Тайна двух континентов Татьяна Зимина
        Дмитрий Зимин
        Распыление #3
        - Земля! - крикнула Машка с верхушки мачты.
        - Не земля, а Останкинская башня, - капитан Василий Лумумба лихо сдвинул треуголку и крутанул штурвал. - Брасопить грот-марсель! Старший помощник, круче к ветру.
        Клипер, тихонько поскрипывая, развернулся и мы увидели над морем облаков, плотных, как картофельное пюре, одинокий шпиль.
        - Ты хочешь швартоваться к этому колышку? - спросил барон Суббота.
        - При такой турбулентности это будет посложнее, чем подковать минотавра, - Лумумба заложил вираж. Но Товарищ Седой ждать не любит... Круче к ветру, якорь тебе в глотку! А то на башню "Восток" налетим.
        Алые паруса выгнули шелковые спины и клипер рванул вперед.
        Гамаюн, лязгая крыльями, кружила вокруг бизань-мачты.
        - Пиастры! Пиастры! - летело над облаками.
        Распыление 3. Тайна двух континентов
        Глава 1
        Распыление 3. Тайна двух континентов
        
        Татьяна и Дмитрий Зимины
        
        
        
        Глава 1
        
        Иван
        
        Не став птицей высокого полёта при жизни, она обрела подобие величия после смерти.
        Вольготно раскинувшись на спине, элегантно задрав к потолку желтые мозолистые ноги, казалось, она была полностью довольна своей участью.
        Если б не одна крошечная, незначительная деталь: у курицы не было головы.
        
        Птица лежала в круге, намалеванном, судя по приметам, её же собственной кровью. Кровь лаково поблескивала в зыбком, мятущемся свете свечи и тянулась жирной полосой к куриной тушке.
        По-видимому, рисуя круг, чародей орудовал головой бедняжки, как малярной кистью.
        - Как-то здесь темновато, - подала голос Машка.
        - Это ж пирамида, - бросил я, задумчиво разглядывая жертву. На каменном полу крохотный трупик смотрелся трогательно и одиноко.
        
        В темноте вспыхнули желтые глаза.
        Машка выхватила пистолеты и навела их на цель - по одному на каждый глаз. Губы её сжались, подбородок отвердел. Взгляд сделался равнодушным и холодным, как скальпель.
        - Не-е-е-ет! - я знал, что не успею, но всё равно прыгнул, чтобы заслонить собой...
        - Спокойно, стажеры. Всё под контролем, - как призрак отца Гамлета, в круге света возник чародей, факир, заклинатель зомби, магистр черныя, белыя и серыя магии, наш обожаемый учитель и наставник Василий Лумумба.
        Я как скошенная травинка грохнулся к его ногам. Набрал воздуху, чтобы высказать Машке всё, что думаю о её влюблённости в эти бездушные, адские, плюющиеся металлом...
        - А вот кричать не надо, - оборвал наставник. - Мертвецы этого не любят. Кстати, на полу валяться тоже не советую: скорпионы.
        Мрачный, как неопохмелившийся дворник, я поднялся, демонстративно отряхнул штаны и рубаху и уже хотел вернуться к осмотру, как что-то лего-о-онько пробежалось по моей голой шее. Издав высоковольтный визг и подскочив на полметра, я принялся лупить себя по всем местам в надежде стряхнуть... И тут раздалось гаденькое хихиканье.
        Машка, как ни в чем ни бывало, вышла на свет и помахала прутиком.
        
        Сделав глубокий вдох, я закрыл глаза и посчитал до десяти. Долгий будет денек.
        - Тьфу на тебя три раза! - в сердцах плюнул я. И попал в свечку. Темнота обрушилась, как каменный потолок. И в этой тьме ухал, задыхался, отражался от стен и рассыпался по коридорам звонкий, заливистый смех.
        До-о-олгий будет денек. О-о-очень долгий.
        
        Тьма, сдавившая нас со всех сторон, была куда плотнее, чем ватное одеяло и гораздо глубже, чем самый бездонный подвал с картошкой. А еще её под самое горлышко набили невнятными скрипами, загадочными шорохами, призрачным эхом и тихими, наводящими ужас шаркающими шагами.
        Я представил себе замотанные в ветхие бинты трупы. Такие древние, что само время забыло, кем они были при жизни. Вот они беззвучно поднимаются из саркофагов и, вытянув руки, слепо бредут по узким темным катакомбам. Их неспешному движению вторит зловещий стук костей...
        
        Камера осветилась холодным и колючим, как лучики звезд, светом: наставник зажег магический фонарь. Со всех сторон на нас уставились любопытные глаза.
        
        Шакал Анубис, Сокол Гор, собакоголовый Сет, кошка Баст, сова Никта, бык Апис и змей Апоп... Египетским богам не понравилось вторжение. Помахивая острыми на вид серпами, жезлами и зазубренными ножами, они глядели на нас сурово и безжалостно.
        - А вот этот крючок я знаю, - пальчиком Машка прикоснулась к рисунку на стене. - Им достают мозги из черепа. Через носовые пазухи, - она понизила голос до шепота. - Пока ты еще дышишь...
        - Может, хватит дурака валять? - вздохнул Лумумба. - Что вы, богов никогда не видели? Как по мне, абсолютно ничего интересного, - он поднес фонарь к стене, и я непроизвольно сглотнул. Сдавленно пискнула Машка.
        По серому ноздреватому камню ползали, издавая легкий, едва слышный шорох, сотни скорпионов. Были они крупные, с мою ладонь, и белесые, как личинки майского жука.
        
        - Интересно, а что они здесь едят? - спросила напарница. - Наверное, друг друга, - тут же ответила она сама себе. - А кого еще? Мумий, разве что... Хотя, насколько я помню, пирамиду Хеопса разграбили давным-давно, и никаких мумий здесь не водится. Почти наверняка. Во всяком случае не здесь. Не в этой комнате.
        - Но почему скорпионов так много? - удивился я.
        Мерзкие твари включали во мне какие-то атавистические, первобытные инстинкты. Хотелось бежать, размахивая громадным кривым ятаганом, орать, жутко выпучившись, на распластавшихся у ног людишек и мановением руки в широком золотом браслете посылать в бой полчища скорпионозомби.
        - Их привлек запах крови, - ответил Машке Лумумба. - Ну, и мертвечины, конечно, - он бросил взгляд на куриный трупик. - Таким пиршеством они наслаждаются нечасто.
        Без малейшего душевного трепета смахнув с ближайшего рисунка пару десятков бледно-желтых тварей, учитель повел пальцем по выдолбленным в сером известняке иероглифам.
        - Скорпионы чудесно отпугивают воров и прочих туристов. Египтяне пользовались этим их свойством с глубокой древности.
        - Хотите сказать, их кто-то разводит специально? - я наконец смог отвлечься от видения золотого браслета на своей руке и сосредоточиться на словах наставника.
        - Разумеется.
        - Так они что, не ядовитые?
        - Чрезвычайно ядовитые, - посадив тварь на ладонь, Лумумба пристально изучал каплю яда на кончике хвоста. - Легкая царапина, и жертва бьется в корчах несколько часов.
        - А потом?
        - А потом - умирает, - утешил наставник. - Противоядия, насколько я знаю, не существует.
        Будто услышав последние слова, скорпион задрожал, изящно изогнул хвост и всадил жало Лумумбе в большой палец. Мы с Машкой в унисон заорали.
        Учитель неодобрительно крякнул.
        - Однако, - он повертел в ухе указательным пальцем свободной от скорпиона руки. - Вы так всех окрестных мумий распугаете, - выдавив из раненого пальца каплю крови, он поднес её к губам и слизнул. Задумчиво покатал на языке, сплюнул, и кивнул. - Как я и говорил, яд крепчайший, - учитель достал из жилетного кармашка пузырёк. Жилетка, кстати сказать, была декорирована золотой вышивкой в мелкие египетские крестики и крохотные мумии. - Ну давай, милый... - ласково обратился он к скорпиону и подставил пузырёк под хвост. - Поднатужься, - жало вытянулось, полупрозрачное тельце затряслось мелкой дрожью. Жирная, масляно поблескивающая капля неторопливо стекла по стенке бутылочки.
        - На кого клык точите? - небрежно спросила Машка.
        - В кулацком хозяйстве... - пробормотал наставник, проворно пряча пузырек. - Подарю Товарищу Седому. Он коллекционирует.
        - А я знала, что с ним что-то не так, - фыркнула напарница. - Коллекция ядов... Что он, Екатерина Медичи? Кого он ими травит?
        - Он их исследует, - сказал Лумумба. - И на основе химического состава создаёт лекарства.
        - До Распыления Товарищ Седой был врачом, - пояснил я.
        Но, судя по виду напарницы, она осталась при своём мнении.
        
        Попав в кабинет к главе Московского АББА, первым делом Маша разгрохала аквариум с золотой рыбкой. Хотела видите ли проверить, умеет ли домашний любимец Великого магистра разговаривать. Рыбку удалось спасти, пересадив в графин, зато текинский ковер на полу, которым Т.Седой очень гордился, основательно промок.
        Затем напарница довела до истерики телефон - ей, видите ли, не понравилось, как он на неё смотрит, и до конца инструктажа нервный аппарат издавал пронзительные трели. Чем довел, в свою очередь, до белого каления остальных.
        Не останавливаясь на достигнутом, Маша отпустила пару замечаний по поводу внешности, манеры руководства и соответствия должности самого Т. Седого; каких - я вам здесь не буду рассказывать.
        Вишенкой на торте сделалось столкновение с пьедестала гигантского хрустального глобуса, по которому Т. Седой отслеживал политическую обстановку в мире. Магистрам удалось поймать махину в последний момент - нечеловеческим напряжением телекинетических способностей.
        Думаю, в нашем спешном отбытии в Африку Машка сыграла решающую роль. Главный маг страны очень сильно захотел, чтобы между его кабинетом и нашим стажером пролегло как можно большее расстояние.
        
        - Ладно, хватит воспоминаний, - Лумумба деятельно потер руки. - Пора и делом заняться.
        Достав из кармашка жилетки внушительных размеров гроссбух он протянул его, вместе с цанговым карандашом, напарнице и ласковым тоном приказал:
        - Звезда моя, зарисуйте во всех подробностях заклинания, расположенные с внешней стороны круга. А заодно скопируйте, детально, - я на этом настаиваю особо - иероглифы со стен.
        - Нафига?
        Наставник поперхнулся. Совсем как кот, который обнаружил на своей именной лежанке наглую, откормленную на хозяйской крупе мышь.
        - Недалеко отсюда я видел прекрасную скорпионью яму со всеми удобствами, - флегматично сообщил он. - Желаете поселиться?
        - Это вы желаете засадить меня за бессмысленную работу, чтобы под ногами не путалась, - буркнула Машка, но карандаш и книгу взяла.
        - Ошибаетесь, душа моя, - с легким намеком на скорую жестокую расправу возразил учитель. - Мы не знаем, к какому периоду времени относится данное жертвоприношение. А хотелось бы.
        - Но курица свежая. Кровь еще не просохла, - Машка кивнула на лаково поблескивающий круг.
        - Это еще ничего не значит, - отмахнулся Лумумба и принял позу лектора, которую я имел счастье неоднократно наблюдать в аудиториях и классах родной академии, на занятиях по практической некромагии. - Как вы знаете, в пирамидах время течет совершенно по-другому, нежели в остальном подлунном мире, - начал он. - Есть множество задокументированных случаев нахождения пищи, как то: кукурузные хлебы, маисовая каша и корнеплоды лотоса. Все продукты оставались удивительно свежими, хотя сами захоронения датировались двумя, тремя, а то и четырьмя тысячами лет тому.
        - Хотите сказать, курицу могли зарезать две тысячи лет назад? - недоверчиво скривилась Машка.
        - Могли, - не моргнув глазом, соврал наставник. - И для того, чтобы это подтвердить или опровергнуть, нам и нужно расшифровать иероглифы. Приступайте к конспектированию.
        Смирившись с судьбой, Машка послюнила стержень карандаша.
        
        - Вы же понимаете, что две тысячи лет тому неоткуда было взяться конголезскому бокору? - я кивком указал на кровавые знаки, недрогнувшей рукой намалеванные поверх изображений богов.
        - Две тысячи вряд ли, а вот пару недель - очень даже запросто. Когда было похищено Мертвое Сердце?
        Я пошевелил губами. Товарищ Седой, выведенный из равновесия Машкой, как-то забыл сообщить точную дату пробуждения артефакта. Но выходило примерно четырнадцать суток. Плюс-минус.
        - Думаете, труп мог храниться так долго?
        - Я пока вообще не думаю, - отрезал бвана. - Слишком мало данных. Так что, ты тоже приступай.
        - К думанью?
        - К сбору фактов.
        И я приступил.
        
        Камера, в которой убили курицу, находилась в самом низу пирамиды, в её, так сказать, основании. На чертеже она значилась как Грот.
        Мы оказались в нём непосредственно, благодаря прямому телепорту. А еще непреодолимому желанию Великого магистра избавиться от Машки...
        Выбраться отсюда можно было таким же телепортом, - или по узкой вертикальной шахте, высотой около тридцати метров.
        Вглубь же, из пола, вел еще один, совсем узкий лаз, и оставалось уповать на Макаронного монстра, чтобы Лумумба не послал меня его обследовать. Со всякими лазами у меня особые отношения.
        
        Размерами Грот напоминал некрупную комнату в общаге. Пол каменный. Стены возведены из крупных блоков известняка. Рисунки богов на них такие же яркие, как и в день сотворения.
        Пока Машка, гоняя с места на место скорпионов, трудолюбиво конспектировала, я успел осмотреть абсолютно все шероховатые, замшелые, пыльные закоулки. И ничего не нашел. С тем же успехом я мог искать колбасу в пустом холодильнике - когда бвана возвращался со смены раньше меня...
        Кроме толстого слоя пыли, знаков ве-ве и дохлой курицы в помещении усыпальницы ничего не было. Впрочем, следов было предостаточно: моих, Машкиных, учителя... Но только снаружи круга. Внутри - ничего. Ни одна пылинка не сдвинута. Прикинув на глаз диаметр, я решил: метра три, не меньше.
        Я что хочу сказать: как эта курица там появилась? Снаружи, с внешнего края, до центра было никак не достать. Тут же в голове возникла картинка: курица, привязанная к деревянному подобию подъемного крана. Но усыпальница для этого слишком мала. Развернуться негде.
        
        Вечность назад, на прошлой неделе, мы уже видели похожие места преступления: кровавый круг, в центре - труп, и - никаких следов... Но там они были совершены мстительным духом.
        Нет, вы не подумайте, духов я не боюсь. Я сам - некромант. Но для того, чтобы убить беззащитную, невинную птичку глубоко под землей, в полной темноте, когда над головой нависает чудовищная куча камней... Надо быть полным психом. Со справкой, круглой печатью и правом быть завернутым в смирительную рубашку столько времени, сколько захочется.
        - Бвана, а где именно прятали Сердце?
        - А вот прямо здесь и спрятали, - отозвался учитель. - В этой самой комнате. Сундучок стоял там, где сейчас курица.
        - Но... почему? - Лумумба недоуменно задрал бровь и я попытался сформулировать: - Зачем прятать сундук с артефактом именно здесь? Не лучше было увезти его в Москву и запереть в несгораемый сейф, например?
        Он отвернулся, и беседовал теперь не со мной, а с трупом курицы.
        - Нас было двенадцать человек, и ни один не знал, что нужно делать. Мы не представляли, как Сердце себя поведет. Не имели понятия, что случится, если его переместить - оторвать, так сказать, от корней. Будет оно лежать смирно, или это - тикающая бомба, если ты понимаешь, о чем я... Единственное, в чем мы были убеждены - его ни в коем случае нельзя трогать магам. А в этом помещении есть определенная логика, - подойдя к стене, бвана смахнул десяток скорпионов и прикоснулся к каменной кладке. - Грот существовал задолго до того, как стали править фараоны. Пирамиду построили вокруг него.
        - И что с того?
        Это я от Машки заразился привычкой задавать дурацкие вопросы?
        - А то, милый, что древние архитекторы знали толк в возведении зданий, предназначение которых - удерживать зло.
        - Но тогда ведь не было магии! Пыльца появилась всего пятнадцать лет назад.
        - Магия была всегда, - веско заметил учитель. - Просто в те времена она имела э... другие формы. Впрочем, тебе свойственно углубляться в детали, минуя главное.
        - И что здесь главное?
        - То, что это - камера смерти, - неожиданно встряла Машка. - Сюда сбрасывали узников, предварительно подвергнув оных мучительным пыткам. Отсюда они уже не выходили. Отхожим местом служил вон тот колодец, - она указала на черную дыру в полу.
        - Звезда моя, откуда тебе это известно? - ласково спросил учитель. - Внезапно обрела провидческие способности?
        - И ничего я не обрела. Точнее, приобрела, но давно. Еще до вас.
        - О сколько нам открытий чудных... - устало пробормотал Лумумба.
        - Да ничего такого, - поспешила успокоить его Машка. - Просто Вавилонская рыбка.
        - Что-о-о? - спросили мы с Лумумбой хором.
        - Ну, такой артефакт, который позволяет понимать все языки, - она скромно поковыряла носком берца подсохшую кровавую линию на полу. - Я купила её на черном рынке, когда Бабуля записал меня в охотники...
        - Я знаю, что такое Вавилонская рыбка! - рявкнул наставник. - Зачем ты её купила? Ты что, не понимаешь, как опасно пользоваться чужими артефактами?
        - Сейчас-то понимаю. А тогда...
        - Что тогда?
        - Мне просто хотелось знать, о чем говорят драконы.
        Мы немного помолчали, каждый о своём.
        Нарушил тишину Лумумба:
        - Итак, моё любознательное дитя, что конкретно ты вычитала в текстах?
        Я прикинул: пока Лумумба будет потрошить Машку на предмет бесценных сведений, я спокойненько закончу осмотр места преступления. Неохваченными остались только труп курицы и дорожки ве-ве вокруг него.
        Ползая на коленях для лучшего обзора, но тщательно следя, чтобы не переступить кровавую линию, я опознал и законспектировал символы Дамбалы, Эрзули Фреды, мамы Бриджит и еще нескольких лоа. Любопытно.
        Закрыв глаза, я наконец-то коснулся самого круга.
        
        ...Топор опускался на шею. Я видел его одним, обращенным к потолку, глазом. Громадный, с белой отточенной кромкой, он падал, как железный занавес, отсекая свет, звук, жизнь...
        Взвыв, я подскочил метра на полтора, а потом уставился на ве-ве так, словно они отрастили ножки и сейчас убегут.
        - Тебя что, скорпион укусил? - дружелюбно спросила Машка.
        - Я знаю, чем убили курицу! Это было тяжелый металлический острый предмет.
        - Молодец, - похвалила напарница. - Ты раскрыл преступление.
        - Да, победа, достойная Ше Холмса и Не Пинкертона в одном флаконе, - кивнул наставник. - Я тобой горжусь, падаван.
        - Вы не понимаете! - я горячился. - Факт, что я видел, как именно убили несчастную птичку, говорит о том, что... Эти символы... - я махнул рукой в сторону ва-ве. - Они не работают. Курицу просто зарубили, а ве-ве намалевали для вида.
        - Значит, липа, - поджал губы наставник. - Я должен был догадаться.
        - Липа? - переспросила Машка.
        - Мистификация. Обман. Круг и жертва - для отвода глаз. Я должен был почувствовать линии силы, призывающие духов лоа, но их здесь нет. А я не обратил на это внимания.
        - А может, он вовсе не был магом? - предположила напарница. - Ну понимаете... Пришел, намалевал эти художества, чтобы вы себе головы ломали, а сам... - она сделала неопределенное движение пальцами. - Просто взял, что ему было нужно, и ушел.
        Я поджал губы. Единственное, что вело из этой камеры наружу - условно вело - это тридцатиметровый вертикальный колодец. Спуститься или подняться по нему без магии мог только бесплотный призрак или профессиональный альпинист.
        Задрав головы, мы столпились под колодцем. Из него тянуло пылью и сухим затхлым воздухом. Если представить, на что похожи стенки... Шершавые и одновременно скользкие - прямо как рыбья чешуя. Да нет. Обычному человеку совершить сей подвиг нереально.
        Значит, здесь больше делать нечего? - Машке надоело конспектировать описания кровавых ритуалов, и хотелось на свежий воздух. Впрочем, как и мне.
        - Курицу подбери, - сжалился наставник. - Изучу на досуге. Что-то загадочное в ней всё же есть.
        Не предпринимая более никаких мер предосторожности, я пересек магический круг и поднял тушку за лапки.
        
        Грохот раздался такой, словно раскололся небесный свод. По каменному полу, переходя на стены, пошла волнообразная рябь. Громадные блоки зашевелились, заколебались, подобно морским волнам и начали выпадать из своих гнезд, будто невидимый исполин энергично выталкивал их с другой стороны. В образовавшиеся провалы хлынул песок.
        - Землетрясение! - завизжала Машка.
        - Спокойно, юный падаван. В Египте землетрясений не бывает, - отозвался наставник. - Это ловушка.
        - Ловушка? - воскликнули мы хором.
        - Ну, это же очевидно, - легкомысленно пожал плечами Лумумба. - Её оставил вор Мертвого Сердца.
        Стены и потолок начали угрожающе крениться внутрь и сдвигаться. Песка было уже по колено.
        - Как-то неуютно тут, - пожаловалась напарница и, как обезьянка, вскарабкалась мне на плечи.
        - Бвана, давайте я выведу нас через Тот свет, - предложил я.
        - Не температурь, стажер. В незнакомую Навь соваться не стоит. Сейчас я открою портал... - учитель составил из пальцев левой руки хитрую фигуру и, направив её на стену, произнес:
        - Йа'хид. И'итнэн. Т'алята.
        Ничего не произошло. Ну, кроме того, что реки песка уже превратились в водопады.
        - ЙА'ХИД! И-И'ТНЭН! Т'А-АЛЯТА!
        - Не работает ваш портал, - заверещала Машка. Даже сидя у меня на шее, она по щиколотки зарылась в песок. Я так вообще молчал: боялся, что в рот попадет.
        Песчинки были совершенно круглые, гладкие, как стеклянные шарики. Они затягивали, подобно трясине, не давая шевелиться и даже дышать. Из таких вот и создают отборные зыбучие пески... К тому же, стены и потолок продолжали сходиться.
        Оскалившись, как упрямый осел, и напрягшись так, что вздулись вены на шее, Лумумба выбросил обе руки в направлении чистого кусочка стены.
        - ЙА'ХИД!!! И'ТНЭН!!! Т'АЛЯТА!!! - опять ничего. Ничегошеньки. Бвана посмотрел на меня безумным взглядом...
        И тут на наши головы обрушился потолок.
        
        
        
        
        
        Глава 2
        Глава 2
        
        Иван
        
        Как мы оказались в Нави - не помню. Я распахнул Завесу не осознавая, в последний момент поймал бвану за шиворот, и...
        Мы оказались на круглой каменной площадке в центре небольшого, открытого всем ветрам храма. Вокруг копошились скорпионы - под тоннами песка бедных тварей погибли тысячи, и теперь, сливаясь в бледные потоки, твари деловито утекали прочь.
        Храм был возведен из мегалитов и напоминал Стоунхендж. Крыши не было и свет призрачной луны проникал во все его уголки. Можно было разглядеть фигуры богов, и по количеству щупалец, рогов и клыков можно было предположить, что боги эти куда древнее, и гораздо свирепее тех, что мы видели в пирамиде на Той стороне.
        
        Я никак не мог обрести равновесия и решил, что головокружение - это остаточный эффект перехода; Но дрожь, к моему удивлению, всё не стихала, а делалась только сильнее.
        На полу, прямо по мозаичным изображениям древних богов, зазмеились трещины. Одна прошла совсем рядом, я пошатнулся и невольно заглянул в пропасть.
        Там, в глубине, будто борщ в кастрюле, зловеще булькало и медленно переливалось всеми оттенками багрянца. Пахнуло нестерпимым жаром.
        Чувствуя, как сворачиваются волоски в носу, я отвернулся и побежал вслед за цепочкой бестелесных скорпионов.
        На плечах у меня подскакивала Машка, подмышкой, наподобие полотенца, полоскался учитель, а в руке я сжимал злополучную курицу.
        Бвана пребывал в неглубоком обмороке.
        
        Как только я выскочил на волю, храм, простоявший не одну тысячу лет, сложился внутрь, как карточный домик. Из центра воронки показалось гигантское, покрытое пятнами плесени щупальце, и начало слепо шарить вокруг развалин. Послышался утробный рев.
        Существо, мирно спавшее под холмом проснулось, и теперь вымещало своё раздражение на ни в чем не повинных душах...
        
        Бухая сапогами по слежавшейся гальке, я припустил с холма.
        - Ва-а-аня, отпусти-и-и... - голос у наставника дребезжал, будто его крутило в лотерейном барабане.
        Я притормозил. Аккуратно поставил учителя на ноги и только потянулся за Машкой, как меня обдало ветром: Лумумба, еще секунду назад бледный, как прихворнувший ангел, бодро пролетел мимо. Только полы плаща хлопали на ветру.
        - Ходу, падаван! Ходу! - проревел бвана, не останавливаясь.
        Рассудив, что учитель плохого не посоветует, я рванул следом.
        - Что случилось? - догнать наставника было не так-то и легко.
        - Мушхуш! - невнятно выкрикнул тот.
        - Кто-кто?
        - Дракон, ктулху его заешь!
        Я оглянулся.
        Больше всего Мушхуш походил на плод преступного союза Цербера с Лернейской гидрой. Бескрылый, зато с тремя парами мощных лап, бежал дракон весьма резво. Во всяком случае, нас он без труда догонял.
        В тот момент, когда из всех шести глоток вырвался огонь, я споткнулся, налетел с размаху на бвану и мы кубарем скатились в канаву.
        - Открывай Завесу и вытаскивай нас обратно в Правь, - приказал учитель.
        Никогда еще его приказы не исполнялись с такой охотой и рвением.
        
        - Кто-то приложил довольно много усилий, чтобы нас убить, - сказал Лумумба, меланхолично созерцая пейзаж.
        Над пустыней занимался рассвет. Пирамиды отбрасывали длинные иссиня-черные тени. В первых лучах солнца они казались кубиками чуть подтаявшего сахара в лужице желтовато-коричневого чая.
        Идиллическую картину портила черная яма на месте пирамиды Хеопса.
        - А почему вы решили, что убить хотели непременно нас? - спросила Машка. - Может, ловушка была расставлена вообще. На страх агрессору.
        Напарница пыталась причесаться пальцами, но ничего у неё не получалось. Непокорные рыжие кудряшки, жесткие от набившейся в них пыли, торчали во все стороны, как медная проволока. По-моему, они даже поскрипывали.
        - Тот, кто украл Мертвое Сердце, знал, что вести расследование поручат нам. Поэтому и оставил ловушку не только в Прави, но и на Той стороне, - пояснил Лумумба. - Впредь будет нам наука...
        
        Я его понимал: нас провели, как сопливых новичков. Не заметить банального демона, привязанного к трупу! Этим она, курица, учителю и не нравилась. И если б мы тогда притормозили и чуток подумали...
        - С драконом тоже непонятки, - продолжил Лумумба. - Мушхуш - выходец из Шумера, ему совершенно нечего делать в Египте.
        - Откуда вы знаете этого Киш-Миша? - спросила Машка. Оставив попытки причесаться, она стянула волосы резинкой.
        - Бывал на ближнем Востоке, - ответил Лумумба. - Что характерно: именно с Мушхушем у меня давние счеты.
        - Какие?
        - Мардук, в некотором смысле, считает мою душу своей законной собственностью. А Мушхуш - его дрессированная собачка.
        - Но вы же...
        - Не забудьте про ве-ве, - перебил я Машку. Вспоминать, что было в стародавние времена - целых три года назад - сейчас не время и не место. - Кто-то очень хотел представить всё так, будто в пирамиде орудовал африканский бокор.
        - Липовые ве-ве, Штуш-Кутуш, дохлая курица... - перечисляла Машка. - Сдается, кому-то мы очень сильно не нравимся.
        
        Мы рядком сидели на дюне. Крайней в списке, но далеко не последней по значению, лежала курица. Наставник, проведя экспертизу заключил, что тушка, на удивление свежая, сама по себе уликой не является. Посему определяется в графу фуража - я собирался, как только немного приду в себя, приготовить из неё фрикасе на палочках.
        
        - Кому-то мы не нравимся... - задумчиво повторил Лумумба.
        - У вас много врагов? - спросила Машка. Оставив в покое волосы, она, орудуя прутиком, чертила что-то на песке.
        - У кого их нет? - пожал плечами наставник.
        - У меня, например, - затоптав нарисованное, напарница выбросила прутик. Я его хозяйственно подобрал: будет, чем разжечь костер.
        - А как же господа Ростопчий и Дуринян?
        - Ну, это другое, - отмахнулась она. - К тому же, они там, а мы - здесь.
        
        - Вот и я об том же... - неожиданно вскочив, наставник потёр руки и оглядел дюны, как Римская империя город Помпеи. - Нечего здесь рассиживаться. Вперед! Нас ждут великие дела.
        - А обед? - ревниво спросил я, подбрасывая на ладони куриную тушку. - После всего, что было, мы просто обязаны её сожрать. А?
        Лумумба посмотрел на птицу. Судя по взгляду, она вызывала у наставника стойкую антипатию.
        - Ладно, давай, - нехотя согласился он. - Только быстро.
        
        Не думая, я тут же полез в Навь: чтобы приготовить пожрать, одной курицы недостаточно. Нужны соль, специи, котелок...
        Прямо в лицо прыгнула оскаленная морда. С зубов капала кислотная слюна, глаза мерцали адским пламенем, из пасти дуло ветром преисподней.
        Рядом с первой мордой возникли вторая и третья, и тут же принялись грызться между собой - только это помешало им вцепиться мне в горло.
        Упав на пятую точку, я запустил в них тем, что оказалось в руке - несчастной дохлой курицей. Одна из голов, клацнув зубами, поймала добычу, другие бросились её отнимать, а я задернул Завесу.
        - Думай, прежде чем что-либо делать, - отвесил бвана воспитательный подзатыльник. - Пяти минут не прошло, как мы избавились от дракона, а ты шаловливые ручонки снова в Навь тянешь.
        - Дык я...
        Я уже привык чуть что, обращаться к Нави. Быть там как дома, пользоваться её немногими благами и привилегиями. Навь стала для меня если не вторым домом, то уж точно вместительным шкафом со всеми удобствами.
        - Теперь он и тебя посчитал, - беззлобно ругнулся учитель. - Раз почуяв добычу, Мушхуш никогда не останавливается. Кстати, Мардук - та ещё сволочь...
        
        - А может, его просто убить? - невинно поинтересовалась Машка. - Нет дракона - нет проблемы.
        Учитель посмотрел на неё с осуждением.
        - Чем бы дитя не тешилось... Дай волю, так ты всех укокошишь, кто на тебя косо смотрит. А Мушхуш - существо нежное и в чем-то уникальное. Сохранившееся, между прочим, с древних времен. Его изучать надо.
        - Ага. В зеленую книгу драконов занести...
        
        Когда Машке скучно, она начинает спорить. Не важно, с кем и о чем, просто из любви к искусству. А бвана спорить наоборот, терпеть не может. Он считает, что всегда прав, а споры - есть пустая трата времени и сотрясение воздуха. Он от них скучает. А когда учителю скучно, он превращает окружающих в мокриц, ящериц и других мелких и безобидных животных. Вот такой вот конфликт интересов.
        - А вот мне интересно, - носить напарницу в коробочке не хотелось. - Как может быть древнее существо, если Нави всего полтора десятка лет?
        - Тайна сие великая есть, - охотно переключился учитель. - Природа Нави - предмет многих философских размышлений. Что было в начале? Распыление - и, как результат коллективной галлюцинации магов, мир за Завесой. Или же, он существовал всегда... Что, в свою очередь, подтверждают сказания и мифы разных народов.
        - В сказки верить - себя не уважать, - веско высказалась Машка.
        - Тут всё сложнее, - не обиделся учитель. - Магических созданий поддерживает сама земля. Поколениями люди верили в сверхъестественных существ и богов. А мы, как ты помнишь, находимся в Египте - средоточии древних мифов. Вера настолько глубоко пропитала пески и камни здешних мест, что для воплощения фантазий достаточно искры - в буквальном смысле. Так что поосторожнее с желаниями, мадемуазель, - совсем другим тоном заключил Лумумба. - Не ровен час, сбудутся.
        Повернулся и пошел по гребню дюны. Есть всё равно было нечего и мы покорно поплелись следом.
        
        - А вы точно знаете, что это хорошее направление? - осторожно спросил я через час. Кругом были одни пески. Дюна плавно перетекала в дюну, и мы барахтались в них, как кильки в раскаленном томатном соусе.
        Что характерно: мы с Машкой увязали по колено. Ноги скользили, подворачивались, вызывая оползни и пескопады, а вот наставник шествовал по песку, аки по проспекту Космомольцев. Лаковые штиблеты его были чисты, будто только что из магазина, стрелками на брюках можно было молекулы расщеплять, а полы плаща трепыхались на ветру, как крылья бабочки "Мёртвая голова".
        
        - Видите тонкую полоску зелени? - указал Лумумба на горизонт, не сбавляя хода. - Там Нил. Большая вода. А значит, лодки, верблюды, носильщики в белых штанах - словом, любые блага цивилизации, каких только душа пожелает.
        - А вы не можете наколдовать ковер-самолет, например? - спросила, пыхтя, Машка. - Или тапки-скороходы, на худой конец?
        Бвана сердито на неё покосился.
        - То есть моя лекция на вас, мадемуазель, не произвела никакого образовательного эффекта.
        - Ну почему же? - сняв курточку, она повязала её вокруг талии за рукава. - Очень интересно было...
        - Интересно? Всего лишь? - начал заводиться Лумумба.
        - Учитель хочет сказать, что нельзя переть в чужой монастырь со своим самоваром, - опередил я лавину упреков, сравнимую с падением Пизанской башни. - Здесь свои законы, и не зная их, мы можем наломать дров и разозлить всех местных. А мертвецы не любят, когда их злят.
        
        Никаких благ цивилизации в виде белых штанов и осликов на пристани Нила не обнаружилось. Да и от самой пристани остались лишь гнилые мостки. Вокруг, в липкой и вонючей грязи, нежились крокодилы. Сначала я принял их за бревна, но когда попробовал наступить на одного и он открыл пасть... В общем, башмак удалось спасти только чудом.
        - Сик транзит глориа мунди, - печально заметил Лумумба. - Пристань Гизы всегда была довольно оживленным местечком. Отсюда начиналась куча маршрутов по Долине Мертвых. Она всегда кишела охотниками за сокровищами, гробокопателями и прочим сбродом, как амбар - крысами. Каждый день из Каира прибывали сотни лодок. Но нет больше верблюдов, разбойников в малиновых фесках, с черными, свисающими на грудь усами и кривыми ятаганами; нет европейцев в пробковых шлемах, с револьверами и фотоаппаратами, нет торговцев поддельными редкостями, ловких мальчишек, готовых своровать даже седло из-под погонщика ослов... Никого нет. Остался только песок.
        - И мумии, - добавила Машка.
        - Дались тебе эти мумии, - потерял терпение наставник. - Ни одной ведь еще не видели...
        - Увидим, - мрачно пообещала напарница. - И тогда живые позавидуют мертвым.
        
        Я привык ходить пешком. В Москве, например, использовать магию в бытовых целях запрещено, а иметь автомобиль, или хотя бы собственный велосипед, могли единицы. Даже товарищ Седой ходил пешком. Когда не ездил на правительственной "Чайке", конечно.
        Но: несколько километров по каменным мостовым, под сереньким, сеющим дождик Московским небом, и столько же по раскаленной белой пустыне, под раскаленным белым небом, с которого безжалостно палит раскаленное белое солнце, а в морду, как бы ты не повернулся, дует раскаленный ветер... Это, как говаривал отец Дуршлаг, две большие разницы, дети мои.
        
        ***
        В узкие улочки Каира мы вползали на закате. Еле живые, с болячками на губах и тоннами песка в желудках. Я сгорел до тла - а еще говорят, жар костей не ломит. Машке тоже досталось: нос облупился, из щек впору свекольный суп варить, а веснушек столько, что их можно использовать вместо карты звездного неба. Она еле волочила ноги - оба ножа и связку гранат напарница бросила еще в самом начале пути, на берегу Нила.
        Рукояти пистолетов непримиримо торчали из-за ремня. Машенька заявила, что скорее съест крокодила, вместе с зубами и шкурой, чем расстанется с прощальными подарками Олега и Сигурда...
        
        Кудри наставника тоже запылились, в уголках глаз прорезались тонкие лучики морщин, на висках залегли синеватые тени.
        - Вот я интересуюсь, - язык двигался с трудом, скорее напоминая старую губку для мытья посуды, нежели орган общения. - Вы говорили, Каир - столица Египта, деловой центр. Но я не вижу здесь никакого центра. Везде - сплошные окраины.
        - Скорее, это козий выгул, чем столица, - прохрипела Машка, кивая на стадо тощих парнокопытных, обросших клочкастой, в репьях, шерстью.
        Козы мирно щипали пыльный чертополох на обочине грунтовки. Судя по высоте бурьяна, проросшего между колеями, она уже и забыла, как выглядят автомобили.
        - И что дальше? - устало спросил я, плюхаясь на обочину неподалеку от коз.
        Лумумба оглядел пейзаж. Город был печальным, желтым и пыльным, как построенный из древних обувных коробок крысиный лабиринт. Узкие улочки, слепые провалы окон... В дымке над плоскими крышами плыл тонкий, как игла, минарет.
        - Туда! - сказал бвана, указывая на минарет, как Александр Македонский на Индию.
        - С какого перепуга? - вяло отреагировала Машка.
        - Эх вы, горе-путешественники, - наставник вздернул нас на ноги, как щенят. - Это - Каирский археомагический музей. Башня на месте, а значит, внутри кто-то есть.
        
        Музей встретил нас распахнутыми настежь дверьми, сумрачными залами и гулким эхом. То было циклопическое сооружение. Огромные колонны портика могли заменить собой титанов, поддерживающих Небесный свод.
        По ступеням мог запросто маршировать кавалерийский полк при полном параде и с лошадьми впридачу. А уж внутри... Чем-то интерьер музея напоминал недоброй памяти пирамиду Хеопса - тот же кровожадный стиль настенной росписи, тусклый, скудно отмеренный сквозь узкие бойницы свет и запах запылившихся веков.
        Проходя в высокие двери, мы казались муравьями, рискнувшими пробраться в человеческое жилище.
        Зато внутри было сумрачно и прохладно. После раскаленной печи мы будто попали в отлично работающий электрический холодильник. Из глубин центрального зала веяло прямо таки пронизывающе.
        
        Сделав несколько робких шагов, мы остановились, придавленные мрачным наследием древних веков. Вдоль стен, на гранитных постаментах, высились золоченые саркофаги, на крышках которых Время навеки запечатлело лица древних фараонов. Глаза их выражали смертельную скуку, а царственные губы сжимались так, словно августейшие особы сплошь страдали запором.
        
        Где-то наверху раздались шаги. С колонны, украшенной стилизованными лотосами, сорвалась стайка нетопырей.
        По центральной, освещенной дымными факелами лестнице спустился господин в малиновой феске, белоснежной рубашке с широкими рукавами и длинным, до колен, подолом. Поверх рубахи на нем была бархатная зеленая жилетка. Горбатый нос, тонкая бородка и жесткий, оценивающий взгляд придавали незнакомцу вид торговца рабами.
        - Созидающий башню жаждет напиться молока от сосцов пятнистой коровы, - сообщил он.
        - Разрушающий башню плюёт в колодец собственного безумия, - откликнулся наставник.
        - Ветхие дети играют на пустошах моего разума, - посвятил нас в интимные подробности своего внутреннего мира горбоносый.
        - Пантера, откусившая мою голову, скоро проснется и захочет пить, - не остался в долгу бвана.
        
        Увидев незнакомца, Лумумба повёл себя очень странно. Не знаю, как объяснить... Он одновременно и напрягся, и расслабился. Знаком приказав нам оставаться на месте, учитель пошел навстречу горбоносому.
        Сойдясь посередине обширного зала, каждый принял стойку "Пачад" и уставился в глаза противнику. Я на всякий случай задвинул Машку себе за спину.
        К счастью, после нескольких томительных минут взаимного устрашения, предписанных протоколом встреч высшего уровня, магистры расступились.
        
        Горбоносый, совершенно не стесняясь, снял феску и принялся вытирать ярким полосатым платком лоб. Бвана ограничился тем, что расстегнул верхнюю пуговку на сорочке.
        - А вы меня не разочаровали, коллега, - наконец нарушил молчание горбоносый. - Именно таким я вас и представлял.
        - Имею счастье испытывать те же чувства, - церемонно ответил наставник. - Рад с вами познакомиться, достопочтенный Роман-заде.
        - Взаимно, майор М'бвеле.
        - Предпочитаю, чтобы меня звали Лумумбой, - чуть поморщился наставник. - Если вас не затруднит.
        - Отчего-ж, если вам так удобнее...
        По опыту, эти харцуцуйские церемонии могли тянуться до морковкиного заговенья, а пить хотелось неописуемо. Да и душ принять не помешает.
        Я кашлянул. Звук взорвался под сводами зала, будто слон, страдающий избытком газов. Даже Машка подскочила.
        Ко мне обратились строгие взоры.
        - Разрешите представить: мои ученики, - объявил Лумумба после некоторой заминки. - Мы тут попали в э... затруднение.
        - Да, к сожалению, у нас тут э... неспокойно, - наклонил голову Роман-заде. - Местные реалии, знаете ли.
        По-русски он говорил чисто, лишь немного растягивая гласные и смягчая твердые звуки. Я сделал вывод, что наш хозяин пользуется магическим толмачом.
        - Прошу простить за неожиданное вторжение.
        - Товарищ Седой упоминал, что пришлет опергруппу, - тонко улыбнулся горбоносый. - Так что вы не застали меня врасплох. А с вами, уважаемый Лумумба, я давно хотел...
        Раздался трубный пронзительный рев. Будто давешний слон, который пукал, теперь затрубил, используя всю мощь своих немаленьких лёгких. Роман-заде переменился в лице.
        - Что это? - спросил бвана.
        - Местные реалии, - сердито буркнул горбоносый и начал подталкивать нас к стене. - Жаль, не удалось побеседовать, но придется поторопиться. Я всё подготовил, так что не беспокойтесь. Нижайший поклон товарищу Седому.
        
        Наверное, он нажал на секретный рычаг, потому что одна из плит бесшумно поднялась, открыв узкий и темный ход. Скорее, вентиляционную шахту, чем коридор.
        - Позвольте, мы не собираемся уходить прямо сейчас, - уперся Лумумба. - Мы только что прибыли. Хотели кое-что узнать, отдохнуть, наконец...
        - Всё там, всё там, - горбоносый настойчиво толкал нас к дыре. Мы с Машкой обреченно вздыхали. Лезть в катакомбы не хотелось. - Я подготовил проводника, он всё вам расскажет.
        - Но зачем такая спешка? Объяснитесь, дорогой Роман-заде, - вежливость бване давалась всё труднее.
        Наш несостоявшийся хозяин тяжело закатил глаза.
        - Вами заинтересовались боги. Да, да, не смейтесь. Это же Египет, чего вы хотели? Звероголовые боги, мумии и ожившие сфинксы - это и есть наши местные реалии. Простой народ разбежался, устав от кровавых вод, саранчи и прочих знамений. Боги, соскучившись, сражаются между собой... А тут вы, коллега. Обрушили пирамиду, выпустили дракона Мардука... Да еще и Мертвое Сердце разбудили. Словом, привлекли к себе внимание.
        - Но это не мы! Мы сами стали жертвами ловушки. Мы уполномочены провести полномасштабное расследование, и Товарищ Седой...
        - Это сейчас не важно, - мягко оборвал наставника горбоносый. Схватил Машку и стал запихивать её в дыру. - С Сетом шутки плохи. Видите ли, Пирамида Хеопса является... Точнее, являлась, его личной резиденцией. Фактически, вы оставили его бездомным - каков удар по божественному самолюбию, а! Так что бог смерти не пожалеет сил на то, чтобы отомстить.
        - Может, лучше остаться и всё объяснить? Я, в конце концов, готов принести извинения...
        - И думать не смейте! - замахал руками горбоносый. - Сет принадлежит к группировке радикалов. Они за создание старой, доброй, пирамиды - хе, хе - власти, и рабовладельческого строя. Вы меня понимаете? Единственная возможность для вас уцелеть - как можно скорее скрыться. Товарищ Седой не простит мне, если с вами что-нибудь... Ни в коем случае не пользуйтесь магией, иначе боги вас найдут. Доберетесь до Средиземного моря, оттуда - хоть на Кипр, хоть в Дамаск... Хотя в Дамаск не советую. Ифриты. Лучше всего морем до Сицилии, а там и до Европы недалеко. Вы поняли меня? - не давая больше вставить ни слова, он настойчиво толкал нас в тёмный провал, и бвана наконец сдался. - Идите прямо, только прямо. Никуда не сворачивайте. В лабиринте легко заблудиться... Ах, если б я мог вас проводить! Но я должен остаться здесь и задержать Сета, насколько это возможно. Постараюсь направить его по ложному пути. Торопитесь!
        Глава 3
        Глава 3
        
        Иван
        
        Согнувшись в три погибели, путаясь в паутине, то и дело наступая на противно лопающихся скарабеев, я удивлялся превратностям судьбы. Отчего именно мне, человеку, которому ненавистна даже мысль о сумрачных и душных катакомбах, где тебя хватают за руку твердыми костяными пальцами, где очень пыльно и даже само время пахнет как старые заплесневелые коврики, выпадает такая судьба?
        В то время, когда другие гуляют по светлым проспектам, приглашают девушек в кафе-мороженное, а по ночам смотрят цветные, озвученные на киностудии "Союзмультфильм" сны, я должен протискиваться, обдирая макушку, сквозь узкие лазы.
        Не слыша при этом и слова благодарности и не получая - я хочу отметить это отдельно - ни капли спиртного для поддержки душевных сил.
        Я что хочу сказать: имейся у меня бутылка обыкновенного коньяку, все эти подземелья не нагоняли бы такого ужаса.
        
        Вот взять Машку: совершенно бесстрашное существо, хотя и метр с кепкой. Сам черт ей не брат, чего уж говорить о каких-то скелетах.
        Лумумба тоже хорош. Пустил из глаз два желтых луча и чешет, как Змей-Горыныч, которого ждет прикованная к столбу девственница... Только плащ по стенам шуршит.
        А я застревал. Мелкие какие-то в Египте тайные ходы строят. То ли у нас, в Москве! Был я как-то в туннелях под Кремлем, так там даже узкоколейка проложена и электричество от атомных батарей.
        
        Наконец повеяло свежим, живым воздухом. Впереди обозначился тёплый золотой круг - вскоре я увидел, что это керосиновая лампа. Она была подвешена к мачте и освещала небольшой плот.
        На плоту кто-то сидел.
        После темноты, слабенький керосиновый свет фонаря просто ослеплял, и сидельца разглядеть было трудно. Некрупный, ростом чуть выше колена. Собака? Да нет, не похож. Обезьяна? Горбоносый упоминал, что подготовил проводника... Я представил: Машка, с её темпераментом пороховой петарды, в дуэте с обезьяной, от которой тоже всего можно ожидать. О-бал-деть.
        
        Сиделец спал. От богатырского храпа сотрясался плот, подрагивало стекло на фонаре, а по тёмной, будто целая бочка чернил воде шла мелкая рябь.
        - А-кхм-м-м! - дал о себе знать наставник.
        Сиделец поднялся. Сурово лязгнуло железо. Будто десять тысяч поваров отрубили головы десяти тысячам селедок.
        
        - Ммм, м-м, ммм!
        Мы молча хлопали глазами. После целого дня на солнце и утомительного ползания по каменному кишечнику мысли ворочались со скрипом, будто ржавые колёса бронепоезда.
        - Тьфу ты господи! Снять забыла... - сдернув с клюва какую-то нелепую приспособу, ворона неловко поклонилась. - Здравы будьте, бояре! Товарищ Седой челом бьет да поклон шлет. Не побрезгуйте, добры молодцы, примите подарок, редкости необычайной, ценности великой. Оберегайте его пуще глаза, кормите и поите вволю...
        - Гамаюн! - первой пришла в себя Машка. - Мы не ждали вас, а вы припёрлися... А с намордником это ты хорошо придумала. Ошейника не хватает: посадим тебя на веревочку и будем по ярмаркам водить, за грифона выдавать. Кучу денег заработаем.
        - Это не намордник, а накладной клюв, - с достоинством пояснила ворона. - Сливаюсь с местной фауной: изображаю священную птицу Ибис.
        - Да из тебя Ибис, как из кошки - бульдозер, - фыркнула Машка и перескочила на плот. Сооружение вздрогнуло, ворона покачнулась и растопырила крылья, сохраняя равновесие.
        - Это кто еще бульдозер, - проворчала она.
        - И всё-таки, сударыня, чем обязаны? - похоже, бвану заклинило на высоком штиле.
        - Птица Гамаюн отличается умом и сообразительностью, - важно выпятила грудку ворона. А потом добавила совсем другим тоном: - Напортачили вы тут. Вот в Москве и обеспокоились... Отправили меня, многомудрую, наставить вас на путь истинный, подсказать, посоветовать...
        - Брешешь, - перебила Машка. - Поди, надоела всем хуже редьки, вот и сплавили тебя, куда подальше.
        - А вот и нет, а вот и нет! - ворона подпрыгивала и топорщила перышки, чтобы казаться выше. - Мне товарищ Седой велели: - лети, говорит, Гамаюн, птица вещая, да передай другу моему...
        - Потом договоришь, - прервал ворону наставник. - Старший помощник, сигайте на плот и сушите якорь.
        Я осторожно ступил на шаткий помост. Конец плота тут же ушел под воду, и я поспешил переползти на середину, поближе к мачте. Лумумба порхнул легко и свободно, аки бабочка. Плот под ним даже не дрогнул.
        Как только мы устроились, плавсредство самопроизвольно отошло от берега и стало выгребать на стремнину.
        
        Роман-заде советовал добраться до Средиземного моря. Я представил хрустальный глобус из кабинета Седого. Нил как раз в него впадает - в море, конечно, не в глобус... Так что плывем мы в правильном направлении. Но зачем такая спешка? Подумаешь, пирамиду грохнули - с кем не бывает?
        А потом я вспомнил, как ревниво относились маги к собственности у нас, в Москве. Не то, что пирамиду - на ботинок никому не плюнь...
        
        - Рассказывай, - приказал учитель вороне, усевшись на какой-то тюк. - Как ты докатилась до жизни такой...
        
        Вообще-то плот был устроен неплохо. На одном его конце располагался шатер из шелковой ткани в веселенькую сине-зелено-желтую полоску, вдоль правого борта стояли корзины и тюки, накрытые белоснежными салфетками. Я сглотнул. Может, в них съестное? Почитай, дня два маковой росинки во рту не было...
        Машка меня опередила. Подобравшись к одной из корзин, хищно сдернула салфетку, заглянула внутрь...
        - Пусто, - перевернув тару, напарница потрясла ею в воздухе. На горбыли выпало несколько крошек.
        Вторая корзина, третья... По мере инспектирования ворона отодвигалась всё дальше, оказавшись, в конце концов, на самом краю плота. Машка на неё даже не посмотрела. Поднявшись и отряхнув джинсы, она повернулась к учителю.
        
        - Шеф, давайте, пока не поздно, скинем её в реку. А чего? Тварь ведь железная, так что ко дну пойдет, как утюг...
        - Это кто здесь утюг, кто утюг, ты мне скажи? - ворона неосторожно подскочила к напарнице и тут же была схвачена за горло.
        - Ты зачем все запасы уничтожила? Тут же прорва еды была! Даже крошечки нам не оставила.
        - А что мне было делать? Я, может, три часа тут сидела. Заржаветь можно от скуки.
        - Три часа? Ты не могла потерпеть всего три часа? Да мы два дня не жрамши! Ванька, вон, в голодный обморок сейчас брякнется, от наставника одни бакенбарды остались, а ты, канистра бездонная... - Машка пыталась подтащить ворону к краю плота, но та вцепилась в бревна когтями.
        Я тоже заглянул в корзинки - так, на всякий случай, - затем вздохнул и меланхолично устроился рядом с бваной.
        Плот резво плыл по течению, из-за туч выкатилась полная луна и нарисовала на воде серебряную дорожку. Вечерний воздух был свеж и наконец-то прохладен, повсюду распускались кувшинки - здесь, на Ниле, их почему-то зовут лотосами. Над рекой неслись душераздирающие вопли.
        
        - Из-за о-о-острова на стре-е-ежень, на просто-о-ор речной волны-ы-ы... Может, их растащить? - спросил я наставника. - А то петь мешают.
        - Милые бранятся, только тешатся, - рассеянно отмахнулся Лумумба. - Пусть их.
        Взяв пустую бутылку - жадная птица выдула даже вино - я набрал забортной воды и посмотрел на свет. Водичка была тепленькая, мутноватая, с песком. Покрытые усиками и ложноножками инфузории хищно щелкали зубами из-за стекла.
        - Процедить бы. И прокипятить. Разика два, не меньше...
        Руки так и чесались приоткрыть Завесу и нащупать там бутыль с холодными, покрытыми бисеринками пота, боками. Вода в ней будет чистой, прозрачной и чуть сладковатой. А еще от неё будет слегка ломить зубы и щипать в носу...
        - Ну так разводи костер, - перебил мечты наставник. - Помнишь, как на рязанском болоте, когда кикимору ловили?
        Не из магического кармашка жилетки, а из обычного, в плаще, он достал спички и швырнул мне, не глядя.
        - И долго нам без волшебства? - спросил я, поймав коробок.
        - Темпус эст оптимус магистер витэ - философски пожал плечами наставник.
        - Может и так, - согласился я. - Только мы раньше сдохнем. От голода.
        - Не ной, гардемарин. Штиль накличешь.
        
        Пожав плечами, я стал ловить в воде плавник. В реке кипела жизнь: рассекали, оставляя на воде след из длинных белых усов, крокодилы - их я уже навострился отличать от замшелых бревен, которых в реке тоже хватало; громадными валунами темнели бегемотьи туши - они держались ближе к берегу и движению плота почти не мешали.
        В прибое, в светящейся кромке песка, расхаживали длинноногие цапли, копошились чайки, черепахи и тёмное существо с повадками наёмного убийцы. До нас долетали обрывки свистящего шепота: - моя прелесть... где же мы её потеряли...
        
        Отыскав несколько относительно сухих веточек, я сложил костерок и стал поджигать. Несмотря на жару, долго ничего не получалось. Во-первых, я не специалист. Вызвать искру из пальца, вскипятить воду взглядом - это пожалуйста, со всем нашим удовольствием. Но колдовать нам запретили.
        Во-вторых, здесь всё было влажным. Влажное дерево, влажные руки, волосы, одежда - на всём плоту не отыскалось ни одной сухой нитки. Но я справился. Просушил несколько травинок, на них - несколько прутиков, затем щепочек и так далее. Терпение, как говорит бвана, и труд - всему голова.
        Когда огонь разгорелся, Лумумба достал из плаща лоскут натуральной кожи, скатанный в тонкий твердый рулончик. Раскатал, пристроил над костром, растянув на палочках. В лоскут мы вылили пару бутылок набранной за бортом воды, процедив её через носовой платок. Секрет в том, что, пока в коже есть вода, она не загорится...
        Да, давненько мы с бваной походной жизни не нюхали. Не зря он про Рязань вспомнил. Сидели мы тогда на болоте недели три, продукты и Пыльца давно кончились - осталось по одной вмазке на поимку кикиморы; жили в палатке, ловили на леску пескариков, грибы да ягоды собирали... Эх, хорошее было время.
        "В Африке вы будете сами по себе", - сказал товарищ Седой перед тем, как зашвырнуть нас в пирамиду. - "Никакой помощи, никакой поддержки. Мы не знаем, что там происходит. Резидентура молчит, а если и пишет, то выдает такие фанаберии, каким нормальный маг, в здравом уме и доброй памяти, ни за что не поверит..."
        
        Из воротника, отогнув подкладку, Лумумба извлек рыболовный крючок, обмотанный леской, и забросил в воду.
        - А наживка? - спросил я.
        - Закуска градус крадет, - туманно выразился учитель.
        Говорил и действовал он на автомате, словно во сне. Я сделал вывод, что наставник напряженно о чем-то размышляет, и не стал его донимать.
        Когда вода закипела, мы перелили её обратно в бутылки, а кожаный лоскут просушили и спрятали.
        По моему хотению, Лумумбину велению, на леску без наживки попалась рыба, похожая на карася. Только размером раз в десять больше. Выпотрошив складным ножом, я проткнул её прутиками и подвесил над угольками.
        А сам улегся на спину и закинул руки за голову. Плескала вода, громко фыркали бегемоты. Кричала какая-то птица. Напоминает павлина, живущего в Московском зоосаде: нечто среднее между плачем девочки, потерявшей мячик и воплем алкаша, разбившего чекушку... Временами какой-нибудь крокодил, выбравшись на отмель, широко раззевал пасть и тоже орал - ну вылитый осёл. Только лысый и с бородавками.
        
        На другом конце плота продолжалась свара. Голоса Машки и Гамаюн повышались и понижались, взлетали к далёким небесам и сливались с плеском волн.
        Спорщицы скрупулезно перечисляли все обиды и оскорбления, промахи и косяки, - всплыло даже кое-что из того, о чем я не знал. В ход шли случайно замеченные и скопидомно припрятанные очерняющие факты. Выдуманные леденящие душу подробности беззастенчиво крылись наглыми поклепами, нелепыми эпитетами и уверениями в абсолютной бесполезности оппонента. Временами раздавалось гудение, будто кто-то в сердцах пнул трехведерный самовар - это Машка, растеряв аргументы, пыталась переубедить ворону с помощью ноги. Птица не оставалась в долгу: хирургически точными ударами клюва отхватывала с Машкиной курточки пуговицы и сплевывала их за борт.
        Под этот размеренный и в чем-то даже убаюкивающий гвалт я задремал.
        Над рекой поплыл аромат жареной рыбы...
        - А что это у вас такое? - первой подступила Гамаюн, робко скосив глазки и умильно сложив крылышки.
        - А ничего, - подоспела Машка. - Ты столько сожрала, что месяц можешь святым воздухом питаться. Правда, Вань?
        Мне в их разборки влезать не хотелось, но в целом напарница была права: сожрав всю еду, ворона поступила не по-товарищески.
        - Правда, - кивнул я. И подал напарнице кусок рыбины на пальмовом листе - посуды я хозяйственно нарвал с дрейфующей мимо пальмы, еще и кокосами разжился. - Так как продуктов у нас теперь нет, каждый питается тем, что найдет.
        Машка мстительно показала вороне язык.
        - Хочешь, ныряй в воду. Там рыбы много... Ах да, я забыла: ты же плавать не умеешь. Ну, может, по дну походишь, пиявок поклюёшь.
        - Пиявок? Да чтобы я, птица благородного происхождения... - плот в этот момент толкнуло, и Гамаюн повалилась на доски.
        - Бог шельму метит, - мстительно пригвоздила Машка.
        
        - А всё-таки, о каких богах говорил Роман-заде?
        Чувствуя приятную тяжесть в желудке, я развалился поперек бревен, подложив под голову пустую корзину. Звезды в черном бездонном небе были многочисленными и крупными, как лягушачья икра.
        - А вот мы сейчас и узнаем, - бвана оторвался от созерцания реки. - Гамаюн!
        Птица не повела и клювом, изображая на краю плота памятник обиде и унижению.
        - Что-то тяжеловато плавсредство идет, - громко сказал наставник. - Младший гардемарин, не пора ли скинуть балласт?
        - Чего изволите, хозяин? - материализовавшись рядом, ворона преданно заглянула Лумумба глаза.
        - Вот то-то же, - смягчился наставник. - Роман-заде предупредил, что ты в курсе местных реалий.
        - Ничего она не знает, - фыркнула Машка. - Сидела всё время на плоту и припасы жрала.
        - Я не знаю? - подскочила Гамаюн. - Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В АФРИКЕ? Да я знаю, сколько пингвинов в Антрактиде! Какая температура на Северном Полюсе! Какие подвязки носит Английская королева и какого цвета подштанники у Суданского серифа! Да я...
        - Или ты немедленно отрабатываешь съеденные харчи, или летишь своим ходом к Товарищу Седому и докладываешь, что тебя уволили в связи с профнепригодностью, - быстро сказал бвана, вклинившись в поток птичьего красноречия.
        - Значит так, - ворона опасливо обошла Машку и уселась рядом со мной. - В Европе, после Распыления, люди отринули веру, решив, что сам человек и есть демиург. Если, приняв Пыльцу, он может творить - значит Господь, как неизъяснимая персонификация всемогущего начала, отпадает за ненадобностью. Здесь же в Африке, напротив, религия получила широчайшую поддержку. У, как вы понимаете, местных магов. А чего? Респектабельно. Солидно. К тому же, жертвы... Некоторое время новоявленные боги делили власть - запустение Египта и сопредельных стран - следствие этих разборок. Но сейчас всё улеглось. Ра и Гор ушли на Красное море - им платят дань пираты, Хатор обосновалась на Суэцком канале - берет пошлину с торговых судов. Тот обосновался в Асуане. В Каире же правит Сет. Составив альянс с Анубисом, они захапали себе чуть не половину Египта и сделались самыми сильными богами пантеона. Сет поселился в долине Гиза, избрав резиденцией легендарную пирамиду Хеопса. Фактически, бог смерти превратил пирамиду в восьмое чудо света: снаружи её украсили висячие сады, и даже на расстоянии дня пути она сверкает, как редкой
красы изумруд. Внутри содержится обширная коллекция египетских редкостей: Сет, разграбив музеи и частные собрания по всей стране, свалил всё в одну кучу и теперь, как дракон, почивает на груде сокровищ... Ой, я и забыла! Вы же её обрушили... Нет больше восьмого чуда света. Нет несметных сокровищ, а саму пирамиду можно теперь увидеть лишь на гравюрах в книгах по истории... Сет, будучи богом властным и жестоким, обещал найти виновников и скормить их красным муравьям. Медленно, начиная с ног. Чтобы жертвы могли как можно дольше наблюдать. Хотя... - ворона хитро зыркнула на Машку. - Сдается мне, бога смерти могла бы умилостивить жертва. В лице молодой и относительно прекрасной девы...
        - Профнепригодность, Гамаюн. И своим ходом на другой континент, - напомнил учитель, пока Машка набирала в грудь воздуха.
        - Я просто предложила, - ворона лязгнула перышками.
        - М-да, ситуёвина... - протянул я. - И как вести расследование в такой нервной обстановке?
        - Он же не настоящий бог, - пожала плечиками напарница. - Чего с ним церемониться?
        Погладив рукоять пистолета, она многозначительно изогнула бровь.
        - По влиянию в этом секторе, - кашлянула Гамаюн, - Сет может сравниться с боссами Нью-Йоркской мафии. А это, я вам скажу, даже немножко лучше, чем быть богом.
        - Бвана, а вдруг этот Сет и похитил мертвое Сердце? - осенило меня.
        - Конечно, он точил на него зуб, - кивнула железная птица. - Поэтому и поселился в пирамиде. Но... - Кишка тонка у Сета снять заклятья двенадцати магов, - вдруг сказал Лумумба. - Мог бы - давно украл.
        - Но кто-то же его спёр, - резонно заметила Машка.
        - Для того, чтобы усыпить Мертвое Сердце, понадобилась сила Великой Дюжины, - мрачно возвестила Гамаюн. - И тот, кто сумел его пробудить...
        - Всё было не так, - вдруг сказал Лумумба. - Не было никакой Великой дюжины, это придумали после. Шел дождь... Не дождь, натуральный потоп. Нил вышел из берегов и затопил равнину. Пирамида Хеопса была единственным сухим местом на много миль. А двенадцать заклятий пришлось ставить потому, что мы не доверяли друг другу. Не могли, не имели права доверять.
        
