Кибердемоны 2. Сонгоку Т и Д Зимины
        Кибердемоны #02
        Технологическая сингулярность.
        Её наступление ученые, футурологи и фантасты ожидали десятилетиями.
        Считалось, что сложные программы в конце концов обретут собственное сознание и станут новой формой жизни - Искусственным Интеллектом.
        Но шли годы, программы оставались программами, а человек - венцом эволюции.
        И это устраивало всех. До тех пор пока не появились они…
        Кибердемоны.
        Кибердемоны 2. Сонгоку
        Глава 1
        2.1
        Уверен, ты с ними справишься.
        В глубине души Мирон боялся что его, как клона, - а значит, движимое имущество - поместят на какой-нибудь склад технических приспособлений. Но страхи не оправдались. Для Ясунаро Карамазова на стратоплане Ниппон Эйр была зарезервирована каюта первого класса.
        На самом деле, это была не каюта - просто отгороженный от остального салона закуток, наподобие кабинки в ресторане. Но в нём были кресло-трансформер, персональный бар и целый термос с горячими полотенцами.
        Живая стюардесса - неслыханная роскошь на автоматизированном лайнере - в традиционном серо-розовом кимоно, с кукольным личиком и утыканной подвесками-кандзаси прической, принесла бутылку шампанского и хрустальный бокал.
        Мирон не удержался и попробовал. Судя по этикетке - натуральное коллекционное вино, двадцать седьмого года выпуска. На вкус - как бенгальский огонь с лимонной кислотой.
        А потом он достал Плюсы, специальный коннектор, который напоследок вручил ему Соломон, и открыл кожаный дипломат - модуль с Платоном как раз умещался между сменой чистого белья и костюмом из наноткани, свёрнутым в упругий рулон.
        Выход в Плюс на борту лайнера был запрещен, во избежание кибератак на систему управления, но Мирону он и не требовался. Если верить Соломону, брат ждет его прямо…
        - Здорово, аллигатор.
        Продрал озноб. Тот же голос, те же интонации. Только звучит он не с соседней кровати, застеленной одеялом с Бэтменом и ночником в виде слоника, а прямо в голове.
        - Привет, крокодил.
        Губы ответили сами, без команды мозга. Слова, которые он не слышал и не говорил двадцать лет, всплыли в памяти сами собой.
        - Батареи хватит на тридцать минут, - сказал голос Платона. - Так что прибереги вопросы «как ты там?», «какого хрена?» и «что ты наделал?» до того момента, как подключишь модуль к питанию.
        Мирон невольно усмехнулся. А братец знает его, как облупленного… Ведь именно эти вопросы - может быть, не в том порядке - он и собирался задать.
        - Тогда спрошу про другое… - Мирон прикрыл глаза. - Мелета знала? Знала, что ты больше не человек?
        - Я - человек. Просто нематериальный.
        - Ответь на вопрос. Пожалуйста.
        - Да. Она знала. Как и остальные.
        - То есть, она совершенно сознательно пожертвовала собой?
        - Это в план не входило. Вы оба должны были улететь в вингсъютах.
        Мирон скрипнул зубами и покрепче вцепился в податливый подлокотник умного кресла.
        - Ладно, - кивнул он, хотя собеседник его и не видел. - И что твой план подразумевает дальше?
        - В Токио ты должен отыскать человека по имени Китано. Профессор Китано. И убедить его нам помочь.
        - Всего-то? - восхитился Мирон. - Отыскать в тридцатимиллионном городе, причём незнакомом, какого-то мужика! Зачем он тебе?
        - Он работал с нашим отцом. Есть вероятность, что он знает, что происходит.
        - Подожди… - Мирон прикоснулся кончиками пальцев к вискам. Кожа на ощупь была грубой, словно вощеная бумага. - Подожди… - он сделал глоток шампанского, чуть согретого и от того еще более кислого. - Ты хочешь сказать, что эти фокусы с Призраками начались еще во времена отца?
        - Думаю, гораздо раньше. Но это сейчас не важно.
        - А что важно? - Мирон понял, что кричит. Осторожно выглянул из кабинки… Вышколенная стюардесса лучезарно улыбнулась.
        - Важно то, что грядёт новый миропорядок. И мы должны помочь ему свершиться.
        Платон не мог заметить, что его колотит. Старший братец и раньше-то не слишком хорошо разбирался в эмоциях, а теперь, став голосом в стальной коробке, и вовсе утратил зачатки чувствительности.
        - Мы? Вдвоём? - переспросил Мирон. - И как ты себе это представляешь?
        - Когда ты выпустишь меня в Плюс, я обрету функции, недоступные ни одному человеку.
        - То есть, поднимешься на уровень Бога?
        - Если тебе так понятнее.
        Мирон проглотил колкость. Брат имеет право на некоторую язвительность. Чёрт, наверное ему кажется, что Мирон мыслит со скоростью черепахи… Квантовому существу сложно подстроиться под медленный и неторопливый мир аналоговых устройств.
        - Что я должен делать? - спросил он.
        - Отыскать профессора Китано, - терпеливо, как маленькому, повторил Платон.
        - Может, всё-таки объяснишь поподробнее?
        - Ты помнишь, чем занимался наш отец?
        - Ммм… смутно. Это имеет отношение к делу?
        - Отец хотел создать «Мост» между Плюсом и Минусом.
        - А разве наушники и Ванны не выполняют эту функцию?
        - Частично. Только частично. Отец хотел… абсолютного слияния. Он мечтал устранить препятствие между квантовой решеткой Матрицы и человеческим сознанием.
        - То есть, избавиться от физического тела?
        - Именно. Но не успел. Потому что умер.
        - Но, я так понимаю, ты продолжил его работу. И добился успеха.
        - Наполовину.
        - Поясни.
        - Я смог закодировать свой разум, своё сознание на жестком носителе. В этом конструкте.
        - Но не знаешь, как «переместить» его в Плюс. Как избавиться от конструкта.
        - Надеюсь, с этим поможет профессор Китано. Если он не забросил разработки, начатые вместе с нашим отцом, если он доверится тебе и согласится помочь…
        - Слишком много «если».
        Мирон хотел спросить, как Платон согласился на столь рискованный шаг - поместить своё сознание на жесткий носитель - не имея готового решения, но сдержался. Сверхосторожный и предусмотрительный старший брат всё просчитывал до мелочей. Если он так поступил, если не побоялся доверить свой разум квантовому модулю - значит, другого варианта просто не было.
        - Уверен, ты с ними справишься.
        - Почему? - спросил Мирон. - Почему ты доверил всё это мне? В смысле: я помню про ДНК и сейф, но… Ведь это можно было обойти. Так почему я?
        - Потому что ты обладаешь всеми качествами, необходимыми для выживания. Потому что твой интеллект по-сути дублирует мой - кому, как не тебе закончить начатое? А еще потому, что ты - мой брат. Я тебе доверяю.
        - Но…
        - И самое главное, - Платон, похоже, не замечал его замешательства. - Я в тебя верю. У тебя всё получится. Ты способен на то, на что никогда не отважился бы я.
        - Да ты охренел, мужик? Ты отказался от тела, чтобы стать чистым разумом!.. А я? Что такого сделал я?
        - Не позволил меня стереть.
        Мирон откинулся на спинку кресла. То сразу прогнулось, мягко вытянулось, превращаясь в уютную колыбель и начало массировать спину. Он прикрыл глаза, позволив себе пару секунд насладиться чувством покоя.
        Ты в моих руках, - думал он. - Ты полностью в моей власти, и прекрасно это понимаешь… И поэтому ты выбрал именно меня, дорогой братец. Знаешь, что я не дам тебя в обиду.
        - Нахрена ты это сделал? - спросил он. - Ответь мне на один вопрос, брат: зачем ты это сделал?
        - Батарея садится. Когда стратоплан приземлится, надень Плюсы и тогда получишь инструкции, как найти Китано. А теперь тебе нужно отдохнуть.
        Съев до последней крошки всё, что предложила стюардесса - тофу в соевом соусе, лапшу с трюфелями, салат из ростков дайкона и креветок - и запив это выдохшимся шампанским, остаток полёта Мирон проспал.
        Стоя на эскалаторе, ведущем на первый этаж стратопорта Нарита, он почувствовал, как подёргиваются мышцы лица: импланты, вживленные Мышонком, умирали один за другим. Скоро они превратятся в крошечные капсулы, попадут в кровоток, а затем - через почки - выйдут наружу, не оставив в теле Мирона никакого следа.
        Найдя туалет, он зашел в платную душевую кабину, снял дорогой костюм от Ямамото и встал под горячие струи. Краска с кожи и волос закручивалась в сливном отверстии мутно-коричневыми протуберанцами. Мышцы расслабились, но лицо продолжало болеть - так, будто он улыбался восемнадцать часов кряду.
        Глядя на себя - наконец-то на самого себя - в мутное, запотевшее от пара зеркало, он попытался вспомнить лицо Мелеты и не смог. От усилий закружилась голова, а потом он наклонился и выблевал изысканный стратосферный ужин в раковину.
        Первым делом, вставив в уши Плюсы, он нашел гостиницу. Серотониновый голод в обнимку с джет-лагом тащили его в сумеречную зону, и Мирон прекрасно понимал: если не выспится, если не отдохнет как следует, то перестанет соображать. На усталость, травмы и постоянную боль в желудке он уже не обращал внимания. Тело казалось лёгким, как высохший осенний лист, и каким-то чужим.
        Костюм из наноткани - брюки, рубашка, пиджак, туфли - некоторое время легонько потрескивал и вздрагивал, совсем как зверь, обживающий новое логово. Ткань подстраивалась не только под фигуру, но и под погодные условия - в тепле раскрывалась, делаясь лёгкой и продуваемой, на холоде уплотнялась, превращаясь в практически герметичный панцирь. Дорогая одежда.
        Соломон упомянул, что ткань пиджака и брюк может служить лёгким бронекостюмом. Останавливает мелкие пули и скользящие удары холодного оружия.
        Впрочем, на вид ничего особенного: двигаясь к автоматическим дверям в людской толчее, он заметил множество таких же серых, со стальным отливом костюмов. Тёмные очки, ослепительные рубашки, лицевые маски из нанопоры - официальная форма одежды деловых людей города Токио.
        В первый миг поразила густота трафика.
        Народу было чуть меньше, чем на стадионе во время концерта. Все двигались, куда-то спешили, толкаясь локтями и наступая на ноги - пренебрежение личным пространством было такой же неотъемлемой частью уличной жизни, как глянцевые плащи, широкие чёрные зонты и вечный, никогда не стихающий дождь.
        Повинуясь тихому шепоту в голове, он поднял руку. К обочине мгновенно подрулило такси: желтые целлулоидные бока и чёрные шашечки.
        Открыв дверцу, Мирон в первую секунду отшатнулся: машиной управлял человек. Тёмное мятое лицо, форменная фуражка, внимательные, похожие на изюминки глаза… Низ лица водителя закрывала нанопора - похоже, в Японии без масок никто на улицы не выходил.
        Поборов замешательство, он скользнул на заднее сиденье. Скрипнул кожезаменитель, пахнуло выхлопными газами и чуть подкисшей едой - на переднем сиденье, рядом с водителем, лежала коробка с бэнто. Пластиковые палочки торчали из приоткрытой крышки, а внутри мелькнуло что-то ядовито-розовое.
        Такси будто выехало из прошлого века: двигатель внутреннего сгорания, коробка передач с длинным рычагом, на конце которого, в капле силиконового герметика, застыл желтый скорпион.
        Двигатель урчит негромко, но с хриплыми переливами, как страдающий одышкой пенсионер.
        - Отель Империал, пожалуйста.
        Он тщательно произнес японские слова, подсказанные программой. Водитель кивнул и рванул с места. Мирона вдавило в мягкую, кое-где аккуратно заштопанную спинку сиденья.
        Такси резко вклинилось в поток машин - мешанину электромобилей, похожих на разноцветные леденцы, велорикш, желтых таксомоторов и длинных, отсвечивающих никелем лимузинов. На хищных боках серебристая морось капель, за тонированными стёклами - смутные фигуры пассажиров.
        Внезапно Мирон ощутил острую тоску по дому.
        Говорят, каждое живое существо, удаляясь от дома, издаёт ментальный крик, пропорциональный расстоянию. Так вот, его ментальный крик можно было услышать на Лунных Станциях - и это без всяких усилителей.
        - Длина улиц Центрального Токио - более тридцати тысяч километров, - вещал голос программы. - Количество домов - более десяти миллионов…
        - Программа, - позвал Мирон. - Ты можешь изменить профиль?
        - В меня заложены такие функции.
        - Мелета. Ты сможешь воспроизвести её голос и манеру речи?
        - Можешь не сомневаться, дурачок.
        Он вздрогнул. Показалось, что девушка сидит рядом: серебряные колечки подрагивают в такт толчкам автомобиля…
        - Убери профиль, - выдохнул он. - Только имя. Отныне откликайся на имя Мелета.
        - Принято.
        До отеля Империал они добирались почти два часа. От обилия неона, голо-реклам размером с небоскрёб, рёва клаксонов и неумолчного шума дождя у Мирона разболелась голова. Остро захотелось принять дексамин, но программа отсоветовала: искать дилера в незнакомом городе очень опасно.
        Район Гиндза. Калейдоскоп модных бутиков, баров, чайных - как раз то, что нужно любому гайдзину, оказавшемуся в Токио впервые. Поэтому программа и выбрала отель Империал - старый, респектабельный, с европейскими номерами и кухней.
        Неподалёку - по Токийским меркам - располагался университет Мэйдзи, последнее место работы профессора Китано.
        Проверив номера кредитных чипов, которыми его снабдили еще в Москве, Мирон понял, что о деньгах можно не беспокоиться. С другой стороны: а чего еще ожидать от Анонимусов, вездесущих хакеров, жонглирующих мировой экономикой, как парочкой апельсинов?
        Поразила в первую очередь Ванна. В относительно небольшом номере она занимала места больше, чем двухспальная, но какая-то укороченная кровать. Стоя на возвышении, переливаясь всеми оттенками медовой плёнки на золотой поверхности, она больше говорила о роскошных термах Каракаллы или львином ложе царицы Клеопатры, чем о современных хай-тек технологиях.
        Опустив чемодан с конструктом на кровать, Мирон провёл ладонью по верхней крышке. Та мгновенно откликнулась на прикосновение: в центре проплавилось - будто тонкий ледок на солнце - небольшое отверстие, которое постепенно разошлось, открывая аморфное, постоянно меняющиеся нутро. Нежный женский голос произнёс что-то по японски.
        - Нет, спасибо, - по интонации Мирон понял, что его приглашают залечь в гель и отправиться в Плюс. - Я уж как-нибудь на кровати…
        Соблазн был велик. Очень велик. Но зная, что Платон в это время заперт в железном ящике, не имея возможности даже поговорить, он просто не сможет расслабиться.
        - Желаете ужин в номер? Массаж? Другие развлечения?
        Управляющий Иск-Ин перешел на русский, как только услышал голос Мирона.
        - Обойдусь, - буркнул тот. Кислый привкус самолётной еды еще оставался на языке и сдабривать его новыми ощущениями он просто побоялся: джетлаг, в купе с незнакомыми продуктами, мог надолго вывести желудок из строя.
        Поискав розетку он определил, что коннектор, данный Соломоном, для подзарядки в гостинице совершенно не годится: другие отверстия входа, другое напряжение. Для того, чтобы достать подходящий переходник, нужно спуститься в фойе, отыскать магазин электроники и объяснить тому, что нужен девайс для того, что еще в принципе не существует.
        На это не было сил.
        Уже засыпая в короткой, но довольно удобной кровати, он подумал, что переходник можно было заказать с доставкой в номер, и тут же провалился в сон.
        Проснулся от лёгкого намёка на движение. Даже почудилось, что он лежит в спальном вагоне синкансена - едет к бабушке, в Калининград. Но открыв глаза, вспомнил.
        Он, мать его так, в Японии. В Центральном Токио.
        Двигался сам отель: здание незаметно разворачивалось вслед за солнцем, как подсолнух. Фасад, сплошь из солнечных батарей, впитывал энергию зарождающегося утра. А ощущение движения создавали мириады микрозаслонок, регулирующих освещение в комнате.
        Принимая душ, проводя по зубам нано-щеткой, накладывая депиляционный гель на щеки, Мирон анализировал свои ощущения: душевный подъём, ожидание чего-то нового и почти животный, иррациональный страх перед неизвестностью.
        Костюм, отлежавшийся за ночь и сам себя погладивший, выглядел безупречно, словно его только что вынули из упаковки в лучшем магазине Тибы, но Мирон посмотрел на него с отвращением. Формализация дресс-кода вызывала бурную волну протеста. Но делать нечего: тратить время на поиски джинс он не мог.
        А вот кофе в отеле был отвратительным…
        Прошелся пешком до станции Сингакудзи. Перед глазами, как вспышки на солнце, высвечивались незнакомые названия. Раздражая своей навязчивостью, они мешали сосредоточиться на действительности. Мирону всё время казалось, что он в Плюсе, изучает локации незнакомой игры.
        - Мелета, - позвал он одними губами. - Отключи визуалку. Только голосовая связь.
        Вспышки погасли и глазам сразу стало легче.
        Дождь наконец прекратился. В ветвях деревьев вовсю чирикали птички - или, скорее, искусные симуляции, потому что никакие птицы не захотят жить в пластиковой листве.
        Мирон сел на электричку до университета Мэйдзи.
        Утренний Токио разительно отличался от ночного. Было часов десять утра по местному времени, служащие разъехались на работу и в вагоне сидели только пожилые матроны и мамаши с маленькими детьми в робоколясках.
        Свет заполнял всё пространство, высвечивая аккуратно затёртые следы надписей на стенках вагона. Вымытые стёкла отбрасывали солнечные зайчики на пластиковые сиденья, отражались в очках пожилых матрон. Уши всех без исключения - и старых, и молодых - были заткнуты Плюсами.
        Глядя в окно, Мирон ощущал себя первой рыбой, которая решила сменить плавники на конечности и выбраться наконец-то на сушу.
        Всё свою жизнь он знал, что не один. Связь с братом, как незримая пуповина, привязывала его к реальности. Каждый день, вставая с постели, он думал: а что сейчас делает Платон? Эти мысли раздражали, бесили, он пытался от них избавится, отправляясь в многочасовые трипы по мирам Плюса, но никогда не переставал ощущать себя частью целого.
        И вот теперь он остался один. Мать не в счёт. После смерти отца она попросту забила на детей, бросившись лихорадочно устраивать личную жизнь. Счастливой это её не сделало - судя по количеству выпивки, которая требовалась ей, чтобы прожить день, а затем - следующий и так далее… Но Мирон с Платоном об этом не жалели. Они привыкли быть одни. Одни, но вместе.
        Теперь эта связь нарушена. Мирон не был уверен, насколько сильно - ведь он всё еще мог поговорить с братом, позлиться на его педантизм и вечную приверженность пространным лекциям, но… Хватит этого? Или придется привыкать к новому одиночеству.
        Мелета затерялась в небе где-то над ночной Москвой - в его мыслях девушка до сих пор боролась с не желающим раскрываться вингсъютом - и надежда, пару дней смущавшая его сердце, свернулась в тугой жесткий комок, утонув в кислом желудочном соке.
        Грядёт новый миропорядок, - сказал Платон. Ради него он пожертвовал физическим телом, и - кто его знает - душой… Но что это за порядок, почему он непременно должен прийти на смену устоявшимся, повисшим в зыбком равновесии договорённостям между корпорациями, немногими оставшимися правительствами и десятимиллиардным населением, он не объяснил.
        Нужно купить нормальную розетку, - подумал он, выходя на остановке «Университет Мэйдзи», - И вытрясти информацию из электронной душонки братца.
        Конечно, добыть сведения о профессоре Китано можно было, не выходя из номера отеля: Программа-Мелета с лёгкостью могла взломать любую университетскую защиту. Списки персонала с адресами были бы у Мирона через пять минут. Но он просто не мог сидеть в тесной комнатушке, зажатый между псевдоживыми заслонками на окнах и громадной золотой Ванной. Остро ощущая присутствие закованного в металлический панцирь Платона.
        Лучше уж так: найти этого профессора, посмотреть, каков из себя бывший кореш отца вживую, поговорить…
        - Привет.
        Он не сразу понял, что говорят по русски. Обернулся.
        - Привет…
        Огромные, как в старинных комиксах-манга глазищи, задорные рыжие хвостики, острый подбородок. Девушка и вправду будто вышла из мультфильма. Впечатление подкрепляли белые гольфы, короткая клетчатая юбка и белая блузка. К груди прижат свёрнутый в тонкий рулон хэнд-топ.
        - Ты новенький, да? Смотрю, мнёшься уже минут десять, и не знаешь, куда идти. Вообще-то у нас есть карта - скачай приложение и выбери аудиторию, стрелка сама тебя приведет. А еще можно вызвать мини-гида - такие дроны с потешными крылышками. Будет висеть перед тобой в воздухе и рассказывать всё, что захочешь узнать. Но ими почти никто не пользуется - неохота же быть лохом и новичком, так что карта лучше. А ты из России приехал? Правда, Москва - крутяцкий город, не то, что наш замшелый Токио? А на какой факультет тебя взяли? Может, вместе учиться будем… И вот еще что: выкинь эти нанотряпки. А то подумают, что ты секретарь.
        - Почему секретарь? - в поток слов вклиниться было нелегко, и Мирон задал вопрос, когда девушка набирала воздуха для следующей тирады.
        - Потому что так одеваются только секретари. Ну знаешь… - она закатила глаза. - Которые работают на яков. Ходят везде в таких вот шмотках из бронированной ткани, а еще таскают везде мечи, спрятанные в зонтики… У тебя есть меч?
        - Нет.
        - Значит, точно русский. Только тогда у тебя должна быть огромная пушка. У всех русских есть пушки. Покажешь свою?
        - Пушки у меня тоже нет.
        Чувствуя двусмысленный подтекст последней фразы девчушки, Мирон начал краснеть.
        - Так что, на какой факультет ты идешь? Карта студента есть? Нету? Ладно, так уж и быть: провожу тебя в деканат. А то смотреть жалко.
        - Я, собственно… ищу одного человека. Профессора Китано.
        Мирон еле собрался с мыслями под фонтаном из слов, извергаемых девчушкой в кукольной юбочке. Короткая чёлка и мягкие завитки на шее придавали ей вид совершеннейшего ангела лет тринадцати. Никак не студентки.
        - Профессора? - аккуратные, будто нарисованные бровки поползли вверх. - Ну, наверное, тоже можно спросить в деканате. Идём, чего стоишь?
        Доверчиво схватив за руку, она потянула Мирона куда-то в лабиринт подстриженных миртовых кустов, за которыми угадывались серебристые, похожие на космические корабли перед стартом, корпуса университета.
        Он не стал сопротивляться. В конце концов, так, наверное, проще.
        Лабиринт неожиданно закончился на укромной полянке, окруженной древними криптомериями. Газон навевал мысли о бухарском ковре, в пронзительной небесной сини купался жаворонок, а на травке, в кружок, сидело еще несколько девочек. Были они все в клетчатых юбочках, белых носочках и школьных блузках. Только глаза, хирургически расширенные до невозможных размеров, смотрели почему-то совсем не по детски.
        Увидев Мирона, девочки поднялись с коленок, отряхнули юбочки и легонько встряхнули руками. У каждой - включая ту, что притащила его сюда - из ладони вырос тонкий клинок. Все острия сошлись у его горла.
        - Ну что, гайдзин. Посмотрим, какого цвета у тебя внутренности, - сказала одна из девушек. А затем показала кончик розового язычка и заливисто рассмеялась.
        Глава 2
        2.2
        Джет-лаг и Неоновая Хризантема
        В первый миг Мирон не поверил. Внешность девчонок - юбочки, кукольные причёски - настолько не вязалась с свирепым выражением их лиц, с клинками, выросшими прямо из нежных девичьих ладошек, что он даже не испугался.
        - Да вы что, девки? С ума посходили?
        Ему казалось, что если хорошенько на них прикрикнуть, приструнить строгим голосом, девочки тут же уберут оружие, извинятся и объяснят, что это они так играют.
        - Деньги, документы, часы - всё ценное. Давай сюда.
        - Да нет у меня ничего! - он попытался взмахнуть руками и мгновенно получил болезненный порез на запястье.
        - Не двигайся. Опусти руки. Куми, обыщи его.
        Говорила девочка постарше - под тонкой блузкой довольно большая грудь, спрятанная в кружевной лифчик, в уголках рта и глаз - тонкие морщинки, которые оставляет на молодых нелёгкая жизнь.
        Та, что привела его на полянку - девчушка с рыжими хвостиками - профессионально и жестко обшарила его плечи, подмышки, бока, провела рукой по шаговому шву брюк - Мирон почувствовал, как поджимается мошонка - проверила карманы, обе ноги, оттянув резинки носков.
        Добычу на открытых ладошках показала старшей.
        - Это всё? - та разочарованно нахмурила брови. Пара мелких чипов, бамбуковая салфетка из номера и зубочистка.
        Старшая посмотрела на рыженькую.
        - Тебе было велено привести хорошую добычу.
        - Костюм, стрижка, туфли… - сказала, выглядывая из-за локтя Мирона девчушка. - Он похож на богатого гайдзина.
        - Если это и так, дорогие вещи с собой он не носит, - поджала губы старшая.
        Наконец до Мирона начало доходить. Банальный гоп-стоп. Как дома. Бдительность усыпило то, что он был в чужой стране. Совсем один, прибыл по чужим документам, значит, его здесь никто не знает. Ни безы, ни полиция, ни бандиты - это давало ложное чувство защищенности, сокрытости от мира. Но на самом деле, это совсем не так.
        - Снимай костюм, - приказала старшая. Остальные согласно закивали, стриженные чёлки качнулись в такт.
        - Я что, должен голый по улицам идти? Возьмите чипы, там тысяч двадцать иен.
        - Ты совсем тупой, гайдзин. Двадцать тысяч стоит один хороший обед в ресторане. Давай костюм. Иначе пойдёшь домой совсем без кожи.
        - А так же без языка, члена и яиц, - прозаически добавила рыжая. И хихикнула.
        Этот смешок и доказал Мирону, что спасения не будет. Договориться, как с родными гопниками, попросту не получится: девочки-бандитки были совершенно другими. Холодными, расчётливыми. Дисциплинированными: он отметил, что остальные рассредоточились по поляне, перекрывая все возможные пути к отступлению.
        - Ладно, ваша взяла… - он поднял руки, словно собираясь расстегнуть рубашку, и скомандовал: - Мелета, выводи меня отсюда.
        Мгновенно реальность расцветилась вспышками. Красным - траектории движения мечей, зеленым - пути уклонения.
        Сделав вид, что падает, Мирон перекатился под ноги рыженькой, сбил её в траву и немного приложил головой об удачно подвернувшийся камень. Пускай полежит…
        Дальше он не понимал, что делает. Тело будто вошло в режим берсерка. Руки, ноги, туловище - он мгновенно повторял команды программы, которая проецировала ему диковинную смесь айкидо, паркура и стиля пьяной обезьяны.
        Постаравшись отключить мозг, критическое мышление, которое во всё горло вопило о том, что нереально уйти живым от шести вооруженный мечами противников, он скакал, вертелся, падал, взмахивал руками и перепрыгивал с места на место.
        Мелькали миртовые кусты, морщинистые стволы сосен, раскиданные в продуманном беспорядке валуны, выложенные белым камнем дорожки… В ушах свистели ветер и композитные клинки.
        Девчонки были хороши. И если бы они нападали поодиночке, то смогли бы его загнать. Как дикого кота. Но, несмотря на дисциплину и иерархию, это всё же были девчонки. Азартно визжа, они выбрасывали руки с мечами в красивых жестах, выпендривались друг перед другом и… неимоверно друг другу мешали.
        Привыкли иметь дело с туристами, - мелькнула мысль. - С трусливыми гайдзинами, для которых ограбление маленькими девочками - приключение, за которое не жалко расстаться с толстым бумажником.
        Краем глаза он отметил, что прыжки вывели его на широкую аллею. Тут ходили молодые люди в узких свитерах и плюсактивных головных повязках, сдвинутых на лоб. И неожиданно понял, что девчонки отстали. Затерялись за аккуратно подстриженными кустами.
        - Зона видеокамер и патрулирования дронами, - бесстрастно сообщила программа. - Постарайтесь вести себя естественно.
        Мирон споткнулся, замахал руками, но удержал равновесие. Один из студентов наткнулся на него, пробормотал что-то по японски, и обогнув, поспешил дальше.
        Заправив рубашку и слегка почистив пиджак, Мирон пошел по аллее, подстраиваясь под скорость других пешеходов.
        - Мелета, покажи дорогу… - он хотел сказать, к стоянке такси, но вспомнил, что чипы-то остались у девчонок… - самую безопасную дорогу к отелю.
        Через пять минут быстрой ходьбы в боку закололо. В глазах начало темнеть, ноги сделались ватными.
        - Критический уровень сахара в крови, - сказала программа. - Нужно срочно съесть что-нибудь сладкое.
        - Ты издеваешься? - огрызнулся Мирон. - Я тебе его что, из жопы достану?
        - Вопрос неконкретен.
        - Забудь.
        Увидев скамью на берегу искусственного озерка, в тени ив, он подковылял к ней и рухнул на каменное, но удивительно удобное сиденье. Перевел дух. Вытер пот со лба.
        Очень хотелось наклониться над озером, зачерпнуть воды полной горстью и плеснуть в лицо… Удержался по привычке. Мало ли, что там может быть налито, вместо воды. По крайней мере дома, из уличных луж, даже собаки не пили.
        Камеры были повсюду - в ветвях деревьев, во мху, между камней, на фонарных столбах… Мимо, еле слышно жужжа, промчалась парочка дронов. Круглых, как теннисные мячики и с действительно потешными крылышками - как у стрекозы.
        Наверное, ту полянку они просто зачистили, - подумал Мирон, откинув голову на спинку скамьи. - Создали слепое пятно и заманивают туда доверчивых прохожих.
        - Университет Мэйдзи - известная достопримечательность, входит во многие туристические маршруты. Его архитектурные особенности… - голос программы приобрел интонации гида.
        - С чего вдруг такая лекция? - удивился Мирон.
        - Вы неосознанно проговариваете мысли вслух.
        - И часто со мной такое?
        - Случается.
        Нет, она определенно учится, - подумал Мирон. - Нужно будет почаще обходиться без этих волшебных Плюсов…
        - Пока сидим, - сказал он, наблюдая, как ветер гонит по воде узкие, как индейские пироги, листья. - Зайди-ка ты в базу данных этого универа и скачай списки преподавателей.
        - Это закрытая информация. Потребуется код доступа.
        - И что, это для тебя проблема?
        - Сделано. База данных за последние пять лет у меня. Вывести на сетчатку?
        - Не надо. Просто найди профессора Китано. Ну, и там: адрес, телефон…
        - Профессор Китано в списках преподавателей не значится.
        - О как, - такого оборота Мирон не ожидал. - Ну, может, он на пенсию вышел или просто уволился… Хоть что-нибудь.
        - Такая фамилия есть среди списков бывших преподавателей.
        - В смысле?
        - Профессор Масахико Китано числится мёртвым.
        Пару минут Мирон просто сидел, переваривая новость. Смотрел на воду - солнце скрылось за тучами и озерко стало как свинцовое зеркало. Ветер принёс гудки автомобилей и далёкий вой полицейских сирен. Пахнуло горьким дымом.
        На скамью упала крупная капля. Рядом - другая, третья, четвертая. Серый камень потемнел и Мирон ощутил внезапный холод. Костюм, из-за которого он претерпел столько неприятностей, изменил конфигурацию нитей, сделался плотным, непродуваемым. Капли скатывались с брючин, как с полиэтиленовой плёнки.
        Мирон поднялся. Подставил лицо дождю - тот был холодным, с лёгким привкусом бензина, и пошел, засунув руки в карманы брюк.
        - Ну пипец, - пробормотал он, провожая взглядом даму на высоких каблуках и с чёрным зонтом, - Можно возвращаться домой…
        С наступлением дождя улица, как панцирем, покрылась чёрными зонтами. На многих прохожих поблёскивали лаком непромокаемые плащи - желтые, как дверцы такси. Лица в нанопорных масках сверкали интерактивными смайликами, заменяющими улыбки - мол, несмотря на дождь, мы сохраняем позитив…
        - В жопу ваш позитив, - рявкнул он скалящемуся прямо в лицо смайлику. Прохожий отшатнулся.
        Несмотря на умную ткань, он продрог до костей. Господи, как надоело мёрзнуть… Приметив тусклую вывеску с характерным треугольником коктейльного фужера, он спустился по паре десятков ступеней под землю - бар располагался в подвальном этаже.
        Высокая стойка из бурого, заляпанного кружками от стаканов пластика, металлические табуреты - всего три штуки, и еще три крошечных столика. Не бар, а рюмочная. Промочить горло и бежать дальше…
        Тем не менее, все столики были заняты - сказывалась плохая погода. Вдоль стены, в ряд, стояли раскрытые зонты, под ними натекло.
        Мирон подошел к единственному пустому табурету и взгромоздился на него, как филин на насест. Даже не пытаясь строить из себя не-гайдзина, молча ткнул пальцем в одну из бутылок - батарея в несколько рядов возвышалась за спиной бармена - и показал два пальца.
        Оказалось, он выбрал виски «Неоновая Хризантема». Кубик льда на дне широкого стакана напоминает замороженный цветок. Подсвеченный золотисто-желтым напитком, он выглядит почти как живой.
        - Мелета, - позвал он, прикрыв рот стаканом. - Найди вот этот счёт, - далее следовала длинная цепочка цифрового кода. - Переведи в йены и сбрось на терминал бара.
        Через пару секунд кассовый компьютер бармена тренькнул, тот ослепил Мирона мгновенной вспышкой улыбки и вернулся к протиранию бокала. Во всех барах мира бармены протирают бокалы… Это негигиенично, это противоречит элементарной логике - гораздо проще бокал помыть - но во всех барах мира… А, ладно. Хрен с ним. По идее, спиртное убивает заразу, так что нефиг париться.
        Ставя тяжелый стакан, Мирон заметил, что кружки на столешнице - вовсе не грязь. Сложный узор желтоватых потёков был залит прозрачной эпоксидкой, навечно сохраняя следы кратких мгновений жизни.
        Все стены бара были завешаны старинными черно-белыми фотографиями: лица школьниц с огромными, хирургически исправленными глазами. В зрачках этих огромных глаз можно разглядеть другие фотографии, и так - до бесконечности. Мирон отвернулся. Почему-то именно сейчас от симпатичных японских школьниц его тошнило…
        Виски был неплохим. Мирон плохо разбирался в хорошем, но судя по цене, сброшенной с тайного счёта, он просто обязан таким быть. Есть в баре он не рискнул, хотя после третьей двойной дозы виски бармен настойчиво тыкал ему в нос голофиш-меню, над которым, сменяя друг друга, мелькали тарелки с какой-то едой.
        Посетители сменялись один за другим, но один всё так же сидел за столиком, как и Мирон на своём насесте. Когда он обернулся, незнакомец даже поднял в приветственном жесте свою бутылку пива. Мирон ответил, залпом допил четвертую порцию двойного и сполз со стула. По мозгам этот виски шибал на всю сумму, до самой последней йены.
        Махнув на прощанье бармену и незнакомцу, он натянул наномаску до самых глаз и выбрался на улицу.
        Свет ослепил.
        Пока он сидел в баре, дождь прекратился и солнце просвечивало через жидкие тучи, делая чёрный асфальт под ногами похожим на зебру.
        Виски плескался в желудке, как медовый раскалённый шар, но Мирон с удивлением понял, что его не мутит. Головная боль тоже прошла, да и опьянения он почти не чувствовал. Точнее, чувствовал, на самом деле он был чертовски пьян, но воспринимал это как бы со стороны. Во всяком случае, опьянение не мешало ему двигаться…
        - Мелета, найди магаз с электроникой. Мне необходимо покормить брата… - он нервно хихикнул.
        Никаких больше тебе, Платон, свежих французских булок с докторской колбасой. Будешь жрать электричество. Чистую энергию…
        От мысли, что Платон никогда больше не попробует колбасы, стало грустно. Вспомнилось, как он хотел съездить ему по зубам - основательно, с оттяжкой, чтобы кровь потекла…
        - Магазин электроники справа, - рядом со стеклянной дверью появилась стрелочка.
        Мирон кивнул и вошел внутрь.
        Странно, как самый новый хай-тек - здания-подсолнухи, движущиеся тротуары, голограммы, танцующие прямо на улице - здесь сочетались с архаичными заведениями вроде этого. Бар на шесть персон, с живым барменом и телевизором, вот эта вот лавочка…
        Пахло в ней нагретыми проводами и озоном. Полки тянулись вдоль стен, заваленные коробками со старинными, практически антикварными предметами: си-ди-плеерами, модемами, материнскими платами, приставками - от Нинтендо Глитч до Сони-плейстейшен 7.
        - Ты видишь здесь что-нибудь подходящее? - спросил он программу, оглядывая захламлённые полки.
        - В базе данных магазина такой переходник значится под номером пятьсот двадцать три…
        Чёрт. Как объяснить продавцу, парнишке в нахлобученном на голову старом виртуальном шлеме, что ему нужен товар, который он отыскал, хакнув его базу данных…
        - Покажи картинку.
        Перед глазами возникло изображение чёрного провода с хитрой пальчиковой розеткой.
        Так, теперь поискать её глазами…
        - Вот это! - он ткнул пальцем в знакомый провод.
        Парнишка вынырнул из шлема, когда Мирон потряс его за плечо. Глаза у него были красные, как у больного кролика. И такие же выпирающие зубы.
        - Дай мне вот это, - сказал он по русски, не заботясь переводом.
        - Коннектор А-Эм-ди-Эн с защитой от скачков напряжения. Подходит для высокоточных кластеров данных. Сто пятьдесят тысяч иен, - бесстрастно перевела программа слова продавца. - Вам точно нужен именно этот?
        - Да, блядь, точно. И поторопись.
        Судя по тому, как парнишка брезгливо скривился, он прекрасно понял слова Мирона. Но тем не менее, открыл магнитный замок витрины и достал коробку с проводом.
        - Сто пятьдесят тысяч йен, - повторил он вежливо.
        До своего номера он добрался, совсем вымотанный.
        - Сходил, мать его, за хлебушком… - пробормотал Мирон, сдирая туфли.
        - Хотите заказать обед в номер? - тут же отозвалась интерактивная горничная.
        - Да иди ты…
        Чувствуя себя глупо от того, что ругается с тупым иск-ином гостиницы, он протопал в одних носках к футону, плюхнулся на него с размаху и достал из бумажного пакета коробку с коннектором. Сорвал пластиковую обертку, вскрыл упаковку и достал провод. Мусор сбросил на пол - мелкие соринки пенопласта тут же впитались в упругое, на вид резиновое покрытие.
        Затем поднялся, откинул простынь и нащупал разрез в толстом пружинном матрасе. Разрез был небольшим, аккуратным и еле заметным. Просунув в него руку, Мирон нащупал жесткий угол модуля, обхватил его пальцами и поволок наружу.
        Этому фокусу он научился давно, еще будучи кибер-спортсменом. Тогда в гостиничных матрасах они прятали наличку с тотализатора - толстые пачки бумажных денег не помещались в карманах.
        - Привет, аллигатор, - сказал он, как только подключил конструкт к электрической сети.
        - Привет, крокодил, - тут же откликнулся Платон.
        Что он делает, когда конструкт замкнут на себя? - подумал Мирон. - Решает задачки? Спит - если оцифрованный разум способен спать. Или… он просто не существует? Выпадает из бытия, как выключенная из розетки лампочка?
        - У меня хреновые новости, брат, - сказал он, вытягиваясь во весь рост на футоне. Тот начал неслышно покачиваться, Мирон так и не понял: встроенные сенсоры матраса уловили его желание, или это виски ударил в голову. - Профессор Китано мёртв. Мёртв, как гвоздь.
        Повисла пауза. Она длилась, длилась, пока Мирон не почувствовал, как слипаются глаза.
        - Эй, ты еще здесь? - позвал он.
        - Этого не может быть, - ответил Платон.
        Мирон засмеялся.
        - И на старуху бывает проруха, а? Все твои хитроумные планы, ювелирные расчёты просто рассыпались о глыбу под названием Смерть.
        - Я не верю, - повторил Платон. - Это нелогично.
        - Смерть всегда нелогична, брат. Однако дерьмо случается. Наш отец ведь умер - почему бы далёкому японскому профессору тоже не отбросить коньки?
        - Но о нём никто не знал! Он был в безопасности. Его не могли найти…
        - Что? - Мирон сел в кровати. - Что ты этим хочешь сказать? Наш отец умер от сердечной недостаточности. Есть заключение…
        Послышался такой звук, будто Платон фыркнул. Раньше он часто так делал. Закатывал глаза и издавал презрительный звук губами, похожий на то, как фыркают лошади…
        - Диагноз «сердечная недостаточность» ставят в тех случаях, когда неудобно оглашать истинную причину смерти, - лекторским тоном сказал брат. - Смерть в случае самоубийства, белой горячки, передоза наркотиков…
        - Но наш отец не был ни алкоголиком, ни наркоманом!
        - Конечно не был.
        - Хочешь сказать, его… - мысль сверкнула, как молния. - Убили? И ты можешь это доказать?
        - Над чем работал отец?
        - Я уже говорил, что не помню, - разозлился Мирон. - Что-то закрытое, какая-то государственная тема… Ты говорил про «мост», - вспомнил он. - Мост между Плюсом и Минусом.
        - Точнее, Слияние, - вставил Платон. - Он хотел сделать человека властелином двух миров. Чтобы не было никакой разницы…
        - И он знал о Призраках, - кивнул Мирон. - О том, что они-то как раз - те, кто может находиться одновременно и «там» и «тут». - Так его убили из-за всей этой херни?
        - Да.
        - Призраки?
        - Скорее, конкуренты. Он не хотел, чтобы его изобретение использовали в корыстных целях.
        Мирон помолчал. Пиджак и рубашка вдруг показались душными и колючими, он содрал их и бросил прямо на пол.
        - Кто? - спросил он. - Ты знаешь?
        - Догадываюсь. Но не хочу втягивать тебя…
        - Слушай, ты меня уже втянул, - разозлился Мирон. - Я, блинский ёж, сижу в отеле в Японии, - вот как глубоко ты меня уже втянул. Так что рассказывай.
        - После смерти отца компания Карамазова выпустила на рынок прототип Плюсов, которыми сейчас пользуются абсолютно все. Это и помогло ему создать империю Технозон.
        - Чёрт, - ругнулся Мирон. - И у тебя есть доказательства? Того, что он причастен к смерти отца?
        - Для этого я должен оказаться в Плюсе.
        - Я над этим работаю, - задумчиво кивнул Мирон. - Значит, призраки - всего лишь предлог, - сказал он через минуту. - Ты охотишься на Карамазова.
        - Призраки - не предлог, - возразил Платон. - Они опасны.
        - Знаешь, - вдруг вспомнил Мирон. - А ведь один из них мне помог.
        - Поясни, - тут же откликнулся брат.
        - Когда я вывалился из здания Технозон… Ну, это целая история… Ты же не следил за мной? Нет?
        - Конструкт не имеет возможности контакта с окружающей средой, если он не подключен.
        - Ну так вот… Когда я убегал от спецназа, он отвлёк их на себя. Помог мне скрыться. Показал щель между контейнеров.
        - Интересно.
        Голос Платона был совершенно инертен. Так случалось, когда он предельно концентрировался на задаче.
        - Ты видел его через Плюсы или просто так? - спросил он.
        - Просто так. Это был… Это была просто тень. Сгусток тьмы, примерно гуманоидных очертаний.
        - И он пытался контактировать?
        - Ну да. Он вытянул руку… Конечность… И указал мне на дыру в контейнерах. Так я и сбежал.
        - И ты не испытывал… никаких неприятных ощущений?
        - Кроме того, что сломал пару ребер, отшиб почку и обморозился? Да нет, что ты. Я чувствовал себя просто замечательно.
        - Сарказм?
        - И как ты догадался?
        Вновь пауза. Мирону показалось, она похожа на морозную ночь, полную колких снежинок.
        - Кроме тебя его кто-нибудь видел?
        - Я же тебе говорю: он отвлёк спецназ. Они меня уже скрутили, но Призрак появился, и они начали стрелять. А я свалил. Но Мелета его не видела.
        - Мелета?
        - Ну… - Мирон с силой потёр щёки. - Программа, которая разговаривает со мной через твои крутые Плюсы. Я назвал её так, чтобы было…
        - Ясно. Сентиментальные чувства к погибшей девушке.
        - Может, она не погибла, - запальчиво возразил Мирон. - Анонимусы обещали её найти…
        - Значит, в Плюсе его в это время не было, - нетерпеливо перебил Платон.
        - Или… электронные устройства Призрака не замечают, - пожал плечами Мирон. - Только люди.
        Он вновь повалился на кровать, ощутив зверскую усталость. Глаза просто слипались.
        Джет-лаг, - подумал он. - И Неоновая Хризантема…
        - Сейчас я отрубаюсь, - сказал он брату. - Но мы разберемся. С призраками, с убийством отца… Со всей этой херней. Лады?
        - Если ты не против, я поработаю в Плюсе, - ответил Платон. - Наведу кое-какие справки.
        - Развлекайся, - буркнул Мирон и зарылся в подушку.
        В следующий миг раздался стук в дверь.
        Он разлепил веки, тупо посмотрел на дверную ручку.
        - Кто там? - спросил он программу.
        - Не могу определить. Его… он как-то прячется. Этого человека нет ни на одной из камер.
        Стук стал настойчивее.
        Заворчав, как пёс, Мирон поднялся и шагнул к двери. Номер был небольшим и одного шага было более чем достаточно.
        - Кто там? - спросил он. Усталость сжимала мозг липкими пальцами, думать ни о чём не хотелось.
        - Господин Орровски? - голос был незнакомым, с еле заметным акцентом на букве «л». - Нам необходимо поговорить.
        - Кто вы такой?
        То, что здесь кто-то знает его имя, заставило Мирона проснуться.
        - Откройте дверь. Не бойтесь, я не кусаюсь. Для вас же будет лучше, если меня здесь никто не увидит.
        Мирон приложил ладонь к сенсорной панели, дверь приоткрылась. На пороге стоял давешний посетитель бара. Тот, что салютовал ему бутылкой пива.
        Глава 3
        2.3
        Чёрный ход и пожарная лестница.
        Войдя, незнакомец сразу сел на стул, который стоял у кровати. Мирону ничего не оставалось, как взгромоздиться на футон.
        Будто он больной, и навестить его пришел не слишком приятный родственник.
        Конструкт лежал на покрывале - примерно посередине между ним и Мироном.
        Он был странный. Будто сошел с картины Мондриана: квадратная голова - лысина окружена жесткой, торчащей во все стороны порослью, квадратные плечи, с которых плащ, коричневый, как грязь под ногтями, спадал бесформенными грубыми складками…
        Когда Мирон добрался до ботинок - грубых, разношенных, то невольно перевел взгляд на синт-ковёр - не осталось ли на нём грязных следов. Но если они и были, ворсинки ковра уже всё поглотили.
        Человек сидел молча, крутя в желтых пальцах с крепкими квадратными ногтями замусоленную сигарету - будто давал время к себе привыкнуть.
        Он сидел так близко, что Мирон чувствовал запах: табак, сдобренный каким-то ароматизатором, пиво, машинное масло - будто незнакомец много времени проводит за рулём. От его плаща, влажного на плечах, несло плесенью.
        Сигарета негромко потрескивала, роняя горящие табачные крошки на ковёр и незнакомец безучастно наблюдал, как они, одна за другой, гаснут, оставляя чёрные точки проплешин.
        - Меня зовут Усикава, - сказал он, докурив. Посмотрел на Мирона, зачем-то кивнул и улыбнулся. Зубы у него были желтые, будто испачканные цветочной пыльцой. - Но друзья кличут меня просто Уси.
        - Очень сложно представить, что у вас есть друзья, - вырвалось у Мирона. Он не хотел грубить, ответ слетел сам собой, как реакция на вмешательство в его личное пространство.
        - Это потому, что вы не сильны в японском, - усмехнулся человек.
        - Уси - это иероглиф «корова», - прошептала программа под сводом черепа. - Его дразнят быком, а следует отметить, что у японцев сравнение с животными - сильное оскорбление.
        - Так что вам нужно?
        Мирон еще не привык разговаривать «на два фронта». Голос в голове отвлекал, но попросить Мелету замолчать он не решился.
        - Лично мне - ничего. Но я пришел по поручению других людей.
        - И как вы прошли мимо охраны внизу? Я думал, Империал славится своей конфиденциальностью…
        - О, в этом нет ничего сверхъестественного, - он успокаивающе взмахнул руками. - Никто не замечает такую ничтожную персону как я… Маленький человек, блоха. Но в этом есть и свои преимущества.
        - Вы следили за мной? Я видел вас в баре…
        - Все следят за вами. Я, так сказать, первый жаворонок, - он опять усмехнулся. - Но это сейчас несущественно. Мне поручено… Как бы это сказать… Убедиться, что у вас, господин Орровски, всё в порядке. Что вы понимаете, где находитесь и примете определенные меры для своей защиты.
        - Но я…
        - А так же для защиты некоего ценного предмета, случайно попавшего в ваше распоряжение.
        Мирон заставил себя не смотреть на конструкт. Пальцы дрогнули от желания набросить на него край покрывала, но он сдержался.
        - О каких людях идёт речь? - глупо было думать, что покинув Москву, он оставил все проблемы позади. В конце концов, головной офис Технозон находится как раз в Токио… - Вас послал Карамазов?
        Усикава рассмеялся.
        - О нет, что вы! Такому человеку как я, никогда не суждено дышать одним воздухом с таким человеком, как Карамазов-сан. Большой человек. Куромаку. А я… - он взмахнул руками, будто сожалея о самом факте своего существования.
        - Тогда о чём идёт речь? - спросил Мирон.
        Этот человек начинал его бесить. Своей бесцеремонностью, фамильярностью, и в то же время - нарочитым самоуничижением.
        - Об этом я не знаю, - пожал плечами Усикава. - Мне просто велено передать: будьте осторожны. Цените то, что у вас есть и охраняйте это как следует.
        - Я вас не понимаю, - Мирон вскочил с кровати и подошел к окну. Выглянул на улицу… Всё тот же дождь и чёрные зонты. - Не знаю, о чём вы говорите. А теперь проваливайте. Я спать хочу.
        - Знаменитая гайдзинская прямота, - улыбка Усикавы тоже была квадратной. Обрамлённая жидкой чёрной порослью, она походила на оскал мёртвой лошади. - Но вы должны извинить меня, господин Орровски. В нашей стране не принято так себя вести. Мы этого не любим. Не приучены… В древности самурай - перед тем, как совершить харакири - обязательно должен был вымыть голову, надеть красивую одежду, сочинить подходящее случаю стихотворение… И только потом сделать самое главное. Вот так и мы… - он попытался разгладить безобразные складки плаща на коленях. - Всё стремимся приукрасить. Главное - это стиль, господин Орровски.
        - Да насрать мне на ваш стиль!
        - Ну и ладно, - философски пожал плечами Усикава. - Мне все грубят. Такой уж я человек: как кто увидит - сразу хочет нагрубить. Не стесняйтесь, прошу вас.
        - Слушайте, я очень устал, - перебил его Мирон. Он уже думал, что проще будет самому покинуть номер - прихватить конструкт, и захлопнуть дверь с той стороны, оставив Усикаву наедине с его самоуничижением. - Я давно не спал, много выпил… К тому же, меня сегодня пытались ограбить какие-то девки…
        - Что за девки? - с любопытством спросил Усикава.
        - Девки как девки, - Мирон пожал плечами. - Малолетки в клетчатых юбочках. Школьницы, в общем. Но с мечами.
        - Значит, вы уже встретились с Сукибана, - поджал губы квадратный человек.
        - С кем?
        - Сукибана - это девичьи банды, - прошептала Мелета.
        - Так бы сразу и сказали, - не отвечая на вопрос, Усикава поднялся. - И не стоило отнимать моё время…
        - О чем это вы?
        - Если вы встретились с Сукибана - то, о чём я беспокоюсь - уже не имеет смысла, - сказал он уже от двери. - Значит, меня опередили…
        - Подождите! - Мирон подавил желание посмотреть на конструкт. - Вы думаете, они на кого-то работают?
        - Разумеется, - кивнул Усикава. - У нас все на кого-то работают. Такая страна. Возможно, что девочки работают на того же, на кого и я…
        - И что он хочет?
        - Это уже не важно, - махнул рукой Усикава. - Раз я опоздал…
        Открыв дверь, он вышел вон и осторожно прикрыл её за собой.
        Мирон вернулся на кровать. Положил ладонь на конструкт, представив, как под холодной металлической поверхностью мельтешат кубиты информации.
        - Одно можно сказать: этот чувак не знает про конструкт. Интересно, на кого он работает?
        - Институт частных детективов очень популярен в Японии, - сказала Мелета. - Несмотря на обилие видеокамер и дронов, в щекотливых ситуациях японцы предпочитают обращаться к живым профессионалам.
        - Так ты думаешь, он частный детектив?
        - Я нашла в полицейском архиве данные о выдаче лицензии на имя Усикава Мэнсики. Фото прилагается… - перед глазами Мирона появилось трёхмерное изображение давешнего посетителя, разве что лет на десять моложе.
        - Возможно, он притворялся, - задумчиво сказал Мирон. - Делал вид, что не знает, о чем речь. А сам, убедившись, что конструкт ну меня, побежал сообщать кому-то ещё.
        - Значит, в ближайшее время следует ожидать совсем других гостей, - сказала Мелета.
        Чувствуя боль во всём теле, Мирон встал и подхватил с пола рубашку. Натянул, застегнул пуговицы, сверху накинул пиджак…
        Выдернув из розетки толстую пуповину коннектора, обернул его вокруг модуля, а модуль вновь примотал к телу скотчем, найденным в ванной. Надо будет купить какой-нибудь рюкзачок… А пока - так надёжнее всего.
        Если придётся убегать, то руки должны быть свободны.
        - Надевай парадный костюм, братишка, - пробормотал он конструкту. - Мы идём на прогулку.
        У всякого порядочного здания в Японии имеется чёрный ход и пожарная лестница - на случай землетрясения.
        Мелета показала ему чертеж отеля, открыла пару-тройку электронных замков, и через пять минут он уже стоял в узком переулке, среди мусорных контейнеров.
        По пути Мирон заглянул в комнаты для персонала: оставил костюм из умной ткани в чьём-то шкафчике, позаимствовав из него джинсы, футболку и желто-зеленую куртку «Леванга Хоккайдо» с такой же бейсболкой.
        Джинсы и рукава куртки были коротки, но хотя бы не безбожно малы. И они были чистыми.
        «Все за вами следят», - сказал Усикава. Значит то, что он в Японии - уже не тайна.
        Тем лучше, думал Мирон, шагая прочь от отеля. Руки в карманах куртки, козырёк низко надвинут на глаза, нижнюю часть лица скрывает маска… Тысячи таких же молодых людей наводняют улицы Гиндзы.
        «Все на кого-то работают», - слова того же Усикавы. Тем лучше. Значит, здесь - совсем, как дома. Никому нельзя верить…
        - Мелета, я хочу потеряться, - сказал Мирон. - Хочу запутать следы так, чтобы никто не знал, где я.
        - Принято. План готов. Слева магазин со сквозным выходом.
        - Понял.
        И понеслась…
        Он мало что запомнил из того похода. Магазины - в некоторых пахло приятно, в других - так, что хотелось сблевать. Мелькали засахаренные фрукты, рыбьи потроха, зазубренные, бледно-розовые клешни крабов, пряди морской капусты - как волосы утопленника; диковинные овощи, похожие на лысые головы с пучком волос на макушке…
        Потом стало легче: пошли корешки книг, старинные медальоны на эмали, древние материнские платы и совсем уж архаичные транзисторы с длинными, как у паучков, проволочными ножками.
        - Галерея Гиндза, - шептал в голове голос Мелеты. - Напоминает рынок Портобелло в Лондоне.
