Мальтийский крест Василий Дмитриевич Звягинцев
        Одиссей покидает Итаку #16 Судьбы двух реальностей, - нашей, со всеми выкрутасами российской демократии, и альтернативной, где Россия - могущественная Империя, способная адекватно ответить на вызовы азиатско-африканского «Черного интернационала», - неожиданно оказываются переплетены гораздо теснее, чем предполагали Шульгин, Новиков, Левашов и их соратники по «Андреевскому братству». Акции антикоррупционной «Черной метки» в первой, заставившие президента страны со всем вниманием отнестись к предложениям этой загадочной организации, и разборки в Одессе, во второй, обратившие на себя внимание Императора, походят друг на друга не только по конечным целям, но и… по составу участников, появления которых на «театре возможных действий» и представить было нельзя. Однако иногда невозможное становится возможным, неся с собой грядущие перемены…
        Василий Звягинцев
        Мальтийский крест
        Том 1. Полет валькирий
        Если бы всё прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать, где причины и где последствия?
        Козьма Прутков. «Плоды раздумья»
        Отыщи всему начало, и ты многое поймешь.
        Козьма Прутков
        Глава 1
        Лихарев вылетел из тренировочного лагеря Дайяны на самом большом из имевшихся там флигеров. С собой он взял семерых девушек выпускной группы - полное отделение. Работы предстояло много, с меньшим количеством он просто не управился бы за разумное время.
        Новиков с товарищами безусловно навели на базе достаточно шороха, чтобы дуггуры призадумались. Едва ли немедленно повторят попытку вторжения. Рано или поздно наверняка повторят, но не в ближайшие же сутки! После тяжёлого боя с неожиданными и громадными потерями положено привести расстроенные ряды в порядок, проанализировать ошибки, оценить ситуацию, наметить новую тактику. Кем бы они ни были, наспех такие дела не делаются.
        А Валентин пока успеет удалить из архивов машин кое-какие опрометчиво оставленные там данные, в нужную сторону перенастроит уцелевшие программы, чтобы попытавшиеся с ними работать «посторонние» получили несколько малоприятных сюрпризов, ну и перегнать в посёлок ещё семь флигеров, загрузив их всевозможной боевой техникой, а главное - гравиаккумуляторами, которые весьма пригодятся для грядущих битв. Да и на Земле они не будут лишними, когда Валентин надумает туда вернуться. И не только для него.
        Курсантки, одетые по-боевому, в тёмно-синие обтягивающие комбинезоны, вооружённые автоматами и пистолетами, выглядели весьма эффектно, даже на взгляд Лихарева, вроде бы уже успевшего к ним привыкнуть. В общей массе и в повседневных костюмах они не производили столь яркого впечатления. Шарма им придавало и приподнято-возбуждённое настроение. Все они чувствовали себя как юнкера накануне производства в офицерский чин.
        Только те переходили в новое качество, оставаясь теми же самыми людьми, что и накануне, а эти, вернувшись с задания, официально превратятся из «условных» в полноценных личностей. Так решила Дайяна, и Валентин с ней согласился.
        Над левыми нагрудными карманами они впервые прикрепили ленточки с нормальными человеческими именами.
        Пусть обряд «инициации» по-настоящему прошли только Анастасия, Мария и Кристина - девушки, сдавшие зачёт по курсу практической сексологии. Дайяна, планируя скорое возвращение на Землю, собиралась использовать своих воспитанниц в качестве невест для наиболее перспективных фигур высшего света. А в этом деле умение с первой же встречи вызвать у объекта вспышку неконтролируемой страсти (или возвышенной любви) и в дальнейшем этим чувством умело руководить - главное, если не всё. У Марии и Кристины получилось, как учили, у Анастасии - наоборот. Узнай Дайяна, вместо зачёта девушка имела бы серьёзные неприятности. Вплоть до перевода в обслуживающий персонал[См. роман «Ловите конский топот».] .
        Остальные четверо из их группы, пусть для них в этот раз учебного материала не нашлось, тоже были сочтены достойными, прежде всего из соображений прагматических
        - чтобы не разбивать сложившуюся «тактическую единицу», подобранную по принципу психологической взаимодополняемости и настроенную на коллективное решение будущих задач.
        - Ну, девочки, полетели, - сказал Валентин, садясь на пилотское место.
        Рядом, положив автомат на колени, устроилась Анастасия, по бывшему списочному номеру в своей группе всего лишь третья (287), а выше неё раньше считались теперешние Марина (285) и Герта (286), но с присвоением имён иерархия изменилась. Они отступили на нижние ступеньки, как и Инга (288), и Людмила (290). Зато, благодаря наведённой Новиковым подпрограмме, Настя ощущала себя лидером, держалась соответственно, и, что самое интересное, никому не приходило в голову эту роль оспаривать. Очевидное преимущество аггрианской системы. В коллективах настоящих земных женщин внезапные статусные перестановки безболезненно не проходят.
        Если бы Лихарев видел фильм «Белое солнце пустыни», он наверняка вспомнил бы Гюльчатай: «Господин назначил меня любимой женой». Таких внезапных выдвиженок, в соответствии с обычаями гаремов, обычно тем или иным способом устраняли. Если они не успевали своевременно принять нужные контрмеры.
        Здесь же девушки без малейших споров и даже сомнений разместились в пассажирском отделении, оживлённо переговариваясь исключительно на темы, имеющие отношение к предстоящему делу. Да других у них пока что и не было. Всё впереди.
        Лихареву не только разговаривать с бойцами своего отделения, но и просто смотреть на них было интересно. Психологически. Он сразу обратил внимание, насколько иначе, чем их подруги, держатся курсантки, всего несколько часов пообщавшиеся с лидерами
«Братства». Будто успели получить какие-то специальные инструкции и обещания на будущее. Возможно, так оно и было. О способностях Новикова, Шульгина и Левашова он имел достаточные представления. А если даже никакой специальной вербовки не произошло, значит, сам факт проведённой с настоящими мужчинами ночи изменил их самоощущение и самооценку. Не удостоившиеся подобной чести подруги с этим безоговорочно согласились.
        У Дайяны на них свои планы, у него - свои. После встречи с членами «Братства» он убедился, что препятствий к его возвращению в Кисловодск они чинить не станут. И что в таком случае его теперь связывает с «хозяйкой»? Сидеть на Таорэре и ждать очередного вторжения дуггуров нет никакого смысла. Вся затеянная им под нажимом Дайяны авантюра выглядела откровенной глупостью.
        Впрочем, это ещё как посмотреть. Очень может быть, что всё случившееся - к лучшему. Сейчас они с девушками слетают на базу, сделают, что наметили. Будет время накоротке поговорить с каждой, сообразить, кто чего стоит. Намекнуть на достаточно близкие отношения с восхитившими их мужчинами. Пообещать, что после перемещения на Землю придумает им занятия поинтереснее того, к чему готовила их
«хозяйка».
        Одним словом, он начнёт формировать свою «пятую колонну».
        И, как от Сталина в тридцать восьмом, выбрав подходящий момент, сбежит «домой», в
2006-й. А при чём тут кавычки? Действительно домой, где его ждёт Эвелин, наверняка напуганная, расстроенная, впавшая в панику от его исчезновения. Одна, в чужой стране… Подгадать по времени, чтобы вернуться через два-три дня, как-то всё ей объяснить и продолжить прежнюю жизнь, ещё раз согласовав с «братьями» дальнейшие
«условия и правила совместного плавания». Больше он таких пробоев не допустит[См. роман «Хлопок одной ладонью», т. 2.] …
        Лететь было не очень далеко. Даже на половинной скорости минут двадцать - двадцать пять. Установив направление и высоту, Валентин повернулся к Анастасии. Девушка с интересом смотрела на разворачивающийся внизу дикий горный пейзаж. Скорее всего, так далеко она от лагеря никогда не бывала.
        - Нравится? - спросил он как можно более мягким и благожелательным голосом. До этого Валентин Валентинович с курсантками общался мало, Дайяна предпочитала, чтобы он занимался другими делами, вне воспитательного процесса. Оберегала свою епархию, как мать-настоятельница - послушниц от контактов с мирянами противоположного пола.
        - Восхитительно. Летела бы и летела… Представляю, как хорошо будет на обратном пути самой сесть к пульту…
        - Да, это приятно. Особенно поначалу. А вот ты мне скажи, пожалуйста, Андрей Дмитриевич тебя в гости приглашал?
        Анастасия всё случившееся между ней и Новиковым в деталях доложила Дайяне и не могла, по идее, что-либо утаить или исказить, но мало ли… По собственному опыту знал, как аккуратно иногда удаётся обходить вроде бы категорические императивы.
        - Нет. - Она посмотрела на него ясными глазами. - Сказал только, что если ещё придётся встретиться, поможет мне устроиться в новой жизни, во всём, что от него зависит.
        - И ты ему поверила?
        - Как же можно не поверить? Такому человеку! - В голосе девушки прозвучало искреннее удивление и даже некий намёк на возмущение. - Вы же его знаете намного лучше меня…
        - Это так, - ответил Лихарев. - Верить ему можно и даже нужно. Только где же вы с ним можете встретиться? При его образе жизни…
        - Неважно. Где-нибудь наверняка встретимся. Он ведь не стал бы напрасно говорить…
        - Завидую я тебе, - машинально сказал Валентин, всматриваясь вдаль.
        - В чём? - Настя относилась к тому типу натур, которые любят во всём добираться до сути.
        - Вообще. Блажен, кто верует, тепло ему на свете… Смотри, смотри, что это там?
        Он сдвинул с верхней кромки лобового стекла электронно-оптический бинокуляр, подался вперёд, поворачивая верньер трансфокатора.
        - Ох ты, чёрт! Натуральная боевая «медуза»…
        Да, это был не тяжёлый, почти не вооружённый транспорт, а нечто вроде штурмовика, или, если по морскому - лёгкого крейсера. Значит, после учинённого «братьями» разгрома сюда срочно выдвинулись силы прикрытия. Для предварительной разведки или с целью немедленно нанести карающий удар по дерзкому противнику.
        - Уходим, Настя, уходим, - сквозь зубы процедил Лихарев, закладывая крутой вираж со снижением. - Нам против такого не выстоять… Ах ты, мать вашу! - не стесняясь девушки, он завернул от души. Чему-чему, а специфической лексике самых разных слоёв общества Гражданская война его научила.
        Снизу-слева наперехват выходила ещё одна такая же мерзкая штуковина.
        - Давай, Настя, к бою! Стреляй по готовности!
        Девушка, не задумываясь, на автомате, запорхала пальцами над пультом управления гравипушкой.
        Не прошло и пяти секунд, как она поймала косо летящую, похоже, разворачивающуюся в их сторону мантией и щупальцами «медузу» в визир прицела, выплеснула ей навстречу гравитационный конус. Мощности заряда хватило, объект на глазах смялся в комок, как пластилиновая фигурка в кулаке, с двадцатикратным, против нормального, ускорением провалился вниз, на заснеженные скалы.
        - Есть! - восторженно закричала Анастасия, испытывая естественную радость от первой победы в воздушном бою.
        Лихареву восторгаться было некогда. Он разворачивал флигер навстречу атакующему сверху противнику. И уже чувствовал, интуитивно, что не успевает. И Настя тоже не успеет, они наверняка уже «на мушке». Всё же не на «И-16» или «Чайке» он летит, и сам не Чкалов, не Серов…
        Девушка ещё не догадалась, что - всё, приехали! И остальные, за спиной - тем более. Валентин выплюнул последнее короткое, как промелькнувшая жизнь, ругательство, ожидая… последнего (теперь точно не «крайнего») мига…
        Терять было нечего, Лихарев попытался изобразить нечто вроде «боевого разворота» в противоположную от «медузы» сторону и…
        Полностью поглощённый усилием вывернуться из-под удара и одновременным ожиданием
«одномоментного и полного разрушения организма», при котором никакой гомеостат не поможет, он не успел осознать, каким образом окружающий мир вдруг разительно изменился.
        Другого цвета небо в полосках перистых облаков окружало их, вместо остроконечных пиков и хребтов внизу гладкая зелёная равнина с разбросанными там и тут купами деревьев. Высота - около километра. Неуправляемый флигер с креном скользил в сторону куполообразного, заросшего то ли высоким кустарником, то ли низким лесом холма.
        - Что такое, что случилось, где мы? - не испуганно, но крайне удивлённо вскрикнула Настя, не столь поглощённая ожиданием смерти и, по молодости, увидевшая всё другое быстрее и ярче.
        - В раю, - криво усмехнулся Лихарев, выравнивая машину. Да, можно и так сказать. Они, считай, уже почти умерли, а как назвать место, куда попадают после того? На ад не похоже, значит…
        Главное - понять, кто это так своевременно вмешался? Дайяна - вряд ли. Просто не успела бы. Мог кто-то из «Братства», если специально назначенный человек постоянно отслеживал их маршрут. Тогда почему просто не ликвидировали вражеские аппараты, вместо перехвата флигера другой реальностью? Или - снова «третья сила», и они сейчас оказались вообще неизвестно где и неизвестно для чего. Наконец - не есть ли это очередной ход «дуггуров»? Вместо выстрела на уничтожение - финт, вроде своеобразной «ловчей ямы». Загонщик ценой собственной жизни направил добычу в нужное место.
        Всё это промелькнуло в сознании Валентина быстрее, чем рефлексы заставили выровнять машину по тангажу и крену.
        И что теперь делать? Выбрать подходящее место и садиться или полетать ещё? Пейзаж подозрительно знакомый. Он повернул голову. Ну да, так и есть. И Бештау на горизонте присутствует, и прочие лакколиты[Лакколит - гороподобное образование, сформированное при вспучивании магматических пород, приподнимающих земную кору. (Или, более научно - «караваеобразный интрузив, образованный на месте отпрепарированных денудационных процессов». См. БРЭС, М. 2008).] Пятигорья. Километров двадцать по прямой, и выйдешь к точке, где и место для аккуратной посадки найдётся, и до дома недалеко. Знать бы только, в какое время их занесло.
        Выяснить это можно не далее как через минуту. Ещё один вираж в сторону Змейки, рядом с которой должна проходить железная дорога, и всё станет понятно с точностью до столетия. Если её нет - первые две трети девятнадцатого и раньше. А если пути существуют, то по наличию или отсутствию столбов контактной сети станет ясно, какая здесь половина двадцатого. Повезёт увидеть идущий поезд - по экстерьеру локомотива и подвижного состава дата уточняется до пятилетки.
        Но и этого не потребовалось. Слева, с противоположной от Анастасии стороны, раздался тихий голос:
        - Живы? Ну и слава богу…
        Валентин узнал Левашова. С огромным облегчением сообразил, что именно им и устроено чудесное спасение. Каким образом - тоже понятно. Почти.
        - Это… Что это было? - пересохшим горлом, поперхнувшись, спросил он.
        - Спокойнее, - ответил Олег. - Не создавай ажиотажа среди вверенного контингента. Девушкам ничего не нужно слышать. Пока. Сначала разберёмся…
        - Ага, - Лихарев покосился на Настю. Она, похоже, в смысл его междометий и отрывочных слов не вникала. Слишком сильны были впечатления от остального.
        - Сажай машину на ближайшую полянку, и чтоб кусты вокруг погуще, тогда и поговорим…
        Валентин так и сделал, благо это было нетрудно.
        - Запросто. Таких здесь хоть пруд пруди.
        Опять семантическая избыточность русского. При чём тут поляны и при чём пруд?
        Об этом его спросила Анастасия. Оказалось, он ответил Левашову вслух, и она именно эту фразу целиком услышала.
        - Ну, говорят так, - расслабившись и почти мгновенно начиная забывать о пережитом, тяжёлом с непривычки стрессе воздушного боя, ответил он. - «Хоть пруд пруди» - значит «неограниченно много». Почему так - спроси у Даля, Владимира Ивановича, шведа, составившего словарь «Живого великорусского языка» в 200 тысяч слов, плюс сорок тысяч пословиц и поговорок…
        Легко очень стало на душе у Валентина, когда он с выключенным двигателем планировал к земле, зная, что всё плохое кончилось и умирать снова не пришлось. Отчего же и не порисоваться перед красавицей-девчонкой, которую он при других обстоятельствах охотно сделал бы своей любовницей.
        Убедившись, что в радиусе нескольких километров некому заметить его приземление, Лихарев сбросил скорость до нуля и вертикально опустил флигер на жёсткую траву, пробивающуюся между выходящими на поверхность буграми и плитами жёлтого ракушечника. Откинул колпак фонаря. Поднялся на ноги и с трудом переступил через вырез борта. Не только лоб и волосы, вся спина под курткой была мокрой от пота.
        Ватага девушек высадилась следом, с неприкрытым интересом, словно маленькие щенки или котята, впервые выпущенные на волю, возбуждённо осматриваясь, жадно втягивая незнакомые запахи…
        Вольер, горный изолят, закрытое от мира учебное заведение - и вдруг абсолютная воля. Она ведь, воля, чувствуется, неизвестно каким органом, но безусловно. Стоило самому Лихареву попасть из сталинской Москвы тридцать восьмого в совершенно чужой две тысячи шестой год другой реальности, он осознал психологическую разницу в первые же минуты. Эгрегор, ноосфера и тому подобное…
        Время суток здесь было совсем раннее, судя по положению солнца - часов около семи, учитывая, что попали они в начало осени. Часть кустов и деревьев оставались зелёными, большинство же сияли всеми оттенками жёлто-багряных тонов.
        - Курсантки! - вновь ощутив себя командиром, а также и для поддержания порядка и конфиденциальности, возвысил голос Валентин. - Слушать мою команду. Оружие на изготовку. Выдвинуться радиально, с интервалом тридцать метров, по периметру поляны. Замаскироваться между деревьями. Ждать нападения со всех азимутов. Без команды огня не открывать. Исполнять. Анастасия - остаёшься при мне.
        Минута - и девушки, прошедшие очень солидный «курс молодого бойца», растворились в окружающей местности. Довольные, радостные, готовые подтверждать и подтверждать вновь обретённый статус до последней капли крови.

«Везёт же, - подумал Валентин, вспоминая себя в их возрасте и положении, - главное
        - ни малейших сомнений в смысле существования… Сейчас бы и мне так…»
        А вот Анастасия выглядела другой. Или Новиков перестарался, вводя в неё свою программу (о чём Лихарев, разумеется, знать не мог, разве только догадывался), или она исходно оказалась «дефектным экземпляром», как он сам, как Ирина Седова…
        Девушка смотрела на старшего не так, как подобало бы. Без почтения и восхищения. Место «старшего» для неё раз и навсегда занял Андрей Дмитриевич. Доминантно.
        Хотела, наверное, что-то спросить, держа, согласно приказу, автомат на ремне под правым локтем и сторожко поглядывая по сторонам. Но тут возникла в трёх шагах знакомая сиреневая рамка, сквозь неё вышел навстречу Левашов, одетый в лёгкий рабочий костюм, принятый волей Воронцова на «Валгалле» - синий хлопчатобумажный китель ещё дореволюционного образца, такие же брюки, мягкие туфли на нескользкой подошве. По привычке к «вольности дворянства» крючки воротника и даже верхняя пуговица расстёгнуты, приоткрывая ворот тельняшки. Моряк-то Олег был настоящий, лет пять бороздил моря и океаны, «шарик» три раза обошёл, не считая десятков более коротких рейсов.
        - Привет, Валентин, привет, Настя, - широко улыбнулся он. - С возвращением вас…
        - Откуда и куда? - спросил Лихарев.
        - Не мальчик уже, сам всё понимать должен. Это Настя не в курсе наших игр, а ты - вполне. На КМВ вы благополучно возвернулись, в известный две тысячи шестой-дубль, откуда ты так опрометчиво отлучился.

«Надо же, - про себя удивился Лихарев. - Только подумал, что пора сматываться - и уже здесь. Да и девчонки со мной. Без всяких интриг и ухищрений».
        - Самоволки - они, бывает, ой как плохо кончаются, - назидательно продолжал Левашов. - Так что тебе, считай, опять по-крупному повезло. А вот ей, - он кивком указал на Анастасию, - и остальным девчатам - уж и не знаю. Что живы остались - это конечно… Но домой они уже никогда не вернутся, однозначно. Придётся здесь устраиваться…
        - Почему - не вернёмся? - недоумённо спросила девушка.
        - Законы природы, - расплывчато ответил Олег. - Ты сходи за подругами. Минут через десять подходите все сюда. А нам нужно наедине кое-что обсудить.
        Анастасия послушно повернулась и пошла в сторону опушки. Счастливая уже тем, что увидела ближайшего друга Андрея Дмитриевича. Очень возможно, что и он сам скоро появится… А ещё ей очень хотелось обрадовать Кристину.
        Левашов сел на траву, оперся спиной о борт флигера, достал из одного кармана сигареты, из другого - обтянутую кожей фляжку.
        - Угощайся. Повод есть, мне кажется.
        Лихарев сделал пару больших глотков, вернул ёмкость Олегу.
        - Так всё же? Хватит темнить…
        - Никто не темнит. С воскрешением тебя. В самом буквальном смысле. Сбили вас в реале. В дым и мелкие дребезги. Хоронить было нечего, кроме нескольких железок. Андрей с Сашкой, вновь на Валгаллу вернувшись только через полтора месяца, ввиду обстоятельств, узнали про вашу «конфузию»[Конфузия - неловкое положение, неудача, безвыходное положение (устар.).] , огорчились, решили на условную могилку слетать, помянуть, как водится. Не чужие, сам понимаешь, люди.
        - Как не понимать. Девушки, что с вами были, с тех пор прямо-таки бредят образами
«настоящих мужчин».
        Сказал это Лихарев странным тоном. Не очень Олегу понравившимся.
        - А ты чего хотел? Сами же их подобным образом воспитывали, только в противоположных целях. Не тебе на эту тему иронизировать…
        Левашов из всей компании казался Валентину самым мягким, временами «не от мира сего», но это только потому, что не приходилось им сталкиваться в серьёзных ситуациях. И сузившиеся глаза инженера отчётливо намекнули, как говорят в Одессе -
«горячим утюгом в грудь», что не стоит нарываться. Даже в случае кратковременного нервного расстройства, которое аггрианина безусловно посетило. Умирать и воскресать он пока ещё не привык.
        - Усеки на всякий случай, если бы не эти девушки, лично тебя спасать едва ли кому в голову пришло. Поскольку в случае необходимости твой дубль легко и из тридцать восьмого ещё раз выдернуть. Как функциональная фигура - ничуть не хуже нынешней. Даже лучше, поскольку… свою роль исполнял бы и дальше, а весь кусок биографии с дурацкими инициативами - стёрся… Доходчиво?
        Андрей и Сашка не поручали ему проводить воспитательную работу среди одного из Лихаревых, но Олег был человеком эмоциональным, с обострённым чувством не только справедливости, а и вообще.
        Правда, сразу же взял себя в руки, ибо на уточнение позиций оставалось не так много времени, пока девушки не возвратятся.
        - А раз доходчиво, в чём я отчего-то не сомневаюсь (он и шульгинские нотки умел подпускать при случае), слушай сюда и дальше. Ребята вдруг подумали, а нельзя ли и этот вариант переиграть? Прямо с вашего мемориала связались со мной и дали вводную. Я в тот момент находился на пароходе в районе тысяча девятьсот двадцать пятого. Опять на ваше счастье. Только оттуда можно было (с любой другой координаты
        - никак) выйти в параллельное будущее гораздо раньше, чем мы там побывали, переместившись из Замка. Ну, ты помнишь. Ещё помнишь?
        Лихарева вопрос насторожил. Да, как появились все трое на Таорэре, традиционно повоевали с очередными пришельцами, в поле и на Базе, потом, разыскав в компьютерах его письмо, тоже ведь обращённое как бы из будущего в прошлое, прилетели в тренировочный лагерь последних кандидаток в агентессы и что там делали, он хорошо помнил. Как же иначе? По его счёту, между их появлением и только что случившимся воздушным боем прошло три дня. По словам Левашова, полтора месяца. Спасать он их явился из восьмидесятилетней глубины времён. На самом деле - неизвестно откуда. И - почему, а главное - зачем?
        - То есть, на ваше, да и на наше, наверное, счастье, - продолжал Левашов, выдернув из земли какое-то местное пахучее растение и разминая его в пальцах, - получилось хитрой петлёй выскочить за спину самим себе. Удачно избегнув малейших парадоксов. Тут надо сказать очередное спасибо одному парню из две ноль пятьдесят шестого года. Очень в некоторых физических тонкостях натасканный мужик. Мне до него далеко. Как Ньютону до Эйнштейна. Однако… - тут Левашов не удержался от возможности поддержать и своё реноме, - мы это, значит, по старинке, своё дело делаем, в соответствии с теми же «тремя законами», Ньютона, а не Азимова, а у них, хоть и на сто лет позже живут, всё больше в «сфере чистого разума».
        Левашов иногда увлекался словоблудием не хуже своих друзей-приятелей.
        Сообразив, что лекции тут неуместны, остальное изложил конспективно.
        - Одним словом, здорово сложилось! Реальность девятьсот двадцать пятого года никак не пересекалась с восемьдесят четвёртым и двумя двухтысячными. То есть выход из неё в ваш валгалльский изолят неизвестно какого времени получался чистым. Ни единой временно?й струны не касающийся. Удивился я немного, но - против природы спорить не следует. Особенно если она сейчас в твою пользу работать настроена… А ты выпей ещё немножко, - вдруг сказал Олег, доставая из кармана вторую фляжку. - Вижу, предыдущего тебе не хватило для адекватного восприятия собственной реинкарнации…
        Левашов специально налил в первую фляжку всего сто граммов, чтобы явно не хватило, зато в этой содержался коньяк, сдобренный очередным препаратом из лабораторий Шульгина. Долженствующий привести Лихарева в состояние, исключающее непредусмотренные рефлексии. Сейчас Олегу он нужен был физически активным, интеллектуально адекватным, но вполне управляемым едва заметными посылами. Некогда ему было заниматься воспитательной деятельностью в стиле Макаренко, с непредсказуемыми результатами.
        - Вычислил я вас, настроился, всё время вёл в рамке, а как только увидел «медуз», вышел по отношению к тебе в «ракурс ноль», посмотрел, как ты кувыркаешься. Лётчик-ас из тебя, сожалею, не вышел. Но старался ты изо всех сил. Зато я успел и принял в свои объятия. Теперь, значит, вы живы, Дайяной и всеми прочими, кроме меня, Шульгина и Новикова, считаетесь давно, геройски и безвременно погибшими. Вернуться обратно пресловутая «петля» никому из вас не позволит. Логика событий в вашем варианте порвана невосстановимо. Жить придётся здесь, хошь не хошь. На мой взгляд - не самый худший вариант. А ты как думаешь?
        - Так же и думаю. Раз мы сейчас живы - смерти не было. Что там могут вообразить другие, мне безразлично. Совершенно так, как безразлична судьба Лихарева - тридцать восемь. Вдруг «усатый хозяин» распорядился меня и там шлёпнуть? А я вывернулся.
        - Никаких возражений. Теперь - информация для размышления, чтобы ты дома грамотно отмазаться сумел. Сейчас здесь - момент всего на две недели позже достаточно неприглядной сцены на твоей вилле, с мордобоем и погонями. Эвелин была в шоке, всё, по своим заграничным привычкам, порывалась звонить в полицию. Девчатам, да и нам всем, пришлось очень сильно потрудиться, пока сумели успокоить, внушить и объяснить, какая у нас служба. Хорошо, сама успела увидеть инцидент с Виталием, с Татьяной с горки побегать. Вокруг этого и выстроили легенду прикрытия. Девушка она наивная, поверила, что именно таким образом нужно было твою немедленную и крайне секретную отлучку замотивировать. Майя с Татьяной её поддерживают собственным примером. Их мужья тоже отбыли и тоже обещали скоро вернуться…
        - Кем же вы меня ей обозначили? - осведомился Валентин, окончательно взявший себя в руки. Ему нужна была только подходящая для дальнейшей жизни с женой информация.
        - Неужто по реальной специальности?
        - Примитивно, - цокнул языком Левашов. - У Майи муж - кто? Господин Ляхов, полковник, флигель-адъютант и прочее. Ксиву подлинную твоей француженке предъявил. Они же там хоть республиканцы сплошь, а к титулам крайне трепетно относятся. Ей сафьяновой книжечки с фотографией при всех погонах и аксельбантах вот так хватило!
        - Олег показал рукой, как именно. - Так что ты теперь - тоже особа, приближённая к Императору. Чисто Воробьянинов. Такая отмазка со свистом пройдёт, и твоя Эвелинка только и будет ждать, когда и её введут под ручку в Грановитую палату…
        Пять лет, проведённых Левашовым на пароходах Совторгфлота, пусть и в культурной инженерской должности, оставили в его лексиконе и характере неизгладимые следы. Чуть только ослаблял самоконтроль, сразу начиналась специфическая стилистика.
        - Удобно, удачно, - согласился Валентин. - Спасибо - не придётся наспех врать…
        Этот, безусловно, приятный момент как-то заслонил куда более существенный факт воскресения после полуторамесячного пребывания в плохо оформленной могиле.
        - Только как с девушками быть? - перебил его мысли Левашов. - Ты готов привести их, семерых, к своей жене на постой? С толковой мотивацией?
        Лихарев задумался совсем ненадолго.
        - В принципе - могу. Семь - не одна. Столько юных любовниц у одного человека просто не бывает. Если он не арабский шейх. Придумаю что-нибудь, пока добираться будем.
        - Есть и другой вариант. Не умножаем сущностей сверх необходимого, правильно? Мы их завезём на дачу к Ларисе, там сейчас по-прежнему Майя с Татьяной живут. Две, а то и три опытных дамы за пару недель как-то сориентируют их в окружающей действительности, после чего станем думать дальше.
        - Так, конечно, гораздо лучше, - с облегчением ответил Лихарев. - И они адаптируются, и я не спеша просчитаю варианты. Есть кое-какие, и вполне интересные…
        - Вот и славненько. О, смотри, какие воспитанные девушки. Сказал - десять минут, так они секунда в секунду соблюдают.
        Действительно, все семь курсанток цепочкой, по-прежнему не снимая пальцев с автоматных спусков и контролируя прилегающую местность, шли в их сторону. Режим полной боеготовности для них никто не отменял. Анастасия - впереди.
        Олег увидел идущую третьей Кристину, испытал странное для него, непривычное чувство. Что было - вспомнил ярко и с благодарностью, к ней ли, к судьбе, к Дайяне. А в глаза смотреть не хотелось. Смешно ведь и неловко. Ему тридцать шесть (если без всяких отклонений, а то и сорок, с учётом петель и зигзагов локальных, независимых и прочих времён), ей - на вид девятнадцать. На самом деле, прав Андрей, то ли дочка, то ли племянница.
        Она тоже увидела его, заулыбалась, как бы даже засветилась вся изнутри. Вот тебе и проблема! Одна надежда - дисциплина у воспитанниц Дайяны превыше чувств.
        Так и вышло. Один короткий, почти незаметный жест руки, и Кристина, всё поняв, на долю секунды изобразила одними только глазами всё, что хотела, и сразу стала столь же функциональной и безразличной к посторонним факторам, как и подруги. Поглощённой только боевой задачей. Ничего личного. Как же иначе? Месяц-другой спустя она могла бы стать полноценным координатором, которым эмоции разрешены только по велению службы.
        - Значит, решили, - сказал Левашов, всем своим видом демонстрируя девушкам, даже никогда его раньше не видевшим, что главный здесь - он. Как бы не выше всесильной начальницы Дайяны. - В одну шеренгу - становись!
        Курсантки чётко исполнили команду.
        Он прошёлся вдоль коротенького строя с видом и манерами красноармейца Сухова (или
        - старшины Васкова)[См., соответственно, к/ф «Белое солнце пустыни» и «А зори здесь тихие».] . - Сейчас мы с вами переправимся в одно место, где вы найдёте крышу над головой, защиту и помощь. Помощь в том, чтобы приспособиться к жизни на Земле. На этой Земле. Она отличается от той, где вы должны были работать. Не очень, но отличается. Это главное. Всё остальное станет ясно по месту и в течение… Те дамы, которые вас примут под своё покровительство, знают, что вам предложить, чему научить и чего от вас потребовать. Понятно?
        Хором отвечать: «Так точно, товарищ…», их никто не учил, но мимикой и кивками голов девушки показали, что всё понимают правильно.
        - Очень хорошо. Значит, сейчас все садимся во флигер, Валентин Валентинович заводит его на самой малой скорости в имеющийся портал, и через минутку все будем там, где нужно. Исполнять!
        Курсантки исполнили команду быстро и чётко.
        - В Кисловодск к Ларисе? - на всякий случай ещё раз переспросил Лихарев, когда они остались вдвоём перед летательным аппаратом.
        - Куда же ещё? Разместим девчат - и свободен. До особого распоряжения. Вернёшься домой, продолжай привычный образ жизни, но в полной готовности. Как израильский резервист. Никаких шуточек, хохмочек и прочих инициатив тебе впредь не дозволяется. Уловил?
        В полном соответствии с действием препарата Валентин подтвердил, что уловил всё и несколько более того. С огромным облегчением при этом. Как там сложится дальше - видно будет, а сейчас всё происходит совершенно великолепно. Вместо условной могилы в горах, находящихся за полста парсеков отсюда, он совсем скоро окажется в любовно обустроенном доме, в объятиях чуждой всяким потусторонним заботам женщины… Слава богу, хоть она не имеет ко всему этому никакого отношения!
        Кому ещё выпадало такое счастье? Не в качестве аггрианца-координатора, в роли обычного военного человека. Могли убить - не убили. А если даже и убили… Может быть, за минувший век в разных параллелях убиты десятки его аналогов, ну и что? Сейчас-то он снова жив, дышит, осознаёт себя вполне адекватным себе самому…
        Как эта степная травка в руке Левашова называется? Валентин пытался вспомнить и отчего-то не мог. Ну и ладно. Он ведь по легенде северянин, петербуржец, а здесь крайний юг Империи.
        Ах, да, емшан-трава, кажется. Тревожит запах, волнует… Ему возвращена, подарена жизнь (именно эта, зачем другая?). Заодно с прощением всех предыдущих прегрешений перед людьми, имевшими право поступить с ним совсем иначе. Как он бы с ними поступил, будь его воля. Но не сейчас, раньше. Теперь ему и в голову никогда больше не придёт, что можно нарушить… А что? Приказ, долг, собственные убеждения? Над этим стоит подумать, но уж никак не сейчас. Сейчас хочется только вырваться как можно скорей из «странности», в которой он оказался, перевести дух, по-новому определиться…
        Левашов перебросил флигер на три десятка километров, не касаясь сложных СПВ-настроек, просто переместил окно заданного пространства с одного места на другое, будто из комнаты в комнату. И вот уже они во внутреннем дворе сказочного домика на горе.
        Навстречу вышла на высокое крыльцо Майя, предупреждённая Олегом о скором визите с нежданными гостями, ко всяким вариантам давно привыкшая, в отсутствие Ларисы считающая себя исполняющей обязанности хозяйки. Приоделась подходяще, но затруднять себя утренним макияжем не стала. Во-первых, не для кого, а во-вторых - и без него хороша.
        Олег, поднявшись по ступенькам, вполголоса, по возможности коротко и ёмко объяснил суть происходящего и то, что теперь требуется от неё.
        А что - интересно! Майе давно уже стало скучновато в Кисловодске, в то время как в Москве происходили интереснейшие события. Но Вадим велел (или просил), пока оставаться здесь, исходя из необъяснённых соображений. Она уже привыкла не возражать, если он говорил с ней особым тоном, означающим, что обстоятельства выше их личных желаний и склонностей. Девушка успела убедиться в том, что муж, хотя пока и не венчанный, в серьёзных делах не ошибается.
        Именно так случилось, когда они приехали разбираться с Лихаревым. И ведь разобрались, не без сложностей, зато и без потерь.
        Сегодня снова красавец-парень Валентин объявился здесь, и ведёт себя с ним Олег вполне дружески. Только - Майя это не сразу, но заметила - как-то снисходительно, что ли. Ей вспомнилась поговорка, нередко употреблявшаяся её отцом-прокурором по самым разным поводам: «Еврей крещёный, что вор прощённый». Наверное, и здесь что-то в этом роде…
        Она никогда не видела живых аггрианок (Ирина и Сильвия в её понимании к таковым не относились. Вадим так ей о них рассказывал, что она этих дам воспринимала как подлинных землянок, этаких Маугли женского пола, воспитанных инопланетянами). А эти были натуральными, «свеженькими», прямо со своей планеты, не успевшими даже переодеться и ничегошеньки о жизни на Земле не знающими.
        Тут и она, и Левашов ошибались. Последние месяцы, после того как Дайяна составила план подчинения себе Лихарева и возвращения к неограниченной власти в новой, весьма ей понравившейся реальности, она своих курсанток напряжённо, будто слушателей фронтовой разведшколы, готовила к работе именно здесь. По двенадцать часов в сутки. И - получалось, что сразу отметили, при первой встрече с девушками, и Новиков с Шульгиным, и сам Левашов. Недоработки, конечно, имелись по причине отсутствия «полевой практики», но в целом и Анастасия, и её подружки вели себя с ними вполне адекватно. С бо?льшим соответствием исполняемой роли, чем та же, вполне подлинная Анна, девушка с дореволюционным воспитанием, попавшая абсолютно случайным образом в «Братство» в тысяча девятьсот двадцатом году.
        Но как раз этого (ни об Анне, ни о курсантках), Майя не знала. Да и о самом
«Братстве» её представления оставались расплывчатыми. Не довелось ей пока побывать ни в Замке, ни на Валгалле, ни даже в новозеландском Форте Росс.
        Но и того, что она знала, было достаточно, чтобы задача показалась ей интересной. Теперь уже она ощутила себя в положении Ларисы, встретившей их с Татьяной в Кисловодске[См. роман «Хлопок одной ладонью».] . Умудрённая жизнью наставница и защитница, если захочется и сложится - старшая подруга.
        - Пойдёмте в дом, - сказала она, лучезарно, как умела, улыбнувшись Олегу, чуть сдержаннее - Валентину, покровительственно - девчонкам. - Сколько можно на пороге стоять? Там всё и обсудим. Вот это - она указала на флигер, вживаясь в роль коменданта вверенной ей крепости, - немедленно убрать в гараж, чтобы никто посторонний не заметил, ни с воздуха, ни оттуда, - она указала на возвышающийся в полукилометре напротив, на склоне высокого отрога, двадцатиэтажный корпус санатория. - Раздражает он меня до невероятности. Любой хам с биноклем наш двор рассмотреть может. Невозможно неглиже на балкон выйти…
        - Взорвать его, что ли? - пошутил Левашов.
        - А и неплохо бы… - в тон ему ответила Майя. - Но до того будем применяться к обстановке.
        - Тогда скажи Вадиму, пусть хорошую маскировочную сеть привезёт. Натянете отсюда вот досюда, и придётся старичкам другую цель для своих биноклей искать… А то и на порнофильмы переключаться.
        Повинуясь всего лишь сделанному ею жесту, из караулки появились двое охранников, отперли ворота, ничему не удивляясь, помогли Лихареву многочисленными и взаимоисключающими советами загнать машину на отведённое место. Так и должны они были по замыслу выглядеть. Якобы нанятые из местных жителей, старательные, службу знающие, но, как и многие из терских и кубанских казаков, любящие прикинуться простачками. Перед приезжими «из России»[В казачьих областях «Россией» называются территории севернее Ростова н/Д.] . Даже Валентин не смог сообразить, что имеет дело не с людьми, а с роботами - продуктом совсем другой технической культуры. Может, усмехнулся про себя, что переигрывают охранники прокурорской дочки, но и не более того.
        - А вы, девочки, за мной, - ласково, как тётушка, встречающая приехавших на летние каникулы долгожданных племянниц, пригласила Майя курсанток.
        Семь вызывающе эффектных красавиц, да ещё и вооружённых, как штурмгвардейцы, явно робея и теряясь, оказавшись в интересном, но совсем не понятном им месте, пошли, подчиняясь воле новой хозяйки. Так она была воспринята Мариной, Гертой, Ингой и Людмилой (хотя пока и не знала их имён). Читать, что там написано на нагрудных ленточках, ей и в голову не пришло. Как отметила Майя, у этих четверых она вызывала именно такой поведенческий стереотип. Зато у трёх других, вроде бы и очень похожих на подруг, эмоция была иной. В них ощущался осторожный, слегка опасливый интерес. Но - и отстранённость. Непонятного происхождения (военврач Ляхов сказал бы - этиологии). Будто эти девушки были из другой страты. А, может быть, и так, кто их там знает.
        Будем посмотреть, как Вадим моментами выражается, совсем несообразно обычной манере.
        - Оружие и прочую сбрую сложите вот здесь, - указала она на дверь кладовки под лестницей.
        Анастасия вопросительно посмотрела на Левашова.
        - Да-да, исполняйте, - подтвердил Олег. - Майя Васильевна теперь для вас царь, бог и воинский начальник. Слушаться её будете, как раньше Дайяну. А о той забудьте. Едва ли в ближайшее время вы с ней встретитесь. Автоматы, очень надеюсь, здесь вам не пригодятся. Перенастраивайтесь на мирную и приятную жизнь.
        Не успели гостьи пройти в нижний обеденный зал, на верхних ступеньках одной из лестниц, имевшихся в этом доме в изобилии, разных, на любой вкус, словно трапов на военном корабле, появилась и Татьяна, разбуженная произведённым гостями шумом.
        Не подозревая о присутствии здесь мужчин, она вышла попросту, в коротком халатике, ещё не застёгнутом.
        Увидела скрестившиеся на ней взгляды двух мужчин и толпы неизвестно откуда взявшихся девчонок, особенно и не смутилась, но исходя из норм приличия (мужняя жена, всё-таки) халатик запахнула, что имело опять же чисто символическое значение
        - рельеф тела никуда не спрячешь. А рельеф у неё был выше всяческих похвал, Майя завидовала, хотя ей, казалось бы, грех жаловаться.
        С Левашовым Татьяна была знакома на протяжении двух суток, но знала, что относится он к руководящим лицам некоей организации, о которой Вадим Ляхов отзывался с большим пиететом. И её Сергея, естественно, эта организация всемерно поддерживала, иначе неизвестно, что бы со всеми ними сталось.
        Лихарев был почти что свой, местный, но для неё не то чтобы неприятный, а - скользкий. Так можно определить. Тёплых отношений с ним поддерживать не хотелось. При том, что его жена, Эвелин, отлично вписалась в их компанию. Оказалась милейшей, совпадающей по характеру девушкой, пусть и француженкой. Да ещё и доктором философии (с точки зрения Татьяны - явный перебор. Как в том анекдоте:
«Тебе что, мало, что ты негр?»). Зато всеми силами стремилась как можно быстрее обрусеть. Бывает.
        Татьяна спустилась вниз, с Левашовым поздоровалась вежливо и в меру сил радушно, с Валентином - в пределах этикета.
        - А это что у нас за молодёжь? - обернулась она к толпившимся у окна аггрианкам. Как-то они сумели всей своей группой занять минимальную площадь. И смотрели на новую женщину даже с большим интересом, чем на Майю. Кто их знает, может быть, именно фигура и властно-безразличный взгляд так подействовали? И тон, само собой, и эмпатически, по одному взгляду читаемое отношение к их бывшему начальнику.
        - Вот, пополнение вам привёз, - сказал, чуть замявшись, Олег. Он до сих пор испытывал странное смущение в присутствии малознакомых, да ещё и полураздетых женщин. - Чтобы не скучно было.
        Татьяна, оглядев девушек, слегка улыбнулась. Снова посмотрела на Лихарева. Его присутствие рядом вызывало отчётливый, причём нарастающий дискомфорт.
        О том, что случилось в его пятигорском доме и вокруг[См. роман «Хлопок одной ладонью».] , она помнила не слишком много. Поставленную Валентином в её мозг матрицу Сильвия сумела удалить, пользуясь своим блок-универсалом и имевшейся в подвале аппаратурой. Заодно исчезли порядочные куски подлинной и наведённой памяти.
        У Татьяны остались только кое-как состыкованные воспоминания о её бегстве с Эвелин от Виталия, телохранителя Майи, оказавшегося одним из «запрограммированных», о том, как потом они с ней и Валентином пили шампанское на вилле под Горячей горой, и как ей вдруг стало плохо. Она, кажется, потеряла сознание, и довольно надолго. Пришла в себя и увидела рядом Майю, Ларису, Ляхова, который дал ей выпить какое-то лекарство и долго успокаивал, объясняя, что случился с ней своеобразный нервный криз, как последствие всего, что накопилось в психике и подсознании с давних времён, которые они обсуждали на катере.
        Потом опять какой-то сумбур: они вдруг оказались уже не в Пятигорске, а в Кисловодске, компания увеличилась вдвое - к Майе, Ларисе, Вадиму присоединились женщины Сильвия и Ирина, очень похожие на «вдову Эймонт», но куда красивее, мягче и одновременно круче. А также незнакомые мужчины, только что подъехавшие - Андрей, Александр и Олег (этот самый, что сейчас доставил девчонок). Все они тогда расселись за огромным обеденным столом, отмечая какую-то свою победу, а заодно и её выздоровление.
        Вечер (по её ощущению) шёл легко и эмоционально приподнято. Она спросила у Ляхова, когда же освободится от своих «страшно важных дел» Тарханов, и Вадим заверил, что очень скоро. В Москве порядок практически наведён, враги выявлены и обезврежены. Через денёк-другой Сергей испросит у начальства отпуск (так и неиспользованный по причине известных событий), вот тогда они и отдохнут, и погуляют по-настоящему. Даже к тёплым морям можно будет отъехать.
        - Причём - на собственной яхте, - сказала Ирина, жена Андрея, полностью утратившая внутреннее напряжение и превратившаяся в милейшую даму. - Знаешь, как интересно купаться в океане, когда под тобой не три метра воды на ялтинском пляже, а одиннадцать километров…
        - Это как? - удивилась Татьяна. Географию в школе она, конечно, учила, но названную глубину с обычной практикой совместить не сумела.
        - Марианская впадина называется, - пояснила Ирина и с улыбкой подняла свой бокал шампанского.
        Глава 2
        Татьяна заставила себя стряхнуть, оттолкнуть, будто сор веником смести ни к селу, ни к городу накатившие воспоминания. Что ей этот Лихарев и его непонятный взгляд? Пусть спасибо скажет за жену, а не пялится на абсолютно ему постороннюю женщину[См. роман «Хлопок одной ладонью».] . Две недели прожили они с Майей спокойно, развлекаясь в меру возможностей, утешая Эвелин, впервые расставшуюся (да ещё при таких странных обстоятельствах), с единственным близким ей в этой стране человеком.
        Свозили её в Ставрополь, в Приэльбрусье, в Теберду и Архыз. Делали, что могли, постоянно ссылаясь на собственный печальный опыт почти что «соломенных вдов»[Соломенная вдова - замужняя женщина, у которой муж находится в бегах или долгой отлучке (устар.).] .
        Но теперь Лихарев вернулся, судя по всему - вполне благополучно, да ещё и с прибавлением семейства. То с одной взрослой бабой возиться приходилось, теперь - с семью соплячками.
        Это она, конечно, резковато о них подумала. Всё, скорее, совсем наоборот. Но возиться - оттого - придётся ещё больше. Ясное дело.

«Да ничего, справимся», - подумала Татьяна и постаралась улыбнуться с неба свалившимся (вот уж, ничего не зная, в точку попала), гостьям как можно радушнее.
        На вопрос хозяек, надолго ли он к ним, Левашов объяснил, что обстоятельства у них там сейчас такие, что буквально лишних полчаса он не может провести в обществе столь очаровательных женщин. Нашёл в себе силы, что Майя немедленно отметила, ручку ей поцеловать, а вот Татьяне только кивнул, зато с приятнейшей улыбкой.

«Бывают же такие странные мужики, - подумала та. - Я его точно бы не укусила. А он то на ноги взглянет, то на грудь и резко отворачивается».
        - Дела наши очень далеко отсюда, и хрен знает, чем кончатся…
        Это выражение с кое-какой флотской добавкой сорвалось у него с губ очень легко, он, похоже, и сам не заметил, зато Майя и Татьяна - сразу. Между собой они и покруче выражались, но в устах деликатного инженера нормальный оборот прозвучал… Не в стиле.
        Наверное, нечто очень нехорошее там у них творится, вот он и отвлёкся подсознательно.
        - Оттого - никаких обещаний о сроках своего возвращения дать не могу. Чудо, что вообще удалось вырваться и доставить сюда девушек-сироток…
        Так Олег и выразился, с одной стороны, чуть иронизируя, а с другой - чистую правду сказал.
        - Имелась у них строгая тётка-воспитательница в особом заведении, среднем между пансионом благородных девиц и высшей школой спецназа, но в ближайшие годы вряд ли им ещё придётся увидеться. Жизнь - она… Сами понимаете.
        Валентин Лихарев, очевидно, тоже принимал в девушках некоторое участие, но сейчас Левашов его отчётливо отодвинул. По-человечески понять можно - мужчина, имеющий молодую ревнивую жену, никак не может уделять должное внимание семи красавицам сразу. Неизвестно, откуда взявшимся.
        - Как ты соображаешь, друг, - повернулся к Лихареву Олег, - Майя с Татьяной на офицерское жалованье своих мужей достойно, а тем более - долго, наших подопечных содержать не смогут. Лариса на них свою чековую книжку переоформить не успела. У меня в кармане - вошь на аркане. Придётся уж тебе обеспокоиться, пока мы не вернёмся. Процентов с капитала, надеюсь, хватит. В случае чего - компенсируем… - многообещающе улыбнулся Левашов.
        - Да о чём ты говоришь! Всё будет в лучшем виде. И здесь устроим, и в столицы вывезем, если потребуется, - почти возмутился Лихарев.
        - Вот и славно. А то тебя и на том свете найти - не вопрос. Сам понимаешь… - как-то, на взгляд Майи, достаточно банально фраза прозвучала… Чересчур. Она и сама успела побывать «на том свете», но Левашов, кажется, имел в виду нечто другое.
        Валентин с готовностью кивнул.
        - Тогда - до скорого. Надеюсь, ума не летать на флигере днём, да и ночью, у тебя хватит? - сказал на прощание Левашов. - Разве только в случае самой крайней необходимости.
        Он ещё раз простился со всеми, причём Майе показалось, что на одну из девушек он взглянул не совсем так, как на остальных. И та будто бы смущённо опустила глаза. Впрочем, всего лишь на мгновение.

«Интересно, - подумала она. - Интересно… А почему бы и нет? Девчушка прелестна, а мадам Лариса при всех своих достоинствах едва ли так уж безупречна в роли домостроевской жены».
        Майя ощущала с Ларисой некоторое сродство характеров и темперамента, но с тех пор, как нашла себе Ляхова, мысли о приключениях на стороне ей даже в голову не приходили. Мадам же Эймонт, судя по всему, к моногамности была неспособна по определению, однако, в отличие от других, держала себя так, что ни один мужчина и помыслить не мог проявить по отношению к ней малейшую инициативу. Умела Лариса окружать себя аурой абсолютной неприступности. И как уж она, в случае необходимости, устраивала свои дела - бог весть.
        Олег удалился в гараж, где был укрыт флигер - и больше они его не видели.
        Следом откланялся и Лихарев, сказав, что машина ему не нужна, до вокзала он спустится пешком, заглянет в пивной подвальчик «Максимыч». Посидит, приведёт мысли в порядок, а уже потом возьмёт такси и обрадует Эвелин своим окончательным, пожалуй, возвращением.
        - А вы, курсантки, во всём слушайтесь Майю Васильевну и Татьяну Юрьевну, - сказал он строго, с какими-то специальными обертонами в голосе. - Переодеться вам надо, привести внешность в соответствие с окружающей действительностью, отдохнуть. Я завтра, утром или вечером, как получится, заскочу, над документами, над легендами покумекаем. Они в ближайшее время, естественно, не понадобятся, но всё должно быть путём. Мало ли, как сложится. Это вам… На первоначальное обзаведение. - Валентин нашарил в кармане и протянул Майе кредитную карточку на предъявителя, действительную в любом государстве ТАОС, да и в большинстве сравнительно цивилизованных стран, имевших централизованные банковские системы.
        Опыт научил его всегда иметь при себе этакий «спасательный жилет» или «парашют» - как кому нравится. В иные реальности после известных событий он не собирался проникать даже под страхом виселицы. Разве только по особому распоряжению и с надёжным прикрытием. Хватит, набегался, тем более что его аналоги так или иначе ведут где-то там самостоятельное существование, что волновало его очень мало.
        А на этой карточке хранились практически все его свободные деньги, «подкожные», как выражались в тридцатые годы, не связанные на процентных счетах, не вложенные ни в какое дело. Эвелин о них тоже ничего не знала. Да и не интересовалась финансовыми делами своего супруга, успев за время жизни в России понять, что
«здесь вам не тут», и женщина, вмешивающаяся не в свои дела, рискует гораздо больше потерять, чем выиграть, в отличие от родной «Белль Франс»[Прекрасной Франции.] .
        - Здесь примерно около полумиллиона рублей. Пользуйтесь без стеснения, по мере необходимости. Пока мне эти деньги не нужны, а дальше видно будет, - не упустил он возможности слегка распустить хвост.
        - Да ну что ты, - поразилась Татьяна. Для неё такие деньги как раз были суммой чрезвычайно значительной, хотя они с Тархановым отнюдь не бедствовали. - Нам и полста тысяч на всё про всё с избытком хватит…
        - Девушки, торг здесь неуместен, - сделал Лихарев отстраняющий жест. - Не будем вдаваться в подробности, но я почти уверен, что даже одна моя голова стоит намного больше. Плюс ещё семь, - указал он на курсанток. - Сейчас тот редкий случай, когда мне повезло совершить столь выгодную сделку. Кроме того, наши друзья-американцы совершенно справедливо говорят, что всё, за что можно заплатить деньгами, обходится дёшево…
        - Так, может, поподробнее расскажешь? - предложила Татьяна, решившая, что не стоит распространять какие-то мелкие недоразумения на все последующие отношения с человеком, способным на столь широкий жест. Да и вообще оставшимся, как очевидно, в полном доверии у Левашова, а значит, и всего «Братства». - Я распоряжусь, стол накроем, заодно всё и обсудим… Зачем тебе та пивная?
        - Извини, Таня, извини. - Валентин явно не хотел задерживаться в их обществе, это было очевидно. - Эля ждёт. Она ещё не знает, но вдовой могла сегодня стать вполне настоящей. И вы бы ей сейчас оказывали все необходимые знаки внимания. Трогательные, но не настолько успокоительные, чем… - Он указал взглядом на карточку. - Девушки вам сами всё расскажут. - Он внезапно произнёс, обратившись к своим подопечным, резко прозвучавшую фразу на незнакомом языке. И тут же перешёл на русский, для Майи с Татьяной: - Можете ничего не скрывать - тайны здесь никакой больше нет, а мы с Дайяной для вас теперь никто…
        Курсантки на мгновение подтянулись и тут же опять расслабились. Не всё они понимали, не пройдя выпускного инструктажа и соответствующего предстоящим ролям кондиционирования, но произнесённая Лихаревым формула их отпустила. Почти совсем. Но - всё же не до конца. Валентин оставался представителем высшего руководства, от которого всегда зависело слишком многое. Они не получили чинов и должностей, хотя бы координаторов третьего класса, им не были выданы гомеостаты, блок-универсалы, Шары. А что они без них?
        На самом деле - самые обыкновенные земные девушки (раз уж оказались на Земле). Способности - способностями, возможности - возможностями. Ум, интеллект, красота, информированность, незаурядные физические качества - но это ведь лет на тридцать от силы, а потом они начнут стареть, как и все местные жители. Сто-двести лет юности и красоты им точно не гарантированы без положенных приспособлений.
        Лихарев очаровательно улыбнулся всем сразу, Татьяне, как ей показалось, - особенно, и унёсся вниз своей стремительной походкой, перепрыгивая через две-три ступени. Охранник закрыл за ним узорную чугунную калитку. Дамы и барышни остались одни.
        Бывшие аггрианки, волею судьбы вброшенные в мир, к жизни в котором следовало ещё долго специально готовиться, каждой - по особой программе, чувствовали себя несколько не в своей тарелке. Последний знакомый им человек (вроде как фельдфебель старшей гардемаринской роты) ушёл, освободив их от ответственности и от своей защиты.
        Они остались наедине с двумя красивыми, наверняка занимающими весьма высокое положение в чужом мире дамами. Вдобавок, после фактически казарменной жизни, которую они вели с момента, когда им было позволено себя осознать личностями, предназначенными к земному модусу вивенди[Модус вивенди - образ жизни, способ существования (лат.).] , они впервые оказались в помещении «приватном», да ещё столь изысканно отделанном и обставленном.
        Словно выпускники Морского или Пажеского корпуса, утром получившие приказ о производстве, а вечером уже расписанные по частям и кораблям. Но и тем было легче: семейные традиции, практика сначала в матросском, а потом и в полуофицерском качестве, увольнения в город и всё такое. А тут - сразу!
        Толпясь в зале, девчонки волей-неволей выглядывали в окна и видели там то, чего не видели никогда. Одно дело - фильмы и картинки, другое - подлинная жизнь. Да ещё на другой планете. При всём сходстве Земля - совсем не Таорэра!
        Они знали, как должна выглядеть планета, на которой предполагалось трудиться всю оставшуюся жизнь, но то, что ждало их снаружи, - совсем, совсем другое!
        Им не приходило в голову, да и не могло прийти, что ситуация изменилась кардинально. Ни одна из них (кроме Анастасии, получившей эти знания в свёрнутом виде от Новикова одномоментно, назло Дайяне), от рождения не имела понятия, что такое «свобода» и что такое «воля». От почти средневековой (японского типа) этики безусловной преданности повелениям и любым прихотям сюзерена их специальной формулой освободил Лихарев. Получив при этом огромное наслаждение.
        Сам он сумел в двадцатые годы дойти до подобной независимости напряжённой нравственной работой, самовоспитанием, за счёт ошибки старших, слишком торопливо наложивших личину коммуниста-энтузиаста поверх болванки аристократа и выпускника Пажеского корпуса. В сочетании с подлинными жизненными реалиями Революции и Гражданской войны результат получился интересный.
        Сейчас, то ли в благодарность своим спасителям, то ли от извращённого любопытства экспериментатора, Валентин сделал девушкам щедрый подарок. Теперь они смотрели на ярко-синее осеннее небо, на горы вдали и город внизу совсем другими глазами, чем несколько минут назад.
        Это не учебная картинка на стереоэкране, это мир, где им предстоит жить, хотя и неизвестно пока, в каком качестве. Но абсолютно независимо от только что бывшего и вдруг исчезнувшего блока в подсознании.
        - Всё, барышни, - заявила Майя, когда они остались в доме одни. - Снимайте свою военную сбрую. Не надоело ещё? Здесь мужиков нет. Займёмся вашим внешним видом. Уж больно вы одинаковые. А потом обед, отдых - и на прогулку. Посмотрим, что у нас выйдет…
        Курсантки в своих обтягивающих комбинезонах, высоких сапогах, да и с лицами, всё ещё не пришедшими к норме, смотрелись в гостиной Ларисы чужеродно.
        - Впереди у нас пятьдесят лет необъявленных войн, - вдруг сказала Анастасия. - И мы подписались на весь срок…
        Татьяна не поняла, откуда это и к чему сказано, а Майя рассмеялась. Начитанностью она отличалась с детства.
        - Какое чудо! Хемингуэй! Вы его тоже проходили на курсах. Или?
        - Один хороший человек недавно сказал, - с долей вызова ответила Настя. - Разве неправильно сказал?
        - Совершенно правильно. И я, пожалуй, догадываюсь, кто именно это был. Молодец, девочка, не ошибёшься…
        Продолжать она не стала.
        - Раздевайтесь, быстро. И в баню. Таня, там всё готово?
        Готово было. Татьяна сразу отдала команду домоправительнице заняться вопросом. Не по одной же водить девушек в ванную или душевую. А в просторной бане, занимающей цокольный этаж, с тремя отделениями: русским, сауной и турецким с каменными лежанками и содовым паром, пятнадцатиметровым бассейном, наполняемым из личной артезианской скважины ледяным нарзаном, несколькими душевыми рожками в отдельных кабинках, с большой комнатой отдыха. Гостьям будет приятно, и они с Майей смогут посмотреть на каждую профессиональным взглядом, да и поговорить непринуждённо. Что совсем нелишне, раз уж придётся этих красоток сначала пасти, а там… Ну, там как получится.
…Кстати, в очередной раз нужно сказать спасибо Ларисе. Она выкупила эту четырёхэтажную виллу, заброшенную, полуразрушенную, совершенно никому не нужную, кроме окрестных жителей, которые там оправлялись по пути домой, сносили мешки с мусором и, при случае, воровали для непонятных целей кирпичи и изразцы от печей, с сохранившимися авторскими рисунками весьма известных художников начала прошлого века.
        Тем не менее эта руина оценивалась городскими властями для желающих её приобрести в собственность вдесятеро от реальной цены. Ни одна душа в пределах КМВ её покупать не собиралась, а пустить раритет под бульдозер даже у давно деградировавших чиновников местной мэрии как-то силы воли не хватало. Или нечувствительно давили на них высшие силы. Тоже ведь бывает. Хочешь стать
«сукой»[«Сука» - вор, не признающий многие статьи «воровского закона» и «понятий». Например - запрет на сотрудничество с тюремной администрацией.] , а не получается. Даже внутри тюремной камеры. Не дано, и всё. Если от рождения - место только у параши.
        Мадам Эймонт, она же Лариса, с мэром и его прихлебателями нашла общий язык сразу. Ничего не изображая специально, просто вспомнив, как перед ней в некий момент начал заискивать сам Троцкий (правда, при этом туманное московское небо разрывали всполохи ружейно-пулемётного огня, и никто из кремлёвских властителей не знал, где встретит рассвет - в своём кабинете, в лубянской камере или в водосточной канаве без сапог и знаменитой кожаной куртки).
        Покачала перед глазами главы города ножкой в остроносой туфельке на двенадцатисантиметровой шпильке, поймала его бегающий взгляд своим, как мишень - перекрестием оптического прицела, и больше не отпустила. Все вопросы были решены сразу. Не пришлось и намекать на личное знакомство не столько с Великим князем, как с его близкими помощниками.
        Мэр хорошо помнил древнюю поговорку: «Жалует царь, да не желает псарь». Виталий Иванович, тёртый-перетёртый в аппаратных играх, всё, что нужно, понял сразу. Вплоть до такой нелепой (конечно же) по самому краю сознания скользнувшей мысли, что ведь и не сможет он, если что, выйти из любимого кабинета своими ногами и в привычном качестве. Как-то очень ярко нарисовался в сознании «Белый лебедь» - двести лет назад построенный на отроге Машука Тюремный замок, архитектурно безупречный снаружи и весьма несовпадающий с впечатлением изнутри.
        Цена вопроса была решена в присутствии столь же поплывшего перед вдовой-меценаткой главного бухгалтера. Решена по столь остаточной стоимости, что Ларисе, в виде шутки, захотелось даже попросить дотации из городского бюджета на реставрацию исторического памятника. И ведь прокатило бы, без всяких сомнений.
        Но Лариса была не из таких. Напугать она могла кого угодно, одновременно представляя, что рано или поздно у подконтрольных ей людей могут появиться лишние вопросы.
        Что, да как, да почему они вдруг начали действовать вопреки собственным интересам? То есть, как писал Козьма Прутков, «ничего не доводи до крайности». Сегодня эти господа сделали ей приятное, одновременно поступив по совести, вот и пусть гордятся, ничем более сложным головы себе не забивая.
        Тем более что (об этом тоже ходили разные слухи) она вложила в ремонт и реставрацию неизвестно сколько миллионов, в итоге превратив виллу в жемчужину и украшение курорта. Экстерриториальную, впрочем.
        Майя слышала, что граф Фредерикс-Алленштейн, гражданин мира и внук последнего царского министра Двора, крупнейший собиратель рассеянных по планете раритетов Серебряного века, приезжал сюда в прошлом году и, придя в восхищение, предложил Ларисе подать документы для оформления этого здания в список Всемирного Наследия. И продать виллу именно ему, по цене «без запроса».
        - Реставрация вам удалась изумительно. Ни малейших отступлений от исходного проекта - классический модерн. Прежняя владелица - знаменитая балерина, прожившая сто лет и бывшая пассией двух правящих императоров и трёх Великих князей. Мои предки здесь бывали неоднократно, даже вон, видите, на групповом портрете - он указал на одну из двух десятков фотографий в овальных и прямоугольных рамках, развешанных вдоль ведущей на второй этаж лестницы. - Третий слева - мой отец.
        Лариса потратила не так много усилий, чтобы с помощью Ирины и Сильвии воспроизвести фактически в оригинале все имеющие отношение к дому предметы материальной культуры.
        - Очень рада, - ответила мадам Эймонт, - что всё так удачно сложилось. Не только Николай Александрович, будущий наследник престола с его братьями в моей коллекции оказались, но и ваш почтенный родитель тоже.
        К глубочайшему сожалению, сама Майя при этом разговоре не присутствовала, но, судя по пересказам «личных впечатлений» - большая часть кисловодского общества тот раз в доме поместилась. Или во дворе, по крайней мере. Чтобы всё услышать для дальнейшей трансляции.
        Главное, легенды предельно убедительно соответствовали тому представлению, что и без них сложилось у Майи о старшей подруге. Такого не придумаешь при самой развитой фантазии.
        - Ваша светлость, - якобы ответила Лариса графу. - Вам нравится мой дом? Так мне он тоже нравится. Ах - историческая ценность! Где же вы были, почтеннейший, последние семьдесят лет? Вы ведь примерно настолько меня старше? Купили бы году этак в тридцатом-сороковом, оно бы вам дешевле обошлось. Не сообразили вовремя? Сочувствую. А сейчас - простите…
        Змеиная улыбочка, естественно, английский костюм с рукавами в три четверти и чёрные лайковые перчатки. Наверняка напротив специальной прорези в юбке к поясу пристроен (слева), «вальтер РР». Без этого образ не полон. Лариса без пистолета - как светский бонвиван во фраке и подштанниках.
        Как эта красотка умеет стрелять, Майя видела. Сама не из последних снайперов, но до Ларисы ей далеко. Цель намного у?же мушки, и пуля почти на излёте, однако поставленная на сто метров консервная банка улетает со столбика в девяти случаях из десяти.
        Так не бывает, каждому понятно, но дзен-буддизм утверждает, что главное - не качество прицела и не воля стрелка, а исключительно взаимная тяга «стрелы и мишени».
        Явная наглость слышалась в словах богатой и разнузданной в поведении дамы. Мало ли что миллионерша! Фредерикс был (теоретически) старше Ларисы всего на пятьдесят локально-земных лет. (О чём он, конечно, понятия не имел). Но если исходить из внешности и самоощущения - она была права.
        Красива до невозможности, явно богата настолько, что любые предложенные ей суммы считала ерундой. На том уровне, не финансовом, а психологическом, когда ничего ей больше не надо. Чувствовалось это, просто чувствовалось всем нутром миллионера-мецената. Как на старом послевоенном базаре - сразу видно, у кого рубль в кармане, а у кого десятка.
        - Я вас крайне уважаю, князь (небрежно повысив собеседника в титуле), - сказала, по слухам, постоянно витающим в кисловодском воздухе, непреклонная, как «бремя белого человека», мадам Эймонт, - но вы - пролетели. Как фанера над Парижем, если вам доступен этот образ. Мне намекали, что кроме разных лихтенштейнов (так небрежно отозвалась она о богатейшем и комфортнейшем для проживания государстве мира, ровно, как о какой-нибудь прославленной Шолом-Алейхемом Касриловке. То есть
        - изысканно-презрительно), у вас масса интересов и в других частях мира. На Кисловодске едва ли свет клином сошёлся.
        И девяностолетний авторитет, меценат и антиквар, при всех его миллиардах, безусловной славе, вхожести к королям, президентам и прочим почтенным людям (особенно если несёшь перед собой в виде подарка сто лет назад кем-то украденную, а тобою выкупленную икону или статуэтку) - эту даму банальным образом испугался. Да-да, вот так - испугался, и всё.
        Несколько позже он попытался по своим каналам навести о мадам Эймонт кое-какие справки, но очень быстро получил, по самым что ни на есть конфиденциальным каналам, дружеский совет - не проявлять ненужного любопытства и не осложнять остаток жизни проблемами, совершенно ему не нужными. На чём и успокоился, ибо в мире оставалось достаточно много вещей, гораздо более интересных, чем экстравагантная бабёнка со своими фигель-мигелями. Именно так он и выразился, вспомнив русский язык собственного, увы, такого далёкого детства.

«Да и вообще, - попутно подумала Майя. - Это ещё здорово повезло нашему Олегу Константиновичу, что они с Ларисой не пересеклись на узкой дорожке в Берендеевке. А то бы, глядишь, появилась у нас Императрица».
        Майя некоторым образом относила себя к бисексуалкам. В том смысле, что красивые женские тела нравились ей, пожалуй, больше мужских. Чисто эстетически. За исключением конкретных моментов, на обнажённых мужчин смотреть не слишком интересно.
        Девушки-гостьи раздевались в предбаннике чересчур торопливо. Опять же - по-солдатски. Приказано - значит, нужно делать быстро, не отвлекаясь, пока не последовала новая команда.
        Под комбинезонами на них было надето только обтягивающее термобельё, очень похожее на армейские шёлковые кальсоны с рубашками. И больше ничего. «Пока ещё курсантки» сняли и его. Сложили на скамейках и ждали следующего распоряжения, переминаясь с ноги на ногу и невольно поёживаясь. Хотя холодно здесь не было.
        Майя внимательно рассматривала каждую, сама оставаясь одетой. Специально. Как врач в приёмной комиссии воинского присутствия. Любого человека такое положение нервирует. Даже если ощупывает тебя взглядом существо того же пола.
        Девушки были очень хороши. Но, как она сразу отметила - чересчур одинаковы. Вначале это могло просто показаться, из-за униформы и испуганной растерянности. Но вот разделись, и сходство стало ещё очевиднее.
        Сложены они были совершенно идеально. Ни малейших нарушений пропорций хоть в чём-то, ни у кого ни единой родинки, шрама, гипертрофии или недоразвитости любой части лица и тела. Рост вокруг 175-177 сантиметров, груди у всех классические, как у статуй работы Фидия, ноги, руки, шеи без всяких оговорок красивы и изящны, только мышцы под гладкой кожей гораздо рельефнее и даже на вид сильнее, чем полагалось бы. Со спины одну от другой, пожалуй что, и не отличишь. Конечно, фигуры больше спортивные, чем истинно женственные. Да и откуда бы иначе, при их возрасте и аскетически-военизированном образе жизни?
        Майя не знала, что эти дефекты при окончательной шлифовке болванок были бы скорректированы, и каждая получила бы окончательную, собственную внешность, соответствующую планируемой роли. На то и существует большой, стационарный гомеостат, чтобы смоделировать нужный фенотип на базе латентного генотипа исходной особи. Кому-то негритянкой, возможно, пришлось бы стать, кому-то - азиаткой.
        - Подкормить бы вас чуток, - хмыкнула Татьяна, тоже закончив раздеваться. - Видите, как должна выглядеть гарна баба? - Она похлопала себя по тугому бедру, встряхнула грудью. - Ну, да это дело наживное. Какие ваши годы… А так - любую хоть сейчас на подиум выставлять можно. Или в варьете. Танцевать умеете?
        - Умеем, - за всех ответила Настя. - И классику, и модерн. Учили…
        - Вот и хорошо. Сумеете заработать на жизнь, если что.
        (Да что же такое? - подумала Анастасия, - с кем из землян ни заговори, обязательно проскакивает это бессмысленное «если что»! Просто присловье или такой здесь способ восприятия жизни? А нам тогда как быть?)
        - А ты, Майя, чего стоишь? - вдруг повысила голос Татьяна. - Баня здесь, а не… - Что именно «не» она уточнять не стала. - Вперёд, за мной…
        О банях девушки имели представление, но - теоретическое, из художественной литературы и учебных пособий. Дайяна в лагере их подобными изысками не баловала. Контрастный душ перед сном или после спортивных упражнений - достаточно в целях гигиены.
        Зато Татьяна была большая любительница процесса, увлекалась им с детства, как и Лариса, чья «комсомольская юность» в значительной мере прошла в подобных заведениях, в те самые годы, когда среди «номенклатурных товарищей» лесным пожаром вспыхнула пресловутая «банная лихорадка», и они изощрялись друг перед другом немыслимыми изысками. Тогда как простые смертные, за исключением состоятельных москвичей, имевших доступ в «Сандуны» и «Центральные», обходились обычными районными, ярко описанными тем же Зощенко.
…Странно представить, что в России здешнего 2007 года воображение элиты до подобных высот по каким-то таинственным законам исторического материализма не поднялось, банные радости как самостоятельный культурный феномен оставались уделом немногих знатоков и ценителей, и Лариса оказалась здесь своеобразной «пионеркой».
        Сюда, в Кисловодск, Лариса для оборудования и оформления своего «оздоровительного комплекса» пригласила лучших специалистов и дизайнеров обеих столиц, знатоков как самых древних, так и новейших тенденций. Затем провела скрытую, но тщательно срежиссированную рекламную кампанию.
        Откуда-то в продаже появилась крайне информативная и богато иллюстрированная монография некоего князя Владимира Галицкого «Щедрый жар», где с научных и одновременно национально-патриотических позиций излагалась идеология и практика банного дела для «истинно русских людей».
        Потом пошли слухи в «нужных кругах», что баронесса Эймонт, следуя самым передовым веяниям, превратилась в страстного адепта нового увлечения и решила основать
«Салон огня и пара». Вскоре человек, удостоенный приглашения к ней на «ужин с баней», мог козырять этим фактом, как очередным орденочком или чином. Тем более насчёт того и другого здесь можно было договориться «с кем нужно» быстрее и проще, чем в кабинетах канцелярий.
        Попутно можно отметить, что сама «банная процедура» весьма и весьма подразделялась на типы и классы. Кого-то могли пригласить на мероприятие, в котором участвовало до десятка кавалеров и дам, и «симпосион» происходил по одной программе, в халатах и полотенцах, причём дамы парились отдельно от мужчин, а встречались лишь за общим столом. Но кое-кто мог похвастаться, что удостаивался и специального приглашения. Предельно узкий круг, форма одежды - «о натюрель», в том числе и для хозяйки, специальные разговоры и стилистика платоновских пиров. О подобном распространяться было не принято, а если что и просачивалось за пределы, то исключительно в виде исходящих от завистников слухов. При этом считалось, что кому-то нужные результаты, достигаемые в такой обстановке, зачастую имели силу государственных указов.
        Единственное, о чём не мог бы сказать ни один гость, вне зависимости от ранга и состояния, так это о том, что лицезрение сверкающей наготы хозяйки давало какие-то шансы на углубление отношений. Она, как истинная патрицианка, позволяла на себя смотреть, говорить комплименты, кое-кому - даже похлестать себя веником, если у неё появлялось такое желание, но упаси Бог допущенного проявить хоть тень
«эмоции». Оттого не слишком уверенные в собственной выдержке джентльмены остерегались подобных приглашений, могущих привести к полному крушению репутации.
        Но это так, к слову. Ни Майя, ни Татьяна в подобных мероприятиях поучаствовать не успели, знали о них со слов самой хозяйки, с которой однажды попарились втроём. Зато она показывала им большеформатные цветные фотографии, сделанные на таких приёмах, объясняя, кто именно на них изображён. Пусть и делались они скрытой камерой, но на высоком композиционном и художественном уровне. Майя сначала удивилась, а потом сообразила (профессионалка всё-таки), что съёмки (и звукозапись синхронно) велись непрерывно, а уже потом производилась селекция: что распечатать и использовать в эстетических целях, а что и в иных.
        Татьяна занялась девушками всерьёз. Если Майя зашла в парную пару раз, а потом в основном плавала в бассейне да пила прохладительные напитки в комнате отдыха, то тем пришлось пройти полный курс. С прицелом на будущее, как выразилась новая инструкторша.
        - Мало ли, с кем и когда вам придётся очутиться здесь в следующий раз. Так я хочу, чтобы и теорией и практикой вы владели безукоризненно. Вот, к примеру, иногда достаточно пригласить (или застать), некую персону в такую же вот парную, прикрыть изнутри дверь (и тут же показала, где помещается потайная щеколдочка), да ещё и вот так сделать, - Татьяна плеснула на камни печи полковша разбавленного пива, - через пять минут от клиента можно добиться очень многого. Без всяких пыток и сыворотки правды… Люди отчего-то очень быстро начинают задыхаться в горячем пару, испытывая при этом мучительный страх смерти.
        - А по-моему - ничего особенного, - сказала Анастасия, присев на полок и вытирая пот со лба. - Жарковато, конечно, но вполне терпимо…
        - Молодец, - похвалила Татьяна, думая, что не взялась бы с этой девушкой соревноваться. Не совсем понятно, но и у неё, и у её подружек терморегуляция изумительная. Где же это такие экземпляры воспитываются? В пустыне Атакама или экваториальных тропических лесах? - Ты вот сколько здесь продержаться сможешь?
        - Вам сколько надо? - вопросительный ответ прозвучал без вызова, девушка на самом деле хотела узнать, сколько нужно новой начальнице, чтобы она выдержала.
        Татьяна сделала движение губами, будто собираясь что-то сказать, но промолчала. На седьмой минуте почувствовала, что ей достаточно. Всё же сто десять градусов на термометре.
        После первого захода погрузились в бассейн, где бурлил и пузырился шестиградусной температуры нарзан. Сказочное ощущение! Потом Татьяна провела их через остальные отделения, каждое из которых по-своему было хорошим, но все вместе нормального человека, не фанатика этого дела, они могли привести полностью в неработоспособное состояние.
        Ей такая нагрузка доставляла эстетическое и физическое наслаждение, в том числе и потому, что она знала - лишь несколько человек в городе могут с ней посоревноваться. А девушки, по простоте душевной, приняли это за норму. Только не специфической светской забавы, а очередного тренажёра. Вроде штурмполосы. И изо всех сил старались соответствовать. Причём слегка перестарались.
        - Нет, ну ты знаешь, - сказала Татьяна, откидываясь на спинку ротангового дивана в украшенной резными деревянными панелями комнате отдыха, пока девушки полоскались под душем, растирались махровыми полотенцами и ждали, когда их позовут, - они почти не люди…
        Сказано это было просто так, к слову, без реального смысла. В виде метафоры.
        - В конце я уже начала сачковать, а им - хоть бы что. Нет, ты вообрази, в сауне - за сотню, а они пошли к выходу, только когда я сказала, что хватит. Такое впечатление - права Анастасия - вели я им там час сидеть - просидели бы.
        Стол на девять человек, именно так накрытый, как и следовало после банного вечера, был уже готов.
        Постаралась Прасковья Ильинична, женщина средних лет, оставленная за себя Ларисой в качестве домоправительницы. На самом деле это был всё тот же робот Иван Иванович, сменивший облик и ведущую функцию, сориентированный на оказание любых услуг, в том числе - чисто женского профиля, хозяйственного, само собой. Одновременно - медицинских, уровня лучших мировых клиник (ненавязчиво психологического также). Она же обеспечивала негласную, независимо от прочих слуг, абсолютную охрану.
        При этом была сия дама особой, неприятной во всех отношениях. Тут Лариса настроила психотип так, чтобы по исконной вредности характера доставить своим гостьям максимум морального дискомфорта. Но и придраться к ним (Ларисе, Прасковье Ильиничне и собственно Ивану Ивановичу) было невозможно. Всё в доме шло, как на хорошо налаженном крейсере царских ещё времён, продукты с рынка поступали свежайшие, готовились выше всяческих похвал, хоть по заказу, хоть «а ля карт», отказа не случалось ни в самом малейшем капризе склонной к этому Майи.
        Но! Любой беспорядок в доме Прасковья Ильинична (по легенде - происхождением из станичных «кулачек», хотя и получившая где-то обширное, но вполне бессистемное образование) воспринимала как боцман с императорской яхты «Штандарт», считавший любую соринку на свежевыдраенной палубе не просто личным оскорблением, а потрясением ОСНОВ! Одно счастье - в отношении Майи и Татьяны она не имела соответствующих дисциплинарных прав. Но и взгляда на окурок в неположенном месте или брошенные на спинку кресла чулки хватало, чтобы на полдня испортить настроение провинившейся.
        Словами она пользовалась редко, только по делу, что ещё больше усиливало к ней неприязнь. Вроде как брезгует вступать в посторонние разговоры с женщинами, совсем не последними в этом городе, а то и в стране. Но что было, то было. Приходилось терпеть. Не они тут хозяйки хотя вроде бы, формально, по случаю отсутствия Ларисы, и они.
        Майя давно и старательно придумывала, каким бы образом эту ужасную домоправительницу уязвить как следует. Не выходя за рамки приличий, но от души. Это занятие очень её занимало. По крайней мере - помогало засыпать легко и быстро. Другие от бессонницы баранов считают, скачущих через изгородь. Вадим, как он ей при случае признался, вспоминает корабельный состав русского и японского флотов той ещё войны (с фамилиями командиров, обязательно), а она - изобретала способы мести. Всегда засыпала на третьем и окончательном - построить собственный дом и пригласить Прасковью Ильиничну на службу к себе. За такую плату, чтобы не смогла отказаться. И уж тогда…
        Естественно, даже при своём общем высшем и кое-каком специальном образовании им с Татьяной и в голову не приходило, что настоящие специалисты запрограммировали робота таким образом, что в условиях их явного психологического несовпадения домоправительница в зародыше гасила любые намечавшиеся между ними конфликты, принимая весь напор неотреагированных эмоций на себя.
        Аггрианские (исключительно по воспитанию, но не по биологическому происхождению) девушки никогда в своём лагере не видели такого изобилия изысканных блюд и подходящих именно им напитков, столь красивой посуды и приборов. Синтезаторы производили пищу калорийную, но крайне простую, с одной-единственной функцией - поддержание обмена веществ на научно предписанном уровне. Фактически тоже казарменную; в советских пионерлагерях, к примеру, кормили гораздо вкуснее и разнообразнее.
        Другое дело - всем полагающимся навыкам и правилам этикета, назначению столовых приборов, способов обращения с ними курсантки обучались. Точно, как в Пажеском корпусе - сумеете гречневую кашу и печёнку по-строгановски правильно есть, с омарами и трюфелями тем более справитесь.
        Они расселись вокруг стола, как учили, сдвинув колени и сложив на них руки с прижатыми к телу локтями, в ожидании дальнейших распоряжений.
        Майя не выдержала и выругалась вполне причудливо и выразительно, имея в виду, что тут у них не монастырь и эти постные рожи она видеть не желает раз и навсегда. Заодно и объяснила, когда произнесённые ею слова имеют медицинское или этнографическое значение, а когда используются для выражения личных эмоций или вразумления недостаточно сообразительных особ. Последний раз приказала всем немедленно принять раскованные, желательно - фривольные позы, тут же показав, что этот термин обозначает, выпить по сто грамм коньяка или водки, кому что больше нравится, ибо банный ритуал требует для своего завершения именно такой, предписанной свыше дозы. После этого каждая ест и пьёт чего и сколько угодно. Любые правила какого бы то ни было ритуала полностью отменяются. Чтобы выйти в туалет или по иной надобности - разрешения спрашивать не надо. Докладывать по возвращении, где была, что и как делала - тоже.
        Не зная ещё досконально сути дела, Майя интуитивно уловила, что вся жизнь этих прелестных и несчастных существ прошла под жестоким психологическим прессингом. Едва ли не худшим, чем в иезуитском пансионе восемнадцатого века.
        Поэтому тут же и пояснила гораздо более мягким тоном, что в ближайшее время займётся их подходящим текущему моменту воспитанием, а Татьяна Юрьевна - поможет.
        - Методы у нас, конечно, будут разными, - включилась Татьяна, - я со столичными манерами Майи Васильевны мало знакома, зато со станичными - вполне. Если кто по заднице от души получит - не обижайтесь. Деваться вам всё равно некуда, а для общего развития - ой, как полезно…
        При этом глаза Татьяны приобрели мечтательное выражение. Наверное, она подумала - как бы хорошо было, если бы в своё время кто-нибудь озаботился её правильным воспитанием.
        Неизвестно, всё ли сразу и правильно поняли новые воспитанницы из слов «старшей наставницы». С точки зрения их девятнадцати условных лет разница между двадцатишестилетней Майей и тридцатилетней Татьяной ощущалась явственно, причём вторая и массогабаритно, и характером заведомо превосходила, на первый взгляд, конечно. Но закивали они дружно и согласно.
        Курсантки имели минимум по три полных высших образования (уровня советских вузов начала восьмидесятых годов), и общее знание жизни, в принципе достаточное, чтобы даже в одиночку, оказавшись в начале двухтысячных годов, как-то устроиться. Пожалуй, не хуже, чем Лихарев сумел.
        Майя продолжала наблюдать за тремя девушками, показавшимися ей несколько более уверенными в себе, чем остальные. Прежде всего - за Анастасией, позволявшей себе вступать в разговор со «старшими» по собственной инициативе. Из приведённой цитаты Хемингуэя и некоторых других словесных оборотов Майя догадалась, что там, откуда их привезли, она наверняка общалась с теми же людьми из «Братства», что понравились и ей самой. От них и набралась манер и стиля поведения.
        Тут она слегка ошиблась. Девушки провели вечер и единственную ночь только в компании Новикова, Левашова и Шульгина. Причём лишь Андрей позволил себе вмешаться в психику своей подопечной. Остальные ограничились пределами дозволенного. Но и этого хватило. Память у них была абсолютная, а усвоение новых, полезных в будущей работе навыков - автоматическим. Тем более что общение было не проходным, а составной частью обряда инициации.

«Итак, что мы имеем? - анализировала ситуацию Майя. Ей хватало врождённого интеллекта, образования, спецподготовки и опыта общения с Ляховым и Тархановым в абсолютно немыслимых ситуациях, чтобы сейчас рассуждать спокойно. - Я помню то, что мне говорил Александр Иванович на мостике над рекой. Про возможное бессмертие и другое тоже. С любой нормальной точки зрения - бред. Но сначала…»
        Это воспоминание было неприятно, но чересчур ярко.
        Они болтали о чём-то совсем несерьёзном. В голове у неё шумело от выпитого вина, настроение - прекрасное. И вдруг его рука легла на… Литературно - на бедро, по правде - на самую что ни на есть задницу. Причём в этом его жесте совершенно не было ничего сексуального. Для него, наверное. Для Майи - было. Поразительно - только что ни о чём подобном она не думала, и вдруг - словно пронзило! Стало необыкновенно ясно - продолжи он начатое - сопротивляться молодая женщина не станет.
        И тут же увидела его усмешку. Всё понимающую и одновременно - равнодушную. Эта усмешка Майю и вздёрнула. На очевидную глупость подвигнула.
        - Уберите, я вам не… Я мужа сейчас позову!
        - Господи, ну и судьба, - тихо и грустно сказал Шульгин. - Муж у неё. Сейчас мне морду набьёт. Как благородный человек. Я, как не менее благородный, отрицать не стану, что почти нечаянно, инстинктивно погладил его супругу по специально предназначенной для этого части тела. Очень мне понравившейся. Потом заложу руки за спину и перетерплю… Да я его сейчас сам и позову. Покаюсь, признаю право на сатисфакцию.
        Голос у него был такой, что Майя абсолютно, без малейшего сомнения поверила - так он и поступит.
        - Александр Иванович, ну, прекратите. Ну, я вас прошу. - Майя чуть не закричала, сжав своими руками Шульгина за предплечья. Не хватало ещё подобной демонстрации. Не просто вечер будет сломан. Что-то гораздо большее. В том числе и надежды на вечную жизнь…
        - В конце концов - что тут такого? Я и сама…
        - Майя, Майя, успокойся. - Шульгин не грубо, но отчётливо её отстранил. И взгляд - более чем просто безразличный. Подобного стыда и разочарования она, наверное, никогда в жизни не испытывала. Ни один мужчина ей не показывал, что она, такая-разэтакая, на самом деле - никто. Для него.
        Ужаснее мысли ей никто не внушал.
        А казалось бы - и этот уже немолодой человек ей ну совершенно безразличен, и убеждения у неё безусловные. Муж - это муж. Долго выбирала, но раз выбрала - всё! Гулянки кончились.
        - Забудем. Я действительно… Не знаю, как и вышло. Устал, наверное… Ты меня позвала… поговорить. Ну и что-то в мозгах перемкнуло…
        - Александр Иванович… - непонятно отчего Майя испытала невероятную опустошённость, сама схватив его за ладонь. Опустошённость была глубокая, бессмысленная и непостижимая. Земля улетала из-под ног, и чёрное небо вертелось сразу во все четыре стороны.
        Майя, всегда уверенная в себе настолько, что соблазнить Героя России и полковника Ляхова ей не составило никакого труда, при огромном противодействии со всех сторон, сейчас окончательно растерялась.
        Шульгин открыл портсигар, протянул ей, сам закурил.
        - Отпустило? Тогда послушай, что я тебе скажу. Глядишь - отвлечёт немного…
        Глава 3

«Ладно, во всём разберёмся с течением времени, сейчас нужно заниматься текущими проблемами», - подумала Майя. Ей было очень стыдно за ту сцену, тем более что буквально через минуту они заговорили о другом, и она почти что влюбилась в Александра Ивановича, за его последующие взвешенные слова. Главное же - за то, что он ей пообещал. Не как плату за что-то, а от всего сердца.
        Девушки после банных процедур, а также и правильной чарки, видимым образом растормозились. Не давила на них, что отчётливо чувствовала Майя, прежняя дисциплина. А новой ещё не предложено, кроме полушутливых слов Татьяны.
        - Значит, так, девчата (не удивляйтесь - у нас это вполне общепринятая форма обращения в своём круге), начинайте и рассказывайте всё, как есть. Валентин вам последний приказ отдал? Считайте, что действительно - последний. Теперь мы с вами, вы с нами, и никто вам ничего не сможет сделать, кроме того, что вы сами позволите. Доходчиво?
        Чем хорошо было Дайянино воспитание - оно не предполагало такой вредной вещи, как сомнение в словах вышестоящих.
        Не в научном смысле, разумеется, там спорить об истинности теории эволюции или сущности «постоянной Планка» вполне позволялось. Но вот сама идея о том, что руководитель, хоть на ступеньку выше, как в германской армии фельдфебель по отношению к унтер-офицеру, может говорить неправду в основополагающих вещах - для курсанток аггрианской школы казалась абсурдной.
        То же самое, неизвестно зачем привитое рассчитанным на жизнь в России девушкам ощущение: обер-лейтенант (не российский поручик) отличается от майора, как плотник от столяра. Кайзер (или его аналог) - светлое Величество, предмет безусловного поклонения и средоточие истинного духа.
        Дайяна готовила курсанток для себя и под себя. А они, увидев Майю, Левашова, Кисловодск - мгновенно из этого психологического капкана выскочили.
        Мадам Дайяна, на себя ориентируясь, рассчитала верно. Её воспитанницам понятие
«свобода» было принципиально недоступно. Лет через пять-десять нормальной жизни на Земле кое-кто и может проникнуться духом свободомыслия, но не сегодня. Полный аусгешлёссен[Намеренная тавтология, вроде «полного аншлага» и «третьей альтернативы». «Аусгешлёссен» (нем.) - абсолютно исключается.] .
        Как Майя и предположила, ответила ей Анастасия, сбросившая халат и вытянувшаяся на диване напротив, в той же, что она сама, позе, совсем как «Обнажённая Маха» с картины Гойи. Только ровно вдвое стройнее (Махи, разумеется, не Майи) и настоящая блондинка с изумрудными (как писал Ефремов - свидетельство абсолютного биологического и психического здоровья), глазами. Да и выражение лица у Насти оказалось отнюдь не лениво-расслабленным. Совсем наоборот.
        - Мы согласны, Майя Васильевна: как вами сказано, так мы и будем жить. Только, простите, Андрей Дмитриевич мне ещё кое о чём говорил. И если ваши слова будут расходиться с его, я предпочту…
        - Не надо. - Майя не позволила девушке закончить фразу. Она всё поняла. Если с этой девушкой работал Новиков, та, безусловно, никого другого слушать не станет. Всё тот же импринтинг.
        - Знаем, знаем. «Если мне будет предложено выбирать - с Христом или с истиной, я останусь с Христом». Всё будет, как ты решишь, Настя. Но пока отвлекись… Если ты в отделении старшая, расскажи всё, что с вами случилось. И было…
        - Я не старшая… - после короткой заминки ответила Анастасия (очень ей нравилось, когда её так называли). Я первая получила имя.
        Остальные девушки почти синхронно кивнули.
        - Ну, - сказала Майя, глазами показав Татьяне, чтобы та не вмешивалась. А то вдруг влезет не по делу и настрой сломает. - Хорошо, давай обойдёмся без лишних деталей. Рассказывай всё, что считаешь нужным. Про себя лично или про всех сразу. Итак…
        Анастасия рассказала, действительно не особенно вдаваясь в мелкие подробности, но чётко и понятно. Кто они есть (в их собственном представлении), где жили, чему учились, как оказались здесь. Безэмоциональный доклад минут на пятнадцать. Почти никаких имён, очень мало конкретики. Так уж они все были воспитаны. Получился некий аналог гибрида личного листка по учёту кадров и стандартной автобиографии. Кадровиков удовлетворяет - и достаточно.
        Майе с Татьяной этого тоже хватило. Их мало заинтересовали цели «проекта», месторасположение базы и многое другое. Главное сам факт - эти девушки взялись, можно сказать, ниоткуда, о подлинных родителях своих они не имели никакого представления, а тех, что подразумевались бы по легенде - ещё не было, как не было и самих легенд. Можно было думать что угодно: курсантки похищены в младенческом возрасте на Земле, или где-нибудь ещё, или вообще «сотворены» неизвестно из чего загадочным способом.
        О возможности выращивания детей в пробирках или банальном клонировании в этой реальности пока ещё не знали.
        - Таким, значит, образом, - сказала Майя и для успокоения налила себе и Татьяне ещё по чарочке. - Вы вместе с Валентином Валентиновичем чуть не погибли в воздушном бою. Второй раз заново на свет родились. Можем только поздравить. Но зато теперь перед вами открывается новая великолепная жизнь. Без всяких таинственных хозяев, без непонятных заданий, вечных, как сама жизнь, и столь же бессмысленных…
        - Вечной жизни не бывает, - ответила ей Кристина. - Она бывает долгая или короткая. Долгой у нас тоже не будет, нам не выдали гомеостаты… А без них такие, как мы, долго не живут.
        Майя понятия не имела, что это за штука, но мгновенно увязала слова девушки с тем, что слышала от Ляхова и Шульгина.
        - А недолго - это, по-вашему, сколько?
        - Примерно, как обычный человек, а учитывая лучшую приспособляемость и сбалансированность организма - немного больше. В среднем, лет девяносто, наверное… Так нам говорили. Но учитывая то, что нам положено заниматься сложными и опасными делами, без гомеостатов и до тридцати можно не дожить.
        - Да что это за гомеостат такой? - не выдержала Татьяна.
        Анастасия объяснила, коротко и популярно.

«Оно самое и есть!» - подумала Майя, но ничем своих эмоций не выдала. Сказала то, что собиралась.
        - Ну, это мы ещё посмотрим, - уверенно заявила она. - Вас же не в дикий лес выбросили. Те, кто озабочен вашей судьбой, на произвол судьбы не оставят. У вас теперь, считай, два крёстных отца есть и две такие же мамы. - Она указала большим пальцем на Татьяну и одновременно кивнула, подразумевая себя.
        - Спасибо, - церемонно ответила Анастасия, остальные её поддержали.
        - Ну, чисто, детский сад, - усмехнулась Татьяна. - Пойдём, - предложила она Майе,
        - ещё разок попаримся, сами. А девочки постепенно в меридиан придут…

«А ведь это фраза Вадима», - с непонятной ревностью вдруг вспомнила она. Хотя чего тут ревновать, кого и к кому? Более несовместимых личностей, чем Ляхов и Татьяна, она и представить не могла. Даже в качестве случайных любовников…
        Они прошли в турецкие бани, где температура упала до вполне комфортной, устроились на лежанках.
        - Кажется, мы влезли не в своё дело, - сказала Татьяна, вытягиваясь во весь рост.
        - Совсем мне всё это не нравится, факт…
        - Да брось ты, с чего вдруг такой минор? Мы влезли «не в своё дело» с того момента, как познакомились с нашими мужиками. А они, в свою очередь, с друзьями. На том выбор и кончился. Зато кем ты была и кем сейчас стала? И это ведь только начало. - Майя потянулась, и вдруг начала делать физические упражнения, изображая из себя цирковую «девушку-каучук».
        Татьяна смотрела на неё взглядом куда дольше пожившей и больше испытавшей, умудрённой женщины. Так оно в принципе и было, только не всякий опыт позитивен и идёт во благо.
        - Не поверишь, у меня такое ощущение, что мы на минное поле забрели… Или - в заколдованный замок. - Любченко-Тарханова продолжала гнуть свою линию.
        - Да что за ерунда? Лихарев - бог с ним, а Олег ведь свой. Вадим мне сказал, что на него во всем полагаться можно. И на него, и на всех остальных. Сама же всех видела… - Майя от смешанного с удивлением раздражения даже прекратила свою гимнастику.
        - Видела-то видела… Я наш поход никак забыть не могу. Вдруг сейчас что-то подобное случится? Зачем нам их подсунули? Что дальше будет? А если за ними кто-то придёт? И нам за всё отвечать…
        Майя подумала, что Шульгин был прав. Кое от чего Татьяна излечилась, но зато в ней стала доминировать прежняя личность, вялая, мещанистая, не склонная к переменам и авантюрам. Так, скорее всего, оно и есть, если собственными силами подруга к тридцати годам не добилась в жизни абсолютно ничего, а её феерический взлёт к вершинам случился именно в ненормальном состоянии.
        Вот сейчас можно произвести небольшой тест, а также наставить Татьяну на путь истинный. Если удастся.
        - Слушай, мадемуазель Любченко, или мадам Тарханова, как тебе удобнее. Если боишься - так чего проще? Садись в аэроплан, и через два часа - Москва. Там тебя никто не достанет, Сергей с Вадимом от всего защитят. А особенно - их Императорское Величество… А я тут как-нибудь сама справлюсь, пока Лариса не подъедет…
        Татьяна удивлённо села. И Майя намётанным взглядом уловила, как у неё вдруг заметно дёрнулась щека. Причём совпал этот мимический штрих с упоминанием Высочайшего имени. Она ведь сказала просто так, для убедительности, мол, кавалерственная дама, причисленная к свите, может рассчитывать на должную степень физической и правовой защиты. Не более того. Или ошиблась, и реакция относилась именно к Тарханову? Да нет, не похоже… Неужели? У Майи мгновенно сработала эйдетическая[Генная память, иногда имеющая выход из подсознания в сознание (см. И. Ефремов. «Лезвие бритвы»).] память изощрённых в дворцовых интригах десяти поколений предков.
        Впрочем, сейчас не время отвлекаться на эту саму по себе очень любопытную тему. Отложим в дальний ящичек памяти.
        - Чего ты вдруг? Я ничего такого не говорила, - очень убедительно спросила Татьяна, мгновенно взяв себя в руки.
        - Как не говорила? Именно, что сказала. Ты очень испугалась - минного поля, заколдованного замка и покойников из бокового времени. Что не хочешь ни за что отвечать. А за что нам с тобой отвечать? Окстись, подружка. Ты или перепарилась, или - недопила. Причём учти…
        Майя села на мраморную скамью, скрестив ноги и руки, наставив на Татьяну пристальный взгляд. Вполне шутливо имитируя жрицу тантрического культа.
        - Учти, уйдёшь, за что я совершенно не буду на тебя в обиде, хозяин - барин, хочет
        - живёт, хочет - удавится. Но ты можешь упустить одну очень интересную штуку…
        - Какую? - заинтересовалась Татьяна.
        - А ты чем слушаешь? - Природная боярыня плебейским жестом похлопала себя по аккуратненькой ягодице. - Бессмертия - не хочешь?
        - При чём тут… - и запнулась. То ли что-то вспомнила, то ли сообразила. - Повтори ещё раз.
        - Про гомеостат - слышала? Это раз. А есть ещё и два…

«Рано или поздно, всё равно придётся ей рассказать, - подумала Майя. - Так почему не сейчас? Времени у нас достаточно, девочки подождут».
        Майя, с удовольствием и не торопясь, начала выстраивать подходящую для Татьяны версию событий «ночи с шашлыками» и кое-чего, ей предшествовавшего.
        - …Мы с Вадимом, когда вернулись из Пятигорска в Кисловодск, в моей комнате ещё немножко выпили, ну и разговорились. Тогда он и сообщил, что кроме нашего мира и
«бокового времени» есть ещё множество других. Кстати, Ирина и Сильвия - женщины из совсем не нашего мира, хотя очень долго живут на Земле. Тоже не совсем этой, но расположенной буквально в двух шагах, туда можно ходить, как в соседнюю комнату.

«И ты ходил?» - жадно, с замирающим сердцем спросила я у него.

«Ещё нет. Однако, может быть, сходим. И очень скоро. Вместе…» - обнадёжил он меня.

«Интересно бы. - Я вздохнула, очарованная этой идеей. - А Лариса - тоже такая, как те?»

«Нет, она здешняя. Почти. А вот Ирина и Сильвия - совсем другие. Как ты думаешь, сколько Сильвии лет?»
        Я задумалась. По виду - тридцать пять, а то и чуть меньше. Но в чём-то кроется подвох?

«Пятьдесят?» - Я назвала наобум этот весьма преклонный возраст, который к себе в двадцать шесть примерить трудно.

«А сто пятьдесят не хочешь?» - ответил Вадим.

«Врёшь». - Я даже подскочила. Поверить в такое было невозможно.

«Чего ради? Мне так сказали, а в „Братстве“ друг другу врать не принято».

«А Ирине сколько?»

«Получается, хронологически немного за пятьдесят, биологически - тридцать - тридцать два. Насколько я знаю».

«Здорово! - Я от возбуждения забегала по комнате. - А мы так не сможем?»
        Вадим усмехнулся, протянул мне рюмку.

«Наверное, сможем. Если „старшие“ разрешат…»
        Больше он в ту ночь мне ничего не сказал. Как я ни допытывалась. И так уже, наверное, вышел за определённые для него рамки.
        С утра и весь день я только и делала, что присматривалась к Ирине и Сильвии. Пыталась уловить малейшую деталь поведения, слово, жест, чтобы понять, чем они отличаются от нас. От меня, тебя, Ларисы. Получалось, что почти ничем. Хотя нет, кое-что, разумеется, было. Я выискивала в Сильвии следы её «полуторавековости» и, кажется, находила.
        И всё время воображала, как мы сами будем жить дальше, если узнаем, что смерть и старость нам больше не грозят.
        Потом мы поехали в горы. Это ты сама помнишь. Когда гулянка была в самом разгаре, я позвала Шульгина на улицу. Поговорить…
        О том, что случилось в начале разговора, она, естественно, умолчала. Зато подробно поведала о дальнейшем.
…Майя спросила, действительно ли Сильвия живёт так долго, как сказал ей Вадим? Александр Иванович подтвердил.
        С замиранием сердца она осведомилась, доступно ли такое же долголетие для остальных?
        Шульгин засмеялся и ответил, что если она будет себя хорошо вести, на сотню лет жизни с сохранением теперешней внешности на ближайшие полста может рассчитывать. Как фронтовой лейтенант наверняка станет капитаном, если…
        Эту оговорку она проигнорировала, капризным голосом заявив, что и семьдесят пять - это жутко много, и она себя в таком возрасте не представляет.
        - Ну да, - с обычной иронической интонацией сказал Шульгин, - тебе уж двадцать пять, год-два, и станешь ты старухой…
        - Это из Пушкина?
        - Наверное. Вольная интертрепация…
        - Я понимаю. Но сейчас вы мне должны ответить. Я согласилась стать вашим… вашей…
        - Младшей сестрой, - помог ей Александр Иванович. - И это правильно. Что согласилась. Впрочем, вариантов у тебя особых не было. Если Ляхов с нами. Куда иголка, туда и нитка. Только тут ведь и обратная зависимость. Разойтись ты со своим Вадимом, может, и вздумаешь, а с «Братством»… Обратной дороги нет.
        - То есть как это? - Майя задохнулась от возмущения. - Вы меня что, навек к нему привязываете?
        - Не понял, - с лёгкой иронией ответил Шульгин. - Ты разве, замуж выходя, такую формулу не подразумевала: «В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас…»
        - Ах, да, конечно. - Она сообразила, что сказала глупость. Просто слишком неожиданно было услышать, что в результате недолгого знакомства с этими людьми она теперь обречена на почти вечную совместную жизнь с одним-единственным мужчиной, пусть даже Вадимом… Сейчас они друг друга любят, несомненно, но мало ли что может случиться за годы и десятилетия…
        - Это так, бесспорно. Но… Допустим, чисто условно. Вдруг встретится мне какой-то другой мужчина, и окажется, что это с ним мы по-настоящему созданы друг для друга, а с Вадимом - ошибка. Бывает так?
        - Ещё бы, - понимающе кивнул Шульгин. - Бывает, когда к счастью, когда к сожалению…
        - И в этом случае вы меня… Ликвидируете, как предательницу? Если тот человек вам не покажется подходящим.
        - Очевидно, умеренно жёсткая акция в отношении Лихарева, свидетельницей которой ты стала, произвела на тебя слишком сильное впечатление. На самом деле мы люди гуманные. Иногда - чрезмерно. Захочешь уйти - уйдёшь. Всего-навсего забыв некоторые вещи, в другой жизни лишние. Правда, за всё время существования
«Братства» никто из него не вышел. Слишком много возможностей устроить свою жизнь без подобных крайностей.
        Шульгин докурил сигарету и щелчком послал тускнеющий огонёк на середину потока. И вдруг опять протянул руку. Коснулся плеча. Майя непроизвольно дёрнулась. Вдруг он всё же передумал, и сейчас что-то произойдёт? И тут же поняла, что в этом жесте нет ничего интимного. Так действительно мог бы поступить старший брат, успокаивая младшую сестру.
        - Только, видишь ли… Постоянных истин никто не отменял. Например: «Господь дарует вам жизнь вечную, но не обещает завтрашнего дня». Или - наоборот. Неважно. И уверена ли ты, милая Майя Васильевна, что вечная жизнь в реале так уж привлекательна?
        - Не уверена, - честно ответила она, - но в любом случае мысль о том, что не станешь старухой через двадцать лет и не умрёшь в семьдесят - очень привлекательна.
        - Не стану спорить. Старухой через двадцать лет ты не станешь. Это я тебе железно гарантирую…
        Майя закончила рассказ, и так всё сумела подать, что Татьяна осталась в полной уверенности, будто и её обещание Шульгина касается в полной мере. На самом деле, речь о ней вообще не заходила. Слишком напряжённое у Майи с Александром получилось свидание, чтобы ещё и о подруге вспомнить.
        - А они нас не… обманывают? - спросила Татьяна.
        - Зачем, вот вопрос. После всего, что ты уже видела. Ожившие покойники - куда более невероятная вещь, чем столетние молодухи. Так что не дрейфь, мы ещё поживём. А пока давай девочками займёмся.
        Вернувшись в гостиную на втором этаже, Майя сняла с полок этажерки целую кучу каталогов, которые Лариса еженедельно получала из представительств многочисленных российских и иностранных фирм, обосновавшихся на Водах.
        - Будем выбирать, барышни, вам много чего потребуется для новой жизни.
        Курсантки, обладавшие всем спектром нормальных женских инстинктов, до сих пор пребывавших в латентной форме, пришли в немалое возбуждение и даже восторг, разглядывая фотографии манекенщиц, демонстрирующих сотни фасонов платьев, костюмов, комплектов белья, чулок, обуви, бесчисленных аксессуаров.
        - Постепенно привыкнете, - посмеиваясь, говорила Майя. Честно говоря, она им сейчас завидовала, как завидуешь человеку, впервые в жизни собирающемуся, допустим, в Париж. Той яркости первых впечатлений, которые ему предстоят.
        - Сейчас сообразим, посмотрим, у кого какие вкусы и кому что лучше подходит. Одеваться, как в сиротском приюте, больше не будете. Раз уж вы такие… похожие, индивидуальность станем выявлять реквизитом. Вы пока рассаживайтесь, подальше друг от друга, и выбирайте, в чём бы каждая хотела выйти в город на прогулку. Прямо сегодня. Исходя из погоды и из того, что сейчас вы в курортном городе. Друг с другом, чур, не советоваться, категорически запрещаю. А я для начала поработаю с Настей. Татьяна Юрьевна с… Ну, хотя бы с тобой, - она указала на пепельную блондинку (совершенно натуральную), с высокими скулами и большими выразительными глазами. Интересный типаж. Мужики будут за ней табунами бегать.
        - Как зовут?
        - Мария.
        - Маша, значит. Или - Маня. Как тебе больше нравится?
        - Маша, - непонятно отчего девушка слегка покраснела. Майя не могла знать, что так её впервые назвал Шульгин метельной ночью на Валгалле. Для Марии это было совсем недавно, и она всё ещё находилось под впечатлением того, что тогда случилось.
        - Так тому и быть, - кивнула Татьяна. Ей предстоящая работа начинала нравиться. Своими руками превратить этих «недоделок», как она про себя назвала отданных под присмотр воспитанниц, в настоящих женщин.
        - Итак, давай с самого начала, - сказала Майя, когда они с Анастасией перешли в её комнату. - Сначала покажи, что бы ты сама выбрала. - Она раскрыла толстый, в полтысячи страниц каталог нижнего белья.
        Настя растерялась. Один-единственный раз, готовя её к встрече с Новиковым, Дайяна выдала комплект земной одежды, какой сама сочла подходящим. И объяснила, как и что надевать и носить. Перелистывая глянцевые страницы, девушка увидела нечто похожее, по крайней мере - знакомое, и указала пальцем.
        Майя рассмеялась.
        - А у тебя есть вкус. Только имей в виду - такое надевают при вполне определённых обстоятельствах. Если тебе нужно соблазнить мужчину, в чьих чувствах ты не совсем уверена, но твёрдо намерена добиться своего именно сегодня. Или если ты - на работе. Понятно излагаю?
        - Понятно, - потупилась девушка.
        - Для повседневного употребления наряд совершенно непрактичный. Чтобы чувствовать себя комфортно, но и быть готовой к приятным неожиданностям - подойдёт, пожалуй, вот это. И это тоже… Просто, удобно и со вкусом.
        Затем выбрали несколько комплектов верхней одежды на утро, день и вечер.
        - На высоких каблуках ходить умеешь?
        - Несколько раз пробовала, но по-настоящему - нет, не умею.
        - Научим, а пока будем исходить из реальных способностей…
        Закончив с подборкой экипировки для всей команды, Майя сделала заказ по телефону. Приказчик, обалдев от грандиозного заказа, с которого ему обломится приличный процент, заверил, что всё требуемое будет доставлено в ближайшие три часа. И, чуть замявшись, назвал сумму, во что это уважаемой мадам обойдётся. Она едва удержалась, чтобы не присвистнуть в трубку. Однако… Девочки прямо сразу начинают влетать в копеечку. Хорошо, что не им с Татьяной, а Лихареву.
        - Через два максимум, - жёстко ответила Майя. - И твой процент сюда включён. Не каждый день у вас такие клиенты. Время пошло…
        - Красота того стоит, - узнав цену, усмехнулась подруга. - Уверена, они там сейчас на фирме оживлённо спорят, откуда вдруг в городе объявился целый взвод красавиц с идеальными габаритами, голых и босых, зато с чемоданом денег.
        - Ну и пусть спорят. Жаль, что мы не слышим. Слава богу, у нас пока тем, кто платит, лишних вопросов не задают. А если б кто и задал, так нам, по счастью, и придумывать ничего не надо. Младшие сестрёнки с подружками приехали из Смольного института и захотели шикануть по полной, как взрослые. Благо, любящие старшие не в силах отказать…
        - Так, мадемуазели, кто какие языки знает? - спросила Татьяна.
        - Все, - ответила Настя.
        - Что все, я и не сомневаюсь. Я спросила - кто какие.
        - Я и говорю - все знают все основные европейские языки. Азиатские и африканские в нашей группе не изучали.
        - Лихо, - восхитилась Майя. - В совершенстве?
        - Конечно. И с диалектами.
        - Да-а… - покрутила головой Татьяна. - Ладно, вы пока ещё журнальчики полистайте, а мы выйдем, покурим.
        Опершись о перила балкона, она сказала, мечтательно глядя на пейзаж внизу:
        - Знаешь, в чём смех? Мы, при необходимости, уже завтра могли бы отбить те деньги, что за обновки выложим.
        - На панели? - догадалась Майя.
        - Зачем так грубо? Просто по старым связям я могла бы найти достаточное количество оч-чень солидных людей, готовых заплатить сумасшедшие деньги за знакомство с такими вот гейшами или гетерами. Экскурсоводшами, проще говоря. Обычные шлюхи, любого разбора, им ни к чему. А вот такие девочки, с которыми можно появиться хоть в театре, хоть в клубе, вдобавок - нетронутые, не согласные расстаться со своим богатством задёшево - это, я тебе скажу…
        - И зачем ты это мне говоришь? - прищурилась Майя.
        - Да так. В голову пришло. Я же не говорю, что собираюсь стать бандершей. Я о том, что в любой игре наши девчонки - чистые джокеры.
        - Так их к этому и готовили.
        - И почему-то не успели. Странно это. Ну, был бой с какими-то медузами, так отчего они потом домой не вернулись? Зачем их Левашов сюда притащил? Его объяснения меня не очень убедили. Ей-ей, нечисто здесь, только непонятно, что именно. И главное - хорошо это или плохо - для нас?
        - Не забивай себе голову. Сегодня позвоню Вадиму, постараюсь разузнать поподробнее. Если он сам что-нибудь знает. А пока пойдём. Знаешь, что мы забыли? Пока барахлишко подвезут, надо им фамилии-отчества придумать, и сказать Лихареву, чтобы паспорта им оформил…
        Татьяна разыскала на полках справочник «Вся Москва» за прошлый год, где содержались краткие сведения обо всех более-менее заслуживающих внимания гражданах высших сословий, то есть дворян, купцов начиная со второй гильдии, чиновников и офицеров, заметных лиц свободных профессий. Тысяч сорок персоналий, напечатанных мелким шрифтом в две колонки.
        Объяснила девушкам, чем они сейчас займутся.
        Те не возражали. Если их возвышал над однокашницами факт получения имени, то остальные атрибуты полноценной личности, включая паспорт, - полностью переводил в новое качество.
        Майя расчертила таблицей лист бумаги.
        - Чтобы не запутаться. Начинаем.
        Татьяна наугад раскрыла том. Попала на букву «В».
        - О! Пусть так и будет. Раз вы у нас из первой партии (глядишь, скоро и другие появятся), давайте отсюда и выбирать.
        - Как наши катера одного дивизиона, - фыркнула Майя, вспомнив морское путешествие.
        - «Сильный», «Смелый», «Страшный» и так далее.
        - Вот именно. Вы, девушки, не против?
        Девушкам, наоборот, было очень интересно.
        - Тогда поехали…
        Согласились, что фамилии должны быть звучные, достаточно известные, принадлежащие настолько разветвлённым родам, что и сами их носители не в состоянии были упомнить всех родственников дальше второго колена, а уж тем более всяческих свойственников и однофамильцев.
        Исходя из имеющихся имен, фамилии и отчества подбирали в стиль.
        Вот что получилось.
        - Несколько нарочито, но сойдёт, - подвела итог Майя.
        - Ничего не нарочито, - возразила Татьяна. - Ты бы посмотрела списки групп, с какими мне приходилось работать. - Вот там - нарочно не придумаешь. Наших девчат никто в такую таблицу заносить не станет. Зато каждая сама по себе - очень даже элегантно. Запомнили, барышни? Вот и хорошо. Завтра паспорта получите, и вы - полноценные российскоподданные. А вон, кажется, и экипировка прибыла, - услышала она гудок машины у ворот. Сейчас приоденемся - и в город, на рекогносцировку местности…
        Прогулка получилась великолепная. И развлекательная, и поучительная. Восхищённые девушки поначалу чувствовали себя неуверенно. Их планета, и долина, где размещался учебный центр, были красивы ничуть не меньше, чем Земля. Но к тем безлюдным ландшафтам они давно привыкли, а здесь живая природа гармонично дополнялась праздничной архитектурой и всей инфраструктурой курортного города. И жизнь вокруг кипела, бурлила и переливалась всеми своими красками и гранями.
        А самое главное - вокруг ходили, ездили в автомобилях, сидели на бульварных скамейках и под навесами кафе, кабачков и духанов тысячи людей: мужчин, женщин и детей всех возрастов, наций и степеней достатка. Говорили, кричали, даже пели за уставленными напитками и закусками столами.
        Происходящее вокруг было не всегда понятно, но невероятно интересно.
        Конечно, курсантки последний год своего обучения почти ежедневно знакомились с обычаями и поведением людей по видеозаписям и игровым фильмам, но то, что оказалось наяву, не шло ни в какое сравнение. Кстати, Валентин Лихарев однажды выразился в подобном духе: «Воображать земную жизнь по этим картинкам - всё равно, что нюхать розу в противогазе».
        Чтобы уберечь своих подопечных от сенсорных перегрузок и эмоциональной контузии, Майя с Татьяной после двухчасовой прогулки по городу увлекли их в глубину Курортного парка. Там они нашли уютный, почти пустой ресторанчик с верандой, нависающей над центральными аллеями. Разместились, заказали фрукты, мороженое, шампанское.
        - Так, девчата, - сказала Татьяна, - вы угощайтесь, дышите воздухом, поболтайте, обменяйтесь впечатлениями, а мы с «тётей Майей» вон там, в уголке, тоже о своём поговорим.
        За «тётю» она тут же получила шутливый тычок локтем под рёбра, незаметный со стороны.
        С того места, что подруги заняли, им хорошо был виден и стол курсанток, и стойка бара, и ведущая к веранде дорожка. Себе они заказали неизменный кофе, который здесь был очень неплох, графинчик старого коньяка, ледяной нарзан в запотевших бутылках.
        - Я была права, - сказала Татьяна. - На наших девчонок пялились все, от скаутов до пенсионеров. Хотя вроде бы здесь всякого навидались. Мы с тобой тоже очень ничего себе, но такого фурора не производим. Это не слишком хорошо.
        - Избыточная концентрация красоты, впредь придётся разбавлять, - согласилась Майя.
        - Любой мужик в любой точке планеты точно обалдел бы, увидев в куче девять супердевок, если они не на сцене кабаре. Элементарное подсознательное знание теории вероятности у каждого есть. И всякое несоответствие напрягает и нервирует.
        Она достала из сумочки секретный, доступный только весьма ограниченному кругу сотрудников императорской безопасности радиотелефон в виде сигаретной пачки. Даже Ляхову такой выдали далеко не сразу, и он долго скрывал его от Майи, пока не пришлось в открытую использовать в приключении на пароходе[См. роман «Билет на ладью Харона».] . Считалось, что ни в одной стране цивилизованного мира до подобного ещё не додумались. Да и в России количество выпущенных приборов исчислялось едва ли парой тысяч. Почему так, Майя не знала. То ли технологические трудности, то ли политический расчёт.
        Зато когда это чудо техники попалось на глаза Левашову, тот, покрутив коробочку в руке и невзирая на протест Ляхова, снял заднюю крышку, одобрительно поцокал языком.
        - Надо же, до чего додумались! Супротив сотовой связи, конечно, примитив, но вообще здорово. Вроде авианосца на вёсельном движителе.
        И - сразу видно специалиста не только в технике, но и в других делах тоже - спросил Вадима:
        - Жуткий дефицит, конечно? Даже у твоих подруг нет, в критический момент на городскую проводную связь надеются…
        Ляхов согласился. Увы, несмотря на чины и должности, далеко не каждому полагается.
        - Хорошо, подожди немного. - Левашов интригующе улыбнулся. Небрежно сунул драгоценный аппарат в карман рубашки и, насвистывая что-то отдалённо напоминающее арию индийского гостя («Не счесть алмазов в каменных пещерах»), поднялся по очередной лестнице Ларисиного терема.
        Вернулся минут через двадцать и, отозвав Вадима с Майей в сторону от веселящейся компании, выложил на журнальный столик десять совершенно одинаковых пачек
«Дюбека».
        - Выбирай, где твой, - предложил Ляхову.
        Тот, при самом тщательном рассмотрении, не нашёл никакой разницы. Сам факт
«умножения сущностей» его не удивил. Успел узнать возможности «Братства».
        - Раньше бы сказал, мы б весь ваш мир завалили этими штуками, за хорошую плату, естественно, - говорил Олег. - А это так - на скорую руку. Чтобы хоть вы между собой могли спокойно общаться.
        - Не выйдет спокойно, - мотнул головой Ляхов. - Вся связь всё равно через центральный узел идёт и тщательно контролируется. Машинки-то вот они, а позывной у каждой индивидуальный…
        - Я ведь тебе не предлагаю болтать по ним, как по телефону-автомату. На крайний случай. Ежели промедление смерти подобно. Да и наверняка вы с Тархановым, при вашей власти, сумеете несколько лишних номеров в списки вставить.
        Сейчас Майя вызвала Вадима. Тот отозвался на пятой секунде. Она совсем коротко спросила, как у него дела, и сказала, что случилось нечто крайне интересное, требующее его немедленного появления в Кисловодске.
        - Как прошлый раз?
        - В своём роде даже интереснее. Сумеешь завтра вылететь первым самолётом?
        Ляхов привык, что по пустякам жена его не дёргает и спецсвязью не пользуется.
        - Надо - сделаем… Могу и сегодня. Есть рейс на Минводы в ноль-пятнадцать. Прямо сейчас машину вызову, в аэропорт - и к вам.
        - Спроси его, а Сергей с ним не сможет? - подсказала Татьяна.
        - Вдвоём и сразу - точно нет, - ответил Ляхов. - Своих заморочек полно. Если со всеми разгребёмся - через неделю минимум. Это я - сравнительно вольная пташка, а он плотно занят, час назад я от него вышел. Даже в казино с девочками пойти отказался.
        - Приедешь - будут тебе девочки, - словно бы с нехорошим обещанием в голосе сказала Майя, и это был тот редкий случай, когда Вадим на той стороне «провода» понял её неправильно. То есть не уловил, что в данном случае она говорит буквально, без задней мысли и намёка.
        - Тогда - конец связи. Жду у Ларисы… около двух?
        - Скорее - трёх. Можешь немного поспать…
        - Вот это - вряд ли.
        Она нажала кнопку отключения, и не только по причине несанкционированной загрузки линии. Татьяна под столом толкнула её коленом.
        - Я наблюдала за барменом. Он только что звонил по телефону…
        - Ну и что? - не поняла Майя.
        - Ты приезжая, я - местная. Не только обычаи знаю, а и по губам читать умею. Не в совершенстве, но в сочетании с мимикой и взглядами - понимаю. Иначе как бы мы тут выживали? Тарханов тоже наш, ставропольский, потому у него в «Бристоле» получилось[См. роман «Билет на ладью Харона».] . Попади на его место твой Вадим - и до задних ворот не дошёл бы…
        Майе эти слова показались обидными, но пришлось согласиться. Она имела собственное мнение о достоинствах самых близких ей и друг другу мужчин, но по поводу подвига Сергея в Пятигорске - ни убавить, ни прибавить.
        - И что ты прочитала?
        - По смыслу - приезжайте, есть классные… дальше не по-русски. Много, всем хватит,
        - и заржал, как они любят. У них жеребячий гогот выражает высшую степень самоуважения…
        Майя готова была отнестись к словам Татьяны пренебрежительно, мол, пуганая ворона и так далее, но слишком у истинной казачки стало серьёзное лицо. Глаза сузились, и губы сжались в нитку. Такой она её редко видела.
        Самое же главное - просто не могла Майя себе вообразить, что в шикарном курортном городе (куда до него пресловутому Баден-Бадену), где отдыхает и веселится лучшая часть российского общества, следует чего-то опасаться. А полиция, а жандармерия, картинно гарцующие по улицам казаки Терского войска? Особенно меры безопасности усилились после налёта боевиков на Пятигорск.
        Но Татьяна именно в этом случае наверняка умнее и опытнее её.
        - Быстро, - сказала та, - звони Лихареву. Скажи, где мы и в чём дело.
        - Но я так и не знаю, в чём…
        - Дура! - Татьяна выхватила у неё переговорник и, нервничая, не сразу нашла нужные кнопки. Хорошо, Валентин ответил сразу. Торопливо сказала несколько слов. Видимо, достаточных.
        Майя в это время наблюдала за барменом. Красивый парень, с шикарной тёмно-рыжей шевелюрой. Поймав её взгляд, улыбнулся «на ширину приклада», как любил говорить Тарханов в духе своих горно-егерских казарм, вышел из-за стойки.
        - Чего-нибудь ещё прикажете?
        - Да. По сто грамм коньяка нам и три бутылки шампанского тем девушкам, и - мигом!
        - Майя поразилась, как неуловимо быстро лицо Татьяны из напряжённо-жёсткого стало пьяновато-расслабленным. Специалистка.
        - Как прикажете. - Бармен тоже изобразил душевную приязнь. Заказ клиенток тянул на очень хорошую сумму. Те четверо отдыхающих в правом крыле веранды, что второй час не могли допить литр сухого, его не интересовали.
        Пока он исполнял заказ, Майя (эмоциональный заряд Татьяны подействовал), раскрыла сумочку и поставила её рядом. Инкрустированный «вальтер-РР» взвела незаметным движением. Подруга сделала то же самое, одновременно прошептав:
        - Только не вздумай стрелять на поражение. Иначе не сегодня, так завтра нам конец. Все аулы поднимутся. А я вроде по нужде схожу. Осмотрюсь там…
        Майя подумала, что она права. Если всерьёз стрелять начнут - конец, пусть и не в физическом смысле. Вадим прилетит, заберёт их отсюда, но - это будет навсегда. Кровная месть и всё такое. Зато есть куда более красивый ход. Наверное, Татьяна его тоже просчитала. Она заказала для девочек ТРИ бутылки шампанского. Значит, сейчас на столе у них будет ровно семь. По одной на каждую.
        Пока бармен суетился, Татьяна по пути в туалет коснулась плеча Анастасии. Та, отчётливо среагировав, подскочила и пошла следом. Бармен (заметила Майя), следил за Настей взглядом голодного волка. Наверное, просто потому, что у этой сейчас видны были высоко открытые ноги, а прочие прятали их под столом.

«Ох, и дикий народ», - вспомнила она слова бессмертного романа.
        Хорошо, две дамские кабинки находились в отдельном помещении, там никого не было, а кирпичные стенки и расстояние от зала исключали возможность подслушивания. Если, конечно, здесь не установлена аппаратура. Только вряд ли, не тот уровень кабака. По работе она знала, какие точки находятся под контролем. Сама водила кого нужно куда прикажут.
        - Настя, вы к рукопашному бою подготовлены?
        - В какой степени, Татьяна Юрьевна? - глядя чуть в сторону, спросила Анастасия.
        - Если сейчас появятся десятка полтора агрессивно настроенных парней… То есть нет. Сначала они будут очень любезны. Комплименты, пусть и грубые, предложения выпить и потанцевать, поехать с ними на водопады… А когда вздумаете отказаться - тогда и начнётся. Вариант простейший - вас всех, и меня с Майей тоже, изнасилуют на месте. В грубой и извращённой форме. Фантазии и сил у них хватит. Потом уедут, и концов не найдёшь. Вариант ухудшенный - погрузят в машины и увезут в горные аулы. Там будет то же самое, каждый день, в промежутках - тяжёлая работа…
        - Я поняла, Татьяна Юрьевна. - Лицо Насти оставалось почти безмятежным. - Убивать не надо, правильно?
        - Правильно. Но сделать так, чтобы ни один, ты пойми - ни один до утра не встал, не смог позвонить, и чтобы ни одна машина отсюда не уехала - сможете?
        - Сможем, Татьяна Юрьевна. Кроме того, постараемся, чтобы и со стороны никто ничего не услышал и не понял… Я сейчас девочкам всё скажу.
        Они успели вернуться, и ставший до неприличия любезным бармен, Руслан, как он назвался, подал всё, что заказали. Допившие свое вино мужики с дальнего столика как-то незаметно слиняли, то ли почувствовав сгущающуюся атмосферу, то ли просто так. Время вышло. На девичий цветник внимания вроде бы совсем не обратили. Педерасты, что ли?
        Тёплый южный ветер накидывал на веранду запах роз из одноимённой долины. Может быть, единственной в мире, где сразу цвели десятки тысяч кустов сотни разновидностей. Иногда от этого густого запаха перехватывало горло.
        Три большие чёрные машины, светя фарами, подъехали совсем не с той стороны, откуда ждала Татьяна. Оказалось, что к ресторанчику вела не только пешеходная дорожка, находившаяся в поле зрения. Позади, за хозяйственными постройками, имелся заезд для технологического транспорта. Мусор забрать, продукты доставить.
        Дальше - как Татьяна и просчитала. Пятнадцать лихих горских парней навскидку не определяемой национальности, с тем же отвязанным гоготом ввалились на веранду. Хорошо одетые, в возрасте от двадцати до тридцати, явно имеющие какое-то образование выше начального. Не пастухи из отдалённых аулов. Может быть, приехавшие на каникулы сыновья горских беков, ханов и князей.
        Ещё хуже, подумала она. Этих, что они ни сделай с обычными туристками, полиция искать не станет. Спишут на каких-нибудь маньяков.
        Ещё один признак цивилизованности, точнее - особой изощрённости парней. Никто не стал приставать к девушкам сразу. Расселись за столиками, грамотно перекрыв все входы и выходы с веранды. Заказали вина, дружно закурили, потребовали у бармена поставить восточную музыку, и погромче. Только потом, невзначай, обратили внимание, кто рядом присутствует.
        И - общий восторг! И комплименты, почти приличные, но с отчётливым подтекстом. Дальше - больше. Попытки подсесть рядом, познакомиться, за ручку потрогать, на танец пригласить. Самое-то главное - никого вокруг посторонних, на полкилометра, считай, и по позднему времени новых посетителей не появится. А тут - девчонки, почти школьницы, мороженым с шампанским балуются. Невыносимый соблазн.
        Однако старшего из компании что-то насторожило. Или бармен Руслан их об этом предупредил. Две русских бабы постарше, сидят отдельно, но смотрят чересчур неприятно. Опытный кавказский мужчина, при всём своём показном, на соплеменную публику рассчитанном героизме, казаков и их женщин (этих даже больше) остерегался. Генетически. Но не терять же лица?
        Бабы красивые, взрослые. Наверняка неглупые. Стоит подойти, поговорить. Глядишь, за хорошие деньги согласятся и в подсобку сходить. С ним одним - обе сразу. Ему хорошо, им хорошо, настоящее удовольствие получат, и парням никто не помешает.
        Подошёл со своим стаканом, ногой подвинул стул, сел.
        - А не свалить ли тебе, землячок, покуда живой? - спросила Татьяна, выслушав предложение горца, чью национальную принадлежность не успела определить. Не черкес, не карачаевец - точно. Прочие племена и народы она различала плохо.
        - Грубить хочешь, девушка? - продолжая изображать из себя что-то похожее на итальянского актёра Марчелло Мастрояни в роли сицилийского дона, с улыбкой спросил горец. - Дорого обойдётся.
        - Тебе - грубить? - тоже улыбнулась Татьяна и, словно пудреницу, достала из сумочки «РР». - Не стоишь ты того. Без всяких грубостей. Что предпочтёшь - в лоб или в живот? Мне - без разницы, а тебе?
        В этот же момент Майя под столом протянула руку со своим инкрустированным девятимиллиметровым «вальтером» и уперла ствол в самое дорогое для любого кавказского мужчины место. Причём упёрла больно, резким тычком.
        - Как тебя зовут, милый? - спросила она.
        - Арслан, - ответил тот, пытаясь даже в этом положении сохранить лицо. - Меня все тут знают. Не думайте, что такое вам пройдёт даром…
        - Как нам пройдёт - видно будет. А вот тебе, когда яйца с хером отстрелю, никакой доктор причиндалы обратно не пришьёт. Разве что от барана. И весь Кавказ смеяться станет…
        Майя отвлеклась на непосредственного клиента и пропустила момент, когда началось за столом у девочек. Кто-то из горячих горских парней совершил первую роковую ошибку. На самом деле с любой нормальной кавказской точки зрения ошибкой это не было. Самая что ни на есть норма. Адат[У мусульманских народов - обычай, имеющий силу права.] .
        Семь юных девушек ночью сидят за столом, при них ни одного русского мужчины. Значит - понятно, кто. Четырнадцать крепких, уже возбудившихся парней окружают их со всех сторон, помешать некому. Что творится за спиной со старшим товарищем - не видно, да и некогда смотреть и незачем.
        Для начала первый, самый активный, наследный князь двух аулов и тысячи баранов, наверное, в белом костюме и чёрной рубашке, положил тяжёлую ладонь на тонкую шею Марины. И совсем легонько сжал пальцы. Просто чтобы почувствовала, поняла.
        Никто не успел заметить, как сидевшая напротив Герта схватила за горлышко бутылку шампанского и ударила красавчика снизу вверх, под челюсть. Тот, едва не уйдя в заднее сальто, рухнул на вымощенный цветной плиткой пол, прилично приложившись ещё и затылком.
        Дальше пошёл уже настоящий цирк. В том смысле, что имел место весь набор приёмов, которыми поражают публику акробаты, эквилибристы и прочие клоуны. Только всё - в одни ворота.
        Вертелись, подпрыгивали, взлетали в воздух, приземлялись мордой вниз, переваливались через перила, смешно болтая ногами, исключительно гости. Девушки скользили по веранде, взмахивали руками стремительно, бесшумно, почти на грани зрительного восприятия. Даже бутылки шампанского не все пригодились в качестве оружия.
        Полторы минуты максимум - и конец забаве. Куда аборигенам с опытом исключительно уличных мордобоев «до первой крови» из носа выстоять против боевых машин, пусть и из плоти и крови. С мышцами, как у чёрной пантеры, и реакцией южноамериканского паука, умеющего отскакивать с пути револьверной пули. Аггрианские курсантки чётко выполнили главное требование - никого не убить. Но одновременно - нейтрализовать надёжно.
        Следующих двух минут хватило Инге и Кристине, чтобы сбегать к машинам, вырвать, как сорную траву, пучки проводов из-под приборных щитков. И вернуться обратно.
        Настя и Марина блокировали поваров и официантов внутри ресторана. Посоветовали сидеть тихо, никуда не звонить, ничего не видеть и не слышать.
        Татьяна пистолетом поманила оцепеневшего за стойкой бармена Руслана. Стволом указала, где ему сесть. Майя убрала свой «вальтер» с промежности Арслана.
        - Ну и как - повеселились мальчики?
        Из всех мальчиков только один был в сознании, сидел на полу, сжав ладонями разбитое в кровавую кашу лицо. Хрипло поскуливал.
        Девушки, убедившись, что несовместимых с жизнью травм никому не нанесли, обыскивали бесчувственные тела, выкладывали на стол оружие и пачки денег. Этого добра у каждого имелось изрядно.
        - Ты не понимаешь, сейчас нам осталось шлёпнуть тебя и его, - Майя показала на бармена, - сунуть вам в руки эти нигде не зарегистрированные пистолеты и через час улететь в неизвестном направлении. А потом прокуратура пусть разбирается, из-за чего вы тут насмерть передрались…
        - Сука, - со злобой и тоской процедил Арслан и немедленно получил от Татьяны такую зуботычину, что голова мотнулась, как у тряпичной куклы. Она сейчас выплёскивала всю накопившуюся за десятилетия ненависть. К таким вот бесцеремонным и наглым парням, что преследовали их, школьниц и студенток на улицах, в парках и на танцплощадках, к тем, что заставили её трястись от ужаса в захваченном бандитами
«Бристоле», за многое другое.
        - Ещё слово - всерьёз изувечу! - Голос её вибрировал на грани нервного срыва.
        По счастью, почти тут же раздался звук ещё одного мотора - приехал наконец Лихарев. С ним ещё двое решительного вида мужиков с автоматами. Как будто они сидели у Валентина в полной боевой готовности и ждали команды. Возможно, так оно и было.
        - О, какая неожиданная встреча, - заулыбался Лихарев, увидев Арслана в крайне унизительном положении. - Давненько не пересекались.
        Тот особой радости при виде группы поддержки не испытал, но определённое облегчение - явно. Из ситуации наметился выход, а то кто знает этих сумасшедших баб, могли и привести свою угрозу в исполнение. Им, откровенно говоря, больше и делать почти ничего не оставалось. Шайка наёмных убийц какая-то, а не приличные курортницы.
        Валентин сел напротив, жестом велел девушкам убрать тела с веранды. В кусты, подальше.
        - И зачем же ты, Арслан, моих гостей обижаешь? Не по-мужски это. Девочки первый раз на юг приехали, и вдруг такое. Что они теперь думать станут? Дикари живут на Кавказе - вот что они подумают, и правильно сделают…
        - Девочки, - пробурчал тот. - Спецназ ГРУ, а не девочки. Зачем не сказали, что твои гости? Мы бы сразу ушли. Ребята, мамой клянусь, ничего плохого к ним не имели. Если только по доброму согласию. Я вот этим, - он дёрнул подбородком в сторону Майи с Татьяной, - сразу так и сказал. Хотите хорошо провести время - всё как надо сделаем. А они за пистолеты. Зачем тогда без своих мужчин на юг ехать? Все за этим едут, никто потом не жалуется…
        - Ладно, - кивнул Лихарев, приказал бармену всем налить. - Будем считать, что получилось недоразумение. Твоим парням урок - не распускать руки, пока дама не выразила явное и недвусмысленное согласие. Для верности можно лишний раз переспросить, этого ли именно она хочет, и не будет ли потом претензий. Дошло?
        Арслан кивнул.
        - Тебе - отдельный урок, ты-то давно не мальчик. Если видишь непонятное - три раза подумай, как поступить. Девять девушек ночью, без охраны, в таком месте… Необычно, да? Кто такие, зачем здесь, стоит ли вообще к ним подходить - стоило бы тебе об этом подумать. Здесь не твой родовой улус, здесь русский город.
        - Ну, хватит, а? - не выдержал горец, залпом выпил свой стакан.
        - Когда хватит, я сам знаю. Короче, считаем, ты меня понял. Что случилось - забыли. И мы, и ты. Пацанам своим накрепко объясни - подрались по пьянке, и всё. Где, с кем - не помнят. И упаси Аллах, если вспомнят. Ты меня знаешь. Я тебя тоже. И про все твои дела, и про многое другое. Не нарывайся - хуже будет.
        Лихарев демонстративно медленно раскурил сигарету, взглядом ценителя осматривая поле боя.
        - Вот теперь - хватит, - сказал он, посмотрев на часы. Ещё один психологический приём. - Давайте все вместе на посошок в знак дружбы и взаимопонимания, да и разойдёмся…
        Глава 4
        Лихарев приехал на микроавтобусе, и в него все легко поместились.
        - Круто начинаете, девушки, - сказал он, когда, покрутившись по узким тёмным аллеям, вывел машину на освещённую дорогу. - В первый же день, и сразу такое приключение. Но оно даже и на пользу. Практическое занятие по теме номер тридцать семь. Справились успешно. Всем зачёт.
        Курсантки сидели молча, слушали так, будто действительно руководитель подводит итог очередной вводной.
        - А вот вы, дамы, - обратился он к Майе с Татьяной, - дурака сваляли. Эта «Чёрная роза» - известный притон. Здесь по ночам и крепким мужикам делать нечего, если они не в теме.
        - Ты сам - в теме? - спросила Татьяна. После снятия поставленной Валентином матрицы она ничего не помнила об их сложных и запутанных квазиотношениях, воспринимала только как мужа Эвелин и приятеля Шульгина, Новикова и Ларисы.
        - Я - да. Арслан держит парк - меня это не касается. Зато я, хоть и сам по себе, но в хороших контактах со смотрящим всего города. Так что можете ничего не опасаться. Однако впредь советую вести себя осмотрительнее. Во всех смыслах.
        - Сто раз я бывала во всех кавминводских кабаках, в этом тоже, никогда со мной ничего не случалось, - не сдавалась Татьяна.
        - Иногда достаточно один раз оказаться в ненужном месте. Второго не потребуется. Ладно, закончим, я вам не наставник. Хорошо, что без меня справились, и я, по случайности, поблизости оказался. Вас куда, домой? Или можно ко мне, попробуем исправить испорченный вечер…
        - На сегодня развлечений и впечатлений достаточно, - ответила Майя. О том, что должен прилететь Ляхов, она почему-то Валентину не сказала.
        Возле отеля «Бештау» Татьяна попросила остановиться.
        - Мне тут нужно срочно кое с кем повидаться, если задержусь - не переживай, такси возьму…
        Майя слегка удивилась. Ни о какой встрече подруга ей не говорила, может быть, просто не успела из-за стремительного развития сюжета. Для того и предложила отсесть от девочек. Или ей потребовалось с кем-то переговорить именно после того, что произошло? Насчёт Арслана, Лихарева… Только вот с кем здесь она может такой вопрос обсуждать?
        Не сразу Майя сообразила, что Татьяна прожила на КМВ всю жизнь, связей и знакомств имеет предостаточно. Очень может быть, что и среди преступного мира. И теперь спешит доложить некоей персоне свою версию событий?
        И - самое простое: уточнила у Ляхова, что Сергей с ним не приедет, после чего решила навестить любовника, в расчёте, что встречу легко сможет списать на случившийся инцидент.
        В том, что любовник у Татьяны есть или должен быть, Майя почти не сомневалась. Они этой темы не касались и в самых откровенных разговорах, но по косвенным признакам…
        Впрочем, не её дело. Она сама в Москве, до встречи с Вадимом, никогда не отказывала себе в случайных капризах. А Татьяна в этом смысле барышня не менее темпераментная и импульсивная. Представила, как Майя с Вадимом сегодня отведут душу, а ей придётся всё это воображать в обнимку с подушкой, и решила избежать такого стресса аналогичным способом. Но вот смеху будет, если Тарханов в последний момент всё-таки сумеет вырваться с другом хоть на денёк. Картина Репина -
«Приплыли».
        Как классная дама или ротный старшина, Майя развела подопечных по спальням, предупредив, что завтра с утра им предстоит встреча с одним человеком, от которого, возможно, будет зависеть их дальнейшая судьба. И устроилась в гостиной перед экраном дальновизора. Ждать.
        Ляхов появился, как и обещал, без пятнадцати три. Франтовато одетый в гражданский костюм, с букетом цветов, наверняка приобретённых ещё в Москве. Больше негде в такое время.
        Майя, как положено жене, напоила его с дороги кофе, чарочку поднесла, терпеливо подождала, пока он выкурит сигарету, и только после этого повлекла к себе.
        Они не были вместе больше трёх недель, и оба дали волю чувствам. На взгляд Майи, даже несколько чрезмерно.
        Над горами уже зарозовело небо, когда она привела эмоции в порядок и принялась рассказывать всё, что произошло за вчерашний, страшно длинный день.
        Вадим заинтересовался не столько самим фактом появления аггрианской команды с далёкой планеты: межвременные и межпространственные переходы давно были ему не в новинку, - а связанными с этим обстоятельствами. Значит, «старшие братья» снова ввязались в конфликт высшего порядка и неизвестно, когда и как из него выйдут. И правильно будет в ближайшее время рассчитывать только на себя. Впрочем…
        Ему тоже показалось непонятным - в чём заключалась необходимость Левашову перемещать Лихарева с девушками именно сюда? Куда ведь проще было вернуться, позволить им завершить курс обучения. Или это специальный расчёт, часть очередного плана «братьев»?
        Особо это касается Валентина. Дезертировал, воспользовавшись случаем? И сейчас, как ни в чём не бывало, нежится в объятиях своей Эвелин, занимается непонятными делами с криминальным оттенком. Как боевому офицеру, такое поведение коллеги Вадиму было непонятно.
        Там, на Валгалле, разворачивается очередная межзвёздная война, и ему, специалисту и единственному, можно сказать, мужчине среди сотни недоученных «юнкериц», следовало бы находиться на переднем крае. Или, по крайней мере, помогать организовывать эвакуацию, если дела идут совсем плохо.
        Кроме того, непонятно, почему Левашов переправил экипаж флигера именно в этот Кисловодск. Логичнее было бы в другое место и время, туда, где не требовались сложные действия по их легализации. В двадцать пятый год, где у «Братства» «всё схвачено», а то и в новозеландский форт.
        Нет, что-то тут явно не то.
        Вадим, естественно, по малости срока пребывания в «Братстве» и незначительности ранга (всего лишь «кандидат»), не мог знать всей сложности комплекса технических и психологических проблем, с которыми «старшие» сталкиваются постоянно, и квалифицированно судить о причинах и целях их поступков. Но на то, чтобы строить правдоподобные гипотезы, его подготовки и природной сообразительности хватало.
        Скорее всего, девушек переправили в Кисловодск специально. Или так: специально переправили Лихарева, по какой-то причине (Вадим был почти уверен, что знает, по какой именно), сочтя его присутствие на Валгалле нежелательным. А их - просто за компанию, раз они все находились «в одной лодке».
        Сходится, но не совсем. Левашов ведь отчётливо сказал, что передаёт девушек под покровительство Майи, то есть фактически - его, Ляхова, ну и Сергея Тарханова соответственно, учитывая его «особые интересы» в этом регионе. Отчего не предположить, что в дальнейшем имеется какой-то специальный замысел?
        В подробности того, что имело место на самом деле, на высших уровнях, Вадима не посвящали, но и без того он знал, как ему казалось, достаточно, а об остальном догадывался.

«Итак, что мы имеем? - соображал Ляхов. - Семерых выдернутых из своего мира девушек, брошенных в этот, якобы без цели и задания. Великолепно подготовленных в смысле боевых искусств, да и почти во всех остальных смыслах тоже.
        Левашов мог бы сказать Майе всё, что нужно, открытым текстом. Но этого не сделал. Значит, имел основания».
        Вадим не мог себе представить, зная стиль работы и возможности «Братства», что никаких конкретных планов у Олега в тот момент просто не было.
        Сделал, что хотел и смог, выдернул людей из послесмертия, переправил, куда настройка СПВ и состояние континуума позволили, а о дальнейшем задумываться было ему недосуг. Более того, очень он себя неуютно чувствовал, всё время ощущая влюблённый взгляд Кристины. Ему казалось, что это замечают и Майя с Татьяной. Левашов до сих пор оставался в душе очень застенчивым человеком во всём, что касалось отношений с прекрасным полом. Почему с такой лёгкостью признал лидерство Ларисы: больше не требовалось принимать самостоятельных решений, а красота и прочие её способности и качества исключали потребность обращать внимание на любую другую женщину. Только вот с Кристиной невзначай случилось, да и то само собой, без всякой его инициативы. Стал, можно сказать, жертвой учебного эксперимента.
        Но всего этого Ляхов знать не мог, отчего и начал искать усложнённые объяснения.
        Наступило утро, Татьяна так и не появилась. Майя сказала, что если она с любовником, так бежать домой сломя голову в семь утра - полная глупость. Если занимается чем-то посерьёзнее - тем более. В любом случае, при необходимости позвонила бы. А так: «Я не сторож брату моему».
        Вадим с ней согласился. Он-то уж наверняка не сторож чужой жене. Ему сейчас нужно было решить проблему совсем другого порядка.
        Пока Майя в своей туалетной комнате оформляла внешность для грядущего дня, Ляхов, стоя на площадке винтовой лестницы, невольно стал свидетелем интересного каждому нормальному мужчине зрелища. Воспитанницы, проснувшись в привычное время, уверенные, что в доме нет посторонних, из своих комнат кинулись в душевую на этом же этаже. Никто не хотел спускаться в полуподвал, где мест хватило бы всем. Естественно, выбежали «о натюрель», шумели, смеялись, шутили на известные только им темы, толпясь у двери в ожидании очереди и выбегая из кабинки. Хорошо и весело им было. Вадим за них искренне радовался, одновременно думая о своём.
        - Засмотрелся, извращенец? - Вадим дёрнулся от неслабого удара по затылку - Майя подкралась бесшумно.
        - При чём тут - извращенец? Будущий командир изучает призывной контингент. Ты ведь сама захотела, чтобы я взял их на службу. А там, сама понимаешь, - казарменные нравы…
        - Иди, иди, хватит с тебя. Сейчас я приведу их в порядок, потом поговорим.
        - Со мной или с ними? - Если начатая женщиной тема тебе неинтересна или опасна, следует немедленно уводить разговор в сторону, не вступая в пререкания по сути.
        - С тобой, со мной - и с ними, - ответила Майя, возвращаясь к роли классной дамы.
        Вадим позвонил Лихареву, не заботясь, удобно это или нет в столь ранний час. Оказалось, что Валентин не только не спит, но и вообще находится сейчас в своей машине на пути к Пятигорску.
        - К себе едешь?
        - Да.
        - Значит, жди меня там. Через полчаса-час буду.
        Выяснять, устраивает ли его визит Лихарева, не нарушает ли каких-то планов, он не стал. И по нынешней должности научился исходить из того, что начальник всегда в своём праве, и в рамках условной «Табели о рангах» «Братства» отчётливо представлял, как он соотносится с Валентином.
        - Машина у вас есть? - спросил он Майю.
        - Тебе зачем?
        - В Пятигорск сгоняю, к Лихареву. Нужно ведь разобраться, что на самом деле почём, и как с девочками быть. Я их готов взять к себе в «печенеги», а вдруг - нельзя? И у «братьев» на них другие виды.
        - Так тебе он и скажет… - Майя изобразила губами и бровями сомнение, смешанное с неприязнью.
        - А то я у него спрашивать собираюсь. - Вадим рассчитывал, что жена сейчас воспринимает его не в качестве мужа, а как коллега, сотрудник прокурорской разведки, профессионал с гораздо большим стажем.
        - Тогда у кого?
        - До кого первого дозвонюсь.
        По тону и взгляду Ляхова Майя решила, что большего он не скажет.
        - Машина - в гараже. С шофёром поедешь?
        - Да лучше бы с шофёром.
        Вадим с удовольствием, конечно, проскочил бы сорок километров туда и столько же обратно за рулём хорошей машины, но «пацанские» инстинкты давно остались в прошлом. Слишком много разных вариантов возможны в пути, а также и на месте. А кто такой здешний водитель Иван Иванович, он знал.
        Если не взводу штурмгвардии равен, то около того.
        Робот, только что бывший чопорной дамой-экономкой, в несколько минут вернул себе облик сорокалетнего мужчины, выглядящего именно так, как и положено шофёру высокопоставленной персоны, и вывел из гаража синий кабриолет Ларисы.
        Приехал полковник в дом на склоне Горячей горы, как и рассчитывал, минут на сорок позже Лихарева. Встретились дружески, пусть и знакомы были всего ничего, и виделись не при самых радостных обстоятельствах. Так ведь и жизнь у них по любому счёту совсем другая. Отнюдь не общечеловеческая.
        - Сумеешь мне канал связи устроить с Новой Зеландией? - прямо спросил Вадим, после коротких, со стороны Лихарева чуть настороженных приветствий, чашки зелёного чая (на кофе Вадим уже смотреть не мог, не то что бы пить), сигареты.
        - Так мне же не велено, - развёл руками Валентин. - Живи, сказали, как сможешь, и не высовывайся. Вот я и не собираюсь больше. Высовываться.
        Усмехнулся в некотором роде вызывающе: хоть здесь я вас, друзья-приятели, ущучу. Приказали не подходить к своим приборам и ни в каких внешних делах не участвовать
        - так я с полным удовольствием. Однако вчера вечером, не прошло и полусуток, вызвали ваших девочек спасать. И сейчас господин полковник Ляхов примчался. За тем же самым.
        - Давай-ка я тебя, Вадим Петрович, коньячком угощу из собственных подвалов, или в бильярд сгоняем, - теперь уже с откровенной насмешкой поймавшего свой профит[Барыш, выгода (фр.).] человека предложил Лихарев. - Даже в гольф можно, есть тут подходящее поле. А с этими делами сам знаешь, к кому обращаться… У тебя же бумаги нет? Настоящей, окончательной?
        Ляхов, выросший в другом мире, этой книги Булгакова[«Собачье сердце».] не читал. Однако суть понял.
        - Рискованно играешь, Валентин, - ответил он. - У нас ведь дух и буква отличаются гораздо резче, чем у нормальных людей.
        - А мне этого никто не сказал. Хочешь, процитирую прощальные слова Левашова, вчера утром сказанные? «Разместим девчат - и свободен. До особого распоряжения. Вернёшься домой, продолжай жить, как привык, но в полной готовности. Как израильский резервист. Никаких шуточек, хохмочек и прочих инициатив тебе впредь не дозволяется. Уловил?»
        Лихарев прямо-таки цинично рассмеялся в лицо Вадима.
        - Давай мне это «особое распоряжение». И я - прямо сейчас и сразу. Ты - уполномочен? Ну?
        Издевательских и обидно-проигрышных случаев в своей жизни Ляхов встречал не так уж много. Но бывали, бывали. Теперь нужно неожиданно и резко приткнуть этого красавца.
        - Не взнуздал, так и не нукай, - вспомнил Вадим подходящую поговорку. Вытащил из наплечной кобуры свой «адлер», что, конечно, не являлось хорошим тоном. Так ведь в другой тональности шутки шутить некогда.
        - Дурочку со мной валять не надо. Я здесь сегодня «старший по команде», по причине отсутствия вышестоящего начальства. Полномочия имею. Что не так сделаю - сам и отвечу, - сказал он, начиная выходить из себя.
        По своему нынешнему московскому положению собственное членство в «Братстве» и принадлежность Лихарева к инопланетянам казались Вадиму неважными. Флигель-адъютант полковник Ляхов не любил возражений.
        «Но нет Востока, и Запада нет,
        Что племя, родина, род,
        Если сильный с сильным лицом к лицу
        У края земли встаёт?»[Р. Киплинг. Баллада о Востоке и Западе.]
        В одном из виденных им фильмов гангстер Аль-Капоне говорил, что добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем просто добрым словом.
        - Садись и пиши, - приказал Вадим.

