Сохранить .
Мальтийский крест. Том 1. Полет валькирий Василий Звягинцев
        Одиссей покидает Итаку #15 Судьбы двух реальностей, нашей, со всеми выкрутасами российской демократии, и альтернативной, где Россия - могущественная Империя, способная адекватно ответить на вызовы азиатско-африканского «Черного интернационала», - оказываются переплетены гораздо теснее, чем предполагали Шульгин, Новиков, Левашов и их соратники по «Андреевскому братству…»
        Василий Звягинцев
        Мальтийский крест
        Том 1
        Полет валькирий
        Если бы всё прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать, где причины и где последствия?
        Козьма Прутков, «Плоды раздумья»
        Отыщи всему начало, и ты многое поймешь.
        Козьма Прутков
        Глава 1
        Лихарев вылетел из тренировочного лагеря Дайяны на самом большом из имевшихся там флигеров. С собой он взял семерых девушек выпускной группы - полное отделение. Работы предстояло много, с меньшим количеством он просто не управился бы за разумное время.
        Новиков с товарищами безусловно навели на базе достаточно шороха, чтобы дутгуры призадумались. Едва ли немедленно повторят попытку вторжения. Рано или поздно наверняка повторят, но не в ближайшие же сутки! После тяжёлого боя с неожиданными и громадными потерями положено привести расстроенные ряды в порядок, проанализировать ошибки, оценить ситуацию, наметить новую тактику. Кем бы они ни были, наспех такие дела не делаются.
        А Валентин пока успеет удалить из архивов машин кое-какие опрометчиво оставленные там данные, в нужную сторону перенастроит уцелевшие программы, чтобы попытавшиеся с ними работать «посторонние» получили несколько малоприятных сюрпризов, ну и перегнать в посёлок ещё семь флигеров, загрузив их всевозможной боевой техникой, а главное - гравиаккумуляторами, которые весьма пригодятся для грядущих битв. Да и на Земле они не будут лишними, когда Валентин надумает туда вернуться. И не только для него.
        Курсантки, одетые по-боевому, в тёмно-синие обтягивающие комбинезоны, вооружённые автоматами и пистолетами, выглядели весьма эффектно, даже на взгляд Лихарева, вроде бы уже успевшего к ним привыкнуть. В общей массе и в повседневных костюмах они не производили столь яркого впечатления. Шарма им придавало и приподнято-возбуждённое настроение. Все они чувствовали себя как юнкера накануне производства в офицерский чин.
        Только те переходили в новое качество, оставаясь теми же самыми людьми, что и накануне, а эти, вернувшись с задания, официально превратятся из «условных» в полноценных личностей. Так решила Дайяна, и Валентин с ней согласился.
        Над левыми нагрудными карманами они впервые прикрепили ленточки с нормальными человеческими именами.
        Пусть обряд «инициации» по-настоящему прошли только Анастасия, Мария и Кристина - девушки, сдавшие зачёт по курсу практической сексологии. Дайяна, планируя скорое возвращение на Землю, собиралась использовать своих воспитанниц в качестве невест для наиболее перспективных фигур высшего света. А в этом деле умение с первой же встречи вызвать у объекта вспышку неконтролируемой страсти (или возвышенной любви) и в дальнейшем этим чувством умело руководить - главное, если не всё. У Марии и Кристины получилось, как учили, у Анастасии - наоборот. Узнай Дайяна, вместо зачёта девушка имела бы серьёзные неприятности. Вплоть до перевода в обслуживающий персонал.[См. роман «Ловите конский топот».]
        Остальные четверо из их группы, пусть для них в этот раз учебного материала не нашлось, тоже были сочтены достойными, прежде всего из соображений прагматических
        - чтобы не разбивать сложившуюся «тактическую единицу», подобранную по принципу психологической взаимодополняемости и настроенную на коллективное решение будущих задач.
        - Ну, девочки, полетели, - сказал Валентин, садясь на пилотское место.
        Рядом, положив автомат на колени, устроилась Анастасия, по бывшему списочному номеру в своей группе всего лишь третья (287), а выше неё раньше считались теперешние Марина (285) и Герта (286), но с присвоением имён иерархия изменилась. Они отступили на нижние ступеньки, как и Инга (288), и Людмила (290). Зато, благодаря наведённой Новиковым подпрограмме, Настя ощущала себя лидером, держалась соответственно, и, что самое интересное, никому не приходило в голову эту роль оспаривать. Очевидное преимущество аггрианской системы. В коллективах настоящих земных женщин внезапные статусные перестановки безболезненно не проходят.
        Если бы Лихарев видел фильм «Белое солнце пустыни», он наверняка вспомнил бы Гюльчатай: «Господин назначил меня любимой женой». Таких внезапных выдвиженок, в соответствии с обычаями гаремов, обычно тем или иным способом устраняли. Если они не успевали своевременно принять нужные контрмеры.
        Здесь же девушки без малейших споров и даже сомнений разместились в пассажирском отделении, оживлённо переговариваясь исключительно на темы, имеющие отношение к предстоящему делу. Да других у них пока что и не было. Всё впереди.
        Лихареву не только разговаривать с бойцами своего отделения, но и просто смотреть на них было интересно. Психологически. Он сразу обратил внимание, насколько иначе, чем их подруги, держатся курсантки, всего несколько часов пообщавшиеся с лидерами
«Братства». Будто успели получить какие-то специальные инструкции и обещания на будущее. Возможно, так оно и было. О способностях Новикова, Шульгина и Левашова он имел достаточные представления. А если даже никакой специальной вербовки не произошло, значит, сам факт проведённой с настоящими мужчинами ночи изменил их самоощущение и самооценку. Не удостоившиеся подобной чести подруги с этим безоговорочно согласились.
        У Дайяны на них свои планы, у него - свои. После встречи с членами «Братства» он убедился, что препятствий к его возвращению в Кисловодск они чинить не станут. И что в таком случае его теперь связывает с «хозяйкой»? Сидеть на Таорэре и ждать очередного вторжения дуггуров нет никакого смысла. Вся затеянная им под нажимом Дайяны авантюра выглядела откровенной глупостью.
        Впрочем, это ещё как посмотреть. Очень может быть, что всё случившееся - к лучшему. Сейчас они с девушками слетают на базу, сделают, что наметили. Будет время накоротке поговорить с каждой, сообразить, кто чего стоит. Намекнуть на достаточно близкие отношения с восхитившими их мужчинами. Пообещать, что после перемещения на Землю придумает им занятия поинтереснее того, к чему готовила их
«хозяйка».
        Одним словом, он начнёт формировать свою «пятую колонну».
        И, как от Сталина в тридцать восьмом, выбрав подходящий момент, сбежит «домой», в
2006-й. А при чём тут кавычки? Действительно домой, где его ждёт Эвелин, наверняка напуганная, расстроенная, впавшая в панику от его исчезновения. Одна, в чужой стране… Подгадать по времени, чтобы вернуться через два-три дня, как-то всё ей объяснить и продолжить прежнюю жизнь, ещё раз согласовав с «братьями» дальнейшие
«условия и правила совместного плавания». Больше он таких пробоев не допустит…[См. роман «Хлопок одной ладонью», т. 2.]
        Лететь было не очень далеко. Даже на половинной скорости минут двадцать - двадцать пять. Установив направление и высоту, Валентин повернулся к Анастасии. Девушка с интересом смотрела на разворачивающийся внизу дикий горный пейзаж. Скорее всего, так далеко она от лагеря никогда не бывала.
        - Нравится? - спросил он как можно более мягким и благожелательным голосом. До этого Валентин Валентинович с курсантками общался мало, Дайяна предпочитала, чтобы он занимался другими делами, вне воспитательного процесса. Оберегала свою епархию, как мать-настоятельница - послушниц от контактов с мирянами противоположного пола.
        - Восхитительно. Летела бы и летела… Представляю, как хорошо будет на обратном пути самой сесть к пульту…
        - Да, это приятно. Особенно поначалу. А вот ты мне скажи, пожалуйста, Андрей Дмитриевич тебя в гости приглашал?
        Анастасия всё случившееся между ней и Новиковым в деталях доложила Дайяне и не могла, по идее, что-либо утаить или исказить, но мало ли… По собственному опыту знал, как аккуратно иногда удается обходить вроде бы категорические императивы.
        - Нет. - Она посмотрела на него ясными глазами. - Сказал только, что если ещё придётся встретиться, поможет мне устроиться в новой жизни, во всём, что от него зависит.
        - И ты ему поверила?
        - Как же можно не поверить? Такому человеку! - В голосе девушки прозвучало искреннее удивление и даже некий намёк на возмущение. - Вы же его знаете намного лучше меня…
        - Это так, - ответил Лихарев. - Верить ему можно и даже нужно. Только где же вы с ним можете встретиться? При его образе жизни…
        - Неважно. Где-нибудь наверняка встретимся. Он ведь не стал бы напрасно говорить…
        - Завидую я тебе, - машинально сказал Валентин, всматриваясь вдаль.
        - В чём? - Настя относилась к тому типу натур, которые любят во всём добираться до сути.
        - Вообще. Блажен, кто верует, тепло ему на свете… Смотри, смотри, что это там?
        Он сдвинул с верхней кромки лобового стекла электронно-оптический бинокуляр, подался вперёд, поворачивая верньер трансфокатора.
        - Ох ты, чёрт! Натуральная боевая «медуза»…
        Да, это был не тяжёлый, почти не вооружённый транспорт, а нечто вроде штурмовика, или, если по морскому - лёгкого крейсера. Значит, после учинённого «братьями» разгрома сюда срочно выдвинулись силы прикрытия. Для предварительной разведки или с целью немедленно нанести карающий удар по дерзкому противнику.
        - Уходим, Настя, уходим, - сквозь зубы процедил Лихарев, закладывая крутой вираж со снижением. - Нам против такого не выстоять… Ах ты, мать вашу! - не стесняясь девушки, он завернул от души. Чему-чему, а специфической лексике самых разных слоёв общества Гражданская война его научила.
        Снизу-слева наперехват выходила ещё одна такая же мерзкая штуковина.
        - Давай, Настя, к бою! Стреляй по готовности!
        Девушка, не задумываясь, на автомате, запорхала пальцами над пультом управления гравипушкой.
        Не прошло и пяти секунд, как она поймала косо летящую, похоже, разворачивающуюся в их сторону мантией и щупальцами «медузу» в визир прицела, выплеснула ей навстречу гравитационный конус. Мощности заряда хватило, объект на глазах смялся в комок, как пластилиновая фигурка в кулаке, с двадцатикратным, против нормального, ускорением провалился вниз, на заснеженные скалы.
        - Есть! - восторженно закричала Анастасия, испытывая естественную радость от первой победы в воздушном бою.
        Лихареву восторгаться было некогда. Он разворачивал флигер навстречу атакующему сверху противнику. И уже чувствовал, интуитивно, что не успевает. И Настя тоже не успеет, они наверняка уже «на мушке». Всё же не на «И-16» или «Чайке» он летит, и сам не Чкалов, не Серов…
        Девушка ещё не догадалась, что - всё, приехали! И остальные, за спиной - тем более. Валентин выплюнул последнее короткое, как промелькнувшая жизнь, ругательство, ожидая… последнего (теперь точно не «крайнего») мига…
        Терять было нечего, Лихарев попытался изобразить нечто вроде «боевого разворота» в противоположную от «медузы» сторону и…
        Полностью поглощённый усилием вывернуться из-под удара и одновременным ожиданием
«одномоментного и полного разрушения организма», при котором никакой гомеостат не поможет, он не успел осознать, каким образом окружающий мир вдруг разительно изменился.
        Другого цвета небо в полосках перистых облаков окружало их, вместо остроконечных пиков и хребтов внизу гладкая зелёная равнина с разбросанными там и тут купами деревьев. Высота - около километра. Неуправляемый флигер с креном скользил в сторону куполообразного, заросшего то ли высоким кустарником, то ли низким лесом холма.
        - Что такое, что случилось, где мы? - не испуганно, но крайне удивлённо вскрикнула Настя, не столь поглощённая ожиданием смерти и, по молодости, увидевшая всё другое быстрее и ярче.
        - В раю, - криво усмехнулся Лихарев, выравнивая машину. Да, можно и так сказать. Они, считай, уже почти умерли, а как назвать место, куда попадают после того? На ад не похоже, значит…
        Главное - понять, кто это так своевременно вмешался? Дайяна - вряд ли. Просто не успела бы. Мог кто-то из «Братства», если специально назначенный человек постоянно отслеживал их маршрут. Тогда почему просто не ликвидировали вражеские аппараты, вместо перехвата флигера другой реальностью? Или - снова «третья сила», и они сейчас оказались вообще неизвестно где и неизвестно для чего. Наконец - не есть ли это очередной ход «дуггуров»? Вместо выстрела на уничтожение - финт, вроде своеобразной «ловчей ямы». Загонщик ценой собственной жизни направил добычу в нужное место.
        Всё это промелькнуло в сознании Валентина быстрее, чем рефлексы заставили выровнять машину по тангажу и крену.
        И что теперь делать? Выбрать подходящее место и садиться или полетать ещё? Пейзаж подозрительно знакомый. Он повернул голову. Ну да, так и есть. И Бештау на горизонте присутствует, и прочие лакколиты[Лакколит - гороподобное образование, сформированное при вспучивании магматических пород, приподнимающих земную кору. (Или, более научно - «караваеобразный интрузив, образованный на месте отпрепарированных денудационных процессов». См. БРЭС, М. 2008).] Пятигорья. Километров двадцать по прямой, и выйдешь к точке, где и место для аккуратной посадки найдётся, и до дома недалеко. Знать бы только, в какое время их занесло.
        Выяснить это можно не далее как через минуту. Ещё один вираж в сторону Змейки, рядом с которой должна проходить железная дорога, и всё станет понятно с точностью до столетия. Если её нет - первые две трети девятнадцатого и раньше. А если пути существуют, то по наличию или отсутствию столбов контактной сети станет ясно, какая здесь половина двадцатого. Повезёт увидеть идущий поезд - по экстерьеру локомотива и подвижного состава дата уточняется до пятилетки.
        Но и этого не потребовалось. Слева, с противоположной от Анастасии стороны, раздался тихий голос:
        - Живы? Ну и слава богу…
        Валентин узнал Левашова. С огромным облегчением сообразил, что именно им и устроено чудесное спасение. Каким образом - тоже понятно. Почти.
        - Это… Что это было? - пересохшим горлом, поперхнувшись, спросил он.
        - Спокойнее, - ответил Олег. - Не создавай ажиотажа среди вверенного контингента. Девушкам ничего не нужно слышать. Пока. Сначала разберёмся…
        - Ага, - Лихарев покосился на Настю. Она, похоже, в смысл его междометий и отрывочных слов не вникала. Слишком сильны были впечатления от остального.
        - Сажай машину на ближайшую полянку, и чтоб кусты вокруг погуще, тогда и поговорим…
        Валентин так и сделал, благо это было нетрудно.
        - Запросто. Таких здесь хоть пруд пруди.
        Опять семантическая избыточность русского.
        При чём тут поляны и причём пруд?
        Об этом его спросила Анастасия. Оказалось, он ответил Левашову вслух, и она именно эту фразу целиком услышала.
        - Ну, говорят так, - расслабившись и почти мгновенно начиная забывать о пережитом, тяжёлом с непривычки стрессе воздушного боя, ответил он. - «Хоть пруд пруди» - значит «неограниченно много». Почему так - спроси у Даля, Владимира Ивановича, шведа, составившего словарь «Живого великорусского языка» в 200 тысяч слов, плюс сорок тысяч пословиц и поговорок…
        Легко очень стало на душе у Валентина, когда он с выключенным двигателем планировал к земле, зная, что всё плохое кончилось и умирать снова не пришлось. Отчего же и не порисоваться перед красавицей-девчонкой, которую он при других обстоятельствах охотно сделал бы своей любовницей.
        Убедившись, что в радиусе нескольких километров некому заметить его приземление, Лихарев сбросил скорость до нуля и вертикально опустил флигер на жёсткую траву, пробивающуюся между выходящими на поверхность буграми и плитами жёлтого ракушечника. Откинул колпак фонаря. Поднялся на ноги и с трудом переступил через вырез борта. Не только лоб и волосы, вся спина под курткой была мокрой от пота.
        Ватага девушек высадилась следом, с неприкрытым интересом, словно маленькие щенки или котята, впервые выпущенные на волю, возбуждённо осматриваясь, жадно втягивая незнакомые запахи…
        Вольер, горный изолят, закрытое от мира учебное заведение - и вдруг абсолютная воля. Она ведь, воля, чувствуется, неизвестно каким органом, но безусловно. Стоило самому Лихареву попасть из сталинской Москвы тридцать восьмого в совершенно чужой две тысячи шестой год другой реальности, он осознал психологическую разницу в первые же минуты. Эгрегор, ноосфера и тому подобное…
        Время суток здесь было совсем раннее, судя по положению солнца - часов около семи, учитывая, что попали они в начало осени. Часть кустов и деревьев оставались зелёными, большинство же сияли всеми оттенками жёлто-багряных тонов.
        - Курсантки! - вновь ощутив себя командиром, а также и для поддержания порядка и конфиденциальности, возвысил голос Валентин. - Слушать мою команду. Оружие на изготовку. Выдвинуться радиально, с интервалом тридцать метров, по периметру поляны. Замаскироваться между деревьями. Ждать нападения со всех азимутов. Без команды огня не открывать. Исполнять. Анастасия - остаёшься при мне.
        Минута - и девушки, прошедшие очень солидный «курс молодого бойца», растворились в окружающей местности. Довольные, радостные, готовые подтверждать и подтверждать вновь обретённый статус до последней капли крови.

«Везёт же, - подумал Валентин, вспоминая себя в их возрасте и положении, - главное
        - ни малейших сомнений в смысле существования… Сейчас бы и мне так…»
        А вот Анастасия выглядела другой. Или Новиков перестарался, вводя в неё свою программу (о чём Лихарев, разумеется, знать не мог, разве только догадывался), или она исходно оказалась «дефектным экземпляром», как он сам, как Ирина Седова…
        Девушка смотрела на старшего не так, как подобало бы. Без почтения и восхищения. Место «старшего» для неё раз и навсегда занял Андрей Дмитриевич. Доминантно.
        Хотела, наверное, что-то спросить, держа, согласно приказу, автомат на ремне под правым локтем и сторожко поглядывая по сторонам. Но тут возникла в трёх шагах знакомая сиреневая рамка, сквозь неё вышел навстречу Левашов, одетый в лёгкий рабочий костюм, принятый волей Воронцова на «Валгалле» - синий хлопчатобумажный китель ещё дореволюционного образца, такие же брюки, мягкие туфли на нескользкой подошве. По привычке к «вольности дворянства» крючки воротника и даже верхняя пуговица расстёгнуты, приоткрывая ворот тельняшки. Моряк-то Олег был настоящий, лет пять бороздил моря и океаны, «шарик» три раза обошёл, не считая десятков более коротких рейсов.
        - Привет, Валентин, привет, Настя, - широко улыбнулся он. - С возвращением вас…
        - Откуда и куда? - спросил Лихарев.
        - Не мальчик уже, сам всё понимать должен. Это Настя не в курсе наших игр, а ты - вполне. На КМВ вы благополучно возвернулись, в известный две тысячи шестой дубль, откуда ты так опрометчиво отлучился.

«Надо же, - про себя удивился Лихарев. - Только подумал, что пора сматываться - и уже здесь. Да и девчонки со мной. Без всяких интриг и ухищрений».
        - Самоволки - они, бывает, ой как плохо кончаются, - назидательно продолжал Левашов. - Так что тебе, считай, опять по-крупному повезло. А вот ей, - он кивком указал на Анастасию, - и остальным девчатам - уж и не знаю. Что живы остались - это конечно… Но домой они уже никогда не вернутся, однозначно. Придётся здесь устраиваться…
        - Почему - не вернёмся? - недоумённо спросила девушка.
        - Законы природы, - расплывчато ответил Олег. - Ты сходи за подругами. Минут через десять подходите все сюда. А нам нужно наедине кое-что обсудить.
        Анастасия послушно повернулась и пошла в сторону опушки. Счастливая уже тем, что увидела ближайшего друга Андрея Дмитриевича. Очень возможно, что и он сам скоро появится… А ещё ей очень хотелось обрадовать Кристину.
        Левашов сел на траву, оперся спиной о борт флигера, достал из одного кармана сигареты, из другого - обтянутую кожей фляжку.
        - Угощайся. Повод есть, мне кажется.
        Лихарев сделал пару больших глотков, вернул ёмкость Олегу.
        - Так всё же? Хватит темнить…
        - Никто не темнит. С воскрешением тебя. В самом буквальном смысле. Сбили вас в реале. В дым и мелкие дребезги. Хоронить было нечего, кроме нескольких железок. Андрей с Сашкой, вновь на Валгаллу вернувшись только через полтора месяца, ввиду обстоятельств, узнали про вашу «конфузию»,[Конфузия - неловкое положение, неудача, безвыходное положение (устар.).] огорчились, решили на условную могилку слетать, помянуть, как водится. Не чужие, сам понимаешь, люди.
        - Как не понимать. Девушки, что с вами были, с тех пор прямо-таки бредят образами
«настоящих мужчин».
        Сказал это Лихарев странным тоном. Не очень Олегу понравившимся.
        - А ты чего хотел? Сами же их подобным образом воспитывали, только в противоположных целях. Не тебе на эту тему иронизировать…
        Левашов из всей компании казался Валентину самым мягким, временами «не от мира сего», но это только потому, что не приходилось им сталкиваться в серьёзных ситуациях. И сузившиеся глаза инженера отчётливо намекнули, как говорят в Одессе -
«горячим утюгом в грудь», что не стоит нарываться. Даже в случае кратковременного нервного расстройства, которое аггрианина безусловно посетило. Умирать и воскресать он пока ещё не привык.
        - Усеки на всякий случай, если бы не эти девушки, лично тебя спасать едва ли кому в голову пришло. Поскольку в случае необходимости твой дубль легко и из тридцать восьмого ещё раз выдернуть. Как функциональная фигура - ничуть не хуже нынешней. Даже лучше, поскольку… свою роль исполнял бы и дальше, а весь кусок биографии с дурацкими инициативами - стёрся… Доходчиво?
        Андрей и Сашка не поручали ему проводить воспитательную работу среди одного из Лихаревых, но Олег был человеком эмоциональным, с обострённым чувством не только справедливости, а и вообще.
        Правда, сразу же взял себя в руки, ибо на уточнение позиций оставалось не так много времени, пока девушки не возвратятся.
        - А раз доходчиво, в чём я отчего-то не сомневаюсь (он и шульгинские нотки умел подпускать при случае), слушай сюда и дальше. Ребята вдруг подумали, а нельзя ли и этот вариант переиграть? Прямо с вашего мемориала связались со мной и дали вводную. Я в тот момент находился на пароходе в районе тысяча девятьсот двадцать пятого. Опять на ваше счастье. Только оттуда можно было (с любой другой координаты
        - никак) выйти в параллельное будущее гораздо раньше, чем мы там побывали, переместившись из Замка. Ну, ты помнишь. Ещё помнишь?
        Лихарева вопрос насторожил. Да, как появились все трое на Таорэре, традиционно повоевали с очередными пришельцами, в поле и на Базе, потом, разыскав в компьютерах его письмо, тоже ведь обращённое как бы из будущего в прошлое, прилетели в тренировочный лагерь последних кандидаток в агентессы и что там делали, он хорошо помнил. Как же иначе? По его счёту, между их появлением и только что случившимся воздушным боем прошло три дня. По словам Левашова, полтора месяца. Спасать он их явился из восьмидесятилетней глубины времён. На самом деле - неизвестно откуда. И - почему, а главное - зачем?
        - То есть, на ваше, да и на наше, наверное, счастье, - продолжал Левашов, выдернув из земли какое-то местное пахучее растение и разминая его в пальцах, - получилось хитрой петлёй выскочить за спину самим себе. Удачно избегнув малейших парадоксов. Тут надо сказать очередное спасибо одному парню из две ноль пятьдесят шестого года. Очень в некоторых физических тонкостях натасканный мужик. Мне до него далеко. Как Ньютону до Эйнштейна. Однако… - тут Левашов не удержался от возможности поддержать и своё реноме, - мы это, значит, по старинке, своё дело делаем, в соответствии с теми же «тремя законами», Ньютона, а не Азимова, а у них, хоть и на сто лет позже живут, всё больше в «сфере чистого разума».
        Левашов иногда увлекался словоблудием не хуже своих друзей-приятелей.
        Сообразив, что лекции тут неуместны, остальное изложил конспективно.
        - Одним словом, здорово сложилось! Реальность девятьсот двадцать пятого года никак не пересекалась с восемьдесят четвёртым и двумя двухтысячными. То есть выход из неё в ваш валгалльский изолят неизвестно какого времени получался чистым. Ни единой временной струны не касающийся. Удивился я немного, но - против природы спорить не следует. Особенно если она сейчас в твою пользу работать настроена… А ты выпей ещё немножко, - вдруг сказал Олег, доставая из кармана вторую фляжку. - Вижу, предыдущего тебе не хватило для адекватного восприятия собственной реинкарнации…
        Левашов специально налил в первую фляжку всего сто граммов, чтобы явно не хватило, зато в этой содержался коньяк, сдобренный очередным препаратом из лабораторий Шульгина. Долженствующий привести Лихарева в состояние, исключающее непредусмотренные рефлексии. Сейчас Олегу он нужен был физически активным, интеллектуально адекватным, но вполне управляемым едва заметными посылами. Некогда ему было заниматься воспитательной деятельностью в стиле Макаренко, с непредсказуемыми результатами.
        - Вычислил я вас, настроился, всё время вёл в рамке, а как только увидел «медуз», вышел по отношению к тебе в «ракурс ноль», посмотрел, как ты кувыркаешься. Лётчик-ас из тебя, сожалею, не вышел. Но старался ты изо всех сил. Зато я успел и принял в свои объятия. Теперь, значит, вы живы, Дайяной и всеми прочими, кроме меня, Шульгина и Новикова, считаетесь давно, геройски и безвременно погибшими. Вернуться обратно пресловутая «петля» никому из вас не позволит. Логика событий в вашем варианте порвана невосстановимо. Жить придётся здесь, хошь не хошь. На мой взгляд - не самый худший вариант. А ты как думаешь?
        - Так же и думаю. Раз мы сейчас живы - смерти не было. Что там могут вообразить другие, мне безразлично. Совершенно так, как безразлична судьба Лихарева - тридцать восемь. Вдруг «усатый хозяин» распорядился меня и там шлёпнуть? А я вывернулся.
        - Никаких возражений. Теперь - информация для размышления, чтобы ты дома грамотно отмазаться сумел. Сейчас здесь - момент всего на две недели позже достаточно неприглядной сцены на твоей вилле, с мордобоем и погонями. Эвелин была в шоке, всё, по своим заграничным привычкам, порывалась звонить в полицию. Девчатам, да и нам всем, пришлось очень сильно потрудиться, пока сумели успокоить, внушить и объяснить, какая у нас служба. Хорошо, сама успела увидеть инцидент с Виталием, с Татьяной с горки побегать. Вокруг этого и выстроили легенду прикрытия. Девушка она наивная, поверила, что именно таким образом нужно было твою немедленную и крайне секретную отлучку замотивировать. Майя с Татьяной её поддерживают собственным примером. Их мужья тоже отбыли и тоже обещали скоро вернуться…
        - Кем же вы меня ей обозначили? - осведомился Валентин, окончательно взявший себя в руки. Ему нужна была только подходящая для дальнейшей жизни с женой информация.
        - Неужто по реальной специальности?
        - Примитивно, - цокнул языком Левашов. - У Майи муж - кто? Господин Ляхов, полковник, флигель-адъютант и прочее. Ксиву подлинную твоей француженке предъявил. Они же там хоть республиканцы сплошь, а к титулам крайне трепетно относятся. Ей сафьяновой книжечки с фотографией при всех погонах и аксельбантах вот так хватило!
        - Олег показал рукой, как именно. - Так что ты теперь - тоже особа, приближённая к Императору. Чисто Воробьянинов. Такая отмазка со свистом пройдёт, и твоя Эвелинка только и будет ждать, когда и её введут под ручку в Грановитую палату…
        Пять лет, проведённых Левашовым на пароходах Совторгфлота, пусть и в культурной инженерской должности, оставили в его лексиконе и характере неизгладимые следы. Чуть только ослаблял самоконтроль, сразу начиналась специфическая стилистика.
        - Удобно, удачно, - согласился Валентин. - Спасибо - не придётся наспех врать…
        Этот, безусловно, приятный момент как-то заслонил куда более существенный факт воскресения после полуторамесячного пребывания в плохо оформленной могиле.
        - Только как с девушками быть? - перебил его мысли Левашов. - Ты готов привести их, семерых, к своей жене на постой? С толковой мотивацией?
        Лихарев задумался совсем ненадолго.
        - В принципе - могу. Семь - не одна. Столько юных любовниц у одного человека просто не бывает. Если он не арабский шейх. Придумаю что-нибудь, пока добираться будем.
        - Есть и другой вариант. Не умножаем сущностей сверх необходимого, правильно? Мы их завезём на дачу к Ларисе, там сейчас по-прежнему Майя с Татьяной живут. Две, а то и три опытных дамы за пару недель как-то сориентируют их в окружающей действительности, после чего станем думать дальше.
        - Так, конечно, гораздо лучше, - с облегчением ответил Лихарев. - И они адаптируются, и я не спеша просчитаю варианты. Есть кое-какие, и вполне интересные…
        - Вот и славненько. О, смотри, какие воспитанные девушки. Сказал - десять минут, так они секунда в секунду соблюдают.
        Действительно, все семь курсанток цепочкой, по-прежнему не снимая пальцев с автоматных спусков и контролируя прилегающую местность, шли в их сторону. Режим полной боеготовности для них никто не отменял. Анастасия - впереди.
        Олег увидел идущую третьей Кристину, испытал странное для него, непривычное чувство. Что было - вспомнил ярко и с благодарностью, к ней ли, к судьбе, к Дайяне. А в глаза смотреть не хотелось. Смешно ведь и неловко. Ему тридцать шесть (если без всяких отклонений, а то и сорок, с учётом петель и зигзагов локальных, независимых и прочих времён), ей - на вид девятнадцать. На самом деле, прав Андрей, то ли дочка, то ли племянница.
        Она тоже увидела его, заулыбалась, как бы даже засветилась вся изнутри. Вот тебе и проблема! Одна надежда - дисциплина у воспитанниц Дайяны превыше чувств.
        Так и вышло. Один короткий, почти незаметный жест руки, и Кристина, всё поняв, на долю секунды изобразила одними только глазами всё, что хотела, и сразу стала столь же функциональной и безразличной к посторонним факторам, как и подруги. Поглощённой только боевой задачей. Ничего личного. Как же иначе? Месяц-другой спустя она могла бы стать полноценным координатором, которым эмоции разрешены только по велению службы.
        - Значит, решили, - сказал Левашов, всем своим видом демонстрируя девушкам, даже никогда его раньше не видевшим, что главный здесь - он. Как бы не выше всесильной начальницы Дайяны. - В одну шеренгу - становись!
        Курсантки чётко исполнили команду.
        Он прошёлся вдоль коротенького строя с видом и манерами красноармейца Сухова (или
        - старшины Васкова). - Сейчас мы с вами переправимся в одно место, где вы найдёте крышу над головой, защиту и помощь. Помощь в том, чтобы приспособиться к жизни на Земле. На этой Земле. Она отличается от той, где вы должны были работать. Не очень, но отличается. Это главное. Всё остальное станет ясно по месту и в течение… Те дамы, которые вас примут под своё покровительство, знают, что вам предложить, чему научить и чего от вас потребовать. Понятно?
        Хором отвечать: «Так точно, товарищ…», их никто не учил, но мимикой и кивками голов девушки показали, что всё понимают правильно.
        - Очень хорошо. Значит, сейчас все садимся во флигер, Валентин Валентинович заводит его на самой малой скорости в имеющийся портал, и через минутку все будем там, где нужно. Исполнять!
        Курсантки исполнили команду быстро и чётко.
        - В Кисловодск к Ларисе? - на всякий случай ещё раз переспросил Лихарев, когда они остались вдвоём перед летательным аппаратом.
        - Куда же ещё? Разместим девчат - и свободен. До особого распоряжения. Вернёшься домой, продолжай привычный образ жизни, но в полной готовности. Как израильский резервист. Никаких шуточек, хохмочек и прочих инициатив тебе впредь не дозволяется. Уловил?
        В полном соответствии с действием препарата Валентин подтвердил, что уловил всё и несколько более того. С огромным облегчением при этом. Как там сложится дальше - видно будет, а сейчас всё происходит совершенно великолепно. Вместо условной могилы в горах, находящихся за полста парсеков отсюда, он совсем скоро окажется в любовно обустроенном доме, в объятиях чуждой всяким потусторонним заботам женщины… Слава богу, хоть она не имеет ко всему этому никакого отношения!
        Кому ещё выпадало такое счастье? Не в качестве аггрианца-координатора, в роли обычного военного человека. Могли убить - не убили. А если даже и убили… Может быть, за минувший век в разных параллелях убиты десятки его аналогов, ну и что? Сейчас-то он снова жив, дышит, осознаёт себя вполне адекватным себе самому…
        Как эта степная травка в руке Левашова называется? Валентин пытался вспомнить и отчего-то не мог. Ну и ладно. Он ведь по легенде северянин, петербуржец, а здесь крайний юг Империи.
        Ах, да, емшан-трава, кажется. Тревожит запах, волнует… Ему возвращена, подарена жизнь (именно эта, зачем другая?). Заодно с прощением всех предыдущих прегрешений перед людьми, имевшими право поступить с ним совсем иначе. Как он бы с ними поступил, будь его воля. Но не сейчас, раньше. Теперь ему и в голову никогда больше не придёт, что можно нарушить… А что? Приказ, долг, собственные убеждения? Над этим стоит подумать, но уж никак не сейчас. Сейчас хочется только вырваться как можно скорей из «странности», в которой он оказался, перевести дух, по-новому определиться…
        Левашов перебросил флигер на три десятка километров, не касаясь сложных СПВ-настроек, просто переместил окно заданного пространства с одного места на другое, будто из комнаты в комнату. И вот уже они во внутреннем дворе сказочного домика на горе.
        Навстречу вышла на высокое крыльцо Майя, предупреждённая Олегом о скором визите с нежданными гостями, ко всяким вариантам давно привыкшая, в отсутствие Ларисы считающая себя исполняющей обязанности хозяйки. Приоделась подходяще, но затруднять себя утренним макияжем не стала. Во-первых, не для кого, а во-вторых - и без него хороша.
        Олег, поднявшись по ступенькам, вполголоса, по возможности коротко и ёмко объяснил суть происходящего и то, что теперь требуется от неё.
        А что - интересно! Майе давно уже стало скучновато в Кисловодске, в то время как в Москве происходили интереснейшие события. Но Вадим велел (или просил), пока оставаться здесь, исходя из необъяснённых соображений. Она уже привыкла не возражать, если он говорил с ней особым тоном, означающим, что обстоятельства выше их личных желаний и склонностей. Девушка успела убедиться в том, что муж, хотя пока и не венчанный, в серьёзных делах не ошибается.
        Именно так случилось, когда они приехали разбираться с Лихаревым. И ведь разобрались, не без сложностей, зато и без потерь.
        Сегодня снова красавец-парень Валентин объявился здесь, и ведёт себя с ним Олег вполне дружески.
        Только - Майя это не сразу, но заметила - как-то снисходительно, что ли. Ей вспомнилась поговорка, нередко употреблявшаяся её отцом-прокурором по самым разным поводам: «Еврей крещёный, что вор прощённый». Наверное, и здесь что-то в этом роде…
        Она никогда не видела живых аггрианок (Ирина и Сильвия в её понимании к таковым не относились. Вадим так ей о них рассказывал, что она этих дам воспринимала как подлинных землянок, этаких Маугли женского пола, воспитанных инопланетянами). А эти были натуральными, «свеженькими», прямо со своей планеты, не успевшими даже переодеться и ничегошеньки о жизни на Земле не знающими.
        Тут и она, и Левашов ошибались. Последние месяцы, после того как Дайяна составила план подчинения себе Лихарева и возвращения к неограниченной власти в новой, весьма ей понравившейся реальности, она своих курсанток напряжённо, будто слушателей фронтовой разведшколы, готовила к работе именно здесь. По двенадцать часов в сутки. И - получалось, что сразу отметили, при первой встрече с девушками, и Новиков с Шульгиным, и сам Левашов. Недоработки, конечно, имелись по причине отсутствия «полевой практики», но в целом и Анастасия, и её подружки вели себя с ними вполне адекватно. С большим соответствием исполняемой роли, чем та же, вполне подлинная Анна, девушка с дореволюционным воспитанием, попавшая абсолютно случайным образом в «Братство» в тысяча девятьсот двадцатом году.
        Но как раз этого (ни об Анне, ни о курсантках), Майя не знала. Да и о самом
«Братстве» её представления оставались расплывчатыми. Не довелось ей пока побывать ни в Замке, ни на Валгалле, ни даже в новозеландском Форте Росс.
        Но и того, что она знала, было достаточно, чтобы задача показалась ей интересной. Теперь уже она ощутила себя в положении Ларисы, встретившей их с Татьяной в Кисловодске.[См. роман «Хлопок одной ладонью».] Умудрённая жизнью наставница и защитница, если захочется и сложится - старшая подруга.
        - Пойдёмте в дом, - сказала она, лучезарно, как умела, улыбнувшись Олегу, чуть сдержаннее - Валентину, покровительственно - девчонкам. - Сколько можно на пороге стоять? Там всё и обсудим. Вот это - она указала на флигер, вживаясь в роль коменданта вверенной ей крепости, - немедленно убрать в гараж, чтобы никто посторонний не заметил, ни с воздуха, ни оттуда, - она указала на возвышающийся в полукилометре напротив, на склоне высокого отрога, двадцатиэтажный корпус санатория. - Раздражает он меня до невероятности. Любой хам с биноклем наш двор рассмотреть может. Невозможно неглиже на балкон выйти…
        - Взорвать его, что ли? - пошутил Левашов.
        - А и неплохо бы… - в тон ему ответила Майя. - Но до того будем применяться к обстановке.
        - Тогда скажи Вадиму, пусть хорошую маскировочную сеть привезёт. Натянете отсюда вот досюда, и придётся старичкам другую цель для своих биноклей искать… А то и на порнофильмы переключаться.
        Повинуясь всего лишь сделанному ею жесту, из караулки появились двое охранников, отперли ворота, ничему не удивляясь, помогли Лихареву многочисленными и взаимоисключающими советами загнать машину на отведённое место. Так и должны они были по замыслу выглядеть. Якобы нанятые из местных жителей, старательные, службу знающие, но, как и многие из терских и кубанских казаков, любящие прикинуться простачками. Перед приезжими «из России».[В казачьих областях «Россией» называются территории севернее Ростова н/Д.] Даже Валентин не смог сообразить, что имеет дело не с людьми, а с роботами - продуктом совсем другой технической культуры. Может, усмехнулся про себя, что переигрывают охранники прокурорской дочки, но и не более того.
        - А вы, девочки, за мной, - ласково, как тётушка, встречающая приехавших на летние каникулы долгожданных племянниц, пригласила Майя курсанток.
        Семь вызывающе эффектных красавиц, да ещё и вооружённых, как штурмгвардейцы, явно робея и теряясь, оказавшись в интересном, но совсем не понятном им месте, пошли, подчиняясь воле новой хозяйки. Так она была воспринята Мариной, Гертой, Ингой и Людмилой (хотя пока и не знала их имён). Читать, что там написано на нагрудных ленточках, ей и в голову не пришло. Как отметила Майя, у этих четверых она вызывала именно такой поведенческий стереотип. Зато у трёх других, вроде бы и очень похожих на подруг, эмоция была иной. В них ощущался осторожный, слегка опасливый интерес. Но - и отстранённость. Непонятного происхождения (военврач Ляхов сказал бы - этиологии). Будто эти девушки были из другой страны. А, может быть, и так, кто их там знает.
        Будем посмотреть, как Вадим моментами выражается, совсем несообразно обычной манере.
        - Оружие и прочую сбрую сложите вот здесь, - указала она на дверь кладовки под лестницей.
        Анастасия вопросительно посмотрела на Левашова.
        - Да-да, исполняйте, - подтвердил Олег. - Майя Васильевна теперь для вас царь, бог и воинский начальник. Слушаться её будете, как раньше Дайяну. А о той забудьте. Едва ли в ближайшее время вы с ней встретитесь. Автоматы, очень надеюсь, здесь вам не пригодятся. Перенастраивайтесь на мирную и приятную жизнь.
        Не успели гостьи пройти в нижний обеденный зал, на верхних ступеньках одной из лестниц, имевшихся в этом доме в изобилии, разных, на любой вкус, словно трапов на военном корабле, появилась и Татьяна, разбуженная произведённым гостями шумом.
        Не подозревая о присутствии здесь мужчин, она вышла попросту, в коротком халатике, ещё не застёгнутом.
        Увидела скрестившиеся на ней взгляды двух мужчин и толпы неизвестно откуда взявшихся девчонок, особенно и не смутилась, но исходя из норм приличия (мужняя жена, всё-таки) халатик запахнула, что имело опять же чисто символическое значение
        - рельеф тела никуда не спрячешь. А рельеф у неё был выше всяческих похвал, Майя завидовала, хотя ей, казалось бы, грех жаловаться.
        С Левашовым Татьяна была знакома на протяжении двух суток, но знала, что относится он к руководящим лицам некоей организации, о которой Вадим Ляхов отзывался с большим пиететом. И её Сергея, естественно, эта организация всемерно поддерживала, иначе неизвестно, что бы со всеми ними сталось.
        Лихарев был почти что свой, местный, но для неё не то чтобы неприятный, а - скользкий. Так можно определить. Тёплых отношений с ним поддерживать не хотелось. При том, что его жена, Эвелин, отлично вписалась в их компанию. Оказалась милейшей, совпадающей по характеру девушкой, пусть и француженкой. Да ещё и доктором философии (с точки зрения Татьяны - явный перебор. Как в том анекдоте:

«Тебе что, мало, что ты негр?»). Зато всеми силами стремилась как можно быстрее обрусеть. Бывает.
        Татьяна спустилась вниз, с Левашовым поздоровалась вежливо и в меру сил радушно, с Валентином - в пределах этикета.
        - А это что у нас за молодёжь? - обернулась она к толпившимся у окна аггрианкам. Как-то они сумели всей своей группой занять минимальную площадь. И смотрели на новую женщину даже с большим интересом, чем на Майю. Кто их знает, может быть, именно фигура и властно-безразличный взгляд так подействовали? И тон, само собой, и эмпатически, по одному взгляду читаемое отношение к их бывшему начальнику.
        - Вот, пополнение вам привёз, - сказал, чуть замявшись, Олег. Он до сих пор испытывал странное смущение в присутствии малознакомых, да ещё и полураздетых женщин. - Чтобы не скучно было.
        Татьяна, оглядев девушек, слегка улыбнулась. Снова посмотрела на Лихарева. Его присутствие рядом вызывало отчётливый, причём нарастающий дискомфорт.
        О том, что случилось в его пятигорском доме и вокруг,[См. роман «Хлопок одной ладонью»] она помнила не слишком много. Поставленную Валентином в её мозг матрицу Сильвия сумела удалить, пользуясь своим блок-универсалом и имевшейся в подвале аппаратурой. Заодно исчезли порядочные куски подлинной и наведённой памяти.
        У Татьяны остались только кое-как состыкованные воспоминания о её бегстве с Эвелин от Виталия, телохранителя Майи, оказавшегося одним из «запрограммированных», о том, как потом они с ней и Валентином пили шампанское на вилле под Горячей горой, и как ей вдруг стало плохо. Она, кажется, потеряла сознание, и довольно надолго. Пришла в себя и увидела рядом Майю, Ларису, Ляхова, который дал ей выпить какое-то лекарство и долго успокаивал, объясняя, что случился с ней своеобразный нервный криз, как последствие всего, что накопилось в психике и подсознании с давних времён, которые они обсуждали на катере.
        Потом опять какой-то сумбур: они вдруг оказались уже не в Пятигорске, а в Кисловодске, компания увеличилась вдвое - к Майе, Ларисе, Вадиму присоединились женщины Сильвия и Ирина, очень похожие на «вдову Эймонт», но куда красивее, мягче и одновременно круче. А также незнакомые мужчины, только что подъехавшие - Андрей, Александр и Олег (этот самый, что сейчас доставил девчонок). Все они тогда расселись за огромным обеденным столом, отмечая какую-то свою победу, а заодно и её выздоровление.
        Вечер (по её ощущению) шёл легко и эмоционально приподнято. Она спросила у Ляхова, когда же освободится от своих «страшно важных дел» Тарханов, и Вадим заверил, что очень скоро. В Москве порядок практически наведён, враги выявлены и обезврежены. Через денёк-другой Сергей испросит у начальства отпуск (так и неиспользованный по причине известных событий), вот тогда они и отдохнут, и погуляют по-настоящему. Даже к тёплым морям можно будет отъехать.
        - Причём - на собственной яхте, - сказала Ирина, жена Андрея, полностью утратившая внутреннее напряжение и превратившаяся в милейшую даму. - Знаешь, как интересно купаться в океане, когда под тобой не три метра воды на ялтинском пляже, а одиннадцать километров…
        - Это как? - удивилась Татьяна. Географию в школе она, конечно, учила, но названную глубину с обычной практикой совместить не сумела.
        Глава 2
        Татьяна заставила себя стряхнуть, оттолкнуть, будто сор веником смести ни к селу, ни к городу накатившие воспоминания. Что ей этот Лихарев и его непонятный взгляд? Пусть спасибо скажет за жену, а не пялится на абсолютно ему постороннюю женщину. См. роман «Хлопок одной ладонью»] Две недели прожили они с Майей спокойно, развлекаясь в меру возможностей, утешая Эвелин, впервые расставшуюся (да ещё при таких странных обстоятельствах), с единственным близким ей в этой стране человеком.
        Свозили её в Ставрополь, в Приэльбрусье, в Теберду и Архыз. Делали, что могли, постоянно ссылаясь на собственный печальный опыт почти что «соломенных вдов». Соломенная вдова - замужняя женщина, у которой муж находится в бегах или долгой отлучке (устар.).]
        Но теперь Лихарев вернулся, судя по всему - вполне благополучно, да ещё и с прибавлением семейства. То с одной взрослой бабой возиться приходилось, теперь - с семью соплячками.
        Это она, конечно, резковато о них подумала. Всё, скорее, совсем наоборот. Но возиться - оттого - придётся ещё больше. Ясное дело.

«Да ничего, справимся», - подумала Татьяна и постаралась улыбнуться с неба свалившимся (вот уж, ничего не зная, в точку попала), гостьям как можно радушнее.
        На вопрос хозяек, надолго ли он к ним, Левашов объяснил, что обстоятельства у них там сейчас такие, что буквально лишних полчаса он не может провести в обществе столь очаровательных женщин. Нашёл в себе силы, что Майя немедленно отметила, ручку ей поцеловать, а вот Татьяне только кивнул, зато с приятнейшей улыбкой.

«Бывают же такие странные мужики, - подумала та. - Я его точно бы не укусила. А он то на ноги взглянет, то на грудь и резко отворачивается».
        - Дела наши очень далеко отсюда, и хрен знает, чем кончатся…
        Это выражение с кое-какой флотской добавкой сорвалось у него с губ очень легко, он, похоже, и сам не заметил, зато Майя и Татьяна - сразу. Между собой они и покруче выражались, но в устах деликатного инженера нормальный оборот прозвучал… Не в стиле.
        Наверное, нечто очень нехорошее там у них творится, вот он и отвлёкся подсознательно.
        - Оттого - никаких обещаний о сроках своего возвращения дать не могу. Чудо, что вообще удалось вырваться и доставить сюда девушек-сироток…
        Так Олег и выразился, с одной стороны, чуть иронизируя, а с другой - чистую правду сказал.
        - Имелась у них строгая тётка-воспитательница в особом заведении, среднем между пансионом благородных девиц и высшей школой спецназа, но в ближайшие годы вряд ли им ещё придётся увидеться. Жизнь - она… Сами понимаете.
        Валентин Лихарев, очевидно, тоже принимал в девушках некоторое участие, но сейчас Левашов его отчётливо отодвинул. По-человечески понять можно - мужчина, имеющий молодую ревнивую жену, никак не может уделять должное внимание семи красавицам сразу. Неизвестно, откуда взявшимся.
        - Как ты соображаешь, друг, - повернулся к Лихареву Олег, - Майя с Татьяной на офицерское жалованье своих мужей достойно, а тем более - долго, наших подопечных содержать не смогут. Лариса на них свою чековую книжку переоформить не успела. У меня в кармане - вошь на аркане. Придётся уж тебе обеспокоиться, пока мы не вернёмся. Процентов с капитала, надеюсь, хватит. В случае чего - компенсируем… - многообещающе улыбнулся Левашов.
        - Да о чём ты говоришь! Всё будет в лучшем виде. И здесь устроим, и в столицы вывезем, если потребуется, - почти возмутился Лихарев.
        - Вот и славно. А то тебя и на том свете найти - не вопрос. Сам понимаешь… - как-то, на взгляд Майи, достаточно банально фраза прозвучала… Чересчур. Она и сама успела побывать «на том свете», но Левашов, кажется, имел в виду нечто другое.
        Валентин с готовностью кивнул.
        - Тогда - до скорого. Надеюсь, ума не летать на флигере днём, да и ночью, у тебя хватит? - сказал на прощание Левашов. - Разве только в случае самой крайней необходимости.
        Он ещё раз простился со всеми, причём Майе показалось, что на одну из девушек он взглянул не совсем так, как на остальных. И та будто бы смущённо опустила глаза. Впрочем, всего лишь на мгновение.

«Интересно, - подумала она. - Интересно… А почему бы и нет? Девчушка прелестна, а мадам Лариса при всех своих достоинствах едва ли так уж безупречна в роли домостроевской жены».
        Майя ощущала с Ларисой некоторое сродство характеров и темперамента, но с тех пор, как нашла себе Ляхова, мысли о приключениях на стороне ей даже в голову не приходили. Мадам же Эймонт, судя по всему, к моногамности была неспособна по определению, однако, в отличие от других, держала себя так, что ни один мужчина и помыслить не мог проявить по отношению к ней малейшую инициативу. Умела Лариса окружать себя аурой абсолютной неприступности. И как уж она, в случае необходимости, устраивала свои дела - бог весть.
        Олег удалился в гараж, где был укрыт флигер - и больше они его не видели.
        Следом откланялся и Лихарев, сказав, что машина ему не нужна, до вокзала он спустится пешком, заглянет в пивной подвальчик «Максимыч». Посидит, приведёт мысли в порядок, а уже потом возьмёт такси и обрадует Эвелин своим окончательным, пожалуй, возвращением.
        - А вы, курсантки, во всём слушайтесь Майю Васильевну и Татьяну Юрьевну, - сказал он строго, с какими-то специальными обертонами в голосе. - Переодеться вам надо, привести внешность в соответствие с окружающей действительностью, отдохнуть. Я завтра, утром или вечером, как получится, заскочу, над документами, над легендами покумекаем. Они в ближайшее время, естественно, не понадобятся, но всё должно быть путём. Мало ли, как сложится. Это вам… На первоначальное обзаведение. - Валентин нашарил в кармане и протянул Майе кредитную карточку на предъявителя, действительную в любом государстве ТАОС, да и в большинстве сравнительно цивилизованных стран, имевших централизованные банковские системы.
        Опыт научил его всегда иметь при себе этакий «спасательный жилет» или «парашют» - как кому нравится. В иные реальности после известных событий он не собирался проникать даже под страхом виселицы. Разве только по особому распоряжению и с надёжным прикрытием. Хватит, набегался, тем более что его аналоги так или иначе ведут где-то там самостоятельное существование, что волновало его очень мало.
        А на этой карточке хранились практически все его свободные деньги, «подкожные», как выражались в тридцатые годы, не связанные на процентных счетах, не вложенные ни в какое дело. Эвелин о них тоже ничего не знала. Да и не интересовалась финансовыми делами своего супруга, успев за время жизни в России понять, что
«здесь вам не тут», и женщина, вмешивающаяся не в свои дела, рискует гораздо больше потерять, чем выиграть, в отличие от родной «Белль Франс».[Прекрасной Франции]
        - Здесь примерно около полумиллиона рублей. Пользуйтесь без стеснения, по мере необходимости. Пока мне эти деньги не нужны, а дальше видно будет, - не упустил он возможности слегка распустить хвост.
        - Да ну что ты, - поразилась Татьяна. Для неё такие деньги как раз были суммой чрезвычайно значительной, хотя они с Тархановым отнюдь не бедствовали. - Нам и полста тысяч на всё про всё с избытком хватит…
        - Девушки, торг здесь неуместен, - сделал Лихарев отстраняющий жест. - Не будем вдаваться в подробности, но я почти уверен, что даже одна моя голова стоит намного больше. Плюс ещё семь, - указал он на курсанток. - Сейчас тот редкий случай, когда мне повезло совершить столь выгодную сделку. Кроме того, наши друзья-американцы совершенно справедливо говорят, что все, за что можно заплатить деньгами, обходится дёшево…
        - Так, может, поподробнее расскажешь? - предложила Татьяна, решившая, что не стоит распространять какие-то мелкие недоразумения на все последующие отношения с человеком, способным на столь широкий жест. Да и вообще оставшимся, как очевидно, в полном доверии у Левашова, а значит, и всего «Братства». - Я распоряжусь, стол накроем, заодно всё и обсудим… Зачем тебе та пивная?
        - Извини, Таня, извини. - Валентин явно не хотел задерживаться в их обществе, это было очевидно. - Эля ждёт. Она ещё не знает, но вдовой могла сегодня стать вполне настоящей. И вы бы ей сейчас оказывали все необходимые знаки внимания. Трогательные, но не настолько успокоительные, чем… - Он указал взглядом на карточку. - Девушки вам сами всё расскажут. - Он внезапно произнёс, обратившись к своим подопечным, резко прозвучавшую фразу на незнакомом языке. И тут же перешёл на русский, для Майи с Татьяной: - Можете ничего не скрывать - тайны здесь никакой больше нет, а мы с Дайяной для вас теперь никто…
        Курсантки на мгновение подтянулись и тут же опять расслабились. Не всё они понимали, не пройдя выпускного инструктажа и соответствующего предстоящим ролям кондиционирования, но произнесённая Лихаревым формула их отпустила. Почти совсем. Но - всё же не до конца. Валентин оставался представителем высшего руководства, от которого всегда зависело слишком многое. Они не получили чинов и должностей, хотя бы координаторов третьего класса, им не были выданы гомеостаты, блок-универсалы, Шары. А что они без них?
        На самом деле - самые обыкновенные земные девушки (раз уж оказались на Земле). Способности - способностями, возможности - возможностями. Ум, интеллект, красота, информированность, незаурядные физические качества - но это ведь лет на тридцать от силы, а потом они начнут стареть, как и все местные жители. Сто-двести лет юности и красоты им точно не гарантированы без положенных приспособлений.
        Лихарев очаровательно улыбнулся всем сразу, Татьяне, как ей показалось, - особенно, и унёсся вниз своей стремительной походкой, перепрыгивая через две-три ступени. Охранник закрыл за ним узорную чугунную калитку. Дамы и барышни остались одни.
        Бывшие аггрианки, волею судьбы вброшенные в мир, к жизни в котором следовало ещё долго специально готовиться, каждой - по особой программе, чувствовали себя несколько не в своей тарелке. Последний знакомый им человек (вроде как фельдфебель старшей гардемаринской роты) ушёл, освободив их от ответственности и от своей защиты.
        Они остались наедине с двумя красивыми, наверняка занимающими весьма высокое положение в чужом мире дамами. Вдобавок, после фактически казарменной жизни, которую они вели с момента, когда им было позволено себя осознать личностями, предназначенными к земному модусу вивенди,[Модус вивенди - образ жизни, способ существования (лат.).] они впервые оказались в помещении «приватном», да ещё столь изысканно отделанном и обставленном.
        Словно выпускники Морского или Пажеского корпуса, утром получившие приказ о производстве, а вечером уже расписанные по частям и кораблям. Но и тем было легче: семейные традиции, практика сначала в матросском, а потом и в полуофицерском качестве, увольнения в город и всё такое. А тут - сразу!
        Толпясь в зале, девчонки волей-неволей выглядывали в окна и видели там то, чего не видели никогда. Одно дело - фильмы и картинки, другое - подлинная жизнь. Да ещё на другой планете. При всём сходстве Земля - совсем не Таорэра!
        Они знали, как должна выглядеть планета, на которой предполагалось трудиться всю оставшуюся жизнь, но то, что ждало их снаружи, - совсем, совсем другое!
        Им не приходило в голову, да и не могло прийти, что ситуация изменилась кардинально. Ни одна из них (кроме Анастасии, получившей эти знания в свёрнутом виде от Новикова одномоментно, назло Дайяне), от рождения не имела понятия, что такое «свобода» и что такое «воля». От почти средневековой (японского типа) этики безусловной преданности повелениям и любым прихотям сюзерена их специальной формулой освободил Лихарев. Получив при этом огромное наслаждение.
        Сам он сумел в двадцатые годы дойти до подобной независимости напряжённой нравственной работой, самовоспитанием, за счёт ошибки старших, слишком торопливо наложивших личину коммуниста-энтузиаста поверх болванки аристократа и выпускника Пажеского корпуса. В сочетании с подлинными жизненными реалиями Революции и Гражданской войны результат получился интересный.
        Сейчас, то ли в благодарность своим спасителям, то ли от извращённого любопытства экспериментатора, Валентин сделал девушкам щедрый подарок. Теперь они смотрели на ярко-синее осеннее небо, на горы вдали и город внизу совсем другими глазами, чем несколько минут назад.
        Это не учебная картинка на стереоэкране, это мир, где им предстоит жить, хотя и неизвестно пока, в каком качестве. Но абсолютно независимо от только что бывшего и вдруг исчезнувшего блока в подсознании.
        - Всё, барышни, - заявила Майя, когда они остались в доме одни. - Снимайте свою военную сбрую. Не надоело ещё? Здесь мужиков нет. Займёмся вашим внешним видом. Уж больно вы одинаковые. А потом обед, отдых - и на прогулку. Посмотрим, что у нас выйдет…
        Курсантки в своих обтягивающих комбинезонах, высоких сапогах, да и с лицами, всё ещё не пришедшими к норме, смотрелись в гостиной Ларисы чужеродно.
        - Впереди у нас пятьдесят лет необъявленных войн, - вдруг сказала Анастасия. - И мы подписались на весь срок…
        Татьяна не поняла, откуда это и к чему сказано, а Майя рассмеялась. Начитанностью она отличалась с детства.
        - Какое чудо! Хемингуэй! Вы его тоже проходили на курсах. Или?
        - Один хороший человек недавно сказал, - с долей вызова ответила Настя. - Разве неправильно сказал?
        - Совершенно правильно. И я, пожалуй, догадываюсь, кто именно это был. Молодец, девочка, не ошибёшься…
        Продолжать она не стала.
        - Раздевайтесь, быстро. И в баню. Таня, там всё готово?
        Готово было. Татьяна сразу отдала команду домоправительнице заняться вопросом. Не по одной же водить девушек в ванную или душевую. А в просторной бане, занимающей цокольный этаж, с тремя отделениями: русским, сауной и турецким с каменными лежанками и содовым паром, пятнадцатиметровым бассейном, наполняемым из личной артезианской скважины ледяным нарзаном, несколькими душевыми рожками в отдельных кабинках, с большой комнатой отдыха. Гостьям будет приятно, и они с Майей смогут посмотреть на каждую профессиональным взглядом, да и поговорить непринуждённо. Что совсем нелишне, раз уж придётся этих красоток сначала пасти, а там… Ну, там как получится.

…Кстати, в очередной раз нужно сказать спасибо Ларисе. Она выкупила эту четырёхэтажную виллу, заброшенную, полуразрушенную, совершенно никому не нужную, кроме окрестных жителей, которые там оправлялись по пути домой, сносили мешки с мусором и, при случае, воровали для непонятных целей кирпичи и изразцы от печей, с сохранившимися авторскими рисунками весьма известных художников начала прошлого века.
        Тем не менее эта руина оценивалась городскими властями для желающих её приобрести в собственность вдесятеро от реальной цены. Ни одна душа в пределах КМВ её покупать не собиралась, а пустить раритет под бульдозер даже у давно деградировавших чиновников местной мэрии как-то силы воли не хватало. Или нечувствительно давили на них высшие силы. Тоже ведь бывает. Хочешь стать «сукой»,
«Сука» - вор, не признающий многие статьи «воровского закона» и «понятий». Например - запрет на сотрудничество с тюремной администрацией.] а не получается. Даже внутри тюремной камеры. Не дано, и всё. Если от рождения - место только у параши.
        Мадам Эймонт, она же Лариса, с мэром и его прихлебателями нашла общий язык сразу. Ничего не изображая специально, просто вспомнив, как перед ней в некий момент начал заискивать сам Троцкий (правда, при этом туманное московское небо разрывали всполохи ружейно-пулемётного огня, и никто из кремлёвских властителей не знал, где встретит рассвет - в своём кабинете, в лубянской камере или в водосточной канаве без сапог и знаменитой кожаной куртки).
        Покачала перед глазами главы города ножкой в остроносой туфельке на двенадцатисантиметровой шпильке, поймала его бегающий взгляд своим, как мишень - перекрестием оптического прицела, и больше не отпустила. Все вопросы были решены сразу. Не пришлось и намекать на личное знакомство не столько с Великим князем, как с его близкими помощниками.
        Мэр хорошо помнил древнюю поговорку: «Жалует царь, да не желает псарь». Виталий Иванович, тёртый-перетёртый в аппаратных играх, всё, что нужно, понял сразу. Вплоть до такой нелепой (конечно же) по самому краю сознания скользнувшей мысли, что ведь и не сможет он, если что, выйти из любимого кабинета своими ногами и в привычном качестве. Как-то очень ярко нарисовался в сознании «Белый лебедь» - двести лет назад построенный на отроге Машука Тюремный замок, архитектурно безупречный снаружи и весьма несовпадающий с впечатлением изнутри.
        Цена вопроса была решена в присутствии столь же поплывшего перед вдовой-меценаткой главного бухгалтера. Решена по столь остаточной стоимости, что Ларисе, в виде шутки, захотелось даже попросить дотации из городского бюджета на реставрацию исторического памятника. И ведь прокатило бы, без всяких сомнений.
        Но Лариса была не из таких. Напугать она могла кого угодно, одновременно представляя, что рано или поздно у подконтрольных ей людей могут появиться лишние вопросы.
        Что, да как, да почему они вдруг начали действовать вопреки собственным интересам? То есть, как писал Козьма Прутков, «ничего не доводи до крайности». Сегодня эти господа сделали ей приятное, одновременно поступив по совести, вот и пусть гордятся, ничем более сложным головы себе не забивая.
        Тем более что (об этом тоже ходили разные слухи) она вложила в ремонт и реставрацию неизвестно сколько миллионов, в итоге превратив виллу в жемчужину и украшение курорта. Экстерриториальную, впрочем.
        Майя слышала, что граф Фредерикс-Алленштейн, гражданин мира и внук последнего царского министра Двора, крупнейший собиратель рассеянных по планете раритетов Серебряного века, приезжал сюда в прошлом году и, придя в восхищение, предложил Ларисе подать документы для оформления этого здания в список Всемирного Наследия. И продать виллу именно ему, по цене «без запроса».
        - Реставрация вам удалась изумительно. Ни малейших отступлений от исходного проекта - классический модерн. Прежняя владелица - знаменитая балерина, прожившая сто лет и бывшая пассией двух правящих императоров и трёх Великих князей. Мои предки здесь бывали неоднократно, даже вон, видите, на групповом портрете - он указал на одну из двух десятков фотографий в овальных и прямоугольных рамках, развешанных вдоль ведущей на второй этаж лестницы. - Третий слева - мой отец.
        Лариса потратила не так много усилий, чтобы с помощью Ирины и Сильвии воспроизвести фактически в оригинале все имеющие отношение к дому предметы материальной культуры.
        - Очень рада, - ответила мадам Эймонт, - что всё так удачно сложилось. Не только Николай Александрович, будущий наследник престола с его братьями в моей коллекции оказались, но и ваш почтенный родитель тоже.
        К глубочайшему сожалению, сама Майя при этом разговоре не присутствовала, но, судя по пересказам «личных впечатлений» - большая часть кисловодского общества тот раз в доме поместилась. Или во дворе, по крайней мере. Чтобы всё услышать для дальнейшей трансляции.
        Главное, легенды предельно убедительно соответствовали тому представлению, что и без них сложилось у Майи о старшей подруге. Такого не придумаешь при самой развитой фантазии.
        - Ваша светлость, - якобы ответила Лариса графу. - Вам нравится мой дом? Так мне он тоже нравится. Ах - историческая ценность! Где же вы были, почтеннейший, последние семьдесят лет? Вы ведь примерно настолько меня старше? Купили бы году этак в тридцатом-сороковом, оно бы вам дешевле обошлось. Не сообразили вовремя? Сочувствую. А сейчас - простите…
        Змеиная улыбочка, естественно, английский костюм с рукавами в три четверти и чёрные лайковые перчатки. Наверняка напротив специальной прорези в юбке к поясу пристроен (слева), «вальтер РР». Без этого образ не полон. Лариса без пистолета - как светский бонвиван во фраке и подштанниках.
        Как эта красотка умеет стрелять, Майя видела. Сама не из последних снайперов, но до Ларисы ей далеко. Цель намного уже мушки, и пуля почти на излёте, однако поставленная на сто метров консервная банка улетает со столбика в девяти случаях из десяти.
        Так не бывает, каждому понятно, но дзен-буддизм утверждает, что главное - не качество прицела и не воля стрелка, а исключительно взаимная тяга «стрелы и мишени».
        Явная наглость слышалась в словах богатой и разнузданной в поведении дамы. Мало ли что миллионерша! Фредерике был (теоретически) старше Ларисы всего на пятьдесят локально-земных лет. (О чём он, конечно, понятия не имел). Но если исходить из внешности и самоощущения - она была права.
        Красива до невозможности, явно богата настолько, что любые предложенные ей суммы считала ерундой. На том уровне, не финансовом, а психологическом, когда ничего ей больше не надо. Чувствовалось это, просто чувствовалось всем нутром миллионера-мецената. Как на старом послевоенном базаре - сразу видно, у кого рубль в кармане, а у кого десятка.
        - Я вас крайне уважаю, князь (небрежно повысив собеседника в титуле), - сказала, по слухам, постоянно витающим в Кисловодском воздухе, непреклонная, как «бремя белого человека», мадам Эймонт, - но вы - пролетели. Как фанера над Парижем, если вам доступен этот образ. Мне намекали, что кроме разных лихтенштейнов (так небрежно отозвалась она о богатейшем и комфортнейшем для проживания государстве мира, ровно, как о какой-нибудь прославленной Шолом-Алейхемом Касриловке. То есть
        - изысканно-презрительно), у вас масса интересов и в других частях мира. На Кисловодске едва ли свет клином сошёлся.
        И девяностолетний авторитет, меценат и антиквар, при всех его миллиардах, безусловной славе, вхожести к королям, президентам и прочим почтенным людям (особенно если несёшь перед собой в виде подарка сто лет назад кем-то украденную, а тобою выкупленную икону или статуэтку) - эту даму банальным образом испугался. Да-да, вот так - испугался, и всё.
        Несколько позже он попытался по своим каналам навести о мадам Эймонт кое-какие справки, но очень быстро получил, по самым что ни на есть конфиденциальным каналам, дружеский совет - не проявлять ненужного любопытства и не осложнять остаток жизни проблемами, совершенно ему не нужными. На чём и успокоился, ибо в мире оставалось достаточно много вещей, гораздо более интересных, чем экстравагантная бабёнка со своими фигель-мигелями. Именно так он и выразился, вспомнив русский язык собственного, увы, такого далёкого детства.

«Да и вообще, - попутно подумала Майя. - Это ещё здорово повезло нашему Олегу Константиновичу, что они с Ларисой не пересеклись на узкой дорожке в Берендеевке. А то бы, глядишь, появилась у нас Императрица».
        Майя некоторым образом относила себя к бисексуалкам. В том смысле, что красивые женские тела нравились ей, пожалуй, больше мужских. Чисто эстетически. За исключением конкретных моментов, на обнажённых мужчин смотреть не слишком интересно.
        Девушки-гостьи раздевались в предбаннике чересчур торопливо. Опять же - по-солдатски. Приказано - значит, нужно делать быстро, не отвлекаясь, пока не последовала новая команда.
        Под комбинезонами на них было надето только обтягивающее термобельё, очень похожее на армейские шёлковые кальсоны с рубашками. И больше ничего. «Пока ещё курсантки» сняли и его. Сложили на скамейках и ждали следующего распоряжения, переминаясь с ноги на ногу и невольно поёживаясь. Хотя холодно здесь не было.
        Майя внимательно рассматривала каждую, сама оставаясь одетой. Специально. Как врач в приёмной комиссии воинского присутствия. Любого человека такое положение нервирует. Даже если ощупывает тебя взглядом существо того же пола.
        Девушки были очень хороши. Но, как она сразу отметила - чересчур одинаковы. Вначале это могло просто показаться, из-за униформы и испуганной растерянности. Но вот разделись, и сходство стало ещё очевиднее.
        Сложены они были совершенно идеально. Ни малейших нарушений пропорций хоть в чём-то, ни у кого ни единой родинки, шрама, гипертрофии или недоразвитости любой части лица и тела. Рост вокруг 175-177 сантиметров, груди у всех классические, как у статуй работы Фидия, ноги, руки, шеи без всяких оговорок красивы и изящны, только мышцы под гладкой кожей гораздо рельефнее и даже на вид сильнее, чем полагалось бы. Со спины одну от другой, пожалуй что, и не отличишь. Конечно, фигуры больше спортивные, чем истинно женственные. Да и откуда бы иначе, при их возрасте и аскетически-военизированном образе жизни?
        Майя не знала, что эти дефекты при окончательной шлифовке болванок были бы скорректированы, и каждая получила бы окончательную, собственную внешность, соответствующую планируемой роли. На то и существует большой, стационарный гомеостат, чтобы смоделировать нужный фенотип на базе латентного генотипа исходной особи. Кому-то негритянкой, возможно, пришлось бы стать, кому-то - азиаткой.
        - Подкормить бы вас чуток, - хмыкнула Татьяна, тоже закончив раздеваться. - Видите, как должна выглядеть гарна баба? - Она похлопала себя по тугому бедру, встряхнула грудью. - Ну, да это дело наживное. Какие ваши годы… А так - любую хоть сейчас на подиум выставлять можно. Или в варьете. Танцевать умеете?
        - Умеем, - за всех ответила Настя. - И классику, и модерн. Учили…
        - Вот и хорошо. Сумеете заработать на жизнь, если что.
        (Да что же такое? - подумала Анастасия, - с кем из землян ни заговори, обязательно проскакивает это бессмысленное «если что»! Просто присловье или такой здесь способ восприятия жизни? А нам тогда как быть?)
        - А ты, Майя, чего стоишь? - вдруг повысила голос Татьяна. - Баня здесь, а не… - Что именно «не» она уточнять не стала. - Вперёд, за мной…
        О банях девушки имели представление, но - теоретическое, из художественной литературы и учебных пособий. Дайяна в лагере их подобными изысками не баловала. Контрастный душ перед сном или после спортивных упражнений - достаточно в целях гигиены.
        Зато Татьяна была большая любительница процесса, увлекалась им с детства, как и Лариса, чья «комсомольская юность» в значительной мере прошла в подобных заведениях, в те самые годы, когда среди «номенклатурных товарищей» лесным пожаром вспыхнула пресловутая «банная лихорадка», и они изощрялись друг перед другом немыслимыми изысками. Тогда как простые смертные, за исключением состоятельных москвичей, имевших доступ в «Сандуны» и «Центральные», обходились обычными районными, ярко описанными тем же Зощенко.

…Странно представить, что в России здешнего 2007 года воображение элиты до подобных высот по каким-то таинственным законам исторического материализма не поднялось, банные радости как самостоятельный культурный феномен оставались уделом немногих знатоков и ценителей, и Лариса оказалась здесь своеобразной «пионеркой».
        Сюда, в Кисловодск, Лариса для оборудования и оформления своего «оздоровительного комплекса» пригласила лучших специалистов и дизайнеров обеих столиц, знатоков как самых древних, так и новейших тенденций. Затем провела скрытую, но тщательно срежиссированную рекламную кампанию.
        Откуда-то в продаже появилась крайне информативная и богато иллюстрированная монография некоего князя Владимира Галицкого «Щедрый жар», где с научных и одновременно национально-патриотических позиций излагалась идеология и практика банного дела для «истинно русских людей».
        Потом пошли слухи в «нужных кругах», что баронесса Эймонт, следуя самым передовым веяниям, превратилась в страстного адепта нового увлечения и решила основать
«Салон огня и пара». Вскоре человек, удостоенный приглашения к ней на «ужин с баней», мог козырять этим фактом, как очередным орденочком или чином. Тем более насчёт того и другого здесь можно было договориться «с кем нужно» быстрее и проще, чем в кабинетах канцелярий.
        Попутно можно отметить, что сама «банная процедура» весьма и весьма подразделялась на типы и классы. Кого-то могли пригласить на мероприятие, в котором участвовало до десятка кавалеров и дам, и «симпосион» происходил по одной программе, в халатах и полотенцах, причём дамы парились отдельно от мужчин, а встречались лишь за общим столом. Но кое-кто мог похвастаться, что удостаивался и специального приглашения. Предельно узкий круг, форма одежды - «о натюрель», в том числе и для хозяйки, специальные разговоры и стилистика платоновских пиров. О подобном распространяться было не принято, а если что и просачивалось за пределы, то исключительно в виде исходящих от завистников слухов. При этом считалось, что кому-то нужные результаты, достигаемые в такой обстановке, зачастую имели силу государственных указов.
        Единственное, о чём не мог бы сказать ни один гость, вне зависимости от ранга и состояния, так это о том, что лицезрение сверкающей наготы хозяйки давало какие-то шансы на углубление отношений. Она, как истинная патрицианка, позволяла на себя смотреть, говорить комплименты, кое-кому - даже похлестать себя веником, если у неё появлялось такое желание, но упаси Бог допущенного проявить хоть тень
«эмоции». Оттого не слишком уверенные в собственной выдержке джентльмены остерегались подобных приглашений, могущих привести к полному крушению репутации.
        Но это так, к слову. Ни Майя, ни Татьяна в подобных мероприятиях поучаствовать не успели, знали о них со слов самой хозяйки, с которой однажды попарились втроём. Зато она показывала им большеформатные цветные фотографии, сделанные на таких приёмах, объясняя, кто именно на них изображён. Пусть и делались они скрытой камерой, но на высоком композиционном и художественном уровне. Майя сначала удивилась, а потом сообразила (профессионалка всё-таки), что съёмки (и звукозапись синхронно) велись непрерывно, а уже потом производилась селекция: что распечатать и использовать в эстетических целях, а что и в иных.
        Татьяна занялась девушками всерьёз. Если Майя зашла в парную пару раз, а потом в основном плавала в бассейне да пила прохладительные напитки в комнате отдыха, то тем пришлось пройти полный курс. С прицелом на будущее, как выразилась новая инструкторша.
        - Мало ли, с кем и когда вам придётся очутиться здесь в следующий раз. Так я хочу, чтобы и теорией и практикой вы владели безукоризненно.
        Вот, к примеру, иногда достаточно пригласить (или застать), некую персону в такую же вот парную, прикрыть изнутри дверь (и тут же показала, где помещается потайная щеколдочка), да ещё и вот так сделать, - Татьяна плеснула на камни печи пол ковша разбавленного пива, - через пять минут от клиента можно добиться очень многого. Без всяких пыток и сыворотки правды… Люди отчего-то очень быстро начинают задыхаться в горячем пару, испытывая при этом мучительный страх смерти.
        - А по-моему - ничего особенного, - сказала Анастасия, присев на полок и вытирая пот со лба. - Жарковато, конечно, но вполне терпимо…
        - Молодец, - похвалила Татьяна, думая, что не взялась бы с этой девушкой соревноваться. Не совсем понятно, но и у неё, и у её подружек терморегуляция изумительная. Где же это такие экземпляры воспитываются? В пустыне Атакама или экваториальных тропических лесах? - Ты вот сколько здесь продержаться сможешь?
        - Вам сколько надо? - вопросительный ответ прозвучал без вызова, девушка на самом деле хотела узнать, сколько нужно новой начальнице, чтобы она выдержала.
        Татьяна сделала движение губами, будто собираясь что-то сказать, но промолчала. На седьмой минуте почувствовала, что ей достаточно. Всё же сто десять градусов на термометре.
        После первого захода погрузились в бассейн, где бурлил и пузырился шестиградусной температуры нарзан. Сказочное ощущение! Потом Татьяна провела их через остальные отделения, каждое из которых по-своему было хорошим, но все вместе нормального человека, не фанатика этого дела, они могли привести полностью в неработоспособное состояние.
        Ей такая нагрузка доставляла эстетическое и физическое наслаждение, в том числе и потому, что она знала - лишь несколько человек в городе могут с ней посоревноваться. А девушки, по простоте душевной, приняли это за норму. Только не специфической светской забавы, а очередного тренажёра. Вроде штурм-полосы. И изо всех сил старались соответствовать. Причём слегка перестарались.
        - Нет, ну ты знаешь, - сказала Татьяна, откидываясь на спинку ротангового дивана в украшенной резными деревянными панелями комнате отдыха, пока девушки полоскались под душем, растирались махровыми полотенцами и ждали, когда их позовут, - они почти не люди…
        Сказано это было просто так, к слову, без реального смысла. В виде метафоры.
        - В конце я уже начала сачковать, а им - хоть бы что. Нет, ты вообрази, в сауне - за сотню, а они пошли к выходу, только когда я сказала, что хватит. Такое впечатление - права Анастасия - вели я им там час сидеть - просидели бы.
        Стол на девять человек, именно так накрытый, как и следовало после банного вечера, был уже готов.
        Постаралась Прасковья Ильинична, женщина средних лет, оставленная за себя Ларисой в качестве домоправительницы. На самом деле это был всё тот же робот Иван Иванович, сменивший облик и ведущую функцию, сориентированный на оказание любых услуг, в том числе - чисто женского профиля, хозяйственного, само собой. Одновременно - медицинских, уровня лучших мировых клиник (ненавязчиво психологического также). Она же обеспечивала негласную, независимо от прочих слуг, абсолютную охрану.
        При этом была сия дама особой, неприятной во всех отношениях. Тут Лариса настроила психотип так, чтобы по исконной вредности характера доставить своим гостьям максимум морального дискомфорта. Но и придраться к ним (Ларисе, Прасковье Ильиничне и собственно Ивану Ивановичу) было невозможно. Всё в доме шло, как на хорошо налаженном крейсере царских ещё времён, продукты с рынка поступали свежайшие, готовились выше всяческих похвал, хоть по заказу, хоть «а ля карт», отказа не случалось ни в самом малейшем капризе склонной к этому Майи.
        Но! Любой беспорядок в доме Прасковья Ильинична (по легенде - происхождением из станичных «кулачек», хотя и получившая где-то обширное, но вполне бессистемное образование) воспринимала как боцман с императорской яхты «Штандарт», считавший любую соринку на свежевыдраенной палубе не просто личным оскорблением, а потрясением ОСНОВ! Одно счастье - в отношении Майи и Татьяны она не имела соответствующих дисциплинарных прав. Но и взгляда на окурок в неположенном месте или брошенные на спинку кресла чулки хватало, чтобы на полдня испортить настроение провинившейся.
        Словами она пользовалась редко, только по делу, что ещё больше усиливало к ней неприязнь. Вроде как брезгует вступать в посторонние разговоры с женщинами, совсем не последними в этом городе, а то и в стране. Но что было, то было. Приходилось терпеть. Не они тут хозяйки хотя вроде бы, формально, по случаю отсутствия Ларисы, и они.
        Майя давно и старательно придумывала, каким бы образом эту ужасную домоправительницу уязвить как следует. Не выходя за рамки приличий, но от души. Это занятие очень её занимало. По крайней мере - помогало засыпать легко и быстро. Другие от бессонницы баранов считают, скачущих через изгородь. Вадим, как он ей при случае признался, вспоминает корабельный состав русского и японского флотов той ещё войны (с фамилиями командиров, обязательно), а она - изобретала способы мести. Всегда засыпала на третьем и окончательном - построить собственный дом и пригласить Прасковью Ильиничну на службу к себе. За такую плату, чтобы не смогла отказаться. И уж тогда…
        Естественно, даже при своём общем высшем и кое-каком специальном образовании им с Татьяной и в голову не приходило, что настоящие специалисты запрограммировали робота таким образом, что в условиях их явного психологического несовпадения домоправительница в зародыше гасила любые намечавшиеся между ними конфликты, принимая весь напор неотреагированных эмоций на себя.
        Аггрианские (исключительно по воспитанию, но не по биологическому происхождению) девушки никогда в своём лагере не видели такого изобилия изысканных блюд и подходящих именно им напитков, столь красивой посуды и приборов. Синтезаторы производили пищу калорийную, но крайне простую, с одной-единственной функцией - поддержание обмена веществ на научно предписанном уровне. Фактически тоже казарменную; в советских пионерлагерях, к примеру, кормили гораздо вкуснее и разнообразнее.
        Другое дело - всем полагающимся навыкам и правилам этикета, назначению столовых приборов, способов обращения с ними курсантки обучались. Точно, как в Пажеском корпусе - сумеете гречневую кашу и печёнку по-строгановски правильно есть, с омарами и трюфелями тем более справитесь.
        Они расселись вокруг стола, как учили, сдвинув колени и сложив на них руки с прижатыми к телу локтями, в ожидании дальнейших распоряжений.
        Майя не выдержала и выругалась вполне причудливо и выразительно, имея в виду, что тут у них не монастырь и эти постные рожи она видеть не желает раз и навсегда. Заодно и объяснила, когда произнесённые ею слова имеют медицинское или этнографическое значение, а когда используются для выражения личных эмоций или вразумления недостаточно сообразительных особ. Последний раз приказала всем немедленно принять раскованные, желательно - фривольные позы, тут же показав, что этот термин обозначает, выпить по сто грамм коньяка или водки, кому что больше нравится, ибо банный ритуал требует для своего завершения именно такой, предписанной свыше дозы. После этого каждая ест и пьёт чего и сколько угодно. Любые правила какого бы то ни было ритуала полностью отменяются. Чтобы выйти в туалет или по иной надобности - разрешения спрашивать не надо. Докладывать по возвращении, где была, что и как делала - тоже.
        Не зная ещё досконально сути дела, Майя интуитивно уловила, что вся жизнь этих прелестных и несчастных существ прошла под жестоким психологическим прессингом. Едва ли не худшим, чем в иезуитском пансионе восемнадцатого века.
        Поэтому тут же и пояснила гораздо более мягким тоном, что в ближайшее время займётся их подходящим текущему моменту воспитанием, а Татьяна Юрьевна - поможет.
        - Методы у нас, конечно, будут разными, - включилась Татьяна, - я со столичными манерами Майи Васильевны мало знакома, зато со станичными - вполне. Если кто по заднице от души получит - не обижайтесь. Деваться вам всё равно некуда, а для общего развития - ой, как полезно…
        При этом глаза Татьяны приобрели мечтательное выражение. Наверное, она подумала - как бы хорошо было, если бы в своё время кто-нибудь озаботился её правильным воспитанием.
        Неизвестно, всё ли сразу и правильно поняли новые воспитанницы из слов «старшей наставницы». С точки зрения их девятнадцати условных лет разница между двадцатишестилетней Майей и тридцатилетней Татьяной ощущалась явственно, причём вторая и массогабаритно, и характером заведомо превосходила, на первый взгляд, конечно. Но закивали они дружно и согласно.
        Курсантки имели минимум по три полных высших образования (уровня советских вузов начала восьмидесятых годов), и общее знание жизни, в принципе достаточное, чтобы даже в одиночку, оказавшись в начале двухтысячных годов, как-то устроиться. Пожалуй, не хуже, чем Лихарев сумел.
        Майя продолжала наблюдать за тремя девушками, показавшимися ей несколько более уверенными в себе, чем остальные. Прежде всего - за Анастасией, позволявшей себе вступать в разговор со «старшими» по собственной инициативе. Из приведённой цитаты Хемингуэя и некоторых других словесных оборотов Майя догадалась, что там, откуда их привезли, она наверняка общалась с теми же людьми из «Братства», что понравились и ей самой. От них и набралась манер и стиля поведения.
        Тут она слегка ошиблась. Девушки провели вечер и единственную ночь только в компании Новикова, Левашова и Шульгина. Причём лишь Андрей позволил себе вмешаться в психику своей подопечной. Остальные ограничились пределами дозволенного. Но и этого хватило. Память у них была абсолютная, а усвоение новых, полезных в будущей работе навыков - автоматическим. Тем более что общение было не проходным, а составной частью обряда инициации.

