Российская Зомбирация Злобин Володя
        Зомби! Да не американские, а с родной стороны. История о небольшом путешествии "мертвого сталкера" Ивана по просторам Новосибирской области, и о поведении обыкновенных людей в условиях, когда мир заполонили живые мертвецы.
        Володя Злобин
        Российская Зомбирация
        Ибо разница между словами "потреблять"
        и "истреблять" не так уж велика.
        (с) Фредерик Бегбедер, 99 франков.
        Предисловие
        Шла Саша по шоссе и беззаботно сосала сушку, а тут выскакивает зомби, и кругом кишки, кости, крики! И даже сушки не осталось, потому зомби очень голодным был. И всеядным к тому же.
        А если учесть, что мертвяк гнил не в далекой Америке, где в книжках автоматическое оружие у каждой старушки, а в самой, что ни на есть, родной Российской Федерации, а точнее в Новосибирской или, как ее называют герои, Новозомбиловской области, то дело принимает крайне интересный поворот.
        Станут ли еще больше ненавидеть работников ГИББД? Какой фортель выкинут попы? Заметят ли вообще какие-нибудь перемены богачи и кабинетные бонзы? Раз уж о чиновниках, то, что из себя будет представлять зомби-проститутка? Как попытаются социализировать упырей и представляют ли живые мертвецы реальную угрозу существованию для непобедимого русского человека? Что скажет Вашингтонский обком и кровавя гэбня? Во что мутирует российское государство?
        Это не юмористическая пародия, но и не стандартный "экшен" с десятью тоннами обезумившего мяса и пулеметом. Рассказ о людях, которых мы встречаем в повседневности. О нас, но не в стандартной ситуации. Разумеется, социально, ведь живые мертвецы всего лишь интересный фон для вскрытия господствующей гадости.
        Как всегда слегка циничный, с легким налетом юмора и не лишенный словесного эстетства текст. Если у вас в жизни есть серьезные, кажущиеся нерушимыми убеждения, то лучше не читайте этот рассказ. Вы ведь понимаете, что в Российской Зомбирации все ваши взгляды будут искажены в кровавом свете Зомбикалипсиса
        Государство Российская Зомбирация имеет такое же прямое отношение к Российской Федерации, как Новозомбиловск к Новосибирску.
        Многие пороки, кажущиеся литературно-жестокими или несуществующими, и по сей день благополучно здравствует в Новосибирске.
        Про эпиграф - сама книга довольно паршива, но фраза весьма понравилась.
        Глава 1
        Я стою на вершине ржавого холма и поджигаю деревянную церквушку с лысым куполом. Не то, чтобы я сильно не люблю Господа Бога нашего, но когда добрая половина православных попов в стране не прочь тобою отужинать, то к религии волей-неволей начинаешь относиться настороженно.
        Что уж говорить про злую половину. С ними вообще лучше не связываться, да видно судьба-хозяюшка как нарочно сводит меня со святыми подвижниками религиозных культов.
        Жирный, склизкий и раздобревший на невинно убиенных старушках батюшка, визгливо орет из-за запертых дверей. Еще бы! Даже кровожадные зомби не выносят, когда огонь подпаливает их обуреваемые похотью чресла.
        Или не обуреваемые? Я как-то раз видел сношение мертвых людей. Это напоминало нечто среднее между пиршеством каннибалов и повальной общажной оргией. А может то были обычные живые извращенцы, без страха и упрека. Нынче их тьма-тьмущая народилась.
        Шут с ним, никогда не вдавался в такие тонкости.
        Достаточно того, что эта бородатая скотина выпрыгнула на меня из-за иконостаса, когда я рубил на щепы крашеные доски. Их полно было, я прямо со стен отдирал или из окаменевших старушечьих рук, растущих, казалось, прямо из пола. Иконы в мире живых мертвецов практической ценности имеют мало. Разве что как топливо для костра. Вера в мире тотальной рациональности страдает первой.
        Батюшка был ужасен еще при жизни: медвежий, двухметровый рост, окладистая борода, теперь свалявшаяся в кровавый клинышек, суровый разлет бровей и толстые, почти негритянские губы. Глаза безумные, перемазан в кровище, рычит так с подвыванием, будто его минуту назад торжественно оскопил сонм небесных ангелов. До Зомбикалипсиса таких приходских батюшек знали примерными семьянинами, осененными гроздью счастливых детишек. Судя по внешнему виду зомби, своих детей он сожрал первыми.
        Я качаю головой и говорю:
        -Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной.
        Этот продавец опиума был хитер: вместо того, чтобы бесцельно шататься по окрестностям, как большинство буйных зомби, поп устроил в церквушке засаду на прихожан. Время от времени он взбирался на белую колокольню и бесцельно, по старой памяти, дергал за колокольные тросы. Вскоре появлялась очередная богобоязненная прихожанка, надеясь на немедленно спасение или хотя бы на то, что приход вновь обрел священника. Тут-то из-за алтаря и выпрыгивал батюшка, принарядившись к обеду в вонючую сутану. Зачатки интеллекта позволяли ему обманывать доверчивых граждан не хуже чем банки, выдающие ипотечные кредиты.
        Пол в церкви перемазан кровью, завален тряпьем, венцом которого служат кучи фекалий. Трубчатые кости и гармошки ребер с мехами гниющего мяса. Бедные старушки, наверное, там, наверху, уже надоели Петру своим ежедневным вознесением. Давать место в раю лишь потому, что тебя загрыз безумный православный поп?
        Воистину неисповедимы твои пути, Господи.
        Пока гнилой упырь в рясе очищал свою душу от скверны чревоугодия, я попытаюсь рассказать вам о том, что произошло в нашем многострадальном мирке и о том, какое место в случившемся кавардаке мне удалось занять. У меня на этот счет, как и у всякого человека с тараканами в голове, есть своя теория.
        Выдавлю немного информации о себе, чтобы легче стяжать симпатии или враждебность, так как парень я не из самых приятных. В Российской Зомбирации я зовусь Сумеречным Вервольфом...
        Клянусь, так и зовут...!
        Поверили? Угу, как будто, блин, случись мировая катастрофа, население сразу же броситься в паспортный стол менять прискучившие имена и выдумывать клички, подражая мускулам голливудских героев. Идиотизм. А звать меня Иваном. Просто и без выпендрежа.
        Я занимаюсь тем, что граблю трупы. Профессия эта нынче небезопасная, так как в наше время, труп может ожить и накинуться на тебя, щелкая челюстями. Поэтому всегда, если вы собрались обшаривать труп, убедитесь, что он мертвый.
        Я начну с того, что никто, собственно, точно не знает, что случилось. Просто в один далеко не прекрасный день, баба Маша, направившись с утра к своей буренке по имени Стрекоза, обнаружила незнакомого мужчину, сосущего у мертвой коровы из вымени розовое, с испариной, молочко.
        А если быть еще точнее, то в семь сорок утра в центральной синагоге Тель-Авива главным раввином было загрызено двенадцать прихожан. Как пошутил один мой знакомый, который уже стал мертвым и бродит где-то около Бердска, ни одного человека не пострадало.
        Причем новостные телеканалы, вплоть до полудня, с вопиющими подробностями обсуждали тайны светских вечеринок различных поющих шлюх, а также саммит G20. Помню, смотрел в тот день репортаж, где показали какую-то поп-звезду (жаль печать подразумевает приличия) вцепившуюся в грудь своей бесталанной подруги. При этом каких-либо существенных травм нанесено не было, разве что пострадал силикон. Меня всё это тогда здорово повеселило, как и всякого обыкновенного человека, который желает зла тем, беспутной жизни которых завидует.
        В вечерних новостях уже с тревогой сообщили, что приступы немотивированной агрессии зафиксированы по всему миру. Особенный раж охватил священнослужителей, разрывающих прямо на исповеди прихожан, а Папа Римский, словно вспомнив свое детство в гитлерюгенде, разбил стекло и с невероятной ловкостью выскочил из папа-мобиля и повалил на землю откормленного сенегальского римлянина. В этот день, который многие россияне посчитали счастливым, так как депутаты Государственной Думы вняли, наконец, чаяниям народа и без лишних разговоров перегрызли друг друга, счет жертвам пошел уже на несколько тысяч. Именно тогда, вечером двенадцатого декабря две тысячи двенадцатого года, что лишь потешило самолюбие мистичных дебилов и добавило пикантного символизма в общую картину мира, наборщиком текста, по неосторожности или намеренно, в монологе диктора было введено весьма пугающее слово: "Вирус".
        Этого оказалось достаточно и ошметки человечества до сих пор думают, что виной ужасной пандемии, выкосившей сотни миллионов человек, является вирус. Ну, они и в Деда Мороза веруют, и в Господа Бога нашего, в неподкупность президента и русалок с домовыми. Простительно. Тем не менее, не различая административных, национальных, религиозных границ, неизвестный вирус моментально поразил людей в самых разных частях голубого шарика.
        Я смотрю на дешевые электронные часы. Запястья у меня худые, с выпирающими костяшками, поэтому любой металлический ремешок гремит, как кандалы на смертнике. И это вовсе не косвенная аллегория. Мертвецов привлекает все нестандартное. До начала представления осталась пара минут, и я еще могу полюбоваться на трясущий гривой пожар.
        Так почему же именно вирус?
        Вообще, главная проблема нашего общества, к столкновению с тяжким испытанием, была в том, что его молодая, движущая часть, на момент появления зомби была воспитана на фильмах о живых мертвецах, где показывали полную и беспросветную чушь, вроде того, что надо обязательно стрелять им в голову, а вирус мутирует, как политическая окраска, и за пару недель пожирает все человечество. Глуповато как-то. Хоть бы один раз сказали, что виновата бактерия, способная видоизменяться намного быстрее и эффективнее вируса.
        Старшее поколение в принципе не подозревало о существовании чего-то подобного. Их больше пугал подвывающий в Латинской Америке призрак коммунизма и глобальное потепление. Вон в Америке, с населением, мозги которого с пеленок промыты этими фильмами, за первую неделю пандемии перестреляли столько зомби, что государство в США первым среди "цивилизованных стран" спохватилось и запретило отстрел упырей. Ведь так оно может лишиться самого важного людского ресурса. Налогоплательщиков. Ведь неизвестно, вдруг найдется лекарство? Другие страны додумались до этого значительно позже.
        Как там, в кино: вирус, передающийся через укусы и царапины от инфицированного мертвяка в кровь жертвы? Выходит, вирус содержится и в слюне зомби, потому что, как иначе он при укусе попадет в здоровый организм? И под ногтями тоже этот вирус, раз с царапинами и ранами переносится зараза? И в крови у него? И в мышцах? В любой клетке тела? То есть при ближайшем рассмотрении выходит, что такой вид киношного зомби - сплошная бактериологическая фабрика, к которому прикоснуться нельзя без боязни заболеть? И при этом герои блокбастеров чуть ли не умываются этой кровью, с упоением разнося из крупнокалиберного оружия напирающую плоть.
        Да, порой я ненавижу изобретение братьев Люмьер.
        Массовая истерия, захлестнувшая страну, когда буйные стали кусать первых людей, зачастую выливалась в коллективные или одиночные самоубийства тех, кто верил в то, что он превратится в живого мертвеца. В основном так поступали какие-нибудь придурковатые неформалы. Ну, это те молодые люди, которые считают, что если ты накрасил себе губы гуталином, то приблизился к пониманию готической культуры. Толпы суицидников, просто эмо и вовсе давали себя покусать обезумевшим людям. Хвастались, показывая модные шрамы, что играли со смертью, да щекотали свой анус ее холодным дыханием.
        Чушь! Укусы мертвецов вовсе не обязательно превратят вас в зомби. Это участие в финансовой пирамиде делает вас однозначным идиотом, а здесь по-другому, проверенно на сотнях людей и лично на мне. Правда перекушенная сонная артерия не спасет вас от стремительной стагнации к состоянию холодного трупа. Кроме того, зачастую... гм, после контакта с больными, человек точно также заражается. Признаться, объяснить я это пока не могу, потому что это противоречие выходит за рамки всякой логики. Меня не раз царапали мертвецы и я вполне себе человек. А некоторых стоит слегка задеть и вот уже слюна с подбородка капает. Складывается впечатление, что у некоторых людей есть иммунитет к этой заразе, хотя ученые однозначно качают головой. Давно бы создали вакцину.
        Приближается время концерта. Я, его дирижер, спешу удалиться со сцены и спустится в оркестровую яму, к подошве холма, где качается и шипит, как гремучая змея, опрятный садик. Пламя отбросило ночь за борт. Если прислушаться, то можно почувствовать далекие, неестественные звуки. Они не идут ночи, как мне не идет храбрость.
        Откуда взялись эти зомби? Никто точно не знает. Ученые твердят о вирусе. Но я этому не особо верю, какой, простите, вирус, если он не распространяется воздушно-капельным путем (иначе почти бы все оказались больны), ни при кровосмыкании, ни через воду или пищу. Занимаясь с зомби сексом, скорее подцепишь сифилис, нежели станешь косматым упырем.
        Футурологи кричат о влиянии внеземных цивилизаций, конспирологи уверены в тайном эксперименте правительства или кознях мировой закулисы, возглавляемой Вашингтонским обком. Ага, делать им больше нечего, кроме того, как свое послушное стадо дустом травить.
        Иными словами: дураков в Российской Зомбирации меньше не стало и, как всегда, идиотами они считают кого угодно, но только не себя.
        Другие уверены в том, что это Господь Бог наказал нашу грешную землю. В принципе я согласен с ними, но у меня вышел небольшой идеологический раскол со сторонниками данной теории. Я утверждаю, что Господь Бог наказал именно тех, кто думает, что нас наказал Господь Бог. Наказал он их просто: начисто лишил мозгов. В начале бедствия, участливые самаритяне из среды людей, которым до всего есть дело, пытались привадить зомби, даже буйных. Устраивали им богадельни, дома терпения. Пытались обучать простейшим навыкам грамматики, счету. Прилично одевали. Кормили с рук. Моя бабушка была в их числе.
        Царство ей небесное.
        Непреложный факт остается фактом - никто точно не знает, почему одним ранним декабрьским утром поток зомби выплеснулся на улицы мира. Зато точно известно другое - это классификация мертвецов. Здесь всего два пункта: овощи и буйные.
        Овощи - потому что вреда от таких зомби фактически никакого. Правда, бывает, проснешься на свежем воздухе, а над тобой нависает распухшая, посиневшая морда в земляных подтеках и с интересом тебя рассматривает. В первое мгновение пугаешься от созерцания такой картины, а зомби глядит на тебя с вожделением, синюшный язык высунул и так жалостливо, потеряно смотрит, точно что-то давно позабытое сказать хочет, а глотка выдает лишь бессвязное клокотание. Овощи никогда не нападают и не защищают себя от смерти. Они потеряно слоняются по миру, прибиваясь к кучкам таких же потерянных существ. Овощи невероятно любят огонь, греются вокруг него, частенько полностью обгорая. Сходство с человеком они утрачивают медленней.
        Буйные - это агрессивные зомби. В отличие от овощей их влечет в первую очередь не тепло, а запах крови. Поэтому всегда имейте с собой перевязочный материал - выступившая капелька крови обязательно привлечет буйных. Они сухопутные акулы. Не обманывайтесь своими представлениями о трупах, буйные, если захотят, могут очень быстро бегать, а их разум, упрощенный до минимума, все-таки вывел аксиому: в стае охотиться проще и эффективней. Поэтому, если вы когда-нибудь увидите одного буйного, знайте, что в это время к вам со спины приближается остальной гурт. В еде они не привередливы - обглодают полностью, оставив лишь шарниры сухожилий, да кости.
        Зомби, как и всякое существо, не замеченное в порочащих связях с интеллектом, привлекает яркое шоу. Если вам нужна приятная компания на вечер - громче кричите, пускайте фейерверки, пляшите, жгите костры и светите фонарями. В Европе нередки были случаи, когда на утреннем обходе полиция находила с величайшим интересом пялящихся в не занавешенные окна десятки овощей, привлеченных заливистым смехом телеведущего какого-нибудь развлекательного шоу. Поэтому, рекомендации администрации президента, чуть ли не в первую очередь обязывали никогда громко не включать телевизор.
        Будьте уверены, если вы захотите хорошо провести время, зомби, как светлячки незамедлительно слетятся на ваш огонек. Только не забывайте, что в отличие от привычных гостей, эти существа приходят без гостинцев, а к тому же могут сожрать хозяина.
        Но существует куда как более пугающая деталь, вводящая в неподдельный ужас всякого добропорядочного обывателя, что, подчиняясь режиму Чрезвычайной Ситуации, обязательно забрал решеткой окна первого этажа, не ездит на машине (зомби очень любят за ними бегать) и не выходит на улицу после объявления о начале комендантского часа. То есть с десяти часов вечера.
        Эта вещь также пугает и меня. Пугает дико, страшно, почти до икоты. Пугает, потому что я понимаю всю ее серьезность и не раз сталкивался с ней лицом к лицу. Вернее лицом к распухшей синей морде, в зубах которой застряло плотное человеческое мясцо.
        Каким образом, если вирус или что там вызвало появление зомби на белом свете, не распространяется... никоим образом не превращает людей в живых мертвецов, их количество не уменьшается, а, как гласят социологические исследования, планомерно увеличивается по всему миру? Почему мужчина, мирно засыпающей в своем доме, на кровати за закрытой дверью, просыпается утром с воспаленными глазами и настойчивым желанием отведать человеческих кишок? Почему человек изодранный бешеными, остается самим собой?
        Тысячи версий. Миллионы мнений. Молчание ученых, бьющихся над этой загадкой. Или делающих вид, что бьются. А может умники, уже знают ответ, но по каким-то причинам им запрещают его обнародовать? Под итоговую красную черту можно с уверенностью подвести то, что о Российской Зомбирации ничего нельзя сказать полностью убедительного.
        Церковь горит ярко, лижет ночь оранжевыми языками, щекочет ее до слез - ярких шляпок алмазных гвоздиков. Горящее здание полыхает религиозным факелом. Зомби любят красивые зрелища. Здесь, в глуши провинциальной Новосибирской области, (я называю ее Новозомбиловской) если вам это что-нибудь скажет, в районе Венгерово, реки Тартас, в Сибири, где центральная власть традиционно слаба, нет опасности быть сцапанным полицаями. Из-за пандемии власти скрепя зубами отвесили более-менее русским провинциям унцию самоуправления, боясь того, что они могут стать цитаделью местечкового сепаратизма. Еще бы, кому приятно башлять дань центру, пытающемуся спасти Москву (соответственно семь-восемь процентов избирателей), когда у тебя самого на дворе гибнут люди?
        Национальные республики откололись сразу, под лозунгом того, что кровавый кремлевский режим неспособен обеспечить безопасность законопослушных российских граждан. Ну, то есть бородатых абреков с автоматами. Долгожданная свобода не принесла новоиспеченным государствам панацеи от болезни. Когда армия еще была сильна, разразились локальные войны. Если вы захотите поехать на Кавказ, полечиться минеральной водичкой и принять грязи, будьте готовы к тому, что традиционно гостеприимные горцы пустят вас на шашлык, причем без всякой зажарки. Я не знаю почему, но так сложилось, что в большинстве своем буйными стали те, кто и в жизни не отличался спокойным темпераментов.
        Он передается по наследству не только живым.
        Болезнь обгрызла Российскую Федерацию по краям, но пока не смогла выломать сердцевину государства. Схожая картина наблюдалась по всему миру. Государства-гиганты теряли территории. Разве что бедствие окончательно развязало Китаю руки, и он массово перестрелял всех инакомыслящих. И не очень инакомыслящих, чтоб другие боялись. И вообще не инакомыслящих, а не в меру любопытствующих, так в раж вошел. Даже оттяпал важнейшие стратегические позиции на нашем Дальнем Востоке, и там перестрелял местное население, как и уйгуров, тибетцев и прочих недостаточно ханьцев. Чем жестче было построено государства, чем сильнее его стягивали бюрократические путы чинушей, тем целостней оставалась страна.
        В Российской Зомбирации все оказалось наоборот.
        Со всех сторон раздается заупокойный стон. Из легких стекающихся к огню зомбяков вырываются аритмичные хрипы, завывания. Из голодного воя ткется страшная мертвецкая хламида, оборванные края которой касаются и меня, застывшего на ветке черемухи в приходском садике.
        Еще одно главное заблуждение касается того, что в случае Зомбикалипсиса, обзавестись пушкой и средством передвижения не составит никакого труда.
        Ага, щас! Именно поэтому, охватив ногами толстую ветку черемухи, я не палю с двух рук из стальных "Дезерт Иглов", а прицельно оттягиваю белый жгут национального оружия русского хулиганья - рогатки.
        Правительство так и не разрешило гражданам использовать легальное нарезное оружие, мотивировав это тем... попробую процитировать по памяти: "Здоровью и психическому целому больных граждан, временно переносящих тяжелый недуг, не должен быть причинен какой-либо вред, согласно Конституции Российской Федерации, защищающей жизнь и человеческое достоинство любого гражданина. Больные временно, на основании постановления Верховного Суда РФ, признаны недееспособными гражданами, не принимающими участия в экономической, социальной и политической жизни РФ, но равно, как и здоровые граждане, защищенные всеми законами УК РФ. Обеспечены социальным и медицинским обслуживанием".
        Особенно мило это звучит, когда за тобой гонятся несколько буйных, а ты не имеешь права их убить: они же тоже люди, только питаются мертвечиной, раздирают на части прохожих, да имеют патологическую склонность к насилию. Благословен век демократии, в котором без соответствующей справки и зомби не прикончишь!
        Правда, как в таком хаосе заставить работать пенитенциарную машину, когда основной ее штат превратился в зомби? Если не кривить душой, то в этой системе ничего не изменилось. Как служили там упыри в погонах, так и служат. Контролировать всю страну они все равно не могут. А вы думали, почему я без зазрения совести поджег церквушку?
        Как еще говорил тот самый покойный знакомый, чем больше подожженных церквей, тем теплее Господу Богу.
        Элементарный принцип охоты на зомби - завладеть их вниманием, создать яркое шоу. Что может быть ярче горящей церкви? Увы, я бы с радостью сжег какую-нибудь никому не нужную халабуду, но, чтобы собрать зомбяков со всей окрестности нужно мощное, сильное, громадное пламя. Ведь упырь, как дитятко, всегда тянется к цветастому и непонятному, а, главное, всегда начнет пихать это в рот.
        При упырях зачастую бывает кое-что ценное: бумажник, полезные мелочи, ножи, которыми они не успели воспользоваться, документы.
        По-моему государство здорово оплошало, что обязалось выплачивать вознаграждение вернувшим в ЗАГС документы людей, ставших зомби. Мало того, что количеству зомбяков постоянно пытались вести учет, так еще заставляли делать это обычных граждан. Счетоводы хреновы. Как можно подсчитать количество прибывающей в прилив воды? А невооруженным взглядом звезд во Вселенной? Говорят, что в России несколько, больше десяти миллионов живых мертвецов. Лично я уверен, что количество живых мертвецов в России почти что равно количеству ее населения.
        Тем не менее, число этих официальных нескольких миллионов зомбяков постепенно растет, как аудитория телезрителей популярного зомби-шоу. В интернете попытки подсчитать количество шатающихся мертвецов почти сравнялись с холиваром, касающегося наших потерь в Войне. Причем спорят об этом те же самые люди, что не выходят из-за своего компьютера. Как уже упомянул, никто не может дать логичного и правильного обоснования этому парадоксу, но все борются за монополию над истиной. Остается только слушать увешивания властей. Разевай хлебало пока жив, что называется.
        Зомби прибывали. Первая рябая волна безобидных овощей застыла рваным кругом вокруг церквушки. Та гудит мощно, с нехилой тягой, воет как ветер в гигантской печной трубе. Из ее запекшегося нутра доносится хрип закопченного попа. Мне кажется? Там же выжжен весь воздух? В любом случае батюшка в собственном соку с хрустящей корочкой - поразительно живучее блюдо.
        Мне с ветки хорошо видно овощей. Они разные, от детей до мужиков, но в основном старушки с постным лицом, словно им на Пасху выдали черствый кулич. Не лица, а восковые маски, где тонкой палочкой заострили черты лица, кистью добавили серого и желтизны: ученые доказали, что печень у мертвяков работает несравненно хуже, но намного дольше. По-идее они могут жить неограниченно долго, если есть источник питания.
        Овощи мычат, толпятся вокруг огня, обгорают и лишаются волос, спекающихся в черные еврейские кудряшки. Лупоглазо, до красноты, смотрят на пламя выеденными дымом глазами. Им нравятся, тянут к теплу руки, входят почти в самый огонь, обгорают. От церкви поднимается сизый дым, вонь стоит нестерпимая, как будто в пекло закинули портянки целого солдатского полка. Не знаю, почему для некоторых остряков-писателей горелая плоть всегда пахнет сладковато. Когда и сколько бы я не принюхивался, одинаково дурно пахнет паленой щетиной. Что бабу жгут, что мужика.
        Пара овощей начинает танцевать. Они нелепо дрыгаются, подпрыгивают, виляют грязными задами, будто пытаясь меня соблазнить.
        Со стороны это смотрится даже красиво: близ раскусывающего балки огня, окруженные молчаливыми, раскачивающимися фигурами, отбрасывая ломанные языческие тени, танцует пара человек. Они дергаются рвано, будто копируя позабытый танец джагертон, и, кажется, что это не они танцуют, а безвольно, как марионетки, болтаются на веревочках, подвешенных к больной, желтой луне.
        Огонь сильно чавкнул и, выстрелив оранжевым угольком, задымил грязные волосы пляшущего мертвеца. Тот даже не обратил внимания, болевой порог у них страшно занижен, как и инстинкт выживания. Его голова, еще не старого, но при жизни осунувшегося мужчины, коптила настолько омерзительно, что я не выдержал и метким выстрелом из рогатки разворотил танцору затылок.
        Что и говорить: подшипники и правильно сделанная рогатка - страшная сила. Но главное ее преимущество в том, что враги почти всегда недооценивают самодельное оружие и считают рогатку детской игрушкой. Хотя грамотный выстрел подшипником или иным металлическим шариком способен либо сломать кости и повредить органы, а при попадании в голову убить.
        Вот и сейчас, когда медицинский жгут радостно застонал, мертвяк прогнулся вперед и, мгновение простояв в позе акробата, рухнул вперед.
        Зомбячья зараза, как и религиозный фанатизм отлично лечатся не только ударом тупого предмета по голове, но и другим целенаправленным членовредительством.
        Согласитесь, проще и эффективней размозжить трупаку башку ломом, чем долго ковыряться им в груди, пытаясь раздавить сердце. Тем более что боли эти гады практически не чувствуют, пытаются перегрызть горло до последнего своего гнилого вздоха. Теперь понятно, почему я примостился на пахучей ветке черемухи? Лучше быть живым победителем, чем мертвым героем.
        Мой слух улавливает между привычными тихими стонами бесцельно бродящих овощей, быстрый топот чьих-то ног. К нам бегут буйные. Зло сопят, шлепают, рыкают. Привлечены искрящим фонтаном пламени, но наверняка чувствуют и то, что я раскарябал себе старую ранку. Так надежней.
        С буйными лучше не связываться. Это, считай, мертвые берсеркеры, оборжавшиеся мухоморов. У них нет чувства страха и чувства жалости. Зато буйные, в отличие от преимущественно овощей-падальщиков, всеядные хищники, иногда, с голодухи, жрущие этих самых овощей. Только всеядный вид может претендовать на главенство на планете, так как он не так сильно зависит от исчезновения источника пропитания. Это к слову о конкурентоспособном виде.
        Буйные потрясающе проворны, быстрее и сильнее обычного человека. Метаболизм дикий, как негр, приехавший осваивать белую Европу. За это заплачено неприятной ценой - Его Величеством Голодом. Можно сказать, что овощи двигаются в каком-то анабиозе и им не надо много питаться, чтобы оставаться жизнеспособными, зато буйные являются прожорливыми троглодитами, чье существование заключается в переработке тонн мяса и растений в фекалии. Да, буйные жрут и растения, и овощи. А вы как думали? Предпочтение, конечно, отдают живому и визжащему мясу.
        Подле селений они бродят сбившимися в стайку шакалами.
        Буйные учащенно дышат, а сходство с людьми утратили еще больше овощей: метаболизм дал высочайшую регенерацию, поэтому буйные похожи на калек, прошедших не одну войну, а затем попавших под автобус.
        У кого-то порвано горло, жилы висят, как сопля у индюка. Многие бегают (а буйные почти всегда передвигаются шустро) на перебитых ногах. Мясо чавкает при каждом шаге, словно безногий ступает по болоту. Объединяет десяток выбежавших в круг света зомбей красные, воспаленные и гноящиеся глаза, в которых стучит самая страшная, трезвая, почти осознанная злоба.
        Страх. Кажется, что страшно даже овощам, они прекращают раскачиваться и инстинктивно жмутся друг к другу.
        Время собирать камни и натягивать резину рогатки. Света полно, поэтому я быстренько определился с первой жертвой - крепеньким, смуглым и сутулым мертвецом, поджимающим, как хорек, руки с толстыми, черными, поломанными ногтями.
        Можно будет разжиться золотыми коронками, если этот упырь еще не размозжил мягкий металл о чьи-нибудь сахарные кости. Судя по его хитрой восточной харе, где щелочки глаз напоминают прилипший к лицу рис, у этого буйного есть, чем поживится. Сам я нищеброд-славянин. Что же, хоть я и не расист, но приезжие и после того, как стали мертвецами, не чтут законов Российской Зомбирации. И не делятся честно нажитым имуществом. Ведь надо делиться, да?
        Стальной подшипник попал чуть выше виска умертвия. Внешне ничего не изменилось, ни тебе расплесканных мозгов, с затухающим электрическим зарядом, ни патетичного вскрика. Он даже не покачнулся.
        Зомби с несколько секунд ошалело постоял, а потом плавно, как резной осенний лист, опустился на землю. Надо будет потом обязательно раздавить его каблуком.
        Я радостно закричал:
        -О рахат-лукум моей души!
        Не обращайте внимания. Люблю говорить всякие глупости, Очень, понимаете, спасает от одиночества.
        И тут произошло невероятное. Вместо того чтобы продолжить бесцельно бродить вокруг огня, присматриваться к трупу товарища и размышлять о том, откуда пришла смерть, в каком-то едином ветряном порыве повернулись спиной к огню.
        Я так и застыл на ветке, пораженный сконцентрированной злобой, которая смотрела на меня из зрачков ходячих трупов.
        Тоскливый, могильный стон листопадом разлетелся по гудящим окрестностям. Овощи тоже повернулись в мою сторону, безразлично наблюдая за садом, а вот буйные... ничего не понимающие буйные, электрического заряда в мозге которых хватало лишь на воспроизведение простейших человеческих функций, зарычали и неспешно, в кошачьем полу-приседе, двинулись ко мне.
        Сизые холмики коленок на равнинах порванных штанов. Вишневые озерца глаз, с ручейками лопнувших капилляров. Спутанные длинные патлы, похожие на побеги вьющегося плюща. Я с удовольствием продолжил бы любоваться этой занимательной топонимикой, если бы наглядные пособия по географии, не продолжили ко мне приближаться.
        Страшна та вещь, по мнению человека лежащая за гранью людской логики и науки, и которая вдруг начинает действовать вполне понятно, и осознано, а, главное, самостоятельно.
        Мертвецы, лишенные всяческих умственных премудростей - это страшно. Зомби, методично, словно по чьей-то команде раскачивающие черемуху - еще страшней. Если на ветке этого дерева лежит, приводимый в маятниковое движение человек, то тут впору и обосраться.
        Сердце насадили на холодную булавку - это пальцы содрали молодую кору.
        Я, толком не успев ничего понять, ударяясь о ветки конечностями и поклажей, падаю вниз, прямо к алчно распахнувшим пасти живым мертвецам.
        Глава 2
        Знаете, что в нашей стране с приходом зомбей не изменилось вообще? Это наличие упырей на дороге. Их количество не поменялось. Если раньше они были наряжены в голубые, пропотелые рубашонки, то теперь к этим мелким пакостникам прибавились зомби самые настоящие. На дорогах Российской Зомбирации теперь орудует тандем налетчиков.
        Когда переименовали милицию в полицию, то больше всех заволновались медики.
        Под передним колесом моего велосипеда мелькает известь дорожной разметки. Вам, наверное, смешно представить, что в условиях глобального мирового кризиса, где на повестке дня стоит вопрос о выживаемости человеческих рас, когда привычные общества разрушены, а государства надломлены, невозможно найти себе машину для передвижения? Но это действительно так. Повторюсь - почти все, что показывали в фильмах и писали о зомби, оказалось вымышленным фантомом. Трагедия первых дней катаклизма заключалась в том, что все верили тому, чему верить нельзя. Огрех любой слепоты.
        Факт в том, что найти бесхозную, а главное работающую машину крайне тяжело. Тем более у нас в стране, где автомобиль так и остался роскошью, а не средством передвижения.
        Во-первых, автомобиль на честном слове не ездит, ему нужен бензин. А на всех монополизированных государством бензоколонках нужно предъявить документы. В нашем государстве даже мандавошке надо платить за проезд. Система в условиях кризиса лишилась многих источников дохода, в частности налогоплательщиков, физических и юридических лиц, поэтому она срочно монополизирует все, что может принести хоть какой-то стабильный доход. Сфера энергетики теперь на 101% в руках Москвы. Несогласных олигархов пересажали или перестреляли. С Запада не было слышно криков о нарушении демократических ценностей: Европа задыхалась от живых мертвецов, но еще больше боялась замерзнуть зимой.
        А когда собственная задница грозит покрыться инеем, то и желание высадить в далекой России ростки демократии явно не на высоте.
        Можно, конечно, покупать бензин нелегально, с рук. Но качество оставляет желать лучшего. Заглохнет машина, когда за тобой погонятся буйные, привлеченные непонятной техникой, и, поминай, как звали. Кроме того, тех предпринимателей, кто делает врезки в кровеносную систему государственного трубопровода, полицаи справедливо считают беспринципным хулиганьем и даже имеют право (и активно его использует) применять оружие.
        Во-вторых, машина это необходимая вещь для выживания в условиях конца света, поэтому за автомобили идет настоящая война, и не мне, нищеброду, в нее лезть. Целые преступные группировки, вооруженные не хуже армии, заправляют перегонкой и растаможкой машин. Достать их сложно. По всему миру нарушалась технологическая цепочка производства. Логистические связи работают с перебоями, поэтому мировой конвейер - Китай, задыхается от перепроизводства, ему решительно некуда экспортировать свои машины. Говорят, масса голодных рабочих устраивает голодные бунты или пополняют армию зомби.
        В-третьих, машина всегда привлекает буйных. Поэтому производителей каров по всему миру обязали выкрашивать машины в нейтральные, серые цвета.
        Серое Феррари, представляете?
        А также делать более прочные стекла, объемные бензобаки и снабжать комплектом запасной резины. Цены на такие броневечки, в полной комплектации, но без вождя, взлетели до небес.
        Теперь понятно, почему я передвигаюсь федеральной трассе исключительно на велосипеде?
        Это обычный, еще советский Урал: изобретение надежней автомата Калашникова. Позади, около седла, так, чтобы не мешать при езде, а-ля рыцарский меч приделаны своеобразные ножны, где лежит верная арматура с обмотанной изоляционной лентой рукоятью. Удобное, практичное и прочное оружие, которое не жалко выкинуть при бегстве. Рогатка это так, побаловаться, а вот толстой железякой крошить черепа монстров в случае необходимости еще можно. Да и полиция не сможет так явно прикопаться, если не найдет главное мое сокровище - травматический пистолет, переделанный умелец в городе. Металлический цилиндр пробьет лобную кость.
        За спиной рюкзак, к багажнику надежно примотан вместительный тюк с одеждой, одеялом, пенкой, запасом еды. Путешествие в облегающем тело костюме с одним лишь оружием - это тоже из области фантастики. Причем фантастики для мудаков. Без налаженного личного быта и гигиены, в мире анархии загнешься еще быстрее, чем без оружия. Особый фетиш фильмов, гонять в безрукавке, щеголяя мышцами, когда любой укус, якобы, превратит тебя в мертвеца.
        Идиотизм.
        Но вас наверняка интересует, как я сумел выкарабкаться из той весьма хреновой ситуации? Когда я упал с черемухи прямо в лапы мертвецам? Ответ не самый сложный, но неожиданный: всегда имейте с собой кота. Черного, сибирского, ласкового или злого, тощего или толстого. Любого. Главное носите с собой на мертвое дело схваченного и посаженного в сумку кота.
        Кот - это спасение при Зомбикалипсисе.
        Зомби просто обожают котов, так как кошаки потрясающе быстры, шипят и громко мяукают. Поэтому март для владельцев домашних животных самый опасный месяц - тысячи зомбяков, привлеченные возбужденным мяуканьем пушистых питомцев наводняют дворы и улицы городов. Может, кому это покажется бесчеловечным, но пойманный вами кот должен быть немного изранен. Царапина на голове, с запекшейся кровью, чтобы привлечь буйных.
        В минуту опасности следует, размахнувшись, кинуть котом в буйных, а тот, зашипев и выгнувшись в полете дугой с коготками, непременно расцарапает их, а потом даст такого лихого стрекоча, с утробным подвыванием, что мертвецы тут же забудут о вас и о вашей теплой кровушке и ринутся за котом. И тут уже вам необходимо скрыться, так как кот отрывается от преследования меньше чем за десять секунд.
        Вчера ночью мне хватило этого спасительного отрезка времени, чтобы, немного исцарапанным о ветки, сбежать вниз по склону, схватить спрятанный в кустах велосипед и, разогнавшись на нем, рвануть к шоссе. На пути возникла устремившаяся ко мне фигура, но я сумел отпихнуть ее ногой.
        Была ли эта местная старушка или зомби, я понять не сумел.
        Буйные, потеряв скрывшуюся животинку, ринулись за мной. Но было поздно, я уже вырулив на трассу и дал ходу по асфальту. Если бы в Зомбирации дороги были соответствующего качества, без выбоин и провалов, то можно было бы пострелять тяжелыми подшипниками по мертвецам, авось кого-нибудь бы пристрелил, а потом обобрал. Но иначе, когда отпустишь руль, рискуешь навернуться, и тогда уже ничего не спасет тебя от перегрызенного горла. А там и сам зомби можешь стать, это уж как повезет.
        Правда, недавно ученые эмпирическим методом выяснили, что буйные могли использовать простейшие орудия труда, а это крикливые СМИ тут же обозвали эволюцией нового, конкурентоспособного человеческому, вида. А вся суть заключалась в том, что после продолжительной трапезы мертвяк принялся разбивать камнем кости, чтобы добраться до сладкого мозга. Меня почему-то тогда очень сильно напугало слово "конкурентоспособного".
        Впрочем, пока об этом говорить рано. Трасса практически пуста. Иногда, очень редко, в противоположную сторону проносятся серые автомашины с проволочной сеткой на тонированных окнах. Наверное, оттуда на меня смотрят любопытные лица. Я их не боюсь, с велосипедиста брать особо нечего. Бандитские картели, осуществляющие налеты на рефрижераторы, пассажирские автобусы с переселенцами или рабочими, живут настолько хорошо, что я для них слишком невзрачная птичка. Да и в сельскую местность переселяются беглецы из городов, а в мегаполисы, наоборот, стекаются бандиты. В области спокойней, но беде. Поразительно, но именно нашествие зомби протолкнуло в правительстве земельный кодекс и теперь любой гражданин Зомбирации может получить в свое пользование бесхозную землю для сельскохозяйственных нужд. Боязнь мирового голода все еще будоражит умы государственных мужей. Это даже побудило отказаться от помощи развивающимся, то есть нищим, странам. Африканские представители долго протестовали в ООН, но борцы за мир и демократию, столкнувшись с кризисом, не особо стремились помочь братьям по разуму.
        В кювете ржавеют разбитые машины, сразу за ними накренились кудлатые, не расчесанные березы с обуглившимися стволами - какой-то шутник поджег на полях сухостой. В не распаханном поле за обочиной виднеются окопанные подпалины с вырастающими оттуда обгорелыми столбами. Это привет из Нового Времени. Мертвецы вернули к жизни бесчисленное множество религиозных сект. Многие из них считают, что всех мертвецов нужно сжечь, ведь так как существо может жить практически бесконечно, то и бедная душа, заключенная в тюрьму из плоти, никогда не попадет на небеса. Вот и помогают такие тимуровцы больным людям, сжигают их. А после воняет везде щетиной, и чувствуешь себя как на Голгофе.
        Небо улыбается солнцем, шепчет мне что-то встречным ветром. Ветер все так же, давно и привычно, пахнет горелой щетиной. Будто весь мир превратился в гигантскую свиноферму. А может, и не было никакого превращения?
        Обо мне можно добавить то, что я трус. Но почему трус ездит по миру полном живых мертвецов? Просто анархия это благословенное время для трусов. Едь куда угодно, занимайся, чем хочешь. От рекрутской повинности отлынивать проще простого, а работать, чтобы прокормиться, не надо. Достаточно знать, как привлечь зомби. Можно сказать, что я в каком-то смысле сталкер мертвецкого мира. Зарабатываю на жизнь тем, что снимаю всякие побрякушки с убиенных мной мертвецов и сдаю их либо перекупщикам, либо в государственные структуры. Например, за паспорт человека, числящего в федеральных списках пропавших, сразу же выплачивают около трехсот рублей. Для того, чтобы хулиганы намеренно отбирали у людей паспорта, деньги небольшие, этим никто массово заниматься не будет, а вот при случае прихватить с трупа зомби самое оно. Только в ЗАГС-е, где теперь ведется учет "зомбинаселению", лучше сказать, что паспорт просто нашел. А то, что он заляпан кровью, покусан да порван, так это его хозяину не повезло. Потом ЗАГС пополнит федеральный список найденных документов и владелец документа номинально может его забрать,
предварительно доказав, что это его удостоверение личности. Если, конечно, этому человеку давно не нравится вкус сырой плоти.
        Вот такая вот хитрая комбинация. Появление зомби привело к ужесточению общественных порядков. Кто-то мрачно пошутил: "Война, переворот и зомби делают из президентов диктаторов".
        И, действительно, Российской Зомбирацией теперь управляет диктатор. Официально, конечно, он не диктатор, а легитимно избранный президент суверенной демократии, но вот благодаря полномочиям ЧС и немного измененной в связи с этим Конституции (в связи с ужасным положением благоразумно обошлись без референдума), может оставаться на посту главнокомандующего до истечения срока чрезвычайного положения.
        Что-то мне подсказывает, даже если мы сумеем обуздать зомби, режим ЧС продлится еще с пару десятков лет.
        Из обгорелой березовой рощицы с воем выскочил буйный и чудовищно быстро, загребая при этом лапами, точно пьяница, побежал ко мне. Ехал я относительно тихо, поэтому сразу набрать скорость не сумел - зомбяк бы наверняка догнал, скинул бы с велосипеда и грязно надругался. Пришлось резко затормозить и бросить на землю свое средство передвижения, при этом выхватив арматуру.
        Я встал в позу бейсболиста и, с шумно колотящимся сердцем ждал, когда мертвяк подбежит ко мне. Обычный зомби - чуть тронутый смертельным тленом, но кровь ходит по жилам, органы пускай смутно, но работают. Перемазан в кале, воняет еще хуже, чем от привокзальной цыганки. Пасть зачем-то широко распахнута, как жерло вулкана. Кажется, что улыбка от уха до уха, вырезанная чеченским кинжалом, в глазах у этого веселого мима злоба.
        Ненависть! Желание крушить, повергать, отрывать сладкие члены моего тела и, давясь, есть, есть, есть. Унижать и разрывать на части. Убивать!
        Нет, определенно, в зомби еще очень много человеческого.
        -Не подходи ко мне, - говорю, - у меня сильные задние лапки.
        Широкий и не умелый, почти женский замах: так в драках никогда нельзя себя вести. Пока размахнешься для богатырского удара, твое брюхо не раз познакомят с острым лезвием ножа. Но зомби напрочь лишены малейшего понятия о тактике сражения, поэтому кончик металлического прута, угадив в основание отвисшей челюсти, с глухим хрустом вырвал подбородок монстра.
        Зомби качнулся, отпрянул назад, но не из-за боли, а согласно законам физики. Даже не упал, хотя такой удар бы свалил и быка. Может быть мы, существа разумные, поэтому так и страдаем в драке, что сопоставляем ущерб в сражении с нашими чувствами? Если ударили, значит больно? А зомби этого не понимают, посему обладают большей живучестью?
        Пока он не кинулся снова в атаку, я перехватил прут двумя руками и силой, словно пытался расплющить закованного в броню рыцаря, рубанул сверху. Прут проломил череп, застрял в мозгах и накалился до раскаленного, серо-вишневого цвета. Кровь была очень светлой, как будто разбавленная.
        Голова, что поле, перепаханное железным лемехом, но мертвец еще поживет с минуту. Что и говорить, живой мертвец - это мечта садиста.
        -ХЕЕЕЙЙЙЙ!!! УРАААААААААААА!!!! БЕЛЫЕ РОЗЫ, БЕЛЫЕ РОЗЫ - БЕЗЗАЩИТНЫ ШИПЫ! СНЕГ И МОРОЗЫ, СНЕГ И МОРОЗЫ!!!
        Вы не думайте, я не сошел с ума. Скорее я излишне практичен, что очень близко по смыслу. Я знаю, что буйные редко шляются в одиночестве. Они как шакалы или гопота, всегда сбиваются в небольшую стайку. При этом охотиться по законам клана не умеют, тупо напирают гурьбой. Вполне возможно, что сейчас на меня из кустов или рощицы накинется еще с пару мертвых хулиганов, ждущих непонятно чего. Кроме того, мне показалось, но мертвецов в сельской местности песни Ласкового Мая влекут еще сильнее, чем расцарапанная до крови задница.
        С моим голосом еще долго игралось эхо, выжившее из фразы крикливые звуки и перевравшее источник, как сценарист фильма книгу, по которой он снимается.
        Можно осмотреть труп. На этот случай у меня всегда есть резиновые перчатки. Если я не заражаюсь этим непонятным недугом, превращающих людей в ходячую гниль, не значит же, что я буду добровольно трогать едва теплую плоть. Еще один миф, что мертвецы холодны, как лед. Простейшая физиология. Нет тепла - нет работы тела. Нет работы тела - нет движения. Тело было в язвах, набито кучей глистов и смердело выделениями, а также свернувшейся кровью. Мало ли какая зараза.
        -Синицин, Петр Петрович, - читаю заботливо завернутый в целлофан паспорт, - эка, ну и подпись у паспортистки, на пол странички. Имели бы хоть каплю уважения - ставить подпись большую, нежели подпись владельца, где это видано? И вот этим нелюдям, я твои, Синицин, документы относить буду. Ты представляешь??
        Синицин молчал, лишь кровь слабыми толчками выливалась из перебитой пасти. Я заботливо оттаскиваю с дороги под сень уцелевших деревьев затихающее тело. Морда зомби разворочена, но он вяло пытается меня схватить. Щелкает челюстями.
        -Цыц!
        Я привалил убиенного к стволу березы, так что он смотрел на меня, как пьяный: согнуто, туповато, исподлобья. Сам я вернулся за брошенным велосипедом, пока какой-нибудь хозяйственник не решил его прибрать к загребущим лапкам. Придеться потом железкой доказывать, что средство передвижение мое. Вернувшись под деревья я, сняв перчатки, символично протянул руку мертвецу:
        -Ну что, Синицин, будем знакомы? Я Иван, а впрочем, зачем тебе мое имя? Ты мой одноразовый друг с давно просроченным сроком годности. К чему нам знать набор букв, за которым скрывается у кого тухлая плоть, а у кого тухлая душа? Как видишь с Зомбикалипсиса кое-что все еще осталось по-прежнему.
        Да, я очень люблю повторять эту фразу.
        Синицин почему-то молчал, разве что в его глотке свистела и булькала выходящая наружу кровь. Сердце у мертвяков бьется, так что с физиологической точки зрения их назвать мертвыми сложно. Правда и людьми не назовешь. Тем не менее, предсмертного клокотания в горле мужчины мне было предостаточно:
        -Вот и я о том же, друг. Раз обязательный церемониал знакомства окончен, то может, поболтаем? Тебе ведь интересно, кто я такой? Не каждый день встретишь живого и разговорчивого человека. Ты как думаешь?
        Голова трупа склонилась на бок. Я посчитал это знаком согласия и присел неподалеку, словно встретил такого же усталого путешественника.
        -Я никто. Мародер и весельчак, и я не желаю в новом мире выращивать овощи, чтобы набить себе желудок, а хочу немного дефицитных денежек, которые можно будет, потратить на свежую еду, тепло и девушек, у которых не живут черви там... Ну, там, ты понимаешь где, Синицин?
        Я хохочу, держась за живот. Синицин тоже ободрительно булькает, оценив мою шутку. Нет, мне определенно нравится этот парень!
        После резкого приступа смеха, вздувшего мышцы пресса как у Шварцнегера, захотелось есть. В рюкзаке нашлись консервы и хлеб. Консервы, конечно, не саморазогреваюшиеся, да и хлеб слегка черствый. Еще бы, я ведь не мажорный сталкер какой. Оружия серьезного и то нет. Спасуют расстояния. Земли в Зомбирации много, а зомби хоть и тоже хватает, но, да не на каждом шагу.
        -Синицин, будешь есть?
        Если вы решили, что я совсем дурак и пытаюсь накормить труп, то вы не правы. Просто в мире тотального сумасшествия надо быть хоть чуточку, но ненормальным, чтобы окончательно не стать в океане безумии узаконенной нормой. Норма же в любом сообществе, это то, что приемлет большинство. В нашем случае пожирание сырой плоти, каннибализм и орошение собственных штанов выделениями. Я лучше побуду немножко сумасшедшим, чем превращусь в норму этого мира. Тому же принципу я следовал и до Зомбикалипсиса. Можете считать это защитной реакцией моего организма на внешнее одиночество.
        -Извини меня Синицин, но в последний раз я основательно говорил с людьми в Новозомбиловске, недели полторы назад. И то, полицаи палили в меня, как будто я последняя перелетная утка на земле, а у них дробью набит патронташ. Понимаешь, я не пожелал легально покидать город, не люблю, когда в моих документах ставят штампы, и кто-то зачитывает нормы поведения. Наверное, еще со свадьбы такая привычка. Что? Зачем я еду в сторону города, раз там меня так не любят? А сам не догадываешься? Жить то на что-то надо, друг. Новозомбиловск единственное крупное неприличное место на многие километры вокруг, а в неприличном месте всегда есть деньги.
        Сардины в масле и с хлебом были удивительно вкусны. Физические нагрузки и голод способны превратить даже самый скромный ужин в пиршество богов. Изредка на трассе вскакивал постепенно набухающий черный прыщик, разрастающийся до проносящейся мимо машины.
        Никто не обращал внимания на человека в камуфляже, беседующего с трупом, у которого нет полголовы. Во-первых, Зомбирацию не удивишь. Во-вторых, мало ли что это за придурок, может из секты, поклоняющейся этим упырям, а может некрофил.
        Шутки шутками, но некрофилы и сексуальные извращенцы просто в восторге от того, что случилось. С овощами они устраивают просто дикие оргии, немало не заботясь о всякого рода инфекционных болезней. Для таких полудурков мест в диспансерах не хватает.
        -Представляешь, вчера эти тупоголовые буйные... Оу, не принимай близко к остывающему сердцу, друг. Эти тупые буйные, что мочатся в штаны и больше всего в жизни любят глазеть на светофоры, вдруг повели себя совершенно осознанно и чуть не сожрали меня! Ты, часом, какого-нибудь секрета не хранишь? Что это было за озарение? Как будто твоих дружков кто-то умный направил на меня. Знаешь, почему я не расстроен? Потому что вчерашнее поведение бешеных зомби, которые вместо того, чтобы тупо прыгать на месте и пытаться меня достать, принялись синхронно раскачивать дерево, полностью подтверждает одну мою теорию.... Ох, и занятная вещица!
        Мертвец за время разговора медленно съезжал по стволу дерева, видимо я его неудачно посадил. Его голова склонилась набок, и я увидел в остекленевших глазах интерес к последней моей фразе.
        -Ты же понимаешь, Синицин, что у всякого человека в Российской Зомбирации есть тараканы в голове. В прямом и переносном смысле. Я не исключение. Есть у меня одна теория, касающаяся того, почему ты, Синицин, стал мертвяком. Я кое-где поездил, немного повидал людей и нелюдей. Знаешь, похоже, я отгадал эту шараду, над которой бьются целые симпозиумы бородатых академиков. Вот что значит практический опыт против застольных ученых. Ты хочешь знать, друг, что я думаю по поводу всей этой котовасии?
        Труп молчал, что само по себе не было ничем выдающимся: кровь перестала выходить из разодранной носоглотки, и этот маленький вишневый Петергоф перестал меня радовать.
        -Эй, Синицин, ты чего замолчал?
        Ноль внимания.
        -Эй, дружок, когда приличные люди к тебе обращаются, принято отвечать! Ты что, глухой?
        От мертвеца дурно пахло, кишечник и мочевой пузырь зомби всегда опорожняют себе в штаны, поэтому почти все зомби глистаты, а промежность перепрела настолько, что пах выглядит, как одетые поверх джинсов коричневые стринги. Им не хватает ума снять штаны или задрать юбку при акте дефекации. Или вы думали как в фильмах? Ест, ест, можно сказать жрет, а в туалет не ходит? Именно поэтому от зомбей, особенно несвежих, всегда дурно пахнет.
        Зеленый легион мух уже сделал из Синицина жужжащий аэродром. Никогда не понимал, откуда на свежего покойника тут же слетаются сотни тяжелых мух? Они что, караулят поблизости? Странно, как я раньше не заметил это омерзительное зрелище. Видимо, привык.
        -А ну пошли вон от него!
        Я ору и размахиваю арматурой, пытаюсь отогнать падальщиков. Вам бы понравилось, если бы в вашего друга вот таким вот образом отложили личинки? Несколько жирных мух вмазаны в распухшую плоть, где уже преют будущие твари с бронзовой тушкой. Опарыши недовольны новым соседством. Впопыхах я окончательно раскурочил голову бедолаге. Подумав, нанес еще с десяток ударов по промежности мертвеца. Звук вышел такой, как если бы по куче грязи кто вздумал хлестать палкой. Надо сказать, что под конец Синицин меня страшно достал, все-таки разговаривать с незнакомцами надо вежливо.
        И, да, я не сумасшедший, мне просто некому поплакаться в жилетку.
        -Прощай, Синицин.
        Я закинул труп в яму в кювете. Почему не оставил на дороге? Просто из-за всяких героев-мудаков по стране свирепствует тиф, холера и куча других болезней, чуть ли чума. А все потому, что герои, блин, уничтожая очередного зомбяка, не задаются вопросами об его утилизации. Такие люди в мирное время никогда не смывали за собой в туалете и не предупреждали тебя, если там вдруг кончалась бумага. Из-за них проблем больше, чем из-за зомби.
        Козлы, одним словом.
        -Пока, Синицин, - бросаю я на прощанье и, оседлав велосипед, продолжаю путь.
        Солнышко торчит в небе радостно, как наркоман в околотке. Асфальт чуть ли не плавится от жары. Повсюду вонь от горелой щетины, запах стертых покрышек. Природа изнемогает и томно шелестит потными, изумрудно-зелеными листьями. Так на них отражается бензиновая пленка. Недавно рейдеры пытались захватить государственную нефтебазу, где крекинговали бензин. Бой и пожар шел с неделю. А потом выпал дождь, который перегубил мелкую живность и оставил на листьях несмываемый помадой радужный поцелуй. Такое случается постоянно.