«Я, такой-то, нарушил данное мною слово под непосредственной угрозой моей жизни со стороны такого-то. Каковой таковой, в свою очередь, признаёт, что принял на себя особые полномочия под воздействием крайней необходимости. В чём оба и подписуемся…
        Лихарев всё ещё медлил.
        - Играться со мной вздумал? Ты что вчера Арслану говорил? Так я для тебя запросто стану хуже, чем ты для Арслана. Знаешь такую статью - «Саботаж»?
        И тут же слегка понизил тон:
        - Валентин-Валентин, что же тебе спокойно не живётся? Учили тебя, учили, да не выучили. Неужто настолько ретивость в душе гуляет? Всё пропито, кроме чести? Так насчёт «чести» я бы не советовал особо распространяться. Не честь в тебе сейчас говорит, а голые понты. Как у Барона в пьесе господина Горького «На дне».
        Лихарев скривил губы, то ли насмешливо, то ли презрительно. Достал его этот салага-полковник, на восемьдесят лет младший, но пытающийся играть под Шульгина. Не без успеха, впрочем, признал он.
        - Шуток не понимаешь? Подожди, ещё научишься. И шуточкам, и кое-чему другому. Хотел я тебе показать, как бывает, когда слова буквально понимают. Увидел? Не такое увидишь, раз в наши забавы ввязался. А пистолетиком махать…
        Ляхов откинулся на спинку кресла. Эта интермедия далась ему очень не просто. В то же время он чувствовал, что вёл себя правильно. Именно потому, что ввязался в совершенно ненужные ему забавы, неожиданно ставшие едва ли не главной составной частью новой жизни.
        - Я просто хотел посмотреть, что за молодёжь нам на смену идёт, - очень мирно и рассудительно продолжил Лихарев. Глаза у него стали вдруг очень усталыми и старыми. Вторую сотню лет человек живёт, и какую сотню! Гражданскую войну захватил, со Сталиным сколько лет ежедневно встречался. - Хватит у тебя силы и характера такой груз на себя взвалить? - Очень сочувственно прозвучало. - Оно, может, проще было в Москве при своих занятиях оставаться? Теперь увидел - ты парень решительный, совсем даже не промах. Согласен. Помогу, и без всяких расписок. Мы с Шульгиным такие дела крутили - тебе и не снилось. Сталина обвели вокруг пальца, Ежова свалили… Он мне и без протокола на слово поверит. Пойдём в подвалы. Они там мою аппаратуру опечатали, мы её с твоей и божьей помощью распечатаем. И вперёд. На Таорэру летали, до Новой Зеландии как-нибудь доберёмся.
        - Вот так бы сразу, - облегчённо вздохнул Вадим.
        - Сразу знаешь, что бывает? - усмехнулся Лихарев. - Узнаешь, всему свой черёд…
        Они спустились в подвал, отделённый от площадки массивной стальной дверью с кремальерным запором. Вспыхнули потолочные плафоны, Вадим увидел несколько шкафов и пультов технического назначения, похожих на те, что стоят в армейских узлах связи. Максима Бубнова сюда, тот бы быстренько разобрался, что к чему. А самому не понять, да и незачем. Ляхов подумал, не совершает ли очередную ошибку. Нет, едва ли. Если Лихареву позволено здесь жить, и установки сохраняются в рабочем состоянии, значит, именно в данном направлении от него пакостей не ждут.
        - Новая Зеландия, говоришь? - бормотал Валентин себе под нос, включая рубильники, нажимая кнопки и перебрасывая тумблеры. Засветились открыто стоящие радиолампы, загудели умформеры и вентиляторы. По круглому зелёному экрану осциллографа побежали вдоль оси абсцисс разновысокие зубчатые волны. Совершенно как на кардиограмме.
        - На пароход, говоришь, прямо на палубу? Сейчас, сейчас… Станция у них постоянно на приём должна работать, нам и делать почти ничего не придётся… Несущую частоту поймаем - «и тольки…», - вдруг вспомнил он любимую присказку батьки Махно, Нестора Ивановича.
        На самом деле поиск частоты и выставление на циферблатах и пультах всех нужных позиций заняло минут пять, а то и больше. Вадим на часы не смотрел. Потом защёлкали реле, коротко взвыло что-то, спрятанное под изогнутым овальным кожухом, и между двумя коммутаторными стойками возникла графитово-чёрная, уходящая в никуда воронка. Ляхову показалось, что из неё потянуло нездешним, как принято выражаться, могильным холодом.
        Тут же чернота сменилась синеватой флюоресценцией, еще секунда - и вот оно! Сначала по глазам ударил свет опускающегося к горизонту солнца, потом Вадим увидел угол кормовой рубки и надраенную тиковую палубу под ногами.
        - Ух ты, как точно! - восхитился своему успеху Лихарев. - Метр в метр. Их установка прямо здесь, за стенкой… Ну, давай, выходи. Ищи своего Воронцова.
        - А ты?
        - Я здесь посижу. Мне волну держать нужно. На всё про всё тебе полчаса. У меня подходящего компьютера нет, а задачу «трёх тел» я в уме решать не умею. На глазок исключительно…
        Ляхов перешагнул на палубу «Валгаллы», осмотрелся. Вода фьорда, покрытая мелкой зыбью, искрилась. На берегу виднелись крыши и зелёные аллеи посёлка. Пароход, очевидно, был готов к очередному походу - над задней трубой вился лёгкий дымок.
        Уже через минуту его появление было замечено вахтенным унтером. Обладающий несколькими лишними органами чувств и абсолютной памятью андроид не только обнаружил на борту постороннего, но и мгновенно его идентифицировал. Этот человек принадлежал к имеющим все необходимые допуски, обладал именем и был занесён в судовую роль[Список лиц экипажа с указанием анкетных данных, а также значение, род и степень участия каждого в функционировании единого «корабельного организма».] .
        - Ваше высокоблагородие, господин Ляхов-второй[В Российском Императорском флоте офицеры-однофамильцы имели официальную и обязательную нумерацию в соответствии со старшинством по выслуге (но не по чину).] , - пробасил сверхсрочный боцманмат[В старом российском флоте звание строевого унтер-офицера 1-й статьи.] , с серебряной дудкой на обширной груди, подкинув ладонь к бескозырке. - Так что господин адмирал на борту, прикажете проводить и доложить?
        - Проводи, а как же.
        Воронцов, очевидно, предупреждённый вахтенным офицером, увидевшим гостя с крыла мостика, вышел из рубки навстречу.
        - С прибытием, - сказал Дмитрий, приветливо улыбаясь и протягивая руку. Опять ЧП, раз не по нашей линии пришёл?
        Вадим объяснил, что именно, на его взгляд, случилось.
        - Понятно, понятно. Олег мне уже доложил. Только мы не думали, что так быстро у вас осложнения начнутся. Полагали, недельку-другую на первичную адаптацию уйдёт. Да ты проходи, садись, сейчас прикажу прохладительного подать. Или - наоборот?
        - Хорошего местного пива можно. Времени у меня совсем мало. Лихарев за устойчивость канала не ручается. Я вот что придумал - возьму их всех к себе на службу. Создам при «печенегах» особое рейнджерское подразделение. А куда ещё? Не замуж, на самом деле, в хорошие руки отдавать, как породистых котят. В другом варианте им нормальной жизни не будет. Вчера Арслан, завтра кто-то посерьёзнее заинтересуется. Для себя или на продажу… В итоге такое начнётся… Полгорода перебьём, в пределах необходимой самообороны.
        - Их тот Арслан или кто повыше после вчерашнего не в наложницы - в киллеры вербовать станет. Не согласятся - устранят, - немедленно то ли возразил, то ли согласился Воронцов. - Никакой Лихарев не поможет. Похоже, Олег действительно не додумал. Правильно твоя Майя сказала, перенасыщенный раствор получился. Кисловодск
        - не Москва и не Голливуд. А ко мне какие вопросы? Санкция, что ли, требуется? Так ты в столице сам большой начальник, без моего благословения управишься.
        - Санкция ваша мне без надобности, Дмитрий Сергеевич. В Москве управлюсь, без вопросов. Только кого я туда привезу, кого начальству представлю? Группу выпускниц Смольного института? Посмеются, и только. Потому хочу вас попросить - возьмите их сюда. Организуйте «высшие офицерские классы» по рейнджерской программе. Базовая физическая подготовка у них не хуже, чем была у белых офицеров. Требуется похожая психологическая. Ну и, само собой, специфический женский опыт. С этим бы и мои дамы справились, но… Думаю, Наталья Андреевна сможет им как нужно всё преподать,
«в должной плепорции».
        Воронцов вертел в пальцах незажжённую трубку, смотрел на Ляхова с интересом.
        - Хорошо решил. Главное - быстро. Что ж, не вижу оснований возражать. Месяца за три научим всему, что сами умеем. Будет у тебя личная гвардия, и не только. Представляю, сколько интересных комбинаций можно организовать, располагая таким контингентом…
        Вадим и сам имел в виду такую возможность. Семь великолепно обученных агентесс. Любая, в случае надобности, способна вскружить голову самому значительному лицу, лишённая намёка на моральные предрассудки, от которых не свободна любая нормальная земная женщина. И работать будут не за деньги, не за страх, а исключительно за идею. Ту, которую сам для них сформулируешь.
        - Не зря Александр вас с братцем разыскал и в нашу компашку пригласил, - сказал Воронцов без тени иронии. За что Ляхов его и уважал. С Дмитрием Сергеевичем можно было на любую тему говорить, не опасаясь подвоха. Пошутить иногда едко любит, натура и должность у него такие, но всегда без подвоха, задней мысли и прочего маккиавелизма. «И пусть слова ваши будут да - да, нет - нет, а остальное - от лукавого».
        - Сколько у тебя времени в запасе?
        Вадим посмотрел на часы.
        - Минут пятнадцать.
        - Маловато. Давай ты этого Лихарева отпустишь, мы с тобой и Натальей как следует всё обмозгуем, и я тебя нашим каналом отправлю…
        Уловил в лице Ляхова некоторое сомнение.
        - Не боись. Всё будет нормально, у нас сбоев пока не случалось. А если Валентину так до конца и не доверяешь, сделаем, что ты через десять минут следом за ним появишься. Обо всём, мол, договорились, дальше - не твои заботы…
        Вадим всё ещё не мог не то чтобы привыкнуть, а на уровне нормы научиться воспринимать подобные штучки. Независимо от собственного опыта странствий по боковым временам.
        - Давайте ещё лучше сделаем: Валентина отпускаем, тут же по вашему каналу забираем сюда девушек и Майю с Татьяной, если вы не против. Они с момента встречи с нашей командой только и мечтают этот мир хоть одним глазком увидеть. Александр Иванович практически уже пообещал Майе принять её в «Братство». Тогда уж и Татьяну… Мы тут все вместе недельку поживём, чтобы у девчонок третьего за сутки футурошока не случилось. Валентин вообще ничего не узнает, кроме того, что я у вас побыл, сколько мне надо, и вернулся.
        Ляхов не заметил, а Воронцов уловил сразу, что голос у него едва заметно дрогнул. Будто у ребёнка, боящегося, что взрослый откажет в очень важной для него просьбе.

«Совсем пацан ещё, хоть и полковник», - подумал Дмитрий, широко улыбнувшись.
        - Никаких возражений. Для того Форт с «Валгаллой» и существуют, чтобы каждый мог укрыться здесь от мирской суеты. Отпускай Лихарева, и займёмся…
        Вскоре после отъезда Ляхова вернулась домой Татьяна. По её глазам и прочим штрихам поведения Майя поняла, что не ошиблась в своём предположении. Следы бурной «ночи любви» читались явственно. Поднялась вслед за ней в её комнату, так прямо и спросила:
        - Кого это ты себе нашла? Что-то стоящее?
        Подруга, отвернувшись к окну, раздевалась, излишне резко бросая вещи на кровать и прямо на пол. В высоком зеркале Майя увидела у Татьяны на незагорелой груди явственные следы поцелуев.

«Если Сергей появится в ближайшие дни, могут быть эксцессы, - подумала сочувственно. - Придётся ей в солярии как следует пожариться, да и то…»
        Татьяна тоже увидела предательские пятна, скривилась, очень некрасиво выругалась сквозь зубы. Набросила на плечи халат, выдернула из валявшейся на тумбочке коробки сигарету, пару раз затянулась, снова повторила то же слово, неизвестно, к кому относящееся.
        - Стоящее… Когда-то было стоящее. Один мой бывший… Года два, как расстались, а позавчера он меня нашёл. Кто-то в Питере[Пятигорск в данном случае.] сказал, что видел меня, дальше - дело техники. Пригласил повидаться…
        - Ты что, так в него была влюблена, что не сумела отказаться? - удивилась Майя.
        - Была, и что такого? Я вообще… бля… влюбчивая. Фамилия обязывает. Сейчас отказалась бы, конечно, да он мне напомнил про неоплаченный должок…
        - Чушь какая. Ты сейчас любой долг заплатить можешь. Или - припугнуть. Есть чем.
        - Тебе не понять, и понимать не нужно. Тут долг именно такого рода. Сама поклялась… Как в повести «Выстрел». Он прямо так и сказал: «Знаю, что ты замужем, и кем стала, знаю. Рассчитаемся по-хорошему и разбежимся навсегда. Слово чести». - Татьяна слабо улыбнулась. - Так-то оно всё совсем даже неплохо получилось, к взаимному удовольствию. А вот сейчас тоска пополам с совестью дружно гложут. Такая вот цена необдуманных слов и поступков.
        Она, взметая по?лы китайского шёлкового халата, резко встала, достала из бара оставшуюся после прошлых посиделок бутылку ликёра «Селект», плеснула больше трети бокала.
        - Будешь?
        Майя мотнула головой и снова подумала, что прав был Шульгин, иногда излечение бывает хуже болезни. Так, бывшие удалые пьяницы превращаются в мерзких мизантропов, а дамы облегчённого поведения - в жутких мымр и омерзительных ханжей-моралисток.
        Вот и у Татьяны после снятия лихаревской матрицы полезли её же ранее задавленные комплексы. Что на самом деле с ней происходило за десять, а, может быть, и больше лет? Майя не знала, и больше того, что иногда под настроение и рюмочку рассказывала подруга, знать не хотела.
        Сравнивая её с собой, Майя вспомнила слова из рассказа Бабеля: «Есть люди, умеющие пить водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но всё-таки пьющие её. И вот первые получают удовольствие, а вторые страдают». Если заменить водку на другое слово - всё один к одному.
        Как жаль, что так внезапно и не ко времени уехала Лариса. С её характером и опытом она была бы сейчас очень кстати.
        - Рассчиталась с очередным прошлым? Никому больше ничего не должна? Наплюй и забудь. Считай, тебе опять приснился сон. Скверный или сладкий - сама реши. Беды или греха в том нет. Вадим уже прилетел, сейчас от Лихарева вернётся, и сядем завтракать.
        - Хорошо, - снова улыбнулась Татьяна. Небось после вечернего коньяка всю ночь пила шампанское, и от трёх глотков ликёра её заметно повело. - Тогда я пару часиков придремну. Ты права, ничего не было. Совершенно ничего…
        - Ладно, давай и я с тобой по глоточку. И тоже прилягу. До трёх Вадима ждала, в семь уже подхватилась. Поспим, сколько получится.
        Заснуть у Майи не получилось. Только прикрыла глаза, как полезли, наслаиваясь, мысли и воспоминания, имеющие отношение к Татьяне, никуда не денешься - теперь ближайшей подруги и соратницы.
        Она опять вспомнила день знакомства с Шульгиным, дамами-инопланетянками, случившееся с Татьяной и Лихаревым. Тогда её личные подозрения и ощущения почти полностью совпали с профессиональным диагнозом, поставленным Ляховым. Подруга действительно находилась под своего рода гипнозом (хотя коллега Вадима Александр Иванович Шульгин, не рядовой армейский лекарь, настоящий психиатр-психолог), назвал это явление иначе. Самое главное - Татьяну они вылечили полностью. Причём, как сейчас представлялось Майе, - напрасно.
        Сама Майя удивительным образом, впервые увидев Шульгина (о котором слышала много разного и интересного от Вадима), как-то неожиданно с ним сдружилась. В гораздо большей степени, чем с Новиковым и женской частью команды. Впрочем, как раз это легко объяснимо. С неё хватило и Ларисы, а Ирина и Сильвия оказались женщинами с подавляющим уровнем превосходства, хотя и гораздо менее афишируемым. Это просто чувствовалось. Взять хотя бы момент, когда Ирина, милая женщина в обличье курортницы, стремительным, с места, как гепарды это делают, охотясь на антилоп, броском перехватила впавшую в истерику от непонятности происходящего Эвелин и немедленно её успокоила. В обоих смыслах. Со стороны это выглядело даже чересчур эффектно. Как и всё последующее.
        Когда они уже поздним вечером уехали из дома Лихарева и вернулись на кисловодскую виллу Ларисы, Майя захотела поговорить с Александром Ивановичем с глазу на глаз. Ей показалось, что он ответит на её вопросы, не то чтобы откровеннее, а квалифицированнее Ляхова. Известно ведь, что нет пророка в своём отечестве.
        Шульгин не обманул её ожиданий. Он сразу понял, что именно интересует и беспокоит эффектную подругу своего подопечного. Не выходя за пределы так называемой врачебной тайны, обстоятельно объяснил, какие именно изменения могут в ближайшее время произойти в характере Татьяны после проведённого лечения, и что? ей, раз она сейчас самый близкий «пациентке» человек, необходимо иметь в виду. Во избежание возможных конфликтных ситуаций.
        - Она теперь, если можно так выразиться, станет несколько другим человеком. Посттравматический синдром это у нас называется. А раз травма была психическая, то и изменения произойдут в сфере психики. Она ведь замужем? - спросил так, будто сам этого не знал.
        - Считает себя замужем, - неожиданно ответила Майя. Ей как-то вдруг стало понятно, что это определение верно отражает суть дела.
        Шульгин кивнул.
        - А поскольку знакомство её с Сергеем и замужество произошли, когда она находилась в изменённом состоянии, теперь Татьяна может захотеть пересмотреть эту ситуацию, - продолжил он. - Ты меня понимаешь?
        - Пожалуй, да… - слегка подумав, ответила Майя. - Но и вернуться к исходному состоянию она вряд ли захочет…
        - Скорее всего. Значит, весьма вероятна новая сшибка. Конфликт мотиваций и тому подобное… Девушка она по психотипу крепкая, нового всплеска болезни можно не опасаться, но вот в личностном плане… Глупостей может наделать. Догадываешься, каких?
        Майя кивнула.
        - А это никому не нужно. Особенно сейчас. Твой Вадим и Сергей занимаются очень важным делом. Очень. Ситуация - критическая для России. То, что случилось в Москве, - дай бог, не повторится, но чтобы этого не допустить, потрудиться придётся всем. Тебе и ей, в том числе, если считаете себя в команде. Вадим в ней и так, давно и осознанно. А ты?
        - Это вербовка? - вспомнила прошлую работу с отцом Майя.
        Шульгин весело рассмеялся. Она бы сказала - обаятельно. Да он весь был сейчас сплошное обаяние. Умел, когда требовалось.
        - Никак нет. Вадима да, вербовали, и он пошёл на контакт сознательно, поняв и приняв смысл нашей деятельности. И не ошибся, как видишь. А у тебя я просто спросил - в одной ты команде со своим мужем и с нами или - наособицу? Имеешь право. Война - мужское занятие.
        - А как же ваши подруги? Воюют?
        - Ну, у них другие обстоятельства и другая мотивация. Ты, по счастью, сохраняешь свободу выбора…
        - Если Вадим с вами, то и я тоже. Но почему вы решили говорить со мной в его отсутствие? Спросили бы при нём…
        - Когда и как кого спрашивать, милая, я лучше знаю. Профессия такая. Подпиской о неразглашении я тебя не связываю. Можешь прямо сейчас передать Вадиму наш разговор. Хоть наедине, хоть в моём присутствии. Просто каждый жанр имеет свои законы. Только и всего… Итак, если ты с нами, впредь придётся придерживаться определённых правил. О них тебе Вадим сам расскажет, чтобы не выглядело, будто я тобой манипулировать пытаюсь…
        - Да оставьте. Мне не впервой.
        - Тогда закончим насчёт Татьяны. Желательно, чтобы она как можно дольше не встречалась с Тархановым. Месяц, два…
        - Понимаю. Я должна её удерживать от желания возвратиться в Москву?
        - Не думаю, что придётся именно удерживать. Скорее - организовать так, чтобы вам обеим было интереснее оставаться здесь, чем ехать туда. На самом деле - что хорошего в той Москве? Мужчины ваши круглые сутки будут заняты делами службы, возможны внезапные и продолжительные командировки. Общество там довольно скучное. То ли дело здесь! Здесь вы - звёзды бомонда! Лариса постарается организовать постоянный фейерверк удовольствий. Лихарев с Эвелин тоже довольно интересные люди. В средствах стеснены не будете. Чего же ещё?
        Шульгин, будто бывал в этой вилле неоднократно, открыл стенной шкафчик, достал бутылку вина, наполнил два бокала.
        - Одним словом, за успех. И вот ещё что - если Татьяне захочется… приключений - не препятствуй. Ни словом, ни видом. Может быть, тут у неё остался кто-нибудь… Сама понимаешь.
        - А сводницей поработать вы мне не поручите? - съязвила Майя.
        Шульгин снова засмеялся.
        - С этой ролью, если потребуется, Лариса куда лучше справится. Ну, пойдём. Главное мы обсудили…
        О сути и смысле только что случившегося она Александра Ивановича решила не спрашивать. Будет ещё время, наверное. Сначала поговорит с Вадимом.
…Только что полностью подтвердились слова Шульгина. Может быть, на самом деле, сегодня ночью окончательно распрощавшись с гнетущим её прошлым, Татьяна выздоровеет полностью.
        А если нет? Если нынешняя якобы кода[Кода - завершающая часть музыкальной пьесы, не принадлежащая к её основному содержанию (итал.).] - как внезапная рюмка водки бросившему пить алкоголику. Выпил - и понеслось!
        Майя вдруг ощутила смутную тревогу, встала, заглянула в комнату подруги. Та крепко спала.
        Ляхов появился на крыльце, едва Майя успела спуститься вниз.
        - А где машина? - спросила она, увидев пустой двор.
        - В Пятигорске. Позвони шофёру, пусть сюда возвращается.
        - Не поняла…
        - Сейчас поймёшь. - Он за руку отвёл её к скамейке между тремя японскими соснами, посадил, присел рядом, охлопывая карманы в поисках зажигалки.
        - Девочек я пристроил, - сообщил он довольным тоном. - Им хорошо и полезно будет, вам ноль забот, а у меня вскоре появятся хорошие сотрудницы. Подожди, не перебивай, - остановил Вадим готовый сорваться с губ жены вопрос. - Не в том главная суть. Я получил санкцию пригласить вас с Татьяной на отдых. В нашу святая святых - новозеландский Форт Росс. То есть вас официально позволено допустить в монастырь. Для начала - послушницами. Доходит?
        - Ох, правда? И мы всё сами увидим, со всеми познакомимся, и то, о чём говорил Шульгин, станет…
        - Так точно. Самой, что ни на есть, истиной в последней инстанции. И вечная молодость, и всё такое…
        Майя даже не знала, как реагировать. Радость была слишком велика. Почти такая же, как в шестнадцать лет, когда отец к гимназическому балу подарил ей привезённые прямо из Парижа, из «Галери Лафайет», первые в жизни туфли на высоких каблуках,
«летящее» платье и всё остальное.
        - Господи, как чудесно! Только как же туда добираться? Самолётом из Минвод в Москву, и там ещё сутки лёту?
        - Больше. С тремя пересадками почти вдвое выйдет до Веллингтона. Одна беда - в тысяча девятьсот двадцать пятый год даже из Москвы самолёты пока не летают…
        Ляхов откровенно веселился, глядя на ошарашенное лицо любимой женщины.
        - Всё! Приведи нервы в порядок и вели барышням собираться. Отбываем через час.
        Барышни, получив новую команду, не высказали никаких сомнений. Кроме одного. Как быть с полевой формой и оружием, доставленным с Таорэры, и с туалетами, полученными здесь? По их лицам Майя видела, что всего суток хватило, чтобы кардинально изменить настрой: шикарные гражданские одежды начали казаться им большей ценностью, чем надоевшие доспехи.
        - Заберём всё, - успокоил их Ляхов. - То и другое пригодится в равной степени.
        Когда все, что называется, «сидели на чемоданах», Майя пошла будить Татьяну. Вадиму она объяснила, в каком та состоянии и настроении.
        - Ей как раз там будет лучше, чем кому-нибудь другому. Стопроцентная изоляция от неуютного для неё мира. Лучшие во Вселенной врачи, лучшая аппаратура. Если нужно - приведём в психологическое состояние девственницы-первокурсницы, с полным сохранением памяти вплоть до текущего момента. Там и это умеют.
        Глава 5
        Некоторый шок у девушек всё же случился. Не от очередного межвременного перехода, этим их как раз не удивишь. Они никогда в жизни не видели моря, да ещё такого красивого, явившегося им в виде фьорда, окружённого зловеще-эффектными стенами скал. Да и на роскошном трансатлантическом лайнере им бывать не доводилось. Пароходы - это такое творение человеческих рук и разума, что не оставляют равнодушным никого своей грандиозностью, особой, ни с чем другим не сравнимой эстетикой и некоторой противоестественностью. Плавучий город из стали, способный пересекать моря и океаны со скоростью курьерского поезда - есть в этом нечто не от мира сего. Не зря как-то Воронцов сказал, что на его «Валгалле» можно прожить всю жизнь, и жизнь будет нескучной.
        Майю же с Татьяной сильнее потрясло мгновенное перемещение на другую сторону Земли и почти на век в прошлое. Только теперь, пожалуй, они окончательно поверили, что никто не морочил им голову, и всё, о чём им рассказывали - истинная правда.
        Ляхов посмотрел на Татьяну и отметил, какое громадное облегчение отразилось на её лице. Как у человека, долго плывшего к берегу, потерявшего последние силы и вдруг почувствовавшего под ногами твёрдое дно. Он её понимал, на протяжении последнего года тщательно изучая жизненный анамнез пациентки.
        Их встретили Воронцов с Натальей, как и положено скучающим хлебосольным помещикам, обрадованным появлением в своей уединённой усадьбе многочисленных нежданных гостей. Что-то из «Мёртвых душ» здесь чувствовалось, и Вадим сильно подозревал, что Дмитрий Сергеевич это отлично осознаёт и намеренно форсирует сюжет именно в эту сторону.
        После взаимных представлений и Майя с Татьяной, и каждая из девушек удостоились нескольких тёплых приветственных слов с предложением чувствовать себя как дома. Вестовые из палубной команды приняли багаж и унесли его в каюты, а гости отправились на ознакомительную экскурсию по Шлюпочной и Солнечной палубам. Расположенные на самом верху надстройки, не такие просторные, как остальные, они, тем не менее, имели площадь по четыре с лишним тысячи квадратных метров каждая. И в них размещались самые фешенебельные помещения общественного назначения: - бары, кафе, рестораны, музыкальные салоны, зимние сады, плавательные бассейны, спортивные площадки и так называемые курительные комнаты. В девятнадцатом - начале двадцатого века так назывался некий гибрид библиотеки и клуба, куда допускались только мужчины, желавшие в обществе подобных себе отдохнуть от постоянного присутствия рядом жён, любовниц, дочек, племянниц и прочих представительниц прекрасного пола, в окружении которых приходилось путешествовать. И где действительно разрешалось курить, пить и говорить что и сколько хочешь.
        Сейчас, конечно, этот анахронизм места не имел, однако название и антураж сохранялись - традиционно. Вообще на «Валгалле» традиции соблюдались трепетно. Воронцов с Натальей обоснованно считали, что в сумятице миров и времён непременно должен существовать островок стабильности, не подверженный никаким посторонним влияниям известных и пока не известных реальностей. Потому на пароходе поддерживался первоначально установленный с момента спуска на воду уклад.
        Всё увиденное восхитило даже ко многому привычных «кавалерственных дам», не говоря о курсантках. Жизнь, в которую им повезло попасть через смерть (о чём, они, конечно, не подозревали), продолжала демонстрировать им свою самую привлекательную сторону, о которой всего три дня назад они не могли и помыслить.
        Прогулка заняла не меньше полутора часов, и это при том, что в большинство помещений они только заглядывали, чтобы составить первое впечатление.
        - Сейчас, милые девушки, вестовые проводят вас в каюты, вы там осмотритесь, расположитесь и по специальному сигналу вернётесь вот сюда. - Воронцов обвёл рукой сплошь остеклённый салон, из которого открывался чудесный вид на фьорд и посёлок, увенчанный замком. - Часа вам хватит, я думаю.
        Курсантки ушли, возбуждённо щебеча, словно на самом деле вообразили себя самыми обычными девятнадцатилетними девчонками. «Да так ведь оно и есть, - подумал Ляхов.
        - Они ведь ни на какой конкретной роли до сих пор не зафиксировались». Ему неизвестна была формула или методика, с помощью которой каждую из них предполагалось превратить в то, к чему они готовились. Ну и слава богу. Дадим волю случаю и естеству. О том, что это естество может завести совсем не туда, он не задумывался. На то есть старшие «братья и сёстры», легко решавшие задачки и посложнее.
        - Ну, теперь давайте прикинем, что делать будем, - предложил Воронцов Ляхову и его спутницам. Все они разместились в плетёных креслах бара на широком балконе, окружающем верхний кормовой салон. Стюард немедленно подал дамам красное шампанское, мужчинам - фирменное пиво в литровых оловянных кружках.
        - В качестве культурной программы предлагаю прогулку в открытый океан, в сторону Южных морей, - сказал Дмитрий, раскуривая трубку. - Я и так собирался пробежаться до Австралии, машины прокрутить и в навигации потренироваться, ну а теперь просто курс на восемь румбов[Девяносто градусов по горизонту.] поменяем.
        - Великолепно, - согласился Ляхов. Он сам с детских лет мечтал увидеть эти края, а уж на таком пароходе и в такой компании - чего лучше? Немного жаль стало, что нет с ними здесь Сергея Тарханова. Так и сидит безвылазно в своём кабинете, занимаясь чрезвычайно важными, но, увы, такими скучными делами.
        Хотя, коль речь идёт о лечении Татьяны, он здесь был бы безусловно лишним. Сначала вернём ему (через сутки или неделю, сколько бы здесь ни прошло времени на самом деле) здоровую жену, тогда и подумаем о совместных развлечениях.
        - Девушек мы решили поселить в стандартные двухкомнатные люксы на верхней палубе[Верхняя - в данном случае четвёртая палуба, считая сверху вниз, от Солнечной.] , - сказала Наталья. - Они ничего лучшего всё равно не видели, им должно понравиться, ну а для вас, Таня, найдём что-нибудь поинтереснее. - Майю она пропустила, считая, что если у Ляхова есть положенная по статусу каюта, то они там вдвоём и устроятся. Если не последует специальной просьбы.
        - Вы какой стиль любите?
        Татьяна не то чтобы растерялась, просто не поняла вопроса. О том, какими возможностями в смысле размещения гостей располагает «Валгалла», она не догадывалась.
        - Да я… я и не знаю… Если девчат в двухкомнатные, мне зачем больше? Но, если предлагаете, наверное, есть и получше?
        - Есть, есть, - с тонкой усмешкой, вместо Натальи Андреевны, ответил Вадим. Представляя, как будет поражена Татьяна, увидев нечто подобное его собственной
«каютке». А уж апартаменты Ларисы, где сам он никогда не был, но кое от кого слышал отзывы, привели бы госпожу Тарханову в полное изумление. Что-то в этом роде имела в виду и Наталья, успевшая узнать о проблемах гостьи и представлявшая, на собственном опыте[См. роман «Одиссей покидает Итаку».] , терапевтический эффект внезапной реализации заведомо неисполнимых желаний.
        - Смелее, смелее, Таня, - поощрил её Воронцов. - Полностью растормозите воображение. Просто из любопытства. Представьте себя богом, размышляющим, сумеет ли он создать неподъёмный для себя камень.
        Татьяна посмотрела на Ляхова и Майю, пытаясь сообразить, в чём подвох. Вадим улыбался сочувственно и поощрительно, а подруга сама находилась в её положении, не понимая, о чём идёт речь.
        - Я не знаю… Все самые шикарные номера кавминводских отелей, санаториев и частных вилл я видела. Работа у меня была такая, - сочла нужным пояснить, - признаться - ничего за пределы воображения выходящего. - Слегка подумала и решилась. А что? Если хозяева перед ней подобным образом вопросы ставят, деревенщиной воображают, она ответит. Пусть сами потом выкручиваются. - По слухам, есть в Париже отель
«Риц», а в нём апартаменты для арабских шейхов, в сутки - дороже хорошего автомобиля. Как? Можете предложить? Допустимо?
        Воронцов коротко рассмеялся и, подняв глаза к подволоку[Подволок - по-флотски любой потолок на судне. Точнее - нижняя зашивка, деревянная или металлическая, вышерасположенной палубы.] , процитировал: «Что отварные порционные судачки?! Дешёвка это, милый Амвросий. А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенная раковыми шейками и свежей икрой?»[М. Булгаков.
«Мастер и Маргарита».] - Впрочем, пусть будет так. Всегда можно переделать. Пойдёмте?
        Лифт опустил их тремя палубами ниже. Человеку непривычному тишина и пустота корабельных коридоров, где должна была бы кипеть жизнь (по проекту прототип
«Валгаллы» принимал на борт две тысячи пассажиров и нёс такое же количество команды и обслуживающего персонала), должна была показаться зловеще-пугающей. Или
        - наоборот. Сейчас на пароходе находилось чуть больше двадцати живых людей и полсотни андроидов.
        Воронцов указал на вторую от площадки дверь.
        - Входите…
        Татьяна перешагнула высокий комингс и замерла, непроизвольно ахнув. То, что она небрежным и недоверчивым тоном попросила, распахнулось за стандартным тамбуром.
        Огромная гостиная, устланная прекрасными коврами, круглый стол посередине, украшенный причудливыми деревянными кружевами и перламутровой мозаикой. Кожаные кресла и диванчики вдоль переборок, обтянутых парчой. Большие окна, полузадёрнутые шёлковыми шторами.
        Живые, незнакомо и тонко пахнущие цветы в высоких расписных вазах.
        Над столом - золотая люстра с сотнями хрустальных висюлек в несколько рядов.
        Из гостиной вправо, отделённая фигурной аркой, вела анфилада столь же роскошных комнат. От обилия золота отделки и огромных зеркал невозможно было сообразить, сколько там помещений на самом деле. Бесконечная, сияющая и многократно пересекающаяся перспектива.
        За левой аркой виднелся широкий коридор, тоже застеленный ковром, хоросанским, исфаганским - кто его знает? Ворсистым, зелёным, с ярким жёлто-красным орнаментом. Вдоль блестящей вишнёвым лаком переборки - ряд глухих, но украшенных искусной ручной резьбой дверей.
        - Это что? Всерьёз? На самом деле? - От изумления и даже некоторого испуга у Татьяны пересохло во рту. В московских царских дворцах она видела и не такое, но там всё было естественно. Соответствовало времени и месту. Но здесь!
        Пусть это хорошо подготовленный экспромт-сюрприз, можно допустить и такое. Только как Воронцов мог догадаться, что именно взбредёт ей в голову, если за секунду до вопроса она сама не представляла, о чём пойдёт речь?
        Майя считала себя более подготовленной к чудесам «Валгаллы» и Форта Росс, Вадим ей кое-что рассказывал, однако демонстрация могущества «старшего брата» произвела впечатление и на неё.
        С лёгкой усмешкой, демонстрируя выдержку и способность принять любые чудеса как должное, она сказала:
        - Чересчур аляповато. Кич, как на Западе выражаются.
        Наталья Андреевна молча кивнула головой. Более неразговорчивой женщины Майя давно не видела. Хотя при её внешности и положении могла бы Ларисе дать сто очков вперёд.
        Воронцов снова хохотнул.
        - Что заказывали, дорогие гости, что заказывали. За шейхов я не отвечаю. У каждого свои вкусы… Но копия - один в один.
        Майя, иронизируя над «кичем», одновременно испытывала что-то вроде ревности. Татьяне, значит, предложили заказать жильё по вкусу, а ей - нет. Придётся довольствоваться тем, что Ляхов без неё выбирал? Хорошо, хорошо…
        - Шейхи - понятно, где им культуры набраться? - Майя потянула подругу за руку. - Посмотрим, как там у шейхов, - и начала обход апартаментов.
        Вернувшись обратно в предназначенный для ужина салон, Татьяна погрузилась в глубокую задумчивость, из которой её с трудом выводили точно рассчитанные вопросы Натальи.
        Майя с Ляховым и Воронцовым предпочли выйти на палубу, в тень стоящего на кильблоках моторного катера.
        - Итак? - спросил Дмитрий.
        - Я поражена, - первой ответила Майя. - Не знаю, как вы такое делаете, но для Татьяны - в самый раз. С её характером и комплексами этой «каютки» хватит, чтобы снова осознать себя личностью, а не несчастной жертвой обстоятельств.
        - Какая жертва? - удивился Воронцов. - Мало я знаю женщин, в тридцать лет получивших то, что у неё имелось даже до появления здесь. Не хочу показаться грубым, но не зажралась ли ваша протеже?
        Тон у него получился весьма неодобрительным. На самом деле, у всех, считай, рыцарей «Братства» к тридцати годам в жизни не случилось ничего подобного. Да и перспективы радужными не казались. А тут - на тарелочке с голубой каёмочкой…
        - Вам не понять, Дмитрий Сергеевич, - тихо ответила Майя. - Последний год - конечно. Повезло. И случилось столько всякого… А двадцать девять предыдущих вы не берёте во внимание?
        - Думаю, терапия пойдёт успешно, - прекратил их рассуждения Ляхов. - Месяц полной изоляции от собственных комплексов и земной ноосферы повлияют благоприятно. Морское путешествие, желательно - изнурительные тренировки. Как с тем красавчиком у Джека Лондона, которого капитан заставил драить наждаком якорную цепь… Тем более, как говорил мне Александр Иванович, у вас найдётся возможность приставить к ней психотерапевта такого класса, что мне и не снилось…
        - Причём желательно женщину в годах, с первого взгляда подавляющую своим авторитетом и квалификацией, - вставила Майя, живо представив Прасковью Ильиничну, только в белом халате и с фонендоскопом на шее.
        - И это без вопросов. Завтра с утра и найдём…
        Искать Воронцову никого не требовалось, любой андроид немедленно был готов к названной функции, однако он считал, что сегодня должен состояться лёгкий и непринуждённый вечер по случаю прибытия дорогих гостей. Потом Татьяна выспится в своих апартаментах «а ля Тысяча и одна ночь», а утром или через три дня - видно будет, от чего её лечить, и стоит ли вообще, как в циничной врачебной шутке[«Ну что, будем лечить, или пускай живёт?»] .
        Девочки вернулись из своих кают, восхищённые не меньше Татьяны, но без её комплексов. Вся их недолгая жизнь прошла в казарме (как её ни назови), они и вообразить не могли, что каждой достанется столько свободного, абсолютно индивидуального пространства, оснащённого виденными в кино или вообще невиданными достижениями цивилизации.
        Примерно так себя почувствовали на борту «Валгаллы» белые офицеры после эвакуации, трущоб Константинополя и жуткого галлиполийского концлагеря[См. роман «Бульдоги под ковром».] .
        За столом каждую обслуживал личный стюард. Капитан парохода, его жена (милейшая женщина) и все остальные относились к гостьям со всей внимательностью и нелицемерной заботой. Сейчас Дайяна, Лихарев, другие инструкторы казались бывшим курсанткам совершенно чужими и далёкими людьми, новая встреча с которыми представлялась чем-то пугающим и глубоко неприятным. Невыносимым даже.
        Подавали жареных бекасов, сегодня только подстреленных в окрестных холмах, всевозможные паштеты и салаты, «морских гадов» в ассортименте, от крабов до трепангов, тушённых с рисом и специями, бокалы наполнялись тончайшими лёгкими винами. И никто не сказал юным красавицам, что сегодняшний вечер - первый и на очень длительный срок последний. Завтра начнётся суровая служба и питание из
«матросского бачка», кстати, по вкусу и разнообразию тоже намного лучше того, чем их кормила Дайяна.
        - Если ты не против, - предложил Воронцов, когда настало время покурить, - я приглашу достаточное количество офицеров с «Изумруда», чтобы они заняли девушек и женщин танцами и ни к чему не обязывающим флиртом. Парни очень соскучились по свежим лицам. А мы с тобой в другом месте поговорим серьёзно.
        - Зачем - ни к чему не обязывающим? - удивился Вадим. - Пусть господа офицеры проявят себя как раз в способности изобразить обязывающие отношения, а там посмотрим, у кого из девчат какая психологическая устойчивость. Я ведь боевых
«валькирий» из них мечтаю сделать, раз мы на «Валгалле» находимся, а кто иначе себя осознает - пусть будут счастливы на ином поприще.
        В голове у Вадима гудел ветер свободы (захочу сейчас - тут и останусь, и гори огнём Академия и флигель-адъютантские аксельбанты!), сильно раскрученный запахом моря и приличной дозой коньяка.
        Воронцов его понимал, сам чувствовал себя похоже, впервые очутившись в Замке, том, настоящем. От службы отказался ради новых возможностей, а главное - шанса переиграть прошлое. Не с Отечественной войной, а с самим собой. Не сумел вовремя, в лейтенантские двадцать три года, убедить любимую в том, что только он ей нужен всерьёз, а тут предложили попробовать снова. Тебе тридцать пять, ей тридцать один, она готова полюбить тебя нынешнего. Ты - готов? Или до пенсии будешь перед сном мусолить очередную упущенную возможность.
        Дмитрий выбрал предложенный вариант. Безусловно, выбор был совсем не прост. Но он его сделал. И с тех пор ни разу ни о чём не пожалел[См. роман «Одиссей покидает Итаку».] .
        - Надеюсь, так и получится, - примирительно сказал Дмитрий. - Если даже какая-то из девушек увлечётся сегодня «не знавшим слов любви» лейтенантом, с начала Великой войны не сходившим с мостиков эсминца, артиллерийских площадок «Валгаллы» или пехотных окопов Крыма - хуже никому не станет. Не думаю, что Дайяна воспитывала своих боевых кошечек в стиле «Кирхе, киндер, кюхе»[Церковь, дети, кухня (нем.).] .
        - А кто её, хозяйку, знает? Вдруг у них через раз: одним первые «три К», другим - вторые[Три «К» для немецких мужчин: «Кайзер, криг, канонен» (Император, война, пушки).] , - возразил, как специалист психологических войн, Ляхов.
        - Так тем более! Ты с женой и подругой поживёте недельку-другую и всё сами увидите. Я своих мнений никогда никому не навязывал. Иногда, признаться, - Воронцов вдруг изобразил на лице мечтательность, - не хватало самоконтроля, чтобы удержаться от слов: «А я что говорил?!», - сказанных прямо в лицо адмиралу, явственно для всех севшего в… лужу. После вполне квалифицированного предостережения этого не делать.
        - Ах, как здорово! - восхитился Ляхов. - Всю жизнь аналогичная у меня с вашей ситуация. Папаша мой, натасканный в аппаратных играх человек, с детства предупреждал - ничего ты со своей дурацкой натурой в жизни не добьёшься. Защищай докторскую диссертацию и после того неси любую пургу студентам. Те поймут и даже одобрят. Иной способ карьеры для тебя заказан.
        - Умный у тебя был папаша. Зря ты его не послушал. Но теперь уж нечего делать. Давай исходить из текущих возможностей… Недельку ты у меня здесь посидишь, отдохнешь и постепенно разберёшься, в чём смысл твоей тамошней жизни. Мы твои варианты обсудим, после чего придём к чему-то среднему. Затем - примешь окончательное решение. До тех пор с вашими жёнами и племянницами поработаем, для общей пользы и удовольствия. Устраивает?
        - Да, Дмитрий Сергеевич, - впал Ляхов в телячий восторг уважения к старшему товарищу, - я ведь ничего другого и не хотел…
        - Отлично, - вдруг посерьёзнел адмирал, - отлично, что ты так хорошо меня понял. Одна беда - не полностью и не до конца. Видишь ли, тут такая штука. Все мои друзья и твои тоже сейчас застряли в очень трудных временах и позициях. Посылка в виде эти прелестных девчонок - отнюдь не признак успеха и благополучия. Есть мнение, что совсем наоборот. Сразу три войны им вести приходится, англо-бурскую (но это пустяк в сравнении со всем остальным), испанскую гражданскую, и межпланетную на нескольких фронтах с до сих пор не понятыми аборигенами стопроцентно чуждой нам Земли-2. Там вообще мрак. Враги атакуют и в прошлом, и в параллели тридцать восьмого года, которая теоретически не существует, да ещё и постоянно высаживают десанты на Валгалле-Таорэре. Они и сбили флигер с Лихаревым и девушками. А в одной стычке Новиков получил такую психическую контузию, что едва-едва выкарабкался…
        Ляхов представил себе то, о чём сказал Воронцов. Ему самому довелось поучаствовать лишь в одном эпизоде этой непонятной и бесконечной войны внутри и между реальностей. А «братья» на ней - как на работе.
        Странно и безнадёжно, если задуматься. А куда денешься? Он сам - человек военный. От природы, по праву рождения. «Наше дело - стрелять и помирать, если придётся. А за что и когда - государь Император знает». Попробовал вспомнить - а когда-нибудь за всю писаную историю его Россия (и все параллельные тоже), сама начинала хоть одну войну? Просто так, из любви к искусству или в поисках «лебенсраум»[Жизненное пространство (нем.).] . Нет, не вспомнилось, хотя историю учил хорошо, и в гимназии, и особенно в Академии. Или оборонялись, или в очень редких случаях заступались за обиженных, вроде болгарских «братушек», замордованных до последней крайности агрессивными соседями армян и грузин. Ничего не получая взамен, кроме раскиданных по всему свету солдатских могил и тайной ненависти с камнем за пазухой со всех азимутов.
        Так на хрена нам этот крест? России как таковой и «Братству» в частности.
        Так он и спросил Дмитрия Сергеевича. В принципе, зная ответ, просто для душевного успокоения.
        Тот смотрел на полковника внимательно, постукивая чашкой трубки по ладони.
        - Не слышал такой стих? Впрочем, откуда? У вас этот поэт не состоялся.
        «Что защищать? Заржавленные пушки,
        Две улицы то в лужах, то в пыли,
        Косые гарнизонные избушки,
        Клочок не нужной никому земли?
        Но всё-таки ведь что-то есть такое,
        Что жаль отдать британцу с корабля?
        Он горсточку земли растёр рукою:
        Забытая, а всё-таки земля.
        Дырявые, обветренные флаги
        Над крышами шумят среди ветвей…
        - Нет, я не подпишу твоей бумаги,
        Так и скажи Виктории своей!»[К. Симонов. «Поручик».]
        - Доходчиво? Насчёт «заржавленных пушек», конечно, под горячую руку сказано, такого в армии не бывает, а остальное - сам суди. С самого первого дня нашей эпопеи выбора не было ни у кого, ни разу. Да хоть свой личный опыт возьми. Начиная с перевала имелась у тебя в жизни достойная альтернатива? Вот сейчас, ты думаешь, она появилась…
        Вадим удивился, как точно просчитал Воронцов его настроение.
        - Ничего не появилось. И не появится. Сей крест мы на себя возложили добровольно, раз и навсегда. Поздно молиться: «Да минует меня чаша сия». Христа не миновала, нас - тем более.
        Воронцов снова несколько раз сильно потянул трубку, запыхал, разжигая почти погасший огонь.
        - Таким образом - в любом варианте незачем без толку дёргаться. Что будет - то и будет. Сам понимаешь - я тебя не гоню. Живи, сколько душа просит. Любому солдату нужен отпуск с фронта. Мы с тобой ещё многое успеем обсудить. А уж потом… Если согласишься - вернёшься в Москву, и начнём работу. Как я её вижу - сейчас не скажу. Сам, надеюсь, догадаешься. Нет, я тебя не брошу, - счёл нужным уточнить он, когда дым из «Петерсена» пошёл, как надо. - Просто - взрослеть пора…
        Слова эти в первый момент показались Вадиму странными. Куда уж, казалось бы? Столько он успел пережить, увидеть, повоевать. Потом сам, без подсказки, сообразил. Взрослеть - не стать старше на год или два. Перейти в иное качество. Из куколки - в имаго[Имаго (лат.) - окончательная стадия индивидуального развития живого организма.] . Сначала был обычным, ничем не примечательным человеком. Каким-то образом оказался причислен к послушникам, кандидатам в рыцари «Братства». А теперь - или (когда командиров рядом не осталось) сам первый выскакивай на бруствер с винтовкой наперевес, или…
        - Я всё понял, Дмитрий Сергеевич, - ответил Ляхов. - Желающего судьба ведёт, нежелающего - тащит, как говорили древние. Но давайте сегодня на этом закончим. Я тоже хочу принять участие в общем веселье.
        - Как водится. Не смею препятствовать. Только последнее - чтобы было о чём подумать на досуге. Александр Иванович - наставник и рекомендатель твоего брата Фёста. Если хочешь - я буду твоим. Для баланса. Ловушка, чем бы она ни была - явление неразумное. И когда карты хорошо перетасованы, шестёрки объявлены тузами и наоборот - связность системы вполне способна выйти за пределы механического анализа.
        - Не совсем понял, - осторожно ответил Вадим, хотя уже начал догадываться.
        - Разочаровываешь. Тогда совсем просто. Фёст будет жить и действовать по логике и в стиле Шульгина. Ты - по своей, с учётом манеры Воронцова. В итоге выйдет трудно алгоритмируемый коктейль. Как тебе?
        - Гениально, Дмитрий Сергеевич, - без тени лести ответил Ляхов. - При таком раскладе сам чёрт ногу сломит, не говоря о какой-то Ловушке…
        - Вот и ладно. А теперь, как на старом флоте принято: «Команде песни петь и веселиться».
        Ляхов думал, что состоявшийся у него с Дмитрием Сергеевичем разговор и был тем
«серьёзным», что Воронцов подразумевал. Но нет. Серьёзный начался гораздо позже.
        Сначала к вываленному на правый борт «Валгаллы» парадному трапу подошёл командирский катер с «Изумруда». Из открытой задней каретки с достоинством поднялись девять лейтенантов и мичманов во главе с кавторангом Белли. Все в белых кителях, брюках и туфлях, при золотых погонах и кортиках на чёрных муаровых лентах. По традиции кают-компании крейсера - в тёмно-красных шёлковых носках и с того же цвета платочками, уголком торчавшими из карманов кителей.
        Взошли на палубу, дружно отдали честь встретившему их на шканцах Воронцову, но смотрели поверх и правее адмиральской головы. Уж больно неожиданным было зрелище.
        Что адмирал приглашает всю кают-компанию (за исключением трёх неудачников четвёртой вахты) на ужин, командир сообщил, но о том, зачем и почему вдруг - не обмолвился.
        Потому как сам не знал. Воронцов любил делать подчинённым сюрпризы. Предпочтительно - приятные. Жаль, не всегда получалось. Зато сейчас получилось в полной мере.
        Вот вам, господа офицеры, «пенители морей», подарочек. Тремя палубами выше, вдоль планширя выстроились девять девушек. Невообразимой прелести. Красивые лица, роскошные волосы, открытые платья… Жаль, что фальшборт скрывает то, что ниже пояса. Но ведь ненадолго?
        Откуда это чудное виденье?
        - Господа, - звучно обратился адмирал к бело-золотому строю. - Направление вашего внимания мне очевидно и понятно. Но прошу уделить толику и мне.
        Офицеры вытянулись, согласно уставу, «поедая начальство глазами», а Белли из-за спины всем сразу показал кулак.
        - К нам прибыли гости, точнее - гостьи. Для отдыха и доступных развлечений. В течение сегодняшнего вечера я прошу уделить им настоящее флотское внимание. Ужин, танцы, приятные беседы и всё такое. Время мероприятия как такового не ограничено. Соблюдение распорядка службы оставляю за капитаном Белли.
        Ясное дело, адмирал не смог обойтись без очередной иезуитской выходки. То есть предоставил Владимиру решать - позволить прибывшим на «Валгаллу» офицерам гулять
«до упора» или в положенное время обеспечить смену вахт. Только, значит, у кого-то (у троих подвахтенных) завяжутся интересные отношения - и извольте. Катер у борта, пожалуйте вниз. Четыре часа кукуйте на мостике, занося в журнал положение крейсера относительно якорной цепи, и любуйтесь в бинокли на палубу такого близкого парохода. Смотрите, как отстоявшие своё товарищи обнимают девушек, только что обнимавших вас. И нет гарантий, что завтра получится то, что начало получаться сегодня.
        Неразрешимая антиномия: «Что лучше - ждать и не дождаться или иметь и потерять?»
        Казалось, раз плюнуть Воронцову приказать «Изумруду» пришвартоваться борт к борту
        - и никаких проблем.
        А вот нет! Служба мёдом казаться не должна. Даже в этом странном мире. Или - именно в нём.
        - Есть, ваше превосходительство! - чётко ответил Белли, мгновенно прокрутивший в голове все вышеназванные варианты.
        - Приятно слышать, - сделал совсем простецкое лицо Воронцов. - В таком случае - вольно. На меня внимания разрешаю больше не обращать. Я даже китель сейчас сниму. Если вдруг потребуется обратиться - Дмитрий Сергеевич, и никак иначе. А лучше бы и не потребовалось. Моя супруга сейчас всех друг другу представит - и отдыхайте.
        Всё ещё скованные дисциплиной и неясностью обстановки офицеры двинулись к трапу. Однако - многозначительно переглядываясь. С понятным всем нормальным мужчинам намёком: если я на какую глаз положил, ты уж не мешай, пожалуйста. Только когда явно подальше пошлёт - тогда твоя очередь.
        Наталья, перед тем как начать процедуру знакомства, указала, куда сложить кортики. Для непринуждённого общения, тем более танцев - атрибут явно лишний.
        Воронцов выбрал для уединения с Вадимом весьма удобную точку - кормовой выступ балкона Солнечной палубы. Снизу их заметить очень трудно, особенно в наступающей ночной тьме, а ярко освещённая площадка Шлюпочной, на которую открывались двери предназначенного для вечеринки салона - как на ладони. И видно и слышно.
        - Дмитрий Сергеевич, - спросил Ляхов перед тем, как Воронцов начнёт свою тему, - зачем вы пригласили девять офицеров, а не семь?
        - Неужто взревновал, полковник? - Дмитрий поднял руку и неизвестно откуда возникший вестовой наполнил бокалы терпким хересом. - Вроде врач, психолог, командир-единоначальник, - оценка прозвучала скорее разочарованно, чем иронически.
        - Как-то вас в вашем мире… недоучивают, что ли? Куда уж проще? Семь мичманов и лейтенантов перессориться должны, что ли? Они у нас ребята воспитанные. В танцах и прочих беседах две дамы постоянно остаются лишними. Из вежливости пригласишь, а в это время товарищ перехватит ту, что тебе больше других интересна. И так далее. Затем - вашей Татьяне терапия нужна? Пусть ею для начала бравый мичманец займётся. А твоя Майя чем хуже? Была такая песня в моей молодости: «Стоят девчонки, стоят в сторонке. Платочки в руках теребят. Потому что на десять девчонок по статистике восемь ребят…» Или девять, не помню точно. От тебя так и так не убудет, а ей - молодость вспомнится…
        Возразить было совершенно нечего. Однако - не совсем та психология у адмирала. Правда что - из другого мира человек. Близкого - но другого.
        Пока Воронцов объяснял Вадиму, каким образом тому следует вести себя в отношениях со своим двойником-аналогом, в обеих нераздельно-неслиянных реальностях, и каким образом можно будет использовать окончивших стажировку на «Валгалле» девушек, банкет внизу набирал обороты.
        Майя через Анастасию передала остальным, что все боевые инстинкты до утра следует забыть. Любое действие кавалеров воспринимать исключительно как знак симпатии и восхищения. Но - без крайностей. Если у кого вдруг и появятся «чувства» - сохранить на будущее. Жизнь не сегодня кончается. И не завтра, скорее всего.
        - Эти люди - наши. Такие как я, Татьяна Юрьевна, Вадим Петрович, Андрей Дмитриевич… Александр Иванович, - чуть замявшись, добавила Майя. Смешно ведь, а на мгновение смутилась. Эта девчонка испытывает к Шульгину (почему-то она так вообразила), те же чувства, что и ей довелось, пусть всего на несколько часов. Но был ведь момент. Совсем не любовь, и не короткое сексуальное влечение, неизвестно с чего могущее возникнуть даже в отношении полного ничтожества, а…
        Майя не сумела это выразить, не только словами, но и на уровне ощущения.
        - Поцеловаться, если очень захочется - можно, - продолжила она инструктаж скучным голосом. - Пообниматься в укромном месте - тоже. И достаточно…
        - Майя Васильевна, - неуверенно спросила Настя, - а если вдруг замуж пригласят?
        Ох, ты! И такие мысли у красоток в голове бродят. Дайяна внушала или от чтения не предусмотренных программой книжек в головах возникли?
        - Рано вам замуж, - Майя придала голосу интонации Прасковьи Ильиничны. - Сначала здешний «курс молодого бойца» пройти надо, хоть полгодика на окружающую жизнь посмотреть. К парням как явлению природы присмотреться, вдруг через месяц «тот самый, единственный» встретится, а ты - уже! Запомни и другим передай - «Береги честь смолоду».
        - «Честь» - это к нам не относится, - с некоторым вызовом сказала Вельяминова.
        - Это кто же тебе такую херню сказал? - Майя только в мужском обществе придерживалась приличий, в женском - выражений не выбирала.
        - Дайяна. Так и сказала. Для вас это - оружие и инструмент, а человеческие выдумки
        - пусть для них и остаются.
        - Вот стерва старая! - возмутилась Майя. - Вам что было сказано? Теперь нас слушаться будете, на остальное - наплевать и забыть. Доходчиво?
        - Так точно, Майя Васильевна.
        - Слава богу. Когда можно будет - я скажу. Теперь идите, развлекайтесь…
        - Насколько я понимаю, - продолжал ранее затронутую тему Воронцов, - у вас там скоро начнутся очередные события. Не могут не начаться…
        - Отчего вдруг? - удивился Вадим. - Порядок вроде навели, власть императорская укрепляется, народ доволен, оппозиции, считай, что и нет, кроме «высочайше утверждённой». Господин председатель кабинета министров и канцлер Каверзнев своим бывшим соратникам отчётливые рамки очертил…
        - Снова ты, брат, наивность демонстрируешь. Впрочем, как же иначе? Мы тоже поначалу вообразили, что все проблемы решены, остаётся жить и радоваться. Оказалось совсем не так. Законы Ньютона не только в физике, они в природе и в политике так же точно действуют. «Действие равно противодействию», «Угол падения равен углу отражения» и тому подобное.
        Если даже принять, что после акции Шульгина наши реальности от Великой Сети изолированы, так, по сути, ничего ведь не изменилось. Представь, что мы потерпели кораблекрушение (тьфу-тьфу-тьфу), оказались на необитаемом острове. Но на корабле кроме нас имелась партия хищников, как в «Полосатом рейсе». Или, как в
«Таинственном острове», несколько вооружённых пиратов. Вот и дилемма - или мы их, или они нас. Терцио нон датур. В нашем случае это - Ловушка, оставшаяся вместе с нами внутри изолята. Продолжающая исполнять прежнюю программу: не допустить победы вновь создаваемых мыслеформ над изначально заложенной в неё схемой мироустройства…
        - Вы-то откуда это знать можете?
        - Само собой - ниоткуда. Косвенная информация. От Антона, от Замка, путем личных наблюдений и размышлений… Но отсюда вытекает нормальный вывод - путём экстраполяции. Если даже всей вашей мощью удастся удержать ситуацию внутри страны
        - непременно начнётся что-то извне. Скажем спасибо, если и у вас дуггуры не объявятся. Но и без них врагов в избытке. Поскольку, что очевидно, нынешнее государственное устройство России заведомо не предусмотрено, поскольку при дальнейшем развитии способно перевести её из химерической в натуральную реальность. Доходчиво?
        - Не совсем. Почему это при демократическом устройстве моя Россия является
«химерой», а при монархии - уже нет?
        - Да просто потому, что развилка случилась не там, где надо. Если бы до февраля семнадцатого - монархия сохранилась естественным образом. Если после восемнадцатого - должны были победить красные. Опять же никакой демократии. А у вас, как мы просчитали, одна-единственная трёхдюймовка бахнула с перелётом на одно деление, генерал Корнилов остался жив и сумел переломить ход Гражданской войны. Точно, как если бы адмирал Макаров не взорвался на мине в Порт-Артуре. «Химера», брат…
        Аналогично - серьёзные беспорядки начнутся и в мире Фёста. Синхронно или со сдвигом по фазе - предсказать не берусь. Если наша команда в ближайшее время со своими делами не разберётся - рассчитывать вы с Фёстом можете только на себя, меня да ещё вот на девочек… В крайнем случае - будет куда отступать. Только именно в крайнем. Я рассчитываю на более оптимистичный исход…
        Ляхову стало неуютно. Возвращаться домой, где скоро начнётся нечто такое, в сравнении с чем его предыдущие приключения - мелкая рябь на воде? И не возвращаться нельзя. Это в мирное время отъезд по личным делам - отпуск той или иной продолжительности. В военное - дезертирство со всеми вытекающими последствиями. Не военный трибунал, так суд совести.
        - Запомни следующее. Пока не было случая, чтобы наши мыслеформы Ловушка сумела подавить. С трудом, но мы всё равно выигрывали. Так и дальше будет. Наши силы растут, она слабеет…
        - С чего бы вдруг? - удивился Вадим.
        - Один человек сказал. Без постоянной подпитки извне её моторесурс вырабатывается. Мы всё время выдаём ей вводные почти на пределе возможностей. Непрерывно меняем логики. Тут недавно ещё один хороший товарищ к нам присоединился, тоже из
«химеры», две тысячи пятьдесят шестого года. Большой специалист по искусственным разумам и всякой прочей хреновине. Он и просчитал, что Ловушка, если она есть, просто обязана работать в режиме истощения. Противодействие будет слабеть, принимаемые ею решения, примитивно выражаясь, проявлять все признаки старческого слабоумия… Так и сдохнет, забыв, кто она, зачем она, пуская слюни и оправляясь под себя.
        Образ получился впечатляющим.
        Вестовой снова налил им вина. Ляхов сверху видел, как высокий черноусый лейтенант кружит Майю в подобии вальса. И той это очевидным образом нравится.
        А уж как бал, жаль, что не маскарад, нравится девчонкам!
        Те прямо сияют, порхают, тают… Какие ещё обозначения их эмоций можно придумать?
        - Вот поэтому, для окончательного приведения Ловушки в означенное состояние, и работают наши товарищи, - продолжил Воронцов, сделав глоток. - А мы им в поддержку откроем ещё два фронта. Для полноты стратегической внезапности Фёст у себя действует полностью автономно, не посвящая в свои планы ни меня, ни тебя. Ты его до поры тоже к своим заботам привлекать не станешь. Вот и посмотрим, какая в итоге конфигурация выстроится…
        - Но цель! У любой операции должна быть цель. Иначе будем кружить на месте, как слепой в тумане… - Труды теоретиков от Сун-Цзы до Клаузевица и генерала Брусилова Вадим уже успел изучить досконально. Более современных начнут преподавать на следующем курсе.
        - Цель у вас с Ловушкой будет общая. По форме. Сохранение стабильности во вверенном регионе и недопущение возникновения посторонних мыслеформ. Поскольку сам ты их пока создавать не умеешь, особого интереса для Ловушки не представляешь. А вот если дестабилизирующие мыслеформы начнёт конструировать кто-то другой, ты с помощью вверенных вам с Тархановым спецслужб это непременно обнаружишь. Вот тут тебе девчата и пригодятся. Интуиция насчёт всякой чертовщины у них природная. Да и здесь за время учёбы мы их немного поднатаскаем… На сегодня всё. - Воронцов поднялся с кресла. - Иди, повеселись с народом. Завтра, глядишь, что-нибудь ещё интересное в голову придёт, тогда и продолжим.
        Глава 6
        Весна в этом году выдалась ранняя и удивительно тёплая. Уже в первых числах мая вся городская растительность буйно зазеленела, и готовились цвести каштаны. Температура устойчиво держалась около двадцати пяти градусов, и пусть море пока оставалось прохладным, в купающихся на пляжах Аркадии, Ланжерона, Лузановки не было недостатка.
        Вдоль улиц и бульваров появилось множество столиков под яркими зонтами, время за которыми проводили в основном местные жители. Настоящего наплыва отдыхающей публики пока ещё не было, в холодной и дождливой Центральной России людям трудно было поверить, что на Юге погода совсем другая.
        Сравнительно молодой человек, не так давно переваливший сорокалетие, сидел на веранде кафе метрах в тридцати от Воронцовской ротонды, откуда открывался прекрасный вид на Потёмкинскую лестницу и на всю перспективу Приморского бульвара до самой Думской площади. Изредка поднося к губам побуревший от времени и дыма мундштук слоновой кости с вставленной в него сигаретой без фильтра, он любовался то ли великолепными древними платанами, то ли девушками и дамами, прогуливавшимися под их сенью.
        Означенный господин, с точки зрения физиономиста средней руки или рядового сотрудника губернского жандармского управления (заинтересуй он их), выглядел не более чем небогатым лицом «свободных профессий»: коммивояжер, провинциальный журналист, помощник присяжного поверенного, в крайнем случае. Костюм так себе, туфли и снову не из лучших магазинов, а сейчас изрядно поношенные, и весь остальной антураж того же класса. Да и кружка пива, которую он тянет слишком долго, словно на вторую денег может и не хватить, дополняла картину. Никого такой человек не заинтересует.
        Тем не менее Игорь Викторович, никуда не спеша, с истинным удовольствием отхлёбывал время от времени из высокой фарфоровой кружки очень недурственное
«Большефонтанское» пиво. Торопиться ему действительно было некуда, а уж заказывать ли ещё или перебраться в другое заведение - ему лучше знать, в чужих советах не нуждается. В этом смысле он и ответил нагловатому половому, позволившему себе заметить, что второй час занимать столик, ничего не заказывая, - не по делу.
        Выразился Чекменёв на самом деле гораздо грубее, порадовавшись одновременно, что стиля не утратил и в состоянии выглядеть человеком, которому каждый лакей считает возможным в открытую хамить. Заодно проверил и другую способность - так глянуть и так процедить сквозь зубы сугубое оскорбление, одно из самых модных в этом сезоне на Молдаванке, что парень отшатнулся, будто получил удар не словесный, а физический. (По случаю отсутствия масштабной Гражданской войны и последующей советской власти Молдаванка в Одессе сохранилась в почти первозданном виде, архитектурно, психологически и по роду занятия большинства её обитателей, продолжая радовать любителей местной экзотики).
        Сделав половому успокаивающий жест, мол, вали отсюда, шлемазл, я тебя не трону, Чекменёв продолжил своё занятие, то есть - покуривал, изредка поднося к губам кружку, рассеянным взглядом озирал то набережную, то сверкающее солнечными бликами море, удивительно пустынное сегодня.

«Всё ж таки моё положение имеет массу преимуществ, - думал Чекменёв, - не занимая штатной и публичной должности, оставаясь неизвестным в лицо и по имени подавляющему большинству населения, и даже журналистам и дальновизорщикам, можно вести себя как заблагорассудится, исходя исключительно из пользы дела. Главное, чтобы вовремя получалось эту самую пользу обосновать и подтвердить весомым результатом. Остальное спишется…»
        Действительно, вскоре после коронации Олега Константиновича, Олега Первого на российском престоле, Чекменёв оставил достаточно обременительный пост начальника разведуправления штаба Гвардии, якобы по причине того, что в связи с изменившимися обстоятельствами смысл и содержание этой должности более не соответствовали его интересам и квалификации. На самом деле, в новой самодержавной России его служба из единственной опоры и надежды «латентной монархии» начала превращаться в достаточно рядовое учреждение вновь формируемой системы власти.
        В России началось четвёртое, после Смуты, Петровских реформ и Гражданской войны, полное переформатирование государственного устройства Великой Державы. Слава богу, пока гораздо менее болезненное, не влекущее за собой слома жизненных устоев миллионов «простых» и не очень простых людей. И в этом процессе такому человеку, как генерал Чекменёв, нужно было искать подходящую характеру и обстоятельствам экологическую нишу, политическую и нравственную.
        Никуда, конечно, Игорь Викторович из ближайшего окружения Императора не ушёл, просто превратился в очередного «криптократа» - «человека с тысячью лиц». Для тех, кто его хорошо знал и раньше - устранившегося (или отстранённого) от практической работы, но оставшегося ближайшим генерал-адъютантом Его Императорского Величества, с обширнейшими, как все понимали, но неопределёнными полномочиями. Серого кардинала, имеющего, как те же «знающие люди» понимали, власть, почти сравнимую с императорской. И разведка с контрразведкой из его рук, пожалуй, никуда не делись, и массу новых функций он наверняка приобрёл. А попробуй разберись в текущих раскладах, если все карты на столе - рубашками вверх.
        Для всех же прочих такой фигуры как бы и вообще не существовало. Под многими именами Чекменёв имел достаточное количество вариантов личностей, в которые, по мере необходимости и желания, перевоплощался. Что давало ему возможность, в отличие от иных сановников его уровня, находиться, наподобие Гарун аль Рашида, в центре реалий обыкновенной жизни и постигать её изнутри, а не посредством профильтрованной нижестоящими инстанциями информации.
        Олег Константинович вполне поощрял означенную методику, по соображениям как государственным, так и личным. Постоянное пребывание Чекменёва рядом с собой его моментами утомляло. Напорист и настойчив временами Игорь Викторович был сверх всякой меры. Только кто эту меру определял?
        Да, в море перед Одессой не видно было ни одного заслуживающего внимания теплохода, пассажирского или торгового. Это удивляло. Словно действительно уже началась война, и город подвергается дальней блокаде. Как писал Паустовский, живший здесь и ходивший по этим улицам почти сотню лет назад: «Море было таким пустынным, как в те времена, когда человек не научился строить даже плоты. Можно было неделями и месяцами всматриваться с бульвара в даль и не увидеть ничего, кроме вспышек солнца и колебания волн»[К. Паустовский. «Время больших ожиданий».] .
        Только у самого горизонта внимательный глаз мог различить идущее с юга судно, тип и класс которого пока определить было невозможно за дальностью расстояния. Невооружённым глазом, естественно. Когда генерал поднёс к глазам портативный, но десятикратный бинокль, стало ясно, что это именно то, что он и ожидал здесь, под тентом кафе чуть левее памятника Дюку и знаменитой, единственной в мире лестницы.
        Одна из личных яхт господина Катранджи. Кажется, «Лейла», силуэт достаточно характерный, две мачты, надстройка, занимающая две трети палубы, довольно высокая, чуть склонённая назад дымовая труба. Очень красивое судно, а внутри, по агентурным данным (от безвременно погибшего Фарид-бея, господина Насибова тож), вообще
«Сказки венского леса». Богатейший человек, не входящий в «Периметр» мира, глава
«Чёрного интернационала» и вообще чёрт его знает кто ещё, имел такую простительную в его положении слабость - в нерабочее время наслаждаться жизнью «на всю катушку», как в России почему-то говорится.
        В рабочее - умел довольствоваться глотком воды и куском лепёшки, если обстановка того требовала.
        Да и тот факт, что он решил лично прибыть для переговоров в самое логово врага, имеющего к нему серьёзнейшие претензии, говорило о многом. Достойный противник.
        У Игоря Викторовича было достаточно собственных подходов к окружению Ибрагим-бея, и при необходимости он не преминул бы ими воспользоваться. Только до определённого времени не считал нужным этого делать. Фрукт должен созреть. Ну вот, кажется, это случилось.
        Две недели назад от одного из своих агентов Чекменёв получил шифрованную абсолютно нераскрываемым (спасибо математику Маштакову) способом телеграмму, которая имела вполне внятный и разумный текст, но при перекодировке через специальный трансмиттер приобретала совершенно другое содержание.
        Агент, совмещавший собственный бизнес с должностью почётного консула России в Тунисе докладывал, что на него вышли люди Ибрагим-бея, прекрасно осведомлённые о его связях с российской разведкой.

«Хорошо хоть, что только „о связях“, а не о том, что носящий вполне арабское имя владелец небольшой пароходной компании является подполковником этой самой разведки», - подумал Чекменёв. Отчего и почему Катранджи избрал именно такой способ контакта, хотя без всякого риска и «потери лица» имел массу способов обратиться напрямую, он вникать не стал. Несущественный пока момент.
        Агент сообщал, что без всяких дипломатических околичностей ему было предложено,
«за приличное вознаграждение» передать по своим каналам приглашение господину Чекменёву встретиться в ближайшее время и в любом удобном месте с лицом, которое ему, безусловно, известно, но до сих пор не имевшим возможности повидаться с глазу на глаз. Никаких недостойных высоких договаривающихся сторон заверений в гарантиях безопасности, конфиденциальности встречи и тому подобных глупостей письмо не содержало.
        Императору об этом послании Игорь Викторович докладывать не стал. Обычный оперативный случай. Вот если появятся какие-то конкретные результаты, тогда и поговорим.
        Он связался по обычному международному телефону с указанным ему резидентом номером, как рядовой клиент, и открытым текстом сообщил, что условия контракта его устраивают, фрахт подтверждается, груз необходимо доставить франко-порт[Франко-порт - вид фрахтового договора, предусматривающего доставку груза до места назначения за счёт отправителя.] Одесса не позднее такого-то числа.
        Собеседник выразил полное удовлетворение взаимовыгодной сделкой и пообещал сегодня же перезвонить и уточнить место и время встречи со стивидором[Стивидор - лицо, ведающее погрузкой и разгрузкой судов в иностранных портах.] .
        Чекменёв надеялся, что со своей стороны Катранджи примет все необходимые меры предосторожности. Ему самому на территории России опасаться было нечего. Разве только «Чёрный интернационал» решит вдруг, используя имя Катранджи как приманку, предпринять совершенно бессмысленную акцию по устранению или захвату в плен столь насолившей им в своё время фигуры.
        Разумеется, смысла в этом никакого, рассуждал генерал, роль его личности в нынешних условиях не столь уж и существенна. С Чекменёвым или без него, Империя продолжит выполнять свою геополитическую миссию, но кто-то может считать иначе, руководствуясь ложным пониманием законов «исторического материализма». Или просто друзья покойного Фарид-бека, спохватившись, решат наконец отомстить за Пятигорск, Варшаву и всё прочее. Но тут уж ничего не поделаешь. Назвался двадцать лет назад груздем - изволь соответствовать.
        Подстраховаться, конечно, придётся. Так для того и существует Управление, отдел
«Глаголь» и отряды «Печенег».
        До Одессы он доехал поездом, в лучшем в мире по комфорту и сервису вагоне первого класса (куда там пресловутому «Восточному экспрессу»), с одноместными купе, оснащёнными всем необходимым, включая душ и туалет. Не все же любят самолёты, а если нужно ехать от Москвы до Владивостока или Порт-Артура, ничего лучше не придумаешь. И неутомительно, и впечатлений масса.
        Тарханов (по-прежнему начальник управления спецопераций, ждущий генеральских погон) отрядил в сопровождение бывшего начальника два десятка лучших офицеров под командой прославленного многими делами (уже после польской кампании) подполковника Уварова. Не обманул тогда Валерия старый волк полковник Стрельников, пообещавший, что в «Печенегах» чины идут не хуже, чем на подводном флоте[См. роман «Бремя живых».] .
        А заодно и подтвердил жизненность армейской загадки: «Кто такой полковник? Это тот, кто в мирное время сидит и ждёт, пока его догонит поручик». Так и вышло. Уваров за два года дослужился до подполковника, а Стрельников - в прежнем чине.
        Уваров занимал сейчас должность замначальника отдела «Глаголь» по строевой части. То есть фактически командира всех шести отрядов «Печенег», составлявших отдельный спецбатальон, если не полк, по-кавалерийски считая[Кавалерийский полк по штату состоял из пяти-шести сабельных эскадронов плюс пулемётный эскадрон и подразделения обеспечения.] . Не с руки было сейчас такому человеку руководить всего лишь взводом в рутинной операции, но задание показалось интересным. Сам Игорь Викторович, пригласив Уварова для приватной беседы на одну из конспиративных квартир неподалёку от Кремля, сказал, что хотел бы поработать лично с ним. Хотя лицо у него при этом было отнюдь не располагающее к излишнему оптимизму.
        - Вы же понимаете, Валерий Павлович, - говорил Чекменёв, чисто машинально помешивая ложечкой кофе, который был заведомо сварен с сахаром и в такой процедуре не нуждался, - что я всегда строго разделяю так называемых офицеров войны и офицеров мирного времени…
        Уваров с лёгким интересом слушал, стараясь не встречаться с бывшим начальником взглядом. Мало ли что они там друг у друга увидят. Не отрицая его высочайших профессиональных качеств, граф относился к Чекменёву прохладно. Не мог забыть и простить его иезуитского поведения сразу после захвата Бельведера. Как специалист
        - понимал, а как человек чести - нет. Последующие награды и повышения в чинах и должностях ничего не искупали.
        - Потому понимаю, как вы ко мне относитесь, - спокойно, почти равнодушно продолжил Чекменёв. - Наверное, в том, как всё у нас сложилось, моя ошибка. Не слишком внимательно прочитал ваши характеристики. Да и когда было бы, и надо ли - на каждого поручика время тратить, если у них есть непосредственные командиры. Тут-то всё правильно, Стрельников и Тарханов вас поняли лучше. Поначалу… - подчеркнул вдруг голосом генерал последнее слово и указал пальцем на буфетный шкаф за спиной Уварова.
        Когда тот принёс и разлил редкостных кондиций коньяк, в бутылки не фасуемый и в магазинах не продающийся, Чекменёв поднёс к губам край рюмки, но едва ли выпил, скорее - просто вдохнул аромат. Уваров свою порцию опорожнил разом, если начальство предлагает - нечего сноба корчить.
        - Дело в том, что я несколько иначе отношусь к личным и деловым качествам сотрудников, нежели они, - продолжил генерал. - Отсюда и возникают некоторые недоразумения. Я, видите ли, иду от результата, и если в результате деятельности человека, пусть героической и вполне соответствующей приказам и инструкциям, страдает Главное дело, мне трудно быть объективным. Так случилось и в вашем случае. Я сумел взять себя в руки и поступить по чести. Но… видите ли, нам до сих пор приходится с большим трудом нивелировать последствия вашего «геройства». Вот и сейчас предстоит операция, в которой не было бы нужды, если бы остались в живых некоторые лица, уничтоженные в Бельведере… Вами.
        Уваров молча слушал, ожидая, чем завершится это лирическое отступление.
        - Вы - человек войны. Один из лучших в моём окружении. Поэтому мне долгое время приходилось указывать вашим руководителям, где и как вас следует использовать, заранее предвидя возможные результаты инициативности и бьющей через край мушкетёрской отваги. Это достаточно утомительный процесс. Как командир вы меня понимаете?
        - Так точно, понимаю, - кивнул Уваров. - Не могу не признать, в отношении меня вы приняли идеальное решение. Получив столь высокий для моего возраста пост и чин, я одновременно вряд ли сумею слишком уж сильно навредить, поскольку не имею права принимать каких-либо принципиальных решений вне контроля вышестоящих структур, которым и предоставлена привилегия «оперативно мыслить». А командиры отрядов, в свою очередь, обладают той степенью самостоятельности, что позволяет им не воспринимать меня как поставленного над ними единоначальника.
        - Совершенно верно. И это не должно вас обижать. Не комплексуете ведь по поводу того, что вам не доверен пост главного военного дирижёра…
        - Не комплексую, - согласился Валерий.
        - Вот и хорошо. Точки расставлены. Поэтому слушайте задание. Не приказ. Как вы понимаете, в нынешнем своём качестве приказы вам через голову вышестоящего начальства отдавать не могу.
        - Вот как раз без этих уточнений я вполне могу обойтись. Дело есть дело.
        Чекменёв и перешёл к делу, удалив занозу, которая, по его расчётам, в качестве раздражающего фактора могла осложнить дальнейшие отношения, требующие полного взаимного доверия и понимания.
        - Как я уже сказал, мне сейчас предстоит утрясать кое-какие проблемы, которых не возникло бы, останься в живых завербованные мною люди из близкого окружения Ибрагима Катранджи… Простите, что повторяюсь.
        Кто таков этот персонаж, Уваров, разумеется, знал, но - чисто теоретически. Как одну из политических фигур мирового масштаба. Но и только. В сферу его непосредственных интересов не входили детали биографии этой незаурядной личности, психологический портрет и иные специфические моменты, нужные разведчику.
        - Придётся ознакомиться. Всё, что на него есть, вы немедленно получите. Дело в том, что у меня с ним назначена встреча, а вам я хочу поручить оперативное прикрытие этого мероприятия. Сутки на изучение документов, ещё сутки на отбор людей и экипировку. Послезавтра вылетаете. Все рабочие моменты решаете с полковником Тархановым. Вопросы?
        - Если сказано - с Тархановым, зачем же я буду ваше время отнимать?
        - Резонно. Дополнительные указания получите на месте. Не смею задерживать.
        В Одессе они встретились как бы невзначай, прогуливаясь по Дерибасовской. Вечером, в потоке текущих вверх и вниз людей подобные встречи знакомцев происходили почти непрерывно. Одни просто раскланивались, продолжая путь, другие задерживались для короткого или долгого разговора, третьи устремлялись к столикам кафе или пивных, растянувшихся на всём протяжении улицы по обеим её сторонам, или спускались в подвальчики, вроде знаменитого, а также пресловутого «Гамбринуса», чтобы продолжить общение в более располагающей обстановке.
        Ничем не выделяясь среди праздной публики, Чекменёв с Уваровым нашли удобный столик под платаном, увешанным, как экзотическими плодами, электрическими лампочками. Романтично и уютно. Вправо и влево - хорошо просматриваемая перспектива вечно праздничной улицы.
        - Прикрытие я обеспечил, - доложил подполковник, когда официант, поставив на стол пивные кружки и подходящую закуску, удалился на достаточное расстояние. - Никаких хвостов ни за вами, ни за мной не замечено.
        - Да кому мы тут нужны, - ответил Чекменёв. - Не те обстоятельства. Вот завтра, может быть…
        Он сжато, но исчерпывающе объяснил Валерию, что именно должно произойти завтра, и каковы его действия в предполагаемых вариантах.
        - За яхтой наблюдать непрерывно. На всякий случай посадите на подходящие позиции двух-трёх снайперов с крупнокалиберными винтовками. Не исключаю попытки захвата
«Лейлы». Не знаю, кем, но если есть объект… Сам понимаешь. За всеми сошедшими на берег людьми - плотный контроль. Как его организуете - решайте сами. То же касается места намеченной встречи. Отслеживать издалека, исключив даже теоретическую возможность обнаружения ваших людей. В группу непосредственного прикрытия направьте человека три, не больше. Сами сообразите, где и в каком качестве они будут располагаться. Схема связи - стандартная. Весь мой разговор с объектом записывайте. Вмешиваться - только в критическом случае, то есть по моей команде или - если я уже буду не в состоянии её отдать.
        - Проще говоря - если с вами случится нечто непоправимое - я получаю свободу рук?
        - уточнил Уваров.
        - Именно. Но это случай маловероятный. Убить меня можно было и в Москве, не стоило огород городить с имитацией встречи. И тем не менее… Вдруг клиенту крайне важно сначала перекинуться со мной парой слов, а уж потом принимать окончательное решение? Давай уточним несколько моментов. Глядишь, сумею что-нибудь полезное подсказать исходя из прошлого опыта…
        Чекменёв ждал своего партнёра уже почти два часа, и теперь с интересом и понятным нетерпением наблюдал процесс его высадки на берег. Налажено всё было чётко. С досмотровой партией наверняка было согласовано заранее, поэтому катер таможенно-пограничной службы встретил яхту на границе территориальных вод, все положенные формальности были совершены в предельно сжатые сроки. По своим каналам Игорь Викторович тоже поспособствовал гостеприимству местных властей, параллельно дав, кому следует, поручение выяснить, какие именно структуры окажутся наиболее внимательны и предупредительны к заморскому гостю.
        Новая-то государственная власть только устанавливалась, и разбираться с тем, кто и что осталось от прежней, предстояло по всем направлениям. Особенно - на окраинах Империи, да ещё столь специфических, как этот, за время демократической власти ставший фактически «вольным» город.
        Де-юре любое лицо, обладающее паспортом государства, с которым Россия поддерживала дипломатические отношения, могло безвизово въезжать на её территорию, но тут был особый случай. Особенно после событий на Северном Кавказе и Привислянском крае: причастность к ним господина Катранджи была безусловно доказана, правда, исключительно оперативным путём. Судебных перспектив (кроме как в военно-полевом суде) эти претензии не имели.
        Кроме того, известный, хорошо изученный враг гораздо удобнее нового.
        Так что, милости просим, Ибрагим-бей!
        Катранджи в сопровождении всего лишь одного человека сошёл на пирс Морвокзала, фуникулёром, как простой смертный, поднялся на набережную и неспешно направился к заведению, где его ожидал Чекменёв. Бинокль Игорь Викторович не стал прятать, положил на край столика по левую руку.
        Турок вежливо приподнял белую широкополую шляпу, радушно улыбнулся из-под пышных усов.
        - С приездом, - тоже улыбнулся генерал, вставая. Обменялись рукопожатием.
        - Рад вас видеть воочию, - на чистом русском ответил гость. - Это - мой секретарь,
        - указал он на хорошо сложённого, но отнюдь не выглядящего бодигардом мужчину лет тридцати пяти, одетого в такой же, как на хозяине, светло-оливковый костюм и похожую шляпу. В руках он держал небольшой изящный портфель. - Он посидит пока вон там, за крайним столиком, не возражаете?
        - Чего бы мне возражать? Пусть сидит или гуляет по бульвару, как ему и вам удобнее. Что желаете - кофе, вино, пиво? Я распоряжусь.
        - Холодное красное вино, с вашего позволения. Сухое. Большой бокал…
        Минут десять они обменивались дежурными формулами вежливости и взаимной приязни. У каждого хватало способностей и выдержки говорить так, что и Станиславскому бы непременно понравилось. Особенно тому, что описан в «Театральном романе» Булгакова.
        - На каком заявленном уровне беседовать будем? - спросил наконец Чекменёв, давя окурок сигареты в пепельнице. - Инициатива ваша, вот и предлагайте формат и тему…
        - Ну, Игорь Викторович, не усложняйте. Мы ведь не дипломаты.
        Генерал опять подивился мастерскому владению собеседника русским языком. Ему-то, при его положении и капиталах, стоило ли напрягаться? Переводчиков бы хватило. Но раз когда-то счёл необходимым поступить не куда-нибудь, а в Петербургский университет, и вполне прилично его окончил и с тех пор продолжал совершенствоваться, да так, что не отличишь в нормальном общении от образованного российского гражданина восточного происхождения - значит, имел свой интерес.
        Как тот же Фарид. Оставался бы «купцом Насибовым Фёдором Михайловичем», до сей поры пребывал бы в добром здравии, а так - раскидало клочья его организма по углам и стенам Бельведерского зала.
        Жалко будет, если с самим эфенди повторится подобная неприятность. Очень уж нехорошо тянула ноющей болью под солнечным сплетением интуиция, черти с матерями её побрали бы.
        Едва ли Катранджи уловил в глазах генерала такой посыл, но, наверное, хватало и общей ауры. Слишком серьёзные партнёры сошлись.
        - Это меня крайне радует, - ответил Чекменёв. - Терпеть не могу дипломатов. Никчёмная публика. Ничего нельзя по-настоящему доверить. Русская армия, к примеру, в 1878 году вышла к пригородам Стамбула, и ваше военное командование вкупе с султаном сдали бы город в течение суток, к всеобщему согласию, а тут как раз дипломаты и вмешались…
        - Не сразу, - поправил Катранджи. - Сан-Стефанский договор был одинаково выгоден и для России, и для Турции. И лично для меня. Потом был Берлинский. И Россия, прошу прощения, конечно, струсила…
        Чекменёв на мгновение приподнял удивлённо левую бровь и тут же вспомнил. Ну да, ну да! Если Сан-Стефанский договор остался бы в силе, то предки Ибрагима становились полноправными суверенными владетелями Египта, Палестины и кое-чего ещё. А тут вмешался «европейский концерт»[В XIX веке так назывался довольно рыхлый союз европейских держав, объединяемый в основном стремлением противодействовать России по всем направлениям её внешней политики. Иногда - вопреки собственным государственным интересам.] , на Берлинском конгрессе лишил Россию половины её успехов, а заодно обрезал перспективы и для дедов-прадедов несостоявшегося Катранджи-паши. Обидно, конечно. Игорю Викторовичу, к слову, тоже.
        - Пожалуй, так. Прояви Александр Второй характер, послав всех европейцев подальше, заяви о готовности воевать с несогласными впрямую - история опять пошла бы иным путём. Пожалуй, с турками с глазу на глаз мы смогли бы договориться о более приемлемых условиях. Но ведь ваши предки (османы, я имею в виду) параноидально боялись любых нормальных отношений с Россией, предпочитая роль шестёрок Англии, Франции, Германии - последовательно… И чем кончилось? Особенно в Мировую войну.
        - Вы правы, господин Чекменёв. Обозначенные вами факты имели и до сих пор имеют место. Но и вы попробуйте понять. Последние двести лет Турция воевала с Россией, со смыслом и без смысла только потому, что её властителям казалось - дружеские отношения поведут к немедленному и необратимому поглощению нашей страны - вашей. Вы поглотили Закавказье, Армению, так же легко, даже и без войны просочились бы в Анатолию до Трабзона и дальше, с запада вашими союзниками автоматически стали бы греки, боснийцы, фракийцы и прочие. Да и у самих турок нет ни малейшего иммунитета к перспективе ассимиляции. Имперский народ, только с противоположным знаком, чем ваш русский. Вполне готовый, без сопротивления и с удовольствием принять власть над собой более сильного сюзерена, с определённой выгодой для себя, конечно.
        Ну, такие мы есть. От природы. Властвуем, когда можем, не возражаем, если власть перенимает сильнейший. Лишь бы нам было хорошо. Этому можно сопротивляться только созданием образа вечного, непримиримого врага и непрерывными войнами. Двадцать лет мира - и всё! Теряется смысл суверенного существования.
        - Как же, как же, - усмехнулся Чекменёв. - Византия, в которую вы пришли в пятнадцатом веке, до сих пор давит своей психической энергией… Кто вы и ЧТО Византия? Айя-София, как пример. Шестьсот лет там ваша мечеть, а всё равно воспринимается, как православный храм. Ну и Россия рядом, само собой. Никто ведь не отрицает её роль правопреемницы. Даже вы сами. Заключать союзы с англичанами, французами, немцами - куда легче.
        - Правильно. Они не претендуют на подавление нашей идентичности.
        - Естественно. Четыре года воевать в Мировую войну под командой немецких генералов и с треском её проиграть, потеряв почти всё. Зато идентичность - на высшем уровне. Результат - Кемаль Ататюрк! Русский советник (или даже наместник) за ношение фесок головы точно бы не рубил. И адмирал Колчак на месте адмирала Сушона[Сушон - немецкий контр-адмирал, осуществивший прорыв крейсеров «Гебен» и «Бреслау» из Средиземного моря в Дарданеллы в 1914 году. Стал фактическим командующим турецким флотом в 1-й Мировой войне.] к жизням турецких моряков относился бы гораздо бережнее. Немцы ведь ваших матросов и даже офицеров по-настоящему и за людей не считали. Нет?
        Игорь Викторович откровенно развлекался. В чём и состоял замысел. Раскрутить собеседника, заставить его выйти из себя в любом направлении. Его позиция была абсолютно непробиваемой: он от Катранджи ничего не хотел, одновременно имея возможность очень крепко нагнуть его вместе со всем «Интернационалом», особенно когда у него появились серьёзные выходы на европейскую «Систему», тоже переживающую не лучшие времена.
        Турок же козырей, по мнению Чекменёва и его аналитиков, на руках совсем не имел (или они были для другой игры). Иначе за каким же чёртом столь авторитетный человек поехал в логово исторического врага для разговора с безусловно частным лицом? Никто не смог бы заявить, а тем более доказать иного.
        - …Мы с вами неплохо повоевали в былые дни, - с оттенком печали в голосе сказал Катранджи.
        - Да уж, - согласился Чекменёв. - Причём в основном игра шла в ваши ворота. Счёт
3:1, как я представляю, или даже 4:1, смотря как считать.
        - Не следует так уж преувеличивать. Да, конечно, вы, можно сказать, вышли в финал, но ведь и я тоже. А «промежуточные матчи»… Ваши потери в людях как бы и не больше. И турнир ещё не закончен.
        - На «людей» мне как раз наплевать. Хотите сказать, что жертвы пятигорских, варшавских, московских событий для вас - люди? Для меня - нет. Люди - это в данный момент мы с вами. И ещё определённое количество ключевых фигур. Остальные - расходный материал. В той или иной мере. По «ключевым фигурам», кстати, - счёт сухой. Я не потерял ни одного важного для меня человека. Вы - увы…
        - Ваш цинизм удивляет даже меня, - с оттенком печали в голосе ответил Катранджи, опустив глаза и передвинув по шнурку несколько зёрен крупных деревянных чёток.
        Для отвлечения внимания или это какой-то условный знак, способ связи?
        - А что вы хотите? - с оттенком превосходства спросил Чекменёв. - Ту войну, что вы захотели вести с нами, иначе не выиграть. Только - заведомо не считать противников за людей. Ибрагим-паша, это вы для себя определили с детства, разве не так? Я о вас кое-что знаю, как и вы обо мне. Так не нужно делать вид, что вы ждёте от меня чего-то иного. Например - воображать, что я - европеец, скованный некими парадигмами, для вас не обязательными. Я (мы) воюю с вами по вашим правилам. Не ждите от нас другого. Предыдущие войны научили. А поскольку мы сейчас равны в цинизме, да и по положению, будем исходить из максимы «Пусть победит сильнейший». На данный момент это скорее я. Я способен игнорировать идею «чести», которой, как вам кажется, должен руководствоваться. Она существует, но не для вас. В своём нынешнем состоянии я могу наплевать на так называемое офицерское слово, потому что вы и ваши клевреты никогда не воспринимали даже самого поверхностного смысла этого понятия. Несмотря на ваше европейское образование, вы ведь в глубине души не стали европейцем?
        Так отчего вы думаете, что русский генерал должен в общении с вами соблюдать не для этого места и этого времени принятые правила? Они ведь вызрели исключительно в ходе взаимодействия равных по силе, одинаковых по культуре баронов средневековой Европы. И ни в каком другом случае не применимы. Не работали на Руси до- и послемонгольской. В родных вам краях тоже вызвали бы искренний смех, предложи вы их своим соотечественникам в качестве образца. Я уже упоминал Ататюрка. Ни хрена он из вас европейцев не сделал. А уж как старался. Петр Великий в этом деле более преуспел.
        Но тоже крайне поверхностно. У меня нет сдерживающих принципов и идей, кроме одной, недоступной вам по определению…
        Игорь Викторович двумя глотками допил свою кружку пива и опять закурил. Он сказал всё, что хотел. Можно было бы ещё, как кадровому самураю, прочитать подходящее к случаю хокку. Например:
        - Нет, нет, я не погиб в пути!
        Конец ночлегам на большой дороге
        Под небом осени глухой.
        Это он и сделал. Другого навскидку не вспомнилось. Но прозвучало неплохо.
        - Так что давайте переходить к делу, Ибрагим-паша. Мы хорошо друг друга поняли. Теперь скажите, что вы от меня хотите, и как мы это организуем, если придём к соглашению…
        - Я очень хорошо вас понял, Игорь Викторович. Вы сейчас хотели выглядеть передо мной этаким генералом Ермоловым, с позиции силы увещевающим какого-нибудь Гази-Магомеда. Понимаю. Только зря вы недооцениваете моё европейское образование. И тот факт, что я с вами говорю по-русски, а не вы со мной по-турецки - подтверждает это. Улавливаете? Я надеялся - вы оцените.
        - Давно оценил, Ибрагим… Как вас назвать по отчеству? - спросил Чекменёв, будто не знал этого давным-давно.
        - Рифатович, - сказал Катранджи.
        - Очень хорошо. В смысле - дорожка для совместной прогулки обозначилась. Пойдём?
        Катранджи хлопнул по столу большой ладонью и рассмеялся настолько искренне, что и Чекменёв почти поверил. А почему и нет? Верить всегда лучше, чем пребывать в бесконечных сомнениях. Ну, бывает, ошибёшься, а всё равно ведь…
        - Не думайте ничего плохого, Игорь Викторович. Хоть полчаса не думайте. Способны?
        - А за каким же… я здесь с вами сижу? - деликатно ответил Чекменёв.
        - Тогда перейдём к делу. Я правильно понимаю вашу роль, как ближайшего, но неофициального сотрудника и советника Императора?
        - Это вы сказали. Наши западные друзья в подобных случаях отвечают: «Ноу коммент».
        - Ваш бинокль - не записывающее и передающее устройство? - спросил Ибрагим, взглянув на направленные прямо на него просветлённые объективы.
        - Можете разобрать его на детали, - генерал протянул турку «Цейс». - А ваш секретарь нас не пишет через что-нибудь, спрятанное в портфеле?
        - Аналогично. О том, сколько ваших сотрудников могут за нами наблюдать с крыш окружающих зданий, я не спрашиваю.
        - Оставьте свою паранойю. После испытания вашего «Гнева Аллаха» и того, что вы устроили в Москве, а мы достойно ответили, винтовка на крыше - как минимум смешно. Согласны? Давайте разговаривать, как взрослые люди. Я - по официальному статусу сейчас никто, вы - в одних местах кто-то, а здесь - тоже никто. Вернее - не более чем купец, прибывший для обсуждения контракта. И это правильно. Ваше слово первое, Ибрагим Рифатович.
        Катранджи, приняв предложенные условия, заговорил. Как ни крути, а он ведь действительно, пусть и опосредованно, через Чекменёва, был допущен к прямым переговорам с могущественным самодержцем всея Руси. Совсем другой уровень, чем конфиденциальный разговор с премьером одной из европейских держав. Особенно если учесть всё предыдущее, он мог быть доволен. Исторический противник зла не таил, говорил всё, что думает, а это подтверждает возможность начать отношения как бы с чистого листа.
        Так и сказал, присовокупив, что ценит подобное, достойное мужчин отношение. И неплохо бы им сохранить такие и впредь. Основываясь на европейских понятиях, если Игорь Викторович категорически не приемлет «восточных».
        - Отнюдь. Вполне приемлю. Но - на паритетных началах. Чтобы потом недоразумений и лишних обид не возникало, - усмехнулся генерал.
        Он, разговаривая с Ибрагимом, одновременно отслеживал качество работы Уварова. Неплохое, кстати. Среди фланирующей по бульвару публики он, с известной долей вероятности, определил только двух персонажей, могущих быть сотрудниками
«Печенегов». А ведь, зная подполковника, тут их должно крутиться не меньше десятка. Или очень хорошо маскируются, или Уваров организовал прикрытие совсем не так, как предполагал Чекменёв. В любом случае - лишний плюс ему.
        Катранджи объяснил своё желание вступить в контакт вполне разумно. С момента воцарения Олега Константиновича мировая геополитическая карта кардинально изменилась. Информация о том, что Император собирается сменить приоритеты и сосредоточиться исключительно на собственно российских интересах, своевременно стала известна «кому надо» и встретила полное понимание.
        - Собственно говоря, Игорь Викторович, вы не можете не признать, что все наши предыдущие действия определённым образом сыграли вам на руку?
        - Не могу, - легко согласился Чекменёв. - Наши партнёры по ТАОС слишком быстро и крайне непрофессионально раскрыли карты. Тем самым подтвердив, что ничего в их отношении к нам не изменилось. Ради того, чтобы в очередной раз напакостить России, забыли о своих действительно «жизненных интересах». Ну и ради бога. Баба с воза, кобыле легче.
        - Очень приятно это слышать. Мы, со своей стороны, хотим сделать вам предложение, от которого вы едва ли сможете отказаться.
        - Хотелось бы верить. Излагайте.
        - Если Россия действительно решит выйти из ТАОС и отвести все свои экспедиционные войска в пределы естественных границ, мы готовы гарантировать, что впредь эти границы не будут подвергаться сомнению, а тем более - нарушаться. Может быть заключено большое количество торговых и иных соглашений, безусловно взаимовыгодных. И это кроме того, что высокие договаривающиеся стороны автоматически получат массу преференций, прекратив тайное и явное противоборство, направив ресурсы на иные цели…
        - Я так понимаю, Ибрагим Рифатович, что вы предлагаете учредить новую мировую конфигурацию. Северный альянс без России, Россия как автаркия, сохраняющая нейтралитет в историческом противостоянии Севера и Юга, и… как же мы назовём третью сторону? Употребляемый у нас термин вряд ли точно отражает суть дела.
        - «Чёрный интернационал»? А почему бы и нет? Что он не красный - безусловно. Но - интернационал же! Если иметь в виду цвет кожи и волос значительной части его членов - вполне подходяще…
        - Для того, чтобы стать третьим полюсом мира, требуется кое-что ещё, - сказал Чекменёв. - Хоть какие-то признаки государственности. Конфедерация, халифат, ассоциация… Подобие выражающего общие интересы руководящего органа, дее- и правоспособного. Ну, вы понимаете. С кем же, в противном случае, хоть о чём-то договариваться?
        - Это пусть вас не волнует. Названный орган может объявить о своём сформировании в ближайшее время.
        - Когда объявит, тогда и думать будем. А пока, Ибрагим-паша, у нас с вами простая негоция, деловой разговор двух купцов, ищущих собственной выгоды и за все последствия отвечающих только своим карманом. Нормально?
        - Я и сам хотел примерно так выразиться…
        - Приятно, что наши мысли и устремления совпадают. Сейчас я, от себя лично, могу сказать только одно. Если ваши… единомышленники прекратят свою деятельность на подконтрольной нам территории, мы отнесёмся к этому с пониманием. Столь же положительно будет воспринят факт передачи нам информации об известных вам, но не входящих в вашу организацию антиправительственных организациях на территории России. В свою очередь, мы готовы благожелательно рассмотреть некоторые интересующие вас вопросы. А сверх этого… - Чекменёв развёл руками. - Любой меморандум, составленный двумя частными лицами на столике пивной, даже заверенный у ближайшего нотариуса, будет иметь… сами понимаете, какую силу.
        - О чём речь, Игорь Викторович! Какие меморандумы? Я счастлив, что вы с государем Императором согласились начать разговор со мной, как с лицом, заслуживающим вашего высокого внимания. Могли бы и отказать, «без объяснения причин».
        Ирония в голосе магната чувствовалась, но скорее обращённая в сторону неких посторонних по отношению к ним сил. По-своему он прав. Удайся его авантюра - он сразу переходил в совсем другую политическую категорию…
        - Знаете, что бы я вам посоветовал, Ибрагим-паша…
        Чекменёв вдруг прервал фразу.
        Проезжавшая мимо девушка на дамском велосипеде несколько раз тренькнула звонком, предупреждая собравшихся переходить аллею двух старушек с мальтийской болонкой на поводке. Видно было, что ездить она, несмотря на почти двадцатилетний возраст, толком ещё не умеет. Слишком напряжена и рулём всё время дёргает. Зато, поймав взгляд генерала, сделала рукой условный жест, дополненный мимикой.

«Тревога второй степени, необходимо переместиться в более защищённое место».

«Второй степени» - ничего особенного. Просто предупреждение, что вокруг охраняемого объекта появились пока не установленные личности, ведущие себя не вполне адекватно. Можно и проигнорировать, до уточнения обстановки, но факт, с точки зрения обеспечивающих, имеет место.
        Не зря генерал полагался на Уварова.
        - Давайте-ка быстро встанем и пойдём отсюда, - сказал он, опустив голову, чтобы губы со стороны были не видны. - Торопиться не нужно. Если что, моя охрана сработает. Впереди и справа вход в ресторан. Идём туда. Скажите сейчас громко, что проголодались и мои советы предпочли бы выслушивать за хорошим обедом… Дальше, что хотите…
        Катранджи среагировал мгновенно и правильно.
        - У вас здесь хоть и юг, а ветер с моря прохладный. Неуютно. Да и время, похоже, обеденное… - Он извлёк из жилетного кармана большие золотые часы, как бы не позапрошлого века, щёлкнул крышкой, спрятал обратно. - Не согласитесь ли преломить со мной хлеб? А где - на ваше усмотрение…
        - Охотно. Наши сугубо теоретические разговоры и меня изрядно утомили. Пойдёмте.
        Жестом велел секретарю оставаться на месте. Чекменёв это оценил.
        Пошли они вначале вдоль балюстрады бульвара, будто желая направить свои стопы в
«Лондонскую», славящуюся своим рестораном, и вдруг резко свернули к вполне среднему заведению в угловом здании, знаменитому единственно тем, что из его окон памятник Дюку виден был как раз «от четвёртого люка»[Одесская шутка-пожелание:
«Видеть тебе Дюка от четвёртого люка». От четвёртого на площади канализационного люка памятник Дюку де Ришелье представляется в достаточно фривольном и многообещающем виде, поскольку свиток грамоты Екатерины Великой об основании Одессы в его правой руке в нужном ракурсе выглядит…] .
        Глава 7
        Ресторан с гостиницей, незамысловато именуемый «Потёмкин», был заранее подготовлен Уваровым для приёма, в случае необходимости, высокопоставленных гостей. Особого труда это не составило. В местном жандармском управлении имелось несколько сотрудников, с полным сочувствием относившихся к случившимся в стране переменам и поддерживавших контакт с Москвой в «инициативном порядке». Они и дали подполковнику наводку на хозяина, господина Самуила Циреса, вполне надёжного и благонамеренного негласного осведомителя. Уж больно удачно было расположено его заведение, чтобы не слишком богатый ресторатор, купец всего лишь второй гильдии, мог без поддержки властей второй десяток лет оставаться его собственником, успешно отражая неоднократные атаки куда более сильных конкурентов.

«Потёмкин» предоставлял управлению весь спектр специфических услуг: организацию прослушки нужных клиентов, предоставление отдельных кабинетов для конспиративных встреч, содержал в штате девушек и молодых людей для «подводки», ну и тому подобное. В конце концов, и сами офицеры нуждались в надёжном месте для проведения досуга, не связанного с исполнением служебных обязанностей. Вдали от посторонних глаз и ушей, без риска каких-либо неприятностей и недоразумений. Опять же - не возникало вопросов по поводу почти неограниченного беспроцентного и бессрочного кредита. Хозяин в любом случае внакладе не оставался, поскольку добрую половину весьма состоятельных клиентов к нему направляло названное управление, и никто никогда не задавал неудобных вопросов по поводу «побочных доходов».
        Прямо в вестибюле гостей встретил сам Уваров и один из официантов.
        - Проходите, пожалуйста, немедленно всё будет организовано в лучшем виде, - с любезной, но не подобострастной улыбкой пригласил подполковник, изображающий метрдотеля, указывая на неприметную дверь рядом с гардеробом. За дверью скрывалась чугунная винтовая лестница, ведущая в бельэтаж. Для обычных посетителей имелась другая, в центре холла, широкая, двухпролётная.
        Официант повёл Ибрагима наверх, Чекменёв чуть задержался внизу.
        - И что там у вас? - брюзгливо спросил он, оставаясь в образе исполняемого сейчас персонажа. Великий актёр умирал в Игоре Викторовиче. На подмостках Вахтанговского или Малого театра ему бы цены не было. У него даже уголки губ вяло опустились, намекая на нездоровый, расслабленный образ жизни хозяина и его скверный характер. Веки отяжелели и полуприкрыли мутноватые, скучные глаза.
        Уваров, и тот поразился. Как соотнести бравого офицера-кавалериста, очень похожего на Вронского, каким любил представляться генерал своим подчинённым на полевых занятиях, с почти точной копией Каренина, играемой сейчас без малейшего грима? Только он не понимал - зачем?
        - Обнаружено как минимум пять человек, проявивших интерес к вашей встрече. Работали крайне профессионально. Двое вели непосредственное наблюдение, возможно, вели запись. Остальные перекрывали лестницу и бульвар с обеих сторон. Но мы тоже кое-что умеем. Всё под контролем. Те, что писали, далеко не уйдут. До первой подходящей подворотни. В резерве, кроме своих, десяток опытных местных филёров. Лично начальник жандармского управления выделил. Втёмную, разумеется. Но это, прошу прощения, не ваша забота. Докладываю по месту. Переговоры продолжайте спокойно. Здесь кабинет совершенно изолированный. Общий зал из него просматривается. В случае чего - отдельный выход на кухню, через неё можно спуститься в хоздвор и ещё ниже, в подвалы…
        - Не нравишься ты мне сегодня, Валерий, - лениво, врастяжку, по-барски грассируя, сказал Чекменёв. - Какое, на хрен, «в случае чего»? Стоило брать с собой лучшего боевика, чтобы такое слышать…
        - Вы уж простите, вашество… - В устах метрдотеля, которым изображал себя Уваров, такое обращение прозвучало нормально, но генеральский слух царапнуло. - Пока живы, всё исполним в лучшем виде. А если нет, так сами понимать должны. Тот раз в Бельведере моя карта сверху легла, вдруг сегодня - чужая? Тройка, семёрка, туз - слышали?
        Чекменёв отчётливо скрипнул зубами. Бесил его этот наглый подполковник до крайности. Но и деваться некуда!
        - Если чего… Скажи ещё, что и с катакомбами из подвалов связь имеется.
        - Так точно. Проверено.
        - Ну, ты… - Генерал дважды вздохнул через нос. - Молодцом. Продолжай. Мы здесь пару часиков посидим, дальше видно будет…
        Кабинет оказался в меру просторным и уютным. Два четырёхместных столика по разным углам, один возле дугообразного кожаного дивана, второй у венецианского окна, из которого видно и лестницу, и море, и бульвар с зацветающими каштанами. Очень приятный ландшафт.
        Здесь они и разместились, но Игорь Викторович предварительно подошёл к большой картине на противоположной стене. Полюбовался видом вечерней Дерибасовской, затянутой сеткой осеннего дождя. Неплохо написано, в стиле Камиля Писарро.
        Правда, художественные достоинства его сейчас не слишком интересовали. Намётанным глазом осмотрел массивную резную раму. Примерился, ткнул пальцем в одну из завитушек. Холст сдвинулся вбок, как шторка фотографического затвора. За ним - зеркальное, чуть синеватое стекло, сквозь которое виден весь общий зал. Три десятка столиков, штофные драпировки стен, небольшой мраморный фонтан посередине. Посетителей совсем немного, время ещё раннее.
        Попросту всё сделано, без всякой электроники. Старомодно, но надёжно. С той стороны обычное зеркало. Ни сбои в электропитании не помешают наблюдать, ни самые хитроумные устройства ничего не обнаружат.
        Катранджи тоже оценил, одобрительно поцокал языком.
        - А на нас сейчас откуда-нибудь тоже смотрят?
        Генерал развел руками:
        - Не Москва здесь, не моё ведомство. Всяко может быть…
        Расселись, полистали книжки меню, сделали заказ. Официант удалился, и лишь после этого Ибрагим, закуривая, спросил, как и подобает восточному человеку, о главном.
        - Так ради чего вы тревогу подняли?
        Чекменёв честно пересказал то, что услышал от Уварова.
        - Это были не мои люди. Гарантирую. Гораздо хуже, что МОИ - ничего не заметили и нужного сигнала не подали, - сказал Катранджи встревоженно.
        Похоже, Ибрагим расстроился или пришёл в тихое внутреннее бешенство. Которое вполне могло завершиться репрессиями, вплоть до посадки нерадивых телохранителей на кол. Прямо на палубе его «Лейлы».
        - Не берите в голову, Ибрагим Рифатович. Просто у ваших - подготовка не совсем та. О чём мы недавно и говорили. Даже не касаясь глубин истории и былых русско-турецких войн, результаты которых нам обоим известны, один маленький пример (вам, наверное, об этом и не докладывали) - в Пятигорске некоего Фарид-бека, по документам - кадрового майора, на самом деле, мне кажется, не меньше чем генерала, тактически переиграл наш строевой армейский капитан. При соотношении сил один к двумстам[См. роман «Билет на ладью Харона».] .
        А взял оного Фарида в плен и разоблачил обычный юнкер четвёртого курса горно-егерского училища. Правда, курдский этот парень знал в совершенстве, о чём ваш майор не догадывался и со своими подельниками, уже будучи арестованным, разговаривал открытым текстом. Наверное, думал: «Где уж этим северным варварам знать столь цивилизованный язык!»
        К этому моменту сразу два официанта подали закуски и графинчики, наполненные всем, что захотелось попробовать русскому и турку в столь напряжённой обстановке.
        Катранджи, демонстрируя свой «чёрный интернационализм» и не маскируя душевного раздрая, махнул большую рюмку водки, закусил ломтиком селёдки.
        - Поделитесь, я действительно не в курсе. Фарид, как мне казалось, был очень умный, верный человек, на измену не способный… Погиб, как мне известно, отнюдь не на вашей стороне. Был бы он вашим агентом, вы бы такого не допустили. Верно?
        - Верно. Но и мы не боги. Да ничего особенного и не случилось. О покойнике можно сказать много плохого, вопреки римской поговорке. Сволочь, между нами, первостатейная. Вы вот, милейший Ибрагим Рифатович, что бы обо мне сказали, если бы я в одном из дорогих вам на исторической родине мест захватил человек пятьсот близких вам людей и начал над ними издеваться, как османы над армянами в тысяча девятьсот пятнадцатом году? Обиделись бы, наверное. В одном варианте - к мировому сообществу за поддержкой обратились бы, в другом - мстить начали… Нехорошо ведь так в цивилизованном двадцать первом веке поступать…
        - Достаточно. - Лицо Катранджи неприятно исказилось. В другом месте эта гримаса была бы достаточным основанием, чтобы собеседника в лучшем случае сгноили в зиндане. А то и начали бы с него кожу сдирать одноразовыми безопасными бритвами турецкого как раз производства.
        - Не нервничайте так, - тихо сказал Чекменёв. - Знали, куда ехали. И с кем говорить собрались. К стопроцентно европейскому бывшему премьеру нашему, господину Каверзневу, не обращались отчего-то. Мне кажется, раз русский едва ли не лучше меня знаете, в Петрограде Блока почитывали. А то и дурам-девушкам цитировали, с известными целями.
        Игорь Викторович улыбнулся очень мягко, а Катранджи ответил неприличным оскалом.
        - Что именно? «Я пригвождён к трактирной стойке, я пьян давно, мне всё равно…»
        Забавляется господин Катранджи, хоть как-то отыграться пытается.
        - Браво, Ибрагим Рифатович. - Генерал, свободно переигрывавший в словесных и шахматных поединках нынешнего Императора, с удовольствием убедился, что этот
«вождь мировой деревни» легко покупается на самую примитивную провокацию. - Не зря вы однажды выразились, что предпочли бы быть немцем в Германии, и русским - в России… Не знаю, как в Германии, а у нас бы получилось. Мы бы вас за своего приняли…
        - Вы и это знаете? - Эфенди снова был сбит с позиции.
        Слова те были сказаны наедине с очень верным человеком, тоже мёртвым сегодня. И вот…
        - Зачем удивляетесь? «Ид-диния зай хъяра - йом фи-идак, йом фи-тизак»[Жизнь что огурец: сегодня в руках, а завтра в заднице (араб.).] .
        И эти слова Катранджи вспомнил. Их он сказал, с издёвкой, поляку Станиславу, посланному организовывать очередное антироссийское восстание и погибшему вместе с Фаридом от наудачу брошенной тогда ещё поручиком Уваровым гранаты[См. роман
«Дальше фронта».] …
        - Дошло, коллега, что наша контора умеет работать? - благодушно спросил Чекменёв, разливая по второй. - А у Блока я другую цитату подразумевал. Вам поближе будет…
        Игорь Викторович откинулся на спинку кресла, окутался табачным дымом и начал читать глубоким голосом почти профессионального декламатора:
        Наш путь - степной, наш путь в тоске безбрежной,
        в твоей тоске, о Русь!
        И даже мглы - ночной и зарубежной -
        Я не боюсь.
        Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
        Степную даль.
        В степном дыму блеснёт святое знамя
        И ханской сабли сталь…
        И вечный бой! Покой нам только снится
        Сквозь кровь и пыль…
        Летит, летит степная кобылица
        И мнёт ковыль…
        - Наверное, хватит, - оборвал себя Чекменёв нормальным, даже утомлённо-тихим голосом. - Вы знаете, что дальше было. Не стоит друг друга сверх меры нервировать.
«Трактирную стойку» я вам простил, простите и вы мне эти строфы. Там дальше ещё интереснее, если помните. Так что, поговорим за Фарид-бека? Расскажу, ибо мёртвые сраму не имут. Мужчина он был, конечно, серьёзный. До поры, естественно. Сначала капитан Неверов в одиночку перестрелял в гостинице «Бристоль» полторы сотни ваших отборных нукеров или аскеров, хрен их знает. Потом прилетели на подмогу наши пацаны из Ставропольского горно-егерского училища. Зачистили прилегающую территорию, как учили, согнали пленных в отдельное помещение. Вот тут Фарид, никак внешне не отличимый от обычных боевиков, не выдержал и начал по-курдски раздавать инструкции. Как себя держать, что отвечать на допросе и его ни в коем случае не выдавать. Иначе и им, и их семьям, и родственникам до седьмого колена «секир башка» и прочие неприятности. Слабость, согласны? Или - трусость и глупость?
        - Отчего же? - возразил Ибрагим. - Нормальное поведение.
        - Для кого как. У нас командир даже взвода первым делом назвал бы себя и принял основную ответственность, попросив отнестись к рядовым бойцам именно как к рядовым.
        - Так то у вас… - ответил Катранджи, но без былого куража.
        - А я о чём? Далее - названный ранее юнкер, осетин, то есть лучший друг россиян на Кавказе, православный, по странному совпадению знающий пять восточных языков (не считая европейских), оказался в нужное время в нужном месте.
        В эту экспедицию попал случайно, в бою не погиб (неразумно было такого полиглота в огневой бой бросать, так разве у нас кто о таких вещах думает?), и в двух шагах от опытнейшего разведчика оказался. Повезло, можно сказать, но юнкер своим везением очень правильно воспользовался…
        - Остановитесь, Игорь. Вы всё время пытаетесь навязать мне неправильные выводы… Конечно, курдский - в ваших краях язык редкий, почти как чукотский в Турции, и всё же… Не следует…
        - Чего там не следует? Наши парни, в отличие от ваших, службу несут по уму и по присяге…
        Катранджи опять непроизвольно оскалился, но сумел удержаться в рамках цивилизованности. А ведь Чекменёв провоцировал его изо всех сил, переходя границы самого примитивного приличия.
        - Слушайте дальше. Доложил об услышанном юнкер старшему по команде, и уже к вечеру вашего Фарида доставили на беседу лично ко мне.
        Ещё раз прошу прощения, Ибрагим Рифатович, но тот же юнкер дольше бы продержался под вашими пытками. Возможно - до мучительной смерти. До чрезвычайности меня удивляет такая черта ваших единоверцев - шахида из себя изобразить, подобно японскому камикадзе - кое у кого получается. А на допросах сразу колятся. И в плен сдаются сотнями тысяч, как в прошлую нашу войну при Эрзеруме, Карсе и Баязете. Нет среди вас бескорыстно убеждённых в своей правоте людей, готовых за неё беспрекословно умирать. Вы же в Питере учились, по музеям, хотя бы от скуки, ходили… Был такой художник - Верещагин. С большим талантом эпизоды восточных войн изображал…
        - Давайте лично о Фариде, - мрачно сказал Катранджи, Чекменёвым почти подавленный. Ещё не сломанный, но очень близкий к этому. По ситуации. Если бы они с Игорем Викторовичем сидели в его дворце… Да в любом дворце, от Каира до Рабаула, совсем бы по-другому вёл себя наглый русский генерал.
        Здесь же Ибрагим-бею исторические и психологические экскурсы Чекменёва удовольствия не доставляли. Но факты - интересовали. По статусу.
        - Ну а что ещё сказать? - мягко улыбнулся генерал. - Пошёл он на перевербовку, не ко мне даже, к обычному фронтовому полковнику. А вы знаете, Ибрагим Рифатович, - почти прошептал Чекменёв, - умирать вашему брату очень страшно. Независимо от ожидающих гурий. Вы - не пробовали? А Фариду предложили. С соблюдением наиболее невыносимых мусульманину процедур. Мы, русские, знаем, как кого из вас достать. За триста лет душевного общения научились.
        Он, дурак, думал, что мы его к стенке поставим. И бодрился. Расстрел, мол, чепуха. Воздаяние получу и всё такое.
        Хотя какое, на хрен, воздаяние сможет получить от Аллаха, Христа или Будды такой человек? Ну, правда, мой офицер ещё насчёт замены расстрела повешением намекнул, с последующим заворачиванием трупа вместо савана в свинячью шкуру. В виде психологического эксперимента. Сработало или нет - не уточнял, но сдал Фарид всех известных ему персонажей, с кем работал и должен был работать впредь.
        Отдохнул, три дня запрещённые Кораном напитки хлестал, как рязанский извозчик. Протрезвел и согласился выполнять полученное от вас задание под моим контролем, регулярно отчитываясь. Так бы и до сего дня, наверное, длилось, если бы войсковая разведка с ним в Варшаве не пересеклась. Те ребята простые: враг обнаружен - враг должен быть уничтожен. Языков брать и через фронт тащить у них возможности не было. Жаль, конечно, что так получилось, да что ж поделаешь теперь…
        Наверное, турок сильно бы удивился, узнав, что принимавший его «метрдотель» как раз и руководил ликвидацией Фарида, Станислава и прочих.

«Бывают странные сближенья», как писал поэт.
        - М-да, ни на кого нельзя положиться, - сокрушённо покачал головой Катранджи. - Вечная проблема - если человек знает мало, он не сможет эффективно работать. Если знает много - много и выдаст при случае.
        Чекменёв мог бы дать по этому поводу несколько полезных практических советов, но просвещать пока ещё врага не входило в его намерения. Может быть, когда-нибудь потом…
        - Я вас очень хорошо понимаю. Но вернёмся к нашим баранам. Если вы уверены, что за нами следили не ваши люди, а я уверен, что и не наши тоже, значит - кто? Давайте вместе подумаем. Утечка, скорее всего, имела место с вашей стороны. Я с почти стопроцентной гарантией могу утверждать, что информация о нашей с вами договорённости и факт моего приезда сюда не известен никому, за исключением самых ближайших и абсолютно надёжных лиц. Поэтому на это направление можно не отвлекаться. Следовательно…
        - Ваша посылка принимается. О том, что я направился в Одессу, знает достаточно много людей. Я этого и не скрывал. Мои коммерческие интересы столь обширны, что я провожу в поездках и перелётах большую часть своего времени. Это давным-давно никого не удивляет.
        - Причины визита в Одессу, и именно в это время достаточно замотивированы? Могло что-либо заинтересовать чисто деловых людей? Конкурентов. Мол, если Ибрагим-эфенди затевает нечто в России, нет ли шанса ухватить и свой кусок…
        - Вряд ли, Игорь Викторович. У меня нет конкурентов, способных на столь опрометчивые шаги. Я же не базарный торговец. На моём уровне вопросы решаются совсем другими способами.
        - Вам виднее, я от любых видов бизнеса далёк. Значит, чистая политика? Кое-кому захотелось просто посмотреть, с кем вы надумали вдруг встретиться?
        - Безусловно, политика.
        - Хорошо. Теперь поставим себя на место руководителя некоей организации (или частного лица?). Если он не глупее нас с вами, первое, что должно прийти в голову
        - к чему такая демонстрация? Есть масса способов организовать действительно тайную встречу. На очень нейтральной территории и с гарантией неразглашения. Берусь навскидку предложить десяток вариантов, не требующих никакой специальной подготовки. А тут - письмо консула, яхта, набережная, сотни свидетелей… И главное
        - времени любому, кого способна заинтересовать наша встреча, отпущено для подготовки сверхдостаточно. Тоже будто специально.
        Что бы подумал я на месте некоего «мистера Х»? И что подумали бы вы на своём месте?
        - Ну, давайте рассуждать вместе. Спокойно и последовательно. Первое - я не утверждал бы столь смело, что наша встреча выглядит именно демонстрацией. Контакт с консулом был организован с соблюдением всех предосторожностей. О намерении посетить Одессу я никому не докладывал. Даже капитан яхты до последнего момента был уверен, что мы идём в Констанцу. За время, прошедшее с момента изменения курса, никаких выходов в эфир с «Лейлы» не было. А иных способов связи пока не придумано. За исключением почтовых голубей, которые с борта тоже не взлетали…
        - Неубедительно, - прервал Ибрагима Чекменёв. - На примере с Фаридом мы уже выяснили, что даже вскользь и наедине брошенная шутка способна дойти до ушей начальника вражеской контрразведки. В нашем случае мы имеем дело с гораздо большим массивом информации и числом причастных к её прохождению людей… Вот вам простейший сюжет. За вами могли наблюдать с подводной лодки. После изменения курса определили направление, подвсплыли, передали радиограмму на неизвестной вам частоте. Полусуток достаточно, чтобы подготовить несколько человек, начавших за вами слежку. Пока только слежку, никаких силовых вариантов я не предполагаю. Рано. Им же нужно выяснить, с кем и зачем вы встретились. А аналитики вступят в дело позже или уже работают, идентифицировав меня и вас…
        - Вы исключаете, что «хвост» привели вы?
        - Почти абсолютно. Я готовился к встрече весьма серьёзно и принял все известные меры предосторожности. В чём вы только что убедились…
        - Тогда отчего вы сразу не предложили иное место встречи? Хотя бы то, где мы сейчас находимся?
        - Прежде всего, прошу заметить, это вы изъявили желание встретиться именно на бульваре…
        - Возможно, это моя ошибка. Но я посчитал, что на открытом месте будет удобнее и безопаснее. Учтите, я ведь формально и фактически абсолютно частное лицо, и встреч, подобных этой, у меня ежемесячно бывают десятки. И с деловыми партнёрами, и… не только.
        - Не имею возражений. Однако в Россию вы раньше подобным образом не ездили. Учились очень неплохо, да, я не затруднился просмотреть ваши зачётные ведомости. На разного рода деловые переговоры и аукционы приезжали - тоже было, и неоднократно. Иногда инкогнито, иногда - явно. А тут уж как-то интересно совпало. С точки зрения людей, которых ОЧЕНЬ волнует наметившееся изменение мировой конфигурации…
        Официант подал чанахи в пышущих жаром обливных горшочках, собеседники выпили и обратились к еде. Они на самом деле сильно проголодались, да и пауза для размышлений на темы вышесказанного требовалась и тому и другому.
        - Себя имеете в виду? - усмехнулся Катранджи.
        - Ибрагим Рифатович, - в свою очередь, сделал милейшее из своих лиц Чекменёв, - не пора ли нам раз и навсегда, да-да, именно это я и сказал - «навсегда», перестать валять дурака друг перед другом? Жизненного опыта, политического чутья, реальной деловой практики нам с вами хватает, надеюсь, чтобы понимать, чем мы занимаемся и к каким идеалам стремимся. Разочаровать вы меня не сможете, ибо я знаю вам цену, а вы - мне. Мы можем ещё какое-то время морочить друг другу голову, только - зачем? Хоть убейте, не вижу я за вами такой силы и такой идеи, чтобы вы сейчас захотели сыграть за моей спиной на собственный риск и с нулевой суммой.
        Чекменёв отложил ложку, разлил коньяк, старательно размял папиросу.
        - Так уж? - осведомился Катранджи.
        - Увы, коллега. В длинный покер поигрывали? Считайте, что у меня каре тузов с джокером. Шанс у вас один, как у Остапа… Пояснение требуется?
        - Пожалуй, нет. Если вы совершенно убеждены, что на вашей стороне вся мощь Российской империи, воля нового Императора и решимость идти до конца - что ответить бедному турку, обладающему всего лишь сотней миллиардов золотых рублей и миллионом верных ассасинов?[Ассасины - фанатичные воины, преимущественно - тайные убийцы.] Что ответить человеку, представляющему четырёхсотмиллионную Империю с сильнейшей в мире армией, не склонную останавливаться ни перед чем?
        - Наконец я слышу слова мужа. Не будем брать близких примеров, Пятигорска или Варшавы. Ещё полтораста лет назад генерал Кауфман отрядом в тысячу триста малограмотных, едва освобождённых из крепостного права крестьян взял Ташкент, окружённый высокими стенами и обороняемый гарнизоном в пятьдесят тысяч человек, настоящих моджахедов, как сейчас выражаются… Верных Аллаху, молившихся пять раз в день, вооружённых английскими винтовками. Разве им это помогло? Вы меня очень простите, Ибрагим Рифатович, но суть нашей встречи я улавливаю так: вам захотелось показать - не совсем точно представляю, кому именно - лондонской «Системе», лучшим людям вашего «Интернационала» или «Орби эт урби»[«Городу и миру» (лат.).] сразу, что вы теперь не абы кто, а клеврет[Приверженец, сторонник (ст. слав.).] , или даже равноправный партнёр Императора. С соответствующими выводами для всех заинтересованных лиц. Я ничего не имею против, сам любитель всяких забав, но ведь и предупреждать нужно, заранее. Я бы вам изящно подыграл…
        - Короче, Игорь Викторович, вы от меня требуете полной капитуляции? - ответил Катранджи, как бы и не заметив намёка.
        - Какая капитуляция? - искренне удивился Чекменёв. - У вас в аттестате по русской истории - «двенадцать», по всеобщей - «одиннадцать». По философии - тоже
«двенадцать»[В ряде высших учебных заведений России в то время применялась двенадцатибалльная система оценок.] . Симбиоз я вам предлагаю, хотя ехали вы сюда с несколько другими целями. Так не выйдет. На вашей половине мира вольны делать всё, что хотите, а уж на нашей - исключительно по моим правилам. Можете выйти отсюда полноправным «другом» нашего Императора, «возлюбленным братом», как он предпочитает выражаться в свойственной ему романтической манере, а можете не выйти вовсе: выйдет другой человек, ничем от вас не отличимый внешне, но с иной мотивацией…
        Лицо Чекменёва выражало искреннюю любезность, но и сочувствие тоже.
        - Двойника подготовили? Не получится. Слишком много деталей не сумеете учесть…
        - Какие глупости. Зачем двойники? Вы перестанете быть собой нынешним, и только. Помните встречу на Мальте с профессором Маштаковым? Так то лишь штришок. Стоит мне захотеть, и вы поймёте…
        Катранджи немедленно понял. Совсем ничего не изменилось вокруг, та же Одесса за окнами, тот же кабинет, и закуски на столе, и Игорь Викторович напротив. Он всё видел и помнил, что было, что есть, что происходит. Ни гипноза, ни наркоза, ни анаши с кокаином.
        При этом частью сознания вдруг ощутил себя действительным статским советником по министерству иностранных дел, каким мог бы сейчас быть, сразу после университета согласившись принять российское подданство и поступить в специальные классы Генерального штаба по восточному направлению. Потом всё равно было бы то же самое
        - бизнес, сомнительные экономические и политические негоции по всему миру, неограниченная власть, рискованные, но столь пленительные акции, сделавшие его тем, кем он является сейчас. Только всё это - в рамках сверхзадачи, поставленной перед ним Империей. И где-то там, далеко на севере - редко посещаемый кабинет с окнами на Дворцовую площадь, или Красную, в шкафу - золотом расшитый мундир с полудюжиной орденов…
        - Готов согласиться, - с некоторым усилием ответил Катранджи. - Не знаю, что за методику вы использовали, неизвестный вид гипноза или психотропное вещество в коньяке… Нечестно, конечно. Но даже если вы так меня переориентируете… Зачем? В нынешнем положении мы можем быть полезны друг другу гораздо больше…
        - О чём и речь, Ибрагим Рифатович, о чём и речь. Поэтому предыдущую картинку мы снимаем, и переходим к следующей… Кому вы должны были продемонстрировать, что меняете ориентацию и в нынешних обстоятельствах делаете ставку на Россию?
        Чекменёв, естественно, не умел оказывать такого психологического воздействия на собеседников, как некоторые его знакомые, зато он умел создавать впечатление подобного умения, и подчас это имело почти аналогичные результаты. Особенно если психолингвистическое давление сопровождалось несколькими яркими фактами, по определению являвшимися личной тайной испытуемого лица.
        - Ну, давайте попробуем говорить откровенно, - согласился турок, у которого, как ему показалось, более достойного выхода из ситуации не оставалось. - На самом деле, в определённых кругах моих коллег и советников возникло мнение, что настало время показать кое-кому, что мы решили сменить флаг. Это ведь по большому счёту очевидно. Был момент, когда Россия рассматривалась как слабое звено ТАОС, и выбить его, превратить могучее государство в конгломерат горячих точек, с предельно ослабленным, ни на что не годным правительством, казалось задачей не слишком трудной.
        - Ошиблись, однако, как последние триста лет ошибались все ваши предшественники. Это пленённому Шамилю, отправленному в ссылку всего лишь в Калугу, простительно было, проехав Ставрополь и Ростов, сказать: «Если бы я знал, что Россия такая большая, я никогда бы с ней не воевал…» А для вас вроде и странно моментами… - мельком заметил Чекменёв.
        - В том и беда. Уроки истории впрок не идут. Всё время кажется, что уж на этот раз всё получится, как надо. Ан снова не выходит.
        - Беда, - согласился Игорь Викторович. - Вспомните, к примеру, эпоху римских
«солдатских императоров». Штук двенадцать, кажется, их за пять лет сменилось. И каждый, забывая о горьком опыте им же убитого предшественника, считал, что уж он-то займёт престол окончательно и надолго… Аналогичную картину мы наблюдаем за последние два века европейской политики. Сколько сил, сколько денег - и всё в трубу. А главное - мало-помалу накапливаются исторические комплексы. Что у вас, что у немцев, что у англичан. Не забивали бы себе голову всякой ерундой, жили бы поживали, в ус не дули. Был у вас один умный человек - Кемаль Ататюрк, так и его не послушались. А могли бы мы с вами с самого семнадцатого века как-то договориться к взаимной пользе и жить как люди. По крайней мере, вы, турки, потеряли бы намного меньше времени, денег и территорий, чем шарахаясь от немцев к англичанам и обратно.
        - Зато мы тешились иллюзией, что проводим самостоятельную политику, - с оттенком иронии ответил Ибрагим, как и подобало мыслящему в данный момент по-русски человеку.
        - Одним словом, Ибрагим-бей, давайте подводить итоги, мы ведь не на семинаре по геополитике, - предложил Чекменёв, потребовав у официанта кофе и ликёров. - Вашим друзьям, от которых вы в той или иной мере до сих пор зависите… - он резким движением отсёк протестующий жест Катранджи, - не тешьте себя очередными иллюзиями, не существует людей, не зависящих вообще ни от кого, я тоже отношусь к их числу, - скорее всего, потребовалось напугать своих контрагентов, дать им понять, что надежда, опора и финансовый столп «Чёрного интернационала» не прочь начать раскладывать яйца по разным корзинам. Поэтому вам порекомендовали встретиться со мной таким вот именно образом. Чтобы те, кому следует, это увидели и стали несколько сговорчивее в делах, о которых я пока не имею никакого представления. Но узнаю непременно, - обнадёжил Чекменёв собеседника. -
«Хантер-клуб» - инвариантная на протяжении вот уже второго века структура, достаточно давно находится под нашим плотным контролем. Те, кто узнает о наших с вами контактах, станут гораздо внимательнее относиться и к вашим мнениям, и к моему. А главное - получат рычаг давления на кого-то третьего. Это не выходит за пределы ваших представлений о «реалполит?к»?
        - Восхищён, искренне восхищён, Игорь Викторович. Вам бы самодержцем стать, вместо Олега Константиновича… - сказано было почти без заискивания, от души. Тоже почти.
        - Ни к чему. Скучное и бестолковое занятие. То же самое, что прерывать преферанс на мытьё посуды, посадку картошки и приготовление уроков с детьми.
        - Жена и скатерть - главные враги преферанса, - блеснул одной из почерпнутых в питерском общежитии ма?ксим[Выраженный в краткой форме логический или этический принцип.] Ибрагим.
        - Само собой. О! Смотрите! - Чекменёв вскочил и взмахом руки указал за окно, где на рейде в столбе буро-зелёной, поднятой с близкого дна воды разлеталась в небе кусками разного размера яхта Катранджи. - А в запасе - ход конём по голове. Уж это
        - явно не наша работа…
        А сам подумал: «Накаркал, чёрт возьми. Ведь просто так сказал насчёт неприятных случайностей. И - н? тебе! Или всё же вертелся в подкорке такой вариант?»
        Грохот взрыва докатился несколько позже, как и положено по причине разницы в скорости света и звука.
        Лицо турка мгновенно посерело и стало жалким и старым. Лет на десять от реального возраста. Так он сильно испугался? Или - это было другое чувство, но всё равно весьма негативное.
        - Если это заложенная заранее мина - вам сильно повезло, - меланхолично отметил Чекменёв, почти силой всунув в руку Катранджи рюмку. - Часовой механизм слегка припоздал. А если торпеда с миниатюрной подводной лодки и работа боевых пловцов - нас ждёт продолжение…
        - Это - точно не вы? - поперхнувшись коньяком, спросил Ибрагим.
        - Я же сказал, коллега, - нет. Столь грязно мы не работаем, - машинально поправив ногтем мизинца ус, ответил Игорь Викторович. - Что вам должно быть давно известно.
        Снаружи вдруг зачастили выстрелы, винтовочные и автоматные. С первого этажа ответили штурмовые пистолеты-пулемёты охраны.
        - …Более того, - тем же спокойным голосом закончил фразу Чекменёв, - я считаю, что у нас с вами есть около трёх минут, чтобы без суеты покинуть это гостеприимное местечко и углубиться в земные недра…
        - Это вы о чём?
        Ответить генерал не успел. Он выхватил из-под ремня пистолет, за ним этот жест повторил Катранджи, только в отличие от мощного генеральского «воеводина» у него в руке оказалась несерьёзная в настоящем бою, но богато инкрустированная испанская
«астра». Правда, неизвестно, в каких целях он собирался её использовать.
        Дверь распахнулась, на пороге появился Уваров с автоматом наперевес.
        - Игорь Викторович, атака идёт с двух направлений. Вдоль бульвара, из окон и с крыш домов напротив.
        - Подумаешь, испугал, - криво усмехнулся Чекменёв. - Гранатомёта в запасе не имеется?
        Уваров развёл руками.
        - У тебя здесь сколько людей?
        - В здании десять. Держать оборону на этаже хватит. Столько же снаружи. Будут связывать маневр противника, отсекать подходы. Пока войсковые части не подскочат…
        - Или - наоборот, - бросил генерал. - Предлагаю пробиваться в катакомбы. Там мы по-любому будем в выигрыше…
        Снова вспыхнула стрельба. Отчаянно, заполошно, и гораздо ближе. В соседнем зале, за стеклом, уже начиналась паника.

«Слишком рано, - профессионально подумал генерал. - Несколько выстрелов вдалеке - ещё не повод. Большинство на них бы и внимания не обратило. Значит - всё из одной цепи…»
        - Троих - вниз, пусть вход держат. Остальным - расчистить путь в катакомбы. У меня план вот здесь, - он коснулся лба. - Прорвёмся… Любой, тебе лично не знакомый - враг. Из этого и исходи. Ясно?
        - Мне ясно, - подкинул на руке «ППС» со сдвоенным магазином Уваров. - Только и вы, Игорь Викторович, что бы ни случилось, не стреляйте в женщин, имеющих бело-сине-красные отметки. В любых сочетаниях. Шарфики, розетки, платочки. Что бы они ни делали… Они - наши.
        Не тот был случай, чтобы спорить или требовать объяснений. Чекменёву хватило впечатлений о способностях Уварова во время боёв за Берендеевку и потом, при зачистке Москвы.
        - Договорились, работай, полковник, после разбираться будем. Я в твоём распоряжении, пока не передумаю…
        На улицах гремела уже не автоматная, а пулемётная стрельба. Массированная, батальонного уровня.

«Значит, не только в нас дело, - мелькнула мысль. - Новый Пятигорск? Зачем? Даже на сутки такой город не удержать. Любыми силами. Если только не весь округ в мятеже участвует. Но этого быть просто не может. Значит, есть локальная цель, оправдывающая любые средства. И адекватные задаче возможности. А мы опять всё промухали. Ну, подождите, дайте только выбраться… Но мы с Ибрагимом им нужны живыми в любом случае».
        - Сюда идите, - подтолкнул Чекменёва к двери, выводящей на винтовую лестницу Уваров. - Там вас никак не достанут… Пока дорогу расчистим.
        Несколько выпущенных из противоположного дома снайперских пуль пробили, но не раскололи стёкла выходящих на бульвар окон.
        - А это что, полковник? Так вы обеспечили? - холодно спросил Чекменёв, прячась за выступом стены и стряхивая со щеки хрустальные крошки.
        - Идите, идите, потом обсуждать будем… - Чекменёву показалось, что сейчас Уваров толкнёт или даже ударит его прикладом, чтобы под ногами не путался. Чего скрывать, генерал поступил бы так же.
        А вот и новый поворот сюжета! На секунду только их отвлекли снайперские выстрелы, и тут же с грохотом вылетело зеркало, отделявшее кабинет от общего зала.
        Сидевший в углу господин средних лет в серой визитке и полосатых брюках выдернул из-под скатерти автомат «томпсон» с круглым диском на сто патронов, явно заранее там пристроенный. Он наверняка знал и о наличии за стеклом секретного кабинета, и о том, кто там находится. Потому и выпустил длиннейшую очередь с превышением, чтобы никого не убить, а просто прижать к полу. На несколько секунд, больше и не нужно.
        Тяжёлые пули сорок пятого калибра вспороли штофную обивку стен и обрушили наружу фасадное окно.
        - Всем лечь на пол, не шевелиться! - заорал автоматчик. Бросился к проёму, успел дать ещё одну очередь по люстре.
        Тут блеснул талантом Катранджи. Навскидку с пятнадцати шагов он первым же выстрелом вогнал астровскую пульку ровно между глаз стрелка. Дзен-буддизм, однако.
        Тут же начал стрелять короткими очередями Уваров в напарников убитого, только ещё начавших поднимать, как в замедленном кино, складные десантные «МП».
        Похоже, их было всего трое, потому что остальные посетители ринулись к выходу из ставшего вмиг неуютным и смертельно опасным зала, явно не думая ни о чём, кроме спасения.
        Только за крайним у двери столиком продолжали сидеть, как ни в чём не бывало, четыре девушки, правда, перестали есть своё мороженое из серебряных вазочек и синхронно развернулись, две к входной двери, две - к зеркалу, внезапно превратившемуся в огромное, почти от пола до потолка, окно.
        - Свои, - крикнул Уваров, да Чекменёв и сам уже увидел знаки различия. У одной волосы перехвачены трёхцветной ленточкой, у другой - красно-белый бант на плечике декольтированного голубого платья. Где что у остальных - отсюда не видно.
        - Давайте за ними, под шумок вас выведут, доставят, куда требуется, а мы чуть постреляем ещё, и в катакомбы, - крикнул Уваров и резко толкнул ближе к нему стоявшего Ибрагима в сторону девушек.
        Очевидно, и такой вариант предусматривался, потому что никакой команды не потребовалось. Та, что в синем платье, схватила Катранджи за руку и потащила за собой.
        - За ними, генерал, бегом! - ещё раз крикнул Уваров. - Последний шанс, верняк…
        Подполковник верно рассчитал: в куче охваченных паникой людей гораздо надёжнее выбраться «на оперативный простор», нежели с боем прорываться через подвалы к подземельям, где прячется неизвестно сколько врагов. Может, и сотни, если катакомбы планируется использовать, как внутренние операционные линии. Вроде варшавской канализации, только не в пример комфортабельнее: чисто, сухо, дерьмом не воняет, и с многими выходами за городскую черту.
        В этот момент из-под дальнего столика тявкнула совсем короткая очередь автоматического пистолета с глушителем. Один из недобитых очнулся и решил продолжить бой.
        Зомбированный, принявший перед делом что-то вроде фенамина, или идейный до потери самосохранения - теперь уже не узнаешь. «ППС» Уварова ответил, тоже коротко и уже окончательно. Ещё через секунду в кармане убитого рванула граната. Редкий случай - пуля попала точно во взрыватель, от прострела пулей нормальный тротил не детонирует. Или террорист сам перед смертью сдёрнул кольцо.
        Зал затянуло дымом и пылью штукатурки. Чекменёв, матерясь, присел. Осколок его достал! И крайне неудачно, по кости под коленом. Больно, чёрт!
        А где же Катранджи? В зале ни его, ни девчонок.
        Уваров обматывал ногу генерала большой льняной салфеткой.
        - Ибрагим, мать его, где? - чересчур громко крикнул Чекменёв. От близкого взрыва сильно звенело в ушах.
        - Хрен бы с ним. Девки вытащат. Знают, куда и как… Самим прорываться надо. Идти можете?
        - Дойду. Вояки, так и растак, перевязочного пакета, и того нет…
        Валерий пожал плечами. Упрёк касается их обоих в равной мере, только ещё и на эту тему препираться - не самое подходящее время.
        - Сейчас всё будет.
        - Давай, пошли. Но если ещё и Ибрагима потеряем…
        Уварову было наплевать на турка с самой высокой колокольни. Не велено соваться в геополитику, так он и не сунется. Его задача - генерала живым вытащить.
        Внизу суматошно, перебивая друг друга, замолотили до десятка автоматов, глухо хлопнули несколько гранат.
        В дверь заглянул парень с длинной ссадиной поперёк щеки, с явно трофейным «МП» в руке. На вооружении группы их не было. За ремень летних брюк засунуто несколько магазинов.
        - Пошли, командир, проход чистый…
        - Давай. Я вперед, ты генералу помоги…
        Заставляя себя не думать о боли, стреляющей вверх по бедру, Чекменёв довольно бодро, придерживаясь за перила, сбежал по подвальной лестнице. Несколько чужих трупов валялись перед и за массивной, явно позапрошлого века дубовой дверью.
        - Всё, дальше чисто, - сказал поддерживающий Чекменёва офицер. - Вы идите, - это уже Уварову, - а я ребят дождусь и - следом.
        - Сколько наверху осталось?
        - Должно быть шестеро. Живых…
        - Понятно. Мы до первого поворота дойдём, там вас ждать будем…
        - Лучше сразу ко второму запасному выходу, Валерий Павлович. А мы догоним. Не впервой. Надо ещё всех, кто «за фронтом» остался, на базу отправить. Здесь ловить больше нечего…
        Придерживая локтем автомат, парень, фамилии которого Чекменёв не знал (успел отключиться от оперативной работы, раньше каждого и в лицо знал, и по всем анкетным данным), извлёк из одного кармана перевязочный пакет и оранжевую коробочку со шприц-тюбиками, из другого - сигаретную пачку переговорного устройства.

«Запасливый, - подумал генерал, - не то что командиры».
        - Держите, а я пошёл…
        Чекменёв спрятал пистолет, подобрал со ступенек один из валявшихся там автоматов, у двух трупов забрал магазинные подсумки, подвешенные под пиджаками.
        - Мы тоже пошли. Возвращайтесь живыми… - А что ещё скажешь? Родина вас не забудет?
        - Будет исполнено, - кивнул «печенег». - Только вы ещё и фонарики возьмите. - Он подал откатившийся в сторону мощный фонарь в стальном корпусе. Тоже чужой, аккумуляторный. Если полностью заряжен, часов на шесть непрерывной работы хватит.
        - У меня свой есть, - сказал Уваров, - но этот тоже пригодится… На связь со мной выйдешь минут через пятнадцать. Дальше - по обстановке.