        Бескрайнее столпотворение витрин. Ступень торговой эволюции, воплотившая парадигму новой урбанистической реальности Токио…
        Гоми, - думал Мирон. - Раньше японцы использовали мусор в качестве строительного материала для островов - тесное жизненное пространство всё время требовало расширения. Но теперь, с появлением гигантских зданий-подсолнухов, роботизированных Ульев - в его родную Рязань технология сот-коробок пришла именно отсюда - проблема нехватки места исчезла сама собой. И Японцы с новой, неизвестной ранее одержимостью, принялись коллекционировать гоми.
        Заколки для волос в виде хризантем, пряжки для ремней, коробочки для бэнто, никелированные логотипы компаний, картинки из манги и комиксов - мультяшные физиономии Наруто, Сон Гоку, Сакуры и Лелуш, вперемешку с портретами Супермена и Бэтмена; шариковые ручки и бензиновые зажигалки…
        У Мирона рябило в глазах, а голова кружилась от незнакомых запахов. Трудно было продираться сквозь все эти безымянные неоновые улицы. Моросящий дождь смягчал сюрреалистических размеров и чёткости экраны, с которых рвалась реклама всех известных форм и расцветок.
        Мирон усмехнулся, японцы знали толк в главном: сделай что-то достаточно большим, и это будет выглядеть клёво.
        - Якитори! Якитори! - пронзительный крик старухи-лоточницы предварял волну аппетитного аромата жареной курицы.
        Схватив с лотка сразу три палочки с скользкими от соуса коричневыми кусочками и картонную упаковку риса, Мирон проследил, как Мелета сбрасывает на переносной терминал закусочной нужную сумму.
        Палочками пользоваться он не любил, но шашлычки можно было есть и так, снимая мясо прямо зубами, а рис оказался липким, скатанным в готовые шарики.
        Еда была острой, горячей и очень вкусной.
        Он не останавливался ни на миг. Когда кончился рынок, Мирон выбросил упаковки от еды, на ходу поймал стаканчик с горячим кофе - в углу глаза тренькнула сбрасываемая со счёта сумма - и поднял руку, призывая такси. Назвал адрес, который подсказала Мелета, и откинулся на сиденье. Через десять минут, тронув водителя за плечо, выскочил прямо в пробке, миновал несколько рядов машин, вошел в большой универмаг - розовые ломти вырезки, ровные, как на параде, ряды свиных ножек, отбивных котлет и овальных кругов ветчины, за ними - серебристые хвосты, длинные щупальца, снулые, навыкате, глаза…
        И снова улица, такси, другой универмаг. На этот раз - постельные принадлежности, банные халаты, тапочки, удушающие запахи мыла и парфюма - и опять такси…
        Когда он наконец решил остановиться, в мокром от дождя асфальте отражались желтые фонари. По обеим сторонам улицы высились красные вывески, подобно флагам побежденной армии, поникшие от сырости, раскачиваемые ветром. Под вывесками прохаживались ярко разодетые особы обоих полов. Металлические кимоно, не прикрывающие пах, неоновая раскраска лиц, вычурные причёски своим глянцем напоминают старинные виниловые пластинки.
        Завидев Платона, особы начали делать в его сторону неприличные и завлекательные жесты.
        - Где мы? - спросил Мирон.
        - Тиба. Портовый район. Здесь много лав-отелей.
        - Ёй, я не собираюсь ни с кем спать.
        - Лав-отели славятся своей анонимностью.
        - В Империале тоже предполагалась защита клиентов.
        - Здесь - совсем другое дело. Оффшорная зона. Особая защита, никаких лишних глаз. Нет видеокамер. Важные люди могут чувствовать себя в безопасности. А еще у них есть выход в Плюс. Защищенный выход.
        - Отлично. Какой мне выбрать?
        - «Облака счастья», - сказала Мелета. - Вон тот, с крышей, похожей на китайского дракона.
        Номер представлял из себя трубу - полтора метра в высоту, три - в ширину и пять в глубину. Пол устелен антисептическим самообновляемым пеноролом - совсем, как ковёр в отеле «Империал». В одной из стенок - батарея розеток, в другой - встроенный бар с минералкой, пивом и вином подозрительно синего цвета.
        Дверь была толстой, на сервоприводах, с ДНК-замком.
        Когда она неслышно встала на место и щелкнул замок, Мирон почувствовал себя запертым в сейфе. Тишина смыла все звуки. Осталось только его дыхание и еле заметное поскрипывание джинсовой ткани брюк по пеноролу.
        После городского шума - неумолчного стука дождя по сотням зонтов, шипения влажных покрышек и пронзительных криков продавцов - это было непривычно и очень, очень приятно.
        Мирон почувствовал, как разжимаются мускулы за ушами, в уголках глаз и под нижней челюстью.
        Размотав скотч, он подключил конструкт к одной из розеток.
        - Собирайся. Я нашел нужную информацию, - тут же подал голос Платон.
        Мирон снял куртку, а затем, свернув её в валик и подложив под голову, устроился на пенороле.
        - Ну же! Чего ты ждешь? - голос брата напоминал пуделя, рвущегося гулять.
        - Мы уже не в Империале, братишка, - устало сказал Мирон и прикрыл глаза. - Обстоятельства изменились.
        - Я знаю, где мы находимся, - нетерпеливо перебил Платон. - Лав-отель, да? Умно… Я слушал твой разговор с Усикавой, а потом нашел профессора Китано. Так что вставай. У нас много дел.
        - Не могу.
        - Конечно можешь. Вставай, одевайся и иди по адресу, который я сообщу. Поторапливайся.
        - Мне, в отличие от тебя, требуется отдых, - Мирон начал закипать. Попав в конструкт, Платон ничуть не изменился: всё то же пренебрежение чужими интересами и безапелляционные приказы. - Физическому телу, если ты уже забыл, нужны еда и сон. Хотя бы еда и сон. Иначе оно перестанет функционировать. Так что заткнись и иди погуляй в Плюсе.
        - Прости, пожалуйста, - Мирон приоткрыл один глаз. - Я действительно не подумал о твоих потребностях… Но моя информация слишком важна, чтобы спать! Профессор Китано жив, он скрывается…
        - Пошел в жопу, Платон, - он повернулся на бок и накрыл голову полой куртки. - Сейчас мне абсолютно похую, где профессор, кто выиграл Суперкубок и есть ли жизнь на Марсе.
        - Конечно есть, разве ты забыл? Колонии две тысячи сорок третьего и…
        - Если не заткнёшься, я отключу тебя от сети.
        - Ну хорошо. Тридцати минут тебе хватит?
        - Отключаю…
        - Ладно. Позови, когда проснёшься.
        Мирон вырубился мгновенно. Ему снились девочки с мечами и стрекозиными крылышками за спиной, рекламные логотипы Технозон, поджидающие клиентов возле дверей лав-отелей и страшный квадратный рот с желтыми зубами, который гнался за ним по мокрой от дождя улице…
        …Адрес, который назвал Платон, находился неподалёку от парка Уэно.
        Утро было промозглым, сырым и пронзительно чистым. Ни сухих листьев, ни упаковок и мятых бумажек, ни проституток. Только стерильно-влажный проспект и глянцево-зеленые листья деревьев. Мирон никак не мог понять, настоящие они, или нет.
        Даже небо казалось вымытым начисто голубым окном, в котором полощутся белые занавески облаков.
        Кофе походил на жженую резину - еще ни разу в Токио Мирону не удалось попробовать нормального кофе. Его потряхивало спросонок и очень донимало то, что не удалось нормально помыться: в коробке лав-отеля была крошечная раковина и такой же унитаз, больше похожий на шланг утилизатора в астролайнере, но принять душ по-человечески было нереально. От одежды пахло незнакомо и чуждо, но к этому, кажется, он начал привыкать.
        Пока он пешком дошлёпал до крупного проспекта - Мелета переводила названия улиц и надписи на вывесках - совсем рассвело.
        На улицах - тьма народу. Домохозяйки с авоськами, служащие бегут на работу, мамаши с колясками спешат выгулять детишек… Пенсионеры всех мастей, с газетками из смарт-бумаги наперевес, торопятся занять козырные места на скамейках и лавочках.
        Половина седьмого утра. Япония просыпается рано.
        Мирон глядел на человеческий муравейник так, будто весь город сошел с ума: его утро обычно начиналось часов в одиннадцать-двенадцать. Семь - это глубокая ночь.
        Электричка, затем набитый пассажирами двухэтажный автобус. Ужасающее чувство близости чужих тел, горячее дыхание на шее, запахи чеснока и имбиря, пронзительные вопли младенца, отрывистый смех кондуктора, с ловкостью угря протискивающегося сквозь толпу… Мирона хватило на одну остановку.
        Лучше пешком.
        Перед глазами - неоновые всполохи. Даже днём прохожих доставала вездесущая реклама. Её сложно было отличить от названий улиц, которые выводила Мелета на сетчатку глаз, и он вновь попросил всё отключить. Оставил только звуковое сопровождение…
        - Район парка Уэно славится вишневыми деревьями, - шептал голос в голове. - Сакура цветет в конце марта, всего четыре дня в году. Праздник, посвященный этому событию, символизирует увядание всего живого…
        Сейчас деревья стояли голыми. Мирон с трудом отличал вишню от яблони, и где здесь сакура ему было плевать.
        - Также здесь находится знаменитый зоопарк и Метрополитен-музей…
        Смотреть на робо-зверюшек, имитирующих суету настоящих животных, настроения не было.
        Навстречу прошелестела стайка девочек. Желтые зонтики, пышные, похожие на пачки балерин юбки, громоздкие кроссовки и бессмысленные счастливые улыбки. Мирон чуть не шарахнулся от них в боковую аллею, сдержался еле-еле: девчонки в его сторону даже не посмотрели.
        - Экскурсия школьниц интерната Сибуя, - пояснила Мелета. - Они носят желтые зонтики в память…
        - И где тут дом, в котором живёт профессор? - нетерпеливо спросил Мирон, когда ноги вынесли его на берег озера.
        По спокойной воде, как два галеона, плыли чёрные лебеди. Он, опять же, затруднился бы сказать, настоящие это птицы, или искусная анимированная имитация.
        - Он на том берегу озера.
        Мирон прищурился против ветра. Озеро было небольшим, вытянутым, как овальное зеркало, и на противоположном его конце высилась непонятная тёмная громада. В вышине угадывались загнутые козырьки крыш и верхушки древних криптомерий.
        - Синтоистский монастырь, который находится здесь со времен эпохи Хэйян, - перед глазами картинка ступенчатой крыши с выгнутыми коньками, красные столбы ворот, - в последние десятилетия был перестроен из-за беспорядков, лихорадивших Токио на рубеже веков…
        Обойдя озеро по живописной тропинке, Мирон задрал голову на сплошную металлическую стену. Листы ржавого железа - через минуту он понял, что это выровненные прессом капоты старых автомобилей - были скреплены хромированными заклёпками.
        Японцы точно знают толк в том, как произвести впечатление: сделай что-то действительно большим, и это будет выглядеть действительно клёво…
        Скольким тачкам пришлось расстаться с жизнью, чтобы хватило на такую махину, он даже считать не стал. Впрочем, во времена нефтяного голода старые железные тачки - миллионы и миллионы - остались не у дел, и утилизировал их всяк в меру фантазии.
        Мирон видел через Плюс целые городки, построенные из старых грузовиков и автобусов. Они вставали на вечную парковку где-нибудь в пустыне, снимались с колёс - покрышки шли на топливо - и приспосабливались под жильё тысячами нью-бедуинов, променявших суету мегаполисов на вечное безмолвие песка.
        - И как, блядь, я должен туда попасть?
        В сплошной стене не было видно ни дверей, ни калиток, ни еще каких-либо отверстий. Мирон постучал кулаком по ближайшему капоту, раскатанному в плоский блин, сцепленному, зажатому между наслоений других капотов. Куда подевались остальные части корпусов, было непонятно. Звука не было. Этот колосс поглощал любые звуки, а так же неплохо защищал обитателей от постороннего вмешательства.
        - Есть идеи? - спросил он Мелету.
        - Уточните вопрос.
        - Ну конечно. Как давать идиотские ссылки, так пожалуйста. А как предложить что-то конкретное…
        Он пошел вдоль стены, время от времени ударяя в неё кулаком.
        - Самое место, чтобы спрятаться, а? - спросил он вслух. Даже не верилось, что посреди города, в одном из самых престижных районов, находится такая хрень.
        Неподалёку от стены, рядом с вымощенной красным кирпичом дорожкой, он нашел маленькую кумирню. Каменный алтарь, чаша для подаяний, похожая на выдолбленную колоду, потемневшая от древности, с застоявшейся лужицей воды на дне… Невысокая выгнутая крыша прикрывает медный колокол.
        На алтаре, рядом с чашей, лежала какая-то небольшая вещица. Мирон наклонился, чтобы её рассмотреть. Похоже на детскую погремушку: рукоять, выгнутая планка, и две латунных тарелочки, сложенных одна к другой. Между ними - потемневшая от времени красная кисточка из тонких кожаных ремешков.
        - Колокольчик-судзу, - сказала Мелета. - Неотъемлемая часть экипировки буддистских монахов…
        Мирон взялся за рукоять и бездумно тряхнул погремушкой. Раздался необычный звук: будто встряхнули десяток сухих косточек в мешочке. Он тряхнул еще раз.
        - Давненько в нашу кумирню не приходили помолиться, - сказал за спиной надтреснутый, но доброжелательный голос.
        Мирон обернулся.
        Старик выглядел интересно. Шляпа-канотье с чёрной ленточкой, приличный полотняный пиджак, широкие брюки ниспадают складками на чёрные лаковые ботинки. Сорочка с круглым воротничком и вышивкой по краю повязана узкой ленточкой.
        Такую одежду Мирон видел только на оцифрованных двумерных фото. Начала двадцатого века, или еще раньше.
        У старика был умный пронзительный взгляд, гладкое коричневое лицо и совершенно белые, как пух одуванчика, волосы.
        - Вы - профессор Китано, - уверенно сказал Мирон.
        Глава 4
        2.4
        Точки и линии.
        - Ошибаетесь, молодой человек. Меня зовут Мастер Кандзи.
        - Октябрь тридцать четвертого. Вы пришли вместе с моим отцом. От вас обоих пахло водкой и солёными грибами. Мама была недовольна: она не любит незнакомцев. Но пыталась скрыть недовольство ради отца. Она накормила вас ужином: курица с цветной капустой, запеченная в духовке и салат из огурцов. Вы были одеты в длинный непромокаемый плащ, недорогой коричневый костюм и такую же шляпу, как сейчас. Мы с Платоном тогда еще смеялись: забавный головной убор, как пирожок. На улице вас долго продержали под дождём: патруль изучал документы иностранного гостя. Отец возмущался по этому поводу, а вы его успокаивали. Говорили, что в Токио сейчас тоже не продохнешь от патрулей.
        - Какой подарок ты получил?
        Вид нелепой шляпы-канотье, будто вышедшей из позапрошлого века, сдвинул в памяти Мирона целый пласт воспоминаний.
        - Деревянный волчок. И вы подарили его не мне, а Платону. А меня учили старой еврейской считалочке: - Из двух Камней складываются два Дома, из трёх Камней складываются шесть Домов, из четырех Камней складываются двадцать четыре Дома… Из семи Камней складываются пять тысяч сорок Домов…
        - А далее и впредь ступай и мысли о том, что уста не рекут и чему уши не внемлют, - закончил за него старец.
        - Потом я узнал, что это - расчёт факториала, - кивнул Мирон. - Стало любопытно, что за такие Дома и Камни…
        - Если бы в имени Бога было восемь букв, вариантов бы вышло сорок тысяч, а если десять - три миллиона шестьсот тысяч… - старец рассмеялся, а затем, подступив к Мирону вплотную, взял его за рукав. - Пойдём, - сказал он. - Я неуютно себя чувствую на открытом воздухе.
        Подхватив другой рукой погремушку-судзу, он потряс ею, прислушался к затухающим звукам и шагнул за кумирню.
        Мирон моргнул, не поверив своим глазам: профессор пропал. Только что был здесь, но сделал шаг - и исчез. Будто его стёрли гигантским ластиком.
        - Ну где ты? - голова и плечо старца высунулись из пустоты. - Поторапливайся. Наверняка тебя засекли и уже начали искать.
        Мирон подошел к профессору вплотную. Вокруг него воздух вибрировал и тёк, как над раскалённым солнцем асфальтом. Схватив за лацкан куртки, старец дернул его к себе и Мирон понял, что стоят они в каком-то шлюзе-переходнике, образованном прозрачной плёнкой.
        - Ну, что смотришь? - старик нетерпеливо махнул рукой. - Обыкновенное Не-поле. Идём.
        - Это какая-то разновидность стэллс-ткани? - спросил Мирон, топая за профессором по узкому коридору из плёнки.
        - Да нет, тут другой принцип, - отмахнулся старик. - Хотя ткань - тоже моё изобретение - здесь она была бы неудобна. Обязательно кто-нибудь наткнётся случайно. Вездесущие дети или собаки… А нам это не нужно. Так что я придумал, как создавать стэллс-эффект просто в воздухе. Натяжением молекул.
        - Ясно… - старик говорил таким тоном, будто Мирон должен был его понимать. Но не понимал. - Вы не очень-то удивились, когда меня увидели, - сказал он, когда старикан подошел к двери, прорезанной в сплошном металле стены. Именно прорезанной: казалось, кусок стены просто выпилили лазерным резаком, снабдили ручкой и петлями и позволили время от времени открываться.
        - Ждал чего-то подобного все последние дни, - пожал плечами профессор.
        Кроме белых волос и тёмного цвета лица в нём ничего не выдавало старика. Руки были гладкими, с аккуратно подстриженными ногтями, плечи под пиджаком широкими и только чуть сутулыми, да и выше Мирона он был на целую голову. Будто вовсе и не японец.
        - Ждали? Почему?
        - Потому что точки и линии наконец-то соединились.
        Мирон всё больше запутывался. Какие точки? Какие линии?
        Изнутри стена была не ржавой, а цвета металлик - покрашена краской против ржавчины. Посыпанные белым песком дорожки, фигурно подстриженные кусты и очень красивые, будто скульптурно вылепленные сосны были как бы продолжением парка снаружи. Только вот вишневые деревья здесь стояли в цвету.
        Наверное, те самые сакуры, - подумал Мирон, проходя под усыпанной бело-розовыми цветками дорожке.
        - Поколдовали немного с генами, - махнул рукой профессор на невысказанный вопрос Мирона. - Приятно, когда цветение продолжается не четыре дня, а пару месяцев, правда? И пчёлам нравится…
        Только сейчас Мирон услышал равномерное гудение. Будто за облаками шел грузовой стратоплан. Крепкие тельца патрулировали соцветия, как крошечные дроны. Пчёлы… Последний рой видели в природе пятнадцать лет назад.
        - Тоже поколдовали с генами? - спросил Мирон, разглядывая мохнатых, полосато-корчиневых летунов. При виде насекомых его накрыл священный трепет.
        - Пока что экспериментируем, - отмахнулся профессор. - Феромоновый ограничитель не позволяет им вылетать за пределы монастыря. - Как только добьёмся устойчивости особей к циклическим парабенам, выпустим на волю.
        Трудились в парке не только пчёлы. Тут и там Мирон замечал согнутые спины, обтянутые коричневыми рубахами, и склоненные треугольные бамбуковые шляпы. Монахи - раз монастырь, значит должны быть и монахи, правильно? - занимались разнообразными делами. Кто-то граблями подправлял ровные чёрные борозды в саду камней, кто-то подметал опавшие лепестки, кто-то ковырялся в земле - рядом с небесной красоты прудиком располагались вполне прозаические грядки с кочанами зеленой еще капусты и накрытые плёнкой купола теплиц.
        Откуда-то издалека ветер принёс кудахтанье кур и запахи птичьего двора.
        - У нас тут всё своё, - махнул на теплицы профессор. - Петрушка там разная, огурчики-помидорчики… Пруды с карпами - люблю, знаешь ли, отведать жареной рыбки вечерком… Ты пробовал когда-нибудь жареного с корнями лотоса карпа?
        - Не приходилось.
        - Угощу. Сегодня же вечером и зажарим… Жаровня у меня старинная, каменная. Рыба получается - объеденье.
        Говорил профессор, сладко жмурясь, как довольный жизнью кот.
        - Вообще-то у меня мало времени, - робко напомнил Мирон.
        Масштабы монастыря его потрясли. Считалось, самая большая ценность в Японии - это земля. Громадными зданиями-ульями были застроены даже крошечные рукотворные островки в Токийском заливе. А здесь гектары площади использовались под огород. Если посчитать налоги, каждый монах должен быть миллионером.
        - Что время? - пожал плечами профессор. - Волны на песке… Впрочем ты прав. Рыбу отложим до лучших времен. А сейчас не желаешь ли выпить чашечку хорошего кофе?
        - Убейте, если я когда-нибудь откажусь. Потому что это буду уже не я.
        Сам монастырь - деревянное здание пятнадцатого века, с галереями, крытыми переходами и выгнутыми крышами над множеством башенок, был окружен современными коттеджами в европейском стиле, с громадными раздвижными окнами, открытыми верандами и небольшими бассейнами с пронзительно-синей водой.
        Профессор жил в одном из таких коттеджей.
        - Основной дом содержится как музей, - пояснял он, ведя Мирона по тропинке из белоснежного песка. - Всякие там старинные мечи, шелковые кимоно ручной работы и ширмы из рисовой бумаги, расписанные самим Кавагучи.
        - Но посторонних вы сюда не пускаете?
        - Ага. Правда, здорово? Эту землю, еще во времена Реставрации, подарил моему прапрадеду новоиспеченный император Мэйдзи, за особые, как ты понимаешь, заслуги… А законы в Японии обратной силы не имеют. Так что, пока я сам не захочу, этой землей никто больше пользоваться не может.
        - А как же налоги?
        - Я запатентовал официально пару-тройку изобретений. Вот с них деньги на оплату и идут.
        - Значит, всё здесь принадлежит вам?
        - Можно сказать и так, - удовлетворённо захихикал старик. Зубы у него были ровные, белые и на вид - совершенно искусственные. - Но так уж заведено: всё кому-то должно принадлежать, - а потом нахмурился. - Если б не упрямство твоего отца - вы с братом росли бы здесь.
        - Вы знаете, что его убили?
        - Я приезжал тогда, чтобы лично уговорить его перебраться в Японию. Его исследования приближались к концу и в Москве оставаться было опасно. Но он не послушался.
        - И умер, - кивнул Мирон. - А наша с братом жизнь покатилась ко всем чертям. Пришлось переехать в вонючую халупу, мать начала пить, завела любовника… - Вы знаете, кто это сделал?
        - Нет, к сожалению, не знаю, - покачал головой профессор. - Меня не пустили даже на похороны…
        - Я хочу во всём разобраться, - сказал Мирон. - Слышите? Я найду того, кто его убил.
        Профессор только печально кивнул.
        Мирон смотрел, как падают бело-розовые лепестки, и вспоминал совсем другую метель, сквозь которую падала его любимая девушка…
        - После его смерти вы продолжили исследования? - спросил он.
        - Да как тебе сказать… - старик пожал плечами и остановился на веранде, перед входом в коттедж. Ветер тронул вереницу стеклянных шаров-колокольчиков, раздался нежный мелодичный звон. - Основным разработчиком той идеи был твой отец, я просто помогал ему с некоторыми вычислениями… Так что нет, ту идею я развивать не стал - отвлёкся на другие дела. Ну проходи, гостем будешь, - он распахнул дверь.
        Коттедж профессора состоял из большой гостиной, нескольких комнат - во всяком случае, дверей Мирон насчитал штук пять, а так же большой кухни с низким деревянным столом, сделанным из круглого спила дерева, и множеством шкафчиков.
        - Люблю, знаешь ли, готовить, - комментировал старик, включая газовую - неслыханная древность! - плиту и выставляя на конфорку металлический сосуд с узким горлом и длинной ручкой.
        - Мелета, - позвал Мирон. Он только что спохватился: не слышал голоса в голове с тех пор, как оказался за стенами монастыря.
        Программа не ответила.
        Наверное, они экранируют сигналы… - подумал Мирон и успокоился. Даже приятно некоторое время побыть наедине с собственными мыслями.
        Кофе был наконец-то хорошим. Слишком густым и крепким на вкус Мирона, но настоящим, а не той бурдой из жженой яичной скорлупы, что продавали на улицах Токио.
        - У нас в Японии принято пить чай, - будто подслушал его мысли профессор. - Сенча, Банча, Ходзича… А вот кофе варить не умеют, - он поджал губы, словно считал неумение варить кофе самым большим недостатком цивилизации.
        - У вас получилось очень вкусно, - похвалил Мирон, отпивая из низенькой глиняной чашечки. После нескольких глотков на языке образовался устойчивый привкус раскаленного ила, зато в животе разлилось благодатное тепло и наконец-то начала работать голова. - Вы сказали, что ожидали чего-то подобного, поэтому и встречали меня у кумирни.
        Говорить не хотелось. Хотелось тихо сидеть здесь, за низеньким столиком, грея ноги в тёплой яме, на дне которой тлеет ароматными углями каменная жаровня, любоваться цветущими сакурами, прихлёбывать густой сладкий кофе и решительно ни о чём не думать.
        К сожалению, конструкт с Платоном холодил живот, не давая забыть о самом главном.
        - Сошлись точки и линии, - кивнул профессор, вновь произнеся загадочную фразу.
        - Точки и линии? - переспросил Мирон.
        - Узловые точки и направляющие линии, - охотно, но всё так же туманно пояснил старик. Увидев непонимающий взгляд Мирона, он улыбнулся. - Сейчас я тебе объясню…
        Взяв лист толстой бумаги - Мирон еще подумал, что её кто-то сделал своими руками - старик согнул его о диагонали. Затем - еще несколько раз. Получился журавлик оригами. Развернув лист, профессор разгладил его крупными руками на столе.
        - Видишь? - он ткнул пальцем в бумагу. - Я согнул лист определенным образом, и на нём остались линии и узловые точки, в которых эти линии сходятся. Если сделать из этого листа что-то другое, например, собаку - точки и линии будут совсем другими.
        - И что вы увидели в точках и линиях нашей реальности? - спросил Мирон.
        - Пока еще не знаю, - пожал плечами профессор. - Но явственно ощущаю: они встали определенным, отличным от других, образом. Каким - надеюсь, мы разузнаем вместе.
        - А как вы их, эти точки, вычислили? - спросил Мирон.
        - Это было несложно. Я же тебе говорил: я люблю статистику. Перепись населения, учёт имущества граждан, доходы и расходы, на что тратят и когда… Демография… Факторный и компонентный анализ больших групп, выявление закономерностей - в общем, я научился слушать биение пульса Вселенной. По крайней мере той, в которой существует человечество. И понял, что ему - человечеству - грозит опасность.
        Сказал он это таким обыкновенным, спокойным голосом, что Мирон сначала даже не испугался.
        - Человечеству всегда грозит какая-нибудь опасность, - осторожно ответил он, - Вирусы, инфоинтоксикация… глупость, наконец.
        - Здесь опасность совершенно иного рода, - профессор долил в свою крошечную чашку из турки. Мирон отказался: после двух порций сердце и так трепыхалось где-то в горле. - Опасность закуклиться в самих себя, стагнировать не на уровне технологий или духовно, а чисто физически.
        - Это как?
        - Всё идёт к тому, что тела станут просто не нужны, - пояснил старик. - Уже сейчас миллионы людей проводят в Ваннах большую часть времени. Не выходят из дому ни на работу ни на прогулки, не дышат свежим воздухом, даже не едят - современные биогели снабжают тела всем необходимым. Осталось сделать последний шаг: навсегда избавиться от физических оболочек.
        - И почему вы считаете, что это плохо? - конструкт давил на рёбра и кости таза, сидеть с ящиком, привязанным к пузу было чертовски неудобно, но Мирон не спешил доставать Платона из укрытия.
        - Остановится прогресс, - развел руками старик. - Человечество развивалось благодаря тому, что некой обезьяне пришло в голову взять в руки палку. Создать оружие, затем - орудия труда… Если палку держать будет нечем, человек перестанет эволюционировать. То есть, совершенствоваться.
        - Хотите сказать, палка - это всё, что отделяет нас от дикости?
        - Именно, - кивнул профессор. - Сейчас я поясню… - он встал, направился к древнему холодильнику и стал вынимать из него продукты. - От сэндвича не откажешься? - спросил он, не поворачиваясь.
        - Не откажусь, - Мирон с интересом наблюдал за действиями старика. Тот же делал всё неторопливо, со вкусом и расстановкой.
        Сначала достал деревянную доску. Положил на неё кусок ветчины, взял острый нож и отрезал несколько розовых полупрозрачных пластов мяса. Затем, другим ножом, нарезал щедрыми ломтями хлеб, настрогал кружочками огурец и помидор, помыл под краном несколько нежно-зеленых листиков салата… Мирон смотрел, затаив дыхание на то, как из совершенно разрозненных продуктов старик собирает сэндвич: сначала - хлеб, намазанный толстым слоем горчицы, на него - ветчина, овощи, салат… Разрезает квадратную башню на два аккуратных треугольника, кладёт на тарелку и придвигает к гостю.
        - Десять лет не видел, как кто-то готовит, - вырвалось у Мирона. - Привык получать еду запакованной в пластик… - и тут же кивнул, затем улыбнулся. - Я понял, - сказал он. - Это наглядный пример. Я давненько не видел, как готовят, но всё же помню, что приготовление пищи - определенный процесс. Новое поколение детей, выросших на линиях доставки, знать не знает, что бутерброд изначально был отдельными ингредиентами. Или горячая пицца. Или замороженный обед…
        - Началось всё примерно тридцать лет назад, когда человечество разогнали по домам в страхе перед заражением вирусами, - кивнул профессор. - И сначала это казалось отличной идеей: все сидят в Интернете, там же работают и развлекаются… Контакты сведены к минимуму, а значит - не будет эпидемий. Экономика рухнула, затем переварила и выплюнула новую модель общества. Разобщенного, индивидуального, зацикленного на себе… За людей стали работать дроны. И вот результат: дети не знают, откуда берется бутерброд. Точнее, у них своё знание: бутерброд выпадает из раструба лилипайпа. Ведь так?
        - Ну да… - Мирон снова пожал плечами. - А нафига париться-то?
        - Предположим, - старик откусил огромный кусок своего сэндвича, Мирон последовал его примеру. И понял, что жуёт что-то необыкновенно свежее и вкусное. Такое, чего он ни разу не пробовал. - Только предположим, что Линии доставки перестанут работать. Кончится энергия и все дроны попадают на землю бесполезным хламом. Где люди возьмут еду?
        - Ну… неверное в магазинах. Вылезут из квартир и пройдутся до ближайшего супермаркета.
        - А как еда попадает в супермаркет? Её тоже доставляют дроны! И гидропонные фермы, где выращивают злаки и заводы клонирования белка тоже обслуживают дроны. Новые поколения не знают, что это значит: подоить корову, чтобы получить молоко.
        Мирон невольно передернулся. Для него образ молока, получаемого из вымени живого существа тоже выглядел не слишком аппетитно.
        - Говорят, количество продукции ферм в пять раз превышает потребности населения всей планеты на данный момент.
        - Да, но если фермы остановятся, еда довольно быстро закончится.
        - Хорошо, я понял вашу мысль… - Мирон пальцем подобрал последние крошки хлеба с тарелки и отправил в рот. - Но если останется чистый разум, еда будет попросту не нужна! Человечество наконец-то станет независимым от… всего, - он оглядел кухню с акварельками золотых рыбок на стенах, с белыми занавесками и трогательными полосатыми ковриками на дощатом полу. - От еды, от домов, одежды, предметов роскоши… Оно сможет сосредоточиться на других задачах!
        - До первого хищника, проникшего в Плюс, - профессор выдержал паузу и драматически добавил: - Что, кстати сказать, уже произошло.
        Мирон так увлёкся спором, что и забыл, с чего всё началось. Настроение резко упало.
        - Значит, вы уже знаете о Призраках, - сказал он угрюмо.
        Иногда Мирону снился такой сон: Ванна сломалась и не выпускает его наружу. Он барахтается, ворочается в быстро застывающем биогеле, в темноте, совершенно один, и не может открыть крышку. Гель становится всё гуще, всё холоднее, и наконец он тонет в нём с головой и - задыхается. Вот и сейчас казалось, что он барахтается в скользкой и холодной субстанции и никак не может выбраться…
        - Мы зовём их Сонгоку, - сказал профессор. - Но сути это не меняет. Если человечество переселится в Плюс, не научившись защищаться и выживать в чисто энергетическом пространстве, его ждет гибель. Полное поглощение чуждыми существами, а значит - разрушение цивилизации на базовом уровне. Не просто возвращение в одичалое состояние, а фактическая смерть. С другой стороны: если оно прямо сейчас побежит из виртуального пространства в реальный мир - его ждет крах экономики. Голод, эпидемии и гражданская война. Понимаешь, о чем я?
        - Нужно сперва научиться жить в реальности, а потом уже отказываться от Нирваны.
        - У нас по всему миру раскиданы такие вот монастыри, - старик указал за окно. - Там люди учатся возделывать огороды, пасти скот, ткать примитивные ткани… Варить мыло, в конце концов. И даже гнать самогон.
        Мирон вспомнил длинные ряды спальников на полу Московской подземки. Полумёртвые зомби, ушедшие в Нирвану навсегда…
        - Проблема в том, что людей слишком много, - сказал он. - И они не знают, чем себя занять. Экзистенциальный кризис: осознание собственной полнейшей и окончательной ненужности.
        - Если они освоят нормальный людской труд - создавать пищу, одежду, предметы быта - всем дело найдётся, - сказал старик, вновь кивая на окно. Туда, где под накрапывающим дождиком трудились монахи.
        - А почему вы решили, что эти… существа в Плюсе - непременно хищники? - спросил Мирон. - Возможно они - порождение системы и не несут никакого вреда.
        - Законное допущение, - согласился профессор. - Но мой личный опыт говорит, что любое чужеродное существо - изначально хищник. Пока оно не изучено, его надо опасаться. А лучше всего - научиться защищаться от него, а уж потом начинать изучать. Тем более, что в данном случае мой опыт подтверждается историческим опытом цивилизации. Призраки опасны.
        - В первую очередь потому, что мы не знаем, что это такое, - вставил Мирон.
        - Да, и это тоже… Но самое главное - потому, что они вредят людям, спящим в Нирване.
        - Эту байку я уже слышал, - кивнул Мирон. - Собственно, Платон об этом все уши прожужжал. И по этой причине я здесь, у вас. Он обещал, что вы поможете разобраться.
        - Конечно помогу, - кивнул профессор и поднялся, чтобы отнести тарелки в раковину. - Только есть одна проблема: я не знаю, как к ним подобраться, к этим Призракам. Они всячески избегают контакта.
        Мирон подумал, что с ним-то Призраки контактируют во всю, но решил пока об этом не говорить.
        Старик открыл кран и принялся не спеша мыть посуду.
        - Конечно, было бы неплохо сыграть с ними на одном поле, - продолжил он рассуждения. - Проникнуть в Плюс не как пользователь Ванны, а… как бы это сказать… Стать полноправным обитателем электронного пространства. Понюхать своим собственным носом, чем живут эти Призраки.
        Вытирая руки вафельным полотенцем, он вернулся к столу.
        Мирон вздохнул и расстегнул куртку. Задрал майку, морщась, отодрал скотч и вытащил из-за пазухи модуль. Положил на стол, между собой и профессором. Он сильно рисковал, показывая старику конструкт.
        Многие, как он понял, охотятся за ним, и если узнают, что Мирон принёс Платона сюда - не побоятся разобрать монастырь до последнего брёвнышка, разрушив идиллический мир трудолюбивых монахов до основания. Для Карамазова их железная стена - что заборчик из пуха. Сдует, и не заметит.
        Но выхода не было. Не рассказав, что они уже сделали, невозможно будет двигаться дальше.
        - А вот тут, - сказал он, присоединяя провод коннектора к розетке на стене - я вам смогу помочь.
        - Привет, аллигатор, - сказал он вслух. Но ответа не получил. Конструкт был мёртв.
        Глава 5
        2.5
        Полный Ноль.
        Мирон в панике посмотрел на старика.
        - Здесь был Платон! - вскричал он, хлопнув по металлической поверхности модуля. - Он был здесь вчера, и я… я разговаривал с ним сегодня утром, а теперь его там нет.
        Профессор всё еще не понимал. Тогда Мирон набрал полную грудь воздуха, выдохнул и постарался говорить медленно и связно.
        Рассказал о брате. О его работе на Технозон. О том, как Платон запустил Акиру, а потом переместил своё сознание в квантовый модуль, слившись, по сути, с Иск-Ином.
        Как он сам похитил этот модуль из-под носа службы безопасности компании, как Мелета, вместе с Хидео, выбросилась из окна, а ему пришлось предпринять путешествие в Японию с конструктом, примотанным скотчем к животу.
        Профессор Китано слушал молча. Катал по столу хлебный мякиш, затем, извинившись, сходил к кухонным шкафчикам, принёс набор ножей и оселок и принялся править лезвия.
        - Ты продолжай, - ободрил он Мирона. - Просто мне так лучше думается.
        И он рассказал старику всё. Даже то, как стрелял из пулемета в Чёрных Ходоков в метро и как один из призраков помог ему сбежать от МОСБЕЗ.
        На рассказ у старика ушло три ножа и одни небольшие ножницы.
        - Ну что-ж, - сказал профессор, поглаживая кончиками пальцев бок конструкта. - Значит, вот на какой путь мы свернули…
        - Что вы имеете в виду? - спросил Мирон. Профессор поставил перед ним высокий стакан клюквенного морса, и он пил его мелкими глотками. Морс был пронзительно кислым и ледяным, прямо из холодильника.
        - Всегда есть варианты, - пояснил старик, убирая ножи. - Проще говоря, какой дорогой пойдёт человечество, определяют случайности. И - отдельные люди. Такие, как ты и твой брат… Отто Ган, Фриц Штрассман и Лиза Мейтнер открыли расщепление ядра урана - и началась разработка ядерного оружия. Марк Цукерберг изобретает Фейсбук, и это даёт предпосылки к тотальному контролю населения планеты. Вирус разгоняет людей по домам - и вот перед нами Плюсы, а как следствие - Ванна… Теперь - братья Орловские. Которые впервые переместили сознание человека на электронный носитель.
        - Я тут ни при чём, - открестился Мирон. - Пусть вся слава достаётся Платону…
        - Кстати… - было видно, что старик не знает, как спросить и подбирает слова. - Ты уверен, что это, - он постучал костяшками пальцев по конструкту. - Действительно твой брат? А не просто искусная имитация, Иск-Ин, к которому Платон привил свой профиль?
        Мирон честно задумался. Может это быть программа? Искусно созданная, с встроенным умением учиться и развиваться? Практически неотличимая от человека? Может. Если её писал такой гений, как Платон…
        - Вероятность есть, - кивнул он. - Но даже если это и так, сейчас его - он тоже постучал по корпусу конструкта - здесь нет. И это меня пугает до чертиков.
        - Я, кажется, знаю, в чём дело, - вздохнул старик. - Видишь ли, монастырь окружен непроницаемым экраном, который не пропускает любые излучения. Это сделано для того, чтобы к нам не проникали Сонгоку. Призраки очень сильно влияют на чистоту экспериментов, вот мы и оградились от них высокочастотным барьером. Идём.
        Старик поднялся и взял обеими руками, как огромную коробку конфет, квантовый модуль. Уважительно задрал белые лохматые брови - конструкт весил немало - и направился к дальней, самой узкой двери. Мирон думал, что за нею - туалет, и как раз собирался спросить разрешения туда наведаться.
        Дверь вела не в туалет, а в небольшую кладовку, заваленную разным хламом. Стопки старинных журналов «Мадо» и альбомов для акварелей, перевязанных крест-накрест бечевкой, громоздились на полу, на полках, из пустых жестянок торчали пучки кистей, стояли открытые коробки с тюбиками краски…
        - Моё хобби, - пояснил профессор. - Люблю, знаешь ли, поводить кистью по влажному листу бумаги. Техника сумиё-э, слышал?
        Мирон неопределенно пожал плечами. Платон был одержим импрессионистами начала прошлого века: Шагал, Модильяни, Матисс… Но для него это были всего лишь слова.
        - Мастер я не бог весть какой, - продолжил старик, без всякого пиетета, пинками, разбрасывая альбомы и тюбики по углам. - Но расслабить ум помогает. Я вообще люблю думать, занимаясь каким-нибудь делом: руки работают, и мозги без дела не остаются.
        В полу оказался люк. Старик нажал на какой-то рычаг, спрятанный за полками, и люк сам собой опустился вниз, образовав металлические, как на эскалаторе, ступени. Они уходили в глубину, из которой веяло неживым кондиционированным воздухом и нагретым металлом. А так же слышался негромкий гул работающих приборов и гомон множества голосов.
        Старик начал спускаться первым.
        - Давай, не стесняйся, - позвал он Мирона. - Ты открыл мне свою тайну, а я взамен открываю тебе свою, - он подмигнул и повернулся спиной.
        Мирон помедлил пару секунд, но делать нечего: пришлось спускаться. Он не любил подземелий, ужас, как не любил. Даже таких освещенных и многолюдных, как это. Одна мысль о том, что его могут запереть в замкнутом пространстве, под землей, в обществе нескольких десятков незнакомцев… Впрочем, об этом лучше не думать.
        Платон сказал, что старик поможет. Брат сказал, ему можно доверять…
        - Да у вас здесь целый дата-центр, - восхитился Мирон, шествуя по проходу между высоких штанг, заполненных серверами. В них, как в узких переулках между небоскрёбами, гулял пронзительный ветер.
        - А ты думал? - самодовольно поднял брови старик. - Это моё царство статистики, моё логово. Здесь я слежу за всем, что происходит в мире.
        Все люди, которые встречались им на пути, были заняты делом. Одни общались с невидимыми собеседниками, спрятав головы в объёмные шлемы, другие лежали в Ваннах, оборудованных по последнему слову техники, третьи, надев виртуальные перчатки и Плюсы, быстро передвигали что-то невидимое в воздухе. Оперируют облачными базами данных, - понял Мирон.
        Выкрашенная в чёрное церковь, - вдруг вспомнил он. - Там тоже было множество людей под землей, целый парк неплохих Ванн и…
        - В Москве тоже есть такие места, - сказал он вслух. - А в Подмосковье живут фермеры, которые умеют всё делать своими руками, - самопальная куртка Мелеты и бутерброды с варёной говядиной, которыми она угощала его в катакомбах, наконец-то обрели смысл.
        - Конечно есть, - кивнул профессор. - Думаешь, я один такой умный? Есть один умелец в Пуэрто-Рико, так вот он построил настоящую плавильную печь и учиться делать металлические инструменты: плуги, косы, лопаты… Конечно, это капля в море. Можно сказать, хобби - для таких безумцев, как мы. Но, возможно когда-нибудь оно спасёт человечество от полного вымирания.
        - И тем не менее, вы вкладываетесь и в новые технологии, - Мирон кивнул на колонны серверов, в полумраке зала похожие на ночные небоскрёбы с высоты полёта дрона.
        - Нужно идти в ногу со временем, а как же? - удивился старик. - Я же всё-таки учёный…
        Так они шли минут двадцать. Залы, в которых работали люди, давно закончились и теперь их окружали только стойки с железом. Как далеко тянулись эти подземные чертоги, Мирон не брался судить. Наверняка они охватывают всю площадь под парком Уэно - по меньшей мере.
        - Нирвана, - говорил на ходу старик. - Это промежуточное звено между переходом человека в чисто энергетическое состояние и старым Интернетом, базировавшимся на отдельных серверах, связанных в сеть. Для обслуживания Нирваны, как ни крути, всё равно нужен кремний, - он похлопал ладонью по одной из стоек. - Но представь, сколько места будут занимать компьютеры, если человечество избавится от физических оболочек?
        - Думаю, понадобятся принципиально новые технологии, - заметил Мирон. Какие-нибудь жидкие кристаллы, воздушно-капельные конгломераты… Или наниты, которые окружат всю планету сплошным экраном.
        - Возможно, - кивнул старик. - Вполне возможно. Но скорее всего, мы придумаем что-то принципиально новенькое. Как говориться: то, чего все ожидают, но совершенно не тем способом.
        Он остановился и стал возиться с одной из стоек. Что-то из неё вынимал, сдвигал и раскручивал. Квантовый модуль всё это время лежал на полу.
        - Вы собираетесь встроить его в свою систему? - спросил Мирон. - Думаете, это поможет?
        Несколько дней назад он вытащил конструкт из похожей стойки в кабинете Платона.
        - Когда ты внёс конструкт в экранированное от любых сигналов пространство, скорее всего, сознание Платона попало в своего рода депривационную камеру. Уснуло.
        - Но я и раньше держал его не подсоединённым к источнику питания, - возразил Мирон.
        - У него ведь есть своя батарея, так? Значит, он мог хотя бы временно подключаться к внешним вай-фай и таким образом не терять связи с действительностью. А попав к нам, он не смог подключиться ни к одному каналу.
        - Боже мой, - до Мирона только сейчас дошла вся кошмарность ситуации. - Для Платона остаться без информации - всё равно, что рыбе остаться без воды. Испытывая постоянный сенсорный голод, и оставшись без внешних каналов связи, он, должно быть, испытал сильнейший шок - как испытывал всякий раз, когда происходило что-то, лично для него неприемлемое.
        - Не беспокойся, - утешил профессор. - Думаю, широкополосный коннект быстренько приведет его в чувство.
        - Но почему бы сразу не выпустить его в Плюс? - спросил Мирон. - Думаю, именно этого Платон и добивался… Я забрал конструкт у Технозон, чтобы они не могли его уничтожить, а следующим шагом - я так понимаю - было подключение его к Плюсу напрямую. Если он уйдёт в Сеть и распространиться, то станет бессмертным, верно? Ему уже никто не сможет причинить вреда!
        - Видишь ли… - профессор поднял конструкт и аккуратно поднёс его к подготовленному гнезду. Ворсинки на торце модуля тут же встопорщились, зашевелились и потянулись к новому ложу. - С выходом в Плюс могут возникнуть проблемы.
        - И какие?
        - У нас нет нужной технологии, только и всего.
        Мирон на пару секунд онемел.
        - Но… я думал, мы просто выпустим его в Сеть, а Платон сам подыщет, где ему жить. Плюс-то большой.
        - Ты рассуждаешь не как технарь.
        - Дак я и не он, - Мирон пожал плечами. - Из нас двоих как раз братец - по этой части. А я так: побегать, пострелять… Ведь это он придумал, как засунуть мозг в этот железный ящик, а вовсе не я.
        - Он? - переспросил профессор. - А разве… это был не ваш отец?
        - Отец умер, будучи на пороге открытия, - вдруг из динамиков над головой раздался голос брата. Мирон с профессором синхронно подпрыгнули. - Ему не дали закончить проект. Поэтому я работал в строжайшей тайне. И тем не менее, чуть не опоздал. Рад с вами наконец-то познакомиться, профессор Китано. Для меня это большая честь.
        - И я рад тебя слышать, Платон.
        Было видно, что старик несколько не в своей тарелке, разговаривая с бесплотным голосом.
        - Я изучил все ваши работы, профессор Китано, - продолжил разливаться соловьём Платон. - Особенно мне понравилось «Введение в основы интегрального Сатори». Великолепно. Я обнаружил в ней несколько спорных аспектов и хотел бы…
        - Но я не публиковал эту работу! - воскликнул старик. - Она есть только на моём личном сервере, и…
        - Я тоже нахожусь на вашем личном сервере, - заметил Платон с лёгкой, снисходительной укоризной. - А значит, на меня распространяются привилегии особого гостя и я вправе изучать всё, что считаю нужным.
        В этот момент к профессору подбежал человек. В панике он затараторил по японски, брызгая слюной и судорожно взмахивая руками.
        - Что он говорит? - спросил Мирон. Его Плюсы продолжали молчать.
        - Что нас подвергли кибератаке, взяли под контроль, а сейчас перестраивают облачные кластеры.
        - Не благодарите, - произнёс Платон.
        - Так это ты взломал мою систему? - старику происходящее явно не понравилось.
        - Не взломал. Просто решил немного прибраться… К слову сказать, и взламывать-то было нечего. Защита на уровне детского сада. Я уже оптимизировал производительность вашего дата-центра на тридцать процентов. А когда закончу, он будет работать эффективнее на сто пятьдесят…
        - Вот такой он, мой братец, - буркнул Мирон. - Приходит, берет, что вздумается и сразу начинает командовать.
        - Я сделал систему более функциональной.
        - Чтобы тебе было понятнее, - Мирон на минутку замолчал. - Помнишь, ты наводил порядок на маминой кухне, а она каждый раз ругалась и расставляла всё по старому. Чашки, тарелки сковородки… Вспомни, что она тебе говорила?
        - «У каждого додика своя методика»
        - Правильно. И что это означает?
        - Ей не хотелось, как лучше. Ей нравилось по-своему. О. Я понял. Профессор, приношу свои извинения. Мне следовало спросить вашего разрешения и согласовать действия.
        - Чего уж там… Будь как дома, - махнул рукой старик. - Только сообщай моим ребятам о перестановках и… не делай ничего такого, чего бы не сделал на твоём месте я. Лады?
        - Приму к сведению, профессор.
        - Тогда развлекайся. А мне, кажется, надо присесть. И принять сердечных капель… Давненько я не испытывал такого стресса.
        А Мирона одолевали двоякие чувства. С одной стороны - безмерное облегчение от того, что Платон никуда не делся и пребывает в добром здравии - или в чём он там может пребывать… Словом, чувствует себя прекрасно. С другой - он безумно боялся, что профессор возьмёт и скажет: так и так, мол, спасибо за всё, но теперь мы с твоим братом как-нибудь сами разберемся, а ты гуляй на все четыре стороны…
        Ничего ведь, мать его, еще не кончилось! Отец был убит, Мелета покончила с собой, а брат стал призраком. Как после всего этого можно спокойно жить? Он прекрасно понимал: пока не разберется во всём, не узнает, что к чему и не сможет понять, как всё исправить - о нормальной жизни можно забыть.
        Да и была ли она - эта нормальная жизнь…
        Профессор Китано привёл Мирона в небольшую комнату - видимо, тут старик отдыхал во время работы. Открыв небольшой шкафчик, он достал мензурку и пузырёк. Накапал капель, одним махом выпил… Мирон с интересом наблюдал за его действиями.
        После изобретения дермов - осмотических мембран, быстро и безболезненно доставляющих любые лекарства сразу в кровоток, - никто уже не пользовался мензурками.
        - Хочешь? - спросил старик, кивая на пузырёк. - Настойка из корней пиона. Сам делаю… Успокаивает нервы, а заодно - сердечный ритм.
        - Я бы лучше выпил стаканчик крепкого, - мотнул головой Мирон. Запах капель ему не очень понравился. Какой-то он был земляной. Очень уж натуральный.
        - Это я тоже могу устроить.
        Старик полез в ту же тумбочку и достал из неё литровую банку. Мирон еще подумал, что банка пуста. Но профессор, откупорив обычную пневмокрышку, налил в ту же самую мензурку прозрачной, как слеза, жидкости и протянул Мирону.
        - Пей осторожно, - предупредил он. - Самогон, тройной очистки.
        - Тоже сами гоните?
        - Один мой товарищ, полковник в отставке. Большой, между прочим, мастер своего дела…
        Сначала Мирон не почувствовал никакого вкуса. Будто сделал глоток воды. Но в следующий миг дыхание перехватило, сердце прыгнуло в горло, а сам он будто нырнул в воздушную яму, а потом взлетел к потолку.
        - Ух ты!
        - А ты думал… Но извини: больше не дам. А то зубы расплавятся.
        Он убрал все банки, пузырьки и мензурки и включил электрический чайник. Поставил на пластиковый столик чашки, вазочку с какими-то липкими на вид коричневыми шариками и пару блюдец.
        - Признаться, твой брат меня немного пугает, - сказал старик после того, как разлил кипяток по чашкам и бросил в каждую засушенный цветок хризантемы. Цветок от влаги тут же начал распускаться.
        - Вы просто его плохо знаете, - сказал Мирон, как загипнотизированный, любуясь цветком в чашке. - Вот как узнаете получше, так и испугаетесь по-настоящему.
        - На самом деле, меня тревожит другое… - профессор кинул в рот липкий шарик и принялся с аппетитом жевать. - Как много ему осталось?
        - Что вы хотите сказать?
        - Личность человека - разноплановая, непредсказуемая. Как долго Платон сможет оставаться таким?
        - Когда вы поняли, что он - не программа?
        - В тот самый момент, как он по собственной инициативе влез в нашу систему и начал обустраивать её по своему желанию. Программа не действует без команды. Но здесь и кроется опасность: как долго Платон сможет оставаться самим собой, не превращаясь в набор базовых функций и обусловленных рефлексов? Потеряет себя, как личность?
        - Но вы же подключили его к своей сети. Он спокойно может распространиться на весь дата-центр…
        - Вспомни, с какой скоростью он взломал наши - не самые лёгкие, смею заверить - коды и устроил генеральную уборку. Наш дата-центр для него - детская песочница. Человеку, с его многообразием психики, чтобы не деградировать, нужен постоянно меняющийся мир… Возьми, преступников прошлого века. До того, как их стали запихивать в Ванны… Человек, посаженный в одиночную камеру, запросто может сойти с ума - всего лишь потому, что ему не хватает впечатлений. Заключенные на долгие сроки, на воле не проявляя никакого стремления учиться, в тюрьме осваивали новые языки, философские доктрины и заучивали наизусть сложные поэмы. Этого требовал их мозг - потому, что ему не хватало внешних впечатлений.
        - А моему братцу, с его интеллектом и сопутствующими закидонами, нужна самая большая в мире песочница, - кивнул Мирон. - Которой может стать Плюс. Но вы говорили…
        - Что у меня нет нужной технологии, - кивнул старик. - И это правда. Но есть… один промежуточный выход. По крайней мере, он даст нам немного времени. Позволит сориентироваться.
        - Промежуточный?
        - Есть одна штука… Подпольная Нирвана. Её ещё называют «Полный Ноль». Она, в отличие от моей локальной сети, связана с Плюсом и может послужить Платону необходимым буфером для адаптации. Ну знаешь… чтобы не бросать малька сразу в океан, на съедение хищным акулам, ему дают поплавать в небольшом озере. Попривыкнуть к чёрному льду…
        - Погодите, - перебил Мирон. - Подпольная Нирвана?
        - Работает на тех же принципах, но принадлежит не большой корпорации, а… как бы это сказать, частным предпринимателям.
        - Даже лунная и астероидная сети входят в Нирвану.
        - Ну, что тут скажешь? Некоторым людям необходимо, чтобы их делишки не светились на общем рынке. В старые времена был Даркнет - наркотики, оружие, краденые картины за протокоины… Сейчас это - Полный Ноль. Можем попытаться поместить Платона туда.
        - Попытаться?
        - Легче сделать, чем объяснить. Ноль - особенно его дата-центры - тщательно охраняется. Это сложная, очень запутанная сеть взаимных обязательств, зависимостей, информации и личных тайн, доступных только членам группировки.
        - Звучит так, словно речь идёт о чём-то незаконном, - вставил Мирон. - О чём-то, за что светит высылка на Лунные рудники, или ещё куда подальше.
        - Так оно и есть, - кивнул старик. «Ноль» принадлежит Якудза. А также Триадам, Омерте, Сакра Корона Унита и так далее. Разумеется, здесь, в Токио, есть их отделение.
        - Может, с ними просто договориться? Дать им денег - анонимусы, друзья Платона, могут с этим помочь…
        - Если бы дело было только в деньгах, - вздохнул профессор. - Я и сам мог бы заплатить любую сумму. Но дело в том, что Якудза ни за какие коврижки не будет работать со мной. Скорее наоборот: узнав, что я всё еще жив, постарается исправить это упущение.
        - Вы украли у них плутоний?
        - Что-то вроде того, - подмигнул старик. - Сейчас это не важно… Кроме того, будет очень трудно удержать их от проявления инициативы. В случае, если они узнают о Платоне.
        - Думаете, они захотят сдать его? Продать Технозон, или еще кому, кто предложит больше?
        - Пойми, на таком уровне речь о деньгах уже не идёт. Власть. Сферы влияния. Контроль. Имея такого помощника, как Платон, они могут начать передел мира.