«Итак, что мы имеем? - анализировала ситуацию Майя. Ей хватало врождённого интеллекта, образования, спецподготовки и опыта общения с Ляховым и Тархановым в абсолютно немыслимых ситуациях, чтобы сейчас рассуждать спокойно. - Я помню то, что мне говорил Александр Иванович на мостике над рекой. Про возможное бессмертие и другое тоже. С любой нормальной точки зрения - бред. Но сначала…»
        Это воспоминание было неприятно, но чересчур ярко.
        Они болтали о чём-то совсем несерьёзном. В голове у неё шумело от выпитого вина, настроение - прекрасное. И вдруг его рука легла на… Литературно - на бедро, по правде - на самую что ни на есть задницу. Причём в этом его жесте совершенно не было ничего сексуального. Для него, наверное. Для Майи - было. Поразительно - только что ни о чём подобном она не думала, и вдруг - словно пронзило! Стало необыкновенно ясно - продолжи он начатое - сопротивляться молодая женщина не станет.
        И тут же увидела его усмешку. Всё понимающую и одновременно - равнодушную. Эта усмешка Майю и вздёрнула. На очевидную глупость подвигнула.
        - Уберите, я вам не… Я мужа сейчас позову!
        - Господи, ну и судьба, - тихо и грустно сказал Шульгин. - Муж у неё. Сейчас мне морду набьёт. Как благородный человек. Я, как не менее благородный, отрицать не стану, что почти нечаянно, инстинктивно погладил его супругу по специально предназначенной для этого части тела. Очень мне понравившейся. Потом заложу руки за спину и перетерплю… Да я его сейчас сам и позову. Покаюсь, признаю право на сатисфакцию.
        Голос у него был такой, что Майя абсолютно, без малейшего сомнения поверила - так он и поступит.
        - Александр Иванович, ну, прекратите. Ну, я вас прошу. - Майя чуть не закричала, сжав своими руками Шульгина за предплечья. Не хватало ещё подобной демонстрации. Не просто вечер будет сломан. Что-то гораздо большее. В том числе и надежды на вечную жизнь…
        - В конце концов - что тут такого? Я и сама…
        - Майя, Майя, успокойся. - Шульгин не грубо, но отчётливо её отстранил. И взгляд - более чем просто безразличный. Подобного стыда и разочарования она, наверное, никогда в жизни не испытывала. Ни один мужчина ей не показывал, что она, такая-разэтакая, на самом деле - никто. Для него.
        Ужаснее мысли ей никто не внушал.
        А казалось бы - и этот уже немолодой человек ей ну совершенно безразличен, и убеждения у неё безусловные. Муж - это муж. Долго выбирала, но раз выбрала - всё! Гулянки кончились.
        - Забудем. Я действительно… Не знаю, как и вышло. Устал, наверное… Ты меня позвала… поговорить. Ну и что-то в мозгах перемкнуло…
        - Александр Иванович… - непонятно отчего Майя испытала невероятную опустошённость, сама схватив его за ладонь. Опустошённость была глубокая, бессмысленная и непостижимая. Земля улетала из-под ног, и чёрное небо вертелось сразу во все четыре стороны.
        Майя, всегда уверенная в себе настолько, что соблазнить Героя России и полковника Ляхова ей не составило никакого труда, при огромном противодействии со всех сторон, сейчас окончательно растерялась.
        Шульгин открыл портсигар, протянул ей, сам закурил.
        Глава 3

«Ладно, во всём разберёмся с течением времени, сейчас нужно заниматься текущими проблемами», - подумала Майя. Ей было очень стыдно за ту сцену, тем более что буквально через минуту они заговорили о другом, и она почти что влюбилась в Александра Ивановича, за его последующие взвешенные слова. Главное же - за то, что он ей пообещал. Не как плату за что-то, а от всего сердца.
        Девушки после банных процедур, а также и правильной чарки, видимым образом растормозились. Не давила на них, что отчётливо чувствовала Майя, прежняя дисциплина. А новой ещё не предложено, кроме полушутливых слов Татьяны.
        - Значит, так, девчата (не удивляйтесь - у нас это вполне общепринятая форма обращения в своём круге), начинайте и рассказывайте всё, как есть. Валентин вам последний приказ отдал? Считайте, что действительно - последний. Теперь мы с вами, вы с нами, и никто вам ничего не сможет сделать, кроме того, что вы сами позволите. Доходчиво?
        Чем хорошо было Дайянино воспитание - оно не предполагало такой вредной вещи, как сомнение в словах вышестоящих.
        Не в научном смысле, разумеется, там спорить об истинности теории эволюции или сущности «постоянной Планка» вполне позволялось. Но вот сама идея о том, что руководитель, хоть на ступеньку выше, как в германской армии фельдфебель по отношению к унтер-офицеру, может говорить неправду в основополагающих вещах - для курсанток аггрианской школы казалась абсурдной.
        То же самое, неизвестно зачем привитое рассчитанным на жизнь в России девушкам ощущение: обер-лейтенант (не российский поручик) отличается от майора, как плотник от столяра. Кайзер (или его аналог) - светлое Величество, предмет безусловного поклонения и средоточие истинного духа.
        Дайяна готовила курсанток для себя и под себя. А они, увидев Майю, Левашова, Кисловодск - мгновенно из этого психологического капкана выскочили.
        Мадам Дайяна, на себя ориентируясь, рассчитала верно. Её воспитанницам понятие
«свобода» было принципиально недоступно. Лет через пять-десять нормальной жизни на Земле кое-кто и может проникнуться духом свободомыслия, но не сегодня. Полный аусгешлёссен.[Намеренная тавтология, вроде «полного аншлага» и «третьей альтернативы». «Аусгешлёссен» (нем.) - абсолютно исключается.]
        Как Майя и предположила, ответила ей Анастасия, сбросившая халат и вытянувшаяся на диване напротив, в той же, что она сама, позе, совсем как «Обнажённая Маха» с картины Гойи. Только ровно вдвое стройнее (Махи, разумеется, не Майи) и настоящая блондинка с изумрудными (как писал Ефремов - свидетельство абсолютного биологического и психического здоровья), глазами. Да и выражение лица у Насти оказалось отнюдь не лениво-расслабленным. Совсем наоборот.
        - Мы согласны, Майя Васильевна: как вами сказано, так мы и будем жить. Только, простите, Андрей Дмитриевич мне ещё кое о чём говорил. И если ваши слова будут расходиться с его, я предпочту…
        - Не надо. - Майя не позволила девушке закончить фразу. Она всё поняла. Если с этой девушкой работал Новиков, та, безусловно, никого другого слушать не станет. Всё тот же импринтинг.
        - Знаем, знаем. «Если мне будет предложено выбирать - с Христом или с истиной, я останусь с Христом». Всё будет, как ты решишь, Настя. Но пока отвлекись… Если ты в отделении старшая, расскажи всё, что с вами случилось. И было…
        - Я не старшая… - после короткой заминки ответила Анастасия (очень ей нравилось, когда её так называли). Я первая получила имя.
        Остальные девушки почти синхронно кивнули.
        - Ну, - сказала Майя, глазами показав Татьяне, чтобы та не вмешивалась. А то вдруг влезет не по делу и настрой сломает. - Хорошо, давай обойдёмся без лишних деталей. Рассказывай всё, что считаешь нужным. Про себя лично или про всех сразу. Итак…
        Анастасия рассказала, действительно не особенно вдаваясь в мелкие подробности, но чётко и понятно. Кто они есть (в их собственном представлении), где жили, чему учились, как оказались здесь. Безэмоциональный доклад минут на пятнадцать. Почти никаких имён, очень мало конкретики. Так уж они все были воспитаны. Получился некий аналог гибрида личного листка по учёту кадров и стандартной автобиографии. Кадровиков удовлетворяет - и достаточно.
        Майе с Татьяной этого тоже хватило. Их мало заинтересовали цели «проекта», месторасположение базы и многое другое. Главное сам факт - эти девушки взялись, можно сказать, ниоткуда, о подлинных родителях своих они не имели никакого представления, а тех, что подразумевались бы по легенде - ещё не было, как не было и самих легенд. Можно было думать что угодно: курсантки похищены в младенческом возрасте на Земле, или где-нибудь ещё, или вообще «сотворены» неизвестно из чего загадочным способом.
        О возможности выращивания детей в пробирках или банальном клонировании в этой реальности пока ещё не знали.
        - Таким, значит, образом, - сказала Майя и для успокоения налила себе и Татьяне ещё по чарочке. - Вы вместе с Валентином Валентиновичем чуть не погибли в воздушном бою. Второй раз заново на свет родились. Можем только поздравить. Но зато теперь перед вами открывается новая великолепная жизнь. Без всяких таинственных хозяев, без непонятных заданий, вечных, как сама жизнь, и столь же бессмысленных…
        - Вечной жизни не бывает, - ответила ей Кристина. - Она бывает долгая или короткая. Долгой у нас тоже не будет, нам не выдали гомеостаты… А без них такие, как мы, долго не живут.
        Майя понятия не имела, что это за штука, но мгновенно увязала слова девушки с тем, что слышала от Ляхова и Шульгина.
        - А недолго - это, по-вашему, сколько?
        - Примерно, как обычный человек, а учитывая лучшую приспособляемость и сбалансированность организма - немного больше. В среднем, лет девяносто, наверное… Так нам говорили. Но учитывая то, что нам положено заниматься сложными и опасными делами, без гомеостатов и до тридцати можно не дожить.
        - Да что это за гомеостат такой? - не выдержала Татьяна.
        Анастасия объяснила, коротко и популярно.

«Оно самое и есть!» - подумала Майя, но ничем своих эмоций не выдала. Сказала то, что собиралась.
        - Ну, это мы ещё посмотрим, - уверенно заявила она. - Вас же не в дикий лес выбросили. Те, кто озабочен вашей судьбой, на произвол судьбы не оставят. У вас теперь, считай, два крёстных отца есть и две такие же мамы. - Она указала большим пальцем на Татьяну и одновременно кивнула, подразумевая себя.
        - Спасибо, - церемонно ответила Анастасия, остальные её поддержали.
        - Ну, чисто, детский сад, - усмехнулась Татьяна. - Пойдём, - предложила она Майе,
        - ещё разок попаримся, сами. А девочки постепенно в меридиан придут…

«А ведь это фраза Вадима», - с непонятной ревностью вдруг вспомнила она. Хотя чего тут ревновать, кого и к кому? Более несовместимых личностей, чем Ляхов и Татьяна, она и представить не могла. Даже в качестве случайных любовников…
        Они прошли в турецкие бани, где температура упала до вполне комфортной, устроились на лежанках.
        - Кажется, мы влезли не в своё дело, - сказала Татьяна, вытягиваясь во весь рост.
        - Совсем мне всё это не нравится, факт…
        - Да брось ты, с чего вдруг такой минор? Мы влезли «не в своё дело» с того момента, как познакомились с нашими мужиками. А они, в свою очередь, с друзьями. На том выбор и кончился. Зато кем ты была и кем сейчас стала? И это ведь только начало. - Майя потянулась, и вдруг начала делать физические упражнения, изображая из себя цирковую «девушку-каучук».
        Татьяна смотрела на неё взглядом куда дольше пожившей и больше испытавшей, умудрённой женщины. Так оно в принципе и было, только не всякий опыт позитивен и идёт во благо.
        - Не поверишь, у меня такое ощущение, что мы на минное поле забрели… Или - в заколдованный замок. - Любченко-Тарханова продолжала гнуть свою линию.
        - Да что за ерунда? Лихарев - бог с ним, а Олег ведь свой. Вадим мне сказал, что на него во всем полагаться можно. И на него, и на всех остальных. Сама же всех видела… - Майя от смешанного с удивлением раздражения даже прекратила свою гимнастику.
        - Видела-то видела… Я наш поход никак забыть не могу. Вдруг сейчас что-то подобное случится? Зачем нам их подсунули? Что дальше будет? А если за ними кто-то придёт? И нам за всё отвечать…
        Майя подумала, что Шульгин был прав. Кое от чего Татьяна излечилась, но зато в ней стала доминировать прежняя личность, вялая, мещанистая, не склонная к переменам и авантюрам. Так, скорее всего, оно и есть, если собственными силами подруга к тридцати годам не добилась в жизни абсолютно ничего, а её феерический взлёт к вершинам случился именно в ненормальном состоянии.
        Вот сейчас можно произвести небольшой тест, а также наставить Татьяну на путь истинный. Если удастся.
        - Слушай, мадемуазель Любченко, или мадам Тарханова, как тебе удобнее. Если боишься - так чего проще? Садись в аэроплан, и через два часа - Москва. Там тебя никто не достанет, Сергей с Вадимом от всего защитят. А особенно - их Императорское Величество… А я тут как-нибудь сама справлюсь, пока Лариса не подъедет…
        Татьяна удивлённо села. И Майя намётанным взглядом уловила, как у неё вдруг заметно дёрнулась щека. Причём совпал этот мимический штрих с упоминанием Высочайшего имени. Она ведь сказала просто так, для убедительности, мол, кавалерственная дама, причисленная к свите, может рассчитывать на должную степень физической и правовой защиты. Не более того. Или ошиблась, и реакция относилась именно к Тарханову? Да нет, не похоже… Неужели? У Майи мгновенно сработала эйдетическая[Генная память, иногда имеющая выход из подсознания в сознание (см. И. Ефремов. «Лезвие бритвы»).] память изощрённых в дворцовых интригах десяти поколений предков.
        Впрочем, сейчас не время отвлекаться на эту саму по себе очень любопытную тему. Отложим в дальний ящичек памяти.
        - Чего ты вдруг? Я ничего такого не говорила, - очень убедительно спросила Татьяна, мгновенно взяв себя в руки.
        - Как не говорила? Именно, что сказала. Ты очень испугалась - минного поля, заколдованного замка и покойников из бокового времени. Что не хочешь ни за что отвечать. А за что нам с тобой отвечать? Окстись, подружка. Ты или перепарилась, или - недопила. Причём учти…
        Майя села на мраморную скамью, скрестив ноги и руки, наставив на Татьяну пристальный взгляд. Вполне шутливо имитируя жрицу тантрического культа.
        - Учти, уйдёшь, за что я совершенно не буду на тебя в обиде, хозяин - барин, хочет
        - живёт, хочет - удавится. Но ты можешь упустить одну очень интересную штуку…
        - Какую? - заинтересовалась Татьяна.
        - А ты чем слушаешь? - Природная боярыня плебейским жестом похлопала себя по аккуратненькой ягодице. - Бессмертия - не хочешь?
        - При чём тут… - и запнулась. То ли что-то вспомнила, то ли сообразила. - Повтори ещё раз.
        - Про гомеостат - слышала? Это раз. А есть ещё и два…

«Рано или поздно, всё равно придётся ей рассказать, - подумала Майя. - Так почему не сейчас? Времени у нас достаточно, девочки подождут».
        Майя, с удовольствием и не торопясь, начала выстраивать подходящую для Татьяны версию событий «ночи с шашлыками» и кое-чего, ей предшествовавшего.
        - …Мы с Вадимом, когда вернулись из Пятигорска в Кисловодск, в моей комнате ещё немножко выпили, ну и разговорились. Тогда он и сообщил, что кроме нашего мира и
«бокового времени» есть ещё множество других. Кстати, Ирина и Сильвия - женщины из совсем не нашего мира, хотя очень долго живут на Земле. Тоже не совсем этой, но расположенной буквально в двух шагах, туда можно ходить, как в соседнюю комнату.

«И ты ходил?» - жадно, с замирающим сердцем спросила я у него.

«Ещё нет. Однако, может быть, сходим. И очень скоро. Вместе…» - обнадёжил он меня.

«Интересно бы. - Я вздохнула, очарованная этой идеей. - А Лариса - тоже такая, как те?»

«Нет, она здешняя. Почти. А вот Ирина и Сильвия - совсем другие. Как ты думаешь, сколько Сильвии лет?»
        Я задумалась. По виду - тридцать пять, а то и чуть меньше. Но в чём-то кроется подвох?

«Пятьдесят?» - Я назвала наобум этот весьма преклонный возраст, который к себе в двадцать шесть примерить трудно.

«А сто пятьдесят не хочешь?» - ответил Вадим.

«Врёшь». - Я даже подскочила. Поверить в такое было невозможно.

«Чего ради? Мне так сказали, а в „Братстве“ друг другу врать не принято».

«А Ирине сколько?»

«Получается, хронологически немного за пятьдесят, биологически - тридцать - тридцать два. Насколько я знаю».

«Здорово! - Я от возбуждения забегала по комнате. - А мы так не сможем?»
        Вадим усмехнулся, протянул мне рюмку.

«Наверное, сможем. Если „старшие“ разрешат…»
        Больше он в ту ночь мне ничего не сказал. Как я ни допытывалась. И так уже, наверное, вышел за определённые для него рамки.
        С утра и весь день я только и делала, что присматривалась к Ирине и Сильвии. Пыталась уловить малейшую деталь поведения, слово, жест, чтобы понять, чем они отличаются от нас. От меня, тебя, Ларисы. Получалось, что почти ничем. Хотя нет, кое-что, разумеется, было. Я выискивала в Сильвии следы её «полуторавековости» и, кажется, находила.
        И всё время воображала, как мы сами будем жить дальше, если узнаем, что смерть и старость нам больше не грозят.
        Потом мы поехали в горы. Это ты сама помнишь. Когда гулянка была в самом разгаре, я позвала Шульгина на улицу. Поговорить…
        О том, что случилось в начале разговора, она, естественно, умолчала. Зато подробно поведала о дальнейшем.

…Майя спросила, действительно ли Сильвия живёт так долго, как сказал ей Вадим? Александр Иванович подтвердил.
        С замиранием сердца она осведомилась, доступно ли такое же долголетие для остальных?
        Шульгин засмеялся и ответил, что если она будет себя хорошо вести, на сотню лет жизни с сохранением теперешней внешности на ближайшие полста может рассчитывать. Как фронтовой лейтенант наверняка станет капитаном, если…
        Эту оговорку она проигнорировала, капризным голосом заявив, что и семьдесят пять - это жутко много, и она себя в таком возрасте не представляет.
        - Ну да, - с обычной иронической интонацией сказал Шульгин, - тебе уж двадцать пять, год-два, и станешь ты старухой…
        - Это из Пушкина?
        - Наверное. Вольная интертрепация…
        - Я понимаю. Но сейчас вы мне должны ответить. Я согласилась стать вашим… вашей…
        - Младшей сестрой, - помог ей Александр Иванович. - И это правильно. Что согласилась. Впрочем, вариантов у тебя особых не было. Если Ляхов с нами. Куда иголка, туда и нитка. Только тут ведь и обратная зависимость. Разойтись ты со своим Вадимом, может, и вздумаешь, а с «Братством»… Обратной дороги нет.
        - То есть как это? - Майя задохнулась от возмущения. - Вы меня что, навек к нему привязываете?
        - Не понял, - с лёгкой иронией ответил Шульгин. - Ты разве, замуж выходя, такую формулу не подразумевала: «В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас…»
        - Ах, да, конечно. - Она сообразила, что сказала глупость. Просто слишком неожиданно было услышать, что в результате недолгого знакомства с этими людьми она теперь обречена на почти вечную совместную жизнь с одним-единственным мужчиной, пусть даже Вадимом… Сейчас они друг друга любят, несомненно, но мало ли что может случиться за годы и десятилетия…
        - Это так, бесспорно. Но… Допустим, чисто условно. Вдруг встретится мне какой-то другой мужчина, и окажется, что это с ним мы по-настоящему созданы друг для друга, а с Вадимом - ошибка. Бывает так?
        - Ещё бы, - понимающе кивнул Шульгин. - Бывает, когда к счастью, когда к сожалению…
        - И в этом случае вы меня… Ликвидируете, как предательницу? Если тот человек вам не покажется подходящим.
        - Очевидно, умеренно жёсткая акция в отношении Лихарева, свидетельницей которой ты стала, произвела на тебя слишком сильное впечатление. На самом деле мы люди гуманные. Иногда - чрезмерно. Захочешь уйти - уйдёшь. Всего-навсего забыв некоторые вещи, в другой жизни лишние. Правда, за всё время существования
«Братства» никто из него не вышел. Слишком много возможностей устроить свою жизнь без подобных крайностей.
        Шульгин докурил сигарету и щелчком послал тускнеющий огонёк на середину потока. И вдруг опять протянул руку. Коснулся плеча. Майя непроизвольно дёрнулась. Вдруг он всё же передумал, и сейчас что-то произойдёт? И тут же поняла, что в этом жесте нет ничего интимного. Так действительно мог бы поступить старший брат, успокаивая младшую сестру.
        - Только, видишь ли… Постоянных истин никто не отменял. Например: «Господь дарует вам жизнь вечную, но не обещает завтрашнего дня». Или - наоборот. Неважно. И уверена ли ты, милая Майя Васильевна, что вечная жизнь в реале так уж привлекательна?
        - Не уверена, - честно ответила она, - но в любом случае мысль о том, что не станешь старухой через двадцать лет и не умрёшь в семьдесят - очень привлекательна.
        - Не стану спорить. Старухой через двадцать лет ты не станешь. Это я тебе железно гарантирую…
        Майя закончила рассказ, и так всё сумела подать, что Татьяна осталась в полной уверенности, будто и её обещание Шульгина касается в полной мере. На самом деле, речь о ней вообще не заходила. Слишком напряжённое у Майи с Александром получилось свидание, чтобы ещё и о подруге вспомнить.
        - А они нас не… обманывают? - спросила Татьяна.
        - Зачем, вот вопрос. После всего, что ты уже видела. Ожившие покойники - куда более невероятная вещь, чем столетние молодухи. Так что не дрейфь, мы ещё поживём. А пока давай девочками займёмся.
        Вернувшись в гостиную на втором этаже, Майя сняла с полок этажерки целую кучу каталогов, которые Лариса еженедельно получала из представительств многочисленных российских и иностранных фирм, обосновавшихся на Водах.
        - Будем выбирать, барышни, вам много чего потребуется для новой жизни.
        Курсантки, обладавшие всем спектром нормальных женских инстинктов, до сих пор пребывавших в латентной форме, пришли в немалое возбуждение и даже восторг, разглядывая фотографии манекенщиц, демонстрирующих сотни фасонов платьев, костюмов, комплектов белья, чулок, обуви, бесчисленных аксессуаров.
        - Постепенно привыкнете, - посмеиваясь, говорила Майя. Честно говоря, она им сейчас завидовала, как завидуешь человеку, впервые в жизни собирающемуся, допустим, в Париж. Той яркости первых впечатлений, которые ему предстоят.
        - Сейчас сообразим, посмотрим, у кого какие вкусы и кому что лучше подходит. Одеваться, как в сиротском приюте, больше не будете. Раз уж вы такие… похожие, индивидуальность станем выявлять реквизитом. Вы пока рассаживайтесь, подальше друг от друга, и выбирайте, в чём бы каждая хотела выйти в город на прогулку. Прямо сегодня. Исходя из погоды и из того, что сейчас вы в курортном городе. Друг с другом, чур, не советоваться, категорически запрещаю. А я для начала поработаю с Настей. Татьяна Юрьевна с… Ну, хотя бы с тобой, - она указала на пепельную блондинку (совершенно натуральную), с высокими скулами и большими выразительными глазами. Интересный типаж. Мужики будут за ней табунами бегать.
        - Как зовут?
        - Мария.
        - Маша, значит. Или - Маня. Как тебе больше нравится?
        - Маша, - непонятно отчего девушка слегка покраснела. Майя не могла знать, что так её впервые назвал Шульгин метельной ночью на Валгалле. Для Марии это было совсем недавно, и она всё ещё находилось под впечатлением того, что тогда случилось.
        - Так тому и быть, - кивнула Татьяна. Ей предстоящая работа начинала нравиться. Своими руками превратить этих «недоделок», как она про себя назвала отданных под присмотр воспитанниц, в настоящих женщин.
        - Итак, давай с самого начала, - сказала Майя, когда они с Анастасией перешли в её комнату. - Сначала покажи, что бы ты сама выбрала. - Она раскрыла толстый, в полтысячи страниц каталог нижнего белья.
        Настя растерялась. Один-единственный раз, готовя её к встрече с Новиковым, Дайяна выдала комплект земной одежды, какой сама сочла подходящим. И объяснила, как и что надевать и носить. Перелистывая глянцевые страницы, девушка увидела нечто похожее, по крайней мере - знакомое, и указала пальцем.
        Майя рассмеялась.
        - А у тебя есть вкус. Только имей в виду - такое надевают при вполне определённых обстоятельствах. Если тебе нужно соблазнить мужчину, в чьих чувствах ты не совсем уверена, но твёрдо намерена добиться своего именно сегодня. Или если ты - на работе. Понятно излагаю?
        - Понятно, - потупилась девушка.
        - Для повседневного употребления наряд совершенно непрактичный. Чтобы чувствовать себя комфортно, но и быть готовой к приятным неожиданностям - подойдёт, пожалуй, вот это. И это тоже… Просто, удобно и со вкусом.
        Затем выбрали несколько комплектов верхней одежды на утро, день и вечер.
        - На высоких каблуках ходить умеешь?
        - Несколько раз пробовала, но по-настоящему - нет, не умею.
        - Научим, а пока будем исходить из реальных способностей…
        Закончив с подборкой экипировки для всей команды, Майя сделала заказ по телефону. Приказчик, обалдев от грандиозного заказа, с которого ему обломится приличный процент, заверил, что всё требуемое будет доставлено в ближайшие три часа. И, чуть замявшись, назвал сумму, во что это уважаемой мадам обойдётся. Она едва удержалась, чтобы не присвистнуть в трубку. Однако… Девочки прямо сразу начинают влетать в копеечку. Хорошо, что не им с Татьяной, а Лихареву.
        - Через два максимум, - жёстко ответила Майя. - И твой процент сюда включён. Не каждый день у вас такие клиенты. Время пошло…
        - Красота того стоит, - узнав цену, усмехнулась подруга. - Уверена, они там сейчас на фирме оживлённо спорят, откуда вдруг в городе объявился целый взвод красавиц с идеальными габаритами, голых и босых, зато с чемоданом денег.
        - Ну и пусть спорят. Жаль, что мы не слышим. Слава богу, у нас пока тем, кто платит, лишних вопросов не задают. А если б кто и задал, так нам, по счастью, и придумывать ничего не надо. Младшие сестрёнки с подружками приехали из Смольного института и захотели шикануть по полной, как взрослые. Благо, любящие старшие не в силах отказать…
        - Так, мадемуазели, кто какие языки знает? - спросила Татьяна.
        - Все, - ответила Настя.
        - Что все, я и не сомневаюсь. Я спросила - кто какие.
        - Я и говорю - все знают все основные европейские языки. Азиатские и африканские в нашей группе не изучали.
        - Лихо, - восхитилась Майя. - В совершенстве?
        - Конечно. И с диалектами.
        - Да-а… - покрутила головой Татьяна. - Ладно, вы пока ещё журнальчики полистайте, а мы выйдем, покурим.
        Опершись о перила балкона, она сказала, мечтательно глядя на пейзаж внизу:
        - Знаешь, в чём смех? Мы, при необходимости, уже завтра могли бы отбить те деньги, что за обновки выложим.
        - На панели? - догадалась Майя.
        - Зачем так грубо? Просто по старым связям я могла бы найти достаточное количество оч-чень солидных людей, готовых заплатить сумасшедшие деньги за знакомство с такими вот гейшами или гетерами. Экскурсоводшами, проще говоря. Обычные шлюхи, любого разбора, им ни к чему. А вот такие девочки, с которыми можно появиться хоть в театре, хоть в клубе, вдобавок - нетронутые, не согласные расстаться со своим богатством задёшево - это, я тебе скажу…
        - И зачем ты это мне говоришь? - прищурилась Майя.
        - Да так. В голову пришло. Я же не говорю, что собираюсь стать бандершей. Я о том, что в любой игре наши девчонки - чистые джокеры.
        - Так их к этому и готовили.
        - И почему-то не успели. Странно это. Ну, был бой с какими-то медузами, так отчего они потом домой не вернулись? Зачем их Левашов сюда притащил? Его объяснения меня не очень убедили. Ей-ей, нечисто здесь, только непонятно, что именно. И главное - хорошо это или плохо - для нас?
        - Не забивай себе голову. Сегодня позвоню Вадиму, постараюсь разузнать поподробнее. Если он сам что-нибудь знает. А пока пойдём. Знаешь, что мы забыли? Пока барахлишко подвезут, надо им фамилии-отчества придумать, и сказать Лихареву, чтобы паспорта им оформил…
        Татьяна разыскала на полках справочник «Вся Москва» за прошлый год, где содержались краткие сведения обо всех более-менее заслуживающих внимания гражданах высших сословий, то есть дворян, купцов начиная со второй гильдии, чиновников и офицеров, заметных лиц свободных профессий. Тысяч сорок персоналий, напечатанных мелким шрифтом в две колонки.
        Объяснила девушкам, чем они сейчас займутся.
        Те не возражали. Если их возвышал над однокашницами факт получения имени, то остальные атрибуты полноценной личности, включая паспорт, - полностью переводил в новое качество.
        Майя расчертила таблицей лист бумаги.
        - Чтобы не запутаться. Начинаем.
        Татьяна наугад раскрыла том. Попала на букву «В».
        - О! Пусть так и будет. Раз вы у нас из первой партии (глядишь, скоро и другие появятся), давайте отсюда и выбирать.
        - Как наши катера одного дивизиона, - фыркнула Майя, вспомнив морское путешествие.
        - «Сильный», «Смелый», «Страшный» и так далее.
        - Вот именно. Вы, девушки, не против?
        Девушкам, наоборот, было очень интересно.
        - Тогда поехали…
        Согласились, что фамилии должны быть звучные, достаточно известные, принадлежащие настолько разветвлённым родам, что и сами их носители не в состоянии были упомнить всех родственников дальше второго колена, а уж тем более всяческих свойственников и однофамильцев.
        Исходя из имеющихся имен, фамилии и отчества подбирали в стиль.
        Вот что получилось.
        - Несколько нарочито, но сойдёт, - подвела итог Майя.
        - Ничего не нарочито, - возразила Татьяна. - Ты бы посмотрела списки групп, с какими мне приходилось работать. - Вот там - нарочно не придумаешь. Наших девчат никто в такую таблицу заносить не станет. Зато каждая сама по себе - очень даже элегантно. Запомнили, барышни? Вот и хорошо. Завтра паспорта получите, и вы - полноценные российско-подданные. А вон, кажется, и экипировка прибыла, - услышала она гудок машины у ворот. Сейчас приоденемся - и в город, на рекогносцировку местности…
        Прогулка получилась великолепная. И развлекательная, и поучительная. Восхищённые девушки поначалу чувствовали себя неуверенно. Их планета, и долина, где размещался учебный центр, были красивы ничуть не меньше, чем Земля. Но к тем безлюдным ландшафтам они давно привыкли, а здесь живая природа гармонично дополнялась праздничной архитектурой и всей инфраструктурой курортного города. И жизнь вокруг кипела, бурлила и переливалась всеми своими красками и гранями.
        А самое главное - вокруг ходили, ездили в автомобилях, сидели на бульварных скамейках и под навесами кафе, кабачков и духанов тысячи людей: мужчин, женщин и детей всех возрастов, наций и степеней достатка. Говорили, кричали, даже пели за уставленными напитками и закусками столами.
        Происходящее вокруг было не всегда понятно, но невероятно интересно.
        Конечно, курсантки последний год своего обучения почти ежедневно знакомились с обычаями и поведением людей по видеозаписям и игровым фильмам, но то, что оказалось наяву, не шло ни в какое сравнение. Кстати, Валентин Лихарев однажды выразился в подобном духе: «Воображать земную жизнь по этим картинкам - всё равно, что нюхать розу в противогазе».
        Чтобы уберечь своих подопечных от сенсорных перегрузок и эмоциональной контузии, Майя с Татьяной после двухчасовой прогулки по городу увлекли их в глубину Курортного парка. Там они нашли уютный, почти пустой ресторанчик с верандой, нависающей над центральными аллеями. Разместились, заказали фрукты, мороженое, шампанское.
        - Так, девчата, - сказала Татьяна, - вы угощайтесь, дышите воздухом, поболтайте, обменяйтесь впечатлениями, а мы с «тётей Майей» вон там, в уголке, тоже о своём поговорим.
        За «тётю» она тут же получила шутливый тычок локтем под рёбра, незаметный со стороны.
        С того места, что подруги заняли, им хорошо был виден и стол курсанток, и стойка бара, и ведущая к веранде дорожка. Себе они заказали неизменный кофе, который здесь был очень неплох, графинчик старого коньяка, ледяной нарзан в запотевших бутылках.
        - Я была права, - сказала Татьяна. - На наших девчонок пялились все, от скаутов до пенсионеров. Хотя вроде бы здесь всякого навидались. Мы с тобой тоже очень ничего себе, но такого фурора не производим. Это не слишком хорошо.
        - Избыточная концентрация красоты, впредь придётся разбавлять, - согласилась Майя.
        - Любой мужик в любой точке планеты точно обалдел бы, увидев в куче девять супердевок, если они не на сцене кабаре. Элементарное подсознательное знание теории вероятности у каждого есть. И всякое несоответствие напрягает и нервирует.
        Она достала из сумочки секретный, доступный только весьма ограниченному кругу сотрудников императорской безопасности радиотелефон в виде сигаретной пачки. Даже Ляхову такой выдали далеко не сразу, и он долго скрывал его от Майи, пока не пришлось в открытую использовать в приключении на пароходе.[См. роман «Билет на ладью Харона».] Считалось, что ни в одной стране цивилизованного мира до подобного ещё не додумались. Да и в России количество выпущенных приборов исчислялось едва ли парой тысяч. Почему так, Майя не знала. То ли технологические трудности, то ли политический расчёт.
        Зато когда это чудо техники попалось на глаза Левашову, тот, покрутив коробочку в руке и невзирая на протест Ляхова, снял заднюю крышку, одобрительно поцокал языком.
        - Надо же, до чего додумались! Супротив сотовой связи, конечно, примитив, но вообще здорово. Вроде авианосца на вёсельном движителе.
        И - сразу видно специалиста не только в технике, но и в других делах тоже - спросил Вадима:
        - Жуткий дефицит, конечно? Даже у твоих подрут нет, в критический момент на городскую проводную связь надеются…
        Ляхов согласился. Увы, несмотря на чины и должности, далеко не каждому полагается.
        - Хорошо, подожди немного. - Левашов интригующе улыбнулся. Небрежно сунул драгоценный аппарат в карман рубашки и, насвистывая что-то отдалённо напоминающее арию индийского гостя («Не счесть алмазов в каменных пещерах»), поднялся по очередной лестнице Ларисиного терема.
        Вернулся минут через двадцать и, отозвав Вадима с Майей в сторону от веселящейся компании, выложил на журнальный столик десять совершенно одинаковых пачек
«Дюбека».
        - Выбирай, где твой, - предложил Ляхову.
        Тот, при самом тщательном рассмотрении, не нашёл никакой разницы. Сам факт
«умножения сущностей» его не удивил. Успел узнать возможности «Братства».
        - Раньше бы сказал, мы б весь ваш мир завалили этими штуками, за хорошую плату, естественно, - говорил Олег. - А это так - на скорую руку. Чтобы хоть вы между собой могли спокойно общаться.
        - Не выйдет спокойно, - мотнул головой Ляхов. - Вся связь всё равно через центральный узел идёт и тщательно контролируется. Машинки-то вот они, а позывной у каждой индивидуальный…
        - Я ведь тебе не предлагаю болтать по ним, как по телефону-автомату. На крайний случай. Ежели промедление смерти подобно. Да и наверняка вы с Тархановым, при вашей власти, сумеете несколько лишних номеров в списки вставить.
        Сейчас Майя вызвала Вадима. Тот отозвался на пятой секунде. Она совсем коротко спросила, как у него дела, и сказала, что случилось нечто крайне интересное, требующее его немедленного появления в Кисловодске.
        - Как прошлый раз?
        - В своём роде даже интереснее. Сумеешь завтра вылететь первым самолётом?
        Ляхов привык, что по пустякам жена его не дёргает и спецсвязью не пользуется.
        - Надо - сделаем… Могу и сегодня. Есть рейс на Минводы в ноль-пятнадцать. Прямо сейчас машину вызову, в аэропорт - и к вам.
        - Спроси его, а Сергей с ним не сможет? - подсказала Татьяна.
        - Вдвоём и сразу - точно нет, - ответил Ляхов. - Своих заморочек полно. Если со всеми разгребёмся - через неделю минимум. Это я - сравнительно вольная пташка, а он плотно занят, час назад я от него вышел. Даже в казино с девочками пойти отказался.
        - Приедешь - будут тебе девочки, - словно бы с нехорошим обещанием в голосе сказала Майя, и это был тот редкий случай, когда Вадим на той стороне «провода» понял её неправильно. То есть не уловил, что данном случае она говорит буквально, без задней мысли и намёка.
        - Тогда - конец связи. Жду у Ларисы… около двух?
        - Скорее - трёх. Можешь немного поспать…
        - Вот это - вряд ли.
        Она нажала кнопку отключения, и не только по причине несанкционированной загрузки линии. Татьяна под столом толкнула её коленом.
        - Я наблюдала за барменом. Он только что звонил по телефону…
        - Ну и что? - не поняла Майя.
        - Ты приезжая, я - местная. Не только обычаи знаю, а и по губам читать умею. Не в совершенстве, но в сочетании с мимикой и взглядами - понимаю. Иначе как бы мы тут выживали? Тарханов тоже наш, ставропольский, потому у него в «Бристоле» получилось.[См. роман «Билет на ладью Харона».] Попади на его место твой Вадим - и до задних ворот не дошёл бы…
        Майе эти слова показались обидными, но пришлось согласиться. Она имела собственное мнение о достоинствах самых близких ей и друг другу мужчин, но по поводу подвига Сергея в Пятигорске - ни убавить, ни прибавить.
        - И что ты прочитала?
        - По смыслу - приезжайте, есть классные… дальше не по-русски. Много, всем хватит,
        - и заржал, как они любят. У них жеребячий гогот выражает высшую степень самоуважения…
        Майя готова была отнестись к словам Татьяны пренебрежительно, мол, пуганая ворона и так далее, но слишком у истинной казачки стало серьёзное лицо.
        Глаза сузились, и губы сжались в нитку. Такой она её редко видела.
        Самое же главное - просто не могла Майя себе вообразить, что в шикарном курортном городе (куда до него пресловутому Баден-Бадену), где отдыхает и веселится лучшая часть российского общества, следует чего-то опасаться. А полиция, а жандармерия, картинно гарцующие по улицам казаки Терского войска? Особенно меры безопасности усилились после налёта боевиков на Пятигорск.
        Но Татьяна именно в этом случае наверняка умнее и опытнее её.
        - Быстро, - сказала та, - звони Лихареву. Скажи, где мы и в чём дело.
        - Но я так и не знаю, в чём…
        - Аура! - Татьяна выхватила у неё переговорник и, нервничая, не сразу нашла нужные кнопки. Хорошо, Валентин ответил сразу. Торопливо сказала несколько слов. Видимо, достаточных.
        Майя в это время наблюдала за барменом. Красивый парень, с шикарной тёмно-рыжей шевелюрой. Поймав её взгляд, улыбнулся «на ширину приклада», как любил говорить Тарханов в духе своих горноегерских казарм, вышел из-за стойки.
        - Чего-нибудь ещё прикажете?
        - Да. По сто грамм коньяка нам и три бутылки шампанского тем девушкам, и - мигом!
        - Майя поразилась, как неуловимо быстро лицо Татьяны из напряжённо-жёсткого стало пьяновато-расслабленным. Специалистка.
        - Как прикажете. - Бармен тоже изобразил душевную приязнь. Заказ клиенток тянул на очень хорошую сумму. Те четверо отдыхающих в правом крыле веранды, что второй час не могли допить литр сухого, его не интересовали.
        Пока он исполнял заказ, Майя (эмоциональный заряд Татьяны подействовал), раскрыла сумочку и поставила её рядом. Инкрустированный «вальтер-РР» взвела незаметным движением. Подруга сделала то же самое, одновременно прошептав:
        - Только не вздумай стрелять на поражение. Иначе не сегодня, так завтра нам конец. Все аулы поднимутся. А я вроде по нужде схожу. Осмотрюсь там…
        Майя подумала, что она права. Если всерьёз стрелять начнут - конец, пусть и не в физическом смысле. Вадим прилетит, заберёт их отсюда, но - это будет навсегда. Кровная месть и всё такое. Зато есть куда более красивый ход. Наверное, Татьяна его тоже просчитала. Она заказала для девочек ТРИ бутылки шампанского. Значит, сейчас на столе у них будет ровно семь. По одной на каждую.
        Пока бармен суетился, Татьяна по пути в туалет коснулась плеча Анастасии. Та, отчётливо среагировав, подскочила и пошла следом. Бармен (заметила Майя), следил за Настей взглядом голодного волка. Наверное, просто потому, что у этой сейчас видны были высоко открытые ноги, а прочие прятали их под столом.

«Ох, и дикий народ», - вспомнила она слова бессмертного романа.
        Хорошо, две дамские кабинки находились в отдельном помещении, там никого не было, а кирпичные стенки и расстояние от зала исключали возможность подслушивания. Если, конечно, здесь не установлена аппаратура. Только вряд ли, не тот уровень кабака. По работе она знала, какие точки находятся под контролем. Сама водила кого нужно куда прикажут.
        - Настя, вы к рукопашному бою подготовлены?
        - В какой степени, Татьяна Юрьевна? - глядя чуть в сторону, спросила Анастасия.
        - Если сейчас появятся десятка полтора агрессивно настроенных парней… То есть нет. Сначала они будут очень любезны. Комплименты, пусть и грубые, предложения выпить и потанцевать, поехать с ними на водопады… А когда вздумаете отказаться - тогда и начнётся. Вариант простейший - вас всех, и меня с Майей тоже, изнасилуют на месте. В грубой и извращённой форме. Фантазии и сил у них хватит. Потом уедут, и концов не найдёшь. Вариант ухудшенный - погрузят в машины и увезут в горные аулы. Там будет то же самое, каждый день, в промежутках - тяжёлая работа…
        - Я поняла, Татьяна Юрьевна. - Лицо Насти оставалось почти безмятежным. - Убивать не надо, правильно?
        - Правильно. Но сделать так, чтобы ни один, ты пойми - ни один до утра не встал, не смог позвонить, и чтобы ни одна машина отсюда не уехала - сможете?
        - Сможем, Татьяна Юрьевна. Кроме того, постараемся, чтобы и со стороны никто ничего не услышал и не понял… Я сейчас девочкам всё скажу.
        Они успели вернуться, и ставший до неприличия любезным бармен, Руслан, как он назвался, подал всё, что заказали. Допившие свое вино мужики с дальнего столика как-то незаметно слиняли, то ли почувствовав сгущающуюся атмосферу, то ли просто так. Время вышло. На девичий цветник внимания вроде бы совсем не обратили. Педерасты, что ли?
        Тёплый южный ветер накидывал на веранду запах роз из одноимённой долины. Может быть, единственной в мире, где сразу цвели десятки тысяч кустов сотни разновидностей. Иногда от этого густого запаха перехватывало горло.
        Три большие чёрные машины, светя фарами, подъехали совсем не с той стороны, откуда ждала Татьяна. Оказалось, что к ресторанчику вела не только пешеходная дорожка, находившаяся в поле зрения. Позади, за хозяйственными постройками, имелся заезд для технологического транспорта. Мусор забрать, продукты доставить.
        Дальше - как Татьяна и просчитала. Пятнадцать лихих горских парней навскидку не определяемой национальности, с тем же отвязанным гоготом ввалились на веранду. Хорошо одетые, в возрасте от двадцати до тридцати, явно имеющие какое-то образование выше начального. Не пастухи из отдалённых аулов. Может быть, приехавшие на каникулы сыновья горских беков, ханов и князей.
        Ещё хуже, подумала она. Этих, что они ни сделай с обычными туристками, полиция искать не станет. Спишут на каких-нибудь маньяков.
        Ещё один признак цивилизованности, точнее - особой изощрённости парней. Никто не стал приставать к девушкам сразу. Расселись за столиками, грамотно перекрыв все входы и выходы с веранды. Заказали вина, дружно закурили, потребовали у бармена поставить восточную музыку, и погромче. Только потом, невзначай, обратили внимание, кто рядом присутствует.
        И - общий восторг! И комплименты, почти приличные, но с отчётливым подтекстом. Дальше - больше. Попытки подсесть рядом, познакомиться, за ручку потрогать, на танец пригласить. Самое-то главное - никого вокруг посторонних, на полкилометра, считай, и по позднему времени новых посетителей не появится. А тут - девчонки, почти школьницы, мороженым с шампанским балуются. Невыносимый соблазн.
        Однако старшего из компании что-то насторожило. Или бармен Руслан их об этом предупредил. Две русских бабы постарше, сидят отдельно, но смотрят чересчур неприятно. Опытный кавказский мужчина, при всём своём показном, на соплеменную публику рассчитанном героизме, казаков и их женщин (этих даже больше) остерегался. Генетически. Но не терять же лица?
        Бабы красивые, взрослые. Наверняка неглупые. Стоит подойти, поговорить. Глядишь, за хорошие деньги согласятся и в подсобку сходить. С ним одним - обе сразу. Ему хорошо, им хорошо, настоящее удовольствие получат, и парням никто не помешает.
        Подошёл со своим стаканом, ногой подвинул стул, сел.
        - А не свалить ли тебе, землячок, покуда живой? - спросила Татьяна, выслушав предложение горца, чью национальную принадлежность не успела определить. Не черкес, не карачаевец - точно. Прочие племена и народы она различала плохо.
        - Грубить хочешь, девушка? - продолжая изображать из себя что-то похожее на итальянского актёра Марчелло Мастрояни в роли сицилийского дона, с улыбкой спросил горец. - Дорого обойдётся.
        - Тебе - грубить? - тоже улыбнулась Татьяна и, словно пудреницу, достала из сумочки «РР». - Не стоишь ты того. Без всяких грубостей. Что предпочтёшь - в лоб или в живот? Мне - без разницы, а тебе?
        В этот же момент Майя под столом протянула руку со своим инкрустированным девятимиллиметровым «вальтером» и уперла ствол в самое дорогое для любого кавказского мужчины место. Причём упёрла больно, резким тычком.
        - Как тебя зовут, милый? - спросила она.
        - Арслан, - ответил тот, пытаясь даже в этом положении сохранить лицо. - Меня все тут знают. Не думайте, что такое вам пройдёт даром…
        - Как нам пройдёт - видно будет. А вот тебе, когда яйца с хером отстрелю, никакой доктор причиндалы обратно не пришьёт. Разве что от барана. И весь Кавказ смеяться станет…
        Майя отвлеклась на непосредственного клиента и пропустила момент, когда началось за столом у девочек. Кто-то из горячих горских парней совершил первую роковую ошибку. На самом деле с любой нормальной кавказской точки зрения ошибкой это не было. Самая что ни на есть норма. Адат.[У мусульманских народов - обычай, имеющий силу права.]
        Семь юных девушек ночью сидят за столом, при них ни одного русского мужчины. Значит - понятно, кто. Четырнадцать крепких, уже возбудившихся парней окружают их со всех сторон, помешать некому. Что творится за спиной со старшим товарищем - не видно, да и некогда смотреть и незачем.
        Для начала первый, самый активный, наследный князь двух аулов и тысячи баранов, наверное, в белом костюме и чёрной рубашке, положил тяжёлую ладонь на тонкую шею Марины. И совсем легонько сжал пальцы. Просто чтобы почувствовала, поняла.
        Никто не успел заметить, как сидевшая напротив Герта схватила за горлышко бутылку шампанского и ударила красавчика снизу вверх, под челюсть. Тот, едва не уйдя в заднее сальто, рухнул на вымощенный цветной плиткой пол, прилично приложившись ещё и затылком.
        Дальше пошёл уже настоящий цирк. В том смысле, что имел место весь набор приёмов, которыми поражают публику акробаты, эквилибристы и прочие клоуны. Только всё - в одни ворота.
        Вертелись, подпрыгивали, взлетали в воздух, приземлялись мордой вниз, переваливались через перила, смешно болтая ногами, исключительно гости. Девушки скользили по веранде, взмахивали руками стремительно, бесшумно, почти на грани зрительного восприятия. Даже бутылки шампанского не все пригодились в качестве оружия.
        Полторы минуты максимум - и конец забаве. Куда аборигенам с опытом исключительно уличных мордобоев «до первой крови» из носа выстоять против боевых машин, пусть и из плоти и крови. С мышцами, как у чёрной пантеры, и реакцией южноамериканского паука, умеющего отскакивать с пути револьверной пули. Аггрианские курсантки чётко выполнили главное требование - никого не убить. Но одновременно - нейтрализовать надёжно.
        Следующих двух минут хватило Инге и Кристине, чтобы сбегать к машинам, вырвать, как сорную траву, пучки проводов из-под приборных щитков. И вернуться обратно.
        Настя и Марина блокировали поваров и официантов внутри ресторана. Посоветовали сидеть тихо, никуда не звонить, ничего не видеть и не слышать.
        Татьяна пистолетом поманила оцепеневшего за стойкой бармена Руслана. Стволом указала, где ему сесть. Майя убрала свой «вальтер» с промежности Арслана.
        - Ну и как - повеселились мальчики?
        Из всех мальчиков только один был в сознании, сидел на полу, сжав ладонями разбитое в кровавую кашу лицо. Хрипло поскуливал.
        Девушки, убедившись, что несовместимых с жизнью травм никому не нанесли, обыскивали бесчувственные тела, выкладывали на стол оружие и пачки денег. Этого добра у каждого имелось изрядно.
        - Ты не понимаешь, сейчас нам осталось шлёпнуть тебя и его, - Майя показала на бармена, - сунуть вам в руки эти нигде не зарегистрированные пистолеты и через час улететь в неизвестном направлении. А потом прокуратура пусть разбирается, из-за чего вы тут насмерть передрались…
        - Сука, - со злобой и тоской процедил Арслан и немедленно получил от Татьяны такую зуботычину, что голова мотнулась, как у тряпичной куклы. Она сейчас выплёскивала всю накопившуюся за десятилетия ненависть. К таким вот бесцеремонным и наглым парням, что преследовали их, школьниц и студенток на улицах, в парках и на танцплощадках, к тем, что заставили её трястись от ужаса в захваченном бандитами
«Бристоле», за многое другое.
        - Ещё слово - всерьёз изувечу! - Голос её вибрировал на грани нервного срыва.
        По счастью, почти тут же раздался звук ещё одного мотора - приехал наконец Лихарев. С ним ещё двое решительного вида мужиков с автоматами. Как будто они сидели у Валентина в полной боевой готовности и ждали команды. Возможно, так оно и было.
        - О, какая неожиданная встреча, - заулыбался Лихарев, увидев Арслана в крайне унизительном положении. - Давненько не пересекались.
        Тот особой радости при виде группы поддержки не испытал, но определённое облегчение - явно. Из ситуации наметился выход, а то кто знает этих сумасшедших баб, могли и привести свою угрозу в исполнение. Им, откровенно говоря, больше и делать почти ничего не оставалось. Шайка наёмных убийц какая-то, а не приличные курортницы.
        Валентин сел напротив, жестом велел девушкам убрать тела с веранды. В кусты, подальше.
        - И зачем же ты, Арслан, моих гостей обижаешь? Не по-мужски это. Девочки первый раз на юг приехали, и вдруг такое. Что они теперь думать станут? Дикари живут на Кавказе - вот что они подумают, и правильно сделают…
        - Девочки, - пробурчал тот. - Спецназ ГРУ, а не девочки. Зачем не сказали, что твои гости? Мы бы сразу ушли. Ребята, мамой клянусь, ничего плохого к ним не имели. Если только по доброму согласию. Я вот этим, - он дёрнул подбородком в сторону Майи с Татьяной, - сразу так и сказал. Хотите хорошо провести время - всё как надо сделаем. А они за пистолеты. Зачем тогда без своих мужчин на юг ехать? Все за этим едут, никто потом не жалуется…
        - Ладно, - кивнул Лихарев, приказал бармену всем налить. - Будем считать, что получилось недоразумение. Твоим парням урок - не распускать руки, пока дама не выразила явное и недвусмысленное согласие. Для верности можно лишний раз переспросить, этого ли именно она хочет, и не будет ли потом претензий. Дошло?
        Арслан кивнул.
        - Тебе - отдельный урок, ты-то давно не мальчик. Если видишь непонятное - три раза подумай, как поступить. Девять девушек ночью, без охраны, в таком месте… Необычно, да? Кто такие, зачем здесь, стоит ли вообще к ним подходить - стоило бы тебе об этом подумать. Здесь не твой родовой улус, здесь русский город.
        - Ну, хватит, а? - не выдержал горец, залпом выпил свой стакан.
        - Когда хватит, я сам знаю. Короче, считаем, ты меня понял. Что случилось - забыли. И мы, и ты. Пацанам своим накрепко объясни - подрались по пьянке, и всё. Где, с кем - не помнят. И упаси Аллах, если вспомнят. Ты меня знаешь. Я тебя тоже. И про все твои дела, и про многое другое. Не нарывайся - хуже будет.
        Лихарев демонстративно медленно раскурил сигарету, взглядом ценителя осматривая поле боя.
        Глава 4
        Лихарев приехал на микроавтобусе, и в него все легко поместились.
        - Круто начинаете, девушки, - сказал он, когда, покрутившись по узким тёмным аллеям, вывел машину на освещённую дорогу. - В первый же день, и сразу такое приключение. Но оно даже и на пользу. Практическое занятие по теме номер тридцать семь. Справились успешно. Всем зачёт.
        Курсантки сидели молча, слушали так, будто действительно руководитель подводит итог очередной вводной.
        - А вот вы, дамы, - обратился он к Майе с Татьяной, - дурака сваляли. Эта «Чёрная роза» - известный притон. Здесь по ночам и крепким мужикам делать нечего, если они не в теме.
        - Ты сам - в теме? - спросила Татьяна. После снятия поставленной Валентином матрицы она ничего не помнила об их сложных и запутанных квазиотношениях, воспринимала только как мужа Эвелин и приятеля Шульгина, Новикова и Ларисы.
        - Я - да. Арслан держит парк - меня это не касается. Зато я, хоть и сам по себе, но в хороших контактах со смотрящим всего города. Так что можете ничего не опасаться. Однако впредь советую вести себя осмотрительнее. Во всех смыслах.
        - Сто раз я бывала во всех кавминводских кабаках, в этом тоже, никогда со мной ничего не случалось, - не сдавалась Татьяна.
        - Иногда достаточно один раз оказаться в ненужном месте. Второго не потребуется. Ладно, закончим, я вам не наставник. Хорошо, что без меня справились, и я, по случайности, поблизости оказался. Вас куда, домой? Или можно ко мне, попробуем исправить испорченный вечер…
        - На сегодня развлечений и впечатлений достаточно, - ответила Майя. О том, что должен прилететь Ляхов, она почему-то Валентину не сказала.
        Возле отеля «Бештау» Татьяна попросила остановиться.
        - Мне тут нужно срочно кое с кем повидаться, если задержусь - не переживай, такси возьму…
        Майя слегка удивилась. Ни о какой встрече подруга ей не говорила, может быть, просто не успела из-за стремительного развития сюжета. Для того и предложила отсесть от девочек. Или ей потребовалось с кем-то переговорить именно после того, что произошло? Насчёт Арслана, Лихарева… Только вот с кем здесь она может такой вопрос обсуждать?
        Не сразу Майя сообразила, что Татьяна прожила на КМВ всю жизнь, связей и знакомств имеет предостаточно. Очень может быть, что и среди преступного мира. И теперь спешит доложить некоей персоне свою версию событий?
        И - самое простое: уточнила у Ляхова, что Сергей с ним не приедет, после чего решила навестить любовника, в расчёте, что встречу легко сможет списать на случившийся инцидент.
        В том, что любовник у Татьяны есть или должен быть, Майя почти не сомневалась. Они этой темы не касались и в самых откровенных разговорах, но по косвенным признакам…
        Впрочем, не её дело. Она сама в Москве, до встречи с Вадимом, никогда не отказывала себе в случайных капризах. А Татьяна в этом смысле барышня не менее темпераментная и импульсивная. Представила, как Майя с Вадимом сегодня отведут душу, а ей придётся всё это воображать в обнимку с подушкой, и решила избежать такого стресса аналогичным способом. Но вот смеху будет, если Тарханов в последний момент всё-таки сумеет вырваться с другом хоть на денёк. Картина Репина -
«Приплыли».
        Как классная дама или ротный старшина, Майя развела подопечных по спальням, предупредив, что завтра с утра им предстоит встреча с одним человеком, от которого, возможно, будет зависеть их дальнейшая судьба. И устроилась в гостиной перед экраном дальновизора. Ждать.
        Ляхов появился, как и обещал, без пятнадцати три. Франтовато одетый в гражданский костюм, с букетом цветов, наверняка приобретённых ещё в Москве. Больше негде в такое время.
        Майя, как положено жене, напоила его с дороги кофе, чарочку поднесла, терпеливо подождала, пока он выкурит сигарету, и только после этого повлекла к себе.
        Они не были вместе больше трёх недель, и оба дали волю чувствам. На взгляд Майи, даже несколько чрезмерно.
        Над горами уже зарозовело небо, когда она привела эмоции в порядок и принялась рассказывать всё, что произошло за вчерашний, страшно длинный день.
        Вадим заинтересовался не столько самим фактом появления аггрианской команды с далёкой планеты: межвременные и межпространственные переходы давно были ему не в новинку, - а связанными с этим обстоятельствами. Значит, «старшие братья» снова ввязались в конфликт высшего порядка и неизвестно, когда и как из него выйдут. И правильно будет в ближайшее время рассчитывать только на себя. Впрочем…
        Ему тоже показалось непонятным - в чём заключалась необходимость Левашову перемещать Лихарева с девушками именно сюда? Куда ведь проще было вернуться, позволить им завершить курс обучения. Или это специальный расчёт, часть очередного плана «братьев»?
        Особо это касается Валентина. Дезертировал, воспользовавшись случаем? И сейчас, как ни в чём не бывало, нежится в объятиях своей Эвелин, занимается непонятными делами с криминальным оттенком. Как боевому офицеру такое поведение коллеги Вадиму было непонятно.
        Там, на Валгалле, разворачивается очередная межзвёздная война, и ему, специалисту и единственному, можно сказать, мужчине среди сотни недоученных «юнкериц», следовало бы находиться на переднем крае. Или, по крайней мере, помогать организовывать эвакуацию, если дела идут совсем плохо.
        Кроме того, непонятно, почему Левашов переправил экипаж флигера именно в этот Кисловодск. Логичнее было бы в другое место и время, туда, где не требовались сложные действия по их легализации. В двадцать пятый год, где у «Братства» «всё схвачено», а то и в новозеландский форт.
        Нет, что-то тут явно не то.
        Вадим, естественно, по малости срока пребывания в «Братстве» и незначительности ранга (всего лишь «кандидат»), не мог знать всей сложности комплекса технических и психологических проблем, с которыми «старшие» сталкиваются постоянно, и квалифицированно судить о причинах и целях их поступков. Но на то, чтобы строить правдоподобные гипотезы, его подготовки и природной сообразительности хватало.
        Скорее всего, девушек переправили в Кисловодск специально. Или так: специально переправили Лихарева, по какой-то причине (Вадим был почти уверен, что знает, по какой именно), сочтя его присутствие на Валгалле нежелательным. А их - просто за компанию, раз они все находились «в одной лодке».
        Сходится, но не совсем. Левашов ведь отчётливо сказал, что передаёт девушек под покровительство Майи, то есть фактически - его, Ляхова, ну и Сергея Тарханова соответственно, учитывая его «особые интересы» в этом регионе. Отчего не предположить, что в дальнейшем имеется какой-то специальный замысел?
        В подробности того, что имело место на самом деле, на высших уровнях, Вадима не посвящали, но и без того он знал, как ему казалось, достаточно, а об остальном догадывался.

«Итак, что мы имеем? - соображал Ляхов. - Семерых выдернутых из своего мира девушек, брошенных в этот, якобы без цели и задания. Великолепно подготовленных в смысле боевых искусств, да и почти во всех остальных смыслах тоже.
        Левашов мог бы сказать Майе всё, что нужно, открытым текстом. Но этого не сделал. Значит, имел основания».
        Вадим не мог себе представить, зная стиль работы и возможности «Братства», что никаких конкретных планов у Олега в тот момент просто не было.
        Сделал, что хотел и смог, выдернул людей из послесмертия, переправил, куда настройка СПВ и состояние континуума позволили, а о дальнейшем задумываться было ему недосуг. Более того, очень он себя неуютно чувствовал, всё время ощущая влюблённый взгляд Кристины. Ему казалось, что это замечают и Майя с Татьяной. Левашов до сих пор оставался в душе очень застенчивым человеком во всём, что касалось отношений с прекрасным полом. Почему с такой лёгкостью признал лидерство Ларисы: больше не требовалось принимать самостоятельных решений, а красота и прочие её способности и качества исключали потребность обращать внимание на любую другую женщину. Только вот с Кристиной невзначай случилось, да и то само собой, без всякой его инициативы. Стал, можно сказать, жертвой учебного эксперимента.
        Но всего этого Ляхов знать не мог, отчего и начал искать усложнённые объяснения.
        Наступило утро, Татьяна так и не появилась. Майя сказала, что если она с любовником, так бежать домой сломя голову в семь утра - полная глупость. Если занимается чем-то посерьёзнее - тем более. В любом случае, при необходимости позвонила бы. А так: «Я не сторож брату моему».
        Вадим с ней согласился. Он-то уж наверняка не сторож чужой жене. Ему сейчас нужно было решить проблему совсем другого порядка.
        Пока Майя в своей туалетной комнате оформляла внешность для грядущего дня, Ляхов, стоя на площадке винтовой лестницы, невольно стал свидетелем интересного каждому нормальному мужчине зрелища. Воспитанницы, проснувшись в привычное время, уверенные, что в доме нет посторонних, из своих комнат кинулись в душевую на этом же этаже. Никто не хотел спускаться в полуподвал, где мест хватило бы всем. Естественно, выбежали «о натюрель», шумели, смеялись, шутили на известные только им темы, толпясь у двери в ожидании очереди и выбегая из кабинки. Хорошо и весело им было. Вадим за них искренне Радовался, одновременно думая о своём.
        - Засмотрелся, извращенец? - Вадим дёрнулся от неслабого удара по затылку - Майя подкралась бесшумно.
        - При чём тут - извращенец? Будущий командир изучает призывной контингент. Ты ведь сама захотела, чтобы я взял их на службу. А там, сама понимаешь, - казарменные нравы…
        - Иди, иди, хватит с тебя. Сейчас я приведу их в порядок, потом поговорим.
        - Со мной или с ними? - Если начатая женщиной тема тебе неинтересна или опасна, следует немедленно уводить разговор в сторону, не вступая в пререкания по сути.
        - С тобой, со мной - и с ними, - ответила Майя, возвращаясь к роли классной дамы.
        Вадим позвонил Лихареву, не заботясь, удобно это или нет в столь ранний час. Оказалось, что Валентин не только не спит, но и вообще находится сейчас в своей машине на пути к Пятигорску.
        - К себе едешь?
        - Да.
        - Значит, жди меня там. Через полчаса-час буду.
        Выяснять, устраивает ли его визит Лихарева, не нарушает ли каких-то планов, он не стал. И по нынешней должности научился исходить из того, что начальник всегда в своём праве, и в рамках условной «Табели о рангах» «Братства» отчётливо представлял, как он соотносится с Валентином.
        - Машина у вас есть? - спросил он Майю.
        - Тебе зачем?
        - В Пятигорск сгоняю, к Лихареву. Нужно ведь разобраться, что на самом деле почём, и как с девочками быть. Я их готов взять к себе в «печенеги», а вдруг - нельзя? И у «братьев» на них другие виды.
        - Так тебе он и скажет… - Майя изобразила губами и бровями сомнение, смешанное с неприязнью.
        - А то я у него спрашивать собираюсь. - Вадим рассчитывал, что жена сейчас воспринимает его не в качестве мужа, а как коллега, сотрудник прокурорской разведки, профессионал с гораздо большим стажем.
        - Тогда у кого?
        - До кого первого дозвонюсь.
        По тону и взгляду Ляхова Майя решила, что большего он не скажет.
        - Машина - в гараже. С шофёром поедешь?
        - Да лучше бы с шофёром.
        Вадим с удовольствием, конечно, проскочил бы сорок километров туда и столько же обратно за рулём хорошей машины, но «пацанские» инстинкты давно остались в прошлом. Слишком много разных вариантов возможны в пути, а также и на месте. А кто такой здешний водитель Иван Иванович, он знал.
        Если не взводу штурмгвардии равен, то около того.
        Робот, только что бывший чопорной дамой-экономкой, в несколько минут вернул себе облик сорокалетнего мужчины, выглядящего именно так, как и положено шофёру высокопоставленной персоны, и вывел из гаража синий кабриолет Ларисы.
        Приехал полковник в дом на склоне Горячей горы, как и рассчитывал, минут на сорок позже Лихарева. Встретились дружески, пусть и знакомы были всего ничего, и виделись не при самых радостных обстоятельствах. Так ведь и жизнь у них по любому счёту совсем другая. Отнюдь не общечеловеческая.
        - Сумеешь мне канал связи устроить с Новой Зеландией? - прямо спросил Вадим, после коротких, со стороны Лихарева чуть настороженных приветствий, чашки зелёного чая (на кофе Вадим уже смотреть не мог, не то что бы пить), сигареты.
        - Так мне же не велено, - развёл руками Валентин. - Живи, сказали, как сможешь, и не высовывайся. Вот я и не собираюсь больше. Высовываться.
        Усмехнулся в некотором роде вызывающе: хоть здесь я вас, друзья-приятели, ущучу. Приказали не подходить к своим приборам и ни в каких внешних делах не участвовать
        - так я с полным удовольствием. Однако вчера вечером, не прошло и полусуток, вызвали ваших девочек спасать. И сейчас господин полковник Ляхов примчался. За тем же самым.
        - Давай-ка я тебя, Вадим Петрович, коньячком угощу из собственных подвалов, или в бильярд сгоняем, - теперь уже с откровенной насмешкой поймавшего свой профит[Барыш, выгода (фр.).] человека предложил Лихарев. - Даже в гольф можно, есть тут подходящее поле. А с этими делами сам знаешь, к кому обращаться… У тебя же бумаги нет? Настоящей, окончательной?
        Ляхов, выросший в другом мире, этой книги Булгакова[«Собачье сердце».] не читал. Однако суть понял.
        - Рискованно играешь, Валентин, - ответил он. - У нас ведь дух и буква отличаются гораздо резче, чем у нормальных людей.
        - А мне этого никто не сказал. Хочешь, процитирую прощальные слова Левашова, вчера утром сказанные?

«Разместим девчат - и свободен. До особого распоряжения. Вернёшься домой, продолжай жить, как привык, но в полной готовности. Как израильский резервист. Никаких шуточек, хохмочек и прочих инициатив тебе впредь не дозволяется. Уловил?»
        Лихарев прямо-таки цинично рассмеялся в лицо Вадима.
        - Давай мне это «особое распоряжение». И я - прямо сейчас и сразу. Ты - уполномочен? Ну?
        Издевательских и обидно-проигрышных случаев в своей жизни Ляхов встречал не так уж много. Но бывали, бывали. Теперь нужно неожиданно и резко приткнуть этого красавца.
        - Не взнуздал, так и не нукай, - вспомнил Вадим подходящую поговорку. Вытащил из наплечной кобуры свой «адлер», что, конечно, не являлось хорошим тоном. Так ведь в другой тональности шутки шутить некогда.
        - Дурочку со мной валять не надо. Я здесь сегодня «старший по команде», по причине отсутствия вышестоящего начальства. Полномочия имею. Что не так сделаю - сам и отвечу, - сказал он, начиная выходить из себя.
        По своему нынешнему московскому положению собственное членство в «Братстве» и принадлежность Лихарева к инопланетянам казались Вадиму неважными. Флигель-адъютант полковник Ляхов не любил возражений.
        «Но нет Востока, и Запада нет,
        Что племя, родина, род,
        Если сильный с сильным лицом к лицу
        У края земли встаёт?»[Р. Киплинг. Баллада о Востоке и Западе.]
        В одном из виденных им фильмов гангстер Аль-Капоне говорил, что добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем просто добрым словом.
        - Садись и пиши, - приказал Вадим.

«Я, такой-то, нарушил данное мною слово под непосредственной угрозой моей жизни со стороны такого-то. Каковой таковой, в свою очередь, признаёт, что принял на себя особые полномочия под воздействием крайней необходимости. В чём оба и подписуемся…
        Лихарев всё ещё медлил.
        - Играться со мной вздумал? Ты что вчера Арслану говорил? Так я для тебя запросто стану хуже, чем ты для Арслана. Знаешь такую статью - «Саботаж»?
        И тут же слегка понизил тон:
        - Валентин-Валентин, что же тебе спокойно не живётся? Учили тебя, учили, да не выучили. Неужто настолько ретивость в душе гуляет? Всё пропито, кроме чести? Так насчёт «чести» я бы не советовал особо распространяться. Не честь в тебе сейчас говорит, а голые понты. Как у Барона в пьесе господина Горького «На дне».
        Лихарев скривил губы, то ли насмешливо, то ли презрительно. Достал его этот салага-полковник, на восемьдесят лет младший, но пытающийся играть под Шульгина. Не без успеха, впрочем, признал он.
        - Шуток не понимаешь? Подожди, ещё научишься. И шуточкам, и кое-чему другому. Хотел я тебе показать, как бывает, когда слова буквально понимают. Увидел? Не такое увидишь, раз в наши забавы ввязался. А пистолетиком махать…
        Ляхов откинулся на спинку кресла. Эта интермедия далась ему очень не просто. В то же время он чувствовал, что вёл себя правильно. Именно потому, что ввязался в совершенно ненужные ему забавы, неожиданно ставшие едва ли не главной составной частью новой жизни.
        - Я просто хотел посмотреть, что за молодёжь нам на смену идёт, - очень мирно и рассудительно продолжил Лихарев. Глаза у него стали вдруг очень усталыми и старыми. Вторую сотню лет человек живёт, и какую сотню! Гражданскую войну захватил, со Сталиным сколько лет ежедневно встречался. - Хватит у тебя силы и характера такой груз на себя взвалить? - Очень сочувственно прозвучало. - Оно, может, проще было в Москве при своих занятиях оставаться? Теперь увидел - ты парень решительный, совсем даже не промах. Согласен. Помогу, и без всяких расписок. Мы с Шульгиным такие дела крутили - тебе и не снилось. Сталина обвели вокруг пальца, Ежова свалили… Он мне и без протокола на слово поверит. Пойдём в подвалы. Они там мою аппаратуру опечатали, мы её с твоей и божьей помощью распечатаем. И вперёд. На Таорэру летали, до Новой Зеландии как-нибудь доберёмся.
        - Вот так бы сразу, - облегчённо вздохнул Вадим.
        - Сразу знаешь, что бывает? - усмехнулся Лихарев. - Узнаешь, всему свой черёд…
        Они спустились в подвал, отделённый от площадки массивной стальной дверью с кремальерным запором. Вспыхнули потолочные плафоны, Вадим увидел несколько шкафов и пультов технического назначения, похожих на те, что стоят в армейских узлах связи. Максима Бубнова сюда, тот бы быстренько разобрался, что к чему. А самому не понять, да и незачем. Ляхов подумал, не совершает ли очередную ошибку. Нет, едва ли. Если Лихареву позволено здесь жить, и установки сохраняются в рабочем состоянии, значит, именно в данном направлении от него пакостей не ждут.
        - Новая Зеландия, говоришь? - бормотал Валентин себе под нос, включая рубильники, нажимая кнопки и перебрасывая тумблеры. Засветились открыто стоящие радиолампы, загудели умформеры и вентиляторы. По круглому зелёному экрану осциллографа побежали вдоль оси абсцисс разновысокие зубчатые волны. Совершенно как на кардиограмме.
        - На пароход, говоришь, прямо на палубу? Сейчас, сейчас… Станция у них постоянно на приём должна работать, нам и делать почти ничего не придётся… Несущую частоту поймаем - «и тольки…», - вдруг вспомнил он любимую присказку батьки Махно, Нестора Ивановича.
        На самом деле поиск частоты и выставление на циферблатах и пультах всех нужных позиций заняло минут пять, а то и больше. Вадим на часы не смотрел. Потом защёлкали реле, коротко взвыло что-то, спрятанное под изогнутым овальным кожухом, и между двумя коммутаторными стойками возникла графитово-чёрная, уходящая в никуда воронка. Ляхову показалось, что из неё потянуло нездешним, как принято выражаться, могильным холодом.
        Тут же чернота сменилась синеватой флюоресценцией, еще секунда - и вот оно! Сначала по глазам ударил свет опускающегося к горизонту солнца, потом Вадим увидел угол кормовой рубки и надраенную тиковую палубу под ногами.
        - Ух ты, как точно! - восхитился своему успеху Лихарев. - Метр в метр. Их установка прямо здесь, за стенкой… Ну, давай, выходи. Ищи своего Воронцова.
        - А ты?
        - Я здесь посижу. Мне волну держать нужно. На всё про всё тебе полчаса. У меня подходящего компьютера нет, а задачу «трёх тел» я в уме решать не умею. На глазок исключительно…
        Ляхов перешагнул на палубу «Валгаллы», осмотрелся. Вода фьорда, покрытая мелкой зыбью, искрилась. На берегу виднелись крыши и зелёные аллеи посёлка. Пароход, очевидно, был готов к очередному походу - над задней трубой вился лёгкий дымок.
        Уже через минуту его появление было замечено вахтенным унтером. Обладающий несколькими лишними органами чувств и абсолютной памятью андроид не только обнаружил на борту постороннего, но и мгновенно его идентифицировал. Этот человек принадлежал к имеющим все необходимые допуски, обладал именем и был занесён в судовую роль.[Список лиц экипажа с указанием анкетных данных, а также значение, род и степень участия каждого в функционировании единого «корабельного организма».
        - Ваше высокоблагородие, господин Ляхов - второй,[В Российском Императорском флоте офицеры-однофамильцы имели официальную и обязательную нумерацию в соответствии со старшинством по выслуге (но не по чину).] - пробасил сверхсрочный боцманмат,[В старом российском флоте звание строевого унтер-офицера 1-й статьи.] с серебряной дудкой на обширной груди, подкинув ладонь к бескозырке. - Так что господин адмирал на борту, прикажете проводить и доложить?
        - Проводи, а как же.
        Воронцов, очевидно, предупреждённый вахтенным офицером, увидевшим гостя с крыла мостика, вышел из рубки навстречу.
        - С прибытием, - сказал Дмитрий, приветливо улыбаясь и протягивая руку. Опять ЧП, раз не по нашей линии пришёл?
        Вадим объяснил, что именно, на его взгляд, случилось.
        - Понятно, понятно. Олег мне уже доложил. Только мы не думали, что так быстро у вас осложнения начнутся. Полагали, недельку-другую на первичную адаптацию уйдёт. Да ты проходи, садись, сейчас прикажу прохладительного подать. Или - наоборот?
        - Хорошего местного пива можно. Времени у меня совсем мало. Лихарев за устойчивость канала не ручается. Я вот что придумал - возьму их всех к себе на службу. Создам при «печенегах» особое рейнджерское подразделение. А куда ещё? Не замуж, на самом деле, в хорошие руки отдавать, как породистых котят. В другом варианте им нормальной жизни не будет. Вчера Арслан, завтра кто-то посерьёзнее заинтересуется. Для себя или на продажу… В итоге такое начнётся… Полгорода перебьём, в пределах необходимой самообороны.
        - Их тот Арслан или кто повыше после вчерашнего не в наложницы - в киллеры вербовать станет. Не согласятся - устранят, - немедленно то ли возразил, то ли согласился Воронцов. - Никакой Лихарев не поможет. Похоже, Олег действительно не додумал. Правильно твоя Майя сказала, перенасыщенный раствор получился. Кисловодск
        - не Москва и не Голливуд. А ко мне какие вопросы? Санкция, что ли, требуется? Так ты в столице сам большой начальник, без моего благословения управишься.
        - Санкция ваша мне без надобности, Дмитрий Сергеевич. В Москве управлюсь, без вопросов. Только кого я туда привезу, кого начальству представлю? Группу выпускниц Смольного института? Посмеются, и только. Потому хочу вас попросить - возьмите их сюда. Организуйте «высшие офицерские классы» по рейнджерской программе. Базовая физическая подготовка у них не хуже, чем была у белых офицеров. Требуется похожая психологическая. Ну и, само собой, специфический женский опыт. С этим бы и мои дамы справились, но… Думаю, Наталья Андреевна сможет им как нужно всё преподать,
«в должной плепорции».
        Воронцов вертел в пальцах незажжённую трубку, смотрел на Ляхова с интересом.
        - Хорошо решил. Главное - быстро. Что ж, не вижу оснований возражать. Месяца за три научим всему, что сами умеем. Будет у тебя личная гвардия, и не только. Представляю, сколько интересных комбинаций можно организовать, располагая таким контингентом…
        Вадим и сам имел в виду такую возможность. Семь великолепно обученных агентесс. Любая, в случае надобности, способна вскружить голову самому значительному лицу, лишённая намёка на моральные предрассудки, от которых не свободна любая нормальная земная женщина. И работать будут не за деньги, не за страх, а исключительно за идею. Ту, которую сам для них сформулируешь.
        - Не зря Александр вас с братцем разыскал и в нашу компашку пригласил, - сказал Воронцов без тени иронии. За что Ляхов его и уважал. С Дмитрием Сергеевичем можно было на любую тему говорить, не опасаясь подвоха. Пошутить иногда едко любит, натура и должность у него такие, но всегда без подвоха, задней мысли и прочего маккиавелизма. «И пусть слова ваши будут да - да, нет - нет, а остальное - от лукавого».
        - Сколько у тебя времени в запасе?
        Вадим посмотрел на часы.
        - Минут пятнадцать.
        - Маловато. Давай ты этого Лихарева отпустишь, мы с тобой и Натальей как следует всё обмозгуем, и я тебя нашим каналом отправлю…
        Уловил в лице Ляхова некоторое сомнение.
        - Не боись. Всё будет нормально, у нас сбоев пока не случалось. А если Валентину так до конца и не доверяешь, сделаем, что ты через десять минут следом за ним появишься. Обо всём, мол, договорились, дальше - не твои заботы…
        Вадим всё ещё не мог не то чтобы привыкнуть, а на уровне нормы научиться воспринимать подобные штучки. Независимо от собственного опыта странствий по боковым временам.
        - Давайте ещё лучше сделаем: Валентина отпускаем, тут же по вашему каналу забираем сюда девушек и Майю с Татьяной, если вы не против. Они с момента встречи с нашей командой только и мечтают этот мир хоть одним глазком увидеть. Александр Иванович практически уже пообещал Майе принять её в «Братство». Тогда уж и Татьяну… Мы тут все вместе недельку поживём, чтобы у девчонок третьего за сутки футурошока не случилось. Валентин вообще ничего не узнает, кроме того, что я у вас побыл, сколько мне надо, и вернулся.
        Ляхов не заметил, а Воронцов уловил сразу, что голос у него едва заметно дрогнул. Будто у ребёнка, боящегося, что взрослый откажет в очень важной для него просьбе.