        Я еду, не касаясь руками руля. Кажется, что это очень сложно, но на самом деле требует минимум практики. Не так устает спина, да и рукам можно потренироваться в ловкости. Я оттягиваю рогатку, целюсь, спускаю жгут и все это на ходу. Нет, я не сельский супермен, просто это действительно очень легко.
        Я не боюсь неожиданного появления трупов. По трассе никто давно не грохотал на машине, а значит, дорога для заболевших не представляет интереса.
        Заросли на висках магистрали становятся гуще, а разгоряченное тело обволокла прохлада тени. В Зомбирации есть свои плюсы. Например, грузопоток стал намного меньше, поэтому не стоит опасаться всяким идиотов с небритым мурлом на четырех колесах, что просто мечтают переехать велосипедиста. До Новозомбиловска около трехсот пятидесяти километров. Без труда можно проехать за двое суток, если ничего в пути не случится. Я не могу сесть на поезд, так как всех пассажиров обыскивают и осматривают. А мародеров всегда сажали в тюрьму.
        Только путь и отличается от дороги тем, что на нем встречаются всяческие неприятности.
        Пронесшийся мимо меня грузовичок с приваренным на бампере железным листом, зачем-то моргнул два раза выведенными на капот фарами. Я еще подумал, зачем ему было тратить аккумулятор посереди дня? Через полкилометра меня остановил короткий, черно-белый шлагбаум в сальной ручонке.
        Зомби. Что еще хуже - люди-зомби. И одна из самых противных разновидностей - дорожная полиция.
        О том, чтобы проигнорировав команду, уехать, не могло быть и речи. Новенький АК на плече младшего сержанта очень дружелюбно смотрел мне в грудь, а у самого офицера в кобуре находился табельный пистолет. О том, что оружие они могли применять, согласно закону, в любой подходящий для того момент, я думаю, упоминать не стоит.
        Странно, когда я ехал по этой дороге на восток, грабить бесхозные жилища, никакого поста не было.
        -Здравия желаю, - представился круглолицый, усатый постовой, - старший лейтенант Куропаткин. Документы.
        Документы у меня были в полном порядке. Паспорт у гражданина Российской Зомбирации должен быть всегда с собой. Это не спасет от зомби, но вот при опознании тела очень поможет. На самом деле в Государственной Думе проскальзывает идея о том, чтобы закрепить людей за городами, а сельчан за районами, тем самым не дать им сбежать и нарушать производственный цикл. А там, глядишь, и до отрубания носов дело дойдет, как при Алексее Михайловиче. Разумеется, все для блага и сохранения жизни. Посад относительно безопасное место, но вот жить в нем, как мышь в клетке? Закон, кстати, был принят. Хотя на окраине страны на это часто плюют.
        Одной фразой, если и устраивать порядки как в Бунташном веке, то и Соляного бунта стоит ожидать.
        -Все в порядке.
        Милиционер с неохотой вернул мне паспорт и, крякнув, подтянул штаны. Его напарник, молодой сержант был одет по уставу: в бронежилете, старой, еще советской каске, которую я думаю, еще можно будет увидеть через пару столетий на каком-нибудь звездном российском эсминце, и с автоматом на ремне. Защита от зомбей. Ага, как будто они только и делают, что стадами гуляют по трассам федерального значения и стреляют по людям из автоматического оружия.
        Куропаткин продолжил допытываться:
        -Документы на транспортное средство.
        -Какое?
        -На Ваше.
        Я съязвил:
        -Водительские права на велосипед? Карточку технического обслуживания?
        Лейтенант был серьезен:
        -Документ свидетельствующий, что это транспортное средство принадлежит вам. Сами понимаете, времена нынче лихие. Тут сводка поступила, что в Венгеровском районе орудует банда мародеров.
        Я глубоко вздохнул. Куропаткин дал знак сержанту и тот напрягся, сжав автомат. Сам офицер положил руку на кобуру. Дерганные какие-то.
        Как я люблю поиздеваться над этими жадными хапугами. Толстого лейтенанта ждал облом. У меня и тут было все в порядке. Я, как никто, знал, что даже при нашествии зомби в первую очередь надо бояться не живых мертвецов, а собственного доброго и заботливого государства.
        Толстяк неохотно отдал мне пожелтевшую карточку, удостоверяющую, что велосипед принадлежит мне. Давным-давно я купил Урал в магазине, где и получил гарантийную карточку.
        Мимо с грохотом пролетела машина, заметив полицейских, набрала скорость и как болид понеслась к горизонту. Лейтенант сладко проговорил:
        -А ты, куда путь держишь....? Что в одиночестве по нашим краям путешествуешь? Даже без машины, на велосипеде. Зомби не пугают? Или ты за ними охотишься...?
        Он знал, что говорит. Убивать зомби строжайше запрещено, если только они некритически угрожают вашей жизни. А я не женщина, поди, разбери, когда эти критические дни настали? Гениальная в своем мудозвонстве правительственная формулировка: "некритически". Ну не кретины ли? Когда за тобой бежит буйный с намерением сожрать - это критично? Или критично только когда он уже оторвал тебе ногу? Был москвич, который обороняясь убил одного бешенного. А тот оказался сыном какого-то безутешного депутата, тот в гневе и расстарался, чтобы беднягу посадили в тюрьму.
        -Да так, путешествую. Мир смотрю, да себя показываю. А у вас как тут? Что с большой земли слышно?
        Куропаткин сплюнул в сторону. Мол, вопросы могу задавать только я.
        -Китай прет со страшной силой. Проклятых узкоглазых, как по радио сказали, зараза почти не коснулась. Они сразу всех больных перестреляли, вместе с родственниками, ха-ха, пусть даже здоровыми. На всякий случай. Москва бунтует по-прежнему, вроде бы переворот готовят. В Новозомбиловске... черт, то есть в Новосибирске выборы готовятся. А еще слышно то, что какая-то образина церковь сожгла неподалеку, а потом толпа буйных ворвалось в ближайший колхоз и загрызла нескольких человек. Ты не знаешь, кто их мог так разозлить?
        -Право даже не могу догадываться.
        Через две минуты я уже знакомился с горьким асфальтом, сплошь покрытым сигаретными бычками и высохшими харчками толстого мента. При обыске у меня нашли рогатку, как я мог понять, еще и травматический пистолет, кучу чужих паспортов и целый мешок полезных бирюлек, типа сотовых телефонов, бижутерии, бумажников, аккуратно скатанный рулон денег. На многих из этих вещей была свернувшаяся кровь, что прямо указывало на незаконный способ их добычи.
        Вы думаете, это послужило формальным поводом для задержания? Ага. Эта свинья с птичьей фамилией издевательски обвинила меня в том, что на моем велосипеде нет катафот. Я резонно ответил, что скрутил их, иначе я буду отсветами и яркими огнями в ночи и на солнце привлекать мертвецов. На что мне заломили руки и сказали, что я арестован в связи с нарушением технического регламента эксплуатации передвижного средства.
        Маразм пандемией не изжить.
        -Вы что делаете?! Мужики, договоримся! Берите этот мешок несчастный, а меня отпустите!
        Куропаткин, промокнув вспотевшие усы платочком, покачал головой и изрек:
        -Ваня, ты не прав. Местная епархия назначила вознаграждение за того богохульника, что поджигает церквушки. У церкви теперь, когда людям надо верить, слишком много власти и денег. А ты очень колоритный подозреваемый. Ты ведь мертвый сталкер. Обираешь трупы, убиваешь законопослушных граждан Российской Федерации, опять их обираешь. А принимаешь их тем, что устраиваешь пожарища, на которые они стекаются, как мухи на...
        Он, конечно прав, но я всё же думаю, что это не повод бить меня под ребра и грозиться шваркнуть головой об асфальт. Под конвоем меня повели на пост - спрятанную в зелени бетонную заставу, сложенную из огромных строительных блоков, притащенных с ближайшей заброшенной стройки. Посередине стоял бывший пост ДПС, небесного (видимо, как божественный идеал, к которому должны были стремиться сотрудники) бело-голубого цвета. На бетонном бруствере было оборудовано пулеметное гнездо, где сидели еще два милиционера, прошедшие ускоренные курсы военной подготовки. Обычно такие заставы полны оружием, по-идее, предназначенным для сдерживания атак буйных, сбивающихся в большие шайки. На деле же шайка милиционеров грабит, пользуясь вольготной силой, проезжающие машины. Я обычно от них откупался, так как проехать по окольным путям себе дороже - нарвешься на разбойников или зомбей, там вообще с жизнью расстанешься, приходилось переть по федеральной магистрали.
        -Эй, вы чего, мужики!? Давайте договоримся, мы же нормальные пацаны...
        Зачем им с кем-то договариваться, если они могут взять все, что захотят силой? Мне стало неловко за мою наивность.
        Пулеметчики с вершины бетонного забора крикнули:
        -Василь, а ты куды пленного повел?
        Пленного? В войнушку переиграли, вояки. Ох, как право использовать оружие меняет людей.
        Куропаткин улыбнулся:
        -В зомбятник, до выяснения. Куда же еще?
        На сердце немедленно образовалась наледь страха.
        -В зомбятник? - переспросил я, - а он, надеюсь, пуст?
        -Нет, - меня вели уже по бывшей конторке ГИББД, - там сидит один пойманный зомбяк. Но ты не бойся, это натуральный овощ. Если с ним что случится, мы тебе потом голову отвернем, понял? Мы за него отвечаем.
        Внутри затхло воняло. Я удивился, как менты позволили вонючему мертвецу околачиваться в обезьяннике, ныне остроумно прозванном молвой зомбятником? Он же надухарит помещение. Видимо труп был свежим и еще не успел наложить себе в штаны. Но сосущее чувство под ложечкой никуда не исчезло.
        Вам приятно было бы оказаться лицом к лицу с мертвецом в запертой и, ну, очень маленькой, стальной клетке? Лязгнул замок, и меня впихнули в этот реберный прямоугольник, клацнувший за мной на прочных петлях.
        -До выяснения посидишь здесь. Покормим вечером. Завтра за тобой приедет Труповозка, и отправишься в Новозомбиловск вместе со своим новым другом.
        Труповозка - это бронированная фура с боевым охранением, которую вызывает полиция, чтобы сопроводить до ближайшего ИВС пойманных преступников или подозреваемых, а заодно и овощей. Последних полиция предпочитала под шумок расстреливать, и их было немного, но название прочно закрепилось в молве.
        Менты (ух как укоренилось это прозвище в лексиконе) ушли, а я рискнул окликнуть фигуру, стоящую в противоположном конце клетки, всего-то метра полтора, и повернутую ко мне спиной.
        -Эй, овощ, не смей на меня капать слюной и подходить ко мне! Понял? Иначе ногу оторву и этой же ногой до смерти забью.
        Я сказал это скорее рефлекторно, ведь что-то, а голос его как раз привлечет.
        Зомби осторожно, как на замедленной съемке, повернулся ко мне и застыл, тихо зарычав. Раскрытый рот с мелкими, но прочными, пожелтевшими зубами. Перекошенное лицо. И злоба, злоба в красных, воспаленных глазах.
        Не было никакого сомнения, меня подселили в коммунальную квартиру с буйным соседом.
        Глава 3
        -Вы хотите спасти своих детей? Излечить их от свирепствующего недуга? Перестаньте кормиться пустыми обещаниями центра, пытающегося спасти не вас, а собственные вспотевшие шкуры и семь процентов избирателей или, говоря прямо, чуждую для нас Москву! Наших парней, кормящие, работящие... лучшие руки и умы Сибири, давшей Москве Ломоносова и стойкие дивизии сибиряков, забирают для спасения гигантского и чужого нам мегалополиса! Я чувствую в ваших сердцах вопрос: сколько еще? Мы хотим жить на нашей земле, и мы хотим жить на ней здоровыми! Здоровье и стабильность! Здоровье и стабильность!
        Именно с таким красным лозунгом проходила первая, всеобщая избирательная компания Новосибирской области. Центр, понимая, что никакая милиция не способна сдержать расползание по сторонам огромного государства, что уже начали резать острыми ножами, как сладкий торт, соседи, скупо, но почти ежемесячно, отвешивал периферии долгожданный воздух свободы.
        Первый шаг - вернули выборы губернаторов, утверждающие теперь законодательным собранием области, ибо напуганные люди открыто роптали и обвиняли во всем власть. Затем расширили полномочия местных законодательных собраний и наделили, в обмен на лояльность, сильной исполнительной властью глав регионов. Да, безусловно, они превратились в местных царьков. Но монархов более-менее верных федеральному центру. За это монарх гарантировал Москве (ее часто называют МоZквой) подчинение, худые отчисления в бюджет и поставку здоровых парней призывного возраста.
        Конечно, это абсурд проводить выборы, когда председатель избирательной комиссии, обагрив заштрихованные многообещающими фамилиями бланки, вдруг перемахивал через стол, и насмерть загрызал нерадивого избирателя. Тем не менее, люди требовали перемен. И если в пору нефтяной сытости, они смачно срыгивали, вторя о благостных временах голубому экрану, то теперь всерьез растаскивали остатки сложившегося, как карточный домик, порядка. Такой уж был заведен у россиян порядок. Власть, боясь поменяться с чернью местами, шла им на уступки. И даже карие глаза спецназа за стальными щитами, все чаще переходили на сторону ропщущих.
        Ведь никакая хозяйская подачка не защитит от невидимой и без разбора карающей руки инфекции.
        -Мы хотим жить для себя! Мы хотим жить в спокойном, здоровом мире! Мы придем на смену старым бюрократам, оплетших корнями занимаемые ими кресла. Мы изменим ситуацию. Вернем братьев, излечим сестер! Восстановим здравоохранение, образование. Голосуйте за Партию Живых. Здоровье и стабильность!
        Центральная площадь Новозомбиловска бурлила от переполняющего ее народа. По нынешним временам в одном месте собралось целое столпотворение - около четырех тысяч человек. Многие еще боялись появляться в людных местах, но худо-бедно заштопанный порядок был наведен. По-крайней мере на Красном Проспекте - главной магистрали города, больше не валялись разодранные трупы, а воинствующие группировки больше днем не делили зоны влияния, предпочитая ночью подрывать и расстреливать конкурентов.
        Об этом с гордостью говорили по центральному каналу.
        Причина, взвинтившая горожан, крылась в митинге новоиспеченной и, как всякий колобок, амбициозной Партии Живых. Ее глава, отставной полковник Еремей Волин, боролся за то, чтобы провести в законодательное собрание свою партию. А там стать губернаторов вопрос времени. То есть, он сражался за кресло президента в миниатюре. Партия Живых, зарекомендовавшая себя решительными, действиями уже имела многих сторонников и в мэрии, и в народе, поэтому солидные ресурсы были направлены на полное подчинение региона единовластной политической воли Еремея Волина. Основной конкурент живчиков, как их называли в народе, была мимикрировавшая под сложившиеся условия, партия с названием Здоровая Россия, жмущаяся, как блудливая девка, к богатенькому папе-центру.
        Центр смотрел насторожено и готов был поделиться с теми, кто удержит регион от аннексии мертвецами.
        Логично предположить, что третий полюс силы, составили бы олигархи. Но власть, проявив жестокость, поступила очень мудро - мигом национализовав (то есть, набив морду олигарху и обшарив его карманы) находящиеся в Зомбирации капиталы, а их владельцев упекла в Магадан, осваивать чудную профессию швеи-закройщицы. Большая часть средств осталась в оффшорах, за которые правительство до сих пор билось и вело шпионские игры в международных судах.
        Зато никаких сильных политических противников для власти не существовало: доминирующая партия Здоровая Россия, цепко и, победно выпятив челюсть, снова уверенно вела корабль российской государственности на рифы катастрофы.
        Но вот Партия Живых чуть ли не впервые составила ей весомую конкуренцию. Она удивительно маневренным лавированием смогла умаслить самые разные категории населения: умеренных националистов, патриотов, демократов, даже некоторых социалистов!
        Видимо и правда ненависть к партии власти сплачивает самых разных людей.
        Митинг проходил на площади имени Ленина. Величественного памятника Ленину с воздетой в жесте то ли призыва, то ли подаяния, там давно не было. Ему под развевающийся парусом плащ неизвестные заложили тротиловую бомбу, и в одно прекрасное утро, каждый, зайдя к вождю сзади, мог собственноручно заглянуть в светлое будущее. Теперь от монумента остались только ноги, до сих пор не восстановленные и обнесенные фанерными щитами.
        Озлобленные коммунисты на следующую день провели массовую монстрацию, где заклеймили партию власти так, что она должна была немедленно пойти ко дну. Но в толпе воинственных пенсионеров откуда-то взялось несколько буйных. А так как бабушки и ветераны труда явно не чемпионы по бегу с препятствиями, то значительная часть монстрации была сгрызена. Полицию в массовой панике просто затоптали.
        С этого печального, майского цвета события и началась в Новозомбиловске подготовка к областным выборам.
        На месте памятника Ленину (власть, когда пообещала его восстановить, наверное, держала за спиной скрещенные пальцы) теперь горбатился дощатый помост, тыльную сторону которого украшал лозунг: "Здоровье и Стабильность!". Вокруг этого эшафота народной демократии сцедилось из выходящих на площадь центральных городских магистралей множество людей.
        Их было тысячи четыре, но любому оглянувшемуся казалось, что здесь собрался весь город, не посещающий центр даже на день города или девятое мая. Имелось и еще одно отличие: почти все были трезвыми и взирали с надеждой на вешавшего с трибуны человека.
        Еремей Волин знал, чтобы раскрытые щи тебя слушали, нужно соблюдать три простые вещи.
        Первая - эпатировать внешним видом. Еремей был здоровенный, подтянутый, широкоплечий военный в мундире с медалями, которые бы только дурак назвал побрякушками. Здесь была даже полученная в юной чеченской войне солдатская медаль "За Отвагу!" Множество чеченских диаспор, создавших в городе закрытые, полностью независимые анклавы близ рынков, очень не любили Еремея. Он, показывая вовсе не офицерскую гибкость ума, умело сконцентрировал ненависть населения к этим, как он постоянно выражался "захватчикам", чем одновременно создал себе послушную армию и нажил серьезных врагов. Это уже был второй пункт - умело давать выход ненависти населения и контролировать ее.
        Поэтому в городе часто случались кавказские погромы, за что Еремея публично обвиняли в экстремизме и разжигании межнациональной розни. И здесь в полной мере проявлялся третий талант военного, он говорил понятным и доступным языком, полным солдатских сравнений, аллюзий и прочих гипербол.
        -Приютить на теле города вошь, - ревел его медвежий бас, - значит постоянно чесать себе яйца! Покажите мне того, кто хочет досыта кормить своей кровью дармоеда, лишь бы тот не обиделся, пока его дети сами страдают от голода? Покажите мне такого человека, и я немедленно отправлю его в туалет, вычерпывать оттуда дерьмо! Ведь ему же надо откуда-то брать новые идеи!
        Полковник ревел, как бомбардировщик. Ему не нужен был даже микрофон, так он громыхал, используя все таланты своего командирского, отточенного годами военной службы, голоса. Он перегнулся через деревянные перила и, впившись взглядом в толпу, продолжал стегать массу нескучным языком:
        -Меня упрекают в детских комплексах, из-за которых я якобы не терплю, еще более "якобы" гостей! На это я могу ответить только одно.
        Еремей Волин немедленно расстегнул свой мундир, снял удавку галстука, рубашку и застыл обнаженный по пояс, демонстрируя ахнувшей толпе мощные, совсем не дряблые мышцы. Он, как заправской культурист, напрягал бицепсы, показывал широчайшие и, закатав штанину, великолепно проработанную двуглавую мышцу бедра.
        Девушки в толпе кричали, и даже скептичные мужики, машинально скрестившие на груди руки, увидев в первую очередь на трибуне не политика, а самца, улыбаясь, зааплодировали. Это было им понятней бубнежа про экономическую стабильность и Зомбирацию, встающую с колен.
        Еремей продолжил в полуголом состоянии и его мышцы, налитые кровью, смотрелись впечатляюще.
        -Многие справедливо скажут, так как вы умные и энергичные люди, что областью должны управлять не мышцы, а ум. Не атлет, но политик. А теперь, друзья, оглянитесь вокруг. Что принес этот хваленный государственный ум городу? Стихла ли война группировок? Урезонена ли этническая мафия? Кто остановит полицейский беспредел? Разве исчезли из города мертвецы? - при перечислении предыдущих бед толпа бездействовала, но как только речь пошла о самом беззащитных из зол, на обильно присутствующих в толпе овощей посыпались удары, - нет-нет, прошу, виноваты не овощи, - толчки мигом прекратились, - виноваты те, из-за которых эти бедные создания беспрепятственно разгуливают по живым улицам. Наше время не терпит соплей и умственных испражнений, оно требует силы мышц! Сила наведет порядок!
        Какой-то храбрый человек из толпы хрипло выкрикнул:
        -У нас уже и так отобрали свободу!
        Волин немедленно кинулся к центру перил и провозгласил:
        -Вот видите, поэтому вам нечего терять! Голосуйте за меня, и я не только верну вам гражданские права, но и наведу порядок. Я, как военный, к нему давно приучен. Я не тыловик, а боевой офицер, и бюрократия будет повешена!
        Сзади Волина упал брезент, скрывающий какую-то высокую, больше оратора, конструкцию. Под хохот толпы появилась виселица, с болтающимся в ней существом с огромной, будто воздушный шар, головой и настолько маленькими конечностями, что невозможно было понять, где у него ручки, а где ножки, и есть ли член.
        -К сожалению, чтобы повесить бюрократа, а не его чучело, мне нужно заиметь под собой точно такое же черное кресло!
        Слева раздалось старческое, но громкое:
        -А что будет с пенсиями?
        Еремей метнулся к левой стороне трибуны:
        -С ними будет происходить тоже, что и с известным органом при виде красивой женщины. Пенсии будут увеличиваться!
        Цитата разошлась. Утренние газеты с ехидцей заметили, что в случае победы Еремея Волина на выборах, пенсионерам будет, что пососать зимой.
        С противоположного фланга раздался новый вопрос от бритого молодого человека:
        -Что будет с чужаками на нашей земле?
        Волин степенно подошел к правому краю трибуны и ответил:
        -То, что они заслуживают.
        -А как вы решите - кто чужой, а кто свой? Это фашизм! - вновь раздалось слева.
        Вопрос снискал большую поддержку, рассержено загудевшую в толпе. И даже специально нанятые клакеры, призванные криками поддерживать оратора, не смогли переорать толпу.
        Через несколько секунд, когда Еремей Волин достиг левого края трибуны, успевая обдумать ответ, микрофонный гул возвестил:
        -Фашизм - это безропотное служение государству. Я предлагаю вам послужить лишь здравому смыслу. Если для вас здравый смысл стоит ниже ваших нравственных убеждений, то вы просто-напросто в них заблуждаетесь. К сожалению, фашизма в нашем обществе предостаточно. Но это не телесное рабство, а рабство собственного духа перед господством лживых убеждений. Пока вы их придерживаетесь - зомби окончательно наводнят наши улицы, а государство разладится. Что касается метода отсева, то он чрезвычайно просто. Существует Уголовный Кодекс, и те, кто по этому своду считаются виновными, будут наказаны. Разве вы против того, чтобы справедливо наказывать виновных?
        Еремей Волин еще долго метался от края к центру, от центра к правому флангу, отвечая на вопросы горожан. Он, хоть и делал ставку на зрелище, понимал, что его, как клоуна, будут использовать в собственной пропаганде конкуренты. Они выставят его шутом, которому поклоняются точно такие же шуты. А избиратель готов чувствовать себя обманутым (иначе, зачем он еще ходит на выборы?) но никак не посмешищем. Поэтому Еремей старательно показывал свой богатый интеллект, находчивость и незаурядный ум.
        Когда митинг перешел в концерт, где играли патриотическую музыку, раздавали бесплатные талоны на питание и кормили голодных горожан кашей из полевых кухонь, лидер Партии Живых, вспотевший и одетый, под охраной двигался к воздвигнутой неподалеку, в сквере, палатке. Вечером, здесь же, его ждало повторное выступление.
        Под брезентовым балдахином его ждала фигура, спрятанная под каноничным черным плащом, при втором знакомстве оказавшимся всего лишь пледом, накинутым в такую жару на плечи и, ломающей образ бейсболке, козырек которой скрывал лицо человека. На шее бабочкой у него повязан мохеровый шарф, совсем не пропотелый в такую жару.
        -Привет, Ерема, - первой поздоровалась фигура низким отчетливым голосом, - как идут наши дела?
        -Прекрасно! - рыкнул военный, снимая китель и протирая суровое лицо чистым полотенцем, - вечером на площади соберется тысяч десять, надо будет обеспечить дружинную охрану, а то вдруг парочка буйных заявится. Или здоровороссы провокацию организуют. Мы и так отхватили себе площадь для митинга чуть ли не силой! Люди добровольно рискуют своим здоровьем, лишь бы послушать меня! Они верят мне!
        -Мне? - несказанно удивилась фигура.
        Офицер поспешно поправился:
        -Нам.
        -Нам? - не менее удивленно вопросил не представленный человек.
        Еремей сконфузился, плотно сжал мощные челюсти и ответил:
        -Виноват, Вам! Они верят Вам!
        Странная, совсем не по летнему одетая фигура, поднялась с пластикового стула и подошла к вытянувшемуся по струнке лидеру Партии Живых. Макушкой неизвестный доставал Волину до плеча, тем не менее, военный явно его побаивался.
        Мягко шелестя, как ветерок на кладбище, заговорил незнакомец:
        -Мне кажется ты, Ерема забываешься. Ты слишком много берешь на себя, а груз тебе явно не по плечам. Ты строишь из себя лидера, забывая, в чем настоящая причина того, что эти люди, - из-под одеяла взметнулась рука в белой перчатке и указала на дверь, - считают тебя спасителем и героем.
        -Никак нет, Вам это кажется.
        -Кажется? - воспрял голос, - когда кажется, креститься надо. Еще приносили клятвы на кресте, но в наше время это весьма ненадежный способ. Ты знаешь, что такое омаж, Ерема?
        Тот сдвинул брови и проговорил:
        -Это что-то из рыцарства?
        -Совершенно верно. Это принесением вассалом клятвы верности сюзерену. Вассал обязуется подчиняться сюзерену, приходить ему на помощь по первому зову, за это сюзерен дарует вассалу защиту и покровительство.
        Фигура медленно, как будто с трудом стянула с правой руки белую перчатку.
        -Больше всего я не люблю предательства. Поэтому ты, Еремей, повторишь свою вассальную клятву. Заново принесешь мне омаж. Целуй.
        И незнакомец протянул широкоплечему полковнику бледную, синевато-голубую трясущуюся руку, покрытую гноящимися, будто бубонная чума, струпьями.
        Недолго думая, Еремей Волин, лидер популярнейшей Партии Живых, ветеран горячих точек, спортсмен и культурист, рухнул на колени и, схватив обеими руками холодную длань человека, покрыл ее множеством преданных поцелуев.
        Глава 4
        Дурное это событие сидеть в обезьяннике, еще гаже, если к тебе там клеится плотоядно облизывающаяся личность, но совсем хреново, когда от личности там остались одни сузившиеся, с расширенным зрачком, не реагирующим на свет, глаза.
        -Это буйный! - ору я как футбольный фанат, - это же буйный, вашу мать!
        Зомби состроил ехидную рожу, снова хвастался мелкими, акульими зубками.
        -Су-у-уки! - ору я магическое ментовское заклинание, - су-у-ки!
        Ты можешь обзывать ментов как угодно, выдумывать заковыристые оскорбления, грозиться отрезать им ноги, но только это загнанное, уличное ''суки'', действует безотказно. Им легче вызвать милицию, чем набрав на телефоне ноль-два.
        -Су-у-уки!
        Ввалился тот же жирный бурдюк, Куропаткин, смотрящий тупо, словно боров, не говорит, а рыгает:
        -Те хлебало дубинкой завалить? Чё орешь?
        -Это не овощ, а натуральный буйный!
        Я посмотрел на мертвеца и... обомлел. Он вновь тихий, забитый, кротостью может сравниться с ягненком или с Иисусом с картины "Мадонны в Гроте". Только мне сейчас, блин, не до святых аллюзий.
        -Сука? - не переспросил, а с вопросительной интонацией утвердил милиционер, - Сука? Су-у-у-ка! - многозначительно прошипел он и принялся тыкать меня под ребра дубинкой, вспоминая детскую фехтовальную секцию, а я прошлое школьной груши для битья.
        Ну, к слову все так и было. Овощ с интересом наблюдал за тем, как его соседа избивают резиновой дубинкой с металлическим набалдашником (для более эффективной борьбы с мертвецами), скалился совсем как человек. Когда я рухнул на пол, больно ударившись о решетку, а из носа пошла кровь, то мертвец задвигал корпусом, поворачиваясь туда-сюда, и тупо посмотрел на меня.
        Я знал, что это у овощей одно из высших проявлений удовольствия. Собаки машут хвостом, кошки мурлыкают, мужчины фапают, а они вон вращают из стороны в сторону торсом.
        -И если с этим мертвым гондоном что-нибудь случится, - напоследок прошипел мент, - ответишь головой.
        -А меня, человека, не жалко? От него же воняет!
        -А что тебе, паразиту, сделается? Человек он это, везде выживет.
        Вот не люблю этих комнатных философов, у которых мысли имеют форму той же комнаты - угловаты, с косыми углами (таджики плохо строили), и таким чувством собственной важности, что им можно мерить температуру Солнца - делений на шкале хватит.
        -Говнюк, - прошептал я так тихо, что и сам не услышал. Зато на совести от такого самообмана мигом полегчало.
        Полицейский ушел. Я присел на узкую, будто гладильная доска, скамью и принялся промокать куском стерильного бинта, целый рулон которого я подобрал в ныне не существующей Венгеровской больнице, выступившую кровь. Мне приходилось бывать в той поликлинике еще до Зомбикапсиса, она где-то в шестидесяти километрах отсюда. Я с уверенностью могу сказать, что сельский врач - это либо святой подвижник или бездарный троечник. Троечники в той свежее отремонтированной больничке, очень удивились неожиданной агрессии бабулек, которым осточертело торчать в очереди и они кинулись, скаля ставные челюсти, на прием без очереди. Больница стало большим склепом, ее до сих пор не восстановили.
        Я и раньше побаивался этих коренных жителей очередей, но когда они превратились в зомбей, то я посочувствую любому своему врагу, если он их нечаянно встретит.
        На зомби я не обращал внимания. Буйный не настолько умен, чтобы притвориться овощем, а овощ еще тупей буйного. Максимум на что их хватает это передвигаться стаей или ждать в засаде. Показалось. Или...
        -Осёл! Дебил! - ругнулся я, - они же вчера меня чуть не прикончили!
        Я молниеносно повернулся к скучающему мертвецу с ожиданием того, что он зарычит и довершит начатое дело: победить его голыми руками нет ни единого шанса. Вчера, когда бешеные, будто начитавшись Маркса, проявили навыки простейшей кооперации, я уже не могу с уверенностью сказать, что живые мертвецы обязательно тупицы. Как я мог об этом позабывать! А еще мертвым сталкером зовусь!
        Мертвяк глуповато улыбался, словно увидел голую даму. Затем резко скосил на меня карие глазища:
        -Извините, пожалуйста.
        Нет, я ожидал чего угодно, то, что он начнет играться со своим посиневшим, без сильного кровотока членом (зомби вообще забавляет эта болтающаяся висюлька, они часто ее себе отрывают, не чувствуя боли), то, что вновь примет вид буйного, но никак не этого степенного, почти светского "Извините, пожалуйста"!
        Я, прижимая к бьющемуся сердцу руки, произнес:
        -Вот уж хрен. До конца жизни не прощу. Ты кто такой, мать твою?
        На всякий случай я нащупал спрятанное под шов на ремне плоское шило. Полезная в хозяйстве вещь: можешь хоть дырки на поясе делать, хоть третий глаз вражине проколоть.
        Зомби (или уже нет?) миролюбиво отошел к дальнему углу обезьянника, зашептал, чтобы не услышали наши тюремщики:
        -Меня зовут Феликс Викторович. Можно просто Феликс или Феникс...
        Нет, все-таки я был не прав, дурацкое человеческое желание сменить себе имя на что-нибудь звучное неистребимо во веки веков. Наверное, это вполне объяснимо. Чтобы стать великой исторической личностью надо обязательно иметь легко запоминающееся, звучное имя: Иосиф Сталин, Бенджамин Франклин, Наполеон Бонапарт.
        -А я Иван.
        Он попробовал пошутить:
        -Раз ты сюда попал, то либо Иван-царевич, либо Иван-дурак?
        Не знаю почему, но мне страстно захотелось вогнать ему шило повыше хрупкой, интеллигентской, "истино-феликсовой" переносицы. Притворяющийся зомби был щуплым, тонким, заморенным человеком, с красными следами от подушечек очков на переносице. Чуть подслеповатые глаза, бегущие вниз морщины около краешков рта с заедами от нехватки витаминов. Не волосы, а черный гудрон с воткнутыми туда перьями. Разве что глаза живые, с коричневым огнем, утопленным в красной луже лопнувших капилляров.
        По своему виду Феликс походил либо на жертву Голодомора, либо на среднестатистического учителя Российской Зомбирации.
        -Они оба плохо кончили, - буркнул я, - женились в конце.
        Феликс засмеялся, показав мелкие, птичьи зубы отталкивающего, светло-желтого оттенка.
        -Рад знакомству. Я работал учителем-зомбиведом в средней образовательной школе города Чаны. Школа номер один. Теперь эта школа может по праву именоваться нулевой. С три дня назад на Чаны напали больные люди.
        -Овощи или буйные? - переспросил я резко.
        -Как зомбивед могу сказать, что это не имеет решительной разницы. Все они люди, подвергшиеся тяжелому расстройству психики и физиологии, ослабленный организм которых поразил неизвестная науке хворь. Какая разница имеет для жертвы цвет кожи грабителя?
        Эту хорошо известную сказку он заливал еще с пять минут, про то, что не все зомби - злые, но все зомби - люди, в общем, перекладывал старинные принципы толерантности на современные зомбячьи реалии. Я не удивлюсь, если учеников этого идиота сожрали подчистую, когда они вышли встречать бегущую к ним толпу мертвецов с цветами в руках.
        -Слушай, Фен, - я кастрировал звучного Феникса, - а твои ученики живы после нападения?
        -Они мертвы, - покачав головой, ответил зомбивед, - я не вижу надобности иронизировать над смертью детей, Иван, дело тут не в преподаваемых мною навыках. Чаны атаковали не десять безумных и даже не пятьдесят, как это месяц назад произошло в деревне Погорелка. К слову, она опять сгорела. На Чаны, одновременно с разных сторон напали около пяти сотен мертвецов.
        Моя улыбка стянулась в прямые, побледневшие губы:
        -Как это, пять сотен? Да они такими толпами никогда не собирались! Они не смогут прокормиться. Их заметят с беспилотника или вертолета, а потом артиллерией разметают.
        -И что? А еще раньше люди не знали про радиацию, но это же не значит, что ее не было. Из населения Чанов выжили только те, кто догадался как можно быстрее свалить из городка и рвануть по направлению к Новозомбиловску., такие как я. Те, кто решили переждать в подвалах и за крепкими заборами, ныне мертвы, от болезней или обезвоживания.
        Это был действительно чудовищно. Меня не сильно волновала гибель такого количества людей, в конце концов, добрых двадцать процентов населения Земли, уже перестали существовать. Я содрогался от той мысли, что промышлял так близко от места, где бродят целые полтысячи буйных. Там бы меня от мучительной смерти не спас не один кот. Половина полка, огромное количество мертвецов!
        -А как же солдаты?
        Феликс невесело хмыкнул, заученным движением поправив очки, но потом спохватился, что их у него нет:
        -Доблестный шестой батальон третьей сибирской линейной мотострелковой дивизии, расквартированный после Зомбикалипсиса в Чанах, прославился в местной газете тем, что совершил шестнадцать изнасилований, около полусотни грабежей, в том числе налет на один транзитный товарный эшелон на Чановском вокзале. Помню, они еще убили молодого лейтенантика, что пытался их урезонить и подожгли по пьяни здание администрации. Повторилась судьба многих гарнизонов в отдаленных поселках, где нет сил милиции, солдаты почувствовали силу.
        Фен тяжко вздохнул. Ему, как интеллигенту, наверное доставалось больше других.
        -В ночь, когда напали мертвецы, около солдатских блокпостов на вокзале, вокруг города, на дороге в Венгерово, неожиданно обнаружились канистры с настоящим спиртом! Что и говорить, без сопутствующей дисциплины, все перепились в такой хлам, что и двадцать третьему февраля не снилось! Солдаты отпраздновали второе девятое мая. Неожиданно появившимся зомбякам не составило труда пережрать солдат. Немногочисленные выжившие сумели организовать оборону на втором этаже железнодорожного вокзала, оттуда отлично просматривается любой подход к зданию. Площадь, как в тире и мишени - бегающие мертвецы. Они обороняют железнодорожное полотно, надеюсь, помощь уже пришла.
        Так академично, совсем по-учительски воспроизведенная новость, произвела впечатление. Нет, в новейшей истории нашего многострадального государства случалось и не такое, например остров Сахалин теперь почти полностью является мертвой территорией, своеобразным анклавом с тысячами буйных. Там из живых остались только местное племя - айны на севере и то, благодаря труднодоступности, да обслуживающий персонал газовых и нефтяных платформ. Даже соседняя Япония не посягала на бесхозные территории. В стране восходящего солнца был самый высокий процент живых мертвецов среди молодежи. Но вот то, что подобная массовая катастрофа произошла в каких-то сорока километрах от меня и сейчас, когда ужасы борьбы с мертвецами, казалось, прошли, очень сильно пугало.
        -А ты как уберегся?
        Феликс довольно улыбнулся, вновь обнажив мелкие, пираньи зубы:
        -Обмазался грязью, соком ивы перебил выделение желез внутренних секреций, всячески проверил, нет ли у меня на теле ранок, пописал на штаны, чтобы появился запах мочевины и просто ушел через ряды мертвецов, под светом их ночного солнца.
        Я не удивился, месяц назад в выпуске "Сам себе зомби" я видел подобную картину, как человек, чтобы получить халявный телевизор с диагональю пятьдесят четыре сантиметра, находился среди буйных около часа и даже дергал их за носы. Ему достался приз зрительских симпатий - мобильный телефон.
        Правда, чаще этих дураков раздирают мертвые сотоварищи. Поэтому я и смотрю это шоу.
        -Ну, ты даешь, а как к ментам то попал?
        -Шел по федеральной трассе к Новозомбиловску, надеялся встретить колонну летучего отряда бронетехники, предназначающегося для уничтожения крупных отрядов буйных, так, через пару дней и добрел до спрятанного в кустах поста. А когда меня окликнули, то понял, что лучше притвориться зомби, чем человеком. Человека бы они ограбили и избили, а зомби обязаны сопроводить в Труповозке до столицы Зимбири.
        Зимбирь. Острословы исковеркали все названия: РЗ, МоZква, Зимбирь. Но планета пока еще называлась Земля.
        -А вы тут из-за чего?
        Полицейской ловушки ждать не приходилось, нынче нравы и хитрости огрубели, да и Феликс располагал к общению, поэтому я ответил предельно откровенно:
        -Обирал мертвецов, паспорта там, бирюльки мелкие. Потом в Новозомбиловске сплавляю барыгам, на это и живу.
        -Мертвые сталкер значит? И как, на жизнь хватает? А чего так далеко забрался то базы своей?
        -Больше, чем заработок учителя, но в этом больше от романтика-одиночки, не боящегося крови. Всё уже давно растащили, поэтому приходиться отстреливать буйных, а потом осматривать воняющие трупы. Народ то смекнул, что легче отбирать, чем пахать. Вчера вот чуть не сожрали, а сегодня по глупости попался упырям в голубых рубашках.
        И тут меня пронзила сладкая, как патока, мысль. В каких-то сорока километрах, паре часов езды на велосипеде, лежит разодранный на части и истекающий гнилью город Чаны. А на его улицах, в скрюченных и прижатых к бронежилетам лапкам, разорванные солдаты прижимают новенькие, в масле, автоматы. На складах есть патроны, автомобили! И никто из мародеров не сунется добровольно в то место, где пируют полтысячи живых мертвецов.
        Еда и патроны это та универсальная валюта, на которую можно приобрести еду, девушек, деньги и кров над головой. И, разумеется, я не собираюсь ничего при этом покупать.
        Я спросил заинтересовано:
        -Говоришь помощи Чанам не пришло? А как же снабженцы?
        -Какое снабжение? У нас, как в пятнадцатом веке, система кормлений, даже можно сказать неоаракчеевщина.
        Этих гадов, зомбиведов, переквалифицируют из учителей истории, филологии и прочей географической шушеры на семестровых курсах, поэтому интеллигентная сволочь для простого пролетария говорит непонятно. Видя мой недоумевающий взгляд, Феликс пояснил:
        -Центр снабжает солдат очень редко, продуктовых ресурсов кое-как запасли на зиму. Поэтому солдаты закреплены за той местностью, где проживают. Население несет "необязательную" повинность - обязано выполнять продуктовую норму, как при хлебозаготовках. Столько-то килограмм овощей, масла, мяса, круп. Кроме нормы существует так называемый продуктовый солдатский налог. Это то, что сверх пайка с помощью силы самостоятельно забирают солдаты у крестьянина.
        Я всегда знал, что история развивается по спирали и циклична. То, до чего один раз додумалось человечество, неминуемо повторится.
        Мы, молча, посидели с полчаса. Я переваривал вкусные планы по добыче драгоценного оружия, с помощью которого можно будет безбедно жить целую вечность. Правда, власть сразу же расстреливает любого человека с нелегальным вооружением, но никто не отменял взятки, а кому не охота при нашествии мертвецов, получить бесплатно цинковый ящик с патронами? При этом я совершенно забыл, что нахожусь не на свободе, но, да ничего серьезного мне грозить не могло. Люди обеспокоены тем, как спасти свою жизнь.
        Феликс, что-то шептал в руки и мотал головой. Он был поражающе похож на зомби, видимо работа в школе обратила его в забитого доходягу верней чем укус мертвеца. То-то он не сильно жалел своих учеников.
        Вот она - жизнь после Зомбикалипсиса! Я давно не видел живых, а он с три дня шел по дороге. И никого из нас больше не тянет говорить. Наш бензобак разговора полон, и черная стрелка на красном поле диалоговой сытости. Все-таки мы слишком индивидуалисты, когда время требует коллектива.
        Хотя мне и так неплохо.
        Через стенки помещения пробился треск пулеметной очереди.
        -Опять по банкам, - уловив мой обеспокоенный взгляд, ответил Феликс, - или по людям стреляют. Второй день здесь сижу, наслушался.
        Но пальба не прекращалась. Теперь, средь грохотания пулемета можно было услышать сухие щелчки "Макарова", отборную поросячью ругань жирного лейтенанта, дымное лаяние АК на перевязи у сержанта.
        -Что-то мне это не нравится, - пробормотал Феликс, - обычно все кончается за полминуты.
        Я уже давно растянулся на грязном полу и дергал за штанину учителя:
        -Ложись, идиот. Чему там только на твоих курсах учили.
        Порой чувствую себя матерью Терезой.
        В пулемете кончилась лента, пока перезаряжали основной солирующий инструмент, отчетливее стала слышна паническая ругань лейтенанта:
        -Ворота, сука, закрывай! Ворота при, иначе все здесь погибнем на хрен!
        -В задницу эти сраные ворота, валить надо!
        -Стой, сука! Стоять!
        Часто и сухо защелкал пистолет и больше не стрекотал автомат, зато вновь отборной громовой руганью расцвел пулемет. Стреляли явно неумело, пораженные страхом - длинной, нескончаемой очередью, вместо того чтобы наносить короткие, точные срезки, как при жатве серпом. Потом раздалось несколько мощных хлопков, словно лопались громадные воздушные шарики, наполненные гремучим газом, всё на несколько секунд затихло, и тоскливая, пороховая тишина окутала нас с Феликсом.
        -Конец? - забито прошептал он, - кончилось?
        -Ответных выстрелов не было, значит это не рейдеры. А наша усиленная милиция не настолько тупа, чтобы расходовать такое количество патронов на простой грабеж, да и не настолько обленилась, чтобы не отразить атаку десятка буйных.
        -Надеюсь.
        В зомбятник проник гул. Тянущее, утробнее бормотание, словно бесперебойно работающая вытяжка. Шум нарастал, креп, усиливался, распадался на десятки отдельных источников, будто летящих по небу самолетов. Я безошибочно определил, что "Это" такое. Неожиданно, как смычком по скрипке, резануло извечно-лейтенанское:
        -Су-у-у-ка! Су-у-ка!
        Затопали смачные, жирные шаги и было отчетливо слышно, как колыхалась приближающаяся к нам потная туша. Лейтенант Куропаткин с воем и слезами на глазах забежал в помещение. Не потрудившись закрыть за собой дверь, он рванул к зомбятнику, одновременно матерясь и плача, пытаясь дрожащими руками открыть замок.
        Феликс на всякий случай вновь притворился овощем. Мент, с судорогой на лице, искривившее изломом этот громадный, окровавленный пяточек на две пропасти, забежал в клетку и закрыл за собой дверь. В руке у него был зажат пистолет.
        -Товарищ лейтенант, - осмелился спросить я, - что случилось?
        Он посмотрел на меня взором полным уничижительного превосходства и ответил, глотая слезы, быстро и злобно:
        -А ты сейчас сам увидишь. И эта сука, - он ударил Феликса по ребрам, - тоже скоро своих дружков увидит.
        Мне больше не нужно было подтверждений. Я встал с ногами на центр скамейки и прижался к шероховатой, как кошачий язык, стене. Кивком головы показал шатающемуся и нахохлившемуся от злобы Феликсу, что надо сделать тоже самое.
        Гул распался на две половинки: чавкающую снаружи и приближающуюся к нам. Та, которая двигалась к нам, волновала меня больше других, так как она явно чувствовала кровь, выступившую на лице лейтенанта.
        -Надо было закрыть дверь и придвинуть к ней стол, - сухо сказал я, - они бы не прошли.
        Лейтенант молчал, забившись в угол клетки и опустив отъетую задницу на забрызганный фекалиями пол. До нас тут держали трупов.
        Зомби вбежали в комнату быстро и взволнованно, как компания девушек на первый бал. Мушкетеры, как на подбор: в красных, выкрашенных кровью штанах, не волосы, а модная, с багровыми полями шляпа-катух, разъяренный взгляд, мигом уставившийся на нас. Один из зомбей бывший солдат, на его бронежилете видны отметины от пуль, нижняя часть челюсти вообще отсутствует и на шею свисает оборванная лента белого языка. Зомби вваливаются гурьбой, видимо мяса на улице хватило самым сильным, а здесь оставшиеся не у дел калеки. У этого сборища стойких оловянных солдатиков не хватает то половины ступни, руки, лица изуродованы. Мухи откладывают в старые раны яйца, из отверстий вываливаются беленькие опарыши.
        Они, чуя кровь, неторопливо окружают клетку с нами.
        -Мама роди их обратно, - причитаю я.
        Зомбивед, кажется, совсем стал слепо-глухо-немым, зажмурился, но от стены не отлипает. Несет так дурно, что хочется срыгнуть. Желудок сжимается, и его сотрясают спазмы.
        Толстый офицер дрожит, и есть от чего. Если наши относительно тоненькие фигуры невозможно достать, просунув руки через прутья обезьянника, то вот до его жирного и выпирающего живота когтистые лапки вполне в состоянии достать. Лейтенант это понял и медленно привстает на цыпочки в своем дальнему углу, но зомби, крадучись и, уняв рычание, идут за ним.
        Нет, определенно не зря полицейские должны сдавать физические нормативы!
        Несколько холодных рук попробовали дотянуться и до нас с Феликсом, но им не хватало каких-то пяти сантиметров. Тогда зомби оскалились, по-прежнему смотря на нас с ненавистью, шипят и, стуча по металлу своими бесчувственными конечностями, идут дальше.
        Я же не ненавижу борщ, прежде чем его съесть? Почему они такие злые?
        Какая в этой ситуации страшная пикантность! Зомби, наводнившие комнату, смотрят на нас, как будто не могут понять, почему мы в ужасе не убегаем? А разделяет нас хрупкий, но несокрушимый барьер - скелет стальной клетки. Наши глаза схлестываются, руки в исступлении просовываются через металлические ребра, пытаясь вырвать из нас вкусные и трепыхающиеся, как рыба, органы.
        Я молюсь, чтобы среди мертвецов не оказалось какого-нибудь дохлого баскетболиста с длинными руками, тогда нам конец. Подтянет нас к прутьям, подаст к общему столу!
        -Цыпа-цыпа-цыпа...
        И тут они кинулись на офицера. Несколько загребающих, судорожных движений рук через решетку, и живот милиционера располосован, рубашка мигом намокает вишневым цветом. Полицейский визжит, отбросив пистолет, и пытается залезть к нам на лавку.
        -Без паники ты, жирный черт!
        Мужчина обезумел и может сбросить нас. Это как утопающий, который в панике топит своего спасителя, не понимая, что единственный шанс выжить - это как раз не предаваться хаосу. На самом деле у толстяка был шанс выжить. Нужно было тоже встать на лавку и до боли прижаться выпирающим животом к стене, как к любовнице, тогда, возможно, до него бы не дотянулись мертвецкие руки.
        Хотя, скорей всего, я бы все равно поставил ему подножку.
        -Извини, - коротко говорю я ему.
        После чего следует удар кулаком в безумное рыло. Мент ошарашено смотрит на меня и отлетает спиной к решетке, а мы с Феликсом глядим, не моргая, как его мигом, словно персты возбужденных гурий, хватает десяток жадных ручищ.
        -Либо мы, либо он, - вздыхаю я, - иначе сожрали бы нас.
        Следующий час мы приглашены на жуткий пир: лейтенанта разделали быстро, минут за пять. Разобрали, как советские женщины, появившиеся на прилавке бананы. Я никогда не видел, чтобы мертвецы действовали так сноровисто, подобно горным аксакалам. Споро была оторвана голова, разодрано брюхо, откуда с удовольствием была вынута длинная-предлинная лента сосисок. Никогда бы не подумал, что в человеческом брюхе может поместиться метры пищеварительного тракта.
        Никогда не видел, никогда бы не подумал... мы всегда говорим это так, как будто знаем и ведаем все на свете.
        Феликс не выдержал, и его вырвало прямо на пирующих зомбяков. Мне пришлось придержать его, чтобы он не свалился с лавки. Бешеные лишь порадовались тому, что в их мясную диету добавили переваренный желтый бульон. Я с удивление заметил, что среди зомбей началась драка за желудок мертвого человека. Ее выиграл здоровенный мертвец с длинной бородой. Видимо человеческий желудок у них считается деликатесом.
        Я решил пошутить и блеснуть мудростью:
        -Феликс, вот еще одно доказательство популярного киношного мифа про зомбей. Там всегда они нападают на человека, утоляя голод. А потом, пару раз куснув, зачем-то отстают. Нет, если кто и попал им в лапы, то они будут есть пока не утолят мучающий их голод.
        За полчаса с небольшим кровавая трапеза была завершена. От старшего лейтенанта Куропаткина остался только измочаленный скелет, множество рваных сухожилий, да практически нетронутая голова с обглоданными щеками (зомби вырвали и выпили только глаза). Я успокоился, если бы они намеренно разбили ему голову и выпотрошили мозг, то никакого сомнения в том, что они - разумны и обучаемы, у меня бы не осталось. Во время кровавой бани я наблюдал, как один из монстров с удивлением вертел в руке ключи от зомбятника, пытаясь понять, как следует есть эту часть человеческого организма.
        Ледяной пот сошел с меня лишь тогда, когда мертвец бросил металлическую побрякушку на пол.
        Гула со двора не было слышно. Я знал, что мертвяки редко задерживаются на месте, где вкушали, исключением был сожженный мною вчера поп. Но это, как мне кажется, отдельный вид мертвецов, один из самых опасных. Вспоминая последние события, я уже не мог давать однозначные диагнозы.
        Я осторожно ступил подошвой на свежий, только что положенный темно-красный паркет. Подобрал, стараясь не заляпаться пистолет и, протянув руку за решетку, ключи, затем вновь вскочил на лавку, так как единственный не ушедший зомби-военный, с рычанием поднялся и взглянул на меня. Я его даже пожалел, ему почти не досталось лейтенанта Куропаткина.
        Ведь какой рядовой не мечтает сожрать старшего по званию?
        Из-за отсутствия нижней челюсти он не мог кусать прочные волокна мяса, поэтому бывший воин, дававший присягу у флага Российской Зомбирации, с шумом пылесоса, ссасывал с пола кровь.
        Феликс медленно пришел в себя и спросил:
        -Господи... что будем делать?
        -Я не небесный отец, но думаю, что сначала стоит вынести щи вот этому прокаженному.
        Я проверил оружие. Один патрон в обойме, другой в стволе.
        -Ты умеешь стрелять?
        Фен покачал головой.
        -Ладно, попробуем...
        Меткий выстрел и зомби отбросило назад, где он, издыхая с минуту, дразня, показывал нам высунутый язык.
        -Отлично! - крикнул Фен.
        -Тише! Ты их привлечешь. Теперь пора отсюда выходить, - с тревогой сказал я, - в пистолете один патрон. Это хорошая идея, чтобы покричать. Не хотелось бы наткнуться на них во дворе.
        Феликс немедленно подскочил ко мне, и вся его маска учености и ума мигом сменилась смежной с ними маской трусости:
        -Эй, эй! Иван, а что если они и, правда, во дворе?
        Я, высунув руки через решетку и возясь с замком, подождал, а потом ответил:
        -Слышишь, нет гула, крика и чавканья? Значит, там нет мертвецов. Кроме того они никогда не задерживаются на одном и том же месте, если там не остается того, что может их заинтересовать. А то, что их сюда привлекло, а именно живое кричащее мясо, больше не кричит, и начинает долго перевариваться в их отяжелевших желудках. Бьюсь об заклад, что сейчас мертвецы осоловело двигаются в какой-нибудь тенек, чтобы проваляться там до тех пор, пока их снова не погонит на охоту голод. Максимум, что нас ждет, это встреча с приблудным зомби, привлеченным запахом крови.
        -Прямо как первобытные люди, - ответил Феликс, - они тоже охотились лишь тогда, когда у них была в этом потребность. Не делали запасов.
        Мне это было решительно необходимо знать, и я искренне поблагодарил напарника. Открыв дверь, мы осторожно, на цыпочках, но все равно шлепая по лужицам из крови, пошли вперед.
        -А вот это ты зря. Насчет первобытных людей не знаю, но однажды я наткнулся на дом, от которого за версту несло смертью. Пристрелив из рогатки шляющегося неподалеку мертвеца, я обнаружил в доме множество бочек, где вперемешку лежали человеческие останки. Это было нечто вроде склада еды. Я пару дней караулил паразитов, что это устроили, но никто так и не явился за мясом. Это совпадет с моей теорией.
        -С какой? - прячась за моей спиной, прошептал Феликс.
        -О том, что первыми гибнут либо толстые, либо любопытные. Ты надеюсь не такой?
        Я осторожно выглянул во двор. Как и ожидалось ни одного мертвеца. Есть только мертвые живые мертвецы.
        Они навалены огромным валом прямо у железных ворот, которых не успели вовремя закрыть. Шпалер расстрелянных тел, как будто сдвинутый в компактную горку самосвалом. Огромная, склизкая, дохлая куча вонючей мертвечины. Дети, женщины, старики, мужчины. Несколько десятков поверженных буйных.
        Пулеметное гнездо пусто, зато посереди двора виднеются два обглоданных до серых костей "тела". Пахнет порохом, на отдымивщих гильзах играет ветер.