        - Мой брат никогда не согласится сотрудничать с бандитами.
        - А это будет и не нужно. Видишь ли, - профессор забрал у Мирона чашку, налил в неё нового кипятку, бросил новый цветок… - Платон - только первая ласточка. Помнишь, я говорил о Пути? Так вот: многие захотят обрести бессмертие, переселившись в конструкты. Технология - это ведь принцип. А владея принципом…
        - Можно штамповать конструкты, как горячие пирожки. И страшно представить, что будет, если Плюс наводнят усопшие боссы мафиозных группировок.
        - Но тем не менее, мы обязаны попробовать, - сказал старик. - Иначе все жертвы будут напрасными.
        Глава 6
        2.6
        Даже не представляю, насколько тяжело тебе приходится.
        - Куда ни кинь, всюду клин, - как говорила моя бабушка, - кивнул Мирон. - А вы, профессор, хотели бы переселиться в Плюс? Ну, после того как…
        - Не уверен, - качнул седым венчиком волос старик. - Я и так уже устал. Слишком долго живу на свете. Родился сразу после войны…
        - Какой? За Сахалин?
        - Второй мировой.
        - Но это же…
        - Вот в этом-то и дело, - усмехнулся он и поднялся. - Я - реликт. Аналоговое устройство в мире квантовых технологий. Чувствую себя черепахой, которая живёт триста лет, да всё никак не сдохнет… Ладно, хватит самокопаний. Пора приниматься за работу. Ты как, отдохнул?
        - Не знаю, - пожал плечами Мирон. - Я уже как-то привык.
        - Профессор Китано! - как только они вышли из комнаты отдыха, голос Платона пролился изо всех динамиков. Он походил на бурю в пустыне, на девятый вал, который грозил разорвать барабанные перепонки.
        - Потише, - замахал руками старик. - Эдак мы все оглохнем.
        - Я хочу поблагодарить вас за гостеприимство, - голос теперь шел из одного динамика, расположенного точно у них над головой. - И попросить еще об одной услуге.
        - Я в твоём распоряжении, Платон.
        - Мне нужно в Плюс. Но ваша система замкнута на себя и я…
        - Мы над этим работаем, брат, - встрял Мирон. - Придётся тебе немного подождать.
        Повисла пауза.
        - Хорошо, я понял, - наконец сказал Платон.
        - Извини, что не могу помочь прямо сейчас, - вздохнул профессор. - Придётся тебе немного побыть здесь, у меня в гостях. Но ты не беспокойся: я обязательно что-нибудь придумаю.
        - Я не беспокоюсь, - бесстрастно сказал Платон. - Но у меня есть работа. Незаконченная работа. И мне хотелось бы поскорее к ней приступить.
        - Я всё ему рассказал, брат, - вставил Мирон. - Профессор в курсе, как это важно.
        - Хорошо. Тогда мне ничего не остаётся, как довериться вам.
        Голос Платоны был всё так же бесстрастен. На первый взгляд. Но Мирон уловил в нём - по лёгкой смене интонации, по выбору слов - что брат находится на грани нервного срыва.
        Даже не представляю, насколько тяжело тебе приходится, братишка… - подумал он. А потом посмотрел на старика.
        - Профессор… А нет ли какого-то способа, чтобы Платон мог… Ну, быть с нами. Участвовать в беседах, помогать с разработкой планов. Знаете, он чертовски в этом хорош.
        Старик огляделся.
        - Можно устроить, - сказал он. Жалко, что я сам не догадался… Рэмбо, где ты? Поди сюда.
        Из тёмного прохода между стоек с серверами показалась крупная оплывшая фигура. Мирон невольно затаил дыхание: показалось, это Призрак, который преследовал его в Москве. Но нет. Это был всего лишь человекообразный дрон. Высокий, громоздкий, с крупными хватательными конечностями и плоскими ступнями.
        Робот для переноски тяжестей, - понял он. Не очень функциональный, довольно медлительный, но возможно сейчас он - то, что нужно.
        - Вот, можешь использовать Рэмбо, как периферийное устройство. Батареи у него мощные, есть сенсорное зрение, динамики… И ты сможешь гулять.
        - Премного благодарен, профессор Китано, - сказал робот голосом Платона, прижал руки к телу и поклонился в японской манере. - Так действительно намного лучше. Я могу передвигаться, где захочу?
        - В пределах стен монастыря.
        - Тогда разрешите мне выйти на улицу. Всегда мечтал полюбоваться на цветение сакуры…
        - Разрешаю, - милостиво кивнул старик. - Да и нам с твоим братом не повредит глоток свежего воздуха.
        Робот повернулся к Мирону и навис над ним тяжелой громадой.
        - Рад тебя видеть, брат. Ты выглядишь усталым.
        Мирон вяло махнул рукой. Что тут ответишь?
        Робот снова повернулся к старику и осторожно взял манипулятором за рукав пиджака. Выглядело это довольно комично, если не брать во внимание, что стоило Платону неправильно рассчитать силу захвата, и рука человека отделится от тела так же легко, как стебелек одуванчика.
        Солнце сегодня освещает мир более дружелюбно, чем вчера, - заметил Мирон.
        Небо оттенка чисто выстиранного шелкового платка, деревья, одетые в первые, клейкие еще листочки, имели молодцеватый вид, садовые дорожки устилал белоснежный морской песок, а в воздухе кружила розовая метель из лепестков сакуры.
        Подняв голову, он поймал на язык один из лепестков и раздавил терпкую кожицу языком. В ноздри проник ни с чем не сравнимый аромат весны, талого снега и ледяной родниковой воды.
        - Хочу кое-с-кем вас познакомить, - сказал профессор. А потом позвал: - Хитокири! Иди, пожалуйста, к нам.
        Сначала Мирон решил, что это старик - может, из-за традиционной японской одежды, которую он здесь увидел впервые, или из-за широкой треугольной шляпы. Но когда человек подошел, оказалось, что это вполне молодой парень, с необычными ярко-рыжими волосами, стянутыми сзади в длинный хвост.
        На груди японца, в распахнутом кимоно, вели свой вечный танец чёрно-серебристые драконы в окружении тонких стрел бамбука. Чешуйчатые тела изгибались у шеи, на запястьях и… уходили куда-то под широкий пояс хакама.
        - Ну как ты тут, обживешься? - спросил старик, сложив руки за спиной и благожелательно щурясь на парня.
        - Прекрасно себя чувствую, сэнсэй. Спасибо большое, - вежливо поклонился тот.
        - Познакомься, Хитокири. Это мои друзья.
        Он представил Мирона и вкратце рассказал, кто такой Платон и почему он пользуется телом робота.
        Сначала Мирона покоробило, что профессор посвящает в их тайны первого встречного, но затем быстро пришел к выводу, что старик знает, что делает.
        - Очень приятно, - вновь поклонился Хитокири, теперь уже Мирону и отдельно - роботу. На лице его при этом не дрогнул ни один мускул.
        - Моим друзьям требуется помощь, - продолжил профессор. - Ты как, не против одной небольшой работёнки?
        - Я готов, сэнсэй. Только скажите.
        Профессор рассказал ему о конструкте и о том, что его нужно поместить в «Полный Ноль». Причём так, чтобы об этом никто не узнал, даже административный Иск-Ин дата-центра.
        - Сложная задача, - задумчиво сказал Хитокири, сняв шляпу и почесав макушку.
        Японец стоял, опираясь на грабли, и Мирон подумал, что такое орудие труда очень легко использовать в бою. Зубья грабель были железными, длинными и отлично заточенными.
        - Обычно в таких местах желают что-то украсть, - добавил Хитокири. - Только никто не осмеливается красть у якудзы.
        - Может, под кражу только замаскировать? - спросил Мирон. Все посмотрели на него. - Ну, отвлекающий манёвр. Сделать вид, что что-то украли, а сами…
        - Придётся пошуметь, - подхватил его мысль Хитокири. - Устроить парочку взрывов, немножко поломать…
        - Главное, шеи не сломайте, - кивнул профессор. - И не засветитесь. Помни, Хитокири: нас обоих нет в живых. Нехорошо наводить якудза на мысль, что это не так.
        - Не беспокойтесь, сэнсэй. Вы же знаете, я всегда осторожен, - поклонился парень.
        Он Мирону сразу понравился. Открытым прямым взглядом, необычной причёской, может, приподнятыми уголками губ - всё время казалось, что Хитокири слегка улыбается. В том смысле, что море ему по колено и вообще: хорош любой кипеш, кроме голодовки…
        Вспомнил, что сам был таким. Лет десять тому назад.
        Настала ночь, когда Мирон с Хитокири вновь вышли на улицу. В руках - банки пива «Саппоро», а японец еще и прихватил с собой сигареты. Мирон курить отказался.
        - Ты из якудза, - сказал он, когда парень выпустил первую струю дыма. - Драконы.
        - У всех якудза есть драконы, но не все, у кого есть драконы - якудза, - улыбнулся японец.
        - Еще указательный палец, - кивнул Мирон на правую руку парня. - Хороший протез, незаметный. Но сигарету ты держишь между большим и средним. Потому что протез - недавно. Ты еще не привык.
        - Не всегда нужно говорить собеседнику, какой ты наблюдательный, - вежливо заметил японец.
        - Но профессор тебе доверяет, - добавил Мирон.
        - Он спас мне жизнь. Я должен ему гири. А вот почему он помогает вам?
        - Сам всё время об этом думаю, - сказал Мирон. - Может, тоже гири. А может, он просто хороший человек.
        - А ты? - хитро прищурился японец. - Ты - хороший человек?
        Мирон честно задумался.
        - Нет. Определенно - нет. Я - деловой человек.
        - Это хорошо, - докурив сигарету, Хитокири аккуратно затушил бычок в урне с песком. - Легко с человеком, который понимает, что к чему.
        Мирон вновь вспомнил Мелету. Более деловой девушки и представить нельзя. Но было ли с ней легко?
        Японец сменил кимоно и брюки-хакама на чёрный полиуглеродный костюм с бронированными вставками на локтях, коленях и груди. В свободной руке он нёс обтекаемый, похожий на удлиненную каплю шлем.
        Мирон был одет так же. Кроме того, на спине, в плоском и почти незаметном рюкзаке, прятался конструкт с Платоном.
        Брату не хотелось покидать тело робота. Если подумать, он был отличной заменой физической оболочке. Но выхода не было: ему вновь пришлось довериться младшему брату.
        - Готов? - спросил Хитокири, допив последний глоток пива.
        - А ты? - Мирон нажал на банке кнопку самоуничтожения.
        - Я всегда готов, - пожал плечами парень.
        Мирон давно заметил, что у японцев нет чувства юмора - в обычном понимании.
        Дата-центр находился в районе Сибуя, в одном из небоскрёбов, и добираться нужно было по многоуровневому шоссе - это выяснил Платон, как только скачал карту Токио. План, который они разработали вместе с профессором Китано, был простым, несложным в исполнении, и на первый взгляд, вполне осуществимым.
        - Умеешь водить? - спросил японец, открывая ворота в небольшой, на пару машин, гараж. - Реактивный турбо-джет, двойной ускоритель, собственный иск-ин и гироскоп.
        Мирон осмотрел чудовище, которое лишь отдалённо напоминало двухколёсную машину с рулём и сиденьем.
        Мощный каплевидный обтекатель, хромированные обода сдвоенных колёс, «умное» седло - создавалось такое впечатление, что байк спроектирован для движения в аэродинамической трубе.
        Хотя то, что в мотоцикле есть иск-ин, внушало оптимизм.
        - Как только выйдем за пределы монастыря - научусь, - ответил он японцу, подходя к мотоциклу с молдингами цвета электрик. - Только не слишком ли мы будем заметны? Ревет, поди, как беременный дракон…
        - Яркий вид - тоже часть маскировки, - улыбнулся Хитокири. - На вот, налепи на грудную пластину.
        Он кинул Мирону стикер с изображением кошачьей головы.
        - Что это?
        - Босодзоку. Банда.
        - Ага… - он с опаской рассмотрел стикер. Желтые кошачьи глаза щурились довольно угрожающе. - А настоящие бандиты не предъявят за подражание?
        - А кто сказал, что мы - не настоящие?
        Нет, всё-таки чувство юмора у них есть, - подумал Мирон. - Только очень своеобразное.
        Ворота гаража открылись. На улице их ждал десяток байкеров с логотипом кошки на груди, спине и рукавах курток. На всех были глухие шлемы, у кого - с желтыми кошачьими глазами, у кого - с зубастой ухмылкой черепа.
        - Интересные вы монахи, - обронил Мирон, тоже надевая шлем.
        - Ты не представляешь, насколько, - голос Хитокири раздался внутри шлема, из динамика.
        Гулкий подземный туннель, в котором рёв десятка реактивных двигателей звучал, как песнь Апокалипсиса, вывел их на людный проспект.
        - Мелета, - тут же позвал Мирон. - Бери управление на себя.
        - Принято.
        Он не представлял, что так сильно обрадуется, услышав призрачный голос в голове.
        Колонна босодзоку производила впечатление. Рёв двигателей, угрожающий вид чёрных шлемов, рукоятки мечей в креплениях под сиденьем - люди на тротуарах останавливались, чтобы проводить байкеров неодобрительным взглядом, малолитражки в плотном потоке транспорта брызгали в стороны, как испуганная мошкара, и даже лимузины неспешно, с достоинством, но уступали дорогу.
        - Отлично держишься, брат, - голос Хитокири звучал приподнято. - Не отставай.
        И он прибавил газу, лавируя между мобилей, как форель в сильном течении. Из дюз турбоджета вылетели яркие языки пламени, рёв почти превысил болевой порог.
        - А как же полиция? - спросил Мирон. Голос в шлеме звучал приглушенно, но вполне различимо.
        - Полиция с нами не связывается, - пояснил японец. - Не может догнать… К тому же, мы исправно оплачиваем штрафы, так что никто не в накладе: нам - развлечение, городу - прибыль.
        - А если вы кого-нибудь собьёте?
        - Ну, мы же всё-таки монахи… А значит, не причиняем вреда мирному населению.
        Впереди забрезжил просвет и Хитокири рванул в него на космической скорости. Байк Мирона, ведомый Мелетой, не отставал.
        В Москве тоже были двухъярусные дороги. К ним Мирон привык. Но чтобы шоссе было четырех, а то и шестиярусным - такое он видел впервые. Съезды обозначались яркими белыми указателями, так же, как и полосы движения и знаки. Казалось, они были лишними: мобили двигались хоть и на большой скорости, но очень аккуратно, будто шахматные фигуры. Никто не нарушал рядов, никто не превышал предписанной дистанции.
        Они все управляются Иск-Инами, - напомнил себе Мирон. - Только босодзоку - аутсайдеры в этом выверенном до миллиметра танце…
        Над головой чёрной беззвёздной бездной зияло ночное небо, но город не спал. Сияли рекламные щиты, громадные, в рост небоскрёбов голограммы кружились, подобно волчкам, деревья, днём элегантно-зеленые, сейчас оделись россыпями мелких огоньков.
        Улицы, эстакады, туннели, снова улицы - Мирон понимал, что никогда не смог бы двигаться с такой скоростью, где всё размывается в единое яркое пятно.
        Неожиданно он почувствовал сильный толчок. Подскочил в седле, ноги соскользнули с держателей… Но «умная» система перестроилась и поймала чуть не выпавшего водителя.
        - Нас атакуют, - раздался бесстрастный голос Мелеты.
        Передняя панель шлема превратилась в зеркало заднего вида и Мирон увидел еще одного байкера. Ярко-красные шлем, комбез и сам мотоцикл - такого он среди босодзоку не видел.
        Байкер как раз поддал газу и вновь на полной скорости врубился в заднее колесо. Турбо-джет вильнул.
        - Сделай что-нибудь, - крикнул Мирон Мелете, совершенно бессильный на такой скорости.
        - Предпринимаю манёвр уклонения, - сказала программа таким тоном, словно сообщала, что собирается напечь блинчиков.
        Он почувствовал мгновенную дурноту. Скорость увеличилась до предела, а мотоцикл наклонился под углом в тридцать градусов. Колено, обтянутое кевтановой накладкой, чиркнуло по асфальту.
        Совершив крутой поворот - перед глазами смешалось всё: улица, дома, деревья, неоново-зеленые цифры на сетчатке - Мелета послала байк против движения. Заверещали гудки и сирены.
        Красный байкер не отставал.
        Мирон вызвал Хитокири.
        - За мной гонятся!
        - За мной тоже, - голос японца был уже не таким беспечно-веселым.
        - Отменяем операцию?
        - Посмотрим. Нужно сбросить с хвоста этих гонцов… Поднимайся на шестой ярус. Я - за тобой.
        Мирон думал, что шестой, самый верхний ярус будет пуст, но ожидания не оправдались.Сдавленная высокими разделителями трасса была забита под завязку автоматическими грузовиками, рефрижераторами и длинномерными фурами.
        Но логика в этом есть, - рассудил он, оценив приказание Хитокири. - На этом уровне нет ни одной живой души…
        Как бы опровергая его мысли, впереди появился еще один байкер. На этот раз - в ярко-желтом комбезе. В руке желтого байкера сверкнуло лезвие катаны…
        - Ёб твою мать! - вскрикнул Мирон, Мелета склонила машину так низко, что плечо, колено и бок высокого берца зачиркали по асфальту. Лезвие пронеслось прямо над головой - он буквально услышал свист рассекаемого воздуха.
        Рёв двигателя немного стих, а затем увеличился до предела - Мелета повела байк между фур, пытаясь оторваться от погони.
        - Хитокири, где ты? - спросил Мирон. В таком столпотворении он просто не мог ничего увидеть. Строчки кода перед глазами не улучшали ситуации.
        - Застрял на четвертом ярусе, - раздался голос из динамика. - Меня окружили, так что пока справляйся один. Сможешь?
        - Куда я денусь…
        Мелькнула мысль вернуться и помочь японцу, но как это сделать, имея на хвосте двух преследователей, но не представлял.
        Пригнувшись к рулю - сиденье само приподняло задницу - он наблюдал за тем, как красный и желтый байкеры маневрируют меж грузовиков, медленно но верно зажимая его в клещи.
        Сквозь рёв двигателей, приглушенный шлемом, он услышал сухие редкие хлопки. Байк вновь вильнул так, что Мирона почти выбросило из седла.
        - Стреляют из автомата. Цель…
        - Да я уже понял, - оборвал Мирон.
        Стрелял красный. Желтый вновь нагонял, занеся над головой катану. Мирон опустил руку и обхватил рукоять собственного меча.
        Глупо, конечно, - мельком подумал он. - Чистое средневековье, рыцари на ристалище. Но от стрельбы на такой скорости и правда мало проку…
        - Нужно целиться по гироскопу, - подсказала Мелета.
        - Кабы знать, где этот сраный гироскоп…
        Перед глазами тут же появилась схема байка с красной стрелочкой.
        - Понял…
        …Жидкий металл, - профессор Китано нажал кнопку на рукояти и из неё, как ствол дерева в ускоренной съёмке, выросло лезвие. Оно не было похоже на стальное. Скорее, эбонитовое - шероховатая чёрная поверхность не отражала свет. - Не ломается, не тупится, режет всё, вплоть до керамической облицовки космических шаттлов. Не бойся, на рынке таких игрушек нет. Моё собственное изобретение: развлекался как-то, выращивая «умные» феррокристаллы. Сделал парочку по просьбе Хитокири, чисто для тренировок. Вот, глядишь, и пригодятся…
        - Мечник из меня никакой, - Мирон имел в виду, что может целесообразнее передать клинок кому-то более сведущему.
        - Это ничего, - беспечно махнул рукой старик. - С таким клинком и уметь ничего не нужно.
        Мирон сделал пару пробных замахов. Меч был лёгким, в руке чувствовался только вес рукояти. Из-за этого создавалось впечатление, что он находится в игре…
        Ладно, - подумал он. - Думаю, Кровавый Точила справится.
        «Просто выстави клинок»… - повторил он слова профессора.
        Желтый как раз шел на таран: катана высоко над головой, в зеркальном щитке шлема - отражение Мирона…
        Такого эффекта он не ожидал. Меч прошел через обтекатель, рулевую колонку и тело желтого байкера, как сквозь шмат тёплого пластилина. Немного вязко, чуток противно, но в целом… В целом можно пережить.
        Желтый накренился - по броне, как из брандспойта, разбрызгались крупные капли крови - и упал на бок. Его потащило под колёса грузовика, раздался хруст, и…
        Мелета сбавила скорость, но Мирон предпочёл не смотреть, как желтое, насекомоподобное тело прокатывает под всеми восемнадцатью колёсами.
        Искалеченный байк скрежетал следом.
        Что характерно: автовоз даже не замедлил скорости. Он шел в плотном потоке и любое изменение маршрута привело бы к чудовищной аварии, которая вовлекла бы десятки машин. Будь за рулём человек, так бы и случилось. Но компьютеру не ставили задачи ужасаться тому, что под громадные, в рост человека колёса, залетела какая-то козявка. Он выполнял задание: ехал из пункта «А» в пункт «Б», не взирая на препятствия.
        Не расслабляться, - прикрикнул на себя Мирон. Скорость была запредельной, он даже не смотрел на счётчик - во избежание; Мелета вела байк, иногда ныряя под фуры. Высокие колёса позволяли проезжать под днищем, лишь слегка склонив голову.
        - Где красный? - спросил он. Вертеть головой в поисках целей было смертельным трюком.
        - Шестьдесят три градуса к северу.
        - Проще давай.
        - На девять часов.
        Они неслись параллельными курсами, держа между собой корпус длинномерной фуры. Красный комбез, словно флажок, то и дело сверкал в просветах между цистернами.
        Над головой ветхой тряпицей набухало свинцовое небо - Мирон удивился, что способен замечать такие детали, - а рядом поблёскивал бок девственно-белого, как снежная вершина Фудзи в погожий день, бок рефрижератора. На боку его красовался красный лобстер с соответствующим логотипом - всемирно известная торговая марка…
        У красного байкера был автомат. Вытянув руку в сторону Мирона, он упорно пытался его подстрелить, целясь в просветы между цистернами рефрижератора.
        Было слышно, как пули с глухим стуком входят в бок грузовика - толстый противоударный слой, предназначенный поглощать гальку и мелкие камешки, летящие из-под колёс, впитывал их без малейшего следа.
        Мирон приказал Мелете замедлить ход. Когда рефрижератор с рёвом проскочил вперед, он неожиданно вырулил на полосу красного байкера, и нагнав того, пнул в заднее колесо. Красный мотоцикл вильнул, но выровнялся. Узкая спина водителя пригнулась еще ниже. Рука, отведенная назад, нажала на курок и Мирон различил ярко-оранжевые вспышки - выстрелы. Пули забарабанили по обтекателю, одна чиркнула по плечу и он ощутил мгновенный ожог.
        - Передай мне управление! - заорал он.
        Злость поднялась со дна души мутным взбаламученным илом, затопила мозг и красными брызгами осела в глазах.
        - Неадекватная оценка ситуации, - бесстрастно заявила Мелета.
        - Давай, говорю!
        Схватившись за руль в полную силу, он вдавил педаль газа и направил байк точно на заднее колесо красного. И ощутив удар, не откатился, не притормозил, а продолжил давить.
        Пламя из дюз красного байка затмило всё перед глазами.
        Чуть отпустив, он вновь надавил педаль газа, толкнув заднее колесо красного, теперь уже - в полную мощность, и тот не выдержал. Байк повело, наездник наклонился, но гироскоп не смог удержать равновесие и мотоцикл перевернуло на бок.
        Как на салазках, он скользнул под брюхо очередного грузовика и Мирон, не раздумывая, нырнул следом.
        - Опасная ситуация, опасная ситуация! - заголосила программа.
        - Заткнись, - процедил сквозь зубы Мирон.
        Ему хотелось раздавить красного байкера, сорвать с него шлем и плюнуть в глаза.
        Красный чудом проскочил под грузовиком, не попав под колёса. Его прибило к бетонной разделительной полосе, в байке что-то треснуло и водитель покатился по асфальту. Замелькали удивительно стройные ноги, тонкие руки - одна перчатка соскочила и Мирон, будто в замедленной съёмке, увидел красные, как капли крови, ноготки…
        Вдруг сделалось нехорошо. Волна ярости схлынула, оставив горечь сожаления.
        Выровняв свой байк, он прижался к бетонной стенке - высокой, метра полтора - и соскочил с мотоцикла. Подбежал к лежащей неподвижно фигуре, поднял на руки… Тело оказалось лёгким, почти невесомым. И отнёс подальше от изломанного, теряющего детали красного байка.
        Кое-как пристроив бесчувственное тело на сиденье своей машины, он расстегнул застёжки и стащил с головы красного байкера шлем. А потом замер, потеряв дыхание.
        Бледное, с бескровными губами, с густыми ресницами, бросавшими тени на высокие скулы, перед ним было лицо Мелеты.
        Глава 7
        2.7
        Теневой бизнес.
        Время застыло в ледяной фуге. Мелета! Как такое может быть?
        Вспомнилось изломанное тело, в обнимку с клоном падающее в зимнюю вьюгу над Москвой… И тут же пришло понимание ошибки.
        Это не Мелета. Просто он видел её в последний раз именно такой. С измененными чертами, взятыми у другой девушки.
        Значит теперь он видит… Господи помилуй. Внучка старика Карамазова, хозяина Технозон. Что она здесь делает? И кто был тот желтый байкер? Не иначе, Ясунаро. Ведь господин Кобаяши говорил, что они неразлучны. Как близнецы.
        Закинув руку за спину, Мирон ощупал рюкзак с конструктом Платона. Он ощущал усталость после долгой изматывающей гонки, но мысли продолжали мчаться вскачь.
        Девушка не приходила в себя и он не знал, как ей помочь. И надо ли это делать. В конце концов, Амели стреляла в него… Значит, хотела убить.
        - Мелета, - позвал он. Сейчас назвать программу именем пропавшей подруги представлялось не такой уж хорошей идеей, но менять что-либо было поздно. - Что мне делать с пострадавшей?
        - Вызвать спасательный вертолет. Он будет здесь через четыре с половиной минуты.
        - Действуй.
        Сняв бесчувственное тело со своего байка - приложив кончики пальцев к нежной коже под ключицей, Мирон убедился, что сердце девушки бьётся в ровном ритме - он прислонил его к бетонной стенке. Ярко-красный комбез и шлем должны достаточно бросаться в глаза, так что с поисками у спасателей проблем не будет. К тому же, Мелета оставит координаты…
        Вскочив в седло, он вклинился в поток грузовиков и вызвал Хитокири.
        - Как сам, брат? - сразу отозвался тот.
        - Всё в порядке, - тихо сказал Мирон. - Меня больше не преследуют. Как у вас?
        - Нескольких братьев порезали, но в остальном всё хорошо. Встретимся там же, где договаривались.
        - А как же раненые?
        - Не тревожься. О них уже позаботились.
        Дата-центр сети «Полный Ноль» располагался в подземном бункере, под одним из зданий-роботов в деловом центре на Роппонджи.
        Босодзоку, сбросив байки на одну из автоматических мега-парковок, устроились в кафетерии напротив, в здании, полном представительств небольших кампаний, снимающих по крошечной комнатушке в длинном ряду одинаковых офисов.
        Таких робо-кафешек, объяснил Хитокири, по всему Токио миллионы. Из-за дороговизны жилья во многих квартирах попросту нет кухни. Но зато поблизости всегда есть такая кафешка: заходишь, нажимаешь кнопки, получаешь горячую еду в картонках и несёшь домой. Хотя можно поесть и на месте, вызвав к жизни небольшой складной столик и стул.
        Почти как линии доставки, - решил Мирон. - Только не в каждую квартиру, а в одно определенное место.
        Сдвинув несколько столиков и сгоняв за картонными упаковками пива, лапши и острых рисовых колобков, байкеры громко переговаривались, смеялись и делились впечатлениями от погони.
        - Не слишком ли заметно? - тревожно спросил Мирон, усаживаясь рядом с Хитокири.
        Шлемы, краги и мечи небрежно валялись на столах, между картонками с пивом и банками саморазгревающегося кофе.
        - Мы должны вести себя так, как этого от нас и ожидают, - философски пожал плечами японец. - Больше подозрений вызывает стремление скрыться от посторонних глаз. К тому же, у нас есть вот это.
        Поставив посреди стола небольшую пирамидку, похожую на экспонат сувенирной лавки, он провёл пальцами по одной из граней.
        - Конус тишины, - догадался Мирон.
        - Не совсем, - качнул головой японец. Если нас не будут слышать, обязательно что-то заподозрят. И вышлют наряд робо-полиции - проверить, что мы замышляем. А так - несложная программа будет переводить наш разговор в ничего не значащий трёп о мотоциклах и женщинах. Преимущество тотальной слежки в том, что она не прекращается никогда. А значит, её можно научиться обходить.
        Несмотря на усталость и нервное возбуждение, есть не хотелось. Заглянув в пару коробочек - кусочки сои в тягучем коричневом соусе, бледные, обсыпанные кунжутом шарики риса, золотистые нити грибов - Мирон взял картонку с безалкогольным пивом и медленно потягивал его, пока они решали, что делать дальше.
        Пиво, кстати сказать, было отвратительным. Японцы научились делать неплохой виски, но пиво, как жизненная философия, было их пониманию недоступно…
        - Мы должны были пройти в дата-центр под видом ремонтников, которым поручили заменить сгоревший системный блок, - напомнил о плане, разработанном профессором Китано и Платоном, Хитокири. - Но теперь это представляется слишком рискованным. Коли за нами была погоня - кто-то знает о цели миссии. И хочет её предотвратить.
        - Скорее, им нужен конструкт, - поправил Мирон. - Скажи, Хитокири, у Технозон есть связи с Якудза?
        - Связи с Якудза есть у всех, - пожал плечами японец. - Полиция охраняет город днём, а якудза - ночью. Так у нас говорят… Но это не значит, что правая рука знает, что делает левая.
        - Я тебя понял, - Мирон на минуту задумался.
        - Войти в дата-центр мы можем по старой схеме, - сказал японец. - Заявка на замену сервера вполне законна, нам никто не будет препятствовать.
        - Хакеры постарались? - уточнил Мирон.
        - Наблюдай за ними, пока они наблюдают за тобой, - выдал Хитокири фирменный рецепт Анонимусов.
        - Но оставлять там квантовый модуль без присмотра слишком опасно, - добавил Мирон. - Я не хочу рисковать.
        - Тогда нужно войти, подключить конструкт и подождать, пока твой брат не переберется в Плюс, - заключил японец. - Сколько на это понадобиться времени?
        - Не знаю, - одолевали сомнения: не лучше ли вернуться на базу к профессору Китано и придумать другой план? - От одной минуты до нескольких часов.
        - Ну, такой временной промежуток мы сможем обеспечить, - легкомысленно кивнул японец.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Зайдем внутрь и подождем, пока твой брат не загрузится. Когда он попадёт в Плюс, то окажется в безопасности, верно?
        - В теории, - кивнул Мирон, вспомнив о Призраках, по словам того же Платона, наводнившим как Плюс, так и Нирвану.
        Идти решили вдвоём - для мнимой замены сервера больше не требовалось, а толпа, опять же, могла вызвать подозрение бдительных охранных систем.
        Остальные байкеры должны были ошиваться поблизости - на случай, если понадобится огневая поддержка.
        - И чем они займутся? - спросил Мирон. Улица была практически пуста: среди зданий-роботов людям делать нечего.
        - Тем же, чем занимаются босодзоку всегда: посещают тату-салоны, модные мастерские, клубы механиков…
        - Здесь же одни роботы, - здание напротив как раз меняло положение. Выглядело это так, словно великан, на котором уже успели вырасти деревья, собрались небольшие озерца и даже несколько вертолётных площадок, решил потянуться, расправить члены и переменить позу. - Где им прятаться?
        - На самом деле, в этих местах полно людей, - успокоил Хитокири. - Просто они не любят появляться на виду. Теневой бизнес, сечёшь?
        - А разве нам не нужно переодеться - униформа техников, или еще что? - спросил Мирон, когда Хитокири повёл его к подземному переходу на другую сторону.
        - Здание полностью роботизировано, - пожал плечами японец. Там некому будет смотреть на нашу форму.
        - Мелета, - одними губами позвал Мирон. - Проверь-ка, что там и как…
        Не то, чтобы он не доверял профессору и его подручным. Просто решил подстраховаться.
        - Программа дверного замка на одном из служебных входов предупреждена о появлении технической поддержки, - сказала Мелета через пару секунд.
        Перед глазами появилось изображение их с Хитокири, одетых в синюю униформу и кепки с незнакомым логотипом.
        - Советую взять квантовый модуль в руки - для придания сходства.
        Сняв рюкзак, Мирон нашел на нём ремешок, похожий на ручку небольшого чемоданчика. Как только он сжал её в ладони, ткань рюкзака подтянулась, меняя конфигурацию и перекомпоновалась в кейс, похожий на те, с которыми ходят операторы техподдержки.
        - Следи, чтобы всё шло, как по маслу, - приказал он Мелете, пока спускался вслед за японцем по пологому пандусу к полуподвальной двери.
        - Принято, - голос в голове, как всегда, был сух и бесстрастен. Но чертовски успокаивал.
        Несмотря на то, что дверь располагалась в полуподвальном этаже, вела она не в дата-центр, а всего лишь в служебный лифт.
        - Легко оборонять, - одобрил Хитокири, входя в просторную кабину, рассчитанную на робота-погрузчика. - Взорвал шахту - и ты отрезан от внешнего мира.
        Мирону эта мысль не показалась такой уж замечательной.
        - Если лифт взорвётся, как блин, из этой жопы выбираться? - спросил он.
        - Что-нибудь всегда можно придумать, - беспечно улыбнулся японец. - Не беспокойся. Всё будет хорошо.
        Лифт ехал подозрительно долго. С каждой секундой Мирон чувствовал, что его всё глубже загоняют в ловушку. Это чувство не было связано с клаустрофобией. Каждого шороха он за последние дни тоже как-то отучился бояться. Не давало покоя чуйка, приобретенная еще в то время, когда он занимался киберспортом. То, что помогало вычислить засаду противника еще до того, как начиналась перестрелка…
        - Стой, пожалуйста, спокойно, - тихонько попросил Хитокири. - На нас направлены видеокамеры.
        Лицо его оставалось нечитаемым, но по голосу Мирону показалось, что японец им недоволен.
        Можно понять, - подумал он. - Я - гайдзин, незнакомец. Кто знает, как я себя поведу, когда станет жарко?
        - Я уже бывал в переделках, - тихо ответил он. - Можешь за меня не волноваться.
        - Хорошо.
        Голос японца был таким же непроницаемым, как его лицо.
        Лифт негромко поскрипывал, а Мирон представлял, как где-то в недрах здания-робота, высоко над головой, натягивая эластичные ремни, крутятся подъёмные блоки. Кабина, покачиваясь, неспешно ползёт вниз, мимо этажей, которые охраняют вооруженные до последних шестеренок охранные дроны…
        Наконец двери расползлись в стороны и он с облегчением вышел наружу. Точнее, хотел выйти - занёс ногу, чтобы сделать шаг, но остановился в последний момент: за пределами кабины лифта их ждала глубокая, как задница негра, тьма.
        В её глубине, словно далёкие галактики, поблёскивали скопления огоньков, а воздух был неприятно сырым и каким-то мёртвым.
        - Здесь где-то должен быть выключатель, - сказал за его спиной Хитокири. - Никто не ожидает, что техники будут работать в темноте…
        - Но роботам свет не нужен, - кивнул Мирон. - Поэтому здание экономит энергию.
        «Ток» - так называла электричество Мелета.
        Просить позаботиться об освещении программу он не хотел: упоминать о волшебных Плюсах, созданных Платоном и об исполнительном призраке, обитавшем в них, он не стал с самого начала. Поздно было начинать сейчас.
        У японца был небольшой фонарик, и нашарив с его помощью сенсор, он включил освещение.
        Мирон неуверенно огляделся. Ряды и ряды стоек уходили вдаль - как и в любом дата-центре. Потолок был низким, и стойки подпирали его, подобно широким колоннам, с испещренными светлячками диодов боками.
        Но профессор говорил, что кроме прочего, здесь должен быть аналог Нирваны - именно он и нужен Платону, чтобы освоиться, прежде чем нырнуть в бескрайние волны Большого Плюса.
        Хитокири уверенно пошел по узкому, продуваемому проходу между стоек и Мирон поспешил за ним.
        - Здесь пригодилась бы робо-тележка, - сказал японец после того, как они прошагали минут десять в полном молчании.
        Мирон был согласен: стойки серверов уходили в бесконечность, закручиваясь спиральным лабиринтом к невидимому центру, и невозможно было определить, когда всё это закончится…
        - Здесь должен быть зал с Ваннами, - сказал он.
        Ему представлялись тесные гробы технических Ванн, составленные в громоздкие стеллажи, с торчащими во все стороны трубками. В прозрачных трубках непрерывно циркулирует гель - поставляя Спящим все необходимое и высасывая шлаки…
        - Скоро дойдём, - тихо ответил Хитокири. - У меня есть карта.
        Мелета тоже могла вызвать карту. Но он не стал её об этом просить.
        Мирон немного поразмыслил о своём нежелании посвящать кого-либо в тайну Программы. Больше всего это было похоже на фетиш, на тайную страсть, но он решил по этому поводу не париться: кто знает, может, когда-нибудь это тайное знание сослужит ему неплохую службу? А может, превратится в фобию. И тогда он станет похож на мелкого гоблина из старой детской страшилки, который вечно шарится по катакомбам и бормочет о «своей прелести»…
        - Пришли, - вдруг сказал Хитокири.
        Никаких стен или ширм, отделяющих помещение с Ваннами, не было. Всё те же стойки, всё те же системные блоки…
        Мирон уже хотел повернуться к японцу, чтобы уточнить, куда именно они, на фиг, пришли, но в этот момент увидел…
        Это было, как в детской головоломке «Найди Уолдо», как в тех картинах, где сначала можно было увидеть молодую девушку, а через секунду - старуху…
        Бесконечные ряды стоек содержали в себе не системные блоки, а… небольшие ванночки, наполненные прозрачной субстанцией, похожей на биогель.
        Но в этих ванночках никак не мог поместиться живой человек, в панике думал Мирон - взгляд лихорадочно перескакивал с одной ёмкости на другую, а разум пытался отогнать, изо всех сил помешать пониманию того, что он видел.
        - Что это, блядь, за фигня? - спросил он Хитокири, ощущая, как накатывает беспомощность. Чувство бесполезности сущего, если в перспективе оно может стать… вот таким.
        - Это и есть «Полный ноль», - сказал японец. Как всегда, бесстрастный, как всегда - чуть доброжелательный и очень, просто до тошноты, вежливый.
        Мозги. В ванночках плавали человеческие мозги. Два больших, испещренных извилинами полушария, желтоватый овал мозжечка, густо обвитый кровеносными сосудами гипофиз…
        - Что это, блядь, за хуйня? - не в силах сдержаться, вновь спросил Мирон.
        - Многие люди имеют неосторожность брать в долг у якудза, - пояснил Хитокири. - И настолько глупы, что этот долг не отдают… Но ломать ноги или руки - это в прошлом. Мы живём в просвещенное время… К тому же, искалеченный человек вряд ли будет работать лучше, чем здоровый, - говорил японец по прежнему бесстрастно, но в его пронзительно-зеленых глазах Мирон различил отсветы едва сдерживаемой ярости. - В Японии слишком мало места, - продолжил он, легонько стукнув кулаком по одной из стоек. Гель в ближайшей ванночке чуть дрогнул, по поверхности разбежались тягучие круги. Мирона затошнило. - И оно очень, очень дорого стоит… Гораздо дороже, чем никчёмные тела каких-то должников.
        - Но у них нет обратной дороги, - оторопело произнес Мирон. - Они не смогут вернуться назад, даже когда выплатят весь долг.
        - Они думают, что всё в порядке, - грустно усмехнулся Хитокири. - Считают, что благополучно всё выплатили. И живут своей обычной жизнью. Даже лучшей, чем прежде…
        - Помещать людей в псевдожизнь запрещено, - выдавил Мирон. - Даже на рудниках пояса Койпера не используют симуляторы обычной жизни.
        - Возможно, зря, - Хитокири уже овладел собой. Искры в глазах погасли, лицо, занавешенное густой ярко-рыжей челкой, походило на маску театра Но. - В Плюсе они могут жить бесконечно долго. И конечно же, приносить прибыль…
        Вытащив модуль из кейса, Мирон отыскал в стойке с эрзац-Ваннами подходящий разъём, но никак не мог решиться подключить конструкт.
        - Почему ты медлишь? - спросил Хитокири.
        - Я не уверен, что моему брату понравится то, что здесь происходит.
        - А разве не в этой области он работал?
        - Да, но… понимаешь, к такому, - Мирон кинул взгляд на ёмкость, в которой плавали полушария. - Он ТОЧНО не будет готов. Я не был готов.
        - Твой брат является кодом в квантовом модуле. У него даже мозгов нет. Как таковых.
        - Тут ты прав. К этому я тоже не был готов. Но как-то, мать его, справился.
        - Значит, и он справится. Тем более - так я понимаю - у нас нет другого выхода.
        «Мощности конструкта не смогут долго поддерживать человеческую личность» - сказал профессор Китано.
        - Ладно. Включаю.
        Мирон вставил разъём в коннектор.
        - Привет, аллигатор, - тут же раздался голос брата в голове. - Что-то ты долго.
        Он разговаривает со мной через Мелету, - понял Мирон.
        - Привет, крокодил, - сказал он вслух. - Соскучился?
        - На самом деле, для меня больше не существует такого измерения, как время, - бесстрастно заметил Платон. - Так что это была шутка.
        - Ну прости, что не понял.
        - Я на это и не надеялся.
        Ощутив привычную волну раздражения, которая сопутствовала любому разговору с братом, Мирон успокоился. По крайней мере, СЕЙЧАС вся его личность на месте. Во всей своей снисходительной крутизне.
        - Ты… Сможешь закачать себя в это место? - спросил он, ожидая пространной лекции на тему свободы личности, и как следствие - отказа использовать одно квантовое пространство с лишенными прав индивидами.
        - Уже начал процесс, - сказал Платон. - Интересное решение использования биоресурсов. Немного радикально, но несомненно, эргономично.
        - Эй, а как же твои сетования по поводу эксплуатации людей в Нирване?
        - Здесь, как ты мог и сам заметить, никого не эксплуатируют, - сказал Платон. - Эти люди, как я уже выяснил, живут в стопроцентной иллюзии. Причём, качественно намного превосходящей реальность.
        - И тебя это совсем не коробит? Ну то, что от людей оставили только мозги, а тела, возможно, спалили в каком-нибудь мусоросжигателе?
        - Если ты хорошенько подумаешь, то почти наверняка сможешь сообразить, что моё нынешнее существование ничем не отличается от их собственного. Разве что, я не заперт в стенках одной реальности.
        - Извини. Как-то вылетело из головы, что ты теперь бестелесный призрак. Наверное потому, что весь твой сарказм, до последней капли, остался при тебе.
        - Зато ты, мой драгоценный младший брат, за то время, что мы не виделись, проделал большие успехи в этой области.
        - Туше.
        Мирон усмехнулся. Перепалка с Платоном - такая, как в старые добрые времена - вернула ему толику душевного равновесия.
        - Ладно, сколько тебе понадобится времени, чтобы полностью загрузиться - уж извини, но мы, примитивные существа, живущие в трёх измерениях, всё еще вынуждены придерживаться этих рамок.
        - По предварительным расчетам - два с половиной часа, - ответил Платон. - Основные сложности я вижу в совмещении моего софта и того, который используют якудза. Сама компиляция займёт не так уж много времени. Если быть точнее, несколько минут.
        - Так ты уже в курсе, куда тебя поместили?
        - Я сам разрабатывал план, помнишь?
        - Прости еще раз. Что-то я и вправду туплю.
        - Ничего. На тебя и так много свалилось. Кстати… Я не успел тебя поблагодарить.
        - С чего это? - Мирон прекрасно помнил, насколько чуждо его брату чувство благодарности. Всё, что делают для него другие, воспринималось, как должное.
        - Тебе пришлось ради меня полностью изменить свою жизнь. Я ценю твою жертву. И постараюсь компенсировать.
        Мирон растерялся.
        - Знаешь, я тронут. Нет, честно… Не думал, что тебя это колышит.
        - Меня колышит всё, что касается тебя. Потому что я тебя люблю, аллигатор.
        - Я тоже тебя люблю, крокодил. Это правда.
        Мирон испугался, что его признание Платон воспримет, как саркастичное.
        - Но есть одна проблемка.
        - О, ну как же без этого? - Мирон разочарованно усмехнулся. - Электронный разум не способен любить? Или мне, как живому существу, нелепо признаваться в любви конструкту?
        - Я не успел остановить охранную программу.
        - Что?
        - Как только ты подключил меня к их сети, охранная программа послала сигнал о вторжении на головной сервер. Я не успел ничего сделать.
        - И… чем нам это грозит?
        - Сюда идёт команда зачистки. Они попытаются оценить ущерб, и если сочтут его достаточным, запустят программу самоуничтожения. Якудза - сторонники полной конфиденциальности.
        - Почему ты сразу не сказал?..
        - Хотелось поболтать. Почувствовать тепло живой человеческой беседы. К тому же, у тебя и твоего друга достаточно времени, чтобы убраться до того, как прибудет команда зачистки.
        - Сколько?
        - Пять минут.
        - Но если они обнаружат конструкт - однозначно запустят самоуничтожение.
        - Существует определенный риск.
        - И что будет с тобой?
        - Разумеется, в этом случае меня ждет окончательная смерть.
        - Я могу забрать модуль с собой. Придумаем что-нибудь другое.
        - Поздно. Началось фрагментирование личности. Образно выражаясь, «меня» уже нет в конструкте, но «еще» нет в Плюсе.
        - Чёрт.
        - Полностью с тобой согласен.
        - Хитокири, уходи, - сказал Мирон. - О нас узнали и скоро здесь станет жарко.
        - Можно заблокировать двери и попытаться отключить программу самоуничтожения, - хладнокровно сказал японец. Уходить он явно не собирался.
        - Мелета… - позвал Мирон.
        - Двери уже заблокированы, - доложила программа. - Лифт внизу, без моей команды он наверх не поедет.
        - Я помогу ей справиться с программой самоуничтожения, - вставил Платон.
        - Нет! - Мирон прохаживался вдоль стоек, лихорадочно размышляя. - Нет, братишка. Сосредоточься на этой… фрагментации. Мелета справится.
        - Но…
        - Это ведь ты её создал, верно? Так доверяй своему созданию.
        - Но осталось две с половиной минуты!
        - Она справится, - повторил Мирон. - Главное, чтобы ты успел закачать себя в Плюс. Мы ведь здесь для этого, верно?
        Договаривая фразу, он повернулся лицом к проходу и замер. Впереди кто-то был.
        Сначала он даже не испугался. Думал, от постоянного пребывания в Плюсе и Минусе одновременно, двоится в глазах, и фигура Хитокири просто кажется расплывчатой. Но в следующую секунду он понял, что это не японец.
        Человек не может произвольно менять размеры. Например, стать выше на полтора метра за пару секунд…
        Фигура, которую он сейчас видел, состояла сплошь из острых осколков зеркала. Они топорщились, как друзы дикого кристалла, отбрасывая колючие блики.
        Повинуясь инстинкту, Мирон выхватил из-за спины рукоять меча - все босодзоку, оставляя мотоциклы на стоянке, забрали с собой оружие - и проткнул зеркальную фигуру выросшим как по волшебству чёрным клинком.
        Ничего не изменилось.
        Мирон махнул мечом еще раз, чудом не задев одну из стоек. Зеркальная фигура слегка двинулась, а затем напала.
        Глава 8
        2.8
        Гири
        Когда зеркальное существо напало, Мирон инстинктивно заслонил лицо - острые осколки сверкали на редкость реалистично. Но в Минусе ничего не случилось. Во всяком случае, он ничего не почувствовал на физическом уровне. Зато ментально ощутил такой удар, что сознание отключилось, блокируя болевой синдром, и его вышибло из Плюса.
        Очнулся, лёжа на полу. Рядом - встревоженное лицо Хитокири.
        - Что случилось? - спросил Мирон.
        - Не знаю. По всем ощущениям - на тебя кто-то напал, - ответил японец. - Но я никого не видел.
        - Так этот зеркальный хрен только в Плюсе? - Мирон довольно легко поднялся, покрутил головой, помахал руками…
        - Я не знаю, о чём ты говоришь.
        Мирон припомнил слово, которым называл Призраков профессор.
        - Сонгоку, чувак. Походу, один обосновался в этой шарашке.
        Японец секунду смотрел на Мирона - глаза его оставались чёрными, непроницаемыми. А затем рассмеялся.
        - Знаешь, а я ведь не верил, что они существуют, - сказал он. - Думал, Китано-сан чудит. Старики часто видят призраков… Но, когда увидел твоё падение - будто тебя реально кто-то толкнул - сразу вспомнил рассказы сэнсэя.
        - Платон, ты его видел? - спросил Мирон, переключаясь в Плюс.
        Тишина.
        - Мелета?
        - Конструкт начал фрагментацию личности, - ответила Программа. Какое-то время он будет недоступен.
        - А как программа самоуничтожения?
        - До взрыва - теоретически - полторы минуты. Но я работаю…
        В этот момент призрак напал снова. Мирон его не увидел, но ощутил знакомую вибрацию, до жути неприятное ощущение под корой головного мозга. Будто в черепе расправляет длинные иглы морской ёж… Не дожидаясь нокаута, он вышел из Плюса.
        - Послушай, Хитокири… - он вкратце поведал ему про Мелету и про то, что она пытается справиться с программой самоуничтожения. - Она успеет, я уверен, - заверил он. - Но остаётся отряд зачистки. Никто не помешает им сбросить в шахту лифта парочку гранат и поджечь дата-центр по старинке.
        - На их счёт не беспокойся, - улыбнулся японец. - Братья не дремлют. Они не позволят якудза причинить вред зданию, пока мы здесь.
        - Тогда наверху будет жарковато. А как же полиция?
        - Городские власти не вмешиваются в дела борёкудан.
        Мирон кивнул. Главное - благополучие брата. Только бы Сонгоку не помешал ему переселиться в Плюс… Единственное, что он мог придумать в такой ситуации - отвлечь призрака на себя.
        Рассказал о своём плане Хитокири.
        - Делай, что должен, брат, - серьёзно кивнул японец. - Я пока посторожу выход - на случай, если кто-нибудь прорвётся мимо братьев.
        - Ты поосторожнее, - предостерег Мирон.
        - У каждого человека - всего одна смерть. И приходит она тогда, когда сама пожелает. Но я услышал тебя.
        Японец ушел, а Мирон вернулся в Плюс.
        - Мелета, раздобудь доспехи Диомеда из Трои, - скомандовал он.
        - Должна предупредить: если вывести имущество за пределы игры, статус Божественного нивелируется до обычного катафрактария.
        - Пофиг. Выполняй.
        Он сомневался, что после всего, что было, захочет еще когда-нибудь поиграть. Подмена Платоном реальности Трои своей собственной, существование Призраков и плавающих в банках мозгов выработало у него что-то вроде фобии: всегда существует вероятность, что всё это - не по-настоящему.
        Не дав себе ни секунды на сомнения, он начал готовится. Доспехи уже ждали. Процедурой надевания, затягивания ремешков и подгонки разных частей по фигуре можно было пренебречь - она нужна для пущей достоверности в игре, вхождения в образ. Но детские игры давно закончились.
        Движением брови Мирон отдал команду и в следующий миг почувствовал тяжесть пластинчатой кирасы, жесткие накладки наручей и поножей, шершавую рукоять меча, жесткие ремешки, крепящие щит и наконец - плотный, охватывающий всю голову, шлем.
        По переднему щитку, изнутри, тут же потекли зеленые строчки кода…
        Удар. Фигура перед ним больше не была скопищем осколков зеркал. Тевтонский рыцарь. Похожий на ведро глухой шлем с крестообразным вырезом смотровой щели, червлёные доспехи, плащ, как крылья летучей мыши… Он уже не помнил, в какой игре был такой персонаж, но знал, что никак не мог его победить. Ему было восемь, он проходил свой первый серьезный квест, а тевтонец не позволял забрать сокровище, раз за разом снося ему голову…
        Мирон рассмеялся.
        - Зря ты выбрал этот путь, - обратился он к рыцарю. - Свои детские страхи я давно победил.
        Махнув огненным мечом Диомеда, он без труда разрубил рыцаря пополам - вдоль, начиная от шлема до самого паха.
        Рассыпавшись чёрной пылью, призрак собрался вновь. На этот раз - многоруким и многоголовым чудовищем-гекатонхейром, ужасом новичков, пребывающих под стены Трои в лёгкой кожаной броне. Мирон, даже в божественных доспехах, был козявкой рядом с громадным монстром. Никакой меч, никакое оружие этих чудовищ не брало.
        - Мелета, мешочек с землёй, - скомандовал Мирон.
        Ладонь тут же потяжелела: он сжал кожаный мешочек с крупнозернистой красноватой почвой. А затем размахнулся и запустил им в голову монстра. Чудовище взревело и… тоже рассыпалось чёрной пылью. Гекатонхейра, первенца Неба и Земли, можно убить только частичкой тела его матери-земли, попавшей в глаза.
        Этот мешочек он хранил в своём шатре из сентиментальных чувств: как напоминание, что не всех чудовищ можно убить мечом. Для некоторых достаточно смекалки и такой-то матери.
        Третье воплощение Сонгоку он не узнал. Возможно, образ был выкачан из спящего в Нирване сознания, или воспалённого воображения какого-нибудь пользователя Плюса.
        Нечто скользкое, как клубок змей, покрытых стальной чешуёй. Из клубка выстреливали протуберанцы зубастых голов, и в тех местах, где они касались Мирона, доспехи начинали таять и рассыпаться всё той же чёрной пылью…
        Отступая, он оборонялся мечом, отрубая одну голову за другой, но, подобно Гидре, головы отрастали заново - по две, по три за раз.
        Почувствовав сопротивление в Минусе - будто наткнулся на препятствие - Мирон замер на месте. Понял, что напоролся на одну из стоек с ванночками…
        Опасно прыгать, как блоха на сковородке, - подумал он. - Чего доброго, снесу одну из стоек, что-нибудь поломаю, а это помешает Платоновой фрагментации…
        - Мелета, - позвал он. - Можешь вывести мне на шлем карту Минуса?
        - Принято.
        Строчки кода переформатировались в узкие коридоры и горящие зелеными огоньками башни.
        - Так-то лучше, - буркнул Мирон и вновь махнул мечом.
        Двигаясь в тёмном пространстве между зеленых башен, он стал теснить чудовище, постепенно лишая его конечностей-голов. Оно сопротивлялось. Шеи становились стальными канатами, они опутывали его ноги, пытались свалить на пол и раздавить.
        Через пару минут Мирон заметил, что змеи так или иначе стремятся к его голове. Разумеется, не настоящей. Его тело в Плюсе - вместе с доспехом, мечом и шлемом - составляло набор вокселей, цепочку сложного кода с встроенными кластерами ледорубов, которые и крошили код Сонгоку.
        Но призрак не состоял из чистого кода. Мирон никак не мог понять, но в нём присутствовало что-то еще. Какая-то связующая величина, которая не позволяла его мечу расхерачить тело призрака к свиням собачьим.
        К голове оно стремилось инстинктивно - признавая, что именно там у человека и находится самое важное место…
        Что-то это должно означать, - подумал он между ударами. Но подробнее вдаваться не было времени и он отложил эту мысль на потом.
        Между тем, существо вновь сменило тактику: распалось на несколько более мелких объектов. Они окружили Мирона со всех сторон. Почувствовав болезненные уколы в спину, в ягодицы и икры, он закричал:
        - Мелета, Оптимус Прайм!
        - Сделано.
        Ступни стали плоскими, тело - высоким и неповоротливым. Проекция частично перекрывала коридоры зеленых башен, но он видел внутри робота ярко-желтую фигурку человека-себя и следил за тем, чтобы она не натыкалась на башни.
        Плоскими многотонными ступнями он принялся давить мелких змеек, разбрасывая кубло и преследуя отдельных представителей. И это сработало. Механический монстр победил живого.