«Всё правильно, - отметил Чекменёв. - За пятнадцать минут всё должно проясниться. В любую сторону».
        Отошли метров на сто, миновали две боковые штольни, помеченные неизвестными офицерам значками. На всякий случай Валерий тщательно затёр нанесённые восковым мелком закорючки пылью с пола. В третью свернули.
        - Давайте начинать лечиться, Игорь Викторович, - предложил Уваров. Для начала дал генералу хорошенько глотнуть из фляжки весьма качественного виски, сам приложился.
        - За упокой души рабов божьих. Когда сами выберемся, узнаем, кто и как. Тогда и помянем…
        - Да может, ещё все и живые, - возразил Чекменёв. - Не хорони раньше смерти…
        - Тоже правильно. Что тут с вашей ногой?
        Чтобы не прислушиваться к пульсирующей боли, генерал говорил без остановки. Больше его сейчас волновала возможная судьба Катранджи: ведь если убьют турка, или в плен попадёт неизвестно к кому, бо-ольшая игра сорвётся. А неприятностей будет - не приведи господь!
        - Что это за девушки, почему не знаю? - не удержался от лишнего, в общем-то, вопроса генерал. Какое ему сейчас дело, к какому подразделению относятся люди, выполняющие свою часть общей задачи.
        - Надёжные девушки. Ляхов прислал, - коротко бросил Уваров, - ручается с гарантией. Подготовка - великолепная. Не наша, правда…
        Он закончил бинтовать, воткнул в бедро Чекменёва первый тюбик, потом второй. Универсальный антибиотик и обезболивающий стимулятор. Часа три генерал сможет шагать, как новенький. А там пусть хирурги разбираются. Главное, кость в основном цела, только надкостница повреждена, насколько понимал в военной травматологии подполковник.
        - Так что если хоть одна уцелеет, Ибрагима она на секретную точку доставит в лучшем виде…
        - Не наша, говоришь? Опять из войска Берестина?
        - Не похоже. Другой типаж, другой стиль. Мне разбираться некогда было. Старший начальник представил «новых сотрудниц», я наскоро проверил, на что годятся. На многое, ох, на многое… - Валерий то ли сокрушённо, то ли восхищённо покрутил головой. - Служат в седьмом «Печенеге», командиром характеризуются блестяще. Если они не справятся - никто не справится…
        - Твои бы слова, да богу в уши. Так что, пошли?
        - Сейчас, Игорь Викторович. Мне тоже взбодриться надо… Глотнуть, перекурить. Да и сигнала от Окладникова дождаться. Не верю я, что парни не прорвутся… Не тот народ.
        Глава 8
        Ибрагим не успевал осознавать, что с ним происходит. Он в своём положении давно отвык от непосредственного участия в «острых акциях», тем более в качестве даже не руководителя, а простого статиста.
        Из зала они выбежали последними. Девушки действовали, как опытные телохранительницы. Две тащили его за руки, третья зигзагом перемещалась на три шага впереди, чётко фиксируя окружающую обстановку. Четвёртая вообще куда-то исчезла.
        - Спрячь пистолет, - резко приказала та, что держала Катранджи за правый локоть.
        Турок молча повиновался. Ничего другого ему не оставалось. Только полностью довериться Чекменёву и его сотрудницам. Генерал прав - и убить, и захватить в плен его могли бы давно и без всякого шума. Значит, действительно обстановка начала развиваться непредвиденным даже для московской контрразведки образом. И сейчас нужно использовать шанс. Но где сам генерал? Они должны были бежать вместе. Неужели прогремевший за спиной взрыв вывел его из строя? Окончательно или настолько, что Игорь Викторович потерял возможность активно передвигаться. Ладно, для Ибрагима сейчас это неважно. Главное - самому выбраться…
        Толпа гостей ресторана, постояльцев, снимавших номера кто посуточно, а кто и на пару часов, а также официантов, горничных и прочей обслуги с подобающими панике в обозе криками и нерассуждающей волей к жизни, катилась по лестницам и коридорам к единственному выходу. Вовсе не задумываясь, что как раз на улице - стреляют, неизвестно кто и в кого, но часто. Внутри же дома с толстыми стенами и множеством всяких помещений можно попробовать спрятаться и отсидеться, хотя бы до прояснения обстановки. Так на то и паника…
        Внизу, уже непосредственно в вестибюле, часто загремели выстрелы, одиночные и очередями. Поток людей на парадной лестнице забурлил, те, кто оказались внизу, сделали попытку остановиться и ринуться вспять. Прочие тупо валили в прежнем направлении. Кто-то впереди упал, и тут же вступил в действие принцип домино. Женский визг, вопли и ругань достигли невероятной силы.
        Наверное, и нападавшие поняли, что перестарались: людской водоворот в вестибюле и на лестнице не остановить никакими силами, и не пробиться против потока обезумевшей толпы, хоть всю её перестреляй.
        Девушки, продолжая прикрывать свой объект, успели проскочить верхнюю гостиную между лестницей и ресторанным залом, оказались в узком коридорчике с несколькими дверьми совсем не парадного вида.
        Одна из дверей была открыта, на пороге стояла четвёртая телохранительница с поднятым у правого плеча стволом вверх пистолетом-пулемётом угловатых очертаний.
        - Все? Забегай!
        Замок за спиной щёлкнул, и Катранджи сделал попытку мобилизоваться и начать мыслить чётко и безошибочно, как умел это делать всю жизнь. Главная опасность миновала. Он жив, такие безобразия в центре города в ближайшие минуты соберут у ресторана все наличные силы правопорядка. А там пусть Чекменёв разбирается…

«Если он тоже жив, - тут же подумал Ибрагим. - Если нет - всё может значительно осложниться».
        А куда подевались его охранники, которым он платил сумасшедшие деньги?

«Лейла» погибла, это он видел своими глазами, и на ней - несколько очень нужных людей. Его заверяли, что на берегу у него будет достаточное и вполне надёжное прикрытие. И что? Предательство? Их обоих предали: и его, и Чекменёва. И где же главное паучье гнездо? Но это он скоро вычислит, очень скоро. И как же упоительно страшна будет его месть!
        Катранджи умел думать в нескольких направлениях сразу, и с невероятной для среднего человека скоростью. Причём мысли почти мгновенно облекались в безупречные решения. Что, собственно, и сделало его тем, кто он есть. А нынешний инцидент - так, не более чем эпизод.
        Кстати, не зря ли он грешит на охрану, ничего толком не зная? Может быть, именно благодаря своевременным и отважным действиям его и чекменёвских людей злоумышленникам и не удался их план. На самом деле то, что творится сейчас в ресторане и на улице - абсолютный провал тайной операции. Если только её целью не было именно то, что происходит…
        - Бегом, бегом, - командовала девушка с автоматом. - Работаем…
        Она явно отличалась от остальных. Одета в брюки и куртку ярко-голубого цвета с большой круглой нашивкой на левом рукаве «Охранное предприятие „Каштан“» - и двумя золотыми, неизвестно что обозначающими шевронами на правом. Короткая, почти мужская причёска, глаза и губы не накрашены, но и без этого она просто чертовски хороша. Ей бы не в охране работать, а на сцене этого же ресторана петь, в соответствующем наряде, и всякие соблазнительные трюки проделывать. В свой гарем Ибрагим взял бы её без малейших колебаний, в высоком ранге.
        Трое других, впрочем, не хуже. Та, что подпирает спиной дверь, в синем коротком и сильно открытом сверху платье - брюнетка с лёгким семитским (но не обязательно таковым) оттенком наружности, что в Одессе неудивительно, красива вызывающе и даже вульгарно, скорее всего - обслуживает любителей такого сорта женщин, но - весьма состоятельных. Остальные девушки вполне приличные, одеждой, и всем обликом - студентки, скорее всего, или секретарши из хороших фирм.
        Катранджи отметил, что Чекменёв умеет подбирать сотрудниц. Впрочем, в России совсем нетрудно найти нужное количество красавиц, одновременно пригодных к службе в разведке и контрразведке.
        Он уже совсем успокоился. Всё складывается не так уж плохо. Помещение, где они находились, больше всего напоминало комнату для обслуживающего персонала. Несколько платяных шкафчиков вдоль стен, старый кожаный диван, отслуживший своё в более почтенных местах, два стола, несколько стульев, полка для чайной посуды, холодильный шкаф в углу, раковина умывальника, зеркало с жёлтыми пятнами облупившейся амальгамы.
        Девушки принялись за работу.
        - Садитесь, господин, - указала на стул та, что была в обтягивающем сером костюме и с длинными разрезами на юбке. Катранджи невольно залюбовался её ногами.
        Из сумочки она извлекла нечто похожее на футляр маникюрного набора, только в два раза больше и толще.
        - Спокойно, не разговариваем и не дёргаемся, - предупредила она. Перед глазами Ибрагима блеснуло лезвие опасной бритвы.

«Сейчас по горлу - и конец», - отстранённо и совершенно нелогично подумал он. Близость острого металла к жизненно важным местам нервировала его с детских лет.
        Девушка с автоматом, прижавшись боком к стене, выглядывала через узкое, наполовину закрашенное белой краской окно во внутренний двор. Там было тихо. Выстрелы глухо доносились только с бульвара. Катранджи машинально принялся их считать, одновременно определяя типы оружия и возможное расположение стрелков. Выходило, что в здание никто не ворвался, и, значит, чужая операция полностью провалилась. Если только бой не переместился в катакомбы, о которых говорил Чекменёв. Но это - не его забота. И что такое здешние катакомбы, он представлял смутно.
        Телохранительница мазнула ему по лицу пеной и несколькими взмахами сбрила щегольские усы и модную в этом сезоне бородку скобкой.

«Снявши голову, по волосам не плачут», - к случаю вспомнил турок русскую поговорку. Потрудившись несколько дольше, девушка обрила ему и голову.
        - Так, дядя Изя, - сказала она, осмотрев результат своей работы. - Сойдёт, я думаю…
        Ибрагим попытался привстать, чтобы посмотреть в зеркале, что там получилось.
        - Минуточку. - Сила в пальцах, сжавших его плечо, была такая, что Катранджи едва не охнул. Что же это за девка такая?
        - Извините, не рассчитала, - тут же ответила та. - Только времени у нас в обрез…
        Она натёрла всё его лицо, кроме глаз и лба, какой-то остро пахнущей жирной пастой.
        - Ждём пять минут. А пока…
        Из той же сумки достала свёрточек, и Ибрагим почувствовал, что на непривычно гладкую кожу головы плотно садится парик.
        Девчонка, длинным тонким ножом вскрывавшая замки шкафчиков, мельком глянула в их сторону и фыркнула. Видать, новый облик клиента её позабавил.
        - Вот это нам подойдёт. - Она встряхнула довольно нелепым на вид пиджаком в чёрно-бордовую клетку. - Да и брючата в самый раз. Переодевайтесь, мсье, мы отвернёмся.
        Через пять минут, когда лицо ему вытерли влажной салфеткой, Катранджи получил возможность посмотреться в зеркало.
        Да, персонаж…
        Возраст между сорока и шестьюдесятью, голову покрывают медно-рыжие с проседью волосы, оставляя лоб едва в три пальца. Среди двухдневной неопрятной щетины, тоже серо-рыжеватой, нос и губы, раньше казавшиеся вполне приличными, выглядели совершенно по-еврейски. Причём - шаржево еврейски, словно у персонажа из ближневосточных антисемитских журнальчиков.
        Костюм на размер больше сидел мешковато и выглядел так, будто его шили без примерки три разных портных. Явно не на Елисейских Полях.
        - Что за… - хотел он выругаться, как научился в общежитии, но сдержался. Всё он на самом деле понимает: маскировка высший класс, и всего за пятнадцать минут, без подготовки, на незнакомом объекте.
        - Извините, дядя Изя, при вашей фактуре быстрее и иначе не получилось бы. Но вы не переживайте. На такого типа спецслужбы охотится точно не будут. Разве только городовых вы заинтересуете. Но уж тут как-нибудь выкрутимся. Секундочку… Замрите.
        - Девушка блеснула ему в глаза вспышкой маленького плоского аппарата и через несколько секунд извлекла из него готовый снимок нужного формата. Передала его соседке, и та одним движением вклеила фотокарточку в паспорт, пришлёпнула печать.
        - Готово. Вот ваш документ. А настоящий подальше спрячьте, а лучше - мне отдайте. Целее будет. И пистолет, и большую часть денег…
        Удивительно, но всё требуемое он протянул девушке без всяких возражений, хотя понимал, что полностью отдаёт себя в чужие руки.
        Пхе, как будто он сейчас обладает какой-то свободой. Одним словом, роман Марка Твена «Принц и нищий».
        - Вот только наличных денег у меня маловато. Не рассчитывал… И почему, наконец, дядя Изя?
        - Сколько у вас там? Полторы тысячи? Конечно, оставьте у себя. Мужчина без денег - это самец… - Командирша явно развлекалась, пользуясь своим доминирующим положением над человеком, к которому раньше её бы и на сотню метров не подпустили. Без специального Ибрагима повеления. Вот тогда пришлось бы ей делать, что господин прикажет…
        Или - нет. Как бы не наоборот, - самокритично подумал он. Слишком много в глазах силы и характера. И где же всё-таки Чекменёв их набирает?
        - Дядя Изя - потому что Исаак Борисович Финкельман. Такой документ под руку подвернулся. Вы приехали в гости вот к ней, - она указала на девушку в синем платье. - Но настолько сейчас пьяны, что передвигаться можете, а говорить и соображать - с большим трудом. Держите…
        Она протянула полупустую бутылку хорошего коньяка, на бегу незаметно прихваченного с одного из столиков. И это предусмотрела!
        - Сполосните как следует во рту, на пиджак брызните. Можете глотнуть пару раз, для смелости и убедительности. Остальное спрячьте в карман. Дальше так: Кристина, - она указала на девушку в синем платье, - доставит вас на совершенно безопасную квартиру. Всё будет в порядке, если сами глупостей не сделаете. Мы - в прикрытии. На нас не оглядывайтесь, вообще забудьте, что мы существуем. Для общей пользы. Ну, пошли.
        - А вас-то как зовут? - запоздало спросил Катранджи, чувствуя, что уже попал под жёсткое обаяние внешне вполне заурядной девушки. В том смысле «заурядной», что принадлежала она по всем параметрам, кроме красоты лица, к низшим слоям общества. По крайней мере, в этом наряде.
        - Анастасия. Этого достаточно. Нам с вами в ближайшее время беседовать едва ли придётся…
        Повинуясь её жесту, две другие телохранительницы выскользнули из комнаты. Ибрагим с Кристиной помедлили несколько минут. Выстрелы практически прекратились. Значит, сейчас самое время. Внутри здания бой вести некому, на улице силы правопорядка ещё не появились. Очень может быть, тоже выжидают. Особой команды или - чем дело кончится.
        - Наша очередь, - сказал Кристина. - Настя следом пойдёт.
        Оставшись одна, Анастасия быстро уничтожила все следы своего здесь пребывания, одежду турка спрятала в наплечную сумку, под неё - автомат. За несколько секунд переоделась в недорогой бежевый брючный костюм.
        Из нагрудного кармана извлекла переговорник.
        Ответил ей Уваров.
        Настя в немногих словах доложила о своих действиях и планах.
        - Молодцы. Продолжайте. Свяжемся, когда на точку придёте.
        - А вы как? - не сдержалась она, хотя в данном положении вопрос был лишним. Не по уставу и вне субординации.
        - Нормально. Идём катакомбами на свою позицию. Удачи тебе…
        Он сказал - «тебе», а не «вам», и это по-особому её тронуло. Ей реально не было и двадцати человеческих лет, хотя по документам - уже двадцать три. Вдобавок - заставляло чувствовать себя старше и мужественнее звание подпоручика отряда
«Печенег-7», того самого, который сформировали Ляхов с Тархановым при участии Уварова, исходя из собственных соображений и целей.
        Кристина, держа на отлёте довольно большой, но плоский пистолет незнакомой турку модели, вела его вниз по узкой, грязной, железной лестнице, проложенной внутри кирпичной выгородки, рядом с шахтой мусоропровода. Пованивало здесь мерзостно, и Ибрагим всё время боялся ступить ногой в какую-нибудь гадость. Он был очень брезглив. А девушка, будто намолчавшись раньше, говорила почти непрерывно, тихо и даже ласково, на шаг опережая мысль Катранджи:
        - Вы, дядя, на улицах только не дёргайтесь. Любая ошибка стоит жизни. Не моей, вашей… Одесу вы не знаете, и знать вам её не нужно. Мы идём к моей тёте, то есть вашей сестре, Розалии Борисовне, на улице генерала Бредова, дом сто пятьдесят шесть, это в самом конце Молдаванки, напротив Второго еврейского кладбища. На идише говорите?
        - Понимаю всё, говорю кое-как…
        - Правильно говорить вам и по состоянию не положено, - хихикнула Кристина. - Но главное вы поняли?
        Понял?
        Ибрагим сейчас готов был понять, что угодно. Жить хотелось до невозможности. Он раньше и подумать не мог, что такое случается. Вот рядом худощавая, стройненькая девушка. Она собралась его спасать. Зачем, почему, за какие деньги? Неужели жизнь стоит любых денег? Для него - да. Он готов отдать пусть и сто миллионов, чтобы его спасли. А она? За офицерское жалованье рискует. Что она именно офицер сверхсекретного и сверхэлитного подразделения, а не частная телохранительница, Катранджи не сомневался.
        - Кристина, - приостановился Ибрагим, переводя дух перед выходом из подворотни. Хоздвор, уставленный мусорными баками, они уже преодолели без шума. - Если ты меня вытащишь, я заплачу лично тебе десять миллионов. И по три миллиона остальным…
        Девушка снова хихикнула, жеманно и одновременно маняще, как и положено подцепившей клиента и начавшей его вываживать «бульварной бабочке».
        - Ловлю на слове, дядя. Десять мне и по пять - девочкам. Вот тогда и бросим эту поганую работёнку…
        Он не сразу понял, что именно она имеет в виду. Военную службу? Потом сообразил - девушка не хочет расшифровываться. По виду и замашкам она явно промышляет на панели? А почему и нет. Преступный мир Одессы, претендующей на статус «Вольного города», наравне с Данцигом, Триестом или Луандой, настолько многослоен и разветвлён, что проститутка (в ранге эскорт-леди, если по-европейски), вполне может подрабатывать бодигардом, а почтенная мать семейства - наводчицей, или хипесницей, «воровкой на доверии». Знаем, читали.
        - Договорились. Слово Ибрагим-бея крепче дамасской стали…
        - Но не такое гибкое? - искоса посмотрев на него, спросила Кристина, не прекращая сторожко оглядываться вокруг. Не заметила ничего подозрительного, подняла юбку почти до пояса, отчего у Катранджи пересохло во рту. Трусики на ней были голубые, чулки кружевные и почти прозрачные, «разжигающие воображение». Не обращая внимания на его реакцию, вложила пистолет в петельки на узких ремешках-подвязках.
        - Идём вдоль стены, ты за неё придерживайся, старый пьяный осёл. - Это она говорила уже громко, с визгливо-скандальными нотками в голосе. И тут же шёпотом: - Через остановку сядем в трамвай, и всё…
        - Может, лучше в такси? - тоже едва шевеля губами, предложил Ибрагим.
        - На Молдаванку - не стоит… - ничего больше не объясняя, ответила девушка.
        Катранджи мотивированно вертел головой, пытаясь засечь остальных телохранительниц, но - бесполезно. Если даже они и находились поблизости, его квалификации не хватало, чтобы обнаружить сопровождение.
        Кристина вела его короткими, застроенными старинными трёх- и пятиэтажными домами переулками, и в них было так тихо и спокойно, что невозможно и представить, будто в нескольких кварталах отсюда только что кипел нешуточный бой.
        Что жители попрятались - это неудивительно. Но вот почему в поле зрения ни одного городового?
        - Я тебя втащу в трамвай, но чтоб вёл себя тихо, никаких безобразий. Мне тебя выкупать из полиции нечем и незачем… - продолжала она наставлять дядюшку, так, что на соседей улице было слышно.
        Катранджи, два часа назад всесильный владыка полумира, неожиданно понял, что без этой резкой и даже грубой моментами девушки ему трудно будет отмазаться даже от обычного городового, не говоря о настоящих профессионалах. Если уж на него объявлена «большая охота». Сам генерал Чекменёв, правая рука Императора, не веря в помощь армии и жандармерии, сбежал куда-то, пообещав не более чем скорую встречу, если удастся выжить.
        Кристина за руку вывела Катранджи к трамвайной остановке, где около десятка мужчин и женщин разного возраста оживлённо обсуждали только что завершившуюся перестрелку на бульваре. Говорили, что весь центр города перекрыт полицией и столько-то трамвайных маршрутов не ходит. Это могло быть правдой, но остальные мнения были совершенно фантастическими. Ближе всего к реальности лежала гипотеза (подаваемая, как принято в Одессе, в виде постулата), о том, что имела место большая разборка между «мальчиками» с Пересыпи и Фонтанов за право поделить Центр с молдаванскими. Дискуссия обещала перейти в нешуточный скандал.
        Но, судя по успокоительному кивку Кристины, якобы отменённые маршруты их не касались, и они принялись ждать. Ибрагим придерживался за дерево, а спутница - незаметно, но бдительно осматривала окрестности.
        К радости Катранджи, вскоре на остановке появилась ещё одна девушка из их команды, в широкой полосатой юбке и тёмном жакете поверх белого свитерка. Она остановилась поодаль, очевидно, не желая слишком приближаться к страхолюдного вида пьянице.
        Наконец подошла полупустая трамвайная сцепка нужного номера, Кристина с Катранджи сели в закрытый моторный вагон, сопровождающая девушка - в открытый прицеп.
        Путь им предстоял долгий, по окольным улицам. Никаких подозрительных личностей поблизости не замечалось, пассажиры проезжающих автомобилей тоже обращали на трамвай внимания не больше, чем на любое самодвижущее средство, и Ибрагиму начало казаться, что, пожалуй, и пронесло.
        Оторвались они от возможной погони удачно, при попытке их преследования хоть какой-то шум случился бы непременно, да и спутницы его не вели бы себя настолько спокойно. А то вон Кристина даже будто слегка придрёмывать начала.
        По мере удаления от центра вагон постепенно наполнялся, скоро в нём уже не осталось свободных мест. Говорили всё о том же, и каждый новый пассажир немедленно включался в обсуждение событий и перебор вариантов и гипотез, даже если услышал о
«большом шухере» возле «Потёмкина» впервые, уже здесь.
        В каком-то скучном, сплошь застроенном древними лабазами переулке с передней площадки влез шкафообразный мужик в расстёгнутом грязновато-белом подобии капитанского кителя поверх тельняшки и в кожаных сандалетах на босу ногу, странно смотревшихся при синих брюках-клёш. Пьяный почти на уровне «дяди Изи».
        Прямо-таки бабелевский типаж, из тех, что «завтракают фунтом сала, бутылкой водки и жменей маслин», мало изменившийся за три четверти века. Впрочем, тут, на Молдаванке и вокруг, жизнь вообще, от архитектуры до психологии обитателей, менялась удивительно неторопливо. По причине отсутствия исторической необходимости.
        В родных пределах этот портовый грузчик или такелажник с морзавода чувствовал себя свободно и раскованно.
        Здесь его все должны были уважать, то ли по факту поведения, то ли по статусу. Судя по взглядам пассажиров разболтанного трамвая, так и было.
        Тяжело выдыхая густой перегар, абориген грубо ухватил Кристину за локоть.
        - Освободи-ка лавочку, молодая ещё сидеть, когда люди стоят…
        - И помоложе найдутся, - стряхнула его здоровенную лапищу девушка.
        Окружающие дружно отвернулись к окнам, будто там было что-то интересное, а не вплотную с вагоном проползающие одноэтажные домики, вросшие в землю. При этом никто не изъявил желания уступить мужику своё место. Здесь такое не принято, за исключением особых случаев.
        - Это ты со мной так? - удивился тот и следующим движением ухватил Кристину прямо за грудь. Полуоткрытую и весьма привлекательную.
        Ей, в принципе, было безразлично, за какую часть тела её трогают, просто она успела узнать, что каждый из человеческих жестов может означать. Этот был не просто недружелюбным - оскорбительным.
        Девушка вскочила, отвела локоть в сторону и ударила хама в солнечное сплетение. Возможно, слегка перестаралась.
        Стокилограммовая туша рухнула на пол, одновременно свалив ещё несколько человек. Пытаясь подняться, мужик слепо водил перед собой руками и громко икал, одновременно постанывая. Окружающие, что мужского, что женского пола, предпочли не заметить и этого инцидента. На Молдаванке каждый знает, что делает и как за свой поступок ответит. Несколько человек выпрыгнули из вагона, не дожидаясь остановки, благо скорость позволяла.
        Только кондукторша со своего сиденья у задней двери начала пронзительно кричать, что трамвай - не место для разборок. Мебель, мол, поломаете, кто платить будет? Сейчас вот до круга доедем, городового позову…
        Катранджи предпочёл до поры не замечать и этого инцидента, подумав, что телохранительница переигрывает. Но, наверное, знает, что делает. Он смотрел в пол, раскачивался в такт движению трамвая, как хасид на молитве, и что-то мычал себе под нос.
        Кристина, делая вид, что не смотрит в сторону своего обидчика, при этом фиксируя каждое происходящее вокруг движение и каждое слово, опустилась на своё место, очень удобное: за спиной - дверь, перед глазами весь вагон. На всякий случай презрительно ухмыльнулась, как и следовало по роли.
        - Вас как зовут, деточка? - спросила соседка, старушка лет восьмидесяти, если не старше, когда Кристина откинулась на деревянную спинку, одёргивая юбку на коленях.
        Та ответила.
        - А зачем вам? - спросила с улыбкой и интересом, не стараясь имитировать здешний характерный выговор. Просто с типичным южнорусским акцентом и интонацией.
        - Так, просто интересно будет рассказать, как при мне сделали Сёму Грача. Ещё ни один человек в Одесе[Местные жители так и произносят - Одеса, с одним «с».] не то чтобы ударить - слова ему поперёк не решился сказать. И тоже - когда ваша мама станет вас искать, я буду знать, кого она ищет.
        Милая такая старушка, а цинизма - на трёх патологоанатомов хватит. Так почему и нет? Если у неё, скажем, пять сыновей, и все воры?
        - В Одесе или на Молдаванке? - спросила Кристина, успевшая в процессе подготовки изучить всё, что касалось этого города, за последние двести лет.
        - Тебе это совсем уже не важно, - сказала старушка печально. - Ты всё равно не дойдёшь, куда шла…
        - Вы доктор, вы знаете? - удивилась Кристина. - Ваш Сёма мне помешает?
        - Вся Молдаванка тебе помешает… - прозвучало это довольно зловеще.
        Трамвай, визжа колёсами на закруглении, свернул с Ольгиевской на Старопортофранковскую улицу. Говоря попросту - обратной дороги нет! Здесь уже самая что ни на есть Молдаванка, со всеми её плюсами, которых немного, и с минусами, в гораздо большем числе, чем в дневнике самого отпетого двоечника.
        - Одному Сёме сдачи мне дать слабо? - съязвила девушка. - Сейчас, если очухается, пойдёт, позовёт штук пять ребятишек покрепче себя на подмогу?
        Старушка поджала губы.
        - А этот твой Изя откуда? - решила она сменить тему, пока мрачный, как грозовая туча, Сёма поднимался с пола и проталкивался к средней двери. Какой-то парень заботливо отряхивал его пиджак от прилипшего мусора.
        - Да сестру приехал навестить. И мне отчего-то очень кажется, что лучше бы Молдаванке на время переехать куда-то за Лузановку. А то могут быть крупные неприятности…
        - Так вы у нас приезжие? - оживилась старушка. - И откуда вы приезжие?
        - Дядя Изя - из Израиля, я - из Екатеринослава…
        - И как вам у нас?
        - Пока - не очень, - честно ответила Кристина. - Через часик дядя протрезвеет, и если что не по нём - много кому станет плохо. Они там в Израиле не очень-то чикаться привыкли… Жизнь у них суровая. Не ты, так тебя… - Эти слова Кристина тоже произнесла с самой безмятежной улыбкой.
        В этот момент старушка вроде бы нечаянно коснулась правого бедра девушки и упёрлась в пристёгнутый пистолет.
        - Ой, простите, - отдёрнула она сухую, как у ящерицы, руку.
        - Да ничего, - усмехнулась Кристина. - Слева - такой же. И у дяди тоже два. Так что если вы тут в авторитете, намекните Сёме и окружающим, что нам неприятности не нужны. Но если они будут, так уж будут… - прозвучало это многообещающе.
        Катранджи привстал на сиденье и, приведя глаза в диаметральную плоскость, утвердительно пробормотал что-то невнятное, но явно по-еврейски. Очень возможно, что на иврите. Образование у Ибрагим-паши было чрезвычайно обширное, пусть и не совсем систематическое. За исключением Петроградского университета. Однако этих пяти-шести слов, с трудом произнесённых, вполне хватило.
        Бабка поднялась, обратилась к вагону, словно Катон-старший к римскому Сенату, и пронзительно затараторила что-то на идише. Куда громче и вдохновеннее, чем кондукторша, требующая с народа свои пятаки.
        Половина тирады произнесена была на совершенно непонятном жаргоне, воровском или шулерском. Остальное Кристина разобрала тоже с грехом пополам, потому что идиш - всё же не совсем немецкий. Но суть, в общем, сводилась к тому, что вот этот, похожий на босяка - на самом деле большой авторитет с Родины, а девчонка - его помощница.
        После чего все, кто понял, опустили глаза долу, а Сёму на ближайшей остановке под руки высадили, но проводить его до дома желающих не нашлось. Даже тот парень, что его отряхивал, отвернулся с безразличным видом.
        - Не думайте, что я позаботилась о вас, - сказала старушка. - Меня, кстати, зовут Геня Копелевна. Оно мне нужно, чтобы и в трамвае тоже стрельба? А уже почти и началась, ты не заметила? Сёма всегда при нагане, а тот паренёк, что сидел напротив - так тебе прямо ничего? Чтоб тебе не знать, как он может чего. Он, чтоб мне так жить, и сейчас на тебя смотрит. Внимательно. Подумай о своих будущих детя?х. Мало, что сейчас на Французском бульваре стреляют, так ещё и здесь?! А что уж у вас будет дальше - не моё дело.
        Кристине стало интересно. Она не собиралась задерживаться на Молдаванке, просто возле конечной остановки располагалась конспиративная квартира, адрес перед самым началом заварушки шепнул ей Уваров. А там найдётся машина, чтобы увезти их с Ибрагимом совсем в другое место.
        - Так вы думаете, что у меня могут возникнуть неприятности? - намеренно правильным русским языком спросила Кристина. И одновременно вытянула ногу так, что пистолет под тонкой юбкой обрисовался полностью. - Перед тем как потребуется хоронить меня, мамаши полусотни самых смелых и красивых мальчиков с вашей Молдаванки будут рвать друг другу волосы единственно за место поудобнее на Втором еврейском кладбище. Боюсь, и канторы[Кантор - певец священных текстов в синагоге. На похоронах - тоже.
        очень неплохо заработают. Вам здесь это нужно? Если нет, передайте, тётя Геня, по всем своим связям, что я и дядя Изя желаем два-три дня просто отдохнуть. Навестить родные могилки. И вечером гулять по улицам спокойно. И в ресторанчике посидеть, и что-нибудь другое тоже. Вы за час управитесь?
        Кристина протянула Гене Копелевне красную десятку. Неплохие деньги, при условии, что реальные неприятности грозили всё же местным обитателям, а не случайным гостям этого экзотического анклава.
        Они вместе вышли из вагона, и старушка тут же скрылась в ближайшей подворотне длинного трёхэтажного дома с классическим двором, окружённым по периметру сплошными галереями, куда выходили двери и окна множества квартир.
        Будь, кстати, Кристина и прикрывавшая её с двадцати метров, идя по противоположной стороне улицы, Герта более склонны к абстрактным размышлениям, могли и задуматься, отчего и зачем здесь сохранён в неприкосновенности порядков, стиля и обычаев такой район? Со всеми его обитателями, их не вполне совпадающими с Уголовным кодексом привычками, манерой носить при себе финки и незарегистрированные пистолеты, пускать их в ход, не задумываясь о правомерности таких действий.
        Кому-то именно такой облик (имидж, понятнее выражаясь) был нужен. Для каких целей
        - отдельный вопрос.
        В Москве, к примеру, власти ещё в начале сороковых годов прошлого века за двое суток ликвидировали пресловутый Хитров рынок и вообще все места, где могли бесконтрольно плодиться, процветать и культивировать свой специальный образ жизни анти- и асоциальные элементы. Кого нужно арестовали, кого нужно - административно выслали, с остальными провели профилактику. И всё! Москва стала самым спокойным городом Империи, которую девушка, увешанная бриллиантами, могла в три часа ночи пересечь вдоль и поперёк обоих Колец, ничем не рискуя.
        Одно дело, что московская полиция (а, главное, иные службы, её работу предваряющие и обеспечивающие), действовала с искусством и отвагой циркового акробата, так ведь и право любого свободного гражданина носить при себе любое, на его вкус, обеспечивающее личную безопасность оружие почиталось с момента принятия Указа
1923 года не подвергаемым сомнению и священным.
        Невероятно остроумным и результативным оказался ход тогдашнего Местоблюстителя Московского княжества. Страна едва-едва выходила из Смуты, на руках населения находилось более десяти миллионов только винтовок, не считая пистолетов, револьверов и всего прочего.
        Изъять - технически невозможно. Выкупить - не на что. А вот легализовать - просто и гениально придумал тогдашний князь Кирилл, при отчаянном сопротивлении вроде бы куда более компетентного (военного) крыла Думы.
        - Господа! - провозгласил с высокой трибуны только что утверждённый и по замыслу долженствующий вести себя тише воды, ниже травы (или - наоборот, в чём биологической логики даже больше), Местоблюститель. - Неужели вы так быстро забыли то, чему вас учили в гимназии или где-нибудь ещё? Средневековье - вершина, на мой взгляд, человеческого самостояния! Тогда оружие было главным достоянием, более того - единственным признаком свободного человека, отличающим его от смерда, серва, крепостного. Мы все знаем, что в каждой деревне каждый вернувшийся с войны мужчина старше пятнадцати лет владеет наганом, винтовкой, пулемётом. Другое дело, как он им распорядится. Среди вас немало бывших помещиков, «трудовиков»[Трудовики
        - фракция депутатов-крестьян и т. н. «народнической интеллигенции» в 1-4 Госдумах, отстаивавшая «свободный» передел государственных и помещичьих земель ненасильственными методами.] , просто мыслящих людей. Пусть любой мой оппонент выйдет на трибуну вслед за мной и скажет - если бандитствующие элементы на селе попытаются осуществлять свои «программы» - разве не ответит им достойным образом вооружённый фронтовик, вернувшийся домой, чтобы возрождать своё хозяйство, растить детей, жить и богатеть? Конечно, ответит, если имеет оружие. И ему на поддержку немедленно явятся государственные, гораздо лучше оснащённые службы.
        Великий князь сделал глоток воды из положенного оратору стакана, поправил усы.
        Спросил, теперь уже провокационно-ехидно, поскольку уловил, что зал слушает его очень внимательно:
        - А в городе? Разве не то ли в городе? Сегодня вы разъедетесь по домам в казённом транспорте и под казённой охраной, которой так боятся наши коллеги социал-демократы. Забывая о том, что единственной защитой демократии является хорошая полиция…
        Кирилл спокойно переждал возмущённые крики с левой стороны амфитеатра Таврического дворца и продолжил:
        - В итоге, господа депутаты, мы почти безболезненно решим проблему вооружённых асоциальных элементов, и через положенное время, совершенно в стиле учения Дарвина, получим ответ и на сопутствующие вопросы. Не так ли, Лавр Георгиевич? - простёр он руку в сторону сидевшего в кресле председательствующего генерала Корнилова, героя войны и лидера крайне правых.
        Генерал встал, как бы с неохотой.
        Его сухощавое, с узковатыми азиатскими глазами лицо выражало неизменное спокойствие, с которым он сначала руководил всеми вооружёнными силами России на посту Верховного главнокомандующего, а потом вёл первопоходников через ледяные степи Дона и Кубани.
        Поправил у воротника чуть сдвинувшийся с места орден Святого Георгия 2-й степени:
        - Господа! Наступил момент, первый за три последних заседания Думы, когда я полностью согласен с докладчиком. Оружие несомненно следует оставить в руках населения (слова «народ» он предпочёл не употреблять). Люди разумны и здравомыслящи. Напрасно стрелять они не будут…
        При этом Корнилов довольно странно усмехнулся.
        - Мы с вами получим хорошую страну. Меня три года проклинали за предложение ввести смертную казнь на фронте за воинские и тяжёлые уголовные преступления. Не прошло, слава богу, - генерал широко перекрестился, - одним грехом на душе меньше. Мне, как старому солдату, известно - нормальный, умный, пусть и совсем неграмотный человек никогда не употребит имеющееся в его руках оружие во зло! Все, кто служил,
        - это знают. И всегда использует его на пользу Веры, Царя, Отечества, а одновременно своей семьи, своего хутора! За последствия, могущие проистечь вследствие того, что наши коллеги, - генерал широким жестом указал на ряды социал-демократических фракций - безответственно призывали превратить войну
«империалистическую» в войну «гражданскую» и оставили массу оружия в распоряжении не умеющих отвечать даже за сопли в своей ноздре люмпенов (аплодисменты в правой части зала, свист и топот в левой) - я не отвечаю. Хватит того, что мы для вас сделали на фронте.
        Лицо Корнилова передёрнул тик, с которым он справился, только прижав руку к щеке. А ведь всего пятьдесят один год человеку.
        Лавр Георгиевич молча переждал и приветствия, и обструкцию. Снова заговорил ровным голосом, способным без всякого новомодного микрофона перекрывать плац с выстроенной на нём дивизией. - Так что наша фракция полностью поддерживает законопроект господина Романова. Но без ограничения калибров и систем. Почему наган в кармане иметь можно, а гаубицу 203-мм во дворе - нельзя?
        Под смех и аплодисменты зала худощавый генерал, звеня шпорами, покинул сцену и трибуну.
        Закон, предложенный гражданином Романовым, прошёл большинством голосов, но с ограничениями. Граждане России получили право (с соответствующей регистрацией в надлежащих органах власти), на владение и ношение любого карманного оружия калибрами не свыше 11,43. Длинноствольного ручного (без ограничения калибра) - с правом владения, но ношения только на охоте и аналогичных обстоятельствах. Автоматического, требующего упора ствола в виде сошек или станка - по особому разрешению и с оговоренными ограничениями. Например, для охраны и самообороны уединённо расположенных сельских поместий и хуторов. Артиллерийского любых калибров - в коллекционных целях, с хранением затвора в специально опечатанном помещении.
        Одновременно вводились весьма строгие меры уголовной ответственности за ненадлежащее использование того же оружия. Например, за наличие у совершающего преступление лица незарегистрированного пистолета или револьвера к положенному сроку автоматически добавлялось десять лет каторжных работ. Независимо, использовал он его в преступных целях или нет.
        В итоге все сёстры остались довольны. По серьгам, то есть каждой.
        Дальнейшее показало, что правы были оба. Государственный порядок в стране значительно укрепился, забот у полиции стало намного меньше, и социал-дарвинизм весьма усилил в стране научные и общегражданские позиции. Кто бы что ни говорил с позиций абстрактного гуманизма, несколько тысяч застреленных из личного гражданского оружия преступников передали уцелевшим последователям бесценный опыт.

«Фраера, получив оружие, стали такими нервными, - заявил на большой сходке один из самых почтенных авторитетов России, - что отныне предлагаю - ничего, кроме фомки, на дело не брать. И применять её только по назначению. А в газетах опубликуем обращение ко всем гражданам Свободной России - ни один деловой с завтрашнего дня не будет носить в кармане даже финки. Все разборки, не касающиеся мирного населения, будут происходить внутри нашего общества. Относительно полиции и иных подобных организаций торжественно заявляем - любой, носящий при себе огнестрелы, к воровскому сообществу не относится, на его поддержку и защиту рассчитывать не может. В чём и подписуемся».
        Оттого наступила на земле Российской тишь, гладь и божья благодать. Правда, за пятнадцать прошедших после окончания Гражданской войны лет пара миллионов патронов были выпущены, в цель или в воздух, а уже потом стало тихо.
        Отчего бабушка Геня Копелевна так серьёзно отнеслась к пистолету на ноге приезжей девушки? По внешности - классической еврейки, как в книге Соломона описано, по манерам - бандитки, держащей Привоз. Такого удара, которым Кристина вырубила Сёму, старушка, знающая намного больше, чем можно подумать, никогда не видела. А уж пистолет за чулком… И не один, по словам красотки. А её дядя Изя - совершенно трезвый, это старая наводчица тоже поняла, - действительно из Израиля? Почему бы и не оттуда? Молдаванка очень давно жила по старым обычаям - вдруг приходят новые?
        Вручённая ей десятка ничего не значила, Геня Копелевна привыкла распоряжаться совсем другими суммами, но это был знак. Люди не хотят ссориться, они хотят договариваться. Значит, так и будет.
        Только говорить об этом нужно не с Cёмой, бестолковым выкидышем бесстыжей стервы Мариам - кое с кем поумнее.
        Со старым Хаимом Мотлевичем, пожалуй. Самый умный человек на всей Старопортофранковской, семьдесят пять лет уже, а уважают его самые авторитетные воры так же, как сорок лет назад, когда под его рукой состояло три сотни самых отчаянных налётчиков. И Геня, работая с ним, всегда имела что кушать, ни разу в жизни даже ночь не провела в участке, не говоря о таких некрасивых местах, как тюрьма или, избавь боже, каторга.
        Хаиму Мотлевичу наверняка будет интересно, что этим людям вдруг понадобилось на его участке.
        Глава 9
        Чекменёв с Уваровым дождались сообщения - штабс-капитан Окладников вышел на связь точно, минута в минуту. У него всё складывалось по ситуации нормально. К сожалению, один офицер всё же был убит наповал пулей снайпера, ещё четверо получили ранения, но на ногах стоят. С группой прикрытия, занимавшей позиции на бульваре и в Воронцовском переулке, связь в настоящий момент отсутствует. Хотя её бойцы вооружены только пистолетами, какую-то роль они наверняка сыграли, поскольку снайперская стрельба с крыши соседнего здания прекратилась. Попытка штурма с двух направлений отбита с большим расходом боеприпасов, после чего отойти в подвалы удалось беспрепятственно. Реальные потери противника определить не удалось, но ориентировочно - до десяти человек остались лежать без видимых признаков жизни.
        Последнее, что было слышно на поверхности, - сирены полицейских машин…
        - Входы за собой мы заблокировали надёжно. Без взрывчатки не откроют, - закончил доклад штабс-капитан. - Вы нас не ждите, мы наметили другой маршрут. На старую базу не возвращайтесь, господин полковник. Встретимся на точке А-3. Через час-два, как получится. Мне ещё ребят разместить надо и решить, что с телом поручика Друзина делать…
        - Пусть припрячут его там же, где сейчас находятся, а завтра разберёмся, когда порядок наведём, - подсказал генерал. - И пусть продолжают выходить на связь каждые полчаса. Мы - по необходимости…
        Идти до «точки А-3», проще - конспиративной квартиры, почти (в том-то и дело, что
«почти») наверняка неизвестной загадочному противнику, было не так уж далеко. Считая по поверхности - кварталов пять. Даже раненому Чекменёву, пока действовали препараты, это было по силам. Да и Уваров помогал, принимая на своё плечо большую часть генеральского веса.
        Валерий никогда раньше не бывал в Одессе, но за сутки подготовки в Москве успел узнать её не хуже многих старожилов. С помощью того же Окладникова, не так давно служившего в роте разведки Очаковской бригады морской пехоты, а главное - богатых фондов Управления, Валерий и остальные офицеры группы изучили город по крупномасштабному плану и многочисленным фотографиям, кино- и видеозаписям. За многие десятилетия этих материалов накопилось столько, что теперь каждый мог бы смело наниматься в экскурсоводы.
        Само по себе задание совсем не требовало столь тщательной подготовки, особенно если подразумевалось, что «печенеги» вправе использовать хоть весь штатный состав жандармского управления и городской полиции. Но Уваров был тёртый калач и с первых дней службы постиг истину - планы начальства и реальная обстановка совпадают очень редко. Что блестяще подтвердилось и в Варшаве, и в Москве. Значит, всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.
        То же касалось и собственно катакомб, по которым они сейчас с Чекменёвым пробирались.
        Получив задание, Валерий немедленно разыскал своего верного спутника в рейде по варшавским каналам, опытнейшего диггера Тимофея Ресовского[См. романы «Бремя живых», «Дальше фронта».] . Прапорщик запаса сразу же после завершения операций на Висле получил свой «Владимир с мечами» и немедленно подал прошение об отставке[В старой Российской армии прапорщики запаса в следующий чин не производились и увольнялись в запас или отставку по миновании в них надобности. В мирное время не служили.] .
        Посидели, как положено, вспомнили «былые походы», после чего Уваров изложил свою просьбу.
        - Надо же, - удивился Тимофей. - А мы ведь с тобой, когда по колено в дерьме бродили, говорили за катакомбы. Я ещё сказал, что там куда лучше, чем здесь. Теперь тебя, значит, туда несёт. Зачем, почему - не спрашиваю. Сделаем, конечно. Завтра к вечеру - устроит?
        Уваров ответил, что - вполне. И нужны ему именно городские ходы-выходы, Нерубаевские едва ли потребуются.
        - По адресу ты обратился. Едва ли у кого в Москве подробнее схемы найдутся. Я как раз городскими и занимался. Кстати, есть в Одессе ещё несколько специалистов, но они едва ли лучшими материалами располагают. Я тебе адреса дам, на всякий случай, если помощь потребуется. Надёжные ребята. За три года, что я там не был, может, что и изменилось… Созвонюсь с ними сегодня, уточню…
        В ходе подробного инструктажа Ресовский, полжизни посвятивший исследованиям не обычных природных пещер, как «нормальные» спелеологи, а всевозможных рукотворных подземных сооружений, кроме общего плана катакомб, составленного бог знает когда на основании исторических документов и ещё довоенных исследований, передал Валерию копии собственных маршрутов. Они-то и были самыми нужными. Там Тимофей указал штреки, ставшие непроходимыми вследствие естественных причин, проходы, перекрытые искусственно, а также и до сих пор находящиеся в рабочем состоянии.
        - Обрати внимание - синим выделены те, что, так сказать, общедоступны. А красным - это мы сами «реанимировали». Где старые замки посрезали, и на их место новые повесили, где кладку аккуратно разобрали, потом привели в почти исходное состояние. Вот таблица условных обозначений…
        В таблице содержалось несколько десятков цифровых и буквенных знаков, а также ключи к расшифровке их различных комбинаций…
        - И для чего вы всем этим занимались? - искренне удивился Уваров, рассматривая схемы. Читать об одесских катакомбах ему приходилось, он знал, что их общая длина составляет сотни километров, а по запутанности они превосходят, пожалуй, все искусственные лабиринты Земли, вместе взятые. Но знать - одно, а видеть план - совсем другое.
        - Ну, исследовать, это я понимаю, а остальное зачем? Не воевать же, на самом деле, вы там собирались?
        - Как бы тебе подоступнее объяснить? - усмехнулся Ресовский. - Это у нас, у диггеров, такой бзик, если угодно. Хобби. Вот в этом виде, - он обвёл пальцем заштрихованное синим, - мы имеем разорванную систему, не представляющую никакой художественной ценности. Как не имеет её антикварная книга с вырванными страницами. А вот так, - указал он на весь лист, где синие пятна соединялись друг с другом красными перемычками, - связность восстановлена, пусть пока и не в полном объёме. Получилась единая конструкция с собственными имманентными свойствами, её можно достраивать в любую сторону, в идеале до исходного состояния и дальше…
        - Кому это нужно, а главное - кто это видит? - к случаю процитировал Валерий старый анекдот про еврея и пасхальные яйца.
        - Некоторые коллекционеры держат свои сокровища в бронированных комнатах, никогда и нигде их не демонстрируя. А в нашем случае, тебе это уже потребовалось. И не только тебе, возможно. Никто не знает, что будет завтра…
        Вот теперь и выяснилось, что не зря Валерий разбирался в подготовленных Ресовским планах, запоминая наизусть могущие пригодиться маршруты и ориентиры.
        Большинство известных выходов из магистральных штреков в подвалы многоэтажных домов и водосточные коллекторы были перекрыты наглухо стальными щитами или заложены камнем давным-давно, ещё в первые после Гражданской войны годы в целях безопасности и общественного порядка. После чего городские власти полностью забыли об этой проблеме. Нет, кто-то наверняка помнил, потому что для некоторых хозяйственных целей разветвлённая сеть штолен, штреков, связывающих их проходов и лазов, бесчисленных тупиков всё же использовалась. Домовладельцами - для расширения принадлежащей им территории под склады, винные погреба и тому подобное, связистами и электриками - для прокладки местных, не всегда законных коммуникаций. Ну и всевозможными специфическими группами лиц, имеющими отношение к закону, как с той, так и с другой стороны.
        Поэтому простых обывателей здравый смысл предостерегал от проникновения под землю дальше, чем на несколько метров от действующих входов. Леденящие душу легенды о катакомбах, никогда не исчезавшие из городского фольклора, имели очень незначительное отношение к действительности, но случиться там с опрометчивым
«спелеологом» могло всякое.
        С Чекменёвым и Уваровым, впрочем, там не случилось больше ничего сверх того, что уже произошло, но и этого на сегодня было достаточно.
        Валерий, чувствуя себя достаточно раскованно (насколько так можно выразиться применительно к данным обстоятельствам), пытался даже слегка иронизировать над начальником.
        - Всё ж таки народные поговорки пригодны на любой случай жизни, - философически начал он.
        - Это ты к чему?
        - Ну, как же. Сказано ведь: «Кому суждено быть повешенным…» Вот и со мной так. Решили вы меня напрочь от большой политики изолировать, к ведомостям на штаны и портянки приставить, а оно вон как обернулось. Дальше уж некуда. Небось в роли министра иностранных дел и то бы дальше от неё оказался…
        Чекменёв мрачно засопел носом. Может, камешек под раненую ногу подвернулся, и боль его пронзила. А может, и нет.
        - Я и сам, не поверишь, всё время об этом думаю. Куда ни сунься - обязательно ты подвернёшься. Сидел бы, наверное, в своём Термезе, о четвёртой звёздочке мечтал - всем бы лучше было. Слушай, давай присядем, ещё перекурим.
        - Что, плохо?
        - Нет, терпимо, просто ниже колена всё как деревянное. И подташнивает.
        - Может, химия так на вас действует, а может - ещё и контузия имеет место. Здорово бахнуло, как живы остались - сам удивляюсь.
        Сели на подходящий выступ в стене, достали сигареты.
        - Если бы твои девки Ибрагима не утащили, лучше бы сейчас было или хуже? - задал вполне риторический вопрос Игорь Викторович.
        - Сие, увы, за пределами «круга наших понятий», - ответил словами Козьмы Пруткова подполковник. - В тот момент никто не знал, что через минуту будет. С этой позиции увод главного фигуранта - решение несомненно правильное. А вот если мы до места доберёмся благополучно, то есть живыми, можно будет и задуматься. Под рукой его, конечно, иметь предпочтительнее.
        - Дай-ка ещё твою фляжку… Не думай, со мной всё в порядке, просто мозги прочистить надо. И расскажи мне про этих девчат в подробностях. Нам сейчас спешить особо некуда. Если последняя наша позиция врагу известна, пусть её накроют лучше без нас, чем с нами.
        - Здраво, - согласился Уваров. - Одного я в толк не возьму - с какой стороны у нас такая мощная протечка образовалась. По всем канонам мы чётко всё обеспечили. И режим секретности, и прикрытие…
        - Никакой загадки, - Чекменёв протянул товарищу фляжку. - Уж это я со всех сторон обмозговал. Что там со стороны Катранджи сконструировалось - ему и разбираться. У него контрразведка помощнее нашей будет, поскольку работает во всемирном масштабе, давно и в основном не за жалованье и звёздочки, а под страхом смерти и за очень большие деньги.
        - Знаем, слышали, - усмехнулся Валерий, - а сегодня даже и видели…
        - Не гоношись. На войне всякое бывает. И два снаряда в ту же воронку попадают, и даже три, как сегодня. Война к научным теориям отношения не имеет. Сто раз имел возможность убедиться.
        - Я тоже, - согласился Уваров. - Одна Берендеевка чего стоит! Учёным там точно делать нечего…
        - Смотря каким учёным, - возразил генерал, которому три глотка виски помогли лучше, чем штатные противошоковые средства. - Маштакова взять, и дружков неразлучных, Ляхова с Бубновым. Так давай «за баб» лучше. Кто такие, откуда взялись, почему вводил в операцию, меня не предупредив?
        - Вы лучше предыдущую фразу закончите, Игорь Викторович, раз начали. Глядишь, половина вопросов отпадёт автоматически…
        Ох, не в том сейчас состоянии и положении был Чекменёв, чтобы поставить по стойке
«смирно» зарвавшегося мальчишку, за год проскочившего от поручика до подполковника и чересчур о себе возомнившего. А стоило бы. Но, как сказано, не то состояние и не тот момент. И он ведь снова прав, как это ни поперёк горла.
        - Да, я закончу. С нашей стороны все концы сходятся в губернское жандармское управление. Начальник там новый, недавно нами поставленный, в его адрес подозрений никаких…
        - Если только его не перекупили сразу по прибытии. Бывали случаи.
        - Я сказал - исключено! - жёстко повторил Чекменёв, ибо генерал-майор Закатов был утверждён в должности после полной проверки на верископе и предателем, тем более - по финансовым мотивам, не мог быть в принципе. Но Уварову знать это ни к чему. Несмотря на то что сам он такой же «питомец» программы.
        - А вот его заместители, начальники охранных отделений - те да. И куплены могут быть, и «за идею» против нас работать. Уцелеем - каждого, кто хоть какое понятие о нашем деле имел, наизнанку вывернем. Давай про девочек.
        - Долго будет. Предлагаю всё же продолжить движение. Не может быть, чтобы и эта явка была провалена. Ну не может, и всё. Чем хотите поручусь…
        - Тогда пошли. - Генералу сейчас больше всего хотелось оказаться в надёжной квартире, заняться своей раной всерьёз, а потом просто полежать. Здесь ему долго изображать крепость тела и духа не удастся. Зацепило его сильнее, чем поначалу показалось. И контузия точно есть: тошнит, и звон в ушах не проходит.
        Через несколько десятков шагов они очутились в довольно обширном зале, своеобразном коммуникационном узле, в котором сходилось до десятка штреков, и высоких, двухметровых, и таких, что идти по ним можно, только согнувшись в три погибели. Здесь в своё время обнаружился мощный пласт известняка, и его начали пилить во всех направлениях. Потому что всего в полусотне метров по горизонтали и на двадцать - по вертикали начиналось строительство целой улицы многоэтажных домов. Выгода от столь близкого расположения объектов и источника стройматериала была очевидна, совсем не то что возить камень на телегах за несколько вёрст. Вот и потрудились во второй половине позапрошлого века камнерезы под самым центром города, как жуки-древоточцы в корабельной обшивке.
        Уваров сверился с планом. Всё верно. Из этого коридора они вышли, три следующих, против часовой стрелки, им не нужны, по крайней мере - сейчас. А вот четвёртый - то самое. И рунический значок над правым верхним углом проёма имеется.
        - Сюда, Игорь Викторович…
        Пыль на полу лежала двухсантиметровым слоем. И никаких на ней следов. Явно, что после Ресовского иных посетителей здесь не бывало лет пять, а то и больше.
        Стены сочились водяными каплями, из которых по прошествии положенного времени образуются сталактиты и сталагмиты.
        Потолок резко начал понижаться, и последние двадцать метров они уже ползли на коленях. Чекменёв тащил за собой совсем онемевшую ногу и временами постанывал, против воли. Если Валерий ошибся, обратно выбираться сил едва ли хватит. Да нет, конечно, хватит! На сколько нужно, настолько и хватит, но уж как не хочется!
        Наконец уперлись в глухую стенку. Отчего-то рабочие дальше не пошли. Видно, заказ выполнили.
        - Теперь ещё одно, последнее усилье… - сказал Уваров, доставая несолидный на вид, но необычайных качеств нож. - А вы пока отдохните. Тут ещё пара глотков, - протянул он генералу фляжку, - и покурите…
        То, что на расстоянии вытянутой руки казалось каменным монолитом, оказалось всего лишь густым слоем смешанной со щебёнкой краски. Под ним - квадратная дверца из толстого дерева, удерживаемая ржавым засовом, даже без замка.
        - Вот и всё. Двинулись…
        Дальше штрек снова начал повышаться, вскоре идти можно было, лишь слегка пригибаясь.
        - Не понимаю смысла, - говорил, чтобы отвлечься, Чекменёв. - Ерунда какая-то. Что за рельеф?
        - Да кто же его знает, чем они тогда руководствовались? Скорее всего, просто - случайная стыковка. Долбили с двух сторон, сошлись, ну и всё. Маркшейдеров толковых не хватало. Дальше ни тем, ни другим делать нечего, пошли новые горизонты осваивать…
        Последние мучительные десять минут, и Уваров, отперев полученным от приятеля Ресовского ключом железную, крашенную суриком дверь, сообщил Чекменёву, что всё, пришли.
        - Вы тут подождите, я выгляну и вернусь…
        Валерий не напрасно говорил, что ручается за эту явку головой. Он получил у Ресовского адрес его коллеги по диггерскому цеху, и Тимофей заверил подполковника, что тот - человек абсолютно надёжный, отважный и аполитичный. К реставрации монархии, впрочем, отнёсшийся положительно.
        - Но это совершенно неважно. Для Льва ты просто мой боевой товарищ, и ничего более. Всё, что от него зависит, он сделает. Если это, конечно, не будет слишком далеко выходить за рамки закона.
        - Ни в коей мере. Мы сами представляем Закон в его дистиллированном виде. Буквы - в осадке, а у нас - исключительно дух…
        Лев Борисович, мужчина лет сорока, внешним обликом неуловимо напоминающий самого Ресовского - такой же сухощавый, подтянутый, с умным и проницательным взглядом (род занятий отпечаток накладывает), и предоставил Валерию во временное пользование принадлежащую ему, но по какой-то причине сейчас пустующую квартиру.
        - Тёма мне сообщил о вашем интересе к катакомбам. Так вы будете смеяться, но в подвалах моего дома есть в них проход. И я стопроцентно гарантирую, что едва ли о нём знает кто-нибудь, за исключением моего отца и Тимофея, само собой. Давайте спустимся, я покажу.
        - Не боитесь расширять круг посвящённых? - спросил Валерий, пока они спускались с четвёртого этажа.
        - А чего тут бояться, я фальшивые червонцы не штампую. Вы, скорее всего, тоже не собираетесь. Как вы под и над Варшавой ползали, мне Тимофей рассказал. Ну а что вам сейчас у нас потребовалось - не моё дело.
        Действительно, найти вход в катакомбы с этой стороны посторонним нельзя было даже случайно. Сводчатое подвальное помещение было разгорожено кирпичными стенками на восемь отделений, по числу квартир в подъезде.
        - Там, - указал Лев Борисович на противоположную стену, - во втором дворе находятся винные склады фирмы «Золотой колокол» с магазином. А здесь - просто наши погреба. Раньше люди соленья в бочках и прочий припас хранили, а сейчас - всякий хлам по преимуществу.
        Он отпер дверь с крупно написанным номером своей квартиры. Включил довольно яркую лампочку. Действительно, хлама здесь хватало. Старая мебель, отчего-то не выброшенная, а словно ждущая возвращения к новой жизни, два велосипеда, ящики и коробки с неизвестным содержимым. Напротив двери к стене прислонено большое трюмо в облезлой, некогда позолоченной раме, без подставки.
        - Как в каморке Папы Карло, - хозяин отодвинул зеркало, за ним Уваров увидел ещё одну дверь, железную.
        - А вот и золотой ключик, - он достал из кармана ключ, массивный, вроде сейфового, с двумя бородками сложной конфигурации.
        - Передаю во временное пользование. Вернёте по миновании надобности.
        - Надеюсь, её и не возникнет. Это ведь просто на всякий случай, для подстраховки… Мне интереснее другое - отчего вдруг так совпало, что именно у вас, специалиста и друга моего друга, в собственности оказалась эта дверка? Шанс ведь - один на миллион, если не меньше.
        - Смотря с какой стороны смотреть. Именно потому, что она оказалась в нашем подвале, а не чьём-нибудь другом, я и стал исследователем. Занявшись этим делом, неизбежным образом познакомился с Тимофеем и ещё сотней единомышленников. Так что вся случайность заключается в том, что вы по службе встретились с Ресовским. Всё остальное - закономерности.
        Несмотря на дурноту и с регулярностью морских волн накатывающееся желание немедленно потерять сознание, Чекменёв, с готовым к последнему бою автоматом на коленях, заставлял себя думать. Тревога за судьбу Катранджи на время отступила. В конце концов, город не захвачен оккупационной армией, и если дерзкий, самоубийственный налёт на гостиницу был отбит, теперь уже налётчикам приходится прятаться по схронам и явочным квартирам, ожидая, когда на них обрушится вся карающая мощь российских спецслужб, а при необходимости - и армии.
        То, что цель операции заключалась в попытке пленения, и только в самом крайнем случае - ликвидации его и Ибрагима, генерал не сомневался. Убивать их просто так, во-первых, не было никакого военного и политического смысла, во-вторых - не составило бы ни малейшего труда любому из снайперов, стрелявших по окнам
«Потёмкина». Что в самой гостинице, что ещё раньше, на бульваре.
        Интерес у Игоря Викторовича вызывали загадочные девицы. То, что в отрядах
«Печенег» числилось немало женщин, он знал с самого начала создания этой службы, но они там всегда числились на вторых и третьих ролях - аналитики, технические специалисты, не очень часто - агенты под прикрытием.
        Боевиков передовой линии среди них не было никогда. По причине бессмысленности использования физически слабых существ там, где вполне справляются для того рождённые и на то обученные мужчины.
        Женская рота штурмгвардии - нонсенс, если даже найдётся сотня подходящих баб, способных драться хоть оглоблей.
        А тут Чекменёв столкнулся с непонятностью, чего зверски не любил, при том, что вся его служба в основном из разного рода непонятностей и состояла.
        Уваров сказал, что подготовка у девушек «не наша». Тогда чья? Мысль о том, что они появились из врангелевской реальности тысяча девятьсот двадцать пятого года, Валерий опроверг. В боковом времени ничего подобного быть не может по определению. Значит, что? Значит, есть и ещё реальности, одна или много, где люди говорят по-русски, считают себя нашими друзьями-союзниками (а так ли это?) и с детских лет готовят своих женщин к карьере профессиональных бойцов-диверсантов. Матриархат у них там, что ли, или просто мужиков катастрофически не хватает.
        Чекменёв встряхнул над ухом фляжку. Пусто. Очень жаль. Сейчас ничто так не поддержало бы его утекающие, как кровь из пробитой артерии, силы лучше доброго глотка.
        Застучали подошвы по лестнице, и наконец появился Уваров. С явно читаемой на лице тревогой за старшего товарища подхватил генерала за поясницу, перебросил его руку через плечо, на второе повесил автомат.
        - Пошли, Игорь Викторович, всё чисто…
        Квартира была просторная, четырёхкомнатная, старинной планировки, с длинным коридором на всю длину и попарно смежными комнатами с обеих его сторон. Толщина стен и входной двери создавали ощущение безопасности, достаточно иллюзорное, конечно, и тем не менее.
        По всему чувствовалось, что постоянно не жили здесь довольно давно, однако порядок был образцовый. Холостяцкий. Всё необходимое, и ничего лишнего. Очень удобно иметь такое пристанище, для научных трудов, встреч с друзьями - новые экспедиции планировать или в преферанс поиграть без помех, да и даму, в случае чего, есть куда пригласить.
        Уваров ещё раз, при нормальном освещении и в соответствующих требованиям санитарии условиях осмотрел, обработал, чем нашлось в домашней аптечке и заново перевязал рану Чекменёва.
        - Пока ничего угрожающего. Кость повреждена, никуда не денешься, но не сильно. Главное - не перебита. Нам бы теперь до утра отсидеться, Ибрагима с девочками разыскать, а потом и в госпиталь можно. В Москву доложим, штурмовой батальон и два полных отряда «печенегов» на самолётах вызовем, вас эвакуируем и начнём зачистку по полной…
        - Отставить. Пока Ибрагима не найдём - никаких докладов. Занимайся, работай. А со мной ничего не случится. Хоть сутки, хоть двое… И где там твой Окладников? Время связи прошло. Вызывай его сам.
        - Как прикажете…
        В этот момент едва слышно, чтобы не привлекать внимания, если вызываемый сейчас находится в людном месте, в кармане пискнул зуммер переговорника.
        - Вот и он.
        Штабс-капитан, теперь уже не спеша, без азарта и лёгкой взвинченности, свойственных любому нормальному человеку под огнём, доложил, что группа без новых потерь вышла к основной базе. Двух человек он послал на разведку. Если там спокойно, разместятся, приведут себя в порядок и можно будет встретиться, обсудить обстановку.
        - Чего срок связи пропустил? - строго спросил Уваров.
        - Не пропускал. Такая хреновина, командир - волна не проходила. Раз пять вызывал - глухо. Потом прошли с километр - появилась. Вы ответили.
        - Интересно. Место засёк?
        - А как же. Доживём - поверху посмотрим. Самому интересно…
        Уварова царапнула мысль - не здесь ли разгадка всего случившегося? Если есть поблизости место, где сигнал якобы абсолютно защищённого передатчика не проходит, не там ли он и ловится? Связистом Валерий не был, но в таких вещах соображал интуитивно. Почему и живой до сих, в чинах и в крестах. Любую непонятность следует трактовать прежде всего с точки зрения - какую следует от неё ждать опасность. И как противодействовать, соответственно. Обойдётся - хорошо, тогда и об иных вариантах подумать можно, бесполезных знаний не бывает.
        Вот и сейчас: глядишь, удастся из дичи превратиться в преследователя. И много сложных вопросов, которыми сейчас задаётся Чекменёв и грузит его, могут стать одним простым ответом.
        Эта мысль заняла секунду, Окладников даже паузы не заметил. Тем более на его стороне послышался невнятный шум, обрывки фраз. Отдалённые. Аппарат отключился, но почти сразу, не успел Валерий подумать о нехорошем, заработал снова.
        Теперь голос штабс-капитана звучал радостно:
        - Всё, командир. Разведка вернулась. Никого. В радиусе прилегающих кварталов ни малейшего шевеления. Поднимаемся. Через пять минут доложу.
        Доложил, как и обещал, Уваров только папиросу успел докурить.
        - Мы на месте. Всё нормально. Сейчас умоюсь, переоденусь, выйду в город. Где встретимся?
        Не глядя на карту, Валерий назвал место. Идеально подходящее, и в смысле пешеходной досягаемости, и практической безопасности как для наблюдения за подходами, так и для активной обороны, если придётся. Но теперь Уваров не опасался вредных неожиданностей. Та же интуиция подсказывала - враг выдохся. Не было у него столько сил и решимости, чтобы продолжать самоубийственную акцию. На одну отчаянную вспышку хватило, а дальше вступают в дело совсем другие факторы. Как написано в учебниках стратегии - «постоянно действующие».
        Но с этим не ему разбираться.
        - «Форма раз» - устраивает? - спросил Окладников.
        - Самое лучшее, - согласился Уваров.
        У него в чемодане имелся комплект повседневной формы армейского подполковника. Если чужие филёры не знают его в лицо - внимания не обратят, смотрят сейчас совсем за другими фигурантами.
        Чекменёв, отказавшийся от очередного шприца с морфием, выпил целый стакан коньяка, закусил двумя сырыми яйцами и, лёжа в чистой постели, как и положено раненому, попавшему в госпиталь, начинал придрёмывать.
        Валерий совсем коротко доложил о разговоре с Окладниковым и сказал, что на пару часов его покинет. Повезёт, так и Ибрагима сюда доставит.
        - Вот тут, под рукой, я вам автомат кладу. На всякий случай. И включите переговорник на постоянную связь. А вообще - отдыхайте спокойно. Считаю - варианты кончились.
        - Я тоже так считаю, - согласился генерал, мечтающий только об одном: чтобы сейчас его не трогали. Имеет же он право обыкновенным образом поспать, пока снова болеть не начало…
        С Окладниковым Уваров встретился в летнем кафе неподалёку от цирка Чинизелли. Посередине сквера, от которого до трамвайной петли и двух параллельных улиц, Садовой и Коблевской - пятьдесят метров совершенно открытого пространства. Английский газон и редкие кусты жасмина, за которыми никак не спрячешься.
        Штабс-капитан появился пятью минутами позже, тоже в форме, своей родной, морской пехоты. С капитанскими погонами. Маскировка - лучше не надо. Никакой комендантский патруль к нему не подойдёт (известное дело), а если вдруг кто из своих, очаковских офицеров по редкостной случайности встретится, так все бывшие сослуживцы знают, что ушёл он на Балтфлот с повышением, и ничего странного нет, что, находясь в отпуске, по личным делам приехал.
        Два сопровождающих офицера в штатском заняли позиции с разных сторон сквера, в зоне прямой видимости.
        - Как на твой взгляд, командир, здорово нас подставили? - спросил Окладников после того, как, не отрываясь, вытянул кружку пива. Пересохло горло у человека от порохового дыма и катакомбной пыли.
        - Не горячись, Глеб, - ответил Уваров, сделав три мелких глотка. - Кто кого и как подставил - вопрос второй. Можно ведь и иначе сказать. Судят не по дебюту, а по эндшпилю…
        - Уже эндшпиль? - удивился штабс-капитан.
        - Если получится - он самый. Сейчас съездим на Молдаванку - и финита.
        - С нашим удовольствием. Такси возьмём?
        - Возьмём, - кивнул Уваров. - Мы одно, ребята второе. И пусть держатся вплотную. Стрельбы не ожидаю - чистая психология.
        Окладников, не прибегая к техническим средствам, показал офицерам жестами, что от них требуется.
        Уваров, продолжая играть выбранную роль, бросил на стол десятку, что втрое перекрывало стоимость заказа, и не слишком вежливо попросил официанта поймать мотор.
        - Да я сейчас по телефону вызову, - предложил тот, пряча деньги в карман фартука.
        - Долго. Вон, с обочины махни, одна за одной едут…
        Чёрт его знает, кого он по телефону вызовет, а на оживлённой улице подставу за минуту трудно сделать. При любых технических возможностях. А Валерий всё больше сомневался, что у неприятеля имеются хоть какие-то возможности. Уж очень случившееся напоминает торопливую импровизацию. Допустим, о готовящейся встрече Катранджи с Чекменёвым кому-то стало известно в тот же момент, когда произошёл первый разговор. Значит, в их распоряжении было максимум двое суток, на всё про всё.
        Уваров знал, что в любой организации схема практически одинакова. Осознать и оценить информацию на первом уровне ответственности, доложить по команде, пусть даже сразу на самый верх. Там тоже уйдёт какое-то время на оценку, проработку вариантов, принятие принципиального решения. Передача его вниз, для исполнения. Значит, несколько часов ушло. Это в самом лучшем случае, если все имеющие отношение к делу находятся на своих местах, среди них царит полное единодушие, все в равной степени компетентны…
        Дальше начинается рутина, немыслимая без пресловутого трения[«Трение на войне» - введённый Клаузевицем термин, подразумевающий помехи, возникающие в ходе реализии теоретических решений полководца из-за всякого рода случайностей, а также не поддающихся учёту факторов (природных, технических, человеческих и т. п.).] . Вполне обычные ошибки, нестыковки, эффект «испорченного телефона» и тому подобное. Так что сутки, считай, ушли. За оставшиеся нужно на месте, то есть в Одессе, собрать непосредственных исполнителей, проинструктировать, вооружить, распределить по объектам. При этом самый талантливый аналитик не в состоянии спрогнозировать действия противника дальше, чем на два, от силы три шага. Не шахматы всё же.
        Отсюда следует, что ничего более умного и тонкого, кроме как плотного наблюдения за Чекменёвым и Катранджи с их последующим захватом (вместе или поодиночке, как сложится), неприятель придумать не мог. И с момента их перемещения с набережной в ресторан пошла чистая импровизация.
        Наличного состава боевиков хватило только на этот единственный удар, по принципу
«пан или пропал», как при охоте на кабана с рогатиной.
        Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что операция уже свёрнута. Часть исполнителей уничтожена, часть разбегается кто куда и прячется по щелям. А пособники из местных наверняка сейчас на всю катушку занимаются обрубанием хвостов и заметанием следов.
        Ещё немного, и дичь с охотником поменяются местами.
        Глава 10
        До нужного дома Катранджи и его спутницы дошли без всяких приключений. Да там и идти-то было всего два с половиной квартала. Ибрагим-бей с интересом озирался по сторонам. В унылое место он попал, неуютное какое-то. Улицы длинные, пыльные, на узких газонах с чахлой выгоревшей травой кое-где торчат старые акации с изборождённой глубокими трещинами корой. Близость моря и щеголевато-роскошного города - жемчужины Черноморья - совершенно не чувствуется. Больше похоже на глухую провинцию Северной Африки или Восточной Турции, с поправкой на архитектуру и внешний облик жителей.
        Но этнография его сейчас не интересовала. Почти в той же степени, как вопрос - кто и зачем решил его ликвидировать, Ибрагима занимали девушки. Там, в ресторане, он находился в слишком большом нервном напряжении, размышлять на посторонние темы было некогда. А пока ехали - и присмотрелся, и подумал. На самом деле - удивительные существа. Обладай он способностью к беспочвенному фантазированию, непременно бы предположил, что они не люди. Или - не совсем люди. Слишком много доводов можно привести в пользу такой гипотезы.
        Однако Катранджи - абсолютный прагматик и материалист. Иначе не стал бы тем, кем сейчас являлся. Он не верил ни в каких богов, ни в какие политические идеи, ни даже в высокие чувства и побуждения, которые якобы должны быть присущи человеку. Всё это вздор. Та или иная комбинация инстинктов, предрассудков, заблуждений - вот и все компоненты так называемой личности. Идеалов не существует, есть только интересы. Другое дело, что эта простейшая истина тщательно скрыта многовековыми наслоениями псевдоистин - религиозных, этических, эстетических.
        Да, странного очень много. За свою долгую, полную опасных приключений, политических и финансовых махинаций жизнь Ибрагим повидал всяких людей. И женщин знал всяких, любых рас, наций и профессий. А вот таких не встречал. Мало кто на его месте за столь короткий срок обратил бы внимание на массу незначительных по отдельности фактов, тем более - дал себе труд их сопоставить и обобщить.
        Встретившись лишь с одной из них, какой угодно, на выбор, он, пожалуй, тоже пропустил бы мимо глаз и ушей кое-какие несообразности или заметил их гораздо позже. Но когда их четыре сразу - всё как на ладони.
        Но, как сказано, Катранджи был материалистом и сразу отмёл все неприемлемые с этой позиции варианты. Как поймать льва в пустыне? Разделить её на квадраты и, исключив все, где льва не окажется, в последнем взять его тёпленьким. Так и здесь. Очевидно, что его друг и гостеприимный хозяин генерал Чекменёв нашёл способ биологического (генетического) отбора подходящих особей и систему воспитания (дрессировки), в результате чего смог наладить массовое производство не то женщин, не то боевых роботов. Четверых он использовал здесь и сейчас, а сколько всего привёз с собой? И сколько их вообще существует?
        Причём гениальность открытия Чекменёва в том, что получились ведь не роботы, не киборги, не ассасины «Горного старца» и не тупые, зацикленные на одной-единственной идее шахидки-смертницы, а совершенно нормальные по манерам, стилю, своеобразному юмору русские девушки, уж их он повидал, учась в Петербурге, и потом тоже.
        Самый главный довод за то, что они не зомбированы и не загипнотизированы изощрённым способом - отношение к деньгам. По мгновенному проблеску в глазах Кристины при словах о десяти миллионах он сразу понял, что девушка деньги любит и разобьётся в лепёшку, чтобы их получить. И то, что повысила ставку для своих подруг - плюс ей. Перед лицом смертельной опасности так не сыграешь. Просто в голову не придёт. А эта, выходит, заведомо была уверена, что спасти клиента ей удастся, и в долю секунды сообразила, что сейчас тот единственный момент, когда папашка не станет торговаться. Шесть лишних миллионов - «как с куста», по русскому присловью. Пожалуй, в роли финансовой акулы она бы себя нашла.
        Когда всё кончится, непременно нужно будет поговорить с Игорем и попросить эту четвёрку себе в телохранительницы и эскорт-леди. С настоящим европейским контрактом, без всяких глупостей и восточных штучек.
        Хотя нет - эти уже не согласятся. Он намерен выполнить своё обещание, а Кристина ясно выразилась: «Можно будет бросить эту работу». Тоже как бы между прочим, явно не отрепетированно, ибо кто мог предположить, что так сложится и такое предложение последует? Сказано было мельком и явно от души. Действительно, зачем ей, с десятью-то миллионами? Девушка её класса и с хорошими деньгами найдёт занятие поинтереснее. А жаль.
        Катранджи подумал, вдруг и параллельно - а кто из девушек его больше интересует и возбуждает? Кристина с её вызывающим семитским шармом или та, командирша, Анастасия, классическая северная славянка? А чем хуже Герта, прикрывающая тыл и как раз сейчас переходящая на их сторону улицы?
        Все хороши. Возможно, и, скорее всего, остальные будут не хуже…
        - Вот и пришли, - сказала Кристина, кивком головы указывая на угловой дом, выделяющийся из общего ряда современностью архитектуры.
        И тут же прямо перед ними отворилась железная калитка в стене из дикого камня. Из неё вышли два молодых человека, весьма прилично одетых, но намётанным взглядом Ибрагима мгновенно классифицированные, как члены преступного сообщества. Ему отличить законопослушного гражданина от уголовника было так же легко, как двухлетнему ребёнку - собаку от кошки.
        - Здравствуйте, - церемонно приподнял за лакированный козырёк белую каскетку первый из них, с тщательно подбритыми рыжеватыми усиками. Второй молча кивнул.
        Катранджи, продолжая роль, качнулся и ответил:
        - Шалом.
        - Вы не от Сёмы, случайно? - улыбнулась Кристина, жеманно выставив вперёд ножку и положив ладонь на бедро, рядом с пистолетом.
        - Упаси бог. При чём тут какой-то Сёма? С вами хотел познакомиться Хаим Мотлевич…
        - Если ты думаешь, что мне это что-то говорит, так ты ошибаешься…
        Герта, чуть замедлив шаг, обогнула перегородившую тротуар парочку по самому краю бордюра, покосилась на них без всякого любопытства и проследовала дальше, к парадному нужного им дома. Там остановилась и, не оборачиваясь, достала из сумочки сигареты, начала прикуривать.
        - Ваша? - спросил парень в каскетке.
        - А что?
        - Скажи ей, что в Одесе, по крайней мере - на Молдаванке, приличные девушки на улице не курят. Она ведь приличная?
        - Интересуешься - подойди и спроси, - снова усмехнулась Кристина, но уже по-другому.
        - Ой, ну вот только без этого. Мы ведь вежливо, культурно разговариваем. Вы приехали в гости - хорошо. К кому, можно поинтересоваться?
        - Тебе оно надо?
        - Мне - совсем не надо. Но есть люди, которые просто любят, чтобы всё вокруг было тихо, спокойно и понятно.
        - Хаим Мотлевич?
        - Сейчас - он.
        - Бабушка Геня стукнула?
        - А разве вы её об этом не просили?
        - Мы просили, чтобы нас не беспокоили, пока у нас не появятся другие желания.
        - Разве это беспокойство? Гость в дом - бог в дом. Но хоть назвать себя хозяевам полагается?
        - Кто бы спорил. Так ты же видишь - дядя устал с дороги. Он отдохнёт, побреется, переоденется - тогда и познакомимся и поговорим. А вы пока можете подождать. Хоть у себя, хоть на улице…
        Тональность и, главное, мимика Кристины комиссию по встрече явно раздражала, но они строго следовали инструкции.
        - А в квартиру не пригласите? Очень нам интересно, к кому это вдруг такие уважаемые люди приехали? Прямо в голову не возьму. А я тут всех знаю.
        Кристина на глаз прикинула, что в доме примерно десять квартир, если, конечно, здесь не апартаменты по одному на этаж.
        - В чужую - не имею привычки приглашать. Зато у вас как раз занятие будет - чтобы не скучать, попробуйте угадать, к кому мы и зачем. Договорились, джентльмены? Тогда мы пойдём, а то дядя совсем на ногах не держится…
        - Я в толк не возьму, - впервые подал голос второй парень, - чего вдруг таких солидных гостей не встретили, и приехали они не на такси, а на трамвае? Уставши-то…
        - Вот и вторая задачка. Порешаете - не так скучно ждать будет. Подвинься, да?
        - Ты, сестричка, чёт-то не поняла, - ответил второй, делая ещё шаг поперёк тротуара. И продолжил на идиш, обращаясь непосредственно к Ибрагиму: - Извините, уважаемый, дела тут у нас таким интересным образом складываются, что мы просто не можем допустить, чтобы такой человек, как вы, попал в неловкую ситуацию. Законы гостеприимства, знаете ли… Случись что с вами, опять всей Молдаванке отвечать? Пройдите в калиточку, я вас от всей души прошу. Безопасность и всё положенное почтение гарантируем. Порожняк здесь не гонят.
        Катранджи решил, что пора брать игру в свои руки. Он демонстративно извлёк из кармана пиджака прихваченную из гостиницы бутылку, шумно глотнул, прислушался, как прошло, потом сплюнул и спросил у Кристины почти трезвым голосом:
        - Если так настойчиво приглашают, неудобно отказываться, правда, девочка? Пойдём, что ли?
        Та пренебрежительно пожала плечами:
        - Вам виднее, дядя.
        Ничего более не сказав, Ибрагим решительно двинулся в проём калитки. Уже ясно, что без скандала разойтись не получится. Но и на происки врагов поведение парней никак не походило. Просто Кристина слегка перестаралась. В таком районе (а сколько таких районов в десятках городов за пределами Периметра он успел повидать) нужно было не рисоваться своими прелестями и кулаками не размахивать, а пробираться «ниже воды, тише травы». С другой стороны - кто мог предположить, что вдруг такой Сёма в вагоне окажется? Если он, кстати, тоже не подстава.
        Да нет, так подставы не делаются, просто глупая случайность. Старушка, явно профессиональная наводчица, уже сидела в вагоне, когда они вошли, и никаких средств связи наверняка не использовала. На расстоянии вытянутой руки Катранджи не упустил бы любого подозрительного жеста.
        Любой среднероссийский человек, попав во дворик, куда они вошли, несказанно бы удивился. И хороший стол накрыт под навесом с оплетёнными виноградными лозами столбами, и «комиссия по встрече» в полном составе.
        Похоже, что здесь справляли второй день еврейской свадьбы. А, возможно, всегда так привыкли ужинать. В кругу семьи и соседей.
        Пресловутый, он же теперь почти легендарный Хаим Мотлевич, полноватый, круглолицый мужчина явно за семьдесят, но назвать которого стариком не повернулся бы язык, сидевший во главе стола, приветственно помахал рукой, не вставая с места. Катранджи, по пути раскланиваясь, двинулся прямо к нему, а Кристина с Гертой остановились по обе стороны калитки, в достаточно характерных позах.
        - Девочки, здесь этого не нужно, - мягко сказал тот, что с усиками. - Свои пушечки оставьте при себе. Только ни один человек в Одесе не может и не мог бы сказать, что в этом доме они кому-нибудь пригодились… - наткнулся на взгляд Кристины и поправился: - Потребовались, так скажем. Если что, имейте в виду, меня зовут Иосиф, а его, - показал он на товарища, - Василий. И мы никаким образом не принадлежим к списку лиц, которыми поимела бы желание заинтересоваться лучшая в России одесская полиция.
        - Жутко повезло, - ответила Герта, внешность которой не имела ничего общего с обычными здесь типажами. Типичная выпускница восьмого класса[В России гимназии были семиклассными (куда принимали после подготовительных классов или домашнего обучения, со сдачей вступительных экзаменов). Восьмой дополнительный класс давал аттестат «народного учителя», т. е. фактически равнялся советскому педучилищу или нынешнему «колледжу».] провинциальной гимназии Ревеля, Риги или Гельсингфорса. И пистолетов при ней не видно, широкая юбка и жакет скрывают, где именно они спрятаны. - Мы - того же сорта. К нам российская полиция тоже претензий не имеет. Главным образом потому, что наши и её интересы никогда не пересекаются.
        - Тогда присаживайтесь, где вам будет удобнее, перекусите с дороги. Отдохните, для вас работы пока не предвидится.
        Девушки должны были согласиться, что он прав. До того, как Катранджи переговорит со здешним паханом, смотрящим, или какой там ещё пост занимает радушный старичок, им делать нечего. Тактически их позиция абсолютно проигрышная. Снайпер, если потребуется, из глубины комнат, оставаясь невидимым, может застрелить Ибрагима через любое из десятка выходящих во двор окон. Они сами, скорее всего, успеют в ответ положить несколько человек, и даже прорваться с боем (не батальон же штурмгвардии против них выставят), захватить какую-нибудь машину, но ведь их посылали не за этим. Девушки должны доставить объект по назначению живым и здоровым, это категорический императив[Термин из философской этики Канта. В отличие от гипотетического, К. выражает безусловное повеление, безотносительное к желаниям и возможностям субъекта.] . Поэтому сейчас самое рациональное - не препятствовать развитию событий, ожидая либо очередной команды руководителя операции, либо момента, когда вновь появится возможность овладеть ситуацией.
        Они выбрали место на краю стола, спинами к глухой стене дома. Фланги остаются открытыми, но всё же эта позиция лучшая из возможных.
        Василий сел напротив, а Иосиф переместился поближе к хозяину, возможно, в ожидании очередных инструкций.
        Катранджи решил, что пора бы ему протрезветь. Не зря их сюда пригласили, хозяева Молдаванки (или - очень близкие к настоящим хозяевам) явно имеют свой интерес. В подобных случаях Ибрагим очень ловко умел обращать чужой интерес в свой собственный.
        Отпил глоток зельтерской воды из предупредительно поставленного перед ним стакана, вытер лоб скомканным платком.
        - Пора и познакомиться, - сказал он по-русски, но с восточным колоритом. Это он тоже умел - говорить на многих языках, когда нужно - чисто, в иных случаях - с любым желаемым акцентом.
        Хозяин представился, подал крепкую горячую ладонь. Ибрагим назвался паспортным именем, присовокупив - коммерсант.
        - И какая такая коммерция привела прямо сюда? Чем намереваетесь торговать? - ехидно спросил Хаим Мотлевич.
        - Чем придётся. Можно пшеницей, можно презервативами, можно танками. Имеете что предложить? - Катранджи улыбался простодушно, именно - простодушно, без всякой задней мысли, предоставляя собеседнику гадать, что за этой улыбкой таится.
        - Придёт время - что-нибудь предложим, - посулил хозяин, - только сначала прояснить бы надо. Ваша племянница говорила, что к тёте едет, то есть к вашей сестре. Накажи меня бог, всю жизнь здесь прожил, но даже краем уха не слышал ни о какой… Борисовне Финкельмон.
        - Розалии Борисовне, - уточнил Ибрагим. - По мужу - Дорошенко. Только с чего вы взяли, что она должна жить на этой вашей Молдаванке? У неё вполне себе хорошая квартира на Маразлиевской. А здесь так - один человек, привет я ему собирался передать от общих знакомых.
        - Надо же, как я обмишурился, - сокрушённо сказал Хаим. - Покорнейше прошу прощения… Да что же вы так сидите? - всполошился он. - Ривка, Сима! - Тут же подскочили две дебелые тётки лет по пятьдесят. - Угощайте дорогого гостя, на нашем краю совсем ничего не осталось, сами не видите? - и что-то ещё добавил на идишском жаргоне.
        - Послушай, где тут у вас определённое заведение? - обратилась Кристина к парню. - Руки помыть, губы подкрасить?
        - Проводить?
        - Ну, проводи, если думаешь, сама не найду…
        - Наверняка не найдёшь… А звать тебя как? - спросил Василий, когда они вошли в коридор под лестницей. Здесь сильно пахло кухней, причём - специфической.
        Кристина ответила.
        - Ты это, слушай, на самом деле, не бойся. У нас вам ничего плохого не сделают. Поговорят деды, до чего-нибудь договорятся. Не напрягайтесь, вина выпейте, у нас хорошее, своё, а то ты прямо как перегретый утюг - плюнь, зашипит…
        Кристине показалось, что она произвела на парня мгновенное незабываемое впечатление и он таким примитивным способом пытается завязать с ней более доверительные отношения.
        - Выпьем, отчего же не выпить, - ответила она, открывая указанную дверь. - А ты пока подальше отойди, не люблю, когда подглядывают и подслушивают…
        Настоящего переговорного устройства, как у старших «печенегов», не было даже у Анастасии, самостоятельные действия её группы в таком форс-мажоре, который случился, просто не предполагались. Не было и блок-универсалов, положенных каждому координатору: не успела Дайяна присвоить им классный чин и снабдить положенной экипировкой. Об этом Кристина сейчас очень пожалела.
        При ней, как и у всех её подруг, был только довольно примитивный маячок, позволявший руководителям базы на Таорэре пеленговать местоположение каждой из его владелиц и отслеживать их перемещения по территории, а курсанткам передавать на главный Шар и друг другу некоторое количество условных сигналов на десять-пятнадцать километров, в зависимости от рельефа местности. Такие опознаватели выдавались сразу по зачислении в Школу и до выпуска все они находились под круглосуточным контролем, как окольцованные радиобраслетами дикие звери или опасные преступники.
        Оказавшись на Земле, вне досягаемости Дайяны, они продолжали их носить, скорее в качестве талисманов, памяти о прежней жизни, ну и на всякий непредвиденный случай, который настал только теперь.
        Кристина, оказавшись в гостях у дедушки Хаима, решила послать сообщение Анастасии. До этого всё представлялось до крайности простым. Сопроводить Ибрагим-бея до явочной квартиры, оттуда позвонить Насте на один из трёх телефонов, установленных в заранее обусловленных местах, и дальше действовать по обстановке.
        Кристина не была посвящена в тонкости операции, даже не догадывалась о том, что все планы их непосредственного начальника - Валерия Павловича Уварова, посыпались, как карточный домик. Она считала, что всё идёт как надо. Анастасия - та знала, что они вынуждены работать по запасному, почти невероятному варианту, тем не менее предусмотренному проницательным подполковником. Он даже поручил ей, «в случае чего», самостоятельно вывозить Катранджи из Одессы: в Херсон, Николаев, куда получится, но не в северном направлении, и потом напрямую связываться с Тархановым или Ляховым.
        Сейчас назначенное место буквально в десятке шагов, но попасть туда не удаётся. Она была всего лишь недоучившейся кандидаткой в координаторы третьего класса, не имеющей при себе главного инструмента принятия решений - Шара. Приходилось мыслить самостоятельно, на своём уровне компетенции, то есть - двадцатилетней девушки-подпоручика, почти лишённой обычного житейского опыта. Пока что выручал громадный набор поведенческих стереотипов, интеллект и энциклопедическая эрудиция.
        Жетон походил на обычный золотой кулон размером с небольшие наручные часы, с откидной крышечкой, под которой помещались три кнопки, имеющие вид камешков - рубина, сапфира и изумруда, каратов по десять в каждом. Почему это выглядело столь изысканно и дорого - неизвестно. Кто поймёт логику инопланетных дизайнеров, творивших тысячелетия назад? Может быть, имелся тут какой-то сакральный смысл, по аналогии с портсигарами, положенными настоящим агентам и агентессам.
        Кристина, как и подруги, оказавшись на Земле, по совету Майи носили маячок на прочной стальной цепочке вокруг талии.
        - Так надёжнее, - сказала их первая здесь наставница. - Не привлекает внимания. С шеи или запястья легче потерять - проверено. Зацепишься за что-нибудь, например. Или - просто сорвут в толпе, бывают у нас такие специалисты… А на поясе - никуда не денется. Вздумаешь перед кем-то обнажаться - всегда можно соврать, что это - священный амулет секты каких-нибудь розенкрейцеров. Вот так, приотпустим цепочку, вот досюда. На пляже - в плавки спрячешь. А что - даже стильно… Прямо Саламбо[Героиня одноименного романа Г. Флобера, карфагенянка.] вылитая.
        Одно неудобство - сейчас вот пришлось проситься в туалет, чтобы воспользоваться прибором.
        Пользуясь ограниченным набором доступных комбинаций, она составила короткое, но понятное подруге сообщение.
        Ответ пришёл сразу же.

«Жди. К вам едут (смысл употреблённых Анастасией символов означал нечто вроде
„сильные, знающие“). Я и Марина в условленном месте. Тоже приедем. Будь настороже, не ошибись (так она истолковала использованный Настей значок)».
        Кристина вышла из «приюта уединения», как это называется в книгах «Тысячи и одной ночи», в совершенно другом настроении. Сейчас она готова была шутить с Василием и его напарником Иосифом, флиртовать, вообще изображать полную отстранённость от не касающихся её проблем. Тем более что такая манера поведения будет работать на выполнение задачи ещё лучше, чем предыдущая. А что? Побыла наедине с собой, осмыслила, согласилась, что старикам - виднее.
        Демонстративно одёрнула юбку, встряхнула волосами.
        - Всё. Пойдём, покажешь, что у вас за вино такое особенное. - И вдруг посмотрела на сопровождающего подозрительно: - А ты таки не подглядывал? Что-то глазки у тебя не так блестят.
        - Да ты шо? - возмутился Василий. - За чем там подглядывать? У тебя и так всё на виду. Только красивее, чем у других девчонок, - он провёл глазами от туфель до талии, не стесняясь, заглянул в декольте. Чего стесняться - для того и сделано. Может, когда там, - он мотнул головой в сторону двора, - разберутся, сходим куда-нибудь? Тут у нас хорошие посиделки можно организовать.
        - Денег хватит? - нагло ответила Кристина.
        - На кабак хватит, - не смутился Василий. - За остальное - неужто потребуешь? Вроде - не твоя профессия. По любви тоже можно…
        - Любовь придумали такие дураки, как ты, чтобы деньги не платить, - нагловато ответила Кристина, вспомнив слова Майи.
        Парень, внешностью никак не соответствующий своему имени, откровенно захохотал. Никогда этой шутки не слышал. Да и вправду, она из другого времени. А у самой Кристины была одна-единственная любовь - Олег Левашов - первая и пока последняя.
        Вернулись к столу, Герта посмотрела на подругу вопросительно. Та кивнула, мол, всё в порядке. Кончай бояться. Полчаса продержимся, и всё. Дальше - не наши заботы.
        Раз так, и со стороны охраняемого объекта тревожных сигналов не поступает, отчего и не потренироваться в общении с людьми, живущими по незнакомым законам и обычаям? И Майя, и её муж, старший над «печенегами», Вадим Петрович Ляхов, именно это и рекомендовал.
        - Девочки, - говорил он им ещё в Кисловодске, и потом в Москве, - жизнь сложна, утомительна, но и очень интересна. Чтобы ей соответствовать, учитесь, учитесь и учитесь, как говорил великий вождь. (Впрочем - «великий вождь» на самом деле сказал Ляхов-Фёст. Секонд употребил бы - «один из красных вождей». Но девушки разницы между этими аналогами не видели и не могли увидеть.).

«Давайте поучимся», - подумала Кристина, садясь рядом с Гертой.
        - А вам, неназвавшаяся, - спросил, - не нужно туда же?
        Исходя из уроков хорошего тона, Герта собралась возмутиться, но Кристина сделала минималистический жест, уловимый только аггрианкой же. Иди, мол, и задержи его там минут на десять.
        - Спасибо, нужно, а зовут меня Герта, чтобы больше глупых вопросов не возникало.
        - Почему же глупых? - возмутился Иосиф.
        - Я по дороге объясню, - с тевтонской надменностью, странно сочетавшейся с чёртиками в глазах, церемонно ответила та.

«Правильно, - подумала Кристина. - Главное - тянуть время. А когда наши подъедут, пусть и разбираются».
        Во главе стола Ибрагим разговаривал с Хаимом Мотлевичем оживлённо и вполне благодушно. Значит, и здесь пока опасаться нечего.
        Она приняла из рук Василия стакан тонкого стекла с соломенно-жёлтым вином, которое тот налил из трёхлитрового графина, подождала, пока нальёт и себе, решительно предложила поменяться. Тот с тонкой усмешкой согласился.

«Знаем мы эти штучки», - подумала Кристина и, встав, потянулась к сидевшему через три человека напротив мужчине средних лет. - Налейте мне вот этого, что вы пьёте.
        Тот сильно удивился.
        - Аккерманской самогонки желаете?
        - Её, её. С детства люблю…
        - Ох, ты ж и хитрюга, - уважительно сказал Василий, когда они выпили. Он - стакан вина, она - грамм полтораста зверски крепкого самогона на чабреце и полыни.
        - Служба такая. Это вы тут попросту живёте, а мы с хозяином…
        Она чуть закатила глаза, что означало крутизну Катранджи и полную опасностей жизнь в его окружении.
        Василий сразу поверил и проникся.
        - Слушай, Христя, - сказал он минут через пять, когда, по его расчётам, её должно было начать развозить. - Ты мне свой пистолетик не покажешь? Интересно, с чем девочки в нашем Израиле ходят.
        И положил под столом горячую ладонь ей на колено. Она не стала протестовать. Во-первых - приятно, чисто физически, во-вторых - работает на схему. Зачем возмущаться, выходя из роли? Сильная ладонь поползла выше, пока не упёрлась в край ствола.
        - Ого! Здорово!
        Кристина толчком колена отбросила его руку, а через полсекунды чёрное дуло ствола смотрело ему между глаз. Соседей такой пассаж нисколько не заинтересовал. Люди продолжали выпивать и закусывать, будто только для этого и собрались. А может быть, и вправду именно для этого, появление же чужаков оказалось только привычным, никак ничему не мешающим эпизодом.
        - Ох, ты! Интересная штучка. Никогда не видел.
        И не мог он видеть пистолета совсем из другой реальности. «Глок-18», с магазином на 19 патронов, а весом на двести граммов меньше восьмизарядного «ТТ».
        - Дай подержать…
        Кристина сдвинула предохранитель, протянула пистолет рукояткой вперёд.
        - Имей в виду, второй я достану так же быстро, но уже на взводе. Уловил?
        - Чего уж. Нет, ну, красота. И где же такие делают? Продай, а? Двести рублей дам.
        Насколько Кристина знала, предложенная цена - запредельная. Вышеупомянутый «ТТ», новый, в фирменном магазине - рублей пятьдесят. Так ведь и оружие разное. Если Василий промышляет в околокриминальных кругах, пусть и говорит, что полиция к нему претензий не имеет, один факт обладания такой пушкой способен сильно поднять его авторитет. Именно - факт. На самом деле модель и свойства огнестрела особого значения не играют, как выражался Валентин Валентинович Лихарев. Кое-кто в отряде
«Печенег» с обычным наганом проделывал такое, что двое с «глоками» не сумеют.
        - Щедрый ты, - мило улыбнулась Кристина. - И очень симпатичный. Налей мне ещё
«аккерманской».
        - Да ты шо? Верняком развезёт, ты и не закусываешь даже. Вон, колбаски пожуй - кошерная… - Василий сказал это с долей издёвки, из чего следовало, что сам он к еврейскому племени себя не относит. Да оно и так видно было.
        - Наплевать мне и на ваш кашрут, и на всё остальное, - с должным подъёмом заявила она, употребив и вставив одно русское и одно идишское непристойное слово. Именно так, как следовало обычной двадцатилетней девушке, принявшей сгоряча полстакана шестидесятиградусной самогонки. Сначала раздухарилась, потом развезёт. Пока не развезло, самое то - разводку устроить.
        Правда, если парень - не совсем шлемазл, должен бы сообразить, что охранницы её класса, при таком хозяине ни напиваться, ни вообще распускаться - не могут. Если не сообразил - грош ему цена. А если да, но делает вид - тем интереснее. Аггрианская школа Дайяны всякого рода логикам учила хорошо.
        Она выпила поданный стакан, не глядя зачерпнула ложку синеньких[Южное название баклажанов.] с орехами.
        - Продавать мне ни к чему. А подарить - могу, если что… - вытерев губы салфеткой, сказала Кристина. - Долго слишком Герта с твоим дружком не возвращаются…
        - Тебе-то что? - широко растянул губы Василий. - Может, быстрее нас договорились…
        - Может. Всё может, - она не стала спорить. - Наш дядя никому ничего не запрещает. Вот папа у нас суровый, а дядя - прямо душка. Видишь, как они с вашим дедом сошлись?
        Катранджи действительно сбросил с себя все признаки недавнего тяжёлого хмеля, разговаривал с Хаимом легко и раскованно, шутил, по всему видно, и старый еврей часто смеялся, иногда деликатно, в ладошку, иногда - от души.
        - Так что насчёт - подарить? - вернулся к теме Василий. - Какой в этом раскладе твой кербеш?[Кербеш - выгода, интерес, процент от сделки (жарг.).]
        - Как раз на двести рублей. Ты никого не закладываешь, а просто говоришь, кто вы и что на самом деле здесь и сейчас происходит. Как коллега коллеге. Никто ничего не узнает, кроме нас двоих, ручаюсь. «Глок» - твой. Мне его списать - ничего не стоит. Ваших интересов касаться не собираюсь. Мне свои важнее. А ты, кстати, - вдруг отвлеклась она, полезла в сумочку за сигаретой, - сходи, посмотри. Что-то там действительно процедура затягивается. Вдруг Герта твоему Иосифу невзначай шею сломала? Если б руку - крик бы стоял, - философически завершила Кристина, прикуривая.
        - Тьфу на тебя. Выдумаешь тоже, - небрежно отмахнулся Василий. - Не из тех он, чтобы по-грубому с девушкой. Болтают, наверное, как мы сейчас с тобой…
        Он вертел пистолет в руках, ласкал его пальцами, будто настоящий гипноглиф[Гипноглиф - осязательный наркотик.] , не в силах оторваться. На что и был расчёт.
        - Хорошо, слушай, - осторожно покосился он на соседей по столу. - Или давай перейдём на лавочку, вон там, под сиренью…
        Примерно о том же шёл разговор у Ибрагима со старым Хаимом. В чём смысл случившегося, и какой у кого интерес. Катранджи сейчас чувствовал себя в своей тарелке, или, по-научному выражаясь, среде. Бандит среднего пошиба, держащий некоторую часть города и её (части) криминальную составляющую, неглупый и успешный, раз дожил до своих семидесяти лет в добром здравии и таком же положении импонировал ему.
        На огромной планете Земля, и даже на той её половине, что не принадлежала к
«цивилизованному миру», людей, подобных Хаиму, он знал многие сотни. Одни с ним сотрудничали, другие пытались проявлять самостоятельность. Если их интересы не пересекались, Ибрагим-бей не препятствовал любому жить, как умеет.
        В Одессе субклиенты Катранджи проворачивали какие-то торгово-закупочные операции, но не того масштаба, чтобы попадать в сферу его внимания. Может, по этой причине он и выбрал город у моря как место конфиденциальной встречи с генералом, который вскоре обещал стать главной фигурой на доске или джокером в колоде. Далеко, никому не интересно, а значит, и безопасно. Вышло несколько по-другому. Спасибо тому же генералу и его девицам, иначе мог бы всемогущий паша кормить рыб на морском дне или пребывать в неизвестно чьём узилище.
        - Так на чём мы сходимся, уважаемый Ибрагим Рифатович? - говорил Хаим Мотлевич, невзирая на возраст, наливающий себе и гостю уже четвёртую рюмку сладкой еврейской водки. - Что лично я на старости лет мог бы сделать для вас, и что с того заработать, само собой? Я убедился, что кое-кого из тех людей, что якобы знаете вы, знаю и я. Вы говорите, что самые почитаемые люди старой Одесы не более чем слуги ваших слуг - готов и с этим согласиться. Не понимаю одного - почему мы сейчас, рядышком, сидим на ограде Второго еврейского кладбища, как будто у нас на носу очки, а в душе - осень?
        - Оставьте, Хаим. Эту книгу я тоже читал[И. Бабель. «Одесские рассказы».] . Человек, жаждущий ответа, должен запастись терпением? Человеку, обладающему знанием, приличествует важность? Всё это вздор. Вы знаете, что случилось сегодня у
«Потёмкина»?
        - Знаю. Поэтому вы здесь и мы с вами разговариваем. Поэтому мои мальчики не пустили вас туда, куда вы так стремились, - он указал рукой в сторону недалёкого дома с явочной квартирой. - Там вас наверняка бы повязали. В том доме есть только одна квартира, на которую вы могли надеяться, так она давно числится за жандармским управлением…
        - Неужели? - вполне натурально удивился Ибрагим.
        - Можете мне поверить.
        - И для чего я, по-вашему, нужен жандармскому управлению? Наши пути никогда не пересекались, и этот адрес мне дали очень надёжные люди. Я скорее готов поверить, что ошибаетесь вы. Если не хуже… Не странно ли, что ваша… хаза, хавира, не помню, как правильнее - окно в окно с жандармской?
        - Рядом с фонарём - темнее всего, - назидательно промолвил Хаим. - Да и жандармы с уголовной полицией - совсем разные ведомства. Что интересно одним - ни к чему другим, и наоборот.
        - Так на чём мы сойдёмся? - ответил Катранджи Хаиму его же вопросом. Ему надоело и застолье, и хитросплетения ничего не значащих слов.
        - Если вам нужна настоящая помощь, мы сделаем. Вывезем, куда скажете, если что-нибудь другое - тоже.
        - За какую плату?
        - Бесплатно. Просто пометьте у себя в книжечке, если вы вправду тот человек, за кого себя выдаёте, что живёт по такому-то адресу старый еврей Штаркер, и передайте всем, кто готов вас слушать, что с ним можно иметь дело. На худой конец - не нужно ему мешать. Только всё это будет иметь интерес, если вы по правде чего-то стоите. А я этого так пока и не понял…
        На этом месте Ибрагим рассмеялся. Совершенно искренне, от души. Ему захотелось немножко побыть в роли Гарун-аль-Рашида. Кроме того, Хаим ему просто понравился. Это же надо, так лихо, под видом дружеской помощи захватить в плен ЕГО, и после - спокойно торговаться. Ну что же, пусть так. Посмотрим: стоит ли он чего-нибудь, как здешний авторитет? А если стоит - пригодится ли в будущем?
        - Насколько вы способны контролировать не самую законопослушную часть Одессы? Вы, простите, не выглядите таким уж сильным человеком?
        - А вы? Особенно сейчас. Вы ведь у меня в гостях… - продолжение подразумевалось.
        - А вы, в свою очередь, не задумались, что, махни я рукой, сейчас здесь не было бы ни одного живого человека? Вон, видите, моя девочка любезничает с вашим мальчиком? Тридцать шесть выстрелов из двух стволов она сделает за полминуты. И все - в цель. Вторая - столько же. За этим столом людей гораздо меньше. Спросите у тех, кто был сегодня возле «Потёмкина», как там насчёт жмуриков? И с какой стороны? Да, с какой? Это очень важно, с какой…
        И тут же, не давая хозяину опомниться, властно приказал:
        - Велите подать телефон!
        Старинного вида чёрный аппарат на длинном-длинном шнуре немедленно принесли.
        - Звонок - за ваш счёт, - якобы шутки ради сказал Катранджи, и Хаим вежливо хихикнул. Мол, всё понял. На самом деле, Ибрагим имел в виду несколько другое, но до поры объяснять не стал.
        Иерусалим ему дали через минуту. Сотрудник тамошнего офиса по условной фразе сразу узнал хозяина.
        - Ну-ка, парень, живенько подними мне всё, что у нас на… - Он повернулся к старику, резким тоном спросил: - Под кем ходишь? Фамилия, погоняло…
        - Эфроимсон, Лазарь Менделевич. Сенатор.
        Катранджи назвал клерку оба имени.
        - На всё пятнадцать минут. После этого пусть куратор перезвонит мне и Эфроимсону. А тот тоже мне. На этот же номер. Ясно? Исполняйте…
        Быстрота и натиск гостя произвели на Штаркера впечатление. Пожалуй, чрезмерное.
        - Вы хотите сказать, что Лазарь Менделевич сам станет звонить мне? Неизвестно с какой радости? И что он потом скажет, и что я ему отвечу? Сдаётся, сейчас я сделал большую ошибку…
        - Перестаньте ныть, реб Хаим. Вы сейчас сделали самый крупный гешефт в своей жизни, и сами этого ещё не поняли. Если ваш Сенатор хоть что-нибудь из себя представляет, вы вместе с ним получите такие шансы… - Ибрагим зажмурился. - Но если нет - так нет. На этом закончим переливать из пустого в порожнее и немного подождём. Расскажите пока что-нибудь интересное за Одесу, я слишком давно тут не был…
        Катранджи стало легко на душе и даже весело. Ещё две недели назад он не думал, что жизнь снова приведёт его в Россию, а вот привела, при довольно странных обстоятельствах. И он неожиданно опять ощутил себя почти тем же нормальным питерским студентом, чьей национальностью, происхождением и положением на родине никто не интересовался. Он был своим среди своих. И внутренний голос ему подсказывал, что всё может повториться. Не по Гераклиту, по марксо-энгельсовской спирали. Почти то же самое, но на другом совершенно уровне.
        На дальнем конце стола вдруг возник какой-то шум. Несколько вскриков, звон бьющейся посуды. И сразу, как здесь принято говорить - вселенский хай.
        Ибрагим выдернул из заднего кармана пистолет, вовремя возвращённый Кристиной, глянул на хозяина бешеным взглядом, упёр ствол ему в бок.
        - Что такое? Почему?
        Штаркер закричал неожиданно зычным голосом. Словно боцман парусника, командующего в шторм матросами на реях.
        Мгновенно всё стихло.
        Катранджи толкнул хозяина:
        - Пошли, посмотрим…
        Картинка обрисовалась интересная.
        Тот, кто назвался Василием, сидел на земле, обеими руками зажимая лицо и тихонько поскуливал. Между пальцами сочилась кровь, и довольно обильно. Над ним стояла Кристина, держа свой «глок» за ствол.
        - Что случилось? - спросил Ибрагим, опережая Штаркера.
        - Этот придурок попросил у меня посмотреть пистолет, - как отличница на уроке, ответила девушка. - Я дала. Он попросил продать. Я сказала, что могу и подарить, если он расскажет, для чего весь этот цирк и кто его устроил. Он согласился и предложил поговорить в сторонке. И вдруг направил пистолет на меня. Сказал: «Это ты мне, сучка, всё расскажешь, или…» Я захотела отобрать у него оружие, тогда он два раза нажал на спуск. Правда, целил в ногу. Пистолет не выстрелил, я его у него забрала. Всё.
        Штаркер обвел гневным взглядом окружающих.
        - Так?
        Ему ответили, что слов они не слышали, но со стороны примерно так всё и выглядело.
        - И что это означает, любезнейший? - Нейтральный вопрос. Но голос турка прозвучал достаточно серьёзно.
        - Пока не знаю. Но выясню немедленно… - Движением головы он указал на Василия.
        Пока того поднимали под локти, из тени коридора вышла Герта. Перед ней с руками на затылке, спотыкаясь, двигался Иосиф. Штанины с вырванной ширинкой едва держались на поясном ремне, практически по отдельности.
        - Нет, милейший, - снова сказал Катранджи, с лёгкой издёвкой, - у вас действительно чёрт знает что происходит… Тебя тоже хотели обидеть? - обратился он к Герте.
        - Да они тут все ненормальные какие-то. Только я присела на унитаз, он сорвал крючок и набросился, навалился сверху. Я сначала подумала - насиловать прямо здесь хочет. А он обеими руками - за пистолеты. Я его - за то самое место. Хотела сразу оторвать, но только сжала посильнее. Он даже заплакал. Я отпустила и велела идти сюда. Он пошёл. Это всё.
        Разразиться хохотом и скабрёзными криками, как требовала достаточно комичная ситуация, полутора десяткам обитателей Молдаванки помешали стволы в руках у Катранджи и Кристины, но более всего - лица девушек-телохранительниц. Совершенно безмятежные, без малейших признаков злости, агрессивности, хотя бы обычного боевого азарта и высокомерности победительниц. Ничего.
        Спокойная удовлетворённость людей, хорошо сделавших обычное, привычное, ничуть не героическое дело. Пробитое колесо на машине заменить, коров подоить…
        Ибрагим смотрел на Герту. В её облике - никаких следов только что случившегося эксиденса. Костюм в полном порядке, даже причёска. Значит, хватило нескольких минут, чтобы и с нападавшим справиться, и себя в порядок привести. Прежнее чувство сменилось другим. К восхищению примешивался почти мистический страх. Не на этих девушек направленный, обращённый совсем в другие сферы.
        - А я ведь вас предупреждал, - мягко, но с металлом в голосе сказал Ибрагим Штаркеру.
        - Я тоже предупреждала бабушку в трамвае, - легко вмешалась в разговор старших Кристина. - Зачем, спросила, на Молдаванке трупы? Передайте, кому положено.
        - Она передала, я не сумел правильно объяснить, - сокрушённо склонил голову Хаим.
        - Этих - убрать, - он брезгливо отмахнул рукой. - Потом разберёмся. А вы, Ибрагим Рифатович, простите, если можете. Пойдёмте, телефонного звонка подождём. Вы, девушки, с нами…
        Остальным, якобы гостям, заполнявшим двор, велел продолжать застолье, но - чтобы ни звука.
        - Так почему пистолет не выстрелил? - спросил Катранджи Кристину, когда они вчетвером расселись во главе стола, как равные. Ривка и Сима стремительно меняли приборы и тащили очередные подносы с тарелками, мисками, горшочками.
        - Я похожа на дуру, дядя Изя? Долго из полной обоймы патроны вытряхнуть? Для чего и в туалет выходила… А разницу в весе без хорошего опыта у чужого ствола не заметить.
        Ибрагим довольно кивнул, а Штаркер съёжился.
        - Поверьте, Ибрагим Рифатович, ничего такого никому не приказывал. Велел глаз не спускать - это да. Но ни слова больше.
        - Ваша забота, - небрежно ответил Катранджи.
        - Имейте в виду, - минуя его, прямо обратилась Кристина к Хаиму, - минут через пять сюда могут подъехать ещё две наших девушки и два других человека. Ошибка не повторится?
        - Да ни боже мой! - интересно, как кадровый еврей легко употребляет присказки совсем другой конфессии. Впрочем, на то она и Одесса: здесь смешалось то, чему смешиваться вроде как совсем нельзя.
        Телефон зазвонил резко, пронзительно и отрывисто, как это принято в международной связи. Катранджи снял трубку, выслушал доклад с той стороны.
        - Хорошо, - и отсоединился. - Первый экзамен вы выдержали, Штаркер. Подождём результатов второго. Скажите, кстати, у вас найдётся место, где мы сможем побеседовать с вами и кое с кем ещё по-настоящему конфиденциально? Без малейших опасений?
        - Да здесь и можем. С гарантией… - и осёкся, встретившись взглядом не с Катранджи даже, с Кристиной.
        Звук подъехавших с до предела сброшенными оборотами моторов автомобилей за общим шумом не расслышал никто, кроме неё и Герты.
        Девушка перевела свои глубокие, чарующие глаза на Ибрагима и с потешной миной глубоко вздохнула. Только что руками не развела.
        Калитка открылась, в неё вошли Уваров и Окладников, во всем блеске военной формы. Тремя шагами сзади - Анастасия и Марина.
        - Вот и вся ваша гарантия, - спокойно констатировал Катранджи. - Если это, допустим, жандармерия, вы нас защитили?
        - Если бы это была жандармерия или полиция - я бы вас точно защитил. Вернее сказать - они бы сюда без предупреждения и не приехали. А если приехали и вошли без шума - их заслуга, но немножко и наша…
        - Умеешь ты выкручиваться, - отпускающе махнул рукой Ибрагим. - Но нам как раз такие нравятся. Присаживайтесь, господа офицеры, - он даже встал навстречу Уварову. - И прекрасные дамы. От всей души благодарю за ваши труды. - Сказать
«благодарю за службу» он права не имел.
        - Не говоря о высоких материях, прошу иметь в виду, что моё слово, данное милейшим девушкам, украшению нашего стола, распространяется и на вас. Независимо от долга службы.
        Уваров посмотрел на Анастасию, на Кристину. Первая пожала плечами, вторая кивнула. Всё в порядке мол, знаю, о чём речь.
        Телефон зазвонил снова. Уже - по местной линии. Ибрагим указал глазами Штаркеру - бери, это тебя.
        Тот сколько-то времени слушал, отвечая междометиями, потом, вытерев пот со лба, ответил:
        - Спасибо и на этом. А как там дальше повернётся… Передаю трубку.
        С Сенатором Катранджи говорил совсем недолго. Назвал несколько сочетаний цифр, пару раз хмыкнул в ответ на какие-то слова.
        - Одним словом - на всё вам полчаса. Тогда и продолжим.
        Удовлетворённо и даже расслабленно вздохнул, опустив трубку на рычаг. Чего ему теперь опасаться? С ним уже четыре девушки и два боевых офицера. И главный смотрящий Одессы скоро приедет. Глядишь, с его помощью он размотает все непонятки раньше генерала. Легче будет дальше вести переговоры с Игорем Викторовичем, а там, глядишь, и с самим Императором.
        - Вам, господин подполковник, эта форма идёт больше, чем смокинг метрдотеля, - повернулся он к Уварову.
        Тот кивнул по-гвардейски, несколько утрированно благодаря за комплимент.
        - Вы бы позвонили вашему шефу, - сказал Катранджи, - что у нас всё в порядке и он может не беспокоиться. А то ведь переживает, наверное.
        - Непременно будет исполнено, - снова наклонил голову Валерий.
        - Пока присаживайтесь, закусите, чем бог послал, - тоном хозяина предложил Ибрагим. - Теперь я окончательно почувствовал, что основные неприятности позади. Можно и поразвлечься. Тем более - у вас всех есть все основания быть довольными сегодняшним днём…
        Кристина загадочно улыбнулась всем сразу, а Уварову почти фривольно подмигнула, наслаждаясь мгновенно посуровевшим лицом Анастасии.
        Лазарь Менделевич Эфроимсон оказался мужчиной возрастом около пятидесяти лет, явно за собой следящим. Крупный, но не толстый, подтянутый, в очень недешёвом костюме, регулярно посещающий хорошего парикмахера. Пышная каштановая шевелюра без намёка на седину модно подстрижена и уложена волосок к волоску.
        Весьма приличный господин. Со всеми присутствующими поздоровался с достоинством, без подобострастия, не выразив ни малейшего удивления пестротой собравшейся компании, хотя удивиться было чему. Два офицера армейской и морской пехоты, четыре девушки-красавицы и неопрятный жлоб, он же заграничный миллиардер (и не только), в окружении колоритной молдаванской публики.
        Если обстановка до конца непонятна, но находишься всё-таки на своей территории, некоторая доля непринуждённой наглости не повредит. Как задел на будущее, если всё пойдёт, как представляется, и позиция, с которой нетрудно отступить в противоположном случае.
        - И что же у нас такого приключилось, если пришлось договариваться о встрече аж через Иерусалим? - спросил он, устраиваясь на стуле между Штаркером и Катранджи. Остальные участники застолья, «местные жители», исчезли так быстро и бесшумно, словно их тут никогда и не было. Только Ривка и Сима задержались на несколько минут, чтобы в очередной раз убрать со столов лишнюю посуду и подать гостям свежие приборы.
        Уваров с Окладниковым сидели по правую руку от Ибрагима, девушки - по левую от Штаркера. В результате новоприбывший оказался под прицелом шести пар глаз. Если юные валькирии не выражали взглядами ничего, кроме любопытства по поводу очередного явления природы, то от офицеров Эфроимсон предпочёл бы оказаться как можно дальше.
        Подполковник в форме строевого пехотного офицера смотрел на него с улыбочкой, очень нехорошей. С ней же он мог бы приказать своим солдатам расстрелять его, и кого угодно другого, небрежно похлопывая стеком по голенищу сапога. А второй, капитан Очаковской морской пехоты, земляк, можно сказать, даже не пытался как-то маскировать свои чувства. Видно было, что он давно и тяжело ненавидит всех, принадлежащих к миру Молдаванки и окрестностей. Или были у него на то какие-то личные причины (что совсем не исключено), или он просто считал всех, избравших не тот жизненный путь, которым следовал сам, отребьем человечества, не заслуживающим права на жизнь.
        Лазарю Менделевичу стало зябко на душе. Очень наглядно в карих глазах морского пехотинца высвечивалась библейская истина: «Все мы в этой жизни лишь прохожие». Он, всесильный хозяин Одессы и прилегающих территорий, тот, кому беспрекословно подчиняются около ста тысяч человек, весь мир «деловых», «фреев» и «шестёрок», а также все, хоть раз имевшие неосторожность соприкоснуться с этим великолепным тайным миром, в глазах капитана с жалким жалованьем - дерьмо. Скомандуют ему, или скомандует он сам - «пленных не брать!», и никакими деньгами, никакими мольбами от этого беспощадного приказа не откупишься.
        И ещё одно понял Эфроимсон - эти два офицера сегодня были в бою. Именно там, на бульваре и возле Потёмкинской лестницы. Он уже знал, что среди убитых восемь нападавших и трое - государственных людей, неважно, какой служебной принадлежности. До тех пор, пока не отомстят за товарищей, эти вояки не успокоятся.
        Значит, он сделает всё, чтобы такая туча ушла с его горизонта.
        - У вас бы лучше спросить, уважаемый, - ответил на вопрос смотрящего Катранджи. - Когда последний раз в центре города у вас случался такой шухер?
        - Да и не припомню, честно говоря. Лет тридцать назад что-то похожее было, так аж на самой Пересыпи, а в центре - с Гражданской войны не случалось, пожалуй.
        - Договоримся следующим образом. - Ибрагим, давая понять, что обо всех предыдущих недоразумениях забыл и желает начать отношения с чистого листа, поднял свою рюмку и жестом предложил всем сделать то же самое. - Вы, Лазарь Менделевич, вы, Хаим Мотлевич, с помощью всех ваших людей за два дня выясните, что и как в вашем прекрасном городе случилось без вашего ведома (непорядок, согласитесь), установите виновных и причастных, после чего объясните происшедшее мне. Так, чтобы я правильно понял, с одного раза. До кого сумеете дотянуться - возьмите и спрячьте в надёжном месте. Мы с подполковником посмотрим и решим - что с ними дальше делать.
        Он посмотрел на Уварова. Тот одобрительно кивнул, не тратя время на слова.
        - Российские власти, безусловно, предпримут все необходимые, с их точки зрения, меры, я не сомневаюсь… Но меня интересует то, что сумеете найти вы. От этого будет зависеть вся дальнейшая наша с вами совместная деятельность. Или - на ваше место найдутся другие персонажи. Вы видите, насколько сегодня тесны мои отношения с государственной властью? Я это не стесняюсь говорить при очень высоких людях из Москвы. Советую оценить. На этом встречу высоких договаривающихся сторон считаю оконченной. Господин подполковник, - обратился он к Валерию, как к старшему здесь по званию, - скажите Лазарю Менделевичу, где нас можно будет разыскать в пределах обозначенного мной срока.
        Уваров назвал несколько номеров телефона. Этого достаточно.
        - Тогда мы поехали. Счастливо оставаться.
        Теперь, считал Валерий, опасаться им в Одессе больше нечего. Их автомобили сопроводил довольно приличный кортеж из трёх легковых машин и десятка очень крутых мотоциклистов, ехавших, впрочем, не кучей и не строем, а вразбивку, перекрывая сразу несколько кварталов впереди и позади. Эти крупные, наглые, устрашающего вида парни на тысячекубовых кроссовых «Днепрах» и «Уралах» способны были внушить уважение инспекторам дорожной полиции в любом чине, не говоря о мирных автовладельцах. Им и было поручено почти демонстративно обозначить патрулирование дома, где остановились Чекменёв, Катранджи, и Уваров с девушками. До особого распоряжения «молдаванским мальчикам» постов покидать было не велено, но никто не запрещал им сменяться по свободному графику. Так что центр Одессы имел удовольствие всю ночь слушать рокот сотни мощных мотоциклов, хаотически перемещавшихся по улицам и переулкам. Но - никаких безобразий. И с заполнившими город военными разъездами у них недоразумений не возникало.
        Настенные часы отбили полночь. Катранджи смыл с помощью Кристины и Марины идиотский грим, принял душ и отправился спать в отведённую ему комнату. Девушки вчетвером устроились в соседней. Только после этого Уваров, сам уставший до невозможности, не меньше, чем после варшавского рейда, с ощущением песка из пустыни Кара-Кум в глазах, доложил генералу факты минувшего вечера и свои предварительные соображения на грядущий день.
        - Позвольте и мне, Игорь Викторович, минут триста ухо придавить. Могу даже, как в карауле, не раздеваясь. Расстегну две верхние пуговицы и сапоги стяну до середины голенища.
        - Не надоело дурака валять? Или мне теперь до конца дней, твоих или моих, предстоит выслушивать вариации на тему всех бывших, действующих и проектируемых уставов?
        - Это уж как сложится, ваше высокопревосходительство. Жизнь у нас с вами, конечно, не слишком комфортная, так нас ведь на службу никто силком не тащил…
        Чекменёв понял, что так действительно всю жизнь и будет. Не даст ему спокойной жизни граф Уваров. Если… Если только не настоять перед Императором, чтобы спровадил тот наглеца, в соответствии с титулом и заслугами, военным агентом[Военный агент - российское название должности военного атташе посольства при иностранной державе.] в какую-нибудь Бразилию или Аргентину. Должность там генеральская, а личные контакты будут сведены максимум до одного-двух в год. В худшем случае.
        - Да, иди, конечно. Я тоже посплю. Пока тебя не было, я связался с Тархановым. Завтра он прилетает во главе спецгруппы. С особыми полномочиями.
        - Куда уж особее, чем есть? - безразлично спросил Валерий, которому начальственные игры смертельно (в буквальном смысле) надоели.
        - Бывают, бывают, - заверил его генерал. - Ты давай, иди, но до прибытия Тарханова расскажешь мне всё про твоих девушек. Тут вы меня в тупик поставили, честно признаю… Могли бы и раньше доложить про столь ценное приобретение.
        - Это не ко мне вопрос… Круг моих полномочий вы знаете.
        - Как не знать. И круг знаю, и твои возможности знаю. Давай лучше, завари себе и мне кофе или чай по-адмиральски и по-быстрому изложи, что с этими девицами и как, откуда взялись… Минут в десять уложишься, и спи, сколько влезет…
…Уваров рассказал генералу не так уж много, лишь самую суть, могущую представлять интерес на его уровне компетенции. Но всё равно доклад подполковника Игоря Викторовича заинтересовал весьма и весьма. С разных точек зрения. Пусть он официально отошёл от дел, но не случайно его пост начальника Разведупра оставался вакантным. Ставить на него любого, пусть даже вполне надёжного, проверенного и лично ему преданного человека он не хотел. Лучше оставить как есть. Тарханов - первый зам. Стрельников - второй с правами первого. Есть ещё три по разным вопросам. Как-то так сложилось, что были все уверены, будто фактический начальник в природе существует, но вроде поручика Киже - фигуры в данный момент не имеющий. Бубнов - возглавляет отдел спецконтроля, формально тому же Тарханову подчинённый, но на деле - скорее Ляхову. Сам Ляхов - по-прежнему слушатель Академии, он же императорский флигель-адъютант, он же куратор Тарханова по линии вновь восстановленного в прежнем качестве военно-исторического клуба «Пересвет».
        Сильно всё закручено и запутано (для посторонних, чтобы труднее вмешиваться было), но схема работает. Причём - что главное - помимо всех перестраиваемых под нового самодержца и вновь создаваемых общегосударственных структур. Нет, Византия из нашего естества никуда не девается, невзирая на почти трёхсотлетние попытки устроить жизнь в общеевропейском духе. Никак не выходит и не может выйти - не в Швейцариях живём!
        А затея у Ляхова вышла знатная, верен себе Вадим Петрович. Хорошо, что все неясности в отношении него давно рассмотрены и признаны несущественными. Можно использовать его способности, явные и скрытые, без опаски и для пользы общего дела.
        Чекменёв прикрыл глаза и начал реконструировать, облекать в плоть и кровь живых подробностей доложенную Валерием схему. Не девушки, а настоящие кошки. Сегодня он мельком увидел четверых. Дело своё они исполнили блестяще, Катранджи не смог скрыть восхищения, а оценка такого человека - дорогого стоит, пусть и эмоциональная. Уваров фактическую сторону изложил в обычной своей манере: «Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем». От этого картинка приобрела объёмность.
        Да, кошки сиамские. Не дурак был тамошний король. Двести особей, и никакой гвардии для охраны дворца не нужно. Государю Императору Павлу первому, Петровичу, в Михайловском замке его примеру последовать - мог ещё лет тридцать процарствовать, и Мальту бы присоединил к Империи, до войны двенадцатого года не допустил. Так то
        - обыкновенные кошки, бело-кофейные, а если вот таких, как их предводительница Анастасия - тоже двести?
        Чекменёв медленно уплывал в глубину наконец посетившего полунаркотического сна, и перед глазами мельтешили кошки-девушки, девушки-кошки и совсем уже непонятные цветозвуковые химерические видения…
        Валерий, сообщив Чекменёву всё, что мог и хотел, ушёл на кухню, почти с отвращением выкурил неизвестно какую за этот бесконечный день сигарету, устроился тут же на диване под раскрытым окном. Внизу на улицах - полная тишина, удивительно даже. Только изредка рокочет на малых оборотах проезжающий мотоцикл, визжит вдалеке на повороте колёсами по рельсам трамвай.
        Уваров закрыл глаза, натянул на голову одеяло, и через несколько минут с удивлением понял, что сон не идёт. Только что казалось - едва донесёт голову до подушки, тут и отключится без сновидений, что у него получалось даже сразу после настоящего боя. А сейчас - никак. Лезут разные непрошеные мысли, в том числе и о Насте, спящей сейчас вместе с подругами в соседней комнате. А если б здесь, рядом с ним? Диван узковат, да уж поместились бы…
        Он ещё поворочался с боку на бок, перевернул подушку прохладной стороной вверх - никакого результата. Пришлось снова встать, налить ещё рюмку. Испытанное средство.
        И - опять ничего. Буквально ни в одном глазу. Или действительно сегодняшняя нагрузка оказалась сильнее любой из ранее пережитых, или тревога за любимую девушку, его же приказом брошенную в водоворот событий, не каждому профессионалу посильных. Прямо как у Пушкина: «Воспоминанья предо мной свой длинный развивают свиток… И с отвращением читая жизнь свою…»
        Всего только и удалось, на минутку уединившись, обнять, поцеловать, сказать несколько слов, и снова их отвлекли непрерывно мельтешащие вокруг люди. И никакого просвета до самой Москвы не ожидается.
        Глава 11

…Месяца два назад Уварова пригласил к себе в Кремль полковник Тарханов. Поговорили о делах текущих, порассуждали о том, что в ближайшие несколько лет ни отдел
«Глаголь» со всеми отрядами «Печенег», ни старую Гвардию реформировать и включать в новые общегосударственные структуры не стоит. Здесь они были вполне солидарны. Уваров, пользуясь случаем, аккуратно намекнул исполняющему обязанности, что два-три новых отряда развернуть невредно.
        - Мобилизационные возможности у нас возросли, финансовые - тем более. Давайте попробуем, Арсений Николаевич… Тревожно мне, хоть верьте, хоть не верьте. Случись чего - лишние несколько хороших рот могут больше, чем строевая территориальная дивизия сделать. Сами лучше меня знаете. И для офицеров Экспедиционного корпуса, выводимого из дальнего зарубежья, работа найдётся, не всем же из спецназа в интенданты переходить захочется…
        - И у тебя должность сразу полковничья станет, - сказал, без стука входя в дверь кабинета, полковник Ляхов, в обычной форме слушателя третьего курса, без всяких аксельбантов, орденов и планок.
        - Селектор у адъютанта отчего-то включен, - тут же пояснил Вадим Петрович, отметая мелькнувшую у Уварова мысль о подслушивании. - А самого - нету. Мышей перестаёшь ловить, Сергей Васильевич? (Как-то так сложилось, что Тарханова называли то так, то этак, в меру личной приближенности или оперативных соображений. Хотя по основным документам он всё же проходил Тархановым С. В.).
        Сергей взглянул на пульт селектора и, выматерившись, хлопнул ладонью по кнопке. И вправду непростительно. Сейчас-то ладно, а если в другом случае повторится?
        - А ты его вообще отключи на хрен, - посоветовал Ляхов. - Звонком адъютанта вызовешь, ничего с ним не сделается, лишний раз пробежаться… Но я не об этом.
        Полковник вальяжно расположился в кресле, спиной к окну.
        - Валерий прав, но скромничает. Не два отряда - пять нам очень даже пригодятся. Главное - запретить некому, по причине отсутствия внятного руководства. Десять отрядов - полноценная бригада, по фактическим возможностям равная армейскому корпусу, а заодно и нескольким окружным охранным управлениям. Без тяжёлой техники, правда, так я по своей линии всегда эти вопросы могу, где надо, порешать. Добавят нам в условные планы развёртывания танковый, вертолётный и два моторизованных полка оперативного подчинения - гуляй, Ваня! Знаю даже, какие именно, с командирами за рюмкой обмозговывали. У нас в «Пересветах» больше и заняться нечем. И ты, ваше графское сиятельство, незаметно для окружающих выползаешь на генеральскую должность, как разведчик на высотку…
        Этих слов Ляхова, как и многое другое из сказанного тот раз в кабинете, Уваров, естественно, Чекменёву не передал.
        Затем Вадим Петрович, как бы ни с того, ни с сего, без всякого предварительного подхода, кроме как испрошенного у хозяина «гвардейского тычка» (у Императора научился), предложил один из новых печенеговских отрядов сделать чисто женским. И уловил на лицах собеседников тень непонимания - зачем, мол, такое? В случае чего подходящие к конкретному заданию девушки всегда найдутся в управлении, а отдельный отряд… Странно даже. Что, к примеру, они станут делать большую часть нормальной службы, специфических качеств не требующей, но женскому организму противопоказанной психологически и физиологически.
        - Примитивно мыслите, господа, - развеселился Ляхов. - Строевики, тудыть вас туда, куда отцовский вестовой всех окружающих посылал, после окончания загиба непременно добавляя: «Господ штаб-офицеров не касается»[Штаб-офицеры - чином от капитана (старшего лейтенанта флота) до полковника (капитана 1 ранга).] . Девицы для разовых поручений или там оперативных игр - это совсем одно, а спаянное боевое подразделение - совсем другое. Не мне объяснять вам, граф, строевому офицеру, что надёжнее: собственная разведрота в полку, которую вы поштучно собрали и не первый год тренируете «под себя», или временно приданный взвод с «бору по сосенке», пусть даже от щедрот насуют в него лучших спецов из дивизионных и корпусного разведбатов… Не так?
        Тут возразить было нечего. Уваров великолепно знал, насколько трудно и, главное - утомительно для психики командовать сводными частями. Особенно - на опыте последней польской кампании.
        Он ещё раз подивился удивительным талантам Ляхова: никакой не офицер, лекарь из запаса, а в тактическом да и стратегическом мышлении любому кадровому полковнику фору даст. Что значит общее качество личности и знание психологии! Медики - они в массе такие. Если человек им понятен изнутри, во вскрытом виде лежащий на операционном столе, так и в здоровом виде - не менее.
        И тут же Валерию вспомнился военврач третьего ранга Терёшин Александр Алексеевич. Именно благодаря натуре и знанию всяческих подводных течений, имеющих место на службе, помогший Уварову - затюканному поручику захолустного гарнизона стать тем, кем он есть сейчас[См. роман «Бремя живых».] . И охватил его стыд. Настоящий, глубокий, ничем не компенсируемый. Александр ведь ему тогда впрямую сказал: «Если у тебя сложится, ты меня не забывай. Позвони или письмишко черкни. Из Африки ли, из Пентагона. Договорились?» И что в итоге? Терёшин наверняка читает (а что ещё в глухом гарнизоне делать?), все исходящие приказы, не только циркулярные, а и публикуемые в журнале «Русский инвалид». Там было и о его награждении Георгием, и не только, и о производстве в чины… А Саша так и сидит в своём БМП[БМП - бригадный медицинский пункт.] , изнывая от тоски, бесперспективности жизни и злости на неблагодарного товарища. А что можно сделать? Да вот что - пронзила мысль.
        - Мы, господин полковник, предложенную вами идею обсудим пятью минутами позже. А сейчас можно - личную просьбу? Первую за всё время совместной службы. - Валерий опять не удержался от лёгкого ёрничества: - Многие, достигая чинов и званий, склонны забывать о тех, кому обязаны не токмо продвижением, а и самой жизнью моментами…
        - Это ты о ком? - удивился Тарханов?
        - Тост, что ли, собрался произнесть? - проявил б?льшее понимание момента Ляхов.
        - Тост тоже можно, если нальёте. Но перед тем как… - он выдержал паузу, - прошу обещания безусловно выполнить мою скромную просьбу. Абсолютно сейчас вашей властью исполнимую, Арсений Николаевич, и уж тем более вашей, Вадим Петрович…
        - Чего это он? - весело воззрился на Тарханова Вадим, разливая меж тем извлечённый из сейфа Сергеем коньяк, недопитая бутылка которого покрылась исторической пылью ещё с начала московских событий.
        - Да обычно с таким настроением у старшего начальника руки его дочери принято просить, - показал Тарханов, что и он не чужд юмора.
        - Вроде того, - глубоко вздохнул Валерий. И рассказал ту самую историю. Она вызвала похожую, но не совсем одинаковую реакцию у двух действительно почти всесильных на сей момент полковников.
        У Тарханова - скорее служебную, а у Ляхова - эмоциональную. Очень он ярко представил себе жизнь и настроения коллеги (пятнадцать лет, представьте себе!), тянущего гарнизонную лямку. Дослужившегося пусть и до бригадного врача и обречённого уйти в отставку максимум подполковником. Чистый Жюль Верн -
«Пятнадцатилетний капитан»! И уже второй год ждущего, не поможет ли и ему чем товарищ, которого он из этой дыры вытащил.
        - Чего же ты хочешь? - спросил после короткой общей паузы Тарханов.
        - Пусть кто-нибудь из вас снимет сейчас трубку нужного телефона, и прикажет направленцу Главупраформа[Главное управление по формированию Российской армии.] по Туркестанскому округу - сегодня же, самолётом командировать такого-то и такого-то в Москву. В личное распоряжение… Ну, кого хотите. Наверное, удобнее будет в ваше, Арсений Николаевич. А насчёт следующего чина и всего, что можно дать за многолетнюю и беспорочную, включая Владимира третьей степени с мечами - проще вам решить, Вадим Петрович…
        Валерий замолчал, чувствуя, что запал и настрой руководить старшими начальниками у него кончился.
        Ляхов предложил всем выпить налитое и сказал задумчиво, адресуясь в основном к Тарханову.
        - Всё же неплохую молодёжь мы воспитали, ваше высокоблагородие. (При том, что был он старше Уварова всего на пять лет.) Момент-то как выбрал! И куда нам деваться?
        - А я готов взять Терёшина к себе, старшим отрядным врачом. Он, конечно, не вы и не Бубнов, но в общемедицинских вопросах и как человек вполне меня устроит, - уже в пустой след добавил Уваров.
        - Да хватит, хватит, - отмахнулся Тарханов и отдал по телефону соответствующее указание, тоном, не предполагающим дополнительных вопросов: - Да, именно самолётом, любым, хоть специальным, если подходящих рейсовых нет. Завтра в десять жду его у себя…
        - Видишь, Валерий, - с лёгким оттенком назидательности сказал полковник, - «Дульце эт декорум…», как там дальше? - замялся не слишком грамотный в латыни Тарханов.
        - Если в оригинале: «э про патриа море»[В оригинале - «Сладостно и почётно умереть за Родину» (лат.).] , - снова вмешался Ляхов. - Не совсем по делу, конечно, но я твою мысль уловил. Но если продолжить в римском стиле, тогда лучше так: «Бис дат, кви цито дат ад хонорес кауза»[Ляхов, тоже плохо помня институтскую латынь, конструирует на ходу, имея в виду: «Очень приятно дать вдвое от того, что у тебя просят, причём - бесплатно (в знак признания заслуг)».] .
        - Завтра в десять прошу быть у меня в приёмной, - строгим голосом сказал Уварову Тарханов, после чего вернулся к прежнему. - Так давай, Вадим, продолжай про девочек. Лично мне очень интересно.
        - Кому ж неинтересно, - состроил мефистофелевскую гримасу Ляхов. - Я, чтобы было ещё интереснее, предлагаю создать отряд «Печенег-7», или - «Печенег-А», от слова
«амазонки», для вящей экзотики. Первый взвод супербарышень я вам через неделю представить готов. Два следующих - через три, из уже числящихся в кадрах, и других тоже, от профессиональных разведчиц до философинь, филологинь и инженерш любой квалификации. На военмехе, кафедрах взрывчатых веществ или артиллерийских систем есть тоже весьма талантливые девочки… Каждая будет иметь какое-нибудь мастерское спортивное звание, от стрельбы, боевых единоборств и горных лыж до акробатики, художественной гимнастики включительно. Я уже прикидывал наши мобилизационные возможности. Через верископ в том числе. В таком отряде и особые курсы ввести можно, в присутствии мужского контингента неуместные, и ещё всякое такое… - он пошевелил в воздухе расставленными пальцами.
        - Снова несёт тебя, Вадик, - сказал Тарханов, а Уваров вслушивался в слова полковника с большим интересом.
        - Да пусть и несёт. Свободный поток сознания, он, знаешь ли… Очень способствует.
        Ляхов особенным образом приосанился, подвинулся на самый край мягкого кресла, положил локти на стол и взгляд его стал отстранённо-туманным.
        Хорошо поставленным голосом (не зря в детстве занимался в драматической студии), начал вдруг читать, будто священник с амвона проповедь пастве:
        - О, если ты покоен, не растерян,
        Когда теряют головы вокруг,
        И если ты себе остался верен,
        Когда в тебя не верит лучший друг,
        И если ждать умеешь без волненья,
        Не станешь ложью отвечать на ложь,
        Не будешь злобен, став для всех мишенью,
        Но и святым себя не назовёшь,
        И если ты своей владеешь страстью,
        А не тобою властвует она,
        И будешь твёрд в удаче и в несчастье,
        Которым, в сущности, цена одна,
        И если ты готов к тому, что слово
        Твоё в ловушку превращает плут,
        И, потерпев крушенье, можешь снова -
        Без прежних сил - возобновить свой труд,
        И если ты способен всё, что стало
        Тебе привычным, выложить на стол,
        Всё проиграть и всё начать сначала,
        Не пожалев того, что приобрёл,
        И если можешь сердце, нервы, жилы
        Так завести, чтобы вперёд нестись,
        Когда с годами изменяют силы
        И только воля говорит: «Держись!» -
        И если можешь быть в толпе собою,
        При короле с народом связь хранить,
        И, уважая мнение любое,
        Главы перед молвою не клонить.
        И если будешь мерить расстоянье
        Секундами, пускаясь в дальний бег, -
        Земля - твоё, мой мальчик, достоянье!
        И, более того, ты - человек!
        - Киплинг, если не ошибаюсь, - сказал Уваров, когда произошёл процесс усвоения психологически выверенного текста.
        - Кто же ещё, - кивнул Ляхов. - В нашей богоспасаемой державе между поручиком Лермонтовым и поручиком Гумилёвым зияет дырка диаметром в век. В промежутке исключительно: «Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она…», «И пошли они, солнцем палимые, повторяя - „храни тебя Бог“», «Ваши пальцы пахнут ладаном…». Какая, на хрен, при такой поэзии национальная идея? То ли дело: «Несите бремя белых, пошлите сыновей…»
        Полковнику Тарханову эти интеллигентские рассуждения были мало интересны. Некрасова он читал, по программе, и Лермонтова. Гумилёва в основном от Вадима слышал, до Киплинга его образованность не дошла. А сейчас показалось, что - надо бы. Он, разумеется, не воспринял общение Ляхова с Уваровым на их уровне за унижение, но некоторую обиду всё же испытал. Но тут же и снизил планку. На скрипке его тоже играть не научили, так что?
        - И вообще, дорогие друзья, - с весёлым вызовом сказал Вадим, - совершенно ни в чём я вас убеждать не собираюсь. У меня к вашей службе отношение десятое. А вот в хороший кабак приглашаю. На несколько часов службу забудете и к выходящей за пределы вашего воображения жизни прикоснётесь.
        При этих словах Уваров насторожился: Вадим Петрович никогда (в его присутствии, по крайней мере), не говорил ничего просто так. И, следовательно, опять ожидается нечто интересное.
        А Тарханов отнёсся к приглашению друга попросту. Чем, на самом деле, плохо? Закатиться в приличное заведение, отдохнуть, как встарь. Начальства над ним нет, никто не вызовет в самый неподходящий момент.
        - В штатское - переодеться? - только и спросил Сергей.
        - Вполне необязательно. Мало по ресторанам офицеров хаживает? Да мы в такой пойдём, где, если захочешь, нас вообще никто не увидит…
        Ляхов привёз друзей в неизвестное им место, недалеко от центра, в одном из многочисленных, причудливо запутанных переулков между Гоголевским и Смоленским бульварами. Москва большая, любой может найти что-нибудь по вкусу именно себе. Да вдобавок у каждого из сотрудников управления имелись собственные места, рассчитанные и на приятное времяпрепровождение вдали от посторонних или слишком знакомых глаз, и обеспеченные всем необходимым для конфиденциальных встреч. Такие, куда не тот человек не забредёт даже случайно. А если и забредёт, так ничего лишнего всё равно не увидит и не услышит.
        Этот ресторанчик, разместившийся за неприметной дверью в цокольном этаже семиэтажного доходного дома постройки конца позапрошлого века, за популярностью явно не гнался. Вывеска на нём имелась, но столь неприметная, что, проходя мимо, не каждый заметит. Зато внутри всё было оборудовано с учётом самых требовательных вкусов. Вообще это был не столько ресторан, сколько подобие клуба с соответствующими порядками, но пускали гостей и «с улицы», если швейцару они казались того достойными.
        Официант, знавший Ляхова в лицо, немедленно, не дожидаясь заказа, начал их обслуживать. Меню не предлагал.
        - Да и не нужно, всё давно известно, - сказал Ляхов, раскуривая сигару.
        - Так не будет, как на Дмитровке? - на всякий случай спросил Тарханов[См. роман
«Дырка для ордена».] , вспомнив так до сих и непрояснённый инцидент в «Извозчичьем трактире».
        - Здесь - точно не будет.
        Пока они слегка закусывали, Вадим продолжал прерванную тему - относительно женского подразделения.
        - Вы сейчас это потому не представляете, что слишком глубоко в вас пехотная закваска сидит. А могу привести доводов в пользу своего предложения не меньше, чем доказательств бытия божьего, которых, как известно, насчитывается ровно пять, а с учётом кантовского - так целых шесть. И это только в христианстве, не касаясь более экзотических религий…
        - Ну, понесло, - благодушно сказал Тарханов, которому ресторанчик нравился, закуски и напитки - тем более. - Наверняка собирается очередные зачёты сдавать и на нас тренируется.
        - И это не лишено, - согласился Вадим. - Я не буду говорить о таких банальных вещах, как то, что правильно подготовленные девицы способны выполнять задания, мужикам не доступные по определению. Зачастую они могут одновременно участвовать в двух или более акциях, иногда в разных ролях, а иногда, что ещё более интересно - в одной и той же, но по разные стороны баррикад. Отличаются высокой психологической устойчивостью и физической выносливостью (причём, что особенно ценно, в тех случаях, когда от них этого совсем не ждут), да ты и сам, Сергей, в этом убедился за время нашего рейда. Свойственные женскому полу обстоятельность, педантичность, бытовая предусмотрительность, равно как и пресловутая женская логика при грамотном использовании тоже могут обеспечить определённые преимущества в играх с противником, которому свойственны те же предрассудки, что и большинству из нас. А если противник принадлежит к иным цивилизациям и культурам - тем более.
        И, наконец, будучи сведёнными в одно подразделение несколько десятков дам и девиц разных возрастных групп способны образовать внутри себя некое новое качество, по отдельности и на вольных хлебах недостижимое…
        Уваров, не перебивая старшего товарища, усмехнулся довольно двусмысленно.
        - И это тоже, мой юный друг, и это тоже, - с энтузиазмом откликнулся Ляхов. - Таким, как ты, молодым, активным и полностью посвящающим себя службе, инспекторские поездки в означенное подразделение намного облегчат неизбежные
«тяготы и лишения». Вдруг да и жену себе там подберёшь.
        Теперь уже и Тарханов засмеялся.
        - Не в этом ли как раз твой интерес и заключается, Вадим Петрович? С тех пор, как твоя и моя супруги больше времени проводят на Кавказских Водах, нежели в Москве, отчего бы и нет?
        Тут Сергей коснулся деликатной темы.
        Майя и Татьяна настолько полюбили Кисловодск и вообще южные курорты, что, подобно дамам девятнадцатого века, жившим более в Ниццах и Парижах, чем на родине, при каждом удобном случае норовили выскочить туда, когда на неделю, а когда и на месяц, особенно весной и осенью. В чём, безусловно, сказывалось вредное влияние Ларисы. Но, откровенно сказать, чем особенно заниматься в Москве, когда мужья сутками пропадают на службе, причём Вадим не только служит, но ещё и учится? Татьяна во второй (впрочем, теперь уже первой), столице настоящими подругами так и не обзавелась, северная прельщала её ещё меньше. А Майе интереснее было прежних московских приятельниц принимать в своих новых владениях. Всего-то - полтора часа самолётом. Стало даже модно большими компаниями выезжать в Кисловодск на уик-энды, что значительно способствовало оживлению провинциальной светской жизни.
        Они даже подбили Тарханова с Ляховым затеять строительство собственных вилл по соседству с Ларисиным замком, благо и сама Лариса, и господин Лихарев не отказывали в бессрочных и беспроцентных кредитах, да и в остальном помогали, пользуясь своими безграничными связями. Что было очень кстати, поскольку ни Сергей, ни Вадим по известным причинам засвечиваться в тех краях не имели никакого желания.
        В общем, такое положение устраивало всех. Ляхов, как известно, вообще был не сторонником «настоящей» семейной жизни, «не созрел ещё», как он сам выражался, и сложившийся порядок вещей был именно таким, как ему и представлялось в идеале. Да и Майе, судя по всему. А Тарханов вообще до сих пор не понимал, что у них с Татьяной получилось. «Ни то, ни сё», можно сказать. И не любовь, и не семья, а так. «Просто встретились два одиночества…». Он самим фактом возобновления старой связи дал ей столько, включая орден, дворянство и статус придворной дамы, что большего и требовать невозможно. Она и не требовала. Согласилась бы и на роль настоящей жены при строгом и даже деспотичном муже, если бы Сергей оказался таковым, а если ему достаточно, что она носит его фамилию и делит с ним постель, когда возникает желание или возможность, - пусть будет так. В любом случае с ним лучше, чем было без него.
        О настоящей причине своего отношения к Тарханову Татьяна не догадывалась. Единственная, кроме него самого. Но это уж, как водится. Кто бы им рассказал?
        - Идея гарема мне в принципе не чужда, - согласился Вадим, дождавшись, пока официант наполнит рюмки и удалится, - но не на службе же! Вы только представьте, во что подобная коллизия может вылиться с течением времени…
        И тут же согнал с лица усмешку сластолюбивого сатира.
        - Я, собственно, для чего вас пригласил именно сюда и для чего завёл этот разговор. Все мы тут люди серьёзные. И я от не менее серьёзных людей получил аргументированное предложение, которое и вынес на ваше рассмотрение. У них, в отличие от нас, женщины служат везде, достигая и генеральских чинов. Вполне успешно. Словесные доводы, как я понимаю, исчерпаны, теперь хотелось бы кое-что продемонстрировать. Пойдёмте…
        - Горячие блюда подадите, когда мы вернёмся, - бросил он, проходя мимо метрдотеля.
        - Тут, видите ли, не только ресторан, и даже - не столько ресторан, - продолжал Вадим, когда они спускались по лестнице в полуподвальные помещения. - Оздоровительно-развлекательный комплекс, в некотором роде. Идея позаимствована тоже у наших друзей… Из близкой параллели.
        Тарханов и Уваров поняли, о чём речь. Успели познакомиться с вояками-прадедами из врангелевской Югороссии. Хотя, как и этому Вадиму, побывать в двадцать пятом или две тысячи шестом году им пока не довелось. Организовать экскурсию через столешниковскую квартиру для каждого из них членам «Братства» не составило бы никакого труда. Просто по необъясняемым Ляхову причинам это считалось нецелесообразным.
        На самом же деле в «Братстве» опасались (обоснованно или нет, не так важно), что грузить Главную Историческую последовательность дополнительными парадоксами не стоило. И без того забот хватало.
        Ляхова-Фёста пропускать сюда считалось возможным, а вот Секонда и вообще кого бы то ни было туда - Левашов предполагал делом если и не чересчур рискованным, то малопредсказуемым. Чёрт его знает, может, Ловушка того и ждёт, чтобы двойники-аналоги совместились не в химере, а в реале. Может, ради именно этого всё и задумано? Мало того, что уже случилось?[См. роман «Хлопок одной ладонью».]
        - Здесь и бани есть, и тренажёры всякие, и бильярд, и комнаты для тихих игр, вроде карт, и довольно шумных… Да вот сами посмотрите.
        - А насчёт законов как? - вскользь осведомился Тарханов.
        - А это, видите ли, совершенно постороннее помещение, к ресторану никак не касающееся. Частная собственность, относящаяся к квартире, выходящей в другой подъезд и на другую улицу. В некотором роде - экстерриториальная. А то, что дверь оттуда в ресторан имеется, так что - людям после бани и прочих упражнений два квартала по улице в непогоду бегать? Вопрос личных взаимоотношений с хозяином, не более. Никакой пристав не подкопается.
        - «Они», что ли, держат? - В голосе Тарханова послышался лёгкий холодок. Не нравилось ему, в самой глубине души не нравилось, что «пришельцы» ведут себя в его стране, в гостях то есть, как дома, и даже более того - без всякого почтения относясь к правам и привычкам хозяев. Словно бы забыл Сергей, что и он сам, и возрождённая Империя абсолютно всем обязаны именно «гостям». Но такие вещи у многих достаточно легко вытесняются из сознания более рутинными эмоциями. Здесь Тарханов солидаризировался с Чекменёвым - Игорь Викторович к любым контактам с обитателями параллельных реальностей относился крайне негативно, непрерывно ждал от них пакостей любого рода, вплоть до попытки каким-либо образом узурпировать власть и аннексировать всю или значительную часть российской территории. Он прямо не в себе был те несколько дней, пока дивизия Басманова наводила порядок в Москве, а генерал Берестин ежевечерне уединялся с Олегом Константиновичем для приватных бесед.
        Несмотря на то что в полном соответствии с договорённостью белые войска покинули реальность сразу же по ликвидации последних очагов вражеского сопротивления, осадочек остался. И не только у Тарханова с Чекменёвым. Своеобразной ксенофобией или, точнее, «хронофобией» заразились многие из тех, кто был «в курсе».
        На самом деле - несколько странно получилось.
        С одной стороны, на официальном уровне всё выглядело очень благородно. Герои боёв за Москву и Берендеевку, местные и из двадцать пятого года, были награждены. Кроме орденов - специально учреждённым Олегом Константиновичем памятным крестом «Рука всевышнего Отечество спасла», изготовленным с подачи и по эскизам Алексея Берестина. По статусу - почти полный аналог Знака участника Корниловского Ледяного похода 1918 года. «Крестоносец» имел право говорить Императору «ты» и закуривать в его присутствии без специального разрешения. Золотых Крестов было вручено ровно сто, поровну своим и пришельцам, плюс около тысячи медалей того же наименования, трёх степеней - серебряных, из светлой и тёмной бронзы.
        Но с другой - мысль о том, что предки, давно покоящиеся под надгробными плитами и в безымянных могилах «от Памира до Карпат», продолжают существовать и в любой момент хорошо вооружённые и железно дисциплинированные могут появиться снова, теперь уже без приглашения, несколько напрягала. Появиться и начать наводить здесь свои порядки. Комплекс, сродни языческим верованиям в добрых и злых духов и прочую загробную жизнь. За одним исключением - шаманам, волхвам и скальдам приходилось верить на слово, а здесь - сотни очевидцев, отнюдь не страдающих психическими расстройствами и склонностью к галлюцинациям.
        - Они самые, друзья и благодетели, - ответил Ляхов, сам никаким комплексам и фобиям не подверженный. - Кто же ещё? Я такое пока не тяну. Бескорыстная помощь в создании нашей с тобой материально-технической базы. Сегодня, к сожалению, никого из знакомых тебе людей здесь нет, но есть другие… Тоже интересные.
        Ляхов слегка покривил душой. Конечно, «братья» поспособствовали в оборудовании этого «многофункционального жилищно-развлекательного комплекса», включавшего несколько «хитрых» квартир, расположенных на разных этажах многоподъездного, с тремя фасадами, выходящими на улицу и два переулка, с несколькими внутренними дворами-колодцами дома. Но официально их владельцем являлся Ляхов-Фёст, а, следовательно, и он сам тоже, поскольку были они личностями взаимозаменяемыми и располагали комплектами абсолютно идентичных документов, пригодных на любой случай жизни - как в той, так и в этой реальности.
        Самым удивительным для Вадима оказалось то, что эта показавшаяся поначалу чисто служебно-технической недвижимость приносила вполне приличный стабильный доход, хотя он сам финансовыми вопросами не интересовался, предоставив всем заниматься своему аналогу и его людям.
        В четвёртой или пятой по счёту комнате анфилады, обставленной, оборудованной и оформленной в стиле раннего модерна, друзья увидели интересную компанию. Семь чрезвычайно симпатичных и неуловимо друг на дружку похожих девушек, вдобавок одетых в форменные воздухофлотовские костюмы, и один тридцатипятилетний примерно мужчина с располагающим лицом, в мундире пилота с четырьмя золотыми нашивками на рукавах, словно бы ждали их, занимаясь кто чем. Девушки смотрели дальновизор, листали глянцевые журналы, обсуждали то, что там изображалось. Только мужчина, сидя за низким столиком, отстранённо прихлёбывал что-то из бокала со льдом и курил толстую папиросу.