        -Господи, - повторил Феликс, - прямо как некоторые индейские племена, что полностью скармливают трупы хищным птицам.
        Это были первые звоночки его исторических поучений.
        -Идиоты, - я тоже решил блеснуть знаниями, - от беспрерывной стрельбы перегрелся пулемет, вот и пришлось им спасаться бегством. Непонятно, почему они не остались наверху. Их бы не достали. Или этот мудак лейтенант приказал?
        Я медленно спустился со ступенек бывшего поста ГИБДД, заметил на деревянном столике, предназначенном для обеда милицейского отряда, мои наполовину разобранные вещи.
        -А вон тот, смотри, - сказал Феликс, - почти удрал.
        Я повернул голову налево и увидел, что к приставленной к бетонному ограждению лестнице, прислонен чуть хуже обглоданный труп, видимо им питались уже насытившиеся мертвяки. Рядом с багряным скелетом лежал автомат.
        -Трусов и дезертиров расстреливал еще товарищ Сталин. Правда, он не имел дело с зомбями.
        -Ну, - пожал плечами учитель, - это еще как сказать.
        Я подобрал автомат сержанта, рожок был пуст. Но все равно вещь очень ценная и я примостил ее в свой рюкзак. Невиданная удача заполучить такое ценное оружие! Жаль, нет патронов, но автомат Калашникова тем и славен, что его можно использовать еще как первоклассную дубину народной войны.
        Следующие десять минут я с радостью викинга грабил бывшее полицейское лежбище, вынося оттуда самое ценное. Если это запродать в городе, то можно на год распрощаться с опасными походами в область! Да что там, можно машину будет купить и отличного, очень редкого бензина А-80.
        Пулемет я решил не брать, слишком тяжел, да и замучаешься разбирать эту стационарную точку, но несколько зеленых коробок с патронами забрал. Запасся едой, схватил даже бронежилет, из которого, как из консервированной банки, выковыряли автоматчика, прежде чем употребить в пищу. Это была неслыханная пьянящая удача, которая взорвалась внутри меня подобно вспышке сверхновой. Я был ослеплен и не замечал, что по-сути я бегаю по разбросанным телам, и мои тяжелые ботинки давят то детский череп, то ломают с хрустом чью-нибудь руку. Постовые недолго промышляли в этом районе, но добра у них оказалось столько, что за раз не унести.
        Тяжело в грабеже, легко в бою.
        Всё это время Феликс стоял посредине защищенного бетонным забором двора и с ужасом взирал на нагромождение трупов в воротах поста. Я подошел и похлопал его по плечу:
        -Ну, пора уходить, а то не приведи Господь, они вызвали подкрепление и всю вину повесят на нас. Я думаю российскому правосудию не составит труда доказать, что это мы сожрали четырех вооруженных до зубов мужчин, а потом еще перебили несколько десятков "временно больных" граждан Российской Зомбирации.
        -И куда мы пойдем?
        -Все дороги ведут в Новозомбиловск, - снова сумничал я, - вместе безопасней. Тем более я отдам тебе свою рогатку, а себе возьму автоматическое оружие? Ты же не против? Нет? Тогда мы вообще сила!
        Забросив на спину рюкзак, я принялся карабкаться по разлагающимся трупам. К сожалению, в бою пули сорвали цепь и перебили колесо, а никакой машины, к моему удивлению, у полицейских не нашлось. Видимо это было сделано для того, чтобы они никуда не сбежали и не занимались рейдерством близлежащих местностей. Или не вздумали оставить пост. А может продали на сторону, не знаю.
        Я оглянулся. Бледный Феликс, по-интеллигентски переминаясь с ноги на ногу, будто хотел в туалет, но из-за врожденной скромности боялся признаться в том, что он тоже писает, не двигался с места.
        -Что, - спросил он, - прямо по трупам?
        -А ты хотел по красной дорожке? Такого в нашей жизни уж не будет. Давай, пойдем, не будем искушать удачу. Здесь много пролилось крови, могут прибрести одиночки. Когда полезешь, старайся руками не касаться тел. Заразишься чем-нибудь. И вообще ты как до сюда то дошел, если таких простых вещей не знаешь?
        -Он пожал плечами.
        Я полез вверх по круче из человеческих тел, перчатками хватаясь им за волосы. Иногда скальп отслаивался и в моей руке оставался кусок липкий, жирных волос. Под тяжелыми подошвами хрустнула и распалась чья-то детская головка. Если бы мне не было так страшно, то я давно бы сошел с ума.
        Феликс угрюмо лез сзади.
        Не дружба, не потребность в компании заставила меня взять его с собой и даже не канон любой дорожной истории. Все гораздо проще.
        Если ты путешествуешь в мире зомби, то жизненно необходимо иметь спутника, которые бегает медленней тебя.
        Глава 5
        Выбравшись из ставшего курганным могильником поста полиции, мы, перемахнув через Альпы, как неуверенно пошутил Фен, шли несколько часов. Я, нагруженный как ишак, и подобранный мною учитель, напоминающий более самаритянина, который участливо помогал мне взглядом. Зомбей не было, но из-за черных, поломанных зубьев березок, торчащих после десны кювета, то и дело раздавался протяжный, человеческий вой.
        Кажется, что волки воют на луну протяжно и ровно до тех пор, пока не услышишь подражающий хищнику человеческий голос.
        У меня теперь был великолепный, новенький пистолет Макаров с одной обоймой, которую удалось отыскать в своеобразной полицейской крипте. От наличия в рюкзаке автомата у меня вообще тряслись коленки. Я походил на человека, который оперировал жалкими тысячами и который неожиданно выиграл в лотерею миллионы. О такой удаче я не мог и мечтать (хотя... мечтал, конечно, но так принято говорить), но если придеться принять бой, то буду отмахиваться арматурой, а тратить драгоценные патроны на мертвую падаль ищите другого дурака из фильмов. Хотя бы Феликса.
        Он просил меня дать подержать пистолет, точно говорил немного о другом оружии с шестнадцатилетней девочкой. Я был осторожным человеком, потому и занимался мародерством и с оружием никогда бы не расстался.
        -Вон овощ бродит, - Феликс выпростал руку. И действительно, нарезая круги вокруг березки, ходил, как на привязи, безобидный мертвец, - подстрели его.
        -Ты что, совсем дурак? А если грабители неподалеку? Думаешь, они не польстятся на мой автомат? Схему что ли не знаешь? Старую разводку с кошельком не знаешь что ли? Теперь убьешь зомби, только начнешь его обшаривать, так тебе предъявят сразу "по понятиям". Овощей, буйных тоже не боишься?
        Фен поморщил свою встопорщенную голову. Человек-крыса, человек-таракан. Мелкие, жутковато-желтые акульи зубки до сих вызывали у меня отвращение. Он примирительно почесал голову, и мне захотелось сорвать этот черный одуванчик:
        -Отобьемся еще раз.
        Ага, как будто это он утром, вместе с полицейскими, стрелял из пулемета по умертвиям. Вообще путешествовать без средств передвижений - это высшая степень идиотизма. Практически самоубийство. Зная, что кругом кишат живые мертвецы и их, не реагирующие на свет зрачки, обшаривают ландшафт в поисках чего-нибудь вкусного и интересного, брести пешком было неправильным. Но какие варианты? Подождать в том могильнике - посадят как преступников, а то и расстреляют. Никакой водитель дальнобойщик в здравой памяти теперь не останавливается на трассе. Идти по чащобе и закоулкам было опасно, можно было наткнуться на бандитов. На этом участке дороги они не сильно промышляли, так как она патрулировалось военными, как магистраль снабжения города продуктами. Оставалось одно - идти, причем держась поближе к деревьям, на которые, в случае чего, можно было залезть.
        Я сказал:
        -Послушай, если ты хочешь дойти до Новозомбиловска, то придеться следовать моим указаниям. Иначе я пойду один, не хочу, чтобы на меня без средств передвижения наткнулась какая-нибудь шайка бешеных людей. Бегают они намного быстрее меня. Замотай рану, их привлекает кровь.
        Разумеется, я врал и один бы я не пошел. Если накинутся мертвецы, от которых не будет шанса отбиться, то я сломаю Фену его худенькую ножку арматурой и уйду в отрыв, стараясь не слышать его жалобных причитаний.
        Я не злой, просто мне моя жизнь дороже.
        Луч на удивление прямой, но не менее гадкой дороги, утыкался в подбрюшье горизонта. Там, казалось, налип черный гречневый комочек, постепенно разрастающийся в небольшую мушку, окуклившуюся затем в гусеницу. Метаморфозе сопутствовал нарастающий шум, похожий издалека на реактивный. Я так отвык от тарахтенья военного дизеля, что не сразу сообразил и потащил упирающегося Феликса в укрытие.
        -Военные! Идут на помощь Чанам или ментам. Валим!
        Фен попытался сопротивляться, ему всяко больше хотелось ехать на броне в окружении вооруженных мужчин, чем брести по накалившемуся асфальту с рогаткой в руке. Я не разделял его мыслей.
        Мы с ходу, гигантским прыжком гепарда, преодолели кювет. Там, размокнув в ливневом стоке, раздулся до невероятных, слоновьих размеров человеческий труп. Он был настолько омерзителен и синюшен, словно протравлен дустом, что мне и в голову не пришла мысль после его обшарить.
        -Быстрее!
        Мы бухнулись сразу за кюветом в какой-то земляной пупок. Грязно, сыровато и одновременно пахнет горелой щетиной, но относительно безопасно. Я с удовольствием вдавил голову Фена в землю:
        -Ответь мне, ученый друг, у тебя на руках приписное удостоверение с категорией "С-"?
        -Нет, - отплевывался он, - отпусти!
        -И при этом ты хотел выйти к военным? А тебе не кажется, что двое здоровых мужчин, с оружием в руках идут в неизвестном направлении и лет на вид... ну, никак не меньше сорока пяти, а значит, они подлежат военной или трудовой мобилизации. Приписных удостоверений у них нет, значит либо уклонисты, либо дезертиры, а то и мародеры. А что делают с такими людьми в условиях ЧС? Берут под стражу или, в худшем случае, расстреливают без суда и следствия. Так что составить нам с тобой компанию вон тому, - я кивнул в сторону лужи, - разбухшему трупу.
        Я убрал руку с затылка зомбиведа, и он слега приподнял голову, уставился на меня темными, слишком ранимыми, коровьего милосердия глазами:
        -Вань, посмотреть то хоть можно?
        -По два пятьдесят с носа. С твоего интеллигентского, Феликс, все три - пошутил я.
        Обзор загораживали стебли высокой, жесткой травы, и увидеть нас с дороги вряд ли представлялось возможным, а грозный вид моторизированных соединений российской армии, еще по-прежнему внушал уважение. По-крайней мере моральными принципами они себя не утруждали и справедливо стреляли во все, что шевелится.
        В душе, пусть очень глубоко, но все мы патриоты.
        -Только не вздумай орать, пристрелят мгновенно. Они же на войне и не хотят, чтобы колонной полакомилась мертвечина.
        Грохот и лязганье гусениц стали совсем громкими, и под нами начала подрагивать земля, казалось, что бронетехника движется прямо на нас и вот-вот переедет природный окопчик. Не люблю чувствовать себя мясным фаршем на линии жестяного конвейера, но да эпоха располагает.
        Первым прогрохотал на крейсерской скорости старенький танк-труженик Т-72..На Шипкинском полигоне, что в нескольких десятках километрах от Новозомбиловска, прямо под открытым небом и брезентом стоят застывшие металлические памятники машиностроению СССР. Когда правительство приказало использовать для подавления распространения болезни армию, то из всей танковой армады рабочими оказались всего несколько десятков танков. Я до сих пор не совсем понимал, зачем использовать против мертвецов танки, жечь дорогое топливо, если достаточно обычного взвода автоматчиков и бронетранспортера.
        Потом, когда я увидел в Новозомбиловске, как на площади имени всесоюзного старосты, то есть Калинина, под красными лязгающими гусеницами танков отдавали жизни десятки манифестантов, я понял, что танк - это не только солидная передвижная огневая мощь, но и, в прямом смысле, символ морального давления на население.
        На головной броне с пяток автоматчиков, подпрыгивают на кавернах. Под задницами одеяла. Ага, еще с годик поездят такие летучие отряды по дорогам, и в Российской Зомбирации одна беда победит другую.
        Ветер издевался и приносил от солдат запах сигарет, еды и легкого шефе. Я благополучно от армии откосил, поэтому, как всякий уклонист, с безграничной уверенностью ругаю армейскую службу.
        Затем скакали ездовые лошади российской пехоты - БМП-2. На ее брони солдатни побольше, большинство откормленные, розовомордые славяне-контрактники. Затем военные ГАЗ-66, с деревянным кунгом. Из одного выглядывают ящики, из другого любопытные воины.
        Нет, на параде в честь девятого мая красивее, но и здесь тоже ничего.
        Я не сразу заметил, что несколько автоматов глядят в мою сторону. Мое тело не успело даже среагировать на этот жест, а мозг выдавил дурно пахнущую, как фекалии, мысль: "Они не могли нас заметить!".
        Защелкали одиночные выстрелы, скосившие траву над нашей головой, но они ложились аккурат на кровать дальше той зеленой перины, где лежали мы с Феном. Зомбивед пытался подскочить и заорать военным, что он, де, невиновен. Я вовремя остановил этот воинский подвиг.
        Славу Господу нашему, но солдат в российской пехоте по-прежнему учат чистить картошку, строить дачу капитану, но никак не метко стрелять. Колонна с улюлюканьем проехала мимо, и я успел увидеть, как стрелявшему с похлопываньем по плечу подавали пачку сигарет.
        Я привстал и с удивлением посмотрел вслед летучему отряду. Так я и стоял, пока моей ноги не коснулись вязкая жидкость. Сзади, растянувшись на склоне схоронившей нас ямки, раскинув руки, пытаясь до нас дотянуться, лежал буйный с перекошенной от удачи мордой. Пуля точно угодила промеж сведенных бровей, оставив сигаретный ожог, а сзади вырвала весь затылок. Зомби затихал, покачивая ошметками головы, вместе с грохотом транспорта, который одновременно и чуть не подвел нас, но, исправившись, спас.
        -Вот так номер, - сокрушался я, пытаясь унять дрожь в коленках, - а я и не заметил. Представь, Фен, лежим мы в яме, прячемся, а тут сверху на нас прыгает жутко вонючее, липкое существо и сразу рвет нам шеи. Мы с тобой друг, чуть не погибли. Воистину, если бы не наша армия, нас бы не было.
        -Пехтура, - пренебрежительно, как в гоголевской Коляске, бормочет Феликс.
        Все-таки он до черта боится шатающихся мертвецов. Ветер, лижущий сейчас лазурь, сыграл злую шутку: сносил запахи мертвечины, так бы и не заметили.
        Мы без опаски продолжили путь, одолев до раскрывшего лепестки заката, километров тридцать. На обочине часто встречались лежащие навзничь, словно защекоченные насмерть, зомби. Один раз спугнули худощавого мальчишку, обирающего трупы. Когда недалеко от шоссе прорастали села, с небольшим гарнизоном военных, появлялись и закопченные столбы с сожженными мертвецами. Религиозные фанатики наводнили область, как и во всякий кризис.
        Из России с любовью, блин. Правозащитники всего просвещенного мира давно вопят, что у нас нарушаются права живых мертвецов. Мол, эти русские варвары настолько лишены прекрасного чувства гуманизма, толерантности и общечеловеческих ценностей, что не могут проникнуться идеей о том, что зомби - это те же "человеки", которые разве что едят и калечат людей в независимости от пола и возраста. В этой медвежьей стране, зомби не считают за людей! Если бы не внутриполитические проблемы и исправно поступающая нефть, к нам бы давно прилетел почтальон демократии - какой-нибудь F-17.
        Эх, знали бы они, что у нас и обычных людей за "человеков" то не считают, что уж говорить про зомби. Как читал в интернете, перед тем как уйти на отхожий промысел из города, у богатых светских тусовщиков теперь новая мода: усыновление овощей. Они ухаживают за ними, вытирают сопельки, а толпа прикомандированных слуг выносит за зомбями утки. О благочестии звезд снимаются целые репортажи. А в это время сотни тысяч детей, чахнущих в детдомах без родителей и с урезанными пайками, превращаются в зверьков-изгоев.
        Конец? Да, наверное, так было всегда: жопа интересней сердца.
        Небо выпило рюмку горячего коньяка: порозовело, окрасило щечки облаков застенчивой румяной.
        Феликс, когда мы шагали по дороге, прочерченной алым золотом к небу, озадачено спросил:
        -Нас учили на курсах, что зомби привлекают яркие, необычайные вещи, ведь так?
        Я машинально ответил "да", в голове планируя место ночного привала.
        -Интересно, а их завораживает вид кровавого заката?
        Учитель смущено посмотрел на меня, полагая, что сказал раздражающую меня, рационалиста, глупость.
        -Ведь им нравится кровь....? А закат красный... красиво. Вот и подумал.
        Меня без шуток озадачило его наблюдение. Я не раз приманивал мертвецов подрывом динамитных шашек, авиационной сиреной, огромным плакатом с Димой Биланом, но вот никогда не ловил их на пламенный крючок захода. Мертвецы больше любят горящие церкви и пляшут вокруг них, как дети у елки. Мне кажется, они любуются техногенным, катастрофичным и рукотворным, вырезанным не Творцом, а его подмастерьем-неумехой, человеком.
        Никогда не видел, чтобы зомби ценили закат. Это не рационально, а значит, прерогатива чувств. А вы можете себе представить живого мертвеца, рыдающего при просмотре телевизора?
        Вот и я нет. Так что зомби в чем-то лучше людей.
        -Единственная кровь на свете, которая мне нравится, - между тем продолжал зомбивед, - это кровь заката.
        -Ты просто не видел, как горит в ночи что-нибудь подожженное под вой авиационной сирены. На такую романтику сбегаются десятки мертвецов.
        Он пожал плечами:
        -Я не вижу в этом ничего красивого и зрелищного. С тем же успехом можно любоваться актом дефекации Барака Обамы: шокирующее видео, но, увы не несущее просветления.
        Это показалось таким же очевидным, как и два плюс два. Крыть было нечем, кроме применения силы и приказа. Бить человека, который оказался умнее тебя, было не очень приятно, но вот построить из себя знающего командира очень занятно:
        -Сворачивай, заночуем в той рощице, - я указал на березовые кущи, довольно консервативно, в отличие от раздетых придорожных деревьев, прикрытые листвой.
        Мы устроились на ночлег в духе вполне безобидного туристического похода. Разве что, из чащи выполз рычащий мужик. Ну, если быть откровенным, то и такое поведение вполне в духе туристов. Правда выполз он, не потому, что у него были перебиты ноги или он был пьян, а из-за другой, несколько нетривиальной причины. Замызганные штаны человека болтались скрученной веревкой на его коленях, как то, что мешает танцевать плохому танцору. От задницы человека остался не до конца обглоданный тазобедренный сустав. Огромная дыра гноилась, там ползал мелкий гнус и счастливые, нагруженные тухлятинкой красные муравьи бежали к своему муравейнику.
        Как это ни печально, но самая вкусная часть человека это та, с помощью которой он думает.
        Видимо, бедолага примостился справить естественную потребность, да не учел того, что враг, как и гомосексуалист, всегда нападает сзади. Особенно в душе.
        Меня часто тянет на тупоумные, приевшиеся, как оскомина, шутки. Шутить надо, чтобы не сойти с ума и не повторить кровавый путь Евсюкова. В нынешние времена в России у него нашлись сотни последователей.
        Пришлось отманить в исступлении ползущего бешеного в сторону. Я пощелкал пальцами, содрал коросточку на ладони и безумный параолимпиец пополз на меня, пятившегося в кусты.
        -А почему бы не уничтожить его здесь?
        -А кто его потом относить будет подальше, чтоб не вонял? Ты? Чур, я тогда за руки беру, а ты за попу.
        Я сошел в небольшой овраг, на дне которого уже скопилась первобытная темень, зомби с завыванием пополз по его мокрому склону вниз. Вот идиот, неужто настолько одержим жаждой голода, что не понимает своей беззащитности передо мной - сильным, прямоходящим и с железным прутом в руках? Ни черта не понимает, в дичайшей ненависти хочет впиться мне в икру и лакомится мягким мясом. Но я то - умней его, победить не проблема. Никогда не понимал, почему люди в кинофильмах всегда проигрывают мертвецам-идиотам?
        Наверное, ради кассовых сборов.
        -Тебе бы на параолимпийские игры, приятель.
        Сказав это, я наградил зомби утешительной металлической медалью, не из драгоценных сплавов, но из крепкого, рельефного железа.
        Как это прекрасно - вбивать в чью-нибудь голову знания!
        Береза горит быстро, дает сухой жар. Прикарманенные мною с тела одного лесника охотничьи спички, с огромными серными головками, могут подпалить что угодно, хоть целое бревно. Как я уже говорил: хочешь выжить в мире ходящих мертвецов, первым делом обеспечь свой быт и гигиену. Из бутылки с водой я умылся, гигиеническим мылом, украденным из одного перевернутого вагона дальнего следования на железнодорожной ветке, тщательно очистил себя. Помню, мне тогда пришлось хорошенько подраться за гигиенические салфетки и серебряный подстаканник с вампиршей-проводницей. А потом, когда я нагруженный добром пытался сбежать с места аварии, к которому уже неслось МЧС, на меня напала женщина, которая даже мертвая кричала: "Хрусталь! Хрусталь!"
        Феликс, чесавшийся же с головы до ног, обеспокоенно произнес:
        -Они не сбегутся на костер?
        -А ты думаешь, для чего я развел его на дне ямки, срезав дерн? Дым их не привлекает.
        -Ааа...
        -Бээээ!
        -Что?
        -Вторая буква алфавита.
        Мы сидели в тиши, когда небо над нами глотало верхушки перешептывающихся берез. На земле искрилась звездочка костра, и приближающаяся к нам темнота зло завидовала более везучей соседке.
        -Как ты думаешь, из-за чего это началось?
        Отвлекшись от банки горячих консервов, разогретых в костре и не переставая чесаться, Феликс, облизав тонкие губы, переспросил:
        -Ты о чем, Иван?
        Вот непонятливый! Естественно я спрашиваю о том, с чего начал творить Леонардо да Винчи и почему у Билла Клинтона отсосала Моника Левински.
        -Да, - говорю, - решил вот узнать, с чего это Господь решил мир сотворить.
        -Бог его знает.
        Я громко рассмеялся и от его серьезности покатился от смеха по земле. Фен сначала совсем по ослиному прянул ушами, а затем, поняв мой сарказм, улыбнулся мелкими, мышиными зубками.
        -Ты спрашиваешь о так называемом Зомбикалипсисе?
        -Да, а что же еще. У меня, Фен, в голове давно созрела своя идея, касаемо происхождения этих прокаженных.
        Напарник не ответил, продолжая скрести себе грудь. Я сжалился над ним, расчехлил свои скудные запасы и кинул ему пачку гигиенических салфеток и мазь против зуда:
        -На, намажь воспаленные места. Мигом пройдет. Ты когда из Чанов убегал редкостным говном обмазался, надо бы тебе в речке искупаться, а то по запаху нас какая-нибудь тварь, пострашней зомби найдет. И еще, осмотрись на предмет клещей. Один энцефалитный и тебе полная хана. Сибирь же.
        -У меня прививка, - буркнул Фен.
        -Это хорошо, а я вот свою продлить не удосужился, не до того медицинским работникам было. Всех, кто хоть мало-мальски знает об инфекционных заболеваниях, перекинули на поиск вакцины против вируса. За бешеные бабки теперь можно себя от клеща привить. Для мертвого сталкера первое дело.
        Ночь заглотнула нас, не поперхнувшись: с минуту назад мог я мог рассмотреть соседнюю валежину, близкие деревья, но лишь раз отвернул голову, и сухое бревно уже с хрустом стрескал подступивший и пытающийся сжать костерок, мрак. Небо моргнуло и открыло сотни глазных хрусталиков. Тучи совершили групповое изнасилование луны, и она не светит, погребена под влажно хлюпающими темными телами.
        -Вирус, - оживился Феликс, вновь принимаясь за консервированные бобы, - а кто тебе сказал, что это вирус?
        -Эка, - развеселился я, - а я думал ты очередной болванчик, которого власть напичкала такого рода историями. Сам то, как думаешь?
        Зомбивед вновь поправил несуществующие очки, прочистил нос и начал:
        -Мне начинать? Я буду говорить немного непонятно.
        Ого, если так кто-нибудь начинает разговор, то значит, понятно будет не немного, а вообще ни хрена. Но разговор обещал быть приятным. Кое в чем Зомбикалипсис можно было благодарить, например, он постепенно, робкими шажками, возвращал людям ценность живого общения.
        Потому что людей с каждым днем оставалось все меньше. В России, по данным Росстата, на шестьдесят-восемьдесят тысяч в сутки. Почему мало кто паниковал? Арифметика мало пугает тех, кто пережил лихие девяностые.
        -Валяй.
        Феликс развалился, как римский патриций, чувствуя, что оседлал ту стихию, за обладание которой на городских окраинах чистят морду. Правда сейчас из слушателей - валящийся в овраге и выставивший кверху зад мертвяк, я, мелкими кусочками откусывающий хлебушек и вычищающий им банку, да безмолвные звезды.
        Хотя почему безмолвные? Может сейчас как раз с них на нас смотрят миллионы и миллиарды заинтересованных глаз, щупалец и прочих тентаклей? Ведь это такое интересное шоу! Целая планета, сошедшая с ума и жаждущая крови. Может они и устроили, как говорят некоторые уфологи?
        -Существует такая теория, - начал Феликс, - что история человечества это не более чем закрученная спираль, причем мах ее вращения к вершине непременно сужается. Это связано с ускорением технического и социального прогресса. Вообще вся наша Земля развивается по циклам: природные, геологические, хронологические. Мы маленькие-маленькие точки на сравнительно небольшом, здесь уж как кому отведено, отрезке спирали-времени. Историческое развитие нашего вида тоже можно представить, как цикл. Если проанализировать его предыдущие витки, то можно с легкостью заключить, что сегодняшнее человеческое безумие легко предсказуемый исторический факт.
        -Это как? - от неожиданность подскочил я, - получается, историки могли предсказать то, что с нами случится? Каким это образом?
        -С точно такой же вероятностью, с какой экономисты предсказывают будущие кризисы. Если можно просчитать подноготную макроэкономического мира, то почему нельзя сделать такой же прогноз в исторических процессах? Я с уверенностью заявляю, что человеческое безумие начала двадцать первого века это вполне ожидаемый факт!!
        -А доказательства, кроме того - резонно спросил я, - что ты последнее слово прокричал?
        -Легко! Для того, чтобы человеческое безумие имело широкий резонанс, в человеческом одеянии истории должен был появиться пояс. Им стали, протяженностью более тысячи лет, с восьмисотого до и, по восьмисотые года нашей эры, пояс возникновения религий спасения. А именно - иудаизма, христианства, ислама. Именно они, чье появление было предначертано изменением технического совершенства обработки земли, развития культурного сознания, а именно распада от коллективного "мы" индивидуального "я". Понимаешь, Иван, человек создал христианство под индивидуума, который начал осознавать себя отдельно. Зачем мне нужны коллективные боги, если, чтобы выжить в этом мире, земной коллектив мне и не нужен? А тот, кто себя отдельно осознает, вне коллектива, очень легко может сойти с ума. Тебе что-нибудь говорит дата семьсот семьдесят седьмой год от рождества Христова?
        Я, заскучав, неопределенно пожал плечами:
        -Портвейн такой есть. Я как-то его выпил и много блевал.
        -Темнота! - вспыхнул зомбивед, - знаешь, что в канун нового, семьсот семьдесят седьмого года, творилось в дикой, еще не оправившейся от переселения народов, Европе? Да люди, зараженные христианским сознанием, которое действовало, прежде всего, не на общину, а на отдельного человека - выли, стенали и плакали, боясь прихода, как они считали Судного дня! Три косы смерти. Безумие было таким, что в христианском мире были зафиксированы массовые пожертвования храмам, искупление своих грехов, добродетель, невиданная никогда прежде. Люди верили и боялись. Каждый хотел попасть на небеса. Это было своего рода первое массовое, известное мне безумие (если не считать смену наших эпох, самого Иисуса).
        -Так, - очень заинтересовано спросил я, - а что же было дальше?
        -Апокалипсис, конечно, не пришел, и Европа успокоилась до следующей страшной даты - тысяча сто одиннадцатого года. Четыре кола, четыре страшных единицы, четыре позорных столба! Четыре копья ангелов Апокалипсиса! Хотя, там не так, конечно, но масса очень боялась. Безумие было еще большим, нежели в семьсот семьдесят седьмом году. Преступники, плача и стеная, а также хлеща себя плетками, плелись в тюрьму, дабы искупить свои грехи перед неминуемой карой. Но никто не хотел их заключать в тюрьму, кому приятно было брать грех на душу? Богачи выбрасывали свои богатства прямо на улицу. В аббатствах и приходах по всей Европе собирались плачущие, истерзанные тревогой и безумием люди. И вот наступила обещанная дата...
        Я очень увлекся рассказом:
        -И что дальше?
        -Судного дня, как обычно, не случилось, и привычное колесо жизни вновь покатилось по наезженной колее. Следующее безумие состоялось в шестнадцатом веке, правда, локально, в России. Знаешь такого Ивана Грозного?
        Это да, такого я знал. Меня с ним роднило то, что мы оба швыряли с высоты котов.
        -Это был очень мистический и одновременно набожный человек. Он верил в то, что скоро произойдет Конец Света, в частности из-за этого ввел на Руси опричнину. Метла и собачий череп - символы очищения страны от скверны. И какое безумие, какая кровь тогда пролилась! Если посчитать, то эти циклы безумия вполне себе систематичны. Промежуток равен примерно четыремстам годам. Сегодня просто настало время.
        -Погоди, погоди, - я запутался, - а чьей это у нас никто не ждет конца света и прочей апокаптичной туфты? Погоди! Стоп.... А вот эта хренотень с майа, это ведь в прошлом году людям мозги сносила! И сейчас.
        -Дело в том, что безумие определяет сознание. Если сознание у массы религиозное, то и бунт человеческий произойдет на религиозной почве. Люди просто не могли помыслить ничего другого, кроме как Армагеддона. А в двадцать первом веке, который, как я уверен, будущие историки назовут распутным веком, ценность религии сравнялась с обоями. Вроде бы по-прежнему изображают сцены целомудрия, учат чувственному и вечному, но наклеены в публичном доме. Нынче другие приоритеты и другое безумие. Мир сошел с ума и безумие выразилось именно в таких вот кровососущих сознаниях именно потому, что сознание у людей потребительское, скотское, материалистичное - больше урвать, напихать в рот и как можно скорее проглотить. И майя, их календарь, тоже замешан здесь, ты прав.
        У тебя самого, такое сознание и определило бытие, мрачно подумал я.
        -То есть, - задумчиво приговорил я, - по твоему превратится ли человек в зомби зависит от того, какая у него натура?
        -Не совсем. Это зависит от того, насколько человек бессознателен и подвержен влиянию. Зависит от потрясения. Внушения. Тем более людям скучно, они мечтали о третьей мировой - это видно из множества романов, написанных о ней. Они мечтали о великих потрясениях двадцатого века, лишь чтобы они наступили, с плачем захотеть мирной жизни. Вот и выпало им жить в эпоху Зомбикалипсиса. Но, я полагаю, что как только минует две тысячи тринадцатый год, на теме которого паразитировали слишком многие мистики и бездари, пойдет спад загадочной болезни. Вспомни мои аналогии с косами и пиками.
        Я лег на теплую землю и принялся думать. А ведь верно, истерия со сменой эпох и предсказаниям по календарю майя двигала умами многих. Хотя даже мне было известно, что индейцы майя не предсказывали конец света, но пророчили смену эпох.
        Феликс Викторович продолжил:
        -Во многом сегодняшнее безумие, подобное мысленному вирусу, передающемуся по ноосфере, как говорил еще Вернадский, весьма уважаемый ученый, имеет корни в тиражирование массовой индустрией такой вкусной темы, как предсказания народов майя. Люди кричат о том, что это были потрясающие провидцы. Тут не поспоришь - календарь распланировал их жизнь до мельчайших подробностей! Даты свадеб, знаменитый культ мертвых! Он даже предсказывал количество пленных, которые должны были быть захвачены после каждой битвы. Если количество пленных не сходилось, то майя производили обмен, дабы соблюдать непогрешимую точность своих предсказаний и не гневать жрецов.
        Фен захохотал высоко и прерывисто, как человек, страдающий от икоты, в отблесках затухающего костра показались в раз ставшие длинными и кривыми, ятаганы его зубьев. Ночь окончательно залила мир, а на ее поверхности всплыл, наконец-таки, желток луны.
        -А ты сам придумал такую теорию?
        -Не, - отмахнулся рукой зомбивед, - я домыслил. Читай Эко, Ахиезера и других.
        К счастью из недавнего я помнил Носова "Незнайку на Луне" и "Бойцовский клуб" Чака Паланика. Взрывная я вам скажу, получается смесь.
        -Обязательно, - пробурчал я, - по-твоему, вирус не виноват?
        -Нет. Все то, что есть в современном мире, уже было до нас. Безумие циклично. Просто почва, на которой оно произошло, меняется. Да и что можно сказать про вирус, если болезнь вовсе не обязательно передается с укусом? Скорее всего, человек сам себя накручивает, что превратиться в зомби, вот обращение и происходит.
        -А как безумие тогда могло повлиять на изменение физиологических характеристик и потрясающую живучесть этих тварей?
        -Сила веры это то, что может двигать горами. Если человек думает, что у него рак, то рак действительно может появиться. Если он думает, взращенный телевизором, что от укуса бешеного человека он может стать бешеным, он им станет. Мы себя недооцениваем, как и свой разум.
        Мне даже перехотелось съездить ему по морде, настолько складную картинку он сложил в моей голове. Теория Феликса Викторовича объясняла то, почему люди выборочно становятся зомби, почему нет никакого вируса, заражений крови.
        -То есть это массовое сумасшествие?
        -Примерно так. Цикличное, повторяющееся сумасшествие, вызванное, на сей раз сменой человеческих ценностей.
        Костер припадал на оранжевые лапки и лизал брошенные в него обгоревшие консервные банки. Утром они стянут мягкими, как холодный пластилин, и пережженная жесть перегниет под положенным на место дерном. Скрывать следы своего присутствия следует в первую очередь. Налетчиков никто не отменял, да и лесничество безумствует. В условиях угрозы голода профессия лесника не только вновь обрела свой романтический ареол, но и снабдила его практической выгодой.
        По лесам нынче бродит много дичи. В том числе и человеческой. Существуют отряды егерей, отстреливающих буйных, питающихся животными и нарушающими биологический баланс. Говорят, кое-где в мире нарушена пищевая цепочка и целые края пришли в запустенье.
        -Что это? - внезапно встрепенулся Феликс.
        Я прислушался. С противоположной стороны, примыкающей к горизонту сенокосным полем, средь кузнечиков-скрипачей, давно раздавался приглушенный, постепенно нарастающий шум. Словно к нам двигались даоские монахи, тянущие своё знаменитое, протяжное "Оо-м-ом".
        -Это означает береза, - тихо проговорил я.
        -Прости, какая береза?
        Я прошипел, подбирая поклажу и накинув на костерок дерновое одеяльце:
        -Это значит, Фен, лезь на березу, пока более смышленые существа не обглодали тебе задницу, как тому бедняге в канаве.
        Пока я без спешки, но в ритме собирал вещи, Феликс безуспешно пытался покорить шершавую, сучковатую и черно-белую, как палка гаишника, березу. Он нелепо, будто пьяный, обнимал толстый ствол с изломами вспучившейся коры, по-лягушачьи дрыгал лапками. Затем соскальзывал с нее вниз, по-учительски матерился "Дрянь какая!" и пытался вновь покорить живой Эверест. Сурдоперевод его тела явно нарушил во мне уверенность в правильности его теории.
        Я печально вздохнул, отметив, что шум, к которому прибавилось уже различимое, загребаемое шлепанье десятков ног, появился на опушке леска.
        По-возможности бесшумно подойди к спутнику я клацнул у него над ухом кастаньетами давно не чищеных зубов и, глубокомысленно выдал, ткнув его пальцем под ребра:
        -Ы-ыырр-рр?
        Великолепный, исполненный русской фольклорной матерщиной традиции крик, потряс, казалось, сами основы мироздания.
        Сова, удивленно ухнув, улетела прочь. Полевки прекратили копаться в земле. Учитель, не касаясь руками ствола, а используя лишь подъемную силу ног, не залез, а вбежал на верхушку березы. Как мне показалось, порою, он двигался перпендикулярно стволу дерева.
        Приближающиеся к нам голоса выказали живейший интерес к пятибуквенному звуку и с топаньем ринулись в нашу сторону.
        Хорошо, что все мужики в душе мальчишки, и генная память помогает лазить по деревьям, не хуже обезьяны из лесов Бразилии, даже если ты седобородый старец.
        На верхушку не было необходимости лезть - она раскачивалась из стороны в сторону, как общественное мнение. И, как всякое мнение, хотело надругаться над тем, кто в него вцепился, в данном случае - Феликса Викторовича.
        -Эй, - крикнул я, - спускайся оттуда ко мне! Рухнешь, сожрут переломанного! Даже костный мозг не надо будет высасывать, так вытечет!
        Сам я выбрал широкие, толстые ветви, развилкой уходящие вперед. Положив под себя рюкзак, я смастерил сносную мягкую скамеечку, на которой можно было вздремнуть без боязни упасть вниз. К тому же луна, крестившая мрачный, по-настоящему языческий лес, купельным серебром, давала кое-какой обзор. В руке предусмотрительно рогатка и стальной подшипник. Оружие в сумке.
        Слез перепуганный зомбивед, я протянул ему веревку и посоветовал привязаться к стволу.
        -Мы здесь будем спать?
        -Если ты хочешь теплой мужской компании, - я указал вниз, - то вот и ребята, жаждущие искренней и непорочной любви.
        На темную полянку, получившую светлые, зеленовато-прохладные тона, с воем, ссутулившись, выбегали буйные. Пять, десять, двадцать, дальше сбился со счета. Целая рота!
        -Сколько же их! - прошептал учитель, - откуда они только берутся?
        -Ты же сам объяснял, - меланхолично ответил я, - ноосфера, Ахиезер... Вернадский. Цикличность и критические дни. Не хочешь тем ребятам внизу объяснить, в чем на самом деле суть? Думаю, они бы тебя с удовольствием послушали.
        Секунды две его бы и, правда, слушали, а потом лектора с удовольствием бы сожрали. Первых идиотов-миссионеров, из страны религиозных розовых слонов, как раз и схрумкали таким образом. Именно так на Руси стало одним святым больше - бедный дьякон Кураев, которого бы только дурак счел глупым, делающий политические очки на великолепных проповедях, пополнил обкушенной персоной канонизированный сонм.
        Зомби топтались на месте, оглядываясь по сторонам и шумно раздувая ноздри (последнее я не видел, а слышал). Омерзительный такой звук получается, будто мертвецы засасывают в себя чьи-то сопли. Нас хранит теплота березы, мощный полог листвы и тишина.
        -Может подстрелить кого, ведь мы в безопасности, - осторожно сказал трясущийся Фен, - мы высоко.
        -Выше залез - дольше падать. Я буквально позавчера также сидел на черемухе и отстреливал зомбяков, пока они не начали качать мое укрытие. Только котом и спасся. А так как у меня под рукой нет никакого животного, то приманкой послужишь ты.
        Он не сразу разгадал, что я шучу и нервно хихикнул.
        -Впрочем, не думаю, что они смогут повалить такое здоровое дерево, а вот посмотреть, откуда бредут эти мертвецы не мешало бы.
        Затылков так много, что сливаются в сплошной ковер из спутанных шишечек. Никого не видят, но уходить не собираются. Может, их тревожит уже вновь заросшая ранка на моей руке? Чуют, что здесь живая плоть.
        -Перестрахуемся. Выкинь какую-нибудь хрень подальше от нас, чтобы шума произвела побольше.
        Феликс с трудом отломал сухую ветку. Один из суставов дерева громко хрустнул, когда отделился от плодоносящего тела, но мертвецы, похоже, не услышали. Что было очень странно, не претворялись ли они? Зато мальчиши-плохиши туповато собрались гурьбой на полянке и нюхали, зло, шипя, как целое паровозное депо, ноздрями.
        -Кидай, - скомандовал я.
        Ветка, процарапав листву соседнего дерева, падала долго, цепляясь за растопыренные лапки, стукалась о ствол, но наконец, шлепнулась на землю.
        Пока мертвецы следили за непонятным шумом, я оттянул белый медицинский жгут своего разящего орудия и пустил подшипник на встречу с мозгами аборигенов. Одна из темных фигур качнулась и осела на землю.
        -Попал!
        -Не кричи. Быть может и...
        -Что, и?
        -Может, не попал, а попали.
        Живые мертвецы заинтересовано созерцали упавшее тело, а затем, повинуясь нитям кукловода (ну не могут существа лишенные разума быть синхронными) вытянули шеи по направлению к нам. Злой, рокочущий и полный кровавой алчности (да-да, именно так) крик, без нужды подсказал нам, что зомби всё поняли.
        -Блин, а ведь ты прав, Фен. История и, правда, цикличная штука. Правда, она еще похожа на грабли, каждый раз, уверенный во всезнайстве, разбиваешь себе е....
        Глава 6
        Когда заря прокварцевала рощицу, и тени втянулись в стволы, я осторожно слез вниз. На несколько минут замер на нижних ветвях, как проститутка, что не любит быть снизу, но, увы, по долгу службы приходится.
        Сверху донеслось озабоченное:
        -Что там?
        -Страх и отвращение в Новозомбиловске.
        -Что?
        -Слушай, - спрашиваю я, убедившись, что зомби отчалили, - а ты случаем, до того, как все это приключилось, в интернетах сидел?
        -Да, я был пользователем всемирной паутины.
        Как я ненавижу бывшую "жж-шную" интеллигенцию! Нет существа более беспомощного, не нужного и бесполезного, чем очередной "жжист", лишившийся выхода в мировую сеть, где он, слабое, бесхребетное существо, является мощным ядовитым тарантулом. Пожалуй, я благодарен Зомбикалипсису еще и в том, что он более чем на половину убавил пользователей всяческих социальных сетей и прочих общественных неводов.
        -Слезай, а то задница у тебя хоть и учительская, каменная... - я хотел сострить, но на ум ничего не шло, - короче вали сюда, мертвяки уперлись.
        Пока он окал, как волжанин, слезая с дерева, я рассматривал подстреленный мной труп, завалившийся на спину. Его здорово поели перед смертью: грудь обглодана до клетки ребер, руки - надкусанный сервелат с такими же, как у приличной колбасы, белыми точками, мухи всегда работают на совесть.
        Синюшный оттенок мертвой плоти придавала не только смерть. Тело мужчины было исколото чернилами. Звезды на ключицах, и даже на щиколотках, увидеть которые я не побрезговав, палкой оттянув край липких спортивных штанов, набиты кандалы с колокольчиками.
        -Мудозвон что ли, - почесал я голову, - эй, Фен, а я не знал, что здесь где-то поблизости зона или тюрьма располагается. Это ж вылитый зэк! Неужто буйные сумели разгромить целую тюрьму? Там же проволока, ограда, охрана?
        Зомбивед, спустившись с дерева, мельком взглянул на мужчину и проговорил, оглядываясь:
        -Да какой же это зэк. Обычный местный житель.
        Я с сомнением рассматривал мертвецкие татуировки. По маленьким весям, да деревенькам, но особливо в крохотных городках, где лет двадцать назад благополучно развалилось какое-нибудь "градообразующее" предприятие, таких персонажей пруд пруди. Учитель не так бесполезен, как мне подумалось.
        В небе пролетел беспилотник. Отслеживал передвижения мертвецов, если они сбивались в большие стаи, наводил огонь артиллерии.
        Все-таки у Израиля есть технологии производства не только мацы.
        -Пожрем на ходу. Надо идти в сторону города. По дороге, думаю, не попрем, если заметят вооруженных людей, то непременно заложат на ближайшем посту. Может, на армейскую засаду наткнемся, наверняка такую толпу зомбей с беспилотника, вон кружит, заметили. А постоянно соскакивать на обочину, где полно заразы и зомбей не вариант. Придется брести по окольным тропам.
        Мой логический ряд ускользнул от пытливого ума учителя. Вот если бы я ему, пусть даже в самых пространных тонах пояснил, зачем все-таки Камбис пошел тогда на эфиопов, он бы понял. А простую житейскую мудрость никак!
        -Так спрячь автомат то, - хлопает он своими прозрачными глазами, - засунь в рюкзак. Ведь это не сложно.
        -Лучше штаны сразу приспустить.
        -Ты хочешь в туалет?
        -Нет, зомби хотят жрать, и я не собираюсь, когда их где-то поблизости рыскает целая толпа облегчать им задачу. Прятать автомат в рюкзак или иным способом его маскировать. Он будет у меня в руках во взведенном состоянии. А так как у нас нет транспорта, то убежать от бешенных нереально. Надеюсь, ты не считаешь, что я хреново считаю?
        Я выделил Феликсу банку консервированных груш, которые в смертном бою отобрал у одной мертвой продавщицы в Венгеровском сельпо. Если так подумать, то почти все, что есть в моем рюкзаке, я отбирал в смертном бою.
        Даже два рулона туалетной бумаги были похищены мною с боем. Можно было собой гордиться.
        -Ты не смотри что снаружи присохшая кровь, зато внутри питательный сироп. Давай, погадь в кустах, и пойдем.
        Как только он вдвинулся в кусты, я пошел следом за ним. Учитель, немного опешив, спросил:
        -Что, тоже груши захотел?
        Нет, мне теперь решительно понятно, почему зомбячья зараза все еще марширует по России, а количество умертвий множится. Если посылать таких людей, как Феликс Викторович, преподавать зомбиведение, то удивительно как мы вообще живы!
        -Фен, помнишь, вчера вечером я убил здесь зомби, у которого отсутствовала задница, а штаны болтались в ногах?
        -Помню.
        -Разумеется, я даже спрашивать не буду, а сразу скажу: ты не хочешь, чтобы с тобой случилось тоже самое. Поэтому, я вынужден стоять рядом с тобой, пока ты не опорожнишь свой кишечник.
        До него дошла эта нехитрая информация. Возможно, он был мне благодарен настолько, насколько может быть благодарен жжшный интеллигент, удивленный, что здесь, на земле, нельзя забанить обидчика, а захованный ip-адрес не спасет от разбитых щей. И не только щей.
        Ведь картина эта ужасная: опустив свою тушу на корты, гадить, отклячив задницу, и поминутно оглядываться назад, готовясь, как спринтер сорваться на стометровку. Вдруг к тебе сзади подползает какая-нибудь полусгнившая тварь, намеревающаяся вонзить в твой анус свои крепкие, подросшие от усиленного питания зубки.
        Быт, не устану повторять, быт, а не зомби гробит большинство людей!
        -Хочешь анекдот? - миролюбиво спросил я.
        Знаю же, что никто из них не любит слышать естественные звуки при дефекации организма, неловко. Вот и спасаю.
        Не дожидаясь ответа, я продолжил:
        -Почему многие евреи стали зомби? Зомби не нужно платить налоги.
        Юмор в эпоху крови погрубел, оброс, как грибок, соленой коркой, где шутки и прочие эвфемизмы выдумываются не за бутылкой водки или какой-нибудь розовой вечеринке, а появляются в таких вот березовых ебенях, с мертвецким, холодного цвета солнцем. Авторы у них - такие же мертвые сталкеры и их молчаливые, хмурые товарищи.
        -Смешно, - сказал он, смущено принимая от меня туалетную бумагу.
        Быт и еще раз быт!
        Мы метили штрихпунктирном передвижений и мочой лесостепь. Опасное это дело, писать в Российской Зомбирации за деревьями: об это сложено столько анекдотов! Кончаются они печально.
        Что называется: пошел в лес пописать, встретил зомби, заодно и покакал.
        Зомбивед пыхтел, как диссидент, сзади. Возможно, покажется странным, почему я, в духе бульварного фэнтези, стал обрастать на пути к Новозомбиловску, подобием какой-то команды. По иронии судьбы должна еще появиться женщина, с которой я сначала буду на ножах, а потом на простыне. Фен будет вздыхать и хныкать, соответствуя своей роли социального иждивенца, совершать всяческие интеллигентские глупости, которые я с позиции сильного вожака буду исправлять. Позже выяснится, что зомби появились по воле какого-нибудь Черного Властелина и у него, конечно же, есть вакцина против заразы, а умный Фен придумает способ победить злодея. Я сражусь с ним в смертельной схватке, где мой неуязвимый (а как еще?) противник будет теснить меня, но в конце я исхитрюсь и нанесу финальный удар в какую-нибудь точку на его теле, которую не описала струя благодати. Например, в крестец. Будет оригинально.
        Я тоже ненавижу дешевое юмористическое фэнтези.
        Не помню, но кто-то из великих сказал, что свидетельство никчемности литературы есть свидетельство никчемности цивилизации. Интересно, между моими мыслями и этим выводом можно поставить знак равно?
        А я, конечно же, "кчемный". С полным рюкзаком мародерских трофеев, пистолетом, даже с автоматом, который продам задорого и буду с полгода жить, не покидая грязных баров Новозомбиловска. Определенно, в жизни рейдера намного больше плюсов, чем в жизни мертвого сталкера, но вот уж очень часто эти плюсы превращаются в кресты на кладбище.
        Феликс провалился в какую-то пахучую жижу, что салатовой ряской стянула какой-то водоем. Какой-то, какую-то, где-то, когда-то - это термины потерявшейся эпохи, искаженной морали и времени, когда ничего нельзя сказать определенно.
        Он забарахтался там, заорал, будто хотел отпугнуть от себя потенциальную царевну-лягушку. Из середины водоема поднялась удивленная, покрытая высохшей тиной голова. Овощ, которого я принял за бревно, с париком из зеленой жижи, заинтересовано посмотрел на нас и стал медленно подгребать к зомбиведу.
        Мне стало интересно. Не торопясь вытащить товарища, я дождался подплывшего к нему мертвяка и ударил его железным прутом по голове. Тот, подергавшись в пруду, как синхронный пловец на пенсии, закачался по волнам. Вытащив сначала Фена, а потом зомби на берег, я с удивлением заметил, что в одной руке мертвеца была зажата сплющенная, с выпученными глазами рыба. Значит водоем проточный, но поток воды так мал, что все заплесневело.
        -Зомби рыбачил! Ты представляешь?
        -И что? Не забывай, ведь это же человек. Почему ты меня сразу не вытащил?
        Я с удивлением изучал добычу. Раскрыв железным прутом пасть я увидел, что посиневшее нёбо и язык мертвеца исколот многочисленными костями и хрящиками. Гнойники, есть отеки. Невероятно, он охотился! Он покачивался в водоеме, пока вода не успокаивалась, а потом, видимо, ловил руками рыбу, словно мальчишка на мелководье.
        -Потрясающе, конкурентоспособный вид? Представь, Фен, он занимался охотой! Что, если они смогут обучаться бесконечно, и когда-нибудь человечество столкнется с толпой жаждущих человеческого мяса существ, при этом вооруженных автоматами, умеющими пользоваться техникой, устраивать засады и знакомые с тактикой боя? Вот тогда нам точно конец.
        Учителя, казалось, не заботило такое открытие, что овощ может рыбачить. Он счищал с одежды погоны из тины, а затем, раздевшись пока я изучал человека, отжал нехитрый костюм.
        -Почему ты меня сразу не вытащил? - хмуро спросил горе-утопленник.
        -Тебе надо было помыться, когда придем в селение, нас не в один дом не пустят переночевать, если от тебя нести будет, как от инфекционной лаборатории. Поверить не могу, а я считал, что когда буйные пытались меня спихнуть с дерева ими, как будто, кто-то управлял, а они сами... развились!
        Фен пробурчал:
        -Это всего лишь остаточная память. Вспомни, что никто из них не был рожден зомби, а они ими стали, будя до этого людьми. Неудивительно, что пробиваются инстинкты и старая память. Может он рыбаком был?
        Промокший комбинезон зомби указывал, что он работал на заправке "Лукойла". Эту компанию, впрочем, как и других энергетических магнатов, постигло небольшое несчастье: их руководство немедленно мутировано в зомбей, а по новостям еще долго показывали резиденции газо-нефтяных компаний, что стали огромной небратской могилой для тысяч и тысяч человек, запертых в одном здании с десятками буйных.
        Я всегда знал, что большие деньги до добра не доводят. Впрочем, точно так же, как их отсутствие доводит до зла.
        Когда солнце, обидевшись на то, что некого выжигать жарой, скатилось в уныние, мы пообедали и отдохнули.
        Я смотрел как неумело, весь забрызгавшись и даже не оглянувшись назад, когда в поломанном сосняке что-то хрустнуло и глухо ругнулось, ел говядину мой подшефный интеллигент. Воплощение Демосфена на уроках, в реальной, не лекционной жизни он превратился в обыкновенного побирайку. Наверное, он и смог прошагать эти два дня от пожратых Чанов до нас, потому что даже зомби не обращали на него внимания.
        На первый взгляд странно, почему я позволил взять с собой такую обузу: бегать не умеет, жалуется, о реальной жизни осведомлен так скудно, что ему впору становиться каким-нибудь чиновником. Практическим навыком, например, что стоит прикапывать собственное дерьмо, завязывать шнурки, прислонившись к дереву, или же постоянно промывать ранки и перебинтовать их, не обучен.
        Поговорив с Феликсом, я выяснил, что в областную школу он попал после того, как купившись на президентскую программу, обещающую молодым специалистам собственный дом и полный социальный пакет.
        Он так и ушел из Новосибирского Государственного Педагогического Университета (НГПУ. Просто НГПУ), прочитав на доске объявлений заманчивое предложение: "Собственный дом, оклад согласно категории, социальный пакет", так он и оказался романтическим парнем, чуть более двадцати весен от роду, в Чанах.
        Чанам было весен побольше, да и местные жители больше предпочитали романтике "Капу и Картель" вместе с группой "Лесоповал". Дом же на поверку оказался квартирой с желтым потолком и чахоточной неврастенией по углам, звучное слово оклад скукожилось до пяти тысяч рублей, а социальный пакет оказался обычным пластмассовым пакетом, в котором ежемесячно поступало продуктовая помощь. Она состояла из еще одного пакета, только на сей раз бич-пакета. Размышляя о такой несправедливой к нему рекурсии, Феликс Викторович, с именем, не по возрасту прилаженному к мелкому тельцу, заваривал на крохотной кухне гуманитарную помощь от Собеса - коробочку "Доширака" и проверял тетради.
        Зомбикалипсис он встретил стоически, как и любой учитель, ежедневно переживающий настоящий классный бунт. Пока в Чаны, где зомбяки в Abibase раздирали людей, не вошла армия, занятия в школах прекратились. Люди, охваченные паникой, хотели бежать из города, но в стране действовал усиленный режим ЧП, ограничивающий свободу передвижений.
        С расквартировкой в Чанах батальона доблестных российских мотострелков на улице стало меньше гопников, пьяных и конокрадов, зато появились мародеры, насильники и грабители. Весной того злополучного года в России была введена смертная казнь и офицеры кое-как смогли навести шаткий порядок, но потом, увидев, что командованию, пославшего их охранять гражданских, фактически наплевать на обеспечение и снабжение собственных войск, а тыловики перебрались за границу, было вынуждено согласиться с системой кормлений. Солдаты батальона отбирали у местных еду, за что крестьяне и горожане получали защиту. В организации, сплачивать которую должно беспрекословное выполнение приказов мигом образовались вооруженные землячества, играющие роль местной бандитской группировки. Так продолжалось до тех пор, когда под ресницей жаркого июля перед солдатскими КПП не были неожиданно обнаружены канистры спирта и после пьяной увертюры - тысячи, тысячи мертвецов.