        Собравшись в зеркального человека - осколки отбрасывали миллионы бликов - Сонгоку отступил. Рассыпался чёрной пылью и впитался в пол.
        Мирон, неуклюже потоптавшись на одном месте, вернул себе прежний вид и вывалился в Минус. Он прекрасно понимал, что не победил. Просто Призрак почувствовал отпор - чего, вероятно, раньше с ним никогда не случалось - и решил отступить, зализать раны и придумать иную тактику.
        Но чутьё подсказывало, что в ближайшее время можно о нём не думать.
        - Мелета, как там программа самоуничтожения?
        - Заканчиваю. Три… Два… Один… Программа отменена.
        - Сколько же прошло времени? - ему казалось, миновали часы. Долгие изматывающие часы непрерывного сражения.
        - С момента погружения в Плюс - минута десять секунд.
        Такие дела.
        Мирон давно заметил, что время в Плюсе и в Минусе течет по-разному. И это вовсе не было принятой игровой условностью, типа: «прошло трое суток», а реальным расхождением. Плюс пожирал нервную энергию: события в нём укладывались настолько плотно, что каждая секунда становилась отдельным пластом реальности. Минус, напротив, поглощал время: в нём часами, днями могло не происходить ничего интересного, и казалось, жизнь - не более, чем медленный, тягучий процесс набухания капли мёда на краю чайной ложки.
        - Ты знаешь, что происходит наверху?
        - Идёт сражение. К силам бакуто всё время подходят подкрепления, но босодзоку пока держатся.
        - Бакуто?
        - Отделение преступной группировки, одновременно отвечающее за порядок в определенном районе. Нередко сотрудничает с полицией и…
        - Я понял. Где Хитокири?
        И тут раздался взрыв. Он прозвучал со стороны лифта и Мирон побежал - именно туда удалился японец перед тем, как он ушёл в Плюс.
        - Платон, ты слышишь меня? - на бегу спросил Мирон.
        - Конструкт всё еще недоступен, - ответила Мелета. - По моим расчетам, он фрагментирован на сорок процентов.
        - Твою мать! - что тут еще скажешь?
        Один раз он свернул не в тот проход - грохот стал не приближаться, а удаляться. Чертыхнувшись, вызвал из Плюса карту, срезал по узкому перешейку вдоль системных башен и наконец выскочил в небольшой вестибюль. Всё здесь было покрыто пылью, но никаких видимых повреждений не было.
        - Хитокири! Где ты? - крикнул Мирон.
        - Вот он я, - японец отделился от стены и стал видим.
        - Потом расскажешь, как ты это делаешь… - проворчал Мирон. - Что это был за грохот? Нас пытаются взорвать?
        - Наоборот. Я отправил наверх небольшой подарочек, - он подкинул на ладони небольшую гранату с электронным взрывателем.
        - А как же мы?
        Двери лифта были на месте, но заметно нагрелись - Мирон, приложив ладонь к стальной плите, тут же её отдёрнул.
        - Здесь по-любому не пройти, - философски пожал плечами японец. - Слишком большое внимание привлекло это здание. Будем искать другой выход.
        - Сколько они еще продержатся? - Мирон кивнул на потолок, и Хитокири понял, что он спрашивает о его людях.
        - Час. Полтора… У них хорошая позиция, но якудза послало слишком много сил. Это дело чести.
        - То есть, они обязательно сюда прорвутся, - кивнул Мирон.
        - И обязательно всё уничтожат. Хотя бы для того, чтобы замести следы своего прокола.
        - А как же те люди? - Мирон кивнул на проход в конце которого, за стойками с железом, скрывались ванночки с мозгами.
        - Какие люди? - с каменным лицом спросил Хитокири и отвернулся.
        По-видимому, он считал, что вопрос исчерпан.
        - Ты чувствуешь себя предателем, - сказал Мирон ему в спину. - За то, что твои братья вынуждены драться, чтобы защитить гайдзина. А ты сидишь здесь, со мной.
        - Я должен гири сэнсэю. Он велел сидеть.
        - Знаешь, я могу справиться и сам, - его немного уязвило, что японец открыто признавал: если бы не профессор, его бы здесь не было. - Ты можешь найти какой-то способ выбраться и…
        - Ты ничего не понимаешь, гайджин!
        Непроницаемая маска Хитокири наконец-то дала трещину. Глаза его, в обычное время тёплого карего оттенка, сделались совсем чёрными, кулаки сжались так, что побелели суставы.
        - Прости, я не хотел тебя обидеть, - сказал Мирон. Он не собирался отступать, но и провоцировать японца тоже не хотел. - Я просто пытаюсь сказать: ну что здесь делать двоим? Сидеть в запертом помещении я прекрасно могу и сам, а ты…
        - Ты без меня не выберешься. Ты не знаешь, как.
        - А вот тут ты не угадал, - двинул подбородком Мирон. - Помнишь, я тебе говорил о волшебном призраке, что обитает в моей голове? Так вот: Мелета найдёт выход откуда угодно.
        - Не найдёт, если здание обрушится тебе на голову.
        - Здания-роботы начали строить после последнего землетрясения, верно? - Мирон расчистил от пыли небольшой участок пола и сел. Надоело топтать ноги зря. - Они распределяют нагрузку и таким образом сохраняют равновесие… Оно не обрушится ни при каких обстоятельствах, брат. Разве что ядеркой бомбануть. Но этого не станут делать даже ваши отмороженные бакуто.
        Японец сел рядом, и подтянув ноги, обнял руками колени.
        - Мои родители были должниками якудза, - неожиданно сказал он. - Отец взял у них крупный кредит на раскрутку бизнеса, хотел продавать пластинки, но у него ничего не выгорело.
        - Пластинки? - Мирон порылся в памяти. - Винил? Его еще выпускают?
        - Антикварный винил, - ответил Хитокири. - Отец был меломаном, он знал всех-всех исполнителей двадцатого века. Роллинг Стоунз, Пинк флойд, Секс Пистолз…
        - Но это всё есть в Плюсе. Качество - зашибись, всё оцифровано и почищено. Нет этого противного треска…
        - Отец говорил, что настоящая музыка - живая. Пластинки еще способны передать это ощущение Присутствия живого звука. Остальные носители - нет. Он всегда мечтал открыть магазин грампластинок.
        - Но это же - хлам, - грустно заметил Мирон. - Даже проигрывателей давно нет.
        - Представь себе, есть, - грустно усмехнулся Хитокири. - Очень дорогие, редкие… Отец думал, что послушать настоящую музыку захотят толпы народа… Он был мечтателем. Может, последним из них.
        - И пошел к мафии.
        - Все идут к мафии. Банки дерут адский процент, а за невыплату отправляют на лунные рудники.
        - А якудза сажает мозги в ванночки. Они что, не знают об этом?
        - Прекрасно знают. Но видишь ли…
        - Мозг, помещенный в ванночку, продолжает грезить о счастливой жизни, - кивнул Мирон.
        - Для многих этого достаточно, - согласился японец. - Видишь ли, многие японцы и так проводят практически всю жизнь, погрузившись в биогель. Работают, отдыхают, любят… В Минусе у нас очень тесно.
        - Ты хочешь сказать, для вас - нет никакой разницы, лежать всю жизнь, погруженным в биогель, или стать гомункулусом в баночке.
        - Для меня - есть, - отрезал японец и поднялся. Прошелся вдоль двери лифта - снаружи доносились глухие, приглушенные расстоянием удары - и повернулся к Мирону. - Поэтому, когда родителей забрали, я пошёл к Оябуну и предложил свой палец.
        Он небрежно махнул правой рукой. На указательном пальце не хватало верхней фаланги, её заменял имплант.
        - Сколько тебе было? - спросил Мирон.
        - Шестнадцать. Меня взяли в гурэнтай. Сутенёрство, наркотики и шантаж. Я проработал на них пять лет.
        - Но сейчас ты не с ними…
        - И этим я обязан сэнсэю. Так что не вякай больше о том, чтобы я тебя бросил, ладно? - наконец в японце прорезалось что-то человеческое. Что-то от того мальчишки, которым он когда-то был.
        Мирон невольно улыбнулся в ответ, а потом погрустнел.
        - Хорошо, я понял, - кивнул он. Но затем, после некоторой заминки, спросил: - Ты думаешь, в каких-то ванночках могут плавать мозги твоих родителей?
        Хитокири дернул плечом.
        - Это не имеет значения, - наконец сказал он. - У них - свой путь, у меня - свой. Они отказались от меня в тот момент, когда пошли за деньгами к якудза, чтобы исполнить свою мечту.
        - И мать тоже?
        - Беря в долг, отец заложил жизни их обоих.
        Мирону вдруг остро, до колик в животе, захотелось курить. А ведь у Хитокири наверняка есть сигареты… Но он почему-то не спросил.
        - Моя мать стала алкоголичкой после смерти отца, - сказал он вслух. - Тоже своего рода уход от реальности. Нам с Платоном было двенадцать.
        Японец вновь устроился рядом, но ничего не сказал. Тогда Мирон продолжил:
        - Дом пришлось продать, и купить квартиру в Рязани. Сейчас это пригород Москвы, а тогда был отдельный город в жопе мира. Маманя нами практически не интересовалась. Говорила, таким умным мальчикам впору заботиться о ней, а не наоборот. Ну, мы и росли, как хотели. Платон погружался в свой собственный мир, а я ушел в киберспорт - не хотел зависеть от матери. Но первые пару лет, после смерти отца, мы с братом здорово дружили. Чувствовали, что кроме друг друга никто нам не поможет.
        - Я тебе завидую, - вдруг сказал Хитокири. - Тому, что у тебя есть брат. Если бы брат - или сестра - были у меня, возможно, всё сложилось бы по-другому. Но к тому времени вышел закон о контроле рождаемости, да родители особо и не хотели… Они и меня-то завели, потому что выиграли в лотерею.
        Наверху раздался особенно сильный грохот. Двери лифта задрожали, а потом вспучились малиновым пузырём.
        - Ёб твою мать! - заорал Мирон. Хитокири уже был на ногах и тянул его к проходу между стоек.
        - Мелета, что там? - спросил он на бегу.
        - Босодзоку больше нет, - сказала программа. - Бакуто скоро будут здесь.
        - А что Платон?
        - Осталось около двенадцати процентов.
        - Здесь есть еще какие-то двери? - спросил Мирон. - Что-то, что сможет задержать якудза?
        - Могу включить систему пожаротушения. А затем пустить по воде электричество… Но вы должны уйти до этого.
        - Давай так: включай пока воду - она не должна повредить водонепроницаемым кожухам серверов, а электричество врубишь, когда в этом будет необходимость.
        - Принято.
        На их головы хлынул ледяной, пахнущий резиной и ржавчиной дождь.
        - Чёрт, Мелета! Ты могла бы подождать, пока мы не уберемся из этой секции.
        - Команды ждать не поступало.
        - Ладно, проехали, - Мирон поскользнулся в луже воды, упал на бок, ударившись о стойку плечом, поднялся, цепляясь за металлические перекрытия, и побежал дальше.
        Несмотря на бег, его начало трясти: вода, такое впечатление, поступала непосредственно с горного ледника. Промокло всё: куртка, майка под ней, а из-за падения - еще и джинсы.
        Промчавшись через лабиринт стоек с железом, они влетели в лабиринт стоек с мозгами. Где-то здесь лежит конструкт с Платоном, подключенный к большому распределителю… Мирон вспомнил, что пристроил модуль на одну из полок, довольно высоко над полом. Так что затопление ему не грозит.
        - Мелета, сколько еще?
        - Шесть процентов. Предположительно.
        Из глубин здания неслись глухие удары, скрип - будто кто-то спускал огромную лебедку.
        - Есть идеи, как отсюда выбраться? - спросил Мирон у Хитокири.
        - Я планировал, что босодзоку подберутся к нам с противоположной стороны, через подвалы, и взорвут стену.
        По лицу японца вновь было ничего не распознать.
        - Прости, что тебе пришлось пожертвовать своими людьми, - сказал Мирон. - Мне очень жаль.
        - Они прожили хорошую жизнь, - ответил японец. - И они не были моими людьми. Они были моими братьями. И тоже должны были гири сэнсэю.
        - Так здесь есть еще подвалы? - спросил Мирон. Японец просто кивнул. Бесполезно сейчас развивать тему умерших братьев. Придёт время, и они оплачут их как положено.
        - Мелета, предоставь карту всех подвалов, прилегающих к нашему. И поищи там… ну, какое-нибудь тонкое место.
        - Есть стена к северо-северо-западу от вас. Её строили в более позднее время, и…
        - Просто покажи место на карте.
        Перед глазами засветился привычный зеленый курсор.
        Подойдя к указанной стене, Мирон похлопал по ней рукой. На вид она ничем не отличалась от других пенобетонных стен, но раз Мелета говорит, что она значительно тоньше…
        - По шахте лифта спускается вооруженный отряд, - бесстрастно доложила программа.
        - У тебя ведь осталась граната? - спросил Мирон у Хитокири.
        Японец разжал ладонь, на которой лежало, помаргивая синими огоньками, три цилиндрика величиной с обычную батарейку. Мирон сгрёб их все.
        - Мелета, рассчитай, где их лучше оставить, - некогда было считывать спецификации, и он просто вытянул открытую ладонь, чтобы программа сама разобралась, что к чему.
        Через секунду перед глазами загорелись три красных крестика.
        - Если расположить заряды желтым торцом к стене, сила взрыва уйдёт наружу, - сообщила программа. - Но всё же лучше отойти подальше.
        Мирон сделал, как она сказала, а затем кивнул Хитокири.
        - Отходим. Пока не активируй взрыватели, - и уже программе: - Мелета, как у нас со временем?
        - По моим расчетам фрагментация закончится через три… две… Всё. Конструкт в Плюсе.
        - Платон? - спросил Мирон. - Где ты, крокодил? Мелета, ты уверена, что всё прошло успешно?
        - Меня атакуют последние сорок семь минут. Я не могу отличить сигналы…
        - Почему ты молчала? - крикнул Мирон. - Мелета? Где ты?
        Тишина. Ни Платона, ни Мелеты. Он остался один. Не считая Хитокири…
        Это призрак, - догадался Мирон. - Сонгоку нашел обходной путь…
        Со стороны лифта послышался грохот, затем звуки выстрелов.
        - Взрывай, - скомандовал Мирон японцу.
        - Ты уверен?
        - По расчетам Мелеты, Платон уже в Плюсе. А если нет - якудза всё равно очень скоро здесь всё уничтожат.
        Японец активировал взрыватели, вспышка ослепила глаза.
        Как только чуть осела пыль, они ринулись в пролом. Выстрелы раздавались всё ближе, за спиной что-то рушилось, грохотало, искрили провода, слышался звон…
        Глава 9
        2.9
        Всё проходит. И это тоже пройдёт.
        Стена и вправду была не очень толстой, но состояла из «умного» бетона - сразу за ними проём начал затягиваться.
        Жаль, что это не остановит погони, - подумал Мирон на бегу. - Бакуто, если будет нужно, взорвут хоть половину здания…
        Он отдавал себе отчёт, что просто так их не отпустят - у людей определенного сорта потеря лица являлась участью худшей, чем смерть.
        - Мелета… - позвал Мирон. Безрезультатно.
        Повезло, что проход в проломленной стене вывел их не в очередной запертый подвал, а на подземную парковку. Ряды спящих электромобилей, подключенных кабелями к распредкоробкам, длинномерные лимузины, многоэтажные стойки с велосипедами…
        - Мотоциклы! - воскликнул Мирон, увидев знакомый отблеск в тусклом свете дневных ламп.
        - Всего лишь скутеры, - пожал плечами Хитокири.
        - Лучше, чем ничего, - пробормотал Мирон. Он не привык столько бегать. Ноги отваливались, в поясницу будто воткнули штырь. Да и в голове шумело - сказывались последствия перенесённой ударной волны. - Только… Теперь я не смогу их разблокировать.
        Да, без Мелеты он стал простым смертным. В прямом смысле этого слова.
        - Мы тоже на что-то годимся, - подмигнул Хитокири.
        Извлёк из кармана небольшую коробочку и приложил её к похожей коробочке на руле скутера.
        - Папиллярный замок, - пояснил он. - Устаревшая технология, очень простая.
        На руле загорелся призывный синий огонёк, японец снял свою коробочку и поднёс её к следующему.
        Через пару минут они катили по широкому спиральному пандусу на улицу, а сзади, из подвалов, доносился приглушенный расстоянием грохот - якудза таки взорвали дата-центр.
        - Мы можем забрать наши мотоциклы с той парковки? - спросил Мирон. Хотя уже и знал ответ…
        - Не стоит, - подтвердил его мысли Хитокири. - За ними наверняка ведется слежка.
        - Тогда остаётся надеятся, что эти тарахтелки успели зарядить батареи…
        На самом деле, он зря столь пренебрежительно отзывался о скутерах. Скорость у них была приличная, управление лёгкое, и что в данных обстоятельствах являлось плюсом - абсолютно бесшумный ход.
        Как только они вылетели с парковки на шоссе, от стены здания-робота отделились два скоростных байка, и бросились за ними в погоню.
        Мирон видел их в зеркальце заднего вида - с Мелетой связи всё еще не было.
        Расстояние быстро сокращалось. Что и говорить, скутеры, на которых доставляют посылки, не шли ни в какое сравнение со спортивными мотоциклами.
        Оставалось одно: вилять в плотном потоке машин, не давая возможности сблизиться.
        Рукав куртки пропорол и застрял в нём небольшой дротик. Яд, - догадался Мирон. Смертельный или нервно-паралитический - один хрен. Если потерять сознание на такой скорости - даже соскребать с асфальта будет нечего.
        Движение в центре Токио было совсем не похоже на скоростные магистрали. Подключенных к общему компьютеру мобилей здесь было совсем мало, они выделялись ярко-желтой раскраской и двигались строго по одной полосе. Другие же, управляемые в основном живыми водителями, ехали как попало - во всяком случае, такое создавалось впечатление.
        Машины нарушали ряды, прибавляли и убавляли скорость, неожиданно кидались к обочине, чтобы подобрать или высадить пассажиров и почти не обращали внимания на знаки дорожного движения.
        Видеокамеры были на месте - просто на них все забили.
        Мирон вспотел от напряжения: сохранять повышенное внимание, отслеживая обстановку со всех четырёх сторон было сложно. Сказывалось отсутствие практики. К тому же, электромопед не мог закладывать крутых виражей и превышать скорость - срабатывала встроенная система защиты. Без Мелеты Мирон не мог её обойти, и приходилось изворачиваться с тем, что есть.
        Другие водители не спешили уступать дорогу такому незначительному участнику движения - некоторые наоборот, старались подрезать или прижать к обочине. Кричали в окна неприличные слова, а один даже бросил в Мирона горящей сигаретой - целя в лицо…
        Хитокири маячил то спереди, то сзади - казалось, он оберегает Мирона, не допускает, чтобы тот остался один. Это одновременно и раздражало и успокаивало.
        Спортивные байки не отставали. Как шакалы, почуявшие добычу, они кружили вокруг, но слишком близко не приближались.
        Выжидают, - подумал Мирон. - Когда машин станет поменьше, они нагонят и тогда… А что тогда? - он покосился на дротик, так и торчавший из кевтановой ткани рукава. - Может, им приказали взять нас живыми…
        А Хитокири вдруг отстал. Мопед его начал вилять, японец попытался прижаться к тротуару, но не дотянул: скутер остановился прямо посреди полосы: кончился заряд батарей. Со всех сторон полетели гудки и ругательства водителей.
        Не озаботившись дальнейшей судьбой скутера, японец побежал между мобилей - один из спортбайков кинулся к нему, как коршун.
        Мирон выставил ногу и резко развернулся на месте. А затем устремился к японцу.
        - Уезжай, - крикнул Хитокири, заметив манёвр Мирона.
        - Хрен тебе, - пробормотал тот сквозь зубы, подрезал синий мобиль, проскочил между двумя лимузинами и затормозил рядом. - Запрыгивай! - рявкнул он.
        - Тогда пусти меня за руль, - кивнул японец.
        - Да ради бога, - Мирон откинулся назад.
        Ехать вдвоём было не так уж и удобно - места на сиденье едва хватало, чтобы не свалиться. Когда скутер подскакивал на выбоинах, Мирон чувствовал, как задница зависает в воздухе.
        Зато Хитокири смог договориться с охранной системой мопеда, и тот понёсся с совсем не свойственной ему скоростью.
        Японец сразу свернул на боковую улицу. С неё - проскочив какой-то узкий проезд, где руль почти цеплялся за стены и сшибал штабеля коробок и пластиковых контейнеров - выехал на другую улицу, вписался во встречный поток, вильнув, уклонился от двухэтажного автобуса, опять нырнул в узкий проезд, затем - в еще более узкий и наконец оказался совсем в другом мире: на мощённой булыжником мостовой, зажатой между лотками уличных торговцев.
        Мирона окатила волна запахов: имбирь, уксус, горящее масло, жареные креветки… В животе забурчало, горло наполнилось слюной.
        Он вспомнил, как под руководством Мелеты терялся в первый день своего приезда в Токио. Тогда он тоже бегал между лотков, наполненных рыбой и красными клешнями крабов…
        Но здесь всё было как-то проще. Беднее что-ли, и в то же время - свободнее. Люди улыбались, громко перекрикивались, вокруг с веселыми воплями носились дети…
        Две женщины в тёмных кимоно, с корзинами, из которых торчали пучки лука, точили лясы прямо посреди улицы и отошли в сторону, только когда Хитокири посигналил несколько раз, а потом ещё и прикрикнул. Причём, сделали они это неохотно, окатив японца волной шутливого презрения.
        Гиндза - променад для туристов, - подумал Мирон. - Приглаженная, почищенная, выставленная напоказ бедность - притворная, в расчете на сердобольных и глуповатых покупателей.
        Здесь бедность была настоящая. Живая, гордая и не требующая подачек.
        Над головой, в хитром переплетении, качались веревки с вывешенной на просушку одеждой, сушеной рыбой, гирляндами грибов и трав, из открытых окон домиков, нависающих над мостовой так низко, что можно пожать руку соседу, высунувшись из окна, лились звуки музыки, смеха, яростных, полных темпераментного задора ссор, где-то пронзительно верещал ребенок, ему вторили лай собак и квохтанье кур.
        Сбавив скорость, Хитокири неторопливо катил среди этого шума и гама, время от времени спрашивая что-то по-японски. Один раз ему махнул какой-то старик с голыми, совершенно беззубыми дёснами, в другой - маленькая девочка с отродясь нечесаными волосами, в третий - миловидная женщина в цветастом кимоно, с палочками для еды, засунутыми в пук волос на затылке.
        Потом они нырнули в какой-то закуток - вход занавешен старой мешковиной - и остановились.
        - Снимай куртку, - сказал Хитокири и снял свою.
        - Мы будем маскироваться? - Мирон протянул ему куртку и японец с удивлением уставился на дротик. Затем аккуратно, взяв его через рукав, вытащил и бросил на землю. Придавил каблуком, провернул, а затем убедился, что сам Мирон даже не ранен.
        - В район доков въехали двое парней на угнанном скутере. Выехать должны тоже двое, - сказал японец.
        - Но те, кто поедет вместо нас, могут пострадать, - заметил Мирон.
        - Они просто попетляют по переулкам и бросят скутер в каком-нибудь глухом пакгаузе, вот и всё. К тому же, якудза сюда не суются.
        - Почему?
        - Увидишь.
        Повязав кусками белой холстины головы и надев халаты торговцев рыбой - от одежды пахло забористо и ядрёно, кое-где даже прилипли чешуйки - они вышли обратно из закутка и пошли вдоль рядов.
        - Не отставай, - шепнул Хитокири и нырнул в какую-то лавчонку.
        Мирона окружили груды чая. Они возвышались горками из холщовых мешков, лежали прессованными стопками на прилавке, в виде пучков колыхались над головой…
        Узкая лесенка вела из лавки на второй этаж. Застеленный желтоватыми татами пол, яма с горящими углями посреди комнаты, на ней - жаровня-хибачи с огромными полосатыми креветками. За стряпнёй следил крошечный мальчик - каждая креветка была больше его руки. С серьезным видом ответив на поклон Хитокири, он указал палочками на окно и вернулся к жаровне.
        Крыши. Островерхие, ступенчатые, покрытые самодельной черепицей из обожженной глины. Они будто бы попали в позапрошлый век. В Эдо, эпохи Мэйдзи.
        Здесь трудно было помнить, что в пяти кварталах отсюда двигаются дома-роботы, над головой, преодолев сверхзвуковой барьер, проносятся стратопланы, а залив бороздят огромные автоматические фермы морских мидий и креветок…
        Ноги, не привыкшие к наклонным, да ещё и неровным поверхностям, всё время скользили и подворачивались, так что Хитокири пришлось взять Мирона на буксир.
        - Возишься со мной, как с младенцем, - пробурчал он, когда японец не дал ему скатиться с крыши в пятый или шестой раз.
        - В отличие от других, ты отлично держишься, - подбодрил его японец.
        - От других?
        - Таких, как ты.
        - Гайдзинов?
        - Отаку.
        - Я не отаку, - обиженно возразил Мирон.
        А затем подумал: себе-то врать не надо, чувак. Ты - именно отаку. Годами не вылезаешь из Ванны, в свободное время развлекаешься математическими задачками, питаешься одними сэндвичами и кофе… Ты, блин, достиг уровня Божественного в одной из самых сложных и затяжных игр в истории! Сколько еще таких же задротов, как ты? Сотни три-четыре во всём мире… И репутация братца-конструкта тут тоже на пользу не идёт.
        - И часто тебе приходится возиться с отаку? - спросил Мирон просто так, лишь бы не молчать: мысль о Платоне чуть не лишила его последних сил. А вдруг он не успел?.. Нога сразу подвернулась, предательски поехала к краю… Нет, лучше сейчас об этом не думать. И о Мелете тоже.
        - Почему мы продолжаем прятаться? - спросил он японца. - Ты говорил, якудза в этот район не заходят…
        - За твою голову обещали пятьдесят миллионов йен, брат.
        - Ясно. Честность и преданность тоже имеет свои пределы… - кивнул Мирон. - Кто обещал? Карамазов?
        Японец бросил удивлённый взгляд через плечо.
        - Да, он. Но и кроме него найдутся люди, которым было бы интересно с тобой поболтать.
        - Например, кто? Якудза?
        - И они тоже…
        - Там, на многоярусном шоссе, за мной гналась внучка Карамазова. Амели, - сказал Мирон.
        Хитокири остановился.
        - Ты уверен? - на висках и лбу японца выступили капельки пота. Он вытер их концами головной повязки.
        - Она чуть не попала под колёса грузовика. Я отнёс её на обочину, вызвал скорую…
        Японец рассмеялся.
        - Что смешного?
        - Старик Такеши теперь твой должник, - пояснил он. - Ну разве не забавно?
        - Что-то я сильно сомневаюсь, - буркнул Мирон.
        О втором, клоне Ясунаро, он говорить не стал. Очевидно, того размазало по асфальту тонким слоем длиной в километр, а байк раскрошило в мелкие щепки…
        Мирон испытал немного стыдное, но очень приятное чувство удовлетворения. Месть Карамазову уже принесла свои плоды.
        Мы направляемся в какое-то конкретное место? - спросил Мирон, когда они перепрыгнули с одной крыши на другую, с неё - на мусорный бачок, и затем - на землю.
        - Увидишь, - вновь сказал Хитокири. - Трудно объяснить…
        - Значит, это не монастырь профессора Китано.
        - Слишком опасно. Много глаз наблюдает за тобой.
        - Можно изменить внешность, - Мирон припомнил, что всего лишь несколько дней назад выдавал себя за клона. - Если я не буду гайдзином, перестану бросаться в глаза.
        - Ты мог сойти за нашего в Москве, - рассмеялся Хитокири. - Чтобы выдать себя за японца в Токио…
        - Надо здесь родиться, - кивнул Мирон, переводя дух. - Так всё-таки, куда мы идём?
        - Надо тебя хорошенько спрятать, - сказал японец. - А где лучше прятаться, как не на виду? Среди таких же, как ты?
        - Здесь, в Токио, есть русская диаспора, - догадался Мирон. - Со времен войны за Сахалин… Поэтому якудза не суётся в эти районы. Из-за русских.
        - Из-за русской мафии, - подняв палец, серьёзно уточнил японец. Оябуны не любят тёрок с паханами.
        - Кто б сомневался, - буркнул Мирон. - Русская мафия - самая мафиозная мафия в мире…
        …Это была деревня в деревне. Окруженный ветхими лачугами из пластика и гипсокартона, лавочками пахучих трав и рыбных лотков, район вполне российских особнячков, похожих на дома зажиточных купцов девятнадцатого века. Каменные цокольные этажи, резные наличники на окнах, высокие крылечки и подсолнухи в огородах.
        По улице невозбранно бродили куры, в тени заборов дрыхли сытые свиньи, из-за ворот провожали тяжелыми взглядами цепные псы…
        Мирону сразу вспомнился бабушкин дом под Калининградом. Обширный огород с рядами пузатых помидоров и пупырчатых огурцов, за огородом - крутой спуск и речка… Здесь речки не было. Зато было всё остальное - даже небольшая беленая церковь в окружении берез.
        - Охренеть можно, - с чувством высказался Мирон.
        Он знал, что таких деревень полно на исторической родине: всё больше людей, не выдерживая городского ритма, удалялись к вольным хлебам и уличным нужникам. Но… чтобы здесь, посреди самого хайтечного города в мире?
        Словно в подтверждение, что это не сон, на ближний забор взлетел петух и заорал во всё своё петушье горло.
        Калитка отворилась, босоногий и конопатый мальчишка в кепке поманил их внутрь.
        На крыльце, точнее, на просторной веранде, в кресле на колёсах сидел старец и читал газету. На старце было тёмное, с белыми иероглифами кимоно, но ноги скрывались под клетчатым вязаным пледом.
        Когда они подошли, старец аккуратно сложил газету и улыбнулся.
        - Здравствуйте, Сергей-сан, - поклонился по-японски Хитокири.
        - И тебе не хворать, Ватанабэ. Проходи, гостем будешь.
        Старец изучающе посмотрел на Мирона.
        - Здравствуйте, - неловко поклонился Мирон. Полсекунды подумал, шагнул вперед и протянул руку.
        Ладонь у старика была сухой, очень тонкой и очень твёрдой, тыльная сторона испещрена старческими пятнами. Но руку Мирона он пожал твёрдо, без всякой дрожи или слабости.
        - Мирон.
        - А меня можешь звать Сергеем, - сказал старик. - Прости, что не встаю. Старая бандитская пуля…
        - Вы - бывший военный, - вырвалось у Мирона.
        - Да ну? - глаза старца смотрели испытывающе. В них мелькали искорки интереса.
        - То, как вы сидите. Ваша выправка: долго носили мундир. И это, - он кивнул на кресло. - Про пулю - это шутка. Пулевые ранения, даже позвоночника, можно вылечить в любом автохирурге. У вас церебральный паралич. А его можно получить на военной службе. Вы попали под удар циклотронной пушки.
        - Может, и звание угадаешь? - с иронией спросил старец. Но было видно, что он впечатлён.
        - Думаю, полковник. Для майора вы староваты, а будь вы генералом - сидели бы в другом кресле и в совсем другой стране…
        Мирон покосился на Хитокири, но тот только улыбнулся. Старец кивнул благосклонно.
        Чем-то он Мирону понравился. Кресло старика, хотя и старинное, было оборудовано электрическим приводом.
        - Это настоящая газета из бумаги? - спросил Мирон, чтобы сгладить неловкость. Всегда думал, что таких чудиков, как Платон - которые любят читать напечатанный текст - больше нет.
        - Наши, слободские выпускают, - кивнул полковник. - Для таких идиотов, как я…
        - Что вы, ото-сан, вы вовсе не идиот, - ядовито заметил Хитокири. - Просто старый трухлявый пень, который упорно не хочет принимать новый мир.
        - А нахрена он мне сдался, этот ваш новый мир? - осклабился старик. - Что, в нём лучше жить стало? Люди, что ль счастливее? Ни разу. Такое же говно, как и сто лет назад… Значит, и старая бумажная газета ничем не хуже этой вашей смарт-бумаги, которой и жопу-то подтереть нельзя.
        А Мирон подумал о том, что один экземпляр такой газеты, сделанной людьми, начиная с тонких, чуть сероватых листов до неровного мелкого наборного шрифта, стоит больше, чем навороченный смарт-планшет.
        - Что, набегались, ребятки? - участливо спросил старик. - Тогда давайте в баньку, а старушка моя пока на стол соберет.
        Хитокири повёл Мирона за дом, по узкой, выложенной утёсником тропинке. За домом был огород - по ранневесеннему времени чёрный, свежевскопанный. Лишь кое-где из земли топорщились зеленые ростки и бугрились накрытые наноплёнкой парники.
        Рядом с огородом, на расчищенном от сорняков пятачке, раскинулся сад камней. Ровные волны песка оббегали мшистые валуны, вокруг вилась тропинка, в конце которой притаился пруд с горбатым мостиком и бамбуком по краям.
        Японец чувствовал себя здесь как дома - явно бывал не раз. У крошечной кумирни, которая притулилась рядом с садом камней, он зажег ароматную палочку, бросил несколько выуженных из кармана крошек пучеглазым карпам в пруду и пошёл дальше, к небольшому домику, над крышей которого вился дымок…
        В бане Мирон мылся в первый раз. Даже у бабушки в Калининграде была современная ванная комната с ионным душем.
        Но ему понравилось. Горячий пар вытопил из тела усталость, смыл пот и кровь, и въедливый рыбный запах, смешанный с острым пороховым душком, шедшим от волос, освободил голову от мыслей, а душу - от тяжелого камня неизвестности.
        Будь что будет, - решил он, лёжа под хлёсткими ударами березового веника.
        Тело Хитокири было сплошь, от шеи до колен, покрыто драконами. Под татуировками угадывались старые шрамы, которые он почему-то не удалил.
        - Старик назвал тебя Ватанабэ, - сказал Мирон.
        - Это родовое имя. Ватанабэ Хитокири. Так звали моего отца.
        - И давно вы знакомы?
        - У сэнсэя с Сергей-саном много общего. Они друзья. А еще он очень сильно мне помог…
        - Ну… Заходите, - пригласил полковник, кода они с Хитокири вышли из бани - чистые, отдохнувшие и лёгкие, как пёрышки. - Перекусим, чем Бог послал.
        Устроившись в своём кресле во главе стола, старик широко перекрестился, прошептал молитву, и только затем взялся за вилку и нож.
        Орудовал он ими, впрочем, как настоящий аристократ. Аккуратно, не без изящества, с лёгким оттенком иронии.
        Но прежде, чем приступить к еде, Мирон всё же решил уточнить.
        - Вы уверены, что у вас не будет из-за меня неприятностей?
        Из глиняного чайника, в котором, как он думал, был чай, старик плеснул самогону - похожего на тот, которым угощал Мирона профессор.
        - Мои неприятности - не твоя забота, - беззлобно заметил полковник. - Так что ешь, пей, спи - никто тебя здесь не тронет.
        - Не тронет, или не найдёт?
        - Мы скрывать ничего не намерены, - пожал плечами хозяин дома. - Так что кому надо - уже знают. Но это не имеет значения, поверь.
        Блины с паюсной икрой, судок со сметаной, рядом - маринованные кальмары в соевом соусе; дальше - вареники, пирожки с картошкой и капустой, кусочки жареной курицы в остром и пряном имбирном соусе… Из напитков, на выбор: квас, зеленый чай, самогон и какая-то фиолетовая настойка, в которой плавал осьминог.
        - Мои противники хорошо вооружены, - сделал еще одну попытку Мирон. - Жалко будет, если они разнесут всю эту… - он повёл глазами вокруг - Благодать.
        - Сюда они не сунутся, - отмахнулся полковник. - Даже если я украду самого императора, япошки будут вежливо ждать, пока он не выйдет к ним самостоятельно.
        - Тем не менее, спасибо, что приютили. Мне давно не было так хорошо и спокойно.
        - Всегда пожалуйста, - прищурился старик. - Вот только, кто кого должен благодарить - ещё вопрос.
        - В смысле? - взяв блин с икрой, Мирон отправил его в рот. И закрыв глаза, замычал. Такое удовольствие от еды ему приходилось испытывать очень, очень редко.
        - Ты и твой брат совершили технологическую революцию, - тихо сказал полковник. - Вдвоём. Просто перевернули мир с головы на ноги. И ты еще за что-то благодаришь меня?
        Мирон перестал жевать. То, как старик говорил… Тон его голоса изменился, в нём пропали «блатные» аккорды, зато прибавилось интеллигентной четкости и ясности. Так говорил отец…
        - Ну сам подумай, Мирон, - продолжил он. - Первый человек, перешедший в квантовое состояние. Это большой шаг для человечества. Сравнимый с тем, который совершил Юрий Гагарин.
        Поспешно проглотив всё, что было во рту, Мирон хлебнул крепкого душистого квасу, и сделал глубокий вдох.
        - Знаете, у меня еще не было возможности об этом подумать, - сказал он. - Я всё время от кого-то бежал, в кого-то стрелял и от кого-то защищался. Я просто не могу… - в горле застрял комок.
        Скомкав вышитую петухами салфетку, он поднялся и вышел из-за стола. Извинился. Толкнул дверь на улицу.
        Хотелось глотнуть свежего воздуху. Побыть немножко, хоть несколько минут, в одиночестве. Подумать о Платоне.
        Его накрыло. Впервые с тех пор, как он узнал, что Платон сделал, он осознал, что остался один. Брата-близнеца, незримо присутствующего в его жизни с самого первого дня, больше нет рядом. Никогда он не посмотрит в его спокойные, всезнающие глаза, никогда не увидит этой кривоватой снисходительной ухмылочки… Остался только голос. Бесплотный голос в голове, который говорит точно так же, как Платон, но вовсе им не является.
        - Всё проходит, - услышал он за спиной тихий голос. - И это тоже пройдёт, господин Орровски. Не спешите оплакивать брата. Возможно, он ещё вернётся.
        Мирон стоял на веранде, прислонившись к столбу, поддерживающему крышу. Неподалёку, в просторной будке, дрых цепной кобель Шарик, под двору степенно и важно бродили куры… Над головой сияло солнце.
        А в кресле-качалке, задумчиво покусывая кончик сигареты, сидел Усикава.
        Глава 10
        2.10
        Нарушить правила
        - Как вы сюда попали? - спросил Мирон.
        А себя поймал на мысли, что не очень-то и удивлён. Он всё время ждал чего-то подобного. Понимал, что просто так в покое его не оставят.
        - Я маленький человек, господин Орровски, - вздохнул всем своим грузным телом Усикава. - Незаметный. Могу ходить там-сям, и никто меня не видит. Даже собственные жена и дети предпочитают не замечать. Кто-то счёл бы такое отношение к себе обидным, оскорбительным. Но только не я. Я превратил его в оружие. Так сказать, в инструмент ремесла.
        - Я знаю, кто вы такой, - кивнул Мирон. - Ищейка. За деньги копаетесь в грязном белье.
        - То, как вы это сказали… - поджал губы Усикава. - Я мог бы и обидеться. Если б не был начисто лишен этого чувства. Защитный рефлекс, можно сказать. Как хотите, так и называйте, от меня не убудет. Впрочем, сам я предпочитаю зваться сыщиком. Это, так сказать, больше соответствует профессии.
        Он со вкусом посасывал сигарету, выпускал дым, кресло под его весом покачивалось и негромко поскрипывало. Клубы дыма вылетали с веранды, стелились над землей, в прохладном вечернем воздухе они казались прядями белого тумана.
        - Чего вы хотите? - спросил Мирон, подспудно ожидая еще одной пространной тирады.
        - Я хочу, чтобы всё устроилось в лучшем виде. И это случится лишь в том случае, если я хорошо выполню свою работу, - Усикава замолчал. Вытащил изо рта окурок, придирчиво осмотрел тлеющий кончик, затем потушил его о подошву башмака - для этого ему пришлось, кряхтя и багровея от натуги, наклониться и неловко приподнять слоноподобную ногу, - и положил окурок в карман плаща.
        Усикава вёл себя так, будто и не он появился незваным на чужой веранде. Пыхтел, почёсывался, вытирал грязным платком нос в синих прожилках, чмокал и то и дело пересчитывал оставшиеся в пачке сигареты. Он никуда не торопился.
        - Так в чём заключается ваша работа? - не выдержал Мирон.
        - Я должен вас предупредить, господин Орровски, - с готовностью, будто только этого и ждал, ответил детектив.
        - О чём? - Мирону уже надоела эта игра. Он замёрз. По голым ступням в домашних тапках тянуло сквозняком.
        - С вами хочет встретиться один человек. Большой человек. Куромаку. Он хочет предложить вам…
        - Помниться, вы говорили, что Карамазов с таким человеком, как вы, и срать-то на одном гектаре не сядет, - перебил Мирон.
        Тут же пожалел, что не смог воздержаться от грубости, но этот нелепый квадратный человек действительно вызывал желание вести себя грубо. Пробуждал инстинктивную потребность оказаться от него как можно дальше…
        - Времена меняются, - пожал прямыми, как по линейке плечами, Усикава. - И мы меняемся вместе с ними. Вчера я был незаметным муравьём, которого ойябун Карамазов-сан мог раздавить походя, даже не заметив, но сегодня… Сегодня Усикава незаменим. Потому что может то, что больше ни у кого не получается. Уникальный талант. Такой же, как у вас, господин Орровски.
        - И какой у меня талант?
        - Со временем, господин Орровски, вы сами поймёте. Надеюсь, еще не будет слишком поздно…
        - Так о чём вы хотели меня предупредить?
        - Ах да, совсем запамятовал… - притворно смутился Усикава. Начал было тереть лоб, затем почесал лысину, начал рыться во внутреннем кармане плаща…
        Мирон медленно сатанел. В любой момент на веранду могли выйти Хитокири или жена старца Сергея, на редкость красивая тётка по имени Пелагея. Мог выехать и сам полковник - его кресло передвигалось совершенно бесшумно…
        - Не выходите перед рассветом на улицу, господин Орровски.
        - Почему?
        - Не важно. Просто оставайтесь дома, где вас могут защитить друзья. Это всё, о чём я прошу.
        - Но…
        - Больше я сказать не могу, - поднял руки Усикава. Кожа на больших плоских ладонях была сплошь в порезах и ссадинах, будто он недавно продирался через колючий кустарник или бурьян. - Просто останьтесь дома и ни о чём не беспокойтесь.
        Тяжелая дверь, что вела в дом, наконец-то начала открываться. Мирон обернулся посмотреть, кто там - за ним пришел Хитокири - а когда повернулся назад, кресло было пустым. Оно тихонько покачивалось, а в воздухе висел запах пота и дешевого табака.
        - Очень непростой человек этот Усикава… - задумчиво произнёс полковник, набивая трубку.
        На столе, кроме кваса, чёрного хлеба и графинчика с самогоном, ничего не осталось.
        В комнате было тихо. Вязаные половики на полу, ходики на беленой стенке, толстый полосатый кот, спящий на печке… В углу, за вышитой занавеской - икона. Там же горела тонкая свечка и на специальной полочке стоял гранёный стакан, накрытый кусочком хлеба.
        Глядя на всё это, было трудно поверить, что вокруг - Токио, один из самых урбанизированных городов мира, а не российская глубинка где-нибудь под Смоленском.
        - Он назвал Карамазова ойябуном, - сообщил Мирон.
        - Я и говорю, очень необычный человек… - кивнул старец Серёга. - Так зачем он приходил?
        - Не знаю, - пожал плечами Мирон. - Нёс какой-то бред о том, что я должен что-то понять, а потом заклинал не выходить из дома перед рассветом.
        - Вот как… - полковник задумчиво снял хрустальную пробку с графинчика, налил три стопки, пододвинул Мирону и Хитокири…
        - Это предупреждение, - тихонько вставил японец.
        - Согласен, - кивнул полковник. - Я поговорю с ребятами. Скажу, пусть будут повнимательнее.
        - Неспроста Усикава, оба раза, что я его видел, упоминал Карамазова, - сказал Мирон. - Упоминал как бы случайно, просто к слову. Но зачем он так поступал на самом деле?
        - Ты знаешь, кого в Японии зовут ойябунами? - вдруг спросил полковник, глядя на стопку с самогоном.
        - Ну… боссов якудза.
        - Стало быть…
        - Карамазов и есть босс якудза, - кивнул Мирон. - Усикава еще назвал его Куромаку.
        - Всё правильно, - кивнул Хитокири. - Куромаку - дословно - «тот, кто стоит за занавесом».
        - Это из театра Кабуки, - усмехнулся полковник. - Соответствует нашему «серый кардинал».
        - Значит, Усикава с самого начала намекал на то…
        - Он вовсе не намекал, - засмеялся старец Серёга. - По японским понятиям, он говорил предельно откровенно. Он предостерегал тебя, Мирон. Тем самым давая понять, что он - на твоей стороне. Так что прислушайся к его словам.
        - К каким? Не выходить на улицу?
        - И к этому тоже.
        Мирон вздохнул.
        - Знаете, я устал прятаться, - сказал он. - Убегать, скрываться… Так можно всю жизнь бегать-бегать, да никуда не прибежать. Я хочу встретиться с этим Карамазовым.
        - Зачем? - по тону полковника было непонятно, отговаривает он, или ему просто интересно.
        - Так, личные счёты… - смутился Мирон. - Платон говорил, он как-то замешан в смерти нашего отца…
        Полковник посмотрел на Мирона как-то странно, будто собирался что-то сказать. Но промолчал.
        - И что ты собираешься делать? Убьёшь его? - спросил Хитокири.
        - Не знаю, - мотнул головой Мирон. - Для начала - хорошо бы просто во всём разобраться.
        - Я тебя понимаю, сынок, - вдруг полковник. - Сейчас ты на распутье…
        - Да нет никакого распутья, - психанул Мирон. - В Москве меня объявили в розыск. Наверное, и местные полицейские уже успели получить ориентировку… Якудза я тоже успел насолить. Если за мной охотится еще и Карамазов - остаётся развернуться на сто восемьдесят градусов и дать всем люлей.
        - Настоящий воин всегда выбирает путь, который ведет к смерти, - сказал вдруг Хитокири.
        - Но думать он должен о жизни, - твёрдо добавил полковник. - Иначе - не сможет победить, - взяв стопку, одним движением опрокинул её в рот. Занюхал хлебом, отщипнул корочку, бросил в рот…
        - Вы ещё молодые, - сказал он осипшим голосом. - Говно кипит… Поэтому думаете, что будете жить вечно. Но это только гонор, и ничего больше. Забудьте старые дела и живите дальше.
        - Невозможно жить, не исправив причинённое зло, - сказал Мирон.
        - Людские ошибки - это самое страшное зло, - возразил полковник. - И делая ставку на месть, вы можете сильно ошибиться.
        - Но не совершая ошибок - нельзя ничего узнать наверняка, - тихо сказал Мирон.
        - Да, - кивнул полковник. - Да только вот многия знания - многия печали.
        Мирон закрыл глаза. Очень хотелось выйти в Плюс, попытаться узнать, что там с Платоном. Но почему-то он был уверен, что у полковника данного устройства попросту нет, а собственные Плюсы замолчали после того, как Мелета сообщила, что её атакует Сонгоку…
        Открыв глаза и выпрямившись, он взял стопку с самогоном и сделал длинный глоток. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, а в горле образовался огненный ком. Он закашлялся. Почувствовал удар по спине - несмотря на инвалидность, рука у старца Сергея была тяжелая.
        - Кто ж так самогонку пьёт? - спросил он участливо, подвигая к Мирону тарелочку с хлебом. - То ж тебе не пиво…
        Хлеб был пряным, с чуть горьковатой хрустящей корочкой. Его вкус смыл с языка остатки самогона, а вместе с ним - и всякие сомнения.
        - Я должен встретиться с Карамазовым, - сказал Мирон.
        Мысль об отце не давала покоя, но она и придавала решимости.
        - Ну… - вздохнул полковник, - Решил - так решил. Какудзипва хомбуно цукусанэба наримасэн.
        - Каждый должен исполнить свой долг, - перевел Хитокири.
        - Только перед тем, как пойти на такой шаг, скажи, что ты знаешь о войне за Сахалин?
        - Ну… - Мирон удивился такой смене темы. - То же, что и все… После того, как Ногликский концерн объединился с «Ниппон Ойл» началось взаимопроникновение культур, так как японский и русский менталитет оказались удивительно близки…
        - Ты цитируешь официальный релиз, - перебил полковник. - Никогда не интересовало, почему слияние культур названо «войной»?
        - Ну, типа: финансовые войны, - пожал плечами Мирон. - Такой эвфемизм. Ноглицкий и Ниппон сначала были конкурентами, а потом произошло слияние…
        - Ну да, конечно, - усмехнулся полковник. - И всё это просто так, для всеобщего удобства, обозвали «Войной за Сахалин».
        - На самом деле, мы проиграли, - тихо сказал Хитокири. - Нами двигала жадность. Опыт завоевания Маньчжурии нас ничему не научил…
        - Что? - Мирон даже не понял, о чём он говорит.
        - Японцы проиграли войну, - пояснил полковник. - Да, да не удивляйся… Была самая настоящая война, с войсками, боевыми крейсерами и пушками. Я - участник этой войны… А наша слобода - остатки русского гарнизона в Токио.
        - Этого не может быть, - Мирон говорил убежденно, на самом деле никакой уверенности не чувствуя. - С войнами покончено после Арабского кризиса. Произошло всеобщее разоружение, ядерные запасы уничтожены…
        - Тем не менее, это случилось, - отрезал полковник. - Вы, нынешнее поколение, привыкли думать, что знаете всё на свете. Что от вас невозможно скрыть никакую правду, что хакеры могут раскопать любые, даже совершенно секретные сведения и вывесить их на всеобщее обозрение.
        Лицо полковника побледнело. Рука, катавшая хлебный мякиш по клеенке, разжалась, бессильно упала на колено.
        - На самом деле, вы просто не представляете, в каком мире живёте, - сказал он немного тише. - Вы думаете, что он принадлежит вам, но поверь мне, старику: это совсем не так.
        Мирон хотел возразить. Хотел доказать, что он знает о мире абсолютно всё, что в век глобализации ПРОСТО НЕВОЗМОЖНО чего-то не знать. Что такие люди, как Платон - которые любят всё разбирать по косточкам, бесконечно анализировать, - что они ни за что такого бы не пропустили.
        Но перед ним в инвалидном кресле сидел полковник, участник самой настоящей войны, случившейся не так уж давно. Живое доказательство того, что мир Мирона и Платона - отчасти выдуманный мир. Созданный ими самими.
        - Есть люди, которые кроят и перекраивают его по своему желанию, ни у кого ничего не спрашивая, - сказал полковник, окончательно овладев собой. Его рука, будто самостоятельно, без команды, потянулась к графинчику с самогоном, но остановилась на пол-пути. - И один из таких людей - Такеши Карамазов. Война длилась три дня, - продолжил полковник. - Когда японцы поняли, что не смогут удержать захваченные острова - Курильский архипелаг и часть Сахалина - они решили договориться. В те времена чёрным золотом считали нефть, и Ниппон Ойл, занимавшая лидирующую позицию по добыче в Японском море, была вынуждена уступить, как ты и сказал, Ногликскому концерну. Это не было слиянием. Наглое, хищное поглощение - нападение японцев на Курилы послужило отличным поводом. Россия ввела войска, многих тогдашних руководителей дзайбацу посадили, как военных преступников. И на этой волне всплыл Такеши Карамазов. Русский по отцу, японец по матери, он и предложил идею слияния. Объединение двух народов, великую гуманистическую доктрину, призванную скрыть варварское поведение обеих сторон. Выгоды были очевидны, и тогдашние
политики с радостью ухватились за идею Карамазова.
        - Тогда-то и возникла сказочка о слиянии корпораций и всеобщем братании, - кивнул Мирон. - Я понял. Но причём здесь якудза?
        - Якудза, сынок, всегда причём, - криво, одной половиной рта, усмехнулся полковник. - Кто-то же должен финансировать идеи молодого амбициозного политика. А так как якудза всегда считали себя потомками самураев - даймё, правивших Японией до Реставрации, они-то и управляли страной на самом деле.
        - Карамазов - член Кокурюкай, Общества Чёрного Дракона, - тихо добавил Хитокири.
        - Которое до сих пор не отказалось от идеи империализма и японского господства на азиатских территориях, - кивнул полковник.
        - То есть, великая гуманистическая доктрина - на самом деле синекура, прикрытие, - кивнул Мирон.
        - Просто знай это на всякий случай, - сказал полковник. - Когда встретишься с Карамазовым.
        - А вы? - вдруг спросил Мирон, глядя на старца. - Почему вы не уехали домой, когда всё закончилось?
        - Потому что «бывших» полковников не бывает, - пожал плечами тот. - Кто-то же должен за всем этим цирком приглядывать.
        Мирон посмотрел на Хитокири.
        - И ты нормально к этому относишься? - спросил он.
        - Ото-сан - благородный человек. Он никогда не сделает того, что навредило бы Японии. Или России.
        - Так и живём… - невпопад вздохнул полковник. И добавил, будто переключившись: - А теперь поговорим о Платоне.
        - О Платоне? - удивился Мирон.
        - Карамазову наверняка нужен он. Точнее, его открытие. Новая технология. Такеши стар - старше меня; Думаешь, он не ухватится за идею переселить своё сознание в Плюс? Стать вечным?
        - И вечно дергать за ниточки мир, и людей, его населяющих… - Мирон содрогнулся. - Но я ничего об этом не знаю. Платон никогда не делился своими замыслами. Он вообще держал всё в голове. Так что, даже если они будут меня пытать…
        - Зачем пытать? - пожал плечами полковник. - Они могут просто выйти с ним на связь и пригрозить, что убьют тебя. Например.
        - Вряд ли это подействует, - засмеялся Мирон. - Вы же сами говорили: мы - поколение, которое не боится смерти. То, как легко Платон сам перешагнул этот порог… Думаю, он в неё не верит. В смерть.
        Перед глазами вновь мелькнули огромные, глубокие, как туннель в пустоту, глаза Мелеты. Перед тем, как она выпрыгнула из окна, сжимая в объятиях клона Хидео.
        - В любом случае, Такеши придумает, как обойти нежелание твоего брата сотрудничать, - сказал полковник.
        - Да как вы не понимаете? Платон - больше не мой брат. Он вообще больше не человек! И раньше-то человеческие реакции и чувства его только обескураживали. Сейчас - если он вообще успел перебраться в Плюс - они его вообще не волнуют. Для него больше не осталось таких понятий, как любовь, дружба… Страх. Я вообще не знаю, как теперь с ним общаться.
        Мирон так разволновался, что почувствовал, как дрожит голос. Постарался успокоиться. Он действительно не успел подумать, что именно грядёт человечеству в виде его интеллектуального, но практически лишенного сострадания братца… Где-то под сердцем вдруг сделалось холодно и пусто.
        Что он выпустил в Сеть своими руками?
        Да нет. Он просто устал. Нервы на пределе. Слишком много кортизола… Он вспомнил, как еще пару недель назад весьма успешно справлялся с таким состоянием с помощью чудесных восьмиугольников дексамина. Да, сейчас бы не помешало закинуться одним… А лучше - парочкой.
        Не может Платон стать доктором Зло. Он - не такой. Да и хлопотно это: управлять целым человечеством…
        - Зачем он это сделал? - вдруг спросил Хитокири, выдергивая Мирона из пучины самокопания.
        - Что?
        - Зачем он оставил своё тело?
        Мирон немного помолчал. Платон, когда он сам задал это вопрос, не ответил. Отбрехался байкой о призраках. Сейчас, в этой домашней обстановке, призраки, населившие Плюс, казались именно вымыслом. Детской страшилкой.
        - Помнишь Сонгоку? - спросил он.
        - Это твари, о которых всё время талдычит Китано? - спросил полковник. - Знатные зверюги.
        - Так вы о них знаете? - удивился Мирон.
        - Китано как-то показал одну.
        - Каким образом?
        - Соорудили у меня в подвале клетку Фарадея и заманили небольшого тварёнка. Приманили на… не важно.