«Совсем пацан ещё, хоть и полковник», - подумал Дмитрий, широко улыбнувшись.
        - Никаких возражений. Для того Форт с «Валгаллой» и существуют, чтобы каждый мог укрыться здесь от мирской суеты. Отпускай Лихарева, и займёмся…
        Вскоре после отъезда Ляхова вернулась домой Татьяна. По её глазам и прочим штрихам поведения Майя поняла, что не ошиблась в своём предположении. Следы бурной «ночи любви» читались явственно. Поднялась вслед за ней в её комнату, так прямо и спросила:
        - Кого это ты себе нашла? Что-то стоящее?
        Подруга, отвернувшись к окну, раздевалась, излишне резко бросая вещи на кровать и прямо на пол. В высоком зеркале Майя увидела у Татьяны на незагорелой груди явственные следы поцелуев.

«Если Сергей появится в ближайшие дни, могут быть эксцессы, - подумала сочувственно. - Придётся ей в солярии как следует пожариться, да и то…»
        Татьяна тоже увидела предательские пятна, скривилась, очень некрасиво выругалась сквозь зубы. Набросила на плечи халат, выдернула из валявшейся на тумбочке коробки сигарету, пару раз затянулась, снова повторила то же слово, неизвестно, к кому относящееся.
        - Стоящее… Когда-то было стоящее. Один мой бывший… Года два, как расстались, а позавчера он меня нашёл. Кто-то в Питере[Пятигорск в данном случае] сказал, что видел меня, дальше - дело техники. Пригласил повидаться…
        - Ты что, так в него была влюблена, что не сумела отказаться? - удивилась Майя.
        - Была, и что такого? Я вообще… бля… влюбчивая. Фамилия обязывает. Сейчас отказалась бы, конечно, да он мне напомнил про неоплаченный должок…
        - Чушь какая. Ты сейчас любой долг заплатить можешь. Или - припугнуть. Есть чем.
        - Тебе не понять, и понимать не нужно. Тут долг именно такого рода. Сама поклялась… Как в повести «Выстрел». Он прямо так и сказал: «Знаю, что ты замужем, и кем стала, знаю. Рассчитаемся по-хорошему и разбежимся навсегда. Слово чести». - Татьяна слабо улыбнулась. - Так-то оно всё совсем даже неплохо получилось, к взаимному удовольствию. А вот сейчас тоска пополам с совестью дружно гложут. Такая вот цена необдуманных слов и поступков.
        Она, взметая полы китайского шёлкового халата, резко встала, достала из бара оставшуюся после прошлых посиделок бутылку ликёра «Селект», плеснула больше трети бокала.
        - Будешь?
        Майя мотнула головой и снова подумала, что прав был Шульгин, иногда излечение бывает хуже болезни. Так, бывшие удалые пьяницы превращаются в мерзких мизантропов, а дамы облегчённого поведения - в жутких мымр и омерзительных ханжей-моралисток.
        Вот и у Татьяны после снятия лихаревской матрицы полезли её же ранее задавленные комплексы. Что на самом деле с ней происходило за десять, а, может быть, и больше лет? Майя не знала, и больше того, что иногда под настроение и рюмочку рассказывала подруга, знать не хотела.
        Сравнивая её с собой, Майя вспомнила слова из рассказа Бабеля: «Есть люди, умеющие пить водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но всё-таки пьющие её. И вот первые получают удовольствие, а вторые страдают». Если заменить водку на другое слово - всё один к одному.
        Как жаль, что так внезапно и не ко времени уехала Лариса. С её характером и опытом она была бы сейчас очень кстати.
        - Рассчиталась с очередным прошлым? Никому больше ничего не должна? Наплюй и забудь. Считай, тебе опять приснился сон. Скверный или сладкий - сама реши. Беды или греха в том нет. Вадим уже прилетел, сейчас от Лихарева вернётся, и сядем завтракать.
        - Хорошо, - снова улыбнулась Татьяна. Небось после вечернего коньяка всю ночь пила шампанское, и от трёх глотков ликёра её заметно повело. - Тогда я пару часиков придремну. Ты права, ничего не было. Совершенно ничего…
        - Ладно, давай и я с тобой по глоточку. И тоже прилягу. До трёх Вадима ждала, в семь уже подхватилась. Поспим, сколько получится.
        Заснуть у Майи не получилось. Только прикрыла глаза, как полезли, наслаиваясь, мысли и воспоминания, имеющие отношение к Татьяне, никуда не денешься - теперь ближайшей подруги и соратницы.
        Она опять вспомнила день знакомства с Шульгиным, дамами-инопланетянками, случившееся с Татьяной и Лихаревым. Тогда её личные подозрения и ощущения почти полностью совпали с профессиональным диагнозом, поставленным Ляховым. Подруга действительно находилась под своего рода гипнозом (хотя коллега Вадима Александр Иванович Шульгин, не рядовой армейский лекарь, настоящий психиатр-психолог), назвал это явление иначе. Самое главное - Татьяну они вылечили полностью. Причём, как сейчас представлялось Майе, - напрасно.
        Сама Майя удивительным образом, впервые увидев Шульгина (о котором слышала много разного и интересного от Вадима), как-то неожиданно с ним сдружилась. В гораздо большей степени, чем с Новиковым и женской частью команды. Впрочем, как раз это легко объяснимо. С неё хватило и Ларисы, а Ирина и Сильвия оказались женщинами с подавляющим уровнем превосходства, хотя и гораздо менее афишируемым. Это просто чувствовалось. Взять хотя бы момент, когда Ирина, милая женщина в обличье курортницы, стремительным, с места, как гепарды это делают, охотясь на антилоп, броском перехватила впавшую в истерику от непонятности происходящего Эвелин и немедленно её успокоила. В обоих смыслах. Со стороны это выглядело даже чересчур эффектно. Как и всё последующее.
        Когда они уже поздним вечером уехали из дома Лихарева и вернулись на кисловодскую виллу Ларисы, Майя захотела поговорить с Александром Ивановичем с глазу на глаз. Ей показалось, что он ответит на её вопросы, не то чтобы откровеннее, а квалифицированнее Ляхова. Известно ведь, что нет пророка в своём отечестве.
        Шульгин не обманул её ожиданий. Он сразу понял, что именно интересует и беспокоит эффектную подругу своего подопечного. Не выходя за пределы так называемой врачебной тайны, обстоятельно объяснил, какие именно изменения могут в ближайшее время произойти в характере Татьяны после проведенного лечения, и что ей, раз она сейчас самый близкий «пациентке» человек, необходимо иметь в виду. Во избежание возможных конфликтных ситуаций.
        - Она теперь, если можно так выразиться, станет несколько другим человеком. Посттравматический синдром это у нас называется. А раз травма была психическая, то и изменения произойдут в сфере психики. Она ведь замужем? - спросил так, будто сам этого не знал.
        - Считает себя замужем, - неожиданно ответила Майя. Ей как-то вдруг стало понятно, что это определение верно отражает суть дела.
        Шульгин кивнул.
        - А поскольку знакомство её с Сергеем и замужество произошли, когда она находилась в изменённом состоянии, теперь Татьяна может захотеть пересмотреть эту ситуацию, - продолжил он. - Ты меня понимаешь?
        - Пожалуй, да… - слегка подумав, ответила Майя. - Но и вернуться к исходному состоянию она вряд ли захочет…
        - Скорее всего. Значит, весьма вероятна новая сшибка. Конфликт мотиваций и тому подобное… Девушка она по психотипу крепкая, нового всплеска болезни можно не опасаться, но вот в личностном плане… Глупостей может наделать. Догадываешься, каких?
        Майя кивнула.
        - А это никому не нужно. Особенно сейчас. Твой Вадим и Сергей занимаются очень важным делом. Очень. Ситуация - критическая для России. То, что случилось в Москве, - дай бог, не повторится, но чтобы этого не допустить, потрудиться придётся всем. Тебе и ей, в том числе, если считаете себя в команде. Вадим в ней и так, давно и осознанно. А ты?
        - Это вербовка? - вспомнила прошлую работу с отцом Майя.
        Шульгин весело рассмеялся. Она бы сказала - обаятельно. Да он весь был сейчас сплошное обаяние. Умел, когда требовалось.
        - Никак нет. Вадима да, вербовали, и он пошёл на контакт сознательно, поняв и приняв смысл нашей деятельности. И не ошибся, как видишь. А у тебя я просто спросил - в одной ты команде со своим мужем и с нами или - наособицу? Имеешь право. Война - мужское занятие.
        - А как же ваши подруги? Воюют?
        - Ну, у них другие обстоятельства и другая мотивация. Ты, по счастью, сохраняешь свободу выбора…
        - Если Вадим с вами, то и я тоже. Но почему вы решили говорить со мной в его отсутствие? Спросили бы при нём…
        - Когда и как кого спрашивать, милая, я лучше знаю. Профессия такая. Подпиской о неразглашении я тебя не связываю. Можешь прямо сейчас передать Вадиму наш разговор. Хоть наедине, хоть в моём присутствии. Просто каждый жанр имеет свои законы. Только и всего… Итак, если ты с нами, впредь придётся придерживаться определённых правил. О них тебе Вадим сам расскажет, чтобы не выглядело, будто я тобой манипулировать пытаюсь…
        - Да оставьте. Мне не впервой.
        - Тогда закончим насчёт Татьяны. Желательно, чтобы она как можно дольше не встречалась с Тархановым. Месяц, два…
        - Понимаю. Я должна её удерживать от желания возвратиться в Москву?
        - Не думаю, что придётся именно удерживать. Скорее - организовать так, чтобы вам обеим было интереснее оставаться здесь, чем ехать туда. На самом деле - что хорошего в той Москве? Мужчины ваши круглые сутки будут заняты делами службы, возможны внезапные и продолжительные командировки. Общество там довольно скучное. То ли дело здесь! Здесь вы - звёзды бомонда! Лариса постарается организовать постоянный фейерверк удовольствий. Лихарев с Эвелин тоже довольно интересные люди. В средствах стеснены не будете. Чего же ещё?
        Шульгин, будто бывал в этой вилле неоднократно, открыл стенной шкафчик, достал бутылку вина, наполнил два бокала.
        - Одним словом, за успех. И вот ещё что - если Татьяне захочется… приключений - не препятствуй. Ни словом, ни видом. Может быть, тут у неё остался кто-нибудь… Сама понимаешь.
        - А сводницей поработать вы мне не поручите? - съязвила Майя.
        Шульгин снова засмеялся.
        - С этой ролью, если потребуется, Лариса куда лучше справится. Ну, пойдём. Главное мы обсудили…
        О сути и смысле только что случившегося она Александра Ивановича решила не спрашивать. Будет ещё время, наверное. Сначала поговорит с Вадимом.

…Только что полностью подтвердились слова Шульгина. Может быть, на самом деле, сегодня ночью окончательно распрощавшись с гнетущим её прошлым, Татьяна выздоровеет полностью.
        А если нет? Если нынешняя якобы кода[Кода - завершающая часть музыкальной пьесы, не принадлежащая к её основному содержанию (итал.).] - как внезапная рюмка водки бросившему пить алкоголику. Выпил - и понеслось!
        Майя вдруг ощутила смутную тревогу, встала, заглянула в комнату подруги. Та крепко спала.
        Ляхов появился на крыльце, едва Майя успела спуститься вниз.
        - А где машина? - спросила она, увидев пустой двор.
        - В Пятигорске. Позвони шофёру, пусть сюда возвращается.
        - Не поняла…
        - Сейчас поймёшь. - Он за руку отвёл её к скамейке между тремя японскими соснами, посадил, присел рядом, охлопывая карманы в поисках зажигалки.
        - Девочек я пристроил, - сообщил он довольным тоном. - Им хорошо и полезно будет, вам ноль забот, а у меня вскоре появятся хорошие сотрудницы. Подожди, не перебивай, - остановил Вадим готовый сорваться с губ жены вопрос. - Не в том главная суть. Я получил санкцию пригласить вас с Татьяной на отдых. В нашу святая святых - новозеландский Форт Росс. То есть вас официально позволено допустить в монастырь. Для начала - послушницами. Доходит?
        - Ох, правда? И мы всё сами увидим, со всеми познакомимся, и то, о чём говорил Шульгин, станет…
        - Так точно. Самой, что ни на есть, истиной в последней инстанции. И вечная молодость, и всё такое…
        Майя даже не знала, как реагировать. Радость была слишком велика. Почти такая же, как в шестнадцать лет, когда отец к гимназическому балу подарил ей привезённые прямо из Парижа, из «Галери Лафайет», первые в жизни туфли на высоких каблуках,
«летящее» платье и всё остальное.
        - Господи, как чудесно! Только как же туда добираться? Самолётом из Минвод в Москву, и там ещё сутки лёту?
        - Больше. С тремя пересадками почти вдвое выйдет до Веллингтона. Одна беда - в тысяча девятьсот двадцать пятый год даже из Москвы самолёты пока не летают…
        Ляхов откровенно веселился, глядя на ошарашенное лицо любимой женщины.
        - Всё! Приведи нервы в порядок и вели барышням собираться. Отбываем через час.
        Барышни, получив новую команду, не высказали никаких сомнений. Кроме одного. Как быть с полевой формой и оружием, доставленным с Таорэры, и с туалетами, полученными здесь? По их лицам Майя видела, что всего суток хватило, чтобы кардинально изменить настрой: шикарные гражданские одежды начали казаться им большей ценностью, чем надоевшие доспехи.
        - Заберём всё, - успокоил их Ляхов. - То и другое пригодится в равной степени.
        Когда все, что называется, «сидели на чемоданах», Майя пошла будить Татьяну. Вадиму она объяснила, в каком та состоянии и настроении.
        Глава 5
        Некоторый шок у девушек всё же случился. Не от очередного межвременного перехода, этим их как раз не удивишь. Они никогда в жизни не видели моря, да ещё такого красивого, явившегося им в виде фьорда, окружённого зловеще-эффектными стенами скал. Да и на роскошном трансатлантическом лайнере им бывать не доводилось. Пароходы - это такое творение человеческих рук и разума, что не оставляют равнодушным никого своей грандиозностью, особой, ни с чем другим не сравнимой эстетикой и некоторой противоестественностью. Плавучий город из стали, способный пересекать моря и океаны со скоростью курьерского поезда - есть в этом нечто не от мира сего. Не зря как-то Воронцов сказал, что на его «Валгалле» можно прожить всю жизнь, и жизнь будет нескучной.
        Майю же с Татьяной сильнее потрясло мгновенное перемещение на другую сторону Земли и почти на век в прошлое. Только теперь, пожалуй, они окончательно поверили, что никто не морочил им голову, и всё, о чём им рассказывали - истинная правда.
        Ляхов посмотрел на Татьяну и отметил, какое громадное облегчение отразилось на её лице. Как у человека, долго плывшего к берегу, потерявшего последние силы и вдруг почувствовавшего под ногами твёрдое дно. Он её понимал, на протяжении последнего года тщательно изучая жизненный анамнез пациентки.
        Их встретили Воронцов с Натальей, как и положено скучающим хлебосольным помещикам, обрадованным появлением в своей уединённой усадьбе многочисленных нежданных гостей. Что-то из «Мёртвых душ» здесь чувствовалось, и Вадим сильно подозревал, что Дмитрий Сергеевич это отлично осознаёт и намеренно форсирует сюжет именно в эту сторону.
        После взаимных представлений и Майя с Татьяной, и каждая из девушек удостоились нескольких тёплых приветственных слов с предложением чувствовать себя как дома. Вестовые из палубной команды приняли багаж и унесли его в каюты, а гости отправились на ознакомительную экскурсию по Шлюпочной и Солнечной палубам. Расположенные на самом верху надстройки, не такие просторные, как остальные, они, тем не менее, имели площадь по четыре с лишним тысячи квадратных метров каждая. И в них размещались самые фешенебельные помещения общественного назначения: - бары, кафе, рестораны, музыкальные салоны, зимние сады, плавательные бассейны, спортивные площадки и так называемые курительные комнаты. В девятнадцатом - начале двадцатого века так назывался некий гибрид библиотеки и клуба, куда допускались только мужчины, желавшие в обществе подобных себе отдохнуть от постоянного присутствия рядом жён, любовниц, дочек, племянниц и прочих представительниц прекрасного пола, в окружении которых приходилось путешествовать. И где действительно разрешалось курить, пить и говорить что и сколько хочешь.
        Сейчас, конечно, этот анахронизм места не имел, однако название и антураж сохранялись - традиционно. Вообще на «Валгалле» традиции соблюдались трепетно. Воронцов с Натальей обоснованно считали, что в сумятице миров и времён непременно должен существовать островок стабильности, не подверженный никаким посторонним влияниям известных и пока не известных реальностей. Потому на пароходе поддерживался первоначально установленный с момента спуска на воду уклад.
        Всё увиденное восхитило даже ко многому привычных «кавалерственных дам», не говоря о курсантках. Жизнь, в которую им повезло попасть через смерть (о чём, они, конечно, не подозревали), продолжала демонстрировать им свою самую привлекательную сторону, о которой всего три дня назад они не могли и помыслить.
        Прогулка заняла не меньше полутора часов, и это при том, что в большинство помещений они только заглядывали, чтобы составить первое впечатление.
        - Сейчас, милые девушки, вестовые проводят вас в каюты, вы там осмотритесь, расположитесь и по специальному сигналу вернётесь вот сюда. - Воронцов обвёл рукой сплошь остеклённый салон, из которого открывался чудесный вид на фьорд и посёлок, увенчанный замком. - Часа вам хватит, я думаю.
        Курсантки ушли, возбуждённо щебеча, словно на самом деле вообразили себя самыми обычными девятнадцатилетними девчонками. «Да так ведь оно и есть, - подумал Ляхов.
        - Они ведь ни на какой конкретной роли до сих пор не зафиксировались». Ему неизвестна была формула или методика, с помощью которой каждую из них предполагалось превратить в то, к чему они готовились. Ну и слава богу. Дадим волю случаю и естеству. О том, что это естество может завести совсем не туда, он не задумывался. На то есть старшие «братья и сёстры», легко решавшие задачки и посложнее.
        - Ну, теперь давайте прикинем, что делать будем, - предложил Воронцов Ляхову и его спутницам. Все они разместились в плетёных креслах бара на широком балконе, окружающем верхний кормовой салон. Стюард немедленно подал дамам красное шампанское, мужчинам - фирменное пиво в литровых оловянных кружках.
        - В качестве культурной программы предлагаю прогулку в открытый океан, в сторону Южных морей, - сказал Дмитрий, раскуривая трубку. - Я и так собирался пробежаться до Австралии, машины прокрутить и в навигации потренироваться, ну а теперь просто курс на восемь румбов[Девяносто градусов по горизонту.] поменяем.
        - Великолепно, - согласился Ляхов. Он сам с детских лет мечтал увидеть эти края, а уж на таком пароходе и в такой компании - чего лучше? Немного жаль стало, что нет с ними здесь Сергея Тарханова. Так и сидит безвылазно в своём кабинете, занимаясь чрезвычайно важными, но, увы, такими скучными делами.
        Хотя, коль речь идёт о лечении Татьяны, он здесь был бы безусловно лишним. Сначала вернём ему (через сутки или неделю, сколько бы здесь ни прошло времени на самом деле) здоровую жену, тогда и подумаем о совместных развлечениях.
        - Девушек мы решили поселить в стандартные двухкомнатные люксы на верхней палубе, Верхняя - в данном случае четвёртая палуба, считая сверху вниз, от Солнечной.] - сказала Наталья. - Они ничего лучшего всё равно не видели, им должно понравиться, ну а для вас, Таня, найдём что-нибудь поинтереснее. - Майю она пропустила, считая, что если у Ляхова есть положенная по статусу каюта, то они там вдвоём и устроятся. Если не последует специальной просьбы.
        - Вы какой стиль любите?
        Татьяна не то чтобы растерялась, просто не поняла вопроса. О том, какими возможностями в смысле размещения гостей располагает «Валгалла», она не догадывалась.
        - Да я… я и не знаю… Если девчат в двухкомнатные, мне зачем больше? Но, если предлагаете, наверное, есть и получше?
        - Есть, есть, - с тонкой усмешкой, вместо Натальи Андреевны, ответил Вадим. Представляя, как будет поражена Татьяна, увидев нечто подобное его собственной
«каютке». А уж апартаменты Ларисы, где сам он никогда не был, но кое от кого слышал отзывы, привели бы госпожу Тарханову в полное изумление. Что-то в этом роде имела в виду и Наталья, успевшая узнать о проблемах гостьи и представлявшая, на собственном опыте,[См. роман «Одиссей покидает Итаку».] терапевтический эффект внезапной реализации заведомо неисполнимых желаний.
        - Смелее, смелее, Таня, - поощрил её Воронцов. - Полностью растормозите воображение. Просто из любопытства. Представьте себя богом, размышляющим, сумеет ли он создать неподъёмный для себя камень.
        Татьяна посмотрела на Ляхова и Майю, пытаясь сообразить, в чём подвох. Вадим улыбался сочувственно и поощрительно, а подруга сама находилась в её положении, не понимая, о чём идёт речь.
        - Я не знаю… Все самые шикарные номера кавминводских отелей, санаториев и частных вилл я видела. Работа у меня была такая, - сочла нужным пояснить, - признаться - ничего за пределы воображения выходящего. - Слегка подумала и решилась. А что? Если хозяева перед ней подобным образом вопросы ставят, деревенщиной воображают, она ответит. Пусть сами потом выкручиваются. - По слухам, есть в Париже отель
«Риц», а в нём апартаменты для арабских шейхов, в сутки - дороже хорошего автомобиля. Как? Можете предложить? Допустимо?
        Воронцов коротко рассмеялся и, подняв глаза к подволоку,[Подволок - по-флотски любой потолок на судне Точнее - нижняя зашивка, деревянная или металлическая, вышерасположенной палубы.] процитировал: «Что отварные порционные судачки?! Дешёвка это, милый Амвросий. А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенная раковыми шейками и свежей икрой?»[М. Булгаков.
«Мастер и Маргарита».] - Впрочем, пусть будет так. Всегда можно переделать. Пойдёмте?
        Лифт опустил их тремя палубами ниже. Человеку непривычному тишина и пустота корабельных коридоров, где должна была бы кипеть жизнь (по проекту прототип
«Валгаллы» принимал на борт две тысячи пассажиров и нёс такое же количество команды и обслуживающего персонала), должна была показаться зловеще-путающей. Или
        - наоборот. Сейчас на пароходе находилось чуть больше двадцати живых людей и полсотни андроидов.
        Воронцов указал на вторую от площадки дверь.
        - Входите…
        Татьяна перешагнула высокий комингс и замерла, непроизвольно ахнув. То, что она небрежным и недоверчивым тоном попросила, распахнулось за стандартным тамбуром.
        Огромная гостиная, устланная прекрасными коврами, круглый стол посередине, украшенный причудливыми деревянными кружевами и перламутровой мозаикой. Кожаные кресла и диванчики вдоль переборок, обтянутых парчой. Большие окна, полузадёрнутые шёлковыми шторами.
        Живые, незнакомо и тонко пахнущие цветы в высоких расписных вазах.
        Над столом - золотая люстра с сотнями хрустальных висюлек в несколько рядов.
        Из гостиной вправо, отделённая фигурной аркой, вела анфилада столь же роскошных комнат. От обилия золота отделки и огромных зеркал невозможно было сообразить, сколько там помещений на самом деле. Бесконечная, сияющая и многократно пересекающаяся перспектива.
        За левой аркой виднелся широкий коридор, тоже застеленный ковром, хоросанским, исфаганским - кто его знает? Ворсистым, зелёным, с ярким жёлто-красным орнаментом. Вдоль блестящей вишнёвым лаком переборки - ряд глухих, но украшенных искусной ручной резьбой дверей.
        - Это что? Всерьёз? На самом деле? - От изумления и даже некоторого испуга у Татьяны пересохло во рту. В московских царских дворцах она видела и не такое, но там всё было естественно. Соответствовало времени и месту. Но здесь!
        Пусть это хорошо подготовленный экспромт-сюрприз, можно допустить и такое. Только как Воронцов мог догадаться, что именно взбредёт ей в голову, если за секунду до вопроса она сама не представляла, о чём пойдёт речь?
        Майя считала себя более подготовленной к чудесам «Валгаллы» и Форта Росс, Вадим ей кое-что рассказывал, однако демонстрация могущества «старшего брата» произвела впечатление и на неё.
        С лёгкой усмешкой, демонстрируя выдержку и способность принять любые чудеса как должное, она сказала:
        - Чересчур аляповато. Кич, как на Западе выражаются.
        Наталья Андреевна молча кивнула головой. Более неразговорчивой женщины Майя давно не видела. Хотя при её внешности и положении могла бы Ларисе дать сто очков вперёд.
        Воронцов снова хохотнул.
        - Что заказывали, дорогие гости, что заказывали. За шейхов я не отвечаю. У каждого свои вкусы… Но копия - один в один.
        Майя, иронизируя над «кичем», одновременно испытывала что-то вроде ревности. Татьяне, значит, предложили заказать жильё по вкусу, а ей - нет. Придётся довольствоваться тем, что Ляхов без неё выбирал? Хорошо, хорошо…
        - Шейхи - понятно, где им культуры набраться? - Майя потянула подругу за руку. - Посмотрим, как там у шейхов, - и начала обход апартаментов.
        Вернувшись обратно в предназначенный для ужина салон, Татьяна погрузилась в глубокую задумчивость, из которой её с трудом выводили точно рассчитанные вопросы Натальи.
        Майя с Ляховым и Воронцовым предпочли выйти на палубу, в тень стоящего на кильблоках моторного катера.
        - Итак? - спросил Дмитрий.
        - Я поражена, - первой ответила Майя. - Не знаю, как вы такое делаете, но для Татьяны - в самый раз. С её характером и комплексами этой «каютки» хватит, чтобы снова осознать себя личностью, а не несчастной жертвой обстоятельств.
        - Какая жертва? - удивился Воронцов. - Мало я знаю женщин, в тридцать лет получивших то, что у неё имелось даже до появления здесь. Не хочу показаться грубым, но не зажралась ли ваша протеже?
        Тон у него получился весьма неодобрительным. На самом деле, у всех, считай, рыцарей «Братства» к тридцати годам в жизни не случилось ничего подобного. Да и перспективы радужными не казались. А тут - на тарелочке с голубой каёмочкой…
        - Вам не понять, Дмитрий Сергеевич, - тихо ответила Майя. - Последний год - конечно. Повезло. И случилось столько всякого… А двадцать девять предыдущих вы не берёте во внимание?
        - Думаю, терапия пойдёт успешно, - прекратил их рассуждения Ляхов. - Месяц полной изоляции от собственных комплексов и земной ноосферы повлияют благоприятно. Морское путешествие, желательно - изнурительные тренировки. Как с тем красавчиком у Джека Лондона, которого капитан заставил драить наждаком якорную цепь… Тем более, как говорил мне Александр Иванович, у вас найдётся возможность приставить к ней психотерапевта такого класса, что мне и не снилось…
        - Причём желательно женщину в годах, с первого взгляда подавляющую своим авторитетом и квалификацией, - вставила Майя, живо представив Прасковью Ильиничну, только в белом халате и с фонендоскопом на шее.
        - И это без вопросов. Завтра с утра и найдём…
        Искать Воронцову никого не требовалось, любой андроид немедленно был готов к названной функции, однако он считал, что сегодня должен состояться лёгкий и непринуждённый вечер по случаю прибытия дорогих гостей. Потом Татьяна выспится в своих апартаментах «а ля Тысяча и одна ночь», а утром или через три дня - видно будет, от чего её лечить, и стоит ли вообще, как в циничной врачебной шутке.[«Ну что, будем лечить, или пускай живёт?»]
        Девочки вернулись из своих кают, восхищённые не меньше Татьяны, но без её комплексов. Вся их недолгая жизнь прошла в казарме (как её ни назови), они и вообразить не могли, что каждой достанется столько свободного, абсолютно индивидуального пространства, оснащённого виденными в кино или вообще невиданными достижениями цивилизации.
        Примерно так себя почувствовали на борту «Валгаллы» белые офицеры после эвакуации, трущоб Константинополя и жуткого галлиполийского концлагеря.[См. роман «Бульдоги под ковром».]
        За столом каждую обслуживал личный стюард. Капитан парохода, его жена (милейшая женщина) и все остальные относились к гостьям со всей внимательностью и нелицемерной заботой. Сейчас Дайяна, Лихарев, другие инструкторы казались бывшим курсанткам совершенно чужими и далёкими людьми, новая встреча с которыми представлялась чем-то пугающим и глубоко неприятным. Невыносимым даже.
        Подавали жареных бекасов, сегодня только подстреленных в окрестных холмах, всевозможные паштеты и салаты, «морских гадов» в ассортименте, от крабов до трепангов, тушенных с рисом и специями, бокалы наполнялись тончайшими лёгкими винами. И никто не сказал юным красавицам, что сегодняшний вечер - первый и на очень длительный срок последний. Завтра начнётся суровая служба и питание из
«матросского бачка», кстати, по вкусу и разнообразию тоже намного лучше того, чем их кормила Дайяна.
        - Если ты не против, - предложил Воронцов, когда настало время покурить, - я приглашу достаточное количество офицеров с «Изумруда», чтобы они заняли девушек и женщин танцами и ни к чему не обязывающим флиртом. Парни очень соскучились по свежим лицам. А мы с тобой в другом месте поговорим серьёзно.
        - Зачем - ни к чему не обязывающим? - удивился Вадим. - Пусть господа офицеры проявят себя как раз в способности изобразить обязывающие отношения, а там посмотрим, у кого из девчат какая психологическая устойчивость. Я ведь боевых
«валькирий» из них мечтаю сделать, раз мы на «Валгалле» находимся, а кто иначе себя осознает - пусть будут счастливы на ином поприще.
        В голове у Вадима гудел ветер свободы (захочу сейчас - тут и останусь, и гори огнём Академия и флигель-адъютантские аксельбанты!), сильно раскрученный запахом моря и приличной дозой коньяка.
        Воронцов его понимал, сам чувствовал себя похоже, впервые очутившись в Замке, том, настоящем. От службы отказался ради новых возможностей, а главное - шанса переиграть прошлое. Не с Отечественной войной, а с самим собой. Не сумел вовремя, в лейтенантские двадцать три года, убедить любимую в том, что только он ей нужен всерьёз, а тут предложили попробовать снова. Тебе тридцать пять, ей тридцать один, она готова полюбить тебя нынешнего. Ты - готов? Или до пенсии будешь перед сном мусолить очередную упущенную возможность.
        Дмитрий выбрал предложенный вариант. Безусловно, выбор был совсем не прост. Но он его сделал. И с тех пор ни разу ни о чём не пожалел.[См. роман «Одиссей покидает Итаку».]
        - Надеюсь, так и получится, - примирительно сказал Дмитрий. - Если даже какая-то из девушек увлечётся сегодня «не знавшим слов любви» лейтенантом, с начала Великой войны не сходившим с мостиков эсминца, артиллерийских площадок «Валгаллы» или пехотных окопов Крыма - хуже никому не станет. Не думаю, что Дайяна воспитывала своих боевых кошечек в стиле «Кирхе, киндер, кюхе».[Церковь, дети, кухня (нем.).]
        - А кто её, хозяйку, знает? Вдруг у них через раз: одним первые «три К», другим - вторые,[Три «К» для немецких мужчин: «Кайзер, криг, канонен» (Император, война, пушки).] - возразил, как специалист психологических войн, Ляхов.
        - Так тем более! Ты с женой и подругой поживёте недельку-другую и всё сами увидите. Я своих мнений никогда никому не навязывал. Иногда, признаться, - Воронцов вдруг изобразил на лице мечтательность, - не хватало самоконтроля, чтобы удержаться от слов: «А я что говорил?!», - сказанных прямо в лицо адмиралу, явственно для всех севшего в… лужу. После вполне квалифицированного предостережения этого не делать.
        - Ах, как здорово! - восхитился Ляхов. - Всю жизнь аналогичная у меня с вашей ситуация. Папаша мой, натасканный в аппаратных играх человек, с детства предупреждал - ничего ты со своей дурацкой натурой в жизни не добьёшься. Защищай докторскую диссертацию и после того неси любую пургу студентам. Те поймут и даже одобрят. Иной способ карьеры для тебя заказан.
        - Умный у тебя был папаша. Зря ты его не послушал. Но теперь уж нечего делать. Давай исходить из текущих возможностей… Недельку ты у меня здесь посидишь, отдохнешь и постепенно разберёшься, в чём смысл твоей тамошней жизни. Мы твои варианты обсудим, после чего придём к чему-то среднему. Затем - примешь окончательное решение. До тех пор с вашими жёнами и племянницами поработаем, для общей пользы и удовольствия. Устраивает?
        - Да, Дмитрий Сергеевич, - впал Ляхов в телячий восторг уважения к старшему товарищу, - я ведь ничего другого и не хотел…
        - Отлично, - вдруг посерьёзнел адмирал, - отлично, что ты так хорошо меня понял. Одна беда - не полностью и не до конца. Видишь ли, тут такая штука. Все мои друзья и твои тоже сейчас застряли в очень трудных временах и позициях. Посылка в виде эти прелестных девчонок - отнюдь не признак успеха и благополучия. Есть мнение, что совсем наоборот. Сразу три войны им вести приходится, англо-бурскую (но это пустяк в сравнении со всем остальным), испанскую гражданскую, и межпланетную на нескольких фронтах с до сих пор не понятыми аборигенами стопроцентно чуждой нам Земли-2. Там вообще мрак. Враги атакуют и в прошлом, и в параллели тридцать восьмого года, которая теоретически не существует, да ещё и постоянно высаживают десанты на Валгалле-Таорэре. Они и сбили флигер с Лихаревым и девушками. А в одной стычке Новиков получил такую психическую контузию, что едва-едва выкарабкался…
        Ляхов представил себе то, о чём сказал Воронцов. Ему самому довелось поучаствовать лишь в одном эпизоде этой непонятной и бесконечной войны внутри и между реальностей. А «братья» на ней - как на работе.
        Странно и безнадёжно, если задуматься. А куда денешься? Он сам - человек военный. От природы, по праву рождения. «Наше дело - стрелять и помирать, если придётся. А за что и когда - государь Император знает». Попробовал вспомнить - а когда-нибудь за всю писаную историю его Россия (и все параллельные тоже), сама начинала хоть одну войну? Просто так, из любви к искусству или в поисках «лебенсраум».[Жизненное пространство (нем.).] Нет, не вспомнилось, хотя историю учил хорошо, и в гимназии, и особенно в Академии. Или оборонялись, или в очень редких случаях заступались за обиженных, вроде болгарских «братушек», замордованных до последней крайности агрессивными соседями армян и грузин. Ничего не получая взамен, кроме раскиданных по всему свету солдатских могил и тайной ненависти с камнем за пазухой со всех азимутов.
        Так на хрена нам этот крест? России как таковой и «Братству» в частности.
        Так он и спросил Дмитрия Сергеевича. В принципе, зная ответ, просто для душевного успокоения.
        Тот смотрел на полковника внимательно, постукивая чашкой трубки по ладони.
        - Не слышал такой стих? Впрочем, откуда? У вас этот поэт не состоялся.
        «Что защищать? Заржавленные пушки,
        Две улицы то в лужах, то в пыли,
        Косые гарнизонные избушки,
        Клочок не нужной никому земли?
        Но всё-таки ведь что-то есть такое,
        Что жаль отдать британцу с корабля?
        Он горсточку земли растёр рукою:
        Забытая, а всё-таки земля.
        Дырявые, обветренные флаги
        Над крышами шумят среди ветвей…
        - Нет, я не подпишу твоей бумаги,
        Так и скажи Виктории своей!»[К. Симонов. «Поручик»]
        - Доходчиво? Насчёт «заржавленных пушек», конечно, под горячую руку сказано, такого в армии не бывает, а остальное - сам суди. С самого первого дня нашей эпопеи выбора не было ни у кого, ни разу. Да хоть свой личный опыт возьми. Начиная с перевала имелась у тебя в жизни достойная альтернатива? Вот сейчас, ты думаешь, она появилась…
        Вадим удивился, как точно просчитал Воронцов его настроение.
        - Ничего не появилось. И не появится. Сей крест мы на себя возложили добровольно, раз и навсегда. Поздно молиться: «Да минует меня чаша сия». Христа не миновала, нас - тем более.
        Воронцов снова несколько раз сильно потянул трубку, запыхал, разжигая почти погасший огонь.
        - Таким образом - в любом варианте незачем без толку дёргаться. Что будет - то и будет. Сам понимаешь - я тебя не гоню. Живи, сколько душа просит. Любому солдату нужен отпуск с фронта. Мы с тобой ещё многое успеем обсудить. А уж потом… Если согласишься - вернёшься в Москву, и начнём работу. Как я её вижу - сейчас не скажу. Сам, надеюсь, догадаешься. Нет, я тебя не брошу, - счёл нужным уточнить он, когда дым из «Петерсена» пошёл, как надо. - Просто - взрослеть пора…
        Слова эти в первый момент показались Вадиму странными. Куда уж, казалось бы? Столько он успел пережить, увидеть, повоевать. Потом сам, без подсказки, сообразил. Взрослеть - не стать старше на год или два. Перейти в иное качество. Из куколки - в имаго.[Имаго (лат.). - окончательная стадия индивидуального развития живого организма.] Сначала был обычным, ничем не примечательным человеком. Каким-то образом оказался причислен к послушникам, кандидатам в рыцари «Братства». А теперь - или (когда командиров рядом не осталось) сам первый выскакивай на бруствер с винтовкой наперевес, или…
        - Я всё понял, Дмитрий Сергеевич, - ответил Ляхов. - Желающего судьба ведёт, нежелающего - тащит, как говорили древние. Но давайте сегодня на этом закончим. Я тоже хочу принять участие в общем веселье.
        - Как водится. Не смею препятствовать. Только последнее - чтобы было о чём подумать на досуге. Александр Иванович - наставник и рекомендатель твоего брата Фёста. Если хочешь - я буду твоим. Для баланса. Ловушка, чем бы она ни была - явление неразумное. И когда карты хорошо перетасованы, шестёрки объявлены тузами и наоборот - связность системы вполне способна выйти за пределы механического анализа.
        - Не совсем понял, - осторожно ответил Вадим, хотя уже начал догадываться.
        - Разочаровываешь. Тогда совсем просто. Фёст будет жить и действовать по логике и в стиле Шульгина. Ты - по своей, с учётом манеры Воронцова. В итоге выйдет трудно алгоритмируемый коктейль. Как тебе?
        - Гениально, Дмитрий Сергеевич, - без тени лести ответил Ляхов. - При таком раскладе сам чёрт ногу сломит, не говоря о какой-то Ловушке…
        - Вот и ладно. А теперь, как на старом флоте принято: «Команде песни петь и веселиться».
        Ляхов думал, что состоявшийся у него с Дмитрием Сергеевичем разговор и был тем
«серьёзным», что Воронцов подразумевал. Но нет. Серьёзный начался гораздо позже.
        Сначала к вываленному на правый борт «Валгаллы» парадному трапу подошёл командирский катер с «Изумруда». Из открытой задней каретки с достоинством поднялись девять лейтенантов и мичманов во главе с кавторангом Белли. Все в белых кителях, брюках и туфлях, при золотых погонах и кортиках на чёрных муаровых лентах. По традиции кают-компании крейсера - в тёмно-красных шёлковых носках и с того же цвета платочками, уголком торчавшими из карманов кителей.
        Взошли на палубу, дружно отдали честь встретившему их на шканцах Воронцову, но смотрели поверх и правее адмиральской головы. Уж больно неожиданным было зрелище.
        Что адмирал приглашает всю кают-компанию (за исключением трёх неудачников четвёртой вахты) на ужин, командир сообщил, но о том, зачем и почему вдруг - не обмолвился.
        Потому как сам не знал. Воронцов любил делать подчинённым сюрпризы. Предпочтительно - приятные. Жаль, не всегда получалось. Зато сейчас получилось в полной мере.
        Вот вам, господа офицеры, «пенители морей», подарочек. Тремя палубами выше, вдоль планширя выстроились девять девушек. Невообразимой прелести. Красивые лица, роскошные волосы, открытые платья… Жаль, что фальшборт скрывает то, что ниже пояса. Но ведь ненадолго?
        Откуда это чудное виденье?
        - Господа, - звучно обратился адмирал к бело-золотому строю. - Направление вашего внимания мне очевидно и понятно. Но прошу уделить толику и мне.
        Офицеры вытянулись, согласно уставу, «поедая начальство глазами», а Белли из-за спины всем сразу показал кулак.
        - К нам прибыли гости, точнее - гостьи. Для отдыха и доступных развлечений. В течение сегодняшнего вечера я прошу уделить им настоящее флотское внимание. Ужин, танцы, приятные беседы и всё такое. Время мероприятия как такового не ограничено. Соблюдение распорядка службы оставляю за капитаном Белли.
        Ясное дело, адмирал не смог обойтись без очередной иезуитской выходки. То есть предоставил Владимиру решать - позволить прибывшим на «Валгаллу» офицерам гулять
«до упора» или в положенное время обеспечить смену вахт. Только, значит, у кого-то (у троих подвахтенных) завяжутся интересные отношения - и извольте. Катер у борта, пожалуйте вниз. Четыре часа кукуйте на мостике, занося в журнал положение крейсера относительно якорной цепи, и любуйтесь в бинокли на палубу такого близкого парохода. Смотрите, как отстоявшие своё товарищи обнимают девушек, только что обнимавших вас. И нет гарантий, что завтра получится то, что начало получаться сегодня.
        Неразрешимая антиномия: «Что лучше - ждать и не дождаться или иметь и потерять?»
        Казалось, раз плюнуть Воронцову приказать «Изумруду» пришвартоваться борт к борту
        - и никаких проблем.
        А вот нет! Служба мёдом казаться не должна. Даже в этом странном мире. Или - именно в нём.
        - Есть, ваше превосходительство! - чётко ответил Белли, мгновенно прокрутивший в голове все вышеназванные варианты.
        - Приятно слышать, - сделал совсем простецкое лицо Воронцов. - В таком случае - вольно. На меня внимания разрешаю больше не обращать. Я даже китель сейчас сниму. Если вдруг потребуется обратиться - Дмитрий Сергеевич, и никак иначе. А лучше бы и не потребовалось. Моя супруга сейчас всех друг другу представит - и отдыхайте.
        Всё ещё скованные дисциплиной и неясностью обстановки офицеры двинулись к трапу. Однако - многозначительно переглядываясь. С понятным всем нормальным мужчинам намёком: если я на какую глаз положил, ты уж не мешай, пожалуйста. Только когда явно подальше пошлёт - тогда твоя очередь.
        Наталья, перед тем как начать процедуру знакомства, указала, куда сложить кортики. Для непринуждённого общения, тем более танцев - атрибут явно лишний.
        Воронцов выбрал для уединения с Вадимом весьма удобную точку - кормовой выступ балкона Солнечной палубы. Снизу их заметить очень трудно, особенно в наступающей ночной тьме, а ярко освещённая площадка Шлюпочной, на которую открывались двери предназначенного для вечеринки салона - как на ладони. И видно и слышно.
        - Дмитрий Сергеевич, - спросил Ляхов перед тем, как Воронцов начнёт свою тему, - зачем вы пригласили девять офицеров, а не семь?
        - Неужто взревновал, полковник? - Дмитрий поднял руку и неизвестно откуда возникший вестовой наполнил бокалы терпким хересом. - Вроде врач, психолог, командир-единоначальник, - оценка прозвучала скорее разочарованно, чем иронически.
        - Как-то вас в вашем мире… недоучивают, что ли? Куда уж проще? Семь мичманов и лейтенантов перессориться должны, что ли? Они у нас ребята воспитанные. В танцах и прочих беседах две дамы постоянно остаются лишними. Из вежливости пригласишь, а в это время товарищ перехватит ту, что тебе больше других интересна. И так далее. Затем - вашей Татьяне терапия нужна? Пусть ею для начала бравый мичманец займётся. А твоя Майя чем хуже? Была такая песня в моей молодости: «Стоят девчонки, стоят в сторонке. Платочки в руках теребят. Потому что на десять девчонок по статистике восемь ребят…» Или девять, не помню точно. От тебя так и так не убудет, а ей - молодость вспомнится…
        Возразить было совершенно нечего. Однако - не совсем та психология у адмирала. Правда что - из другого мира человек. Близкого - но другого.
        Пока Воронцов объяснял Вадиму, каким образом тому следует вести себя в отношениях со своим двойником-аналогом, в обеих нераздельно-неслиянных реальностях, и каким образом можно будет использовать окончивших стажировку на «Валгалле» девушек, банкет внизу набирал обороты.
        Майя через Анастасию передала остальным, что все боевые инстинкты до утра следует забыть. Любое Действие кавалеров воспринимать исключительно как знак симпатии и восхищения. Но - без крайностей. Если у кого вдруг и появятся «чувства» - сохранить на будущее. Жизнь не сегодня кончается. И не завтра, скорее всего.
        - Эти люди - наши. Такие как я, Татьяна Юрьевна, Вадим Петрович, Андрей Дмитриевич… Александр Иванович, - чуть замявшись, добавила Майя. Смешно ведь, а на мгновение смутилась. Эта девчонка испытывает к Шульгину (почему-то она так вообразила), те же чувства, что и ей довелось, пусть всего на несколько часов. Но был ведь момент. Совсем не любовь, и не короткое сексуальное влечение, неизвестно с чего могущее возникнуть даже в отношении полного ничтожества, а…
        Майя не сумела это выразить, не только словами, но и на уровне ощущения.
        - Поцеловаться, если очень захочется - можно, - продолжила она инструктаж скучным голосом. - Пообниматься в укромном месте - тоже. И достаточно…
        - Майя Васильевна, - неуверенно спросила Настя, - а если вдруг замуж пригласят?
        Ох, ты! И такие мысли у красоток в голове бродят. Дайяна внушала или от чтения не предусмотренных программой книжек в головах возникли?
        - Рано вам замуж, - Майя придала голосу интонации Прасковьи Ильиничны. - Сначала здешний «курс молодого бойца» пройти надо, хоть полгодика на окружающую жизнь посмотреть. К парням как явлению природы присмотреться, вдруг через месяц «тот самый, единственный» встретится, а ты - уже! Запомни и другим передай - «Береги честь смолоду».
        - «Честь» - это к нам не относится, - с некоторым вызовом сказала Вельяминова.
        - Это кто же тебе такую херню сказал? - Майя только в мужском обществе придерживалась приличий, в женском - выражений не выбирала.
        - Дайяна. Так и сказала. Для вас это - оружие и инструмент, а человеческие выдумки
        - пусть для них и остаются.
        - Вот стерва старая! - возмутилась Майя. - Вам что было сказано? Теперь нас слушаться будете, на остальное - наплевать и забыть. Доходчиво?
        - Так точно, Майя Васильевна.
        - Слава богу. Когда можно будет - я скажу. Теперь идите, развлекайтесь…
        - Насколько я понимаю, - продолжал ранее затронутую тему Воронцов, - у вас там скоро начнутся очередные события. Не могут не начаться…
        - Отчего вдруг? - удивился Вадим. - Порядок вроде навели, власть императорская укрепляется, народ доволен, оппозиции, считай, что и нет, кроме «высочайше утверждённой». Господин председатель кабинета министров и канцлер Каверзнев своим бывшим соратникам отчётливые рамки очертил…
        - Снова ты, брат, наивность демонстрируешь. Впрочем, как же иначе? Мы тоже поначалу вообразили, что все проблемы решены, остаётся жить и радоваться. Оказалось совсем не так. Законы Ньютона не только в физике, они в природе и в политике так же точно действуют. «Действие равно противодействию», «Угол падения равен углу отражения» и тому подобное. Если даже принять, что после акции Шульгина наши реальности от Великой Сети изолированы, так, по сути, ничего ведь не изменилось. Представь, что мы потерпели кораблекрушение (тьфу-тьфу-тьфу), оказались на необитаемом острове. Но на корабле кроме нас имелась партия хищников, как в «Полосатом рейсе». Или, как в «Таинственном острове», несколько вооружённых пиратов. Вот и дилемма - или мы их, или они нас. Терцио нон датур. В нашем случае это - Ловушка, оставшаяся вместе с нами внутри изолята. Продолжающая исполнять прежнюю программу: не допустить победы вновь создаваемых мыслеформ над изначально заложенной в неё схемой мироустройства…
        - Вы-то откуда это знать можете?
        - Само собой - ниоткуда. Косвенная информация. От Антона, от Замка, путем личных наблюдений и размышлений… Но отсюда вытекает нормальный вывод - путём экстраполяции. Если даже всей вашей мощью удастся удержать ситуацию внутри страны
        - непременно начнётся что-то извне. Скажем спасибо, если и у вас дуггуры не объявятся. Но и без них врагов в избытке. Поскольку, что очевидно, нынешнее государственное устройство России заведомо не предусмотрено, поскольку при дальнейшем развитии способно перевести её из химерической в натуральную реальность. Доходчиво?
        - Не совсем. Почему это при демократическом устройстве моя Россия является
«химерой», а при монархии - уже нет?
        - Да просто потому, что развилка случилась не там, где надо. Если бы до февраля семнадцатого - монархия сохранилась естественным образом. Если после восемнадцатого - должны были победить красные. Опять же никакой демократии. А у вас, как мы просчитали, одна-единственная трёхдюймовка бахнула с перелётом на одно деление, генерал Корнилов остался жив и сумел переломить ход Гражданской войны. Точно, как если бы адмирал Макаров не взорвался на мине в Порт-Артуре. «Химера», брат… Аналогично - серьёзные беспорядки начнутся и в мире Фёста. Синхронно или со сдвигом по фазе - предсказать не берусь. Если наша команда в ближайшее время со своими делами не разберётся - рассчитывать вы с Фёстом можете только на себя, меня да ещё вот на девочек… В крайнем случае - будет куда отступать. Только именно в крайнем. Я рассчитываю на более оптимистичный исход…
        Ляхову стало неуютно. Возвращаться домой, где скоро начнётся нечто такое, в сравнении с чем его предыдущие приключения - мелкая рябь на воде? И не возвращаться нельзя. Это в мирное время отъезд по личным делам - отпуск той или иной продолжительности. В военное - дезертирство со всеми вытекающими последствиями. Не военный трибунал, так суд совести.
        - Запомни следующее. Пока не было случая, чтобы наши мыслеформы Ловушка сумела подавить. С трудом, но мы всё равно выигрывали. Так и дальше будет. Наши силы растут, она слабеет…
        - С чего бы вдруг? - удивился Вадим.
        - Один человек сказал. Без постоянной подпитки извне её моторесурс вырабатывается. Мы всё время выдаём ей вводные почти на пределе возможностей. Непрерывно меняем логики. Тут недавно ещё один хороший товарищ к нам присоединился, тоже из
«химеры», две тысячи пятьдесят шестого года. Большой специалист по искусственным разумам и всякой прочей хреновине. Он и просчитал, что Ловушка, если она есть, просто обязана работать в режиме истощения. Противодействие будет слабеть, принимаемые ею решения, примитивно выражаясь, проявлять все признаки старческого слабоумия… Так и сдохнет, забыв, кто она, зачем она, пуская слюни и оправляясь под себя.
        Образ получился впечатляющим.
        Вестовой снова налил им вина. Ляхов сверху видел, как высокий черноусый лейтенант кружит Майю в подобии вальса. И той это очевидным образом нравится.
        А уж как бал, жаль, что не маскарад, нравится девчонкам!
        Те прямо сияют, порхают, тают… Какие ещё обозначения их эмоций можно придумать?
        - Вот поэтому, для окончательного приведения Ловушки в означенное состояние, и работают наши товарищи, - продолжил Воронцов, сделав глоток. - А мы им в поддержку откроем ещё два фронта. Для полноты стратегической внезапности Фёст у себя действует полностью автономно, не посвящая в свои планы ни меня, ни тебя. Ты его до поры тоже к своим заботам привлекать не станешь. Вот и посмотрим, какая в итоге конфигурация выстроится…
        - Но цель! У любой операции должна быть цель. Иначе будем кружить на месте, как слепой в тумане… - Труды теоретиков от Сун-Цзы до Клаузевица и генерала Брусилова Вадим уже успел изучить досконально. Более современных начнут преподавать на следующем курсе.
        Глава 6
        Весна в этом году выдалась ранняя и удивительно тёплая. Уже в первых числах мая вся городская растительность буйно зазеленела, и готовились цвести каштаны. Температура устойчиво держалась около двадцати пяти градусов, и пусть море пока оставалось прохладным, в купающихся на пляжах Аркадии, Ланжерона, Лузановки не было недостатка.
        Вдоль улиц и бульваров появилось множество столиков под яркими зонтами, время за которыми проводили в основном местные жители. Настоящего наплыва отдыхающей публики пока ещё не было, в холодной и дождливой Центральной России людям трудно было поверить, что на Юге погода совсем другая.
        Сравнительно молодой человек, не так давно переваливший сорокалетие, сидел на веранде кафе метрах в тридцати от Воронцовской ротонды, откуда открывался прекрасный вид на Потёмкинскую лестницу и на всю перспективу Приморского бульвара до самой Думской площади. Изредка поднося к губам побуревший от времени и дыма мундштук слоновой кости с вставленной в него сигаретой без фильтра, он любовался то ли великолепными древними платанами, то ли девушками и дамами, прогуливавшимися под их сенью.
        Означенный господин, с точки зрения физиономиста средней руки или рядового сотрудника губернского жандармского управления (заинтересуй он их), выглядел не более чем небогатым лицом «свободных профессий»: коммивояжер, провинциальный журналист, помощник присяжного поверенного, в крайнем случае. Костюм так себе, туфли и снову не из лучших магазинов, а сейчас изрядно поношенные, и весь остальной антураж того же класса. Да и кружка пива, которую он тянет слишком долго, словно на вторую денег может и не хватить, дополняла картину. Никого такой человек не заинтересует.
        Тем не менее Игорь Викторович, никуда не спеша, с истинным удовольствием отхлёбывал время от времени из высокой фарфоровой кружки очень недурственное
«Болыпефонтанское» пиво. Торопиться ему действительно было некуда, а уж заказывать ли ещё или перебраться в другое заведение - ему лучше знать, в чужих советах не нуждается. В этом смысле он и ответил нагловатому половому, позволившему себе заметить, что второй час занимать столик, ничего не заказывая, - не по делу.
        Выразился Чекменёв на самом деле гораздо грубее, порадовавшись одновременно, что стиля не утратил и в состоянии выглядеть человеком, которому каждый лакей считает возможным в открытую хамить. Заодно проверил и другую способность - так глянуть и так процедить сквозь зубы сугубое оскорбление, одно из самых модных в этом сезоне на Молдаванке, что парень отшатнулся, будто получил удар не словесный, а физический. (По случаю отсутствия масштабной Гражданской войны и последующей советской власти Молдаванка в Одессе сохранилась в почти первозданном виде, архитектурно, психологически и по роду занятия большинства её обитателей, продолжая радовать любителей местной экзотики).
        Сделав половому успокаивающий жест, мол, вали отсюда, шлемазл, я тебя не трону, Чекменёв продолжил своё занятие, то есть - покуривал, изредка поднося к губам кружку, рассеянным взглядом озирал то набережную, то сверкающее солнечными бликами море, удивительно пустынное сегодня.

«Всё ж таки моё положение имеет массу преимуществ, - думал Чекменёв, - не занимая штатной и публичной должности, оставаясь неизвестным в лицо и по имени подавляющему большинству населения, и даже журналистам и дальновизорщикам, можно вести себя как заблагорассудится, исходя исключительно из пользы дела. Главное, чтобы вовремя получалось эту самую пользу обосновать и подтвердить весомым результатом. Остальное спишется…»
        Действительно, вскоре после коронации Олега Константиновича, Олега Первого на российском престоле, Чекменёв оставил достаточно обременительный пост начальника разведуправления штаба Гвардии, якобы по причине того, что в связи с изменившимися обстоятельствами смысл и содержание этой должности более не соответствовали его интересам и квалификации. На самом деле, в новой самодержавной России его служба из единственной опоры и надежды «латентной монархии» начала превращаться в достаточно рядовое учреждение вновь формируемой системы власти.
        В России началось четвёртое, после Смуты, Петровских реформ и Гражданской войны, полное переформатирование государственного устройства Великой Державы. Слава богу, пока гораздо менее болезненное, не влекущее за собой слома жизненных устоев миллионов «простых» и не очень простых людей. И в этом процессе такому человеку, как генерал Чекменёв, нужно было искать подходящую характеру и обстоятельствам экологическую нишу, политическую и нравственную.
        Никуда, конечно, Игорь Викторович из ближайшего окружения Императора не ушёл, просто превратился в очередного «криптократа» - «человека с тысячью лиц». Для тех, кто его хорошо знал и раньше - устранившегося (или отстранённого) от практической работы, но оставшегося ближайшим генерал-адъютантом Его Императорского Величества, с обширнейшими, как все понимали, но неопределёнными полномочиями. Серого кардинала, имеющего, как те же «знающие люди» понимали, власть, почти сравнимую с императорской. И разведка с контрразведкой из его рук, пожалуй, никуда не делись, и массу новых функций он наверняка приобрёл. А попробуй разберись в текущих раскладах, если все карты на столе - рубашками вверх.
        Для всех же прочих такой фигуры как бы и вообще не существовало. Под многими именами Чекменёв имел достаточное количество вариантов личностей, в которые, по мере необходимости и желания, перевоплощался. Что давало ему возможность, в отличие от иных сановников его уровня, находиться, наподобие Гарун аль Рашида, в центре реалий обыкновенной жизни и постигать её изнутри, а не посредством профильтрованной нижестоящими инстанциями информации.
        Олег Константинович вполне поощрял означенную методику, по соображениям как государственным, так и личным. Постоянное пребывание Чекменёва рядом с собой его моментами утомляло. Напорист и настойчив временами Игорь Викторович был сверх всякой меры. Только кто эту меру определял?
        Да, в море перед Одессой не видно было ни одного заслуживающего внимания теплохода, пассажирского или торгового. Это удивляло. Словно действительно уже началась война, и город подвергается дальней блокаде. Как писал Паустовский, живший здесь и ходивший по этим улицам почти сотню лет назад: «Море было таким пустынным, как в те времена, когда человек не научился строить даже плоты. Можно было неделями и месяцами всматриваться с бульвара в даль и не увидеть ничего, кроме вспышек солнца и колебания волн».[К. Паустовский. «Время больших ожиданий».]
        Только у самого горизонта внимательный глаз мог различить идущее с юга судно, тип и класс которого пока определить было невозможно за дальностью расстояния. Невооружённым глазом, естественно. Когда генерал поднёс к глазам портативный, но десятикратный бинокль, стало ясно, что это именно то, что он и ожидал здесь, под тентом кафе чуть левее памятника Дюку и знаменитой, единственной в мире лестницы.
        Одна из личных яхт господина Катранджи. Кажется, «Лейла», силуэт достаточно характерный, две мачты, надстройка, занимающая две трети палубы, довольно высокая, чуть склонённая назад дымовая труба. Очень красивое судно, а внутри, по агентурным данным (от безвременно погибшего Фарид-бея, господина Насибова тоже), вообще
«Сказки венского леса». Богатейший человек, не входящий в «Периметр» мира, глава
«Чёрного интернационала» и вообще чёрт его знает кто ещё, имел такую простительную в его положении слабость - в нерабочее время наслаждаться жизнью «на всю катушку», как в России почему-то говорится.
        В рабочее - умел довольствоваться глотком воды и куском лепёшки, если обстановка того требовала.
        Да и тот факт, что он решил лично прибыть для переговоров в самое логово врага, имеющего к нему серьёзнейшие претензии, говорило о многом. Достойный противник.
        У Игоря Викторовича было достаточно собственных подходов к окружению Ибрагим-бея, и при необходимости он не преминул бы ими воспользоваться. Только до определённого времени не считал нужным этого делать. Фрукт должен созреть. Ну вот, кажется, это случилось.
        Две недели назад от одного из своих агентов Чекменёв получил шифрованную абсолютно нераскрываемым (спасибо математику Маштакову) способом телеграмму, которая имела вполне внятный и разумный текст, но при перекодировке через специальный трансмиттер приобретала совершенно другое содержание.
        Агент, совмещавший собственный бизнес с должностью почётного консула России в Тунисе докладывал, что на него вышли люди Ибрагим-бея, прекрасно осведомлённые о его связях с российской разведкой.

«Хорошо хоть, что только „о связях“, а не о том, что носящий вполне арабское имя владелец небольшой пароходной компании является подполковником этой самой разведки», - подумал Чекменёв. Отчего и почему Катранджи избрал именно такой способ контакта, хотя без всякого риска и «потери лица» имел массу способов обратиться напрямую, он вникать не стал. Несущественный пока момент.
        Агент сообщал, что без всяких дипломатических околичностей ему было предложено,
«за приличное вознаграждение» передать по своим каналам приглашение господину Чекменёву встретиться в ближайшее время и в любом удобном месте с лицом, которое ему, безусловно, известно, но до сих пор не имевшим возможности повидаться с глазу на глаз. Никаких недостойных высоких договаривающихся сторон заверений в гарантиях безопасности, конфиденциальности встречи и тому подобных глупостей письмо не содержало.
        Императору об этом послании Игорь Викторович докладывать не стал. Обычный оперативный случай. Вот если появятся какие-то конкретные результаты, тогда и поговорим.
        Он связался по обычному международному телефону с указанным ему резидентом номером, как рядовой клиент, и открытым текстом сообщил, что условия контракта его устраивают, фрахт подтверждается, груз необходимо доставить франко-порт[Франко-порт - вид фрахтового договора, предусматривающего доставку груза до места назначения за счёт отправителя.] Одесса не позднее такого-то числа.
        Собеседник выразил полное удовлетворение взаимовыгодной сделкой и пообещал сегодня же перезвонить и уточнить место и время встречи со стивидором.[Стивидор - лицо, ведающее погрузкой и разгрузкой судов в иностранных портах.]
        Чекменёв надеялся, что со своей стороны Катранджи примет все необходимые меры предосторожности. Ему самому на территории России опасаться было нечего. Разве только «Чёрный интернационал» решит вдруг, используя имя Катранджи как приманку, предпринять совершенно бессмысленную акцию по устранению или захвату в плен столь насолившей им в своё время фигуры.
        Разумеется, смысла в этом никакого, рассуждал генерал, роль его личности в нынешних условиях не столь уж и существенна. С Чекменёвым или без него, Империя продолжит выполнять свою геополитическую миссию, но кто-то может считать иначе, руководствуясь ложным пониманием законов «исторического материализма». Или просто друзья покойного Фарид-бека, спохватившись, решат наконец отомстить за Пятигорск, Варшаву и всё прочее. Но тут уж ничего не поделаешь. Назвался двадцать лет назад груздем - изволь соответствовать.
        Подстраховаться, конечно, придётся. Так для того и существует Управление, отдел
«Глаголь» и отряды «Печенег».
        До Одессы он доехал поездом, в лучшем в мире по комфорту и сервису вагоне первого класса (куда там пресловутому «Восточному экспрессу»), с одноместными купе, оснащёнными всем необходимым, включая душ и туалет. Не все же любят самолёты, а если нужно ехать от Москвы до Владивостока или Порт-Артура, ничего лучше не придумаешь. И неутомительно, и впечатлений масса.
        Тарханов (по-прежнему начальник управления спецопераций, ждущий генеральских погон) отрядил в сопровождение бывшего начальника два десятка лучших офицеров под командой прославленного многими делами (уже после польской кампании) подполковника Уварова. Не обманул тогда Валерия старый волк полковник Стрельников, пообещавший, что в «Печенегах» чины идут не хуже, чем на подводном флоте.[См. роман «Бремя живых».]
        А заодно и подтвердил жизненность армейской загадки: «Кто такой полковник? Это тот, кто в мирное время сидит и ждёт, пока его догонит поручик». Так и вышло. Уваров за два года дослужился до подполковника, а Стрельников - в прежнем чине.
        Уваров занимал сейчас должность замначальника отдела «Глаголь» по строевой части. То есть фактически командира всех шести отрядов «Печенег», составлявших отдельный спецбатальон, если не полк, по-кавалерийски считая.[Кавалерийский полк по штату состоял из пяти-шести сабельных эскадронов плюс пулемётный эскадрон и подразделения обеспечения.] Не с руки было сейчас такому человеку руководить всего лишь взводом в рутинной операции, но задание показалось интересным. Сам Игорь Викторович, пригласив Уварова для приватной беседы на одну из конспиративных квартир неподалёку от Кремля, сказал, что хотел бы поработать лично с ним. Хотя лицо у него при этом было отнюдь не располагающее к излишнему оптимизму.
        - Вы же понимаете, Валерий Павлович, - говорил Чекменёв, чисто машинально помешивая ложечкой кофе, который был заведомо сварен с сахаром и в такой процедуре не нуждался, - что я всегда строго разделяю так называемых офицеров войны и офицеров мирного времени…
        Уваров с лёгким интересом слушал, стараясь не встречаться с бывшим начальником взглядом. Мало ли что они там друг у друга увидят. Не отрицая его высочайших профессиональных качеств, граф относился к Чекменёву прохладно. Не мог забыть и простить его иезуитского поведения сразу после захвата Бельведера. Как специалист
        - понимал, а как человек чести - нет. Последующие награды и повышения в чинах и должностях ничего не искупали.
        - Потому понимаю, как вы ко мне относитесь, - спокойно, почти равнодушно продолжил Чекменёв. - Наверное, в том, как всё у нас сложилось, моя ошибка. Не слишком внимательно прочитал ваши характеристики. Да и когда было бы, и надо ли - на каждого поручика время тратить, если у них есть непосредственные командиры. Тут-то всё правильно, Стрельников и Тарханов вас поняли лучше. Поначалу… - подчеркнул вдруг голосом генерал последнее слово и указал пальцем на буфетный шкаф за спиной Уварова.
        Когда тот принёс и разлил редкостных кондиций коньяк, в бутылки не фасуемый и в магазинах не продающийся, Чекменёв поднёс к губам край рюмки, но едва ли выпил, скорее - просто вдохнул аромат. Уваров свою порцию опорожнил разом, если начальство предлагает - нечего сноба корчить.
        - Дело в том, что я несколько иначе отношусь к личным и деловым качествам сотрудников, нежели они, - продолжил генерал. - Отсюда и возникают некоторые недоразумения. Я, видите ли, иду от результата, и если в результате деятельности человека, пусть героической и вполне соответствующей приказам и инструкциям, страдает Главное дело, мне трудно быть объективным. Так случилось и в вашем случае. Я сумел взять себя в руки и поступить по чести. Но… видите ли, нам до сих пор приходится с большим трудом нивелировать последствия вашего «геройства». Вот и сейчас предстоит операция, в которой не было бы нужды, если бы остались в живых некоторые лица, уничтоженные в Бельведере… Вами.
        Уваров молча слушал, ожидая, чем завершится это лирическое отступление.
        - Вы - человек войны. Один из лучших в моём окружении. Поэтому мне долгое время приходилось указывать вашим руководителям, где и как вас следует использовать, заранее предвидя возможные результаты инициативности и бьющей через край мушкетёрской отваги. Это достаточно утомительный процесс. Как командир вы меня понимаете?
        - Так точно, понимаю, - кивнул Уваров. - Не могу не признать, в отношении меня вы приняли идеальное решение. Получив столь высокий для моего возраста пост и чин, я одновременно вряд ли сумею слишком уж сильно навредить, поскольку не имею права принимать каких-либо принципиальных решений вне контроля вышестоящих структур, которым и предоставлена привилегия «оперативно мыслить». А командиры отрядов, в свою очередь, обладают той степенью самостоятельности, что позволяет им не воспринимать меня как поставленного над ними единоначальника.
        - Совершенно верно. И это не должно вас обижать. Не комплексуете ведь по поводу того, что вам не доверен пост главного военного дирижёра…
        - Не комплексую, - согласился Валерий.
        - Вот и хорошо. Точки расставлены. Поэтому слушайте задание. Не приказ. Как вы понимаете, в нынешнем своём качестве приказы вам через голову вышестоящего начальства отдавать не могу.
        - Вот как раз без этих уточнений я вполне могу обойтись. Дело есть дело.
        Чекменёв и перешёл к делу, удалив занозу, которая, по его расчётам, в качестве раздражающего фактора могла осложнить дальнейшие отношения, требующие полного взаимного доверия и понимания.
        - Как я уже сказал, мне сейчас предстоит утрясать кое-какие проблемы, которых не возникло бы, останься в живых завербованные мною люди из близкого окружения Ибрагима Катранджи… Простите, что повторяюсь.
        Кто таков этот персонаж, Уваров, разумеется, знал, но - чисто теоретически. Как одну из политических фигур мирового масштаба. Но и только. В сферу его непосредственных интересов не входили детали биографии этой незаурядной личности, психологический портрет и иные специфические моменты, нужные разведчику.
        - Придётся ознакомиться. Всё, что на него есть, вы немедленно получите. Дело в том, что у меня с ним назначена встреча, а вам я хочу поручить оперативное прикрытие этого мероприятия. Сутки на изучение документов, ещё сутки на отбор людей и экипировку. Послезавтра вылетаете. Все рабочие моменты решаете с полковником Тархановым. Вопросы?
        - Если сказано - с Тархановым, зачем же я буду ваше время отнимать?
        - Резонно. Дополнительные указания получите на месте. Не смею задерживать.
        В Одессе они встретились как бы невзначай, прогуливаясь по Дерибасовской. Вечером, в потоке текущих вверх и вниз людей подобные встречи знакомцев происходили почти непрерывно. Одни просто раскланивались, продолжая путь, другие задерживались для короткого или долгого разговора, третьи устремлялись к столикам кафе или пивных, растянувшихся на всём протяжении улицы по обеим её сторонам, или спускались в подвальчики, вроде знаменитого, а также пресловутого «Гамбринуса», чтобы продолжить общение в более располагающей обстановке.
        Ничем не выделяясь среди праздной публики, Чекменёв с Уваровым нашли удобный столик под платаном, увешанным, как экзотическими плодами, электрическими лампочками. Романтично и уютно. Вправо и влево - хорошо просматриваемая перспектива вечно праздничной улицы.
        - Прикрытие я обеспечил, - доложил подполковник, когда официант, поставив на стол пивные кружки и подходящую закуску, удалился на достаточное расстояние. - Никаких хвостов ни за вами, ни за мной не замечено.
        - Да кому мы тут нужны, - ответил Чекменёв. - Не те обстоятельства. Вот завтра, может быть…
        Он сжато, но исчерпывающе объяснил Валерию, что именно должно произойти завтра, и каковы его действия в предполагаемых вариантах.
        - За яхтой наблюдать непрерывно. На всякий случай посадите на подходящие позиции двух-трёх снайперов с крупнокалиберными винтовками. Не исключаю попытки захвата
«Лейлы». Не знаю, кем, но если есть объект… Сам понимаешь. За всеми сошедшими на берег людьми - плотный контроль. Как его организуете - решайте сами. То же касается места намеченной встречи. Отслеживать издалека, исключив даже теоретическую возможность обнаружения ваших людей. В группу непосредственного прикрытия направьте человека три, не больше. Сами сообразите, где и в каком качестве они будут располагаться. Схема связи - стандартная. Весь мой разговор с объектом записывайте. Вмешиваться - только в критическом случае, то есть по моей команде или - если я уже буду не в состоянии её отдать.
        - Проще говоря - если с вами случится нечто непоправимое - я получаю свободу рук?
        - уточнил Уваров.
        - Именно. Но это случай маловероятный. Убить меня можно было и в Москве, не стоило огород городить с имитацией встречи. И тем не менее… Вдруг клиенту крайне важно сначала перекинуться со мной парой слов, а уж потом принимать окончательное решение? Давай уточним несколько моментов. Глядишь, сумею что-нибудь полезное подсказать исходя из прошлого опыта…
        Чекменёв ждал своего партнёра уже почти два часа, и теперь с интересом и понятным нетерпением наблюдал процесс его высадки на берег. Налажено всё было чётко. С досмотровой партией наверняка было согласовано заранее, поэтому катер таможенно-пограничной службы встретил яхту на границе территориальных вод, все положенные формальности были совершены в предельно сжатые сроки. По своим каналам Игорь Викторович тоже поспособствовал гостеприимству местных властей, параллельно дав, кому следует, поручение выяснить, какие именно структуры окажутся наиболее внимательны и предупредительны к заморскому гостю.
        Новая-то государственная власть только устанавливалась, и разбираться с тем, кто и что осталось от прежней, предстояло по всем направлениям. Особенно - на окраинах Империи, да ещё столь специфических, как этот, за время демократической власти ставший фактически «вольным» город.
        Де-юре любое лицо, обладающее паспортом государства, с которым Россия поддерживала дипломатические отношения, могло безвизово въезжать на её территорию, но тут был особый случай. Особенно после событий на Северном Кавказе и Привислянском крае: причастность к ним господина Катранджи была безусловно доказана, правда, исключительно оперативным путём. Судебных перспектив (кроме как в военно-полевом суде) эти претензии не имели.
        Кроме того, известный, хорошо изученный враг гораздо удобнее нового.
        Так что, милости просим, Ибрагим-бей!
        Катранджи в сопровождении всего лишь одного человека сошёл на пирс Морвокзала, фуникулёром, как простой смертный, поднялся на набережную и неспешно направился к заведению, где его ожидал Чекменёв. Бинокль Игорь Викторович не стал прятать, положил на край столика по левую руку.
        Турок вежливо приподнял белую широкополую шляпу, радушно улыбнулся из-под пышных усов.
        - С приездом, - тоже улыбнулся генерал, вставая. Обменялись рукопожатием.
        - Рад вас видеть воочию, - на чистом русском ответил гость. - Это - мой секретарь,
        - указал он на хорошо сложённого, но отнюдь не выглядящего бодигардом мужчину лет тридцати пяти, одетого в такой же, как на хозяине, светло-оливковый костюм и похожую шляпу. В руках он держал небольшой изящный портфель. - Он посидит пока вон там, за крайним столиком, не возражаете?
        - Чего бы мне возражать? Пусть сидит или гуляет по бульвару, как ему и вам удобнее. Что желаете - кофе, вино, пиво? Я распоряжусь.
        - Холодное красное вино, с вашего позволения. Сухое. Большой бокал…
        Минут десять они обменивались дежурными формулами вежливости и взаимной приязни. У каждого хватало способностей и выдержки говорить так, что и Станиславскому бы непременно понравилось. Особенно тому, что описан в «Театральном романе» Булгакова.
        - На каком заявленном уровне беседовать будем? - спросил наконец Чекменёв, давя окурок сигареты в пепельнице. - Инициатива ваша, вот и предлагайте формат и тему…
        - Ну, Игорь Викторович, не усложняйте. Мы ведь не дипломаты.
        Генерал опять подивился мастерскому владению собеседника русским языком. Ему-то, при его положении и капиталах, стоило ли напрягаться? Переводчиков бы хватило. Но раз когда-то счёл необходимым поступить не куда-нибудь, а в Петербургский университет, и вполне прилично его окончил и с тех пор продолжал совершенствоваться, да так, что не отличишь в нормальном общении от образованного российского гражданина восточного происхождения - значит, имел свой интерес.
        Как тот же Фарид. Оставался бы «купцом Насибовым Фёдором Михайловичем», до сей поры пребывал бы в добром здравии, а так - раскидало клочья его организма по углам и стенам Бельведерского зала.
        Жалко будет, если с самим эфенди повторится подобная неприятность. Очень уж нехорошо тянула ноющей болью под солнечным сплетением интуиция, черти с матерями её побрали бы.
        Едва ли Катранджи уловил в глазах генерала такой посыл, но, наверное, хватало и общей ауры. Слишком серьёзные партнёры сошлись.
        - Это меня крайне радует, - ответил Чекменёв. - Терпеть не могу дипломатов. Никчёмная публика. Ничего нельзя по-настоящему доверить. Русская армия, к примеру, в 1878 году вышла к пригородам Стамбула, и ваше военное командование вкупе с султаном сдали бы город в течение суток, к всеобщему согласию, а тут как раз дипломаты и вмешались…
        - Не сразу, - поправил Катранджи. - Сан-Стефанский договор был одинаково выгоден и для России, и для Турции. И лично для меня. Потом был Берлинский. И Россия, прошу прощения, конечно, струсила…
        Чекменёв на мгновение приподнял удивлённо левую бровь и тут же вспомнил. Ну да, ну да! Если Сан-Стефанский договор остался бы в силе, то предки Ибрагима становились полноправными суверенными владетелями Египта, Палестины и кое-чего ещё. А тут вмешался «европейский концерт»,[В XIX веке так назывался довольно рыхлый союз европейских держав, объединяемый в основном стремлением противодействовать России по всем направлениям её внешней политики. Иногда - вопреки собственным государственным интересам.] на Берлинском конгрессе лишил Россию половины её успехов, а заодно обрезал перспективы и для дедов-прадедов несостоявшегося Катранджи-паши. Обидно, конечно. Игорю Викторовичу, к слову, тоже.
        - Пожалуй, так. Прояви Александр Второй характер, послав всех европейцев подальше, заяви о готовности воевать с несогласными впрямую - история опять пошла бы иным путём. Пожалуй, с турками с глазу на глаз мы смогли бы договориться о более приемлемых условиях. Но ведь ваши предки (османы, я имею в виду) параноидально боялись любых нормальных отношений с Россией, предпочитая роль шестёрок Англии, Франции, Германии - последовательно… И чем кончилось? Особенно в Мировую войну.
        - Вы правы, господин Чекменёв. Обозначенные вами факты имели и до сих пор имеют место. Но и вы попробуйте понять. Последние двести лет Турция воевала с Россией, со смыслом и без смысла только потому, что её властителям казалось - дружеские отношения поведут к немедленному и необратимому поглощению нашей страны - вашей. Вы поглотили Закавказье, Армению, так же легко, даже и без войны просочились бы в Анатолию до Трабзона и дальше, с запада вашими союзниками автоматически стали бы греки, боснийцы, фракийцы и прочие. Да и у самих турок нет ни малейшего иммунитета к перспективе ассимиляции. Имперский народ, только с противоположным знаком, чем ваш русский. Вполне готовый, без сопротивления и с удовольствием принять власть над собой более сильного сюзерена, с определённой выгодой для себя, конечно. Ну, такие мы есть. От природы. Властвуем, когда можем, не возражаем, если власть перенимает сильнейший. Лишь бы нам было хорошо. Этому можно сопротивляться только созданием образа вечного, непримиримого врага и непрерывными войнами. Двадцать лет мира - и всё! Теряется смысл суверенного существования.
        - Как же, как же, - усмехнулся Чекменёв. - Византия, в которую вы пришли в пятнадцатом веке, до сих пор давит своей психической энергией… Кто вы и ЧТО Византия? Айя-София, как пример. Шестьсот лет там ваша мечеть, а всё равно воспринимается, как православный храм. Ну и Россия рядом, само собой. Никто ведь не отрицает её роль правопреемницы. Даже вы сами. Заключать союзы с англичанами, французами, немцами - куда легче.
        - Правильно. Они не претендуют на подавление нашей идентичности.
        - Естественно. Четыре года воевать в Мировую войну под командой немецких генералов и с треском её проиграть, потеряв почти всё. Зато идентичность - на высшем уровне. Результат - Кемаль Ататюрк! Русский советник (или даже наместник) за ношение фесок головы точно бы не рубил. И адмирал Колчак на месте адмирала Сушона[Сушон - немецкий контр-адмирал, осуществивший прорыв крейсеров «Гебен» и «Бреслау» из Средиземного моря в Дарданеллы в 1914 году. Стал фактическим командующим турецким флотом в 1-й Мировой войне.] к жизням турецких моряков относился бы гораздо бережнее. Немцы ведь ваших матросов и даже офицеров по-настоящему и за людей не считали. Нет?
        Игорь Викторович откровенно развлекался. В чём и состоял замысел. Раскрутить собеседника, заставить его выйти из себя в любом направлении. Его позиция была абсолютно непробиваемой: он от Катранджи ничего не хотел, одновременно имея возможность очень крепко нагнуть его вместе со всем «Интернационалом», особенно когда у него появились серьёзные выходы на европейскую «Систему», тоже переживающую не лучшие времена.
        Турок же козырей, по мнению Чекменёва и его аналитиков, на руках совсем не имел (или они были для другой игры). Иначе за каким же чёртом столь авторитетный человек поехал в логово исторического врага для разговора с безусловно частным лицом? Никто не смог бы заявить, а тем более доказать иного.
        - …Мы с вами неплохо повоевали в былые дни, - с оттенком печали в голосе сказал Катранджи.
        - Да уж, - согласился Чекменёв. - Причём в основном игра шла в ваши ворота. Счёт
3:1, как я представляю, или даже 4:1, смотря как считать.
        - Не следует так уж преувеличивать. Да, конечно, вы, можно сказать, вышли в финал, но ведь и я тоже. А «промежуточные матчи»… Ваши потери в людях как бы и не больше. И турнир ещё не закончен.
        - На «людей» мне как раз наплевать. Хотите сказать, что жертвы пятигорских, варшавских, московских событий для вас - люди? Для меня - нет. Люди - это в данный момент мы с вами. И ещё определённое количество ключевых фигур. Остальные - расходный материал. В той или иной мере. По «ключевым фигурам», кстати, - счёт сухой. Я не потерял ни одного важного для меня человека. Вы - увы…
        - Ваш цинизм удивляет даже меня, - с оттенком печали в голосе ответил Катранджи, опустив глаза и передвинув по шнурку несколько зёрен крупных деревянных чёток.
        Для отвлечения внимания или это какой-то условный знак, способ связи?
        - А что вы хотите? - с оттенком превосходства спросил Чекменёв. - Ту войну, что вы захотели вести с нами, иначе не выиграть. Только - заведомо не считать противников за людей. Ибрагим-паша, это вы для себя определили с детства, разве не так? Я о вас кое-что знаю, как и вы обо мне. Так не нужно делать вид, что вы ждёте от меня чего-то иного. Например - воображать, что я - европеец, скованный некими парадигмами, для вас не обязательными. Я (мы) воюю с вами по вашим правилам. Не ждите от нас другого. Предыдущие войны научили. А поскольку мы сейчас равны в цинизме, да и по положению, будем исходить из максимы «Пусть победит сильнейший». На данный момент это скорее я. Я способен игнорировать идею «чести», которой, как вам кажется, должен руководствоваться. Она существует, но не для вас. В своём нынешнем состоянии я могу наплевать на так называемое офицерское слово, потому что вы и ваши клевреты никогда не воспринимали даже самого поверхностного смысла этого понятия. Несмотря на ваше европейское образование, вы ведь в глубине души не стали европейцем? Так отчего вы думаете, что русский генерал должен в
общении с вами соблюдать не для этого места и этого времени принятые правила? Они ведь вызрели исключительно в ходе взаимодействия равных по силе, одинаковых по культуре баронов средневековой Европы. И ни в каком другом случае не применимы. Не работали на Руси до и после монгольской. В родных вам краях тоже вызвали бы искренний смех, предложи вы их своим соотечественникам в качестве образца. Я уже упоминал Ататюрка. Ни хрена он из вас европейцев не сделал. А уж как старался. Петр Великий в этом деле более преуспел. Но тоже крайне поверхностно. У меня нет сдерживающих принципов и идей, кроме одной, недоступной вам по определению…
        Игорь Викторович двумя глотками допил свою кружку пива и опять закурил. Он сказал всё, что хотел. Можно было бы ещё, как кадровому самураю, прочитать подходящее к случаю хокку. Например:
        Нет, нет, я не погиб в пути!
        Конец ночлегам на большой дороге
        Под небом осени глухой.
        Это он и сделал. Другого навскидку не вспомнилось. Но прозвучало неплохо.
        - Так что давайте переходить к делу, Ибрагим-паша. Мы хорошо друг друга поняли. Теперь скажите, что вы от меня хотите, и как мы это организуем, если придём к соглашению…
        - Я очень хорошо вас понял, Игорь Викторович. Вы сейчас хотели выглядеть передо мной этаким генералом Ермоловым, с позиции силы увещевающим какого-нибудь Гази-Магомеда. Понимаю. Только зря вы недооцениваете моё европейское образование. И тот факт, что я с вами говорю по-русски, а не вы со мной по-турецки - подтверждает это. Улавливаете? Я надеялся - вы оцените.
        - Давно оценил, Ибрагим… Как вас назвать по отчеству? - спросил Чекменёв, будто не знал этого давным-давно.
        - Рифатович, - сказал Катранджи.
        - Очень хорошо. В смысле - дорожка для совместной прогулки обозначилась. Пойдём?
        Катранджи хлопнул по столу большой ладонью и рассмеялся настолько искренне, что и Чекменёв почти поверил. А почему и нет? Верить всегда лучше, чем пребывать в бесконечных сомнениях. Ну, бывает, ошибёшься, а всё равно ведь…
        - Не думайте ничего плохого, Игорь Викторович. Хоть полчаса не думайте. Способны?
        - А за каким же… я здесь с вами сижу? - деликатно ответил Чекменёв.
        - Тогда перейдём к делу. Я правильно понимаю вашу роль, как ближайшего, но неофициального сотрудника и советника Императора?
        - Это вы сказали. Наши западные друзья в подобных случаях отвечают: «Ноу коммент».
        - Ваш бинокль - не записывающее и передающее устройство? - спросил Ибрагим, взглянув на направленные прямо на него просветлённые объективы.
        - Можете разобрать его на детали, - генерал протянул турку «Цейс». - А ваш секретарь нас не пишет через что-нибудь, спрятанное в портфеле?
        - Аналогично. О том, сколько ваших сотрудников могут за нами наблюдать с крыш окружающих зданий, я не спрашиваю.
        - Оставьте свою паранойю. После испытания вашего «Гнева Аллаха» и того, что вы устроили в Москве, а мы достойно ответили, винтовка на крыше - как минимум смешно. Согласны? Давайте разговаривать, как взрослые люди. Я - по официальному статусу сейчас никто, вы - в одних местах кто-то, а здесь - тоже никто. Вернее - не более чем купец, прибывший для обсуждения контракта. И это правильно. Ваше слово первое, Ибрагим Рифатович.
        Катранджи, приняв предложенные условия, заговорил. Как ни крути, а он ведь действительно, пусть и опосредованно, через Чекменёва, был допущен к прямым переговорам с могущественным самодержцем всея Руси. Совсем другой уровень, чем конфиденциальный разговор с премьером одной из европейских держав. Особенно если учесть всё предыдущее, он мог быть доволен. Исторический противник зла не таил, говорил всё, что думает, а это подтверждает возможность начать отношения как бы с чистого листа.
        Так и сказал, присовокупив, что ценит подобное, достойное мужчин отношение. И неплохо бы им сохранить такие и впредь. Основываясь на европейских понятиях, если Игорь Викторович категорически не приемлет «восточных».
        - Отнюдь. Вполне приемлю. Но - на паритетных началах. Чтобы потом недоразумений и лишних обид не возникало, - усмехнулся генерал.
        Он, разговаривая с Ибрагимом, одновременно отслеживал качество работы Уварова. Неплохое, кстати.
        Среди фланирующей по бульвару публики он, с известной долей вероятности, определил только двух персонажей, могущих быть сотрудниками «Печенегов». А ведь, зная подполковника, тут их должно крутиться не меньше десятка. Или очень хорошо маскируются, или Уваров организовал прикрытие совсем не так, как предполагал Чекменёв. В любом случае - лишний плюс ему.
        Катранджи объяснил своё желание вступить в контакт вполне разумно. С момента воцарения Олега Константиновича мировая геополитическая карта кардинально изменилась. Информация о том, что Император собирается сменить приоритеты и сосредоточиться исключительно на собственно российских интересах, своевременно стала известна «кому надо» и встретила полное понимание.
        - Собственно говоря, Игорь Викторович, вы не можете не признать, что все наши предыдущие действия определённым образом сыграли вам на руку?
        - Не могу, - легко согласился Чекменёв. - Наши партнёры по ТАОС слишком быстро и крайне непрофессионально раскрыли карты. Тем самым подтвердив, что ничего в их отношении к нам не изменилось. Ради того, чтобы в очередной раз напакостить России, забыли о своих действительно «жизненных интересах». Ну и ради бога. Баба с воза, кобыле легче.
        - Очень приятно это слышать. Мы, со своей стороны, хотим сделать вам предложение, от которого вы едва ли сможете отказаться.
        - Хотелось бы верить. Излагайте.
        - Если Россия действительно решит выйти из ТАОС и отвести все свои экспедиционные войска в пределы естественных границ, мы готовы гарантировать, что впредь эти границы не будут подвергаться сомнению, а тем более - нарушаться. Может быть заключено большое количество торговых и иных соглашений, безусловно взаимовыгодных. И это кроме того, что высокие договаривающиеся стороны автоматически получат массу преференций, прекратив тайное и явное противоборство, направив ресурсы на иные цели…
        - Я так понимаю, Ибрагим Рифатович, что вы предлагаете учредить новую мировую конфигурацию. Северный альянс без России, Россия как автаркия, сохраняющая нейтралитет в историческом противостоянии Севера и Юга, и… как же мы назовём третью сторону? Употребляемый у нас термин вряд ли точно отражает суть дела.
        - «Чёрный интернационал»? А почему бы и нет? Что он не красный - безусловно. Но - интернационал же! Если иметь в виду цвет кожи и волос значительной части его членов - вполне подходяще…
        - Для того, чтобы стать третьим полюсом мира, требуется кое-что ещё, - сказал Чекменёв. - Хоть какие-то признаки государственности. Конфедерация, халифат, ассоциация… Подобие выражающего общие интересы руководящего органа, дее- и правоспособного. Ну, вы понимаете. С кем же, в противном случае, хоть о чём-то договариваться?
        - Это пусть вас не волнует. Названный орган может объявить о своём сформировании в ближайшее время.
        - Когда объявит, тогда и думать будем. А пока, Ибрагим-паша, у нас с вами простая негоция, деловой разговор двух купцов, ищущих собственной выгоды и за все последствия отвечающих только своим карманом. Нормально?
        - Я и сам хотел примерно так выразиться…
        - Приятно, что наши мысли и устремления совпадают. Сейчас я, от себя лично, могу сказать только одно. Если ваши… единомышленники прекратят свою деятельность на подконтрольной нам территории, мы отнесёмся к этому с пониманием. Столь же положительно будет воспринят факт передачи нам информации об известных вам, но не входящих в вашу организацию антиправительственных организациях на территории России. В свою очередь, мы готовы благожелательно рассмотреть некоторые интересующие вас вопросы. А сверх этого… - Чекменёв развёл руками. - Любой меморандум, составленный двумя частными лицами на столике пивной, даже заверенный у ближайшего нотариуса, будет иметь… сами понимаете, какую силу.
        - О чём речь, Игорь Викторович! Какие меморандумы? Я счастлив, что вы с государем Императором согласились начать разговор со мной, как с лицом, заслуживающим вашего высокого внимания. Могли бы и отказать, «без объяснения причин».
        Ирония в голосе магната чувствовалась, но скорее обращённая в сторону неких посторонних по отношению к ним сил. По-своему он прав. Удайся его авантюра - он сразу переходил в совсем другую политическую категорию…
        - Знаете, что бы я вам посоветовал, Ибрагим-паша…
        Чекменёв вдруг прервал фразу.
        Проезжавшая мимо девушка на дамском велосипеде несколько раз тренькнула звонком, предупреждая собравшихся переходить аллею двух старушек с мальтийской болонкой на поводке. Видно было, что ездить она, несмотря на почти двадцатилетний возраст, толком ещё не умеет. Слишком напряжена и рулём всё время дёргает. Зато, поймав взгляд генерала, сделала рукой условный жест, дополненный мимикой.