«Неплохая маскировка, - отметил Тарханов, - в любом другом качестве весь этот цветник: семь плюс один выглядел бы странно. А так - экипаж во главе с командиром отдыхает после рейса. Нормально».
        Увидев вошедших, мужчина энергично встал и пошёл навстречу.
        - Здравствуйте. Меня зовут Валентин. Этого пока достаточно. Вас я знаю, правда - по фотографиям…
        Он протянул руку сначала Тарханову, потом Уварову. С Ляховым они просто обменялись улыбками, из чего Валерий сделал вывод, что у них это не первая встреча.
        Тарханова удивило, что на их появление девушки никак не реагировали. Продолжали свои занятия, как будто ничего не случилось, а тут ведь сразу трое таких видных офицеров, в солидных чинах и собой очень недурных.
        Значит, инструкция у них такая, посторонних не замечать.
        - Ну вот, господа, - сообщил Вадим, - могу вам представить команду наших гостей, на примере которых я, собственно, и хотел продемонстрировать осмысленность и целесообразность своей идеи. Наша цивилизация отчего-то до сих пор придерживается дедовских принципов, по которым женщинам в боевых подразделениях не место. А мы сейчас постараемся этот предрассудок слегка рассеять.
        По жесту Лихарева девушки со стремительностью, почти неуловимой глазом, выстроились в шеренгу по росту, без единого лишнего звука и движения. Руки по швам юбок, носки туфель на ширину приклада, равнение идеальное. Почётче, пожалуй, чем у выпускников полковой школы унтер-офицеров.
        - Здравствуйте, бойцы! - словно бы чуть подмигнув правофланговой девице, за неимением на голове фуражки просто прищёлкнул каблуками Ляхов. Тарханов с Уваровым по инерции продолжали воспринимать происходящее как шутку.
        - Здр-жла-госп-полк! - слитно ответили девушки, соразмеряя голоса с размерами помещения.
        - Напра-во! В тир, шагом - арш!
        Команды «вольно» Вадим не подал, и отделение рубануло строевым, непонятно каким чудом не обломав довольно высокие каблуки своих туфелек.
        - Отставить, вольно идти, вольно! - спохватился Ляхов.
        - Развлекаешься? - не зная, что сказать, скептически спросил Тарханов.
        - Да так, помаленьку. Сейчас все поразвлечёмся…
        Уваров, предчувствуя неожиданную забаву, шёл позади, про себя посмеиваясь. Его прежде всего поразило несоответствие внешнего облика девиц и уровня строевой подготовки. В церемониальной роте Кремлёвского полка они явно не служили, а по уровню - похоже. Разве что в цирке или в кордебалете обучались?
        Тир здесь был хороший, оборудованный по всем правилам на три огневых рубежа: пятнадцать, двадцать пять и пятьдесят метров.
        Смотритель раздал девушкам пистолеты - длинноствольные малокалиберные
«вальтеры-олимпия». Потом - патроны.
        После положенных команд красавицы, зарядив оружие, приготовились.
        Ляхов предложил желающим стать рядом, три позиции были свободны.
        - Покажите, господа офицеры, молодёжи, как нужно…
        Тарханов и Уваров, чувствуя подвох, отказались. Выиграть у юных девушек - немного чести. Проиграть, если что, - неудобно для чина.
        - Ну, как хотите… В корректировочную трубу посмотреть не желаете?
        Труба стояла тут же на треножном штативе.
        - Да зачем, не чемпионат мира, - ответил Уваров.
        - Тогда - три пробных, десять зачётных, огонь!
        После пробных смотритель, нажав кнопку, подкатил на роликах стандартные мишени к рубежу.
        Сергей взглянул и слегка изумился. В каждой из семи мишеней по три центровых десятки. Ни одной даже габаритной. Так не бывает, но сейчас - было. И пробоины не гвоздём проковыряны. Натуральные, свежие, пулевые.
        Из непристреляных пистолетов, смотритель раздавал их явно наугад.
        - Зачётные, - скомандовал Ляхов.
        Дробь перекрывающих друг друга семидесяти выстрелов без пауз, и девушки снова стоят как положено, положив на барьер пистолеты с открытыми затворами.
        - Прошу, господа, - торжествующе предложил Ляхов, указывая на подъезжающие мишени.
        Отчего-то Тарханову и смотреть не захотелось. При встрече с непонятным у него обычно портилось настроение. Если он сам не был творцом этого непонятного. У боевиков, встретившихся с ним в «Бристоле», к примеру, настроение испортилось ещё больше. У большинства - навсегда.
        Зато Уваров радовался от души.
        - Нет, это изумительно, господа! Семь раз сто из ста! Нет, простите, я уж придерусь. Вот здесь, на четвёртой мишени, одна девятка. Почти-почти десятка габаритная, а на полмиллиметра не дотягивает. Что, безусловно, не умаляет… В реальном бою пуля в переносицу да нормального калибра, миллиметрами не измеряется. Когда у нас следующие Олимпийские игры? Девушки, а из винтовки так же можете?
        Стоявшая на первом номере длинноволосая шатенка вопросительно взглянула на Ляхова. Тот кивнул.
        Из железного шкафа была извлечена и подана ей винтовка «Стрела». Целевая, малокалиберная.
        Со стандартной стойки девушка произвела пять выстрелов на двадцать пять метров. И снова все в десятку.
        - Достаточно? - спросил Вадим. - Следующий номер нашей программы - рукопашный бой. Для чего поднимемся в зал этажом выше. Зрелище обещает быть интересным. Штыки, сапёрные лопатки, подручные предметы. Быстренько переоденутся в тренировочные костюмы - и к вашим услугам…
        Уваров посмотрел на девушек. Они отошли на два шага от рубежа, стояли, заложив руки за спину, в ожидании следующей команды. На слова старших командиров, не обращённые лично к ним, не реагировали.
        - Нет, это совершенно хрен знает что, - сказал Тарханов. - Достал ты, Вадик, меня своими фокусами. Без рукопашной обойдёмся. Пошли обратно. И вы… - он замялся, не зная, как обратиться к питомицам Ляхова.
        - Юнкера, если завтра не прикажешь произвести их в подпоручики, - подсказал Ляхов.
        - Одним словом, девчата, начальству вы понравились. - Это уже непосредственно девушкам он сообщил, ненавязчиво подчеркнув старшинство здесь Тарханова, а в чём-то - и Уварова. Сам же он, по этому раскладу, так - погулять вышел. - Общая команда - вольно, благодарю за службу, отвечать по уставу не нужно. Следовать за нами…
        В зале девушек, вместе с их старшим, Валентином, посадили за отдельный стол, хотя Ляхов намекнул, что за общий - интереснее. С многозначительным подмигиванием. Тарханов отрицательно мотнул головой. Ему хватило и того, что увидел. Требовалось поговорить конфиденциально. А Уваров был бы очень и очень не против. Уж больно ему понравилась длинноногая правофланговая шатенка, выступившая с сольным номером из винтовки. Как он сумел выделить её среди других, ничуть не хуже лицом и статью? Тайна сия велика есть. Валерий чувствовал, что скорее всего это именно она, о которой мечталось и которую он видел в снах. Бывает такое.
        - Теперь объясни, Вадим, как и для чего ты устроил это представление. - Голос Тарханова был сух и серьёзен.
        - Как - понятия не имею. В смысле - я их стрелять не учил. Без меня умели. Для чего - отвечу. Чтобы ты в очередной раз поверил Шекспиру. «Есть многое на свете, друг Горацио…» Помнишь, когда Майя позвонила и пригласила нас приехать на выходные? Ты тогда не смог. Я - съездил. Там мне и были представлены эти милые особы. Их доставил в Кисловодск один из наших друзей, Олег Левашов. Поручил попечению Майи и Татьяны, дядькой оставил Валентина. Сам немедленно отбыл по очередным важным делам. Девушки никогда раньше не бывали на Земле, вот и пришлось нашим подругам заниматься их социализацией и «подгонкой по месту с помощью напильника».
        - Не были на Земле? - удивился Уваров. - А где жили?
        - На одной весьма землеподобной планете по имени Валгалла. Там у наших друзей нечто вроде загородной дачи…
        - А девушки, значит, инопланетянки? - спросил Тарханов, решивший не удивляться вообще ничему. Воспринимать факты, как они есть, а практические выводы сами воспоследуют.
        - Тоже не совсем так. Они - воспитанницы специального учебного заведения, организованного настоящими инопланетянами для подготовки из человеческих детей собственной агентуры. В подробностях эту историю я изложить не готов, потому что сам знаю намного меньше половины. Надеюсь, при очередной встрече друзья расширят круг наших понятий. Скажу только, для своего и вашего успокоения, что первоначальный проект был свёрнут, и будущие агентессы остались без перспектив и без смысла к существованию. Ну вот, к примеру, как овчарки, если бы вдруг исчезли все овцы. Тогда и возникла у «братьев» мысль переправить первую партию девушек на Землю и посмотреть, чем их тут можно занять. Как вы несомненно убедились, учили их там хорошо. Они в состоянии выиграть Олимпийские игры по любому виду спорта, если им объяснить правила и дать недельку потренироваться. Чтобы не совершать подозрительных ошибок и невольных нарушений общеизвестных норм поведения…
        - По штанге тоже? - для чего-то спросил Уваров, соразмеряя понравившуюся ему девушку с громадой железа, с грохотом рушащейся на помост из рук не справившихся с весом слоноподобных мужиков.
        - Не знаю, не проверял, - честно ответил Ляхов. - Но по боксу - точно.
        Некоторое время Тарханов и Уваров молчали, усваивая информацию. За последний год они увидели и узнали многое, но привычка к невероятному так и не успела сформироваться.
        Ляхов прочёл в глазах Валерия невысказанный вопрос, и сразу понял, чем он вызван. Заметил, каким взглядом подполковник смотрел на Анастасию. Влюбился парень, мгновенно и, кажется, основательно. Выбор его Вадим про себя одобрил. На его взгляд, Настя действительно в чём-то превосходила своих однокашниц. Внешностью как раз нет, все одинаково красивы, с незначительными индивидуальными различиями. Дело в другом - она была сильнее психологически, лучше адаптировалась к жизненным обстоятельствам, если ещё проще - в ней ярче ощущалась аристократичность и крови и духа. Как такое могло быть? Свойство исходного материала? (Почему бы и нет, кстати?) Или воспитание по особой программе?
        Ляхов сам этого не знал. Разве что у Лихарева спросить? Кстати, нужно его позвать за свой стол, а то неловко выглядит демонстративная, пусть и оправданная сегрегация.
        Он так и сказал Тарханову.
        - Сейчас. Ещё несколько моментов, его не касающихся, и позовём…
        - Ты, Валера, сейчас пребываешь в сомнениях, - витийствовал Вадим, пришедший в очень хорошее настроение, в том числе и потому, что заранее начал прикидывать себя на роль кума Валерия и Анастасии, - а люди ли на самом деле эти репатриантки? Не сомневайся. Я, по профессиональной обязанности, будучи им представлен, заявил, что перед тем, как на равных включиться в наше сообщество, им необходимо пройти углублённый медосмотр… Как при поступлении в военное училище… Девушки, естественно, не возражали.
        - Молодец, не растерялся, - с двусмысленной улыбкой сказал Тарханов.
        Вадим пренебрежительно махнул рукой.
        - Поучился бы на медицинском, школьная мечта невидимкой оказаться в женской раздевалке спортзала быстренько бы тебя оставила. Тем более не сам я этим занимался. Лихарев через своих многочисленных знакомых устроил мне возможность обследовать пациенток в одной из лучших клиник Пятигорска. По всем доступным современной медицине параметрам. За умеренную (в нашем понимании) мзду, и в нерабочее время квалифицированнейшие специалисты поработали. При моём непосредственном участии, естественно. Слепил подходящую легенду, вполне коллег удовлетворившую. Так что, осмелюсь доложить - совершеннейшие люди. Вплоть до клеточного уровня. Другое дело - доктора моментами охреневали от идеальности функционирования всех органов и систем, но тут уж приходилось внаглую врать - мол, из тысяч и тысяч кандидаток отбиралась эта группа для особых целей. А сейчас вот экстренно потребовался промежуточный контроль результатов адаптации к высокогорным условиям и тому подобное. Поверили, не поверили - не моё дело. Криминала здесь нет, а сотня рублей за полчаса работы и моё служебное удостоверение весьма поспособствовали сохранению
врачебной тайны. Одним словом, за исключением, как я уже сказал, стопроцентной оптимальности, иных отклонений от человеческой сущности не обнаружено. На доступном современной медицине уровне. Таким вот образом.
        Естественно, встал вопрос - и что с этими юбермедхен[Сверхдевушками (нем.).] делать? Твоя Татьяна, кстати, предложила простейшее решение - с максимальной возможной пользой для нашего общего дела повыдавать их всех замуж… После соответствующей подготовки.
        - А что, не лишено, - согласился Тарханов. - У меня и кандидатуры есть, за которыми невредно бы наладить постоянный контроль и «ручное управление».
        - Возможно, возможно. Но не так быстро. Я решил иначе. Да вы, собственно, уже знаете, что я решил. Год-два послужат Отечеству, окончательно социализируются и легализуются…
        - Отряд «Печенег» как аналог французского Иностранного легиона, - вставил Уваров.
        - Именно. Сотрудницам нашей службы лишних вопросов никто задавать не станет. Вот, собственно, и всё. Девушки некоторое время пожили в Кисловодске, потом я переправил их на одну из наших учебно-тренировочных баз…
        Тарханов пропустил эти слова мимо ушей, а Уваров удивился, но промолчал. Какая такая база? Отрядные он знал все, и продержать на любой семь таких юнкеров несколько недель или даже месяцев без малейшей утечки информации не по силам даже Ляхову. Не из низменных побуждений, а просто по долгу службы кто-то непременно доложил бы по команде, тому же Уварову или прямо Стрельникову, что так мол и так…
        Ляхов, естественно, что-либо уточнять не стал. О новозеландском форте говорить и близким друзьям (если Татьяна Сергею не сказала), пока не время. Пусть лучше думают, что база была не «печенеговская», а принадлежащая «пересветам». У тех всё глухо, как в танке.
        В Новой Зеландии, под руководством самого Ляхова, роботов-инструкторов, готовивших ещё первых басмановских рейнджеров, девушки прошли основной трехмесячный курс боевой и антитеррористической подготовки. Затем они изучали экстремальное вождение всех видов наземного и воздушного транспорта, отечественного и иностранного, методику ведения фронтовой и агентурной разведки, сбора информации, снайперскую стрельбу в условиях военных действий на любом ТВД и в населённых пунктах, ведение оперативной слежки, способы незаметного для противника вступления в бой и выхода из боя и многое, многое другое…
        Наталья Воронцова, Майя и Татьяна поделились с девушками, никогда не имевшими матерей, старших сестёр и умудрённых опытом подруг, многими тайнами, циркулирующими внутри женского сообщества со времён раннего палеолита и неизвестными мужчинам, даже самым близким.
        Однако ничего не оставил без внимания господин ВРИО начальника Управления Тарханов, просто дал время товарищу немного поболтать на общие темы.
        - А откуда вдруг у тебя базы, мне не известные?
        - Ты не спрашивал. Интересуешься - покажу. Ты и здесь, где мы сейчас находимся, раньше не бывал. Я от тебя ничего не скрываю, но и о каждом своём шаге докладывать
        - на всё остальное времени не хватит. Зато сюрпризы - это так приятно. Правда, Валерий Павлович? - невидимым Сергею глазом он подмигнул Уварову. Тот совершенно непроизвольно кивнул.
        Сергей вздохнул. Не нравилась ему излишняя автономность товарища и слишком тесные контакты со своими друзьями. Разумеется, с тем, что без их помощи с мятежом справиться вряд ли бы удалось так быстро, не поспоришь. Более того, могли бы и вообще не справиться, поскольку без поддержки Берестина с его столетними корниловцами-ветеранами шансов у князя удержать Берендеевку не было - проверено.
        Так ведь и сам Тарханов предпочитал держаться от дел Вадима подальше. Несмотря на прямое предложение лично познакомиться с «братьями» ответил уклончиво. Не сейчас, мол. Ляхов, по совету Шульгина, не настаивал. Бывает «пищевой консерватизм», когда никакими силами не уговорить человека попробовать тушёную собачатину или личинки древесных жуков под белым соусом, а бывает и психологический.
        - Видишь, нашему юному другу будущие подчинённые понравились. А тебе? - Вадим вроде бы продолжал валять дурака, но Тарханов понимал, что он абсолютно серьёзен. Уж настолько он в манерах друга разбирался.
        - Я ведь сказал - выше всяческих похвал. - Тарханов снова вздохнул, теперь с лёгкой усмешкой, адресованной Уварову.
        - И что же ты, брат, с такой девушкой делать будешь?
        Он тоже в момент просёк реакцию Валерия на Анастасию.
        Подполковник опустил глаза к тарелке и не нашёлся, что ответить.
        - Да ладно, Сергей, будет тебе, - сказал Ляхов. - Вне поля боя любая из них - милейшее и деликатнейшее существо. Чтобы там руку ухажёру сломать, подзатыльников надавать - не может быть и речи. Я же сказал - учились по программе института благородных девиц.
        - Поверим, посмотрим, - с неопределённой интонацией ответил Тарханов. - Давай, зови сюда твоего Валентина. Он сейчас в каком качестве выступает?
        Глава 12
        - В каком качестве? - ответил вопросом на вопрос Ляхов, что весьма полезно для выигрыша времени. - Да, пожалуй, просто обеспечивающего… Он фактически, может считаться их старшим товарищем, если не братом. Окончил то же учебное заведение, правда, лет на семьдесят раньше, сколько-то времени работал на Земле, не этой, а параллельной, потом решил отойти от дел. Приехал к нам и ведёт в том же Кисловодске исключительно частную жизнь…
        - Что это на КМВ все сюжетные линии сходятся? - удивился Тарханов. Лично для него там тоже всё началось ещё в юнкерские годы, и всё продолжается, продолжается…
        - Воля случая. Если бы в Пятигорске когда-то не обосновался Маштаков, ничего последующего просто не было. Ни твоей встречи с Татьяной, ни набега террористов. Лариса не поселилась бы, наши с тобой бабы туда не поехали. Лихарев себе вполне мог иное пристанище найти. Естественно, и с девушками то же самое… Весь сюжет развернулся бы в каком-то другом месте, скорее всего - и по другому сценарию. Не мне ты, в конце концов, вопросы бы задавал, а кому-то другому. И наш друг Валерий служил сейчас там, где служил, или лежал в сырой земле под скромным офицерским надгробием…
        - Скорее уж - в сухой, - вставил Уваров.
        - Слишком много «бы», - сказал Тарханов.
        - Именно. Потому и не стоит заморачиваться на подобных темах.
        Он сделал рукой приглашающий жест Лихареву, и тот немедленно подошёл, сел за стол так, чтобы видеть свою девичью команду.
        - Что ж, Валентин Валентинович, давай знакомиться по-настоящему, - предложил Тарханов. Официант немедленно подлетел, поставил Лихареву чистый прибор. Второй сноровисто наполнил гостям рюмки и бокалы.
        Ляхов, после того как выпили, опять подмигнул Уварову.
        - Ты пойди, барышень поразвлекай. Как вы, графья, умеете. Титула и прочих заслуг не скрывай - дело молодое. А мы тут как-нибудь, по-стариковски…
        Подполковник иронически хмыкнул, но предложение принял с удовольствием. Занял освободившееся место Валентина, рядом с Анастасией и лицом ко всем остальным девушкам. Первым делом представился, спросил и с одного раза запомнил, как зовут каждую. О том, что в скором времени станет их прямым и непосредственным начальником, говорить не стал: факт, не способствующий лёгкости едва намечающихся отношений. Начал с обычных в офицерских собраниях баек, в меру забавных, иронично остроумных, наполовину вымышленных, но обязательно базирующихся на подлинных событиях. Иначе рассказчик немедленно был бы дезавуирован бывалыми слушателями. Хорошую выдумку знающие люди примут и оценят, пустой же болтовни не простят.
        Валерий сразу заявил, что видит в окружающих его милых мадемуазелях будущих коллег и товарищей по оружию, почему и считает своим долгом просветить в кое-каких скрытых от непосвящённых тонкостях военной жизни.
        - На том и стоит служба, что базируется не токмо на уставах, но и на случаях и примерах…
        Девушки были уже не те, что в день своего появления на вилле Ларисы. Знали и понимали о здешней жизни более чем достаточно. Благодаря соответствующим урокам и семинарам, сотням просмотренных фильмов, снятых на этой и на параллельной Земле, регулярным выходам в свет, всей группой и поодиночке, в сопровождении опытных наставниц и в свободном полёте.
        Единственное, в чём они по-прежнему испытывали дефицит, так это в равноправном общении с лицами противоположного пола и подходящего возраста. Майя с Татьяной тут были единодушны. Как строгие старшие сёстры, они считали, что девочкам ещё рано. Обживутся, освоятся, повзрослеют, тогда и смогут найти своих единственных. Не в дом же свиданий их вести.
        Это в старое время мамаши подбирали своим недорослям горничных, чтобы, не выходя из дома, обучили, чему следует. Но для дочек и они подобных мастер-классов не устраивали. Разве на словах излагали нужные, по их мнению, по возрасту сведения.
        Оттого Уваров со своей гвардейской внешностью, погонами, орденскими планками, а главное - манерой держаться и умением говорить интересно и увлекательно на любые темы сразу произвёл глубокое впечатление и вызвал искреннюю симпатию у всех без исключения. Почти то же самое случилось в Форте, офицеры с «Изумруда» проявили к гостьям нешуточный интерес в первый вечер знакомства. Хорошо, наутро Воронцов вывел «Валгаллу» в океан, где тяжелейшие физические нагрузки и яркие впечатления похода сбили наметившийся эмоционально-гормональный всплеск.
        Валерий с трудом сдерживался, чтобы не скашивать глаза поминутно на свою соседку. Это ведь надо, удивлялся он сам себе, как это вдруг мгновенно, впервые в жизни он так запал на ничем почти не отличающуюся от своих подруг девчонку. Одну из семи.
        Может быть, если бы она не стояла правофланговой и не выделилась сольной стрельбой из винтовки, так и не обратил бы он на неё внимания? И скользил сейчас почти безразличным взглядом, как по любой другой из остальных шести? А ведь каждая из них совершенно ничем не хуже.
        Нет, не может быть. Пробой искры случился сразу же, и совершенно не случайно. Знать бы только, что сейчас она думает о нём?
        Опыт подсказывал Уварову, что не следует немедленно позволить ей догадаться о его чувствах. Хотя бы до следующей встречи потерпеть. Но, чёрт возьми, как же это трудно! Никогда он не верил в любовь с первого взгляда, а именно она сейчас и случилась. Сколько раз он подтрунивал над друзьями, в восемнадцать лет влюблявшимися по уши и готовыми ради своего предмета на любые безумства, ведущие к очень неприятным последствиям, от исключения из училища до насильственной женитьбы.
        - А что, госпожи юнкера, не организовать ли нам музыкально-танцевальный вечер? - предложил он. - В соседнем помещении достаточно места, всё необходимое имеется. Правда, кавалеров небольшая нехватка. Но ничего, будем почаще менять партнёров…
        Девушки выразили общее согласие.
        - Как, господа полковники, поддерживаете? - громко спросил Уваров у соседнего стола.
        - Отчего бы и нет, - ответил за всех Ляхов, широко улыбаясь и одновременно показав Сергею кольцо из большого и среднего пальцев. Видишь мол, как орёл наш распетушился! И отлично!
        Анастасию Уваров пригласил только третьей или четвёртой, по той же самой причине. Под щемящие звуки танго из другой реальности положил ладонь ей на талию, и его снова пробило. Посмотрел в близкие глаза невероятного цвета, пытаясь угадать, что чувствует она. Взгляд девушки был заинтересованно-благожелательный, но спокойный.
        Танцевал Валерий вообще хорошо, а сейчас старался, как никогда. И всё же она спросила с лёгким удивлением:
        - Что вы так скованны? Говорите куда свободнее…
        - Извините. Отвык, наверное, давно не приходилось, - ответил он, на самом деле стараясь расслабиться. Похоже, получилось. Привлёк Настю поближе, её волосы, пахнущие какими-то лёгкими, совсем простенькими духами, коснулись его щеки.

«Сегодня же попрошу Ляхова, пусть по своим каналам раздобудет самые шикарные духи из того мира. Чтобы здесь таких - больше ни у кого», - решил Уваров.
        Музыка смолкла. Они подошли к столику в углу, уставленному бокалами с шампанским, лакеи постарались.
        - Ну, Настя, за знакомство, - с лёгким нажимом сказал Валерий. Она кивнула, пригубила ледяной брют.
        - Полусладкое мне больше нравится.
        - Брют - изысканнее. Это вам каждый скажет.
        Она не стала спорить. Графу, безусловно, виднее.
        Снова заиграл какой-то блюз, и он опять протянул Насте руку.
        - Не моя очередь. - Губы её дрогнули в улыбке.
        - Ничего, меня простят. А я хочу перед вами реабилитироваться. Может быть, сейчас получится лучше…
        На следующий день Тарханов подписал приказ о формировании нового отряда. И Ляхов с Уваровым приступили к его комплектованию. Вадим оказался прав - найти подходящих кандидаток особого труда не составило. В первый взвод с помощью Бубнова и верископа отобрали ещё двадцать девушек, по возможности с близкими к «аггрианкам» (впрочем, Ляхов предложил назвать их «валькириями»[Валькирии - в скандинавской мифологии воинственные девы, решающие по воле бога Одина исход сражений. Они же выбирают среди павших воинов храбрейших из храбрых и уносят их в Валгаллу.] , раз они с Валгаллы), характеристиками. Чемпионок в боевых видах спорта, имеющих опыт службы в подразделениях Управления, а главное с должными психофизическими и моральными данными. Правда, возрастом куда постарше, вокруг двадцати пяти.
        Настю поставили дублёром командира взвода, пока ещё мужчины, кадрового поручика с интересной фамилией Полусаблин. Кристину, Марию и Марину - командирами отделений. Ко дню, когда Чекменёву потребовалось ехать на встречу с Катранджи, девушки стали настоящими бойцами именно стиля «печенегов», которых уже можно было испытать в серьёзном деле, а заодно и представить генералу. Сделать ему сюрприз. Что и удалось в полной мере.
…Недели через три после первого знакомства отношения у Уварова с Анастасией начали складываться. Очень медленно и постепенно. Всё ж таки он был для неё высоким начальством, появлялся в расположении отряда не очень часто и не мог оказывать одной из подчинённых заметно больше внимания, чем остальным. Единственно, пользуясь её должностью, позволял себе отозвать девушку в сторонку, расспросить, как складываются отношения со взводным, между «валькириями» и остальными сослуживицами, как она вообще адаптируется к новой жизни.
        Подпоручик Вельяминова на вопросы подполковника отвечала подробно, обстоятельно, на тяготы и лишения службы не жаловалась, но взгляд её, как и при первой встрече, выражал только спокойную приязнь, если не требовалось «есть глазами начальство» в соответствии с требованиями Устава внутренней службы.
        В увольнения девушки обычно ходили группами по три-пять человек, только «своих», и однажды, с подачи Полусаблина, Валерий деликатно сделал ей замечание. Не стоит, мол, так подчёркивать свою особость, это не способствует боевому сплачиванию подразделения. Он, конечно, всё понимает, но прошло уже достаточно времени, нынешняя жизнь «такова, какова она есть и больше никакова», нужно одинаково дружить со всеми, с кем свела военная судьба. При выполнении заданий придётся взаимодействовать с любой соратницей, и не только своего взвода. С кем прикажут. Потому и отношения у всех должны быть такими, чтобы не возникало сомнений… Не только служебными, но и личными, дружескими. Ну и так далее.
        Совсем недавно обмывшая две серебряные звёздочки на золотой погон Вельяминова согласилась, что господин подполковник прав, и она немедленно займётся воспитанием своих подчинённых.
        - И вот ещё - в увольнения, особенно длительные, лучше ходить в гражданской одежде, - добавил Валерий.
        - А нам в длительные ходить некуда, ваше высокоблагородие. Вечером погуляем по улицам - и всё. Или в кинематограф…
        - Непорядок, - улыбнулся Уваров. - Хотя бы офицерское собрание посещать нужно. Там бывает очень интересно. Театры, музеи посещайте, в окрестностях Москвы тоже много достопримечательных мест. На два выходных можно и в Петербург, Петергоф… Вы ведь там не были? Пожалуй, придётся назначить во взвод офицера по культурно-воспитательной работе. Иначе некрасиво как-то получается… Служите в элитной части, и даже в Петербурге не были. А знаете что, поручик (ещё один урок хорошего тона, вне строя употреблять чин собеседника без понижающих приставок), возьму-ка я на себя эту функцию. За неимением… Позвольте для начала пригласить вас сегодня в театр Вахтангова. Премьеру там дают. «Принцесса Турандот».
        - Меня? В театр? И только одну меня? - В лице и голосе читалось искреннее удивление. Но и не только, как показалось Валерию.
        - Ну, признаться, весь взвод пригласить у меня нет практической возможности. Я и два билета получил случайно, в кассах их давно нет. Как говорят не слишком грамотные люди - полный аншлаг. Спектакль восстановлен впервые с девятьсот двадцать второго года. Играет звёздный состав: Борисова, Гриценко, Лановой, Яковлев, Этуш[Исполнители «Принцессы…» в сезон 1968 года.] . Ожидается фурор. А также и фуршет. После спектакля…
        - Я даже не знаю… Удобно ли? Как на это другие посмотрят?
        - Мало вы ещё в армии служите, поручик. Если старший начальник что-то предлагает, в какой бы то ни было форме, удобнее (а также правильнее и полезнее) расценивать самое деликатное предложение как приказ. Есть у нас, старых служак, такая норма жизни - «ни от чего не отказывайся, и ни на что не напрашивайся». Доходчиво объяснил?
        - Так точно, господин полковник! - Девушка чересчур демонстративно вытянулась, щёлкнула каблуками. И тут же не сдержалась, закусила губу, чтобы не рассмеяться в голос. Надо же - «старый служака»! А самому двадцать семь только-только исполнилось. Хотя уже подполковник и кавалер многих орденов - тоже никуда не денешься. О его подвигах ходят легенды среди «печенегов» и не только. И как же хотелось смотреть и смотреть в его глаза, слушать голос, пусть и глупости иногда изрекающий.
        Много новых, поначалу непонятных сведений об отношении мужчин и женщин в этом мире получили девушки за время стажировки на «Валгалле». Иногда в корне расходящихся с теми, что им сообщала Дайяна. Их учительницы были совсем другими, и верилось им сразу, без внутреннего протеста.
        Но не Майя, слишком раскрепощённая и одновременно зажатая в непонятные Анастасии рамки, не Татьяна, проводившая с девушками всегда полезные и информативно богатые уроки, а жена адмирала Воронцова Наталья Андреевна покорила Настю. Эта, вдвое старше её женщина, вполне годная по возрасту в матери, объясняла девчонкам, обученным бестрепетно убивать, но понятия не имевшим, что значит любить, кардинальную разницу между этими способностями. В том числе - и на личном примере.
        Не в том смысле, что она сама была когда-то рейнджером. Совсем наоборот. Не захотела стать женой военного моряка, предпочла богатую, комфортную и, как ей воображалось, искромётную жизнь жены дипломата. И что? Через десять лет случайно встретилась с бывшим лейтенантом Воронцовым и только тогда, благодаря исключительно его готовности забыть прошлое, обрела своё счастье.
        - Так что всегда думайте, сто раз думайте - что вам на самом деле нужно, - говорила Наталья Андреевна, рассадив девушек в кружок вокруг своего шезлонга на палубе парохода. - Не будем о возвышенном. Просто в наших женских организмах вырабатывается много гормонов. В том числе - окситоцин и тестостерон. И такая получается интересная вещь. Чем больше тестостерона, тем сильнее у нас влечение к мужчине. Но повышение уровня тестостерона вызывает резкое падение доли окситоцина. И женщина начинает испытывать опасение и даже неприязнь к человеку, вызвавшему у неё слишком сильное влечение. Это понятно?
        - Да, Наталья Андреевна, - почти хором ответили девушки.
        - В этом есть глубокий смысл. Если вы по-настоящему захотели быть с мужчиной, природа вам подсказывает: не торопись. Десять раз подумай - сможет ли он стать тебе мужем и отцом твоим детям…
        Вот и сейчас, с замиранием сердца стараясь держаться с Уваровым как предписывает устав и мечтая совсем о другом, Анастасия вспоминала и повторяла в уме уроки Воронцовой.
        - Вольно, поручик Вельяминова. А как другие посмотрят… Вы же не солдат срочной службы, вне расположения части вполне свободны в своих поступках. И не только в отношении посещения увеселительных заведений. Итак, сегодня в восемнадцать ноль-ноль вам надлежит находиться у выхода из расположения части со стороны Нижегородской улицы. Форма одежды гражданская, парадно-выходная. В случае несогласия с данным распоряжением имеете право подать рапорт по команде. С соответствующей мотивацией. Кстати, поручик, что сказано по этому поводу в Уставе?
        - Я помню, господин полковник: «…Продолжая, тем не менее, выполнение приказа до его отмены вышестоящим начальником».
        - Совершенно верно. А поскольку мой вышестоящий, полковник Стрельников, в данный момент находится в служебной командировке, ваш рапорт будет рассмотрен после его возвращения, то есть, в любом случае, значительно позже указанного мною времени.
        Уваров с трудом сдерживал улыбку, проводя сей «воспитательный момент», Анастасия, кажется, тоже.
        - Не смею вас более задерживать, поручик. На сборы имеете ещё целых четыре часа… Пока горит свечка.
        Разумеется, она немедленно рассказала своим «сёстрам», а заодно и тем девушкам из взвода, кто оказался поблизости в комнате отдыха, о неожиданном приглашении подполковника. Свои отреагировали спокойно, как и на большинство событий, их лично не задевающих. К Уварову никто из них тайных нежных чувств не испытывал, значит, и для ревности повода не было. Зато местные печенежки весьма развеселились.
        Достойный повод для женской болтовни. Как же - большой начальник, граф, красавец, кавалер боевых орденов, чуть ли не легенда управления, увлёкся их подругой. Да ещё и вёл себя, как влюблённый гимназист. Остроглазые спецслужбистки с солидным у большинства опытом личной жизни всё замечали. И втайне подсмеивались над монашествующими «валькириями», ни в каких отношениях с мужчинами не замеченными. Весьма частые в однополом коллективе разговоры на соответствующие темы они, конечно, поддерживали наравне со всеми, но не составляло труда понять, что познания их - чисто теоретические, пусть и весьма обширные.
        Отчего так, почему - кодекс поведения спрашивать не позволял.
        И вот вдруг такой случа?й, как выразилась подпоручик Полина Глазунова, девица разбитная и успевшая до перехода в «печенеги» побывать замужем, пусть и не слишком долго.
        - Значит, начинаем собираться, - объявила она, и полтора десятка девушек принялись дискутировать, в чём именно пристойно идти в театр на премьеру, и не просто так, а в качестве дамы самого подполковника Уварова. Причём дамы всё-таки военнослужащей, что исключало всякие легкомысленности вроде декольте, открытой спины и тому подобного.
        Но и строгий английский костюм тоже не подходил.
        - Тот же мундир, только без погон, - фыркнула Глазунова, и большинство с ней согласилось.
        Из тех нарядов, что Майя с Татьяной подобрали девушкам для московской жизни (почти тридцать комплектов костюмов и платьев при практически полном совпадении размеров давали простор для воображения и «манёвра наличными силами и средствами»), после долгих споров удалось наконец выбрать подходящее.
        - Не совсем то, что виделось, - с долей сомнения сказала Глазунова, - но в целом сойдёт.
        Это в ней, пожалуй, говорила зависть. Майя, с куда более тонким вкусом дама, чего зря своим подопечным не приобретала. В тёмно-изумрудном, в меру открытом платье, длиной чуть ниже колен, подчёркивающем все достоинства её фигуры, Анастасия была чудо как хороша. И туфли в тон нашлись, и чулки из натурального шёлка.
        - А вы, девки, не из бедных будете, - как бы с удивлением сказала ещё одна
«светская львица» взвода, Арина Темникова, кивая на разбросанные по койкам и столам туалеты. - Такой гардеробчик ой-ёй-ёй стоит. - А, кроме формы, ни разу ничего не надевали…
        - Это нам тётушки на прощание подарили… - ответила Мария.
        - Всем - и исключительно тётушки?
        - Их у нас всего две… На всех.
        - Сиротки, значит, - со странной интонацией проговорила Темникова.
        - Так случается, - сухо ответила Кристина. - Авиационная катастрофа - и сразу полсотни сироток. Только остальные - другого возраста.
        Взвод затих, усваивая неожиданную информацию. Вообще в отряде интересоваться подробностями биографий сослуживцев не было принято. А тут вдруг повеяло отзвуком какой-то давней трагедии. Зато многое в поведении «валькирий» сразу становилось на своё место.
        - Иди сюда, - потянула Настю к окну Глазунова. На улице с низких, пепельных туч срывался мокрый снег с дождём. Порывистый ветер раскачивал чёрные ветки деревьев гарнизонного парка. - А сверху что наденешь, в такую погоду?
        Из верхних вещей у девушек были только плащи и короткие, для брючных костюмов, куртки.
        - Совсем не годится. Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Но я тебя не за этим позвала. - Полина понизила голос.
        - Ты вот что запомни, если он тебя сегодня же попробует в постель затащить, ни за что не поддавайся. Даже если самой захочется - не поддавайся. Иначе всё у тебя на этом и кончится. Кто ты и кто он? Месяц, не меньше, води на поводке, хоть до исступления доводи, но держись. Пока по-настоящему в любви не признается, замуж звать станет… Уж я хорошо мужиков знаю.
        - Да о чём ты говоришь? У меня и в мыслях нет. И чувств к нему никаких. Он же чуть не в приказном порядке велел «культурный уровень повышать». Что же я, с подполковником спорить буду? Придерётся потом к чему-нибудь - и отчислят. И куда? Нет уж, схожу я с ним в этот театр. Пусть покрасуется…
        - Вот молодец, правильно рассуждаешь. Правильно себя поведёшь, не только тебе, всем нам польза будет…
        Анастасия вышла к указанному месту за пять минут до срока. Поверх платья на ней была очень симпатичная норковая шубка, за которой по просьбе Глазуновой съездила на свою городскую квартиру командир второго взвода поручик Яланская. И попутно тоже дала несколько полезных, на её взгляд, советов о том же самом. Как держаться, что в каком случае говорить, как смотреть на театральную публику, в зале и во время антрактов.
        В шубке было тепло, легче и куда приятнее, чем в шинели. Психологически тоже. Нет, затянутая ремнём фигура смотрится лучше, но шубка - совсем другое.
        Девушка ждала Уварова и думала о предстоящем. Ей, конечно, совсем не всё равно, как сказала Глазуновой. Она испытывала нешуточное волнение. Подполковник был ей симпатичен, и, возможно, если будет себя правильно вести, у них в дальнейшем что-то может получиться.
        Она не забывала и не могла забыть о ночи, проведённой с Новиковым. И он останется мужчиной её мечты, пожалуй, что навсегда. Но перспектив ведь никаких. Он вполне понятно ей объяснил, что не собирается воспользоваться ситуацией. Ничего, кроме разочарования, она не получит…
        А ей в тот момент на самом деле очень хотелось узнать, как это бывает и что при этом чувствуешь.
        Андрей Дмитриевич её желание исполнил. Он послал ей эротический сон такой силы и достоверности, что даже наставница Дайяна, тщательно Анастасию расспросив, осталась в полной уверенности, что курсантка сегодня стала настоящей женщиной. Причём того редкого сорта, что испытывают восхитительные ощущения с самого первого раза.
        Только недели через две, когда начал слабеть поставленный Новиковым блок, она сообразила, что это был именно сон, но столь убедительный, что сопровождался доказательствами не только ментальными, но и чисто физиологическими. Но об этом она тоже читала - как у религиозных фанатиков возникают настоящие раны-стигматы в тех местах, куда были вбиты гвозди распятому Христу.
        Дайяне она об этом, конечно, не сказала, да и Марии с Кристиной, те так до сих пор и уверены, что они все трое - настоящие женщины, в отличие от прочих неудачниц-девственниц.
        С Новиковым она больше не виделась и не спросила у Левашова, смогут ли ещё увидеться. Да и зачем? Что было, то было, сейчас у неё совсем другая жизнь. И если Уваров сумеет завоевать её сердце, так тому и быть.
        Валерий приехал за ней секунда в секунду, на красивом перламутрово-зелёном автомобиле, в тон её платью и глазам. В просторном салоне пахло кожей обивки и хорошими сигарами. От водителя отделяло толстое стекло, вдобавок задёрнутое непрозрачной шторкой.
        Увидев Анастасию Вельяминову, подполковник сделал большие глаза, прижал руку к сердцу, потом поцеловал ей руку.
        - Всё, поручик, с сего момента мы вне службы, и прошу это накрепко запомнить, как боевое задание. Собьётесь - незачёт.
        Сам Уваров был в чёрном расстёгнутом пальто, под ним - настоящий смокинг.
        - Может быть, и мне надо было чёрное надеть? - неуверенно спросила она, распахивая шубку. В машине было тепло.
        - Что вы, Настя! Ваше платье совершенно изумительно. - Валерий скользнул глазами по едва приоткрывшимся коленям девушки, и она мгновенно отреагировала гормональным всплеском. Хотя - что тут такого? Он неоднократно видел девушку в спортивных трусах и майке на тренировках, в купальнике на занятиях по плаванию. Но сейчас подпоручик остро ощутила - это совсем другое дело.
        - Если бы вы надели чёрное, то вдвоём мы походили бы на супружескую пару, явившуюся на похороны, - с тонким, как ей показалось, юмором ответил Уваров.
        Полез в карман пальто, вытащил небольшой пакет, завёрнутый в цветную бумагу.
        - Это вам, если позволите. Сувенир из Парижа…
        Анастасия развернула упаковку. Чёрная бархатная коробочка с тиснённой золотом надписью «Мажи нуар».
        - Ой, что это?
        Под крышкой в алом атласном гнёздышке - флакон, тоже чёрный, причудливой формы. Духи.
        - Откройте, откройте. Я в этом плохо разбираюсь, но мне сказали - модно. И весьма оригинальный аромат.
        - Ох, какой запах! - чуть приподняв притёртую пробку, Настя поднесла флакон к лицу. Девушка выглядела удивлённой, смущённой и счастливой. Ведь это первый в жизни подарок от мужчины. И аромат на самом деле головокружительный. Такого названия - «Чёрная магия» - она никогда не слышала.
        - Я даже не знаю, го… Валерий Павлович! Могу ли я принять… Это, это…
        - Оставьте, Анастасия Георгиевна. В частном порядке подарки такого рода можно принимать от кого угодно. Если, конечно, даритель не категорически вам неприятен…
        - Ну, что вы. Большое, большое спасибо, - и тут же использовала духи по назначению. Совсем чуть коснулась пробочкой в нескольких местах, и сразу салон наполнился тревожно-терпким ароматом.
        - Вы знаете, этот запах вам изумительно идёт, - абсолютно искренне сказал Уваров. Если бы он сфальшивил, Анастасия уловила бы это мгновенно. - Никогда не думал, что вот так, наугад, можно попасть. Он совершенно точно передаёт затаённую суть вашей личности.
        Настя совсем засмущалась.
        И дальше вечер удался на славу.
        Они сидели в ложе бенуара (пятьдесят рублей билет), не меньше сотни биноклей до третьего звонка успели повернуться в их сторону. И в ходе спектакля множество завсегдатаев, имевших в театре чуть ли не наследственные кресла, то и дело смотрели отнюдь не на сцену. Как, мол, понимать это явление? Граф Уваров вывел в свет невесту? Или просто решил эпатировать общество девчонкой-моделью, если не хуже?
        А Анастасия была целиком захвачена действием. Трудно поверить, но в настоящем театре она была первый раз в жизни.
        В антракте они посетили буфет, как водится, потом гуляли по обшитому дубовыми панелями и украшенному портретами великих актёров холлу. Уваров со многими раскланивался, кое-кому из мужчин пожимал руку, кое-кому из дам - целовал. Кому считал нужным - представлял спутницу, чтобы не допускать превратных толкований - полным именем: Вельяминова Анастасия Георгиевна. Иногда добавлял - «из тех самых»[Русский дворянский род, ведущий начало с 1027 года от варягов. Тимофей Вельяминов - воевода Дмитрия Донского, погибший в Куликовской битве.] .
        - Зачем вы это делаете, Валерий Павлович? - спросила она, вернувшись в ложу.
        - Так принято. И мне на пользу, и вам. Заодно, будет светскому обществу тема для разговоров. Если хотите знать - с вашей помощью я только что избавился от необоснованных надежд в мой адрес со стороны весьма важных особ, имеющих дочек на выданье…
        - Ах, даже так…
        - Простите, если это вам показалось неуместным. Но таковы нравы… Двадцатисемилетний подполковник - заманчивая добыча для перезрелых девиц, и не только. А я под венец отнюдь не тороплюсь. Ещё раз извините.
        - А зачем вы вообще мне это говорите? - Настя, как её учили, легко могла изобразить любую эмоцию. В данном случае - недоумение, слегка разбавленное оскорблённым самолюбием.
        - Исключительно как товарищу по оружию. И в целях познавательных тоже. Настоящий
«печенег» должен ориентироваться не только в боевых искусствах, но и реалиях окружающей действительности. Пока у вас с этим - не совсем… Вот я и просвещаю, в меру сил.
        Анастасия сочла его слова поводом чуть заметно обидеться. Мол, я тебе, значит, не девушка из общества, благосклонности коей следует добиваться, а всё-таки солдат, пусть и с двумя звёздочками на погонах. Ну и ладно.
        Слегка оттаяла она, когда спектакль закончился под овации и десятикратный выход актёров к публике с поклонами. Играли они действительно великолепно.
        Фуршет, естественно, был организован не для всех, но публика первых пяти рядов партера и из лож туда была допущена.
        От шампанского и всего прочего у девицы Вельяминовой кружилась голова. «Двести восемьдесят седьмая» на происходящее смотрела профессионально. Её кавалер на самом деле пользовался здесь авторитетом и вниманием. У пресловутых «девиц на выданье» - в особенности. И вот тут Настя впервые ощутила совсем почти незаметный укол ревности. Сразу же отмеченный особым, не подверженным воздействию оперативной информации сектором сознания.
        И это её обрадовало. Она всё же стала настоящим человеком.
        Вопреки её ожиданиям, ни малейших посягательств Валерий не предпринял. Довёз до расположения, ещё раз поцеловал руку, слегка её, впрочем, в своей задержав, поблагодарил за чудесно проведённый вечер и пожелал приятных сновидений.
        Он-то ничего особенного не имел в виду, а она восприняла его слова по-своему. И немедленно решила любой ценой выбросить тот сон из памяти. Он ей больше не нужен.
        Мечтала добраться до постели, укрыться одеялом и с приятным шумом в голове спокойно перебрать все подробности сказочного вечера, раскладывая по полочкам каждое слово, взгляд, мимолётное прикосновение. Но куда там. В казарме никто из подруг не спал. В четырёхместную комнату набилось двадцать полуобнажённых девиц, Глазунова с Темниковой извлекли припасённые бутылки и несколько апельсинов. И ей пришлось делать публично и вслух то, что собиралась пережить наедине.
        Настю поразило, с каким сочувствием и добрым вниманием к её первому в жизни свиданию отнеслись военные женщины этого мира. С долей зависти наверняка, но главное - с радостью за неё и многочисленными практическими советами. И с этой ночи к ней намертво приклеилась кличка «графинюшка». Не «графиня», что звучало бы грубовато и чересчур определённо, а именно «графинюшка». Как бы не всерьёз, ласково и уважительно в то же время.
        Моментами Вельяминову это раздражало, а иногда вдруг - как маслом по сердцу.
        Но бывали и другие моменты, когда кулаки сжимались и ногти впивались в ладони. А что, если ничего у них не получится, а кличка - останется. Тогда как жить?
        Глава 13
        Когда Уваров получил от Чекменёва приказ готовиться к поездке в Одессу и объяснил смысл задания, Валерий отнёсся к нему творчески. Из слов генерала извлёк гораздо больше информации, чем тот намеревался передать.
        То, что Игорь Викторович своеобразно, но принёс свои извинения за предыдущее, по сути, ничего в их отношениях не меняло. Просто генерал относился к предстоящему гораздо серьёзнее, чем, может быть, и сам догадывался. Иначе ни за что не выбрал бы на роль ближайшего помощника именно Уварова. Ограничился бы кем-нибудь попроще, послушнее и управляемее, но подсознание не позволило. Оно-то соображало, каким должен быть человек, от которого в очередной раз могут зависеть судьба Империи и самого носителя этого подсознания, вместе с телом и должностью.
        Да, подполковник ему лично неприятен. Прямо - кость в горле, совершенно, как и бывшему комбригу Гальцеву, однако Чекменёв понимает - есть моменты, когда самолюбие надо уметь вынимать из кармана, а когда - прятать в карман.
        Следовательно, с сего момента Уварову следует думать в два раза интенсивнее, чем прежде. За отпущенный срок нужно сообразить, где кроются подводные камни в простом на первый взгляд деле, каким образом их можно миновать, да так, чтобы и начальство не обидеть, и самому предстать в выгодном свете, как бы дело ни обернулось.
        Интриганом граф Уваров по натуре был не из последних, другое дело - строевая служба в отдалённом гарнизоне не давала возможностей этим дарованиям развернуться. C товарищами по службе, с которыми завтра вместе помирать, вести себя, как природный граф - неприлично, с бригадным начальством затеваться - противно. Ну, можно позвонить какому-нибудь родственнику, тебя переведут в кавалергардский полк, начальника опустят в совершенно непристойный гарнизон, вроде Красной Речки под Хабаровском, или тех же, трижды проклятых Тоцких лагерей. Полегчает? Радости на душе прибавится?
        А вот в разреженных атмосферных слоях высокой политики - отчего бы и нет? Партнёры вокруг достойные, есть с кем и вокруг кого собственную стратегию выстраивать. И к тридцати годам генеральские погоны, своим умом заработанные получить - самое то будет.
        Кроме разгорающейся любви к подпоручику Анастасии Вельяминовой (он так её про себя и называл, и мечтал о ней, отнюдь не одетой в то платье, что она подобрала для посещения театра, а в строевой форме), Уварова не оставляла другая мысль: он должен стать кем-то не ниже Чекменёва. Очень скоро. Всё, что за гранью тридцатипятилетия, казалось ему нереальным и почти бессмысленным. В сорок - уже не жизнь!
        Бегом, бегом, вперёд за славой и орденами. Император его запомнил, сам Георгия на грязный, пропахший порохом китель приколол. Даст бог, и дальше не забудет, у Романовых на верных людей память хорошая.
        То, что встреча личного представителя Императора с главой «Чёрного интернационала» может иметь долгоиграющие последствия для всего нынешнего миропорядка, сомневаться не приходилось.
        Если Чекменёв решил не заострять внимания подчинённого именно на этом аспекте, впрямую намекнув, что видит в нём лишь наиболее подготовленного командира отряда телохранителей - его дело. Почти любой человек на месте Уварова ограничился бы буквой приказа, не затрудняя себя проникновением в «дух» оного.
        Валерий в подобных обстоятельствах предпочитал считать себя ответственным за всё, имеющее маломальское отношение к порученному делу. А сейчас тем более нашёл здесь и собственный интерес. Поэтому для начала обратился не к непосредственному начальнику, полковнику Стрельникову, как было предложено, не к Тарханову даже, а к Ляхову, ни разу в разговоре с Чекменёвым не упомянутому.
        Вадим Петрович был на доске тяжёлой фигурой, вроде ладьи, в отличие от Уварова, более чем конём себя не позиционирующего. Конём, а не слоном, поскольку первый имеет больше степеней дозволенной свободы, причём противнику не всегда понятной.
        Кроме того, он был человеком, лично знакомым и напрямую связанным с такими поразившими воображение тогда ещё капитана Уварова, эпическими, можно сказать, личностями, как генерал Берестин, полковник Басманов, прочие герои-корниловцы. В бою под Берендеевкой Валерий сотоварищи исполнил свой долг до конца, до донышка, защищая венценосную персону. Но и лечь бы им там всем, в подмосковном осеннем лесу, если бы не пришли вдруг на помощь умирающей роте молодые, до невозможности отважные прадеды - бойцы многими почти забытой Гражданской войны.
        Уваров вспомнил, даже нет, увидел с закрытыми глазами, словно в кинематографе.
…Их осталось меньше, чем полурота. Сидели на последней в жизни позиции, вкруговую допивали тоже, скорее всего, последнюю фляжку, сбережённую Митькой Константиновым. Чужие пули время от времени щёлкали по стволам деревьев, иногда громадный танк издалека посылал вслепую тяжёлый снаряд.
        - Ты, братец, считал, сколько нехристей в ихний рай проводил? - спросил Валерий у подпоручика. Умирать в тот момент ему было совсем не страшно.
        - Полтора танка, двадцать шесть рядовых, трёх предводителей. Так и пиши в реляции. Мне лишнего не надо. К тому - девять единиц лично захваченного и доставленного по начальству особо секретного по причине неизвестности стрелкового оружия. «Георгия»
        - как с куста мне полагается, а можно и «Героя России».
        Константинов отхлебнул маленький глоток из того, что оставалось, и вдруг задумчиво, совсем не в характере, сказал:
        - Нет, правда, братцы, если Герои - не мы, тогда я уж и не знаю…
        - Не забивай себе голову, - неожиданно зло ответил поручик Рощин, три раза за сегодняшний день собиравшийся умереть, да всё-таки выживший, назло всем и всему. - Сунут, вон, как командиру раньше - «За пять штыковых…», и спасибо скажешь.
        - Кто спорит, - согласился Константинов. - А ты знаешь, как у нас в полку этот значок называли? «На, и отвяжись». То есть и не наградить стыдно, и настоящего ордена жалко. Самим мало… - Подпоручик затейливо выругался. В каждой воинской части, не считая флота и морской пехоты, ещё с петровских времён были приняты и тщательно шлифовались триста лет собственные матерные фразеологизмы. «Малый загиб Петра Великого», «большой» его же имени, и так далее.
        Константинов начинал службу в одном из полков, где подобные конструкции являлись гордостью и раритетами, поскольку первым шефом у них был Великий князь Николай Николаевич старший - уж такой специалист по этому делу.
        - Если б за каждый бой да по ордену… - подпоручик махнул рукой. Поскольку пить больше было нечего, закурили, дожидаясь новой атаки.
        Вдруг задребезжал зуммер радиостанции. С какой-то странной надеждой (а на что надеяться?), Уваров взял протянутую унтером трубку.
        - Капитан, живой пока? Мост не взорвал? - услышал он голос войскового старшины Миллера. Тот говорил совершенно другим тоном, чем полчаса назад.
        Уваров попытался объяснить свой тактический замысел, но не успел.
        - Вот и молодец! Удачно получилось. Как раз пригодится. Ещё поживём, наступать будем! Пришла помощь. Приготовься, к тебе сейчас выдвигаются. Сдашь рубеж, и свободен. Отходи к нам. Противника видишь?
        - Ещё нет. Замешкались что-то. Видно, крепко мы им по соплям накидали…
        - Ладно, у меня всё. Ждём…

«Помощь - это хорошо, - подумал Уваров, не считая нужным обнадёживать и расслаблять соратников. - Собрались умирать - и умрём. Остальное - нежданный подарок».
        Минут десять прошло, не больше, они и докурить не успели, как услышали за спиной мерный, слитный хруст ломающихся под сотнями подошв шишек, веток и палок, покрывающих пространство между лесными великанами.
        Офицеры инстинктивно вскочили, вскинув кто автомат, кто ручной пулемёт. То, что они увидели, явно не предназначалось для слабонервных. Но таких здесь и не было.
        Ухитряясь идти даже по лесу почти сомкнутыми рядами, на них надвигалась цепь настоящих корниловцев, с той ещё войны. Знакомых по фотографиям в альбомах, на стендах училищ и воинских частей, документальным и художественным фильмам. Именно в тогдашней форме - начищенных высоких сапогах, чёрных гимнастёрках с алыми кантами, демонстративно смятых фуражках с алым верхом. Единственное, что выбивалось из стиля - автоматы, такие же, как у вражеских боевиков, вместо мосинских винтовок с четырёхгранными игольчатыми штыками.
        За первой цепью вторая, третья.
        - Матерь божья, - выговорил Рощин.
        Несколько кучек опалённых огнём неравного сражения «печенегов», слишком оглушённых боем и смертями, чтобы сильно удивляться, поднимались с кочек и брёвен навстречу… Кому? Дедам-прадедам или статистам костюмированного трагифарса?
        Спасителям, в данном случае, остальное не так уж важно.
        Так и стояли, пока к Уварову не вышел откуда-то слева полковник с не по-здешнему суровым, хотя вполне симпатичным лицом.
        - Полковник Басманов Михаил Фёдорович. Рад познакомиться.
        Протянул руку, предварительно стянув узкую лайковую перчатку. Да, Валерий вспомнил, тогда все уважающие себя люди носили перчатки, даже летом.
        Он тоже представился, машинально взглянув на свою исцарапанную, покрытую полосками запёкшейся крови ладонь.
        - Завидую, - сказал Басманов. - Хороший бой выдержали. У нас, к слову, тоже бывало… На Каховском плацдарме мы штыковой атакой этого самого полка, - он указал рукой на спокойно стоящих позади него корниловцев, - сбили красных с позиций, штурмом взяли мост и потом гнали почти целую армию тридцать вёрст. Пока было кого гнать…
        - Да, помнится, читал, - только и смог ответить Уваров.
        - Оставим лирику, - вздохнув, сказал Басманов. - Вы сдаёте мне позицию. Что имеете доложить?
        Валерий доложил, что знал по последней оценке обстановки.
        Уже собираясь прощаться, он спросил то, что хотел с самого начала.
        - Вас много, Михаил Фёдорович?
        - Дивизия, - спокойно ответил Басманов.
        Вот тут капитан испытал чувство ошеломления. Отбиваясь из последних сил, мечтал о поддержке простой пехотной роты, чтобы прибавили плотности огня и на себя отвлекли немного внимания противника. Батальон - это уже сон в летнюю ночь. А тут дивизия. Если по штатам - пятнадцать тысяч человек. И со всеми спецподразделениями? И с фронтовым опытом тех сражений, когда действительно один против двадцати в штыковые атаки ходили?
…Уваров хорошо понимал и причины, и всю меру неприязни к нему генерала Чекменёва. Понятно, своей инициативой поломал несмышлёный офицерик стратегическую разведоперацию, годами, может быть, выстраиваемую. Так предупреждать же надо! Обидно, вопросов нет. Взвился генерал, вожжа под хвост попала. Наказал бы дурака своей властью, всё бы на том и кончилось. А тут сначала Стрельников влез со своими понятиями чести и справедливости. «Не позволю мол, лучше в отставку уйду, но сначала передам представление к награждению капитана и его отряда на Высочайшее имя. Пусть и через вашу голову!» Кто такое стерпит? Однако Чекменёв стерпел.
        И тут вдруг в Москве мятеж случается, и снова некого, кроме пресловутого Уварова на последний рубеж перед императорской резиденцией кинуть. Погиб бы он там - слава богу! Дали б посмертно Героя России, на том и успокоились. А он ведь выжил! Лично был представлен Олегу Константиновичу, из его рук и Крест получил, и приказ об очередном производстве. На глазах Чекменёва. Успел бы он раньше Императору шепнуть, что не стоит так вот публично превозносить серьёзно провинившегося офицера, может, и сумел сохранить лицо. Да и то неизвестно: Олег Константинович характером крут, мог и самого генерала принародно по матушке послать, объяснив, что нечего на зеркало пенять, коли у самого рожа крива…
…Вадим Петрович как раз находился в городе, неподалёку от штаба Уварова, и согласился в ближайшие полчаса заехать. Ему так было удобнее, чем назначать встречу в каком-то другом месте.
        - Ты совершенно прав, - сказал Ляхов, выслушав подполковника. - Не будем гадать, какие мысли у всеми уважаемого Игоря Викторовича в голове и какие тузы в рукаве. Нам нужно либо просто выполнить порученное без сбоев и промахов, что представляется почти очевидным и не слишком сложным, либо вовремя взять игру в свои руки. Так?
        - Именно так, Вадим Петрович. Почему я к вам и обратился.
        - К кому же ещё? - усмехнулся Ляхов. - Ты быстро и верно набираешь очки, что никак не может не раздражать окружающих. Отец мне давно приводил такой чиновничий афоризм: «Задача помощника чётко и ясно формулировать то, что смутно ощущает начальство». Вот и наш генерал явно нечто неприятное в окружающей атмосфере ощущает, а сам для себя сформулировать не может.
        - Точнее - не хочет. Он, как вы рассказывали, прирождённый оперативник высшего класса, а сейчас…
        - И знаешь, почему? - прищурившись, спросил Вадим.
        - Знаю, - решительно ответил Уваров. - Он вообразил, что эту функцию перерос и как бы воспаряет в эмпиреи высокой политики, где не пристало «грязной тачкой руки пачкать»…
        - Очень точно подметил. Не зря мы с тобой во многом сходимся. Люди одной серии, как формулирует некий весьма компетентный товарищ, мой знакомый. Поэтому начинаем свою игру. С того места, где её прервал господин Чекменёв. Не вовлекая в неё до поры ни Тарханова, ни Стрельникова. Согласен?
        - Так точно.
        Сердце подполковника, как выражались аборигены тех мест, где он начинал службу, переполнилось радостью. Он давно и с определённой уверенностью в успехе надеялся, что Вадим Петрович рано или поздно приблизит его к себе и введёт в круг тайн, к которым причастен. Сейчас он почувствовал, что значительно приблизился к намеченной цели.
        - Вот и договорились, - сказал Ляхов. - Я не вмешиваюсь в текущие процессы, беру на себя обеспечение форс-мажоров, буде такие возникнут. А уж ты изволь продемонстрировать, на что способен в свободном полёте. Сдаётся мне, что случится может всякое, не слабже того, что было в боковом времени.
        - Как приятно говорить с человеком, свободно понимающим даже невысказанное, - без тени лести ответил Валерий.
        - Вполне солидарен, - кивнул Ляхов. - Теперь последний совет - и разойдёмся. У тебя, кажется, возникли достаточно тёплые отношения с Анастасией Вельяминовой…
        - Вадим Петрович!
        - Разве я сказал что-нибудь неуместное? Весьма достойная девушка. На мой вкус тоже
        - лучшая в отряде. Всемерно приветствую. И хочу, как старший по возрасту, опыту и чину товарищ попенять на чрезмерную… сдержанность. Отнюдь не только в личных вопросах.
        - Поясните, пожалуйста, - чрезмерно напрягся Валерий. Он не хотел, чтобы даже глубоко уважаемый им человек касался этой темы.
        - Тише, тише, а то шерсть на холке дыбом встала. Истинно - волк степной. Да, ваше высокоблагородие, - внезапно и резко сменил Ляхов тему, - ты не забыл, как медицинская эмблема на петлицах расшифровывается?
        Уваров, словно с разбега на забор наткнулся, смолк. Секунду подумал.
        - Так точно, господин полковник. «Хитрый, как змея, и выпить не дурак».
        - Вывод? - Вадим откровенно веселился, словно бильярдист, несколькими точными ударами совершенно поменявший картину на зелёном столе.
        - Извините, пожалуйста. Совершенно задёргался с этими проблемами.
        Сбегал в комнату отдыха, принёс коньяк и кое-какую закуску.
        Многие гражданские люди думают, что подполковник и полковник - почти одно и то же. Подумаешь - тремя звёздочками больше, тремя меньше[В Российской армии подполковник носил на погоне три звёздочки, полковник - двухпросветный без звёздочек. Также и капитану, в отличие от штабс-капитана, полагался однопросветный погон без звёздочек.] … На самом деле разница громадная. Служебная - само собой, но и психологическая тоже. Полковник - это уже иное качество личности. Полковника могут поставить командующим корпусом, и комдивы-генералы будут ему подчиняться.
        Вот и Уваров не видел ничего странного в том, что реагирует на приказ, отданный вроде и в шутливой форме, как любой поручик - на его собственный.
        Ляхов с удовольствием, не торопясь, выцедил коньяк, а Валерий свой выпил залпом, будто плохую водку.
        - Поясняю, - сказал Ляхов, закуривая. - Вельяминова должна стать твоим ближайшим помощником, партнёром в делах, далёких от… интима. Это умнейшая девушка.
        - Я знаю.
        - Не всё. Ты не спрашивал, она не отвечала. Прямо сейчас, когда я уеду, пригласи её, расскажи всё, что мы тут обсуждали, и вместе подумайте, как станете действовать. Уверен, услышишь много нового и интересного. Умнейшая девушка, - повторил он, - причём в тех сферах, о которых ты пока и не догадываешься. Своим заместителем и командиром боевой группы кого наметил? Окладникова? Правильное решение. А Вельяминову, как воеводу Боброка - на засадный полк. Вместе с её подружками. За-абавно может выйти.
        Уваров не до конца понял ход мысли полковника, но, как у каждого влюблённого мужчины, лестный отзыв о предмете его страсти вызвал новый приступ симпатии к понимающему человеку.
        Это свойство человеческой личности Ляхов представлял достаточно хорошо и грамотно использовал.
        Простившись с Вадимом Петровичем, Уваров выкурил две папиросы подряд, стоя у открытого окна и размышляя, кто же это настолько в курсе его затаённых (как ему казалось) чувств, что уже и до верхних эшелонов власти информация дошла? Стучат, все и на всех стучат! Эта простая истина ввергла простодушного графа в подобие меланхолии. Он словно забыл, что Анастасия, как следует из всего предыдущего, является протеже Вадима Петровича, и очень свободно могла поделиться с ним своей сердечной тайной.
        И то не принял во внимание, что сам демонстрировал в театре записным сплетникам и сплетницам свою пассию. Да в отряде числилось полсотни существ, которых офицерский чин и специфика службы не избавили от присущих данному полу склонностей и привычек.
        А уж что Ляхов обращает внимание на информацию всякого рода, так ему, инициатору создания женского подразделения, сам бог велел быть в курсе всего, там происходящего.
        Уваров по телефону, через дежурного, вызвал к себе подпоручика Вельяминову и встретил её вполне по-уставному. С непроницаемым (как ему казалось) лицом выслушал доклад о прибытии, указал на полукресло у приставного столика.
        Анастасия, сев и положив руки на столешницу, смотрела на командира своими изумительными глазами без всякого намёка на самую отдалённую возможность внеслужебных отношений. Так ведь, признаться, и отношений никаких ещё не было. Кроме вполне невинного посещения спектакля. Он даже поцеловать её на прощание тогда не отважился. Случалось, задерживал пальцы в своей руке несколько дольше, чем требуется, в танце, не сдержавшись, привлекал чуть ближе, ладонь, как бы невзначай, соскальзывала ниже талии. Но - в пределах приличий. Пусть и у самых пределов.
        - Значит, так, Анастасия Георгиевна. Перед нами руководством поставлена серьёзная задача. Господин полковник Ляхов посоветовал мне обсудить её с вами. И даже назначить вас моим негласным помощником. Официальным заместителем будет капитан Окладников, командир второго отряда… Вадим Петрович уверен, что вы обладаете способностями, до сих пор мне не известными. Склонен ему верить, хотя и удивлён, не скрою…
        - Я тоже удивлена. Но не тем, чем вы. - Лицо Насти приобрело непривычное, не знакомое Уварову выражение.
        - Поясните…
        - Лучше вы сразу изложите задачу. Дальнейшее выяснится само собой.
        Валерию опять стало не по себе. Слишком резко начали расходиться образы - девушки, в которую влюблён, и жёсткого профессионала, собравшегося приступить к делу, нисколько не обращая внимания на то, что разговаривает с человеком… Да чёрт с ним, неважно, как она разговаривает и как смотрит. Он ведь и сам встретил её сейчас отнюдь не так, как хотелось бы. Проклятая субординация!
        Пряча глаза, он разлил по чашкам свежезаваренный китайский чай, взял из коробки новую папиросу.
        - Можно и мне? - вдруг спросила Настя, то есть подпоручик Вельяминова.
        - Вы курите? - удивился Уваров.
        - Иногда. Особенно - в затруднительных ситуациях.
        Он поднёс ей огонёк зажигалки, с интересом смотрел, как девушка затянулась и медленно выпустила дым одновременно ртом и носом. Ещё один неожиданный штрих.
        Выслушав вводную, Анастасия взяла кожаную папку с документами, относящимися не только к Катранджи, а вообще ко всем взаимоотношениям российских спецслужб с его
«Интернационалом» и к месту предстоящей встречи. Каждый лист она просматривала от силы по две секунды. Закончила, закрыла папку, отодвинула её на край стола.
        - Понятно, господин подполковник…

«Вот ведь натура, - одновременно со злостью и нежностью подумал Валерий, - демонстративным нежеланием пропустить приставку „под“ показывает всю степень своей ко мне неприязни. А как я себя должен вести, если разговор чисто служебный и очень серьёзный?»
        - С вашего позволения, завтра утром я предложу вам как минимум пять вариантов этой операции.
        - В каком смысле? - не понял Уваров.
        - В самом прямом, ваше высокоблагородие. Дело намечается очень и очень непростое. Если бы я его организовывала… Одним словом - эти варианты я увидела, но нужно потщательнее обдумать каждый. Сразу могу сказать - в трёх мы проигрываем. Но… - она прикусила губу. Но… - был такой вельтмейстер[По терминологии начала ХХ века - чемпион мира по шахматам, или гроссмейстер, на этот титул претендующий.] Алёхин, вы слышали?
        - А как же!
        - И вельтмейстер Рауль Хозе Капабланка. Гении комбинации. По их примеру я хочу найти шестой вариант. Чистый и совершенно неожиданный. Мы делаем своё дело, каждая сторона получает якобы желаемый результат, а все концы, ниточки, вожжи, как угодно, остаются в наших руках…
        Она, уже не спрашивая разрешения, взяла ещё одну папиросу, сама и прикурила от лежащей рядом зажигалки. Прямо этакая женщина-вамп из заграничной мелодрамы.
        Уваров смотрел на Анастасию со сложным чувством. С одной стороны, подтверждались слова Ляхова, но с другой… Он уже смирился с её превосходством в экзотических боевых искусствах и никогда не вышел бы публично с ней на ринг или фехтовальную дорожку. В глубине души подобное превосходство девушки его, безусловно, задевало, но стало уже привычным, тем более - компенсировалось её мягкостью и деликатностью, пожалуй, чрезмерной скромностью в личных отношениях. А сейчас он видел, что перед ним действительно вельтмейстер, севший играть… Ну, с перворазрядником. Ни о каких пяти вариантах он и не подумал, не говоря о шестом. Хорошо, что увидел хоть два, и сразу обратился к Ляхову.
        И кто он теперь, попав в такую комбинацию?
        - Вы можете всё это изложить… Доступным мне языком? - Последние слова дались ему с огромным трудом, но он всё время сравнивал себя с тем же Чекменёвым и своим бывшим комбригом. Не желая стать на них похожим. Как же это трудно, оказывается.
        - Мы когда должны вылетать? - деловито спросила подпоручик Вельяминова, как и полагалось по её новой должности.
        - Послезавтра. К вечеру.
        - Тогда успеем. Завтра не позднее десяти часов я сделаю то, что вы хотите. И останется время на практическую подготовку, зависящую уже исключительно от вас, господин подполковник.
        Как же она зла на меня, подумал Уваров. Хорошо, хоть «вашим сиятельством» не обозвала. И он мечтает взять такую гадючку подколодную в жёны? Любого другого на своём месте он назвал бы законченным идиотом.
        А Вадим Петрович отчего-то считает, что у них может получиться… Так у самого супруга - тот ещё подарочек, если не только на внешность смотреть.
        - Договорились. - Валерий непроизвольно сглотнул ставшую вдруг горькой слюну и встал, желая прекратить ставший ему крайне неприятным разговор. Служить желаете, мадемуазель, ну так послужим вместе на благо Отечества. Как я с Чекменёвым.
        - А теперь позвольте один личный вопрос? - Анастасия тоже встала, одёрнула чуть сбившуюся форменную юбку, скользнула пальцами по пуговицам кителя.
        - Пожалуйста…
        Девушка сдвинула в сторону упавшую на глаза прядь волос и спросила исполненным яда голосом:
        - Когда ты, ваше сиятельство (вот и дождался!), перестанешь быть таким дураком? Мне уже надоело выносить твои взгляды, вроде того, как ты на меня посмотрел только что, выслушивать твои благоглупости, ждать, когда ты скажешь что-нибудь человеческое. Хочешь, чтобы я первая? Или мне просто повернуться и уйти, готовить доклад к завтрашнему утру?
        - Настя!
        - Какая Настя!? Подпоручик Вельяминова! Я приглашаю вас, подполковник граф Уваров, поужинать со мной в ресторане, где мы с вами впервые встретились. И разрешаю вести с собой так, как подсказывают вам ваши чувства. Если они у вас, конечно, есть. Вне службы!
        Валерия передёрнуло. Как стыдно. Как глупо…
        - Настя… - он едва ли не «простёр к ней руки», словно в пьесе Антона Павловича Чехова.
        - Подпоручик Вельяминова, - прибавив металла в голос, повторила девушка. - Если вам угодно, в девятнадцать ноль-ноль встретимся у той же калитки. Разрешите идти?
        По-строевому повернулась, щёлкнула каблуками и пошла к двери, так ни разу и не обернувшись больше, и всей своей вытянутой в струнку фигурой выражая снисходительное презрение.
        Весь этот растянувшийся до полуночи вечер Анастасия была весела, раскованна, неожиданно, по-особенному женственна. Будто не было недавней размолвки, будто вообще она никогда не служила в армии, тем более - в элитном подразделении, где учат убивать, максимально эффективно и без посторонних эмоций, а всегда вела исключительно светскую жизнь.
        Уваров никогда её раньше в подобном качестве не видел, и даже не догадывался, что она может быть такой. В театре Настя выглядела просто растерянной и зажатой, несмотря на наряд и восхищённую реакцию мужчин. Он не сообразил, что сейчас она впервые копирует манеры и стиль Майи Васильевны, усвоенные на пароходе, но до сих пор не использованные.
        Ей, кстати, посоветовал попробовать себя в этом искусстве не кто иной, как Вадим Петрович Ляхов, сразу же после разговора с Уваровым нашедший Вельяминову в учебном классе отряда и пригласивший её в крохотный кабинетик взводного командира «на пару слов». Парой он, конечно, не ограничился, но за пять минут сумел обрисовать предстоящее задание, а заодно и поделиться кое-какими соображениями насчёт отношений со строгим начальником и робким кавалером.
        - У нашего Валерия, понимаешь ли, отягощённая наследственность. Аристократические привычки, с десяти лет - кадетский корпус, училище, нелёгкая служба на переднем крае. Вполне заслуженный, но слишком быстрый служебный рост. Генетическая неприязнь начальства. Правильному обращению с нормальными девушками ему негде было научиться. Слишком острая дихотомия[Последовательное деление на две части.] . Либо идеальный образ, увиденный в юности на балу, либо жёны полковых офицеров и доступные за умеренную плату маркитантки. Первые недоступны в силу отдалённости и идеальности, вторые и третьи неприемлемы в силу первой причины. Я понятно изъясняюсь?
        - Вполне. - Настя смотрела в пол, и лицо у неё было сумрачным и напряжённым.
        - Самое же главное - он впервые в жизни так глубоко и стремительно влюбился в тебя, что просто не понимает, как ему с этим чувством жить. Сделать решительный шаг и нарваться на холодное безразличие или, хуже того, - насмешку? Для него такая мысль непереносима…
        - Вы хороший психолог, Вадим Петрович. Я и сама всё это понимаю, вижу, чувствую. Может быть - не так отчётливо, как вы со стороны. И, мне кажется, не раз уже намекала, что приму его объяснение с благосклонностью. Хотя… Смогу ли я стать для него той, какую он придумал…
        - Вот этого как раз не бойся. - Ляхов положил свою ладонь поверх её руки. - Я знаю его, знаю тебя, вообще знаю много такого, чего здравомыслящему человеку лучше бы и не знать. Сможешь. А практически… Понимаешь, твои робкие намёки он воспринимает как плод собственного воображения. Проще говоря - не позволяет себе поверить, что ты способна ответить ему взаимностью.
        - Но я и вправду могу. И хочу. Я не знаю ещё, что такое настоящая любовь, но когда представляю, как он меня обнимет, начнёт целовать… - Вадим заметил, что полминуты назад напряжённая и строгая девушка разительно изменилась. Словно бы даже слёзы навернулись на большие, ставшие сразу наивными и детскими глаза.
        - Попробуй последовать моим рекомендациям, - прозвучало слишком по-докторски, но иначе не получилось. Вадим объяснил, как ей следует повести себя прямо сейчас, потому что в ближайшие полчаса, если не раньше, Уваров её вызовет.
        - Главное, это пойдёт на пользу и ему, и тебе, и службе. Включай на полную свои аналитические способности… - Ляхов успел убедиться, на что способны девушки даже и без спецаппаратуры. А если с ней?
        - Сегодня действуй в пределах того, о чём сейчас договорились, и смотри, что в итоге получится. А завтра с утра позвони мне, вдвоём над проектом поработаем…
        Анастасия сразу и не поняла, какой именно проект имеет в виду Ляхов. Служебный или касающийся её с Валерием отношений.
…Вот она и повела себя с Уваровым, как посоветовал Вадим Петрович. Сказать, что он был ошеломлён её выходкой - ничего не сказать. Он был одновременно деморализован и счастлив. Более ясного намёка об истинных чувствах Насти представить невозможно. Конечно, правильнее было бы самому ей всё сказать, но… Старший офицер, объясняющийся в любви рядовому бойцу - нонсенс всё-таки. Или - использование служебного положения в личных целях.
        Манеры Майи она копировала просто потому, что ощущала с ней и с Ляховым эмоциональную близость. Вообще в её теоретическом багаже имелось не меньше двух десятков типовых схем поведения в подобной ситуации. С Новиковым той ночью Дайяна велела использовать вариант «гимназистка». Сейчас больше подходил - «Бабетта идёт на войну»[Французская кинокомедия с Брижит Бардо в главной роли. Крайне популярная в СССР в начале 60-х годов ХХ века. Мужчины восхищались актрисой, большинство девушек от 15 лет и старше делали себе причёски «Бабетта».] . Откуда взялся термин, Анастасия не знала. Мадам Дайяна умела придумывать самые неожиданные названия для своих разработок.
        Уваров постепенно оттаивал, испытывая огромное облегчение от того, что чувствовал
        - от него, кажется, больше ничего не зависит. Никаких особых слов до сих пор сказано не было, но они и не требовались. Пока. И без того всё ясно и понятно. Зато он испытывал настоящую ревность, когда присутствующие в зале мужчины смотрели на его любимую откровенными взглядами, и тем более со всеми правилами приличия спрашивали у него разрешения пригласить Настю на танец.
        Она почти никому не отказывала и танцевала великолепно, он нервничал, но когда девушка возвращалась за столик, делал вид, что рад за её успех. Сам же станцевал с ней всего два раза. Не хотелось под взглядами публики, пусть и отборной.
        Кстати, Уваров явственно ощутил, что за всем происходящим кроется рука и стиль Ляхова. Настя сама никогда бы не додумалась, не рискнула пригласить влюблённого командира именно в этот ресторан, где состоялось представление «валькирий» руководству «печенегов», где они впервые увидели друг друга и Валерий ощутил пробежавшую между ними искру.
        Нет, он, безусловно, был благодарен Вадиму Петровичу и за ту встречу, и за сегодняшний вечер, но никуда не деться от ощущения, что им манипулируют.

«Ну и чёрт с ним, - подумал Уваров, - пусть даже и так. Иначе вообще неизвестно, чем бы всё кончилось. С Настиным характером её сегодняшняя вспышка могла бы закончиться очень печально. Для меня. Всё оборвалось бы, не начавшись. Окончательно и навсегда только „подпоручик Вельяминова“, и никак иначе. А мне - подавать рапорт о переводе в другой гарнизон, подальше от Москвы. Потому что встречать каждый день равнодушный взгляд и слышать только уставные ответы… Проще застрелиться».
        О завтрашнем дне они не говорили, но мысли о нём Валерию прогнать не удавалось, при всём его эмоциональном подъёме. Что же такое она сумеет придумать, не доступное ни ему, ни даже Чекменёву?
        Развлекая Настю, Валерий превзошёл самого себя. Он сыпал никогда не слышанными девушкой анекдотами, рассказывал, непременно в юмористической форме, о своей прошлой службе, о басмачах, моджахедах, хунхузах, польских инсургентах и обороне сказочной Берендеевки от скопищ диких горцев, спустившихся прямо со страниц повестей Бестужева-Марлинского и четырёхтомного труда историка Потто «Кавказская война». Потом вдруг вспоминал стихи, разительно отличающиеся по тональности от только что старательно демонстрируемой лёгкости отношения к жизни:
        Я не унижусь пред тобою.
        Ни твой привет, ни твой укор
        Не властны над моей душою…
        …Ты позабыла, я свободы
        Для заблужденья не отдам.
        И так пожертвовал я годы
        Твоей улыбке и глазам…
        Я был готов на смерть и муку,
        И целый мир на битву звать,
        Чтобы твою младую руку -
        Безумец! - лишний раз пожать!..

* * *
        И скучно, и грустно,
        И некому руку подать
        В минуту душевной невзгоды…
        Желанья!.. Что пользы напрасно
        И вечно желать?
        А годы проходят - все лучшие годы!

* * *
        Тебе опять совсем не надо
        Ни слов, ни дружбы. Ты одна.
        Шесть сотен вёрст до Петрограда
        Заснежены, как тишина…
        Настя положила свою тёплую ладонь поверх его руки.
        - Что это вдруг с тобой случилось? Откуда вдруг такой минор? Я, возможно, и ошибаюсь, но как-то не ко времени… Или - что?
        - Да нет, ничего, извини. Нахлынуло вдруг. В молодые годы в нашей компании модно было этакое, лермонтовско-печоринское… Вот не пригласила бы ты меня сегодня, только и осталось бы поэзией былых веков утешаться. Не мы, мол, первые, не мы последние…
        И больше ничего, относящегося к собственным чувствам, он не сказал. Анастасию это задевало, ей хотелось окончательной ясности и определённости. Отпущенное самой себе количество шагов навстречу она сделала. Что ещё требовать от девушки?
        С другой стороны, то, что он так скуп на слова и сдержанн в поступках, её радовало. Значит, действительно не пустяк для него их с таким трудом налаживающиеся отношения, не мимолётное увлечение, не пустой флирт. Ну, посмотрим, посмотрим…
        Учёба в Новой Зеландии не прошла зря. Майя, Татьяна, Наталья Андреевна - каждая по-своему кое-чему её научили. Прежние уроки Дайяны если не забылись, то отодвинулись за пыльные кулисы чужого теперь театра.
        Наконец вечер себя исчерпал. Пора было уходить. Только до сих пор непонятно, куда и как.
        Они шли по ночным, почти затихшим улицам, то широкими, ярко освещёнными проспектами, то кривыми, безлюдными, совсем провинциального вида переулками. Анастасия знала центр Москвы довольно прилично, но сейчас не могла уловить общего направления. С равным успехом могли выйти и в район расположения части, и куда-нибудь ещё.
        Было достаточно того, что Валерий держал её ладонь в своей, говорил что-то, говорил, и будто машинально перебирал тонкие пальцы правой руки. (Шёл подполковник по-офицерски, справа от дамы).
        Она их время от времени стискивала, будто боялась, что отпустит.
        Наконец остановился перед парадным подъездом тяжеловесного многоэтажного дома, изукрашенного полуколоннами, башенками, кирпичным кружевом, не хуже Исторического музея.
        - В казарму возвращаться уже поздно, - сказал Уваров, посмотрев на светящийся циферблат часов под фронтоном. - Если хочешь, будь моей гостьей. Места хватит…
        Сердце у неё ёкнуло, почти остановилось, потом зачастило.
        - А как же доклад, господин подполковник? К десяти утра? - она сказала намеренно спокойно, взяв себя в руки, с намёком на издевку даже. Понимая, что очень, очень рискует. Что как пересиливший себя, пригласивший домой кавалер вдруг психанет, наподобие автора тех стихов, что недавно ей читал. Тот тоже из пустяка стал под выстрел к барьеру, в двадцать семь лет лишив себя жизни, а русскую литературу - невозможно представить чего…
        К её счастью, Уваров молча махнул рукой. Потом всё-таки сказал стиснутым голосом:
        - О каких глупостях ты сейчас говоришь…
        Его квартира на третьем этаже очень культурного подъезда Анастасии сразу понравилась. И не такое видела, особенно на «Валгалле», а тем не менее. Запахи, и те показались родными. Восковой мастики, которой по старинке натирали полы, свежесмолотого арабского кофе, хорошего табака, чуть-чуть - мужского одеколона или освежителя воздуха с похожими мотивами.

«Это - и вправду моё! - мелькнула мысль. - Дом меня принимает раньше хозяина…»
        Валерий помог ей снять пальто (теперь собственное, не заёмное), присев, расстегнул застёжки высоких ботиночек, опять на секунду задержав руку на щиколотке. И она снова вздрогнула.
        Сам разделся, задвинул дверцу стенного шкафа. Замялся, словно не зная, что делать дальше. Проводить гостью в комнаты или…

«Или» и получилось. Настя ли на него так взглянула, сам он пересилил жуткую скованность тела и сумятицу в душе, но Валерий обхватил девушку руками за плечи, прижал к себе так, что более слабое существо наверняка вскрикнуло бы от медвежьих объятий.
        Она сама подставила лицо с мягкими, раскрывшимися навстречу губами.
        Несколько минут выпали у Вельяминовой из памяти, несмотря на всю её спецподготовку. Очнулась она уже в гостиной, на широком кожаном диване. Прерывая поцелуи только для того, чтобы набрать в грудь воздуха, Валерий гладил ей грудь через платье, бедро выше края чулка, и она сама, обвив руками его шею, вздыхала судорожно, готовая на всё остальное. Помнила, по наведённому сну, как дальше будет прекрасно.
        И вдруг вскочила, вырвалась, преодолела наваждение и тёмную, неподконтрольную и ненужную волну желания.
        Он ведь ей так и не сказал главного слова. А без него? Утром встанут, разойдутся, он к себе в штаб, она - в казарму. На том всё может и закончится. Страсть - она и есть только страсть.
        - Хватит, Валера, хватит…
        Он успел сорвать ей застёжки резинок, и чулки сползали к коленям. Да и без этого - не так получается, как она мечтала, не так.
        - Да Настя, подожди, да я…
        - Я сказала - хватит! - почти потерявшая голову девушка превратилась в прежнего жёсткого подпоручика. - Покажи, где я могу поспать…
        - Да, хорошо, сейчас. - Уваров выглядел и обиженным, и растерянным, но главное - управляемым. Подчиняющимся. Её напору или собственным убеждениям и привычкам - не столь важно.
        Анастасия за один вечер сумела превратиться из недоделанной аггрианки в настоящую русскую девушку. С инстинктивным умением объяснить мужчине, выбранному для себя, кто впредь будет в их союзе главным. Независимо от того, как это будет выглядеть на людях.
        Она сама внезапно захотела полной близости, и тут же сумела удержаться, в то время как он, чьё желание и готовность Настя ощутила в полной мере, себя перестал контролировать.
        Значит, так будет и дальше. Стартовую позицию проигрывают (или выигрывают) один раз. Ну и хорошо, ему, мужу (так она в уме его и назвала), ведь только лучше станет. Со всем своим бестолковым героизмом, умом, отвагой (перед которой подпоручик Вельяминова, как и все офицеры всех семи отрядов «Печенег», неважно, мужчины или женщины, искренне преклонялись), крестами, чинами, лично изъявлённым
«Монаршим Благоволением». А муж у неё будет правильный. Свой долг исполняющий, в не касающиеся его дела не встревающий, послушный. Одновременно готовый стать спиной к спине против всего мира. С нею. И упаси бог, на другую (Настя не стала произносить просящееся на губы слово) посмотрит. Двадцать семь лет имел на свободу совести и развлечений. А уж теперь…
        - Покажи, где я смогу просто поспать…
        Он провёл её в спальню, где стояла явно лишняя для холостого офицера широкая кровать.
        - Спасибо, дальше я сама разберусь…
        - Вот тут, обрати внимание, - с вновь проявившимся гордым вызовом, сказал Валерий,
        - на двери очень прочный засов. Закройся, на всякий случай.
        - Что ты у меня за дурак! - она совсем легонько приобняла его за плечи, коснулась губами уголка губ. - Иди. Не морочь себе голову…
        Ближе к рассвету Уваров вскинулся, машинально пощупал рукой рядом. Нет её. А он ожидал, что коснётся рукой прекрасного и желанного тела. Могла бы и прийти, при всех её принципах и заморочках. Хоть офицерских, хоть девичьих.
        Валерий сел и заметил вдалеке, на навощённом паркете, световой блик. Накинул на плечи махровый банный халат и отправился на разведку.
        Открыл третью по коридору дверь, не спальни, куда он Настю определил, а рабочего кабинета. И увидел, выходит, не подругу, а подчинённую, сослуживицу.
        Вельяминова, в золотистой комбинации на голое тело, сидела в кресле перед письменным столом и торопливо писала автоматической чернильной ручкой на стандартных листах бумаги. Несколько, уже заполненных, веером лежали на синем сукне слева, толстенькая пачка чистых - справа.
        В левой руке она держала дымящуюся папиросу. Это Валерию не понравилось больше всего остального. За каким чёртом ему курящая жена?
        От едва заметного движения воздуха между дверью и окном Настя вскинула голову.
        - А, это ты? Чего не спишь?
        - А ты? Что за?.. - он не подобрал слова, каким назвать её поведение, более чем странное, по любым меркам. На циферблате - пятый час утра. И, несмотря на прочее, его внимание слишком привлекала почти совсем открытая кружевным вырезом грудь любимой.
        Нет, не только эта примечательная деталь женского организма его привлекала и отвлекала. Если бы подполковник, бывший фронтовой поручик и штабс-капитан, легко покупался на подобные штучки (как поёт знаменитая «примадонна»), его закопали бы в красный туркестанский песок раньше, чем вручили потом и кровью выслуженную третью звёздочку. Без всяких «пяти штыковых атак».
        Он заметил и другое, по службе более важное. Телефонный аппарат, вечером и всегда стоявший на тумбочке у окна, переместился на стол, под её левую руку. Значит, с кем-то разговаривала глубокой ночью, пока он спал. А она - нет.
        Интересно. Тут в нём заговорила не ревность, а инстинкт контрразведчика.
        - Договорились ведь, - сказала Анастасия, - доклад должен быть готов к десяти утра. Вот и работаю. Заканчиваю четвёртый вариант.
        - Нет, ну что ты за… - и опять слов не нашлось, - что за… педантка, Настёна? Успеем, всё успеем, иди сюда!
        Он почти силой вытащил её из за стола, прижал к себе, начал целовать, куда попадал губами.
        - Моя, моя милая, любимая… Пойдёшь за меня замуж? Прямо завтра?
        Анастасия отстранилась, переводя дыхание после собственного, очень длинного последнего поцелуя.
        - За тебя? - отодвинула Уварова на расстояние вытянутых рук. Посмотрела внимательно, оценивающе. - Да, может, и пойду. Раз лучше нет. Только не завтра и не послезавтра. Зачем мне муж, который при виде не совсем одетой девушки забывает
        - времена для свадьбы совсем не подходящие.
        И сразу стала очень серьёзной.
        - Не бойся. Я от тебя - никуда. Только давай подождём ещё… немножко.
        Словно не замечая, что её одеяние едва-едва, да и то чисто символически прикрывает верхнюю треть бёдер, подставила губы для поцелуя и тут же отстранилась.
        - Всё равно, Валера. «Пакта сунт серванта»[«Договора должны выполняться» (лат.).] . В десять утра ты мой меморандум получишь. Даже если захочешь спать до двенадцати. Ты начальник, тебе можно. Найдешь его на тумбочке. А мне скоро на утренний развод. И я его так проведу… Она мечтательно подняла глаза к высокому потолку. - Каждая… вообразит: облом у Вельяминовой с полковником. Пролетела, зараза! Что нам и нужно, правда, милый? Только сам не проколись, не улыбайся в роте с масляными глазками, как кот, объевшийся сметаны. Лучше на Темникову начни смотреть оценивающе. Тогда всё будет в полном порядке. Детали я тебе потом объясню. У нас тут не Туркестанский округ.
        Тут же сделала отстраняющий жест, с таким лицом, словно была не обнажена сверх всяких приличий, а одета в королевское платье с длинным треном.
        - Иди, иди, ничего больше не будет, мне дописать надо…
        Усаживаясь в кресло, начала очень мелодично и отчётливо насвистывать такты строевого марша «Печенегов» на слова бессмертного Дениса Давыдова: «Эй, вперёд, труба зовёт, чёрные гусары. Впереди победа ждёт, наливай, брат, чары!»
        Уварову не оставалось ничего другого, как с удручённым видом выйти из кабинета.
        Потом они полетели в Одессу.
        Глава 14
        Так сложилось, что после встречи немного отдохнувшего и получившего квалифицированную медицинскую помощь Чекменёва, Катранджи, начальника губернского жандармского управления генерала Закатова с Эфроимсоном и несколькими старшими представителями специфического одесского социума, Уваров от дальнейших одесских дел был отстранён.
        Исполнил свой долг - и достаточно. Остальное решат без тебя.
        Нужно сказать, Валерий в этот момент испытал величайшее облегчение. На кой они нужны ему, эти забавы? Тем более Вадим Петрович Ляхов, выслушав доклад Уварова по личной связи, полностью с ним согласился.
        - Возвращайся домой, если отпускают. Девчат забирай с собой. Генералу сейчас кажется, что с помощью Тарханова он справится лучше. Очень может быть. Сергей своё дело знает, и не завидую я тем, кто попадётся ему под горячую, а тем более - холодную руку. А у нас с тобой не менее интересные дела найдутся…
        Семеро девушек ни по каким служебным учётам не проходили. Прилетели с Уваровым инкогнито, проявились на несколько часов в нигде не зафиксированном инциденте, так же и исчезли, почти что и безымянные.
        Только Ибрагим Рифатович, верный своему слову, придержал за руку Кристину в прихожей квартиры, где они все собрались.
        Достал из кармана чековую книжку и ручку с золотым пером.
        - Я сказал. Десять миллионов тебе, по пять остальным девушкам. Ещё по миллиону тем двум офицерам. От собственных щедрот. Они хорошо воевали, но договора у них со мной не было. Это справедливо?
        - Думаю, да. Вообще я это тогда так, в шутку сказала, - улыбнулась Кристина. - Можем и обойтись.
        - Для вас - шутка, для меня - нет. На чьё имя чек писать?
        - Можете на моё. Кристина Станиславовна Волынская. Я поделюсь…
        - Кто бы сомневался, - хмыкнул Ибрагим-бей и размашисто, знакомым банкирам всего мира почерком вывел сумму прописью - двадцать семь миллионов русских рублей. Для него - копейки, в сравнении с на сколько-то лет или дней продлившейся жизнью.
        Два часа Уваров потратил на личный доклад Тарханову. Сообщил ему подлинные факты и все варианты анализа Анастасии, не называя, разумеется, источника. Полковника они, судя по его выражению лица, заинтересовали не очень. Он предпочитал идти по горячему следу, а здесь информация и разработки жандармов и бандитов выглядели убедительнее, потому и предпочтительнее.
        - Мы с тобой, Валерий, этими деталями в Москве займёмся. Когда всю конструкцию поймём и выстроим. Я тебе верю, и за всё, что ты сделал, - благодарен, не знаю как. Но, как бы тебе пояснить…
        - Да что пояснять, Сергей Васильевич? Мавр сделал своё дело, мавр может гулять смело. А вы с Игорем Викторовичем в остальном и без меня разберётесь. - Уваров улыбался не дерзко, как умел, скорее - сочувственно.
        - Ляховские штучки, - как бы про себя, но вслух сказал Тарханов. - Иди. Это я не тебе в упрёк, просто для прояснения… Ваши заслуги, без всяких вопросов, будут отмечены.
        - Спасибо, господин полковник. «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».
        Уже спускаясь по ступенькам, вспомнил заодно и Шекспира: «Неладно что-то в датском королевстве…»
        Из Одессы Уваров с девушками прогулочным теплоходом, растворившись среди полутора сотен отдыхающей публики, добрались до Севастополя, а уже там сели в экспресс до Москвы. Заняли целиком спальный вагон-микст - четыре купе двухместных, четыре одиночных. Можно ехать со всем комфортом и держаться свободно, не остерегаясь чужих глаз и ушей. Рядовые валькирии разместились по двое, а командиры - Анастасия и Уваров - во второй половине вагона, поодиночке.
        Вначале дружно отправились в вагон-ресторан, нормально пообедать и отметить успех, служебный и личный. «Солдатскую добычу», то есть полученный от Катранджи гонорар, решили поделить поровну, сумма уж очень хорошо делилась на девять. Девушки свои миллионы пока что воспринимали вполне абстрактно, других сумм, кроме ежемесячного денежного довольствия им в руках держать не приходилось. Другое дело Уваров с Окладниковым. Узнав о свалившемся с неба богатстве, они долго обсуждали вдвоём, как к этому «подарку» отнестись. На том, что принять его без урона для офицерской чести можно, они согласились почти сразу. Не нанимались они в ущерб интересам службы в частные охранники к иностранцу, это он сам таким образом оценил свою жизнь. Другой бы на его месте мог каким-нибудь орденом наградить - никакой разницы. Другое дело, что правильно будет разделить «приз» с другими офицерами, непосредственно участвовавшими в операции, и с семьями павших в бою.
        А девушкам что ж, деньги на приданое пригодятся, не век же им служить.
        Ближе к вечеру, когда все разошлись по своим купе, Валерий заглянул к Анастасии. Впервые с момента приезда в Одессу они вновь оказались наедине, счастливо оставшись в живых, хотя каждый имел равные шансы получить пулю и сейчас перемещаться в сторону дома в совсем другом качестве. Оттого смотрели они друг на друга уже другими глазами, чем всего четыре дня назад.
        Настя повернула защёлку замка, обхватила Уварова за плечи, прижалась щекой к щеке и замерла. Сейчас ей и этого было достаточно.
        Поезд мчался на стокилометровой скорости, стук колёс по стыкам сливался в ровный гул. На особенно крутом закруглении вагон сильно качнуло, и они почти упали на синий бархатный диван, так и не разомкнув объятий.
        - Может быть, мне подать рапорт об увольнении? - спросила Настя, когда они устали целоваться, а перейти к естественному продолжению она Валерию снова не позволила. Слишком тонкие стенки в вагоне.
        - Зачем? - не понял он.
        - Ну, как же мы с тобой вместе будем служить, если всё-таки… Если ты не передумал.
        - Как я могу передумать? Что ты говоришь?
        - Вот и хорошо. И как же тогда?
        - Да никаких вопросов. Попрошу Ляхова, он тебя пристроит… по специальности. Ты мне подчинена не будешь, остальное никого не касается. Не откажет, надеюсь, Вадим Петрович крестнице своей. Я, кстати, давно спросить собирался, да не до того было
        - ты ночью, когда варианты разбирала, по телефону ему звонила?
        - Откуда ты знаешь? - удивилась она.
        - Природная наблюдательность. Зачем человеку, если он никому не звонил, телефон с тумбочки на стол переносить?
        - Ох, а я не подумала даже. - Анастасия, похоже, всерьёз расстроилась от своего промаха.
        - Вот-вот. Так что давай, пока не поздно, с оперативной работы на чисто аналитическую переходи. Стратегически мыслить ты умеешь, а на пустяки внимания не обращаешь…
        - Хватит тебе. Это я потому что у тебя дома была, и во взвинченных чувствах… В Одессе ведь нигде не ошиблась?
        - Там - нет. Но всё равно с этой службы уходи. У меня на двоих нервов не хватит. Если опять что-то серьёзное начнётся - из таких заварушек вылезать не будем. О тебе думать стану - сам ошибаться начну…
        Этот довод показался Насте наиболее веским.
        - А с девчонками как же?
        - Ты с ними до старости в одном взводе служить собираешься? Вас, кажется, изначально к индивидуальной работе готовили?
        - Так, конечно, но привыкли уже вместе.
        - Не потеряетесь, в одном управлении будете. Да и всё равно в ближайшие годы все замуж повыскакивают. Хочешь, поспорим?
        Настя засмеялась, снова, запрокинув голову, подставила губы. Это было восхитительно - наконец не сдерживать естественных порывов, поступать, как хочется, ничего не стесняясь. Вот он обнимает её, горячая жёсткая (нет, сейчас очень нежная) ладонь скользит по телу везде, везде, и она не отталкивает своего мужчину, ему можно всё. Нет, пока - почти всё.
        - Я… тебя… люблю, - сказала она с расстановкой, вслушиваясь в звучание этих слов. Упёрлась пальцем в его нос. - Я… тебя… люблю. Смешно звучит, правда? Подпоручик Вельяминова говорит подполковнику Уварову, находясь при исполнении служебных обязанностей: я тебя люблю…
        - Чего же тут смешного? Я тебя тоже люблю. Так и надо.
        - Хорошо. Оказывается, очень приятно, когда можно так говорить. Я знала, но не понимала. Теперь понимаю. Ну, хватит, хватит. - Она отодвинулась, села, поджав ноги, натянула на колени юбку. - Позвони проводнику, пусть чай принесёт.
        - Сделаем. Так о чём ты с Ляховым советовалась?
        - Понимаешь, у него всякие электронно-вычислительные машины есть…
        - Я знаю.
        - Он и предложил - когда я черновики набросаю со всеми исходными данными, позвонить ему, он вероятности просчитает или что-то нами упущенное обнаружит. Я в деталях его программ не знаю, но вариант с попыткой захвата Катранджи и несколько эффектных контрмер на разные случаи как раз он предложил. Почему у нас с собой грим был, маршруты отхода и всё остальное.
        - Не перестаёт меня удивлять Вадим Петрович. А теперь давай, расскажи мне всё по полной правде. Как у вас с ним, с Лихаревым и с его Майей было. И где. Кое-какие обрывки сюжета я знаю, но… Я же больше не посторонний, я тебе почти что муж.
        Анастасия снова задумалась. Благо появился проводник с традиционным чаем в тонких стаканах, вставленных в тяжёлые серебряные подстаканники, как бы ни из той, первой партии, что была изготовлена на Кольчугинском заводе в ознаменование открытия движения по Транссибирской, теперь - Трансевропейской магистрали Порт-Артур - Владивосток - Москва - Лиссабон. С ответвлениями к Гавру, Гамбургу и Риму.
        Воронцов и Наталья Андреевна с них никаких клятв о сохранении тайны Форта Росс и
«Валгаллы» не брали, а вот Ляхов предупредил, чтобы никому и никогда о том, где они проходили подготовку, не рассказывали. Кому нужно - и так знают, остальным - не положено, включая ныне царствующую особу. Все необходимые сведения об их предыдущей жизни изложены в служебных формулярах, тоже, как у всех «печенегов» - секретных.
        И что теперь делать? Как это называется в психологии - конфликт интересов. Муж, он, как ни крути, всё-таки муж, пусть пока и гипотетический. Мало ли что может в ближайшие дни случиться? А вдруг это очередной уровень проверки?
        Попросил Ляхов младшего сослуживца, буквально из рук выкормленного, ещё раз проверить девушку, предварительно, по совету того же Ляхова, призна?ющуюся ему в любви.
        В то, что так может быть, ей верить не хотелось, но в школе у Дайяны «двести восемьдесят седьмой» пришлось узнать и о куда более хитрых методиках.
        Если окажется, что это всё-таки проверка и она её не прошла, она потеряет всё - и любовь, и жизненные перспективы. Останутся только три миллиона от Катранджи и возможность поступить к нему на службу, на что он успел намекнуть.
        - Знаешь, - едва не умоляюще сказала она, - давай об этом поговорим в присутствии Ляхова. Я ведь ему слово давала…
        - Можно и так, - с холодком и тщательно маскируемой обидой в голосе согласился Валерий. - Давала, значит давала. Остаётся надеяться, что в отношении меня твоё слово будет столь же крепким. А то вдруг прикажут на другой объект внимание переключить…
        - Нет, ну как ты можешь! - Настя отодвинула стакан, распахнула дверь купе, выскочила в коридор. На глаза наворачивались слёзы.
        К Москве они вроде бы помирились, однако, как в анекдоте из той же Одессы,
«осадочек остался». У каждого - свой.
        - Поедем ко мне? - полуутвердительно спросил Уваров, когда за окнами замелькали пригородные постройки. - Отдельная комната у тебя есть, лишний комплект ключей - тоже. На службу всё равно только завтра. Ляхова пригласим… Помолвку отметим.
        - Я лучше в часть, - тихо ответила Настя, оглядываясь, не слышит ли кто из девчонок. Но тем было не до них. Собирали нехитрый багаж, переговариваясь о своём. Речь шла в основном о том, как бы поинтереснее провести сегодняшний вечер в новом, миллионерском качестве. Упоминали названия самых шикарных ночных клубов, о которых, оказывается, имели представление, пусть понаслышке и из журналов «о красивой жизни».
        А свою начальницу будто бы не замечали. Конечно, только из деликатности. Всё они видели, понимали, радовались за неё, не хотели невзначай помешать даже не к месту сказанным словом.
        - Пойду со всеми, зачем раньше времени отделяться? А ты со своими настроениями и с Вадимом Петровичем без меня разберись. Придумаешь, что сказать - знаешь, где меня найти…
        - Будь по-твоему, - с тяжёлым сердцем согласился Валерий. - Желаю весело провести время. Но вы там, в кабаках, поаккуратнее. Не забывайте, что не на работе. Старайтесь обходиться только добрым словом, без помощи пистолетов и подручных предметов.
        - Постараемся…
        Девушки уселись в ждавший на привокзальной площади отрядный автобус, несколько обескураженные тем, что Вельяминова едет с ними, а подполковник остаётся один, бодрящийся, но явно невесёлый.
        Он попрощался с каждой, ещё раз поблагодарил за службу и выразил надежду, что на построение отделение явится в срок и без потерь.
        - Господин подполковник, поехали с нами! - задорно предложила Кристина, в дороге избавившаяся от специального, для Одессы подобранного образа и вновь превратившаяся в светловолосую, вполне славянского облика барышню. - Мы к вам ужасно привыкли, жалко просто так расставаться… Побудете нашим общим кавалером…
        Другие девушки почти хором её поддержали, одна Анастасия промолчала.
        - Ненадолго расстаёмся. Завтра обязательно увидимся, - пообещал Уваров, с благодарностью приложив руку к сердцу.
        - Ну-у, это уже будет совсем не то…
        - Честно говорю, никак не могу. Дел - выше головы. Но в следующее увольнение - обязательно. Надеюсь, придумаем повод. - Он бросил короткий взгляд на Настю. И ещё шесть пар глаз повернулось к ней. Она сделала вид, что ничего не замечает, но почувствовала себя ужасно глупо. Устроили тут цирк, словно сговорились, а ей отвели роль клоуна, теряющего на арене штаны.
        Уваров махнул рукой, повернулся и, стараясь держаться не по-офицерски, а как подобает нормальному обывателю, слегка развинченной походкой направился к стоянке таксомоторов.
        За полчаса поездки до отрядного городка Анастасия выслушала много разных слов в свой адрес. Подруги по очереди и хором объясняли ей всю неуместность и даже глупость такого поведения, расписывали, какой на самом деле замечательный человек их подполковник, и только законченная дура может изображать из себя неизвестно что, в то время как каждой нормальной дуре должно быть понятно… И так далее.
        Настя наконец не выдержала.
        - Всё, хватит! Хватит, я сказала. - Хорошо, что голос удалось удержать от срыва в истерические нотки. Прозвучало просто как строевая команда. - Ничего не понимаете, так и не лезьте! И нечего воображать неизвестно что. Сама разберусь. Если будет в чём разбираться…
        - Действительно, девки, хватит, - строго пресекла дискуссию Маша Варламова. - Не знаем, в чём дело, а рассоветовались… Если что, я Валерию Павловичу хоть завтра предложу себя в утешительницы. Пообещаю, что белее и пушистее меня не найдёт. Никогда ни слова поперёк не скажу. По чину не положено. Вот когда сама под полковником буду…
        Девушки дружно рассмеялись, даже Анастасия, и вернулись к обсуждениям планов. Куда всё-таки вечером пойти и в какие магазины немедленно бежать, чтобы, не считая денег, экипироваться самостоятельно, а не под руководством «тётушек».
        В самом мрачном расположении духа Уваров приехал домой, долго бесцельно сидел на подоконнике, глядя в окно. От нечего делать принял душ, второй раз побрился. Может быть, напрасно он встал в позу? Делал бы вид, что ничего не случилось, согласился провести вечер с девушками, как-нибудь с Настей в очередной раз объяснились…
        По-своему она, конечно, права, тут спору нет. Если тот же Ляхов не хотел раскрывать свои карты перед Чекменёвым, так он тоже не поторопился докладывать генералу, что от Вадима слышал. Почему же от девушки, только начинающей службу, потребовал нарушить офицерское слово? Да ещё и нагрубил. Но ведь попросил потом прощения. От всей души предложил, чтобы она у него поселилась. Без всяких посягательств на её честь и принципы. Искренне посчитал, что так лучше будет, и передумать у неё шансов останется гораздо меньше. А она отказалась. Хорошо, если действительно постеснялась демонстративно уехать с ним, оставив своих девчонок, и решила отложить окончательный шаг на более подходящий момент.
        А если передумала совсем? Он, по сути дела, совсем плохо её знает и понимает. Мало ли, что говорит по-русски и старается вести себя как русская - на самом-то деле она иностранка, более далёкая от него, чем какая-нибудь марокканка или китаянка. Если иметь в виду её неизвестное происхождение и чужое воспитание…
        С такими мыслями далеко можно зайти…
        Валерий не выдержал, позвонил Ляхову. Доложил о прибытии и попросил о срочной встрече.
        - Хорошо. Где предпочитаешь, у меня или у тебя?
        - Давайте у вас. - В своей квартире Уварову оставаться не хотелось, он думал, что в чужом доме будет легче отвлечься от угнетающих воспоминаний.
        Вадим Петрович отчего-то предложил встретиться на углу Петровки и Столешникова, что было довольно далеко и от его холостяцкой квартиры, и от Майиной, где он жил, когда жена наведывалась в Москву. Ну, мало ли, какие у него соображения.
        В форму Уваров переодеваться не стал: в центре Москвы слишком много военных людей на улицах, надоест честь старшим по званию отдавать и отвечать на приветствия младших.
        Ляхов, к его удивлению, тоже был в гражданском, хотя для него время как раз служебное.
        - С удачным возвращением тебя. - Они крепко пожали друг другу руки. - Ну, пойдём, тут у меня рядом есть удобное пристанище. Хороший друг в отъезде, попросил за домом присматривать. Там и посидим…
        Квартира оказалась на самом деле роскошной. Ляхов провёл Валерия через большую прихожую с громадным старинным зеркалом в причудливой резной раме, гостиную, где главным предметом обстановки был накрытый полотняным чехлом концертный рояль, в кабинет с несколькими тысячами книг в застеклённых шкафах и на открытых полках.
        Кабинет имел и второй выход, в широкий полутёмный коридор, и Уварову показалось, что тот ведёт во множество других помещений и комнат. Само собой складывалось ощущение, что квартира занимает весь этаж большого, весьма престижного по внешнему виду дома.

«Что же это за друг у Вадима такой? Знаменитый музыкант, судя по инструменту, профессор консерватории, допустим, или просто очень богатый человек с хорошим вкусом, любитель наук и искусств?» Тренируя профессиональные навыки, подполковник пытался по множеству деталей составить представление о человеке, жившем здесь, судя по всему, не одно десятилетие.
        - Садись, будь как дома, - указал Ляхов на глубокое кожаное кресло рядом с журнальным столиком на ножках в виде лап какого-то сказочного зверя. Сам сел по другую сторону. - Сигару желаешь? Мой друг обожает высококлассные сигары. Что тут у него? - Вадим раскрыл стоявший на нижней полке столика хьюмидор. - Так… «Падрон магнум», Никарагуа. «Артуро Фуэнте», Доминикана, «Пауль Гармириан», оттуда же.
«Санчо Панса», Куба и, конечно, непременный «Монте-Кристо»… Выбирай, а я сейчас. Тут где-то в тумбочке «Чивас Ригал» имелся. Всё по протоколу…
        Уваров взял сигару не глядя. Знатоком он не был и в «протоколе» не разбирался. Пришлось Ляхову его немножко поучить.
        - Привыкай, брат, привыкай. Ты теперь тоже богатый человек, придётся соответствовать…
        Валерий чуть не поперхнулся виски, которое только что пригубил. И об этом уже знает полковник. Ну а почему бы и нет, в конце концов? И Катранджи мог сказать Тарханову и Чекменёву о выданном им призе, и любая из девчонок доложить, в том числе и Настя. Приехала на базу и первым делом с рапортом…
        - Да всё нормально, что ты занервничал? С паршивой овцы… У меня в биографии похожий случай был, мы с Тархановым тоже «на первичное обзаведение» прилично заработали. Деньги, как известно, не приносят счастья, но успокаивают нервы. Вас с Настей теперь хоть такая ерунда заботить не будет.
        Тут Валерий не выдержал и сразу выложил Ляхову всё между ним и Анастасией происшедшее.
        Вадим Петрович выслушал со всем вниманием.
        - Да не расстраивайся ты, дело обычное. Ты что, надеялся - с бабами бесконфликтно жить возможно? Увы, так только с подружками на один вечер бывает, и то не всегда. А если жениться собрался… Слышал, небось: «В девках все хороши, а откуда тогда злые жёны берутся?» Настя - нормальная девушка, со всеми женскими чертами характера, может быть, даже ярче выраженными, чем у многих других. Более мнительная, ей всё время кажется, что ты никак не можешь заставить себя относиться к ней безотносительно к её, если так можно выразиться, «происхождению».
        Уваров подумал, что тут полковник совершенно прав.
        - Поэтому ты должен вести себя предельно внимательно, осторожно, ласково, если угодно, с учётом этих обстоятельств. Того, что она тебя оставит, не бойся. Она обидчивая, но отходчивая. Прямо сегодня её разыщи, а что дальше - я тебя учить не буду. Разберёшься.
        Что не стала тебе ничего рассказывать - правильно сделала. Эти девушки умеют держать слово. Я же не предвидел, что у неё именно с тобой «чувства» появятся, а она самостоятельно в этой коллизии определиться не сумела, вот и сослалась на меня. Как же иначе? Дальше ты себя неправильно повёл. Поставил перед неразрешимым выбором. Причём никаких особенных тайн в этом деле нет. Просто мы избегаем без нужды расширять круг посвящённых. Вся прошлогодняя московская заварушка случилась во многом именно из-за того, что чересчур много лишних людей в реальности Фёста узнало о существовании нашего мира. И нам совсем не нужно, чтобы здесь стало известно о существовании, а главное - физической доступности ещё нескольких параллелей. Сам видел, как с Катранджи получилось. А тут ставки повыше. Любую из валькирий, меня, тебя совсем не трудно похитить и потом выбить всю нужную информацию.
        В ответ на протестующий жест Уварова ответил:
        - Ладно, согласен, взять живьём каждого из вас очень нелегко, и заставить говорить тоже, тем более что вы почти ничего не знаете. Но ведь тот, кто вздумает вами заняться, уверен в обратном, и разработка будет очень жёсткая. До окончательного результата.
        Вадим долил в стаканы виски, подымил сигарой.
        - Теперь-то деваться некуда, я тебе расскажу всё, что сам знаю, потому что надёжные помощники нам нужны. И с проблемой Катранджи придётся разбираться помимо государственных структур, и ещё кое-какие дела на подходе. Согласен?
        - О чём вы спрашиваете? Можете на меня рассчитывать полностью и безусловно. Только… Как это будет сочетаться с присягой, служебным долгом и прочими подобными вещами?
        - Об этом можешь не беспокоиться. Перед каждым вступающим в ряды «Братства» вставал такой вопрос. Видишь ли, наша деятельность и то, о чём ты спросил - располагаются в разных плоскостях. Почти непересекающихся. Наша задача и цель - охрана и защита реальности от воздействий внешних и внутренних. Как, например, мы защитили её вместе с тобой прошлый раз. Другое дело - такая работа возможна только при строгом соблюдении тайны. От всех, в том числе и от тех, кому мы присягали. Иногда, если иначе нельзя, приходится кое-что раскрывать. О факте наличия «третьей силы» знает Олег, знает Чекменёв, некоторые другие люди. Многие наблюдали результат нашего вмешательства. Но всё это только отдельные элементы мозаики, цельной картинки из них не сложишь. Одним словом - мы все продолжаем исполнять присягу и долг, просто в нужные моменты - нетрадиционным образом… Доходчиво?
        - Пожалуй. Но всё равно тут есть о чём подумать.
        - Думай, кто тебе мешает. Встреться с Настей, обсудите как следует. Примешь решение - скажешь. Нет - нет. Будете служить, как раньше служили. Только и делов. У нас не сицилийская мафия.
        Уваров сразу от Ляхова поехал в расположение части. От дневального узнал, что валькирии из первого взвода недавно вернулись из города, сейчас - у себя в жилом блоке, то есть попросту в казарме, двухэтажном здании в глубине парка, заросшего старыми липами и клёнами наподобие барской усадьбы.
        Он для порядка задал ещё несколько вопросов, касавшихся внутреннего распорядка и событий, случившихся в отряде за время его отсутствия.
        Вышел на улицу, сел в машину, поставленную напротив калитки, где обычно встречал Настю. Отсюда ближе всего к станции метро и стоянке такси. Через главный КПП обычно никто в увольнения не ходил, и разминуться с девушками он не боялся. Другое дело - сколько придётся ждать? Сейчас начало седьмого вечера, часикам к восьми барышни наверняка соберутся, а пока, наверное, обновки примеряют.
        Что ж, спешить некуда, можно не спеша подумать. И не только о своих будущих семейных делах. В отношении Насти Ляхов его успокоил - если она его любит и сделала осознанный выбор - чего ещё желать? Если умеет держать слово, данное почти чужому человеку, то уж мужа наверняка не обманет. В себе он тоже был уверен, патологической тяги к любой юбке и тому, что под нею, не испытывал никогда, с юных лет. Как правило, все его прошлые романы больше напоминали дружбу с лицом противоположного пола, обладающим некоторыми приятными анатомическими отличиями. Длились такие дружеские связи не слишком долго и завершались обычно тем, что подруга находила себе более перспективного поклонника и партнёра.
        Гораздо больше его сейчас занимала полученная от Ляхова информация по поводу
«Братства» и его целей. Он ведь фактически ничего толком и не узнал. Что организация существует - безусловно. Что мощь её велика, даже - непредставима - тоже. Достаточно одного-единственного факта - переброски через век времени и несколько тысяч километров пространства целой дивизии со средствами усиления. Как человек сызмальства военный, Валерий представлял, что это такое. В обычных условиях на подобную передислокацию потребуется несколько десятков железнодорожных эшелонов и неделя времени, при условии, что поезда будут идти подряд, «зелёной улицей».
        Но им ведь противостоят некие, соразмерно могущественные силы, иначе для чего всё?
        Теперь ему предлагают записаться волонтёром на эту неизвестно чью войну. Против войны он ничего не имел, потому что ничему другому не учился и ничем не занимался. И получалось у него очень неплохо. С кадетского корпуса равнялся на такие образцы, как генералы Скобелев и Слащёв. Они импонировали ему не столько полководческими талантами (хотя и этим тоже), сколько возрастом. Особенно Слащёв - за три года дослужившийся от капитана до генерал-лейтенанта, в тридцать два года явивший миру столь яркий блеск таланта, что и пресловутый Моше Даян смущённо ковырял бы носком ботинка землю, доведись им встретиться. Даян, тот подавлял противника, кроме всего прочего, безусловным техническим и огневым превосходством, а Яков Александрович - исключительно сумасшедшей по невероятности тактикой и запредельной отвагой своих бойцов. Так что есть разница.
        Но опять Уварова увело в сторону. Он ведь о другом думал.
        В волонтёры записаться… Долг чести не препятствует, требует! С той минуты, когда он, спокойно и достойно попрощавшись с жизнью в кругу товарищей, готовился принять
«последний и решительный» на последнем рубеже и вдруг увидел Михаила Федоровича Басманова во главе корниловского полка… Он готов расплатиться жизнью за ту сказочную помощь. Сказочную, иначе не скажешь. Другое дело - ночь в Берендеевке на сказочную совсем не походила. Обычная офицерская выпивка после смертного боя, когда «печенеги», штурмгвардейцы, дворцовые гренадеры и белые офицеры, побратавшись, дружно обмывали следующий кусок выпавшей, как шестёрка на игральном кубике, жизни, награды и звёздочки, полученные из «Высочайших» ручек. Даже вечный подпоручик Константинов стал наконец поручиком.
        Тогда и сказал Уваров, сидя в обнимку с двумя корниловцами, Ненадо и Оноли, что если придётся - и они их так же выручат, не задумываясь…
        - Да уж, - ответил худощавый, нервный Валериан, почти тёзка, - твоя рота нам под станицей Торговой в восемнадцатом году вот так бы пригодилась. - Он сделал чиркающее движение ребром ладони по горлу.
        - Да что под Торговой, - возразил кряжистый, с грубым унтерским лицом Ненадо. - Вот когда за Минеральные Воды дрались…
        - И что - Минеральные Воды? - спросил Уваров.
        - Что-что! Хрен в пальто! Нас восемнадцать человек осталось, а всё полком считали. Хорошо эскадрон ингушей подскочил, с тыла красных порубали. А то б так и валялся между путями Игнат Борисович, в одних подштанниках и дыркой во лбу!
        - Всё, мужики, всё, - заплетающимся языком говорил Валерий, с трудом дотягиваясь протянутой рукой до налитой рюмки. - Случись у вас чего - только позовите… Долг чести, господа, долг чести…
        Об этом и вспоминал сейчас подполковник граф Уваров, прикуривая третью сигарету, сидя в тиснёной кожаной бонбоньерке[Бонбоньерка - специальной работы, дорогая и изящная коробка для конфет. С использованием атласа, золота и т. п.] своей «Ласки»
        - двухдверной полуспортивной машины, купленной на последние деньги перед экспедицией в Одессу. Специально для Насти купленной. Чтобы со свистом прокатить любимую и по Москве, и до Питера, и до Ялты, если захочет. А не захочет - ну, значит, не захочет.
        В «Братство» он, безусловно, вступит. Выбора нет никакого. Настя была в Южных морях на пароходе «Валгалла» - он нет. Настя - крестница Ляхова и совсем другого, незнакомого человека, представляющегося чем-то вроде Вотана (если они там все ориентируются на «Валгаллу», как на обитель богов, а не на нормальный пароход). Встретятся они сегодня - он спросит. Как ответит - так и будет.

«Смешно, господин полковник, смешно», - сказал сам себе Валерий, доставая из кармана на дверце фляжку виски, положенную в любой такой машине наравне с дорожной аптечкой. Три длинных глотка - и хорошо! Мысль приобрела точное направление, не рассеиваясь на побочные, бесперспективные.

«Влюбился наконец в самую красивую, самую умную, самую сильную и отважную девушку на свете. И это чистая правда. Что из Насти за жена получится, если её к кастрюлям и пелёнкам приставить, - вообразить пока невозможно. А если при службе держать и дать ей полную возможность самовыражения - в избранной области, да годик-другой посмотреть - тогда и разберёмся. Мне двадцать семь, ей - двадцать. Время есть».
        Наконец из калитки появились валькирии - все семь. А Валерий боялся, вдруг Вельяминова с подругами не пойдёт, что-нибудь придумает для «отмазки». Останется валяться в кубрике, терзая себя глупыми мыслями и ожиданием его (или - не его), звонка.
        Шикарно приоделись девушки. По погоде, в меру тёплой. Не одесской, конечно, но всё же. Миллионерши, кто бы мог подумать! Наверняка ездили по самым дорогим магазинам и без оглядки на «богатых тётушек» тратили шальные деньги бессчётно.
        Как опытный оперативник, Уваров тут же и подумал, чуть кулаком себя по лбу не ударил - как же он промазал! О Настасьиных словах и капризах подумал, совсем о настоящих делах забыв. А тут же подполковником контрразведки быть не нужно, просто соображать чуть повыше обывательского уровня. Прав, совершенно во всём прав генерал Чекменёв - нельзя на такого вообразившего о себе раздолбая в серьёзном деле полагаться.
        Словно бы озарение на Валерия снизошло, и догадался он, чем Игоря Викторовича раздражал. Да вот этим самым! На подкорковом уровне считал, что личным геройством можно все иные привходящие проблемы снять. А генерал дальше видел, не зря ведь сказал, что от твоего самомнения вреда больше, чем пользы, если даже все остальные считают наоборот.
        Вот тебе - утирайся! Не могут девочки «хвостов» за собой не потянуть. Самое первое
        - Кристина Волынская в банк пошла, чек Катранджи учитывать. Ты, замначальника самого специализированного и секретного в России Отдела, подумал, как это выглядеть будет? Двадцатилетняя девушка, пусть и в сопровождении не выставляющихся на чужое обозрение подружек, предъявляет чек на двадцать семь миллионов! Просит раскидать сумму на девять разных счетов и выдать кредитные карточки на предъявителя! Да тут ведь все секретные линии от приказчиков до начальника охраны затрезвонят. Пусть здесь у нас совершенно свободная политически и экономически страна - однако… А если не к охране, к совсем другим людям, подобными вещами интересующимся?
        А он, дурак, собственными любовными интригами увлечённый, просто не увидел проблемы. Да нет, не то чтобы не увидел, вообще о ней забыл!
        И дальше, в магазинах есть кому - от продавщиц до старших приказчиков - заинтересоваться «соплячками», что платят наличными и кредитными карточками, не спрашивая, что почём на самом деле. И ведь, главное - все без охраны! Это такой случай - последний дурак не промухает. Тут и к бабке не ходи.
        Выйдя из машины, пройдясь туда и обратно, Уваров сразу увидел - четыре мощных автомобиля с погашенными фарами стояли в близких к стоянке такси переулках. Нечего им здесь делать, кроме как девушек ждать, подслушав и запомнив все их разговоры. Сопроводив до места и рассчитывая продолжить игру. Днём, на улицах, где вооружённые городовые стоят на каждом перекрёстке, грабить бессмысленно. Зато потом…
        Уваров про себя усмехнулся только одному: крутые ребята, сутенёры или бандиты, не столь важно, а вот про принадлежность «пансионата», где запланированные жертвы проживают - ни один не знает. Знали бы - десятой дорогой обходили забор, не говоря о тех, кто за ним обитает.
        Хорошо поставлена служба секретности - сколько лет здесь база «Печенегов» существует, и всё чисто! Жители нескольких домов, расположенных по ту сторону оживлённой автомагистрали, уверены: в одной половине парка, за каменной четырёхметровой оградой, находится научно-исследовательский институт военно-химического профиля, с другой, ближе к реке, жилой комплекс сотрудников и гостиница с общежитием для стажёров и аспирантов. Местные привыкли, всем прочим просто неинтересно.
        Девушки, весело щебеча, вышли из калитки, на стоянке разместились в двух семиместных «Чайках» (ждущих или горских князей, в одной машине едущих, в другой папаху везущих, или многодетные семьи с баулами и колясками), и поехали к центру.
        За ними бесшумно, по-прежнему не включая фар, покатились два «Хорьха»-кабриолета и два четырёхдверных «Вандерера». Солидные машины, по триста лошадей под капотами, а работают так, что на ребро поставленная монета не падает с панели при двух тысячах оборотов.
        Уваров тоже тронул свою «Ласку». Пистолет, как обычно, при нём, дежурного по управлению раньше времени предупреждать не стал. Мало ли, может быть, всё - просто плод его воображения. Познакомиться с красивыми девушками приличным молодым людям захотелось, а где же и знакомиться, как не в ночном клубе? Приставать на улице, да сразу к целой группе - не комильфо, за исключением совсем безвыходных ситуаций. А так - интересное приключение с элементами авантюрного романа.
        Валькирии не захотели провести вечер в ресторане, где Ляхов представлял их Тарханову с Валерием. Там было бы абсолютно безопасно, но опять же - с точки зрения Уварова. А что там делать молодёжи, не шары же биллиардные катать? Девушки выбрали хорошо разрекламированный клуб на Неглинной. Не самый респектабельный, наверное, но программа там предлагалась обширнейшая, до утра, и дресс-код строгий, и плата за вход отсекающая.
        По одной девушек туда, скорее всего, не пустили бы, во избежание неприятностей для заведения, а сразу семерых - беспрепятственно. Привратник только поинтересовался благодушно - они что, окончание модельного училища явились отмечать? Так лучше нашли бы себе что-нибудь попроще, поспокойнее. Работать начнут - насмотрятся…
        Вслед за девушками, выждав меньше пяти минут, попарно прошли восемь парней из сопровождавших машин. На вид - не представляющих собой ничего особенного. Возраст
        - от двадцати пяти до тридцати лет, одеты, как положено, внешность, можно сказать
        - нейтральная. Ни ярких красавцев, ни заведомых уродов среди них не присутствовало. Трудно вообразить этих довольно культурных юношей обычными бандитами, охотящимися за несколькими золотыми цепочками и даже колечками с бриллиантами. Их машины стоят гораздо больше.
        Либо расчёт у них на совсем другой навар, например, похищение с изъятием банковских карт, или требование очень серьёзного выкупа с тех, кто им покровительствует, либо все подозрения Уварова - обычная профессиональная паранойя. Просто собрались ребята подцепить и раскрутить богатых красоток. Без всякого криминала. С далеко идущими планами или, как обычно, на вечерок, а дальше
        - как получится.
        Нет, кем-кем, а параноиком Валерий себя признавать отказывался. Средняя Азия, Варшава, Одесса и все другие события его жизни подобный диагноз категорически отрицали. Что он, не знает, как ведут себя люди, приехавшие поразвлечься за большие деньги и познакомиться с доступными девочками? Знает. А эти явно явились на работу. Оттого и лица собранные, сосредоточенные. Как у артиста в гримёрке перед выходом на сцену. Это шагнув из-за кулис он будет искромётно веселить публику, изображая Фигаро или Тарталью, а пока - настраивается, выращивает «зерно образа».
        По Уварову, к примеру - каждому видно - истинный весельчак и бонвиван, вся его сегодняшняя программа - как на ладони. Выпить хорошенько, партнёршу найти, в казино сыграть, не для выигрыша, а нервы пощекотать… Ну и так далее.
        Пока его подопечные входили в ритм заведения, он легко перемещался по залам, оставаясь для них невидимым, потанцевал пару раз с девицей, перехваченной у стойки бара, сделал вид, что увлёкся. Барышня и вправду была весьма неплоха, но с Настей и любой из её подруг - никакого сравнения.
        Валькирии правильно поступили, рассредоточившись по необъятному, причудливо освещаемому разноцветными вспышками цветомузыки пространству. Оставаясь в группе, они не вызвали бы ничего, кроме никчёмного любопытства толпы и тягостного недоумения возможных претендентов на приятное знакомство. А так желающих немедленно познакомиться, пригласить на танец или за столик нашлось предостаточно.
        Наблюдать сразу за пятнадцатью объектами Уварову было тяжело, но в качестве тренировки - очень даже полезно. Он быстро сообразил, почему за девушками приехали не семь, а восемь человек. Восьмой - разводящий, или - диспетчер. Он делал почти то же самое, что и Валерий, но с противоположной целью, естественно. Командовал своим отрядом моментами лично, сближаясь вплотную то с одним, то с другим исполнителем, чтобы бросить несколько слов, то издалека, особыми знаками указывая, что нужно делать, или передавая команды через официантов и барменов.

«Блестящая организация, - думал Уваров. - Действительно незаурядный талант, плюс высочайшая дисциплинированность подчинённых. На большие ставки идут. Пожалуй, мне даже повезло. В смысле расширения кругозора…»
        Он выбрал момент, когда Настя с бокалом вина на какое-то время осталась одна, остановившись у колонны напротив эстрады, где почти совсем обнажённые танцоры - высокий мускулистый парень и тонкая в талии, но с весьма развитыми формами девушка исполняли эротический танец в стиле индуистских тантрических культов.
        Подружки Вельяминовой незаметно потерялись, возможные кавалеры ещё не успели правильно использовать её одиночества.
        - Извините, мадемуазель, - тихо сказал Валерий, подойдя со спины. - Не позволите ли составить вам компанию, хоть ненадолго?
        Анастасия вздрогнула, обернулась. Вспышки радости в её глазах, тут же сменившейся прежней суровостью, ему было достаточно.
        - Ты? Как же ты нас нашёл?
        - Вопрос для «печенега» несколько бестактный, - усмехнулся Уваров. - Как отвечал на подобные вопросы один персонаж старинного фильма: «Стреляли».
        - Тут, кажется, не стреляют… - суховато ответила Настя.
        Валерий ощутил досаду. «Может, моё появление её только разозлило ещё больше? Хотела повеселиться как следует, в хороводе поклонников, что-нибудь романтически-сумасбродное себе позволить, в духе этого кабака, а тут я припёрся…»
        - Слава богу, - ответил он, переходя на служебный тон, - но вполне могут начать и очень скоро.
        Коротко, по-офицерски сообщил ей результаты своих наблюдений и размышлений. И тут же заметил буквально в пяти шагах проскользнувшего мимо «разводящего». У него сомнений не осталось, ни малейших: плотно их держат в зоне внимания. Уйти просто так точно не позволят.
        - Сейчас я положу руку тебе на талию. Ты её сбросишь сразу, как только я закончу говорить. Не резко, здесь это не принято, но достаточно решительно. Потом проскользнёшь по залам: всем девочкам полная боевая готовность. Но до настоящего сигнала - никаких решительных действий. Вы - отдыхающие, не совсем шлюшки, но около этого. Танцуйте, выпивайте, позволяйте трогать вас руками до крайнего предела… Тихо, не спорь, за нами пристально смотрят. Вариантов я без твоей помощи (нашёл моментик припомнить), насчитал четыре. Первый - бандиты. Грабёж или выкуп. Второй - великосветские альфонсы - самый для вас лучший. Либо они вас продинамят, либо вы окажетесь хитрее. Третий - загранразведки. Четвёртый - люди Катранджи. Пятый… пятый на потом оставим.
        - Нет, скажи, - шепнула Настя, незаметно со стороны сжав его ладонь.
        - Пятый - это твои любовники меня так решили из расклада вывести…
        - Иди отсюда, дурак, хам! - Анастасия отбросила его руку с талии, отскочила на два шага сразу.
        - Что и требовалось, подпоручик Вельяминова, что и требовалось, - свистящим шёпотом успел добавить вслед Уваров. - Работай по первому варианту. Злее будешь…
        Едва заметно покачиваясь, вполне нормально для часа ночи и десятка выпитых рюмок, Валерий зашёл в туалетную комнату. Шикарно, ничего не скажешь. Мандариновые деревья в бочках, усыпанные плодами. Зеркала от пола до потолка, изысканнейшие дезодоранты витают вокруг отнесённых к самой дальней стене кабинок.
        Главное - тихо здесь. Не разрывают больше барабанные перепонки старания вертящих туда-сюда ручки усилителей звукооператоров, и не надрываются саксофонисты и трубачи «живой музыки». Ужас какой-то, а не наслаждение чистым искусством. Как в том анекдоте: «Да повбывав бы усих!»[Для не знающих «ридной мовы» - «Убил бы всех» (укр.).]
        Подполковник достал пачку сигарет. Он не успел спросить у Насти - есть ли при них оружие? Скорее всего - нет. Платьица слишком тонкие, объятия предполагаются раскованные, и не на задание девчонки сюда шли. Не слишком страшно - затейся что-нибудь - оружия в клубе навалом. Бутылки, бронзовые подсвечники, стальные стойки микрофонов, стулья, наконец. А у него под пиджаком настоящий пистолет, и три обоймы в карманах. Всем хватит!
        Сигарета только коснулась фильтром губы Валерия, как белая дверь открылась, пропуская человека. Если б не предварительная подготовка - граф непременно бы рассмеялся. Ну, как по-написанному! В туалет вошёл именно тот, кто его интересовал больше всех. Контролёр-диспетчер.
        Неплох, совсем неплох. Рядом с ним Уваров, если со стороны - выглядел слабовато. Только что высокий, а в остальном - хиловат. Как написано в военном билете: «Рост пятый, размер сорок восьмой. Обувь - сорок два».
        Вошедший мужчина был намного внушительнее. При одинаковом росте килограммов на двадцать тяжелее, и вся его стать демонстрировала упругую силу и умную мощь. Не какой-нибудь там заводской грузчик или бессмысленный посетитель тренажёрного зала, накачивающий мышцы, чтобы летом на пляжах красоваться. Специалист, боец.
        Низкий тёмный ёжик волос, недобрые глаза из-под сросшихся бровей. Тонкие губы, резко очерченный подбородок с глубокой ямкой посередине. Самое интересное - без всякого повода и причины немотивированная злость источалась его личностью и отчётливо воспринималась с десятка шагов. Будь на месте Уварова кто попроще - и в обморок мог свалиться. Тем интереснее.
        Инфантильному на вид графу непременно следовало бы как минимум испугаться. Пока что просто так, неизвестно чего. Лица вошедшего и непредсказуемости его действий. Мужик наверняка привык именно к такой реакции - сначала он, безусловно, подавляет волю намеченного объекта, дальше начинается разговор.
        Сигарета у Валерия висела на нижней губе, прилипнув фильтром, и он не мог сообразить, как её вставить на место. Руки не знали, куда двинуться, зажигалка не слушалась…
        Мужчина улыбнулся, как мог бы улыбнуться бронетранспортёр, щёлкнул своим
«Ронсоном», поднеся воняющий бензином язык огня к лицу Уварова. Нет, просто к сигарете. Решив, что сыграно достаточно, Валерий благодарно кивнул, прикурил, затянулся, несколько нервно, впрочем.
        - Как отдыхается? - спросил координатор.
        - Да ничего, нормально. Здесь всегда так?
        - Приблизительно. - Собеседник тоже закурил, тонкую чёрную сигариллу. - А вы что - в первый раз?
        - Да вот так получилось, - словно бы сам себе изумился Уваров. - На Дальнем Востоке совсем другими делами занимался, вчера приехал - товарищ пригласил в этом кабаке встретиться, да всё нет и нет… Я теперь и не знаю.
        - А к девушкам цепляться умеешь? - Вопрос прозвучал двусмысленно.
        - Умею, чего ж тут? Они, какие по клубам ходят, что во Владике, что в Хабаровске - все одинаковые. Ноль проблем.
        - Тогда слушай внимательно: к той, с кем ты сейчас обниматься пробовал - больше не подходи. Других навалом.
        - Это ты про какую? Я сегодня штук пять обнимал. С тремя договорился. К утру ещё будут…
        - Заткнись, хватит. - Очень плохо было у мужика с нервами. С большим трудом сдерживаемая агрессия так и пёрла наружу.
        Учить надо. Таких - учить. Ничего лучше, чем прикладом в зубы, за время своей службы Уваров так и не придумал.
        Валерий медленно вдохнул табачный дым, глубоко, очень глубоко. Если бы не это - страшно представить, как бы он засветил именно в эту ямочку на подбородке! В увлекательных фильмах любят показывать, как персонажи дубасят друг друга стальными ломами и шуфельными лопатами без видимых последствий для текущей жизнедеятельности и даже внешнего облика. А если по правде - удар раскрытой рукой, в последний момент собранной в кулак (без боксёрской перчатки, само собой), выбьет в чистый нокаут хоть кого, хоть Джо Луиса, хоть великого чемпиона двадцать первого века в супертяжёлом весе Михаила Бубенного! А если с кастетом или просто намотанным на руку резиновым бинтом?
        - Я тебе про ту, последнюю, говорю, в сиреневом платье, что ты обнять попробовал…
        - Какие вопросы? - удивился Уваров. - Она меня, извиняюсь, послала. Другого принца ждёт… Не тебя ли? Но рожа у тебя на капитана Грея уж сильно не похожа…
        Со всей возможной степенью язвительности это подполковник сказал, но - мягко. Чётко в то же время отслеживая любую мимическую гримасу на лице противника, а главное - состояние его зрачков.
        Не понравились кадровому убийце (а что он именно из них, у Валерия не было уже никаких сомнений), странные переходы парня в смокинге от демонстративного страха к демонстративной же наглости.
        Лучшим выходом из положения мужик счёл хлёсткую пощёчину наглецу. Без всякого членовредительства. Получит фраерок своё, утрётся и уйдёт.
        Никакого смысла в подобной выходке не было. Хочешь убить - попробуй. Нет - держись в рамках. Кто таких идиотов на службу нанимает - представить невозможно!
        Тут Валерий и позволил себе! Правую руку, размашисто идущую к его лицу, он отразил фехтовальным батманом левой, правой показал направление на переносицу, а ударил в печень. Так, что та, наверное, прилипла к позвоночнику. Если осталась целой, что едва ли.
        Затащил пока ещё дышащее тело в крайнюю кабинку, посадил на унитаз, достал из карманов деньги, документы, пистолет, очень серьёзный, служебный, что само по себе интересно. Номер по базе завтра пробьём. Найдут этого клиента, не найдут - его не касается. Главное, вышел Уваров из туалета, не привлекая ничьего внимания.
        Рядом был женский. Валерий заглянул - тоже никого. Если появятся дамы - заплетающимся языком скажет, что перепутал. По переговорнику вызвал оперативного дежурного первого отряда. Велел прислать наряд человек пять, с полным штатным вооружением. Взять под контроль, не слишком приближаясь, автомобили с такими-то номерами и парадный вход в клуб.
        - Ничего больше. Я, если что, скомандую, голосом.
        Снова несколько минут покрутился по залам, глазами, не приближаясь, нашёл Настю, потом остальных девушек, поочерёдно. При каждой уже определился в роли постоянного кавалера примеченный Уваровым специалист из той же команды. Иначе и не назовёшь. Обаяли они свои объекты до чрезвычайности тонко и грамотно. Целью слегка ошиблись, другое дело. Попадись им нормальные московские девушки от восемнадцати и до шестидесяти - никаких вопросов наверняка бы не возникло. Скорее - напротив. Все получили бы свою дозу удовольствия. С какими последствиями - потом бы выяснилось.
        Но болтать парни умели, ничего не скажешь. С использованием методик нейролингвистического программирования, в случае необходимости применяя химические добавки в вино или безалкогольные (если вдруг) напитки. Своими ногами (точнее - своей волей) ни одна из жертв не ушла бы.
        Через Настю Уваров передал команду сворачивать операцию. Отсутствие куратора, как Валерий заметил, клиентов напрягло. То есть привести каждую в нужное состояние - выполнено. Девушки цеплялись за плечи партнёров, ножки у них подгибались, на руки, лежащие не только на бёдрах, но и пытающиеся проникнуть под широкие юбки, реагировали слабо. Некоторые, приводя в замешательство партнёров, занятых совсем другими мыслями, пытались публично целоваться. Этим ребятам, стопроцентно трезвым, нужно было совсем другое.
        Заказанные девчонки приведены в нужное состояние. А дальше что? Команды не поступало. В подвал их тащить, на второй этаж, в номера для очень богатых клиентов или в машины?
        Зато, по знаку Уварова, начались естественные в ночном клубе безобразия. Маша Варламова, которую партнёр у стойки бара, под мигающими огнями софитов сначала схватил за коленку, а потом сразу за грудь, вначале хлёстко, с двух сторон отвесила ему по морде и тут же швырнула его вдоль подиума, как городошную биту.
        На зрителей полетели ни в чём не повинные демонстраторши нижнего белья.
        Насте попался совсем какой-то придурок, плохо понимающий, как следует вести себя с барышней, выбранной, как заранее было сказано, их начальником лично для себя. А она, визгливо хохоча, тянула его за руку к выходной двери.
        - Тут душно, понимаешь, душно, поехали кататься. В кабриолете…
        По пути Вельяминова прихватила с чьего-то столика бокал шампанского и залпом выпила. Вновь демонически рассмеялась и по-гусарски швырнула хрусталь на мраморный пол.
        - Слушай, весело у нас пошло! - закричала она, не стесняясь того, что минутой раньше застёжка платья у неё на спине разошлась ниже талии. - Гуляем все! - Анастасия попробовала залезть на стол, где сравнительно спокойно ужинали четыре средних лет пары. - Хотели клубной жизни, сейчас увидите… Канкан среди тарелок…
        Нечто подобное учинили и Кристина с Гертой. Давненько респектабельный клуб не видел такого разгула!
        В итоге влезшие непонятно во что «кавалеры» с помощью охранников выволокли сорвавшихся со всех нарезок девиц на свежий воздух. Те и там не успокаивались, громко возмущались хамством и беспределом, показывали неизвестно откуда взявшимся зрителям порванные бретельки и синяки на руках, обещали завтра устроить такое, что этот поганый кабак и за сто первым километром сроду не откроется.
        Уваров из темноты смотрел и посмеивался - и мы кое-что умеем. Операция у противника явно провалилась - после такого количества безобразий и шума найдётся сотня свидетелей похищения или бесследного исчезновения сразу стольких девушек, явно не из привокзальных районов. Да и руководитель как-то странно исчез в самый ответственный момент. Самое им сейчас лучшее - плюнуть на всё и самим разбегаться, пока обычные районные городовые не повяжут.
        - Эй, ты, Ромка! - схватил за рукав выскочившего на крыльцо неудачливого
«альфонса» старший метрдотель в малиновой ливрее, наверняка хорошо его знавший. - Кто за весь бардак платить будет? Мы так не договаривались… Парни, - это уже охране, - взять мудака долбаного, пристегнуть к батарее в подвале, утром разберёмся! Хрена, бога, душу, градоначальника с его семейством тридцать три раза туда и обратно… Хер-те что учинили, да ещё и покойник в сортире валяется!