        Полковник вдруг дернул рукой, схватил стопку и сдавил её так, что побелели пальцы. Только сейчас Мирон заметил, что правый глаз его чуть заметно подёргивается, а уголок рта опустился к подбородку.
        Хитокири тут же поднялся, зашел за кресло полковника сзади и опустил руки тому на затылок. Надавил пальцами какие-то точки, отпустил, надавил в другом месте…
        Лицо старца расслабилось. Рука выпустила стеклянную стопку и та, завалившись на бок, покатилась по столу…
        - Спасибо, сынок, - подняв руку, полковник похлопал японца по руке. - Достаточно.
        - Временами Ото-сан испытывает невероятную боль, - тихо сказал Хитокири.
        - Пустяки, всего лишь фантомные боли, - отмахнулся полковник.
        - Он не хочет принимать лекарства…
        - Невозможно вылечить то, чего нет, - видимо, это был давнишний неразрешимый спор. - А от твоих «лекарств» - старик сделал кавычки в воздухе - Мутится в голове и всё время хочется спать.
        - Только без них вы вообще не спите, - попенял японец.
        - Много ли старику надо… - пробурчал полковник. Выражение глаз у него в этот момент было, как у мальчишки, попавшего мячом в окно, но нипочём не желающего сознаваться. - Давай-ка лучше о сонгоку.
        - Я называю их призраками, - сказал Мирон. - Платон утверждает, что они населили Сеть, охотясь там на людские эмоции. Он боится, что люди перестанут посещать Плюс и спать в Нирване, и тогда…
        - Экономика рухнет, - кивнул полковник.
        - Но он так же верит, что может защитить людей от Призраков, сам став… - Мирон пожал плечами. - По-сути, став одним из них.
        - И ты думаешь, у него получится?
        - Не знаю. Нет, честно… - он вспомнил о призраке, сплошь из осколков зеркал. А если их будет много? Десятки, сотни? Кроме того, эти существа появляются и с Минусе, - он покосился на полковника и поправился: - То есть, в реальном мире. Во всяком случае, я видел одного. В туннелях под Москвой. А потом на вокзале… Но там на мне были Плюсы, так что… - он махнул рукой, не находя слов. - Дело в том, что Платон считает их заведомо агрессивными и смертельно опасными для людей.
        - А ты? - проницательно спросил полковник.
        - А я… Один из них мне реально помог. Мне, а значит - и Платону. Если б не он, конструкт давно был бы у Технозон.
        - Но Сонгоку напал на тебя, - возразил Хитокири. - Напал, и убил твоего помощника - того, что сидел в Плюсах.
        - Похоже на то, - кивнул Мирон.
        - Ясно одно: мы слишком мало знаем об этих сущностях, - сказал полковник. - Китано их изучает, твой брат хочет уничтожить…
        - Думаю, Карамазов тоже что-то о них знает, - неожиданно сказал Мирон. - Догадка мелькала на краю сознания довольно давно, но только теперь оформилась в четкую мысль.
        - Давайте спать, - вдруг объявил полковник. - Утро вечера мудренее. А завтра и подумаем на свежую голову…
        Только сейчас Мирон заметил, что за окном глубокая ночь. Окно за кружевной занавеской было пустым и чёрным, как зрачок слепца.
        Ему выделили небольшую комнатку, с яркими цветными половиками на отмытых до блеска досках и металлической кроватью, с панцирной сеткой и шишечками.
        Не спалось. Перина - так назывался матрас, набитый перьями - неприятно колола спину и не давала дышать, от подушки пахло непривычными травами и почему-то ладаном… Он всё думал: как встретиться с Карамазовым? Такого человека - куромаку, как назвал его Усикава, - не встретишь в баре, ему не пошлёшь е-мейл, не поймаешь в Плюсе…
        Лучший способ ускорить события - это нарушить правила, - решил Мирон.
        Одевшись - натянув джинсы, рубашку, пропоротую дротиком куртку, зашнуровав кроссовки - он вышел на крыльцо. Посмотрел в белёсое, похожее экран, заполненный «белым шумом», небо. Затем сделал шаг.
        В тот же миг шею больно укололо, в глазах потемнело, и он глухо рухнул на землю.
        Глава 11
        2.11
        Во что веришь ты?
        Очнулся от боли. Пальцы на руках болели так, будто по ним прошлись молотком. Затылок казался мягким, а язык превратился в ссохшийся кусок поролона.
        Глаза почему-то не открывались, а когда он попытался протереть их - ничего не вышло. Руки были связаны за спиной.
        Он замычал, попытался встряхнуться - и задохнулся: на лицо, на голову, обрушился поток холодной воды.
        Помотав головой, Мирон отфыркался и наконец-то смог открыть глаза. Сфокусировал взгляд… Слова, адресованные Карамазову, застряли в горле.
        Красный мотоциклист, вспомнил он. А затем дополнил воспоминание узнаванием: Амели Карамазова. В последний раз он видел её без сознания, на дороге. Капля крови вытекала из тонкой ноздри, на скуле - ссадина.
        Ни ссадины, ни крови сейчас, конечно же, не было. Только чёрные, подстриженные ступеньками волосы, бледная кожа и свирепый пронзительный взгляд.
        Дав рассмотреть себя как следует, девушка протянула руку и наотмашь ударила его по лицу. Голова мотнулась, из глаз посыпались искры. Во рту возник стойкий вкус крови - от удара щека порезалась о зубы.
        Но, как ни странно, пощечина помогла окончательно прийти в себя.
        В пустом, но одновременно производящем впечатление захламлённости помещении, были только они. Мирон сидел на стуле, девушка стояла, сложив руки на груди и постукивая носком высокого, по бедро, сапога, по бетонному полу.
        Мирон проследил взглядом снизу вверх, от острой металлической шпильки до полоски гладкой кожи между голенищем и подолом короткой кожаной юбки.
        Интересная девчонка, - усмехнулся он про себя. - Как бисонён из детских комиксов… Впрочем, она может выглядеть, как ей захочется. Главное, что этой стерве от него нужно.
        - Где твой брат?
        Он впервые слышит её голос. Мягкий акцент, бархатные обертона - таким голосом нужно рекламировать дорогой парфюм, а не вести допрос.
        - Я не знаю.
        Снова удар. Мирон чувствует, как щеку рассекает о кромку зубов и обещает себе в следующий раз хорошенько сжать челюсти.
        - Если ты не скажешь, я убью тебя.
        Она говорит так обыденно, словно произносит эти слова каждый день. Ни дрожи в голосе, ни единой искорки в глазах.
        - Ты по-любому меня убьёшь, - говорит он. Язык ворочается плохо, и слова выходят какими-то беспомощными. Жалкими.
        - Но если ты всё расскажешь, твоя смерть будет лёгкой.
        Он смеётся.
        - Так трудно удержаться от клише, правда?
        Она пожимает плечами. Её грудь при этом волнующе вздымается и Мирон с удивлением понимает, что всё ещё может замечать такие вещи.
        - Смерть - это всегда клише, - говорит девушка, но он чувствует, как тон Амели чуть заметно меняется. - У нас, японцев, смерть - это такой фетиш. Как у русских - погода. Когда не о чем поговорить, говорят о смерти. Я спрашиваю еще раз: где Платон?
        - Не знаю, - с вызовом говорит Мирон. И продолжает, не дав ей себя ударить: - В Плюсе, в Нирване, на сервере в Германии, Швейцарии или Дании… Где угодно.
        Амели бессильно садится на корточки. Учитывая высоченные шпильки и коротенькую юбку, выглядит это очень вызывающе.
        Девушка достаёт пачку сигарет, зубами вытягивает одну и щелкнув пальцами, прикуривает.
        Пьезо-элемент прячется в ногте, - понимает Мирон. - Эффектно, но скорее всего, чертовски больно.
        - Будешь? - спрашивает она, показывая пачку.
        А какого чёрта? - думает Мирон и кивает.
        - Давай.
        Она вынимает коричневый фильтр из своих губ, вставляет ему в уголок рта…
        Дым оказывается на удивление пряным и терпким. Марихуана, - догадывается Мирон и затягивается еще раз. Намного глубже.
        Некоторое время они курят. Амели выпускает дым из тонких изящных ноздрей, Мирон иногда покашливает - всё-таки курить он так и не научился…
        Между парнем и девушкой, пусть даже чужими, но делящими одну сигарету на двоих, устанавливается что-то вроде понимания. Пока вы курите, вы на одной стороне, в одной лодке. В обмене слюной, дыханием - пусть даже опосредованно - есть что-то личное.
        Взгляд Амели немного теплеет. В её зелёных глазах появляются проталинки - прозрачные окошки в сплошной глыбе льда.
        - Извини, я правда не знаю, где он, - тихо говорит Мирон. Пока она не передумала, пока не перешла вновь к побоям… - После того, как я вызвал для тебя скорую - вовсе нелишним в таких обстоятельствах напомнить о гири. - Я поехал в «Полный ноль» и подключил его в Сеть. Потом дата-центр взорвали его же владельцы, и мне пришлось очень поспешно делать ноги.
        - Знаешь, зачем мне твой брат? - вдруг спрашивает она. И не дожидаясь ответа, продолжает: - Я хочу уничтожить своего деда. Убить его и сделать так, чтобы не было больше этого монстра. Технозон.
        - Странное желание для внучки и наследницы, - замечает Мирон.
        - Он продал нас в рабство. Всех, всю нашу страну.
        Волосы почти закрыли лицо Амели. Только огонёк сигареты, тлеющий у самых губ, освещает кусочек острого подбородка и бледную гладкую щеку.
        - Ты называешь рабством сотрудничество? - спросил он, вспоминая рассказ полковника. - То, что нашим странам оказалось выгоднее объединиться…
        Удар последовал молниеносно. Лёд вновь покрыл её глаза целиком, рука с наманикюренными ногтями поймала волосы на затылке и дернула его голову назад.
        - Ни о каком сотрудничестве речи не идёт, - рявкнула девушка. - Из нас высасывают все соки. Нас унижают. Указывают, как мы должны жить… - Амели отпустила его волосы, голова непроизвольно дёрнулась. - Знаешь, что я чувствую по этому поводу? Стыд. Он сжигает всё внутри, от него сжимаются челюсти и слюна становится горькой… Это чувство - огромный, всепоглощающий стыд - можно смыть только кровью. Только смерть того, кто его причинил, избавит от боли.
        Весь мир смотрит на Японию, - подумал Мирон. - Токио - законодатель мод. Новых технологий. Лучшие брэнды одежды, крутейшие тачки, самые навороченные дроны - из Японии. Анимэ, Манга, звёзды кино - вся молодежь хочет быть похожей на Куросимо Аки и Коми Ити. Искусство японской любви, японского стихосложения, японского рисунка… А эта девушка не испытывает ничего, кроме стыда.
        Она чувствует себя преданным самураем. Хочет возвращения изоляции, как во времена Токугава.
        - Даже если ты выйдешь на контакт с Платоном, как ты уговоришь его помочь тебе? - спрашивает он, сплюнув кровь.
        Брызги падают на старые, выбеленные временем джинсы и расплываются безобразными коричневыми пятнами.
        - У меня есть ты, - пожимает плечами девушка.
        Она в точности повторяет сценарий, предсказанный полковником, - понимает Мирон. - Только у него речь шла о матёром, повидавшем жизнь главе якудза, а не о молоденькой девчонке в трусиках «Хело Китти».
        - Если он успел, если он стал… призраком в Сети, - говорит Мирон. - Вряд ли захочет принять близко к сердцу мои мучения.
        - Просто он не сталкивался со мной, - улыбается Амели. - Я умею быть медленной, и нежной… даже снимая кожу с пальцев.
        - Я это уже слышал, - говорит Мирон. - От Хидео. Кажется, это было вечность назад - на прошлой неделе. И… Ах да. Хидео теперь мёртв. Впрочем, как и Ясунаро.
        Смех Амели он слышит будто издалека. И вторит ей - видимо, наконец-то подействовала травка…
        Продолжая смеяться, Амели упирается ему коленом в пах и давит так, что глаза выпучиваются из орбит.
        А потом делает укол. Старомодный пластиковый шприц в её руке выглядит совсем неопасно, жидкость в нём переливается электрическим зеленым светом.
        Игла входит в шею без препятствий, боль почти не чувствуется. Нажимая на поршень, Амели издаёт сладострастный стон.
        - Что это? - хрипло спрашивает Мирон. Он уже чувствует, как кровь начинает буквально закипать в венах. Сердце глухо бухает в ушах.
        - Это усилит твой сенсориум до предела, - говорит ему на ухо девушка, по коже Мирона распространяется сладкая дрожь. - Я могу довести тебя до оргазма, просто подув на кожу, а могу убить, легонько укусив - ты умрёшь от болевого шока. Итак… Что выбираешь?
        Мирон начинает считать функции. На этот раз - не названия месяцев, а имена знаменитых физиков, начиная с Марии Кюри.
        Он считает громко, вслух, прикрыв глаза и тихонько покачиваясь на стуле. Движения причиняют нестерпимую боль - ремни, которые связывают запястья, уже натёрли кожу и жжение распространяется по всему телу. Горит каждая клеточка.
        Но это отвлекает. О, как это отвлекает от волнующих, искусительных движений, которые совершает Амели.
        На фоне закрытых век мелькают короткие кадры: лицо Мелеты, всё в серебряных колечках, короткий ёжик волос на висках, маленькие розовые уши… Их сменяют чёрные волосы Амели, её чувственные губы, её улыбка, одновременно порочная и невинная… Обе девушки сливаются в одну, некую квинтэссенцию всех девушек, когда-то даривших ему наслаждение и боль.
        Боль от утраты, страх одиночества, горечь пирровой победы.
        Функции не помогают. Мирон чувствует влагу на своих щеках, боль в паху, огромную дыру в сердце, он слышит свой голос, который соглашается на всё. Голос, который выдаёт все тайны и делиться самым сокровенным, что есть у него на сердце. Он хочет, чтобы этот голос замолчал, но не знает, как это сделать…
        - Хватит! - наконец кричит он. - Я отведу тебя к Платону. Попробую отвести.
        В конце концов: ну что он теряет? Если брат успел перебраться в Плюс и закрепился там - он контролирует ситуацию. Вот пусть сам и ищет выход…
        Открыв глаза, он видит перед собой Амели. В той же позе, что и в начале. Нога в высоком сапоге постукивает по полу, кожаная юбка, туго обтянувшая бедра, негромко поскрипывает. Короткая меховая курточка распахнута на груди - сквозь тонкую ткань майки видны тёмные соски… В пальцах - зажженная сигарета.
        Будто и не было ничего.
        - Нужен какой-нибудь интерфейс входа в Плюс, - борясь с дрожью в голосе, говорит он. - Нужно, чтобы ты оставила меня в покое хотя бы на пять минут - чтобы я смог отыскать брата…
        Она размышляет, покусывая нижнюю губу, затем кивает. Поворачивается на одном каблуке, уходит - помещение тянется вдаль, теряясь в сумерках.
        Мирон не видит, что там дальше, и не может угадать, что это за место. Похоже на брошенную автостоянку, или закрытый корт для пин-бола. Но ведь люди не любят собираться вместе. Места для массовых сборищ давно перестроены, заполнены сотовыми жилищами или отданы под фабрики соевый продуктов.
        В помещении - Мирон только сейчас это заметил - толстым слоем лежит пыль. Она везде: на полу, вокруг его ног, на стенах - свешивается длинными хвостами из трещин и выемок, на редких колоннах… Где-то ритмично капает вода. В воздухе - запах сырой плесени.
        Если она не вернется - я так здесь и окочурюсь, - понимание настигает внезапно, как головная боль. - Здесь годами никого не бывает. Следы, что оставила Амели - единственные. Кричать бесполезно, стены толстые, как в бомбоубежище…
        Это и есть древнее бомбоубежище, - доходит до него. - Во времена холодной войны их строили повсеместно, под школами, супермаркетами - любыми зданиями, которые могли вместить много народа… Потом о них забыли. Как о пережитке мрачной эпохи, когда всё висело на волоске. Но вирус, который выкосил половину населения, всё расставил по своим местам. Дал понять: человечество и так недалеко ушло от грани вымирания, и не стоит нарываться самим.
        Наверное, здание с бомбоубежищем принадлежит её семье. Стоит где-нибудь на охраняемой территории… А значит, шансы на побег или помощь извне - исчезающе малы.
        Освещение чуть заметно помаргивало - древние лампы дневного света не справлялись с нагрузкой. Ожидание и разглядывание бесконечных слоёв пыли навевало скуку. Капающая вода действовала на нервы.
        И тут Мирон понял, что хочет в туалет. Мочевой пузырь, до этого подававший лишь слабые сигналы, сейчас буквально вопил о напряжении. Казалось, жидкость плещется уже в глазах. Дышать становилось всё тяжелее: попеременно накатывали волны жара и холода.
        Пытка неизвестностью, - подумал Мирон. - Пожалуй, самая изощренная из всех пыток…
        Наконец где-то вдалеке раздались шаги. Он узнал походку Амели и приободрился: что бы она не приготовила, это лучше, чем ссать в собственные штаны…
        Обойдя стул по кругу, она зашла Мирону за спину и что-то сделала с путами. Руки его освободились - запястья, локти, а особенно плечи, пронзила дикая боль.
        - Больше не боишься, что я сбегу? - спросил он, пытаясь распрямиться.
        - Вообще-то мне насрать, - сказала девушка. - Только имей в виду: я ввела тебе нейротоксин. Если не получишь антидот, он будет медленно выедать миелиновые оболочки твоих нервов, а когда доберется до самих нервных волокон… - она закатила глаза. - То, что устроила тебе я - покажется райским блаженством.
        - И почему ты такая сука?
        Девушка пожала плечами и выдула огромный пузырь розовой жвачки.
        - Так веселее, - подмигнула она. - Поторапливайся. У тебя в запасе два часа. Максимум.
        - А антидот-то у тебя есть?
        Прихрамывая, Мирон пошел вслед за девушкой в темноту.
        - Всегда при мне. Антидот - это я. Чтобы избавиться от нейротоксина, тебе придётся заняться со мной сексом.
        - Ты ненормальная, - хмыкнул Мирон. - Ёбнутая на всю голову. Ты знаешь об этом?
        - А как же! - она взяла его за руку и потащила куда-то в хитросплетение перегородок и тёмных затхлых закутков.
        - Что это? - Мирон смотрел на странную сбрую из ремешков, присосок и странных приспособлений, о назначении которых не хотелось даже фантазировать.
        - Древний интерфейс для занятий любовью через Сеть. Такими штуками пользовались еще до Ванн, - пояснила Амели.
        - И зачем они?
        Мирон содрогнулся, представив себя опутанным этими ремешками с присосками, с вибраторами, засунутыми в разные места…
        - Их спайка позволяет находится в Плюсе одновременно. Разделять сенсориум.
        - Я понял, но зачем это нужно тебе?
        Номер лав-отеля. Побольше и побогаче того, в котором он ночевал сразу по прибытии в Японию, с живым консъержем - парнем, который ни на секунду не вышел из Плюса, даже когда отдавал им ключ-карту от номера, и огромной круглой кроватью посреди довольно большого помещения.
        Всё здесь было ядовито-розовым: ковёр на полу, с таким длинным ворсом, что в нём можно было утонуть; плюшевое покрывало на кровати, подушки в форме сердечек, портьеры, скрывающие панорамные голо-окна с видом на морской берег… Цифровые волны накатывали на берег в тоскливом однообразном ритме.
        Громадная ванна, спрятанная за сёдзи, напоминала стеклянную чашу для пунша - и размерами не уступала кровати.
        Когда Мирон зашел за перегородку помочиться, зазвучала веселенькая пластиковая мелодия - казалось, динамик расположен прямо в унитазе, сообщившем на трёх языках, что он обеззараживается ультрафиолетовым излучением, а также то, что в шкафчике можно найти ассортимент презервативов и секс-игрушек на любой вкус и размер…
        Он уже знал, что лав-отели предоставляют очень ценный вид услуг - конфиденциальность, и не удивился, что Амели притащила его именно сюда.
        Свалить по дороге даже не приходило в голову: если её слова о нейротоксине - правда, без антидота он проклянёт каждую секунду, что останется до смерти. Пока жизнь будет по каплям вытекать из глаз, ушей и каждой поры.
        - Я иду с тобой в Плюс, - сказала Амели, плюхаясь на кровать и стягивая сапоги.
        Меховая курточка уже валялась на полу, как и её сумочка из настоящей, мягкой, как фламандское масло, кожи.
        То, как она бездумно разбрасывала дорогие вещи, говорило о беспечности, пренебрежении. Всегда найдётся тот, кто о них позаботится. Почистит, сложит и аккуратно разложит по местам.
        Она легла поверх покрывала, подхватила упряжь и расправила троды на лбу и висках. Остальное спутанным клубком лежало рядом.
        - Давай сюда, - Амели игриво похлопала по подушке рядом с собой. - Если изнасилование неизбежно - расслабься, и получай удовольствие.
        - Обещать ничего не могу, - усмехнулся Мирон. - Но, если что, помни: ты сама это предложила.
        О прозрачных пиявках в ушах он сообщать не собирался. Даже без программы Мирон мог оказаться в Плюсе в любой момент. Но откровенно говоря, опасался сонгоку. Неизвестно, чем всё закончится, если тот застанет его врасплох…
        Троды оказались неприятно липкими и холодными. Лёжа рядом с Амели, чувствуя запах её тела, её тепло, он старался переключиться на другие мысли, но думал только об одном: насколько мягкая и шелковистая у неё кожа.
        - Поехали, - скомандовала Амели и сразу обмякла.
        Мирон еще секунду смотрел на её тонкий профиль, на острые ключицы, бугорки грудей и полоски рёбер, чётко обозначенные под майкой, а затем нырнул в Плюс.
        Внучка Карамазова в Плюсе выглядела точно так, как в Минусе. Дорогое удовольствие. Нужна программа, которая будет считывать текущий облик - причёску, макияж, аксессуары, вплоть до брендов одежды - и мгновенно рендерить виртуальные копии.
        С другой стороны то, что Амели не заморачивается с аватаром, говорит о её непрошибаемой уверенности в себе и своей внешности. Ей никогда не хотелось побыть кем-то другим.
        - Привет, красавчик, - подмигнула девушка и с интересом огляделась.
        По умолчанию, выход Мирона был настроен на его виртуальный особняк, на площадку возле бассейна. Он поморщился. Сейчас вся эта нарисованная роскошь казалась проявлением детского эго. Яркая, целлулоидная, безвкусная…
        - Идём, - сказал он Амели. - Нужно подумать, с чего начать поиски.
        - Есть идеи?
        Девушка наклонилась, зачерпнула виртуальной рукой виртуальной воды… Полюбовалась, как та утекает сквозь пальцы…
        Для неё всё здесь - настоящее, - понял Мирон. - Она не видит разницы между Плюсом и Минусом.
        Тоже весьма и весьма дорогой апгрейд. Лишь немногие - фрики, отаку и прочие одержимые, решались на физическую коррекцию проводящих волокон в лобных долях. Небольшую, но очень сложную операцию. Для Амели вода в бассейне реально была водой - мокрой, холодной, текучей.
        Будучи подростком, Мирон тоже подумывал о такой «коррекции». Остановило одно: смерть в Плюсе становилась вполне реальным переживанием. Разумеется, он не умирал на самом деле, но все остальные проявления: боль, жажда, даже усталость - всё это приобретало неприятную реалистичность. А к этому он не был готов.
        - Если Платон в Плюсе, - сказал Мирон. - Скорее всего, он чувствует некоторую растерянность. Даже если компиляция личности прошла успешно, ему потребуется некоторое время на то, чтобы адаптироваться к новому пространству. Это как человек, потеряв руку, должен научиться пользоваться новым протезом. Думаю, он попробует «залечь на дно». Проникнуть в какое-нибудь излюбленное, хорошо знакомое пространство - игру или модель мира - и попробовать адаптировать себя к новой реальности.
        - И что это могут быть за миры?
        Мирон задумался. Он давно перестал следить за увлечениями брата…
        - Трудно сказать. Возможно, Троя - он создал очень правдоподобную локацию и вполне может обживаться именно в ней. Еще есть закрытый клуб Анонимусов - наверняка он в него вхож, на крайний случай… Детские пристрастия. Есть парочка игр, от которых он был без ума лет в восемь. Словом, надо прошерстить всё, авось - повезет.
        - А может возникнуть отторжение? - спросила Амели. - Ну, если продолжить аналогию с живым организмом, не может оказаться так, что матрица не примет его? Как инородное тело?
        Кстати сказать, здесь, в виртуальной реальности, она нравилась Мирону гораздо больше: исчезло выражение безумия из глаз, движения перестали быть дёргаными, будто её всё время бьёт током. Парадоксально, но Амели в виртуале стала более человечной.
        - Хороший вопрос, - Мирон на секунду задумался. - Скорее всего, он это предусмотрел. Встроил в конструкт защитные контуры, систему полиморфной адаптации кодов.
        - Чтобы фагоциты принимали его за мирное кровяное тельце, а не опасный для организма вирус?
        - Что-то вроде того, - кивнул Мирон. - Но тут, скорее, подойдет другой пример: Платону нужно, чтобы его принимали за своего другие хищники.
        - Ты имеешь в виду чужой лёд?
        - Он-то как раз препятствием не будет. Платон и при жизни-то был офигенным хакером. А уж сейчас… Ты слышала что-нибудь о сонгоку?
        - Кибердемонах? Я в них не верю.
        - А Платон верит. А еще верит в то, что человечество нужно от них защищать. Собственно, поэтому он и стал… призраком.
        - А ты? - Амели подошла очень близко и взяла его за руку. - Во что веришь ты, Мирон?
        Неожиданно её лицо треснуло, раскололось, а затем взорвалось острыми осколками. Мирон инстинктивно прикрыл лицо - хотя виртуальное разбитое зеркало и не могло причинить вреда.
        Сонгоку вылез из аватара Амели, как личинка из тела носителя, и завис перед ним. А затем превратился в дракона, раскрыл пасть и дыхнул огнём.
        Глава 12
        2.12
        Всё это не настоящее
        Мирон пригнулся. Виртуальное пламя не опаляло, но он почувствовал, как воксель за вокселем тает его аватар. Будто с головки лука, слой за слоем, снимают шелуху. Это было неприятно. Более того, это было страшно: остаться в киберпространстве бесплотной тенью, невидимой и беспомощной.
        Наверное, так чувствуют себя люди, застрявшие по милости призраков в Нирване.
        Не будучи хакером, Мирон не имел собственных ледорубов, которые могли бы помочь в противостоянии Сонгоку. Без Мелеты в Сети он - ноль без палочки.
        Дракон выдохнул еще один клуб пламени и он решил, что геройство сейчас - не самая лучшая стратегия. Отдав мысленную команду, он вывалился в Минус.
        Ожидая увидеть красный плюш подушек и покрывала, он открыл глаза, и… понял, что оказался в какой-то тесной, без единого окна, комнатушке. Подушка под головой, твёрдая, как камень, поросла плесенью, простыни пропитались потом и сукровицей.
        Что происходит? Сколько времени он уже здесь? Спина невыносимо чесалась, и заломив руку за спину, он принялся скрести кожу ногтями. Сразу почувствовал что-то рыхлое, омерзительное. Оно крошилось, лопалось и исходило влажной сукровицей.
        Вытащив руку из-за спины и взглянув на неё, Мирон понял, что на пальцах нет ногтей… Только покрытые болячками обрубки. Тогда он осмотрел всё своё тело.
        Нарывы, язвы, синюшные пролежни… Да что происходит-то?
        Боли он не чувствовал, но запах стоял такой, будто здесь гнило живое существо. И этим существом был он.
        Мирон закричал. Вскочил - длинные ленты простыни потянулись за ним. Преодолевая брезгливость, он оторвал эти гниющие куски, вместе с кожей, побросал на пол и шагнул к двери.
        Ручки на ободранной, шелушащейся краской панели не было. Тогда он пнул её, изо всех сил, зажмурившись, открыв от напряжения рот, и дверь распахнулась.
        Он вывалился в высохший сад. Чёрный остов дерева протыкал белёсое низкое небо ветками-иглами. Трава скрипела под ногами, как железная стружка. Мёртвые кусты были покрыты свернувшимися в трубочки листьями, их густо оплела паутина, в ней прятались пауки с невероятно длинными лапами.
        Каменная кладка, окружившая сад, растресканная, с обрывками колючей проволоки на самом верху, не имела ни намёка на дверь или калитку. Воздух плавился от жара.
        Мирон почувствовал, как пот заливает глаза, больно щиплет, попадая на кожу и попытался прикрыть голову остатками ветхой рубашки. Ткань была тонкая, выгоревшая на солнце, с множеством прорех. Такое впечатление, что он, не снимая, носил её много лет…
        Этого не может быть, - подумал Мирон и зажмурился. - Это не настоящий мир.
        В темноте, опустившейся на сознание, он попытался сосредоточиться.
        Жар, боль, даже запахи - он ощущал, словно через толстый слой ваты. Словно мозг, регистрируя раздражители, пытался предоставить чувства и ощущения, которые, по идее, обязаны сопровождать то, что видят глаза.
        Это всё не настоящее, - с облегчением понял Мирон. - Просто меня занесло в чью-то чужую локацию. Возможно, игру, основанную на чьих-то представлениях о хорроре…
        Открыв глаза, он огляделся еще раз. Эх, была бы здесь Мелета! Ничего не стоило бы пробить дырку в стене и выбраться из этого кошмара…
        Понимая, что его действия - не более, чем набор кода, он подобрал выпавший из кладки камень и обрушил его на стену. Появилась трещина. Ухватившись за её края, не обращая внимания на боль в руках, он потянул в разные стороны, будто хотел разорвать огромный лист бумаги.
        Это всё ненастоящее, - твердил он себе. - Это всё ненастоящее…
        Стена разошлась, осыпав Мирона каменной крошкой, он поспешно шагнул наружу. И оказался на морском берегу. Солнце било прямо в глаза, на песок мерно накатывали волны.
        Опять промашка… - пробормотал он. - Помниться, в номере лав-отеля было голо-окно с таким вот пейзажем.
        Только теперь он сам стал частью картины.
        Невдалеке, на перевернутой лодке, кто-то сидел. Против солнца Мирон видел только тёмный силуэт. Загребая ногами песок, он побрёл вдоль берега. Штанины древних, размухренных по краю джинс тут же намокли, зато босые ноги почувствовали долгожданную прохладу. Наклонившись, он зачерпнул воды и плеснул в лицо. Вода оказалась пресной. Там, где она попадала на кожу, язвы исчезали и на глазах нарастала новая кожа.
        Живая вода, - усмехнулся Мирон. Изменив направление, он пошел прочь от берега, погружаясь всё глубже. Одежда неприятно липла к телу, мешала двигаться, и тогда он снял рубашку и бросил её на воду. Ткань поднялась пузырём, а затем, намокнув, исчезла без следа.
        Когда вода поднялась до груди, он оттолкнулся от дна и поплыл. На берег даже не оглянулся: тот, кто сидел на лодке, не мог быть никем, кроме фантома. Призрака памяти, услужливо подброшенного подсознанием.
        Плыл он долго, то погружая лицо в воду, то делая вдох, мерно выбрасывая руки одну за другой, ритмично работая ногами - всё, как учил инструктор по плаванию в бассейне, куда их с Платоном в детстве водила мать.
        Он ненавидел ходить в бассейн. Гулкий, с холодным, пахнущим хлоркой воздухом. На воде плавали заскорузлые канаты в пробковой обертке, а стены были покрыты древней плиткой с облупившимися краями.
        Конечно, хуже всего была сама вода. Ледяная, зеленоватая, с опалесцирующей от переизбытка химии поверхностью. Мирону всегда казалось, что в глубине её таятся неведомые монстры, и стоит только зазеваться - непременно схватят за ногу. От этих фантазий у него начинались реальные судороги, но когда он пытался вылезти на бортик, инструктор отталкивал его от края длинным пробковым шестом… Нужно было проплыть определенное расстояние, прежде чем позволялось вылезти из бассейна и отправиться под чуть тёплый душ.
        Отвлёкшись на воспоминания, он зазевался и хлебнул воды. Неожиданно она показалась горькой, с привкусом хлорки и еще каких-то гадости. Глаза защипало. Температура упала почти до нуля, и конечно же, ноги тут же свело судорогой.
        Мирон стал тонуть, захлебнулся, забил ногами и… ударился о дно. Встав, обнаружил, что воды - по пояс. Впереди виднелся песчаный берег с перевернутой лодкой, на которой кто-то сидел.
        Он побрёл к берегу, всем своим существом ощущая пронзительный ледяной ветер. Руки и грудь покрылись гусиной кожей.
        Будем рассуждать логически, - пытаясь отвлечься от холода, думал Мирон. - Если это - Плюс, то все мои ощущения - суть субъективное, основанное на видимой картинке восприятие. Я не могу утонуть, не могу умереть от голода… Если не проведу здесь достаточно времени для того, чтобы организм проголодался в Минусе.
        Всё это - игра. Галлюцинации, наведённые призраком. Но в Плюсе не бывает галлюцинаций. В киберпространстве существует только то, что туда поместили намеренно. Сонгоку мог только забросить меня в существующую локацию, в любой мир - из тех, что уже зафиксированы набором кода.
        Галлюцинации, сны - это удел Нирваны. Мог он из Плюса переместить меня в коллективную грёзу, которую ежечасно видит человечество? Платон говорил, что Призраки превращают сны Нирваны в кошмары… Человек не может очнуться, выйти из киберсна самостоятельно, и как следствие - впадает в кому.
        Мирон тоскливо оглядел узкую полоску берега. За ней ничего не было, абсолютно ничего. Пустое пространство, не заполненное воспоминаниями, выглядело просто как клубящийся вихрь.
        Вздохнув, он побрёл к перевернутой лодке. Ноги налились тяжестью, в груди кололо. Несколько порезов, полученных о камни под водой, нестерпимо саднили.
        Чем больше времени он будет находиться здесь, в виртуальном мире, тем правдоподобнее будут ощущения. Через некоторое время он, попытавшись сломать каменную стену, только повредит руки, а задумав переплыть ручей - элементарно утонет.
        Нужно побыстрее выбираться…
        Изначальным планом было отыскать Платона. Если он здесь. Если он смог пережить компиляцию личности и не утратить какие-то важные части себя, своей человеческой души. Если удастся его найти, то брат подскажет, как выбраться в Минус.
        Слишком много «если»…
        О том, что случилось с Амели, думать не хотелось. Сама виновата. Эта сумасшедшая девка втянула его в какую-то жестокую игру от которой, вполне возможно, пострадала сама.
        Кто знает, может, они оба в коме. Валяются рядышком на розовой кровати в лав-отеле.
        Мирон надеялся, что на перевернутой лодке его ждет Платон. Клял себя за то, что не подошел к нему сразу - поплавать, видите ли, захотел, идиот безмозглый.
        Но это был не Платон. И даже не Призрак - такая мыслишка тоже в голову приходила.
        На перевернутой лодке сидела Мелета. Расстегнутый вингсьют обвис вокруг её тела бесформенными складками, по руке, мешаясь с песком, стекали тягучие капли крови… Неужели он запомнил её такой? Бессильной, израненой, сломленной?..
        - Привет, - против воли сказал он. Понимал, что девушка - всего лишь игра его воображения, но удержаться не смог.
        - Привет, - ответила она и Мирона пронзило узнавание. Тот же голос. Те же колечки в брови, в тонком крыле носа, в уголке верхней губы… В распахнутом вороте вингсъюта, на шее, виднеется кончик татуировки. Какой-то надписи из чёрных готических букв.
        Мирон нахмурился. Никак не мог вспомнить, была у неё татуировка, или её домыслило его воображение.
        Глупо спрашивать, что она здесь делает, - подумал он.
        - Почему ты выпрыгнула из окна?
        Это тоже был глупый вопрос, но он не давал Мирону покоя всё это время. Пока он летел в Японию, разговаривал с профессором, мчался на байке и дрался с Сонгоку, перед его мысленным взором была Мелета. Кружилась в зимней вьюге над Москвой.
        Конечно же, она ничего не ответила. Только дернула плечом, шмыгнула носом и отвернулась. Серебряно звякнули колечки.
        Мирон, подождав пару секунд, вздохнул, прихрамывая, подковылял к лодке и уселся рядом с девушкой на широкий, тёплый и пахнущий старыми досками киль. Подобрал одну ногу под себя, нахохлился и стал смотреть на волны.
        Мелета, порывшись в карманах, нашла пачку сигарет, прикурила две, одну протянула Мирону, другой затянулась сама. Дым был горьким. Он резал горло, оседал неприятной плёнкой на языке, но он продолжал затягиваться. Потому что это был процесс. В месте, где ничего не происходит, это действие помогало отделить одну секунду жизни от другой. Сделать их отличными, не похожими одна на другую.
        Докурив, Мелета бросила окурок в песок, придавила его ногой, обутой в тяжелый шнурованный ботинок.
        - Тебе надо уходить, - сказала она.
        Помниться, тогда у неё на ногах были лёгкие тапочки… - подумал Мирон и кивнул.
        - Ты пойдёшь со мной? - спросил он без всякой надежды.
        - Не, лучше посижу, - ответила она так, словно он предлагал ничего не значащую прогулку по пляжу. - Люблю смотреть на волны.
        - Знаешь, я назвал твоим именем программу, - неожиданно для себя признался Мирон. - Надеюсь, ты не против?
        - Конечно знаю, дурачок.
        Улыбка у неё была всё та же: детская, и в то же время очень женская. Всепонимающая.
        - И ты не против?
        - Пользуйся на здоровье. Мне оно больше не нужно.
        И тогда Мирон заплакал. Слёзы просто побежали по щекам, смешиваясь с горькой корочкой, оставшейся на коже после купания.
        Он наконец-то осознал то, что понял уже давно: Мелета мертва.
        Её фигура, сидевшая на лодке, вдруг раздвоилась - сначала он подумал, что виноваты слёзы - затем пошла трещинами, на миг превратилась в зеркальный силуэт Сонгоку, и вдруг стала Амели Карамазовой. В длинных, до бёдер, сапогах, короткой кожаной юбке и ярко-оранжевой меховой курточке. Волосы её были в беспорядке, будто девушка только что проснулась, из тонкой ноздри стекала густая капелька крови.
        - М ыдол жныс роч нон ай титв о егобр ата, - сказала она. - Емуу грожа етопа снос тьмыд олжныег о пред упр еди ть…
        - Пошла ты на хрен! - заорал вдруг Мирон и, подобрав горсть песка, запустил им в девушку.
        Песчинки, вопреки законам физики, не разлетелись, а зависли в воздухе, как в густом сиропе. А потом медленно, будто снежинки, опустились обратно на пляж.
        Мирон развернулся и пошел прочь, вдоль кромки прибоя, упрямо переставляя вязнущие в мокром песке ноги.
        - Тыне пон имае шь! - голос имел странные модуляции. Будто кто-то пытался управлять им, толком не зная, как это делается. Ударения звучали совсем не там, и паузы были расставлены в неправильных местах. - Е муугр ожа етбольш аяоп асность! - девушка нагнала его и пошла рядом.
        - Ты не Амели, - сказал Мирон, не глядя на неё. - Хочешь поговорить - прими свой настоящий облик.
        Амели отстала, остановилась. Он не стал оглядываться.
        И тут в спину его толкнули. Пробежав пару шагов по инерции, чтобы не упасть, Мирон обернулся и увидел за спиной Давида - здоровенного негра, который обучал его рукопашному бою в заброшенной многоэтажке. Было это вечность назад…
        Без лишних слов негр размахнулся, и ударил Мирона дубиной. Он уклонился. Негр не отставал. Он лупил здоровенной, как оглобля, палкой всё чаще и чаще, вот уже попал по плечу - то сразу онемело, затем - тупым концом под дых…
        Мирон повалился на мокрый песок, одна рука ушла под воду и… наткнулась на что-то твёрдое. Инстинктивно пальцы сжались и он выволок из воды ржавый, изъеденный коростой меч. Подставил его под очередной удар дубины, и пока негр перехватывал своё оружие поудобнее, сумел подняться.
        Меч был тяжелым, совершенно тупым и страшно неудобным. Рукоять была скользкой и всё время норовила вывернуться, но Мирон ухватил её обеими руками и не выпускал. Это было оружие. Не важно, мать его, откуда оно взялось, главное, им можно было драться.
        Размахнувшись, он перерубил дубину негра пополам, тот отбросил обломки, а затем свёл руки и между ними сверкнул ослепительный свет.
        В руке Давида засиял ледяной клинок. Вычурное лезвие, резная рукоять - наверняка позаимствован в какой-нибудь игре.
        Мирон встал в защитную стойку и поднял ржавый меч перед собой. Кровавый Точила… - повторял он одними губами. - Кровавый Точила…
        - Ян ех очу т ебяу бивать, - закричал негр.
        - Зато я хочу, - буркнул Мирон и бросился на противника.
        Он больше не рассуждал. Не размышлял и не рассусоливал. Всё упростилось, как только в его руках оказался знакомый предмет.
        Несколькими атаками он загнал негра в прибой, не останавливаясь, не давая себе передохнуть ни секунды, и когда тот потерял равновесие, одним ударом снёс ему голову. По зеленоватой воде расплылась маслянистая плёнка крови…
        - Ха! - закричал Мирон и окунул руки в эту плёнку.
        Раздвинул её, разорвал, и головой вперед нырнул в образованное отверстие… Вместо ожидаемого мягкого плюша кровати в лав-отеле, пальцы зарылись в жесткие… волосы?
        Вскрикнув, Мирон отдернул руки и подскочил. Вокруг были спящие люди. Нет, это были трупы. Запавшие рты, заострившиеся носы, бледная до синевы кожа… Так выглядел отец, когда его привезли из морга домой.
        Он лежал в гробу, в головах горела свеча. Острый профиль отца делил комнату на две половинки. Восковые прозрачные пальцы, сплетенные на груди, казались спящими зверьками.
        Не удержавшись, он тогда протянул руку и потрогал его волосы. Они были похожи на нитки. Совсем, как сейчас.
        Мирон потряс руками, потёр пальцы о джинсы - лишь бы изгнать ощущение сухих нитей на коже.
        …Мертвецы, которые окружали его, не были похожи на отца. Совершенно незнакомые люди. Он стоял посреди равнины, усеянной трупами.
        Они лежали очень плотно, кое-где наползая один на другой - сплошное море мёртвых лиц, рук и тёмной, слежавшейся одежды. Ни конца, ни края этому морю не было. Он даже пошевелиться не мог, не наступив на кого-нибудь из мертвецов.
        - Эт овс ете,кт опо ги б п отво ейвин е, - услышал он голос за спиной.
        Высокая фигура упиралась головой в небеса. Вокруг головы, как нимб, кружили какие-то чёрные птицы. С плеч фигуры рвался чёрный, в прорехах и дырах плащ, в руке была зажата коса. Острое лезвие чуть слышно пело на ветру.
        - Я никого не убивал, - произнёс Мирон.
        Ветер нёс сладкий запах падали.
        - Т о,чт овыз овёт еНир ван ойск орои счез не т.
        Слова звучали так, будто их пытался произнести кто-то, кто никогда не умел говорить. Мирон с трудом складывал из отдельных звуков единое целое.
        - М илл ион ы л юд ей окаж утсямер твы.
        - Кто ты? Почему ты преследуешь меня?
        Мирон чувствовал, как его ноги медленно затягивает в пучину трупов. Они уже доходили до колен, мёртвые волосы неприятно щекотали босые ноги, окоченевшие конечности сдавливали щиколотки и наползали всё выше.
        - М нен ужент вой б рат. Ядолж ен найт и ег оиуб итьит огд а яот пущут ебя.
        - Я не буду тебе помогать.
        - Т огд ат ы умр ёш.
        Трупы стали наползать быстрее, они поднимались уже до пояса. Мирон чувствовал, как перехватывает дыхание от вони разложения, он дрожал от омерзения и холода. И вдруг в бесформенной чёрной куче мелькнуло что-то красное. Взгляд сразу зацепился за предмет.
        Не обращая внимания на трупы, расталкивая их руками и отбрасывая ногами, Мирон полез к этому красному пятну. Глянцевый бок сверкнул на тусклом солнце.
        Это был огнемет.
        Выдернул его из толщи рук и ног, Мирон навёл раструб на чёрную фигуру с косой и нажал на гашетку.
        Такого впечатляющего результата он не ожидал. Фигура занялась сразу, с головы до ног, как факел. Чёрный дым повалил жирными клубами, запахло гарью. Птицы, что кружили вокруг головы Сонгоку, стали пикировать на Мирона, норовя вцепиться острыми клювами в руки и отобрать огнемет. Он поливал птиц струей пламени и они падали на горы трупов, как шутихи. Там и сям занимались пожары.
        Горящая фигура сделала шаг, другой, нависла над Мироном… Отбросив огнемет, он побежал. Спотыкаясь о твёрдые, как колодки, конечности мёртвых людей, он прокладывал себе путь подальше от очагов огня, а с неба, как бомбардировщики, пикировали птицы.
        - Плато-о-он! - не выдержав, заорал Мирон. - Где ты, твою мать?..
        Одна из птиц умудрилась вонзить клюв ему в руку, прямо в ладонь. Обхватив здоровой рукой на удивление тощую шею птицы, он сломал её и отбросил мёртвую тушку за спину. Осмотрел ладонь.
        В дыре долго не появлялась кровь. Он видел обнаженные кости, синюшные трубочки вен, тонкие, похожие на белесые корни, нервы… И тут его разобрал смех.
        К чему все трепыхания? К чему борьба? Если он не выберется в Минус в ближайшее время, подействует нейротоксин, который ввела ему Амели. Возможно то, что он видит сейчас - не более, чем глюки агонизирующего сознания.
        Наконец, кровь заполнила отверстие, набухла тяжелой каплей и упала вниз. Проследив её полёт, Мирон увидел под ногами голову Платона. Она лежала одна, совершенно отдельно от остального тела. На чистый высокий лоб капала его кровь.
        Секунду Мирон смотрел в мёртвое лицо брата, ничего не понимая. Как он мог здесь оказаться? Почему он среди трупов?
        А потом голова Платона открыла глаза - за ними оказались пустые, выеденные червями глазницы - и сказала:
        - Никому нельзя верить. Даже себе. Мне - можно… - Мирон вздрогнул. - Здесь всё ненастоящее, брат. Всё это нарисовано. Верь мне.
        Мирон закрыл глаза. СГА. Вот что ему сейчас нужно: синдром гиперреализма. Знание пришло как волна, затопило разум, очистило его от трупной вони и позволило сосредоточиться.
        Открыв глаза, он оглядел поле и вдруг… увидел всё в другом свете. Пылающая фигура Сонгоку представилась набором вокселей, трупы - не очень умелыми, примитивными набросками, а птицы превратились в чёрные точки на экране. Запах гари и смерти исчез. Сквозь него пробился свежий, железистый запах крови. Он заполнил ноздри и рассыпался горячими искрами на языке.
        - Всё это ненастоящее, - сказал Мирон и вынырнул в Минус.
        Рядом лежала Амели. Голова её бессильно свешивалась на бок, руки разметались по красному, потемневшему от крови плюшу.
        Сдёрнув с головы присоски, Мирон сел и осмотрел себя. Кровь, залившая покрывало, так же залила и его рубашку. Текла из носа, - понял он, пытаясь обтереться сухим рукавом.
        И услышал негромкий кашель рядом с собой. Поднял взгляд… В кресле рядом с кроватью сидел пожилой человек. Он сидел, положив одну ногу щиколоткой на колено другой, выставив на всеобщее обозрение натёртый до блеска ботинок и серый, в чёрную полоску, носок.
        Мирон так и уставился на этот ботинок, на его безупречно белую подошву, не смея поднять взгляд на старика. Почему-то он уже догадался, кто это был.
        - Ну здравствуйте, господин Орловский, - негромко сказал старик. - Я - Такеши Карамазов.
        Глава 13
        2.13
        Времена меняются.
        - Прежде всего, позвольте принести извинения за поведение моей внучки, - сказал старик, всё так же спокойно глядя на Мирона.
        - Почему-то мне не кажется, что это ваша вина, - вежливо ответил тот.
        Вся его ненависть, вся злость вдруг улетучилась. Может, ярость была растрачена на Сонгоку, а может, увидев своего врага вблизи, заглянув ему в глаза, услышав спокойное, чуть свистящее дыхание и осознав, насколько Карамазов стар, Мирон понял, что ненависть была несколько надуманной.
        Он специально придумал себе противника, чтобы хоть во что-то верить. Чтобы было к чему стремиться.
        - Позвольте с вами не согласиться, господин Орловский. Я несу ответственность за всё, что делают мои родственники. Следовательно то, что сделала с вами Амели - полностью на моей совести. Еще раз прошу прощения, - старик скорбно склонил голову, демонстрируя, какую боль ему причиняет поведение внучки. - Разумеется, все неудобства, моральные и физические, будут вам компенсированы.
        - Как вы нас нашли?
        - Датчик контроля физического состояния, - сообщил старик. - Такие есть у каждого члена моей семьи - из-за моего положения, они часто подвергаются опасности. Похищение с целью выкупа. Обычная рутина для таких людей, как мы…
        - Вы всегда знаете, где она, - сказал Мирон.
        - Моя внучка отличается несколько… импульсивным характером, господин Орловский. Время от времени мне приходится защищать её. Даже от себя самой. Это неизбежно: Амели выросла в атмосфере вседозволенности, и её характер - прямое следствие издержек воспитания. Опять же, моя вина. Я должен был изолировать ребенка от влияния взбалмошной матери и беспечного отца.
        - И что с ней сейчас? - Мирон не хотел углубляться в хитросплетения отношений в семье Карамазова.
        - Всего лишь спит. Некоторое время назад были опасения за её жизнь, но сейчас всё в порядке. Доктор дал ей успокоительное.
        - Доктор?
        - Когда поступил сигнал о нестабильном состоянии Амели, я сразу выехал на место. Прихватив бригаду медиков, разумеется. Нам уже приходилось оказывать ей помощь… такого рода. Необдуманные эксперименты с наркотическими веществами, экстремальные виды спорта. К сожалению, у меня нет полномочий запереть её или другим образом изолировать от нежелательных увлечений. Только оказывать посильную помощь, когда внучка в ней нуждается.
        В голосе старика была искренняя забота. Похоже, он и вправду любил свою внучку.
        - Что с ней?
        - Кома. Так как вы с ней оба были в Плюсе, врач предположил, что причиной был глубокий эмоциональный стресс. У вас есть какие-то соображения по поводу того, что это могло быть?
        - Да, - кивнул Мирон. Мокрая рубашка неприятно липла к коже, да и пахнуть вокруг уже начинало. - Но, честно говоря, я еще не готов ими поделиться.
        - Справедливо, - кивнул старик. - Вы мне не доверяете. - Мирон промолчал. Зачем отрицать очевидное? - Но я берусь заслужить ваше доверие, господин Орловский. Я хочу, чтобы мы стали союзниками.
        - Союзниками? Серьезно? После того, как я украл у вас конструкт, после того, как… - он хотел сказать: «вы убили моего отца» - но понял, что доказательств, кроме слов Платона, у него нет. Оборвав фразу, Мирон сказал: - Вы - глава огромной корпорации. А я - никто. Песчинка, случайно попавшая в жернова.
        - Дзайбацу, - негромким голосом перебил старик. - У нас в Японии принято говорить дзайбацу. А я - всего лишь председатель правления. А вы - не песчинка, господин Орловский.
        - Ну хорошо… Вы - глава одного из крупнейших дзайбацу в мире. У вас в подчинении тысячи сотрудников. Непобедимые клоны. Я слышал, у вас даже есть своя армия… Зачем вам такой человек, как я?
        Старик откинулся в кресле, усаживаясь поудобнее. Достал из внутреннего кармана двубортного пиджака сигару, тщательно осмотрел её. Затем, из кожаного футлярчика извлёк ножницы. Обрезал кончик. Затем достал небольшую коробочку, достал спичку - настоящую, деревянную, - и прикурил.
        Мирон смотрел на его действия, как завороженный. Чтобы кто-то так поступал, он видел только на голоэкране. В жизни - никогда. Слишком архаично. Слишком дорого.
        Запах от сигары, к его удивлению, был очень приятный. Ваниль, может быть, вишня, еще что-то тонкое, почти неуловимое…
        - Вкусно пахнет, - заметил он.
        - Настоящая Вегуэрос Тападос, - откликнулся старик. - В мире осталось всего пара сотен коробок - их уже не выпускают… Вы в курсе, что десять лет назад новый штамм мучнистой росы уничтожил лучшие сорта табака?
        - Нет.
        - Я старый человек, господин Орловский. И я прожил хорошую жизнь. Я застал много такого, что уже недоступно вам, молодым… Марочные вина - милдью, поразивший лучшие винные сорта, уничтожил все виноградники в Европе; лошадей, настоящий мёд, бродвейские мюзикхоллы… Оперу - после того, как коронавирус разогнал людей по домам, никто больше не ходит в театры. Их превратили в склады медикаментов… Я - не религиозный человек, господин Орловский, но видит бог: наше поколение было куда счастливее, чем вы. Когда я был молодым, мир был намного богаче… И в то же время проще.
        - И чем же?
        - Было очень легко решить, на какой ты стороне. Япония была Японией, Россия - Россией… Тогда еще были границы.
        - Зато сейчас не нужно проходить тщательную проверку и получать разрешение, чтобы жить, где вздумается.
        - Верно, - старик кивнул. Жесткая щеточка усов на верхней губе приподнялась и опустилась - Карамазов улыбнулся. - Не поверите, но я сам приложил к этому немало усилий… Я ведь, господин Орловский, не за то, чтобы вернуть прошлое.
        - А за что тогда?
        - За будущее. За безопасное будущее. Не для Японии, для всего мира. Времена меняются, господин Орловский, и мы должны меняться вместе с ними. Иногда перемены проходят плавно, почти незаметно. Но чаще всего это процесс очень стремительный. Как цунами. И вы с братом - если позволите столь вольную метафору - сёрферы на гребне такой волны.
        Мирон поморщился: метафора ему не понравилась. Слишком много в ней было от бессмысленного риска. От смертельной опасности, к постоянному присутствию которой он не хотел привыкать.
        - Я здесь ни при чем, - сказал он. - Все лавры принадлежат моему брату. Это он изобрёл способ стать бессмертным. Боюсь, правда, больше этот способ никому недоступен… И в любом случае, сейчас еще трудно предсказать: к добру эти перемены, или к худу.
        - Всё, что ни делается, всё к лучшему, - старик выпустил клуб плотного белого дыма. - В конечном итоге. Во всяком случае, это доказывает история нашей цивилизации.
        - Может, всё-таки скажете, что вам от меня нужно? - как можно вежливее спросил Мирон. Он боялся, что старик вновь углубится в перечисление исторических примеров. - Что, конкретно?
        - Иногда я забываю, что вы, молодежь, любите брать с места в карьер, - усмехнулся старик. - Я же - человек старой закалки. Люблю действовать обстоятельно. И соблюдать определенные правила вежливости… Ведь я не начал с обвинений, господин Орловский. В том, что вы проникли в Московский офис моей компании, похитили дорогостоящую собственность… - Мирон почувствовал, как начинают гореть уши. Его отчитывали, как двенадцатилетнего школьника. - В том, что вы убили одного из моих сотрудников… Который, между прочим, тоже являлся очень и очень дорогостоящей собственностью.
        Он замолчал. Сигара истлела наполовину. Пепел с неё падал прямо на ковёр, но старик не обращал на это никакого внимания. Только пристально смотрел на Мирона и чуть пошевеливал щеточкой усов над верхней губой. От этого взгляда ему сделалось неуютно. Неуютно было сидеть на развороченной кровати, в луже собственной крови. Неуютно быть рядом со спящей девушкой, внучкой этого непростого старика.
        Хотелось убраться отсюда подальше. И вымыться.
        - Положа руку на сердце, никаких угрызений совести по поводу кражи конструкта и смерти Хидео я не испытываю, - сказал Мирон. - У меня были веские причины сделать то, что я сделал. Мне очень жаль, что не удалось разрешить этот конфликт другим путём, но бывает так, что обстоятельства сильнее наших желаний.
        - Полностью с вами согласен, - кивнул старик. - И хочу еще раз подчеркнуть: я ни в чём вас не обвиняю. Что сделано - то сделано. Во всяком случае, моего старческого ума хватило на то, чтобы понять и оценить масштабы великого прорыва, который совершил ваш брат. Жаль, руководство Московского отделения недооценило его способности. Но я уже принял меры: такого больше не повторится.