«Тревога второй степени, необходимо переместиться в более защищённое место».

«Второй степени» - ничего особенного. Просто предупреждение, что вокруг охраняемого объекта появились пока не установленные личности, ведущие себя не вполне адекватно. Можно и проигнорировать, до уточнения обстановки, но факт, с точки зрения обеспечивающих, имеет место.
        Не зря генерал полагался на Уварова.
        - Давайте-ка быстро встанем и пойдём отсюда, - сказал он, опустив голову, чтобы губы со стороны были не видны. - Торопиться не нужно. Если что, моя охрана сработает. Впереди и справа вход в ресторан. Идём туда. Скажите сейчас громко, что проголодались и мои советы предпочли бы выслушивать за хорошим обедом… Дальше, что хотите…
        Катранджи среагировал мгновенно и правильно.
        - У вас здесь хоть и юг, а ветер с моря прохладный. Неуютно. Да и время, похоже, обеденное… - Он извлёк из жилетного кармана большие золотые часы, как бы не позапрошлого века, щёлкнул крышкой, спрятал обратно. - Не согласитесь ли преломить со мной хлеб? А где - на ваше усмотрение…
        - Охотно. Наши сугубо теоретические разговоры и меня изрядно утомили. Пойдёмте.
        Жестом велел секретарю оставаться на месте. Чекменёв это оценил.
        Глава 7
        Ресторан с гостиницей, незамысловато именуемый «Потёмкин», был заранее подготовлен Уваровым для приёма, в случае необходимости, высокопоставленных гостей. Особого труда это не составило. В местном жандармском управлении имелось несколько сотрудников, с полным сочувствием относившихся к случившимся в стране переменам и поддерживавших контакт с Москвой в «инициативном порядке». Они и дали подполковнику наводку на хозяина, господина Самуила Циреса, вполне надёжного и благонамеренного негласного осведомителя. Уж больно удачно было расположено его заведение, чтобы не слишком богатый ресторатор, купец всего лишь второй гильдии, мог без поддержки властей второй десяток лет оставаться его собственником, успешно отражая неоднократные атаки куда более сильных конкурентов.

«Потёмкин» предоставлял управлению весь спектр специфических услуг: организацию прослушки нужных клиентов, предоставление отдельных кабинетов для конспиративных встреч, содержал в штате девушек и молодых людей для «подводки», ну и тому подобное. В конце концов, и сами офицеры нуждались в надёжном месте для проведения досуга, не связанного с исполнением служебных обязанностей… Вдали от посторонних глаз и ушей, без риска каких-либо неприятностей и недоразумений. Опять же - не возникало вопросов по поводу почти неограниченного беспроцентного и бессрочного кредита. Хозяин в любом случае внакладе не оставался, поскольку добрую половину весьма состоятельных клиентов к нему направляло названное управление, и никто никогда не задавал неудобных вопросов по поводу «побочных доходов».
        Прямо в вестибюле гостей встретил сам Уваров и один из официантов.
        - Проходите, пожалуйста, немедленно всё будет организовано в лучшем виде, - с любезной, но не подобострастной улыбкой пригласил подполковник, изображающий метрдотеля, указывая на неприметную дверь рядом с гардеробом. За дверью скрывалась чугунная винтовая лестница, ведущая в бельэтаж. Для обычных посетителей имелась другая, в центре холла, широкая, двухпролётная.
        Официант повёл Ибрагима наверх, Чекменёв чуть задержался внизу.
        - И что там у вас? - брюзгливо спросил он, оставаясь в образе исполняемого сейчас персонажа. Великий актёр умирал в Игоре Викторовиче. На подмостках Вахтанговского или Малого театра ему бы цены не было. У него даже уголки губ вяло опустились, намекая на нездоровый, расслабленный образ жизни хозяина и его скверный характер. Веки отяжелели и полуприкрыли мутноватые, скучные глаза.
        Уваров, и тот поразился. Как соотнести бравого офицера-кавалериста, очень похожего на Вронского, каким любил представляться генерал своим подчинённым на полевых занятиях, с почти точной копией Каренина, играемой сейчас без малейшего грима? Только он не понимал - зачем?
        - Обнаружено как минимум пять человек, проявивших интерес к вашей встрече. Работали крайне профессионально. Двое вели непосредственное наблюдение, возможно, вели запись. Остальные перекрывали лестницу и бульвар с обеих сторон. Но мы тоже кое-что умеем. Всё под контролем. Те, что писали, далеко не уйдут. До первой подходящей подворотни. В резерве, кроме своих, десяток опытных местных филёров. Лично начальник жандармского управления выделил. Втёмную, разумеется. Но это, прошу прощения, не ваша забота. Докладываю по месту. Переговоры продолжайте спокойно. Здесь кабинет совершенно изолированный. Общий зал из него просматривается. В случае чего - отдельный выход на кухню, через неё можно спуститься в хоздвор и ещё ниже, в подвалы…
        - Не нравишься ты мне сегодня, Валерий, - лениво, врастяжку, по-барски грассируя, сказал Чекменёв. - Какое, на хрен, «в случае чего»? Стоило брать с собой лучшего боевика, чтобы такое слышать…
        - Вы уж простите, вашество… - В устах метрдотеля, которым изображал себя Уваров, такое обращение прозвучало нормально, но генеральский слух царапнуло. - Пока живы, всё исполним в лучшем виде. А если нет, так сами понимать должны. Тот раз в Бельведере моя карта сверху легла, вдруг сегодня - чужая? Тройка, семёрка, туз - слышали?
        Чекменёв отчётливо скрипнул зубами. Бесил его этот наглый подполковник до крайности. Но и деваться некуда!
        - Если чего… Скажи ещё, что и с катакомбами из подвалов связь имеется.
        - Так точно. Проверено.
        - Ну, ты… - Генерал дважды вздохнул через нос. - Молодцом. Продолжай. Мы здесь пару часиков посидим, дальше видно будет…
        Кабинет оказался в меру просторным и уютным. Два четырёхместных столика по разным углам, один возле дугообразного кожаного дивана, второй у венецианского окна, из которого видно и лестницу, и море, и бульвар с зацветающими каштанами. Очень приятный ландшафт.
        Здесь они и разместились, но Игорь Викторович предварительно подошёл к большой картине на противоположной стене. Полюбовался видом вечерней Дерибасовской, затянутой сеткой осеннего дождя. Неплохо написано, в стиле Камиля Писарро.
        Правда, художественные достоинства его сейчас не слишком интересовали. Намётанным глазом осмотрел массивную резную раму. Примерился, ткнул пальцем в одну из завитушек. Холст сдвинулся вбок, как шторка фотографического затвора. За ним - зеркальное, чуть синеватое стекло, сквозь которое виден весь общий зал. Три десятка столиков, штофные драпировки стен, небольшой мраморный фонтан посередине. Посетителей совсем немного, время ещё раннее.
        Попросту всё сделано, без всякой электроники. Старомодно, но надёжно. С той стороны обычное зеркало. Ни сбои в электропитании не помешают наблюдать, ни самые хитроумные устройства ничего не обнаружат.
        Катранджи тоже оценил, одобрительно поцокал языком.
        - А на нас сейчас откуда-нибудь тоже смотрят?
        Генерал развел руками:
        - Не Москва здесь, не моё ведомство. Всяко может быть…
        Расселись, полистали книжки меню, сделали заказ. Официант удалился, и лишь после этого Ибрагим, закуривая, спросил, как и подобает восточному человеку, о главном.
        - Так ради чего вы тревогу подняли?
        Чекменёв честно пересказал то, что услышал от Уварова.
        - Это были не мои люди. Гарантирую. Гораздо хуже, что МОИ - ничего не заметили и нужного сигнала не подали, - сказал Катранджи встревоженно.
        Похоже, Ибрагим расстроился или пришёл в тихое внутреннее бешенство. Которое вполне могло завершиться репрессиями, вплоть до посадки нерадивых телохранителей на кол. Прямо на палубе его «Лейлы».
        - Не берите в голову, Ибрагим Рифатович. Просто у ваших - подготовка не совсем та. О чём мы недавно и говорили. Даже не касаясь глубин истории и былых русско-турецких войн, результаты которых нам обоим известны, один маленький пример (вам, наверное, об этом и не докладывали) - в Пятигорске некоего Фарид-бека, по документам - кадрового майора, на самом деле, мне кажется, не меньше чем генерала, тактически переиграл наш строевой армейский капитан. При соотношении сил один к двумстам.[См. роман «Билет на ладью Харона».]
        А взял оного Фарида в плен и разоблачил обычный юнкер четвёртого курса горно-егерского училища. Правда, курдский этот парень знал в совершенстве, о чём ваш майор не догадывался и со своими подельниками, уже будучи арестованным, разговаривал открытым текстом. Наверное, думал: «Где уж этим северным варварам знать столь цивилизованный язык!»
        К этому моменту сразу два официанта подали закуски и графинчики, наполненные всем, что захотелось попробовать русскому и турку в столь напряжённой обстановке.
        Катранджи, демонстрируя свой «чёрный интернационализм» и не маскируя душевного раздрая, махнул большую рюмку водки, закусил ломтиком селёдки.
        - Поделитесь, я действительно не в курсе. Фарид, как мне казалось, был очень умный, верный человек, на измену не способный… Погиб, как мне известно, отнюдь не на вашей стороне. Был бы он вашим агентом, вы бы такого не допустили. Верно?
        - Верно. Но и мы не боги. Да ничего особенного и не случилось. О покойнике можно сказать много плохого, вопреки римской поговорке. Сволочь, между нами, первостатейная. Вы вот, милейший Ибрагим Рифатович, что бы обо мне сказали, если бы я в одном из дорогих вам на исторической родине мест захватил человек пятьсот близких вам людей и начал над ними издеваться, как османы над армянами в тысяча девятьсот пятнадцатом году? Обиделись бы, наверное. В одном варианте - к мировому сообществу за поддержкой обратились бы, в другом - мстить начали… Нехорошо ведь так в цивилизованном двадцать первом веке поступать…
        - Достаточно. - Лицо Катранджи неприятно исказилось. В другом месте эта гримаса была бы достаточным основанием, чтобы собеседника в лучшем случае сгноили в зиндане. А то и начали бы с него кожу сдирать одноразовыми безопасными бритвами турецкого как раз производства.
        - Не нервничайте так, - тихо сказал Чекменёв. - Знали, куда ехали. И с кем говорить собрались. К стопроцентно европейскому бывшему премьеру нашему, господину Каверзневу, не обращались отчего-то. Мне кажется, раз русский едва ли не лучше меня знаете, в Петрограде Блока почитывали. А то и дурам-девушкам цитировали, с известными целями.
        Игорь Викторович улыбнулся очень мягко, а Катранджи ответил неприличным оскалом.
        - Что именно? «Я пригвождён к трактирной стойке, я пьян давно, мне всё равно…»
        Забавляется господин Катранджи, хоть как-то отыграться пытается.
        - Браво, Ибрагим Рифатович. - Генерал, свободно переигрывавший в словесных и шахматных поединках нынешнего Императора, с удовольствием убедился, что этот
«вождь мировой деревни» легко покупается на самую примитивную провокацию. - Не зря вы однажды выразились, что предпочли бы быть немцем в Германии, и русским - в России… Не знаю, как в Германии, а у нас бы получилось. Мы бы вас за своего приняли…
        - Вы и это знаете? - Эфенди снова был сбит с позиции.
        Слова те были сказаны наедине с очень верным человеком, тоже мёртвым сегодня. И вот…
        - Зачем удивляетесь? «Ид-диния зай хъяра - йом фи-идак, йом фи-тизак».[Жизнь что огурец: сегодня в руках, а завтра в заднице (араб.).]
        И эти слова Катранджи вспомнил. Их он сказал, с издёвкой, поляку Станиславу, посланному организовывать очередное антироссийское восстание и погибшему вместе с Фаридом от наудачу брошенной тогда ещё поручиком Уваровым гранаты…[См. роман
«Дальше фронта».] - Дошло, коллега, что наша контора умеет работать? - благодушно спросил Чекменёв, разливая по второй. - А у Блока я другую цитату подразумевал. Вам поближе будет…
        Игорь Викторович откинулся на спинку кресла, окутался табачным дымом и начал читать глубоким голосом почти профессионального декламатора:
        Наш путь - степной, наш путь в тоске безбрежной,
        В твоей тоске, о Русь!
        И даже мглы - ночной и зарубежной -
        Я не боюсь.
        Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
        Степную даль.
        В степном дыму блеснёт святое знамя
        И ханской сабли сталь…
        И вечный бой! Покой нам только снится
        Сквозь кровь и пыль…
        Летит, летит степная кобылица
        И мнёт ковыль…
        - Наверное, хватит, - оборвал себя Чекменёв нормальным, даже утомлённо-тихим голосом. - Вы знаете, что дальше было. Не стоит друг друга сверх меры нервировать.
«Трактирную стойку» я вам простил, простите и вы мне эти строфы. Там дальше ещё интереснее, если помните. Так что, поговорим за Фарид-бека? Расскажу, ибо мёртвые сраму не имут. Мужчина он был, конечно, серьёзный. До поры, естественно. Сначала капитан Неверов в одиночку перестрелял в гостинице «Бристоль» полторы сотни ваших отборных нукеров или аскеров, хрен их знает. Потом прилетели на подмогу наши пацаны из Ставропольского горно-егерского училища. Зачистили прилегающую территорию, как учили, согнали пленных в отдельное помещение. Вот тут Фарид, никак внешне не отличимый от обычных боевиков, не выдержал и начал по-курдски раздавать инструкции. Как себя держать, что отвечать на допросе и его ни в коем случае не выдавать. Иначе и им, и их семьям, и родственникам до седьмого колена «секир башка» и прочие неприятности. Слабость, согласны? Или - трусость и глупость?
        - Отчего же? - возразил Ибрагим. - Нормальное поведение.
        - Для кого как. У нас командир даже взвода первым делом назвал бы себя и принял основную ответственность, попросив отнестись к рядовым бойцам именно как к рядовым.
        - Так то у вас… - ответил Катранджи, но без былого куража.
        - А я о чём? Далее - названный ранее юнкер, осетин, то есть лучший друг россиян на Кавказе, православный, по странному совпадению знающий пять восточных языков (не считая европейских), оказался в нужное время в нужном месте. В эту экспедицию попал случайно, в бою не погиб (неразумно было такого полиглота в огневой бой бросать, так разве у нас кто о таких вещах думает?), и в двух шагах от опытнейшего разведчика оказался. Повезло, можно сказать, но юнкер своим везением очень правильно воспользовался…
        - Остановитесь, Игорь. Вы всё время пытаетесь навязать мне неправильные выводы… Конечно, курдский - в ваших краях язык редкий, почти как чукотский в Турции, и всё же… Не следует…
        - Чего там не следует? Наши парни, в отличие от ваших, службу несут по уму и по присяге…
        Катранджи опять непроизвольно оскалился, но сумел удержаться в рамках цивилизованности. А ведь Чекменёв провоцировал его изо всех сил, переходя границы самого примитивного приличия.
        - Слушайте дальше. Доложил об услышанном юнкер старшему по команде, и уже к вечеру вашего Фарида доставили на беседу лично ко мне. Ещё раз прошу прощения, Ибрагим Рифатович, но тот же юнкер дольше бы продержался под вашими пытками. Возможно - до мучительной смерти. До чрезвычайности меня удивляет такая черта ваших единоверцев
        - шахида из себя изобразить, подобно японскому камикадзе - кое у кого получается. А на допросах сразу колятся. И в плен сдаются сотнями тысяч, как в прошлую нашу войну при Эрзеруме, Карее и Баязете. Нет среди вас бескорыстно убеждённых в своей правоте людей, готовых за неё беспрекословно умирать. Вы же в Питере учились, по музеям, хотя бы от скуки, ходили… Был такой художник - Верещагин. С большим талантом эпизоды восточных войн изображал…
        - Давайте лично о Фариде, - мрачно сказал Катранджи, Чекменёвым почти подавленный. Ещё не сломанный, но очень близкий к этому. По ситуации.
        Если бы они с Игорем Викторовичем сидели в его дворце… Да в любом дворце от Каира до Рабаула, совсем бы по-другому вёл себя наглый русский генерал.
        Здесь же Ибрагим-бею исторические и психологические экскурсы Чекменёва удовольствия не доставляли. Но факты - интересовали. По статусу.
        - Ну а что ещё сказазать - мягко улыбнулся генерал. - Пошёл он на перевербовку, не ко мне даже, к обычному фронтовому полковнику. А вы знаете, Ибрагим Рифатович, почти прошептал Чекменёв, - умирать вашему брату очень страшно. Независимо от ожидающих гурий. Вы - не пробовали? А Фариду предложили. С соблюдением наиболее невыносимых мусульманину процедур. Мы, русские, знаем, как кого из вас достать. За триста лет душевного общения научились. Он, дурак, думал, что мы его к стенке поставим. И бодрился. Расстрел, мол, чепуха. Воздаяние получу и всё такое. Хотя какое, на хрен, воздаяние сможет получить от Аллаха, Христа или Будды такой человек? Ну, правда, мой офицер ещё насчёт замены расстрела повешением намекнул, с последующим заворачиванием трупа вместо савана в свинячью шкуру. В виде психологического эксперимента. Сработало или нет - не уточнял, но сдал Фарид всех известных ему персонажей, с кем работал и должен был работать впредь. Отдохнул, три дня запрещённые Кораном напитки хлестал, как рязанский извозчик. Протрезвел и согласился выполнять полученное от вас задание под моим контролем, регулярно
отчитываясь. Так бы и до сего дня, наверное, длилось, если бы войсковая разведка с ним в Варшаве не пересекалась. Те ребята простые: враг обнаружен - враг должен быть уничтожен. Языков брать и через фронт тащить у них возможности не было. Жаль, конечно, что так получилось, да что ж поделаешь теперь…
        Наверное, турок сильно бы удивился, узнав, что принимавший его «метрдотель» как раз и руководил ликвидацией Фарида, Станислава и прочих.

«Бывают странные сближенья», как писал поэт.
        - М-да, ни на кого нельзя положиться, - сокрушённо покачал головой Катранджи. - Вечная проблема - если человек знает мало, он не сможет эффективно работать. Если знает много - много и выдаст при случае.
        Чекменёв мог бы дать по этому поводу несколько полезных практических советов, но просвещать пока ещё врага не входило в его намерения. Может быть, когда-нибудь потом…
        - Я вас очень хорошо понимаю. Но вернёмся к нашим баранам. Если вы уверены, что за нами следили не ваши люди, а я уверен, что и не наши тоже, значит - кто? Давайте вместе подумаем. Утечка, скорее всего, имела место с вашей стороны. Я с почти стопроцентной гарантией могу утверждать, что информация о нашей с вами договорённости и факт моего приезда сюда не известен никому, за исключением самых ближайших и абсолютно надёжных лиц. Поэтому на это направление можно не отвлекаться. Следовательно…
        - Ваша посылка принимается. О том, что я направился в Одессу, знает достаточно много людей. Я этого и не скрывал. Мои коммерческие интересы столь обширны, что я провожу в поездках и перелётах большую часть своего времени. Это давным-давно никого не удивляет.
        - Причины визита в Одессу, и именно в это время достаточно замотивированы? Могло что-либо заинтересовать чисто деловых людей? Конкурентов. Мол, если Ибрагим-эфенди затевает нечто в России, Нет ли шанса ухватить и свой кусок…
        - Вряд ли, Игорь Викторович. У меня нет конкурентов, способных на столь опрометчивые шаги. Я же не базарный торговец. На моём уровне вопросы решаются совсем другими способами.
        - Вам виднее, я от любых видов бизнеса далёк. Значит, чистая политика? Кое-кому захотелось просто посмотреть, с кем вы надумали вдруг встретиться?
        - Безусловно, политика.
        - Хорошо. Теперь поставим себя на место руководителя некоей организации (или частного лица?). Если он не глупее нас с вами, первое, что должно прийти в голову
        - к чему такая демонстрация? Есть масса способов организовать действительно тайную встречу. На очень нейтральной территории и с гарантией неразглашения. Берусь навскидку предложить десяток вариантов, не требующих никакой специальной подготовки. А тут - письмо консула, яхта, набережная, сотни свидетелей… И главное
        - времени любому, кого способна заинтересовать наша встреча, отпущено для подготовки сверхдостаточно. Тоже будто специально. Что бы подумал я на месте некоего «мистера X»? И что подумали бы вы на своём месте?
        - Ну, давайте рассуждать вместе. Спокойно и последовательно. Первое - я не утверждал бы столь смело, что наша встреча выглядит именно демонстрацией. Контакт с консулом был организован с соблюдением всех предосторожностей. О намерении посетить Одессу я никому не докладывал. Даже капитан яхты до последнего момента был уверен, что мы идём в Констанцу. За время, прошедшее с момента изменения курса, никаких выходов в эфир с «Лейлы» не было. А иных способов связи пока не придумано. За исключением почтовых голубей, которые с борта тоже не взлетали…
        - Неубедительно, - прервал Ибрагима Чекменёв. - На примере с Фаридом мы уже выяснили, что даже вскользь и наедине брошенная шутка способна дойти до ушей начальника вражеской контрразведки. В нашем случае мы имеем дело с гораздо большим массивом информации и числом причастных к её прохождению людей… Вот вам простейший сюжет. За вами могли наблюдать с подводной лодки. После изменения курса определили направление, подвсплыли, передали радиограмму на неизвестной вам частоте. Полусуток достаточно, чтобы подготовить несколько человек, начавших за вами слежку. Пока только слежку, никаких силовых вариантов я не предполагаю. Рано. Им же нужно выяснить, с кем и зачем вы встретились. А аналитики вступят в дело позже или уже работают, идентифицировав меня и вас…
        - Вы исключаете, что «хвост» привели вы?
        - Почти абсолютно. Я готовился к встрече весьма серьёзно и принял все известные меры предосторожности. В чём вы только что убедились…
        - Тогда отчего вы сразу не предложили иное место встречи? Хотя бы то, где мы сейчас находимся?
        - Прежде всего, прошу заметить, это вы изъявили желание встретиться именно на бульваре…
        - Возможно, это моя ошибка. Но я посчитал, что на открытом месте будет удобнее и безопаснее. Учтите, я ведь формально и фактически абсолютно частное лицо, и встреч, подобных этой, у меня ежемесячно бывают десятки. И с деловыми партнёрами, и… не только.
        - Не имею возражений. Однако в Россию вы раньше подобным образом не ездили. Учились очень неплохо, да, я не затруднился просмотреть ваши зачетные ведомости. На разного рода деловые переговоры и аукционы приезжали - тоже было, и неоднократно. Иногда инкогнито, иногда - явно. А тут уж как-то интересно совпало. С точки зрения людей, которых ОЧЕНЬ волнует наметившееся изменение мировой конфигурации…
        Официант подал чанахи в пышущих жаром обливных горшочках, собеседники выпили и обратились к еде. Они на самом деле сильно проголодались, да и пауза для размышлений на темы вышесказанного требовалась и тому и другому.
        - Себя имеете в виду? - усмехнулся Катранджи.
        - Ибрагим Рифатович, - в свою очередь, сделал милейшее из своих лиц Чекменёв, - не пора ли нам раз и навсегда, да-да, именно это я и сказал - «навсегда», перестать валять дурака друг перед другом? Жизненного опыта, политического чутья, реальной деловой практики нам с вами хватает, надеюсь, чтобы понимать, чем мы занимаемся и к каким идеалам стремимся. Разочаровать вы меня не сможете, ибо я знаю вам цену, а вы - мне. Мы можем ещё какое-то время морочить друг другу голову, только - зачем? Хоть убейте, не вижу я за вами такой силы и такой идеи, чтобы вы сейчас захотели сыграть за моей спиной на собственный риск и с нулевой суммой.
        Чекменёв отложил ложку, разлил коньяк, старательно размял папиросу.
        - Так уж? - осведомился Катранджи.
        - Увы, коллега. В длинный покер поигрывали? Считайте, что у меня каре тузов с джокером. Шанс у вас один, как у Остапа… Пояснение требуется?
        - Пожалуй, нет. Если вы совершенно убеждены, что на вашей стороне вся мощь Российской империи, воля нового Императора и решимость идти до конца - что ответить бедному турку, обладающему всего лишь сотней миллиардов золотых рублей и миллионом верных ассасинов?['Ассасины - фанатичные воины, преимущественно - тайные убийцы.] Что ответить человеку, представляющему четырёхсотмиллионную Империю с сильнейшей в мире армией, не склонную останавливаться ни перед чем?
        - Наконец я слышу слова мужа. Не будем брать близких примеров, Пятигорска или Варшавы. Ещё полтораста лет назад генерал Кауфман отрядом в тысячу триста малограмотных, едва освобождённых из крепостного права крестьян взял Ташкент, окружённый высокими стенами и обороняемый гарнизоном в пятьдесят тысяч человек, настоящих моджахедов, как сейчас выражаются… Верных Аллаху, молившихся пять раз в день, вооружённых английскими винтовками. Разве им это помогло? Вы меня очень простите, Ибрагим Рифатович, но суть нашей встречи я улавливаю так: вам захотелось показать - не совсем точно представляю, кому именно - лондонской «Системе», лучшим людям вашего «Интернационала» или «Орби эт урби»[«Городу и миру» (лат.).] сразу, что вы теперь не абы кто, а клеврет,[Приверженец, сторонник (ст. слав.).] или даже равноправный партнёр Императора. С соответствующими выводами для всех заинтересованных лиц. Я ничего не имею против, сам любитель всяких забав, но ведь и предупреждать нужно, заранее. Я бы вам изящно подыграл…
        - Короче, Игорь Викторович, вы от меня требуете полной капитуляции? - ответил Катранджи, как бы и не заметив намёка.
        - Какая капитуляция? - искренне удивился Чекменёв. - У вас в аттестате по русской истории - «двенадцать», по всеобщей - «одиннадцать». По философии - тоже
«двенадцать».[В ряде высших учебных заведений России в то время применялась двенадцатибалльная система оценок.] Симбиоз я вам предлагаю, хотя ехали вы сюда с несколько другими целями. Так не выйдет. На вашей половине мира вольны делать всё, что хотите, а уж на нашей - исключительно по моим правилам. Можете выйти отсюда полноправным «другом» нашего Императора, «возлюбленным братом», как он предпочитает выражаться в свойственной ему романтической манере, а можете не выйти вовсе: выйдет другой человек, ничем от вас не отличимый внешне, но с иной мотивацией…
        Лицо Чекменёва выражало искреннюю любезность, но и сочувствие тоже.
        - Двойника подготовили? Не получится. Слишком много деталей не сумеете учесть…
        - Какие глупости. Зачем двойники? Вы перестанете быть собой нынешним, и только. Помните встречу на Мальте с профессором Маштаковым? Так то лишь штришок. Стоит мне захотеть, и вы поймёте…
        Катранджи немедленно понял. Совсем ничего не изменилось вокруг, та же Одесса за окнами, тот же кабинет, и закуски на столе, и Игорь Викторович напротив. Он всё видел и помнил, что было, что есть, что происходит. Ни гипноза, ни наркоза, ни анаши с кокаином.
        При этом частью сознания вдруг ощутил себя действительным статским советником по министерству иностранных дел, каким мог бы сейчас быть, сразу после университета согласившись принять российское подданство и поступить в специальные классы Генерального штаба по восточному направлению. Потом всё равно было бы то же самое
        - бизнес, сомнительные экономические и политические негоции по всему миру, неограниченная власть, рискованные, но столь пленительные акции, сделавшие его тем, кем он является сейчас. Только всё это - в рамках сверхзадачи, поставленной перед ним Империей. И где-то там, далеко на севере - редко посещаемый кабинет с окнами на Дворцовую площадь, или Красную, в шкафу - золотом расшитый мундир с полудюжиной орденов…
        - Готов согласиться, - с некоторым усилием ответил Катранджи. - Не знаю, что за методику вы использовали, неизвестный вид гипноза или психотропное вещество в коньяке… Нечестно, конечно. Но даже если вы так меня переориентируете… Зачем? В нынешнем положении мы можем быть полезны друг другу гораздо больше…
        - О чём и речь, Ибрагим Рифатович, о чём и речь. Поэтому предыдущую картинку мы снимаем, и переходим к следующей… Кому вы должны были продемонстрировать, что меняете ориентацию и в нынешних обстоятельствах делаете ставку на Россию?
        Чекменёв, естественно, не умел оказывать такого психологического воздействия на собеседников, как некоторые его знакомые, зато он умел создавать впечатление подобного умения, и подчас это имело почти аналогичные результаты. Особенно если психолингвистическое давление сопровождалось несколькими яркими фактами, по определению являвшимися личной тайной испытуемого лица.
        - Ну, давайте попробуем говорить откровенно, - согласился турок, у которого, как ему показалось, более достойного выхода из ситуации не оставалось. - На самом деле, в определённых кругах моих коллег и советников возникло мнение, что настало время показать кое-кому, что мы решили сменить флаг. Это ведь по большому счёту очевидно. Был момент, когда Россия рассматривалась как слабое звено ТАОС, и выбить его, превратить могучее государство в конгломерат горячих точек, с предельно ослабленным, ни на что не годным правительством, казалось задачей не слишком трудной.
        - Ошиблись, однако, как последние триста лет ошибались все ваши предшественники. Это пленённому Шамилю, отправленному в ссылку всего лишь в Калугу, простительно было, проехав Ставрополь и Ростов, сказать: «Если бы я знал, что Россия такая большая, я никогда бы с ней не воевал…» А для вас вроде и странно моментами… - мельком заметил Чекменёв.
        - В том и беда. Уроки истории впрок не идут. Всё время кажется, что уж на этот раз всё получится, как надо. Ан снова не выходит.
        - Беда, - согласился Игорь Викторович. - Вспомните, к примеру, эпоху римских
«солдатских императоров». Штук двенадцать, кажется, их за пять лет сменилось. И каждый, забывая о горьком опыте им же убитого предшественника, считал, что уж он-то займёт престол окончательно и надолго… Аналогичную картину мы наблюдаем за последние два века европейской политики. Сколько сил, сколько денег - и всё в трубу. А главное - мало-помалу накапливаются исторические комплексы. Что у вас, что у немцев, что у англичан. Не забивали бы себе голову всякой ерундой, жили бы поживали, в ус не дули. Был у вас один умный человек - Кемаль Ататюрк, так и его не послушались. А могли бы мы с вами с самого семнадцатого века как-то договориться к взаимной пользе и жить как люди. По крайней мере, вы, турки, потеряли бы намного меньше времени, денег и территорий, чем шарахаясь от немцев к англичанам и обратно.
        - Зато мы тешились иллюзией, что проводим самостоятельную политику, - с оттенком иронии ответил Ибрагим, как и подобало мыслящему в данный момент по-русски человеку.
        - Одним словом, Ибрагим-бей, давайте подводить итоги, мы ведь не на семинаре по геополитике, - предложил Чекменёв, потребовав у официанта кофе и ликёров. - Вашим друзьям, от которых вы в той или иной мере до сих пор зависите… - он резким движением отсёк протестующий жест Катранджи, - не тешьте себя очередными иллюзиями, не существует людей, не зависящих вообще ни от кого, я тоже отношусь к их числу, - скорее всего, потребовалось напугать своих контрагентов, дать им понять, что надежда, опора и финансовый столп «Чёрного интернационала» не прочь начать раскладывать яйца по разным корзинам. Поэтому вам порекомендовали встретиться со мной таким вот именно образом. Чтобы те, кому следует, это увидели и стали несколько сговорчивее в делах, о которых я пока не имею никакого представления. Но узнаю непременно, - обнадёжил Чекменёв собеседника. -
«Хантер-клуб» - инвариантная на протяжении вот уже второго века структура, достаточно давно находится под нашим плотным контролем. Те, кто узнает о наших с вами контактах, станут гораздо внимательнее относиться и к вашим мнениям, и к моему. А главное - получат рычаг давления на кого-то третьего. Это не выходит за пределы ваших представлений о «реалполитйк»?
        - Восхищён, искренне восхищён, Игорь Викторович. Вам бы самодержцем стать, вместо Олега Константиновича… - сказано было почти без заискивания, от души. Тоже почти.
        - Ни к чему. Скучное и бестолковое занятие. То же самое, что прерывать преферанс на мытьё посуды, посадку картошки и приготовление уроков с детьми.
        - Жена и скатерть - главные враги преферанса, - блеснул одной из почерпнутых в питерском общежитии максим[Выраженный в краткой форме логический или этический принцип.] Ибрагим.
        - Само собой. О! Смотрите! - Чекменёв вскочил и взмахом руки указал за окно, где на рейде в столбе буро-зелёной, поднятой с близкого дна воды разлеталась в небе кусками разного размера яхта Катранджи. - А в запасе - ход конём по голове. Уж это
        - явно не наша работа…
        А сам подумал: «Накаркал, чёрт возьми. Ведь просто так сказал насчёт неприятных случайностей. И - на тебе! Или всё же вертелся в подкорке такой вариант?»
        Грохот взрыва докатился несколько позже, как и положено по причине разницы в скорости света и звука.
        Лицо турка мгновенно посерело и стало жалким и старым. Лет на десять от реального возраста. Так он сильно испугался? Или - это было другое чувство, но всё равно весьма негативное.
        - Если это заложенная заранее мина - вам сильно повезло, - меланхолично отметил Чекменёв, почти силой всунув в руку Катранджи рюмку. - Часовой механизм слегка припоздал. А если торпеда с миниатюрной подводной лодки и работа боевых пловцов - нас ждёт продолжение…
        - Это - точно не вы? - поперхнувшись коньяком, спросил Ибрагим.
        - Я же сказал, коллега, - нет. Столь грязно мы не работаем, - машинально поправив ногтем мизинца ус, ответил Игорь Викторович. - Что вам должно быть давно известно.
        Снаружи вдруг зачастили выстрелы, винтовочные и автоматные. С первого этажа ответили штурмовые пистолеты-пулемёты охраны.
        - …Более того, - тем же спокойным голосом закончил фразу Чекменёв, - я считаю, что у нас с вами есть около трёх минут, чтобы без суеты покинуть это гостеприимное местечко и углубиться в земные недра…
        - Это вы о чём?
        Ответить генерал не успел. Он выхватил из-под ремня пистолет, за ним этот жест повторил Катранджи, только в отличие от мощного генеральского «воеводина» у него в руке оказалась несерьёзная в настоящем бою, но богато инкрустированная испанская
«астра». Правда, неизвестно, в каких целях он собирался её использовать.
        Дверь распахнулась, на пороге появился Уваров с автоматом наперевес.
        - Игорь Викторович, атака идёт с двух направлений. Вдоль бульвара, из окон и с крыш домов напротив.
        - Подумаешь, испугал, - криво усмехнулся Чекменёв. - Гранатомёта в запасе не имеется?
        Уваров развёл руками.
        - У тебя здесь сколько людей?
        - В здании десять. Держать оборону на этаже хватит. Столько же снаружи. Будут связывать маневр противника, отсекать подходы. Пока войсковые части не подскочат…
        - Или - наоборот, - бросил генерал. - Предлагаю пробиваться в катакомбы. Там мы по-любому будем в выигрыше…
        Снова вспыхнула стрельба. Отчаянно, заполошно, и гораздо ближе. В соседнем зале, за стеклом, уже начиналась паника.

«Слишком рано, - профессионально подумал генерал. - Несколько выстрелов вдалеке - ещё не повод. Большинство на них бы и внимания не обратило. Значит - всё из одной цепи…»
        - Троих - вниз, пусть вход держат. Остальным - расчистить путь в катакомбы. У меня план вот здесь, - он коснулся лба. - Прорвёмся… Любой, тебе лично не знакомый - враг. Из этого и исходи. Ясно?
        - Мне ясно, - подкинул на руке «ППС» со сдвоенным магазином Уваров. - Только и вы, Игорь Викторович, что бы ни случилось, не стреляйте в женщин, имеющих бело-сине-красные отметки. В любых сочетаниях. Шарфики, розетки, платочки. Что бы они ни делали… Они - наши.
        Не тот был случай, чтобы спорить или требовать объяснений. Чекменёву хватило впечатлений о способностях Уварова во время боёв за Берендеевку и потом, при зачистке Москвы.
        - Договорились, работай, полковник, после разбираться будем. Я в твоём распоряжении, пока не передумаю…
        На улицах гремела уже не автоматная, а пулемётная стрельба. Массированная, батальонного уровня.

«Значит, не только в нас дело, - мелькнула мысль. - Новый Пятигорск? Зачем? Даже на сутки такой город не удержать. Любыми силами. Если только не весь округ в мятеже участвует. Но этого быть просто не может. Значит, есть локальная цель, оправдывающая любые средства. И адекватные задаче возможности. А мы опять всё промухали. Ну, подождите, дайте только выбраться… Но мы с Ибрагимом им нужны живыми в любом случае».
        - Сюда идите, - подтолкнул Чекменёва к двери, выводящей на винтовую лестницу Уваров. - Там вас никак не достанут… Пока дорогу расчистим.
        Несколько выпущенных из противоположного дома снайперских пуль пробили, но не раскололи стёкла выходящих на бульвар окон.
        - А это что, полковник? Так вы обеспечили? - холодно спросил Чекменёв, прячась за выступом стены и стряхивая со щеки хрустальные крошки.
        - Идите, идите, потом обсуждать будем… - Чекменёву показалось, что сейчас Уваров толкнёт или даже ударит его прикладом, чтобы под ногами не путался. Чего скрывать, генерал поступил бы так же.
        А вот и новый поворот сюжета! На секунду только их отвлекли снайперские выстрелы, и тут же с грохотом вылетело зеркало, отделявшее кабинет от общего зала.
        Сидевший в углу господин средних лет в серой визитке и полосатых брюках выдернул из-под скатерти автомат «томпсон» с круглым диском на сто патронов, явно заранее там пристроенный. Он наверняка знал и о наличии за стеклом секретного кабинета, и о том, кто там находится. Потому и выпустил длиннейшую очередь с превышением, чтобы никого не убить, а просто прижать к полу. На несколько секунд, больше и не нужно.
        Тяжёлые пули сорок пятого калибра вспороли штофную обивку стен и обрушили наружу фасадное окно.
        - Всем лечь на пол, не шевелиться! - заорал автоматчик. Бросился к проёму, успел дать ещё одну очередь по люстре.
        Тут блеснул талантом Катранджи. Навскидку с пятнадцати шагов он первым же выстрелом вогнал астровскую пульку ровно между глаз стрелка. Дзен-буддизм, однако.
        Тут же начал стрелять короткими очередями Уваров в напарников убитого, только ещё начавших поднимать, как в замедленном кино, складные десантные «МП».
        Похоже, их было всего трое, потому что остальные посетители ринулись к выходу из ставшего вмиг неуютным и смертельно опасным зала, явно не думая ни о чём, кроме спасения.
        Только за крайним у двери столиком продолжали сидеть, как ни в чём не бывало, четыре девушки, правда, перестали есть своё мороженое из серебряных вазочек и синхронно развернулись, две к входной двери, две - к зеркалу, внезапно превратившемуся в огромное, почти от пола до потолка, окно.
        - Свои, - крикнул Уваров, да Чекменёв и сам уже увидел знаки различия. У одной волосы перехвачены трёхцветной ленточкой, у другой - красно-белый бант на плечике декольтированного голубого платья. Где что у остальных - отсюда не видно.
        - Давайте за ними, под шумок вас выведут, доставят, куда требуется, а мы чуть постреляем ещё, и в катакомбы, - крикнул Уваров и резко толкнул ближе к нему стоявшего Ибрагима в сторону девушек.
        Очевидно, и такой вариант предусматривался, потому что никакой команды не потребовалось. Та, что в синем платье, схватила Катранджи за руку и потащила за собой.
        - За ними, генерал, бегом! - ещё раз крикнул Уваров. - Последний шанс, верняк…
        Подполковник верно рассчитал: в куче охваченных паникой людей гораздо надёжнее выбраться «на оперативный простор», нежели с боем прорываться через подвалы к подземельям, где прячется неизвестно сколько врагов. Может, и сотни, если катакомбы планируется использовать, как внутренние операционные линии. Вроде варшавской канализации, только не в пример комфортабельнее: чисто, сухо, дерьмом не воняет, и с многими выходами за городскую черту.
        В этот момент из-под дальнего столика тявкнула совсем короткая очередь автоматического пистолета с глушителем. Один из недобитых очнулся и решил продолжить бой.
        Зомбированный, принявший перед делом что-то вроде фенамина, или идейный до потери самосохранения - теперь уже не узнаешь. «ППС» Уварова ответил, тоже коротко и уже окончательно. Ещё через секунду в кармане убитого рванула граната. Редкий случай - пуля попала точно во взрыватель, от прострела пулей нормальный тротил не детонирует. Или террорист сам перед смертью сдёрнул кольцо.
        Зал затянуло дымом и пылью штукатурки. Чекменёв, матерясь, присел. Осколок его достал! И крайне неудачно, по кости под коленом. Больно, чёрт!
        А где же Катранджи? В зале ни его, ни девчонок.
        Уваров обматывал ногу генерала большой льняной салфеткой.
        - Ибрагим, мать его, где? - чересчур громко крикнул Чекменёв. От близкого взрыва сильно звенело в ушах.
        - Хрен бы с ним. Девки вытащат. Знают, куда и как… Самим прорываться надо. Идти можете?
        - Дойду. Вояки, так и растак, перевязочного пакета, и того нет…
        Валерий пожал плечами. Упрёк касается их обоих в равной мере, только ещё и на эту тему препираться - не самое подходящее время.
        - Сейчас всё будет.
        - Давай, пошли. Но если ещё и Ибрагима потеряем…
        Уварову было наплевать на турка с самой высокой колокольни. Не велено соваться в геополитику, так он и не сунется. Его задача - генерала живым вытащить.
        Внизу суматошно, перебивая друг друга, замолотили до десятка автоматов, глухо хлопнули несколько гранат.
        В дверь заглянул парень с длинной ссадиной поперёк щеки, с явно трофейным «МП» в руке. На вооружении группы их не было. За ремень летних брюк засунуто несколько магазинов.
        - Пошли, командир, проход чистый…
        - Давай. Я вперед, ты генералу помоги…
        Заставляя себя не думать о боли, стреляющей вверх по бедру, Чекменёв довольно бодро, придерживаясь за перила, сбежал по подвальной лестнице. Несколько чужих трупов валялись перед и за массивной, явно позапрошлого века дубовой дверью.
        - Всё, дальше чисто, - сказал поддерживающий Чекменёва офицер. - Вы идите, - это уже Уварову, - а я ребят дождусь и - следом.
        - Сколько наверху осталось?
        - Должно быть шестеро. Живых…
        - Понятно. Мы до первого поворота дойдём, там вас ждать будем…
        - Лучше сразу ко второму запасному выходу, Валерий Павлович. А мы догоним. Не впервой. Надо ещё всех, кто «за фронтом» остался, на базу отправить. Здесь ловить больше нечего…
        Придерживая локтем автомат, парень, фамилии которого Чекменёв не знал (успел отключиться от оперативной работы, раньше каждого и в лицо знал, и по всем анкетным данным), извлёк из одного кармана перевязочный пакет и оранжевую коробочку со шприц-тюбиками, из другого - сигаретную пачку переговорного устройства.

«Запасливый, - подумал генерал, - не то что командиры».
        - Держите, а я пошёл…
        Чекменёв спрятал пистолет, подобрал со ступенек один из валявшихся там автоматов, у двух трупов забрал магазинные подсумки, подвешенные под пиджаками.
        - Мы тоже пошли. Возвращайтесь живыми… - А что ещё скажешь? Родина вас не забудет?
        - Будет исполнено, - кивнул «печенег». - Только вы ещё и фонарики возьмите. - Он подал откатившийся в сторону мощный фонарь в стальном корпусе. Тоже чужой, аккумуляторный. Если полностью заряжен, часов на шесть непрерывной работы хватит.
        - У меня свой есть, - сказал Уваров, - но этот тоже пригодится… На связь со мной выйдешь минут через пятнадцать. Дальше - по обстановке.

«Всё правильно, - отметил Чекменёв. - За пятнадцать минут всё должно проясниться. В любую сторону».
        Отошли метров на сто, миновали две боковые штольни, помеченные неизвестными офицерам значками. На всякий случай Валерий тщательно затёр нанесённые восковым мелком закорючки пылью с пола. В третью свернули.
        - Давайте начинать лечиться, Игорь Викторович, - предложил Уваров. Для начала дал генералу хорошенько глотнуть из фляжки весьма качественного виски, сам приложился.
        - За упокой души рабов божьих. Когда сами выберемся, узнаем, кто и как. Тогда и помянем…
        - Да может, ещё все и живые, - возразил Чекменёв. - Не хорони раньше смерти…
        - Тоже правильно. Что тут с вашей ногой?
        Чтобы не прислушиваться к пульсирующей боли, генерал говорил без остановки. Больше его сейчас волновала возможная судьба Катранджи: ведь если убьют турка, или в плен попадёт неизвестно к кому, бо-ольшая игра сорвётся. А неприятностей будет - не приведи господь!
        - Что это за девушки, почему не знаю? - не удержался от лишнего, в общем-то, вопроса генерал. Какое ему сейчас дело, к какому подразделению относятся люди, выполняющие свою часть общей задачи.
        - Надёжные девушки. Ляхов прислал, - коротко бросил Уваров, - ручается с гарантией. Подготовка - великолепная. Не наша, правда…
        Он закончил бинтовать, воткнул в бедро Чекменёва первый тюбик, потом второй. Универсальный антибиотик и обезболивающий стимулятор. Часа три генерал сможет шагать, как новенький. А там пусть хирурги разбираются. Главное, кость в основном цела, только надкостница повреждена, насколько понимал в военной травматологии подполковник.
        - Так что если хоть одна уцелеет, Ибрагима она на секретную точку доставит в лучшем виде…
        - Не наша, говоришь? Опять из войска Берестина?
        - Не похоже. Другой типаж, другой стиль. Мне разбираться некогда было. Старший начальник представил «новых сотрудниц», я наскоро проверил, на что годятся. На многое, ох, на многое… - Валерий то ли сокрушённо, то ли восхищённо покрутил головой. - Служат в седьмом «Печенеге», командиром характеризуются блестяще. Если они не справятся - никто не справится…
        - Твои бы слова, да богу в уши. Так что, пошли?
        Глава 8
        Ибрагим не успевал осознавать, что с ним происходит. Он в своём положении давно отвык от непосредственного участия в «острых акциях», тем более в качестве даже не руководителя, а простого статиста.
        Из зала они выбежали последними. Девушки действовали, как опытные телохранительницы. Две тащили его за руки, третья зигзагом перемещалась на три шага впереди, чётко фиксируя окружающую обстановку. Четвёртая вообще куда-то исчезла.
        - Спрячь пистолет, - резко приказала та, что держала Катранджи за правый локоть.
        Турок молча повиновался. Ничего другого ему не оставалось. Только полностью довериться Чекменёву и его сотрудницам. Генерал прав - и убить, и захватить в плен его могли бы давно и без всякого шума. Значит, действительно обстановка начала развиваться непредвиденным даже для московской контрразведки образом. И сейчас нужно использовать шанс. Но где сам генерал? Они должны были бежать вместе. Неужели прогремевший за спиной взрыв вывел его из строя? Окончательно или настолько, что Игорь Викторович потерял возможность активно передвигаться. Ладно, для Ибрагима сейчас это неважно. Главное - самому выбраться…
        Толпа гостей ресторана, постояльцев, снимавших номера кто посуточно, а кто и на пару часов, а также официантов, горничных и прочей обслуги с подобающими панике в обозе криками и нерассуждающей волей к жизни, катилась по лестницам и коридорам к единственному выходу. Вовсе не задумываясь, что как раз на улице - стреляют, неизвестно кто и в кого, но часто. Внутри же дома с толстыми стенами и множеством всяких помещений можно попробовать спрятаться и отсидеться, хотя бы до прояснения обстановки. Так на то и паника…
        Внизу, уже непосредственно в вестибюле, часто загремели выстрелы, одиночные и очередями. Поток людей на парадной лестнице забурлил, те, кто оказались внизу, сделали попытку остановиться и ринуться вспять. Прочие тупо валили в прежнем направлении. Кто-то впереди упал, и тут же вступил в действие принцип домино. Женский визг, вопли и ругань достигли невероятной силы.
        Наверное, и нападавшие поняли, что перестарались: людской водоворот в вестибюле и на лестнице не остановить никакими силами, и не пробиться против потока обезумевшей толпы, хоть всю её перестреляй.
        Девушки, продолжая прикрывать свой объект, успели проскочить верхнюю гостиную между лестницей и ресторанным залом, оказались в узком коридорчике с несколькими дверьми совсем не парадного вида.
        Одна из дверей была открыта, на пороге стояла четвёртая телохранительница с поднятым у правого плеча стволом вверх пистолетом-пулемётом угловатых очертаний.
        - Все? Забегай!
        Замок за спиной щёлкнул, и Катранджи сделал попытку мобилизоваться и начать мыслить чётко и безошибочно, как умел это делать всю жизнь. Главная опасность миновала. Он жив, такие безобразия в центре города в ближайшие минуты соберут у ресторана все наличные силы правопорядка. А там пусть Чекменёв разбирается…

«Если он тоже жив, - тут же подумал Ибрагим. - Если нет - всё может значительно осложниться».
        А куда подевались его охранники, которым он платил сумасшедшие деньги?

«Лейла» погибла, это он видел своими глазами, и на ней - несколько очень нужных людей. Его заверяли, что на берегу у него будет достаточное и вполне надёжное прикрытие. И что? Предательство? Их обоих предали: и его, и Чекменёва. И где же главное паучье гнездо? Но это он скоро вычислит, очень скоро. И как же упоительно страшна будет его месть!
        Катранджи умел думать в нескольких направлениях сразу, и с невероятной для среднего человека скоростью. Причём мысли почти мгновенно облекались в безупречные решения. Что, собственно, и сделало его тем, кто он есть. А нынешний инцидент - так, не более чем эпизод.
        Кстати, не зря ли он грешит на охрану, ничего толком не зная? Может быть, именно благодаря своевременным и отважным действиям его и чекменёвских людей злоумышленникам и не удался их план. На самом деле то, что творится сейчас в ресторане и на улице - абсолютный провал тайной операции. Если только её целью не было именно то, что происходит…
        - Бегом, бегом, - командовала девушка с автоматом. - Работаем…
        Она явно отличалась от остальных. Одета в брюки и куртку ярко-голубого цвета с большой круглой нашивкой на левом рукаве «Охранное предприятие „Каштан“» - и двумя золотыми, неизвестно что обозначающими шевронами на правом. Короткая, почти мужская причёска, глаза и губы не накрашены, но и без этого она просто чертовски хороша. Ей бы не в охране работать, а на сцене этого же ресторана петь, в соответствующем наряде, и всякие соблазнительные трюки проделывать. В свой гарем Ибрагим взял бы её без малейших колебаний, в высоком ранге.
        Трое других, впрочем, не хуже. Та, что подпирает спиной дверь, в синем коротком и сильно открытом сверху платье - брюнетка с лёгким семитским (но не обязательно таковым) оттенком наружности, что в Одессе неудивительно, красива вызывающе и даже вульгарно, скорее всего - обслуживает любителей такого сорта женщин, но - весьма состоятельных. Остальные девушки вполне приличные, одеждой, и всем обликом - студентки, скорее всего, или секретарши из хороших фирм.
        Катранджи отметил, что Чекменёв умеет подбирать сотрудниц. Впрочем, в России совсем нетрудно найти нужное количество красавиц, одновременно пригодных к службе в разведке и контрразведке.
        Он уже совсем успокоился. Всё складывается не так уж плохо. Помещение, где они находились, больше всего напоминало комнату для обслуживающего персонала. Несколько платяных шкафчиков вдоль стен, старый кожаный диван, отслуживший своё в более почтенных местах, два стола, несколько стульев, полка для чайной посуды, холодильный шкаф в углу, раковина умывальника, зеркало с жёлтыми пятнами облупившейся амальгамы.
        Девушки принялись за работу.
        - Садитесь, господин, - указала на стул та, что была в обтягивающем сером костюме и с длинными разрезами на юбке. Катранджи невольно залюбовался её ногами.
        Из сумочки она извлекла нечто похожее на футляр маникюрного набора, только в два раза больше и толще.
        - Спокойно, не разговариваем и не дёргаемся, - предупредила она. Перед глазами Ибрагима блеснуло лезвие опасной бритвы.

«Сейчас по горлу - и конец», - отстранённо и совершенно нелогично подумал он. Близость острого металла к жизненно важным местам нервировала его с детских лет.
        Девушка с автоматом, прижавшись боком к стене, выглядывала через узкое, наполовину закрашенное белой краской окно во внутренний двор. Там было тихо. Выстрелы глухо доносились только с бульвара. Катранджи машинально принялся их считать, одновременно определяя типы оружия и возможное расположение стрелков. Выходило, что в здание никто не ворвался, и, значит, чужая операция полностью провалилась. Если только бой не переместился в катакомбы, о которых говорил Чекменёв. Но это - не его забота. И что такое здешние катакомбы, он представлял смутно.
        Телохранительница мазнула ему по лицу пеной и несколькими взмахами сбрила щегольские усы и модную в этом сезоне бородку скобкой.

«Снявши голову, по волосам не плачут», - к случаю вспомнил турок русскую поговорку. Потрудившись несколько дольше, девушка обрила ему и голову.
        - Так, дядя Изя, - сказала она, осмотрев результат своей работы. - Сойдёт, я думаю…
        Ибрагим попытался привстать, чтобы посмотреть в зеркале, что там получилось.
        - Минуточку. - Сила в пальцах, сжавших его плечо, была такая, что Катранджи едва не охнул. Что же это за девка такая?
        - Извините, не рассчитала, - тут же ответила та. - Только времени у нас в обрез…
        Она натёрла всё его лицо, кроме глаз и лба, какой-то остро пахнущей жирной пастой.
        - Ждём пять минут. А пока…
        Из той же сумки достала свёрточек, и Ибрагим почувствовал, что на непривычно гладкую кожу головы плотно садится парик.
        Девчонка, длинным тонким ножом вскрывавшая замки шкафчиков, мельком глянула в их сторону и фыркнула. Видать, новый облик клиента её позабавил.
        - Вот это нам подойдёт. - Она встряхнула довольно нелепым на вид пиджаком в чёрно-бордовую клетку. - Да и брючата в самый раз. Переодевайтесь, мсье, мы отвернёмся.
        Через пять минут, когда лицо ему вытерли влажной салфеткой, Катранджи получил возможность посмотреться в зеркало.
        Да, персонаж…
        Возраст между сорока и шестьюдесятью, голову покрывают медно-рыжие с проседью волосы, оставляя лоб едва в три пальца. Среди двухдневной неопрятной щетины, тоже серо-рыжеватой, нос и губы, раньше казавшиеся вполне приличными, выглядели совершенно по-еврейски. Причём - шаржевоеврейски, словно у персонажа из ближневосточных антисемитских журнальчиков.
        Костюм на размер больше сидел мешковато и выглядел так, будто его шили без примерки три разных портных. Явно не на Елисейских Полях.
        - Что за… - хотел он выругаться, как научился в общежитии, но сдержался. Всё он на самом деле понимает: маскировка высший класс, и всего за пятнадцать минут, без подготовки, на незнакомом объекте.
        - Извините, дядя Изя, при вашей фактуре быстрее и иначе не получилось бы. Но вы не переживайте. На такого типа спецслужбы охотится точно не будут. Разве только городовых вы заинтересуете. Но уж тут как-нибудь выкрутимся. Секундочку… Замрите.
        - Девушка блеснула ему в глаза вспышкой маленького плоского аппарата и через несколько секунд извлекла из него готовый снимок нужного формата. Передала его соседке, и та одним движением вклеила фотокарточку в паспорт, пришлёпнула печать.
        - Готово. Вот ваш документ. А настоящий подальше спрячьте, а лучше - мне отдайте. Целее будет. И пистолет, и большую часть денег…
        Удивительно, но всё требуемое он протянул девушке без всяких возражений, хотя понимал, что полностью отдаёт себя в чужие руки.
        Пхе, как будто он сейчас обладает какой-то свободой. Одним словом, роман Марка Твена «Принц и нищий».
        - Вот только наличных денег у меня маловато. Не рассчитывал… И почему, наконец, дядя Изя?
        - Сколько у вас там? Полторы тысячи? Конечно, оставьте у себя. Мужчина без денег - это самец… - Командирша явно развлекалась, пользуясь своим доминирующим положением над человеком, к которому раньше её бы и на сотню метров не подпустили. Без специального Ибрагима повеления. Вот тогда пришлось бы ей делать, что господин прикажет…
        Или - нет. Как бы не наоборот, - самокритично подумал он. Слишком много в глазах силы и характера. И где же всё-таки Чекменёв их набирает?
        - Дядя Изя - потому что Исаак Борисович Финкельман. Такой документ под руку подвернулся. Вы приехали в гости вот к ней, - она указала на девушку в синем платье. - Но настолько сейчас пьяны, что передвигаться можете, а говорить и соображать - с большим трудом. Держите…
        Она протянула полупустую бутылку хорошего коньяка, на бегу незаметно прихваченного с одного из столиков. И это предусмотрела!
        - Сполосните как следует во рту, на пиджак брызните. Можете глотнуть пару раз, для смелости и убедительности. Остальное спрячьте в карман. Дальше так: Кристина, - она указала на девушку в синем платье, - доставит вас на совершенно безопасную квартиру. Всё будет в порядке, если сами глупостей не сделаете. Мы - в прикрытии. На нас не оглядывайтесь, вообще забудьте, что мы существуем. Для общей пользы. Ну, пошли.
        - А вас-то как зовут? - запоздало спросил Катранджи, чувствуя, что уже попал под жёсткое обаяние внешне вполне заурядной девушки. В том смысле «заурядной», что принадлежала она по всем параметрам, кроме красоты лица, к низшим слоям общества. По крайней мере, в этом наряде.
        - Анастасия. Этого достаточно. Нам с вами в ближайшее время беседовать едва ли придётся…
        Повинуясь её жесту, две другие телохранительницы выскользнули из комнаты. Ибрагим с Кристиной помедлили несколько минут. Выстрелы практически прекратились. Значит, сейчас самое время. Внутри здания бой вести некому, на улице силы правопорядка ещё не появились. Очень может быть, тоже выжидают. Особой команды или - чем дело кончится.
        - Наша очередь, - сказал Кристина. - Настя следом пойдёт.
        Оставшись одна, Анастасия быстро уничтожила все следы своего здесь пребывания, одежду турка спрятала в наплечную сумку, под неё - автомат. За несколько секунд переоделась в недорогой бежевый брючный костюм.
        Из нагрудного кармана извлекла переговорник.
        Ответил ей Уваров.
        Настя в немногих словах доложила о своих действиях и планах.
        - Молодцы. Продолжайте. Свяжемся, когда на точку придёте.
        - А вы как? - не сдержалась она, хотя в данном положении вопрос был лишним. Не по уставу и вне субординации.
        - Нормально. Идём катакомбами на свою позицию. Удачи тебе…
        Он сказал - «тебе», а не «вам», и это по-особому её тронуло. Ей реально не было и двадцати человеческих лет, хотя по документам - уже двадцать три. Вдобавок - заставляло чувствовать себя старше и мужественнее звание подпоручика отряда
«Печенег-7», того самого, который сформировали Ляхов с Тархановым при участии Уварова, исходя из собственных соображений и целей.
        Кристина, держа на отлёте довольно большой, но плоский пистолет незнакомой турку модели, вела его вниз по узкой, грязной, железной лестнице, проложенной внутри кирпичной выгородки, рядом с шахтой мусоропровода. Пованивало здесь мерзостно, и Ибрагим всё время боялся ступить ногой в какую-нибудь гадость. Он был очень брезглив. А девушка, будто намолчавшись раньше, говорила почти непрерывно, тихо и даже ласково, на шаг опережая мысль Катранджи:
        - Вы, дядя, на улицах только не дёргайтесь. Любая ошибка стоит жизни. Не моей, вашей… Одесу вы не знаете, и знать вам её не нужно. Мы идём к моей тёте, то есть вашей сестре, Розалии Борисовне, на улице генерала Бредова, дом сто пятьдесят шесть, это в самом конце Молдаванки, напротив Второго еврейского кладбища. На идише говорите?
        - Понимаю всё, говорю кое-как…
        - Правильно говорить вам и по состоянию не положено, - хихикнула Кристина. - Но главное вы поняли?
        Понял?
        Ибрагим сейчас готов был понять, что угодно. Жить хотелось до невозможности. Он раньше и подумать не мог, что такое случается. Вот рядом худощавая, стройненькая девушка. Она собралась его спасать. Зачем, почему, за какие деньги? Неужели жизнь стоит любых денег? Для него - да. Он готов отдать пусть и сто миллионов, чтобы его спасли. А она? За офицерское жалованье рискует. Что она именно офицер сверхсекретного и сверхэлитного подразделения, а не частная телохранительница, Катранджи не сомневался.
        - Кристина, - приостановился Ибрагим, переводя дух перед выходом из подворотни. Хоздвор, уставленный мусорными баками, они уже преодолели без шума. - Если ты меня вытащишь, я заплачу лично тебе десять миллионов. И по три миллиона остальным…
        Девушка снова хихикнула, жеманно и одновременно маняще, как и положено подцепившей клиента и начавшей его вываживать «бульварной бабочке».
        - Ловлю на слове, дядя. Десять мне и по пять - девочкам. Вот тогда и бросим эту поганую работёнку…
        Он не сразу понял, что именно она имеет в виду. Военную службу? Потом сообразил - девушка не хочет расшифровываться. По виду и замашкам она явно промышляет на панели? А почему и нет. Преступный мир Одессы, претендующей на статус «Вольного города», наравне с Данцигом, Триестом или Луандой, настолько многослоен и разветвлён, что проститутка (в ранге эскорт-леди, если по-европейски), вполне может подрабатывать бодигардом, а почтенная мать семейства - наводчицей, или хипесницей, «воровкой на доверии». Знаем, читали.
        - Договорились. Слово Ибрагим-бея крепче дамасской стали…
        - Но не такое гибкое? - искоса посмотрев на него, спросила Кристина, не прекращая сторожко оглядываться вокруг. Не заметила ничего подозрительного, подняла юбку почти до пояса, отчего у Катранджи пересохло во рту. Трусики на ней были голубые, чулки кружевные и почти прозрачные, «разжигающие воображение». Не обращая внимания на его реакцию, вложила пистолет в петельки на узких ремешках-подвязках.
        - Идём вдоль стены, ты за неё придерживайся, старый пьяный осёл. - Это она говорила уже громко, с визгливо-скандальными нотками в голосе. И тут же шёпотом: - Через остановку сядем в трамвай, и всё…
        - Может, лучше в такси? - тоже едва шевеля губами, предложил Ибрагим.
        - На Молдаванку - не стоит… - ничего больше не объясняя, ответила девушка.
        Катранджи мотивированно вертел головой, пытаясь засечь остальных телохранительниц, но - бесполезно. Если даже они и находились поблизости, его квалификации не хватало, чтобы обнаружить сопровождение.
        Кристина вела его короткими, застроенными старинными трёх- и пятиэтажными домами переулками, и в них было так тихо и спокойно, что невозможно и представить, будто в нескольких кварталах отсюда только что кипел нешуточный бой.
        Что жители попрятались - это неудивительно. Но вот почему в поле зрения ни одного городового?
        - Я тебя втащу в трамвай, но чтоб вёл себя тихо, никаких безобразий. Мне тебя выкупать из полиции нечем и незачем… - продолжала она наставлять дядюшку, так, что на соседей улице было слышно.
        Катранджи, два часа назад всесильный владыка полумира, неожиданно понял, что без этой резкой и даже грубой моментами девушки ему трудно будет отмазаться даже от обычного городового, не говоря о настоящих профессионалах. Если уж на него объявлена «большая охота». Сам генерал Чекменёв, правая рука Императора, не веря в помощь армии и жандармерии, сбежал куда-то, пообещав не более чем скорую встречу, если удастся выжить.
        Кристина за руку вывела Катранджи к трамвайной остановке, где около десятка мужчин и женщин разного возраста оживлённо обсуждали только что завершившуюся перестрелку на бульваре. Говорили, что весь центр города перекрыт полицией и столько-то трамвайных маршрутов не ходит. Это могло быть правдой, но остальные мнения были совершенно фантастическими. Ближе всего к реальности лежала гипотеза (подаваемая, как принято в Одессе, в виде постулата), о том, что имела место большая разборка между «мальчиками» с Пересыпи и Фонтанов за право поделить Центр с молдаванскими. Дискуссия обещала перейти в нешуточный скандал.
        Но, судя по успокоительному кивку Кристины, якобы отменённые маршруты их не касались, и они принялись ждать. Ибрагим придерживался за дерево, а спутница - незаметно, но бдительно осматривала окрестности.
        К радости Катранджи, вскоре на остановке появилась ещё одна девушка из их команды, в широкой полосатой юбке и тёмном жакете поверх белого свитерка. Она остановилась поодаль, очевидно, не желая слишком приближаться к страхолюдного вида пьянице.
        Наконец подошла полупустая трамвайная сцепка нужного номера, Кристина с Катранджи сели в закрытый моторный вагон, сопровождающая девушка - в открытый прицеп.
        Путь им предстоял долгий, по окольным улицам. Никаких подозрительных личностей поблизости не замечалось, пассажиры проезжающих автомобилей тоже обращали на трамвай внимания не больше, чем на любое самодвижущее средство, и Ибрагиму начало казаться, что, пожалуй, и пронесло.
        Оторвались они от возможной погони удачно, при попытке их преследования хоть какой-то шум случился бы непременно, да и спутницы его не вели бы себя настолько спокойно. А то вон Кристина даже будто слегка придрёмывать начала.
        По мере удаления от центра вагон постепенно наполнялся, скоро в нём уже не осталось свободных мест. Говорили всё о том же, и каждый новый пассажир немедленно включался в обсуждение событий и перебор вариантов и гипотез, даже если услышал о
«большом шухере» возле «Потёмкина» впервые, уже здесь.
        В каком-то скучном, сплошь застроенном древними лабазами переулке с передней площадки влез шкафообразный мужик в расстёгнутом грязновато-белом подобии капитанского кителя поверх тельняшки и в кожаных сандалетах на босу ногу, странно смотревшихся при синих брюках-клёш. Пьяный почти на уровне «дяди Изи».
        Прямо-таки бабелевский типаж, из тех, что «завтракают фунтом сала, бутылкой водки и жменей маслин», мало изменившийся за три четверти века. Впрочем, тут, на Молдаванке и вокруг, жизнь вообще, от архитектуры до психологии обитателей, менялась удивительно неторопливо. По причине отсутствия исторической необходимости.
        В родных пределах этот портовый грузчик или такелажник с морзавода чувствовал себя свободно и раскованно.
        Здесь его все должны были уважать, то ли по факту поведения, то ли по статусу. Судя по взглядам пассажиров разболтанного трамвая, так и было.
        Тяжело выдыхая густой перегар, абориген грубо ухватил Кристину за локоть.
        - Освободи-ка лавочку, молодая ещё сидеть, когда люди стоят…
        - И помоложе найдутся, - стряхнула его здоровенную лапищу девушка.
        Окружающие дружно отвернулись к окнам, будто там было что-то интересное, а не вплотную с вагоном проползающие одноэтажные домики, вросшие в землю. При этом никто не изъявил желания уступить мужику своё место. Здесь такое не принято, за исключением особых случаев.
        - Это ты со мной так? - удивился тот и следующим движением ухватил Кристину прямо за грудь. Полуоткрытую и весьма привлекательную.
        Ей, в принципе, было безразлично, за какую часть тела её трогают, просто она успела узнать, что каждый из человеческих жестов может означать. Этот был не просто недружелюбным - оскорбительным.
        Девушка вскочила, отвела локоть в сторону и ударила хама в солнечное сплетение. Возможно, слегка перестаралась.
        Стокилограммовая туша рухнула на пол, одновременно свалив ещё несколько человек. Пытаясь подняться, мужик слепо водил перед собой руками и громко икал, одновременно постанывая. Окружающие, что мужского, что женского пола, предпочли не заметить и этого инцидента. На Молдаванке каждый знает, что делает и как за свой поступок ответит. Несколько человек выпрыгнули из вагона, не дожидаясь остановки, благо скорость позволяла.
        Только кондукторша со своего сиденья у задней двери начала пронзительно кричать, что трамвай - не место для разборок. Мебель, мол, поломаете, кто платить будет? Сейчас вот до круга доедем, городового позову…
        Катранджи предпочёл до поры не замечать и этого инцидента, подумав, что телохранительница переигрывает. Но, наверное, знает, что делает. Он смотрел в пол, раскачивался в такт движению трамвая, как хасид на молитве, и что-то мычал себе под нос.
        Кристина, делая вид, что не смотрит в сторону своего обидчика, при этом фиксируя каждое происходящее вокруг движение и каждое слово, опустилась на своё место, очень удобное: за спиной - дверь, перед глазами весь вагон. На всякий случай презрительно ухмыльнулась, как и следовало по роли.
        - Вас как зовут, деточка? - спросила соседка, старушка лет восьмидесяти, если не старше, когда Кристина откинулась на деревянную спинку, одёргивая юбку на коленях.
        Та ответила.
        - А зачем вам? - спросила с улыбкой и интересом, не стараясь имитировать здешний характерный выговор. Просто с типичным южнорусским акцентом и интонацией.
        - Так, просто интересно будет рассказать, как при мне сделали Сёму Грача. Ещё ни один человек в Одесе[Местные жители так и произносят - Одеса, с одним «с».] не то чтобы ударить - слова ему поперёк не решился сказать. И тоже - когда ваша мама станет вас искать, я буду знать, кого она ищет.
        Милая такая старушка, а цинизма - на трёх патологоанатомов хватит. Так почему и нет? Если у неё, скажем, пять сыновей, и все воры?
        - В Одесе или на Молдаванке? - спросила Кристина, успевшая в процессе подготовки изучить всё, что касалось этого города, за последние двести лет.
        - Тебе это совсем уже не важно, - сказала старушка печально. - Ты всё равно не дойдёшь, куда шла…
        - Вы доктор, вы знаете? - удивилась Кристина. - Ваш Сёма мне помешает?
        - Вся Молдаванка тебе помешает… - прозвучало это довольно зловеще.
        Трамвай, визжа колёсами на закруглении, свернул с Ольгиевской на Старопортофранковскую улицу. Говоря попросту - обратной дороги нет! Здесь уже самая что ни на есть Молдаванка, со всеми её плюсами, которых немного, и с минусами, в гораздо большем числе, чем в дневнике самого отпетого двоечника.
        - Одному Сёме сдачи мне дать слабо? - съязвила Девушка. - Сейчас, если очухается, пойдёт, позовёт штук пять ребятишек покрепче себя на подмогу?
        Старушка поджала губы.
        - А этот твой Изя откуда? - решила она сменить тему, пока мрачный, как грозовая туча, Сёма поднимался с пола и проталкивался к средней двери. Какой-то парень заботливо отряхивал его пиджак от прилипшего мусора.
        - Да сестру приехал навестить. И мне отчего-то очень кажется, что лучше бы Молдаванке на время переехать куда-то за Лузановку. А то могут быть крупные неприятности…
        - Так вы у нас приезжие? - оживилась старушка. - И откуда вы приезжие?
        - Дядя Изя - из Израиля, я - из Екатеринослава…
        - И как вам у нас?
        - Пока - не очень, - честно ответила Кристина. - Через часик дядя протрезвеет, и если что не по нём - много кому станет плохо. Они там в Израиле не очень-то чикаться привыкли… Жизнь у них суровая. Не ты, так тебя… - Эти слова Кристина тоже произнесла с самой безмятежной улыбкой.
        В этот момент старушка вроде бы нечаянно коснулась правого бедра девушки и упёрлась в пристёгнутый пистолет.
        - Ой, простите, - отдёрнула она сухую, как у ящерицы, руку.
        - Да ничего, - усмехнулась Кристина. - Слева - такой же. И у дяди тоже два. Так что если вы тут в авторитете, намекните Сёме и окружающим, что нам неприятности не нужны. Но если они будут, так уж будут… - прозвучало это многообещающе.
        Катранджи привстал на сиденье и, приведя глаза в диаметральную плоскость, утвердительно пробормотал что-то невнятное, но явно по-еврейски. Очень возможно, что на иврите. Образование у Ибрагим-паши было чрезвычайно обширное, пусть и не совсем систематическое. За исключением Петроградского университета. Однако этих пяти-шести слов, с трудом произнесённых, вполне хватило.
        Бабка поднялась, обратилась к вагону, словно Катон-старший к римскому Сенату, и пронзительно затараторила что-то на идише. Куда громче и вдохновеннее, чем кондукторша, требующая с народа свои пятаки.
        Половина тирады произнесена была на совершенно непонятном жаргоне, воровском или шулерском. Остальное Кристина разобрала тоже с грехом пополам, потому что идиш - всё же не совсем немецкий. Но суть, в общем, сводилась к тому, что вот этот, похожий на босяка - на самом деле большой авторитет с Родины, а девчонка - его помощница.
        После чего все, кто понял, опустили глаза долу, а Сёму на ближайшей остановке под руки высадили, но проводить его до дома желающих не нашлось. Даже тот парень, что его отряхивал, отвернулся с безразличным видом.
        - Не думайте, что я позаботилась о вас, - сказала старушка. - Меня, кстати, зовут Геня Копелевна. Оно мне нужно, чтобы и в трамвае тоже стрельба? А уже почти и началась, ты не заметила? Сёма всегда при нагане, а тот паренёк, что сидел напротив - так тебе прямо ничего? Чтоб тебе не знать, как он может чего. Он, чтоб мне так жить, и сейчас на тебя смотрит. Внимательно. Подумай о своих будущих детях. Мало, что сейчас на Французском бульваре стреляют, так ещё и здесь?! А что уж у вас будет дальше - не моё дело.
        Кристине стало интересно. Она не собиралась задерживаться на Молдаванке, просто возле конечной остановки располагалась конспиративная квартира, адрес перед самым началом заварушки шепнул ей Уваров. А там найдётся машина, чтобы увезти их с Ибрагимом совсем в другое место.
        - Так вы думаете, что у меня могут возникнуть неприятности? - намеренно правильным русским языком спросила Кристина. И одновременно вытянула ногу так, что пистолет под тонкой юбкой обрисовался полностью. - Перед тем как потребуется хоронить меня, мамаши полусотни самых смелых и красивых мальчиков с вашей Молдаванки будут рвать друг другу волосы единственно за место поудобнее на Втором еврейском кладбище. Боюсь, и канторы[Кантор - певец священных текстов в синагоге. На по хоронах - тоже.] очень неплохо заработают. Вам здесь это нужно? Если нет, передайте, тётя Геня, по всем своим связям, что я и дядя Изя желаем два-три дня просто отдохнуть. Навестить родные могилки. И вечером гулять по улицам спокойно. И в ресторанчике посидеть, и что-нибудь другое тоже. Вы за час управитесь?
        Кристина протянула Гене Копелевне красную десятку. Неплохие деньги, при условии, что реальные неприятности грозили всё же местным обитателям, а не случайным гостям этого экзотического анклава.
        Они вместе вышли из вагона, и старушка тут же скрылась в ближайшей подворотне длинного трёхэтажного дома с классическим двором, окружённым по периметру сплошными галереями, куда выходили двери и окна множества квартир.
        Будь, кстати, Кристина и прикрывавшая её с двадцати метров, идя по противоположной стороне улицы, Герта более склонны к абстрактным размышлениям, могли и задуматься, отчего и зачем здесь сохранён в неприкосновенности порядков, стиля и обычаев такой район? Со всеми его обитателями, их не вполне совпадающими с Уголовным кодексом привычками, манерой носить при себе финки и незарегистрированные пистолеты, пускать их в ход, не задумываясь о правомерности таких действий.
        Кому-то именно такой облик (имидж, понятнее выражаясь) был нужен. Для каких целей
        - отдельный вопрос.
        В Москве, к примеру, власти ещё в начале сороковых годов прошлого века за двое суток ликвидировали пресловутый Хитров рынок и вообще все места, где могли бесконтрольно плодиться, процветать и культивировать свой специальный образ жизни анти- и асоциальные элементы. Кого нужно арестовали, кого нужно - административно выслали, с остальными провели профилактику. И всё! Москва стала самым спокойным городом Империи, которую девушка, увешанная бриллиантами, могла в три часа ночи пересечь вдоль и поперёк обоих Колец, ничем не рискуя.
        Одно дело, что московская полиция (а, главное, иные службы, её работу предваряющие и обеспечивающие), действовала с искусством и отвагой циркового акробата, так ведь и право любого свободного гражданина носить при себе любое, на его вкус, обеспечивающее личную безопасность оружие почиталось с момента принятия Указа 1923 года не подвергаемым сомнению и священным.
        Невероятно остроумным и результативным оказался ход тогдашнего Местоблюстителя Московского княжества. Страна едва-едва выходила из Смуты, на руках населения находилось более десяти миллионов только винтовок, не считая пистолетов, револьверов и всего прочего.
        Изъять - технически невозможно. Выкупить - не на что. А вот легализовать - просто и гениально придумал тогдашний князь Кирилл, при отчаянном сопротивлении вроде бы куда более компетентного (военного) крыла Думы.
        - Господа! - провозгласил с высокой трибуны только что утверждённый и по замыслу долженствующий вести себя тише воды, ниже травы (или - наоборот, в чём биологической логики даже больше), Местоблюститель. - Неужели вы так быстро забыли то, чему вас учили в гимназии или где-нибудь ещё? Средневековье - вершина, на мой взгляд, человеческого самостояния! Тогда оружие было главным достоянием, более того - единственным признаком свободного человека, отличающим его от смерда, серва, крепостного. Мы все знаем, что в каждой деревне каждый вернувшийся с войны мужчина старше пятнадцати лет владеет наганом, винтовкой, пулемётом. Другое дело, как он им распорядится. Среди вас немало бывших помещиков, «трудовиков», просто мыслящих людей. Пусть любой мой оппонент выйдет на трибуну вслед за мной и скажет
        - если бандитствующие элементы на селе попытаются осуществлять свои «программы» - разве не ответит им достойным образом вооружённый фронтовик, вернувшийся домой, чтобы возрождать своё хозяйство, растить детей, жить и богатеть? Конечно, ответит, если имеет оружие. И ему на поддержку немедленно явятся государственные, гораздо лучше оснащённые службы.
        Великий князь сделал глоток воды из положенного оратору стакана, поправил усы.
        Спросил, теперь уже провокационно-ехидно, поскольку уловил, что зал слушает его очень внимательно:
        - А в городе? Разве не то ли в городе? Сегодня вы разъедетесь по домам в казённом транспорте и под казённой охраной, которой так боятся наши коллеги социал-демократы. Забывая о том, что единственной защитой демократии является хорошая полиция…
        Кирилл спокойно переждал возмущённые крики с левой стороны амфитеатра Таврического дворца и продолжил:
        - В итоге, господа депутаты, мы почти безболезненно решим проблему вооружённых асоциальных элементов, и через положенное время, совершенно в стиле учения Дарвина, получим ответ и на сопутствующие вопросы. Не так ли, Лавр Георгиевич? - простёр он руку в сторону сидевшего в кресле председательствующего генерала Корнилова, героя войны и лидера крайне правых.
        Генерал встал, как бы с неохотой.
        Его сухощавое, с узковатыми азиатскими глазами лицо выражало неизменное спокойствие, с которым он сначала руководил всеми вооружёнными силами России на посту Верховного главнокомандующего, а потом вёл первопоходников через ледяные степи Дона и Кубани.
        Поправил у воротника чуть сдвинувшийся с места орден Святого Георгия 2-й степени:
        - Господа! Наступил момент, первый за три последних заседания Думы, когда я полностью согласен с докладчиком. Оружие несомненно следует оставить в руках населения (слова «народ» он предпочёл не употреблять). Люди разумны и здравомыслящи. Напрасно стрелять они не будут…
        При этом Корнилов довольно странно усмехнулся.
        - Мы с вами получим хорошую страну. Меня три года проклинали за предложение ввести смертную казнь на фронте за воинские и тяжёлые уголовные преступления. Не прошло, Слава богу, - генерал широко перекрестился, - одним грехом на душе меньше. Мне, как старому солдату, известно - нормальный, умный, пусть и совсем неграмотный человек никогда не употребит имеющееся в его руках оружие во зло! Все, кто служил,
        - это знают. И всегда использует его на пользу Веры, Царя, Отечества, а одновременно своей семьи, своего хутора! За последствия, могущие проистечь вследствие того, что наши коллеги, - генерал широким жестом указал на ряды социал-демократических фракций - безответственно призывали превратить войну
«империалистическую» в войну «гражданскую» и оставили массу оружия в распоряжении не умеющих отвечать даже за сопли в своей ноздре люмпенов (аплодисменты в правой части зала, свист и топот в левой) - я не отвечаю. Хватит того, что мы для вас сделали на фронте.
        Лицо Корнилова передёрнул тик, с которым он справился, только прижав руку к щеке. А ведь всего пятьдесят один год человеку.
        Лавр Георгиевич молча переждал и приветствия, и обструкцию. Снова заговорил ровным голосом, способным без всякого новомодного микрофона перекрывать плац с выстроенной на нём дивизией.
        - Так что наша фракция полностью поддерживает законопроект господина Романова. Но без ограничения калибров и систем. Почему наган в кармане иметь можно, а гаубицу
203-мм во дворе - нельзя?
        Под смех и аплодисменты зала худощавый генерал, звеня шпорами, покинул сцену и трибуну.
        Закон, предложенный гражданином Романовым, прошёл большинством голосов, но с ограничениями. Граждане России получили право (с соответствующей регистрацией в надлежащих органах власти), на владение и ношение любого карманного оружия калибрами не свыше 11,43. Длинноствольного ручного (без ограничения калибра) - с правом владения, но ношения только на охоте и аналогичных обстоятельствах. Автоматического, требующего упора ствола в виде сошек или станка - по особому разрешению и с оговоренными ограничениями. Например, для охраны и самообороны уединённо расположенных сельских поместий и хуторов. Артиллерийского любых калибров - в коллекционных целях, с хранением затвора в специально опечатанном помещении.
        Одновременно вводились весьма строгие меры уголовной ответственности за ненадлежащее использование того же оружия. Например, за наличие у совершающего преступление лица незарегистрированного пистолета или револьвера к положенному сроку автоматически добавлялось десять лет каторжных работ. Независимо, использовал он его в преступных целях или нет.
        В итоге все сёстры остались довольны. По серьгам, то есть каждой.
        Дальнейшее показало, что правы были оба. Государственный порядок в стране значительно укрепился, забот у полиции стало намного меньше, и социал-дарвинизм весьма усилил в стране научные и общегражданские позиции. Кто бы что ни говорил с позиций абстрактного гуманизма, несколько тысяч застреленных из личного гражданского оружия преступников передали уцелевшим последователям бесценный опыт.