        - И что? - спросила Машка. - Дальше-то что было?
        - Давайте спать, - уклонился Лумумба. - Утро вечера мудренее.
        Вопреки собственному приказу, наставник уселся на краю плота и стал смотреть на реку.
        - В пирамиде погиб М'бвеле Мабуту, король государства Самбуру, - шепотом пояснила Гамаюн. Я тяжело вздохнул. Ну кто её за язык тянул? Прямо болезнь какая-то - выбалтывать чужие тайны...
        - А кто это? - Машка подпрыгнула от любопытства.
        - Мой отец, - коротко бросил наставник через плечо. - Он был тринадцатым магом.
        Будто получив облегчение от того, что сказал это вслух, бвана улёгся и надвинул шляпу на лицо.
        - Гамаюн. Ты на страже... - из-под шляпы донесся мерный храп.
        - А почему я? - возмутилась птица. - Думаете, раз железная, мне и сон не нужен? - никто ей не ответил. - Дискриминация! По материалистическому признаку!
        - Марш в Москву, - пробурчал Лумумба сквозь храп. - Сейчас же.
        - Так во сколько разбудить?
        
        Проснулся я от жары. Солнце, пекущееся в белом небе, словно желток на сковородке, развлекалось во всю. Оно лезло горячими пальцами в глаза, отплясывало раскаленными пятками на спине, насылало тучи мошкары - крупной, что твои воробьи, и злой, как собаки.
        А вот Машка сопела в две дырки, и жара ей была нипочем. Она свернулась клубочком, уютно подложив ладошки под щеку и накрывшись джинсовой курточкой.
        Лумумба спал сидя, привалившись к мачте. Или не спал: вид у бваны был до того глубокомысленный и задумчивый, что я бы не взялся утверждать.
        Ворона дрыхла без задних лапок у меня под боком - только храп стоял и доски плота тряслись, будто им было холодно. И, кстати, мы больше никуда не плыли...
        Плот почти прибило к берегу. Он медленно дрейфовал посреди круглой, заросшей осокой и камышом - у египтян это называется папирус - заводи, а из кустов на нас таращились равнодушные глаза.
        Нет, не совсем равнодушные: в них мелькали искры затаённого интереса. И, когда на солнце тускло блеснуло дуло автомата, я совершенно отчетливо понял, какого именно.
        Глава 4
        Глава 4
        
        Маша
        
        Разбойников было человек сорок. Они мирно сидели рядком вдоль кромки воды и следили за неспешным дрейфом нашего плота.
        Все в белых распашонках, по самые брови закутанные в платки - глаза так и посверкивают, точь-в-точь каракурты из норок. Все, как один, с автоматами Калашникова, Михаила Тимофеевича. Хотя нет, вру. Не все... У ближайшего ко мне разбойника был не автомат, а пулемет. Кажется, конструкции Дегтярева. И связка гранат Ф-1. Таракан такие Фенями звал...
        Рука как-то сама потянулась к пистолетам. Гранаты у них там или нет, но раз уж мы встретились, значит, планида у нас такая. О планиде Тоже таракан любил порассуждать. В смысле, кому суждено быть застреленным, тот не утонет. Не успеет просто...
        
        - Отставить разжигать вооруженный конфликт.
        Оказалось, шеф не спит.
        - У них автоматы, - сказала я тихо, не спуская глаз с разбойников. - И пулемет. Как только мы пристанем к берегу, нас выпотрошат, пожарят на бездымном порохе и съедят. А еще продадут в рабство.
        - Для этого мы должны пристать, - заметил шеф.
        - И кто им помешает стрелять в плот? - спросил уголком рта Ванька. Он тоже проснулся, и теперь сидел и пялился на шеренгу разбойников, как окунь на стаю щук. Руки у напарника подергивались от желания распахнуть Завесу.
        
        - Им помешают традиции, - объяснил Лумумба, как ни в чем ни бывало поднимаясь и прикасаясь к шляпе в знак приветствия. Разбойник с пулеметом, к моему удивлению, коротко, но заметно кивнул в ответ. - Пока мы не нарушили границ их владений, нас не тронут. Повезло, что это именно бедуины, а не туареги.
        - И как вы их отличаете?
        - А давайте вы об этом потом поговорите, - нервно попросил Ванька. Плот почти уткнулся в берег и его обгорелая морда с облупившимся носом находилась в опасной близости от дула пулемета. - Бвана, может я оттолкнусь?
        - Ни в коем случае, - оборвал шеф. Стоя на другом, обращенном к реке краю плота, он водил ладонями над желтой и мутной поверхностью воды. - Как только ты хоть одним пальцем дотронешься до берега...
        - А если палкой?
        - Хоть палкой, хоть пальцем, один хрен. Не стоит.
        Базиль ругался редко. То, что он позволил себе это сейчас, напугало меня больше, чем все угрозы превратить в тихое незлобивое существо, вместе взятые.
        - Но что же делать?
        - Взять себя в руки и заткнуться.
        Сам он осторожно передвигался по краю плота и неразборчиво бормотал:
        - Ну давай, милый. Давай, родной. Иди к папочке...
        
        Вода под плотом забурлила. Поднялись тучи желтого ила, затем мелькнула замшелая коряга... Я ойкнула, но тут же зажала рот ладошками. Никакая это была не коряга.
        - Шеф, к вам крокодил плывет. Здоровущий какой... Вы что, не видите? Сейчас он вас сцапает!
        - Помолчи.
        - Но шеф...
        - Это не крокодил, - Ванька встал рядом и придержал мою руку, готовую выхватить пистолет. - Это зомби.
        Почуяв, что меня его слова не успокоили, добавил:
        - То есть, зухос.
        
        Перед глазами всё поплыло. Воздух сгустился, в ушах раздался противный комариный звон. По спине, под майкой, потекли липкие горячие струйки... Не нравится мне эта Африка, как есть не нравится. Не зря еще дедушка Чуковский поучал: "Не ходите, дети, в Африку гулять."
        Это всё от жары. А еще от голода. Так и Бабуля всегда говорил... Плохое настроение, бессонница, кошмары - это всё от пустого брюха. К сожалению, жрать было нечего. Да и вид крокодилозомби начисто отбивал аппетит.
        ...Был он скользкий, замшелый, свирепо воняющий гнильем и болотной тиной. Чешуя местами отвалилась и в проплешинах темнело трухлявое мясо. Зато зубищи - острые, как у циркулярной пилы и коричневые, как у курильщика, были как на подбор. Подплыв к самому плоту, крокодил положил на бревна страшную слепую голову и раззявил пасть в довольной ухмылке.
        От позорного визга меня спасло лишь то, что я держалась за Ванькину руку. Не знаю почему, но это сильно помогало. Это, а еще то, что с берега на меня пялились сорок разбойников. Не пристало русской девушке проявлять слабость перед заграничными бандитами. Не доросли ещё.
        
        Базиль, бесстрашно погладив чудовище по слипшимся, забитым тиной ноздрям, положил в раззявленную пасть конец веревки. Пасть захлопнулась, как капкан, крокодил соскользнул в воду, и махнув хвостом, поплыл от берега. Плот дернулся, веревка натянулась. Разбойники поднялись на ноги.
        Защелкали затворы автоматов, я потянулась за пистолетами, но поняла: поздняк метаться. И просто зажмурилась.
        Ничего не произошло. Мы удалялись, разбойники всё так же стояли на берегу.
        - Меня зовут Саид, - вдруг на чистейшем русском крикнул тот, что здоровался с шефом. - Увидишь Сета - не убивай. Он мой...
        Базиль еще раз прикоснулся к шляпе.
        Крокодил бодро тянул плот от берега.
        
        
        - А? Что? Где горит? - мы втроём глядели на птичку сверху вниз.
        - Шеф, давайте играть в Степана Разина, - предложила я. - Вы будете донской казак, а мы с Ванькой - ваше войско. Гамаюн будет персидской княжной. Она вам не угодила, и вы приказали бросить её в набежавшую волну.
        - "И морская пучина поглотила ея в один момент" - кивнул напарник. - В общем, все умерли...
        - М-да, нарушение устава караульно-постовой службы налицо. Трибунал тебе светит, - обрадовала я хлопающую мутными со сна глазками ворону. - Из-за тебя мы чуть в лапы к разбойникам не угодили.
        - А еще её можно на запчасти разобрать, - предложил Ванька. - Из перьев ножиков понаделаем, из внутренностей - будильников. А чего? Надо же чем-то торговать с непокоренными дикими племенами.
        - Согласна, - кивнула я. - А то расходы одни. Припасы сожрала, караул прошляпила...
        Ворона съёжилась. Глаза подернулись белой пленкой, клюв приоткрылся, из железного горла пошел тонкий писк - будто чайник на плите забыли, а вода выкипела.
        - Может, приняв к сведению прошлые заслуги, дать подсудимой еще один шанс? - подмигнув нам, сурово спросил шеф.
        Я поджала губы. На самом деле, ворона мне нравилась. Много анекдотов знала... К тому же, на её фоне мои косяки были как детский смех по сравнению с ковровой бомбардировкой.
        - Так уж и быть, в Стеньку Разина в другой раз поиграем, - милостиво согласилась я.
        Ворона приоткрыла один глаз.
        - Ладно, - вздохнул Ванька. - Нечего местную фауну травить. Она нам ничего плохого не сделала.
        
        ***
        
        - А бедуины тоже не любят Сета, - заметил Ванька.
        Плот бодро чесал на крокодильей тяге, солнце плавилось в зените как сырок на сковородке, а мы вяло раскинулись на плоту, додремывая ночные приключения.
        - А за что его любить? - спросила я. - Эксплуататор и негодяй, у нас таких в проруби топят. Дураки те, кто соглашаются в него верить...
        - Ничего глупого здесь нет, - возразил шеф. - Люди находятся в плену мифа. Веками они пребывали в религиозных заблуждениях, и когда миф обрел реальное воплощение...
        - Темнота, - пожал плечами напарник. - С предрассудками бороться надо.
        - Запад есть запад, восток есть восток, - пожал плечами наставник.
        Я спросила:
        - Раз вы подняли зухоса, значит, Сет нас в скором времени обнаружит?
        - С чего ты взяла? - отвлекся шеф.
        - Ну, вам же пришлось колдовать...
        - Призывание неживой сущности для некроманта - это не магия. Это состояние души, - высокомерно бросил Лумумба. - К тому же, воздействие было минимальным, вряд ли Сет его почувствует.
        - Ладно, как скажете, - согласилась я. - И что тогда делать? Просто так плыть-то скучно...
        Мы с Ванькой, не сговариваясь, посмотрели на наставника. Тот мгновение размышлял, а затем полез в карман плаща и извлек засаленную колоду.
        - В картишки не желаете?
        - В дурачка, али в двадцать одно? - подскочила ворона. После фиаско с караулом она всячески подлизывалась к наставнику.
        - У нас тут бог смерти на хвосте, а вы в картишки? - с вороной мне играть не хотелось. Неинтересно. Она как счетная машинка: все карты помнит и никогда не ошибается. И мухлевать не даёт.
        - Может, лучше к разбойникам вернемся? - заныл Ванька. Он тоже не хотел играть с Гамаюн.
        - Спокуха, гардемарины. Всё под контролем.
        - Но бвана...
        - Бунт на корабле карается утоплением, - кротко сообщил шеф и уселся на перевернутую корзину.
        Гамаюн верноподданически пристроилась у ног наставника, Ванька - напротив. Я, испустив глубокий вздох, сбоку.
        - Так-то лучше, - смягчился шеф, тасуя карты. - В "серенького козлика" умеете? Нет? Так я вас научу...
        
        Игра была странная. Правил, как таковых, не имелось - мы просто выбрасывали по очереди карты. Шеф, выхватывая их прямо из воздуха, очень быстро выстраивал расклады. Его руки так и мелькали, косынки сменяли аккордеоны, тенистые аллеи, ручейки и башни. Воздух гудел от напряжения.
        Сами карты были довольно необычными, я таких еще не видела. Вместо шестерок и валетов на них были Сет, Анубис, Гор, другие боги, а еще пирамиды на фоне пальм и сфинксы с удивительно хитренькими глазками. Мне показалось, что там были картинки самого Лумумбы, Ваньки, меня и даже Гамаюн, но разглядеть их толком не удавалось - Базиль метал карты, как лосось икру... Так же присутствовали река Нил и наш плот.
        Шеф, выстраивая пасьянсы, быстро-быстро, будто во сне, двигал глазами, иногда поджимал губы, цокал языком, сердито бормотал на непонятном языке или весело напевал по-русски: - у волшебника Аримана всё по-честному, без обмана... Мелодия была смутно знакомая.
        
        Спустя полчаса, когда все карты из колоды были выброшены, он наконец кивнул и устало вытер пот со лба. А потом коротко сообщил:
        - Нам капец.
        - У капитана жар, - констатировал Ванька. Я вздохнула с облегчением: наконец-то и он это заметил.
        - Макать будем?
        - Эх вы, - укорил Базиль, пряча колоду. - Молодо-зелено. Капец, как и тепловая смерть Вселенной, состоится по-любому: я просмотрел четырнадцать миллионов шестьсот двадцать пять раскладов, - он оглядел нас совершенно трезвым взглядом и добавил. - Но, может быть, не сегодня.
        - А я вот тоже одно гадание знаю, - буркнула я, чтобы прервать затянувшуюся мрачную паузу. - По внутренностям птиц, - и многозначительно покосилась на Гамаюн.
        - По полёту, - поморщился шеф. - Чем вы мои лекции слушаете?.. Гадание по полёту птиц. Для того, чтобы гадать по внутренностям, нужен ягненок.
        - Ну, за неимением ягненка, может, ворону выпотрошим? - что-то она слишком тихая стала, и меня это пугало больше, чем все пророчества, вместе взятые.
        - Да, про капец хотелось бы подробнее, - поддержал Ванька.
        - Отставить панику, - вскочив, шеф бодро прошелся по плоту. - Лёд тронулся, господа гардемарины. Командовать парадом буду я.
        А потом, встав у края плота, стал водить над водой ладонями.
        - Бвана, что вы делаете? - спросил Ванька с испугом.
        - Совершаю ход конём. То бишь, крокодилом.
        Плот тем временем разворачивало против течения. Веревка натянулась, зазубренный крокодилий хребет то показывался на поверхности, то нырял под воду.
        - Сет ждет, что мы будем убегать, - сказала я. - А мы на самом деле...?
        - А мы на самом деле пока поспим, - благожелательно кивнул шеф. Повернув крокодила против течения, он расположился рядом со мной, на солнышке. - Важно плыть не по течению.
        - А куда? - жадно спросила я.
        - Туда, куда нужно, - отрезал наставник и, пристроив плащ себе под голову, закрыл глаза.
        Солнце перевалило зенит, но палило всё еще жестоко.
        Я попробовала посчитать...
        - Шеф, до Каира - больше пятнадцати часов ходу. Сет найдет нас гораздо раньше.
        Базиль приоткрыл один глаз.
        - Пятерка за сообразительность и двойка за веру в наставника.
        
        Может, ночью мы проплыли гораздо меньше, чем я думала, а может, плот на зомбокрокодильей тяге мчался быстрее реактивного катера, только до Каира мы доплыли за каких-нибудь пару часов.
        Вернее, сначала мне и в голову не пришло, что это уже Каир. Ну, какой-то городишко, пострадавший при землетрясении...
        Потом вспомнила, что в Египте землетрясений не бывает. Еще потом увидела башню. А еще потом я её узнала... Точнее, опознала останки.
        
        - Шеф! - толкнула я в плечо наставника. - Скорее проснитесь, шеф!
        Базиль пробудился мгновенно, будто и вовсе не спал. Молча оценил разрушения, а затем кивнул.
        - Всё идет по плану, - пояснил он.
        - По плану? - изумился Ванька. - Сет разрушил город, а вы...
        - Созидающий Башню - сорвется, - философски пожал плечами наставник.
        - Вы серьезно? - разозлилась я. - Горбоносый ради нас жизнью пожертвовал, а вы...
        - А я планирую оставаться живым и впредь, - отрезал наставник. - Так как обязан думать о деле, а не о пустых сантиментах. К тому же, Роман-заде не погиб, - добавил он другим тоном, как бы оправдываясь. - Я бы знал.
        - Ну конечно, - буркнула я. - Вам что живой, что мёртвый - один хрен...
        
        Честно говоря, мне было не по себе. Ладно, пирамида. Но разрушение целого города по нашей вине - это уже выходит за рамки. Там же люди, в конце концов.
        - Успокойтесь, гардемарин, - смягчился учитель. - Семь-во-о-осемь. Семь-во-о-осемь. Ну как? Полегчало? - я кивнула. - А теперь... - он развернул меня лицом к берегу. - Если вы внимательно изучите театр военных действий, то поймете: пострадало не так уж много. Несколько сараев на берегу и пустой лодочный склад. Город цел. Для Сета люди - ценный ресурс. Паства. Он не дурак, чтобы лишать себя источника дохода.
        - А как же музей? - я с трудом сглотнула.
        - Он, если вы помните, был пуст. Так что... - шеф пожал плечами. - Города его отсутствие конечно, не украсит, но не более того.
        У меня отлегло. И вправду, чего это я? Запаниковала, истерику устроила... Это всё от голода. Так есть хочется, что сама бы всех поубивала. И поджарила.
        
        - Так что дальше? - спросил Ванька.
        Зухоса Лумумба отпустил, и плот медленно покачивался у берега.
        - Будем работать, - пожал плечами шеф. - И для начала... - на его лице заиграла ядовитая ухмылка. - Запросим поддержку с воздуха. Гардемарин Спаситель!
        - Я!
        - Начертайте круг вызова.
        - Есть! - Ванька, уже бросившись исполнять приказание, вдруг остановился. - Но... Сет же нас застукает.
        - Плыть туда, куда нужно, помнишь?
        - Вам виднее, - покорно кивнул напарник. - А... Кого призывать-то?
        - Как кого? - удивился шеф. - Хозяина кладбищ, конечно. Сдаётся, он нам должен.
        
        Барон Суббота возник из воздуха на подворье у Арины Родионовны, вырвал нас с корнем буквально из-за праздничного стола. А потом, когда мы отправились на инструктаж к товарищу Седому, позорно слинял, сославшись на то, что многочисленные жены просто не поймут, если он вернется из Москвы без подарков...
        Нагло экспроприировал Летучий Корабль и был таков. Шеф даже не успел его толком расспросить.
        Устроившись в уголке, на паре корзин, мы с вороной стали наблюдать за действиями магов.
        
        Ванька, достав из потухшего костра уголек, а из пустой корзины чудом уцелевшую белую салфетку, принялся рисовать.
        Выглядело это примерно так: неуклюжий холмик, на нем - схематичный крестик. Кривоватый и шаткий, но вполне узнаваемый. По бокам - два прямоугольника в форме гробов. Верхушка креста украшена шляпой-цилиндром, а ствол обвивает змея.
        Закончив и полюбовавшись шедевром, напарник аккуратно разложил салфетку в центре плота. Пеплом из того же костра насыпал защитный круг и с видом примерного ученика встал рядом. Шеф молча одобрил художества, а потом достал из жилетного кармашка сигару. Раскурил, пустил колечко дыма. Оно скользнуло в круг и там повисло, прямо над салфеткой.
        Затем Базиль извлек из кармашка довольно внушительную фляжку. Свинтив пробку, глотнул - над рекой поплыл запах спирта и еловых веточек - а остальное вылил внутрь круга. Ванька, наблюдая процесс, стоически молчал, но от завистливого вздоха всё-таки не удержался.
        - Ну, давай, братишка. Милости просим, - мстительно и ядовито проворковал Лумумба, затянулся и выпустил еще один клуб дыма.
        
        Пару минут ничего не происходило. Мы с Гамаюн соскучились и от нечего делать принялись пихать друг друга - кто кого опрокинет; но тут дым начал густеть и клубиться, а затем из него сформировалась фигура...
        Разглядев подробности, я так и покатилась со смеху. Судя по виду, младший братец шефа, оставшись в Москве без присмотра, отправился вовсе не за подарками.
        Голову хозяина кладбищ украшала половинка дамского лифчика. Размер, кстати сказать, соответствовал идеально. Губы измазаны оранжевой помадой с блестками, на бицепсе левой руки - кружевная подвязка. Розовая. Из одежды, кроме лифчика, на Самеди были узкие трусики из искусственного леопарда. Плечи украшала завязанная на манер мантии атласная простыня.
        Пару секунд барон Суббота ничего не замечал и, томно прикрыв глазки, совершал губами чмокающие движения. Но порыв влажного горячего ветерка, шаловливо забравшегося под мантию, заставил его почуять неладное.
        Приоткрыв подведенный глаз, хозяин кладбищ затравленно огляделся. Затем сделал попытку бежать во все стороны сразу, но стукнувшись о магическую преграду, плюхнулся на пятую точку. Сдернул с головы лифчик, и смяв его в кулаке, погрозил Базилю.
        - Надень, - посоветовал шеф. - Тебе очень идет.
        - Легба! Что ты наделал! - заголосил Самеди.
        Поднявшись на колени и заломив руки, он с тревогой оглядел горизонт.
        - Ничего особенного, - шеф демонстративно полировал ногти голубеньким шелковым платочком. - Соскучился по младшему братику. Дай, думаю, призову... Посидим. Выпьем. О делах наших скорбных покалякаем.
        - Ты не понимаешь, Легба! Я теперь покойник.
        - Все мы там будем. В перспективе.
        - Сет! Он обещал меня убить!
        И тут в воду, прямо перед плотом, ударила молния.
        Глава 5
        Глава 5
        
        Маша
        
        - Сет! - заверещал Суббота. - Скорее, выпустите меня!..
        Молнии лупили всё чаще.
        - Чтобы ты снова сбежал? - шеф хладнокровно оглядел младшего братца. - Нет уж, дружок. Любишь кататься - люби и саночки возить.
        - Какие саночки? - Субботу била крупная дрожь. Лифчик в его руках превратился в мятую, искореженную тряпочку. - Что это такое вообще?
        - Сани, санки, или же саночки, - это... - встряла Гамаюн.
        - Да по фиг! - лицо Субботы стало фиолетовым. - Я спрашиваю, как ты мог? Как ты, мой старший брат, мог меня подставить?
        Шторм набирал обороты. Воздух трещал, как петарды в консервной банке, а тучи расхаживали по реке, отрастив ноги из молний.
        - Долг платежом красен, - сказал Лумумба. И вроде говорил он негромко, но слова, попав в промежуток между ударами грома, разнеслись по реке.
        Суббота ссутулился, повесил голову и посмотрел на шефа как псина, застуканная за кражей колбасы.
        - Ладно, я понял, - сказал он, отбрасывая лифчик. - Хочешь преподать мне урок. Тогда выпускай. Полюбуешься на мою смерть.
        - Во-первых, не всё так плохо, - заметил шеф, и стер ногой часть защитного круга. Суббота шагнул наружу. - Мы, с моим учеником, тебе поможем.
        - Пфе, - всплеснул руками Суббота. Выйдя на свободу, он тут же обрел весь свой апломб. - Белый бокор - это оксюморон, Легба. Не бывает.
        - Спорим?
        - На что? - оживился Сббота.
        - На твою шляпу.
        - Ты хочешь сказать, на мой цилиндр?
        - Ну да, на твой фокуснический цилиндр. На твою сущность. На то, чем ты являешься.
        - А что поставишь ты?
        - То, чем являюсь я, - произнес Лумумба, щелкнув по своему стетсону. - Рискнешь?
        - Сильно же ты любишь своего ученичка, - Суббота плюнул на ладонь и протянул её шефу.
        - Бвана... - попытался встрять Ванька, но Базиль, не обращая на него внимания, тоже плюнул, и хлопнул брата по руке.
        - Любовь здесь ни при чем, - сказал он, глядя в глаза Субботе - Просто я - чертовски хороший учитель.
        Чугунная ванна, которая служила небом последние несколько часов наконец не выдержала, раскололась, и на нас хлынул потоп. Только не подумайте, что из воды.
        И не из лягушек - это было бы даже прикольно... Ливень пошел из крупных, как желуди, муравьев.
        Они, выбивая дробь, падали на плот. Они плюхались в реку, поднимая фонтанчики брызг и растекаясь по воде, как рыжая масляная пленка. Они облепили Гамаюн, сделав её похожей на какодемона - в фигуральном смысле. Ворона хлопала крыльями, молотила клювом, как отбойный молоток, но муравьев было слишком много.
        Я почувствовала нестерпимое жжение сразу во всех местах - насекомые застревали в волосах, сыпались за воротник, заползали в штаны... Пытаясь их стряхнуть, я чуть не свалилась в воду. Спасибо Ваньке: поймал меня за шиворот.
        
        По реке прокатилась огненная волна - шеф выдохнул струю пламени - и муравьев не стало.
        Мне тоже подпалило брови, ну да я не в обиде.
        - Лёд тронулся, - объявил Базиль и повернулся к напарнику. - К барьеру, господа гардемарины.
        - Океюшки, - кивнул Ванька и встал на краю плота.
        Через минуту поверхность вскипела. Показались такие хари, что и в страшном сне не увидишь. Огромные, только местами покрытые жесткой, как рубероид, шкурой, эти трое зухосов были еще старше и куда страшнее чем тот, которого призвал Базиль.
        Кинув всем троим по веревке, Ванька крикнул:
        - Н-но-о, залётныя! - и взмахнул невидимым бичом.
        
        Тьма, пришедшая из-за горизонта, накрыла город. Исчезли плоские желтые крыши, обступившие поверженную археомагическую башню. Исчезли базары, переулки, сгоревшая пристань и безмятежно жующие козы... Пропал Каир - странный город, который нам так и не довелось полюбить.
        Плот полетел над волнами. Берега слились в однообразную красно-желтую полосу.
        
        Зябко кутаясь в простыню, к Ваньке подошел Суббота. С минуту наблюдал, как тот управляет крокодилами, затем неопределенно хмыкнул и вернулся к шефу.
        - Зачем он так с тобой? - тихо спросила я.
        Напарник бросил на меня короткий взгляд.
        - Учителю виднее.
        - С чего ты взял? Почему ты думаешь, что он всегда прав? Ведь он - тоже человек, а человеку свойственно ошибаться.
        - Во-первых, не человек, а маг, - за плечом неслышно возник Базиль. - А во-вторых, наставники не ошибаются.
        - Никогда?
        - Такие, как я - никогда.
        - Но почему?
        Возмущение распирало меня, как строительная пена.
        - Потому, что все свои ошибки я уже совершил.
        Фигово. Фигово быть таким правильным. Ошибки - это самое интересное...
        
        И тут появился морской змей. Он выскочил из воды, как чертик из табакерки. Тело его изгибалось, свивалось в кольца и восьмерки - будто им управлял невидимый факир, играя на дудочке.
        Голову змея покрывало такое количество рогов, наростов и бородавок, что приз за самое уродливое создание он получил бы вне очереди. Ноздри изрыгали пар, а из пасти воняло, как с заднего двора селедочной фабрики.
        
        Базиль с братом встали на краю плота. Барон Суббота небрежно, словно шубу дорогих соболей, скинул с плеч простынку, Базиль снял и аккуратно положил у мачты любимый потёртый плащик.
        - Гони во всю мочь, гардемарин. Ни в коем случае не дай себя поймать... - шеф без всплеска ушел под воду. Младший братец последовал за ним.
        Обнявшись, мы с Гамаюн присели у Ванькиных ног.
        
        Плот, влекомый тройкой крокодилов, маневрировал, как блоха меж собачьих зубов. Душный дым лез в глаза, барабанные перепонки лопались от пронзительного рёва - змей никак не мог нас ухватить.
        Внезапно из воды выпрыгнули две акулы. Щелкая челюстями, как дыроколы, они вырывали из змеиного тела громадные куски - серебристое конфетти чешуи так и брызгало в разные стороны.
        Гигантская рептилия заревела, как низкочастотный динамик. Звук становился всё выше, вот он перешел в вой, затем - в тонкий, на грани слышимости визг и змей, поднявшись под самые облака, лопнул. Над рекой заклубилась стая черных птеродактилей.
        Построившись клином они, словно истребители, спикировали на акул. Те, махнув хвостами, скрылись в глубине. Птеродактили в воду не полезли.
        - И часто вы так развлекаетесь? - пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не дрожал.
        - Игра в метаморфозы - это ерунда, первый курс. Камень, ножницы, бумага, - бросил Ванька. - Вот метафизиология - это да. Это, я тебе скажу...
        Из реки взмыли орлы. Размахом крыльев они напоминали кукурузники, а повадкой - хищных мурен. Поднявшись повыше, орлы на бреющем врезались в черную стаю. Полетели клочки по закоулочкам...
        Птеродактили, сбившись в кучу, превратились в смерч. Один из орлов не успел уклониться и задел смерч крылом. Я зажмурилась: будто воробей угодил в вентилятор... Безжизненный комок перьев плюхнулся в воду.
        - Кто это, Вань? - крикнула я. Повернулась - а напарника и след простыл. Только мокрая рыжая макушка в десяти саженях от плота...
        
        Второй орел превратился в громадного фиолетового джинна. Вытянув толстые губы он, как макаронину, втянул смерч и крепко сжал челюсти. Из его рта раздалось сердитое жужжание, а щеки вспучились, будто бы их пихали изнутри. Джинн шмыгал окольцованным носом, потешно шевелил ушами, но терпел.
        На реке в это время установилась необычайная благодать. Перестал завывать ветер, успокоились волны, улегся песок по берегам - мы оказались в спокойной, как зеркало, воде.
        - Глаз тайфуна, - благоговейно прошептала Гамаюн и, выпустив стальные когти, вцепилась в доски. - Ну, теперь держись...
        Будто услышав, джинн улыбнулся уголком рта и хитро подмигнул. Извлек из складок просторных штанов древний позеленевший кувшин, выплюнул туда толстого шмеля, закупорил горлышко пробкой и небрежно швырнул глиняную тару через левое плечо.
        - Тут и сказочке конец, - отряхивая руки, из воздуха соткался шеф и огляделся. - А где мой плащик?
        Я смутилась. О чем угодно можно было думать, пока нас атаковал Сет: о жизни, о смерти, о рыбных консервах...
        - Забыли, значит, - осудил нас с вороной Базиль. - Я тут за ваши жизни бьюсь, а вы об имуществе позаботиться не можете?
        - Хозяин, мы... - начала оправдательную речь Гамаюн.
        
        И тут из-под воды донесся и стал нарастать глубокий, не побоюсь этого слова, тектонический гул. Будто там, под ногами, столкнулись материковые плиты. Будто континенты, сойдясь в любовной судороге, бьются друг о друга скалами, горами и долинами...
        В том месте, куда шеф забросил кувшин, река вспучилась горбом и собралась в гигантскую водяную фигуру. Хрустально поблескивая, она поднималась всё выше и выше. Вот уже обнажились берега, блеснуло илистое дно, - вся вода Нила собралась в громадного, до неба, великана. В его теле возникали свои течения, водовороты, мелькали косяки рыб и один очень удивленный бегемот...
        Плот застрял в илистой каше на дне. Вокруг кишели оставленные без среды обитания рыбы, прыгали лягушки и лопались большие мутные пузыри.
        Подняв ногу, подобную громадной водяной колонне, великан начал медленно опускать её на нас.
        - А вот это, - сказал шеф и покрепче уперся ногами в доски. - Совсем другой разговор...
        
        Волна обрушилась с такой силой, что бревна разметало, как спички. Возник водоворот. Всё - я, шеф, ворона, ошметки плота и корзин, - закрутилось, как лягушки в блендере.
        
        ...Вода была тёплая, чуть солоноватая, и сильно приправленная илом. Пистолеты тянули на дно, так же, как и набравшие воды башмаки.
        Плавать я, конечно, умела. Но только по-собачьи. Кричать и звать на помощь было бесполезно: никто не услышит. Небо потемнело, опять засверкали молнии, а воздух стал таким же плотным, как мокрый брезент. Горизонт начал закручиваться воронкой, на дне которой зиял багровый, как созревший чирей, глаз...
        И тут, где-то высоко над головой, прорезался тонкий луч. Словно нож, входил он в стену воды, и резал её, как консервную банку. По мере прохождения луча горизонт разматывался и ложился на место.
        
        Плюхая по воде руками и ногами, я следила, не отрываясь, за лучом и наконец разглядела серфера, стоящего на доске. По воде он летел с бешеной скоростью, нарезая водоворот серпантином.
        Пролетая мимо меня, он задорно улыбнулся и подмигнул - только тут до меня дошло, что это Ванька. Тело его, затянутое в серебристый костюм, переливалось мускулами, ноги уверенно попирали доску, а световой меч сверкал чистым изумрудным светом.
        
        Миг - и горизонт с грохотом развернулся. Я оказалась в обыкновенной реке, среди мешанины веток, коряг и всякой водяной всячины.
        Небо окончательно потемнело. Пошел дождь. К счастью, обычный, из крупных капель. Но к сожалению, холоднющий - будто его специально перед тем, как вылить в реку, хорошенько заморозили.
        Сцепив зубы и стараясь дышать только через нос, я упрямо барахталась в маслянистом густом супе, совершенно не представляя, где берег.
        Шло время. Плыть было всё труднее. Сил хватало только на то, чтобы держать голову над водой. Бабуля говорил, что смерть от переохлаждения - это не страшно. Перед самым концом ты согреваешься, а потом уже больше ничего не чувствуешь...
        - Маша-а-а-а!..
        - Ванька! - открылось второе дыхание и я отчаянно заработала лапками.
        - Ма-а-а-ш-а-а-а!...
        Кажется, голос идет оттуда. Или отсюда? Черт, темно, хоть глаз коли.
        - Ва-а-анька-а-а!..
        Вопль лишил меня последних сил, я захлебнулась и пошла ко дну. Дернулась пару раз, и... Всё.
        Смутно почувствовала, как меня, поперек туловища, сдавили жесткие челюсти. Испугалась - а вдруг это крокодилозомби? Но, махнув рукой, ощутила гладкость металла и расслабилась. Только одно существо на свете имеет такие перья...
        
        Воды из меня вылилось литров сто. Кажется, я теперь месяца два на воду смотреть не смогу. Ни пить не буду, ни умываться.
        Буря стихла. Нил, потрепанный, но не покоренный, грел серебристую спину в закатных лучах. Мы с Гамаюн сидели рядышком у костра. Ворона всё отчетливее поскрипывала, кончики перьев на крыльях заржавели. Я пообещала себе: как только выберемся из этой глуши, раздобуду самого лучшего машинного масла и лично смажу нашу птичку от хвоста до кончика клюва.
        Суббота, целый и невредимый, бессовестно дрых рядом. Шефа не было. Как мне объяснили, он уединился, чтобы поговорить с Сетом...
        
        Весь берег был усеян речными валунами, вырванными с корнем пальмами, перемешанными с песком корягами и разнообразной живностью.
        Неподалеку устроилось крокодилье семейство - с тугими от обжорства брюхами и снулыми ленивыми глазками.
        Еще дальше различались тёмные туши бегемотов. Среди них, как доктор среди больных, расхаживала длинноногая цапля. Время от времени она наклонялась, выхватывала что-то из мокрого песка, задирала клюв и глотала.
        Между бегемотами и крокодилами ползало черное существо - не-то ящерица, не-то мокрая обезьяна... оно громко сопело, будто что-то вынюхивая, и бормотало себе под нос.
        
        - Неплохо бы перекусить, - робко вякнула Гамаюн.
        - Тебе-то что, - буркнула я. - Вон, сколько дохлой рыбы навалило. Одними глазными яблоками обожраться можно... - и тут же устыдилась. - Ой, извини, это я по привычке. Кстати: мерси, что спасла.
        - Не было заботы - дохлых девчонок из воды таскать... - смутилась ворона. - Кстати: всегда пожалуйста.
        - Так ты всё-таки плавать умеешь, или по дну?
        - Не твоего ума дело.
        Кивнув, я отвернулась. Но, спустя пару минут, не выдержала:
        - Так что, у нас всё по-старому?
        - Само собой.
        
        Поднявшись, я подошла к Ваньке. Курточка почти высохла, ботинки исходили паром у костра. Босые ступни приятно зарывались в песок. Было как в бане рано утром: сумрачно, влажно, очень тепло и тихо.
        - Теперь понятно, почему весь Египет - сплошной песок, - шмыгнув носом, сказала я. - Удивительно, как эти пирамиды раньше никто не порушил.
        - Пирамиды? - переспросил Ванька.
        - Да ты глянь, - я кивнула на другой берег. - Стоят, как миленькие. Хотя и не все...
        После песчаной бури от пирамиды Хеопса не осталось даже следов. Только небольшая ямка в песке, рядом со сфинксом.
        - А ведь её считали первым чудом света, - оказалось, Суббота не спит. Встав рядом, он уныло обозревал тот берег. - Три тысячи лет стояла вещь - ни пылинки, а Легба чихнул - и нет её. Как корова языком.
        Не удержавшись, я расхохоталась.
        - Это не шутка, - обиделся Суббота.
        - Мы вернулись ровно в ту точку, откуда начали. Иронично, правда?
        - Скорее, символично, - хмыкнул барон. - Преступник всегда возвращается на место преступления.
        
        - Это не мы, - устало буркнул Ванька, не отрывая взора от горизонта. - Пирамиду обрушил Гаки.
        - Ну конечно, - презрительно фыркнул Суббота. - Я - не я, физиономия не моя... Смотреть надо было! Не заметить такую простую ловушку - это надо...
        - А откуда ты знаешь, что это была ловушка? - быстро спросил напарник.
        Маги схлестнулись взглядами. А я закатила глаза: нам, вот прямо сейчас, только еще одной разборки не хватает.
        Подергав Субботу за край простынки, я спросила:
        - А почему ты зовешь наставника Легбой?
        - Это его профессия, бросил тот, не глядя на меня. - Я повелитель кладбищ, Легба - хозяин перекрестков.
        - И чем вы лучше самопровозглашенных божков Египта?
        Барон отвлекся.
        - Мы - потомственные бокоры. Наша семья занимается сделками с лоа много веков. А сейчас, с появлением Пыльцы, отношения просто перешли на... новый уровень.
        - Ага. С наркотой народ дурить легче.
        - Дурить? Дурить?!
        - Духов не бывает. Широко известный факт... Как и богов, призраков и прочей мистики. Все волшебные существа - суть порождения больного воображения наркоманов.
        Суббота задохнулся так, что аж посинел.
        - Да как ты...
        - Расслабься, - бросил через плечо Ванька. - Она в нас не верит.
        - И как вы её терпите? - изумился Суббота.
        Чем бы дитя не тешилось: маги объединились против общего врага...
        Суббота возмущенно удалился, а я подвинулась к напарнику и взяла его за руку.
        - Извини. Я тебя в виду не имела.
        Ванька не ответил. А руку, высвободив из моей, спрятал в карман мокрых джинсов.
        
        Небо совершенно очистилось. Хотя еще не стемнело, над рекой показались первые звездочки. Одна из них перемещалась подозрительно быстро - причем, в нашу сторону. Я напряглась. В свете последних событий это мог быть кто угодно. От очередного бога, которому мы чем-то не нравимся, до метеорита.
        Пистолеты лежали разобранные - первым делом, как только отдышалась, я их почистила и положила сушиться. Больше из оружия у меня ничего не было. Хотя... Похлопав по карманам курточки, я зловеще улыбнулась.
        Вытащить чеку, дернуть кольцо. Этой премудрости учится не надо. Она как бы с молоком матери...
        - Убери, - сказал Ванька. - Это Лумумба.
        Но было поздно: кольцо было у меня в зубах.
        - Да ты что? Что теперь...
        - Ложись, - посоветовала я и швырнула гранату в дюны.
        Грянуло тихо, неинтересно. И песок поднялся лениво, будто устал. И огня почти что не было...
        
        Базиль приземлился на кромке воды, в последний миг приняв обличье самого себя.
        - Что за шум, а драки нету? - осведомился он как-то устало, без должной строгости.
        - Машка хотела вас гранатой прибить, - тут же наябедничала Гамаюн. - Еле успели руку её предательскую отвести, вас, хозяин, грудью заслонить...
        - Что ты несешь, дурында? - я шлепнула железное чучело по затылку и ворона шмякнулась клювом в песок. - Ты вообще спиной сидела, - я повернулась к Базилю. - Простите, шеф, не признала. Думала, опять боги шалят.
        - Пятерка за бдительность, - похвалил наставник, оглядывая наш временный лагерь. - А где мой плащ?
        - Кто о чем, а голый о бане, - укорил наставника Ванька. - Нет бы об учениках позаботиться...
        - Учеников всегда можно новых набрать, только свистни, - отмахнулся шеф. - А плащ - изделие уникальное. Два месяца ушло, чтобы желчь отцеубийц для клея собрать, - издав торжествующий вопль, Лумумба поскакал к ближайшей дюне, на желтом боку которой темнело что-то мокрое. Честно говоря, больше всего это смахивало на дохлого крокодила. - А вот и мой плащик!
        Мы с Ванькой непритворно офигели, когда он вытащил из песка свой страхолюдный боевой наряд.
        - Лежит, позабыт-позаброшен, - ворчал Базиль, любовно отряхивая и натягивая на себя этот ужас. - И никто о нём не позаботиться, не почистит, не развесит у костра...
        
        По напряженной спине, по выражению глаз, по неприятным дребезжащим ноткам в голосе я поняла, что наставник жутко зол. Он пытался это скрыть, старался подавить раздражение, которое, судя по его виду, плескало где-то у горла.
        - Бвана, случилось что? - спросил Ванька. Он тоже почуял, что с шефом не всё в порядке.
        - Да как вам объяснить, чтоб себя во грех не ввести? - пожал тот плечами. А затем рявкнул: - Геде! А ну, предстань пред очи. Да объясни мне, своему старшому брату, как тебе в голову пришло украсть Мертвое Сердце?
        А в ответ - тишина.
        Суббота пропал. Как корова языком.
        Глава 6
        Глава 6
        
        Маша
        
        ...Светила луна, шелестел ветерок, а из-за черных силуэтов акаций доносился дробный стук босых пяток...
        
        Базиль устало вздохнул, а затем, топнув ногой и хлопнув в ладоши, произнес:
        - А ну, тропинка-невидимка, поворачивай назад.
        Стук пяток начал медленно приближаться.
        
        Показались светящиеся, как у кошки, глаза. Под ними - силуэт леопардовых бикини. Затем прорисовалась тень бегущего человека...
        - Хотел обмануть хозяина дорог? - осведомился шеф. Суббота, уперев руки в колени, только одышливо всхлипнул.
        Похлопав по спине - хлопки никак не походили на дружеские - Базиль подвел Субботу к костру и, надавив на плечо, усадил. Достал из жилетного кармана фляжку, открутил крышечку, протянул брату. Тот жадно запрокинул её... Полетел фонтан брызг.
        - Вода? Ты дал мне воду?
        - А ты что хотел? Марочный коньяк?
        - Хотя бы пиво.
        - Обойдёсся.
        - Я же тебе братишка, Легба.
        - Тамбовский волк тебе братишка! Как ты мог?
        Суббота втянул голову в плечи.
        - Это всё Линглесу, это он всё придумал. Я только...
        - Стоп, - поднял руку Базиль. - Давай по порядку.
        Суббота отхлебнул из фляжки.
        - Он сам пришел. Месяца два назад... Маленький, а ва-а-ажный. Тачка у него - "Мустанг" шестьдесят девятого, сечёшь?
        - Так он не местный? - казалось, наставник сильно удивлен.
        - Ну да, - кивнул Суббота. - Вот как он, - и ткнул пальцем в Ваньку. - Сахарок.
        - Сам ты сахарок, - начал заводиться напарник, но Базиль успокаивающе похлопал его по плечу.
        - Геде хочет сказать, что дружок его - человек европейской национальности, - и вновь повернулся к брату. - Продолжай. Но за базаром следи.
        - Ты тоже следи, - буркнул Суббота. - Никакой он мне не дружок.
        - Появился два месяца назад... - напомнил Лумумба. - И что дальше?
        - А ничего. Я, говорит, фотограф и журналист. Снимаю дикую природу и этнические народы в естественной среде обитания. А сам...
        Суббота замолчал. На скулах его заходили желваки, глаза превратились в узкие щелочки. Дышал он хрипло, натужно.
        - Что сам? - подтолкнул его наставник.
        - В скорлупки меня обыграл.
        - Тебя, - уточнил шеф. - В скорлупки.
        - Что, не веришь? - оскалился Суббота.
        - Да нет, почему же? Если ты был пьяный и связанный, да еще и ослеп в придачу - вполне возможно.
        - Издеваешься?
        - Немножко, - не стал отпираться шеф. - Но в голове всё равно не укладывается. Даже я тебя обыграть не мог.
        Я невольно прыснула. У шефа, оказывается, далеко не безоблачное прошлое...
        Базиль, бросив на меня сумрачный взгляд, вновь повернулся к брату.
        - Ближе к телу.
        Суббота вздохнул, философски пожал плечами, а затем зажмурился и выпалил:
        - Линглесу обещал всё вернуть, если я помогу украсть Мертвое Сердце.
        Повисла тишина. Тихо потрескивал костерок, о прибрежный песок плюхали небольшие волночки.
        - Сдаётся, ты проиграл действительно много, - наконец изрек шеф и отвернулся.
        
        Мы с Ванькой притихли. Суббота остервенело бросал в костер травинки.
        - У меня не было выхода, - мрачно сообщил он.
        - Выход есть всегда, - напомнил наставник.
        - Тебе не понять, - отмахнулся Суббота. - Отдать игровой долг - это дело чести.
        - Для тебя игра всегда была важнее жизни.
        - Впрочем, как и для тебя, - не остался в долгу Суббота.
        Некоторое время они сверлили друг друга взглядами.
        - Как бы там ни было, Сердце я должен забрать, - наконец буркнул шеф. - Долг выплатишь другим способом. Если что, я помогу.
        Суббота дернулся, как от пощечины.
        - У меня его нет.
        - Нет? - шеф бросился на Субботу, как крокодил на трепетную лань. - После всего, что мы пережили, ты смеешь утверждать, что у тебя нет артефакта?
        - Линглесу обманул нас!.. - завизжал Суббота, прикрывая голову руками. - И меня, и Сета. Он нас кинул, как только заполучил Сердце!
        - Ну да, - кивнул Лумумба и вытянул губы трубочкой. В глазах его отразилось удовлетворение. - Конечно. Разумеется.
        - Я не хотел, - заныл Суббота. - Честное слово, не хотел. Но он сделал предложение...
        - От которого ты не смог отказаться, - кивнул наставник. - И всё-таки, мне интересно: что он тебе пообещал?
        Суббота искоса глянул на брата, но упрямо мотнул головой.
        - Тебе не понять, - повторил он. - Ты ушел от нас двадцать лет назад.
        - А теперь вернулся. И хочу во всём разобраться. Так что начни с начала, Геде, - мягко попросил Лумумба. - Можешь не верить, но я очень хочу во всём разобраться.
        
        ...Фотографом он не был. Что я, репортеров не видел? В старые времена их на озеро Баринго слеталось как пеликанов на утреннюю кормежку. Так вот... Никакой он был не журналист. Линглесу торговал пыльцой
        - Статья двести двадцать восемь У. К, - вставил Ванька.
        - Может, у вас и статья, - передразнил его Субота. - А у нас - свободное предпринимательство. Да нашей Пыльцой вся Южная Америка кормится! Майами, Флорида и Калифорния. В Европу дорогу наладили. В следующем году планируем на Российский рынок заходить... Ты как, поможешь? - он с надеждой посмотрел на брата.
        - Отчего же, - покладисто согласился шеф. - В острог, на десятку - запросто. И двадцать лет каторги... Охота посмотреть, как ваши челноки Сибирские морозы переживут.
        - Значит, сами рынок осваиваете, - со знанием дела кивнул Суббота. - Конкуренции боитесь.
        - Да пойми ты, дурья башка...
        - Я-то может и дурак, - не обиделся Суббота. - Да только и дети понимают: без Пыльцы колдовать нельзя. Без дури - я, ты, ученичок твой, - домохозяйки с больным воображением.
        - У нас торговля Пыльцой запрещена законом. Как и её производство, - вставил Ванька.
        - Ой, только не надо... - отмахнулся Суббота.
        - Ближе к телу, - оборвал его шеф. - Линглесу привез вам Пыльцу. И что?
        Суббота неопределенно пожал плечами.
        - Фишка в том, что его товар в три раза лучше, чем наш. И обратки никакой. Совсем другой штамм.
        - Ты уверен? - оживился Ванька. - Бвана, если без обратки, это же...
        - За всякий кайф положено платить, - отрезал шеф. - Это непреложная суть вещей. От алкоголя бывает похмелье, от наркотиков - ломка, от Пыльцы - обратка... Спылившихся много?
        - Не больше, чем обычно, - равнодушно пожал плечами Суббота.
        - Странно.
        Мы дружно посмотрели на шефа.
        - Линглесу привез вовсе не новый штамм, - объяснил тот.
        - А что тогда?
        - Пыльцу с примесью ЛСД.
        - Но... зачем?
        - Как раз за тем, чтобы вы, лопухи, почувствовали себя крутыми, - шеф невесело улыбнулся. - ЛСД дает ни с чем не сравнимое ощущение могущества. Иными словами, ты по-настоящему начинаешь верить, что стал богом... Размножить культуру пробовали?
        - Не раз, - кивнул Суббота. - На третий день чёрной плесенью покрывается. Мама чуть с ума не сошла. Всё перепробовала: влажность, температура, субстрат... Даже кюветы стерилизовала, хотя всем известно: Пыльце чужеродные бактерии по барабану. Она их на завтрак жрет.
        - Это не новый штамм, - повторил шеф. - Даже наоборот: неликвид пополам с химией. Он вас подсадил, а затем начал стричь.
        - Выходит, мы полные идиоты? - набычился Суббота.
        - Выходит, - согласился Лумумба. - Но давай вернемся к Сердцу. Почему Линглесу пришел именно к тебе?
        - А к кому еще?
        - Ну да, - кивнул шеф. - Действительно... Так что он тебе пообещал?
        - Силу, - глядя в землю, буркнул Суббота. - Стать настоящим Бароном Самеди.
        - И ты поверил?
        - Еще бы. Кто от такого откажется?
        - А как же я? - спросил Лумумба.
        - Ну конечно, - Суббота сплюнул в костер. - Только это тебе и важно. Только о своём благополучии и думаешь...
        - Не правда.
        - А вот и правда! Ты нас кинул, бразэ, и не спорь. Тебе двадцать лет не было до нас никакого дела.
        - Я приехал...
        - Ты приехал, чтобы заграбастать самый сильный в мире артефакт! А на нас тебе насрать.
        Базиль устало опустился рядом с братом на корточки.
        - Ты даже не представляешь, насколько ты не прав, - тихо сказал он. - Но надеюсь, когда-нибудь поймешь.
        - Пойму, что я дурак? Что ты - самый умный, ответственный, и только у тебя растут волосы на груди?
        Лумумба усмехнулся. Достал из жилетного кармана самокрутку и протянул её Субботе. Тот жадно затянулся. Над рекой поплыл характерный терпкий аромат...
        - Как вы всё провернули? - шеф, забрав самокрутку, тоже затянулся. Выпустил клуб дыма и вернул чинарик брату.
        - Кое что я всё же могу, - буркнул Суббота, выбрасывая крошечную пятку в костер. - Я ж Хозяин Кладбищ.
        - Ты нашел могилу отца.
        - С точностью до полуметра, - гордо кивнул Суббота. - Линглесу знал, что Сердце будет рядом.
        - Продолжай...
        - Нам понадобились деньги. Мно-о-ого денег.
        - Зачем?
        - Чтобы обойти заклятья двенадцати магов. Линглесу предложил прорыть туннель под пирамидой и выйти сразу на могилу. Снизу.
        - Оригинально, - кивнул Лумумба. - Только рыть пришлось бы несколько лет.
        - Линглесу заказал у англичан специальную машину, - сверкнул глазами Суббота. - Проходчик, которым в старые времена копали туннели для метро. Он вырыл подкоп за две ночи.
        - А Сет за это заплатил, - догадался шеф.
        - Англичане запросили полторы тонны Пыльцы, или золота в эквиваленте. Только у Сета было столько. Иначе мы бы обошлись без него... Да не смотри так, братец, я всё понимаю. Только сила - такая штука: один раз попробуешь - всю жизнь будешь мечтать только о ней, - Суббота посмотрел на Лумумбу. - Или я не прав?
        - Поэтому мы и спрятали Сердце, - кивнул наставник.
        - Кто придумал оставить в крипте демона? - перебил Ванька.
        Суббота смутился.
        - Я, я поставил ловушку! Довольны? - мы, все трое, молчали. Что тут скажешь? Подонок - он и в Африке подонок. - Но я не думал, что в неё попадется мой старший брат.
        - Ты сам меня пригласил, - напомнил шеф. - Ты сам, лично, прибыл за мной в Мангазею.
        - Не так всё было, - тоскливо протянул Суббота. - Можешь мне не верить. Но всё было не так...
        
        - Мы хотели задержать Сета, - сказал Суббота. - И я предложил привязать там Гаки. Он тупой, как пробка. Если попытаться отнять у него хоть что-то, хоть столетней давности гнилую кость - не задумываясь лезет в драку. Но я не думал, что у него хватит силенок обрушить ВСЮ пирамиду.
        - Но зачем ты поехал в Москву? - спросил Лумумба.
        Суббота безумно улыбнулся.
        - Понял, что Линглесу кинул меня так же, как мы с ним - Сета.
        - Типичный стукач, - кивнула я. - У нас в банде таким тёмную устраивали. Случайно натыкались в тёмном переулке, и - финку под ребро... Почему ты не предупредил о ловушке? Хотел, чтобы мы в неё попали. Заманивал. Может, у вас с Линглесу тайный сговор...
        - Я забыл! - взвыл Суббота. - Можете не верить, но я просто забыл. Замотался.
        
        ... Попал в Москву - тебя нет. Я туда, сюда - как корова языком. А тут еще этот, в кепке... Лампой в лицо светит: откуда, куда, зачем? Почему не отмечаешься? У нас все маги на учете, а ты - голь перекатная.
        Я и раскололся. А ты бы нет? Он выслушал. Покивал. А потом посоветовал отыскать тебя. Я согласился: в Африку мне, пока Сет жив, лучше было не возвращаться... А про ловушку забыл. Столько всего случилось, что Гаки абсолютно вылетел у меня из головы.
        - Мушхуш - тоже твоих рук дело? - мрачно спросил Ванька.
        - Чем хошь поклянусь: не я это, - Суббота даже не побледнел, а посерел. - Мардук - псих на всю голову. Они с Нергалом устроились в Вавилоне и чувствуют себя там, как Мона-Лиза в Лувре: все смотрят, завидуют, а сделать ничего не могут...
        - Значит, Линглесу и там наследил, - заключила я. - А что? Если он вам с Сетом мозги запудрил, то и Мардуку тоже. Ограбление по-итальянски.
        - Пообещал всем Мертвое Сердце, а сам... - медленно произнес Ванька.
        - А сам не собирался делиться ни с кем. Он всё знал заранее, этот ваш Линглесу. Знал, что ты согласишься помочь. Знал, что Ванька ходит по Нави, как у себя дома... И задумал прихлопнуть всех конкурентов одним махом.
        - Я не хотел вашей смерти! - выкрикнул Суббота и вскочил. - Я только хотел... - он не договорил. Махнул бессильно рукой и отвернулся.
        - Я тебя понимаю, - вдруг сказал Базиль. - Ты мне не поверишь, но я тебя очень хорошо понимаю.
        Суббота только передернул лопатками.
        - Тебе сейчас кажется, что всё кончено. Тебя ищет Сет, тебя хочет убить Линглесу, тебя, наверняка, совсем не рады видеть дома...
        - Дома? - Суббота так и взвился. - Ты ничего не знаешь о том, что твориться у нас дома!
        - Ты прав, - кротко согласился наставник. - Но лично я бы выгнал паршивую овцу, продавшую семью за жалкий серебреник.
        - Что ты сказал? - казалось, Суббота не верит собственным ушам.
        - Что слышал.
        - Значит, всё?
        - На текущий момент - да. А вот когда я разберусь с этим делом...
        Суббота не дал ему договорить. Подошел, плюнул под ноги, а затем повернулся и размашисто зашагал в темноту.
        Мы немножко подождали. Потом еще подождали. Потом я спросила:
        - И что? Вы его не вернете?
        Вместо ответа шеф посмотрел на тёмную фигуру по ту сторону костра.
        - Ты всё запомнила? - спросил он у Гамаюн. Та молча кивнула. - Тогда лети.
        Расправив крылья, птица мягко скользнула в воздух.
        
        - Зачем вы так с ним? - вдруг спросил Ванька.
        - Затем, что так надо, - ответил шеф. - Всё должно идти своим чередом.
        - Это вам карты поведали? - ядовито спросила я. - Переквалифицируетесь в гадалки? А что? Платочек да цветастую юбку - вам очень пойдет...
        Сказала шутки ради, чтобы разрядить обстановку. Но Базиль обстановку разряжать не захотел. Вместо этого схватил меня за ухо и больно дернул.
        - За что? - ухо горело. В горле плескалась обида. Вот так стараешься, веселишь всех, не жалея языка, придумываешь новые приколы... а что в благодарность?
        - Для вас я - Учитель. Глас ангела с небес и истина в последней инстанции. - Развели тут... полное отсутствие субординации.
        - Насчет "истины"... - осведомилась я, растирая больное ухо. - Насколько она последняя?
        Шеф собирался ответить, судя по лицу, что-то нецензурное, но с неба, как проклятье, рухнула Гамаюн. Пулей просвистев между мной и Ванькой, она врезалась в костер, разметала угли и подняла тучу искр. И воткнулась в самый центр пепелища клювом. Лумумба полез её вызволять.
        - Ммм... Тьфу, тьфу...
        - Ты что, с ума сошла? Ты нас чуть не убила! - подскочила я к вороне.
        - Прощения просим. Не рассчитала. Магнитная буря, навигацию нарушает. А вода в брюхе - тангаж...
        - Ты всё сделала, милая? - спросил шеф, отряхивая птицу от пепла. - Он действительно ушел?
        - Как гриб сквозь землю, - кивнула ворона. - Уж я следила-следила, смотрела-смотрела...
        - Тогда можно начинать, - нетерпеливо оборвал её шеф.
        Извлек из жилетного кармашка маленький пузырёк, поставил на ладонь и подул. Пузырёк начал расти, расти, и вырос в пузатую трехлитровую банку. В банке сидел гомункулус - крошечный такой живой человечек. Со сплошь заросшим диким волосом лицом, с фингалом под правым глазом и с золотыми коронками во рту. Одет гомункулус был в вытертые хаки и такую же безрукавку, под которой угадывались синие тюремные татуировки.
        Банка лопнула мыльным пузырём и гомункулус соскочил с ладони Базиля в песок. Он чуть-чуть подрос, но всё равно очень походил на гнома.
        - Я твою маму мотал, я твою сэстлу мотал, я тэбя самого...
        - Повежливее. Здесь барышня.
        - Я твою балышню...
        - Да это я тебя палочкой от мороженного выпотрошу, а из кишок шнурков намотаю, - я показала ему "козу". - Ноздри накинь, шарами стукнись, а потом затухни, гнилушка.
        - Вах, какая дэвушка! Пэлсик, а нэ девушка... Луки убели, да?
        - Ноздри, говорю, накинь!
        - Маша, успокойся. Он больше не будет.
        - Слушай, продай, а? Дэвушка продай! Характэр - бомба! Толко худая... Я её халвой кормить буду. Станэт круглая, красивая... Как ангэл!
        - Я те покажу, ангел. Я тебя сейчас жопой на ботинок натяну...
        - Маша, отойди от него. Сет - наш союзник.
        Мы с Ванькой переглянулись.
        - Это Сет?
        
        Остановило меня от дикого хохота только то, что я твердо знала: над коротышками смеяться нельзя...
        
        - А шо? Нэ нлавится? - бог смерти картинно повернулся вокруг себя. - Пасматли! Кылысавэц-мужчына... Пойдэм, за дюну э? Я тэбя прямо сичас счастливой жэнщыной сдэлаю!
        Голову гомункулуса украшала блестящая лысина, камуфляж казался каким-то обсосанным, обтрепанным и обгорелым. Костяшки пальцев сбиты, ногти обкусаны. На ногах - резиновые сланцы. Из них торчали волосатые и не очень чистые пальцы...
        - Вы нас разыгрываете, Базиль, это не бог смерти, - повернулась я к Лумумбе. - Это хоббит. И даже не маскируется.
        Взгляд коротышки поскучнел, подернулся мутной пленкой, рука скользнула куда-то в недра штанов...
        - Аккуратней, Сет, - Базиль флегматично смотрел себе под ноги. - Хочешь вечность в бутылке провести? - учитель повернулся ко мне. - А ты, юный падаван, не нарывайся.
        - Он сам виноват. Намёки грязные делает...
        - Вах, дэвушка! Какиэ намёки? Чистые намэрэния! Жинюс - царицэй станэшь... Четвэлтой. Или пятой. Челт, нэ помню...
        - А ну... - вперед вышел Ванька. Сет доставал ему разве что до груди. Да и то, если подпрыгнет. - На чужой вершок пасть гнилую не раззевай!
        Сет смерил взглядом Ваньку вдоль, а потом поперек. Глаза его двигались ме-е-едленно и долго.
        - Эт кто? - спросил он уголком рта.
        - Ученик ихний, - мстительно улыбнулась я. - А еще мой жених.
        Как эти слова вырвались, не знаю. Наверное, те бесы, про которых Бабуля говорил, что они людей путают, вот прямо сейчас меня и попутали...
        
        Зато Сет, кажется, проникся. Шаркнув ножкой, подошел к моему напарнику, уважительно пожал его лапищу и так же тихо отошел.
        - Был не прав, - извинился он. - Обещаю загладить, искупить...
        - Ты всё слышал? - перебил, потеряв терпение, шеф.
        Отвернувшись от нас с Ванькой, Сет кивнул.
        - Ты согласен заключить сделку?
        Лицо бога смерти сделалось строгим и простым. В глазах, в осанке, прорезалось величие, а над головой возник призрак оскаленной волчьей головы.
        Лумумба тоже изменился. Сорочка на нем сама собой побелела, в начищенных сапогах отразилась луна, а на бедре качнулся эфес тяжелой шпаги.
        - Согласен, - кивнул Сет и протянул - плюнув на ладонь - руку. Лумумба, не колеблясь, плюнул на свою.
        - Самеди всё равно мне должен, - сказал бог смерти.
        - Я - его старший брат. Значит, могу взять этот долг на себя.
        Сет оскалился.
        - А не пожалеешь?
        - Главное, сам не пожалей, - усмехнулся шеф.
        Глава 7
        Глава 7
        
        Иван
        
        Да, если б не Суббота - фиг бы Линглесу заполучил Мёртвое Сердце. А бвана теперь расхлебывай...
        Последние шесть лет мы с Лумумбой были неразлучны. Мотались по городам и весям нашей необъятной, делили одну корку хлеба и последнюю понюшку. И что характерно: никогда, ни при каких обстоятельствах он не упоминал, что у него есть брат.
        
        Поймав себя на этой мысли, я понял, что ревную учителя. А вдруг он плюнет на всё? На Москву, на АББА, на нас с Машкой... И останется здесь, в Африке.
        