        -И ты три дня шел беспрепятственно по трассе, пародируя зомби?
        -Приходилось, мы, учителя, очень здорово умеем притворяться, что нам понравился ответ ученика.
        -И ты ни разу не встретил военных? Ни разу не остановилась машина, чтобы из нее не вышел здоровенный парень и не начал тебя пинать, приговаривая: "Это тебе, сука, за Россию. Это тебе, сука, за моего брата"?
        -Сам удивлен, но нет.
        Он явно где-то темнил, но я не пытался до этого докапаться. В конце концов, нельзя мерить мир катастрофы моралью мирного времени. Посмотрел бы я на этих гуманистов, вопящих о том, что зомби тоже люди, когда этот человек тебе пытается перегрызть горло.
        Феликс Викторович, не смотря на свою немочь, был нужен. Вдвоем безопасней. Можно развлечь себя разговором, а также наконец-то поспать на земле, не утруждая себя корчмой на качающихся лапках деревьев. Тем более он травит отличные исторические байки, которыми история полна чуть больше, чем полностью.
        И самое главное, так как я не успел еще поймать нового кота и засунуть его в мешок, неуклюжий и слабый Феликс Викторович послужит отличным кормом и приманкой для зомби. Об этом я уже говорил.
        -Смотри, женщина!
        Он наврал, впереди девушка. Сгущенная тень в белом платьице и сандалиях. Глаза в совиных кругах, но во взгляде жалобность мышки. Стоит в десятке метров от нас: голодная, оборванная, кто-то взял и не вернул ее честь.
        -Помогите, - жалобный жаворонок голоса, - помогите, я тут совсем одна.
        Сердце схватили ледяными клещами. Нет, это не метафора грусти и беспощадной печали, что пронизала мою чувственную душу. Да и не о душе речь, а о заднице. Чувствую мурлом я опасность, в отличие от этого интеллигента, что сразу поперся навстречу девушке.
        -Феликс, - неожиданно серьезно и тихо сказал я, позабыв о маниакальных планах насчет учителя, - отойди назад и встань поодаль. Если выбегут зомби - залазь на березу, если люди, кричи и убегай.
        -Что? - он зло повернулся, ощерив крысиные черты лица, - это женщина! Ей нужна помощь, она одна среди леса!
        Интеллигенция ругает все американское кино, но я очень хорошо помнил урок первого фильма про "Людей в Черном", когда из всех ужасающих монстров была застрелена именно маленькая девочка с учебником по высшей математике.
        О чем думал этот герой, встретив в чащобе вялых берез одинокую девушку, молящую о спасении? До трассы с километр пешком, тропы не хоженые, вокруг гуляют толпы зомбяков, колхозных полей не видать.
        Не иначе это Мадонна.
        Он не слушает и подходит к трясущейся девушке, а я наоборот отступаю назад, сжимая автомат. Остатки в обойме, да я и стрелял то из него несколько раз! На сборах, когда нас, десятиклассников, запихали в вонючий автобус и отвезли на Шилкинский полигон, где каждый из нас расстрелял шесть патронов и, под голодными взглядами солдатни, вымешивающими целые рожки на скинерсы, поел вкусной гречневой каши. Еще немного удалось попрактиковаться в нелегальном тире, которые массово появились после Зомбикалипсиса, выпустив несколько рожков. Собрать-разобрать я не сумею. Я не рассчитывал в этом походе найти автомат и не оставлю его у себя - риск владения больше пользы, но вот сейчас эта приятная тяжесть меня очень бодрила.
        -Феликс, вернись! Твою бога душу! Это подстава чистой воды. Чё бы эта баба здесь делала одна одинешенька?
        -Мы же с тобой здесь что-то забыли? - огрызнулся он, уже приобняв и успокаивая плачущую женщину.
        Ничего страшного не произошло. Но я не из тех идиотов, что немедленно плюхаются в трясину, если она еще не до конца поглотила их товарища.
        -Ну и хрен с тобой, ботаник!
        Я, подобный ножке циркуля, описал широкую дугу и вышел по березовой опушке восточнее оставленных мною людей. Справа неслось по травам волнующееся поле, замыкаемое вдали синеватыми прыщиками холмов. Власти все время кричат о голоде, но что мешает засадить это пространство той же картошкой?
        Сердце от потери соратника не ноет, но вот ноги работают быстрее, хочется пройти непонятное место. Что эта девчушка делала в роще, зажатой равниной? Скорей всего Фена уже потрошат грабители или смакуют какая-нибудь стайка обучившихся буйных, смекнувших, что приманить человечков образом обнаженной девицы куда как эффективней, нежели своими небритыми и обгрызенными рожами.
        Феликса мне не жаль, разве что немного обидно, что я лишился такой превосходной отмычки.
        Какого же было мое удивление (такое, как при просмотре самого идиотского фильма Скайлайн), когда я, через пару километров, совершив привал у небольшого родничка, омывающего корни дуба, встретил эту парочку. Почему-то родники очень любят примыкать к дубам, как женщины к мужикам.
        Фен все еще живой. Они молча подошли и уселись рядом, учитель сверлил меня взглядом и пилил скрежетом зубов.
        -Пожрать что-нибудь дай, - неестественно сказал он.
        Я, не выпуская из рук автомат, слушал опадающую наземь тишину. В лесу трудно различить шаги опытного охотника: его ступни никогда не обрекут на перелом ветку и не оступятся. Девушка молчала, мне стало немного жаль ее. Быть может, я ошибся?
        -Возьми сам в рюкзаке, после закрой его, а я уйду.
        -Ты что, совсем с ума сошел? Это же обычная девушка... де-вуш-ка!
        -Да вижу, что сиськи, а не зомби. Только вот кроме этих прелестных серых глаз я знаю еще и то, что мы подходим к двум замечательным населенным пунктам: Барабинску и Куйбышеву. Барабинск славен работорговлей, а Куйбышев рейдерами. Они промышляли этими ремеслами еще до Зомбикалипсиса и мимо них можно проскочить лишь по федеральной трассе, так как она охраняется. Или лесами, потому что по ним мало кто ходит.
        Никогда я еще не видел, чтобы Фен так презрительно сцедил:
        -Баран... Тупица, сам возьму консервы.
        Он мог обзывать меня еще долго. Мог назвать закомплексованным наивным дебилом или погибающим от сперматоксикоза оленем. Оскорбления слабых людей не должны трогать людей сильных. И все бы ничего, все бы закончилось мирно, все бы пошло хорошо, если бы не эффект бабы!
        -Почему вы меня боитесь? - тихо спросила она и посмотрела без осуждения, как могут смотреть только женщины, маскируя взгляд кобры под испуганный взгляд лани, кроша и пронзая всю твою защиту.
        Я выбросил белый флаг и провел языком по вмиг пересохшим губам. Стройные ряды доводов и контрдоводов рухнули под этим простым, без хитростей вопросом. Дуло автомата качнулось и уперлось в траву. Какая обида, не различить звуков, ты уязвлен в самое сердце! Уязвлен женщиной в присутствии другого мужчины! Какой позор! Воздух вокруг немедленно пропах бабами и их доскональным знанием мужской натуры. На такой вопрос, не уронив своего достоинства, можно ответить только так:
        -Потому что я вас действительно боюсь.
        Неловкая луна улыбки, и в тот момент, когда я собирался встать, чтобы бежать, бежать без оглядки от этого места, сзади раздалось тихое:
        -И правильно делаешь. На землю, мордой вниз.
        Ах, бабы, бабы! Когда-то они победили Самсона, когда-нибудь захватят целый мир. Сегодня же они облапошили меня.
        Все мы часто просматривая подобную сцену в желтых кинолентах и недоумевали: какой же дурак будет бросать оружие, окончательно ставя себя в неравное положение? Почему он должен выполнять команды? Вот, если кувыркнуться в сторону, в это время выпростав вперед руку, заломить вражеское запястье и исхитриться пнуть его... ведь это так просто!
        Все это натуральная херня, господа. Сделаете все, что прикажут. Жить то охота. И будите верить в жизнь, даже если вам прикажут копать прямоугольную яму.
        Фена уже оседлала женщина и с силой прижала его к земле. Он и не пытался сопротивляться. Трус, если я не сопротивлялся, потому что понял бессмысленность этого действия, то он, потому что дико боялся.
        -Лежи и не двигайся.
        -Да не дурак, понимаю.
        -Вот и славно.
        Ноздри щекотала жесткая трава, хотелось чихнуть. Я слышал, как неизвестный взял мой рюкзак и отошел в сторону. Послышался новый шум: вязкий, сиплый, с отдушиной, к нам шел кто-то громоздкий и малоподвижный.
        -Взяли обоих? - с удовлетворением спросил невидимый человек, - долго же пришлось водиться, ради этого сраного автомата!
        -У него и пистолет есть, - сказал первый голос, - смотри.
        Несколько быстрых шагов, вбитая в землю листва, и меня переворачивает на живот пинок под ребра. Вижу небо, хотя ему далеко до панорамы Аустерлица. А надо мной лицо не Андрея, а какого-то гнуса, что имеет не лицо, а кусок измятого пластилина с воткнутой туда спичкой носа.
        -На пузо, сука!
        Пару раз со мной играли в замечательные качели: заставляли лечь на живот, а потом пинком переворачивали на спину, покуда я не стал чувствовать себя так плохо, будто напился российского пива. Неподалеку истязали зомбиведа.
        Единственное о чем я сожалел, так это о том, что не могу присоединиться к палачам.
        -Ребята, - наконец прохрипел я, - если вы не остановитесь, то не услышите, где я спрятал сокровища.
        Толстяк насторожился:
        -Какие сокровища?
        Я улыбнулся сквозь боль - ребра отбиты, но не сломаны, мозги вертятся в барабане стиральной машины, но искрят:
        -Мозги ребята, я про мозги. Вам они нужнее, чем Страшиле
        Разумеется, я знал, что меня не убьют. Иначе бы не стал так шутить. Хотели бы, подстрелили из засады. Кому приятно оставлять за своей спиной мужика, сумевшего раздобыть автомат? Бегло обыскав меня и не найдя другого огнестрельного оружия, разбойнички решили немного поиздеваться. Но, раз не убили нас, значит - нужны. Для чего? Сексуальное рабство? Продажа на органы? Для этих операций нужен немного другой биологический материал. У меня был один ответ: работорговля.
        Даже если мир заполонят жаждущие мяса живые мертвецы, самым страшным зверем по-прежнему останется человек.
        Глава 7
        Он, как обычно, скучал, прислонившись к высокому стальному забору, за которым возились несколько голодных псов. Скисшая грунтовка между черными, кривыми да малохольными домиками, несколько русских старух, перекованных летами в затупившийся кривой серп, черноволосая малышня, провожающая камешками эти безжизненные, ломаные огарки человека.
        Быть может, это слонялись не старухи, а зомби, овощи. Ему было наплевать, он не видел разницы.
        Изредка появлялись худые скелеты, с накинутым на череп капюшоном, с протертыми белыми коленками и черными подглазьями. Они протягивали ему пару мятых бумажек, а он, принимая их, с несколько секунд задиристо смотрел на клиента, отлипал от забора с прической из колючей проволоки и скрывался во дворе. Тогда собаки лаяли громче, лязгали длинные цепи, сыто хлопала дверь.
        Через пару минут он возвращался и отдавал подрагивающему в нетерпении человеку пакетик и вновь безразлично льнул к забору, набив ему оскомину из слезшей краски. Так медленно и неторопливо, словно воды мутной речки Ельцовки, ныне загнанной в трубы, протекала его жизнь.
        Он был коренным новосибирцем, но никогда не считал, что местные трущобы подле вещевого рынка "Барахолки", или сверкающий центр, куда он с друзьями катался поздно вечером на машине, в поисках мини-юбки или драк, были его домом. Отец его переехал сюда с пылающих гор в начале лихих девяностых.
        Сила дает молодость, поэтому сильный человек молод всегда. А он был именно таким человеком. Он не ненавидел местных, скорее относился к ним с заслуженным пренебрежением. Еще в школе, которую он с грехом пополам посещал, он чаще разбивал носы, чем получал пятерки. И бил не от звериной силы, дикости и агрессии, а бил потому, что ему позволяли бить.
        Изо дня в день наблюдая, как к нему приходят просвечивающие на свету скелеты и молча протягивают ему в трясущихся руках деньги, он понимал, что живет на земле не воинов и даже не землепашцев, а просто мусора. Полученную брезгливость он вымещал вечером, под мошной ночи, когда, ни разу не побывав в мечети, щекотал под вспышкой фотоаппарата вскинутым пальцем зад Аллаху. А после пить алкоголь и втыкать в беззащитных, блеющих овечек, безрезультатно зовущих давно купленного его отцом пастуха-милиционера, чуть кривоватый, как подобает истинному нохчу, клинок.
        Делал это он не по злобе, а скорее потому, что можно было делать. Это казалось забавным, это пробуждало спящую в крови память бесстрашных предков, скидывающих карабкавшихся на кавказские горы русских белорубашечников. В такие минуты, когда он с друзьями заламывал пьяненькую шлюшку, полагавшую, что ее купят не сразу, а через два-три свидания, юноша чувствовал себя охотником на каменных склонах стареющего города.
        Он никогда не любил Новосибирск. Новозомбиловск ему тоже не пришелся по душе. Овощи и то оказывали ему сопротивления больше, чем местные жители. Его злило их показное безразличие и мутный, но вроде бы заинтересованный взгляд. Они никогда не отводили взора, подходили ближе, иногда касались его, обдавая гнилостью, и его это страшно раздражало. Обычно, когда он двигался в транспорте - нагло и уверенно, либо расталкивал мощным волнорезом плеч чахлую толпу, движущуюся ему на встречу, никто не смел поднять на него взгляд.
        Больше по душе скучающему человеку приходилось другое название, данное городу - Новосиббад. Здесь, вокруг истекающего денежным соком вещевого рынка, билось алчное сердце сметливого народца - возводились широкие заборы, укреплялись гаражи, блестела младенческая кирпичная кладка.
        Анклав, накопив запасы денег, драгоценностей, наркотиков и оружия, отделился от внешнего мира и здесь, в пока еще проходных, но не посещаемых улицах, давно царило право ножа и непререкаемого слова старшего. Он с улыбкой понимал, что здесь он будущий хозяин. И никакие зомби не страшны силам сплоченного клана.
        Это - его земля. Земля, взятая в бою с бесплотными призраками когда-то великих сынов Руси, выплескивающих свой героизм исключительно на дно унитаза. Он будет полноправным хозяином, законно спихнув с престола тухлое тело предыдущего собственника.
        Он, мальчик четырнадцати лет, год назад впервые убивший пойманного старшими братьями и ползающим у него в ногах кафира, а два года назад познавший женщину, распорядится этой землей правильно. По-хозяйски.
        Земля, если ее не защищать и не любить, всегда отворачивается от своего хозяина. Это закон жизни, и нет в этом ничего предосудительно или дурного. Сильный ест слабого, а слабый прячется в кустах.
        Он, мальчик четырнадцати лет, уже сейчас сильнее многих живущих в этом городе. Даже здоровенных, но забитых русских мужиков.
        Из взбрыкнувшей перед воротами особняка тонированной, издевательски вишневой девятки, высунулось дула автомата.
        Очередь.
        Клокочут маленькие вулканы.
        На его губах клюквенный сок. Он уже мертв.
        Бабки, что живые в ужасе взмахивают руками, а те, что мертвые заинтересованно и тупо смотрят на окутавшуюся дымом машину.
        Раньше, чем рассеялись пороховые газы возмездия, машина рвет с места, ловко огибая медленно бредущих к убитому парню старушек. Как победный удар по барабанам - во дворе взрывается две гранаты, и больше не лают, разбрызганные по сторонам, блохастые псы. А к соблазнительно пахнущей свинцом и свежей смертью туше, подбираются шаркающие и еле ходящие бабушки.
        Они становятся на колени и, те, у кого во рту не осталось зубов, без спешки пьют нужную им кровь, более везучие железными челюстями рвут молодое, нежное мясо. Пихают сочные кусочки в морщинистые рты. Овощи тоже едят человечину, но только убитую или падаль, живые им внушают исключительно интерес.
        Полумертвые бабушки, торопливо крестятся, бьют поклоны по направлению к ближайшему храму (сожженному неизвестными три месяца назад) и жалеют без вины убиенного, одновременно потрясая кулаком уехавшим бандитам.
        А в удаляющейся и выруливающей ну трамвайные пути машине, уже вовсю хохочет Еремей Волин.
        -Как я его, а? Видать пацан думал о чем-то возвышенном! Не иначе, философ рос! Кафка, млять!
        Трое взрослых мужчин гулко засмеялись, как могут смеяться сильные, уверенные в себе люди, не нуждающиеся в злобе.
        Автоматы на предохранителе и положены на пол, накрытые сумкой. В нагрудном кармане у лидера партии Живых, такого же неунывающего и широкоплечего, тысяча долларов, на взятку (доллар сильно обвалился, так как пораженные вирусом страны предпочли не поддерживать лживый финансовый порядок, а спасать самих себя и затребовали с США возвращение долгов), поддельный членский билет депутата областного законодательного собрания.
        -Ерем, - повернулся к полковнику второй стрелок, - ты еще долго будешь с нами ездить на такие дела? Повяжут тебя хотя раз, и пиши пропало.
        В зеркале заднего вида отражались настороженные, не раз грустившие глаза личного телохранителя Волина, худого, но жилистого, подвижного Эдуарда Кожемякина. Друзья ласково называли его Мордомякин, так как он был большой специалист по изменению форм носа, губ и подбородка без всякой пластической хирургии. Ныне Эдуард отличился тем, что уже предотвратил одно покушение на Еремея Волина, а однажды даже придушил амбала-буйного, набросившегося на политика при возложении венков на могилы воинов на Заельцовском кладбище.
        -Эдик, понимаешь, меня этот Хусеинов достал. Сначала мне прислал палец человеческий, потом ухо, и все с запиской: "Прекрати, иначе мы пошлем твоей жене твой член". А в конце записки еще было постоянно приписано: "P.S. Я тваю маму ибал!!!"
        Волин громко захохотал, и приоткрытый салон, избавляясь от удушливых пороховых газов, вновь наполнился здоровым смехом.
        -Я же не мог позволить, чтобы пострадал еще один гражданин. Если Хусеинов вновь дернется, то я его, либо повешу, как Хусейна, либо так обшарю дом, что наверняка найду биологическое оружие. Хотя бы у него в холодильнике!
        Движение почти отсутствовало, из-за постоянных атак террористов и рейдеров на нефтеперегонные станции и врезки в трубопроводы, бензин стоил заоблачно. А-92 около шестидесяти рублей за литр. А если учесть, что национальная валюта Российской Зомбирации, укрепилась (при слабейшем импорте) как эрегированный орган, то октановая водица стала на вес золота.
        -И все-таки, - не унимался Эдуард, - это могли сделать мы, твои старые военные товарищи.
        Водитель кивнул бритым затылком:
        -А то. Мы с Мордомякиным бы враз порешили этого гада. А его недозревшего джигита порезали бы на ломти. Мне сын про него рассказывал. Со страхом, блин, рассказывал! Будто он не весть, какая шишка. Ха-ха! Шишка, скоро эту шишку на Заельцовском кладбище похоронят, среди сосен.
        Водитель, давний друг полковника, а теперь член службы безопасности Партии Живых, Руслан Гудков, немного смугловатый мужчина с коротким ежиком волос, сегодня выгладил взволнованно. Он нервничал, постоянно чесал затылок или уши, но действовал безукоризненно.
        Волин тяжело вздохнул и потер мощными ручищами шею, как будто его душил кто-то невидимый.
        -Дело в том, мужики. Вернее... дело в Нём.
        По тому, как этот величественный снежный барс в человеческом обличие, атлет и великан, уважительно и со страхом произнес "Нём", его друзья сразу поняли, кого имел ввиду Еремей Волин.
        Тогда, в начале января две тысячи двенадцатого года, когда никто еще толком не знал, как нужно поступать с воинственными мертвецами, чье число росло в геометрической прогрессии, Еремей Волин, полковник и командующий Новосибирским гарнизоном, принял ответственное решение: ввести на центральные улицы города войска, бронетехнику и силой оружия водворить порядок. Новосибирск, накопивший, благодаря праздникам, в стылую сибирскую зиму, много сил, вовсе не желал успокаиваться: буянил, грабил магазины, захватывал поезда метро.
        Вандалами, неизвестно зачем, были взорваны многие памятники, в том числе в сквере "25 лет Октября", и за площадью Ленина. Правительство медлило, местная власть проявляла пассивность и тогда Еремей Волин, перекрыв БТР-эрами в ключевых местах величественную и самую длинную в мире прямую улицу - Красный Проспект, отдал приказ стрелять в мародеров, грабителей и окровавленных людей без предупреждения. Словно желающая добавить в белое царство больше красных подданных, зима накинула легкую зимнюю курточку и сбросила температуру до минус пятнадцати. Солдатам, под предводительством храброго полковника, пришлось основательно потренироваться в стрельбе. Полковник один из первых догадался, что зомби (сносно переносящие холод) привлекает шум и яркое зрелище. Отныне солдаты на установленных блокпостах обязаны были опутывать боевые машины, с работающими в них двигателями, мигающими гирляндами. В померкнувшем городе мигало яркое светопреставление. Ночью, запоздавший Новый год, приходили справлять в последний раз множество заинтересованных мертвяков. Также летучие бригады Еремея Волина совершали налеты на тепловые
магистрали. Если раньше - это была вотчина бомжей, то теперь от них остались лишь груды тряпья, да воспоминания на донышках бутылок из-под стеклоочистителя, а все теплотрассы, как воробушками, были облеплены мерзлыми живыми трупами. Постепенно контроль распространился на большую часть главных улиц столицы Сибири, граждане могли использовать метро, без боязни быть зарезанными, посещать кинотеатры и массовые представления, и впервые за долгое время на Красном Проспекте, впервые можно было видеть гуляющие пары, заглядывающие в светящиеся витрины книжных магазинов.
        Как только небольшой порядок был наведен, Еремея Волина тут же арестовало, хоронившееся в подполье управление ФСБ, и, как опасного террориста и зачинщика беспорядков, отдали под суд военного трибунала. Тогда многим казалось, что эпидемия не перерастет в пандемию, ведь как всегда СМИ преувеличило опасность катастрофы. Жизнь понемногу налаживалась, а ученые из центра исследования вирусов "Вектор", находящимся в научном городке "Кольцово", недалеко от Новосибирска, вот-вот должны были создать вакцину.
        В то время, Китай, пользуясь неразберихой, ввел войска на территорию Российской Зомбирации, высадив воздушный десант в Хабаровск, мотивируя это тем, что раз руководство дружественной страны не может обеспечить безопасность китайских подданных на своей территории, то это сделает за них Китайская Народная армия. При этом, вне сомнения, Китай остается самым верным и преданным партнером Зомбирации в борьбе с загнивающим Западом и проклятыми заокеанскими империалистами.
        Полковника вот уже было ждал пожизненный приговор, когда с весенней оттепелью вспыхнула новая волна превращения людей в упырей, алчущих ливерной колбасы из человеческих кишок. Еремея Волина, когда ситуация стала совсем критической, неохотно освободили из-под следствия и даже вернули ему звание, как бы намекая на то, что неплохо было бы снова восстановить порядок.
        Мужчина был неглупым человеком и понимал, что если он в роли подневольного военного, этакого наемного князя, Александра Невского двадцать первого столетия, вновь спасет город от наводнивших его живых мертвецов, то выстроенная им стабильность, его же навеки и засосет в тюрьму. Поэтому он уволился из рядов вооруженны сил в запас, вместе с преданными друзьями, в конец разочаровавшихся в перегревшейся от возбуждения и чувства собственной значимости, государственной машине. Их почти не искали - город захлебывался в крови и подступающем голоде.
        Они собирались организовать охранное агентства, благо теперь не требовалось никаких лицензий, а всего то - грубая физическая сила и пара стволов. Но, однажды в подъезде, Еремей встретил высокую фигуру, закутанную в плащ, приравнивавший ее к миру теней. Она сходу предложила организовать ему политическую партию, с полным ею, тени, обеспечением.
        Еремей тогда рассмеялся и мягко отодвинул в сторону, показавшуюся ему какой-то водяной и чудаковатой, фигуру. Безумцев в то время по стране бродило множество.
        Но в конце апреля начались проблемы с поставками продуктов из деревни. Венгеровские молочные заводы отказывались отдавать перекупщикам за бесценок молоко и иные молочные продукты. Солярки по льготным ценам фермерам было завезено мало, и летом не хватило бы техники для заготовки кормов. Обстановка в городе накалилась, людей будоражила возможность голода. Село ощетинилось гладкоствольными ружьями и потребовало достойных цен на продаваемые ими продукты. Сельчане еще не знали, что в их сторону уже вышли продразверсточные бронетанковые отряды.
        Около дверей квартиры полковника вновь возникла та же фигура, и мужчина не оттолкнул ее, а предложил войти в плохо отапливаемую квартирку - уголь на ТЭЦ разворовали во время январского кризиса, а начальство, пришедшее на смену, улетевшему на Мальдивы руководству, жгло совсем по чуть-чуть, надеясь тоже хоть что-то украсть и продать в Китай.
        Так, ошеломленный Еремей, через неделю стал лидером новоиспеченной Партии Живых. Незнакомец представился ему Иваном.
        -Иван тебя заставил? - глухо спросил Эдик, - это он велел тебе ехать с нами?
        -Да, - коротко кивнул политик, - приказал даже. Сказал, что ты должен показать врагам, что не боишься их. Личным примером, как будто я мог бояться обезьяньего хвостах.
        -А кто он вообще такой? Откуда взялся?
        -А хрен его знает. Когда в Новозомбиловске было нечего жрать, в начале апреля, а еда стоила у перекупщиков бешеных денег, он поставил условие - никогда не задавать ему вопросов, в обмен на финансовую помощь и организацию партии. Я еще спросил, какой тебе толк от меня, мистер? Что это за афера, где предлагают деньги и берут только словесные обязательства? А он мне в ответ: я верю тебе на слово.
        -Чудак какой-то, - проронил водила, - прямо как мой сын.
        Не стоит больше брать Руслана на перестрелки, - подумал Еремей, - видимо тот мертвый зверек напомнил ему сына. Дурное сходство!
        Мужчина одиноко хохотнул, а затем ответил на испытывающий взгляд Эдика:
        -По твоим бесстыжим глазам я вижу, что ты мне предлагаешь избавиться от Ивана?
        -Ну, не только избавиться. Я предлагаю его нейтрализовать.
        -Другим словом, - произнес Ерема, - убить?
        Эдик кивнул своей широкой, околоченной, как груша, мордой.
        Машина вывернула на улицу Богдана Хмельницкого и понеслась мимо закрытого ДК Горького, с баррикадами из мешков с песком, вдоль потухшего кинотеатра Космоса, где ныне были перебиты все матовые стекла, бассейна Нептун с его величественными пластиковыми окнами, в которых видна была огромная кафельная ванна со спущенной водой. Работал только стадион Сибирь - ничто, даже Зомбикалипсис, не мог запретить сибирякам ходить на хоккей. Около Дворца Спорта были вырублены прекрасные, темно-изумрудные ели, а близ клуба Отдых, как всегда, слонялась толпа обколотых наркоманов, издевающихся над привлеченными звуком дискотеки, овощами.
        Водитель, часто поглядывающий в зеркало заднего вида, предположил:
        -А что, если это крутая шишка из МВД или ФСБ?
        -Им сейчас не до этого. Вон, Октябрьское УВД и так каждую ночь атакуют неизвестные - стреляют из автоматов и закидывают коктейлями молотова, половина ментов разбежалась. Их только обещание квартир вне очереди держит в мясорубке, которым нынче стала милиция. Эти конторы обычно действуют проще, намного. Здесь что-то не то.
        Еремей явственно вспомнил, как целовал прохладную, не сказать, чтобы очень холодную, но властную и покрытую струпьями, кожу своего... хозяина. Да, хозяина. Иван был намного сильнее него.
        Еремей Волин всегда называл вещи своими именами.
        -В любом случае, - вздохнул Эдик, - избавляться от него надо. Слишком сильно темнит парень. У нас около пятидесяти вооруженных бойцов твоей лично охраны, лояльные предприниматели. Мы одна из главных сил в этом городе. Нужно кончать этого Ваньку-перстня, пока он нас самих не убрал с шахматной доски.
        -Не-ет, - покачал головой политик.
        Машина проносилась мимо НИИЖТ-а, института железнодорожного транспорта. Вдоль бетонных пролетов с коваными забралами, был навален всякий мусор, возвышающийся метра на два и создающий дополнительную защиту. Вдобавок, около забора были спилены обрубки тополей и тоже использованы в качестве баррикады. Около ворот стояли четверо вооруженных дружинника. Когда-то на институт было совершено нападение буйных, закончившись массовой бойней среди студентов.
        -А ректора университетов, получив автономию своим заведениям, времени даром не теряют. Ишь, как отгородились от банд. Мой сынок сюда будет поступать. Хочет быть инженером мостостроителем.
        Еремей мельком взглянул на величественное здание института с колоннами и вновь промолвил:
        -Нет. Боюсь без него кресло губернатора мне не получить. В Иване чувствуется настоящая власть, сила от Бога, если хочешь!
        Эдик хмыкнул:
        -Ты реально думаешь, что ему понадобишься, как только выиграешь выборы? Да тебя найдут с перерезанным горлом в своем новом кожаном кресле, которое вскоре займет какой-нибудь твой невзрачный и покорный заместитель, с лизоблюдским именем, скажем Вадим Крысин.
        Автомобиль подъехал к площади Калинина, в центре которой был возведен долговременная огневая точка, с пулеметами, мощной радиостанцией и с целым взводом контрактников. Площадь представляла собой ровный круг, от которого, подобно солнышку, отходили четыре крупных луча-улицы. Одна из них вела по направлению к Заельцовскому кладбищу. Оттуда по весне уже однажды пришла опустошающая волна мертвецов.
        -Валить его надо, - утвердительно сказал личный охранник Еремея, - мы же все бойцы, за нашими плечами войны, вот такие подвиги, подобные сегодняшнему. Мы русские мужики. в конце концов! Что, мы какого-то дрища в балахоне испугаемся? Долго он нами будет командовать?
        Еремей вздохнул, он никому не рассказывал полной правды о том, что скрывается под складками темной одежды того загадочного человека. Он и сам этого не знал до конца. Ему бы вряд ли поверили.
        -Так что будем делать, капитан? - спросил, облизнув губы, Руслан Гудков, уверенно выворачивая на повороте руль, - будем присматриваться к Ивану и рубить его?
        Еремей, взвесив все за и против, кивнул:
        -Да, будем выводить его из игры. Не сейчас, после выборов.
        -Отлично, - потер руки Эдик, - давно пора.
        -Хорошо, - сказал Руслан.
        Еремей Волин видел, как в прямоугольном зеркальце над пластиковой панелью машины, закинувший голову Руслан Гудков, снова облизал губы. Мужчина не знал, что водитель, его давний друг и товарищ, никак не может избавиться от ощущения слизи и гноя на своих губах: сегодня утром он впервые поцеловал протянутую к нему руку из-под рукава толстовки.
        Руслан бросил последний, короткий взгляд на погрузившегося в задумчивость полковника, и сосредоточился взглядом на дороге, а мыслью на своем сыне, которого нежно, совсем по-отечески, поглаживал сегодня утром по голове, прежде чем куда-то увести, зашедший к нему в гости Иван.
        Глава 8
        С рук сорвалась удавка веревки. Я подкрался к жертве на подушечках пальцев, как камышовый кот. Скандинавская ярость заполонила мой мозг, и целый ураган ударов обрушился на жертву. Я бил с оттягом, бил ногами, ладонями, сцепленными в замок. Лягался и плевал. Я отомстил ему за все унижения, что вытерпел в этот короткий срок, за все пытки, тычки и оскорбления.
        -Я не виноват, - верещал поросенком Феликс Викторович, - не виноват я!
        -Она сама пришла? - шипел я, выкручивая ухо, - говорил же тебе, что это ловушка. Что, так сложно понять было? Так сложно? Из-за тебя мы здесь, из-за тебя!
        Если мы слишком громко шумели в наш импровизированный канализационный зиндан - стакан отстойника с забетонированными штольнями труб, мочился охранник, стараясь попасть нам на голову.
        Переждав этот дождик в четверг, я успокаивался и миролюбиво говорил скисшему и совсем разбитому Фену:
        -Ничего, выживем.
        Как я и предполагал, нас похитили работорговцы. И хоть мы не были похожи на доверчивых славянок с округлыми лицами и тупыми мозгами, что подаются в массажистки, но на двоих мужиков тоже позарились. Бандитские группировки славного города Куйбышева, в позапрошлом Каинске, еще до Зомбикалипсиса славились чрезмерной жестокостью.
        К сожалению это был не самарский Куйбышев, а медвежий, кепочно-семечковый, ботающий по фене, сорокатысячный сибирский городок. Мне он запомнился тем, что в безусую юность, пуская себе по венам рок, мне там набили морду и сожгли хайер. Время скоротечно, мучители из прошлого выросли и теперь меня в Куйбышеве хотят продать в рабство.
        Маленькие города, существовавшие до кризиса за счет транзитной или челночной торговли и не имеющие экономической значимости для больных регионов, местечковыми сабантуями разгромили особо не сопротивляющуюся полицию и подмяли администрацию города под себя. Как правило, такие группировки с армией не контактировали, справедливо понимая, что она обеспечивает безопасность, а они порядок. Фактически бандиты превратились в новых хозяев малых городков. Некоторые жители с ехидцей заявляли, что ничего, собственно, не изменилось.
        В связи с тем, что мимо Куйбышева проходила федеральная трасса и какой-никакой поток людей, а собственных производственных сил в городе было мало, предприниматели занялись похищением людей. При империи Каинск был славен маслоделием, чья продукция была качественней европейских масел, при советской власти город хвастался индустриализацией и именем знаменитого революционера, а в новое российское время - бандитами, в постзомбячье еще и мертвяками.
        Главную конкуренцию Куйбышевской работорговле составляли не власти, не военные и не местные жители, а братва из соседнего Барабинска, которая была тоже не прочь поживиться за счет неосторожных путешественников. Зоны влияния поделены еще не были, поэтому пальба, подрывы и взаимные обвинения, не прекращались.
        Схема поимки людей усложнялась с каждым днем: уже никто не вырывал с мясом дверей и не вламывался на одинокие фермы или дачи. Продавали проштрафившихся соратников и накосячивщих людей. Так как город уже не мог обеспечить появившихся заказчиков на человеческий материал, работорговцы ловили одиноких путешественников, трясли машины, староверов, язычников и прочих беженцев, проросших по местным березово-осиновым лесам, как грибы после дождя.
        Часто использовалась приманка с девушкой, при виде которой очень многие не могли устоять и, либо рвались ее спасать (что редко), либо насиловать (что чаще), тут их и брали. Прекрасно работающая разведка загодя оповещала активную группу, что и похищала людей. Нас с учителем услышали издалека и вели, пользуясь знаниями местности и опасаясь моего автомата, до расставленной ловушки.
        Если вы дурак, вам даже автомат не поможет.
        -Надо во всем искать хорошее, - печально сказал учитель.
        -Только если ты не барахтаешься в бочке с дерьмом.
        -Во-первых, мы не полностью в дерьме, а лишь частично. Во-вторых...
        Общаясь с интеллигентами, я становлюсь злее. Пожалуй, я скоро съезжу ему по крысиному подбородку, чтобы выбить один-два этих мелких-мелких, пожелтевших, как сыр, зубов.
        -Видишь в чем дело, Феликс Викторович. Как ты понимаешь, мы стали рабами. Полностью зависим от наших хозяев, которые пока что кормят, поют и не дают нам подохнуть. Но положение раба плохо тем, что он не знает и не может влиять на свое будущее, более того он живет одним лишь настоящим. А знаешь, какое оно у нас? Продажа. Может на органы, может как мозги или рабочие. Может, может... "может" и никакого "знаем"!
        Он беззаботно произнес:
        -Ужасен тот раб, что не желает избавиться от своих оков. Главное, Ваня, не быть рабом в душе, оставаться свободным даже если у тебя отобрали последнюю нитку! Никто не отнимет у меня право думать, как я хочу.
        Жалок. Как же низко может пасть человек, что оправдывая свое рабское положение, он спасает себя тем, что может, якобы, при полном физическом параличе и забитости тела, свободно думать. У сильного человека другая логика: он не думает, что у него еще осталось свободного, а пытается вернуть назад то, что у него урвали.
        -Да-да, конечно, мой ученый друг. Ты прав. Оставайся свободным в мыслях, когда тебя обосут или обольют керосином и подожгут. Твои свободные крики очень порадуют ангелов на небесах!
        Закрытое пространство провоцирует споры. Нас травит скука, сталкивает темнота. И сцепляемся мы не от злости или ненависти, а потому что нечем себя занять. Иногда я просыпаюсь и подвывающим голосом зову Фена, мне вдруг кажется, что его нет рядом со мной и от потери такой вроде бы бесполезной поклажи сразу становиться не по себе. Я зову его шепотом, но никто не откликается. Его забрали или он нашел дыру и уполз? Тогда я снова проваливаюсь в забытье, а когда, совершенно потерявшись во времени, открываю глаза в примелькавшемся сумраке, то зомбивед понуро сидит на бетонной трубе. Я еще два раза спал, прежде чем на потолке вырезали квадрат света и вместо струи мочи или свертка с едой, в нашу скромную обитель упали сливающиеся голоса:
        -Недавно взяли. Два мужика, один доходит почти, но голова варит - ругался как-то странно, без матюгов, когда мы его били. Второй тертый калач, автомат имел, пистоль полицейский. Не здоровый, но работать может.
        -Ничего интересного. Пропоицы, на опероцинку, - здесь мой мочевой пузырь захотел поменяться местами с мозгом, - не подойдут, китаезы браканут. Работнички тоже неважные: один тощий, гиблый человечек, а другой своевольный. Первый умрет, второй сбежит. Чё еще?
        Видимо это был покупатель, который обсуждал нас, не заботясь о предосторожности. Свет слепил глаза, но обострившийся за время сидения в коллекторе слух, компенсировал потерю.
        -Других нет. Бизнес нынче хреново идет. Мы их и так кое-как выкурковали! Может выдернуть их, посмотрите, а то, что сразу пропоицы? Тем более они кореша, скопом накрыли.
        -Друзья? - заинтересовался голос, и этот интерес мне очень не понравился.
        -Они самые, тащились под руку, словно барыни.
        Что-то меня подмывало заорать, что я этого хмыря-педагога два дня знаю, что продавец врет, но желание все-таки съехать от постоянных жителей затхлого бетонного стакана - мышей, пересилило вой инстинкта самосохранения.
        -Поднимай.
        Когда мы поднялись по сброшенной веревочной лестнице (обыкновенные железные скобы вверху были предусмотрительно обрезаны), то долго моргали, привыкая к свету и шуму. Трудно сказать, где мы находились, скорее на окраине этого провинциального городка, где-то на загривке необъятной России, что в свою очередь у самого угла земного шарика обосновалась.
        -Берете?
        -Покупаю. По обычной цене, как всегда. Двадцать за каждого. Вы согласны?
        Я ждал, что похититель, тот толстый мужик с отдушиной и тяжелым ботинком, поторгуется, но он радостно согласился, и через слезящиеся темно-красным цветом глаза я увидел, как он пожимает протянутую ему руку.
        -Хорошая цена. А куда денутся эти двое... на тяжелые работы? Ну, мне чтобы в следующий раз знать, кого хватать. Или это уже мое дело?
        Второй голос, с изящной картавинкой, прибавляющей шарму его обладателю, ответил
        -Вы совершенно правы...
        -На работу, а какую?
        -...Это уже не ваше дело. Погрузите их в мою машину.
        Вроде хотелось что-то сказать, как-то поучаствовать в решении собственной судьбы, где на весах смерти и жизни против, играет всего лишь жалкие двадцать тысяч рублей, но... не мог. Я обратился в слух, боясь проворонить хоть одно словечко, старался вернуть зрение, при этом молчал как побитый барбос.
        А ведь я всю жизнь по-овечьи считал, что в такой ситуации буду вести себя как волк.
        -Эй, куда вы нас повезете, - неожиданно прорезался голос Фена, - что это за хрень, мы же в одной стране живем, одним воздухом дышим...
        От меня образного языка нахватался, молодец!
        Пока он сотрясал воздух и пытался уколоть душу иголкой острословия, я толерантно поворковал со светом, и к моим глазам вернулась былая резкость. Тот потный, в миазмах немытого тела человек, в извечном спортивном костюме зло жевал сигарету. Вокруг несколько мордоворотов и подлых хоречьих мордочек с четками. А наш покупатель - тоненький стройный господин с черным асфальтом зачесанных назад волос, кареглаз, утончен, аристократичен и, не к местной грязи и не местному гардеробу, облачен в замечательный костюм-тройку. Он добродушно слушал речь подслеповатого Феликса и жестом попросил никого из подручных его не затыкать.
        Время суток - серость под ногами и в небе. Обидевшееся, как в "Алисе" время. Пустые, без наполнения, звуки: будто бы качельный скрип, кряканье уток. Вот все, что я успел почувствовать за время монолога товарища.
        Феликс выдохся на фразе:
        -Это, блин, бесчеловечно!
        Изящный господин без всяких эмоций пошутил:
        -А кто сказал, что вы теперь люди?
        Потом нас погрузили в белую газель, по виду напоминающую темного броненосца, и, пинками пригнув к вонючему полу, куда-то отвезли. Загадочный господин в полосатом костюме и мелкими чертами лица, сидел на переднем сидении и не выказывал к нам интереса.
        Увидеть мне его довелось лишь через сутки, когда он вошел в помещение - крохотную комнатку, где под охраной и сквозняком, сидел я. За прошедшее время меня прилично накормили, выдали новую одежду, а старую забрали. Прощай, не найденное при обыске шило! Примечательно, что мне выдали обычный камуфляж, хотя у меня был точно такой же, разве что иного, более темного, фасона. Про Феликса ничего не было слышно, как и других новостей.
        В общем, со мной обращались терпимо, возможно с некоторой жалостью, которую человек пытается увидеть в окружающих, но мою умственную баржу нагрузили таким количеством утюгов, что она вот-вот должна была пойти ко дну.
        -Здравствуйте, - без предисловия начал покупатель, - меня зовут Арсений Зимний.
        В этот момент у меня в голове стрельнула рифма к имени Арсений, но я предпочел пошутить, более изыскано:
        -И сколько раз вас брали?
        Он немного подумал, а затем засмеялся, но шутку не продолжил:
        -Быть может, вы меня знали раньше, до Зомбикалипсиса? - закончил Арсений, но увидев полное безразличие написанное на моем, как надеюсь, мужественном лице, все-таки продолжил, - я телеведущий.
        Я был готов к тому, что он представится истинным наследником дома Романовых, внебрачным внуком Адольфа Гитлера, инопланетянином, зомби, коварным жидо-масоном, вором, бандитом. Но он представился телеведущим.
        Хотя, если как следует разобраться, между приведенными мною понятиями есть много общего. Но я опять повторяюсь.
        -И зачем вы меня купили?
        -Скажите Иван, вы когда-нибудь смотрели замечательный фильм с Пьером Ришаром. Лента называлась "Игрушка". Там богатому мальчику купили в качестве подарка настоящего человека.
        Нате! Ненавижу извращенцев. Тем более таких лощенных узколобиков, окруживших себя мордоворотами. Ну, какой мне прок сейчас гадать с ним? Играть в загадки как Бильбо Бэггинс с Горлумом. Разве нельзя упиваться своей властью без подобных выхолощенных выкрутасов?
        -Фильм то, предположим, смотрел, но мне все равно непонятно к чему этот театрализм? Мы, черт побери, живем в мире живых мертвецов, а люди до сих не отучились говорить загадочно и напыщенно! Скажите прямо, чтобы мне знать: я останусь в живых?
        -Возможно.
        -Вы меня продадите?
        -Нет.
        -Как-то используете?
        -Да.
        -Как и когда?
        -Скоро узнаете. Вам осталось ждать не больше часа.
        Со свойственным людям страхом, я расслышал "ждать", как "жить". Но, уняв пятки, полюбившие чечетку, пробормотал:
        -Что за работорговцы пошли в наше время! Где та античность, о которой жужжит мой друг, где без лишних разговоров в цепи и на галеры, под плети и солнце?
        Арсений тонко засмеялся, почему-то напоминая мне сложенное пенсе.
        -Простите меня, ведь я работник телевидения, а значит, приучен создавать интерес. Вы будете участвовать в шоу, которое называется "Бегущий человек". Слышали?
        Название мне не говорило ничего, кроме того, что мне придеться побегать.
        -Представление сопряжено с опасностью, риском и... выигрышем. Будьте уверены, что наша компания вас отпустит, если вы сумеете выиграть в этом шоу. Причем мы вернем большинство ваших вещей, которые сумели взять у наших компаньонов. Оружие осталось у них. Не хочется вас пугать, но в нашем шоу выживало мало людей. Добровольцев для участия в нем немного, поэтому приходиться прибегать к альтернативному поиску кандидатов. Надеюсь, вы понимаете, от кого вам придется бегать?
        Конечно, я понимал. Разумеется, за мной не будут гоняться отряд озабоченных полуголых дамочек, а последуют самые настоящие зомби: голодные, разбитые, натасканные на свежую плоть. Бегущий человек должен от них убежать, да только кто с буйными может поспорить в скорости?
        -Не расстраивайтесь так. Это лучше, чем стать вечным рабом на ферме или одновременно в разобранном виде посетить провинцию Сычу-Ань, Наль-Гаву и Пекин. Суть нашего шоу в том, что вы в недостроенном и переоборудованном многоэтажном, а также в подземном комплексе убегаете от нескольких буйных. Вы не сможете нигде спрятаться. Вам не залезть в шахту лифта, не проникнуть в систему вентиляции, не пробить внешнюю стену. Как только вы окажетесь в здании не тешьте себя тщетными надеждами где-нибудь спрятаться: недостройка пуста, там серый бетон, лестничные пролеты, голые комнаты.
        Я саркастически хмыкнул:
        -А в чем же интерес? Меня сожрут в первые минуты. Но это было бы не интересно, следовательно, как-то спастись шанс у меня есть? Кроме того, я могу затаиться в уголке и буйные меня не найдут без запаха крови.
        -Совершенно верно! Но в этом случае шоу будет продолжаться, пока вы не умрете: от голода или неживых. В здании существует лишь одно место, где можно чувствовать себя в безопасности: это восьмой этаж, где вы найдете убежище. Но, чтобы в него попасть, вам нужно будет найти ключ, находящийся в специальном боксе на первых этажах. Чтобы открыть этот бокс, вам необходимо будет...
        На его лице зажглась победная улыбка. Явно самый гондонистый трюк он придумал самолично:
        -Чтобы заполучить ключ от убежища, вам потребуется пустить себе кровь. Раскорябать руку. Там около сейфа будет такой штырь, вот об него. Вы не бойтесь, он абсолютно стерилен! Через систему видеонаблюдения, режиссеры заметят то, что вы сделали, тогда и получите ключ. Но...
        -Тут, на всех без исключения этажах, мертвяки почувствуют мое присутствие и побегут ко мне, как мамаши на новогодние распродажи.
        Он лучился сумасшедшей, истинно-геббельсовой улыбкой, какая может быть только у профессионала, достигшего вершин мастерства.
        -Вам надо исхитриться добежать до убежища на восьмом этаже, спасаясь от зомби. Как только вы достигнете убежища, вы победили. Лестниц много, много тайных ходов. В подвалах вы можете, пользуясь системой лабиринта, отрываться от погони. Спастись можно.
        -У меня будет оружие?
        -Нет. Но не возбраняется использовать все, что вы найдете внутри здания. Правда, хочу сразу предупредить, вы не найдете в нем ничего полезного. Но не расстраивайтесь, ведь наше шоу в первую очередь призовое. Вам дозволено убивать мертвецов и обшарить их трупы. На каждом из них вы найдете любо полезную вещь, которая вам поможет выжить в этой игре, либо купоны, которые можно обналичить в случае победы. И другие призы. К нам раньше бывала очередь!
        -Благодарю за честность, - убито пробормотал я, - определенно, кофемолка поможет мне пережить утрату собственной жизни.
        Веселенькое это дело! Я бывал на новозомбиловских ярмарках, где половину аттракционов составляли забавы с мертвяками. За символическую плату можно было сфотографироваться с буйным зомби, закованным в цепи. Его челюсти будут клацать около вашего уха, но до вас он не достанет, а вас будет еще долго радовать улыбающаяся фотография и злой, но бессильный пожиратель трупов на заднем фоне. Для особо бесстрашных существует аттракцион: минута с зомби. Вас, предварительно экипировав в защитный ватный доспех, наподобие такого, в каком отрабатывают нападения служебных собак и запускают в огороженный партер с буйным мертвецом. Лицо надежно прикрыто маской, но страх бьет через край: зомби грызет стеганный тулуп, пытается разорвать его руками или найти брешь: бесполезно. Ты можешь мутузить его, сражаться или просто наблюдать, как он пытается выковырять тебя из мягких консервов. Правда, случалось, что зомби все-таки разрывал отдыхающего на части, но это бывало очень редко. По истечению срока забавы, зомби подцепляли за стальной ошейник длинным крюком и оттаскивали в вольер до новых приключений.
        Вообще существовало множество мертвецких игр: коррида с буйным, бег от зомби (вариацию этого шоу мне нужно было прочувствовать на себе), но самым популярным по-прежнему оставались избиения овощей. Любой желающий, разумеется, в подпольных клубах, так как закон оберегал мертвецов, мог, заплатив около тысячи рублей, здорово избить любого овоща. Отомстить за свою семью или, что чаще, просто выплеснуть ярость. Такое развлечение очень прижилось на Сибирской равнине: зомби никогда не давали сдачу и не сопротивлялись.
        Я грешен тем, что баловался этим время от времени. Говорят, всякое злое деяние возвращается, и карма не прощает злых поступков, сторицей их отдавая. Клянусь: я больше никогда, никогда не буду смотреть эти развлекательные мертвецкие шоу по телевизору!
        -Сейчас техники проверяют аппаратуру, а мертвецы уже разбрелись по зданию. В вашу одежду также вмонтированы камеры. Во время игры будет идти интернет-госолование, где зрители будут выбирать самое интересное выступление за историю всего шоу. Это чревато суперпризом!
        Мне было насрать.
        -А вы не боитесь, если вы уверяете меня, что я останусь жить, кому-нибудь расскажу о вашей забаве?
        -Кому? - хмыкнул Арсений.
        -Властям.
        -А вы думаете, они не знают?
        Если вы считаете себе мудрым, это не значит, что вы время от времени не можете быть чертовски наивным. Малыми городами правит анархия и право сильного. Полиция быстро превратилась из полузаконной в настоящую ОПГ. Наверное, это было даже правильно, иначе все могло обернуться большим злом. Хотя здесь, насколько я знаю, правят бандиты.
        Но, блин, мне то от этого не лучше! А значит все херня.
        -Не держите на меня зла. Вам и самому, как мне сказали, автомат дали явно не за красивые глаза. Если вы решили, что в этом мире жить хорошо будет тот, кто не побоится нарушать законы, то вы должны были понимать, что вы не единственный на свете умник, так решивший.
        Прав. Даже язвить не буду.
        -Почитайте, перед вашим выходом. Очень полезная книга для вас в данной ситуации. В шоу может победить только один человек.
        Несмотря на цветастую обложку, этот манок для быдлеца, название мне было смутно знакомо: "Бегущий человек". Книга была о человеке, от нужды попершегося на смертельно опасное шоу, где беглецов преследуют охотники и, в конце концов, убивают. Правда за каждый час он получается деньги. Как все любят щегольнуть своими познаниями и даже смерть облачить в символический венок!
        Читать я не стал и предпочел в спокойствии с мыслями дождаться, когда меня, наконец, возьмут за руки и осторожно выставят за дверь, судя по всему, ведущую в недостроенный лабиринт.
        В этом спектакле могли показаться странным две вещи: я совершенно не горюнился по поводу столь незавидной перспективы, кроме того меня совсем не интересовала судьба Фена. Первая может привести в недоумение не сильно сведущего человека, вторая же просто дурака. Дружба и так была не в почете, но укус Зомбирации окончательно свел ее к товариществу. Быть может, Фен оказался слишком слабым для шоу и его используют для иной затеи? Продадут в бордель, гы-гы.
        Мне наплевать на людей, когда дело касается собственной жизни.
        Я понимал, что шансы уцелеть есть, иначе бы такое шоу смотрела куда как меньшая целевая аудитория. Следовательно, я могу спастись. Значит надо постараться применить все те навыки, что у меня есть и забыть, отключиться от всего остального.
        Например, от того что мне нравилось Наруто, и что я, когда нахожусь дома один, все равно закрываю дверь в туалете на щеколду.
        Страх впрыскивает адреналин в кровь, ужас парализует тело. Нить накаливания между ними - способность логически рассуждать.
        Вскоре меня вытолкнули за дверь, и победно клацнул замок.
        -Идущие на шоу, - пробормотал я зданию, - приветствуют тебя.
        Полноту темноты выгодно скрывало легкое люминесцентное освещение, так что жирный мрак валиками залег по бокам большого зала, где я оказался, да затаился в углах. Лампы не разбить, предусмотрительно забраны в пластиковый кожух, зато проводка фактически на виду, можно будет расковырять, и покрыть себя спасительной мглой. Зомби видят в темноте не лучше обычного человека.
        Ох, вот бы сейчас сюда какого-нибудь аморфного неформала, любящего трепаться на тему "Света и Тьмы". Интересно: лучше быть сожратым в окружении радостных фотонов или в их отсутствии? Что поделать, человек всегда ищет виноватого в своих промахах.
        Я осторожно, стараясь не шуметь, благо моя деятельность поднаторела в этом тело, двинулся в следующий зал. Как я понял, это было какое-то недостроенное офисное здание: меандровый лабиринт офисных клерков, где так и не поселился минотавр-начальник. Перегородки, секции, целые боксы или откровенная бетонная пустошь.
        Я поднялся на следующий этаж по бетонной лестнице.
        Желоб лифта влечет черным дуплом и тут. Похоже, я на уровне второго-третьего этажа, так как по идее на первом этаже должен был холл, а я начал сразу с офисных помещений. Где-то внизу катакомбы. Скорей всего там отряд мертвецов. Чем выше поднимаюсь, тем становится светлей. Наверняка сделано специально, чтобы подопытный, инстинктивно старающийся выбраться из мрака, (где в каждой тени представляется буйный) ступал в круг света, а там, как раз и мертвяки. Ведь они тоже любят освещение.
        Как можно убедиться, прекрасный жизненный опыт можно извлечь даже из поджога церквей.
        Еще до того, как я заметил под ангельским нимбом света стальную дверцу без ручки и железную пику рядом, с верхних этажей раздалось сумасшедшие, совершенно иррациональны крики. Так не будет кричать человек, если ему страшно, так не будет вопить людоед в ритуальной пляске, так не будет кричать кастрированный мужчина, так не сможет завопить рок-певец. Похоже на то, как если бы в звуковом эквиваленте выместили все непонятные мысли, бродящие у вас в голове.
        Зомби вполне. Необузданно, непонятно, страшно.