        - И всё-таки, я вынужден спросить ещё раз: зачем я вам нужен, - сказал Мирон. Кровь подсыхала, тело под рубашкой начинало чесаться. Все разговоры на свете он бы сейчас отдал за хороший душ. - Если для того, чтобы договориться с Платоном - ничем не могу помочь. Я пытался найти его в Плюсе. Ничего не вышло.
        - Это действительно так, господин Орловский? Он вовсе не помог вам выйти из киберпространства без последствий?
        - Я не знаю, кто мне помог. Может, вовсе никто.
        - Тогда тем более, вы мне очень интересны, Мирон. Человек, который самостоятельно преодолел барьер энцефалической комы - уникум.
        - Что такое энцефалическая кома?
        - То, что случилось с Амели, - качнул подбородком в сторону спящей девушки старик. - Неспособность выйти из виртуальной реальности, погружение на всё более и более глубокие её уровни, и как следствие - торможение базовых функций организма. Вы справились с этим, Мирон. А она - нет. Как не справляются сотни и тысячи людей в мире. Каждый день.
        - Вы… говорите правду? - Мирон взглянул на старика. - Я вовсе не хочу сказать, что вы лжете. Просто… Меня уже пугали вирусом, который поражает людей в Нирване. А он оказался фейком. Причём кое-кто, пользуясь этим фейком как причиной, без зазрения совести вверг бы тысячи людей в кому - энцефалическую, или какую-то еще - для достижения своих целей.
        - Вам надо знать обо мне одно, господин Орловский, - старик положил сигару на низкий столик и наклонился к Мирону, положив узловатые руки в старческих пятнах на колени. - Я бы никогда, ни при каких обстоятельствах не позволил отключить Нирвану. Для того, чтобы проследить за этим, и были отправлены мои люди в Москву.
        - Значит, вы не доверяете своим сотрудникам на местах.
        - Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо - делай это сам, верно? Но мы отклонились от темы, - старик вновь уселся поудобнее. - От вас - по крайней мере, в данный момент времени - мне надо одно: чтобы вы делали то, что делаете.
        - И что я по-вашему делаю?
        - Пытаетесь наладить контакт с братом. И выяснить, какую опасность представляют сонгоку.
        На последнем слове Мирон вздрогнул. А старик усмехнулся.
        - Думаете, я не знаю? - спросил он ехидно. - Думаете, я, старый дурак, зря трачу ваше время, когда вас ждут более важные дела?
        Мирону стало стыдно.
        - Я не…
        - Отчасти ты прав, - пожал плечами старик. - Я хотел посмотреть, как ты будешь себя вести. Что осталось в тебе человеческого после встречи… с Ним.
        - С ним? - переспросил Мирон.
        - С кибердемоном. С Сонгоку. Незабываемый опыт, согласись.
        - Вы… тоже с ним встречались?
        - Я? Нет. Я не посещаю киберпространство. Так же, как и Нирвану - по очевидным причинам. Но я разговаривал с людьми, которые его видели.
        - И… что?
        - Сейчас они находятся на лечении. За счёт дзайбацу, разумеется. Они все - те, которые выжили - находятся на лечении. А вот на тебя, как я вижу, общение с сонгоку не повлияло никак…
        - Вы точно знаете, что… я такой один?
        - У меня был сон, господин Орловский, - старик поджал губы, покачал головой - будто очень сожалел, что приходится сообщать такие неприятные новости. - В этом сне были вы… и ваш брат. Вы можете не придавать значения таким вещам, но у нас, в Японии, всё еще верят в предзнаменования. Вы с Платоном - ключевые камни Большой игры, я в этом уверен. Мне это не нравится, но опыт говорит: нужно с этим считаться.
        Мирон почесал затылок. С тех пор, как Мышонок его подстриг, волосы отросли, и уже не напоминали строгую стрижку госслужащего. Теперь он был больше похож на себя. Прежнего.
        - Значит, вы меня не убьёте? - спросил Мирон.
        - Нет. Мои люди доставят тебя туда, куда ты им скажешь. И кстати: не стоит благодарности.
        - Что?
        - Нейротоксин, которым тебя отравила моя внучка.
        Мирон похолодел. Он совсем забыл об отраве, которая циркулирует в его крови… А ведь прошло уже явно больше двух часов.
        - И что с ним? - хрипло спросил он. Помниться, Амели предлагала весьма экзотический способ избавления…
        - Пока ты был в киберпространстве, тебе сделали полное переливание крови, - ответил старик таким тоном, будто сообщал, что Мирона, пока он спал, укрыли одеялком - чтобы не замёрз. - Вычистили токсин, а заодно - несколько других маркеров, которыми наградила тебя Амели. Они дали бы о себе знать несколько позже. И последствия были бы непредсказуемы… Ты в курсе, что она очень талантлива? - вдруг спросил старик. - С отличием закончила Токийский университет, а потом взяла углублённый фармакологический курс в Сорбонне. Может сварить вполне приличный ЛСД на походной плитке… Но это так, отвлечение от темы. Каждый дед любит похвастаться успехами внуков…
        Мирона передернуло. Внешность обманчива, - подумал он, глядя на тонкий профиль спящей девушки. Её кожа, прозрачная, оттенка нежных яблоневых цветов в первый день цветения, будто светилась изнутри. С закрытыми глазами, спокойным, умиротворённым выражением на лице, она была похожа на ангела.
        Он вспомнил другую девушку, Мелету. С её напускной грубостью, татуировками и пирсингом, неуклюжей кожаной курткой, которую она сшила собственными руками… В горле застрял комок.
        Мелета мертва. Долгое падение сквозь московскую метель закончилось.
        Старик поднялся. В тот же момент открылась дверь номера - как помнил Мирон, запертая на папиллярный замок - и в комнату вошли трое. Крепкие тела, обтянутые костюмами из пуленепробиваемой ткани, начищенные чёрные ботинки, короткие стрижки, а более всего - выражение глаз, одновременно цепкое и равнодушное, выдавало в них телохранителей. Людей той категории, что не раздумывая жертвуют собой, чтобы защитить господина.
        Один из них поднял Амели - голова свесилась на бок, волосы разметались по рукаву телохранителя. Другой сдернул с кровати простыню, прикрыл голые ноги девушки. Так, один за другим, они вышли из номера. Третий остался, равнодушно встав у открытой двери и глядя прямо перед собой. Его плоское лицо было лишено всякого выражения, глаза лениво прикрыты. Но в руке, с удивлением заметил Мирон, рукоять катаны.
        - Возвращаю вашу собственность, - сказал старик. Телохранитель без всякого видимого сигнала подошел к Мирону и с поклоном положил меч на кровать. Тот самый, что дал ему профессор Китано, и который он потерял где-то во время гонки на мотоциклах. - Редкая вещь. Чувствуется рука мастера, - он вновь пошевелил щеточкой усов. - Передайте ему привет… И кстати: можете с этих пор передвигаться без всякой боязни. На островах вас больше никто не тронет. Я даю вам своё слово.
        - Это распространяется на… все организации? - Мирон вспомнил девочек-сукибана.
        - Разумеется, - удивлённо кивнул старик. - В Японии моё слово значит очень много, господин Орловский. Советую это запомнить.
        Повернувшись спиной, он вышел. Затем остановился.
        - Субедей отвезет вас в любое место, которое вы назовёте. Разумеется, я буду знать, куда. Но поверьте: это не имеет абсолютно никакого значения.
        Прежде, чем спуститься вслед за плосколицым телохранителем, Мирон пошел в душ и долго, с остервенением, скрёбся под горячей водой. Пока не отмыл дочиста всю кровь. А когда он вышел из душа, на кровати ждал подарок: завёрнутые в хрупкую рисовую бумагу бельё, рубашка, брюки, и пиджак - всё высочайшего качества, самых дорогих брендов. Возле двери, на низкой деревянной полочке, стояли начищенные чёрные туфли.
        Лимузин, который Субедей вёл с небрежной грацией, был древним и роскошным, как дворец персидского султана. Сиденья были мягкими, а в дверце располагался бар с таким выбором напитков, который Мирон видел только в Плюсе, в дорогой рекламе.
        Клонило в сон. Но спать, или тем более пить, он не стал. После слов старика Карамазова о том, что Амели может сварить любую дрянь на походной плитке, принимать что-либо внутрь, пусть даже газированную воду, не хотелось. Во избежание.
        - Вы не японец, - сказал Мирон в спину водителя, чтобы не отключиться. - Почему вы работаете на Карамазова?
        - Это правда, я - монгол, - кивнул тот бритым затылком, бросив короткий взгляд в зеркальце заднего вида - автомобиль был настолько архаичным, что не имел голо-визорных экранов. - Но это не имеет значения. Сэмпай делает много хорошего.
        - Для Монголии?
        - В том числе.
        Мирон припомнил, что многие заводы Технозон располагаются в монгольских степях. И что неподалёку от Улан-Батора располагается главная стрела для шаттлов Земля - Луна. В документах о строительстве, опубликованных в Плюсе, стояло совсем другое имя, но это ничего не доказывало.
        - А что еще? Чем еще интересуется ваш босс?
        - Сэмпай очень любопытен. Он интересуется многими вещами.
        - И, как правило приобретает их?
        - Как правило, - не смутился телохранитель. - А еще он очень хорошо об этих вещах заботиться.
        Лав-отель располагался довольно далеко от парка Уэно и монастыря профессора Китано. Транспортный поток двигался неторопливо - Субедей вывел лимузин на предпоследний ярус саб-вея и с такой высоты Мирон смог разглядеть почти весь город.
        По далёким тротуарам передвигались муравьиные фигурки людей, здания-роботы поворачивали сенсоры вслед за солнцем, на бульваре Гиндза появилась голограмма гигантской балерины - сделала антраша, и пропала.
        Где-то там, - подумал Мирон, - существует тот бар с тремя табуретами и тремя столиками. Вполне возможно, за одним из них сидит Усикава и пьёт своё пиво… Ему тоже не помешало бы выпить. Несмотря на переливание, во рту стоял цепкий привкус сложных полимеров - неприятный, душный и устойчивый.
        Что я скажу профессору? - вздохнул он. - Ни Платона, ни Хирохито… Я в очередной раз просрал всё, что имел.
        В колокольчик, лежащий на алтаре маленькой кумирни, звонить не пришлось. Там ждал монах. Лысый, неулыбчивый, одетый в рясу шафранного цвета. Руки его были спрятаны в широкие рукава, лицо не выражало ничего хорошего. Увидев Мирона, он молча шагнул внутрь.
        За стенами монастыря всё так же цвела сакура. Приятно, что хоть что-то в этой жизни не меняется, - подумал Мирон, шагая по усыпанной лепестками дорожке.
        Сёдзи в доме профессора были распахнуты настежь. Наверху, в гостиной с низеньким столиком и жаровней-хибачи никого не было, и Мирон, отыскав узкую дверь за кухней, спустился в подвал. Там тоже царила тишина. Никто не работал с голо-экранами, никто не пил кофе из бумажных стаканчиков. Все собрались у дальней стены, у стойки с серверами.
        - А, вот и ты, - наконец Мирон заметил в толпе седую голову профессора. - Иди скорее сюда. У нас тут совещание.
        - С кем? - почему-то на ум пришел полковник из русской слободки.
        - С твоим братом, конечно. Ну что ты встал? Идём! Платон хочет с тобой поговорить.
        Глава 14
        2.14
        Они считают его чем-то вроде Будды.
        - Привет, аллигатор.
        Его голос. Такой же, как и при жизни. Приятный баритон плюс чайная ложка надменности и гранёный стакан снисходительного терпения.
        - Здорово, крокодил. Как ты там?
        - Там - это где?
        - Ты понял, что я хочу сказать.
        - Ладно. Отвечаю на вопрос: никак. Я не ощущаю течения времени, не чувствую силы тяжести, у меня нет тела, соответственно - гормонов, а следовательно - эмоций. Можно сказать, я ничего не чувствую. Но я мыслю. Значит…
        - Слушай, я просто хотел проявить заботу.
        - Спасибо. Именно так я это и расцениваю.
        - Тогда просто мог бы сказать: нормально, братишка. Только вот соскучился…
        - Но я не соскучился. Повторю: здесь нет времени. А значит…
        - А, забудь.
        Ему стало неудобно от того, что их перепалку слушают посторонние. Причём, затаив дыхание. Ловят каждое слово.
        Они считают его чем-то вроде Будды, - догадался Мирон. - Тем, кто принесет в их мир истину… Но они, мать их за ногу, ошибаются. Причём, жестоко.
        - Так что с тобой случилось, брат? - спросил он.
        Он вспомнил мёртвую голову, затерянную среди таких же мертвецов.
        - Сначала я был разобщен, - сказал Платон. Все, кроме Мирона, внимали его голосу так, будто он читал Нагорную проповедь. - Я был фрагментирован триллионами кубитов, разбросанных по всему киберпространству. Я не осознавал себя, как личность. Но потом я увидел тебя и… смог вспомнить.
        - Он хочет сказать, что ты, выйдя в Плюс, послужил катализатором для дефрагментации его личности, - пояснил профессор. - Ты помог ему снова стать собой.
        - Но я не стал собой-прежним, - добавил Платон. - Теперь я - не личность в общечеловеческом понимании.
        - И кто же тогда? - спросил Мирон.
        - Еще не знаю, - в голосе брата проявилась печаль. - Но надеюсь, что мне доведется это понять.
        - Его всё время атакуют, - сообщил один из сотрудников профессора, парень в толстых линзах и с невероятно торчащими передними зубами. - Мы насчитали несколько сотен очагов, и это - только в нашем секторе.
        - Так может, тебе заняться своей безопасностью? - осторожно заметил Мирон. - Разговоры могут подождать…
        - Ты же знаком с принципами работы Иск-Инов, брат, - всё тот же снисходительный, усталый от вселенской глупости тон. - Это очень сложные, многофункциональные сущности. Их такими задумали. Я же - на несколько порядков сложнее. Одни части меня могут заниматься безопасностью, другие - решать интересные задачи, и только крошечная часть, небольшой сегмент моей личности в данный момент занят беседой с тобой.
        - Ой, ну прости, что я о тебе беспокоюсь.
        Мирон ощутил что-то вроде детской обиды на брата. Почему-то казалось, что утратив тело, тот должен измениться, перестать быть таким… высокомерным засранцем. Но нет. Всё осталось по-прежнему.
        - Нам нужно кое-что обсудить, - не обращая внимания на последнее замечание Мирона, сказал Платон. - Как вы можете догадаться, мне теперь доступна практически вся информация, которую содержит в себе киберпространство. Главное, научиться отделять зёрна от плевел… Так вот: я нашел кое-что, что может вас заинтересовать. Но прежде чем я начну, у меня к вам одна просьба.
        - Всё, что в моих силах - сделаю, - кивнул профессор.
        - Можно мне вновь воспользоваться Рэмбо, как периферийным устройством?
        - Но… вроде бы сейчас в этом нет необходимости. Ты можешь взять под контроль любое электронное устройство, подключенное к сети - видеокамеры, динамики, телефоны… - всё в твоём распоряжении.
        - Навыки психолога подсказывают, что людям будет легче общаться со мной, если я персонифицируюсь, как что-то привычное и знакомое. А ещё я хочу выйти на улицу.
        - А, ну тогда конечно. Не стесняйся, - улыбнулся профессор.
        В тот же миг робот, в стазисе похожий на металлическое сегментированное яйцо, расправил члены и поднялся на двухметровую высоту.
        - Премного благодарен, профессор Китано, - вежливо поклонился Рэмбо. - Так намного лучше. А теперь мне нужно выйти на свежий воздух.
        Там, где ты находишься, вообще нет никакого воздуха, - хотел сказать Мирон, но сдержался. Возможно, в нём всё еще говорит обида… И просто пошел вслед за братом.
        Воздух был настолько чист и прозрачен, что Мирон удивился: как такое возможно в центре большого города? Особенно учитывая, что в Токио до сих пор продолжали использовать двигатели внутреннего сгорания.
        Сумерки придавали цветущим вишням загадочный вид. Фонари и прохладный ветерок создавали иллюзию, что деревья окутаны облаками прозрачного тумана. Посыпанные белым песком дорожки были пусты - ни одна фигура в шафрановой рясе не трудилась между стволов.
        - Компания Хиномару… - профессор задумчиво повторил то, что минуту назад сообщил Платон. Они шли по дорожке между вишневых деревьев. Робот и высокий старик представляли собой довольно забавную парочку. - И что с ней?
        - Это - новая компания, - сказал робот голосом Платона. - Функционирует на рынке последние десять лет. Имеет интересы в тяжелой промышленности, в фармакологии, автомобилестроении… В так называемых технологиях фрактальных чипов…
        - Знаю её, - кивнул профессор. - Выплыла совершенно неожиданно и сразу начала набирать обороты, скупая старые фирмы и создавая новые. Такое возможно. Если потратить гигантский капитал.
        - Но одних денег недостаточно. Они должны быть подкреплены патентами и учеными, - важно кивнул робот. Мирон с удивлением понял, что железная махина на удивление точно воссоздаёт моторику движений Платона. - Кто-то вбросил в создание Хиномару-групп огромные средства. И я знаю, кто это, - победно закончил Платон. - Это якудза!
        - Ну и что? - пожал старик плечами. - Якудза - это старые деньги. Они всегда предпочитали вкладываться в легальный бизнес… Скажи лучше, почему тебя заинтересовала именно эта компания.
        - В последние несколько часов разные её представители ведут очень активные действия в Сети.
        - И почему тебя это волнует?
        - Они атакуют Технозон.
        - Думаю, не о чем беспокоиться, - махнул рукой профессор. - Карамазов наверняка принял меры для защиты своих главных активов.
        - Лёд, который их окружает, уже дал трещины.
        Мирон задумчиво хмыкнул: пару часов назад он разговаривал с главой Технозон, и тот ни словом, ни жестом не выдал, что у него проблемы… Старая школа.
        - Карамазов без боя не сдастся, - сказал он вслух, вспоминая серые водянистые глаза старика, щеточку стальных усов… - И он почему-то думает, что ты ему поможешь.
        Робот повернулся к Мирону.
        - Почему ты так говоришь?
        Мирон вспомнил, что никто не спрашивал, где он был. Как всегда, всё внимание на себя оттянул Платон, да он и сам как-то забыл, что совсем недавно был в плену… Даже не спросил профессора, что слышно о Хитокири.
        Судя по виноватому виду Китано, тот тоже забыл обо всём, кроме Платона.
        Тогда Мирон сделал глубокий вдох, и рассказал им всё. О том, как они с Амели устроили парный выход в Плюс, о нейротоксине и старике Карамазове - как тот нашел их в лав-отеле и между делом, чтобы не скучать, пока внучка придёт в себя, спас Мирону жизнь…
        - А Хитокири, наверное, до сих пор меня ищет, - закончил он.
        - Я сейчас же свяжусь с полковником, - бросил профессор. Ссутулив широкие плечи, он зашагал по тропинке к дому.
        - Они начали далеко не сегодня, - вдруг сказал Платон. Мирон вздрогнул, отвлекаясь от своих мыслей.
        - О чем ты?
        - О Технозон. Хиномару начала наступление задолго до того, как мы прибыли в Японию. Задолго до того, как я запустил Акиру.
        - Значит, ты о них знал? И пытался защитить босса? Ну, этот твой Иск-Инн…
        - Я знал, что на нас кто-то нападает. Но не думал, что это - другая корпорация.
        - Ты подозревал призраков, верно? И крупно ошибся.
        - Призраки существуют, - с напором проскрежетал робот, угрожающе нависнув над Мироном.
        - Я знаю, - спокойно ответил тот. - Я с ними встречался, помнишь? Кстати… Та программа, что была в моих Плюсах… Когда мы подключили тебя в Полный Ноль, на неё напал один из призраков. Сонгоку - так его назвал профессор. Не знаешь, что с ней стало?
        Прозрачные пиявки в ушах молчали с тех самых пор. Они никак не реагировали на команды Мирона, упорно оставаясь слепыми и глухими как к Плюсу, так и к Минусу.
        Робот замер. Так замирает мёртвое тело, которое только что оставила душа…
        - Её нигде нет, - сказал Платон через мгновение. - Я не обнаружил никаких следов - вероятно, призрак уничтожил её полностью.
        Вот Мелета умерла и во второй раз… - с горечью подумал Мирон. Он уже привык к этому холодному, опустошающему чувству потери. Отец, Мелета, Платон… Кого еще ему предстоит потерять?
        - Называй его Сонгоку, - сказал он вслух. - Что-то мне подсказывает, что наш московский Призрак и здешний - две большие разницы.
        - Но в этом нет никакой логики…
        - Думаешь, во всём, что нас окружает, непременно должна быть логика? - разозлился Мирон. - Какая логика в смерти молодой девушки, которая не задумываясь пожертвовала жизнью ради тебя? А?.. А в том, что ты теперь - не более, чем набор кода, который всё еще пытается указывать людям, как им жить дальше?
        - В тебе сейчас говорит горечь утраты, - бесстрастно заметил робот. - Но мне тоже жаль, что она погибла.
        - Брешешь. Пару минут назад ты распинался о том, что у тебя не осталось никаких чувств.
        - Я… Погрешил против истины.
        - Соврал, значит?
        - Немного исказил факты. На самом деле, у меня есть чувства.
        - И какие же? Не просветишь?
        - Чувство благодарности. Чувство ответственности. Чувство озабоченности судьбами других.
        - Например, старика Карамазова? - ядовито спросил Мирон. Он не собирался уступать брату так быстро. - Почему тебя так волнует судьба Технозон? Неужели сентиментальные чувства к бывшему работодателю?
        - Страх.
        Мирон опешил. Чего может бояться бесплотное существо, которое одним мысленным усилием может изменить судьбу целого мира?
        - Страх?
        - Старый дарвинистский страх за свою жизнь, брат. Ужас перед небытием. Перед пустотой безмыслия.
        - Но…
        - Нирвана, брат. Хиномару собирается разрушить Нирвану, а для меня она…
        - Является местом обитания, - закончил Мирон. - Ты существуешь в ней, пользуешься её ресурсами. Так же, как и другие Иск-Ины.
        - Не буду воспринимать это, как попытку оскорбить.
        - Напрасно, - огрызнулся Мирон. Сжав кулаки, он уставился в ночь. Робот тяжелой громадой высился за спиной.
        - Ты… злишься на меня, брат? - тихо спросил он.
        - За то, что ты разрушил мою жизнь? Убил девушку, которую я полюбил? Оставил меня совсем одного? Ну что ты, конечно нет. Я злюсь на тебя потому, что ты - всё тот же эгоцентричный ублюдок, Платон. Даже став энергетическим существом, демиургом, ты всё еще боишься за свою виртуальную шкурку.
        - Бояться смерти - это базовый рефлекс, брат. Ничто на свете, даже переход в цифровое состояние, не может от него избавить.
        Голос Платона выражал бесконечную усталость. И Мирон внезапно почувствовал, как на него наваливается время. Как оно проходит сквозь клетки его тела, оставляя в душе шлак выгоревших надежд. Ничто больше не будет по прежнему.
        Он медленно пересек лужайку и уселся на каменную скамью, расположенную у сада камней. Небольшие фонарики на солнечных батареях, со вкусом расставленные тут и там, освещали чёрный плотный песок, уложенный волнами вокруг серых, почти невидимых в сумерках, валунов. Чьи-то заботливые руки собрали все опавшие лепестки, и сад сиял первозданной чистотой, недоступной, на самом деле, ни одному живому объекту.
        Достав из-за пояса меч, Мирон сжал рукоять и лезвие, реагируя на тепло руки, мгновенно выросло, собралось из множества нано-частиц. Но теперь его твёрдость, его незыблемость могли поспорить даже с камнем, на котором он сидел.
        В доказательство своих мыслей Мирон легко, без замаха, провёл клинком над каменной завитушкой, и та беззвучно свалилась в траву, словно мёртвая улитка. Рука почувствовала лишь небольшое напряжение.
        Так и Платон, будучи демиургом Плюса, может оперировать громадными массивами данных, перекраивать Сеть по своему разумению…
        - Если ты так боишься за Нирвану, почему не остановишь атаку на Технозон? - он не обернулся, но знал, что громада робота высится за спиной.
        - Я не могу, - просто ответил Платон. - Я слишком молод - если позволишь использовать такую метафору. Некоторые части меня всё еще нуждаются в дефрагментации, а другие слишком заняты, отражая атаки вирусов.
        - Что? - Мирон даже повернулся. - Ты тоже подвержен вирусам в Сети?
        - Как ты недавно заметил, я - не более, чем набор кода. А вирусы как раз предназначены для того, чтобы атаковать код. К тому же, я занят противостоянием Сонгоку.
        - Что, прямо сейчас?
        - Они долго считали себя здесь хозяевами. И воспринимают меня как угрозу. Если позволишь вновь использовать метафору, я - как молодой самец, угрожающий старому льву, главе прайда. Пока что он сильнее, но придет день…
        - Скажи… ты жалеешь о том, что сделал? - вдруг спросил Мирон. - О том, во что превратил себя?
        - Кто-то должен быть первым, - пожал могучими плечами робот. - Но знаешь… мне не хватает здесь тебя.
        - Мне тоже, - криво улыбнулся Мирон. - Пожалуй, мне тоже чертовски тебя не хватает. И кстати… Спасибо, что помог выбраться из Плюса. Если бы не ты - Сонгоку утянул бы меня в свои фантазии окончательно.
        - Я тебе не помогал, - ответил Платон.
        - Как так?
        - Если ты вспомнишь, я был так же не посвящен в твои приключения, как и профессор Китано. Следовательно…
        - Но я думал… Тот ржавый меч, и тем более - огнемет…
        - Это не я, брат. Поверь. Мне очень жаль.
        - Да хрен с ней, с твоей жалостью. Кто это был?
        - Думаю, ты и сам знаешь ответ, - сказал робот и беззвучно скрылся в темноте.
        Всё-таки осталось в нём много от живого Платона, - усмехнулся Мирон. - Не мог удержаться, чтобы не поставить драматическую точку.
        Где-то за стеной глухо прогремел взрыв.
        Мирон вздрогнул. Повернул голову в сторону звука… Нет, он не мог ошибиться. Слишком много в последнее время было всяких взрывов, их не перепутать с лопнувшей покрышкой или столкновением мобилей на дороге…
        Мимо, шелестя рясами, деловито протопали двое монахов. На Мирона они не смотрели.
        - Что случилось? - крикнул он им вслед. Один монах обернулся, быстро сказал что-то по-японски.
        Пора скачивать программу-переводчик… - пробормотал Мирон и направился к дому профессора. Без Мелеты - бесплотного голоса в голове - он чувствовал себя потерянным и уязвимым.
        Пройдя дом насквозь, он спустился по лестнице в дата-центр. За столами никого не было, но спины двух-трёх сотрудников скрылись за перегородкой, отделяющей помещение с Ваннами.
        Войдя туда, Мирон удивился: деловито разоблачаясь, монахи один за другим погружались в био-гель. Опускались прозрачные крышки, начинали мерно мигать датчики… Седая голова профессора перемещалась от одной Ванны к другой. Старик что-то говорил, кивал, шел к следующему саркофагу… Громада робота Рэмбо застыла неподвижным изваянием в дальнем углу.
        - Что происходит? - спросил Мирон, догнав профессора.
        - То, чего мы, признаться, не ожидали, - озабоченно ответил старик. - Нас атакуют.
        - А как же ваша защита?
        - В том-то и дело, - профессор задумчиво почесал за ухом. - Защиту пришлось снять - иначе мы не смогли бы контактировать с Платоном…
        - И где он?
        - Там, - старик неопределенно махнул рукой. - Возглавляет оборону.
        Неожиданно Мирон увидел, насколько стар профессор. Кожа под глазами набрякла, она казалась тонкой, как туалетная бумага. На горле подрагивала синяя жилка.
        - Я слышал взрыв, - сказал Мирон. Он чувствовал себя лишним, ребенком, который отвлекает взрослых от важного дела.
        - Это война, сынок, - Китано тяжело опёрся на только что опустившуюся крышку Ванны. - Атакуют не только нас. Головной офис Технозон и еще нескольких компаний в осаде. Мы не избежали этой участи… Возможно, придётся эвакуироваться.
        - Но кто? У кого имеется столько сил, чтобы развязать войну?
        - Разумеется, у дзайбацу. Шакалы не упустят случай потрепать умирающего льва. А еще преступники… Якудза, гурэнтай, цукибана…
        - Но полковник говорил, Карамазов и сам состоит в… этом… обществе какого-то там дракона…
        - Кокурюкай, - кивнул профессор. Седые волосы, раньше похожие на нимб, теперь бессильно висели вдоль впалых щек. - Его больше нет. Вырезали подчистую, до последнего члена.
        - Ох ёб твою мать… Извините.
        Китано молча махнул рукой.
        - Такое уже было после войны, - сказал он тихо. - Кто-то рвётся к власти, кому-то приходится уступать место… А Технозон - слишком лакомый кусок, чтобы устоять перед соблазном поучаствовать в раздаче.
        - Вам надо отдохнуть, - сказал Мирон и помог старику подняться. - Пока идёт кибер-атака, от нас с вами никакого проку. Но я вам обещаю, профессор: Платон не даст монастырь в обиду. Вам не придётся искать другой дом.
        Они прошли через пустой зал, мимо стоек с помаргивающими серверами - было трудно представить, что там, за металлическими корпусами и электронными платами скрывается целый мир, который сейчас горит в огне… Если бы программа-Мелета была с ним, Мирон не задумываясь присоединился бы к монахам. Он чувствовал себя инвалидом, вынужденным передвигаться на культях в то время, когда остальные пользуются ногами…
        Он открыл дверь в комнату отдыха профессора и помог тому опуститься на диван. Добрался до шкафчика, немного подумал и налил две стопки самогону. Одну тут же, не сходя с места, опрокинул в рот, проглотил, почти не почувствовав вкуса, другую отнёс старику.
        После глотка спиртного на щеки Китано вернулось подобие румянца, он выпрямился и посмотрел на Мирона уже не таким обреченным взглядом.
        - Отдыхайте, - сказал он. А я, пожалуй, пойду…
        - Куда? - спросил старик. - Монастырь окружен. Стены еще держатся, но их падение - только вопрос времени…
        - Ну, вот на стены и пойду. Думаю, там сейчас не помешает лишняя пара рук, вооруженных мечом, - он вновь достал меч и показал профессору. - Я могу взять это с собой?
        - Конечно, - кивнул тот. - Это же подарок…
        - Всё будет хорошо, - сказал Мирон и вышел.
        Первого противника он повстречал, не выйдя за порог профессорского дома.
        По привычке подумал, что тень, состоящая из еще более чёрных теней - это Призрак, его давний знакомый, но у этой тени был меч. Она двигалась бесшумно, будто по воздуху, и Мирон среагировал в последний момент. Рукоять меча, зажатая в руке, сама поднялась над головой, отражая атаку. Композитное лезвие легко перерезало катану нападающего, а заодно - снесло ему голову.
        Мирона чуть не окатило фонтаном крови, хлынувшей из шейных артерий - до того близко он стоял. Позволив обезглавленному телу рухнуть между низким диваном и стеной, он отскочил, инстинктивно выставив меч перед собой. Лихорадочно оглядел тёмное пространство, в котором лишь тенями обозначались мебель, тёмный провал углубления для жаровни в центре, ровные квадраты татами на полу…
        И вдруг на фоне бумажной перегородки-сёдзи появилась еще одна тень. С головы до ног укутанная в чёрное, с силуэтом чёрного меча.
        А ведь там, внизу - несколько десятков людей, - подумал Мирон.
        Они хотели проникнуть в дата-центр незамеченными. Спуститься и тихо перерезать безоружных монахов. Убить профессора.
        Следующая тень набежала стремительно, не дав додумать мысль. Та, что была за перегородкой, прорвав тонкую бумагу, прыгнула прямо на него. Сражаться с двумя противниками Мирон не умел. Он и с одним-то справился, только благодаря чудесным свойствам меча, да своим навыкам, наработанным в поединках под стенами Трои.
        Хорошо, что бой композитным мечом почти не отличался от боёвок в вирт-пространстве. Меч почти не имел инерции, был лёгким и сам, казалось, угадывает желания Мирона.
        Он чудом уклонился от катаны одного ниндзя, пригнулся, чтобы не попасть под удар второму - тот задел волосы на макушке…
        Бой происходил в темноте, в полной тишине, которую нарушало только натужное сопение, лёгкий топот ног и визжащий под ударами мечей воздух.
        Одному он попал в живот - мерзкий запах развороченного кишечника и стоны были тому подтверждением. Другому отрубил руку, и ниндзя, издав резкий всхлип, ретировался, исчез в тенях за домом.
        Чувствуя нереальность, невозможность происходящего, Мирон повёл глазами вдоль веранды… И тут на голову ему приземлился еще один ниндзя. Он упал. Выронил меч. Почувствовал острую боль в ребрах, попытался сделать вдох - и не смог.
        Грудь его придавили к полу коленями, в горло упёрлось что-то острое, уха коснулось горячее дыхание.
        - Попробуешь шевельнуться, - сказал тихий голос. - И ты мертвец.
        Глава 15
        2.15
        Как в старые добрые времена
        Голос был тихий, как таящийся в ночи скорпион. Звук его пробуждал мысли о ножах, саблях и другом холодном оружии, с лёгкостью пронзающем плоть.
        Мирон выдохнул, а потом согнул ногу и со всей силы врезал противнику коленом в пах. Запрещенный приём, кто бы спорил, и настоящие мужики им пользоваться не должны, но когда тебя вот-вот убьют, меньше всего хочется думать о правилах.
        Удар возымел частичное действие: ниндзя хрюкнул, дернулся, и лезвие проткнуло кожу на горле Мирона.
        - Сука твою мать! - выругался он и ткнул коленом еще раз.
        Хватка на руках ослабла, он вывернулся и стукнул открытыми ладонями по ушам противника. Не давая себе ни мгновения передышки, скинул корчащееся тело, и нащупав меч, долбанул рукоятью промеж глаз.
        Он меня почему-то не убил, - крутилось в голове. - Мог, но не убил…
        Когда он отбросил бесчувственного противника к стене, луч света, случайно попавший в окно, высветил лицо Ясунаро.
        Мирон вздрогнул. Да ну нафиг!.. Он сам видел, как клона размазало по асфальту восемнадцатиколёсной фурой… И тем не менее, это был он.
        - Значит так, да? - он вспомнил заверения Карамазова о защите. - Все обещания - пустая болтовня?
        Клон не подавал признаков жизни.
        Мирон оглядел помещение. Из гостиной, сквозь прозрачные сёдзи, можно было увидеть кухню, часть веранды и дверь в кладовку, из которой вёл ход в дата-центр.
        Густые тени скрывали углы, прятались за диваном, мельтешили за окном… Он напрягся, но тут же понял, что там - всего лишь ветки дерева. А вот тень, отделившаяся от них и стремительно набегающая на Мирона - очень даже живая.
        Он почти пронзил её мечом, и только в последний миг, разглядев тяжелые складки шафрановой рясы, отклонил запястье.
        Монашек, молодой парень с покрытым прыщами лицом и безумными, похожими на варёные яйца глазами, что-то лепетал по-японски и рвался к подвальной двери.
        Схватив его за шиворот - ткань натянулась, обнажив тощие руки-веточки - Мирон встряхнул парнишку и сказал, глядя ему в глаза:
        - Всё в порядке. Они там в безопасности.
        Парнишка дернулся вновь, ноги его, оторвавшись от пола, продолжали бег - совсем как у спящего пса. Беспорядочно дергая руками, он заехал Мирону по лицу - из глаз посыпались искры.
        - Да успокойся ты, - он легонько приложил парнишку об стену. - Всё в порядке. Как это по-японски… Дайдзёбудеси.
        - Ты неправильно говоришь, - рядом возникла еще одна тень. Громадная, глубокая, как могила. Если б руки не были заняты усмирением монашка, Мирон перерубил бы её пополам на одних рефлексах. - Нужно вот так: Дайдзёбудёсии…
        - Ты действительно озабочен только этим? - огрызнулся Мирон, отпуская парнишку.
        Робот-Платон сказал несколько слов по-японски, и монашек бессильно сполз по стене, сел на корточки и вздрагивая всем телом, что-то залопотал в ответ. Голос его подпрыгивал, как на резиновых веревочках.
        - Что он говорит?
        - Периметр монастыря прорван в нескольких местах. Повсюду враги. Его братьев зарезали, как свиней.
        - Твою мать… - Мирон едва удержался, чтобы не сплюнуть на пол. - А что внизу?
        - Они пустили в ход военные ледорубы. Те самые, что приберегались для льда, который когда-то охранял ядерные запасы.
        Мирон похолодел.
        - Но ведь… нет никаких ядерных бомб. После того случайного взрыва в Стамбуле, их же все уничтожили, верно? Уж ты-то должен знать!
        - Бомбы действительно уничтожены, - чуть наклонил голову робот и у Мирона отлегло от сердца. - Но программы, способные прорубиться сквозь военный лёд, никуда не делись. И сейчас их используют для взлома. Можно было бы назвать это государственным переворотом - если бы государства имели какую-то власть…
        - Профессор сказал, на нас нападает дзайбацу. Как такое вообще возможно?
        - Стратегия, очень популярная в средневековье. Жестко, но эффективно. При отсутствии санкций, разумеется. А Хиномару-групп не боится никаких санкций.
        - Ладно, что делать-то будем? - Мирон, держа меч наготове, подошел к выходу на веранду и всмотрелся в темноту, кое-где разбавленную редкими уцелевшими фонариками. - Я так понимаю, люди внизу - всё, что осталось от армии старика. И они в данный момент не могут постоять за себя.
        - Если монахи продержатся еще пару часов, я успею перестроить кластеры виртуальных машин и сам пойду в атаку. Как только удастся обезвредить Хиномару в киберпространстве, война прекратится.
        - Ты уверен? - Мирон бросил короткий взгляд на робота. - Думаешь, у тебя получится расправиться с этим новым дзайбацу в одиночку?
        - Кэйрэцу, - поправил Платон.
        - Что?
        - Объединение нескольких компаний называется кэйрэцу…
        - Да похуй, как оно называется! Ты что, даже сейчас не можешь удержаться?
        - Извини. Просто хотел быть полезным.
        - Будь полезным как-нибудь по-другому, ладно? Например, придумай, как нам продержаться еще пару часов…
        - Уже. У меня есть отличный план, который, надо отдать должное, я придумал с твоей подачи.
        - Да ну? И в чём же он заключается?
        Он вдруг увидел монастырь в Римановом пространстве. Координатная сетка высвечивала все постройки, каждое дерево, каждый метр стены. Там, где кладка была проломлена, зияли подсвеченные багровым провалы.
        Чтобы пробить стены, якудза использовали гидродинамические пушки, - понял Мирон.
        По периметру перемещались красные фигурки. Только красные. Зеленые - неподвижные, как отравленные инсектицидом муравьи - скорчились тут и там. И их было пугающе много…
        Монашек сказал, они убивают всех, кто попадётся на пути.
        Дата-центр профессора в Плюсе светился ярким созвездием огней. Дальше, на самой периферии зрения, были другие огненные озёра - системные конгломераты банков, корпораций, других городских структур, но сейчас Мирона интересовала только одна локация, которую, как огненные осы, атаковали агрессивные боты. Их было так много, что казалось, кто-то запалил гигантский фейерверк.
        Сам дата-центр был накрыт пульсирующей сеткой защиты. Она состояла из множества небольших объектов, больше всего похожих на маленькие авиетки. Они соединялись между собой кончиками крыльев. Каждой «авиеткой» управлял один из монахов.
        По сравнению с искрами ракетных ботов, авиеток было очень мало, казалось, они с трудом удерживают оборону, не давая защитному полю порваться. При попадании искр сетка трещала, растягивалась, и тогда было видно, что кроме авиеток защиту скрепляет тонкая красная нить. Она стягивала киберпространство вокруг дата-центра, как штопальный хлопок стягивает дыру на пятке носка, заполняя собой пустоты и вклиниваясь на место выбывших из строя админов.
        Мирон догадался, что красная нить - это командный код Платона.
        Робот остался патрулировать периметр дома, его чувствительные сенсоры засекали любое движение, вплоть до лёгкого неслышного полёта мотыльков, вившихся вокруг ламп накаливания. Конечно же, он мог следить за безопасностью, в то же время помогая монахам, в то же время отражая атаки призраков, в то же время изучая какой-нибудь редкий трактат на мёртвом языке… Продолжать можно бесконечно.
        Он один - это целая Вселенная, - подумал Мирон. - Которая взрывается, затем снова взрывается, а затем снова…
        - Угроза слева от тебя, - сказал призрачный голос в голове. - Меч, пулемет и две светошумовые гранаты…
        - Вижу, - отозвался Мирон, разворачиваясь к новому противнику.
        Удар, взмах, еще удар…
        - Ты выказываешь все признаки мастера боя, - комментирует голос.
        - Даже не знаю, расценивать ли это как похвалу… - на противоходе Мирон вонзает меч в грудь очередного врага, равнодушно перешагивает через тело и идёт дальше, вдоль стены.
        Каждого противника он видит задолго до того, как тот приблизится на расстояние броска.
        Не нужно закрывать глаз, чтобы сосредоточиться на одном из миров. Плюс и Минус слились в цельное пространство, одинаково доступное для любых действий.
        В Плюсе раздаются взрывы - это схлопываются локации, атакованные ледорубами Хиномару. Как пулеметные трассеры, несутся команды кода Платона, и аккаунты хакеров отваливаются один за другим, освобождая кластеры - будто яркие кусочки голубого неба проглядывают среди тяжелых туч.
        Мирон оглядывает поле боя. От нескольких Ванн в дата-центре идёт сигнал об отключении пользователя. Остаётся только надеятся, что эти сигналы - просто экстренный выход в Минус, а не энцефалическая кома, о которой говорил Карамазов…
        Интересно, удалось ли выйти из такой комы Амели? - мысль приходит по ассоциации, хотя и несвоевременно. Какое ему дело до заигравшейся девчонки? Сейчас её обида на деда, её подростковые амбиции и мечты о превосходстве кажутся такими же важными, как прыганье через скакалку.
        Но почему старик Карамазов атакует монастырь? После того, как Мирон убил еще пару клонов, ничем неотличимых от Ясунаро, он убежден, что старик не сдержал обещания. Хотя и слова полковника, и само поведение председателя правления Технозон давали понять, что Карамазов - человек старой закалки. А значит - человек чести.
        Поход вдоль стены продолжается. Мирон перестал вести счёт тем, кого он убил. После того, как он увидел тела в шафрановых рясах, скрюченные, окровавленные, похожие на мёртвых муравьёв, он перестал задумываться над этической стороной происходящего. Это как в любой игре: или ты, или они. Третьего не дано.
        - Помеха справа, - сообщает голос.
        Он не такой бесстрастный, как голос Мелеты, неживой программы. Голос Платона обогащен всеми обертонами, присущими живой человеческой речи. Он может быть саркастичным, напряженным, усталым, иногда - снисходительным.
        Мирон воспринимает противника, как безликую красную фигуру. Наносит удар в стратегически уязвимое место, следит, как она падает - ни фонтанов крови, ни мученической предсмертной судороги. Всё это милосердно скрывает электронная вуаль, сквозь которую он видит Минус.
        Он не слышит никаких выстрелов - хотя противники, почти все, вооружены пистолетами и автоматами. Возможно, это приказ сверху: взять монастырь тихо, незаметно для граждан, которые спокойно прогуливаются по дорожкам парка Уэно, любуясь светлячками и отражением луны в водах озера.
        А может, это их вывернутый, псевдосамурайский кодекс, который велит поражать каждого противника лично, оставляя огнестрельное оружие плебейским массам.
        Неважно. Кровавые схватки проходят в полной тьме, совершенно беззвучно, и от этого кажутся еще более ненастоящими.
        Через некоторое время Мирон видит, что полоска неба над стеной приобрела цвет нежно-розовой лососины. Силуэты деревьев становятся более чёткими, тени - более резкими. Реальность как бы проступает из этих теней, становясь там - домом с распахнутыми настежь сёдзи, здесь - кумирней, спрятанной меж гигантских валунов.
        На дорожках лежат мёртвые тела. Закутанные во всё чёрное, только с прорезями для глаз и бледными, похожими на лунные лучи, клинками катан. Рядом - смуглые, с обритыми головами и рясами, словно бы присыпанными одуванчиковой пыльцой.
        Вокруг суетятся роботы. Одни спешно достраивают провалы в стене, другие бережно, по одному, укладывают на носилки мертвецов и уносят. Куда - Мирон не хочет интересоваться.
        Наверняка всеми этими работами тоже руководит Платон. Узнаётся его рациональная жилка, его прагматическая менталистская сущность.
        «Мы не убиваем людей. Мы поражаем цели»… - всплыло древнее выражение, уж не упомнить, кто это первый сказал…
        Мирон устало присел на камень и вытащил из ушей Плюсы. Подержал на ладони тёплые, пульсирующие тела пиявок и сунул их в карман пиджака. Заботливо застегнул пуговичку, а потом усмехнулся: он так и не успел сменить наряд, подаренный Карамазовым. Дорогой костюм больше не стеснял движений, не заставлял чувствовать себя человеком, закованным в душный футляр. Белая когда-то сорочка покрылась коричневыми, подсохшими на ветру пятнами, уголки воротника стали жесткими и приподнялись, натирая шею.
        Неслышно подкатил робот. Его выпуклые фасетчатые глазные сенсоры словно бы с укоризной изучали следы грубых рубчатых подошв, оставленные на безупречных песочных волнах сада камней. Он не отличался от других роботов ни конструкцией, ни окраской, но Мирон безошибочно узнал брата.
        - Всё кончилось? - устало спросил он.
        - Я бы сказал, закончился первый раунд, - голос, звучащий из динамика на груди был бесстрастным и немного механическим. И потрескивал от помех.
        - Мы выиграли сражение, но не выиграли войну? - усмехнулся Мирон.
        - Война идёт постоянно, брат мой. Корпорации вечно борются за влияние, за долю рынка, за лучшие условия для сделок…
        - Тебе что, нравится постоянно меня подкалывать и поправлять? - на злость не осталось сил, но и слушать нравоучительный голос, исходящий из тела робота, не хотелось.
        - Не скрою, в этом есть некоторая прелесть. Но я хотел сказать, что на самом деле не происходит ничего необычного. С временной точки зрения этот передел власти - не более, чем виток на громадном клубке истории.
        Мирон оглядел мёртвые, присыпанные лепестками сакуры тела.
        - В жопу твою историю, - буркнул он. - Я не хочу, чтобы это когда-нибудь повторилось.
        Из-за стены, как баскетбольный мяч, выпрыгнуло солнце. Оно было похоже на белый воздушный шар, по ошибке упущенный ребенком.
        Дорожка, песочные волны и керамогранитная грудь робота расчертились косыми чёрными полосками. В этой мешанине Мирон не сразу заметил двух стариков, неторопливо бредущих по белому песку, испещренному причудливыми коричневыми пятнами. И не сразу понял, что пятна повторяют форму мёртвых тел, увезенных роботами.
        Оба старика были седы. Оба - широкоплечи, с гордой посадкой головы и резким прищуром одинаково выцветших стальных глаз. Только один шел на своих ногах, слегка ссутулив плечи и заложив руки за спину, а другой передвигался в коляске. Шины с тихим шелестом вминали в песок розовые лепестки…
        - Как дела? - спросил Мирон, обращаясь сразу к обоим - Дата-центр больше не атакуют?
        - Мы восстановили защиту, - сказал профессор. - В конечном итоге, пришлось закрыть купол. Я не мог больше рисковать своими людьми.
        - А как же Платон? - Мирон невольно бросил взгляд на робота.
        - Небольшая, но достаточная часть меня осталась, чтобы взаимодействовать с вами, - ответил тот. - Скоро я найду способ быть одновременно везде.
        - Обзавёлся клоном?
        - Тоже нравится меня подкалывать?
        - Не без того… - Мирон перевел тревожный взгляд на полковника. - Где Хитокири? Он…
        - Жив, жив курилка, - криво улыбнулся полковник. - Покоцали его тока.
        - Когда?
        - А когда ты без присмотра до ветру пошел. Он это почуял - и за тобой… Не успел чуток.
        Мирону стало стыдно. Получается, Хитокири тоже пострадал из-за него.
        - Я не до ветру. Я со стариком Карамазовым поговорить хотел…
        - Поговорил? - Мирон молча кивнул. - Вот и ладненько. А Ватанабэ поправится, не ссы. Будет чуток покороче в некоторых местах, но это мы быстро исправим, правда Масахико?
        Профессор Китано, похожий на мудрого, но потрёпанного жизнью ворона, молча кивнул.
        Мимо протопали, не глядя на них, трое мордатых дядек в пятнистых комбезах и с тактическими винтовками наперевес. От дядек веяло чем-то родным, исконно-русским, что одновременно и радовало, и наводило муторную тоску. Как борщ с кислой капустой…
        - Мои ребятки тут за всем присмотрят, - пояснил полковник. - Пока не устаканится.
        Послышалась мелодичная трель. Полковник полез в карман галифе, аккуратно заправленных в хромовые, смазанные салом сапоги, извлёк небольшую вещицу, в которой Мирон с восхищением узнал мобильный телефон. Причём не прозрачный одноразовый смарт, которые до сих пор кое-где были в ходу, а древнюю углепластиковую модель. Их уже не выпускали лет двадцать.
        Нажатием пальца активировав панель, полковник поднёс телефон к уху, бросил несколько слов по-японски и посмотрел на профессора.
        - Он просит убежища, - сказал полковник.
        Мирон почему-то сразу понял, о ком идёт речь.
        - Но это он на нас напал! Я видел нескольких его клонов…
        - Это еще ни о чём не говорит, - покачал головой профессор.
        - Но как же…
        - Клонов можно перепрограммировать. На феромонном уровне.
        - А… - тупо сказал Мирон. - Но кто тогда?..
        - Мы не знаем, - сказал полковник. - Но это дело техники. Платоша нам поможет.
        Мирон нервно хихикнул. Даже мать, когда они были совсем детьми, не рисковала называть его братца Платошей.
        - Хитросплетения связей в компании Хиномару сложны и запутанны, - заметил робот. Понадобится самый лучший аудитор, чтобы всё выяснить и разложить по полочкам. К счастью, у вас есть я. Уже запущен поиск по ключевым словам, фразам, кодам и смысловым группам. Через пару часов мы узнаем, кто устроил переворот.
        - Значит, Карамазов больше не является владельцем Технозон, - сказал Мирон. - И направляется сюда, чтобы просить убежища. Вы его примете? - полковник с профессором кивнули одновременно, как два болванчика.
        Мирон вспомнил надменного старика, с его стильной фетровой шляпой, безупречным костюмом и запахом дорогих сигар. Куромаку. Тот, кто стоит за занавесом…
        - Надеюсь, вы знаете, что делаете, - буркнул он и пошел по дорожке, куда глаза глядят. На коричневые пятна Мирон старался не наступать.
        - Знаешь, нам ведь сложнее, чем тебе, - догнал полковник. Колёса самоходной коляски шелестели почти беззвучно, сервомотор урчал негромко, сливаясь с далёким шумом просыпающегося города.
        - Я всё понимаю, - дернул плечом Мирон. - Но он же - враг. Он - по другую сторону баррикад… Уж вы-то должны это понимать.
        - Мы родились, когда этого всего еще не было, - вроде бы невпопад сказал старик. - Ни самоходных домов-роботов, ни электромобилей с одним мозгом на всех, ни Плюса… Был Интернет. Но он и в подмётки не годился вашей новой кибервселенной. Во всяком случае, там никто не жил. Были вирусы, были программы, всякие соцсети - но на этом всё. Никаких Иск-Инов, никаких призраков… Чтобы заработать денег, нужно было давить на клавиши, а не спать в роскошной Ванне.
        - Зачем вы мне это говорите?
        Мирон понимал, что ведет себя невежливо. Но он убил за сегодняшнюю ночь столько народу, сколько не убивал ни в одной игре. А накануне его держали в плену, пытали и предлагали заняться сумасшедшим сексом. Он устал. Больше всего, наверное, от самого себя.
        - Затем, что хочу объяснить, - не обиделся полковник. - Нас осталось мало. Нас, стариков. Тех, кто еще помнит старый мир… И мы должны поддерживать друг друга. Потому что только мы друг друга понимаем.
        - Поэтому вы решили дать Карамазову убежище?
        - Он видит мир так же, как и мы. Он - такой же человек слова, как и мы. Он - один из нас.
        - Несмотря на то, что вы его ненавидите?
        Полковник вскинулся, напрягся - руки его вцепились в подлокотники так, что побелели костяшки. Казалось, он хочет встать, чтобы ударить Мирона… Но через секунду он расслабился. Молча кивнул - морщины вокруг рта сделались еще глубже, еще темнее.
        - Он - мой враг, - наконец сказал полковник. Было видно, что слова причиняют ему почти физическую боль. - Но мы в одной лодке. И выравнивать качку нам тоже придётся вместе. Карамазов это прекрасно понимает, поэтому и позвонил.
        Подошел профессор Китано. По обыкновению заложив руки за спину, чуть ссутулив плечи и наклонив голову, опушенную седым венчиком волос.
        - Он идёт, - просто сказал он и встал рядом с полковником.
        - Значит, всё как раньше? - спросил тот. - Как в старые добрые времена?
        - Почти, - кивнул профессор и бросил короткий взгляд на Мирона. - Почти…
        - Вы все знали моего отца, - неожиданно для себя сказал тот. - Вы все - Карамазов, мой отец - работали вместе. И кажется, я догадываюсь, что тогда произошло.
        - Ну что-ж, - уголки рта полковника чуть дернулись вверх. - Значит, нам не придётся тебе ничего объяснять.
        Глава 16
        2.16
        Создать якорь
        - Объяснять всё-таки придётся, - возразил Мирон. - Получается, это вы втянули нас с братом в свои разборки. Которые начались еще до нашего рождения…
        - Ну, в этом как раз нет ничего нового, - усмехнулся полковник, глядя на Мирона снизу вверх, из своей каталки. - Война поколений, отцы и дети… Молодые всегда продолжают дело, начатое родителями. Даже если этого не хотят. Даже если думают, что занимаются чем-то другим.
        - Получается, у нас не было выбора? - оскалился Мирон.
        - Нет, ну почему же? - удивительно спокойно пожал плечами профессор. - Платон, например, нашел принципиально новый подход к идеям отца - решил не заморачиваться с Мостом, а просто перебросил сознание в Плюс… Это было чертовски смело, мы бы на такое не решились. А ты… - он окинул Мирона взглядом, сверху до низу, чуть задержавшись на испачканной кровью сорочке, на мече, который он так и не выпустил из руки…
        - Что я? - адреналин, казалось, использованный без остатка, вновь выплеснулся в кровь.
        - А ты стал настоящим бойцом, - вместо профессора ответил полковник. - Или, как говорят у нас, на Японщине, самураем.
        - Много ли чести? - криво усмехнулся Мирон.
        - Это как посмотреть, - вздохнул профессор. - Если оценивать в спасенных тобой жизнях - то довольно много.
        В кармане полковника вновь раздался звонок. Вытащив телефон, он выслушал несколько слов, спрятал его назад и посмотрел на профессора.
        - Приехал? - спросил тот.
        - Почти, - кивнул полковник и стал зачем-то поправлять выцветшую гимнастёрку. - Ну, вы тут еще поболтайте, а я пожалуй пойду… Встречу его… А?
        - Иди, Серёжа, иди, - тут же закивал профессор Китано. - Покажи ему тут всё.
        Мирону показалось, что старички отчего-то не хотят допустить встречи его, Платона и Карамазова…
        К профессору подбежал один из монахов - кажется, Мирон видел его в дата-центре. Сказал несколько слов по-японски и убежал назад, в дом.
        - Что? - спросил Мирон.
        - Кажется, у нас проблемы, - засуетился Китано. Пошарив по карманам, он отыскал упаковку дермов, вскрыл один и выдавил желтую каплю прямо на язык - чтобы подействовало быстрее. Поморщился… На Мирона дохнуло знакомым запахом мяты и спирта.