        - Шеф, у вас еще братья имеются? - спросила Машка. - Я хочу сказать, с таким родственником и врагов не надо, и если есть и другие...
        - Геде - мой единственный живой брат, - ответил Лумумба таким тоном, что любой нормальный человек смекнул бы: пора закругляться. Но моя напарница была кем угодно, только не нормальным человеком.
        - А кто правит вашим государством?
        - Моим государством? - удивился наставник.
        - Ну, я так понимаю, ваш папа был королем. А значит, он чем-то правил, верно? И если он уже умер - пустьземляемубудетпухом - а вы старший в семье, значит...
        - Королевством Самбуру правит моя мать, королева Лайлани. Пребывает она в добром здравии, и уходить на покой не собирается, - бвана многозначительно пошевелил на Машку бровями. - А теперь помолчи.
        
        - Нет, ну вы только представьте, - напарница сделала торжественное лицо. - "Его Величество король Лумумба". Звучит?
        - Какая буква в слове " а сейчас помолчи" тебе непонятна?
        - Да я что, я ничего, - Маша ехидно прищурилась. - Просто интересно... - бвана заворчал, как пёс, которому не дают спокойно погрызть мозговую косточку. - А куда это Сет запропастился? Не нравится он мне. Маленький, а сам хи-и-и-трый.
        - Никого не напоминает? - огрызнулся учитель.
        
        - А и правда, бвана, зачем вам этот уголовник? - поддержал я напарницу.
        - Я уехал из Африки двадцать лет назад. Так что о местных реалиях знаю не больше вашего. А Сет - старожил. Он может оказаться полезным.
        - И что вы ему пообещали?
        - Одно желание.
        
        Внимательно рассмотрев наставника, я не обнаружил никаких признаков слабоумия. Хотя речи его и оставляли такое впечатление.
        Но ведь... Но ведь и раньше так бывало: он что-нибудь химичит в тайне от всех, строит планы... А потом - бах! И тишина. Только мёртвые с косами стоят.
        Я что хочу сказать: глубоко уважая наставника, его творческих порывов я просто боюсь. Энергию бваны, да на мирные цели - Антарктиду можно растопить.
        
        - А вы и вправду можете исполнить любое желание? - спросила Машка. - Как волшебная палочка?
        Что-то в её голосе, в выражении хитрой мордочки, говорило о подвохе. Но бвана тоже был тертый калач.
        - Разумеется, - многозначительно кивнул он. - Составляем договор, подписываем кровью. И желание твоё... В обмен на десять лет жизни, - из головы учителя показались витые рога, глаза заблестели желто и глумливо.
        - Ой, да ладно. Мефистофель - не настоящий дьявол, - неуверенно хихикнула моя начитанная напарница.
        - Хочешь рискнуть?
        - Чем больше просишь - тем больше заплатишь, - встряла Гамаюн. - Уж ты-то должна это понимать.
        - А всё-таки, от одного желания я бы не отказалась, - Машка даже причмокнула. - Чтобы тебе клюв запаяли. Представляешь? Ни пожрать, ни покудахтать.
        - Это кто кудахчет? Я тебе не курица! Я - птица Гамаюн. Отличаюсь...
        - Сет идет, - оборвал я ворону.
        
        Он старался подойти незамеченным, но лысина, сверкающая на солнце, как смазанное маслом яичко, его выдала.
        - Эх, спать вполглаза придется, - вздохнула Машка. - Сделка - сделкой, но этому хмырю в спину ударить - что почесаться.
        - Сет по-своему человек честный, - отозвался бвана. - Во всяком случае, пока ему это выгодно. До тех пор, пока мы не найдем Сердце - почти наверняка.
        - На Сета надейся, а сам не плошай, - пробурчала напарница.
        
        ...Песок осыпался медленно и неотвратимо. Он сходил, как снежная лавина с высокогорного ледника. Как водопад, столетиями пробивающий себе путь в скале. Как само время, крупицы которого бесконечно точат стрелки часов. И только неподвластный времени сфинкс молчаливо наблюдает за секундами, умирая от скуки.
        Когда весь песок ссыпался, в гладком боку пирамиды - небольшой, расположенной слева от разрушенной пирамиды Хеопса, - обнаружилась стальная дверь. Огромная, как ворота ангара и ржавая, как брюхо речного сухогруза.
        Рисуясь, Сет вытащил из штанов пульт и нажал кнопку. Стальная плита застонала, как раненый кит, и начала подниматься. Реки песка хлынули вновь и мы поспешно отскочили от входа.
        - Вань, почему он на нас смотрит? - тихо спросила Машка, косясь на сфинкса.
        - Да не смотрит он, - отмахнулся я. - Кажется тебе.
        - Ага, как же. Отвернешься - а он как прыгнет.
        - Обезьяны прыгают. А сфинкс загадывает загадки, - встряла в наш разговор как всегда непрошеная Гамаюн. - Если не угадаешь - ест.
        - Не каркай, - Машка бросила в ворону горсть песку.
        - Да я и не каркаю, - нахохлилась ворона. - Пирамиду свалили - вот он и хочет отомстить. Потому и смотрит: приценивается...
        
        - В сотый раз говорю: не мы это, - я устало вытер пот и шлепнул замурзанный носовой платок на макушку. Хорошо Машке: мелкая, солнце её и не замечает. Лумумбе привычно - он здесь родился. Ворона так вообще железная. У ней тепло в энергию переходит. Всё внимание беспощадного светила достаётся мне... Уши на свежую отбивную похожи, нос - на печеную картофелину. Прямо экспресс-обед в косоворотке.
        
        - Ну и что мы тут забыли? - спросил я великих комбинаторов, осторожно заглядывая в чёрное нутро пирамиды. - Каков план-то?
        - Транспорт, - бросил Сет.
        - Какой еще транспорт? Сланцы-скороходы? Лыжи-невидимки? Будто у бваны в жилетном кармашке этого добра мало.
        - Не кипишуй, пацан. Ща всё будет.
        Горбатым носом, неимоверной волосатостью и наглостью Сет напоминал торгашей с Московской барахолки. Те тоже всё обещают...
        
        В пирамиде было темно, прохладно и пахло железом. Сет пошарил руками по стене. Я напрягся. Вспомнил все те страшилки, что показывали в кино: и как проваливаются полы, и как вылетают копья из стен, и как потолки падают. Вот сейчас как нажмет рычаг, как покатится по желобу гигантский шар...
        
        Включился свет. Пирамида была небольшая, размером с самолётный ангар, и совершенно полая изнутри. Пол покрывали гладкие бетонные плиты, а по потолку тянулся провод с электрическими лампочками.
        И в этом свете...
        - Бвана, мы что, спим?
        - Ух ты! Я таких снов никогда не видела.
        
        Сет наслаждался нашим восхищением, как именинник сливочным тортом.
        - Бвана, смотрите, настоящий Хаммер!
        - А это Феррари, да? Нифига себе!
        - Бвана, бвана, Чайка! Лопни мои глаза. А вот Ламборжини...
        - Бугатти, закопай меня комар!
        М-да, хорошо, что Субботы с нами нет. Он бы рехнулся от зависти.
        
        Машин было десятка три. И все, как одна - новёхонькие, блестящие, пахнущие свежей краской. Некоторых логотипов я не знал. Только те, что помнил по старым журналам, которые сохранились в академии.
        - Да вы маньяк, батенька, - уважительно присвистнул Лумумба. Сет польщенно потупил глазки.
        - Это ж сколько все эти тачки стоят? - Машка с упоением провела ладошкой по хромированному рулю мотоцикла. - А можно послушать, как он ревет? А прокатиться?
        - Сколько стоят - не скажу, - Сет с хозяйским видом облокотился о бок высокого, камуфляжной расцветки, джипа. - Самому страшно. Как вспомню, что пришлось отдать... Одних наложниц - триста душ. И каких наложниц! М-мух - он поцеловал кончики пальцев. Бедра - как дыни, волосы - как... А, да что теперь вспоминать.
        - А может, они не настоящие? - прищурилась Машка.
        - Эй, думай, что гаваришь, да? Как это нэнастоящие? Всё бэз обмана. Сам покупал, сам прятал. Пылинки сдувал, ходовку перебирал, бока полировал. Я в прошлой жизни знаешь, кто был? Лучший автомеханик в Каире, вот кто! А ты гавалишь, нэ настоящие...
        
        - Так каков план? - перебил я, пока Сет не разошелся. - Мы собираемся куда-то ехать?
        - У нас расследование, помнишь? - бвана задумчиво рылся в карманах.
        - А давайте на мотоциклах! Это будет офигенно круто! - встряла Машка.
        Я подумал.
        - Не, лучше на Хаммере. В нём и поспать можно. А на мотоцикле как ты поспишь?
        - Хаммер жрет, как не в себя. Лучше тогда япошку взять. Вон ту, голубенькую. Японцы хорошие тачки делать умели.
        - Ага. И где они теперь? Сплошная Яма Фудзи... То ли дело военная техника! Ничего лишнего, голый функционал.
        Бвана участия в полемике не принимал, но, послушав нас, подошел к тускло-серому Вранглеру и вопросительно посмотрел на Сета.
        - Тут такое дело... - смущенно хмыкнул самый лучший автомеханик. - Баки у всех пустые. И свечей зажигания нету.
        Мы с Машкой переглянулись. Глаза у нас были абсолютно одинаковой круглой формы: нет, ну не дурак ли?
        - Чтобы не украли! - с вызовом закричал Сет. - Только эти жемчужины делают мою жизнь сносной. Если которой не станет - я застрелюсь.
        Машка с каменным лицом протянула Сету пистолет.
        - Без топлива это не жемчужины, а страусиные какашки. А ты - дешевый вуайерист, понял?
        - Да я тэбя...
        Машка показала язык и надменно отвернулась.
        
        - Если нет транспорта, - оборвал бога смерти Лумумба, - Как ты собираешься выполнить свою часть договора?
        - Почему нету? - сразу успокоившись, пожал плечами тот. - Сет сказал - Сет сделал, - и направился к дальней стене, где громоздилось что-то длинное, приземистое, накрытое брезентом. Сдернул его и гордо повёл рукой. - Вот! Шевроле Импала. Металлический корпус. Движок турбо, бак - семьдесят девять и шесть... И еще четыре канистры по двадцать, - голос бога смерти любовно дрогнул. - Берег на черный день.
        - Считай, он уже пришел, - буркнула Машка, проходя к водительскому месту. Открыла дверцу, постояла в раздумьях, закрыла... - А кто поведет? Шеф, вы водить умеете? Потому что этому гомункулусу я не доверяю, - она ткнула пальцем в Сета. Тот возмущенно фыркнул.
        - Не важно, кто поведет, - сказал бвана, основательно устраиваясь на переднем пассажирском. - Хоть бы и ты.
        - Ура! - Машка тут же взобралась на водительское место. - Эй, Сет, ключи давай.
        - Нэ дам. Жэнщина за рулём - прэступнык.
        - Сам ты уголовник мохнатый...
        - Маша, - Лумумба устало потёр переносицу. - Ты умеешь водить?
        - Ну...
        - Тогда слазь и не выпендривайся. У нас не так уж много времени.
        
        В кои-то веки моя напарница послушалась. Угрюмо выскользнув из машины, она открыла заднюю дверь - попутно показав Сету язык - и втиснулась рядом со мной. Гамаюн в машину лезть не стала. Расправив крылья, она взмыла в белесое небо и зависла там зловещим крестиком.
        - Куда едем? - спросил бвана, когда Сет вырулил из пирамиды. Нажав кнопку, он ревниво наблюдал, как опускается железная плита, скрывая от мира его сокровища.
        - В Бумбу, - откликнулся бог смерти, не поворачивая головы. К корешку моему. Если кто чего и знает про Сердце - так это он.
        - Бумба, Бумба... Где это? Что-то я такой страны не помню, - наморщил лоб Лумумба.
        - Бывшая Центральная Африканская республика. Теперь это называется государство Бумба. Со столицей в городе Бумба и королём по имени Бумба... Сечёшь?
        
        Дорога - вполне приличная бетонка - шла параллельно реке. Мы всё время видели на горизонте зеленую полоску.
        Верхушки пирамид давно скрылись за дюнами, солнце палило так, что песок казался прозрачным, как стекло. Над ним стояло зеркальное марево.
        Черная машина прокалилась так, что на капоте можно было жарить яичницу - если б было из чего, конечно. Я сглотнул слюну. Ели мы так давно, что желудок уже и забыл, как это - переваривать. Пить тоже хотелось. Лимонаду, например. Или холодного молока...
        
        Запрет на хождение в Навь ударил по мне больше, чем я думал. И это настораживало: выходит, без магический прибамбасов я уже совсем ни на что не годен?
        Нужно отвлечься. Просто не думать о еде и всё. Рано или поздно мы куда-нибудь приедем. Если бензин не кончится.
        - Вань... - подергала за рукав Машка. - Кто это там?
        Чтобы посмотреть в окошко, пришлось скрючится в три погибели. Маленькие машины делали эти американцы. Пока живы были, конечно.
        
        ...Смотреть пришлось искоса, снизу вверх, так что я долго не мог понять, что там мельтешит.
        
        На одной из дюн, четко вырисовываясь на фоне закатного неба, стояла высокая фигура. С ног до головы, так, что не было даже лица, она была замотана в тряпки - они полоскались по ветру длинными лентами.
        Вокруг, покрывая дюны сплошным ковром, кишели остроухие твари. Они выли, задрав в небо узкие морды - и тем страшнее был этот вой, что мы его не слышали.
        
        - Э, обыкновенные шакалы, - фыркнул Сет, бросив взгляд в зеркало.
        - Не похоже, - поджал губы Лумумба. - Шакалы редко сбиваются в стаи.
        - А еще они крайне редко, почти никогда, не слушаются мумий, - вставила Машка.
        - Нэ знаю, - как-то очень уж небрежно ответил бог смерти. - Мумии-шмумии какие-то... Дэвушка сказок начитался...
        И вдавил педаль газа до упора.
        - Точно мумия! - округлив глаза, возвестила Машка. Глаза её горели, на щеках выступил возбужденный румянец. - А я вам говорила!.. Теперь она будет нас преследовать.
        - Да с чего ты взяла?
        - Месть за сломанную пирамиду.
        Я закатил глаза.
        - И ты туда же! Говорю в сотый раз: пирамиду сломали не мы. Это Суббота - ты же сама слышала!
        - Да-да, конечно-конечно... Но видишь ли: мумия-то думает по-другому. Правда, шеф? А вы мумиями командовать умеете? А с ней поговорить можно будет? Очень хочется знать, как там раньше было. В настоящем Египте...
        - Точно так же там было, - устало пропыхтел я. - Пыльно, жарко и голодно. А таких, как ты продавали в рабство. И в гаремы фараонов.
        - В гарэм такой болтливый дэвушка язык рэжут. Рраз - и тишина...
        - Да я сама тебе сейчас все выступающие части отрежу, - Машка схватилась за ремень, но быстро скуксилась: нож-то она давно выбросила...
        
        - Бвана, - позвал я тревожно. - Они приближаются.
        За нами, растянувшись от горизонта до горизонта, шла гигантская волна. Она клубилась, как и красная пыль под колесами, но в этой пыли можно было различить морды, когтистые лапы и горящие ненавистью глаза.
        - Шакалы, говоришь? - прищурилась Машка на Сета. - Обыкновенные?
        - Может, это Линглесу? - предположил я. - Решил напасть первым...
        Лумумба повернулся к богу смерти.
        - Говори, - приказал он.
        - А чего сразу я? - Сет, кося одним глазом на учителя, вторым всё-таки следил за дорогой. - Может, прав твой падаван. Может, это дружок твоего младшего братишки.
        - Это ты мне и скажи, - спокойно кивнул наставник. - Ты видел Линглессу. Ты знаком с его магией...
        - Да не видел я никакой магии-шмагии. От него Пыльцой даже не пахло.
        - Странно... - бвана поджал губы и сложил кончики пальцев домиком. - Мне показалось, Линглесу - маг исключительной силы.
        - Может и так, - равнодушно согласился Сет. - Я с ним одну дорожку не нюхал...
        
        - Но если это не он, то кто? - перебила Машка. Забравшись на сиденье с ногами, она не отрываясь смотрела в заднее стекло. - Интересно, а покрышки эти шакалы едят?
        - Это не Линглесу, - вдруг заявил Лумумба. - Это вообще не к нам. Это за тобой, Сет.
        Бог смерти как-то весь сморщился, скривился, а потом, ни на кого не глядя, буркнул:
        - Это мой сын. Анубис.
        - Анубис? - удивилась Машка. - Такой собакоголовый?
        - Я сам его учил, - Сет будто не слышал. - И первую дозу дал и первую ломку пережить помог. Мать не выжила, а нам повезло. И всё ведь хорошо шло... Караваны грабили, рабов продавали да камешки собирали... Эх, золотое время! Ну, повоевали, конечно - как без этого? Да только против нас двоих даже Осирис - мелкая шестерка. А месяца два назад что-то случилось с моим сыном. Спортили мне его, понял? Высокомерный стал. Берега совсем попутал. Я к нему по-человечески: так мол и так, сынок. Если какие проблемы - ты только скажи, а уж вместе мы... А он мне: нет больше никаких "нас". Есть бог Сет и бог Анубис. И будет меж нами вечная вражда. Ну, я взбесился. Поймал его, недоумка, голову подмышкой зажал, и по заднице ремнем, ремнем... Думал, поучу отцовской любящей рукой - придет в себя. А он только пуще разозлился. Нукеров своих крикнул и приказал меня пинками из дому гнать. Если б, говорит, не отец ты мне был, я бы тебя прямо сейчас прикончил. А так - иди и готовься. Воевать будем.
        
        - Вот, значит, зачем тебе Сердце, - тихо сказала Машка. - Хочешь сына убить.
        - Не убить, - терпеливо поправил Сет. - А расколдовать. Чтобы мы с ним - как раньше. Где ж это видано, чтоб сын на отца войной шел?
        - Тебе по годам или по алфавиту перечислить?
        - В мире и не такое бывает, - мудро перебил Машку Лумумба. - А вот причину, по которой это случилось, размотать любопытно...
        В крышу бабахнуло чем-то тяжелым. Машка тут же вскинула пистолет, я поймал её за руку.
        - Не стреляй. Это Гамаюн.
        В подтверждение по стеклу забарабанил железный клюв. Открыв форточку, я втянул ворону внутрь. От её раскаленных перьев пахло машинной смазкой и чужим ветром.
        
        За рассказом Сета мы как-то забыли о призрачных шакалах и теперь, оглянувшись, я увидел сплошной вал оскаленных пастей, горящих ненавистью желтых глаз и длинных узких клыков.
        Он набегал на нас стеной, первые пасти уже касались бампера и примеривались жрать покрышки.
        - Ну, сейчас начнется... - изрекла птица и покрепче впилась когтями в сиденье.
        Глава 8
        Глава 8
        
        Иван.
        
        "Импала" под напором тварей заметно просела и замедлила ход. Оглушительно визжали покрышки - Сет выжимал из двигателя всё, что мог. Из-под колёс летели фонтаны пыли, но скорости это не прибавляло. Твари окружили машину со всех сторон.
        В заднее стекло врезалась женщина с телом птицы. Распяленный в крике рот обрамляли черные губы, крючковатый нос нависал подобно клюву. Глаза у неё были по-птичьи круглые и абсолютно безумные. Впившись когтями в крышку багажника, женщина замолотила по стеклу крыльями.
        
        С машиной поравнялся здоровый бугай с головой сокола. Вот он прыгнул, на мгновение руки его стали крыльями, а потом "Импала" содрогнулась - мужик приземлился на крышу. Зловеще заскрежетало железо.
        - Наконец-то нормальное дело, - пробормотала Машка, расчехляя пистолеты.
        Быстро крутя ручку, она опустила стекло.
        - Пыли напустишь, - заныла Гамаюн.
        - Спокуха, хрящ. Болото наше...
        Моя напарница преобразилась. Исчез румянец, скулы заострились, глаза приобрели жесткий металлический блеск. Её движения перестали быть по-детски неуклюжими, а стали точными и скупыми.
        - Вань, подержи меня.
        Она вылезла по-пояс из окна и прицелилась в бугая на крыше. Я ухватил её за ботинки.
        - Этим тварям пули не страшны.
        - Посмотрим, - вытянув руки, она уравновесила качку машины с движением ствола и открыла прицельный огонь. Выстрелы звучали глухо, будто лопались воздушные шарики.
        
        Дорога сделалась хуже. То и дело попадались глубокие трещины, промоины, "Импалу" подкидывало, как на американских горках.
        К моему удивлению, Машке удалось сбить птицеголового. Потом она взялась за гарпию, бестрепетно отстрелив ей крылья. Гарпия завизжала, свалилась с машины и её закрутил песчаный смерч...
        - Держи крепче! - прокричала напарница и вылезла еще дальше. Одним выстрелом сняла тварь, присосавшуюся к колесу, затем выстрелила вверх - раз, другой, третий.
        Лицо у Машки было безразличное и пустое. Как в тире, подумал я. Выстрел - очко, выстрел - очко...
        Лумумба вел себя на удивление тихо. Для него погони как бы и не существовало, он её просто не замечал. Сидел себе и в ус не дул.
        - Давай вторую обойму! - крикнула напарница. Визжали покрышки, свистел ветер, завывали песчаные твари...
        Через пять минут Маша сменила пистолет - швырнув старый на сиденье, где он теперь тихо остывал и потрескивал.
        В окно летел острый колючий песок, он пах кремнием и огнем. Жарко было, как в печке. Одно радовало: мотор Импалы гудел ровно и басовито, словно обожравшийся мёду шмель.
        
        Вопреки моему недоверию к огнестрельному оружию, туча монстров помаленьку редела. Никто больше не запрыгивал на крышу, не колотился головой в стекло, не рвал зубами покрышки, не пытался оторвать двери...
        - Мы победили? - робко спросила Гамаюн, высовывая клюв из-под сиденья. Птица была вся в пыли и остро пахла перегретой проводкой.
        - Так, немножко, - скромно пробурчала Машка, скатываясь в салон и быстро закручивая ручку окна. От неё пахло солнцем, здоровым девичьим потом и ружейной смазкой. - Эх, жалко нет пулемета. Пулемет бы мне сюда...
        - Как это нет? - возмутился Сет. Нам было видно только его лысину и выпирающий из майки-алкоголички потный загривок. Не отрывая взгляда от дороги, он лихо ворочал руль, дергал коробку передач и давил на педали. - В багажнике лежит.
        - И ты молчал! - Машка аж подпрыгнула на сиденье. - Остановись на минутку. Я его достану...
        - Патронов-то нет. Я их в кости проиграл. Крокодилу Себеку.
        - У... - напарница пнула спинку водительского кресла и понуро ссутулилась. - Лучше б ты свою жопу проиграл.
        - Маша, не ругайся, - одернул её Лумумба, но так, по привычке. Без строгости. - Долго нам еще? - спросил он у Сета.
        - Не доедем, - ответил тот, глядя в зеркало заднего вида на красное, как апельсин, солнце. Оно лениво зависло над горизонтом, прикидывая: то-ли рухнуть за край одним махом, как подбитая куропатка, то-ли спуститься медленно и осторожно, как гусь в холодную воду. - Ночь - вотчина Никты...
        - Это та гарпия? - спросила Машка. - Без крыльев она не очень хорошо будет летать.
        - А ей и не надо, - сверкнул глазами Сет. - Она на нас морок напустит, глаза затуманит, в зыбучие пески заведет - сгинем, как миленькие.
        - Ну, не так всё плохо, - беспечно махнул ручкой учитель.
        
        Мы с Машкой переглянулись. Он что, пока мы тут воевали, стоял в очереди за пиццей?
        
        - Бвана, у нас тут как бы проблемы, - осторожно заметил я.
        - Опять ноешь, падаван, - поморщился наставник.
        - Я-то может и ною. Но вы могли бы и помочь, - беспечность наставника начала меня раздражать. - Хочется, знаете ли, хоть куда-нибудь приехать.
        - Хочется, говоришь? - я уж думал, он сейчас меня отбреет, но наставник только забарабанил пальцами по подлокотнику, а затем обратился к Сету: - Эта Бумба... Местность там не слишком изменилась?
        Сет честно подумал.
        - Местность - нет, а так - да...
        Я понял, что Лумумба хочет делать и помотал головой.
        - Не получится.
        - И почему, мой старший падаван?
        - Двадцать лет прошло, вы сами сказали. А если река русло поменяла, или овраг появился. Врюхаемся - очень неаппетитная консерва выйдет.
        - Не учи отца. И баста, - сердито изрек наставник и сосредоточился.
        Конечно, на мои слова ему плевать с Останкинской башни. Когда он меня слушал?
        
        Мысленно перекрестившись, я нашел под рубахой гайтан с волшебным амулетом и вцепился в него, как в спасательный круг. Ну... не попусти, Макаронный Монстр.
        Пустыня вдруг превратилась в стремительно убегающее под колеса коричнево-желтое полотно. С обеих сторон замелькала рыжая неровная стена, и я понял, что это дюны. Воздух завизжал, закрутился вокруг "Импалы" воронкой, а затем всё - дорога, дюны, машина - сжалось в одну точку и исчезло.
        
        Крышку черепа аккуратно сняли, и теперь медленно и методично вгоняли в обнаженный мозг ледяные иголки.
        Сет, выпучив глаза и вцепившись в руль, остервенело давил на газ. Машка застыла с открытым ртом - волосы её взметнулись рыжим пламенем, да так и зависли в воздухе.
        Ворона, затянув глаза пленкой и прикрыв крыльями клюв, притворялась дохлой. В груди у неё что-то отчетливо тикало, всё убыстряя ритм...
        
        Вот не люблю я этого. Каждый раз прошу по-хорошему: не делать, или хотя бы выждать пару минут, дать подготовиться... Хотя, по-опыту, никакая подготовка тут не поможет.
        Иголки тем временем достигли какой-то такой точки в мозгу, в самой его середине, что засвербело всё, до самых пяток. Нервы растянулись до предела.
        Зажмурившись, я заорал.
        
        Уши сразу разложило, воздух перестал выть, а пространство, развернувшись, с грохотом жестяного листа упало на место, став желтым, скучным и до омерзения песчаным. Одно только мешало поверить, что ничего особенного не случилось: солнце вновь, как ни в чем ни бывало, висело над горизонтом, и было оно прямо по курсу.
        - Йу-ху! - завизжала над самым ухом Машка. - Круто! А... что это было?
        Бвана не ответил. Откинувшись на подголовник и сдвинув шляпу на лицо, он мгновенно захрапел.
        - Не буди, - я придержал напарницу за плечо. - Устал бвана... Мы теперь за сотни километров от пирамид.
        - Это как? - глаза у напарницы сделались как медные пятаки.
        - Хозяин создал временную червоточину. Или, как её еще называют, кротовую нору, - перспектива прочесть лекцию быстренько вернула нашу птичку в себя. Я мешать не стал. В конце концов, все эти фокусы-покусы с законами физики она понимает куда лучше... - Если он неправильно рассчитает и создаст мост Эйнштейна-Розена, мы окажемся одновременно во всех точках пространства-времени, вплоть до края Вселенной. Так что хозяину - заметь, чисто мысленным усилием, - нужно вычислить, а затем поддерживать в рабочем состоянии червоточину Морриса-Торна. Кроме того, он должен сделать так, чтобы её дальний конец не оказался ближе переднего, ибо тогда мы провалимся ещё и во времени, и окажемся не только на краю Вселенной, но и сможем наблюдать за её гибелью...
        - Ой, всё, - Машка неосознанно поёжилась. - Как-то попроще нельзя?
        - Попроще... - Гамаюн задумчиво пощелкала клювом. - Являясь персонифицированой сущностью лоа Легбы, хозяин воспользовался своими магическими способностями и перенес нас в нужное место.
        - Так бы сразу и сказала, - облегченно выдохнула напарница. - Надо попросить шефа, как проснется: пусть он Ваньку научит. Правда, Вань? Будешь меня к Ласточке на выходные возить...
        Я содрогнулся. Столь высокими материями я оперировать не умел. Бвана говорит, мне концентрации не хватает. А по мне, так и отлично. Я лучше по старинке, через Навь, голубушку...
        
        Спор между охотницей и вещей птицей, тем временем, продолжался.
        - Кротовины, червоточины... Будто мы в колхозный сад без спросу влезли.
        - А я не виновата, если некоторые законов физики не знают. Книжки надо было читать, а не по помойкам шастать.
        - А какой физикой ты объяснишь мантикору? Или, например, дракона? А самое главное: как он огнем пыхает, а сам не сгорает?
        - Механизм получения высокотемпературной струи... - ну всё. Понеслась.
        Я сполз пониже, умостился в тесном закутке между передним и задним сиденьями и прикрыл глаза. Неизвестно, сколько еще ехать, а слушать, как Машка собачится с Гамаюн сил никаких не было. Взял бы, и выбросил обеих в окно. Так ведь догонят...
        
        Проснулся от того, что прекратилась тряска. И от тишины. Почудилось, что я на своём диване, в нашей с бваной квартире. Он ушел на дежурство, а моя смена еще не скоро. Только диван что-то больно усох. Ни голова, ни ноги не помещаются...
        Я сел, чуть не стукнувшись о потолок, испугался, что усох не только диван, но и вся квартира, запаниковал и наконец-то вспомнил, где нахожусь. Протёр глаза, с хрустом, чуть не вывихнув челюсть зевнул, а когда убрал кулаки...
        Мать моя женщина, что это вокруг?
        
        Начну по порядку. Под колесами теперь была не старая бетонка, а черный, широкий как река Волга, автобан. Я в энциклопедии читал, что так раньше скоростные дороги назывались.
        По обеим сторонам от автобана раскинулись райские кущи - иначе, извините, и не скажешь. Всякие там пальмы, акации, какие-то кусты с громадными, как слоновьи уши, листьями... По этим кущам, резвясь и дурачась, прыгала разнообразная живность. Красно-зеленые попугаи размером с хорошего индюка, белки какие-то полосатые, обезьяны - завидев "Импалу", они поворачивались и глумливо виляли красным задом. Я краснел. Животная ведь, а всё туда же...
        
        Среди зелени белели домики, вполне себе приличного вида. По правде сказать, домики эти больше походили на виллы. Или дворцы. Они плавно взбирались на невысокие холмы, в сверху раскинуло павлиний хвост изумрудно-лазурное, как море в ясный летний день, небо.
        Я открыл окно. Воздух пах так, будто его только что выпустили из кондитерской и побрызгали духами. Апельсины и жасмин - это всё, что я смог разобрать. Ну, еще ваниль: как-то стоял я в карауле на ассамблее в Кремле. Так там гостей ванильным кексом угощали. А я запах запомнил...
        Шины по этой благодати шуршали, как прибой ясным полднем, движок мурлыкал, как котенок, так что птичье пение, крики обезьян и шелест ветра сливались в прекрасную музыку, которую, по слухам, положено слушать праведникам на пороге рая. Ну, не знаю... По мне, шкворчание фрикаделек а-ля Карлеоне гораздо интереснее...
        
        Будто мы угодили на роскошный курорт, какие бывали до Распыления - нам такие в кино показывали, в рамках исторического семинара.
        Аж страшно сделалось.
        
        - Бвана, вы уверены, что мы не провалились в прошлое?
        - Скорее, в будущее, - буркнул Лумумба. Он задумчиво глядел перед собой, положив подбородок на набалдашник трости. - Ничего не узнаю. Не так тут всё было...
        - Не прошлое и не будущее, - чуть повернул в мою сторону голову Сет. - Самое настоящее.
        - Это меня больше всего и пугает, - вздохнул бвана.
        - А... Где Машка? - я только сейчас понял, что нахожусь на заднем сиденье в гордом одиночестве. Ни Гамаюн, ни напарницы рядом не было.
        - На крыше. Наслаждаются видами, - пояснил Сет. - Хоть уши от них отдохнут...
        - А это что? - в углу я заметил кучу влажных листьев. Под ними оказалась связка бананов, несколько громадных, с мой кулак, волосатых кокосов, еще что-то яркое, красно-оранжево-желтое.
        - Это тебе. Маша насобирала, - не поворачивая головы, откликнулся наставник. - Только почистить не забудь.
        - А вы? - чавкая третьим по счету фруктом, я наконец вспомнил о вежливости.
        - А мы уже, - небрежно отмахнулся Лумумба и вновь уставился в окно.
        
        
        Бумба... Всё государство утопало в цветах, флагах и белозубых улыбках. Народу - тьма, и все чёрные. Но разные: одни - сухие и мелкие, как обожженные головешки, обернутые материей - у нас в Москве такие ситчики домохозяйки на занавески берут.
        Другие - высокие и поджарые, как жирафы. В белых, до самого полу, распашонках и крошечных шапочках.
        Третьи - и их большинство - одеты обыкновенно, как люди: в драные шорты и растянутые футболки. Но с раскрашенными лицами и множеством черных жестких косичек.
        Стоял оглушительный гвалт - местные шумно и весело общались.
        
        - Это мы удачно зашли, - Сет, скаля зубы, потирал волосатые лапки. На наш немой вопрос он картинно задрал брови и обвел бурлящую толпу хозяйским взглядом. - Праздник трех "Б"! Вся Африка собралась...
        
        Машину оставили на оплачиваемой и охраняемой стоянке. Среди богатых сородичей наша "Импала" смотрелась крошечкой-хаврошечкой. Бога смерти аж трясло, когда мы топали вдоль ряда чужих хромированных красавцев. Но приходилось держать себя в рамках: за тачками зорко следила охранница. В бронированном лифчике, короткой юбке из кожи носорога и с крутым, как вареное яйцо, выражением лица.
        
        - Что такое три "Б"? - спросила напарница, когда мы пристроились в хвост длинной очереди, которая вливалась в широко распахнутые ворота: согласно традиции, гости должны представиться и вручить дары правителю Бумбе.
        - Не, ну вы внатуре с Урала... - Сет закатил глаза. - Таких элементарных фишек не рубите...
        - Праздник трех "Б" является главным событием года для всего континента, - пока наш бог смерти щелкал варежкой, инициативу гида перехватила - кто бы сомневался? - Гамаюн. - Он включает в себя Большие Бега, Большой Базар и Большую Игру.
        - Не много ли "Б" для жопы мира? - Машка презрительно надула губки. На входе во дворец её вежливо принудили расстаться со всем оружием. Вытряхнули даже крошечный ножичек из каблука, и напарница никак не могла пережить трагедии.
        - Сама нэ видэла, так и нэ гавали, э? - почему-то при общении с Машкой Сет включал дикий арабский акцент.
        - А на что тут смотреть? Ну, город. Ну, небоскребы. Конечно, впечатляет, но по сравнению с другими столицами... - пожала плечами великая путешественница по городам мира.
        - Не скажи, - отринув меланхолию, бвана с интересом крутил головой. - Двадцать лет назад здесь было три хижины и один загон для свиней. Бедность такая, что вместо обуви носили резиновые автопокрышки на веревочках.
        - Ага, а вместо одежды - мешки для мусора?
        - И такое бывало, - с каменным лицом кивнул Лумумба. Конечно, когда не удавалось подстрелить леопарда.
        - Вот и я об том же, - горячилась напарница. - Какая, к свиням, бедность? Жратва сама с деревьев падает. К тому же - лето круглый год. Чудо-остров, чудо-остров... Да здесь макаки толще кабанов!
        - Бывает так, что бедность духовная превалирует над материальной, - встряла Гамаюн, взлетая ко мне на плечо.
        - Ой, хоть ты заткнись, - махнула на неё Машка. - То же мне, исполин духа.
        - Расскажи подробнее про праздник, - попросил я, опасаясь очередной словесной баталии.
        - Ну что праздник? - Гамаюн переступила лапками. Я крякнул. - Во-первых Базар. Здесь заключаются Сделки, - последнее слово она произнесла с благоговейным придыханием. - Главы государств, племен, корпораций и организаций прибывают в Бумбу для того, чтобы обменяться торговыми и военными обязательствами, заключить мир, объявить войну...
        - Кому? - тут же заинтересовалась Машка.
        - Кому угодно. Даже собственной теще. Здесь такими делами ворочают...
        
        Пройдя через ворота, мы оказались в лабиринте крытых пальмовыми листьями хижин, фонтанов и бассейнов с золотыми рыбками. Всё здесь было новым: выложенные цветными изразцами колонны, посыпанные тончайшим белым песком дорожки, даже круглые хижины, выполненные в элегантном этническом стиле, выглядели так, будто их построили вчера.
        На лёгком ветерке полоскались флаги золотисто-коричневых, синих и красных расцветок, их оттеняла отмытая до блеска зелень пальм и других растений, названий которых я не знал. Повсюду росли громадные кусты с белыми, розовыми и желтыми цветками, похожими на розы, только маленькими и собранными в грозди. Умными глазами провожали попугаи - Гамаюн им подмигивала, но пока безуспешно.
        - Ну и как тебе здесь? - спросила тихо Машка. Она, как всегда в моменты наивысшего волнения, поймала мою руку. Наверное, со стороны мы выглядели, как Пятачок с пережравшим анаболиков Винни-Пухом...
        - Не нравится, - честно ответил я. - Слишком всё блестит. Так не бывает.
        На всю Москву, новым был только ковёр в кабинете товарища Седого. А от местного великолепия у меня рябило в глазах. И возникало непривычное желание что-нибудь стырить.
        
        Очередь выглядела, как отдельное мероприятие: я так понимаю, большинство сделок и договоров - заключалось именно здесь. В ожидании лицезрения Бумбы, Великого и Ужасного.
        Сет постоянно с кем-то здоровался, перемигивался или обменивался малозаметными жестами. Он себя чувствовал, как карась, которого бросили в садок с мальками. Время от времени он куда-то исчезал. Один раз вернулся минут через пять, хитренько потирая руки и ухмыляясь - явно провернул что-то мерзкое. В другой - я уж думал, бог смерти и вовсе почил в бозе...
        
        Увидев в толпе группу очень маленьких и очень черных людей, Сет как-то усох, съёжился и попытался спрятаться за мою спину. Но, когда пигмеи подошли - каждый в крошечной набедренной повязке и с острым на вид копьем - растворился. Оглядываюсь - а Сета нет. Как корова языком.
        Машка, заметив вооруженных людей, собралась возмутиться - у неё, значит, пистолеты отобрали, а им можно? Я еле успел заткнуть ей рот ладонью. А бвана доходчиво объяснил, что маленькие черненькие дяденьки - местная охрана. Или полиция - кому как нравится. Напарница стухла: отношения с полицией у неё никогда не складывались...
        
        - ...После Магических войн король Бумба объявил государство свободной зоной, - вещала Гамаюн. - Здесь находятся самые крупные банки, самые фешенебельные отели и самые популярные казино. Преступления - с применением магии или без оной, - жестоко преследуются. Наказание одно: смертная казнь. Не важно, царь ты сопредельного государства или мелкая шушера, покусившаяся на чужую драную накидку.
        Машка довольно хмыкнула: смертную казнь она одобряла. Дешево и сердито.
        
        В воздухе носились крошечные, не больше шмеля, птички - одна нагло уселась мне на ладонь и больно клюнула в палец.
        Давить мерзавку не посмел: пребывал под впечатлением смертной казни...
        
        - Главное бабло здесь делается на ставках, - продолжила заполнять пробелы в нашем образовании ворона. - Большая Игра - важнейшее мероприятие года. Команды стекаются со всей Африки. Игроки - национальные герои, цвет нации. Краеугольный камень экономики... Попасть в команду - честь, достойная богов.
        - А кто эти клоуны с раскрашенными лицами? - перебила Машка.
        - Фанаты, конечно, - не смутилась Гамаюн. - По цветам различают принадлежность к разным командам. Они продают майки, шарфики и бейсболки. А горячие сосиски в тесте и попкорн берут на откуп семьи игроков - надо же как-то оплачивать медицинские счета...
        - Кучеряво устроились, - хмыкнула Машка. - И жратва, и золотых рыбок немерено - черпай ковшом, да желания загадывай... - Эй, а тот толстый дяденька кто?
        
        В тени павлиньих опахал, под беломраморным портиком, восседал человек-слон. У него были громадные уши и серая, в морщинах и складках, кожа. В хоботе человек-слон держал бутылку виски.
        Длинная цепочка людей дефилировала мимо. Кланяясь, оставляя дары - кучи всякой всячины были навалены вокруг трона - и двигалась дальше, к накрытым столам.
        Слон милостиво кивал подданным и ритмично, не отвлекаясь ни на минуту, отхлебывал из бутылки.
        
        - Толстый дяденька с головой слона - это Бумба, - поведала ворона. - Единовластный диктатор и тиран местного населения. Альфа и Омега государственных законов, главный держатель акций Большой Игры и владелец самой популярной команды.
        Тиран и диктатор в этот момент с трубным шкворчанием всасывал последние капли из бутылки. Затем, перевернув сосуд вверх дном, исследовал на просвет, заглянул внутрь одним глазом, и наконец с сожалением отбросил. Печально оглядел кучи даров, переключился на придворных - вдруг кто-то из них догадался захватить еще одну бутылку... И наткнулся взглядом на нашу живописную группу.
        
        Увидев Лумумбу, король фыркнул в сторону пигмея с длинным, выше головы, копьем. Тот незамедлительно поскакал к нам.
        Мы с Машкой притихли - взгляд, которым его величество одарил нашу компанию, не внушал ничего хорошего. И Сет, как назло, куда-то запропастился... Интересно, а темницы у них есть? Я уже привык, что в любом новом городе нас первым делом бросают в темницу. По крайней мере, выспаться можно...
        Провентилировать этот вопрос я не успел: пигмей подошел к Лумумбе и, сложив руки лодочкой перед ртом, на чистейшем русском сказал:
        - Принц народа Самбуру М'бванга М'бвеле! Король Бумба выражает радость по поводу твоего Присутствия на его Празднике, - заглавные буквы в его речи звучали так, будто их только что отчеканили. - Король Бумба Приветствует Тебя в своём Доме, как родного Брата. И Приглашает Напиться до Розовых Слонов.
        Глава 9
        Глава 9
        
        Иван
        
        - Вань, Вань, а это что?
        - Кажется, перепелка. В кокосовом молоке.
        Лениво откусив, я откинулся на подушки. Мясо таяло во рту, даже жевать не надо. Аромат такой, что один раз нюхнув, можно спокойно умереть - всё равно ничего вкуснее не попробуешь.
        - Вань, а это?
        - Папайя. Или маракуйя. Не помню...
        Икнув, я потянулся к калебасу с пальмовым вином и сделал глоток. Половина пролилась на пузо, вымочив рубаху. Одёжку было жалко: шелковая, расшитая цветами и попугаями - у меня такой красоты никогда не было.
        Равнодушно поковыряв огромное блюдо с фруктами, Машка выудила громадную сливу и запустила ею в Гамаюн. Та даже не пошевелилась. Ворона лежала на пузе, блаженно раскинув крылья и вытянув лапки. Железный клюв утопал в блюде с глазными яблоками.
        Поначалу, увидев это, я ужаснулся. Это ж скольким зверушкам пришлось насильно расстаться с органами зрения? Но потом успокоился. На блюде лежали улитки. Кажется. Глаза, насколько я помню, не такие твердые. Во всяком случае, пока свежие...
        Какая-то мысль не давала расслабиться окончательно. Она, как надоедливый комар, зудела в ухе, скребла мозг крошечными колючими лапками, но постоять минутку спокойно, чтобы дать себя разглядеть, не хотела.
        - Вань, а ты финики в меду пробовал? - спросила напарница, и мысль опять юркнула в щель между полушарий.
        - Ага.
        - А халву?
        - Тоже.
        - А тебе какая больше понравилась: арахисовая, или с изюмом?
        - Не знаю. Я ничего не чувствую, - я вновь хлебнул вина, пролив на себя добрую половину калебаса, но даже огорчиться по-настоящему не смог. Лень было.
        
        Признав в Лумумбе брата, Бумба отнесся к нам с Машкой, как к родным племянникам. Слюняво облобызал тёплым и мягким хоботом, одарил новой, никем не надеванной одежкой, приставил мамок-нянек и усадил пировать.
        Наставника он забрал с собой. О чем-то они спорили... Причем это что-то напрямую касалось нас. Вроде бы. Если я ничего не перепутал...
        Тогда мне на это было наплевать. Я был голодный, злой, и ни о чем, кроме жратвы, думать не мог. А всё потому, что этой жратвы вокруг было завались. Прямо на площади перед Домом Танцев - так называли хижину, в которой проходил устроенный Бумбой банкет - жарили на вертелах кур, поросят и даже целых быков. Кто угодно мог подойти, и ему тут же, ни капельки не жадничая, отрезали громадный, сочащийся розовым соком ломоть.
        Рядом с вертелами высились целые груды печеного батата - это у них так картошку зовут; лепешек и фруктов тоже завались - целые корзины. Калебасы с пальмовым вином были сложены в аккуратные горки, и издалека выглядели, как пирамиды из отрезанных голов.
        Словом, подходи кто хочешь, и бери что хочешь...
        Пахло вокруг так, что мозг у меня просто отключился, передав бразды правления желудку и вкусовым сосочкам. Если б мне в тот момент предложили продать Родину, отца Дуршлага, любимого учителя и Машку за жареного поросёнка - я бы продал.
        
        Сейчас, возлежа среди мягких подушек и сыто цыкая зубом, я лениво наблюдал за танцами. Оркестр располагался неподалеку, на отдельном возвышении, играли в нём сплошь мартышки. Без устали, час за часом, они наяривали веселые мелодии, а подданные короля Бумбы выделывали зажигательные, и не лишенные изящества кренделя.
        
        - Кучеряво живут, - завела свою шарманку напарница. - А ну как дракон? Спалит ведь этот соломенный рай одним пыхом. Что они тогда делать будут, а?
        - Расслабься, они все маги, - сказал я. - Им твой дракон - что больная курица.
        - Круто... И почему они не дохнут?
        Я понял, что Машка имеет в виду: процент спылившихся здесь был чрезвычайно низок. Фактически, он стремился к нулю.
        - Тайна сие великая есть, - глубокомысленно изрек я.
        - Мечта идиота, правда? - съехидничала напарница. - Чтоб у тебя всё было, и ничего за это не было...
        - За всё надо платить.
        - Ну естесс-но, - кивнула Машка. - Только всем добро, да не всякому - польза...
        
        ...Вдоль стен круглого, будто вырезанного стаканом, зала толпились сановники Бумбы. Наряженные в разноцветные распашонки, они походили на стайку общительных шимпанзе. Благородные седины государственных деятелей венчали короны из попугайских перьев, а к ушам, наподобие серег, были подвешены свои, личные, предметы власти: у одного - ручной кассетник, работающий, между прочим; у другого - смартфон, у третьего - ноутбук...
        
        Троном королю Бумбе служил диван. Я, как увидел, даже глаза протёр: нет, не ошибся. Обычный диван, обитый коричневым дерматином. В кабинете Товарища Седого такой стоит. На нем еще полочка с фарфоровыми слониками - один другого меньше...
        Этот диван мог похвастаться всего одним слоном, зато очень большим. Он возлежал среди водопадов львиных, леопардовых и зебровых шкур. Рядом, как линкор среди рыбацких шаланд, маячила охранница. В настоящем шлеме с прибором ночного видения, бронике и высоких шнурованных сапогах.
        Из-за спины военной дамы торчало дуло штурмовой винтовки, в крепком кулаке было зажато копьё. Тот факт, что кроме самой дамы под броней ничего не было, похоже, никого не смущал... Жара в Доме Танцев была плотной и душной. Она окутывала как влажное, липкое от пота одеяло и давила, как гора матрасов. Я принялся было за разработку идеи запасать тепло в аккумуляторы, как электричество, а потом продавать в страны с холодным климатом. Но бросил: жарко...
        
        По национальности король, как я уже говорил, был слоном. Низ круглого, как дирижабль, живота Бумбы украшала более чем скромная набедренная повязка, а лицо, за неимением, уж простите, другого слова, - крошечные очки в золотой оправе. Глазки за прозрачными стеклами были маленькими, цепкими и совершенно трезвыми.
        Из кучки мелковатых подданных его величество вздымался, как серая, облитая маслом гора. Только телохранительница чем-то напоминала своего могучего властелина. Может, приходились ему родственницей или даже клоном - а чего? После небоскребов и автобанов я и генной инженерии не удивлюсь.
        
        Сила клубилась вокруг Бумбы, словно голубоватое облако. Когда он выпускал воздух из могучей груди, запах корицы шибал, как из пушки. Всё здесь - от одежды и еды до ковриков под ногами - было пропитано коричным запахом. То и дело на разных концах зала я чувствовал возмущения и завихрения магии...
        - Не вздумай открывать Завесу, - напомнила Машка.
        - Да я и не собирался.
        - Врёшь. У тебя пальцы шевелятся.
        Я смутился. Кругом было столько магии, что не применять её становилось всё трудней. Завеса хлопала, как беспризорный ставень на ветру. Народ шастал туда-сюда, словно через невысокий порожек между комнатами - при условии, что одна из них невидима и находится в шестом измерении.
        Для нас, выросших на скудном северном пайке, принятие Пыльцы, открытие Завесы, использование Силы, которую даёт Навь, было Действом. Невероятно сложным, опасным и ответственным Процессом, которому нужно долго учиться.
        Здесь же... Казалось, эти люди живут магией. Она была у них в крови, в костях, и что самое главное - в сердце. Ворожбу они творили всей душой. Широко, свободно, и не задумываясь о последствиях.
        Как алкаш, который знает, что печень по-любому через месяц накроется...
        
        Бвана говорит, цена всегда выше, чем мы можем себе позволить, и мой личный жизненный опыт это подтверждает. Но разве вредно мечтать о том, чтобы зарабатывать столько, сколько тратить?
        
        Меж лопаток зачесалось. Обернувшись, я приметил давешнего собутыльника, а с недавних пор - моего лучшего друга. По-совместительству - капитана команды фаворитов, а по национальности гориллу.
        Сейчас гориллы завтракали. Сосредоточенно уничтожая горы бананов, апельсинов и громадных пучков зелени, запивая это всё питательными коктейлями из перемолотых жучков и червячков, они напоминали мини-заводики по изготовлению кабачковой икры.
        Заметив, что я тоже на него смотрю, капитан улыбнулся, закатав верхнюю губу и обнажив широкие желтые зубы. Я помахал ему в ответ.
        Хорошие мужики эти гориллы. И пить умеют...
        
        Время от времени к капитану подходил один из сановников Бумбы и, изящно помахивая в воздухе половинкой кокоса с воткнутым в неё зонтиком, толкал прочувствованную речь. Речи были на удивление однообразны: гориллам желали победы в предстоящей Игре.
        
        ...Игра, игра... Почему именно это сочетание звуков свербит особенно неприятно?
        
        Дальше по курсу возвышался помост, на котором восседали крошечные молчаливые люди. Они носили белые чалмы, беспрерывно курили и ловко жонглировали острыми на вид пиками. Гамаюн, пока не окосела от счастья и выпитого вина, объяснила, что это - Погонщики Слонов. Именно так, с большой буквы. Самые почетные гости на празднике - кроме самого Бумбы, конечно.
        Они участвуют - или осуществляют - слоновьи бега. Для этого здесь, неподалеку, построили громадный стадион, мы видели его, когда проезжали мимо.
        Стадион был самым большим сооружением в городе, да и во всей Африке. А может, и в мире... Из городских построек он торчал, как кит из стаи селедок. Стадион был Центром Вселенной и Замковым Камнем Мироздания. К нему притягивались все взгляды и помыслы - как к машине, которая бесконечно производит тянучку.
        Слоновьи жокеи, в отличие от горилл, были людьми серьезными. На брудершафт ни с кем не пили, пьяных песен не орали и среди общего разгула и веселья выглядели скучно.
        Самих слонов нам не показали: жутко дорогие породистые бегуны содержались в отдельных апартаментах при стадионе.
        Я еще подумал: Бумба намеренно стал слоном - символом Большой Игры, или же Бега учредил в честь себя, Великого и Ужасного?
        
        - Вань, а сколько мы уже здесь? Трое суток или четверо? - сбила с мысли напарница.
        Я честно задумался. Мы ели, плясали, пили... Опять ели и плясали... Затем немножко спали - не нарушая общего веселья, - и всё заново. Король, правда, время от времени куда-то уходил. При ходьбе его огромные уши и круглый живот величественно сотрясались в неспешном, покачивающемся ритме. За ним следовала его черная валькирия - копьё наголо, винтовка к бою. Капитан горилл, кстати, шепнул мне на ухо, что валькирия - жена Его величества. Главная её задача - охранять супруга и властелина. Ну а еще - продолжить королевскую династию...
        Тяжелая работа, это самое королевствование. Даже в праздник не расслабишься.
        
        - Эй, я тебя спрашиваю: сколько мы уже здесь? - мысли вновь начали скользить в неспешном ритме барабанов, по которым расслабленно била обряженная во фрак мартышка, но Машка безжалостно вернула меня к реальности, толкнув в бок. Бок спружинил на удивление мягко, будто внутри были не ребра, а поролон...
        - Да не знаю я. Дня три. Может, четыре. Какая разница? Кормят, поят - чего тебе не хватает?
        - Да ничего, - Машка потянулась за очередной виноградной гроздью. - Только, помнится, шеф заключил с Бумбой пари... И срок его истекает ровно через пять дней с нашего приезда.
        Я наморщил лоб и стал с усилием проворачивать мысли в голове. Как фарш в мясорубке, право слово: ни одного связного кусочка. Мозг напоминал бутерброд с салом: снизу - сухой и ноздреватый, а сверху - жирный, липкий и не блещет сообразительностью.
        
        - Что-то там про Игру, - добавила Машка.
        - Может, они спорили, кто победит? - выдал я гениальную мысль.
        - Здесь все спорят, кто победит, - отрезала Машка. - На этом вся Африка держится.
        И тут мысли, столько времени ускользавшей, подобно крысиному хвосту в глубокой норе, надоело прятаться. Взяв в лапки ярко-красный флаг, она взобралась на самую высокую извилину, и замахала им что было сил.
        - Игра! - сев почти прямо, я схватил Машку за запястье. - Ставки!
        - Ну да, я так и говорю... Это называется бизнес, Ваня.
        - Да знаю я! - мысль, помахав флажком, благополучно скрылась. - Какие ставки делали бвана и король? На что они спорили?
        - На что спорили-то? А на тебя, - напарница метко плюнула виноградной косточкой мне в глаз. - Если проиграем - мы выметаемся из Бумбы, а ты остаёшься здесь. Шеф всем хвастается, направо и налево, какой у него ученичок произрос - послушный, да исполнительный... Вот король и обзавидовался. Подари, - говорит шефу. А тот: не могу, уж очень ценный экземпляр, сам видишь. А король: - тогда продай. А шеф: - я как бы против рабства. А король: тогда давай меняться...
        - Издеваешься?
        - Ну почему же? С Субботой шеф на тебя спорил? Спорил. Почему с Бумбой нельзя?
        Я прикрыл глаза и откинулся на подушки. С Машкой всегда так: непонятно, шутит она или нет. Если шутит, тогда ладно. Ха, ха, малиновые штаны - три раза "ку"... А если нет?
        
        Бвана в последние дни и не так чудил. А вдруг он и вправду поспорил с Бумбой? Как резонно заметила Машка, с Субботой он же поспорил... Да нет. Не может быть. Не оставит он меня среди дикарей и людоедов... Я в этом почти уверен.
        Машка беззвучно покатывалась со смеху. У-у-у, язва. Я подумал: с тех пор, как она у нас на стажировке, я перманентно балансирую на грани нервного срыва. Лумумба, кстати сказать, тоже: никто и никогда не перечил ему столько, сколько наш младший стажер.
        Надо спросить у бваны при случае: зачем мы подписались на эти галеры?
        
        Так, надо сосредоточиться. Помоги Макаронный монстр, сними завесу с разума... И зачем я столько пил? Сначала - с Гамаюн, кто кого перепьет. Затем - на брудершафт с гориллой. Потом я пил еще с кем-то, всего лиц в памяти мелькало десятка два... А что же было до этого?
        В голове вдруг прояснилось - Макаронный благодетель услышал молитву. Возник образ спокойного, улыбчивого Бумбы. Рядом вьётся Сет: что-то нашептывает королю в огромное ухо... Ай да бог смерти! Поймаю - собственными руками придушу.
        
        Игра. Бвана поспорил с Бумбой на то, что неслабо нам будет сыграть в этой ихней игре.
        
        Я бросил обреченный взгляд на команду горилл. Все красавцы удалые, великаны молодые... Двухкратные чемпионы по обнимашкам.
        Ну ладно, ну хорошо, - я попытался успокоиться. - Гориллы - фавориты. Наверняка другие команды им уступают - в росте, весе, способности одним движением засунуть голову противника ему же в трусы... Если мы просто выйдем на поле...
        - Кстати, мы должны победить, - вставила Машка.
        - Кого? - тупо спросил я.
        - Всех. Чтобы ты и дальше услаждал наши с шефом взоры своей персоной, мы должны победить в Большой Игре.
        
        Инфаркт со мной не случился только по причине хронического ожирения сердца.
        
        Я немножко полежал, глядя в круглый потолок Дома Танцев. Перед глазами пробегали, одна за другой, перипетии нашего неожиданного, нелепого путешествия. Ну зачем, зачем Товарищ Седой отправил нас в Африку? Почему нельзя было на Северный Полюс? В Антарктиду, на худой конец. Говорят, пингвины - милейшие создания. Питаются одной рыбой и совсем, совсем не интересуются магией.
        Дурные предчувствия шевелились в душе, как улитки с холодными липкими ножками.
        
        Приподнявшись на локтях, я попытался найти взглядом тирана, диктатора и жестокого самодура, моего драгоценного учителя. С третьего раза нашел...
        Обряженный в белую распашонку, неизменный жилет и вышитую шапочку, он о чем-то беседовал с Бумбой, сидя у трона короля в небольшом, но чертовски удобном на вид кресле. В одной руке бвана держал сигару, в другой - хрустальный стакан с жидкостью цвета чая...
        Поймав мой взгляд, наставник подмигнул и отсалютовал рукой с сигарой. А затем отвернулся так, словно тут же забыл о моём существовании.
        Я решительно вскочил. В своём воображении... На деле медленно, переваливаясь, как беременный бегемот, опрокинув по ходу блюдо с соловьиными язычками в подливке из птичьего молока, сполз с подушек и наконец взгромоздился на ноги. Постоял, покачиваясь, совмещая линию горизонта с уровнем зрения, а затем уж рванул через зал к бване.
        
        Перед тем, как подойти к королевским особам, пришлось перевести дух - небольшая пробежка вызвала на удивление сильные колебания в области живота.
        Одышливо вздыхая, я раскорячился позади кресла Лумумбы, чем вызвал неудовольствие у черной феминистки с копьем и винтовкой. Загородив роскошным телом супруга и повелителя, она наставила на меня копьё и закричала высоким пронзительным голосом:
        - Перед троном не стоять! Отойти от трона!
        Я только махал руками, силясь показать, что не гожусь в террористы.
        - Ска-а-апление перед троном прекратить! Линию обстрела не загораживать! - не верила мадам в бронелифчике.
        
        Поспешно откатившись назад, я нечеловеческим усилием воли взял себя в руки. И уже отсюда, издалека, жалобно позвал:
        - Бвана...
        Лумумба медленно обернулся. Сделал вид, что удивился - палец могу дать на отсечение, он прекрасно всё слышал - а затем коротко спросил:
        - Чего надо?
        - Чего надо? - завелся я. - Да, в сущности, ничего! Так, кражу века раскрыть - но это мелочи. А еще, мне тут сказали, завтра у нас игра, а что это такое - ни сном, ни духом... Кроме того, птичка на хвосте принесла, что спорили вы на меня - своего преданного, безропотного, послушного ученика... А в остальном - всё хорошо, прекрасная маркиза. Сидим, коньяк глушим, финиками закусываем и косточки в придворных плюём. Не жизнь - сказка.
        Дождавшись окончания моего экспрессивного спича, наставник с сожалением отставил стакан - столиком ему, между прочим, служила спина ядреной молодой служанки в бусах и юбочке из травы - и, кряхтя, поднялся. Уставил на меня полный мировой скорби взор и тяжко вздохнул.
        - Ну что ты орёшь, как изменник родины? Али не кормили тебя жареными лебедями, не поили молочными киселями? По усам текло, да в рот не попало? Скучно тебе, добру молодцу, и силушку не с кем потешить? Так я схожу, распоряжусь... - он кинул значительный взгляд на команду горилл.
        - Да ладно вам, бвана, - я не на шутку испугался, что он и вправду заставит меня прямо здесь и прямо сейчас бороться с гориллами. - У нас серьезные проблемы, - я понизил голос. - Вы других игроков видели? Да что вы!.. А вот я с ними пил. Раскатают они нас, словно Пересвет Кочубея.
        - Ну, не переживай так, - утешил Лумумба. - Мне птичка тоже кое-что на хвосте принесла. Только я тебе не скажу. А то сюрприза не получиться.
        - Да я вашими сюрпризами сыт по горло! Что ни день - новое, прости господи, приключение. Наворотите делов, а расхлебывать кому? - схватив наставника за грудки, я его хорошенько встряхнул. Попугаи, вышитые на жилетке, захлопали крыльями и сердито защелкали на меня клювами.
        - Спокойно, падаван. Сопли не распускай, от них дрозофилы заводятся, - одернув жилетку, Лумумба успокоил попугаев. - Когда, ты говоришь, игра?
        - Завтра, бвана. Завтра.
        - Ну не сегодня же, - он похлопал меня по груди. Звук получился, как по пустой бочке. - Созывай команду. Тренироваться будем.
        Глава 10
        Глава 10
        
        Иван
        
        - Главное правило Большой Игры... - ворона почесала клюв. - Нет никаких правил.
        Мы с напарницей переглянулись.
        - Что, выходим на поле и мечемся, как сумасшедшие? - спросила Машка.
        А я про себя подумал: всегда есть правила. В колдовстве, в любви, в мирной жизни и на войне... Значит, и здесь без правил не обойдется.
        - Никто никуда не мечется, - возразила ворона, а я посмотрел на Лумумбу.
        Учитель, с удобством развалившись в бамбуковом кресле, уже прикладывался к серебряной фляжке. Будто его это всё не касалось. Будто его здесь и вовсе нет. Может, наставника заколдовали?
        Я осторожно принюхался. Да нет, посторонней магией не пахнет, только клопами...
        
        - Значит, какие-то правила всё-таки есть, - уточнил я у вороны.
        - Ну да, какие-то, - согласилась Гамаюн. - Весьма условные. От трёх до одиннадцати игроков, от одного до трёх магов. На каждое заклятие - шестьдесят секунд. Но боевые запрещены. Никакого оружия, опять же... Только то, что дано природой, матерью нашей.
        - Это тебе-то природа - мать? - фыркнула Машка. - Жертва магической вивисекции.
        - Это я-то жертва? Да как ты...
        - Как штрафуют нарушения? - перебила напарница.
        Ну конечно. У Машки чёрный пояс по нарушению правил. Её это в первую очередь волнует... А Товарищ Седой рассказывал, что до Распыления любой вор Уголовный Кодекс наизусть цитировать мог.
        - Штрафов в Игре не предусмотрено, - сказала Гамаюн.
        - Ура! - обрадовалась Машка.
        - Нарушителя сметают с поля метелкой.
        