        И где-то вверху, через несколько железобетонных перегородок, топот ног. Признаться, я бы легче пережил татаро-монгольское нашествие, лучше бы пошел первым в атаку на узком горном перевале, сходил бы на концерт Алсу, попал в газовую атаку под Ипром или посмотрел Дом-2, но явно не это.
        -Ох ты ж, мать!
        Только что привело бешеных в такой экстаз? Бежали они явно наверх, а значит что-то почуяли, но... а если я не единственный участник этого шоу? Представьте, какой оргазм получат телезрители этого нелегального шоу по кабельному, когда один игрок добежит до укрытия и там запрется, а остальные будут ломиться к нему, умолять впустить, стучаться и скулить, пока из прохода не выметнутся отставшие мертвецы и не разорвут менее расторопных в клочья.
        Пустить себе кровь было недолгим делом, как и забрать самый обыкновенный ключ.
        Осатаневшие крики и хрипы раздались разочарованно вверху и, падая, как лавина, покатились ко мне, вниз. Одновременно что-то начало подниматься и снизу, как блевотина. В моих жилах застыла кровь. Это было довольно странно, так как я всегда считал, что кровь бежит по венам, а не жилам.
        Несколько пролетов, скачущий потолок, зрачки телекамер.
        Восьмой этаж, как его же повернутая цифра, на первый взгляд бесконечен - обласкан светом, но мрак нарастил по периметру резерв. Четыре лестницы в углах, как шахматные ладьи, введут вверх и вниз. А в центре долгожданное спасение: бетонный закуток, внутри которого есть дверь. Видимо там и есть мое убежище.
        Огромными скачками я преодолел гигантское расстояние, чувствуя, что здесь бродили зомби. Ключ повернулся в замке легко и смазано, до последней секунды холодя меня ощущением того, что дверь не откроется.
        Внутри, как тюремный карцер - место, чтобы мог стоять один-единственный человек. Просто нища, которые в средневековых замках занимали статуи в доспехах. Пустоты, как в коридорах Версаля, хотя я там не был. Решетка вентиляции, видеокамера и ручка с обратной стороны, чтобы захлопнуть за собой прочную дверь.
        Все было до неприличия просто. Я опешил от такой легкости. Шум с потолка приближался, и по опыту я мог сказать, что ко мне движутся как минимум с десяток мертвецов. Я встал в кубрик и готовился закрыть за собой дверь, покуда издалека, из самого угла меня не потряс крик:
        -Иван, подожди!
        Ко мне, скатившись со ступеней, бежал перепуганный Фен, а за ним по пятам, стонали и шептались голоса преследующих его мертвецов.
        Моя рука застыла на ручке двери.
        Глава 9
        Для Пульхерии Серафимовны Капустиной посещение Заельцовского кладбища, где она навещала могилку своей матери и ушедших в мир иной подруг, всегда было занимательным путешествием. Даже Колумб так тщательно не готовился к своим походам, как Пульхерия Серафимовна собиралась навестить родные могилки. Старушечья радость начиналась у нее с площади Калинина, в центре которой возвышался величественный, бетонный блокпост, когда она, выказывая недюжинную энергию, билась за место в душегубке белого ПАЗ-ика с оптимистичной табличкой "До Кладбища". Судя по количеству набившихся в салон старичков и старушек, название было явно с намеком и символичным.
        В транспорте Пульхерия, освобождаясь от стариковского одиночества, заводила полезные знакомства, делилась способами пикирования помидоров, перечислением черных дат и болезней, которые обеспечили памятные события. Иногда она ругалась, если в салон затискивался какой-нибудь молодой хрыч, с постным выражением лица и не разделяющий оптимизм постоянного кладбищенского бомонда.
        У белой, как полячка, но с византийскими куполами церквушки, стоявшей у кромки соснового леса, как кулич на блюдце, Пульхерия неизменно крестилась. Часто заходила внутрь, не забывая повязывать на голову платок. Хоть красота ее давно, уже лет тридцать как не могла навредить Господу Богу, привычку она блюла неукоснительно. При этом, она давно забыла про пост (если посмотреть немного по-другому, то многие пенсионеры круглый год блюдет строгий пост), дни православных угодников, и даже подойди к ней какой-нибудь одухотворенный юноша в рясе, да попроси Пульхерию прочитать ему православный символ веры, старушка бы посмотрела на него как на умалишенного и посоветовала бы поставить свечку за здравие.
        К воротам громадного погоста, в утробе которого спала Янка Дягилева, неизменно подъезжали скромные похоронные процессии и безобидные грузовые газели, закупленные по гранду кладбищем. Катафалки и гужевые железные лошади двигались в конец кладбища, где в окружении светло-бежевых гор суглинка, разверзлись сотни и сотни, выкопанных экскаваторами ям. Эта часть кладбища была отведена под захоронения убитых или смертельно обглоданных зомбяками. Из соображений безопасности мертвецов предлагали сжигать, но вирусологи успокоили, что в мертвых людях, покусанных зомби и просто хоронимых живых мертвецов, нет новых и опасных инфекций, кроме уже знакомых человечеству.
        Гражданские хоронили умерших в закрытых гробах, никакое бальзамирование не могло скрыть ужасающего уродства, которое по праву наследования передавали нападающие зомби своим жертвам.
        Трупы из газелей вытаскивали вдалеке, хоронили у кромки отступившего березового леса, сменявшего здесь сосновый. Пара хмурых, в обвислых синих комбинезонах, работников, скидывали трупы, замотанные, в пропитанный хлоркой целлофан, прямо в ямы. По два-три тела на земляную щель, куда тут же сбрасывал первую горсть земли ковш экскаватора.
        В дальнем конце хоронили неопознанных, самые изуродованные трупы или тела бездомных, одиноких стариков или сирот, а также жертв криминальных разборок. В дни пандемии, кладбищенская администрация гребла деньги лопатой, поэтому муниципалитету пришлось обложить кладбища дополнительными налогами и охраной.
        Пульхерия купила несколько пластиковых цветочков и сразу, памятуя о расплодившихся ныне собирателей угощений и цветков, обломала им черенки.
        Около входа на кладбище поставили новую конторку с официальным заглавием: "Организация захоронения больных граждан". Каждый, кто хотел похоронить убитого зомбями родственника или самого отдавшего концы овоща или буйного, должен был оформить документы (в том числе и трупа) в заведении.
        На главной аллее, окаймленными высокими соснами, вместо корней вспучивающих земли - толкающиеся могилы с оградками, и уродливые колоссы цыганских наркобаронов.
        По правую руку аллеи Оглы, по левую - Орловы.
        Их могильным зиккуратам позавидовала бы третья династия Ура. Вполне возможно, что почувствовали бы себя уязвленными и египетские фараоны. Ступенчатые пирамиды с вершинами из огромных мраморных плит или бронзовых скульптур, где в полный рост запечатлен очередной великий человек нашего времени, погибший от пули или передозировки наркотиками.
        Подле каждой такой пирамиды извечно толпились цыганские семьи, жарившие шашлык, пившее дорогое вино, вкушавшие фрукты и дорогие закуски. Разнообразные кушанья объединяло одно: все их хозяева смотрели на проходящих мимо люди, как на пустое место. И эти забитые и обтрепанные прохожие, почти задевающие дорогие черные Мерседесы, припаркованные за взятку прямо на кладбищенской аллее, этот остаток арийского духа, служащий смуглым сорокам, на небольшое мгновение, но прикасались к миру богатства и роскоши. Проходящие мимо бабушки богобоязненно крестились, радуясь, что люди так чтят усопших. Мужчины старались не встречаться с молодыми, налитыми силой и деньгами парнями. Они всегда искали повод для драки, но их нельзя за это винить - молодые редко любят погосты.
        Заельцовское не просто пользовалось, а массово производило дурную славу. Этажерки, то есть двойные захоронения, продажа трупов зомбей для опытов или таксидермистам, а то и просто расплодившимся сатанистам было вполне обычной практикой. Говорили, что новые могилы зомби раскапывают неизвестные и предаются с ними страшной содомии. Странно, но среди бегающих между могил вертлявых цыганят, разрушающих надгробия в нищенских попытках схватить оставленный на столике кулич, очень часто встречались овощи.
        Пульхерия Серафимовна знала, что эти больные (одержимые диаволом, как говорила бабушка) глубоко несчастные люди. Она специально собрала в дорогу мешочек куриных косточек, хлебные корочки, которые намеревалась отдать похрипывающим и шатающимся по сторонам зомби.
        Люди привыкли к давним спутникам любого общественного места, но все равно старались держаться от них на расстоянии. У многих на лицах были натянуты квадратики марлевых повязок - страшились инфекции. Вообще любого мертвого гражданина власти обязаны были препроводить в специальные лепрозории, где они должны были содержаться до полного излечения. Но, так как с начала пандемии не было зарегистрировано, ни одного официально подтвержденного (ложных сколько угодно) случая излечения от неведомой болезни, то лепрозории, в спешке понастроенные и переоборудованные из школьных лагерей и прочих социальных здравниц, стали ни чем иным, как концентрационными лагерями для зомби.
        Не смотря на постоянный отлов зомби, как переносчиком опасной инфекции, в первую очередь возникшего тифа, интимной болезни с провалом носа и прочего гриппа, коммунальные службы не успевали ликвидировать всех мертвецов. Их тянуло, как магнитом к кладбищам, кинотеатрам, транспорту и даже воздушный шарик в хрупкой руке девочки или цветок фейерверка на пергаменте неба привлекал овощей несомненно больше, чем власти могли вывезти в места содержания "временно больных граждан".
        По слухам, недалеко от города, в закрытом ныне карьере "Борок", где зиял огромный котлован, превращенный в многослойный склеп для умерших больных, свозили и хоронили овощей, передавленных танками, расстрелянных, с проломленными черепами. Оппозиционеров и прочих оппортунистов, кто хотел видеть низложенной партию Здоровая Россия.
        Интернет-бойцы, углядев со спутника подробные фотографии варварских похорон без всякой тризны, подняли жуткий вой. Кончилось все тем, что несколько наиболее активных пользователей были приговорены к нескольким годам заключения за экстремизм.
        -Кушай, кушай мой дорогой.
        Пульхерия кинула грустноватому вида зомби, с отсутствующей левой рукой порядочное число костей, как раньше кидала дворовым псам. Зомбикалипсис решил проблему бездомных животных: они оказались сожраны буйными, а уцелевших предусмотрительно перебили городские службы. Питаясь мертвечиной и падалью кошки, собаки и лисы, мигрировавшие в города из разоренных лесов, заболевали бешенством и кидались на людей. Правда, как успокаивали ученые, это был не вирус, превративший людей в мертвечину, а обычное, знакомое народу заболевание.
        Это, конечно, очень обнадеживало.
        -Кушай, кушай мой дорогой, - Пульхерия подкинула к ползающему на карачках кусочки хлеба. Зомби, утробно мыча и не оглядываясь на кормилицу, запихивал себе в пасть пищу вместе с окурками, листвой, комками грязи, - Ну, бедненький, оголодал совсем? И кто же с тобой так обращался плохо? Кто ручку тебе оторвал, инвалидом сделал?
        -Теть, а, теть? Дай пять рублей!
        К бабушке обращались черные разбойничьи патлы, а под ними смуглое, вроде бы, как, наверное, я все-таки думаю, но при этом не берусь утверждать - человеческое лицо.
        -Теть, дай пять рублей!
        Пульхерия Серафимовна не то, чтобы любила цыган, питая к ним предвзятое и стереотипное мышление, как о мошенниках, но вместе с тем испытывала присущее многим старым русским женщинам чувство печали и сострадания при виде ближнего своего. Обреченные на одинокую старость такие люди готовы любить и помогать всем, даже проклятым фашистам. К сожалению, Пульхерия Серафимовна не понимала одну простую вещь: каждый пирожок, которым она угощала голодных цыганских детей, мог обернуться через несколько лет сытым изнасилованием ее внучки, преспокойно возвращающейся из школы.
        -Конечно, миленький, держи.
        В этот момент с колен поднялась (нет, не Зомбирация) а та грязная масса (говорю же - не Зомбирация), что ела с земли куриные кости и почти осознанно, с некоторой обиженной искрой, уставилась на бабушку, дающую мальчику пирожки.
        -Иуэ-у-уэ-э...
        Мальчик победно лягнул мертвеца по коленке и, не сказав спасибо, побежал клянчить дальше. Безобидные овощи, привыкшие к истязаниям, которым бы позавидовала бы испанская инквизиция, существа безропотные и забитые, никогда не защищали себя и не наказывали обидчиков.
        -Что ты смотришь? Ему тоже хочется кушать.
        Пульхерия отступила. Двое молодых людей, отбивших от галдящей стайки, жарящей шашлыки, подхватили жующего зомби под мышки и, шутливо подтащив того к остроконечной оградке, хлопнули его мычащей чубатой головой о выступающее ломаное железное острие.
        После невозможно было сказать, откуда на тщательно охраняемое кладбище проникли буйные. Была выдвинута даже гипотеза, что состояние полного покоя, которые испытывали зомби-овощи, может быть нарушена, и они рассерженные нападут на обидчика.
        Воистину, то был зомбячьй бунт. Бессмысленный и беспощадный.
        В узких проходах, где надгробия громоздились друг на друга, налезая на соседей кривыми оградками и напоминая больше колонию опят, нежели кладбище, ожила тишина. Ожила смертью: грязными, матерящимися криками, стонами и хрипами. Топотом ног и звуком шаркающих, подтягиваемых к себе конечностей.
        Пульхерия Серафимовна успела запричитать, прежде чем на нее запрыгнул хилый и расшатанный мертвец.
        -Буйняки! Святы Господи!
        Давка, давка! Чавкают борщом, чавкают тела при сексе, но как страшно, иступлено и, беря высокие ноты, чавкает давка! Кисель из ползающих тел. Социальная лестница во всей своей ужасной красе: внизу растоптанные старики и старухи, дети, которых не успели прижать к себе родители, затем женщины, потом подростки и по самому верху, по головам и спинам - мужчины, в мгновение растратившие мужественность.
        На главную кладбищенскую дорожную ветку, от которой отходили отводки дорожек или лабиринты между заборчиков, стал высыпать народ. Это только усугубляло положение толпы, что падая, пытаясь подняться, вновь падая, неслась, ползла, двигалась вперед, к выходу с кладбища.
        Полиция, приданная каждому кладбищу для его охраны, оказалась бездейственна и неэффективна. Разве что цыганские семьи, проявляя сплоченность коллектива, заскочили в свои автомобили и устремились прямо по пешеходной дорожке к выходу, давя и сбивая людей.
        Зомби, охватывая массу в мешок, вот-вот готовы были его заштопать. Уже разодраны десятки наиболее медлительных стариков, которые не смогли дать достаточное количество мясо для ненасытных желудков, и снова клацает зубами мертвая погоня за улепетывающими живыми.
        Мерно качающиеся сосны отбивали панические крики, беспристрастно наблюдая за мертвым побоищем. Сотни буйных гнали безумную толпу к выходу, гнали, наступая ей на пятки. И сложно было отличить заразного от здорового, ибо паника превращает человека в животное, овладевает им, гонит вперед, как от пожара, но гонит на смерть. Толпа, в которую он заключен, затопчет любого, кто встанет у нее на пути.
        Мимо торговок, бросивших свой товар, опрокинутых венков и побитых мраморных надгробий, чем в изобилии торговали у главного входа на кладбище, забурчал БТР с коротким носиком пулемета и отрядом мужчин в камуфляже.
        Из мегафона раздался стократ усиленный голос Еремея Волина:
        -Все люди - на землю! НА ЗЕМЛЮ!
        Огненной плетью над головами бегущих людей стегнула пулеметная очередь.
        -ЛЮДИ - НА ПОЛ! ЛОЖИСЬ!
        Дорога лучом выходила прямо на хрупкий щит из двух десятков мужчин и боевой машины пехоты. Потерявшая сознание толпа сметет единственных своих защитников. Как глуп человек в ужасе! Не понимает, что от буйных ты никогда не сможешь убежать, они уже набрасываются на отстающих. Волин, в простом камуфляже, слепив две брови в одну, пророкотал, зная, что если он не сможет остановить толпу, то толпа навсегда остановит его:
        -ЛЕЖАТЬ!
        Со второго раза до лавины людей дошло, что от них хотят. Но как тут ляжешь, когда за тобой по пятам бегут окровавленные упыри, желающие разодрать тебя, оторвать члены и мило провести время? Великий это погонщик - страх. Как только не пытались справиться с ними исторические фигуры. Квинтелий Вар, чтобы предотвратить панику, ложился на землю, и солдаты не могли переступить через своего полководца. Ярослав, храбрец и азартный воин, еще не получивший титул Мудрого, первым бросался, прихрамывая, в атаку. Персы выливали воду перед сражением в пустыне, Сун-Цзы советовал завести войско в место смерти, и тогда оно будет стоять насмерть...
        На деле, чаще, со страхом борются по-другому.
        -Огонь! - скомандовал Волин.
        Заговорил крупный пулемет, немедленно изрешетивший ближайший черный Мерседес, нашпиговав свинцом нашпиговавших его людей. Повтор оправдан. Туша БТР-а оделась кудряшками черных пороховых газов. Бойцы ссыпались с брони и, как зеленый горошек, заняли оборонительные позиции.
        Как только оружие охрипло, выпив целое ведро горячего июльского воздуха, Еремей Волин, в какой-то откровенно-муссолинской позе: уперев одну руку в бок и широко расставив ноги, подав вперед корпус, проорал в мегафон:
        -ЛЮДИ, ЛОЖИТЕСЬ! ЛЕЧЬ!
        И толи демонстрация силы, перемешанной с кровью, вытекающей из прострелянных трахей черной машины, толи этот родной русский мат, говоривший охваченным паникой людям, что ситуация под контролем своего, до мозга костей русского человека, которому плевать на официоз и приказ, но... вся, безумствующая еще несколько секунд назад толпа, послушна бухнулась на асфальт главной аллеи Заельцовского кладбища.
        Разве что метавшиеся цыгане, застыли как суслики и гниющие мертвецы, впрочем, как и гниющие женщины во множестве цветастых юбок, визжали без остановки. По дороге, ломая конечности и примешивая к хрипу приближающихся к дороге мертвецов, катили машины с пытающимися уехать с побоища, хозяевами.
        -ЛЕЖАТЬ! ЛЮБОЙ, КТО ПОДНИМЕТСЯ - БУДЕТ РАССТРЕЛЯН!
        Правильно уловив момент, Эдуард Кожемякин отдал приказ отделению внутренней полиции Партии Живых: крепким молодым ребятам, в плотных одеждах, которых не сразу возьмут зубы мертвецов. Это только идиоты в кинолентах, где можно стать зомби от одного лишь укусы, щеголяют в безрукавках. Полиция вооружена была короткоствольными автоматами АК, дубинками. Все относительно по закону, как охранное предприятие.
        Снова зачавкал, попадая в визжащую мертвую плоть, пулемет: зомби приближались к дороге жизни, забитой живыми. Пулемет застучал по металлу, разметал белыми осколками пробитые лобовые стекла: больше не пытались ехать черные, хромированные жеребцы. Полковник имел большие связи с командованием летучих отрядов. Всем им были предложены новые почетные места, если Партия Живых победит на выборах.
        Еремей Волин снова проорал:
        -ВСЕМ ЛЕЖАТЬ! МЕРТВЕЦЫ БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ! ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ!
        И прежде, чем вооруженный отряд готов был войти вглубь кладбища, Еремей Волин тихо сказал:
        -Бойцы, чем отличается цыгане от зомби?
        Совсем неподходящее место для шутки. Метким плевком из пулемета солдат сшиб близко подобравшегося к людям буйного.
        -Ничем не отличаются.
        Неуверенные улыбки на бледных, с точками веснушек лицах. Они не загорали летом на пляжах, а тренировались в подземных тирах, которые оборудовал для внутренней полиции Кожемякин. Иван же был тем, кто нашел эти помещения и тем, кто посоветовал сегодня усиленному военному патрулю околачиваться близ погоста.
        Волин серьезно повторил:
        -Я про то, что в такой неразберихе совершенно невозможно отличить, где будет какой-нибудь Оглы, а где буйный, неуравновешенный зомби. Никто не сможет вас обвинить, если вы в пылу боя застрелите не тех, кого нужно. Но... какая война без жертв? Действуйте!
        Жесткие берцы радостно застучали по асфальту, захлопали одиночные выстрелы и нескончаемый визг, что все время завывал на заднем фоне, мешая синюю палитру неба с подножной грязью, обрывался, как туго натянутые струны... то тут... то там... то тут... то там.
        Глава 10
        Цвет неожиданности бывает разный. У пошляков он пахнет сальной шуточкой, у мистиков завернут в готическую черную обертку. Когда с лестницы выметнулся этот чудной учитель, с которым свел нас российский неоколорит - зомбятник, обнажив крысиные черточки и сгорбившийся до поражающего сходства с мышью, времени на раздумья у меня практически не было.
        Задница молила захлопнуть дверь и переждать опасность. С хранилищем человеческого здравомыслия не соглашались уши: камера была настолько узка, что все звуковые децибелы достигли бы меня с неминуемостью российского правосудия. Я не хотел с час смаковать урчание мертвецких желудков, в котором бы быстро переваривались останки моего знакомого.
        Одно дело смотреть на наглого полицейского, для которого ты не человек, а лох. Другое на лоха, в котором ты пытаешься увидеть человека.
        Мозг услужливо подсказывал, что благородно оставить этому дураку-зомбиведу, которого бы в мирное время и дошкольник развел бы на телефон, ни в коем случае нельзя. Он, даже если спасется в этом шоу, никогда не выживет на воле. А ты, Иван, вполне в силах это сделать. Если посудить рационально, то ты должен бросить друга и спрятаться в "шкафу".
        Осадок мистики и суеверности противился умопомрачительной хренью: не всегда поступать правильно - это верно.
        -Подожди, Ваня! - щебетал Феликс Викторович, - мы там вдвоем поместимся!
        Вдвоем мы бы там не поместились при все желании. Включились расстроенные чувства, и закипело осточертевшее: "всемылюди", "кактысэтимбудешьжить?", "ктодалтебеправосудить?". Я громко заправил воздух матюгами, так что Фен замедлил свой бег.
        Если нити чувств иногда не обрывать, то они тебя подвесят за горло. Но... было уже поздно.
        Я затравлено оглянулся по сторонам: сзади слышались счастливые повизгивания больных, несущихся сюда со всех ног. Скоро они выбегут с лестниц, как панцирная пехота на крепостную стену с осадной башни. Но вместо мечей - твердые, желтые ногти, не доспех, а лохматая одежда. Впереди, откуда прибежал интеллигент, видны преследователи, находящиеся еще пока метрах в тридцати, в шляпах из тьмы. Несколько визгливых буйных.
        В итоге я послушал паразита, полностью контролирующего мое тело. То есть повиновался мозгу.
        Пружина сходится и мы в ее центре: снизу прет поток мертвечины, сверху падает лавина трупов. А мы как беззащитные альпинисты, у которых на двоих всего один теплый свитер. Наверное, в этот момент мужья, что поставили себе кабельное, орут на кухню:
        -Ленка!! Лен-а-аа!!
        -Что??
        -Лена, мать твою, иди сюда! Смотри что будет.
        Обеспокоенная хозяйка приходит в гостиную, не забывая размешивать яичный желток в плошке и, прямо в засаленном переднике, усаживается в кресло.
        -Как ты можешь смотреть эту дикость?
        Это говорит обыкновенная русская женщина, наблюдая, как мы, то бишь Иван с Феном, ломимся по одной из свободных лестниц вниз, а за нами, сливаясь в единоутробный, шакалий вой, под который когда-нибудь родится Антихрист, несутся пожиратели плоти. И снизу что-то противное к нам приближается, готовится взять в капкан из мертвечины. Тоже когда-то бывшими обыкновенными диванными обывателями.
        -Ты смотри что придумали. Этот придурок вместо того чтобы спрятаться в шкафу, своего друга не бросил и они вместе вниз побежали. Ну не дурак ли? Обоих сожрут, так хоть бы один спасся. Я бы так сделал.
        Женщина твердит и мешает желток:
        -Как ты можешь смотреть эту гадость? Здесь же одна пошлость, мерзость и человеческие смерти? Зачем ты это смотришь?
        Тем не менее, женщина смотрит, выгоняя какого-нибудь сына или какую-нибудь дочь, случайно или намеренно ввернувших в гостиную, а может спальню, в нашей стране или за рубежом, где всякий любит смотреть шоу, ровно как и новости, где истязают не его, а кого-то другого или другую, но, обязательно похожую на зрителя жертву.
        Мужчина, застучав голыми пятками по дивану, орет:
        -Они щас догонят!!! Беги, ооо! Беги, быстрее. Сука, как страшно!
        Чужими страданиями всегда возвышается плебс. Будь то гладиаторские бои, скомунизденные римлянами у этрусков, или развлечения эпохи z-tec. А воин же, не тварь, никогда не преклонит головы. И ему не предстало заставлять склонять перед собою чью-либо макушку. Урод же, будет любым сквозняком распластан в грязи, ожидая, когда мимо пройдет кто-нибудь выше него, но самое противное, урод при этом требует преклоняться перед ним всякого, кто слабее его.
        Не будьте уродами, люди, не примеряйте телевизионная сеть - это маска Локи, напялив которую каждый может... нет, не почувствовать себя сильным, а найти в этом мире более слабых.
        -Не хотел бы я оказаться там, на месте этих парней...
        Обыватель никак не может понять простую вещь: то, что не он щеголяет аппетитным задом перед одичавшими людьми не его заслуга, а воля создателей подобных игр. Захотят - будет, не захотят - нет. И жизнь обывателя, считающегося себя независимой единицей, нерушимой стеной общества, в которой он - кирпич, мерится при такой логике не силой, ловкостью или умом, а обычный и самой банальной, но не подвластной исчислению штукой - удачей.
        Признаться, подобные окопные мыслицы меня посещают в минуту грозовой опасности, когда молния вот-вот ударит под зад. Собственно, я, - религиозный человек наоборот, когда ушат ледяной влаги вскоре прольется за шиворот, моя персона не взывает к Господу нашему, как ни в чем не бывало, прося его смилостивиться (даже если неделю назад обещал оттаскать его за бороду), а иррационально поступаю наоборот.
        Занимаюсь тем, чего я лишен в повседневности.
        Мы с грохотом неслись вниз, и пока наши живые тушки сваливали по позвоночнику шестого этажа, ныряя в бетонную пилотку, я прикидывал, куда же мы бежим и какой же я дурак.
        То, что я дурак вызвало сомнений меньше, чем то, куда, собственно, следует бежать.
        Настоящего лидера никогда не должны мучить угрызения совести и донимать вой гипофиза. Иначе Данко из него не получится - заведет соратников в злокачественные ебеня. А его еще за это будет мучить совесть. За таким лидером никто никогда не пойдет. Веди уверенно, а там хоть в пропасть!
        Трагизм ситуации заключался в том, что я хоть и знал куда бегу (в тупик), но никак не мог сообщить это Фену, который топал сзади и был наверняка уверен, что я знаю выход из этой башни смерти. Выход то я знал. Из любой ситуации есть выход. Просто иногда возможные варианты нас не устраивают. В нашем случае понятийных выходов было два: умереть и дождаться счастливой случайности.
        А так как счастливые случайности в телевизоре случаются исключительно по воле режиссера, то нас оставалось уповать на него и на мышцы ног, которые еще не скоро должны были заполниться тягучей и вяжущей молочной кислотой.
        -Перемотай руку.
        -Чем?
        -Своим длинным языком.
        Правая ладонь зудела через полоску ткани, оторванной на груди. Обычно в кино лихой вояка одной рукой отрывает половину рукава в районе локтя и перевязывается им. Но у меня, сколько не пыхтел, это как-то не вышло. Пришлось пожертвовать рубашкой. Зато кровь не так капала, в отличие от Феликса, с которого лился просто вишневый пот.
        Перед моим лицом выросла оскаленная морда. Обычно в жизни так происходит встреча с бандитами, приставами или полицией. Я завизжал, как ненормальный и саданул рукой вперед, ощущая чужие лапы на моих плечах. Фен, покрикивая и вихляя тощим задом, скрылся во мраке подвала, нырнув куда-то в катакомбы, оставив меня один на один с хитрым мертвецом.
        К сожалению, товарищи умертвия были не настолько благородны, чтобы предоставить нам возможность выяснить личные отношения тет-а-тет, а визжали и ломились за мной по перекрытиям. Их топот и возгласы напоминали какофонию при эвакуации персонала из горящего небоскреба.
        -Ах ты ж...
        Тупая тварь пыталась оцарапать мне грудь, оставляя там длинные багровые полоски. Я, держа его одной рукой на расстоянии, квасил, как капусту, его озлобленную морду. Обычный клерк субтильной конструкции и эгоизмом черепной коробки. Я хлестнул его по голове кулаком, ударил в шею. Что хрустнуло и зомби, хоть и остался стоять, но отшатнулся, замахал руками и зашатался. Видимо обломком кости я повредил какой-нибудь центр в голове, отвечающий за координацию. Мозжечок, если не ошибаюсь. Кисть чуть не вывернулась и не запела арию Паваротти.
        Он опал, как озимые. И тут в моей голове, между мыслями о бабах и мыслями о бабах с большой грудью, пронеслась лихоимская и спасительная идея. Арсений Зимний говорил, что на телах зомби спрятаны призы и если игрок хочет чем-то разжиться, то есть выжить, то нужно распустить руки.
        Я успел выудить из нагрудного кармашка бутыль перекиси водорода.
        А затем резкий спринт: с несколькими мертвецами мне ни за что не справится. Как я успел заметить на одинаковых комбинезонах (интересно как они смогли на них одеть?) расположены большие кармашки на липучках. В них то и лежат призы, а заодно и возможное спасение из этого ада.
        Вот потеха телезрителям, неправда ли?
        Я вновь побежал наверх, так и не встретив моего слинявшего друга. Он, как я помнил, устремился еще ниже, на второй этаж и за ним увязался зомби-коротышка с раздутой, как от водянки, головой. Сколько еще людей участвуют в шоу? Вооружены ли они? И что сделают, когда поймут, что ключ находится у меня? Мы же, как крысы в банке: победит самая сильная.
        За моим передвижением следили огоньки камер. Крики пробивали дрожью вдоль хребта потолки и пробивались снизу. Тело щипали огромные, как муравьи, мурашки - сражаться в закрытом помещении для человека всегда страшнее, чем в открытом поле. От безысходности придеться драться. "Заведи войско в место смерти, и оно будет стоять насмерть" - это пересказанная мудрость Фена мне пригодилась.
        Восьмой этаж ярко залит освещением. Около центральной тумбы лежит, скрючившись, тело, перхающее фонтанчиками крови. Сверху восседало два мертвеца, глодающие плечи и грудь. Крепкими пальцами раздирают плоть и засовывают в пасть небольшие мягко плямкающие куски мяса. Один мертвец, нескладная высоченная женщина, ломкими и худыми пальцами выковыривала глаз игрока, пытаясь выпить чудный коктейль с оливкой зрачка.
        Я один раз видел, что мембрану, оставшуюся после глаза, зомби машинально жуют еще очень долго, видимо наслаждаясь ее упругостью. Скорей всего она напоминает им жвачку.
        Множество камер обращено взором провидца на брутальное пиршество. Это очень увлекательно, наверное, смотреть, как обезумевший человек, не имея ключа, пытался прорваться в кабинку, и был сожран прямо около ее дверей, схватившись за ручку, оставив на ней красные, стекающие вниз разводы.
        Правда, я не видел в людоедской тризне много отвратительного, я видел в ней два приза. Не боясь ничего, я стал быстро приближаться к буйным. Больные меня не чувствовали и не могли почувствовать, занятые едой.
        Перекись водорода дешевое и популярнейшее средство дезинфекции. Главное его свойство в мире живых мертвецов - оно полностью смывает запах крови. Его раньше использовали, наряду со смесью красного перца и табака, чтобы уйти от преследования ищеек. Я еще, когда поднимался по лестнице, открутил крышку и выдрал зубами пробку. Содрал повязку и вылил на рану четверть пузырька. Порез окутался пеной, как от шампанского, сразу превратившуюся в густую пивную бахрому. Даже приятно пощипывает.
        -Господи, хоть я над тобой и буду смеяться, если выживу, но спаси и сохрани. А если спасусь, ты же знаешь, снова буду смеяться. Уж так устроен.
        Рядом с трупом валялся обрезок железной трубы. Похоже, это было найденное им оружие, взятое с трупа, а он и не догадался им воспользоваться. Вся моя надежда, это медленно, как на прогулке по набережной подойти к отъедавшимся покойникам, взять арматуру и быстро размозжить им головы.
        Я не знал как подходить к трупам. С одной стороны быстро, так как настигала погоня, а с другой медленно, чтобы не привлечь внимания зараженных. Реакция была похожа на то, когда тебе кричат: "Стоять!" и почему-то стоять охота в самую последнюю очередь. Поэтому я, сначала развлекая свои нервы медленным шагом, подражая психической атаке, но не выдержал, взвизгнул и рванул вперед.
        Они не успели вскинуться и отлипнуть от трупа прежде, чем я схватил дубинку. Повезло, наверное.
        Ударом железной трубы я проломил голову мертвецу, пытающемуся добраться до ягодиц погибшего игрока. Определенно в этих тварях разума больше, чем в иных людях. Правда, снять джинсы он не догадался, поэтому пытался собственноручно отодрать плотную ткань и искривил себе зубы о стальные заклепки. У этого игрока не было специального костюма, странно, но для лакомящегося и чавкающего от удовольствия зомби это не составляло проблемы. Я успел заметить вывернутые руки, где были сорваны, как щипцами, ногти. Странно, они теперь и ногти едят? Кальция не хватает? Да нет, вот вроде жопу грызет.
        Еще каннибалы говорили, что самое вкусное и пригодное для еды мясо в человеке - это ягодичные мышцы.
        Увертюра его смерти была такая же резкая, как и жизнь после инфицирования, резкие, намного быстрее человеческих движения, ярость, весь в крови, ногами профессионально не подсказывается на почти ползающих кишках.
        Женщина, существо в сто раз опасней мужчины, немедленно вскочила, выгнулась и зашипела, как кошка. Я бросил взгляд на труп: когти девушки, как клюв ворона, выдолбили глазницы до багряной слепоты. Две окровавленные пещеры в зарослях из лоскутьев кожи. Сыта она, эстетствовала, лакомившись саке из глаза.
        Несколько осторожных шагов назад: надо набрать дистанцию, прежде чем она бросится, издавая жуткие, напоминающие одновременно вой койота и блеяние барана, вопли. Бросится, как в последний бой, поднявшийся из окопа пехотинец. Будет целиться ногтями в лицо, чтобы я в ужасе отпрянул, тогда она повалит меня на спину, оседлает, обовьет, как искусная гейша волосатыми ногами, и станет наслаждаться торопливым обедом.
        Самое паршивое, что зомби не сбросить с себя приемами, которые прошли бы с человеком. Например, им совершенно без разницы будешь ли ты их душить, тыкать ножом в печень или проводить болевой прием. Их может успокоить только смертельный удар. Никакие промежуточные травмы, что немедленно бы скрутили человека в бараний рог, с ними не пройдут.
        Она бросилась на меня странной вихляющей походкой, словно руки и ноги ее не слушались. Это походило на то, как если бы бежала пластиковая кукла или манекен из витрины магазина. Тряпичная кукла на веревочках. За секунду до столкновения она сгруппировалась, вытянулась, стала выше и завизжала так, что повергла бы в смущение древнего германского берсеркера.
        Мой удар пришелся не в височную кость, переломить которую можно и пальцем, а по ключице. Хрустнуло, и тут же я ощутил, как лежу на полу, а в темечке распускается цветок бессознательной темноты. На груди тяжелое и дурно пахнущее, как каштан. Я попытался перекатиться вбок, шаря по бетонной пустоши в поисках ствола дубинки. Женщина крепко зажала меня между худых бедер и рвала уцелевшую на мне одежонку.
        От спазма в животе я непроизвольно описался.
        Чувствуя, как по штанам растекается мокрое, липкое пятно, как при поллюции семя под одеялом, я понимал, пытаясь прикрыть руками голову, что дело плохо. Женщина и в живом состоянии без особых усилий загоняет мужчину в гроб, что уж говорить про мертвое существование.
        Груди стало легче дышать, и она с удовольствием выпила пару стаканов грязного воздуха. Тело зомби обмякло, упало мне на лицо. Я на полсекунды почувствовал, как теплые, перепачканные в крови губы женщины целуют мои обветренные и разбитые оладьи. Она пару раз дернулась, пытаясь укусить меня, но вышло какое-то подобие извращенского поцелуя.
        Заорав, я сбросил с себя затихающий труп. Протянутая мне небольшая, но крепкая рука, помогла подняться:
        -Я вовремя, друг?
        Я не сразу ответил, пытаясь отдышаться.
        -Ну-ну, спокойней, она подохла.
        Мужик лет под сорок, встретивший окончание СССР юным пацаном и, как всякий пацан, тоскующий по своему детству, наверняка тосковавший и по стране, где оно, детство, прошло. Опрятное, не испитое округлое лицо с короткой стрижкой. Рукопожатие мужицкое, мозолистое. Крепкое телосложение. Мне он сразу понравился. Обычный русский человек. Не герой, но и не рохля.
        Пока есть такие все не так плохо будет.
        В левой руке он держал точно такую же металлическую дубинку с куском сырого шашлыка из чьих-то мозгов. Я пошутил:
        -Конечно не вовремя, зачем меня прервал? Такая баба красивая!
        Мы нервно рассмеялись под аккомпанемент зазываний разных тембров и настроев. Он мне сразу понравился: ни слова не обмолвился по поводу моих обмоченных штанов, по которым расползлось громадное темно-зеленое пятно. Мол, понимаю, сам под танком бывал, а ты и вовсе - под бабой.
        После короткого представления, где мой спаситель назвался Мишей (не иначе мой архангел!) мы разделили на двоих добычу с трупов. У женщины оказалась припрятана упаковка стерильного медицинского бинта, а у моего мертвяка - пять тысяч рублей в пластиковой коробочке. Не чек, как сказал продюсер, а купюры. Наверное, чтобы увеличить жадность игроков.
        Я долго рассматривал этот совершенно не нужный мне приз, который так бы пригодился на воле. Заметил, что Михаил заинтересованно посматривает на мою находку. Я спросил:
        -Ты как здесь?
        -Решил подзаработать. А ты?
        -Меня продали. Меняемся?
        -А то.
        Я взял у него упаковку бинта, отдав новому спутнику четыре тысячи хрустящих рублей. Он не протестовал, понимая, что деньги нужны всем. Какое наслаждение было перебинтоваться свежим, хрустящим и распространяющим едкий, приятный запах дезинфицирующих веществ тканью! Небольшое кровотечение остановилось. Я залил себя остатками перекиси, молясь, что не подцепил никакую заразу. Можно было и не превратиться в зомби, но стать ВИЧ-инфицированным.
        -Слушай, - помялся Миша, - моего напарника сожрали эти сволочи. Вот он лежит. Давай вместе перемочим бешенных? Вдвоем безопасней.
        Я послушно кивнул, думая о том, что Фен скорей всего уже мертв. Хотя, зная поразительную живучесть второстепенных персонажей и хитрость хорьков, это утверждение делалось весьма спорным.
        -А у тебя был напарник?
        -Ну да, мы вдвоем пришли на шоу. Ему кредит надо оплачивать, а коллекторские агентства нынче пытают просто дико. У тебя его дубинка.
        -Так вот почему ногтей нет. А меня с другом без всякого напарничества засунули сюда.
        Мы не придумали ничего умней того, чтобы остаться караулить возле трех трупов возможных едоков. Запах крови был настолько силен, что привлек бы сюда зомби со всего недостроенного здания. Тут мы бы их и встретили.
        Первый любитель халявы выметнулся с лестницы через пару минут и понесся к нам вихляющими, гигантскими скачками, выпячивая вперед грудь и склонив голову на бок. Он походил на гепарда, прыгающего по диагонали. Мы с Михаилом забили его на пару, как молотобойцы податливую заготовку. Из кармана оказался извлечен разрисованный купон, который можно было обменять на мелкую бытовую технику.
        -Тебе чайник нужен? - спросил с усмешкой я.
        -В хозяйстве все пригодится.
        За десять минут мы собрали неплохие призовые: пару купонов на выдачу бытовой техники. От комплекта зимней резины спутник благородно отказался, машины у него не было, но мне этот клочок бумаги пригодился бы исключительно в туалете. Кроме того наши карманы пополнили: замечательный нож с ребристой рукоятью, новый мобильный телефон последней модели, привезенный из Китая, несколько тысяч рублей, которые я отдал Мишке (в отличие от телефона).
        Потом здание затихло. Оно словно обмерло, легло в устланную опавшими листьями могилу и замолчало, свернув пространство в калачик. Это было странно и страшно, наблюдать и чувствовать эту тишину, которая недавно лишь, кажется, мгновение назад, зудела за ушами, орала и металась за бетонными перегородками. Как из палаты для помещанных попасть в загородный профилакторий.
        Выждав какое-то время, мы решили пойти в обход по зданию: вдруг, где остался кто живой или мертвый. Наловчившись в убийстве зомбей наша команда уже не так боялась встречи с бешеными. Шоу заканчивалось только тогда, когда погибали все зомби, либо оставался в живых игрок.
        -Выживать как-то надо, вот и пошел сюда. Мне не привыкать. В начале девяностых, когда пацаном еще был, бизнес кое-какой устроили, не совсем в ладах с законом. Прогорел, как ваучеры. Ушел в Чечню добровольцем, там платили неплохо. Скопив немного денег и собрав в кулак остаток нервов, растерянный в тех сраных горах, снова открыл бизнес. Вроде ничего дела пошли, женился, сынишку родил. Колькой зовут, сейчас здоровенный лоб - на инженера учится. А что, инженеры всегда нужны, отстраиваться будем! Бесплатных мест нынче, как ты знаешь, нету, а осенью за семестр надо платить. Эх.... Когда этот девяносто восьмой пришел, бизнес вновь прогорел. Лихие годы меня выпили, подкосили, поэтому вплоть до этой хрени работал на чужого дядю. Семья требует стабильности.
        На верхних этажах не оказалось никого, кроме растерзанного человека, которому коленный сустав обглодали до сухожилий и кости. Интересно почему, если есть более вкусные части тела? Делая круг, зомбикоманда стала спускаться вниз:
        -Нулевые отпахал сначала экспедитором, потом главным менеджером по перевозкам, логистом то бишь. Вроде ничего так, кое-какие деньги появились, наследство от бабки еще помогло. Успел сыну квартирку отхватить однокомнатную. Когда произошла заваруха, уехал в деревню, к маме, сын отказался. Мол, доучиться надо, в городе спокойней. На селе больших денег не заработаешь, разве что себе на прокорм. В городе бардак, война бандитская, выборы эти клятые. Опять же Китай прет с востока, с запада грозится вернуться Москва. И неизвестно, что из этого хуже. Хотя я за порядок, кто бы его не строил. А учиться сыну, ты понимаешь, надо. Работу не найти, вот и записался в это шоу. На пару семестров хватит.
        Мы спускались вниз, иногда встречая мертвые тела. За нами следили зрачки телекамер. Из моего костюма в районе сердца тоже выглядывала камера-пуговка. И сзади, у воротника. Это, значит, чтобы когда я с криком убегал от смерти, зрителям было удобней смотреть.
        -Нас не кинут после шоу, отпустят?
        -Да кому мы нужны, - скривился Михаил, - они на нас такое бабло еженедельно делают, что заплатят еще по паре тысяч за молчание. Законы больше не действуют, пойми. Делай, что позволяет тебе совесть, да плати бандюганам, чтобы не трогали. И другим не позволяли.
        Я глубоко вздохнул. Он был прав. Время жизни анархии - от пары дней до недели. Потом образуется мощная банда, которая силой заставляет подчиняться себе остальных. Есть смысл менять закон буквы на закон силы?
        Мы шли по второму этажу, когда я увидел что впереди лежит мертвец, который погнался за Феном: короткий, с большой головы. Половины ее не было, как срезали ножом: виднелись мозги, носоглотка, глаз. Зомби подыхал. Карман на груди был не тронут.
        Михаил с кряканьем склонился над трупом и расстегнул липучку.
        -Ба, бинго! Пять тысяч рублей, чистенькие!
        В этот момент я врезал железной трубой ему по затылку. Кость, тихо и не ноя, прогнулась, ушла острыми краями в мозг. Образовалось небольшое красное озеро. Для верности я вмазал трубой по беззащитной голове еще пару раз: я не хотел, чтобы человек, показавшийся мне приятным, умер в мучениях.
        В этом жестоком шоу побеждал только один игрок.
        Глава 11
        Ярмарка в России для уцелевших миллионов стала, чуть ли не единственным широкодоступным местом для торговли и отдыха. Куйбышевская ярмарка собиралась каждую субботу перед колонными палатами администрации. Формально их организовала по всей стране центральная власть, обязывая глав регионов обеспечить доступ фермерам на торговые площадки для торговли оптом и в розницу сельскохозяйственной продукции. Никаких перекупщиков, мало налогов.
        В местах типа Куйбышева, где власть взяли вооруженные силы, базары и ярмарки проводились также постоянно, но созывались стихийно и были приукрашены не только такими приятными моментами, как доступная мука и мясо.
        Здесь не было гоголевского колорита, но присутствовал хоррор Стивена Кинга. Пока оголодавшие горожане выменивали на деньги и вещи продукты, а продавцы отчисляли барыши дружинникам (мордоворотам в кепках), на окраинах торговых рядов происходили менее благонадежные вещи.
        За низкую цену можно было снять проститутку.
        Если подойти к неулыбчивому и угрюмому молодому человеку, что задумчиво жует фильтр сигареты и шепнуть ему на ухо о том, что вы желаете кое-что приобрести, то он отведет вас в закрытый фургон, где вы можете выбрать понравившуюся вам девушку-зомби. И сделать с ней все, что захотите. Или просто купить раба. Были бы деньги.
        В деревянной колодке на манер средневекового наказания заключен буйный. Напротив него расположился фотограф, который запечатлеет вас в нескольких сантиметрах от бессильного что-либо вам причинить мертвяка. Я уже рассказывал об этом. Праздник!
        Веселые старты, небольшие аттракционы, сладости!
        Меня не обманули, и я покинул затихшее таинственное здание победителем, которому, надо же, оставили все деньги. Я был свободен и был при деньгах, но человеком, которому теперь есть за что себя всегда презирать.
        Я шёл среди гудящего народа, искоса поглядывая на то, как начиналось соревнование по метанию ножей в овощей. Тот, кто наносил смертельный удар, получал приз - кофеварку. Через минуту зомби уже туповато смотрел на грудь, откуда торчала рукоять метательного ножа. Вот поразительно: был человек, рос, любил, чувствовать умел, а потом "бац", превратился в мертвяка. И его друзья, окружение, люди в конце концов, сограждане, его больше за человека то и не считают, средство для получения кофеварки он теперь, не более. Калечат, бьют, издеваются, словно и не был мертвяк никогда человеком, а его мучители - людьми.
        Удивительно, как мало надо для того, чтобы стать для окружающих тебя людей чужими. Радует, что русские люди не до такой степени озлобились, чтобы повсеместно набивать себе карман на мертвецах. Всё-таки подобные зверства бывают только в малых городах, где не действуют законы. В Новозомбиловске такого не увидишь, по крайней мере, официально, с дудкой и флагами.
        Гремела музыка и зомби, посаженные в клетки, танцевали свою дерганную, понятную только им тарантеллу. Народ веселился и снимал на видео то, как нелепо пытались попасть в такт мертвецы. В одном из вольеров с приделанной к их краю вышкой бегали агрессивные трупы, кидающиеся на прочные стены. Хохочущий мужик стоя на вышке ловил их на удочку, стараясь подцепить за глаз, губу или другую часть тела, скачущих, как мартышки, трупаков.
        Если подсечешь, как на рыбалке, можно было выиграть приз.
        Мне почему-то захотелось, чтобы на этот праздник жизни привезли этак штук двадцать буйных. Посмотрел бы я тогда, как забавно вам покажется то, что любой буйный сильнее человека. Потому что не боится умереть. Он уже дохлый, что ему терять?
        Как всегда под нескончаемым зноем распинались шарлатаны:
        -Вакцина из Новосибирского центра исследования вирусов Вектор! Боитесь заболеть от вируса, ставшего бичом двадцать первого столетия? Страшитесь болезни, ужаснее СПИДа? Спасение есть! Патентованное и прошедшее экспертизу в институте вирусологии РАН средство Антизомбин2012 перед вашими глазами!
        Аптекарь воздел ввысь герметичный пакет с запечатанным там ампулой и шприцом. Сделал он это так, как будто поставил флаг на поверхность Луны или хотя бы на вершину Эльбруса.
        Торговец вакциной не переставал расхваливать свой товар перед доверчивыми крестьянами и старушками.
        -А заболевшего она вылечить может?
        Этот вопрос понятен. Многие сердобольные люди своих родственников или друзей не сдавали в государственные "труповозки", а прятали по домам. Особенно это процветало в деревнях, когда в подсобном хозяйстве жил одичавший муж или сын. Люди хотели верить в чудо. В то, что можно от непонятной заразы можно вылечиться. Водили их к экстрасенсам, попам... саентологам.
        Шарлатаны чуть ли не каждый божий день объявляли, что излечили очередного больного, но реального случая исцеления еще не было, хотя в интернете партия Концептуального Единения выпустила умопомрачительный ролик, даже программу, под названием КПБЗ, где рассказывалось о том, как самому легко перестать быть зомби. Разумеется, помимо этого утверждалось, что во всем виновата Америка.
        -Ученые гарантируют излечение вакциной в двадцати процентах случаев!
        Что-то мне подсказывает, что этого оратора я здесь больше не увижу. И бесполезно кричать людям, что вакцина не помогает организму вылечиться, это в принципе невозможно, а может помочь только не заболеть. Втыкай, не втыкай, в тело зомби ампулы. Шарлатанов развелось, мама не горюй, а начнешь людей переубеждать, так еще и побьют. Помню видел человека, предлагающего биодобавки, которые помогут получить силу и выносливость зомби, но при этом оставят вас человеком. Мол "сделано из экстрактов желез заболевших людей и гуано североамериканской белой летучей мыши".
        На ярмарке я закупил всё необходимое: еду, старое, еще советское снаряжение, на котором запасливые хозяева наварили тучу денег, достав его из сарайки. Приобрел даже рюкзак, редкую ныне вещь, и новый термос. После я оставил это в своеобразной камере хранения: в запертом ящике под эгидой местной власти - все тех же бессловесных крупных парней с тяжелыми челюстями.
        Теперь мне требовалось выпустить энергию. Сексуальную силу. У плутоватого торговца эротикой я спросил:
        -Ну, торгуем помаленьку?
        -Торгуем, - осторожно ответил он, понимая, что я не совсем простой клиент, - что угодно?
        -А что за порнушка, - спросил я, разглядывая диски, - новенькая или старая?
        Вы не думайте, что я пересмотрел столько порнофильмов, что старые меня уже не возбуждают, нет. В Зомбирации под "старенькой" порнушкой понимают фильмы с людьми, под "новенькой" с зомби.
        Продавец улыбнулся:
        -А какая вам больше по вкусу?
        Зомби тщательно моют, прокалывают стимуляторами и антисептиками. Промывают кишечник, чтобы можно было использовать для половых утех прямую кишку. Зомби желательно нужен свежий, иначе живого добровольца для сношения найти практически нереально. А дальше весь процесс как в обычном фильме. Только насилия по отношению к жертве намного больше, да в пасть ставят специальные распорки, чтобы зубами ничего не повредила. От этого кажется, что зомби хочет что-то сказать, на рыбу сом похожи. Самые жестокие садо-мазо игры получаются с овощами. Живые актеры закрывали лица масками, ведь юридически зомби живые, только не дееспособные, и за это можно было получить срок. Производством такой продукции занимались в основном на загнивающем западе. Люди там очень практичные.
        И, разумеется, трахают овощей, буйные могут и член откусить.
        -А что-нибудь с мертвечиной есть? Настоящей мертвечиной.
        Липкий малый поманил меня, и наши тела сошлись в масонский треугольник:
        -Понимаете, такие диски разобрали, но я знаю одно заведение, где вам предоставят похожие услуги...
        Через пятнадцать минут я разговаривал с администратором публичного дома: сальной, лицемерной улыбочкой:
        -Мне бы девочку. На полчаса.
        -Какую именно?
        Хорошо знать тонкости языка эзопа, и я ответил:
        -Живую
        Улыбочка не померкла, как я надеялся. К таким предложениям здесь привыкли.
        -Хорошо, а... особенный товар вас интересует?
        -Конкретнее?
        -Цена двойная, если вы не будете причинять ей боль. Тройная, если нанесете большие физические дефекты. Если вы хотите быть ее последним клиентом, - он сделал акцент на этом, - то придеться заплатить в пятикратном размере. Зато, можете поступать с ней так, как хотите. Абсолютно. У нас имеется широкий выбор инструментов по достижению наслаждения.
        Это было заманчиво, но меня не вполне устраивало. Пусть этими забавами занимаются толстопузые обывателя не высовывающиеся из более-менее охраняемого городка. Я смертей зомби навидался сполна. Осталось уладить последние проблемы:
        -Девочки стерильные?
        -Разумеется. Проколоты по высшему разряды, от них не пахнет и они свежие. Венерическими болезнями не заражены, но советую все равно пользоваться защитой, кто знает, отчего они стали такими... мертвыми.
        -Да я про живых.
        -Разумеется, простите.
        Само заведение представляло собой обширный подвал, переоборудованный из бывшей сауны в публичный дом. Наверное, не многое менять пришлось. В малых городах проблемы с отоплением стали обычным делом: уголь завозился на котельные плохо, а из-за бандитов и тотального казнокрадства люди остались без тепла. Пришедшие к власти местные царьки сумели наладить энергоснабжение населения, но вот цены за такое удобство взлетели до небес. Разумеется, публичный дом стал более выгоден по содержанию, чем горячая сауна.
        Оплатив заказ, я уселся на диван, рядом с маленьким, черным, трясущимся человеком. Он напоминал переросшую муху, натирающую слюной передние лапки. За двадцать минут мою получасовую спутницу должны были привести в порядок. Я намеревался это время провести в спокойствии, дабы оторваться на беззащитном теле от того ужаса, участником которого я недавно был.
        Маленький человек неожиданно успокоился, собрал свои колебания, как у маятника фуко, в неподвижный контур и обратился ко мне:
        -Всё потому что не стоило трахаться с кем попало. Это же, как провалившийся нос ясно: не стоило трахаться с кем попало.
        Я, отсиживаясь, спросил:
        -Простите, что?
        Человек-муха не посмотрел меня и принялся мелко дрожать, как мусульманин часто протирая руки. От греха подальше я поднялся и, подойдя к работающему за компьютером администратору, задал вопрос:
        -Мне кажется с тем человеком что-то не в порядке.
        Служащий ответил, отвлекшись от работы:
        -Это же дядя Вася. Вы проездом у нас в городе? Его здесь многие знают. Он не болен, однажды перенес шок. Когда всё это, - опять поставил акцент, - началось, дядя Миша был с девушкой. Она тогда прохворала, но вышла на работу.
        Ага, значит, насчет сауны я не ошибся.
        -Она накинулась на него, вреда не нанесла, но напугала чуть ли не до смерти. С тех пор дядя Миша к нам постоянно ходит, мстит.
        -Это как, - заинтересовался я, - снимает девушек?
        Определенно диктатура бандитов имеет и свои плюсы, никто не жеманничает по поводу нравственных ограничений, а рассказывает все, как на духу, не боясь понести за это наказания:
        -Он заказывает особых девочек по пятикратному тарифу. Никак не может избавиться от того страха. По его мнению зомби появились из-за беспорядочных половых связей. Мол, вирус так распространился. Половым путем.