«Фраера, получив оружие, стали такими нервными - заявил на большой сходке один из самых почтенных авторитетов России, - что отныне предлагаю - ничего, кроме фомки, на дело не брать. И применять её только по назначению. А в газетах опубликуем обращение ко всем гражданам Свободной России - ни один деловой с завтрашнего дня не будет носить в кармане даже финки. Все разборки, не касающиеся мирного населения, будут происходить внутри нашего общества. Относительно полиции и иных подобных организаций торжественно заявляем - любой, носящий при себе огнестрелы, к воровскому сообществу не относится, на его поддержку и защиту рассчитывать не может. В чём и подписуемся».
        Оттого наступила на земле Российской тишь, гладь и божья благодать. Правда, за пятнадцать прошедших после окончания Гражданской войны лет пара миллионов патронов были выпущены, в цель или в воздух, а уже потом стало тихо.
        Отчего бабушка Геня Копелевна так серьёзно отнеслась к пистолету на ноге приезжей девушки? По внешности - классической еврейки, как в книге Соломона описано, по манерам - бандитки, держащей Привоз. Такого удара, которым Кристина вырубила Сёму, старушка, знающая намного больше, чем можно подумать, никогда не видела. А уж пистолет за чулком… И не один, по словам красотки. А её дядя Изя - совершенно трезвый, это старая наводчица тоже поняла, - действительно из Израиля? Почему бы и не оттуда? Молдаванка очень давно жила по старым обычаям - вдруг приходят новые?
        Вручённая ей десятка ничего не значила, Геня Копелевна привыкла распоряжаться совсем другими суммами, но это был знак. Люди не хотят ссориться, они хотят договариваться. Значит, так и будет.
        Только говорить об этом нужно не с Сёмой, бестолковым выкидышем бесстыжей стервы Мариам - кое с кем поумнее.
        Со старым Хаимом Мотлевичем, пожалуй. Самый умный человек на всей Старопортофранковской, семьдесят пять лет уже, а уважают его самые авторитетные воры так же, как сорок лет назад, когда под его рукой состояло три сотни самых отчаянных налётчиков. И Геня, работая с ним, всегда имела что кушать, ни разу в жизни даже ночь не провела в участке, не говоря о таких некрасивых местах, как тюрьма или, избавь боже, каторга.
        Глава 9
        Чекменёв с Уваровым дождались сообщения - штабс-капитан Окладников вышел на связь точно, минута в минуту. У него всё складывалось по ситуации нормально. К сожалению, один офицер всё же был убит наповал пулей снайпера, ещё четверо получили ранения, но на ногах стоят. С группой прикрытия, занимавшей позиции на бульваре и в Воронцовском переулке, связь в настоящий момент отсутствует. Хотя её бойцы вооружены только пистолетами, какую-то роль они наверняка сыграли, поскольку снайперская стрельба с крыши соседнего здания прекратилась. Попытка штурма с двух направлений отбита с большим расходом боеприпасов, после чего отойти в подвалы удалось беспрепятственно. Реальные потери противника определить не удалось, но ориентировочно - до десяти человек остались лежать без видимых признаков жизни.
        Последнее, что было слышно на поверхности, - сирены полицейских машин…
        - Входы за собой мы заблокировали надёжно. Без взрывчатки не откроют, - закончил доклад штабс-капитан. - Вы нас не ждите, мы наметили другой маршрут. На старую базу не возвращайтесь, господин полковник. Встретимся на точке А-3. Через час-два, как получится. Мне ещё ребят разместить надо и решить, что с телом поручика Друзина делать…
        - Пусть припрячут его там же, где сейчас находятся, а завтра разберёмся, когда порядок наведём, - подсказал генерал. - И пусть продолжают выходить на связь каждые полчаса. Мы - по необходимости…
        Идти до «точки А-3», проще - конспиративной квартиры, почти (в том-то и дело, что
«почти») наверняка неизвестной загадочному противнику, было не так уж далеко. Считая по поверхности - кварталов пять. Даже раненому Чекменёву, пока действовали препараты, это было по силам. Да и Уваров помогал, принимая на своё плечо большую часть генеральского веса.
        Валерий никогда раньше не бывал в Одессе, но за сутки подготовки в Москве успел узнать её не хуже многих старожилов. С помощью того же Окладникова, не так давно служившего в роте разведки Очаковской бригады морской пехоты, а главное - богатых фондов Управления, Валерий и остальные офицеры группы изучили город по крупномасштабному плану и многочисленным фотографиям, кино- и видеозаписям. За многие десятилетия этих материалов накопилось столько, что теперь каждый мог бы смело наниматься в экскурсоводы.
        Само по себе задание совсем не требовало столь тщательной подготовки, особенно если подразумевалось, что «печенеги» вправе использовать хоть весь штатный состав жандармского управления и городской полиции. Но Уваров был тёртый калач и с первых дней службы постиг истину - планы начальства и реальная обстановка совпадают очень редко. Что блестяще подтвердилось и в Варшаве, и в Москве. Значит, всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.
        То же касалось и собственно катакомб, по которым они сейчас с Чекменёвым пробирались. Получив задание, Валерий немедленно разыскал своего верного спутника в рейде по варшавским каналам, опытнейшего диггера Тимофея Ресовского.[См. романы
«Бремя живых», «Дальше фронта».] Прапорщик запаса сразу же после завершения операций на Висле получил свой «Владимир с мечами» и немедленно подал прошение об отставке.[В старой Российской армии прапорщики запаса в следующий чин не производились и увольнялись в запас или отставку по миновании в них надобности. В мирное время не служили.]
        Посидели, как положено, вспомнили «былые походы», после чего Уваров изложил свою просьбу.
        - Надо же, - удивился Тимофей. - А мы ведь с тобой, когда по колено в дерьме бродили, говорили за катакомбы. Я ещё сказал, что там куда лучше, чем здесь. Теперь тебя, значит, туда несёт. Зачем, почему - не спрашиваю. Сделаем, конечно. Завтра к вечеру - устроит?
        Уваров ответил, что - вполне. И нужны ему именно городские ходы-выходы, Нерубаевские едва ли потребуются.
        - По адресу ты обратился. Едва ли у кого в Москве подробнее схемы найдутся. Я как раз городскими и занимался. Кстати, есть в Одессе ещё несколько специалистов, но они едва ли лучшими материалами располагают. Я тебе адреса дам, на всякий случай, если помощь потребуется. Надёжные ребята. За три года, что я там не был, может, что и изменилось… Созвонюсь с ними сегодня, уточню…
        В ходе подробного инструктажа Ресовский, полжизни посвятивший исследованиям не обычных природных пещер, как «нормальные» спелеологи, а всевозможных рукотворных подземных сооружений, кроме общего плана катакомб, составленного бог знает когда на основании исторических документов и ещё довоенных исследований, передал Валерию копии собственных маршрутов. Они-то и были самыми нужными. Там Тимофей указал штреки, ставшие непроходимыми вследствие естественных причин, проходы, перекрытые искусственно, а также и до сих пор находящиеся в рабочем состоянии.
        - Обрати внимание - синим выделены те, что, так сказать, общедоступны. А красным - это мы сами «реанимировали». Где старые замки посрезали, и на их место новые повесили, где кладку аккуратно разобрали, потом привели в почти исходное состояние. Вот таблица условных обозначений…
        В таблице содержалось несколько десятков цифровых и буквенных знаков, а также ключи к расшифровке их различных комбинаций…
        - И для чего вы всем этим занимались? - искренне удивился Уваров, рассматривая схемы. Читать об одесских катакомбах ему приходилось, он знал, что их общая длина составляет сотни километров, а по запутанности они превосходят, пожалуй, все искусственные лабиринты Земли, вместе взятые. Но знать - одно, а видеть план - совсем другое.
        - Ну, исследовать, это я понимаю, а остальное зачем? Не воевать же, на самом деле, вы там собирались?
        - Как бы тебе подоступнее объяснить? - усмехнулся Ресовский. - Это у нас, у диггеров, такой бзик, если угодно. Хобби. Вот в этом виде, - он обвёл пальцем заштрихованное синим, - мы имеем разорванную систему, не представляющую никакой художественной ценности. Как не имеет её антикварная книга с вырванными страницами. А вот так, - указал он на весь лист, где синие пятна соединялись друг с другом красными перемычками, - связность восстановлена, пусть пока и не в полном объёме. Получилась единая конструкция с собственными имманентными свойствами, её можно достраивать в любую сторону, в идеале до исходного состояния и дальше…
        - Кому это нужно, а главное - кто это видит? - к случаю процитировал Валерий старый анекдот про еврея и пасхальные яйца.
        - Некоторые коллекционеры держат свои сокровища в бронированных комнатах, никогда и нигде их не демонстрируя. А в нашем случае, тебе это уже потребовалось. И не только тебе, возможно. Никто не знает, что будет завтра…
        Вот теперь и выяснилось, что не зря Валерий разбирался в подготовленных Ресовским планах, запоминая наизусть могущие пригодиться маршруты и ориентиры.
        Большинство известных выходов из магистральных штреков в подвалы многоэтажных домов и водосточные коллекторы были перекрыты наглухо стальными щитами или заложены камнем давным-давно, ещё в первые после Гражданской войны годы в целях безопасности и общественного порядка. После чего городские власти полностью забыли об этой проблеме. Нет, кто-то наверняка помнил, потому что для некоторых хозяйственных целей разветвлённая сеть штолен, штреков, связывающих их проходов и лазов, бесчисленных тупиков всё же использовалась. Домовладельцами - для расширения принадлежащей им территории под склады, винные погреба и тому подобное, связистами и электриками - для прокладки местных, не всегда законных коммуникаций. Ну и всевозможными специфическими группами лиц, имеющими отношение к закону, как с той, так и с другой стороны.
        Поэтому простых обывателей здравый смысл предостерегал от проникновения под землю дальше, чем на несколько метров от действующих входов. Леденящие душу легенды о катакомбах, никогда не исчезавшие из городского фольклора, имели очень незначительное отношение к действительности, но случиться там с опрометчивым
«спелеологом» могло всякое.
        С Чекменёвым и Уваровым, впрочем, там не случилось больше ничего сверх того, что уже произошло, но и этого на сегодня было достаточно.
        Валерий, чувствуя себя достаточно раскованно (насколько так можно выразиться применительно к данным обстоятельствам), пытался даже слегка иронизировать над начальником.
        - Всё ж таки народные поговорки пригодны на любой случай жизни, - философически начал он.
        - Это ты к чему?
        - Ну, как же. Сказано ведь: «Кому суждено быть повешенным…» Вот и со мной так. Решили вы меня напрочь от большой политики изолировать, к ведомостям на штаны и портянки приставить, а оно вон как обернулось. Дальше уж некуда. Небось в роли министра иностранных дел и то бы дальше от неё оказался…
        Чекменёв мрачно засопел носом. Может, камешек под раненую ногу подвернулся, и боль его пронзила. А может, и нет.
        - Я и сам, не поверишь, всё время об этом думаю. Куда ни сунься - обязательно ты подвернёшься. Сидел бы, наверное, в своём Термезе, о четвёртой звёздочке мечтал - всем бы лучше было. Слушай, давай присядем, ещё перекурим.
        - Что, плохо?
        - Нет, терпимо, просто ниже колена всё как деревянное. И подташнивает.
        - Может, химия так на вас действует, а может - ещё и контузия имеет место. Здорово бахнуло, как живы остались - сам удивляюсь.
        Сели на подходящий выступ в стене, достали сигареты.
        - Если бы твои девки Ибрагима не утащили, лучше бы сейчас было или хуже? - задал вполне риторический вопрос Игорь Викторович.
        - Сие, увы, за пределами «круга наших понятий», - ответил словами Козьмы Пруткова подполковник. - В тот момент никто не знал, что через минуту будет. С этой позиции увод главного фигуранта - решение несомненно правильное. А вот если мы до места доберёмся благополучно, то есть живыми, можно будет и задуматься. Под рукой его, конечно, иметь предпочтительнее.
        - Дай-ка ещё твою фляжку… Не думай, со мной всё в порядке, просто мозги прочистить надо. И расскажи мне про этих девчат в подробностях. Нам сейчас спешить особо некуда. Если последняя наша позиция врагу известна, пусть её накроют лучше без нас, чем с нами.
        - Здраво, - согласился Уваров. - Одного я в толк не возьму - с какой стороны у нас такая мощная протечка образовалась. По всем канонам мы чётко всё обеспечили. И режим секретности, и прикрытие…
        - Никакой загадки, - Чекменёв протянул товарищу фляжку. - Уж это я со всех сторон обмозговал. Что там со стороны Катранджи сконструировалось - ему и разбираться. У него контрразведка помощнее нашей будет, поскольку работает во всемирном масштабе, давно и в основном не за жалованье и звёздочки, а под страхом смерти и за очень большие деньги.
        - Знаем, слышали, - усмехнулся Валерий, - а сегодня даже и видели…
        - Не гоношись. На войне всякое бывает. И два снаряда в ту же воронку попадают, и даже три, как сегодня. Война к научным теориям отношения не имеет. Сто раз имел возможность убедиться.
        - Я тоже, - согласился Уваров. - Одна Берендеевка чего стоит! Учёным там точно делать нечего…
        - Смотря каким учёным, - возразил генерал, которому три глотка виски помогли лучше, чем штатные противошоковые средства. - Маштакова взять, и дружков неразлучных, Ляхова с Бубновым. Так давай «за баб» лучше. Кто такие, откуда взялись, почему вводил в операцию, меня не предупредив?
        - Вы лучше предыдущую фразу закончите, Игорь Викторович, раз начали. Глядишь, половина вопросов отпадёт автоматически…
        Ох, не в том сейчас состоянии и положении был Чекменёв, чтобы поставить по стойке
«смирно» зарвавшегося мальчишку, за год проскочившего от поручика до подполковника и чересчур о себе возомнившего. А стоило бы. Но, как сказано, не то состояние и не тот момент. И он ведь снова прав, как это ни поперёк горла.
        - Да, я закончу. С нашей стороны все концы сходятся в губернское жандармское управление. Начальник там новый, недавно нами поставленный, в его адрес подозрений никаких…
        - Если только его не перекупили сразу по прибытии. Бывали случаи.
        - Я сказал - исключено! - жёстко повторил Чекменёв, ибо генерал-майор Закатов был утверждён в должности после полной проверки на верископе и предателем, тем более - по финансовым мотивам, не мог быть в принципе. Но Уварову знать это ни к чему. Несмотря на то, что сам он такой же «питомец» программы.
        - А вот его заместители, начальники охранных отделений - те да. И куплены могут быть, и «за идею» против нас работать. Уцелеем - каждого, кто хоть какое понятие о нашем деле имел, наизнанку вывернем. Давай про девочек.
        - Долго будет. Предлагаю всё же продолжить движение. Не может быть, чтобы и эта явка была провалена. Ну не может, и всё. Чем хотите поручусь…
        - Тогда пошли. - Генералу сейчас больше всего хотелось оказаться в надёжной квартире, заняться своей раной всерьёз, а потом просто полежать. Здесь ему долго изображать крепость тела и духа не удастся. Зацепило его сильнее, чем поначалу показалось. И контузия точно есть: тошнит, и звон в ушах не проходит.
        Через несколько десятков шагов они очутились в довольно обширном зале, своеобразном коммуникационном узле, в котором сходилось до десятка штреков, и высоких, двухметровых, и таких, что идти по ним можно, только согнувшись в три погибели. Здесь в своё время обнаружился мощный пласт известняка, и его начали пилить во всех направлениях. Потому что всего в полусотне метров по горизонтали и на двадцать - по вертикали начиналось строительство целой улицы многоэтажных домов. Выгода от столь близкого расположения объектов и источника стройматериала была очевидна, совсем не то, что возить камень на телегах за несколько вёрст. Вот и потрудились во второй половине позапрошлого века камнерезы под самым центром города, как жуки-древоточцы в корабельной обшивке.
        Уваров сверился с планом. Всё верно. Из этого коридора они вышли, три следующих, против часовой стрелки, им не нужны, по крайней мере - сейчас. А вот четвёртый - то самое. И рунический значок над правым верхним углом проёма имеется.
        - Сюда, Игорь Викторович…
        Пыль на полу лежала двухсантиметровым слоем. И никаких на ней следов. Явно, что после Ресовского иных посетителей здесь не бывало лет пять, а то и больше.
        Стены сочились водяными каплями, из которых по прошествии положенного времени образуются сталактиты и сталагмиты.
        Потолок резко начал понижаться, и последние двадцать метров они уже ползли на коленях. Чекменёв тащил за собой совсем онемевшую ногу и временами постанывал, против воли. Если Валерий ошибся, обратно выбираться сил едва ли хватит. Да нет, конечно, хватит! На сколько нужно, настолько и хватит, но уж как не хочется!
        Наконец уперлись в глухую стенку. Отчего-то рабочие дальше не пошли. Видно, заказ выполнили.
        - Теперь ещё одно, последнее усилье… - сказал Уваров, доставая несолидный на вид, но необычайных качеств нож. - А вы пока отдохните. Тут ещё пара глотков, - протянул он генералу фляжку, - и покурите…
        То, что на расстоянии вытянутой руки казалось каменным монолитом, оказалось всего лишь густым слоем смешанной со щебёнкой краски. Под ним - квадратная дверца из толстого дерева, удерживаемая ржавым засовом, даже без замка.
        - Вот и всё. Двинулись…
        Дальше штрек снова начал повышаться, вскоре идти можно было, лишь слегка пригибаясь.
        - Не понимаю смысла, - говорил, чтобы отвлечься, Чекменёв. - Ерунда какая-то. Что за рельеф?
        - Да кто же его знает, чем они тогда руководствовались? Скорее всего, просто - случайная стыковка. Долбили с двух сторон, сошлись, ну и всё. Маркшейдеров толковых не хватало. Дальше ни тем, ни другим делать нечего, пошли новые горизонты осваивать…
        Последние мучительные десять минут, и Уваров, отперев полученным от приятеля Ресовского ключом железную, крашенную суриком дверь, сообщил Чекменёву, что всё, пришли.
        - Вы тут подождите, я выгляну и вернусь…
        Валерий не напрасно говорил, что ручается за эту явку головой. Он получил у Ресовского адрес его коллеги по диггерскому цеху, и Тимофей заверил подполковника, что тот - человек абсолютно надёжный, отважный и аполитичный. К реставрации монархии, впрочем, отнёсшийся положительно.
        - Но это совершенно неважно. Для Льва ты просто мой боевой товарищ, и ничего более. Всё, что от него зависит, он сделает. Если это, конечно, не будет слишком далеко выходить за рамки закона.
        - Ни в коей мере. Мы сами представляем Закон в его дистиллированном виде. Буквы - в осадке, а у нас - исключительно дух…
        Лев Борисович, мужчина лет сорока, внешним обликом неуловимо напоминающий самого Ресовского - такой же сухощавый, подтянутый, с умным и проницательным взглядом (род занятий отпечаток накладывает), и предоставил Валерию во временное пользование принадлежащую ему, но по какой-то причине сейчас пустующую квартиру.
        - Тёма мне сообщил о вашем интересе к катакомбам. Так вы будете смеяться, но в подвалах моего дома есть в них проход. И я стопроцентно гарантирую, что едва ли о нём знает кто-нибудь, за исключением моего отца и Тимофея, само собой. Давайте спустимся, я покажу.
        - Не боитесь расширять круг посвящённых? - спросил Валерий, пока они спускались с четвёртого этажа.
        - А чего тут бояться, я фальшивые червонцы не штампую. Вы, скорее всего, тоже не собираетесь. Как вы под и над Варшавой ползали, мне Тимофей рассказал. Ну а что вам сейчас у нас потребовалось - не моё дело.
        Действительно, найти вход в катакомбы с этой стороны посторонним нельзя было даже случайно. Сводчатое подвальное помещение было разгорожено кирпичными стенками на восемь отделений, по числу квартир в подъезде.
        - Там, - указал Лев Борисович на противоположную стену, - во втором дворе находятся винные склады фирмы «Золотой колокол» с магазином. А здесь - просто наши погреба. Раньше люди соленья в бочках и прочий припас хранили, а сейчас - всякий хлам по преимуществу.
        Он отпер дверь с крупно написанным номером своей квартиры. Включил довольно яркую лампочку. Действительно, хлама здесь хватало. Старая мебель, отчего-то не выброшенная, а словно ждущая возвращения к новой жизни, два велосипеда, ящики и коробки с неизвестным содержимым. Напротив двери к стене прислонено большое трюмо в облезлой, некогда позолоченной раме, без подставки.
        - Как в каморке Папы Карло, - хозяин отодвинул зеркало, за ним Уваров увидел ещё одну дверь, железную.
        - А вот и золотой ключик, - он достал из кармана ключ, массивный, вроде сейфового, с двумя бородками сложной конфигурации.
        - Передаю во временное пользование. Вернёте по миновании надобности.
        - Надеюсь, её и не возникнет. Это ведь просто на всякий случай, для подстраховки… Мне интереснее другое - отчего вдруг так совпало, что именно у вас, специалиста и друга моего друга, в собственности оказалась эта дверка? Шанс ведь - один на миллион, если не меньше.
        - Смотря с какой стороны смотреть. Именно потому, что она оказалась в нашем подвале, а не чьём-нибудь другом, я и стал исследователем. Занявшись этим делом, неизбежным образом познакомился с Тимофеем и ещё сотней единомышленников. Так что вся случайность заключается в том, что вы по службе встретились с Ресовским. Всё остальное - закономерности.
        Несмотря на дурноту и с регулярностью морских волн накатывающееся желание немедленно потерять сознание, Чекменёв, с готовым к последнему бою автоматом на коленях, заставлял себя думать. Тревога за судьбу Катранджи на время отступила. В конце концов, город не захвачен оккупационной армией, и если дерзкий, самоубийственный налёт на гостиницу был отбит, теперь уже налётчикам приходится прятаться по схронам и явочным квартирам, ожидая, когда на них обрушится вся карающая мощь российских спецслужб, а при необходимости - и армии.
        То, что цель операции заключалась в попытке пленения, и только в самом крайнем случае - ликвидации его и Ибрагима, генерал не сомневался. Убивать их просто так, во-первых, не было никакого военного и политического смысла, во-вторых - не составило бы ни малейшего труда любому из снайперов, стрелявших по окнам
«Потёмкина». Что в самой гостинице, что ещё раньше, на бульваре.
        Интерес у Игоря Викторовича вызывали загадочные девицы. То, что в отрядах
«Печенег» числилось немало женщин, он знал с самого начала создания этой службы, но они там всегда числились на вторых и третьих ролях - аналитики, технические специалисты, не очень часто - агенты под прикрытием.
        Боевиков передовой линии среди них не было никогда. По причине бессмысленности использования физически слабых существ там, где вполне справляются для того рождённые и на то обученные мужчины.
        Женская рота штурмгвардии - нонсенс, если даже найдётся сотня подходящих баб, способных драться хоть оглоблей.
        А тут Чекменёв столкнулся с непонятностью, чего зверски не любил, при том, что вся его служба в основном из разного рода непонятностей и состояла.
        Уваров сказал, что подготовка у девушек «не наша». Тогда чья? Мысль о том, что они появились из врангелевской реальности тысяча девятьсот двадцать пятого года, Валерий опроверг. В боковом времени ничего подобного быть не может по определению. Значит, что? Значит, есть и ещё реальности, одна или много, где люди говорят по-русски, считают себя нашими друзьями-союзниками (а так ли это?) и с детских лет готовят своих женщин к карьере профессиональных бойцов-диверсантов. Матриархат у них там, что ли, или просто мужиков катастрофически не хватает.
        Чекменёв встряхнул над ухом фляжку. Пусто. Очень жаль. Сейчас ничто так не поддержало бы его утекающие, как кровь из пробитой артерии, силы лучше доброго глотка.
        Застучали подошвы по лестнице, и наконец появился Уваров. С явно читаемой на лице тревогой за старшего товарища подхватил генерала за поясницу, перебросил его руку через плечо, на второе повесил автомат.
        - Пошли, Игорь Викторович, всё чисто…
        Квартира была просторная, четырёхкомнатная, старинной планировки, с длинным коридором на всю длину и попарно смежными комнатами с обеих его сторон. Толщина стен и входной двери создавали ощущение безопасности, достаточно иллюзорное, конечно, и тем не менее.
        По всему чувствовалось, что постоянно не жили здесь довольно давно, однако порядок был образцовый. Холостяцкий. Всё необходимое, и ничего лишнего. Очень удобно иметь такое пристанище, для научных трудов, встреч с друзьями - новые экспедиции планировать или в преферанс поиграть без помех, да и даму, в случае чего, есть куда пригласить.
        Уваров ещё раз, при нормальном освещении и в соответствующих требованиям санитарии условиях осмотрел, обработал, чем нашлось в домашней аптечке и заново перевязал рану Чекменёва.
        - Пока ничего угрожающего. Кость повреждена, никуда не денешься, но не сильно. Главное - не перебита. Нам бы теперь до утра отсидеться, Ибрагима с девочками разыскать, а потом и в госпиталь можно. В Москву доложим, штурмовой батальон и два полных отряда «печенегов» на самолётах вызовем, вас эвакуируем и начнём зачистку по полной…
        - Отставить. Пока Ибрагима не найдём - никаких докладов. Занимайся, работай. А со мной ничего не случится. Хоть сутки, хоть двое… И где там твой Окладников? Время связи прошло. Вызывай его сам.
        - Как прикажете…
        В этот момент едва слышно, чтобы не привлекать внимания, если вызываемый сейчас находится в людном месте, в кармане пискнул зуммер переговорника.
        - Вот и он.
        Штабс-капитан, теперь уже не спеша, без азарта и лёгкой взвинченности, свойственных любому нормальному человеку под огнём, доложил, что группа без новых потерь вышла к основной базе. Двух человек он послал на разведку. Если там спокойно, разместятся, приведут себя в порядок и можно будет встретиться, обсудить обстановку.
        - Чего срок связи пропустил? - строго спросил Уваров.
        - Не пропускал. Такая хреновина, командир - волна не проходила. Раз пять вызывал - глухо. Потом прошли с километр - появилась. Вы ответили.
        - Интересно. Место засёк?
        - А как же. Доживём - поверху посмотрим. Самому интересно…
        Уварова царапнула мысль - не здесь ли разгадка всего случившегося? Если есть поблизости место, где сигнал якобы абсолютно защищённого передатчика не проходит, не там ли он и ловится? Связистом Валерий не был, но в таких вещах соображал интуитивно. Почему и живой до сих, в чинах и в крестах. Любую непонятность следует трактовать прежде всего с точки зрения - какую следует от неё ждать опасность. И как противодействовать, соответственно. Обойдётся - хорошо, тогда и об иных вариантах подумать можно, бесполезных знаний не бывает.
        Вот и сейчас: глядишь, удастся из дичи превратиться в преследователя. И много сложных вопросов, которыми сейчас задаётся Чекменёв и грузит его, могут стать одним простым ответом.
        Эта мысль заняла секунду, Окладников даже паузы не заметил. Тем более на его стороне послышался невнятный шум, обрывки фраз. Отдалённые. Аппарат отключился, но почти сразу, не успел Валерий подумать о нехорошем, заработал снова.
        Теперь голос штабс-капитана звучал радостно:
        - Всё, командир. Разведка вернулась. Никого. В радиусе прилегающих кварталов ни малейшего шевеления. Поднимаемся. Через пять минут доложу.
        Доложил, как и обещал, Уваров только папиросу успел докурить.
        - Мы на месте. Всё нормально. Сейчас умоюсь, переоденусь, выйду в город. Где встретимся?
        Не глядя на карту, Валерий назвал место. Идеально подходящее, и в смысле пешеходной досягаемости, и практической безопасности как для наблюдения за подходами, так и для активной обороны, если придётся. Но теперь Уваров не опасался вредных неожиданностей. Та же интуиция подсказывала - враг выдохся. Не было у него столько сил и решимости, чтобы продолжать самоубийственную акцию. На одну отчаянную вспышку хватило, а дальше вступают в дело совсем другие факторы. Как написано в учебниках стратегии - «постоянно действующие».
        Но с этим не ему разбираться.
        - «Форма раз» - устраивает? - спросил Окладников.
        - Самое лучшее, - согласился Уваров.
        У него в чемодане имелся комплект повседневной формы армейского подполковника. Если чужие филёры не знают его в лицо - внимания не обратят, смотрят сейчас совсем за другими фигурантами.
        Чекменёв, отказавшийся от очередного шприца с морфием, выпил целый стакан коньяка, закусил двумя сырыми яйцами и, лёжа в чистой постели, как и положено раненому, попавшему в госпиталь, начинал придрёмывать.
        Валерий совсем коротко доложил о разговоре с Окладниковым и сказал, что на пару часов его покинет. Повезёт, так и Ибрагима сюда доставит.
        - Вот тут, под рукой, я вам автомат кладу. На всякий случай. И включите переговорник на постоянную связь. А вообще - отдыхайте спокойно. Считаю - варианты кончились.
        - Я тоже так считаю, - согласился генерал, мечтающий только об одном: чтобы сейчас его не трогали. Имеет же он право обыкновенным образом поспать, пока снова болеть не начало…
        С Окладниковым Уваров встретился в летнем кафе неподалёку от цирка Чинизелли. Посередине сквера, от которого до трамвайной петли и двух параллельных улиц, Садовой и Коблевской - пятьдесят метров совершенно открытого пространства. Английский газон и редкие кусты жасмина, за которыми никак не спрячешься.
        Штабс-капитан появился пятью минутами позже, тоже в форме, своей родной, морской пехоты. С капитанскими погонами. Маскировка - лучше не надо. Никакой комендантский патруль к нему не подойдёт (известное дело), а если вдруг кто из своих, очаковских офицеров по редкостной случайности встретится, так все бывшие сослуживцы знают, что ушёл он на Балтфлот с повышением, и ничего странного нет, что, находясь в отпуске, по личным делам приехал.
        Два сопровождающих офицера в штатском заняли позиции с разных сторон сквера, в зоне прямой видимости.
        - Как на твой взгляд, командир, здорово нас подставили? - спросил Окладников после того, как, не отрываясь, вытянул кружку пива. Пересохло горло у человека от порохового дыма и катакомбной пыли.
        - Не горячись, Глеб, - ответил Уваров, сделав три мелких глотка. - Кто кого и как подставил - вопрос второй. Можно ведь и иначе сказать. Судят не по дебюту, а по эндшпилю…
        - Уже эндшпиль? - удивился штабс-капитан.
        - Если получится - он самый. Сейчас съездим на Молдаванку - и финита.
        - С нашим удовольствием. Такси возьмём?
        - Возьмём, - кивнул Уваров. - Мы одно, ребята второе. И пусть держатся вплотную. Стрельбы не ожидаю - чистая психология.
        Окладников, не прибегая к техническим средствам, показал офицерам жестами, что от них требуется.
        Уваров, продолжая играть выбранную роль, бросил на стол десятку, что втрое перекрывало стоимость заказа, и не слишком вежливо попросил официанта поймать мотор.
        - Да я сейчас по телефону вызову, - предложил тот, пряча деньги в карман фартука.
        - Долго. Вон, с обочины махни, одна за одной едут…
        Чёрт его знает, кого он по телефону вызовет, а на оживлённой улице подставу за минуту трудно сделать. При любых технических возможностях. А Валерий всё больше сомневался, что у неприятеля имеются хоть какие-то возможности. Уж очень случившееся напоминает торопливую импровизацию. Допустим, о готовящейся встрече Катранджи с Чекменёвым кому-то стало известно в тот же момент, когда произошёл первый разговор. Значит, в их распоряжении было максимум двое суток, на всё про всё.
        Уваров знал, что в любой организации схема практически одинакова. Осознать и оценить информацию на первом уровне ответственности, доложить по команде, пусть даже сразу на самый верх. Там тоже уйдёт какое-то время на оценку, проработку вариантов, принятие принципиального решения. Передача его вниз, для исполнения. Значит, несколько часов ушло. Это в самом лучшем случае, если все имеющие отношение к делу находятся на своих местах, среди них царит полное единодушие, все в равной степени компетентны…
        Дальше начинается рутина, немыслимая без пресловутого трения.[«Трение на войне» - введённый Клаузевицем термин, подразумевающий помехи, возникающие в ходе реализии теоретических решений полководца из-за всякого рода случайностей, а также не поддающихся учёту факторов (природных, технических, человеческих и т. п.).] Вполне обычные ошибки, нестыковки, эффект «испорченного телефона» и тому подобное. Так что сутки, считай, ушли. За оставшиеся нужно на месте, то есть в Одессе, собрать непосредственных исполнителей, проинструктировать, вооружить, распределить по объектам. При этом самый талантливый аналитик не в состоянии спрогнозировать действия противника дальше, чем на два, от силы три шага. Не шахматы всё же.
        Отсюда следует, что ничего более умного и тонкого, кроме как плотного наблюдения за Чекменёвым и Катранджи с их последующим захватом (вместе или поодиночке, как сложится), неприятель придумать не мог. И с момента их перемещения с набережной в ресторан пошла чистая импровизация.
        Наличного состава боевиков хватило только на этот единственный удар, по принципу
«пан или пропал», как при охоте на кабана с рогатиной.
        Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что операция уже свёрнута. Часть исполнителей уничтожена, часть разбегается кто куда и прячется по щелям. А пособники из местных наверняка сейчас на всю катушку занимаются обрубанием хвостов и заметанием следов.
        Глава 10
        До нужного дома Катранджи и его спутницы дошли без всяких приключений. Да там и идти-то было всего два с половиной квартала. Ибрагим-бей с интересом озирался по сторонам. В унылое место он попал, неуютное какое-то. Улицы длинные, пыльные, на узких газонах с чахлой выгоревшей травой кое-где торчат старые акации с изборождённой глубокими трещинами корой. Близость моря и щеголевато-роскошного города - жемчужины Черноморья - совершенно не чувствуется. Больше похоже на глухую провинцию Северной Африки или Восточной Турции, с поправкой на архитектуру и внешний облик жителей.
        Но этнография его сейчас не интересовала. Почти в той же степени, как вопрос - кто и зачем решил его ликвидировать, Ибрагима занимали девушки. Там, в ресторане, он находился в слишком большом нервном напряжении, размышлять на посторонние темы было некогда. А пока ехали - и присмотрелся, и подумал. На самом деле - удивительные существа. Обладай он способностью к беспочвенному фантазированию, непременно бы предположил, что они не люди. Или - не совсем люди. Слишком много доводов можно привести в пользу такой гипотезы.
        Однако Катранджи - абсолютный прагматик и материалист. Иначе не стал бы тем, кем сейчас являлся. Он не верил ни в каких богов, ни в какие политические идеи, ни даже в высокие чувства и побуждения, которые якобы должны быть присущи человеку. Всё это вздор. Та или иная комбинация инстинктов, предрассудков, заблуждений - вот и все компоненты так называемой личности. Идеалов не существует, есть только интересы. Другое дело, что эта простейшая истина тщательно скрыта многовековыми насслоениями псевдоистин - религиозных, этических, эстетических.
        Да, странного очень много. За свою долгую, полную опасных приключений, политических и финансовых махинаций жизнь Ибрагим повидал всяких людей. И женщин знал всяких, любых рас, наций и профессий. А вот таких не встречал. Мало кто на его месте за столь короткий срок обратил бы внимание на массу незначительных по отдельности фактов, тем более - дал себе труд их сопоставить и обобщить.
        Встретившись лишь с одной из них, какой угодно, на выбор, он, пожалуй, тоже пропустил бы мимо глаз и ушей кое-какие несообразности или заметил их гораздо позже. Но когда их четыре сразу - всё как на ладони.
        Но, как сказано, Катранджи был материалистом и сразу отмёл все неприемлемые с этой позиции варианты. Как поймать льва в пустыне? Разделить её на квадраты и, исключив все, где льва не окажется, в последнем взять его тёпленьким. Так и здесь. Очевидно, что его друг и гостеприимный хозяин генерал Чекменёв нашёл способ биологического (генетического) отбора подходящих особей и систему воспитания (дрессировки), в результате чего смог наладить массовое производство не то женщин, не то боевых роботов. Четверых он использовал здесь и сейчас, а сколько всего привёз с собой? И сколько их вообще существует?
        Причём гениальность открытия Чекменёва в том, что получились ведь не роботы, не киборги, не ассасины «Горного старца» и не тупые, зацикленные на одной-единственной идее шахидки-смертницы, а совершенно нормальные по манерам, стилю, своеобразному юмору русские девушки, уж их он повидал, учась в Петербурге, и потом тоже.
        Самый главный довод за то, что они не зомбированы и не загипнотизированы изощрённым способом. Отношение к деньгам. По мгновенному проблеску в глазах Кристины при словах о десяти миллионах он сразу понял, что девушка деньги любит и разобьётся в лепёшку, чтобы их получить. И то, что повысила ставку для своих подруг - плюс ей. Перед лицом смертельной опасности так не сыграешь. Просто в голову не придёт. А эта, выходит, заведомо была уверена, что спасти клиента ей удастся, и в долю секунды сообразила, что сейчас тот единственный момент, когда папашка не станет торговаться. Шесть лишних миллионов - «как с куста», по русскому присловью. Пожалуй, в роли финансовой акулы она бы себя нашла.
        Когда всё кончится, непременно нужно будет поговорить с Игорем и попросить эту четвёрку себе в телохранительницы и эскорт-леди. С настоящим европейским контрактом, без всяких глупостей и восточных штучек.
        Хотя нет - эти уже не согласятся. Он намерен выполнить своё обещание, а Кристина ясно выразилась: «Можно будет бросить эту работу». Тоже как бы между прочим, явно не отрепетированно, ибо кто мог предположить, что так сложится и такое предложение последует? Сказано было мельком и явно от души. Действительно, зачем ей, с десятью-то миллионами? Девушка её класса и с хорошими деньгами найдёт занятие поинтереснее. А жаль.
        Катранджи подумал, вдруг и параллельно - а кто из девушек его больше интересует и возбуждает? Кристина с её вызывающим семитским шармом или та, командирша, Анастасия, классическая северная славянка? А чем хуже Герта, прикрывающая тыл и как раз сейчас переходящая на их сторону улицы?
        Все хороши. Возможно, и, скорее всего, остальные будут не хуже…
        - Вот и пришли, - сказала Кристина, кивком головы указывая на угловой дом, выделяющийся из общего ряда современностью архитектуры.
        И тут же прямо перед ними отворилась железная калитка в стене из дикого камня. Из неё вышли два молодых человека, весьма прилично одетых, но намётанным взглядом Ибрагима мгновенно классифицированные, как члены преступного сообщества. Ему отличить законопослушного гражданина от уголовника было так же легко, как двухлетнему ребёнку - собаку от кошки.
        - Здравствуйте, - церемонно приподнял за лакированный козырёк белую каскетку первый из них, с тщательно подбритыми рыжеватыми усиками. Второй молча кивнул.
        Катранджи, продолжая роль, качнулся и ответил:
        - Шалом.
        - Вы не от Сёмы, случайно? - улыбнулась Кристина, жеманно выставив вперёд ножку и положив ладонь на бедро, рядом с пистолетом.
        - Упаси бог. При чём тут какой-то Сёма? С вами хотел познакомиться Хаим Мотлевич…
        - Если ты думаешь, что мне это что-то говорит, так ты ошибаешься…
        Герта, чуть замедлив шаг, обогнула перегородившую тротуар парочку по самому краю бордюра, покосилась на них без всякого любопытства и проследовала дальше, к парадному нужного им дома. Там остановилась и, не оборачиваясь, достала из сумочки сигареты, начала прикуривать.
        - Ваша? - спросил парень в каскетке.
        - А что?
        - Скажи ей, что в Одесе, по крайней мере - на Молдаванке, приличные девушки на улице не курят. Она ведь приличная?
        - Интересуешься - подойди и спроси, - снова усмехнулась Кристина, но уже по-другому.
        - Ой, ну вот только без этого. Мы ведь вежливо, культурно разговариваем. Вы приехали в гости - хорошо. К кому, можно поинтересоваться?
        - Тебе оно надо?
        - Мне - совсем не надо. Но есть люди, которые просто любят, чтобы всё вокруг было тихо, спокойно и понятно.
        - Хаим Мотлевич?
        - Сейчас - он.
        - Бабушка Геня стукнула?
        - А разве вы её об этом не просили?
        - Мы просили, чтобы нас не беспокоили, пока у нас не появятся другие желания.
        - Разве это беспокойство? Гость в дом - бог в дом. Но хоть назвать себя хозяевам полагается?
        - Кто бы спорил. Так ты же видишь - дядя устал с дороги. Он отдохнёт, побреется, переоденется - тогда и познакомимся и поговорим. А вы пока можете подождать. Хоть у себя, хоть на улице…
        Тональность и, главное, мимика Кристины комиссию по встрече явно раздражала, но они строго следовали инструкции.
        - А в квартиру не пригласите? Очень нам интересно, к кому это вдруг такие уважаемые люди приехали? Прямо в голову не возьму. А я тут всех знаю.
        Кристина на глаз прикинула, что в доме примерно десять квартир, если, конечно, здесь не апартаменты по одному на этаж.
        - В чужую - не имею привычки приглашать. Зато у вас как раз занятие будет - чтобы не скучать, попробуйте угадать, к кому мы и зачем. Договорились, джентльмены? Тогда мы пойдём, а то дядя совсем на ногах не держится…
        - Я в толк не возьму, - впервые подал голос второй парень, - чего вдруг таких солидных гостей не встретили, и приехали они не на такси, а на трамвае? Уставши-то…
        - Вот и вторая задачка. Порешаете - не так скучно ждать будет. Подвинься, да?
        - Ты, сестричка, чёт-то не поняла, - ответил второй, делая ещё шаг поперёк тротуара. И продолжил на идиш, обращаясь непосредственно к Ибрагиму: - Извините, уважаемый, дела тут у нас таким интересным образом складываются, что мы просто не можем допустить, чтобы такой человек, как вы, попал в неловкую ситуацию. Законы гостеприимства, знаете ли… Случись что с вами, опять всей Молдаванке отвечать? Пройдите в калиточку, я вас от всей души прошу. Безопасность и всё положенное почтение гарантируем. Порожняк здесь не гонят.
        Катранджи решил, что пора брать игру в свои руки. Он демонстративно извлёк из кармана пиджака прихваченную из гостиницы бутылку, шумно глотнул, прислушался, как прошло, потом сплюнул и спросил у Кристины почти трезвым голосом:
        - Если так настойчиво приглашают, неудобно отказываться, правда, девочка? Пойдём, что ли?
        Та пренебрежительно пожала плечами:
        - Вам виднее, дядя.
        Ничего более не сказав, Ибрагим решительно двинулся в проём калитки. Уже ясно, что без скандала разойтись не получится. Но и на происки врагов поведение парней никак не походило. Просто Кристина слегка перестаралась. В таком районе (а сколько таких районов в десятках городов за пределами Периметра он успел повидать) нужно было не рисоваться своими прелестями и кулаками не размахивать, а пробираться «ниже воды, тише травы». С другой стороны - кто мог предположить, что вдруг такой Сёма в вагоне окажется? Если он, кстати, тоже не подстава.
        Да нет, так подставы не делаются, просто глупая случайность. Старушка, явно профессиональная наводчица, уже сидела в вагоне, когда они вошли, и никаких средств связи наверняка не использовала. На расстоянии вытянутой руки Катранджи не упустил бы любого подозрительного жеста.
        Любой среднероссийский человек, попав во дворик, куда они вошли, несказанно бы удивился. И хороший стол накрыт под навесом с оплетёнными виноградными лозами столбами, и «комиссия по встрече» в полном составе.
        Похоже, что здесь справляли второй день еврейской свадьбы. А, возможно, всегда так привыкли ужинать. В кругу семьи и соседей.
        Пресловутый, он же теперь почти легендарный Хаим Мотлевич, полноватый, круглолицый мужчина явно за семьдесят, но назвать которого стариком не повернулся бы язык, сидевший во главе стола, приветственно помахал рукой, не вставая с места. Катранджи, по пути раскланиваясь, двинулся прямо к нему, а Кристина с Гертой остановились по обе стороны калитки, в достаточно характерных позах.
        - Девочки, здесь этого не нужно, - мягко сказал тот, что с усиками. - Свои пушечки оставьте при себе. Только ни один человек в Одесе не может и не мог бы сказать, что в этом доме они кому-нибудь пригодились… - наткнулся на взгляд Кристины и поправился: - Потребовались, так скажем. Если что, имейте в виду, меня зовут Иосиф, а его, - показал он на товарища, - Василий. И мы никаким образом не принадлежим к списку лиц, которыми поимела бы желание заинтересоваться лучшая в России одесская полиция.
        - Жутко повезло, - ответила Герта, внешность которой не имела ничего общего с обычными здесь типажами. Типичная выпускница восьмого класса[В России гимназии были семиклассными (куда принимали после подготовительных классов или домашнего обучения, со сдачей вступительных экзаменов). Восьмой дополнительный класс давал аттестат «народного учителя», т. е. фактически равнялся советскому педучилищу или нынешнему «колледжу».] провинциальной гимназии Ревеля, Риги или Гельсингфорса. И пистолетов при ней не видно, широкая юбка и жакет скрывают, где именно они спрятаны. - Мы - того же сорта. К нам российская полиция тоже претензий не имеет. Главным образом потому, что наши и её интересы никогда не пересекаются.
        - Тогда присаживайтесь, где вам будет удобнее, перекусите с дороги. Отдохните, для вас работы пока не предвидится.
        Девушки должны были согласиться, что он прав. До того, как Катранджи переговорит со здешним паханом, смотрящим, или какой там ещё пост занимает радушный старичок, им делать нечего. Тактически их позиция абсолютно проигрышная. Снайпер, если потребуется, из глубины комнат, оставаясь невидимым, может застрелить Ибрагима через любое из десятка выходящих во двор окон. Они сами, скорее всего, успеют в ответ положить несколько человек, и даже прорваться с боем (не батальон же штурмгвардии против них выставят), захватить какую-нибудь машину, но ведь их посылали не за этим. Девушки должны доставить объект по назначению живым и здоровым, это категорический императив. Поэтому сейчас самое рациональное - не препятствовать развитию событий, ожидая либо очередной команды руководителя операции, либо момента, когда вновь появится возможность овладеть ситуацией.
        Они выбрали место на краю стола, спинами к глухой стене дома. Фланги остаются открытыми, но всё же эта позиция лучшая из возможных.
        Василий сел напротив, а Иосиф переместился поближе к хозяину, возможно, в ожидании очередных инструкций.
        Катранджи решил, что пора бы ему протрезветь. Не зря их сюда пригласили, хозяева Молдаванки (или - очень близкие к настоящим хозяевам), явно имеют свой интерес. В подобных случаях Ибрагим очень ловко умел обращать чужой интерес в свой собственный.
        Отпил глоток зельтерской воды из предупредительно поставленного перед ним стакана, вытер лоб скомканным платком.
        - Пора и познакомиться, - сказал он по-русски, но с восточным колоритом. Это он тоже умел - говорить на многих языках, когда нужно - чисто, в иных случаях - с любым желаемым акцентом.
        Хозяин представился, подал крепкую горячую ладонь. Ибрагим назвался паспортным именем, присовокупив - коммерсант.
        - И какая такая коммерция привела прямо сюда? Чем намереваетесь торговать? - ехидно спросил Хаим Мотлевич.
        - Чем придётся. Можно пшеницей, можно презервативами, можно танками. Имеете что предложить? - Катранджи улыбался простодушно, именно - простодушно, без всякой задней мысли, предоставляя собеседнику гадать, что за этой улыбкой таится.
        - Придёт время - что-нибудь предложим, - посулил хозяин, - только сначала прояснить бы надо. Ваша племянница говорила, что к тёте едет, то есть к вашей сестре. Накажи меня бог, всю жизнь здесь прожил, но даже краем уха не слышал ни о какой… Борисовне Финкельмон.
        - Розалии Борисовне, - уточнил Ибрагим. - По мужу - Дорошенко. Только с чего вы взяли, что она должна жить на этой вашей Молдаванке? У неё вполне себе хорошая квартира на Маразлиевской. А здесь так - один человек, привет я ему собирался передать от общих знакомых.
        - Надо же, как я обмишурился, - сокрушённо сказал Хаим. - Покорнейше прошу прощения… Да что же вы так сидите? - всполошился он. - Ривка, Сима! - Тут же подскочили две дебелые тётки лет по пятьдесят. - Угощайте дорогого гостя, на нашем краю совсем ничего не осталось, сами не видите? - и что-то ещё добавил на идишском жаргоне.
        - Послушай, где тут у вас определённое заведение? - обратилась Кристина к парню. - Руки помыть, губы подкрасить?
        - Проводить?
        - Ну, проводи, если думаешь, сама не найду…
        - Наверняка не найдёшь… А звать тебя как? - спросил Василий, когда они вошли в коридор под лестницей. Здесь сильно пахло кухней, причём - специфической.
        Кристина ответила.
        - Ты это, слушай, на самом деле, не бойся. У нас вам ничего плохого не сделают. Поговорят деды, до чего-нибудь договорятся. Не напрягайтесь, вина выпейте, у нас хорошее, своё, а то ты прямо как перегретый утюг - плюнь, зашипит…
        Кристине показалось, что она произвела на парня мгновенное незабываемое впечатление и он таким примитивным способом пытается завязать с ней более доверительные отношения.
        - Выпьем, отчего же не выпить, - ответила она, открывая указанную дверь. - А ты пока подальше отойди, не люблю, когда подглядывают и подслушивают…
        Настоящего переговорного устройства, как у старших «печенегов», не было даже у Анастасии, самостоятельные действия её группы в таком форс-мажоре, который случился, просто не предполагались. Не было и блок-универсалов, положенных каждому координатору: не успела Дайяна присвоить им классный чин и снабдить положенной экипировкой. Об этом Кристина сейчас очень пожалела.
        При ней, как и у всех её подруг, был только довольно примитивный маячок, позволявший руководителям базы на Таорэре пеленговать местоположение каждой из его владелиц и отслеживать их перемещения по территории, а курсанткам передавать на главный Шар и друг другу некоторое количество условных сигналов на десять-пятнадцать километров, в зависимости от рельефа местности. Такие опознаватели выдавались сразу по зачислении в Школу и до выпуска все они находились под круглосуточным контролем, как окольцованные радиобраслетами дикие звери или опасные преступники.
        Оказавшись на Земле, вне досягаемости Дайяны, они продолжали их носить, скорее в качестве талисманов, памяти о прежней жизни, ну и на всякий непредвиденный случай, который настал только теперь.
        Кристина, оказавшись в гостях у дедушки Хаима, решила послать сообщение Анастасии. До этого всё представлялось до крайности простым. Сопроводить Ибрагим-бея до явочной квартиры, оттуда позвонить Насте на один из трёх телефонов, установленных в заранее обусловленных местах, и дальше действовать по обстановке.
        Кристина не была посвящена в тонкости операции, даже не догадывалась о том, что все планы их непосредственного начальника - Валерия Павловича Уварова, посыпались, как карточный домик. Она считала, что всё идёт как надо. Анастасия - та знала, что они вынуждены работать по запасному, почти невероятному варианту, тем не менее предусмотренному проницательным подполковником. Он даже поручил ей, «в случае чего», самостоятельно вывозить Катранджи из Одессы: в Херсон, Николаев, куда получится, но не в северном направлении, и потом напрямую связываться с Тархановым или Ляховым.
        Сейчас назначенное место буквально в десятке шагов, но попасть туда не удаётся. Она была всего лишь недоучившейся кандидаткой в координаторы третьего класса, не имеющей при себе главного инструмента принятия решений - Шара. Приходилось мыслить самостоятельно, на своём уровне компетенции, то есть - двадцатилетней девушки-подпоручика, почти лишённой обычного житейского опыта. Пока что выручал громадный набор поведенческих стереотипов, интеллект и энциклопедическая эрудиция.
        Жетон походил на обычный золотой кулон размером с небольшие наручные часы, с откидной крышечкой, под которой помещались три кнопки, имеющие вид камешков - рубина, сапфира и изумруда, каратов по десять в каждом. Почему это выглядело столь изысканно и дорого - неизвестно. Кто поймёт логику инопланетных дизайнеров, творивших тысячелетия назад? Может быть, имелся тут какой-то сакральный смысл, по аналогии с портсигарами, положенными настоящим агентам и агентессам.
        Кристина, как и подруги, оказавшись на Земле, по совету Майи носили маячок на прочной стальной цепочке вокруг талии.
        - Так надёжнее, - сказала их первая здесь наставница. - Не привлекает внимания. С шеи или запястья легче потерять - проверено. Зацепишься за что-нибудь, например. Или - просто сорвут в толпе, бывают у нас такие специалисты… А на поясе - никуда не денется. Вздумаешь перед кем-то обнажаться - всегда можно соврать, что это - священный амулет секты каких-нибудь розенкрейцеров. Вот так, приотпустим цепочку, вот досюда. На пляже - в плавки спрячешь. А что - даже стильно… Прямо Саламбо[Героиня одноименного романа Г. Флобера, карфагенянка.] вылитая.
        Одно неудобство - сейчас вот пришлось проситься в туалет, чтобы воспользоваться прибором.
        Пользуясь ограниченным набором доступных комбинаций, она составила короткое, но понятное подруге сообщение.
        Ответ пришёл сразу же.

«Жди. К вам едут (смысл употреблённых Анастасией символов означал нечто вроде
„сильные, знающие“), я и Марина в условленном месте. Тоже приедем. Будь настороже, не ошибись (так она истолковала использованный Настей значок)».
        Кристина вышла из «приюта уединения», как это называется в книгах «Тысячи и одной ночи», в совершенно другом настроении. Сейчас она готова была шутить с Василием и его напарником Иосифом, флиртовать, вообще изображать полную отстранённость от не касающихся её проблем. Тем более что такая манера поведения будет работать на выполнение задачи ещё лучше, чем предыдущая. А что? Побыла наедине с собой, осмыслила, согласилась, что старикам - виднее.
        Демонстративно одёрнула юбку, встряхнула волосами.
        - Всё. Пойдём, покажешь, что у вас за вино такое особенное. - И вдруг посмотрела на сопровождающего подозрительно: - А ты таки не подглядывал? Что-то глазки у тебя не так блестят.
        - Да ты шо? - возмутился Василий. - За чем там подглядывать? У тебя и так всё на виду. Только красивее, чем у других девчонок, - он провёл глазами от туфель до талии, не стесняясь, заглянул в декольте. Чего стесняться - для того и сделано. - Может, когда там, - он мотнул головой в сторону двора, - разберутся, сходим куда-нибудь? Тут у нас хорошие посиделки можно организовать.
        - Денег хватит? - нагло ответила Кристина.
        - На кабак хватит, - не смутился Василий. - За остальное - неужто потребуешь? Вроде - не твоя профессия. По любви тоже можно…
        - Любовь придумали такие дураки, как ты, чтобы деньги не платить, - нагловато ответила Кристина, вспомнив слова Майи.
        Парень, внешностью никак не соответствующий своему имени, откровенно захохотал. Никогда этой шутки не слышал. Да и вправду, она из другого времени. А у самой Кристины была одна-единственная любовь - Олег Левашов - первая и пока последняя.
        Вернулись к столу, Герта посмотрела на подругу вопросительно. Та кивнула, мол, всё в порядке. Кончай бояться. Полчаса продержимся, и всё. Дальше - не наши заботы.
        Раз так, и со стороны охраняемого объекта тревожных сигналов не поступает, отчего и не потренироваться в общении с людьми, живущими по незнакомым законам и обычаям? И Майя, и её муж, старший над «печенегами», Вадим Петрович Ляхов, именно это и рекомендовал.
        - Девочки, - говорил он им ещё в Кисловодске, и потом в Москве, - жизнь сложна, утомительна, но и очень интересна. Чтобы ей соответствовать, учитесь, учитесь и учитесь, как говорил великий вождь. (Впрочем - «великий вождь» на самом деле сказал Ляхов-Фёст. Секонд употребил бы - «один из красных вождей». Но девушки разницы между этими аналогами не видели и не могли увидеть.).

«Давайте поучимся», - подумала Кристина, садясь рядом с Гертой.
        - А вам, неназвавшаяся, - спросил Иосиф, - не нужно туда же?
        Исходя из уроков хорошего тона, Герта собралась возмутиться, но Кристина сделала минималистический жест, уловимый только аггрианкой же. Иди, мол, и задержи его там минут на десять.
        - Спасибо, нужно, а зовут меня Герта, чтобы больше глупых вопросов не возникало.
        - Почему же глупых? - возмутился Иосиф.
        - Я по дороге объясню, - с тевтонской надменностью, странно сочетавшейся с чёртиками в глазах, церемонно ответила та.

«Правильно, - подумала Кристина. - Главное - тянуть время. А когда наши подъедут, пусть и разбираются».
        Во главе стола Ибрагим разговаривал с Хаимом Мотлевичем оживлённо и вполне благодушно. Значит, и здесь пока опасаться нечего.
        Она приняла из рук Василия стакан тонкого стекла с соломенно-жёлтым вином, которое тот налил из трёхлитрового графина, подождала, пока нальёт и себе, решительно предложила поменяться. Тот с тонкой усмешкой согласился.

«Знаем мы эти штучки», - подумала Кристина и, встав, потянулась к сидевшему через три человека напротив мужчине средних лет. - Налейте мне вот этого, что вы пьёте.
        Тот сильно удивился.
        - Аккерманской самогонки желаете?
        - Её, её. С детства люблю…
        - Ох, ты ж и хитрюга, - уважительно сказал Василий, когда они выпили. Он - стакан вина, она - грамм полтораста зверски крепкого самогона на чабреце и полыни.
        - Служба такая. Это вы тут попросту живёте, а мы с хозяином…
        Она чуть закатила глаза, что означало крутизну Катранджи и полную опасностей жизнь в его окружении.
        Василий сразу поверил и проникся.
        - Слушай, Христя, - сказал он минут через пять, когда, по его расчётам, её должно было начать развозить. - Ты мне свой пистолетик не покажешь? Интересно, с чем девочки в нашем Израиле ходят.
        И положил под столом горячую ладонь ей на колено. Она не стала протестовать. Во-первых - приятно, чисто физически, во-вторых - работает на схему. Зачем возмущаться, выходя из роли? Сильная ладонь поползла выше, пока не упёрлась в край ствола.
        - Ого! Здорово!
        Кристина толчком колена отбросила его руку, а через полсекунды чёрное дуло ствола смотрело ему между глаз. Соседей такой пассаж нисколько не заинтересовал. Люди продолжали выпивать и закусывать, будто только для этого и собрались. А может быть, и вправду именно для этого, появление же чужаков оказалось только привычным, никак ничему не мешающим эпизодом.
        - Ох, ты! Интересная штучка. Никогда не видел.
        И не мог он видеть пистолета совсем из другой реальности. «Глок-18», с магазином на 19 патронов, а весом на двести граммов меньше восьмизарядного «ТТ».
        - Дай подержать…
        Кристина сдвинула предохранитель, протянула пистолет рукояткой вперёд.
        - Имей в виду, второй я достану так же быстро, но уже на взводе. Уловил?
        - Чего уж. Нет, ну, красота. И где же такие делают? Продай, а? Двести рублей дам.
        Насколько Кристина знала, предложенная цена - запредельная. Вышеупомянутый «ТТ», новый, в фирменном магазине - рублей пятьдесят. Так ведь и оружие разное. Если Василий промышляет в околокриминальных кругах, пусть и говорит, что полиция к нему претензий не имеет, один факт обладания такой пушкой способен сильно поднять его авторитет. Именно - факт. На самом деле модель и свойства огнестрела особого значения не играют, как выражался Валентин Валентинович Лихарев. Кое-кто в отряде
«Печенег» с обычным наганом проделывал такое, что двое с «глоками» не сумеют.
        - Щедрый ты, - мило улыбнулась Кристина. - И очень симпатичный. Налей мне ещё
«аккерманской».
        - Да ты шо? Верняком развезёт, ты и не закусываешь даже. Вон, колбаски пожуй - кошерная… - Василий сказал это с долей издёвки, из чего следовало, что сам он к еврейскому племени себя не относит. Да оно и так видно было.
        - Наплевать мне и на ваш кашрут, и на всё остальное, - с должным подъёмом заявила она, употребив и вставив одно русское и одно идишское непристойное слово. Именно так, как следовало обычной двадцатилетней девушке, принявшей сгоряча полстакана шестидесятиградусной самогонки. Сначала раздухарилась, потом развезёт. Пока не развезло, самое то - разводку устроить.
        Правда, если парень - не совсем шлемазл, должен бы сообразить, что охранницы её класса, при таком хозяине ни напиваться, ни вообще распускаться - не могут. Если не сообразил - грош ему цена. А если да, но делает вид - тем интереснее. Аггрианская школа Дайяны всякого рода логикам учила хорошо.
        Она выпила поданный стакан, не глядя зачерпнула ложку синеньких[Южное название баклажанов.] с орехами.
        - Продавать мне ни к чему. А подарить - могу, если что… - вытерев губы салфеткой, сказала Кристина. - Долго слишком Герта с твоим дружком не возвращаются…
        - Тебе-то что? - широко растянул губы Василий. - Может, быстрее нас договорились…
        - Может. Всё может, - она не стала спорить. - Наш дядя никому ничего не запрещает. Вот папа у нас суровый, а дядя - прямо душка. Видишь, как они с вашим дедом сошлись?
        Катранджи действительно сбросил с себя все признаки недавнего тяжёлого хмеля, разговаривал с Хаимом легко и раскованно, шутил, по всему видно, и старый еврей часто смеялся, иногда деликатно, в ладошку, иногда - от души.
        - Так что насчёт - подарить? - вернулся к теме Василий. - Какой в этом раскладе твой кербеш?[Кербеш - выгода, интерес, процент от сделки (жарг.)]
        - Как раз на двести рублей. Ты никого не закладываешь, а просто говоришь, кто вы и что на самом деле здесь и сейчас происходит. Как коллега коллеге. Никто ничего не узнает, кроме нас двоих, ручаюсь. «Глок» - твой. Мне его списать - ничего не стоит. Ваших интересов касаться не собираюсь. Мне свои важнее. А ты, кстати, - вдруг отвлеклась она, полезла в сумочку за сигаретой, - сходи, посмотри. Что-то там действительно процедура затягивается. Вдруг Герта твоему Иосифу невзначай шею сломала? Если б руку - крик бы стоял, - философически завершила Кристина, прикуривая.
        - Тьфу на тебя. Выдумаешь тоже, - небрежно отмахнулся Василий. - Не из тех он, чтобы по-глупому с девушкой. Болтают, наверное, как мы сейчас с тобой…
        Он вертел пистолет в руках, ласкал его пальцами, будто настоящий гипноглиф, не в силах оторваться. На что и был расчёт.
        - Хорошо, слушай, - осторожно покосился он на соседей по столу. - Или давай перейдём на лавочку, вон там, под сиренью…
        Примерно о том же шёл разговор у Ибрагима со старым Хаимом. В чём смысл случившегося, и какой у кого интерес. Катранджи сейчас чувствовал себя в своей тарелке, или, по-научному выражаясь, среде. Бандит среднего пошиба, держащий некоторую часть города и её (части) криминальную составляющую, неглупый и успешный, раз дожил до своих семидесяти лет в добром здравии и таком же положении импонировал ему.
        На огромной планете Земля, и даже на той её половине, что не принадлежала к
«цивилизованному миру», людей, подобных Хаиму, он знал многие сотни. Одни с ним сотрудничали, другие пытались проявлять самостоятельность. Если их интересы не пересекались, Ибрагим-бей не препятствовал любому жить, как умеет.
        В Одессе субклиенты Катранджи проворачивали какие-то торгово-закупочные операции, но не того масштаба, чтобы попадать в сферу его внимания. Может, по этой причине он и выбрал город у моря как место конфиденциальной встречи с генералом, который вскоре обещал стать главной фигурой на доске или джокером в колоде. Далеко, никому не интересно, а значит, и безопасно. Вышло несколько по-другому. Спасибо тому же генералу и его девицам, иначе мог бы всемогущий паша кормить рыб на морском дне или пребывать в неизвестно чьём узилище.
        - Так на чём мы сходимся, уважаемый Ибрагим Рифатович? - говорил Хаим Мотлевич, невзирая на возраст, наливающий себе и гостю уже четвёртую рюмку сладкой еврейской водки. - Что лично я на старости лет мог бы сделать для вас, и что с того заработать, само собой? Я убедился, что кое-кого из тех людей, что якобы знаете вы, знаю и я. Вы говорите, что самые почитаемые люди старой Одесы не более чем слуги ваших слуг - готов и с этим согласиться. Не понимаю одного - почему мы сейчас, рядышком, сидим на ограде Второго еврейского кладбища, как будто у нас на носу очки, а в душе - осень?
        - Оставьте, Хаим. Эту книгу я тоже читал.[И. Бабель. «Одесские рассказы».] Человек, жаждущий ответа, должен запастись терпением? Человеку, обладающему знанием, приличествует важность? Всё это вздор. Вы знаете, что случилось сегодня у
«Потёмкина»?
        - Знаю. Поэтому вы здесь и мы с вами разговариваем. Поэтому мои мальчики не пустили вас туда, куда вы так стремились, - он указал рукой в сторону недалёкого дома с явочной квартирой. - Там вас наверняка бы повязали. В том доме есть только одна квартира, на которую вы могли надеяться, так она давно числится за жандармским управлением…
        - Неужели? - вполне натурально удивился Ибрагим.
        - Можете мне поверить.
        - И для чего я, по-вашему, нужен жандармскому управлению? Наши пути никогда не пересекались, и этот адрес мне дали очень надёжные люди. Я скорее готов поверить, что ошибаетесь вы. Если не хуже… Не странно ли, что ваша… хаза, хавира, не помню, как правильнее - окно в окно с жандармской?
        - Рядом с фонарём - темнее всего, - назидательно промолвил Хаим. - Да и жандармы с уголовной полицией - совсем разные ведомства. Что интересно одним - ни к чему другим, и наоборот.
        - Так на чём мы сойдёмся? - ответил Катранджи Хаиму его же вопросом. Ему надоело и застолье, и хитросплетения ничего не значащих слов.
        - Если вам нужна настоящая помощь, мы сделаем. Вывезем, куда скажете, если что-нибудь другое - тоже.
        - За какую плату?
        - Бесплатно. Просто пометьте у себя в книжечке, если вы вправду тот человек, за кого себя выдаёте, что живёт по такому-то адресу старый еврей Штаркер, и передайте всем, кто готов вас слушать, что с ним можно иметь дело. На худой конец - не нужно ему мешать. Только всё это будет иметь интерес, если вы по правде чего-то стоите. А я этого так пока и не понял…
        На этом месте Ибрагим рассмеялся. Совершенно искренне, от души. Ему захотелось немножко побыть в роли Гарун-аль-Рашида. Кроме того, Хаим ему просто понравился. Это же надо, так лихо, под видом дружеской помощи захватить в плен ЕГО, и после - спокойно торговаться. Ну что же, пусть так. Посмотрим: стоит ли он чего-нибудь, как здешний авторитет? А если стоит - пригодится ли в будущем?
        - Насколько вы способны контролировать не самую законопослушную часть Одессы? Вы, простите, не выглядите таким уж сильным человеком?
        - А вы? Особенно сейчас. Вы ведь у меня в гостях… - продолжение подразумевалось.
        - А вы, в свою очередь, не задумались, что, махни я рукой, сейчас здесь не было бы ни одного живого человека? Вон, видите, моя девочка любезничает с вашим мальчиком? Тридцать шесть выстрелов из двух стволов она сделает за полминуты. И все - в цель. Вторая - столько же. За этим столом людей гораздо меньше. Спросите у тех, кто был сегодня возле «Потёмкина», как там насчёт жмуриков? И с какой стороны? Да, с какой? Это очень важно, с какой…
        И тут же, не давая хозяину опомниться, властно приказал:
        - Велите подать телефон!
        Старинного вида чёрный аппарат на длинном-длинном шнуре немедленно принесли.
        - Звонок - за ваш счёт, - якобы шутки ради сказал Катранджи, и Хаим вежливо хихикнул. Мол, всё понял. На самом деле, Ибрагим имел в виду несколько другое, но до поры объяснять не стал.
        Иерусалим ему дали через минуту. Сотрудник тамошнего офиса по условной фразе сразу узнал хозяина.
        - Ну-ка, парень, живенько подними мне всё, что у нас на… - Он повернулся к старику, резким тоном спросил: - Под кем ходишь? Фамилия, погоняло…
        - Эфроимсон, Лазарь Менделевич. Сенатор.
        Катранджи назвал клерку оба имени.
        - На всё пятнадцать минут. После этого пусть куратор перезвонит мне и Эфроимсону. А тот тоже мне. На этот же номер. Ясно? Исполняйте…
        Быстрота и натиск гостя произвели на Штаркера впечатление. Пожалуй, чрезмерное.
        - Вы хотите сказать, что Лазарь Менделевич сам станет звонить мне? Неизвестно с какой радости? И что он потом скажет, и что я ему отвечу? Сдаётся, сейчас я сделал большую ошибку…
        - Перестаньте ныть, реб Хаим. Вы сейчас сделали самый крупный гешефт в своей жизни, и сами этого ещё не поняли. Если ваш Сенатор хоть что-нибудь из себя представляет, вы вместе с ним получите такие шансы… - Ибрагим зажмурился. - Но если нет - так нет. На этом закончим переливать из пустого в порожнее и немного подождём. Расскажите пока что-нибудь интересное за Одесу, я слишком давно тут не был…
        Катранджи стало легко на душе и даже весело. Ещё две недели назад он не думал, что жизнь снова приведёт его в Россию, а вот привела, при довольно странных обстоятельствах. И он неожиданно опять ощутил себя почти тем же нормальным питерским студентом, чьей национальностью, происхождением и положением на родине никто не интересовался. Он был своим среди своих. И внутренний голос ему подсказывал, что всё может повториться. Не по Гераклиту, по марксо-энгельсовской спирали. Почти то же самое, но на другом совершенно уровне.
        На дальнем конце стола вдруг возник какой-то шум. Несколько вскриков, звон бьющейся посуды. И сразу, как здесь принято говорить - вселенский хай.
        Ибрагим выдернул из заднего кармана пистолет, вовремя возвращённый Кристиной, глянул на хозяина бешеным взглядом, упёр ствол ему в бок.
        - Что такое? Почему?
        Штаркер закричал неожиданно зычным голосом. Словно боцман парусника, командующего в шторм матросами на реях.
        Мгновенно всё стихло.
        Катранджи толкнул хозяина:
        - Пошли, посмотрим…
        Картинка обрисовалась интересная.
        Тот, кто назвался Василием, сидел на земле, обеими руками зажимая лицо и тихонько поскуливал. Между пальцами сочилась кровь, и довольно обильно. Над ним стояла Кристина, держа свой «глок» за ствол.
        - Что случилось? - спросил Ибрагим, опережая Штаркера.
        - Этот придурок попросил у меня посмотреть пистолет, - как отличница на уроке, ответила девушка. - Я дала. Он попросил продать. Я сказала, что могу и подарить, если он расскажет, для чего весь этот цирк и кто его устроил. Он согласился и предложил поговорить в сторонке. И вдруг направил пистолет на меня. Сказал: «Это ты мне, сучка, всё расскажешь, или…» Я захотела отобрать у него оружие, тогда он два раза нажал на спуск. Правда, целил в ногу. Пистолет не выстрелил, я его у него забрала. Всё.
        Штаркер обвел гневным взглядом окружающих.
        - Так?
        Ему ответили, что слов они не слышали, но со стороны примерно так всё и выглядело.
        - И что это означает, любезнейший? - Нейтральный вопрос. Но голос турка прозвучал достаточно серьёзно.
        - Пока не знаю. Но выясню немедленно… - Движением головы он указал на Василия.
        Пока того поднимали под локти, из тени коридора вышла Герта. Перед ней с руками на затылке, спотыкаясь, двигался Иосиф. Штанины с вырванной ширинкой едва держались на поясном ремне, практически по отдельности.
        - Нет, милейший, - снова сказал Катранджи, с лёгкой издёвкой, - у вас действительно чёрт знает что происходит… Тебя тоже хотели обидеть? - обратился он к Герте.
        - Да они тут все ненормальные какие-то. Только я присела на унитаз, он сорвал крючок и набросился, навалился сверху. Я сначала подумала - насиловать прямо здесь хочет. А он обеими руками - за пистолеты. Я его - за то самое место. Хотела сразу оторвать, но только сжала посильнее. Он даже заплакал. Я отпустила и велела идти сюда. Он пошёл. Это всё.
        Разразиться хохотом и скабрёзными криками, как требовала достаточно комичная ситуация, полутора десяткам обитателей Молдаванки помешали стволы в руках у Катранджи и Кристины, но более всего - лица девушек-телохранительниц. Совершенно безмятежные, без малейших признаков злости, агрессивности, хотя бы обычного боевого азарта и высокомерности победительниц. Ничего.
        Спокойная удовлетворённость людей, хорошо сделавших обычное, привычное, ничуть не героическое дело. Пробитое колесо на машине заменить, коров подоить…
        Ибрагим смотрел на Герту. В её облике - никаких следов только что случившегося эксиденса. Костюм в полном порядке, даже причёска. Значит, хватило нескольких минут, чтобы и с нападавшим справиться, и себя в порядок привести. Прежнее чувство сменилось другим. К восхищению примешивался почти мистический страх. Не на этих девушек направленный, обращенный совсем в другие сферы.
        - А я ведь вас предупреждал, - мягко, но с металлом в голосе сказал Ибрагим Штаркеру.
        - Я тоже предупреждала бабушку в трамвае, - легко вмешалась в разговор старших Кристина. - Зачем, спросила, на Молдаванке трупы? Передайте, кому положено.
        - Она передала, я не сумел правильно объяснить, - сокрушённо склонил голову Хаим.
        - Этих - убрать, - он брезгливо отмахнул рукой. - Потом разберёмся. А вы, Ибрагим Рифатович, простите, если можете. Пойдёмте, телефонного звонка подождём. Вы, девушки, с нами…
        Остальным, якобы гостям, заполнявшим двор, велел продолжать застолье, но - чтобы ни звука.
        - Так почему пистолет не выстрелил? - спросил Катранджи Кристину, когда они вчетвером расселись во главе стола, как равные. Ривка и Сима стремительно меняли приборы и тащили очередные подносы с тарелками, мисками, горшочками.
        - Я похожа на дуру, дядя Изя? Долго из полной обоймы патроны вытряхнуть? Для чего и в туалет выходила… А разницу в весе без хорошего опыта у чужого ствола не заметить.
        Ибрагим довольно кивнул, а Штаркер съёжился.
        - Поверьте, Ибрагим Рифатович, ничего такого никому не приказывал. Велел глаз не спускать - это да. Но ни слова больше.
        - Ваша забота, - небрежно ответил Катранджи.
        - Имейте в виду, - минуя его, прямо обратилась Кристина к Хаиму, - минут через пять сюда могут подъехать ещё две наших девушки и два других человека. Ошибка не повторится?
        - Да ни боже мой! - интересно, как кадровый еврей легко употребляет присказки совсем другой конфессии. Впрочем, на то она и Одесса: здесь смешалось то, чему смешиваться вроде как совсем нельзя.
        Телефон зазвонил резко, пронзительно и отрывисто, как это принято в международной связи. Катранджи снял трубку, выслушал доклад с той стороны.
        - Хорошо, - и отсоединился. - Первый экзамен вы выдержали, Штаркер. Подождём результатов второго. Скажите, кстати, у вас найдётся место, где мы сможем побеседовать с вами и кое с кем ещё по-настоящему конфиденциально? Без малейших опасений?
        - Да здесь и можем. С гарантией… - и осёкся, встретившись взглядом не с Катранджи даже, с Кристиной.
        Звук подъехавших с до предела сброшенными оборотами моторов автомобилей за общим шумом не расслышал никто, кроме неё и Герты.
        Девушка перевела свои глубокие, чарующие глаза на Ибрагима и с потешной миной глубоко вздохнула. Только что руками не развела.
        Калитка открылась, в неё вошли Уваров и Окладников, во всем блеске военной формы. Тремя шагами сзади - Анастасия и Марина.
        - Вот и вся ваша гарантия, - спокойно констатировал Катранджи. - Если это, допустим, жандармерия, вы нас защитили?
        - Если бы это была жандармерия или полиция - я бы вас точно защитил. Вернее сказать - они бы сюда без предупреждения и не приехали. А если приехали и вошли без шума - их заслуга, но немножко и наша…
        - Умеешь ты выкручиваться, - отпускающе махнул рукой Ибрагим. - Но нам как раз такие нравятся. Присаживайтесь, господа офицеры, - он даже встал навстречу Уварову. - И прекрасные дамы. От всей души благодарю за ваши труды. - Сказать
«благодарю за службу» он права не имел.
        - Не говоря о высоких материях, прошу иметь в виду, что моё слово, данное милейшим девушкам, украшению нашего стола, распространяется и на вас. Независимо от долга службы.
        Уваров посмотрел на Анастасию, на Кристину. Первая пожала плечами, вторая кивнула. Всё в порядке мол, знаю, о чём речь.
        Телефон зазвонил снова. Уже - по местной линии. Ибрагим указал глазами Штаркеру - бери, это тебя.
        Тот сколько-то времени слушал, отвечая междометиями, потом, вытерев пот со лба, ответил:
        - Спасибо и на этом. А как там дальше повернётся… Передаю трубку.
        С Сенатором Катранджи говорил совсем недолго. Назвал несколько сочетаний цифр, пару раз хмыкнул в ответ на какие-то слова.
        - Одним словом - на всё вам полчаса. Тогда и продолжим.
        Удовлетворённо и даже расслабленно вздохнул, опустив трубку на рычаг. Чего ему теперь опасаться? С ним уже четыре девушки и два боевых офицера. И главный смотрящий Одессы скоро приедет. Глядишь, с его помощью он размотает все непонятки раньше генерала. Легче будет дальше вести переговоры с Игорем Викторовичем, а там, глядишь, и с самим Императором.
        - Вам, господин подполковник, эта форма идёт больше, чем смокинг метрдотеля, - повернулся он к Уварову.
        Тот кивнул по-гвардейски, несколько утрированно благодаря за комплимент.
        - Вы бы позвонили вашему шефу, - сказал Катранджи, - что у нас всё в порядке и он может не беспокоиться. А то ведь переживает, наверное.
        - Непременно будет исполнено, - снова наклонил голову Валерий.
        - Пока присаживайтесь, закусите, чем бог послал, - тоном хозяина предложил Ибрагим. - Теперь я окончательно почувствовал, что основные неприятности позади. Можно и поразвлечься. Тем более - у вас всех есть все основания быть довольными сегодняшним днём…
        Кристина загадочно улыбнулась всем сразу, а Уварову почти фривольно подмигнула, наслаждаясь мгновенно посуровевшим лицом Анастасии.
        Лазарь Менделевич Эфроимсон оказался мужчиной возрастом около пятидесяти лет, явно за собой следящим. Крупный, но не толстый, подтянутый, в очень недешёвом костюме, регулярно посещающий хорошего парикмахера. Пышная каштановая шевелюра без намёка на седину модно подстрижена и уложена волосок к волоску.
        Весьма приличный господин. Со всеми присутствующими поздоровался с достоинством, без подобострастия, не выразив ни малейшего удивления пестротой собравшейся компании, хотя удивиться было чему. Два офицера армейской и морской пехоты, четыре девушки-красавицы и неопрятный жлоб, он же заграничный миллиардер (и не только), в окружении колоритной молдаванской публики.
        Если обстановка до конца непонятна, но находишься всё-таки на своей территории, некоторая доля непринуждённой наглости не повредит. Как задел на будущее, если всё пойдёт, как представляется, и позиция, с которой нетрудно отступить в противоположном случае.
        - И что же у нас такого приключилось, если пришлось договариваться о встрече аж через Иерусалим? - спросил он, устраиваясь на стуле между Штаркером и Катранджи. Остальные участники застолья, «местные жители», исчезли так быстро и бесшумно, словно их тут никогда и не было. Только Ривка и Сима задержались на несколько минут, чтобы в очередной раз убрать со столов лишнюю посуду и подать гостям свежие приборы.
        Уваров с Окладниковым сидели по правую руку от Ибрагима, девушки - по левую от Штаркера. В результате новоприбывший оказался под прицелом шести пар глаз. Если юные валькирии не выражали взглядами ничего, кроме любопытства по поводу очередного явления природы, то от офицеров Эфроимсон предпочёл бы оказаться как можно дальше.
        Подполковник в форме строевого пехотного офицера смотрел на него с улыбочкой, очень нехорошей. С ней же он мог бы приказать своим солдатам расстрелять его, и кого угодно другого, небрежно похлопывая стеком по голенищу сапога. А второй, капитан Очаковской морской пехоты, земляк, можно сказать, даже не пытался как-то маскировать свои чувства. Видно было, что он давно и тяжело ненавидит всех, принадлежащих к миру Молдаванки и окрестностей. Или были у него на то какие-то личные причины (что совсем не исключено), или он просто считал всех, избравших не тот жизненный путь, которым следовал сам, отребьем человечества, не заслуживающим права на жизнь.
        Лазарю Менделевичу стало зябко на душе. Очень наглядно в карих глазах морского пехотинца высвечивалась библейская истина: «Все мы в этой жизни лишь прохожие». Он, всесильный хозяин Одессы и прилегающих территорий, тот, кому беспрекословно подчиняются около ста тысяч человек, весь мир «деловых», «фреев» и «шестёрок», а также все, хоть раз имевшие неосторожность соприкоснуться с этим великолепным тайным миром, в глазах капитана с жалким жалованьем - дерьмо. Скомандуют ему, или скомандует он сам - «пленных не брать!», и никакими деньгами, никакими мольбами от этого беспощадного приказа не откупишься.
        И ещё одно понял Эфроимсон - эти два офицера сегодня были в бою. Именно там, на бульваре и возле Потёмкинской лестницы. Он уже знал, что среди убитых восемь нападавших и трое - государственных людей, неважно, какой служебной принадлежности. До тех пор, пока не отомстят за товарищей, эти вояки не успокоятся.
        Значит, он сделает всё, чтобы такая туча ушла с его горизонта.
        - У вас бы лучше спросить, уважаемый, - ответил на вопрос смотрящего Катранджи. - Когда последний раз в центре города у вас случался такой шухер?
        - Да и не припомню, честно говоря. Лет тридцать назад что-то похожее было, так аж на самой Пересыпи, а в центре - с Гражданской войны не случалось, пожалуй.
        - Договоримся следующим образом. - Ибрагим, давая понять, что обо всех предыдущих недоразумениях забыл и желает начать отношения с чистого листа, поднял свою рюмку и жестом предложил всем сделать то же самое. - Вы, Лазарь Менделевич, вы, Хаим Мотлевич, с помощью всех ваших людей за два дня выясните, что и как в вашем прекрасном городе случилось без вашего ведома (непорядок, согласитесь), установите виновных и причастных, после чего объясните происшедшее мне. Так, чтобы я правильно понял, с одного раза. До кого сумеете дотянуться - возьмите и спрячьте в надёжном месте. Мы с подполковником посмотрим и решим - что с ними дальше делать.
        Он посмотрел на Уварова. Тот одобрительно кивнул, не тратя время на слова.
        - Российские власти, безусловно, предпримут все необходимые, с их точки зрения, меры, я не сомневаюсь… Но меня интересует то, что сумеете найти вы. От этого будет зависеть вся дальнейшая наша с вами совместная деятельность. Или - на ваше место найдутся другие персонажи. Вы видите, насколько сегодня тесны мои отношения с государственной властью? Я это не стесняюсь говорить при очень высоких людях из Москвы. Советую оценить. На этом встречу высоких договаривающихся сторон считаю оконченной. Господин подполковник, - обратился он к Валерию, как к старшему здесь по званию, - скажите Лазарю Менделевичу, где нас можно будет разыскать в пределах обозначенного мной срока.
        Уваров назвал несколько номеров телефона. Этого достаточно.
        - Тогда мы поехали. Счастливо оставаться.
        Теперь, считал Валерий, опасаться им в Одессе больше нечего. Их автомобили сопроводил довольно приличный кортеж из трёх легковых машин и десятка очень крутых мотоциклистов, ехавших, впрочем, не кучей и не строем, а вразбивку, перекрывая сразу несколько кварталов впереди и позади. Эти крупные, наглые, устрашающего вида парни на тысячекубовых кроссовых «Днепрах» и «Уралах» способны были внушить уважение инспекторам дорожной полиции в любом чине, не говоря о мирных автовладельцах. Им и было поручено почти демонстративно обозначить патрулирование дома, где остановились Чекменёв, Катранджи, и Уваров с девушками. До особого распоряжения «молдаванским мальчикам» постов покидать было не велено, но никто не запрещал им сменяться по свободному графику. Так что центр Одессы имел удовольствие всю ночь слушать рокот сотни мощных мотоциклов, хаотически перемещавшихся по улицам и переулкам. Но - никаких безобразий. И с заполнившими город военными разъездами у них недоразумений не возникало.
        Настенные часы отбили полночь. Катранджи смыл с помощью Кристины и Марины идиотский грим, принял душ и отправился спать в отведённую ему комнату. Девушки вчетвером устроились в соседней. Только после этого Уваров, сам уставший до невозможности, не меньше, чем после варшавского рейда, с ощущением песка из пустыни Кара-Кум в глазах, доложил генералу факты минувшего вечера и свои предварительные соображения на грядущий день.
        - Позвольте и мне, Игорь Викторович, минут триста ухо придавить. Могу даже, как в карауле, не раздеваясь. Расстегну две верхние пуговицы и сапоги стяну до середины голенища.
        - Не надоело дурака валять? Или мне теперь до конца дней, твоих или моих, предстоит выслушивать вариации на тему всех бывших, действующих и проектируемых уставов?
        - Это уж как сложится, ваше высокопревосходительство. Жизнь у нас с вами, конечно, не слишком комфортная, так нас ведь на службу никто силком не тащил…
        Чекменёв понял, что так действительно всю жизнь и будет. Не даст ему спокойной жизни граф Уваров. Если… Если только не настоять перед Императором, чтобы спровадил тот наглеца, в соответствии с титулом и заслугами, военным агентом[Военный агент - российское название должности военного атташе посольства при иностранной державе.] в какую-нибудь Бразилию или Аргентину. Должность там генеральская, а личные контакты будут сведены максимум до одного-двух в год. В худшем случае.
        - Да, иди, конечно. Я тоже посплю. Пока тебя не было, я связался с Тархановым. Завтра он прилетает во главе спецгруппы. С особыми полномочиями.
        - Куда уж особее, чем есть? - безразлично спросил Валерий, которому начальственные игры смертельно (в буквальном смысле) надоели.
        - Бывают, бывают, - заверил его генерал. - Ты давай, иди, но до прибытия Тарханова расскажешь мне всё про твоих девушек. Тут вы меня в тупик поставили, честно признаю… Могли бы и раньше доложить про столь ценное приобретение.
        - Это не ко мне вопрос… Круг моих полномочий вы знаете.
        - Как не знать. И круг знаю, и твои возможности знаю. Давай лучше, завари себе и мне кофе или чай по-адмиральски и по-быстрому изложи, что с этими девицами и как, откуда взялись… Минут в десять уложишься, и спи, сколько влезет…