        
        Закрыв глаза, я помассировал виски. Голова напоминала лопнувший на солнце арбуз. То, что сейчас была ночь, вовсе не умаляло этого сравнения... Воздух, пропитанный ароматами горящих поленьев, потных разгоряченных тел, экзотических цветов и пряностей, лип к коже, как влажный полиэтиленовый мешок. Оставалось завидовать змеям: те умеют сбрасывать шкуру...
        - Бвана, ничего не хотите сказать? - я посмотрел на наставника.
        Тот почесал шевелюру под шапочкой, поднял глаза к небу - будто там надеялся найти ответы на все вопросы - и развел руками.
        - Не ссы, напарник. Прорвемся. Ничего сложного я в этой игре не вижу, - авторитетно заявила Машка, главная специалистка по африканским играм.
        - Может, и меня просветишь? - почему никто, кроме меня, не боится?
        - Да проще простого! Ты кастуешь одного дракона, шеф - другого... Ну, и Сет изобразит что-нибудь божественное. Кстати, где он?
        - Да что с тобой такое? - вызверился я. - Чуть что - сразу драконы! Пунктик у тебя по ним, что ли?
        - Если ты знаешь другое, настолько же злобное, безбашенное и беспринципное чудовище - пожалуйста, - пожала плечами напарница.
        Я честно напряг извилины. Нет. Ничего ужаснее, чем взбесившийся дракон, мне на ум не приходило. Разве что маг, кастующий взбесившегося дракона...
        - Вот то-то же, - ухмыльнулась Машка. - Значит, слушай сюда...
        - Драконы запрещены, - оборвала наполеоновские планы напарницы Гамаюн. - Вообще ничего выше двух метров и тяжелее двухсот килограмм.
        - Значит, ма-а-аленького дракончика всё-таки можно?
        - Да как ты не понимаешь...
        - Нет, это ты не понимаешь...
        - А кто следит за исполнением правил? - перебил я, пока эта их перепалка не превратила меня в сумасшедшего дракона.
        - Магическая клетка Фарадея, - ответила ворона. - Она накрывает всё поле во время игры. Шаг вправо, шаг влево - и никто не узнает, где могилка твоя...
        - Ты же говорила, нет никаких правил, - совсем понурилась Машка.
        - Можешь кусаться, - великодушно разрешила птица. - Или плеваться - тоже милое дело.
        - Вот я тебя сейчас укушу...
        - Зубы сломаешь.
        
        И тут из Дома Танцев показался капитан горилл. Приветливо махнув нам огромной лапищей, он потрусил прочь, непринужденно отталкиваясь от земли костяшками пальцев. За ним потянулась вся команда...
        Мы задумчиво проводили взглядами игроков-фаворитов.
        
        Когда последняя мохнатая спина скрылась под сенью пальм, с моих глаз наконец спала пелена. Кого мы обманываем, обсуждая на полном серьёзе участие в Игре? Да еще и с намерением победить? Для нас это не более чем садистки-изощренный способ самоубийства.
        
        Товарищ Седой по головке за такое не погладит. Я вовсе не шучу: широко известный факт, что Товарищ Седой имеет очень хорошие связи на Том свете. Если мы провалим задание, он и в царстве мертвых устроит нам веселую жизнь...
        
        - Ты играть не будешь, - заявил я Машке своим самым убедительным тоном.
        - Что-что? - напарница посмотрела на меня тем особенным прищуром, который приберегала для клинических дебилов.
        - Это слишком опасно, - понимаю, ничего глупее я сказать не мог.
        - Помнишь, еще в Мангазее мы договорились, что не будем решать друг за друга? - спросила напарница.
        - Маш, тут совсем другое, - я торопился сказать, пока она не перебила. - Тут будут и другие маги. А маги - существа беспринципные. Как драконы. Они колдовать станут...
        Напарница схватила меня за грудки. Вероятно, она хотела эффектно притянуть меня к себе, чтобы прошипеть угрозу в лицо, но вместо этого повисла на моей шее, как маленький рассерженный терьерчик.
        - Я буду делать то, что хочу, и где хочу, понял? Если я решу играть, или убить Бумбу, или управлять Вселенной, никто, а тем более ты, меня не остановит, понял? Я - охотник. Я могу завтракать магами, и только косточки выплевывать. И никто мне этого не запретит!
        - Выплевывать косточки? - нежно спросил я, снимая напарницу со своей шеи и осторожно ставя на землю.
        - Вот именно!
        - Ну хочешь, я тебе руку отдам? Обглодаешь, и плюй сколько хочешь...
        - Ты прекрасно понял, что я хочу сказать. Ты думаешь, я - никчемная малявка, и только путаюсь у тебя под ногами...
        - И вовсе я так не думаю. Я думаю, что ты - самая замечательная, самая...
        - Можно мне высказаться?
        Я будто наткнулся на стену.
        
        Мы уже забыли о наставнике. Честно говоря, мы забыли обо всём. О Бумбе, об Игре, об Африке и Мертвом Сердце. Сейчас для нас существовала только одна задача: любой ценой доказать свою правоту. Не выдавая истинных мотивов. Просто при одной мысли о том, что Маша может узнать... В общем, лучше я в Навь пойду. Устрою поединок с Мушхушем.
        
        - Шеф, вы же не дадите Ваньке...
        - Бвана, вы же не позволите Машке...
        - Хозяин, вы же не дадите им...
        - Играть будем все.
        - Ну шеф, вы же без меня не спра... Что?
        - Мы все примем участие в игре. Даже Гамаюн.
        - Я - существо редкой красоты и ценности. А вдруг меня там поцарапают?
        - Бвана, подумайте хорошенько: ну что Машке делать на поле? Её там просто затопчут, и...
        - Не затопчут, - отрубил Лумумба и, кряхтя, поднялся из кресла. - У меня есть план.
        
        План! Ну надо же. О сколько их упало в эту бездну...
        
        - Бвана. Я вас очень прошу...
        - Хозяин, вы меня без ножа режете...
        - Ур-р-ра! Вот теперь-то мы повеселимся!
        - Всем молчать.
        Бвана щелкнул пальцами и мы заткнулись.
        
        Наставник прошелся вдоль строя, заложив руки за спину. В белой феске, в длинном белом одеянии, с седой, как снег, головой, он походил на пророка из старинной книжки. Осталось вызвать разлитие кровавых вод и выход из оных морских чудовищ, дабы поглотили оне всё живое на белом свете...
        - Долго ждать придется, - усмехнулся наставник.
        - Чего? - вылупился я.
        - Морские чудовища. Мы в экваториальной Африке, здесь до океана пилить и пилить... Так что с абокралипсисом придется подождать, - он отечески похлопал меня по плечу.
        - Я что, вслух говорил? - спросил я у напарницы.
        - Я ничего не слышала, - пожала плечами Машка. Ворона недоуменно развела крыльями.
        
        ***
        
        - Вы что же думали, я все эти дни только ел, пил и ни о чем не беспокоился? - спросил Лумумба, прохаживаясь вдоль строя. - Таки вы были правы. Но сейчас я подумал вот о чем, - он по-очереди заглянул в глаза мне, Машке, вороне... - Мы с вами - опергруппа. Больше того, мы - команда. Семья... - учитель громко икнул и приложился к фляжке.
        - Ага, особенно, это чудо враждебной техники, - буркнула напарница, косясь на ворону. - Прямо младшая сестрица... Та, которую в бочку закатали.
        - Не перебивать, когда на меня находит поэтический слог! - пошарив в жилетке, надетой поверх саронга, Лумумба вытащил трубку, нечувствительно разжег её пальцем, выпустил клуб дыма и встал в позу. - Мы - отдельная боевая единица. В этот трудный час, когда кругом одни враги, жизнь диктует свои законы. Свои жестокие законы. Я не стану говорить о цели - она вам известна. Мы, господа присяжные заседатели, должны победить. И мы победим.
        
        Лумумбу несло. Несло на волнах того вдохновения, которое посещает приговоренных к смерти. Как щепку в сточной канаве. Как нищего, объевшегося зеленых яблок... И я не выдержал.
        - Соратники, - сделав шаг вперед, начал я дрогнувшим голосом. - Как завещал великий Лумумба, свобода и честь - самые главные сокровища. Великие воины говорят, что можно отобрать землю, на которой мы живем, но нельзя отобрать землю, в которой нас похоронят. Так вот: не бойтесь смерти! Один раз через это нужно пройти... А потом бвана нас призовёт, поднимет, и нам уже ничего не будет страшно. Потому что даже могил у нас не будет, а значит - терять нам будет абсолютно нечего...
        - А что это вы тут дэлаэтэ?
        Сет был в дымину. В одной руке у него был калебас с пальмовым вином, в другой - девушка, одетая в одну травяную юбочку. Она пьяно хихикала и висла у бога смерти на шее.
        - Через Нил прыгаем, не видишь что ли? - отбрила Машка. Я с ней был солидарен: пьяная ипостась Сета была еще неприятнее, чем трезвая.
        - Тебе что больше нравится: стоять в воротах или бегать по полю? - спросил наставник, критически оглядывая это ходячее недоразумение.
        - Только его нам и не хватало! - испугался я. - Одумайтесь пока не поздно, наставник. Он всё испортит...
        - Непра-а-ально рассуждаешь, младший, ик, падаван! - отпустив девушку, гримасничая, Сет выпрямился. Но, даже поднявшись на цыпочки, всё равно доходил мне только до нижнего ребра. - С-смерть - всему голова... А я - он и есть...
        - Да тебя соплёй перешибить можно, - выплюнула напарница. - То же мне, гвоздь беременный.
        Сет начал фокусироваться на Машке. Глазки его похолодели, сделались тупыми и равнодушными...
        - Мы принимаем участие в Большой Игре, - сказал наставник. - Третьим будешь?
        До Сета начало доходить. Не скажу, что он тут же протрезвел, но сделал поистине божественное усилие, чтобы не шататься.
        - Вы... что? - переспросил он тихо. Обычно такой голос раздается с другого конца руки, поигрывающей перед твоим лицом заточкой.
        - Мы, - поправил его бвана. - Мы участвуем в Игре.
        - Это значит, что ты тоже, - охотно пояснила Машка. - Хотя я сомневаюсь, что от такой козявки будет толк.
        - Козявки? - переспросил Сет, а затем повернулся к Лумумбе. - Убэлы её от мэня! Как мужчына прошу, убэлы па-харошему... Иначэ я за себя нэ атвечаю.
        - Ты заключил сделку, Сет, - равнодушно сказал бвана. - А это значит...
        - Я знаю, что это значит! Но оскорбления моей персоны в условия не входили! А у меня, между прочим, тонкая душевная организация. И депрессия.
        - А мой конёк - игра на нервах, - перебила Машка. - Не дадим друг другу заскучать?
        - Уйми её! - прошипел Сет, яростно глядя на меня. - Слышишь?
        - Ладно, Маш, оставь его в покое, - я попытался взять напарницу за руку, но та вырвалась и отскочила.
        - Не трогай меня, - прошипела она могильным голосом.
        - Я-то чем виноват? - нет, честно. Я даже не понял...
        - Ты не хочешь, чтобы я играла. Ты вообще не хочешь, чтобы я тебе помогала. Я тебе не нужна!
        - Не правда это! Я только хочу тебя защитить...
        - Тили-тили тесто, жених и невес... - я махнул кулаком и ворона воткнулась клювом в землю. Честное слово, я не хотел так сильно... Но ведь накипело!..
        - Еще раз вякнешь - все перья из хвоста повыдергаю и в гузку вставлю, - шепотом пообещал я.
        - Я буду участвовать, - кивнула Машка.
        - Ну вот, милые бранятся... - птица отряхнулась и выплюнула песок. - Главное, объединить влюбленных против общего врага.
        - Да никто здесь не влюбился! - закричали мы с Машкой хором. Затем замолчали. Переглянулись...
        
        - Ну что, выпустили пар? - осведомился Лумумба. - Имейте в виду: даже моего ангельского терпения на всех не хватает.
        - Крылья у вас, хозяин, без сомнений, есть, - не упустила возможности подольститься Гамаюн.
        - Ага, - кивнула напарница. - Только черные. И кожистые.
        Все замолчали. Наверное, представляли учителя с крыльями...
        - Вот в таком вот аспекте... - наконец закрыл тему Лумумба.
        Принадлежность к ангельскому племени он отрицать не стал.
        
        - Бвана, так ли уж нужна нам эта игра? - сделал я последнюю попытку. Ничего еще не началось, а мы уже переругались на десять рядов. Что дальше-то будет? - Добывать сведения таким способом - как-то даже... Сыщики мы - или где?
        - Африка огромна, - тихо сказал Лумумба, глядя куда-то поверх моей головы. - Даже если Линглесу еще на континенте, у нас могут уйти годы, чтобы его найти. Но не это главное: чем больше проходит времени, тем он сильнее.
        - Но почему мы тогда сидим в Бумбе, вместо того, чтобы...
        - Бегать, как курицы с отрубленными головами? - перебил бвана.
        - Вы хотите сказать, мы здесь стратегически? - проговорила Машка. - Как те быки, которые медленно спустятся, и...
        - Именно, - поспешно кивнул Лумумба. - Именно как те быки. Очень хорошая метафора.
        - А что за быки? - тут же спохватилась Гамаюн. - Что они должны делать?
        - Нэ важно, - отмахнулся Сет. - Гылавноэ, что они вэли сэбя, как настоящые мужчыны...
        - Я хочу сказать, Игра - это то, что нам поможет найти Линглесу, - заключил наставник. - Только и всего.
        Этого я и боялся: бвана сошел с ума. Нет, какая-то логика в его безумии есть, этого нельзя отрицать. Но... не так всё должно быть. Мы - опергруппа, а не цирк на гастролях. И должны действовать, согласно штатного расписания. Осмотреть место преступления, собрать улики, опросить свидетелей... Мне ведь потом рапорт составлять! А что я напишу? Что мы почти неделю бухали в гостях у гигантского слона, а потом решили поиграть в мячик?
        Ну просто праздник какой-то, как говаривал один бородатый драматург...
        
        - Значит, играем, - подвел итог Лумумба. Как всегда: мы посовещались, и он решил... - До рассвета два часа. Предлагаю потратить это время на отдых, - он кивнул на Дом Танцев, из которого доносились неспешный барабанный ритм и хоровое пение: - Во поле березка стоя-а-а-ала...
        Пьяно покачиваясь, придворные водили хоровод.
        - Что-то шумно там, - заныла Машка. - Я лучше здесь, на травке...
        Я был согласен. Просто опасался: если зайду в этот вертеп, то не удержусь и напьюсь с горя. А тогда точно никакой игры...
        - На травке случаются змеи, - строго напомнил бвана. - А так же пауки-птицееды и плотоядные летучие мыши, - он кивком указал на ближайшую пальму, ветви которой были сплошь покрыты шелестящей коричневой массой.
        Небо слегка посерело и силуэты пальм напоминали аппликации из черного бархата.
        - Я думала, это сухие листья... - Машка задрала голову.
        - Крыланы, или гигантские летучие мыши, в африканских селениях служат ассенизаторами. Падальщики по натуре, они охотно питаются объедками и другими отходами жизнедеятельности людей. Сдохшие собаки, свиньи... За ночь они могут обглодать до костей осла, - она смерила Машку взглядом. - Интересно, ты спишь очень крепко?
        - Ой, всё, - напарница прошла мимо вороны. - Лень с тобой ругаться: спать охота.
        Я уже плелся ко входу в хижину, когда наконец-то оформилась мысль, которая не давала мне покоя последние пару часов.
        - Эй, - окликнул я Гамаюн. - А как Игра называется?
        - Игра-то? - птица лязгнула перышками, расправив и сложив крылья. - А Супербол.
        Мои ноги приросли к земле.
        
        Я слышал про Супербол. Все маги слышали. По легенде, изобрели его сразу после Распыления, когда каждый, попробовав первый раз запылиться, считал себя всемогущим.
        Говорят, Товарищ Седой когда-то был чемпионом. Только он очень не любил об этом вспоминать...
        Сев прямо в пыль, я обхватил голову руками. Я должен был догадаться! Говорят, летальных девять из одиннадцати - это норма. Остальные двое отделываются тяжелыми травмами...
        Пять лет назад Игру запретили. По крайней мере, в цивилизованных странах.
        
        - Бвана... - я поднял голову. - Вы знали? - Лумумба сложил губы трубочкой.
        - А это имеет значение?
        - Уже нет.
        Я поднялся и побрел, куда глаза глядят.
        Наверняка Лумумба тоже играл. И одно то, что он остался жив, говорит о мастерстве. А еще жестокости, безбашенности и беспринципности. Совсем, как у дракона.
        
        Вот всегда он так. Талдычит о взаимоуважении, о том, что я ему друг, товарищ и почти что брат... А сам берет и выворачивает всё наизнанку. И ладно бы, хоть предупреждал - так нет, ждет до последнего, а потом заявляет, что так и было...
        
        ...С тех самых пор, как я был зеленым юнцом, неопылившимся новобранцем первого призыва...
        Гасили мы вурдалаков в Сколково - они там в подвале пятиэтажки закусочную устроили. Меню: молоденькие девицы в ассортименте. Я там такого насмотрелся...
        Так вот: придумал Лумумба сделать меня живцом. Наложил дивчачью личину, а мне даже не сказал. И всё бы ничего, но он это не вечером, перед выходом на задание сотворил, а еще утром, когда я на занятия в академию торопился... Меня потом полгода Ванессой дразнили. А ему что? Привыкай, говорит, юный падаван. С кем поведешься - от того и забеременеешь...
        - Вань? - меня догнала Машка и, пристроившись рядом, взяла за руку.
        На душе сделалось муторно. Ладошка у неё, как всегда, была замурзанная, липкая. Но такая жесткая, несгибаемая, что мне сразу стало ясно: капец нам в этой игре просто гарантирован. Она каждого чужого игрока как личного врага воспримет. Выпотрошит и набьет из них чучела прямо там, на поле... И как мы после этого будем доказывать, что наша сотрудница - не киллер-берсерк, привезенный в Африку специально, для охоты на местных магов?
        - Вань, руку раздавишь.
        - Извини. Я нечаянно.
        Может, заколдовать её? Превратить в малый камушек, да и схоронить за пазухой, промеж других амулетов? А когда всё кончится...
        - Ну чё ты такой кислый? - она дружески ткнула меня в бок. - Не ссы. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
        А глаза добрые-добрые...
        
        
        Горизонт посветлел. Небо полыхало, как павлиний хвост, по нему, тоскливо курлыча, куда-то на юг тянулся клин розовых фламинго.
        Раздался гулкий звон. Если б кому-нибудь пришло в голову отлить колокол размером с пятиэтажку, звонил бы он именно так. С соседней пальмы сорвалась туча крыланов и окатив нас гуано, унеслась.
        Немного подождав и заключив, что прицельного ядерного удара не последует, мы, матерясь сквозь зубы, принялись чиститься. Машка вместо тряпочки приспособила мягкий банановый лист...
        С неба рухнула птица Гамаюн.
        - Эй, а чего это вы, словно в прорубь с дерьмом опущенные? Ладно, можете не отвечать. Сигнал слышали? Игра началась.
        Глава 11
        Глава 11
        
        Маша
        
        Дар убеждения у шефа был феноменальный. Ладно, я - за любой кипишь, кроме голодовки. Ладно Ванька. Как ученик, он обязан подыгрывать всем вытребенькам учителя. Но как Базиль убедил играть Сета - тайна сие великая есть.
        Треп о какой-то там сделке, на мой взгляд, фигня. На то Сет и хозяин своему слову: захотел - дал, захотел - взял...
        
        Словом, когда взошло солнце, мы оказались на поле, как одуванчики перед газонокосилкой. Такие же воздушные и хрупкие с недосыпу...
        Поле было круглое, как блюдце. Или как громадное блюдо - дальняя кромка скорее угадывалась, чем виднелась. Покрывал его веселенький коврик зеленой травки.
        - Вань, ты что-нибудь видишь? - подпрыгивая и вытягивая шею, я пыталась разглядеть плацдарм. - Вань, не стой столбом, подсади меня.
        - Куда подсадить?
        - Да себе на плечи, орех ты кокосовый... Мне тоже посмотреть охота.
        Поворчав, что не нанимался таскать ворон и мелких рыжих вредин, он подчинился.
        - Ну вот, теперь другое дело!
        
        С высоты Ванькиного роста поле казалось не таким уж и громадным. Просто большим. Окружали его заградительные щиты, за ними подымались трибуны. Они расходились концентрическими кругами, как Мальстрем, и были забиты до отказа.
        Черное курчавое море рождало впечатление, что где-то неподалёку обретается еще три-четыре Африки, всё население которых собралось здесь, на стадионе.
        Море волновалось, скандировало речевки - звук грохотал, как прибой во время шторма. Хотелось тихо опуститься на травку, прикрыть голову и ползти в сторону кладбища...
        
        А ворот на поле, сюрприз, сюрприз!.. Было сразу восемь штук. Нет, я не шучу. И не заливаю. И даже не приукрашиваю. Похожие на клетки для волкодавов, они были расставлены по окружности, на равном расстоянии друг от друга. Интересное кино... Значит, играть будут все команды сразу? И почему наша птичка забыла рассказать о такой мелкой, совсем незначительной детали?
        
        Перед воротами стояли игроки. Справа от нас - гориллы. Ихний капитан даже помахал нам громадной лапищей. Слева - почти что люди. В настоящей спортивной форме, в шлемах с забралами, наколенниках и бутсах. И я говорю "почти", потому что, положив руку на сердце, были это совсем не люди.
        Это были ящеры. Здоровенные такие тритоны с зеленой чешуйчатой кожей, раздвоенными языками и шипастыми бревнами вместо хвостов. Они во всю выпендривались перед публикой: делали стойки на руках, мгновенно собирали и разбирали пирамиду из собственных тел и крутили сальто.
        Трибуны ревели.
        
        Пигмеи стояли сразу за тритонами. Я еще подумала: - дяденьки-полицейские пришли следить за порядком. Но ошиблась. Дяденьки-полицейские пришли поиграть. В их руках не было привычных копий, зато имелись тяжелые на вид дубинки.
        Внешне дяденьки-пигмеи тоже преобразились. Лица их, раскрашенные белыми точками, издалека напоминали посмертные маски. Те самые, что в перспективе украсят братские могилы других команд...
        
        - Гамаюн, - позвала я. Ворона сидела на другом Ванькином плече. От птицы пахло нагретой смазкой и раскаленным железом. - Ты говорила, оружие запрещено.
        - Это не оружие, - откликнулась птичка. - А спортивный инвентарь.
        Я отвернулась, и посчитала до пяти. Очень хотелось скинуть вредную тварь на землю, разобрать на запчасти и прыгать на них, пока железные детальки не превратятся в труху...
        - Почему ты нам не сказала? Об инвентаре, восьми воротах... Может, в последний момент выясниться, что играть надо тремя мячами?
        - Ну...
        - Короче, ты облажалась, Гамаюн. Не спорь. После таких проколов тебя точно сошлют. И даже не в Москву, а куда-нибудь в Сибирь, на лесоповал. Будешь своими байками лесорубов травить.
        - У нас нет никакого инвентаря! - завизжала ворона. - И всё равно мы не умеем им пользоваться... Крылья, ноги и хвост - вот то, что нужно для победы.
        - Еще голова, - пробурчал Ванька. - У нас она, как выяснилось, одна на всех. Да и та в Москве осталась.
        
        Игру напарник не одобрял. Еще ему не нравились я, Лумумба, Гамаюн, Бумба, Сет и жара. Но больше всего ему не нравилась Африка.
        Ваньке хотелось побыстрее раскрыть преступление. А потом вернуться в Москву и заняться скучными, рутинными делами. Такими, как зачистка Московского метро от упырей.
        
        
        А солнце жарило по полной. Я сейчас реально поняла, что свет может давить, как мешок с песком. Причем песком, хорошенько прокаленном на сковородке... Засвистев невинный мотивчик, я принялась обозревать остальные команды.
        И наткнулась на пристальный взгляд желтых, с синими крапинками, глаз. Принадлежали они строгой на вид тетеньке с высокой прической из косичек, одетой во всё белое.
        
        На мгновение эти глаза закрыли собой весь мир. Широко распахнутые, гипнотические, они завораживали и затягивали в себя. В их глубине что-то вращалось... Голова закружилась, зеленое поле вдруг стало вертикальной стеной, а затем и вовсе перевернулось.
        
        - Маша! Маша, очнись! - еле успела перехватить Ванькину лапищу, отведенную для удара по второй щеке.
        - Тебе палачом работать не предлагали? - буркнула я, пытаясь языком пересчитать зубы. - Один узник - один удар. И хоронить не надо: скатали в трубочку, и на полку.
        - Я думал, тебе плохо!
        - Мне хорошо. Особенно, когда не расплющивают и не бьют по морде, - я потерла гудящую скулу. Синяк, наверное, до коленок доползет...
        - Ну извини, что я о тебе беспокоюсь.
        Громко засопев, напарник отвернулся.
        
        Я закусила губу. Ну почему у нас так? Только я к нему приласкаюсь - тут же грубит, отталкивает. А если он ко мне льнет - я пинаюсь... "По полям, по дубравам, дружат Марья с Иваном..." Да что-то дружбы той - с воробьиный нос. Расстройство одно.
        Сделав вид, что это я просто шнурки завязывала, я поднялась. Затем постаралась найти взглядом тетку. Как-то хитро надо к ней присмотреться, чтобы снова в обморок не загреметь...
        А тетка-то и не думала прятаться. Стояла себе неподалёку и усмехалась. Красивая. Скулы высокие, как небоскрёбы в Москве, кожа - будто кофе с молочно-розовой пенкой... А повадки - как у трущебной кошки.
        
        Вздохнув, я отвернулась.
        Магов я навидалась достаточно. И сгорающих свечками однодневок, и пылающих газовыми горелками долгожителей... Вот Лумумба например, или товарищ Седой, могли погасить свет в комнате, просто подмигнув.
        Эта тётка могла погасить целый дворец. Не моргая.
        
        Рядом с тёткой-кошкой тёрлись двое подростков. Всё было при них: дреды до плеч, полосатые вязаные беретки и широкие клоунские штаны. Один дымил громадной козьей ногой, а другой, нацепив круглые черные очечки, вытянулся на траве - принимал солнечные ванны.
        - Бвана, вы видите? - оказывается, Ванька тоже смотрел на троицу.
        - Разумеется, - шеф отвесил женщине витиеватый поклон. Та в ответ чуть кивнула.
        ...Базиль, в отличие от нас, цвел хризантемой и благоухал, как французская королева. С головы его помахивала петушьим пером треуголка, шею обнимало кружевное жабо, с плеч струился бархатный камзол. О сапогах я вообще молчу: в начищенной до блеска коже отражалась вся Африка и сопредельные страны в придачу.
        Нет, я не понимаю: он играть собрался, или на банкет с шампанским и устрицами?
        
        Бог смерти протрезвел, побрился и поглядывал довольно воинственно. От него почти не пахло сивухой, зато аромат цветочного одеколона шибал просто наповал. Надо будет посоветовать шефу это чудо морское нападающим сделать. Он одним запахом половину соперников перебьет...
        Несмотря на то, что вырядился в поддельную спортивную форму, белоснежные кроссовки и сине-желто-зеленые гольфы, рядом с шефом он смотрелся, как фазанья курочка рядом с мужем.
        
        Стратегию игры мы обговорили заранее. Инструктаж, правда, занял минуты две и заключался в приказе шефа действовать по обстановке, смотреть в оба и не зевать.
        На меня оставили ворота. Смысла я в этом особого не видела, но возмущаться не стала. Я - охотник на монстров. Приходилось работать с вурдалаками, мантикорами, гидрами и грифонами, с мелкими пакостниками вроде шатунов, слякотников и причетников... С зомби, разумеется... Я знаю их повадки, умею выследить, не выдав себя, заманить в ловушку или убить в честном поединке.
        Но здесь, на поле с зеленой травкой, собрались такие монстры, о которых ни в одной книжке не пишут и ни в одном кино не показывают. Это были монстры природные, монстры по натуре, монстры божьей милостью. Им богами прикинуться - что задницу почесать.
        Я что хочу сказать: я привыкла к креатурам, наколдованным обычными людьми. Эти же были, как шампунь от перхоти. Два в одном: маги и чудовища, одновременно...
        
        Честно говоря, меня к такому не готовили. Я будто попала в лес, где на каждом дереве висит табличка "здесь водятся драконы", и нет ни одной карты.
        Бабуля - в той, до Распыления жизни, был профессиональным киберигроком. Так вот, он говорил: даже в игре нужно рассчитывать силы и трезво оценивать возможности. Иначе никаких жизней не хватит.
        И я решила не выпендриваться. Побыть, как называл это Таракан, в запасе. Поле большое, монстров много. Пусть жрут друг друга.
        А когда грядочку проредят, тогда и для меня работка найдется...
        
        И еще один любопытный момент: вожак горилл, улучив момент, жестом подозвал Ваньку и что-то пробурчал на ухо. Ванька благодарно кивнул, похлопал гориллу по плечу и рванул назад.
        - Это... - он даже запыхался от возбуждения. - Оказывается, Гамаюн, как существо магическое, попадает под правило шестидесяти секунд.
        Мы посмотрели на птичку.
        - Ты ведь об этом знала, милая, не так ли? - ласково вопросил шеф. Ворона заметалась.
        - Да я... наверное, забыла.
        - Нет, милая. Ты собиралась сорвать игру, - шеф уставил на птицу обличающий перст. - Ты рассчитала: как только минует шестьдесят секунд, нам припишут удаление.
        Гамаюн накрыла голову крыльями.
        - Хозяин, я хотела как лучше... Вас же тут убьют. Покалечат и изуродуют... Что я Товарищу Седому скажу?
        - Значит так... - начал Лумумба.
        В этот момент прозвучал сигнал к построению. Все потрусили к середине поля.
        - Твоё счастье, что игра началась, - быстро сказал шеф. - Но если проиграем - ты летишь в Москву, - он тюкнул её пальцем по голове и ворона, каркнув от неожиданности, втянулась шефу под ноготь.
        Игра началась.
        
        Момент, когда это произошло, как-то смазался.
        Прозвучал гонг, с неба упали три крохотные точки, к ним рванули игроки. Я не сразу сообразила, что точки - это и есть мячи.
        
        От ворот видно не так уж много. Слева застыл тритон - по-моему, он даже не моргал. Справа - горилл. Упершись костяшками пальцев в траву, он мерно раскачивался, ухал и поглядывал на меня добрыми маленькими глазками. Когда я на него посмотрела, горилл извлек откуда-то банан, улыбнулся и кинул его мне.
        
        Основное рубилово шло в середине поля. Игроки казались оловянными солдатиками, выставленными на ковер в детской.
        То и дело приходилось подпрыгивать и вытягивать шею, чтобы хоть что-то увидеть. Эх, мне бы ноги подлиннее... Или стремянку на худой конец.
        И тут мимо - я почувствовала, как взметнулись волосы - пронесся золотисто-коричневый сквозняк. Мелькнул, как молния, и пропал, оставив запах мускуса и ощущение шелковистого меха.
        
        Раздался пронзительный сигнал - будто прямо над ухом рвут железный лист. На наших воротах скрестились несколько разноцветных лучей. Трибуны взревели, небо над полем начало подпрыгивать, словно крышка на кипящей кастрюльке.
        Нич-чего не понимаю...
        - Ты пропустила гол! - рядом возник напарник. - Слышишь? Ты гол пропустила!
        - Какой гол? Где?
        Оглянувшись, я увидела позади себя мяч. Он лежал, уютно устроившись в сетке ворот, как кот в корзинке, и издевательски мурчал.
        
        Не помня себя от досады, я пнула неблагодарную скотину в брюхо. Вспорхнув, мяч описал красивую дугу и упал где-то за центральной полосой, на другом конце поля. Трибуны снова взвыли.
        - Еще два попадания, и нас удалят! - горячился Ванька.
        Морда у него была красная, распаренная, рубаха насквозь пропотела, но глаза горели тем азартным огнём, какой бывает у рыбаков, почуявших поклёвку.
        - Да я... - ну как ему объяснить, что я толком даже не видела, как это произошло. И в следующий раз не увижу.
        
        На миг охватило облегчение. Еще два попадания - и мы вне игры. Ну, стрёмно. Ну, позорно. Зато можно будет забиться в уголок, заткнуть уши, зажмуриться и представить, что я в своей продавленной уютной кроватке, в Бабулином доме. Сейчас войдет Ласточка и скажет, что пора на работу - динозавра валить...
        
        А еще очень хотелось плакать. Нет, я не плакса, вы не подумайте. Просто...
        - Шевелись! Не зевай! - ко мне подбежал Лумумба.
        И как ему не жарко в таком прикиде, ума не приложу. Хоть бы треуголку снял.
        - Шеф, я не хотела...
        - Это я виноват, - он упер руки в колени. - Неправильно оценил потенциал. Будешь нападающим, поняла? А на воротах я сам постою.
        - Бвана, но как же... Она же... - онемел Ванька.
        - Гол забил оборотень-ягуар. У неё не было шансов. Против них - ни у кого нет.
        - И что дальше?
        - Постараемся держать перевертышей подальше от ворот, - шеф выпрямился и несколько раз, разминаясь, взмахнул руками. - Наша задача - быть в игре до конца. Когда в противниках останется только одна команда - тогда всё и решится. А пока, пусть бьются другие. А мы подождем.
        Ну прямо мои мысли...
        - Как-то не спортивно... - заныл Ванька.
        Да что ему теперь-то не нравится? То вообще играть не хотел, а теперь копытом бьет, как племенной жеребец.
        - Мы не спортсмены, - обрубил его шеф. - Мы - опергруппа. Для нас главное - победа. А не участие.
        Ванька кивнул, но было заметно, что с позицией шефа он не согласен.
        
        Прозвучал сигнал вернуться в игру.
        Я побежала. Просто побежала изо всех сил, и это было здорово. Трава пружинила под новенькими - спасибо шефу - кроссовками, ветер обдувал горячую кожу, а самое главное, когда бежишь - больше ни о чем не думаешь.
        Мимо, больно хлестнув хвостом, вновь мелькнул оборотень. Я полетела носом в траву.
        
        Это та самая тетка в тюрбане, поняла я. Она мне сразу кошку напомнила. Причем, не рафинированную киску с бантиком, а жестокую помойную воительницу, готовую убить за рыбью голову. Опасная дама. Очень опасная...
        Не успела я подняться, как прямо из воздуха материализовалась Гамаюн. В когтях она сжимала мяч.
        - Пинай, - заорала птица, бросила мяч мне под ноги и пропала. Только воздух схлопнулся.
        Я пнула. Точнее, сначала я оглядела поле, а уж потом размахнулась и запулила мяч в самую гущу игроков.
        Что тут началось! Смешалось всё: гориллы, люди, под грохот башенных орудий... Мяч скрылся под кучей-малой. Вот пигмей, прижимая мячик к пузу, быстро пополз прочь, но его, схватив за штаны, утащила вглубь потасовки могучая черная рука.
        Вопли болельщиков накатывали, как прибой.
        
        Гориллы организовали живой таран. Упираясь друг другу в спины и ворча, как рассерженный шар для боулинга, они вбежали в самую гущу потасовки. Противники разлетались, как кегли.
        Дяденька в чалме выдрал из бороды волосок и что-то забормотал. Перед стеной горилл появилась... просто стена. Кирпичная, добротная. С осыпающейся кое-где кладкой, но зато толщиной в метр. Гориллы попытались стену обогнуть - та передвинулась вместе с ними. Попытались в другую сторону - и стена туда же. Тогда они, сгрудившись всей кучей, начали толкать её в середине, как упрямую бурёнку.
        М-да, не слишком далёкие парни - эти обезьяны... Могли ведь разделиться и обойти стенку с двух сторон.
        Будто прочитав мои мысли, они так и сделали. Но стенка тоже разделилась! Упс...
        
        Спустя минуту колдовство, как и положено, рассеялось и гориллы повалились в траву. Куча-мала рассосалась, мяч упрыгал в сумке у кенгуру - я так и не поняла, наколдованном или нет. Впрочем, кенгуру в Африке не водятся...
        К моему ужасу, на месте кучи-малы осталось несколько тел. К ним спешила скорая помощь: санитары с носилками. Тела погрузили и унесли, а игра покатилась своим чередом.
        
        Передо мной вновь возникла ворона. Конечно же, с мячом.
        - Когда скомандую, пасуй Сету.
        Я лихорадочно стала искать глазами нашего волосатого коротышку. А! Вон он...
        - Давай!
        Я пнула. Мяч полетел и приземлился у ног бога смерти. Тот, не зевая, тоже пнул. Через секунду раздался мерзкий звук - будто рвут консервную банку.
        Трибуны взревели. Люди, потрясая кулаками, вскакивали с мест, и от этого по зрителям шла неровная рябь. У меня заложило уши.
        - Что случилось? - прокричала я пробегающему мимо Ваньке.
        - Сет забил гол!
        - Кому?
        - Не важно!
        Ну да... Пока на поле столько команд - пофиг, кому прилетит. Главное, чтобы прилетело...
        
        - Нэ спи! - мимо, подхватив меня на руки, промчался Сет.
        По тому месту, где я только что была, пронесся камень. Около двух, согласно регламенту, метров высотой и с множеством маленьких ножек под брюхом. Передвигаясь с ужасающей скоростью, он проложил просеку в игроках, подминая их под себя, как асфальтовый каток.
        - Спасибо, - я ошалело поблагодарила бога смерти.
        - Нэ за что... - и Сет умчался.
        Перед моим лицом возникла оскаленная морда. Я не задумываясь, ткнула пальцами ей в глаза. Морда, жалобно визжа, умчалась.
        Опять ягуар. Не знаю, тетенька или кто-то из её детишек... Надо убираться с этого края поля. Кошки, говорят, очень злопамятные...
        
        Всё слилось в мешанину из рева противников, голов, беготни - в-основном, от разъяренных ягуаров: чем-то я им не понравилась. Может запах другой, или глаза не того цвета...
        
        Появилась Гамаюн с мячом - и я опять пнула. И забила гол. Кажется. Кто-то подхватил меня на руки, закружил - небо завертелось, как в калейдоскопе. Кто-то слюнявил щеку, кто-то бил по спине...
        Радоваться сил не было. Хотелось пить, есть, но, самое смешное, больше всего хотелось спать. Глаза прямо слипались. Адреналин был истрачен и организм устроил забастовку.
        Я была готова рухнуть прямо на траву, но тут раздался рёв гигантской раковины - объявили перерыв. Целых двадцать минут покоя и тишины.
        Пришлось тащиться через половину поля к своим воротам.
        
        В глубине души я ожидала, что меня похвалят - как никак, гол...
        Но мечтать не вредно. Моего появления даже не заметили. Ванька сидел понурый, как старая лошадь, Сет кривился на один бок, правая скула рассечена - кровь черными бусинами засохла на смуглой коже. Гамаюн тоже была здесь - видимо, перерыва правило шестидесяти секунд не касалось.
        - Что случилось? - обреченно спросила я.
        - Автогол, - вздохнул Ванька.
        - Что это такое?
        - Ты забила в свои ворота.
        Глава 12
        Глава 12
        
        Маша
        
        Более паршивой минуты в моей жизни еще не было. Как на меня смотрел Ванька. Как сочувственно поджимал губы Лумумба. Как хмыкал, отвернув лицо, Сет... И только Гамаюн, подскакав на коротких лапках, похлопала меня пониже спины - выше не дотянулась.
        - Спокуха, хрящ. Прорвемся...
        Я слабо улыбнулась и погладила её по голой макушке. А потом требовательно посмотрела на шефа: это ведь он должен был охранять ворота!
        - Меня отвлекли, - смутился Лумумба.
        - Отвлекли?
        Ладно, я в косяках - как в шелках, но оказывается, шеф тоже хорош!..
        - Ягуариха строила ему глазки, - наябедничала Гамаюн.
        - Вот оно значит как. Ягуариха...
        Кулаки сами собой уперлись в бока. Подбородок выпятился, носок ботинка начал постукивать по траве.
        - Ладно, все мы виноваты, - встал между нами Ванька. - Я тоже мог быть рядом... - он смущенно засопел. - Ну, когда Гамаюн тебе мяч принесла. Чтобы подсказать...
        - Проехали, - буркнул Сет. - Игра еще не закончена. Главное - больше не облажаться.
        
        Кто-то позаботился о том, чтобы команды могли перекусить. Нам досталась корзинка с шоколадными батончиками, несколько бутылок воды и... пакетик Пыльцы.
        Увидев пакетик, я замерла. Все инстинкты охотника кричали: осторожно возьми пакет, вскрой и высыпь эту гадость на землю... Еще не хватало, чтобы до наркотика дети добрались, - я посмотрела вслед мальчишке, который оставил корзинку. Совсем пацан еще, лет десять, не больше. А если бы он хотел стырить шоколадку, а вместо этого наткнулся на Пыльцу? Нет, не нравится мне эта Африка.
        Прав был Ванька: домой, побыстрее домой...
        
        Выбрав батончик с шоколадом и орехами - я еще такой роскоши никогда не пробовала - я передала пакетик шефу.
        - Тут, кажется, ваш допинг.
        - О! Как раз вовремя, - ничуть не смутился Базиль.
        - Вам же не полагается принимать дурь так часто.
        Я видела, как они закинулись перед игрой. Ну, не в прямом смысле видела... просто они, все трое, куда-то на минутку удалились, а потом глаза у Ваньки сделались голубые-голубые...
        - Особые обстоятельства требуют чрезвычайных мер, - заметил шеф, вытряхивая горку голубого порошка на сгиб большого пальца. Сделав резкий короткий вдох, он передал пакетик Ваньке. Я отвернулась.
        Видно, выиграть шефу хочется до свербежа в заднице. Чтобы он закидывался два раза за день? А уж о Ваньке и говорить нечего: его пайка была намного меньше. Просто в разы.
        
        Нюхнув, напарник сразу подобрел. Глазки наполнились синевой, щечки раскраснелись, плечики расправились... Поймав мой взгляд, Ванька дернулся и непроизвольно отскочил.
        - Ты чего, Манюнь?
        - Ничего.
        Я отвернулась.
        - Из-за Пыльцы, да?
        Я и сама не очень понимала, почему меня это так задевает. Может банальный страх - ни один маг не знает, когда ему срок выйдет... Но, честно посмотрев себе в глаза, могу признаться: дело не только в этом.
        
        Присев на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне, он взял меня за плечи.
        - Я - маг. А маги принимают Пыльцу. Без Пыльцы я не буду магом, а значит, не буду собой.
        - Может, если б ты был не магом, а кем-то другим, было бы намного лучше? - едва разжимая губы, прошептала я.
        - Ну знаешь... - Ванька вспыхнул. Отпустил меня - почти оттолкнул, и заговорил о чем-то с Сетом.
        
        Чтобы скрыть досаду, я откусила от шоколадки и принялась жевать, не чувствуя вкуса, будто картон, будто комок глины пополам с каменной крошкой... глаза набухли и стали тяжелыми, как стальные шарики.
        
        Магия - это зло. В этом я уверена на все сто. Магия лишила меня родителей, пубертатного периода и подростковой неуверенности в себе. Она сделала меня охотником. Моей первой и любимой игрушкой была Пищаль - самопальный обрез, его подарил Бабуля на девятый день рождения... Мне легче убить, чем полюбить.
        И в то же время: можно больше не бояться ядерной бомбы - её просто некому запустить; глобального потепления, экологической катастрофы... У нас нет генмодифицированных продуктов, спида и рака - всё это на "раз" лечат маги.
        Одна загвоздка: магия - удел избранных. Они всегда будут считать, что лучше знают, с какой стороны масло на бутерброде...
        
        Я успела дожевать батончик - без всякого удовольствия, просто для того, чтоб набраться сил, - когда раздался рёв раковины.
        Второй тайм начался.
        - Меняем стратегию, - скомандовал шеф. - Иван бежит в центр, на воротах остаётся Сет. А ты...
        - Да как же так? - перебила я. - Сет - лучший нападающий!
        - У нас остался всего один гол до вылета, - шеф посмотрел на меня одним глазом, сразу став похожим на петуха. - Надеюсь, ты понимаешь всё серьезность сложившейся ситуации, юный падаван?
        - Как не понять. Западло ведь - каким-то гиббонам проиграть.
        - Гориллы - человекообразные приматы, - поправил Сет. - Не по понятиям называть приматов гиббонами.
        - А в чем разница-то?
        - А в том, что приматы могут и навалять, если услышат. А гиббонам - всё равно.
        
        Я посмотрела на соседнюю команду. Горилл было несколько меньше, чем в начале первого тайма, но капитан команды всё так же воинственно обозревал поле из-под низко надвинутого лба.
        - Соберитесь, - прикрикнул Лумумба. - Осталось всего-ничего.
        - Нам бы ночь простоять, да день продержаться... - пробормотала я себе под нос.
        Все три мяча были где-то в центре поля: один под традиционной грудой тел, другой как раз промчался мимо меня... Точнее, не мяч промчался, а тритон в футболке под номером четыре. Зажав мяч подмышкой, он несся так, будто за ним гнались призраки.
        Впрочем, это было недалеко до истины: пигмеи, гориллы, люди и не люди - неслись за тритоном так, будто он стырил золото партии.
        Вот пигмей ловко подставил ножку горилле - громадный зверь мягко перекатился через голову, вскочил и побежал дальше.
        Зато другой парень, в короткой набедренной повязке, получив такую подножку неловко подскочил, споткнулся, шея его согнулась под ужасным углом... Толпа унеслась дальше, а я подошла к упавшему. Лицо его выражало крайнее удивление, а дыхания не было совсем.
        Летающие носилки были тут как тут.
        
        - Лови!
        Из воздуха мне в лицо летел мяч. Подавив инстинктивное желание уклониться, я приняла его на грудь, затем на колено, а затем... Я не успела ничего сделать. Мелькнул черно-золотистый мех, мяч вырвали у меня прямо из рук, и вот - его уже нет.
        Тяжело дыша, я уперла руки в колени.
        - Что ты ворон считаешь, - крикнул, пробегая мимо, Лумумба. - Такой был хороший пас!
        - Всех не успела посчитать, - бросила я ему в спину.
        Шеф остановился, затем развернулся и подошел ко мне.
        - Странно, - сказал он. - Я думал, что именно с тобой проблем возникнет меньше всего.
        - Каких проблем?
        - Ты - человек азартный. Увлекающийся. Ты подбила викингов на совершенно бесполезный штурм острога. Собиралась переплыть Кольский залив. А сейчас... Я тебя просто не узнаю.
        - Я тоже себя не узнаю, - это была чистая правда. - Мысли вот одолевают.
        - Почему ты не можешь отбросить мысли и просто поиграть?
        - Может, взрослею?
        - И тебе совсем не жалко напарника?
        - А чего его жалеть? Вон какой здоровый бугай... - и тут я вспомнила. - Стойте! Так это правда? Что вы на него с Бумбой спорили?
        - А ты не поверила?
        - Я думала, вы нас так мотивируете.
        - Одно другому не мешает. Смекаешь? - и шеф умчался. А я повернулась к полю... Ванька, значит. Ну-ну.
        Поле было такое большое, а я - такая маленькая... Это надо использовать.
        
        За Ванькой, оглушительно фыркая, гнался носорог. Напарник бежал, прижав к пузу мяч и ничего вокруг не видел.
        Улучив момент, я выскочила прямо перед носорогом и набросила куртку ему на рог. Животное затормозило - из-под широких, как тарелки, ножищ полетели пучки травы. Замотало головой, силясь устранить преграду, но куртка держалась крепко. Носорог обиженно заорал, но в следующий миг растворился в воздухе - шестьдесят секунд истекли. Ванька успел забросить мяч в ворота тритонов.
        Отгремели литавры и команду ящеров под вопли и свист толпы удалили с поля - Ванькин гол был решающим.
        
        Я огляделась в поисках следующей жертвы. Ага! Давешний бородатый мужичок делал пассы руками и что-то бормотал... Подскочив поближе, я заорала в ухо: - Грузови-и-ик! - и указала ему за спину. Мужичок ничком повалился в траву. Газон вокруг затрещал синими искрами и задымился - энергия заклинания ушла в землю...
        Я сбежала, пока он не опомнился.
        
        Потом я нашла кучу-малу. Пощекотать пятку гориллы, бросить горсть сухой травы в глаза пигмею, быстро связать шнурки на кроссовках - причем, один белый, другой - черный. И оба правые. Ха-ха! А это даже весело!
        На меня мчалась гигантская черепаха. Панцирь - как гора. Вся в выбоинах и трещинах, на морде - тупое упрямство. Обежав её сбоку и подгадав момент, я сделала подсечку. Черепаха запнулась, инерция потащила её вперед и вот рептилия, кувырнувшись, покатилась, как камень с горы. Остановить её никто не посмел.
        Черепаха на полной скорости влетела в ворота магов - тех самых, которые её наколдовали, и раскатала их в блин.
        Заорала иерихонская раковина. Игру остановили.
        
        Я независимо потрусила к Лумумбе - вроде, никто не видел, что подножку поставила я...
        - Колдовство, причинившее вред имуществу устроителей соревнований, подвергает дисквалификации всю команду, - изрекла возникшая ниоткуда птица Гамаюн.
        - Интересно, кто её толкнул? - задумчиво спросил наставник.
        - Такую махину? - я подняла бровки. - Ума не приложу...
        
        Так, команду магов устранили. Остались оборотни, гориллы... И мы. До конца игры - пять минут.
        
        Самыми грозными противниками, на мой взгляд, оставались оборотни-ягуары. Голов у них не было ни одного - над их воротами висела большая цифра "ноль". У горилл был один, у нас - два. Очевидно, что серьезными противниками нас не считают.
        И тут у меня родилась идея.
        Подобравшись к Ваньке, я пошептала ему на ухо. Тот скептически на меня посмотрел.
        Я опять пошептала. Напарник почесал затылок.
        - Может сработать, - кивнул он. - Только... Как же бвана? Он же строго-настрого запретил...
        - Победителей не судят.
        И Ванька побежал в центр поля - туда, где должны были упасть мячи. Я в это время подскочила к богу смерти.
        - Сет, ты можешь по моему сигналу сотворить что-нибудь безобидное, но такое, чтобы отвлечь всех на несколько секунд?
        - Зачэм?
        - Некогда, объяснять. Сейчас сигнал к началу игры будет... Ну так как?
        - Ладно.
        Мячи уже летели к земле...
        - Давай!
        Воздух над стадионом разорвал гром и на площадку хлынул град. Ледяные шарики величиной с голубиное яйцо. Они падали в траву, подскакивали, искрясь на солнце, барабанили по макушкам, плечам и спинам... А потом они таяли, оставляя после себя раскисший дерн и скользкую траву.
        Отовсюду летели возгласы удивления и страха: ледяной град в этих широтах - явление уникальное. Он шел ровно шестьдесят секунд, но этого хватило с лихвой.
        
        Раздался гонг: в ворота оборотней попал мяч. Стоп. Три мяча рядком лежат у самой сетки. Урра! Получилось!
        
        Конечно же, Лумумба понял всё первым.
        - Навь? - задрал он бровь. Я кивнула.
        - А как же Мушхуш? Вы опять ослушались. Иван мог серьезно пострадать...
        - Я подумала: есть же магическая сетка, - поспешно затараторила я, пока шеф не разбушевался. - Раз она не дает магии вырваться за пределы поля, значит и внутрь работают те же принципы. Верно? Мушхуш не мог проникнуть сквозь магическую сетку, и Ваньке ничего не угрожало!
        
        Лицо учителя отразило напряженную работу мысли.
        - Молодец, - вынес он приговор. - Пятерка за сообразительность. Жалко, я сам не додумался... К сожалению, сработать это могло всего один раз, - вздохнул он.
        - Зато мы вынесли самую сильную команду.
        Когда ягуары гуськом шли на выход, предводительница бросила на меня уничтожающий взгляд. Я в ответ показала ей язык.
        
        
        Осталась ерунда: победить команду фаворитов.
        - Есть идеи? - спросила я, когда все - Ванька, Лумумба, Сет и Гамаюн собрались на совещание возле наших ворот.
        - Им нужно забить один гол, - напомнил шеф. - И тогда игра окончится.
        - Шестеро горилл против нас четверых, - заметила я.
        - Пятерых, - сердито напомнила ворона.
        - А нельзя на ворота какую-нибудь магическую хрень накинуть? - спросила я. - Ну, чтобы мячик влететь не мог...
        На меня посмотрели, как на дурочку. Вот всегда так: сами что-то знают, а объяснить не хотят.
        - С ворот магия скатывается, как ртутный шарик по стеклу, - наконец откликнулась ворона. - Они сами - порождение волшебства.
        - А передвинуть? - вновь спросила я.
        Базиль нахмурился.
        - Мы должны победить честным путём, - заявил Ванька. - Никакой магии, никаких трюков. Никакого притворства, - все уставились на нашего дубину. - Гориллы - хорошие ребята. Трудяги. Мы уедем, а они останутся... Нужно, чтобы все знали: они проиграли достойной команде, а не какой-то шушере.
        - А если проиграем мы? - тихо спросил Базиль.
        - Значит, проиграем.
        - А как же ты? - спросила я. - Ты ведь тогда в Бумбе останешься...
        - Ладно, не горячитесь, - перебил меня наставник. - Будем играть, а там посмотрим.
        
        И мы стали играть.
        
        Гориллы превосходили нас всем: скоростью, силой, пониманием стратегии игры. Они носились по полю, как гигантские призраки - длиннорукие, бесшумные... Они посылали такие пасы, какие мне не могли даже присниться. Они так изящно жонглировали мячами, что это было просто красиво.
        Паршивцы работали на публику.
        Мы сделали за них самую трудную работу: устранили остальные команды. И теперь они наслаждались славой и старались продлить момент успеха.
        
        И тут, видимо, наигравшись, капитан горилл длинным красивым выбросом послал мяч в наши ворота. Ну, всё...
        К моему удивлению, сигнал не прозвучал: Сет поймал мяч! И тут же, пока никто не опомнился, запустил его в ворота горилл. Мяч запутался в сетке.
        Трибуны взорвались.
        Вот это было гениально! Никто не ожидал такого от вратаря. Никто не думал, что так можно - кроме Сета. Мелькнула мысль, что наш ручной божок смерти слишком хорошо разбирается в игре... Мелькнула, и пропала.
        
        Два-два! Ничья. До конца матча сорок секунд - такое время показывало табло, висящее над полем. Кстати сказать, здесь вовсю применяли технологию "волшебного глаза" - ту же, что и в Мангазее. Маги, сидя на специальной трибуне, транслировали крупным планом всю игру, выделяя особо удачные моменты.
        
        - Ну, теперь они заиграют в полную силу, - сказал шеф.
        - Вы тоже заметили, что они дурака валяли?
        - Что поделать? Высокопримативность накладывает свои правила поведения, - пожал плечами наставник. Я запомнила новый термин: надо будет посмотреть потом в словаре...
        
        Всего одно попадание. От победы нас отделяет один мяч.
        
        Я прищурилась. В игре три мяча. Казалось бы, завладеть одним из них - не такая уж трудная задача. Но учитывая спортивные качества горилл...
        - Базиль, вы можете придать мне прыти?
        - Это как?
        - Ну не знаю... Вставить в кроссовки пружинки, или еще что.
        - А как же решение играть честно?
        Я вздохнула.
        - А разве вам не нужна победа?
        - Нужна, - кивнул наставник.
        - Просто вы не хотите ранить нежную душу вашего падавана?
        - Просто я не хочу ранить нежную душу своего падавана. А еще... Не люблю мухлевать.
        Я кивнула на горилл.
        - Но ведь бой с превосходящими силами противника - тоже нечестно?
        Базиль посмотрел на меня с огорчением.
        - Когда ты перестанешь воспринимать жизнь как непрерывный бой?
        - Я по-другому не умею.
        - Надеюсь, мне еще представиться возможность тебя научить... - наставник, не давая мне ответить, встряхнулся. - До конца игры - сорок секунд. Ты готова играть не по правилам?
        Я кивнула. Если б я всегда играла по правилам - просто не выжила бы. К тому же, это скучно...
        
        - Жди, - шеф убежал, потому что вновь прозвучал сигнал.
        Никто больше не посылал красивых пасов. Никто не бегал, рисуясь, по полю.
        Гориллы, завладев всеми тремя мячами, как всадники апокалипсиса, устремились к нашим воротам.
        
        Первый мяч Сет отбил - кончиками пальцев неимоверно вытянувшейся руки. Второй - приняв на лоб. Он сейчас действительно походил на бога - бога виртуозной игры.
        Поймав очередной мяч, он крутил его на указательном пальце, прогонял по плечам, подбрасывал пятками, а затем, наигравшись, пинал так далеко, что мяч переставал быть виден.
        Гориллы бесновались, ухали и закатывали губы, обнажая страшные желтые клыки... Но были вынуждены раз за разом бежать за мячом, возвращаться и повторять попытку.
        
        Десять секунд. К нашим воротам, ведя мяч, устремился вожак. Сет как раз был занят отбиванием другого мяча и Ванька рванул наперерез.
        Воткнулся в вожака, как бык в бронепоезд и оба рухнули на траву.
        
        Закричав, я рванула к ним, но почувствовала уколы магического электричества и лёгкие судороги в конечностях.
        Споткнулась, упала и вытаращила глаза: мои руки покрылись коричневой шерстью. Пальцы стали узловатыми и длинными. Лицо тоже покрылось шерстью, только челюсти выпятились и губы расползлись, как у лягухи. Волосы куда-то делись. Волосы! Мои длинные рыжие волосы - самое красивое, что у меня есть... Оглядывая себя и ощупывая, я поняла одно: теперь я форменный уродец.
        - Шеф! Что вы наделали! - хотела крикнуть я, но из горла вырвалось только "у-ук, у-ук!"
        - Действуй! - закричал бвана. - У тебя восемь секунд!
        И я понеслась.
        Никогда я еще не бегала так быстро. Никогда не двигалась так свободно. Тело сделалось невероятно ловким. Руки, которыми я с легкостью отталкивалась от земли, налились силой. Мешала, правда, одежда - эти тесные колодки на ногах, эти узкие кишки, в которых путались ноги... Как легко и привольно будет без них! Но я подавила желание сбросить штаны - на это просто не было времени.
        
        Поймать один из мячей не составило труда - я просто взлетела в воздух и вынула его из рук гориллы. А потом понеслась к воротам.
        Меня пытались остановить. Меня пытались поймать. Задержать, запутать - всё впустую. По сравнению со мной эти громадные увальни будто стояли на месте.
        Ворота загораживал медлительный, как кисель, бугай. Расставив лапы, он перекрыл всю площадь, от одной планки до другой.
        Но я видела наперед все его действия. Он не мог мне помешать!
        Сделав обманный маневр - один, другой, - я изо всех сил метнула мяч и увидела, как натянулась сетка позади вратаря.
        Урра! Го-о-ол!
        
        Магия ушла. Став собой, я повалилась на колени. Желудок бился где-то у горла, сердце провалилось в пятки. Как шум прибоя, накатывал грохот трибун. Как отдаленные раскаты грома, гудел гонг...
        Победа! Мы победили! Встав, я поискала глазами напарника, и... Сердце остановилось.
        Ванька неподвижно лежал там, где его повалил на траву вожак горилл.
        Глава 13
        Глава 13
        
        Иван
        
        Наверное, это уже входило в традицию: видеть Машку, как только проснусь. Рот сам собой растянулся до ушей, в глубине души затрепыхалась маленькая птичка... И больно клюнула прямо в сердце.
        Я дернулся и тут же почувствовал каждую клеточку, каждый вершок своего тела. Они болели. Скрипели намятые бока, гундосил нос, лбом будто сваи забивали... О коленях и руках я вообще молчу: написав коллективную жалобу, мои конечности взяли отпуск для поправки здоровья и в ближайшее время слушаться не собирались.
        Я вспомнил, как пытался остановить капитана горилл и от этого сделалось еще хуже: саднила уязвленная гордость. Он меня согнул, как монетку из фольги и выжал, как промокашку. Меня, чемпиона Академии по армрестлингу, поднятию тяжестей и борьбе на больших пальцах! И это - при свидетелях.
        Челюсть свело от стыда. Это же проще простого: дать отпор взрослому самцу гориллы, при скоплении всего-навсего нескольких сотен тысяч зрителей.
        Каждый такое может.
        Если напьется в стельку или обкурится до летающих обезьян.
        
        Бережно, как неоперившегося птенца, лелея своё горе, я отвернулся к стене. Стена была щелястая. Решетка, а не стена. Из тонких бамбуковых реек. Словно издеваясь над моим мрачным настроением, сквозь неё вовсю лупило солнце.
        В его лучах, золотых и горячих, как растопленное масло, кружились пылинки.
        
        Упрямо пытаясь изгнать из памяти поражение, я уставился сквозь стену на африканскую природу. Та, в отличие от бури в моей душе, являла собой на удивление спокойную картину.
        В пыли вольготно расположилось целое семейство. Мать, дородная хавронья черно-коричневой масти с десятком повизгивающих поросят. Детки, на удивление жилистые и поджарые, как волчата, носились вокруг мамаши, рылись, поднимая пятачками тучи пыли, в объедках и громко визжали, теснясь у материнского брюха. Свинья, прикрывшись обвислыми ушами, удовлетворённо похрюкивала.
        Рядом степенно прохаживались несколько кур, возглавляемых громадным черным петухом. Вокруг копошились воробьи.
        Эти из каждого найденного зернышка устраивали целое событие: возбужденно чирикая, кидались на добычу всем скопом, дрались, толкались... Совсем, как игроки на поле.
        Челюсть опять свело.
        - Вань... Ну Вань же! - Машка потормошила меня за плечо. - Как ты себя чувствуешь?
        Голос просительный и робкий, что было не свойственно моей напарнице. Я горько усмехнулся: издевается. Хочет усыпить бдительность, а затем уязвить побольнее.
        
        Продолжая каменеть спиной, я угрюмо ответил:
        - Нормально я себя чувствую. Так же, как и любой человек, которого предали все друзья.
        - Но мы же выиграли, Вань.
        - А какой ценой? - я всё еще продолжал пялиться в щель. Чем-то этот черный петух был подозрителен. Делает вид, что обхаживает кур, а сам нет-нет, да и зыркнет в мою сторону...
        Вздохнув, Машка уселась на кровать, облокотившись о мою спину, как о спинку кресла. Я стерпел.
        - Удивляюсь я тебе, Вань, - сказала она чужим лёгким тоном. - Вроде бы и вырос на улице, и жизнь повидал, и магией не первый год балуешься. А ведешь себя как дитё.
        Я вскинулся. Напарница скатилась на пол.
        - Я? Дитё? А ты ничего не перепутала? Может, это вы с Лумумбой слегка заигрались?
        - Да что такого-то? - отряхнувшись, она села на плетеный стульчик, подальше от меня. - Ну, поколдовал он немножко... Так на то и игра.
        На мгновение я потерял дар речи.
        - Мы же следователи! Мы должны быть выше этого... Только факты и доказательства! Никаких подтасовок.
        - Посмотри на это с другой стороны: мы должны были выиграть, чтобы получить эти самые факты. И доказательства.
        - Но вы провернули это за моей спиной! Ничего мне не сказав!
        Я чувствовал, что в моей речи слишком много восклицательных знаков и замолчал.
        
        - Так тебя волнует не то, что мы смухлевали, а то, что сделали это без тебя? - я не видел, как вошел Лумумба.
        Признаться, до этой минуты я вообще не давал себе труда осмотреться и понять, где мы находимся.
        Теперь я уделил этому самое пристальное внимание. Лишь бы в глаза наставнику не смотреть...
        
        Находились мы в небольшой круглой хижине - такой же, как и Дом Танцев, только раз в пятнадцать меньше.
        Из мебели здесь были бамбуковая раскладушка - я на ней лежал, и стульчик, на котором сидела Машка. Пол устилали полосатые соломенные коврики, а у плавно изогнутой стены притулился столик с тазиком и кувшином.
        К сожалению, больше смотреть было не на что.
        
        - Ну так что? - еще раз спросил бвана. - Правда, или желание?
        - Меня волнуют оба аспекта.
        Даже самому понравилось, как это прозвучало. Веско. Солидно.
        - Сотрясение, - кивнула Машка. - Хорошо он с тем гориллой стукнулся... Вань, сколько я показываю пальцев?
        - Да причем здесь какие-то пальцы? Я о справедливости говорю!
        - Точно. Кукушечка съехала. Или заколдовал кто? - у Машки сделался такой приторно-заботливый, сладенький голосок, что мне захотелось пить. - Шеф, вы на что ставите? На сумасшествие, или на колдовство?
        - Ай, да ну вас...
        Не доводя до греха, я выпутался из объятий низкой лежанки и ушел в палящий зной.
        