        Мужчина позволил себе благосклонную, прощающую улыбку. Так вот значит, как этот тщедушный, напоминающий насекомого человек, мстит мертвякам. Снимает в борделе зомби, насилует, затем калечит, а потом и вовсе убивает? А ведь когда-то пойманные работорговцами привлекательные девушки овощи были чей-то гордостью, украшением семейного очага. Пели, красились, танцевали. Гуляли с парнями, готовились к материнству. А сейчас они не чувствующее боли куски тупого мяса, которое разрывают своим членом и расчленяют холодным оружием извращенцы с неказистым прозвищем, типа дяди Васи.
        Интересно, а вдруг человек, ставший зомби потерял не сознание, а лишь возможность им управлять? Какой ужас, быть заключенным в не чувствующее и не повинующееся тебе тело и видеть то, что с тобой делают!
        -Прошу вас, - вытянул меня клерк, - комната двадцать. Полчаса, прекрасная живая блондинка. Желаю удачно провести время, приходите еще.
        Дядя Вася уже скрылся в одной из комнат, двери которых украшали таблички с надписью "VIP". ВИП. Вот и подлецы.
        Кажется, что пользоваться услугами проститутки - это нечто предосудительное. Это, конечно так, если в вашем распоряжении имеется умница-жена или "ужасно пневматичная" подруга, которая не прочь провести с вами пару ночей на мягком матраце двуспальной кровати. Но что, если вы мертвый сталкер, который если и видит девушек, то дохлых и жаждущих не большой и чистой любви, а большего и кровавого куска вашего мяса? Да и вообще, от зомби несет так ужасно, что даже какая-нибудь средневековая дворянка почувствовала бы себя рядом с ним источником редкостных благовоний. Один раз я онанировал на чердаке заброшенной дачи, в какой-то "Тмутаракани", где решил расслабиться после нескольких дней мародерства. Признаться, я никогда не получал более жестоких оргазмов, чем когда в мою скромную обитель вломился взбалмошный буйный. Я успел, кончая в процессе, поддерживая приспущенные штанах забить его на смерть железным прутом. Ощущения незабываемые, но повторять их я не хочу.
        Именно с того момента я стал предпочитать проституток рукоблудию.
        В комнате отдыха оказался столик, эротично изгибающаяся раковина, диван с толстой кожаной задницей и служебная дверь, откуда и пришла девушка. Захотелось ойкнуть и убежать. Или даже акнуть и обосраться.
        -Здравствуйте...
        Она была из тех, кто питает свое телом своим собственным телом. Ну, то есть она не ела говно конечно, но работала проституткой.
        -Здравствуйте....
        Улыбка на лице моей обслуги померкла, как меркнет улыбка негра заметившего остроконечные колпаки. Разумеется, я сразу же узнал ее. Как о таком можно было забыть? Проституткой оказалась та девушка, которую мы встретили в лесу, и которая служила приманкой для нас с Феном.
        Я нервно спросил:
        -И что, меня опять возьмут в рабство? Это уже не честно!
        Бескровные губы виновато растянулись в извиняющую дугу. Красивая она, светлая, невесомая и легкая. Стройная, грудь не вульгарно выдается вперед. Наверное, какает бабочками.
        -Простите, - тот же мягкий, извиняющий тон, - я уже не работаю с теми людьми. Теперь я здесь, вам нечего бояться.
        -Я буду полным дураком, если поверю вам дважды. Меня изгонят из своего мужского племени.
        -Правда, я больше не занимаюсь этим....
        Да, как будто ты из работорговли ушла в балет. Как будто занятие проституцией кажется невинным по сравнению с тем, что она делала раньше. Я вчера расчленял и ел человечью печень, но сегодня я вегетарианец, поверьте! Я, все-таки закрыв за собой дверь, присел на краешек дивана.
        -А вы знаете, куда нас продали после? Вы знаете, что мы участвовали в шоу на выживании и мой друг, поверивший вам Феликс Викторович, человек редкой душевной организации, погиб? Нас чуть не скормили буйным, вы понимаете?
        Я был сама вкрадчивость и усидчивость. Фен бы, наверное, сказал, что я как канцлер Горчаков, получивший прозвище "железная задница". Чёрт, а я привязался к нему и к его фразам, исколовшим мое сознание. Тем не менее, коли судьба предоставила мне шанс поквитаться с этой женщиной, я своего не упущу.
        -Я не знала... я была сама заложницей обстоятельств.... Поймите, мне тоже надо было кушать.
        -Вас как зовут? Меня Иваном.
        -Света.
        Я скорчил участливую мину и приказал ей рассказать историю своей жизни. Она, всхлипнув, кивнула.
        Света оказалась из интеллигентной семьи провинциальных учителей. "Опять!" - воскликнул я под ее непонимающим взглядом. Она успела получить педагогическое образование в куйбышевском филиале НГПУ и преподавала в куйбышевских школах русский язык и литературу. Так как гопники не хотели учить русский язык, а желали изъясняться на фене, то жизнь у Светы сладко не складывалась. Не поднявшись дальше старшего преподавателя, она встретила Зомбикалипсис голодным учителем. Очень мало неприспособленной интеллигенции выжило в зимнее время грандиозного хаоса и паралича государственной власти. Когда власть взяла одна из организованных преступных группировок, Света фактически осталась без работы: школы не работали.
        -И вы пошли в работорговлю?
        -Нет, - уже успокоившись ответила она, - я не хотела... но кому нужен в мире, где ценятся пушки и пули, человек, знающий грамматику русского языка? У меня был один приятель, который пожалел меня и взял меня в "офис" к своим ребятам. Я была нечто вроде секретарши, которую можно было трогать руками. Дела у фирмы шли неплохо, пока количество людей не стало иссякать, да и начались проблемы с Барабинскими бандитами. Меня несколько раз привлекали в том, чтобы ловить людей. Ну,... понимаете, путешественники, пусть даже вооруженные, теряют голову, если видят в лесу обнаженную девушку, особенно красивую. Я ведь красивая...?
        -Чур меня, чур меня! - я осенил ее крестным знанием, - изыди Сатана!
        Она в ужасе отшатнулась. На лице мраморная маска испуга:
        -Что с вами?
        Я прошептал:
        -Не обращайте внимания, так я пытаюсь остаться нормальным и не поддаться влиянию ваших женских чар. Лучше, понимаете ли, иногда выставить себя полным идиотом, чем попасть в западню. Так значит с помощью вас, как на крючок, ловили людей, а потом продавали их в рабство?
        Она поникла:
        -Не всех, а только вооруженных, кто оказал бы сопротивление. Как вас, например. Говорят, фирму снабжают информацией военные, которые с помощью беспилотных самолетов прочесывают область. Замечают кого-нибудь и... говорят.
        -И вам было не жалко?
        Она вспыхнула лицом:
        -А с какой стати я должна была жалеть людей, которые увидев беззащитную девушку, мигом бежали ее грабить и насиловать?
        -И что, прямо все были такими негодниками, достойными каторги?
        Ее лицо напоминало светофор: вновь потускнело:
        -Феликс был первым.
        -Вы, конечно же, прониклись к нему дружественными чувствами, и поэтому ушли из вашего людоедского бизнеса. А так как работы нет, но кушать хочется, вы пошли в бордель, где до моего появления вполне успешно продавали свою филологическую тушку людям, которым бы за диктант поставили оценку не выше двойки?
        Она слабо улыбнулась:
        -Всё примерно так, но не правы насчет того, почему я оказалась здесь. Вы думаете, кто-то добровольно отпустил бы меня? Меня продали, как скотину, сюда. Чтобы компенсировать расходы и чтобы лишний раз не распространялась кому не надо.
        Возможно, Света ожидала сострадания или того, что я проникнусь тяжелым положением ее жизни и прощу её. Может, думала, что я очередной Ланселот нашего залихвацкого века, разрушу эту обитель и заберу ее с собой. Людям умственного труда чрезвычайно сложно выжить в мире, где нужно трудиться руками. Уметь сеять, жать, убивать, отбирать. Сочинять поэтические вирши или писать рассказики и малевать картины - это удел сытого, но не агонизирующего общества. Быть может через года два-три, когда жесткая и активная Партия Живых, о которой я слышал сегодня, пробирающаяся к власти, она наведет в области порядок, Светлана сможет вернуться к нормальной жизни.
        Правда, какого ей будет снова преподавать в школе детишкам, чьи папашки наверняка не раз у нее были?
        -Вы думаете, я пожалею вас?
        Серые глаза, где зачинались слезы.
        -Не пожалею. У вас была сотня возможностей, как выжить и при этом остаться человеком. Вы могли сбежать в деревню, пристроиться к какому-нибудь богатому мужику, коли внешность у вас имеется. Вы могли податься с беженцами в Новозомбиловск, где вам бы обеспечили социальную крышу над головой. Вместо этого вы выбрали типично-интеллигентскую политику выжидания и невмешательства. Когда запасы кончились, подались в бизнес, где боль и несчастья причиняют не вам, а другим. Вы готовы были делать все что угодно, лишь бы вы, взращенная всякими Шекспирами и Пушкинами, остались не тронутой. Так?
        Она что-то пробурчало нечленораздельное.
        -А когда стало совсем невмоготу, вы попытались утечь из работорговли. Потому что вы культурный, начитанный человек, которому, конечно же, претит рабство, неволя и прочее уничтожение человеческой свободы. Только расплата вам пришлась по заслугам. Это научит вас в будущем считаться не только со своей драгоценной персоной, но и думать о других.
        Я был жесток. По логике смердящей романтикой книги я неминуемо должен был вызволить интеллигентную красавицу из застенок публичной камеры. По-пути она мне расскажет, что по иронии судьбы (и тугоумности автора) я был ее первым клиентом, а сама она всю жизнь посвятила не мужчинам, а книгам, среди которых даже "Философия в Будуаре" не смогла лишить ее девственности. Мы доберемся до Новозомбиловска, узнав по пути о каком-нибудь главном супер-злодее. Победим и заживем счастливо. Стоит ли прощать вот таких? Которых виновными сделал не злой умысел, а обстоятельства? А проступок человека лишь в том, что он не сопротивлялся, а плыл по течению?
        Нет уж, хрен!
        -Раздевайся, - устало приказал я.
        Оставшиеся десять минут я с остервенением насиловал угрюмую и не постанывающую даже для приличия плоть. В ее серых глазах замерзло отчаяние и такая обида, как будто я обещал на ней жениться.
        Глава 12
        Фрагменты из дневника Юли Хариной, ученицы 3-го класса.
        "18 декабря 2012.
        Занятия в школе отменили на неделю раньше!!! В дневнике почти все пятерки, кроме этой дурацкой математики.... Обидно, что родителям наплевать на мои оценки, интересы... Меня почти не похвалили и не спросили, как мы с классом праздновали окончание четверти в кафе! И про то, как у Катьки переночевала не спросили. Особенно мама... Я ей столько тайн доверяла! Я даже оставляла свой дневник на виду раскрытым, но никто из родителей в него даже не заглянул! Родители беспокоятся по этой чудной болезни, о которой говорят в телевизоре, не думают ни о чем. Говорят, от нее люди становятся очень злыми и быстрыми. Лучше бы изобрели такую болезнь, от которой люди перестанут быть безразличными.
        21 декабря 2012.
        Меня не пускают гулять на улицу и запрещают приглашать к себе подруг. А вот Катьку везде пускают... вечно мои родители, всякую чушь изобретают! Болезнь, вирус... а я гулять хочу! Может с Колей увижусь и (дальше старательно вычеркнуто)... Просила купить себе подарок к Новому Году (!!!!) новый телефон, такой прикольный, со стразиками, но папа на это лишь молчаливо покачал головой. Он уволился с работы и теперь ходит по магазинам, постоянно принося домой коробки. Я заглянула туда тайком, под вечер, когда все смотрели телевизор, но там всего лишь невкусные крупы, печенье, сахар, соль, спички. Не люблю этого. Скучно. Когда же елку купят?
        22 декабря 2012.
        Отец заставил всех носить марлевые повязки дома. А я считала то, что он знает все... он глупый?! Снимать ее можно лишь перед едой. И то, лучше в маске сидеть, чем есть эту гречку постоянно! Я тайно, хи-хи, стягиваю с себя душную маску, когда ложусь спать или нахожусь одна в комнате. Бабушка один раз увидела меня без маски и сильно наругала. Я просила не рассказывать отцу, и она согласилась, угостив меня шоколадкой. Стукачка. Скучно. Инет работает плохо, Катька не пишет смс. Стесняюсь написать Коле. Очень скучно, начала читать последнюю книжку про Гарри Поттера. Вот бы стать волшебницей и все изменить!
        24 декабря 2012.
        Бабушку вчера на улице покусал какой-то бандит. Он набросился на нее около самого подъезда, сбил с ног и принялся, как потом сказала мама, сдирать с нее одежду. Шуба на ней старая... зачем? На крик выскочил папа и прогнал.... да, мама сказала, что он прогнал хулигана. Бабушка немного пострадала, лежит в своей комнате. Скорая почему-то не приезжает. Папа в задумчивости достал с антресолей два охотничьих ружья и дробь. Зато бабушка, не смотря на нападение, принесла в дом подарки, которые она присмотрела для меня на Новый Год! Сама купила! Урр-а-а-а! Ура-а-а-а! Похвастаюсь Кате, ей еще ничего не купили!!??
        25 декабря 2012
        Папа больше не работает, утром в наш двор приезжает военная машина, откуда раздают хлеб. Он черствый. Появились карточки, по которым можно было купить продуктов. Но все они скучные, овощи, каши, фруктов нет. Приходили военные. Они поговорили с папой. Он в армию не пойдет, но будет теперь ходить на работу. Через неделю, когда будут праздники! За ним будет приезжать автобус каждое утро. Еще они обещали забрать приболевшую бабушку. Папа поговорил с друзьями из подъезда, у всех них теперь тоже новая работа.
        Катька мне говорила, что все это из-за календаря майа случилось. У нас в классе все также думают. А родители не понимают такого простого....
        26 декабря 2012.
        Поговорила с Катькой. Она рассказывает, что ходила с родителями в Ледовый Городок и что они уже поставили и нарядили елку. Еще она гуляла с Колей (вычеркнуто, но можно разглядеть слово "патаскуха"). Я соврала, что мы были в Городке целых два раза, а елка уже с неделю стоит. Кроме того Коля заходил в гости. Обидно, почему родители не готовятся к празднику....? Мама еще раз проклеивает окна полосками мыленной бумаги, в доме холодно, отопление стало работать хуже. Сплю в одежде, очень неудобно. Бабушке очень плохо. Приехал врач в сопровождении милиционера и поставил ей укол антибиотиков. Папа накричал на меня, когда я прошмыгнула в комнату к бабе. Она дышит с хрипами, раздулась и посинела. Я только хотела посмотреть на свои подарки, как в том году... Я долго плакала в своей комнате, пока мама не дала мне шоколадку.
        28 декабря 2012.
        Я проснулась от крика и выбежала в коридор. Папа изо всех сил держал дверную ручку комнаты бабушки, а мама бегала вокруг. Я слышала жуткие крики и бухающие удары из бабушкиной комнаты, а затем подвывания. Потом целые сутки, пока не приехали из больницы, что-то скреблось в дверь, клацало и выло. С папочки капала кровь, его руки были располосованы, и не хватало мизинца с указательным. Я очень-очень-очень испугалась и заплакала. Я такое видела только в фильмах... У меня теперь папа-инвалид, что скажет Катя? Мама увела меня в комнату и закрыла там, а потом я, смотря в щелочку, видела, как родители заблокировали дверь. Мама перебинтовала папоньку и поставила уколы. Он потом заколотил досками отличную дверь, которую мы поставили в том году. Что же с бабушкой? Это была она? Мне сказали, что бабушка уехала в деревню, а в ее комнате поселился какой-то гость и это бушевал он. Теперь я должна была спать в этих... берушах, чтобы ничего не слышать. Неудобные! А ведь в комнате бабушки, где этот Гость... еще и подарки...
        29 декабря 2012.
        Теперь мы спим все в одной комнате, канализация не работает. Я не хотела, как какая-то малышня, ходить на горшок. Мы выбрасываем его через форточку. В своей комнате скребется Гость, иногда звук застывает и слышно, как в запертой комнате кто-то или... что-то передвигается, хрипло подвывая к каждому шагу. Оттуда ползет вонючий запах. Родители говорят, что бабушка заболела, поэтому не скоро к нам приедет, но ничего страшного. По телевизору сказали, что подобные случаи зафиксированы везде. Я сама вчера видела днем, через окно, как за одной женщиной в красивой шубе бежали двое и повалили ее на снег. Я крикнула папу, а он, увидев это, схватил ружье и выбежал на улицу. Я очень за него испугалась. Мама закрыла мне уши, но я слышала выстрелы. Папа вернулся спокойным, он ничего не сказал. Я давно не гуляла, папа иногда уходит за карточками и приходит с хлебом. Он берет с собой ружье. Папа кое-как сумел вызвать скорую и сообщить, что бабушка заболела и про пальцы. Врачи прибыли через пять минут, но среди людей не было ни одного в белых халатах, сплошь в зеленых одеждах и камуфляже. Мама, плача, отвела меня в
нашу комнату и, закрыв мне уши, стала напевать колыбельную. Я вырывалась, давно выросла и что они со мной носятся? Ведь я уже выросла! Я спросила маму, не слышала ли она, как хрустнула дверь, визг и громкие хлопки из бабушкиной комнаты, и она, вот глупенькая, слезно покачала головой. Катя не отвечает и не берет трубку. Что с Колей...?
        30 декабря 2012.
        Папа ночью стонал и ворочался, от него плохо пахло. Я встала и тайком, в поисках подарков, пробралась в комнату бабушки. Там было все переломано! Шкафы с книгами, телевизор, кровать. Грязно и неубрано, ужасно. Мама сказала, что бабушку отвезли на лечение, но я понимаю, что она будет с нами встречать Новый Год, еще ни разу его без бабушки не встречали. Ничего не нашла. Мы так и не купили елку. Новый год и ничего вкусного! Одни каши, которые надоели. Консервы без хлеба, его не привозят. Катька не берет трубку, а я хотела сказать, что родители дали мне немножко шампанского. Набралась храбрости и набрала номер Коленьки. Там было занято.... А, что если они с Катей сейчас говорят..........................................??????
        Кончаются деньги на телефоне.
        31 декабря 2012.
        Новый Год прошел скучно. Ненадолго отключили свет. Заработал туалет. Боялась, что не покажут моих любимых фильмов по телевизору. Из квартир соседей доносились очень громкие крики. Мама сказала, что это они так празднуют Новый Год. Я им позавидовала. Папе плохо, он почти не встает с дивана, врачи не приезжали и не брали трубку. Наверное, потому что Новый Год. Мама подарила мне свитер и теплые носки и несколько шоколадок... Я потом плакала в уголке из-за плохих подарков. Мама утешала меня и говорила, что папе плохо и трудно, что нигде ничего не достать, скоро он пойдет на работу. Ложь!!! Хотела бы - достала! Что, я должна в обносках домашних ходить, когда остальным ребятам наверняка из магазина купили? Не хочу возвращаться в школу.
        1 января 2012.
        Скучно. За окном снег, дома холодно. Нет елки и подарков под ней. Телефон Катьки не отвечает. Приходят только смски с просьбой быть осторожными. Пробовала, застеснявшись, написать что-нибудь Коленьке (снова вымарано синей пастой), но он, как и Катя, был недоступен. Папе вроде бы получше, раны больше не гноятся и от него не пахнет так плохо, что спать невозможно. Он улыбался и поцеловал меня. На лбу долго оставался липкий и холодный след. Маски мы давно уже не носим, сказали что это бесполезно. А я с самого начала это знала, вот так вот! А меня слушать не хотели. Скучаю по бабушке. Мама со слезами говорит, что ее скоро вылечат, и она вернется.
        2 января 2013. Утро.
        Я проснулась оттого, что закричала мама. На ней сидел папа и я подумала, что, наверное, это тот... тот, ну... (вымарано) секс, о котором мне шепотом после уроков рассказывала Катька. Но потом я очень сильно испугалась: папа рвал на маме одеяло, пытался вцепиться ей в шею. Орал и, казалось, ничего не понимал. Я остолбенела, сжимая в руках дневник и телефон, пока маменька не схватила меня и, оттолкнув от себя замешкавшегося папу, не побежала к двери. Она с плачем толкнула меня в коридор и последнее, что я увидела это испуганные мамины глаза, захлопывающую дверь. Щелкнул замок и исчезли мамины васильковые глаза. Говорят у меня такие же. Из-за двери послышался дикий крик, вопли, звуки борьбы. Папа дрался с мамой. Он заболел! На пол плескалась вода, опрокинули вуза наверное. Булькало. Я стучалась в дверь, плакала, кричала и просила открыть родителей. Я не хотела, чтобы они так шутили. Ведь это же шутки? Хочу к Коле, к маме, папе, бабушке! Потом все затихло. Я тоже замолчала и слышала то, как что-то чавкает и рвется за хрупкой перегородкой. Я закричала, и тут же в дверь с обратной стороны ударилось
что-то большое и сильное. Затем еще и еще. Папа? Дверь начала поддаваться и я в страхе побежала к себе в комнату и залезла под кровать. Моя мамочка учила, что если с ними случится тоже, что и с бабушкой, то я должна была залезть на антресоли по заранее выставленной в коридоре лестнице. Там был склад продуктов и убежище. Но стремянка упала, и я не смогла ее поднять. Прости мама, я всегда теперь буду тебя слушаться!
        2 января 2013. День.
        Папа много раз заходил в мою комнату. Его носки оставляли на полу красные следы... мамины следы. Я знала, что с больными людьми нельзя говорить и показываться им на глаза, это привлекает их внимание. Но мне так хотелось поглядеть на папочку, обнять его! Когда папа выходил, я доставала телефон и заново отправляла сообщение Коленьке: "Я тебя люблю". Оно раз за разом не доходило, и когда в комнату вновь залетал хрипящий отец, я не писала. Он меня не видел. Из комнаты родителей начали доноситься какие-то странные загребающие шлепки, как будто кто-то пытался плыть кролем лежа на линолеуме. Я умела так плавать, меня в бассейн записывал папа. Идут ли там сейчас занятия?
        Папа не замечал меня, как и раньше. Шлепки и стоны донеслись уже из коридора. Через порог сначала перекинулась одна окровавленная рука, затем другая... а потом голова мамы, залитая в крови. Это была не моя мама, без васильковых глаз, с красными глазами! Она ползла в комнату, чувствуя меня. Страшно. Я смотрю на нее, а она смотрит на то, как я пишу. Пищит телефон. СМС Коленьке отправлено!!! (дальше почерк неровный) Вот бы Катьке похвастаться. Она то никому в любви не признавалась. Мама смотрит, как я всхлипываю. Маменька рычит, выгибая перекушенное горло, вытягивает ко мне руки и медленно ползет ко мне.
        Я не кричу, мне уже давно не страшно.
        (Дальше все в крови)
        Харины все умерли. И меня не осталось".
        Тетрадь, тесненная кровью, на которую так просто легло сердце девочки, с пергаментным шелестом захлопнулась. Эдуард Кожемякин устало посмотрел на обложку тетради, витиевато разрисованную цветными гелиевыми ручками и с наклеенными на нее фотографиями мертвой Юли Хариной. Полевые глаза, снопы косичек. Маленькие солнышки веснушек. А на последних страницах пролитая жертвенная кровь.
        -Смерть одного ребенка - это ужасно, - пробормотал начальник службы охраны, - смерть тысячи - статистика. Мда, хреновы мудрости.
        Мужчина не имел семьи и долго по этому поводу сокрушался, пока не наступила зомбячья эпоха. И если раньше сын поднимал руку на отца, а брат на брата, то с ледяного декабря в кровавое тождество внесли третий знаменатель - мертвецов, не различающих своих и чужих. Регулярно посещая похороны друзей, он втайне радовался, что никогда не побывает на похоронах своей семьи, а самое меньшее испытание - быть похороненным самому.
        Таких дневников, как записи Юли Хариной, было множество. Они выигрывали каннских львов и обмахивались пальмовыми ветвями. Примечательность этого дневника была в том, что он был похищен пару часов назад из кожаного портфеля таинственного Ивана. Больше там ничего не оказалось и агенту, который следил за непонятным человеком, пришлось довольствоваться только этим.
        Портфель из кожи былых времен был отставлен, потертая металлическая бляшка на ремешке съежилась, как член на морозе.
        -Что это может значить? Что же это значит...
        Эдуард полагал, что в портфеле хранится важная документация, которая при необходимости упечет их всех в тюрьму. Возможно, там были драгоценности, наркотики или оружие - практическая ценность времен упорядоченной анархии. Но дневник? Просто девичий дневник, тайник женских фантазий и кладбище неосуществленных желаний? Эта частичка священного, радужного детства, куда впервые набегают тучи проблем взрослой жизни? У серьезного и важного мужчины, который вот-вот станет самым влиятельным человеком Сибири?
        Либо это была его дочь, либо он извращенец. А может симбиоз. Попытка защититься от последствий будущего убийства тайного лоббиста Партии Живых, может оказаться не такой простой, как думал вначале Эдуард.
        -Здравствуйте. Простите, вы позволите?
        В дверях большого кабинета стоял Иван. Он тактично не переступал порог, ожидая разрешения хозяина. По-прежнему одежда, скрывающая тело, толстовка с капюшоном на лице. И это, когда плавится асфальт на улице! В руках, как с облегчением от взявшего за горло ужаса, заметил Эдуард, ничего.
        -Здравствуйте. Конечно, конечно.
        Пока к столу приближалась эта таинственная фигура, от которой веяло не холодом, не затхлостью и даже не книжной смертью, а обыкновенным человеческим духом, что делало ее иррациональность еще более страшной, Эдуард медленно и осторожно потянулся к ящику стола. Кашляя, он старался скрыть звук поиска пистолета. Как могли его люди пропустить посетителя?
        Иван подошел к столу и осторожно взял с него тетрадь, исчезнувшую в довольно клацнувшим застежкой портфеле.
        -Хорошая сегодня погода, не так ли? Жаркая.
        -Да, это вы точно заметили. А вам не жарко... в такой одежде?
        Руки в белых перчатках осторожно поглаживали оранжевую кожу портфеля. Из-под капюшона раздалось:
        -Жарко. Но я не привык ругать погоду, какая бы плохая она ни была. Если бы не погода, девять из десяти людей не смогли бы завязать разговор.
        Эдуард вынужден был рассмеяться и расслабиться. Он нашел пистолет - револьвер и страх, выступивши на ладони потом, холодил его разум и телом.
        -Вы простите меня за то, что я рылся в ваших вещах. Но это моя работа, как главы безопасности партии. Ни что не должно угрожать ее лидеру и моему другу Ереме. Даже вы.
        Уходящая было фигура, как смерть быстрая и немногословная, застыла на месте. А затем, не оборачиваясь и покачивая в левой руке портфелем, проговорила:
        -Конечно, я все понимаю. Лидерам партии никогда не должны угрожать и мешать те, кто эту партию создали. Позвольте мне задать вместо этого всего один вопрос, Эдуард?
        -Располагайте.
        Владение пистолетом дает +пятьдесят к дипломатии и развязности.
        -Зачем вы схватились за пистолет, Эдуард? Разве я причинил вам какое-то зло? Нет. Разве я краду ваши вещи? Нет, я возвращаю свои. Единственная моя вина в том, что я побеспокоил вас без спроса, но вы уже простили меня... помните, там, у дверей? Так почему же вы хватаетесь за пистолет, Эдуард? Возможно, потому что чувствуете себя в опасности? Но я никогда не давал повода к насилию и ненависти... значит, вы чувствуете себя в чем-то виноватым передо мной. В чем-то серьезном, что требует немедленно для защиты ощутить рифленую рукоять пистолета и что может вызвать мой гнев. Вот видите, совсем не обязательно болтать языком, чтобы выдать себя. Вас предали другие конечности.
        Иван повернулся резко, почти хищнически, уставившись на оцепеневшего Эдуарда, медленно поднимающего руку с пистолетом:
        -А сейчас вы хотите убить меня лишь потому, что боитесь. Скажите, Эдуард, в таком случае, если убивать все, что заставляет вас бояться, нужно будет перебить половину фауны на планете, а род людской свести к мизинцу. Но гораздо проще застрелить самого себя. До скорой встречи.
        Эдик пробормотал:
        -До скорого свидания.
        Через час обеспокоенная секретарша нашла в кабинете труп Эдуарда Кожемякина. Револьвер, под завязку беременный пулями, лежал рядом. Мужчина в полном расцвете сил умер, как установил прибывший врач, от сердечного приступа. Его что-то безмерно и окончательно напугало.
        Глава 13
        Муниципальное сообщение между городами осуществляли переоборудованные междугородние автобусы. "Икарус", обшитый листовой броней, на окна одеты очки из прочной сетки и оборудованный в начале салона мини-блокпостом. Там находится суровый боец в камуфляже с АК-74 и зачехленными армейскими сумками. На лобовом стекле водителя имеются нечто вроде стальных жалюзи с белой подкладкой, дабы не продавить стекло. Если дорогу перегородит свора буйных, просто обожающих залазить на капот и разбивать стекла, то водитель опустит шторы и сможет вести машину поглядывая через амбразуру. Автоматчик высунется в прорезанный на крыше люк, где оборудована металлическая сетчатая коробка, через которую вполне можно вести прицельный огонь.
        -Проходим по очереди, не толкаемся!
        Давки по пути к автобусу не исчезнут в России даже с мертвяками. Появились вездесущие бабушки с тележками на колесиках, что громыхают как похоронные дроги. Одной тележкой мне досталось по лицу, другой по плечу, а уж, сколько переехали мои ноги не перечесть.
        -Отойди, внучек!
        -Нехай тут стоять!
        -А ну, подвинься, встал тут!
        Среди старушенций-зомби полно буйных мамаш, с изрядной скоростью передвижения. Не успеваешь опомниться, как на тебя запрыгивает морщинистый зверь в косынке и пиджачке. В Новозомбиловске зимой имел место случай, когда старушенции вырезали целую электричку Бердск-Новосибирск. И вооруженные автоматами милиционеры, приквартированные в вагоны, не в силах оказались совладать со старушечьей мощью.
        Напоследок, когда я благополучно сидел за решетчатым окном на мягком сидении с ремнями, я увидел, как в автобус грузят большие запечатанные и схваченные замками дипломаты. Мой сосед, живой дед с темными глазами, важно проговорил:
        -А вы за кого на выборах голосовали?
        -В смысле?
        -А вот грузят же результаты голосования. Новую власть выбираем, да! Я за Здоровую Россию проголосовал.
        Когда последний раз я ходил голосовать, то написал на бланке одно заборное, изображающееся мелом слово. Мне кажется, что это самый нормальный кандидат из всех предложенных. Удовлетворить любопытство пожилых людей крайне трудно, поэтому лучше не вдаваться в пространные рассуждения, а изречь что-нибудь краткое:
        -Я не голосовал.
        -Значит тебя, сынок, не интересует судьба Сибири? А я проголосовал, может, что и измениться. Сам посуди, покуда была у власти Здоровая Россия, все было относительно хорошо. Стабильность, порядок. А вот сейчас, когда всякие партии поналезли, да одна другой краше, тогда и разброд начался, и шатание! А этот доморощенный фашист, Еремей Волин, он же чушь предлагает! Его спонсирует Америка, чтобы развалить нашу страну. Америке выгодно, чтобы все умирали. Она всегда хотела, чтобы все умирали, а им и хорошо, жируют за наш счет. Вот СССР развалили, радовались, когда дермократы обворовывали нас, потом Россия силу набрала, ее снова американцы развалили, как пить дать, если снова поднимемся с колен, снова развалит Вашингтонский Обком. Надо по нему жахнуть. Я вот так думаю. А давеча из Здоровой России ко мне в дом пришли, ящик тушенки дали, чтобы я за них голосовал. Они за стабильность и порядок и против Америки, это самое главное.
        Кейсы уже погрузили, и автобус, взял на борт двоих солдат-мотострелков и захлопнул двери. Солдаты удобно уселись около водителя и, надвинув на глаза военные кепи, сразу же задремали.
        -Меня интересует своя судьба, - сказал я, - как и этих вояк. Править всегда будут ублюдки, но не всегда ублюдками. Поверьте мне, Америке ничуть не лучше сейчас, чем нам. Всему миру плохо, не только нам.
        Старик засмеялся:
        -Эка, ты промыт пропагандой, - он прочитал это слово важно, по слогам, точно зачитывал какой-нибудь меморандум об объявлении войны, - проводится целенаправленный геноцид русского народа с целью окончательно развалить Россию, чтобы Америка окончательно все захватила. Ты разве не слышал про план Даллеса? Вот это его часть.
        Я мирно пробормотал, что согласен, так как считал, что спорить со сторонниками версии мирового заговора, мягко говоря, небезопасно для мозга.
        -Вот-вот. А Волин твой - фашист американский, кто его спонсирует по-твоему? Америка конечно!
        Старик покачал головой и, достав хрустящую газету, углубился в ее содержание. Я успел поймать один заголовок: "Мертвецы скапливаются вокруг городов. Комментарии специалистов". Я, было, хотел попросить потом прочитать данную статью, так как собирался сойти не в Новозомбиловске, а в нескольких километрах от него, чтобы избежать контроля на КПП. Но мое внимание отвлекла гнусная, темная башня недостроенной высотки, которую стали возводить в городе до Зомбикалипсиса. Темная поганка среди крохотных сыроежек. Интересно, зачем в приземистом Куйбышеве эта огромная махина, ломающая всю перспективу и панораму города? Меня все еще передернуло от ужаса: в двух шагах от горожан, в темной башне проводятся бесчеловечные игры на потеху телезрителям. А люди проходят мимо и, как будто, ничего не замечают.
        Мне кажется, они сами с нетерпением ждут нового выпуска.
        Вытертая полоса разметки мелькает за сетчатым окном. Проехали мимо трупов коров, вокруг которых роился настоящий ураган из мух. Кажется, что несешься медленными гигантскими скачками, преодолевая короткие штрихи. Когда-то также я путешествовал на велосипеде, теперь, когда мертвецы бредут к Новозомбиловску, это небезопасно. Я прислонился головой к окну и задремал. По технике безопасности надо было пристегнуться ремнями, похожими на авиационные - сцеплялись поясом верности на брюхе, но я этим пренебрег. Автобус, с приваренным мастодонтовым бампером, мог на полном ходу сбивать бегущие ему на встречу трупы, и пассажиров время от времени трясло.
        Прошло с два часа. Водитель включил какую-то раздражающую радиостанцию. Я успел различить слова популярного шлягера: "А мой парень оказался мертвецооооо-ммммм". Я пожелал, чтобы так и оказалось на самом деле.
        Одно время я наблюдал как из рощицы, типичного и скучного обрамления нашей лесостепи, выбежала группа мертвяков, загрызенная семья. Видимо устроили пикник на обочине или питались в придорожном кафе. Они с визгом, который пробил по ушам, погнались за транспортом. Заплакал ребенок, которого тут же принялась успокаивать мать, сама до смерти напуганная.
        Ничто не делает мертвецов такими сильными, как слухи. Молва говорит, и я убеждался в этом, слушая старушек, что вокруг Новозомбиловска собирается целая армия живых мертвецов. Им чудится, что за каждым углом их поджидает целый джаз-банд жаждущих крови мертвецов. Не так страшен живой мертвец, как его малюют. Всё преимущество убиенных в том, что у них нет инстинкта самосохранения. То есть они мало чем отличаются от людских фанатиков и террористов. А так вооруженный человек имеет неплохой шанс справиться с покойником. Но человечество проигрывает битву, один Китай, как говорят, только выиграл от этого.
        -Эй, да убейте уже этих ненормальных!
        Трасса клала поворот перед мостиком через лужу, оказавшейся рекою, откуда торчали черные остовы автомобилей, автобус сбавил ход, и мертвецы почти его догнали. Только догнивающий малыш, премило откинувший назад переломанную шею, вытянутой запятой затерялся позади.
        -Да ща-ща, чё разорались то, а?
        Солдатик, подтянув штаны и осадив на пустой череп бескозырку, пожевал губами, вздохнул пару раз и вообще проделал множество бессмысленных и показательных операций, которыми любят щеголять перед публикой те, у кого в руках находится небольшая, но очень пьянящая власть.
        Он открыл люк, сбросил оттуда металлическую ступеньку и наполовину высунулся из машины. Щелкнул затвор, и солдат смачно сплюнув, пустил короткую очередь. Мертвецы запнулись и с силой грохнулись на асфальт, но не погибли, а продолжили подвывать и ползти к бронированной машине. Вторая очередь чиркнула об шоссе, но не причинила больным какого-либо вреда.
        Автобус, замедляясь, подъезжал к мостику. Солдат спрыгнул в салон, поднял ступеньку и с грохотом обрушил вниз люк. Вновь повторил великое множество бессмысленных операций, прежде чем важно оглядеть салон и презрительно сказать:
        -Ну а вы боялись, епти.
        В этот момент автобус тряхнуло так, что немного взлетел в воздух и завалился на бок. Солдата бросило на меня и, задыхаясь под прижавшей к окну массе, я встретился взглядом с его затухающими глазами. Виском он ударился о ручку сидения, которая проломила тонкую, почти птичью косточку. А если бы был в каске... видимо, инструкции пишут все же не дураки.
        С диким скрежетом, точно тупой нож, который соскабливает пригоревший жир со сковороды, автобус, легший на левый бок, протащило по пускающему искры асфальту. Люди, как оторванные от грозди виноградинки, скатились по салону. Только старушки, еще по советской привычке, свято исполняющие все пункты инструкции, теперь болтались на ремнях.
        Шаркнув ножкой, машина остановилась. Пустоту от исчезнувшего противного скрипа заполнили получившие четкость и наполненность стонущие голоса, матюги, подвывания простых русских женщин, которые, конечно, и коня на скаку остановят, но и в истерику от пустяка впадут.
        Мертвецы, а я зажат в плотных тисках из стонущих тел!
        С одного из стекол при падении сорвало сетку и само оно вывалилось, откуда в закружившей голове улыбнулись небеса. Мутило и тошнило, но я знал, что чем раньше отправлюсь от шока и выползу из автомашины, тем больше шансов остаться в живых. Сорвав с плеча военного автомат, я устремился вверх, стаскивая со своего пути переломанные тела. У меня все было цело, кроме вышибленного из легких духа. Ботинки упирались в мягкое, я подтягивался о тела и, хрипя, как в рукопашной, двигался к цели.
        -Аааа, - простонал дед, - ааамериика.
        Когда я почти покинул салон, он только начал оживать и наполняться ужасом.
        Я выполз наружу, как таракан и сразу же постарался убраться в сторону, подволакивая за собой украденный автомат. О том, чтобы спасти свои пожитки не могло быть и речи. Я даже не оглядывался, предполагая, что то, что смогло опрокинуть на бок автобус, явно не миролюбивого порядка. Было бы прекрасно, если бы я просто ушел живым из устроенной буйными засады.
        Я обернулся и увидел, как мертвецы, сдирая с окон сетку вместе со своими гнилыми пальцами, которых тонкая рабица продирала до костей, кулаками разбивают стекла и проникают внутрь расчлененной туши транспорта.
        Возможно, это была прекрасная баталия: десятки разъяренных солдат противника, небо в лазуревых эполетах, крики заживо поедаемых людей и фонтаны крови из бедренных, сонных, подколенных артерий, и все побоище выло, дергалось и умирало около перил моста, пролегшего меж полупопец холмов. Мелкая речка текла задом наперед, и если бы на месте происшествия находился художник или мастер слова, в чьих силах сделать мимолетный момент вечностью, то получившаяся картина неминуемо бы стала классикой сурового и беспощадного Зомбикалипсиса.
        -Ух, ты ж, - здесь последовал мой мат, - ты, - снова мат, - на, - заключительное ругательное слово.
        Я пятился назад, пытаясь сосчитать нападавших. Около тридцати трупаков, среди которых я заметил породу, кою раньше нигде не встречал. Это были огромные, под два метра существа, в прошлом явно боксеры тяжеловесы или сумоисты, которых после смерти раскормили на мертвечине так, что они стали весить чуть ли не в два раза больше. Все ушло не в мозг, а в мышцы.
        Бодибилдеры, не жрите стероиды и метан, жрите людей!
        Бугаи имели крепкие, обросшие мышцами ноги, что позволяло им развивать большую скорость. Видимо они, выбежав из засады, клином ударились о боковину автобуса, завалив его на бок. Теперь мне стала ясна тайна, откуда в речушке столько затопленных легковушек. Если здоровяки сообща смогли сшибить многотонный автобус, то, как кувыркались машины с водителями?
        У них есть ценные вещи подумалось мне. Надо будет после пошарить.
        Зомби выкидывали хнычущих и отбивающихся людей из автобуса и те, описав в воздухе кричащую дугу, падали в скопления жирных уродов, которые раздирали умоляющих их не трогать людей на части. Это была намеренная кормежка вожаков стаи лучшими кусками мяса. Кувыркнулся вырванный из рук матери ребенок, его хватило буквально на один зубок довольному гиганту.
        Мертвецы как будто понимали, что если они не будут кормить своих забойщиков, то хуже будет кормиться вся группа. Одна плачущая старушенция, не забывавшая креститься, увидела меня вдалеке с автоматом и завопила:
        -Ах ты окаянный, у солдатика то автомат забрал, а сам не стреляет! Фашист!
        Я, честно, не понял, какое я отношение имею к коричневому движению, чего не поняли и зомби, и, словно требуя разъяснений, повернули свои мертвые, бледные и проеденные тленом головы ко мне.
        -Молчи бабка!
        Первым моим желанием было выстрелить в нее, но я передумал.
        Я повернулся и задал такого стрекача, что подивился бы сам знаменитый спринтер Усейн Болт. Будь на месте живых мертвецов обыкновенные люди, мой автоматик и то бы не пригодился, а чего уж говорить про дохлых с такими бугаями. Асфальт за мной забухал, словно в него долбили молотобойцы, и через плечо я увидел, как за мной бежит один из тех форвардов с массой за двести килограмм.
        Интересно, как это выдерживает его сердце?
        Я, обернувшись, вскинул к плечу автомат и выплюнул из его дула две короткие очереди. Пули, как жужжащие осы, выметнувшиеся из порохового облака, впились в грудь мертвеца, который даже не остановился на бегу ко мне.
        Спусковая скоба еще долго клацала впустую, когда я, израсходовав весь боекомплект, непонимающе смотрел, как на меня по-прежнему бежит эта гора дохлого, воняющего мяса. Если это существо живет по людской механике, его члены движет кровь, а кровь перегоняется сердцем. Но я самолично видел, как всадил пуль двадцать в левую сторону его груди!
        -Арр-р-р, - раздался крик отечественного Халка, - арр-р-р!
        Куда бежать? Этот извечный вопрос русской интеллигенции, грыз меня насущней, чем сомнение о том были ли американцы на Луне? Если драпать по суше, эта махина меня догонит в два счета и свернет шею. Высушит и вы.... Брошенный автомат врезался в рожу мертвеца, тупо мигнувшего выпученными фарами.
        -Банзай!
        Последнее, что я увидел, бросившись рыбкой в речку, так это то, как бугаи тащат вверх по холму запечатанные ящики и кейсы с бюллетенями по голосованию. Это настолько меня поразило, что я не заметил жгучей, надувшейся как пузырь, боли от того, что брюхом плюхнулся на это мелководье.
        Что они будут делать с этими листками? Употребить их по назначению и подтереть задницу - это единственный способ для пролетария смешать с говном депутата. Или обклеить стены вместе обоев? Салфетки на званных обедах? Ведь неважно кто и как будет голосовать, важно, кто и как будет считать. Несильное течение подхватило ошеломленного меня и мои мысли и понесло от места бойни. Я проплыл мимо воткнувшегося в мягкий песок автомобиля и встретился с белыми глазами человека, сидевшего за рулем. Белыми они были от того, что в глазницах копошились одуревшие, жирные слизни. Белесое тело напоминало женскую кожу, не тронутую загаром. Синеет немного. Я зацепился за дверь и решил передохнуть и понаблюдать за буйными.
        А понаблюдать было за чем. Огромные, как мегалиты, зомби выстроились у ограды моста и с ненавистью наблюдали за мной. Между нами было метров двадцать, не больше. Зомби часто и тяжело дышали, успевая сделать за один мой вдох, целых три. Какой же у них метаболизм и сколько же им надо жрать, чтобы остаться живыми и энергичными? Приблизительные ответы поражали.
        -Подавитесь старыми вонючими бабками, суки! Вам не отведать моей нежной мужской плоти!
        Толи это так разозлило буйных, толи то, что они были безумно голодны, повинуясь мучающему их метаболизму, но гнавшийся за мной гигант с ревом спрыгнул в воду. До этого я никогда не видел, чтобы буйные заходили в воду. Возможно они, как средневековые рыцари, не хотели смывать с себя благодать. Или вода охлаждала их. Логично было предположить что как-то держаться на воде они умели, раз не разучились ходить и бегать.
        Когда на тебя надвигается опасность, готовая убить или искалечить, главное сохранять твердость ума. Страх и ужас вовсе не одно и тоже. Страх выплескивает в кровь адреналин, отчего у организма появляется шанс на спасение, а ужас, этот предательский, дремотный и животный ужас, парализует тело, делает тебя легкой добычей.
        Решение пришло на ум само собой. Я с трудом, преодолевая ржавчину и сопротивление воды, распахнул автомобильную дверцу. Гоня прочь тошноту и, смотря на то, как делятся на два оставшиеся между мной и монстром метры, нашарил размякший ремень безопасности, щелкнул застежкой и вытянул неприятно чавкающего гнилью мертвеца наружу. Он был раздут, словно заражен бубонной чумой и меня вырвало, когда его голова ткнулась прямо о мой рот. Что было сил, я толкнул мертвеца вперед, прямо к надвигающемуся здоровяку, а сам нырнул в сторону.
        Помню, в детстве я нырнул в озере и когда уже легкие обдирала требующая кислорода кровь, я хотел вынырнуть, но ударился головой о резиновое дно лодки, скользящей по озеру. Я дернулся вперед, но лодка двигалась в том же направлении и я опять не смог глотнуть воздуха. Мальчишеский член тогда сжался, как бывает при катастрофичном недостатке воздуха, кажется, что он окончательно втянется в тело и проткнет тебя, и я несколько раз вслепую забился о дно лодки и, уже готовый умереть, наконец вынырнул наружу.
        Примерно тоже я испытывал и сейчас, когда помогая течению мощными гребками, удалялся от проклятой засады. Когда сердце уже танцевала фокстрот, а тело продирала судорога, я вынырнул, глотнул воздуха и тут же скрылся под водой.
        В следующий раз я рискнул оглянуться и увидел, как гигант, зажав под мышкой скользкий человеческий труп, взбирается вверх по склону.
        Я был спасен, но только сейчас понял, что плавал в воде, полной трупного яда, настоящего кадаверина, от которого недолго было и откинуть копыта, коли бы он попал в кровеносную систему.
        Снова опорожнив желудок в воду (по запаху буйные могли меня вычислить) я углубился в редкий лесок с самыми мрачными мыслями. Спасение Зомбирации в ее просторах. При небольшом количестве населения и такой огромной площади шанс встретить вонючего убийцу был крайне низок. К сожалению, этот математический расчет был верен только на бумаге. Помешанные на крови люди всегда теснились около городов, интересных построек, шумных магистралей. Я еще помню забавные снимки по всем мировым каналам, когда свежие еще трупы, самозабвенно и неподвижно пялились на египетские пирамиды и Эйфелелеву башню. А Лас Вегасу так и вообще не повезло.
        Тогда это недоуменно называли гигантским "флешмобом", а стушевавшаяся полиция пыталась оттеснить уже обезумивших людей с помощью дубинок и пластиковых щитов.
        Куда было теперь идти одному, без карты, денег, в промокшей одежде, среди не густого леса? Самое обидное, что не было туалетной бумаге, а подтираться подорожником было не только кощунственно, но и не совсем гигиенично. В лесах еще можно было встретить мертвых бродяг, которых увлекал туда какой-нибудь грибник, возомнивший себя Сусанином. Я бы порадовался нынче приюту и секты, поклоняющейся живым мертвецам. Лишь бы к людям.
        Внезапно среди редколесья мощные стволы сошлись и образовали что-то протяженное, монолитное и ребристое. Запахло едой, какими-то кислыми щами. Не веря своим глазам, я побежал и увидел впереди забор слаженный из отесанных бревен. Я, подпрыгнул, но даже не смог зацепиться за край частокола.
        Еще издалека я заметил, что из-за тына виднелись загнутые коньки крыш, какое-то позабытое языческое явление сгинувшей давным-давно Руси. Я успел разглядеть свежую резьбу, нанесенную опытной рукой мастера. Это оказалось даже удивительней того, что я наткнулся в лесу на деревянный частокол. Когда мировой валютой в мире стала еда и патроны, трудно ожидать что у кого-то осталась еще тяга к ненужным излишествам. Нанести резьбу на ставни, конек или неф - это потратить время на бесполезную ерунду, услаждающую сердце, а не желудок, замес-то того, чтобы пойти кого-нибудь пришить, отобрать деньги, изнасиловать женщину и нагадить в ночной горшок соседа.
        Ну, нет у людей тяги к прекрасному.
        Поэтому я, не боясь, постучал в скоро встретившиеся обыкновенные воротца, калитка даже. Никаких массивных порталов. Звук получился гулким, до неприличия храбрым, эхо которого сразу же побежало хвастаться по лесу. Я напугано оглянулся, думая, что ко мне безоружному это привлечет какого-нибудь одинокого мертвяка, желающего скоротать алеющий вечерок в компании моих теплых свежих кишок.
        Деревянное окошечко в воротах распахнулась и на меня без удивления глянули веселые, задорные глаза молодого мужчины.
        -Чего надобно?
        -Так это, - пробормотал я, - впустите меня к себе. Переночевать, обогреться. А то тут со мной приключилось...
        -А ты часом не христианин?
        Я ожидал вопроса про деньги, моего отношения к мужеложству и причастности к какой-нибудь властной структуре, но явно не религиозного аспекта в этом дремучем, позабытом зомбями скиту. Хотя, если подумать, то в самых укромных уголках мира, куда не ходят тропы, хоронились исключительно религиозные общины. Мормоны, буддисты в горах Тибета или скопцы в Шамахане при Пушкине.
        -А ты часом не того?
        Окошечко сразу же захлопнулось, не оценив моего ехидства. Вообще это было вдвойне странно: наткнуться в лесу на частокол и не встретить откровенного по отношению к себе недоверия. Ну, хоть про кальвинистов и догмат про предопределение не спросили. Феликс, Феликс, въелись в меня твои высказывания! В глубине леса за моей спиной что-то щелкнуло, прогнулось и хрустнуло с ужасающей силой, будто, опять же, "что-то" огромное решило попрыгать на поваленном березовом стволе. Макушки деревьев согнулись в поклоне, словно прибрежные ветлы, и мне стало явно не по себе. Определенно, ко мне двигались те самые налетчики у моста. Увы, от такого здоровяка на дереве не спасешься, скинет оттуда. А вдруг и лазить умеет?
        Я с силой застучал в калитку:
        -Эй, открывай! К вам тут мертвецы движутся!
        Снова глаза в прорези. Безучастны до неприличия:
        -Чего тебе? Как придут, так и уйдут, чай не новая вера.
        -Я не христианин!
        -Чем докажешь?
        -Вот те крест!
        Я перехватил пальцами, уже собиравшуюся было захлопнуться лесную регистратуру и умоляюще проговорил:
        -Мил человек, ну сам посуди, какой я христианин? Если я отвечу, нет, ты меня впустишь? Кто вы вообще такие?
        -В нашу общину вход заказан христианам, плюралистам и заглотным коммунистам, а свидетелем Иеговы особенно. Ясно тебе? Ты в каких богов веришь?
        -В наших. Самых правильных и лучших.
        Глаза сощурились:
        -В наших это, каких?
        В лесу что-то фырчало и медленно шебаршась, ползло к забору. Я искренне надеялся, что это был гигантский добрый ежик, который ищет блюдечко с молоком.. Прежде чем я успел ответить, вратник указал подбородком за мое плечо:
        -Ты поторопись братюня с ответом, а то жирдяй со товарищами скушает.
        Между стволов мелькали приближающиеся фигуры во главе с тем здоровым жлобом, который прыгнул за мной в реку. Вот надоедливые и приставучие скотины! Что им от меня понадобилось, раз преследуют в такой глуши? Или устраняют как свидетеля их странного поведения? Значит, обладают разумом? В этот момент гигант саданул по плечу вырвавшегося вперед мертвеца так сильно, что тот переломился и упал ему под ноги. Тот схватил его за руку, раскрутил и швырнул в мою сторону, будто бы вспоминая свое прошлое олимпийского метателя молота. Остатки туши бухнулись, не долетев до меня и, скоординировавшись, отталкиваясь от земли руками, поползли ко мне.
        -Господи, спаси и сохрани!
        Человек за частоколом охнул:
        -Ага, попался! Здесь в других веруют, христианам вход заказан. Ты дальше иди по лесу, несколько километров, там старообрядцы живут.
        Я взмолился:
        -Нельзя мне к ним, меня ищут за то, что я церкви поджигал...
        Сразу же, как от ветра распахнулась маленькая калитка и я, нагнувшись, мигом влетел в нее. Мужчина хлопнул засовом, и только тогда ворота напряглись и дрогнули, как будто в них зарядили тараном.
        Раздался разочарованный тоскливый вой.
        -Проходи, - сказал мой собеседник и указал на дощатую мостовую, - прямо здесь.
        До меня не сразу дошел смысл такого точного местоположения.
        К превратным доскам был приколочен широкоформатный портрет Господа Нашего и Спасителя Иисуса Христа, явно скомунизденного из какого-нибудь баптистского храма. Надпись под протянутой рукой над белой хламидой гласила: "Иисус любит тебя!".
        Кто не знает, разница между православием и протестантизмом в том, что в протестантской традиции Иисус смотрит на тебя как на ближнего друга, а с православно выдержанных икон лик Спасителя мешает тебя с дерьмом.
        -Милости просим, - сказал охранник, - проходите. Они не прорвутся, даже с жирдяем. Он не может сломать нашу ограду.
        Я, не растерявшись, как следует, вышаркал ноги о порядком запачканное, но все еще имеющее божественное сходство изображение. "Господь наш, если ты действительно любишь меня, то простишь". Религиозный фанатизм вещь упорная, архаичная и явно не для века массовой культуры, где он неминуемо выродится в фетиш, выставленный в тупых комедиях и сувенирных лавках.
        В принципе, мы и так косвенно нарушаем всевозможные религиозные запреты каждый день. Сквернословя, желая каждую проходящую мимо красивую женщину, чревоугодничая. Весь мир в грехе и мы черпаем его столовой ложкой. Но вот когда дело доходит до богохульства конкретного, например, помочиться на стену церкви или подтереть задницу ликом святого, у большинства людей вскрывается какой-то внутренний барьер и они, шмыгнув носом, говорят: "Ну, это же святотатство!" Как будто вся их прежняя жизнь была чем-то другим.
        Двойные стандарты, что с них взять?
        -Так пойдет?
        Стражник кивнул, прислушавшись к ломящимся внутрь мертвецам. Он открыл дверцу и ловким движением прислоненной к стенке железной жлыги, пробил наседающему упырю голову. Затем, оценив обстановку, бросил копье на землю и стал раскручивать ручку авиационной сирены.
        -Иди к главному дому. Там старейшина общины.