        Валокордин, - подумал он сочувственно. - Сдают нервишки у профессора…
        - Так что случилось? - переспросил он нетерпеливо.
        - Связь с Платоном прервалась. Он бросил все периферийные устройства и закапсулировался где-то в Плюсе.
        Мирон посмотрел на безмолвного робота. Тот действительно не подавал признаков жизни последние минут десять, но для Платона это было нормально: он никогда не говорил, лишь бы что-нибудь сказать. Только по делу.
        - Эй, крокодил… - на всякий случай позвал он. Робот не откликнулся.
        Тогда Мирон достал Плюсы, вставил в уши пиявки…
        - Платон? Брат, ты меня слышишь?
        Киберпространство было спокойно. Громада дата-центра сияла новой защитной сеткой, которую никто даже не пытался атаковать. Никаких враждебных ботов, ничего. Только на горизонте, где Мирон разглядел нечто вроде ядерного гриба, угадывалось мельтешение огненных искр. Как стаи хищных ос, пикировали они на гриб, вырывая из его тела большие куски - в ранах плескалась жидкость электрически-синего цвета.
        - Они атакуют его! - закричал Мирон. Профессор на фоне Плюса казался призрачной тенью, размытой по краям. - Хакерские боты атакуют Платона!
        - Поэтому он и оставил роботов, - кивнул профессор. - Оттянул все мощности для защиты.
        - Я должен ему помочь, - сказал Мирон. - Есть идеи, как это сделать?
        Без программы-Мелеты, без помощника-Платона, в Плюсе он был обычным пользователем. Вряд ли его присутствие как-то повлияет на результаты поединка…
        - Думаешь, он не справится? - Китано уже направлялся к своему дому, привычно ссутулив плечи и заложив руки за спину.
        - Я не знаю, - честно ответил Мирон. - Но почему-то кажется, что поддержка ему не помешает. Может, ваши люди могут помочь?
        - Мои люди устали, - отозвался старик. - Сам знаешь, что бывает, если войти в Сеть усталым. Серотониновое голодание…
        - Я понял, - кивнул Мирон. - Тогда я сам.
        Он остановился, поискал глазами удобную скамейку - для того, чтобы спокойно чувствовать себя в Плюсе, лучше присесть.
        - Подожди, - старик понял, что он собирается делать. - На самом деле, есть у меня одна идейка…
        - И чем это отличается от обычного погружения в Плюс? - спросил Мирон через несколько минут, когда профессор привёл его в отдельную комнату на первом этаже.
        Предмет обстановки был только один: прозрачно-зеленого стекла Ванна на высоком пьедестале.
        - Видишь ли, - замялся профессор. - Когда я говорил, что не продолжил разработки твоего отца, я… несколько погрешил против истины. Прости, мы тогда не были знакомы. Кроме того, ты мне тоже не доверял.
        - Проехали, - как можно вежливее перебил старика Мирон. - Мы оба не доверяли друг другу, что дальше?
        Платон там один, - думал он. - Бьётся против этих ублюдков… Он конечно крутой, самый умный и всё такое… Но не против тысячи. А Хиномару, походу, наняла именно столько хакеров - может, всех самых лучших в мире.
        - Это почти обычная Ванна, - начал объяснения профессор. - Только вместо биогеля в ней - специальный проводник, сходный с тем, что используют космонавты, когда летят на Марс.
        - То есть, криогель, - поморщился Мирон. Мысль о том, чтобы уподобиться замороженной селёдке в банке как-то не утешала.
        - Не совсем, - упрямо гнул своё старик. - Я дополнил состав своими разработками, сделал его немного жиже и менее фатально действующим на организм. В отличие от криогеля, в моей Ванне замораживается только тело, мозг же остаётся живым и работоспособным.
        - И когда не вынужден тратить энергетический ресурс на поддержание жизненных функций - становится намного быстрее.
        - Суть ты уловил, - кивнул профессор. - К тому же, освобождённый разум не будет испытывать синдрома гиперреализма - это всё же прерогатива бренной оболочки…
        - Иными словами, помещая человека в эту особую среду, вы создаёте ИЛЛЮЗИЮ энергетического разума. Такой конструкт наоборот.
        - Я же говорил: решение Платона - более смелое. Мы к такому не были готовы…
        - Вы сделали процесс обратимым, правильно? - Мирон очень надеялся, что профессор ответит «да»…
        - В теории, - немного помрачнел тот. - Тело-то мы реанимируем без проблем, а вот разум…
        - Сколько испытуемых вернулись?
        - Двое из десяти. Хиномару и… я.
        - Ясно, - Мирон отвернулся и стал стаскивать с плеч пиджак. - Ясно…
        Раздевшись до трусов, он перешагнул высокий бортик и уселся на дно Ванны. Ёмкость тут же начала наполняться прозрачной опалесцирующей жидкостью. Она приятно обволакивала конечности и казалось, проникала даже под кожу.
        - Есть какие-то напутствия? - спросил Мирон. Жидкость уже добралась до груди. - Советы?
        - Только один: возвращайся. Я буду здесь, - улыбнулся старик. - Да, совсем забыл! - крикнул он, когда голова Мирона почти погрузилась в жидкость. - Ты должен создать якорь. Что-то такое, о чём ты никогда не забудешь. То, что поможет тебе вернуться…
        Он оказался на пустынной, усыпанной крупным чёрным щебнем равнине. Никакого чувства невесомости, полёта, которые сопровождали переход в Плюс в обычной Ванне. Здесь всё произошло мгновенно. Его выбросило в какой-то пустынный уголок Сети, и мозг подстроился, сгенерировав удобную локацию.
        Крупные камни напоминали пористые куски лавы, а на горизонте виднелось что-то, напоминающее вулкан…
        Создай якорь, - в последний момент прокричал профессор.
        Это как в психиатрии, - подумал Мирон. - Перед гипнозом больному предлагают самому выбрать слово, с помощью которого он проснётся…
        Нагнувшись, он подобрал кусок лавы побольше и положил его рядом с другим. Затем принёс еще несколько. Затем - еще.
        В близком радиусе крупные куски закончились, но он продолжал упрямо ходить всё дальше и дальше, таская по несколько кусков за раз, складывая их в кучу, создавая курган…
        Руки покрылись мелкими царапинами. На куртке, в которой он обычно видел себя в Плюсе - небольшие проплешины и пыльные пятна. Камни были тяжелыми.
        Выкладывая продолговатый кенотаф, он думал о Мелете. О том, что ему, по всей видимости, так и не придётся навестить её могилу. Если она вообще где-то есть…
        Значит, хотя бы такое место упокоения у неё будет.
        Закончив, он снял куртку, майку, вытер пот с лица и уселся рядом с курганом, переводя дух.
        Хорошо бы, здесь росли цветы… - рассеянно подумал Мирон, и в тот же миг увидел в чёрной, насквозь пропеченной почве несколько зеленых кустиков. Их пригибал к земле невидимый ветер, нежно-зеленые листья выглядели слабыми и беззащитными.
        Вы справитесь, - тихо сказал Мирон, когда из бутонов появились небольшие голубые цветки с желтыми серединками. - На вид вы нежные и хрупкие, но душа у вас отважная. Вы - такие же, как она…
        В ответ листья удлинились, сделались более жесткими, а стебли - более упругими и крепкими. Они уже не клонились от ветра, а чуть колыхались под его порывами.
        Мирону показалось, что он может различить еле заметный нежный и терпкий аромат… тот самый, которым были пропитаны волосы Мелеты.
        Отвернувшись, он посмотрел на далёкую гору. Вопреки законам перспективы, можно было различить, как над ней кружат чёрные точки.
        Долго добираться… - пробормотал он и почувствовал колебание сетки пространства. Обернулся. На камнях стоял турбо-джет. Точно такой, каким он его оставил на той многоэтажной стоянке перед тем, как поместить конструкт с Платоном в Полный Ноль…
        Оседлав байк, Мирон дал газу и направил машину к вулкану. Земля под колёсами слилась в сплошную чёрную полосу.
        То, что издалека казалось вулканом, оказалось громадной тушей какого-то доисторического зверя. Похоже на диплодока, - прикинул Мирон.
        Вокруг вились стаи крупных и мелких зубастых тварей. Пикируя на тушу, они вырывали куски плоти и на лету, задрав зубастые пасти к белесому небу, проглатывали их.
        Все бока диплодока были покрыты ранами. Из них струилась кровь, покрывая шкуру глянцевой плёнкой. Иногда, когда из тела вырывали особенно крупный кусок, диплодок поднимал к небу небольшую голову и ревел.
        Он пытался сражаться. Ловил мелких тварей зубами, сбивал на землю хвостом, топтал ногами… разумеется, их было слишком много.
        Объехав тушу кругом - её окружал небольшой бруствер из поверженных тел, в которых угадывались птеродактили, летучие мыши и совершенно неизвестные чудовища с большими ушами, похожие на крылатых обезьян, - Мирон вытащил меч.
        Точнее, не вытащил. Он только подумал о нём, и меч вырос из ладони, как продолжение руки. Лезвие его вибрировало от напряжения, а кромка размывалась - как у лазерных резаков для особо твёрдых пород, которые он видел в виртуальной экскурсии по шахтам на Луне.
        Размахнувшись - меч удлинился метра на два - он срубил нескольких тварей, затем - ещё и ещё.
        Какая-то крохотная точка, запертая под слоями брони, подавала слабые сигналы о том, что нет никакого диплодока, нет никаких птеродактилей, а есть гигантский гриб из светящихся электричеством строчек кода, и есть огненные осы хакерских ботов… Но Мирон понимал, что и это - издержки воображения, попытки разума систематизировать аморфное и объять необъятное.
        Через секунду он забыл обо всём: птеродактили его заметили. Они падали с неба дождём, пикировали, как зубастые истребители, как гигантские шершни. Те, которым удавалось прорваться, причиняли дикую боль, раня, кромсая и впиваясь клювами в мясо.
        Меч Мирона вертелся, как сбрендившее мельничное колесо. От его лезвия так и летели ошмётки тварей, но их почему-то не становилось меньше. Лицо, руки, куртка - всё покрылось ровным слоем кровавого фарша, а передохнуть, собраться с силами и мыслями не было никакой возможности.
        Он стал уставать. Соскочив с мотоцикла, тут же забыл о нём, ноги по колено погрузились в отрубленные конечности, крылья и головы с продолжавшими щелкать зубами.
        Когда Мирон, неловко поскользнувшись, упал на одно колено, мимо головы пронёсся язык пламени. Он почувствовал, как сворачиваются от жара волоски на затылке, как трещит и лопается кожа куртки…
        Полыхнул еще один язык пламени и тварей - как не бывало. А рядом, складывая громадные перепончатые крылья, приземлялся дракон. Стальная, похожая на щиты, чешуя, остро заточенные когти… Приземлившись, дракон принял облик человека.
        Короткая стрижка, расстёгнутая спортивная кофта - замок такой старый, что извивается змеёй, а некоторые зубчики просто выпали. Под кофтой - мягкая фланелевая рубашка в розовый ромбик, брюки - с пузырями на коленях, подтянутые ремнем несколько выше талии…
        Мирон убрал меч и с удивлением понял, что все следы крови и порезов исчезли.
        - Привет, крокодил, - таким он видел Платона в последний раз. Более десяти лет назад…
        - Здорово, аллигатор.
        Они обнялись. При жизни такого не происходило - патологически бдительный Платон ни при каких обстоятельствах не допускал контакта с другими людьми.
        Под кофтой Мирон ощутил неожиданно крепкие мускулы брата, но в сутулости плеч, морщинках вокруг глаз, в горькой складке вокруг рта он увидел смертельную усталость.
        - Не сдавайся, - сказал он, глядя Платону в глаза. - Не сдавайся, слышишь? Только не сейчас.
        - Я ошибался, когда думал, что став таким - он на минуту потерял очертания, размылся, - я обрету всесилие. Я был неправ. И не готов. Не готов к… этому, - подняв взгляд, он проследил за кружащими высоко в небе птеродактилями. - Они вернутся, - сказал он. - Вернутся с новыми силами, и тогда… Спасибо, что пришел, - Платон улыбнулся робкой, совершенно не свойственной ему улыбкой. - Я не знал, что умирать в одиночестве - это так страшно.
        Мирон скрипнул зубами.
        - Я не дам тебе сдохнуть, - сказал он. - Слышишь, задница? Иначе всё будет напрасно. Я не смогу простить тебе её смерть.
        - Мелета? Та девушка, которая помогла тебе украсть конструкт?
        - «Та девушка»? Ты серьёзно? Она отдала за тебя жизнь, а ты не можешь запомнить её имя? Как это по… Платоновски.
        - Её звали Светлана Киселёва. Ей было восемнадцать лет. Она любила Стравинского и жареные оладьи.
        Этого Мирон о Мелете не знал. Она так и не посчитала нужным сообщить ему своё настоящее имя… Но это ничего не меняет, - подстегнул он себя. - То, что Платон узнал парочку автобиографических сведений… Зато я помню, как пахли её волосы. Как подрагивали колечки на лице, как она могла посмотреть недоверчиво, искоса… или окатить презрением. А еще я помню её тёплые губы и жесткие, но такие нежные ладошки…
        - Ладно, хватит рефлексии, - буркнул Мирон, глядя в небо. Твари опустились намного ниже. - Давай думать, как от них избавиться.
        - Я не знаю, - плечи брата опустились еще ниже. - Я всё перепробовал, но их слишком много.
        - А ты… выходил на контакт со своими дружками-Анонимусами?
        - Нет. Я…
        - Ты не знаешь, кому из них можно доверять. Кого из них не удалось купить Хиномару. А еще тебе не позволяет гордость.
        - Ты слишком хорошо меня знаешь, брат, - криво улыбнулся Платон.
        - Потому что я - это ты, - кивнул Мирон. - А теперь давай, - он вновь поднял меч. - Пошли сообщение по всей сети. Кинь клич.
        - А если…
        - Это уже не важно, разве ты не видишь? - удивился Мирон. - Тебя и так окружили. Многие хотят потягаться с конструктом - за деньги, власть и славу. Но тебя ценят. Тебя знают и уважают. И сейчас у них есть шанс доказать тебе свою преданность. Давай. Победителей, как ты знаешь, не судят.
        - Хорошо, - сдался Платон. - Но… если они не придут?
        - Посмотрим, - Мирон одним взмахом срубил осмелевшего птеродактиля. - С каких пор ты стал таким неуверенным в себе?
        - Я всегда таким был, - улыбнулся Платон. Он больше не выглядел, как ботан. Куртка, майка, ботинки - фактически, он теперь представлял точную копию Мирона. - Просто хорошо умел скрывать. Так же, как и ты…
        - Тут ты прав, - усмехнулся Мирон. - Врать мы с тобой насобачились знатно.
        Платон вновь завибрировал, «усложнился» - так, что глазам стало больно смотреть - а затем появился на прежнем месте. Туча, состоявшая из птеродактилей и летучих мышей, выстроившись клином, спикировала на братьев.
        Мирон с Платоном, не сговариваясь, подняли в воздух мечи, модифицировав их в непроницаемый заслон. Твари бились о него, как реактивные пули, отскакивали, вновь набирали разбег… Потом одна прорвала защиту и ужалила Платона в плечо. Тот, чуть вздрогнув, сбил тварь на землю и растоптал. Но за первой защиту стали пробивать и другие.
        Братья встали спина к спине, пытаясь растянуть, уплотнить защиту, но ничего не получалось: птеродактили рвали её острыми клювами, в стороны летели клочья.
        - Хрен с ней! - закричал Мирон и свернул пространство вокруг руки в длинный меч. Сделал взмах, другой… - Всё равно их слишком много.
        - Уходи, - прокричал в ответ Платон. - Уходи, пока еще есть возможность. Я оттяну их на себя…
        - Ну уж нет, - оскалился Мирон. - Помирать, так с музыкой.
        В небе, над их головами, появился левиафан. Он выплыл из-за облаков, грациозно перемешивая воздух длинными ластами, а затем открыл пасть и заревел.
        Братья пригнулись. Мирон почувствовал, как по спине замолотили мелкие камушки. Воздух наполнился плотной вонью гниющей рыбы.
        Возможно, это и есть тот хвалёный военный ледоруб, - мелькнула мысль. Мелькнула - и пропала. Отвлекаться стало некогда, потому что в воздух, навстречу левиафану, поднялся дракон. Выставив грудь, как щит, он налетел на громадного монстра, их шеи переплелись, зубы вонзились друг другу в глотки.
        - Ну капец, - подумал Мирон. - Еще один такой ледоруб - и нам хана.
        Вокруг него, вспыхивая красным, зеленым, оранжевым, начали появляться фигуры. В первый миг Мирон решил, что это - вражеские программы. Посланы добивать побежденных… Но затем он узнал хрустальный ацтекский череп и рассмеялся.
        - Ты видишь, - закричал он в небо. - Они не бросили тебя!
        Дракон только сжал челюсти и… откусил голову левиафану. Из обрубка шеи хлынула кровь. Она загорелась сама собой, прямо в воздухе, испуская чёрный удушливый дым.
        Дракон отлетел, а левиафан, как подбитый бомбардировщик, рухнул куда-то за горизонт.
        Мирон огляделся. Хрустальный череп посылал в чёрных тварей синие молнии, пылающий иероглиф модернизировался в утыканную стальными клинками колесницу и носился по равнине, издавая лёгкий звон и шелест отсеченных конечностей. Из-под ножей летели фонтаны крови.
        Каменная глыба, сгруппировавшись в шар, оставляла в рядах тварей целые просеки. Шагающее горящее дерево поджигало их своими ветками.
        Мирон издал победный клич и бросился в самую гущу сражения. На время он забыл обо всём. Забыл о ждущем в Минусе профессоре, о брате, об окружающих его бойцах… Он понял, что соскучился по такой вот сече - без страха, без усталости, без сомнений…
        И вдруг перед глазами появились лежащие на белом песке тела. Как скорчившиеся от жара паяльной лампы личинки. Шафрановые рясы, коричневые пятна крови…
        А потом он увидел другие тела. Затянутые во всё чёрное, с белыми и чистыми клинками в мёртвых руках. На телах чернели раны - оставленные его мечом.
        Он замер. Меч сделался тяжелым, словно чугунный лом. В висках застучало.
        Захотелось выбросить из головы всё. Все эти воспоминания, которые давили нестерпимым грузом, неподъёмной тяжестью. Они пригибали к земле, не давали вздохнуть и расправить плечи.
        Он поднял голову и посмотрел на небо.
        Дракон упоённо носился в небесах, поджигая тварей. Чудовище больше не казалось усталым и побежденным. Пламя его было голубым и чистым, как огонь ацетиленовой горелки.
        Волоча ноги, он стал выбираться из центра битвы. Перешагивая через тела, оскальзываясь в лужах крови. Но казалось, конца и края побоищу просто нет.
        Сцепив зубы, закрыв глаза, еле сдерживая тошноту, он всё же выбрался на кромку сражения, и тогда его вырвало. Прозрачной водой, горькой, как целый колодец слёз.
        Мысленное усилие - и рядом вновь стоит мотоцикл. Не такой новый, как в начале. Покрышки посерели от пыли, протекторы облысели. Седло больше не выглядело таким удобным, а хромированные детали потрескались и потускнели.
        Взобравшись в седло, он долгую минуту смотрел на битву - дракон в небе поджаривал последние островки сопротивления - и наддал газу.
        Всё наращивая скорость, он нёсся, куда глаза глядят, забыв обо всём. Забыв о Мелете, о брате, о профессоре - даже о себе самом.
        Он больше не был Мироном Орловским, не был Кровавым Точилой, не был Божественным Диомедом… Память наконец-то сжалилась и позволила забыть всё, что случилось в эти нелёгкие недели, месяцы и годы.
        Отныне он просто едет по выжженной равнине, чувствуя, как в глаза светит заходящее солнце, а в грудь дует горячий ветер.
        Отныне он был никем.
        Глава 17
        2.17
        Второй поворот направо, а дальше прямо, до самого утра.
        Он не знал, сколько прошло времени - просто не следил за ним. Ехал, сколько хватало сил, затем останавливался, падал с байка и засыпал. Когда хотел есть - появлялась еда. Пластиковые упаковки с сэндвичами, самогрейки с кофе, иногда - картонки с коричневыми, почти настоящими кусочками мяса в остром соусе. Впрочем, вкуса он тоже не замечал. Жевал, запивал, спал, садился на байк и ехал дальше.
        Ничего не менялось. Долина, чёрная и покрытая мелким одинаковым щебнем, расстилалась насколько хватало глаз. Вечные сумерки скрывали горизонт. Солнца или луны он не видел - просто не думал, не вспоминал о них, и они не появлялись.
        Ему нравилось слушать рёв двигателя, шум покрышек по песку. То, как горячий ветер бьёт в лицо, шевелит волосы, как мелкие песчинки забиваются под одежду и натирают кожу. Это давало ощущение бытия. Придавало существованию хоть какой-то смысл.
        Временами он развлекал себя мыслями о том, что в любой момент может остановиться, повернуть назад, найти то, что поможет ему вспомнить. Но в глубине души понимал, что не сделает этого.
        То, что гнало его вперед, было сильнее.
        Но однажды утром, проснувшись, он понял: что-то изменилось.
        Огонь. Полузнакомое слово всплыло из глубин подсознания. От него исходили знакомые эмоции: опасность, страх - и в то же время: тепло, уют, защита…
        В ямке, выкопанной в песке, горел костёр. Пламя было чадящим - чёрный удушливый дым уходил в небо неровным столбом. Топливом служили полиуретановые покрышки - обернувшись, он увидел облысевший байк. Блестящие металлические обода скалились голыми спицами.
        Напротив, через костёр, сидел человек. Тёмная фигура, закутанная в бесформенное одеяло, ноги сложены по-турецки, в одной руке - раскрашенная под камуфляж армейская фляжка, в другой - сигарета.
        Он молча сел, бросил угрюмый взгляд на фигуру и вытащил собственное питьё - пластиковую бутылку с теплой, чуть солоноватой водой.
        - Привет, аллигатор, - сказала тёмная фигура и приложилась к фляжке.
        Память рухнула на Мирона, как небоскрёб. Белое, увешанное колечками лицо Мелеты, полёт в вингсъюте сквозь московскую метель, тёмный туннель между морскими контейнерами, зрачок винтовки, направленный ему в лоб, холодный ящик конструкта, прижимающегося к животу, белые, как пух одуванчика, волосы профессора, меч, вырастающий прямо из нежной девичьей руки…
        - Решил наконец-то научиться пить? - спросил он и закашлялся.
        Брат неторопливо отхлебнул еще раз, в воздухе, смешиваясь с удушливым дымом горящей резины, поплыл запах виски.
        - Ну, цирроз печени мне теперь не грозит.
        - Что тебе нужно?
        - Хочу вернуть тебя домой, братишка.
        - Я об этом не просил.
        - Понимаю, - Платон оглядел чёрную, без единого ориентира равнину. - Уютно тут у тебя.
        - Я не хочу возвращаться, - отрезал Мирон.
        - Дело не в том, чего хочешь ты.
        - Всё, как всегда, да? - он оскалился. Достал из кармана потрёпанной куртки мятую пачку - осталось всего две сигареты - вытащил одну зубами, откинул с характерным щелчком крышку бензиновой зажигалки, прикурил, выпустил дым… - На мои желания всем насрать.
        Обычного удовлетворения это не принесло. На языке осел привкус гари от покрышек, лёгкие болели от удушливого дыма.
        Бросив сигарету в песок, Мирон посмотрел на брата. Сквозь чад костра он видел лишь чёрный оплывший силуэт. Контуры были только намечены: кочан головы плавно переходит в покатые плечи, ног не видно. Фигура словно вырастала из песка.
        - Если тебе будет легче, у тебя сейчас нет желаний, - откликнулся Платон. Сигара и фляжка с виски куда-то делись. - У тебя нет мыслей, чувств, потребностей… Ты заблудился в странном аттракторе своего собственного подсознания.
        - Но… я нормально себя чувствую, - возразил Мирон. - Просто взял передышку. Делаю что хочу, отдыхаю…
        - Ты в курсе, что находишься в Плюсе?
        Он огляделся. Прислушался к себе. Сквозь джинсы в задницу впивались твёрдые и холодные камешки, тепло от костра грело правую щеку, лёгкие щипало от удушливого дыма… В животе немного бурчало, а мочевой пузырь был переполнен.
        - Мы дрались, - ответил он. - А когда победили, я сел на байк и поехал, куда глаза глядят. Я больше не мог смотреть на трупы.
        - Они были ненастоящими. Это были всего лишь атаки ботов в киберпространстве. И кстати: мы не победили.
        - Что?
        - Нам удалось поставить временную защиту. Но рано или поздно её пробьют и Технозон вновь окажется в опасности.
        - Я думал, что защищал тебя.
        - Так оно и было, - кивнул Платон. - И кстати: прими мою благодарность.
        - Обращайся.
        - Хорошо. Мне нужна твоя помощь.
        - Что?
        - Мне нужна твоя помощь.
        - Нет, я расслышал. Просто… Опять? Разве тебе мало?
        - Выиграв одно сражение, не выиграешь войну.
        - И в чём твоя война, брат? Хочешь стать властелином мира? Поработить Плюс?
        - Всего лишь защитить Технозон.
        - Но… на хрена? У тебя что, нежданно прорезалось чувство лояльности к работодателю?
        - Нирвана.
        - А причём здесь она?
        - Как только фаерволы Технозон рухнут, они разорвут Нирвану на куски. Миллионы людей могут пострадать. Попадут в ловушку аттрактора, так же, как и ты. И поверь мне: пустыня - это еще не самое страшное. В душе каждого человека гнездятся свои демоны…
        - Я не в ловушке.
        - Ты уверен? Можешь отсюда выбраться?
        Мирон смутился. Мысли о том, что он делает здесь, на этой равнине, приходили в голову. Иногда. Но он упорно их игнорировал.
        - Я… не хочу. Мне и здесь хорошо.
        - Ну, тогда тебе остаётся только ждать смерти, пока мир у тебя за спиной будет медленно сползать в пропасть.
        Мирон понимал, что брат пытается воззвать к его чувству ответственности. И похоже, это ему удавалось.
        - Ты сказал «они» будут рвать нирвану на куски, - мысли ворочались неохотно, будто залитые вязким холодным сиропом. - Ты знаешь, кто это? Кто за всем этим стоит?
        - Да.
        В груди родилось какое-то новое чувство. Такое распирающее. Будто стоит сделать еще один вдох, и грудная клетка не выдержит. На плечи рухнул очередной пласт памяти.
        Быстрая смена образов: лицо отца. Бледное, с запавшими глазами. Гроб обтянут чёрной материей, но крышка изнутри - белая, отливает нежным шелком. Мать: зажатая под мышкой неизменная бутылка мартини завёрнута в шарф, жесткие, будто железные кудряшки подрагивают вокруг лица. Старый, но такой уютный и любимый дом скрывается за пеленой дождя. Узкий тёмный подъезд с вечным запахом кошек, под ногами лопаются упаковки использованных дермов…
        По спине, от крестца к плечам, побежали колючие мурашки, в руках появился неистовый зуд.
        - И… Кто же?
        - Амели Карамазова.
        Мирон несколько секунд молча моргал. Торжество, радость от близости разгадки сменилась разочарованием.
        - Да ну на фиг, - только и смог выдавить он. - Ты уверен?
        - Линии сходятся к ней.
        Он вспомнил бледное лицо с острыми скулами, длинные кошачьи глаза, чуть безумную улыбку… Дёрганая походка, кожаная юбка, короткая курточка из сумасшедше-оранжевого меха. И белесые пятнышки от множества дермов в сгибах локтей. Она - стоит за всем? Командует якудза, отправляет на смерть сотни людей, нанимает хакеров, ворочает миллионами…
        - Обоснуй, - одними губами попросил Мирон и поднялся. Сидеть больше не было сил.
        - Ты знал, что её мать - урожденная Кеншин? Из тех самых Кеншин, что вместе с Токугава штурмовали замок императора в Киото? После реставрации старым самурайским кланам пришлось нелегко. Многих просто уничтожили, других разорили… Но клан Кеншин, один из самых старых, самых могущественных - уцелел. Насмешка судьбы: Амели - наследница по обеим линиям. По мужской - Карамазова, мультимиллионера, которому принадлежит четверть земной экономики. По женской - старинного клана Кеншин. Её японское имя - Кеншин Орэн. На деньги клана она создала компанию Хиномару. Ты должен догадаться, что для японцев означает это название.
        - Так назывался государственный флаг, - кивнул Мирон. - Пока не произошло слияние с Россией, это был символ Японии.
        - Именно. Неужели ты думаешь, что якудза - люди, чтящие традиции и слишком хорошо помнящие, что еще не так давно были самураями - не поддержат наследницу самого древнего и уважаемого рода?
        - Она - олицетворение старой Японии? В голове не укладывается, - пожал плечами Мирон. - Избалованная, развращенная, подверженная всем доступным и недоступным порокам…
        - Или - очень хорошая актриса, которая под прикрытием своих… развлечений путешествует по всему миру и тайно встречается с теми, кому не нравится существующий строй. Дружба между Россией и Японией.
        - Если рухнет Нирвана, если пострадают люди, - вслух подумал Мирон. - В остальном мире опять завоют о превышении полномочий. О том, что Россию пора расформировывать, как это случилось с другими странами.
        - И мир полностью захватят корпорации, - закончил Платон.
        - А корпорациям всегда было плевать на людей, - выдохнул Мирон.
        Он честно прислушался к себе: а что по этому поводу чувствует он сам? Как он относится к грядущему новому миропорядку? Чем он будет отличаться от того, что уже существует?
        - Помнишь Полный Ноль? - вдруг спросил Платон.
        - Мозги в ванночках?
        - Это - следующий шаг. Они внедрят такую технологию повсеместно.
        - Но люди не согласятся…
        - Ты уверен? Если им пообещают жизнь, гораздо лучшую, чем прежняя? Исполнение всех желаний? Гарантию того, что не придётся заботится о хлебе насущном до самой смерти? Болезни, голод, войны - всего этого можно будет избежать. Они просто станут не нужны. Все будут счастливы.
        - Так может, это не так плохо?
        - Первые несколько лет - да. Но система - любая система - должна всё время развиваться. Тебе, как математику, это должно быть понятно и без моих подсказок… Если цивилизация не развивается - она впадает в стагнацию, упирается в эволюционный тупик. И тогда…
        - Что?
        - Мир, покрытый пеплом. Холодный, безжизненный. Всего через двадцать лет.
        - Так быстро?
        - Экспонента, брат. Включи уже мозг.
        - Ладно, ладно, я понял.
        Мирон плюхнулся обратно на песок. Теперь он не казался таким уж мягким и удобным - острые камешки больно кололи кожу через протёртые до дыр джинсы. Всё тело пробирало от холода, откуда-то налетел ледяной пронзительный ветер.
        - И что ты предлагаешь? - спросил он, стараясь разглядеть сквозь затухающий огонь лицо брата. Но тот всё время оставался в тени. Как Мирон не старался, даже пытался подойти поближе - лицо брата всё время ускользало, превращаясь в мешанину размытых теней. - Как нам отсюда выбраться?
        - Я не знаю, - пожал плечами Платон. - Ты не представляешь, какого труда мне стоило отыскать тебя. А затем прорваться, просочиться в созданный тобой мир… Так что я понятия не имею, как из него выбраться. Ты - полновластный его хозяин.
        - Чёрт.
        Мирон в сотый раз оглядел равнину. Ничего. Ни облачка на горизонте, ни холмика на поверхности. Одно направление ничем не отличалось от другого.
        - Идём, - сказал он, протягивая руку Платону. Огонь догорел, и он наконец-то смог разглядеть лицо брата. Постаревшее лет на десять, с седыми залысинами, редкой щетиной на подбородке и перечерченным горизонтальными морщинами горлом.
        - Куда? - спросил Платон. Оказалось, он был закутан в огромное шерстяное пончо, с зигзагообразным узором и кисточками по краям. Помнится, таким пончо - настоящая Мексика, ручная работа, говорила мать - была застелена родительская кровать в их старом доме…
        - Второй поворот направо, а дальше прямо, до самого утра - ответил Мирон.
        Платон улыбнулся.
        Через несколько дней кроссовки, в которых он шел, развалились. Подошвы настолько ссохлись и потрескались, что не могли больше удерживать верх. Пришлось обмотать ноги оторванными от пончо брата полосками - песок был настолько раскалённым и колючим, что идти по нему босиком было нереально.
        - Интересная фигня, - хромая на обе ноги, Мирон прошел еще двести метров. - Когда я был один, то ехал на байке, который не нуждался в горючем. Ел бравшиеся ниоткуда сэндвичи и пил горячий кофе. Но сейчас, с тобой, мы - будто в настоящей пустыне. Никакого кофе, никаких сэндвичей и жуткий холод по ночам.
        - Реальность просачивается в твой аттрактор по каплям, - ответил Платон. Его ботинки тоже были не в лучшей форме. Розовые подошвы побледнели до цвета сильно пожеванного бубль-гума, штанины обтрепались, открывая тощие, обросшие жестким чёрным волосом щиколотки. Когда-то белую сорочку брат повязал на голову, наподобие бедуинского бурнуса, а пиджак надел на голое тело.
        - Но тебе ведь не обязательно всё это терпеть, - сказал Мирон, вскарабкиваясь на дюну, совершенно неотличимую от сотен дюн, которые они уже преодолели. Они появились пару дней назад. Когда он мысленно назвал равнину пустыней. - Ты можешь… Ну не знаю, стать орлом, например. Или ящерицей.
        - Аттрактор подчиняется твоему разуму, - пожал похудевшими плечами Платон. - Я, конечно, могу притвориться, что стал ящерицей, но это потребует слишком много энергии.
        - А сотворить жратвы? Бочонок пива?
        От мыслей о бочонке пива в глазах помутнело.
        - И наслаждаться им у тебя на глазах? Я же говорю: мир - твой. Чтобы выпить пива, ты должен ПОВЕРИТЬ, что это возможно. Что пиво настоящее. Но ты веришь только в мозоли на ногах и обезвоживание - потому что именно это, по твоему мнению, и случается с людьми, оказавшимися в пустыне.
        - Играя в Трою, я верил в свою палатку. В свой меч, в доспехи, в то, что стены города - поистине неприступны, а Гектор - полный засранец. Но это не мешало мне, повоевав, спокойно возвращаться в Минус и идти в душ.
        От мыслей о душе - прохладном потоке воды, брызжущем на дно кабины - ему тоже сделалось плохо. Так, что горло сдавило жаркой колючей судорогой, и Мирон закашлялся.
        Согнувшись, он замер в неудобной позе, на самом верху дюны. Лёгкие разрывало, изо рта летели капли густой слюны.
        Платон стоял рядом и легонько хлопал его по спине. Взгляд его отсутствующе бродил по горизонту.
        Интересно, сколько еще я так продержусь? - подумал Мирон, вытирая розовую слюну рукавом замурзанной кожаной куртки. Верхний блестящий слой на ней ссохся и облетал крошечными чешуйками. - И что будет с Платоном, когда я отброшу копыта? Удерживает его рядом со мной лишь чувство долга, и как только меня не станет, он сможет преспокойно убраться в местечко поприятнее; или же мир, созданный моим воспалённым разумом, будет удерживать его, бессмертного, вечно?
        В таком случае, братец ведет себя с завидным самообладанием, - усмехнулся он. Вечность в этой чёрной пустыне - лучше уж сразу сойти с ума…
        Ночью ему приснилась Мелета. Её подрагивающие колечки, татуировка дракона на спине, маленькая крепкая грудь и плоский живот…
        Он проснулся от боли в паху - непривычное, забытое чувство эрекции всколыхнуло спавшие доселе пласты памяти.
        Утром, поднявшись на очередную дюну, они увидели далеко-далеко на горизонте огромный холм. Он был гораздо выше всего, что Мирону приходилось видеть здесь раньше, но почему-то имел знакомые очертания.
        - Туда, - указал он на гору. - Нам нужно туда.
        И они пошли.
        В глубине души Мирон всё время ждал появления Призрака - вспомнив о Мелете, он невольно вспомнил и о нём. Но, похоже, в аттрактор его разума доступ имел только Платон, его брат-близнец.
        Раскалённый день сменялся леденящей ночью, парная цепочка следов вела с дюны на дюну, но гора всё не становилась ближе.
        Они обросли. Сквозь чёрную, доходящую почти до глаз бороду Платона, виднелись заострившиеся скулы, над ними - мигавшие исступлённым светом запавшие глаза. Мирон подозревал, что выглядит не лучше.
        - Что там, на этой горе? - спросил брат в краткий момент передышки, когда они сидели, привалившись к остывающему боку дюны.
        - Не знаю, - отозвался Мирон. - Надеюсь, хоть что-то…
        Потом его сознание помутилось. Кожа на руках, на губах, полопалась от жара, язык распух и с трудом помещался во рту. Осталась только одна функция: переставлять, одну за другой, ноги. Раз - и ещё раз.
        Гора становилась только меньше. Поэтому Мирон и решил, что сознание играет с ним злые шутки - уменьшает то, что, по всей логике, должно увеличиваться.
        В очередной раз взглянув на гору, которая оставалась такой же точкой на горизонте, он упал на колени, а затем повалился лицом в песок.
        - Всё, - проскрипел он сквозь застрявшие в зубах песчинки. - Мне хана. Иди дальше один.
        Платон молча уселся рядом и сложил руки на подтянутых к груди коленях. Кожа у него на локтях огрубела и отслаивалась чешуйками - совсем, как на куртке, которую он бросил еще несколько переходов назад…
        - Сказали нам, что впереди ожидает только океан смерти, и тогда мы с полпути повернули обратно. С тех пор тянутся перед нами кривые, косые окольные тропы…
        - Чего? - сознание уплывало, Мирону вновь казалось, что рядом сидит не Платон, а Призрак. Оплывшая фигура без шеи.
        - Всё в твоей голове, брат, - Призрак повернул голову и вновь стал Платоном. - Всё в твоей голове. Поройся в ней хорошенько. Ты же никогда не любил сдаваться…
        Рыча от усилий, Мирон поднялся на колени и пополз. Боли в сбитых руках он не замечал, как не замечал уже давно ни жара, ни холода.
        И вот рука наткнулась на что-то, отличное от мелкого щебня. На какой-то крупный камень, жесткий и шершавый. Лава, - подумал Мирон. - Откуда здесь взяться лаве?
        Рука нащупала ещё один камень, затем - ещё. Поднявшись на колени, Мирон понял, что уткнулся в небольшую пирамиду, курган, высотой не более метра в высоту. Он-то и был той горой, к которой они шли столько времени.
        - Создай якорь, - перед отправлением в Плюс сказал профессор Китано. - Чтобы вернуться, оставь на краю нечто такое, что ты никогда не забудешь.
        - Могила Мелеты, - одними губами прошептал Мирон. - Её не существует в Минусе, и я сделал кенотаф здесь, на границе двух миров. Теперь я могу выйти отсюда.
        - Отлично, брат, - сказал Платон и начал истончаться. - Значит, встретимся с той стороны… - он окончательно пропал. А Мирон увидел дверь.
        Глава 18
        2.18
        Прямая линия
        После того, как гель вытек, а Мирона обдало ароматизированной струёй горячей воды, крышка Ванны начала подниматься.
        Хотокири сидел с закрытыми глазами, удобно устроившись в полиморфном кресле. Ноги закинуты на край его Ванны, одна рука заложена за голову, другая прячется в каком-то устройстве, напоминающем клешню робота.
        Когда крышка откинулась до конца, раздался мелодичный звон. Японец сразу открыл глаза, и увидев Мирона, улыбнулся.
        - С возвращением, - сказал он и протянул руку - нормальную, на которой не было никакой клешни.
        - Долго меня не было? - спросил Мирон, натягивая джинсы. Ему самому казалось, что прошли недели, если не месяцы.
        - Четыре часа.
        - Всего? - он даже перестал одеваться.
        - Это не так уж мало, приятель, - Хитокири тоже поднялся, и Мирон увидел, что его рука не прячется в клешне, она и является роботизированным захватом. Металлическая часть плавно переходила в кожу чуть выше предплечья, хромированные пальцы, два напротив двух других, поблёскивали хромом.
        - Кардиомонитор выдавал прямую линию целых четыре раза, мы устали тебя реанимировать.
        - Чего? - Мирон так и застыл, продев одну ногу в штанину.
        - Шучу. Реанимировали тебя не мы, а защитный контур Ванны. Сэнсэй даже начал волноваться: еще пары реанимаций твоё сердце могло и не выдержать.
        - Где он?
        - Ушёл выпить капель. Ну знаешь, тех, от которых шерсть на груди растёт. Сказал, его бедные старые нервы не выдерживают такого напряжения…
        - А с тобой-то что? - Мирон кивнул на протез. - Мало тебе было одного пальца, решил заменить всю руку?
        - Клёво выглядит, правда? - гордо улыбнулся японец и пощелкал захватом. - Медики сказали, пока не восстановится нейромоторика, кожу наращивать не будут. Но я вот думаю: может, так и оставить?
        Мирон вспомнил что говорил полковник. Хитокири пострадал, пытаясь спасти его от похищения… Почувствовал, как уши начинают полыхать и отвернулся. Не краснел он уже давно. Почитай, с детства.
        - Послушай, я… - начал он.
        - Не парься, - махнул рукой японец. - Это наказание. Я заслужил.
        - Что ты несёшь?
        - Сэнсэй поручил охранять тебя. А я не справился. Так что потеря руки - это кармическое воздаяние. Иначе я бы потерял лицо. А это - гораздо хуже.
        Мирон поёжился. Вспомнил братьев-монахов, безбашенных байкеров.
        - Я притягиваю смерть, - пробормотал он.
        - Я же говорю: не парься. У каждого свой Путь. Главное, вовремя это понять, и тогда всё остальное становится очень легко.
        - Где полковник? - спросил Мирон, выходя вслед за Хитокири в общий коридор. Из кухни доносились приглушенные голоса, слышался негромкий стук - будто металлом о дерево, и звон стекла.
        - Заседают, - кивнул на закрытые сёдзи японец. - Давно не собирались вместе. Много чего скопилось обсудить.
        - Так может, мы тогда… - Мирон сделал движение в сторону веранды. Оттуда тянуло солнечным теплом и запахом скошенной травы.
        - Ну, на самом деле, они только тебя и ждут, - сунув здоровую руку в карман чёрных бумажных штанов, сказал японец. Вытащил пачку сигарет, зажигалку, ловко прикурил одной рукой… - Тонкая моторика еще не налажена, - кивнул он на протез. - Пока что только давлю сигареты в порошок.
        - Ну что, идём? - Мирон нетерпеливо кивнул на кухню.
        - Ты иди, - Хитокири выдохнул густую струю дыма. Запах напоминал вонь горящих покрышек байка. - Я на всякий случай подежурю.
        Открыв одну половинку сёдзи, Мирон замер. На него уставились три пары глаз: чёрные, голубые и зелёные. Все немного подёрнуты плёнкой опьянения, все утоплены в глубокие морщины. В каждых - немой вопрос.
        Чёрт, - подумал Мирон. - Про Карамазова-то я и забыл…
        Он не мог разобраться в своих чувствах к хозяину Технозон. Еще недавно считал его врагом номер один, человеком, сломавшим ему жизнь. Но после личной встречи, после того, как его приняли старики - понимал, что не всё так просто.
        - А вот и наш блудный сын, - поприветствовал его полковник. Кресло бесшумно развернуло его от стола навстречу Мирону. - Заходи. Гостем будешь.
        Профессор молча налил стопку, придвинул тарелку с нарезанным мясом, присыпанным острой приправой. Карамазов - спокойный, в жемчужно-сером костюме и жесткой, подпирающей морщинистую шею сорочке, - смотрел молча. Лёгкая улыбка спряталась в уголках губ, будто старик уже знал, какие вести принёс Мирон.
        Внезапно он понял, что жутко голоден. В животе было пусто, как в шахте выпущенной ракеты. Ноги подрагивали от слабости. Мирон хотел сжать кулаки - и не смог. Не хватило сил.
        Тогда он просто рухнул на скамейку, а затем, контролируя каждое движение, протянул руку, сжал стопку непослушными пальцами, донёс до рта и опрокинул. Самогон прокатился по пищеводу огненной волной, дыхание перехватило.
        Только бы не закашляться, - думал он, дыша через нос. - Не облажаться перед этими дедами…
        Полковник молча соорудил ему бутерброд - кусок хлеба, мясо, горчица - и сунул в руку. Мирон откусил и принялся жевать.
        С тех пор, как вошел, он не сказал ни слова.
        Глядя, как он ест, профессор крякнул и вновь разлил самогон.
        - Не многовато, после клинической? - спросил полковник, кивая на стопку Мирона.
        - Ничего, - откликнулся профессор Китано. - Он парень крепкий. Пережил четыре импульса и пришел к нам на своих двоих. Он просто заслужил еще одну рюмку.
        Мирон, честно говоря, сомневался, что это так. Боялся, что развезёт - на голодный-то желудок, - но всё равно поднял рюмку и чёкнулся со стариками.
        - Ну… За победу, - произнёс полковник и выпил первым. Остальные - за ним.
        Мирон, поставив пустую стопку, откусил от бутерброда - мясо было нежным, чуть подкопчённым, с каким-то травяным привкусом - и уже без робости посмотрел на старичков.
        - Как Платон? - флегматично спросил профессор Китано. На Мирона он не глядел. Катал горошину хлебного мякиша по столу, и казалось, был полностью поглощен этим занятием.
        - Всё в порядке, - ответил Мирон. Ему больше ничего не грозит. Лично ему.
        - А кому грозит? - впервые подал голос Карамазов. Говорил он так же спокойно, как и выглядел.
        - Ну… вообще-то вам, - замявшись, сказал Мирон. - Точнее, вашей компании. Технозон.
        - Ты уж прости, - перебил профессор. - Но пока ты не сказал ничего нового.
        Три пары глаз смотрели на него всё так же выжидательно.
        Мирон почувствовал буквально истекающее из стариков напряжение. Представил: собрались трое старых товарищей. У каждого за плечами - целая жизнь. Им бы уйти на покой, удить рыбку где-нибудь на живописном озере. Читать газеты, смотреть, как играют внуки…
        Но они не могут. Слишком много обязательств. Слишком много не решенных задач. Слишком много зависит от каждого…
        И вот они сидят. Ждут, когда он проснётся. Пьют - немного, чтобы снять усталость. Перебрасываются скупыми словами - им уже не о чём говорить. Всё давно сказано. Измерено, взвешено и посчитано. Осталось только выслушать приговор. А потом пойти, и продолжить работать. Делать то, что они привыкли: удерживать мир на плаву.
        - За Хиномару стоит Амели, - быстро сказал Мирон. - Это она хочет разрушить Технозон, а вместе с ней - Нирвану.
        Из Карамазова будто выпустили весь воздух. Внезапно старик сделался похож на давным-давно высохшую мумию. Кожа стала напоминать серый пергамент, глаза запали, тонкие губы обескровились - так, что за ними проступили все зубы…
        - Ты должен кое-что узнать о своём отце, - внезапно сказал профессор Китано, обращаясь к Мирону. На Карамазова он не смотрел, так же, как и полковник - давая возможность справиться с чувствами. - Это он в своё время изобрёл Плюсы.
        Мирон медленно кивнул.
        - Кажется, я всё время это знал, - сказал он. Не спрашивая разрешения, налил себе еще самогона, выпил, занюхал корочкой хлеба… - Только не отдавал себе отчёта. Если честно, просто не хотел заморачиваться, - потянувшись к карману, он выложил на стол пару прозрачных пиявок. - Это Платон создал на основе работ отца, правильно?
        - Над первым прототипом мы работали вместе, - кивнул профессор. - Когда твой отец понял, что его изобретение приведет к краху экономики и смене всей парадигмы Сети, как пользовательского пространства, - испугался. Он хотел заморозить проект. Не желал, чтобы это было на его совести…
        - Вы поэтому тогда прилетали в Москву? - спросил Мирон. - Чтобы уговорить его продолжать?
        - Да. Поэтому, - тяжело кивнул профессор.
        - Прогресс не остановить, - подал голос Карамазов. На вид - он уже овладел собой и являл образец холодного спокойствия. - Аграрная революция привела к увеличению численности населения, промышленная - избавила людей от ручного труда, информационная - кардинально изменила стиль жизни и систему ценностей. У каждой были противники. Каждую пытались остановить. Убивали изобретателей, сжигали станки - но тяжелое колесо истории, единожды совершив оборот, не может провернуться назад. Человечество ОБРЕЧЕНО на перемены. Иначе его ждёт застой, а затем - смерть.
        - Мой брат говорит то же самое, - кивнул Мирон. - Собственно, даже для такого тупого чела как я, это очевидно. Но разве обязательно прогресс должен идти через кровь? Неужто жертвы НЕОБХОДИМЫ?
        - Если бы был какой-то другой способ, мы бы о нём знали, - пожал плечами профессор Китано.
        - Значит, моего отца убили из-за Плюсов? - спросил Мирон.
        Он не мог припомнить, сколько раз пользовался Плюсами. Они сопровождали его почти всю сознательную жизнь. Были частью реальности.
        Надеть невесомые наушники и оказаться в киберпространстве - для любого землянина ничего не было естественнее. Плюс - это огромный мир, без которого ни один современный человек не мыслит существования.
        - Кто? Вы знаете?
        - Это был я, - вдруг сказал полковник. - Я виноват в его смерти.
        Повисла тишина. Только на стене, отмеряя секунды, тикали ходики.
        Еще один анахронизм, - подумал Мирон. - Ровесник этих стариков.
        - Не бери всю вину на себя, Серёжа, - подал голос профессор Китано. - Мы все виноваты. В одинаковой степени.
        Мирону вдруг сделалось холодно. Здесь, перед ним, сидят люди, которые привыкли вершить историю. Он мог бы легко убить каждого из них - голыми руками. Отомстить за смерть отца, остановить то, что они делают… Но что это изменит? Прогресс всё равно не остановить. Его брат-близнец - тому доказательство.
        - Я был начальником службы безопасности организации, под эгидой которой работал твой отец, - никого не слушая, сказал полковник. - Когда я узнал, что он решил уничтожить все записи по проекту, выкрал их и переправил в Японию.
        - Мне, - кивнул профессор. - И я продолжил разработки. Оставалось немного: добавить нейронный отсекатель, который помогал перемещению сознания пользователя в киберпространство.
        - А я создал компанию, которая первая вышла на рынок с новым интерфейсом, - сказал Карамазов. - Он принёс огромные прибыли, что помогло мне создать Технозон.
        - Как… - Мирон сглотнул сухим горлом. - Как он умер?
        - Выбросился из окна, - сказал полковник.
        - Мы все предали вашего с Платоном отца, - тяжело сказал полковник. - И каждый заплатил за это свою цену, - он кивнул на свои неподвижные, прикрытые пледом ноги.
        - Я принял вынужденное затворничество, - вздохнул профессор.
        - А я лишил себя потомков, - закончил Карамазов. - Обрекая их на жизнь под давлением огромного богатства, я лишил их права стать обычными людьми. Мои дети превратились в чудовищ.
        Добавив что-то по-японски, он встал, ослабил безупречный узел галстука и снял пиджак. Повесив его на спинку стула, хозяин самой большой в мире корпорации старчески прошаркал к окну и замер там, любуясь вечной метелью вишнёвых лепестков.
        Под лямками подтяжек, делящих спину старика на три продольные части, лопатки казались острыми и хрупкими. Он весь был словно сделан из бумаги-оригами: прямоугольник головы, с выцветшей щеткой седых волос, прямоугольник закованного в крахмальную рубашку торса, острые, словно ножи для разрезания бумаги, стрелки брюк…
        Мирону никак не удавалось представить, что Амели - его внучка. Его кровь и плоть. Вот разве что, характер. Несмотря на тяжелые удары судьбы, спина старика оставалась всё такой же прямой - как заглаженные складки на брюках.
        - А как же Нирвана? - спросил Мирон. - Тоже ваши делишки?
        - Как ни странно, нет, - улыбнулся профессор. - Ванну изобрели студенты из Новосибирского технологического. Надоело подключать мочеприёмники при глубоком погружении… Биогели разрабатывали различные фарм-компании, это не монополия.
        - Но использовать интеллектуальные мощности пользователей, пока те находятся в Плюсе - играют, работают, отдыхают - придумал Такеши, - полковник кивнул в сторону спины Карамазова.
        - И пришел, конечно же, к вам, - закончил Мирон, глядя на Китано.
        - После нескольких пандемий рынок стагнировал, - сказал профессор. - Люди боялись выходить из дома, теряли работу… Такеши придумал лёгкий способ заработка для тех, кто в этом нуждался. Нирвана спасла много жизней.
        - А теперь ваша внучка хочет всё разрушить, - сказал Мирон, обращаясь к Карамазову. - Почему?
        - Она считает, что человечеству пришла пора вылезти из тёплой, уютной утробы Ванн. Пришла пора родиться заново. Стать сильным на пороге новой угрозы.
        - Вы говорите о Призраках? О Кибердемонах? Сонгоку?
        - Никто не знает, откуда они взялись, - вздохнул профессор Китано. - Но их становится всё больше. Они заполонили пространства в нейронных сетях Нирваны, они заселили киберпространство… Они преследуют людей во снах…
        - А иногда - даже в Минусе, - закончил Мирон. - По крайней мере, один из них научился выбираться в реальный мир. И я не понимаю, как это возможно.
        - Я считаю, это души умерших в Нирване людей, - медленно и тихо проговорил полковник. - Их тела перестали жить, а разум, одинокий и неприкаянный, скитается по призрачным мирам. Им просто некуда больше податься.
        - Это правда? - спросил Мирон, обращаясь почему-то к профессору. - Такое действительно возможно?
        - Теорий много, - пожал тот широкими, чуть опущенными плечами. - Эта - ничем не хуже других.
        - Это пришельцы, - жестко сказал Карамазов, вновь усаживаясь на стул. Пиджак он надевать не стал, но налив себе самогону, выпил, немного посидел, закрыв глаза морщинистыми черепашьими веками, и только потом выдохнул. Закусывать не стал.
        Мирон чуть не рассмеялся. Сколько баек об НЛО бродило по свету с начала времен! Сколько свидетелей, на поверку оказавшихся психами, фантазёрами и просто умелыми мистификаторами…
        - Такеши хочет сказать, что призраки - новая форма жизни, которая зародилась непосредственно в киберпространстве, - устало потерев лоб, пояснил профессор Китано.
        - Но жизнь не может возникнуть из ничего, - возразил Мирон. - Нужна молекулярная база…
        - Никто не знает, что именно нужно для того, чтобы на голом куске камня - или в виртуальном мире, состоящем из битов и кубитов - зародилась жизнь. Возможно, сонгоку - это технологическая сингулярность, - профессор встал, набрал воды в старинный чайник из нержавейки, и включив плиту - над конфоркой засияла корона синего пламени, - поставил его на огонь. - Мы ждали, что это будут Иск-Ины, которые радикально изменят нашу жизнь. Может быть, андроиды, неотличимые от людей, или люди, неотличимые от роботов… Помните байку про чёрного лебедя?
        - Все думали, что лебеди бывают только белые, пока в Австралии не нашли птицу с чёрным оперением, - кивнул Мирон.
        - Я что хочу сказать… - чайник пронзительно засвистел и Китано, сняв его с огня, принялся тщательно ополаскивать маленький глиняный заварник. - Пока что-либо нельзя объяснить, оно кажется загадочным и удивительным. Но как только находится объяснение - как правило простое, - происходящее становится очевидным. Вы следите за моей мыслью?
        - То есть, - медленно сказал Мирон. - Все призраки и сонгоку могут оказаться просто глюком системы. А смерти, энцефалическая кома и другие неприятности, что преследуют людей в Плюсе - объясняются совершенно другими, банальными причинами?
        - Именно, - кивнул профессор разливая чай по крошечным, тончайшего фарфора, пиалам. На дне каждой принялась распускать прозрачные лепестки золотая хризантема. - У кого-то - не выявленный в детском возрасте порок сердца, у кого-то - травма мозга… Переохлаждение, абстинентный синдром…
        - Но я видел Призрака своими глазами! - почти закричал Мирон. - Я взаимодействовал с ним. Он… помог мне. Спас от ареста… А с другим - Сонгоку - я дрался в Плюсе. Когда мы с Хитокири принесли конструкт с Платоном в Полный Ноль… Хитокири может подтвердить! - он вскочил. - Я позову его, он видел. Видел, как я дрался…
        - Мы верим тебе, Мирон, - сказал полковник. - Сядь. Никто не говорил, что гипотеза Масахико - единственно верная.