…Уваров рассказал генералу не так уж много, лишь самую суть, могущую представлять интерес на его уровне компетенции. Но всё равно доклад подполковника Игоря Викторовича заинтересовал весьма и весьма. С разных точек зрения. Пусть он официально отошёл от дел, но не случайно его пост начальника Разведупра оставался вакантным. Ставить на него любого, пусть даже вполне надёжного, проверенного и лично ему преданного человека он не хотел. Лучше оставить как есть. Тарханов - первый зам. Стрельников - второй с правами первого. Есть ещё три по разным вопросам. Как-то так сложилось, что были все уверены, будто фактический начальник в природе существует, но вроде поручика Киже - фигуры в данный момент не имеющий. Бубнов - возглавляет отдел спецконтроля, формально тому же Тарханову подчинённый, но на деле - скорее Ляхову. Сам Ляхов - по-прежнему слушатель Академии, он же императорский флигель-адъютант, он же куратор Тарханова по линии вновь восстановленного в прежнем качестве военно-исторического клуба «Пересвет».
        Сильно всё закручено и запутано (для посторонних, чтобы труднее вмешиваться было), но схема работает. Причём - что главное - помимо всех перестраиваемых под нового самодержца и вновь создаваемых общегосударственных структур. Нет, Византия из нашего естества никуда не девается, невзирая на почти трёхсотлетние попытки устроить жизнь в общеевропейском духе. Никак не выходит и не может выйти - не в Швейцариях живём!
        А затея у Ляхова вышла знатная, верен себе Вадим Петрович. Хорошо, что все неясности в отношении него давно рассмотрены и признаны несущественными. Можно использовать его способности, явные и скрытые, без опаски и для пользы общего дела.
        Чекменёв прикрыл глаза и начал реконструировать, облекать в плоть и кровь живых подробностей доложенную Валерием схему. Не девушки, а настоящие кошки. Сегодня он мельком увидел четверых. Дело своё они исполнили блестяще, Катранджи не смог скрыть восхищения, а оценка такого человека - дорогого стоит, пусть и эмоциональная. Уваров фактическую сторону изложил в обычной своей манере:

«Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем». От этого картинка приобрела объёмность.
        Да, кошки сиамские. Не дурак был тамошний король. Двести особей, и никакой гвардии для охраны дворца не нужно. Государю Императору Павлу первому, Петровичу, в Михайловском замке его примеру последовать - мог ещё лет тридцать процарствовать, и Мальту бы присоединил к Империи, до войны двенадцатого года не допустил. Так то
        - обыкновенные кошки, бело-кофейные, а если вот таких, как их предводительница Анастасия - тоже двести?
        Чекменёв медленно уплывал в глубину наконец посетившего полунаркотического сна, и перед глазами мельтешили кошки-девушки, девушки-кошки и совсем уже непонятные цветозвуковые химерические видения…
        Валерий, сообщив Чекменёву всё, что мог и хотел, ушёл на кухню, почти с отвращением выкурил неизвестно какую за этот бесконечный день сигарету, устроился тут же на диване под раскрытым окном. Внизу на улицах - полная тишина, удивительно даже. Только изредка рокочет на малых оборотах проезжающий мотоцикл, визжит вдалеке на повороте колёсами по рельсам трамвай.
        Уваров закрыл глаза, натянул на голову одеяло, и через несколько минут с удивлением понял, что сон не идёт. Только что казалось - едва донесёт голову до подушки, тут и отключится без сновидений, что у него получалось даже сразу после настоящего боя. А сейчас - никак. Лезут разные непрошеные мысли, в том числе и о Насте, спящей сейчас вместе с подругами в соседней комнате. А если б здесь, рядом с ним? Диван узковат, да уж поместились бы…
        Он ещё поворочался с боку на бок, перевернул подушку прохладной стороной вверх - никакого реультата. Пришлось снова встать, налить ещё рюмку. Испытанное средство.
        И - опять ничего. Буквально ни в одном глазу. Или действительно сегодняшняя нагрузка оказалась сильнее любой из ранее пережитых, или тревога за любимую девушку, его же приказом брошенную в водоворот событий, не каждому профессионалу посильных. Прямо как у Пушкина: «Воспоминанья предо мной свой длинный развивают свиток… И с отвращением читая жизнь свою…»
        Глава 11

…Месяца два назад Уварова пригласил к себе в Кремль полковник Тарханов. Поговорили о делах текущих, порассуждали о том, что в ближайшие несколько лет ни отдел
«Глаголь» со всеми отрядами «Печенег», ни старую Гвардию реформировать и включать в новые общегосударственные структуры не стоит. Здесь они были вполне солидарны. Уваров, пользуясь случаем, аккуратно намекнул исполняющему обязанности, что два-три новых отряда развернуть невредно.
        - Мобилизационные возможности у нас возросли, финансовые - тем более. Давайте попробуем, Арсений Николаевич… Тревожно мне, хоть верьте, хоть не верьте. Случись чего - лишние несколько хороших рот могут больше, чем строевая территориальная дивизия сделать. Сами лучше меня знаете. И для офицеров Экспедиционного корпуса, выводимого из дальнего зарубежья, работа найдётся, не всем же из спецназа в интенданты переходить захочется…
        - И у тебя должность сразу полковничья станет, - сказал, без стука входя в дверь кабинета, полковник Ляхов, в обычной форме слушателя третьего курса, без всяких аксельбантов, орденов и планок.
        - Селектор у адъютанта отчего-то включен, - тут же пояснил Вадим Петрович, отметая мелькнувшую у Уварова мысль о подслушивании. - А самого - нету. Мышей перестаёшь ловить, Сергей Васильевич? (Как-то так сложилось, что Тарханова называли то так, то этак, в меру личной приближенности или оперативных соображений. Хотя по основным документам он всё же проходил Тархановым С. В.).
        Сергей взглянул на пульт селектора и, выматерившись, хлопнул ладонью по кнопке. И вправду непростительно. Сейчас-то ладно, а если в другом случае повторится?
        - А ты его вообще отключи на хрен, - посоветовал Ляхов. - Звонком адъютанта вызовешь, ничего с ним не сделается, лишний раз пробежаться… Но я не об этом.
        Полковник вальяжно расположился в кресле, спиной к окну.
        - Валерий прав, но скромничает. Не два отряда - пять нам очень даже пригодятся. Главное - запретить некому, по причине отсутствия внятного руководства. Десять отрядов - полноценная бригада, по фактическим возможностям равная армейскому корпусу, а заодно и нескольким окружным охранным управлениям. Без тяжёлой техники, правда, так я по своей линии всегда эти вопросы могу, где надо, порешать. Добавят нам в условные планы развёртывания танковый, вертолётный и два моторизованных полка оперативного подчинения - гуляй, Ваня! Знаю даже, какие именно, с командирами за рюмкой обмозговывали. У нас в «Пересветах» больше и заняться нечем. И ты, ваше графское сиятельство, незаметно для окружающих выползаешь на генеральскую должность, как разведчик на высотку…
        Этих слов Ляхова, как и многое другое из сказанного тот раз в кабинете, Уваров, естественно, Чекменёву не передал.
        Затем Вадим Петрович, как бы ни с того, ни с сего, без всякого предварительного подхода, кроме как испрошенного у хозяина «гвардейского тычка» (у Императора научился), предложил один из новых печенеговских отрядов сделать чисто женским. И уловил на лицах собеседников тень непонимания - зачем, мол, такое? В случае чего подходящие к конкретному заданию девушки всегда найдутся в управлении, а отдельный отряд… Странно даже. Что, к примеру, они станут делать большую часть нормальной службы, специфических качеств не требующей, но женскому организму противопоказанной психологически и физиологически.
        - Примитивно мыслите, господа, - развеселился Ляхов. - Строевики, тудыть вас туда, куда отцовский вестовой всех окружающих посылал, после окончания загиба непременно добавляя: «Господ штаб-офицеров не касается».[Штаб-офицеры - чином от капитана (старшего лейтенанта флота) до полковника (капитана 1 ранга).] Девицы для разовых поручений или там оперативных игр - это совсем одно, а спаянное боевое подразделение - совсем другое. Не мне объяснять вам, граф, строевому офицеру, что надёжнее: собственная разведрота в полку, которую вы поштучно собрали и не первый год тренируете «под себя», или временно приданный взвод с «бору по сосенке», пусть даже от щедрот насуют в него лучших спецов из дивизионных и корпусного разведбатов… Не так?
        Тут возразить было нечего. Уваров великолепно знал, насколько трудно и, главное - утомительно для психики командовать сводными частями. Особенно - на опыте последней польской кампании.
        Он ещё раз подивился удивительным талантам Ляхова: никакой не офицер, лекарь из запаса, а в тактическом да и стратегическом мышлении любому кадровому полковнику фору даст. Что значит общее качество личности и знание психологии! Медики - они в массе такие. Если человек им понятен изнутри, во вскрытом виде лежащий на операционном столе, так и в здоровом виде - не менее.
        И тут же Валерию вспомнился военврач третьего ранга Терёшин Александр Алексеевич. Именно благодаря натуре и знанию всяческих подводных течений, имеющих место на службе, помогший Уварову - затюканному поручику захолустного гарнизона стать тем, кем он есть сейчас.[См. роман «Бремя живых».] И охватил его стыд. Настоящий, глубокий, ничем не компенсируемый. Александр ведь ему тогда впрямую сказал: «Если у тебя сложится, ты меня не забывай. Позвони или письмишко черкни. Из Африки ли, из Пентагона. Договорились?» И что в итоге? Терёшин наверняка читает (а что ещё в глухом гарнизоне делать?), все исходящие приказы, не только циркулярные, а и публикуемые в журнале «Русский инвалид». Там было и о его награждении Георгием, и не только, и о производстве в чины… А Саша так и сидит в своём БМП,[БМП - бригадный медицинский пункт.] изнывая от тоски, бесперспективности жизни и злости на неблагодарного товарища. А что можно сделать? Да вот что - пронзила мысль.
        - Мы, господин полковник, предложенную вами идею обсудим пятью минутами позже. А сейчас можно - личную просьбу? Первую за всё время совместной службы. - Валерий опять не удержался от лёгкого ёрничества: - Многие, достигая чинов и званий, склонны забывать о тех, кому обязаны не токмо продвижением, а и самой жизнью моментами…
        - Это ты о ком? - удивился Тарханов?
        - Тост, что ли, собрался произнесть? - проявил большее понимание момента Ляхов.
        - Тост тоже можно, если нальёте. Но перед тем как… - он выдержал паузу, - прошу обещания безусловно выполнить мою скромную просьбу. Абсолютно сейчас вашей властью исполнимую, Арсений Николаевич, и уж тем более вашей, Вадим Петрович…
        - Чего это он? - весело воззрился на Тарханова Вадим, разливая меж тем извлечённый из сейфа Сергеем коньяк, недопитая бутылка которого покрылась исторической пылью ещё с начала московских событий.
        - Да обычно с таким настроением у старшего начальника руки его дочери принято просить, - показал Тарханов, что и он не чужд юмора.
        - Вроде того, - глубоко вздохнул Валерий. И рассказал ту самую историю. Она вызвала похожую, но не совсем одинаковую реакцию у двух действительно почти всесильных на сей момент полковников.
        У Тарханова - скорее служебную, а у Ляхова - эмоциональную. Очень он ярко представил себе жизнь и настроения коллеги (пятнадцать лет, представьте себе!), тянущего гарнизонную лямку. Дослужившегося пусть и до бригадного врача и обречённого уйти в отставку максимум подполковником. Чистый Жюль Верн -
«Пятнадцатилетний капитан»! И уже второй год ждущего, не поможет ли и ему чем товарищ, которого он из этой дыры вытащил.
        - Чего же ты хочешь? - спросил после короткой общей паузы Тарханов.
        - Пусть кто-нибудь из вас снимет сейчас трубку нужного телефона, и прикажет направленцу Главупраформа по Туркестанскому округу - сегодня же, самолётом командировать такого-то и такого-то в Москву. В личное распоряжение… Ну, кого хотите. Наверное, удобнее будет в ваше, Арсений Николаевич. А насчёт следующего чина и всего, что можно дать за многолетнюю и беспорочную, включая Владимира третьей степени с мечами - проще вам решить, Вадим Петрович…
        Валерий замолчал, чувствуя, что запал и настрой руководить старшими начальниками у него кончился.
        Ляхов предложил всем выпить налитое и сказал задумчиво, адресуясь в основном к Тарханову.
        - Всё же неплохую молодёжь мы воспитали, ваше высокоблагородие. (При том, что был он старше Уварова всего на пять лет.) Момент-то как выбрал! И куда нам деваться?
        - А я готов взять Терёшина к себе, старшим отрядным врачом. Он, конечно, не вы и не Бубнов, но в общемедицинских вопросах и как человек вполне меня устроит, - уже в пустой след добавил Уваров.
        - Да хватит, хватит, - отмахнулся Тарханов и отдал по телефону соответствующее указание, тоном, не предполагающим дополнительных вопросов: - Да, именно самолётом, любым, хоть специальным, если подходящих рейсовых нет. Завтра в десять жду его у себя…
        - Видишь, Валерий, - с лёгким оттенком назидательности сказал полковник, - «Дульце эт декорум…», как там дальше? - замялся не слишком грамотный в латыни Тарханов.
        - Если в оригинале: «э про патриа море»,[В оригинале - «Сладостно и почётно умереть за Родину» (лат.).] - снова вмешался Ляхов. - Не совсем по делу, конечно, но я твою мысль уловил. Но если продолжить в римском стиле, тогда лучше так: «Бис дат, кви цито дат ад хонорес кауза».[Ляхов, тоже плохо помня институтскую латынь, конструирует на ходу, имея в виду: «Очень приятно дать вдвое от того, что у тебя просят, причём - бесплатно (в знак признания заслуг)».]
        - Завтра в десять прошу быть у меня в приёмной, - строгим голосом сказал Уварову Тарханов, после чего вернулся к прежнему. - Так давай, Вадим, продолжай про девочек. Лично мне очень интересно.
        - Кому ж неинтересно, - состроил мефистофелевскую гримасу Ляхов. - Я, чтобы было ещё интереснее, предлагаю создать отряд «Печенег-7», или - «Печенег-А», от слова
«амазонки», для вящей экзотики. Первый взвод супербарышень я вам через неделю представить готов. Два следующих - через три, из уже числящихся в кадрах, и других тоже, от профессиональных разведчиц до философинь, филологинь и инженерш любой квалификации. На военмехе, кафедрах взрывчатых веществ или артиллерийских систем есть тоже весьма талантливые девочки… Каждая будет иметь какое-нибудь мастерское спортивное звание, от стрельбы, боевых единоборств и горных лыж до акробатики, художественной гимнастики включительно. Я уже прикидывал наши мобилизационные возможности. Через верископ в том числе. В таком отряде и особые курсы ввести можно, в присутствии мужского контингента неуместные, и ещё всякое такое… - он пошевелил в воздухе расставленными пальцами.
        - Снова несёт тебя, Вадик, - сказал Тарханов, а Уваров вслушивался в слова полковника с большим интересом.
        - Да пусть и несёт. Свободный поток сознания, он, знаешь ли… Очень способствует.
        Ляхов особенным образом приосанился, подвинулся на самый край мягкого кресла, положил локти на стол и взгляд его стал отстранённо-туманным.
        Хорошо поставленным голосом (не зря в детстве занимался в драматической студии), начал вдруг читать, будто священник с амвона проповедь пастве:
        - О, если ты покоен, не растерян,
        Когда теряют головы вокруг,
        И если ты себе остался верен,
        Когда в тебя не верит лучший друг,
        И если ждать умеешь без волненья,
        Не станешь ложью отвечать на ложь,
        Не будешь злобен, став для всех мишенью,
        Но и святым себя не назовёшь,
        И если ты своей владеешь страстью,
        А не тобою властвует она,
        И будешь твёрд в удаче и в несчастье,
        Которым, в сущности, цена одна,
        И если ты готов к тому, что слово
        Твоё в ловушку превращает плут,
        И, потерпев крушенье, можешь снова -
        Без прежних сил - возобновить свой труд,
        И если ты способен всё, что стало
        Тебе привычным, выложить на стол,
        Всё проиграть и всё начать сначала,
        Не пожалев того, что приобрёл,
        И если можешь сердце, нервы, жилы
        Так завести, чтобы вперёд нестись,
        Когда с годами изменяют силы
        И только воля говорит: «Держись!» -
        И если можешь быть в толпе собою,
        При короле с народом связь хранить,
        И, уважая мнение любое,
        Главы перед молвою не клонить.
        И если будешь мерить расстоянье
        Секундами, пускаясь в дальний бег, -
        Земля - твоё, мой мальчик, достоянье!
        И, более того, ты - человек!
        - Киплинг, если не ошибаюсь, - сказал Уваров, когда произошёл процесс усвоения психологически выверенного текста.
        - Кто же ещё, - кивнул Ляхов. - В нашей богоспасаемой державе между поручиком Лермонтовым и поручиком Гумилёвым зияет дырка диаметром в век. В промежутке исключительно: «Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она…», «И пошли они, солнцем палимые, повторяя - „храни тебя Бог“», «Ваши пальцы пахнут ладаном…». Какая, на хрен, при такой поэзии национальная идея? То ли дело: «Несите бремя белых, пошлите сыновей…»
        Полковнику Тарханову эти интеллигентские рассуждения были мало интересны. Некрасова он читал, по программе, и Лермонтова. Гумилёва в основном от Вадима слышал, до Киплинга его образованность не дошла. А сейчас показалось, что - надо бы. Он, разумеется, не воспринял общение Ляхова с Уваровым на их уровне за унижение, но некоторую обиду всё же испытал. Но тут же и снизил планку. На скрипке его тоже играть не научили, так что?
        - И вообще, дорогие друзья, - с весёлым вызовом сказал Вадим, - совершенно ни в чём я вас убеждать не собираюсь. У меня к вашей службе отношение десятое. А вот в хороший кабак приглашаю. На несколько часов службу забудете и к выходящей за пределы вашего воображения жизни прикоснётесь.
        При этих словах Уваров насторожился: Вадим Петрович никогда (в его присутствии, по крайней мере), не говорил ничего просто так. И, следовательно, опять ожидается нечто интересное.
        А Тарханов отнёсся к приглашению друга попросту. Чем, на самом деле, плохо? Закатиться в приличное заведение, отдохнуть, как встарь. Начальства над ним нет, никто не вызовет в самый неподходящий момент.
        - В штатское - переодеться? - только и спросил Сергей.
        - Вполне необязательно. Мало по ресторанам офицеров хаживает? Да мы в такой пойдём, где, если захочешь, нас вообще никто не увидит…
        Ляхов привёз друзей в неизвестное им место, недалеко от центра, в одном из многочисленных, причудливо запутанных переулков между Гоголевским и Смоленским бульварами. Москва большая, любой может найти что-нибудь по вкусу именно себе. Да вдобавок у каждого из сотрудников управления имелись собственные места, рассчитанные и на приятное времяпрепровождение вдали от посторонних или слишком знакомых глаз, и обеспеченные всем необходимым для конфиденциальных встреч. Такие, куда не тот человек не забредёт даже случайно. А если и забредёт, так ничего лишнего всё равно не увидит и не услышит.
        Этот ресторанчик, разместившийся за неприметной дверью в цокольном этаже семиэтажного доходного дома постройки конца позапрошлого века, за популярностью явно не гнался. Вывеска на нём имелась, но столь неприметная, что, проходя мимо, не каждый заметит. Зато внутри всё было оборудовано с учётом самых требовательных вкусов. Вообще это был не столько ресторан, сколько подобие клуба с соответствующими порядками, но пускали гостей и «с улицы», если швейцару они казались того достойными.
        Официант, знавший Ляхова в лицо, немедленно, не дожидаясь заказа, начал их обслуживать. Меню не предлагал.
        - Да и не нужно, всё давно известно, - сказал Ляхов, раскуривая сигару.
        - Так не будет, как на Дмитровке? - на всякий случай спросил Тарханов,[См. роман
«Дырка для ордена».] вспомнив так до сих и непрояснённый инцидент в «Извозчичьем трактире».
        - Здесь - точно не будет.
        Пока они слегка закусывали, Вадим продолжал прерванную тему - относительно женского подразделения.
        - Вы сейчас это потому не представляете, что слишком глубоко в вас пехотная закваска сидит. А могу привести доводов в пользу своего предложения не меньше, чем доказательств бытия божьего, которых, как известно, насчитывается ровно пять, а с учётом кантовского - так целых шесть. И это только в христианстве, не касаясь более экзотических религий…
        - Ну, понесло, - благодушно сказал Тарханов, которому ресторанчик нравился, закуски и напитки - тем более. - Наверняка собирается очередные зачёты сдавать и на нас тренируется.
        - И это не лишено, - согласился Вадим. - Я не буду говорить о таких банальных вещах, как то, что правильно подготовленные девицы способны выполнять задания, мужикам не доступные по определению. Зачастую они могут одновременно участвовать в двух или более акциях, иногда в разных ролях, а иногда, что ещё более интересно - в одной и той же, но по разные стороны баррикад. Отличаются высокой психологической устойчивостью и физической выносливостью (причём, что особенно ценно, в тех случаях, когда от них этого совсем не ждут), да ты и сам, Сергей, в этом убедился за время нашего рейда. Свойственные женскому полу обстоятельность, педантичность, бытовая предусмотрительность, равно как и пресловутая женская логика при грамотном использовании тоже могут обеспечить определённые преимущества в играх с противником, которому свойственны те же предрассудки, что и большинству из нас. А если противник принадлежит к иным цивилизациям и культурам - тем более. И, наконец, будучи сведёнными в одно подразделение несколько десятков дам и девиц разных возрастных групп способны образовать внутри себя некое новое качество,
по отдельности и на вольных хлебах недостижимое…
        Уваров, не перебивая старшего товарища, усмехнулся довольно двусмысленно.
        - И это тоже, мой юный друг, и это тоже, - с энтузиазмом откликнулся Ляхов. - Таким, как ты, молодым, активным и полностью посвящающим себя службе, инспекторские поездки в означенное подразделение намного облегчат неизбежные
«тяготы и лишения». Вдруг да и жену себе там подберёшь.
        Теперь уже и Тарханов засмеялся.
        - Не в этом ли как раз твой интерес и заключается, Вадим Петрович? С тех пор, как твоя и моя супруги больше времени проводят на Кавказских Водах, нежели в Москве, отчего бы и нет?
        Тут Сергей коснулся деликатной темы.
        Майя и Татьяна настолько полюбили Кисловодск и вообще южные курорты, что, подобно дамам девятнадцатого века, жившим более в Ниццах и Парижах, чем на родине, при каждом удобном случае норовили выскочить туда, когда на неделю, а когда и на месяц, особенно весной и осенью. В чём, безусловно, сказывалось вредное влияние Ларисы. Но, откровенно сказать, чем особенно заниматься в Москве, когда мужья сутками пропадают на службе, причём Вадим не только служит, но ещё и учится? Татьяна во второй (впрочем, теперь уже первой), столице настоящими подругами так и не обзавелась, северная прельщала её ещё меньше. А Майе интереснее было прежних московских приятельниц принимать в своих новых владениях. Всего-то - полтора часа самолётом. Стало даже модно большими компаниями выезжать в Кисловодск на уик-энды, что значительно способствовало оживлению провинциальной светской жизни.
        Они даже подбили Тарханова с Ляховым затеять строительство собственных вилл по соседству с Ларисиным замком, благо и сама Лариса, и господин Лихарев не отказывали в бессрочных и беспроцентных кредитах, да и в остальном помогали, пользуясь своими безграничными связями. Что было очень кстати, поскольку ни Сергей, ни Вадим по известным причинам засвечиваться в тех краях не имели никакого желания.
        В общем, такое положение устраивало всех. Ляхов, как известно, вообще был не сторонником «настоящей» семейной жизни, «не созрел ещё», как он сам выражался, и сложившийся порядок вещей был именно таким, как ему и представлялось в идеале. Да и Майе, судя по всему. А Тарханов вообще до сих пор не понимал, что у них с Татьяной получилось. «Ни то, ни сё», можно сказать. И не любовь, и не семья, а так. «Просто встретились два одиночества…». Он самим фактом возобновления старой связи дал ей столько, включая орден, дворянство и статус придворной дамы, что большего и требовать невозможно. Она и не требовала. Согласилась бы и на роль настоящей жены при строгом и даже деспотичном муже, если бы Сергей оказался таковым, а если ему достаточно, что она носит его фамилию и делит с ним постель, когда возникает желание или возможность, - пусть будет так. В любом случае с ним лучше, чем было без него.
        О настоящей причине своего отношения к Тарханову Татьяна не догадывалась. Единственная, кроме него самого. Но это уж, как водится. Кто бы им рассказал?
        - Идея гарема мне в принципе не чужда, - согласился Вадим, дождавшись, пока официант наполнит рюмки и удалится, - но не на службе же! Вы только представьте, во что подобная коллизия может вылиться с течением времени…
        И тут же согнал с лица усмешку сластолюбивого сатира.
        - Я, собственно, для чего вас пригласил именно сюда и для чего завёл этот разговор. Все мы тут люди серьёзные. И я от не менее серьёзных людей получил аргументированное предложение, которое и вынес на ваше рассмотрение. У них, в отличие от нас, женщины служат везде, достигая и генеральских чинов. Вполне успешно. Словесные доводы, как я понимаю, исчерпаны, теперь хотелось бы кое-что продемонстрировать. Пойдёмте…
        - Горячие блюда подадите, когда мы вернёмся, - бросил он, проходя мимо метрдотеля.
        - Тут, видите ли, не только ресторан, и даже - не столько ресторан, - продолжал Вадим, когда они спускались по лестнице в полуподвальные помещения. - Оздоровительно-развлекательный комплекс, в некотором роде. Идея позаимствована тоже у наших друзей… Из близкой параллели.
        Тарханов и Уваров поняли, о чём речь. Успели познакомиться с вояками-прадедами из врангелевской Югороссии. Хотя, как и этому Вадиму, побывать в двадцать пятом или две тысячи шестом году им пока не довелось. Организовать экскурсию через столешниковскую квартиру для каждого из них членам «Братства» не составило бы никакого труда. Просто по необъясняемым Ляхову причинам это считалось нецелесообразным.
        На самом же деле в «Братстве» опасались (обоснованно или нет, не так важно), что грузить Главную Историческую последовательность дополнительными парадоксами не стоило. И без того забот хватало.
        Ляхова-Фёста пропускать сюда считалось возможным, а вот Секонда и вообще кого бы то ни было туда - Левашов предполагал делом если и не чересчур рискованным, то малопредсказуемым. Чёрт его знает, может, Ловушка того и ждёт, чтобы двойники-аналоги совместились не в химере, а в реале. Может, ради именно этого всё и задумано? Мало того, что уже случилось?[См. роман «Хлопок одной ладонью».]
        - Здесь и бани есть, и тренажёры всякие, и бильярд, и комнаты для тихих игр, вроде карт, и довольно шумных… Да вот сами посмотрите.
        - А насчёт законов как? - вскользь осведомился Тарханов.
        - А это, видите ли, совершенно постороннее помещение, к ресторану никак не касающееся. Частная собственность, относящаяся к квартире, выходящей в другой подъезд и на другую улицу. В некотором роде - экстерриториальная. А то, что дверь оттуда в ресторан имеется, так что - людям после бани и прочих упражнений два квартала по улице в непогоду бегать? Вопрос личных взаимоотношений с хозяином, не более. Никакой пристав не подкопается.
        - «Они», что ли, держат? - В голосе Тарханова послышался лёгкий холодок. Не нравилось ему, в самой глубине души не нравилось, что «пришельцы» ведут себя в его стране, в гостях то есть, как дома, и даже более того - без всякого почтения относясь к правам и привычкам хозяев. Словно бы забыл Сергей, что и он сам, и возрождённая Империя абсолютно всем обязаны именно «гостям». Но такие вещи у многих достаточно легко вытесняются из сознания более рутинными эмоциями. Здесь Тарханов солидаризировался с Чекменёвым - Игорь Викторович к любым контактам с обитателями параллельных реальностей относился крайне негативно, непрерывно ждал от них пакостей любого рода, вплоть до попытки каким-либо образом узурпировать власть и аннексировать всю или значительную часть российской территории. Он прямо не в себе был те несколько дней, пока дивизия Басманова наводила порядок в Москве, а генерал Берестин ежевечерне уединялся с Олегом Константиновичем для приватных бесед.
        Несмотря на то что в полном соответствии с договорённостью белые войска покинули реальность сразу же по ликвидации последних очагов вражеского сопротивления, осадочек остался. И не только у Тарханова с Чекменёвым. Своеобразной ксенофобией или, точнее, «хронофобией» заразились многие из тех, кто был «в курсе».
        На самом деле - несколько странно получилось.
        С одной стороны, на официальном уровне всё выглядело очень благородно. Герои боёв за Москву и Берендеевку, местные и из двадцать пятого года, были награждены. Кроме орденов - специально учреждённым Олегом Константиновичем памятным крестом «Рука всевышнего Отечество спасла», изготовленным с подачи и по эскизам Алексея Берестина. По статусу - почти полный аналог Знака участника Корниловского Ледяного похода 1918 года. «Крестоносец» имел право говорить Императору «ты» и закуривать в его присутствии без специального разрешения. Золотых Крестов было вручено ровно сто, поровну своим и пришельцам, плюс около тысячи медалей того же наименования, трёх степеней - серебряных, из светлой и тёмной бронзы.
        Но с другой - мысль о том, что предки, давно покоящиеся под надгробными плитами и в безымянных могилах «от Памира до Карпат», продолжают существовать и в любой момент хорошо вооружённые и железно дисциплинированные могут появиться снова, теперь уже без приглашения, несколько напрягала. Появиться и начать наводить здесь свои порядки. Комплекс, сродни языческим верованиям в добрых и злых духов и прочую загробную жизнь. За одним исключением - шаманам, волхвам и скальдам приходилось верить на слово, а здесь - сотни очевидцев, отнюдь не страдающих психическими расстройствами и склонностью к галлюцинациям.
        - Они самые, друзья и благодетели, - ответил Ляхов, сам никаким комплексам и фобиям не подверженный. - Кто же ещё? Я такое пока не тяну. Бескорыстная помощь в создании нашей с тобой материально-технической базы. Сегодня, к сожалению, никого из знакомых тебе людей здесь нет, но есть другие… Тоже интересные.
        Ляхов слегка покривил душой. Конечно, «братья» поспособствовали в оборудовании этого «многофункционального жилищно-развлекательного комплекса», включавшего несколько «хитрых» квартир, расположенных на разных этажах многоподъездного, с тремя фасадами, выходящими на улицу и два переулка, с несколькими внутренними дворами-колодцами дома. Но официально их владельцем являлся Ляхов-Фёст, а, следовательно, и он сам тоже, поскольку были они личностями взаимозаменяемыми и располагали комплектами абсолютно идентичных документов, пригодных на любой случай жизни - как в той, так и в этой реальности.
        Самым удивительным для Вадима оказалось то, что эта показавшаяся поначалу чисто служебнотехнической недвижимость приносила вполне приличный стабильный доход, хотя он сам финансовыми вопросами не интересовался, предоставив всем заниматься своему аналогу и его людям.
        В четвёртой или пятой по счёту комнате анфилады, обставленной, оборудованной и оформленной в стиле раннего модерна, друзья увидели интересную компанию. Семь чрезвычайно симпатичных и неуловимо друг на дружку похожих девушек, вдобавок одетых в форменные воздухофлотовские костюмы, и один тридцатипятилетний примерно мужчина с располагающим лицом, в мундире пилота с четырьмя золотыми нашивками на рукавах, словно бы ждали их, занимаясь кто чем. Девушки смотрели дальновизор, листали глянцевые журналы, обсуждали то, что там изображалось. Только мужчина, сидя за низким столиком, отстранённо прихлёбывал что-то из бокала со льдом и курил толстую папиросу.

«Неплохая маскировка, - отметил Тарханов, - в любом другом качестве весь этот цветник: семь плюс один выглядел бы странно. А так - экипаж во главе с командиром отдыхает после рейса. Нормально».
        Увидев вошедших, мужчина энергично встал и пошёл навстречу.
        - Здравствуйте. Меня зовут Валентин. Этого пока достаточно. Вас я знаю, правда - по фотографиям…
        Он протянул руку сначала Тарханову, потом Уварову. С Ляховым они просто обменялись улыбками, из чего Валерий сделал вывод, что у них это не первая встреча.
        Тарханова удивило, что на их появление девушки никак не реагировали. Продолжали свои занятия, как будто ничего не случилось, а тут ведь сразу трое таких видных офицеров, в солидных чинах и собой очень недурных.
        Значит, инструкция у них такая, посторонних не замечать.
        - Ну вот, господа, - сообщил Вадим, - могу вам представить команду наших гостей, на примере которых я, собственно, и хотел продемонстрировать осмысленность и целесообразность своей идеи. Наша цивилизация отчего-то до сих пор придерживается дедовских принципов, по которым женщинам в боевых подразделениях не место. А мы сейчас постараемся этот предрассудок слегка рассеять.
        По жесту Лихарева девушки со стремительностью, почти неуловимой глазом, выстроились в шеренгу по росту, без единого лишнего звука и движения. Руки по швам юбок, носки туфель на ширину приклада, равнение идеальное. Почётче, пожалуй, чем у выпускников полковой школы унтер-офицеров.
        - Здравствуйте, бойцы! - словно бы чуть подмигнув правофланговой девице, за неимением на голове фуражки просто прищёлкнул каблуками Ляхов. Тарханов с Уваровым по инерции продолжали воспринимать происходящее как шутку.
        - Здр-жла-госп-полк! - слитно ответили девушки, соразмеряя голоса с размерами помещения.
        - Напра-во! В тир, шагом - арш!
        Команды «вольно» Вадим не подал, и отделение рубануло строевым, непонятно каким чудом не обломав довольно высокие каблуки своих туфелек.
        - Отставить, вольно идти, вольно! - спохватился Ляхов.
        - Развлекаешься? - не зная, что сказать, скептически спросил Тарханов.
        - Да так, помаленьку. Сейчас все поразвлечёмся…
        Уваров, предчувствуя неожиданную забаву, шёл позади, про себя посмеиваясь. Его прежде всего поразило несоответствие внешнего облика девиц и уровня строевой подготовки. В церемониальной роте Кремлёвского полка они явно не служили, а по уровню - похоже. Разве что в цирке или в кордебалете обучались?
        Тир здесь был хороший, оборудованный по всем правилам на три огневых рубежа: пятнадцать, двадцать пять и пятьдесят метров.
        Смотритель раздал девушкам пистолеты - длинноствольные малокалиберные
«вальтеры-олимпия». Потом - патроны.
        После положенных команд красавицы, зарядив оружие, приготовились.
        Ляхов предложил желающим стать рядом, три позиции были свободны.
        - Покажите, господа офицеры, молодёжи, как нужно…
        Тарханов и Уваров, чувствуя подвох, отказались. Выиграть у юных девушек - немного чести. Проиграть, если что, - неудобно для чина.
        - Ну, как хотите… В корректировочную трубу посмотреть не желаете?
        Труба стояла тут же на треножном штативе.
        - Да зачем, не чемпионат мира, - ответил Уваров.
        - Тогда - три пробных, десять зачётных, огонь!
        После пробных смотритель, нажав кнопку, подкатил на роликах стандартные мишени к рубежу.
        Сергей взглянул и слегка изумился. В каждой из семи мишеней по три центровых десятки. Ни одной даже габаритной. Так не бывает, но сейчас - было. И пробоины не гвоздём проковыряны. Натуральные, свежие, пулевые.
        Из непристреляных пистолетов, смотритель раздавал их явно наугад.
        - Зачётные, - скомандовал Ляхов.
        Дробь перекрывающих друг друга семидесяти выстрелов без пауз, и девушки снова стоят как положено, положив на барьер пистолеты с открытыми затворами.
        - Прошу, господа, - торжествующе предложил Ляхов, указывая на подъезжающие мишени.
        Отчего-то Тарханову и смотреть не захотелось. При встрече с непонятным у него обычно портилось настроение. Если он сам не был творцом этого непонятного. У боевиков, встретившихся с ним в «Бристоле», к примеру, настроение испортилось ещё больше. У большинства - навсегда.
        Зато Уваров радовался от души.
        - Нет, это изумительно, господа! Семь раз сто из ста! Нет, простите, я уж придерусь. Вот здесь, на четвёртой мишени, одна девятка. Почти-почти десятка габаритная, а на полмиллиметра не дотягивает. Что, безусловно, не умаляет… В реальном бою пуля в переносицу да нормального калибра, миллиметрами не измеряется. Когда у нас следующие Олимпийские игры? Девушки, а из винтовки так же можете?
        Стоявшая на первом номере длинноволосая шатенка вопросительно взглянула на Ляхова. Тот кивнул.
        Из железного шкафа была извлечена и подана ей винтовка «Стрела». Целевая, малокалиберная.
        Со стандартной стойки девушка произвела пять выстрелов на двадцать пять метров. И снова все в десятку.
        - Достаточно? - спросил Вадим. - Следующий номер нашей программы - рукопашный бой. Для чего поднимемся в зал этажом выше. Зрелище обещает быть интересным. Штыки, сапёрные лопатки, подручные предметы. Быстренько переоденутся в тренировочные костюмы - и к вашим услугам…
        Уваров посмотрел на девушек. Они отошли на два шага от рубежа, стояли, заложив руки за спину, в ожидании следующей команды. На слова старших командиров, не обращённые лично к ним, не реагировали.
        - Нет, это совершенно хрен знает что, - сказал Тарханов. - Достал ты, Вадик, меня своими фокусами. Без рукопашной обойдёмся. Пошли обратно. И вы… - он замялся, не зная, как обратиться к питомицам Ляхова.
        - Юнкера, если завтра не прикажешь произвести их в подпоручики, - подсказал Ляхов.
        - Одним словом, девчата, начальству вы понравились. - Это уже непосредственно девушкам он сообщил, ненавязчиво подчеркнув старшинство здесь Тарханова, а в чём-то - и Уварова. Сам же он, по этому раскладу, так - погулять вышел. - Общая команда - вольно, благодарю за службу, отвечать по уставу не нужно. Следовать за нами…
        В зале девушек, вместе с их старшим, Валентином, посадили за отдельный стол, хотя Ляхов намекнул, что за общий - интереснее. С многозначительным подмигиванием. Тарханов отрицательно мотнул головой. Ему хватило и того, что увидел. Требовалось поговорить конфиденциально. А Уваров был бы очень и очень не против. Уж больно ему понравилась длинноногая правофланговая шатенка, выступившая с сольным номером из винтовки. Как он сумел выделить её среди других, ничуть не хуже лицом и статью? Тайна сия велика есть. Валерий чувствовал, что скорее всего это именно она, о которой мечталось и которую он видел в снах. Бывает такое.
        - Теперь объясни, Вадим, как и для чего ты устроил это представление. - Голос Тарханова был сух и серьёзен.
        - Как - понятия не имею. В смысле - я их стрелять не учил. Без меня умели. Для чего - отвечу. Чтобы ты в очередной раз поверил Шекспиру. «Есть многое на свете, друг Горацио…» Помнишь, когда Майя позвонила и пригласила нас приехать на выходные? Ты тогда не смог. Я - съездил. Там мне и были представлены эти милые особы. Их доставил в Кисловодск один из наших друзей, Олег Левашов. Поручил попечению Майи и Татьяны, дядькой оставил Валентина. Сам немедленно отбыл по очередным важным делам. Девушки никогда раньше не бывали на Земле, вот и пришлось нашим подругам заниматься их социализацией и «подгонкой по месту с помощью напильника».
        - Не были на Земле? - удивился Уваров. - А где жили?
        - На одной весьма землеподобной планете по имени Валгалла. Там у наших друзей нечто вроде загородной дачи…
        - А девушки, значит, инопланетянки? - спросил Тарханов, решивший не удивляться вообще ничему. Воспринимать факты, как они есть, а практические выводы сами воспоследуют.
        - Тоже не совсем так. Они - воспитанницы специального учебного заведения, организованного настоящими инопланетянами для подготовки из человеческих детей собственной агентуры. В подробностях эту историю я изложить не готов, потому что сам знаю намного меньше половины. Надеюсь, при очередной встрече друзья расширят круг наших понятий. Скажу только, для своего и вашего успокоения, что первоначальный проект был свёрнут, и будущие агентессы остались без перспектив и без смысла к существованию. Ну вот, к примеру, как овчарки, если бы вдруг исчезли все овцы. Тогда и возникла у «братьев» мысль переправить первую партию девушек на Землю и посмотреть, чем их тут можно занять. Как вы несомненно убедились, учили их там хорошо. Они в состоянии выиграть Олимпийские игры по любому виду спорта, если им объяснить правила и дать недельку потренироваться. Чтобы не совершать подозрительных ошибок и невольных нарушений общеизвестных норм поведения…
        - По штанге тоже? - для чего-то спросил Уваров, соразмеряя понравившуюся ему девушку с громадой железа, с грохотом рушащейся на помост из рук не справившихся с весом слоноподобных мужиков.
        - Не знаю, не проверял, - честно ответил Ляхов. - Но по боксу - точно.
        Некоторое время Тарханов и Уваров молчали, усваивая информацию. За последний год они увидели и узнали многое, но привычка к невероятному так и не успела сформироваться.
        Ляхов прочёл в глазах Валерия невысказанный вопрос, и сразу понял, чем он вызван. Заметил, каким взглядом подполковник смотрел на Анастасию. Влюбился парень, мгновенно и, кажется, основательно. Выбор его Вадим про себя одобрил. На его взгляд, Настя действительно в чём-то превосходила своих однокашниц. Внешностью как раз нет, все одинаково красивы, с незначительными индивидуальными различиями. Дело в другом - она была сильнее психологически, лучше адаптировалась к жизненным обстоятельствам, если ещё проще - в ней ярче ощущалась аристократичность и крови и духа. Как такое могло быть? Свойство исходного материала? (Почему бы и нет, кстати?) Или воспитание по особой программе?
        Ляхов сам этого не знал. Разве что у Лихарева спросить? Кстати, нужно его позвать за свой стол, а то неловко выглядит демонстративная, пусть и оправданная сегрегация.
        Он так и сказал Тарханову.
        - Сейчас. Ещё несколько моментов, его не касающихся, и позовём…
        - Ты, Валера, сейчас пребываешь в сомнениях, - витийствовал Вадим, пришедший в очень хорошее настроение, в том числе и потому, что заранее начал прикидывать себя на роль кума Валерия и Анастасии, - а люди ли на самом деле эти репатриантки? Не сомневайся. Я, по профессиональной обязанности, будучи им представлен, заявил, что перед тем, как на равных включиться в наше сообщество, им необходимо пройти углублённый медосмотр… Как при поступлении в военное училище… Девушки, естественно, не возражали.
        - Молодец, не растерялся, - с двусмысленной улыбкой сказал Тарханов.
        Вадим пренебрежительно махнул рукой.
        - Поучился бы на медицинском, школьная мечта невидимкой оказаться в женской раздевалке спортзала быстренько бы тебя оставила. Тем более не сам я этим занимался. Лихарев через своих многочисленных знакомых устроил мне возможность обследовать пациенток в одной из лучших клиник Пятигорска. По всем доступным современной медицине параметрам. За умеренную (в нашем понимании) мзду, и в нерабочее время квалифицированнейшие специалисты поработали. При моём непосредственном участии, естественно. Слепил подходящую легенду, вполне коллег удовлетворившую. Так что, осмелюсь доложить - совершеннейшие люди. Вплоть до клеточного уровня. Другое дело - доктора моментами охреневали от идеальности функционирования всех органов и систем, но тут уж приходилось внаглую врать - мол, из тысяч и тысяч кандидаток отбиралась эта группа для особых целей. А сейчас вот экстренно потребовался промежуточный контроль результатов адаптации к высокогорным условиям и тому подобное. Поверили, не поверили - не моё дело. Криминала здесь нет, а сотня рублей за полчаса работы и моё служебное удостоверение весьма поспособствовали сохранению
врачебной тайны. Одним словом, за исключением, как я уже сказал, стопроцентной оптимальности, иных отклонений от человеческой сущности не обнаружено. На доступном современной медицине уровне. Таким вот образом. Естественно, встал вопрос - и что с этими юбермёдхен[Сверхдевушками (нем.).] делать? Твоя Татьяна, кстати, предложила простейшее решение - с максимальной возможной пользой для нашего общего дела повыдавать их всех замуж… После соответствующей подготовки.
        - А что, не лишено, - согласился Тарханов. - У меня и кандидатуры есть, за которыми невредно бы наладить постоянный контроль и «ручное управление».
        - Возможно, возможно. Но не так быстро. Я решил иначе. Да вы, собственно, уже знаете, что я решил. Год-два послужат Отечеству, окончательно социализируются и легализуются…
        - Отряд «Печенег» как аналог французского Иностранного легиона, - вставил Уваров.
        - Именно. Сотрудницам нашей службы лишних вопросов никто задавать не станет. Вот, собственно, и всё. Девушки некоторое время пожили в Кисловодске, потом я переправил их на одну из наших учебно-тренировочных баз…
        Тарханов пропустил эти слова мимо ушей, а Уваров удивился, но промолчал. Какая такая база? Отрядные он знал все, и продержать на любой семь таких юнкеров несколько недель или даже месяцев без малейшей утечки информации не по силам даже Ляхову. Не из низменных побуждений, а просто по долгу службы кто-то непременно доложил бы по команде, тому же Уварову или прямо Стрельникову, что так мол и так…
        Ляхов, естественно, что-либо уточнять не стал. О новозеландском форте говорить и близким друзьям (если Татьяна Сергею не сказала), пока не время. Пусть лучше думают, что база была не «печенеговская», а принадлежащая «пересветам». У тех всё глухо, как в танке.
        В Новой Зеландии, под руководством самого Ляхова, роботов-инструкторов, готовивших ещё первых басмановских рейнджеров, девушки прошли основной трехмесячный курс боевой и антитеррористической подготовки. Затем они изучали экстремальное вождение всех видов наземного и воздушного транспорта, отечественного и иностранного, методику ведения фронтовой и агентурной разведки, сбора информации, снайперскую стрельбу в условиях военных действий на любом ТВД и в населённых пунктах, ведение оперативной слежки, способы незаметного для противника вступления в бой и выхода из боя и многое, многое другое…
        Наталья Воронцова, Майя и Татьяна поделились с девушками, никогда не имевшими матерей, старших сестёр и умудрённых опытом подруг, многими тайнами, циркулирующими внутри женского сообщества со времён раннего палеолита и неизвестными мужчинам, даже самым близким.
        Однако ничего не оставил без внимания господин ВРИО начальника Управления Тарханов, просто дал время товарищу немного поболтать на общие темы.
        - А откуда вдруг у тебя базы, мне не известные?
        - Ты не спрашивал. Интересуешься - покажу. Ты и здесь, где мы сейчас находимся, раньше не бывал. Я от тебя ничего не скрываю, но и о каждом своём шаге докладывать
        - на всё остальное времени не хватит. Зато сюрпризы - это так приятно. Правда, Валерий Павлович? - невидимым Сергею глазом он подмигнул Уварову. Тот совершенно непроизвольно кивнул.
        Сергей вздохнул. Не нравилась ему излишняя автономность товарища и слишком тесные контакты со своими друзьями. Разумеется, с тем, что без их помощи с мятежом справиться вряд ли бы удалось так быстро, не поспоришь. Более того, могли бы и вообще не справиться, поскольку без поддержки Берестина с его столетними корниловцами-ветеранами шансов у князя удержать Берендеевку не было - проверено.
        Так ведь и сам Тарханов предпочитал держаться от дел Вадима подальше. Несмотря на прямое предложение лично познакомиться с «братьями» ответил уклончиво. Не сейчас, мол. Ляхов, по совету Шульгина, не настаивал. Бывает «пищевой консерватизм», когда никакими силами не уговорить человека попробовать тушёную собачатину или личинки древесных жуков под белым соусом, а бывает и психологический.
        - Видишь, нашему юному другу будущие подчинённые понравились. А тебе? - Вадим вроде бы продолжал валять дурака, но Тарханов понимал, что он абсолютно серьёзен. Уж настолько он в манерах друга разбирался.
        - Я ведь сказал - выше всяческих похвал. - Тарханов снова вздохнул, теперь с лёгкой усмешкой, адресованной Уварову.
        - И что же ты, брат, с такой девушкой делать будешь?
        Он тоже в момент просёк реакцию Валерия на Анастасию.
        Подполковник опустил глаза к тарелке и не нашёлся, что ответить.
        - Да ладно, Сергей, будет тебе, - сказал Ляхов. - Вне поля боя любая из них - милейшее и деликатнейшее существо. Чтобы там руку ухажёру сломать, подзатыльников надавать - не может быть и речи. Я же сказал - учились по программе института благородных девиц.
        Глава 12
        - В каком качестве? - ответил вопросом на вопрос Ляхов, что весьма полезно для выигрыша времени. - Да, пожалуй, просто обеспечивающего… Он фактически, может считаться их старшим товарищем, если не братом. Окончил то же учебное заведение, правда, лет на семьдесят раньше, сколько-то времени работал на Земле, не этой, а параллельной, потом решил отойти от дел. Приехал к нам и ведёт в том же Кисловодске исключительно частную жизнь…
        - Что это на КМВ все сюжетные линии сходятся? - удивился Тарханов. Лично для него там тоже всё началось ещё в юнкерские годы, и всё продолжается, продолжается…
        - Воля случая. Если бы в Пятигорске когда-то не обосновался Маштаков, ничего последующего просто не было. Ни твоей встречи с Татьяной, ни набега террористов. Лариса не поселилась бы, наши с тобой бабы туда не поехали. Лихарев себе вполне мог иное пристанище найти. Естественно, и с девушками то же самое… Весь сюжет развернулся бы в каком-то другом месте, скорее всего - и по другому сценарию. Не мне ты, в конце концов, вопросы бы задавал, а кому-то другому. И наш друг Валерий служил сейчас там, где служил, или лежал в сырой земле под скромным офицерским надгробием…
        - Скорее уж - в сухой, - вставил Уваров.
        - Слишком много «бы», - сказал Тарханов.
        - Именно. Потому и не стоит заморачиваться на подобных темах.
        Он сделал рукой приглашающий жест Лихареву, и тот немедленно подошёл, сел за стол так, чтобы видеть свою девичью команду.
        - Что ж, Валентин Валентинович, давай знакомиться по-настоящему, - предложил Тарханов. Официант немедленно подлетел, поставил Лихареву чистый прибор. Второй сноровисто наполнил гостям рюмки и бокалы.
        Ляхов, после того как выпили, опять подмигнул Уварову.
        - Ты пойди, барышень поразвлекай. Как вы, графья, умеете. Титула и прочих заслуг не скрывай - дело молодое. А мы тут как-нибудь, по-стариковски…
        Подполковник иронически хмыкнул, но предложение принял с удовольствием. Занял освободившееся место Валентина, рядом с Анастасией и лицом ко всем остальным девушкам. Первым делом представился, спросил и с одного раза запомнил, как зовут каждую. О том, что в скором времени станет их прямым и непосредственным начальником, говорить не стал: факт, не способствующий лёгкости едва намечающихся отношений. Начал с обычных в офицерских собраниях баек, в меру забавных, иронично остроумных, наполовину вымышленных, но обязательно базирующихся на подлинных событиях. Иначе рассказчик немедленно был бы дезавуирован бывалыми слушателями.
        Хорошую выдумку знающие люди примут и оценят, пустой же болтовни не простят.
        Валерий сразу заявил, что видит в окружающих его милых мадемуазелях будущих коллег и товарищей по оружию, почему и считает своим долгом просветить в кое-каких скрытых от непосвящённых тонкостях военной жизни.
        - На том и стоит служба, что базируется не токмо на уставах, но и на случаях и примерах…
        Девушки были уже не те, что в день своего появления на вилле Ларисы. Знали и понимали о здешней жизни более чем достаточно. Благодаря соответствующим урокам и семинарам, сотням просмотренных фильмов, снятых на этой и на параллельной Земле, регулярным выходам в свет, всей группой и поодиночке, в сопровождении опытных наставниц и в свободном полёте.
        Единственное, в чём они по-прежнему испытывали дефицит, так это в равноправном общении с лицами противоположного пола и подходящего возраста. Майя с Татьяной тут были единодушны. Как строгие старшие сёстры, они считали, что девочкам ещё рано. Обживутся, освоятся, повзрослеют, тогда и смогут найти своих единственных. Не в дом же свиданий их вести.
        Это в старое время мамаши подбирали своим недорослям горничных, чтобы, не выходя из дома, обучили, чему следует. Но для дочек и они подобных мастер-классов не устраивали. Разве на словах излагали нужные, по их мнению, по возрасту сведения.
        Оттого Уваров со своей гвардейской внешностью, погонами, орденскими планками, а главное - манерой держаться и умением говорить интересно и увлекательно на любые темы, сразу произвёл глубокое впечатление и вызвал искреннюю симпатию у всех без исключения. Почти то же самое случилось в Форте, офицеры с «Изумруда» проявили к гостьям нешуточный интерес в первый вечер знакомства. Хорошо, наутро Воронцов вывел «Валгаллу» в океан, где тяжелейшие физические нагрузки и яркие впечатления похода сбили наметившийся эмоционально-гормональный всплеск.
        Валерий с трудом сдерживался, чтобы не скашивать глаза поминутно на свою соседку. Это ведь надо, удивлялся он сам себе, как это вдруг мгновенно, впервые в жизни он так запал на ничем почти не отличающуюся от своих подруг девчонку. Одну из семи.
        Может быть, если бы она не стояла правофланговой и не выделилась сольной стрельбой из винтовки, так и не обратил бы он на неё внимания? И скользил сейчас почти безразличным взглядом, как по любой другой из остальных шести? А ведь каждая из них совершенно ничем не хуже.
        Нет, не может быть. Пробой искры случился сразу же, и совершенно не случайно. Знать бы только, что сейчас она думает о нём?
        Опыт подсказывал Уварову, что не следует немедленно позволить ей догадаться о его чувствах. Хотя бы до следующей встречи потерпеть. Но, чёрт возьми, как же это трудно! Никогда он не верил в любовь с первого взгляда, а именно она сейчас и случилась. Сколько раз он подтрунивал над друзьями, в восемнадцать лет влюблявшимися по уши и готовыми ради своего предмета на любые безумства, ведущие к очень неприятным последствиям, от исключения из училища до насильственной женитьбы.
        - А что, госпожи юнкера, не организовать ли нам музыкально-танцевальный вечер? - предложил он. - В соседнем помещении достаточно места, всё необходимое имеется. Правда, кавалеров небольшая нехватка. Но ничего, будем почаще менять партнёров…
        Девушки выразили общее согласие.
        - Как, господа полковники, поддерживаете? - громко спросил Уваров у соседнего стола.
        - Отчего бы и нет, - ответил за всех Ляхов, широко улыбаясь и одновременно показав Сергею кольцо из большого и среднего пальцев. Видишь мол, как орёл наш распетушился! И отлично!
        Анастасию Уваров пригласил только третьей или четвёртой, по той же самой причине. Под щемящие звуки танго из другой реальности положил ладонь ей на талию, и его снова пробило. Посмотрел в близкие глаза невероятного цвета, пытаясь угадать, что чувствует она. Взгляд девушки был заинтересованно-благожелательный, но спокойный.
        Танцевал Валерий вообще хорошо, а сейчас старался, как никогда. И всё же она спросила с лёгким удивлением:
        - Что вы так скованны? Говорите куда свободнее…
        - Извините. Отвык, наверное, давно не приходилось, - ответил он, на самом деле стараясь расслабиться. Похоже, получилось. Привлёк Настю поближе, её волосы, пахнущие какими-то лёгкими, совсем простенькими духами, коснулись его щеки.

«Сегодня же попрошу Ляхова, пусть по своим каналам раздобудет самые шикарные духи из того мира. Чтобы здесь таких - больше ни у кого», - решил Уваров.
        Музыка смолкла. Они подошли к столику в углу, уставленному бокалами с шампанским, лакеи постарались.
        - Ну, Настя, за знакомство, - с лёгким нажимом сказал Валерий. Она кивнула, пригубила ледяной брют.
        - Полусладкое мне больше нравится.
        - Брют - изысканнее. Это вам каждый скажет.
        Она не стала спорить. Графу, безусловно, виднее.
        Снова заиграл какой-то блюз, и он опять протянул Насте руку.
        - Не моя очередь. - Губы её дрогнули в улыбке.
        - Ничего, меня простят. А я хочу перед вами реабилитироваться. Может быть, сейчас получится лучше…
        На следующий день Тарханов подписал приказ о формировании нового отряда. И Ляхов с Уваровым приступили к его комплектованию. Вадим оказался прав - найти подходящих кандидаток особого труда не составило. В первый взвод с помощью Бубнова и верископа отобрали ещё двадцать девушек, по возможности с близкими к «аггрианкам» (впрочем, Ляхов предложил назвать их «валькириями», раз они с Валгаллы), характеристиками. Чемпионок в боевых видах спорта, имеющих опыт службы в подразделениях Управления, а главное с должными психофизическими и моральными данными. Правда, возрастом куда постарше, вокруг двадцати пяти.
        Настю поставили дублёром командира взвода, пока ещё мужчины, кадрового поручика с интересной фамилией Полусаблин. Кристину, Марию и Марину - командирами отделений. Ко дню, когда Чекменёву потребовалось ехать на встречу с Катранджи, девушки стали настоящими бойцами именно стиля «печенегов», которых уже можно было испытать в серьёзном деле, а заодно и представить генералу. Сделать ему сюрприз. Что и удалось в полной мере.