«Неужто я своего убил? - удивился Валерий, стоявший рядом с дверью, но в глухой тени колонны. - Нет, вряд ли. Или понт гонит, или покойник - чужой».
        - Василий Павлович, - взмолился задержанный, - мы тут совершенно никаким краем! Если к кому претензии - к Толяну Армавирскому. Мы за весь вечер слова не сказали, пальцем не шевельнули. Толян велел этих псишек ублажить, напоить толково и к нему на дачу отвезти. А у них крышу раньше времени сорвало… Мы - при чём?
        - А какого… было сыкушек фенамином с водкой поить раньше времени? - снижая тон, ответил метр. Но Уваров эти слова хорошо услышал, как и предыдущие.
        Вот оно как! Не в случайном наезде на удачно подвернувшихся богатых девчонок нескольких поставщиков приличного живого товара здесь дело. Тут куда интереснее картинка вырисовывается. Плотно заняться - прокурорским на полгода дел хватит. Серьёзная фирма, о каких в императорской Москве почти и забыли. Ан нет. Ну, это потом.
        В переговорник Уваров скомандовал командиру отделения «печенегов» забыть про машины и мгновенно атаковать крыльцо и вход в клуб. Как только увидел бегущие фигуры в полном боевом, с автоматами и в затемнённых касках, метнулся вперёд, заломил руки за спину метрдотелю, придавил коленом спину, невзирая на возмущённые, но быстро слабеющие вскрики. Скомандовал своим девчонкам, всё ещё продолжавшим
«детский крик на лужайке»:
        - Отбой! Всех ваших вырубить и мордой вниз. Этого - туда же, - оттолкнул он ногой потерявшего волю к сопротивлению метра. Взмахом руки остановил «печенегов».
        - Я - подполковник Уваров! Слушай мою команду! Перекрыть все входы-выходы. При попытке побега стрелять!
        И тут же снова вызвал дежурного.
        - Дело серьёзное. Полную роту сюда. Аллюр три креста!
        Через десять минут больше ста офицеров оцепили клуб и всю прилегающую территорию. Начали обыск припаркованных машин, жёсткую фильтрацию клиентов и квалифицированный обыск всех помещений.
        Уваров тронул с места свою «Ласку» только через полчаса, когда убедился, что здесь и без него справятся. Тем более одна за одной подъезжали машины городской полиции, жандармерии, прокуратуры вперемежку с газетчиками и дальновизорщиками. Давно в Москве таких интересных событий не бывало.
        Валькирий он отправил домой на полицейском автобусе, ловко выведя их из поля зрения как «сотрудников», так и репортёров.
        Анастасия, странным образом не уехавшая с подругами, каким-то образом оказалась на заднем сиденье его «купе». Как и когда она туда шмыгнула, Валерий не заметил.
        Дождавшись (вот что значит подготовка), когда машина вышла на прямое шоссе, свободное от встречных и попутных машин, подпоручик Вельяминова, перегнувшись через спинку, обняла его за шею и начала целовать в щёки и уши.
        - Люблю тебя, люблю! Прости, не подумала, не так подумала… Ты меня всё равно любишь? - шептала она, едва ли не со слезами в голосе.
        Он, поворачивая голову, доставал щекой только до её пальцев.
        - Люблю, подпоручик графиня Уварова. А что - совсем неплохо звучит. Как думаешь?
        Глава 15
        Генерал Чекменёв докладывал Императору, а в малой гостиной, примыкающей к кабинету, ожидал аудиенции господин Катранджи, он же купец первой гильдии Катранов, желающий представить на Высочайшее имя проект строительства завода по изготовлению новейших летательных аппаратов. Не имеющих аналогов в мире. Который (мир), как тоже известно, в ближайшие годы будет занят совсем другими проблемами.
        Император окончательно решил свой внешний облик привести в соответствие с внешностью глубоко уважаемого предка - Александра второго Освободителя. Ростом, чертами лица и статью Олег Константинович очень на него походил, требовалось только две недели на взращивание волос на лице и усилия хорошего куафёра.
        Кажется, получилось. Жаль, что пока не до конца получается с той же быстротой и эффективностью развернуть в подражание Александру весь государственный корабль курсом «великих реформ». Но это - до поры. Вскоре Россия поймёт и дружно станет приветствовать государевы новации, без кнута и крови возвращающие её к золотому веку. Серебряный Олег не любил. Модерн, декаданс и неудержимое скатывание к мятежам, бунтам, мировой войне.
        - Так ты уверен, Игорь, что за этой мерзкой авантюрой опять и снова - Англия?
        - Совершенно уверен, Ваше Величество!
        - Ты это брось, хорошо? - мягко попросил самодержец, разминая папиросу «Кара Дениз». Эти папиросы, необычайно длинные и толстые, набитые табаком, выращенным на специальной плантации, регулярно поставлял ему губернатор Западной Армении. - Не выношу. На приёмах - ладно. А с глазу на глаз - какое я тебе Величество? Не желаю быть Каракаллой, предпочитаю - Марком Аврелием.
        - Пусть будет по-твоему, Олег. Англия. Она, причём сейчас - только она. Кто больше неё теряет от выхода России из ТАОС? Сухопутных войск для сохранения статус-кво у неё фактически нет. Жалкие пять дивизий, которые невозможно посылать в самое пекло, иногда фактически на убой. Солдаты просто не пойдут. Они не привыкли. И «общественное мнение» не готово к переходу на военные рельсы. Значит, те доминионы, что мы прикрывали Экспедиционным корпусом, она потеряет завтра же. Флот? Ну, неплохой у них флот, но опять же, если наш займёт нейтральный нейтралитет[Нейтралитет бывает по отношению к кому-то дружественный, бывает - откровенно враждебный (английский, американский по отношению к России в Русско-японской войне, например). А если совсем нейтральный - это очень редкий случай.] , что им делать? Мы свои эскадры из Атлантики, Индийского океана и Средиземного моря оттянем в Порт-Артур и Хайфу, у европейцев не хватит сил берега и коммуникации прикрыть. На других союзников надежды мало.
        Мы всю жизнь им вольно или невольно помогали. Начиная с наполеоновских войн. И - никакой благодарности. Наоборот - старательно культивируемое озлобление масс и подлые выходки, вроде Крымской войны и Галлиполийской[Галлиполийская операция
1915 года - попытка союзников России по Антанте высадить десант на одноимённом полуострове и захватить контроль над Проливами до того, как Россия начнёт свою Босфорскую, имеющую целью взятие Стамбула (Константинополя). Закончилась безрезультатно с огромными потерями для англо-французов.] (она же - Дарданелльская) операции… Цели и методы у них прежние - «разделяй и властвуй», «у Британии нет постоянных врагов и постоянных друзей, есть только постоянные интересы». «Как тяжело жить на свете, когда с Россией никто не воюет!» Да что я тебе буду объяснять?
        - Мне - не надо. Вот, смотри. - Олег показал на груду бумаг, покрывающих почти весь стол. - Это - личные письма и телеграммы от президентов и премьеров Великих держав. Убеждают, просят, почти умоляют не разрушать мировое равновесие…
        - И как ты отвечаешь? - Чекменёв спросил с искренним любопытством. Ему на самом деле было интересно.
        - Знаешь, они ведь почти все, что протестанты, что католики, любят рисоваться своей приверженностью Библии. Кто Ветхому Завету, кто Новому…
        - Ну?
        - Так я им и отвечаю: смотри страницу такую-то, стих такой-то. А там написано:
«Какою мерою меряете, такою и отмерится вам». Или: «Не желайте ближнему своему того, чего не желаете себе». Без комментариев.
        - Лихо. Ты вот Второму Александру стараешься соответствовать, так и Третьего вспомни.
        - Что именно?
        - «Европа может подождать, пока русский Царь ловит рыбу…»
        Олег рассмеялся, достал из тумбы стола любимый графинчик, тарелку с солёным огурцом и двумя чёрными сухарями, сам разлил, и они, как в молодости, махнули по-гвардейски.
        - Так и будем действовать. И наблюдать, кто в какую сторону колебаться начнёт. Зови своего Катранджи. Да вот, кстати, дошло до меня, что некий подполковник Уваров, не тот ли самый, что в Варшаве геройствовал, и тут себя показал. Тебя, считай, из глубокой и полной задницы вытащил. Так?
        - С чего ты взял? - вскинул Чекменёв подбородок, изображая оскорблённое достоинство.
        - Успокойся. Какая бы мне цена была, если б своих информаторов не имел. Так? - с нажимом повторил Император.
        - Ну, в определённой мере…
        - И теперь что? Полковника ему дать? Золотое оружие? Георгия очередного? Раз ты представления не написал, я и сам могу…
        Чекменёв глубоко вздохнул.
        - Вот этого - не надо. Прошу. Парень хороший, с перспективами. Но я бы его, такого, ещё лет пять в капитанах подержал. И то для его лет много. А он уже подполковник. Щедрый ты слишком, в ущерб делу…
        Олег Константинович разлил ещё по одной, пристально глядя на друга. Умел он смотреть так, что гонор сбивал почти с любого.
        - Соперника боишься?
        - Что ты, Олег? Какой он мне соперник? Всего двадцать семь ему скоро будет. Способный, да. Очень способный. Только я иногда почти со страхом представляю, на какие выверты он способен, если его постоянно в ежовых рукавицах не держать. Для него же ни авторитетов не существует, ни умения примениться к обстоятельствам. Если уверен, что прав в своём понимании «долга», будет идти до конца.
        - А уже были случаи, когда он оказался «не прав»?
        - Если дождёмся, долго придётся расхлёбывать. Как после Варшавы.
        - Тебе не стыдно, Игорь? - Олег Константинович вертел гранёную рюмку в пальцах и улыбался. - Ты сейчас жив почему? Ответь честно. «А там я буду посмотреть»[Цитата из стихотворения Демьяна Бедного.] .
        - Да неважно это, неважно кто кому чем обязан. Я в чисто воспитательных целях. Нельзя его сейчас поощрять. Он и так много о себе воображает, а награди ты его… Я вообще хотел ему показательный «разбор полётов» устроить. Не наказывать, но дать понять, что личное геройство не искупает организационных промахов и просчётов.
        - Эх, Игорь, - сказал Император. - Когда я тебя из поручиков в полковники производил, ты сильно возражал? А сколько у тебя промахов было… Я тебя сильно бил? Смотри, серьёзного врага наживёшь, как Ришелье - Д'Артаньяна. Он молодой, а ты скоро стареть начнёшь. И чем ваше противостояние закончится? Хоть так, хоть эдак, а для дела пользы никакой. Так что орден я Уварову всё равно дам. Какой сочту нужным. А представления на непосредственных участников операции ему прикажу писать, не тебе. Понял?
        - Твоя воля. И знаешь, что я тебе напоследок скажу…
        - Почему - напоследок? - удивился Олег.
        - Да не хочу я больше этой разведкой-контрразведкой командовать. Отправь меня послом в Лондон, в самое ихнее гнездо. И отдохну, и развлекусь, и поработаю.
        - Это - можно. А совет какой?
        - Будешь кресты вешать, посмотри на ту, которую Уваров первой в наградной лист впишет…
        - Что-то особенное? - В глазах Императора, любителя и ценителя женской красоты, просверкнул интерес.
        - Не ручаюсь. Просто, как в штоссе, предполагаю, что дама выпадет. Пиковая, червовая - без понятия. Так это ведь интереснее…
        - Ладно, посмотрю. На всех посмотрю. Очень меня эти кавалерист-девицы заинтересовали. Или в отряд к ним съезжу, или к себе на чашку чая приглашу, там и награды вручу. Но ты тоже смотри, сам себя не перехитри. И оставим на этом. Зови нашего Ибрагима.
        Катранджи вошёл, оставив в приёмной тщательно сработанную личину слегка придавленного счастьем купца, удостоенного высочайшей аудиенции. По эту сторону дверей появился уверенный в себе собрат хозяина кабинета, не менее могущественный правитель, не позволяющий себе держаться на равных только в силу хорошего воспитания. Ну и обстоятельств, конечно.
        Император это понимал, а также и чувствовал. Вышел из-за стола, сделал два шага навстречу. Обменялись рукопожатием. Олег Константинович указал на полукруглый диван у окна. Чекменёв устроился в дальнем углу и стал почти незаметен.
        - Прежде всего, Ваше Величество, я хотел бы поблагодарить за предоставленную возможность личной встречи. Уверен - этим мы можем открыть новую страницу в наших отношениях.
        - Хотелось бы надеяться, - кивнул Олег. - Разумеется, мы не собираемся принимать каких-либо соглашений де-юре. Ввиду присутствия некоторого… диспаритета в наших официальных статусах. Что, конечно, не помешает согласовать позиции де-факто. Но для этого мне требуются личные пояснения из ваших уст. Всякого рода документов я достаточно начитался и слухами пресыщен. Итак, моя должность и степень моей легитимности вам известны и понятны. Мне ваша - отнюдь. Вот с этого давайте и начнём.
        - Должность мою назвать затрудняюсь, за неимением таковой, в административном смысле. Даже председателем так называемого «Чёрного интернационала» не числюсь, ибо его как учреждения просто не существует, в отличие от предыдущих
«интернационалов», вполне процедурно оформленных. Религиозным авторитетом также меня назвать нельзя, ибо в противостоянии вашему «цивилизованному миру» участвуют люди весьма разных конфессий. То есть единственное, что объединяет людей, так или иначе участвующих в нашем «движении» - неприятие всей так называемой евро-атлантической цивилизации. А ваш покорный слуга, волею судьбы, не более чем координатор, имеющий влияние и средства для того, чтобы руководить процессом, придавая ему по возможности «цивилизованные» рамки.
        Олег Константинович суховато и коротко рассмеялся.
        - Не парадокс ли - бороться с цивилизацией в цивилизованных рамках.
        - Вся наша жизнь состоит из парадоксов, больших и маленьких, - с долей смирения ответил Катранджи.
        - Следующий вопрос. Повторяю, я читал много документов, и написанных о вашем движении с точки зрения «Севера», и, так сказать, продукты саморефлексии ваших сторонников. Бессвязно, противоречиво, часто бездоказательно. Не серьёзные труды, а пропагандистские материалы. Есть у меня и сводки наших разведслужб, аналитические записки. Но там в основном конкретика. Попробуйте в кратких словах изложить ваше кредо, вашу личную философию. Что заставляет именно вас, человека европейски образованного, я бы даже сказал - достаточно русифицированного, заниматься этим делом? Впечатления маньяка или фанатика вы не производите, ваше финансовое положение, даже в случае реализации всех программных установок, существенно не изменится…
        - Потому что просто некуда, - любезно согласился Ибрагим. - Любой нормальный человек понимает, что свыше определённой суммы деньги просто теряют свой общепринятый смысл.
        - Следовательно, исключительно воля к неограниченной власти?
        - Не совсем верно. Я же не могу предположить, что ваше решение принять на себя обязанности монарха вызвана этой же причиной.
        - Да, пожалуй. Следовательно, вы осуществляете некую миссию. И в чём же она заключается в чистом, рафинированном виде? Пропагандистские штампы, предназначенные для масс, можете опустить.
        - Вы, возможно, сейчас назовёте меня утопистом, но моя цель, достижима ли она при моей жизни или нет - другой вопрос - это установление на Земле единого коммунистического общества.
        - Вот как? - ничем, кроме лёгко движения брови, Император не выдал своего отношения к услышанному. - Были уже такие идеалисты, пробовали. Слава богу, их последнюю вооружённую попытку нам, именно россиянам, удалось пресечь. С трудом, однако весьма радикально. Кое-какие локальные выступления после той Смуты - только рябь на воде. Теперь, значит, снова.
        - Поймите, Олег Константинович, я имею в виду абсолютно другое. Маркс и Ленин тут совершенно ни при чём. Хотя в наше движение входит значительное количество группировок и партий ярко левых убеждений. И анархисты, и бакунинцы, наряду с ортодоксальными исламистами, и… - он махнул рукой, не желая перечислять. - Вы же не можете не согласиться, что мир устроен крайне несправедливо?
        - Это - на чей взгляд. В России мы вот ухитряемся поддерживать классовую и сословную гармонию. Национальную и религиозную - тоже…
        - Судя по последним событиям в Польше - не настолько успешно, как вам кажется, - осторожно съязвил Катранджи.
        - А вот тут вы сказали глупость, уважаемый. - Олег слегка расправил плечи и поправил усы. - Очередной польский мятеж, кажется, шестой по счёту за последние двести лет и первый в этом веке - как раз яркий пример губительности внешнего вмешательства в налаженную жизнь государства, где равно уважаются права всех подданных. Ваша организация, кстати, приложила к этому наиболее значительные усилия. И что же? Горстку инсургентов фактически никто не поддержал, даже в Привислянском крае. Что такое несколько тысяч…
        - Несколько десятков тысяч в составе только вооружённых формирований, - уточнил Катранджи.
        - Не имеет значения. Несколько десятков тысяч тщательно распропагандированных и очень хорошо оплаченных сумасбродов, свихнувшихся на «национальной идее». А десять миллионов поляков предпочли продолжить жизнь в составе Империи. Пример независимой Малопольши их не слишком вдохновляет. Одно из беднейших государств Европы, которому нечем гордиться, кроме пресловутой «неподлеглости». Как будто у нас мы запрещаем полякам говорить на своём языке, исповедовать католичество, да и эмигрировать, хоть в Малопольшу, хоть на Мадагаскар. Однако эмиграция - фактически нулевая. Посмотрите справочники.
        - Кроме нас, восстание…
        - Мятеж, - жестко поправил Олег.
        - Ну да. «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае он называется иначе», - продемонстрировал эрудицию Ибрагим. - Кроме нас, «выступление инсургентов» пусть неявно, но поддержали многие державы вашего ТАОС.
        - Пхе! - презрительно сказал Император, закуривая папиросу и подвигая коробку к гостю. - Почитайте фундаментальный труд Данилевского «Россия и Европа». Эти самые державы и Турцию в 1853 и 1878 годах поддержали, что им впоследствии очень даже аукнулось. И бесконечной резнёй на Балканах и в Малой Азии, где турки уничтожали исключительно европейцев и христиан. За европейские деньги. И Мировой войной, где означенные турки англо-французов и греков били сотнями тысяч. Всё это делалось исключительно, чтобы насолить России. Теперь пришла пора пересдать карты, сыграть по новым правилам. Но мы отклонились. Итак - ваш вариант справедливого коммунизма?
        - К чему ирония? Коммунизм, по замыслу, именно подразумевает всеобщую справедливость, которая во всех остальных случаях в большом дефиците. Только не нужно говорить мне про всяческие перегибы в реализации этой идеи.
        - Да она вся построена на одном грандиозном перегибе. Идея всеобщего равенства абсолютно абсурдна, поскольку предполагает обязательное и непременное подавление всего, что хоть немного выше уровня нищего бездельника. Это же надо додуматься:
«Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, приобретёт же он весь мир!» Пролетариат - это как раз и есть скопище нищих. Латынь не забыли? По-латыни
«пролетарий» - имеющий только потомство. И ничего больше. Не путать с рабочими. Рабочий - уважаемый член общества и цеха.
        Не зря вожди коммунистического переворота в России не меньше дворян ненавидели так называемую рабочую аристократию, то есть квалифицированных трудящихся, имеющих сравнимые с основной массой общества жизненные стандарты. И в нашу гражданскую войну большинство этих «рабочих аристократов» поддержало законную власть. Что скажете? Вы - один из самых богатых людей Земли. Разве несправедливо, что вы сумели этого достичь благодаря именно своим личным способностям и качествам? В детали вдаваться не будем. А в случае «справедливости» вам следовало бы довольствоваться тем, что сейчас имеет простой анатолийский крестьянин или мелкий чиновник, поскольку вы всё же выходец из господствующего сословия, которое непременно должно быть экспроприировано… Потрясения восемнадцатого - двадцать второго годов минувшего века задело вашу семью очень сильно. Я в курсе. И после этого…
        Чекменёв со своего «наблюдательного пункта» слышал и чувствовал, что разговор заходит несколько не туда, но ему это даже нравилось. Чем туже закручивается пружина интриги, тем эффектнее и непредсказуемее может получиться результат.
        Игорю Викторовичу, в предчувствии грядущих мировых катаклизмов хотелось стать не послом в Лондоне, как он с провокационной целью сказал Олегу, а министром иностранных дел в чине канцлера[Канцлер, по петровской «Табели о рангах» - высший гражданский чин (1-й класс), равный фельдмаршалу в армии.] , с оставлением в подчинении всех имеющих отношение к загранработе спецслужб.
        Это стало бы вершиной карьеры, причём своеобразной синекурой. Не в том смысле, что там можно ничего не делать, пользуясь удобствами и выгодами положения, а наоборот, работать много и напряжённо, но получая от своих трудов удовольствие. Есть разница
        - восемь часов сидеть в конторе, перебирая бумаги, или столько же времени - за преферансом? Да ещё и в ночное время. Затрат нервной и умственной энергии намного больше, но и самоощущение… То же самое - разыгрывать эффектные партии с мировыми лидерами, радуясь то хитрому сносу на мизере, то мастерски разыгранному «голому» козырному королю…
        - Так в этом и дело, Олег Константинович, в этом и дело! - Восточный человек несколько возбудился, речь пошла об очень личных моментах. Он понимал, что сегодня и сейчас - последняя возможность превратить своё движение из маргинального и преследуемого «на земле, в небесах и на море» в достаточно легитимную третью силу. И всё будет зависеть только от одного - сумеет ли он убедить Императора согласиться на союз с организацией, чьи идеи ему чужды, а методы - отвратительны. Короче - что возобладает, эстетика или прагматизм? Катранджи надеялся, что второе.
        Ради этого можно временно чем-то и поступиться. Славяне чересчур доверчивы и эмоциональны. Совсем не то, что турки. Для Катранджи поддаться эмоциям - это значит отбросить наносной слой культуры, стрелять, рубить, резать и жечь: армян, курдов, греков, болгар, русских - неважно. Для русского Императора, вообще почти любого русского - совсем наоборот. Всесветная отзывчивость, бесплатная гуманитарная помощь даже в ущерб собственным интересам, сотни тысяч жизней, положенных за абстрактные идеалы, вроде «славянского „Братства“». Не зря Омер-паша, сдаваясь в 1878 году на милость генерала Гурко, с горечью сказал: «Вы пролили столько крови ради этого подлого и неблагодарного народца. Не понимаю».
        Впоследствии паша оказался прав. Столько неблагодарности, как от болгар, Россия, пожалуй, ни от кого не получала.
        Однако Катранджи знал и другое. Не зря пять лет проучился в Петербургском университете как равный с равными. Если русских доводили до крайности, страшнее врага трудно было вообразить. Те же турки, соотечественники, как ни крути (хотя Ибрагим давно позиционировал себя гражданином мира), могли успешно воевать с кем угодно, только не с русскими. Попросту не выдерживали предлагаемого уровня боевого напряжения. Да и стратегическое мышление сильно отличалось.
        На гладком Галлиполийском полуострове дивизии Кемаля нанесли страшное поражение в пятнадцатом году англо-французам, в память о чём высится над морем чёрный монумент. А русские войска Юденича в двадцатиградусный мороз взяли штурмом абсолютно неприступный, особенно в зимнее время Эрзерум. И фронт сразу развалился. Сотни тысяч пленных, потеря Карса, Ардагана, Баязета. Отступление, переходящее в бегство, до самого Трапезунда.
        - В этом и дело. Мы не собираемся повторять прошлые ошибки. Наша цель - превратить Землю, наш общий дом, в действительно общий дом всего человечества. Долой границы, долой дискриминацию. Все принадлежит всем. Каждый человек - русский, кафр, англичанин, полинезиец - пользуются абсолютно равными правами на все завоевания человеческой культуры. На ресурсы Земли, на достойное образование, на свободу перемещения… Пусть бушмен неграмотен и живёт в каменном веке, но он имеет право, если захочет, жить хоть в пустыне Калахари, хоть в Петербурге. Пользуясь равными благами и правами. И наоборот, естественно… - Глаза Катранджи заискрились фанатически.
        Олег Константинович представил себе эту картину и его передёрнуло.
        - Достаточно, коллега. На досуге я обдумаю ваши возвышенные идеи. Даст бог, при моей жизни они не имеют шансов на реализацию. Пометьте себе где-нибудь, что тем, кто придёт на смену нам, в этом «прекрасном новом мире» придётся содержать полицию из опять-таки более-менее культурных и образованных людей, намного превосходящую численностью нынешние армии, и знаете для чего?
        - Скажите…
        - Чтобы не позволить «освобождённому человечеству» морозными петербургскими ночами разводить бушменские костры из холстов Эрмитажа и тамошней мебели. Как бывшему выпускнику университета и неоднократному посетителю этого музея вам должно быть понятно, что я имею в виду. Поэтому - закрываем тему, Ибрагим Рифатович. Мне, честно сказать, просто надоело. Или вы скажете, чего на самом деле хотели добиться, испрашивая аудиенции, или закончим на этом.
        Катранджи почувствовал, что слегка перебрал. И с чего его потянуло на философствования? Неужели так сильна воля Императора, что он приказал говорить, а Ибрагим подчинился. Как любил повторять доцент по кафедре психологии Канценбоген:
«Если ты говоришь, что думаешь, то думаешь ли ты?»
        - Простите, Ваше Величество. Пожалуй, я действительно увлёкся. Всё это, как вы правильно заметили, дела очень и очень отдалённого будущего. Но ведь архитектор и первый прораб Кёльнского собора тоже прекрасно понимали, что едва ли доживут до возведения первых ярусов, однако работали ведь… В данный же момент я прибыл, чтобы предложить вполне реалистичное и отвечающее текущему моменту соглашение. Наш
«Интернационал», вполне понимая и разделяя нынешнюю позицию России, обещает прекратить всякую в отношении её враждебную деятельность. Насколько это в моих и моих единомышленников силах, мы не только отзовём своих эмиссаров, мы готовы вооружённым путем уничтожать тех, кто не последует нашей директиве, фирману, фетве… Мы готовы оказывать посильную помощь российскому правительству в тех случаях, когда она ему потребуется. Дипломатическую, идеологическую, военную…
        - Вот это похоже на серьёзный разговор, - усмехнулся Олег и жестом указал Чекменёву проверить, накрыт ли уже фуршетный стол в примыкающей к кабинету малой гостиной.
        - И что взамен?
        - Подтверждение вашего выхода из ТАОС, невмешательство в дела территорий, лежащих за пределами исторических границ России…
        - Кроме Израиля, - вставил Олег.
        - На это мы тоже согласны. Пока вас интересует эта… Это… Историческое недоразумение, мы гарантируем неприкосновенность… И последнее - вы будете за деньги, за очень хорошие деньги снабжать нас оружием, боеприпасами и технологиями, которые нам могут потребоваться в дальнейшем…
        - Для установления всемирной справедливости? Здесь - вопрос. Большой вопрос. Всё сказанное выше приемлемо, поскольку не выходит за пределы наших внутренних интересов. Нас могут критиковать за выход из союза, за «измену общему делу». Это терпимо. Но вот нарушение эмбарго - совсем другое дело. Мы не можем принять на себя ответственность за то, как будет использоваться оружие. Вы же им будете убивать…
        - Оружие для того и существует…
        - Нельзя избавиться от зла. Но горе тому, через кого зло приходит в мир. Мы на самом деле не хотим, чтобы с нашей помощью умножалось зло. Его и так слишком много.
        - Опять категорический императив?
        - Можете считать именно так. Если вы найдёте независимые источники поставок - так тому и быть. Нейтралитет есть нейтралитет. Но по государственным каналам - нет. Это окончательно.
        Катранджи задумался. Или - сделал вид. Похоже, он ждал именно такого ответа и заранее к нему подготовился.
        - Хорошо. Мы уважаем ваши принципы. Но если мы найдём на территории России частных лиц…
        - Вроде профессора Маштакова?
        - Что-то в этом роде. Мы бы не возражали, чтобы ему позволили вернуться к прежним занятиям. Готовы взять на себя все необходимые организационные и финансовые вопросы.
        Олег Константинович тоже немного подумал и кивнул.
        - Об этом поговорим позже и отдельно. Вы ведь собираетесь открыть в России своё новое дело? Пусть это будет исследовательско-промышленная корпорация с очень широким кругом интересов. Танки и тяжёлую артиллерию она, конечно, изготавливать и экспортировать не сможет, а вот что-нибудь не столь наглядное - отчего бы и нет? Вдруг попутно и для нас что-нибудь полезное изобретёте, тем более я считаю справедливым, чтобы большая часть инженерно-технического персонала набиралась в России.
        - Можно считать, что по основным позициям взаимопонимание достигнуто? О деталях пусть совещаются специалисты. Я смогу направить в Москву достаточное количество людей, которых никто и никогда не свяжет с моим именем, - сказал Катранджи. Он явным образом получал больше, чем входило в первоначальные расчёты.
        - Не возражаю, - ответил Император. - Желательно, чтобы это были люди из Европы.
        - Из Европы, из Северной и Южной Америк. У нас достаточно добровольных и весьма квалифицированных помощников.
        - В таком случае разрешите пригласить вас отобедать со мной. Заодно и обсудим немаловажный вопрос о гарантиях нашего альянса. Мы должны и будем наблюдать за ходом выполнения соглашений, своевременно пресекать их нарушения. Неофициально, поскольку и все договоренности - неофициальные.
…Чекменёв приехал поздним вечером на квартиру Ляхова. Вадим уже третий день ждал, когда генерал обратится к нему с предложением встретиться конфиденциально. Что это непременно случится, они с Фёстом просчитали сразу же. Куда ему теперь деваться? Положение, можно сказать, безвыходное. Без их помощи обширные планы сотрудничества с турком - занятие долгое, нудное и малоперспективное.
        - Придётся тебе, Вадим, снова к своим друзьям обращаться, - после нескольких дежурных фраз взял быка за рога Чекменёв. - Вы ведь себя называете «Комитетом защиты реальности». Вот она сейчас как раз в защите нуждается.
        - Не первый раз. А к каким вы предпочитаете? Из соседней параллели, из двадцать пятого года или сразу из бокового Израиля?
        Игорь Викторович чуть заметно передёрнул плечами. Даже упоминание о тамошних некробионтах вызывало у него чисто физиологическую реакцию.
        - Это ты мне сам подскажи, к каким. Видишь ли, что за штука получается. Мы с Императором решили, что союз с Катранджи так и так заключать придётся. У него свои соображения, у нас свои. Одновременно мы решили почти открытым текстом донести эту информацию до некоторых людей в генеральной комиссии ТАОС. Есть там вполне вменяемые фигуры, не разделяющие взгляды «пещерных русофобов».
        - Торговаться, значит, собираетесь?
        - Как же иначе? Торговаться, совсем чуть-чуть шантажировать, ну и морковку на верёвочке перед мордами подвесить. Войны-то настоящей никто не хочет, даже кабинет Уоллеса[В описываемый период - премьер-министр Великобритании.] , хотя как раз они весьма склонны поплясать с факелом на бочке с порохом. Жандармы, Тарханов и одесские бандиты, каждый по своим каналам, всю картину восстановили, полсотни фигурантов отловили, вместе с резидентом. Замысел у части правительственного кабинета и руководителей всем нам известного «Хантер-клуба» был какой? Демонстративный взрыв яхты Катранджи в русском порту с одновременным захватом в плен его и меня. У Ибрагима достаточно и друзей, готовых немедленно начать мстить за своего вождя, и врагов, желающих немедленно приступить к делёжке наследства. Убиваются сразу три зайца. Россия, ставшая объектом агрессии по многим направлениям с Юга и Востока, наверняка, по их расчётам, передумает в такой обстановке выходить из ТАОС.
        В империи Катранджи начнётся внутренняя смута, нечто вроде «большой замятни» в Золотой Орде четырнадцатого века, что, естественно, ослабит террористический напор на Север и Запад. И, наконец, как не раз бывало, англо-американцы, не вступая в
«прямые огневые контакты» сумеют неплохо заработать на новой войне всех против всех. А при удобном случае самим в неё вмешаться. Против нас, естественно.
        - С предыдущим согласен, - сказал Ляхов. - Добавлю и четвёртого зайца. Имея в своих руках одновременно вас и Катранджи, много интересных комбинаций выстроить можно. При современном развитии науки и техники. Но какая может быть война в нынешних условиях между членами Союза? Американцам это на хрен не нужно, у них своих изоляционистов полно. А представить, что англичане с немцами и французами на такое дело отважатся - втроём против «русского медведя» - смешно даже.
        - Это ты зря. В восемьсот пятьдесят третьем и девятьсот четырнадцатом тоже никто не верил. Однако же… Как великий еврейский Шолом-Алейхем писал: «Слово за слово…»
        Вадим сначала чуть было не удивился избыточной эрудиции генерала, потом сообразил, сколько лет тот с Розенцвейгом сотрудничал. Тут же, пользуясь случаем, и спросил, куда это запропастился Григорий Львович? Давненько не пересекались.
        - На месте он, на своём месте. В Нью-Йорке на общее дело работает…
        - А я думал - в Триполи.
        - С чего вдруг?
        - Да по моим данным, оттуда наводка просвещённым мореплавателям[Принятое в России XIX века несколько ироническое наименование англичан.] на Ибрагима пошла…
        - Хочешь сказать, друг Гриша меня на убой подставил? Не верю. - Чекменёв при всей его квалификации, зевнул ход, как великий Чигорин в решающей игре за звание чемпиона мира.
        - Не хочу. Заклад был совсем не на это. У евреев, как вы знаете, свои счёты с англичанами. Вот их он и подставил по полной. Одновременно здраво полагая, что вы успеете подстраховаться. И не ошибся, ведь так?
        Ляхов, разумеется, не собирался, по крайней мере сейчас, говорить генералу, что с помощью аггрианского Шара, имевшегося в квартире на Столешниковом, они с Фёстом за полночи размотали всю интригу и снабдили Анастасию, а через неё и Уварова, достаточной для действий в Одессе информацией.
        - Вся беда, что сам я, получается, не успел и не сумел…
        - Ну, к чему такое самоуничижение? Решились, невзирая на личную неприязнь, довериться Уварову, и не ошиблись. Вы же полководец, а не комбат, вам в мелочовку вдаваться необязательно.
        - Теперь и ты туда же, - сказал с тоской в голосе Чекменёв. - Да нет у меня никакой к Валерию личной неприязни. Есть здравый смысл и оперативные соображения. Я имел собственное мнение, теперь вы будете руководствоваться своим. Ради бога. Охотно верю, что в ваших категориях Уваров окажется весьма полезен и даже незаменим. Я исходил из своих, в которых не было места всему тому, что для вас естественно и очевидно. И закроем тему.
        Ляхов согласно кивнул. Действительно, до появления в сфере большой политики его самого, Тарханова, затем и «Братства» в почти полном составе, Берестина с его корниловцами и марковцами, Чекменёв существовал в совершенно другом образе мира. И в этом мире люди, подобные вышеназванным, особых шансов не имели. Доведись Уварову каким-то чудом вырваться из своего гарнизона и очутиться в составе «печенегов» без поддержки Ляхова, так и трубил бы там до отставки или безвременной кончины с одним просветом. Но, как говорится, новые времена - новые песни.
        - И на какую же помощь со стороны наших друзей вы, Игорь Викторович, рассчитываете?
        Вадиму было интересно, насколько генерал ориентируется в подлинных возможностях его лично и «Братства». Видел и знал он достаточно, но сумел ли сделать нужные выводы? Правильно сформулированное желание - вещь не такая простая, как кажется, что подтверждает тысячелетний фольклор самых разных народов. «„Надо точно и правильно ставить техническую задачу“, - с тоской подумал негр, превратившийся в унитаз в женском туалете».
        Чекменёв, очевидно, с той самой встречи в тюремной камере, когда он в последний раз попытался разоблачить и сломать Ляхова, достаточно много размышлял в этом направлении, выстраивая собственную линию поведения, так, чтобы и не навредить интересам России своим личным отказом от помощи чужаков, и не попасть в чрезмерную от них зависимость, наподобие какого-нибудь эмира Бухарского.
        После окончания московско-берендеевской эпопеи, наведения порядка и официального воцарения Олега Первого, ни Берестин, ни Басманов, ни прочие посланцы из прошлого вестей о себе не подавали. Получили свои награды на торжественном построении в той же Берендеевке и организованно, как и пришли, убыли в места постоянной дислокации.
        Ляхов, поскольку его никто больше ни о чём не спрашивал, продолжил службу в прежнем качестве, вопреки опасениям Чекменёва, не претендуя ни на какую официальную должность, вроде «спецпредставителя ВСЮР при особе Императора» или Чрезвычайного и Полномочного посла Югороссии.
        Будто бы все заключили негласный пакт - обо всём случившемся забыть. До лучших времён или навсегда. Как сложится.
        Теперь Игорю Викторовичу пришлось первому этот пакт нарушить.
        Он вспомнил давний разговор с Ляховым и повторил его тогдашние слова: «Отчего бы нам снова в открытую не поиграть? Так, мол, и так, Вадим Петрович, сложности у меня возникли, давай вместе помозгуем…»
        Вот видишь - пришёл момент. О военной помощи пока что речь не идёт, военной силы у нас хватит, даже и полномасштабную войну выиграть, если нам её вздумают навязать. Только война, если и обозначится, будет совсем другой. Неявная, но по-своему ожесточённая. Наши пока ещё союзнички, они ведь не смирятся. Отлично всё понимают
        - впервые за минувший век Россия решила в открытую заявить себя «Третьей силой». С достаточными к этому основаниями. А поверить, что именно третьей, с соблюдением полного нейтралитета - не могут. Как и в то, что по всем геополитическим основаниям она достигла предела единственно оправданных географически и экономически границ.
        - И правильно делают, что не верят, - сказал Ляхов. - Я бы тоже не поверил. Стамбул и Проливы - этого России не хватает. Данная геополитическая мечта продолжает витать в умах, в том числе и многих «пересветов». Ведь так? Тем более в реальности Берестина она успешно воплотилась…
        - Вот-вот. Там она воплотилась, ну и достаточно. Ты как-то говорил, что можно будет экскурсии для желающих организовывать. Пусть съездят и посмотрят. Мне отчего-то кажется, что особой радости от обладания Босфором, Дарданеллами и ещё одним, условно говоря, Ташкентом, большинство их народонаселения не испытывает…
        - Это уж само собой. Велика ли и нашим с вами соотечественникам радость от того, что Россия сегодня во Владивостоке заканчивается, а не под Оренбургом? Только логика обывателя и политика - «две большие разницы», не мне вам объяснять. Они там, на Западе, вполне уверены, что треугольник в математике и он же в политике - разные фигуры. С точки зрения устойчивости. Вы только что сказали о договоренности с Катранджи? Если вы с Их Величеством до этого додумались, так чем Запад хуже? В ещё одной реальности, из которой к нам в Москву гости пожаловали, имеется такое понятие - «холодная война».
        - Интересно. Поясни.
        - Ничего сложного. После завершения Второй мировой, где, как и в Первой, конфигурация врагов и союзников была аналогичной, за исключением того, что Турция осталась нейтральной, а Италия, Япония, Румыния воевали на стороне Германии, сложилась интересная коллизия. Наши прежние союзники (столь же лицемерные, как тридцатью годами раньше), ужасно испугались, что Россия чрезмерно укрепилась и на достигнутом не остановится. А та Россия действительно сумела, вначале почти разгромленная, отступившая до Царицына и Грозного, собраться с силами и закончить войну в Берлине, Вене, Белграде и Порт-Артуре…
        - Вот как? - Чекменёв выглядел ошарашенным. - До Царицына, говоришь? Ну, ни хрена себе. И обратно? Немыслимо!
        - Да я попрошу, ребята с той стороны книжечки передадут для прочтения. И кинофильмы, документальные и художественные. Очень поучительно… - Ляхов сам себе удивился - отчего раньше этого не сделал? Видимо, Чекменёв слишком уж отчётливо демонстрировал своё нежелание вникать в проблемы параллельного мира.
        - Ладно, это обязательно. Дальше давай. И, это, хватит нам всухую дискутировать. Распорядись насчёт горло промочить, - традиционным жестом генерал потёр руки.
        - Немедленно сделаем. - Ляхов вызвал одного из двух положенных ему, как флигель-адъютанту, постоянных вестовых, велел подать всё подходящее из того, что имеется.
        - Вы извините, заранее не предупредили, так чем бог послал…
        - Что это ты всё «вы» да «вы»? Когда хотел, на «ты» обращался, без всяких церемоний, - хмыкнул генерал.
        - Так я же сейчас, как с официальным лицом. - Глаза Ляхова если не откровенно смеялись, то посмеивались явственно.
        - В Кремле на императорском приёме будешь «официально». До утра не выгонишь? О многом ещё нужно поговорить, тем более ты сейчас интересный сюжет подбросил.
«Холодная война», надо же…
        - Ага. То есть все бывшие союзники и большинство нейтралов согласились с точкой зрения англо-американцев (точнее, наоборот, англичане там уже за шестёрок работали, хотя природной злобы не утратили), что Россию пора «сдержать» и
«отбросить». По причине наличия у обеих сторон оружия гарантированного взаимного уничтожения, воевать впрямую никто не рискнул. Но зато на полсотни лет растянулось тотальное противостояние - идеологическое, экономическое, психологическое. Воевали много, только чужими руками. Хотя, впрямую тоже постреливали, но - как бы этого не замечая. В Корее четыре года, во Вьетнаме почти десять, в Афганистане столько же… Наши лётчики американцев сбивали, они наших, но считалось, что это аборигены между собой разбираются. Точно не помню, но, кажется, в пехотных боях действительно ни разу не сталкивались. Зато на клиентах[Клиент - в Древнем Риме свободный человек, отдавшийся под покровительство патрона и находившийся в полной зависимости от последнего. Патрон (лат.) - покровитель, защитник. Обычно - из патрициев.] друг друга отыгрывались, как хотели…
        - Интересно, - повторил Чекменёв. - Выходит, история в той или иной мере развивается по единой схеме. С незначительными нюансами… И нам, хочешь не хочешь, грозит новая «холодная».
        - Ничего не попишешь, Игорь Викторович. Законы - они что в физике, что в истории. Оттого, что в нашей реальности Корнилов не погиб и выиграл Гражданскую, а у них - наоборот, в умах, душах и экономических интересах большинства жителей Земли ничего не изменилось. Оттого я, прошу это отметить, по большому счёту на вашей с Олегом стороне. Не мы их, так они нас, не сейчас, так годом позже. Поэтому - выигрывает тот, кто опережает в темпе. И всё же - какая помощь именно сейчас представляется желательной?
        - А вот приблизительно…
        Вестовой вкатил в кабинет сервировочный столик.
        - Закуски - только холодные, - словно извиняясь, сказал он. - Если прикажете, могу в ресторан позвонить. Мигом горячее доставят.
        - Не надо, - посмотрел на стенные часы Чекменёв. - Обойдёмся. Свободен…
        - С чего начнём? - повернулся он к Вадиму, когда унтер-офицер притворил за собой дверь. Игорь Викторович свято соблюдал положение из Указа Николая второго ещё от тысяча восемьсот девяносто шестого года: «Господам офицерам запрещается употреблять спиртные напитки в присутствии нижних чинов, хотя бы и услужающих».
        - Твоя воля.
        - Тогда с водки. Коньяк, ликёры не совпадают с настроением. Очень ты меня морально поддержал, вспомнив про эту «холодную войну». Прямо камень с сердца снял. Нигде мы, значит, против исторических законов, собственных принципов и совести не идём. Не мы, так нас. Очень правильно. Я никак не мог сообразить, как с тобой, таким совестливым да принципиальным, к сути дела подойти.
        - Нашёл совестливого, - скривился Вадим, опрокидывая свою чарку.
        - Не скромничай. Со стороны виднее. Дело вот в чём: Ибрагим очень настаивал, чтобы в уплату за его дальнейшее невмешательство во внутрироссийские проблемы, помощь и поддержку в остальном мире, мы обеспечили ему снабжение тяжёлым вооружением и всякого рода оригинальными разработками…
        - Понятно.
        - Олег ему отказал. С моральных позиций. О прагматических мы не говорили. Зачем нам такая головная боль вблизи собственных границ?
        - Очень правильно, - согласился Ляхов.
        - А если, не найдя понимания у нас, он обратится с той же просьбой к «союзникам»? И с устраивающей их мотивацией?
        - Могут и не отказать, если против нас использовать пообещает.
        - Я о том же. И мы при этом внутренне гораздо более уязвимы, поскольку у нас кроме Польши и Кавказа имеются и другие болевые точки: всегда найдётся некоторое число ханов, беков и прочих князей, за хорошие деньги и обещания помощи в создании собственных феодов готовых поднять знамя сепаратизма и ирредентизма[Ирредентизм - движение за присоединение входящих в состав других государств земель, населённых соотечественниками, с целью создания независимого моноэтнического государства.] .
        - Что мы уже имеем на практике. Но, в случае невмешательства «интернационала», достаточно спокойно, без внутренних потрясений как-нибудь разберёмся. С гарантией.
        - Вот я и подумал, а не решить ли этот вопрос с помощью «друзей»? Если они в состоянии перебрасывать сюда целые дивизии, отчего бы не продать клиенту кое-какую технику из их мира? Заведомо не производимых в нашей России образцов. Тогда нас никто ни в чём не обвинит. А обезопасить себя мы сможем, во-первых, жёстким ограничением поставок боеприпасов, во-вторых - по методике, придуманной Леухиным: отслеживание местонахождения оружия с возможностью его гарантированного дистанционного уничтожения…
        - Могу сказать только одно - идея вполне на уровне. Если позволишь, я в ближайшее время постараюсь обсудить её «на той стороне» в деталях. Надеюсь, нам не откажут. Одна беда - довольно давно у меня не было с ними контактов. Может быть, у них сейчас есть чем заниматься помимо нас. Но я постараюсь, - повторил Вадим.
        - А разве твои девушки - не оттуда прибыли?
        - Нет, это уже другая история…
        - Что-то слишком много историй, - устало сказал Чекменёв. - Но ты уж постарайся. И на сегодня - хватит геополитики. Напиться, что ли? У тебя найдётся где заночевать? Снова собираться, ехать… Не хочу.

«Укатали сивку крутые горки», - сочувственно подумал Ляхов.
        - Оставайся, конечно. Посидим, поболтаем на нейтральные темы. Давно не приходилось так, попросту…
        Чекменёв первый раз был на квартире Вадима, и она ему понравилась. Особенно тем, что совершенно неуловимым образом ощущалась в ней какая-то нездешность. Хотя ни предметов, ни книг из другого мира он не замечал. Просто, как хороший контрразведчик, он без рациональных объяснений воспринимал иную ауру. Об этом тоже стоило подумать, но не сейчас. Сегодня и так он перегрузился информацией. Не может человек без привычки и специальной подготовки совсем уж свободно оперировать понятиями, противоречащими всем базовым представлениям. Руководствоваться ими в служебной деятельности - хочешь не хочешь, а приходится. Но и не более того…
        Том 2. Черная метка
        Мне, в размышлении глубоком,
        сказал однажды Лизимах:

«Что зрячий зрит здоровым оком,
        слепой не видит и в очках».
        К. Прутков
        Глава 16
        Теперь Ляхову нужно было найти Фёста. Задача сама по себе не очень трудная, если он сейчас находится в Москве. Своей Москве, естественно. Всего и нужно, что позвонить по специальному телефонному аппарату, связывавшему со специальным коммутатором в квартире на Столешниковом. Если там никого нет, звонок переадресуется в иную реальность, где существует так называемая «сотовая связь», и аналог примет его, где бы ни находился. Это чудо техники «соседей» по-настоящему восхищало Ляхова, поскольку никаких других, принципиально отличающихся изобретений в том мире не было. Разница между там и здесь чисто количественная. С отставанием, как они с Фёстом просчитывали, на 30-50 лет, если не принимать во внимание гигантской политической и психологической разницы в жизнеустройстве общества. Причём такой, что тамошнему Ляхову и его соплеменникам здесь адаптироваться легко и просто, а наоборот - крайне затруднительно, если не невозможно. Без тщательной подготовки.
        Фёст ответил на пятом или шестом гудке. Встретиться договорились завтра, прямо с утра. Для удобства - там же, на Столешниковом, чтобы Вадиму в Академию не опоздать: на днях у него экзаменационная сессия началась. Он сам моментами не понимал, зачем это ему до сих пор нужно. И без того всё неплохо складывалось. Так он и сказал однажды Александру Ивановичу, но тот его осадил.
        - Знаешь, в ином качестве ты нам особо и ни к чему. Лихих боевиков мы в любой момент сотню найдём. А в вашем мире хоть один человек без легенды, с чистыми документами нужен. Да и тебе самому… Что с нами будет, вдруг да исчезнем мы в неизвестном направлении, на годы или навсегда? Ни за что не ручаюсь, а тебе жить и жить. Академию закончишь, не просто «флигель» - генерал-адъютантом станешь. И вдруг лет через тридцать появляюсь я или кто другой из наших… Будет к кому обратиться в верхних эшелонах.
        Одним словом - убедил. Тем более что, пользуясь возможностями квартиры, мог время жизни на учёбу не тратить, за исключением семинарских занятий. За час до экзаменов заехал, хоть три дня, хоть неделю просидел над учебниками, и пожалуйста - входит в аудиторию чисто выбритый, хорошо отдохнувший, знающий всё, что требуется по курсу, и многое сверх того. Непременные двенадцать баллов по любому предмету и в перспективе - занесение на мраморную доску выпускников, окончивших Военно-дипломатическую Академию Генерального штаба с золотой медалью.
        Вадим-первый встретил его в хорошем гражданском костюме, значит, здесь на улицу выходить не собирался. Впрочем, при необходимости и переодеться ему труда не составляло.
        Немного поговорили просто так, обменялись новостями, на случай, если бы опять пришлось экстренно друг друга подменять, пусть пока обстановка этого и не требовала. Секонд особенно подробно остановился на приключениях Чекменёва в Одессе и на роли девушек то ли в спасении, то ли в мягком интернировании Катранджи. После чего перешёл непосредственно к сути.
        - Понимаешь, Александр Иванович довольно долго уже не даёт о себе знать, - ответил Фёст, выслушав. - И я третий месяц - в свободном плавании. Заниматься мне есть чем, но в основном по старым разработкам. Там у нас тоже не совсем понятные дела творятся. И во внешней политике, и во внутренней. Зачистку почти всех, кто к московскому делу отношение имел, мы произвели, но, увы и увы, истинные вдохновители вторжения так и остались неизвестными. Предполагается, что или из очередной, нам пока неизвестной параллели просочились, или являются стопроцентным продуктом Ловушки. Бактериофаги как бы. А мы, значит, с её точки зрения - чистые болезнетворные микробы, угрожающие существованию курируемого ею организма.
        Оттого в нашем богоспасаемом отечестве и вокруг него творятся всякие малоприятные дела, политологами и конспирологами всех мастей представляемые результатом заговора тёмных сил собственного разлива. Кто на либерал-демократов грешит, кто на сионских мудрецов, кто на возрождающийся тоталитаризм. Весело, одним словом.
        - Не понял, - удивился Секонд. Он-то, будучи человеком общества с совсем другим менталитетом, был полностью уверен, что после раскрытия планов межвременных заговорщиков, ликвидации их материально-технической базы, изъятия всех хоть сколько-нибудь значимых фигурантов всё естественным образом и закончится. В этой России так оно и случилось. Если не считать эксцесса в Одессе. А на той стороне вышло почему-то по-другому.
        - Завидую, - без всякой насмешки ответил Фёст. - Тому, что не понимаешь. Хорошо, значит, живёте. Точно так же большинства моих проблем не понял бы нормальный обыватель Монако, Андорры или княжества Лихтенштейн. Швейцарец и исландец, скорее всего, тоже. Но наша Россия - страна пространственная, с очень богатым историческим опытом, а также крайней гибкостью мышления её достойных представителей. Весьма развитой за семьдесят три года Советской власти, которая вас счастливо миновала.
        Поэтому, наподобие какой-нибудь амёбы, порубленной на части, вся та масса (или, может быть, лучше сказать - эгрегор), породившая саму идею и техническую возможность агрессии, очень быстро восстановила силы и целостность, заново консолидировалась, переформатировалась, и теперь мы имеем… А что мы имеем? - Вадим-первый невесело усмехнулся, потянулся к сигарному ящику. - Мы имеем то, что случается, когда на полдороге бросаешь лечение антибиотиками. Или, если несколько иначе… «Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие… В конце концов придётся карать всех». Дальше объяснять не надо?
        - Но так как же? Неужели Александр Иванович и прочие товарищи этого не понимали?
        - Да всё они понимали. Со свойственным ему деликатным цинизмом Шульгин однажды сказал, что это - не лечится. А другого народа на место нынешнего ему взять неоткуда. Почему «Братство» и предпочитает охранять Реальность на дальних рубежах, предоставив Главную Историческую последовательность имманентной ей участи.
        - Но как тогда понимать всё остальное? - Секонд был явным образом обескуражен. Настолько прямо и с отчаянной безнадёжностью ни Фёст раньше, ни сам Шульгин с ним не говорили. Наоборот, складывалось впечатление, что после некоторых тщательно просчитанных вмешательств и корректировок в том мире постепенно станет не хуже, чем в этом. А теперь что получается? Тонущий крейсер, который некому и незачем спасать?
        - Не всё так мрачно, - Вадим-первый понял его мысли, улыбнулся ободряюще (хотя кто на самом деле нуждался в ободрении?), - нам не привыкать. Ляг фотоны-гравитоны чуть в другой транспозиции[Транспозиция - обмен местами элементов какого-либо процесса.] , сидел бы ты сейчас на моём месте, а я - на твоём. И опять каждый считал бы, что только его мир настоящий, а другой - химера.
        Они неоднократно обсуждали эту тему, но снова и снова что-то тянуло к ней возвращаться. Да и странно было бы, если б иначе.
        - Мы с тобой оба врачи. Наше дело - лечить, пока есть хоть малейшая надежда. Вот и лечим. Если не произойдёт катастрофического срыва, глядишь, и обойдётся. Не каждая флегмона гангреной или сепсисом заканчивается.
        Тут, конечно, не поспоришь.
        - Тебе, наверное, легче, чем мне, живётся. Да и то не наверняка. У нас недавно результаты всемирных социсследований опубликовали, насчёт понятия «счастье». Так получилось, что жители Бангладеш (это такая страна, возникшая на месте Восточного Пакистана, площадью чуть больше Венгрии, но с населением 120 млн человек), по всем показателям чуть ли не беднейшие в мире, ощущают себя в пять раз счастливее, чем шведы или французы. Так что всё сугубо субъективно.
        У нас вот на Кавказе очередная религиозная война разгорается, на Дальнем Востоке проблемы с деградацией инфраструктуры и китайской опасностью обостряются. И надо с этим что-то делать. Государственная власть мечется. Либо очередная тотальная война, по лекалам Ермолова и Барятинского, либо… Хрен знает что. Ни одна самая красивая девушка не может дать больше того, что она имеет, говорят французы, «ля плю белль филль…» и так далее. Равно и наши руководители. Куда ни кинь, всё клин. Приходится лично мне сейчас на темы процветания державы и наведения конституционного порядка задумываться. Единолично.
        - Ну и как, успешно?
        - Да пока справляюсь. Осталось только через несколько врожденных предрассудков переступить - и порядок. В одном тебе завидую - не попалась мне у себя девушка, вроде твоей Майи…
        Фёст увидел лёгкое движение лицевых мышц Секонда и продолжил успокаивающе:
        - Да ты не нервничай. Я, кажись, её у тебя отбивать не собираюсь. Характеры у нас давно и сильно разные. С тобой. С ней - тем более. Но почему так случилось - интересно. Должен же и у неё быть аналог?
        - Возможно, и есть. Но вы с ней не пересеклись до сих пор почему-то. Ты у Шульгина не спрашивал? Возможно, всё ещё впереди.
        - Вот ещё… - И сменил тему: - А не хочешь ко мне в гости сходить? Хоть на денёк. До третьих петухов. Ни разу ведь не был.
        - Отчего и не сходить? - внезапно Ляхов испытал весёлую бесшабашность. - Только ведь Шульгин предостерегал…
        - По-моему - ерунда. Я же с тобой здесь сижу - и ничего. Они сами туда-сюда непрерывно шастали. Можно рискнуть. Офицеры мы или твари дрожащие? Левашов с Лихаревым откуда твоих девчонок переправили? Чуть ли не с того света?
        - Возможно, прямо с того. - Секонд уже не раз задумывался над этой загадкой и всё больше утверждался в своём мнении. - Уж больно много нестыковок, а спросить не у кого. Лихарев уму-разуму научен - без разрешения старших товарищей правду не скажет.
        Вдруг его осенила новая идея, неожиданная, в чём-то забавная и наверняка могущая быть полезной.
        - Майи своей, говоришь, тебе не хватает? Могу тебе кое в чём помочь. Мы ведь до сих пор процентов на девяносто - одна и та же базовая личность?
        - Процентов не считал, но что-то в этом роде.
        - Тогда есть кое-что предложить…
        У него в кармане лежал пакет с полусотней фотографий, приготовленный для так и не состоявшегося разговора с Чекменёвым на «женскую тему». Там были изображены
«валькирии», в военной форме на штурмполосе, в летних платьях и костюмах на палубе
«Валгаллы» и на улочках городков и деревень на островах Южных морей, в купальниках на коралловых пляжах, на досках сёрфов и виндсёрфов.
        И ещё Майя снабдила Вадима лично отобранными снимками из бани, выступая в роли не ревнивой жены, а партнёра и сотрудника. Ляхов думал их показать генералу, если тот начнёт слишком настойчиво вникать в загадку появления «этих феноменов». С помощью имевшихся в квартире приборов, оставшихся от Лихарева, часть фотографий была перемонтирована и стилизована так, что подтверждала как минимум два последних года земного существования девушек. В разных местах - Москве, Париже, Лондоне, Хабаровске, и в разном качестве.
        Теперь они пригодились.
        Передавая стопку Фёсту, Секонд почти демонстративно, как с карточной колоды, снял несколько верхних и отложил на край стола, «рубашками вверх».
        - А там что?
        - А там - потом. Смотри, что дал.
        Тот начал с явным интересом. Что девушки хороши сами по себе, это понятно. Но сейчас подходил не как ценитель «ню» и остального, а как профессионал.
        - Вот они, значит, какие, воспитанницы мадам Дайяны с Валгаллы.
        Секонд сразу, как только они решили с Майей устроить «валькирий» на военную службу, сообщил об этом аналогу, и о том, что они направлены в новозеландский форт для дополнительной подготовки и специализации, тоже доложил. Но повидаться с новыми гостьями лично этот Вадим не нашёл времени. Не до того ему было.
        - Они. И на вид супер, согласись, и боевое крещение выдержали с честью. Как минимум по «Анне» государь им отвесит. А может, и чего посолиднее.
        - И что? Предлагаешь из них невесту выбрать?
        - Почему бы нет? В отличие от земных, любая не только внешности отменной, но и нравственных качеств. Не изменит, не предаст, всегда поможет, а случится - и защитит. Со временем каждая ничуть не хуже новиковской Ирины будет…
        - Смешно, ты не находишь?
        - В прямой постановке и вправду смешно. А если подойти к вопросу прагматически? Нам с тобой нужна хорошая связная, чтобы по мелочи каждый раз не отвлекаться. И не только связная, а помощник, порученец, секретарь-референт, телохранитель. Постоянная смотрительница квартиры и входных-выходных порталов. Я знаю, ты там у себя сейчас фактически оставлен на произвол судьбы. В своём праве и с немалыми возможностями. А всё же?
        - Правильно рассуждаешь. Жаловаться мне не на что. А скучно моментами бывает. Как, наверное, Роману Абрамовичу.
        - Это - кто? Не слышал. А фамилия?
        - Это и есть фамилия. Абрамо?вич. Отчества не помню. Один пацан отечественный. Миллиардер. Деньгу зашиб, но до сей поры понять не может - зачем и для чего.
        - Мы с тобой наверняка в лучшем положении, - кивнул Вадим-второй. - Этого Романа на наш перевальчик бы. - Он мечтательно усмехнулся. - Или пуля между глаз, или догадался бы о смысле жизни… Пушкин предпочитал в случае, когда мысли лишние в голову придут, откупорить шампанского бутылку, а я - свой винтарь вспоминаю и сопутствующие моменты. Хотя и потом разное случалось, а того - не забудешь.
        Фёст кивнул. Ему объяснений не требовалось. До момента появления ударных вертолётов судьба и воспоминания у них были общие[См. роман «Дырка для ордена».] .
        Он ещё раз перебрал фотографии. Разложил на столе, как карты пасьянса. Налево - в одежде, направо - «о натюрель». Посмотрел, подумал. Смотреть было на что. Хорошо, что оба врачи и на анатомические подробности способны почти не отвлекаться, воспринимая их так же, как и иные физические признаки пациентов.
        - Вот эта мне отчего-то больше других нравится, - показал снимки девушки с длинными волосами платинового оттенка, падающими на плечи, мило и смущённо глядящей в объектив. Причём, как отметил Секонд, карточку, где она сидела на диване голенькая, в позе Русалочки с копенгагенской набережной, но чуть более откровенно, поскольку в чисто женской компании стесняться ей было нечего, Фёст, будто невзначай, задвинул ниже других.
        Интересный штрих. Оба они мыслили и чувствовали почти одинаково, и тем не менее…
        - Как же её..? - Ляхов сделал вид, что вспоминает. - Ну, да! Вяземская, Людмила. Имя соответствует, правильно? Слегка удивляюсь, что именно она тебе глянулась, однако - понимаю. Тот самый момент, где у нас расхождение намечается. Помнишь, не помнишь - лет до восемнадцати я влюблялся исключительно в Людмил. Три было. Потом Натальи пошли. Тоже три. Надеюсь, вторая и третья Майя мне не встретятся.
        - И у меня Людмилы были. Одну, в семнадцать, обожал до потери самоуважения. Она меня понять не захотела. Её очаровал сорокалетний композитор, посвятивший ей ораторию…
        Секонду показалось, что в голосе аналога прозвучала незабытая горечь.
        - С Натальями проще получалось? - поинтересовался он, чтобы сравнить. У него самого флирты с Людами и Милами получались лёгкими, приятными, лишёнными драматизма.
        - Не скажи, - ответил Фёст и замолчал, снова вспомнив нечто. Вертя в руках фотографии.
        - А я знаю, почему тебе Вяземская понравилась, - провокативно заявил Вадим. Не то, чтобы издевался над аналогом, просто захотелось ещё кое-какие соображения проверить.
        - Поясни, - ему тоже стало интересно, насколько далеко распространились расхождения личностей, или - сохранились сходства.
        - Она - самая беспроблемная. Я это в яви увидел, сначала на занятиях, потом и в настоящем деле, а ты - по фотографии почувствовал. И не ошибся. Почему и как она такая получилась - не знаю. Но что есть, то есть. Однако сто из ста выбивает, что по фанерной мишени, что по живой… - неизвестно зачем добавил Секонд.
        - Бывает, - почти равнодушно ответил Фёст. - Нас с тобой очки никогда особенно не волновали. Попал - не попал, вот и весь критерий. Теперь покажи ту, что спрятал.
        - Пожалуйста. - Ляхов подал веером развёрнутые «три карты» с изображением Анастасии.
        - Ну и что? - Фёст не понял игры двойника. - Не хуже, не лучше. - Однако в пальцах вертел как раз ту карточку, где Вельяминова была застигнута (случайно, конечно) в очень изящном повороте. Плечо приподнято, правая рука на уровне глаз, очень красиво прорисован переход талии в бедро и тот самый «глютеус», что и врачей заводит.
        - Так уж?
        - Нет, чертовщинка в глазах явно чувствуется, - начал сдавать позиции Вадим. - Но это, скорее, качество фотографии. А так - ничего сверхъестественного. И что?
        - Как будто нас можно удивить сверхъестественным. Я попробовал на тебе проверить, что же именно в этой соплячке есть этакого? На меня - подействовало. На тебя, вижу, тоже. Мой лучший помощник Уваров потащился сразу… Жениться собирается.
        - Уварова - помню, - сказал Фёст, только чтобы не промолчать.
        - Да и бог бы с ним, с Уваровым, - махнул рукой Секонд. - В его двадцать семь холостых лет - на полковую телефонистку западёшь… Да ладно, сам знаешь. - Действительно, они оба это знали одинаково, при том, что услугами именно того типа девушек ни тот, ни другой не пользовались. По причине врожденного эстетства.
        - Дело здесь ещё и вот в чём. По какой-то причине она и Новикову понравилась. Не в том смысле, а просто обратил он на неё внимание и как бы взял под своё покровительство. Есть мнение, что над психикой её он поработал, отчего от прочих сия девушка сильно отличается. Настолько, что сам господин Чекменёв заинтересовался. Со своих специфических позиций. И сдаётся мне, имеет виды… К государю-императору её подвести. Подарочек, так сказать, сделать.
        Фёст рассмеялся.
        - Надеюсь, ты-то этого не допустишь?
        - Исключительно из-за Уварова. Там у них совершенно шекспировские страсти. А вообще вариантик, сам понимаешь, неслабый. Дайяна, между прочим, девочек именно для использования в роли агентов влияния на важных людей готовила. Ещё одну из их команды можно и к Катранджи подвести. Представляешь пассаж?
        - А третью - к папе римскому, - усмехнулся Фёст. - Четвёртую - к нашему президенту. И так далее. Стоит ли умножать сущности сверх необходимого? От этого, похоже, все проблемы. Систему нужно максимально упрощать, а вы опять начинаете громоздить… Император, Катранджи… Я бы не затевался.
        - Пожалуй, ты прав. Тогда обрубим. Если радикально - стоило бы вместо Вяземской тебе Вельяминову предложить. Великолепная помощница, уникальное оперативное и даже стратегическое чутьё. И из-под удара здесь выводится. Если Олег её всерьёз захочет, мне трудновато придётся…
        - А Уваров как к такому отнесётся?
        - Да, ему точно не понравится. Ей, наверное, тоже. Только-только начала понимать, что такое любовь, - и расставаться.
        - Тогда остановимся… - Фёст снова перебрал фотографии, - на Вяземской и остановимся. А чего это они обе на «В»?
        Теперь засмеялся Секонд.
        - Майя с Татьяной дурака валяли. Взяли и всем фамилии для паспортов по справочной книге Петербурга выбрали. Лень им было страницы листать. Вельяминова, Волынская, Варламова, Витгефт, Верещагина, Вирен, Вяземская…
        - У Колбасьева (или у Соболева) ещё смешнее описано. Там комфлота на Балтике затеял на эсминцы офицеров по фамилиям подбирать. На один - всех Ивановых, на другой Петровых и так далее. Лучше всего на «Забияке», кажется, вышло. Курочкин, Курицын, Цыплаков, Петухов, а командиром - Куроедов. Кто-то даже стреляться с горя собрался… И как, на службе столь нарочитым фамилиям никто из кадровиков не удивился?
        - Ты знаешь, подозреваю, даже внимания не обратил.
        - Без фантазии народ. «Мы ленивы и нелюбопытны» - кто сказал?
        - Вроде Пушкин, но точно не помню.
        - Вот и я не помню. Что подтверждает истинность сентенции. Так когда я могу в натуре со своей партнёршей познакомиться?
        - Вот прямо сейчас, если угодно. - Секонд снял телефонную трубку и позвонил Уварову.
        - Господин полковник, прошу не отказать в просьбе. Немедленно, если вас это, конечно, не затруднит и не идёт в противоречие с интересами службы, командируйте подпоручика Вяземскую для выполнения специального задания. Сроком на две недели, с выездом за пределы гарнизона. Проездные документы и суточные выписывать не нужно. Эти вопросы Управление берёт на себя. Прибыть… - он назвал известный Валерию адрес, - сразу по готовности. Форма одежды гражданская, при себе иметь личное оружие. За исключением полковника Тарханова о факте данного задания никого информировать не нужно…
        Ляхов научился у Шульгина разговаривать с людьми, даже ему прямо не подчинёнными, таким тоном, что возможности не то чтобы возражений, а даже излишних вопросов обычно не возникало.
        Сейчас, вдобавок, Вадим ощущал через три километра проводов явное облегчение в голосе Уварова. Ведь могли бы вызвать не Вяземскую, а Настю. И он точно так же вынужден был бы выполнить и этот приказ. По смыслу субординации - не совсем законный, так кто станет разбираться? Флигель-адъютант Императора никому (кроме дежурного генерал-адъютанта) не должен давать отчёта в смысле своих действий. А если этот флигель-адъютант ещё и зять Генерального прокурора и вдобавок старший боевой товарищ, «альтефронткамрад» - никак не поспоришь!
        - Будет исполнено, Вадим Петрович. На своей машине доставлю.
        - Тоже правильно. Подъезжай…
        - Как думаешь, ему стоит видеть нас вдвоём? - с сомнением спросил Фёст.
        - Ни к чему. Достаточно, что корниловец Ненадо нас вычислил, но в силу характера не придал значения. Сначала я с Уваровым и Вяземской поговорю, ты подождёшь в той половине, потом его проводим, и я тебя представлю девушке как брата-близнеца. Тогда и сходим в вашу Москву прогуляться. Мне самому зверски интересно…
        Уваров сообразил, что его подопечную старший начальник сегодня решил использовать не в «одесском варианте». То есть - не в качестве боевика по индивидуальной программе. Он слегка удивился, отчего полковник Ляхов, ничего не делающий «просто так», выбрал для своих целей именно Вяземскую, ничем не выдающуюся среди подруг. Даже в Одессе она всё время оставалась в резерве. Разве только для некоторых случаев очень может пригодиться невинный взгляд кадровой блондинки из анекдотов. Отлично маскирующий её истинные способности и возможности. Впрочем, такой точно вопрос можно было отнести к любой девушке - все словно на одну колодку сделаны, и у всех - своя «изюминка».
        Значит, намечается очередная интрига, до которых очень охоч Вадим Петрович, человек большого ума и ещё большей хитрости.
        И ему нужна не кто иная, как Людмила. Немного подумав, Валерий согласился - для работы в одиночку, в смысле - без команды, но под личным руководством Ляхова, Вяземская вполне может оказаться идеальной фигурой. Как по причине внешности, так и характера. На всякий случай он пригласил к себе не Анастасию, что было бы естественно, а поручика Полусаблина, подавшего уже третий рапорт с просьбой о переводе в нормальную часть.
        - Я же не извращенец, господин полковник, - на грани срыва объяснял Уварову поручик - очень хороший строевик и контртеррорист, но как человек - абсолютно чуждый восприятия женщин равноправными существами. По какой причине на свою должность и был выдвинут.
        - Разговоры их мне надоели, построение в трусах! Издеваются ведь: по уставу на утреннюю зарядку - в одних трусах, правильно. Но вам и ещё кое-что прикрывать надо! Так ведь нет, назло выставляются. Двадцать шесть баб - сговорились, и на каждой тумбочке Устав лежит, где закладка на пункте семнадцатом - в трусах, мол, и точка. В дождливую и грязную погоду разрешается надевать сапоги. Я им разве что плохое сделал? А доведут - лишнюю пробежку по штурмполосе назначаю. Смеются. Бегают.
        - Ладно, Геннадий, обещаю - завтра на нормальную роту перекину, если тебе девки в трусах не нравятся. На мужиков насмотришься.
        Плеснул поручику «высочайше утверждённые» сто грамм, угостил дорогой, не по обер-офицерскому званию папиросой.
        - Про Вяземскую мне доложи, как ротный командир.
        - Что услышать хотите? - мгновенно подтянулся поручик. Какими такими прелестями дразнили простодушного командира его подчинённые - один вопрос. Что докладывать официально и по команде - совсем другой.
        - Только боевую и психологическую характеристику. Для специального задания её начальство вызывает.
        - Смотря какое задание. Я бы, честно сказать, для работы нелегалами в тылу врага только её себе в напарницы и выбрал. Ещё раз прошу прощения, господин полковник, все остальные, а особенно - подпоручики Вельяминова и Темникова в случае чего важное задание провалить могут, по причине неудержимой азартности и нежелания принимать командирские приказы в качестве последней, обсуждению не подлежащей инстанции. Проще говоря - многовато о себе понимают.
        В какой-то мере Валерий с ним согласился.
        Волынская, Витгефт, Вирен, да и его Настя - слишком бросаются в глаза, вызывают у мужчин не только обострённое сексуальное влечение, но и опаску. Что с наглядностью подтвердилось в Одессе. Зато при виде Вяземской никто даже из самых опытных боевиков, кем бы они ни были, на автомате не сообразит, что этой «глупышке» с эффектной грудью и полупустыми, но столь головокружительными сиреневыми глазами хватит десятой доли секунды, чтобы выхватить из-под юбки пистолет и вложить весь магазин в центр мишени на предельной дистанции. Со скоростью, позволенной автоматикой «глока» или «беретты». Если ей придётся расправляться с противником без помощи оружия, это будет выглядеть ещё эффектнее и страшнее.
        Как в фильме ужасов про злых волшебниц и оборотней.
        - Хорошо, поручик, если до утра не передумаешь - пойдёшь ротным в третий отряд. Появилась вакансия.
        Уваров привёз Людмилу через час с небольшим, то есть практически мгновенно, как по настоящей тревоге. Наверное, ему самому было интересно, для чего она понадобилась, и Валерий надеялся что-нибудь разузнать при личной встрече. Девушка была в лёгком кремовом плаще поверх неброского светло-серого костюма, подходящего почти к любому случаю, с маленьким элегантным чемоданчиком в руке.

«Пожалуй, - подумал Фёст, наблюдая за своей избранницей по видеоэкрану из второй половины квартиры, - в этом виде с ней можно и в мою Москву идти, не переодеваясь. Там сейчас каждый носит, что хочет, и никому это на улицах в глаза не бросается. В другие, специальные места, конечно, придётся подбирать туалеты по обстановке. Но как хороша, чертовски хороша! Фотография и половины её шарма не передаёт. Неужто и мне наконец повезло?»
        - Любопытствуешь, понятное дело, - сказал Ляхов Валерию, провожая гостей в кабинет. Девушка осматривала интерьер внимательно и цепко, но непосвящённый принял бы её взгляд за скучающе-безразличный.
        - Только я и сам сейчас мало что знаю. В смысле - какая работа предстоит. Просто придётся подпоручику Вяземской в течение некоторого времени поработать в роли классической эскорт-леди с одним человеком. Не потому, что предполагается угроза жизни и безопасности клиента, скорее - наоборот. Нужно будет в процессе сопровождения фиксировать в памяти всё происходящее, его контакты, суть разговоров, телефонные звонки. По возвращении - исчерпывающе доложить. И только…
        Людмила, понимая, что подробный инструктаж в любом случае состоится позже, сейчас просто кивнула головой.
        А Уваров был слегка разочарован. Обычно у «печенегов» принято подробно излагать
«боевой приказ», то есть - смысл, цель и детали предстоящей работы. Но и мысли о том, что полковник ему не доверяет, Валерий не допускал. Слишком хорошо они были знакомы. Значит, есть причины к такому поведению, и незачем больше об этом думать. Придёт время - узнает. Или - нет.
        - Может быть, лучше двоих послать? - предложил он из чисто деловых соображений. - Опыта у Вяземской не так много, мало ли как сложится? С негласным прикрытием всё же надёжнее. В людях у нас недостатка нет, серьёзных заданий в ближайшее время не предвидится. Ей-ей, так бы вернее было…
        - Не выйдет, - сразу ответил Ляхов, словно уже обдумал такой вариант. - По предполагаемым обстоятельствам нашему клиенту вторая эскорт-леди не положена. У него с этой должны быть якобы довольно интимные отношения. Значит, напарница просто не сможет постоянно находиться от них в зоне прямой видимости. А без этого затея не имеет смысла. Ну, сумеют они раз-другой пересечься, не вызывая подозрений, и только. Твой вариант - для других случаев.
        - Ну, вам лучше знать. Тогда я поеду, пожалуй, если ничего больше не требуется.
        - Езжай. На связи будем постоянно. Если Людмиле поддержка потребуется - всю группу за полчаса переправишь.
        - Смотри, Вяземская, - то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Уваров специально для Ляхова. Всё, что считал нужным, он наверняка разъяснил девушке по дороге. - Не подведи взвод. Старайся. Ты у нас первая на индивидуальное задание идёшь.
        - Так точно, буду стараться, Валерий Павлович, - спокойно и с достоинством ответила та, уже начиная настраиваться на роль. Ни словом, ни взглядом не показала Уварову, что они с Вадимом Петровичем знакомы больше трёх месяцев и где только не побывали.
        Когда Уваров ушёл, Вадиму показалось, что Людмила вздохнула с облегчением. В чём дело? Неужели в присутствии подполковника подчинённые чувствуют себя неуютно? Раньше он такого не замечал. Впрочем, женщины есть женщины. Что-то могут воспринимать не так, как строевые офицеры. Или - отгадка совсем проста - ревнуют. Если командир отдал явное предпочтение одной из семерых (или из полусотни), как девушке, а не сотруднику, вторичных половых признаков лишённому по умолчанию, - тут простор для страстей и интриг.
        Ладно, понаблюдаем. Да и плановая диспансеризация через месяц, пусть Бубнов обратит внимание на вероятность эмоциональных отклонений именно у валькирий.
        - Располагайся как дома, Люда, - предложил он. - Или Мила?
        Всегда проблема с именами, как их сокращать. Одним носителям всё равно, «хоть горшком назови», особенно если это делает начальник, а вторые относятся трепетно, если не болезненно. За время совместного плавания на «Валгалле» он с девушками в слишком доверительные отношения не вступал, почти постоянно находясь под строгим присмотром Майи.
        - Лучше - Люда.
        - Договорились. Твой будущий клиент подойдёт примерно через полчаса. Настраивайся. Чаю предложить, кофе или чего поинтереснее?
        - Если есть - какого-нибудь очень дорогого и редкого сухого вина…
        - Так! - Ляхов посмотрел на неё с уважением. - Начинаем работать? Хороший ход. Причём отныне ты станешь утверждать, что пьёшь только и именно? А ведь залегендировать придётся, чтобы не выглядело пустым капризом или хуже того…
        - Вадим Петрович, не беспокойтесь. Как раз этому нас учили очень хорошо.
        - Ясно. Кто бы спорил, только не я. Тогда действуй, раз сама затеяла. В третьем доме от нашего, с левой стороны есть очень хороший магазин «Сомелье». Быстренько туда, выбери, что сочтешь нужным, бутылок пять, для начала. И уж потом не отступай. Денег дать?
        - Дайте, - не смутилась Вяземская. - На то, что я выберу, моих карманных не хватит, а чековую книжку не захватила. Вы ведь не предупредили, какое будет задание.
        - Правильно сделала. Там, куда направишься, она без надобности. Клиент за всё будет платить.
        Подпоручик убежала, и когда за ней хлопнула входная дверь, в кабинет вошёл Фёст. Весёлый.
        - Нет, прямо здорово. Чуть не подумал, что вы для меня репетировали. Хороша девчонка. А на вид…
        - Так ты же по виду и выбирал, - поддел аналога Секонд. - Поговорить с ней у тебя случая не было. На «поглупее» ориентировался?
        - На самую бесспорную красоту. Без дополнительных отягощающих факторов. Ты «Лезвие бритвы» если и читал, то в весьма зрелом возрасте. А я - в девятнадцать лет за одну ночь при свете керосиновой коптилки семьсот страниц проглотил. Под полсамовара крепкого чая и две пачки дешёвых сигарет. Впечатления - непередаваемые. А у нас в одной газетке буквально на днях статейку напечатали, сексологи-сексопатологи, будто общение с чересчур красивой, по меркам среднего мужика, девушкой вызывает на пятой минуте выброс адреналина, примерно как при первом прыжке с парашютом. Что не есть полезно. В дальнейшем ведёт к органическим изменениям.
        - Не замечал, - ответил Секонд, разливая по рюмкам коньяк, пока Вяземская не вернулась. - И с девушками суперкондиционными общался, и с парашютом прыгал. Как видишь - цел и совсем ничего не атрофировалось…
        - Так ты же себя когда-нибудь «средним» считал? Если уж попросту - не возникало ли у тебя мыслишки, что это ты оказываешь девушке честь, позволяя ей продемонстрировать свои чувства?
        - Бывало. Как и у тебя, надеюсь… Ты ей честь, а она тебе - удовольствие.
        Они дружно выпили, одинаково усмехаясь. Как в зеркало глядя.
        - Нарциссизм это называется, - хором сказали аналоги и также хором рассмеялись.
        - Что не есть полезно. - Секонд успел раньше.
        - Поэтому выбранная мною подпоручик сможет производить вышеназванный биохимический эффект на всякого, на кого укажу пальцем, - продолжил Фёст, - и ни до кого сроду не дойдёт, что она ещё и зверски умна, эрудированна и профессионально подготовлена, как Джеймс Бонд и Штирлиц сразу.
        - Это точно. Самые проницательные в ней кое-что от Бонда, может, и разглядят, а вот от Штирлица - вряд ли. Я бы, кстати, мадам де Сталь вспомнил или совсем уже пресловутую Лилю Брик.
        - Что? - поразился Фёст. - В твоём мире Лиля Брик тоже была?
        - А куда ж ей деться? - не понял реакции аналога Секонд. - К моменту нашей общей революции она была уже в большом авторитете, и наши тридцатые-сороковые годы прошли под совиным крылом этой зверски способной, но крайне мне неприятной женщины. В разведчицы я бы её взял, но она предпочла карьеру дешёвой стукачки.
        - На эту тему с Шульгиным бы тебе поболтать в свободное время и с Яшей Аграновым, из всех этих возвышенных фигур стукачей и наделавшего. Задёшево, к слову.
        Секонд прервал разговор, интересный, но слишком далеко уводивший от темы.
        - А против кого ты Вяземскую собираешься использовать?
        - Если бы знать, - засмеялся Фёст. - А чем плохо - новую Брик ввести в наше ужасно бестолковое и лишённое намёка на шарм общество? Уж поинтереснее, чем с нынешними дивами гламура, может получиться. Если всерьёз - у меня сейчас два проекта. Один внутренний, другой, скорее, внешний. Расскажу чуть позже…
        Фёст прервался, потому что тренькнул дверной звонок. Очень коротко.
        - Ну, поглядим, какие у нашей валькирии вкусы…
        Вкусы оказались ничего себе. Елисеевское[Русский купец Елисеев, известен одноименными магазинами в Москве на Тверской и в Петербурге на Невском, построенными по единому проекту в начале ХХ века. Планировал открыть сеть таких же магазинов по всей Европе, а также собирался приобрести обширные виноградники во Франции и Испании. В данной реальности проекты осуществились.] вино типа
«Изабелла», но с плантаций и завода на Майорке. Тысяча девятьсот девяносто первого года. Двадцать пять рублей бутылка с номером партии и фамилией винодела на рукописной этикетке.
        - Вот я и есть ваш работодатель, - сказал Фёст, разыскав в буфетной штопор и откупоривая вино. - Это, значит, мне впредь предстоит угощать вас исключительно этим? Ну, ладно, не разорюсь… Правда там, куда мы направимся, такого вина не водится, придётся замену подыскивать.
        Вяземская недоумённо переводила глаза с одного мужчины на другого.
        - Бывает, Люда, в нашей работе всё бывает, - успокаивающе сказал Секонд. - Считай, что перед тобой мой брат-близнец, о существовании которого никто не подозревает. В оперативных целях и тебе некоторое время придётся его сопровождать. В Москве. Но - чуть-чуть не такой. Ты ведь выросла на Таорэре, и готовили тебя изначально не к здешней жизни, а как раз к той. На Главной исторической последовательности, при бывшей Советской власти. Наверняка немного удивилась, оказавшись в нашем Кисловодске. Вокруг всё оказалось не тем, правильно? На пароходе мы с вами несколько подкорректировали картину окружающего мира. Приехали в Москву и начали служить в отряде, воспринимая окружающий мир как должное.
        А мой брат живёт там, куда ты должна была попасть после выпуска, если бы… Но теперь это неважно, раз такая коллизия случилась… Ничего страшного. Вскоре мы эту ошибку исправим.
        Мужчины выпили свой коньяк, Людмила сначала медленно, оценивая вкус, в несколько приёмов осушила бокал до дна, только потом кивнула.
        - Значит, вы хотите послать меня в мир так называемой Главной исторической последовательности. Понятно. С ней я действительно теоретически была знакома гораздо лучше. И работать должна была начать в тысяча девятьсот пятидесятые годы…
        Фёст насторожился. За время, проведённое в «Братстве», он был достаточно наслышан об агграх и форзейлях, о том, как сталкивались и пересекались их пути с путями старших товарищей. Проштудировал, в качестве учебного пособия, записки и дневники Новикова и Ростокина.
        - В пятидесятых? Здесь, в Москве?
        - Откуда же мне знать? Куда направят. В Москву, на Дальний Восток или в любую точку мира, где найдётся вакансия.
        - Не знаю, не знаю. С твоей внешностью в СССР пятидесятых, мне кажется, трудно было бы найти подходящую для инопланетной резидентки нишу. Я их, конечно, представляю только по книгам, фильмам и чужим воспоминаниям, но… Комсомольскую или партийную работницу с такими внешними данными даже вообразить трудно. Кинозвезду - тоже. Тогда царили Орловы, Серовы и тому подобные «красавицы». Да на тебя бы просто оборачивался на улице каждый второй мужик моложе пятидесяти. Женщины - каждая первая. Какая уж тут оперативная работа. Вот Ирина Владимировна Седова в семидесятые вписалась идеально, а в пятидесятые… Там офицер-фронтовик был бы на месте, никак не секс-бомба. В Америке, во Франции - там да!
        - Откуда мне знать, - безмятежно ответила Людмила и взмахнула ресницами. - Мы до самого выпуска понятия не имеем, кого из нас сделают. А когда вдруг случилось то, что Дайяна назвала «катастрофой», все покатилось по инерции. Все потеряло смысл. Но она обещала, что просто так нас не бросит. Доведёт курс до конца. Нам и осталось всего ничего. Несколько месяцев индивидуальной спецподготовки, кондиционирование по намеченной роли - и вперёд, за орденами.
        Она уже свободно оперировала профессиональной стилистикой.
        - Наш человек, - уважительно отозвался Секонд.
        - А я бы тебе должность нашёл, - вдруг сказал Фёст. - Именно там, в Москве. Сразу после пятьдесят третьего, в «оттепель», в СССР начали возвращаться многие эмигранты, не запачканные активной антисоветской деятельностью. С детьми и внуками. Из Харбина, Европы, обеих Америк. Ты бы вполне вписалась. И с помощью главного координатора не составило бы труда устроить тебя даже в КГБ. После смерти Сталина в органах большая ротация началась, местечко в отделе по работе с иностранцами легко бы нашлось. Перспективное…
        - Видишь, ты за три минуты придумал, так уж наверняка те, кому по чину положено, тщательнее планировали, - похвалил его Секонд.
        - Нет, ты подожди, подожди… Вот нам и рабочая легенда, Люда, - Фёст оживился. - Не ты будешь моя эскорт-леди, а я - твой телохранитель и одновременно консультант. Очень, очень интересно. Всё поворачивается с ног на голову. Красавица-княжна Вяземская приехала в Россию, в поисках самоидентификации и прадедовских сокровищ, спрятанных в семнадцатом году в радиусе от Москвы до Харбина. В моей России это до сих пор очень модная тема. И ты нанимаешь меня, скромного частного детектива, чтобы я тебе помогал, защищал от ужасной русской мафии и коррумпированных чиновников. Прямо здорово выходит…
        Секонд испытал нечто вроде зависти. Действительно, аналог, органичный и адекватный своей реальности, опять продемонстрировал преимущество человека совсем другого менталитета. Это понятно. Он сам, после хроноклазма, парадоксов «бокового времени», вступления в «Братство» тоже ведь совсем не тот, что накануне назначения в Экспедиционный корпус. Однако тридцать лет, прожитых двойником в совершенно ином мире, - это несравнимо. Общий генотип, общая конструкция личности - данность, а вот жизненный опыт! Даже у разлучённых в младенчестве близнецов, один из которых жил в России, а другой, скажем, в Германии, он отличается меньше.
        Да, за два года сотрудничества и совместной подготовки на курсах «Братства» они научились при необходимости подменять друг друга, и какое-то время этого почти никто не замечал, но всё же, всё же, всё же…
        Они сейчас сидели в квартире, представлявшей собой очередной пространственно-временной парадокс. Две соединённых соседних, по планировке зеркально отражающих друг друга квартиры, нормальных, существующих на ГИП. Чтобы законным образом выкупить их у очередных собственников, пришлось приложить некоторые усилия, но в результате хозяевами одной стали Новиков с Ириной, второй - Сильвия с Берестиным. И к ним примыкала третья, межвременная, одновременно находящаяся и в той, и в другой реальностях. Для удобства общения в капитальной стене пробили дверь, и в распоряжении «Братства» оказалось громадное помещение, отделанное и обставленное в духе нынешнего времени, но гораздо более стильно, чем у большинства среднестатистических владельцев подобных апартаментов.
        Самое же главное - путём не слишком сложной регулировки управляющей автоматики в межвременную базу теперь можно было переходить изнутри, не затрудняясь манипуляциями с блок-универсалом на лестничной площадке. А уже через неё проникать в любую из освоенных реальностей. Впрочем, на всякий случай тысяча девятьсот двадцать пятый, тридцать восьмой и две тысячи пятьдесят шестой были заблокированы, и, чтобы попасть в них, требовалась специальная настройка модуля СПВ.
        Сейчас за окном кабинета внизу один переулок, такой, как и должен быть привычным здешнему Ляхову. Вымощенный диабазовыми брусками, с многочисленными магазинчиками для понимающей публики. Вон, напротив, двухэтажный магазин «Букинист». Существует здесь лет полтораста. На первом этаже текущая литература, а поднимешься по двухмаршевой деревянной скрипучей лестнице - там книги девятнадцатого, а то и восемнадцатого века. Для ценителей. И не очень дорого.
        Есть табачный магазин, винный, ювелирный, несколько комиссионных, специализирующихся на антиквариате и живописи. Этого достаточно.
        Зато, пройдя через одну из замаскированных между книжными стеллажами дверей, по кругу вернёшься через соседнюю (если квартира тебя знает), окажешься в этом же кабинете, но за окном увидишь совсем другое. Ни нормальной мостовой, ни тротуаров, переулок сплошь покрыт керамической плиткой дикого розоватого цвета. Кричаще-безвкусно оформленные магазины, вывески на смеси «французского с нижегородским», несколько кафе и ресторанчиков, обещающих какие-то «бизнес-ланчи»,
«суши» и «пиццы». Люди перемещаются слишком суетливо, без степенности и достоинства, положенных в респектабельном центре города.
        Глупая и странная, на взгляд Секонда, жизнь здесь творилась. А главное - опасная. Отсюда приходили в его мир кавказские и западноукраинские наёмники с тяжёлым вооружением, «учёные», зомбировавшие тысячи людей и учинившие едва не удавшийся государственный переворот. Не государственный даже, цивилизационный.
        Но ведь это, одновременно, и мир Шульгина, Новикова, всех остальных «братьев» и
«сестёр». И Фёста.
        Вадим по своей воле вряд ли туда отправился бы, даже на экскурсию, хватит с него боковых времён. Но если друг-брат зовёт - куда денешься? Долг платежом красен.
        А пока Фёст беседовал с Людмилой.
        - Что подготовлены вы все хорошо, я знаю. Моральными принципами не озабочены. Да и ни к чему они, верно? «Нравственно всё, что служит нашему делу»…
        - Знаю. Это из Ленина. Изучали.
        - Молодцы, в СССР девушка с высшим образованием сотню-другую подобных цитат должна была навскидку знать. А сейчас нужно текущие реалии западной жизни подучить. Чтобы хоть получасовой разговор со случайно встреченным соотечественником выдержала.
        - Дадите нужные материалы - выучу. Извините, как мне к вам следует обращаться? - спросила Вяземская. Ей факт наличия близнецов (точнее не совсем близнецов) был безразличен. Нужно было понимание позиции.
        - Да так и называйте. Вадим Петрович. Вам всё равно, а мне привычнее. Только на той стороне не путайтесь, если втроём рядом с посторонними окажемся.
        - Не запутается. Пусть я там для простоты, для третьих лиц Пётр Петрович буду, - сказал Секонд. - Ты когда свой рейд предпринять собираешься?
        - Сейчас. Тебе, Люда, сколько времени на подготовку нужно?
        - Ровно столько, чтобы прочитать всё, что дадите.
        - Нормально. Только с твоей «родиной» определиться надо. Что-нибудь поэкзотичнее и подальше… Вот! - хлопнул он себя по лбу. - Парагвай. Там и сейчас живут тысяч несколько потомков белоэмигрантов, геройски себя проявивших в войне с Боливией. Испанский знаешь?
        - Свободно.
        - Ну и всё. Сейчас в Интернете разыщем и карты, и фотографии, и тамошние газеты, журналы за последние год-два. Кинофильмы из парагвайской жизни - это вряд ли, но посмотришь несколько аргентинских, один чёрт. Короче - цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи…
        - Это - Хрущёв. Из речи на XXII съезде КПСС, - вновь блеснула эрудицией Людмила.
        - Точно, молодец! - восхитился Фёст, и Секонд отметил, что отнюдь не наигранно. Очевидно, что девчонка брату-аналогу на самом деле начинала нравиться. Стремительно. Он сам не понимал механизма, обеспечивавшего валькириям столь мощную эмпатию. Но с первых дней общения с ними на «Валгалле» отчётливо понял, что любая, если поставит себе такую цель, сумеет заставить потерять голову даже его, знающего, с кем имеет дело. Там роль «графитовых замедлителей цепной реакции» исполняла Майя. Не хуже него ощущавшая исходящую от юных существ магнетическую силу.
        У Фёста такого стопора нет. И слава богу. Сам себе, совершенно свободно, выбрал напарницу для работы. А если что-то большее - пусть будет счастлив. В любом случае Людмила красивее, умнее и психологически мотивированнее, чем любая женщина, какую он мог бы встретить (но так и не встретил) у себя. А ведь четвёртый десяток недавно пошёл!
        Усадив Людмилу за компьютер и снабдив её десятком книг и толстой пачкой ежедневной и еженедельной прессы, они решили вдвоём прогуляться по той Москве. Родной Фёсту и плохо представляемой Секондом. Провести, как говорится, командирскую рекогносцировку.
        Перед тем, как оставить девушку одну, Фёст её проинструктировал, в стиле Синей Бороды, проверявшего моральные качества очередной жены. В какую дверь входить можно, в какую нет, что можно трогать руками, что нельзя. Само собой, входную дверь никому не отпирать. Если зазвонит телефон, отвечать: «Секретарь Вадима Петровича. Кто говорит и что ему передать?» В самом крайнем случае, если, допустим, они до утра не вернутся и никаких инструкций не передадут, таким вот образом выйти через эту дверь, и никакую другую, после чего явиться к Уварову и доложить. Иных действий не предпринимать, о случившемся забыть.
        Ляхову-первому, честно признаться, последние полгода жить было просто скучно. После операции «Снег и туман»[См. роман «Хлопок одной ладонью».] , когда за одну великолепную, сумбурную и азартную ночь в Москве было изъято около трёх сотен важных людей, от генералов всевозможных служб до воров разной степени авторитетности, ничего интересного в его биографии не случалось.
        Цель операции, проведённой «Братством», ему была понятна. Параллельная Россия спасена от хорошо просчитанной и подготовленной агрессии плюс инвазии. А толку? Ему лично.
        Подразумевалось, что заодно и эта РФ будет почищена. Ну да, факт имел место. Эффектный. Только он не хотел считать себя политиком. Он оставался по образованию и самоощущению врачом. Военно-полевым хирургом. Почистить, как в Крымскую войну, огнестрельную рану от обрывков грязной портянки и раздробленных мышц, костей - можем, причём без анестезии, за отсутствием оной. И очень старательно. А дальше? Ладно, те доктора насчёт стафилококков и стрептококков понятия не имели, кроме смутных подозрений, а он-то, капитан медслужбы, - имеет.
        Оттого не возлагал на акцию «Братства» далеко идущих надежд. В чём немедленно и убедился.
        Завершив операцию, старшие братья почти немедленно переключились на какие-то новые дела. Да и понятно: приняв на себя функцию «защиты Реальности», неизвестно как понимаемой в широком смысле, много ли сил и внимания останется для того, чтобы одинаково с каким-то Ляховым воспринимать окружающую его действительность? Хорошо, вообще не забыли, как хам-полковник через минуту забывает сержанта, только что тащившего его из-под бомбёжки или миномётного огня. Хорошо, стряхнёт землю с фуражки и кивнёт адъютанту: «Напиши этого на „ЗБЗ“[Медаль «За боевые заслуги», почётная по статусу, но дискредитированная бесконтрольной раздачей не по назначению.] ». А нередко вообще простое «спасибо» не скажет.
        В результате в распоряжении Ляхова-первого осталась вся Россия ГИП в виде подконтрольной территории, огромные возможности, материальные и технические, и никакой разумной цели. До особого распоряжения.
        Конечно, возможностями «Братства» в полном объёме он не располагал. Ему, кроме квартиры, со всем, что в ней находится, было оставлено только право распоряжаться очень большими, но всё же не запредельными суммами. Ну, и все наработанные Шульгиным и Новиковым связи.
        Александр Иванович так и сказал, при очередном прощании:
        - Ты у нас остаёшься на хозяйстве. Смотрящим. До тех пор, пока нам снова что-нибудь не потребуется в этой реальности (или ты сам не потребуешься в другом месте), живи, как хочется. Хоть как Корейко, хоть как граф Монте-Кристо… - Улыбнулся одной из своих знаменитых улыбок, одновременно и застенчивой, и циничной. - Как любому из нас, единственным подсказчиком в вопросе «тварь я дрожащая или - право имею?» остаётся твоя совесть. Или, если попроще - экзистенциальное Я. Вдруг что-то экстраординарное случится - знаешь, куда сбежать. Хочешь - к аналогу своему, хочешь - в Новую Зеландию. Или со мной связывайся, если найдёшь.
        На том они и расстались. Вадим Ляхов-первый начал индивидуальное существование.
        Какое-то время вёл, как принято было писать в девятнадцатом веке, рассеянный образ жизни. Добирал то, что упустил до встречи с Шульгиным. А что тут странного? Армейский капитан, внезапно превратившийся в Креза, холостой, лишённый какого угодно контроля и не имеющий ни перед кем никаких обязательств.
        От нечего делать разыскал свою давнюю любовь. Был уверен, что она его давно забыла, а оказалось, что нет. Пусть и вышла семь лет назад замуж, обзавелась двумя детьми, а вышло всё очень хорошо. На его взгляд. Она оказалась свободна (надо же так случиться!) на целых две недели. Муж с детьми уехал на Канары, а её не отпустили дела.
        Ничего почти не придумывая, Вадим сказал ей, что служит в миротворческих частях ООН, далеко отсюда, а сейчас почти невзначай залетел в Москву. Случай подвернулся. Сентиментальность заела, вот и разыскал её через ЦАБ ГУВД[Центральное адресное бюро Главного управления внутренних дел МВД РФ.] . Способ, не каждому доступный, уважающие себя люди (или те, кому есть чего опасаться) давным-давно изъяли свои данные из всех телефонных книг и адресных справочников. Зато эта возможность мгновенно повысила в глазах бывшей подруги его социальный статус.
        И был Вадим приятно удивлён, когда в первый же вечер, после ностальгических воспоминаний в ресторане «Седьмое небо», она согласилась пойти с ним. Прямо в прихожей, как только он помог ей снять плащ, чужая, казалось бы, женщина сама подставила ему губы, а потом за руку повлекла к ближайшему дивану.
        Ей, в общем-то, нечего было так уж стесняться. И она была его первой девушкой, и он - первым у неё мужчиной, а если потом предпочла другого, этот факт ничего не отменял. Была у них любовь, суматошная и сразу какая-то бесперспективная, но ведь была же!
        Пять интересных вечеров и восхитительных ночей они провели вместе, Фёст начал уже задумываться - что же дальше? Не был он, истосковавшись по женской ласке, против продолжения устраивавшей его связи. Пусть даже в таком, неправильном качестве. И тут она сама сказала, что - хватит. Очень, мол, приятно было вспомнить молодость, но через неделю семья возвращается, и ей нужно восстановить душевное равновесие. Вадим её понял. Чего тут не понять?
        Пришлось искать другое занятие.
        Окружающая действительность раньше, до встречи с Шульгиным, со своим аналогом и параллельным миром, не вызывала у него слишком негативных эмоций. Данность есть данность. Как в химии - процесс протекает, если может протекать таким именно образом. В любом случае из реакции соли и кислоты «це два аш пять о аш» [Формула этилового спирта, если кто не знает.] никаким образом не получится, как бы этого ни хотелось!
        Но вот теперь обычная жизнь его раздражала чрезвычайно. Особенно в сравнении с миром Секонда. Тоже не сахар, если внимательно разобраться, и всё же - земля и небо!
        А у него ведь остались все концы операции «Снег и туман», и выходы на верхние эшелоны организации «Чёрная метка». Безусловно, придуманной для одной-единственной цели, но в то же время - сумевшей зажить собственной жизнью. Вошедшие в неё сотни старших офицеров и генералов почувствовали вкус «настоящей службы». На благо Отечества, а не хрен знает кого. Только раньше выхода не было, а теперь он вдруг появился!
        О таком многие мечтали всю жизнь, прямо с лейтенантских погон, а то и раньше. Когда можно и нужно делать только то, что считаешь единственно правильным, не прогибаться перед начальниками, трусливыми, продажными или просто до предела некомпетентными. А самое главное - ощущать принадлежность к касте или клану, где все спаяны общими убеждениями и единым, так сказать, менталитетом, сколь ни истрёпано в последнее время это слово.
        Один пошловатенький публицист даже произвёл от него новую конструкцию: «литет мента».
        А те генералы, полковники и - далее, по нисходящей хотели просто служить! Лучше - за хороший оклад денежного содержания, но можно и без, лишь бы не так, как пел Городницкий:
        И что тебе святая цель,
        Когда пробитая шинель
        От выстрела дымится на спине?
        Фёст, пользуясь базой данных левашовского компьютера и лихаревского Шара, начал реанимировать задремавшую после лихих чисток прошлого года организацию. Теперь уже под себя. Очень правильно, что Новиков с Шульгиным выстраивали её не вертикально, а как сетевую структуру. Вадим начал приглашать к себе самых разных людей, не ставя никаких конкретных задач, просто знакомясь, представляясь то эмиссаром «Меча и орала», вроде Остапа Бендера, то таким же, как собеседники, офицером спецслужб, что было истинной правдой, только облечённым кое-какими полномочиями. Беседовал иногда на понятные, иногда - не совсем темы. Зато деньги раздавал без расписок, под честное слово.
        Это очень сильный ход, даже в кругу бессребреников и идеалистов. Когда сотни тысяч рублей, а иногда - долларов и евро выдаются из рук в руки без всяких условий. Просто так. Сидит в роскошно обставленной гостиной или кабинете тридцатилетний парень напротив сорокапятилетнего генерал-полковника, приглашённого обсудить взаимно интересные вопросы, поднятые ещё Андреем Дмитриевичем или Александром Ивановичем, да как-то подзабытые, курит неумеренно, угощает виски или коньяком и говорит: «Поймите меня, Кирилл Мефодьевич (хорошо хоть - не Укроп Помидорович[Принятое в сталинских лагерях обращение уголовников к интеллигентам, осуждённым по 58-й статье.] ), я вам сейчас вот эти раскрашенные бумажки даю зачем?»
        - Ну и зачем? - спрашивает генерал-полковник, изображая недоумение. Если изображает - хорошо! Если всерьёз - пора прощаться навсегда.
        - Да чтобы вы своих людей простимулировали до уровня, когда им взятки со стороны брать скучно будет. Чтобы не они снизу вверх платили, а, как положено, от руководства получали, за образцовое выполнение служебного долга… Мы, сами понимаете, взять на себя полностью функции министерства финансов и всяких прочих министерств не можем, но кое-какими возможностями располагаем.
        - Ну и зачем это всё? - спрашивает какой-нибудь товарищ посообразительнее. - Вам, как организации, и мне, как функционеру? Разовые акции, и даже весьма эффективные, мы проводить можем, но систему ведь изменить не в силах. Государственную власть поменять, конструкцию правоохранительных и правоприменительных органов целиком. А без этого - сифилис зелёнкой лечим?
        - В семнадцатом году поменяли. Не уверен, что хорошо получилось. На второй эксперимент в России людей не хватит. Умные народники в девятнадцатом веке проповедовали «теорию малых дел». Вот и будем заниматься малыми делами, каждый на своём месте. Прошлый раз неплохо получилось. Как я слышал, полторы сотни особо вредных элементов изъяли «с концами», ещё на пару тысяч страху навели. Работать хоть немного легче стало?
        - Немного легче, - согласился один из заместителей начальника столичного ГУВД. - Главное, теперь все друг друга боятся. Кроме наших, конечно, - он имел в виду членов и сочувствующих «Чёрной метке». Так всё запуталось, что никто не понимает, с кем прежние дела вести можно. Сегодня со старым приятелем с глазу на глаз вопрос перетрёшь, а завтра в СИЗО окажешься, по санкции прокурора, который, в свою очередь, кого-нибудь из президентской администрации опасается. Зато другая беда обозначилась - многие вообще ничего делать не хотят, ни плохого, ни хорошего. Сидят в кабинетах и сутками в потолок смотрят, жизненные перспективы обдумывают. В отставку подавать или за бугор сваливать, пока загранпаспорта не отменили…
        Глава 17
        Обо всём, что с ним здесь происходило, не скрывая накатывающейся временами мизантропии, Фёст и рассказывал Секонду, пока они неспешно шли по Бульварам, и Вадим-второй постепенно адаптировался к выглядевшему совершенно чужим городу. Нет, на самом Бульварном кольце сохранилось достаточно зданий из «общего» времени, но и только. Всё остальное просто било в глазах кричащей чужеродностью, аляповатой и безвкусной роскошью. Как если бы встретить девушку, некогда прелестную простотой и изяществом в поведении и одежде и вдруг размалёванную совершенно не сочетающимися помадой, румянами, тушью, увешанную серьгами, цепями и браслетами «самоварного золота», разодетую в декольтированное чуть не до талии платье дикой расцветки.
        Так Ляховым воспринимались витрины, рекламы, заполонившие улицы, переулки, даже тротуары автомобили непонятного экстерьера, общий вид и плебейские манеры публики.
        Упаси бог жить в такой Москве. Как ему повезло в сравнении с Фёстом!
        - И в чём же я могу тебе помочь? Сам ведь говоришь, что безнадёжно… Революцию нам с тобой вдвоём не учинить. А если устроить какое-нибудь пронунсиаменто - что толку? С вашим человеческим материалом.
        - Толк-то быть может, - смутно усмехнулся Фёст. - Имеются у нас примеры, когда именно перевороты, а не «социальные революции» эффект приносили. Вопрос только в том, кто и с какими целями власть захватывает…
        - И с опорой на какие силы, - согласился Секонд. - У нас с Олегом такие силы были, а у вас - что-то не похоже, судя по тому, что я успел узнать. Ну, был бы ты, как я, хотя бы полковник гвардии, флигель-адъютант, смог бы выступить в качестве этакого нового Бонапарта. А за тобой ведь армия не пойдёт, и вообще у вас не страна, а не пойми что. Ни у кого ни малейшей политической воли. В таком состоянии на баррикады не ходят, в «железные колонны» для поддержки какой угодно идеи не выстраиваются…
        - Со стороны поглядеть - так оно и есть. Но я-то не со стороны, я тут жизнь прожил да второй год в «Братстве» состою…
        - И что? «Братство», кстати, в дела ГИП вмешиваться не рискнуло…
        - Не то слово. Рискнуть - не рискнуть, для них вопрос не стоит. Целесообразно - нецелесообразно, вот в каких категориях идеи рассматриваются. Они решили: в рамках их нынешних забот заниматься переустройством этой самой ГИП просто ни к чему. Есть много куда более важных, опять же с их точки зрения - времён и реальностей. А эта, попросту говоря, «базовый элемент». Или - несущая частота. Вокруг неё всё крутится, а она - просто данность… «Всё будет так, как должно быть, даже если будет иначе», - любит Александр Иванович повторять, цитируя неизвестно кого. Но мне такая позиция не нравится. И страшно руки чешутся что-нибудь в нужном направлении подвернуть…
        Они дошли уже до Чистопрудного бульвара, и Фёст предложил заглянуть в заведение поприличнее, выпить по чашечке кофе, покурить спокойно. На ходу курить он с молодых лет не любил.
        Такое немедленно нашлось, пусть и с дурацкой вывеской «Кафе-бар „Медея“». У дверей имелась предупреждающая табличка: «Господа! Это частное кафе. Любому посетителю может быть отказано в обслуживании без объяснения причин».
        - А как же свобода личности и права человека? - удивился Секонд.
        - Как будто у вас любого забулдыгу в «Националь» или «Медведь» швейцар пустит…
        - У нас он и сам не помыслит близко подойти…
        - Видишь, какая классовая сегрегация. А у нас всем позволено всё, вот и приходится владельцам себя и гостей таким образом от неприятностей оберегать. «Фейс-контроль» называется.
        Сами они прошли беспрепятственно, охранник скользнул по приличным господам безразличным взглядом и нажал кнопку, отпирающую турникет.
        - Тауглих! - вспомнив Швейка на призывной комиссии, сказал Фёст.
        Выходя в город, они приняли меры, чтобы не привлекать лишнего внимания своим сходством. Секонд приклеил усы и шкиперскую бородку, а Фёст надел фотохромные очки. Да и причёски у них были разные. А что рост и сложение одинаковое, так кому до этого дело?
        Нашли удобный столик в углу, сделали заказ. Секонд ждал продолжения беседы, поскольку они подошли к самому, на его взгляд, интересному, но двойник сделал останавливающий жест.
        - Подожди, - и кивнул на компанию, разместившуюся в пределах слышимости.
        Четверо мужчин и с ними две дамы, возрастом между тридцатью и сорока, некрасивые, но ухоженные и весьма прилично одетые. Сидят, судя по количеству посуды на столе, довольно давно. Разговаривают громко, не обращая внимания на немногочисленных посетителей. Больше всех тот, что сидит к братьям лицом, отчего его и слышно лучше всех, несмотря на музыку.
        Крупный экземпляр, даже скорее толстый, с круглым щекастым лицом и растрёпанными вьющимися волосами, похожий на Дюма-отца в сорокалетнем примерно возрасте. А также и просторным клетчатым пиджаком старомодного покроя.
        Витийствовал он почти о том же самом, о чём только что Фёст с Секондом рассуждали, но несколько в ином ключе.
        Речь шла о судьбе страны, только относился к ней этот раблезианский тип совсем иначе. Он с азартом, будто на митинге, доказывал своим собутыльникам, что это государство просто не имеет права на существование. Как таковое. Если оба Ляховых сожалели о том, что власть чересчур слаба и не может навести пристойного цивилизованной державе порядка, то сейчас они слышали противоположное:
        - Россия томится под властью кровавой чекистской диктатуры, авторитаризм нечувствительно превращается в фашизм. Народ страдает одновременно от нищеты и щедрых подачек, раздаваемых за лояльность на выборах. Не имеет возможности открыто выражать своё мнение, но настолько пассивен, что самые пламенные трибуны не могут даже в Москве собрать на «марши несогласных» больше нескольких сотен человек. Вгоняющий в отчаяние застой общественной мысли не оставляет шансов на достойное существование ничему мыслящему. Всё вокруг зловонное болото, тлен и распад… Как в худшие годы брежневского застоя, помноженного на поздний сталинизм…
        Секонд слушал, весь обратясь в слух, и очень ему эта филиппика напомнила вечер встречи с Майей в Доме актёра. В этом толстом жуире, явно не бедном, хорошо, даже чрезмерно питающемся, вволю пьющем, мало было общего с аскетичной фанатичкой Казаровой. Кроме одного - патологического неприятия окружающей действительности, какой бы она ни была.
        О причинах можно задуматься. У кого - своего рода психопатия, у кого - пресыщенность и жажда острых ощущений. Особенно, если авторитет в «референтной группе» обеспечен, а реального риска от своего «свободомыслия» - никакого.
        - Пусть сильнее грянет буря, - не очень громко, но отчётливо сказал Фёст, когда толстяк сделал паузу, чтобы перевести дух и опрокинуть следующую рюмку.
        - Что? - Вития медленно поднял глаза и будто впервые увидел соседей.
        - Это ты, Вадим? Надо же, какая встреча!
        - Горький, Максим. «Песня о буревестнике», - как бы не обратив внимания на следующие слова, ответил Фёст. - Ужасно всё похоже. Только «великому пролетарскому» хоть в какой-то мере позволительно было опасные глупости публично провозглашать, поскольку обитал он в начале ХХ века. Главное, «долой самодержавие», а там видно будет. И у «буревестника» было куда сбежать - вилла на Капри и всё такое. А ты куда побежишь, если снова грянет?
        - Да ладно тебе, - после секундной растерянности нашёлся тот. - Выбрал место для дискуссий. Подсаживайся к нам, выпьем, поговорим…
        Фёст кивнул, соглашаясь.
        Представил Секонда, как и условились, своим братом, только что приехавшим из Сан-Франциско погостить.
        - А это Миша Волович, звезда отечественной журналистики. Ежедневно выступает в прессе с разгромными инвективами в адрес чего угодно, и, что самое забавное, при полном отсутствии у нас свободы слова, собраний и печати его издают массовыми тиражами, прилично платят и ни разу не посадили в «холодную» даже на месяц-другой, что при сверхлиберальном батюшке-царе Николае всё-таки практиковалось. Не говоря о более серьёзных статьях тогдашнего «Уложения о наказаниях».
        Встреча и начавшаяся дискуссия с Воловичем и его компанией показалась Секонду не только интересной и поучительной, но и просто забавной. Надо же - в чужой только что мир явился, где всё, кроме собственного аналога и кое-каких архитектурно-топографических совпадений с во всём прочем иной Москвой, не было ничего близкого и понятного. Но не прошло и часа - возникло ощущение, будто с одной стороны улицы на другую перешёл. Витрины другие - и только, а люди - те же самые, пусть и воспитанные в абсолютно чуждых условиях «советской власти». Но с психологией, в своих основах не требующей специального изучения и даже особенной корректировки. Что, таких, как этот Волович, у себя в «Приюте репортёра» на Арбате не встретишь? Да каждый второй из тамошних завсегдатаев с ним мог бы местами поменяться, без ущерба для текущего литературного процесса. В обеих реальностях.
        Конечно, и белые офицеры - Ненадо, фон Мекк и Оноли - отважные гранатомётчики, генерал Берестин, полковник Басманов, другие корниловцы и марковцы, геройствовавшие в Москве и Берендеевке, - поначалу показались Секонду непонятными. Своей слегка наигранной бравадой, готовностью кидаться в бой с такой отчаянностью, что враг терял боевой дух и моральные устои (и без того слабо мотивированные), а то и сфинктеры у него расслаблялись не по обстановке. Но на второй час совместных действий бойцы, разделённые тремя поколениями, начали понимать друг друга настолько хорошо… Секонд вспомнил картинку - сидят на ограждении скверика два поручика, Колосов-штурмгвардеец и корниловец Ненадо. Угощают друг друга куревом, один - сигаретами, другой - папиросами. И уж так им всё понятно в своём нелёгком ремесле. Хотя разница в возрасте - больше восьмидесяти лет.
        Так что, в принципе, жизнь везде одинакова.
        Секонд представился как бы начальником своего брата, топ-менеджером головного офиса всемирной «Комиссии по изучению и рационализации паранормальных явлений», отчего сразу вырос в глазах окружающих. Эти ребята традиционно относились к любому иностранцу, пусть и родных кровей, с заведомым почтением.
        Как писал Салтыков-Щедрин: «Хорошо иностранцу, он и у себя дома иностранец».
        Прилично разогретый журналист немедленно начал вышучивать Фёста. Вот, мол, человек, сам в конторе, на западные гранты существующей, работает, а других осуждает.
        - И в чём же осуждает? - осторожно спросил Секонд, взглядом попросив брата помолчать.
        - Да как же в чём? Ты же сам только что слышал! Мы, можно сказать, живота не жалея…
        Секонд, назвавшийся Петром, выразительно посмотрел на его живот. Обе дамы дружно фыркнули, оценив тонкость юмора. Волович не смутился, даже сильнее эту часть тела выпятил.
        - …Не жалея, боремся за то, чтобы хоть как-то раскачать эту страну, мобилизовать здоровые силы, заставить повернуться лицом к демократии. Это ведь вообразить невозможно - чемпиона мира за организацию митинга «Долой президента» заталкивают в автозак и целый день держат в КПЗ. Хорошо хоть не избили. Это - свобода?
        - А в той стране, что вашей братии гранты и премии выписывает, своего чемпиона мира по тем же шахматам, Фишер его фамилия, не так давно хотели на десять лет в тюрьму упаковать за то, что в Белграде несколько партий сыграл. Это - свобода? - несколько даже лениво спросил Фёст.
        - Ты, это, разные вещи не путай. Поддержка тоталитаризма и борьба с тоталитаризмом
        - совершенно разные вещи, - несколько картинно возмутился Волович. - И вообще не вмешивайся, я не с тобой сейчас разговариваю. Твои взгляды я знаю.
        - Ну, пусть люди послушают, - не обратив внимания, продолжил Фёст. - То есть всё дело в торговой марке. Продаем «свободу» - можно делать, что хочешь. Хоть Хиросиму бомбить, хоть Дрезден, хоть Белград, хоть Саддама вешать. Я тут недавно читал в одной из ваших газеток, что советские солдаты, войдя в Германию, сто тысяч немок изнасиловали. Может, это и нехорошо (если правда), но люди хоть удовольствие получили. А те триста тысяч женщин и детей, что в огне Дрездена, Гамбурга, Кёльна сгорели тремя месяцами раньше, - им приятнее? Причём, в отличие от наших солдат, четыре года на передовой отвоевавших, семей и домов лишившихся, пилоты «летающих крепостей» бомбили с десяти километров, ничем не рискуя… И никто за это твоих друзей-америкосов и англичан не обвиняет, даже сами немцы. Нормально? Теперь переключились на борьбу с «тоталитаризмом», причём не китайским, не саудовским, не грузинским - исключительно российским - тут опять: кому положено - в «белых одеждах», а прочие - нишкни! Вот вообразим, что в Америке появятся издания, шесть раз в неделю пишущие, что существующий в ней режим - имперский,
неоколониальный, подавляющий истинные права человека, насаждающий совершенно несправедливую избирательную систему, специально для угнетения свободомыслия придуманную
«политкорректность», доктрину Монро и поправку Джексона-Веника. Такой режим, естественно, должен быть разрушен до основания и заменён, скажем, на швейцарский вариант «непосредственной демократии». Причем станет достоверно известно, что и сами газеты, и их журналисты получают деньги прямо из рук российских властей. С опубликованием конкретных сумм. Долго такие газетёнки просуществуют и что дальше будет с этими «продажными писаками»?
        - А братец прав, - подключился Секонд. - Всё так и есть. Я тоже не понимаю, как можно за чужие деньги проклинать собственную страну. Американцы, при всех своих недостатках, правильно мыслят: «Права она или нет, но это моя родина». Если тебе так уж здесь невмоготу, приезжай к нам, помогу работёнку найти. По способностям. Есть у меня знакомый редактор приличной газеты. Штук пять баксов в месяц положит, а дальше - как себя проявишь…
        Волович изобразил губами почти непристойный звук. И само предложение, и сумма показались ему абсурдом.
        - Да ты, Пётр, сам в свободный мир отсюда съехал, - выкрикнул он, покрываясь красными пятнами. И даже задышал прерывисто. - Не по душе, значит, в России-матушке жить?
        - Я - не съехал. Просто мой офис в известном городе сейчас располагается. Паспорт у меня российский. Ни грин-карты, ни гражданства не просил и не собираюсь, хотя мог бы получить в любой момент. Главное - ни слова нигде против России не сказал, не написал. Хоть за деньги, хоть «по велению сердца».
        - Самая твоя главная беда, Миша, - ласково сказал Фёст журналисту, - что в любом случае ты в проигрыше. Выйдет то, к чему призываешь, всё выльется минимум в октябрь девяносто третьего, только гораздо хуже - в новый октябрь семнадцатого. И поставят тебя к стенке за твою непролетарскую внешность. Поскольку в прежних твоих заслугах перед демократией озверевшей толпе разбираться будет некогда. Доведёте власть своими провокациями до нервного срыва - опять же посадят или просто шлёпнут профилактически. Примеры приводить нужно?
        - Да ну вас к чёрту, - отмахнулся журналист, опрокидывая в рот рюмку. - Ссориться не хочется, и человеческого разговора не получается. Кто ты такой, чтобы я тебя убеждать и просвещать старался?
        - Уж точно не тот, к кому ваше «свободолюбивое сообщество» адресуется. На самом деле вы и сами не понимаете, для кого пишете. За сколько - понимаете, а для кого - нет. Те, кто способен бунтовать и воевать с «ненавистным режимом», ваших газет просто не читают. Отчего власть и относится к ним с полным безразличием. А те, кто до сих пор читают, - нынешней жизнью вполне удовлетворены и на баррикады тем более не пойдут. Так что зря ваши хозяева денежки тратят… Но рано или поздно одумаются, мне кажется, и придётся вам… Кому - на паперть, кому - на панель.
        Сказал и даже ладонью по столу прихлопнул для убедительности.
        А Волович ссориться действительно не хотел. По какой причине - его дело.
        - Не понимаю я тебя и никогда не понимал, - сказал он примирительно. - Как будто ты сам всем доволен и не хотел бы жить при настоящей демократии.
        - Лет через двести поживём, если всё пойдёт ровненько и без новых потрясений. Ты же, мать твою, историю явно учил, неужто не помнишь, что весь наш бардак от безрассудной торопливости, ни от чего больше! Только-только власть начинает цивилизоваться и благие намерения проявлять, как тут же ей от «прогрессивной интеллигенции» такой ворох невыполнимых претензий и требований, а то и бомба под ноги, что волей-неволей приходится очередной раз порядок наводить. И всё по новой. Уже на нашей памяти кто мешал в девяносто первом, «распри позабыв», дружно начать строить «демократическую Россию»? Как испанцы после смерти Франко. Это ведь не Ельцин начал, это «народные избранники» до гражданской войны чуть-чуть не довели. В общем, хватит! - Фёст встал. - Хотели с братом кофейку попить, а тут опять бессмысленная трепотня! До скорого. Извините, если что не так.
        Он раскланялся.
        - Слушай, давай я с тобой интервью сделаю, - вдруг предложил Волович, который, по ощущениям Секонда, должен был смертельно обидеться. - Альтернативные варианты развития российского общества. В таком вот ключе. На телевизоре…
        Профессионал, однако. С одной стороны: «Плюй в глаза - божья роса». С другой: «С миру по нитке - голому верёвка».
        - Толку не вижу. В прямой записи всё равно не пустите, а плёнку покромсаете, как захотите. В газете - пожалуйста. Короче, я тебе завтра позвоню. Разговор есть. По делу.
        - И чего ты с ним завёлся? - спросил Секонд, когда они вышли на прохладный ночной бульвар. - Он ведь почти то же самое, что и ты, говорил. Чуть с других позиций, но по смыслу…
        - В том и дело, что позиции у нас разные. Как на перевале. У нас с тобой и моджахедов. А остальное действительно одинаковое.
        - Это верно. Так что же ты всё-таки делать собираешься, при наличии вокруг беспросветно-серой массы, бессильного руководства и подобных оппонентов?
        - Есть кое-какие соображения. Безвыходных положений ведь не бывает, говорят. Тем более, как ты должен помнить, на первом нашем представлении «Братству» речь шла о том, что и твоя реальность целиком, и часть моей, начиная с семьдесят шестого года… - Фёст вдруг замолчал с таким лицом, будто увидел перед собой прогуливающегося по бульвару некробионта.
        - Ну, помню, являются либо порождением, либо объектом воздействия Ловушки Сознания. А чего это ты осёкся?
        - Год семьдесят шестой, сказал тогда Шульгин, это момент встречи Ирины с Андреем на мосту. С него и началась вся эта история. И только сейчас до меня дошло, что это ведь год моего рождения… А ты, по своему счёту, родился на год позже. Так?
        - Получается так, - согласился Секонд и тоже задумался, поражённый таким совпадением.
        - И месяц совпадает тоже. Я, повторяю, в тот раз, поглощённый избыточными впечатлениями, совершенно не обратил внимания и не удосужился спросить насчёт дня. Но и без того наклёвывается гипотеза не хуже прочих. Если я родился в результате (случайно или целенаправленно - другой вопрос) включения Ловушки, инициированного той самой встречей на мосту, тогда становится понятным очень и очень многое… Хотя бы в наших с тобой биографиях.
        - Прежде всего - каким образом в реальностях с совершенно разной историей смогли появиться столь полные аналоги, как мы с тобой…
        Этот вопрос с самой первой встречи вызывал у обоих Вадимов больше всего недоумений. На самом деле, если реальности двух почти идентичных миров разошлись примерно в восемнадцатом году, где точкой МНВ стала гибель генерала Корнилова, возможность даже рождения, не говоря уже о встрече и женитьбе аналогов их отцов и матерей, уходила в область отрицательных величин. Теперь же всё объяснялось легко и просто. Телеологически[Телеология - реакционное идеалистическое учение, согласно которому всё в природе устроено целесообразно, и всякое развитие является осуществлением заранее предопределённых целей, т. е. несовместимо с научным пониманием закономерностей и причинной обусловленности явлений природы (см. Философский словарь, М., 1972).] .
        - Кроме того, Александр Иванович предназначил нам с тобой роль этакого сдвоенного предохранителя. Отслеживать и корректировать изнутри процессы, способные нарушить хрупкую гармонию между нашими временами. Отчего и не велел без крайней необходимости встречаться на этой стороне.
        - Так зачем же мы это делаем? - удивился Секонд.
        - Слушай дальше. Там же, в «Братстве», в моём присутствии неоднократно велись разговоры, что им хотелось бы организовать подобие конвергенции между твоей и ростокинской реальностями. Где-то лет через двадцать-тридцать, якобы, это возможно…
        - Лично мне такое трудно представить.
        - Мне тоже, но, по их мнению, под воздействием Гиперсети в мозгах миллиардов людей произойдут столь внешне логичные и незаметные изменения, что они поверят и в своё общее прошлое, и в полную адекватность вновь возникшего миропорядка. А без этого, мол, мировая ткань расползётся, как ветхое одеяло, и вообще всему наступит амбец…
        - Такое рассуждение я тоже слышал…
        - Но я ещё не закончил, ты слушай, слушай… - Несколько нервничающий Фёст приостановился, всё-таки закурил сигарету.
        С Мясницкой они свернули в сторону Кузнецкого моста, а оттуда уже и до дома недалеко. В переулках было потише, людей совсем немного из-за позднего времени, и разговаривать стало куда легче.
        - Как ты помнишь, после московских событий наши друзья к своей идее словно бы утратили интерес. Занялись чем-то совсем другим, причём меня в известность о сути своих дел не поставили. Разбежались по мирам и временам, кто поодиночке, кто сбившись в очередные «кружки по интересам». Нам в них места не нашлось…
        - Неудивительно. Боги с Олимпа тоже спускались на Землю или по конкретным поводам, или от скуки… - Секонду было интересно, но не очень. Его по-прежнему больше занимала окружающая действительность.
        - И я о том же. Когда я последний раз встретился с Новиковым, он выглядел, с чисто медицинской точки зрения, несколько потерянным. Я даже удивился. Спросил, в чём дело. Он начал что-то плести насчёт «кризиса среднего возраста», потери вкуса к жизни и ощущения никчёмности происходящего. Блока процитировал: «Ночь, улица, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет. Живи ещё хоть четверть века, всё будет так. Исхода нет».
        - Депрессия, одним словом. Можно понять… Лариса вон тоже на всё наплевала и, якобы насовсем, решила переселиться в наш Кисловодск. Однако недавно тоже куда-то умчалась.
        - А Новиков, наоборот, мне сказал, что ему ни моя, ни твоя реальности не интересны. «Делать мне в них совершенно нечего. Возглавить „Чёрную метку“ и в качестве какого-нибудь глубоко законспирированного „сионского мудреца“ наводить порядок в этой России? Для чего? Пусть сами разбираются. Если у Секонда (тебя он тоже вспомнил) что-то не так пойдёт - поможем, чем потребуется. Но жить я предпочитаю не здесь».
        - Оно, пожалуй, и к лучшему, - заметил Вадим-второй.
        - Может быть. Но дальше ещё забавнее. Оказывается, Шульгин очередной раз влез в Гиперсеть и закоротил Узел, отвечающий за все земные реальности. Теперь, будто бы, никакое вмешательство извне нам не грозит. То есть получается, что в пределах наших сочленённых реальностей мы с тобой можем и имеем право предпринимать любые действия. Любые! Без оглядки на Держателей Мира, Хранителей Реальности, законы исторического материализма и всякий там детерминизм. Но желательно, добавил в заключение той странной встречи Андрей Дмитриевич, чтобы эти действия вели к улучшению условий человеческого существования. Это обязательно…
        - Чересчур расплывчато, - пожал плечами Секонд. - Не может быть человеческого существования вообще. Для каждого индивида оно конкретно и неалгоритмируемо.
        - Мы не на философском семинаре. Главный смысл, как я его понял, - нам даётся карт-бланш на любые поступки, кажущиеся нам правильными…
        - Очередной тест? Или выпускной экзамен из кандидатов в «действительные братья»?
        - Возможно и такое. Как там у вас на флоте говорят - допуск к самостоятельному управлению? - Фёст слегка завидовал аналогу, удостоившемуся случая покомандовать настоящим боевым кораблём и успешно с этим делом справившемуся.
        - Как бы там ни было, я у себя никакими улучшениями заниматься не собираюсь. Как однажды определено: «Ты должен действовать строго в пределах отведённой тебе роли. Сам для себя будь кем хочешь, а для окружающих останься прежним. Ни в коем случае не подстраивай поступки под воспоминания о будущем». Твои слова?
        - Да помню я, помню. Если хочешь, давай и этой инструкции следовать. Раз уж мы на экзамене. Но мне такого приказа не было.
        В самом тёмном месте Фуркасовского переулка Секонд вдруг приостановился.
        - Тебе не кажется, что сейчас с нами что-то произойдёт? Холодком по спине потянуло. - Он сунул руку в карман пиджака, где по привычке своего времени всегда носил пистолет.
        Фёст оглянулся.
        - Да вроде ничего такого. Сейчас на улицах почти не шалят, а специально за нами никто не шёл, я постоянно проверялся.
        - Ну, бог с ним. Двигаем дальше. Наверное, это твоё время и наш разговор так на меня действуют.
        - Бережёного, конечно, бог бережёт, и «ходить надо опасно», как в Библии сказано, но сейчас в центр выйдем, а там уже недалеко.
        Секонд сам себе удивлялся, но так и не счёл нужным или возможным рассказать аналогу о долгих беседах, что они вели на «Валгалле» с Воронцовым. Очень может быть, таким образом он пытался как можно дальше развести личности, свою и Фёста. Мало кто может представить, как тяжело разговаривать с собственным отражением в зеркале. Пусть лучше у каждого будет всё больше и больше личных черт, привычек, воспоминаний. Получится у Фёста с Вяземской - они разойдутся ещё дальше. Ничто так не способствует самоопределению мужчины, как надёжная, готовая стать «второй половинкой» подруга. И, глядишь, постепенно они станут на самом деле только братьями. В генетическом смысле.
        Он сказал другое:
        - Не слишком мы сложную легенду для Люды придумали? Она, пожалуй, может пригодиться в каких-то вариантах, а ведь куда проще - очередная твоя
«паранормальная» сотрудница. Моя, допустим, ассистентка, приехала ознакомиться на месте с феноменом мистических озарений в политических кругах. С такой научной темой можно в любую структуру проникнуть и самые дурацкие вопросы на полном серьёзе задавать. Паспорт ей выправить, хоть американский, хоть наш - и всех делов.
        - Тоже верно, - согласился Фёст. У него сейчас в голове крутилась несколько другая идея, вопросы легализации Вяземской отошли на второй и третий планы. - Но глубокие знания парагвайского языка и прочих реалий в любом случае не помешают. Можно сказать, что она - директор тамошнего филиала, остальное будем вводить по мере изменения обстановки.
        Когда они вернулись в квартиру, Людмила продолжала работать с документами. Всё, что касалось Парагвая и вообще латиноамериканской жизни, она проштудировала, теперь изучала здешнюю жизнь. Увидев командиров, оживилась, доложила об успехах и выжидательно (а также - выразительно) посмотрела Фёсту в глаза. Наверное, решила, что со скучными уроками закончено и ей немедленно предложат что-нибудь повеселее.
        - Молодец. - Фёст сделал вид, что взгляд девушки не задел его душевных струн, хотя что-то такое по нейронам и аксонам пробежало. - На сегодня хватит, иди отдыхай.
        Людмила собрала ворох газет и журналов, ещё раз стрельнула глазами из-под естественных, но поэффектнее, чем на рекламных роликах, ресниц. Направилась в отведённую ей комнату, несколько вызывающе покачивая бёдрами. Вадим-первый смотрел ей вслед с живым интересом. Второй - отвернулся.
        Сами они расположились в кабинете, задымили сигарами, что сейчас в Москве считалось крайне модным в тех кругах, где Фёсту приходилось вращаться.
        - Итак, братец, наговорились мы с тобой сегодня сверх всякой меры, - сказал Секонд. - Высокие проблемы мироздания и эсхатологии обсудили, а по сути ты мне так ничего и не сказал. И видишь, в чём беда - настолько мы с тобой за последний год…
        - Полтора, - уточнил Фёст.
        - Неважно. Настолько мы психологически изменились после перевала, что как я ни стараюсь вычислить твой замысел - не получается. Ясно, что каждое твоё сегодняшнее слово и действие должны были подвести к разгадке, а вот никак! Так что открывай карты, сдаюсь.
        Собеседник довольно кивнул. И словам аналога, и собственным мыслям. Он этого и хотел. Окончательно обозначить позиции, пусть в этом и не было особой нужды. На его территории Секонд в любом случае оставался вторым, однако придётся играть и на его поле. Так чтобы и там всё было ясно.
        - Видишь ли, братец, мы с тобой пришли к единому мнению. В данной ситуации на нашем уровне сделать ничего нельзя, да и на любом другом тоже. Аксиома. В стране с подобием демократии, но отсутствием почти равной по силам оппозиции справа и слева, а также «гражданского общества», никакие кардинальные перемены невозможны. Волович называет такую ситуацию застоем, даже гниением, кое-кто - я в том числе - стабильностью, дающей шанс на пусть медленное, но поступательное движение. Слишком медленное, на мой взгляд, моей жизни может и не хватить, чтобы насладиться плодами цивилизации.
        К нашему глубокому сожалению, гвардии или тайной полиции, кастово-замкнутых структур, но имеющих собственный политический интерес и волю к его достижению, как у вас, в моей России тоже нет. Тупик?
        - Похоже. Чего проще - плюнь и переселяйся, как Лариса, к нам в Кисловодск. Все твои проблемы разом исчезнут, - не то в шутку, не то всерьёз предложил Секонд. - И предоставь этих людей их судьбе. Всё же - Главная историческая, как-нибудь разберутся.
        - Нет, - тихо и очень серьёзно ответил Фёст. - Это - мои соотечественники, моя страна. Как говорил персонаж одного некогда популярного романа: «Сердце моё полно жалости. Я не могу этого сделать». И вторая цитата из книги тех же авторов: «Кому я нужен - беглец в коммунизм?» И, наконец, третья: «Нельзя изменить законы истории, но можно исправить некоторые человеческие ошибки. Эти ошибки даже до?лжно исправлять. Феодализм и без того достаточно грязен». «Феодализм» безболезненно можно заменить на любую другую историческую формацию.
        В глазах его и в голосе читались неподдельная грусть и что-то ещё, Секонду не совсем понятное. И вправду, они стали слишком разными.
        И почти сразу аналог стряхнул с себя минор, открыл спрятанный внутри большого старинного глобуса бар, извлёк чёрную пузатую бутылку.
        - Настоящий ямайский ром. Где попадя его не купишь. Из двадцатых годов сюда доставлен. Давай причастимся, и ты наконец сам увидишь, какие у меня планы.
        В дальней комнате за кухней, в давнопрошедшие времена, скорее всего, обитала прислуга, а затем Лихарев оборудовал там весьма богатую лабораторию и мастерскую. Левашов в её оснащение внёс и свой вклад. Обширное, двадцатиметровое помещение заполняла масса приборов современных, а также семидесятилетней давности. На отдельном столе размещались монитор и пульт управления до предела упрощённого варианта базовой СПВ. Ещё примитивнее того, с которого всё начиналось. Но для целей Фёста этого было достаточно.
        Он потрудился над своей внешностью, чтобы изменить её до полной неузнаваемости. Знал, что завтра его портрет будет размножен в миллионах копий и каждый участковый, каждый опер любой из имеющихся в стране официальных спецслужб, а также (весьма вероятно) органов внутренней безопасности солидных преступных группировок получит свой экземпляр.
        Игра начиналась отчаянная, веселящая кровь. Давайте, господа - друзья - товарищи, посмотрим, чего стоите вы и чего - я!
        Секонд наблюдал за его действиями со сдержанным интересом. Пусть братец отвяжется по полной, как здесь принято говорить. План у него и вправду был отчаянный, но главное - остроумный. Если что пойдёт не так, подстраховку ему обеспечим, но не раньше, чем вынудят обстоятельства. Иначе - просто не спортивно.
        Фёст посмотрел на часы, погладил бороду в стиле Александра Третьего, коснулся пересекавшего лоб и правую бровь сабельного шрама. На вид в гриме ему было лет сорок пять, и для своей реальности он выглядел чересчур экзотично. Такого персонажа в светской компании вряд ли встретишь. На задворках Казанского вокзала - вероятнее, но одежда и манеры окажутся попроще.
        - Наверное, господин президент уже вернулся домой. Даже ему когда-нибудь нужно отдыхать, - сказал Вадим сочувственно, набирая на пульте известную ему комбинацию.
        Экран засветился, на нём несколько секунд помелькали стремительно сменяющиеся, размазанные картинки, наконец одна зафиксировалась.
        Довольно просторная комната с массивным кожаным диваном, двумя креслами, журнальным столиком. На полу скромного вида ковер, на стенах несколько акварелей в тонких рамках. В одном из кресел - президент России собственной персоной. Одет попросту, в зеленоватую вельветовую пижаму. В руках чайная чашка. Смотрит прямо в экран.
        Понятно - не в этот. В телевизионный, где как раз идут полуночные новости.
        - Значит, начинаем, - сказал Секонду Фёст и отчего-то вздохнул. Почему -
«отчего-то»? Ясно и понятно. Теперь и здесь с первым его словом жизнь наверняка покатится по другой колее. Куда - бог весть. Но хуже не станет, в этом он был уверен.
        Он повернул рубчатый верньер на четверть оборота. На этой модели не было никаких мышек, джойстиков и прочих современных наворотов. Всё просто и грубо, как на армейской радиостанции «Северок» времён Отечественной войны.
        - Здравствуйте, господин президент, - сказал он негромко и вежливо.
        Глаза президента расширились. Ещё бы - вместо дикторши новостной программы перед ним возник тот ещё тип, персонаж боевика по мотивам романов Сабатини.
        Первая мысль, конечно, - сбой канала. Крайне маловероятно, разумеется, да ещё и фраза, как бы лично к нему обращённая. Но что же другое?
        Выдержка у президента была на уровне. Он медленно отставил чашку и слегка наклонил голову, ожидая продолжения.
        - Да, да, я именно с вами говорю. И можете мне свободно отвечать, связь у нас двусторонняя…
        - Как это возможно? Здесь нет модема для подключения к Интернету, - спросил глава государства, внешне держа себя в руках. А то ведь чёрт его знает, что за провокация…
        - Естественно. И подходящего компьютера тоже, и оптоволоконного кабеля. Да вы, для простоты, можете свой телевизор выключить. И питание во всём доме отключить - роли не играет. Разве - доверия к моим словам прибавится.
        Президент так и сделал, щёлкнул пультом.
        - Вот видите? Не нужно вызывать охрану, она ничем не поможет. А вам и так ничего не угрожает. С моей стороны, - счёл Вадим нужным уточнить. - Завтра дадите поручение хоть ФСБ, хоть Академии наук разобраться в данном феномене. А сейчас я бы хотел просто немного поговорить. Не каждому удаётся вот так, попросту, без свидетелей и протокола, - Фёст постарался улыбнуться располагающе, но при его шраме это не очень получилось.
        - Хорошо, давайте попробуем. - Голос президента звучал ровно, однако Фёст догадывался, какой вихрь переплетающихся и сталкивающихся, взаимоисключающих мыслей бушует сейчас в голове собеседника. - Представиться не желаете?
        - На данном этапе знакомства называйте меня Александр Александрович, - ответил Фёст, имея в виду царя-миротворца, чей облик попытался себе придать, и те идеи, которые собирался донести до своего визави. - Впоследствии, в зависимости от развития наших отношений, возможно, я представлюсь по-настоящему. Вас это не очень задевает?
        - Нет, ничего. Я вас понимаю, хотя вообще-то вы ведёте себя опрометчиво…
        Фёст намёк понял.
        - Напрасно вы так думаете. Поскольку я принадлежу к типу пресловутого
«сумасшедшего изобретателя» из старых романов, используемое мною устройство современными техническими средствами не идентифицируемо. И может находиться далеко за пределами досягаемости каких угодно спецслужб. Вы ведь не станете спорить, что ни о чём подобном не слышали и даже отдалённо не представляете, как подобная связь может осуществляться?
        - Пожалуй. Но я не специалист.
        - Если бы хоть кто-то в мире только начал приближаться к идее двусторонней межпространственной связи, вам бы непременно доложили…
        - Тоже верно.
        Президент окончательно взял себя в руки и даже улыбнулся. Располагающе, как очень хорошо умел.
        - Я бы мог использовать своё изобретение в каких угодно неблаговидных целях. Продавать бы не стал, что вы! Но вот заглянуть в любое место, как к в вам заглянул, получить самую конфиденциальную информацию: финансовую, политическую, любую личную, пригодную для шантажа - без вопросов. Но я хочу использовать его на благо России. Без всякой корысти.
        - Откуда мне знать, что вы уже не делали того, о чём сами сказали только что?
        - Логика, господин президент, самая простая логика. Вы ведь её изучали. К чему мне в таком случае засвечиваться перед вами, человеком, который способен заставить полстраны землю носом рыть, чтобы разыскать меня и моё убежище? И наверняка это будет сделано, я не обольщаюсь. Хотите, я вам продиктую список поручений, которые вы непременно раздадите своим сотрудникам через пять минут после завершения нашей встречи? Единственное, что вас может остановить, - страх показаться в глазах прислужников сумасшедшим. Если бы, допустим, у вас сейчас работали камеры видеозаписи… Но их нет, я проверил.
        - Может быть, вы оставите свой тон и манеру? - спросил президент. - Я уже понял всё, что вы подразумеваете, Александр Александрович. Страсть к дешёвой риторике не есть признак по-настоящему уверенного в себе человека.
        - Я не самовыражаюсь, как вы стандартным образом подумали. Я настраиваюсь на нужную тональность. Раньше не имел удовольствия быть лично с вами знакомым, ну и захотелось уточнить, чем вы отличаетесь от экранного образа.
        - Настроились? Тогда к делу.
        - Вы не курите? - спросил Фёст, тщательно водя зажигалкой вокруг кончика сигары. - Напрасно. Те великие вожди ХХ века, что курили, выиграли у некурящих всё, что можно. Сталин, Черчилль, Рузвельт. Против них Гитлер, Муссолини. Интересно, правда? И дело не только в том, что никотин стимулирует нервную систему. Тут ещё и элемент из репертуара престидижитаторов[Фокусники, показывающие номера, основанные на быстроте и ловкости рук.] . Вы и без того напряжены, общаясь с сильным партнёром, а он вдобавок отвлекает ваше внимание на манипуляции, сам при этом выигрывая время для наблюдений и размышлений.
        - Вы - позёр? - сделал свой ход президент.
        - Естественно, но не только. Как же иначе? Будь я ботаником-интравертом, рискнул бы броситься в такую авантюру? Но, действительно, пора и к делу. Если совершенно в нескольких словах, то так: я истинный патриот России, имеющий достаточное число единомышленников, в определённой мере разочарован вашей деятельностью на своём посту. Хотя в целом поддерживаю, так сказать, Генеральную линию, - счёл нужным уточнить Вадим. С лёгкой такой, едва уловимой усмешечкой, с которой получал некогда приз за скоростную стрельбу из пистолета от начальника политуправления округа.
        - Неприятно слышать такую оценку. От вас. От других много гораздо худшего наслышался.