        Кто бы знал, как я устал от этой жары. И всё бы ничего, если б не влажность. Чувствую себя, как консервированный лосось в собственном поту. Даже в башмаках хлюпает. Рубаха, как только я вышел, сразу намокла. По лбу будто лупили раскаленным молотом, ноги налились свинцом.
        А тут еще петух. Прошелся туда-сюда, оставляя в пыли четкие росчерки шпор и замер, озирая меня круглым глазом. Зрачок его был черен и пуст, как отгоревший своё уголёк.
        Явно собираясь что-то сказать, петух открыл клюв, но передумал. Сделал вид, что вспомнил нечто важное и удалился, гордо подрагивая роскошным хвостом...
        А я побрел куда глаза глядят.
        
        И вскоре оказался на берегу пруда. Находился он на задворках тихой гостеприимной деревушки и служил водопоем для многочисленной домашней скотины. Черные маслянистые берега были истоптаны копытами и крестиками птичьих следов. Среди них попадались отпечатки треугольных лап с длинными когтями - может крокодильих, а может, и еще чьих-то.
        Так что близко к воде я подходить не стал и уселся на пригорке, выбрав местечко посуше. Никто не беспокоил, хотя стайка голоногих мальчишек и девчонок настороженно наблюдала издалека.
        
        Ветром донесло слово "Бокорван", и я горько усмехнулся: такое прозвище дали мне дети здесь, в городе Бумба - после того, как я показал ребятишкам несколько фокусов... Люблю детей. Они мне представляются копиями нас самих, только менее испорченными. Дети умеют быть счастливыми. И как удивительно мало им для этого надо! Показал, как из-за пазухи голубь вылетает - счастье. А голубь в небе возьми, и превратись в стайку бабочек - ваще восторг. Они и придумали это Бокорван... Ну типа: белый бокор по имени Иван.
        Товарищ Седой как-то сказал: - У детей еще всё впереди. А у нас впереди - только они... Мне кажется, я понимаю, что он имел в виду. Мы, дети Распыления, смотрим в прошлое. Всё время вспоминаем, как это было: - до. А те, кто родился в новом мире, никакого "до" не знают. Им нечего вспоминать и не на что оглядываться. Они всеми силами стремятся попасть в будущее.
        
        В мутной коричневой воде темнело несколько крупных валунов и я стал бездумно кидать в них камушки.
        Один, как раз очень удачно, попал валуну по макушке. Тот вздыбился, оглушительно фыркая и разбрасывая тучи брызг. Мелькнула черная влажная спина и валун погрузился в воду целиком - только две дырочки и остались.
        - Ипоппо не любят, когда им мешают спать, - рядом, как всегда неслышно, появился бвана.
        - Так это бегемоты, - запоздало дошло до меня. В Ниле мы таких валунов навидались предостаточно, и почему я не узнал их сейчас, кроме как хроническим дебилизмом объяснить было нельзя.
        - Ты был прав насчет цены, - сказал бвана, устраиваясь рядом со мной. Он, правда, не поленился подстелить непромокаемый плащ...
        - О чем это вы? - угрюмо спросил я.
        
        Я скучал. Скучал по временам, когда мы были только вдвоём. Нет, я очень люблю напарницу, но... Раньше мы с Лумумбой были командой. Как это там: - "мы спина к спине у мачты, против тысячи - вдвоём".
        Вместе носились по стране, разгадывали головоломки... А с тех пор, как нас стало трое, учитель от меня отдалился. Как бы опустил на ту же ступеньку, что и Машку. Он, мол, учитель, а мы - пыль манежная. Обидно.
        
        Я не сразу заметил, что Лумумба вертит в руках небольшую книжицу. Она была в кожаном футляре, с тусклыми от времени металлическими застежками и потертыми уголками. Когда-то футляр, или точнее обложка, была благородно-коричневой, но сейчас стала светло-желтой, почти белой.
        - Это дневник мага, - Лумумба бросил на меня короткий взгляд. - Того самого, которого мы убили.
        У меня язык прилип к нёбу. Поспешно сглотнув, я облизал губы и втянул воздух.
        - Это вам Бумба дал? - бвана молча кивнул. - Так может, если его прочитать, мы узнаем...
        Наставник раскрыл книжицу и я понял, что с ней было не так: страниц не было. Только пустая корочка.
        - И кто вырвал страницы?
        - Линглесу. Он явился к Бумбе, втерся в доверие, помог провернуть несколько делишек, и...
        - Стащил дневник. Вот откуда он узнал о Мертвом Сердце.
        - Я с самого начала предполагал, что без дневника здесь не обошлось. Он - единственное, что мы не смогли отыскать тогда, десять лет назад. Спрятав артефакт, мы постарались убрать из реальности все следы, все намёки на его существование. Но не нашли дневник мага. И решили, что он его либо уничтожил либо спрятал настолько хорошо, что это уже не имеет значения.
        - А он всё время был у Бумбы?
        - Вероятно. Не на пустом же месте возникло его государство.
        - И он похвастался перед Линглессу секретом своего могущества?
        - Коллекционеру мало обладать какой-то ценностью. Ему важно, чтобы кто-нибудь другой так же её хотел, но не мог получить.
        - Но хвастаясь, он сам нарывается на кражу.
        - Оправданный риск. Придает остроты.
        - А вы хорошо его знали? Ну, того мага.
        - Лё Биг-Мак, - кивнул Наставник. Его звали Жан-Жак лё Биг-Мак. И он не был магом, скорее... Авантюристом. Рыскал по миру в поисках интересных вещичек, которые можно выгодно продать. Где-то он отыскал Сердце и, видимо, хотел продать его Бумбе, но... - бвана замолчал.
        - Но?
        - Он не успел. Мёртвое Сердце обладает сложной, очень подвижной структурой. Оно мгновенно подстраивается под хозяина... и подчиняет себе, постепенно выпивая всю его силу.
        - И почему все так стремятся его получить?
        - Сердце исполняет желания. Но не простые, а тайные. Такие, о которых человек и сам лишь смутно догадывается.
        - Это... Это пугает.
        - До усрачки, - спокойно кивнул бвана. - Поэтому к Сердцу ни в коем случае не должен прикасаться маг.
        - Ваш отец погиб из-за него?
        - Мой отец был очень сильным магом, - глядя в землю, сказал Лумумба. - Он думал, что сможет управлять им. Понять, как оно устроено, изучить и... подчинить. Но не успел. Сила рождает равное ей противодействие, и артефакт... В общем, нам пришлось...
        - Нет, - я не мог поверить, что бвана сам, своими руками...
        
        - Да, - слова легли тяжело, как надгробная плита. - Более того, я хочу, чтобы мы с тобой договорились прямо сейчас: если одного из нас подчинит Сердце...
        - Я понял. Договорились.
        После Зоны, после Бел-Горюч камня, страшно подумать, какие у меня могут быть тайные желания.
        Бвана молча похлопал меня по плечу.
        Смеркалось. Солнце, как громадный апельсин, плескалось в жарком мареве заката. Небо дымилось оранжевым, палевым и голубым. У самого горизонта копились и пухли тяжелые грозовые тучи.
        Силуэты акаций, черные и зловещие, казались вырезанными из бумаги.
        
        Бегемоты негромко пофыркивали, в листьях пальм над нашими головами просыпались крыланы - наверное, собирались на ночную охоту. А я наконец-то был счастлив: мы с бваной сидели и обсуждали работу. Совсем, как в старые добрые времена..
        
        - А что это вы тут делаете? - прокурорским тоном спросила Машка. Я подпрыгнул.
        - Да ничего, - отозвался Лумумба. - Бегемотов вот на удочку ловим...
        Напарница посмотрела так, будто не понимала, шутит он или нет.
        - Базиль, там вас красивая женщина домогается. Иди, говорит, за этим великолепным, бесподобным, умопомрачительным мужчиной, и одна не возвращайся.
        Теперь наставник посмотрел так, будто не верил.
        - Да я правду говорю! - возмутилась Машка, честно хлопая ресничками. - Мечта поэта: золотые глаза, нежно-карамельная кожа, клыкастая улыбка... Пойдете?
        - Спасибо за приглашение, но нет, - вопреки словам, наставник поднялся. Поправил крахмальную манишку, проверил узел галстука и нацепил плащ. - Так где, говоришь, она ждет? - было видно, что щеки у него, не смотря на тёмную кожу, порозовели. - Это я на всякий случай, чтобы случайно не наткнуться...
        - А во дворце у Бумбы. Он, кстати, тоже там будет. И все придворные в придачу.
        Бвана моргнул пару раз, а потом плюнул. И не оглядываясь, пошел прочь.
        Машка посмотрела на меня.
        - А ты чего расселся? Нас тоже касается.
        
        Я был уверен, что мы находимся где-то в глуши, в деревне. Но, повернув пару раз, напарница вывела меня на главную площадь. Собралась изрядная толпа...
        Будут бить, - с наскока, не разобравшись, решил я. - За что - всегда найдется.
        Но присмотревшись, понял, что бить, может, и не будут. Во всяком случае, не прямо сейчас.
        
        Разодеты все были так, что глаза слезились. Бусы, перья, цветастые ткани, белозубые улыбки, яркие, будто самоцветы, глаза...
        В центре площади возвышался помост из трех разновеликих ступенек, к нему вела красная дорожка.
        Вокруг тусовались, я так понимаю, сливки местного общества: в белых, как лебединое перо, распашонках и таких же шапочках. Среди них, как племенной боров среди стада карликовых свинок, возвышался Бумба.
        Немного в стороне, в своём черном плаще и шляпе, стоял бвана. А вот рядом с ним... Как сказал классик, "Знойная женщина. Мечта поэта"...
        Высокая. Платье - будто её облили жидким золотом, да так и оставили. Шея утопает в кольцах до подбородка - голова в тюрбане кажется изысканной вазой на золотой подставке.
        Я не сразу понял, что она - та самая ягуариха, что не давала Машке житья в игре.
        Женщина смотрела на нас раскосыми кошачьими глазами и плотоядно улыбалась.
        
        - Вань, чего завис? Нам туда, - дернула меня за палец Машка и указала на красную дорожку.
        - З-зачем?
        Шоколадная красотка наводила ужас. Чтоб я приблизился к ней по доброй воле? Лучше пусть побьют. Так безопаснее...
        - Как зачем? Награждение! Мы же выиграли, помнишь? - Машка тянула и тянула, а я никак не мог оторвать ног от земли. Будто башмаки гвоздями прибили. - Подарок вручать будут!
        
        Я вдруг остро ощутил влажные на заду штаны и мятую, всю в зеленой траве, рубаху. Попытался пригладить волосы пальцами, но понял, что бесполезно. А еще я давно не брился...
        
        От конца красной дорожки махал Сет. Он вырядился в золоченый смокинг. На ногах - желтые штиблеты, в откинутой руке - золотая трость, в широкой улыбке - золотой зуб. Всё в тон, всё со вкусом.
        Даже Машка была в платье. Один я - охламон... Я икнул. Машка? В платье? И как я этого сразу не заметил?
        Платье было такое... без плеч. Типа сарафан. Ткань тонкая, прозрачная, в зелено-коричневые ромбы. Даже волосы её были аккуратно причесаны и заплетены в толстую, как полено, косу, кокетливо перевязанную зеленым бантиком. Лицо напарницы было свежим, умытым, и пусть лопнут мои глаза, она даже губы накрасила!
        На какой-то миг я онемел. Наверное, видеть её ТАКОЙ было настолько непривычно, что мой мозг, дабы не перегреться, услужливо заменил реальность на привычную картинку пацанки в драной джинсе.
        Но всё хорошее когда-нибудь кончается.
        
        - А я всё думала: когда ты заметишь? - сказала Машка. Скулы на её лице заострились, на меня она не смотрела.
        - Угм, - только и мог вякнуть я.
        - Ну... И что думаешь?
        - Думаю... А куда ты спрятала пистолеты?
        Черт, совсем ведь не то хотел сказать!
        - Не ссы. Куда надо - туда и спрятала.
        И Машка пошла по красной дорожке навстречу Лумумбе, Бумбе и всем остальным. Я, как побитая собака, поплелся следом.
        
        Награждение прошло, как в тумане. Бумба что-то говорил, его слова перекрывали улюлюканья подданных - они заменяли аплодисменты.
        К нашим ногам бросили и раскатали длиннющий бухарский ковер - такой только в кабинет товарищу Седому, для особо провинившихся сотрудников.
        Седло - размером с запорожец, обитое малиновым плюшем и увешанное золотыми кистями - водрузили рядом. Потом я узнал, что седло это - для верблюда.
        А на седло поставили маленький неработающий телевизор.
        М-да... Ну ладно, ковёр. Можно его в нашей с бваной квартире разместить. Одним концом на стенку повесить, а другой по полу раскатать... Седло вместо кресла приспособить, а телик... Телик в комиссионку сдать - нам его всё равно смотреть некогда.
        Только вот беспокоит одна мелочь: подарки-то здесь, а квартира - в Москве...
        
        Очнулся я внезапно. Будто лампочку включили. Или сдернули душный, мешающий дышать и смотреть полог. В одной руке - фужер с чем-то шипучим, в другой - шашлык из жареной саранчи.
        А привела меня в себя вот какая мысль: надо встать, отыскать Машку и наконец-то сказать ей, какая она красивая, замечательная и... и вообще.
        Тут надо понимать: трезвым я на такой подвиг ни в жисть не решусь. Пьяным... нет, пьяным тоже нельзя. Ляпну опять что-нибудь не то. А вот сейчас, после пары бокалов шипучего пальмового вина... Это казалось очень удачной идеей.
        
        С такой мыслью я и поднялся с груды подушек, но был схвачен и скручен капитаном команды горилл. Добрый дядька был так впечатлён моими подвигами, что предлагал тут же, не сходя с места, вступить в их команду третьим нападающим. Нужно только, чтобы надо мной поработал местный колдун. Ну, придал мне традиционный для их команды вид... И зарплата хорошая: отдельная хижина и три телеги бананов в месяц.
        На этом месте я сообразил, что это не отвлеченный разговор, а конкретное предложение. Я онемел. А затем, тщательно продумывая жесты, попытался объяснить, что бананы - это, конечно, хорошо, просто отлично.
        Но вот мех мне вряд ли пойдет. К тому же, рыжих горилл не бывает - это я специально узнавал, у специалистов. Так что, спасибо за предложение, и при других обстоятельствах я бы обеими руками, да и ногами тоже, но вот прямо сейчас меня ищет наставник, сиречь - вожак стаи... Насилу отбился.
        Хорошие мужики эти гориллы. И пить умеют.
        
        Рыжая Машкина коса мелькнула у фонтана. Подиум, как и красную дорожку, давно убрали и народ отплясывал под звуки флейт и барабанов, в свете редких фонариков и несметных полчищ светлячков. Красиво было до умопомрачения, и я бы это непременно оценил, если б не был так занят.
        
        Машкина коса мелькала то там то сям и я протискивался через толпу, то и дело наступая на чьи-то босые ноги. На меня не обижались. Сегодня мы были героями и люди, потирая отдавленные конечности, только улыбались и махали руками - гуляй, Бокорван. Сегодня твой праздник...
        
        Потом меня поймал какой-то чиновник. Хлопая по почкам - хотел похлопать по плечам, но просто не дотянулся - он начал пространно вещать о великом спортивном будущем, которое ожидает меня, если я подпишу контракт с "Буйволами Замбези". У меня будет отдельная хижина, три жены и столько новых кроссовок, сколько я захочу - а это, согласись, немножко лучше, чем какие-то жалкие бананы...
        Размахивая у моего лица руками, подвыпивший царедворец живописал роскошную жизнь, которой я заживу, стоит мне поставить вот здесь совсем маленькую закорючку...
        Я, как мог, объяснил, что всего три жены и кроссовки - это просто не мой уровень. Хаммер с полным баком, двенадцать жен и шесть телег бананов - вот тогда и поговорим.
        Старичок посмотрел на меня с уважением. Затем, предложив никуда не уходить, как-то очень быстро смешался с толпой.
        Затем меня перехватил Сет. Сияя, как новенький грошик он привстал на цыпочки, и подозрительно оглядываясь, зашептал о том, что можно неплохо срубить бабла, если я подпишу... Ну, дальше вы поняли.
        Молча отцепив его волосатые лапки от своей мятой рубахи, я продолжил искать Машку.
        
        Я видел то косу с зеленым бантиком, то курносый профиль, то раздуваемый тёплым ветром подол сарафана... И наконец оказался на краю площади, где неожиданно, и совершенно случайно, услышал слова, заставившие позабыть обо всём:
        - Мёртвое Сердце.
        Голос был женский, с лёгким певучим акцентом.
        Я медленно повернулся.
        И увидел богатый, практически европейский каменный особняк. На веранде особняка собралось интересное общество: король Бумба, давешняя золотая женщина и мой наставник.
        Глава 14
        Глава 14
        
        Иван
        
        Бумба возлежал на своём диване. Не знаю, как он притащил его на веранду, но это был тот самый диван. Я еще в Доме Танцев заметил, что на спинке дерматин лопнул и был аккуратно зашит рыжей ниткой. Женщина-ягуар удобно свернулась в кресле, рядом с ней - подозрительно близко - сидел бвана.
        Машки не было.
        
        Наставник, завидев меня, недовольно поморщился и отвернулся.
        
        Сделав морду кирпичом, я поднялся по трем беломраморным ступеням.
        - Здрасьте всей честной компании. А я вот иду мимо, вижу - учитель драгоценный сидеть изволят. Дай, думаю, спрошу: не надо ль чего? Что ж ихней милости ножки свои бел... черные трудить, организм напрягать. Пусть скажут, а уж я, сердешный, расстараюсь...
        - Садись, словоблуд, - вздохнул бвана. - Не срами перед державами...
        Я сел. Стульев на веранде не было, так что устроиться пришлось прямо на полу.
        
        - Он был очень силён, - тем временем говорила ягуариха, не обращая на меня никакого внимания. - И он был безумен. Мы ничего не могли сделать.
        - Понимаю, - Лумумба учтиво склонил голову.
        - Он разрушил наш дом.
        - Мне жаль, - серьезно сказал бвана.
        - В живых остались только Т'чала, М'баку и я... - женщина вздохнула и отвернулась.
        
        Мы молчали. Признаться, я никогда не умел себя вести с людьми, у которых случилось горе. Нет, я всё прекрасно понимаю, и очень, очень сочувствую... Только словами выразить не могу. Всякий раз кажется, что они будут звучать фальшиво.
        
        - Ариман хотел, как лучше, - овладев собой, женщина-кошка приняла царственную позу. - Он любил нас. По-своему. И желал только добра.
        - Но... - тихо подсказал бвана.
        - Всех остальных он уничтожил.
        - Как это произошло?
        - Зачем ворошить прошлое? - с каменным выражением лица спросила Цезария.
        - И всё же... - настаивал бвана.
        - Расскажи ему, - вдруг подал голос король. - Ты же за этим сюда пришла.
        - Думаешь, он поймет? - к королю она обращалась запросто, без церемоний.
        - Я буду стараться, - с нажимом ответил наставник. - Вы не представляете, насколько я понятлив.
        
        Король Бумба, сказав пару слов, казалось, ушел в себя. Он задумчиво крутил хоботом, в котором поблескивала неизменная бутылка, и шумно вздыхал о чем-то своём, время от времени поправляя очки. Но ухо, мягкое, складчатое слоновье ухо, повернутое к парочке в креслах, оставалось настороженно приподнятым.
        
        ...Ариман всегда был гордецом, - пожала плечами Цезария, как бы смиряясь с неизбежным. - Он был уверен, что достоен большего, чем другие. Считал себя особенным. Так оно и было. Можете мне не верить, но так оно и было, - задумчиво повторила она. - Архимед считал, что имея хороший рычаг, можно перевернуть Землю. Ариман говорил что он - и есть этот рычаг. Просто пока не нашлось точки опоры.
        Когда появилась Пыльца... - она горько усмехнулась. - Мой муж и мысли не допускал, что окажется однодневкой.
        Его первым желанием было превращение нас - всей семьи - в оборотней. Ариман считал, что хищники - это вершина эволюции... Я и дети превратились, - на пальцах Цезарии мгновенно, как клинки из ножен, выскочили и втянулись когти. - Но он... он постарел на десять лет. И только.
        Второе желание... Он не стал тратить его ни на кого, кроме себя. И, тем не менее, ничего не получилось. А мой муж стал глубоким стариком.
        - Не всякий маг способен наложить колдовство на себя, - кивнул Лумумба. - Мы это поняли далеко не сразу.
        - А вот Ариман так и не понял.
        - И не остановился, - добавил наставник.
        - Он просто не мог иначе.
        - Это Ариман создал Мёртвое Сердце, - я не заметил, когда на веранде появилась Машка. Она успела переодеться в джинсу, распустить волосы и смыть косметику. Жалко. Платье мне нравилось.
        - Да, - наклонила голову Цезария. В глазах её отразился свет праздничных фонариков. - Ариман заключил в него свою сущность. Своё естество...
        - Потому что не хотел умирать? - не унималась Машка.
        - Как ученице некроманта, дитя, тебе должно быть известно, что иные участи - пострашнее, чем смерть, - холодно процедила Цезария.
        - Но он убивал людей.
        - Сердце требовало жертв. Ему нужна была сила, - пожала плечами ягуариха. Словно речь шла о регулярной поливке огорода.
        Машке это не понравилось. Сузив глаза, она собралась ляпнуть что-то резкое. Я, дотянувшись, схватил её за руку, но это напарницу не остановило, а наоборот, придало уверенности.
        - Меня учили, - жестко сказала Машка. - Что вешать нужно только отъявленных негодяев. Но отъявленных - нужно вешать.
        - Ариман был моим мужем, - надменно заявила Цезария.
        - И он был отъявленным негодяем.
        - Маша! - рявкнул Лумумба. - А ну, извинись.
        - За что? Разве я не права?
        - Прошу простить мою ученицу, благородная Цезария, - быстро сказал наставник. - Видимо, жаркий климат пагубно действует на неокрепший ум.
        - Воспитывать детей - тяжелая ноша, - надменно согласилась ягуариха. - Нужно очень сильно их любить, - она уставила узкие кошачьи глаза на Машку. - Но и наказывать нещадно.
        - Я не ребенок! - выкрикнула напарница. - Я - охотник. Я обучена убивать таких, как...
        - Маша! - голос Лумумбы хлестнул, как бич. - Ступай, разыщи Сета.
        - А почему я? Пусть вон Ванька сбегает...
        - Маша. Сейчас же.
        Надувшись, как жабка, она гордо спустилась с веранды. Лопатки под курточкой, подрагивающие волосы - всё говорило о несогласии напарницы с начальственным произволом.
        
        - Давайте поговорим о Линглесу, - вдруг сказал Бумба. - Он - вторая часть истории.
        
        - Линглесу - это уже третья часть, - с готовностью сменил тему бвана. - Вторая - лё Биг-Мак. Судя по всему, ему удалось завладеть Сердцем Аримана, - Лумумба повернулся к Цезарии. - Вам известно, как умер ваш муж?
        - Нет, - резче, чем следовало, ответила ягуариха. - Мы... расстались. Я должна была заботиться о детях.
        - Вы боялись, что станете следующими в списке его жертв, - сказал я. И тут же захлопнул варежку. Неужели я всё-таки заразился от Машки недержанием?
        - Нас бы Ариман не тронул! - оскалилась Цезария. - Мы - семья.
        Лицо женщины явственно заострилось. В голосе прорезались рыкающие нотки.
        
        - Ну хорошо, хорошо... - примирительно сказал бвана. - Давайте лучше я расскажу, что знаю.
        ...Лё Биг-Мак был журналистом. Путешествуя, он рассказывал об экологии, животном мире, этнических особенностях жителей. Он прекрасно рисовал и писал остроумные заметки. Разумеется, фотографировал... Подозреваю, что лё Биг-Мак приторговывал на черном рынке. Ему на глаза частенько попадались редкости, о настоящей цене которых не подозревали владельцы. Выменивая, а где и приворовывая, лё Биг-Мак добывал интересные вещицы и находил им новых хозяев. Возможно, Сердце попало к нему именно таким образом.
        - Значит, он тоже был магом? - спросил я.
        - Совсем недолго, - согласился наставник.
        - Сердце выпило его досуха, - злорадно улыбнулась Цезария. - Он украл талисман моего мужа и тот свёл его в могилу. Ариман отомстил за себя.
        
        И тут в мою душу закрались смутные сомненья...
        Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться и не дать мыслям позорно сбежать, я принялся рассуждать логически. Как сыщик.
        Цезария - жена Аримана. Мага, сотворившего Мёртвое Сердце. И вот она оказывается в Бумбе и принимает участие в Игре. Зачем?
        Ей был нужен дневник! Уж не знаю, что она собиралась с ним делать...
        
        - Вы не хотели отдавать записи лё Биг-Мака Цезарии, - неожиданно сказал я, обращаясь к Бумбе. - "И откуда ты такой умный выискался?" - вопросили его маленькие, спрятанные за стёклами очков, глазки. - Вы не хотели отдавать ей дневник, но не могли найти повода, чтобы отказать. И придумали стравить нас в Игре...
        - Это было рискованно, - заметил Лумумба.
        - Вы, - король Бумба оглядел собрание. - Не оставили мне выбора. Я не мог открыто встать на чью-либо сторону.
        - Или не хотел? - прищурился бвана.
        - Ариман был моим мужем, - перебила его Цезария. - У меня больше прав, чем у кого бы то ни было.
        - Но зачем он вам? - спросил наставник.
        - Это не ваше дело!
        - К чему спорить? - примирительно поднял хобот Бумба. - Дневника всё равно нет. Он находится у Линглесу...
        - И вы уверены, что его руки лучше моих? - ревниво спросила Цезария.
        - Когда речь идет о магии, я вообще ни в чем не уверен, - сказал Лумумба. - Кроме одного: Мальчишку необходимо найти и обезвредить. А для этого пригодился бы дневник...
        - Каким образом? - трубно взревел Бумба. - Каким образом ты намерен его обезвредить?
        - Нужно уничтожить Мертвое Сердце.
        
        Настала мёртвая тишина. Только сейчас я понял, что праздник давно закончился и площадь опустела. Где-то далеко, на грани слышимости, грохотал гром. А вокруг веранды оглушительно, сводя с ума, стрекотали цикады.
        
        Цезария поднялась из кресла. Мягко, по-кошачьи, потянулась, а потом сложила руки на груди и ласково сказала:
        - Я не допущу этого. Я не допущу, чтобы моего мужа убили еще раз. Если вы встанете у меня на пути, я вас убью.
        Бвана тоже поднялся. Глаза его засветились, плечи напряглись так, словно из них сейчас вырвутся крылья...
        
        - Подождите, - быстро сказал я. - Подождите... Вы говорили, что артефакт довольно быстро выпивает силы владельца. А вы не допускали мысли, что оно уже выпило Линглесу? Может, его давно нет в живых, и надо просто найти артефакт и получше перепрятать?
        - Может и так, - согласился наставник, не отрывая взгляда от глаз Цезарии. - А может, он прямо сейчас убивает сотни невинных людей.
        - Любые жизни - ничтожная цена за жизнь Аримана.
        Она подобралась, ногти проросли черными когтями, лицо вытянулось и почти превратилось в морду...
        - А что это вы здесь делаете? - раздался голос моей напарницы.
        - Маша, не сейчас! - рявкнул Лумумба.
        - Да я что? - невинно задрала бровки Машка. - Я ничего... Извиниться вот хотела. За своё плохое поведение. И подарочек принесла. В знак примирения.
        И помахала прямо перед носом Цезарии игрушкой. Украшенной бусинами, ярко-розовыми перьями и колокольчиком.
        - Ну что же вы, тетенька? - спросила она медовым голосом и еще раз позвенела. - Я думала, все кошки любят с махалочками играть...
        
        Ягуариха промахнулась. Она целила Машке в горло, но громадные когтистые лапы ухватили лишь пустоту.
        На полу, там, где стояла напарница, сидела крошечная лягушка. Она была очень хорошенькая: с громадными печальными глазами, с гладкой блестящей кожицей, покрытой зелеными и коричневыми разводами, с золотистой полосочкой по спинке...
        
        Задохнувшись, я посмотрел на бвану. Честное слово, до меня не сразу дошло, что лягушка - и есть Машка. Он всё таки её превратил!
        - Ква? - недоуменно сказало земноводное и захлопало длинными ресницами.
        - Бвана? - осторожно позвал я. - Вы не находите, что это как-то чересчур?
        - Не нахожу, - раздраженно отрубил наставник. - Это послужит ей уроком.
        - Может, послужит, - пробурчал я, аккуратно, двумя пальцами, подхватывая лягушку под передние лапки и сажая её себе в нагрудный карман. - А может, вы еще сами пожалеете. Ведь расколдовывать, рано или поздно, придется...
        - Хозяин, а вот и я! - на беломраморных ступенях показалось новое чудо.
        Наша железная птичка, пропадавшая невесть где, в буквальном смысле ползла на бровях. Была в зюзю. В ржавый, совершенно бесполезный хлам.
        За пьяной вороной стоял довольный Сет. Чем они занимались, и почему Гамаюн оказалась в столь пограничном состоянии, я спрашивать не стал. И так ясно.
        Только порадовался, что вовремя спрятал Машку: не ровен час, пьяная бестия приняла бы её за червяка и склевала...
        - Вискариком не угостите? - взгромоздившись наконец на перила и разобравшись в лапах и крыльях, ворона уставилась на короля.
        Лумумба горестно закатил глаза. Я его понимаю: потеря лица по всем фронтам. Младшая ученица квакает, старший выглядит, как чучело гороховое, говорящий артефакт так вообще надрался до розовых слонов... один Сет пока еще подавал надежды.
        - Эй, дэвушка, можна пазнакомица, э?
        Недолго музыка играла, недолго продолжался бал.
        
        Цезария как-то незаметно превратилась в женщину, и наш карманный бог смерти просто не смог пройти мимо. Рефлекс у него, что ли? Или мама в детстве уронила?
        - Слушай, что такой пэрсик дэлаэт в кампании таких мужланов? - Бумба хрюкнул. Лумумба втянул воздух. А Цезария, к нашему общему удивлению, покрылась нежным румянцем и скромно опустила кошачьи глазки. - Падем са мной! - нежно обнял её за талию Сет. - Пить будэм, гулять будэм! А патом... - и он, привстав на цыпочки, что-то прошептал ей на ушко.
        Женщина-ягуар сделалась вовсе пунцовой, жеманно пожала точеным плечиком и... позволила увлечь себя к ступеням.
        - Мы еще не закончили, - промурлыкала она напоследок бване и - была такова. В обнимку с Сетом.
        - Темна вода во облацех... - пробормотал Лумумба, провожая Цезарию задумчивым взглядом.
        А я присел на перила рядом с Гамаюн. Птица была горячая, как утюг.
        - Как у нас в садочке, как у нас в садочке, - пропела она хриплым басом и медленно, с достоинством перевернулась кверху лапками. - Розочка цвела... - закончила ворона фальцетом, и повиснув вниз головой, как летучая мышь, отключилась. Глаза потухли, металлические перья, остывая, тихо потрескивали.
        
        И тут поднялся Бумба. Процесс этот ничем не напоминал то обычное действо, какое производит любой человек, поднимаясь со стула. Движения короля скорее напоминали медленный и неотвратимый сход ледника. Только в обратном порядке.
        
        - Мой царственный брат! - обратился он к Лумумбе. - Чтобы сгладить неприятное впечатление от пребывания у меня в гостях, я хочу показать тебе одну фотографию. Плохо, если ты покинешь мою гостеприимную страну с затаённой обидой.
        - Ну что ты, Бумба, - великодушно махнул рукой бвана, и тоже поднялся. - Мы уже получили от тебя абсолютно бесполезное седло, пахнущий кошками ковёр и сломанный телевизор. Разве можно рассчитывать на большее?
        - Значит, всё-таки сердишься, - понурился король.
        - Если и сержусь, то только на себя, - вздохнул бвана. - Самоуверенность - это грех. Надо бы приравнять её к убийству - именно этим и заканчиваются излишне амбициозные планы.
        - Ты о чем? - Бумба вновь снял очки, без которых его глаза выглядели совершенно... ну, по-слоновьи.
        - О Цезарии. Нужно было предусмотреть её появление. И желание завладеть Сердцем Аримана... Но мы не слышали о ней больше десяти лет - я и подумал...
        - Что она умерла? Оставила попытки? Бросила магию и научилась вышивать крестиком? - водрузив очки на нос, король насмешливо посмотрел на наставника сквозь стёкла.
        Всё он понимал, это громадный мудрый слоняра. И о бване, и о Цезарии и даже о нас с Машкой... Понимал и то, что действующий артефакт такой разрушительной силы может повлиять на расстановку сил не только в его государстве, но и на всём континенте. Да что там континент! Во всём мире.
        Если на минуту представить, что Мертвое Сердце попадет к Бумбе, например... Что нас ждет? Африканский рай в масштабах планеты?
        А если к Товарищу Седому? - я на минуту задумался. - О-хо-хонюшки, лучше бы Сердце уничтожили десять лет назад. Тогда и маги были помельче, и амбиции у них были не такие масштабные. Нет, судари мои: прав бвана. Прав на все сто: найти и уничтожить - это единственно верный выход.
        В кармане ворохнулась напарница и я осторожно погладил её через ткань. Ничего, Машунь, вот отойдет бвана, оттает сердцем - и превратит тебя назад. И дня не пройдет. В крайнем случае, недели. Месяц - крайний срок.
        И тут мне пришла в голову другая мысль... Получается, Лумумба Машку спас!
        У одного моего приятеля по Академии была кошка. Симпатичное пушистое чудо с голубыми глазками и белоснежной шерсткой. Она любила, забравшись на колени, свернуться клубочком и подремать, пока ты чешешь ей за ушком... Но, как только что-то не нравилось - тут же выпускала когти и вцеплялась зубами в палец.
        Нет, к бабке не ходи: Цезария точно вырвала бы Машке горло. Одно то, как домашние кошки играют с мышью наводит на размышление... А наша новая знакомая - дикая пустынная хищница. Даром что в юбке.
        - Держи, - прервал мои размышления наставник, доставая из жилетного кармашка небольшую деревянную коробочку.
        - Что там? - я не спешил протягивать руку. Мало ли, что может достать из кармана разгневанный маг... Компактную сверхновую, например.
        - Новый дом для твоей напарницы. Выложишь изнутри свежей травкой, да поливать не забывай - а то высохнет. А еще слизняки - лягушки их любят.
        Мне оставалось только тяжело вздохнуть: в ближайшее время превращать Машку он точно не собирается.
        - Да, и еще... - наставник уже направлялся куда-то вслед за Бумбой, но остановился на ступеньке. - Разыщи Сета и подготовь машину к путешествию. На рассвете мы уезжаем.
        
        Рассудив, что Сета до утра искать бесполезно, я решил найти "Импалу". Смутно помнилось, что стоянка была где-то за дворцом, с другой стороны.
        Посадив Машку в коробочку - я, по совету бваны, выстлал её мягкими банановыми листьями, полил из фонтана и даже нашел парочку толстых аппетитных гусениц - я отправился на поиски.
        Да, чуть не забыл про ворону! Взбежав по трем ступенькам и привязав бездыханную птицу за лапки к поясу, на манер подстреленного фазана, я углубился в дворцовые переходы - почему-то казалось, что так будет короче...
        
        Придворные, в отличие от простых жителей, продолжали веселиться. Ухватив друг друга за талии и выстроившись в длиннющую змею, они пьяно бродили между вилл и фонтанов, время от времени вскидывая голые конечности и нестройно выкрикивая загадочное "раз, два, три - брык!"
        Мне улыбались, предлагали присоединится, зазывно протягивали калебасы с пивом и палочки с жареными пауками, но я мужественно отказывался. Цель, как говориться, превыше всего. А еще нагоняй от Лумумбы, если я не исполню того, что велено... Добрые придворные цепко хватали за рубаху.
        - Эй, Бокорван, куда спешишь? Остановись, выпей снами!
        - Не приставай к занятому человеку, дурья башка. Бокорван готовится выиграть скачки на слонах.
        - А ты не врешь?
        - Дело верное. Приятель сестры друга любовницы младшего подавальщика ночного горшка владыки Бумбы об этом слышал. А такой важный человек врать не станет.
        - Эй, Бокорван! Я назову в твою честь восьмого сына своей пятой жены, если выиграешь гонки слонов...
        - Эй, Бокорван, постой минутку! Сейчас я подарю тебе свою дочь! Хоть какая-то польза от паршивки...
        - И как ты её сюда притащишь? Все знают, Заремба пятый год из дому не выходит: в дверь не пролазит...
        - Беги скорее, Бокорван! Пока дочка старого Гакао не села на тебя, и не превратила в тонкую лепешку...
        Неловко улыбаясь, кивая и то и дело отклоняя предложения выпить, переспать, а также принять в дар ребенка, козлёнка, а в одном случае - глупого лупоглазого щенка, я наконец выкатился за ворота дворца и сразу увидел стоянку: над ней горела яркая неоновая вывеска с автомобилем и грудастой красоткой.
        Охранница в будочке мирно похрапывала, привалившись к стене. Наверное, здесь считалось, что по ночам имущество граждан и гостей столицы охранять не надо...
        Кое-как отыскав ряд, в котором, по моим расчетам стояла "Импала", я прочесал его вдоль и поперек. Затем прочесал другие ряды - на случай, если память меня подводит.
        Вернулся к первому ряду, и прошелся еще раз.
        Импалы на стоянке не было.
        Глава 15
        Глава 15
        
        Иван
        
        В первый миг я решил, что Импалу угнали. Во второй - что Сет бросил нас и слинял. Но поговорив с охранницей на стоянке - фанаткой Супербола - понял, что не всё так просто.
        Девушка видела как бог смерти сам, без всякого принуждения, отдал ключи какому-то типу в малиновом пиджаке... Тип тут же укатил на "Импале", а Сет при этом выглядел очень довольным.
        Поручив беспробудную Гамаюн красотке с кольцом в носу, я побежал назад, во дворец, и после коротких поисков отыскал Сета в одной из гостевых хижин.
        Цезарии при нём не было. И слава Макаронному монстру...
        
        - Ты куда машину дел, придурок? - сорвалось с языка, как только я смог ухватить бога смерти за потный загривок.
        Тот только брыкался спросонок и мычал, как бычок. Глазки у него были соловые, мутные, на щеках - удивительной густоты и плотности щетина, а запах перебродившего пальмового вина мог убить не только лошадь, но и призового слона по кличке Навуходоносор, которому я имел честь быть представленным во время попойки у Бумбы...
        Перевернув бога смерти вверх тормашками и ухватив за заднюю конечность, я вытащил его на божий свет и окунул в ближайший фонтан.
        
        Повторил процедуру разика три-четыре, после чего повторил вопрос.
        - Отпусти. Голова лопнет.
        Я аккуратно вернул бога смерти в нормальное положение.
        - Ну?
        - Ставки делать на что? Играть на что?
        С похмелья он был мрачен и на удивление немногословен.
        - Да зачем тебе вообще играть?..
        Сет устремил на меня мутный младенческий взгляд.
        - Мы же в Бумбе. Здесь нельзя не играть.
        - Ладно, - смирился я с разницей в менталитете. - Что делать-то будем? Бвана сказал, на рассвете выезжаем.
        - Нэ, - вздохнул Сет. - Я на Навуходоносора кучу дэнэг поставил. До вечера нэ уеду.
        Я достал из кармана коробочку и сунул её под нос богу смерти.
        - Это видел? Хочешь соседние апартаменты занять?
        Царевна лягушка уставилась на нас грустными библейскими глазами. Во рту у неё медленно трепыхал хвостом жирный слизняк.
        - Выезжаем, так выезжаем. Я что, против, что ли? - бог смерти, кряхтя и прихрамывая, заковылял к выходу из дворца. - Закупиться только надо.
        Я пружинисто вскочил. Колени и поясницу заломило.
        - Погоди, - поковылял я вслед за Сетом. - Машины-то нет.
        - Как нет? - Бог смерти шумно поскреб щетину.
        - Сам видел.
        - Не верь всему, что видят твои глаза.
        - А чему верить-то?
        - Мне.
        
        Через пять минут я ошалело хлопал глазами, а Сет сиял, как смазанный салом кирзовый сапог.
        - Вот так и дэлаются дэла, э?
        Акула, - подумал я. Или кит-убийца. Черные хищные обводы кричали о скорости. Передний бампер скалился в кровожадной ухмылке, фары светились багровым светом преисподней...
        - Астон-Мартин две тысячи третьего года, - Сет любовно погладил дверцу. - Последняя модель, - и нажал кнопку автозавода.
        Железный зверь довольно заурчал. Будто только что проглотил порцию пассажиров и с нетерпением ожидает добавки.
        - Сколько ты за неё отдал?
        Сет грустно вздохнул и махнул рукой.
        
        Лихо подкатив к фонтану на площади, мы увидели Лумумбу. Несмотря на жару, был он в своих потертых походных бриджах, любимом кожаном плаще и сапогах на толстой подошве. Голову учителя украшала широкополая шляпа, правую руку оттягивала тяжелая трость. К хищному чуду враждебной техники наставник интереса не проявил, чем сильно расстроил бога смерти.
        Сомневаюсь, что бвана вообще заметил смену средства передвижения - настолько был задумчив и погружен в себя.
        - Где Гамаюн? - только и спросил, оглядев внутреннее убранство кабриолета.
        - В багажнике, - угрюмо буркнул я. - Спит.
        Как всегда: ни здрасте, ни как спалось... Между прочим, никак. Не до того было.
        
        Нетерпеливым жестом изгнав меня на заднее сиденье, Лумумба расположился рядом с Сетом и ткнул набалдашником трости в направлении далёких зеленых холмов.
        - К Килиманджаро, милейший, - распорядился он.
        - Бвана, а вы ничего не забыли? - спросил я.
        Машка в коробочке шебуршала и скреблась - ей было жарко и скучно.
        - Как будто ничего, - пожал плечами наставник, а затем чуть повернулся. - Ах, вот ты о чем... - он с каким-то неясным выражением посмотрел на коробок. - Не сейчас.
        Спорить было бесполезно...
        
        Чуть дальше, на тротуаре, маялся чувак. Завидев нас, он отчаянно замахал руками, призывая остановиться.
        - Ну-ка, притормози, - скомандовал наставник.
        Что-то в нём было смутно знакомое. Будто я видел его совсем недавно, буквально вчера. Кроме наушников, на парне были громадные белые кроссовки, широченные штаны и радужной расцветки майка на восемь размеров больше, чем нужно.
        Без приглашения перемахнув через борт, он уселся рядом со мной и протянул руку.
        - Хай бро. Я Т'чала.
        Я ошалело протянул свою. Чувак ударил по ней кулаком, открытой ладонью, похлопал по предплечью, пошевелил пальцами в воздухе, издал губами смешной булькающий звук и хлопнул себя по груди.
        Сет тем временем вырулил на автостраду и поддал газу. Лумумба благосклонно молчал.
        
        - Ты ягуар, - наконец допетрил я, глядя на чувака. - Из Игры.
        Одет он был тогда по-другому. В нечто пушисто-золотистое, с торчащими ушками и хвостиком.
        - Точняк, бро. Круто побакланились.
        - А здесь ты зачем?
        - Т'чала едет с нами, - не оборачиваясь произнес Лумумба.
        Я посверлил спину наставника взглядом. Безрезультатно.
        - А как же Цезария?
        - Не парься, бро, - вместо наставника ответил ягуар. - У Т'чалы - свои пути.
        - Цезария настояла, чтобы на поиски Сердца отправился её представитель, - всё-таки снизошел Лумумба. - Во избежание.
        - Значит, как только мы найдем Артефакт, он попытается его забрать? Чудненько.
        Ягуар широко улыбнулся, оскалив белые, очень острые зубы.
        
        Я незаметно отодвинулся на другой конец сиденья. И подумал: а что если Машка сидела бы рядом со мной? В Т'чалу - учитывая поведение ягуаров на Игре - она вцепилась бы мёртвой хваткой. Устроила бы скандал - или она, мол, или он. Вдребезги разругалась бы с учителем и окончательно испортила всем настроение... Получается, бвана заранее всё просчитал?
        Тайна сие великая есть.
        
        Некоторое время ехали молча. Т'чала слушал музыку - в его наушниках что-то негромко попискивало - и непрерывно дымил. Я только порадовался, что Астон-Мартин был кабриолетом: не знаю, что этот чувак крошил в самокрутки, но воняли они гадостно. И всё время по-разному.
        
        Убаюканный ровным ходом мягких рессор, я стал думать о Линглессу. Что он сейчас делает? Какие строит планы? Цезария говорила, Сердце Аримана поглотит и его... но когда это произойдет? И не случилось ли уже?
        Я покосился на Т'чалу. Тот как будто спал - только из ноздрей устойчиво поднимались две струйки дыма, будто в брюхе у ягуара горела печурка.
        Почему Лумумба приказал ехать именно к Килиманджаро?
        На этой мысли я заснул.
        
        Проснулся от жары и от того, что солнце било прямо в глаз. Морда горела так, будто меня отхлестали крапивой, а потом сунули головой в муравейник.
        Зевнув - при этом показалось, что кожа трещит и лопается, как шкурка перезрелой сливы - я огляделся. А затем удивился: мы вновь были в пустыне.
        Кожаная спинка сиденья раскалилась и противно липла к спине, пыль свободно клубилась как вокруг салона, так и внутри него. Не помогал даже бьющий в лицо раскаленный ветер.
        - А крыша у этого чуда техники имеется? - спросил я, отплевываясь и стараясь дышать через раз.
        - Нэ работаэт, - мрачно сказал бог смерти.
        Ну что ж, и на старуху бывает проруха...
        
        И тут я вспомнил о Машке. Она же земноводное! А в такой жаре... Не помня себя, я распахнул коробочку. Пусто.
        - Бвана-а-а... - заревел я не своим голосом. - Машка пропала-а-а-а...
        Лумумба устало вздохнул и развернулся. А затем показал трехлитровую банку, наполовину полную воды. В ней, как в бассейне, плескалась моя напарница.
        - Растяпа. Тебе и тамагочи доверить нельзя, не то что живую скотинку.
        Сунув банку мне в руки, он отвернулся.
        - Но почему вы её не превратите обратно? - спросил я, осматривая напарницу. Та выглядела бодрой и вполне довольной жизнью.
        - Некогда, - отмахнулся учитель. - Да и не время еще.
        По-моему, он просто хотел наслаждаться поездкой в тишине и покое.
        - Бвана, - оглядевшись, тревожно позвал я.
        - Ну что еще?
        - Я тут подумал... А пирамиды только в Гизе бывают, или еще где?
        - Только в Гизе, а что?
        - А то, что вы сами-то давно по сторонам смотрели?
        И я указал на далёкий горизонт. Там, на фоне заходящего солнца, вырисовывались четкие треугольники пирамид. За ними, клубясь черными смерчами, вспухала пыльная буря. С каждым поворотом колёс она становилась всё ближе.
        
        - Тормози, - приказал Сету Лумумба. Тот послушно прижался к обочине. - А теперь выходим из машины, быстро.
        - Но что случи...
        - Линглесу, - Т'чала, вспрыгнув на капот машины, нюхал воздух. - Я чувствую биение его сердца.
        Сняв наушники, он аккуратно уложил их в карман широких джинсов.
        - Бвана, скорее превращайте Машку, - забеспокоился я.
        Резонов было несколько: во-первых, потерять земноводное в суматохе - если, например, разобьется банка. Во-вторых... Если с нами что-нибудь случится, ей что, всю жизнь в лягушках ходить? И в-третьих, но не последних по значению: как же сильно она разозлится, когда узнает, что пропустила самое интересное!
        - Дай сюда, - наставник выдернул банку у меня из рук и затолкал в жилетный карман.
        Это решило проблему первых двух пунктов. Но с последним таки могли быть крупные неприятности...
        - Она - существо без магии. Линглесу сочтет её слабым звеном, - наставник пристально посмотрел мне в глаза. - Это не её битва.
        На миг я испытал облегчение. Пускай. Пускай пересидит в безопасности. А мы и сами разберемся, что к чему... А потом вернулась та же мысль: если с бваной что-нибудь случится...
        Ненавязчиво, делая вид, что так и надо, я вышел вперед и загородил собой наставника.
        Буря налетела, как таран. Воздух сделался густым и липким. Подобно горячей смоле, он прилипал к лицу, путался в волосах и совсем не хотел проникать в лёгкие.
        Потемнело: песок, камни и прочий мусор пришли в движение, сбились в плотные смерчи и заклубились вокруг. Меж ними проскакивали ветвистые, как перекати-поле, молнии.
        Когда Астон-Мартин оказался меж двух таких смерчей, молнии окутали его целиком, подняли над землей, а затем изо всех сил швырнули на дорогу.
        
        А потом в небе, высоко над головой, показалась комета. Воя, как противотуманная сирена и пылая, как сто тысяч солнц, она неслась прямо на нас.
        - Ложись! - закричал Лумумба.
        Мы залегли. Я еще успел пожалеть, что упал на асфальт, а не в мягкий песок, а потом комета врезалась в Астон-Мартин.
        
        Взрыв бензобака и отчаянный крик Сета слились в единый душераздирающий вой. На спину градом посыпались горячие камешки. Рядом с щекой, глубоко уйдя в асфальт, вонзилась искореженная железка.
        Гамаюн! - несмотря на царящий вокруг адский жар, я покрылся холодным потом. - Она же отсыпалась в багажнике...
        
        Не помня себя, я попытался вскочить, но ветер ударил, как взбесившийся паровой молот. Тогда я пополз. Не открывая глаз, наклонив голову, нашаривая путь израненными руками, я упрямо двигался к самой горячей точке - догорающему автомобилю.
        На острые камни, раскаленные зазубренные осколки и прочую фигню я просто не обращал внимания.
        Когда волосы на макушке начали потрескивать от жара, я остановился и открыл глаза.
        
        Нутро Астон-Мартина светилось багровым. В нём гудело пламя - как в топке паровоза. Крышку капота сорвало и внутри, на месте двигателя, крутилась огненная шутиха. От неё во все стороны летели капли жидкого металла. Одна такая, упав, прижгла мне руку, но боли я не почувствовал.
        Почувствовал гнев. Почувствовал обиду и бессилие что-либо изменить. И наконец, я почувствовал жажду мщения.
        
        Не обращая внимания на ветер, на раскаленные искры и другие помехи я поднялся и взглянул слезящимися глазами на комету. Та металась на конце толстого, как корабельный канат, энергетического лассо. Другой конец был в руках у Лумумбы.
        
        - Я не хочу тебя убивать! - голос наставника перекрывал вой ветра. - Давай поговорим! Чего ты хочешь?
        Прищурившись, я разглядел в центре огненного шара человеческую фигуру.
        - Я хочу твоей смерти! - прогудела она.
        - Моя жизнь дорога мне, Линглесу.
        - А мне моя - нет. Поэтому я непобедим.
        - Ты ошибаешься, - закричал я и стал раскручивать над головой лассо.
        Я вложил в него все силы, всю боль от потери.
        Да, Гамаюн не была идеалом. Частенько косячила, спорила почем зря и жрала всё, что не прибито гвоздями. Но зато знала ворона всё на свете. Она была нашей палочкой-выручалочкой. Нашим справочным бюро. Нашим другом.
        Хорошенько раскрутив, я накинул на шею Линглесу еще одну веревку...
        
        Вас когда-нибудь било током? Да не случайно, как если коснуться оголенного проводка, а на полную мощность? Так, чтобы зубы в порошок?
        Отбросило меня метров на пять. Дыхание вышибло, глаза, по-моему, тоже.
        
        На время я выбыл из общей картины мира - заново учился дышать. А когда поднялся на ноги, увидел три фигуры.
        Слева стоял ягуар. Хвост его распушился, по золотистой шерсти бегали синие искры. Справа - остроухий шакал с узкой мордой. Посередине высился чёрный, с красным гребешком и могучими желтыми шпорами, петух.
        В магической ловушке, которую они удерживали, бился в агонии Линглесу.
        За ними, придавая композиции апокалиптические нотки, догорал Астон-Мартин.
        
        От машины мало что осталось. Обугленный остов, голые рамы сидений, покореженный, с трудом узнаваемый руль... Колёс тоже не было - только чёрные смердящие лужицы расплавленной резины.
        Я перевел взгляд на Линглесу. Сжал кулаки, затем челюсти, и ринулся вперед. Не выкрикивая никаких заклинаний, не размениваясь на энергетические лучи, я подобрался к нему поближе, собрал всё, что у меня было и жахнул.
        
        Звук был такой, будто по громадному колоколу засадили кувалдой. Фигура Линглесу пошла рябью. Словно круги по воде...
        Канат, который держал наставник лопнул, напоследок пропев тонко, как струна. Ягуара с шакалом разбросало в разные стороны. Запахло паленой шерстью.
        - Ты пожалеешь! - голос Линглесу был едва слышен. Он замедлялся и становился всё ниже, будто его затягивало в глубокую воронку. - Я еще вернусь...
        Перейдя в инфразвук, от которого заныли зубы, голос исчез, а вместе с ним, сжавшись в одну точку, пропал и Линглесу.
        Мы повалились на асфальт.
        
        Лумумба выглядел так, будто только что восстал из мертвых. Его белые волосы запорошила пыль, она же покрывала толстым слоем лицо, плащ и рубаху. Он сидел зажмурившись, мелко подрагивая всем телом и судорожно втягивая воздух широко открытым ртом. Я уже испугался, что наставника хватил удар, но нет. Лумумба всего лишь оглушительно чихнул.
        
        Пыль, поднявшись серым облачком, рассеялась по ветру.
        - Почему он хочет вас убить? - спросил я, прочистив уши.
        - Я убил его отца, - скромно ответил учитель.
        - Дико извиняюсь, - сказал я, отряхивая штаны и рубаху. - Но мало ли кого вы, бана, убили. Если посчитать, очередь до самой Москвы выстроится. Что же теперь, все вам мстить прибегут?
        - Линглесу - сын лё Биг Мака.
        Я несколько раз моргнул, пытаясь переварить новость, но затем кивнул.
        - Ну, тогда конечно. Тогда, как говорится, наше вам с кисточкой... Пускай приходит, когда хочет и убивает, сколько хочет...
        - Не ёрничай.
        - Я не ёрничаю. Я просто удивляюсь: а почему именно вы? Почему не кто-то другой из Дюжины? Вы же, я так понимаю, действовали сообща?
        - Верно.
        Я потряс головой. Под черепом, где-то за лобной костью, перекатывались тяжелые валуны мыслей.
        - Думаю, он хочет найти всех. Просто я оказался первым в списке, - пояснил бвана.
        - А, ну тогда всё нормально, - кивнул я. И сразу об этом пожалел. - Монтекки и Капулетти, чума на оба ваших дома... Старая добрая кровавая вендетта - что может быть лучше?
        
        Лумумба хотел что-то сказать, но тут вновь загрохотало. По небу, как плесень на плитки в ванной, наползали черные тучи. Что характерно: в тучах угадывались весьма четкие очертания когтистых лап, зубастых морд и злобных, подсвеченных красным глаз.
        - Никак, Линглесу, - устало сказал я. - Вернулся, как и обещал. За добавкой.
        - Это не он, - с затаённой гордостью произнес Сет. - Это мой сын. Анубис.
        - Ну прямо крестовый поход детей, - буркнул я и кряхтя, стал подниматься. - Хорошо, что я сирота...
        
        Драться не хотелось. Хотелось спать. А еще увидеть Машку. Чтобы она встала рядом и процедила сквозь зубы:
        - Не ссы, падаван. Прорвемся.
        
        - Тебе надо расслабиться, бро, - рядом возник Т'чала. Был он в своих широченных штанах, но без майки. Грудь и предплечья ягуара, переходя на спину, покрывали татуировки. На кофейного цвета коже они выглядели иссиня-черными пятнами. - Возьми, покури... - и он, широко улыбаясь, протянул мне косяк. Кончик его слабо дымился, а пятка была обслюнявлена.
        
        Ворона расплавилась. Машка сидит в кармане у бваны. Мы устали как черти, которые целую вечность бросали уголь в печь преисподней...
        - А давай, - я взял бычок. - Сгорел сарай, гори и хата, - и затянулся до самых помидор.
        Перед глазами всё поплыло, в зобу дыхание спёрло...
        - Выдыхай, бобёр, - постучал по спине наставник. - Хочешь словить приход - делай это грамотно.
        Я закашлялся.
        - Что это было? - голос был сиплым и каким-то далёким. На языке был привкус пепелища, горелых автомобильных покрышек, палёных птичьих перьев и лимонных корок.
        - Это даб, бро. Самый, что ни на есть, чёрный, - хищно улыбнулся ягуар.
        
        И тут я вспомнил, что творилось с Лумумбой, когда ему подсунули героин... А вдруг я теперь тоже сойду с ума?
        С другой стороны, Т'чала ведет себя нормально... Если не обращать внимания на то, что у него из штанов до сих пор торчит хвост.
        
        Небо тем временем сделалось черным, будто его сплошь затянули вдовьим платком.
        Зато равнина сверкала всеми цветами электрической дуги. Светился песок, светились останки автомобиля, светился сам воздух - пространство вокруг нас будто набили светодиодами.
        Маги тоже светились. Лумумба фонтанировал, как действующий вулкан - оранжевыми искрами.
        Сет выглядел, как зеленый огненный смерч.
        Т'чала был похож на подвижное озерцо ртути.
        
        Себя я разглядеть не мог, но вытянув руку, увидел белое, почти невидимое пламя ацетиленовой горелки...
        - Бвана, позвал я, любуясь белым пламенем. - Почему вы меня не остановили? У меня же теперь крыша едет...
        - Почему не дунуть, если душа просит? - безмятежно ответил наставник. - Как уехала, так и вернется.
        
        Вот всегда он так. Как лишнюю понюшку Пыльцы отмерить - так фиг тебе с маслом, а как всякой гадостью ребенка травить...
        Встряхнувшись, я оглядел пустыню. Её, от горизонта до горизонта, заполняли разнообразные существа. Они кишели вокруг, как пчелы в улье, как муравьи в разоренном муравейнике, как скорпионы в пирамиде...
        Я решил, что случайно отодвинул Завесу и теперь любуюсь на тварей с Той стороны, но ущипнув себя за руку, убедился, что я всё еще в Прави. Это Навь пожаловала к нам...
        
        Здесь были остроухие и зубастые клоны Анубиса.
        Здесь были совы, с размахом крыльев, как у небольшого кукурузника.
        Громадные, как диплодоки, крокодилы, одноглазые змеи толщиной в моё туловище, жабы размером с бегемота и совершенно невообразимые существа, в которых я с трудом опознал помесь шиншиллы и черепахи...
        
        - Наверное, зря я всё-таки курил, - сказал я. - Не нравятся мне эти глюки.
        - Это не глюки, бро.
        
        Т'чала, скинув портки, принял боевую стойку. Ниже пояса он был таким же татуированным, как и сверху. Я отвел глаза. Разрываясь от сожалений, что Машки нет рядом, а еще от дикого облегчения по тому же поводу.
        Рядом с ягуаром встал Лумумба. Плащ из кожи василиска был застегнут на все пуговицы, в одной руке бваны сверкнул боевой топор, в другой тускло поблескивал ассегай.
        Вперед вышел Сет. Плечи его раздались, забугрились мускулами. Они подпирали гордую остроухую голову с гривой черных волос, заплетенных в тонкие косички, а плотоядный оскал его пасти будет до-о-олго сниться мне с похмелья... Если выживу, конечно.
        Змеи, обвивавшие жезл Бога Смерти, были живыми и злобно шипели.
        
        Они были похожи: Бог смерти Сет и сын его, Анубис. И глаза их светились одинаково: желтой непримиримой ненавистью. Пламя такой ненависти подогревается поколениями. Подпитывается памятью старых обид и искрами новых оскорблений. А потом передается по наследству, как денежный капитал.
        Такую ненависть могут испытывать только родственники, предки которых так и не смогли решить, кому после смерти бабушки достанется серебряная ложечка.
        
        - Ну всё, - сказал я, оттолкнул Сета и встал перед Анубисом. - Мне это надоело.
        Я протянул руку к Завесе и что есть сил дернул полог.
        - Не тр-р-рогай Ваня-а-а-а!
        Голос наставника шел издалека. Из другой вселенной. Из Нави.
        Глава 16
        Глава 16
        
        Иван
        
        
        Тяжелая аура окутала как плащом и я понял, что соскучился. По вечным Навьим сумеркам, по тонкому зуденью гнуса, по затхлому запаху болота... Здесь всего этого не было.
        В Африке Навь была сухой, как желудок сдохшего за миллиард лет до нашей эры кита, и жаркой, как адская баня.
        Ветер нес острые песчинки, которые секли обгоревшее на солнце лицо, забивали веки и ноздри и неприятно свистели в ушах.
        
        Мушхуш всполошился. Он, как обычный помойный пёс, рылся в куче отбросов неподалёку, но теперь решил познакомиться со мной. Пригибая к земле тупорылые морды и невнятно переругиваясь сам с собой, он устремился вперед.
        Я решил не обращать на него внимания. Закрыв глаза, отрешился от мирской суеты и спазмов в желудке, и обратился к Нави.
        На удивление, она очень быстро откликнулась. Наверное, узнала во мне родственную душу, и распахнув объятия, раскрылась навстречу.
        
        Дыша глубоко, как только мог, я принялся насыщаться.
        
        Времени было мало, но уроки Бел-Горюч Камня не прошли даром. С каждым ударом сердца, с каждым вздохом я понимал местную Навь всё лучше, всё глубже проникал в неё и... всё больше любил. Сумеречный мир отвечал тем же.
        
        Мушхуш подобрался совсем близко - я чувствовал его смрадное дыхание, сабельный скрежет когтей и утробное урчанье семи желудков.
        
        Игнорируя истеричные вопли мозга о том, что пора спасаться бегством, я как лозоходец вытянул руки над землей. Не понимая, что конкретно хочу найти, просто поддался предчувствию. Этому провидению, что неожиданно появляется в самых опасных жизненных ситуациях и подсказывает абсолютно нелогичные действия...
        Нащупав глубоко под слоем песка твердь, я улыбнулся.
        
        Он был очень стар. Миллионы лет он спал под толщей песка и почти забыл, что это значит: быть живым. Но я был уверен, что смогу напомнить.
        О том, каким жарким может быть полуденное солнце и какой вкусной родниковая вода. Как прекрасны наполненные мерным жужжанием пчел цветочные поляны и тихие голубые сумерки. О том, как глубокой ночью приятно лечь на землю, закинуть руки за голову и смотреть в звездное небо... О трепещущем сердце жертвы, её страхе и вкусе горячей крови на языке.
        Моргнув, я потряс головой.
        
        Земля затряслась. Песок заволновался, подернулся рябью и расступился, образуя гигантскую воронку.
        На дне, в уютной глиняной колыбели, ворочался Он.
        
        Разумеется, это был только скелет. Громадные блоки позвоночника, толстые, как колонны, берцовые кости задних лап, хвост, способный одним ударом разнести средних размеров БТР, и конечно же, голова. Массивная и тяжелая, она словно состояла из двух гигантских челюстей, утыканных острыми, загнутыми внутрь зубами.
        Кости были тёмно-коричневые, как сама земля. Выветренные и ноздреватые, они несли отпечаток лет, что гнили под солнцем и дождем, постепенно покрываясь грязью и погружаясь в песок.
        Скелет был вполне целым. Но я всё-таки решил добавить немножко деталей.
        Как в ускоренной съемке, череп покрылся мясом. От мощных челюстей протянулись белые волокна сухожилий, наросла кожа - толстая, как линолеум и прочная, как рубероид, она тут же покрылась чешуей. В глазницах блеснули злобные маленькие глазки, в пасти затрепетал юркий красный язык...
        Тираннозавр раскрыл пасть и заревел во всю мощь новых легких.
        