…Недели через три после первого знакомства отношения у Уварова с Анастасией начали складываться. Очень медленно и постепенно. Всё ж таки он был для неё высоким начальством, появлялся в расположении отряда не очень часто и не мог оказывать одной из подчинённых заметно больше внимания, чем остальным. Единственно, пользуясь её должностью, позволял себе отозвать девушку в сторонку, расспросить, как складываются отношения со взводным, между «валькириями» и остальными сослуживицами, как она вообще адаптируется к новой жизни.
        Подпоручик Вельяминова на вопросы подполковника отвечала подробно, обстоятельно, на тяготы и лишения службы не жаловалась, но взгляд её, как и при первой встрече, выражал только спокойную приязнь, если не требовалось «есть глазами начальство» в соответствии с требованиями Устава внутренней службы.
        В увольнения девушки обычно ходили группами по три-пять человек, только «своих», и однажды, с подачи Полусаблина, Валерий деликатно сделал ей замечание. Не стоит, мол, так подчёркивать свою особость, это не способствует боевому сплачиванию подразделения. Он, конечно, всё понимает, но прошло уже достаточно времени, нынешняя жизнь «такова, какова она есть и больше никакова», нужно одинаково дружить со всеми, с кем свела военная судьба. При выполнении заданий придётся взаимодействовать с любой соратницей, и не только своего взвода. С кем прикажут. Потому и отношения у всех должны быть такими, чтобы не возникало сомнений… Не только служебными, но и личными, дружескими. Ну и так далее.
        Совсем недавно обмывшая две серебряные звёздочки на золотой погон Вельяминова согласилась, что господин подполковник прав, и она немедленно займется воспитанием своих подчинённых.
        - И вот ещё - в увольнения, особенно длительные, лучше ходить в гражданской одежде, - добавил Валерий.
        - А нам в длительные ходить некуда, ваше высокоблагородие. Вечером погуляем по улицам - и всё. Или в кинематограф…
        - Непорядок, - улыбнулся Уваров. - Хотя бы офицерское собрание посещать нужно. Там бывает очень интересно. Театры, музеи посещайте, в окрестностях Москвы тоже много достопримечательных мест. На два выходных можно и в Петербург, Петергоф… Вы ведь там не были? Пожалуй, придётся назначить во взвод офицера по культурно-воспитательной работе. Иначе некрасиво как-то получается… Служите в элитной части, и даже в Петербурге не были. А знаете что, поручик (ещё один урок хорошего тона, вне строя употреблять чин собеседника без понижающих приставок), возьму-ка я на себя эту функцию. За неимением… Позвольте для начала пригласить вас сегодня в театр Вахтангова. Премьеру там дают. «Принцесса Турандот».
        - Меня? В театр? И только одну меня? - В лице и голосе читалось искреннее удивление. Но и не только, как показалось Валерию.
        - Ну, признаться, весь взвод пригласить у меня нет практической возможности. Я и два билета получил случайно, в кассах их давно нет. Как говорят не слишком грамотные люди - полный аншлаг. Спектакль восстановлен впервые с девятьсот двадцать второго года. Играет звёздный состав: Борисова, Гриценко, Лановой, Яковлев, Этуш.[Исполнители «Принцессы…» в сезон 1968 года.] Ожидается фурор. А также и фуршет. После спектакля…
        - Я даже не знаю… Удобно ли? Как на это другие посмотрят?
        - Мало вы ещё в армии служите, поручик. Если старший начальник что-то предлагает, в какой бы то ни было форме, удобнее (а также правильнее и полезнее) расценивать самое деликатное предложение как приказ. Есть у нас, старых служак, такая норма жизни - «ни от чего не отказывайся, и ни на что не напрашивайся». Доходчиво объяснил?
        - Так точно, господин полковник! - Девушка чересчур демонстративно вытянулась, щёлкнула каблуками. И тут же не сдержалась, закусила губу, чтобы не рассмеяться в голос. Надо же - «старый служака»! А самому двадцать семь только-только исполнилось. Хотя уже подполковник и кавалер многих орденов - тоже никуда не денешься. О его подвигах ходят легенды среди «печенегов» и не только. И как же хотелось смотреть и смотреть в его глаза, слушать голос, пусть и глупости иногда изрекающий.
        Много новых, поначалу непонятных сведений об отношении мужчин и женщин в этом мире получили девушки за время стажировки на «Валгалле». Иногда в корне расходящихся с теми, что им сообщала Дайяна. Их учительницы были совсем другими, и верилось им сразу, без внутреннего протеста.
        Но не Майя, слишком раскрепощённая и одновременно зажатая в непонятные Анастасии рамки, не Татьяна, проводившая с девушками всегда полезные и информативно богатые уроки, а жена адмирала Воронцова Наталья Андреевна покорила Настю. Эта, вдвое старше её женщина, вполне годная по возрасту в матери, объясняла девчонкам, обученным бестрепетно убивать, но понятия не имевшим, что значит любить, кардинальную разницу между этими способностями. В том числе - и на личном примере.
        Не в том смысле, что она сама была когда-то рейнджером. Совсем наоборот. Не захотела стать женой военного моряка, предпочла богатую, комфортную и, как ей воображалось, искромётную жизнь жены дипломата. И что? Через десять лет случайно встретилась с бывшим лейтенантом Воронцовым и только тогда, благодаря исключительно его готовности забыть прошлое, обрела своё счастье.
        - Так что всегда думайте, сто раз думайте - что вам на самом деле нужно, - говорила Наталья Андреевна, рассадив девушек в кружок вокруг своего шезлонга на палубе парохода. - Не будем о возвышенном. Просто в наших женских организмах вырабатывается много гормонов. В том числе - окситоцин и тестостерон. И такая получается интересная вещь. Чем больше тестостерона, тем сильнее у нас влечение к мужчине. Но повышение уровня тестостерона вызывает резкое падение доли окситоцина. И женщина начинает испытывать опасение и даже неприязнь к человеку, вызвавшему у неё слишком сильное влечение. Это понятно?
        - Да, Наталья Андреевна, - почти хором ответили девушки.
        - В этом есть глубокий смысл. Если вы по-настоящему захотели быть с мужчиной, природа вам подсказывает: не торопись. Десять раз подумай - сможет ли он стать тебе мужем и отцом твоим детям…
        Вот и сейчас, с замиранием сердца стараясь держаться с Уваровым как предписывает устав и мечтая совсем о другом, Анастасия вспоминала и повторяла в уме уроки Воронцовой.
        - Вольно, поручик Вельяминова. А как другие посмотрят… Вы же не солдат срочной службы, вне расположения части вполне свободны в своих поступках. И не только в отношении посещения увеселительных заведений. Итак, сегодня в восемнадцать ноль-ноль вам надлежит находиться у выхода из расположения части со стороны Нижегородской улицы. Форма одежды гражданская, парадно-выходная. В случае несогласия с данным распоряжением имеете право подать рапорт по команде. С соответствующей мотивацией. Кстати, поручик, что сказано по этому поводу в Уставе?
        - Я помню, господин полковник: «…Продолжая, тем не менее, выполнение приказа до его отмены вышестоящим начальником».
        - Совершенно верно. А поскольку мой вышестоящий, полковник Стрельников, в данный момент находится в служебной командировке, ваш рапорт будет рассмотрен после его возвращения, то есть, в любом случае, значительно позже указанного мною времени.
        Уваров с трудом сдерживал улыбку, проводя сей «воспитательный момент», Анастасия, кажется, тоже.
        - Не смею вас более задерживать, поручик. На сборы имеете ещё целых четыре часа… Пока горит свечка.
        Разумеется, она немедленно рассказала своим «сёстрам», а заодно и тем девушкам из взвода, кто оказался поблизости в комнате отдыха, о неожиданном приглашении подполковника. Свои отреагировали спокойно, как и на большинство событий, их лично не задевающих. К Уварову никто из них тайных нежных чувств не испытывал, значит, и для ревности повода не было. Зато местные печенежки весьма развеселились.
        Достойный повод для женской болтовни. Как же - большой начальник, граф, красавец, кавалер боевых орденов, чуть ли не легенда управления, увлёкся их подругой. Да ещё и вёл себя, как влюблённый гимназист. Остроглазые спецслужбистки с солидным у большинства опытом личной жизни всё замечали. И втайне подсмеивались над монашествующими «валькириями», ни в каких отношениях с мужчинами не замеченными. Весьма частые в однополом коллективе разговоры на соответствующие темы они, конечно, поддерживали наравне со всеми, но не составляло труда понять, что познания их - чисто теоретические, пусть и весьма обширные.
        Отчего так, почему - кодекс поведения спрашивать не позволял.
        И вот вдруг такой случай, как выразилась подпоручик Полина Глазунова, девица разбитная и успевшая до перехода в «печенеги» побывать замужем, пусть и не слишком долго.
        - Значит, начинаем собираться, - объявила она, и полтора десятка девушек принялись дискутировать, в чём именно пристойно идти в театр на премьеру, и не просто так, а в качестве дамы самого подполковника Уварова. Причём дамы всё-таки военнослужащей, что исключало всякие легкомысленности вроде декольте, открытой спины и тому подобного.
        Но и строгий английский костюм тоже не подходил.
        - Тот же мундир, только без погон, - фыркнула Глазунова, и большинство с ней согласилось.
        Из тех нарядов, что Майя с Татьяной подобрали девушкам для московской жизни (почти тридцать комплектов костюмов и платьев при практически полном совпадении размеров давали простор для воображения и «манёвра наличными силами и средствами»), после долгих споров удалось наконец выбрать подходящее.
        - Не совсем то, что виделось, - с долей сомнения сказала Глазунова, - но в целом сойдёт!
        Это в ней, пожалуй, говорила зависть. Майя, с куда более тонким вкусом дама, чего зря своим подопечным не приобретала. В тёмно-изумрудном, в меру открытом платье, длиной чуть ниже колен, подчёркивающем все достоинства её фигуры, Анастасия была чудо как хороша. И туфли в тон нашлись, и чулки из натурального шёлка.
        - А вы, девки, не из бедных будете, - как бы с удивлением сказала ещё одна
«светская львица» взвода, Арина Темникова, кивая на разбросанные по койкам и столам туалеты. - Такой гардеробчик ой-ёй-ёй стоит. - А, кроме формы, ни разу ничего не надевали…
        - Это нам тётушки на прощание подарили… - ответила Мария.
        - Всем - и исключительно тётушки?
        - Их у нас всего две… На всех.
        - Сиротки, значит, - со странной интонацией проговорила Темникова.
        - Так случается, - сухо ответила Кристина. - Авиационная катастрофа - и сразу полсотни сироток. Только остальные - другого возраста.
        Взвод затих, усваивая неожиданную информацию. Вообще в отряде интересоваться подробностями биографий сослуживцев не было принято. А тут вдруг повеяло отзвуком какой-то давней трагедии. Зато многое в поведении «валькирий» сразу становилось на своё место.
        - Иди сюда, - потянула Настю к окну Глазунова. На улице с низких, пепельных туч срывался мокрый снег с дождём. Порывистый ветер раскачивал чёрные ветки деревьев гарнизонного парка. - А сверху что наденешь, в такую погоду?
        Из верхних вещей у девушек были только плащи и короткие, для брючных костюмов, куртки.
        - Совсем не годится. Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Но я тебя не за этим позвала. - Полина понизила голос. - Ты вот что запомни, если он тебя сегодня же попробует в постель затащить, ни за что не поддавайся. Даже если самой захочется - не поддавайся. Иначе всё у тебя на этом и кончится. Кто ты и кто он? Месяц, не меньше, води на поводке, хоть до исступления доводи, но держись. Пока по-настоящему в любви не признается, замуж звать станет… Уж я хорошо мужиков знаю.
        - Да о чём ты говоришь? У меня и в мыслях нет. И чувств к нему никаких. Он же чуть не в приказном порядке велел «культурный уровень повышать». Что же я, с подполковником спорить буду? Придерётся потом к чему-нибудь - и отчислят. И куда? Нет уж, схожу я с ним в этот театр. Пусть покрасуется…
        - Вот молодец, правильно рассуждаешь. Правильно себя поведёшь, не только тебе, всем нам польза будет…
        Анастасия вышла к указанному месту за пять минут до срока. Поверх платья на ней была очень симпатичная норковая шубка, за которой по просьбе Глазуновой съездила на свою городскую квартиру командир второго взвода поручик Яланская. И попутно тоже дала несколько полезных, на её взгляд, советов о том же самом. Как держаться, что в каком случае говорить, как смотреть на театральную публику, в зале и во время антрактов.
        В шубке было тепло, легче и куда приятнее, чем в шинели. Психологически тоже. Нет, затянутая ремнём фигура смотрится лучше, но шубка - совсем другое.
        Девушка ждала Уварова и думала о предстоящем. Ей, конечно, совсем не всё равно, как сказала Глазуновой. Она испытывала нешуточное волнение. Подполковник был ей симпатичен, и, возможно, если будет себя правильно вести, у них в дальнейшем что-то может получиться.
        Она не забывала и не могла забыть о ночи, проведённой с Новиковым. И он останется мужчиной её мечты, пожалуй, что навсегда. Но перспектив ведь никаких. Он вполне понятно ей объяснил, что не собирается воспользоваться ситуацией. Ничего, кроме разочарования, она не получит…
        А ей в тот момент на самом деле очень хотелось узнать, как это бывает и что при этом чувствуешь.
        Андрей Дмитриевич её желание исполнил. Он послал ей эротический сон такой силы и достоверности, что даже наставница Дайяна, тщательно Анастасию расспросив, осталась в полной уверенности, что курсантка сегодня стала настоящей женщиной. Причём того редкого сорта, что испытывают восхитительные ощущения с самого первого раза.
        Только недели через две, когда начал слабеть поставленный Новиковым блок, она сообразила, что это был именно сон, но столь убедительный, что сопровождался доказательствами не только ментальными, но и чисто физиологическими. Но об этом она тоже читала - как у религиозных фанатиков возникают настоящие раны-стигматы в тех местах, куда были вбиты гвозди распятому Христу.
        Дайяне она об этом, конечно, не сказала, да и Марии с Кристиной, те так до сих пор и уверены, что они все трое - настоящие женщины, в отличие от прочих неудачниц-девственниц.
        С Новиковым она больше не виделась и не спросила у Левашова, смогут ли ещё увидеться. Да и зачем? Что было, то было, сейчас у неё совсем другая жизнь. И если Уваров сумеет завоевать её сердце, так тому и быть.
        Валерий приехал за ней секунда в секунду, на красивом перламутрово-зелёном автомобиле, в тон её платью и глазам. В просторном салоне пахло кожей обивки и хорошими сигарами. От водителя отделяло толстое стекло, вдобавок задёрнутое непрозрачной шторкой.
        Увидев Анастасию Вельяминову, подполковник сделал большие глаза, прижал руку к сердцу, потом поцеловал ей руку.
        - Всё, поручик, с сего момента мы вне службы, и прошу это накрепко запомнить, как боевое задание. Собьётесь - незачёт.
        Сам Уваров был в чёрном расстёгнутом пальто, под ним - настоящий смокинг.
        - Может быть, и мне надо было чёрное надеть? - неуверенно спросила она, распахивая шубку. В машине было тепло.
        - Что вы, Настя! Ваше платье совершенно изумительно. - Валерий скользнул глазами по едва приоткрывшимся коленям девушки, и она мгновенно отреагировала гормональным всплеском. Хотя - что тут такого? Он неоднократно видел девушку в спортивных трусах и майке на тренировках, в купальнике на занятиях по плаванию. Но сейчас подпоручик остро ощутила - это совсем другое дело.
        - Если бы вы надели чёрное, то вдвоём мы походили бы на супружескую пару, явившуюся на похороны, - с тонким, как ей показалось, юмором ответил Уваров.
        Полез в карман пальто, вытащил небольшой пакет, завёрнутый в цветную бумагу.
        - Это вам, если позволите. Сувенир из Парижа…
        Анастасия развернула упаковку. Чёрная бархатная коробочка с тиснённой золотом надписью «Мажи нуар».
        - Ой, что это?
        Под крышкой в алом атласном гнёздышке - флакон, тоже чёрный, причудливой формы. Духи.
        - Откройте, откройте. Я в этом плохо разбираюсь, но мне сказали - модно. И весьма оригинальный аромат.
        - Ох, какой запах! - чуть приподняв притёртую пробку, Настя поднесла флакон к лицу. Девушка выглядела удивлённой, смущённой и счастливой. Ведь это первый в жизни подарок от мужчины. И аромат на самом деле головокружительный. Такого названия - «Чёрная магия» - она никогда не слышала.
        - Я даже не знаю, го… Валерий Павлович! Могу ли я принять… Это, это…
        - Оставьте, Анастасия Георгиевна. В частном порядке подарки такого рода можно принимать от кого угодно. Если, конечно, даритель не категорически вам неприятен…
        - Ну, что вы. Большое, большое спасибо, - и тут же использовала духи по назначению. Совсем чуть коснулась пробочкой в нескольких местах, и сразу салон наполнился тревожно-терпким ароматом.
        - Вы знаете, этот запах вам изумительно идёт, - абсолютно искренне сказал Уваров. Если бы он сфальшивил, Анастасия уловила бы это мгновенно. - Никогда не думал, что вот так, наугад, можно попасть. Он совершенно точно передаёт затаённую суть вашей личности.
        Настя совсем засмущалась.
        И дальше вечер удался на славу.
        Они сидели в ложе бенуара (пятьдесят рублей билет), не меньше сотни биноклей до третьего звонка успели повернуться в их сторону. И в ходе спектакля множество завсегдатаев, имевших в театре чуть ли не наследственные кресла, то и дело смотрели отнюдь не на сцену. Как, мол, понимать это явление? Граф Уваров вывел в свет невесту? Или просто решил эпатировать общество девчонкой-моделью, если не хуже?
        А Анастасия была целиком захвачена действием. Трудно поверить, но в настоящем театре она была первый раз в жизни.
        В антракте они посетили буфет, как водится, потом гуляли по обшитому дубовыми панелями и украшенному портретами великих актёров холлу. Уваров со многими раскланивался, кое-кому из мужчин пожимал руку, кое-кому из дам - целовал. Кому считал нужным - представлял спутницу, чтобы не допускать превратных толкований - полным именем: Вельяминова Анастасия Георгиевна. Иногда добавлял - «из тех самых». Русский дворянский род, ведущий начало с 1027 года от варягов. Тимофей Вельяминов
        - воевода Дмитрия Донского, погибший в Куликовской битве.]
        - Зачем вы это делаете, Валерий Павлович? - спросила она, вернувшись в ложу.
        - Так принято. И мне на пользу, и вам. Заодно, будет светскому обществу тема для разговоров. Если хотите знать - с вашей помощью я только что избавился от необоснованных надежд в мой адрес со стороны весьма важных особ, имеющих дочек на выданье…
        - Ах, даже так…
        - Простите, если это вам показалось неуместным. Но таковы нравы… Двадцатисемилетний подполковник - заманчивая добыча для перезрелых девиц, и не только. А я под венец отнюдь не тороплюсь. Ещё раз извините.
        - А зачем вы вообще мне это говорите? - Настя, как её учили, легко могла изобразить любую эмоцию. В данном случае - недоумение, слегка разбавленное оскорблённым самолюбием.
        - Исключительно как товарищу по оружию. И в целях познавательных тоже. Настоящий
«печенег» должен ориентироваться не только в боевых искусствах, но и реалиях окружающей действительности. Пока у вас с этим - не совсем… Вот я и просвещаю, в меру сил.
        Анастасия сочла его слова поводом чуть заметно обидеться. Мол, я тебе, значит, не девушка из общества, благосклонности коей следует добиваться, а всё-таки солдат, пусть и с двумя звёздочками на погонах. Ну и ладно.
        Слегка оттаяла она, когда спектакль закончился под овации и десятикратный выход актёров к публике с поклонами. Играли они действительно великолепно.
        Фуршет, естественно, был организован не для всех, но публика первых пяти рядов партера и из лож туда была допущена.
        От шампанского и всего прочего у девицы Вельяминовой кружилась голова. «Двести восемьдесят седьмая» на происходящее смотрела профессионально. Её кавалер на самом деле пользовался здесь авторитетом и вниманием. У пресловутых «девиц на выданье» - в особенности. И вот тут Настя впервые ощутила совсем почти незаметный укол ревности. Сразу же отмеченный особым, не подверженным воздействию оперативной информации сектором сознания.
        И это её обрадовало. Она всё же стала настоящим человеком.
        Вопреки её ожиданиям, ни малейших посягательств Валерий не предпринял. Довёз до расположения, ещё раз поцеловал руку, слегка её, впрочем, в своей задержав, поблагодарил за чудесно проведённый вечер и пожелал приятных сновидений.
        Он-то ничего особенного не имел в виду, а она восприняла его слова по-своему. И немедленно решила любой ценой выбросить тот сон из памяти. Он ей больше не нужен.
        Мечтала добраться до постели, укрыться одеялом и с приятным шумом в голове спокойно перебрать все подробности сказочного вечера, раскладывая по полочкам каждое слово, взгляд, мимолётное прикосновение. Но куда там. В казарме никто из подруг не спал. В четырёхместную комнату набилось двадцать полуобнажённых девиц, Глазунова с Темниковой извлекли припасённые бутылки и несколько апельсинов. И ей пришлось делать публично и вслух то, что собиралась пережить наедине.
        Настю поразило, с каким сочувствием и добрым вниманием к её первому в жизни свиданию отнеслись военные женщины этого мира. С долей зависти наверняка, но главное - с радостью за неё и многочисленными практическими советами. И с этой ночи к ней намертво приклеилась кличка «графинюшка». Не «графиня», что звучало бы грубовато и чересчур определённо, а именно «графинюшка». Как бы не всерьёз, ласково и уважительно в то же время.
        Моментами Вельяминову это раздражало, а иногда вдруг - как маслом по сердцу.
        Глава 13
        Когда Уваров получил от Чекменёва приказ готовиться к поездке в Одессу и объяснил смысл задания, Валерий отнёсся к нему творчески. Из слов генерала извлёк гораздо больше информации, чем тот намеревался передать.
        То, что Игорь Викторович своеобразно, но принёс свои извинения за предыдущее, по сути, ничего в их отношениях не меняло. Просто генерал относился к предстоящему гораздо серьёзнее, чем, может быть, и сам догадывался. Иначе ни за что не выбрал бы на роль ближайшего помощника именно Уварова. Ограничился бы кем-нибудь попроще, послушнее и управляемее, но подсознание не позволило. Оно-то соображало, каким должен быть человек, от которого в очередной раз могут зависеть судьба Империи и самого носителя этого подсознания, вместе с телом и должностью.
        Да, подполковник ему лично неприятен. Прямо - кость в горле, совершенно, как и бывшему комбригу Гальцеву, однако Чекменёв понимает - есть моменты, когда самолюбие надо уметь вынимать из кармана, а когда - прятать в карман.
        Следовательно, с сего момента Уварову следует думать в два раза интенсивнее, чем прежде. За отпущенный срок нужно сообразить, где кроются подводные камни в простом на первый взгляд деле, каким образом их можно миновать, да так, чтобы и начальство не обидеть, и самому предстать в выгодном свете, как бы дело ни обернулось.
        Интриганом граф Уваров по натуре был не из последних, другое дело - строевая служба в отдалённом гарнизоне не давала возможностей этим дарованиям развернуться. С товарищами по службе, с которыми завтра вместе помирать, вести себя, как природный граф - неприлично, с бригадным начальством затеваться - противно. Ну, можно позвонить какому-нибудь родственнику, тебя переведут в кавалергардский полк, начальника опустят в совершенно непристойный гарнизон, вроде Красной Речки под Хабаровском, или тех же, трижды проклятых Тоцких лагерей. Полегчает? Радости на душе прибавится?
        А вот в разреженных атмосферных слоях высокой политики - отчего бы и нет? Партнёры вокруг достойные, есть с кем и вокруг кого собственную стратегию выстраивать. И к тридцати годам генеральские погоны, своим умом заработанные получить - самое то будет.
        Кроме разгорающейся любви к подпоручику Анастасии Вельяминовой (он так её про себя и называл, и мечтал о ней, отнюдь не одетой в то платье, что она подобрала для посещения театра, а в строевой форме), Уварова не оставляла другая мысль: он должен стать кем-то не ниже Чекменёва. Очень скоро. Всё, что за гранью тридцатипятилетия, казалось ему нереальным и почти бессмысленным. В сорок - уже не жизнь!
        Бегом, бегом, вперёд за славой и орденами. Император его запомнил, сам Георгия на грязный, пропахший порохом китель приколол. Даст бог, и дальше не забудет, у Романовых на верных людей память хорошая.
        То, что встреча личного представителя Императора с главой «Чёрного интернационала» может иметь долгоиграющие последствия для всего нынешнего миропорядка, сомневаться не приходилось.
        Если Чекменёв решил не заострять внимания подчинённого именно на этом аспекте, впрямую намекнув, что видит в нём лишь наиболее подготовленного командира отряда телохранителей - его дело. Почти любой человек на месте Уварова ограничился бы буквой приказа, не затрудняя себя проникновением в «дух» оного.
        Валерий в подобных обстоятельствах предпочитал считать себя ответственным за всё, имеющее маломальское отношение к порученному делу. А сейчас тем более нашёл здесь и собственный интерес. Поэтому для начала обратился не к непосредственному начальнику, полковнику Стрельникову, как было предложено, не к Тарханову даже, а к Ляхову, ни разу в разговоре с Чекменёвым не упомянутому.
        Вадим Петрович был на доске тяжёлой фигурой, вроде ладьи, в отличие от Уварова, более чем конём себя не позиционирующего. Конём, а не слоном, поскольку первый имеет больше степеней дозволенной свободы, причём противнику не всегда понятной.
        Кроме того, он был человеком, лично знакомым и напрямую связанным с такими поразившими воображение тогда ещё капитана Уварова, эпическими, можно сказать, личностями, как генерал Берестин, полковник Басманов, прочие герои-корниловцы. В бою под Берендеевкой Валерий сотоварищи исполнил свой долг до конца, до донышка, защищая венценосную персону. Но и лечь бы им там всем, в подмосковном осеннем лесу, если бы не пришли вдруг на помощь умирающей роте молодые, до невозможности отважные прадеды - бойцы многими почти забытой Гражданской войны.
        Уваров вспомнил, даже нет, увидел с закрытыми глазами, словно в кинематографе.

…Их осталось меньше, чем полурота. Сидели на последней в жизни позиции, вкруговую допивали тоже, скорее всего, последнюю фляжку, сбережённую Митькой Константиновым. Чужие пули время от времени щёлкали по стволам деревьев, иногда громадный танк издалека посылал вслепую тяжёлый снаряд.
        - Ты, братец, считал, сколько нехристей в ихний рай проводил? - спросил Валерий у подпоручика. Умирать в тот момент ему было совсем не страшно.
        - Полтора танка, двадцать шесть рядовых, трёх предводителей. Так и пиши в реляции. Мне лишнего не надо. К тому - девять единиц лично захваченного и доставленного по начальству особо секретного по причине неизвестности стрелкового оружия. «Георгия»
        - как с куста мне полагается, а можно и «Героя России».
        Константинов отхлебнул маленький глоток из того, что оставалось, и вдруг задумчиво, совсем не в характере, сказал:
        - Нет, правда, братцы, если Герои - не мы, тогда я уж и не знаю…
        - Не забивай себе голову, - неожиданно зло ответил поручик Рощин, три раза за сегодняшний день собиравшийся умереть, да всё-таки выживший, назло всем и всему. - Сунут, вон, как командиру раньше - «За пять штыковых…», и спасибо скажешь.
        - Кто спорит, - согласился Константинов. - А ты знаешь, как у нас в полку этот значок называли? «На, и отвяжись». То есть и не наградить стыдно, и настоящего ордена жалко. Самим мало… - Подпоручик затейливо выругался. В каждой воинской части, не считая флота и морской пехоты, ещё с петровских времён были приняты и тщательно шлифовались триста лет собственные матерные фразеологизмы. «Малый загиб Петра Великого», «большой» его же имени, и так далее.
        Константинов начинал службу в одном из полков, где подобные конструкции являлись гордостью и раритетами, поскольку первым шефом у них был Великий князь Николай Николаевич старший - уж такой специалист по этому делу.
        - Если б за каждый бой да по ордену… - подпоручик махнул рукой. Поскольку пить больше было нечего, закурили, дожидаясь новой атаки.
        Вдруг задребезжал зуммер радиостанции. С какой-то странной надеждой (а на что надеяться?), Уваров взял протянутую унтером трубку.
        - Капитан, живой пока? Мост не взорвал? - услышал он голос войскового старшины Миллера. Тот говорил совершенно другим тоном, чем полчаса назад.
        Уваров попытался объяснить свой тактический замысел, но не успел.
        - Вот и молодец! Удачно получилось. Как раз пригодится. Ещё поживём, наступать будем! Пришла помощь. Приготовься, к тебе сейчас выдвигаются. Сдашь рубеж, и свободен. Отходи к нам. Противника видишь?
        - Ещё нет. Замешкались что-то. Видно, крепко мы им по соплям накидали…
        - Ладно, у меня всё. Ждём…

«Помощь - это хорошо, - подумал Уваров, не считая нужным обнадёживать и расслаблять соратников. - Собрались умирать - и умрём. Остальное - нежданный подарок».
        Минут десять прошло, не больше, они и докурить не успели, как услышали за спиной мерный, слитный хруст ломающихся под сотнями подошв шишек, веток и палок, покрывающих пространство между лесными великанами.
        Офицеры инстинктивно вскочили, вскинув кто автомат, кто ручной пулемёт. То, что они увидели, явно не предназначалось для слабонервных. Но таких здесь и не было.
        Ухитряясь идти даже по лесу почти сомкнутыми рядами, на них надвигалась цепь настоящих корниловцев, с той ещё войны. Знакомых по фотографиям в альбомах, на стендах училищ и воинских частей, документальным и художественным фильмам. Именно в тогдашней форме - начищенных высоких сапогах, чёрных гимнастёрках с алыми кантами, демонстративно смятых фуражках с алым верхом. Единственное, что выбивалось из стиля - автоматы, такие же, как у вражеских боевиков, вместо мосинских винтовок с четырёхгранными игольчатыми штыками.
        За первой цепью вторая, третья.
        - Матерь божья, - выговорил Рощин.
        Несколько кучек опалённых огнём неравного сражения «печенегов», слишком оглушённых боем и смертями, чтобы сильно удивляться, поднимались с кочек и брёвен навстречу… Кому? Дедам-прадедам или статистам костюмированного трагифарса?
        Спасителям, в данном случае, остальное не так уж важно.
        Так и стояли, пока к Уварову не вышел откуда-то слева полковник с не по-здешнему суровым, хотя вполне симпатичным лицом.
        - Полковник Басманов Михаил Фёдорович. Рад познакомиться.
        Протянул руку, предварительно стянув узкую лайковую перчатку. Да, Валерий вспомнил, тогда все уважающие себя люди носили перчатки, даже летом.
        Он тоже представился, машинально взглянув на свою исцарапанную, покрытую полосками запёкшейся крови ладонь.
        - Завидую, - сказал Басманов. - Хороший бой выдержали. У нас, к слову, тоже бывало… На Каховском плацдарме мы штыковой атакой этого самого полка, - он указал рукой на спокойно стоящих позади него корниловцев, - сбили красных с позиций, штурмом взяли мост и потом гнали почти целую армию тридцать вёрст. Пока было кого гнать…
        - Да, помнится, читал, - только и смог ответить Уваров.
        - Оставим лирику, - вздохнув, сказал Басманов. - Вы сдаёте мне позицию. Что имеете доложить?
        Валерий доложил, что знал по последней оценке обстановки.
        Уже собираясь прощаться, он спросил то, что хотел с самого начала.
        - Вас много, Михаил Фёдорович?
        - Дивизия, - спокойно ответил Басманов.
        Вот тут капитан испытал чувство ошеломления. Отбиваясь из последних сил, мечтал о поддержке простой пехотной роты, чтобы прибавили плотности огня и на себя отвлекли немного внимания противника. Батальон - это уже сон в летнюю ночь. А тут дивизия. Если по штатам - пятнадцать тысяч человек. И со всеми спецподразделениями? И с фронтовым опытом тех сражений, когда действительно один против двадцати в штыковые атаки ходили?

…Уваров хорошо понимал и причины, и всю меру неприязни к нему генерала Чекменёва. Понятно, своей инициативой поломал несмышлёный офицерик стратегическую разведоперацию, годами, может быть, выстраиваемую. Так предупреждать же надо! Обидно, вопросов нет. Взвился генерал, вожжа под хвост попала. Наказал бы дурака своей властью, всё бы на том и кончилось. А тут сначала Стрельников влез со своими понятиями чести и справедливости. «Не позволю мол, лучше в отставку уйду, но сначала передам представление к награждению капитана и его отряда на Высочайшее имя. Пусть и через вашу голову!» Кто такое стерпит? Однако Чекменёв стерпел.
        И тут вдруг в Москве мятеж случается, и снова некого, кроме пресловутого Уварова на последний рубеж перед императорской резиденцией кинуть. Погиб бы он там - слава богу! Дали б посмертно Героя России, на том и успокоились. А он ведь выжил! Лично был представлен Олегу Константиновичу, из его рук и Крест получил, и приказ об очередном производстве. На глазах Чекменёва. Успел бы он раньше Императору шепнуть, что не стоит так вот публично превозносить серьёзно провинившегося офицера, может, и сумел сохранить лицо. Да и то неизвестно: Олег Константинович характером крут, мог и самого генерала принародно по матушке послать, объяснив, что нечего на зеркало пенять, коли у самого рожа крива…

…Вадим Петрович как раз находился в городе, неподалёку от штаба Уварова, и согласился в ближайшие полчаса заехать. Ему так было удобнее, чем назначать встречу в каком-то другом месте.
        - Ты совершенно прав, - сказал Ляхов, выслушав подполковника. - Не будем гадать, какие мысли у всеми уважаемого Игоря Викторовича в голове и какие тузы в рукаве. Нам нужно либо просто выполнить порученное без сбоев и промахов, что представляется почти очевидным и не слишком сложным, либо вовремя взять игру в свои руки. Так?
        - Именно так, Вадим Петрович. Почему я к вам и обратился.
        - К кому же ещё? - усмехнулся Ляхов. - Ты быстро и верно набираешь очки, что никак не может не раздражать окружающих. Отец мне давно приводил такой чиновничий афоризм: «Задача помощника чётко и ясно формулировать то, что смутно ощущает начальство». Вот и наш генерал явно нечто неприятное в окружающей атмосфере ощущает, а сам для себя сформулировать не может.
        - Точнее - не хочет. Он, как вы рассказывали, прирождённый оперативник высшего класса, а сейчас…
        - И знаешь, почему? - прищурившись, спросил Вадим.
        - Знаю, - решительно ответил Уваров. - Он вообразил, что эту функцию перерос и как бы воспаряет в эмпиреи высокой политики, где не пристало «грязной тачкой руки пачкать»…
        - Очень точно подметил. Не зря мы с тобой во многом сходимся. Люди одной серии, как формулирует некий весьма компетентный товарищ, мой знакомый. Поэтому начинаем свою игру. С того места, где её прервал господин Чекменёв. Не вовлекая в неё до поры ни Тарханова, ни Стрельникова. Согласен?
        - Так точно.
        Сердце подполковника, как выражались аборигены тех мест, где он начинал службу, переполнилось радостью. Он давно и с определённой уверенностью в успехе надеялся, что Вадим Петрович рано или поздно приблизит его к себе и введёт в круг тайн, к которым причастен. Сейчас он почувствовал, что значительно приблизился к намеченной цели.
        - Вот и договорились, - сказал Ляхов. - Я не вмешиваюсь в текущие процессы, беру на себя обеспечение форс-мажоров, буде такие возникнут. А уж ты изволь продемонстрировать, на что способен в свободном полёте. Сдаётся мне, что случится может всякое, не слабже того, что было в боковом времени.
        - Как приятно говорить с человеком, свободно понимающим даже невысказанное, - без тени лести ответил Валерий.
        - Вполне солидарен, - кивнул Ляхов. - Теперь последний совет - и разойдёмся. У тебя, кажется, возникли достаточно тёплые отношения с Анастасией Вельяминовой…
        - Вадим Петрович!
        - Разве я сказал что-нибудь неуместное? Весьма достойная девушка. На мой вкус тоже
        - лучшая в отряде. Всемерно приветствую. И хочу, как старший по возрасту, опыту и чину товарищ попенять на чрезмерную… сдержанность. Отнюдь не только в личных вопросах.
        - Поясните, пожалуйста, - чрезмерно напрягся Валерий. Он не хотел, чтобы даже глубоко уважаемый им человек касался этой темы.
        - Тише, тише, а то шерсть на холке дыбом встала. Истинно - волк степной. Да, ваше высокоблагородие, - внезапно и резко сменил Ляхов тему, - ты не забыл, как медицинская эмблема на петлицах расшифровывается?
        Уваров, словно с разбега на забор наткнулся, смолк. Секунду подумал.
        - Так точно, господин полковник. «Хитрый, как змея, и выпить не дурак».
        - Вывод? - Вадим откровенно веселился, словно бильярдист, несколькими точными ударами совершенно поменявший картину на зелёном столе.
        - Извините, пожалуйста. Совершенно задёргался с этими проблемами.
        Сбегал в комнату отдыха, принёс коньяк и кое-какую закуску.
        Многие гражданские люди думают, что подполковник и полковник - почти одно и то же. Подумаешь - тремя звёздочками больше, тремя меньше…[В Российской армии подполковник носил на погоне три звёздочки, полковник - двухпросветный без звёздочек. Также и капитану, в отличие от штабс-капитана, полагался одно - просветный погон без звёздочек.] На самом деле разница громадная. Служебная - само собой, но и психологическая тоже. Полковник - это уже иное качество личности. Полковника могут поставить командующим корпусом, и комдивы-генералы будут ему подчиняться.
        Вот и Уваров не видел ничего странного в том, что реагирует на приказ, отданный вроде и в шутливой форме, как любой поручик - на его собственный.
        Ляхов с удовольствием, не торопясь, выцедил коньяк, а Валерий свой выпил залпом, будто плохую водку.
        - Поясняю, - сказал Ляхов, закуривая. - Вельяминова должна стать твоим ближайшим помощником, партнёром в делах, далёких от… интима. Это умнейшая девушка.
        - Я знаю.
        - Не всё. Ты не спрашивал, она не отвечала. Прямо сейчас, когда я уеду, пригласи её, расскажи всё, что мы тут обсуждали, и вместе подумайте, как станете действовать. Уверен, услышишь много нового и интересного. Умнейшая девушка, - повторил он, - причём в тех сферах, о которых ты пока и не догадываешься. Своим заместителем и командиром боевой группы кого наметил? Окладникова? Правильное решение. А Вельяминову, как воеводу Боброка - на засадный полк. Вместе с её подружками. За-абавно может выйти.
        Уваров не до конца понял ход мысли полковника, но, как у каждого влюблённого мужчины, лестный отзыв о предмете его страсти вызвал новый приступ симпатии к понимающему человеку.
        Это свойство человеческой личности Ляхов представлял достаточно хорошо и грамотно использовал.
        Простившись с Вадимом Петровичем, Уваров выкурил две папиросы подряд, стоя у открытого окна и размышляя, кто же это настолько в курсе его затаённых (как ему казалось) чувств, что уже и до верхних эшелонов власти информация дошла? Стучат, все и на всех стучат! Эта простая истина ввергла простодушного графа в подобие меланхолии. Он словно забыл, что Анастасия, как следует из всего предыдущего, является протеже Вадима Петровича, и очень свободно могла поделиться с ним своей сердечной тайной.
        И то не принял во внимание, что сам демонстрировал в театре записным сплетникам и сплетницам свою пассию. Да в отряде числилось полсотни существ, которых офицерский чин и специфика службы не избавили от присущих данному полу склонностей и привычек.
        А уж что Ляхов обращает внимание на информацию всякого рода, так ему, инициатору создания женского подразделения, сам бог велел быть в курсе всего, там происходящего.
        Уваров по телефону, через дежурного, вызвал к себе подпоручика Вельяминову и встретил её вполне по-уставному. С непроницаемым (как ему казалось) лицом выслушал доклад о прибытии, указал на полукресло у приставного столика.
        Анастасия, сев и положив руки на столешницу, смотрела на командира своими изумительными глазами без всякого намёка на самую отдалённую возможность внеслужебных отношений. Так ведь, признаться, и отношений никаких ещё не было. Кроме вполне невинного посещения спектакля. Он даже поцеловать её на прощание тогда не отважился. Случалось, задерживал пальцы в своей руке несколько дольше, чем требуется, в танце, не сдержавшись, привлекал чуть ближе, ладонь, как бы невзначай, соскальзывала ниже талии. Но - в пределах приличий. Пусть и у самых пределов.
        - Значит, так, Анастасия Георгиевна. Перед нами руководством поставлена серьёзная задача. Господин полковник Ляхов посоветовал мне обсудить её с вами. И даже назначить вас моим негласным помощником. Официальным заместителем будет капитан Окладников, командир второго отряда… Вадим Петрович уверен, что вы обладаете способностями, до сих пор мне не известными. Склонен ему верить, хотя и удивлён, не скрою…
        - Я тоже удивлена. Но не тем, чем вы. - Лицо Насти приобрело непривычное, не знакомое Уварову выражение.
        - Поясните…
        - Лучше вы сразу изложите задачу. Дальнейшее выяснится само собой.
        Валерию опять стало не по себе. Слишком резко начали расходиться образы - девушки, в которую влюблён, и жёсткого профессионала, собравшегося приступить к делу, нисколько не обращая внимания на то, что разговаривает с человеком… Да чёрт с ним, неважно, как она разговаривает и как смотрит. Он ведь и сам встретил её сейчас отнюдь не так, как хотелось бы. Проклятая субординация!
        Пряча глаза, он разлил по чашкам свежезаваренный китайский чай, взял из коробки новую папиросу.
        - Можно и мне? - вдруг спросила Настя, то есть подпоручик Вельяминова.
        - Вы курите? - удивился Уваров.
        - Иногда. Особенно - в затруднительных ситуациях.
        Он поднёс ей огонёк зажигалки, с интересом смотрел, как девушка затянулась и медленно выпустила дым одновременно ртом и носом. Ещё один неожиданный штрих.
        Выслушав вводную, Анастасия взяла кожаную папку с документами, относящимися не только к Катранджи, а вообще ко всем взаимоотношениям российских спецслужб с его
«Интернационалом» и к месту предстоящей встречи. Каждый лист она просматривала от силы по две секунды. Закончила, закрыла папку, отодвинула её на край стола.
        - Понятно, господин подполковник…

«Вот ведь натура, - одновременно со злостью и нежностью подумал Валерий, - демонстративным нежеланием пропустить приставку „под“ показывает всю степень своей ко мне неприязни. А как я себя должен вести, если разговор чисто служебный и очень серьёзный?»
        - С вашего позволения, завтра утром я предложу вам как минимум пять вариантов этой операции.
        - В каком смысле? - не понял Уваров.
        - В самом прямом, ваше высокоблагородие. Дело намечается очень и очень непростое. Если бы я его организовывала… Одним словом - эти варианты я увидела, но нужно потщательнее обдумать каждый. Сразу могу сказать - в трёх мы проигрываем. Но… - она прикусила губу. Но… - был такой вельтмейстер[По терминологии начала XX века - чемпион мира по шахматам, или гроссмейстер, на этот титул претендующий.] Алёхин, вы слышали?
        - А как же!
        - И вельтмейстер Рауль Хозе Капабланка. Гении комбинации. По их примеру я хочу найти шестой вариант. Чистый и совершенно неожиданный. Мы делаем своё дело, каждая сторона получает якобы желаемый результат, а все концы, ниточки, вожжи, как угодно, остаются в наших руках…
        Она, уже не спрашивая разрешения, взяла ещё одну папиросу, сама и прикурила от лежащей рядом зажигалки. Прямо этакая женщина-вамп из заграничной мелодрамы.
        Уваров смотрел на Анастасию со сложным чувством. С одной стороны, подтверждались слова Ляхова, но с другой… Он уже смирился с её превосходством в экзотических боевых искусствах и никогда не вышел бы публично с ней на ринг или фехтовальную дорожку. В глубине души подобное превосходство девушки его, безусловно, задевало, но стало уже привычным, тем более - компенсировалось её мягкостью и деликатностью, пожалуй, чрезмерной скромностью в личных отношениях. А сейчас он видел, что перед ним действительно вельтмейстер, севший играть… Ну, с перворазрядником. Ни о каких пяти вариантах он и не подумал, не говоря о шестом. Хорошо, что увидел хоть два, и сразу обратился к Ляхову.
        И кто он теперь, попав в такую комбинацию?
        - Вы можете всё это изложить… Доступным мне языком? - Последние слова дались ему с огромным трудом, но он всё время сравнивал себя с тем же Чекменёвым и своим бывшим комбригом. Не желая стать на них похожим. Как же это трудно, оказывается.
        - Мы когда должны вылетать? - деловито спросила подпоручик Вельяминова, как и полагалось по её новой должности.
        - Послезавтра. К вечеру.
        - Тогда успеем. Завтра не позднее десяти часов я сделаю то, что вы хотите. И останется время на практическую подготовку, зависящую уже исключительно от вас, господин подполковник.
        Как же она зла на меня, подумал Уваров. Хорошо, хоть «вашим сиятельством» не обозвала. И он мечтает взять такую гадючку подколодную в жёны? Любого другого на своём месте он назвал бы законченным идиотом.
        А Вадим Петрович отчего-то считает, что у них может получиться… Так у самого супруга - тот ещё подарочек, если не только на внешность смотреть.
        - Договорились. - Валерий непроизвольно сглотнул ставшую вдруг горькой слюну и встал, желая прекратить ставший ему крайне неприятным разговор. Служить желаете, мадемуазель, ну так послужим вместе на благо Отечества. Как я с Чекменёвым.
        - А теперь позвольте один личный вопрос? - Анастасия тоже встала, одёрнула чуть сбившуюся форменную юбку, скользнула пальцами по пуговицам кителя.
        - Пожалуйста…
        Девушка сдвинула в сторону упавшую на глаза прядь волос и спросила исполненным яда голосом:
        - Когда ты, ваше, сиятельство (вот и дождался!), перестанешь быть таким дураком? Мне уже надоело выносить твои взгляды, вроде того, как ты на меня посмотрел только что, выслушивать твои благоглупости, ждать, когда ты скажешь что-нибудь человеческое. Хочешь, чтобы я первая? Или мне просто повернуться и уйти, готовить доклад к завтрашнему утру?
        - Настя!
        - Какая Настя!? Подпоручик Вельяминова! Я приглашаю вас, подполковник граф Уваров, поужинать со мной в ресторане, где мы с вами впервые встретились. И разрешаю вести с собой так, как подсказывают вам ваши чувства. Если они у вас, конечно, есть. Вне службы!
        Валерия передёрнуло. Как стыдно. Как глупо…
        - Настя… - он едва ли не «простёр к ней руки», словно в пьесе Антона Павловича Чехова.
        - Подпоручик Вельяминова, - прибавив металла в голос, повторила девушка. - Если вам угодно, в девятнадцать ноль-ноль встретимся у той же калитки. Разрешите идти?
        По-строевому повернулась, щёлкнула каблуками и пошла к двери, так ни разу и не обернувшись больше, и всей своей вытянутой в струнку фигурой выражая снисходительное презрение.
        Весь этот растянувшийся до полуночи вечер Анастасия была весела, раскована, неожиданно, по-особенному женственна. Будто не было недавней размолвки, будто вообще она никогда не служила в армии, тем более - в элитном подразделении, где учат убивать, максимально эффективно и без посторонних эмоций, а всегда вела исключительно светскую жизнь.
        Уваров никогда её раньше в подобном качестве не видел, и даже не догадывался, что она может быть такой. В театре Настя выглядела просто растерянной и зажатой, несмотря на наряд и восхищённую реакцию мужчин. Он не сообразил, что сейчас она впервые копирует манеры и стиль Майи Васильевны, усвоенные на пароходе, но до сих пор не использованные.
        Ей, кстати, посоветовал попробовать себя в этом искусстве не кто иной, как Вадим Петрович Ляхов, сразу же после разговора с Уваровым нашедший Вельяминову в учебном классе отряда и пригласивший её в крохотный кабинетик взводного командира «на пару слов». Парой он, конечно, не ограничился, но за пять минут сумел обрисовать предстоящее задание, а заодно и поделиться кое-какими соображениями насчёт отношений со строгим начальником и робким кавалером.
        - У нашего Валерия, понимаешь ли, отягощённая наследственность. Аристократические привычки, с десяти лет - кадетский корпус, училище, нелёгкая служба на переднем крае. Вполне заслуженный, но слишком быстрый служебный рост. Генетическая неприязнь начальства. Правильному обращению с нормальными девушками ему негде было научиться. Слишком острая дихотомия.[Последовательное деление на две части.] Либо идеальный образ, увиденный в юности на балу, либо жёны полковых офицеров и доступные за умеренную плату маркитантки. Первые недоступны в силу отдалённости и идеальности, вторые и третьи неприемлемы в силу первой причины. Я понятно изъясняюсь?
        - Вполне. - Настя смотрела в пол, и лицо у неё было сумрачным и напряжённым.
        - Самое же главное - он впервые в жизни так глубоко и стремительно влюбился в тебя, что просто не понимает, как ему с этим чувством жить. Сделать решительный шаг и нарваться на холодное безразличие или, хуже того, - насмешку? Для него такая мысль непереносима…
        - Вы хороший психолог, Вадим Петрович. Я и сама всё это понимаю, вижу, чувствую. Может быть - не так отчётливо, как вы со стороны. И, мне кажется, не раз уже намекала, что приму его объяснение с благосклонностью. Хотя… Смогу ли я стать для него той, какую он придумал…
        - Вот этого как раз не бойся. - Ляхов положил свою ладонь поверх её руки. - Я знаю его, знаю тебя, вообще знаю много такого, чего здравомыслящему человеку лучше бы и не знать. Сможешь. А практически… Понимаешь, твои робкие намёки он воспринимает как плод собственного воображения. Проще говоря - не позволяет себе поверить, что ты способна ответить ему взаимностью.
        - Но я и вправду могу. И хочу. Я не знаю ещё, что такое настоящая любовь, но когда представляю, как он меня обнимет, начнёт целовать… - Вадим заметил, что полминуты назад напряжённая и строгая девушка разительно изменилась. Словно бы даже слёзы навернулись на большие, ставшие сразу наивными и детскими глаза.
        - Попробуй последовать моим рекомендациям, - прозвучало слишком по-докторски, но иначе не получилось. Вадим объяснил, как ей следует повести себя прямо сейчас, потому что в ближайшие полчаса, если не раньше, Уваров её вызовет.
        - Главное, это пойдёт на пользу и ему, и тебе, и службе. Включай на полную свои аналитические способности… - Ляхов успел убедиться, на что способны девушки даже и без спецаппаратуры. А если с ней?
        - Сегодня действуй в пределах того, о чём сейчас договорились, и смотри, что в итоге получится. А завтра с утра позвони мне, вдвоём над проектом поработаем…
        Анастасия сразу и не поняла, какой именно проект имеет в виду Ляхов. Служебный или касающийся её с Валерием отношений.

…Вот она и повела себя с Уваровым, как посоветовал Вадим Петрович. Сказать, что он был ошеломлён её выходкой - ничего не сказать. Он был одновременно деморализован и счастлив. Более ясного намёка об истинных чувствах Насти представить невозможно. Конечно, правильнее было бы самому ей всё сказать, но… Старший офицер, объясняющийся в любви рядовому бойцу - нонсенс всё-таки. Или - использование служебного положения в личных целях.
        Манеры Майи она копировала просто потому, что ощущала с ней и с Ляховым эмоциональную близость. Вообще в её теоретическом багаже имелось не меньше двух десятков типовых схем поведения в подобной ситуации. С Новиковым той ночью Дайяна велела использовать вариант «гимназистка». Сейчас больше подходил - «Бабетта идёт на войну».[Французская кинокомедия с Брижит Бардо в главной роли. Крайне популярная в СССР в начале 60-х годов XX века. Мужчины восхищались актрисой, большинство девушек от 15 лет и старше делали себе причёски «Бабетта».] Откуда взялся термин, Анастасия не знала. Мадам Дайяна умела придумывать самые неожиданные названия для своих разработок.
        Уваров постепенно оттаивал, испытывая огромное облегчение от того, что чувствовал
        - от него, кажется, больше ничего не зависит. Никаких особых слов до сих пор сказано не было, но они и не требовались. Пока. И без того всё ясно и понятно. Зато он испытывал настоящую ревность, когда присутствующие в зале мужчины смотрели на его любимую откровенными взглядами, и тем более со всеми правилами приличия спрашивали у него разрешения пригласить Настю на танец.
        Она почти никому не отказывала и танцевала великолепно, он нервничал, но когда девушка возвращалась за столик, делал вид, что рад за её успех. Сам же станцевал с ней всего два раза. Не хотелось под взглядами публики, пусть и отборной.
        Кстати, Уваров явственно ощутил, что за всем происходящим кроется рука и стиль Ляхова. Настя сама никогда бы не додумалась, не рискнула пригласить влюблённого командира именно в этот ресторан, где состоялось представление «валькирий» руководству «печенегов», где они впервые увидели друг друга и Валерий ощутил пробежавшую между ними искру.
        Нет, он, безусловно, был благодарен Вадиму Петровичу и за ту встречу, и за сегодняшний вечер, но никуда не деться от ощущения, что им манипулируют.

«Ну и чёрт с ним, - подумал Уваров, - пусть даже и так. Иначе вообще неизвестно, чем бы всё кончилось. С Настиным характером её сегодняшняя вспышка могла бы закончиться очень печально. Для меня. Всё оборвалось бы, не начавшись. Окончательно и навсегда только „подпоручик Вельяминова“, и никак иначе. А мне - подавать рапорт о переводе в другой гарнизон, подальше от Москвы. Потому что встречать каждый день равнодушный взгляд и слышать только уставные ответы… Проще застрелиться».
        О завтрашнем дне они не говорили, но мысли о нём Валерию прогнать не удавалось, при всём его эмоциональном подъёме. Что же такое она сумеет придумать, не доступное ни ему, ни даже Чекменёву?
        Развлекая Настю, Валерий превзошёл самого себя. Он сыпал никогда не слышанными девушкой анекдотами, рассказывал, непременно в юмористической форме, о своей прошлой службе, о басмачах, моджахедах, хунхузах, польских инсургентах и обороне сказочной Берендеевки от скопищ диких горцев, спустившихся прямо со страниц повестей Бестужева - Марлинского и четырёхтомного труда историка Потто «Кавказская война». Потом вдруг вспоминал стихи, разительно отличающиеся по тональности от только что старательно демонстрируемой лёгкости отношения к жизни:
        Я не унижусь пред тобою.
        Ни твой привет, ни твой укор
        Не властны над моей душою…
        …Ты позабыла, я свободы
        Для заблужденья не отдам.
        И так пожертвовал я годы
        Твоей улыбке и глазам…
        Я был готов на смерть и муку,
        И целый мир на битву звать,
        Чтобы твою младую руку -
        Безумец! - лишний раз пожать!..
        И скучно, и грустно,
        И некому руку подать
        В минуту душевной невзгоды…
        Желанья!.. Что пользы напрасно
        И вечно желать?
        А годы проходят - все лучшие годы!
        Тебе опять совсем не надо
        Ни слов, ни дружбы. Ты одна.
        Шесть сотен вёрст до Петрограда
        Заснежены, как тишина…
        Настя положила свою тёплую ладонь поверх его руки.
        - Что это вдруг с тобой случилось? Откуда вдруг такой минор? Я, возможно, и ошибаюсь, но как-то не ко времени… Или - что?
        - Да нет, ничего, извини. Нахлынуло вдруг. В молодые годы в нашей компании модно было этакое, лермонтовско-печоринское… Вот не пригласила бы ты меня сегодня, только и осталось бы поэзией былых веков утешаться. Не мы, мол, первые, не мы последние…
        И больше ничего, относящегося к собственным чувствам, он не сказал. Анастасию это задевало, ей хотелось окончательной ясности и определённости. Отпущенное самой себе количество шагов навстречу она сделала. Что ещё требовать от девушки?
        С другой стороны, то, что он так скуп на слова и сдержан в поступках, её радовало. Значит, действительно не пустяк для него их с таким трудом налаживающиеся отношения, не мимолётное увлечение, не пустой флирт. Ну, посмотрим, посмотрим…
        Учёба в Новой Зеландии не прошла зря. Майя, Татьяна, Наталья Андреевна - каждая по-своему кое-чему её научили. Прежние уроки Дайяны если не забылись, то отодвинулись за пыльные кулисы чужого теперь театра.
        Наконец вечер себя исчерпал. Пора было уходить. Только до сих пор непонятно, куда и как.
        Они шли по ночным, почти затихшим улицам, то широкими, ярко освещёнными проспектами, то кривыми, безлюдными, совсем провинциального вида переулками. Анастасия знала центр Москвы довольно прилично, но сейчас не могла уловить общего направления. С равным успехом могли выйти и в район расположения части, и куда-нибудь ещё.
        Было достаточно того, что Валерий держал её ладонь в своей, говорил что-то, говорил, и будто машинально перебирал тонкие пальцы правой руки. (Шёл подполковник по-офицерски, справа от дамы).
        Она их время от времени стискивала, будто боялась, что отпустит.
        Наконец остановился перед парадным подъездом тяжеловесного многоэтажного дома, изукрашенного полуколоннами, башенками, кирпичным кружевом, не хуже Исторического музея.
        - В казарму возвращаться уже поздно, - сказал Уваров, посмотрев на светящийся циферблат часов под фронтоном. - Если хочешь, будь моей гостьей. Места хватит…
        Сердце у неё ёкнуло, почти остановилось, потом зачастило.
        - А как же доклад, господин подполковник? К десяти утра? - она сказала намеренно спокойно, взяв себя в руки, с намёком на издевку даже. Понимая, что очень, очень рискует. Что как пересиливший себя, пригласивший домой кавалер вдруг психанет, наподобие автора тех стихов, что недавно ей читал. Тот тоже из пустяка стал под выстрел к барьеру, в двадцать семь лет лишив себя жизни, а русскую литературу - невозможно представить чего…
        К её счастью, Уваров молча махнул рукой. Потом всё-таки сказал стиснутым голосом:
        - О каких глупостях ты сейчас говоришь…
        Его квартира на третьем этаже очень культурного подъезда Анастасии сразу понравилась. И не такое видела, особенно на «Валгалле», а тем не менее. Запахи, и те показались родными. Восковой мастики, которой по старинке натирали полы, свежесмолотого арабского кофе, хорошего табака, чуть-чуть - мужского одеколона или освежителя воздуха с похожими мотивами.

«Это - и вправду моё! - мелькнула мысль. - Дом меня принимает раньше хозяина…»
        Валерий помог ей снять пальто (теперь собственное, не заёмное), присев, расстегнул застёжки высоких ботиночек, опять на секунду задержав руку на щиколотке. И она снова вздрогнула.
        Сам разделся, задвинул дверцу стенного шкафа. Замялся, словно не зная, что делать дальше. Проводить гостью в комнаты или…

«Или» и получилось. Настя ли на него так взглянула, сам он пересилил жуткую скованность тела и сумятицу в душе, но Валерий обхватил девушку руками за плечи, прижал к себе так, что более слабое существо наверняка вскрикнуло бы от медвежьих объятий.
        Она сама подставила лицо с мягкими, раскрывшимися навстречу губами.
        Несколько минут выпали у Вельяминовой из памяти, несмотря на всю её спецподготовку. Очнулась она уже в гостиной, на широком кожаном диване. Прерывая поцелуи только для того, чтобы набрать в грудь воздуха, Валерий гладил ей грудь через платье, бедро выше края чулка, и она сама, обвив руками его шею, вздыхала судорожно, готовая на всё остальное. Помнила, по наведённому сну, как дальше будет прекрасно.
        И вдруг вскочила, вырвалась, преодолела наваждение и тёмную, неподконтрольную и ненужную волну желания.
        Он ведь ей так и не сказал главного слова. А без него? Утром встанут, разойдутся, он к себе в штаб, она - в казарму. На том всё может и закончится. Страсть - она и есть только страсть.
        - Хватит, Валера, хватит…
        Он успел сорвать ей застёжки резинок, и чулки сползали к коленям. Да и без этого - не так получается, как она мечтала, не так.
        - Да Настя, подожди, да я…
        - Я сказала - хватит! - почти потерявшая голову девушка превратилась в прежнего жёсткого подпоручика. - Покажи, где я могу поспать…
        - Да, хорошо, сейчас. - Уваров выглядел и обиженным, и растерянным, но главное - управляемым. Подчиняющимся. Её напору или собственным убеждениям и привычкам - не столь важно.
        Анастасия за один вечер сумела превратиться из недоделанной аггрианки в настоящую русскую девушку. С инстинктивным умением объяснить мужчине, выбранному для себя, кто впредь будет в их союзе главным. Независимо от того, как это будет выглядеть на людях.
        Она сама внезапно захотела полной близости, и тут же сумела удержаться, в то время как он, чьё желание и готовность Настя ощутила в полной мере, себя перестал контролировать.
        Значит, так будет и дальше. Стартовую позицию проигрывают (или выигрывают) один раз. Ну и хорошо, ему, мужу (так она в уме его и назвала), ведь только лучше станет. Со всем своим бестолковым героизмом, умом, отвагой (перед которой подпоручик Вельяминова, как и все офицеры всех семи отрядов «Печенег», неважно, мужчины или женщины, искренне преклонялись), крестами, чинами, лично изъявлённым
«Монаршим Благоволением». А муж у неё будет правильный. Свой долг исполняющий, в не касающиеся его дела не встревающий, послушный. Одновременно готовый стать спиной к спине против всего мира. С нею. И упаси бог, на другую (Настя не стала произносить просящееся на губы слово) посмотрит. Двадцать семь лет имел на свободу совести и развлечений. А уж теперь…
        - Покажи, где я смогу просто поспать…
        Он провёл её в спальню, где стояла явно лишняя для холостого офицера широкая кровать.
        - Спасибо, дальше я сама разберусь…
        - Вот тут, обрати внимание, - с вновь проявившимся гордым вызовом, сказал Валерий,
        - на двери очень прочный засов. Закройся, на всякий случай.
        - Что ты у меня за дурак! - она совсем легонько приобняла его за плечи, коснулась губами уголка губ. - Иди. Не морочь себе голову…
        Ближе к рассвету Уваров вскинулся, машинально пощупал рукой рядом. Нет её. А он ожидал, что коснётся рукой прекрасного и желанного тела. Могла бы и прийти, при всех её принципах и заморочках. Хоть офицерских, хоть девичьих.
        Валерий сел и заметил вдалеке, на навощённом паркете, световой блик. Накинул на плечи махровый банный халат и отправился на разведку.
        Открыл третью по коридору дверь, не спальни, куда он Настю определил, а рабочего кабинета. И увидел, выходит, не подругу, а подчинённую, сослуживицу. Вельяминова, в золотистой комбинации на голое тело, сидела в кресле перед письменным столом и торопливо писала автоматической чернильной ручкой на стандартных листах бумаги. Несколько, уже заполненных, веером лежали на синем сукне слева, толстенькая пачка чистых - справа.
        В левой руке она держала дымящуюся папиросу. Это Валерию не понравилось больше всего остального. За каким чёртом ему курящая жена?
        От едва заметного движения воздуха между дверью и окном Настя вскинула голову.
        - А, это ты? Чего не спишь?
        - А ты? Что за?.. - он не подобрал слова, каким назвать её поведение, более чем странное, по любым меркам. На циферблате - пятый час утра. И, несмотря на прочее, его внимание слишком привлекала почти совсем открытая кружевным вырезом грудь любимой.
        Нет, не только эта примечательная деталь женского организма его привлекала и отвлекала. Если бы подполковник, бывший фронтовой поручик и штабс-капитан, легко покупался на подобные штучки (как поёт знаменитая «примадонна»), его закопали бы в красный туркестанский песок раньше, чем вручили потом и кровью выслуженную третью звёздочку. Без всяких «пяти штыковых атак».
        Он заметил и другое, по службе более важное. Телефонный аппарат, вечером и всегда стоявший на тумбочке у окна, переместился на стол, под её левую руку. Значит, с кем-то разговаривала глубокой ночью, пока он спал. А она - нет.
        Интересно. Тут в нём заговорила не ревность, а инстинкт контрразведчика.
        - Договорились ведь, - сказала Анастасия, - доклад должен быть готов к десяти утра. Вот и работаю. Заканчиваю четвёртый вариант.
        - Нет, ну что ты за… - и опять слов не нашлось, - что за… педантка, Настёна? Успеем, всё успеем, иди сюда!
        Он почти силой вытащил её из за стола, прижал к себе, начал целовать, куда попадал губами.
        - Моя, моя милая, любимая… Пойдёшь за меня замуж? Прямо завтра?
        Анастасия отстранилась, переводя дыхание после собственного, очень длинного последнего поцелуя.
        - За тебя? - отодвинула Уварова на расстояние вытянутых рук. Посмотрела внимательно, оценивающе. - Да, может, и пойду. Раз лучше нет. Только не завтра и не послезавтра. Зачем мне муж, который при виде не совсем одетой девушки забывает
        - времена для свадьбы совсем не подходящие.
        И сразу стала очень серьёзной.
        - Не бойся. Я от тебя - никуда. Только давай подождём ещё… немножко.
        Словно не замечая, что её одеяние едва-едва, да и то чисто символически прикрывает верхнюю треть бёдер, подставила губы для поцелуя и тут же отстранилась.
        - Всё равно, Валера. «Пакта сунт серванта».[«Договора должны выполняться» (лат.).] В десять утра ты мой меморандум получишь. Даже если захочешь спать до двенадцати. Ты начальник, тебе можно. Найдешь его на тумбочке. А мне скоро на утренний развод. И я его так проведу… Она мечтательно подняла глаза к высокому потолку. - Каждая… вообразит: облом у Вельяминовой с полковником. Пролетела, зараза! Что нам и нужно, правда, милый? Только сам не проколись, не улыбайся в роте с масляными глазками, как кот, объевшийся сметаны. Лучше на Темникову начни смотреть оценивающе. Тогда всё будет в полном порядке. Детали я тебе потом объясню. У нас тут не Туркестанский округ.
        Тут же сделала отстраняющий жест, с таким лицом, словно была не обнажена сверх всяких приличий, а одета в королевское платье с длинным треном.
        - Иди, иди, ничего больше не будет, мне дописать надо…
        Усаживаясь в кресло, начала очень мелодично и отчётливо насвистывать такты строевого марша «Печенегов» на слова бессмертного Дениса Давыдова: «Эй, вперёд, труба зовёт, чёрные гусары. Впереди победа ждёт, наливай, брат, чары!»
        Уварову не оставалось ничего другого, как с удручённым видом выйти из кабинета.
        Глава 14
        Так сложилось, что после встречи немного отдохнувшего и получившего квалифицированную медицинскую помощь Чекменёва, Катранджи, начальника губернского жандармского управления генерала Закатова с Эфроимсоном и несколькими старшими представителями специфического одесского социума, Уваров от дальнейших одесских дел был отстранён.
        Исполнил свой долг - и достаточно. Остальное решат без тебя.
        Нужно сказать, Валерий в этот момент испытал величайшее облегчение. На кой они нужны ему, эти забавы? Тем более Вадим Петрович Ляхов, выслушав доклад Уварова по личной связи, полностью с ним согласился.
        - Возвращайся домой, если отпускают. Девчат забирай с собой. Генералу сейчас кажется, что с помощью Тарханова он справится лучше. Очень может быть. Сергей своё дело знает, и не завидую я тем, кто попадётся ему под горячую, а тем более - холодную руку. А у нас с тобой не менее интересные дела найдутся…
        Семеро девушек ни по каким служебным учётам не проходили. Прилетели с Уваровым инкогнито, проявились на несколько часов в нигде не зафиксированном инциденте, так же и исчезли, почти что и безымянные.
        Только Ибрагим Рифатович, верный своему слову, придержал за руку Кристину в прихожей квартиры, где они все собрались.
        Достал из кармана чековую книжку и ручку с золотым пером.
        - Я сказал. Десять миллионов тебе, по пять остальным девушкам. Ещё по миллиону тем двум офицерам. От собственных щедрот. Они хорошо воевали, но договора у них со мной не было. Это справедливо?
        - Думаю, да. Вообще я это тогда так, в шутку сказала, - улыбнулась Кристина. - Можем и обойтись.
        - Для вас - шутка, для меня - нет. На чьё имя чек писать?
        - Можете на моё. Кристина Станиславовна Волынская. Я поделюсь…
        - Кто бы сомневался, - хмыкнул Ибрагим-бей и размашисто, знакомым банкирам всего мира почерком вывел сумму прописью - двадцать семь миллионов русских рублей. Для него - копейки, в сравнении с на сколько-то лет или дней продлившейся жизнью.
        Два часа Уваров потратил на личный доклад Тарханову. Сообщил ему подлинные факты и все варианты анализа Анастасии, не называя, разумеется, источника. Полковника они, судя по его выражению лица, заинтересовали не очень. Он предпочитал идти по горячему следу, а здесь информация и разработки жандармов и бандитов выглядели убедительнее, потому и предпочтительнее.
        - Мы с тобой, Валерий, этими деталями в Москве займёмся. Когда всю конструкцию поймём и выстроим. Я тебе верю, и за всё, что ты сделал, - благодарен, не знаю как. Но, как бы тебе пояснить…
        - Да что пояснять, Сергей Васильевич? Мавр сделал своё дело, мавр может гулять смело. А вы с Игорем Викторовичем в остальном и без меня разберётесь. - Уваров улыбался не дерзко, как умел, скорее - сочувственно.
        - Ляховские штучки, - как бы про себя, но вслух сказал Тарханов. - Иди. Это я не тебе в упрёк, просто для прояснения… Ваши заслуги, без всяких вопросов, будут отмечены.
        - Спасибо, господин полковник. «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».
        Уже спускаясь по ступенькам, вспомнил заодно и Шекспира: «Неладно что-то в датском королевстве…»
        Из Одессы Уваров с девушками прогулочным теплоходом, растворившись среди полутора сотен отдыхающей публики, добрались до Севастополя, а уже там сели в экспресс до Москвы. Заняли целиком спальный вагон - микст - четыре купе двухместных, четыре одиночных. Можно ехать со всем комфортом и держаться свободно, не остерегаясь чужих глаз и ушей. Рядовые валькирии разместились по двое, а командиры - Анастасия и Уваров - во второй половине вагона, поодиночке.
        Вначале дружно отправились в вагон-ресторан, нормально пообедать и отметить успех, служебный и личный. «Солдатскую добычу», то есть полученный от Катранджи гонорар, решили поделить поровну, сумма уж очень хорошо делилась на девять. Девушки свои миллионы пока что воспринимали вполне абстрактно, других сумм, кроме ежемесячного денежного довольствия им в руках держать не приходилось. Другое дело Уваров с Окладниковым. Узнав о свалившемся с неба богатстве, они долго обсуждали вдвоём, как к этому «подарку» отнестись. На том, что принять его без урона для офицерской чести можно, они согласились почти сразу. Не нанимались они в ущерб интересам службы в частные охранники к иностранцу, это он сам таким образом оценил свою жизнь. Другой бы на его месте мог каким-нибудь орденом наградить - никакой разницы. Другое дело, что правильно будет разделить «приз» с другими офицерами, непосредственно участвовавшими в операции, и с семьями павших в бою.
        А девушкам что ж, деньги на приданое пригодятся, не век же им служить.
        Ближе к вечеру, когда все разошлись по своим купе, Валерий заглянул к Анастасии. Впервые с момента приезда в Одессу они вновь оказались наедине, счастливо оставшись в живых, хотя каждый имел равные шансы получить пулю и сейчас перемещаться в сторону дома в совсем другом качестве. Оттого смотрели они друг на друга уже другими глазами, чем всего четыре дня назад.
        Настя повернула защёлку замка, обхватила Уварова за плечи, прижалась щекой к щеке и замерла. Сейчас ей и этого было достаточно.
        Поезд мчался на стокилометровой скорости, стук колёс по стыкам сливался в ровный гул. На особенно крутом закруглении вагон сильно качнуло, и они почти упали на синий бархатный диван, так и не разомкнув объятий.
        - Может быть, мне подать рапорт об увольнении? - спросила Настя, когда они устали целоваться, а перейти к естественному продолжению она Валерию снова не позволила. Слишком тонкие стенки в вагоне.
        - Зачем? - не понял он.
        - Ну, как же мы с тобой вместе будем служить, если всё-таки… Если ты не передумал.
        - Как я могу передумать? Что ты говоришь?
        - Вот и хорошо. И как же тогда?
        - Да никаких вопросов. Попрошу Ляхова, он тебя пристроит… по специальности. Ты мне подчинена не будешь, остальное никого не касается. Не откажет, надеюсь, Вадим Петрович крестнице своей. Я, кстати, давно спросить собирался, да не до того было
        - ты ночью, когда варианты разбирала, по телефону ему звонила?
        - Откуда ты знаешь? - удивилась она.
        - Природная наблюдательность. Зачем человеку, если он никому не звонил, телефон с тумбочки на стол переносить?
        - Ох, а я не подумала даже. - Анастасия, похоже, всерьёз расстроилась от своего промаха.
        - Вот-вот. Так что давай, пока не поздно, с оперативной работы на чисто аналитическую переходи. Стратегически мыслить ты умеешь, а на пустяки внимания не обращаешь…
        - Хватит тебе. Это я потому что у тебя дома была, и во взвинченных чувствах… В Одессе ведь нигде не ошиблась?
        - Там - нет. Но всё равно с этой службы уходи. У меня на двоих нервов не хватит. Если опять что-то серьёзное начнётся - из таких заварушек вылезать не будем. О тебе думать стану - сам ошибаться начну…
        Этот довод показался Насте наиболее веским.
        - А с девчонками как же?
        - Ты с ними до старости в одном взводе служить собираешься? Вас, кажется, изначально к индивидуальной работе готовили?
        - Так, конечно, но привыкли уже вместе.
        - Не потеряетесь, в одном управлении будете. Да и всё равно в ближайшие годы все замуж повыскакивают. Хочешь, поспорим?
        Настя засмеялась, снова, запрокинув голову, подставила губы. Это было восхитительно - наконец не сдерживать естественных порывов, поступать, как хочется, ничего не стесняясь. Вот он обнимает её, горячая жёсткая (нет, сейчас очень нежная) ладонь скользит по телу везде, везде, и она не отталкивает своего мужчину, ему можно всё. Нет, пока - почти всё.
        - Я… тебя… люблю, - сказала она с расстановкой, вслушиваясь в звучание этих слов. Упёрлась пальцем в его нос. - Я… тебя… люблю. Смешно звучит, правда? Подпоручик Вельяминова говорит подполковнику Уварову, находясь при исполнении служебных обязанностей: я тебя люблю…
        - Чего же тут смешного? Я тебя тоже люблю. Так и надо.
        - Хорошо. Оказывается, очень приятно, когда можно так говорить. Я знала, но не понимала. Теперь понимаю. Ну, хватит, хватит. - Она отодвинулась, села, поджав ноги, натянула на колени юбку. - Позвони проводнику, пусть чай принесёт.
        - Сделаем. Так о чём ты с Ляховым советовалась?
        - Понимаешь, у него всякие электронно-вычислительные машины есть…
        - Я знаю.
        - Он и предложил - когда я черновики набросаю со всеми исходными данными, позвонить ему, он вероятности просчитает или что-то нами упущенное обнаружит. Я в деталях его программ не знаю, но вариант с попыткой захвата Катранджи и несколько эффектных контрмер на разные случаи как раз он предложил. Почему у нас с собой грим был, маршруты отхода и всё остальное.
        - Не перестаёт меня удивлять Вадим Петрович. А теперь давай, расскажи мне всё по полной правде. Как у вас с ним, с Лихаревым и с его Майей было. И где. Кое-какие обрывки сюжета я знаю, но… Я же больше не посторонний, я тебе почти что муж.
        Анастасия снова задумалась. Благо появился проводник с традиционным чаем в тонких стаканах, вставленных в тяжёлые серебряные подстаканники, как бы ни из той, первой партии, что была изготовлена на Кольчутинском заводе в ознаменование открытия движения по Транссибирской, теперь - Трансевропейской магистрали Порт-Артур - Владивосток - Москва - Лиссабон. С ответвлениями к Гавру, Гамбургу и Риму.
        Воронцов и Наталья Андреевна с них никаких клятв о сохранении тайны Форта Росс и
«Валгаллы» не брали, а вот Ляхов предупредил, чтобы никому и никогда о том, где они проходили подготовку, не рассказывали. Кому нужно - и так знают, остальным - не положено, включая ныне царствующую особу. Все необходимые сведения об их предыдущей жизни изложены в служебных формулярах, тоже, как у всех «печенегов» - секретных.
        И что теперь делать? Как это называется в психологии - конфликт интересов. Муж, он, как ни крути, всё-таки муж, пусть пока и гипотетический. Мало ли что может в ближайшие дни случиться? А вдруг это очередной уровень проверки?
        Попросил Ляхов младшего сослуживца, буквально из рук выкормленного, ещё раз проверить девушку, предварительно, по совету того же Ляхова, признающуюся ему в любви.
        В то, что так может быть, ей верить не хотелось, но в школе у Дайяны «двести восемьдесят седьмой» пришлось узнать и о куда более хитрых методиках.
        Если окажется, что это всё-таки проверка и она её не прошла, она потеряет всё - и любовь, и жизненные перспективы. Останутся только три миллиона от Катранджи и возможность поступить к нему на службу, на что он успел намекнуть.
        - Знаешь, - едва не умоляюще сказала она, - давай об этом поговорим в присутствии Ляхова. Я ведь ему слово давала…
        - Можно и так, - с холодком и тщательно маскируемой обидой в голосе согласился Валерий. - Давала, значит давала. Остаётся надеяться, что в отношении меня твоё слово будет столь же крепким. А то вдруг прикажут на другой объект внимание переключить…
        - Нет, ну как ты можешь! - Настя отодвинула стакан, распахнула дверь купе, выскочила в коридор. На глаза наворачивались слёзы.
        К Москве они вроде бы помирились, однако, как в анекдоте из той же Одессы,
«осадочек остался». У каждого - свой.
        - Поедем ко мне? - полуутвердительно спросил Уваров, когда за окнами замелькали пригородные постройки. - Отдельная комната у тебя есть, лишний комплект ключей - тоже. На службу всё равно только завтра. Ляхова пригласим… Помолвку отметим.
        - Я лучше в часть, - тихо ответила Настя, оглядываясь, не слышит ли кто из девчонок. Но тем было не до них. Собирали нехитрый багаж, переговариваясь о своём. Речь шла в основном о том, как бы поинтереснее провести сегодняшний вечер в новом, миллионерском качестве. Упоминали названия самых шикарных ночных клубов, о которых, оказывается, имели представление, пусть понаслышке и из журналов «о красивой жизни».
        А свою начальницу будто бы не замечали. Конечно, только из деликатности. Всё они видели, понимали, радовались за неё, не хотели невзначай помешать даже не к месту сказанным словом.
        - Пойду со всеми, зачем раньше времени отделяться? А ты со своими настроениями и с Вадимом Петровичем без меня разберись. Придумаешь, что сказать - знаешь, где меня найти…
        - Будь по-твоему, - с тяжёлым сердцем согласился Валерий. - Желаю весело провести время. Но вы там, в кабаках, поаккуратнее. Не забывайте, что не на работе. Старайтесь обходиться только добрым словом, без помощи пистолетов и подручных предметов.
        - Постараемся…
        Девушки уселись в ждавший на привокзальной площади отрядный автобус, несколько обескураженные тем, что Вельяминова едет с ними, а подполковник остаётся один, бодрящийся, но явно невесёлый.
        Он попрощался с каждой, ещё раз поблагодарил за службу и выразил надежду, что на построение отделение явится в срок и без потерь.
        - Господин подполковник, поехали с нами! - задорно предложила Кристина, в дороге избавившаяся от специального, для Одессы подобранного образа и вновь превратившаяся в светловолосую, вполне славянского облика барышню. - Мы к вам ужасно привыкли, жалко просто так расставаться… Побудете нашим общим кавалером…
        Другие девушки почти хором её поддержали, одна Анастасия промолчала.
        - Ненадолго расстаёмся. Завтра обязательно увидимся, - пообещал Уваров, с благодарностью приложив руку к сердцу.
        - Ну-у, это уже будет совсем не то…
        - Честно говорю, никак не могу. Дел - выше головы. Но в следующее увольнение - обязательно. Надеюсь, придумаем повод. - Он бросил короткий взгляд на Настю. И ещё шесть пар глаз повернулось к ней. Она сделала вид, что ничего не замечает, но почувствовала себя ужасно глупо. Устроили тут цирк, словно сговорились, а ей отвели роль клоуна, теряющего на арене штаны.
        Уваров махнул рукой, повернулся и, стараясь держаться не по-офицерски, а как подобает нормальному обывателю, слегка развинченной походкой направился к стоянке таксомоторов.
        За полчаса поездки до отрядного городка Анастасия выслушала много разных слов в свой адрес. Подруги по очереди и хором объясняли ей всю неуместность и даже глупость такого поведения, расписывали, какой на самом деле замечательный человек их подполковник, и только законченная дура может изображать из себя неизвестно что, в то время как каждой нормальной дуре должно быть понятно… И так далее.
        Настя наконец не выдержала.
        - Всё, хватит! Хватит, я сказала. - Хорошо, что голос удалось удержать от срыва в истерические нотки. Прозвучало просто как строевая команда. - Ничего не понимаете, так и не лезьте! И нечего воображать неизвестно что. Сама разберусь. Если будет в чём разбираться…
        - Действительно, девки, хватит, - строго пресекла дискуссию Маша Варламова. - Не знаем, в чём дело, а рассоветовались… Если что, я Валерию Павловичу хоть завтра предложу себя в утешительницы. Пообещаю, что белее и пушистее меня не найдёт. Никогда ни слова поперёк не скажу. По чину не положено. Вот когда сама под полковником буду…
        Девушки дружно рассмеялись, даже Анастасия, и вернулись к обсуждениям планов. Куда всё-таки вечером пойти и в какие магазины немедленно бежать, чтобы, не считая денег, экипироваться самостоятельно, а не под руководством «тётушек».
        В самом мрачном расположении духа Уваров приехал домой, долго бесцельно сидел на подоконнике, глядя в окно. От нечего делать принял душ, второй раз побрился. Может быть, напрасно он встал в позу? Делал бы вид, что ничего не случилось, согласился провести вечер с девушками, как-нибудь с Настей в очередной раз объяснились…
        По-своему она, конечно, права, тут спору нет. Если тот же Ляхов не хотел раскрывать свои карты перед Чекменёвым, так он тоже не поторопился докладывать генералу, что от Вадима слышал. Почему же от девушки, только начинающей службу, потребовал нарушить офицерское слово? Да ещё и нагрубил. Но ведь попросил потом прощения. От всей души предложил, чтобы она у него поселилась. Без всяких посягательств на её честь и принципы. Искренне посчитал, что так лучше будет, и передумать у неё шансов останется гораздо меньше. А она отказалась. Хорошо, если действительно постеснялась демонстративно уехать с ним, оставив своих девчонок, и решила отложить окончательный шаг на более подходящий момент.
        А если передумала совсем? Он, по сути дела, совсем плохо её знает и понимает. Мало ли, что говорит по-русски и старается вести себя как русская - на самом-то деле она иностранка, более далёкая от него, чем какая-нибудь марокканка или китаянка. Если иметь в виду её неизвестное происхождение и чужое воспитание…
        С такими мыслями далеко можно зайти…
        Валерий не выдержал, позвонил Ляхову. Доложил о прибытии и попросил о срочной встрече.
        - Хорошо. Где предпочитаешь, у меня или у тебя?
        - Давайте у вас. - В своей квартире Уварову оставаться не хотелось, он думал, что в чужом доме будет легче отвлечься от угнетающих воспоминаний.
        Вадим Петрович отчего-то предложил встретиться на углу Петровки и Столешникова, что было довольно далеко и от его холостяцкой квартиры, и от Майиной, где он жил, когда жена наведывалась в Москву. Ну, мало ли, какие у него соображения.
        В форму Уваров переодеваться не стал: в центре Москвы слишком много военных людей на улицах, надоест честь старшим по званию отдавать и отвечать на приветствия младших.
        Ляхов, к его удивлению, тоже был в гражданском, хотя для него время как раз служебное.
        - С удачным возвращением тебя. - Они крепко пожали друг другу руки. - Ну, пойдём, тут у меня рядом есть удобное пристанище. Хороший друг в отъезде, попросил за домом присматривать. Там и посидим…
        Квартира оказалась на самом деле роскошной. Ляхов провёл Валерия через большую прихожую с громадным старинным зеркалом в причудливой резной раме, гостиную, где главным предметом обстановки был накрытый полотняным чехлом концертный рояль, в кабинет с несколькими тысячами книг в застеклённых шкафах и на открытых полках.
        Кабинет имел и второй выход, в широкий полутёмный коридор, и Уварову показалось, что тот ведёт во множество других помещений и комнат. Само собой складывалось ощущение, что квартира занимает весь этаж большого, весьма престижного по внешнему виду дома.

«Что же это за друг у Вадима такой? Знаменитый музыкант, судя по инструменту, профессор консерватории, допустим, или просто очень богатый человек с хорошим вкусом, любитель наук и искусств?» Тренируя профессиональные навыки, подполковник пытался по множеству деталей составить представление о человеке, жившем здесь, судя по всему, не одно десятилетие.
        - Садись, будь как дома, - указал Ляхов на глубокое кожаное кресло рядом с журнальным столиком на ножках в виде лап какого-то сказочного зверя. Сам сел по другую сторону. - Сигару желаешь? Мой друг обожает высококлассные сигары. Что тут у него? - Вадим раскрыл стоявший на нижней полке столика хьюмидор. - Так… «Падрон магнум», Никарагуа. «Артуро Фуэнте», Доминикана, «Пауль Гармириан», оттуда же.
«Санчо Панса», Куба и, конечно, непременный «Монте-Кристо»… Выбирай, а я сейчас. Тут где-то в тумбочке «Чивас Ригал» имелся. Всё по протоколу…
        Уваров взял сигару не глядя. Знатоком он не был и в «протоколе» не разбирался. Пришлось Ляхову его немножко поучить.
        - Привыкай, брат, привыкай. Ты теперь тоже богатый человек, придётся соответствовать…
        Валерий чуть не поперхнулся виски, которое только что пригубил. И об этом уже знает полковник. Ну а почему бы и нет, в конце концов? И Катранджи мог сказать Тарханову и Чекменёву о выданном им призе, и любая из девчонок доложить, в том числе и Настя. Приехала на базу и первым делом с рапортом…
        - Да всё нормально, что ты занервничал? С паршивой овцы… У меня в биографии похожий случай был, мы с Тархановым тоже «на первичное обзаведение» прилично заработали. Деньги, как известно, не приносят счастья, но успокаивают нервы. Вас с Настей теперь хоть такая ерунда заботить не будет.
        Тут Валерий не выдержал и сразу выложил Ляхову всё между ним и Анастасией происшедшее.
        Вадим Петрович выслушал со всем вниманием.
        - Да не расстраивайся ты, дело обычное. Ты что, надеялся - с бабами бесконфликтно жить возможно? Увы, так только с подружками на один вечер бывает, и то не всегда. А если жениться собрался… Слышал, небось: «В девках все хороши, а откуда тогда злые жёны берутся?» Настя - нормальная девушка, со всеми женскими чертами характера, может быть, даже ярче выраженными, чем у многих других. Более мнительная, ей всё время кажется, что ты никак не можешь заставить себя относиться к ней безотносительно к её, если так можно выразиться, «происхождению».
        Уваров подумал, что тут полковник совершенно прав.
        - Поэтому ты должен вести себя предельно внимательно, осторожно, ласково, если угодно, с учётом этих обстоятельств. Того, что она тебя оставит, не бойся. Она обидчивая, но отходчивая. Прямо сегодня её разыщи, а что дальше - я тебя учить не буду. Разберёшься. Что не стала тебе ничего рассказывать - правильно сделала. Эти девушки умеют держать слово. Я же не предвидел, что у неё именно с тобой «чувства» появятся, а она самостоятельно в этой коллизии определиться не сумела, вот и сослалась на меня. Как же иначе? Дальше ты себя неправильно повёл. Поставил перед неразрешимым выбором. Причём никаких особенных тайн в этом деле нет. Просто мы избегаем без нужды расширять круг посвящённых. Вся прошлогодняя московская заварушка случилась во многом именно из-за того, что чересчур много лишних людей в реальности Фёста узнало о существовании нашего мира. И нам совсем не нужно, чтобы здесь стало известно о существовании, а главное - физической доступности ещё нескольких параллелей. Сам видел, как с Катранджи получилось. А тут ставки повыше. Любую из валькирий, меня, тебя совсем не трудно похитить и потом выбить
всю нужную информацию.
        В ответ на протестующий жест Уварова ответил:
        - Ладно, согласен, взять живьём каждого из вас очень нелегко, и заставить говорить тоже, тем более что вы почти ничего не знаете. Но ведь тот, кто вздумает вами заняться, уверен в обратном, и разработка будет очень жёсткая. До окончательного результата.
        Вадим долил в стаканы виски, подымил сигарой.
        - Теперь-то деваться некуда, я тебе расскажу всё, что сам знаю, потому что надёжные помощники нам нужны. И с проблемой Катранджи придётся разбираться помимо государственных структур, и ещё кое-какие дела на подходе. Согласен?
        - О чём вы спрашиваете? Можете на меня рассчитывать полностью и безусловно. Только… Как это будет сочетаться с присягой, служебным долгом и прочими подобными вещами?
        - Об этом можешь не беспокоиться. Перед каждым вступающим в ряды «Братства» вставал такой вопрос. Видишь ли, наша деятельность и то, о чём ты спросил - располагаются в разных плоскостях. Почти непересекающихся. Наша задача и цель - охрана и защита реальности от воздействий внешних и внутренних. Как, например, мы защитили её вместе с тобой прошлый раз. Другое дело - такая работа возможна только при строгом соблюдении тайны. От всех, в том числе и от тех, кому мы присягали. Иногда, если иначе нельзя, приходится кое-что раскрывать. О факте наличия «третьей силы» знает Олег, знает Чекменёв, некоторые другие люди. Многие наблюдали результат нашего вмешательства. Но всё это только отдельные элементы мозаики, цельной картинки из них не сложишь. Одним словом - мы все продолжаем исполнять присягу и долг, просто в нужные моменты - нетрадиционным образом… Доходчиво?
        - Пожалуй. Но всё равно тут есть о чём подумать.
        - Думай, кто тебе мешает. Встреться с Настей, обсудите как следует. Примешь решение - скажешь. Нет - нет. Будете служить, как раньше служили. Только и делов. У нас не сицилийская мафия.
        Уваров сразу от Ляхова поехал в расположение части. От дневального узнал, что валькирии из первого взвода недавно вернулись из города, сейчас - у себя в жилом блоке, то есть попросту в казарме, двухэтажном здании в глубине парка, заросшего старыми липами и клёнами наподобие барской усадьбы.
        Он для порядка задал ещё несколько вопросов, касавшихся внутреннего распорядка и событий, случившихся в отряде за время его отсутствия.
        Вышел на улицу, сел в машину, поставленную напротив калитки, где обычно встречал Настю. Отсюда ближе всего к станции метро и стоянке такси. Через главный КПП обычно никто в увольнения не ходил, и разминуться с девушками он не боялся. Другое дело - сколько придётся ждать? Сейчас начало седьмого вечера, часикам к восьми барышни наверняка соберутся, а пока, наверное, обновки примеряют.
        Что ж, спешить некуда, можно не спеша подумать. И не только о своих будущих семейных делах. В отношении Насти Ляхов его успокоил - если она его любит и сделала осознанный выбор - чего ещё желать? Если умеет держать слово, данное почти чужому человеку, то уж мужа наверняка не обманет. В себе он тоже был уверен, патологической тяги к любой юбке и тому, что под нею, не испытывал никогда, с юных лет. Как правило, все его прошлые романы больше напоминали дружбу с лицом противоположного пола, обладающим некоторыми приятными анатомическими отличиями. Длились такие дружеские связи не слишком долго и завершались обычно тем, что подруга находила себе более перспективного поклонника и партнёра.
        Гораздо больше его сейчас занимала полученная от Ляхова информация по поводу
«Братства» и его целей. Он ведь фактически ничего толком и не узнал. Что организация существует - безусловно. Что мощь её велика, даже - непредставима - тоже. Достаточно одного-единственного факта - переброски через век времени и несколько тысяч километров пространства целой дивизии со средствами усиления. Как человек сызмальства военный, Валерий представлял, что это такое. В обычных условиях на подобную передислокацию потребуется несколько десятков железнодорожных эшелонов и неделя времени, при условии, что поезда будут идти подряд, «зелёной улицей».
        Но им ведь противостоят некие, соразмерно могущественные силы, иначе для чего всё?
        Теперь ему предлагают записаться волонтёром на эту неизвестно чью войну. Против войны он ничего не имел, потому что ничему другому не учился и ничем не занимался. И получалось у него очень неплохо. С кадетского корпуса равнялся на такие образцы, как генералы Скобелев и Слащёв. Они импонировали ему не столько полководческими талантами (хотя и этим тоже), сколько возрастом. Особенно Слащёв - за три года дослужившийся от капитана до генерал-лейтенанта, в тридцать два года явивший миру столь яркий блеск таланта, что и пресловутый Моше Даян смущённо ковырял бы носком ботинка землю, доведись им встретиться. Даян, тот подавлял противника, кроме всего прочего, безусловным техническим и огневым превосходством, а Яков Александрович - исключительно сумасшедшей по невероятности тактикой и запредельной отвагой своих бойцов. Так что есть разница.
        Но опять Уварова увело в сторону. Он ведь о другом думал.
        В волонтёры записаться… Долг чести не препятствует, требует! С той минуты, когда он, спокойно и достойно попрощавшись с жизнью в кругу товарищей, готовился принять
«последний и решительный» на последнем рубеже и вдруг увидел Михаила Федоровича Басманова во главе корниловского полка… Он готов расплатиться жизнью за ту сказочную помощь. Сказочную, иначе не скажешь. Другое дело - ночь в Берендеевке на сказочную совсем не походила. Обычная офицерская выпивка после смертного боя, когда «печенеги», штурмгвардейцы, дворцовые гренадеры и белые офицеры, побратавшись, дружно обмывали следующий кусок выпавшей, как шестёрка на игральном кубике, жизни, награды и звёздочки, полученные из «Высочайших» ручек. Даже вечный подпоручик Константинов стал наконец поручиком.
        Тогда и сказал Уваров, сидя в обнимку с двумя корниловцами, Ненадо и Оноли, что если придётся - и они их так же выручат, не задумываясь…
        - Да уж, - ответил худощавый, нервный Валериан, почти тёзка, - твоя рота нам под станицей Торговой в восемнадцатом году вот так бы пригодилась. - Он сделал чиркающее движение ребром ладони по горлу.
        - Да что под Торговой, - возразил кряжистый, с грубым унтерским лицом Ненадо. - Вот когда за Минеральные Воды дрались…
        - И что - Минеральные Воды? - спросил Уваров.
        - Что-что! Хрен в пальто! Нас восемнадцать человек осталось, а всё полком считали. Хорошо эскадрон ингушей подскочил, с тыла красных порубали. А то б так и валялся между путями Игнат Борисович, в одних подштанниках и дыркой во лбу!
        - Всё, мужики, всё, - заплетающимся языком говорил Валерий, с трудом дотягиваясь протянутой рукой до налитой рюмки. - Случись у вас чего - только позовите… Долг чести, господа, долг чести…
        Об этом и вспоминал сейчас подполковник граф Уваров, прикуривая третью сигарету, сидя в тиснёной кожаной бонбоньерке[Бонбоньерка - специальной работы, дорогая и изящная коробка для конфет. С использованием атласа, золота и т. п.] своей «Ласки»
        - двухдверной полуспортивной машины, купленной на последние деньги перед экспедицией в Одессу. Специально для Насти купленной. Чтобы со свистом прокатить любимую и по Москве, и до Питера, и до Ялты, если захочет. А не захочет - ну, значит, не захочет.
        В «Братство» он, безусловно, вступит. Выбора нет никакого. Настя была в Южных морях на пароходе «Валгалла» - он нет. Настя - крестница Ляхова и совсем другого, незнакомого человека, представляющегося чем-то вроде Вотана (если они там все ориентируются на «Валгаллу», как на обитель богов, а не на нормальный пароход). Встретятся они сегодня - он спросит. Как ответит - так и будет.