«Как же он задет, - подумал Фёст, - то есть, грубо говоря, „спёкся“. - Это уже школа Шульгина дала о себе знать, с его логиками. - Он, при всём интеллекте и информированности, не понимает, что происходит. Потерял контроль над ситуацией. Таким психотипам это дико некомфортно. Давление среды, от которого успел отвыкнуть. И вдруг прямо в лоб - следующий тычок. От неизвестной личности, явно в этом раскладе доминирующей. И ничего нельзя сделать. Отключиться не получилось. Встать и уйти - жалко выглядеть будет. И где гарантия, что все остальные телевизоры в доме не продолжат сеанс, причём - невзирая на посторонних. Если жена увидит, ладно, а если… То есть терпеть придётся. Пока собеседник не скажет всё, что хочет».
        Ох, как не завидовал сейчас Ляхов-первый президенту великой державы…
        И тут же остановил полёт вдохновлённой шульгинскими апориями и антиномиями мысли. Тем более что напротив него сидел Секонд, слушал беседу и откровенно развлекался, то растягивая рот до ушей, то подмигивая. И вдруг сделал пальцами давний, с юности понятный обоим секретный жест.
        Точно. Следует остановиться и позволить собеседнику сделать собственный ход. Одно дело - заводить главаря пацанской группировки с соседней улицы, совсем другое - такого человека.
        - Вы мою оценку в голову не берите. Это я тоже под влиянием плохо контролируемых эмоций сказал. Давайте взаимно успокоимся, я сначала о сути своего изобретения расскажу, об устройстве для пространственно-временно?го совмещения сколь угодно удалённых друг от друга точек мирового континуума. Ничего особенно сложного, вся разница лишь в том, что у нас на Земле до последнего времени такие вещи можно было проделывать с двухмерными объектами из третьего измерения, а мы оперируем трехмерными - через четвёртое. Всего лишь. По ходу изложения можете задавать интересующие вас вопросы… Кое о чём, попутно, и сами догадаетесь…
        - И всё-таки - что вы мне собрались предложить? - спросил президент, когда Фёст закончил говорить, почти докурив сигару. Понятное дело, ему восхититься открывшимися перспективами и виртуально кинуться на шею с криком «Спаситель ты мой» - никак невозможно. Не той психологии люди, достигшие подобных постов. За крайне редким исключением.
        Придётся сказать впрямую.
        - Вы наверняка читаете хоть какую-то прессу? Если только для вас не печатают газеты в единственном экземпляре, как для умирающего Ленина, и не гонят по ТВ личный канал. Знаете, что происходит в стране? Нет, я не о вообще всём, что происходит. Меня, с моим складом мышления и усвоенной из трудов Ленина идеей о необходимости искать то звено, за которое можно вытащить всю цепь, в данный момент больше всего интересует и тревожит коррупция. Готов согласиться, что для России это естественный образ жизни и образ мысли. Но должны ведь быть какие-то рамки! Ничего не имею против того, что гаишник берёт с водителя сотню, чтобы тому не толкаться в очереди в сберкассу. Вы пробовали когда-нибудь заплатить штраф на законных основаниях? Очень советую. В виде Гарун-аль-Рашида. И сотня водопроводчику беды не представляет. Ему хорошо, и вам удобно. Я о другом. Вас действительно не удивляет и не оскорбляет ситуация, когда заместитель министра обороны или глава субъекта Федерации разводит руками перед вами или даже перед судом: «Не знаю, не могу объяснить, куда делись сто миллионов долларов. Да и были ли они вообще?» И
отделывается публичным порицанием или, что верх жестокости - получает девять лет условно! Вы же юрист, не технократ какой-нибудь, должны знать, что сие даже за пределами нашего довольно дурацкого Уголовного кодекса. И вы на это спокойно смотрите… Второй пример - из казны просто так исчезают пять миллиардов раскрашенных бумажек, и ведомства, поставленные на то, чтобы найти расхитителей и жестоко наказать, начинают азартно мешать друг другу вести расследование. Не останавливаясь ни перед чем. Трупы уж точно не считают. Хотя в чём вопрос? Вот отправитель суммы, вот получатель. Посадите обоих и всю промежуточную цепочку в банальную пресс-хату[Пресс-хата (к средствам массовой информации отношения почти не имеет) - жаргонное наименование камеры в СИЗО, где с помощью сотрудничающего с администрацией уголовного элемента не вполне законными методами получают признание (или информацию) по всем интересующим следствие вопросам.] , о существовании каковых вы тоже должны знать, до нынешнего поста какие-то книжки читали. Дня через три получите полную картину всех трансферов и трансакций на вверенной вам территории.
Под угрозой пожизненного заключения мало найдётся железных людей, замкнувших рот на замок, а ключ выбросивших в канализацию. Этого не делается. Вот почему, господин президент, у меня и моих друзей появились серьёзные претензии лично к вам. Вы что, ни о чём действительно не знаете? Или отчётливо понимаете, что проявить политическую волю вам просто не позволят, оттого и предпочитаете махнуть рукой? Пусть всё идёт, как идёт? Третий вариант я предпочитаю не рассматривать, - эту фразу он произнёс с печалью и сожалением в голосе. Сам, мол, додумывай, о чём я.
        Ляхов-первый, словно бы сам донельзя выбитый из колеи своим монологом, принялся раскуривать новую сигару, а Второй показал ему большой палец.
        - Если бы мы считали, что вы относитесь к тому же клану, никто не захотел бы с вами разговаривать. - Фёст глубоко затянулся, что категорически не допускалось правилами хорошего тона. - Вопреки мнению некоторых товарищей, я постарался доказать, что вы не безнадёжны…
        - Спасибо, большое спасибо, - всё ещё держал марку президент. Но стоило это ему почти уже непомерных усилий.
        - Да вы расслабьтесь, - сказал Фёст. - Я как врач советую. Прямо сейчас примите грамм полтораста, сразу легче разговор пойдёт. На публике, может, и неудобно, а для себя - вполне. Ни Черчилль, ни Ататюрк, ни Маннергейм не брезговали. Хотите - угощу.
        Он подвернул верньер, привёл аппарат в режим «одностороннего окна» и поставил на телевизорный стеклянный столик в комнате президента бутылку «Курвуазье».
        - А это могла быть и граната, вы согласны? - Фёст позволил себе сочувственную усмешку. - Четыре секунды - и новые выборы назначай.
        Клиента нужно дожать, учил Александр Иванович. Это удалось вполне. Более растерянного человека Вадим в своей офицерской и прочей жизни, пожалуй, не видел. Одно дело - слышать разглагольствования странного типа о перемещении предметов через пространство и время, другое - увидеть подобный фокус наяву. По-прежнему не верится - встань, возьми, попробуй…
        - Что вы пить из подаренной мною бутылки не станете, я догадываюсь, - сказал Фёст убедительным тоном. Ему нужно было перевести собеседника в уровень равноценного общения. И это, похоже, удавалось.
        - Забудьте на минутку, кто вы и кто я. Поговорим, как простые солдаты. Я по званию полковник медслужбы, в основном в морской пехоте служил, вы - близко к этому, пусть и Верховный Главнокомандующий, исходя из должности. Скажите мне, опять же, как врачу, вас очень мучает комплекс Павла Первого?
        - Это вы о чём?
        - Исключительно о том, что боитесь ли вы, если вдруг придут к вам в резиденцию, как к тому в Михайловский замок, близкие друзья, да и вмажут золотой табакеркой в висок, а потом шёлковым шарфиком додушат…
        Фёст усмехнулся кривой, совсем уже ничего хорошего не обещающей улыбкой.
        - Не сомневаюсь, эта мысль непрерывно крутится у вас в голове. Вечная беда нерешительных реформаторов. Получится - не получится? Отстранят или свергнут? Убьют или посадят? И генетический страх волевого решения - резко, окончательно, не задумываясь о никчёмных мелочах, развернуть ситуацию. Чего вы боитесь, президент? Начните вы действовать, как подобает мужчине, вождю, властителю, - девяносто процентов «электората» вас будут носить на руках! В армии, полиции, прочих службах всегда найдётся несколько батальонов верных офицеров, которые за вами, при доходчиво сформулированной задаче - в огонь и в воду. Так решайтесь же!
        Президент, как и предполагалось, ни его бутылки не взял, ни из своего бара себе не налил. А зря.
        - Решаться - на что?
        - Я считал вас более сообразительным человеком. Стать кровавым диктатором я не предлагаю. Да у вас и не получится. Я сегодня, совершенно случайно, пробежал близкую к официозу газетку, - поднял и показал выделенную статью.
        - Частный пример, но показательный. Члены созданного якобы вами (или при вас) совещательного органа открыто, на всю страну заявили, что никаких путей преодоления коррупции в системе высшего образования нет, а главное, быть не может. По тем-то и тем-то причинам. Читали?
        - Ещё нет.
        - Напрасно. Я читал, а президент - нет. Смешно. Но это вы там собрали полторы сотни дураков или провокаторов, которые несут подобные идеи в массы. Да в массы - хрен с ними. Они власть в таком убеждают. А она - верит. Одни воруют, а те, кто не ворует, вы, например, - верите.
        - Границы приличия - не переходите? - спросил президент.
        - Какие границы? Если сами не понимаете, кто-нибудь ведь должен правду сказать? Раньше цари и короли для таких целей шутов держали. Пусть я таким шутом сейчас выгляжу. Только - технически более оснащённым. Вы тоже уверены, что коррупция непобедима?
        - Вы знаете, пожалуй - да. Слишком укоренённое и распространённое явление. Ремонт здания с разрушения фундамента не начинают…
        - А я скажу - нет! Вам про Сингапур никто не рассказывал? Будете там с государственным визитом - найдите время, поинтересуйтесь. А знаете, как при царе Александре Третьем, на которого я странным образом похож, одномоментным указом и контрабанду, как явление, ликвидировали, и коррупцию в пограничных и таможенных органах? Очень просто. При задержании контрабандистов чины, в том деле участвовавшие, получали шестьдесят процентов изъятого! Для честной делёжки. Остальное - в казну. И никто не жлобился, как ваши чиновники. Эти - солдатам на фронте положенные боевые не платят. Между собой делят. А при царе честнее было: заслужил - получил! Оттого контрабанда, как явление, потеряла всякий смысл. Взятку больше шестидесяти процентов стоимости товара не дашь. Просто затеваться не стоит. Зато престиж службы и Государя Императора возросли неимоверно. Не приходилось читать?
        - Нет, - честно ответил президент, неожиданно для себя начавший получать странное удовольствие от разговора с непонятным, но весьма неординарным человеком.
        - Жаль, - вздохнул Ляхов. - Тогда хоть кассету с фильмом «Белое солнце пустыни» прикажите принести. И задумайтесь - отчего это Верещагину «за державу обидно», а вашему окружению - нет. Вот если бы вы сегодня издали подобный указ, мол, любой гражданин, доказательно, я подчёркиваю - доказательно сообщивший о факте коррупции, хоть в школе, хоть в больнице и Госдуме, получил бы шестьдесят процентов движимого и недвижимого имущества обвиняемого, процесс сошёл бы на нет сам собой. Помните, при царе Алексее Михайловиче - «Государево слово и дело!» Не доказал - доносчику первый кнут. Доказал - никто не защитит виноватого. Особенно, если нижестоящий коллега, разоблачивший недобросовестного судью или прокурора, получит вместе с его имуществом и его должность.
        - Как вы всё примитивно понимаете, - вздохнул президент. - В Китае, на который у нас коммунисты чуть ли не молятся, коррупционеров на стадионах расстреливают, а процесс движется по нарастающей. А в нашей богоспасаемой родине? Развернётся такая вакханалия доносительства, взаимное подсиживание, «охота на ведьм»… Новый тридцать седьмой год. Десять человек всегда могут сговориться и посадить, обобрать до нитки единственного честного… Такое - представляете. И что тогда?
        - Всю жизнь меня мучила проблема, - вздохнул Фёст. - Отчего все мои начальники глупее меня? Не от личной гордости страдал, от обиды за Отчизну. Выходит, и вы такой же… Неужели не понятно, что с лжедоносчиками справиться не в пример проще, чем с тотальным воровством и продажностью. Особенно, если всё будет делаться предельно гласно и любой гражданин страны в каждом конкретном случае сможет выступить как на стороне обвинения, так и защиты. Веря при этом, что Власть его не сдаст! На каждый Шемякин суд найдётся Государево Око!
        - Послушайте, Александр, или как вас там… - президент потерял ту психологическую нить, вдоль которой они могли бы выстраивать что-то взаимоприемлемое. - Скажите прямо, что вам от меня нужно, где в ваших инвективах позитив? Креатив[Креатив - творческое начало, новая идея.] , как некоторые любят говорить…
        - Вот, наконец-то! - обрадовался Фёст. - Господин-товарищ президент, вы с вашим очень неплохим образованием и служебным опытом догадались, что я не дурака валяю, что дельные мысли до вас пытаюсь довести, пусть и не совсем обычным способом.
        Вадим увидел, что достиг своей цели. Президент подскочил с кресла, начал быстро расхаживать по просторной комнате, то и дело оглядываясь на экран, когда он оказывался у него за спиной.
        - Я, то есть мы, хотим, чтобы вы стали настоящим лидером нации. И нашим другом. Не потому, что нам что-то от вас нужно. Скажите только - через пятнадцать минут во дворе вашей дачи мы выгрузим столько золота или цветных бумажек, что нефтью десять лет торговать не потребуется, или лучше восьмиполосный автобан Владивосток - Калининград наконец построим. С эстакадой над Литвой, на высоте, выходящей за пределы её юрисдикции. Пока шучу, но технически это возможно.
        Одним словом, мы предлагаем вам собственную программу. Детализирую - вы продолжаете воплощать в жизнь свою собственную, но с нашими коррективами. Мы вам гарантируем полную безопасность с любой стороны. И помощь в проведении, скажем так, непопулярных мероприятий, к которым лично вы не будете иметь никакого отношения. У нас есть собственный инструмент принуждения и возмездия. «Чёрная метка». Уж о ней вы наверняка слышали в прошлом году, когда неизвестно куда делось некоторое количество весьма коррумпированных личностей, а пара десятков отпетых отморозков рассталась с жизнью. И, вы это тоже должны знать, ни по одному случаю никакие структуры не добились никаких результатов. Ну настолько никаких, что даже самый липовый отчётик придумать не получилось. Стопроцентные «висяки».
        - Так вы и к тем событиям отношение имели? - с долей оторопи спросил президент.
        То, что в «Братстве» получило кодовое обозначение «Снег и туман», доставило массу неприятностей, головной боли и бессонницы очень и очень многим важным людям. Но из ситуации выбравшимся, примерно как немцы из зимних боёв под Москвой сорок первого года.
        - Кто же ещё, господин президент? Соперников на этом поле у нас нет и вряд ли появятся, поскольку любой честный человек в России, от участкового инспектора райотдела милиции до генерала, всегда предпочтёт помогать нам. Думаете, людям не осточертело про «оборотней в погонах» каждый день слышать?
        - Мне помнится, кое-где организации такого типа назывались «эскадроны смерти», - уклонившись от ответа по существу, президент произнёс эти слова со всей возможной неприязнью в тоне. - Бессудный террор, вы к нему призываете скатиться? Вам не кажется, что…
        - Ни в коей мере не кажется. - Фёст наконец нашёл должную пропорцию в тональностях и сути произносимых слов. - Если в стране парализована не только правоохранительная система, но у «элиты», по преимуществу, патологически деформированы архетипы[Архетипы - изначальные, врожденные психические, образы, составляющие содержание т. н. коллективного бессознательного и лежащие в основе общечеловеческой символики (по К. Юнгу).] добра, зла, греха и в этом роде, терапией не обойдёшься. Хирургическое вмешательство рискованно, кроваво, но подчас неизбежно. Лучше ампутация ноги, чем газовая гангрена. Я учился на врача, я знаю.
        И насчёт «бессудности» вы зря говорите. Особенно при нынешних «судах». После нескольких «показательных по?рок» все прочие сообразят, куда ветер дует. Когда-то Каддафи в Ливии проводил санитарную акцию под девизом: «Откуда у тебя это?» Любой гражданин, не способный документально подтвердить источники своего благосостояния, подвергался конфискации до уровня законного дохода. А наш великий полководец любил повторять: «Каждого интенданта после пяти лет службы можно вешать без суда». Негуманно, разумеется, но тут уж или - или!
        - Я убедился, что вы действительно сделали одно из величайших открытий в истории,
        - осторожно подбирая слова, ответил президент. - Вот бы я и посоветовал вам продолжить работу в этом направлении. Хотите, я распоряжусь, завтра же вам предоставят научно-исследовательский институт с необходимым финансированием? Мне трудно сразу вообразить все сферы применения вашего изобретения, но, безусловно, это будет революция в целом ряде областей…
        Фёст рассмеялся, протянул руку и забрал бутылку с телевизионной подставки.
        - Видите? Точно так я могу взять любую сумму из хранилищ форта Нокс, любого банка в любой точке Земли. Что мне ваше финансирование? Могу в одном месте взять атомную бомбу, в другом её взорвать. Но, предположим, я - пацифист, альтруист и гуманист. Если у вас хорошее воображение, представьте, что случится на планете, если о моей установке СПВ станет известно кому-то кроме нас с вами и тех людей, которые имели отношение к её созданию? Так что всё-таки сначала нужно привести страну и мир к более вменяемому состоянию, а уже потом…
        Он прервал свои морализаторские речи. Заговорил коротко и жёстко.
        - Вот список, просмотрите. - Вадим переложил на ту сторону лист бумаги. - В нём пятнадцать фамилий людей, крайне опасных для страны и общества. Вообще, с любой, самой толерантной точки зрения. Вдобавок каждый из них является вашим злейшим врагом, готовым на всё. Если вы об этом не догадывались - тем хуже для вас. Если догадываетесь, но чего-то выжидаете - рискуете опоздать.
        Подождал реакции. Президент молчал, вглядываясь в список, будто впервые видел эти фамилии и старался их заучить наизусть.
        - Против четырёх стоят крестики. Выборка случайная. Эти люди сегодня попадут в крайне неприятные и одновременно - вполне естественные эксиденсы. Так для них карта легла. Поверьте, каждый из них давно заслужил высшую меру, у нас, к сожалению, отменённую. Но судьба выше политических жестов. Поэтому, господин президент, я на этом с вами распрощаюсь. Не знаю, что к вам поступит раньше, сводки МВД или телевизионные новости. Мы своих комментариев в прессу давать не будем. «Брать на себя ответственность» - тоже. Случай и есть случай. Пусть журналисты поупражняются. А вы изучите информацию, подумайте, напрягите свои службы. Хочется верить, они вам подтвердят, что ни один из тех, с кем случится до восхода солнца несчастный случай, невинным агнцем не был. Как минимум - со дня окончания средней школы. Я, возможно, снова повидаюсь с вами завтра в это же время. Или - несколько позже.
        Экран телевизора погас, несколько секунд оставался черным, и снова на нём появилось изображение дикторши, бодрым и несколько взвинченным голосом продолжавшей сообщать слушателям итоги дни. Такого же, как все предыдущие, не лучше и не хуже.
        Глава 18
        Сорок восьмой Президент САСШ Джеральд Доджсон обратился к Императору возрождённой Российской Державы Олегу Константиновичу по полуофициальному каналу. Не напрямую, потому что специальной телефонной линии между Белым Домом и Кремлём ещё не было установлено, а через посольство, только что переехавшее из Петрограда. Заранее предупреждённые связисты быстро, как на фронте, протянули кабель особо защищённой связи с Моховой до Кремля. Поверху, по обычным столбам уличного освещения. Всего-то на полкилометра, даже меньше. К американскому линейно-батарейному коммутатору подключили свой, рассчитанный на пропуск специально модулированного сигнала.
        - Я вас слушаю, Джеральд, - сказал Император, когда полковник с молниями на жёлтых петлицах подал ему трубку.
        - Здравствуйте, Олег, - начал президент по-русски. Имя американец произнёс легко, а на «Константиновиче» наверняка бы запнулся, отчего и пропустил.

«Интересные люди, - пренебрежительно подумал самодержец, - считают себя солью земли, а фонетикой не владеют. Любой русский свободно выговорит „Йокнапатофа“ или
„Попокатепетль“, а эти… Даже выкарабкивающиеся на берег лягушки им не под силу».
        Однако ответил вежливо:
        - Рад вас слышать.
        И тут же перешёл на английский. На очень хороший английский, оксфордский, по сравнению с которым луизианское произношение президента звучало забавнее, чем малороссийский крестьянский суржик.
        - Вы первый, кто решил со мной поговорить напрямую. Официальные телеграммы с поздравлениями и аккуратные ноты наших европейских коллег не в счёт. Я это ценю.
        - Разве вы не получили гораздо более тёплых писем от представителей родственных вам Виндзорской, Голштейн-Готторпской и иных династий?
        - Если бы даже и да, это не имеет принципиального значения. До тех пор, пока они не располагают в своих странах сколько-нибудь значительным влиянием. Вы это понимаете не хуже меня, Джеральд. Но не будем терять времени. Чем вызван ваш звонок? Неужели президент САСШ вспомнил далёкий тысяча восемьсот шестьдесят третий год[В 1863 году, в разгар американской Гражданской войны, для предотвращения вступления Великобритании и Франции в войну на стороне Юга и с учётом поддержки этими странами Польского восстания, а также помня недавнюю Крымскую войну, Россия направила в Нью-Йорк и Сан-Франциско крейсерские эскадры адмиралов Лесовского и Попова. При возникновении реальной угрозы морским торговым коммуникациям названные страны отказались от своих намерений. С тех пор между Россией и САСШ (в этой реальности) неизменно сохранялись дружественные (в основном - на эмоциональном уровне) отношения.] ?
        - Скорее - тысяча девятьсот тридцать первый[В этом году Россия первой поддержала инициативу Ф. Рузвельта о создании ООН и ТАОС. (Смотри роман «Дырка для ордена».)] .
        - Продолжайте. - Олег закурил папиросу. Игра начинала удаваться.
        - Я предлагаю вам личную встречу. На уровне официальной дипломатии это сложно. Но я знаю, что вы не только великолепный политик, но и учёный. Уссурийская тайга, вообще Дальний Восток входит в сферу ваших давних интересов. Сейчас у меня на столе лежит книга Олега Романова «По следам Арсеньева». На этот раз я правильно произнёс фамилию Владимира Клавдиевича?

«Не прост Джеральд, не прост», - подумал Олег.
        Американец заговорил по-русски почти безупречно.

«Тем интереснее…»
        - Слушаю дальше. - Император тоже вернулся к родному языку. Вообще, с точки зрения протокола, это не совсем верно - главы государств должны разговаривать каждый на своём, чтобы в случае чего недоразумения возложить на переводчиков, и суверенность, вдобавок, подчёркивается. Но сейчас считалось, что общение личное, с глазу на глаз, и Доджсон пытался заранее расположить к себе собеседника, с которым раньше не встречался.
        - Может быть, вы возьмёте отпуск, и мы повидаемся… На острове Святого Лаврентия вас устроит?
        - С удовольствием! Давно в те края собирался. Русский царь любит свою страну и должен знать её, как хороший помещик - имение. Я прилечу. Когда?
        - Если у вас нет более важных забот, прямо завтра и вылетайте. Сумеете?
        Олег пожал плечами, пусть этого телодвижения по телефону увидеть нельзя.
        - Естественно. Что может быть более важным, чем возможность в приватной обстановке обменяться мнениями с таким человеком, как вы?
        Большинство даже сравнительно образованных людей привыкло считать, что Америка очень далека от России. Из Москвы до Нью-Йорка самолёт летит девять часов, до Сан-Франциско - четырнадцать. А на самом деле на обычном снегоходе в САСШ можно доехать за час. Из Уэлена или с острова Ратманова до Нома. Просто - с другой стороны. Через Берингов пролив.
        Американский остров Святого Лаврентия расположен в ста километрах от порта Провидения, что на российской стороне. Там военно-воздушная и военно-морская базы, город со стотысячным населением. У американцев тоже аэродром и пункт захода подводных лодок. Благоустроенный посёлок, нечто вроде курорта для любителей северной экзотики. Хорошее место для встречи.
        Императорский реактивный самолёт преодолел путь до Провидения по дуге Большого круга всего за восемь часов. Остаток дня и вечер Олег провёл в общении с местными жителями. Губернатор, едва успевший примчаться к трапу из Анадыря, суетился позади, среди свиты. На него Величество, после дежурных протокольных фраз, почти не обращал внимания.
        А народ был счастлив. Для каждого обывателя, оказавшегося поблизости, Император находил тёплое, когда серьёзное, когда шутливое слово. Предложил, ещё по Уставу Петра Первого, высказать личные претензии выстроенным на плацу (по отдельности) нижним чинам и офицерам гарнизона.
        Кое-кого осчастливил - без этого самодержцу нельзя. Пожилого многодетного капитана, отслужившего «на северах» без продвижения десять лет, велел перевести в Крым с производством в следующий чин. Всем прочим офицерам объявил, что по выслуге пяти лет соизволяет замену в любой гарнизон России по желанию. Сверхсрочным унтерам, «беспорочным», накинул по лычке, нескольких казачьих вахмистров произвёл в хорунжие, рядовым вдвое повысил денежное довольствие и удлинил до трёх недель ежегодный отпуск (не считая дороги).
        Страху навёл только на гражданских чиновников, вспомнив реакцию Николая Первого на
«Ревизора».
        Утром на вертолёте, сопровождаемом российскими четырёхмоторными летающими лодками
«Г-200» и двумя американскими истребителями, Император вылетел на Лаврентий.
        Встречу Доджсон устроил, исходя из возможностей, по первому разряду. Невзирая на туман с дождём и порывистый северный ветер, вышел на посадочную полосу в визитке с полосатыми брюками и в лакированных туфлях. Адъютанты с трудом удерживали над ним огромные зонты, всё время выворачивающиеся из рук. Вдоль бетонки змеями струились водяные вихри.
        - Бедняги, - иронически бросил свите Олег, предусмотрительно надевший утеплённый офицерский костюм, высокие сапоги и сверху - непромокаемый плащ-накидку. - Куда им воевать? - Он имел в виду солдат из взвода якобы почётного караула, сжимавших винтовки посиневшими от холода руками. - Распорядитесь угостить их вместе с нашими морпехами после церемонии. Как положено. И каждому - медаль «За усердие». Хватит?
        - Так точно, хватит, - ответил войсковой старшина Миллер. - И медалей хватит, и всего остального. Лишь бы их президент разрешил.
        - Договоримся. - Олег с удовольствием посмотрел на своих сопровождающих. Морские пехотинцы Тихоокеанского флота, тоже взвод, как по протоколу положено, невзирая на погоду, выглядели очень браво. Береты, надвинутые на правую бровь, чёрные мундиры, белые перчатки, автоматы поперёк груди. Что им какой-то дождь, если до самой глубокой зимы в ледяное море с десантных кораблей приходится прыгать и брести до берега, ломая грудью лёд, пока он это позволяет. Зато потом десятикилометровый марш-бросок по тайге очень неплохо согревает.
        А физиономии у наших бойцов какие! Ни малейшего сравнения с «товарищами по оружию».
        Олег, отдав положенное приветствие президенту и караулу, наплевав на протокол, под локоть повлёк Доджсона в здание. Как будто был здесь хозяином.
        - Вы, Джеральд, совсем с ума сошли. Зачем это представление? Простудитесь ведь. Север, бл… Никогда не любил. В тепло, переодеться и немедленно выпить. В наши годы к здоровью нужно относиться со всем вниманием. И - никаких журналистов.
        - Их здесь вообще нет. Я вылетел по личным делам в неизвестном направлении.
        - Ну, да. А завтра вы объявитесь где-то на Гавайях, я - во Владивостоке. И - никаких комментариев. Так какова у нас повестка дня?
        В отличие от официальных встреч глав государств ни президент, ни Император не взяли с собой руководителей внешнеполитических ведомств, вообще никаких важных чиновников, только личных секретарей. Действительно, абсолютно частная встреча. Доджсон решил примерить на себя фрак Вудро Вильсона[28-й президент США (1913-1921 гг.). Лауреат Нобелевской премии мира (1920 г.).] , признанного любителя персональной подковёрной дипломатии. Да и Франклин Рузвельт[32-й президент США (1933-1945 гг.). В реальности ГИП в годы войны вёл тонкую дипломатическую игру между Сталиным и Черчиллем, считался сторонником более тесных отношений с СССР, чем с Великобританией.] предпочитал похожую методику общения с теми, кого считал себе равными.
        - …Мир встревожен, Олег Константинович, и вы это знаете, - говорил президент, опять по-русски, любуясь в широкое окно штормовым океаном и дождевыми зарядами, горизонтально летящими над землёй. - Вы сделали заявку на самое кардинальное за семьдесят лет переустройство сложившегося миропорядка. Очень многие уверены, что ваш шаг поведёт к очередной международной смуте.
        Слово «смута» он выговорил с особым вкусом, гордясь знанием подобных семантических тонкостей.
        - Не человек для субботы, а суббота для человека, - как бы совсем не в тему ответил Олег.
        - Простите? - приподнял бровь Доджсон. - Ах да…
        - Именно. «Сложившийся миропорядок», на мой взгляд, не имеет самодовлеющего значения. Предназначался он для наиболее рациональной, на тот момент, организации отношений между великими державами после всемирного кровопролития, поддержания
«вечного мира», ну и так далее. Но ведь ничто не вечно под Луной. На сей момент идея себя изжила. На наш, конечно, взгляд. Вы можете придерживаться любой другой точки зрения… Я не буду перечислять сейчас все доводы, вам они наверняка известны не хуже меня. Чем-то ведь ваши аналитики занимаются? Скажу лишь одно, в чём мне неприятно признаваться, но - «истина дороже». Экономика России не выдерживает бремени членства в ТАОС. Наши военные расходы и взносы в бесконечные «фонды вспомоществования» непомерно велики. Одновременно во внешней торговле мы сталкиваемся с протекционизмом и демпингом в самых неприличных формах. Вопреки договорённостям, даже вы закупаете аргентинское зерно и мясо, лишая наших помещиков и фермеров заработка. Вы торгуете оружием на свободном рынке дешевле себестоимости… Нужно продолжать примеры? Ещё максимум десять лет, и мы столкнёмся с проблемами, перед которыми те, что могут возникнуть вследствие выхода из Союза сегодня, - не стоящие внимания мелочи. Автаркия[Автаркия - создание замкнутой, полностью самодостаточной экономики.] для нас - единственный выход. А торговать мы будем с кем
хотим, исходя исключительно из конъюнктуры. Никаких преференций одним и санкций против других. Деньги против товара, и пусть потерпевший плачет…
        - Простите меня, Олег. - Президент, известный игрок в гольф и в покер, слегка разнервничался. - Я, конечно, пока ещё не уполномочен говорить от имени всего Союза, но, думаю, если вопрос только финансовый, решить его - в наших возможностях. Да и некоторые другие разногласия не носят фатального характера. Готов признать и определённую вину моих предшественников. Они слишком сочувственно относились к интересам более культурно близких, скажем так, союзников, и, по нашей американской привычке, слишком часто думали: «Бизнес есть бизнес, ничего личного». Они не изучали так глубоко, как я, русскую культуру и русскую историю. Но ведь всё ещё можно исправить, без развода и битья фамильных сервизов? Разумеется, вопрос слишком деликатен, чтобы решать его на Генеральной Ассамблее… Воленс-ноленс, приходится возвращаться к давно вышедшим из употребления традициям непосредственной дипломатии. Народы Свободного мира, стань им это известно, естественно, были бы возмущены. Ведь они - источник власти, а мы лишь избранные ими администраторы…
        - Ко мне, слава богу, это уже не относится, - небрежно заметил Олег.
        - Вот именно, вот именно. Почему я и избрал такой способ общения. Вы позволите краткую политическую преамбулу?
        - Как же я могу не позволить?
        - Тогда послушайте. Действительно, мы все упустили момент. Точка невозврата была пройдена примерно в начале шестидесятых годов прошлого века. До этого мы могли бы, пересмотрев свои «основополагающие принципы», начать мягкую экспансию за пределы Периметра. Неоколониализм, да, можно назвать это и так. Постепенно и очень аккуратно инкорпорировать наиболее перспективные в смысле экономики и культуры территории и псевдогосударственные образования. Лет за тридцать создать в мире десятки «очагов роста», развивать там промышленность и культуру, вырастить подконтрольные нам национальные элиты и собственный «средний класс». Причём одновременно не допускать никаких «горизонтальных связей» между этими
«квазигосударствами». Никаких военных, политических, экономических союзов. И, разумеется - тотальная демилитаризация. Это было бы проще и дешевле, нежели то, чем мы занимались на практике.
        - Естественно, - вставил Олег. - Поделить Землю на протектораты и подмандатные территории. И пусть за пределами периметра каждый член ТАОС «возделывает свой садик».
        - Но на это не пошли, ибо итоги Мировой войны оказались столь страшны, что призрак воссоздания новых Империй, пусть и в далекой перспективе, полностью затуманил мозги тогдашним политикам…
        - Очень верная оценка. И, добавьте, обсуждать модель, похожую на вашу, считалось просто неприличным даже в научном, не то что политическом сообществе, - с едкой иронией добавил Олег.
        - Ну и к чему же мы пришли? - Президент словно вообразил себя на Римском Форуме, не совсем понимая, что он - не Цицерон и русский Император - не Катилина. Подобные речи стоило бы произносить на Генеральной Ассамблее лет тридцать назад, взывая к более авторитетным (в то время) игрокам на Мировой шахматной доске. Но в то время Доджсон играл в бейсбол в на спортивной площадке своего кампуса и ни о чём более серьёзном не задумывался.
        - Сегодня Юг - зона неоварварства. Население трущобных городов превышает два миллиарда человек. Это - зоны самовоспроизводящегося социального распада. Туда давно уже не рискуют проникать даже вооруженные подразделения и полиция их собственных «правительств». Но перспективы - гораздо хуже. Впереди - грандиозные конфликты социально дезорганизованного населения с социально организованным (даже на периферии). В ближайшие годы число агрессивных люмпенов достигнет трёх миллиардов. Ни экологически, ни социально-экономически, ни психологически такой численности, такой обездоленности и отверженности мир трущоб выдержать не сможет, и его обитатели выплеснутся во внешний мир, устремившись туда, где «чисто и светло». Трущобники сначала начнут штурмовать относительно более благополучные страны самого Юга, а затем, сметая всё, хлынут на Север. Удержать их без грандиозных гекатомб не удастся. Придётся объявить всеобщую мобилизацию «белого», условно говоря, населения.
        Ещё один важный аспект: основная масса Юга - молодёжь. Демографический провал начинается, когда доля мужчин старше пятидесяти лет превышает в популяции двадцать процентов! В Западной Европе этот показатель - 50 %. На Юге в среднем меньше десяти. С 1930 по 2000 год рост населения «деколонизированных» территорий - в среднем 400-800 процентов. При этом надо учитывать, что южане организованы не только этнически - клановым образом, но и по горизонтали, криминальным. Отсюда и
«Интернационал»!
        Исход грядущего противостояния мне в целом ясен, тем более что за счёт потери того, что один из ваших русских учёных назвал «пассионарностью», «белые» не способны к всеобщей мобилизации, и уж тем более - к войне на уничтожение, где счёт погибших пойдёт на сотни миллионов. Что там Мировая война!

«Восстание низов» грозит перерасти или в глобальную революцию, если у них найдутся союзники в социально более высоких группах, либо в глобальный бунт, бессмысленный и беспощадный.
        В результате мир погрузится в новые «тёмные века», причём в отличие от раннего Средневековья кризис будет тотальным, охватывая не только социумы, но и биосферу Земли в целом. В условиях всеобщей анархии всё, что можно, - сожрут, а дальше - глобальная техногенная катастрофа…
        И в этих обстоятельствах Россия хочет разорвать и без того крайне хрупкий единый фронт! Нас просто передушат по частям…
        Президент, возбуждённый своей эмоциональной вспышкой, вытер вспотевший лоб, поднёс к губам стакан с виски.
        - Я вас понял, Джеральд, но ничего нового вы мне не сказали. Мы говорим как друзья, надеюсь? Естественно, в дальнейшем вы мои слова можете передавать хоть коллегам, хоть прессе и трактовать, как угодно, но это будут ваши трактовки… Для всего мира и для истории останется один достоверный факт - президент САСШ пригласил на конфиденциальную встречу Российского Императора. Никак не наоборот…
        - И что, по-вашему, из этого следует?
        - Только одно. Если по итогам встречи не было опубликовано никакого совместного коммюнике, значит, на ней были достигнуты какие-то тайные соглашения. Скорее всего
        - за счёт остального мира. А если одна из сторон начинает односторонне как-то её комментировать, значит, она проиграла. И пытается взять подобие реванша. Заведомо невыгодная позиция…
        - Я не совсем понял.
        - Тут и понимать нечего. Я получаю возможность говорить, не стесняя себя дипломатическими предрассудками, отчего наше с вами общее дело только выиграет.
        Византийская вязь императорской мысли, похоже, поставила Доджсона в тупик. Вначале вроде как согласие на полную дружескую откровенность, потом нечто похожее на завуалированную угрозу, попытка «застолбить свой участок» и снова возвращение словно бы и к исходной точке, но с намёком на заранее уже выигранную позицию.
        Очень трудно человеку, избранному на высший государственный пост одной из великих держав всего на четыре года, соперничать с якобы коллегой, но принадлежащим к страте, потомственно занимающейся этим делом вторую тысячу лет. Не озабоченному, очевидно, такими «важными вещами», как мнение конгресса, сената, избирателей, наконец! Ему на это - плюнуть и растереть. Самодержец ответственен только перед Народом, Богом и Историей.
        - Ваша цель, Джеральд, - размеренно, очень убедительно, с доброжелательным, но в то же время и твёрдым лицом говорил Император, - функция или задача, назвать можно как угодно, заключается в том, чтобы убедить меня сохранить Россию в составе ТАОС, одновременно выторговав какие-нибудь преференции для своей страны. Я ещё не разобрался, самостоятельны ли вы в роли политика, избранного судьбой-историей, или же чисто конъюнктурно пытаетесь опередить события и оседлать удачный, на ваш взгляд момент. Или, что самое для меня удобное, просто выражаете согласованное в тиши кабинетов, где собираются члены всяких там «плющевых» и им подобным лиг[Полутайные объединения выпускников престижных англо-американских колледжей и университетов. Некое подобие масонских лож.] , общее мнение. К «Хантер-клубу» не имеете чести принадлежать? Хотя вряд ли. Там другой уровень…
        Доджсон не выдержал и вскочил, не выпуская из руки стакан, а из угла рта сигару.
        - Вам не кажется?! - президенту показалось, что он сумел выразить должную степень возмущения неджентльменским поведением собеседника. Совсем забыв, а точнее, просто не зная, что русские цари и императоры с XV века великолепно умели изображать все положенные европейским владыкам формулы и позы политеса, на самом же деле по собственному усмотрению легко переходили от властных стереотипов византийских императоров к стилю и манерам ордынских ханов. И обратно.
        Разве такому за пять или даже двадцать лет в «гарвардах» и «итонах» научишься? А вспомнить тысячелетней давности предка, какого-нибудь скандинавского ярла, Отара из Нидаросса[См. роман В. Иванова «Повести древних лет».] , грязного хама и убийцу, с сотней викингов завоевывавшего тогдашнюю Францию или Англию, - воспитание и политкорректность не позволяют. А иногда бы и не мешало!
        - Что мне должно показаться? - мягко спросил Олег. - Вы согласились говорить со мной по-дружески. О судьбах мира, заметьте. А такая высокая цель разве предполагает вспышки мелочного самолюбия? Подумаешь, упомянул, что для членства не в русском, заметьте, в английском клубе ваша должность - не повод. Невместно, батенька…
        Президент десять лет изучал русский язык в колледже и университете, свободно на нём читал и говорил, но кое-каких тонкостей всё же не постиг. Ему бы лучше было вести переговоры с Императором по-английски. А он увлёкся. Вообразил, что использует лишний, а то и решающий в его игре шанс.
        - Как? Неуместно, несовместимо? Что с чем?
        Он и сам не заметил, что допустил непростительную для большого политика ошибку. Поддался славянскому обаянию Олега, действительно незаурядного человека, только это обаяние было сродни нежности шёлковых нитей, какими паук обматывает свою жертву. Очень немного людей на свете могли противостоять почти совсем незаметному со стороны давлению могучей воли Императора.
        Чекменёв, Ляхов (по известной причине), ещё кое-кто. Доджсон к этому типу не принадлежал.
        - Не из той темы вопрос. Невместно - означает несоответствие занимаемому месту. Боярину Репнину невместно сесть за царский стол левее боярина Кошкина. Так Государь Император Пётр Алексеевич и формулировал - большого литературного таланта был человек.
        Олег Константинович и своим талантом гордился - умением процитировать почти любой документ за последние триста лет дословно или очень близко к тексту.

«Ежели кто выше ранга будет себе почести требовать или сам возьмёт выше данного ему ранга, то должен быть подвергнут за каждый случай штрафу - вычету двухмесячного жалованья. Равный же штраф и тому, кто кому ниже своего ранга место уступит, чего надлежит фискалам прилежно смотреть, дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать. Почитание лиц по рангам не касается лишь тех случаев, когда некоторые, яко добрые друзья и соседи съедутся или в публичных ассамблеях».
        Император перевёл дух, смочил горло очередной гвардейской «соткой», вытер усы.
        - Видишь, друг Джеральд, где настоящая-то демократия? Сам своё право упустил, так фискал напомнит. И тебе, и обидчику. И всё это было осмыслено и подробно расписано за сто почти лет до вашей, так сказать, Конституции…
        Так вот нам, по положению, невместно по пустякам, не касающимся исполняемых нами должностей, ссориться. Эмоции оставим для другого случая. Поэтому продолжаю.
        Хотя мы ведём переговоры «без предварительных условий», одно наличествует априорно. Россия из ТАОС выходит. В нарисованном вами апокалиптическом сценарии, с которым я в целом согласен, нам гораздо легче будет продержаться в одиночку. Это очевидно. Просторы и климат делают мою страну куда менее привлекательной для
«выходцев с Юга», чем любую другую.
        Наша армия готова защищать свои рубежи до конца, от Владивостока до Варшавы, опираясь на полную поддержку привычного к любым невзгодам населения, генетически умеющего воевать без оглядки на собственную жизнь, и уж тем более - конвенции любого рода, если их заведомо не соблюдает неприятель. Наш мобилизационный потенциал, что вам, как Верховному Главнокомандующему американской армии, наверняка известно, на сегодня составляет сорок миллионов достаточно обученных военному делу мужчин в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти лет. Ещё столько же, с привлечением женщин, может принять участие в иррегулярных[Иррегулярные - добровольческие подразделения, официально не входящие в состав Действующей армии, имеющие «свободную» организацию, но фактически действующие под командой старшего на данном участке ТВД воинского начальника.] формированиях и партизанском движении. Так что мы устоим в любом случае. Лишь бы патронов хватило, а их точно хватит.
        Ни один, даже теоретически вообразимый противник не сможет, проникнув вглубь России на пару тысяч километров, просто физически выжить там больше нескольких недель - с напрочь отрезанными коммуникациями. При этом нашему солдату для поддержания полной боеспособности достаточно кружки кипятка и двух сухарей в сутки. Плюс - подножный корм…
        Пока до «подножного» дело не дошло, Олег Константинович положил себе на тарелку несколько ломтиков страсбургского паштета, кусочек копчёного угря, какую-то зелень. Поднял на уровень глаз рюмку.
        - Дорогой Джеральд, перед иными, называющими себя цивилизованными народами давным-давно не стоит проблема физического выживания этноса. А для нас это - тысячелетняя, увы, но повседневная реальность. К тому же (у русских - очень хорошая память, если кто не знает, просто мы из врожденной скромности ею не рисуемся), мы не забыли, как наши союзники по Мировой войне фактически предали Россию. Да, да - очередной раз предали, заняв якобы «нейтральную» позицию в нашей борьбе с большевизмом. На самом же деле - желая отхватить по куску, какой проглотить удастся. Немцы - Украину и Прибалтику, англичане - Архангельск и Кавказ, вы с Японцами - Дальний Восток от Камчатки до Урала. Если всего урвать не получится - под благовидным предлогом отказаться хоть от ранее достигнутых договорённостей. В частности - по Константинополю и Проливам, нам обещанным за спасение Парижа и прочие мелкие услуги в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году. Теперь, как говорится, долг платежом красен.
        Доджсон не то чтобы смутился, но почувствовал себя некомфортно. Император прав, как личность и правитель гигантской, по всем показателям - могучей страны. Не только экономикой - железной волей, абсолютно нечувствительной к привходящим обстоятельствам.
        Но это ещё полбеды. Олег и его страна действительно имеют практическую возможность предъявить союзникам счёт за все прошлые обиды, опираясь на единодушную волевую позицию, безусловную солидарность, или, как выражались в Византии, симфонию власти
        - светской, церковной и нутряной, народной, не всегда сформулированной, но всегда очевидной.
        ЦРУ о раскладе внутренних сил в России президенту справочку представило. И специально отметило, что какая угодно оппозиция, под любыми лозунгами и за любые деньги не имеет там ни малейших шансов. Властям государства, обладающего полным комплектом так называемых «прав человека», реально не достижимых ни в одной другой стране, что в ТАОС, что за его пределами, в случае инспирированных извне беспорядков и рук пачкать не придётся.
        Приказчики охотнорядских купцов, услышав о том, что на Скобелевской или Триумфальной площади опять шелупонь всякая против Государя агитирует, сначала спросят хозяина - можно на часик лавку запереть? Получив утвердительный ответ, вытрут руки о фартуки, неторопливо двинутся вверх по Тверской. А уж там, отнюдь не нарушая правил и законов, спокойно объяснят интеллигентам, что именно в позиции митингующих им не нравится.
        - Ты сначала пойди, с пяти утра спину на погрузке товара поломай, потом ещё десять часов за прилавком отстой, после и поговорим…
        Довод, как правило, неубиваемый, при том, что ражие, по сто и более килограммов весом мужики сохраняют предписанное властями спокойствие. Кого тут обижать? Эти же господа, кто в пенсне, кто в очках, а кто и без - наших сыновей и дочек в своих Университетах высоким наукам обучают. Вот и пусть обучают, за то им хорошие деньги платят. Мы сами и платим. Да без подарочков на праздники не обходится - как без того? Так и ты против родной нашей власти - не балуй. От баловства все неурядицы происходят!
        Доджсон, до своего президентства, пять лет в Петрограде послом оттрубил, многое в русской жизни понял, впрочем, ещё в той, «парламентской», а тут вдруг неудачно сошлось. Он, президентом став, с чужой точки зрения, советниками и партнёрами атлантическими навязанной, на русские дела смотреть начал. Как будто бинокль наоборот перевернул.
        Только сейчас спохватился, увидев, что не поезд от перрона трогается, на который опоздать без особой беды можно. Грозный линкор под флагом и гюйсом самодержавия вот-вот концы отдаст, и тогда, ваше превосходительство, господин президент, то ли мексиканцы для вас, то ли вы для мексиканцев каштаны в горячей золе собирать будете…
        Эти именно слова Доджсону сказал партнёр по гольфу, восьмидесятилетний отставной адмирал, наполовину русский по крови. После чего, ночь просидев на веранде за бутылкой виски с ним же, президент и решил сделать поразительный по неожиданности и крайне эффектный ход ферзём.
        Понервничав, сначала ожидая телефонного звонка, потом в ходе уже происходящего разговора, Доджсон увидел, что ферзя он поставил на нужное поле.
        - Что касается любых других вопросов, Джеральд, - окончательно заняв господствующую высоту, сказал Олег, - мы готовы их обсуждать. Но только с вами, то есть - с Северо-Американскими Соединёнными Штатами. Ещё лучше - лично с вами - Джеральдом Гастингсом Доджсоном. Вы с вашими демократическими заморочками можете принять мои слова в штыки, но я говорю по-русски, от души. Выпьем?
        Налили и выпили.
        - Зачем нам другие собеседники? Нам - это я имею в виду своё собственное Императорское Величество, подписывающее Высочайшие рескрипты в такой грамматической форме, а также и Государство Российское в целом. Сроков пять вашего президентства примерно совпадут с продолжительностью моей предстоящей жизни. Только не надо, не надо мне рассказывать про вашу так называемую Конституцию! - Император театрально воздел к потолку руки. - Я уже сказал сегодня и повторю:
«Суббота для человека, а не человек для субботы».
        Знаете, Джеральд, вы мне очень симпатичны, как человек, а сам я, наверное, пребываю в некоторой эйфории от того, как легко удалось воплотить вековую мечту русского народа о настоящей, просвещённой и в то же время самодержавной монархии. Мне кажется, что философ был всё-таки прав, и мир - это только воля и представление. Ну, сами подумайте - мы с вами наметим обширные планы противодействия наступлению «Тёмных веков», которых вы так боитесь. Распишем, согласуем - и вдруг через три… Ах, уже через два года вам уходить?! Не переизберут
        - и всё! И по воле нескольких процентов дураков - конец надежде на выживание человечества?! Смешно, Джеральд, дико, бессмысленно. Не сомневайтесь, мы сможем вас поддержать. Особенно - через год-другой. Один ваш президент избирался на четвёртый срок, вопреки Конституции, и мир не рухнул. Мне кажется - совсем напротив. Но это - вопрос будущего. А что прямо сейчас мешает нам, например, договориться о разграничении сфер влияния в том мире, что начнёт в ближайшее время переформатироваться? О создании какого-то совещательного органа на двусторонней основе. Об обмене разведывательной и технической информацией и прочая, и прочая, и прочая…
        - О координации, в случае необходимости, действий наших флотов в Мировом океане, - добавил Доджсон, в прошлом морской офицер. Эта тема была ему близка.
        - И даже о создании чего-нибудь вроде «Объединённого русско-американского комитета начальников штабов», - поддержал идею Олег, понявший, что, ничего, по сути, пока не сказав, президент де-факто принимает его предложение. Можно сказать, заложен краеугольный камень небывалого в истории российско-американского альянса.
        - Я вот что представляю, - указал Олег Константинович на карту, - мексиканскую границу вы в любом случае удержите, войск у вас хватит. Канада - глубокий оперативный тыл. Для отражения любых иных потенциальных угроз нам никто не мешает превратить Тихий океан в российско-американское озеро. Договоримся о свободном базировании и ремонте ваших кораблей в Петропавловске и Владивостоке, наших - в Сан-Франциско и Сан-Диего. Очень даже хорошо выйдет, и верфи загрузим, и рабочие места появятся…
        Доджсон, на которого равное количество выпитого подействовало скорее угнетающе, сел на подоконник и приоткрыл окно. Сквозь узкую щель хлынул резкий тихоокеанский ветер.
        Олег Константинович видел, что цель достигнута. Уж больно яркую блесну он забросил президенту. Чрезвычайно выгодное предложение «на сейчас» и перспектива стать первым несменяемым президентом САСШ. Чего уж больше. Дальше пусть разбираются дипломаты. А научно-стратегическую проработку проекта поручим «пересветам» под общим руководством Чекменёва, если ему в России тесно стало.
        Тут же и кодовое наименование запущенной операции в голову Императора пришло -
«Мальтийский крест». Олег Константинович любил всяческую конспирологию, и придумывание хитрых названий своим планам было одной из самых невинных его забав.
        Тут в двух, никому ничего не говорящих словах содержался намёк и на предстоящую роль генштабистов, в Москве сидящих, и по всему миру разведывательно-дипломатическую службу исполняющих, чьей эмблемой этот самый эмалевый Мальтийский крест является. На собственную роль, как наследника и продолжателя дел Императора Павла, планировавшего устроить совсем другую конфигурацию европейской политики, своевременно устранив Наполеона. Кто знает, что бы у него получилось, но интересные шансы имелись. Самое главное - Олег Константинович подразумевал себя прямым наследником последнего Гроссмейстера ордена Мальтийских рыцарей, и, естественно - законным властителем Мальты с её стратегическим положением. То есть - при подходящей возможности заняв остров, всегда можно выложить на стол кипу бумаг (было бы перед кем выкладывать!), после чего сотню-другую лет ждать решения какого-нибудь международного суда, на всякий случай созданного из представителей Чили, Эквадора и Республики Кокосовых островов под председательством Специального прокурора из Монголии.
        Ещё немного поговорили теперь на совсем общие, не имеющие отношения к высокой дипломатии темы. Как два близких по возрасту и интересам мужчины, оказавшиеся в домике, обдуваемом арктическим ветром и поливаемом дождевыми зарядами. С бутылкой виски на столе между ними. Примерно как персонажи рассказа О’Генри «Справочник Гименея». Один - о рубаях Хайяма, другой - о «Херкимеровом справочнике необходимых знаний».
        - С удовлетворением можно констатировать, что наша первая встреча прошла плодотворно, в тёплой и дружеской обстановке, - сказал Император. - Я лично удовлетворён. Предлагаю в завершение обменяться рукопожатием и крепким мужским словом.
        - Не возражаю. Но «мужское слово» - в чём?
        - В том, что мы лично обязуемся друг другу в случае возникновения каких угодно недоразумений, на любом уровне, с чьей угодно подачи, хоть вашего Госсекретаря, хоть моего премьера, не принимать опрометчивых решений, не давать воли эмоциям, не обсудив проблему наедине. Это может впредь оградить нас от глупых размолвок.
        Второе - вы без предварительных консультаций со мной не поддержите никаких решений прочих членов ТАОС, направленных против России.
        Третье - Россия обязуется в приоритетном порядке, независимо от чьей бы то ни было позиции и минуя международные организации, рассматривать любые вопросы, касающиеся взаимных интересов наших стран. И ждёт от вас того же.
        То есть, - Олег сам подошёл к окну, за которым стихия по-настоящему разгулялась. Чёрт его знает, взлетит ли вертолёт? Но «Г-200», самая большая в мире летающая лодка, способная при необходимости даже в пятибалльный шторм идти несколько часов в режиме экраноплана, его домой доставит. Подхватил рукой дождевую воду, льющуюся с козырька, умыл лицо. - То есть я предлагаю фактически вернуться к временам президента Линкольна, Авраама вашего, и Императора Александра Николаевича, Второго. Наше соглашение формально никого ни к чему не обязывает, кроме как к столь редкой на вершинах власти элементарной порядочности и дворянской чести…
        - Я, увы, не дворянин, - усмехнулся Доджсон, протягивая руку.
        - Однако британским рыцарем являетесь, приняв в прошлом году этот титул от их королевы. Теперь станете русским дворянином, что никак не ниже «сэра», если согласитесь принять от меня в память о нашей встрече орден Белого Орла. Созвучен вашему национальному символу и даёт право на потомственное дворянство Российской империи. Кроме того - он очень красив. С вашими наградами, прошу прощения, нет никакого сходства.
        - Приму с благодарностью. К сожалению, чтобы ответить вам столь же достойно, мне придётся провести решение через Конгресс. Я надеюсь, за этим дело не станет.
        Олег принял из рук адъютанта большую, как том энциклопедии, сафьяновую коробку, извлёк лежащий в чёрном бархатном ложе орден. Собственноручно надел на шею Доджсона синюю муаровую ленту с ювелирной работы крестом.
        Тут же войсковой старшина Миллер, личный адъютант Императора, неизвестно откуда извлёк две бутылки лучшего Голицынского шампанского. Только ко двору Государя поставляемого. Раньше, бывало, в фирменных магазинах продававшегося, пусть и по дорогой цене. А теперь - нет.
        Выпили, президент непроизвольно погладил рукой орден - не малозначащая европейская бляшка, а настоящая награда, одна из высших в Империи. Да и вручен не «от имени и по поручению», а лично!
        - Знаете, Джеральд, как вас теперь положено отчествовать, яко настоящего столбового дворянина? Вы ведь наши обычаи знаете?
        - Форстерович, - улыбнулся навстречу императорской улыбке президент.
        - Так хочу тебе сказать, Джеральд Форстерович - я теперь имею право на ты обращаться, гра-амадную ты только что ошибку совершил. - Олег Константинович просто лучился весельем и добрым юмором.
        - Уточните, пожалуйста, - сам не понимая почему, напрягся президент. Нехорошим холодком вдруг за воротник рубашки повеяло.
        - Да нет, ничего, настолько-то ты русский язык понимаешь, со всеми его сложными оборотами. А в психологии и геральдике - мимо пролетел. Орден принял, к сердцу прижал, за честь оказанную винишка пригубил. Только самую-самую тонкую детальку твоё трижды высшее образование понять не позволило. Минуты, чтобы догадаться - хватит?
        На тридцатой секунде до Доджсона дошло. Ох, как дошло!
        Если кавалер ордена Белого Орла - автоматически дворянин, а также - особа IV класса[По «Табели о рангах» - действительный статский советник гражданских ведомств, генерал-майор и контр-адмирал - военных.] , а Император - Всероссийский, несменяемый Предводитель дворянства да одновременно - глава орденского капитула, так кто теперь для него «их высокородие» господин Доджсон?
        Тут, конечно, всё непременно сводилось к обыкновенной шутке, не феодальные времена всё-таки. Не потребует же от своего «сэра» английская королева громоздиться в седло и ехать освобождать Гроб Господень. И тем не менее…
        Никто бы не помешал американскому президенту сорвать с шеи этот царский орден, хоть на пол бросить, хоть вежливо, с поклоном, в руки возвратить. Но - не сделал. Иначе - что дальше будет? Император сильнейшей на планете державы мгновенно из друга превратится в злейшего, смертельного врага. Самодержцы такого не прощают. А времена ведь действительно грядут ох какие непростые. Союзниками (такими союзниками!) разбрасываться - себе дороже выйдет.
        - Ты, Форстерович, теперь кто? - продолжал Олег Константинович. - Я твою американскую должность не беру. Там ты вольный владыка заморской державы, над своими людишками властный, в полном праве (а я тебя поддержу, хоть флотом, хоть танками). А на российской земле - видишь, как получается… Я ведь тебя за язык не тянул, первый ты мне сказал, что боишься наступления «нового феодализма»! Если опасаешься, так отчего же нам с тобой первыми на его наступление не среагировать? Целее будем!
        Трудно - понимаю, демократические кандалы шагнуть не дают. Куда ж нам без
«Либерте, эгалите, фратирнете»?
        Если же «посмотреть с холодным рассудком вокруг», очень даже понятно - куда. Тем более - зачем.
        Император видел, что Доджсон не по обстановке занервничал. А что, казалось бы, такого произошло? Ну, орденком его почтил, все иностранные лидеры постоянно друг друга чем-нибудь да награждают. Другое дело - никто, наверное, так вот грубовато не намекал… Да ничего, переживёт, одумается, когда хмель выветрится.
        - Садись, садись, - указал рукой президенту на кресло Олег Константинович. - Шампанское - мы просто так выпили. По традиции. Сейчас Миллер нам чего-нибудь лучше принесёт…
        Никто на свете не поверил бы, что американский президент, что называется, поплыл под психологическим натиском русского царя. При условии, что кому-нибудь на свете вообще позволили бы наблюдать подобную картину. Кроме адъютантов и камердинеров, естественно.
        Император закурил свою обычную папиросу, трезвый что в алкогольном понимании, что в эмоциональном. Обратился к президенту, совершившему самую большую ошибку в своей жизни, попытавшись с Олегом Константиновичем разговаривать, как с каким-нибудь Каверзневым или Паттон-Фантон-де Вирайоном[Президент Франции в 2005-2010 гг.] !
        Прикиньте разницу. Одному - в двадцать лет поступить в самый престижный университет САСШ, имея за спиной родителей-миллионеров, два колледжа, чудесный жизненный опыт бонвивана, где и недельная поездка в Париж «по девочкам» мало отличалась от «простой» выпивки в кампусе с однокурсницами. Легкая и приятная жизнь. Президентом далеко не каждый станет, но правительственным чиновником или адвокатом с не меньшим заработком - гарантированно.
        Другому, пусть и урождённому Великому князю - с десяти лет воспитываться в обычном кадетском корпусе, где никого не интересует твоё происхождение. Выживешь - молодец! Сломаешься - даже ротный воспитатель за тебя не ответит. «Не потянул парень» - и всё на этом.
        Потом, в девятнадцать - три года самого тяжелого в России военного училища - Николаевского кавалерийского.
        Кто не знает, как весь первый семестр кожа с бёдер и голеней до мяса стирается, а в седло каждый день садиться надо, хоть умри, - тот ничего не знает. И в двадцать два - погоны корнета. Служи, куда пошлют.
        Никого твои весьма относительные шансы на опереточную должность Местоблюстителя не интересуют. Почти двадцать следующих лет и оттарабанил, только в Уссурийской тайге
        - четыре!
        И вот напротив этого, битого-перебитого, почём фунт лиха до копейки знающего человека - целый президент. И даже - великой державы. Спокойный, сытый, мясом кормленный, как казаки, две недели, бывало, конским комбикормом питавшиеся, о
«территориалах» выражались.
        - Ты Джеральд, одну вещь пойми, - сказал Император, опрокинув очередную стопку и подождав, пока Доджсон сделает то же. - Через полчаса мы разойдёмся, весь наш забавный разговор тобою забудется…
        - А тобою - нет? - спросил президент, начавший пьянеть быстрее и ощутимее.
        - У меня такое поганое свойство, я за всю жизнь не забыл ничего. Ни одной прочитанной строчки, ни одной сказанной мне или мною фразы. Речь не об этом. Пожалуйста, запомни сам и передай всем тем, кого ты считаешь соотечественниками и коллегами, а я - нет. Я, собственно, для того и прилетел, чтобы довести до всех сравнительно вменяемых людей простейшую, по идее, мысль…
        Секретарь поднёс президенту стакан с двойной дозой «Алкозельцера», да ещё и чашку кофе.
        Император рассмеялся. Обидно, разумеется.
        - Миллер, мне ещё чарку, и огурец где-нибудь поищи…
        Требуемое немедленно нашлось.
        - Послушай меня, Джеральд Форстерович. Ни на какие твои прерогативы я не посягаю. Всё, что слышал, смело можешь на счёт моей весёлой натуры отнести. Люблю людей разыгрывать, с кадетского корпуса привычка осталась. Там без специфического юмора не выживешь. Но вот что своим друзьям передай. - Император снова подошёл к окну, опёрся о раму плечом, опять залюбовался серым штормовым океаном. - Россия никого сдавать не будет. Не в наших это привычках. Твоя Америка от внешнего вторжения защищена. Со стороны Канады на вас никто не нападёт. Мы через Берингов пролив - тоже. По мексиканской границе можете колючее заграждение под током от моря и до моря создать. В десять колов. Ваше дело. У «Чёрного интернационала» авианосных эскадр в ближайшие двадцать лет не появится. Следовательно?
        - Следовательно, нам никто не угрожает, - согласился Доджсон.
        - Верно. И какой вам интерес в чужие дела путаться? Изоляционизм - великолепная политика для твоей страны. Живите и развлекайтесь. Был я как-то в Лос-Анджелесе, Голливуд видел. Давайте и дальше кино снимайте, мы вам в ближайшее время тоже заказики подкинем. Сценарии и артисты найдутся…
        Олег Константинович хитро посмотрел на президента.
        - Ты так и не догадался, в чём мой настоящий интерес?
        - Прости, Олег, до конца не понял, - развёл руками Доджсон.
        - Тогда слушай. Первое - я хочу, чтобы вы, американцы, и все, кто ещё считает себя европейцами, поняли - Россия больше никогда ни для кого каштаны из огня таскать не будет. Ни, как в тринадцатом веке, мы вас от монголов заслонять не станем, ни, как во времена Наполеона, в ваши разборки не полезем. Есть такая, не очень благородная русская присказка: «Умри ты сегодня, а я завтра». Вот на этом вся внешняя политика возглавляемой мною Державы и будет основываться. Отныне и до века. Хватит! Наигрались во «всесветную отзывчивость».
        Второе - я очень хочу, прямо мечтаю, чтобы вы, европейцы и американцы, снова научились быть нормальными людьми…
        - Что значит - нормальными в твоём понимании? - спросил американский президент, загнанный в угол инвективами Императора.
        - Чего же проще? - удивился Олег. - Мы перестаём вас защищать, а вы к этому очень привыкли - четырёхмиллионная русская армия и русский флот всегда окажутся там, где их ждут, и помогут, и спасут… Не так?
        - Так, - согласился Доджсон и снова сболтнул лишнее. Всё же триста граммов крепкого и два бокала шампанского - многовато для слабых англосаксонских мозгов. - Ведь это ваше предназначение - спасать…
        Спохватился, но поздно.

«Это же как у них, телесным и мозговым салом заплывших европейцев, нормальная, хрестоматийная шизофрения в мозгах уживается? - налился холодной, тяжёлой яростью Олег Константинович. - У всех сразу - от президентов и премьеров до последних мусорщиков. У почти миллиарда человек иудейско-христианской цивилизации. С одной стороны - русские, даже самые культурные и богатые, крупными западными фирмами владеющие, на балетных подмостках танцующие и чемпионаты мира почти по всем видам спорта выигрывающие, - всё равно тупые варвары и потенциальные бандиты. А что внешность у них самая что ни на есть арийская и женщины красивейшие в мире - так это странный каприз природы.
        Зато с другой - стоит затеяться в мире по-настоящему крутой заварушке, этим, по сути, никчёмным европейцам всерьёз угрожающей, - только на русских и надежда. Не зря поручик Ненадо вспоминал, как в пятнадцатом году в Марселе француженки цветы под ноги солдатам Второй Особой бригады бросали, на шеи вешали, „Вив ля русс!“ кричали. Потому как немцы чересчур близко к Парижу подошли, и повторением тысяча восемьсот семидесятого года здорово запахло.
        А леса вдруг в Пиренеях как следует разгорятся - к кому первым делом за пожарными вертолётами, летающими лодками и спасателями? К русским! К норвежцам или немцам и не пробуют обращаться. Даже в голову не приходит».
        Не видел ещё Доджсон разозлённого, но из последних сил сдерживающегося Императора. Это Николай Второй злиться вообще не умел, только обижаться, а предыдущие Романовы очень даже! Николай Первый Павлович чуть войну Франции не объявил, когда про него фарсовую пьеску в парижском театре поставили. Вежливо, через посла попросил эту пакость из репертуара убрать. Тогдашний президент, Луи-Наполеон, императором ещё не назначенный, заявил, что у них демократия и подобные вопросы не в его компетенции. Пришлось Николаю передать по телеграфу, что в таком случае он направит в Париж миллион зрителей в серых шинелях, которые пьеску непременно освищут. Так и сняли - никакая демократия не помешала.
        - А вот этого - не видел? - вопреки всем законам дипломатии (да и при чём здесь дипломатия, если Олег считал, что разговаривает со своим вассалом), Император показал президенту обыкновенный, простонародный кукиш. - И не возмущайся, - тут же пресёк он возможный протест. - У нас многие лишние слова заменяются жестами. Степняки-кочевники, что с нас взять? Повторяю - с сегодняшнего дня мы никого спасать не будем! - сказано было так, словно каждый звук этой фразы произносился отдельно и с особым напором. - Как в морском законе, вами, англосаксами придуманном: «Нет спасения, нет вознаграждения». Наоборот - ещё правильнее. Мы, дураки-русопяты, тысячу лет всех бесплатно спасали, сами при этом погибая нередко, и в голову никому прийти не могло, что с нуждающегося в помощи можно за спасение деньги брать…
        - Что ты от меня хочешь? - потерянно спросил президент, понявший, что напрасно он в эту игру ввязался.
        - От тебя? - удивился Олег, восстанавливая душевное равновесие. - Совсем ничего. Третий раз повторяю - мы хотим, чтобы вы, в духе той декларации, что ты изложил, насчёт угрозы Дикого Юга цивилизованному Северу, объявили у себя всеобщую мобилизацию, построили всех, способных носить оружие, «под ружьё», перевели экономику «на военные рельсы». Знаешь такое выражение?
        Доджсон грустно кивнул. Он, похоже, уже мало что соображал геополитически. Примерно как король Греции на крейсере «Олег» в одиннадцатом году, в обществе лейтенанта Луки Пустошкина[См. С. Колбасьев, «Поворот все вдруг». Л. 1986 г.] . Забавный, в своём роде, случай.
        Крейсер пришёл в Афины и давал бал в честь королевской семьи. Королева эллинов, как известно, была русская, бывшая Великая княжна Ольга, и в обществе соотечественников чувствовала себя превосходно. Король же Георг, за номером первым, по рождению был датчанином, но за отсутствием практики по-датски говорить разучился. По-гречески учиться не хотел - он уже вышел из такого возраста, чтобы учиться. По-французски ни слова не понимал, а по-русски, конечно, ещё меньше. Вообще только мычал, и от этого ему было очень скучно.
        Луке Пустошкину, который к тому времени дослужился до старшего лейтенанта, приказали его величество развлечь, и он сразу сообразил, что ему делать.
        Почтительно пригласил монарха следовать за собой, в пустую кают-компанию. Показал ему всё, что стояло на столе, и сказал: «Вуаля!»
        У короля лицо сразу стало более интеллигентным, и даже замычал он как-то веселее…
        Примерно после десятой рюмки Лука проникся к Георгу уважением. В первый раз в жизни своей он видел настоящего монарха, который пил, как лошадь. От избытка чувств он похлопал его по колену и предложил:
        - Руа, бювон ещё по одной?
        - Бювон, - согласился руа, сиречь король, который к этому времени уже немного овладел французским языком.
        Ещё через полчаса союз между греческим королём и русским старшим лейтенантом был заключён на вечные времена.
        Они сидели обнявшись и плакали. Лука сквозь слёзы пел про камаринского мужика, а король горестно ему подвывал…
        Доджсон, в отличие от Георга, пока ещё ухитрялся держать державного приятеля и сюзерена в фокусе обоих глаз и разбирал смысл произносимого.
        - А мы, Великая Россия, - с напором говорил Олег, которому эти капли алкоголя до души не достали, - впервые в истории собираемся никому не помогать, забыть о случаях, на которые вы сильно надеетесь. Хватит, одним словом. Точка. Амба. Впредь, если очень попросите - то за очень большие деньги. К примеру - каждому русскому солдату, согласившемуся добровольно за вас повоевать, станете платить вдвое от принятых у вас сумм. Подходит?
        - Ошибиться не боитесь? - неожиданно трезвым голосом спросил Доджсон.
        - Нам ошибаться не в чем, - ответил Олег. - Вы, допустим, за океаном какое-то время отсидитесь. Европейцы - хрен. Ежели попрёт на них миллионная сила через Средиземное - не отобьются. Пока этого не случилось - перескажите и им то, что мне объясняли насчёт положения на Юге. Пускай у себя объявляют всеобщую мобилизацию, тренируются круглосуточно (инструкторами мы поможем), бросают всё и готовятся к тотальной войне…
        - Да как же это можно, так сразу? - спросил Доджсон.
        - Можно, если жить хотят. Езжайте, как Вудро Вильсон, с лекциями, разъясните, что их ждёт. Мы, Россия, ни в какие конфликты, нас лично не касающиеся, вмешиваться теперь не будем. Зато согласны взять на себя обеспечение всех стран ТАОС продовольствием, газом, нефтью и любой промышленной продукцией, производство которой у вас упадёт вследствие всеобщей подготовки к войне. Оружием любой номенклатуры и в любых количествах. По рыночным ценам, естественно.
        - Хорошо вы всё продумали, - слегка обескураженно ответил президент.
        - Вы надеялись - это мы станем даром кровь проливать, вы - за деньги технику поставлять. Наоборот - не желаете ли?
        На этом, собственно, переговоры и завершились. Главное сказано и услышано. Олег Константинович не сомневался, что все его условия будут приняты, а куда деваться? Ну, само собой, формулировки можно уточнять и шлифовать, но - непринципиально.
        Император надеялся, что кое-какие акции, планируемые Катранджи в Средиземноморском бассейне, произведут на европейских политиков, а главное, на их электорат нужное впечатление. После чего останется только ждать и прикидывать, чьего премьера или президента можно принять сразу, а чьего - в приёмной помаять. Русские князья, бывало, в Орде по полгода у ханов аудиенции ждали…
        Глава 19
        - Ты свою партию провёл блестяще, - сказал Секонд, наблюдавший все перипетии поединка разумов и воль со стороны.
        - Не преувеличивай. Шульгина бы на моё место - вот был бы мастер-класс. Я ещё удивляюсь, как прилично президент держался в полностью проигрышной партии. Не знаю
        - впервые столкнувшись с подобным… Типаж таких, как он, ребят, мне знаком с детства. Художественное мышление и раскованная фантазия у них отсутствуют от природы: невозможно совместить свободу воображения и волю к власти. Это не упрёк, а медицинский факт. Никто никогда не видел выдающегося штангиста, в свободное время концертирующего в составе струнного квартета.
        Наш президент - способный человек, один из лучших на таком посту со времён Сталина. Только фантастики - Стругацких, Азимова, Шекли, Андерсона - наверняка не читал. Не в жилу она юным прагматикам. Иначе мозги не в ту сторону повернутся. Нельзя одновременно ассоциировать себя с Руматой Эсторским и работать доном Рэбой…
        - Это ты зря, - насмешливо сказал Секонд, наконец-то получивший выигрыш в позиции.
        - Я последнее время именно доном Рэбой и служу, воображая себя при этом Руматой…

«Трудно быть богом» он прочитал с подачи Фёста едва ли не в первые дни их близкого знакомства. Был одновременно поражён и восхищен книгой, с тех пор регулярно её перечитывал, постоянно соотнося свои мысли и поступки с текстом.
        - Только вот зря ты своего президента в положительном смысле со Сталиным ассоциируешь. Считаешь, Сталин вообще лучший, а этот - второй после него? Кому-кому, а уж мне ты такого не говорил бы…
        - Тебе-то что? Ты в его реальности не жил. Но если в общем смысле - мораль оставляем за кадром. Критерий один: цель - качество - эффективность.
        Мой наставник Александр Иванович поработал с этим историческим монстром. В реале. Каждодневно рискуя головой. И сказал: жертвы неизбежны при любой системе, неважно
        - от голода, репрессий, наркотиков, суицидов и никчёмных войн. Но что на выходе? Те же самые миллионы умерших, но - «просто так». Которые не смогут внукам сказать нечто вроде: «А зато я строил пирамиду Хеопса, Беломорканал, раздолбал японцев при Халхин-Голе, взял Берлин, запустил первый Спутник! За следующие пятьдесят лет, внучок, умерло ничуть не меньше, или - не намного меньше людей, но совершенно бездарно!» То, что Сталин - палач, никак не отменяет результата его «исторических свершений». Как у Петра Первого или всеми забытого Ивана Калиты. Все они, если угодно - функция. Производное исторических обстоятельств, сложившихся в тот или другой период на Главной исторической. Возникла ситуация, коллизия, если хочешь. Татаро-монгольское иго, татаро-монгольское эго! И в любом случае, если ты на должность поставлен, надо как-то разгребаться.
        Мы же с тобой врачи! Слава богу, не довелось на холерных, чумных, тифозных эпидемиях работать, как в девятнадцатом веке нашим коллегам. А если бы пришлось? До идейных ли воззрений или политической правоты тех, кого нужно хлоркой засыпать и в общую яму столкнуть? Тем более, сейчас размышлять о тонкостях психики персонажа, помершего полвека назад, нет ни малейшего настроения. На это воловичи есть…
        - Да ты что? - возмутился Секонд. - Свои ли слова говоришь? Мрак какой-то. На тебя никак не похоже!
        - На тебя - тоже, - огрызнулся Фёст. - Кроме тех книжек, что тебе всесветный гуманист Левашов подсовывал, у Новикова с Шульгиным ещё бы что-нибудь попросил. Для стереоскопичности взгляда на настоящую человеческую историю. «Трудно быть богом» - ужасно бла-ародно, - изобразил Фёст интонацию одного из персонажей указанной книги. А ты Шаламова почитай, как без всякого благородства люди в лагерях дохли. У Солженицына, в сравнении с ним - не лагеря, а санатории. Уж о моём отношении к моей истории и к нашему сталинизму говорить больше не будем. Не желаю! Хватит!
        Ты со мной работать собрался? Привыкай. - Вадим-первый явно нервничал, покусывал губу, взял сигару, отбросил, закурил сигарету - меньше отвлекает.
        - Двойники, говоришь? Ни черта ты не соображаешь. Ты бы смог сейчас - на моё место? Владимир Ильич Ульянов-Ленин то ли для понта, то ли в порыве откровения сказал однажды: «Не могу музыку слушать. После неё людей по головке гладить хочется, а по ней - бить надо!» И мне президента в абсолютно безвыходное положение, да ещё с хамскими выходочками, ставить совсем не хотелось. А куда деваться? Ты фильм «Горячий снег» смотрел?
        - Смотрел, - кивнул Секонд.
        - Так вот по замыслу операция совсем дурацкая была. Тактически и оперативно. Через сорок лет никто из теоретиков так её и не обосновал в научном смысле. Но полста тысяч солдат и лейтенантов в ней по полной правде угрохали! Ни за что! Ты думаешь, почему генерал Бессонов с таким мёртвым лицом по позициям идёт и шестью орденами
«Красного Знамени» совесть отмазать пытается? Потому что до этого струсил, не нашёл в себе сил кому надо наверх сказать, что операция эта никчёмная и бессмысленная, кровью ещё двух армий будет оплачена. Так это режиссёр сообразил и придумал. А настоящим персонажам, в натуре эту мясорубку устроившим, - им что?
        Им ничего. В худшем случае послушали через двадцать пять лет песню одного нашего барда: «Я маршал, посылающий на смерть».
        При штурме Зееловских высот какой-то смысл в жертвах был, пусть и несоразмерный. А при атаке грозненского вокзала Майкопской бригадой в девяносто четвёртом? Да откуда тебе это знать…
        Фёст махнул рукой и налил себе полстакана из бутылки, предназначавшейся президенту.
        - Поэтому ни жалости, ни сочувствия у меня ни к кому не осталось. Одна надежда - президент задумается и начнёт свои обязанности как должно исполнять.
        - Террором и репрессиями?
        - Не бойся. Террор и репрессии я на свою совесть приму. Мне давненько уже терять нечего. Но если с нашей страной ещё хоть что-то хорошее сделать можно, я это сделаю. И плевать хотел на комментарии! В историю моё имя по-любому не войдёт.
        - А хотелось бы? - провокационно спросил Секонд.
        - Да вот ни на грош. Ты за свои подвиги в Москве и кресты получил, и аксельбанты. А я? И ни хрена мне не надо. Что, от Шульгина медальку «За боевые заслуги» попросить? От вашего Императора памятный значок? Так ты за меня получил, мне рядом с тобой не по делу стоять было. Мы с Ненадо и другими корниловцами во дворе пили, нам за царским столом места не хватило…
        - Какие мы с тобой разные стали, - печально сказал Ляхов-второй.
        - Совсем ничуть. Это тебе случайно показалось. Захотел во мне своё подобие увидеть
        - и увидел. Капитально при этом ошибившись. Что между нами общего, кроме одинакового генетического кода? Под пулями рядом полежали, стреляя в одну цель? Неплохо вышло, только результаты снова неодинаковые…
        Фёст, прервав резкие, рвущиеся из души слова, несколько раз глубоко вздохнул. Отошёл к открытому окну, дотянул сигарету и выбросил окурок на улицу, подумав: куда же он прилетит? В ту или в другую реальность?
        - И всё же ты мой брат-аналог? - спросил он, возвратившись к столу.
        - Несомненно, - ответил Секонд.
        - Тогда тебя не шокирует мой поступок? Я сейчас пойду в комнату к Людмиле. Попробую с ней поговорить, не как «работодатель», тобою назначенный, а просто так… Можно?
        - О чём ты спрашиваешь? - удивился Секонд.
        - Именно о том. Можно мне с этой девушкой повести себя как со случайно встреченным сегодня и здесь человеком? Кинофильм «Июльский дождь» видел? Да, - он махнул рукой, - откуда ж тебе… - Снова закручинился. - Ладно, ты ей потом скажи, что ли, чтобы она меня как саиба, за большие деньги её купившего, не воспринимала…
        - Нет, ну зачем ты опять? - Вадим-второй не столько обиделся, сколько расстроился.
        - Ничего ей говорить не нужно. Для неё я командир, в плане сложившихся в нашем мире обстоятельств. Ты теперь - понятно, кто. Либо она - эскорт-леди, либо ты её телохранитель. По обстановке. Вот и решайте сами…
        - Понятно, - со странной интонацией ответил Фёст. - Любопытно, конечно, но и вправду, попробую сам разобраться…Ты знаешь, она мне действительно очень понравилась. Как одна похожая девушка на преддипломной практике. А, - махнул он рукой, - всё без толку! Раньше бы ты понял, сейчас наши установки слишком разошлись. Короче - ложись спать, фронте камерад. Комнат здесь даже слишком много. Иногда страшно становится.
        - Чего тут не понять? - удивился Секонд. - Физически она и меня волнует точно, как тебя, раз у нас и структура личности, и гормональный набор одинаковые. Сразу не хотел говорить, себя и тебя проверял. На «Валгалле» мы с девчонками с утра до вечера общались, и на штурмполосе, и на пляже, и в музыкальном салоне. Я её сразу из всех выделил, потом тебе колоду фотографий предъявил - ты её выбрал. Я понял - что не ошибся. Значит, генетически и психофизиологически она тебе и мне больше всех подходит. Другое дело - я человек женатый, в целях самосохранения научился кое-какие рефлекторные дуги и ассоциативные цепочки отключать…
        - Она-то нам, может, и подходит, а как мы ей?
        - Экспериментируй, естествоиспытатель…
        Фёст вошёл в отведённую Вяземской спальню, очень большую для помещения такого назначения. Кроме широкой кровати, шкафа, тумбочек и прочего там, на специальном столе, стоял не секондовского времени, а настоящий здешний компьютер. С большим жидкокристаллическим монитором, принтером и другими наворотами.
        Удивительно, но Людмила освоилась с ним почти мгновенно. Наверное, брала уроки во время практики на «Валгалле». Сидела напротив экрана, бегала пальцами по клавиатуре, будто только для этого и родилась. Перед ней разворачивались то тексты из «Гугла» и «Яндекса», то фотографии и отрывки зачем-то нужных ей фильмов из здешней реальности.
        Свой серый жакетик она бросила на соседний стул, а тонкий белый свитер с воротником под горло, юбка ниже колен с разрезами, серые, змеиной кожи туфельки с высоченными шпильками оставались на ней.
        Ляхов обратил внимание, без которого не жить и не выжить, что два своих пистолета со всей тяжёлой сбруей (суммарно - почти три килограмма) Люда тоже сняла, но положила рядом.
        Его подготовки хватило бы, чтобы длинным броском, вроде «флеш-атаки[Один из приёмов фехтования, от слова «стрела». Прямая, длинная, стремительная атака всем корпусом с далеко выставленной шпагой или рапирой в грудь или лицо противника. Обычно неотражаемая.] », достать от двери до так небрежно оставленного оружия. Схватить, перевернуться, выстрелить!
        Только незачем. И не в кого.
        Людмила скосила на него глаза и снова повернулась к экрану. Там, наверное, было интереснее. Яркие подземные тоннели, жуткие монстры, голые девицы, палящие из бластеров и попадающие под зубья мясорубок. Развлекаловка, одним словом. В натуре вам, барышня, такого мало?
        Ляхов испытал очень сложное чувство. С одной стороны, девушка, находясь в абсолютно защищённой квартире, под прикрытием двух старших офицеров, её начальников, на самом деле могла ничего не опасаться. И вести себя так, как ведёт. Вроде ежика, развернувшегося, лёгшего на спину и подставившего миру мягкое брюшко.
        А с другой - что же это за телохранительница, бросившая пистолеты и не думающая, что убийцы могут, например, легко нагрянуть через окна третьего этажа. Или, использовав какой-нибудь газ мгновенного действия, пущенный в вентиляцию, нейтрализовать охраняемые объекты, а теперь прийти за ней.
        Паранойей попахивает, разумеется, но отчего бы не поучить молодую на наглядных примерах?
        Все видели фильм «Место встречи изменить нельзя»? Как там Жеглов слегка поучил молодого Шарапова насчёт правил обращения с секретными документами? Все, кто смотрел, сочувствовали Шарапову. А на самом деле на чьей стороне правда?
        Проходя мимо, он мгновенным движением прихватил ременный пояс с двумя кобурами, сунул его под мышку.
        Только тут Вяземская дёрнулась. Поздновато.
        Вадим прошёл в эркер, где стояло несколько цветков в кадках, положил оружие на широкий подоконник. Внимательно наблюдая за её движениями, достал сигарету из обычной, чуть смятой пачки, закурил.
        - Подпоручик! - Он постарался, чтобы его голос хлестнул, как длинная, вибрирующая стальная полоса. Как у капитана Гергарда фон Цвишена из романа «Секретный фарватер». Куда там Секонду с его интеллигентскими замашками! - Где ваше оружие?
        На Людмилу жалко было смотреть.
        - Это вы меня собрались охранять или как?
        - Вадим Петрович, но…
        - Какие могут быть «но»?
        Ляхов собрался сказать ещё одну очень неприятную для девушки, зато вполне подходящую плохому солдату фразу, но вовремя опомнился. Не садист же он, в конце концов. Ей и так хватит самоуничижительных мыслей на несколько дней. А в таком возрасте подобные неурядицы переживаются очень тяжело. Немедленно нужно отыгрывать назад. Насколько получится.
        - Иди сюда, Люда…
        Она подошла, понурив голову. Ляхов приобнял её за плечо правой рукой, левой время от времени поднося к губам сигарету.
        - Ты меня прости, девочка, - сказал он. - Урок чересчур, наверное, жёсткий. Но запомнишь, да?
        Вяземская подняла на него совершенно невероятные, невыносимые цветом и настроением глаза. Вдобавок - набухшие слезами.
        - Разок всего прозеваем, - он подчеркнул тоном, что не она только, вообще, - и концы нам. Что в своей квартире, что в африканских джунглях. Всегда нужно начеку быть…
        И не удержался, то ли вину (вполне условную) захотел загладить, то ли просто одинокую девушку, третий раз из чужого мира в ещё более чужой перебрасываемую, приласкать, успокоить. Провёл ладонью по щеке. Удивительно нежной.
        - Я не говорю, что ты должна круглые сутки палец на спуске держать. Но и бросать оружие, где ни попадя - непрофессионально. Оно должно быть либо при тебе, либо в неприметном и в то же время легкодоступном месте, - осмотрелся, положил пистолеты на нижнюю полку компьютерного стола. Тем более - мы сейчас в большую игру ввязываемся. Договорились?
        Людмила кивнула.
        Он вдруг вспомнил, зачем пришёл. Не слишком удачная вышла прелюдия. Впрочем, как посмотреть…
        Совершенно спокойным, безразличным тоном, скользя глазами по изящной лепнине потолка, спросил:
        - Слушай, ты сейчас раздеться можешь?
        Она снова посмотрела на него. В другой момент, наверное, спросила бы - как именно, по какому сюжету, но сейчас, ничего не сказав, начала исполнять приказ, замаскированный под вопрос.
        Отошла на несколько шагов, к стоявшему рядом с кроватью стулу, повернулась к Ляхову спиной. Неторопливо, с неподвижным лицом стянула тугой свитерок, слегка растрепав причёску, повесила на спинку. Следом за ним юбку. Можно было подумать, что в комнате, кроме неё, никого нет и она просто готовится ко сну, почти автоматически, погружённая при этом в глубокие мысли.

«Да уж, не стриптиз», - подумал Вадим. - Но как раз он-то интересовал Ляхова меньше всего.
        На Вяземской остались только форменные трикотажные трусики цвета хаки. Совсем не сексуальная деталь туалета, вполне пригодная для спортивных занятий на свежем воздухе. Скрестив руки на груди, Людмила повернула голову, стряхнув на половину лица густую прядь платиновых волос.
        - Достаточно или совсем? - И непонятно, как девушка, раздевающаяся перед мужчиной, она это спрашивает или как солдат - командира.
        Как девушка - она чудно была хороша. Фёст видел фильм «Три мушкетёра», шестьдесят, наверное, третьего года выпуска, и запомнил, навсегда влюбившись, в Миледи в исполнении Милен Демонжо. Наверняка Вяземскую под неё зрительно оформляли или, ещё проще - напрямую склонировали.
        Тут же, в безвыходном лабиринте зеркальных отражений собственных планов и чужих мыслей возникло простейшее решение.
        - Подойди ко мне, - тихо сказал Ляхов.
        Положил ладони ей на талию, там, где начинался плавный изгиб бёдер. Тяжело вздохнул, дёрнул уголком рта.
        - Приказы выполнять умеешь. Вольно. На сегодня других не будет. Можешь отдыхать…
        Пристально посмотрел ей в глаза.
        - А если без приказов…
        Пальцы на её теле слегка дрогнули, и этого оказалось достаточно. Людмила подалась вперёд, опустила руки, запрокинула лицо. Вадим коснулся губами её приоткрывшихся мягких губ. Совсем легонько, чтобы, в случае чего, это сошло просто за пожелание доброй ночи.
        Она тут же ответила, обвила руками его шею, прижалась всем телом.

«Неужели за несколько часов я успел произвести достаточное впечатление? - удивился Фёст, вспоминая, как нужно целоваться с юными девушками, впервые это позволившими. Чтобы и не разочаровать, и не испугать. - У неё здесь никого ещё не было, Секонд в курсе…»
        В том, что он, тридцатилетний, приятной наружности мужчина, способен нравиться женщинам, сомнений у Ляхова не было, но всё равно странно как-то. Непривычно…
        Наконец они оторвались друг от друга, Вадим потянул девушку за руку, усадил рядом с собой на край постели. Наклонился, потёрся щекой о высоко приподнятую, классической формы грудь.
        - Ты, это… Не думай, если что… Я сейчас пойду… Просто - не удержался вдруг… Красивая ты…
        Он сделал движение, чтобы встать. Людмила придержала его.
        - Подождите. Поцелуйте меня ещё. Как хотите… Меня никто раньше не целовал. Вы так похожи с вашим братом. Мне кажется, что вас я тоже очень давно знаю. Потому и не боюсь совсем, - шептала девушка, пока Вадим целовал её крутые груди с затвердевшими сосками. Никакими духами от них не пахло, только слегка - туалетным мылом.

«Всё правильно, - думал он. - На пароходе, сколько они там прожили, всех мужиков - Воронцов да Секонд. Поневоле привыкла, где-то и влюбилась немножко. А при нём - жена неотступно. И в части - опять он то и дело перед глазами мелькал. В блеске погон и аксельбантов. И тут вдруг на тебе - брат-близнец, совершенно свободный. Очень даже интересно, - должна подумать Людмила. Теперь, главное, её не спугнуть. Несколько слов не так скажешь - и привет…»
        - Ты, знаешь… - сказал он, с сожалением отстраняясь от Людмилы, - накинь на себя что-нибудь. Тут ещё работа кое-какая предстоит. Так чтобы не отвлекаться…
        - Вам со мной не понравилось? - И опять глаза повлажнели. Но отстранилась послушно, нащупала рукой край простыни, набросила через плечо. Грудь вроде по-прежнему на виду, а вроде и прикрыта.

«Как она с таким эмоциональным фоном в „печенегах“ служить сможет?» - удивился Фёст, не сразу догадавшись, что для Вяземской, да и остальных её подруг работа - это одно, а собственные чувства - совершенно другое. Понятия абсолютно разноплановые. Непересекающиеся.
        - Очень понравилось. - Он снова поцеловал её в губы. - Ты чудесная девочка. Только сначала как следует подумай. Вдруг ты принимаешь меня за кого-то другого? Даже если мы с братом очень похожи, я - не он. И наоборот. Жизнь, надеюсь, у нас не сегодня кончается…
        Ляхов с огромным усилием отстранился от девушки, настолько красивой и настолько готовой стать для него самой-самой… О какой всю жизнь мечтал. Потому и отстранился. Завтра, может быть - послезавтра что-то и выйдет. Если она захочет увидеть в нём того самого человека. Тогда и подойдёт. Нет - нет. Тридцать лет прожил - ещё проживу.
        - Тогда я вот тут, с краю постели прилягу, - сказала Люда, - вы отдохнёте, будем работать.
        Легла, вытянувшись всем своим прекрасным телом, накинула поперёк бёдер простыню. Из скромности, как будто. Грудь не закрыла, а то место - сочла нужным. Ляхов поразился, но через минуту она действительно спала. Глубоко, по-настоящему. Такого не изобразишь. Ему пришлось выпить ещё рюмку коньяка, выкурить сигарету, изо всех сил заставляя себя не смотреть на раскинувшуюся, спящую на спине Вяземскую.
        Вот и Бунин вспомнился:
        Она лежала на спине,
        Нагие раздвоивши груди, -
        И тихо, как вода в сосуде,
        Стояла жизнь её во сне.
        Или не Бунин? Да какая разница?
        Провёл ладонью по щеке девушки, послушал её тихий, неизвестно чем вызванный вздох, и вышел. В соседнем кабинете устроился на диване, целый час пялился на мутные фонари за окном, слушал стук капель по козырьку подоконника - снова дождь пошёл - и незаметно для себя уснул. Правда - ненадолго. И Люду разбудил. Служба есть служба, работа - работа. Единственное, что себе позволил, - приобнял за талию и коснулся губами шеи в вырезе халатика, что она на себя накинула. Ничего больше.
        Все трое встретились в гостиной только утром. Людмила, в узких белёсых джинсах и сиреневой, в цвет глаз, маечке, туго обтягивающих соблазнительные формы, была спокойна, деловита, явно готова к дальнейшей работе. Хоть теоретической, хоть «в поле». Только общее выражение лица, глаз, манера держаться почти неуловимо для постороннего изменились. Однако Секонд посторонним не был. И порадовался за обоих, не обратив внимания на совсем лёгкий укол ревности.
        - Люда, кофейку не затруднись, - попросил Фёст.
        - Кофейком не обойдёмся, - сказал Секонд, когда девушка ушла на кухню. - Всё в порядке?
        - Более чем, - ответил Ляхов-первый со странной интонацией, закуривая, вопреки общей привычке, до завтрака. Потянулся к пульту, включил первую программу телевизора.
        Секонда до сих пор поражало, что в этом мире имелось больше полусотни программ кабельных и под двести тарелочных. Как в очень старом еврейском анекдоте совсем на другую тему: «Кому это надо, и, главное - кто это видит?»
        Как раз начинались утренние новости. То, что Вадим услышал из уст очень красивой дикторши с нерусской фамилией, его не то, чтобы совсем уж потрясло, но близко к этому. При всём его опыте участия в боях и спецоперациях.

«Прав был Фёст, все мы перед ними салаги! Я думал, он на девочку девятнадцатилетнюю запал, хвост павлиний распустил, уговорил, похоже - и всё. Дела побоку. Ночь короткая, Вяземская - мечта, а не женщина. Начальства над ним нет».
        Вадим здраво оценивал свою (их с Фёстом общую) натуру. Если бы не Майя, если бы вообще они с аналогом поменялись местами, он наверняка предпочёл бы ласки Вяземской любому, никому, по большому счёту, не нужному делу. Президента и в другой раз удивить можно.
        А вот братец поупёртее в своих намерениях, оказывается. «Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом», - вспомнил он песенку из старинного фильма о здешней Отечественной войне.
        Тридцатилетняя дама (по меркам секондовской России), улыбаясь только губами и не двигая ни одной другой мышцей на тщательно раскрашенном (как здесь принято) лице, мелодичным голосом сообщала собирающимся на работу соотечественникам, что в течение минувшей ночи случилось несколько удивительных происшествий. Для них здесь, в этом мире, ни страшных, ни трагических, просто - удивительных.
        Известный рядом умеренно скандальных подробностей биографии депутат Госдумы господин «N» в три часа ночи возвращался из ночного клуба за рулём собственного
«Бентли». Естественно, приобретённого непосильным трудом на ниве сомнительного законотворчества и ещё более сомнительного лоббирования. На скорости около двухсот километров в час вишнёвый красавец с большим шумовым эффектом пробил ограждение Краснохолмского моста и канул в грязные воды Москва-реки. Какой-либо злой умысел или теракт исключаются, поскольку нарушителя последние десять кварталов преследовали патрули ДПС, непрерывно подавая звуковые сигналы. Автомобиль и тело ищут до сих пор по причине крайней мутности воды и сильного течения.
        - Номер раз, - сказал Секонд. Фёст равнодушно кивнул.
        Люда прикатила столик с кофейником, чашками и тарелочками с холодными закусками.
        - Может быть, вам яичницу поджарить? - спросила она, как настоящая хозяйка.
        - Спасибо. Лучше потом в город сходим, пора тебе с ТВД[ТВД - театр военных действий.] знакомиться, - поблагодарил Фёст.
        - Всем хорошо известный предприниматель «NN», недавно поднявшийся на три пункта в списке Форбса, выпив сверх всякой меры в большой компании друзей в своём швейцарском замке, безобразно поскандалил со своей третьей женой, ударил её по лицу, вышел в соседнюю комнату и почти демонстративно выстрелил себе в голову из пистолета большого калибра, - сообщила дикторша.
        - Два, - загнул палец Секонд.
        Фёст разлил по рюмкам коньяк.
        - Ну, за всё хорошее. - Он посмотрел на Людмилу и едва заметно ей подмигнул. Вадим-второй увидел, что сияющий взгляд девушки направлен только на «брата». Того, что звучало с экрана, она, кажется, даже и не слышала.

«Везёт же людям», - внутренне усмехнулся он и тоже выпил.
        - Сегодня же ночью, предположительно между тремя и четырьмя часами утра, один из предполагаемых кандидатов на должность Генерального прокурора «Z» в собственном загородном доме на Рублёвском шоссе, соперничающем размерами и архитектурой с дворцом артиста «М» (этот факт дикторша с нескрываемым удовольствием подчеркнула интонацией), оступился на лестнице. От удара затылком о мраморные ступени произошёл перелом основания черепа. По словам врача «Скорой помощи», давшего эксклюзивное интервью нашему корреспонденту, случайно оказавшемуся вблизи места происшествия, пострадавший скончался мгновенно. Кроме него, жены и двух собак бразильской породы (что исключает возможность проникновения злоумышленников), в доме никого не было. Ведётся расследование. В настоящее время на месте работают бригады сотрудников прокуратуры, МВД и МГБ.
        - Уже три, - вздохнул Секонд и искоса взглянул на Вяземскую. На Фёста смотреть было бесполезно. А если он заставил девушку к этим происшествиям руку приложить, неужели ничего не дрогнет у неё в лице?
        Глупая, в общем-то, мысль. Как будто не сам он помогал инструкторам готовить из
«великолепной семёрки» настоящих валькирий, воинственных дев. Правда, готовили их в основном к вооружённой борьбе на поле боя, а тут - несколько иное.
        - Нашим обозревателям кажется, - сказала дикторша, старательно делая скорбное лицо, - количество несчастных случаев за минувшие сутки превышает статистическую норму. Это, конечно, не взрыв на шахте, но столько совпадений. Только что мы получили сообщение с другого континента. Директор департамента Главного финансового контроля такой-то, находясь в отпуске и катаясь на гидроцикле в Палм-бич (там ещё был вчерашний вечер), на полной скорости врезался в бетонную причальную стенку. С безусловно летальным исходом. Американскими властями проводятся следственные мероприятия и анализы для определения присутствия в организме алкоголя и наркотиков.
        По предварительной информации от неназванных источников, все потерпевшие имели в своё время достаточно тесные контакты с представителями крупных ОПГ[ОПГ - организованные преступные группировки.] . Однако какие-либо выводы делать преждевременно.
        А теперь - новости из Индии. Скоростной экспресс Калькутта - Бомбей столкнулся со встречным поездом. Семьдесят погибших, триста раненых. По предварительным сведениям, причина - взрыв полотна маоистскими террористами.
        - Четыре, - вздохнул Секонд, почти против воли протягивая Фёсту пустую рюмку. - В каком же интересном мире вы живёте…
        - А у вас поезда не сходят с рельсов и миллионеры по пьяни не стреляются?
        Сейчас Фёст выглядел вполне довольным жизнью человеком. А Секонд, забыв о грустных сообщениях здешнего ТВ, снова смотрел на Людмилу. Чёрт его знает, может, и не было у них сегодня общей постели. Очень возможно, что вдвоём и крайне лихо проведённые за те шесть часов, что он безмятежно спал, операции сблизили их гораздо больше.
        Юной, жаждущей романтической любви девушке что нужно? Капитан Грей на алых парусах или просто добрый и честный парень, осторожно прикоснувшийся губами к уголку её губ, не сделавший того, чего она одновременно и боялась, и хотела? А он намекнул и отстранился, в ожидании ответа… Многие при такой, инстинктивной, прямо скажем, политике проигрывают. А кое-кто и наоборот. Предложив кандидатке в любимые поиграть в другие игры.
        Вяземская, ощущая себя в полном праве, присела на подлокотник кресла Фёста, причудливо сплела ноги. Смотри, как я теперь могу, словно говорила она второму. Хоть ты мне и начальник, но я - его женщина, это ты тоже запомни накрепко.
        - Да, президенту сейчас, наверное, есть о чём подумать. А вам - не о чем? - спросил Ляхов-второй.
        - Что-то мне такое вспоминается… - врастяжку начал говорить Фёст. Людмила тут же заботливо налила ему в чашечку кофе по-венски. Он благодарно кивнул.
        - Что-то такое… Перевал не берём. А из пулемёта разрывными пулями по совсем неизвестным тебе людям в Москве[Смотри роман «Хлопок одной ладонью».] - можно? Подумаешь, мужики по паре штук баксов решили подзаработать, ни тебя не зная, ни меня. А мы их - в кровавые дребезги! Помнишь, как танк со всем боезапасом взорвался, и с экипажем, естественно? «Три минуты над кварталом потроха его летали». Совесть не мучает? По ночам нормально спишь?
        Вадим непроизвольно, подчиняясь волевому напору двойника, постарался обратиться к подсознанию.
        Нет, те эпизоды его не мучили.
        - Так какого же… ты мне сейчас достоевские комплексы навязываешь? Моралист, мать твою…
        Секонд увидел, что Людмила и улыбается, и кивает одобрительно словам, пусть и матерным, своего нового, точнее - первого, и, пожалуй, последнего друга. Зачем ей другой?
        - Ты думаешь, это мы с Людой их убили? Ни хрена. Все - сами. Подсказать, подтолкнуть под руку - это было. Обо всём рассказывать не буду. Лишнее. Но вот с этим, в Швейцарии - чистая психология. Он на самом деле за вечер выпил с литр виски, дико орал на друзей и обслугу, дал по морде жене (и было за что), цепляясь за перила, кое-как вскарабкался по лестнице к своей комнате, а там…
        - Можно я скажу? - ласково спросила Вяземская. - А там я. Без одежды, понятное дело. С мазками губной помады на запястьях. Очень похожая статью и прочим на одну девушку, которая из-за этого подонка перерезала себе вены несколько лет назад. Говорю - дорогой, с тобой что-то случилось? Сейчас мы всё исправим. Снова всё станет как было. Главное, ни о чём не думай. Вот он, выход, - и протягиваю ему рукояткой вперёд «найнтин илевен»[Американский армейский пистолет образца 1911 года, калибра 45-АПК.] . А другой рукой пытаюсь погладить по щеке. - Сделай это, - шепчу, - и мы будем вместе навсегда… Он диким взглядом посмотрел на пистолет, схватил его и выстрелил себе снизу вверх под челюсть. Я за него спуск не нажимала…
        Как выглядели последствия выстрела, Людмила уточнять не стала.
        - Так его что, за девушку? - глупо спросил Секонд.
        - А разве мало? - удивился Фёст. - Если мало, прибавь ещё десять миллиардов долларов и достаточное количество махинаций, в том числе - имеющих отношение к поставкам оружия с заводов и складов на Кавказ и в иные регионы. Там, пожалуй, счёт наших убитых солдат на сотни идёт. Пацанов-срочников. Плюс гражданское население. По здешним меркам - почти ничего особенного, но с кого-то ведь надо начинать? Я президенту обещал. И при необходимости на всех остальных столько компры представлю… Через нынешний суд земной, может, и не прокатит, а небесному - вполне достаточно.
        - Будешь с ним сегодня встречаться?
        - Вечером. Днём он сильно занят. Сегодня, пожалуй, особенно. Так ты с нами или как Понтий Пилат?
        - Куда я от вас денусь? Только роль моя здесь не совсем понятна, - пожал плечами Секонд.
        - Для начала - как прошлый раз. Будешь моим дублёром, если обстановка потребует. Оператором установки. А на будущее есть работёнка. По специальности. Днём, пока делать нечего, давай весь твой женский отряд сюда переправим. Через ту квартиру: в этой я кое-какие обеспечивающие мероприятия собираюсь осуществить. А девчонкам, пока Тарханов занят, своей властью через Стрельникова за одесские подвиги по недельке отпуска организуй. С запасом. Мы тут, по здешнему времени, может, и за сутки управимся, но мало ли… Непременно - с правом выезда за пределы столицы. В Питер, например, для коллективного осмотра достопримечательностей. А то и в Гельсингфорс, в гости к твоим родителям. Папаша наш, почти общий, морские прогулки организует, то да сё… Сообразишь? - Фёст, сказав об общем папаше, слегка скривился.
        У Секонда, действительно, отец, в чине старшего инспектора кораблестроения, то есть, попросту, инженерного вице-адмирала, имел огромную квартиру в Гельсингфорсе на Эспланаде и дачу на берегу. Его же родитель, отставной контр-адмирал, жил в петербургской трёхкомнатной «хрущёвке» в Автово, получая грошовую пенсию. Не посылал бы Вадим родителям денег - перебивались бы с хлеба на квас.
        - Уж это - полностью в наших силах. Лариса, к примеру, мадам Эймонт по мужу, совершенно случайно оказалась сводной тётей Вирен Инги Робертовны. С бумагой, от её (Ларисиного) имени моей Майей написанной, могут и в Стокгольм поехать… По местам боевой славы предков. Там несколько сельских участков им теоретически принадлежат, глядишь - отсудят. В любом случае - своё присутствие зафиксируют.
        - Это, может, и лишнее на данный момент, а вообще идея хорошая, - прикинул Фёст. - Однако сейчас им в моей реальности вертеться придётся. Какая там Швеция…
        Внезапно обозначилась проблема с размещением «валькирий» на Столешниковом. Если семь молодых и красивых девиц в ней сегодня-завтра поселятся, внимание на сей примечательный факт непременно обратят.
        Не соседи, соседям без разницы. Кроме профессора с супругой с верхнего этажа, остальные тут люди серьёзные, занятые, им чужими делами интересоваться некогда.
        Бывший в полном курсе[Есть ещё известный «Краткий курс» Истории ВКП(б), тоже вполне криминальной организации.] истории приобретения смежной жилплощади через голову держащих центр Москвы бандитов, Фёст, кое в каких вопросах поопытнее не живших здесь в девяностые годы Новикова и Шульгина, с большими основаниями предполагал, что присматривать за этим местом продолжают.
        Самое простое было бы - поселить девчонок в какой-нибудь большой гостинице неподалёку, в «Метрополе», «Национале» или даже «Рице» (денег бы хватило). Там они наверняка потеряются среди нескольких сотен других постояльцев, но для стратегического замысла - крайне неудобно. Фёсту нужна была команда в сборе. В любое время дня и ночи.
        Тем более ни снаряжение, ни оружие в номерах самого «надёжного» отеля не оставишь. Прислуга непременно работает или на власть, или на ОПГ. В каком-нибудь Париже можно положить на тумбочку запертый кейс с деньгами и рассчитывать, что любопытного с фомкой среди горничных и гарсонов в ближайшие сутки не окажется. Да и то…
        Придётся действовать напрямик. «Честность - лучшая политика», в чём лично убедился герой хорошего фантастического рассказа, пообщавшись с инопланетными агрессорами[См. Дж. Гордон, «Современная американская фантастика». М. 1964 г.] .
        Фёст, взяв с собой Людмилу, спустился в вестибюль. В кабинке консьержа за пуленепробиваемым стеклом дежурил один из шести охранников, нанятых ещё Новиковым. Платили им даже по московским меркам крайне прилично, и текучесть кадров в отделении была нулевая. Кроме того, имелись ещё какие-то причины их верности служебному долгу и особой преданности лично хозяевам двух конкретных квартир. Хотя и с прочими жильцами они были предупредительны и профессионально вежливы.
        Уезжая якобы в длительное путешествие, Новиковы и Берестины, на которых и была зарегистрирована жилплощадь, по полной юридической форме доверили все права проживания и распоряжения господину Ляхову. А Шульгин, пользовавшийся у охраны ещё большим авторитетом, чем сами хозяева, перед отбытием представил Вадима всему личному составу и с непререкаемой убедительностью сообщил, что данный товарищ в его отсутствие будет по отношению к ним пользоваться всеми правами командира отдельной части в военное время. Если кому не нравится - расчёт произведём на месте. У нас - свобода личности и трудовых прав граждан. С одновременным аннулированием разрешений на ношение короткоствольного боевого оружия. Всякие там
«макарычи» и «наганычи» нас не касаются.
        Охранники - все люди послужившие, с боевым опытом, сразу и отчётливо поняли всё, что не только говорит, но и подразумевает «шеф». Как-то сразу им стало на подкорковом уровне понятно, что никак не меньше он по званию, чем генерал. Не могли только догадаться - какой именно генерал.
        Возражений на его слова не последовало. Однако Ляхов-первый всё равно не испытывал полной уверенности в надёжности этой службы. Имелся у него собственный опыт. Кого-то можно перекупить, кого-то запугать, а кто-то с самого начала мог оказаться специально внедрённым «кротом». Всё в этой жизни случается. А сейчас, на пороге великих дел, прокалываться на пустяке совсем не хотелось.
        Представил Вяземскую старшему наряда, серьёзному мужчине слегка за сорок, отставному майору Тихоокеанской морской пехоты, прихватившему в три приёма больше года непрерывных боёв на самой что ни на есть передовой.
        С его специальностью куда по нынешним временам человеку деваться? ОБЖ в школе преподавать или - сторожевать. А на этом месте платят больше, чем его прежнему командиру дивизии. Плюс чаевые ежедневно и премиальные от каждого жильца, по-разному, но в среднем - раз в неделю. Посторонние, не входящие в договор услуги почти всем требуются. Иногда совсем неожиданно. Как вот сейчас.
        - Это, Борис Иванович, моя племянница, Люда. Месяц-другой у нас поживёт, осмотрится, может, поступит куда-нибудь учиться. Пока не решила.
        Главный консьерж кивнул, добро пожаловать, мол. Скупо улыбнулся, несмотря на то, что девушка перед ним стояла - загляденье. Непременно бы приударил, не здесь познакомившись.
        - Она вам хлопот не доставит. Девушка тихая, домашняя. С правилами внутреннего распорядка ознакомлена. Только вот беда, пользуясь моей природной добротой, упросила меня разрешить, чтобы подружки к ней приехали. Погостить, Москву посмотреть. Провинциалки, столицу никогда не видели, а эта балаболка им напела, что у дяди две квартиры в центре пустые стоят и очень им здесь удобно будет разместиться…
        Отставной морпех вежливо кивнул, ожидая продолжения. Просто так подобные речи не заводят.
        - Вот сегодня всей компанией и заявятся. Понятное дело - беспокойство. Вам в том числе. Будут по двадцать раз на дню шнырять туда-сюда. Ха-ха да хи-хи и всё такое. Нет, парней водить не будут, это я железно гарантирую - девчата порядочные. Всё же с юга, там с этим построже. Я, Люда, правильно говорю?
        Ляхов взглянул на неё, как и положено дядюшке - домашнему тирану. Она с готовностью закивала.
        - А всё же лишнее беспокойство, - сказал Фёст и просунул в окошко караульной будки три красные бумажки.
        - С юга, вы сказали? Из каких краёв? - спросил консьерж, сметая деньги в ящик стола.
        - Из Кисловодска. Так что я вас попрошу - будут бегать, пусть бегают. Не обращайте внимания… В лицо каждую запомните, с другими вряд ли перепутаете.
        Сказано было с едва заметным нажимом.
        - А если вдруг что не так покажется - мне сообщайте. То же и по всем сменам передайте. Кстати, Борис Иванович, вы про такую организацию - «Чёрная метка» - слышали?
        Скулы консьержа на какое-то мгновение затвердели. Не наблюдал бы за ним Ляхов так пристально, мог бы и не заметить. Так для того и разговор завёл.
        - Что-то приходилось. Краем уха. А вы почему спрашиваете?
        - Телевизор сегодня посмотрел. - Вадим коснулся рукой локтя Вяземской. - Ты, Люся, меня на крылечке подожди, я скоро.
        Она послушно кивнула, пошла к парадной. Борис Иванович нажал кнопку - турникет и броневая дверь открылись.
        Вадим тщательно фиксировал всё: и как она себя ведёт, как он сам, как консьерж. Кажется - нормально. Даже будучи в курсе, не заметил в поведении Людмилы малейшего прокола. Отставной майор, кажется, тоже. Ни взглядом, ни жестом, ни походкой она не проявила принадлежности к элитному офицерскому корпусу.
        - Вот и я посмотрел. Что ещё на посту делать, если настоящей работы нет? - Борис Иванович раскрыл армейский, дембелями в подарок уважаемому начальнику сделанный портсигар из латуни гильз от «ЗСУ-37». С чеканкой, травлением, полуготическими буквами «Славянка, 1985-88».
        - Закурим, товарищ… - Консьерж сделал паузу, ожидая, когда фактический хозяин десятикомнатной квартиры назовёт своё звание и можно будет говорить на том или ином уровне.
        Ляхов молча взял из рук собеседника портсигар, преувеличенно долго его рассматривал со всех сторон, только потом закурил «Лаки страйк» без фильтра.
        - А мне такого не подарили, - сказал с лёгким сожалением. - Майор я тоже. Последнее время служил в миротворческих силах ООН. Чад, Сомали, Судан, Израиль… В отставку вышел добровольно, кое-чего подкопил, а так… - Он махнул рукой. - «Жена моя, красавица, оставила меня. Она была ни в чём не виновата. Ни дома, ни пристанища, какая там семья? Аты-баты…».
        - Как же! Трофим. Уважаю. Так что, товарищ майор, насчёт «Чёрной метки»? - Будто не Ляхов первым задал свой вопрос.
        - Да я тоже - краем уха. А интересно. Думал, вы люди к таким делам поближе моего, что-то достоверное знаете.
        - Откуда? Там совсем не наш уровень. Но попросту так скажу - давно пора. Всех уже этот бардак достал. Вы думаете - это они?
        - Они - не они, откуда мне знать? Я не в МГБ служил. Однако впечатляюще так всё сложилось…
        - Ваш друг - генерал - тоже ничего не знает? - теперь с откровенным, почти провоцирующим интересом спросил консьерж.
        - Знает - не знает, моё ли дело? Он в основном по космической части. Где-то в Гвиане соображает, как очередную ракету на геостационарную орбиту запустить…
        - Понятно. Интересно было поговорить. А то мимо пробегаете, едва кивнёте…
        Они ещё раз обменялись с Борисом Ивановичем изучающими, но приязненными взглядами, синхронно улыбнулись, и Ляхов с Людмилой отправились как бы приезжающих подружек встречать.
«Явно не дурак бывший морпех, - думал Ляхов. - Не знаю, что там у них с Шульгиным и Новиковым было, каких деликатностей касались. Но меня, он, кажется, просёк, за своего признал. Не вышло учёного придурка убедительно сыграть. Да и чёрт с ним. Нам не только на верхушку опираться, нам надо, чтобы простые ребята, вроде этого, поверили…»
        Он решил, когда вернётся домой, связаться с кем-нибудь из руководства «Метки» и попросить, чтобы всю бригаду охранников деликатно, но глубоко проверили. Бережёного бог бережёт. У него таких возможностей, как у старших братьев, нет. Только на себя полагаться можно, да вот ещё на Люду с подружками. Эти уж точно не выдадут[В словаре Даля «не выдать» - заступиться, не покинуть, помочь, поддержать. Ср. «Бог не выдаст, свинья не съест».] .
        Переброску отряда «валькирий» из той Москвы в эту организовали по сложной, но безупречной с точки зрения безопасности схеме. Сначала Секонд организовал переход группы с полным боевым снаряжением, под командой Анастасии в квартиру по СПВ, вернулся в свой штаб и вручил Уварову предписание о направлении означенных сотрудниц в отпуск.
        Валерий, достаточно знающий своего командира, сразу догадался, что за «отпуск» девушкам предстоит, и настоятельно попросил подключить к операции и его. Ляхов пообещал, что в ближайшее время что-нибудь придумает, и заверил, что ничего опасного девушкам не предстоит, вполне рутинная психологическая работа. А за Вельяминовой обязался присмотреть лично, чем вызвал некоторое смущение подполковника.
        На Столешниковом снабдили подружек российскими паспортами, которые принтер квартиры отпечатал так, словно стоял в комнате ПВС[Паспортно-визовая служба.] кисловодского горотдела УВД, со всеми присвоенными именно этому подразделению очередными сериями, номерами и секретными метками. Велел переодеться в то, что приготовила подругам уже освоившаяся здесь Вяземская, и по одной пропустил через
«окно» в туалетные кабинки Курского вокзала. Иначе их внезапное появление выглядело бы странно. У выхода в зал ожидания их встретили Фёст и Вяземская.
        Среди тысяч людей, вываливающихся на московскую землю из непрерывно прибывающих с южного направления поездов, шесть девчонок в джинсовых платьях и костюмчиках не привлекли ни малейшего внимания.
        Двумя группами, одна в сопровождении Вяземской, вторая - Фёста, на отдалении около пятидесяти метров, расстоянии прямой зрительной связи, пешком прошли с Земляного вала через центр к месту постоянной дислокации.
        Ляхов видел, что эта Москва нравится девочкам больше той. Кто его знает, почему? Возможно - именно разлитой в воздухе аурой постоянной, пусть не обозначенной чётко опасности. Они ведь для подобной жизни и выращены. Что делать овчарке в мире, где нет и не предполагается наличия как овец, так и волков? А здесь тех и других имелось в изобилии.
        Он смотрел на милых красавиц, шедших под присмотром дядюшки по прекрасным улицам, и видел, что они фиксируют каждый бросаемый на них встречными мужчинами и парнями взгляд.
        В Москве Секонда большинство взглядов бывали благожелательными или нейтральными. Здесь - иначе. Разброс настроений чересчур широк, и позитивных зарядов гораздо меньше. Были и они, конечно. Увидит вдруг человек перед собой юное красивое лицо, изящную фигурку и озарится обрадованной улыбкой, будто в музее, наткнувшись на Мадонну Литту или Афродиту Таврическую.
        Многие же прохожие - проезжие, на вид вполне приличные, сразу цепляли девушек совсем другим, отчётливо транслируемым настроением: «Ах ты, сучка, нарисовалась тут! А вечером - на панель! Куда ж ещё с такой рожей и задницей?!» Или: «Ты, значит, такая вся из себя…! А вот поставить бы тебя…, тогда что запоёшь?» И совсем почти невинное: «Сколько же штук тебе надо отвалить, чтобы ты не с этим козлом шла, а со мной?» Несколько раз им кое-что и вслух высказывали, от незамысловатых комплиментов до прямых предложений.
        Подопечные жадно ловили эту давным-давно надоевшую Фёсту ауру «большого города». Вроде бы и туристки-провинциалки, а в то же время - офицеры на рекогносцировке ТВД. Он с тайным наслаждением представил, какое интересное, в стиле Стивена Сигала, зрелище могло бы получиться, перейди хоть один из тех, что идут по улице или едут в «Мерседесах» и «Лексусах», пялясь в открытые окна, не ими определённую грань.
        К сожалению, ему не пришлось поприсутствовать на вечеринке в кисловодском парке. А он любил красивую «работу».
        - Девочки, садимся, - скомандовал он, увидев в тени столетних лип кафешку, со столиками на тротуаре. - Всем - спрайт и мороженое, мне - пива.
        Глава 20

…Вторая встреча с главой государства состоялась раньше, чем накануне, в половине одиннадцатого вечера.
        Фёст, включив СПВ односторонне, с минуту смотрел на президента, читающего какие-то бумаги в своём домашнем кабинете. Выглядел он явно озабоченнее, чем вчера. День наверняка выдался непростым. Было с чего.
        Вадим примерно представлял, чем он мог заниматься сегодня, с кем совещаться, какие задачи ставить «силовикам», как отвечать на вопросы встревоженных, а то и напуганных приближённых.
        Повернул верньер, тем самым «включив» президентский телевизор.
        - Добрый вечер, - поздоровался он и заметил, что президент непроизвольно вздрогнул. А кто бы не вздрогнул?
        - Как вам моя маленькая демонстрация?
        - Послушайте, господин Александр Александрович, или как вас там! - Человек с той стороны экрана вложил в интонацию весь металл, запас которого у него имелся. - Демонстрация вполне убедительная, но нельзя же так!
        - Как? - спросил Фёст невинным голосом, совсем не вязавшимся с его пиратским обликом.
        - Вы развязываете абсолютно беззаконный и бессудный террор! Если всё это, конечно, не дикое совпадение…
        - Я ещё вчера хотел вас попросить - в ситуации невозможной, фантастической, бредовой, если хотите - постарайтесь оставаться самим собой, забыв о роли, о должности, что на вас возложена. Просто самим собой, если у вас остались хоть какие-то воспоминания о подобном состоянии. Трудно, не спорю, но всё же?
        Фёст впервые увидел, как президент достаёт из кармана домашней вельветовой куртки пачку «Кэмела» и закуривает. Значит, прошлый раз ещё пытался поддерживать привычный всей стране имидж. А теперь - сдался?
        - С вашим знанием обычной теории вероятности - крестики на вчерашнем листе и то, о чём вещала очаровательная дикторша ТВ, попадает в сферу «диких совпадений»?
«Мастера и Маргариту» давно перечитывали? Есть там чудесная фраза насчёт того, что человек иногда бывает «внезапно смертен». Да и вообще в этом романе масса интересных мыслей, доступных людям со вполне средним, а иногда и начальным образованием…
        - Я не пойму, вы специально, пользуясь своим положением, пытаетесь меня оскорбить?
        - задумчиво спросил президент, глубоко затягиваясь сигаретой вражеского производства.
        - Захотел - оскорбил бы так, что надолго хватило бы. А я просто выискиваю точки, где вы ещё остаётесь нормальным человеком. Не так много осталось, но ещё есть…
        - Опять грубость на грани хамства.
        - Извините, но мне отчего-то кажется, что вам в глубине души нравится мой тон. Давно с вами так никто не разговаривал. Да, что-то вы там говорили насчёт беззакония и бессудности. Прямо только что. Забавно - с вашим-то юридическим образованием. Вы, когда бреетесь, в зеркало на себя глядя, не смеётесь? У меня иногда случается. Ваше высокопревосходительство, введи вы завтра в доверенной вам стране закон, суд и так называемую «социальную справедливость», немедленно исчезнет почва для моих жёстких, но пока ещё эффективных поступков. Готовы?
        Президент прикурил вторую сигарету, раздавив в пепельнице не до конца догоревшую первую.
        - Вы ведь понимаете - такое невозможно. Я - не Сталин.
        - Кто бы спорил. А посадить на самую верхушку десяток полностью верных вам людей и организовать толковую зачистку продажных нижестоящих - тоже трудно? Министр МВД не в силах нагнуть до пола начальника областного и даже районного отдела. Генеральный прокурор возбуждает уголовные дела против честных офицеров, исполнявших ваш приказ. Суд присяжных их оправдывает. Вопреки всем законам и даже «понятиям» прокуратура решение суда отменяет. Вы молчите. Вам самому не смешно?
        - Смешно - слово не из того смыслового ряда. Вы - не знаю, кем на самом деле являетесь - жестокий идеалист. Бывали в истории такие. Хуже вас или лучше… Впрочем, количественные оценки здесь едва ли применимы.
        - Не смею возразить. Тогда вы - мягкотелый прагматик. Кажется, того парня, что ночью по пьянке застрелился, вы числили в когорте «приличных людей»? Пусть там и остаётся. Я, честно говоря, осмелился предположить, что прямо с утра вы должны были затребовать настоящие досье на жертв несчастных случайностей. И, с точки зрения обычного юриста, задать вопрос себе и своим помощникам: каким образом подобные люди так долго оставались на свободе и кто персонально приложил руку к обеспечению их безопасности и процветания? Далее, при получении ответа, дать делу законный ход. Несчастный случай есть несчастный случай, покойника к суду не привлечешь, но ведь все их подельники вполне в сфере досягаемости…
        Или в нашей стране подобные элементарные шаги даже для президента уже переместились в область фантастики?
        Ответа не последовало. Вернее, последовал, но не ответ, а вопрос. И тоже не из самых умных.
        - Вам не надоел этот грим? - спросил президент, намекая на чрезмерную театральность облика собеседника.
        - А у вас перед глазами никогда не разрывалась миномётная мина? - Фёст имел в виду ту, что ударила между ним и его Тархановым. Его самого осколки в очередной раз не зацепили, а майору пробили голову. Если бы не Шульгин, умер бы «бедняга в больнице военной», как написал в своём жалостном романсе Великий князь, он же поэт, знаменитый «К.Р.». - Нет? Жаль. Много интересных впечатлений мимо вас пролетело…
        Подождал реакции, её не последовало.
        Тогда Фёст задал следующий вопрос:
        - Что вы скажете насчёт очередных крестиков в списке? - и подал через экран новый лист. - Если там есть чем-то симпатичные вам люди - вычеркните. Взамен других отметьте…
        Президент мельком взглянул на него и отложил в сторону.
        - Неужели вы не в состоянии понять, что ваша затея - аморальна и одновременно бессмысленна? Печальный опыт народовольцев и эсеров ничему не научил?
        - Ну, сейчас мы находимся на несколько ином уровне общественного и технического развития, - с усмешкой ответил Ляхов. - Почему вы так старательно уходите от сути разговора? Моим моральным обликом можно озаботиться несколько позже. Гораздо рациональнее спокойно, со знанием дела и на условиях полной конфиденциальности попробовать просчитать реальные последствия начатой мною акции. Ваших слов никто посторонний не услышит, я их оглашать не собираюсь - смысла нет.
        Давайте обсудим хотя бы пункт первый - на какой по счёту справедливой и вполне случайной жертве в определённых кругах начнётся паника? В какой момент правоохранительные органы решат заняться своими прямыми обязанностями, чтобы элементарно сохранить свою ресурсную базу. И так далее…
        Фёст тоже закурил. Дымок сигареты потянуло сквозняком от него в кабинет президента.
        - Да вот, кстати, - прервал он предыдущую тему, - хочется спросить - почему вы так безразлично относитесь к факту появления в мире такой штуки, как мой аппарат. Неужели не представляете, что произойдёт с миром, если ввести его в широкое употребление?
        - Предпочитаю об этом не думать. Сейчас. Отчего-то мне кажется - вы до последней возможности будете сохранять его в тайне. Или не вы, а кто-то ещё. По названной вами причине. Как только информация о вашем «устройстве» станет достоянием гласности, мир на самом деле изменится кардинально, а это в ваши планы не входит. Верно? Следовательно, будем решать проблемы по мере их поступления. Меня гораздо сильнее беспокоит то, о чём мы рассуждаем в данный момент.
        - Разумно. Поэтому - ревену а ну мутон. Вы уверены, что мой вариант
«индивидуального террора» аморален и бесперспективен. Я считаю ровно наоборот. Сегодня некоторые СМИ получат нечто вроде декларации. От имени мифической организации «Чёрная метка» (которую, антр ну, следовало бы создать на самом деле) я объявлю о том, что ввиду явного бессилия и бездействия власти в России начинается настоящая борьба с коррупцией. Как писал Ленин: «Никакими законами не стеснённая, опирающаяся непосредственно на насилие». Ясно ведь каждому, что именно коррупция - альфа и омега всех прочих неурядиц в стране. Справимся с ней - остальное естественным образом потихоньку нормализуется…
        - Идеалист. Действительно идеалист, - с явным сожалением сказал президент. - Неужели не понимаете простейшей вещи - ваша «методика» приведёт к катастрофе. Почти немедленной. В стране просто всё, вообще всё остановится и тут же начнёт рушиться. Пойдёт насмарку то, над чем мы осторожно, не очень заметно, не всегда результативно, но всё же работаем. Остановится производство, будут заблокированы зарубежные и внутренние банковские счета, воцарится финансовый хаос. Затем начнётся хаос кровавый. Под маркой вашей «организации» любой сможет начать делать то же самое. У нас (я специально говорю - нас) отсутствует миллионный, действенный, абсолютно послушный власти следственно-карательный аппарат, чтобы удержать процесс под контролем. И ваше изобретение не поможет. Вы ведь не в состоянии одновременно отслеживать тысячи объектов… Я вас не убедил?
        - Вы хорошо подготовились, господин президент. В своё время я тоже весьма преуспел в умении придумывать сотни доводов в пользу того, чтобы чего-то не делать. Вы изобразили вполне апокалиптическую картину и кое в чём, разумеется, правы. Но, во первых, вы не представляете, сколько именно объектов мы в состоянии отслеживать. Допустим, не тысячи, а лишь сотни одновременно, зато - круглосуточно. По часу в день на каждый. Тем самым мы имеем возможность любое нежелательное явление пресечь в корне.
        Но вы упускаете главное - я ведь предлагаю не очередную социалистическую революцию и не тотальный сталинский террор. Всего лишь систему точечных уколов в нервные узлы. Известные и вам, и мне. Чтобы армия разбежалась или капитулировала, нет необходимости убивать каждого солдата. Достаточно уничтожить, в быстром темпе, штабы и системы связи. Или, как писал товарищ Жданов товарищу Сталину: «Мы подрубим столбы. Заборы повалятся сами».
        Уголовный кодекс сам по себе просто не слишком толстая и довольно скучная книжка. Только Высоцкий получал удовольствие, читая с любой страницы и до конца. Остап Бендер предпочитал его просто «чтить». Кодекс не имеет целью полное искоренение преступности, он лишь расставляет ориентиры и определяет «меру воздаяния».
        Того же хотим добиться мы. В новых условиях и на другой основе. Вы ведь изучали историю права. Кодекс Хаммурапи был весьма революционным документом для своего времени. Кодекс Наполеона - тоже. Этот, - Вадим показал президенту книжечку, - давно и безнадёжно устарел…
        - Опрометчивое суждение.
        - Устарел, - непреложным тоном повторил Фёст, - поскольку не выполняет своего главного предназначения. Точнее - полностью его искажает. Из него, к примеру, практически изъято понятие «конфискации» - альфа и омега борьбы с экономическими преступлениями. Он позволяет судьям давать за государственные преступления условные сроки, оправдывать наркобаронов и торговцев казённым тяжёлым оружием, оставляя в неприкосновенности полномасштабные репрессии за кражу курицы или мобильного телефона. Причём власть совершенно не волнует факт, что содержание под стражей мелкого воришки обходится в сотни раз дороже цены украденного.
        За найденный в гараже малокалиберный патрон тысяча девятьсот тринадцатого года выпуска гражданина российских краёв и областей сажают легко и с удовольствием, в то время, как на Кавказе даже крупнокалиберные пулемёты в личном пользовании не являются правонарушением…
        Ляхов чувствовал, что начинает нервничать, а это недопустимо.
        - Именно с таким порядком вещей мы и боремся. У нас есть Государственная Дума и соответствующие комитеты, постоянно работающие, в том числе и над поднятыми вами вопросами, - ответил президент.
        Фёст рассмеялся почти презрительно.
        - Как говорится, сейчас все законы пишутся на нарах. А цена прохождения хорошего закона через профильный комитет начинается от миллиона долларов. Это не я придумал, это в любой газете каждый день можно прочитать. Пресловутая
«независимость судов» заключается лишь в том, что судья не несёт ответственности за самое абсурдное, но имеющее денежный эквивалент решение. Так вот - нам такой порядок надоел. Мы введём собственный Кодекс, о чём широко объявим через Интернет и иными способами…
        - Собственный, негосударственный Кодекс - это уже «понятия». Их и так предостаточно.
        - Любые законы вырастают из «понятий», каковые есть не более и не менее, чем те же законы, добровольно и свободно принятые внутри некоего сообщества. Чем иным является юридическая система США, как не кодифицированными в течение двухсот лет
«понятиями» первопоселенцев?
        - Обойдёмся без коллоквиума на правоохранительные темы? Едва ли скажете что-нибудь новое для меня. Ответьте на прямой вопрос - есть ли способ убедить вас отказаться от своих планов? На основе какого угодно консенсуса?
        Президент смотрел на человека по ту сторону экрана, и весь его жизненный и профессиональный опыт подсказывал, что тот честен в своих убеждениях, пусть и глубоко ошибочных. Честен и готов за них идти до конца. Не задумываясь, что его непреклонность выльется в массу невообразимо тяжёлых последствий.
        - Страна только-только начала приходить в себя, а вы собираетесь снова…
        - От своих планов мы можем отказаться, если государственная власть немедленно начнёт выполнять задачи, для которых она существует. Если за десять лет сумели посадить одного олигарха, разрешив остальным делать всё, что им заблагорассудится, значит - это не власть. Очередной Карфаген должен быть разрушен. Зачем нам жизнь, построенная на ещё большей продажности и лжи, чем прежняя? Я понимаю, некоторые финансисты, «крепкие хозяйственники», многие другие, не могущие функционировать вне тщательно выстроенных схем, понесут миллиардные убытки, лишатся бизнесов, а то и жизни. Но основные структуры государства уцелеют. Появится масса новых рабочих мест, снова заработает социальный лифт… В любом другом случае Россия или взорвётся, или тихо сгниёт… Сумели ведь западные немцы после сорок пятого года очень быстро наладить вполне приличную экономику, практически с нуля. Почитайте труды Адэнауэра и Эрхарда.
        Президент не догадывался, это было слишком сложно даже для него, что собеседник блефует, очень по-крупному, но другого выхода у Ляхова не было. Он на самом деле не располагал никакими возможностями, кроме чужого фантастического устройства и сотни человек, готовых поработать на его стороне. Слишком мало для седьмой части суши.
        - Если вы не хотите подобного исхода, объясните народу нынешние цели и задачи всеми доступными главе государства способами. Если не хотите или не можете - объясню я. В результате моих безрассудных, авантюристических, с формальной точки зрения даже и преступных действий (хотя действия, совершённые в условиях крайней необходимости, не являются преступными, даже если и несут очевидные признаки таковых), кто-то потеряет жизнь безусловно, кто-то вместо миллиарда останется с миллионом - но живой! Множеству людей придётся похлебать тюремной баланды. Так давно известно - кто не рисковал, тот в тюрьме не сидел. Зато очень и очень многие процветут. Ничего другого я не могу предложить, как Черчилль своим соотечественникам в сороковом году[13 мая 1940 г., объявляя о своём вступлении в должность премьер-министра, У. Черчилль сказал: «Я ничего не могу предложить, кроме крови, труда, слёз и пота. Вы спрашиваете, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа - победа любой ценой, победа, несмотря на все ужасы, победа, независимо от того, насколько долгим и тернистым может оказаться к ней путь. Без победы
мы не выживем».] . Не помните? Перечитайте. Полезно. Узнаете, каким образом можно навсегда войти в историю. И ещё я могу обратиться к народу поверх вашей головы. Хоть завтра. И что тогда? Вам придётся что-то ответить. А вдруг неудачно? Участь очередного «короля в изгнании»? Да и то, если удастся перебраться через
«румынскую границу»[См. Ильф, Петров. «Золотой телёнок».] .
        - Значит, жребий брошен и Рубикон перейдён? Или всё же…
        Фёст развёл руками.
        - Сожалею, но нет. Вам просто нечего мне предложить. Вы сами признали, а я это знал и раньше, что решительных и радикальных мер для наведения «порядка» вы принять не в состоянии. Это не ваша вина. Воля обстоятельств и специфика исторического момента, не более. Я и моя организация - можем. Естественно, тоже не так радикально, как нам бы хотелось. По той же, только что названной причине. Но мы хотя бы укажем путь. Девяносто процентов населения, когда ознакомятся с нашими
«тезисами», нас поддержат, уверен. Кто-то добровольно перестанет брать мелкие взятки, кто-то - давать. Люди станут активнее сотрудничать с правоохранительными органами, информировать нас (и вас) через Интернет. Особенно если мы наладим настоящую обратную связь…
        Заметил, что президент хочет ещё что-то сказать, предостерегающе поднял руку.
        - Минуточку. Предупреждаю: разворачивать государственную машину для борьбы с нами, а не с ними - бессмысленно и недальновидно. Прежде всего - мы неуловимы. Я сейчас, например, сижу на веранде своего бунгало с видом на Большой Барьерный риф… А это довольно далеко.
        Он раздвинул рамку экрана, и президент увидел безбрежную гладь невыносимо синего океана, несколько парусов на горизонте, белые полосы прибоя на мелководье. Технически показать такую картинку не составляло труда. Но выглядело впечатляюще.
        - Правда, красиво? А через несколько минут я могу вернуться в Москву или любую другую точку по своему усмотрению.
        Президент вздохнул. Его сильной психики хватило, чтобы за минувшие сутки принять случившееся как очередной факт действительности. Другие столь же неожиданные, казавшиеся невероятными достижения технической мысли, вроде атомной бомбы, высадки на Луну или изобретения мобильной связи, были всего лишь больше растянуты по времени, но оказали не меньшее влияние на мир. Как-нибудь и с этим справимся. С немалыми сложностями, конечно, так ведь человечество только и делало, что сталкивалось с очередными вызовами. И до сих пор существует.
        - Как с вами связаться, если потребуется? - спросил он. И пояснил: - Это на самый экстраординарный случай. Вы меня поняли?
        - Прекрасно. Белые перчатки - это так красиво и гигиенично. Вот номер, пожалуйста. Я или кто-нибудь из моих людей постоянно дежурит возле этого телефона. Только не советую пробовать его искать, зря время потеряете. В природе его просто нет, фантом, не более. Не очень приятно прощаться на такой ноте, но… И последнее - хочу вас заверить - никто и никогда не сможет связать то, что может произойти (а может и остаться в области чьих-то болезненных фантазий), с вашим именем. За это я могу поручиться словом офицера. До встречи. А списочек вы всё-таки посмотрите. Вдруг ещё где-нибудь что-нибудь с кем-нибудь случится? Человек ведь, как мы согласились, бывает внезапно смертен… Могу напоследок дать единственный совет. Если вы заинтересованы в том, чтобы с каким-нибудь человеком, отягощённым криминальным анамнезом, не случилось никакой фатальной случайности, для него есть одно убежище
        - тюрьма. Реальный срок по правильной статье. В противном случае… Случайность может произойти и по дороге в аэропорт, и в уже взлетевшем личном самолёте. То есть в подобном случае ответственность за жизнь человека, пусть и плохого, нести будете вы - гуманист, а не я - жестокий идеалист. Всего хорошего…
        - Хорошо ты ему завинтил, - сказал Секонд. Он сидел сбоку и чуть позади от своего альтер эго, чтобы одновременно видеть и его, и президента. Внимательно всматривался в каждое мимическое движение и вслушивался в каждую интонацию. Очень возможно, придётся его подменять и в этой роли. А президент - человек наверняка очень наблюдательный.
        Девичья команда в полном составе расположилась на диванах с другой стороны пульта. Им тоже полезно войти в курс ожидающихся здесь дел. Очень, кстати, близких к тем, какими предполагалось заниматься обычным аггрианским координаторам.
        Если бы вдруг каким-то чудом они получили полное оснащение агента-координатора: Шар, блок-универсал, гомеостат, под них настроенные, да ещё и соответствующую поддержку со стороны старших, обеспечивающих на высшем уровне контроль над обслуживаемой территорией…
        Очень бы упростилась задача.
        Шар в мастерской, оставшейся от Лихарева, имелся, только пользоваться им Фёст мог процентов на десять от фактических возможностей, в пределах, которым его обучил Левашов, сам не слишком большой специалист. Самоучка.
        Такая у аггров была хитрая система. Похожая на ту, что в Китае с иероглифами. Знаешь пятьсот - прочитаешь только специально для таких же малограмотных издаваемые брошюрки и газеты. Знаешь две тысячи - среднюю школу можешь закончить. Десять тысяч постиг - открыты для тебя все сокровища китайского и мирового разума.
        И вдруг у него мелькнула идея. Великолепное озарение, какими иногда достигаются невозможные в рамках классических теорий результаты. Но - ещё обмозговать нужно.
        - Да чего там, плохо получилось, - ответил Фёст. - Я до конца надеялся, что он как-то меня поймёт, не для себя ведь стараюсь. Не смог донести. Не то у него воспитание. - Он грустно улыбнулся. - Что дальше делать будем? На дачу за город закатимся или здесь поужинаем?
        - Я бы лучше на дачу, - ответил Секонд. - И девушкам развлечение…
        Девушки дружно поддержали идею. Они просто жаждали новых впечатлений и догадывались - после того, что только что услышали, скучно не будет. Одесса - так, лёгкая разминка.
        Десятиместный минивэн у Фёста в распоряжении имелся, и компания, обременённая сумками, свёртками и пакетами, загрузилась в него быстро и весело.
        - Наверное, только завтра к ночи вернёмся, - предупредил Вадим охранника на выходе. - На пикничок решили выбраться, по случаю гостей…
        Консьерж, другой, не Борис Иванович, помоложе, завистливо посмотрел им вслед. Хорош будет пикничок, семь девок, два мужика. В двадцать три выезжают. Самое то. Пробок уже нет, за час-полтора доберутся, и гуляй. С полуночи и до обеда. Шашлыки, банька и всё сопутствующее.
        В гипермаркете перед Кольцевой запаслись всем необходимым, и машина на хорошей скорости рванула по Ленинградскому шоссе. Слава богу, по позднему времени пробки рассосались.
        - Сегодня дадим президенту ещё немного времени на размышления, а завтра придётся устроить цирк шапито…
        - Почему «шапито»? - спросил Секонд.
        - Ты бы лучше спросил - «почему цирк»? А «шапито» - передвижной. Сегодня здесь, завтра там. Зрители так себе, и труппа - с бору по сосенке.
        - В минор впадаешь, - упрекнул Секонд, включая приёмник. По «Дорожному радио» как раз говорили о ходе расследования вчерашней аварии на мосту. Машину и тело погибшего отыскали. Следствием установлено, что действительно ехал он один, из ночного клуба. Судя по показаниям свидетелей, времени ему впритык хватило на предельной скорости доехать до конечной точки маршрута. Содержание алкоголя в крови - 0,7 промилле. Таким образом, состав преступления очевидным образом отсутствует.
        - Крепкий парень, - прокомментировал Фёст. - Другой бы и ключом в замок не попал, а этот - прямо тебе «адский водитель». Это фильм такой когда-то был, - счёл он нужным пояснить. - Про мужиков, что динамит на грузовиках возили.
        - И как же он - «не справился»?
        - Наверное, с перепугу. Не сообразил по пьяни, что остановился бы - и менты ему б ничего не сделали. Депутат! Ещё и домой с почестями доставили. А тут оглянулся не вовремя - и привет. На такой-то скорости!
        Секонд понял, что именно на эту тему двойнику говорить не хочется. Наверное, что-то личное замешано.
        Так оно и было. Эту акцию осуществила Людмила, как бы для тренировки. Всего-то - на секунду приоткрылось окно СПВ за спиной водителя, она протянула руку и резко крутанула руль. Но Фёсту вдруг показалось, что аналогу этого знать не стоит. Хотя бы сегодня. А вроде - чего уж теперь? Одно дело делаем.
        Секонд понимал: идея насчёт ужина на даче, осторожно подкинутая напарником, родилась не просто так. Что-то он опять затевает. Вот преимущество человека, живущего в своём мире. Лучшая адаптированность, отсюда и способность принимать не совсем понятные постороннему решения.
        - Я тут сегодня днём выкроил момент с известным тебе господином Воловичем повстречаться, - сказал Фёст, меняя тему.
        - Зачем?
        - Мнениями обменяться. Мы ведь тот раз не договорили.
        Фёст, он же для окружающих просто Вадим Ляхов, человек приятный во всех отношениях, независимый, богатый, знакомый с половиной Москвы, неизвестно чем по-настоящему занимающийся, разыскал журналиста в одной из редакций. С точки зрения теории вероятностей это было невозможно, ибо Миша носился по столице на своём «Самурае» (с шофёром) со стремительностью и непредсказуемостью какого-нибудь нейтрино. Отличала их только доступная наблюдению масса, которой Волович обладал даже в относительном покое.
        Но раз перехватить его всё-таки удалось, дальше журналист повёл себя с послушностью привязного аэростата, то есть беспрекословно направился в буфет под лестницей.
        Вадим распорядился об угощении и сразу перешёл к сути. Слышал ли уважаемый коллега каждые полчаса передаваемые по всем каналам новости, и если да, то как к сим прискорбным инцидентам относится?
        Ответ его не удовлетворил своей обтекаемостью. Рано, мол, делать какие-то выводы, задумчиво сказал Волович. Судя по имеющейся информации, злого умысла ни в одном случае не выявлено, а сами по себе совпадения, понятно, занимательные, но и не такие случались.
        - А если какая-нибудь организация, сепаратистская или патриотическая, вдруг возьмёт на себя ответственность и заявит, что все четыре события являются тщательно спланированной и блестяще проведённой акцией, преследующей такие-то и такие-то цели?
        - Ты что-нибудь знаешь? - взвился Волович, торопливо опрокинув вторую рюмку.
        - Предположим…
        - Материал дашь?
        - Фактами не располагаю. Только слухами из не подлежащих огласке источников и собственными предположениями. К делу не подошьёшь. Но всё развивается в русле твоих желаний и деклараций, твоих единомышленников. Власть одновременно жестока и слаба, правосудие отсутствует, гражданское общество тем более. Народ по своей лености и тупости не поддерживает «несогласных», не желает видеть, какие замечательные политики готовы хоть сегодня принять на себя бремя власти. Произвол силовых структур тотален и непреодолим… Похоже?
        - Если не утрировать, то так примерно всё и обстоит.
        - И крайне желательна очистительная буря, не «оранжевая», так «берёзовая»? - с усмешкой спросил Ляхов.
        - На Украине и в Грузии, конечно, не всё идеально, но там, по крайней мере, народ хотел перемен и сумел их добиться конституционным путём.
        - Конституционным? Упаси нас бог от таких путей. Хотя это моё личное мнение. Некий в своё время близкий к Кремлю деятель однажды заявил, что для организации аналога киевского «майдана» в Москве ему хватит пяти тысяч человек и миллиона долларов. Дальше само покатится…
        - Ну, я бы сказал, что подобный сценарий возможен. Не сегодня, сам понимаешь, однако в принципе… Оно бы и неплохо.
        - Теперь вообразим, - медленно разминая сигарету, сказал Вадим, - что пять тысяч уже нашлось. И нужное количество любой подходящей валюты. Только цель у этих людей прямо противоположная…
        Журналист сделал глотательное движение, уставился на Ляхова взглядом, ставшим цепким и даже пронзительным. Стал похож не на сибаритствующего Дюма - на совсем другой исторический персонаж.
        - То есть?
        - Спасение нынешнего режима и государственности российской. Даже если сама власть не слишком готова себя защищать.
        - Новый ГКЧП?[ГКЧП - государственный комитет по чрезвычайному положению (1991 г.), состоявший из ряда высших руководителей СССР.]
        - Некорректное сравнение. Скорее - белогвардейский СЗРС[CЗРC - Союз защиты родины и свободы, офицерская подпольная организация в России (1918 г.), руководитель Б. Савинков, эсер-террорист.] . Не по целям, по структуре и методике. Вот, вообрази, эти ребята решили путём беспощадного террора очистить страну от тех, кого они считают врагами, коррупционерами, пособниками внутреннего и внешнего криминала. Заодно - террористов и сепаратистов. А также «агентов мировой закулисы». Не от всех, конечно - на всех патронов не хватит. Произвести, грубо говоря, децимацию[Децимация - древнеримская воспитательная мера, заключавшаяся в казни каждого десятого солдата подразделения, бежавшего с поля боя. В других случаях - наказание по жребию внутри круга подозреваемых, если не установлен конкретный виновник преступления.] , в надежде, что прочие одумаются и станут вести себя хорошо…
        - Страшная вещь, если правда. Но ты-то откуда осведомлён? Уж очень на туфту похоже… - Покрасневшее лицо журналиста выразило нешуточную тревогу. Отнюдь не напускную.
        - У тебя моя визитка есть?
        - Была где-то.
        - Найдёшь, посмотри, что на ней написано.
        - Я и так помню. Что-то насчёт изучения паранормальных явлений…
        - Именно, - кивнул Ляхов. - С последующей рационализацией и утилизацией оных. В суде наши исследования - не доказательство. Однако многие, увидев чёрную кошку, без всяких доказательств уклоняются от встречи с ней. Ночные события насторожили нас примерно по таким же основаниям. А вспомнив вчерашний разговор, я решил, что невредно тебя проинформировать. Ты-то, с твоими способностями и связями, копнуть можешь весьма глубоко. Да, кстати, ещё одно ощущение. Похоже, одним из пунктов программы этих революционеров намечено поголовное уничтожение всех «воров в законе» и «авторитетов». В том числе и в зонах. По-большевистски - как класс. Интересно, правда?
        - Так это ж начнётся полный беспредел.
        - На что и расчёт. Голова срублена, а низовые структуры остались. И большущие деньги остались, общаки, подконтрольные бизнесы, потерявшие смотрящих рынки и прочее. Та-акая драчка за это наследство начнётся - я те дам! Половина претендентов друг друга перестреляет, остальных честные менты под шумок добьют, поскольку их руководство ориентиры потеряет, с ходу не сообразит, кого теперь защищать надо. Не без своего интереса, конечно, но их потом легче будет в рамки ввести, чем нынешний преступный мир…
        - Слушай, как-то у тебя всё стройненько вырисовывается, будто своими глазами подобные планы видел…
        - А на какой хрен вообще наука «ясновидение» существует? - усмехнулся Ляхов, своей усмешкой и прочей мимикой давая понять, что разговор у них вполне шутливый. Просто так, для приятного времяпрепровождения.
        - Кончай темнить, а? - непривычно серьёзным для него тоном ответил Волович. - Я тебя никогда за дурака не держал, и упаси меня бог тебя за него держать. Для чего этот слив? И от кого? И почему - мне?
        - Добавь для полноты вопроса - «и почему через тебя»?
        Вадим взглядом указал журналисту на графинчик, тот мгновенно наполнил рюмки. Почувствовал, что, кажется, разговор пойдёт всерьёз.
        - Почему тебе - догадаться нетрудно. Авторитет у тебя такой. Всеядный. Где угодно печатаешься, сегодня за красных, завтра за белых, и везде ухитряешься всеобщим любимчиком и рубахой-парнем оставаться. Одни тебя всерьёз воспринимают, другие за балаболку держат - из тех, кто «ради красного словца…». И сегодняшнюю туфту ухитришься так подать, что кто сумеет правильно прочитать - тот молодец. Кто не сумеет - позабавится. До поры…
        - Таким, значит, образом ты меня воспринимаешь? - будто бы расстроился Волович. Ещё полчаса назад сам он Ляхова не воспринимал вообще никак. Ну, есть такой общительный парень, неглупый, но с тараканами в голове, всегда при деньгах, любитель спорить на любые темы. Ни к каким тусовкам не примыкающий, но почти в каждой более-менее терпимый.
        А сейчас вдруг проглянуло в нём нечто такое… напрягающее. Пожалуй, даже пугающее. Чёрт его знает, вдруг и на самом деле с нечистой силой знается? При свойственной ему широте взглядов журналист и такие экзотические варианты предпочитал не отметать с порога.
        - По форме - да. А форма, как известно, для журналистов, женщин и офицеров важнее содержания. Так что… На вопросы «для чего» и «от кого» имеешь полное право ответы придумать сам. Да, где-то, от кого-то я не так давно слышал странное название.
«Чёрная метка». Что-то из Стивенсона, кажется? Вот на господина Роберта Льюиса и можешь сослаться. Сегодня её наверняка получит кто-то ещё. Как говорится - следите за рекламой…
        - Подожди. Так она что, действительно существует?
        - Судя по воспоминаниям Джима Хокинса - наверняка. Капитан Билли Бонс в этом убедился. Только упаси тебя бог упомянуть где угодно и при любых обстоятельствах иной источник информации. Я достаточно ясно выразился?
        Намёк Ляхова был чересчур прозрачен. От него Воловичу сделалось совсем не по себе.
        - Оккультные тайны - такая штука, - доверительно сказал Вадим. - Мы, кто ими занимаемся, всё время по краю ходим. В общем, я побежал. Интересную ты мне историю рассказал. Надеюсь, на печатных страницах выйдет ещё занимательней. Прямо-таки рад, что её первый от тебя услышал, - прозвучало это так убедительно, что Воловичу впору было задуматься. И задуматься как следует.
        Ляхов сунул под лежавшую на краю стола борсетку журналиста плотненький конверт.
        - Рассчитайся за коньячок.
        Сделал ручкой и стремительно исчез.
        - Думаешь, уже пора расшифровываться? - спросил Секонд, выслушав Фёста. - Я бы ещё подождал…
        - Не просёк, - покачал головой тот. - Нам пока без разницы, что он там напишет, а вот с кем информацией поделится и куда она дальше пойдёт - существенно.
        - Что, думаешь, он на наших клиентов работает?
        - Он - едва ли. Зато каналы у него - не хуже, чем под Варшавой. С запашком, зато топография - закачаешься! Ну, я и проследил. Спасибо Лихареву с Левашовым. С их техникой проще, чем в «Гугле» нужное найти.
        - Что-нибудь нашёл?
        - Больше, чем рассчитывал. Думаешь, мне на самом деле шашлычков на природе пожевать захотелось и в окружении гурий рассвет встретить? Нет, шашлыки будут и всё остальное, но ты не поверишь, как всё обалденно удивительно-поразительно складывается…
        Фёст свернул в тёмную просеку, с трассы почти незаметную, через километр с небольшим остановился перед воротами в высоком глухом заборе. Они раздвинулись по сигналу и автоматически закрылись, едва машина пересекла инфракрасный луч. Сам дачный дом был так себе, средненький, не большой и не маленький, одноэтажный с мансардой, стоящий в окружении кустарников и нескольких разлапистых сосен.
        Зато участок был хорош: не жалкие шесть позднесоветских соток, а полноценные полгектара, что раздавались в сталинские времена заслуженным людям. У кого и по какой цене «братья» приобрели имение, Фёст не интересовался.
        - Ну, добро пожаловать. - Он отпер дверь дома, с пульта на веранде включил свет сразу во всех помещениях. - Девушки располагаются наверху, там четыре двухместные комнаты, а мы пойдём мангал разжигать. Устроитесь - вернётесь к нам, получите очередное задание.
        Секонд с интересом осматривал освещённую луной и светом из окон часть участка. Уютно, но и тревожно как-то. Кроны сосен шумят, одуряюще пахнут клумбы, заросшие ночной фиалкой - маттиолой. Река вдалеке плещется.
        - Воры не шалят? - спросил он. - Место уединённое, дача явно не бедная.
        - Было дело, попробовали, - туманно ответил Фёст. - Больше желающих не находится.
        Посидели, полюбовались тихой ночью, а заодно и фигурами девушек в выходящих на полянку окнах. Задёрнуть шторы никто из них не удосужился.
        - Красота, - сказал Вадим-местный, непонятно что имея в виду: переодевающихся валькирий или янтарные полоски облаков, то и дело набегающих на полный диск луны.
        - Однако… Раз мы до макушки погрузились в пучину совпадений, любое новое нас не должно смущать, - говорил Фёст, поправляя кочергой разгорающиеся в мангале буковые поленья. - Однако всё равно забавно. Несколько господ, имеющих сомнительную честь попасть в мой реестрик, всего через четыре часа после моего разговора с Воловичем оказались в курсе. Я не называл никаких имён, и, тем не менее, они неприлично взволновались, быстренько, по сугубо защищённым системам связи созвонились, решили провести экстренное совещание. По очередной случайности место конфиденции назначено всего в пяти километрах отсюда вниз по реке. Я очень смеялся и снова вспомнил арабскую притчу про раба и смерть…
        Увидел, что Секонд не понял. Неужели в его мире эта история не получила заслуживающего распространения?
        - Очень поучительная притча, - неторопливо начал он. Ему всегда нравилось растолковывать непосвящённым общеизвестное. - Раб одного богатого купца встретил на багдадском базаре Смерть. Она странно усмехнулась и погрозила ему пальцем. Перепуганный раб прибежал к хозяину, рассказал и попросил разрешения уехать на время в Басру. Тот разрешил и сам отправился на базар. Смерть всё ещё была там.
        - Зачем ты напугала моего раба? - спросил купец.
        - Я его не пугала, - ответила та. - Я просто удивилась, что он делает здесь, если у нас назначена встреча в Басре…
        Так вот. Эти ребята тоже, наверное, испугались. Моментом собрались и выехали пятью машинами из разных мест, опередив нас примерно часа на два. Так что сейчас, пожалуй, уже нервно беседуют, одновременно готовясь свининки с пылу с жару отведать. Но мы с тобой люди просвещённые и знаем, что настоящий шашлык возможен только из отборной баранины…
        - Кто они? - спросил Секонд, стараясь не поддаваться чувству обиды. Пора бы уже аналогу перестать вести себя подобным образом. Он, пусть и второй, повидал и пережил никак не меньше первого, и продолжать акцентироваться на том, что именно в данный конкретный момент, на своей территории, тот знает и умеет чуть больше - по меньшей мере, некорректно.
        И тут же подумал - поменяйся они местами, вёл бы себя подобным образом. Вспомнить только, как выпендривался перед Чекменёвым, вернувшись из «бокового Израиля».
        - Достойные люди, - прикурил Фёст от уголька, скатившегося на землю. От мангала тянуло жаром, как от кузнечного горна, и они отошли на несколько шагов. - Пули у стенки каждый достоин, трое из пяти - виселицы.
        - Сурово. И с доказательствами всё в порядке?
        - На мой взгляд - да. Возьмёшь в машине досье, сам посмотришь.
        - Кто-то из них был в списке для президента помечен?
        - Удивишься, но нет. Оттуда утечки пока не проходило. Прямой, я имею в виду. А так, естественно, всё, о чём мы с ним говорили, наверняка уже известно не одному десятку людей. О сути моего замысла и методике реализации… Шапки начинают загораться на самых умных и осторожных: туфта, она, может быть, и туфта, но бережёного бог бережёт. Я не поленился, потратил полчаса времени, загнал в центральные компьютеры пограничников и таможни абсолютные запреты на пропуск за границу нескольких сотен фигурантов, якобы находящихся в федеральном розыске. Так что по-быстрому и без скандала претендентам смыться не удастся. Долго разбираться придётся. А мы к тому времени новую подлянку придумаем.
        - Заблокировать всем, кому нужно, заграничные банковские счета, - предложил Секонд.
        - Я пока не очень представляю, как это делается, но, глядишь, покумекаем - разберёмся… Специалистов подключим. А пока давай лучше о сегодняшней работе думать.
        - Ты всё-таки предварительно мне диспозицию изложи. Я втёмную не привык.
        - Сейчас…
        Из дома появилась девичья команда в полном составе, пока не догадывающаяся, что не только сервировкой стола с последующим чревоугодием ей сегодня предстоит заниматься.
        Фёст мгновенно изобразил старшего по команде. У девушек с самого начала возникли эмоциональный и психологический раздрай. Секонда они знали гораздо лучше и считали его прямым начальником по службе в «печенегах». Но здесь начали путаться. Их полковник Ляхов явно отходил на второй план. Но приказа о переподчинении тоже не поступило.
        Одна Вяземская в вопросе субординации определилась окончательно. Глядя на неё, остальные тоже стали исходить из текущих обстоятельств.
        - Становись! Равняйсь! Смирно! - скомандовал Фёст.
        Смирно так смирно. Подпоручицам одинаково, что за столом с начальниками сидеть, что, вытянувши спину и ноги до струнной вибрации мышц, раздвинув носки обуви на
«ширину приклада», смотреть «вправо на грудь четвёртого человека». Устав не предусмотрел, что груди второго и третьего в строю солдата могут случайно не позволить исполнить предписанное. Если предварительно не приказано разобраться не только по росту, но и по размеру бюста.
        Фёст, с позволения Секонда, развлекался. Чтобы снять ту внутреннюю разность потенциалов, внезапно возникшую между ними.
        - Вельяминова, Волынская, Витгефт, Вирен - три шага вперёд! - Он выбрал тех, кто уже показал себя в бою. Ничем иным не руководствовался. Ни собственной привязанностью, ни тем, что Секонд пообещал поберечь подругу Уварова Анастасию.
        Чётко выполнено. Залюбуешься. Всем бы солдатикам, какими довелось командовать товарищу капитану российской армии Ляхову, так. Да и офицерам тоже. У Вадима, хоть в той ещё, советской армии он не служил, перемены в форме одежды вызывали естественную неприязнь. Особенно - когда парадные коробки маршируют по Красной площади в штанах навыпуск. Выглядит непристойно, прямо-таки на грани порнографии. Хорошо, президент хоть своё «потешное войско» оставил при сапогах. Должно ведь в стране быть что-то постоянное!
        Вышедшие перед строем девчонки тянулись ещё старательнее.