        Мушхуш, похожий на беспородную шавку рядом с королевским догом, поджал хвост и дунул куда подальше. Головы его недружно повизгивали и жаловались на невыносимые условия труда.
        Я удовлетворенно хмыкнул: даже жуткие твари из подземельных измерений понимают, когда их превосходят классом...
        
        Теперь единственным объектом, оставшимся в поле зрения ящера, был я. Медленно, даже величественно, он склонил голову, чуть не сбив меня с ног жестким наростом на носу и шумно втянул воздух. Я прилип к жутким черным ноздрям, как фантик к решетке канализации.
        Очень хотелось отступить, хотя бы на метр, а лучше - на все десять: из пасти ящера разило, как из цистерны с протухшими потрохами. Но собрав всю свою выдержку, вместо этого я мужественно протянул руку и почесал ему нос.
        
        Довольно осклабившись и припав к земле, тираннозавр завилял хвостом. Поднялся небольшой песчаный ураган.
        Отплевываясь от песка и стараясь не замечать, как кроссовки тонут в громадных шмотках слюны, я чесал и приговаривал: - хороший пёсик, молоток...
        Кожа ящера была холодной и гладкой, как чуть бугристое стекло.
        
        Обойдя сбоку, я кое-как вскарабкался на спину тираннозавра. Устроился поудобнее между лопаток, соорудил ментальную уздечку и скомандовал:
        - Вперед, Пушок!
        Тираннозавр развернул ко мне голову и подмигнул золотисто-зеленым, с вертикальным зрачком, глазом. Я спохватился и открыл Завесу. А потом скомандовал еще раз:
        - Вперед, Пушок!
        Ящер хищно оскалился и прыгнул.
        
        Наш выход в Правь был незабываемым. Грандиозным и умопомрачительным. Колоссальным, эпохальным и величественным.
        Если б хоть кто-нибудь его заметил.
        
        Но все были заняты. Бвана отбивался от собакоголовых монстров. Т'чала сцепился с какой-то совой - во все стороны летели клочки шерсти, перья и пронзительный визг.
        Наш приятель Сет... Я даже присвистнул. Да, когда нужно, боги умеют себя подать.
        
        Как зеркальные отражения друг друга, сошлись в схватке боги смерти. В руках их были копья. Кажется, в египетской мифологии такие зовутся кадуцеями... Копья были обвиты змеями которые, кстати сказать, громко шипели и плевались ядом.
        Молнии били из кадуцеев, как из хорошей динамо-машины. Яркие до боли в глазах электрические дуги перескакивали с копья на копьё, уносились, сжигая тучи, в небо и плавили землю, оставляя гладкие черные проплешины.
        Признаться, в этом бедламе было не отличить, где Анубис, а где Сет. Оба остроухие, гривастые, с серой, покрытой жесткой щетиной шкурой, они наскакивали друг на друга, вырывая огромные куски плоти, выли, подняв к небу острые шакальи рыла и бросая страшные, похожие на многоногих жаб, заклинания.
        
        Вокруг богов шла битва: шакалы наскакивали на сов, кто-то откусывал кому-то голову, кто-то выпускал кишки, а потом, не отходя от кассы, вгрызался в дымящуюся плоть...
        
        Пушок долго рассусоливать не стал. Выбрав самую большую группу монстров, он рванул к ней, пуская пар из ноздрей и ревя, как раненый паровоз.
        Я чувствовал его восторг. Его нечаянную радость тем, что он вновь жив, что челюсти его обрели былую мощь, а лапы - былую прыть. Тем, как замечательно струится по горлу горячая кровь врага...
        Я подавился. Пушок вопросительно сверкнул лиловым глазом. В его пасти что-то трепыхалось, повизгивало и неистово било хвостом...
        
        Интересно, что на краю сознания я всё время чувствовал какие-то яркие вспышки. Будто мелкие камешки падали дождем в жидкую ртуть...
        Оглянувшись, я выпучил глаза: из Нави шествовала целая армия. Вспышки я чувствовал, когда монстры пересекали Завесу...
        Тут были полчища динозавров - не таких древних и поменьше, чем Пушок. Тут были реликтовые крокодилы и бегемоты. Птицы, похожие на птеродактилей и ящеры, похожие на птиц.
        Тут были мумии. Никогда не думал, что в долине Гизы перемерло столько народу... Чистые, словно обглоданные скелеты, высохшие, обмотанные истлевшими тряпицами тела и даже очень хорошо сохранившиеся, почти свежие трупы. Построившись в костеланги и череполки, они шагали вслед за ящерами, издавая негромкий сухой стук.
        
        Так же, как и Пушка, я чувствовал их всех. Каждого из них. Чувствовал исходящие от них волны эйфории - краткие мгновения жизни стоили того, чтобы ждать десятки, сотни и даже тысячи лет.
        И все они испытывали жуткий, сводящий с ума, голод.
        
        Вероятно, я так сильно соскучился по силе Нави, по её богатствам и возможностям, что не рассчитал зов и вместе с тираннозавром, так сказать на сдачу, поднял всю эту орду...
        Глядя, как полчища гигантских зухосов жадно, вместе с перьями и когтями, глотают сов и шакалов, я меланхолично думал о том, что пора переходить на растительную диету. Во всяком случае, на месяц-другой. На пару недель уж наверняка.
        До завтра точно в рот ни кусочка мяса не возьму...
        
        Вокруг Лумумбы и Т'чалы образовался высокий бруствер из разрубленных тел. Учитель молотил ассегаем, как кукурузный комбайн. Ягуару, на мой взгляд, тоже было весело.
        Убедившись, что им моя помощь не требуется, я направил Пушка к богам смерти. По их хищным, стремительным движениям, по яростным атакам кадуцеев можно было заключить, что уступать ни один не собирался.
        Сет пошел в атаку, нанося удары быстрыми, почти незаметными глазу ударами. Анубис отступил, но тут же собрался и ударил в ответ. Бог с шакальей головой зарычал и поднял кадуцей повыше.
        Я вспомнил, как Сет смотрел на сына перед битвой...
        В конце концов, встревать в свару родственников - себе дороже. Обязательно крайним будешь.
        
        Похлопав Пушка по твердой, как камень, шее, я направил его в сторону от богов. Пусть их. Ворон ворону, как говорится.
        
        Даже как-то обидно сделалось. Никому я здесь не нужен, никто во мне не нуждается. Никого не надо спасать.
        Вот была бы здесь Машка - она бы наверняка восхитилась моим мужественным профилем и профессиональной посадкой наездника! А так...
        
        Я заметил яркий металлический проблеск. Искорку, совершенно неуместную в этой свалке кровавой плоти.
        Убеждая себя что ошибся, стараясь отогнать надежду подальше, - чем больше веришь, тем больнее обмануться, верно? - я направил Пушка в гущу сражения. Монстры косили друг друга пачками. Звуки и запахи были такие, будто одновременно блевал и опорожнялся отравленный тухлыми консервами батальон солдат.
        Мой ручной зверек брел сквозь это месиво совершенно нечувствительно, только хвостиком помахивал: махнет в одну сторону - улица, махнет в другую - переулочек...
        
        Я опять уловил блеск металла. Может, это деталь злополучного Астон-Мартина? Откатилась подальше, и блестит себе... Но нет. Металлическая вспышка перемещалась, причем довольно резво.
        - Ну давай же, давай... - понукал я ящера, - Давай, пёсик, ищи...
        Пушок, давя монстров как виноградины, наконец протолкался к тому месту, где я видел отблеск в последний раз. Свесившись с его шеи, я вглядывался в кучу... Вот мелькнул характерный клюв, вот - крыло. Вороненое перо отразило лучик солнца...
        - Гамаюн! - заорал я со всей мочи. - Гамаюша!
        - Ваня! - хрипло каркнула ворона. - Ванюша! Я знала!.. Я надеялась!..
        Вырвавшись из чьей-то влажной от крови пасти, она с лязгом распахнула крылья, взлетела и... с размаху врезалась мне в плечо. От неожиданности я свалился с Пушка и тот, ощутив слабину ментальной уздечки, взбрыкнул, как лошадь, и умчался.
        
        На меня сразу наступили, вцепились в ногу и обвились вокруг шеи. И всё это были совершенно разные существа.
        
        Гамаюн, не желая остаться в меньшинстве, обвила крыльями мою голову.
        Я ничего не видел и постепенно задыхался, а ворона, не помня себя, тараторила, как заведенная:
        - Прихожу в себя - вокруг жар, дым, резиной горелой воняет. А я лечу-у-у-у...
        - Погоди, дай вздохнуть, - я попытался оторвать крыло от своего лица, но железная птичка только усилила хватку. Перья больно врезались в кожу.
        - Камни летят, песок летит, крышка багажника летит, я вместе с нею! Голова - ноги, голова - ноги...
        - Крылья убери - не вижу ни черта.
        - Потом удар и - тишинаа-а-а...
        - Крылья, говорю, убери. И когти из плеча вытащи!
        
        Я кое-как отодрал от ноги небольшого крокодила - пришлось открутить сначала туловище от головы, а затем вынуть челюсти, по частям. Выковырял из плеча совиный клюв. Размотал с шеи змею. Глубоко вздохнул. Позвал Пушка.
        Тот прискакал на зов, как резвящийся щенок и положил к моим ногам палочку - бедренную кость какого-то бедолаги...
        С огромным облегчением - я весь был покрыт укусами, помят и почти задушен - я взгромоздился на загривок Пушка и осмотрел побоище.
        
        О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями...
        Вся долина представляла собой кладбище. Только на нормальном погосте кости лежат себе мирно в могилках и не отсвечивают, а здесь каждый усопший норовит оторвать от тебя кусок мяса...
        - Бвана! Я нашел Гамаюн!..
        К этому времени птичка уже немного пришла в себя, перестала орать, но слезть с меня или ослабить хватку категорически отказалась.
        - Бвана...
        Бруствер, за которым я в последний раз видел Лумумбу, заметно подрос. За ним явно продолжалась какая-то возня, в воздух время от времени взлетали влажные на вид ошметки, и раздавались молодецкие хеканья. Я рванул туда.
        
        Твари окружали моего наставника плотным кольцом. Где-то под их лапами, когтями и крыльями угадывался Т'чала. Его золотая шкура превратилась в слипшийся от крови войлочный коврик, глаза потускнели, из открытой пасти бессильно свешивался фиолетовый язык.
        Лумумба стоял над ягуаром, мерно, как мясник, поднимая и опуская ассегай.
        
        Завидев морду Пушка, наставник отшатнулся. В глазах его мелькнуло безумие обреченного. Подняв ассегай и встав в позицию "мартихор", он уже собирался выкрикнуть последнее проклятье, последний смертный клич, когда я, привстав на спине тираннозавра, замахал руками.
        Бвана оскалился - сквозь пленку пота и крови улыбка его была усталой. И ужасающей.
        
        Подхватив бездыханное тело Т'чалы, Лумумба гигантским прыжком взлетел на спину ящера. Только плащ взметнулся, как крылья летучей мыши.
        - Ты как раз вовремя, падаван, - он осторожно передал мне ягуара. - Слишком стар я уже для этого дерьма... О, Гамаюн! В огне не горишь, в воде не тонешь?
        - Он мертв? - я не мог уловить ни дыхания ни биения сердца.
        - Умаялся. Не кипишуй, оборотни - ребята крепкие. Давай, выноси нас. Надоел этот балаган.
        - А как же боги?
        Мы посмотрели на остроухих богов смерти.
        - Сами разберутся, - резюмировал наставник. Кровь текла у него по щеке, теряясь в густых зарослях бакенбард. Губа была разбита, на скуле наливался синяк.
        - Как думаете, Линглесу приложил к этому руку? - спросил я, кивая на побоище, которому не видно было ни конца ни края.
        - Скажу больше, он это инициировал, - отозвался бвана. - Зная лё Биг-Мака и его склонность к интригам, надо думать, сынок пошел в папашу. За те несколько лет, что он мотался по Африке в поисках Сердца, гаденыш успел стравить между собой всё, что шевелится. Мой братец Самеди и Сет были не первыми и не последними ниточками в его кошачьей колыбельке...
        - Кстати, откуда вы узнали, что Линглесу - это сын?
        - Бумба показал фотографию.
        - Так он и у него побывал?
        - А как же! Наш пострел везде поспел. Даже дневник украсть - нам достались только корочки...
        - Ну да, - буркнул я. - Как же иначе?.. А как Бумба умудрился сделать фото?
        - Старенький "Полароид". Фото мелкое, выцветшее, но семейное сходство трудно не заметить.
        - Я что хочу сказать... - я пытался формулировать как можно точнее. На подпрыгивающей спине тираннозавра, среди сплошной массы дерущихся монстров, это было не так то просто, но я очень старался. - Почему он напал именно сейчас? Не раньше, когда мы еще не подозревали, кто он такой. Не тогда, когда мы перепились в Бумбе и перестали контролировать ситуацию...
        - Ситуация была под контролем всегда, - отрезал Лумумба. - Не обобщай. К тому же, в Бумбе слишком много магов. Он бы не справился.
        - И поэтому заманил нас в пустыню, - кивнул я. - Явился, осознал, что мы из себя представляем не такие уж лёгкие мишени и быстренько натравил Анубиса. Любитель загребать жар чужими руками...
        - Зато мы убедились в том, что он - всё ещё Линглесу. А значит, оно того стоило.
        - Ну, раз вы так говорите... Мушхуша, кстати, тоже он привёл.
        - Как ты с ними разобрался? - встрепенулся Лумумба.
        - Да мне и делать ничего не пришлось, - я скромно пожал плечами. - Всё сделал Пушок.
        - Пушок? - переспросил после некоторой паузы наставник.
        - Ну да, - я похлопал ящера по шее. Словно по железной трубе, обернутой в шубу из асфальта. - Пушок. Он на него накричал.
        
        По пальцам одной руки можно пересчитать случаи, когда мне удавалось удивить бвану. А уж озадачить...
        - Пушок, - повторил он, проводя рукой по щеке и не замечая, что размазывает кровь. И посмотрел на меня как-то по-новому, будто видел впервые. А потом пробормотал: - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
        - Это вы о чем?
        - О том, что ты - самый крутой маг, которого земля носит. Богатырь Святогор и Илья Муромец в одном флаконе.
        
        Я опять чуть не свалился с динозавра. Помешала ворона: вцепившись мертвой хваткой в плечо, она так придавила меня к шее Пушка, что я и двигался с трудом.
        - Что вы этим хотите сказать?
        
        Смотрел я настороженно, каждый миг ожидая, что наставник рассмеется, похлопает по щеке и заявит, что пошутил. Что мне, тугодуму и тормозу, еще учиться и учиться. И вообще: я без него - как дитя малое без няньки, жопу собственную в портках не найду...
        
        Вместо этого Лумумба торжественно выпрямился, положил руку мне на плечо и сказал:
        - Ты только что сдал свой последний экзамен. Поздравляю.
        - ?.. - слова я все растерял. Одни знаки препинания остались.
        - Ты вызвал из небытия самую древнюю, самую громадную и злобную тварь, какую только можно отыскать в Африке. И назвал её Пушком.
        - Да какая разница, как я его назвал? Хоть Каштанкой... Что изменилось-то?
        - Это и вправду не имеет значения. Потому что ты понимаешь его глубинную сущность.
        Голос учителя мне совершенно не понравился. Торжественный и слегка дребезжащий, будто надколотое блюдце. Может, он и вправду уже стар для всего этого дерьма? Перегрелся, нанюхался кровушки... Вот и хвалит, вместо того, чтобы по шее дать, да обругать, как полагается.
        
        - Обычный некромант может поднять труп, пролежавший в земле десяток лет, - я закатил глаза. Даже сейчас, едва спасшись от смерти, Гамаюн не удержалась от лекции. - Хороший - сотню-другую. Выдающийся - пару тысячелетий, плюс-минус. Тираннозавру, на вскидку, не менее двухсот миллионов.
        - Главное, напомнить ему, что значит быть живым, - развёл я руками. - И всё... Скажите лучше, что с этими богами доморощенными делать? - Сет с Анубисом сошлись уже совсем коротко, от их молний стоял треск, как от радиопомех. - Это чертово побоище будет длиться, пока они оба не упадут.
        - Не ругайся, падаван.
        Я выдохнул. Что-то от моего прежнего учителя еще осталось, а значит, не всё потеряно. Надо только ему напомнить...
        
        Может, и не самый удачный момент для лирического отступления, но другого может и не быть. Небо вокруг потемнело окончательно. Оно клубилось какой-то запредельной, нездешней чернотой. Воздух потрескивал и пах озоном.
        Побоище раскинулось вдаль и вширь, напоминая распаханное под яровую пшеницу поле. Солнце жирной масляной каплей стекало за горизонт, а со стороны реки наползала тяжелая бронзовая туча. В ней проскакивали синие искры и багровые всполохи.
        
        Когда она спустилась пониже, стало видно, что это не туча, а огромные полчища кузнечиков. Стрекоча, как миллион сердитых швейных машинок, они стремительно приближались.
        
        Закрыв собою всё небо, стая саранчи рухнула на поле. Окутав, будто тёплой шалью, сов и шакалов, динозавров и зухосов, Анубиса и Сета, масса насекомых шевелилась и переползала с место на место.
        - Опять Линглесу? - спросил я.
        - Не думаю, - наставник, подняв руки, держал над нами защитный купол. На его прозрачной радужной поверхности, как на лобовом стекле автомобиля, становилось всё больше отвратительных зелено-желтых пятен. - Линглесу не стал бы тратить силы на них... Он бы напал на нас.
        - Тогда кто? - помогая бване поддерживать купол, я одновременно старался разглядеть, что творилось за его пределами.
        
        Саранча заполонила пространство. Земля превратилась в сплошной ковер шевелящихся надкрылий и зазубренных ножек.
        Зато Анубис и Сет больше не метались, как ослепшие крысы, а встав спина к спине, пытались создать такой же защитный полог, как у нас.
        Ничто не примиряет так хорошо, как общий враг.
        
        - Давай к ним, - скомандовал я Пушку.
        
        Когда мы добрались до богов смерти и наши защитные пузыри слились, оказалось, что и Сет и Анубис приняли свои человеческие обличья. Анубис, кстати сказать, оказался мужчиной стильным и презентабельным: лысый и сплошь в золотых браслетах.
        
        В тот миг, когда боги смерти перестали драться, вся стая саранчи поднялась в воздух. Стрекоча, как страдающий бронхитом кукурузник, она вытянулась, принимая форму исполинской птицы с громадным клювом и размахом крыльев от горизонта до горизонта.
        - Это Апоп, - авторитетно заявил Сет. Задрав голову, он следил за тяжеловесным, неуклюжим полётом.
        - Решил поживиться на дармовщинку, собачий сын, - Анубис сплюнул в пыль под ноги Пушку и вопросительно посмотрел на отца. Тот криво ухмыльнулся и кивнул. А потом боги смерти посмотрели на нас.
        - Уходите, - мотнул головой старший из богов.
        - Ты уверен? - спросил бвана.
        - Мы справимся, - Сет улыбнулся. - У вас - свой путь.
        - Я должен тебе желание, - напомнил Лумумба.
        - Моё желание исполнилось: я помирился с сыном, - сверкнул золотым зубом бог смерти. - Считай, мы в расчете.
        Анубис кивнул и обнял отца за плечи.
        
        Птица тем временем вытянулась в узкое веретено и устремила похожий на острие ледоруба клюв прямо на нас.
        - Поздно, - сказал я. - Он уже пошел в атаку... Бвана, в три касания?
        - Лучше в четыре.
        Мы подняли руки. Пушок угрожающе задрал голову. Боги смерти встали по сторонам и нацелили кадуцеи.
        
        Птица же, не долетая до нас пары десятков метров, собралась в каплю, уплотнилась и... превратилась в старого знакомого.
        Всё тот же хищный нос, черные, зачесанные назад волосы и красная бархатная феска...
        
        - Простите за столь экстравагантное появление, майор М'бвеле, - сказал маг приятным светским баритоном. - Я не мог придумать, как остановить... всё это, - не скрывая брезгливости, он обвел глазами искореженную, заваленную трупами равнину. - Пришлось импровизировать.
        - Не буду отрицать, что изрядно удивлен, - откликнулся так же светски учитель.
        - Я принес сообщение от Товарища Седого, - сунув руку в карман парчового пиджака, Роман-заде показал скрученный в трубочку манускрипт. - Код красный.
        - Красный? - переспросил Лумумба. - Вы не ошиблись?
        - Краснее некуда.
        - Что это значит? - тихо спросил я.
        - Время вышло, - ответил наставник. - Мы провалили задание.
        Запустив пальцы в жилетный карман, он достал баночку с царевной-лягушкой.
        Глава 17
        Глава 17
        
        
        Маша
        
        Это был самый отвратительный момент в моей жизни.
        Только что, совершенно ничего не подозревая, я стояла на веранде, рядом с Бумбой, Цезарией и Ванькой, а потом раз!.. - и сижу верхом на динозавре.
        Конечно, я не вдруг поняла, что болотно-коричневое, бугристое и твердое - это доисторический рептилоид. Который, кстати сказать, мирно топтался на холмике, объедая чахлые листочки с какого-то колючего кустика.
        
        Первым делом поразило обилие трупов и я решила, что на Бумбу упала бомба... Ядерная, например. И ведь все признаки налицо: черная, сплошь усеянная телами равнина, в небе ворочаются тяжелые синюшные тучи... И тишина.
        Хорошо, что Ванька меня за плечики придержал. Иначе свалилась бы я с этого гадского динозавра прямо в кровавую лужу.
        - Успокойся, - ласково рявкнул на ухо напарник. - Ничего страшного не случилось. Все живы, все здоровы. А это, - он обвел окрестности жестом опытного работника косы. - Издержки перепроизводства. На сдачу.
        Я даже не стала гадать, чем и за что пришлось платить, если на сдачу дали... Вот это.
        - Война, да? - спросила я, когда ценой нечеловеческих усилий отлепила язык от гортани. Голос предательски дал петуха, но Ванька милосердно сделал вид, что не заметил. - Это... всё, что осталось от Бумбы?
        - Успокойся, - повторил напарник как-то, я бы сказала, слишком назойливо.
        - Да я абсолютно спокойна!.. Я спокойна, как ледяной айсберг! Как могильный памятник! Чугунный всадник!
        - На, выпей, - напарник протянул пузырёк, от которого за километр несло валерьянкой.
        - Да не буду я ничего пить, - пузырек шлепнулся под ноги динозавру. - Пока не объяснишь, что происходит...
        - МыуехалиизБумбыподралисьсЛинглесуиАнубисомапотомзаключилиперемирие, - выпалил Ванька, пока я не опомнилась. - А ты в это время была лягушкой.
        
        Какое-то время ушло на раскладывание информации на составляющие. Потом - на осмысление.
        - Лягушкой? - переспросила я, изо всех сил надеясь, что излучаю ледяное спокойствие.
        - Бвана превратил. Чтобы тебя Цезария не съела. Уж очень ты её допекла.
        Шок обрушился, как водопад из горячего влажного белья.
        - Да что я такого сказала-то? И вообще. По какому праву...
        - По праву учителя, - коротко и флегматично пояснил Ванька.
        - Ты хочешь сказать, что наставник, на законный основаниях, в любой момент может...
        - Да.
        - А как же...
        - А никак.
        Я несколько раз моргнула.
        
        - Но я думала, что всё это шутки. Думала, это вы меня так троллите. Ну, как новичка...
        - Зато теперь ты прошла боевое крещение, - утешил Ванька. - Довести учителя до такого изумления, чтобы в лягушки загреметь - это, знаешь ли, уметь надо.
        Я только помотала головой, отказываясь принимать действительность.
        - Посмотри на это так: бвана тебя спас от участи, куда горшей, чем быть лягушкой, - на посошок порадовал Ванька.
        В желудке предательски забурчало. На ум почему-то пришли стрекозиные крылышки. Как они хрустят на языке...
        - Вы меня чем кормили?
        - Как это чем? - широко улыбнулся главный спец по земноводным, мой напарник. - Мухами и личинками майских жуков.
        
        Наверное, он думал, что я упаду в обморок. Фигушки! Не на таковскую напал, чтобы личинок с мухами пугаться. Да мне и не такое есть приходилось. На голодный желудок лучше не вспоминать...
        Так что я просто отвернулась и попыталась осознать новую реальность.
        
        Собакой я уже бывала, и даже неоднократно. Если подумать... Если ХОРОШЕНЬКО подумать, собака не так уж сильно отличается от лягушки.
        Разве что количеством шерсти и длиной ног... Так длинным ногам только радоваться надо, верно я говорю?..
        Посмотрев на ладошку, я попыталась вспомнить: так она выглядела до превращения, или не так? Воздух поплыл, в ушах по-комариному запищало, а рука будто покрылась зелеными чешуйками. Меня бросило в холодный пот: были у меня перепонки между пальцев, или не было?
        
        Мама! Мамочка-а-а... Не помня себя, я зашарила под майкой. Там, на крепкой шелковой ленточке, хоронился подарок княгини Ольги: маленькое ручное зеркальце. Вытащив его, я уставилась на своё отражение. Чёрт, ничего не видно... Только громадные влажные глазищи, распяленный до ушей рот... Дак это ж я реву! Ну отлично. Только истерики для счастья не хватало.
        
        Пришлось сделать глубокий вдох, затем еще один. Вытереть рукавом глаза и щеки, и только после этого заглянуть в зеркальце вновь.
        
        Ничего нового я в своей внешности не обнаружила. Те же злые зеленые глазищи. Тот же курносый, как у терьера, нос. Те же оттопыренные уши. Даже веснушки на месте, закопай их комар. А что кожа холодная да мокрая - реветь меньше надо. На голове, правда, чёрт-те что, но зато я точно не лягушка: у земноводных волос поменьше.
        Съесть хотела, говорите? Боевое крещение, говорите? Ну-ну...
        
        Встав на спине динозавра - не очень устойчиво, но вполне безопасно - я огляделась, стараясь уделять поменьше внимания горам трупов.
        Сет, кстати, помахал вполне дружелюбно. Рядом с ним тёрся лысый молодец с пирсингом по всему телу, так тот вообще поклонился, прижав правую ладонь к сердцу... Я кивнула в ответ.
        Шеф, стоя неподалёку, разговаривал со смутно знакомым дяденькой в смешной малиновой тюбетейке... Так это же Роман-заде! Он встретил нас в Каирском музее и выпроводил на реку.
        Я прищурилась.
        Если разобраться, наши злоключения начались именно с него. Но Базиль беседовал с музейным экспонатом вполне корректно, без изъявлений вражды. Ладно, оставим это на потом...
        Кстати, а где Гамаюн?
        
        И тут мне снова сделалось плохо. Гамаюн... Счётная машина, которая всё видит и ничего никогда не забывает. Железный ящик злословия, мстительных подколок и ядовитых насмешек.
        Почувствовав, как щеки наливаются тяжелым румянцем, я закрыла глаза. Всё. Жизнь моя кончилась, толком даже не начавшись. Придется наложить на себя руки во цвете лет.
        Вот если б шеф превратил меня в менее мелкое и позорное существо... В львицу, например. Или в пантеру.
        Красиво. Солидно. И все уважают...
        
        Но злой рок в лице наставника превратил меня в земноводное. То есть, подарил этой гангрене неиссякаемый запас шуток на всю оставшуюся жизнь...
        И кольнула еще одна, ох какая неприятная мысль: неужели лягушка - и есть отражение моей внутренней сущности?
        
        - Как здесь оказался динозавр? - повернулась я к Ваньке.
        Таракан всегда говорил что я, в теории, больше тактик, нежели стратег. На практике это означало, что разбираться в высоких материях мне быстро надоело и захотелось сосредоточится на чём-то более конкретном. Например, на нашем средстве передвижения.
        - Пушок - тираннозавр. А оказался он здесь, потому что Линглесу взорвал Астон-Мартин.
        - ...?
        - Долгая история, - смутился напарник.
        - А мы, я так понимаю, никуда не торопимся.
        - Еще как торопимся, - прокричал от подножия рептилоида шеф. - Мы должны срочно встретиться с Линглесу.
        - Встретиться? - саркастически переспросила я. - Может, вы даже знаете, где его искать?
        - Я - нет. А вот Гамаюн... - он огляделся. - Гамаюша!
        
        Мне тоже было интересно, где эта гангрена шляется... И я, по примеру шефа, завертела головой. Почти сразу глаза ослепил солнечный зайчик, пущенный металлическим пером.
        Ворона обнаружилась на самой большой куче мертвечины. Она сосредоточенно что-то выковыривала клювом.
        Ну конечно!.. И как я сразу не догадалась? Мы же на поле битвы. Там, где очень много потерянных хозяевами голов, вываленных без присмотра кишок и прочих деликатесов.
        А что, как всем известно, вороны любят больше всего? Правильно. Больше всего эти милые птички любят подгнившие глазные яблоки... А здесь этого добра - на батальон ворон хватит. И еще останется.
        Почувствовав, что слюна во рту сделалась густой и кислой, я отвернулась.
        - Гамаюша, лети сюда! - ласково позвал шеф и птица, сорвавшись с кучи падали, тяжело полетела к нам.
        - Что старому хозяину надо? - спросила она, приземлившись на холке динозавра.
        Клюв птицы был измазан в чем-то, до омерзения похожем на засохшую кровь. На когтях налипла черная липкая субстанция. А пахло от неё... Желудок мой сделал сальто и приземлился вверх ногами. Ну, если вы понимаете, о чем я...
        
        Худой мир лучше доброй ссоры - так говорят. Но я думала вот о чем: если меня вырвет при всём честном народе, и это после того, как все видели меня в зеленой коже в пупырышках... Словом, лучше отвлечься на свару.
        - Пшла отсюда, гнусная тварь, - толкнула я ворону.
        Та, не ожидав такого коварства, плюхнулась спиной в грязь.
        - От земноводной слышу! Мух наелась и уже умная?
        - Да я хотя бы падаль не жру. Мухи - это чистый белок.
        - Не ссорьтесь девочки, - перебил шеф на самом интересном месте. - О своём, о девичьем, потом пошушукаетесь. А сейчас мне нужны твои несравненные способности, мудрая птица.
        
        Я фыркнула. Да у меня в мизинце больше мудрости... Ладно. Надо всё-таки сдерживаться. Говорят, частые превращения для здоровья не очень полезны.
        
        Ворона тут же надулась. Гордо выпятив грудку, она прошлась туда-сюда перед наставником, демонстрируя удаль и готовность к делу. Трехпалые лапки громко чавкали по грязи.
        - Какие сведения вам требуются, хозяин? - вопросила она голосом Пифии. - Посчитать звезды на небе? Сказать, сколько песчинок в пустыне Гоби? Вычислить код ДНК древней ископаемой рептилии?
        - Поработаешь компасом.
        Ворона так и села.
        - Компасом?
        - Ты железная, легко намагнитить. Я должен определить направление.
        - Но хозяин, - заныла Гамаюн. - Вы же знаете, как я этого не люблю... Я после намагничивания север с югом путаю. К тому же, я недавно плотно поела...
        - Ничего, потерпишь, - шеф наставил на неё указательный палец. - АХАТ, ШТАЙМ, ШАЛОШ!
        
        Птица поднялась в воздух, и вопреки всем законам тяготения, застыла без единого движения, вытянувшись, как стрела. Точнее, как упитанный дирижабль в металлической оболочке.
        Она начала вращаться. Сначала неторопливо и важно, затем - всё быстрее, пока не слилась в единый сверкающий диск. Раздался пронзительный вой, какой бывает при работе циркулярной пилы.
        Поднявшись до едва терпимых высот, вой превратился в комариный писк, от которого зачесался мозг, затем он понизился и замедлился - диск постепенно перестал вращаться и вновь стал Гамаюн. Она застыла, нацелившись клювом куда-то за горизонт и указывая, видимо, направление.
        
        Шеф удовлетворенно кивнул.
        - Наши догадки подтвердились. Все дороги ведут к Килиманджаро, - произнес он.
        - Там всё началось, значит, там и закончится, - кивнул Роман-заде.
        - Рано или поздно, - пробормотал шеф.
        - Так или иначе, - дополнил Роман-заде.
        Тон магистров мне не понравился.
        - Почему на Килиманджаро? - спросила я.
        - Помнишь, Цезария рассказывала про своего мужа? - спросил шеф. - Так вот: их деревня была в том районе... Ариман, став магом, спровоцировал извержение - разбудил вулкан после миллионолетнего сна.
        - Но зачем?
        - Чтобы выковать кольцо, конечно, - сказал Роман-заде. - Только жар вулкана мог справиться с огнем в душе умирающего мага.
        - Из расплавленной магмы, из предсмертных криков родичей, из горя своих детей выковал он кольцо, - сказал Базиль.
        - Чтобы всех отыскать, воедино собрать и единою черною волей сковать... - мрачно пробормотал у меня над ухом Ванька.
        Я закатила глаза. Ох уж мне эти маги...
        - Так надо бросить его обратно в вулкан.
        А что? Идея, по-моему, очень здравая.
        - Сначала его нужно найти, - мягко напомнил шеф. - Затем - отобрать у Линглесу. А он, смею заметить, не захочет с ним расстаться ни за какие коврижки.
        И все посмотрели на меня.
        - Что?
        - Даже не скажешь своё коронное: - А давайте его убьем? - удивительно похоже передразнил наставник.
        - И в мыслях не было, - возмутилась я.
        Нет, ну конечно было... Просто достало, что все считают меня убийцей. Захотелось временно побыть белой и пушистой. Как лягушка.
        
        - Цезария упоминала, что рано или поздно Ариман поглотит Линглесу, - задумчиво сказал Ванька.
        - Уже, - кивнул Роман-заде. - Именно это и хотел передать Товарищ Седой.
        - Постойте, вновь перебила я. - Ванька рассказывал, что бы с ним дрались буквально только что. Несколько часов назад. Когда он успел?
        - Дурное дело нехитрое, - пожал плечами шеф. Но голос у него, в отличие от жестов, был предельно серьезен. - Возможно, в битве с нами Линглесу и утратил остатки контроля над кольцом.
        - И теперь придется иметь дело с Ариманом?
        - Если б вы отыскали его раньше... - вздохнул Роман-заде.
        - А кто советовал нам вообще валить из Египта? - возмутилась я. - Откуда нам знать, может, вы на стороне Аримана!
        - Маша, - осадил шеф.
        - А что сразу Маша? Может, он нас специально отвлекал...
        - Обратно в лягушки захотела?
        - Ваша напарница в чем-то права, - вдруг сказал Роман-заде. - Я и вправду не хотел, чтобы вы расследовали это дело, - он многозначительно посмотрел на Базиля.
        - Из-за моего отца? - поднял бровь шеф.
        - Нет. По совершенно другой причине...
        - Сейчас это не важно, - быстро сказал Базиль. - Всё равно у вас кроме меня никого нет.
        - У Аримана - тоже.
        - У волшебника Аримана всё по-честному, без обмана.
        - Вы зря шутите, майор М'бвеле, - укорил Роман-заде. - А нам с Товарищем Седым приходится всерьез опасаться...
        - Не надо всерьез, - рассмеялся шеф. - Сами подумайте: я старый больной человек. У меня даже мании величия нет...
        
        А я вдруг очень сильно, почти до слёз пожалела наставника. Вот стоит он рядом с громадным тираннозавром, такой весь седой, усталый... Под глазами - фиолетовые тени, пальцы дрожат...
        Он мне сейчас напомнил Бабулю, в последней стадии перед превращением в Зверя. Сил почти не осталось, и держится человек на одном только честном поросячьем слове... Потому что по-другому - просто не может.
        Надо бы помягче с шефом, - решила я. - Поласковее, почутче...
        С указательного пальца Базиля слетела синяя ветвистая молния.
        - Едрена вошь! Чуть любимый мозоль не откусил! - гигантский шакал, подобравшийся непростительно близко, исчез в ослепительной вспышке.
        
        И тут миленький пушистый коврик у меня под задницей дернулся. Взвизгнув, я подскочила на метр.
        Честно говоря, никто мне на нём сидеть не позволял, просто спина у Пушка была жесткая, я всю попу уже отбила, а коврик тут просто лежал, на него никто и не претендовал больше. Вот я и подумала, что особого вреда не будет, если я на нем посижу... А он взял, и ожил.
        - Что это? - я не заметила, как оказалась на загривке у Ваньки. Переизбыток впечатлений, вот нервишки и пошаливают. То в лягушку превращают, то на тираннозавре катают, то коврики оживают... Тут всякий может умом тронуться.
        - Это Т'чала, - ответил напарник, терпеливо отдирая меня от своей головы. - Он слишком устал во время битвы, вот и решил поспать. А ты его разбудила.
        
        Нет, я точно пропустила слишком много. Надо как-то наверстывать.
        
        Ягуар сел, культурно обернув хвостиком передние лапки и зевнул во всю пасть.
        - Хороший котик... - промямлила я. - А какие у нас зубки...
        Нет, я люблю кошек. Вот бабки Арины Родионовны кот Матвей, например, - почти что мой самый лучший друг...
        Я еще раз посмотрела на Т'чалу. Ягуар ответил равнодушным взглядом сытого хищника, подмигнул и мягко канул под брюхо Пушка.
        Наверное, всё дело в размерах...
        
        В-общем, разобравшись, кто прав и что делать - прав, разумеется, был шеф, он же лучше всех знал, что делать - мы решили двинуть к Килиманджаро.
        Единственное "но": между долиной Гизы и знаменитым вулканом пролегало более трех с половиной тысяч километров...
        
        Ванька коротенько пересказал мне последние новости, так что хлопать ресничками, как сломанная кукла, я перестала. Но размах мероприятий впечатлял.
        Нас навестил Линглесу. Накричал кучу угроз и сгинул, только его и видели.
        Анубис с Сетом передрались, как помойные шавки.
        Роман-заде тоже оказался богом, только подпольным. Апопом, который, насколько я помню, любил являться в виде гигантского змея или тучи гигантских кузнечиков, и отвечал за мрак, инфернальный ужас и другие развлечения Подземного царства.
        Ванька воскресил самое древнее и могучее существо всех времен и народов. Куда там драконы! Всем доморощенным волшебникам, что воображали себя Гэндальфами в Нарнии и Гарри Поттерами в Средиземье, и не снилось, какими бывают настоящие, жившие на Земле в древние времена, твари. Воображения не хватало.
        Ворона до икоты обожралась мертвечины и теперь дрыхла на загривке у Пушка.
        А вот Т'чала...
        
        Когда он показался из-за хвоста тираннозавра, я ойкнула, покраснела и отвернулась. Кроме татуировок, на очеловеченном ягуаре ничего не было. Ничегошеньки.
        А он еще и скалился! Глаза свои блудливые щурил и подмигивал...
        
        - Ванька, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста пусть он что-нибудь наденет! Иначе я за себя не отвечаю.
        Я почувствовала, как напарник просунул руку в Навь, пошурудил там и вытащил назад. Через минуту спросила:
        - Ну что?
        - Можно смотреть, - разрешил он.
        На Т'чале были шорты. Широченные - так что не возьмусь гадать, на чем они держались.
        
        ***
        - Как ты думаешь, к Килиманджаро мы скоро пойдем? - спросила я. Хотелось поскорее увидеть знаменитый вулкан. Писатель Корней Чуковский, в книжке про доктора Айболита, его широко рекламировал.
        - Пушка жалко, - откликнулся напарник, похлопывая ящера по толстой, как три быка, шее. - Я к нему привязался...
        - Так давай на нем и поедем, - пожала я плечами. - А чего? Другого транспорта у нас всё равно нет. Ты, я и шеф... Троих-то он точно увезет. Еще и для вороны место останется.
        - Т'чала едет с вами, сестра, - вот он стоит у передней лапы Пушка, почесывая тому под коленкой, а в следующий миг - сидит рядом со мной, сверкая наглой рожей и голым пузом с татуировками.
        - Ну хорошо, ну четверых... - я передвинулась от ягуара поближе к Ваньке. - А Сет здесь останется?
        Не терпелось куда-нибудь отсюда убраться. Хотя та часть чудовищ, что Ванька привел за собой из Нави, уже рассыпалась прахом и благополучно упокоилась, оставались еще вполне себе реальные крокодилы, совы и шакалы. Дохлые. Под палящим египетским солнцем равнина смердела, как самая большая помойка в мире. Да и выглядела не лучше...
        
        В общем, наша с Ванькой идея пришлась ко двору. Мы отправились к Килиманджаро на динозавре.
        Сет с Анубисом остались зачищать плацдарм, Роман-заде обещал по-быстрому смотаться в Бумбу, пересказать последние новости и заручиться поддержкой самого короля - если в ней возникнет необходимость. А мы...
        Мы отправились к легендарному вулкану.
        Ах да, одна поправочка. Идти решили через Навь. Так было короче.
        Глава 18
        Глава 18
        
        Маша
        
        Потусторонний мир встретил душной жарой, сладким тягучим ветром и заунывными воплями Мушхуша.
        Работы у дракона прибавилось. Эфемерные тени крокодилов, сов, шакалов и давно истлевших мумий - все они толпились нестройными очередями, ожидая приговора: плестись им вечность через огненную равнину, или быстренько переправиться по волосяному мостику меж стен льда и пламени...
        Мушхуш носился вокруг теней, как овчарка вокруг стада. Лаем, короткими укусами и ударами лап он сгонял их к краю тёмного провала и сбрасывал в бездонную пропасть.
        На Пушка дракон подчеркнуто не глядел.
        
        - Что-то здесь не так, - сказал шеф.
        Ясен пень, не так, подумала я. Это ж Тот свет, здесь живым противопоказано. Помереть можно.
        
        Местный колорит мне решительно не нравился. Всё здесь было мутное, душное и липкое. В воздухе, несмотря на горячий, как из духовки ветер, клубились тучи гнуса.
        Они сбивались в плотные столбы, которые мотылялись по равнине, как неприкаянные привидения. Они сыпались с серого неба, забивая глаза, нос, проскальзывая за шиворот и неприятно щекоча спину. Они мельтешили перед глазами, и от этого казалось, что мир - это большой кусок промокшего картона, истыканный иголками...
        
        Лумумба, поймав насекомое двумя пальцами, сунул в рот и прикусил зубом. Разочарованно сплюнул.
        - Не то... - протянул он.
        - А чего вы хотели? - спросил Ванька, отмахиваясь от насекомых. - Гнус - он и в Африке гнус.
        - Не скажи... - шеф мечтательно вздохнул. - Когда я был маленьким, мы жили в деревне. По вечерам мама давала мне и братьям по большой кастрюле с обмазанными черепашьим жиром стенками... Мы взбирались на пригорок и размахивали кастрюлями что было сил. На жир налипала мошкара и за час-полтора набиралось столько, что хватало на хороший обед для всей семьи.
        - Обед?
        - Котлеты, - охотно пояснил шеф. - Мама жарила из мошкары вкуснейшие котлетки...
        Вот почему дети в Африке не доедают. Я бы тоже не стала...
        
        Т'чала, достав из-за уха толстую желтую самокрутину, затянулся. Я точно помню: кроме шорт, выданных Ванькой, у ягуара не было ничего. Тогда откуда самокрутка?
        
        - Вам только мошкара не нравится, или всё вообще? - спросила я наставника, уклоняясь от клубов дыма - гнус они, между прочим, прогнали мгновенно.
        - Пусто здесь как-то, - шеф пощелкал пальцами. - Как в квартире интеллигентного пьяницы: чистенько, но бедненько...
        - Чистенько? - удивилась я. - Мошка, знаете ли, не в хлорке заводится.
        - Это он в смысле силы, - пояснила Гамаюн. - Энергии здесь - шаром покати. Как в выметенном бетонном погребе.
        - А Ванька как же? Откуда для Пушка энергию берет?
        - Его Алатырь питает, - с некоторой долей зависти хмыкнула ворона. Перо у неё на спинке потускнело, а суставы явственно поскрипывали.
        
        Вечерело. Солнце здесь было крошечное, как бенгальский огонёк, и так же плевалось искрами. Оно потухло, даже не садясь за горизонт и сразу сделались сумерки. А на небосводе зажглась звезда. Сияла она тускло и багрово, как уголёк в тёмной печи.
        - Что это? - спросила я, указывая на новое зрелище. - Звезда Венера? Или, может быть, Марс?
        - Во-первых, Венера не звезда, а планета, - рассеянно поправил учитель. - А во-вторых, это вулкан. Килиманджаро.
        - Он же за три тыщи километров!
        - Это ж Навь, - буркнул Ванька, направляя Пушка к красному угольку. - Свои законы пространства и времени.
        
        Как ни хотелось шефу побыстрей добраться до вулкана, на ночлег остановиться пришлось. Просто в какой-то момент, посмотрев на спину Пушка, я увидела под кожей гигантский серый позвонок и взвизгнула от неожиданности. Ванька вскинул голову и замотал кудрями, как лошадь гривой.
        - Спишь на ходу, - беззлобно попенял ему наставник. Ванька покаянно вздохнул.
        - Жрать хочется, - намекнула я. - И переночевать негде.
        - Да, червячка заморить не помешает, - вякнула в ответ ворона. - И отдохнуть... Приоткрыв один глаз, она роскошно зевнула. Я уставилась на птицу с ненавистью.
        С тех самых пор, как мы оказались в Африке, эта железная гангрена только и делает, что жрет да спит... И она еще смеет заикаться о кормежке!
        - Ладно, командую привал, - шеф и сам давно бы с ног свалился, если б не сидел. - Только выберем местечко посуше.
        
        Пустыня давно кончилась и Пушок брел по самое брюхо в каких-то тростниках. Гамаюн авторитетно заявила, что это бамбук, я спорить не стала.
        Из травы поднимались влажные миазмы, тучи откормленных мух и каких-то еще крылатых тварей, похожих на летучих мышей, но с зубами. Пушок щелкал крылатых ящериц, как семечки.
        - Вон там пойдет? - Ванька указал на рощицу, черный, будто вырезанный из бумаги силуэт которой виднелся впереди.
        - Ты с ума сошел! - возмутился шеф. - Это ж араукарии. Там пауков больше, чем листьев. Плотоядных, между прочим.
        - А мне откуда знать? - огрызнулся напарник. - Вы тут у себя дома - вы и выбирайте.
        
        Было заметно, что Ванька на последнем издыхании - несмотря на поддержку Алатыря, питание Пушка забирало все его силы. Зря, наверное, мы решили путешествовать на динозавре... А может, и не зря.
        
        Африканская Навь отличалась от нашей так же, как реальный дом с привидениями от детской комнаты ужасов.
        Тут была высокая трава с острой, как скальпель, режущей кромкой. В траве водились кровососучие летучие мыши и саблезубые тигры, которые охотились на кровососучих летучих мышей.
        Тут были гигантские ленивцы, которые охотились на саблезубых тигров, которые охотились на кровососучих летучих мышей.
        Тут были маленькие черные человечки, которые охотились на гигантских ленивцев, которые охотились на саблезубых тигров, которые охотились на кровососучих летучих мышей...
        Я уже молчу о толстых, с ногу Пушка, змеях с лапками в крошечных лаковых башмачках и мохнатых пауках с длинными волосатыми конечностями, из которых росли пятипалые ладошки.
        
        Если б мы двигались через эти джунгли пешком, а не на спине тираннозавра, остались бы от нас рожки да ножки. А еще несколько железный перьев и красивый ягуарий хвост.
        Когда Базиль наконец-то нашел хорошее место и мы смогли, со стонами и охами, сползти с твердокаменной спины Пушка, уже окончательно стемнело.
        Небо усыпали звезды - громадные, будто кубики льда из морозилки. От них исходил холодный и весьма колючий на ощупь свет. Лумумба посоветовал, без острой необходимости, под него не подставляться...
        Но ярче всех, тяжелым багровым оком, тлело над горизонтом жерло Килиманджаро. Мы успели заметно к нему приблизиться и почти чувствовали исходящий от вулкана жар.
        Спустившись с Пушка, я тут же обожглась в каком-то плюще, наступила на говорящую змею, которая обругала меня последними словами, и была укушена за палец зверьком, больше всего похожим на обычную мышь.
        - Фух, как же тут всего много... - пробормотала я, слизывая выступившие на пальце капельки крови. - Зона по сравнению с этим местом - заповедник добра. Тишина, покой и воля...
        - Что это? - строго спросил Ванька, дергая мою руку к себе. - Кто тебя укусил? На землю ничего не упало?
        - Откуда я знаю? - я так устала, что даже спорить не хотелось. - Там, в дупле, мышка живет...
        - В каком дупле? Зачем ты туда полезла?
        - За ягодками. Красненькими такими. Я думала - земляника.
        - Какая в Африке земляника? - Ванька перевязал мне палец не очень чистым носовым платком. - Запомни: ничего в рот не тащить. В туалет не ходить. Не плевать. Не кричать...
        - Дышать-то хоть можно?
        - Можно, - великодушно разрешил напарник. - Но только через раз.
        - Но зачем такие строгости?
        - Сказки помнишь? Напьешься из копытца - в козленочка, ягод поешь - в зайчика... А водицы из местной реки зачерпнешь - память потеряешь.
        - Дак то ж в сказках...
        - Сказка - ложь. А в ней - руководство, как себя в Нави вести. Понимать надо.
        Таким строгим я Ваньку еще не видела.
        
        - Можешь с ней попрощаться, - мстительно каркнула ворона. - Чтобы эта пигалица - и ничего не съела? Наверняка что-нибудь слопает.
        - На себя посмотри. Падали обожралась до икоты, а всё туда же...
        - Всяк питается по способностям, - назидательно каркнула Гамаюн.
        - А вот мы сейчас костер разведем, подвесим тебя над огнем и проверим, из чего ты внутри, под железными перьями...
        - Но-но! Гамаюн - птица уникальная. Подлежит занесению в Красную книгу.
        - В серо-буро-малиновую. С прозеленью. В графу злокачественных опухолей.
        
        - Не ссорьтесь, дети. Я вам прялку подарю, - утешил Базиль, разводя нас с вороной в разные стороны. Вытащив из кармана вместо прялки леденцовых петушков на палочках, одарил всю честную кампанию, приговаривая: - Кушайте, детки. Уровень глюкозы - это очень важно...
        - Чего это шеф такой добрый? - тихо спросила я у Ваньки, пока Лумумба шептался о чем-то с Т'чалой. Петушок, кстати, был очень вкусный. Апельсиновый.
        - Да он в принципе человек не злой, - рассеянно отмахнулся напарник. В суть моего вопроса он не вникал: был занят, устраивая поилку для своего домашнего питомца.
        Сначала он расчистил место. Затем выкопал в рыхлой, похожей на шоколадный торт, земле огромную яму. Встав на краю, вознес над ней ладони - и яма тут же наполнилась водой. Чистой и очень холодной на вид...
        - Маша! Я кому сказал!
        - Да я только пол-глоточка...
        
        Нет, я не понимаю: Пушок, как и Гамаюн, - создание магическое, питается от сил создателя. Так чего он жрёт, как не в себя? Вот и сейчас: тираннозавр пьет - ему, значит, можно. А мне...
        Ворона, сцапав дарёный леденец, пыталась раздолбать его клювом, как орех. Вот она долбанула особенно сильно и сахарный петушок разлетелся в мелкую крошку...
        Я, проходя мимо, злорадно рассмеялась.
        
        Пока суд да дело, в центре расчищенной полянки заиграл костер. Казалось бы, зачем в такой жарище лишнее тепло? А вот зачем: костер отгонял всяких дружелюбных тварей, желавших с нами познакомиться поближе. И поужинать заодно.
        Я устроилась в желтом, как растопленное сливочное масло, круге света. Эх, сейчас бы горячий пирожок с картошкой! Или... Или уж нет, на худой конец.
        Облизав в последний раз палочку от петушка, я бросила её в костер.
        
        - Мир этому дому.
        Так высоко я еще не прыгала. Никогда. И надеюсь, больше не придется: если вы видели говорящего паука размером с себя, то можете считать, что видели всё.
        У него была тысяча крошечных глазок - наверное, штук восемь. Длинные, покрытые черным густым волосом лапы и откормленное брюхо в веселенькую черно-красную полосочку.
        Что характерно: вместо жвал с паучьего лица улыбался вполне человечий рот с влажными румяными губами и мелкими белыми зубками. Этот человеческий рот, который шевелился невпопад с хорошо поставленным баритоном, и был в пауке самым пугающим...
        Мы все: я, Ванька, Т'чала и Гамаюн, не сговариваясь сбились в кучку, оставив между собой и пауком ярко пылающий костёр. Ванька выхватил из костра тлеющую палку, Т'чала выставил когти, а Гамаюн раскрыла клюв и страшно зашипела.
        Одна я была сирота: без пистолетов, без ножей... Даже завалящей лимонки не осталось.
        
        - Иду мимо, смотрю - огонек мелькает, - говорил тем временем арахнид, обращаясь исключительно к шефу. - Дай, думаю, загляну... Поинтересуюсь по-соседски: кто такие? Куда путь держите? Может, помощь нужна?
        Улыбнувшись каким-то своим мыслям, шеф кивнул пауку.
        - Говорят, не одна история в Африке не обходится без паука Ананси... Заходи. Будь как дома. Только не забывай, что ты в гостях.
        - Не бойся, не забуду, - в круг шагнул высокий господин в морковно-канареечной тройке, белой сорочке, шелковом цилиндре и с тросточкой.
        Внимательно оглядев всю честную компанию, он лучезарно оскалил зубы, которых было слишком много даже для такого большого рта, и сказал: - Приношу извинения, если напугал. Я не хотел.
        - Брешешь, - беззлобно заметил шеф.
        - Ага, - не стал отпираться человек-паук. - Скучно у нас... На Тот свет никого не пускают, сделки заключать не велят... Вот, хоть вы попались, и то мухи, - он перевел взгляд с учителя на нас. - Да вы присаживайтесь, молодые люди, не бойтесь. Я не кусаюсь.
        - Опять враньё, - вздохнул шеф. - Ты ядовитый.
        - Ой, да ладно тебе... - отмахнулся паук. - Всего несколько раз и было... Присаживайтесь.
        - Спасибо, мы пешком постоим, - за всех ответил Ванька. - Лично я с детства пауков боюсь.
        - Я могу пообещать хорошо себя вести, - зубасто улыбнулся Ананси.
        - Не верьте, - быстро ответил шеф. - Чего бы этот тип не сказал, ничему не верьте. Даже если от этого будет зависеть ваша жизнь.
        - Не хотите, как хотите, - пожал плечами паук и, наклонившись к шефу, что-то ему сказал. Базиль подумал, и помотал головой. Затем, склонившись к уху Ананси, внёс своё предложение.
        Шумел лес, костёр негромко потрескивал, и до нас из их беседы не долетало ни звука.
        - Как пить дать, опять тебя рекламирует, - шепотом сказала я Ваньке.
        - С чего ты взяла?
        - А с того... Такое чувство, что он и в Африку приехал, только чтобы тобой похвастаться.
        - Хорош сочинять, - у Ваньки зарделись щеки и уши. - Не такой уж я и крутой...
        - Вот и я об том же. А шеф носится с тобой, как с золотым яйцом.
        Напарник опять надулся. И кто меня за язык тянул?.. Но ведь я честно хотела, как лучше!
        
        Наконец они о чем-то договорились и улыбнулись друг другу - совсем как Тузики, наконец-то порвавшие грелку ровно пополам. Ананси, вытянув худые ноги в черно-белых штиблетах, раскурил сигару, шеф достал любимую трубку.
        - Ну, теперь мы заперты на ночь, - сказал он удовлетворённо, и прикрыл глаза. - Ананси, излагай...
        
        В-общем, человек-паук выступал от местного сообщества Лоа. Их тоже достал Линглесу. По словам Ананси, он заявился к ним жутко давно - позавчера. И объявил себя единственным и неповторимым спасителем всех Навских тварей. Одним словом, диктатором.
        От кого или чего их надо спасать, он не объяснил, но дал понять, что при нем жить сразу станет лучше, жить станет веселее. И перекрыл кислород.
        Запретил колдовать и вообще проявлять любую магическую активность. Неповиновение каралось распылением. На атомы.
        Но, самое главное, он запретил Лоа заключать сделки с людьми. А для них это - хлеб, вино и сигареты. И жареная курица, в придачу...
        Как обитатели Мангазейской Зоны не могли существовать без грева с воли, так и местные духи не могли жить без сделок с Той стороной.
        Африканская религия в этом смысле была проста и незамысловата: ты - мне, я - тебе. Все счастливы. Кроме тех, кто поленился прочесть пункты, написанные мелким шрифтом...
        
        - Наши передают, что за ними должок, - обратился Ананси к шефу, докурив сигару. - За то, что пришлось вывести тебя обратно к пирамидам. Они не могли поступить иначе.
        - А разве мой договор, заключенный двадцать пять лет назад, не кроет все последующие? - флегматично спросил Базиль.
        - Тому, кто смог прижать Лоа, глубоко плевать на традиции, - вздохнул паук. - Он желает всё здесь изменить...
        - Знатно Ариман вас нагнул, - дымя очередной самокруткой, бросил Т'чала. - А ведь вы знали, что так и будет! Знали, и сидели в своих лесах, выжидая и наблюдая... Вместо того, чтобы помешать Линглесу завладеть Сердцем.
        - Знай своё место, кот, - зашипел паук. - Ты знаешь, Лоа не работают просто так. Вы могли заключить сделку... Да что я говорю! Вы сами могли убить его тысячу раз. И тоже выжидали. Так что вы нам теперь должны.
        - Ничего мы вам не должны, - рыкнул ягуар. Лицо его вытянулось, приобретая явно кошачьи черты, из пальцев выскочили кинжально-острые когти. - Вы, шкуры продажные, сами виноваты. Могли просто не пустить его в Навь... Могли не подчиниться его приказам. Могли, в конце концов, связать его Словом...
        - Я же сказал: мы бесплатно не работаем, - высокомерно бросил Ананси.
        - Ну и сидите голым задом на муравейнике, - Т'чала отвернулся. - Пока не найдете дурака, который пойдет на сделку...
        - Я так понимаю, тем самым дураком вы считаете меня, - встрял в их перепалку Лумумба.
        На дне глаз Ананси мелькнуло отражение холодной, фасетчатой паучьей души, но он быстро овладел собой.
        - Мы - лоа. Мы заключаем сделки. Мы не работаем бесплатно, но и по долгам платим всегда, - серьезно сказал паук.
        - Но, тем не менее, ты здесь, - возразил шеф. - И ты просишь помощи.
        - Ой, да ничего я у тебя не прошу, - отмахнулся Ананси.
        - Неправда, - раздался из темноты серебристый женский голосок. - Мы все, и в том числе этот лживый мохнатый ублюдок, просим у тебя помощи, Легба. - из бархатной, густой, как чернила, тьмы в свет костра выступила женщина. - Не надо было посылать этого пройдоху, - добавила она, будто себе под нос. - Так и знала, что он всё испортит.
        Одета была женщина в старинное платье. Такое, где сверху почти ничего нет и все прелести просто таки вопиюще торчат на улицу, а снизу - гигантская рюмка, на которую намотаны тонны тряпок. Ткань была ветхая, серебристая от старости - будто набитая пылью паутина.
        И еще поразило лицо: выбеленный овал, на котором черной краской нарисованы бездонные провалы глаз и носа, а также широкий рот, тёмный шрам которого стягивали грубые частые стежки... Страшненькое, в общем-то личико. Из тех, которые, увидав во сне, можно заикой стать.
        
        За женщиной, не переходя границ светового круга, стояли двое мужчин. Белыми манишками и черными похоронными костюмами они напоминали гробовщиков.
        Четвертой была румяная, очень полная тетенька в белом, туго повязанном на голове платочке а-ля матушка-медведица.
        Дальше были другие: девушки с глазами змей и покрытыми перламутровой чешуей обнаженными телами, добрый крокодил на задних лапах - я решила что он добрый, потому что на плече у крокодила сидела птичка, и он её не ел; громадный, желтый как касторка, бегемот - все они тихо стояли за пределами светового круга, больше угадываясь во тьме, чем реально присутствуя, и смотрели, не отрываясь, на нашего шефа.
        
        Я подумала: а где же Пушок? Где наш ручной тираннозавр? Ведь он тоже был где-то там, в темноте, и все эти милые люди должны были как-то пройти мимо него, чтобы заглянуть к нам на огонек... Я скосила глаза на Ваньку. У него было такое лицо, что я догадалась: напарника одолевают схожие мысли.
        - Эрзули! - поднялся навстречу женщине с зашитыми губами Базиль. - Рад тебя видеть, красотка! Всё хорошеешь.
        - Так же, как и ты, Легба, - Эрзули кокетливо повела обнаженным плечиком. - Седина тебе в бороду.
        Шеф поцеловал похожую на сушеную куриную лапку руку.
        - Я скучал, - тихо добавил он.
        - Лжец, - польщенно улыбнулась дама.
        Зубы, кстати, у неё тоже были чёрными, и какими-то скользкими на вид.
        А на свет вышла толстуха.
        - Приветствую тебя, Легба, хозяин дорог, - сказала она, улыбаясь каждой морщинкой. Улыбка делала лицо толстухи похожим на добродушное печеное яблочко.
        - Бригитта! - Лумумба раскрыл объятия. - Как дела, старая ведьма? - голос его был полон нежности и обожания.
        - Твоими молитвами сынок, твоими молитвами, - оглядев Лумумбу с ног до головы, она перевела взгляд на нас с Ванькой, притулившихся, как две сиротки, у костра. - Твои? - спросила она чуть изменившимся голосом.
        - Мои, - шеф гордо встал рядом с нами.
        - Наслышана, наслышана... - пробормотала толстуха как бы про себя, но в то же время очень громко. - Ну-ка, добрый молодец, повернись-ка передом, - толстуха взяла Ваньку за плечи и вгляделась в лицо. Насмотревшись, вновь обратилась к Базилю: - Шалун у тебя сынуля, а, Легба?
        Я прямо чувствовала, как по Ванькиным щекам ползет багровый румянец.
        - Я это... госпожа Бриджит... Не сын я. Ученик тока...
        - Сирота, значит? - и она похлопала его по щеке. - Зови меня Мамой, детка, - и толстуха, подобрав юбки, уселась на бревнышко у костра.
        Ни мне, ни Т'чале толстуха не сказала ни слова.
        - Ну, какими судьбами? - спросила она Лумумбу, обирая с подола травинки.
        - Ты знаешь, Мама. Иначе бы не пришла.
        - Вот и хорошо, - улыбнулась толстуха. - Меньше слов, больше дела... - и повернулась к подруге. - Фреда, милая, сходи, позови наших.
        Красотка с зашитым ртом удалилась.
        Лумумба молча повёл глазами и за ней, лязгнув железными перышками, сорвалась ворона.
        
        Что-то не так, - сказал наставник, едва мы переступили границу Нави. И я была с ним согласна на четыреста двадцать процентов. Потусторонние джунгли, а в особенности эти лукавые Лоа не внушали никакого доверия. Самое главное, я никак не могла понять: мертвые они, или нет...
        
        И тут, разрывая ночь на мелкие кусочки, заорал тираннозавр. Вопль вспугнул гнездящихся у нас над головами крыланов, огонь в костре взметнулся на неимоверную высоту...
        Ванька, сорвавшись с места, помчался к любимцу.
        