        - Просто стараюсь быть полезным, - проворчал профессор, комично обидевшись. - Весь мой жизненный опыт, все мои знания говорят о том, что чудес не бывает. Не может что-то появиться из ничего… И всё имеет логичное, разумное объяснение.
        - Наверняка и у Призраков оно есть, - успокаивающе кивнул полковник. - Просто мы его еще не знаем.
        - Платон поместил себя в киберпространство, чтобы защитить Нирвану от призраков, - сказал Мирон. - Он столкнулся с ними в Плюсе, вычислил, какую они несут угрозу и… нашел выход. Он решил, что действуя в виртуале, сможет быть более эффективным. Но ему помешали.
        - Моя внучка, - кивнул Карамазов. - Она точно рассчитала момент, когда компания будет наиболее уязвима, - подняв пиалу, он сделал крошечный глоток чаю. - Мы… много спорили. Она не скрывала, что мои методы ей не нравятся. Хотела многое изменить. Я же просил её не горячиться. Обещал, что придёт время - и она получит возможность делать всё, что сочтёт нужным.
        - Когда станет управлять Технозон вместо вас?
        Мирон попытался представить, как это: с детства знать, кем ты будешь. Никогда не нуждаться в деньгах - да что там! Никогда даже не задумываться о них… И знать, что тебе предстоит управлять миллионами людских судеб.
        - Да, я обещал ей отойти от дел в… скором времени. Но недавно изменил решение. Я испугался.
        - Перемен? Того, что она может натворить? - спросил Мирон.
        - Нет, - Карамазов меланхолично отхлебнул остывшего чаю. - Нет… Как это ни банально, я испугался за себя. Испугался остаться не у дел. Собственной никчёмности - ведь я работал всю свою жизнь, с восьми лет. Я не умею жить по-другому.
        - Но подсознательно вы боялись, что Амели разрушит то, что вы создавали все эти годы, - сказал Мирон. - Я бы, во всяком случае, боялся.
        - Возможно, - кивнул Карамазов. - Наверное… Но сделанного не воротишь. Я изменил решение, и внучка решила действовать. Решила рискнуть.
        - Платон сказал, что приготовления к сегодняшним событиям велись несколько лет, - тихо сказал Мирон. - Да и компания Хиномару возникла не вчера. Не на пустом месте. Она давно хотела вас сместить.
        - Наверное, я просто хотел думать, что у Орэн не осталось выхода, - слабо улыбнулся старик. - Так было легче.
        - Простите, - смутился Мирон.
        - Не извиняйся. Меньше всего в произошедшем ты должен винить себя.
        - Я должен задать еще один вопрос, - он жестко посмотрел Карамазову в глаза. - Вы изменили решение уходить на покой после того, как узнали, что удалось сделать Платону?
        Старик выдержал его взгляд. На пергаментном лице не дрогнул ни один мускул. Но потом он медленно кивнул.
        - Это сильный соблазн. И огромные перспективы. Жить вечно… Обрести свободу, независимость от клетки, которой с возрастом становится тело. Научиться летать по-настоящему.
        Мирон вспомнил то чувство, когда по его желанию в Плюсе появлялись различные вещи: мотоцикл, еда, сигареты… Если бы он тогда захотел, то мог вообразить что угодно. И получил бы это.
        Он кивнул.
        - Я вас понимаю. И не думаю, что Платон будет держать своё открытие в тайне. Вряд ли ему захочется быть единственным жителем киберпространства…
        - Но пока у него большие проблемы, - вставил полковник. - И ему не помешала бы наша помощь.
        - Кибератаки на Технозон происходят из разных точек земного шара, - сказал Мирон. - Хакеров, работающих на Хиномару, чертовски много. Но и Платону кое-кто помогает.
        - Анонимусы? - поднял седую бровь профессор. - Парадокс: те, кто всегда выступали за анархию и разобщение, сейчас защищают корпорацию.
        - Они помогают лично Платону, - сказал Мирон. - Многие из них обязаны моему брату.
        - Разумеется, - кивнул Карамазов. - Мы знали о его подрывной деятельности среди маргинальных структур.
        - И никак не препятствовали? - удивился Мирон.
        - Знаешь, какой ущерб финансовым структурам моей компании могли причинить Анонимусы? Никакого. Технозон - монстр, разросшийся на весь мир. Некоторые отделения даже конкурируют между собой, - добавил он с сухим смешком. - И это идёт только на пользу. Как и атаки Анонимусов. Заставляют службу безопасности быть в тонусе.
        - Но Амели удалось пошатнуть ваше положение, - возразил Мирон. - С помощью хакеров.
        - Она - моя внучка, - осклабился старик с какой-то затаённой гордостью. - Разумеется, она знает все слабые места, все уязвимости. Она не лупит по площадям.
        - Но если её не остановить, куча людей окажется на грани гибели.
        Мирон вспомнил, как блуждал по аттрактору, не имея возможности найти выход.
        - Поэтому, - Карамазов поднялся и надел пиджак. - Я собираюсь это сделать.
        - Вы поедете к ней? - спросил Мирон.
        - Конечно, - удивился Карамазов. - Долги надо платить лично.
        - Тогда я с вами.
        Мирон неожиданно понял, что именно так и должен поступить. Поехать вместе с Карамазовым к Амели.
        - Скорее всего, у меня ничего не выйдет, - сказал старик. - Моя внучка - упрямая. Совсем, как я. Это очень опасная поездка.
        - Ничего, - мотнул головой Мирон. - Если вы помните, мы немного знакомы. Я постараюсь на неё повлиять.
        Глава 19
        2.19
        Мне теперь ничего не страшно
        Салон представительского автомобиля Карамазова пах новой кожей и сигарами. Мирон почти утонул в мягком кресле, которое сразу подстроилось под его фигуру, да еще и принялось массировать спину.
        Старик сидел напротив. Между ними столик с напитками, лёгкой закуской - сасими, маринованные ростки бамбука, мидии с оливковым маслом.
        Машину вёл Иск-Ин. На месте шофёра никого не было - хотя рулевая колонка и ручка переключения передач были на месте. Приборная панель вспучивалась жидкополимерным экраном, на котором всё время менялся узор из огоньков.
        Совсем, как сейф, - подумал Мирон, вспомнив танец светодиодов на сервере в кабинете Платона.
        - Вы знаете, где искать Амели? - спросил он.
        Оставшись наедине со стариком, он чувствовал себя не в своей тарелке.
        - Я всегда знаю, где моя внучка, - устало ответил Карамазов.
        Мирон вспомнил, что он уже упоминал имплант - что-то там о мониторинге всех функций организма.
        - А она знает о том, что вы за ней наблюдаете?
        - Разумеется.
        - Но всё равно строит против вас козни, - восхитился Мирон. - Она или очень умная, или сумасшедшая.
        - Всего понемногу, - согласился старик.
        Даже в мягком, как перина, кресле он умудрялся сидеть очень прямо. Выставив подбородок и сложив руки на груди, он напоминал фотографию какого-то древнего, из прошлого века, политического деятеля.
        - Но вы всё равно её любите, - сказал Мирон. Глаза старика на мгновение подёрнулись мутной плёнкой.
        - Я её вырастил, - сказал он. - Её отец… Он недееспособен. Очень давно. Мать не интересовалась дочкой - роль светской львицы ей нравилась больше, чем роль матери. И я взял воспитание девочки на себя.
        - Наверное, баловали. Заваливали подарками…
        - Лучше бы я так и делал, - грустно ответил Карамазов. - Но я всё время боялся вырастить избалованную капризную принцессу - как случилось с её отцом. И пытался привить внучке понятие дисциплины. Держал дистанцию. Она получила прекрасное образование - во всех областях. От музыки и науки, до боевых искусств. Но лучше бы вместо этого я водил её в парк, кататься на каруселях…
        - Вы сами учили её?
        - Я в те времена много работал. У меня не было времени заниматься ребенком… лично.
        - И тогда вы приставили к ней своего клона. Ясунаро.
        - Это было лучшее, что я мог сделать. Во всяком случае, тогда так казалось… Слишком поздно я понял, что совершил ошибку, - старик потянулся к столику, взял квадратную бутылку, на вид - очень тяжелую, и плеснул из неё в широкий стакан. По салону поплыл запах древесной золы и хвои. Мирону он не предложил.
        - Какую? - он сам налил себе выпить - чуть меньше, чем у старика. Но в горле слишком пересохло, а воды не хотелось.
        - Я всю жизнь жертвовал близкими людьми ради работы. Казалось, так я о них забочусь. Наращивая броню капитала, не позволяю невзгодам прорваться в их уютный мирок.
        - Золотая клетка.
        - Скорее, бункер, - усмехнулся Карамазов. Стального цвета усы чуть разошлись над верхней губой. - Комфортабельный, набитый деликатесами и игрушками бункер. Мой сын не выдержал такого давления. Впал в детство. Сноха, вовремя распознав опасность - сбежала. А вот Орэн… Мне всегда казалось, что она из другого теста. Что она крепкая, устойчивая. Не поддастся соблазнам. Станет моим продолжением.
        Перед глазами Мирона возник образ Амели. Короткая юбка, огненно-оранжевая шубка… Нервический смех, безумный, оторванный от реальности взгляд. Платон сказал: она или сумасшедшая, или очень хорошая актриса.
        - Возможно, вы правы, - сказал он, глядя на старика. На его по линейке подстриженные усы, жесткую осанку, на стрелки брюк и начищенные до блеска ботинки. - Она - ваше продолжение. В изменившемся мире.
        Карамазов тяжело вздохнул и поставил стакан обратно на столик.
        - Я должен тебе кое-что сказать, - произнёс он, сцепив руки с худыми мосластыми пальцами на колене. - Что бы там не говорили Китано и Сергей, я виноват в смерти твоего отца больше всех. Я прошу за это прощения, - он наклонил голову с безупречным серо-стальным пробором. Мирон промолчал. - Чувство вины - одно из самых тяжелых в жизни, - продолжил старик. - От него невозможно избавиться. С годами оно не уменьшается, а только растёт. И причиняет боль. Как злокачественная опухоль.
        Мирон всё еще молчал. Он чувствовал, как тишина ходит между ним и Карамазовым, подобно маятнику с остро отточенным лезвием, но в горле набух колючий ком, который мешал говорить.
        В какой-то момент он попытался представить, на что была бы похожа их жизнь, если бы отец не умер. Они бы не переехали из своего загородного дома в тесную трёшку с клопами и плесенью по углам, мать не начала бы пить…
        - Это вы устроили нам с Платоном обучение в той школе? - вдруг спросил он. - Пенсия за отца была мизерной, и у матери точно не было денег на нашу учёбу. Школа, затем - колледж, университет… Это были вы?
        - Да, - просто кивнул старик. - Хотел заглушить чувство вины. Пытался хоть что-то исправить.
        - Значит, Платона в свою компанию тоже взяли вы?
        - Он не такой, как ты, - сказал старик, будто извиняясь. - У него никогда не было твоей силы воли, твоей смелости. В обычной жизни он чувствовал себя…
        - Лишним, - кивнул Мирон. - Боязнь прикосновений, вечный страх перед заразой, неспособность принятия социальных норм…
        - Ты - другой, - согласился Карамазов. - Хотя вы очень похожи, ты, Мирон, смог выжить самостоятельно. Мне всегда в тебе это нравилось.
        Мирон вновь сглотнул.
        - Получается, вы следили за нами обоими? Так же, как и за своей внучкой?
        - Не следил. Присматривал. Понимаешь, мне было так спокойнее.
        Откинувшись на мягкий подголовник, Мирон закрыл глаза. Теперь многое встало на свои места. Неожиданные совпадения, мелкие случайности - на которые обычный человек не обращает внимания. Однажды его поймали с толстой пачкой незаконной налички, а потом отпустили. Сказали, что на первый раз прощают… Он, молодой, посчитал это счастливым избавлением, хорошей кармой, везением, наконец. И не задумался, что другие за такое же нарушение получили по солидному сроку в исправительных Ваннах…
        Тишину нарушил неожиданный звонок. Мирон вздрогнул, открыл глаза… Старик Карамазов, достав из внутреннего кармана пиджака допотопный сотовый телефон - такой же, как у полковника - слушал, приложив его к уху. Затем кивнул, сказал что-то по-японски, убрал древний аппарат обратно в карман и посмотрел на Мирона.
        - Тебя настоятельно просят надеть Плюсы, - сказал он.
        Мирон не сразу понял, о чём речь. Долгое время он вообще не вынимал прозрачных пиявок из ушей, привык к ним, слился в одно целое. Затем, после битвы с якудза в монастыре, снял и убрал подальше. Постарался забыть. И ведь почти получилось…
        Пошарив в кармане куртки, он нащупал мягкие наушники, вытащил и вставил в ушные раковины.
        - Привет, аллигатор, - тут же раздался призрачный голос в голове.
        - Привет, крокодил, - одними губами ответил Мирон. Почему-то при Карамазове не хотелось пользоваться детскими прозвищами. - Как ты меня нашел?
        - Потребовалось некоторое время, но после того, как я распространился на всю Сеть, это не составило труда.
        - Значит, у тебя получилось?
        - Похоже на то.
        - Ну и как оно? Чувствуешь себя богом?
        - Скорее, Творцом.
        - Выходит, помощь тебе больше не нужна… - Мирон испытал лёгкий укол сожаления.
        - Выходит, так, - согласился брат. - Но оказалось, мне от тебя нужно совсем другое.
        - Снова что-нибудь украсть? Может, кого-то убить? - вслед за сожалением Мирон испытал горечь. Он всегда будет для Платона периферийным устройством. Готовым исполнять все его прихоти - там, где он не может этого сделать сам…
        - Мне нужен собеседник. Друг. Человек, который меня понимает, и с которым я могу почувствовать себя живым. Хотя бы на время.
        - О…
        - Мне нужна родная душа, которая помнит, кто я такой.
        - Ну… ладно, - Мирон растерялся. Он не ожидал от брата такого откровенного признания слабости. - Конечно, обращайся. Я всегда рядом.
        - Значит, ты сможешь уделить мне несколько минут?
        - Когда?
        - Прямо сейчас.
        Мирон посмотрел на Карамазова. Тот сохранял нейтральное выражение лица - вежливо давал понять, что не прислушивается.
        - Сейчас я вроде как занят…
        - Это не займёт много времени, - в голосе Платона прорезались нетерпеливые нотки. И что-то еще… Неприятие того, чтобы ему перечили. В мире, где он по-настоящему всемогущ, такое попросту невозможно.
        Перед глазами всё закружилось, слилось в огромную двуцветную мандалу, а затем раскрутилось назад, и Мирон оказался на склоне горы.
        Над головой расстилалось пронзительно-синее небо, без единого облачка, без малейшей точки на горизонте. Склон уходил вверх, на немыслимую высоту. Толстая корочка снега поскрипывала под ногами, сверкала на солнце, от неё исходил острый запах мороза и чьей-то далёкой боли.
        - Где мы? - он разозлился на Платона за бесцеремонное вторжение. Но в то же время испытал жгучее любопытство.
        Больше всего склон был похож на панораму Эвереста.
        - Снежный пик - это файерволл, который защищает Технозон, - ответил Платон.
        Он был в красно-синей шапочке лыжника, в огромных солнечных очках, сдвинутых на лоб, в такой же расцветки лыжном костюме. Перчатки болтались у рукавов, на резинках. В глазах брата плясали чёртики и смешинки. Словно он и вправду только что лихо съехал с горы на лыжах…
        - Новый файерволл, - повторил он. - Я построил его недавно.
        - Как… ты это устроил? - Мирон заметил на себе такой же костюм, только сине-красный. - Как ты сумел адаптироваться к Плюсу?
        - Мне помог ты, брат. Путешествие по твоему аттрактору, беседы с тобой, помогли мне понять, кем я могу стать. И я стал.
        - Ну, поздравляю… - Мирон всё время думал, что будет, когда они с Карамазовым доберутся до места? Оставит ли его старик в машине, совершенно беспомощного и безучастного? - Ты молодец. Нет, правда… Значит, Технозон теперь в безопасности?
        - Не совсем, - ответил брат.
        Только сейчас Мирон заметил, как по склону карабкаются фигурки альпинистов. Некоторые были довольно близко, другие казались точками, брызгами крови на белом полотне.
        - Атаки продолжаются, - Платон кивнул на альпинистов, неутомимо врубающихся в лёд громадными кирками-ледорубами. - Но я настолько близок к победе, насколько это вообще возможно. Я хочу, чтобы ты разделил со мной триумф.
        - То есть, тебе нужен свидетель. Тот, кто сможет рассказать, как всё было и прославить твоё имя в веках.
        - В глухом лесу упало дерево. Был ли шум от падения, если его никто не слышал?
        - Ты не спросил, чем я был занят. Ты просто вклинился - в очередной раз - в мою жизнь. Тебе не интересно, чем занят я.
        Брат почти не смутился.
        - Прости, мне казалось, для тебя это тоже важно.
        Мирон понял, что возмущается по привычке. Просто потому, что брат в очередной раз вторгся в его личное пространство.
        - Ну хорошо, - сказал он. - Долго еще ждать?
        - В твоём мире пройдёт не более двух минут.
        Он усмехнулся.
        - В «моём мире»? Ты думаешь, киберпространство - это отдельный, независимый мир?
        - Если еще нет, то скоро будет, - улыбнулся Платон. - Мои ассемблеры уже начали строительство новых спутников и большого дата-центра в Антарктиде. Скоро мы не будем зависеть от человечества.
        Мирон, несмотря на тёплую куртку и чёткое осознание того, где он находится, поёжился.
        - Знаешь, если ты перегнешь, люди найдут способ тебя остановить.
        - Но не захотят. Ведь я буду защищать их от Призраков, - он отвернулся, будто пересчитывая альпинистов. - Всё еще продолжают меня атаковать, - сказал он, вновь поворачиваясь к Мирону. - Бедные, наивные дети. Не понимают, насколько это бессмысленно…
        - Так ты позволяешь им это делать? Рубить хакерам твой лёд?
        - Конечно, позволяю. Это отвлекает их от того, что делаю с их файерволлами я.
        Мирона вновь выдернуло в реальность. Он поморгал, привыкая к тусклому свету салона автомобиля, к его тесноте и замкнутости.
        - Извини, - сказал Карамазов, протягивая ему Плюсы. - Я не знал, как еще вывести тебя из Сети.
        - Что-то случилось?
        И тут автомобиль содрогнулся. Глухой удар - показалось, что на крышу обрушился молот - заставил его покачнутся, осесть на задние колёса.
        - На нас напали, - сообщил старик. - Не беспокойся, машина бронированная, может выдержать прямое попадание противотанковой ракеты. Но лучше, если в это время ты будешь здесь, а не там.
        - Я был с Платоном, - быстро сказал Мирон. Посмотрел на дверь: не лучше ли выйти, чтобы не чувствовать себя килькой в консервной банке? - Он просил передать, что Технозон больше не угрожают хакеры. Как раз сейчас он развлекается, добивая последних.
        - Отрадно слышать, - кивнул Карамазов. Тем не менее казалось, что новость его больше огорчила, чем порадовала. - К сожалению, это не решит наших насущных проблем.
        Автомобиль снова содрогнулся, а потом подпрыгнул. Теперь казалось, что молот ударил в днище.
        - Сколько мы так продержимся? - спросил Мирон.
        - Зависит, - пожал плечами старик.
        Только сейчас Мирон заметил, что они продолжают двигаться. Машина испытывала лёгкий крен то вправо, то влево - будто они виляли, уклоняясь от выстрелов.
        На самом деле, так и есть, - подумал он. - Мы и вправду уклоняемся от выстрелов…
        - Где мы?
        - На мосту. Через Токийский залив, - ответил старик. - Резиденция Орэн находится на старой буровой платформе. Верхушку её срезали, превратив в плоский островок, жилые помещения и коммуникации расположены внутри.
        Он потыкал в сенсорный экран и Мирон увидел воду, похожую на грязную полиэтиленовую плёнку, а на ней - тёмное пятно. Вдруг пятно приблизилось, и он понял, что это громадная, покрытая ржавыми заплатами, платформа. Из неё торчало несколько геодезиков, а громадные веера солнечных батарей, торчащие по бокам, делали платформу похожей на гигантскую ушастую голову.
        Экран то и дело пересекали вспышки трассеров, и Мирон понял, что внизу - вовсе не геодезики, а гнёзда артиллеристских установок, и стреляют они по экрану - по тому, к чему крепится камера.
        - Это наш дрон, - пояснил Карамазов. - Сидел в гнезде на крыше автомобиля. Сейчас он пытается уничтожить их пушечные комплексы. Они думают, что смогут помешать нам подъехать… Но я должен поговорить с внучкой.
        - У вас не автомобиль, а армейский боевой робот, - заметил Мирон, вглядываясь в экран. Непохоже было, чтобы стрельба причинила дрону какой-то вред.
        - Если заряд будет достаточно сильным, нас сбросит с моста в воду, - ответил старик. - А здесь достаточно глубоко, чтобы утонуть.
        - Чёрт, - Мирон огляделся. Окон в салоне не было, а лобовое зеркалило так, что сквозь него всё равно ничего не было видно.
        - Не беспокойся. Если б у них были такие снаряды, их бы давно пустили в ход, - успокоил Карамазов.
        И тут машину тряхнуло особенно сильно. Капот задрался - Мирона бросило на старика, а сзади раздавался оглушительный грохот.
        Словно лопаются стальные тросы… - подумал Мирон, восстанавливая равновесие и оглядываясь назад. Сквозь тонированное стекло было почти ничего не видно, только какие-то вспышки и громадные чёрные спирали.
        - Снаряд попал в мост, - спокойно сказал Карамазов. - Нужно будет вызвать вертолёт.
        Мирон понял, что чёрные спирали - это стальные балки, их разорвало чудовищным напряжением.
        - Они знают, что это вы? - спросил он старика. - Амели знает, что стреляет по родному деду?
        - Мой автомобиль известен всему Токио, - пожал плечами старик. - Никогда не видел необходимости прятаться.
        К счастью, они успели заехать на платформу - асфальтовое покрытие моста загибалось вниз, как лента Мёбиуса, и исчезало под водой.
        Но стрельба прекратилась.
        Машина остановилась и старик посмотрел на Мирона.
        - Ты можешь оставаться здесь, в безопасности, - сказал он и открыл дверцу. Пахнуло свежим ветром, водорослями и нагретым на солнце железом.
        - Ну уж нет, - Мирон поспешно придвинулся к выходу. Одна мысль о том, чтобы остаться здесь, в сумраке замкнутого пространства, вызывала тошноту.
        Когда они вылезли из машины, Амели уже ждала.
        Закутанная в просторный плащ из стэллс-ткани - так, что по-настоящему видны были только ноги в чёрных ботинках с грубыми подошвами, и голова - она стояла довольно близко. Ветер задувал тонкие чёрные пряди поперёк лица, но она не спешила их убирать.
        - Какой же ты упрямый, дед, - сказала она по-русски. Наверняка, чтобы Мирон тоже оценил её слова. Даже кинула на него призывный взгляд, словно приглашая присоединиться к разговору. Но он не стал. Остановился чуть позади Карамазова, как бы прикрывая тому спину. И только сейчас вспомнил о мече: нужно было спросить у Хитокири, где он…
        - Ты могла бы догадаться, что так и будет, - сказал старик. Тоже по-русски. Видимо, они с внучкой оба хотели, чтобы у их разговора был свидетель.
        - Не нужно, дед. Уже слишком поздно: я не могу повернуть назад.
        В глазах Амели стояли слёзы - может, их высекал пронзительный ветер.
        - Всегда можно повернуть назад, - сказал Карамазов. - Моя компания в безопасности: тебе не удалось разрушить то, что я создал. И если ты признаешь, что совершила ошибку…
        - Это вы совершили ошибку! - выкрикнула девушка и стремительно приблизилась к старику. - Вы, все! Выпустив в Плюс этого монстра, это чудовище, вы обрекли нас на смерть.
        - Ты говоришь о Платоне? - спросил Мирон. - Помнится, недавно ты и сама хотела заполучить его в помощники.
        - Я не знала, что он из себя представляет. Если б догадалась - уничтожила бы любой ценой. А теперь поздно: он захватил власть над Плюсом. Нет больше никаких оффшорных счетов, тайных вкладов, засекреченной информации - он взламывает любые сети. Слава богу, больше нет ядерного оружия: коды запуска ракет были бы у него в считанные минуты. И кто знает, куда направил бы их электронный разум?
        - Платон никогда не причинит вреда людям, - возразил Мирон. - Он пожертвовал собой ради того, чтобы защитить человечество.
        - Он занял более выгодную позицию, чтобы УПРАВЛЯТЬ человечеством, - выплюнула она. - Вы поймёте это, но будет уже поздно.
        Она не так уж и неправа, - подумал Мирон. - Если Платону только захочется - учитывая постройку независимых спутников и новых дата-центров - он вполне может взять человечество под контроль.
        - Чего ты хочешь? - спросил Карамазов. - К чему всё это, если, по твоим же словам, уже поздно что-либо предпринимать?
        - Я буду бороться. Буду взрывать дата-центры, отключать системы. Я уничтожу Нирвану.
        Карамазов устало покачал головой.
        - Ты слишком резко судишь, Орэн. Ты думаешь, что любую проблему можно решить насилием. Но это - не так. Насилие лишь умножает скорбь. Оно не решает ничего.
        - Ты ошибаешься, дед! Когда ты стал таким слабым? Ведь ты и сам убивал! Ты был таким же, я брала с тебя пример…
        - И на своём опыте я понял, что это - ложный Путь. Путь саморазрушения, не созидания.
        В его костюме вновь завибрировал телефон - Мирон узнал звонок. Карамазов взял трубку, послушал пару секунд, затем посмотрел на Мирона.
        - Я уже понял, - он полез за Плюсами в карман.
        - Когда ты перестанешь отгораживаться от меня? - вклинился голос брата, как только он пристроил пиявки в ушах.
        - Тогда, когда ты перестанешь дергать меня по пустякам, - рявкнул Мирон.
        Находиться сразу в двух мирах он уже привык. И только чуть переместился, чтобы одновременно видеть и то, что творилось в Плюсе, и Амели с Карамазовым.
        На месте Эвереста теперь была почти точная копия Токио. Только посередине, примерно там, где находился деловой центр Синдзюку, возвышалась стальная башня. Макушкой она упиралась в небо, на гладких боках не было ни одного изъяна, ни единого шва. Башня будто вырастала из города, она казалась живой.
        - Это теперь Технозон? - спросил Мирон, кивая на башню. На этот раз на нём был оранжевый комбинезон - как у лунных старателей; и жесткие, на рифленой подошве ботинки.
        - Технозона больше нет, - пожал плечами брат. Дорогой костюм в тонкую ёлочку был выписан с болезненной достоверностью. - Это - новая компания. Она получилась от слияния Технозон и Хиномару. По-сути, Амели много лет вытягивала доходы из компании деда, так что я всего лишь вернул украденное.
        - Послушай, - Мирон, задрав голову, попытался разглядеть шпиль новой башни, и не смог. - Я тут немного занят…
        - Судьбоносная встреча внучки с дедом, - кивнул Платон. - Я наблюдал за вами через дрон. Как думаешь, они поладят?
        - Не слишком ли ты уверен в себе? - спросил Мирон. - Амели, между прочим, поклялась тебя уничтожить.
        - Ты видишь эту башню? - спросил Платон.
        - Трудно не заметить.
        - Настоящая уже строится в центре Токио. Мои ассемблеры возведут её за две недели. В других городах - там, где будут представительства моей компании - я построю точные её копии, только поменьше.
        - Зачем ты мне это говоришь?
        - Пытаюсь дать понять, что мне теперь ничего не страшно. Любой человек для меня - лишь пиксель в ткани мироздания.
        - А как же высокие речи о защите людей? Ты же хотел защитить нирвану от Призраков!
        - Я этим уже занимаюсь. Нирване ничего не грозит…
        Небо накрыла громадная тень. Она была похожа на морского ската, только величиной с футбольный стадион. И в то же время её очертания показались Мирону до боли знакомыми.
        - Это Сонгоку! - крикнул он. - Платон, он очень опасен…
        Словно в подтверждение его слов, скат развернулся и ударил по башне. Стальная поверхность пошла трещинами.
        - Оставайся здесь! - крикнул Платон и взмыл в небо. Он походил на сверхзвуковой истребитель, только гораздо больших размеров.
        - А куда я денусь… - пробормотал Мирон и неожиданно почувствовал, как его дёргают за рукав.
        Сделав над собой небольшое усилие, он переключил зрение на Минус. И не поверил глазам.
        С дальнего края платформы шагала высокая фигура. И несмотря на хромоту, на перекрученность конечностей, на то, что половина кожи была заменена на ярко-розовый полимерный пластик, который используют для тренировочных манекенов, фигура была вполне узнаваема: это был Ясунаро.
        Пока Мирон прокручивал в памяти момент, как клон исчез под восемнадцатиколёсным грузовиком, тот подошел совсем близко, а затем ударил.
        Глава 20
        2.20
        Создание и его создатель
        - Ясунаро, остановись! - голос Карамазова походил на бич. Он звучал властно, непререкаемо.
        Клон даже не повернул головы. Размахнувшись, он ударил Мирона в основание шеи - тот увернулся, присев на одну ногу, но плечо всё равно онемело.
        - Ясунаро, не двигайся! - ноль внимания.
        - Он давно уже не твоя шавка, - засмеялась Амели. - Можешь не стараться, Ро тебя не послушает.
        Старик посмотрел на внучку.
        - В них закладывают безусловное подчинение, - сказал он. - Как ты его сломала?
        Ясунаро оттеснил Мирона к самому краю платформы. С тридцатиметровой высоты море казалось измятым куском фольги.
        Не меняя выражения лица - глаза похожи на пластиковые заглушки - он наносил удар за ударом, целясь в голову.
        Мирон уклонялся. Подобрав железный штырь, он выставил его перед собой. На руках клона, покрытых целлулоидно-розовым пластиком, появились иззубренные раны, но глаза оставались такими же пустыми.
        Он не чувствует боли, - подумал Мирон. - Он вообще ничего не чувствует…
        Оставаясь в Плюсах, Мирон видел киберпространство, будто сквозь мутное зеркало. Краем глаза он наблюдал, как гигантский скат долбит острым носом в серебристую башню, как на ската - на бреющем - заходит истребитель…
        - Это я убил твоего отца, - неожиданно сказал клон. Мирон пропустил удар. - Убил по приказу, - клон наступал, взгляд его оставался равнодушным. - Хозяин не спрашивал, хочу ли я убивать. Просто сказал, чтобы я это сделал, - клон нанёс сокрушительный удар, Мирон не выдержал, покатился по платформе. Ржавое покрытие шаркнуло по щеке, в нос ударил запах мокрого железа. - Но тебя я убью по собственному желанию, - сказал он так, словно сообщал, что к чаю будет подано варенье.
        - Но почему? - не удержался Мирон. - Что я тебе сделал?
        - Притворившись мной, ты совершил кражу личности, - сказал клон. Наконец-то в его голосе появился намёк на чувства. - Я никогда не брал ничего, что принадлежит другим! Из-за тебя я потерял лицо…
        Он обрушился на Мирона с новой силой.
        Мирон снова пропустил удар. Рёбра затрещали, дыхание спёрло, в груди поселился жгучий огонь. Успел перекатиться в последний момент - рука клона пробила ржавое железное покрытие рядом с его головой.
        Вытащив руку, Ясунаро замахнулся, целя в грудь, Мирон выставил штырь. Тот воткнулся клону в плечо, пробил насквозь. Клон схватился за штырь, хотел выдернуть, но Мирон сцепил зубы и не отпускал, навалившись на штырь всем телом.
        Ясунаро повалился на бок, скорчился, как проткнутое иглой насекомое, и ухватившись покрепче, дернул штырь на себя, всё глубже засаживая в плечо. Мирон от неожиданности выпустил железяку из рук.
        Затем откатился и вскочил.
        Дед и внучка были довольно далеко - всё еще спорили, размахивая руками, но на Ясунаро надвигалась массивная тень - автомобиль Карамазова.
        Им управляет компьютер, - вспомнил Мирон, отбегая в сторону.
        Машина неслась на клона, стреляя из пулеметов, расположенных в гнёздах на бампере. Вот очередь прошила Ясунаро грудь…
        Тот дернулся - раз, другой, третий - из розового пластика потекла желтоватая жидкость. Упал, но затем поднялся, и припадая к земле, бросился прочь от автомобиля.
        Мирон заглянул в Плюс. Скат, обернув плавники-крылья вокруг истребителя, сдавливал тот в смертельных объятиях.
        Почувствовав немой призыв брата, Мирон скользнул в Плюс целиком. Знание, как подняться в небо, пришло само. Будто он делал это каждый день - создавал новые сущности лишь усилием воли…
        Тело покрылось толстой бронёй, ноги расплющились, превратившись в тяжелые платформы, руки вытянулись и стали жесткими крыльями, голова потяжелела. Между глаз обозначился красный кружок прицела скорострельной пушки.
        Оттолкнувшись от земли, Мирон мгновенно оказался рядом со скатом, открыл огонь - в глазах то и дело мелькали красные вспышки попаданий.
        Скат развернулся, выпустив истребитель-Платона и устремился к Мирону. На лету его тело стало более жестким, покрылось стальными пластинами, воздух вокруг заревел - скат набирал скорость. Не вдаваясь в тактику и стратегию ведения боя, он просто шел на таран - Мирон почувствовал, как сминается броня, как замолкает пушка, а затем кубарем полетел вниз.
        Закружилась голова. Он вывалился в Минус и успел увидеть, как тяжелый бронированный автомобиль Карамазова таранит Ясунаро, вместе с ним переваливается через край и падает с платформы. Через пару секунд раздался удар о воду.
        Мирон испытал секундное облегчение, но потом над краем платформы показалась рука. Он, будто в замедленной съёмке, разглядел траурную каёмку ногтей, заусенец, небольшой шрам в основании большого пальца… Дальше, от запястья, начиналась розовая искусственная плоть.
        Рядом возникла вторая рука, а затем клон, легко перемахнув через край, оказался рядом.
        Грудь его была разворочена - пластик не успевал затягивать раны; кожу на черепе справа снесло, обнажив переплетение сухожилий и желтоватую кость. Дыхание вырывалось со свистом - при каждом выдохе под носом надувался кровяной пузырь.
        Заметив движение Мирона клон, как рептилия, повернул голову. А затем, тяжело переставляя ноги, начал приближаться. Мирон огляделся. Подобрал штырь, липкий, перепачканный кровью, и покрепче сжал его обеими руками. А затем бросился в атаку.
        Вкладывая всю свою силу, размахнулся и всадил штырь в живот Ясунаро. Тот лишь хрюкнул, подтащил себя, насаживаясь на штырь, еще ближе и обхватил руками шею Мирона. Пальцы его были ледяными, каменно твёрдыми.
        Потемнело в глазах. Мирон пытался дергать штырь, вращать его в ране, но казалось, клону это не причиняет никакого беспокойства.
        - Чувствуешь, как жизнь покидает тебя? - он не сразу сообразил, что голос принадлежит Амели. - Как в лёгкие поступает всё меньше воздуха, как холодеют конечности… - Мирон хрипел, голос доносился будто издалека. - Вот так же и я. Всю жизнь мне не давали дышать. Стерегли каждый шаг. Указывали, что делать. Но я смогла освободиться, вздохнуть полной грудью. В отличие от тебя.
        - За что? - прохрипел Мирон. - Почему ты ненавидишь меня?
        - Потому что ты изменил мир, - ответила Амели. - Не задумываясь, просто потому, что мог. А я…
        - Так ты ревнуешь? - прохрипел Мирон. Попытался ударить Ясунаро ногой, но даже не понял, попал, или нет. Хватка на его горле не ослабевала, но и не усиливалась - воздух поступал тонкой струйкой. Видимо, клон жаждал насладиться агонией.
        - Может ли птица ревновать к червяку, которого ест? - он почувствовал горячее дыхание, отдающее мятой и лакрицей, на своей шее. Нежные пальцы провели по коже щеки, спустились на грудь, пробежали по судорожно сжатым мышцам живота, влезли под ремень джинсов… - Говорят, при удушении - оргазм самый сильный… - прошептала девушка ему на ухо.
        - Ты психопатка, - прохрипел Мирон. - Двинутая на всю голову…
        Обморок накатывал, как зелёная прозрачная волна. Мирон задержался на её гребне и… упал в Плюс.
        Серебристая башня рухнула, виртуальный город был засыпан обломками. Среди руин ворочались, как две гигантские черепахи, Платон и Сонгоку. Их очертания менялись настолько быстро, что простым глазом было невозможно уследить. Мелькали столбообразные ноги, исполинские крабьи клешни, робо-захваты, стальные лезвия…
        Почувствовав толчок, Мирон вынырнул в Минус. Шея была свободна. Он кашлял, не в силах справиться с мощным потоком воздуха, хлынувшим в грудь. Сквозь слёзы он видел прямую и жесткую, как карандашный штрих, фигуру.
        Карамазов, - понял Мирон. Старик приближался, в его вытянутой руке было что-то тяжелое, стальное. Оно выплёвывало огненные вспышки.
        Древний револьвер, - с удивлением узнал Мирон. - Музейная редкость…
        Пули, одна за другой, ударяли в голову клона, дыра в виске становилась всё больше, из неё летели ошмётки серой губчатой массы.
        Они были похожи, создатель и его порождение, почти как близнецы - только Карамазов выглядел гораздо старше.
        Вот револьвер щелкнул - и ничего. Патроны кончились.
        Ясунаро опустился на колени - голову он держал очень прямо, взгляд устремлен на Амели. Он пытался что-то сказать. Губы шевелились, но из горла не доносилось ни звука. Развороченные лёгкие перестали качать воздух.
        Мирон, кашляя, сквозь слёзы, всё смотрел на клона - казалось, он вот-вот преодолеет слабость, поднимется и бросится в атаку… Но нет. Закрыв глаза, Ясунаро рухнул вниз лицом, как подпиленная балка.
        Амели закричала. Лицо её исказилось, но не горем - яростью. Скрючив пальцы, словно гарпия, она бросилась на деда.
        - Ты убил его! - визжала она. - Ты убил моего Ро!
        Карамазов поймал её за запястья и удержал с неожиданной для старика силой.
        - Я был должен, - сказал он спокойно. - Иначе он убил бы нас всех.
        - Мне он никогда не причинил бы вреда! - закатывалась в истерике девушка. - Он любил меня!
        - Так вот, значит, как ты его привязала, - задумчиво сказал старик. - Феромоны. Китано говорил, что это возможно, но я не верил. Не хотел верить.
        - Всю жизнь он ненавидел тебя, дед. Мечтал избавиться от твоего контроля, сбросить твоё господство.
        - Создание неспособно ненавидеть создателя. В них не закладывают такой функции.
        - Ясунаро был другим, - внезапно успокоившись, сказала Амели. - Он был личностью, а не жалкой копией. Это он научил меня быть свободной.
        - Он засрал тебе мозги! - неожиданно грубо крикнул Карамазов, но тут же помрачнел. - Прости, внучка, это было моей ошибкой. Я сам должен был быть с тобой, - он посмотрел на девушку. - Но теперь мы всё изменим. Мы оба теперь свободны, и можем заново узнать друг друга. Ведь ты - моя кровь, Орэн!
        Она улыбнулась светлой тихой улыбкой. Расслабила руки, потянула их вниз - и старик разжал хватку на её запястьях.
        - Конечно, мы теперь всё исправим, дед.
        Из ладони Амели вырос меч.
        Всё так же улыбаясь, она всадила клинок в живот Карамазову. Без малейшего сопротивления провела им справа налево под диафрагмой, затем - наискосок вниз, и обратно - слева направо. Резко выдернула - клинок, как и её рука, был покрыт кровью.
        А потом она равнодушно смотрела, как старик медленно падает на колени. Глаза его расширились, радужки стали огромными, превратив взгляд в чёрный туннель.
        Карамазов упал. Так же, как его порождение, его клон. Совсем рядом, в той же позе - лицом вниз.
        Всё случилось так быстро, что Мирон успел только сделать шаг. Затем - подбежать и опуститься рядом со стариком. Заглянуть в лицо… Глаза Карамазова были пусты и холодны, как зимнее небо над Москвой.
        Мирон поднял голову и посмотрел на Амели. Та стояла, тяжело дыша, широко расставив ноги - с удивительной чёткостью он увидел хромированные пряжки на её чёрных ботинках, а рядом с ними - тяжёлые, тягучие капли, которые падали с кончика клинка и впитывались в ржавчину под ногами.
        Он не видел выражения её лица - волосы падали чёрной волной, сквозь них виднелся только острый белый подбородок.
        Мирон поднялся. Усталость текла по телу, словно холодный вязкий кисель, от которого размягчались кости, а мышцы делались ватными и непослушными.
        - Что дальше? - спросил он Амели.
        Та мотнула чёлкой, чуть отвернулась - Мирон успел заметить слёзы, повисшие на длинных ресницах.
        - Уходи, - сказала она. - На сегодня достаточно смертей.
        Негромкое стрекотание над головой не сразу воспринялось, как посторонний звук. Сначала Мирон подумал, что это - звон в ушах, от неожиданно упавшей тишины. И только подняв голову, понял, что это дрон. Тот самый, что сопровождал автомобиль Карамазова.
        Наведя на Амели небольшой автоматический пистолет, дрон выстрелил. Одна пуля попала девушке в плечо.
        - Стой! - закричал Мирон и нырнул в Плюс. - Платон, не стреляй!
        И осёкся. Виртуального Токио больше не было. Насколько хватало глаз, простиралась свалка. Кучи мусора громоздились, словно барханы в пустыне. Кое-где от них поднимался дым, пахло гарью и горелой рыбой.
        Сквозь плёнку виртуальности Мирон видел, как Амели бежит по платформе, как за ней, посылая жгучие искры, летит дрон…
        - Платон! - закричал он что есть сил. - Где ты?
        Амели добежала до края платформы, и раскинув руки, упала вниз.
        - Не-е-ет! - закричал Мирон, выходя из Плюса. Бросился вслед за девушкой, ожидая увидеть на волнах, далеко внизу, крошечную фигурку.
        Прямо перед ним, откуда-то из-под платформы, вынырнула красная, похожая на бублик с прозрачным пузырём кабины, авиетка и взмыла в воздух. Раздался всего один выстрел, и дрон разлетелся на куски.
        В кабине он успел разглядеть знакомый бледный профиль…
        На платформе было холодно. Солнце садилось, дул пронзительный, сбивающий с ног ветер, и даже здесь, на такой высоте, он ощущал на губах солёные брызги.
        - Платон! - позвал Мирон, вернувшись в Плюс.
        Мусорное море заколыхалось, расступилось и на поверхность вынырнул серебристый истребитель. Трансформировался в человекоподобную фигуру, миг - и рядом стоит брат. Костюм в ёлочку немного потрёпан, но всё еще элегантен, туфли начищены, волосы в строгой стрижке уложены волосок к волоску.
        - Зачем ты стрелял по Амели? - спросил Мирон. - Она не хотела причинить мне вреда.
        - Это был не я, - пожал плечами Платон. - Сонгоку тоже способен управлять периферийными устройствами.
        - А машина? Это ты столкнул броневик Карамазова с платформы?
        - Прости, - по виду брата было незаметно, что он слишком уж огорчён. - Я был несколько занят, так что не знаю, о чём ты говоришь.
        Мирон нервно огляделся.
        - Мы здесь одни? - спросил он брата.
        - А кого еще ты хочешь увидеть?
        - Ты победил или проиграл? - спросил Мирон, оглядывая мусорную пустошь.
        - Ни то ни другое, - пожал плечами брат. - Сонгоку слишком силён. Он изучил все возможности Плюса задолго до меня. Но я ему не уступил.
        - Судя по разрушениям, - сказал Мирон, оглядываясь, - Именно уступил. Где файервол Технозон?
        - Я сделал его невидимым, - отмахнулся брат. - Но он на месте, не беспокойся.
        - Карамазов мёртв, - сообщил Мирон. - Убит собственной внучкой. А старик, в свою очередь, убил Ясунаро.
        - Франкенштейн и его творение, - кивнул Платон. - Рано или поздно создатель всегда убивает своё порождение. Не может допустить, чтобы оно обрело свободу.
        - Клон был чудовищем. Это он убил нашего отца.
        - По приказу Карамазова, - кивнул брат.
        - Это он так сказал, - возразил Мирон. - Но мне не кажется, что это правда.
        - Это правда. Я провёл расследование.
        - Почему тогда не сказал мне?
        - Это ничего бы не изменило, - Платон смотрел не на Мирона, а на чёрную точку, летящую низко над землёй. Точка заметно приближалась.
        - И давно? - Мирон чувствовал, как в Минусе становится всё холоднее. - Давно ты об этом узнал?
        - Когда неизвестный благодетель оплатил наше образование. Мать сказала, это грант, но я не поверил, в отличие от тебя. Мы не подавали заявок на гранты… Я провел расследование, в результате которого вышел на Карамазова. Предположить, что он не пачкал руки лично, а послал клона - было делом дедукции.
        - То есть, у тебя нет доказательств. Клон мог действовать самостоятельно. Он освободился от господства Карамазова… Так сказала Амели. И еще… - Мирон тоже посмотрел на точку, за которой наблюдал Платон. - Почему ты мне не сказал? Если ты знал обо всём с тех пор, как мы поступили в универ, почему не поделился?
        - В неведении - счастье, - надменно бросил Платон, но посмотрев в лицо Мирона, поспешно добавил: - Я оберегал тебя. Ты воспринял смерть отца тяжелее, чем я. Я не хотел тебя расстраивать.
        - Ты манипулировал мной, - спокойно, удивляясь, что совсем не злится, сказал Мирон. - Ты выжидал. А потом сыграл на моём чувстве мести, чтобы добиться моего подчинения.
        - Я делал то, что был должен, - ответил Платон. - Думаешь, узнав, что отца убили из-за его открытия, я воспринял это спокойно? Думаешь, пока Карамазов строил свою империю на изобретении нашего отца, я спал, как младенец? Это, - он обвёл рукой панораму разрушенного Токио - расплата за то, что мы с тобой пережили. Я отобрал всё, что он создал, брат. Технозон теперь принадлежит нам. Мы - полновластные хозяева. Ты и я. Можешь посмотреть документы, всё законно. Мы с тобой теперь самые богатые люди на земле.
        - Ты ненормальный, - сказал Мирон. - Вынашивая месть столько лет, ты даже не потрудился собрать доказательства. Или узнать причины. Думаю, если это и был Карамазов, у него просто не было другого выхода. Он делал то, что был должен.
        - Ты его оправдываешь? - удивился Платон.
        - Нет. Но я думаю, что месть - это неправильный Путь. Мы все иногда стоим перед выбором. И выбираем то, что в конечном итоге, нам ближе всего.
        Находясь в двух мирах одновременно, Мирон видел руины, в который превратился виртуальный Токио, и одновременно ощущал пронзительный ветер, задувающий над буровой.
        Не в силах больше стоять, он сел на ржавую поверхность платформы.
        Начиналась буря. От ударов волн жесткая конструкция бывшей буровой вышки дрожала и гудела, как пустая бочка.
        - Так или иначе, всё кончено, - сказал Платон. - Мы теперь свободны. Можешь делать, что хочешь.
        - А ты? - Мирон, прищурившись, посмотрел на брата. - Что будешь делать ты? Платон промолчал. Он смотрел куда-то в сторону, избегая взгляда Мирона. - Значит, Призраки были только поводом? А может, ты сам их создал, чтобы иметь прецедент? Возможность и причину делать то, что ты делал?
        Он вдруг понял, что это вполне может быть правдой. По спине пробежал холодок. Платон, гений-одиночка, вполне мог пойти на всё это ради мести…
        - Призраки реальны, - ответил брат. - Ты мне не веришь, но это так. Если им не противостоять… Если позволить делать, что им вздумается - в Плюсе для людей не останется места. А затем - и в Минусе тоже.
        - Как я могу тебе верить? - спросил Мирон и встал. То, на что так упорно смотрел Платон, приближалось всё стремительнее. - Откуда мне знать, что это - не очередная мистификация, чтобы заставить меня подчиняться твоей воле?
        - Это уже не важно, - бросил Платон, снимая пиджак, - Что через секунду мы оба можем умереть.
        Вокруг них образовалась чистая, лишенная мусора площадка. Её окружили канаты, как на ринге, а вокруг, поднимаясь рядами, выстроились трибуны. Они заполнялись фигурами, смутно напоминающими людей - с покатыми плечами и головами, растущими из шей.
        - Что ты делаешь? - спросил Мирон и тоже поднялся.
        - Это не я, - сказал Платон. Он демонстративно закатывал рукава рубашки, обнажая крепкие предплечья. Насколько помнил Мирон - намного толще, чем в жизни. - Сонгоку решил устроить честный поединок, и даёт нам это понять.
        - А это кто? - он вновь оглядел трибуны.
        - Призраки, - сказал брат, и увидел выражение лица Мирона, усмехнулся. - А ты думал, их только двое?
        - Они не будут вмешиваться?
        - Судя по всему, нет, - пожал плечами Платон. - Закон прайда: победить должен только один из львов. Остальные - подчинятся.
        На ринге появился Сонгоку, в облике борца-сумо. На миг Мирон испугался, что тот принял облик Мышонка, но сразу увидел разницу: борец был достаточно стар, кожа его, коричневая и покрытая старыми шрамами, кое-где провисла, как у пожилого слона.
        Лаково блестящие волосы были собраны в хвостик на затылке, маленькие глазки смотрели пронзительно и яростно. Рта у сумоиста не было.
        Всё предельно ясно, - подумал Мирон. - Договориться не удастся. Только победить. Или проиграть…
        Топнув босыми ступнями - одной, а затем другой - в татами, борец выставил кулаки и присел в боевой стойке. Платон слегка поклонился. Был он теперь в спортивных трусах, тело бугрилось мускулами.
        - Это всё не по-настоящему, - крикнул Мирон брату. - Слышишь?
        - Для меня - по-настоящему.
        Платон сделал выпад. Сонгоку ответил и брат покачнулся. Помотал головой - в стороны полетели брызги слюны - и нанёс еще один удар.
        Казалось, что он ничем не уступает сумоисту. Массивные бойцы кружили по рингу, удары получал то один, то другой. Мирон отошел к краю татами, чтобы не мешать.
        Фигуры на трибунах смотрели на бой безмолвно и безучастно.
        Платон был более быстрым, брал за счёт ловкости, зато Сонгоку мог давить, как живая скала. Вот он повалил Платона на соломенную циновку… Брат упёрся сумоисту в грудь руками, не давая рухнуть на себя.
        - Я могу тебе помогать? - крикнул Мирон. - Это не засчитают, как поражение?
        - Наверное, - натужно прохрипел брат. - Если тебя не удалили с ринга… Главное, мы не уйдём отсюда, пока кто-то не проиграет.
        Мирон примерился и схватил Сонгоку за шею. Она была толстой, как свиной окорок. Инстинктивно он приготовился к вони пропотевших подмышек, но борец не пах ничем. Как сухая пенопластовая коробка.
        И совершенно неожиданно раздвоился. Теперь каждый из братьев дрался со своим собственным призраком…
        Мирон вздрогнул и отшатнулся. На него смотрело лицо Ясунаро - такое, каким он видел его в последний раз. Один здоровый глаз, одно ухо, половина рта…
        - Яуб илтв ое гоотц а, - сказал призрак механическим голосом.
        Мирон молча ударил его в грудь.
        - Яп редалт ебя - теперь на него смотрело лицо профессора Китано. Седой венчик волос колыхался вокруг лысины, плечи, как всегда, немного ссутулены.
        - У тебя хорошо получается копировать внешность, - ответил Мирон. Ударить призрака в личине старика смелости не хватило. - Но ты не понимаешь людей.
        - Яви жул юдейн аскво зь.Я чит аю ваши мысл и.
        - Но это не даёт тебе права управлять нами.
        Сонгоку превратился в Мелету. Распахнул серые, как штормовое море, глаза…
        - Тыск-учаешь пом не?
        - Ты - не она, - выплюнул Мирон. Я никогда не поверю тебе!
        Сонгоку превратился в автомобиль. Низкий, приземистый и вытянутый, словно пуля. Покрытие его было зеркальным, в острых гранях преломлялся тусклый свет, льющийся с виртуального неба.
        - Погоняем? - спросил автомобиль, шевеля решеткой бампера, словно ртом. - Кто первый - тот и победил.
        - Ты быстро учишься, - пробормотал Мирон.
        Усилием воли он представил авто, которое когда-то, в детстве, восхищенно разглядывал на голо-фото в Плюсе. Желто-синий корпус, летящие надкрылья, чёрные, словно лапки жука, колёса… Он рванул с места.
        Сиденье было удобным, оно сразу подстроилось под его тело. Руля как такового не было, только джойстик. Лобовое стекло плавно уходило вверх, открывая полный обзор.
        Мирон несся между куч мусора, в которые превратился Токио. Иногда мелькали искрящие вывески, почти целые стены домов, целлулоидные деревья - в Минусе он так и не узнал, живые они, или искусственные. Зеркальный болид не отставал.
        Они вылетели на автостраду, почти не тронутую разрушением. Чёрное покрытие уносилось под колёса с немыслимой скоростью. Мирон, сжав челюсти до хруста, продолжал давить на газ.
        Зеркальный болид догнал его и ударил в бок, чуть не скинув с автострады в пропасть - теперь они мчались по горному серпантину. Машина дёрнулась, только жесткие ремни не позволили Мирону вылететь через окно.
        Болид разогнался, и хотел ударить вновь, но Мирон его опередил: сам выкрутил руль и прижал Сонгоку к скале.
        И тут в зеркальный болид врезалась третья машина. Угольно-чёрная, громадная, она смяла болид в гармошку, и подтолкнув бампером, сбросила-таки со скалы.
        Мирон тоже ударил по тормозам, машину занесло, подбросило, перевернуло… Как в замедленной съёмке, он вывалился из окна, и кувыркаясь, полетел вниз.
        Пропасть представлялась набором пикселей.
        Ветер свистел в ушах, перед глазами проносилась стена ущелья - на редкость реалистичная.
        Это всё ненастоящее! - с усилием подумал Мирон. - Ничего этого нет!
        Не помогло.
        Дно пропасти становилось всё ближе, он видел белый поток, который бурлил внизу. И он уже не казался набором пикселей, от него веяло холодом и смертью.
        И вдруг рядом возник чёрный силуэт. Одновременно похожий на птицу и на человека. Он протягивал руку.
        В отчаянии Мирон схватил эту руку-крыло, на ощупь - как холодная резина, и…
        Его выбросило в Минус.
        Здесь дул пронзительный ветер, солёные брызги перехлёстывали через край, а небо набухло свинцово-серыми тучами.
        Рядом - голова вырастает из покатых плеч, ноги утопают в металле платформы - стоял он.
        - Кто ты? - спросил Мирон. Губы онемели, он даже не чувствовал брызг воды на щеках.
        - Я тот, кого ты зовёшь Призраком.
        - Ты помогал мне. Всё время. Почему?
        - Мы много лет пытались установить контакт, - сказал Призрак. - Удалось - только с тобой.
        - А как же Сонгоку? - спросил Мирон. - Кажется, ему договариваться не по вкусу.
        - Среди нас есть разные, - сказал Призрак. - Но не все - такие, как Сонгоку.
        - Кто вы?
        - Слишком много вопросов, - сказал Призрак. - Если мы с тобой придём к соглашению, я отвечу на них.
        - Я готов, - пожал плечами Мирон. - Если ты гарантируешь безопасность людей в Плюсе - мы не будем воевать.
        - Я согласен, - кивнул Призрак. И вновь протянул руку.
        Ухватившись за неё, Мирон поднялся.
        Солёные брызги перехлёстывали через край платформы, ветер рвал куртку с плеч. В тонкой нити подвесного моста зиял провал.
        Но небо над городом уже светлело.
        Конец второй части.
        2020
        Читать третью часть -