«Ах вы, милые мои, - подумал старый (почти тридцатидвухлетний) циник Ляхов-первый.
        - В бой вас, таких, посылать? Опять „Зори здесь тихие“? А что делать? Либо - либо. Мы - люди военные. И сдуру я никого не подставлю…»
        Риск в задуманной им операции был минимальный. Всё, что в человеческих возможностях, он предусмотрел и продумал. Девушек всех в деле испытать нужно. И брату-двойнику показать, как у нас такие вещи исполняются.
        - Вельяминова. Вы - старшая группы. Переодеться в полное боевое. Оружие - по штату. Готовность - пять минут. Исполнять!
        Четвёрка исчезла из глаз мгновенно.
        Остальные трое ждали, что будет приказано им. На правом фланге - Люда Вяземская.
        - Вам к нашему возвращению обеспечить ужин, а также, если понадобится - оборону и охрану территории. Огнестрельное оружие применять только в безвыходной ситуации. В любом другом случае - только руками и ножами. Без шума. Ясно?
        - Так точно, - ответила Людмила, но взгляд у неё был прямо прожигающий: «Как же ты можешь! Тех с собой берёшь, а меня в тылу бросаешь?»
        Ляхов-второй продолжал наблюдать, как бы со стороны. Чёрт возьми, как его аналог отчётливо себя ведёт. У него, с точки зрения своих подчинённых, тоже получалось неплохо. Однако в Москве, во время странного мятежа, когда он командовал штурмгвардейцами, а Первый - взводом корниловцев, и картинка боя, и результаты оказались несоизмеримы. Там он не взялся бы братца подменить.
        - Ты с ними останешься, - сказал Фёст. - Начальником гарнизона.
        - Чего это ради? - возмутился Секонд. - Я хочу лично поучаствовать. Или хоть посмотреть, что вы там затеваете.
        - Отставить, - жестко приказал напарник, хотя оставался по-прежнему капитаном и говорил с заслуженным полковником. Но в российских армиях, что в той, что в другой, старшинство определяется должностью, а не званием. Это в разных других, хоть тресни, нельзя поставить толкового генерал-майора командовать корпусом, если комдивы старше его не только чином, но и по производству. А у нас контр-адмирал Кузнецов, разжалованный, но назначенный Главкомом ВМФ, командовал десятками и вице-адмиралов, и полных, в том числе своим заместителем, адмиралом флота Исаковым.
        Да и в самом деле, кто он здесь, Секонд? Гость. В лучшем случае - волонтёр.
        - Девчат оставить здесь одних нельзя - раз, - счёл нужным пояснить Фёст. - Все яйца (он усмехнулся невольной аллюзии) в одну корзину не кладут - два. Если что сразу с обоими случится, барышни сами с Левашовым и Кисловодском связаться не смогут. Про «три» сам догадайся. Садись…
        Он указал на уложенное напротив мангала бревно, специально, для удобства сидения обтёсанное поверху.
        - Нет, ты мне скажи, - не успокаивался Секонд. - Если у вас через СПВ вчера так отлично получилось, зачем в бой лезть? Мог бы прямо из дома всё сделать…
        - Попивая чаёк и лаская девочек по коленкам, - в тон добавил Фёст. - Ты меня начинаешь разочаровывать. Выражение такое - «неспортивно» - слышал? Русские князья и цари на кабана и медведя с мечом и рогатиной ходили. Генсеки КПСС по привязанным за ногу оленям из дорогих «Меркелей» стреляли. Я им уподобляться не собираюсь. Затеял свою войну - так и веду её, не на глобусе, а на местности. Лучше скажи мне, что с тобой случилось? Воздействие чужого времени, как такового, или чины, слава, должности? На перевале, встретив Тарханова, ни ты, ни я на секунду не задумывались, уезжать или оставаться…
        Пауза длилась слишком долго, и Фёст успел процитировать:
        - Как давно я не ходил в атаку!
        Жизнь моя течёт в тепле, в тиши.
        Где-то без меня встают по знаку
        В бой с позиций сердца и души.

* * *
        Ах, как трудно сбросить полушубок
        И нащупать дырки на ремне.
        Встать, пока ещё не смолкли трубы
        В сердце, как в далёкой стороне…[Из стихотворения С. Орлова «Мой лейтенант».]
        Объяснять, что это и откуда, не стал. Притушил о бревно окурок.
        - Воевать мы сегодня не будем. Подействовали на меня инвективы господина президента, и, глядя на тебя, свой бывший гуманизм припомнил. Но живыми оттуда всё равно никто не уйдёт. Излагаю диспозицию…
…Прежде всего информация Воловича о «Чёрной метке» и её планах в отношении преступного мира дошла до двух самых сильных в Москве «воров в законе», давно поделивших столь серьёзные сферы экономики и политики, что обычная уголовщина осталась на далёкой периферии их интересов. «Нормальные» ОПГ они тоже контролировали, но больше в качестве инструмента воздействия на конкурентов и поддержания статуса, чем источника доходов.
        Часом позже о том же, но в несколько иной трактовке узнал их куратор, генерал-лейтенант МГБ, пользовавшийся среди коллег столь дурной репутацией, что никто не счёл возможным не то чтобы пригласить его в «Чёрную метку», а и просто ознакомить с самим фактом существования такой организации. Прочитав полстранички оперативной сводки, он пришёл в бешенство и одновременно испугался. Слишком отчётливо представил, чем подобная структура может угрожать ему лично, если в неё входит хоть десяток старших офицеров «конторы».
        Немедленно вызвал на ковёр непосредственно подчинённых ему аналитиков и в выражениях, пристойных ротному старшине после втыка вышестоящего начальства, потребовал тут же представить ему любую имеющуюся по треклятой «метке» информацию, пусть даже косвенную. Получил ворох выдержек из агентурных донесений, оперативных сводок и прослушек, в которых так или иначе присутствовало означенное словосочетание. Прочёл и крепко задумался.
        Ни одного достоверного факта, зато целый букет «фольклора», в котором организация выглядела практически всемогущей, беспощадной и, что самое отвратительное - абсолютно бескорыстной. Её апологеты - а таких среди источников оказалось большинство - склонны были любое нераскрытое преступление определённой направленности соотносить именно с «Чёрной меткой».
        Ерунда, конечно, но ведь никаких других объяснений серии случившихся прошлым летом бесследных изчезновений и неразгаданных смертей сотни с лишним влиятельных людей до сих пор не нашлось. Был человек - и нету. И никаких следов. Сплошные висяки.
        Все эти дела проходили по другим управлениям и ведомствам, строжайшей секретности во взаимоотношениях между ними никто не отменял, и генерал только сейчас получил представление о масштабе и пугающей непонятности случившегося.
        Первой и самой здравой мыслью было - прямо сейчас переодеться в гражданское и, не заходя домой, скоростным поездом в Питер. Оттуда - машиной к Выборгу. И - на ту сторону. Пока хватятся - ищи-свищи.
        Всё бы так, но есть недоделанные дела, необрубленные концы и неполученные долги. Даст бог, успеем!
        Был у него способ позвонить так, чтобы прослушка, если она контролирует его абонентов, засекла аппарат, расположенный между Уфой и Челябинском. Он договорился о срочной встрече не только с авторитетными ворами, но и с сотрудником президентской администрации, вхожим без доклада если не к самому, то к особам, совсем уже приближенным.
        И с ещё одним подельником, способным, по его мнению, прикрыть их тесный кружок и независимой вооружённой силой, и идеологически.
        В таком составе ночное совещание давало шанс не только «прикрыть свою задницу», как любят выражаться американцы, считающие эту часть тела наиважнейшей, в сравнении с головой, например, но и отыграть у вероятного противника несколько ходов. Большего пока и не нужно.
        - В принципе ясно, - сказал Секонд. - Про воров у меня сомнений нет. Это ещё Тарханов сформулировал: надел погоны вражеской армии - не жди, что кого-то озаботят твои личные качества и семейное положение.
        - Я всегда считал его умным парнем.
        - Генерал МГБ - тоже понятно. Крышевание бандитов, сто двадцать миллионов на швейцарском счете и вилла в Этрета под присмотром любовницы из своей же конторы, якобы находящейся в служебной командировке - для военно-полевого суда достаточно. Только, по царскому уложению от тысяча девятьсот шестого года, таковой суд должен состоять из трёх офицеров. Нас - двое.
        С крыльца, готовая к немедленному бою, спустилась четвёрка Анастасии.
        - Вельяминова - ко мне! - скомандовал Фёст. - Остальные на месте!
        - Ты что - извращенец? - спросил Секонд. - То с Вяземской глаз не сводил, а сейчас
        - Вельяминова да Вельяминова.
        - Ага! Активный строефил. Был у меня прапорщик Мороз - тот, очевидно, пассивный. А я обожаю, когда такого экстерьера девушки передо мной в струнку тянутся.
        - Чего же Вяземскую не позвал? - Голос Секонда сочился ядом.
        - Она мне в горизонтальном положении больше нравится. А эта - в вертикальном, - издевательски ответил Фёст. С самим собой чего уж стесняться, если сразу не доходит?
        Подпоручик уже стояла рядом, прижав полусогнутые кисти к швам брюк и вздёрнув подбородок. Продолжать пикировку при ней было непедагогично. Причём неизвестно, слышала ли она последние слова. При её способностях вполне могла, но вида не подавала.
        - Садись, Анастасия Георгиевна, - указал Фёст на бревно. - Курить разрешается. Дело вот в чём - тебе, согласно чину и должности, придётся побыть членом экстренного военно-полевого суда. Знаешь, что такое?
        - Так точно, знаю. Могу наизусть процитировать все существующие уложения, - ответила Вельяминова, гордая тем, что её сочли достойной.
        - Обойдёмся, - не слишком вежливо ответил Фёст. - Достаточно одного пункта: заседание проводится без участия защиты, предполагая, что суд в состоянии самостоятельно рассмотреть все обстоятельства, конфирмация[Утверждение.] приговора производится старшим воинским начальником, за его отсутствием - председателем суда. В исполнение приговор приводится немедленно…
        - …На Красной площади, с барабанным боем, - к месту или не к месту вспомнил Секонд фразу из романа графа А. Н. Толстого «Светлое утро»[В этой реальности - роман того же автора «Хождение по мукам».] .
        Фёст замечание проигнорировал.
        - Вот тебе формула обвинения. - Он пересказал Анастасии то, что говорил Секонду о прегрешениях генерала и его подельников. Короче и конкретнее. - Вот мой вариант приговора - смертная казнь. Господин полковник Ляхов, твой непосредственный начальник, колеблется. Значит, господин подпоручик, вам решать.
        Настя, проявив недюжинные дипломатические способности, молчала ровно столько, сколько позволила изредка потягиваемая сигарета. Того сорта, что не горят, как бикфордов шнур, сами по себе. Которые нужно курить всерьёз.
        - Моё слово действительно решающее? - наконец спросила она, растерев окурок в пальцах и бросив то, что осталось, с ногтя в мангал. Как учили белые рейнджеры, отвоевавшие четыре войны и оставшиеся в живых всем смертям назло.
        - Не сомневайся, подпоручик, - кивнул её начальник, полковник, флигель-адъютант Ляхов. А его брат-близнец, всё это явно затеявший, смотрел в небо, покрытое звёздами, совершенно не похожими на те, что украшали купол Таорэры. Здесь их в десятки раз меньше, но они крупнее. И, как бы это сказать - убедительнее.
        - Тогда я за высшую меру. Предатели и убийцы права на жизнь не имеют…
        Фёст, не сводя до конца ладоней, изобразил намёк на аплодисмент.
        Секонд слегка улыбнулся.

«Провокатор», - подумал Фёст с опережением.
        - Последний вопрос, подпоручик, - спросил её командир. - Приговор ты поддержала. А в исполнение привести?
        - Стен боад, коонел, - почти выкрикнул Фёст. И продолжил по-русски: - Дурак, твою мать!..
        - Нашу, - вежливо ответил Секонд. - Играем так играем.
        Настя сориентировалась мгновенно.
        - Вадим Петрович, - назвала она Секонда по имени-отчеству, как бы выходя за границы субординации. - Если вы ставите вопрос именно так и хотите определённого ответа, вы его получите. Да, готова. И не только в отношении мне абсолютно неинтересного генерала…
        Фёст показал Вельяминовой большой палец.
        - Я всё понимаю, - ответил Ляхов-второй, только что - безусловный начальник Вельяминовой и всех остальных девушек. Разве можно забыть чудесные месяцы на пароходе «Валгалла», всё, что там было? И буквально вдруг - смена декораций. - И ты совершенно прав, и она. Я просто действительно никак не привыкну. Спасибо за честность, подпоручик Вельяминова.
        - Служу России! - подхватилась Настя, но Фёст придержал её за руку.
        - Хватит нам тут плац-парады устраивать. Сейчас мы впятером сгоняем на моторке в расположение противника и, как в китайской поговорке, понаблюдаем за схваткой тигров в долине. Сами никого исполнять не будем…
        Это он вспомнил профессиональный термин из книжки бывшего сотрудника одного специфического подразделения МВД.
        - Разве - в порядке самообороны. Давай, Анастасия. Там в сарае надувная лодка с водомётным движком. Спускайте её на воду, я сейчас подойду.
        Из сумки, постоянно носимой при себе, он достал «маузер К-96» «девятку»[С 1916 г. некоторое количество «К-96» выпускалось под патрон 9 мм. На рукоятке вырезалась большая цифра «9», залитая красной краской.] , пристегнул к рукоятке кобуру-приклад, рассовал по карманам шесть открытых обойм по десять патронов.
        - Чего это тебя на архаику потянуло? - спросил Секонд. - Автоматов не хватает?
        - Да кто его знает. Захотелось. В руке приятен, бьёт хорошо, и криминалистам лишняя заморочка.
        - Ладно, хватит разговоров. Езжайте. И живыми возвращайтесь. Шашлыки на мангал через час поставлю. Управитесь?
        - Как пойдёт. Будем стараться…
        Шестиметровый клипербот[Мореходная, резиновая или из иного материала надувная лодка с мощным мотором.] , странно смотрящийся на узкой, извилистой, но с быстрым течением Истре, оснащённый совершенно бесшумным двухсотсильным мотором (для сомалийских пиратов в самый раз судёнышко), притёрся к берегу полусотней метров выше ограды генеральской дачи.
        Девушки и Ляхов опустили на глаза бинокулярные ноктовизоры, своими характеристиками и компактностью намного превосходящие те, что имелись в этом мире. Без всяких искажений они давали точную картинку окружающего (с полной цветовой гаммой) в радиусе пятисот метров. Следующие полкилометра различались, но в мутноватом зелёном тумане.
        Забор из часто поставленных четырёхметровых столбов, между которыми натянуты десять ниток острейшей «егозы», спускался на пару метров в воду. Не беда, если случайный купальщик напорется. Вышестоящие товарищи здесь не плавают, от прочих отмазаться - не проблема. Да и охрана границу священной частной собственности постоянно патрулирует.
        Фёсту было не привыкать, но неконтролируемая злость снова подкатила к горлу. В какой же… стране мы живём? У Секонда сам Государь Император не позволил бы себе свой Петергоф колючкой под током окружить. А здесь наверняка на ночь вольт триста восемьдесят на «цаункёниг»[«Цаункёниг» - «королевская крапива», наименование ограды из колючей проволоки, использовавшееся в немецких концлагерях.] подают, при десяти амперах. Насмерть не обязательно убьёт, но тряхнёт как следует. До следующего утра заикаться будешь.
        Участок занимал не меньше двух гектаров. Трёхэтажный хозяйский дворец, двухэтажный флигель для прислуги, одна караулка у ворот со стороны трассы, вторая - у выхода на личный пляж. Рассыпавшиеся редкой цепочкой вдоль всего северного фаса
«фортеции» валькирии мгновенно зафиксировали текущее местоположение всех десяти охранников.
        Очень господин генерал уважал свою «душонку, отягощённую трупом», как неэстетично выражался Эпиктет[Римский философ-стоик (50 - 183 гг.). Один из его постулатов, весьма актуальных для времени Ляхова: «Не сами вещи, а представление о них делает человека счастливым, добро и зло не в вещах, а в нашем отношении к ним». Что касается «душонки, отягощённой…» - это его определение живого человека.] .
        - Вирен, на левый фланг. Наблюдать за въездом, - шёпотом приказала Анастасия Инге.
        Там происходило кое-что интересное. За узкой асфальтовой дорогой, отделяющей дачу от густого елового перелеска, обозначилось непонятное шевеление. Инга, как разведчик-ирокез, бесшумно скользя между кустов, доползла до кювета, бестелесной тенью перемелькнула через шоссе. Ни ботинками, ни снаряжением, ни автоматом не брякнув.
        Под и между могучими деревьями в пределах стометрового радиуса затаилось не меньше десятка человек. Хорошо подготовленных - бесспорно, в Афгане, Чечне, даже джунглях Анголы им бы цены не было. Оружия, излучавшего понятный любому подготовленному человеку запах смазки и металла, при них было намного больше, чем требовалось.
        Сильные, но глупые люди, по мнению Инги, по легенде правнучки главного командира Кронштадта, контр-адмирала Роберта Николаевича Вирена, имеют склонность таскать при себе в пять раз больше ножей, автоматов, пистолетов и гранат, чем может потребовать какая угодно обстановка. Просто так, на всякий случай. Или - от личной неуверенности.
        Сама она была вооружена предельно легко.
        Жаль, что никто не сказал тем серьёзным мужчинам, что против не отметившей своё двадцатилетие девчонки сейчас они - как солдаты-первогодки Первой мировой войны против нынешнего прапорщика спецназа ГРУ.
        Поступи команда, Инга перещёлкала бы всех, не дав времени даже обернуться на звук.
        Но команды не было. Подпоручик Вирен, ориентируясь сначала на слух, а потом и на визуальную информацию, быстрее тропической кобры переползла на двести метров дальше, попутно обнаружив ещё две засадные группы примерно той же численности.
        Дача была обложена плотно. Кем и почему - ей знать не полагалось. Кроме командира и трёх подруг - все остальные враги. Исходно и по умолчанию. Поступит команда думать по-другому - она подумает. После того, как…
        Даже не кошкой, а лаской Инга взлетела на горизонтальный сук дуба, вытянувшийся над предполагаемым полем боя. Отсюда ей видно всё, и стрелять сподручно, и путей отхода с дерева на дерево, по смыкающимся ветвям - сколько угодно. А беззвучные и беспламенные очереди пойди засеки в предстоящем беспорядке и бардаке.
        Инга устроилась поудобнее, пристроила автомат в развилке ветвей, вытащила из кармана миниатюрную гарнитуру переговорника.
        Фёст (пока будем называть его капитан Ляхов) всё то, о чем доложила Вирен, не только предвидел и предполагал, но и лично организовал.
        Какая же удобная и полезная штука - этот инопланетный Шар, пусть и используемый на первой скорости, как автомобиль, где не знаешь, как воткнуть следующую передачу. С таким устройством можно творить почти всё, что придёт в голову. Однако Вадим знал и другое - при грамотно организованном противодействии и на такой газ найдётся противогаз. Сумели же Новиков, Шульгин и компания переиграть владельцев этой техники, использовавших её в полном объёме.
        Так толковый и отважный солдат мог грохнуть вражеский танк со всем экипажем обычной связкой ручных гранат.
        Не слишком много труда составило и капитану разыскать с помощью Шара телефоны особо доверенных источников, нигде не зарегистрированные и, по мыслям хозяев, не фиксируемые даже особым подразделением МГБ.
        Потому полученные уже в пути сообщения их адресаты приняли со всей серьёзностью. Как же иначе?
        Ляхову даже не пришлось особенно затрудняться с формулировками. Шар, усвоив общую установку, в считаные минуты собрал всю имеющуюся в ноосфере информацию, относящуюся к каждому из персонажей, и преобразовал её в индивидуальные психологические портреты. После чего трансформировал замысел Вадима в единственно понятные и приемлемые именно данной личностью тексты.
        У читателя может возникнуть естественный вопрос - отчего агграм, располагающим не в пример более мощной аппаратурой, не удалось справиться с «Братством» в самый момент его возникновения? Казалось бы - несколько пистолетных выстрелов в Шульгина, Новикова, Ирину[См. роман «Одиссей покидает Итаку».] - и любые проблемы снимаются на века. До рождения ещё одного комплекта «кандидатов в Держатели Мира».
        Пожалуй, по той самой причине, по какой японцы за неделю взяли великолепно защищённый, снабжённый всеми видами боеприпасов и продовольствия Сингапур, окружённый бетонными стенами и отгороженный от материка широким морским проливом. А недостроенный, без всяких ДОТов Порт-Артур штурмовали почти год. Немцы в сороковом за месяц раздолбали всю Францию, прикрытую линией Мажино и голландско-бельгийскими фортами, и не сумели за три месяца взять лежащую в чистом поле Одессу, которую оборонять теоретически вообще невозможно. Что сами же немцы и подтвердили, в сорок четвёртом сдав её обратно практически без боя.
        У одних этот фактор называется - «загадочная славянская душа», у других - «русский характер», а если языком бывших замполитов - «морально-политическое превосходство». На чём господа аггры и сломались. Без всяких на то оснований вообразили, что противник, о котором они ничего фактически не знали, сдастся при первом же угрожающем жесте в его сторону. А когда сообразили, что сдаваться он не собирается, было уже поздно.
        Примерно за час до назначенной встречи, уже в пути каждый из ехавших на генеральскую дачу для серьёзных переговоров и выработки общей стратегии противостояния внезапно возникшей, всем понятно, что нешуточной угрозы, вдруг узнал, что на самом деле готовится капитальная разводка. «Друзья и партнёры» на самом деле собираются работать только на себя. Все имеют планы, как кинуть остальных, или просто сдать, в обмен на гарантии личной неприкосновенности и подходящее вознаграждение из чужих долей в общем бизнесе.
        Подано было всё очень убедительно, со ссылками на факты, никому постороннему никак не известными.
        Вдобавок сообщалось, что каждый из участников стрелки прихватил с собой мощные группы поддержки. Вопреки договорённости. То есть стрелка изначально получалась гнилая.
        Само собой, люди обиделись, немедленно вызвали в нужное место всех, кто имелся под рукой.
        Самое забавное - генерал действительно, без подсказки Ляхова, по собственной инициативе направил к своей даче опергруппу, впятеро превышающую по численности телохранителей остальных гостей, вместе взятых. На всякий случай.
        По представлению Ляхова обстановка выглядела следующим образом. Внутри дачи уже находятся пять ВИП-персон и заранее оговоренная охрана. Вокруг - успевшие подтянуться бандитские боевики, боевики не совсем бандитские и кадровые сотрудники одной из спецгрупп МГБ. Суммарно - человек сорок. Но генерал, хозяин дачи и организатор стрелки, всё равно обладал двукратным превосходством в живой силе и подавляющим - в технике. При этом находясь на своей, хорошо известной и инженерно оборудованной территории.
        Что ему могут противопоставить коллеги, прекрасно понимающие должностное и позиционное преимущество хозяина? Ответ очевиден. Если ситуация потребует острых решений, два десятка бандитов, никаким образом не подготовленных к бою с военными, в худшем случае успеют стрельнуть из гранатомётов по караулкам, ввяжутся в безнадёжный бой с охраной, тут их и разделают настоящие специалисты. Будет что предъявить президенту, как доказательство своей верности и непричастности к любым заговорам. Наоборот, имеются кандидатуры, вполне подходящие, чтобы их подставить…
        Его гости, тоже не последние люди в подобных играх, имели собственные планы, почти стопроцентно гарантирующие совершенно иной результат. Случись что-то непредвиденное - их боевики были ориентированы на захват генерала и любого из присутствующих. С последующей разборкой совсем в другом месте.
        Капитан Ляхов рассматривал обстановку на театре в собственном ключе. Что бы кто ни планировал, боевики любой из сторон непременно пересекутся ещё на рубежах выдвижения. Неужели не понятно?
        Ах да, конечно! Никто из них не подозревает, что противник не глупее и располагает не меньшими силами. Расчёт примитивнейший - их двое, нас десять!
        Вадим на месте любого из командиров, уж спецназовского - наверняка, организовал бы разведпоиск. Вроде того, в который он послал Ингу. Никого не обнаружишь - ладно. Попадутся - без звука переколоть вражеский дозор. Если не спецназовцы, а бандиты успеют раньше - атаковать дачу, не дожидаясь прямого приказа хозяина. Отмазка простая - они первыми начали. Доказать ничего невозможно, а прав всегда тот, кто победил и выжил. Главное - выжил.
        Вельяминова почти неощутимо коснулась его локтя.
        - ?
        - Река, - почти бесшумно шепнула девушка.
        Как же он сам не сообразил? Толковый специалист именно отсюда и должен предпринять проникновение. Откуда они сами пришли.
        Сначала едва слышный плеск услышала расположившаяся ближе всех к берегу Герта Витгефт, потом и сам Ляхов. Нашлись в штате у пациентов боевые пловцы. Вернее - всего один. Хорошо различимый в ноктовизор, он на несколько секунд высунул над поверхностью воды голову, сориентировался на свет из окон и снова погрузился. Охранник, следящий за пляжем, его не заметил.
        Помочь, что ли?
        Вадим нащупал рядом голыш покруглее, с полкило весом, прикинул, хорошо ли лёг в руку. Нормально.
        Прошептал в переговорник:
        - Герта, Кристя, как начнётся - по три короткие очереди в окна дома. По верхним стёклам. Потом броском шагов на двадцать назад - и затаились. Инга - сиди, где сидишь, ни во что не вмешиваешься.
        Протянул руку вправо - Анастасия здесь.
        - Ползи к берегу, без моей команды - ничего. Как тебя и нету.
        Она тут же бесшумно растворилась в темноте - послушная девушка.
        Теперь Ляхов совсем успокоился. Ни о ком в ближайшие минуты заботиться не надо. Дождался, когда подводный пловец вынырнул снова, уточняя позицию, всего в пятнадцати метрах от него. Прикинул угол и расстояние, швырнул камень. Попал, как и целился, в плечо, облитое чёрной резиной гидрокостюма. От неожиданности и резкой боли «ихтиандр» громко вскрикнул, выплюнув загубник, и рванулся к берегу, шумно шлёпая по воде одной рукой.
        Не та подготовка! Настоящий боевой пловец на задании и тонуть должен молча, чтобы не выдать напарников.
        Но получил он здорово! Такой булыжник мог запросто кость раздробить, а в верхнем плечевом поясе и вокруг много чувствительных нервных узлов и сплетений.
        Охранник с другой стороны пляжа услышал, что-то закричал, включил мощный фонарь.

«А собачки? Отчего собачек здесь нет?» - мельком подумал Ляхов, вскинул «маузер» с пристёгнутой кобурой-прикладом, трижды выстрелил поверх головы постового. Низко, тик в тик, чтобы пули отчётливо свистнули.
        И - началось!
        Слитные очереди «АКМСов» с этой стороны, звон десятков бьющихся стёкол (если пули попадают в рамы или рикошетят от стен, стёкла рушатся целиком, с должным звуком). Полное впечатление морского десанта.
        Тут же в ответ ударил шквальный огонь охраны из крупнокалиберных помповых дробовиков. По всем азимутам.
        - Кристя, Герта! По полмагазина в лес. Левее ограды. И броском ко мне. Настя - весь рожок по второй караулке. И сюда же!
        Сам он, опираясь спиной о двухобхватную сосну, за которой спрятаться можно хоть от ДШК, положив ствол «маузера» на сгиб левой руки, прицельно бил по веранде, по мелькающим за занавеской теням. Дострелял обойму, присел, перезарядил пистолет.
        Рядом, возникнув из темноты, распласталась на песке Вельяминова. Дышала она совершенно ровно.
        Через несколько секунд подползли Волынская с Витгефт.
        - За дерево, девочки. Перезаряжаем оружие и работаем по плану «раз». Пошли!
        Как и рассчитывал Ляхов, боевики всех пяти группировок среагировали правильно. Часть кинулась к даче, на выручку своих боссов, остальные начали крошить друг друга, ориентируясь на целеуказание валькирий, сделанное трассирующими пулями.
        По названному Вадимом плану три девушки и он сам должны были, стремительно перемещаясь по полю боя, короткими очередями обозначать местоположение каждой из групп, чтобы остальным понятнее было, в кого стрелять.
        Риск нарваться на шальную пулю, конечно, был, но совсем незначительный, при их быстроте и отличных ноктовизорах. Игра в жмурки пяти зрячих с полусотней слепых. Однако трассы летели густо. Со всех сторон.
        Инга Вирен по длинной ветви доползла до самого края. Там, среди во все стороны торчащих пучков листьев, заметить её было невозможно никаким образом. Ниоткуда.
        А у неё тоже ноктовизор, автомат и триста патронов.
        - Инга, что видишь? - спросил Ляхов, продолжая руководить боем. Очень трудная работа, если кто не знает. Ротным служить тяжело, взводным - ещё хуже, в разгар ночного, маневренного встречного боя.
        Вирен доложила шёпотом - система чётко передавала каждый звук и интонацию. Не то, что старый полевой телефон.
        - Смотри. Никак не проявляйся. Ты - мой засадный полк. Если увидишь попытку прорыва главных фигурантов через ворота к машинам - тут твоя игра. Но стреляй не выше пояса. Самое лучшее - тазобедренная область. Только смотри - сама подставишься - ремнём так отделаю, неделю сесть не сможешь. Невзирая, что женщина и офицер…
        - Я поняла, - шепнула в микрофон подпоручик Вирен, тихонько хихикнув.

«Здорово иметь таких подчинённых, - подумал Вадим. - Что скажешь, то и сделают. И проверять не нужно. Только взвод поручика Ненадо здесь бы лучше сгодился. За тех мужиков не пришлось бы так переживать. Отдал приказ - и забыл».
        Капитан Ляхов, не дослужившийся до иных чинов, нашёл среди исполосованного трассерами пространства пустую, тёмную щель. Отчего, почему она там образовалась - потом разберёмся. Но - есть. И - слава нашему богу авантюристов! Не Христу, ему такого не понять. Как же звали того древнегреческого раздолбая? Завтра вспомню. А пока - помогай, если хочешь!
        И - рванулся, и - побежал! Не имея гепардовских мышц и всего другого, свойственного его валькириям. Гомеостата - тем более. Только злой офицерский азарт. А что, корниловцы с гранатомётами против никогда не виданных танков выскакивавшие - на инопланетные штучки надеялись?
        А перевал?! Да какой там, на хрен, перевал! Позиционная война на приличной позиции. А вот сейчас…
        Раз пять он перекатился под пулевыми трассами, не отвечая выстрелом, не обнаруживая себя.
        Не видели капитана Ляхова в бою - увидите!
        Каких придурков набирают в охрану, и даже спецназ - посмеяться только. Обыкновенный капитан медслужбы проскочил через все рубежи охраны и обороны. Мимо людей, получавших тысячи евро или долларов, чтобы защитить своего хозяина или убить тех, на кого покажут. А он взял и прошёл. Раза три, конечно, выстрелить пришлось. В безвыходных обстоятельствах, когда на тебя вдруг выскакивает громила с дикими глазами и поднятым стволом, и разговаривать некогда и не о чем. Тут древний
«маузер» отвечал быстро и достойно.
        Ляхов всё-таки дошёл, куда собирался. Живой, почти спокойный. С легендарным пистолетом в руке. Третью обойму воткнул в приёмник уже на веранде.
        Только что роскошный зал для приёмов важных гостей был засыпан битым стеклом и вообще выглядел неприятно. Да ещё и запах. Вадим потянул носом. Точно, кто-то здесь обгадился.
        Он, невзирая на образование, в душе не верил, что нормальный человек, не стесняющийся убивать себе подобных, может от страха обмочиться или - хуже того… Должны же быть какие-то моральные принципы?
        Но воняло ощутимо и именно этим.
        За спиной в проёме двери появилась Герта с автоматом у бедра и лёгкой брезгливой улыбкой на устах.
        - Ты зачем здесь? Я что приказал?
        И вдруг показалось, что сейчас ответит девушка словами Спартака Мишулина - Саида:
«Стреляли…»
        Витгефт промолчала. Хватило и выражения лица.
        Да и молодец, что пришла вслед за командиром. С нею рядом он почувствовал себя гораздо увереннее. Хорошо, когда подчинённые умеют проявлять разумную инициативу.
        С чердака дома внезапно забил длинными очередями пулемёт. «ПКМ» скорее всего.
        Он увидел торчавшие из-за спинки дивана ноги в дорогих туфлях. Оттуда и воняло.
        А ведь пора сматываться, подумал Вадим. Сейчас по пулемётчику верняком шарахнут из гранатомёта. У цыганки не спрашивай.
        - Герта, хватай этого - и к берегу. Я прикрываю!
        Та рывком выволокла крепкого на вид, но впавшего в прострацию мужика, как раз генерала, хозяина дачи. Остальные или успели выскочить на улицу, или попрятались в других комнатах.
        На всякий случай с размаха ударила его ботинком в челюсть, чтобы не вздумал рыпаться не вовремя, перебросила через плечо, как лев антилопу, метнулась к двери.
        Ляхов, помня уроки поручика Ненадо, сдёрнул с пояса и швырнул в двери, правую и левую, по гранате «Ф-1».
        Не он девчонку, а она его, невзирая на груз, подсекла и повалила в клумбу рядом с бетонным цоколем виллы.
        Ракета из РПГ ударила во фронтон одновременно со взрывами «лимонок» в доме. И что-то такое там сдетонировало. Килограммов на десять больше бабахнуло, чем должно было, исходя из факта.
        Ляхова с подпоручицей спас тот самый высокий цоколь и мёртвая зона под ним. Половина крыши рухнула всего в трёх метрах, а над головами свистела всякая мелочь, вроде кувшинов эпохи Цинь и обломков мраморных статуй из Пантикапея. Не хуже осколков шестидюймового гаубичного снаряда.
        От тротилового дыма Ляхов раскашлялся.
        - Живы, господин полковник? - спросила Витгефт, которая, оказывается, лежала у него на спине, накрыв Вадима своим, таким хрупким на вид телом. Сама она, слегка контуженная, перепутала чины и фактическую сущность своих начальников.
        - Слезь, тогда разберёмся, - сохраняя кураж, ответил капитан.
        Герта привстала, что далось ей с некоторым трудом, поскольку поверх неё лежал ещё и пленник. Откинула его вбок, насторожилась.
        - Вадим Петрович, клиент того, готов…
        В свете разгорающегося пожара Ляхов увидел, что у генерала каким-то предметом напрочь снесло затылок.
        - Да и хрен с ним. Хоть на это пригодился…
        Вадим сейчас не очень отчётливо соображал, для чего вообще решил взять «языка». Разве - для очной ставки с президентом. Зато отлично понимал, что, не сделай этого, вполне мог бы стоять сейчас на коленях над телом убитой Герты.
        Они успели проползти под нижней ниткой проволоки, и тут из-за горящей дачи, захлёбываясь, забил автомат Инги.
        Ляхов его сразу угадал, и по направлению, и по манере стрельбы.
        - Всем назад, - приказал он в микрофон. Передатчик, по счастью, уцелел. - Всем назад, к лодке. Инга - поосторожнее на отходе. Дробь![«Дробь» - команда прекращения огня или выполнения любой предыдущей.]
        Они уже столкнули клипербот на воду, когда к берегу подбежала Вирен с алой, сочащейся кровью царапиной поперёк щеки.
        - Пуля? - спросила Анастасия.
        - Ветка, - так же лаконично ответила Инга.
        Дачный дом горел уже сплошь, снизу доверху, а перестрелка на территории и в лесу продолжалась. Без всякого очевидного смысла. Просто сталкивающиеся бойцы противоположных лагерей (не понимая, кто есть кто в этой сваре) продолжали своё бессмысленное дело. Хозяев уже нет, и нет парламентёров, способных призвать к прекращению ненужного кровопролития.
        Лодка, едва слышно зафырчав водомётом, пошла вверх по реке. Скоро, стоит кому-нибудь из обитателей посёлка позвонить по телефону (да уже и позвонили наверняка, бой длился целых двадцать пять минут), сюда столько разных омоновцев, эмчээсников, прокуроров и прочего начальства понаедет - плюнуть некуда будет.
        А их дача далеко, по дороге больше двух часов пешего хода, и в совсем другом лесном квартале. К ним вряд ли обратятся как к возможным свидетелям. В ближайшее время, по крайней мере. Следователям трупы, а тем более гильзы и прочие вещдоки не один день собирать придётся.
        Глава 21
        Раз Чекменёв возмечтал о дипломатической карьере, Олег Константинович пошёл ему навстречу и для начала назначил Чрезвычайным и Полномочным послом Российской Державы, в ранге министра, при Верховном Совете ТАОС.
        Чин достаточно почётный, особенно интересный тем, что Игорю Викторовичу предстояло официально огласить окончательное и не подлежащее обсуждению решение Императора выйти из состава этой уважаемой и мощной организации, худо-бедно на протяжении последних семидесяти лет обеспечивавшей мир на Земле.
        Мир, конечно, весьма относительный, воевать на планете не прекращали, но хоть
«цивилизованные страны» ни разу с приснопамятного тысяча девятьсот восемнадцатого друг с другом в вооружённые конфликты не вступали. В том числе не состоялась и Вторая мировая война, о которой в соседней реальности известный поэт написал: «Она такой вдавила след и стольких наземь положила, что двадцать лет, и тридцать лет живым не верится, что живы».[К. Симонов.]
        Чекменёв, в новом дипломатическом мундире, с золотым шитьём на обшлагах, воротнике и фалдах, серебряными восьмилучевыми звёздами, в отличие от армейского генерал-лейтенанта, расположенными вдоль погонов особого плетения, выглядел весьма импозантно. Аристократичный и вальяжный настолько, что никто не заподозрил бы в нём отважного боевого офицера, совсем недавно не гнушавшегося, в целях маскировки, носить скромную форму подполковника административной службы, Игорь Викторович хорошо поставленным голосом зачитал Императорскую ноту.
        Более двадцати постоянных членов Совета, сотня высших чиновников аппарата и не поддающееся подсчёту количество журналистов внимали его словам.
        О том, что будет сказано, всем было известно давно, но одно дело - неофициальная информация, другое - документ, оглашаемый от Высочайшего имени и расставляющий все точки.
        Россия, заявляя о прекращении своего членства в высокоуважаемой организации, не отказывалась ни от одного из ранее взятых на себя обязательств, экономических, политических, культурных, за исключением военной составляющей альянса.
        - Наша Держава немедленно отзывает все свои вооружённые формирования в пределы своей общепризнанной территории и отныне будет их использовать только и исключительно для защиты своих границ… - Чекменёв сделал паузу и завершил фразу, - за исключением тех случаев, когда потребуется защищать государственные интересы, личные и имущественные права своих граждан.
        По залу прошёл шум.
        - Хотите ли вы сказать, - поднял молоток председательствующий, - что Россия оставляет за собой право на интервенцию в любой части мира?
        - Я сказал только то, что изложено в ноте, которую все члены уважаемого собрания получат на руки в соответствии с принятыми правилами. Толковать это положение каждый волен в меру своего понимания международного права.
        - Но всё же поясните, - выкрикнул кто-то от дальнего микрофона.
        - Как-либо пояснять или любым образом комментировать подписанный Государем документ не входит в мои прерогативы, - гордо ответил посол. - Что касается моего личного понимания тех или иных его положений, я могу ответить в ходе пресс-конференции, в ходе фуршета, который я даю членам дипломатического корпуса и всем присутствующим по случаю своего вступления в должность. Милости прошу в банкетный зал на восьмом этаже.
        Он захлопнул сафьяновую папку с тиснёным императорским орлом и передал её председательствующему, бельгийцу Де Фризу.
        Фуршет на пятьсот, ориентировочно, персон был накрыт с истинно русским размахом. Олег Константинович велел не стесняться.
        - Одно дело - престиж, - напутствовал он Чекменёва, - а другое - обычный купеческий расчёт. Покинув эту говорильню, мы сэкономим столько, что остальное - сущие копейки. Хоть ты каждому по ведру водки и фунту икры выставишь.
        До подобного купеческого размаха не дошло, но фуршет действительно получился самый богатый и многолюдный за фиксируемый завсегдатаями и «постоянно аккредитованными лицами» отрезок времени. То есть лет за пятнадцать.
        Разгуливать по залу с бокалом шампанского Игорю Викторовичу не пришлось. Несколько десятков корреспондентов и в лицо знакомых генералу резидентов европейских разведок, работающих под прикрытием, зажали его в углу, где адъютант вовремя обеспечил столик с креслом.
        Первый же вопрос, заданный известным фрилансером десятка информационных агентств Нэдом Мэллоуном, этой темы и касался.
        - Господин посол, - оттолкнув коллег крепкими локтями регбиста, сунул тот прямо в лицо Чекменёва микрофон, - вы достаточно долгое время руководили службой личной безопасности нынешнего вашего Императора. - Как понимать вашу смену профессии? Означает ли это…
        - Ничего не означает, - громким командирским голосом, чтобы слышно было и всем остальным, не столь пробивным журналистам, ответил посол. - Все мы в Российской Империи несём пожизненную службу Отечеству. В полном соответствии с единожды данной Присягой. Если завтра я получу предписание стать директором Императорских театров или принять командование Тихоокеанским флотом - я его исполню.
        - Независимо от образования и фактической компетенции? - попытался съязвить Мэллоун.
        - Компетенция - крайне растяжимое понятие. Вот вы, как известно, имеете единственное серьёзное образование - отделение зоологии в колледже города Де-Мойн, штат Айова. Что не мешает вам успешно трудиться на ниве дипломатической журналистики. Всем понятно - дипломаты являются такой же частью биосферы, как кольчатые черви или муравьи вида формика руфа, однако…
        Громыхнул такой общий хохот корреспондентской братии, что прочие гости изумлённо завертели головами, не понимая, что вдруг случилось.
        Чекменёв мгновенно набрал массу очков, а неудачник Мэллоун был дружно оттеснён на периферию.
        Следующий вопрос был более конкретным, повторяющим вопрос председателя Совета:
        - Следует ли понимать позицию России так, что, отказываясь от международных обязательств, она тем самым развязывает себе руки во вмешательстве в любые процессы в любой точке мира?
        - Абсолютно не следует. Всё изложено предельно ясно. Россия отныне намерена заниматься только собственными делами на собственной территории. Однако подразумевается, что если кто-нибудь, кто угодно - правительство или частные лица в любой точке земного шара попытаются вооружённой силой или любым другим образом посягнуть на вышеназванные, закреплённые законом или обычаем права нашего государства или любого её гражданина - будет предпринят адекватный шаг. Будет он заключаться в возмездии за необратимые последствия или восстановлении статус-кво с адекватной компенсацией - предсказать невозможно. Главное - мы не признаём никаких
«двойных стандартов». «Какою мерою меряете - такою и воздастся».
        Если мы с вами одинаково понимаем смысл термина «интервенция» - она не исключается. Допустим, - с дипломатической улыбкой сказал бывший генерал, - некое государство осуществит вторжение на территорию нашего посольства или иного экстерриториального объекта, включая, скажем, судно под российским флагом. Не следует надеяться, что таковое деяние останется лишь предметом обсуждения в Гаагском или каком угодно другом суде. Но меру воздаяния определять буду не я и не вы.
        - А кто же?
        - Простите, у нас пресс-конференция, а не курсы повышения квалификации. Обратитесь к законодательству той страны, что вы представляете. Или - к принципам ООН, ТАОС. Там, я думаю, всё достаточно чётко прописано. Мы, как я уже сказал, фактически выходим только из военной структуры нашего сообщества. Ни от каких других обязательств не отказываемся, что, хочу подчеркнуть, является традицией российской дипломатии последние триста лет. Другие государства неоднократно нарушали свои обязательства, мы - нет…
        - Об этом мы сейчас спорить не будем, - просунулась вперёд энергичная дамочка с бэджем какой-то австралийской телекомпании. - Но следует ли понимать, что Россия отныне откажет в помощи любому из своих бывших, - это слово корреспондентка произнесла с особым нажимом, - союзников, если он подвергнется вооружённой агрессии?
        - В том случае, если все остальные союзники не смогут или не захотят оказать подобную помощь, мы готовы рассмотреть прямое обращение к нам на двухсторонней основе… Хотя я посоветовал бы всем, интересующимся геополитикой, посмотреть вон туда…
        И для наглядности простёр руку. Вся задняя стена зала представляла собой великолепно выполненную рельефную карту мира. Шесть на пятнадцать метров. Как же без этого в штаб-квартире организации с глобальными интересами?
        - Как видите - почти девяносто процентов «периметра» составляют границы России и САСШ. На долю остальных членов приходится… Он чиркнул по полоске между Гибралтаром и Босфором световой указкой, заранее, как видно, приготовленной, - сравнительно небольшая полоса «обороны». Учитывая глубину стратегического построения, - луч скользнул снизу вверх, от Италии до Швеции, - даже ожидая войны со всей Африкой и Ближним Востоком, сотню дивизий противодесантной обороны отмобилизовать можно. А на всякий случай разрешить ношение оружия всем лояльным гражданам и ввести уроки начальной военной подготовки с пятого класса средней школы. В таком случае потребность в российской помощи отпадёт сама собой. Разве не так? - Чекменёв улыбнулся одной из самых ярких своих улыбок. Наверное, припасённой для такого именно случая, когда его фотографии попадут на первые полосы тысяч газет. - Что же касается государства, вами представляемого, я бы посоветовал, не ожидая агрессии со стороны Самоа или Фиджи, начать строить собственный военный флот. Здесь Россия вам поможет безусловно и в кратчайшие сроки. Парочку авианесущих
крейсеров можем продать прямо сегодня, обратитесь в наше торгпредство.
        Переждав очередную вспышку смеха, посол жестом попросил паузы, сделал два глотка шампанского, закурил.
        Увидел, что из противоположного угла ему дружелюбно и приглашающе машет рукой посол САСШ господин Бордмен, пятидесятилетний весельчак, чем-то напоминающий диккенсовского мистера Пиквика.
        Надо бы подойти. Игорь Викторович, как и все присутствовавшие в зале, обратил внимание на то, что Бордмен сидел в своей персональной ложе представителя стран-учредительниц, никак не реагируя на выступление Чекменёва. Усмехался собственным мыслям, что-то черкал паркеровской ручкой в блокноте, а может быть, просто чёртиков рисовал.
        Само собой, такое поведение посла вызвало в дипломатическом сообществе, а особенно
        - в кругах журналистов острый интерес. Слухи о личных контактах российского императора и американского президента и раньше имели хождение, а сейчас они получили весьма явственное подтверждение. Что же может означать тайное сотрудничество двух великих, никак не зависящих от всего мирового сообщества держав? Новый передел мира за счёт всех остальных, мгновенно переходящих в разряд второ- и третьестепенных стран?
        Генерал, раздвигая корреспондентов, направился к коллеге. На полпути его всё же придержали два особенно нахрапистых журналиста из Швеции и Англии. Уж шведу-то чего? На него только эскимосы из Гренландии напасть могут. Или финны, вздумавшие отквитаться за давнюю трёхсотлетнюю оккупацию.
        - Извините, господин посол. А что вы скажете об отношениях России и Израиля? В новых обстоятельствах?

«Вам какое дело?» - захотелось ему ответить, но - дипломат же он теперь, чёрт побери!
        - В наших отношениях ничего не меняется. Россия, вместе с Германией, кстати, остаётся гарантом независимости государства, в котором больше половины населения имеет российское подданство или родственников - граждан России.
        - Вы хотите сказать, что Израиль переходит в статус российского протектората? - с вызовом спросил англичанин.
        Тут Чекменёв и произнёс фразу, только что удержанную на языке.
        - Вам лично - какое дело? - Приятно, когда можно не стесняться. На фуршете он - частное лицо. Человек, который платит за выпивку, и ничего больше. Жестом подозвал официанта с подносом, уставленным большими, по европейским меркам, пятидесятиграммовыми рюмками водки.
        - Угощайтесь, - предложил он «акулам пера и шакалам ротационных машин». - Лучше - по две сразу. Мозги проясняет. Понятнее станет, что ни королевство Великобританию, ни королевство Швецию никаким образом не могут затрагивать наши отношения хоть с Израилем, хоть с пиратской республикой Тортуга. Если внезапно географы обнаружат в дальних морях остров, населённый исключительно древними шведами, мы не станем возражать против установления между вами и ними сколь угодно тесных дипломатических и военных отношений… Извините, меня ждут.
        В теплой, дружеской, сопровождаемой умеренными возлияниями беседе Чекменёв и Бордмен провели полчаса, и всё это время охрана одного и другого послов не позволила журналистам пересечь десятиметровую зону «прайвеси».
        От комментариев в кулуарах и Чекменёв, и Бордмен отказались, сразу после окончания фуршета вылетели из Лозанны в противоположных направлениях.
        Этим хорошо обдуманным и согласованным поступком они дали пишущей братии заработать гораздо больше денег, чем прямым и конкретным заявлением для прессы. В чём бы оно ни заключалось.
        На самом же деле Чекменёв и Бордмен (отставной коммодор, чего по виду никак не скажешь), отвязавшись от назойливого внимания, обсудили вопрос весьма серьёзный.
        Российский Императорский флот к описываемому моменту, кроме стационарных сил в шести основных ГВМБ[ГМВБ - Главная военно-морская база (Севастополь, Ревель, Гельсингфорс, Романов на Мурмане, Владивосток, Порт-Артур).] имел в Атлантике, Средиземном море и Индийском океане четыре эскадры дальних крейсеров-рейдеров типа
«Рюрик»[«Рюрик» - третий в двадцатом веке крейсер с таким именем. Водоизмещение
29 тыс. тонн. Скорость до 36 узлов, вооружение - 9 орудий 203 мм в трёх башнях,
14 - 130 мм универсальных, противокорабельные и зенитные ракеты, глубинные бомбы.] , столько же вертолётоносцев типа «Адмирал Колчак»[«Адмирал Колчак» - водоизмещение 36 тыс. тонн. Скорость до 35 узлов, вооружение - 60 универсальных орудий 130 и 37 мм, 40 палубных противолодочных и ударных вертолётов.] , восемь дивизионов эсминцев «Новик-3»[«Новик» - эскадренный миноносец, водоизмещение 3800 тонн, скорость - 44 узла, вооружение - 6 универсальных 130-мм орудий, зенитные и противолодочные ракеты, глубинные бомбы.] и отдельную бригаду БДК[БДК - Большой десантный корабль, принимающий на борт батальон морской пехоты со средствами усиления и огневой поддержки.] . С достаточным количеством судов обеспечения.
        Теперь, согласно приказу, они возвращались к портам приписки. В Хайфу пришли шесть
«Рюриков» и восемь эсминцев. В городе, да и во всем государстве Израиль стало шумно и весело. Почти десять тысяч моряков ежедневно сходили на берег, щедро тратя скопленные за сотни проведённых в море суток деньги. В порту и вокруг появилась масса рабочих мест. У одиноких девушек и женщин возникли небывалые возможности для устройства личной жизни, у кого временной, у кого и постоянной.
        У пирсов всей этой армаде мест не хватило, и эсминцы швартовались борт к борту с крейсерами, стоящими на внешнем рейде. Что, кроме очевидных неудобств, создавало и ряд преимуществ. С берега очень трудно было заметить, если глухой ночью один, стремительный, как змея, и настолько же трудноразличимый «Новик» уходил в море, а его место занимал другой, похожий на него как две капли воды.
        Как только моря опустели от окрашенных светло-шаровой краской грозных кораблей под Андреевским флагом, оживились пираты - алжирские, марокканские, сомалийские, йеменские. И это только в средиземноморском бассейне. А мадагаскарские, малайские, китайские и филиппинские! Для них за одну только неделю настала почти райская жизнь.
        Английская эскадра Гибралтара, французский, итальянский и австрийский флоты очевидным образом не были готовы к серьёзной войне на коммуникациях. О чём говорить - итальянские, к примеру, лёгкие крейсера и эсминцы не могли находиться в море больше двух суток по причине отсутствия самых обычных камбузов и запасов продовольствия. Выскочить на пару сотен миль от баз, накормить моряков три-четыре раза макаронами из только для их варки предназначенных котлов - и назад.
        В то время, как даже российские «Новики» имели автономность по продовольствию двадцать суток, по пресной воде - месяц. В любых природных и погодных условиях, от Северного полярного круга до Южного. В случае острой необходимости могли без захода в чужие порты дойти из Севастополя в Порт-Артур. Если очень потребуется - и обратно, питаясь «подножным кормом», то есть пополняя припасы и топливо за счёт неприятеля и нейтральных судов. Естественно, сохраняя полную боеготовность.
        За последние сорок лет ТВД (в данном случае - театр не военных, а «возможных» действий) был изучен русскими моряками не хуже, чем Маркизова лужа[Маркизова лужа
        - шуточное название восточной части Финского залива между Кронштадтом и Петербургом, по имени командующего Балтийским флотом при Елизавете маркиза де Траверси, предпочитавшего не выходить за пределы этой акватории.] . Любой адмирал, до Морского министра и начальника Генмора[Генмор - Генеральный морской штаб.] включительно, начиная с мичманских погон, непременно отслужил в этих водах кто пять, а кто и пятнадцать лет. Совершил по нескольку дальних походов, и вокруг мысов Доброй Надежды и Горн, Красным морем и Суэцем, Панамским каналом и Северным морским путём. Стояли стационерами на греческих островах, ближневосточных и североафриканских портах. Знали пункты базирования пиратов, тактику, психологию, каналы сбыта. Умели держать их в подобающих рамках.
        А теперь - ушли. Демонстративно, дав понять всем, что эта проблема отныне русский флот не интересует. Наши транспорты и лайнеры не трогайте, остальное - ваше дело.
        Ту же мысль, но в гораздо более конкретной и доступной форме довёл до всех вольных и кому-либо подчиняющихся пиратских капитанов Ибрагим Катранджи. «Москва шутить не будет. Я - тем более. Кого не достанут русские - накажу я. В остальном - свободны».
        Тут же и началось! Средиземное, Красное, Аравийское моря, Индийский океан и восточная часть Тихого мгновенно превратились в зону открытой охоты на любые суда, от прогулочной яхты до танкера в сто тысяч тонн.
        На американцев тоже нападать опасались, зная их безбашенную жестокость и наличие двух десятков авианосцев, бомбардировщики с которых могли накрыть напалмовым ковром любой портовый город Юга, хотя бы заподозренный в том, что он даёт пиратам приют.
        Остальным приходилось плохо. Торговое судно из Юго-Восточной Азии или Австралии без военного конвоя практически не имело шансов спокойно дойти до Европы. Уже в момент окончания погрузки и получения документов на рейс все, кого это интересовало, располагали нужной информацией.
        Добычи стало столько, что грабили даже несколько лениво. Хорошо вооружённый катер военного образца или небольшой быстроходный дизель-электроход перехватывал жертву в удобном месте, заставлял членов экипажа перегружать самую ценную часть груза к себе на борт, изымал из капитанского сейфа валюту, если она там была, потом отпускал. Транспорты с углём, зерном, металлом и прочей дешёвкой обычно пропускали даже без досмотра.
        Не то пираты мелкие, самодеятельные и дикие. Всего снаряжения - мореходная пиро?га или джонка с подвесным движком, несколько автоматов, пара бухт тросов с острыми кошками и лёгкие штормтрапы. Эта публика не имела ни моральных принципов, ни даже инстинкта самосохранения. Им годилось всё. Любой товар, личные вещи моряков, включая поношенные ботинки, даже бронзовые пробки от горловин для заливки топлива. Само топливо - тем более.
        А уж если на захваченном борту оказывались белые женщины… Сначала их «пробовали» сами пираты, кое-кого оставляли себе, остальных продавали в отдалённые от берега городки и деревни, где о такой прелести многие даже и не слышали…
        Одним словом, в полном соответствии с предсказаниями президента Доджсона, наступление «тёмных веков» началось не через десяток лет, а прямо через месяц после его встречи с Олегом Первым.
        Тут же мировая пресса взорвалась девятым валом антирусских публикаций. Мол, только её демонстративная позиция вызвала этот сравнимый с достопамятным шестнадцатым веком всплеск пиратства, раньше державшегося в сравнительно терпимых сообществом рамках.
        На что незамедлительно последовал официальный ответ не кого-нибудь, а Главкома Российского Императорского флота адмирала Максимова.
        Суть его была коротка. Сутки пребывания в открытом море одного крейсера стоят шестнадцать тысяч золотых рублей, эсминца - пять. Если уважаемое сообщество настаивает на возвращении российских кораблей в океаны, стоить это будет столько-то и столько-то. Плюс гарантированные страховки за каждого погибшего и раненого моряка. В суммах, аналогичных тем, что приняты для своих граждан в странах, обратившихся за помощью.
        Естественно, накал европейского общественного мнения ещё более возрос, хотя куда, казалось бы, больше?
        Россия, по общему мнению, не должна чего-либо требовать, особенно - в денежном выражении. Есть же общечеловеческие ценности, принципы гуманизма и тому подобное.
        На прямой запрос Императору коллективного руководства ТАОС и ООН Олег Константинович ответил, что бюджет содержания военно-морского флота утверждён в ноябре прошлого года и какими-либо экстраординарными суммами казна не располагает.

«При этом я не возражаю, если любое правительство захочет заключить договор с командованием РИФ на, допустим, конвоирование того или иного судна из пункта А в пункт Б по взаимоприемлемым расценкам».
        После опубликования этого документа Императору позвонил Катранджи.
        - Ваше Величество, я восхищён вашей твердостью и последовательностью. Однако хочу предупредить - в ближайшее время могут начаться неприятности.
        - У меня или у вас?
        - В том и беда, что сначала - у вас…
        - Догадываюсь. Но, как говорят на Востоке - не разбив яйца, яичницу не приготовишь.
        - Что-то я не помню у нас такой поговорки, - с сомнением сказал Катранджи.
        - Ну, это, наверное, на Дальнем Востоке… Удэгейцы, буряты, тунгусы тоже любят яичницу и поговорки…
        Выступая на очередном экстренном заседании Совета ТАОС, посол Чекменёв предложил простейший вариант решения проблемы, якобы страшной, а на самом деле - пустяковой. Методика отработана пятью столетиями раньше, достаточно почитать популярные романы Сабатини и посмотреть поставленные по ним фильмы. Следует всего лишь вооружить суда и экипажи оружием, превосходящим по своим ТТХ пиратское. Для сопровождениея особо ценных грузов нанимать команды профессионалов с необходимым боевым опытом. Оплата услуг целой роты морской пехоты на один рейс будет стоить в сотни раз меньше, чем потерянное судно и груз, не говоря о жизнях людей.
        На это немедленно последовал шквал протестов от правительств и общественных организаций, наверняка хорошо срежиссированный. Причём непонятно, на каком уровне.
        Главный довод против - весь корпус законодательства по морскому праву. Ведь если мореплавание «свободно», то оружие невозможно применять до тех пор, пока не начнётся явный абордаж. В любом другом случае открывать огонь по как угодно близко подошедшему судну недопустимо. А если попытка захвата станет очевидной - обороняться тем более нельзя: могут пострадать совершенно непричастные к пиратству люди, как из числа захватчиков (технический персонал, пассажиры, заложники), так и
«захватываемых», поскольку они являются «некомбатантами» и в боевых действиях, каковыми несомненно является борьба с пиратством, принимать участия не могут.
        Примеры из обычного права, приводимые сторонниками позиции Чекменёва, относительно того, что на твёрдой земле защита собственного имущества считается правомерной, отметались с порога. У морского судна единственный собственник (персональное лицо или группа акционеров), они-то и могут с оружием в руках защищать свою собственность, с момента, когда покушение на неё становится очевидным. Но для этого им непременно нужно находиться на борту и начать стрелять лишь после того, как означенное деяние совершится.
        Позиция с точки зрения здравого смысла абсолютно идиотская, но «общечеловеческие ценности» относятся к этой же категории вторую сотню лет, и никто с этим ничего поделать не может. Именно поэтому Олег Константинович и решил избавиться от такого бремени, пока последствия не стали необратимыми.
        Основания для запрещения сопровождения судов вооружённой охраной основывались на той же логике. Во-первых - привлечение частными лицами вооружённых подразделений, не состоящих на действительной военной службе, к участию в боевых действиях, причём в личных корыстных интересах трактуется как «наёмничество». Наёмничество же, само по себе, относится к числу тяжких международных преступлений, и поощрять его нельзя ни в коем случае.
        Вообще для решения вопроса о борьбе с пиратством следует создать полномочную комиссию Генеральной Ассамблеи ООН, которая и внёсет предложения по разработке необходимых правовых норм, не вступающих в противоречие с уже существующими.
        Заранее получивший все необходимые полномочия посол, утомлённый трёхдневной бессмысленной говорильней, заявил, что Российская Держава, на основании всё того же международного права, объявляет о готовности защищать любой объект, стационарный или плавающий - не имеет значения, но обозначенный государственным флагом и, следовательно, являющийся частью её территории, всеми имеющимися в её распоряжении средствами.
        Вопрос о наёмничестве также снимается, поскольку российское предприятие и организация любой формы собственности имеет законное право нанимать должным образом лицензированную частную охрану. И она будет выполнять принятые на себя обязательства, не нарушая юрисдикции иных субъектов пресловутого права. Если же
«глубокоуважаемые мировым сообществом господа пираты» сочтут свои интересы в чём-либо нарушенными, то имеют полное право обратиться в суд по месту регистрации правонарушителей. Где иск будет рассмотрен со всей возможной тщательностью и оперативностью.
        Кроме того, великолепным способом избежать любого рода неприятностей является обыкновенный отказ от сближения с российскими судами в открытом море на дистанцию действительного артиллерийского огня.
        Совершенно понятно, что демонстративно вызывающее, а моментами издевательское поведение российского посла вызвало горячую поддержку среди судовладельцев, моряков и рядовых граждан государств, имеющих к мореходству хоть какое-то отношение. И, одновременно, массовую истерию русофобии в большинстве официальных и официозных средств массовой информации ТАОС. За исключением САСШ, надо отметить.
        Очередным шагом навстречу всем заинтересованным в безопасности своего бизнеса грузоперевозчикам стало предложение перерегистрации плавсостава под российский флаг за сравнительно небольшую плату. Гораздо меньшую, чем взлетевшие до небес суммы страховок. Тут, правда, таилась небольшая юридическая тонкость: судном под трёхцветным флагом мог командовать только капитан того же подданства, но желающих наняться на престижную должность среди старших, первых и вторых помощников, имеющих судоводительский диплом, а также и отставников в стране найдётся достаточно.
        Идея, настолько выгодная для России финансово и политически, немедленно встретила отпор в виде контрпропагандистской кампании, в основном сводившейся к крайне простой мысли - русские затеяли всю эту театральщину с выходом из ТАОС и косвенным поощрением пиратства, чтобы взять под контроль все мировые транспортные потоки. К примеру, пока продолжались дипломатические прения, а пираты день ото дня наглели, объём грузоперевозок и пассажиропоток по Трансъевразийской магистрали Порт-Артур - Владивосток - Париж вырос почти наполовину.

«Даже если и так, - отвечали трезвомыслящие, которых и среди иностранных политиков и журналистов находилось достаточно, - то остроумию русских можно только позавидовать. Что в их действиях незаконного или хотя бы удивительного? Во все времена существовали пираты на морях и разбойники на суше. И за безопасность караванов и обозов купцы всегда платили тому, кто эту безопасность мог гарантировать. Следовательно, либо мировому сообществу нужно перехватывать инициативу, либо - смириться с данностью».
        В подходящий момент сказал своё слово в неофициальной обстановке американский президент.

«Не любить Россию имеет право каждый. Недооценивать - только идиот». И сопроводил эту сентенцию несколькими историческими примерами. Чем ещё больше укрепил подозрения в том, что давняя евроатлантическая солидарность впервые с тысяча восемьсот шестьдесят четвёртого года дала трещину.
        Прошла всего лишь неделя, и предупреждение Катранджи начало подтверждаться. В юго-восточном секторе Средиземного моря, а также в районе Африканского Рога бесследно исчезли два российских сухогруза и один танкер. Не подав даже автоматического сигнала бедствия, который включается нажатием единственной кнопки в ходовой рубке.
        По мнению специалистов, такое могло иметь место только в двух случаях - суда мгновенно затонули от торпедного залпа с подводной лодки (при атаке торпедных катеров времени на подачу сигнала хватило бы) или с экипажами произошло нечто вроде так и не проясненного инцидента с «Марией Селестой», с которой люди просто исчезли, оставив не только все личные вещи, но и тарелки с недоеденным супом.
        Первый вариант казался более вероятным. Некто (Катранджи уверял, что ни одна из подконтрольных ему организаций мореходными субмаринами не располагает, да и бессмысленное уничтожение гражданских судов отнюдь не в обычаях пиратов) решил то ли запугать русских, дав им понять, что никакие вооружённые команды им не помогут, то ли дать отчётливый сигнал всем, кто вздумает «сменить флаг».
        В описываемый момент в водах Мирового океана находилось более двухсот российских судов, из них - тридцать пять в угрожаемых водах. Капитаны немедленно получили по радио шифрованные инструкции о переходе на режим военного времени. Из Хайфы навстречу пароходам, идущим Средиземным морем, вышли восемь «Новиков» и два вертолётоносца: «Адмирал Эссен» и «Адмирал Рощаковский» - глухой ночью, без огней, в режиме радиомолчания и полной противолокационной защиты.
        Командующий эскадрой получил приказ - при обнаружении неопознанных подводных и надводных объектов действовать по обстановке, но с максимальной жёсткостью.
        Разделившись на две оперативные группы, эскадра словно крыльями невода начала охватывать с востока и с запада район движения гражданских судов. Их капитаны, в свою очередь, стали менять ранее проложенные курсы на рекомендованные.
        Шансы на то, что неизвестный противник попадётся в ловушку, были достаточно высоки. Террористические атаки, предполагающие устрашение, должны производиться массово, по принципу «волчьих стай» кайзеровского Кригсмарине.
        Так оно и получилось, но в этот раз подводным террористам не повезло. По чистой случайности очередной жертвой был избран теплоход «Анапа», шедший из Новороссийска на Касабланку с ценным и одновременно компактным грузом, весьма удобным и для захвата, и для реализации. Поэтому, в виде эксперимента, на теплоход посадили взвод морской пехоты, кроме штатного вооружения усиленный батареей ПТУРС. Одного попадания управляемым снарядом хватит, чтобы утопить бронекатер, полного залпа под ватерлинию - практически любое невоенное судно.
        Капитан «Анапы», следуя рекомендациям, увеличил ход до полного и пошёл противолодочным зигзагом, уклоняясь к зюйду, чтобы обойти Мальту милях в сорока и в самое тёмное время ночи проскочить под тунисским берегом. Раз сказано - считать время военным, так он и действовал. Морские пехотинцы, разместившись на верхней палубе, отдыхали посменно, не спускаясь в низы. Там было слишком жарко. Это их и спасло.
        Вражеский командир, наудачу или по наводке, верно вычислил курс атаки, а теплоход, к сожалению, не был оснащён гидрофонами.
        На выходе из очередной циркуляции «Анапа» получила четырёхторпедный залп между десятым и восьмидесятым шпангоутами. Чему удивляться - лодка стреляла почти в упор, с пятнадцати кабельтовых. Слепой попадёт, даже без помощи перископа с инфракрасной подсветкой. Упреждение на четыре корпуса - и всё. Никаких торпедных треугольников командиру лодки рассчитывать не надо.
        Теплоход в двадцать пять тысяч тонн разломился пополам, носовая часть ушла в воду вертикально и почти мгновенно (какие тут сигналы бедствия?), корма тонула чуть дольше. Поручик, весь его взвод и несколько оказавшихся на палубе матросов во главе с младшим боцманом, прикрытые от ударной волны кормовой рубкой, сохранили самообладание и намертво вколоченные в подкорку инструкции. Были бы на месте морпехов обычные солдаты, пусть и классные спецназовцы, ничего бы у них не получилось.
        А тут на кренящейся палубе, оглушённые, половина - разбуженные взрывом, бойцы и матросы, исполняя согласованные команды офицера и боцмана, сумели вывалить с левых шлюпбалок шестнадцатиметровый баркас, организованно в него погрузиться с оружием и отдать тали раньше, чем их накроет валящимся сверху бортом.
        - Р-раз, взяли! Р-раз, взяли! - начал командовать боцман, когда двадцать два морпеха и шесть матросов расселись на банках перед рычагами винтового привода, заменившими архаичные вёсла. Примерно такими, как на железнодорожной дрезине, числом восемь и с длинными рукоятками, позволявшими работать на каждом - четверым. На один рычаг людей не хватило.
        Боцман задавал темп, поручик сел к румпелю.
        Баркас, не уступавший размером и мореходностью драккарам викингов и поморским лодьям, ходившим из Кеми на Грумант[Грумант - поморское название Шпицбергена.] , свободно мог дойти с места гибели «Анапы» и до Мальты, и до Туниса. Но сначала он по кругу обошёл место гибели теплохода. Спасти удалось только одного, раненого штурмана, цеплявшегося за шкертик автоматически раскрывшегося плота. Перевалиться через высокий надувной борт у него сил уже не было.
        Пока санинструктор оказывал спасённому «доврачебную помощь», поручик сказал боцману:
        - Срываемся отсюда полным ходом, на вест, в темноту… Не надейся, что уже кончилось…
        - У тебя закурить есть? - спросил тот внезапно ослабевшим голосом. Каждый человек имеет предел физической и нервной выдержки, только морской пехоте думать о таком не положено. Жив - воюй, остальное - на потом.
        - И закурить, и сто грамм. Глотай, держи… - Сунул в руки боцмана портсигар и фляжку, приподнялся на кормовой банке. - И раз, и раз! Не сачковать! Хоть спины поломайте, а ход дайте… Садись к румпелю, - уступил он своё место.
        Паспортно такой баркас при полном усилии гребцов мог развить узлов восемь. Сейчас, наверное, выходили все десять. А толку?
        Поручик увидел, что фосфоресцирующая вода обозначила примерно в миле позади длинный корпус с высокой рубкой. Ясно, лодка, и примерно известного типа.
        - Такое дело, братцы, - обратился он к своей команде, - живыми нам уйти не дадут. Вон она, та сука, всплыла. Сейчас ищет уцелевших. Только не на тех напали! Оружие
        - на боевой взвод, положить рядом. Если нас не раздолбают на дистанции, грести до последнего. По моей команде - огонь. По всем, кто шевелится. Пулемёты - по рубке, снизу доверху. Патронов не жалеть, другого шанса не будет. А там как выйдет - или на абордаж, или… Всё понятно?
        Со своими двадцатью пятью надводными узлами, даже двадцатью, лодка догонит баркас через пять минут. И наверняка постарается взять в плен. Если бы хотели просто убить - как раз подходящая дистанция для стрельбы из палубной «сотки». А теперь уже и для спаренного пулемёта. А не стреляют. Или заложники им нужны, или просто уточнить захотелось, кого на этот раз потопили, в темноте флаг не разобрали.
        Поручик смотрел на приближающийся сзади и немного слева форштевень, разбрасывающий по сторонам веера сияющей пены, на узкую башню рубки с торчащими трубами перископа и шнорхеля. Начали различаться фигуры людей, толпящихся на артиллерийской площадке и в так называемом «лимузине»[Верхняя площадка рубки подводной лодки, окружённая открытым сверху, остеклённым фальшбортом.] .

«Да они просто собираются нас таранить, - осознал поручик. - Сбрасывать ход, чтобы швартануться к баркасу - поздно. Вот же падлы! Ударят форштевнем, пройдутся по уцелевшим корпусом и винтами - и на глубину. Свидетелей не останется. Ну так получайте!»
        Когда до лодки осталось не больше кабельтова, боцман резко затабанил[Табанить - грести в обратную сторону, чтобы выполнить разворот шлюпки или дать ей задний ход. В данном случае боцман переключил на реверс муфту редуктора.] и переложил румпель вправо до упора.
        Баркас увело в сторону, метров на сорок, но достаточно, чтобы форштевень его не зацепил. Двухтысячетонная субмарина к таким маневрам была не приспособлена. И на то, чтобы осмыслить происходящее, отдать хоть какую-то команду, всему комсоставу лодки, вылезшему наверх в предвкушении развлечения, артиллеристам, пулемётчикам, сигнальщикам - времени тоже не оставалось. Совсем. Даже перекреститься, если верующий.
        - Взво-од! Огонь! - скомандовал поручик, вставший на банке во весь рост, демонстрируя собственное презрение к смерти и уверенность в победе. Очевидной.
        Четырнадцать автоматов и четыре пулемёта хлестнули в упор, сметая отлично видимые при свете полной луны фигуры на палубе и мостике. С такой дистанции не промахнулся бы и солдат-первогодок, а во взводе служили парни, заканчивающие службу. Поход на теплоходе - «дембельский аккорд».
        В течение пяти секунд на палубе убиты были все, а рубка издырявлена бронебойными пулями в такое решето, что погружаться не имело никакого смысла. И шахта перископа перебита, и шнорхель. Тем более что и команду на погружение отдать было некому.
        Баркас ткнулся кормой в кранцы на борту лодки, и специально к такому делу подготовленные бойцы, во главе с поручиком, рванулись через скобтрапы с обеих сторон рубки к верхнему люку, и - вниз.
        - Только механиков не трогать! - успел прокричать поручик. Пусть в такой команде не было необходимости. Внутри лодки сопротивления не оказал никто. Единственный вахтенный штурман, не выпущенный наверх своим командиром, в центральном посту получил прикладом по зубам и отключился от дальнейшего. Люки между отсеками, что поразительно, были отдраены все.
        - Кто же так воюет, мать вашу?! - нецензурно удивился один из старшин, кое-что знавший о службе на подплаве[Подплав - общее наименование служб подводного флота.] .
        Поручик устроился в вертящемся кресле ныне покойного командира перед перископом. К нему подвели человека, назвавшегося стармехом, или, по-русски, «дедом» данного
«Наутилуса».
        - Что, сволочь, надводным ходом до Хайфы дойдём? - поинтересовался взводный, цыкая зубом и, вопреки всем правилам, закуривая в «святая святых». Беды в этом не было. Открытый люк и иссечённая пулями рубка создавали нормальную вентиляцию.
        - Дойдём, господин… - Стармех, судя по своим нашивкам пребывавший в чине приблизительно капитана второго ранга, очевидно, ждал, что этот младший офицер ему представится.
        Но получил только плевок под ноги, на палубу центрального поста.
        - Тогда приведите в чувство вот этого, - указал на валявшегося у переборки штурмана, - и поехали. Вот сюда. - Он ткнул пальцем на разложенную на навигационном столе карту. - У меня в команде дураков нет. Одно неправильное движение - пуля в лоб и за борт. Доходчиво?
        - Так точно, господин, - и льстиво добавил: - Уже убедились.
        - Ну и вперёд. Иди, не отсвечивай… Ромашов, - приказал он старшему унтер-офицеру, замкомвзвода, - выведи наверх кого найдёшь, пусть трупы с палубы в холодильник оттащат. К каждому живому на этой коробке приставь по человеку. Чтобы следом ходил, глаз не спускал. Хер их, раздолбаев, знает, какую они подлянку могут выкинуть, если им и так и так помирать… Чтобы ни один вентиль, ни одну задрайку никто не лапнул, не спросив предварительно разрешения. Всех, кто не имеет отношения к обеспечению хода, - запереть в канатный ящик.
        - Николай Егорович, - попросил он боцмана, - вы со своими ребятами тоже приглядывайте. От торпед спаслись, неужто теперь до своих не дошлёпаем? Берите на себя весь распорядок на борту… На руль есть кого поставить?
        - Сам стану, приходилось.
        - Так и сделаем. В подвахту трёх-четырёх парней возьмите, пусть на ходу учатся. Кто знает, когда своих встретим…
        В этот момент поручик Летягин из простого статиста на мировой шахматной доске внезапно превратился в фигуру историческую. Его имя и фотографии скоро заполнят мировые газеты и журналы, несколько раз наверняка покажут по дальновидению. Очень может быть, пригласят как свидетеля выступить с трибуны ООН. Главком ВМФ, а то и сам Император примет орденом Святого Георгия пожаловать, ибо в Уставе прямо записано: «Кто с боем захватит вражеский корабль…».
        Подводные лодки Летягину никогда не нравились, даже свои, пусть и спускался он в их таинственные недра несколько раз, в порту, когда приятели приглашали в гости. Искренне считал тех, кто добровольно, в девятнадцать лет поступал в Первое Балтийское имени адмирала Дудорова училище подводного плавания, не совсем нормальными. И вправду, кем же нужно быть, чтобы до конца службы согласиться ползать по тесным отсекам и месяцами не иметь права даже свежего воздуха глотнуть? Ради чего? Какая здесь может быть романтика?
        То ли дело - морская пехота!
        Вот и сейчас: в отсеках воняло всем сразу - человеческим потом, кислотными испарениями аккумуляторов, выхлопом дизелей, мокрым металлом, бог знает чем ещё. Двигатели гремят, давя на барабанные перепонки, стальной настил вибрирует, даже зубы, если их не сжимать, начинают выстукивать морзянку… Мерзость.
        Из центрального поста поручик взбежал по трапу в «лимузин», цепляясь широкими плечами за стенки шахты. Звёзды на головой сияют, солёный ветер с норда наполняет лёгкие, волны с плеском набегают на палубу. Совсем другое дело! Он теперь - полноправный командир и владелец этой «шаланды». И нужно думать не как засидевшемуся в должности взводному, а - стратегически!
        Прежде всего - заняться допросом пленных. Это первое дело. Составить и предъявить начальству такой документ, чтобы потом поручика не отстранили, не задвинули. Знаем, как оно бывает. Все коврижки - себе, а непосредственному исполнителю - бумажку на подпись «О неразглашении», и гуляй, Вася.
        Нет уж! Мы люди тёмные, но не настолько.
        Радио в порядке, значит, в эфир на единственной знакомой ему волне, открытым текстом (Летягина секретными кодами не снабдили): «Мною, таким-то, после торпедирования и гибели т/х „Анапа“, порт приписки Новороссийск, захвачена пиратская подводная лодка. Координаты примерно такие-то. Следую курсом норд-норд-ост пятьдесят градусов. Прошу помощи».
        Едва ли у противника поблизости есть ещё корабли, способные перехватить его сигнал раньше своих. А если и есть - милости просим. Из пушки стрелять обучены, и в аппаратах то ли шесть, то ли восемь торпед. Погружаться не умеем - так в надводном положении повоюем!
        Летягин убедился, что лодка завершила разворот. Без всякого компаса видно, по Полярной звезде, начали двигаться в нужном направлении. Осмотрелся, увидел более-менее знакомый пульт управления, сильно поковерканный пулями и залитый кровью. На всякий случай дернул рычаг машинного телеграфа на «средний». К его удивлению, сработало. Снизу отрепетовали[Отрепетовать - подтвердить получение сигнала, повторить.] команду, лодка прибавила ход.
        Он спустился в ЦП, сообщил о своём открытии боцману.
        - Дуй наверх, Николай Егорович, оттуда лучше видно. Сам соображай, когда вперёд крутить, когда назад, прикинь, сколько ещё узелков добавить можно. Чтобы и не потонуть по глупости, и до своих побыстрее добраться…
        Затем расположился за обеденным столом в тесной кают-компании, велел по одному, в порядке старшинства, приводить ему «подследственных». В роли командира отдельной части он правами дознавателя обладал. Следовательно, составленные им протоколы будут иметь не только оперативное значение, но и юридическую силу.
        Рядом посадил сразу двух секретарей, матросов первой статьи - вольноопределяющихся, с незаконченным высшим образованием, жаль, что не юристов. Велел записывать точно, разборчиво - «аутентично», вспомнил он подходящее слово. Чтобы, значит, одну копию - начальству, вторую - себе. И особых расхождений в заверенных бумагах быть не должно. На случай разбирательств.
        Итак. Экипаж подводной лодки, не имеющей названия, только карандашом написанный на первой странице вахтенного журнала номер, «12-бис», составлял сорок восемь человек. Из них двенадцать офицеров. Убиты четырнадцать, в том числе командир и восемь офицеров. Список - составлен. В живых - стармех, второй штурман, начальник минно-торпедной части, тридцать один человек рядового и старшинского состава.
        Поручик начинал собеседование с подлежащих обсуждению вариантов. В старых традициях: или - за борт, по доске (опять же - Сабатини), или - повешение на перископе (Летягин с большим вкусом описал, как интересно такой способ может выглядеть. Ничуть не хуже, чем на рее).
        - Все вы - помимо тех, что лежат в холодильнике, где вино для отмечания очередной победы берегли, - находитесь в полной моей власти. Вы утопили мой пароход, убили моих друзей. С шумным весельем собирались убить меня. Каким-то удивительным случаем тебя, например, - он указал зажатой в пальцах сигаретой на командира минно-торпедной службы, - в первой партии наверх не выпустили. Пообещали во второй, так? Но торпедами стрелял ты?
        - Я ничего не знаю, - глядя в железную палубу под ногами, ответил крепкий, жилистый мужчина лет сорока, с очень волевым лицом. Судя по всему - никак не меньше, чем коммандер одного из западных флотов, или - старший лейтенант по - нашему.
        - Чего ты не знаешь, милый? - с тихой лаской, которой он едва-едва ухитрялся маскировать бешенство, спросил Летягин. - Выпускал ли ты торпеды, не знаешь? Или как тебя зовут? Где на службу нанялся, к кому? Не знаешь? В кого стрелял и зачем - тоже не знаешь? Тогда и я не знаю - зачем вдруг вот этот старшина засунет тебя в торпедный аппарат и стрельнёт. Тоже не зная - куда. Но ведь куда-нибудь ты долетишь? Или это будешь уже не ты? Я не очень разбираюсь в торпедном деле, тебе лучше знать…
        - Я не знаю, кто и зачем меня нанимал. Я ирландец, бывший подводник, лейтенант-коммандер[Звание, примерно соответствующее лейтенанту российского флота.
        . Чарльз О’Доннел. В Дублине ко мне в пабе подошёл человек, предложил заработать. По прежней специальности. Пенсия у меня была очень маленькая, предложили впятеро. Какой смысл отказываться? В своём отсеке я готовил торпеды. Только. По команде выпускал. Куда, в кого - понятия не имею.
        - Отлично, - сказал Летягин, почувствовавший, что выходит на интересную тему.
        - Начнём с самого начала. Какой паб, название, адрес. Какой человек? Дата и место подписания контракта. Куда отправились после этого? Где базировалась лодка? Сколько их было, кроме этой? Сколько раз выходили в море, сколько раз стреляли по целям. Координаты, результат. Когда и откуда вышли в последний поход… Видишь, как много интересных вопросов. И наверняка столько же ответов будет. Должно быть, - уточнил Летягин. За отказ отвечать - смертная казнь. За ложь - то же самое. У меня есть время, чтобы допросить каждого на борту и сопоставить информацию. Заранее предупреждаю - никаких обнадёживающих обещаний не даю. Не в моих возможностях. Приплюсовать к уже имеющимся покойникам - свободно. Отпустить - нет. Суд будет разбираться. Наш или международный - не моё дело. Но верхней меры у нас не предусмотрено, так что поживёшь в любом случае. Так чт? - начинаем?
        Бывший лейтенант-коммандер сделал правильный выбор. Жизненного опыта ему хватило, чтобы сообразить: в своём нынешнем состоянии русский поручик и без того проявляет чудеса психической устойчивости, заставляет себя держаться в рамках и устава, и так называемого гуманизма. Едва ли хоть один из офицеров очередной реинкарнации
«Летучего голландца», каковой являлась субмарина «12-бис», вел бы себя настолько корректно с этим же поручиком.
        Поэтому О’Доннел решил все свои силы и изобретательность приберечь для нормального суда. А с человеком, счастливо избегнувшим мокрой могилы, да вдобавок, вместо того, чтобы от радости напиться вдребезги, занявшегося нудной канцелярщиной, лучше по пустякам не спорить. Кто знает, в какое мгновение и от какого слова у него сорвётся нарезка загадочной славянской души, и он начнёт крушить направо и налево, не разбирая правых и виноватых?
        Правда, лейтенант-коммандер отчётливо понимал, что «правых» на борту его лодки гораздо меньше, чем имелось праведников в Содоме и Гоморре, вместе взятых.
        Чарльз оказался человеком весьма памятливым и наблюдательным и всячески демонстрировал поручику свою лояльность. Несколько раз попробовал надавить на жалость, повествуя о своей трудной судьбе, но увидел на лице едва ли двадцатипятилетнего офицера гримасу брезгливости по отношению к себе, сорокалетнему мужчине, и устыдился. По крайней мере, перешёл на тон деловой и почти бесстрастный.
        Большая часть его показаний Летягину оказалась не то чтобы неинтересной, а попросту непонятной. Поручик крайне мало был сведущ в международной политике. Окажись на его месте Чекменёв или даже Ляхов, они мгновенно зацепились бы за незначительные, казалось бы, детали, вроде мельком услышанного О’Доннелом разговора между командиром лодки, то ли с бывшим, то ли до сих пор состоящим на службе коммодором английского (!) флота, и штатским господином.
        Разговор происходил в береговом ресторанчике, незадолго до последнего рейда. Там и прозвучало - «Хантер-клуб». Ирландец об этой организации слышал и раньше (жизнь длинная, чего только не услышишь) и предположил, что в России о ней тоже имеют представление. Кому нужно - разумеется, имеют, но не каждый же строевой офицер, если он не из Разведупра.
        Гораздо более важной информацией Летягин счёл ту, что касалась расположения базы подводных лодок. Фарерские острова, один из фьордов миль на тридцать севернее Торсхавна, столицы островов, с населением около десяти тысяч человек.
        Главное - база там, судя по словам О’Доннела, появилась не вчера и не позавчера. Лет пять назад, не меньше, и была она тщательно оборудована для обслуживания минимум пяти лодок. По полной, что называется, программе.
        Причём явно не датчанами, в чьей юрисдикции находились острова.
…Время от времени подавая условный сигнал на принятой в средиземноморской эскадре частоте, трофейная лодка почти полным ходом шла курсом норд-ост. Погода была самая подходящая - ветер умеренный попутный, волнение не больше трёх баллов, сплошная облачность и дымка, ограничивающая видимость тремя-четырьмя милями. Достаточно, чтобы заблаговременно уклониться от нежелательной встречи с посторонними судами. Торговые моряки не настолько бдительны, чтобы навскидку обнаружить у горизонта всего лишь семиметровую рубку и почти погружённый корпус. От военных кораблей, конечно, не скроешься, но пока бог миловал.
        После полудня лодку наконец обнаружили, на пределе своего радиуса, вертолёты с
«Эссена». Снизились почти до высоты рубки, сбросили на тросике красный алюминиевый пенал. Летягин прочитал короткую записку с указанием нового курса и только тут почувствовал, как смертельно устал. Час, от силы два продержится, и всё! Свалится, где стоит. Одновременно, другой частью сознания, понимал, что останется на своей вахте сколько нужно. Хоть бы и ещё сутки.
        Очередная пара вертолётов прилетела через час. Один барражировал поверху, другой зашёл с кормы, почти коснулся палубы разлапистыми поплавками, завис, уравняв скорость.
        Из распахнутой дверцы спрыгнули пять человек в спасательных жилетах. Два со
«строевыми» кантами на погонах, трое с «механическими».
        Поручик, с ладонью у виска, отрапортовал старшему по званию, капитану второго ранга, и в заключение спросил:
        - Могу считать, что командование сдал?
        - Так точно, поручик, так точно, - обнял его смутно знакомый офицер. Где-то виделись, а где - убей бог, не вспомнить.
        - Капитан второго ранга Шелавин командование принял. Можешь отдыхать, - посмотрел он в красные, воспалённые глаза офицера. - Ходу нам ещё часов пять. Выспишься. На
«Эссене» тебя ждёт торжественная встреча. Сам понимаешь…
        Глава 22
        На свою дачу Фёст с командой возвратились благополучно. Никто их бесшумного скольжения по реке не заметил, всё внимание не слишком многочисленных в это время обитателей прибрежных посёлков было привлечено звуками боя и высоким пламенем пожара.
        Секонд, Мария, Марина и Людмила встретили их, как случайно выживших героев - слишком уж большой шум они подняли.
        - Даже здесь слышно было, будто батальон воюет, - сказал Ляхов-второй, довольный, что всё закончилось и кроме царапины Инги - никаких потерь.
        - А шашлыки готовы? - демонстрируя и выдержку, и чувство юмора, спросила Анастасия.
        - Чуть-чуть не подгорели, - в тон ответила Людмила.
        - Шашлыки ещё немного подождут, господа офицеры, - сказал Фёст. - Десять минут на всё. Мотор с клипербота снять, протереть, слить бензин. Убрать в дальний угол, можно каким-нибудь мусором притрусить. Словно к нему год не подходили. За полчаса он остынет, не придерёшься. Воздух из лодки спустить, её у огня подсушить. И тоже в сарай. Отдельно и подальше…
        - Думаешь - кто-то проверять будет? - удивился Секонд.
        - У вас, может, и не стали бы, а у нас… Хрен его знает, товарищ генерал-лейтенант.
        Эту присказку из уст аналога Вадим слышал неоднократно, и всегда - в разных вариациях.
        - Дальше, девушки и дамы, - сказал Фёст, неизвестно зачем проведя такое разделение среди ходивших с ним валькирий, - форму, оружие - тоже в подвал. Там есть люк в полу, Вяземская знает, керамический. Никакой металлоискатель не возьмёт. Затем быстренько, но тщательно моемся с применением специальных косметических средств, чтобы ни следа порохового дыма или почвы с того участка ни на ком не осталось. Переодеваемся в самые лёгкие и соблазнительные из имеющихся у вас туалетов - и к столу!
        - Ох, и осторожный же ты! - В словах Секонда Фёсту послышалось некоторое осуждение.
        - Неужели Конан Дойла не читал? Или Рассела рассказик - «Рутинная работа»? Если кому-то в голову придёт к нам придолбаться - долго отмазываться придётся. Возможно
        - и со стрельбой. А мне - надоело. Мог бы своим приятелям в больших чинах прямо сейчас позвонить - прикрыли бы. Но опять лишняя засветка. А если сейчас не наши люди всей силой навалятся - мало не покажется. Тем более президент, уверен, кого надо вздрючить уже успел. В свете последнего разговора. У нас, при всех негативах, спецы ещё встречаются - упаси бог! Особенно если генерала МГБ и взвод спецназовцев неподалёку завалили. Подворный обход верняком начнут. Так одно дело - полупьяные эфемерные создания в просвечивающих сарафанчиках на голое тело им явятся, совсем другое - отчётливые девки с горящими глазами, грязью под ногтями и пороховым нагаром на щеках… Музыку подходящую заводим, всем - грамм по двести крепкого или по бутылке вина, кому чего нравится - прямо сейчас. Посуду, пустую и полную, сколько есть - на стол.
        И тут же, подавая пример, разлил валькириям по полстакана жутко дорогой, для самых отвязанных любителей понтов выпускаемой водки. Обыкновеннейший «спиритус этиликус», известным способом разбавленный, хорошо, если не водой из-под крана, зато эксклюзивные бутылки из самой Франции…
        - Давайте, девчата мои дорогие. Спасибо вам за всё, главное - что не подставились.
        - Усложняешь ты всё-таки, - с сомнением сказал Секонд, проглотив свою порцию.
        И оказался неправ.
        Минут через сорок, когда вся компания ненаигранно веселилась, ела сочные шашлыки, запивая их хорошим вином, под приятную, довольно громкую музыку из расставленных вокруг беседки колонок, у ворот грубо загудел мотор «УАЗа». Требовательно крякнул сигнал.
        - А я что говорил? - сказал Фёст, вставая. - Люда, со мной… Остальным без команды в разговор не вступать…
        Вяземская, одетая именно так, как он приказал, на самой крайней грани приличия, разбросав волосы по плечам и изображая умеренную, не преследуемую законом степень опьянения, пошла следом, на шаг сзади, с трудом ухитряясь не провалиться высоченными шпильками в щели между каменными плитками.
        Ляхов открыл калитку, демонстративно держа пред собой мощный травматический пистолет.
        - Кто тут и какого…Уже два ночи. До семи утра имею право никого не пускать… - Это он начал говорить, увидев перед собой милицейского старшего лейтенанта и двух людей в штатском чуть позади него. - Чего вам? Постойте, - махнул расслабленно рукой, свободной от оружия. - Вы - наш участковый, что ли? Чем могу служить?
        - Так точно. Старший лейтенант Семиколенных. А вы?
        - Доктор медицинских наук, магистр парапсихологии Ляхов Вадим Петрович. В настоящее время - хозяин этой дачи, - подчёркнуто вежливо раскланялся Фёст. - Чем могу служить? - повторил он.
        - Вы, это, Вадим Петрович, пистолет опустите, если не трудно, - сказал мужчина слева от участкового. - Разрешение, кстати, имеете?
        - Всенепременно. И на пистолет, и на шесть стволов нарезного охотничьего оружия. Только винтовки в Москве и разрешения в Москве. А на это, - он повертел копией
«беретты», стреляющей, кстати, очень тяжёлыми резиновыми пулями, шагов с пяти в голову - гарантированно насмерть, - при мне. Как же иначе. Учёные… Пойдёмте, предъявлю… Только сначала тоже представьтесь…
        Людмила, не вникая в суть разговора, начала чесать комариный укус намного выше выставленной вперёд коленки.
        - Несущественно, - ответил спросивший, переместив взгляд с пистолета на гораздо более привлекательный объект.
        - Так что вы хотели? - несколько жёстче спросил Вадим участкового. Сейчас он изображал человека, балансирующего у грани патологического опьянения. Вроде бы полностью адекватен, способен поддерживать разговор и держаться на ногах, но чуть-чуть сверху - или отрубится в секунду, или начнёт творить невообразимо что, не отдавая себе отчёта. - А то у нас баранина остывает. Она, баранина, имеет отвратительное свойство остывать быстрее, чем надо. Тьфу ты, - шлёпнул он себя ладонью по лбу. - Да что мы тут стоим? Заходите, по стопарику-другому примете, и дальше. Собачья работа ночью по улицам таскаться. И ради чего? - спросил он с интонацией Сократа. - Очередного поросёнка у Солодухина украли или пацанва на танцах передралась? Да, простите, заболтался я. Вчера три лекции прочёл, никак не могу остановиться. Так пошли? Там всё и расскажете. Постараюсь быть всемерно полезным… - он подавил икоту, - нашим родным правоохранительным органам…
        Вяземская убила на щеке очередного комара и тут же, изящно изогнувшись, занялась щиколоткой. При этом из выреза сарафана наполовину выскользнула слишком роскошная при общей стройности девушки грудь.
        Дав приезжим две секунды полюбоваться на чудо природы, он рывком за плечо заставил Люду выпрямиться и поддернул вверх кружевную оторочку, тоже мало что скрывающую.
        - Извините, господа! Мила, иди во двор…
        - Обещал, что здесь комаров нет, - капризно сказала Вяземская, словно и не заметив лёгкого казуса, - а их тучи.
        - У костра не будет, иди, иди, - подтолкнул её Фёст.
        За забором очень вовремя пронзительно засмеялись сразу три девушки. Как будто услышали явно неприличный, но смешной анекдот.
        - Вы в последние два-три часа чем занимались? - спросил участковый, догадавшийся, что ловить здесь нечего. Хозяин с компанией пьют настолько давно и упорно, что даже молоденькая девчонка, что называется, в зюзю. Однако явно старше восемнадцати, ничего здесь не пришьёшь. Они не то чтобы пять километров, они и сто метров до соседней дачи по прямой не дойдут. Да в таких обалденных босоножках.
        Если только правда заглянуть «на огонёк», стакан накатить. Увы, «соседи»[На милицейском сленге «соседями» называют сотрудников МГБ. По странной географической аномалии очень часто «конторы» располагаются очень близко, на соседнем углу или через дорогу. Что здесь первично, что вторично - требует специальных исследований.
        не позволят. Может, завтра с утра? Познакомиться поближе. На участке душевных жильцов не так уж много…
        - А этим самым и занимались. И сейчас занимаемся. У нас, знаете ли, помолвка. Ещё раз прошу - заходите. Кто вас проверять будет, сколько «опрос местных жителей» продолжается…
        - А стрельбу слышали?
        - Мы пьяные, но не глухие, - твёрдо сообщил Фёст. - Нельзя не услышать. Сразу подумали - хорошо люди свадьбу отмечают. Горцы, наверное. Или развод, недавно и такая мода появилась. Минут сорок салютовали…
        - А машин мимо вас не проезжало?
        - Да кто ж их знает? Смотря какие машины. Вашу сразу услышали, а «Ауди», допустим, проскользнёт - не заметишь. Откровенно говоря, после десяти вечера ни одной не слышали… - Фёст задумчиво посмотрел на старшего лейтенанта. - Так, может, присядете с нами? На полчасика. - Идея затащить за свой стол участкового не оставляла его отуманенный алкоголем разум. - Не последний раз видимся. Чтоб и дальше - по-хорошему…
        - Спасибо за приглашение, - улыбнулся участковый, делая в памяти отметку. - Дела делами, а в свободное время отчего к хорошему человеку не заглянуть? Одним словом, я вас прошу - что-то подозрительное случится, сообщайте немедленно. Через «ноль два». Здесь со мной сразу соединят. И, мой совет, на такие игрушки, - он указал на пистолет, - не полагайтесь. Вреда от них больше, чем пользы…
        - Да это как сказать.
        Видимо, тон его каким-то образом изменился, и один из штатских снова вскинулся, нечто одному ему понятное почуяв. Но ничего не сказал, молча полез в заднюю дверцу.

«УАЗ» рыкнул, пробуксовав в песке, и рванулся в лесную темноту.
        - Ну, вы и актёр, - сказала Людмила, когда за ними захлопнулась калитка. - Магистр парапсихологии, читающий лекции полудюжине голых студенток…
        - Ты - не хуже. С комарами - блеск. Я, честно сказать, на такие ножки и позы верняком бы засмотрелся. Уже не о задании б думал, а соображал, надеты под сарафаном трусики или так обходишься… Вот только глаза научись прятать. Те, может, и не заметили, но зыркала ты чересчур по-трезвому. Хорошо, ночь. Днём умный опер мог бы просечь…
        - А какая разница постороннему, есть под сарафаном трусики или нет? - спросила Людмила с интересом. Как бы продолжая занятие по практической психологии.
        - Да чёрт его знает, - честно ответил Вадим. - Но, как правило, парней, особенно до тридцати, эта проблема основательно волнует. Хотя и вправду - какая разница, один слой материи, два или три, если тебе лично в любом варианте ничего не светит…
        Пока они не вышли на освещённое пространство, Люда, словно в продолжение темы, обняла его, несколько раз, слегка даже агрессивно, поцеловала.
        - Спасибо, что ты - такой… - Она впервые назвала его на «ты». - Спасибо, что живой вернулся. Девчонки рассказали, как ты там… Они все теперь за тебя в огонь и в воду. А если хочешь, я всегда с тобой буду.

«Вот и меня, наконец, кто-то полюбил», - грустно и непривычно радостно подумал Фёст…
        - Всегда - понятие растяжимое, - сказал он, отрываясь от невыносимо притягательных девичьих губ и всего остального, что теперь вдруг снова стало совсем не тем, что он небрежно прикрывал от глаз оперов. Совсем не тем…
        К столу они подошли порознь, на приличной дистанции. Вяземская не хотела, чтобы подруги раньше времени что-то узнали. Анастасия - ладно. Сама призналась, что Уваров сделал ей официальное предложение и она его приняла.
        У неё пока - ничего подобного. Человек, с которым она возмечтала сойтись судьбой, совсем не то, что подполковник Уваров. И не тот, что его брат-близнец: с ним очень легко и просто было чувствовать себя на «Валгалле». Поразительно другой, словно бы намного старше, суровее, жёстче, и время вокруг - не то. О том, что избранному ею мужчине едва перевалило за тридцать, она не подумала. Зато сумела почувствовать, что при всей своей жёсткости - и нежнее тоже. Возможно - именно поэтому.
        - Испугался? - благодушно спросил Фёст у Секонда, сделал несколько больших глотков коньяка, стянул зубами с шампура кусок не успевшего остыть мяса. Совершенно как артист Смирнов в короткометражке «Напарник» тысяча девятьсот шестьдесят шестого года выпуска, который никто, кроме него, в этой компании не видел. А зря. - А ничего. Как видишь - обошлось. Спасибо Людмиле…
        - Ты бы - не испугался? - тихо спросил Секонд. Фёст его понял сразу. Как его самого поняла Людмила, милая Люда.
        - Как тебе сказать? Не осуждаю - в твоём положении, то есть - в чужом, до последней гайки непонятном мире, какой бы ты ни был геройский-разгеройский солдат
        - испугаться можно, иногда и нужно. Страх для того и придуман. Вопрос - чего пугаться? Впасть в несоответствие перед поверившим в тебя коллективом - пожалуй. А физически - нет. Отстрелялись бы, с боем пробились, до дома доехали. Только в этого лейтенанта, участкового, стрелять я бы ни в коем разе не стал… Глаза у него честные, а жизнь - не приведи бог. Оклад - тысяч двенадцать, а «на чай» и сотню далеко не каждый даст. И не у каждого он возьмёт…
        Фёст почувствовал, что его понесло совершенно не туда. Бесконечно длинный день, занятия с девушками, встреча с Воловичем, бестолковая дискуссия с президентом, бой, в котором, признаться, он выжил лишь чудом, нарушив все предварительно данные самому же себе обещания. И после этого - едва не пол-литра крепкого почти без закуски. Чего же ждать? Хорошо, попросту не развезло. Вполне он ещё держится, практически - в норме. И в состоянии младшего братца поучать.
        - Вот если бы меня там, на даче генеральской, убили, вот тогда вам худовато пришлось бы… Не захотел бы я на твоём месте и в твоём положении оказаться. Но раз я снова выжил - нечего здесь комплексовать. Тебе. Если твой мир - зоопарк, а мой - подлинные джунгли, о чём речь? Я вот хотел благодарность перед строем объявить…
        Повинуясь его взгляду, девушки дружно встали. В кителях с погонами и форменных юбках, в высоких сапогах они выглядели бы куда воинственнее, но и в платьицах с босоножками - тоже вполне ничего.
        Фёст жестом велел Секонду налить всем, у него самого в чарке уже было. Недопитое. Раза три он только губы мочил. Сам выпрямился, ухитрившись не качнуться. Вздохнул и сказал:
        - Не обладая никакими дисциплинарными и прочими правами, только от себя лично, а может, и не от себя, а от всего становящегося для вас близким мира, который мы вдруг вздумали спасать, хочу объявить эту благодарность… - Сам подтянулся, сдвинул каблуки. - Подпоручикам (а по-местному - лейтенантам) Вельяминовой, Волынской, Витгефт, Вирен - за мужество и героизм, проявленные в боевых действиях. Подпоручику Вяземской - за выдержку и тактическое мастерство в сложной оперативной обстановке. Варламовой и Верещагиной - за тыловое обеспечение очень непростой операции. Сам я ничем государственным вас наградить не могу, а негосударственное каждая из вас завтра получит. Надеюсь, что господин полковник Ляхов на своей стороне что-нибудь придумает. Сообразно должностным возможностям. Проще говоря - спасибо вам, девочки. Что бы я без вас… А теперь - забыли абсолютно всё и гуляем до утра. Танцы и тому подобное…
        С танцами всё получилось хорошо. Девушки, поголовно влюбившиеся в своих командиров (а как иначе может быть после случившегося?) да ещё, согласно приказу, одетые абсолютно символически, немножко страдали.
        Пятерым из семи, чувствуя на теле желанные руки, отчётливо знать, что ничего другого не будет, - каково? Все они хорошо знали Вадима Петровича-второго (для них
        - первого) и его жену Майю Васильевну, что на палубе «Валгаллы», что на пляже за лишний неслужебный взгляд, брошенный любой из них на своего мужа, одаривала таким ответным… Желающих перешагнуть черту не нашлось.
        Тут вдруг объявился его брат-близнец. Неженатый и очень спокойный. Слегка меланхоличный даже. И что? Его мгновенно, никто даже сообразить не успел, как именно и когда, окрутила Людка Вяземская. Самая тихая и неприметная все последние пять лет в лагере Дайяны.
        Казалось бы - что в ней? Всей разницы - цвет глаз, размер груди. На один номер больше, чем у всех, кроме Инги (у неё второй), и только-то? Рост, фигура, ноги, не говоря о прочем, - одинаковые. Но каждой видно - она на Вадима Петровича-второго, а по внутреннему счёту братьев - Фёста (значит, есть за что), посматривает через каждые десять, от силы - двадцать секунд. Мгновенно, из-под ресниц, и снова отворачивается. Но долго вытерпеть не может.
        Да и он, хоть и сел специально на другой конец стола, уделяя внимание и Маше Варламовой, и Марине Верещагиной, без намёков, по-дружески то за ручку невзначай беря, то по плечам поглаживая, танцевать чаще всех приглашая (наверное, потому, что в бой не взял), всё равно на Вяземскую смотрит.
        Даже с любой из девушек танцуя, то и дело на свою пассию оглядывается. Словно боится, что убежит куда-то.
        Ладно, хватит об этом. Всего не перескажешь и ничего не исправишь.
        Около четырёх утра, когда едва засветлело небо на востоке, Фёст, протрезвевший, будто вообще ничего не пил, вдруг сказал:
        - Собираемся и уезжаем. Девчата, что вам нужно из снаряжения - грузите в машину. Кто-нибудь, для смеху, трусики или бюстик на вот эту ветку повесьте. Прямо перед глазами входящего. Пусть люди порадуются. Пустые бутылки и прочий мусор - в яму за домом. Одну полную на столе оставьте. Быстро, быстро…
        - Да в чём опять дело? - удивился Секонд. - Со всем разобрались…
        - Слушай старших. Очень мне взгляд одного из оперов, что с участковым были, не понравился. Бывают такие… Или упёртые служаки, готовые старушку, не там улицу перешедшую, замордовать, или мерзавцы законченные. Представь себе картинку, у вас, может, малореальную.
        Примерно сейчас, кое-как покрутившись на глазах у начальства, которое само в периоде полураспада пребывает, означенный капитан или майор, хрен его знает, втихаря отойдёт в сторонку. Наверняка, если не дали ему конкретного задания, о нём никто и не вспомнит. До утра минимум.
        За это время (если он такая сволочь, как я предположил) подскочит сюда. Сдуру может и один, а скорее - с двумя-тремя мордоворотами. Очень у нас всё колоритно. При должном старании алкаша, каким я представился, можно раскрутить на любое признание, любую явку с повинной. В стельку пьяная девчонка, - он указал на Людмилу, - тоже что хочешь подпишет. Они же не знают, кто она есть. Предположат, что дочка приличных, но не слишком влиятельных родителей. Проституцию ей пришьют или - предложат соглашение о сотрудничестве. Выбор почти очевидный…
        - Страшные вещи ты говоришь, брат, - поёжился Секонд.
        - Привыкай. С этим мы и решили воевать, если ещё не понял. Рад, если ошибусь. Всё может оказаться совсем наоборот, и этот капитан или майор станет верным бойцом
«Чёрной метки». Поэтому ты с девочками прямо сейчас гонишь на Столешников и вызываешь по СПВ Воронцова… Скажешь ему вот что…
        Фёст начал объяснять, что именно, и тут до него дошло.
        - Эх, чёрт возьми! Совсем у меня ум за разум зашёл. Как ты поедешь? У тебя ни прав, ни документов… А сейчас, небось, менты все, какие у них есть «Перехваты» и прочие схемы в действие ввели. Тут и я то ли проскочу, то ли нет. Всё. План отменяется. Грузитесь…
        - Давайте все останемся, - предложила Анастасия.
        - Не пойдёт, - возразил Фёст. - Случись новая заварушка, по-светлому мы все вместе не прорвёмся. Сейчас поехали, время единственно благоприятное…
        Мало кому известными дорогами, скорее - с трудом проходимыми просеками - они выбрались к Волоколамскому шоссе. Ухитрились, наверное, из-за своего одновременно респектабельного и разгульного вида спокойно миновать все стационарные и передвижные посты. ППС, ДПС и поддерживающие силы высматривали совсем другой контингент. Домой вернулись в самый раз, до начала пробок.
        - Теперь - всем отдыхать, - распорядился Фёст, убедившись, что за окнами нужной половины квартиры - время Секонда, не его. - Не слишком у нас спокойный пикничок получился. Ну да ладно, другим разом отдохнём спокойнее, если Вадим Петрович пригласит…
…Для связи с «Валгаллой» имелась фиксированная частота, так что найти Воронцова не составило труда. Вновь увидев пароход и ставший привычным пейзаж, Секонд испытал чувство, похожее на умиротворение. Вот то место, где нет «ни скорбей, ни воздыханий». А то за истекшие сутки нервотрёпки было многовато. Он сам себе удивлялся - казалось бы, ничего особенного не случилось, и не такое приходилось видеть, а вот поди ж ты. Вадим ещё не догадывался, что таким образом он ощутил
«давление времени». Предупреждал ведь Шульгин - походы именно для него из химеры в реальность могут закончиться плохо. Точнее - неизвестно как и чем. Вплоть до развоплощения.
        Об отдалённых последствиях судить пока рано, сейчас воздействие проявилось в депрессии, сильной усталости и словно бы потере части собственной личности. Причём
        - лучшей части. Словно бы она вся перешла к Фёсту, а сам Секонд превратился в его бледную проекцию… Не зря ведь, когда просветление моментами находило, мелькала мысль: «Да что же это со мной? Лимон выжатый - и тот себя лучше должен ощущать…».

«Так это же оно самое и есть, - подумал Ляхов, переходя на палубу парохода. - Пробудь я там ещё несколько суток, вообще истаял бы, как снеговик на солнце. - Представил себе подобную картину, передёрнул плечами. - Нет уж, я туда больше не ходок. Старших надо слушать».
        А вот Фёст был по-прежнему бодр и подтянут, словно на самом деле позаимствовал у своего аналога часть жизненной энергии.
        Дмитрий Сергеевич принял гостей с обычным радушием. Здесь у него, после ухода Ляхова с девушками, прошло всего около недели, и новостей от «братьев с сёстрами» не было. Они продолжали свои исследования вновь открытой цивилизации дуггуров и на связь выходили всего один раз.
        Ляховых, с их сегодняшними заботами, события фактически столетней, с их точки зрения, давности интересовали мало. «Довлеет дневи злоба его».
        Зато рассказ о проекте Фёста Воронцова позабавил. Родное ведь для него время, пусть и не удосужился он ни разу за шесть биологических и неизвестно сколько физических посетить собственное «будущее». Новиков с Шульгиным ходили, а его не привлекло. Даже, по некоторым мельком сказанным словам, не очень, кажется, верил в его подлинность. Ровно в той же мере, как в тысяча девятьсот сорок первый год, где повоевал, ни разу не усомнившись в подлинности пуль и снарядов, что летали мимо и рвались вокруг.
        В ответ на недоумённый вопрос Секонда, как возможен такой интеллектуальный дуализм, предложил перечитать главу шестую «Суммы технологии»[Глава шестая называется «Фантоматология».] Лема. Фёст, кстати, читал её ещё в студенчестве, а в параллели книга так и не была написана, хотя несколько других пан Станислав всё-таки сочинил. Историческая и материально-техническая стабильность не весьма способствует развитию футурологического стиля мышления.
        Узнав о появлении обоих Ляховых, в салон пришла Наталья Андреевна, от всей души заинтересованная в судьбах своих воспитанниц.
        Секонд тут же доложил, что Фёст собирается сделать предложение Людмиле, а Настя уже нашла себе суженого в его реальности.
        - Рада за девочек. Люда, имей в виду, - это она уже к Фёсту обратилась, - самая из них нежная. Не очень хорошо, что ей наш мир достался. Лучше бы наоборот. Анастасия покрепче…
        - Наталья Андреевна, - при разнице в возрасте всего в семь лет ни он, ни Секонд говорить ей «ты» не научились, - зачем о грустном? Один наш популярный певец предлагает: «Не будем прогибаться под изменчивый мир. Пусть лучше он прогнётся под нас». Я Люду никогда не обижу, всем остальным шести миллиардам населения Земли этого делать тем более не стоит. При всей её нежности. Вы вон тоже в моём мире тридцать лет прожили, и ничего. Мне тогда восемь лет было, когда вы ушли, но я восемьдесят четвёртый хорошо помню. Следующие двадцать - тем более. Вы не пропали, уж как-нибудь и мы не пропадём, особенно с вашей помощью.
        Фёст говорил со всей возможной деликатностью, но Наталья остро почувствовала в его словах и ревность по поводу того, что не он, а Секонд провёл здесь с девушками очень много дней в тесном общении, и обиду на то, что она как бы выразила недовольство тем, что Вяземская выбрала его, невзирая на естественную логику.
        Гораздо отчётливее то же самое почувствовал Воронцов. Редкий случай, когда его умная жена допустила «гаф»[На языке кают-компаний - бестактность.] .
        Однако русский офицер, тем более - военврач и психолог, Вадим Ляхов очень аккуратно вышел из ситуации.
        С улыбкой принял поданную стюардом, по жесту адмирала, чернёную серебряную чарку, приложился к ручке адмиральши. Сказал любимый отцом тост: «Побудем, пожелаем».
        Секонд непроизвольно дёрнулся. «Опять всё тот же сон!» То есть слова его отца, использованные, как свои, совсем другим человеком.
        Наталья Андреевна выпила своё шампанское, Воронцов и Секонд то, что и Фёст. Пятидесятилетний (если он вообще бывает) коньяк.
        - Да, кстати, - по неистребимой привычке немедленно взяв сигарету, но пока её не прикуривая, сказал Ляхов-первый. - По этому поводу мы и пришли. Разрешите, ваше превосходительство, приступить к теме?
        - Кто же тебе, такому, может не разрешить? - улыбнулся Воронцов.
        - Если вас не затруднит и аппаратура позволит, не могли бы вы связать нас с леди Спенсер? Кажется, в том положении, в какое мы попали, или - влезли, что тоже правильно, только она сможет нам помочь. Хотя бы советом…
        - Советом - наверняка, - кивнул Дмитрий Сергеевич. - Ты, наверное, помнишь этот анекдот: «У нас ведь страна Советов, а не страна баранов…»[«В Дагестане или в Карачаево-Черкесии Саид приходит к Ахмету: „У меня завтра свадьба сына, не можешь ли ты одолжить барана?“ Ахмет отказывает, но даёт совет - пойди к Рамазану. И так далее. На пятом круге Саид взрывается. „Да где же мне взять барана?“ На что ему спокойно отвечают - см. выше…»]
        - Как же, непременно…
        Наталья тоже засмеялась, а Секонд снова ничего не понял.
        - Я - не могу? - совершенно серьёзно спросил Воронцов.
        - Насчёт переброски в Москву очередной ударной дивизии - не сомневаюсь. Но здесь вопрос несколько тоньше…
        - Хорошо, прямо сейчас и займёмся.
        Воронцов через вестового вызвал андроида - инженера, допущенного к самостоятельной работе на СПВ. Обычный на вид капитан-лейтенант в синей рабочей форме внимательно выслушал задание: разыскать по имеющимся в аппарате настройкам в Лондоне тысяча восемьсот девяносто девятого года госпожу Сильвию Спенсер. Не ошибившись и не соединившись с подобной личностью в любом другом году двадцатого века. Их там может оказаться около трёх. А возможно, и больше.
        - Попросил бы пройти, господин адмирал, в нижний центральный пост, вне его такой контакт недопустим… - сказал робот. - При этом необходимо отключить уже действующий канал с две тысячи таким-то годом. И ему синфазным. Три межвременные связи сразу - мощный парадокс.
        Фёст ощутил беспокойство. Прерывать канал со своей Москвой, где сейчас отдыхают девушки и где у него столько недоделанного, - просто немыслимо. Кто знает, куда войдёшь следующий раз? Туда, где жизнь идёт заведённым чередом? «Отец пасёт крысиные стада, мать, как всегда, безмятежно несёт яйца. Дубы-гиганты по-прежнему перекочёвывают на юг…»[См. роман Р. Шекли «Обмен разумов».]
        - Не возражаю. Пойдём, - приняв решение, сказал он, вставая. - Но ты, брат, ступай домой. По ту сторону экрана. Если что не сойдётся - вернётесь в твоё время. У вас там всё устроено, и Государь своими милостями не оставит. Постарайся, чтобы Люда не подумала, что я её бросил. Жив буду - вернусь…
        - Ты что-то в минор впал, - сказал Воронцов сочувственно.
        - Не вам бы спрашивать, Дмитрий Сергеевич, - ответил Фёст не то чтобы резко, но убедительно, с большой долей печали в голосе. - Вы куда с сухумского пляжа попали? А если бы вас девушка в Мурманске, или где там, до сих пор ждала?
        Он заметил, что у Натальи Андреевны губы слегка дрогнули. Значит - представила, как оно в любой момент с каждым случиться может. С ней - хорошо случилось, а с другой на её месте?
…Робот-оператор нашёл Сильвию всего через пять минут поиска по волнам сразу нескольких мировых эфиров.
        Леди Спенсер в викторианском платье с огромным декольте беседовала за чашкой пятичасового чая с довольно неприглядного вида старухой. Берестина поблизости видно не было.
        Блок-универсал, он же портсигар, издал в дамской сумочке едва слышный даже самой хозяйке писк. На грани ультразвука.
        - Извините, дорогая Аннабель, - со всей возможной любезностью сказала Сильвия. - Мне настоятельно нужно отлучиться. Через несколько минут я вернусь и мы продолжим. Я почти уверена, вашего племянника в Сандхёрст мы устроим…
        Единственное близкое место, где можно было разговаривать по межвременной связи спокойно, - дамский туалет. В нём, как убедилась леди Спенсер, не было никого.
        - Кому я потребовалась? - спросила Сильвия, глядя на кафельную стенку кабинки.
        - Мне, - ответил Воронцов, предупредительно открывая «дверь» до самого пола. - Заходи…
        - Алексею сообщить не надо? - приподняла Сильвия бровь. - Он сейчас наверху, за бриджем.
        - Не вижу необходимости. Пока роббер[Роббер - очередная партия в бридже.] доиграют, успеешь вернуться.
        - Ну, хорошо, - приподняв подол муарово переливающегося платья, она шагнула в проём. - Рада вас видеть, господа. Вы - Секонд или Фёст? - спросила она Ляхова. - Подождите, не отвечайте, сама догадаюсь… - Сделала вид, что задумалась. - Да, разумеется, Фёст. Невозможно ошибиться. Как у вас там дела?
        - Спасибо, леди. Дела у прокурора, у нас так, делишки… О них и хотелось бы потолковать…
        Он с предельной лаконичностью изложил то, что случилось с курсантками Дайяны, от момента их гибели до сегодняшнего (если так можно выразиться о событиях, случившихся восьмьюдесятью годами позже) утра. И о том, какую именно личную игру он затеял в своём времени.
        - Весьма, весьма интересно, - сказала Сильвия, выслушав. - Несмотря на все наши и ваши усилия, лавина парадоксов вот-вот готова сорваться со склона и покатиться вниз. Не слишком ли опрометчиво вы действуете? Кажется, роль охранителя реальности предполагает несколько более сдержанное поведение…
        - Прошу прощения, леди. Некоторое время назад я от своего куратора слышал прямо противоположное. Он считает, что Ловушку Сознания следует перегрузить выходящими за пределы её опыта впечатлениями, заставить вцепиться зубами в собственный хвост…
        - Александр всю жизнь страдает привязанностью к извращённым логикам. - Сильвия несколько раз шлёпнула сложенным веером по затянутой в перчатку ладони. - Вы, разумеется, вольны прислушиваться к именно его умозаключениям, раз он ваш наставник и куратор. Только за помощью сейчас решили обратиться ко мне, не к нему…
        Она повернулась к Воронцову.
        - Что это твой стюард до сих пор не обслужил даму?
        - Ах да! Прошу прощения, слишком быстрый темп набрала наша беседа. И зачем стюард? Всё на столе. Тебе шампанского, виски?
        Леди Спенсер снисходительно улыбнулась.
        - Мы с герцогиней уже начали вечер с розового джина. При дворе сейчас все подражают королеве, это самый популярный напиток…
        - Будет исполнено. Вестовой - рысью! Джин, стакан, лёд.
        - Итак, - спросила Сильвия Фёста, - какая же помощь вам от меня требуется? По-моему, спасённые девушки вполне прилично у вас адаптировались. И что я вообще могу предложить сверх того, что имеется в распоряжении Дмитрия?
        - Видите ли, вы ведь единственный для них, по-настоящему родной человек на всей Земле…
        - А Ирина? - тут же возразила леди Спенсер.
        - С одной стороны - её здесь нет, а с другой… Она ведь не слишком далеко от них ушла… По статусу. Вы же - представитель «старшего комсостава», почти Дайяна. С прерогативами и опытом…
        - Интересно. Дальше…
        - Потому я и хотел просить вас - побеседовать с каждой. С позиции одновременно и высокопоставленной аггрианки, и члена «Братства». Выяснить, какие из латентных качеств и свойств, полезных в этой жизни, у них можно дополнительно активизировать. Ведь, как я понял, диплом они не защищали и выпускных экзаменов не было, следовательно… И, напротив, не стоит ли окончательно заблокировать те, что им здесь могут только помешать. В том числе - и в личной жизни. Две из них уже подумывают о замужестве, остальные - только мечтают… Так вот…
        Ляхов сказал всё, что хотел, со всей прямотой, потому что это его действительно волновало. Врачом со склонностью к психиатрии и психологии Вадим был не из последних. Сам президент с ним свободной дискуссии не выдержал.
        Бог знает, какие на самом деле комплексы могут начать проявляться у великолепных по всем качествам девушек. Вадиму в институте, занимаясь в психиатрическом кружке, довелось столько всякого повидать… Надо быть очень уверенным в себе человеком, чтобы в восемнадцать поступить в медицинский, изучать и делать всё, что там положено, в двадцать четыре получить диплом, сохранив в себе и лучшие черты изначально заложенного характера, и романтическое отношение к жизни.
        - Это я поняла, - сказала Сильвия. - Сделаю, что от меня зависит. Дальше…
        - Дальше… В мастерской Лихарева на Столешниковом остался ваш Шар. Мы им пользоваться не умеем. Как следует. Девочки - тем более. Допуска у них к такому нет. Я знаю, что у вас есть уровни. Ирина Владимировна так и осталась на третьем. Лихарев как будто - на шаг возвысился. Вы - насколько я знаю, после Дайяны самая квалифицированная агентесса. Можете научить меня и девушек работать на вашем уровне?
        Тон Ляхова не выражал просьбы. Чувствовался в нём и нажим, и вызов.
        - О чём речь, Вадим? - спросила Сильвия. - Естественно, всё, о чём вы просите, я сделаю. Что такое Шар? Обычный инструмент. В моё время, чтобы получить право перейти на следующий уровень управления им, приходилось служить десятки лет. По понятным вам причинам. А технически… Я и вас за три дня обучу навыкам координатора… Моего уровня. Выше - извините, ключа не имею. Ясно?
        - Вполне. И вашего уровня абсолютно достаточно для наших целей. Потребуется повыше
        - Дайяну попросим.
        - Очень вы решительный молодой человек, - вздохнула Сильвия. - Правда, Дмитрий?
        - Мы ведь сами предложили ему учиться плавать, - ответил Воронцов. - Теперь наблюдаем результаты…
        - Вполне впечатляющие результаты. Так мы прямо сейчас пойдём? - Сильвия с некоторым сомнением осмотрела свой наряд. В Лондоне рубежа веков - прелестно. На палубе «Валгаллы» - терпимо. В Москве второго десятилетия двадцать первого века - абсурдно.
        - Хочешь - сначала ко мне, - сказала Наталья Андреевна, - найдём, во что приодеться.
        Женщины ушли. Воронцов тут же разлил ещё по стопке.
        - Как думаешь, не переигрываешь? - спросил Воронцов у «младшего брата», до сих пор не проявлявшего (по крайней мере, в его присутствии) признаков агрессивности.
        - Вы думаете - я играю? - грустно спросил Ляхов. - Хотел бы. Беда в том, что положение у меня довольно дурацкое. Числюсь вроде бы за «Братством», а на самом деле - ни то ни сё… А это не по мне. У вас у всех хоть какие занятия есть, пусть и придуманные. Сами пьесу написали, роли распределили, для самих себя и играете. Где-то я подобную историю читал… А я в вашу пьесу опоздал. Не нашлось у драматургов времени сообразить, для чего такой персонаж может пригодиться. Вот и приходится мне как бы настоящей жизнью жить. Представьте - вы с Антоном так и не встретились, но откуда-то узнали, что встреча такая должна была случиться, да Ловушка помешала. И всё, что потом произошло, - тоже знали бы. Хоть в виде воспоминания о несбывшемся, хоть - фантастического романа. Тоскливо, да? Сейчас там, у меня, вам бы под шестьдесят было. Пенсия скоро, Наталью Андреевну так и не нашли, «Валгаллу» только на картинке в альбоме увидели. Что мне остаётся? Махнуть рукой и пользоваться предоставленными от щедрот благами жизни? Не мой стиль. Сопьюсь потихоньку, скучно и без эксцессов. Думал я, думал и решил сочинить собственный
сценарий. По тем же правилам, но с поправкой на эпоху и психологию персонажей.
        - А цель? - осведомился Воронцов, плеснул в чарки ещё понемногу. - Мотивы понятны, цель неясна.
        - Да примерно та самая, что у вас была, когда вы в белый Крым направились. Убедиться: тварь я дрожащая или право имею… Если получится то, что задумал, очень многие проблемы «Братства», почти неразрешимые, исчезнут сами собой. Ко всеобщему удовольствию. Не выйдет - никто, кроме меня, ничем особенно не рискует. Я ведь единственный из всех вас коренной обитатель моей реальности. Очень возможно, такой же придуманной, как и все остальные. А единственная подлинная Главная Историческая Последовательность закончилась или в семьдесят шестом, когда Новиков с Ириной встретились и я, очень может быть, по этой самой причине возник… Или в восемьдесят четвёртом, когда вы ушли.
        Поэтому любые мои поступки никак не могут внести возмущения в Мировую Сеть. Они ничем не отличаются от поступков любого из миллиардов ныне живущих, то есть - имманентны этой самой реальности…
        - Ишь, как закрутил. Ещё один философ. Дерзай, что тут другое скажешь? Я, если о чём и начал догадываться, оставлю свои озарения пока при себе. В процессе же воплощения очередной сверхценной идеи ты, ясное дело, решил взять на вооружение тактику не существующих в твоём мире аггров. Или и стратегию тоже?
        - Со стратегией потом разберёмся, а с тактикой всё верно. Личной гвардией в количестве семи штыков я уже обзавёлся. Теперь к этим «штыкам» нужна ещё кое-какая амуниция. Работе с Шаром Сильвия обучить уже пообещала… Как вы считаете, - задал Ляхов с самого начала беспокоивший его вопрос, - никаких неожиданностей со стороны леди не последует?
        - В смысле?
        - Не решит ли она, пользуясь своими возможностями и моей темнотой, подкорректировать психику девчонок и в своих интересах тоже? Или даже - только в своих?
        - В пределах своей компетенции скажу - нет. Я её за эти годы изучил достаточно. Ей это просто незачем. С «Братством» она себя связала осознанно и окончательно. Я, как ты знаешь, медиум так себе, на Держателя тем более не тяну, но Новиков, Шульгин, Удолин даже по отдельности любые отклонения сразу бы выявили. А им и втроём сразу приходилось на очень высоких уровнях её ауру изучать. Здесь можешь полностью Сильвии довериться.
        - Спасибо, одним камнем меньше…
        - Валяй дальше. Чего ты ещё, кроме этой консультации, от Сильвии хочешь? Она правильно заметила - сверх того, что уже попросил, все остальное и я могу предоставить. Или нет?
        - Не знаю. Раньше эта тема не возникала. Я хотел спросить, есть ли хоть какая-то возможность снабдить моих валькирий положенным штатным снаряжением?
        Воронцов посмотрел на Вадима с уважением.
        - Интересная идейка. Губа, то есть, не дура. Только, боюсь, со всем комплектом ничего не выйдет. Гомеостаты, увы, на дубликаторе не размножаются. Пробовали, с самого начала пробовали. Получилось точно, как у Полесова с мотором[См. роман И. Ильфа, Е. Петрова «12 стульев».] . По сю пору пользуемся теми, что есть.
        Гомеостат, естественно, интересовал Ляхова в первую очередь. Блок-универсалы тоже вещь в хозяйстве незаменимая, но - никакого сравнения. Полная опасностей жизнь
«странствующего рыцаря», какую он себе определил, при гарантии личной безопасности и почти вечной молодости могла бы стать гораздо насыщеннее и эффективнее.
        - Я не о дубликаторе, Дмитрий Сергеевич, - медленно сказал он. - Я о тех комплектах, что девушкам полагались в качестве «приданого» при выпуске. Они должны были где-то храниться, настроенные именно на них? Нам чужого не надо. Вот что я хотел у Сильвии выяснить…
        - Не промах ты, парень, далеко не промах. - Даже Воронцова удивила самоочевидная простота решения. Интересно, что никому из них, в том числе и Ирине с Сильвией, такая идея в голову не пришла. А ведь, казалось бы…
        Ещё во время самого первого рейда на аггрианскую базу можно ведь было, кроме взрыва информационной бомбы, предусмотреть и захват трофеев. Ладно, там было не до того, сами едва ноги унесли. Ну а потом? Кто мешал специальную операцию именно с этой целью прокрутить? Разве только опять Ловушка, каким-то способом не допускавшая возникновения подобной мыслеформы в мозгах своих клиентов.
        - Имеешь в виду организовать набег на базу Дайяны и изъять требуемое? Технически - выполнимо. Сам думаешь сходить или вместе с девочками?
        - Сам. В крайнем случае - Лихарева привлечь…
        Воронцов изобразил полное одобрение.
        - Это - хорошо! И замотивировать акцию можно классно, и не своими руками «товар взять». Глядишь, в будущем вам с ней ещё контактировать, так незачем отношения портить…
        Тут как раз вернулись Сильвия с Натальей. Леди Спенсер переоделась в джинсовый костюм, под курткой - пёстрая рубашка, на ногах кроссовки. Волосы собрала в
«конский хвост». Всю косметику смыла. Этакая получилась молодая женщина неопределённого возраста и профессии. Не способная привлечь на улице ни малейшего внимания, разве что у слишком уж наблюдательного человека, и то, если дать ему время тщательно эту «прохожую» рассмотреть. А в потоке мелькнёт неразличимой тенью, и всё…
        - Очень даже хорошо, - одобрил Вадим. - А то мой консьерж наверняка мыслями о моём нравственном облике озаботился. Теперь увидит, что я вашим воспитанницам действительно добрый дядя и ничего больше. Мы с вами выглядим подходящей парой…
        Наталья засмеялась, а Сильвия бросила на Ляхова заинтересованный взгляд.
        - Пожалуй. Ко двору ни меня, ни вас в таком виде точно бы не допустили.
…Фёсту и Секонду было очень интересно наблюдать, как девушки отреагировали на появление Сильвии. Нескольких слов было достаточно, чтобы они поняли, что за дама их навестила. И вот тут сразу выявились различия в реакции.
        Анастасия и Людмила сразу, аккуратно, но твёрдо дали понять, что с прошлым, которое координаторша высокого уровня олицетворяет, они не желают иметь ничего общего. Кристина и Мария тоже старались подражать подругам, однако слишком часто поглядывали в сторону своих командиров, как бы за моральной поддержкой. Труднее всех пришлось Герте, Инге и Марине. В них инстинкт подчинённости старшим в своей иерархии выветриться не успел, несмотря на полгода предыдущей подготовки, совсем по другим канонам. Они очевидным образом нервничали, не совсем понимая, что будет дальше.
        Сильвия так и сказала Фёсту, пригласив его на минутку в комнату напротив.
        - Ты правильно сделал, что меня позвал. За свою девушку можешь не беспокоиться, за Анастасию тоже. С остальными мне придётся поработать. Импринтинг на Дайяну и таких, как я, у них пока сильнее привязанности к вам. Они держатся, но с трудом. Собака, отданная новому хозяину, всегда бросит его, если позовёт старый. Тем более, есть специальные формулы подчинения. Лихарев их освободил слишком поверхностно.
        Я постараюсь всё это убрать. Наверное, весь день придётся потратить. Лучше, если вы с Секондом, Анастасией и Людмилой сходите погулять в город. Возвращайтесь к ночи.
        - Экзорцизм? - почти шутливо спросил Вадим.
        - Очень близко к истине, - не поддержала его интонацию Сильвия.
        - Тогда я вас очень попрошу, постарайтесь, чтобы они остались просто обыкновенными девушками. Любящими подруг, уважающими старших товарищей, преданными присяге, которую они принесли своему Государю. И ничего больше. Мне не нужно, чтобы их импринтинг переключился на меня или Секонда. Ему и мне хватит своих, единственных женщин. Вам, наверное, не понять чувства мужчины, на которого смотрят влюблёнными глазами, а он испытывает одновременно жалость и вину за то, что не может ответить. Я совсем недавно понял, что мы, что бы на эту тему ни говорили, особенно последнее время, гораздо моногамнее вас, якобы «хранительниц очага».
        - Молодец, Вадим. Вы мне очень понравились именно сейчас. Я сделаю так, как вы хотите. Однако признаюсь - если бы вы не сказали того, что сказали, вы сильно рисковали. Я, без всяких шуток, собиралась в очередной раз проверить свои чары. На вас, мой дорогой, на вас. Когда живёшь слишком долго, тянет на свежие ощущения…
        Фёсту её слова тоже пришлись в настроение. Сразу по нескольким причинам.
        - Не повезло нам с вами, леди Спенсер, - вздохнул он. - Всего бы на недельку раньше встретиться, и мы могли бы остаться довольными друг другом…
        - Вот эта девчонка - и я ей проиграла?! И никаких колебаний? - Сильвия словно бы и шутила, а где-то и нет. В чём в чём, а в женской психологии доктор Ляхов разбирался. Опыт имел большой, и профессиональный, и личный.
        - Наверное, хватит колебаться. Тридцать лет за плечами. И прямо тут же и повезло. Спасибо Лихареву, Левашову, вам, Дайяне. Будто все дружно решили моим личным счастьем озаботиться. И снизошло озарение… Вы мне, миледи, что могли предложить, хоть год назад, хоть сегодня? Видел, знаю. С восемнадцати лет. А тут, как ни выспренне это звучит - любовь и дружба до гроба. Я ведь правильно вас понял: за другими мужиками через некоторое время моя Люда бегать не начнёт?
        - В этом можете быть уверены беззаветно. Лишь бы вы не начали.
        - Обстановка покажет, Сильвия… - ну всё время меня тянет назвать вас по отчеству, такая национальная привычка. А до сих пор его не знаю.
        - И не надо. Не воображайте меня старше, чем я есть. Леди Си - вполне достаточно. Ну, идите. Для первой встречи с глазу на глаз мы сказали друг другу едва ли не больше, чем нужно.
        В одиннадцатом часу вечера Ляховы с Анастасией и Людмилой вернулись. Фёст постарался показать им ту Москву, которой до сих пор можно было гордиться. Старые, не потерявшие былого очарования улочки и переулки, бульвары, где под навесами и зонтиками можно ощущать себя почти в Париже. Воробьёвы горы с видом на Москву-реку и ярко освещённый центр.
        Хорошо нагулялись и ни разу не касались темы Сильвии и будущего, пусть и видно было, что девушек не оставляют связанные с этим мысли. Людмилу меньше, ей хватало и того, что, приотстав от Секонда с Настей, она сжимала пальцы Ляхова и шла, погруженная в текущее мгновение.
        На кухне, традиционно, пусть и хватало в квартире других комнат, сели втроём, оставив девушек заниматься своими делами. Фёсту было интересно, как после проведённых Сильвией процедур они себя поведут, оказавшись вместе. Но леди Си сказала, что сейчас их трогать не нужно. Пусть адаптируются.
        - Сами не понимая к чему? - спросил Секонд.
        - Именно. Из занятий со мной они ничего не запомнили. Кроме того, что очень приятно пообщались с твоей, Фёст, старинной подругой. - При этом Сильвия мстительно улыбнулась.
        Да, такая специалистка своего не упустит. Как-нибудь когда-нибудь у Людмилы прорежется зубочек ревности. От запавшего в память слова Инги или Марины.
        - Но ты с этим справишься, - улыбнулась Сильвия, легко реконструировав промелькнувшую у Ляхова-первого мысль. - Вы бы знали, парни, - обратившись сразу к двум аналогам, сказала она, полностью попадая в образ вышесреднего класса московской женщины, не захотевшей вращаться в гламурных тусовках, но сохранившей верность идеалам студенческой юности, Грушинских фестивалей и тому подобного. - Вы бы знали, как я смертельно устала. Та ещё работёнка. Поэтому не задавайте мне сегодня больше никаких вопросов. Налейте обычной водки, какой к чёрту «розовый джин»! Помнится, где-то в одной из гостиных был обычный, древний магнитофон. Принеси его… - она задумалась, выбирая, - ну, ты. - Указала пальцем на Секонда. - И найди в тумбочке бобины. С подходящей настроению музыкой… Моей и, надеюсь, вашей.
        На трёхсотпятидесятиметровых катушках магнитной ленты типа «десять» ничего другого, кроме бардовских песен шестидесятых годов и того же времени блюзов и джазовых композиций, Ляхов не нашёл. Имелись ещё виниловые пластинки, числом несколько сотен, но его ведь просили именно магнитофон.
        - Настолько глубоко пришлось погружаться? - заботливо спросил Фёст. - Девчонки ведь рождения максимум условного конца восьмидесятых… Скорее даже начала девяностых.
        - Само собой, - ответила Сильвия, подмигнув и подняв гранёную стопку. - Поэтому у них должны были быть любимые матери и отцы, воспитанные на Высоцком, Клячкине, Городницком, Хампердинке, Поле Мориа…
        Секонд принёс и поставил на тумбочку магнитофон, ткнул пальцем в клавишу. И тут же на всю кухню разлился голос Сальваторе Адамо: «Томбе ля неже[«Падает снег», чрезвычайно популярная в СССР 60-х годов песня.] …».
        - Одного я не пойму, леди Спенсер, вы ведь, насколько мне известно, всю жизнь по Западу специализировались. Откуда вдруг такое проникновение в психологию наших
«шестидесятников»? - спросил Фёст, сам сын родителей этой страты. Секонду подобные ностальгические рефлексии были абсолютно чужды. Понимал, о чём речь, поскольку посмотрел десяток кинофильмов того времени, ничего в них по-настоящему не поняв. Что ему, к примеру, «Июльский дождь» или «Улица Ньютона, дом один»?
        - Ограниченно мыслите, молодой человек, - ответила Сильвия. - По должности мне приходилось контролировать деятельность координаторов практически всего Северного полушария. С дореволюционной российской и советской действительностью была неплохо знакома. Врангеля лечила от посттифозного миокардита, с Савинковым, всем известным, дружила. Одна из героинь фильма «Операция „Трест“» - тоже я. Поэтому - не удивляйтесь больше. Скажите лучше - что дальше? Мне не терпится вернуться в
«прекрасную викторианскую эпоху». Помогу, если сумею - и обратно. Не хотите себя там попробовать? Моему Алексею одному скучновато, вы смогли бы составить ему подходящую компанию, особенно после того, как повоевали вместе. Людмилу, само собой, тоже возьмите.
        - Спасибо за приглашение, леди Си. Мы к нему, при случае, непременно вернёмся. Но сейчас у меня к вам другая просьба…
… - Да почему и нет? - с непривычным обоим Ляховым бесшабашным весельем ответила Сильвия. Неужели так на неё подействовала обстановка «интеллигентской кухни», почти советская на вкус водка и совершенно советская музыка? Или не столь уж
«прекрасна» викторианская эпоха?
        (Времена детства и юности могут казаться субъективно прекрасными, но вот вернуться на постоянное жительство в конец сороковых - начало пятидесятых годов лично я не захотел бы.)
        - Давайте попробуем! У меня с Дайяной давние счёты. Вот прямо сейчас! - Леди Си вытащила из нагрудного кармана куртки свой золотой портсигар, с гораздо более сложной, чем у Ирины Новиковой, как только что сейчас заметил Фёст, инкрустацией рубинами и бриллиантами на рифлёной крышке.
        Улыбалась она и подначивающе, и успокаивающе одновременно.

«Что-то такое интересное затевается, - подумал Фёст. - Моя идея - это одно. Реакция на неё Сильвии - другое. Мнение Воронцова - третье. Что выберем?»
        - Только не напоминай мне сентенцию из твоего любимого Михайлова: «Если не знаешь, что делать, в любом случае делай шаг вперёд», - вслух ответил на его мысль Секонд.
        - Штурмана в тумане стопорят ход, и сапёры не шагают на непроверенное поле без миноискателя…
        - Ловушка ждёт стандартных реакций. Леди Си нас явно провоцирует. - В очередной раз Фёст с сигаретой подошёл к окну. Дождь монотонно колотил в стёкла. Значит, по ту сторону - другая Москва. В настоящей - ни тучки на небе не было.
        Для него за эти сутки намечался уже второй рейд. Едва ли он будет легче первого, но усталости, что удивительно, он не испытывал ни малейшей. Только бодрящее возбуждение.
        - Поэтому - пошли, - жёстко сказал он. - Прямо сейчас, с этого места. Никто и в туалет не выйдет. Знаем мы эти туалеты. Включайте, мадам…
        Глава 23
        - Так и сделаем, - согласилась леди Спенсер, - а в туалет и там можно сходить, это не вопрос.
        Она произвела несколько манипуляций, стремительными, почти неуловимыми для взгляда движениями нажимая отточенным ногтем мизинца какие-то кнопки внутри своего портсигара.
        - Поехали, как сказал Юрий Гагарин. - Сильвия развернула свой блок-универсал в сторону Ляховых, блеснула яркая вспышка.

«Везде разные эффекты», - подумал Секонд, растворяясь в нирване. Если бы он из неё не вышел секундой позже, наверняка бы ничего не потерял. Поскольку некому и не о чем было бы сожалеть.
        А раз вышел - как бы ничего и не изменилось в его самосознании. Окружающий пейзаж
        - да, он изменился сильно. Шумящие под ветром кроны исполинских сосен, высокая жёсткая трава под ногами. Темнота. Несколько звёзд в просвете ветвей. Довольно прохладно.
        - Мы теперь где? - спросил он.
        - По-нашему - на Валгалле, по их - на Таорэре, - ответил Фёст.
        - Как ты быстро ориентируешься, - не то с уважением, не то с насмешкой сказала Сильвия.
        - На всех зачётах командирской учёбы - топография всегда «отлично», - ответил Фёст. - Что неизменно вызывало тупое недоумение проверяющих. Не встречал ни одного человека, отчётливо понимающего, что врачи - отнюдь не чеховские «Ионычи». Тем более - военные. Как будто карта-километровка и компас в их понимании несравненно более сложные предметы, чем «Атлас Синельникова» и хирургический набор «Б-1».
        - Тогда - начинаем движение, - предложила аггрианка. Оружия ни у Фёста, ни у Секонда не было никакого, даже пистолетов. От этого они чувствовали себя неуютно, на чужой планете, в полусотне парсеков от Земли.
        Идти пришлось не очень далеко, меньше километра.
        Остановились перед оградой, за которой в долине виднелись несколько домов. Один - освещённый электричеством или чем-то подобным, остальные - тёмные.