        - Наверное, комарик укусил, - небрежно заметила толстуха, глядя вслед моему напарнику.
        А я подумала: это какой хобот нужен комарику, чтобы пробить жесткую, как рубероид, шкуру...
        - Наверное, - Лумумба, встав, пошел за Ванькой, но будто наткнулся на невидимую стену. Ощупал её руками, попытался пробить плечом... А затем повернулся к толстухе.
        - Хороший у тебя ученик, - глядя ему в глаза, произнесла толстуха. - Жалко, наверное, будет отдавать...
        Глава 19
        Глава 19
        
        Маша
        
        Шеф застыл. Он не верил тому, что услышал. Толстуха, сложив полные руки под передником, печально кивнула.
        - Мы все заключаем сделки, Легба, - сказала она. - И всегда ищем выгоды. На этот раз повезло не тебе.
        - У волшебника Аримана всё по-честному, без обмана, - передразнил её шеф. - Вы что, не понимаете, к чему это приведет?
        - Сделка есть сделка, - пожала плечами толстуха.
        Из тьмы, будто по команде, выступили гробовщики. Их антрацитовая кожа поглощала свет, белели только зубы, белки глаз и манишки.
        - Ну что ж, - вздохнул наставник. - На этот раз вы ухватили кусок не по зубам, Мама.
        - Это еще почему? - толстуха надменно вскинула подбородок.
        - Потому что у вас на пути, - Базиль демонстративно снял плащ и бросил его на землю. - Буду стоять я.
        - И я... - я встала рядом с шефом. К своему удивлению, почувствовала бедром дружеский толчок - Т'чала, перекинувшись, встал слева от меня, и задрав верхнюю губу, негромко рычал.
        - Ты что, будешь... драться из-за них? - игнорируя нас с ягуаром, спросила толстуха. - Ну сам подумай, Легба: одним учеником больше, одним меньше... - и двинула рукой в мою сторону так, будто смахивала крошку со стола.
        - У тебя ведь никогда не было детей, правда, Мама? - спросил наставник, помогая мне встать. Женщина дернулась, как от пощечины.
        - Ты сдашься, - сказала она. - Есть много способов сделать так, чтобы человек ХОТЕЛ умереть.
        У меня свело живот. Толстуха говорила равнодушно, обыденно. Словно о способах приготовления оладушков. Словно смерть человека для неё - пустяк, недостойный упоминания.
        
        Но больше всего я боялась за Ваньку: его-то магическое поле пропустило и неизвестно, где сейчас мой напарник и что делает.
        Или, лучше сказать, что делают с ним?..
        В лесу, между деревьев, мелькнула белесая тень, похожая на призрака. Когда она подошла ближе, стало ясно, что это - Эрзули, в помятом бальном платье. За ней толпились другие тени, но они в свет костра выходить не спешили.
        - Когда я скажу, беги... - тихо, одними губами произнес Лумумба.
        - Но...
        - Маша. Хотя бы на этот раз...
        Т'чала посмотрел на меня кошачьими бирюзовыми глазами и подмигнул.
        
        Было видно, что красотка с зашитым ртом чем-то очень довольна. Она шла легко, сбивая былинки тоненьким прутиком и пританцовывая. Сквозь стежки на губах доносилось негромкое пение...
        - Где Ванька? - крикнула я прежде, чем успела подумать. - Что вы с ним сделали?
        - Это не важно, человеческое дитя, - почти ласково сказала красотка, даже не взглянув в мою сторону.
        Она подошла к шефу, обвила руками его шею и поцеловала.
        - Ну разве не замечательно? - мурлыкнула ведьма. - Мы снова вместе. Как в старые добрые времена...
        Шеф улыбнулся. Обнял её в ответ и крепко прижал к себе.
        - Беги, - сказал он громко. - Беги, что есть сил, и ни в коем случае не останавливайся.
        Смотрел он на женщину, и в первый миг я решила, что говорит он с ней. Но тут же опомнилась и сорвалась с места.
        О барьере, который остановил шефа я не думала, и... с разбегу врезалась в душную зеленую чащу.
        Оглянувшись - всего на мгновение - увидела, как ягуар, присев на задние лапы, отталкивается от земли и летит через всю поляну, сквозь костёр, целя передними лапами в тонкую женскую шею...
        Но шеф приказал не останавливаться, и я не остановилась.
        
        О том, что заблудившись в лесу, я попросту не смогу вернуться в мир живых, я в тот момент не думала. Просто очень сильно, до икоты, до судорог под коленками, боялась.
        Боялась теней, что толпились за спиной у Эрзули; Боялась одинаковых, как братья из ларца, гробовщиков и глухих, долетающих издалека, криков... Кто это кричит? Хотя не важно: будь то зверь или человек, ничего хорошего с ним не делают.
        
        Ветка больно хлестнула по лицу. За ней - другая, третья. Лес пытался меня остановить. Цепляясь сучьями за одежду, ставя подножки корней и подстраивая ловушки в канавах, полных чёрной стоячей воды...
        Сцепив зубы, я пробиралась вперед. Неважно, что происходит там, за спиной. Лумумба, Ванька или Т'чала меня в конце концов найдут.
        
        Не знаю, сколько прошло времени, но я устала. Всё труднее было выпутывать ноги из цеплючей травы, всё больше дырок становилось на джинсах. Кроссовки раскисли, а в волосах, по-моему, поселилась мышь...
        Упав в тридцать восьмой раз, я не наскребла сил, чтобы подняться. Ведь ничего страшного не будет, если я тут немножечко полежу, правда? Травка довольно мягкая, и вода в луже приятная, тёпленькая такая... А к запаху можно привыкнуть. Если хорошенько постараться.
        
        К моей вытянутой руке осторожно подобрался зверек, похожий на тушканчика, и начал, нежно мурлыча, обнюхивать пальцы.
        - Хороший мальчик, - вяло пробормотала я. - Цыпа-цыпа-цыпа...
        Зверек моргнул огромными, как тарелки, глазами, а потом оскалил похожую на вспоротую консервную банку пасть.
        - Ах ты, паршивец!
        Дернув рукой, я отпугнула зверька и вскочила.
        
        Окружив меня плотным кольцом, вокруг сидело еще с полсотни паршивцев. Они негромко урчали и провожали каждое моё движение жадными взглядами.
        Приметив неподалеку обломок ветки, я стала потихоньку, не делая резких движений и не прерывая зрительного контакта с зверьками, за ним нагибаться.
        - Пссс...
        Я подскочила. Затем быстро нагнулась, схватила палку и выставила её в том направлении, откуда шел звук. Зверьков как ветром сдуло.
        - Пссс... Сюда смотри.
        Голос шел из-за дерева. Я обошла его кругом - никого.
        - НА ДЕРЕВО смотри. А теперь выше. Еще выше...
        На стволе, буквально в десятке сантиметров от моего лица, сидел жирный паук с черно-красным полосатым брюшком и улыбался в добрых полсотни зубов.
        
        Подавив стремление размазать его по шершавой волокнистой коре, я небрежно заметила:
        - А, это ты, Ананси. Что-то ты с нашей прошлой встречи усох. Мало каши ел?
        - Так удобнее, - паук, шевеля мохнатыми лапками, развернулся вниз головой и посмотрел мне в глаза. - Что, заблудилась?
        - Пфуй, - фыркнула я, ненавязчиво отступая подальше. От его мохнатых лапок, на которых, если приглядеться, были надеты крошечные, лаковые с белым верхом, штиблеты. От его зубастой улыбочки - ну не могут пауки так улыбаться. Не должны. Не имеют права... - Было бы где блудить. Вот у нас в России леса - это да. Ёлки - во! - я расставила руки как можно шире. - Толще, чем медведи. А медведи... Как встанут не с той ноги после зимней спячки, как заревут... А волки? Злобные, как десять тысяч крокодилов, и голодные, как... волки. А тут - что? Змеи хилые, - я поддела носком кроссовки черно-пятнистое чешуйчатое тело и отбросила подальше. - Слоны мелкие. Зомби скучные... Даже разговаривать не умеют.
        - Значит, заблудилась, - кивнул Ананси. - А Ваньку твоего к злому колдуну везут. Вот привезут, и вынет колдун из него душу. Станет твой дружок зомби. Безмозглым, бессловесным, только умеющим, что волю хозяина исполнять...
        - Врёшь!..
        - Не вру!..
        - Шеф говорил, ты всегда врёшь.
        - А вот и нет, а вот и нет! Легбе ты больше не нужна. Он теперь с Эрзули кентуется, а она...
        - Эта скелетина с зашитым ртом? Да она даже целоваться не умеет. На что ему такая?
        - Много ты понимаешь во взрослых отношениях.
        - Если хочешь знать, понимаю! У меня тоже... - я осеклась.
        - Ну что у тебя, что? Любовь? К Ваньке-унгану?
        - Не твоё дело.
        - Ничего у тебя не выйдет. Забудет тебя твой суженый, и не пожалеет!
        - Ах ты... - проворно сняв кроссовок, я хлопнула что было сил по стволу. Ананси успел отскочить.
        - Ой, ну что ты такая злая? Там, откуда ты родом, все такие?
        - Гораздо хуже, - я еще раз шибанула по дереву, целя в паука.
        - Ладно, всё это лирика, - проворчал Ананси, спрыгнул со ствола и превратился в давешнего прохвоста в канареечном костюме. - Ты договариваться будешь?
        - Нет, конечно.
        - А кто тебя в Правь выведет?
        - Без Ваньки я никуда не пойду. И без наставника.
        - Да я ж тебе говорю: они теперь зомби. Ничего не помнят, ничего не чувствуют... Но тебе я могу помочь. Не бесплатно, конечно.
        Закатив глаза, я отвернулась и пошла прочь. Надеясь, что иду обратно к костру.
        
        - Ладно, послушай... - Ананси, догнав, пристроился рядом. - Насчет Легбы я пошутил. Его заколдовывать - себе дороже.
        Я кивнула. И после небольшой паузы как можно небрежнее спросила:
        - А Ванька?
        - Его действительно везут к Линглесу.
        - Чтобы шантажировать Базиля?
        - Вроде того...
        - Но мне говорили, Линглесу хочет его убить. Что-то там про отцов: он убил его отца, а он - его отца...
        - Как ты не понимаешь? Линглесу - больше не Линглесу. Им завладело кольцо.
        - Цезария говорила, что кольцо выпивает души, - я вспомнила о ней без всякой задней мысли, просто потому, что Ананси сейчас подтверждал её слова... Но на паука её имя произвело неизгладимое впечатление.
        - Так ты знакома с Цезарией?
        - Мы виделись на приеме у Бумбы. И очень мило побеседовали. Она рассказала про кольцо, в котором сидит её муж, а Лумумба обещал его найти.
        Я решила не упоминать, что женщина-кошка меня чуть не съела.
        - То есть, вы заключили сделку?
        - Мы должны найти Сердце Аримана, - кивнула я.
        Это была правда. А остальное... Разве я виновата, что паук меня не так понял? А указывать на ошибки я не нанималась.
        - Если это так... - Ананси остановился. - Если она вас поддерживает... Это меняет дело. Я тебе помогу. Бесплатно. Только ты должна меня попросить.
        - Вот еще, - фыркнула я и пошла дальше.
        - Эй, в чём дело? - снова догнал меня паук. - Бесплатно же!.. Перебегать дорогу Цезарии я точно не хочу, так что давай заключим сделку и я помогу тебе освободить Легбу.
        - Слушай... - я остановилась. - Я не могу тебе доверять. Ты врёшь, как дышишь. Кто тебе помешает меня кинуть? Как ты только что кинул Эрзули и Маман Бригитту?
        Ананси терпеливо вздохнул.
        - С ними я никаких сделок не заключал. Они меня заставили. Так что я имел полное право их кинуть. А если мы заключим СДЕЛКУ, ты получишь то, о чем просишь.
        - Именно то? - прищурилась я.
        - РОВНО то. Ни больше, ни меньше.
        - Ну хорошо, - решилась я. Возможно шеф, когда узнает, по головке не погладит, но сейчас это казалось меньшим из зол. - Ты обещаешь помочь мне освободить друзей. А я...
        - А ты обещаешь унести кольцо на Ту сторону. И сделать так, чтобы оно больше к нам не попало.
        - Кольцо? Так это всё из-за него?
        - А ты думала, я беспокоюсь о Легбе? Или твоём Ваньке-унгане?
        - Но... тебе-то чем мешает кольцо?
        - Ариман. Мне мешает Ариман.
        - Я думала, вы одного поля ягоды...
        - Не смей нас сравнивать! - Ананси прямо таки взвился. - Я - не он. Поняла?
        - Да в чём разница-то?
        - Я честно заключаю сделки. И ВСЕГДА выполняю условия. А он... Он берёт просто так. И ничего - слышишь - ничего не даёт взамен.
        - А, закон сохранения массы и энергии.
        - Равновесие, - кивнул Ананси. - Иногда выигрывает клиент, иногда - казино. Иначе всё сломается.
        
        Я секунду подумала.
        
        - Хорошо. Я согласна.
        Я протянула - плюнув на ладонь - руку. Ананси протянул свою...
        - Стоп! Шеф говорил, что у тебя слюна ядовитая.
        - Только если я тебя укушу.
        - Ладно. Но если что... - я сделала такое движение подошвой, будто что-то стираю.
        - Да понял я, понял.
        Ладонь у паука была жесткая и холодная. А в момент пожатия между нами проскочила искра...
        - Теперь довольна?
        - Чем?
        - Ну... - растерялся паук. - Ведь ты заключила сделку с самим Ананси!
        - И?
        - Ты должна подпрыгивать от счастья.
        - Именно так себя ведут наивные африканские дети?
        - Ну... Да.
        - Сочувствую. Детям, конечно. Не тебе.
        - Ты сама, часом, лоа не работала? - подозрительно прищурился Ананси.
        - А как же? С трех до пяти, год за два... - этой загадочной фразой я совсем его успокоила.
        - То-то я смотрю, повадки знакомые. А на вид - ребенок ребенком.
        - По одежке встречают.
        - И не говори.
        Дальше мы пошли рядом.
        
        - Ну... Через пару минут спросил Ананси. - Какой у тебя план?
        - У меня? Это ведь ты обещал помочь, верно?
        - Для этого я должен знать, что делать.
        Я остановилась и минутку подумала.
        - Обратно к костру?
        - Эрзули нас в порошок сотрет.
        - Тогда к Ваньке.
        - Его охраняет Бармалей. Я бы с ним не связывался.
        - Эй, ты собираешься помогать или где?
        - Ладно, ладно. Я отведу тебя к напарнику. Только не пожалей, - мы пошли дальше.
        - Что за Бармалей?
        - Ну такой... - Ананси, скрючив пальцы, поднял руки на уровень плеч и закатил глаза. - У-у-у...
        - А, мумия? И что такого? Я их столько упокоила - уж и считать перестала.
        - Ну ты даешь! - он смотрел с искренним уважением. - Врешь, поди?
        - И ничего я не вру. У нас все охотники этим промышляют.
        - Охотники?
        - За нечистью, - до меня кое-что стало доходить. И сразу многое встало на свои места... - Охотник - человек, не употребляющий Пыльцы, зато умеющий уничтожать наколдованные магами креатуры и самих магов.
        Ананси присвистнул.
        - И что? Их за это не казнят?
        - Зарплату платят. А за каждого убитого монстра - премия.
        Паук нервно сглотнул.
        - Не хотел бы я оказаться в ваших краях...
        
        Базиль говорил, Африкой управляет миф. Когда появилась магия, а вместе с нею - сказочные существа, людям и в голову не пришло от них избавляться. Основой их жизни была вера в сверхъестественное. Просто теперь они увидели его своими глазами. А также попробовали на вкус и почувствовали на своей шкуре...
        
        - Долго еще идти?
        Стояла душная, тягучая жара - совсем как перед грозой. Волосы слиплись в горячую шапку, из-под которой постоянно текло. Ноги отваливались.
        - Без понятия. Они всё время перемещаются, - Ананси равнодушно пожал плечами.
        Ему-то не было жарко. Паука не донимала мошкара, а ноги не путались в высокой траве. Казалось, он её вообще не касается, а просто плывет над землею, делая вид, что шагает.
        Время от времени паук останавливался, нюхал воздух, оглядывал зачем-то замшелые стволы... Я что хочу сказать: когда мох с одной стороны - ясно, что с северной. Но когда он покрывает дерево от корней до макушки, да еще и с ветвей свисает - это как расценивать?
        - Может, ты заблудился?
        - Не может.
        - А что тогда?
        - Просто... просто я никак не могу найти дорогу.
        Спорить сил не осталось, и я плюхнулась на пятую точку.
        - Это муравейник, - предупредил Ананси.
        - О, черт...
        - Пустой. Муравьи погибли.
        - Ты у меня сейчас тоже погибнешь. Страшной, мучительной смертью от удара тапком. Если не перестанешь молоть ерунду и сейчас же, сей секунд, не выведешь меня к Ваньке!
        - Ладно, слушай... - он сделал серьезное лицо и присел передо мной на корточки. - Ваньку уже не спасти. Он пропал. Сгинул. Стал умертвием. Единственное, чем ты сможешь ему помочь, так это - упокоить по всем правилам, чтобы он не натворил бед.
        
        Я минуту молчала, переваривая его слова. А потом рассмеялась. От чистого сердца, от души. От облегчения...
        - У тебя что, крыша поехала?
        - Да нет, извини, - я пришла в себя. - Просто ты не в курсе. Понимаешь, Ваньке это не страшно.
        - Еще как страшно, когда за дело берутся Маман с Эрзули.
        - Такой большой, а в сказки веришь, - я ласково потрепала паука по щеке. - Видишь ли, мой напарник и сам в каком-то смысле - Смерть. Это Он случается с другими. Смекаешь?
        
        Паук так мне и не поверил.
        - Просто отведи меня к нему. Я сама разберусь.
        - В том-то и дело, что я не могу. Его скрыли от всех. Спрятали. В такое место, где... - он поискал нужное слово. - Пещера Мариматле. Знаешь? - я помотала головой. - Там живут духи и призраки. Место силы.
        - Ну и что?
        - Ну и то! - разозлился Ананси. - Там твой Ванька станет Ариманом! Смекаешь?
        
        Сжав челюсти, я с силой втянула воздух.
        - Отведи. Меня к Нему.
        - Это невозможно.
        - Значит, ты проиграл. Нарушил клятву. Обгадился по полной.
        - Я не...
        - Ты трус. И врун.
        - Я обещал помочь ОСВОБОДИТЬ твоих друзей. Не спасти. Освободить. От участи, которой они не желают.
        - А я обещала отнести кольцо в Правь и уничтожить. Но если я его не получу - ничего из нашей сделки не выйдет. Ты должен привести меня к кольцу. А раз Ариман в пещере Ма... Ну, в этом заковыристом месте, значит и кольцо с ним.
        
        Ананси покачал головой.
        - Вовсе не обязательно, чтобы кольцо было с ним. Кольца, знаешь ли, имеют привычку теряться. Скорее всего, и даже наверняка, Ариман спрятал его в каком-нибудь безопасном месте, как только оказался в Нави. Пойми, в кольце - его смерть.
        - А, знаю, знаю, - я устало махнула рукой. - Смерть в игле, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце...
        - Откуда тебе это известно? - паук даже побледнел. Точнее, посерел.
        - Да ни откуда, - я пожала плечами. - Все это знают. Широко известный факт... Слушай! - я даже вскочила. - Давай его найдем. Кольцо! И всё кончится...
        
        Анаси изобразил глубокие раздумья. Почесал в затылке, скорчил несколько гримас, даже попрыгал с одной ноги на другую, будто пятки ему пятки поджаривали. А потом снял с головы шляпу и с размаху ударил о землю.
        - А давай. Рискнем последним зубом.
        - Ура!.. А что для этого нужно?
        - Нужно немножко поколдовать. Только...
        - Что?
        - Пообещай не убивать меня. И... Ничему не удивляйся.
        
        Получив моё согласие, Ананси выбрал местечко посуше, встал, встряхнулся как пёс, а затем стал пауком. Таким, как в самом начале: громадным и страшным.
        Покачавшись на толстых лапах, он уравновесил пухлое, как дирижабль, брюхо и защелкал на неизвестном языке.
        - Ой вы, гой еси, звери мохнатые, птицы крылатые... - переводила вавилонская рыбка. - Где вы ходите, где вы бродите, мою поляну стороной обходите... А слетайтеся ко мне, а сбегайтеся, тайною своей со мной поделитеся...
        
        Через какое-то время на поляне показалась такая тварь, что не в сказке сказать, не пером описать. На голове у неё были рога. На ВСЕЙ голове. Морда - помесь коровы с кошкой. Из туловища во всех направлениях торчали лапы, копыта, крылья и хвосты. Всё это в мешанине перьев, чешуи и разноцветной шерсти.
        Честное слово, я чуть в обморок не упала. Как это существо передвигалось, питалось и размножалось - по сей день остаётся загадкой. Только это и даёт мне спать по ночам...
        - Все собрались? - спросил Ананси.
        - Все... - на разные голоса промычало, промяукало и провыло чудовище.
        - А теперь скажите: кто знает, где Ариман спрятал кольцо?
        Зверь помялся на лапах-копытах, а потом развел крыльями.
        - Мы не видели, Ананси. Мы не знаем...
        - Ладно, идите.
        
        Я бы на его месте спросила построже, но не успела даже предложить: зверь рассыпался на отдельных медведей, волков, зайцев, куниц и енотов и разбежался в разные стороны. А паук завёл ту же шарманку:
        
        - Ой вы, гой еси, гады ползучие, змеи гремучие. Где вы ходите, где вы бродите, мою поляну стороной обходите...
        На этот раз к нам под ноги выкатился клубок змей. В нём смешались удавы, анаконды, какие-то черненькие и юркие змейки... Они беспрерывно двигались, шипели и стреляли раздвоенными язычками.
        - Все собрались?
        - Всссе....
        - Кто знает, где Линглесу спрятал кольцо?
        - Мы не видели, мы не з-з-з-знаем-ссс...
        
        - Ой вы, гой еси, клопы да тараканы. Жучки малые, незаметные, муравьишки да гусеницы...
        
        Эту фигуру можно было назвать антропоморфной. Во всяком случае, она передвигалась на двух ногах, у неё было подобие головы и рук.
        - Видели вы, где Ариман прячет кольцо?
        - Нет не видели...
        Паук покачался на согнутых лапах, раздумывая.
        - А все ли собрались? - наконец спросил он.
        - Не вссе... Старая жужжелицца ззадержживается...
        Наконец на земле показался крохотный жучок. Он был похож на нашу уховёртку, но полосатенький, как арбузик. Вскарабкавшись на сплошь шевелящуюся фигуру, жучок затерялся в общей массе, а изо "рта" донесся голос:
        - Я знаю, где Ариман спрятал кольцо.
        - Отлично! - паук бросил на меня торжествующий взгляд. - Теперь говори, где это было.
        - В дупле старого дерева Гингко, на краю большой поляны у холодного ручья...
        - Отлично, - потёр передние лапы паук. - Идём быстрее.
        - Но его там больше нет...
        - Что? - я вскочила. - А куда же оно делось?
        - Железная птица вынула его из дупла и унесла...
        Монстр из насекомых рассыпался, жучки разбежались кто куда. А я опустилась на камушек и закрыла лицо руками.
        Ай да вещая птица! Ай да Гамаюн...
        - Не расстраивайся, - участливо сказал Ананси, снова став человеком. - Придумаем что-нибудь другое.
        - Ничего, всё в порядке, - встав, я решительно заправила майку в джинсы. Затем крепко завязала шнурки на кроссовках, а штанины заправила в носки. Никогда я теперь не избавлюсь от ощущения, что по мне ползают...
        - Идем. Я знаю, у кого кольцо.
        Глава 20
        Глава 20
        
        Иван
        
        Открыв глаза, я увидел каменный потолок. Некоторое время тупо пялился на него: разум проводил ревизию организма. Голова - на месте, руки-ноги - на месте, мочевой пузырь... М-да.
        На этой оптимистической ноте я торопливо вскочил. Из глаз посыпались такие крупные искры - любой высоковольтный провод позавидует.
        Оказалось, потолок был невероятно низким. Метра полтора, не больше.
        
        Когда в глазах перестало искрить, я огляделся. Пещера была громадной - если не брать во внимание то, что даже Машке здесь пришлось бы пригнуться.
        Сумрачное пространство уходило вдаль и вширь, на границе видимости сливаясь в сплошную тёмную муть. Наверное, таким видится мир зернышку пшеницы, попавшему меж двух жерновов...
        На первый взгляд, пещера была пуста. Но когда дыхание успокоилось и я немножко пришел в себя, стал различать голоса: кто-то непрерывно стонал и нашептывал.
        Оглянулся. На краю зрения мелькнул неясный силуэт... Когда я постарался его рассмотреть, видение пропало.
        Всё ясно. Призраки. Неупокоенные духи. Учитель говорит, все бродячие души рано или поздно попадают в место, где ничего нет. Ни времени, ни пространства, ни жизни ни смерти... Подобно мусору, сносимому течением, их рано или поздно приносит туда. В пещеру Мариматле.
        
        Он рассказывал, что когда-то Мариматле был обычным городом в Прави. Но его прокляли. Жители умерли и стали первыми неприкаянными душами... Город постепенно погрузился в Навь.
        
        Если я каким-то образом попал в эту пещеру... Тогда я точно попал.
        
        Услышав ехидный смешок, я опять подскочил.
        - Уййй...
        - Что, больно?
        - А ты как думаешь?
        Парень, который возник перед глазами, на вид был не старше Машки. Такой же отчаянный взгляд, постоянно шмыгающий нос и... ах да. Главное украшение переходного возраста. Прыщи...
        - Да ладно, не злись. Привыкнешь, - снисходительно сказал он, наблюдая, как я потираю макушку.
        - Даже не собираюсь.
        Парень мне не нравился. И я ошибся подумав, что он похож на Машку... Во-первых, у моей напарницы не было прыщей. Во-вторых, взгляд у него был не отчаянный, а равнодушный. Циничный. Такой, будто весь мир, и я вместе с ним - не более, чем плевок под ногами. Разотри и забудь.
        Волосы длинные, светлые, стянутые в резинку на затылке. И сальные. Да и мордашка какая-то усталая, замурзанная.
        Огромная, не по размеру, байкерская куртка вываляна в пыли, за ушами грязь, ногти на пальцах окружены траурной каёмкой...
        Такой вот самый страшный злодей всех времен и народов.
        
        - Ты Линглесу.
        - Меня зовут Жак лё БигМак! - ясненько: имя для нас - больное место...
        - Очень приятно, Иван.
        Не задумываясь, я протянул руку. Ведь именно так делают, когда знакомятся, верно? Парнишка отскочил.
        Так как о потолок ему стукаться было неохота, передвигался он бочком, как краб.
        - Успокойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
        - Ха! Думаешь, я боюсь?
        - Нет, правда... Давай просто поговорим.
        
        Я уселся по-турецки, изо всех сил стараясь излучать уверенность и спокойствие. На деле я их не чувствовал. Пещера Мариматле - не такое место, где можно чувствовать себя спокойно.
        Воздух здесь мертвый, безвкусный. Теней нет - так как нет источника освещения; голоса звучат сухо, безжизненно - будто их перед употреблением хорошенько прожарили на сковородке.
        Человек здесь - живой человек - постепенно стирался. Истончался до тех пор, пока не обнажится душа. Да и она со временем теряла память и забывала себя...
        
        Сколько понадобится времени на то, чтобы потерять память - я не знал. Не думаю, что много. Природа этого места, не обладая собственной энергией, высасывала её из всего, до чего могла дотянутся.
        Уже сейчас я заметил, с каким усилием делаю вдох. А потом выдох. Моргаю, говорю... Очень скоро придется заставлять сердце биться и кровь бежать по венам. И в какой-то момент придет мысль: а стоит ли напрягаться? Тратить силы на то, чтобы заставлять непослушное и тяжелое, как колода, тело - жить... Зачем, если можно обойтись без него? Стать лёгкой, как ветерок, душой, вспорхнуть под низкий потолок и полететь...
        
        Линглесу вновь подобрался поближе. Был он похож на маленького петушка, которого хорошенько потрепали старшие собраться. Потрепали, но не лишили при этом наглости и гонора.
        - Зачем ты украл Мертвое Сердце? - брякнул я. Тут же пожалел: надо было усыпить бдительность, начать как-то издалека...
        - Я ничего не крал. Я взял то, что моё по праву.
        - О как.
        - Оно принадлежало моему отцу.
        Я потёр макушку.
        - Знаешь, мне неприятно это говорить, но ведь твой отец ТОЖЕ его украл...
        - А вот и нет. Он его нашел. В древнем разрушенном городе.
        - Это он тебе так сказал?
        Парнишка шмыгнул носом.
        - Я прочитал его дневник.
        - Который стащил у Бумбы.
        - Не стащил! Он и так был моим. По праву.
        Странные представления о правах у этого мальца.
        - Ну ладно, ну хорошо... А зачем ты хотел убить нас? - он поднял на меня огромные глазищи. Зрачки сжались до булавочных уколов...
        - Это вы хотели меня убить! Вы охотились за мной, как за диким зверем. Вы хотели отнять то, что принадлежало моему отцу, а меня убить.
        - Да кто тебе это сказал? Нет, послушай... Артефакт мы действительно хотели забрать - он опасен. Его нужно изолировать. Но ты? Никто не собирался тебя убивать.
        Мальчишка похлопал глазами.
        - Но... Вы же маги. А всем известно, что маги - злые. Они убивают любого, кто стоит у них на пути.
        - Не правда. Маги - вовсе не злые. Во всяком случае, не все. Я - и бвана - точно добрые.
        Линглесу зло рассмеялся.
        - Твой бвана убил моего отца.
        - У него не было выбора. Да и вообще: может, это был и не он вовсе. Там было двенадцать магов.
        - Они все ненавидели моего отца, - буркнул Линглесу, уставившись в пыль под ногами. - Они завидовали ему.
        - Те, кто там были, никогда и никому не завидуют.
        - Но... Из-за них я стал сиротой, - в голосе Линглесу наконец-то появились нотки неуверенности.
        - Я тоже сирота, - пожал я плечами. - Парень, сейчас этим вообще никого не удивишь. Мы - дети Распыления.
        - Но есть разница! - он злобно оскалился. - Никогда не знать родителей, и знать - а затем потерять. У меня был дом!.. У меня была семья!.. Счастливая семья... Белый заборчик, дерево во дворе, собака... Пятнистый такой терьер в красном ошейнике.
        Я прикинул: мальцу на вид - лет семнадцать, не больше. Распыление грянуло пятнадцать лет назад. Да ему и двух лет не было... - Я что хочу сказать? Дети часто придумывают то, чего нет, но чтобы они хотели видеть. Мы, в детском доме, тоже...
        - Я не выдумываю.
        - Ладно, хорошо. Но причем тут бвана? Почему в смерти отца ты не винишь артефакт? Судьбу, стечение обстоятельств... Ведь твой отец попросту мог НЕ БРАТЬ это кольцо! Впрочем, как и ты. Что ты пытаешься доказать?
        - Тебе не понять. Ты, поди, с детства был крутым. Фокусы-покусы, волшебство, драконы... А я - нет. Я вырос обычным, - он посмотрел мне прямо в глаза. - В мире, где любой маг может вытереть о тебя ноги. Превратить в что-нибудь мерзкое. А то и просто убить, чтобы не путался под ногами. А ты не можешь ему ничем ответить. Помешать. Потому что ты - другой.
        Он, значит, из этих... Была такая категория людей. До умопомрачения хотят стать магами, но до смерти боятся оказаться однодневками. Спылиться после первой-второй вмазки. Они зверски завидуют и ненавидят тех, кому хватило смелости попробовать. Даже тех, кто выгорел, но совершил что-то великое... И при этом крепко помнят о миллионах, которые нюхнув Пыльцы, так никем и не стали.
        - Моя напарница Маша - обычный человек. Девчонка, твоя ровесница. Как она обращается с пистолетами, да с любым оружием... Это тоже волшебство. Достигнуть совершенства. Стать Мастером. Ей просто не нужна Пыльца. Силой духа, силой характера она заткнет за пояс любого мага. Выпотрошит и сделает коврик.
        - Я тоже стал мастером! - закричал пацан. - Смотри! - с кончиков пальцев у него сорвалась искра и превратилась в крошечного зеленого дракончика. Он пыхнул коротким - не больше зажигалки - язычком пламени и растаял. Мальчишка вытянул руку еще раз. Напрягся - так, что весь покраснел - и выдал крупную шаровую молнию. Она повисла между полом и потолком, издавая негромкое гудение и плюясь искрами.
        
        Я усмехнулся. Создать файербол пробует каждый первый новичок, нанюхавшийся Пыльцы. Иногда получается огненный шар, а иногда - остаться без бровей. А также волос, ушей и пальцев...
        - Видишь? - закричал пацан. - Я маг! Я лучше вас! Потому что мне не надо нюхать Пыльцу!.. Я никогда не спылюсь, как ты и твой наставник! Я никогда не умру.
        
        Поразительно. Поразительно, как в подростках порой сочетается дьявольское хитроумие с дикой, дремучей наивностью. Этот пацан сумел найти Мёртвое Сердце. Он сумел опутать интригами всю Африку, вовлёк в разборки столько людей - постарше, и что уж греха таить, поумнее себя, - а теперь забился в пещеру, как испуганный зверек и пытается впечатлить меня дешевыми фокусами...
        А еще он верит, что держит ситуацию под контролем.
        
        Линглесу тем временем разошелся. Растопырив пальцы, он пускал вереницы файерболов - при этом губами издавая звуки, будто стреляет. Огненные шары были зелеными, синими, фиолетовыми... Они прыгали по всей пещере, освещая её призрачными вспышками и пугая призраков.
        - Еще! - кричал пацан. - А так ты можешь? - Пу-у-у!.. Фейерверк!
        - Ну хватит. Хватит тратить мою силу.
        Новый голос был гораздо старше. Он был ворчливым, чуть дребезжащим, и что характерно, исходил изо рта мальчишки. Линглесу опустил руки и закрыл глаза. А когда открыл...
        - Ариман!
        Смешок был сухим и старым, будто пролежал под ногами тысячу лет.
        - Догадливый, щучонок.
        
        Странно было слышать этот стариковский брюзгливый голос из губ мальчишки. Сам парень тоже изменился. Исчезла молодая задиристость движений, наклон головы стал кривоватым - будто хозяина мучил прострел. Движения сделались скованными и скупыми.
        
        Я вздохнул и собрался: игры кончились.
        - Зачем я тебе, Ариман?
        - Ты? - притворно удивился колдун. - Ты мне вовсе не нужен. Нужно твоё тело. Это... - он пренебрежительно дернул тощим плечиком, - слишком слабое. Оно слишком быстро начало умирать.
        Оп-па... а мы-то думали, что цель Аримана - Лумумба. Могущественный волшебник, на хорошем счету, с опытом работы... Хотя, если подумать, зачем Ариману опыт работы? У него своего - вагон. И три вагонетки.
        - Ну еще бы, - буркнул я. Изможденный вид мальчишки, маниакально горящие глаза... - Ты хоть иногда его кормил? Давал напиться, поспать, справить нужду...
        - Зачем? Мне это не нужно.
        - Зато нужно живому телу. Иначе оно... Как это ты говоришь? Ах да: - слишком быстро умирает.
        - Когда я стану с тобой одним целым, я буду кормить тебя магией. Я очень силен, ты знаешь об этом? Если ты мне подчинишься, станешь самым крутым магом на планете. Разве тебе этого не хочется?
        - Да как-то нет... Зачем?
        - Затем, чтобы править!
        Судя по всему, фантазии у старого маразматика было не больше, чем у подростка...
        - Пока что у тебя не слушаются даже Лоа.
        - Они подчинятся. У них просто не останется выбора. Когда я заполучу тело русского богатыря...
        Я скромно потупился.
        - Ну какой из меня богатырь? Всю жизнь ел не досыта, спал без про... недосыпал, в общем.
        - Скромный, - укоризненно качнул головой Ариман. - Вот твой хозяин и пользуется.
        - Лумумба мне не хозяин, - обиделся я. - Учитель он. И наставник.
        - Поэтому он тебя продал?
        - Врёшь.
        - Не хочешь - не верь, - Ариман уселся по-турецки. - А только продал тебя Легба с потрохами. А подружку твою в нагрузку отдал.
        - Не может этого быть!.. - забывшись, я вскочил и вновь стукнулся о потолок.
        - Сам он уже далеко, - продолжил Ариман. - Взял, что причитается и отправился к себе в королевство... Ты знал, что он законный наследник престола? Самбуру - страна богатая. Молочные реки, кисельные берега... Хочешь скажу, что он попросил в награду?
        - Не хочу.
        Ой, что это я несу? Ничего бвана попросить не мог, потому что ни за что, ни за какие коврижки он не меня не продаст. Я бы его не продал.
        - Значит, всё-таки веришь.
        - Слушай, наверное, ты не поймешь... Но бывает так, что другой человек тебе дороже всего. Дороже магии. Дороже жизни.
        Ариман расхохотался. Запрокинув голову, зажмурившись, колотя по земле кулачками и вздрагивая тощими коленками.
        - Ты ещё молодой, - вытерев слёзы, заключил он. - Благородство, жертвенность - это всё слова. Красивые и громкие лозунги тех, кто не боится смерти. А не боится, потому что она еще далеко. Для молодых смерть - это то, что случается с другими.
        Пришла моя очередь усмехаться.
        - Ты, верно, ничего обо мне не знаешь, Ариман, - и я посмотрел ему прямо в глаза.
        
        Маги редко смотрят друг другу в глаза. По-настоящему. Пристально, открывая душу навстречу другому взгляду. Потому что глаза - это зеркало души. А также амбарная книга, записная книжка и библиотечный каталог.
        Опытный маг, посмотрев в глаза, может узнать о собеседнике ВСЁ.
        
        И хотя маги любопытны, как целое стадо кошек, этим своим умением они пользуются нечасто. Потому что к собственным скелетам в таком случае добавляются еще и соседские. А не всякий шкаф такое выдержит...
        Ариман не испугался и глаз не отвел. На краткий неуловимый миг наши взгляды образовали туннель, в котором замелькали знакомые и незнакомые образы... Лицо Цезарии - не строгое и властное, как я его помнил, а молодое, с задорными ямочками на щеках и лучистыми зелеными глазами. Губы её улыбаются и шепчут что-то ласковое, нежное...
        Двое мальчишек лет десяти, с игрушечными пистолетами, короткими курчавыми волосами и белыми перышками, воткнутыми за правое ухо...
        Языки огня, в которых угадываются очертания круглых островерхих хижин, тёмные бегущие тени и яркие вспышки выстрелов...
        Пенные морские валы, джунгли с высоты птичьего полёта и черное сухое жерло вулкана. А еще - чувство ненависти.
        Всепожигающий огонь, в котором тонут образы мальчишек и молодой Цезарии, преображаясь, превращаясь в видения диких зверей.
        Огонь разгорается. Он питается бессилием, неспособностью управлять судьбой и страхом. Страхом внезапно нагрянувшей старости. Страхом неизбежной смерти. Огонь вспыхивает в черном жерле, делая его похожим на исполинский, полный ненависти глаз...
        
        Некоторое время мы сидим молча, не глядя друг на друга. Ариман чертит пальцем что-то невидимое на каменном полу, я же просто смотрю себе в колени. Пристальному изучению подвергается выбеленная от долгой носки ткань джинсов - я прослеживаю каждое волокно, тщательно осматриваю каждую дырочку, каждое пятнышко...
        Из груди вырывается тяжелый вздох.
        
        - Ты сомневаешься, - тихо говорит Ариман. - Ты сомневаешься.
        - Сомнение - основа веры, - отвечаю я словами отца Дуршлага.
        - Он не ценит тебя, - говорит Ариман. - Он пользуется твоими талантами, твоей собачьей преданностью, твоей медвежьей силой - и делает то, что хочет. Он думает, что гораздо умнее и мудрее тебя. Он уверен, что знает, как надо. Ты всегда будешь для него учеником. Мальчиком на побегушках. А ведь ты считал его отцом. Более того, ты мечтал, чтобы вы были напарниками - теми, кто стоит спина к спине... Но ты знаешь, что ему это не нужно.
        - Неправда! - рявкнул я. Эхо, которого не должно быть, прокатилось по потолку.
        - Правда.
        
        Закрыв глаза, я опустил голову.
        Гордыня... Я поднял древнего динозавра! Я разговаривал с морским царем! Да я сам камень Алатырь трогал, и остался жив...
        Дав Ариману заглянуть в себя, я рассчитывал похвастаться. Но вместо этого сам, без всякого принуждения, вручил ему пульт управления личностью по имени Иван Спаситель...
        - Ты правильно не доверяешь Легбе. Лоа нельзя верить.
        - Учитель - не Лоа, - буркнул я себе в колени, не поднимая взгляда. - Он спас меня.
        - Потому что ему это было выгодно. Потому что ему была нужна твоя помощь... Но теперь ему никто не нужен. Легба - самый сильный из Лоа. И он всегда добивается того, чего хочет.
        - И чего же?
        - Секрета изготовления кольца всевластья, вот чего! - Ариман от возбуждения аж подпрыгнул. - Он тоже стареет и тоже, как и я, боится смерти. А еще он жаждет могущества... Ты был приманкой, понимаешь? Как он расхваливал тебя своим друзьям!
        - Но... Зачем?
        - Как зачем? Чтобы привлечь моё внимание, конечно. Он знал, что мне нужно новое, молодое и могучее тело. Он знал, что получить я его смогу только в Нави - именно здесь я могу выбираться из кольца и на время, ненадолго, становиться самим собой... Десять лет он ждал. Подыскивал подходящее тело, натаскивал его и обучал. Чтобы в нужный момент... - не договорив, Ариман обвел пещеру многозначительным взглядом. - Как ты думаешь, смог бы ты здесь оказаться, если бы Легба этого не хотел?
        - Лоа нас обманули.
        - Тебя. А Легба заранее сговорился с Эрзули. У них с Фредой старая, старая любовь... Ты знал об этом? О том, что Легба когда-то любил её? А потом уехал, но никогда, никогда не забывал о первой любви... Теперь они снова вместе.
        - Неправда, - угрюмо проворчал я. - Бвана любит нас с Машкой. Он ни за что нас не бросит.
        - Проверим?
        
        Ариман подул в воздух и в нём образовался мыльный пузырь. В пузыре, как на экране телевизора, медленно проявилась картинка.
        Тёмные стволы деревьев, переплетение лиан, седых, похожих на длинные бороды, плетей мха... На пенечке, пригорюнившись, кто-то сидит. Машка! Босые, израненные лапки посинели от холода, одежда в дырках, волосы спутались в воронье гнездо... Подперев грязным кулачком подбородок, она роняет слезинки в чёрную воду пруда.
        За спиной у Машки вырастает громадная разлапистая тень, я вижу, что у тени - множество маленьких злобных глаз. Она нависает над напарницей, распахиваются ужасные челюсти...
        - Маша! - забыв обо всём, я рыбкой сигаю в пузырь и... падаю на каменный пол пещеры. Больно.
        - Стоит тебе согласиться... Ведь еще не поздно. Её еще можно спасти.
        Поднявшись на колени, я вставил на место челюсть, вытер кровавые сопли и отряхнул ладони.
        - Согласиться на что?
        - А я разве не сказал? - притворно удивился Ариман. - Впустить меня добровольно. Позволить мне занять твоё тело.
        
        Невольно я схватился за горло, слепо заелозил непослушными руками по груди... Машка! Ведь она здесь из-за меня. Если она погибнет... Может, стоит согласиться? Что значит моя жизнь против жизни напарницы?
        По привычке я попытался нащупать амулет. Волшебную макаронину, подаренную отцом Дуршлагом, когда я поступил в Академию. Покрутить в пальцах твёрдый цилиндрик, почувствовать его хрупкую силу... Но макаронины на груди не было. Так же, как и крестика бваны, и других милых моему сердцу памятных сувениров.
        Все они прятались под косовороткой. Ариман их не видел, не мог видеть. И значит, о них не знал... Как он там сказал? Морок. Видение.
        
        Я усмехнулся и сунул под нос Аримана фигу. Или, как называл её Лумумба, магическую мудру из трёх пальцев.
        Сильная вещь. Практически безотказная.
        - Это видел? Еще вопросы есть?
        Ариман тяжело вздохнул.
        - Значит, не договоримся. А жаль.
        И он легонько, словно шутя, стукнул меня по лбу.
        В глазах потемнело, я начал падать...
        
        
        Глава 21
        Глава 21
        
        Маша
        
        - Зря не спросили, где видели железную птицу в последний раз, - попеняла я Ананси.
        - Повторяю для тупых: Навь дискретна, здесь бесполезно пользоваться ориентирами.
        - И что делать?
        - Главное - сила намерения. Думай о птице. Как бы... притягивай её мысленно.
        - Да стараюсь я. Только ничего не выходит.
        - Плохо стараешься. Приложи усилия.
        - Знаешь, что? Сам старайся. В конце концов, ты обещал помогать.
        - Да? А ты не обещала? У нас сделка, между прочим. Может, соберешь всё-таки свои крошечные мозги в кучку и представишь...
        - Да я сейчас твои мозги в кучку соберу. И скажу, что это ёжик накакал.
        - Ау... Знакомые всё речи.
        Из зарослей показалась обмотанная лианами низенькая фигурка.
        - Гамаюн! Как ты нас нашла?
        - Вы так орёте, что вся Навь в курсе.
        Мы обнялись. От вороны пахло прелой листвой, болотом и перегретым машинным маслом.
        
        Рада я была - слов нет. Иголка, упорно долбившая сердце несколько часов, с громким треньканьем выскочила и затерялась в траве.
        - А мы как раз тебя ищем, - я погладила птицу по гладкой макушке. - Нам звери лесные рассказали, что ты кольцо Аримана спёрла.
        - И вовсе не спёрла. Оно там без присмотра лежало, вот я и прибрала... Чтобы не украл кто.
        - Ну да. Конечно. А ты, значит, самая честная. Никогда чужого не возьмешь.
        - Сызмальства воровать не приучены.
        - Аг-хммм...
        - Ой, Гамаюн, ты Ананси помнишь?
        - Как не помнить... - ворона встопорщила перышки. - Ты это, скажи ему, если кусаться полезет - я и клюнуть не побрезгую.
        - Но-но, - паук с достоинством выпрямился. - Мы с вами, уважаемая, на брудершафт не пили.
        - А есть? - оживилась ворона. - Со вчера маковой росинки в клюве не было.
        Паук посмотрел на меня.
        - Она железная. Почему ведет себя, как живая?
        - Тайна сия великая есть... - пожала я плечами. - Деус экс махина...
        - Сама ты махина!
        - Тихо, - Ананси, протянув длинные руки, одной зажал мне рот, другой - перехватил клюв вороны. - Сюда кто-то идет.
        Я глазами показала, что поняла.
        - Что делать будем? - проскрипела тихонько Гамаюн.
        - Ничего, - так же тихо ответил Ананси. - Не двигайтесь. Не дышите. Не моргайте. Это - вопрос жизни и смерти.
        И он зашевелил длинными бледными пальцами, словно плёл паутину.
        
        Мы замерли. Только в брюхе у Гамаюн что-то очень тихо, но явственно тикало - как будильник под подушкой.
        Тьма обступила со всех сторон. Стихли шорохи, скрипы, противные у-гуканья, на которые я старалась не обращать внимания последние полчаса... В ушах сделалось гулко, как после хорошей уборки. Я даже улыбнулась, до того это было приятно: ничего не слышать.
        А потом у меня зачесался нос. Потом - ухо. Потом - правая ступня, левое колено и живот. Через десять секунд у меня чесалось в семнадцати местах. Аж слёзы на глазах выступили. Двигаться я опасалась - вдруг паутинка, которую набросил на нас Ананси, порвётся...
        Через пару минут я была готова броситься на землю и кататься по ней, пока не сдеру всю кожу, но тут меж деревьев показался белесый силуэт и я сразу обо всём забыла.
        
        Прямо на нас, аккуратно придерживая пышные юбки и обходя кочки, шла Эрзули. В предутреннем зыбком тумане она походила на сбежавшее из сумасшедшего дома привидение.
        За Эрзули, одышливо покряхтывая и громко шурша подолом по мокрой траве, топала Мама.
        
        Мы с Гамаюн встретились взглядами. Вот он, момент истины: стоит пауку подать хотя бы крошечный знак...
        Эх, где мои верные пистолеты?
        - Подожди, Фреда... - позвала Мама. Эрзули закатила глаза, а потом нехотя обернулась. - Считаешь, мы поступаем правильно? - казалось, они продолжают давний, начавшийся не сейчас, разговор.
        - Он перестал быть Легбой, - ответила Эрзули. - Он нас предал, - дальше они пошли рядом. Не обращая на нас, кстати, никакого внимания... - Он вбил себе в голову, что люди и маги равны. Более того: на Севере он СЛУЖИТ обычным людям. По крайней мере, так говорил Самеди... Они отдают ему приказы, Мама! Еще не хватало, чтобы в Африке завелись такие приказчики, и стали тут всем распоряжаться.
        - Но Ариман тоже устанавливает свои правила.
        - Ариман - один из нас. Он понимает, что мы, маги, должны править миром.
        - И это совсем не связано с тем, что Легба бросил тебя ради другой женщины?
        Голос Мамы звучал хоть и ядовито, но с оттенком боязни.
        - Все мужчины одинаковы, - выдохнула Эрзули. - Я не открыла ничего нового.
        Лицо её превратилось в равнодушную маску. А я подумала: если убрать всю эту краску, эти черные стежки вокруг губ и белила с щек... Она, наверное, станет очень красивой.
        - Мы делаем это не из-за старых обид, Мама. Мы делаем это потому, что заключили сделку.
        - И потому, что нам не оставили выбора, - ворчливо добавила толстуха.
        - И потому, что нам не оставили выбора... - как эхо, повторила Эрзули.
        
        Когда они скрылись из виду, Ананси снял полог. От облегчения я тут же упала в траву и стала кататься по ней, как блохастая шавка. Ох, как же хорошо! Особенно сильно чесалось между лопатками.
        Заметив, как переглядываются ворона с пауком, я устыдилась своего порыва и поднялась.
        - Что? Я, между прочим, единственный из вас живой человек.
        - А с виду и не скажешь, - хихикнула ворона. - Скорее, кикимора болотная. Анчутка...
        - Ах ты, тарахтелка железная...
        И тут я мельком уловила выражение глаз Аанаси. Он понял, что я заметила и отвернулся, будто заинтересовавшись интересной паучихой на соседней веточке...
        Ссоры, раздоры, споры и ругательства - всё это доставляло неизъяснимое наслаждение королю обмана. Для него это хлеб, вино и сигареты в одном флаконе.
        Собачась у паука на глазах, мы поливаем мёдом его лживое сердце...
        
        Подавая Гамаюн знаки бровями, я легонько наступила ей на лапку. Та застыла с открытым клювом. Я потыкала пальцем в спину Ананси и вновь сделала большие глаза. Ворона осторожно кивнула. Затем провела крылом по клюву, будто застёгивает его на замок, и выкинула ключ. Я радостно закивала.
        
        - Легба сбежал, - вдруг заявил, резко повернувшись, паук.
        - С чего ты взял?
        - Иначе ведьмы бы тут не шлялись. Они его ищут. Но не найдут.
        - Так значит, ура? - спросила я. - Кольцо у нас, шеф освободит Ваньку - и всё кончится?
        - Не кончится, - передразнил меня Ананси. - Пока кольцо в Нави, Ариман пользуется его силой. На расстоянии. И твоего друга он просто так не отдаст.
        - Но зачем? Зачем ему Ванька? Что он будет с ним делать? Шантажировать Лумумбу?
        - Он хочет занять его тело, - каркнула ворона.
        Я помолчала, переваривая. Потом спросила:
        - Так же, как он захватил Линглесу? - они молча кивнули. - Но для этого, вроде как, нужно согласие... А разве нет?
        - Ариман - профессор школы лжи, в которой я был только учеником, - фыркнул Ананси. - Скорее всего, он уже добился своего. Сменил, так сказать, квартирку...
        - Что ты имеешь в виду?
        - Что Ариман и Бокорван теперь - одно и тоже лицо.
        
        Так... - я отвернулась, чтобы скрыть эмоции. - Так...
        
        - Получается, если мы вынесем кольцо из Нави, Ариман ослабеет и Ванька станет самим собой?
        Паук вытянул губы трубочкой.
        - Скорее всего, нет.
        Я посмотрела на Гамаюн.
        - Сложный вопрос, - вздохнула ворона. - То, что Ариман сразу ослабеет, оставшись без кольца - это факт. Но как это повлияет на Ваньку...
        - Легбе в любом случае придется с этим разобраться, - кивнул Ананси. - Будет Ариман в теле Бокорвана, или где-то еще...
        - Им придется сразиться, - закончила ворона. - И чтобы помочь хозяину, мы должны вынести кольцо в Правь
        - Фигушки.
        - Ты же заключила сделку, - ощерился Ананси.
        - Мы никуда не понесем кольцо, пока не убедимся, что Ванька в безопасности. Всем ясно?
        - Но...
        - Как ты...
        - Мы должны их найти и всё выяснить. Если Ваньке ничего не грозит, если Ариман всё еще в Линглесу, тогда...
        - Это маловероятно, - покачал головой паук. - Линглесу, скорее всего, уже мёртв. А твой друг - вовсе не твой друг. Он теперь Ариман. И лучшее, что ты можешь сделать...
        - Нет!
        - Послушай паука, он дело говорит...
        - Пока я не увижу всё своими глазами, из Нави мы ни ногой.
        - А ведь птица может обойтись и без тебя, - сказал вдруг Ананси. - Кольцо у неё, и если я открою ей путь...
        - Ничего не выйдет, - рассмеялась я. По правде сказать, слова Ананси меня жутко напугали, но в следующий миг... В следующий миг я вспомнила одну интересную особенность нашей птички... - Гамаюн - существо волшебное. Она предназначена для того, чтобы помогать. Служить. Она не может действовать самостоятельно. Даже когда очень этого хочет. - Смотри! - я повернулась к птице. - Гамаюн! Отдай мне кольцо.
        - Но я...
        - Отдавай. Сейчас же.
        Я не хотела так поступать, честно не хотела.
        На птицу было жалко смотреть. Вся спесь, весь гонор с неё слетели, как пух с одуванчика. Ворона понурилась и нехотя шагнула ко мне. А потом опустила что-то в мою протянутую ладонь.
        
        Кольцо было тяжелым. Не знаю, может килограмм, может больше. Я с трудом поднесла тоненький ободок к глазам. Ничего ведь особенного. Оно даже не было золотым - обыкновенный кусок дерева.
        Не очень ровное, не слишком изящное. Будто корявую веточку свернули колечком и закрепили суровой ниткой... Его даже на палец надевать не хотелось - внутрь торчали хорошо различимые шипы.
        - Держи, - я вернула кольцо вороне. - Храни, пока я не скажу, поняла?
        - Поняла, хозяйка.
        - И никому, кроме меня, не отдавай.
        - Будет сделано, хозяйка.
        Я посмотрела на Ананси.
        - Говоришь, главное - это сила намерения?
        - Что ты задумала?
        - Держитесь. Мы идем к Ваньке.
        
        ***
        
        Место, в котором мы оказались, было пустым, гулким и очень низким. В смысле, потолок тут был так близко, что даже я чиркала макушкой. Долговязый Ананси сразу уселся на пол.
        Удобно было только Гамаюн.
        
        - Никогда не думал, что смертному удасться попасть в пещеру Мариматле, - сказал паук, удивленно осматриваясь.
        - Что это такое?
        - Чистилище, - охотно пояснила ворона. - Сюда сносит все неприкаянные души.
        По пещере распространялся негромкий рокот. Был он густым, нажористым, как суп из тушенки. От него дрожали низенькие колонны и подпрыгивали мелкие камушки под ногами.
        - Раз мы сюда попали, значит так было надо, - философски заключила я и пошла, не забывая пригибать голову.
        - Ты куда? - Гамаюн пристроилась чуть позади. Как преданный пёс. Кольнула неспокойная совесть, но я её проигнорировала. Ворона, конечно, отличная девчонка, но... там же Ванька!
        - Выяснить, что это за рокот.
        - Зачем?
        - Не знаю, - я на минутку остановилась. - Просто... надо же что-то делать, верно? А больше здесь ничего нет.
        Насколько хватало глаз, пещера была пуста, как обворованный амбар.
        
        Повертев головой, я определила направление и пошла на звук. Ворона поскакала следом. Ананси тяжело вздохнул, поднялся - согнувшись в три погибели - и неуклюже поплёлся за нами.
        - Ну зачем куда-то идти? - канючил он. - Это место не хуже любого другого...
        Паука было не узнать. Он будто выцвел, потускнел и сдулся. Исчез лукавый задор из глаз, пропали вечная усмешка и нарочито небрежная, фланирующая походка - посеревшие штиблеты устало шаркали по полу и казалось, что за нами плетется глубокий старик.
        Я тоже чувствовала себя не лучшим образом. Я что хочу сказать: в лесу мне было страшно, хотелось есть и пить, а еще - чтобы кто-нибудь пришел и сказал, что всё будет хорошо...
        Здесь мне не хотелось ничего. Ни моргать, ни дышать, ни двигаться. Толкала вперед только одна мысль: где-то там - Ванька.
        Гул нарастал, он перешел в равномерный рокот с басовитыми переливами - будто в железной цистерне ворочался дракон. Я ускорила шаг. Ворона и Ананси, негромко ропща, поспешили следом.
        Уже различались отдельные октавы - мощные, как океанский прибой.
        Я побежала.
        Еще не веря, но безумно надеясь, то и дело стукаясь макушкой о потолок, я спешила на звук. И наконец, увидела Ваньку.
        Он спал. И забористо, оглушительно храпел.
        Свернувшись калачиком и уютно подложив кулак под щеку, он выдавал те самые рулады, от которых ходила ходуном вся пещера.
        
        Мной овладело праведное негодование. Как он мог!.. Пока я, рискуя жизнью, мотаюсь по призрачному лесу, заключаю сделки с пауками и всех, буквально всех спасаю от неминуемой гибели, он, видите-ли, спит.
        От возмущения перехватило дух.
        - Ах ты... - подавив порыв засадить напарнику пинком по мягкому месту, я подмигнула Гамаюн и пощекотала у Ваньки под носом. А потом присела, спрятавшись за его же могучей спиной. То-то увалень удивится!
        Ничего не произошло.
        
        - Ва-а-ань! - я потрясла его хорошенько.
        Напарник спал недобудимо.
        - Рота подъем!
        Ноль результата.
        - Он не проснётся, - тихо сказал Ананси. - Пещера не позволит.
        - Это мы еще посмотрим... - буркнула я и перевернула Ваньку на спину. Тот перекатился, как пластмассовый пупс.
        Кроме пауков, больше всего на свете Ванька боится щекотки...
        Тоже не помогло.
        
        После некоторой внутренней борьбы я протянула руку и осторожно расстегнула косоворотку у него на груди. А потом... невольно улыбнулась. Чего там только не было!
        Крестик на просмоленной веревочке - его я уже видела. Потом еще - обыкновенная макаронина, сквозь которую была продета серебряная цепочка. Какие-то зубы, перышки, веточки, похожие на кости и кости, похожие на сухие веточки... Пятиконечная перевернутая звезда и круг с плачущим глазом в середине... Среди всего - дырявый камешек на кожаном ремешке.
        Камешек - его еще называют куриный бог - я тоже помнила: подарок Куксы, странного белобрысого нойды из мангазейской зоны...
        Так вот значит где Ванька носит свои сокровища.
        На шею его было навздевано столько амулетов, талисманов и эзотерических символов, что можно было устроить оккультную выставку. Или открыть лавочку подержанных артефактов.
        
        - Сними с него это! - голос был истеричный, пронзительный. Натянутый, как струна. Казалось миг - и он лопнет, рассекая пополам всё живое... Я инстинктивно прикрыла Ваньку собой.
        
        Когда он появился - бледный, с безумными глазами и торчащими как метелка патлами, я не заметила.
        
        Значит, он не успел! Не переселился в Ваньку, не сделал его своим послушным рабом...
        - Мальчик, успокойся, пожалуйста. Ты Линглесу, да?
        - Я Ариман! Не смей называть меня мальчиком!
        - Хорошо, хорошо... чего ты хочешь? - надо его как-то отвлечь. Сообразить, что делать дальше.
        Краем глаза я видела, как Ананси отступает в темноту, предатель. Гамаюн, угрожающе выставив клюв, заходит с тыла...
        
        Из-за спины мальчишки выступили Эрзули с Мамой. Их сопровождал страхолюдный тип с мертвыми глазами, редкими, прилипшими к черепу волосёнками и мерзкими, наверное, сантиметров по двадцать, ногтями.
        Этого я сразу узнала. У нас в городке таких в Контору оптом сдавали: пучок за банку тушенки...
        
        Внезапно я затосковала по своей старой, проверенной в боях подружке - Пищали. А её ведь категорически запретил брать с собой в Африку Лумумба! Выходит - зря.
        
        - Сними его! - повторил Линглесу, повелительно тыкая Ваньке в грудь.
        - Да о чем ты бормочешь? - спросила я настороженно. Пацан мне активно не нравился. Нервный он какой-то. От такого всего можно ожидать. Бритвой по глазам полоснуть или истерику с битьём головой об пол закатить - ему всё едино.
        - О том камушке, о камушке... - бормотал он, как заведенный. - Сними с шеи камушек... Ему в камушке плохо, он от него проснуться не может. Злой камушек. Душит, вздохнуть не даёт, в сырую землю манит-заталкивает... Как только снимешь камушек - очнется дружок твой.
        
        Я нерешительно протянула руку. Подергала кожаный шнурок - крепкий, не порвешь. И через голову не стащить - слишком просвет узок.
        - Давай, снимай поскорее, - горячился Линглесу. Язык не поворачивался назвать это недоразумение Ариманом, главным доктором Зло всех времен и народов. - А я тебе за это желание исполню - любое, какое захочешь...
        - А если я захочу оказаться с Ванькой, Лумумбой и Гамаюн в Москве? И чтобы все мы были здоровы, в своём уме и доброй памяти?
        - Хи-и-итрая, - недобро сощурился мальчишка. - Хочешь и рыбку съесть, и...
        - На саночках покататься?
        
        Ананси смылся. Да и ворона с появлением этой троицы как-то стушевалась. Эрзули с Мамой в разговор пока не вступали. Но держались настороже.
        Было видно: как только я дам промашку - набросятся... Сожрут и на косточках поваляются.
        - Так что я получу, если сниму камушек?
        Надо потянуть время. Авось, что-нибудь придумаю...
        - Принцессой тебя сделаю, - с готовностью посулил Линглесу. - Девочки любят быть принцессами.
        - А толку-то? - вздохнула я. - Ходи целый день в неудобном платье, да семечки лузгай... Скучновато будет. Может, еще принца дашь? В нагрузку?
        - И принц тебе будет - а как же? Выбирай любого...
        - Выбираю этого, - я легонько похлопала напарника по груди.
        Другой рукой, незаметно, я щипала его что есть мочи, до синяков - в надежде, что мой увалень пробудится и всем задаст. Но Ванька только недовольно кряхтел во сне, и просыпаться не желал.
        - Любого другого, кроме этого, - стал торговаться Линглесу. - А в придачу - туфельки хрустальные. Хочешь?
        - И карету из тыквы?
        - Зачем из тыквы? Можно из золота...
        - Она не собирается тебе помогать, Ариман, - нетерпеливо перебила мальчишку Эрзули. - Ты что, не видишь? Мерзавка морочит тебе голову.
        - От мерзавки слышу, - буркнула я и тщательно застегнула косоворотку у Ваньки на груди. Дырку им пустую, а не камушек...
        - Слушайся меня! - вдруг завизжал мальчишка. - Ты должна меня слушаться!.. Все меня слушаются...
        - Мало тебя ремнем драли в детстве, - сказала я и поднялась. - Но знаешь, начать никогда не поздно.
        - Тогда я заберу тебя, - сказал вдруг Ариман. Абсолютно спокойно, старческим надтреснутым голосом. Он перестал прыгать, корчить рожи и медленно, прихрамывая на обе ноги, пошел ко мне. - Твоё тело лучше, чем то, которое у меня сейчас. А магии я его научу...
        - Не подходи! - я выставила руки. - Не подходи, слышишь? Я тебе шею сверну.
        - Не успеешь.
        Эрзули начала заходить с одной стороны, Мама - с другой.
        - Давай уже кончать с этим, Ариман, - сказала толстуха. - Мне мужа пора кормить... Фреда, держи её крепче.
        