        Не успел я облюбовать взглядом бревенчатые срубы, крытые не дерном и не шифером, а искусным тесом и дранкой, как раздался заупокойный, высокий визг. Так визжат люди, падающие с большой высоты. В туже секунду передо мной упало откуда-то сверху тело.
        Старенькая бабушка, несущее ведро, увидав это, бухнулась на колени и воздела руки к небу:
        -Боги явили нам чудо!
        Чудо с рычанием подскочило, обвело потерянным взглядом окрестность и бросилось на бабку. Когда уже во всю выла авиационная сирена, рычаг которой вращал стражник, через забор перелетели и плюхнулись еще два тела, на сей раз понесшиеся ко мне.
        Из домов и из глубины селения, как корь, уже повысыпали мужики и неслись к нам с рогатинами и топорами. Они с гиканьем обрушились на перелетающих через ограду буйных. Вилка рогатины удерживала юрких мертвецов на расстоянии, и пока тело по глупости перло вперед, напарник с топором обходил его с боку и проламывал голову острием. Всё было кончено так быстро, что не пострадала даже старушка, от которой оттащили бездыханное тело. За оградой взревел громадный зверь и по ограде из толстых бревен забухали кулаки.
        -Злится жирдяй, - захохотал бородатый мужчина, - к нам хочет!
        -И что у вас такие празднества, - спросил я осторожно, - мертвецы через ограду летают?
        -Бывает. Сначала ломились, как слепыши, прямо в ограду, а потом умнее стали. Откопали откуда-то из-под земли вот этих здоровяков, а они наловчились через забор перекидывать тех, кто помельче. В первый раз худо было, а нынче приноровились.
        Многие мужики походили на героев бородатых кельтской сказки. Они поведали, что селение зовется Мирград, и здесь поклоняются родным богам. Я, конечно же, радостно закивал и поспешил со всеми облобызаться, плача от того, что смог найти единоверцев.
        Мирград жил рыбной ловлей, тем, что давал лес, но в основном огородами и мелкой скотиной. Крупной, за исключением пары коров и нескольких тупых городских баб, не было - гонять на дальние выгоны животных было опасно, мертвецы задирали буренок. Недавно община лишалась так двух вооруженных пастухов и несколько коров. Мне это что-то смутно напомнило. Брошенные колхозные поля, заросшие небритой дикой пшеницей, позволяли варить большое количество горького, но пива. Иначе, как я ехидно подумал, вся это языческая братия разбежалась бы через неделю.
        В общине жило семь семей и множество людей свободного положения. Требований для устройства в общине было всего два: ненавидеть христиан и заглотных коммунистов, да защищать ее от редких атак кровожадных монстров.
        Я спросил:
        -А почему вы не вырубили просеки на подходе к Мирграду? Мертвецов бы издалека замечали.
        -И власти бы нас тоже заприметили. Могут с летунов углазеть, а потом припишут столько, что пиши-пропало!
        -И богато живете?
        -Не жалуемся. Располагайся, будь как дома, ведь славяне издревле славились гостеприимством!
        Вечер пал, как проститутка. Ветер гулял в вышине, проколотый на холодном лацкане полярной звездой. Пламя ритуального костра, зажженного вокруг выточенного фаллоса, протыкало мрак. Люди подобрались разные, но в основном странные, молодые. Они пели, гудели и смеялись, словно вокруг ничего и не творилось и как будто днем они не отражали атаку живых мертвецов, которых через ограду перекидывала какая-то пугающая двухсоткилограммовая тварь.
        Конкурентоспособный вид, вашу мать. Какие разновидности еще появятся в скором будущем? Нет, теория Фена никуда не годится, хотя можно было и поверить в некоторые ее части. Ох, бедный, вовсе не железный, Феликс...
        Среди сидящих у костра я нашел военного офицера. Это я определил по осунувшемуся виду, усам, планкам бесполезных благодарностей от властей на груди и совершенно хладнокровному спокойствию, с которым либо пить в одного водку, либо с головой в прорубь.
        -А ты что, служивый, - я дружески тронул его за плечо, - тоже язычник что ли? В войска нынче таких берут?
        Он, не отрываясь, смотрел на пламя, словно надеялся разглядеть там бога, которому служил. Медленно ответил:
        -А ты знаешь, как китайцы воюют?
        Всё что я знал о нынешних китайцах так это то, что практически нет зомби хуже оголодавшего ханьца. Ну, разве что русская бабушка сможет его одолеть. Буйные среди них мне встречаются редко, но если попадались, то отличались хитростью, были юркими и подвижными! Пролезут в любую щель, нигде не спрятаться. Да еще и бродят целыми артелями. Окрестности Новозомбиловска этим и были опасны. Город был окружен чуть ли не непрерывным кругом теплиц, создающих свой автономный мегалополис, и тысячи тысяч бедных ханьцев норовили съесть что-нибудь, кроме опостылевших им ядовитых помидоров. Из-за этого от них разило так, что вычислить пришельцев можно было издалека.
        -И как же?
        В конце декабря двенадцатого года, словно по предсказанию кухонных провидцев, когда страна была поражена нашествием мертвецов и алкогольным угаром нового года, китайские десантники высадились в приграничных городах. Хабаровск, Благовещенск были быстро взяты под контроль. Никаких танковых атак, неминуемо завязших бы на пересеченной местности и ставших бы легкой мишенью для авиации. Оправдание нападению огласили по телевизору: "Если правительство дружественной РФ не может защитить жизни наших граждан на своей территории, то КНР с глубокой скорбью в сердце, вынуждена предпринять спецоперацию по защите жизни своих граждан. Так как КНР давно победила неизвестную болезнь, поразившую людей, то мы выражаем поддержку нашим российским братьям, которые еще не до конца справились с катастрофой и просим принять нашу бескорыстную помощь".
        На деле это означало "Мы возьмем столько территории, сколько захотим. Не рыпайтесь, а то хуже будет, и не надо нефтепроводы отключать, а то будет плохо". Надо сказать, что многие встретили китайцев как спасителей. Они немедленно провозгласили борьбу с коррупцией, неизвестной болезнью, ворами и продажными чиновниками, которые формально оставались у руля, но исполняли приказы последователей Мао. Многих из них, впрочем, перестреляли.
        Китайцы утверждали, что давно победили недуг и даже предлагали желающим посетить миролюбивый до неприличия Китай, чтобы можно было все увидеть своими глазами.
        -И как, - удивился я, - действительно победили? Ведь вы там были, все видели. Я только по слухам...
        -Да ни хрена, - презрительно сплюнул офицер, - у них понимаешь, есть много городов десятимиллиоников, где сосредоточены важнейшие промышленные объекты. Когда вся эта хрень случилась, эти товары никому оказались на хрен не нужны. А тут болезнь. Представляешь многомиллионные толпы мертвецов и такие же толпы голодных рабочих, которые и раньше горбатились за чашку риса, а теперь и этого не видно? Вся эта толпа разрывала и разрывает Китай изнутри. Когда стало некому продавать товар, они напечатали много-много юаней, подняли зарплаты и выбросили с переполненных складов товар на внутренний рынок, но и это не помогло. Вот они и решили выпустить пар на нас, иначе бы вся их республика рванула к чертям. Они от безысходности напали, сейчас по Китаю бродят десятки миллионов дохлых. Если не сотни. Еды не хватает, сельчан обирают еще больше.
        Меня это поразило. Я представил, как по дальним равнинам слоняются, сталкиваясь друг с другом, бесконечное количество грязных и кровожадных упырей. Вспомнив разговор об экологии, я прикинул, что такое опустошительное нашествие неминуемо превратит Китай в пустыню, которая начнет расползаться по всей Азии, засыпит барханами Амур и заглянет к нам, в Сибирь, где столкнется с последним рубежом обороны - могучими снежными кедрами...
        -Я знаю об этом, ибо на границе служил. Приходилось интересоваться что да как. А вообще им воевать не выгодно, зачем? Экономикой бы всех прижали к мизинцу.... Так вот, смотрю передо мной ихний военный. По форме, но без оружия. Я не дурак, в плен врагов не беру - стреляю. А он не падает. Еще, еще и, пока не издох. Думал зомби из военных, а оказалось военный зомби.
        -Это как? - не понял я.
        -Понимаешь, они чтобы руки геноцидом не марать, набрали в свои войска множество буйных. Уж не знаю, каким образом, толи газом каким, толи мясом... но я сам видел, как они разгружают рефрижераторы... а потом в наши стороны сигнальные ракеты запускают, и сотни мертвецов несутся за ракетой, пока не замечают нас. Вроде бы чего бояться, стреляй по безоружным. Да знаешь, патронов не хватает, пока они к тебе в окопы не попрыгают, а там рукопашной.
        -Что, правда, зомби?
        -А ты думал? Стояли мы как-то под селением каким-то. Обороняли. Население никуда не эвакуируешь в транспорте как всегда бардак, в городах паника - бегут в деревни. Тут видим к нам с фланга фуры подъехали, ну сил не было там оборонять, артиллерии нет разбомбить, авиацию подавили, вот и подогнали тварей. А из грузовиков как полезли трупы! Китайский офицерик несколько сигнальных ракет ярких выстрелил в сторону населенного пункта и машины умотали. А мертвые понеслись к людям. Пока мы снялись с позиций, да дошли.... всех повырезали...
        -Считаешь, они дойдут досюда?
        Офицер пожал плечами:
        -Скорей всего нет. Им незачем сюда идти. Разве что за месторождения посражаются, но на это, в отличие от людей, нашему государству будет не наплевать, сцепятся крепко. Область не затронут.
        Он рассказывал еще много. Про предательство. Про то, как самолетам не хватало керосина. Про уничтожение целых дивизий, линейных и неповоротливых. Про то, как новые мобильные бригады, оснащенные и профессиональные, героически гибли в бою с превосходящими силами противника. Про то, как китайцы очумело лезли вперед, высаживая десант, захватывая ключевые позиции. Их гнала вперед собственный обезумивший и сошедший с ума народ. Когда бог хочет наказать народ, он превращает его в китайцев. Что называется: не выиграем, так покалечим. И откуда этот миф о неподготовленной и отсталой китайской армии?
        -А после меня вызвали в Иркутск. Наградили как боевого офицера. По ранению меня демобилизовали.
        -Вас ранили?
        -Не, - он отмахнулся, - покусали. Перекусили артерию, товарищи кое-как успели отогнать буйных и залатать меня.
        Глава 14
        -К власти во Франции пришли консерваторы под лозунгом "Долой мертвецов"! Европарламент выразил резкий протест, по выражению комиссара по национальностям, этой "откровенно реваншистской" политикой. "Временно больные являются такими же людьми, как и остальные, и говорить о них "мертвецы", "зомби", "дохлые", когда их состояние нельзя охарактеризовать как смерть, в высшей степени аморально, безнравственно и в духе нацисткой Германии. Мы должны не уничтожать болезнь, а лечить ее""...
        Федьке, слесарю из подвального ЖЭКа, нравилось работать под звуки радио. Во-первых, спускаться в подвал, и перекрывать воду было не так страшно, а во-вторых, Федька интересовался мировой политикой, экономикой и прочими вещами, что вызывали добродушный смех товарищей по цеху.
        -Тем не менее, следует отметить, что тенденция прихода к власти национальных сил правого толка отмечена по всей Европе. Правительства стран не могут сдержать рост непонятного заболевания, охватившего весь мир. Военные структуры и силовики практически бездействуют. По официальным данным во "временно больные" зарегистрированы около сорока миллионов человек в одной только Европе. Экономике нанесен громаднейший урон. На прошедшем заседании ООН Китай предложил помощь Европе, что было отклонено...
        Труд слесаря был интересен. Вообще любую работу, даже самую механическую, можно превратить в труд, если подходить к ней с головой. Федька был королем стояков и батарей, магистром клозетов и повелителем ключа на двенадцать. Жаль только горячую воду теперь, как и в старые времена девяностых, отключали еще в апреле, поставки угля из Кузбасса, прекратились, и город отапливался лишь в самые холодные сибирские месяцы.
        Федька знал, что уголь для котельных продают направо и налево все кому ни лень, поэтому собирался голосовать на выборах за Партию Живых, обещающую навести порядок в регионе. Здороворосы ему не нравились.
        Защелка подвальной двери подалась в сторону, и Федька спустился в голодную, сухую тьму катакомб. Вызов поступил из дома, в котором неожиданно прекратилась подача холодной воды. Никаких ремонтных работ не производилось, так что слесаря послали проверить подвал. Надо сказать, что это был не первый такой вызов, после которого трудяга не раз обнаруживал свернутые вентили с перекусанными цепями. Как ему казалось в темноте, стальную цепь кто-то долго глодал, так как все звенья были надкусаны как будто человеческими резцами.
        -Мировое сообщество должно консолидироваться перед лицом глобальной опасности и выработать единый вектор противодействия пандемии...
        Выключатель вхолостую пощелкал пластмассовым носиком. Мародерство в городах достигло своего апогея. Несли всё: от, никому не нужных досок, до лампочек и пробитых эмалированных тазов. Город готовился и запасался к зиме. Все понимали, что продать на сторону угля хочется всем чиновникам, а дотапливать квартиру придеться буржуйками. Что называется, прошло сто лет.
        Федор включил фонарь и направился к техническому узлу, чтобы восстановить подачу воды. Он ступал по пыльным, мертвым сумеркам, которые раздирал круг фонарика. Странная вонь, словно пробитая канализация, рвала ноздри. Муниципалитет не счел работу слесаря в новых условиях опасной, поэтому исследования подвалов и прочих закутков, им нужно было исполнять в одиночку или в паре с напарником. Полиция была приписана к врачам, школам и, конечно же, депутатам, чиновникам, священнослужителям.
        Бояться встретить зомби, было глупо, им не нравилась скучная и безжизненная тьма сырых подземелий, но как объяснить эту доходчивую мысль собственному организму?
        -А теперь к местным новостям. Послезавтра в Новосибирске начинаются выборы в законодательное собрание. Главные политические конкуренты Здоровая Россия и Партия Живых. В то время, как эксперты высмеивают саму идею выборов, называя ее смехотворной, в последнюю неделю несколько главных лидеров Здоровой России были убиты "временно больными" гражданами в собственных подъездах. Партия обвинила в этом своих конкурентов, назвав их экстремистами и сепаратистами, которые хотят разорвать, цитирую: "единую и сильную Россию на части". На что лидер Партии Живых ответил: "Если здороворосы полагают, что мы подослали к ним больных зомби-убийц, то это явное свидетельство того, что они сами не вполне здоровы".
        Как и предполагал Федька, вентиль оказался вырван, а цепь, защищавшая его от разных хулиганов, толстая цепь в полпальца толщиной, была разогнута и порванной змеей лежала на бетонном полу. Это, вкупе с вонью, походило на целенаправленный саботаж. Слесарь в перчатках взял обломок вентиля, осколок его зуба торчал из магистральной трубы. У кого есть столько силы, чтобы сломать прочный металл? По наушнику щебетали новости, и Федор не сразу расслышал шаркающие, протяжные, как крик "ау" шажки из темного коридора.
        -Не стоит бояться так называемых зомби. Повторяю, это не зомби в полном смысле этого слова, это живые люди, не находящиеся под чьей-либо властью, если вы, конечно, не верите в магию.
        Федор вытащил наушник и тот повис, как миниатюрная телефонная трубка на проводе, болтаясь у его колена и издавая громкую, раскатывающуюся в темнице, как горох, речь какого-то ученого биолога.
        -Вася это ты?
        Его один раз до полусмерти напугал коллега по работе: с жутким завыванием протянув дрожащую руку из темноты. Тогда чуть не вышла крепкая ссора с рукоприкладством.
        -Васек, опять ты?
        Свет рисовал геометрические фигуры на грязных стенах: то точку, то луч. Слабый свет из окошка, выросшего под самым потолком, лишь добавлял в общую картину серой, нудной пустоты.
        В дверях показалась сгорбленная фигура. Федя немедленно осветил ее и не смог сдержать вскрика. На него задумчиво глядел мертвец с обваренной кипятком головой. Кожа слезла и напоминала короткие обрывки бледного серпантина прилепленного к красно-черному, засохшему мясу. За спиной мертвеца появились еще несколько фигур протолкнувших его в помещение.
        Они, подступая к слесарю молча, как заговорщики, уверенные в своей безнаказанности, им было незачем торопиться. Полтора десятка больных, тонна порченого мяса. Лица злые, искаженные, превращенные в морды с отсутствующими носами, ушами или вовсе с обглоданными щеками, хоть кулак засовывай.
        Федя попятился к стене, наблюдая за тем, как его полукругом окружают мертвецы. Служебного травматического оружия, как, например, дворникам или мусорщикам, ему не полагалось, поэтому рабочий выхватил большой газовый ключ, который он носил для самообороны и, потом уже, для работы.
        -Не подходите!
        Мертвецы остановились, наблюдая за ним и источая из гнилых легких тот липкий и резкий запах перегноя и тления, как из лопнувшей канализационной трубы.
        -Не подходите или я вам всем башку на хрен проломлю!
        Гости не двигались, безучастно наблюдая за вспотевшим слесарем. Такая необычная дуэль продолжалась с полминуты. Мужчину била крупная дрожь, вдоль хребта вырос ледяной гребень инея. Он понимал, что встретился с овощами, которые суть безобидные существа, которых привлекают исключительно громкие звуки или красочные зрелища. Они услышали его шаги, пришли посмотреть.
        Но, черт возьми, что они вообще позабывали в подвале и как в него проникли, если дверь была заперта?
        Он двинулся вперед и каждый его осторожный шаг, казался ему тем ураганом, где в шуршании голубой спецовки, хруста камешков под подошвой ботинка, скороговорке из наушника в подземелье звучащей громогласным концертом, неминуемо сорвет крыши пялящимся на него трупикам.
        Когда он приблизился к первому мертвецу, полицейскому с зияющей раной в левой стороне груди, Федя вообразил, что он сейчас бросится на него. Труп не шелохнулся, только повернул голову и с интересом посмотрел на живого расширенными зрачками. Федя отважился посветить фонарем ему прямо в лицо, но глаза покойника также, не моргая и не слезясь, продолжали наблюдать за слесарем. Следующих мертвяков, серых горожан, слесарь тоже миновал без проблем.
        Это были самые простые овощи, пришедшие поглазеть на него, человека.
        Он вышел в коридор, где толпилось побольше дохлого народу и стал осторожно пробираться через вставших, как в пробке, людей, стараясь никого не задеть плечом. Опухшие, как при водянке или наоборот высохшие лица. Там, где зияли раны, гнила и отмирала плоть. Раны некоторые мертвецов были перевязаны чистыми марлевыми повязками - поработали добровольцы из общественных служб, которые ухаживали за овощами. У одного из плеча торчал болтающийся опустошенный шприц, тимуровцы прививали ставших мертвых граждан. Служба по излову и изоляции мертвецов работала плоха из-за огромного наплыва посетителей.
        Разводной ключ стал мокрым и липким, как паутина, Федя брел вперед к лестнице и льющемуся оттуда свету. Головы, как подсолнухи оборачивались к нему, и в узком каменном мешке чувствовалось спертое, теплое дыхание.
        Свобода была совсем близко. Он уже подходил к светлому пятну на полу, когда оно начало в издевку медленно-медленно истончаться. Не помня себя от страха, слесарь рванул вперед, ударяясь о холодную плоть безмолвных стражников и расшвыривая их в сторону, когда вдруг застыл на первой ступеньке лестницы.
        У изголовья бетонной лестницы стояла темная фигура, медленно и с явным наслаждением закрывающая за собой тяжелую дверь. Капитулирующий белый свет зловеще вырисовывал капюшон, опущенный на голову.
        -Здравствуйте.
        Сантехник сжал ключ в дрожащих руках. За его спиной с шелестом выстроились мертвые люди, как полки на параде за направляющим их полководцем. Они ждали команды.
        -Ты кто?
        Дверь затворилась и во мраке, один из зомби с удовольствием ударил кулаком по выключателю. Еще и еще. Ему было невдомек, что свет нельзя включить. Ему нравился сам процесс и он высунул синюшный, еле помещающийся в пасти язык.
        Фонарик засбоил и выключился.
        Фигура стала спускаться с лестницы, роняя каждое слово на ступеньку:
        -Боюсь, вам придеться здесь умереть.
        Протянутые со всех сторон руки утащили Федора в глубину катакомб. Его крики заглушили заключительный радиорепортаж городских новостей:
        -По всему городу зафиксированы перебои с водой. Власти не могут организовать снабжение населения чистой водой, отчего по городу зафиксированы стихийные митинги и собрания против партии власти. Здороворосы говорят о провокациях. Агрессивных граждан замечено не было.
        Он сидел напротив, заложив, как душу, ногу за ногу. Остроконечный черный носок неторопливо качался вверх... вниз... вверх... вниз. Кисть в черной перчатке, извечный, совершено не гармонирующий с впечатлением, которое он производил, капюшон на голове.
        Это злило Еремея, который мог различить из внешности собеседника бледность и невыразительность, но составить полного своего представления о хозяине он никак не мог. Правда, вида он не показывал, продолжая непринужденно улыбаться той улыбкой, какую только можно извлечь из себя человек, когда перед тобой сидит тот, кого ты смертельно боишься и против кого ты задумал предательство.
        -Какие замечательные новости передают, ты не находишь?
        Это омерзительное, дружески-фамильярное "ты", заставляло нервничать мужчину еще больше, чем обыкновенный официальный, холодный язык. Казалось, Иван обо всем догадался, в курсе каждой мелкой подробности заговора и даже исправляет там мелкие орфографические ошибки.
        -А что в этом хорошего?
        -Как же! Кто виноват в том, что жителям не достается воды? Власть! Кто может исправить ситуацию со снабжением домов водой? Партия Живых! Выборы у тебя, Еремей Волин, почти в кармане.
        Мужчина незаметно сглотнул:
        -Вы хотели сказать у вас?
        -Я хотел сказать то, что сказал. У тебя.
        Это так сильно контрастировало с поведением Ивана в той палатке на митинге, что Волин побелел. Таинственный человек между тем продолжал:
        -Разве я не понимаю, что такая фигура как я тебе больше не нужна, тем более, после выборов. Вы всей командой гадаете кто я, откуда и человек ли вообще. А так как разгадать этого не можете, то наверняка убьете. Ведь человек больше всего боится неизвестности, так? Неизвестность пугает, да... именно поэтому, скажем, самоубийца на войне предпочтет застрелиться, чем идти в атаку. Казалось бы, в чем разница? И там, и там смерть. Но в атаке ему может оторвать ступню, а может мошонку. Его могут взять в плен и долго пытать, отрезая кусочки плоти. А тут итог известен...
        Он продолжал сладко говорить, наблюдая из-под капюшона, как белеет бывалый ветеран горячих точек. Казалось его слова, льющиеся медовым потоком, подобны аспидам, источающим дурман. Носок туфли качался, как гипнотический маятник под мерный шепот голоса. Вниз... вверх.... Это вызывало головокружение, но вовсе не от видимости скорого успеха, а от взгляда в бездонную пропасть. Волина вырвало прямо на ковер, украшающий пол кабинета.
        -Тебе плохо, друг?
        Волин затравлено посмотрел на Ивана, изо рта совершила самоубийство желчь, разбившись о мокрый уже ворс.
        -Мой друг, завтра пройдет голосование в Новосибирске. Голосование по области уже закончено. Насколько я знаю, бюллетени свозятся для подсчета.
        Военный поднялся с колен, и устало проговорил, утирая рот платком:
        -Простите, Иван. Как-то само собой вырвалось, - он неуверенно улыбнулся, области начихать на выборы, за нее прочно держатся здороворосы. И местные бандиты, которые хотят стать легитимной властью, чтобы не отдать своего дармового куска. Да и зомби, все запуганы, как девочки-первоцветки.
        Иван ответил:
        -За то, что люди отдадут голоса за не нужные партии, ты не бойся. Знаешь же, как нынче опасно на дорогах. Когда избирком будет подсчитывать голоса, твои молодцам надо быть во всеоружии. Мы все должны понимать, что вся эта чехарда с выборами всего лишь мишура. Это фиговый листок, чтобы прикрыть притязания на власть. Они нужны разным противоборствующим группировкам для того, чтобы прикрыть вооруженный переворот, который они непременно проведут, если увидят, что их поддерживает, хоть какой-нибудь процент населения. Это давняя практика. Восставшие всегда старались выдвинуть в лидера человека, который обличен какой-нибудь государственной власти: судью, полицейского, военного. Этим они делают, как бы законными, свои требования. Я мыслю так.
        Волин поднялся и, отойдя от сделанной им лужи, повернулся к окну. Раскаленный диск солнца падал на город, угрожая превратить его в Содом, близился к ежевечерней кончине.
        -Как вообще в этой неразберихе можно проводить выборы? А тем более следить за их честностью?
        -Этого хочет толпа. Мы, как политики, должны положить ей в рот иллюзию того, что она участвуют в политической жизни. Не думай об остальном, когда объявят результат, вы должны аплодировать с автоматами на перевязи, иначе никто не признает выборы законными.
        Он встал и подошел к двери.
        -Я тут тебе кое-что оставил, мне это больше не нужно. И, Еремей, не надо меня убивать до поры, я еще пригожусь. Хха-ха!
        Он впервые на памяти политического лидера засмеялся. Причем сделал это так мастерски, по-актерски, как будто смеялся всю свою сознательную жизнь, да еще и подрабатывал шутом на сцене.
        -Да что же это такое! - Еремей, подойдя к столу, хлопнул кулаком по столу, - Руслан пропал, а его сына нашли повешенным, Эдик убит.... а теперь, я?
        Он вновь ударил кулаком по столешнице. От удара покачнулся и повалился на бок оставленный Иваном тот самый кожаный портфельчик.
        Глава 15
        Я смотрел на сколоченный помост, возвышающийся над дальним, ближе к реке, гребнем частоколом. Вверх его был оплетен, как беседка, плюшем, создавая иллюзию стен и там, в свежем растительном полумраке, располагалась удобная скамейка со спинкой. На ней сидела пара влюбленных и сквозь просветы в лиственном пологе, любовалась высыпавшими, как бледные веснушки, звездами. Парень и девушка с длинными косами нежно обнимались, и спутник красавицы показывал пальцем на небо, повествуя как древний сказитель, о далеких созвездиях.
        Мне, грубому материалисту это было неведомо. Я понимал всего лишь то, что счастлив и благословен тот, кто, сидя по уши в окопной грязи и слушая посвист мин и стоны умирающих товарищей, может играть на дудочке. Или, когда полмира сошло в могилу и выбралось из нее, просто и самоотверженно любить, без хитростей и воплей в он-лайн дневнике.
        Когда кругом тьма и запустенье, просто любить.
        Это было прекрасно.
        Вокруг костра кружились девушки в длинных, до пола, костюмах. В отблесках красного дамаска их лица вспыхивали угольными тенями и, казалось, что в изогнутых запястьях блестят короткие степные акинаки. Монотонный барабанный ритм погружал в транс. Чудилось, что вокруг костра пляшут шаманки. Тени их внезапно удлинились, взыграли темной силой и вспорхнули, отделившись от тел, ввысь, где пробив зелень, кувыркаясь, ринулись в небо. И я смотрел уже на то, как в упавшем на меня небосклоне, разрастаются и принимаются сражаться огромные фигуры воинов. Они скрещивали то мечи, то резные кружки с брагой и сверху падала то кровь, то пена. Это одна из девушек кропила слушателей пахучим настоем зверобоя.
        Меня настолько захватило это зрелище, что я не сразу понял, что в танец женщин вплелась, под медленные и звонкие переливы гуслей, протяжная варяжская история о двух братьях-викингах, не знающих разлада в бою, но убивших друг друга из-за захваченной в плен красавицы.
        Подобный поворот сюжета сразу заставил меня насторожиться, так как очевидно, что самые печальные песни рождаются у бардов из-за предательства бабами благородных мужей. Елена тому свидетель.
        Рядом со мной сел старец. Весь в белом, как из блестящего фэнтези, где злодеи всегда в черном и на троне с подлокотниками из черепов, герои бедные, с волосами до плеч, обязательно цвета вороного крыла, а спутницы грудасты и вначале на дух не переносят будущего спасителя книжного мирка. Старец впечатлял, точно оживший Порфирий Иванов, только телосложением поуже. Он принял братину с медовухой, начавшую коловращаться по кругу, сделал второй глоток, первый был отдан костру, что сразу выдало в нем родновера старой закалки, и передал посудину мне, сегодняшнему гостю.
        -И как давно вы здесь обустроились?
        Он ответил:
        -Прошлой весной. Ушли из города, сюда, в глушь. Здесь у нас раньше капище было. Мы его обустроили и зажили, а потом начали принимать всех, кто убежища просил. На Руси издревле гостеприимство считалось почетным и важным делом, поэтому и к рабам относились как к членам семьи, а уже потом христианство все изгадило...
        Так послушать, христианство виновато во всем, в чем не виноваты евреи. А если наложить оба портрета друг на друга, то получится такое инфернальное зло, что Сатана, увидев, обгадится со страху.
        -В чем же виновато?
        -А ты знаешь, почему мы так далеко от города все это построили? Потому что жгли нас регулярно. Полицию натравливали, экологов, чиновников. В общем, разбойников всяких. Всякие братства святых, от Невского до Владимира против нас выступали. Говорили, что в православном государстве не место подлым язычникам, которые всегда были чужды русскому человеку.
        Любимый музыкальный инструмент людей, имеющих твердые сформировавшиеся взгляды, - это шарманка. Они заводят ее по всякому поводу и уже через несколько минут настойчивой проповеди, хочется затолкать этот клавир в задницу очередному пророку.
        -Наглядно иллюстрированный дебилизм христианства - святая уверенность в том, что из-за какого распятого преступника они получили единственно верную и непогрешимую монополию на истину. Мы же считаем их язычниками, и никакой Тертуллиан не переубедит нас в обратном.
        Ответ на эти сетования мне был ясен, Фен прожужжал им мне все уши. Христианство победило не потому, что было чем-то радикально новым, иначе большая часть людей, сейчас молилась Зороастру, а потому что оно было нужно светским правителям. Один бог на небе, значит один царь на земле. Человек, из-за технологического развития, перестал нуждаться в коллективных религиях. Он мог прожить и один, посему жизненно необходимым стал процесс появлений религий индивидуального спасения. К сожалению споры, по этому поводу из интернета перекинулись на грешную землю.
        Эх, жил бы я две тысячи лет назад и додумайся до такого простейшего принципа, сейчас бы висел по всем красным углам и миллионы разбивали бы себе лоб, надеясь услышать в своем затуманенном сознании мой неповторимый божественный глас.
        Братина с медовухой вновь вернулась. Я спросил:
        -Надо же, как вкусно. Вы ее сами делаете?
        Старец посмотрел на меня и благосклонно улыбнулся:
        -Пока не выходит. Это наши добровольцы прикатили кегу из одного магазина.
        Он рассказал мне, что община живет тем же, чем в принципе жил и я. Собирательством и мародерством. Когда какое-то высшее существо, в которое человек безоговорочно верит, утверждает что берет на себя всю земную ответственность, а единственный судия, перед которым предстанет индивид, это та самая божественная сущность, то у человека шарики залезают за ролики. Грабь, воруй, убивай во имя доброго Бога! Мы за него, так кто же против нас? Нечто подобное испытывали германские офицеры СС, командующие концентрационными лагерями, свято уверенные, что американцы их не тронут, потому что они исполняли приказы фюрера, который, как известно, принимал на себя всю ответственность. "Понимаете, в том, что я засыпал Циклоном-Б евреев, нет моей вины, ведь я всего лишь выполнял приказ!"
        Забавно, считать себя всего лишь инструментом, который может резать, как скальпель или отправлять в страну проломленных черепов, как дубинка, искренне при этом веруя, что раз ты выполняешь чьи-то приказы, то ты невиновен.
        А мозги то, блин, на что???
        -А то, что сегодня было, с атакой мертвецов, это страшно?
        Старец засмеялся, а вместе с ним, расслышав мой вопрос, засмеялись остальные общинники.
        -Это не страшно. Они появились по воле богов, испытывая нашу мужественность. То, что христиане называют зомби всего лишь продукт их христианского бога Яхве. Что можно ожидать от бога, которому поклоняются старые и убогие, слабые и бессильные люди? Ты когда-нибудь видел кто молится христианскому богу? Старухи, инвалиды, слабые люди, которым жизненно необходимо спасение. Он выпил из них все соки, превратил в засохшие мумии, которые теперь разгуливают по улицам. Демиург сделал свое дело, демиург может уходить. Они страшны не более, чем собака на цепи. Гораздо страшнее другое...
        Костер выплюнул стаю рыжих искр, расцветших на лице старца ужасными тенями. Глава общины воздел руки к небу и пророкотал:
        -Есть вещи пострашнее мертвецов. Это... - он сделал эффектную паузу, - Свидетели Иеговы!
        Со всех сторон раздались причитания и плохо сдерживаемые возгласы возмущения. Я различил древнее славянское проклятие: "Чтоб они обосрались!". Выглядело это так, как будто старец только что публично похулил Перуна, спалил в огне, чур, посвященный Стрибогу и сказал всем, что он уже с полугода как является неофитом Христовой веры.
        -Это как это? - удивился я, - они, что и сюда пробрались?
        Дело было в том, что для разных маргинальных и не очень религиозных групп пришествие Зомбикаплисиса (кстати, популярность самого названия и была растиражировано именно фанатиками веры), появление в мире неприкаянных живых мертвецов стало настоящей манной небесной. "Мы же вас предупреждали!"; "Вот оно, пришествие Антихриста!". Проповедники всех мастей и пяти континентов захлебывались от распиравшей их конфессии профессиональной гордости: наконец-то за полторы тысячи лет, христианские идеологи смогли точно предсказать Конец Света! О ста пятидесяти тысяч не сбывшихся предсказаний, разумеется, никто не вспоминал. Так всегда в человеческой массе: тысячи шарлатанов делают миллионы фантастичных прогнозов. По теории вероятности хотя бы у одного из них они непременно сбудутся в мельчайших подробностях. Тогда он становится всемирно признанным магом, покупает себе белый костюм двойку и пиар-менеджера, да отправляется в тур по городам мира, где восторженные идиоты кладут к его ногам стопки хрустящей зелени.
        -Даже среди христиан, - важно поднял сухой палец кверху старец, - есть свои отщепенцы и изгои. К сожалению, враг моего врага, не наш друг. Хуже Свидетелей Иеговы нет ничего в этом мире. Я однажды видел, как от них с воем убегали даже буйные мертвецы!
        После появления мертвецов мир стал по-настоящему религиозен. В пору социальных катастроф большинство людей становятся, еще более внушаемы для пропаганды, а мировой поставщик опиума для народа не терял времени даром, за просто так раздавая надежду и поливая благодатью жаждущие спасения от заразы массы. Сколько появилось новых сект! От зомбипоклонников, считающих мертвецов новым высшем видом и поклоняющихся какому-то новому, реинкорнированному из Гаити Барону Субботе, до христианских ортодоксов, призывающих сжечь презренную плоть мертвецов в огне. Это те самые столбы, что длинными рядами стоят вдоль дорог, как напоминание проезжающим, что массовая охота на ведьм это не Средневековая вещь, а идея эпохи Возрождения, когда людям стало больно за бесцельно прожитые годы и они стали искать себе козла отпущения. Сегодня массе надо решительно быстро найти козла отпущения за произошедшее на планете, и было выбрано, разумеется, самое незащищенное существо в мире: обыкновенный, тихий и забитый мертвец-овощ. Человечеству как будто свернули какой-то клапан и, через него забила тугая, валящая паром струя
концентрированной ненависти. За тех, как народонаселение сходит с ума было наблюдать страшнее, чем за пришествием живых мертвецов.
        -Они осаждают нас каждую неделю. Приезжают целыми толпами на автобусах и бредут к нам, раздают свою литературу, брошюрки! Обклеивают забор объявлениями.
        -А что делаете вы, - заинтересовался я, - впускаете?
        Старец улыбнулся:
        -Нет, в этот день мы отрубаем курице головы и вывешиваем ее за тын, когда приходят эти сумасшедшие. Они кричат, что это против Бога - лишать кого-то жизни. А потом, зачуяв кровь, сюда сбегаются те, кого породил их почитаемый Иегова. К нам они перестали ходить, теперь к соседней общине старообрядцев наведываются. Говорят, те не стали заморачиваться, взяли топоры и порубили пришельцев. Тоже те еще поклонники демиурга.
        Мир определенно сходит с ума. Возможно, это начало конца. Тысячи народившихся сект кричат о Конце Света, провозглашают сотни новых божеств и пророков, но самое ужасное, что люди, кинутые своим государством, профсоюзом или спасаясь от семьи, которая хочет их загрызть, следуют за новоиспеченными мессиями. Они жертвуют средства, время и жизнь, чтобы хоть на несколько дней, но поверить, что там, за порогом смерти, которая нынче совсем рядом и дышит в затылок, их ждет вечное, искупительное блаженство.
        Костер догорал, как прежняя эпоха: нехотя и с треском ломая обуглившиеся деревянные кости. Мы сидели в молчании, которое нарушало тихое пение молодых девушек, завороженных рубиновыми углями. Воздух прорезал унылый, рвущийся вой. Никто не обратил на это внимания, даже я. Казалось, что время остановилось, устав смотреть на жестокость, с которой люди боролись за жизнь. Поразительно, человеки считают человеческую жизнь высшей ценностью, поэтому готовы убить любого, кто посягнет на это утверждение.
        Возродился, фактически убитый научным прогрессом, естественный отбор. Теперь выживал сильнейший. И хитрейший.
        И тут, средь упокоенного, чуть хмельного умиротворения я понял, что для всех этих изгоев, сбежавших из душных городов и воняющей гнилью несправедливой реальности, для всех них смерть миллионов людей и появление зомби, было самым настоящим счастьем. Они жили здесь, не зная уголовного кодекса, правил дорожного движения, хамства чиновников и ненависти быдла, готового смешать с говном любого, кто хоть на полвершка выше их самих. Наверняка каждый из общинников, даже отчаявшийся офицер, в тайне, в тет-а-тете с собственной душой, рад тому, что все произошло так, как есть. Они оставлены, никому не нужны, ни военкомату, ни налоговой инспекции. Не нужно вставать на работу или идти в караул. Воля!
        Они по-настоящему свободны и даже вольны, чего у них никогда бы не было в условиях "здорового" общества. Сколько таких людей теперь бродит по свету? Кто, потеряв имущество, приковывающее его к земле, теперь пытается осуществить свою мечту? Фен бы непременно сказал про Хрущева, который бил сандалий по трибуне не от того, чтобы продемонстрировать мощь страны, а потому что терять было, в общем-то, нечего.
        Только потеряв все до копейки и удостоверившись, что произошла новая мировая переоценка ценностей, человек готов плюнуть на все условности и богатства и заняться тем, чем ему реально хочется. Например, удить на заре подлещиков, сидя на резиновом горбу лодки или наконец-то хоть один раз с почтением встретить закат, совершить ради любимой женщины подвиг или просто, беззаботно насвистывая и поигрывая мелочью в кармане, пройтись летним полднем по набережной, улыбаясь каждой проходящей мимо девушке.
        И то, что меня родит с этими людьми, это появившаяся возможность разбавить глотком пусть соленой воды, свою до неприличия пресную жизнь.
        Зомбикалипсис не всем принес горе, но дал возможность почувствовать за вкусом крови и беды, что Счастье не в уюте и комфорте, а в стремлении исполнить свою мечту. Ведь мечта у человека всегда одна, а желаний много. Да и как можно было бы понять, какое оно на вкус, Счастье, если ни разу не отрезал от краюхи горя жирный ломоть?
        На этой идиллии, как всегда бывает либо у неудачных романтиков, либо не у слишком смышленого автора, я увидел Фена, спускающегося с беседки. Моя мутлахара почти достигла сансары, поэтому ни крика радости, ни возмущения, а стойкое оловянное, почти буддийское спокойствие отразилось на моем лице.
        Он присел рядом со мной, как ни в чем не бывало, и произнес фразу, которую по всем канонам должен был сказать я:
        -А я думал тебя уже нет в живых.
        -В этом твоя проблема, - устало ответил я, - ты слишком много думаешь.
        -Я выход нашел, там, на шоу. Сбежал через подвал по коллектору, который к реке идет, а там и до сюда добрался.
        Я, почти не разжимая губ, глядел в костер:
        -Как все просто на самом деле.
        Воздух наэлектризовался энергией, это много детишек, жмущихся к дряхлому старцу, возбужденно заголосили. Они слушают страшные истории про мертвяков и богов, чтобы потом, ночью, с придыханием рассказать матерям о том, как храбро вытерпели все страхи.
        -Да, просто.
        Место не настраивало на сложные разговоры.
        -И куда теперь?
        Он ответил:
        -Я здесь останусь, мне здесь хорошо. А ты?
        Отговорки себе можно придумывать много. Я, де, инвалид. Или я однажды уже сказал хулигану, что он нехорошо поступает, избивая слабых. Мне нужно было в Новозомбиловск. Как-никак я видел то, что происходило на дорогах. То, что мертвые люди стремительно умнеют, сбиваются в шайки и движутся в сторону населенных пунктов. Я знал, что вокруг столицы Сибири была возведена сеть блокпостов и все важные магистрали, могущие привлечь внимание трупов, были перекрыты.
        Но как ловко они расправились с автобусом, как они метали своих через ограду капища! Мертвые центурионы ведут своих гниющих легионеров на штурм нового Рима. И если вы подумали, что я заразился целью кого-то спасти и стать героем, овеянным славой, вы ошибаетесь. Просто в городе сейчас безопасней всего, если падет он, то мелкие селения тоже вырежут. Сейчас в столице безопасней всего. Она окружена солдатами и там полно провизии.
        -Я в Новозомбиловск.
        -Ты что, Иван? Зачем это тебе.... Оставайся здесь, где безопасно. Ты думаешь, пройдешь к городу, когда кругом такое творится?
        -А что творится, - спросил я, - ты откуда знаешь?
        -Мне в общине рассказали о том, что сегодня какие-то гиганты целый автобус с людьми уничтожили.
        -Я знаю, Фен, знаю. Ведь там был я. Я пойду. Это уже дело принципа. Дойти, я докажу кое-что себе. Мертвецы стремительно умнеют, организуются, чуть ли не маршируют. В области теперь не выжить, они легко сметут все заставы, охраняющие фермеров, а без продовольствия теперь уже полумиллионный город просто вымрет зимой. Если прижмут в городе, то рвану на запад, там, говорят, получше.
        Он помолчал, а затем сказал, что меня ничуть не удивило:
        -Тогда я иду с тобой.
        Глава 16
        Мы встретили его на размолотых красных зубьях какого-то коттеджа сельского царька. Он увлеченно, не замечая нас, продолжать опускать на голову трепыхающегося мертвеца рыжий кирпич. Делал он это с такой самоотдачей, будто бы писал донос или любовное письмо.
        Фена скорчило от вида серых, обескровленных мозгов, биомассой вытекшей на землю. Я флегматично наблюдал за молодым человеком, который не успокоился, пока не превратил кочан зомби в раздавленную репу.
        Только после этого он улыбнулся и спросил:
        -Добрый день, господа.
        День был хмурый, кислый, вонючий, с не подтершейся с утра задницей неба. Воняло приевшейся уже щетиной, откормленные бродячие псы, что одновременно умудряясь вылизывать зад товарищу и подвывать, растаскивали груды помоев. Чадил догорающий домик. Короче, во всех откровениях, но день разлагался на редкость паршиво.
        -Действительно, - ответил я, - с добрым днем вас.
        Как мне подсказывало наитие, для этого человека добрый день заключался не в поющих, как херувимы, птичках и не в божественной лазури под голубеньким фингалом неба, а в том, сколько он успел убить мертвецов.
        -Буйные? - с ученой степенью спросил Фен, указывая на четверых таких же перемолотых кирпичами мертвецов.
        -Овощи, - спокойно ответил паренек.
        Да, паренек. Обкорнанные волосы, улыбчивое лицо с такой абсолютной открытостью и добротой, что походило на лицо серийного маньяка. Свобода в лице. Голубой и свежий взгляд приподнимает дуги бровей, которых хочется, как Гомер сравнить с натянутыми тетивами.
        -Зачем ты их убил? - спокойно спросил я, - ведь они суть неопасные.
        У родноверов я разжился длинным железным прутом, который успел уже один раз опробовать на сноровистым мертвеце. Он спрыгнул на нас с дерева, с визгом человека, живущего в гармонии с природой, то есть дикой обезьяны Бразилии. К несчастью для него, он насадился на железный шест в моей руке.
        -А почему бы и не убить?
        Парень пожал плечами и ответил с беззаботностью юности, какая бывает, когда ценишь чью-то жизнь не больше, чем приклеившуюся к подошве жвачку:
        -Да не люди они, чурки.
        Нет, я конечно и раньше знал нацистов, но я всегда искренне полагал, что это такой зверь, обитающий исключительно в вольере интернета, а их угрозы весят не больше, чем пара электронных байтов. А он стоял передо мной здесь: живой, общительный как огонь, светлый и вовсе не злой.
        -Так они ж мертвецы, - пробормотал я, - что с них взять?
        -Чурка всегда будет чуркой, - авторитетно ответил он, - все отличие заключается в том, что если он умрет, то будет при этом дохлым чуркой.
        Такой расистской вакханалии Феликс Викторович перенести не мог. Он, как никто другой знал и ведал о прекрасных цивилизациях Древнего Египта, Шумера и Кадеша, империи Тан, Великой Армении и жестокой Ассирии. Для него факт оскорбления кого-то другого по такому зыбкому факту, как национальность был равносилен тому, что назвать квадрат плохой геометрической фигурой лишь на основании его четырех углов.
        Проблема таких, как Феликс Викторович, заключалась в том, что они не могли выйти за системные рамки этих самых четырех углов. Я же, хоть и не отличался расистскими взглядами, вполне понимал поступок молодого человека, видевшего в анархии реальную возможность осуществить свои планы. Кому не охота подкинуть в костер своей молодости поленья, чтобы он горел, так чтобы обожглись и обзавидовались старики?
        В конце концов, каждый убивает свою молодость: кто-то алкоголем и бабами, а кто-то убивает других.
        -Ну, будем знакомы. Я - Иван, а это мой друг Феликс Викторович. Мы как видишь, люди.
        -А твой дружок часом не жид? - прищурившись, спросил молодой человек.
        Феликс за моей спиной, как за трибуной, затрясся и, клацая зубами, прокричал в ответ:
        -Сам ты жид!
        Почему-то люди, утверждающие, что не страдают антисемитизмом, на такой вопрос всегда отвечают симметрично "сам ты жид!", как будто их оскорбили. Видимо юдофобия сидит глубоко в подкорке мозга.
        -В таком случае будем знакомы. Я - Шуруп.
        Меня покривило от этой игровой клички, но он объяснил, что его звали так давно, еще до мертвецов.
        В недостроенном коттедже, где еще не был положен парик потолка, прикрывающую лысую на отделку гостиную, мы расселись пообедать. Обычного страха и недоверия, как к той девушки в лесу у меня не было. На ближайших подступах к Новозомбиловску серьезных мародеров не было - все давно обобрали. А от мелкой шушеры, сектантов, зомбипоклонников или хулиганов я бы сумел отбиться и убежать. Мы хотели пошарить в обломках, чтобы найти что полезное, дабы сбыть награбленное, поэтому и набрели на сожженную резиденцию какого-то богатого сельчанина.
        Из поломанных стройматериалов мы соорудили костер и разогрели в нем воды и консервы.
        -Из города нынче выпускают?
        -Не особо, нужно либо давать взятку, либо справку. Говорят, что плохое готовится. Как всегда.
        -Ох уж эти посадские уложения, - ввернул некстати Фен, мелко-мелко хлюпая своими бобами, - как наши предки прямо.
        Я вновь покривился, словно взглянул на воняющего зомби. Сколько можно проводить исторические параллели, когда дерьмо нынешней действительности требует сплошных перпендикуляров! Как мне кажется, если бы наши предки только и занимались тем, что вздыхали о славном прошлом, у них бы не было никакого будущего. Но на мое удивление, Шуруп улыбнулся и поддержал разговор:
        -Сейчас хотя бы носы с ушами не рубят, как при том упыре.
        Слово за слово завязался спор. Буквально через минуту он пришел ко всякому логическому концу, который бывает, если начинаешь вдруг спорить с нацистом: Шуруп доказывал, что Гитлер бог, а Фен почему-то в это не верил.
        Вот так всегда - никому не нужная историческая канитель не дает, как следует поесть. Что называется, смотри в будущее, закатав рукава. Слушая спор двух подкованных в этом вопросе человек и хоть не разделяя позицию нового знакомого, но его поддерживая, я желал чтобы он утер нос интеллигенту, прилепившегося ко мне не хуже репейника..
        Понимаете, пинать интеллигента несложно, гораздо сложнее победить его на собственном поле.
        Когда консервы, одолженные на капище, были съедены, а спор накалился, я подал руку с бутылкой неплохого вина. Вообще я не понимаю, когда вино плохое, а когда хорошее. Не то, чтобы я сильно люблю вино, но оно очень хорошо для крови, дезинфицирует, мало пьянит, дает видимость тепла. Какого же было мое удивление, когда разгоряченный Фен хватил порядочной глоток и закашлялся. Глаза расширились еще больше после того, как парень отказался от выпивки.
        Чтобы молодой, да не пил? В России? Русский?
        -Тебе что, - вкрадчиво спросил я, - вера не позволяет?
        Может он мусульманин какой, кому продукты брожения нельзя вкушать.
        -Нет, - ответил он, - убеждения.
        С этих слов он открыто, как могут только русские после пяти минут знакомства, стал рассказывать нехитрую историю своей жизни. Ему было девятнадцать лет. В возрасте, когда обычный подросток прожигает жизнь в дендевских кутежах, Шуруп уже убил нескольких человек. Он сказал об этом открыто, не таясь, понимая, что таким бродягам как мы не привыкать к таким историям. Все же он был еще хвастливым мальчишкой, что его и погубит. Родился и вырос на окраине Новозомбиловска, в Первомайском районе, где правили распальцовка и четкие идеи с зоны. Не пьешь пиво и не щелкаешь семки - ты никто. Мама - безымянный продавец, отец - бывший военный, получивший в девяностые, по увольнению из армии, медальки и пинок под задницу. Особого достатка, кроме семейной любви, не наблюдалось, но благодаря слаженности семьи не бедствовали. В школе Шуруп был ничем не примечательным юнцом за номером двадцать (как позже я узнал, настоящей фамилией его была Шурупов) до позднего девятого класса.
        -Откуда вы такие беретесь, - только и сумел спросить я, - из капусты?
        -Не, - чисто, как белый лист, улыбнулся Шуруп, - из обиженных школьников.
        В девятом классе во вновь перетасованных классных колодах стало слишком много черной масти. Агрессивные мордашки с щетиной и волосатой грудью (что в данном случае не было исключительно мужской отличительной чертой) появились сразу везде: фыркали сигналами автомашин у крыльца школы; засиживали до зибачной жижицы на полу холл здания; притирали пищащих девчонок по углам. Администрация боролось за толерантный порядок. После каждого случая коллективного избиения какого-нибудь не покорившегося славянина, учителя устраивали примиряющие уроки взаимопонимания, и вызывали чьего-нибудь отца в золоте и перстнях на полюбовный разговор.
        Не стоит и говорить о том, что на такую благодатную почву упали зерна национализма. Национализм, по выражению Эйнштейна - корь человечества, всегда прорастает в сердцах униженных. Это с радостью подтвердил зомбивед, рассказавший про объединение в позапрошлом веке Германии, чьи созидательные порывы изначально основанные на огне и крови, что и привело к нацизму.
        Шуруп, не лишенный гордости (привитой отцом), забрил голову и опустил подтяжки. Первой его серьезной акцией стала разрисовка здания школы различными надписями, призывающими убираться вон черных. Он повторял свои подвиги несколько раз, пока его не схватили и как следует, не избили. Его чуть не выгнали из школы, если бы не вступившиеся педагоги, начинающие разочаровываться в принципах Корчака и Макаренко.
        Многие люди недооценивают простые вещи, например рогатку или булыжник. Простой камень может надолго отправить дорогую иномарку в длительный и дорогостоящий ремонт. Затрат - ноль, нужна капля смелости и быстрые ноги. Шуруп отомстил десяткам своих обидчиков: покореженные дверцы, выбитые стекла, осиротевшие фары. Один раз он облил дорогущий внедорожник смесью бензина, ацетона и растворителя.
        Горело по городским новостям.
        Шуруп перевелся в другую школу с похожей ситуации. Как он мрачно сказал: "Самый последний либераст станет фашистом, если проведет в обычной школе с неделю". После школы был первый курс университета и уличное насилие с парой разложившихся уже трупов.
        Зомбикалипсис перевернул все. Мы с учителем удивились, когда узнали, что Шуруп с камрадами, даже пытались захватить здание областной администрации, а перестрелки с полицией и мародерами были для них обычным делом. Родители Шурупа погибли: мать сгорела в подожженном магазине, отец пытался отомстить местным бандитам, но охотничьего ружья хватило всего лишь на двух ублюдков.
        После чего Шуруп повел безжалостную войну против инородцев, справедливо полагая, что раз отпал этот кровососущий вампир - Москва, а к власти в Сибири приходят национальные силы, могущие дать отпор Китаю, нужно выполнить простую и конечную задачу: освобождение русской земли от оккупантов. Он промышлял около рынков, на окраинах, в цыганских особняках. По его хвастливым отчетам он завалил уже с полтысячи мертвецов.
        Я не стал спрашивать, сколько среди них было людей.
        После краткой биографии, подававшейся от информационного голода каждому прохожему в виде сухих жареных фактов, Шуруп спросил у нас:
        -А вы как живете, кто такие? Я вам по свободе раскрылся, теперь ваша очередь. Давно с людьми не разговаривал.
        Учитель что-то вяло промямлил:
        -Да я вот зомбивед, иду в город. Ну... родился, учился вот, как и ты, в университете, - учитель был рад найти что-то общее с нашим новым знакомым, - потом в школе работал, а там и мертвецы.
        Я тоже не торопился говорить, сидя пораженный.
        -Ну... а я мертвый сталкер. Красиво названный мародер. Хожу по местностям, смотрю.... Тоже учился, работал, вот...
        Я постеснялся рассказывать о том, что граблю мертвых старушек, кидаюсь котами в толпы мертвецов, стреляю из рогатки и не имею за душой ни твердых убеждений (за исключением моей теории происхождения мертвецов), ни обеспеченных материальных активов. Правда, в последнее время я поднаторел в добыче славы, но как-то язык отсох об этом говорить.
        -Бывает, - тихо произнес наш новый знакомый, - вы почти безоружны, а здесь нынче мертвяков полным полно.
        Посидели молча. Я поглядывал на расчищающееся небо и на паренька, которому еще не стукнуло двадцать, но совершившего на двести лет вперед. И после встречи с таким человеком, я по-прежнему буду утверждать, что моя жизнь не скучна и не пресна? В девятнадцать лет я думал о том, как заглянуть под юбку впереди идущей девушке, а он о том, как переломать, а затем заново построить мир.
        И пусть кипучая стройка на обломках старого мира извечная мечта любой люмпен-молодежи, этому, в эпоху потребительства и доступной колбасы, нельзя было не поаплодировать. Многим его взгляды покажутся бесчеловечными. Но какую силу имеет это аморфное слово "покажутся", если парень, не спрашивая ничьего разрешения, берет на себя смелость поступать так, как он хочет?
        Ведь по-сути люди могут делать абсолютно все! Все, что хотят, все что угодно! Их стесняет уголовный кодекс, мораль и совсем уж редкие штуки, такие как нравственность, честь, благородство. Все дело в желании, воли осуществить.