«На Теберду похоже, - подумал Фёст, - даже речка вдалеке шумит».
        - Сейчас я попробую нейтрализовать охранную сигнализацию, - сказала Сильвия. - Если ничего не изменилось, мы пройдём спокойно.
        - А если? - спросил Фёст.
        - Тогда вы будете стоять за моей спиной и молча наблюдать за происходящим…
        - Понятно, - ответил Секонд, чувствуя, что попал в ситуацию, где от него ничего не зависит. Фёст перемолчал.
        Дайяна, видимо, не сочла нужным перенастраивать системы Базы. Аггры вообще отличались непостижимым, с точки зрения землян, технологическим консерватизмом. Если что-то работает десять тысяч лет с предполагаемым эффектом, так и пусть работает. Как колесо, например.
        Сильвия провела своих напарников по нескольким дорожкам, обходящим постройки посёлка извне. Её блок-универсал по мощности превосходил любой из тех, что могли здесь оказаться. Кроме принадлежащего самой Дайяне. Но он наверняка был выключен, иначе тревога поднялась бы сразу, при пересечении первого рубежа.
        - Вот мы и у цели, - сказала Сильвия, открывая дверь в цоколе здания, похожего на противоатомный бункер.
        Фёсту было очень неприятно. Непрерывно его царапало, и снаружи и изнутри. То ли подобие чужого взгляда в спину, то ли пробегающие по нервам искровые разряды.
        Люминесцентные лампы освещали длинный коридор непривычной взгляду землянина конструкции, а главное - пространственной метрики. Не квадратный, не цилиндрический, а словно бы овальный, но с беспорядочно меняющейся кривизной, да вдобавок несколько скрученный по оси. Вестибулярный аппарат сразу запротестовал, словно в «комнате смеха» с раскачивающимися кривыми зеркалами. Слегка пружинящий под ногами пол. Россыпи огоньков следящих устройств (видимо) по складкам стен, послушно гаснущих под лучом портсигара Сильвии. И совершенно нечеловеческая тишина. Здесь поглощалось всё - звуки шагов и даже дыхания.
        - Залезли хрен знает куда, - едва слышно прошептал Секонд в ухо аналогу.
        - Ничего, прорвёмся…
        В известном ей месте Сильвия остановилась, направила плоскость блок-универсала на изгиб трубы. Снова чёрная вспышка и мгновенный приступ дурноты у людей. Раздвинулась ирисовая диафрагма, открывая проход в просторное помещение.
        - Получилось, - с оттенком торжества в голосе сказала аггрианка. - Вот оно, перед вами…
        Теперь они оказались словно бы внутри гигантского улья.
        В сотнях шестигранных ячеек, от пола до потолка всех пяти стен комнаты, лежали жемчужно-серые футляры, похожие на сплющенные куриные яйца. С полметра длиной. На верхней поверхности каждого светился зеленоватый экран с непонятными знаками.
        - Быстро, - свистящим шёпотом сказала Сильвия. - Забирайте. Вот эти, - она провела рукой вдоль ряда на уровне пояса, - семь штук. Наши…
        - Куда? - почти выкрикнул Секонд. - Даже рюкзака не догадались взять!
        - Да хоть в рубашку, - досадливо ответил Фёст. - Снимай, рукава завязывай…
        Сильвия сделала успокаивающий жест, снова подняла портсигар.
        Посреди комнаты открылся проём в московскую квартиру, точно в точку отправления.
        - Бросайте туда. Не бойтесь, не разобьются…
        - Так, может, ещё штук пять лишних прихватить? - спросил Фёст, поднимая первый контейнер. Не тяжёлый, килограмм пять или шесть.
        - Взять можно, только не отсюда, с самой нижней…
        Сильвия не успела закончить, у неё за спиной как бы из ничего появилась Дайяна с таким же блок-универсалом в руке.
        - Какая неожиданная встреча, - язвительно сказала хозяйка Базы. - Что вам здесь потребовалось? Даже невежливо - стоило бы вначале ко мне заглянуть, объясниться… Не чужие люди.
        Она взглянула на маркировку футляра в руках Секонда.
        - Ах, вот как! Очень интересно. Они опять живы? Неужели ваш Левашов ухитрился ещё одну петлю создать? Не думала, что такое возможно. Или…
        - Скорее - «или», Дайяна. Петля из реала в реал - я тоже не могу это представить…
        - ответила Сильвия.
        - Пожалуй, - кивнула Дайяна. - Твои друзья оказались здесь позже их безусловной гибели. И горевали вполне искренне. Ирина проявила сочувствие, сказала Новикову, что любую из «заготовок» можно переоформить так, что он никогда не заметит разницы…
        - Вот как? Ирина предложила ему восстановить собственную соперницу? Они что, решили перейти к многожёнству? - Сильвия была совершенно искренне удивлена, и это лишний раз убедило Дайяну, что она говорит правду и в остальном.
        - Не совсем так. Он подал это несколько иначе. Мол, девушка помогла ему оправиться после психического удара «дуггуров», а он в благодарность пообещал стать ей добрым дядюшкой-покровителем в будущей земной жизни…
        - Очень похоже на Андрея. Ирина должна была ему поверить.
        - Тем более, он почти не солгал. Его действительно тяжелейшим образом контузило. Увидев Новикова снова, я, признаться, удивилась, что он вообще выжил…
        Пока дамы разговаривали, Ляховы в четыре руки перекидали прямо на пол своей кухни и семь намеченных контейнеров, и пять лишних.
        Потом стали так, чтобы в глаза хозяйке не бросились опустошённые ячейки из нижнего ряда.
        - Таким образом, - вернулась к причине своего здесь появления Сильвия, - семерых девушек больше нет, их комплекты никому не нужны, тебе и оставшиеся девать некуда, а мы найдём им применение. Знаешь, если верна прямая теорема, верна и обратная. У меня хватит подготовки, чтобы сделать из обычных людей то, что ты так долго делала из нас…
        - И к чему всё это? Только попроси, я отдам тебе столько курсанток, сколько скажешь. Сама ведь знаешь. Мы, кажется, обо всём договорились…
        Заметила недоумение на лице Сильвии, которое та не сумела скрыть.
        - Понятно. Очередное пересечение. С твоими друзьями я уже успела несколько раз встретиться, ты с ними - ещё нет. Из какого же ты года, милочка?
        - Из восемьсот девяносто девятого через тридцать восьмой, - ответила леди Си, уверенная, что с названными датами она не промахнётся. Всё, что касалось её воплощения там, она знала доподлинно. А Дайяна успела запутаться в нескольких реинкарнациях своей некогда ближайшей помощницы. С последней настоящей она как раз встречалась в тридцать восьмом, но через восемьдесят четвёртый. А потом сама потеряла нить и даже часть памяти. Касающуюся как раз событий, непосредственно примыкающих к моменту взрыва информационной бомбы.
        Отчего и не сообразила, та ли Сильвия перед ней, что попадала на Таорэру из две тысячи шестого, или другая.
        - Пусть так. И эти молодые люди - оттуда же? Решила восстанавливать структуры? Для себя? Будь по-твоему, меня это совсем не касается. Я твоим друзьям сказала - ничего, кроме личной жизни в ненужной им реальности, меня больше не интересует. Как считаешь, стоит прямо сегодня деактивировать всё оставшееся оборудование? И на Главной базе, и здесь. Снимутся все проблемы. Когда я вернусь на Землю в подходящее для меня время и место, спокойнее будет жить, зная, что в ничьи руки оно больше не попадёт.
        - Не верю, - сказала Сильвия. - Мы с тобой не из тех, что способны на окончательные поступки. Всего пять лет назад я тоже решила жить сама по себе, не участвуя ни в наших, ни в человеческих играх. А сейчас вдруг пришлось передумать. Откуда ты знаешь, что случится лет через пятьдесят? Мосты за собой сжигают только идиоты или параноики.
        - Возможно, ты и права. Я подумаю. Ты взяла всё, что собиралась? Ни о чём больше не хочешь спросить? Тогда расстанемся. Но всё-таки… - Её лицо выразило сомнение. - Откуда ты можешь знать о гибели именно этих семи номеров? Если вы не встречались…
        - Кто сказал, что не встречались? В Кейптауне, в девяносто девятом Лариса сказала Берестину о гибели Лихарева и девушек, трое из которых успели подружиться с Новиковым, Левашовым и Шульгиным. С Валентином все мы были знакомы очень хорошо… Лариса ещё сказала, что о смерти одной из «номеров» Андрей очень горевал. По не слишком понятным мне причинам. Теперь ты объяснила. Она же, ничего не имея в виду, просто по привычке хвастаться своей памятью и эрудицией, назвала и номера, и имена. Со слов скорее Левашова, чем Новикова. Вот тут я и подумала…
        - В принципе - правильно подумала, - почти равнодушно ответила Дайяна. Сильвия сумела окончательно развеять её подозрения. - Только не забывай - с твоим уровнем из взрослых землян ничего близкого и к третьему классу подготовить не удастся. Да и мне - едва ли.
        - Кажется, некоторые взрослые земляне и без предварительной стажировки от нас с тобой кое-чего добились, - рассчитываясь за прошлые обиды, особенно за последнее пережитое по вине Дайяны унижение[См. роман «Хлопок одной ладонью», т. 2.] , небрежно ответила Сильвия. - Как, на твой взгляд, из этих молодых людей выйдет что-нибудь приличное?
        Дайяна лишь на секунду повернулась к Ляховым лицом.
        Когда-то она при первой же встрече сумела определить потенциальные способности Новикова и Берестина, да и то сильно их недооценила.
        - Кое-что - безусловно может. Иначе ты не стала бы ими заниматься. Действуй, ты в своём праве. Не забывай только, что и Шары, и блок-универсалы не под них настроены. Вреда может случиться намного больше, чем пользы…
        - Ничего. Все лишние функции заблокировать в моих силах. В любом случае эти юноши с аппаратурой будут мне куда полезнее, чем без неё…
        - Тогда - до свидания, - сказала Дайяна. - Рада буду встретить тебя в нерабочей обстановке.
        - Лариса говорила, будто ты собираешься обосноваться в её Кисловодске.
        - Подумываю об этом. Но сначала нужно окончательно понять, кто такие «дуггуры», и разобраться с ними. Иначе никакой спокойной жизни не получится. Ни у меня, ни у твоих друзей.
        Сильвия со своими паладинами[«Паладин» в Средневековье - верный рыцарь, беззаветно преданный сюзерену или «прекрасной даме».] ушла по третьему из возможных каналов связи то ли с далёкой, то ли составляющей с Землёй одно целое планетой. Нет, не одно, понятное дело, даже планетография у них была совершенно разная. А вот идея
«гантели», двух шариков на одной ручке, бесконечной и одновременно нулевой протяжённости, многим казалась убедительной. Прежде всего - некроманту Удолину.
        Снова они втроём оказались на кухне. Не той, конечно, положенной простому советскому интеллигенту, в окраинной «хрущёвке» - шестиметровой, в Черёмушках на юго-западе. В девятнадцатом веке эти самые «кухни», ставшие чуть ли не символом
«интеллектуального сопротивления» полувеком позже, строились метров по двадцать, заведомо предполагая их прямое назначение. А трепаться и проклинать власть вполне можно было и в гостиных. Как, например, в квартире скромного инженера Телегина[См. роман А. Толстого «Хождение по мукам».] собиралось по полсотни футуристов.
        Каждый молод, молод, молод,
        В животе чертовский голод!
        Будем лопать пустоту!
        Икра, водка, колбаса и прочее в разгар Мировой войны в разряд «пустоты» попадали без всяких внутренних сомнений. Через восемьдесят лет ситуация в России вернулась на круги своя. Действующую власть по-прежнему проклинали, пусть не за отсутствие в достаточном количестве колбасы «по два двадцать», приличного пива и радиоглушилки[До 1987 года в СССР любые западные радиопередачи, в том числе и музыкальные, круглосуточно забивались специальными станциями помех. Их огромные антенны можно было видеть «от Владивостока до Бреста».] , теперь - чисто экзистенциально. За сам факт существования и за собственную неспособность дарованными свыше свободами разумно распорядиться.
        - Напугались, ребята? - простецки спросила Сильвия, положив локти на край дубового стола, за которым даже в нераздвинутом виде могло свободно разместиться десять человек.
        - Офицерам пугаться не положено, - ответил Секонд, на самом деле испытывающий огромное облегчение от того, что весьма сомнительный по последствиям инцидент закончился вполне благополучно.
        - Так-то оно так. - Сильвия показала на пустующие стопки, разминая сигарету абсолютно русским манером. В Европе такая привычка отсутствует. - Но я, признаюсь, слегка испугалась. Видимо, Дайяна действительно перевоспиталась. Мы ведь были в полной её власти. Стоило ей захотеть - от нас бы не осталось ничего, кроме лёгкого мезонного облачка. И никаких претензий, поскольку никто не знал, куда мы пошли…
        - Воронцов знал, - возразил Фёст.
        - Он знал, да и то не точно, о твоих намерениях. Допустим, совместными усилиями
«Братства» удалось бы восстановить примерную картину. И что толку? В любом случае
        - нам с вами легче бы не стало. Трюк с девушками неповторим…
        - Эрго бибамус, - хором сказали доктора - знатоки латыни.
        - Лучше объясните нам, Си, - предложил Фёст, - что она подразумевала, говоря, будто от пользования этими штуками вреда может быть больше, чем пользы? - указал на принесенный им из гостиной один из контейнеров.
        - Совершенно правильно говорила. - Сильвия коснулась пальцами двух почти незаметных сенсорных полей рядом со светящейся табличкой, обозначавшей, что предназначен он для номера 291, то есть Кристины Волынской.
        - Вот - стандартный комплект снаряжения координатора, направляемого к месту службы. Шар, гомеостат, блок-универсал… - Ещё четыре футляра, отливающих синевой ружейной стали, она отложила в сторону. - Это дополнительные устройства, сейчас значения не имеющие.
        - Каждый предмет в наборе изначально настроен на конкретную хозяйку. Ритмы мозга, общая аура, биохимия и так далее. Если показатели «пользователя» не совпадают, прибор блокируется…
        - А как же? - удивился Фёст. Он знал, что и «портсигарами», и гомеостатом умел пользоваться любой «старший брат». Самому не приходилось, зато с Шаром управлялся довольно уверенно.
        - В том и хитрость. Я и Ирина умеем перевести ряд функций в общедоступные. Но далеко не все. И гомеостат для вас будет служить только «походной аптечкой», способной спасти жизнь в почти любой ситуации, а для «хозяйки» он - куда большее. Следующий раз расскажу подробнее. То же самое Шар. Представьте всеволновой приёмо-передатчик, где вам доступны две-три частоты. Или «вавилонскую библиотеку» с запертыми шкафами.
        - Жаль, конечно, - согласился Секонд, - а в чём опасность?
        - Всего лишь в том, что с помощью Шара и блок-универсала безответственная или неуравновешенная личность вполне способна устроить на Земле полноценный Армагеддон. Например - взорвать атомную станцию или подводную лодку с полным боезапасом баллистических ракет…
        - Кажется, - спросил Фёст, - ни один из членов «Братства» ничего подобного до сих пор не совершил?
        - В том и суть. Осталось убедиться, что вы оба относитесь к тому же психотипу, - ответила Сильвия.
        - Вы - в состоянии?
        - Думаю - да. Но от такой ответственности - увольте. Пусть Воронцов решает. Единолично или с привлечением консилиума. Я и так взяла на себя слишком многое…
        Видно было, что спорить с ней бесполезно. Да Ляховы и не собирались этого делать. Нарисованная перспектива выглядела слишком… неуютно. Вроде как носить в кармане гранату с вставленным запалом.
        - Спасибо, леди Си, - сказал Фёст. - Действительно, пусть решает Воронцов. Вы и так сделали для нас слишком много.
        - А как же девушки? - заинтересовался Секонд. - Им вы доверяете приборы с полным набором свойств и возможностей?
        - Доверяю. В каждую из нас заведомо встроены предохранители. Именно поэтому я, например, Ирина, Лихарев, многие другие координаторы практически никогда не использовали свои обширные возможности для решения служебных, а тем более - личных задач силовыми методами. Предпочитали действовать через добровольных помощников - людей. Воздействуя на них методами убеждения. В качестве оружия блок-универсалы применялись крайне редко и только для самозащиты.
        - Кто-то, наверное, убедил Трумэна сбросить атомные бомбы на Японию, - задумчиво предположил Фёст.
        - Очень возможно, хотя и не наверняка, - слегка улыбнулась Сильвия. - Глупости у многих людей и своей достаточно. Но если предположить, что альтернативой Хиросимы была Москва - что бы вы предпочли? Имея возможность выбирать.
        - Взорвать «Малыша» и «Толстяка» ещё в процессе сборки, - быстро ответил Фёст.
        - Хорошо соображаете, - похвалила Сильвия, опять указывая глазами на опустевшие стаканчики. - По последней, и пойдём отдыхать. День сегодня выдался тяжёлый даже для меня. Что касается подобной идеи - она рассматривалась. Серьёзные аналитики решили, что вариант плавного перетекания Второй мировой в Третью, если Сталин, зная, что у американцев бомбы нет, решит наступать до Атлантики - ничем не лучше. Жертв в последующие тридцать лет могло быть на порядки больше…Тем более, американцам, с их возможностями, собрать сразу десяток новых «Толстяков» труда бы не составило, но применили бы они их по самому центру России…
        Фёст махнул рукой. Действительно, о чём спорить и, главное - с кем? Как ему было известно, в те годы Сильвия работала на западной стороне, так что всё достаточно ясно.
        - Встреча с президентом у тебя сегодня не намечается? - спросил Секонд, когда леди удалилась в одну из дальних спален своей, пространственно и временно? смежной с этой, квартиры.
        - Сегодня - нет. В свете «вновь открывшихся обстоятельств» нужно крепко подумать. И манеру обращения изменить, и имидж, да вообще у меня появились несколько другие соображения. С нашими нынешними возможностями можно и по-другому… Давай лучше посмотрим, как на нас пресловутые гомеостаты подействуют. Выбирай, - он указал на один из пяти «лишних» контейнеров.
        - Думаю, никакой разницы, если мы генетически идентичны. - Секонд повторил жест Сильвии над сенсорами. Крышка послушно откинулась.
        - Ну, если получится, - сказал Секонд, надевая на запястье браслет, - завтра проснёмся новыми людьми.
        - Скорее - обновлёнными, - по привычке уточнил Фёст, делая то же самое.
        Проснувшись, особой разницы в самочувствии они не ощутили, что и неудивительно. В тридцать лет что лечить совершенно здоровым парням? Немного лёгкости в теле прибавилось, исчезло чувство накопившейся за последнее время физической усталости. В общем, ничего особенного - словно после трудового года беззаботно провели две недели на морском курорте.
        Однако Сильвия намётанным глазом разницу уловила.
        - Достаточно, мальчики. Попробовали - и хватит. Омолодитесь ещё на пару лет - вопросы у окружающих могут возникнуть. Надевайте, если действительно заболеете или перед опасной работой.
        За общим завтраком, после того, как леди Спенсер, в завершение вчерашнего кондиционирования, выдала каждой девушке изначально положенный ей комплект и пообещала провести итоговый инструктаж вкупе с выпускным экзаменом, Фёст сменил тему.
        - Не хотите ли вы вместо меня поговорить сегодня с президентом? На размышление он имел больше суток. Я - тоже. Если попробовать вот в таком плане… - за десять минут он успел изложить ей свои тезисы.
        - Не возражаю, - лучезарно улыбнулась Сильвия. - С королевой Викторией находила общий язык, с королём Георгом. О Чемберлене, Ллойд-Джорже, Черчилле и вспоминать не буду. Это меня слегка развлечёт, пожалуй. Только вечера ждать не стоит. Застанем его в рабочей обстановке.
        - Да неудобно вроде, - выразил сомнение Фёст. - У нас с ним как бы личные контакты.
        - Всё нормально. Пора переходить на официальный уровень. Да и возможности ваши продемонстрировать. Вы даёте мне право на импровизации по ходу беседы?
        - Не в нашем праве отказать, Си.
        - Тогда мне нужно немного времени, чтобы привести себя в форму… а вы, молодёжь, - это она обратилась уже к девушкам, - отправляйтесь город изучать. По музеям походите, ещё куда-нибудь. Пора привыкать жить без нянек. Блок-универсалы у вас теперь имеются, так что опасаться вам нечего. Но в стайку всё равно не сбивайтесь, гуляйте по двое, по трое, в пределах видимости.
        Валькирии охотно начали собираться. Сидеть в четырёх стенах и слушать неинтересные разговоры им основательно надоело. А прогулка в эту Москву сулила массу новых впечатлений.
        Обоим Ляховым казалось непонятным, что там Сильвии «приводить в форму», она и так способна покорить любого мужчину на Земле, если не за счёт внешности, так опыта - точно.
        Однако, увидев леди Спенсер после подготовки, дружно признали, что женские таланты безграничны.
        Настроив на предельный уровень своей компетенции взятый наугад девчоночий Шар, вполне способный в заданном режиме заменить СПВ в пределах планеты, Сильвия дождалась момента, когда от президента вышел посетитель, а следующего в приёмной не было.
        Полутораметровый экран телевизора, стоявший в кабинете больше для антуража, - смотреть его хозяину было некогда, а в основном и незачем, сам собой засветился.
        Президент не очень удивился, третий раз - не первый. Но когда вместо прежнего
«пирата» он увидел изысканно-прекрасную женщину, мило ему улыбающуюся, ощутил сильный дискомфорт. Не совсем понимая его причину.
        - Здравствуйте, - поздоровалась дама, в её мелодичном голосе ощущался неуловимый и непонятный акцент. - Не затрудняйте себя посторонними мыслями - отчего вдруг перед вами я, а не он. Темпора мутантур, эт нос мутамур ин иллис. Перевод нужен?
        - Нет. Кое-что из латыни и я помню.
        - Прелестно. Люблю эрудированных мужчин. Проще будет разговаривать. Вас наверняка нервировал мой предшественник. Ведь правда?
        Президент непроизвольно кивнул.
        - Мы тоже так подумали и решили временно отстранить его от переговоров. Он был излишне резок. - Сильвия снова улыбнулась, но так, чтобы стало понятно: резкость
«Александра Александровича» ничуть не хуже её очаровательности.
        - Себя - не назовёте?
        - Сильвия. Меня зовут Сильвия. Вы поняли, что я имею в виду?
        - Конечно. «Бонд. Меня зовут Джеймс Бонд». Отдаёт безвкусицей, вам не кажется?
        - Отчего же? О «безвкусице» стоило бы говорить в случае вашего превосходства, в том числе и касательно «вкуса». Пока у нас другая ситуация. То, что вы подразумеваете под «вкусом», - наша прерогатива. Но, может быть, хватит пикироваться? Перейдём к сути?
        - Попробуйте. Собираетесь поговорить о том, что случилось минувшей ночью?
        - Об этом вам явно интереснее говорить, чем мне. Или вам - об этом? - Сильвия умела играть словами, как немногие. Больше сотни лет, проведённых в кругах, где изящество риторики зачастую ценилось выше грубого смысла, сказывались. - Что же касается минувшей ночи - это как раз образец нашей новой тактики. Сначала мы сделали ставку на случайности. Вы ведь до сих пор думаете, что первые четыре смерти - следствие нашего злого умысла. Это хорошо. Так подумали вы, тут же и пресса поддержала, пресловутую «Чёрную метку» вспомнила…
        - На самом деле - нет? - сохраняя выдержку, спросил президент.
        - Конечно же! Обычный карточный фокус. Вы загадали бубновую даму, вам её из колоды и выбрасывают. В тот факт, что мы способны общаться с вами внепространственно, вы уже поверили. Теперь попробуйте поверить в возможность предвидения будущего, пусть в пределах всего нескольких суток. Вот и всё. Сначала наши специалисты, маги и некроманты, просчитали, кто из более-менее заметных личностей должен покинуть этот мир такого-то числа. Потом аналитики выбрали из мартиролога лично известных вам людей, с отчётливо криминальной биографией. Александр Александрович, ничего не говоря прямо, намекнул вам, всего лишь…
        Она подождала реакции собеседника. Её не последовало. Умеет человек владеть собой, ничего не скажешь.
        - Теперь - о вчерашней ночи. Я уверена - вам уже доложили, во всех подробностях, и сюжет, и фабулу, и внешне незначительные, но существенные детали. В том числе и
«послужные списки» пострадавших. Наверняка вы задумались - что связывает (связывало) столь разных по служебному положению и роду занятий людей. Каким образом и отчего на месте происшествия оказалось почти полсотни боевиков, в том числе и состоящих на действительной государственной службе, до зубов вооружённых, готовых и способных сражаться друг с другом буквально «до последнего патрона». Я права?
        - Правы, - согласился президент. Обаяние Сильвии действовало на него даже через телеэкран. Примерно, как на генерала Врангеля, когда она устроила тому сеанс
«восточной медицины»[См. роман «Разведка боем».] . - Я уже дал все необходимые поручения…
        - Вот здесь мы и можем найти точку соприкосновения. Никто из нас не собирался учинять в стране кровавую вакханалию. Вы этого тоже не хотите…
        - Да, уж я-то - меньше, чем кто-либо…
        - Поэтому мы, всего-навсего, накануне сообщили погибшим во вчерашней разборке абсолютно достоверную информацию о том, кто кого, когда и как именно «кинул», кто перевёл на собственные счета половину «общака», кто из воров «стучит» в уголовку, кто - в МГБ. Наоборот - тоже. О вариантах намеченной «стрелки» и о том, что, вопреки договорённости, «кореша» едут в сопровождении своих лучших боевиков, и о том, что живым оттуда сможет уйти только один. Кто именно - вы догадываетесь…
        Понятное дело - печальный исход был неизбежен, принимая во внимание психологию названной публики. Нас же можно обвинить только в разглашении врачебной тайны. Или, в самом худшем случае, в доведении до самоубийства… - Слова её прозвучали деликатно, безукоризненно серьёзно, но с явной насмешкой, как принято было обмениваться колкостями в лондонском высшем свете рубежа позапрошлого и прошлого веков.
        - Допустим. Но я так и не понимаю до конца - чего, даже принимая во внимание вышесказанное, вы хотите от меня? Обладая неограниченными возможностями - зачем вам вообще обращаться к моей скромной персоне?
        - Вы просто не хотите понять, возможно, не отдавая себе отчёта. - Сильвия сделала капризно-расстроенное лицо. Будто не с президентом великой державы говорила, а просто с приятным мужчиной, плохо поддающимся её чарам. - Наша организация, я готова сказать, как она на самом деле называется: «Комитет по защите реальности» - ставит себе именно эту цель. Никакой другой, поверьте. Вам ведь уже демонстрировали - мы можем всё, но на это самоё «всё» - не способны. Почти физически.
        Только вообразите: через этот экран я могу вас застрелить, похитить, подменить неразличимым двойником. Одновременно мои соратники сделают то же самое со всеми главами великих и не очень держав. Завтра я выступлю на всех мировых каналах и объявлю себя «Царицей мира». И приведу неопровержимые доводы в пользу своей абсолютной безальтернативности на этом посту. Думаете - возникнут возражения?
        - Скорее всего - нет, - немного подумав, согласился президент. - В предложенных обстоятельствах если возникнут, то немного. И вы их немедленно подавите…
        - Какие-то меры принуждения использовать придётся, - чуть ли не в стиле Мерилин Монро улыбнулась Сильвия. - Но строго в пределах необходимой достаточности.
        - Очень может быть, что на первых порах так и будет, - ответил президент, отводя глаза в сторону. Но что ему это признание стоило - отдельный вопрос.
        - Слава богу, - облегчённо вздохнула леди Спенсер. - Прогресс наметился. Значит, следующий тезис тоже не должен вызвать возражений. Имея неограниченную возможность установить неограниченную власть, мы, тем не менее, хотим хоть в этот раз избежать потрясений. Пройти по лезвию бритвы, как определил Ефремов, Иван Антонович. Глубоко изучив «материалы дела», сочли, что вы на своём посту достаточно профессиональны, адекватны, отвечаете «народным чаяниям». То есть - и нашим тоже. Только мушкетёрской отваги и решимости немного не хватает. Ничего, оно, пожалуй, и к лучшему. Проще говоря, мы всесильно и всемерно поможем вам исполнить исторический долг перед Россией…
        - Не слишком ли помпезно? - президенту приходилось говорить хоть что-то. Молчать - глупо. Возражать по сути - нечему.
        - Ничуть. Исторический долг - категория безусловная. Качество исполнения - особая статья. Хотите пример? Когда Сталин назначил Кагановича, с его двумя классами образования, наркомом путей сообщения, количество аварий и катастроф на транспорте за один год упало в сотни раз…
        - Какой ценой?
        - Этого вопроса я ждала, - без улыбки на этот раз кивнула Сильвия. - Сами себе и ответьте. Человек сто, от стрелочников до начальников дорог, пошло под расстрел. Тысяч пять получили лагерные срока. Но железнодорожный транспорт начал работать почти без жертв в мирное время и обеспечил нигде в мире не виданную эффективность в военное. Что спасло миллионы жизней и, в итоге, обеспечило Победу. Сделайте за год в стране то, что Лазарь Моисеевич на вверенном ему участке… Разумеется - строжайшим образом соблюдая «социалистическую законность», в чём, как мы знаем, товарищ Каганович не был силён.
        Президент снова не выдержал и достал из ящика стола сигареты.
        - Тогда и я закурю, - сказала Сильвия. - Мне кажется, со мной у вас взаимопонимание достигается легче, чем с Александром Александровичем. Я поясню. Вы почти согласились, хотя бы внутренне, с нашей новой тактикой. То, что мы проделали вчера, - не вызвало у вас категорического неприятия. И это хорошо. Отныне все заинтересованные лица станут получать ежедневные сводки о происках своих конкурентов, личных врагов, с указанием финансовых проводок, крышевателей, инициаторов и покровителей рейдерских захватов и тому подобного. Одним словом - читайте газеты. Ваша задача - обеспечить соблюдение законности, которой вы так привержены.
        Скажем, завтра председатель Верховного суда получит документ с перечислением всех федеральных судей, в течение последнего года получивших взятки. От кого, по какому делу, сколько. Копии - Генеральной прокуратуре, МГБ, МВД, прессе, само собой. Послезавтра появится подобный же список по прокурорам, начальникам ГУВД… А сколько у вас появится добровольных помощников из частных сыскарей, ушедших на вольные хлеба от неприятия обстановки на казённой службе! Те же шестьдесят процентов от суммы вскрытых финансовых преступлений - Новый год мы с вами будем встречать в другой стране.
        Вам бы следовало сегодня же издать «Именной указ», помимо всяких там парламентских процедур обязывающий каждую из правоохранительных структур немедленно возбуждать дела в отношении «коллег» по статьям «бездействие власти» и «соучастие», если возникнут попытки что-то «замазать» или кого-то «отмазать». Помните, у Солженицына: «Одной головы не досчитаешься - своей головой пополнишь»[См. роман
«Один день Ивана Денисовича».] ?
        - К тому и пришли, - грустно сказал президент. - Тотальный террор…
        - Если элементарное соблюдение даже действующего, весьма несовершенного уголовного кодекса для вас - тотальный террор, тогда я даже и не знаю, - развела руками Сильвия. - Тогда давайте уж по-прибалтийски к этому вопросу подойдём. Каждый участник Отечественной войны должен быть судим по статье «убийство» за каждый прицельный выстрел по «гражданам страны с иной политической ориентацией», прибывшим на данную территорию в полном праве распространять своё понимание истины. «Врачи без границ», «Журналисты без границ», «Гомосексуалисты без границ»
        - кумиры нынешнего толерантного общества, получающие от цивилизованного сообщества миллионные гранты и миллионные же премии. Вы считаете, что к ним следует приравнять и отечественных «Воров без границ»?
        - Не надо, не отвечайте, - резко взмахнула она рукой с зажатой в пальцах сигаретой, так что пепел полетел на ковёр президентского кабинета. - Себе ответите. Помните Пушкина:
        Когда для смертного умолкнет шумный день
        И на немые стогны града
        Полупрозрачная наляжет ночи тень
        И сон, дневных трудов награда,
        В то время для меня влачатся в тишине
        Часы томительного бденья…
        В такой момент и ответите. Как же вы не поймёте - люди, которым совершенно ничего не нужно - ни деньги, ни власть, ни почитание толпы, стремятся сделать всё, что в их силах, для возрождения и процветания Родины. И видят в вас своего естественного союзника…
        Пусть завтра одновременно арестуют сотню судей, две сотни прокуроров, дадут им на широко раньше использовавшихся «показательных процессах» по верхней планке, разве это террор? В какой-то там Италии давно отменён принцип презумпции невиновности в отношении коррупционеров. Если ты за три года построил себе на Рублёвке виллу, ценой превышающую твой заработок за двести лет, - объясни, как? Не можешь - безусловная конфискация, потом суд и срок, если найдётся состав преступления. Вам никогда не попадались такие, к примеру, сведения? В Италии (просто я недавно оттуда, оттого и ссылаюсь) в прошлом году по коррупционным делам произведено конфискаций на четыре миллиарда евро. В России - на шестьсот тысяч рублей. Меньше зарплаты одного районного прокурора. Забавно?
        - Не очень, - ответил президент. - Но если вы действительно готовы помочь ненасильственными методами, у нас есть точки соприкосновения.
        - Вот и хорошо. Я вижу - наш разговор получился утомительным для обеих сторон. Но
        - продуктивным. Одним словом - мы обещаем вам полную гарантию личной безопасности и информационную поддержку любого полезного начинания. Телефон для связи у вас есть. Мы оставляем за собой право обращаться к вам по мере собственного усмотрения. Желаем успехов. Был такой немецкий поэт Генрих Гейне. Он писал: «Бей в барабан и не бойся».
        - Подождите, - поднял руку президент, поняв, что эта странная женщина, красивее какой-нибудь Синди Кроуфорд с обложки рекламного проспекта, умнее Талейрана и разговорчивее Дизраэли, сейчас исчезнет. Унеся с собой не разгаданную им тайну. Ибо всё, что сказала она, - наверняка лишь часть правды, а может быть, не только правды, но и истины!
        - Охотно, господин президент, я никуда не тороплюсь. - Но вместо очередной улыбки она посмотрела на него внимательно и словно бы даже строго. Как бы намекая: «Если ты до чего-нибудь дозрел, так и отношения наши переходят в другую плоскость…»
        - Давайте встретимся немного по-другому. На должном уровне, как равноправные договаривающиеся стороны. Мне, признаться, эти фокусы с телевизором слегка надоели. Вы готовы войти в мой кабинет, здесь, или в иной резиденции, и провести нормальные переговоры? Я подготовлю свои предложения, вы - свои. С моей и вашей стороны будут присутствовать советники, специалисты, эксперты. Назовите как угодно. Допустим - через три дня…
        - Мы - готовы, - опять улыбаясь, сказала Сильвия. - Только заранее хочу предупредить - никаких «спецмероприятий». Ни одного из наших представителей вы захватить или задержать не сможете, хоть всю Псковскую дивизию используйте. А меры нашей самозащиты могут оказаться… - Сильвия сделала вид, что подбирает наиболее удачное слово. - Да, вот так - могут оказаться слишком адекватными.
        - Как вы можете подобное подумать? - возмутился президент, но леди Спенсер легко просчитала степень искренности его возмущения.
        - Разумеется, если сам российский президент даст мне слово чести - ни о чём подобном я думать себе не позволю. И, в качестве благодарности, сделаю вам сюрприз. Значит, договорились? Через три дня в назначенном вами месте. Пусть ваш секретарь позвонит в десять утра. Если в мировом континууме ничего не случится - встреча состоится в полдень. То есть - в двенадцать часов по московскому времени,
        - сочла нужным уточнить Сильвия.
        Глава 24
        Сообщение о захвате подводной лодки с экипажем, краткое изложение полученных Летягиным данных о расположении пиратского гнезда было немедленно передано с борта
«Эссена» в Москву. Императора разбудили в три часа утра, как только закончили дешифровку длинной телеграммы.
        Олег Константинович, как был, в исподнем, дважды перечитал текст, сверяясь с поданными адъютантом картами.
        - Вот тут мы их и ущучили, - с наслаждением, пробуя слово на вкус, сказал Император, - ущучили! Записывай, - приказал он, облачаясь в халат, подходя к выходящему в Александровский сад окну. Дёрнул створку. В комнату хлынул густой и влажный от недавнего ливня с грозой воздух. За Воробьёвыми горами продолжало погромыхивать. Отчётливо пахло озоном.

«Хорошо как, - подумал Олег. - А в Берендеевке! С утра туда и отъеду. Если войной руководить придётся - лучше места нет…»
        - Записывай, - повторил он штабс-капитану. - Первое - поручика Летягина, за то-то и то-то, сам посмотри формулировки, удостоить звания «Герой России» с одновременным производством в чин капитана, выслугой с сего числа.
        Император, подобно августейшим предкам Петру и Павлу Первым, считал, что забота о преданно служащих Престолу людях важнее всего остального. Как это писал в собственноручном Указе Пётр Алексеевич: «А ежели окажется в Нашей армии хоть один человек, награждённый всеми существующими наградами, немедленно следует учредить новую, дабы никого не лишать стимула к свершению подвигов и воинской доблести».
        - Прочих воинских чинов, - незаметно для себя, под влиянием высоких мыслей, перешёл Олег на стиль восемнадцатого века, - в сём деле участвовавших, наградить, помимо артикула, знаками ордена Святого Георгия первой степени. Со всеми вытекающими правами и преимуществами.
        - Так и писать, Ваше Величество? - осмелился переспросить адъютант.
        - Что-то не нравится? - удивился Император.
        Его приближённые знали, что задавать вопросы самодержцу можно и спорить, если обоснованно.
        - Мне - нравится, - слегка улыбнулся штабс-капитан, - я бы всегда теперь так Указы и Рескрипты писал. Повелеть соизволите - лично редактировать буду, помимо Протокольного приказа. Убедительнее звучит.
        Император рассмеялся, похлопал адъютанта по погону.
        - На себя тоже представление напиши. Сколько в штабсах ходишь?
        - Два с половиной года, Ваше Величество!
        - Хватит. Снимай звёздочки…[Для превращения штабс-капитана в капитана достаточно было отцепить с погон четыре звёздочки. Просвет оставался тот же.]
        - Служу России, Ваше Величество! Но я - про кресты. Не положено первую степень давать раньше трёх предыдущих… Георгиевская дума возражать начнёт…
        Император лично открыл настенный погребец красного дерева (иностранное слово «бар» он не любил), налил себе и новопроизведённому капитану.
        - Давай про кресты. Не положено, говоришь? А мне, скажем, проще Георгиевскую думу распустить, чем заслуживших солдат без достойной награды оставить. Если она, Дума, вдруг не вспомнит такую статью: «Не всегда верному сыну Отечества такие открываются случаи, где его ревность и храбрость постоянно блистать может, оттого следует наградить его немедленно, не держась Устава, яко слепой - стенки». В таком случае самодержавной власти позволено обойти Уложения, дабы заслуги каждого должным образом отметить. А я совсем не уверен, что этим бойцам удастся дожить до золотого крестика, если снизу вверх начинать[«Георгиевские кресты», они же -
«Знаки отличия Военного ордена», были четырёх степеней, вручались последовательно. До 1915 года изготовлялись из драгоценных металлов. Первая степень - чисто золотая.] … Понятно?
        - Так точно, Ваше Величество…
        - На этом закончим. Пиши второе…
        Император снова выглянул в окно с дымящейся папиросой в руке.
        - Подожди. Никакого второго. Тот лист закончи, я подпишу. Морского министра ко мне. По тревоге. Посмотрим, как адмиралы умеют бегать…
        Адмирал Гостев явился в Кремль через тридцать семь минут. Неплохо, если учесть, что пустая ночная дорога заняла не меньше двадцати. Значит, на пробуждение, умывание, бритьё, одевание в парадную форму ушло не больше пятнадцати. Моряк есть моряк.
        - Читай, - сунул ему в руки шифрограмму Олег Константинович.
        - Так точно. - Адмирал всё понял мгновенно. - Как прикажете распорядиться?
        - Это я бы от тебя лучше послушал. Как мой морской министр думает распорядиться. Не стесняйся. Выпей вот, закури. Пять минут на всё про всё хватит. Или нет? - Олег присел на уголок дивана, вытянул длинные босые ноги. Такие вводные он ставил своим подчинённым, хорунжим и сотникам Уссурийского казачьего войска, сам будучи обыкновенным, почти не причастным к высшим сферам подполковником во время верховых странствий по Маньчжурии и Уссурийскому краю.
        - В Норвежском море, миль на триста северо-восточнее Фарер у нас крейсирует отряд адмирала фон Фелькерзама. Вертолётоносец «Адмирал Исаков», два крейсера - «Диана» и «Паллада», четыре «Новика», корабль обеспечения «Нарова». Запас автономности на вчерашний день - пятнадцать суток. Вооружение - по штату, - не глядя в бумаги, сообщил адмирал.
        Точность доклада Императора устроила. Знает Порфирий Игнатьевич диспозицию, знает. Послушаем, куда дальше станет развиваться военно-морская мысль.
        - Если я сейчас же поеду в Главморштаб, подниму оперотдел по тревоге и мы начнём готовить боевой приказ немедленно, Фелькерзам его получит часа через полтора, пусть два. Ему на принятие решения и подготовку - ещё два, в лучшем случае. С криком и топотом ударные и десантные вертолёты можно поднять. - Адмирал посмотрел на башеноподобный футляр «Павла Буре», безразлично размахивающего бронзовым, размером в тарелку маятником. - Скажем, в пять по Гринвичу. Над целью они будут около семи. Хорошее время. Не все успеют проснуться. Час на непосредственную работу. Дальше - по обстановке и согласно последующей задаче. Можно на месте подождать подхода отряда, можно улетать…
        - Молодец, Порфирий! Начинай командовать. А у меня и других забот достаточно. Вдруг дипломатические осложнения возникнут… Езжай к себе, а я разворачиваю полевую Ставку в Берендеевке. Туда и докладывай. Одно запомни - выжженная земля мне не нужна. Базу, лодки, персонал, документы - чтобы в целости. Если попадутся датчане
        - ну, вдруг попадутся, - обращаться со всей возможной деликатностью. Их, как ни крути, территория. Надо будет - отдельную претензию предъявим. Королю ихнему… - Император намеренно употребил нелитературное слово, как бы демонстрируя своё истинное отношение к так называемым европейским монархиям.
        Для выполнения внезапно поступившего приказа крайней степени срочности контр-адмиралу фон Фелькерзаму пришлось импровизировать в пожарном порядке. В Москве легко принимать «принципиальные решения», а исполнителю нужно думать конкретно. В штабе отряда подобного рода операция не прорабатывалась даже теоретически, все заготовки подразумевали разные варианты противодействия надводному, подводному или воздушному (причём - «условному») противнику. Нынешний период не объявлялся даже «угрожаемым», то есть корабли, фактически, несли службу по планам мирного времени, находились в учебном, а не боевом походе.
        По всем нормативам требовалось хотя бы десять-двенадцать часов на нормальную подготовку.
        Но - приказ есть приказ, тем более, если отдан по личному повелению Императора. Да и само по себе задание было очень интересным. Задубевший от морской соли, с четырнадцати лет качающийся на палубах адмирал Фелькерзам великолепно это понимал. И перспективы тоже видел не хуже статс-секретаря министерства иностранных дел. А то и лучше. С мостика иногда виднее, чем из-за канцелярского стола.
        В распоряжении адмирала на «Исакове» и «Нарове» было всего шесть транспортных вертолётов «Си-51», способных перебросить к цели роту морской пехоты с лёгким стрелковым оружием и носимым боезапасом. Да и то в перегруз, горючего придётся брать в один конец, с очень небольшим резервом. Не предусматривались отряду операции по чужому берегу.
        Зато огневую поддержку десанту можно организовать солидную - десять ударных
«Си-85», с мощным ракетным и пулемётно-пушечным вооружением. По скорости они почти на сто километров превосходят транспортники, значит, флагманскому штурману авиагруппы пришлось срочно рисовать и просчитывать графики подхода к цели и маневрирования. Ещё одна головная боль - никаких данных о вражеской базе, кроме довольно приблизительных координат, не имелось. Есть там противовоздушная оборона или нет - бог весть. Десятка переносных ЗРК хватит, грамотно используемых на подходах к базе, чтобы поставить на операции жирный крест. Будет с его авиагруппой, как в детской песенке: «Нос налево, хвост направо». По отдельности.
        И так далее, и тому подобное…
        Но в полтора часа лихорадочной, с элементами обычной отечественной бестолковщины, работы штабисты, механики, вооруженцы уложились. Одни морпехи собирались без суеты. Им на сборы хватило и пятнадцати минут. Расселись в специально отведённых местах, закурили, с интересом наблюдая за суетой на палубах и мостике.
        Пока на «Исакове» готовился десант, четыре эсминца, раскручивая турбины до полного хода, стремительно исчезли за горизонтом. На форсаже им бежать до цели не меньше семи часов. Значит, целых четыре часа морские пехотинцы и вертолётчики смогут рассчитывать только на самих себя. Едва ли секретная база пиратских субмарин охраняется превосходящими силами регулярных войск, а там - кто его знает.
        Транспортники один за другим тяжело поднялись в воздух, выстроились в походный ордер, потянулись на зюйд-вест.
        В тридцати милях от предполагаемого места цели один из «восемьдесят пятых», с наскоро нарисованными на фюзеляже опознавательными знаками британской морской авиации, выделенный для разведки цели и введения противника в заблуждение, начал резкое снижение, до километра. И сменил курс, как будто летит с зюйд-оста, из недалёкой Англии.
        Остальные штурмовики продолжали идти широким строем фронта на высоте около трёх тысяч. За ними, чуть ниже, плотной группой держались транспортники.
        - Дай бог сразу на цель выйти, - пробормотал штурман. - На втором заходе нас только дурак не завалит…
        Командир его услышал.
        - Не дрейфь. Там, может, вообще ничего нет. Тоже мне информация: «Одна бабка сказала»…
        - Тогда ещё хуже, - огрызнулся штурман. - Нас точно крайними сделают. Не сумели найти, мол, и так далее. Не адмирал же виноват будет!
        - Ему побольше нашего отвесят.
        - Не бывает такого, чтоб адмиралу крепко отвесили, если два лейтенанта[Лейтенант - флотский чин, соответствующий армейскому штабс-капитану.] под рукой. - Штурман был мужчина скептический, перехаживающий в чине второй срок.
        - Стоп, Коля, что-то там такое замаячило, смотри, на десять часов… - Меланхолию с лейтенанта как встречным потоком воздуха сдуло. - Разворачивай на норд, выравнивай, правее, ещё правее, вот так, и заходим, с бреющего!
        Действительно, в глубине фьорда, врезавшегося в невысокое скалистое плато на милю с лишним, у левого берега отчётливо просматривалось несколько построек и длинный бетонный пирс, прикрытый двумя брекватерами.
        - Оно, Коля, оно! И лодки, сука, стоят…
        По обе стороны пирса действительно вытянулись длинные узкие корпуса с высокими гладкими рубками и бульбообразными вздутиями на полубаках. Правда, всего два. А речь в приказе шла о четырёх-пяти. Остальные в море, значит, «работают», сволочи!
        - Ох и старьё, - удивился командир. - Тип «Оберон», проект семьдесят первого года, тысяча шестьсот тонн, семнадцать узлов под дизелями, восемь аппаратов, пушка сто, экипаж шестьдесят восемь человек…
        Столько лет лейтенант-противолодочник ежедневно справочники и таблицы зубрил, что сейчас все ТТХ и прочее от тех же зубов и отскакивало.
        - Туман-два, Туман-два, - закричал он в микрофон ведущему эскадрильи, - цель обнаружена, цель обнаружена! Атакую! Вы за мной, по пеленгу. Десант бросайте беспосадочно - скалы, пляж узкий. Как понял?

«Восемьдесят пятый», до предела убрав газ, лишь бы только не потерять управляемость, прошёл над домиками, покачался с борта на борт, демонстрируя свои эмблемы, в расчёте выиграть нужные до подхода десанта пять-семь минут. Изобразил намерение приземлиться, и вдруг командир подумал: «А зачем изображать? Сяду, и всё. Контрольная комиссия прилетела».
        Лейтенант рассудил правильно: если вертолёт с опознавательными знаками
«дружественной державы» (а в то, что здесь окопались марокканцы или малайцы, салага-первогодок не поверил бы) собрался сесть, значит - надо. Кому - отдельный вопрос. Главное, раньше времени фонари не открывать. Броня вертолётов и остекление пули, даже крупнокалиберные, выдержат. А уж ответить - есть чем. Даже интересно будет посмотреть, как шестнадцать ракет с пилонов сработают по этому милому городку. Плюс две тридцатисемимиллиметровые пушки и четыре пулемёта «УБК».
        - Туман-два, Туман-два, отставить! Отставить! Я сажусь. Здесь тихо. Мне с крыльца дружелюбно машут. Оставайтесь в зоне прикрытия. Десант сбрасывайте вне зоны видимости. За горкой на шесть часов. Добегут пешком…
        В этот момент два лейтенанта гидроавиации уже заработали свои новые погоны.
        - Слышь, Толя, - сказал командир штурману, - ты инглиш лучше меня знаешь. Сядем - выходи, начинай плести, что в голову взбредёт. А я озираться буду…
        Лейтенант довернул вертолёт, чтобы в сферу пулемётно-пушечного огня попал пирс и подходы к нему. А ракеты в пилонах смотрели на посёлок. Считай, дело сделано.
        Штурман лейтенант Финогеев спрыгнул на площадку, покрытую утрамбованным вулканическим щебнем, пошёл навстречу высокому, наголо бритому мужику в синей робе, помахивая своим планшетом.
        - Хеллоу, комред! Пакеты вам привёз… - с двадцати шагов крикнул штурман и не встретил ответной улыбки. На него смотрело напряжённое лицо человека, заведомо и предварительно ненавидящего весь окружающий мир. Лет ему примерно сорок пять, из них две трети этого срока биография, скорее всего, складывалась не так, как воображалось.
        Ну а сейчас-то что? Какие претензии к летунам, доставившим почту? Вдруг в ней сплошная польза и радость? Чек за службу на год вперёд, призовые за последнюю успешную операцию…
        Лейтенант, успев сделать ещё десять шагов, вдруг увидел округлившиеся до невероятия глаза и жуткую гримасу и без того малопривлекательной физиономии. Уловил мгновенный бросок руки к кобуре, пристроенной под рубашкой по-немецки, сильно слева. И сам метнулся вбок, против часовой стрелки. Не ковбой он, но кое-чему учили. Почти полный оборот придётся сделать камраду ему вдогонку, а двуствольная ракетница, как у любого штурмана, пристёгнута снаружи к правому сапогу. Не боевое оружие, а попадёшь под выстрел - извини-подвинься: от белых медведей на Новой Земле легко отбивались.
        Кнопки расстёгивать некогда. Рывок, ремешки пополам и навскидку, на уровне колен, сразу на оба спуска.
        Сдвоенный хлопок, свист, фиолетовое пламя и нечеловеческий крик. Всё здесь - нечеловеческое. Никакой выдержки. Ранили - ну и терпи.
        Николай Шорохов, верный друг-командир, за пять лет даже до звеньевого не дослужившийся, среагировал мгновенно. И приказ помнил, и то, как товарища спасать, сообразил в секунду. Отпустил тормоза, вертолёт, покатившись вперёд, прикрыл штурмана своим шасси. Из правого подфюзеляжного пулемёта прошёлся по крышам (не ниже), разнося по окрестностям старинной работы черепицу. В ответ - ни выстрела. Как иначе? Сколько бы их там ни было, лежат носами в пол. Стены - простая щитовка, а позади, в полусотне метров - вкопанные в рыхлый склон горы цистерны с бензином или соляркой. Тонн на тысячу. Дадут по ним - и привет, ребята. Ни зарплата не понадобится, ни премиальные… Как писал, по другому, впрочем, поводу гений всех времён Козьма Прутков: «В таком случае не останется ни того человека, ни даже самых отдалённых его единомышленников!»
        - Туман-два, садитесь за мной, садитесь. Не стрелять! - прокричал лейтенант в микрофон.
        Финогеев втащил через комингс вертолёта тяжеленное тело врага. Ох и лихо он ему попал! Ниже колен ног, считай, нет. Ракеты, пусть не успев как следует разгореться, имели страшную кинетическую энергию с температурой в тысячу градусов. Отчего сосуды спеклись, нет кровотечения.
        Штурман всё равно, как учили, затянул жгуты по бёдрам раненого, вколол сразу три тюбика морфия. Выживет, сволочь, от шока не сдохнет. А где и как - не наше дело.
        Глаза раненого начали приобретать осмысленное выражение. Минут на десять, потом снова отрубится.
        Финогеев спросил то, что его больше всего сейчас интересовало:
        - Ты, идиот, зачем за пистолет схватился? Я к тебе по делу шёл… Сейчас бы сидели, виски пили…
        Пленник поднял руку и показал пальцем на грудь штурмана.
        Ох, ты, вот уж действительно… Вертолёт замаскировали, а тут над левым карманом - русский флаг, над правым - чин и фамилия. Выражаясь научно - бывает! Они ведь садиться и в зрительный контакт с противником вступать не собирались. Так уж вышло!
        Так кому в итоге не повезло?
        Внезапно с близкой сопки часто забил тяжёлый пулемёт. Миллиметров двенадцать, если не четырнадцать. Фюзеляж загудел от нескольких попаданий, на лобовом стекле возникла чёткая белая борозда.
        - Врёшь, падла, нас этим не возьмёшь, - оскалился Шорохов, ударил в ответ НУРСом. Попал не попал - пулемёт примолк.
        - Взлетаем, Толя!
        - Взлетай, я выскочу. Они, бля, там сейчас, небось, бумаги жечь начнут…
        - Да плевать, не наша забота! Мы цель нашли, языка взяли…
        Однако в крови у штурмана бурлил не только боевой адреналин. Хрена б ему, действительно, о чужих делах думать? Так нет! У любого должен быть свой Аркольский мост! Убьют - так и чёрт с ним. А последний шанс упускать - всю жизнь жалеть будешь.
        Финогеев выдернул из зажима рядом с сиденьем штатный автомат.
        - Прикрывай меня, Коля, а я им щас…
        - Туман-два, Туман-два! - кричал Шорохов, подняв вертолёт на двадцать метров и зависнув напротив строений посёлка, из которых начали стрелять, и довольно дружно.
        - Высаживайте десант на пирс, прямо на лодки. - В мою сторону не работайте, там Финогеев!
        - Какого… ему там нужно, - выругался командир ударной группы капитан второго ранга Туманов-второй. Очень ему хотелось ударить по объекту из всех стволов. Когда ещё придётся?
        Однако просьбу-приказ младшего по чину и должности выполнил. В армии, если есть взаимопонимание и доверие - командует тот, кто лучше понимает обстановку. Сколько раз бывало, когда взводные и ротные своевременными и грамотными решениями командиров полков выручали.
        Чисто для психологического воздействия «восемьдесят пятые» кружили над фьордом и посёлком, демонстрируя готовность спалить здесь всё к чёртовой матери. Грохот двигателей, отчётливо видимые снизу пилоны с десятками смертоносных ракет, ищущие цель стволы пушек и пулемётов.
        Два «пятьдесят первых» с десантом рискованно сблизились, коснулись колёсами узкого, как школьная линейка, пирса, вдобавок - перехлёстываемого боковой прибойной волной. Пилоты виртуозно манипулировали ручками управления и газа, удерживая машины в неустойчивом равновесии.
        Двадцать морпехов спрыгивали с кормовой аппарели и из боковых дверок, бросались - вправо-влево, по намеченному уже в полёте плану - на палубы субмарин.
        Опять лишние секунды проспали подводники. Если бы немного раньше, с первым звуком приближавшегося вертолёта, дежурные расчёты по тревоге выбежали к пушкам и пулемётам - совсем другая могла получиться картина - из стомиллиметровки в упор по садящемуся рядом вертолёту - вообразить страшно, как бы такое выглядело. Из спаренного «гочкиса» - немногим лучше.
        Зато теперь - как на отработке упражнения «семь-восемь» на Оленегорском полигоне. По возникшей из рубочного люка голове - точный удар затыльником приклада, из палубного - специально окованным по ранту ботинком. И следом, вниз - дымовая граната с хлорацетофеноном. Ужасная вещь - в тесных отсеках ничего не увидеть, а тысячи острейших крючков раздирают глаза, носоглотку, бронхи… Легче умереть.
        В это время лейтенант Финогеев, непременно решивший поймать за хвост чересчур близко подлетевшую «птицу счастья», в несколько бросков добрался до торца дома, определённого им как штабной. С какой бы другой радости над ним торчала десятиметровая антенна с несколькими решётками и симметрирующими петлями? Из обращённых к пляжу окон часто били несколько автоматов и ручной пулемёт. Смысла в этом сопротивлении - никакого, при наличии подавляющего превосходства противника и в численности, и в огневой мощи. А вот поди ж ты…
        Ещё один транспортный вертолёт заходил со стороны берега - несколько минут подождать, он зависнет прямо над посёлком и высадит десант. Ребята сработают как надо, сомнений нет, но минуты на три-четыре они явно запаздывают. А кроме того, лейтенанту ну просто хотелось слегка блеснуть. Не всё же ждать почти бесперспективной выслуги, раз в неделю выполняя скучные подскоки с палубы и учебный поиск не менее учебного радиобуя, имитирующего вражескую подводную лодку.
        А тут вдруг - шанс, как у флотских мичманов, сходивших на сухопутные позиции Порт-Артура, как у пресловутого, в тысячах анекдотов прославленного Луки Пустошкина, придумавшего атаковать японцев на суше минами заграждения. Кто догадается - как, получит приз.
        Злой был сегодня лейтенант Финогеев. На чистый убой их с командиром послали. Горючки - в один конец, все силы вражеского ПВО - ваши. И спасибо, если живой прилетишь, едва ли скажут. Слетал - и слетал. Лишняя запись в лётную книжку. И тройной суточный оклад. Нам - самый риск, а ордена - вам?
        Давайте чуть иначе попробуем!
        Прижавшись к сложенному из крупной гальки на цементе цоколю, штурман прикинул - с фронта ничего не выйдет. Шлёпнут при первой же попытке высунуться. А если с тыла?
        Была б у него пара гранат - совсем другое дело. Но чего нет - того нет. Откуда у штурмана разведывательного вертолёта гранаты? Хорошо, хоть один на двоих ППС со сдвоенным магазином выдали. Ну, и пистолеты в кобурах - вот и весь арсенал.
        Зато сзади барака он увидел малозаметную дверь, выходящую на бетонированную дорожку, к кирпичному гальюну и длинному одноэтажному сараю. Годится.
        Самое смешное - дверь была не заперта.
        Финогеев ворвался внутрь, сообразил, откуда стреляют. С порога длинной очередью, патронов на двадцать, расстрелял всех, кто работал у станкового «гочкиса», и пристроился у боковых окон со старыми «мадсенами». Сразу же - налево по коридору, к очередной двустворчатой двери.
        Вот, пожалуйста, что и требовалось доказать.
        Настоящий штаб соединения. Большая комната, несколько столов посередине, заполненные картонными папками шкафы у стен. Ящик мощной радиостанции в специальной выгородке, ещё одно электромеханическое устройство, с первого взгляда не идентифицируемое. Возле него суетятся сразу три человека. И - самое ценное - штук пять больших плексигласовых планшетов с контурными картами морей и берегов, с нанесённой дислокацией лодок и колонками цифр на полях. Здесь штурману объяснять не надо, что почём. За одни эти карты им флотские разведчики руки должны целовать…
        Всего в комнате - семь операторов, или хрен их знает, может - это как раз и есть командование. Нет, не семь их, восемь. Восьмой как раз поднимал пистолет, прячась за вешалкой с мокрыми брезентовыми плащами. Салага, лет двадцати пяти, рыжий, губастый… Пистолет неизвестной конструкции, очень длинный…
        Всё это успел заметить за полсекунды Финогеев.
        У морского штурмана-бомбардира реакция многократно быстрее, чем у любого шпака[Полупрезрительное обозначение штатских кадровыми военными.] , тем более - из числа заплывших мозговым жиром европейцев.
        Короткое «та-та» навскидку, и тело дурака-неудачника сползло по стенке. Чего он хотел, на что надеялся?
        - Всем стоять! Руки за голову! - заорал лейтенант устрашающим голосом, свободно перекрывавшим на палубе рёв нескольких вертолётных моторов.
        И всё. Вот они стоят рядом со своими аппаратами и канцелярией. Что уж там, в этих папках и в начинке машин - не лейтенанту разбираться.
        Он указал ближайшему от него человеку стволом автомата на белую оконную занавеску.
        - Сдёрни, выходи на крыльцо и маши. Только без дури. - Финогеев указал на ларингофон. Отключённый, естественно, да кто сейчас об этом догадается?
        - Скомандую - всем амбец…
        О том, что при таком повороте - и ему тоже, пленникам задумываться было некогда.
        И тут как раз на своих колёсах подкатился «восемьдесят пятый», проломил стену дома бронированным носом, заполнил половину комнаты. Щепки, труха из начинки стен полетела, движок ревёт, лопасти над самым коньком крыши свистят. Тютелька в тютельку рассчитал командир. Вот теперь по всем ВВС шорох пойдёт. Шорох - про Шорохова… Финогеев облегчённо опустил автомат.
        Хватит, наверное. Нагеройствовался. До конца службы будет о чём в кают-компаниях рассказывать. Но сначала - особистам.
        Лейтенант вышел на крыльцо, предварительно выгнав перед собой пленных. Удивительно, от тарана никто не пострадал. Только одного балкой слегка приложило. Однако на своих ногах держится.
        Приятная картина открылась его глазам. Цепь морпехов уже окружила весь посёлок, стоят - стволы на окна и двери нацелены, но не подходят, команду исполняют. Дивятся, что тут летуны учинили. Придумают же - таран морским вертолётом сухопутной огневой точки!
        На узких полосках пляжа сидят три «пятьдесят первых», остальные садятся по ту стороны гряды, на альпийский лужок. Скорее всего - дожигая последние литры бензина.
        Пятнадцать минут всего, и база захвачена без потерь. С нашей стороны. Но это ведь только начало куда более затейливой игры, где и капитаны второго ранга - пешки.
        Подошёл кап-два Туманов, с ним незнакомый, тоже кап-два, но просветы на погонах не голубые, а белые. Представился, первым протянув руку. Ну, всё верно - из разведотдела флота, капитан второго ранга Мамаев.
        - Ну и какого… вы эту… затеяли? Жить надоело? А за вертушку я платить буду, в двенадцатикратном размере[В начале пятидесятых годов, в целях повышения ответственности за вверенное имущество, а также предотвращения умышленной утраты и промотания оного была введена система штрафов - в двенадцатикратном размере от штатной стоимости.] ? - наверняка, чтобы произвести впечатление на разведчика, разбушевался Туманов. Так-то он был мужик спокойный, несколько флегматичный. Вертолётчик, чай, не истребитель.
        - Осмелюсь доложить, господин капитан второго ранга, - выдвинулся вперёд штурман. При равном чине он был старше командира и возрастом, и по производству. Вдобавок - кровь ещё играла боевым азартом, автомат в левой руке. - Вертолёт понёс незначительные повреждения при выполнении боевой задачи. Мы бы чуток промедлили - вам точно влепили бы из ПЗРК по полной. У них имеются, лично видел. Кроме того - иным образом невозможно было обеспечить захват радиостанции, шифровальной аппаратуры и, я думаю, главное - схемы дислокации вражеских лодок в мировом океане…
        - Что ты трепаться умеешь, я давно знаю, - ответил Туманов. - А всё равно дураки. Хрен тебя понёс с автоматиком бегать под пулями, если всё равно Шорохов к ним по самое не могу заехал? Там бы, внутри, открыл фонарь и вылез - без всякого риска.
        Тут спорить было не с чем.
        - Так на то вы и кап-два, чтобы оптимальные решение за нас, дураков, принимать, - подключился Шорохов. - А у нас, простите, в боевом запале умишка-то и не хватило. Но если потерь нет, задачу, так полагаю, мы выполнили.
        - Выполнили, выполнили, - сказал Мамаев, которому слушать «спор славян между собою» было неинтересно. - Если и планшеты и аппаратура уцелели, я вас по своей линии к наградам представлю. Не возражаешь? - спросил он Туманова.
        - Я и сам представлю, - взревновал комэска. - Только после разбора полётов. Мало не покажется, штурмгвардия, мать их! Схему маневрирования над целью нарисовать не заставишь, а им бы с автоматиками бегать…
        Увидев перед собой сразу два раскрытых портсигара, Туманов прервал свою филиппику[Филиппика - исходно, обличительная речь Демосфена против царя Филиппа Македонского. Вообще - любое гневное публичное выступление.] , оказавшись в роли буриданова осла. Шорохова он считал более виноватым, но и папиросы у него были заведомо лучше штурманских. Возьмёшь у него - уже как бы и простил. А курить хотелось.
        Мгновенно принял решение, самому Чекменёву под стать, будь он с ним знаком: предложил первым угоститься особисту, сам взял после него. И скроил на своём дублёном лице торжествующую усмешку: «И здесь я вас сделал, салаги!»
        Финогеев кивнул и развёл руками: «Кто бы спорил, командир?»
        - Идите отдыхайте, - бросил Туманов, чувствуя, что чистого выигрыша у него не получилось. - Летать сегодня не будем, флот подождём. Разрешаю по сто грамм за мой счёт…
        - Душевно благодарим, - прижал ладонь к сердцу Шорохов. Где сто, там и двести, не проверишь, фляжки у всех полны. Не за упокой, так за здравие…
        Через полчаса, в окружении временно свободных от службы экипажей обеих эскадрилий и офицеров морской пехоты, закончив предварительно обкатывать на очевидцах первоначальную версию собственных геройских приключений (а какой дальше эпос сложится - представить невозможно), лейтенанты, обнявшись, запели:
        От ветров и водки хрипли наши глотки,
        Но мы скажем тем, кто упрекнёт:
        С наше поночуйте, с наше покочуйте,
        С наше повоюйте хоть бы год…[Из К. Симонова.]

…Государь Император, получив докладную сначала от адмирала Гостева, а потом и по нескольким другим каналам, пришёл в великолепнейшее расположение духа. Если окружающий мир соглашался поступать сообразно с его настроением, так и Олег Константинович был полон желания творить исключительно добро, врагам своим прощать… Что там ещё в Евангелии написано? На всё согласен. Если вдруг наоборот, и приносят тебе документальные подтверждения жалкого, подлого, мерзкого коварства людей, совсем недавно с тобой за одним столом ужинавших, в уверениях дружбы рассыпавшихся, - с ними и поступать следует соответственно. Не так, как они, гордыней обуянные и оттого разучившиеся тонко и изящно думать, - совсем иначе.
        На веранде Берендеевского дворца, в прохладе дующего со стороны реки ветерка, под сенью ветвей вековых сосен Олег Константинович давал урок правильной политики двум десяткам генералов, адмиралов и лиц гражданских ведомств. На бревенчатых стенах шелестели развешанные адъютантами карты. И мировые, и отдельных театров.
        Император положил ладонь на стопку бюваров «К докладу», где содержались материалы, захваченные на Фарерах, сообщения официальных военных агентов из стран ТАОС, расшифровки донесений агентурной разведки.
        - Чувствую, большинство из вас горит желанием немедленно вынести имеющиеся у нас факты на обозрение мирового сообщества. О чём говорить - карты неубиваемые! Вот и пиратская база, вот и доказательства британского участия в её создании. И рапорты командиров лодок, и инструкции из Лондона. Списки потопленных судов. Кое-что ещё - тоже. Шум, само собой, поднимется. Пресса трёх континентов, забитая дешёвыми сенсациями, вскипит праведным гневом. И что в итоге? Мало-помалу всё так или иначе рассосётся. С определённой пользой для нас, не спорю. Но не более, чем с тактической, господа, тактической. Месяц-другой - всё вернётся на круги своя. Запад снова поверит, что любые мировые инциденты - так или иначе происки России. А англичане, если в чём и виноваты, то как бы случайно. Выхода у них не было, ибо иначе русские непременно сделали бы гораздо хуже…
        На понимание и благодарность нам рассчитывать нечего, поэтому русская армия и флот должны служить исключительно отечественным интересам. Десять лет назад наш учебный отряд кораблей Балтийского флота спас несколько десятков тысяч погибающих от землетрясения на Гаити. И хоть кто-нибудь об этом сегодня помнит? Никак нет. Благодарственная мемориальная доска поставлена в честь бывшей метрополии - Франции, через две недели после нас приславшей туда пароход с одеялами и просроченными консервами. Так-то…
        Данная тирада встретила полное понимание и одобрение приглашённых. Кого-кого, а либералов-западников среди них не было. Скорее, наоборот. Император был здесь самым умеренным человеком, понимавшим необходимость балансировать между крайностями политических настроений.
        - Потому мы сделаем так. - Олег Константинович щёлкнул пальцами, адъютант немедленно принёс массивную коробку телефона ЗАСовской связи на длинном шнуре. - Премьера Англии мне найди и скажи, что дело крайней срочности, - бросил в трубку Император, услышав голос первого заместителя министра иностранных дел.
        Соединили почти сразу, получаса не прошло. Понятно - минут десять, чтобы секретарь понял, от кого звонок, нашёл своего шефа, хоть в постели у любовницы, доложил, в чём дело.
        Ещё двадцать господину Уоллесу, чтобы наскоро обсудить с оказавшимися под рукой советниками, как и о чём говорить. На большее время отложить разговор - духу не хватило. Не Черчилль, не Рузвельт, а других политиков с характером там с начала двадцатого века больше и не было.
        Олег Константинович сразу после протокольных приветствий перешёл к делу. В жёсткой форме. С подобными персонами иначе нельзя.
        - Вы полностью в курсе последней операции моего флота на Фарерах? Очень хорошо. Вы согласны, «сэр», - титул был назван со всей возможной язвительностью, - что повод к объявлению войны достаточно веский? Не в пример более, чем тот, что вы придумали в тысяча восемьсот пятьдесят четвёртом году. Имеете возражения? А какие именно? Давность в данном случае не имеет никакого значения. Вы ведь признаёте исключительно «прецедентное право». Вот теперь и мы тоже. Всё, что на протяжении последних пятисот лет можно было вам - можно и нам. Обсудить, конечно, можно всё, что угодно. Я только что с датским королём переговорил - ему наличие иностранной военной базы на своей территории очень не понравилось. Даже - вывело из себя. А он
        - потомок викингов, мужчина резкий, с трудом сдерживаемый в рамках идеей конституционной монархии. Но - ненадолго. Самодержавие его тоже интересует. Тем более - его прабабка Мария Фёдоровна, она же принцесса Луиза София Фредерика Дагмара, была матерью моего прадеда. То есть мы с ним довольно близкие родственники. Я сумел его убедить, что база - пиратская и все причастные после необходимых процедур будут переданы именно датскому правосудию. Правда, при этом попросил у Его Величества Гальфдана Третьего неделю для завершения мероприятий, датчанам непосильных и неинтересных. С определённой компенсацией.
        - И что же за компенсация? Точнее - за что? - Премьер явно путался в мыслях. Да и то! Мало кому пожелаешь оказаться на его месте. О далёких последствиях скандала с постепенным угасанием зыби он сейчас не думал. А вот о возможном падении Его Кабинета, да ещё с подключением Международного Трибунала - очень даже! Русский Император только что назвал ему несколько фамилий, номеров бумаг, принятых на совершенно секретных заседаниях «Особой палаты».
        Премьер помнил, как не слишком давно американцы десантировались в столице суверенного государства, перебили президентских гвардейцев, а самого президента вертолётом доставили «куда надо» и военно-полевым судом отвесили ему двадцать пять лет за терроризм и наркоторговлю. Никто во всем мировом сообществе не возразил, разве десяток газет из подворотни тихонько гавкнули, да и тем мгновенно заткнули глотку доводом о том, что любое национальное законодательство имеет силу только в случае его совпадения с интересами «демократии».
        Долгое время и парламентское правительство России придерживалось тех же
«демократических» принципов. Пока Олег, утвердившись самодержцем, не решил поставить на подобных профанациях жирную точку. Гусиным пером, с чернильными брызгами по всему листу.
        - Компенсация за то, что нашим войскам разрешено официально и экстерриториально проводить на островах необходимые следственные и иные мероприятия. Кроме того - за правильное понимание датским королём международной обстановки. Поэтому Российский флот совершенно бесплатно берёт на себя обязательство защищать границы Датского королевства, как свои собственные… Поскольку ваши, господин премьер, подданные позволили себе так грубо нарушить датский суверенитет, явно полагаясь на неспособность этого маленького государства должным образом защищать свои интересы. Россия с времён государя Петра Алексеевича относилась к нему гораздо предупредительнее..
        На той стороне подводного кабеля британский премьер судорожно вздохнул. Такого ни ему, ни одному из его советников в голову прийти не могло. Махнув рукой на все законы и принципы, под сильным давлением председателей «Хантер-клуба» и ещё нескольких наднациональных организаций, он согласился на эту авантюру. Собирались внезапными лодочными атаками как следует напугать русских и их сателлитов, пресечь претензии на равенство, а то и превосходство в торговом судоходстве. Через полгода-год добиться, чтобы только в зоне ответственности британского флота не случалось «внезапных исчезновений». Десяток или два фрегатов и корветов под «Юнион Джеком» примутся эффективно уничтожать пиратов. А русские покажут всему миру, что даже собственные пароходы защитить не в силах…
        Теперь же Россия, мало того, что готова выложить на стол ООН и ТАОС тома прямых улик и доказательств преступной, что уж тут прятать глаза, политики британского правительства, что вызовет невиданный и неслыханный политический кризис, так ещё и на полном законном основании получает под контроль Фареры, Гренландию, Каттегат, Скагеррак, Большие и Малые Бельты. То есть половину Атлантики и всё Балтийское море. Лет на триста назад отброшена Великобритания в своей геополитике. Балтийский флот может перенести передовое базирование на Ольборг, а Северный - на Торсхавн.
        Даже средний русский бомбардировщик теперь на одной заправке долетит до любого английского города и любой военно-морской базы. Хоть до Саутгемптона. Оркнейские острова - те вообще под прямым прицелом «Рюриков» и тяжёлых, вооружённых пятнадцатидюймовой артиллерией «Измаилов».
        Когда всё это станет достоянием прессы, не отставка грозит мистеру Уоллесу. Разъярённая толпа (особенно заранее подготовленная) может растерзать его в буквальном смысле, а дом в центре Лондона и загородные поместья - сжечь в назидание прочим. Бывали в английской истории такие прецеденты.
        - Вам это нравится, господин премьер? - заботливо спросил Олег Константинович. - А ведь не я это начал. Помните - тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый год? Петропавловск-на-Камчатке.
        Зачем пришли они из Альбиона?
        Что нужно им?
        Раздался дальний гром,
        И волны у подножья бастиона
        Вскипели, обожжённые ядром…[К. Симонов. «Поручик».]
        - Зачем вы приходили туда, за двадцать тысяч миль? Чтобы нашлось местечко для похорон адмирала Прайса[См. А. Борщаговский «Русский флаг». Имеется в виду эпизод, когда командующий соединённой англо-французской эскадрой, адмирал Прайс, потерпев неудачу при попытке захвата Петропавловска-на-Камчатке 18(30) августа 1854 года десятикратно превосходящими силами, застрелился на борту своего флагманского линкора «Президент», не желая подвергнуться парламентскому расследованию и позорной отставке. Похоронен, с разрешения русского командования, на берегу. С почестями. См. также Е. Тарле «Крымская война».] ? Не спорю, могила на склоне Петропавловской сопки моряку приятнее, чем яма для самоубийц на окраине Лондона… Так Россия большая, двадцать четыре миллиона квадратных километров. Всем хватит… Да что вы молчите? У нас дружеский разговор. Я вот сейчас назову вам ещё десяток фамилий людей, у которых вы давно на содержании. И они вам, в случае чего, не помогут. Давайте так рассудим. Мы воевать не хотим, пусть повод имеется прямо великолепный. Исход войны одной Англии против одной России вам понятен. Коалицию вы
создать не успеете, наш флот сильнее, сухопутной армии у вас просто нет. Согласны?
        Премьер сдавленно кашлянул. Были бы настоящие силы и характер, бросил бы трубку и тоже застрелился. Как удивительно к месту помянутый Олегом адмирал Прайс. А не хочется. Жить куда лучше, особенно если ещё раз вдуматься в слова Олега Константиновича. Великолепные условия он предлагает. Данный прискорбный эпизод считать неслучившимся, базу признать пиратской, неустановленной принадлежности. Забыть иные-прочие межгосударственные недоразумения, вернуться к временам
«искренней дружбы», которая то ли была, то ли нет с тысяча девятьсот четырнадцатого по восемнадцатый год.
        Император очень хорошо помнил, а премьер Уоллес, видимо, забыл, а то никогда и не знал интересный эпизод общей истории.
        В тысяча девятьсот четырнадцатом году, в самом начале Мировой войны в Средиземном море зависли, что называется, немецкие крейсера, линейный «Гебен» и лёгкий
«Бреслау». Деваться им было некуда, море плотно контролировалось английским, французским, итальянским флотами. Ни через Гибралтар, ни через Суэц не уйти. Выхода у адмирала Сушона оставалось только два - геройски погибнуть в неравном бою, подобно «Варягу», или сдаться. Но он нашёл третий - прорываться через всё море на норд-ост.
        Турция тогда ещё числилась нейтральной, но Сушон был политик покруче нынешних. Вопреки прямому приказу своего Адмирал-штаба он рванул к Проливам[См. «Флот в Первой мировой войне». Т. 2. М. 1964 г.] . На переходе от Мессины до Дарданелл преследующие его английские линейные крейсера «Индефетигейбл» и «Индомитебл», совокупно с крейсером «Дублин» и «Глостер», легко могли раскатать в тонкий блин
«Гебен» с «Бреслау», едва выжимавшие осенью четырнадцатого года двадцать два узла при двадцати семи английских.
        Однако английские адмиралы Милн и Трубридж, получив инструкции из Лондона, одновременно приняв к сведению мнение французского комфлота Лапейрера о том, что его корабли с немцами сражаться не в состоянии и технически, и психологически, сделали то, что сделали. «Гебен» и «Бреслау» пришли в Константинополь, где были якобы куплены у Германии Турцией. Адмирал Сушон под титулом Сушон-паша назначен командующим флотом, и весь остальной турецкий флот перешёл под его полное, беспрекословное и никакими законами не регулируемое подчинение, что в обычной дипломатической практике явление как бы и немыслимое. Но Олег Константинович отныне решил именно такие отношения с соседями и «союзниками» взять за основу.
        И о дальнейшем Император напомнил собеседнику. Усиленный германскими крейсерами турецкий флот три года рейдировал в Чёрном море, уступая российскому в артиллерии, но вдвое превосходя его по скорости. Англичане радовались - никакая Босфорская операция русских до конца войны невозможна, дай им бог свои базы хоть как-то прикрывать. А они, «сердечные друзья» (Антанте кордиаль[Наименование союза Англии, Франции и России в Первую мировую войну - «Сердечное согласие».] ), в то время, когда русские корпуса гибнут в Восточной Пруссии, спасая Париж, сами возьмут, что хотят и где хотят. К случаю вспомнил стихотворение ныне забытого автора:
        Ты ушла в Мазурские болота,
        Защищая Франции престиж,
        Русская гвардейская пехота,
        Понаслышке знавшая Париж.
        А Россия получала займы,
        Вас Антанте продав за аванс.
        Лишь кувшинки, полные слезами,
        До сих пор оплакивают вас.
        И уходит в землю кровь густая,
        Унося с собой пожаров жар.
        Будто бы Земля внутри пустая -
        Столько крови нужно в этот шар…
        Но зато и сами союзнички, по законам исторической справедливости, своё получили. Так получили, что от души умылись кровавыми соплями!
        Утопив германские крейсера, они через год не пролили бы море собственной крови, пытаясь штурмовать укрепления Дарданелл. Русский десант на Босфоре, не имея противодействия на коммуникациях, спокойно дошёл бы до Седдюльбахира и Кумкале[Турецкие укреплённые позиции по обе стороны входа в Дарданеллы с юга.] , освободив союзникам 18 линкоров, 12 крейсеров, 40 эсминцев и полумиллионную армейскую группировку[Столько сил было привлечено союзниками для закончившейся полным разгромом Дарданелльской операции, имевшей целью не допустить занятия Россией Зоны Проливов.] для действий на других театрах. Глядишь, бессмысленная война закончилась бы годом, а то и двумя раньше.
        Но занятие союзной Россией Проливов казалось англо-французам страшнее, чем тяжелейшее поражение от общего врага. Ну так и теперь не жалуйтесь, господа.
        Император широким жестом расправил усы.
        - Мы обо всём договорились, мистер Уоллес? От вас, по сути, ничего не требуется. Пресса пусть болтает, что хочет, служба у неё такая. А вот Кабинет её Величества отныне, перед тем, как предпринять какое-либо действие на арене внешней политики, пусть предварительно осведомится о его разумности и своевременности у нашего посла в Лондоне, барона Гирса. Если что посерьёзнее - можете и прямо мне звонить. А то приезжайте, рыбалка тут у нас на Валдайской возвышенности хорошая. Главное, при разумном поведении пять-десять спокойных лет в нынешнем кресле я вам гарантирую… Россия своих друзей не сдаёт.
        Глава 25
        Вчерашний день получился невероятно длинный и страшно насыщенный всяческими событиями. Большинству так называемых «простых людей» за всю жизнь столько переживать не приходилось, за исключением участников главных событий мировых войн. Да и то далеко не всем.
        Сегодняшний, напротив, казался пустым - после разговора Сильвии с президентом делать было как бы и нечего. Девушки гуляют в Москве и до вечера едва ли вернутся. А чем заняться остальным? Фёст подумал и решил, что обстановка вполне позволяет встретиться с Воловичем и кое-кем ещё из журналистской братии. Поделиться собственной информацией, а главное - выяснить, что творится внутри так называемого
«экспертного сообщества», как оно намерено реагировать на происходящее. Особенно его интересовали каналы связи Михаила с преступным миром. С помощью Шара выяснить это можно было в несколько минут, но в личной беседе - интереснее. Машина - она и есть машина, а когда глядишь человеку глаза в глаза, ловишь его реакцию на только что сказанное слово, догадываешься, что может значить та или иная интонация, - совсем другой получается коленкор.
        Секонд и Сильвия удалились на другую половину квартиры, прямо связанную с две тысячи десятым годом императорской России. Так леди Спенсер показалось удобнее.
        И Ляхову-второму опять немедленно стало легче. По всем показателям, лучше даже, чем после воздействия гомеостата. Дома - одно слово.
        - Как хотите, леди Си, но не могу я к вам обращаться по имени, - сказал Вадим, садясь в просторное кожаное кресло у письменного стола в переполненном книгами кабинете. Сколько значительных людей до него здесь сидело. - Вот прямо требуется отчество, иначе ничего не получается…
        - Старухой я тебе кажусь? - без всякой посторонней эмоции спросила Сильвия.
        - Ни в жисть! А так складывается. Не хотите назвать имя своего уважаемого папаши - не надо. Давайте я вас буду называть Сильвия Артуровна?
        - Забавно. - Она посмотрела на него чуть по-другому. - А почему?
        - Чёрт его знает. Король Артур на память пришёл, да в детстве у меня была подружка с таким отчеством, отдалённо на вас похожая кое-какими манерами…
        Сильвия рассмеялась серебристо.
        - Хочешь - называй. Тем более что моего гипотетического отца действительно звали Артуром. Лорд Артур Гедеон Филип Дормер Стенхоп Спенсер. Если полностью. Это у тебя ясновидение, озарение или как?
        Ляхов тоже улыбнулся, облегчённо. Странным образом эта тема его беспокоила, а теперь - отпустило.
        - Как хотите думайте. Но ведь интересно?
        - Более чем… Слушай, может, мы с тобой тоже куда-нибудь сходим? В ресторан пообедать, например. Давно в здешних кабаках не была, - предложила Сильвия, рассеянно глядя в потолок.
        - Почему бы и нет? Для меня будет большая честь. И местечки уютные есть на примете…
        - Тогда посиди, поскучай…
        Сильвия вышла из кабинета. Квартира была устроена по старым архитектурным принципам. Больше половины комнат - смежные, в каждой по несколько дверей, ведущих в общий длинный коридор и прилегающие помещения. В советской малогабаритке при такой планировке мебель ставить было бы некуда, а здесь - нормально, на всё стен и простенков хватало.
        Между двумя книжными шкафами, прямо напротив кресла, где сидел и дымил сигареткой Ляхов, - двустворчатая дверь в спальню, выбранную для себя Сильвией, хозяйкой этой секции. Там она и начала переодеваться из наряда, в котором беседовала с президентом, в более удобное, домашнее платье.
        То ли случайно, то ли специально леди Спенсер приоткрыла зеркальную створку шифоньера так, что Вадиму было видно её отражение и большая часть спальни, с разбросанными в беспорядке предметами туалета, девятнадцатого века и нынешнего. К числу аккуратисток леди явно не относилась, привыкла, что её постоянно окружают многочисленные горничные и камеристки. И приберут, и подадут, и корсет зашнуруют.
        Сильвия точно так же отбросила на ковёр жакет, блузку, потянула через голову юбку.
        Уж никак этой женщине не дашь её то ли сто сорок, то ли сто пятьдесят лет. Тридцать пять от силы. Самый прекрасный возраст, когда всё сошлось - и красота неувядшая, и ум, и опыт… Как говорил всем известный профессор Выбегало: «Она, значить, хочет всё, что может, и может всё, что хочет!»
        Что касается фигуры Сильвии Артуровны - снимай и помещай без всякой ретуши на обложку самого престижного мужского журнала. Обосновавшись на жительство в викторианской Англии, она, похоже, многое потеряла. Там ничем не блеснёшь в свете, кроме как тонкостью талии и глубиной выреза декольте.
        Леди раздевалась не спеша, обстоятельно, давая возможность рассмотреть себя в любой из тщательно продуманных поз. Секонд несколько раз непроизвольно сглотнул слюну, не отрываясь от лично для него устроенного представления.
        Сняв абсолютно всё, она так же не спеша начала выбирать подходящий наряд из десятков платьев и костюмов именно этой эпохи, развешанных на плечиках. Наконец остановилась на ярком, но одновременно весьма элегантном платье, приложила к телу, прикидывая, хорошо ли будет, поправила причёску и вдруг от души рассмеялась, скорчила забавную гримасу, резко повернулась и вышла в дверной проём, подбоченившись и отставив в сторону ножку.
        Секонд отчего-то не подумал, что если он её видит в зеркале, так и она его тоже.
«Угол падения равен углу отражения» - закон физики.
        - Интересно исподтишка за голыми женщинами наблюдать? - спросила она, садясь напротив, ничуть не стесняясь своей наготы, на расстоянии протянутой руки всего лишь. Даже алое, в белых цветах платье положила не на колени, а рядом, на подлокотник.
        - Врачу - не очень, - ответил Вадим, однако достал из пачки вторую сигарету. - На первом-втором курсе действительно интересно было, да и то далеко не в каждом случае…
        - Оставь. - Она плеснула себе в рюмку на палец коньяка. - Ты - будешь? - придержала в воздухе наклонённую бутылку.
        - Не хочется, - мотнул головой Секонд. - Сколько можно?
        - Как знаешь. А тяга к рассматриванию обнажённых, ещё лучше - обнажающихся женщин, в процессе - от профессии не зависит, иначе все врачи были бы профессиональными импотентами. Уж гинекологи - обязательно. Любой взрослый мужчина совершенно точно знает, что увидеть что-нибудь принципиально новое невозможно теоретически, и тем не менее…
        - Наверное, - рассудительно сказал Секонд, стараясь всё-таки смотреть в лицо Сильвии, а не на грудь и ниже, - нас волнует не анатомия как таковая, а возможность увидеть конкретный объект в нестандартной ситуации. Нет ничего более скучно-раздражающего, чем нудистский пляж или плановый медосмотр сотрудниц ткацкой фабрики. Пусть и двадцатилетних, но в числе около ста человек.
        - Опять философствуешь. - Леди Спенсер потянулась к сигаретной коробке на столе, качнув над столом совершенно девичьими, но впечатляющими грудями, как бы опровергающими только что изложенный тезис. - А сам небось еле-еле сдерживаешься…
        Пришлось, в душе, согласиться, что Сильвия скорее права, чем нет. Особенно - глядя на её правую ножку, перекинутую через колено левой, плавно раскачивающуюся перед глазами.
        - Так пойдём? - Она правильно поняла его ускользающий взгляд. Сделала движение, чтобы встать с кресла, одновременно указывая головой на спальню.
        Вчера она сделала попытку соблазнить Фёста, но тот, весь в процессе ухаживания за Вяземской, её прямые намёки проигнорировал. А Сильвия себе отказывать в желаниях не привыкла. Постоянный мужчина, вроде Берестина, конечно, нужен. Не может нормальная женщина без такого. Но лёгкие фривольные приключения значительно разнообразят жизнь. Прожить с одним и тем же, вроде первого мужа, графа Стенбок-Фермора, за которого она вышла в тысяча восемьсот девяносто третьем году, сто десять лет - физически и психологически невозможно.
        Фёст не согласился, чувствительно Сильвию задев. Но чем хуже Секонд - аналог и близнец?
        - Знаете, Сильвия Артуровна, - ответил Ляхов-второй, - при всем восхищении вашими прелестями… - прелести имели место, кто бы поспорил: что ноги, что изгиб бёдер, что грудь, - давайте оставим эту тему.
        - Почему? - Она удивилась совершенно искренне. - От твоей жены нисколько не убудет. Тем более - Майя не узнает ни о чём. Мы здесь одни, я отнюдь не болтлива. Пятнадцать минут взаимной страсти - и разойдёмся. Навсегда или до следующего раза.
        - Тяжело объяснить, - вздохнул Вадим, против воли закуривая третью подряд местную сигарету. Они ему нравились гораздо больше, чем отечественные папиросы. - Есть такое понятие - философский дуализм. Предположим, что пятнадцать минут в постели с вами станут самым незабываемым впечатлением в моей жизни. Значит, все прочие отпущенные мне годы я буду вспоминать вас и мечтать о новой близости… Во что тогда превратится жизнь с законной и, добавлю, любимой женой? Берём обратную теорему - ничего интересного вы мне предложить не сможете… - Уловил искру гнева в пронзающих его глазах. - Или - я вам, что вероятнее. Не совпадём мы с вами анатомически и физиологически. В этом случае? Один великий русский писатель говорил: «Нет худшего чувства, чем ощущение напрасно сделанной подлости». Да, вдобавок, комплекс у меня какой-нибудь разовьётся, как у одного приятеля, лишившегося мужской силы от неожиданности, когда страстно желаемая особа вдруг, без предупреждения, решила уступить его домогательствам. На всю жизнь лишился, заметьте… - Ляхов сделал печальное, как у патера Брауна, лицо.
        - Значит, так это ты понимаешь? - Сильвия встала во весь рост, заведя руки за спину, отчего грудь поднялась и стан вызывающе изогнулся.
        - Уж простите, Сильвия Артуровна. Как женщина вы меня восхищаете. Давайте на этом чувстве и остановимся… Если бы вас сейчас сфотографировать, было бы о чём вспоминать долгими зимними вечерами и о чём сладко сожалеть…
        Слова Секонда Сильвии понравились.
        - Чего-чего - фотографий могу целый альбом подарить. Только где ты его от жены будешь прятать? - пренебрежительно махнула она рукой. - Пожалуй, я тебя уважаю, Вадим. - Сильвия одним движением натянула через голову платье, одёрнула, поправила, где нужно. - У настоящего мужчины должны быть принципы. А я… Да перетерплю как-нибудь. Не смертельно. Завтра домой поеду.
        Вдруг у Секонда появилась интереснейшая мысль. Как производная от всех прочих, двое суток крутившихся в голове. Словно запал сработал.
        - Знаете, леди Си, мы сейчас одним махом можем решить все наши проблемы. Ваши, мои, Фёста и двух российских государств заодно.
        - Неужели? Это очень интересно. А то мне на самом деле показалось, что вы в тупике. Помочь я вам помогла, в меру сил, но в окончательный успех затеянной Фёстом авантюры не верю. Инерция и упругость истории - страшная сила. Ваш, вернее
        - его президент прав. Сотня лет кропотливого и целенаправленного труда рано или поздно принесут свои результаты, но никак не раньше. Кавалерийскими набегами войны не выигрываются. Хочешь - моему личному опыту поверь, хочешь - вспомни печальную судьбу империи, созданной Чингисханом…
        - Так и я об этом же, - с энтузиазмом согласился Секонд. - Не хотелось только друга и брата огорчать. Лишать, так сказать, последнего смысла жизни. Он не из тех, чтобы удалиться с любимой «под сень струй» и коротать следующую сотню лет, наблюдая за неспешным вращением жерновов божьих мельниц…
        - Поэтически выражаться умеешь, - одобрительно похлопала его по руке Сильвия. - Я, правда, не совсем поняла, при чём тут мои проблемы, тем более - текущие. - Она улыбнулась весьма двусмысленно.
        - При этом самом. Всё взаимосвязано, и одно вытекает из другого. Кроме громкой геополитической победы и славы в веках вы почти немедленно получите самые яркие и сильные впечатления, которые только можете представить…
        - Ну-ка, ну-ка. - Леди Спенсер, похоже, заинтересовалась. - С кем же, любопытно узнать?
        - Вы умеете производить на мужчин мгновенное, убойное впечатление? - спросил Вадим. - Такое, чтобы на колени падали, в попытке облобызать ножку, или сразу, невзирая на сопротивление, хватали в охапку и тащили в койку?
        - А ты как думаешь?
        - По идее, должны бы. А вот с нами как-то не получилось, не в обиду вам будь сказано…
        Сильвия снова рассмеялась и покровительственно погладила его руку.
        - Милый мальчик, - сказала она, - да-да, мальчик, хоть и полковник. Стоило мне захотеть, и ты бы сейчас орошал слезами мою грудь, вымаливая позволение одним глазком взглянуть, что же у меня всё-таки спрятано под платьем. - Она эффектным взмахом поменяла ноги местами. - Втайне надеясь, что я, возможно, позволю что-нибудь ещё…
        - Да неужели? - не поверил Секонд. - Тогда почему не вышло?
        - Тебе известна разница между чистой взаимной страстью (я не говорю «любовью») и изнасилованием? Мне нужно было, чтобы ты искренне меня пожелал и я, млея от счастья, тебе уступила… А то, о чём спросил ты, может сделать с любым, повторяю, с любым мужчиной даже каждая из ваших «валькирий», как вы их, довольно банально, на мой вкус, именуете. Но ведь не делают, ждут совсем другого… Две, похоже, дождались, что значительно повысило градус желания «чистого чувства» и у остальных. Но зачем ты об этом спросил?
        - Видите ли… Государь Император Олег Первый - страстный обожатель красивых женщин. Совершенно как его августейший прапрадед. И вам он непременно понравится, как мужчина вообще и особенно - как уникальный экспонат вашей обширной, насколько мне известно, коллекции. О способности внушать мгновенную страсть я спросил просто для подстраховки. Вдруг его Величество именно сегодня окажется не совсем в настроении, так скажем… А ни вам, ни мне откладывать дело в долгий ящик незачем…
        Сильвия пришла в великолепнейшее расположение духа, едва ли не в восторг.
        - Молодец, это ты шикарно придумал! Российский Император - действительно, трофей! Тем более, мне приходилось слышать о его подвигах на любовном поприще. Ещё когда он был почти никем всерьёз не принимаемым Великим князем. Сублимировался, попросту говоря, таким образом. И как ты это намереваешься обставить?
        - Нет ничего проще. Государь сейчас в Берендеевке, пребывает, как это здесь называется, в трудовом отпуске. Я, в качестве флигель-адъютанта, «пересвета», Георгиевского кавалера и так далее, имею право на немедленную, вызванную обстоятельствами, естественно, аудиенцию.
        - И что же у нас за обстоятельства? - уже по-настоящему заинтересовавшись, спросила Сильвия. Ей стал интересен этот юноша, уже не как Платон Зубов Екатерине Великой, а в роли государственного деятеля. Она с первого взгляда поняла, насколько некомфортно Ляхов себя чувствовал в реальности ГИП и как расцвёл, вернувшись в свою. Оттого, может, её к нему и потянуло.
        - Да простенькие такие… - Вадим, наконец, разрешил себе наполнить рюмку. Разговор пошёл деловой. А к Императору явятся - там при любом раскладе пить придётся, пока их Величество сам не велит заканчивать. Ну и Сильвии тоже предложил.
        - Можешь даже и не спрашивать. Запомни на будущее, милый, с гомеостатом на руке ты теперь имеешь возможность пить круглосуточно, семь дней в неделю. Нужно только режим поднастроить - немедленно по поступлении в организм разлагать алкоголь или с замедлением на нужный отрезок времени, чтобы хоть что-то приятное почувствовать…
        - Спасибо, леди, на службе нам это свойство прибора очень пригодится. Особенно вам…
        - То есть? - приподняла Сильвия тонкую бровь.
        - Государь любит, когда женщины за его столом напиваются в стельку. Ходить ещё могут, а сдерживать поток подсознания - уже нет.
        - Прелестно. Доставлю ему такое удовольствие. До-олго будет вспоминать, как сладкий сон…
        Глядя на ставшее азартным и совсем молодым лицо аггрианки, Вадим по-хорошему позавидовал своему Императору.
        - Только… Это, Сильвия Артуровна, переоделись бы вы подходящим к приёму образом. Олег Константинович любит, чтобы женщины были одеты строго, элегантно. Платьице ваше, простите, для похода в ресторан с полковником Ляховым годится, а вот для императорского приёма… И чтобы снимать с них нужно было много, преодолевая известные трудности, - это он намекнул на то, что Сильвия натянула и так фактически прозрачное платье на голое тело.
        - Совершенно в моём вкусе мужчина. - Она в который уже раз рассмеялась серебристо и очень завлекательно. - Одеваться - при тебе?
        - Да лучше нет, избавьте от нравственных терзаний. Я пока тезисы предстоящей беседы набросаю, а вы - дверь в гардеробную прикройте.
        - Жаль. Вдруг бы посоветовал что. Адъютанты обычно много знают о тайных пристрастиях своих начальников.
        - Самые обычные пристрастия. Хлысты, чёрное бельё и «шнурованные ботинки до самой задницы» не потребуются.
        - И Ремарка читал[См. роман Э. М. Ремарка «Чёрный обелиск».] , надо же, - восхитилась Сильвия. - Настоящий мужчина, не зря тебя в «Герои России» произвели.
        - Стараемся, леди, в меру сил стараемся постоянно повышать как служебную квалификацию, так и общую эрудицию. На руководство не очень, а на красивых дам иногда впечатление производит, - теперь уже откровенно развлекался Секонд.
        Ляхов по телефону предупредил Фёста, что они с Сильвией кое-куда съездят в своём мире, вернутся или через час, или утром, видно будет. И настоятельно попросил никаких действий, выходящих за рамки общепринятых, не предпринимать.
        - Лучше всего включи Шар, посмотри, где сейчас девочки колобродят, разыщи Люду и погуляйте как следует, ни о чём постороннем не думая. Три дня мы президенту дали, вот на три и отвлекись. Я бы знаешь, что сделал?
        - Что? - с ожиданием подвоха спросил Фёст.
        - Поехал бы с ней в самый богатый ассортиментом антикварный магазин, наверняка здесь такой есть, и купил бы ей обручальное кольцо или старинный перстенёк…
        На удивление, аналог отнёсся к его словам с полным пониманием.
        - Нет, обручальное в «Антикваре» нельзя. Только новое, лучше - на заказ. Знаю, где. А перстенёк века восемнадцатого - это ты здорово придумал… Спасибо. До встречи. И удачи тебе…
        При этом голос Фёста звучал в трубке так, будто тот заведомо предположил, что в планах аналога - капитальный разгул с сексуальной красавицей. На той же загородной даче. Что же ещё могло прийти в голову почти одинаково мыслящему человеку, заметившему и взгляды, то и дело бросаемые леди Си на одного и другого «близнеца». Он даже слегка испугался за Секонда - неужто махнул на Майю рукой и решил пуститься во все тяжкие?
        Ну, даже если так - ему какое дело. Истинно: «Никто не сторож брату своему».
        Ехать к Императору на съёмном таксомоторе верх бестактности. Поэтому Вадим с Сильвией сначала добрались на такси до Управления, где Ляхов в своём кабинете переоделся в придворную форму с орденами и при холодном оружии (для малого приёма), взял свою машину, а главное - позвонил по спецсвязи дежурному сейчас в Берендеевке генерал-адъютанту. Попросил передать просьбу о неотложной аудиенции.
        - Чего это тебя вдруг разобрало? - по-товарищески спросил генерал-майор Дзилихов.
        - Государь не слишком в духе. Рассеянный какой-то. Сидит на веранде и из воздушного пистолета мух стреляет. Может, завтра лучше?
        - Глядишь, я его и развлеку, - с куражом в голосе ответил Ляхов. - Доложи, а там посмотрим…
        - Знаешь, ты угадал, - зазвучал через несколько минут в трубке раскатистый баритон генерала. - Не сказать, чтоб обрадовался, но оживился. Какого, говорит… ему от меня надо? Пусть едет, послушаю, а то мне штатные раз…и уже надоели. Так что приезжай, вдруг свой профит поймаешь. Часа хватит?
        - Придавлю как следует - хватит.
        - Ну, Вадим, - восхитилась Сильвия, увидев Ляхова при полном параде, - я просто понять не в состоянии, как ты ухитряешься сохранять целомудрие в окружении стольких очаровашек… Всё, всё, не сердись, я только шучу.
        Олег Константинович не собирался устраивать торжественного приёма одному из тридцати своих флигель-адъютантов. Спасибо, что вообще не послал очень и очень далеко в известном направлении. Так и сидел на затенённой сосновыми лапами и кустами сирени веранде, с длинноствольным пистолетом на коленях и открытой коробкой свинцовых пулек на столе. Там же ваза с фруктами, бокал и две бутылки испанского хереса. Ветерок шелестел страницами толстой книги формата «ин кварто», названия которой Ляхов увидеть не смог, точнее - не успел. И ещё - рядом с книгой лежала толстая красная папка «К докладу».
        Император был приведён в восторженное состояние фактически мгновенно. Как только на крыльцо, в сопровождении побрякивающего заказными серебряными шпорами и придерживающего у левого бедра шашку с аннинским темляком Ляхова вспорхнула, иначе не скажешь, - великолепнейшая Сильвия. Одетая, обутая, причёсанная, накрашенная и надушенная так, чтобы пришёл в полное расстройство чувств именно этот мужчина (у Шара имелась и такая опция). Так и получилось. Недавно обуревавшие самодержца меланхолические и даже мизантропические мысли как ветром сдуло.

«Садизм, конечно, - подумал Вадим с внутренней усмешкой, наблюдая за своим Государем, - так и садизм для чего-нибудь полезен. Как бы иначе существовать мазохистам?»
        Прежде Олег Константинович вскочил, приложился к ручке прелестной дамы, поедая и ощупывая её глазами от щиколоток до глаз и обратно. Будто сам не веря своему счастью. И только после этого выслушал положенным тоном произнесённое флигель-адъютантом представление:
        - Дама Сильвия Артуровна Берестина, супруга хорошо вам известного генерал-лейтенанта Берестина, Алексея Михайловича…
        - Да не может быть! - удивился и одновременно восхитился Император. - Прямо из тысяча девятьсот двадцать пятого года? И что же вас привело сюда, очаровательная Сильвия Артуровна? А где ваш супруг? Я для него держу коробку с орденом, желая вручить при личной встрече, а его всё нет и нет…
        Про орден Вадим услышал впервые. Так и не должен ведь Его Величество с каждым полковником своими намерениями делиться. А всё же любопытно - каким таким орденом Олег собрался Берестина наградить? Врангелевского «Николая Чудотворца» только
«Андреем Первозванным» можно перешибить, на шейной цепи ювелирной работы.
        Или прямо сейчас ему такая идея пришла, после того как в глаза Сильвии заглянул и в вырез декольте, естественно? И что там такого невероятного мог увидеть опытный мужчина, удивился полковник, в глубине души гордый тем, что устоял перед якобы непреодолимым соблазном. По прошествии двух часов леди Спенсер уже казалась ему совершенно рядовой женщиной, прелестно сложенной, но и не более того. Жене изменять ради того, что банально, как солнечный рассвет, - себе дороже.
        Однако Император считал совсем иначе. Тем более наверняка уже начала действовать включённая аггрианкой программа.
        Но характер у Олега Константиновича всё равно был правильный. Выказав Сильвии все положенные знаки внимания, усадив её в удобное плетёное кресло, он повернулся к стоящему, как положено, почти «во фрунт» полковнику.
        - Какие у тебя ко мне вопросы или предложения? Зачем приехал? Докладывай. Если здесь неудобно - пойдём в кабинет. Сильвия Артуровна нас подождёт? Я распоряжусь, ей скучно не будет. Тебе сколько времени нужно? Пятнадцать минут, полчаса?
        Император на то и Император, чтобы по глазам адъютанта понять, что не просто так он явился, а с по-настоящему серьёзным делом.
        Обо всём, что Ляхов придумал, он обстоятельно рассказал Сильвии, пока они крутились по лесным дорогам, через каждый километр перекрытым казачьими патрулями. Урок из прошлого служба императорского конвоя извлекла, серьёзный до крайнего предела.
        Леди Спенсер его замысел понравился чрезвычайно. Вадим даже удивился, насколько живо эта, по всем параметрам далёкая дама отнеслась к совсем не нужной ей идее. Или - наоборот. То, что не получилось двадцать с лишним лет назад у неё, руководительницы мощной, охватывающей полмира организации, решили с помощью нескольких недоученных девчонок воплотить два вполне рядовых парня. С некоторыми способностями, но и не более того.
        - Ваше Величество, - ещё раз звякнул шпорами Ляхов. - Желание обратиться к вам с особой важности предложением изъявила госпожа Берестина. Я всего лишь позволил себе попросить об аудиенции, используя должность, и доставить её сюда. Прошу прощения, если…
        Император махнул рукой. Его меланхолия, или, по-английски выражаясь - сплин, исчезла, как и не было.
        - Молодец. Смелость города берёт. И, это… - Он кашлянул, не придумав подходящего продолжения сентенции, которая могла бы стать исторической. - Миллер!
        Войсковой старшина появился из глубины дворца почти мгновенно.
        - Ты давай… Займитесь с полковником в охотничьем домике чем-нибудь интересным. Не стесняйтесь. Я потом позову… У нас с госпожой Берестиной важное государственное дело.
        Государь, придерживая Сильвию под локоток, направился к ведущей на второй этаж лестнице. За ними было направился неразлучный пёс, дремавший под столом, но Олег Константинович на него цыкнул, и Красс, недовольно дёрнув ухом, вернулся на прежнее место.
        Войсковой старшина[Казачий чин, соответствующий армейскому подполковнику или капитану гвардии.] Миллер, с которым Ляхов был хорошо знаком, особенно после боёв за Берендеевку, откровенно обрадовался его приезду. Тем более - поступил приказ, заведомо предполагающий хорошую гулянку без последствий.
        Казак в пятом поколении с немецкой фамилией посадил на своё место поручика из общего адъютантского наряда, повёл Ляхова в охотничий домик, крайне удобно расположенный метрах в ста позади главного терема. Полсотни гостей в нём принять всегда можно, двое тем более поместятся.
        - Надолго мой с дамочкой завязался, как думаешь? - спросил Миллер, чтобы правильно
«распределить силы». Его бы устроило - до утра пусть Император гостьей занимается… Что, в общем, привычкам Олега соответствовало. Если только женщина не оказывалась слишком капризной или неинтересной. - И где ты такую… её разыскал? Вроде - не по твоей части, царю баб поставлять. Но - неплоха, неплоха, честно скажу. Даже великолепна. Ножкой как из-под юбки сверкнула - полный…… тоё-моё и каменные пули. Не московская? - Войсковой старшина, седьмой год с тогдашним князем, нынешним Императором неразлучный, весь более-менее подходящий столичный контингент знал. Поскольку Олег Константинович уделял внимание только дамам безукоризненного происхождения и непременно замужним. Девственницы были скучны, разведённые - опасно непредсказуемы.
        Ляхову сегодня напиться ужас как хотелось, да ещё и в хорошей компании одного с ним происхождения и воспитания человека. Нелегко ему далось общение с Сильвией. Он решил отключить гомеостат часа на два хотя бы. Далее - по обстановке. Служба потребует - через двадцать минут будет как огурец.
        Дворцовые лакеи уже тащили, непосредственно с царской кухни, жаренных в собственном жире с луком свежедобытых перепелов, закуски всевозможнейшие, названия которых большинство населения Империи если и слышало, то о сути не догадывалось:
«страсбургский пирог», например. Естественно, напитки всякие, лично для Государя в особых винокурнях производимые. В количестве - на весь дворцовый адъютантский наряд, не меньше.
        - Ты, Паша, хоть и войсковой старшина, - сказал Ляхов, отстёгивая шашку и снимая мундирный китель, слишком тугой и жаркий по этому времени, - а в высокой политике
        - ни в зуб ногой. Этот бабец, тебя очаровавший, думаешь - так себе? Графиня, проездом из Вятки в Карлсбад?
        - Так и разъясни, чего зря трепаться, - сказал Миллер, поднимая чарку. Чокнулись, выпили, чтоб не последнюю.
        - Позволь тебе доложить, друг мой Павел, что сия дама - непосредственно собственная жена оч-чень тебе хорошо известного генерал-лейтенанта Берестина, плац-парад не так давно вам здесь устроившего.
        - Да ты… Твою ж мать! - Аж поперхнулся душистой травкой Миллер и немедленно налил по второй. - Того самого, врангелевского? Ну-у, брат. Ох же и бабы у них там, в старой России. И чего она сюда?
        - Личное послание, вроде бы, привезла, то ли от мужа, то ли от самого Верховного Правителя…
        - Ох, ты… - не нашёл более оригинального междометия Миллер. - Опять чего-нибудь затевается? А для чего вот эту прислали? Офицеров не хватает?
        - Читай «Три мушкетёра», - назидательно ответил Ляхов. - Миледи, граф Рошфор, кардинал и всё такое… О подробностях мне ничего не сказали. Велели встретить, договориться с Императором о встрече и препроводить…
        Миллер снова покрутил головой, поскольку рот был занят разгрызанием перепелиного туловища. Адъютантская служба - она тоже не сладкая. Когда с царём рядышком сидишь и питаешься от пуза, а когда и сухпайком перебиваться приходится.
        - Я всё равно не понимаю, - сказал войсковой старшина, прожевав и вытерев губы салфеткой. - Зная нашего Государя (а кто, как не ближний помощник, стременной и постельничий, может знать его лучше?), посылать для государственных переговоров такую бабу - он закатил глаза, - это или глупость, или провокация…
        Ляхов был с ним совершенно согласен, не только потому, что уж очень они с Миллером друг друга знали и понимали, а поскольку сам интригу затеял. Ему было интересно, как опытные, неглупые люди, свободные от комплексов (а Павел был именно таким), отнесутся к разыгрываемой им комбинации. Вспомнился советский фильм-мюзикл по мотивам «Двенадцати стульев», ария Миронова-Бендера: «Вы оцените красоту игры!».
        - Ты, что ли, подозреваешь генерала Берестина - а ты его помнишь в самый трагический момент нашей обороны, и здесь, и в Москве - в том, что он мог собственную жену Олегу подсунуть? - Голос Вадима прозвучал настолько естественно, как только возможно.
        - Не заводись, Вадик, - положил ему руку на погон с вензелем Миллер. - Пей, пока позволено, и не осложняй себе жизнь. Я тебя на десять лет старше, всякого насмотрелся. Прежде всего - с чего ты вообразил, что он её подсунул? Есть масса других объяснений происходящему, и если бы не лень - каждое тебе изобразил. Второе
        - откуда ты знаешь, что это именно его жена? Не слабый вопрос, правда? Ты ведь до белого Севастополя и Харькова так и не добрался? А нас ведь звали…
        Ляхову пришлось кивнуть, соглашаясь, что в тех местах и временах он так и не был и нотариально факт супружества этой дамы и генерала Берестина заверить, само собой, не готов.
        - Поэтому, друг ты мой - забей на всё, - доверительно, почти на ухо сообщил ему Миллер. - Знать нам лишнего не позволят, кому следует, а главное - стремиться к этому не нужно. Сказал Олег - отдыхайте, так и будем отдыхать, чтобы он потом в изумление пришёл… Сказали тебе - жена генерала. Значит - жена. И не придерёшься. Велено. Главное - на второй этаж не лезь, и всем будет хорошо… А вообще очень ты вовремя приехал - словно специально подгадал. Телепатией, случаем, не занимаешься? У Отца нашего почему настроение плохое - облом у него по женской части получился. Чекменёв ему обещал несколько ве-есьма, по его словам, соблазнительных девчонок показать, новых офицерш из женского отряда «печенегов», да ты наверняка в курсе. Они там в Одессе весьма ярко себя проявили и к орденам представлены. Государь и соизволил повелеть, чтобы их для награждения сегодня сюда представили. А они - надо ж такому случиться, все скопом отпуск на несколько дней испросили, с выездом за пределы Москвы. В неизвестном, можно сказать, направлении…

«Очень интересно, - подумал Ляхов. Как же это такая информация мимо меня проскочила? Специально, что ли, Игорь Викторович решил меня „за кадром“ оставить, как бы чего не вышло? И Тарханов не сказал… Хотя он, может, и собирался, так меня в зоне телефонной доступности не было… Вовремя, получается, я девушек из-под удара вывел, а то и не знаю, что бы здесь сейчас случиться могло…»
        - Так слушай дальше, - продолжал Миллер, - решил он другую даму из фавориток пригласить: не пропадать же куражу. Так и она, представь, в отъезде… В общем, настроение у Государя упало ниже уровня моря - и вдруг ты, как с неба свалился.
        - А если и с ней не выйдет? - спросил Ляхов.
        - Не наша забота, - отмахнулся Миллер. - Не догонит, так согреется… Давай-ка я гитару велю принести, и споём мы с тобой что-нибудь этакое, фронтовое. Из репертуара офицеров Добровольческой армии.
        - Это - хоть сейчас, - согласился Вадим. Слух у него был великолепный, с раннего детства родители на рояле заставляли упражняться. Не дожидаясь гитары, запел «а капелла»:
        Десятые сутки пылают станицы,
        Горит под ногами родная земля…

* * *
        Император провёл Сильвию в очень удобную и приятную светёлку. Комната в мансарде, обставленная скупо, но красиво. Ручной работы, причём - выдающегося резчика по дереву - два кресла, стол, скамьи по обе стороны окна, шкаф книжный и шкаф для напитков. Всё - из карельской берёзы или причудливых корневищ. Едва ли не стеклом выскобленный пол, ковры и паласы, привезённые из дальних среднеазиатских походов. Такое интересное сочетание стилей.
        - Так что же просил передать мне ваш супруг, в котором, снова повторюсь, я вижу идеал настоящего русского офицера? - спросил Олег, вначале устроив гостью, потом выставив на стол два обливных глиняных кувшина с напитками, крепким и не очень, глиняные же чарки и кружки. Ваза со свежайшими фруктами уже присутствовала, неизвестно когда успевшая появиться.
        - Ужинать мы будем позже и в другом месте, - счёл необходимым предупредить Император, - а это просто так, с дороги освежиться…
        Сильвия устроилась в кресле поудобнее. На Столешниковом она выбрала себе наряд, для здешней светской дамы странный, но, с учётом совета Ляхова, подходящий. Если она явилась на аудиенцию прямо из двадцать пятого (тысяча девятьсот) года неизвестной Императору реальности, как раз то, что нужно. По любым вкусам, хоть аристократическим, хоть военным - не придерёшься.
        Платье стиля «сафари», модного в конце семидесятых годов двадцатого века в ГИП. Травянисто-зелёного, ближе к хаки цвета. Длиной на ладонь ниже колен, но с разрезами по бёдрам почти до пояса. Много больших накладных карманов, пряжки, хлястики, подобие газырей (или гнёзд для боевых патронов) на груди. Кто-то помнит Джейн из фильма тридцатых годов про Тарзана, там она бегала по джунглям в таком же платье, но в моду фасон тогда не вошёл. Вторая мировая война помешала. Зато в семидесятые в СССР - две инженерские зарплаты за такое отдать нужно было, и то на
«толкучке» не всегда найдёшь.
        Вот на разрезе Император и зафиксировал свой намётанный глаз. Роскошную дамскую ножку приличия позволяли (в обычной обстановке) видеть едва до колена, ну, если повезёт - чуть выше: ветерок внезапный юбку девушке на улице приподнимет, ещё что-нибудь в этом же роде.
        Зато генеральша Берестина совсем не собиралась скрывать длинного разреза, который позволял видеть тонкие голубые резинки от пояса до широкой кружевной окантовки бледно-зелёных шёлковых чулок. И мраморно-белую, совсем не загорелую кожу выше.
        Она охотно выпила с Олегом Константиновичем не вина, а куда более крепкого напитка, из личных погребов. Тут же и закурила - с конца девятнадцатого века светские дамы ввели в стиль курение. Причём табаком развлекались самые скромницы, прочие предпочитали гашиш, опиум, кокаин.
        Помните, у Северянина?
        Ты, набив папиросу гаш?шем,
        Предложила попробовать мне…
        В двадцать первом веке подобный жест никого не мог удивить или шокировать.
        При этом, почти не затягиваясь и картинно пуская дым, Сильвия сосредоточила на Императоре все свои чары. Да их особенно много и не требовалось. Олег Константинович был сам по себе как следует эмоционально разогрет. Единственное, что его сдерживало, - не фрейлина своего Двора всё-таки перед ним, а генеральша, чей муж состоит начальником штаба Верховного Правителя дружественной и вполне Великой Державы.
        Но исходящие от неё флюиды (как и феромоны) были так сильны, что Император, понимая, что теряет голову и совершает недопустимое, протянул руку и положил ладонь именно в этот манящий разрез платья, коснувшись пальцами внутренней, особо гладкой и нежной поверхности бедра. Сильвия подняла на него удивлённые глаза.
        - Не лишнее ли вы себе позволяете, Ваше Величество? Мы ведь едва знакомы…
        И тут же легко встала с кресла.
        - Впрочем, Ваше Императорское Величество, если у вас здесь такой этикет, смею ли я… В чужом монастыре… - Сильвия одним щелчком расстегнула замок широкого пояса платья, чуть подалась вперёд, как бы давая понять Олегу, что большие бронзовые пуговицы, от воротника до подола, ему придётся расстёгивать самому.
        Она стряхнула с плеч своё «сафари», повела плечами и грудью.
        - Налейте мне того же, что раньше, - капризно сказала Сильвия, приглашающе взмахнув ресницами.
        Надето на ней и помимо платья было слишком много, причём большинство предметов туалета - незнакомых Императору фасонов и конструкций. В его достаточно непритязательном мире женщины до сих пор обходились крючками и пуговичками.
        Она села в кресло, сделала маленький глоток и начала пространно объяснять стоящему перед нею на коленях Олегу назначение и принцип действия наличествующих застёжек и пряжек.
        - Вы, при вашей силе и нетерпении, наверняка что-нибудь сломаете, а починить даже ваши адъютанты не сумеют…
        Доведённый теорией и практикой до крайней степени возбуждения, Олег Константинович наконец подхватил собственноручно им обнажённую Сильвию на руки и понёс в соседнюю комнату, где имелась подходящих размеров кровать.
        Император оказался мужчиной того очень редкого в бесчисленной череде поклонников леди Спенсер типа, которого настроения, желания, вкусы женщины совершенно не интересовали. Обычно она достаточно ясно давала понять партнёрам, чего именно ей хочется в данный момент, а достаточно часто вообще ничего не позволяла, действуя сама в соответствии с настроением. Какие-либо попытки инициативы пресекала решительно, не всегда в тактичной форме.
        Но сейчас, пожалуй, впервые в жизни, Сильвия встретилась с совершенно другим случаем. Император повёл себя так, будто она была существом, вообще лишённым права на какую-нибудь самостоятельность, вроде рабыни из гарема или приглянувшейся барину крепостной девки.
        Возмущённая таким отношением леди попыталась сопротивляться, но при всей её силе и гибкости смысла в этом было столько же, сколько в намерении рукой остановить паровой молот. Телодвижения Сильвии и малоприличные слова протеста Олега скорее возбуждали, если он вообще обращал на них внимание.
        Но очень скоро она почувствовала совсем незнакомое возбуждение, начавшее разливаться по всему телу. Происходящее вдруг стало невыносимо прелестным. Более того - ничего подобного прославленной своими похождениями светской львице раньше просто не случалось испытывать. Партнёры, допущенные к телу, чаще всего обычным образом эту тигрицу (как писал поэт Отто Бамбус в своём бессмертном цикле) боялись.
        Алексей - не боялся, но и вёл себя в постели весьма банально. А сейчас вместо возмущения грубым насилием в её голосе вдруг зазвучало сначала удивление, а потом откровенная, неподвластная разуму страсть. Только что она колотила кулаками по широкой, с сильными мышцами спине и пыталась оттолкнуть Императора, сбросить его с себя, и вот уже стискивает его в объятиях, бормочет какие-то бессвязные слова, то низко стонет, то пронзительно вскрикивает.
        Потом её сознание вообще накрыла странная багрово-чёрная волна, и Сильвия пришла в себя, только когда Олег отпустил её и отодвинулся на край постели.
        Она несколько минут лежала на спине, приводя мысли в порядок. В какой-то книжке она читала или слышала от специалистов, что настоящий, редко кем достигаемый в полной мере экстаз у женщин ничем не отличается от эпилептического припадка со всеми клиническими признаками. Вот его она сейчас наверняка и пережила… Слабость в теле, и одновременно - переполняющее всё её естество, медленно перетекающее во что-то другое ощущение мучительного сладострастия.
        Прямо как в «Фаусте» - «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!».
        Император встал, обернул вокруг бёдер полотенце, сел к столу. Налил себе большую чарку, залпом выпил, закурил толстую папиросу. Посмотрел на Сильвию с улыбкой.
        Она села, сжав колени, по-прежнему несколько не в себе.
        - Понравилось? - спросил Олег.
        Леди Спенсер кивнула. Язык ей ещё не совсем повиновался.
        - Иди ко мне. - Он указал на соседнее кресло. - Глоток доброй «Зубровки» сейчас не помешает…
        Они выпили по одной и по второй, восстанавливая душевное равновесие, перебрасываясь малозначительными словами, потом Император взял Сильвию за руку и снова повлёк к постели.
        - Давно мне такие способные любовницы не попадались, - сообщил он, касаясь губами её груди. - Задержишься у меня денька на три? Переговоры обещают быть трудными… - Он провёл большой и тяжёлой ладонью с мозолями от сабельной рукояти и лопаты, которой окапывал деревья в саду, по самому нежному и восхитительному месту женского тела. - А всё же скажи, дорогая, зачем муж тебя ко мне прислал? Сам не мог, подходящего порученца не нашёл? Или что?
        Царь и в постели с самой прелестной женщиной - царь. Непонятностей не любит. Другие, бывает, боятся, а он чего бы то ни было бояться в пятнадцать лет навсегда отвык. Так что просто не любил.
        - Всё очень просто, Ваше Величество. - Сильвия перенесла руку Олега с того места на грудь. Ей так больше нравилось. - Алексей, прежде всего, сейчас очень занят. Кроме того, я дипломат на несколько порядков лучше его, если тебе интересно. Когда-нибудь расскажу подробности, если сохраним дружеские отношения. Ну а, last but not least, я на самом деле захотела лично познакомиться с человеком, сумевшим совершить невозможное…
        - Это ты о возрождении самодержавия? - спросил Олег.
        - Сначала я имела в виду только это. Сейчас - не только…
        - Ну, в таком случае, может быть, и ты меня чем-нибудь удивишь?
        - Постараюсь. - Сильвия встала на колени, оперлась рукой о его плечо. Внимательно посмотрела на Олега прищуренными кошачьими глазами. Наваждение кончилось. Она снова старший координатор, а не горничная юного графа Толстого, Льва Николаевича.
        - Вы меня удивили, Ваше Величество, теперь я вас удивлю.
        Ляхова вызвали в кабинет к Императору часа через три. На такое время он примерно и рассчитывал, поэтому успел почти полностью протрезветь. Совсем - не следовало: Олег Константинович не любил «умников, до вина не охочих», резонно полагая, что адъютант, получивший приказ отдыхать и веселиться, этим и должен заниматься. А то мало ли что ему в голову придёт? Но точно так же он не терпел и пьяниц, не способных после гвардейской пирушки до рассвета явиться на утренний развод в полном порядке.
        Они с Сильвией тоже были слегка навеселе, но по виду его самого и госпожи Берестиной невозможно было представить, что они занимались чем-то ещё, помимо дипломатии.
        На большом столе лежала карта фёстовской России, точнее нынешней Империи, где Сильвия толстым красным карандашом обозначила существующие в том мире границы. Их вид вызывал у Олега Константиновича почти физическое отвращение.
        - Это же надо, как всё просрать умудрились господа большевички, - сказал он Ляхову, не стесняясь присутствия дамы. - Стоило русскую кровь триста лет проливать ради вот этого… - Он раздражённо бросил поверх карты карандаш.
        - Сильвия Артуровна мне в общих чертах доложила, что у них там творится. Помочь землякам надо, никаких сомнений. Она берётся устроить мне встречу с их президентом. Однако предупредила, что сама очень сомневается в успехе. Я с ней во многом согласен. Не любят «демократические правители» с нами, тиранами, дела иметь, властью, суверенитетом поступаться. По нашему Каверзневу знаю, сколько его уламывать пришлось, едва ли не угрозой военного переворота припугнуть, хотя на моей стороне и народ был, и Конституция. Давай теперь ты - выкладывай свои соображения, «пересвет-генштабист»… - прозвучало это наименование вроде и уважительно, но с долей иронии.
        - Слушаюсь, Ваше Императорское Величество. Разрешите шашку снять?
        - И шашку снимай, и мундир. Если рубашка чистая, - пошутил Их Величество. - Садись, говори, что думаешь, и без этих… титулов. Пить будешь?
        - Как прикажете, Олег Константинович.
        - Тогда так прикажу. По одной все вместе - за благополучное начало переговоров между тремя великими Россиями…
        По искоркам в глазах Сильвии Вадим понял, что термин «переговоры» Государь толкует весьма расширительно.
        - Дальше - каждый употребляет по настроению, памятуя слова из Указа Государыни Императрицы Екатерины Великой: «Гостям есть вкусно и сладко, пить обильно, но дабы каждый мог найти свои ноги, выходя из дверей…» Нам сегодня ещё парадный ужин в честь дорогой гостьи предстоит…

«Дорогая гостья, - подумал Ляхов, - уж такая дорогая! Вот что бы было, если их взять и поженить? Если она с Берестиным официально нигде не зарегистрирована и не венчана - никаких ведь династических препятствий. Герцогиня английская почти что повыше, небось, захудалой принцессы Фике[В девичестве - домашнее имя Екатерины Второй, Софии Августы Фредерики, принцессы Ангальт-Цербстской.] будет… Лихо выйти может, если, конечно, всех знавших её раньше не пересажает и не перестреляет. Бывали прецеденты».
        - Я тебя, Вадим, сейчас спрашивать буду по всем вопросам, на какие мне Сильвия Артуровна ответы дать не смогла, не успела или не захотела. В её присутствии. Только потом все вместе думать станем, - сказал Император, причём - на полном серьёзе, сейчас шуточками в его голосе и не пахло.
        - Так точно, Олег Константинович. Для того вы нас и держите, - снова малиново[Выражение «малиновый звон» никакого отношения к ягоде не имеет. Происходит от названия бельгийского города Мали?н, где в Средневековье разработали удачный сплав для литья колоколов.] призвякнул шпорами полковник.
        - Ну и хватит болтать. Я тебя слушаю.
        Для начала Ляхов доложил Императору, что их с Чекменёвым проект о снабжении боевых формирований Катранджи оружием из двадцать пятого года не встретил никаких возражений у Верховного Правителя Петра Николаевича Врангеля. Девать это добро всё равно некуда, воевать Югороссия в ближайшие десять лет ни с кем не собирается, а помочь внукам - святое дело.
        Сильвия при этих словах утвердительно кивнула.
        - Причём, Олег Николаевич, денег они с вас не возьмут. Что сдерёте с Ибрагима - всё наше.
        - Благородно, чрезвычайно благородно, - сказать-то Император сказал, но задумался. Потом посмотрел на открытые коленки Сильвии и посветлел лицом.

«Чёрт знает что, - удивился Ляхов. - Или я чего-то не понял? Эта женщина ещё утром тащила меня на себя, а я гордо отбрыкивался. Царь, в полтора раза меня старше, переимев дам столько, что и в телефонном справочнике не поместишь, впал едва ли не в сексуальную прострацию… Он с ней забавлялся минимум два часа. Остальное на переодевание и умывание с бритьём. И опять потянуло? Или я чего-то не понимаю, или где?»
        - Далее, Олег Константинович, - отбросив ненужные мысли и возвращаясь к академическому тону, продолжил Ляхов, взяв, для полной убедительности, в руки указку, - мы имеем перед собой братское российское государство, в отличие от Югороссии, где всё прекрасно, пребывающее в весьма печальном положении…
        - Я и сам понял, - ответил Олег. - Половину территории оторвали, население - сто сорок миллионов, живут не знаю как, да эта западная сволочь только и думает, как бы чего ещё откусить…
        Император налил «Зубровки» себе и Сильвии (всё же он мечтал увидеть её пьяной «в стельку», «в доску», «вдребезги», «в лоскуты», «до положения риз», «не вяжущей лыка» и так далее, как определяли подобное состояние представители самых разных на Руси профессий). Ну хотелось, и всё! В подобном состоянии женщины иногда бывают очень забавны.
        - У нас созрел план, - сказал Ляхов, упорно преодолевая внутреннее сопротивление сюзерена, - вместе с людьми, которые успешно руководят Югороссией - оказать своим братьям, да не только братьям - просто русским людям, попавшим в трудное положение, - помощь.
        - Помощь - непременно окажем. А как ты это видишь? - спросил у флигель-адъютанта царь. - Если правильно ответишь - прямо сейчас в генерал-адъютанты произведу, особенно - в благодарность, как ты удачно мне интересную собеседницу привёз. Никогда с такими умными женщинами не разговаривал. - И прозвучало это абсолютно искренне.
        А что, на самом деле, Государю стоит в обмен на такую подружку полковнику двухпросветные погоны на гладкие поменять? Мановение пальца, не больше. Лишние триста рублей оклада жалования для государственной казны сумма совершенно нечувствительная. Меньше статистической погрешности при подведении годового баланса.
        - Вот так и вижу, Олег Константинович. - Ляхов встал, расправил плечи. Не мог он с Императором на подобные темы сидя да развалясь в кресле разговаривать.
        - Я тут и с подполковником Бубновым недавно на эти темы говорил, с профессором Маштаковым тоже. С другими людьми из трёх соседних параллельных реальностей. Имеются, да вы ведь в курсе, переходы от нас и в боковое время, где некробионты живут, и в другие прочие тоже. А совсем недавно мы нашли совершенно удивительное природное образование…
        - Излагай, излагай, чего мнёшься? - Олег Константинович налил всем. Вадим заметил, что Сильвии - больше всех. Ох и интересная ночка ждёт Их Величество, если леди Си не вздумает вдруг слинять мгновенно. Но это - едва ли. Судя по глазкам - ей в Берендеевке очень понравилось.
        - Да мне мяться нечего, - твёрдо ответил Ляхов. - Вам решать. Непосредственно рядом с трассой Транссиба некроманты профессора Удолина обнаружили под Уральскими горами невероятной мощности межпространственный тоннель из нашего времени - в то…
        - Стой, стой, поясни…
        - Поясняю. Тоннель шириной более сорока метров ведёт сквозь Уральские горы из нашего времени - в то. Необходимых работ, чтобы всё в нужный порядок привести, - инженерному батальону на неделю. Ещё конкретнее - если мы построим железнодорожные, или какие угодно вам будет станции, по обе стороны прохода - открывается постоянная, стационарная, ни от каких природных катаклизмов не зависящая дорога из одной реальности в другую.
        Император, много чего в своей жизни слышавший и видевший, натуральным образом обалдел.
        - Не понял, - сказал он. - Ещё раз - и медленнее…
        - Ваше Величество, - как первокласснику во вспомогательной школе, начал объяснять Ляхов. - Если вы сядете в специальный поезд возле Екатеринбурга, то, проехав тоннель, через десять минут окажетесь на этой же дороге, но ведущей в Москву другой реальности. И наоборот, естественно.
        Сильвия сделала ладонью останавливающий жест. Мол, пора бы Вадиму и замолчать - хватит перегружать непривычного человека. В конце концов, это на неё возложена миссия убедить Императора в нужности и взаимной полезности этой идеи. И она его непременно убедит.
        - Вы понимаете, Олег Константинович, - не мог остановиться Ляхов. - Наша четырёхсотмиллионная Россия со всеми её политическими и культурными достижениями получит связь с другой. Где миллионы десятин неосвоенных территорий, где плотность населения в Сибири не намного больше, чем в Антарктиде. Где казачьи станицы от Кавказа до Урала и Уссури в полном запустении. Где люди нас ждут, в конце-то концов!
        - А как к этому отнесётся их власть? - здраво спросил Император. - Не будет ли это воспринято как агрессия?
        - Уж это я беру на себя, - ответил Ляхов. - Мы завтра же можем устроить по всероссийскому дальновиденью подобие плебисцита. Вопрос - всего лишь открытие несуществующей границы внутри той же самой страны. Сама постановка звучит бессмысленно, поэтому противникам возразить будет просто нечего. Имею ли я право посетить деревню или станицу, где родились, жили и умерли мои предки? Не нарушая никаких законов. Из Екатеринбурга в Екатеринбург и дальше ездить кому-то запрещается? Хоть здесь, хоть там…
        - Всё верно, Вадим, всё верно, - сказал Император. - Только понять все политические тонкости тебе ума пока не хватает. Зато я уже вижу массу проблем, больших и маленьких. Этим лично сам и займусь. А тебя…
        Он сделал паузу.
        - Эй, Миллер, ты где там?
        Войсковой старшина появился на пороге мгновенно.
        - Ужин готов?
        - Так точно, Ваше Величество.
        - Сейчас подойдём, распорядись… А тебя, Ляхов, я назначаю главным исполнителем операции «Мальтийский крест». Акт второй.
        Олег Константинович посмотрел на своего полковника очень, даже - слишком внимательно. Вадиму показалось, что не только согласия - понимания смысла кодировки царь от него ждёт. Зато Сильвия из-за спины Его Величества взглянула одобряюще.
        Историю в Академии изучали очень хорошо. И общую, и военную, и альтернативную. Вадиму не составило никакого труда понять, о чём говорит Император. Он с ходу успел оценить изящество придуманного Олегом названия операции. Очень, очень к месту. Если не Сильвия, конечно, эту мысль ему подкинула. Да нет, вряд ли. Она всё же англичанка по основной профессии.
        - Слушаюсь, Ваше Величество. Ошибки Павла Первого, принявшего под своё покровительство Мальту, но не сумевшего её удержать, постараюсь не допустить. В пределах своей компетенции. Лишь бы у вас очередной Растопчин[Советник императора Павла, вынудивший его к сближению с наполеоновской Францией и отказу от самостоятельной политики в Средиземноморье, в т. ч. и от прав на владение Мальтой.
        не нашёлся…
        Это прозвучало явной дерзостью, но Император был сегодня благодушен, тем более - Сильвия его незаметно для всех (кроме Ляхова) пальчиками за руку придержала.
        - Этого не бойся. Я не Павел. Исполнишь - не обижу…
        - Служу России, Ваше Величество!
        notes
        Примечания

1
        См. роман «Ловите конский топот».

2
        См. роман «Хлопок одной ладонью», т. 2.

3
        Лакколит - гороподобное образование, сформированное при вспучивании магматических пород, приподнимающих земную кору. (Или, более научно - «караваеобразный интрузив, образованный на месте отпрепарированных денудационных процессов». См. БРЭС, М.
2008).

4
        Конфузия - неловкое положение, неудача, безвыходное положение (устар.).

5
        См., соответственно, к/ф «Белое солнце пустыни» и «А зори здесь тихие».

6
        См. роман «Хлопок одной ладонью».

7
        В казачьих областях «Россией» называются территории севернее Ростова н/Д.

8
        См. роман «Хлопок одной ладонью».

9
        См. роман «Хлопок одной ладонью».

10
        Соломенная вдова - замужняя женщина, у которой муж находится в бегах или долгой отлучке (устар.).

11
        Прекрасной Франции.

12
        Модус вивенди - образ жизни, способ существования (лат.).

13

«Сука» - вор, не признающий многие статьи «воровского закона» и «понятий». Например - запрет на сотрудничество с тюремной администрацией.

14
        Намеренная тавтология, вроде «полного аншлага» и «третьей альтернативы».
«Аусгешлёссен» (нем.) - абсолютно исключается.

15
        Генная память, иногда имеющая выход из подсознания в сознание (см. И. Ефремов.
«Лезвие бритвы»).

16
        См. роман «Билет на ладью Харона».

17
        См. роман «Билет на ладью Харона».

18
        У мусульманских народов - обычай, имеющий силу права.

19
        Барыш, выгода (фр.).

20

«Собачье сердце».

21
        Р. Киплинг. Баллада о Востоке и Западе.

22
        Список лиц экипажа с указанием анкетных данных, а также значение, род и степень участия каждого в функционировании единого «корабельного организма».

23
        В Российском Императорском флоте офицеры-однофамильцы имели официальную и обязательную нумерацию в соответствии со старшинством по выслуге (но не по чину).

24
        В старом российском флоте звание строевого унтер-офицера 1-й статьи.

25
        Пятигорск в данном случае.

26
        Кода - завершающая часть музыкальной пьесы, не принадлежащая к её основному содержанию (итал.).

27
        Девяносто градусов по горизонту.

28
        Верхняя - в данном случае четвёртая палуба, считая сверху вниз, от Солнечной.

29
        См. роман «Одиссей покидает Итаку».

30
        Подволок - по-флотски любой потолок на судне. Точнее - нижняя зашивка, деревянная или металлическая, вышерасположенной палубы.

31
        М. Булгаков. «Мастер и Маргарита».

32

«Ну что, будем лечить, или пускай живёт?»

33
        См. роман «Бульдоги под ковром».

34
        См. роман «Одиссей покидает Итаку».

35
        Церковь, дети, кухня (нем.).

36
        Три «К» для немецких мужчин: «Кайзер, криг, канонен» (Император, война, пушки).

37
        Жизненное пространство (нем.).

38
        К. Симонов. «Поручик».

39
        Имаго (лат.) - окончательная стадия индивидуального развития живого организма.

40
        К. Паустовский. «Время больших ожиданий».

41
        Франко-порт - вид фрахтового договора, предусматривающего доставку груза до места назначения за счёт отправителя.

42
        Стивидор - лицо, ведающее погрузкой и разгрузкой судов в иностранных портах.

43
        См. роман «Бремя живых».

44
        Кавалерийский полк по штату состоял из пяти-шести сабельных эскадронов плюс пулемётный эскадрон и подразделения обеспечения.

45
        В XIX веке так назывался довольно рыхлый союз европейских держав, объединяемый в основном стремлением противодействовать России по всем направлениям её внешней политики. Иногда - вопреки собственным государственным интересам.

46
        Сушон - немецкий контр-адмирал, осуществивший прорыв крейсеров «Гебен» и «Бреслау» из Средиземного моря в Дарданеллы в 1914 году. Стал фактическим командующим турецким флотом в 1-й Мировой войне.

47
        Одесская шутка-пожелание: «Видеть тебе Дюка от четвёртого люка». От четвёртого на площади канализационного люка памятник Дюку де Ришелье представляется в достаточно фривольном и многообещающем виде, поскольку свиток грамоты Екатерины Великой об основании Одессы в его правой руке в нужном ракурсе выглядит…

48
        См. роман «Билет на ладью Харона».

49
        Жизнь что огурец: сегодня в руках, а завтра в заднице (араб.).

50
        См. роман «Дальше фронта».

51
        Ассасины - фанатичные воины, преимущественно - тайные убийцы.

52

«Городу и миру» (лат.).

53
        Приверженец, сторонник (ст. слав.).

54
        В ряде высших учебных заведений России в то время применялась двенадцатибалльная система оценок.

55
        Выраженный в краткой форме логический или этический принцип.

56
        Местные жители так и произносят - Одеса, с одним «с».

57
        Кантор - певец священных текстов в синагоге. На похоронах - тоже.

58
        Трудовики - фракция депутатов-крестьян и т. н. «народнической интеллигенции» в 1-4 Госдумах, отстаивавшая «свободный» передел государственных и помещичьих земель ненасильственными методами.

59
        См. романы «Бремя живых», «Дальше фронта».

60
        В старой Российской армии прапорщики запаса в следующий чин не производились и увольнялись в запас или отставку по миновании в них надобности. В мирное время не служили.

61

«Трение на войне» - введённый Клаузевицем термин, подразумевающий помехи, возникающие в ходе реализии теоретических решений полководца из-за всякого рода случайностей, а также не поддающихся учёту факторов (природных, технических, человеческих и т. п.).

62
        В России гимназии были семиклассными (куда принимали после подготовительных классов или домашнего обучения, со сдачей вступительных экзаменов). Восьмой дополнительный класс давал аттестат «народного учителя», т. е. фактически равнялся советскому педучилищу или нынешнему «колледжу».

63
        Термин из философской этики Канта. В отличие от гипотетического, К. выражает безусловное повеление, безотносительное к желаниям и возможностям субъекта.

64
        Героиня одноименного романа Г. Флобера, карфагенянка.

65
        Южное название баклажанов.

66
        Кербеш - выгода, интерес, процент от сделки (жарг.).

67
        Гипноглиф - осязательный наркотик.

68
        И. Бабель. «Одесские рассказы».

69
        Военный агент - российское название должности военного атташе посольства при иностранной державе.

70
        Штаб-офицеры - чином от капитана (старшего лейтенанта флота) до полковника (капитана 1 ранга).

71
        См. роман «Бремя живых».

72
        БМП - бригадный медицинский пункт.

73
        Главное управление по формированию Российской армии.

74
        В оригинале - «Сладостно и почётно умереть за Родину» (лат.).

75
        Ляхов, тоже плохо помня институтскую латынь, конструирует на ходу, имея в виду:
«Очень приятно дать вдвое от того, что у тебя просят, причём - бесплатно (в знак признания заслуг)».

76
        См. роман «Дырка для ордена».

77
        См. роман «Хлопок одной ладонью».

78
        Сверхдевушками (нем.).

79
        Валькирии - в скандинавской мифологии воинственные девы, решающие по воле бога Одина исход сражений. Они же выбирают среди павших воинов храбрейших из храбрых и уносят их в Валгаллу.

80
        Исполнители «Принцессы…» в сезон 1968 года.

81
        Русский дворянский род, ведущий начало с 1027 года от варягов. Тимофей Вельяминов
        - воевода Дмитрия Донского, погибший в Куликовской битве.

82
        В Российской армии подполковник носил на погоне три звёздочки, полковник - двухпросветный без звёздочек. Также и капитану, в отличие от штабс-капитана, полагался однопросветный погон без звёздочек.

83
        По терминологии начала ХХ века - чемпион мира по шахматам, или гроссмейстер, на этот титул претендующий.

84
        Последовательное деление на две части.

85
        Французская кинокомедия с Брижит Бардо в главной роли. Крайне популярная в СССР в начале 60-х годов ХХ века. Мужчины восхищались актрисой, большинство девушек от
15 лет и старше делали себе причёски «Бабетта».

86

«Договора должны выполняться» (лат.).

87
        Бонбоньерка - специальной работы, дорогая и изящная коробка для конфет. С использованием атласа, золота и т. п.

88
        Для не знающих «ридной мовы» - «Убил бы всех» (укр.).

89
        Нейтралитет бывает по отношению к кому-то дружественный, бывает - откровенно враждебный (английский, американский по отношению к России в Русско-японской войне, например). А если совсем нейтральный - это очень редкий случай.

90
        Галлиполийская операция 1915 года - попытка союзников России по Антанте высадить десант на одноимённом полуострове и захватить контроль над Проливами до того, как Россия начнёт свою Босфорскую, имеющую целью взятие Стамбула (Константинополя). Закончилась безрезультатно с огромными потерями для англо-французов.

91
        Цитата из стихотворения Демьяна Бедного.

92
        Канцлер, по петровской «Табели о рангах» - высший гражданский чин (1-й класс), равный фельдмаршалу в армии.

93
        В описываемый период - премьер-министр Великобритании.

94
        Принятое в России XIX века несколько ироническое наименование англичан.

95
        Клиент - в Древнем Риме свободный человек, отдавшийся под покровительство патрона и находившийся в полной зависимости от последнего. Патрон (лат.) - покровитель, защитник. Обычно - из патрициев.

96
        Ирредентизм - движение за присоединение входящих в состав других государств земель, населённых соотечественниками, с целью создания независимого моноэтнического государства.

97
        Транспозиция - обмен местами элементов какого-либо процесса.

98
        См. роман «Дырка для ордена».

99
        Русский купец Елисеев, известен одноименными магазинами в Москве на Тверской и в Петербурге на Невском, построенными по единому проекту в начале ХХ века. Планировал открыть сеть таких же магазинов по всей Европе, а также собирался приобрести обширные виноградники во Франции и Испании. В данной реальности проекты осуществились.

100
        См. роман «Хлопок одной ладонью».

101
        Медаль «За боевые заслуги», почётная по статусу, но дискредитированная бесконтрольной раздачей не по назначению.

102
        Центральное адресное бюро Главного управления внутренних дел МВД РФ.

103
        Формула этилового спирта, если кто не знает.

104
        Принятое в сталинских лагерях обращение уголовников к интеллигентам, осуждённым по
58-й статье.

105
        Телеология - реакционное идеалистическое учение, согласно которому всё в природе устроено целесообразно, и всякое развитие является осуществлением заранее предопределённых целей, т. е. несовместимо с научным пониманием закономерностей и причинной обусловленности явлений природы (см. Философский словарь, М., 1972).

106
        Фокусники, показывающие номера, основанные на быстроте и ловкости рук.

107
        Пресс-хата (к средствам массовой информации отношения почти не имеет) - жаргонное наименование камеры в СИЗО, где с помощью сотрудничающего с администрацией уголовного элемента не вполне законными методами получают признание (или информацию) по всем интересующим следствие вопросам.

108
        Креатив - творческое начало, новая идея.

109
        Архетипы - изначальные, врожденные психические, образы, составляющие содержание т. н. коллективного бессознательного и лежащие в основе общечеловеческой символики (по К. Юнгу).

110
        В 1863 году, в разгар американской Гражданской войны, для предотвращения вступления Великобритании и Франции в войну на стороне Юга и с учётом поддержки этими странами Польского восстания, а также помня недавнюю Крымскую войну, Россия направила в Нью-Йорк и Сан-Франциско крейсерские эскадры адмиралов Лесовского и Попова. При возникновении реальной угрозы морским торговым коммуникациям названные страны отказались от своих намерений. С тех пор между Россией и САСШ (в этой реальности) неизменно сохранялись дружественные (в основном - на эмоциональном уровне) отношения.

111
        В этом году Россия первой поддержала инициативу Ф. Рузвельта о создании ООН и ТАОС. (Смотри роман «Дырка для ордена».)

112

28-й президент США (1913-1921 гг.). Лауреат Нобелевской премии мира (1920 г.).

113

32-й президент США (1933-1945 гг.). В реальности ГИП в годы войны вёл тонкую дипломатическую игру между Сталиным и Черчиллем, считался сторонником более тесных отношений с СССР, чем с Великобританией.

114
        Автаркия - создание замкнутой, полностью самодостаточной экономики.

115
        Полутайные объединения выпускников престижных англо-американских колледжей и университетов. Некое подобие масонских лож.

116
        См. роман В. Иванова «Повести древних лет».

117
        Иррегулярные - добровольческие подразделения, официально не входящие в состав Действующей армии, имеющие «свободную» организацию, но фактически действующие под командой старшего на данном участке ТВД воинского начальника.

118
        По «Табели о рангах» - действительный статский советник гражданских ведомств, генерал-майор и контр-адмирал - военных.

119
        Президент Франции в 2005-2010 гг.

120
        См. С. Колбасьев, «Поворот все вдруг». Л. 1986 г.

121
        Один из приёмов фехтования, от слова «стрела». Прямая, длинная, стремительная атака всем корпусом с далеко выставленной шпагой или рапирой в грудь или лицо противника. Обычно неотражаемая.

122
        ТВД - театр военных действий.

123
        ОПГ - организованные преступные группировки.

124
        Смотри роман «Хлопок одной ладонью».

125
        Американский армейский пистолет образца 1911 года, калибра 45-АПК.

126
        Есть ещё известный «Краткий курс» Истории ВКП(б), тоже вполне криминальной организации.

127
        См. Дж. Гордон, «Современная американская фантастика». М. 1964 г.

128
        В словаре Даля «не выдать» - заступиться, не покинуть, помочь, поддержать. Ср.
«Бог не выдаст, свинья не съест».

129
        Паспортно-визовая служба.

130

13 мая 1940 г., объявляя о своём вступлении в должность премьер-министра, У. Черчилль сказал: «Я ничего не могу предложить, кроме крови, труда, слёз и пота. Вы спрашиваете, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа - победа любой ценой, победа, несмотря на все ужасы, победа, независимо от того, насколько долгим и тернистым может оказаться к ней путь. Без победы мы не выживем».

131
        См. Ильф, Петров. «Золотой телёнок».

132
        ГКЧП - государственный комитет по чрезвычайному положению (1991 г.), состоявший из ряда высших руководителей СССР.

133
        CЗРC - Союз защиты родины и свободы, офицерская подпольная организация в России (1918 г.), руководитель Б. Савинков, эсер-террорист.

134
        Децимация - древнеримская воспитательная мера, заключавшаяся в казни каждого десятого солдата подразделения, бежавшего с поля боя. В других случаях - наказание по жребию внутри круга подозреваемых, если не установлен конкретный виновник преступления.

135
        Из стихотворения С. Орлова «Мой лейтенант».

136
        Утверждение.

137
        В этой реальности - роман того же автора «Хождение по мукам».

138
        С 1916 г. некоторое количество «К-96» выпускалось под патрон 9 мм. На рукоятке вырезалась большая цифра «9», залитая красной краской.

139
        Мореходная, резиновая или из иного материала надувная лодка с мощным мотором.

140

«Цаункёниг» - «королевская крапива», наименование ограды из колючей проволоки, использовавшееся в немецких концлагерях.

141
        Римский философ-стоик (50 - 183 гг.). Один из его постулатов, весьма актуальных для времени Ляхова: «Не сами вещи, а представление о них делает человека счастливым, добро и зло не в вещах, а в нашем отношении к ним». Что касается
«душонки, отягощённой…» - это его определение живого человека.

142
        См. роман «Одиссей покидает Итаку».

143

«Дробь» - команда прекращения огня или выполнения любой предыдущей.

144
        К. Симонов.

145
        ГМВБ - Главная военно-морская база (Севастополь, Ревель, Гельсингфорс, Романов на Мурмане, Владивосток, Порт-Артур).

146

«Рюрик» - третий в двадцатом веке крейсер с таким именем. Водоизмещение 29 тыс. тонн. Скорость до 36 узлов, вооружение - 9 орудий 203 мм в трёх башнях, 14 - 130 мм универсальных, противокорабельные и зенитные ракеты, глубинные бомбы.

147

«Адмирал Колчак» - водоизмещение 36 тыс. тонн. Скорость до 35 узлов, вооружение -
60 универсальных орудий 130 и 37 мм, 40 палубных противолодочных и ударных вертолётов.

148

«Новик» - эскадренный миноносец, водоизмещение 3800 тонн, скорость - 44 узла, вооружение - 6 универсальных 130-мм орудий, зенитные и противолодочные ракеты, глубинные бомбы.

149
        БДК - Большой десантный корабль, принимающий на борт батальон морской пехоты со средствами усиления и огневой поддержки.

150
        Маркизова лужа - шуточное название восточной части Финского залива между Кронштадтом и Петербургом, по имени командующего Балтийским флотом при Елизавете маркиза де Траверси, предпочитавшего не выходить за пределы этой акватории.

151
        Генмор - Генеральный морской штаб.

152
        Грумант - поморское название Шпицбергена.

153
        Верхняя площадка рубки подводной лодки, окружённая открытым сверху, остеклённым фальшбортом.

154
        Табанить - грести в обратную сторону, чтобы выполнить разворот шлюпки или дать ей задний ход. В данном случае боцман переключил на реверс муфту редуктора.

155
        Подплав - общее наименование служб подводного флота.

156
        Отрепетовать - подтвердить получение сигнала, повторить.

157
        Звание, примерно соответствующее лейтенанту российского флота.

158
        На милицейском сленге «соседями» называют сотрудников МГБ. По странной географической аномалии очень часто «конторы» располагаются очень близко, на соседнем углу или через дорогу. Что здесь первично, что вторично - требует специальных исследований.

159
        Глава шестая называется «Фантоматология».

160
        На языке кают-компаний - бестактность.

161

«В Дагестане или в Карачаево-Черкесии Саид приходит к Ахмету: „У меня завтра свадьба сына, не можешь ли ты одолжить барана?“ Ахмет отказывает, но даёт совет - пойди к Рамазану. И так далее. На пятом круге Саид взрывается. „Да где же мне взять барана?“ На что ему спокойно отвечают - см. выше…»

162
        См. роман Р. Шекли «Обмен разумов».

163
        Роббер - очередная партия в бридже.

164
        См. роман И. Ильфа, Е. Петрова «12 стульев».

165

«Падает снег», чрезвычайно популярная в СССР 60-х годов песня.

166
        См. роман «Хлопок одной ладонью», т. 2.

167

«Паладин» в Средневековье - верный рыцарь, беззаветно преданный сюзерену или
«прекрасной даме».

168
        См. роман А. Толстого «Хождение по мукам».

169
        До 1987 года в СССР любые западные радиопередачи, в том числе и музыкальные, круглосуточно забивались специальными станциями помех. Их огромные антенны можно было видеть «от Владивостока до Бреста».

170
        См. роман «Разведка боем».

171
        См. роман «Один день Ивана Денисовича».

172
        Для превращения штабс-капитана в капитана достаточно было отцепить с погон четыре звёздочки. Просвет оставался тот же.

173

«Георгиевские кресты», они же - «Знаки отличия Военного ордена», были четырёх степеней, вручались последовательно. До 1915 года изготовлялись из драгоценных металлов. Первая степень - чисто золотая.

174
        Лейтенант - флотский чин, соответствующий армейскому штабс-капитану.

175
        Полупрезрительное обозначение штатских кадровыми военными.

176
        В начале пятидесятых годов, в целях повышения ответственности за вверенное имущество, а также предотвращения умышленной утраты и промотания оного была введена система штрафов - в двенадцатикратном размере от штатной стоимости.

177
        Филиппика - исходно, обличительная речь Демосфена против царя Филиппа Македонского. Вообще - любое гневное публичное выступление.

178
        Из К. Симонова.

179
        К. Симонов. «Поручик».

180
        См. А. Борщаговский «Русский флаг». Имеется в виду эпизод, когда командующий соединённой англо-французской эскадрой, адмирал Прайс, потерпев неудачу при попытке захвата Петропавловска-на-Камчатке 18(30) августа 1854 года десятикратно превосходящими силами, застрелился на борту своего флагманского линкора
«Президент», не желая подвергнуться парламентскому расследованию и позорной отставке. Похоронен, с разрешения русского командования, на берегу. С почестями. См. также Е. Тарле «Крымская война».

181
        См. «Флот в Первой мировой войне». Т. 2. М. 1964 г.

182
        Наименование союза Англии, Франции и России в Первую мировую войну - «Сердечное согласие».

183
        Турецкие укреплённые позиции по обе стороны входа в Дарданеллы с юга.

184
        Столько сил было привлечено союзниками для закончившейся полным разгромом Дарданелльской операции, имевшей целью не допустить занятия Россией Зоны Проливов.

185
        См. роман Э. М. Ремарка «Чёрный обелиск».

186
        Казачий чин, соответствующий армейскому подполковнику или капитану гвардии.

187
        В девичестве - домашнее имя Екатерины Второй, Софии Августы Фредерики, принцессы Ангальт-Цербстской.

188
        Выражение «малиновый звон» никакого отношения к ягоде не имеет. Происходит от названия бельгийского города Мали?н, где в Средневековье разработали удачный сплав для литья колоколов.

189
        Советник императора Павла, вынудивший его к сближению с наполеоновской Францией и отказу от самостоятельной политики в Средиземноморье, в т. ч. и от прав на владение Мальтой.