        - Беги, я их задержу! - между ведьмами бесстрашно встала Гамаюн. И лязгнула крыльями. Как набором японских ножей для суши.
        Ей наперерез двинулся Бармалей. Выставив вперед руки с страшными ногтями, приволакивая ногу и мыча что-то непонятное, он загородил собой ведьм, но при этом, не заметив, толкнул Линглесу. Пацан покатился. Бармалей, как бульдозер без одной гусеницы, пер дальше.
        - Ах вот ты как! - крикнул мальчишка и выпустил из пальцев красные молнии.
        Впившись в Бармалея, они начали жрать его изнутри - сквозь прорехи в ветхом костюме сверкали огненные вспышки. Миг - и осталась только кучка тлеющих костей.
        - Бармалей! - закричала Мама так, будто ей надорвали сердце и бросилась к костям. Лицо её выражало искреннее горе. - Муж мой...
        - Не реви, - жестко оборвала её Эрзули. - Другого себе поднимешь.
        - Сука, - тихо сказала Мама и с ненавистью уставилась на младшую ведьму. - Это ты всё затеяла. Ты во всём виновата! - и она плюнула в Эрзули.
        Попав на платье, плевок стал расползаться чёрным пятном. Оно быстро росло, сквозь него просвечивал пол пещеры и ноги Линглесу.
        Ведьма, поглядев удивлённо сначала на Маму, потом себе на живот, прыгнула к толстухе и вцепилась в косынку на голове.
        - Ты испортила мне платье! - визжала она. Ведьмы покатились.
        
        Ко мне на карачках полз Линглесу. Лицо его подергивалось, глаза разъехались в разные стороны, пальцы оставляли на неровных камнях кровавые полоски.
        Когда до нас с Ванькой оставалось метра полтора, он неожиданно прыгнул и вцепился мне в ногу зубами. Не очень сильно, даже штанину не прокусил. Но противно: я чувствовала, как шатаются и крошатся его зубы.
        Гамаюн попыталась оттащить мальчишку за ноги, но тот лягнул, и ворона закувыркалась через голову. Линглесу наконец проел дырку до голой кожи. Я закричала. Вывернулась, пнула его и попыталась подхватить Ваньку за плечи... Конечно, это было смешно. Мне, с моим бараньим весом, никогда не поднять великана.
        Пацан упорно, как амеба, которая стремится к свету, полз ко мне и щелкал зубами. На него было страшно смотреть.
        Спящий напарник служил нам барьером, препятствием. Когда Линглесу подползал слишком близко, я перепрыгивала на другую сторону - и всё начиналось снова. Что характерно: Ваньки он старался даже не касаться. Будто напарника защищало силовое поле.
        
        Следовало прибить паршивца. Просто стукнуть хорошенько, чтобы сломалась тощая шейка. Но рука не поднялась. В глубине души я понимала, что мальчишка не виноват. Им управляет псих по имени Ариман.
        Тут меня осенило: амулет, тот самый камешек, который подарил напарнику Кукса, и не даёт колдуну занять Ванькино тело! Так вот где собака порылась...
        
        - Ариман! - закричала я. - Оставь мальчишку в покое и тогда мы поговорим.
        - О чем мне с тобой говорить? - голос его не слушался. Он поднимался и падал, как на качелях. Будто шел не из горла, а из игрушечной пищалки.
        - О твоей свободе, - сказала я. - О твоей жизни.
        Я совсем забыла о кольце, которое прятала в недрах своего железного организма Гамаюн.
        - Твоё сердце, Ариман. Я могу его сжечь. Могу разломать на мелкие кусочки. Могу бросить в жерло вулкана... И тогда тебе каюк.
        Безумец расхохотался. Выглядело это ужасно: он заставил тело Линглесу подняться на подгибающихся ногах, запрокинул голову с невидящими, белыми глазами и издавал утробные звуки, больше похожие на рыдания.
        - Тебе не отыскать мою смерть! - проревел он. В голосе уже не было ничего человеческого. - Ты никогда не найдешь кольцо. Я тебя не боюсь.
        - А вот это ты видел?.. - я поднялась на ноги и огляделась. - Гамаюн! Лети сюда.
        - Слушаюсь, хозяйка.
        - Давай кольцо.
        Выставив перед собой кольцо, как щит, я огляделась. Не знаю... В то, что Ананси нас всё-таки бросил, почему-то не верилось. Это ведь сказка, правда? А в сказках случаются чудеса...
        
        - Отдай! - заверещал колдун. - Оно моё, моё! Моя прелесть...
        - Перебьесся, - буркнула я. - Гамаюн. Следи за этим психом. Будет мешать - выклюй ему глаза.
        
        Я посмотрела на Ваньку. Среди всего этого безумия, всего этого столпотворения он продолжал сладко спать, подложив кулачок под щечку и причмокивая во сне. Ах ты моя дубина...
        Повинуясь порыву я упала на колени, обняла его за шею и крепко поцеловала в губы. Так, как не целовала никогда. Так, как и не мечтала...
        А потом увидела ЭТО. Прямо из воздуха, из пустоты, тянулась тонкая паутинка. Она уходила куда-то в пустоту, в никуда, но была натянута, как струна.
        
        Я поднялась и осторожно взяла кончик паутины из воздуха. Он послушно остался у меня в руках и легонько дернулся, приглашая идти за собой. Сделав несколько пробных шагов, я начала осторожно сматывать паутинку в клубок. А затем почувствовала порыв горячего, пахнущего апельсинами, ветра.
        - Стой! - верещал издалека Ариман. - Я дам тебе всё, что захочешь!
        - Гамаюн, - позвала я, не глядя на него.
        - Да, хозяйка, - подскочила ко мне птица.
        - Идём в Правь. Нас ждет одно небольшое дельце.
        
        
        
        Глава 22
        Глава 22
        
        
        Иван
        
        Открыв глаза, я вновь увидел Линглесу. Плюясь черной слюной и шипя, как вода на сковородке, он дергал за ремешок, на котором висел камушек, подаренный Куксой. Сам камушек он старался не трогать.
        
        Кроме полумёртвого мальчишки рядом никого не было, хотя я смутно помнил чьи-то голоса, споры... Кто-то, пребольно щипая, пытался меня разбудить... Впрочем, я знаю только одного человека, умеющего так виртуозно щипаться. Машка.
        Кроме щипков я помнил еще кое-что. В ушах глухо застучало, а щекам сделалось жарко. Поцелуй. Его я помнил отчетливо, словно и не спал вовсе. ДО него всё было, как в тумане, как в мутном невкусном киселе. Но зато ПОСЛЕ... Машка разбудила меня поцелуем!
        
        Вскочив, я опять стукнулся макушкой о каменный потолок. Уй... Аж искры из глаз посыпались.
        - Ма-аш? Маша... Ты здесь?
        - А вот и нет, а вот и нет, - срывающимся голоском пропищал Ариман. - Девчонка тебя бросила, бросила. И ты здесь сгниёшь, сгниёшь... Обитель Мёртвых душ никого не выпускает. Так и будешь сидеть-сидеть, забывая, как дышать, как думать... Как Быть. И про тебя все забудут. Уже забыли.
        - Если она здесь была, а потом ушла - значит, выход всё-таки есть?
        - Она живая, а живым здесь не место.
        - А я что, мёртвый?
        - Ты - почти мёртвый.
        - Но я же не сплю!..
        - Откуда ты знаешь?
        Я схватился за грудь. Полез под косоворотку... Всё было на месте. И макаронина - подарок его преподобия отца Дуршлага, и крестик - подарок бваны, и ожерелье из зубов росомахи - подарок одного лешего из лесов под Калугой...
        Меня Лумумба научил: чтобы понять, спишь ты или нет, нужно иметь при себе что-то, о чем будешь знать только ты. Какую-нибудь мелочь, памятную вещичку... У наставника, например, был волчок.
        У меня - макаронина на цепочке. Ариман о ней не знал, а значит, сейчас я не сплю.
        Колдун, не замечая перемен в моём настроении, злобно хихикал, обнажив пустые чёрные десны. Тело несчастного мальчишки разлагалось на глазах...
        
        - Теперь ты обречен, Бокорван. Не будет тебе ни звезд ни солнца, ни воды ни ветра, ни земли ни пепла... Не коснешься ты ни низа ни верха, ни Нави ни Прави, ни Того света, ни Этого. Не будет тебя ни потом ни сейчас, ни в прошлом, ни в будущем...
        
        Посмотрев на Аримана, я тяжело вздохнул.
        - Я бы испугался... Нет, честно. Не будь ты так жалок и беспомощен, я бы испугался. Тело твоё разваливается, в меня ты переселиться не можешь. А больше никого и ничего здесь нет. Так что ни дна тебе, ни покрышки.
        Сев для удобства на колени, я стащил через голову камешек и начертил им в воздухе прямоугольник. Тонкая полоска налилась светом, стала толще, приоткрылась... И тут я задохнулся: Ариман, набросив мне на шею удавку из красной молнии, затянул её до предела.
        Святой Макаронный Монстр! Я снял сейд! Совершенно не думая, просто для того, чтобы было удобнее им действовать.
        И Ариман был тут как тут. Правильно меня Машка обзывала: дубина я стоеросовая.
        
        В глазах темнело. Ариман, покряхтывая, затягивал удавку. Ему удалось обмотать красной молнией не только мою шею, но и руки. Они онемели и я увидел - не почувствовал - как камешек вываливается из ладони на пол...
        - Ага! - победно закричал Ариман, - теперь ты мой!..
        И тут дверь, которую я нарисовал, отворилась. С той стороны.
        - Ну наконец-то, - сказал, входя, бвана. - А то мы ждем, ждем...
        
        С Лумумбой были Т'чала в образе ягуара и Ананси. В образе паука. Во всяком случае, я надеюсь, что это был Ананси, а не какой-то другой представитель паукообразных. В смысле, что он такой - один. И не надо ждать нашествия... Ой, я что-то запутался. Наверное, от недостатка воздуха.
        - Ну, как ты тут? - буднично спросил наставник. - Не заскучал?
        - Хр-р-р...шо, - выдавил я сквозь удавку. - Свсм... н скшн...
        Что характерно: бване потолок нисколечки не мешал. Он стоял, как Наполеон на Эльбе: заложив руку за отворот сюртука и государственно оглядывая поле боя.
        Никакого желания помочь мне, своему ученику, он не проявлял.
        
        К счастью, Ариман отвлекся на гостей и улучив момент, я смог ухватить красную молнию руками. Она кусалась, как зараженная бешенством анаконда, но я терпел. И молча наматывал её на кулак. А смотав всю, без остатка, слепил в большой огненный шар и со всей мочи запустил им в Аримана.
        Не попал.
        Мальчишка неведомым образом оказался на потолке. Длинный хвост светлых нечесаных волос свесился вниз, но ладони и колени его приклеились к камню, как у геккона. Показав мне черный язык, Ариман бодрой рысью поскакал вглубь пещеры.
        - А вот это непорядок, - буркнул Лумумба. - Ваня, лови его.
        - Может, пускай бежит? - устало спросил я, в очередной, триста двенадцатый раз, потирая стукнутую макушку. - Пацан, в конце концов, не виноват...
        - И за это ты хочешь оставить его на растерзание злому колдуну? Добрый мальчик.
        - И ничего я не хочу, - заартачился я. - Просто... Убивать его - как-то неправильно.
        - Ты его прежде поймай, - сердито буркнул учитель. - К тому же, Аримана можно изгнать.
        Об этом я как-то не подумал. Свыкся с тем, что безумный подросток - это и есть злой колдун...
        - В два касания? - деловито спросил я, усаживаясь по-турецки и разогревая ладони.
        Учитель встал за моей спиной и скомандовал:
        - ХИТО. ФУТО. МИ!
        Как только побежденный, но не сломленный колдун упал к нашим ногам, Ананси выстрелил паутиной и ловко упаковал его в аккуратный свёрточек. Как куколку.
        Вот и всё. Сказочке конец. А кто слушал...
        
        - Можно, мы теперь уйдем? - устало спросил я. - Надоело, знаете ли, об потолок стукаться.
        - Дверь открыта, - пожал плечами Лумумба, и взвалив свёрток с Ариманом на плечо, шагнул за порог. Я поспешил за ним.
        
        Навь встретила, как родных: спёртым душным воздухом, тучами гнуса и зубастыми паршивцами - один из них, в знак приветствия, тут же вцепился мне в ногу пониже колена.
        - Широка страна моя родная, - продекламировал я, отрывая паршивца вместе с изрядным куском мяса. - Много в ней лесов, болот и рек... А также пауков, мокриц и других милых животных, - я брезгливо отбросил паршивца. - Бвана, почему мы не пошли сразу в Правь?
        
        Нет, вы не подумайте. Для меня Навь - дом родной. Но и на улицу иногда выйти хочется...
        
        - Надо освободить Линглесу, - сказал наставник, опуская ношу на относительно сухую кочку.
        - Да я что? Разве я возражаю? Ну и что, что он хотел вас убить. Подростки, они такие... Вечно хотят изничтожить старый мир, чтобы на его костях построить новый... С годами это проходит.
        - С годами многое проходит, - как-то печально кивнул бвана. - И любовь, и дружба, и яблонь белых дым...
        Что это? Очередной приступ меланхолии, или... Я присмотрелся к учителю.
        
        Перо на треуголке - будто только что из петушиного хвоста. Сапоги начищены до блеска. Сюртук - минуту назад с витрины сняли. Но зато глаза... Глаза у бваны усталые. Волосы, заплетенные в короткую косицу, растрепались, в уголках рта залегли горькие складки, да и руки легонько, почти незаметно, но подрагивают.
        - Бвана, что с вами было? - спросил я изменившимся голосом.
        Стало стыдно. Я значит спал, сопел в две дырки, а учитель, чтобы до меня добраться, с половиной Нави сразился...
        - Ты помнишь, кто тебя усыпил? - спросил, глядя в сторону, наставник.
        - Ну... Мама водички поднесла, - до меня начало доходить. - Выходит, Лоа нам вовсе не друзья? Выходит, вы с ними поцапались?
        - Поцапались... - наставник потрогал царапину на щеке. Она была нанесена будто ногтями. - Очень точное определение.
        - Бва-а-ана-а-а... - заревев, я бросился Лумумбе на шею. Стиснул в объятиях, оторвал от земли и сдавил еще сильнее.
        Наставник меня любит! Он дрался за меня с родичами, он никогда, никогда, никогда не хотел от меня избавиться! Плевать на ссоры. Бвана считает меня своим другом и может быть, почти сыном...
        - Поставь меня на место, дуралей, - пропыхтел Лумумба. - Ты мне ребро сломал.
        - Простите. Это от избытка чувств.
        - Вот правильно говорят: сила есть, ума не надо...
        И совсем не обидно. Нет, правда! Я ведь видел, что ему приятно: даже щеки порозовели.
        - Кстати, - я смущенно поковырял носком кроссовка влажную землю. - А где Машка? - может быть там, в пещере, она мне приснилась?
        - На задании. Мы её в Правь послали.
        - Одну?..
        - Почему одну? С Гамаюн.
        - Ну конечно. Это меняет дело! Две гангрены в одном лукошке - то-то радости...
        - Им будет не до ссор. Во всяком случае, пока Кольцо не окажется в жерле Килиманджаро.
        Я где стоял, там и сел. Час от часу не легче...
        
        - Хотите сказать, что отправили Машку одну-одинешеньку, не считая вороны, через африканские джунгли к вулкану?
        - Джунглям ничего не сделается, - отмахнулся учитель. - К тому же, они не пошли, а полетели...
        Закрыв лицо руками, я уткнулся в колени.
        
        Я ведь совсем забыл про Мертвое Сердце. Забыл, зачем изначально нас послали в Африку, - я вздохнул. - Уж послали, так послали...
        
        - Что будем делать? - спросил я, немного придя в себя. - Могилки рыть? А чего? Как раз до вечера время есть...
        - Не паникуй.
        - Но она - не маг.
        - И это замечательно! - рявкнул учитель так, что я подскочил. - Помнишь, что случалось с магами, которые прикасались к кольцу?
        До меня начало доходить.
        - Раз она не маг, то ей абсолютно пофиг...
        - Точно. Для неё это не артефакт. Так, безделка самопальная. Фигня на палочке... А теперь соберись. Нам предстоит извлечь из тела Линглесу душу Аримана. В ином случае, как только кольцо упадет в магму...
        - Парнишка погибнет вместе с ним.
        - А это будет несправедливо, как ты недавно подметил.
        Я, стараясь не обращать внимания на сарказм, посмотрел на сверток. Его охраняли Ананси и Т'чала. Слава Макаронному монстру, в своей звериной ипостаси. Я хочу сказать, полемики и без них хватало...
        
        Свёрток дернулся. Я вздрогнул.
        Ариман вдруг принялся брыкаться, как червяк на крючке и Ананси, зашипев, приготовился ударить. На кончике когтя повисла капля яда...
        - Погоди, - крикнул я. - Яд убьет Линглесу.
        - Поздно, - сказал наставник, тоже глядя на сверток.
        Белые нити паутины рвались одна за другой. Из-под них исходил черный свет - другого слова я и не подберу. Это были несомненно лучи, но лучи чёрные, как сама тьма. Антисвет. Они, как ножом, взрезали оболочку кокона, из которого выполз... вовсе не Линглесу, а маленький, мне по-пояс, карлик.
        
        Я прерывисто вздохнул.
        - Не вини себя, - тихо сказал наставник. - Мы сделали всё, что могли. Просто не успели.
        - Зато теперь Ариман - это всего лишь дух, - мрачно кивнул я. - А с духами я обязан поступать, согласно штатного расписания.
        - Приступай, Проводник, - пригласил Лумумба и отошел в сторону.
        
        Я повернулся к колдуну. Кожа его была чёрной, как расплавленная смола. Руки опущены вдоль тела, босые ноги зарылись пальцами в траву. На нем ничего не было, кроме обрезанных до шорт штанов-хаки, и на голом животе отчетливо выделялась татуировка. Оскаленная голова ягуара. Она была серой, как холодный пепел, и только глаза зверя светились непримиримым желтым огнем.
        Сделав несколько глубоких вдохов, я приготовился исполнить свой долг. Прикрыл глаза, нащупывая тоненькую ниточку Пути...
        Золотая вспышка сбила с ног. А затем, прижав широкими лапами к земле, оскалилась и зарычала в лицо.
        Я было решил - это Т'чала. Ведь зачем-то он крутился вокруг нас всё это время... Но ягуар, основательно заплевав мне лицо, встал на задние лапы и... принял облик высокой красотки. Совершенно обнаженной, эбеновой и ослепительно прекрасной.
        - Цезария! - опередил мой возглас бвана. - Цезария, подумай хорошенько.
        - Я не могу, - простонала та. - Вот уже десять лет я не могу думать ни о ком, кроме моего мужа, и чувствовать ничего, кроме огромной утраты, - она прижала руки к груди. - Вот здесь, где раньше билось моё сердце - дыра. Я готова на всё, чтобы вернуть его.
        
        Тем временем черный коротышка, недобро усмехнувшись, встал рядом с Цезарией и погладил ту по голой спине. И, хотя прикосновение было призрачным, по телу женщины пробежала дрожь.
        - Муж мой, - сказала она, прикрыв глаза. - Наконец-то мы вместе.
        - Почему так долго? - сварливо спросил Ариман.
        - Я... не могла, - опустила глаза красотка. - Меня не пускали. Но я сумела вырваться...
        - Ты почти опоздала.
        Цезария сломленной веточкой упала к его ногам.
        - Я всё исправлю, любимый. Вот увидишь.
        - Мама! - рядом с Лумумбой встал Т'чала. Тоже совершенно голый. Нет, я понимаю: жара, Африка, но надо же и совесть иметь... - Ты же знаешь, он тобой управляет. Борись!
        Ариман злобно зыркнул на молодого ягуара, но затем улыбнулся и вновь коснулся Цезарии..
        - Ты не понимаешь, сынок, - тут же сказала она, пряча глаза. - Он твой отец, ты должен любить и почитать его...
        - Я его очень люблю и глубоко почитаю, - серьезно кивнул Т'чала. - Как отца. Но я - не он. Мы другие, мама! Мы с М'баку не хотим убивать для того, чтобы жить.
        
        Вся лень, весь угарный травяной расслабон осыпались с Т'чалы, как черные пятнышки с желтой шкуры. Глаза его смотрели хладнокровно и трезво, черты лица заострились и отвердели.
        - Иди сюда, мама, - он протянул Цезарии руку. - Ты же чувствуешь: он пьет твою силу. Он убивает тебя.
        - Я хочу вас защитить! - крикнул Ариман. - Я делаю это для вас.
        - Неправда, - мотнул косичками Т'чала. - Ты хочешь, чтобы тебе поклонялись.
        - Только так можно быть уверенным! Только так можно быть спокойным, что твоим близким ничего не грозит! Чтобы чувствовать себя в безопасности, нужно быть сильнее всех. Я дал вам силу. Я сделал вас непобедимыми.
        - Ты сделал нас хищниками, - тихо сказал Т'чала. - Ты внушил нам жажду крови, желание преследовать добычу, играть чужими жизнями...
        - И это чувство прекрасно, - оборвал его Ариман, поглаживая распущенные волосы Цезарии. - Власть над другими - что может быть лучше?
        
        Т'чала повернулся к Лумумбе.
        - Он так ничего и не понял, - сказал ягуар. - Ступив в царство мертвых, став призраком, бестелесной тенью, он так ничего и не понял. Он безнадежен.
        - Ты в этом убедился, - кивнул Лумумба.
        - Я разрешаю вам поступить с моим отцом так, как должно, - сказал ягуар и отвернулся.
        - Нет! - закричала Цезария. - Не надо, сынок...
        
        Неожиданно Ариман, вытянувшись красной плетью, бросился к Т'чале и, обвив его шею, принялся душить. Совсем, как меня.
        Я возмутился. Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет. Собственного сына!..
        
        Хорошо всё-таки, что у меня нет родственников...
        
        Желая помочь Т'чале, я схватился за красную плеть. Хорошо так схватился. Обеими руками.
        Отбросило меня метров на десять. Благо, что в мягкую болотную жижу. Рука онемела до самого плеча, на языке осел налёт из раскрошенных зубов. А болезненный комок, в который превратились внутренности, очень просился наружу.
        - Что ж ты, падаван, - бвана участливо приподнял мою голову, помогая прийти в себя. - Второй раз на те же грабли.
        - Я думал...
        - Я тоже думал. Оказывается, совсем не о том, о чем нужно.
        - Так что, в три касания? - деловито спросил я, садясь в болотной жиже и закатывая рукава.
        - Отставить, - Лумумба отвесил мне затрещину.
        - А что? - не иначе, удар эдак в миллион эктоплазмовольт сказался на моих умственных способностях.
        - Ариман сейчас - чистая энергия. Обычные фокусы-покусы с психополями здесь не годятся.
        Т'чала тем временем сопротивлялся. Повалившись на колени, закатив глаза, он раскачивался, не давая Ариману присосаться как следует. Но было видно, что сил у него всё меньше.
        
        Цезария заламывала руки. Не осталось и следа от той царственной богини, что встретила нас в Бумбе. Была лишь несчастная сломленная женщина. Её взгляд затравленно, почти безумно метался от мужа к сыну.
        - Жена! Помоги мне, - повелительно прогремел Ариман, вновь став чёрным коротышкой.
        Цезария неуверенно поднялась на ноги.
        - Мама!.. - прохрипел Т'чала. - Не вмешивайся. Я сам...
        Ариман, тем временем, набирался сил. Он рос, становился всё более материальным, зато Т'чала утрачивал телесную сущность прямо на глазах.
        - Сын! - закричала Цезария и бросилась к ягуару, но Ариман, оторвав одну руку от шеи Т'чалы, схватил её за волосы и дернул к себе.
        - А-ха-ха! - закричал он. - Я снова непобедим!
        
        - Ой, да ну вас... - проворчал я, с чмокающим звуком покидая болото. - Развели тут Санта-Барбару...
        
        Капая болотной жижей, я подошел к Ариману и что есть силы врезал в ухо. Тот только мотнул головой. Нет, честно... После моего удара даже медведи падают. А этот...
        - Отойди-ка, падаван, - бвана тоже засучил рукава. - Тут твоя тактика не годиться. Тонкоты ей не хватает...
        Приняв позу богомола, наставник подпрыгнул на добрых полтора метра и выбросив ногу, ударил Аримана носком в висок. Чёрный колдун пошатнулся и выпустил Цезарию. Т'чала тоже повалился мордой в траву.
        А Лумумба, не давая передышки, наскакивал на колдуна. С воплями К'я!, Банзай! и Но Пасаран! - он выбрасывал ему в голову то пятку, то ребро ладони, то, с разворота, лупил основанием стопы... Ариман не оставался в долгу. Он был шустрый, как макак, и мог подпрыгивать, отталкиваясь от земли и руками и ногами, на невероятную высоту. Вопил он совершенно нечеловечески...
        
        Нас в Академии рукопашке тоже учили. И Каратэ-до и каратэ-после, и Ай-ай Кидо в стиле пьяного муравья... Но бой, устроенный Лумумбой и Ариманом, мог по праву войти в учебники Шаолиня.
        
        Вдруг Ариман, уклоняясь от очередного выпада бваны, взлетел на пальму. Оттолкнулся от упругого листа и перелетел на другую.
        - Уходит! - закричал я. - Хватай его, Василий М'бвелевич!
        Лумумба одним прыжком оказался на макушке пальмы. А затем, едва отталкиваясь носками сапог от ветвей, погнался за колдуном. Нам на головы полетели кокосы, бананы и прочий мусор.
        - Не уйдет, - зло процедила Цезария, обернулась пятнистой кошкой и рванула за Ариманом. Я так и не понял, о ком это она...
        Т'чала, не пожелав оставаться в стороне, тоже перекинулся и обдирая когтями кору, полез на пальму.
        Я остался один. От нечего делать огляделся, почесал нос, пошарил в карманах... М-да. В школе, где Лумумба преподаёт, мне еще учиться и учиться.
        
        А пока только и остаётся, что наблюдать, как наставник, в стиле крадущегося тигра, порхает по макушкам высоченного бамбука...
        
        Ариман не сдавался. Он пускал в бвану черные стрелы, красные молнии, желтые файерболы... Лумумба ловко уклонялся от магических атак и подбирался всё ближе. К сожалению, когда он, улучив момент, набросил на колдуна своё синее лассо, тот со смехом порвал путы и убежал.
        - А, вот вы где...
        Из-за стволов показались Маман Бригитта и Эрзули. Обе изрядно потрёпанные. Мама где-то потеряла платок и теперь было видно, что волосы у неё, заплетенные в миллион косичек - совершенно седые. У Эрзули размазался грим, и теперь её лицо выглядело не устрашающе, а просто жалко.
        Я попытался незаметно, носком кроссовка, очертить вокруг себя защитный круг.
        - Не бойся, малыш, - ласково сказала Мама. - Мы тебя не обидим.
        - Зарекалась свинья в грязь не лезть.
        - Мы пришли помочь.
        - Интересно, кому? - нога всё время застревала в спутанной траве, предательских корнях и ямах. Круг никак не хотел замыкаться.
        - Легбе, конечно. Мы поняли свои ошибки.
        - К тому же, Ариман первым нарушил условия сделки, - встрял, появившись из воздуха, как Чеширский кот, Ананси. Сменив, между прочим, личину мерзкого паука на личину продувной бестии. - Тем самым создав прецедент и освободив их от слова...
        - Врёшь, - сказал я. - Просто вы поняли, что мы побеждаем. И решили присоединиться.
        - Ой, да какая разница, - нетерпеливо дернула плечиком Эрзули. - Главное, мы хотим помочь.
        - Фигушки, - я неуверенно покосился на бвану. Тот застыл на самой верхушке пальмы, раскинув руки для равновесия. - Я вам, дамочки, ни на грош не верю.
        - Они помогут.
        Новый собеседник был массивен, сер и в дымину пьян. Вяло обмахиваясь ушами, он опрокинул над пастью бутылку и винтом всосал содержимое.
        
        - У них нет другого выхода, - Бумба обозрел ведьм через крошечные очки. - Нарушив слово, данное двадцать лет назад Легбе, Лоа сами выкопали себе яму. Сделка есть сделка.
        - Здрасте, вашвеличество, - я, не отрывая взгляда от наставника, сделал неуклюжий реверанс. - Какими судьбами?
        - Мировыми, какими еще?
        Внимательно оглядев бутылку и убедившись, что она пуста, слон философски вздохнул и принялся мельчать. Он усыхал, становился всё меньше, пока не достиг размеров комнатной собачки. Только уши остались прежними. Махнув ими, как крыльями, король взлетел и закружил вокруг Аримана, обстреливая того крошечными молниями.
        Ведьмы тоже преобразились. Мама стала неповоротливым бегемотом, а Эрзули - затянутой в кожаный латекс красоткой. Вскочив на бегемота верхом, красотка дала ему шенкеля и подняла в воздух.
        Зрелище, я вам скажу, не для слабонервных. А если его в воздухе прослабит?
        
        Схоронившись на всякий случай под пальмой, я посмотрел на Ананси.
        - Может, метнешь паутину, или еще что? - я вздрогнул, когда Ариман, запустив красный шар, прицельно сбил крошечного слоника. Слоник, заложив крутой вираж, пошел на бреющем, задевая ветки пальм, но затем выровнялся и набрал высоту.
        - Я не боец, - брезгливо поморщился Ананси. - Я, скорее, менеджер. Но если ты так уж просишь...
        - Стой! Сделку заключать не будем.
        - И не надо. Хватит той, что у меня с твоей напарницей.
        - Что-о-о? - заорал я, как больной носорог, но Ананси исчез. А через секунду мне с ветки помахал крошечный паучок...
        Ладно, фиг с ним. Говорят, маленькие пауки - самые ядовитые.
        
        Ариман уже не скакал ни по каким верхушкам. Он просто висел в воздухе, отрывал от неба громадные куски, комкал их, как мокрую бумагу и бросал в противников. Где-то над ним ревел бегемот, женский голос непрерывно, на одной ноте, читал заклинания, в Аримана летели зубастые жабы, многоногие змеи и страшные, величиной с волкодава, мокрицы. Всё это скатывалось с колдуна, как с гуся вода.
        По стволам метались две желтые молнии - Цезария и Т'чала пытались дотянуться до родственника.
        
        Рядом со мной, практически на том месте, где я стоял, открылся портал. Из него вышли Сет, горбоносый Роман-заде и...
        - Здра-а-астье... - одновременно я попытался пригладить пятерней вихры, заправить рубаху и встать по стойке смирно.
        - Вольно, стажер. Доложите обстановку.
        Всякого можно было ожидать. И богов, и героев и явления народу Макаронного монстра... Но чтобы Он? Сам, собственными ножками...
        - И-ик...
        - Оставь парня в покое, - попросил Товарища Седого Роман-заде. - Не видишь, у него столбняк. А обстановка и так у нас перед глазами.
        - Вижу, - буркнул главный маг страны и сняв картуз, утёр пот с лысины большим, в синюю клеточку, платком. - Ну и жара здесь. Упарился, как варёное порося...
        - Отвык от оперативной работы, - посочувствовал архимагу Роман-заде. - Ничего, мы недолго.
        
        С небес спустился Лумумба.
        - А, это вы, - кивнул он, как ни в чём ни бывало. - Подключайтесь. Он уже теряет силы.
        - Отлично, - потёр руки Товарищ Седой. - У меня через полчаса совещание.
        
        Всё выглядело так, словно было спланировано заранее. Я покосился на Лумумбу - тот только подмигнул - а чего ты, мол, хотел? - И встал рядом с Сетом.
        - Становись рядом, стажер, - пригласил Товарищ Седой. Я, еще ничего не понимая, подчинился.
        Из лесу вышли Эрзули с Ананси - в своём нормальном виде, за ними - Цезария, поддерживаемая Т'чалой. Слава монстру, одетые. В арьергарде, неторопливо переваливаясь, шагали Бумба с Мамой.
        
        Кивнув друг другу, они все - даже Цезария - выстроились большим кругом.
        - Кто поведет? - спросил Лумумба.
        - Давай ты, - ответил Седой. - Ты всё это начал...
        - Мне и заканчивать, - кивнул наставник и бегло оглядел наш импровизированный ковен. - Итак, господа маги... В три касания. По моей команде... Давайте! КЮ. ДЗЮ. НИДЗЮ.
        И мы дали.
        
        Ариман, заключённый магами в клетку Фарадея - такую же, как на стадионе в Бумбе, но поменьше, - метался, как шаровая молния. Он искрил, ругался, пытался грызть прутья... Но мы держались. Минут десять.
        А потом... Я увидел, как прутья клетки стали разжиматься. Напрягся, поднатужился - и закрыл дырку. Но в другом месте образовалось уже две, затем - три дырки...
        - Как твой младший падаван? - сквозь треск помех бросил Товарищ Седой Лумумбе. - Успеет?
        - Железобетонно, - кивнул наставник. - С ней Гамаюн.
        - Ну, если Гамаюн... - на лице архимага отразилась некоторая борьба чувств. - Тогда поднажмем.
        - САНДЗЮ. ХЯКУ. СЭН! - крикнул наставник.
        Мы поднажали.
        
        Эрзули пошатнулась - её подхватила под локоть Мама.
        Сет, кажется, стал еще меньше, но упрямо, не моргая, сверлил взглядом Аримана.
        Цезария смотрела спокойно, не мигая, только вертикальные зрачки её желтых глаз сузились до тонких щелочек. Вот она вздрогнула, схватилась рукой за сердце - Т'чала не глядя протянул руку, но Цезария её оттолкнула. Выпрямилась. Взгляд она не отвела ни на мгновение.
        Роман-заде с Товарищем Седым стояли, как два тополя, и не сводя глаз с Аримана, перебрасывались редкими замечаниями.
        Бумба, казалось, спал стоя. Только посверкивающие стёклышки очков говорили о том, что глаза его открыты и взгляд устремлен куда надо.
        У меня затекли веки. Под них будто насыпали тонны песка. Я старался не обращать на это внимания и тоже смотрел, смотрел...
        Конечно, опыта у меня не так много, как у магистров, но и мы в Академии постоянно повышали квалификацию игрой в гляделки. Чемпионом я не был, но на солнце мог смотреть, не моргая, минуты три...
        
        - Он сейчас вырвется, - буднично сообщил Роман-заде.
        - Не вырвется, - так же спокойно ответил Лумумба. По щеке его, я видел краем глаза, скатилась капля пота.
        - Помощь нужна? - нового участника Марлезонского балета я узнал по голосу.
        Суббота. Чтоб его.
        - Присоединяйся, если хочешь, - небрежно пригласил наставник. - Мы почти закончили.
        - Ну, если ты настаиваешь...
        Я ощутил запах дорогого одеколона, когда брат Лумумбы встал рядом. Видать, пижонство - это семейное.
        
        С приходом Субботы, как ни странно, дело пошло на лад. Ариман перестал метаться и искрить. Он замер в центре клетки, что несказанно облегчило нам работу и дало поистине бесценный отдых глазам.
        Не сговариваясь, мы начали сужать площадь поражения.
        Ариман завыл.
        
        - Ну... Давай, милая. Бросай, - скомандовал Лумумба кому-то за пределами видимости, и только тут до меня дошло, что всё время, пока мы сражались, он поддерживал ментальную связь с Гамаюн.
        Ариман взвыл особенно безутешно, а затем сжался в футбольный мяч, в яблоко, в маковое зернышко и... исчез. На месте черного мага осталось зыбкое облачко, которое приняло очертания головы ягуара. Через минуту рассеялось и оно...
        Я с упоением зажмурился.
        
        ***
        
        Цезария беззвучно плакала - все делали вид, что у неё просто слезятся глаза.
        У меня действительно слезились глаза. Но все подумали, что я плачу...
        
        Маги - вся дюжина, не считая меня - собрались над тем местом, где почил Ариман. От него осталось не так уж много: несколько капель эктоплазмы, которые Цезария с Т'чалой заботливо придавили тяжелым камушком. И пустили через него ручей. И посадили сверху араукарию - словом, предприняли все меры, чтобы затруднить духу колдуна выход в этот уровень Нави...
        
        ...Тень Линглесу, забытая на время битвы, покачивалась над землей неподалёку. Я подошел.
        - Вот, такие дела, брат. Прости, что мы не успели.
        - Почему вы старались меня спасти?
        Ну как ему объяснишь? Такие вещи нужно научиться понимать самому... Только для Линглесу время учебы закончилось.
        И тут меня осенило.
        - Слушай, я отправлю тебя в одно место...
        Тень испуганно отшатнулась.
        - В Царство мёртвых? Шеол? Аид?
        - Да нет же, нет... Это называется Зона. Ты там будешь... Почти как живой.
        - Почти? - парнишка смотрел на меня, как дикий волчонок.
        - Понимаешь, это такое место... Еще не Навь. Но уже и не мир живых. Там хорошо... Нет, правда. Там люди живут. Там ты себя не забудешь.
        - Ладно, - с сомнением кивнул Линглесу. - А... что ты за это хочешь?
        - Да ничего...
        Я открыл Дверь. На нас пахнуло прохладой, оленями и ягелем. Линглесу принюхался, присмотрелся, а затем сделал шаг.
        - Да, найди там Илюху Муромского, - вспомнил я. - Скажи, что я тебя прислал.
        Линглесу обернулся, кивнул и... пропал. Дверь закрылась.
        А я улыбнулся: Илюха быстро научит мальца жить по понятиям. Так что за эту часть можно быть спокойным...
        Эпилог
        Эпилог
        
        Иван
        
        Попав в свой кабинет, первым делом Товарищ Седой спрятал аквариум с золотой рыбкой на шкаф. Запер в специальный шкафчик глазастый телефон и накрыл пологом невидимости хрустальный глобус. Машка сникла.
        Но главный маг страны не успокоился. Крепко взяв напарницу под локоток, подтащил её к своему креслу, вежливо, но настойчиво в него усадил, а колени припечатал здоровенным томом "Сказок народов мира" с картинками.
        И только после этих манипуляций вздохнул относительно спокойно. Думаю, если б ему удалось пристегнуть мою напарницу к креслу наручниками, он был бы совершенно счастлив, и забегая вперед, могу со всей определенностью сказать: если Маша планирует бывать в этом кабинете хотя бы раз в год, необходимым оборудованием Т. Седой обзаведется.
        
        Затем архимаг принялся хлопотать по хозяйству: расчистил стол и бросил на него скатерть, сдвинул в кружок стулья, обмахнул от пыли слоников на полочке...
        - Да не суетись ты, - бросил Лумумба, тем не менее усаживаясь на стул. - Мы же не в гости к тебе зашли.
        - Хоть чаем напоить позволишь?
        Небрежно махнув рукой над серой, кое-где в пятнах соуса и подливки скатертью, Седой примостился рядом с бваной.
        - Ух ты, Самобранка! - оживилась Машка, наблюдая, как на столе, из ниоткуда, появляется самовар, вазочка с вареньем, четыре разномастных чашки и кулёк сушек в заводской упаковке.
        - Она самая, - скромно кивнул архимаг.
        - А мороженого можно?
        - Прейскурантом не предусмотрено.
        - А что предусмотрено?
        - Сушки. И клубничное варенье. Позапрошлогоднее.
        Машка философски вздохнула и вгрызлась в твердокаменное, судя по звукам, мучное изделие.
        
        А я всё никак не мог отвести глаз от панорамы за окном. Как мне нравились эти свинцовые, набитые снежной крупой тучи! Туманный, подернутый угольной дымкой воздух над скопищем Московских крыш... Широкие, засаженные тополями бульвары, конные повозки и редкие автомобили, казавшиеся с высоты сто тридцать шестого этажа Останкинской башни спичечными коробочками. Похожие как близнецы высотки, крошечные дворики с качелями и песочницами - всё казалось таким родным, таким... настоящим.
        Оказывается, мне очень нравится серый цвет. Серые дома, серый асфальт, серые стволы деревьев, серая одежда прохожих... Красота, да и только.
        
        Устроившись за столом, магистры продолжили начатый еще в Африке разговор, но я не прислушивался. Так что, когда раздался весьма настойчивый окрик наставника, подпрыгнул.
        - А? Что? Где пожар?
        Машка покатилась со смеху.
        - Не пожар, дубина, а ты. Дяденьки магистры интересуются, сколько магоампер тебе потребовалось, чтобы поднять тираннозавра.
        Я только хлопал глазами, в глубине души сгорая от стыда: в кои-то веки главный маг страны обратил на меня внимание, а я ни "му" ни "кукареку"...
        - Да ты садись, падаван. Выпей чайку, - Лумумба гостеприимно подвинул стул, в то время как Товарищ Седой наполнял из самовара еще одну чашку. На чашке был нарисован веселый слоник...
        
        Чтобы скрыть смущение, я эту чашку тут же схватил и поднес к губам.
        - Негоже старшего лейтенанта падаваном звать, - поглядывая на меня, заметил архимаг.
        Я обжегся. Чай брызнул на скатерть.
        - Извините, - трясущимися руками я вернул чашку на блюдце.
        - Что ты говоришь? Я не расслышал, - бвана, придвинув к себе вазочку с вареньем, принялся культурно, чайной ложечкой, поедать раскисшие клубничины.
        - К-х-ммм... - главный маг страны поднялся, одернул китель и торжественно напялил кепку. - За оказанные отечеству неоценимые услуги... - басовитые раскаты вызвали панику среди нетопырей, гнездящихся под потолком, на обширной люстре. - Стажер Иван Спаситель награждается медалью и внеочередным званием старшего лейтенанта.
        - Уррра! - закричала Машка и подняла свою чашку в воздух. - Да здравствует Спаситель!
        Мы с наставником тоже встали. Пребывая, я подозреваю, в одинаково растрепанных чувствах, чокнулись фарфоровыми чашками, сделали по глотку и сели.
        - Поздравляю, - сказал Лумумба. Голос его, правда, от радости не звенел. - Ты теперь полноправный магистр. Можешь свою опергруппу собрать.
        Меня будто ледяной водой окатило. Чай вдруг сделался невкусным, будто из соломы.
        - А... Как же вы? - я искательно посмотрел на учителя.
        - А что я? - Лумумба шмыгнул носом. - Уйду на покой. Мемуары буду писать... "Записки бывшего оперативника".
        - Размечтался, - мстительно оборвал его Седой. - "Бывших" оперов не бывает, ПОЛКОВНИК Лумумба... Да, да, ты не ослышался. "Покой нам только снится" - так тебя прозвали курсанты?
        
        Все опять неловко поднялись, чокнулись и выпили за новое звание бваны.
        
        Признаться, за него я был рад больше, чем за себя.
        Привычка делать только то, что сам считает правильным, органическое неприятие подковёрных интриг и слава первого бретера АББА не способствовали продвижению карьеры. Так что "полковника" бвана заслужил. Причем, давненько.
        
        - Даже и не знаю, как к вам обращаться, раз теперь вы такие важные господа... - протянула Машка, когда отгремели поздравления и тосты. - С богами пить на брудершафт приходилось, с королями тоже... Но чтобы с "целым" полковником?
        - Будешь обращаться к нему "Наставник", "Учитель", а лучше всего - "Отец Родной", - ответил Товарищ Седой. - Потому как ты, Марьяна, официально зачисляешься в опергруппу на должность стажера. С довольствием и окладом.
        - Уррра! - опять закричала Машка. А затем, уронив с коленок "Сказки", прыгнула на шею главному магу страны и звонко расцеловала его в бритые щеки. Товарищ Седой, не привыкший к таким вольностям, только ошалело вращал глазами и задушено кряхтел. - Вот теперь-то мы повеселимся по-настоящему, - мстительно заявила она, спрыгивая с архимага и преданно глядя на бвану. - Правда, Отец Родной?
        Лумумба болезненно потёр переносицу.
        - В Академию поступить всё же придётся, - смущенно хмыкнув, добавил Товарищ Седой. - На заочный. Так что сессия два раза в год, - он строго посмотрел Машке в глаза. - И экзамены чтоб на пятерки. Под мою ответственность.
        Машка с каменным лицом отдала честь.
        
        Честно говоря, я боялся, что Машке запретят оставаться с нами. Скажут, что нужно закончить Академию, пройти испытание Пыльцой... А на это она ни в жисть не согласится.
        
        - Вы решили изменить правила? - тихонько спросил Лумумба. Очевидно, бвану одолевали схожие мысли.
        - Нет никаких правил, - пожал плечами архимаг. Мы - организация молодая. Пятнадцать лет. Подросток, да и только. Опыт работы вашей группы показал, что Охотники более необходимы миру, чем мы думали. Да и вообще: иметь в организации людей, близко знакомых с Пыльцой, но при этом - не магов, будет нелишним.
        - Ну, - Лумумба пожал плечами и вновь поднялся. - Тогда за АББА.
        И только сделав хороший глоток, я понял, что в чашке вовсе не чай...
        - Фу, гадость какая, - незамедлительно откликнулась напарница.
        По кабинету поплыл запах очень дорогих клопов.
        
        Товарищ Седой хищно принюхался. Затем попробовал. Покатал на языке, задумчиво подняв взгляд к потолку...
        - Арарат?
        - Курвуазье.
        - Зачем?
        - Скучно у тебя, - вздохнул Лумумба. - Песен никто не поёт, в пляс не пускается...
        - Значит, скучно тебе... - допив коньяк, задумчиво пробормотал Седой. - Ну, это мы сейчас исправим...
        
        Мановением руки свернув скатерть вместе с посудою, скомкав её, наподобие снежка и сунув в карман кителя, Товарищ Седой поднялся. Оглядел нашу опергруппу, набрал в грудь побольше воздуху и заорал:
        - Почему я должен, рискуя собственной репутацией, защищать вас перед Советом магов?
        Пахнуло ледяным северным ветром, лицо обожгли солёные брызги, а в ушах раздался зловещий скрип уключин...
        - Почему я должен задним числом оправдывать ваши хаотичные и беспорядочные действия?
        Лицо Товарища Седого, в обычной жизни напоминающее гранитный бюст члена политбюро, в этот момент больше походило на помидор.
        
        Мы с Машкой переглянулись: только что нас расхваливали, чесали брюшко и кормили вкусной рыбкой, а теперь взорвали под носом пороховой заряд, да еще огрели по затылку кувалдой...
        
        Бвана однако пребывал в самом невозмутимом расположении духа. Выслушав обвинения, он поправил манжеты, снял треуголку и флегматично сказал:
        - Я всё могу объяснить.
        - Даже почему вы отвергли помощь опытного резидента Роман-заде, а вместо него связались с неблагонадежным и непредсказуемым богом смерти? - свистящим шепотом переспросил Седой. - И почему вы, вместо того, чтобы искать Мертвое Сердце, предавались роняющему честь мундира разгулу в банановой республике? И зачем, в конце концов, разрушили великий памятник древнего зодчества - пирамиду Хеопса?
        - Да не мы это, - заревел я, как раненый медведь. Сколько можно, в конце концов?
        - Кстати, откуда такие подробности? - перебил мою истерику наставник.
        - Есть, есть источники... - Седой, пыхтя, упал на стул. Лицо его уже не было таким багровым, хотя на щеках и сохранились красные пятна.
        
        - По-моему, ему нельзя пить, - шепотом сказала Машка. А я вспомнил один ходивший по академии слух... В общем, Товарищу Седому действительно нельзя пить. Остаётся гадать: бвана, превращая чай в коньяк, забыл о том достославном происшествии, или сделал это специально?..
        
        - Следили за нами через Гамаюн? - спросил Лумумба, когда Товарищ Седой немного пришел в себя.
        - Ты и сам знаешь, - поморщился тот. - У тебя полно недоброжелателей. Некая группа решила, что наблюдение будет небесполезным.
        - Значит, вы видели всё, что с нами происходит? - спросила Машка.
        - Не только я. Весь Совет магов, - Седой вытер шею и лицо обширным носовым платком. - Ваши похождения смотрелись, как лучший сериал всех времен и народов, - голосом его можно было травить крыс. Массово. - Вы даже не представляете, каких трудов мне стоило сохранять спокойствие и делать вид, что всё под контролем... Особенно, когда вы день за днем наливались пальмовым вином в гостях у ушастого диктатора. А затем, неизвестно с какого перепуга, решили играть, - Седой укоризненно посмотрел на Лумумбу. - Мы же договаривались, Вася. После ТОГО случая - ни-ни...
        
        Было видно, что главного мага страны обуревают чувства. Он даже поднялся, со стуком опрокинув стул, и прошелся по кабинету. Семь шагов - туда, семь - обратно.
        Телефон за стеклянной дверкой шкафчика тревожно провожал архимага взглядом, часы-ходики на стене - тоже, и только рыбка, тихонько посмеиваясь, безмятежно взмахивала красивыми плавниками.
        - Вообще-то у меня был план, - сказал Лумумба.
        - Да что ты? - Седой вновь уселся и заинтересованно сложил руки перед собой. - Может, расскажешь старому другу, почему он не удался?
        - Как это не удался? - бвана заговорщицки подмигнул рыбке. - Всё сложилось тютелька в тютельку.
        Я мстительно порадовался. Архимагу пришлось сейчас испытать ту бездну противоречивых эмоций, которые я испытывал рядом с Лумумбой по сто раз на дню.
        
        ...Когда мы только прибыли в Африку, - начал пояснения бвана, - Я сразу понял, что по уставу - не получится. Опрос свидетелей, сбор улик - всё это пришлось отбросить. Не та страна. Не те нравы.
        - Люди, по большому счёту, везде одинаковы, - буркнул Седой.
        - Что тебе скажут, если ты вдруг, сотворив пару-тройку рядовых чудес, объявишь себя богом? Перуном, например. Или Велесом. Со всеми вытекающими: алтарями, жертвами, ритуалами...
        Седой честно задумался, сложив руки на животе и крутя указательными пальцами.
        - Ну, через пять-десять лет, если бы я доказал соответствие занимаемой должности... Управление погодой, исправный прирост урожая ну и... что там ещё этому Велесу положено.
        - Пять-десять лет, - кивнул наставник. - Да и то - с кучей оговорок.
        
        ...В Африке - всё не так. Там люди привыкли жить внутри мифа. Пирамиды, звероголовые боги, тайные храмы в джунглях, лоа, бокоры - были там всегда.
        Конечно, Распыление всё изменило. Но... ТАМ люди были к нему готовы. Сама земля там пропитана мифом.
        Доказано, что магией управляет палеокортекс, правильно? То есть, самые древние инстинкты и рефлексы... И учитывая, что Африка - это колыбель человечества...
        - Ты хочешь сказать, что люди на Африканском континенте более восприимчивы к мифотворчеству, а значит, и к магии, - заключил Седой.
        - В общем, да, - кивнул Лумумба. - следующий шаг - претворение законов мифа в жизнь. Правило "трёх", правило "дюжины" - когда мы бились с Ариманом, оно проявило себя во всей красе... Но меня интересовало так называемое "правило удачи".
        - Поясни, - бросил Седой.
        
        - Удача - дама капризная. Как это ни парадоксально, она не любит счастливчиков. В сказках удача достаётся кому?
        - Бедным Золушкам, Крошечкам-хаврошечкам и Иванам-дуракам, - как на уроке, перечислила Машка.
        - То есть тем, кто по-настоящему в ней нуждается, - кивнул Лумумба. - В сказках один шанс на миллион - обязательно срабатывает.
        У меня в голове громко щелкнуло.
        - Вы намеренно понижали наши шансы найти Мёртвое Сердце! - гаркнул я до того, как сообразил, что говорю вслух.
        - Браво, старший лейтенант. Звание прибавило вам сообразительности.
        По тону наставника я понял, что догадаться об этом должен был самостоятельно, причем, довольно давно...
        - Но... как ты до этого дошел? - спросил Седой. - Нет, я понимаю: сказки, мифы... Но всё-таки, магия - это прикладная наука.
        - Я и применил научный метод определения шанса, - сказал, сложив ладони домиком, Лумумба. - То есть, погадал.
        - "Серенький козлик"! - просветлел лицом архимаг.
        - Твою теорию игр я подкрепил своей гипотезой об универсальности мифа, - кивнул учитель. - Добавил теорему Толкиена - Проппа... И высчитал, что шансы были - четырнадцать миллионов шестьсот двадцать пять к одному. А это для нас - слишком много.
        
        Мы - я, Машка и Товарищ Седой, - смотрели на Лумумбу, как на Будду. Он, мол, уже постиг ход вещей, да и окаменел от собственного величия. А что делать нам, простым смертным, непонятно...
        - Ну хорошо, давайте на примере... - сжалился новопросветленный Будда. - Вот вам надо убить дракона.
        - А какие боеприпасы? - тут же заинтересовалась напарница. - Гранатомет? Пулемет Гатлинга? Противотанковые мины?
        - Стрела. Деревянное древко, железный наконечник.
        - Вообще без шансов. У дракона чешуя крепче стали.
        - Был прецедент, когда дракона подбили именно таким образом, - сказал наставник. - Для этого стрелку пришлось стоять на одной ноге. С завязанными глазами. Спиной к дракону. И целить в одно-единственное незащищенное место на брюхе.
        - Офигеть, - только и сказала Машка.
        - Именно так работает магия, - подмигнул учитель.
        - Победить в Игре у нас не было ни шанса. Но мы победили, - сказал я.
        - И тем доказали, что мой метод - работает, - кивнул Лумумба. - Всё остальное было легко.
        - То есть, Машку вы превратили тоже специально?
        - Даже в великих планах что-то идет не так, - развел руками наставник. - Тем более что ты, Старший лейтенант, всё время путал мне игру.
        - Да как? Да я же...
        - Вот именно. Ты искренне старался сделать всё правильно.
        - Да что я такого сделал?
        - Ты поймал Линглесу, когда он настиг нас в пустыне.
        Моему возмущению не было предела.
        - Если б вы поделились со мной вашим "гениальным планом"... - я сделал в воздухе воображаемые кавычки.
        - Вот видишь, - мягко упрекнул Лумумба. - ты в него до сих пор не веришь. А что бы ты сказал там, в пустыне?
        - Вам нужен был Ариман, а не Линглесу! - нетерпеливо перебил Товарищ Седой. Выглядел он как человек, впервые собравший кубик Рубика.
        - А потом он поднял тираннозавра, - вздохнул Лумумба так, словно я учудил что-то неприличное. - Самого крупного хищника на Земле... Под его защитой мы сделались практически неуязвимы, и наши шансы завершить миссию устремились к нулю.
        - Поэтому вы ненавязчиво подтолкнули нас к идее путешествовать через Навь? - спросила Машка. - В Нави размер не имеет значения. Каким бы не был огромным Пушок в Прави, на Том свете всегда найдется кто-то покрупнее...
        - Устами младенца глаголет истина, - согласился учитель.
        - Могли бы просто сказать, что Пушок вам не нравится, - пробурчал я.
        
        В детстве я мечтал иметь щенка. Лопоухого, с пятном на морде и одним торчащим ухом... Я бы назвал его Почесун или Пирожок. Но, святой макаронный монстр, как мы тогда голодали...
        
        - Видишь ли, я тогда еще не знал, что ты - главный ключевой элемент всего пасьянса, - вновь развел руками Лумумба.
        - Я? Ключевой элемент?..
        - Я довольно быстро догадался, что Линглесу охотится за мной - отомстить за смерть отца и всё такое... К тому же, карта "Дурак", её еще называют "Шут", это полностью подтверждала.
        - А я думала, это Ванька у нас - дурак, - заметила, болтая ногами, Машка.
        - И ты совершенно права, - не моргнув глазом, согласился Лумумба. - Если Линглесу был нужен я, то Ариман нацелился исключительно на Ивана.
        - Как тебе удалось не впустить его? - спросил Товарищ Седой, обращаясь ко мне. Честно говоря, я не знал.
        - Думаю, он просто не успел... - сказал я не очень уверенно.
        - Оберег, - сказала Машка. - Когда я появилась в пещере, Ариман требовал снять с Ваньки камень.
        
        Я полез за пазуху и извлек на свет крошечный сейд, подаренный Куксой.
        
        - Вот эта фиговина и помешала ему занять моё тело?
        - А ты думал, круче тебя только крокодильи яйца? Даже во сне? - ядовито прищурилась напарница.
        - Береги своё сокровище, старший лейтенант. Оно тебя еще не раз из беды выручит, - заметил Седой. Я правда, так и не понял, о камне он говорит, или о Машке...
        - Одним словом, для меня было полным сюрпризом, что не я - первый парень на деревне, - заключил Лумумба.
        - А что же вы тогда его рекламировали на всю Африку? - спросила Машка. - То с Субботой спорили, то с Сетом... Да и перед Лоа хвастались, что ваш ученик - крутой, как варёный желток.
        - Звезда моя, тебе не приходило в голову, что учитель может хвастаться учеником из чисто эгоистичных побуждений? Мама и Эрзули - мои старые приятельницы, мы не виделись много лет... Неужели зазорно было показать, чего я достиг?
        
        Я решил сменить тему.
        - Так вы знали, что Лоа заключат сделку с Ариманом? - спросил я.
        - Я надеялся, что до этого не дойдет, что они смогут удержаться, но...
        - Зато шансы упали ниже плинтуса, - съехидничала Машка.
        - Только до тех пор, пока не вмешался Ананси, - не согласился наставник. - С появлением короля обмана всё очень запуталось. Честно говоря, в тот момент я и сам уже ничего не понимал.
        - Ну а Т'чала? - спросила Машка. - Я думала, его послала шпионить за нами Цезария...
        - Так и было, - кивнул наставник. - Она настояла на его участии, чтобы "уравнять шансы" - бвана сделал кавычки в воздухе.
        - Но ведь это он спас вас от ведьм, правда? Почему?
        - Потому что без меня ни ему, ни Цезарии не удалось бы проникнуть в пещеру Мариматле.
        - А я думал, это я открыл вам дверь, - сказал я.
        - Ну, ты меня совсем-то за старика не держи, - рассердился бвана. - Всё-таки я - потомственный унган...
        - Поговорим о Линглесу, - встрял насупленный архимаг. - Нужно этого парнишку разъяснить.
        - А что тут разъяснять? - пожал плечами бвана. - Жалко его, конечно... Да кто ж виноват, что он такой прыткий оказался?
        - Не скажи, - главный маг страны достал из кармана кителя пачку "Беломорканал". - Если хорошо поискать, виноватые завсегда отыщутся, - достав папиросу, он постучал её донышком об основание большого пальца, прямо о синюю татуировку солнышка. - Где, говоришь, он проходчик покупал?
        Никто про проходчик не говорил, но бвана послушно ответил:
        - В Англии.
        - А теперь подумай: ну кто, в здравом уме и твердой памяти, продаст мальчонке уникальное оборудование, которого в мире всего - две единицы?
        - И Пыльца, которую, по словам Субботы, он разбрасывал горстями, - добавила Машка.
        - И самое главное: откуда он вообще обо всём узнал? - подытожил я.
        - Ну, мы тут, чтобы вы не думали, тоже на месте не сидели... - архимаг закурил, выпустил густой клуб дыма и оглядел честное собрание.
        
        ...Линглесу, урожденный Жак лё БигМак, появился на свет в Антверпене, за полтора года до Распыления. Произрастал и воспитывался, как и многие дети того времени, в детском доме. В четырнадцать угодил в колонию строгого режима: угон автомобилей, кража частной собственности граждан и незаконная продажа Пыльцы...
        
        Бог шельму метит, - чуть не ляпнул я, но промолчал. Чья б корова мычала... Просто нам с Машкой повезло больше: добрые люди подобрали. Накормили, обогрели...
        
        ...Так вот: сразу по освобождении малец покинул родные пенаты и переселился в Англию, где его след потерялся, - говорил Седой. - И объявился уже в Африке.
        - Его намеренно на нас натравили, - сказала Машка. - Но зачем?
        - Вот это, господа, вам и предстоит выяснить, - веско сказал архимаг.
        - Думаешь, началась Большая Игра? - спросил Лумумба.
        - Началась она давно, - пожал плечами Седой. - Я думаю, пора и вам принять в ней участие.
        Мы молча переглянулись.
        
        Вот, значит, зачем все эти повышения да внеочередные звания, - подумал я. Простых оперативников в большую политику никто не пустит, но зато полковник М'бвеле и старший лейтенант Спаситель - это совсем другие люди...
        
        - Ваша опергруппа должна вплотную заняться нашим морским соседом, - объяснил Седой. - Не секрет, что Англия регулярно посылает к нам шпионов...
        - Для шпионов мы слишком сильно бросаемся в глаза, - тихо заметил Лумумба. - Да и шумные мы, - он покосился на Машку.
        - Никто не делает из вас шпионов, - буркнул Седой таким тоном, что становилось понятно: именно этого он от нас и ждал. - Я может, хочу тебя, Василий М'белевич, официальным посланником в Лондон назначить. А заодно... - он многозначительно пошевелил бровями.
        Все замолчали, обдумывая перспективы. Я тоже обдумывал. Англия, это конечно не Африка, но ведь и дома надо иногда бывать! Верно я говорю?..
        
        - Думаете, англичане хотели заполучить мёртвое сердце Аримана? - спросила Машка.
        - Тайна сие великая есть, - вздохнул Седой. - Исключать этого никак нельзя. Представьте, если б оно к ним попало...
        - Да, имперские аппетиты - не то, что у скромных африканских богов, - заметил Лумумба. - Дай англичанам артефакт уровня Мёртвого Сердца - Вест-Индская компания скопищем дедов-Морозов покажется...
        
        За окном раздался приглушенный свист. Нарастая, он быстро переходил в режущий уши вой и явно приближался к нам.
        Какие штуки могут летать на такой высоте? - подумал я.
        - Фугасный снаряд! - закричала Машка. - Ложись!
        Окно осыпалось стеклянным водопадом, а в паркет, проткнув ковёр, воткнулась железным клювом...
        Ну конечно. Вы-то, поди, думали: а где это Гамаюн? А что это нашей птички не видать?
        
        Как только вещую птицу извлекли из паркета, и маги - рефлекторным движением брови - восстановили стекло, Гамаюн заплясала вокруг нас.
        - Нет, вы видели? Видели? Беззаправочный перелет из Мангазеи в Москву на рекордной высоте!
        - Это она себя реактивным самолётом воображает, - тихонько пояснила Машка. - Ей перед полётом к Килиманджаро магистры апгрейд сделали - крылья увеличили, движок подкачали... До сих пор от радости опомниться не может.
        - А кстати, как ты... - начал я задавать давно наболевший вопрос.
        - А верхом, - с полуслова поняла напарница. - На ней, сердешной. Как взмыли под облака, так и понеслись... Над Килиманджаро - столб дыма, на него и ориентировались. Знаешь, там очень даже миленько: гарь, взрывы, лава раскалённая...
        Так мы сбросили колечко в самое пекло, и назад.
        - И не страшно тебе было?
        - Верхом на сумасшедшей вороне с манией величия? Да нет, что ты.
        И тут я почувствовал, что настал тот самый момент. Что, если не сейчас...
        - Маш, - я почувствовал, что в голове малиново позванивают колокола. - Я давно хотел тебе сказать...
        - Не надо, - глаза у Машки были огромные, зеленые и без единой смешинки. - Я и так знаю.
        Она отвернулась к окну. Там, за Москва-рекой, всходило умытое солнышко, заливая радостным светом дома, проспекты, колонну скелетов-дворников: мётлы на плечо, бодрым маршем на уборку улиц...
        - Вот наведём везде порядок, выгоним всю нечисть - и наступит тогда рай на земле и благолепие. Тогда и заживём! - с чувством сказал я.
        Напарница посмотрела на меня и улыбнулась.
        - Эх, дубина ты, дубина... Такой большой, а в сказки веришь.
        
        Конец
        
        Алма-Ата
        2020
        Читать продолжение "Распыление 4. Британский гамбит или Дело Тёмного Лорда." 95336