«Смешно, господин полковник, смешно», - сказал сам себе Валерий, доставая из кармана на дверце фляжку виски, положенную в любой такой машине наравне с дорожной аптечкой. Три длинных глотка - и хорошо! Мысль приобрела точное направление, не рассеиваясь на побочные, бесперспективные.

«Влюбился наконец в самую красивую, самую умную, самую сильную и отважную девушку на свете. И это чистая правда. Что из Насти за жена получится, если её к кастрюлям и пелёнкам приставить, - вообразить пока невозможно. А если при службе держать и дать ей полную возможность самовыражения - в избранной области, да годик-другой посмотреть - тогда и разберёмся. Мне двадцать семь, ей - двадцать. Время есть».
        Наконец из калитки появились валькирии - все семь. А Валерий боялся, вдруг Вельяминова с подругами не пойдёт, что-нибудь придумает для «отмазки». Останется валяться в кубрике, терзая себя глупыми мыслями и ожиданием его (или - не его), звонка.
        Шикарно приоделись девушки. По погоде, в меру тёплой. Не одесской, конечно, но всё же. Миллионерши, кто бы мог подумать! Наверняка ездили по самым дорогим магазинам и без оглядки на «богатых тётушек» тратили шальные деньги бессчётно.
        Как опытный оперативник, Уваров тут же и подумал, чуть кулаком себя по лбу не ударил - как же он промазал! О Настасьиных словах и капризах подумал, совсем о настоящих делах забыв. А тут же подполковником контрразведки быть не нужно, просто соображать чуть повыше обывательского уровня. Прав, совершенно во всём прав генерал Чекменёв - нельзя на такого вообразившего о себе раздолбая в серьёзном деле полагаться.
        Словно бы озарение на Валерия снизошло, и догадался он, чем Игоря Викторовича раздражал. Да вот этим самым! На подкорковом уровне считал, что личным геройством можно все иные привходящие проблемы снять. А генерал дальше видел, не зря ведь сказал, что от твоего самомнения вреда больше, чем пользы, если даже все остальные считают наоборот.
        Вот тебе - утирайся! Не могут девочки «хвостов» за собой не потянуть. Самое первое
        - Кристина Волынская в банк пошла, чек Катранджи учитывать. Ты, замначальника самого специализированного и секретного в России Отдела, подумал, как это выглядеть будет? Двадцатилетняя девушка, пусть и в сопровождении не выставляющихся на чужое обозрение подружек, предъявляет чек на двадцать семь миллионов! Просит раскидать сумму на девять разных счетов и выдать кредитные карточки на предъявителя! Да тут ведь все секретные линии от приказчиков до начальника охраны затрезвонят. Пусть здесь у нас совершенно свободная политически и экономически страна - однако… А если не к охране, к совсем другим людям, подобными вещами интересующимся?
        А он, дурак, собственными любовными интригами увлечённый, просто не увидел проблемы. Да нет, не то чтобы не увидел, вообще о ней забыл!
        И дальше, в магазинах есть кому - от продавщиц до старших приказчиков - заинтересоваться «соплячками», что платят наличными и кредитными карточками, не спрашивая, что почём на самом деле. И ведь, главное - все без охраны! Это такой случай - последний дурак не промухает. Тут и к бабке не ходи.
        Выйдя из машины, пройдясь туда и обратно, Уваров сразу увидел - четыре мощных автомобиля с погашенными фарами стояли в близких к стоянке такси переулках. Нечего им здесь делать, кроме как девушек ждать, подслушав и запомнив все их разговоры. Сопроводив до места и рассчитывая продолжить игру. Днём, на улицах, где вооружённые городовые стоят на каждом перекрёстке, грабить бессмысленно. Зато потом….
        Уваров про себя усмехнулся только одному: крутые ребята, сутенёры или бандиты, не столь важно, а вот про принадлежность «пансионата», где запланированные жертвы проживают - ни один не знает. Знали бы - десятой дорогой обходили забор, не говоря о тех, кто за ним обитает.
        Хорошо поставлена служба секретности - сколько лет здесь база «Печенегов» существует, и всё чисто! Жители нескольких домов, расположенных по ту сторону оживлённой автомагистрали, уверены: в одной половине парка, за каменной четырёхметровой оградой, находится научно-исследовательский институт военно-химического профиля, с другой, ближе к реке, жилой комплекс сотрудников и гостиница с общежитием для стажёров и аспирантов. Местные привыкли, всем прочим просто неинтересно.
        Девушки, весело щебеча, вышли из калитки, на стоянке разместились в двух семиместных «Чайках» (ждущих или горских князей, в одной машине едущих, в другой папаху везущих, или многодетные семьи с баулами и колясками), и поехали к центру.
        За ними бесшумно, по-прежнему не включая фар, покатились два «Хорьха»-кабриолета и два четырёхдверных «Вандерера». Солидные машины, по триста лошадей под капотами, а работают так, что на ребро поставленная монета не падает с панели при двух тысячах оборотов.
        Уваров тоже тронул свою «Ласку». Пистолет, как обычно, при нём, дежурного по управлению раньше времени предупреждать не стал. Мало ли, может быть, всё - просто плод его воображения. Познакомиться с красивыми девушками приличным молодым людям захотелось, а где же и знакомиться, как не в ночном клубе? Приставать на улице, да сразу к целой группе - не комильфо, за исключением совсем безвыходных ситуаций. А так - интересное приключение с элементами авантюрного романа.
        Валькирии не захотели провести вечер в ресторане, где Ляхов представлял их Тарханову с Валерием.
        Там было бы абсолютно безопасно, но опять же - с точки зрения Уварова. А что там делать молодёжи, не шары же биллиардные катать? Девушки выбрали хорошо разрекламированный клуб на Неглинной. Не самый респектабельный, наверное, но программа там предлагалась обширнейшая, до утра, и дресс-код строгий, и плата за вход отсекающая.
        По одной девушек туда, скорее всего, не пустили бы, во избежание неприятностей для заведения, а сразу семерых - беспрепятственно. Привратник только поинтересовался благодушно - они что, окончание модельного училища явились отмечать? Так лучше нашли бы себе что-нибудь попроще, поспокойнее. Работать начнут - насмотрятся…
        Вслед за девушками, выждав меньше пяти минут, попарно прошли восемь парней из сопровождавших машин. На вид - не представляющих собой ничего особенного. Возраст
        - от двадцати пяти до тридцати лет, одеты, как положено, внешность, можно сказать
        - нейтральная. Ни ярких красавцев, ни заведомых уродов среди них не присутствовало. Трудно вообразить этих довольно культурных юношей обычными бандитами, охотящимися за несколькими золотыми цепочками и даже колечками с бриллиантами. Их машины стоят гораздо больше.
        Либо расчёт у них на совсем другой навар, например, похищение с изъятием банковских карт, или требование очень серьёзного выкупа с тех, кто им покровительствует, либо все подозрения Уварова - обычная профессиональная паранойя. Просто собрались ребята подцепить и раскрутить богатых красоток. Без всякого криминала. С далеко идущими планами или, как обычно, на вечерок, а дальше
        - как получится.
        Нет, кем-кем, а параноиком Валерий себя признавать отказывался. Средняя Азия, Варшава, Одесса и все другие события его жизни подобный диагноз категорически отрицали. Что он, не знает, как ведут себя люди, приехавшие поразвлечься за большие деньги и познакомиться с доступными девочками? Знает. А эти явно явились на работу. Оттого и лица собранные, сосредоточенные. Как у артиста в гримёрке перед выходом на сцену. Это шагнув из-за кулис он будет искромётно веселить публику, изображая Фигаро или Тарталью, а пока - настраивается, выращивает «зерно образа».
        По Уварову, к примеру - каждому видно - истинный весельчак и бонвиван, вся его сегодняшняя программа - как на ладони. Выпить хорошенько, партнёршу найти, в казино сыграть, не для выигрыша, а нервы пощекотать… Ну и так далее.
        Пока его подопечные входили в ритм заведения, он легко перемещался по залам, оставаясь для них невидимым, потанцевал пару раз с девицей, перехваченной у стойки бара, сделал вид, что увлёкся. Барышня и вправду была весьма неплоха, но с Настей и любой из её подруг - никакого сравнения.
        Валькирии правильно поступили, рассредоточившись по необъятному, причудливо освещаемому разноцветными вспышками цветомузыки пространству. Оставаясь в группе, они не вызвали бы ничего, кроме никчёмного любопытства толпы и тягостного недоумения возможных претендентов на приятное знакомство. А так желающих немедленно познакомиться, пригласить на танец или за столик нашлось предостаточно.
        Наблюдать сразу за пятнадцатью объектами Уварову было тяжело, но в качестве тренировки - очень даже полезно. Он быстро сообразил, почему за девушками приехали не семь, а восемь человек. Восьмой - разводящий, или - диспетчер. Он делал почти то же самое, что и Валерий, но с противоположной целью, естественно. Командовал своим отрядом моментами лично, сближаясь вплотную то с одним, то с другим исполнителем, чтобы бросить несколько слов, то издалека, особыми знаками указывая, что нужно делать, или передавая команды через официантов и барменов.

«Блестящая организация, - думал Уваров. - Действительно незаурядный талант, плюс высочайшая дисциплинированность подчинённых. На большие ставки идут. Пожалуй, мне даже повезло. В смысле расширения кругозора…»
        Он выбрал момент, когда Настя с бокалом вина на какое-то время осталась одна, остановившись у колонны напротив эстрады, где почти совсем обнажённые танцоры - высокий мускулистый парень и тонкая в талии, но с весьма развитыми формами девушка исполняли эротический танец в стиле индуистских тантрических культов.
        Подружки Вельяминовой незаметно потерялись, возможные кавалеры ещё не успели правильно использовать её одиночества.
        - Извините, мадемуазель, - тихо сказал Валерий, подойдя со спины. - Не позволите ли составить вам компанию, хоть ненадолго?
        Анастасия вздрогнула, обернулась. Вспышки радости в её глазах, тут же сменившейся прежней суровостью, ему было достаточно.
        - Ты? Как же ты нас нашёл?
        - Вопрос для «печенега» несколько бестактный, - усмехнулся Уваров. - Как отвечал на подобные вопросы один персонаж старинного фильма: «Стреляли».
        - Тут, кажется, не стреляют… - суховато ответила Настя.
        Валерий ощутил досаду. «Может, моё появление её только разозлило ещё больше? Хотела повеселиться как следует, в хороводе поклонников, что-нибудь романтически-сумасбродное себе позволить, в духе этого кабака, а тут я припёрся…»
        - Слава богу, - ответил он, переходя на служебный тон, - но вполне могут начать и очень скоро.
        Коротко, по-офицерски сообщил ей результаты своих наблюдений и размышлений. И тут же заметил буквально в пяти шагах проскользнувшего мимо «разводящего». У него сомнений не осталось, ни малейших: плотно их держат в зоне внимания. Уйти просто так точно не позволят.
        - Сейчас я положу руку тебе на талию. Ты её сбросишь сразу, как только я закончу говорить. Не резко, здесь это не принято, но достаточно решительно. Потом проскользнёшь по залам: всем девочкам полная боевая готовность. Но до настоящего сигнала - никаких решительных действий. Вы - отдыхающие, не совсем шлюшки, но около этого.
        Танцуйте, выпивайте, позволяйте трогать вас руками до крайнего предела… Тихо, не спорь, за нами пристально смотрят. Вариантов я без твоей помощи (нашёл моментик припомнить), насчитал четыре. Первый - бандиты. Грабёж или выкуп. Второй - великосветские альфонсы - самый для вас лучший. Либо они вас продинамят, либо вы окажетесь хитрее. Третий - загранразведки. Четвёртый - люди Катранджи. Пятый… пятый на потом оставим.
        - Нет, скажи, - шепнула Настя, незаметно со стороны сжав его ладонь.
        - Пятый - это твои любовники меня так решили из расклада вывести…
        - Иди отсюда, дурак, хам! - Анастасия отбросила его руку с талии, отскочила на два шага сразу.
        - Что и требовалось, подпоручик Вельяминова, что и требовалось, - свистящим шёпотом успел добавить вслед Уваров. - Работай по первому варианту. Злее будешь…
        Едва заметно покачиваясь, вполне нормально для часа ночи и десятка выпитых рюмок, Валерий зашёл в туалетную комнату. Шикарно, ничего не скажешь. Мандариновые деревья в бочках, усыпанные плодами. Зеркала от пола до потолка, изысканнейшие дезодоранты витают вокруг отнесённых к самой дальней стене кабинок.
        Главное - тихо здесь. Не разрывают больше барабанные перепонки старания вертящих туда-сюда ручки усилителей звукооператоров, и не надрываются саксофонисты и трубачи «живой музыки». Ужас какой-то, а не наслаждение чистым искусством. Как в том анекдоте: «Да повбывав бы усих!»[Для не знающих «ридной мовы» - «Убил бы всех» (укр.)]
        Подполковник достал пачку сигарет. Он не успел спросить у Насти - есть ли при них оружие? Скорее всего - нет. Платьица слишком тонкие, объятия предполагаются раскованные, и не на задание девчонки сюда шли. Не слишком страшно - затейся что-нибудь - оружия в клубе навалом. Бутылки, бронзовые подсвечники, стальные стойки микрофонов, стулья, наконец. А у него под пиджаком настоящий пистолет, и три обоймы в карманах. Всем хватит!
        Сигарета только коснулась фильтром губы Валерия, как белая дверь открылась, пропуская человека. Если б не предварительная подготовка - граф непременно бы рассмеялся. Ну, как по-написанному! В туалет вошёл именно тот, кто его интересовал больше всех. Контролёр-диспетчер.
        Неплох, совсем неплох. Рядом с ним Уваров, если со стороны - выглядел слабовато. Только что высокий, а в остальном - хиловат. Как написано в военном билете: «Рост пятый, размер сорок восьмой. Обувь - сорок два».
        Вошедший мужчина был намного внушительнее. При одинаковом росте килограммов на двадцать тяжелее, и вся его стать демонстрировала упругую силу и умную мощь. Не какой-нибудь там заводской грузчик или бессмысленный посетитель тренажёрного зала, накачивающий мышцы, чтобы летом на пляжах красоваться. Специалист, боец.
        Низкий тёмный ёжик волос, недобрые глаза из-под сросшихся бровей. Тонкие губы, резко очерченный подбородок с глубокой ямкой посередине. Самое интересное - без всякого повода и причины немотивированная злость источалась его личностью и отчётливо воспринималась с десятка шагов. Будь на месте Уварова кто попроще - и в обморок мог свалиться. Тем интереснее.
        Инфантильному на вид графу непременно следовало бы как минимум испугаться. Пока что просто так, неизвестно чего. Лица вошедшего и непредсказуемости его действий. Мужик наверняка привык именно к такой реакции - сначала он, безусловно, подавляет волю намеченного объекта, дальше начинается разговор.
        Сигарета у Валерия висела на нижней губе, прилипнув фильтром, и он не мог сообразить, как её вставить на место. Руки не знали, куда двинуться, зажигалка не слушалась…
        Мужчина улыбнулся, как мог бы улыбнуться бронетранспортёр, щёлкнул своим
«Ронсоном», поднеся воняющий бензином язык огня к лицу Уварова. Нет, просто к сигарете. Решив, что сыграно достаточно, Валерий благодарно кивнул, прикурил, затянулся, несколько нервно, впрочем.
        - Как отдыхается? - спросил координатор.
        - Да ничего, нормально. Здесь всегда так?
        - Приблизительно. - Собеседник тоже закурил, тонкую чёрную сигариллу. - А вы что - в первый раз?
        - Да вот так получилось, - словно бы сам себе изумился Уваров. - На Дальнем Востоке совсем другими делами занимался, вчера приехал - товарищ пригласил в этом кабаке встретиться, да всё нет и нет… Я теперь и не знаю.
        - А к девушкам цепляться умеешь? - Вопрос прозвучал двусмысленно.
        - Умею, чего ж тут? Они, какие по клубам ходят, что во Владике, что в Хабаровске - все одинаковые. Ноль проблем.
        - Тогда слушай внимательно: к той, с кем ты сейчас обниматься пробовал - больше не подходи. Других навалом.
        - Это ты про какую? Я сегодня штук пять обнимал. С тремя договорился. К утру ещё будут…
        - Заткнись, хватит. - Очень плохо было у мужика с нервами. С большим трудом сдерживаемая агрессия так и пёрла наружу.
        Учить надо. Таких - учить. Ничего лучше, чем прикладом в зубы, за время своей службы Уваров так и не придумал.
        Валерий медленно вдохнул табачный дым, глубоко, очень глубоко. Если бы не это - страшно представить, как бы он засветил именно в эту ямочку на подбородке! В увлекательных фильмах любят показывать, как персонажи дубасят друг друга стальными ломами и шуфельными лопатами без видимых последствий Для текущей жизнедеятельности и даже внешнего облика. А если по правде - удар раскрытой рукой, в последний момент собранной в кулак (без боксёрской перчатки, само собой), выбьет в чистый нокаут хоть кого, хоть Джо Луиса, хоть великого чемпиона двадцать первого века в супертяжёлом весе Михаила Бубенного! А если с кастетом или просто намотанным на руку резиновым бинтом?
        - Я тебе про ту, последнюю, говорю, в сиреневом платье, что ты обнять попробовал…
        - Какие вопросы? - удивился Уваров. - Она меня, извиняюсь, послала. Другого принца ждёт… Не тебя ли? Но рожа у тебя на капитана Грея уж сильно не похожа…
        Со всей возможной степенью язвительности это подполковник сказал, но - мягко. Чётко в то же время отслеживая любую мимическую гримасу на лице противника, а главное - состояние его зрачков.
        Не понравились кадровому убийце (а что он именно из них, у Валерия не было уже никаких сомнений), странные переходы парня в смокинге от демонстративного страха к демонстративной же наглости.
        Лучшим выходом из положения мужик счёл хлёсткую пощёчину наглецу. Без всякого членовредительства. Получит фраерок своё, утрётся и уйдёт.
        Никакого смысла в подобной выходке не было. Хочешь убить - попробуй. Нет - держись в рамках. Кто таких идиотов на службу нанимает - представить невозможно!
        Тут Валерий и позволил себе! Правую руку, размашисто идущую к его лицу, он отразил фехтовальным батманом левой, правой показал направление на переносицу, а ударил в печень. Так, что та, наверное, прилипла к позвоночнику. Если осталась целой, что едва ли.
        Затащил пока ещё дышащее тело в крайнюю кабинку, посадил на унитаз, достал из карманов деньги, документы, пистолет, очень серьёзный, служебный, что само по себе интересно. Номер по базе завтра пробьём. Найдут этого клиента, не найдут - его не касается. Главное, вышел Уваров из туалета, не привлекая ничьего внимания.
        Рядом был женский. Валерий заглянул - тоже никого. Если появятся дамы - заплетающимся языком скажет, что перепутал. По переговорнику вызвал оперативного дежурного первого отряда. Велел прислать наряд человек пять, с полным штатным вооружением. Взять под контроль, не слишком приближаясь, автомобили с такими-то номерами и парадный вход в клуб.
        - Ничего больше. Я, если что, скомандую, голосом.
        Снова несколько минут покрутился по залам, глазами, не приближаясь, нашёл Настю, потом остальных девушек, поочерёдно. При каждой уже определился в роли постоянного кавалера примеченный Уваровым специалист из той же команды. Иначе и не назовёшь. Обаяли они свои объекты до чрезвычайности тонко и грамотно. Целью слегка ошиблись, другое дело. Попадись им нормальные московские девушки от восемнадцати и до шестидесяти - никаких вопросов наверняка бы не возникло. Скорее - напротив. Все получили бы свою дозу удовольствия. С какими последствиями - потом бы выяснилось.
        Но болтать парни умели, ничего не скажешь. С использованием методик нейролингвистического программирования, в случае необходимости применяя химические добавки в вино или безалкогольные (если вдруг) напитки. Своими ногами (точнее - своей волей) ни одна из жертв не ушла бы.
        Через Настю Уваров передал команду сворачивать операцию. Отсутствие куратора, как Валерий заметил, клиентов напрягло. То есть привести каждую в нужное состояние - выполнено. Девушки цеплялись за плечи партнёров, ножки у них подгибались, на руки, лежащие не только на бёдрах, но и пытающиеся проникнуть под широкие юбки, реагировали слабо. Некоторые, приводя в замешательство партнёров, занятых совсем другими мыслями, пытались публично целоваться. Этим ребятам, стопроцентно трезвым, нужно было совсем другое.
        Заказанные девчонки приведены в нужное состояние. А дальше что? Команды не поступало. В подвал их тащить, на второй этаж, в номера для очень богатых клиентов или в машины?
        Зато, по знаку Уварова, начались естественные в ночном клубе безобразия. Маша Варламова, которую партнёр у стойки бара, под мигающими огнями софитов сначала схватил за коленку, а потом сразу за грудь, вначале хлёстко, с двух сторон отвесила ему по морде и тут же швырнула его вдоль подиума, как городошную биту.
        На зрителей полетели ни в чём не повинные демонстраторши нижнего белья.
        Насте попался совсем какой-то придурок, плохо понимающий, как следует вести себя с барышней, выбранной, как заранее было сказано, их начальником лично для себя. А она, визгливо хохоча, тянула его за руку к выходной двери.
        - Тут душно, понимаешь, душно, поехали кататься. В кабриолете…
        По пути Вельяминова прихватила с чьего-то столика бокал шампанского и залпом выпила. Вновь демонически рассмеялась и по-гусарски швырнула хрусталь на мраморный пол.
        - Слушай, весело у нас пошло! - закричала она, не стесняясь того, что минутой раньше застёжка платья у неё на спине разошлась ниже талии. - Гуляем все! - Анастасия попробовала залезть на стол, где сравнительно спокойно ужинали четыре средних лет пары. - Хотели клубной жизни, сейчас увидите… Канкан среди тарелок…
        Нечто подобное учинили и Кристина с Гертой. Давненько респектабельный клуб не видел такого разгула!
        В итоге влезшие непонятно во что «кавалеры» с помощью охранников выволокли сорвавшихся со всех нарезок девиц на свежий воздух. Те и там не успокаивались, громко возмущались хамством и беспределом, показывали неизвестно откуда взявшимся зрителям порванные бретельки и синяки на руках, обещали завтра устроить такое, что этот поганый кабак и за сто первым километром сроду не откроется.
        Уваров из темноты смотрел и посмеивался - и мы кое-что умеем. Операция у противника явно провалилась - после такого количества безобразий и шума найдётся сотня свидетелей похищения или бесследного исчезновения сразу стольких девушек, явно не из привокзальных районов. Да и руководитель как-то странно исчез в самый ответственный момент. Самое им сейчас лучшее - плюнуть на всё и самим разбегаться, пока обычные районные городовые не повяжут.
        - Эй, ты, Ромка! - схватил за рукав выскочившего на крыльцо неудачливого
«альфонса» старший метрдотель в малиновой ливрее, наверняка хорошо его знавший. - Кто за весь бардак платить будет? Мы так не договаривались… Парни, - это уже охране, - взять мудака долбаного, пристегнуть к батарее в подвале, утром разберёмся! Хрена, бога, душу, градоначальника с его семейством тридцать три раза туда и обратно… Хер-те что учинили, да ещё и покойник в сортире валяется!

«Неужто я своего убил? - удивился Валерий, стоявший рядом с дверью, но в глухой тени колонны. - Нет, вряд ли. Или понт гонит, или покойник - чужой».
        - Василий Павлович, - взмолился задержанный, - мы тут совершенно никаким краем! Если к кому претензии - к Толяну Армавирскому. Мы за весь вечер слова не сказали, пальцем не шевельнули. Толян велел этих псишек ублажить, напоить толково и к нему на дачу отвезти. А у них крышу раньше времени сорвало… Мы - при чём?
        - А какого… было сыкушек фенамином с водкой поить раньше времени? - снижая тон, ответил метр. Но Уваров эти слова хорошо услышал, как и предыдущие.
        Вот оно как! Не в случайном наезде на удачно подвернувшихся богатых девчонок нескольких поставщиков приличного живого товара здесь дело. Тут куда интереснее картинка вырисовывается. Плотно заняться - прокурорским на полгода дел хватит. Серьёзная фирма, о каких в императорской Москве почти и забыли. Ан нет. Ну, это потом.
        В переговорник Уваров скомандовал командиру отделения «печенегов» забыть про машины и мгновенно атаковать крыльцо и вход в клуб. Как только увидел бегущие фигуры в полном боевом, с автоматами и в затемнённых касках, метнулся вперёд, заломил руки за спину метрдотелю, придавил коленом спину, невзирая на возмущённые, но быстро слабеющие вскрики. Скомандовал своим девчонкам, всё ещё продолжавшим
«детский крик на лужайке»:
        - Отбой! Всех ваших вырубить и мордой вниз. Этого - туда же, - оттолкнул он ногой потерявшего волю к сопротивлению метра. Взмахом руки остановил «печенегов».
        - Я - подполковник Уваров! Слушай мою команду! Перекрыть все входы-выходы. При попытке побега стрелять!
        И тут же снова вызвал дежурного.
        - Дело серьёзное. Полную роту сюда. Аллюр три креста!
        Через десять минут больше ста офицеров оцепили клуб и всю прилегающую территорию. Начали обыск припаркованных машин, жёсткую фильтрацию клиентов и квалифицированный обыск всех помещений.
        Уваров тронул с места свою «Ласку» только через полчаса, когда убедился, что здесь и без него справятся. Тем более одна за одной подъезжали машины городской полиции, жандармерии, прокуратуры вперемежку с газетчиками и дальновизорщиками. Давно в Москве таких интересных событий не бывало.
        Валькирий он отправил домой на полицейском автобусе, ловко выведя их из поля зрения как «сотрудников», так и репортёров.
        Анастасия, странным образом не уехавшая с подругами, каким-то образом оказалась на заднем сиденье его «купе». Как и когда она туда шмыгнула, Валерий не заметил.
        Дождавшись (вот что значит подготовка), когда машина вышла на прямое шоссе, свободное от встречных и попутных машин, подпоручик Вельяминова, перегнувшись через спинку, обняла его за шею и начала целовать в щёки и уши.
        - Люблю тебя, люблю! Прости, не подумала, не так подумала… Ты меня всё равно любишь? - шептала она, едва ли не со слезами в голосе.
        Он, поворачивая голову, доставал щекой только до её пальцев.
        Глава 15
        Генерал Чекменёв докладывал Императору, а в малой гостиной, примыкающей к кабинету, ожидал аудиенции господин Катранджи, он же купец первой гильдии Катранов, желающий представить на Высочайшее имя проект строительства завода по изготовлению новейших летательных аппаратов. Не имеющих аналогов в мире. Который (мир), как тоже известно, в ближайшие годы будет занят совсем другими проблемами.
        Император окончательно решил свой внешний облик привести в соответствие с внешностью глубоко уважаемого предка - Александра второго Освободителя. Ростом, чертами лица и статью Олег Константинович очень на него походил, требовалось только две недели на взращивание волос на лице и усилия хорошего куафёра.
        Кажется, получилось. Жаль, что пока не до конца получается с той же быстротой и эффективностью развернуть в подражание Александру весь государственный корабль курсом «великих реформ». Но это - до поры. Вскоре Россия поймёт и дружно станет приветствовать государевы новации, без кнута и крови возвращающие её к золотому веку. Серебряный Олег не любил. Модерн, декаданс и неудержимое скатывание к мятежам, бунтам, мировой войне.
        - Так ты уверен, Игорь, что за этой мерзкой авантюрой опять и снова - Англия?
        - Совершенно уверен, Ваше Величество!
        - Ты это брось, хорошо? - мягко попросил самодержец, разминая папиросу «Кара Дениз». Эти папиросы, необычайно длинные и толстые, набитые табаком, выращенным на специальной плантации, регулярно поставлял ему губернатор Западной Армении. - Не выношу. На приёмах - ладно. А с глазу на глаз - какое я тебе Величество? Не желаю быть Каракаллой, предпочитаю - Марком Аврелием.
        - Пусть будет по-твоему, Олег. Англия. Она, причём сейчас - только она. Кто больше неё теряет от выхода России из ТАОС? Сухопутных войск для сохранения статус-кво у неё фактически нет. Жалкие пять дивизий, которые невозможно посылать в самое пекло, иногда фактически на убой. Солдаты просто не пойдут. Они не привыкли. И
«общественное мнение» не готово к переходу на военные рельсы. Значит, те доминионы, что мы прикрывали Экспедиционным корпусом, она потеряет завтра же. Флот? Ну, неплохой у них флот, но опять же, если наш займёт нейтральный нейтралитет,[Нейтралитет бывает по отношению к кому-то дружественный, бывает - откровенно враждебный (английский, американский по отношению к России в Русско-японской войне, например). А если совсем нейтральный - это очень редкий случай.] что им делать? Мы свои эскадры из Атлантики, Индийского океана и Средиземного моря оттянем в Порт-Артур и Хайфу, у европейцев не хватит сил берега и коммуникации прикрыть. На других союзников надежды мало. Мы всю жизнь им вольно или невольно помогали. Начиная с наполеоновских войн. И - никакой благодарности. Наоборот - старательно культивируемое озлобление масс и подлые выходки, вроде Крымской войны и Галлиполийской[Галлиполийская операция 1915 года - попытка союзников России по Антанте высадить десант на одноимённом полуострове и захватить контроль над Проливами до того, как Россия начнёт свою Босфорскую, имеющую целью взятие Стамбула
(Константинополя). Закончилась безрезультатно с огромными потерями для англо-французов.] (она же - Дарданелльская) операции… Цели и методы у них прежние - «разделяй и властвуй», «у Британии нет постоянных врагов и постоянных друзей, есть только постоянные интересы». «Как тяжело жить на свете, когда с Россией никто не воюет!» Да что я тебе буду объяснять?
        - Мне - не надо. Вот, смотри. - Олег показал на груду бумаг, покрывающих почти весь стол. - Это - личные письма и телеграммы от президентов и премьеров Великих держав. Убеждают, просят, почти умоляют не разрушать мировое равновесие…
        - И как ты отвечаешь? - Чекменёв спросил с искренним любопытством. Ему на самом деле было интересно.
        - Знаешь, они ведь почти все, что протестанты, что католики, любят рисоваться своей приверженностью Библии. Кто Ветхому Завету, кто Новому…
        - Ну?
        - Так я им и отвечаю: смотри страницу такую-то, стих такой-то. А там написано:
«Какою мерою меряете, такою и отмерится вам». Или: «Не желайте ближнему своему того, чего не желаете себе». Без комментариев.
        - Лихо. Ты вот Второму Александру стараешься соответствовать, так и Третьего вспомни.
        - Что именно?
        - «Европа может подождать, пока русский Царь ловит рыбу…»
        Олег рассмеялся, достал из тумбы стола любимый графинчик, тарелку с солёным огурцом и двумя чёрными сухарями, сам разлил, и они, как в молодости, махнули по-гвардейски.
        - Так и будем действовать. И наблюдать, кто в какую сторону колебаться начнёт. Зови своего Катранджи. Да вот, кстати, дошло до меня, что некий подполковник Уваров, не тот ли самый, что в Варшаве геройствовал, и тут себя показал. Тебя, считай, из глубокой и полной задницы вытащил. Так?
        - С чего ты взял? - вскинул Чекменёв подбородок, изображая оскорблённое достоинство.
        - Успокойся. Какая бы мне цена была, если б своих информаторов не имел. Так? - с нажимом повторил Император.
        - Ну, в определённой мере…
        - И теперь что? Полковника ему дать? Золотое оружие? Георгия очередного? Раз ты представления не написал, я и сам могу…
        Чекменёв глубоко вздохнул.
        - Вот этого - не надо. Прошу. Парень хороший, с перспективами. Но я бы его, такого, ещё лет пять в капитанах подержал. И то для его лет много. А он уже подполковник. Щедрый ты слишком, в ущерб делу…
        Олег Константинович разлил ещё по одной, пристально глядя на друга. Умел он смотреть так, что гонор сбивал почти с любого.
        - Соперника боишься?
        - Что ты, Олег? Какой он мне соперник? Всего двадцать семь ему скоро будет. Способный, да. Очень способный. Только я иногда почти со страхом представляю, на какие выверты он способен, если его постоянно в ежовых рукавицах не держать. Для него же ни авторитетов не существует, ни умения примениться к обстоятельствам. Если уверен, что прав в своём понимании «долга», будет идти до конца.
        - А уже были случаи, когда он оказался «не прав»?
        - Если дождёмся, долго придётся расхлёбывать. Как после Варшавы.
        - Тебе не стыдно, Игорь? - Олег Константинович вертел гранёную рюмку в пальцах и улыбался. - Ты сейчас жив почему? Ответь честно. «А там я буду посмотреть».
        - Да неважно это, неважно кто кому чем обязан. Я в чисто воспитательных целях. Нельзя его сейчас поощрять. Он и так много о себе воображает, а награди ты его… Я вообще хотел ему показательный «разбор полётов» устроить. Не наказывать, но дать понять, что личное геройство не искупает организационных промахов и просчётов.
        - Эх, Игорь, - сказал Император. - Когда я тебя из поручиков в полковники производил, ты сильно возражал? А сколько у тебя промахов было… Я тебя сильно бил? Смотри, серьёзного врага наживёшь, как Ришелье - Д'Артаньяна. Он молодой, а ты скоро стареть начнёшь. И чем ваше противостояние закончится? Хоть так, хоть эдак, а для дела пользы никакой. Так что орден я Уварову всё равно дам. Какой сочту нужным. А представления на непосредственных участников операции ему прикажу писать, не тебе. Понял?
        - Твоя воля. И знаешь, что я тебе напоследок скажу…
        - Почему - напоследок? - удивился Олег.
        - Да не хочу я больше этой разведкой-контрразведкой командовать. Отправь меня послом в Лондон, в самое ихнее гнездо. И отдохну, и развлекусь, и поработаю.
        - Это - можно. А совет какой?
        - Будешь кресты вешать, посмотри на ту, которую Уваров первой в наградной лист впишет…
        - Что-то особенное? - В глазах Императора, любителя и ценителя женской красоты, просверкнул интерес.
        - Не ручаюсь. Просто, как в штоссе, предполагаю, что дама выпадет. Пиковая, червовая - без понятия. Так это ведь интереснее…
        - Ладно, посмотрю. На всех посмотрю. Очень меня эти кавалерист-девицы заинтересовали. Или в отряд к ним съезжу, или к себе на чашку чая приглашу, там и награды вручу. Но ты тоже смотри, сам себя не перехитри. И оставим на этом. Зови нашего Ибрагима.
        Катранджи вошёл, оставив в приёмной тщательно сработанную личину слегка придавленного счастьем купца, удостоенного высочайшей аудиенции. По эту сторону дверей появился уверенный в себе собрат хозяина кабинета, не менее могущественный правитель, не позволяющий себе держаться на равных только в силу хорошего воспитания. Ну и обстоятельств, конечно.
        Император это понимал, а также и чувствовал. Вышел из-за стола, сделал два шага навстречу. Обменялись рукопожатием. Олег Константинович указал на полукруглый диван у окна. Чекменёв устроился в дальнем углу и стал почти незаметен.
        - Прежде всего, Ваше Величество, я хотел бы поблагодарить за предоставленную возможность личной встречи. Уверен - этим мы можем открыть новую страницу в наших отношениях.
        - Хотелось бы надеяться, - кивнул Олег. - Разумеется, мы не собираемся принимать каких-либо соглашений де-юре. Ввиду присутствия некоторого… диспаритета в наших официальных статусах. Что, конечно, не помешает согласовать позиции де-факто. Но для этого мне требуются личные пояснения из ваших уст. Всякого рода документов я достаточно начитался и слухами пресыщен. Итак, моя должность и степень моей легитимности вам известны и понятны. Мне ваша - отнюдь. Вот с этого давайте и начнём.
        - Должность мою назвать затрудняюсь, за неимением таковой, в административном смысле. Даже председателем так называемого «Чёрного интернационала» не числюсь, ибо его как учреждения просто не существует, в отличие от предыдущих
«интернационалов», вполне процедурно оформленных. Религиозным авторитетом также меня назвать нельзя, ибо в противостоянии вашему «цивилизованному миру» участвуют люди весьма разных конфессий. То есть единственное, что объединяет людей, так или иначе участвующих в нашем «движении» - неприятие всей так называемой евро-атлантической цивилизации. А ваш покорный слуга, волею судьбы, не более чем координатор, имеющий влияние и средства для того, чтобы руководить процессом, придавая ему по возможности «цивилизованные» рамки.
        Олег Константинович суховато и коротко рассмеялся.
        - Не парадокс ли - бороться с цивилизацией в цивилизованных рамках.
        - Вся наша жизнь состоит из парадоксов, больших и маленьких, - с долей смирения ответил Катранджи.
        - Следующий вопрос. Повторяю, я читал много документов, и написанных о вашем движении с точки зрения «Севера», и, так сказать, продукты саморефлексии ваших сторонников. Бессвязно, противоречиво, часто бездоказательно. Не серьёзные труды, а пропагандистские материалы. Есть у меня и сводки наших разведслужб, аналитические записки. Но там в основном конкретика. Попробуйте в кратких словах изложить ваше кредо, вашу личную философию. Что заставляет именно вас, человека европейски образованного, я бы даже сказал - достаточно русифицированного, заниматься этим делом? Впечатления маньяка или фанатика вы не производите, ваше финансовое положение, даже в случае реализации всех программных установок, существенно не изменится…
        - Потому что просто некуда, - любезно согласился Ибрагим. - Любой нормальный человек понимает, что свыше определённой суммы деньги просто теряют свой общепринятый смысл.
        - Следовательно, исключительно воля к неограниченной власти?
        - Не совсем верно. Я же не могу предположить, что ваше решение принять на себя обязанности монарха вызвана этой же причиной.
        - Да, пожалуй. Следовательно, вы осуществляете некую миссию. И в чём же она заключается в чистом, рафинированном виде? Пропагандистские штампы, предназначенные для масс, можете опустить.
        - Вы, возможно, сейчас назовёте меня утопистом, но моя цель, достижима ли она при моей жизни или нет - другой вопрос - это установление на Земле единого коммунистического общества.
        - Вот как? - ничем, кроме лёгкого движения брови, Император не выдал своего отношения к услышанному. - Были уже такие идеалисты, пробовали. Слава богу, их последнюю вооружённую попытку нам, именно россиянам, удалось пресечь. С трудом, однако весьма радикально. Кое-какие локальные выступления после той Смуты - только рябь на воде. Теперь, значит, снова.
        - Поймите, Олег Константинович, я имею в виду абсолютно другое. Маркс и Ленин тут совершенно ни при чём. Хотя в наше движение входит значительное количество группировок и партий ярко левых убеждений. И анархисты, и бакунинцы, наряду с ортодоксальными исламистами, и… - он махнул рукой, не желая перечислять. - Вы же не можете не согласиться, что мир устроен крайне несправедливо?
        - Это - на чей взгляд. В России мы вот ухитряемся поддерживать классовую и сословную гармонию. Национальную и религиозную - тоже…
        - Судя по последним событиям в Польше - не настолько успешно, как вам кажется, - осторожно съязвил Катранджи.
        - А вот тут вы сказали глупость, уважаемый. - Олег слегка расправил плечи и поправил усы. - Очередной польский мятеж, кажется, шестой по счёту за последние двести лет и первый в этом веке - как раз яркий пример губительности внешнего вмешательства в налаженную жизнь государства, где равно уважаются права всех подданных. Ваша организация, кстати, приложила к этому наиболее значительные усилия. И что же? Горстку инсургентов фактически никто не поддержал, даже в Привислянском крае. Что такое несколько тысяч…
        - Несколько десятков тысяч в составе только вооружённых формирований, - уточнил Катранджи.
        - Не имеет значения. Несколько десятков тысяч тщательно распропагандированных и очень хорошо оплаченных сумасбродов, свихнувшихся на «национальной идее». А десять миллионов поляков предпочли продолжить жизнь в составе Империи. Пример Независимой Малополыпи их не слишком вдохновляет. Одно из беднейших государств Европы, которому нечем гордиться, кроме пресловутой «неподлеглости». Как будто у нас мы запрещаем полякам говорить на своём языке, исповедовать католичество, да и эмигрировать, хоть в Малополыну, хоть на Мадагаскар. Однако эмиграция - фактически нулевая. Посмотрите справочники.
        - Кроме нас, восстание…
        - Мятеж, - жестко поправил Олег.
        - Ну да. «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае он называется иначе», - продемонстрировал эрудицию Ибрагим. - Кроме нас, «выступление инсургентов» пусть неявно, но поддержали многие державы вашего ТАОС.
        - Пхе! - презрительно сказал Император, закуривая папиросу и подвигая коробку к гостю. - Почитайте фундаментальный труд Данилевского «Россия и Европа». Эти самые державы и Турцию в 1853 и 1878 годах поддержали, что им впоследствии очень даже аукнулось. И бесконечной резнёй на Балканах и в Малой Азии, где турки уничтожали исключительно европейцев и христиан. За европейские деньги. И Мировой войной, где означенные турки англо-французов и греков били сотнями тысяч. Всё это делалось исключительно, чтобы насолить России. Теперь пришла пора пересдать карты, сыграть по новым правилам. Но мы отклонились. Итак - ваш вариант справедливого коммунизма?
        - К чему ирония? Коммунизм, по замыслу, именно подразумевает всеобщую справедливость, которая во всех остальных случаях в большом дефиците. Только не нужно говорить мне про всяческие перегибы в реализации этой идеи.
        - Да она вся построена на одном грандиозном перегибе. Идея всеобщего равенства абсолютно абсурдна, поскольку предполагает обязательное и непременное подавление всего, что хоть немного выше уровня нищего бездельника. Это же надо додуматься:
«Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, приобретёт же он весь мир!» Пролетариат - это как раз и есть скопище нищих. Латынь не забыли? По-латыни
«пролетарий» - имеющий только потомство. И ничего больше. Не путать с рабочими. Рабочий - уважаемый член общества и цеха. Не зря вожди коммунистического переворота в России не меньше дворян ненавидели так называемую рабочую аристократию, то есть квалифицированных трудящихся, имеющих сравнимые с основной массой общества жизненные стандарты. И в нашу гражданскую войну большинство этих
«рабочих аристократов» поддержало законную власть. Что скажете? Вы - один из самых богатых людей Земли. Разве несправедливо, что вы сумели этого достичь благодаря именно своим личным способностям и качествам? В детали вдаваться не будем. А в случае «справедливости» вам следовало бы довольствоваться тем, что сейчас имеет простой анатолийский крестьянин или мелкий чиновник, поскольку вы всё же выходец из господствующего сословия, которое непременно должно быть экспроприировано… Потрясения восемнадцатого - двадцать второго годов минувшего века задело вашу семью очень сильно. Я в курсе. И после этого…
        Чекменёв со своего «наблюдательного пункта» слышал и чувствовал, что разговор заходит несколько не туда, но ему это даже нравилось. Чем туже закручивается пружина интриги, тем эффектнее и непредсказуемее может получиться результат.
        Игорю Викторовичу, в предчувствии грядущих мировых катаклизмов хотелось стать не послом в Лондоне, как он с провокационной целью сказал Олегу, а министром иностранных дел в чине канцлера,[Канцлер, по петровской «Табели о рангах» - высший гражданский чин (1-й класс), равный фельдмаршалу в армии.] с оставлением в подчинении всех имеющих отношение к загранработе спецслужб.
        Это стало бы вершиной карьеры, причём своеобразной синекурой. Не в том смысле, что там можно ничего не делать, пользуясь удобствами и выгодами положения, а наоборот, работать много и напряжённо, но получая от своих трудов удовольствие. Есть разница
        - восемь часов сидеть в конторе, перебирая бумаги, или столько же времени - за преферансом? Да ещё и в ночное время. Затрат нервной и умственной энергии намного больше, но и самоощущение… То же самое - разыгрывать эффектные партии с мировыми лидерами, радуясь то хитрому сносу на мизере, то мастерски разыгранному «голому» козырному королю…
        - Так в этом и дело, Олег Константинович, в этом и дело! - Восточный человек несколько возбудился, речь пошла об очень личных моментах. Он понимал, что сегодня и сейчас - последняя возможность превратить своё движение из маргинального и преследуемого «на земле, в небесах и на море» в достаточно легитимную третью силу. И всё будет зависеть только от одного - сумеет ли он убедить Императора согласиться на союз с организацией, чьи идеи ему чужды, а методы - отвратительны. Короче - что возобладает, эстетика или прагматизм? Катранджи надеялся, что второе.
        Ради этого можно временно чем-то и поступиться. Славяне чересчур доверчивы и эмоциональны. Совсем не то, что турки. Для Катранджи поддаться эмоциям - это значит отбросить наносной слой культуры, стрелять, рубить, резать и жечь: армян, курдов, греков, болгар, русских - неважно. Для русского Императора, вообще почти любого русского - совсем наоборот. Всесветная отзывчивость, бесплатная гуманитарная помощь даже в ущерб собственным интересам, сотни тысяч жизней, положенных за абстрактные идеалы, вроде «славянского „Братства“». Не зря Омер-паша, сдаваясь в 1878 году на милость генерала Гурко, с горечью сказал: «Вы пролили столько крови ради этого подлого и неблагодарного народца. Не понимаю».
        Впоследствии паша оказался прав. Столько неблагодарности, как от болгар, Россия, пожалуй, ни от кого не получала.
        Однако Катранджи знал и другое. Не зря пять лет проучился в Петербургском университете как равный с равными. Если русских доводили до крайности, страшнее врага трудно было вообразить. Те же турки, соотечественники, как ни крути (хотя Ибрагим давно позиционировал себя гражданином мира), могли успешно воевать с кем угодно, только не с русскими. Попросту не выдерживали предлагаемого уровня боевого напряжения. Да и стратегическое мышление сильно отличалось.
        На гладком Галлиполийском полуострове дивизии Кемаля нанесли страшное поражение в пятнадцатом году англо-французам, в память о чём высится над морем чёрный монумент. А русские войска Юденича в двадцатиградусный мороз взяли штурмом абсолютно неприступный, особенно в зимнее время Эрзерум. И фронт сразу развалился. Сотни тысяч пленных, потеря Карса, Ардагана, Баязета. Отступление, переходящее в бегство, до самого Трапезунда.
        - В этом и дело. Мы не собираемся повторять прошлые ошибки. Наша цель - превратить Землю, наш общий дом, в действительно общий дом всего человечества. Долой границы, долой дискриминацию. Все принадлежит всем. Каждый человек - русский, кафр, англичанин, полинезиец - пользуются абсолютно равными правами на все завоевания человеческой культуры. На ресурсы Земли, на достойное образование, на свободу перемещения… Пусть бушмен неграмотен и живёт в каменном веке, но он имеет право, если захочет, жить хоть в пустыне Калахари, хоть в Петербурге. Пользуясь равными благами и правами. И наоборот, естественно… - Глаза Катранджи заискрились фанатически.
        Олег Константинович представил себе эту картину и его передёрнуло.
        - Достаточно, коллега. На досуге я обдумаю ваши возвышенные идеи. Даст бог, при моей жизни они не имеют шансов на реализацию. Пометьте себе где-нибудь, что тем, кто придёт на смену нам, в этом «прекрасном новом мире» придётся содержать полицию из опять-таки более-менее культурных и образованных людей, намного превосходящую численностью нынешние армии, и знаете для чего?
        - Скажите…
        - Чтобы не позволить «освобождённому человечеству» морозными петербургскими ночами разводить бушменские костры из холстов Эрмитажа и тамошней мебели. Как бывшему выпускнику университета и неоднократному посетителю этого музея вам должно быть понятно, что я имею в виду. Поэтому - закрываем тему, Ибрагим Рифатович. Мне, честно сказать, просто надоело. Или вы скажете, чего на самом деле хотели добиться, испрашивая аудиенции, или закончим на этом.
        Катранджи почувствовал, что слегка перебрал. И с чего его потянуло на философствования? Неужели так сильна воля Императора, что он приказал говорить, а Ибрагим подчинился. Как любил повторять доцент по кафедре психологии Канценбоген:
«Если ты говоришь, что думаешь, то думаешь ли ты?»
        - Простите, Ваше Величество. Пожалуй, я действительно увлёкся. Всё это, как вы правильно заметили, дела очень и очень отдалённого будущего. Но ведь архитектор и первый прораб Кёльнского собора тоже прекрасно понимали, что едва ли доживут до возведения первых ярусов, однако работали ведь… В данный же момент я прибыл, чтобы предложить вполне реалистичное и отвечающее текущему моменту соглашение. Наш
«Интернационал», вполне понимая и разделяя нынешнюю позицию России, обещает прекратить всякую в отношении её враждебную деятельность. Насколько это в моих и моих единомышленников силах, мы не только отзовём своих эмиссаров, мы готовы вооружённым путем уничтожать тех, кто не последует нашей директиве, фирману, фетве… Мы готовы оказывать посильную помощь российскому правительству в тех случаях, когда она ему потребуется. Дипломатическую, идеологическую, военную…
        - Вот это похоже на серьёзный разговор, - усмехнулся Олег и жестом указал Чекменёву проверить, накрыт ли уже фуршетный стол в примыкающей к кабинету малой гостиной.
        - И что взамен?
        - Подтверждение вашего выхода из ТАОС, невмешательство в дела территорий, лежащих за пределами исторических границ России…
        - Кроме Израиля, - вставил Олег.
        - На это мы тоже согласны. Пока вас интересует эта… Это… Историческое недоразумение, мы гарантируем неприкосновенность… И последнее - вы будете за деньги, за очень хорошие деньги снабжать нас оружием, боеприпасами и технологиями, которые нам могут потребоваться в дальнейшем…
        - Для установления всемирной справедливости? Здесь - вопрос. Большой вопрос. Всё сказанное выше приемлемо, поскольку не выходит за пределы наших внутренних интересов. Нас могут критиковать за выход из союза, за «измену общему делу». Это терпимо. Но вот нарушение эмбарго - совсем другое дело. Мы не можем принять на себя ответственность за то, как будет использоваться оружие. Вы же им будете убивать…
        - Оружие для того и существует…
        - Нельзя избавиться от зла. Но горе тому, через кого зло приходит в мир. Мы на самом деле не хотим, чтобы с нашей помощью умножалось зло. Его и так слишком много.
        - Опять категорический императив?
        - Можете считать именно так. Если вы найдёте независимые источники поставок - так тому и быть. Нейтралитет есть нейтралитет. Но по государственным каналам - нет. Это окончательно.
        Катранджи задумался. Или - сделал вид. Похоже, он ждал именно такого ответа и заранее к нему подготовился.
        - Хорошо. Мы уважаем ваши принципы. Но если мы найдём на территории России частных лиц…
        - Вроде профессора Маштакова?
        - Что-то в этом роде. Мы бы не возражали, чтобы ему позволили вернуться к прежним занятиям. Готовы взять на себя все необходимые организационные и финансовые вопросы.
        Олег Константинович тоже немного подумал и кивнул.
        - Об этом поговорим позже и отдельно. Вы ведь собираетесь открыть в России своё новое дело? Пусть это будет исследовательско-промышленная корпорация с очень широким кругом интересов. Танки и тяжёлую артиллерию она, конечно, изготавливать и экспортировать не сможет, а вот что-нибудь не столь наглядное - отчего бы и нет? Вдруг попутно и для нас что-нибудь полезное изобретёте, тем более я считаю справедливым, чтобы большая часть инженерно - технического персонала набиралась в России.
        - Можно считать, что по основным позициям взаимопонимание достигнуто? О деталях пусть совещаются специалисты. Я смогу направить в Москву достаточное количество людей, которых никто и никогда не свяжет с моим именем, - сказал Катранджи. Он явным образом получал больше, чем входило в первоначальные расчёты.
        - Не возражаю, - ответил Император. - Желательно, чтобы это были люди из Европы.
        - Из Европы, из Северной и Южной Америк. У нас достаточно добровольных и весьма квалифицированных помощников.
        - В таком случае разрешите пригласить вас отобедать со мной. Заодно и обсудим немаловажный вопрос о гарантиях нашего альянса. Мы должны и будем наблюдать за ходом выполнения соглашений, своевременно пресекать их нарушения. Неофициально, поскольку и все договоренности - неофициальные.

…Чекменёв приехал поздним вечером на квартиру Ляхова. Вадим уже третий день ждал, когда генерал обратится к нему с предложением встретиться конфиденциально. Что это непременно случится, они с Фёстом просчитали сразу же. Куда ему теперь деваться? Положение, можно сказать, безвыходное. Без их помощи обширные планы сотрудничества с турком - занятие долгое, нудное и малоперспективное.
        - Придётся тебе, Вадим, снова к своим друзьям обращаться, - после нескольких дежурных фраз взял быка за рога Чекменёв. - Вы ведь себя называете «Комитетом защиты реальности». Вот она сейчас как раз в защите нуждается.
        - Не первый раз. А к каким вы предпочитаете? Из соседней параллели, из двадцать пятого года или сразу из бокового Израиля?
        Игорь Викторович чуть заметно передёрнул плечами. Даже упоминание о тамошних некробионтах вызывало у него чисто физиологическую реакцию.
        - Это ты мне сам подскажи, к каким. Видишь ли, что за штука получается. Мы с Императором решили, что союз с Катранджи так и так заключать придётся. У него свои соображения, у нас свои. Одновременно мы решили почти открытым текстом донести эту информацию до некоторых людей в генеральной комиссии ТАОС. Есть там вполне вменяемые фигуры, не разделяющие взгляды «пещерных русофобов».
        - Торговаться, значит, собираетесь?
        - Как же иначе? Торговаться, совсем чуть-чуть шантажировать, ну и морковку на верёвочке перед мордами подвесить. Войны-то настоящей никто не хочет, даже кабинет Уоллеса, хотя как раз они весьма склонны поплясать с факелом на бочке с порохом. Жандармы, Тарханов и одесские бандиты, каждый по своим каналам, всю картину восстановили, полсотни фигурантов отловили, вместе с резидентом. Замысел у части правительственного кабинета и руководителей всем нам известного «Хантер-клуба» был какой? Демонстративный взрыв яхты Катранджи в русском порту с одновременным захватом в плен его и меня. У Ибрагима достаточно и друзей, готовых немедленно начать мстить за своего вождя, и врагов, желающих немедленно приступить к делёжке наследства. Убиваются сразу три зайца. Россия, ставшая объектом агрессии по многим направлениям с Юга и Востока, наверняка, по их расчётам, передумает в такой обстановке выходить из ТАОС. В империи Катранджи начнётся внутренняя смута, нечто вроде «большой замятии» в Золотой Орде четырнадцатого века, что, естественно, ослабит террористический напор на Север и Запад. И, наконец, как не раз
бывало, англо-американцы, не вступая в «прямые огневые контакты» сумеют неплохо заработать на новой войне всех против всех. А при удобном случае самим в неё вмешаться. Против нас, естественно.
        - С предыдущим согласен, - сказал Ляхов. - Добавлю и четвёртого зайца. Имея в своих руках одновременно вас и Катранджи, много интересных комбинаций выстроить можно. При современном развитии науки и техники. Но какая может быть война в нынешних условиях между членами Союза? Американцам это на хрен не нужно, у них своих изоляционистов полно. А представить, что англичане с немцами и французами на такое дело отважатся - втроём против «русского медведя» - смешно даже.
        - Это ты зря. В восемьсот пятьдесят третьем и девятьсот четырнадцатом тоже никто не верил. Однако же… Как великий еврейский Шолом-Алейхем писал: «Слово за слово…»
        Вадим сначала чуть было не удивился избыточной эрудиции генерала, потом сообразил, сколько лет тот с Розенцвейгом сотрудничал. Тут же, пользуясь случаем, и спросил, куда это запропастился Григорий Львович? Давненько не пересекались.
        - На месте он, на своём месте. В Нью-Йорке на общее дело работает…
        - А я думал - в Триполи.
        - С чего вдруг?
        - Да по моим данным, оттуда наводка просвещённым мореплавателям[Принятое в России XIX века несколько ироническое наименование англичан.] на Ибрагима пошла…
        - Хочешь сказать, друг Гриша меня на убой подставил? Не верю. - Чекменёв при всей его квалификации, зевнул ход, как великий Чигорин в решающей игре за звание чемпиона мира.
        - Не хочу. Заклад был совсем не на это. У евреев, как вы знаете, свои счёты с англичанами. Вот их он и подставил по полной. Одновременно здраво полагая, что вы успеете подстраховаться. И не ошибся, ведь так?
        Ляхов, разумеется, не собирался, по крайней мере сейчас, говорить генералу, что с помощью аггрианского Шара, имевшегося в квартире на Столешниковом, они с Фёстом за полночи размотали всю интригу и снабдили Анастасию, а через неё и Уварова, достаточной для действий в Одессе информацией.
        - Вся беда, что сам я, получается, не успел и не сумел…
        - Ну, к чему такое самоуничижение? Решились, невзирая на личную неприязнь, довериться Уварову, и не ошиблись. Вы же полководец, а не комбат, вам в мелочовку вдаваться необязательно.
        - Теперь и ты туда же, - сказал с тоской в голосе Чекменёв. - Да нет у меня никакой к Валерию личной неприязни. Есть здравый смысл и оперативные соображения. Я имел собственное мнение, теперь вы будете руководствоваться своим. Ради бога. Охотно верю, что в ваших категориях Уваров окажется весьма полезен и даже незаменим. Я исходил из своих, в которых не было места всему тому, что для вас естественно и очевидно. И закроем тему.
        Ляхов согласно кивнул. Действительно, до появления в сфере большой политики его самого, Тарханова, затем и «Братства» в почти полном составе, Берестина с его корниловцами и марковцами, Чекменёв существовал в совершенно другом образе мира. И в этом мире люди, подобные вышеназванным, особых шансов не имели. Доведись Уварову каким-то чудом вырваться из своего гарнизона и очутиться в составе «печенегов» без поддержки Ляхова, так и трубил бы там до отставки или безвременной кончины с одним просветом. Но, как говорится, новые времена - новые песни.
        - И на какую же помощь со стороны наших друзей вы, Игорь Викторович, рассчитываете?
        Вадиму было интересно, насколько генерал ориентируется в подлинных возможностях его лично и «Братства». Видел и знал он достаточно, но сумел ли сделать нужные выводы? Правильно сформулированное желание - вещь не такая простая, как кажется, что подтверждает тысячелетний фольклор самых разных народов. «Надо точно и правильно ставить техническую задачу», - с тоской подумал негр, превратившийся в унитаз в женском туалете.
        Чекменёв, очевидно, с той самой встречи в тюремной камере, когда он в последний раз попытался разоблачить и сломать Ляхова, достаточно много размышлял в этом направлении, выстраивая собственную линию поведения, так, чтобы и не навредить интересам России своим личным отказом от помощи чужаков, и не попасть в чрезмерную от них зависимость, наподобие какого-нибудь эмира Бухарского.
        После окончания московско-берендеевской эпопеи, наведения порядка и официального воцарения Олега Первого, ни Берестин, ни Басманов, ни прочие посланцы из прошлого вестей о себе не подавали. Получили свои награды на торжественном построении в той же Берендеевке и организованно, как и пришли, убыли в места постоянной дислокации.
        Ляхов, поскольку его никто больше ни о чём не спрашивал, продолжил службу в прежнем качестве, вопреки опасениям Чекменёва, не претендуя ни на какую официальную должность, вроде «спецпредставителя ВСЮР при особе Императора» или Чрезвычайного и Полномочного посла Югороссии.
        Будто бы все заключили негласный пакт - обо всём случившемся забыть. До лучших времён или навсегда. Как сложится.
        Теперь Игорю Викторовичу пришлось первому этот пакт нарушить.
        Он вспомнил давний разговор с Ляховым и повторил его тогдашние слова: «Отчего бы нам снова в открытую не поиграть? Так, мол, и так, Вадим Петрович, сложности у меня возникли, давай вместе помозгуем…»
        Вот видишь - пришёл момент. О военной помощи пока что речь не идёт, военной силы у нас хватит, даже и полномасштабную войну выиграть, если нам её вздумают навязать. Только война, если и обозначится, будет совсем другой. Неявная, но по-своему ожесточённая. Наши пока ещё союзнички, они ведь не смирятся. Отлично всё понимают
        - впервые за минувший век Россия решила в открытую заявить себя «Третьей силой». С достаточными к этому основаниями. А поверить, что именно третьей, с соблюдением полного нейтралитета - не могут. Как и в то, что по всем геополитическим основаниям она достигла предела единственно оправданных географически и экономически границ.
        - И правильно делают, что не верят, - сказал Ляхов. - Я бы тоже не поверил. Стамбул и Проливы - этого России не хватает. Данная геополитическая мечта продолжает витать в умах, в том числе и многих «пересветов». Ведь так? Тем более в реальности Берестина она успешно воплотилась…
        - Вот-вот. Там она воплотилась, ну и достаточно. Ты как-то говорил, что можно будет экскурсии для желающих организовывать. Пусть съездят и посмотрят. Мне отчего-то кажется, что особой радости от обладания Босфором, Дарданеллами и ещё одним, условно говоря, Ташкентом, большинство их народонаселения не испытывает…
        - Это уж само собой. Велика ли и нашим с вами соотечественникам радость от того, что Россия сегодня во Владивостоке заканчивается, а не под Оренбургом? Только логика обывателя и политика - «две большие разницы», не мне вам объяснять. Они там, на Западе, вполне уверены, что треугольник в математике и он же в политике - разные фигуры. С точки зрения устойчивости. Вы только что сказали о договоренности с Катранджи? Если вы с Их Величеством до этого додумались, так чем Запад хуже? В ещё одной реальности, из которой к нам в Москву гости пожаловали, имеется такое понятие - «холодная война».
        - Интересно. Поясни.
        - Ничего сложного. После завершения Второй мировой, где, как и в Первой, конфигурация врагов и союзников была аналогичной, за исключением того, что Турция осталась нейтральной, а Италия, Япония, Румыния воевали на стороне Германии, сложилась интересная коллизия. Наши прежние союзники (столь же лицемерные, как тридцатью годами раньше), ужасно испугались, что Россия чрезмерно укрепилась и на достигнутом не остановится. А та Россия действительно сумела, вначале почти разгромленная, отступившая до Царицына и Грозного, собраться с силами и закончить войну в Берлине, Вене, Белграде и Порт-Артуре…
        - Вот как? - Чекменёв выглядел ошарашенным. - До Царицына, говоришь? Ну, ни хрена себе. И обратно? Немыслимо!
        - Да я попрошу, ребята с той стороны книжечки передадут для прочтения. И кинофильмы, документальные и художественные. Очень поучительно… - Ляхов сам себе удивился - отчего раньше этого не сделал? Видимо, Чекменёв слишком уж отчётливо демонстрировал своё нежелание вникать в проблемы параллельного мира.
        - Ладно, это обязательно. Дальше давай. И, это, хватит нам всухую дискутировать. Распорядись насчёт горло промочить, - традиционным жестом генерал потёр руки.
        - Немедленно сделаем. - Ляхов вызвал одного из двух положенных ему, как флигель-адъютанту, постоянных вестовых, велел подать всё подходящее из того, что имеется.
        - Вы извините, заранее не предупредили, так чем бог послал…
        - Что это ты всё «вы» да «вы»? Когда хотел, на «ты» обращался, без всяких церемоний, - хмыкнул генерал.
        - Так я же сейчас, как с официальным лицом. - Глаза Ляхова если не откровенно смеялись, то посмеивались явственно.
        - В Кремле на императорском приёме будешь «официально». До утра не выгонишь? О многом ещё нужно поговорить, тем более ты сейчас интересный сюжет подбросил.
«Холодная война», надо же…
        - Ага. То есть все бывшие союзники и большинство нейтралов согласились с точкой зрения англо-американцев (точнее, наоборот, англичане там уже за шестёрок работали, хотя природной злобы не утратили), что Россию пора «сдержать» и
«отбросить». По причине наличия у обеих сторон оружия гарантированного взаимного уничтожения, воевать впрямую никто не рискнул. Но зато на полсотни лет растянулось тотальное противостояние - идеологическое, экономическое, психологическое. Воевали много, только чужими руками. Хотя, впрямую тоже постреливали, но - как бы этого не замечая. В Корее четыре года, во Вьетнаме почти десять, в Афганистане столько же… Наши лётчики американцев сбивали, они наших, но считалось, что это аборигены между собой разбираются. Точно не помню, но, кажется, в пехотных боях действительно ни разу не сталкивались. Зато на клиентах[Клиент - в Древнем Риме свободный человек, отдавшийся под покровительство патрона и находившийся в полной зависимости от последнего. Патрон (лат.) - покровитель, защитник. Обычно - из патрициев.] друг друга отыгрывались, как хотели…
        - Интересно, - повторил Чекменёв. - Выходит, история в той или иной мере развивается по единой схеме. С незначительными нюансами… И нам, хочешь не хочешь, грозит новая «холодная».
        - Ничего не попишешь, Игорь Викторович. Законы - они что в физике, что в истории. Оттого, что в нашей реальности Корнилов не погиб и выиграл Гражданскую, а у них - наоборот, в умах, душах и экономических интересах большинства жителей Земли ничего не изменилось. Оттого я, прошу это отметить, по большому счёту на вашей с Олегом стороне. Не мы их, так они нас, не сейчас, так годом позже. Поэтому - выигрывает тот, кто опережает в темпе. И всё же - какая помощь именно сейчас представляется желательной?
        - А вот приблизительно…
        Вестовой вкатил в кабинет сервировочный столик.
        - Закуски - только холодные, - словно извиняясь, сказал он. - Если прикажете, могу в ресторан позвонить. Мигом горячее доставят.
        - Не надо, - посмотрел на стенные часы Чекменёв. - Обойдёмся. Свободен…
        - С чего начнём? - повернулся он к Вадиму, когда унтер-офицер притворил за собой дверь. Игорь Викторович свято соблюдал положение из Указа Николая второго ещё от тысяча восемьсот девяносто шестого года: «Господам офицерам запрещается употреблять спиртные напитки в присутствии нижних чинов, хотя бы и услужающих».
        - Твоя воля.
        - Тогда с водки. Коньяк, ликёры не совпадают с настроением. Очень ты меня морально поддержал, вспомнив про эту «холодную войну». Прямо камень с сердца снял. Нигде мы, значит, против исторических законов, собственных принципов и совести не идём. Не мы, так нас. Очень правильно. Я никак не мог сообразить, как с тобой, таким совестливым да принципиальным, к сути дела подойти.
        - Нашёл совестливого, - скривился Вадим, опрокидывая свою чарку.
        - Не скромничай. Со стороны виднее. Дело вот в чём: Ибрагим очень настаивал, чтобы в уплату за его дальнейшее невмешательство во внутрироссийские проблемы, помощь и поддержку в остальном мире, мы обеспечили ему снабжение тяжёлым вооружением и всякого рода оригинальными разработками…
        - Понятно.
        - Олег ему отказал. С моральных позиций. О прагматических мы не говорили. Зачем нам такая головная боль вблизи собственных границ?
        - Очень правильно, - согласился Ляхов.
        - А если, не найдя понимания у нас, он обратится с той же просьбой к «союзникам»? И с устраивающей их мотивацией?
        - Могут и не отказать, если против нас использовать пообещает.
        - Я о том же. И мы при этом внутренне гораздо более уязвимы, поскольку у нас кроме Польши и Кавказа имеются и другие болевые точки: всегда найдётся некоторое число ханов, беков и прочих князей, за хорошие деньги и обещания помощи в создании собственных феодов готовых поднять знамя сепаратизма и ирредентизма.[Ирредентизм - движение за присоединение входящих в состав других государств земель, населённых соотечественниками, с целью создания независимого моноэтнического государства.]
        - Что мы уже имеем на практике. Но, в случае невмешательства «интернационала», достаточно спокойно, без внутренних потрясений как-нибудь разберёмся. С гарантией.
        - Вот я и подумал, а не решить ли этот вопрос с помощью «друзей»? Если они в состоянии перебрасывать сюда целые дивизии, отчего бы не продать клиенту кое-какую технику из их мира? Заведомо не производимых в нашей России образцов. Тогда нас никто ни в чём не обвинит. А обезопасить себя мы сможем, во-первых, жёстким ограничением поставок боеприпасов, во-вторых - по методике, придуманной Леухиным: отслеживание местонахождения оружия с возможностью его гарантированного дистанционного уничтожения…
        - Могу сказать только одно - идея вполне на уровне. Если позволишь, я в ближайшее время постараюсь обсудить её «на той стороне» в деталях. Надеюсь, нам не откажут. Одна беда - довольно давно у меня не было с ними контактов. Может быть, у них сейчас есть чем заниматься помимо нас. Но я постараюсь, - повторил Вадим.
        - А разве твои девушки - не оттуда прибыли?
        - Нет, это уже другая история…
        - Что-то слишком много историй, - устало сказал Чекменёв. - Но ты уж постарайся. И на сегодня - хватит геополитики. Напиться, что ли? У тебя найдётся где заночевать? Снова собираться, ехать… Не хочу.

«Укатали сивку крутые горки», - сочувственно подумал Ляхов.
        - Оставайся, конечно. Посидим, поболтаем на нейтральные темы. Давно не приходилось так, попросту…
        Чекменёв первый раз был на квартире Вадима, и она ему понравилась. Особенно тем, что совершенно неуловимым образом ощущалась в ней какая-то нездешностъ. Хотя ни предметов, ни книг из другого мира он не замечал. Просто, как хороший контрразведчик, он без рациональных объяснений воспринимал иную ауру. Об этом тоже стоило подумать, но не сейчас. Сегодня и так он перегрузился информацией. Не может человек без привычки и специальной подготовки совсем уж свободно оперировать понятиями, противоречащими всем базовым представлениям. Руководствоваться ими в служебной деятельности - хочешь не хочешь, а приходится. Но и не более того…
        notes
        Примечания

1
        См. роман «Ловите конский топот».

2
        См. роман «Хлопок одной ладонью», т. 2.

3
        Лакколит - гороподобное образование, сформированное при вспучивании магматических пород, приподнимающих земную кору. (Или, более научно - «караваеобразный интрузив, образованный на месте отпрепарированных денудационных процессов». См. БРЭС, М.
2008).

4
        Конфузия - неловкое положение, неудача, безвыходное положение (устар.).

5
        См. роман «Хлопок одной ладонью».

6
        В казачьих областях «Россией» называются территории севернее Ростова н/Д.

7
        См. роман «Хлопок одной ладонью»

8
        См. роман «Хлопок одной ладонью»

9
        Соломенная вдова - замужняя женщина, у которой муж находится в бегах или долгой отлучке (устар.).

10
        Прекрасной Франции

11
        Модус вивенди - образ жизни, способ существования (лат.).

12

«Сука» - вор, не признающий многие статьи «воровского закона» и «понятий». Например - запрет на сотрудничество с тюремной администрацией.

13
        Намеренная тавтология, вроде «полного аншлага» и «третьей альтернативы».
«Аусгешлёссен» (нем.) - абсолютно исключается.

14
        Генная память, иногда имеющая выход из подсознания в сознание (см. И. Ефремов.
«Лезвие бритвы»).

15
        См. роман «Билет на ладью Харона».

16
        См. роман «Билет на ладью Харона».

17
        У мусульманских народов - обычай, имеющий силу права.

18
        Барыш, выгода (фр.).

19

«Собачье сердце».

20
        Р. Киплинг. Баллада о Востоке и Западе.

21
        Список лиц экипажа с указанием анкетных данных, а также значение, род и степень участия каждого в функционировании единого «корабельного организма».

22
        В Российском Императорском флоте офицеры-однофамильцы имели официальную и обязательную нумерацию в соответствии со старшинством по выслуге (но не по чину).

23
        В старом российском флоте звание строевого унтер-офицера 1-й статьи.

24
        Пятигорск в данном случае

25
        Кода - завершающая часть музыкальной пьесы, не принадлежащая к её основному содержанию (итал.).

26
        Девяносто градусов по горизонту.

27
        Верхняя - в данном случае четвёртая палуба, считая сверху вниз, от Солнечной.

28
        См. роман «Одиссей покидает Итаку».

29
        Подволок - по-флотски любой потолок на судне Точнее - нижняя зашивка, деревянная или металлическая, вышерасположенной палубы.

30
        М. Булгаков. «Мастер и Маргарита».

31

«Ну что, будем лечить, или пускай живёт?»

32
        См. роман «Бульдоги под ковром».

33
        См. роман «Одиссей покидает Итаку».

34
        Церковь, дети, кухня (нем.).

35
        Три «К» для немецких мужчин: «Кайзер, криг, канонен» (Император, война, пушки).

36
        Жизненное пространство (нем.).

37
        К. Симонов. «Поручик»

38
        Имаго (лат.). - окончательная стадия индивидуального развития живого организма.

39
        К. Паустовский. «Время больших ожиданий».

40
        Франко-порт - вид фрахтового договора, предусматривающего доставку груза до места назначения за счёт отправителя.

41
        Стивидор - лицо, ведающее погрузкой и разгрузкой судов в иностранных портах.

42
        См. роман «Бремя живых».

43
        Кавалерийский полк по штату состоял из пяти-шести сабельных эскадронов плюс пулемётный эскадрон и подразделения обеспечения.

44
        В XIX веке так назывался довольно рыхлый союз европейских держав, объединяемый в основном стремлением противодействовать России по всем направлениям её внешней политики. Иногда - вопреки собственным государственным интересам.

45
        Сушон - немецкий контр-адмирал, осуществивший прорыв крейсеров «Гебен» и «Бреслау» из Средиземного моря в Дарданеллы в 1914 году. Стал фактическим командующим турецким флотом в 1-й Мировой войне.

46
        См. роман «Билет на ладью Харона».

47
        Жизнь что огурец: сегодня в руках, а завтра в заднице (араб.).

48
        См. роман «Дальше фронта».

49
        'Ассасины - фанатичные воины, преимущественно - тайные убийцы.

50

«Городу и миру» (лат.).

51
        Приверженец, сторонник (ст. слав.).

52
        В ряде высших учебных заведений России в то время применялась двенадцатибалльная система оценок.

53
        Выраженный в краткой форме логический или этический принцип.

54
        Местные жители так и произносят - Одеса, с одним «с».

55
        Кантор - певец священных текстов в синагоге. На по хоронах - тоже.

56
        См. романы «Бремя живых», «Дальше фронта».

57
        В старой Российской армии прапорщики запаса в следующий чин не производились и увольнялись в запас или отставку по миновании в них надобности. В мирное время не служили.

58

«Трение на войне» - введённый Клаузевицем термин, подразумевающий помехи, возникающие в ходе реализии теоретических решений полководца из-за всякого рода случайностей, а также не поддающихся учёту факторов (природных, технических, человеческих и т. п.).

59
        В России гимназии были семиклассными (куда принимали после подготовительных классов или домашнего обучения, со сдачей вступительных экзаменов). Восьмой дополнительный класс давал аттестат «народного учителя», т. е. фактически равнялся советскому педучилищу или нынешнему «колледжу».

60
        Героиня одноименного романа Г. Флобера, карфагенянка.

61
        Южное название баклажанов.

62
        Кербеш - выгода, интерес, процент от сделки (жарг.)

63
        И. Бабель. «Одесские рассказы».

64
        Военный агент - российское название должности военного атташе посольства при иностранной державе.

65
        Штаб-офицеры - чином от капитана (старшего лейтенанта флота) до полковника (капитана 1 ранга).

66
        См. роман «Бремя живых».

67
        БМП - бригадный медицинский пункт.

68
        В оригинале - «Сладостно и почётно умереть за Родину» (лат.).

69
        Ляхов, тоже плохо помня институтскую латынь, конструирует на ходу, имея в виду:
«Очень приятно дать вдвое от того, что у тебя просят, причём - бесплатно (в знак признания заслуг)».

70
        См. роман «Дырка для ордена».

71
        См. роман «Хлопок одной ладонью».

72
        Сверхдевушками (нем.).

73
        Исполнители «Принцессы…» в сезон 1968 года.

74
        Русский дворянский род, ведущий начало с 1027 года от варягов. Тимофей Вельяминов
        - воевода Дмитрия Донского, погибший в Куликовской битве.

75
        В Российской армии подполковник носил на погоне три звёздочки, полковник - двухпросветный без звёздочек. Также и капитану, в отличие от штабс-капитана, полагался одно - просветный погон без звёздочек.

76
        По терминологии начала XX века - чемпион мира по шахматам, или гроссмейстер, на этот титул претендующий.

77
        Последовательное деление на две части.

78
        Французская кинокомедия с Брижит Бардо в главной роли. Крайне популярная в СССР в начале 60-х годов XX века. Мужчины восхищались актрисой, большинство девушек от 15 лет и старше делали себе причёски «Бабетта».

79

«Договора должны выполняться» (лат.).

80
        Бонбоньерка - специальной работы, дорогая и изящная коробка для конфет. С использованием атласа, золота и т. п.

81
        Для не знающих «ридной мовы» - «Убил бы всех» (укр.)

82
        Нейтралитет бывает по отношению к кому-то дружественный, бывает - откровенно враждебный (английский, американский по отношению к России в Русско-японской войне, например). А если совсем нейтральный - это очень редкий случай.

83
        Галлиполийская операция 1915 года - попытка союзников России по Антанте высадить десант на одноимённом полуострове и захватить контроль над Проливами до того, как Россия начнёт свою Босфорскую, имеющую целью взятие Стамбула (Константинополя). Закончилась безрезультатно с огромными потерями для англо-французов.

84
        Канцлер, по петровской «Табели о рангах» - высший гражданский чин (1-й класс), равный фельдмаршалу в армии.

85
        Принятое в России XIX века несколько ироническое наименование англичан.

86
        Клиент - в Древнем Риме свободный человек, отдавшийся под покровительство патрона и находившийся в полной зависимости от последнего. Патрон (лат.) - покровитель, защитник. Обычно - из патрициев.

87
        Ирредентизм - движение за присоединение входящих в состав других государств земель, населённых соотечественниками, с целью создания независимого моноэтнического государства.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к