        Какая власть в этом простом - поступать так, как ты хочешь и можешь, и плевать на тех, кто осмеливается только осуждать!
        Брр, даже страх пробирает.
        -В чем разница между грузовиком с зомби и грузовиком с неграми?
        Шутка была сказана, дабы снять напряжение. Мы непонимающе переглянулись и Шуруп победно ответил:
        -Грузовик с зомби никто не будет разгружать вилами.
        Когда мы шли за спину солнца - на восток, готовясь отразить любое нападение, он не переставал сыпать подобными шуточками. По обыкновению он спрашивал:
        -Как называется ниггер, ставший зомби?
        Мы молчали, упиваясь простотой и грубости шутки, такому же очевидному ответу, никак не приходившему на ум. Через пару секунд, не давая нам остыть от размышлений и вместе с тем высказать первые версии, нарушившие бы сакральность этого риторического вопроса, Шуруп отвечал:
        -Так и называется. Ниггер.
        Мы смеялись, и легче под ногами мелькали километры.
        -Почему среди евреев стало так много зомби?
        Молчание.
        -Человечина бесплатная.
        Смех.
        -В чем разница между русским пьяницей и зомби?
        Напряженная работа мысли.
        -У зомби лучше координация движений, он издает членораздельные звуки и у него есть цель в жизни.
        Дикий хохот.
        -Почему негры так охотно превращаются в зомби?
        -Почему?
        -Не надо работать!
        Держимся за животы.
        -Что общего между евреем и зомби?
        Раскаты едва сдерживаемого смеха.
        -Они оба пожирают русский народ!
        Тишина.
        Впереди проселочная дорога прочерчена вереницей бредущих мертвецов. Идут целеустремленно, шагая почти в ногу, ни дать ни взять - мертвые солдаты. Около Новозомбиловска их слоняются тысячи, только грамотно расставленные блокпосты и заставы помогают сдержать стаи мертвяков от проникновения в город.
        -Куда это они? - озадаченно спросил Фен.
        -Их что-то привлекло, - тихо произнес я, - зрелище, пожар или звук.
        Шуруп согласился. Мы припали к земле и прислушались. Но не услышали ничего: ни харкало перекусанными досками пламя, ни гремел колокол, ни кричали люди. Зомби брели в тишину, как скотина на убой. Поразительно и страшно в этой картине было то, что мертвые люди пересекали утоптанную и широкую дорогу, сходили в кювет, падали, поднимались, а затем взбирались по пологому склону, борясь с густой, будто лобковой, растительностью.
        Словно миграция леммингов, но такие вот, ни за что не упадут с края.
        -А вы знаете, что если дальше идти по дороге, то она разветвляется и там стоит блокпост с солдатами?
        Мы переглянулись.
        -Ты думаешь, зомби поумнели настолько, что теперь обходят препятствия, откуда их могут пристрелить?
        -Скорей всего так, - уверенно ответил спутник, - какой идиот вообще сказал, что у зомби отсутствует функция обучения? Или что у него не просыпаются знания из прошлой жизни. Например, от активного питания кровь приливает к голове, и мыслительные процессы идут быстрее и эффективней. Тем более известно, что унтерменши всегда обладают большой способностью к выживаемости.
        Мы решили не рисковать и не пересекать вереницу бесконечно бредущих мертвецов. Это была какая-то замедленная лента конвейра, где прокручивался замедленный и иногда прерывающийся диафильм, повествующий о развитии человека. От ребенка до старца. Женщины, мужчины. Многие окровавленные, вонючие, гадкие. Кто-то чист, как младенец. За одним трупом бежит собака с раздувшимися боками и жует сизую и пыльную колбасу кишок, выпавшую из живота пузатого мужчины. Тот не обращал внимания, по-бараньему брел вперед, как за мессией.
        -И это ты тоже назовешь помешательством? - саркастически хмыкнул я, - не похоже, что люди сошли с ума настолько, что позволяют своим кишкам просто так валяться в грязи.
        -У любой теории бывают издержки, - пожал плечами Фен, - это лучше, чем ничего.
        Лучше чем ничего, конечно, потрясающая логика. Так можно в своей жизни из добрых дел только покормить бездомного котенка, а потом до конца своих дней оправдываться "это лучше чем ничего". Следует говорить: "Это лучше чем то, что я сделал вчера".
        Шуруп заинтересовался:
        -Это вы о чем?
        -У Феликса Викторовича есть теория о том, почему появились мертвецы.
        -Надо же? Очень интересно. Расскажи, Феликс.
        Когда мы разбивали бивак под бланжевым, от отблесков костра, стволом дерева, учитель с ясностью и удовольствием поведал свою цикличную теорию повторяющегося безумия. Я специально настоял на том, чтобы развесить костерок без прикрытия. Нужно было приманить овощей, которых я бы потом обобрал. С пустыми карманами в городе нечего делать. В нашем маленьком триумвирате пока царило спокойствие и умиротворение. Втроем путешествовать куда веселей, а чувство защищенности и вовсе выросло до размера крепости. Фен все рассказывал, а я думал о жрачке и бабах. К моей зависти, дослушав до конца, Шуруп проявил не только отгороженность ума идеологией, но и явный интеллект:
        -Интересная теория, Феликс. Умная, хорошая. Я бы так хитро придумать не смог.
        Как говорится: сначала похвали автора, а потом приступай к критике. И тогда он даже самую разгромную отповедь воспримет не так критично.
        -Но во многом с тобой не могу согласиться. Как твое помрачение в мозгах, вызванное "современными историческими реалиями", могло повлиять на физические характеристики человека? Разве, скажем, моральный кодекс строителя коммунизма сделал из советского жителя сверхчеловека? Или христианская мораль превратила человека в праведника? Что уж тогда говорить о каких-то там голливудских поделках. Да и откровенно говоря, исторические циклы у тебя притянуты за уши. Нет никакой последовательности и системности. Я могу также набрать солянку различных дат, у которых нет общего корня, и объявить о том, что этруски - это предки русских.
        Я загрустил, не ведая умных слов.
        -Короче, хрень твоя теория.
        Это было мне понятно, я повеселел и спросил:
        -Ну, что уж ты так. У тебя тоже, поди, есть свои взгляды?
        -Конечно!
        И он принялся рассказывать, в лучших традициях квадратного Дуче - уперев руки в бока и выпятив нижнюю челюсть, щелкать жгучими, хлесткими фразами.
        -Каждая раса обитает в комфортных для нее условиях обитания. Соответственно, она создала и преобразовала под себя землю. Кровь и почва - два столба любого общества. Когда кровь, в результате человеческого прогресса размылась миграциями, рухнул первый столб. Железная дорога, открытая граница и непонятный европейский стыд за былую силу наводнили наши страны теми людьми, что им чужды. Сами посудите: будет ли доволен человек, всю сознательную жизнь не евшей свинины и имеющий пять жен, переехавший под одной крышей к семейной паре, которая ежедневно ест свинину? Здесь размывается почва. Почва - это не просто земля, это то, что та кора, у человека в голове. При должном подходе почвой для него может стать любая земля. Какая разница, где любить березовый лес? В Европе или за Уралом? Кровь захватывает землю, голова преобразовывает ее в почву. Именно поэтому вполне реально сделать из Европы мусульманские страны.
        В том, что парень высказал потом, было немало правды. Я точно знал, что среди негров или арабов количество зомби в целом выше, чем среди других людей. По счастью с ними мне не приходилось встречаться, но я как-то смотрел ролики на "ютубе" из пригорода Парижа, где озверевшая молодежь снова переворачивала машины. Только на сей раз это были зомби, а не оскорбленные малым пособием по безработице молодежь.
        -Когда смешиваются разные ареалы обитания рас, для каждой из которой приятен и понятен только свой вид на жительство, начинаются конфликты крови. Идет борьба за землю - это вполне нормальное явление для мира. Так Англия клеймила рабов в Африке, так Кортес прорубал ацтекские джунгли. Сейчас набрали силу обратные процессы - деколонизация земель бывших метрополий. Когда почва оказалась переработана в чуждой коренной цивилизации перегной, когда произошло массовое смешение кровей, тогда и настал Зомбикалипсис. Это очевидная и ответная реакция на расовое смешение. Сами посудите, кто может получиться от кровосмешения белого и негра? Разумеется только зомби. Достаточно подпилить у расы два держащих столба - кровь и почву, и тогда можно встречать вырождение. Это научная мысль, высказанная всеми известными расологами и просто адекватная мысль. Сами посудите, что может дать синтез народов давшего миру Чайковского, Шопена, Глинку, и 50 cent, пятьдесят копеек то есть и прочих реперов? Только зомби.
        Он умолк, выпив воды из фляжки. На ее металлическом боку застыли две скрещенные гранаты. Зомби все шли и шли через дорогу, не обращая внимания на костер. Сколько же их было! Засыпающая природа шелестела сотнями ног, стонала хрипами из их носов, пастей и прочих отверстий.
        Первым оживился Фен, все-таки ученый:
        -Ну, что это за сказки. Во-первых, раз причиной появления мертвецов стала смешения ареалов белых и небелых народов, то почему этого не произошло еще в шестнадцатом веке, при расцвете работорговли? Во-вторых, с чего ты взял, что скрещивание это плохо? Кто самые красивые женщины, разумеется, латино-американки! В-третьих, твоя гипотеза не объясняет того, почему зомби появились именно сейчас, а не пятьдесят лет назад.
        Шуруп ухмыльнулся и продолжил, кратко рубя фразы:
        -Первое: белые не колонизировали страны полностью, а довольствовались контролем основных экономических позиций, не смешиваясь с коренным населением и не ставя себе задачу - полностью территориально контролировать страну. Исключение Америка, но там белые вели фактически геноцид, не заинтересованные в том, чтобы после делить с кем-то эти территории. Второе: попробуй совместить фрагменты кода из операционной системой "Линекс" и операционной системы "Виндовс". Получится урод, так и с людьми. Кстати, я не считаю латино-американок самыми красивыми. Третье: деградация и повальное смешение с наступающими ордами произошло именно сейчас. В обществе наросла их критическая масса.
        Они спорили еще очень долго. К костру наконец-то приперся довольно свежий овощ и слепо таращился на пламя, высунув от наслаждения разбухший язык. Я со вздохом посмотрел на него: высокий, стройный и худой парень. Я попытался представить его прошлую жизнь. Какой-нибудь студентик юрфака со страничкой "Вконтакте", ста или ста двадцатью друзьями, часто выпивающий в клубах, но не считающий себя алкоголиком и быдлом. Мечтал о машине и не думал о будущем, в котором он теперь жаждет не гробу на колесах, а о непонятных мне вещах. Слишком чувственных. Заканчивая психологический портрет, я подумал, что он в транспорте слушал на полную громкость в наушниках клубную музыку, носил большие солнцезащитные очки. Они и сейчас на нем, сидят криво, как на пугале.
        -Садись, сынок, поговорим.
        Я поправил чудищу очки, и с силой надавив ему на плечи, усадил рядом с костром. Зомби не обратил на меня внимания и продолжал, слабо сипя, глядеть в костер. Спорящие пару раз оглянулись на нового гостя, и их вновь поглотила дискуссия, еще не переросшая в мордобитие.
        Мордобитие - это логичный и правильный финал любого исторического спора. Не можешь вспороть защиту оппонента аргументами, вмажь про меж бровей кулаком! По-крайней такой вариант лучше заявления: "В принципе, мы говорили об этом одном и том же". Если вам кто-то так сказал, значит, проиграл в словесной баталии.
        -Вы меня слышите, ау....? Ау?
        Если Шуруп продолжит путь в нашей группе, то мне не с кем будет поговорить. Надо же, его сразу перестали интересовать трупаки, как только он нашел того, с кем можно было поспорить. Интернет дает о себе знать и теперь. Труп пребывал в своей мертвячьей нирване. Мажоры и полумажоры - это очень вкусная находка. У них всегда много дорогих безделушек.
        Я, надев резиновую перчатку, обшарил труп. Из существенного нашел севший телефон с сенсорным дисплеем, залитым чем-то твердым и липким. Кто-то на него долго пускал слюни. Плюс пара тысяч кровных рублей, если сдам технику в городе. Нынче на нее спрос не самый большой, но из-за массового сокращения экспорта говна из Поднебесной, у народа медленно, но верно развивается комплекс нехватки привычной и дешевой порции дерьма в повседневной жизни.
        Не всем ведь нравится телевизор "Рубин".
        -Извини, не знаю, как тебя зовут, - начал я, - но мне видимо приятней разговаривать с мертвецом, чем найти язык с живыми. Так я никогда и не расскажу свое видение ситуации. Совсем как на выборах две тысячи восьмого года, ха-ха. Когда возможность реально проголосовать одна: написать на бланке то, что пишут мелом из трех букв на заборе.
        Зомбяк медленно поднялся и закачался из стороны в сторону. Танцует. Они часто танцуют этот вертлявый джагертон, дрыгающийся танец американской молодежи шестидесятых. В свете костра показалась еще одна фигура, на сей раз женская. Я в задумчивости еще не снял с себя резиновые перчатки. А дама была мила собой, если не считать, что у нее был содран скальп, откуда торчали остатки окровавленных волос. Я, смотря на то, как раскачиваются эти два отрешенных, уединенных в каком-то своем закрытом мире мертвяка, куда мне никогда не попасть, невесело хмыкнул.
        А ведь они блаженны. Не ведают что творят. Дети с возможностями взрослого человека. Даже боли не чувствуют. Вполне возможно, что они счастливей всех на свете.
        -Позвольте пригласить вас на танец, мисс.
        Я галантно подал руку в перчатке и, не дожидаясь ответной реакции, легонько приобнял мою партнершу за талию. Да, воняет, да бессмысленные глаза, как у наркомана, смотрят мне в лобешник. Но, волшебство вальса. Я, стелясь по траве, веду партнершу, загребающую по земле ногами и вихляющую головой как висельница. Висельник и наркоман - замечательные метафоры для партнерши по танцу. Я не сомневался, что она танцевала, ее посеревшая и порвавшаяся юбка была нужной длины. Скорей всего ее кто-то изнасиловал, так как на ниже пояса можно было увидеть запекшуюся кровь. В моих ушах била мелодия вальса, стоны мертвецов, вереницей пересекающих дорогу и строки, строки любимой и позабытой давно песни:
        "Легкий бархатный стук.
        Ваша поступь легка:
        Шаг с мыска на каблук".
        Кружится, не думать ни о чем! Мое сердце оказалось разбито на локальные диски. Или оно напоминало хлебные корочки, которые не склевали воробьи. Меня несло по сухо аплодирующей траве, и я всеми силами старался хоть на минуту стать счастливым. Верить, когда видишь, как мертвяк с упоением жует собственные кишки. Любить, понимая, что тебя никто не ждет. И в этом сила.
        Я знаю, что на меня смотрят во все глаза, что этот нацист, что мой подшефный интеллигент. Сделав неполный круг я пританцевал к пятну костра, а затем наподдал такой пинок своей вонючей партнерше, успевшей меня изрядно выпачкать, что она долго, по инерции бежала через поле, пока не запнулась и не упала.
        Ее откляченный зад так и просил повторить процедуру, но второй пинок я потратил на дрыгающегося у костра мертвяка, засветив ему смачный пендель в туже точку. Зомби, как мне показалось, обиженно завыл и, пошатываясь, побрел прочь.
        Задница в темноте не поднималась и не виляла. Видимо, дама при падении сломала себе шею, и хоть нервная система погрубела, но такой травмы организм не выдержал, застыл. Интересно, сколько она будет подыхать? Недели.
        На меня смотрели две пары глаз: голубые и карие. Вообще-то у Феликса Викторовича они были чуть посветлей, но из-за юркости и мелкокостности его натуры, (как это поэтично сказать?) зеркала его души казались темнее. Во всяком случае, у них обоих в глазах я различал всего один вопрос: "Парень, ты не рехнулся?"
        -Что смотрите? Не палить же в воздух? Это был единственный способ, чтобы вы перестали, наконец, спорить. Уши вянут.
        Навыки интернет-тролля могут пригодиться везде.
        Глава 17
        В детстве на его руке клацнули челюсть бездомного пса. Белые шрамы на правом предплечье не заросли и с получением депутатских корочек. Он только с большим удовольствием теперь расхаживал по бурому ворсу ковра. Вообще-то это была выделанная шкура медведя, но Владимир Соломкин пренебрежительно называл ее ковриком. Нынче, таким добром, по дешевке заваливали рынок китайские браконьеры. Никакие законы в брошенной тайге им были теперь не писаны. Депутат специально постелил шкуру в прихожей загородного дома, выказывая, в стиле нуворишей, пренебрежение к интерьеру и к побежденному хищнику.
        Его должность состояла из многих слов с несколькими предлогами. Она даже оставляла возможность ввернуть пару запятых, чтобы смысл сказанного быстрее доходил до ума. Проще говоря, должность Соломкина соответствовала трехэтажному дому, который он выстроил за какой-то год в охраняемом поселке, подле дороги на Кольцово. Это было совсем недалеко от Новосибирска и близко от Заельцовского кладбища.
        Но мертвые нынче гнили не в земле, а расхаживали по улицам, поэтому вынужденное соседство с могильником не волновало мужчину. В какой-то степени теперь соседями мертвых являлись все люди на Земле. Это его немного веселило.
        У него был оплачиваемый месячный отпуск, которого без проблем добился в мэрии. Его только попросили никуда не уезжать из страны, но он клятвенно заверил коллег и начальников, что дороже Родины для него ничего нет. Правда, в памяти браузера на компьютере сохранились яркие проспекты лазурных островов. Да и улететь он не мог, многие чартерные рейсы были отменены из-за банальной нехватки керосина и перегруженности внутренних авиалиний.
        На свету богато украшенного кабинета, наконец, зазвонил телефон. Депутат давно ждал звонка своего друга из Москвы, работающего в аппарате правительства. Ситуация за Уралом накалялась и все чаще внимание центра, словно око Мордора, перемахивало через горный хребет. Через минуту разговора, мужчина задал главный интересующий его вопрос:
        -А как быть с так называемой Партией Живых?
        -Не стоит беспокоиться. Им нужен порядок, а нам стабильность. Никто не даст победить выскочке. Вы же понимаете, что все эти сегодняшние выборы мишура, ничего не стоящая фикция. Плюнуть и растереть. Чушь несусветная. Лучше бы их вообще отменили на время чрезвычайной ситуации, как мы и предлагали.
        -Но их, же поддерживает кто-то влиятельный?
        -Разумеется, и охрана у них поставлена на высшем уровне. Пиаршики, свои люди в ментовке. Но это не проблема. Центр обещал помочь с деньгами. А деньги могут устранить все, что угодно. Да что я вам прописные истины объясняю. Не волнуйтесь. В центре о ваших проблемах знают и готовы помочь вам их решить. К сожалению, ваша область не нефтеносная...
        Соломкин взволновано прокричал:
        -Но у нас есть зерно! А в условиях возможного голода это дороже бензина! И транспортный логистический центр...
        Голос с другого конца страны примиряюще заговорил:
        -Ну-ну, об этом знают. Сейчас всеми силами пытаются спасти нефтепромыслы, поэтому такая пропаганда насчет прихода Китая идет. Он не сможет проглотить так много. Не беспокойтесь о живчиках и прочих выскочках. Придушим в раз, это не главная забота. Проблема с больными снова выходит из-под контроля. Нам нужна единая страна, а не лоскутное одеяло.
        -Да-да, единая страна...
        Он развалился в кресле, которое еще до кризиса купил на аукционе в интернете. Оно было страшно неудобным, зато престижным с ценой со многими ноликами. В часах, напоминающих поставленный на казенную часть артиллерийский снаряд, пробило двенадцать часов. Дом, освященный попом и ярким электрическим светом, вопреки объявленной официально экономии, ожил и закачался из стороны в сторону, изображая из себя замок с приведениями.
        Именно в этот момент зазвонил телефон внутренней домашней связи. Соломкин безучастно снял трубку с письменного стола:
        -Слушаю.
        -Владимир Иудович, тут сигнализация во дворе сработала.
        -Опять вор?
        В зимней неразберихе его пытались ограбить, но тогда охрана скрутила зарвавшихся грабителей и сильно избив, выкинула их вон, на улицу. Они были сметены потоком живых мертвецов.
        -Здесь все под нашим контролем и дом освещен. Наверное, это зомби. Что прикажете?
        -Спустите собак. Псин потом помете, а остатки выкиньте.
        -Хорошо.
        Мертвецы не были для Владимира Иудовича физической помехой. Скорее неожиданным политическим противовесом. Достижения последних лет, которые Здоровая Россия целиком и полностью приписывала себе, неожиданно пошли прахом. Пассивных избирателей, когда на прилавках осталась одна копченная и ливерная колбаса, а буханка хлеба, на радость спекулянтам, стоила под сто рублей, словно подменили. И никаким очередным "планом" успокоить их было нельзя. Люди требовали порядка и за это готовы были жечь, грабить и ломать. И милиция, точно также испытывающая продуктовый голод, вовсе не стремилась избивать манифестантов.
        Кушать хотели все. Особенно зомби, славно попировавшие в те страшные дни. И хоть толпе не удалось захватить административные здания в городе, но власть пошла на компромисс и с согласия центра назначила на лето проведения выборов. Это были привычные игры в демократию, необходимая отсрочка. Здесь можно было не бояться проиграть, если в рукаве валялись козыри с полностью подконтрольными СМИ. Вброс нужных бюллетеней обеспечивает 2-3% процента голосов, а нужной информации 20-30%.
        Через финские стеклопакеты пробился скулящий, подвывающий звук. Так пискляво и прерывисто плачут погибающие собаки. Затем последовал взрыв яростного лая, утробного рычания, снова выродившегося в быстро затихающий скулеж. Окна пропускали лишь высокие ноты, поэтому в кабинете Владимира Иудовича хрип умирающих псов просачивался только на мгновение, страшным, резко обрывающимся предсмертным посланием.
        Он схватил трубку и нажал на кнопку вызова поста охраны.
        Между короткими гудками и быстрыми ударами сердца - тишина. Наверное, они пошли вместе с собаками, успокоил себя депутат. В конце концов, у них есть оружие. Он оказался прав, в тикающей сверчками летней ночи, заиграли громкие огнестрельные хлопки. Суматошные, быстрые, слишком нервные. Так стреляют от великого страха, по быстро движущейся мишени, по скалящемуся ужасу.
        Соломкин не успел привстать со своего трона, когда зазвонил мобильный телефон. Последняя модель безвкусной моды, украшенная мелкими бриллиантами. Подарок одной региональной транзитной сети, контрабанду бытовой техники которой он помогал прикрывать. Новосибирск был важнейшей транспортной артерией, чем больше товаров через него шло, тем лучше было Владимиру Иудовичу.
        Телефон издевательские вибрировал, мастурбируя сложившуюся вокруг загородного дома тишину. Номер начальника охраны. Он ткнул в сенсорный экран, понимая, что это не менее важно того, что произошло на улице.
        -Да, Сергей?
        -Здравствуйте. Нет.
        Это не его телохранитель. Обычный, но другой человеческий голос. Не грубый, не хитрый. Обыкновенность его успокоила.
        -Что, "нет"? Вы кто? Где Сергей?
        -Воспитанные люди сначала здороваются. А "нет", потому что я не Сергей. Сергея уже нет в живых и быть может, он скоро появится среди мертвых. А я пришел с вами поговорить. Меня зовут Иваном, я добрый человек.
        От такой наглости у мужчины произвольно открылся рот и с цепи языка сорвались хлесткие ругательства.
        -Да ты хоть знаешь, кто я?
        -Владимир Иудович Соломкин. Русский, шестьдесят шестого года рождения. Женат, детей не имеет. Депутат законодательного собрания, член партии Здоровая Россия, курирующий вопросы транспортных перевозок по области. Взяточник, казнокрад, вымогатель и покрыватель контрабандистов.
        И хоть это было правдой, поразило слушателя не точное перечисление фактов его биографии, которое при желании могли предоставить компетентные органы, а вся мистичность обстановки, в которой это было доложено Соломкину.
        -Вы из ФСБ?
        Динамик дорого телефона рассмеялся.
        -А вы выгляните в окно, посмотрите. А потом спускайтесь вниз. Не бойтесь, снайперов нет.
        Снова хрипловатый, немного поджарый хохот.
        -Вы ответите за эту шутку. Я постараюсь, чтобы вас нашли. И вас найдут, разговор будет записан.
        -Сомневаюсь. Тем не менее, вы никуда не звонили и не обратились за помощью. Значит, есть на то причины. Подойдите к окну, пожалуйста.
        Его нервные шаги утопали в мягком ворсе ковра. Позолоченные светильники, картины Рериха, в которых Владимир Иудович решительного ничего не понимал, но которые с радостью "спас" из разгромленной зимою картинной галереи.
        Беззвучно отворилась створка. Он выглянул в окно, и луна посеребрила его макушку. На лужайке, ночью поросшей светло-серой травой, среди высаженных весной кипарисов и гибискусов несколько согнутых фигур догладывали вывернутые собачьи тела. Откормленные злые ротвейлеры, охраняющие его покой лучше всякой сигнализации, со сломанными шеями лежали, не шевеля короткими мощными лапами. Тишину, недавно прорванную выстрелами, теперь глодали мощные челюсти. Мужчина различил и валяющиеся человеческие фигуры, над которыми, словно обкрадывая трупы, склонились темные фигуры. Он, отпрянув, увидел, как в свете луны с плеском вытягиваются волокна мяса, и целые куски исчезают в широко открытых пастях.
        -А теперь, Владимир Иудович, выходите во двор.
        Он нашел в себе остатки мужества:
        -Если вы думаете, что я после этого сойду вниз, вы сильно ошибаетесь.
        -Тогда мы убьем вашу жену, которая сегодня решила поехать в гости. Ее автомобиль, Porsche Cayenne, темно-бордового цвета очень привлек буйных мертвецов.
        Он женился на ней из-за выдающихся внешних данных и уступчивой породы, которая позволяла ему допоздна проводить выездные совещания в саунах. Кроме того, он был осведомлен о похождениях своей молодой Веронички, так что о никакой взаимной любви не могло быть и речи. Скорее их связали деньги и формальная потребность в законной жене, которую можно было бы представить друзьям и на официальных раутах.
        -Не сойду вниз. Что вам нужно?
        -Значит, она умрет, так?
        -Возможно.
        -Я так и думал о вас, Владимир Иудович. Простите меня, никакой вашей жены у меня в заложниках нет. Мне просто необходимо с вами лично переговорить. Решайте или мы сами войдем к вам в дом, или вы спустись ко мне, я стою на вашем крыльце и даю на размышление пару минут. И поторопитесь, мне сегодня надо обойти еще несколько домов.
        Пока был произнесен небольшой монолог, Соломкин достал из сейфа пистолет, прикрыв динамик рукой, зарядил его и сжал так судорожно, точно пожимал руку своему начальнику.
        -Хорошо, я выйду. Обещайте, что ничего мне не сделаете.
        -Конечно, Соломкин, конечно! Если бы мы хотели, то сделали бы, а не устраивали бы такой неприличный концерт.
        Когда он спускался по винтовой лестнице, выполненной из дорогих сортов дерева, то слушал, как в трубку часто и протяжно, как пловец после дистанции, дышит неизвестный, представившийся Иваном. Кто бы это мог быть? Силовики действуют другими методами, бандиты не так изощрены. Политические конкуренты? Неужели из Партии Живых? Но тогда почему этого человека не разодрали мертвецы?
        Он прошел мимо запертой двери, ведущей в подвал. Там был оборудован его небольшой бункер. Так он его называл. Запасов провизии, оптом закупленного с торговых государственных баз, куда он был вхож, хватило бы на целый год. Отдельная ливневая канализация. Дизель, теплая одежда, в сейфе пара нарезных стволов, большая сумма денег и более твердая валюта, имеющая хождение во все времена - бриллианты, золото, драгоценности. Он здорово повздорил с женой, когда перепрятал ее украшения в сейф в подвале. Она дулась на него до сих пор. Ну и пусть, видимо недолго ей осталось. Подвал имел хорошую вентиляцию, в нем можно было пересидеть любое нападение.
        -Не думайте, что сумеете отсидеться в подвале. Там еще не поставлены стальные двери, поэтому мы туда легко проникнем. Не вынуждайте нас.
        И это было правдой, бригада работников еще не успела поставить прочные, запирающиеся на надежные засовы, двери. Его убежище должно было быть готовым со дня на день.
        -Соседи наверняка вызвали охрану или полицию. Они уже мчатся сюда. На что вы рассчитываете?
        -Не беспокойтесь, - ответил голос, - их встретят.
        Соломкин, сжимая пистолет, уже шел по коридору, за спиной остался электрический камин с тлеющими рубиновыми углями, мягкие кожаные диваны выстроившиеся луной против бутафорского огня. Пальмы в кадках, хрустальная люстра, напоминающая прозрачную соплю свисающую с потолка. Собрание богатых банальностей, которые казались депутату наилучшим проявлением вкуса.
        -Открывайте, ну же. Будь проклята эта жара, даже ночью душно.
        Соломкин прошел уже по шкуре убитого медведя и свободной рукой, прижимая телефон к плечу, стал возиться с замком. Человек, спускаясь по лестнице, чувствовал неприятную вонь, растекающуюся по дому, с которой не справлялись почти бесшумно работающие кондиционеры, часть уплачиваемой ему дани. Когда осталось лишь повернуть дверную ручку, он отступил на шаг и покрепче перехватил пистолет.
        -Я открыл. Заходите.
        С несколько секунд с его бешено колотящимся сердцем играла тишина, которой придавало особенную пикантность едва уловимый шум со двора. Опять же золоченая ручка двери не двигалась. Она была похожа на стрелку, указывающую на три часа. Пистолет в его руках дрожал уже не от страха, постепенно уходящего, а от банальной тяжести оружия.
        -Вы где?
        Сзади него раздалось:
        -Я уже давно тут.
        Соломкин не успел обернуться, когда на его затылок опустилась тяжелая бронзовая статуэтка, изображающая правосудие с лицом, закрытым повязкой. Слепой случай превратил голову депутата в кровавую кашицу.
        Иван, одетый в длинную, почти до колен серую майку с котенком на груди, покачал головой.
        -Так и знал, что ты говно. Прости, я никак не мог допустить, чтобы тебя загрызли, а ты потом еще и после смерти людей донимал. Плохой ты человек, а значит и мертвяком бы стал, неупокоенным.
        Соломкин подмяв под себя пузо, лежал на шкуре медведя, вывернув ничего не выражающее лицо, как будто стараясь не смотреть в искусственные глаза выделанного коврика, которым он украсил переднюю. Его правая рука оказалась прямо на разинутых клыках мертвого хищника.
        -Минус один бандит-здороворос. Ты думаешь, один такой умный, кто знает, что суверенная демократия в Российской Зомбирации заключается в том, кто первым успеет друг другу надавать по морде?
        Уходя из дома, Иван прихватил с собой статуэтку. Почти отсутствующие мышцы на его предплечье обозначились тонкими нитями. Майка с котенком вовсе не походила на царственные одежды, а статуэтка на державу, но Иван зашагал к воротам, увлекая за собой мертвое воинство.
        Напоследок он ласково посмотрел на запачкавшуюся статуэтку и, отсалютовав ею желтому алтыну месяца, радостно выкрикнул:
        -Я несу возмездие во имя Луны!
        Глава 18
        Мы шли в Новозомбиловск с запада, дав крюка в сторону, чтобы выйти к живым людям. Так как от мертвых начинало уже воротить: приходилось передвигаться короткими перебежками, а я в одной покинутой деревушке умудрился поймать кота, выставив мясную приманку, выковырянную из консервов с селедкой. Пару раз встретились возвращающиеся с промысла мародеры. Они перли на спинах тюки с брошенным хозяевами скарбом. За нашими спинами, куда ушел Шуруп, громыхали машины, стремящиеся по шоссе быстрее втянуться в охраняемый город. Можно было доехать на пригородных поездах или автобусах, но я боялся, что на вокзалах расклеена моя несчастная рожа, как преступника, поджигателя церквей и бессовестного мародера. Нужно было предъявление паспорта, а я наверняка числился как преступник. Документа удостоверяющего личность у Феликса Викторовича вообще не было. А так хотелось, наплевав на все, оказаться в охраняемом вагоне! Я не знал, что по другой ветке, растущей к городу, в поселке Матвеевка, откуда до Новозомбиловска было не больше двадцати километров, передний городской рубеж стал уже мертвым. На железнодорожных путях,
блокировав их, дотлевал горящий грузовик и куча разного хлама. Рядом истлевал виденный мною тогда у переправы гигант. Никаких ремонтных поездов не приходило, и одна из важнейших транспортных артерий города оказалась закупорена.
        Вчера мы видели военную колонну. Две машины пехоты в темно-красной камуфляжной расцветке и перевернутый уазик. Вокруг валялось несколько тонн продырявленного порченного мяса. Еще не до конца испустившие дух мертвецы скребли пальцами асфальт и пытались добраться до бронетранспортеров, люки которых были безнадежно распахнуты. Из них торчали обвисшие ноги.
        Я пораженно присвистнул:
        -Как же они смогли их победить? Это же солдаты! Засели бы за броней, и никто бы их не достал.
        Фен кивнул на легковую машину:
        -Они сопровождали какую-то важную шишку. Защищали ее, вот и погибли.
        На удивление никакой вони от разлагающейся плоти и паленой щетины не разгуливало. Видимо бой прошел совсем недавно. Мой воровской взгляд сразу стал озираться в поисках еще не остывшего оружия, но все, что мне удалось найти это одинокие штык-ножи, намертво зажатые в оторванных руках. Трупов солдат было штук тридцать, насколько можно было судить по остаткам военной формы, деформированным телам и множеству оторванных конечностей.
        -Не дрейфь Фен, поевшие буйные не вернутся сюда. Одиночки только что. Надо опасаться помощи воякам, наверняка вызвали по радио. Только почему еще никто не приехал?
        Фен пораженный смотрел на сотни трупов и подгребающих к нам, как пловцы в сверх замедленной съемке, недобитков. В темных глазках зомбиведа навернулись слезы, которые он попытался раздавить кулаком.
        -Сколько еще это будет продолжаться? Сколько смертей! Так от нас ничего не останется.
        Я кивнул, пытаясь пробраться в рулевой отсек боевой машины. Там натекло столько крови, что находиться было просто невозможно. Да и один хрен не умел я водить БТР. Просто это было одно из моих детских мечтаний.
        -Все идет к тому, что человечество сгинет. И везде будут жить вот эти.
        Я с размаху опустил ногу в тяжелом ботинке на шею подползшей ко мне девушки. Пули прошили рваными стежками грудь, поэтому с каждым движением из туши зомби выплескивалась темная, почти черная кровь. Переломав шейные позвонки я словно пригласил буйного на танец: он задергался, забился в конвульсиях. Видимо это девчушка при жизни любила дрыгаться на дискотеках.
        Фен внимательно посмотрел на довольного меня и упавшую к моим ногам девку (всегда мечтал об этом). Его дернуло, как будто изо рта вот-вот должен был выползти мохнатый паук, и я смилостивился над ним:
        -Ладно-ладно. Убивать, не мучить.
        Я сделал шашлык - воткнул железный прут в голову зомби. Феликс не понял моей заботы и выплеснул из себя весь наш завтрак и часть полдника, когда мы наворовали в одном бесхозном саду зеленых яблочек.
        Он упал посреди бруствера из трупов, положенного из пулеметного огня. Атаковали по древнему разбойничьему принципу: повалили деревья, образовавшие засеку, а когда колонна остановилась и люди вышли, чтобы расчистить завал, зомби накинулись по периметру. Лежало несколько трупов тех огромных здоровяков, перевитые тугими жилами. Бугрятся мышцами, как мистеры Олимпия. Освоили простейшую тактику и это меня пугало.
        -Пора отсюда валить, Фен. Здесь нет ничего стоящего, кроме зловония смерти. Надо быстрее валить в Новозомбиловск.
        Мы сошли с шоссе и долго шли по сухой и горячей траве. Просторная равнина, которую, согласно принятым законам, должны были в экстренном порядке распахать и засеять еще весной. Лента дороги, а в небе барражирует беспилотник. Купленные у Израиля технологии пошли в толк. Через какое-то времени нашли темное клеенчатое пятно, придавленное к траве разлохмаченной корзиной со сгнившей и покрывшейся плесенью едой. Кто-то в спешке давным-давно покинул место пикника.
        -Как всегда люди бегут в панике, будто всерьез думают, что они цари природы, - задумчиво пробормотал Феликс.
        Хотелось ответить ему поостроумней, чтобы случился заворот мозговых кишок, но я сорвался с крутого земляного склона.
        Сколько раз я говорил себе: не писай в кустах, там может сидеть зомби! Но от древней, еще живой мужской привычки избавиться так и не сумел, предпочитая справлять нужды не в голом поле. Повезло, что я всего лишь оступился, а не попал в лапы хранившимся тварям.
        Я кубарем скатился в овраг и чуть не тронулся головой. Там, словно засадный полк, стояли неподвижные мертвецы, вытянув руки по швам и с интересом в сузившихся зрачках меня разглядывающих. Выстроены шпалерами, точно ожидают приезда важной военной шишки.
        Генерал и его армия, блин.
        Меня бы растерзали сразу на месте, не успел бы и подняться с колен, но овощам до меня было дела не больше, чем дикарям свободной Африки до туалетной бумаги. Удушливая вонь чавкала под ногами кольцами белых опарышей, обильно сыпавшихся из тех мест, где у зомби гноились раны. По-идее эти существа бессмертны, но ведь рано или поздно их так подточат паразиты, что они физически погибнут? Поэтому всяких альтруистов, оказывающих зомби медицинскую помощь надо расстреливать на месте. Как это сделали в Китае или Судане.
        -Фен, - шепотом позвал я, - загляни сюда. Здесь я нашел много благодарных слушателей. Только осторожно, не свались вниз.
        Я с интересом заходил среди мертвецов, старательно давя в себе инстинкт того, что надо рвать когти, а эта мясная терракотовая армия неизвестного императора, с визгом и воем не бросится на меня.
        -Охренеть, Ваня! - из кустов шиповника появилось злое лицо Фена, - выбирайся оттуда, они могут кинутся на тебя.
        -Нет в тебе Феликс Викторович азарта и жажды наживы! Сразу видно ты беспомощный интеллигент. Если бы хотели, то нас бы с тобой уже давно здесь не было. В любом случае убежать от них по равнине не сможем. Погоди...
        Радостно оттянулась крайняя плоть перчаток. Я решил поиграть в доктора.
        -Сидоров Мирза Григорьевич. Эка интересность!
        Мертвецы были хоть и относительно свежими и сильно разжатой прищепки на носу (моего нового изобретения, прикарманенной из брошенного частного дома) было вполне достаточно для того, чтобы изъять из легких приторную вонь, но вместе с тем были безнадежно бедны, как голодающий в демократической республике Конго или учитель русской словесности. Тем не менее, я продолжал обшаривать карманы мертвецов. Я же был мертвым сталкером, человеком, зарабатывающим на жизнь тем, что грабил беззащитных мертвяков, а не каким-нибудь плюгавым моралистом, в сторону которого я и так заметно поддался под влиянием своих новых знакомых. Жить в Новозомбилоске на что-то надо было, а "что-то" всегда лежит в чужих карманах.
        -Иванов Владимир Семенович. Неинтересен, беден, но документы возьму.
        Зомбивед созерцал мои действия с восторженностью зрителя, наблюдающего за публичной казнью и вместе с тем какой-то завистью от того, что не он является эпицентром представления. Он охал, скрежетал зубами и смотрел в глаза туповатых мертвецов, заинтересованно глядящих на него вверх. Почему-то они интересовались им больше, чем мною. Может потому что он их боялся?
        -Заканчивай, вдруг здесь те мясники! Или буйные!
        -Спокойно, они сюда не сунутся. Тухлое место! Скучное, ни тебе мяса, ни кричащих людей. Чем дальше в глушь, тем меньше мертвецов. А ты думал, почему столько людей уехало в тундру и почему так злятся коренные народы севера?
        Я продолжал шарить перчаткой, покрывшейся коростами, пока не откопал черную метку:
        -Коган, Мойша Лазаревич. Ой...
        Я засунул документы трупа обратно ему в карман, окажется еще важный ученый или чиновник или вообще гражданин земли обетованной, в век потом не докажешь, что ты не ты его убил, будешь прятаться и бегать от занесенного над тобой Меча Гедеона. Про русского Ваньку, меня-то есть, так бы никто не вспомнил.
        Ванек бабы много нарожать могут, а Мойша Лазаревич всегда в единственном экземпляре.
        И вроде посмеяться можно или обвинить в антисемитизме, в дремучести и прочих лесных качествах, но на самом деле печально это, что ты жил, живешь и будешь жить в стране, хозяева которой скорее сделают сами себе минет, чем обратит внимание на живого человечка с ручками, ножками и душой в их сочлении, жмущегося под тенью нефте-газовых гигантов.
        Фен продолжал гневно наблюдать за моими действиями, словно я обирал голодающих, кому он лично сдавал деньги, и вдруг неподвижные зомби зашевелились, как будто услышав громоподобную тушь оркестра, и двинулась далее по оврагу, превращавшемуся во все более сонную лощину. Он задумчиво заковырял в носу. Я хотел ему сказать что-то очень важное, но забыл.
        -Ох ты ж, мать!
        Я вылетел из оврага с быстротой старушки, гонящейся за автобусом. Никто за мной не последовал: видимо я оказался хреновым пророком. С крохотной возвышенности мы наблюдали, как вполне просматривающая колонна мертвой плоти маршировала на будущий желтый закат. Зрелище производило впечатление своей алогичностью. Человеку, никогда не знакомому с живыми трупами это представилось бы как вдруг заговорившая с ним человеческим голосом собака или участливый полицейский.
        -Знаешь что, Фен, - проговорил я задумчиво, - хрен мы прошагаем эти оставшиеся километры, если пойдем по тихим местам. Я ничего не понимаю. Вон их сколько! И по счастливой случайности овощи. Мы здесь как на ладони.
        -И что нам делать? - спросил он, целеустремленно ковыряя в носу. Наверное, надеялся найти там клад или тайный план.
        -Не знаю. Тут все зависит от удачи...
        Я смотрел как его костлявый палец, с выпирающей горбинкой погружается в крохотный вздернутый носик, точно в глубокую пещеру, скребется там. Шумно ищет полипы.
        -Феликс, - проговорил я, - не ковыряй в носу. Мне почему-то кажется, что это очень опасно.
        Он прогнусавил:
        -Да брось ты, что может быть опасного в том, что я ковыряю в носу? Палец сломаю себе? Или мозги выключу?
        В моем мозгу судорожно вертелось какое-то позабытое мною правило. Я ясно понимал, что ковырять в носу в мире живых мертвецов строго противопоказано. Но вот логически обосновать, почему я пока не мог. Позабыв о более насущных проблемах я, как завороженный извращенец смотрел, как зомбивед извлекает из своей Марианской впадины свой продолговатый батискаф. Он был слегка окровавлен.
        -Ой, кровь, - пристыжено пробормотал Фен, - расковырял слизистую, наверное...
        Я наблюдал, как из тонкой, почти аристократичной ноздри, выползла, сощурившись алым на солнце, тонкая красная струйка.
        -Дурак, - зло сказал я, - теперь ты понимаешь, почему нельзя ковыряться в носу, когда кругом зомби? Заруби себе это на носу. Это одно из важнейших правил Зомбирации! На платок, утрись.
        Вероятность того, что буйные, пребывающие где-нибудь неподалеку учуют кровь была очень мала. Учитель быстро утер кровосток и запрокинул голову назад. Я продолжил свои теоретические исчисления:
        -Шоссе должно охраняться, так как оно нужно, чтобы снабжать город всем необходимым. Железнодорожные пути должны рано или поздно расчистить. Но ты сам видел, что бешенные делают с военными. Они не считаются со звездочками на пагонах. Вокруг дорог их будет еще больше. Лучше всего путешествовать по воде, но наша заботливая власть до сих пор не организовала паромное сообщение, а плавать на джонке собственного изготовления, я не приучен.
        На дороге показалась медленно едущая машина, без всякого мертвого эскорта. Вдали показались быстро увеличивающиеся фигуры, точно передвигаемые сразу на две клетки пешки. Завывания, которые до нас донес ветер. Скорей всего он так быстро и распространил запах крови. И самое паршивое, что негде укрыться от этой разряженной пехотной цепи из мертвой роты, ни одного массивного дерева, ни одной щелочки вокруг, кроме дороги.
        -Фен, бежим!!
        Повторять никому не пришлось, и мы рванули к трассе. Расстояние между настигающими нас мертвецами молниеносно сокращалось. Я оглянулся и увидел, что некоторые из них плюхнулись на пузо, и несутся к нам, высоко подпрыгивая, как псы, дикими прыжками.
        Я спародировал фильм:
        -Беги, Феликс! Беги!
        Шансов на спасение у нас было немного, если только машина остановиться и примет нас. Мы сумели достигнуть трассы прежде, чем мертвецы сумели достигнуть нас, но я уже мог различить их лица. Еще зимние оборотни, один бегает даже в вылинявшем пуховике, а у другого на голове шапка. Запах пота был чудовищным, как от дивизии солдатских портянок. А мы с Феликсом Викторовичем были теми самыми девками, которых кинули бы в полк.
        -Стойте! - я отчаянно замахал руками приближающейся к нам Ниве, - стойте!
        Мужчина за рулем дал по тормозам и, высунувшись, проорал:
        -Садитесь, чего орете то!
        Мы втиснулись в машину и рванули с места настолько, насколько это позволяли возможности отечественного автопрома. Через мешки с картошкой, наваленные в багажнике и пыльное стекло я наблюдал за выметнувшимися на трассу мертвецами, с улюлюканьем погнавшиеся за машиной. Но как не велика была их скорость, тягаться с машиной они не смогли и через пару минут потеряли ее из виду.
        -Вы что, мужики? - захохотал водитель, - совсем с глузду съехали? Кто же нынче путешествует по нашим бесконечным просторам! Сожрут, как пить дать.
        Я узнал в этом простом, как русский блин, человеке, фермера. Мало того, что в салоне машины были остатки сена, мешки с картошкой, болотные сапоги и ружье, которое водитель заботливо примостил подле себя, так и сам вид, и простодушие человека, спасшего нас, связывали его с крестьянской натурой.
        Какой-нибудь гламурный педераст на иномарке никогда бы нас не подобрал, а потом бы еще заснял на видео, как нас пожирают, и выложил бы на ютубе. Для него несколько тысяч просмотров важней жизни чужого человека. Хотя его я бы смог понять, сам иногда мучаюсь по поводу своего поступка на зомби-шоу.
        -Да мы это, - сорвал я, - путешественники. Туристы.
        -Русиш туристо обликом морале?! - снова захохотал он, - а где у вас палатки, а оружие? Иностранцы шоле? Ну, вы ребята даете!
        Нельзя было дать повод заподозрить нас в том, что мы мародеры, тогда бы этот добрый мужичок разрядил бы в нас свою двустволку. Никакой фермер не любит тех людей, кто его обворовывает.
        -Мы экстремальные туристы, - вставил Фен, - нынче такое модно.
        -Ааа, - протянул крестьянин, - модаааа.... Ну да... против моды не попрешь. Только по мне херня это все!
        Мы быстро познакомились. Нашего спасителя звали Семен, просто и дружески, без всяких отчеств и фамилий. В его круглом, вовсе не испитом лице, читалось желание дружить до гроба и также, до гроба, воевать с недругами. Фермерам нынче оказывался особый почет. Они стали одними из самых завидных женихов для молодых девушек. Народ сломя голову ринулся в деревню, к земле, чтобы хоть как-то прокормиться зимой. А людям, профессионально возделывающим землю, в условиях нарушения почти всех транспортных связей и хозяйственного оборота, стала оказываться государственная поддержка.
        -Херня это все. Солярки не дали, а на чем пахать? Я чели трактора самогоном должен заправить? А сколько всяких этих... рейдеров, дезертиров из армии, покойников шляется. Как тут работать? Зарплаты батракам платить надо? Надо. За землю платить надо? Надо.
        -И что, вообще не помогают? - спросил я.
        -Да лучше бы вообще не помогали! - отмахнулся он, - оставили бы в покое, все как-нибудь бы само наладилось, обязали по всяким инстанциям ездить, бумажки собирать, аттестации проходить, техобслуживание, регламенты.... Ну, на кой черт это сейчас то надо, когда уборочная вот-вот наступит? Вот в город еду, документы получать. Мол, теперь - собственник своей земли, без всякой аренды. Заодно пару мешков продам картохи. Знаете, как расхватывают? Только вытащу из машины, уже драка начинается! А раньше все ходили по магазинам, нос воротили. Вот что значит - беда пришла!
        Я попросил довести нас до городских окраин, за армейские блокпосты. Семен поинтересовался:
        -А документы у вас в порядке, а то проверяют. Нет, мужики, мне то что, я вижу вы нормальные ребята, но там у них порядок, проверка. Шмонают.
        -Слушай, - изменил я тон и нагнулся к нему, - выручи. Не все в порядке у товарища с документами, потерял, когда убегали. А нам возится на КПП не с руки, его еще посадят до выяснения.
        Я протянул в руки фермеру тот дорогой сенсорный телефон, который вытащил из кармана парня, пришедшего на пламя костра. Я успел очистить его, и он выглядел более-менее прилично.
        -Разреши как-нибудь вопрос, а? А это себе возьмешь.
        Он изучил технику, одной рукой управляясь с рулем, пожал плечами и вернул мне темную безделушку. Треугольные боковые стекла машины резали воздух, и этот нехитрый кондиционер здорово охлаждал. Только Фен, казалось, замерз и кутался в свои грязные одежды. Сменяющийся за окном диафильм пейзажа больше не привлекал меня. От решения фермера зависело очень многое, и, похоже, он не согласился иметь проблемы с законом.
        -Так что, поможешь нам? Можем денег накинуть еще немного...
        Он сказал:
        -Убери эту хреновину, что я не мужик что ли, не помогу? Все будет правильно, вы не высовывайтесь сильно. Улажу.
        Мы коротали время до блокпоста разговорами. Семен рассказывал о том, что изменилось в городе с момента, когда округа была еще очень безопасна, и я беззаботно уехал на велосипеде на промысел. В последнее время участились случаи разбоя на трассах. Неизвестный просил сердобольного водителя подвезти до города, а в пути расправлялся с шофером. Кроме того, я узнал о том, что НГПУ, где учился Феликс, недавно познал на себе ярмо болезни. Так как ВУЗ считался одним из крупнейших за Уралом, и в нем училось без малого двадцать тысяч студентов, то недуг значительно прошелся и по учащимся. Многие из них стали овощами и по старой привычке продолжали каждое утро ломиться в вестибюль учебного заведения. Так что чернорубашечные охранники не успевали их выписывать обратно на улицу. Вооруженная охрана была поставлена и у других корпусов: института искусств и физкультурного. Они были выстроены в городе отдельно, чтобы художникам никто не мешал творить и чтобы спортсмены не избивали будущих педагогов.
        -Слышал, Феликс, - спросил я, - твое место учебы разгромили? Наверное, друзья погибли. Жалко.
        -Да, - безразлично сказал он, - жалко.
        -Еще выборы на носу, - продолжал фермер, - через два дня. Я уже по открепительному удостоверению проголосовал.
        -И за кого, - оживился учитель, он очень любил политические темы. Чем меньше человек значит в мире политики, тем больше он любит о ней рассуждать, - За Здоровую Россию?
        Салон машины покрыла отборная трехэтажная ругань.
        -Да чтобы я еще раз за них голос свой отдал? Воры! Казнокрады! Работать не дают! Я за Партию Живых проголосовал. Ихний главный, Волин Еремей, сразу видно - мужик, а не сопля глистастая в очках.
        Я вдруг подумал о том, что за время нашего путешествия зомбивед ни разу не пожаловался на то, что у него отсутствуют очки, и он плохо видит. Я украдкой посмотрел на него, он засматривался на по-прежнему голубое небо, не думающее прикрываться облаками. Странный, покорный спутник достался мне в напарники. Интересно, если бы сейчас мы не встретили с машину, я бы пожертвовал им ради своего спасения? Оставил бы на съедение мертвецам?
        Скорее всего, да. Это было и казалось намного естественней и логичней, чем тогдашний безрассудный поступок на теле-шоу. Происходящее мне казалось диким и бесчеловечным, подстроенным и искусственным. Смалодушничать там, значит прогнуться под выстроенные кукловодом правила. А борьба в естественных условиях совсем другое дело. Здесь выживает сильнейший, хитрый, ловкий. Здесь сценарист - сама природа и продюсер - природа. За то что выжил, испытываешь не угрызения совести, а гордость.
        -Элеваторы пустовать будут перед зимой, я вам говорю. Засеяли кое-как, а соберем еще хуже, хоть на коней пересаживайся. Будет голод зимой. И холод. Вы ребята, если в городе зимовать будете, позаботься загодя о дровах. Нарубите, где сумеете, иначе околеете с нашими сибирскими морозами. Топлива мало.
        Город и так практически облысел за эту зиму, когда горожане вырубили многие зеленые насаждения и сожгли их в самодельных печках.
        -Слушай, Семен, - спросил я, - а как ты думаешь, из-за чего это произошло?
        Он подумал и изрек:
        -Хрен его знает. Слишком много людей от труда отлынивало, все в менеджеры и управленцы. А когда человек не трудится из него всякая чернота вылазит. Я так думаю.
        Блокпост представлял собой сложенные из мешков с песком укрепления, из-за которых торчали носики пулеметов, направленных на трассу. Как сороконожки стояли боевые машины пехоты. На броне курили солдаты. За спинами охранения виднелись пригородные строения - малоэтажные здания и старенькие хрущевки. На проверочном пункте скопилась небольшая очередь, которая, впрочем, быстро продвигалась вперед. От дорожной развилки то и дело трогались боевые машины, уходя на прочесывание местности вправо и влево. В глубине блокпоста были разбиты выцветшие, болотного цвета палатки. Тарахтели дизели и от солдатского лагеря чадил дым походной кухни. Прохаживались откормленные солдаты с автоматами на перевязи.
        -Сидите тут.
        Семен вышел поговорить с подошедшим к нему офицером. Ободряюще похлопал его по плечу, взмахнул руками. Военный слушал, затем крикнул к себе солдата, которому Семен с видимым удовольствием вручил ведро картошки, которое извлек из багажника. Мы в это время сидели ниже травы, тише воды. Лишь мимоходом оглядев нас и, наверное, убедившись, что мы не бородатые террористы с автоматами, он больше не удостаивал нас вниманием.
        Мы миновали укрепление без проблем, дальше нам встречались подобные, но менее укрепленные объекты. По бокам вырастали дома, и улица наполнялась людьми. Живыми. Многочисленными. Настоящими людьми.
        -Вас где высадить?
        -Да прямо здесь, - не веря своей радости, ответил я, - спасибо Семен огромное. Ты нас дважды спас.
        -Да без проблем, - он пожал нам на прощанье руки и укатил на своей видавшей виды Ниве дальше.
        Вот так просто и бесхитростно было прощанье с человеком, который сохранил наши жизни. Даже как-то неудобно вышло, но меня обуревали счастливые чувства по поводу того, что мы все-таки сумели, все-таки выжили, пришли!
        Хотя это как посмотреть. Нас высадили на окраине левобережного Новозомбиловска. Первомайский район, где умереть от обколовшегося наркомана было более реальным, чем быть загрызенным вне города зомби.
        -Добро пожаловать домой, Феликс Викторович, - со слезами на глазах сказал я, - дом, милый дом!
        Мимо прошкандыбала стайка личностей в спортивных костюмах и семечках в руках. На траве, сонно поглядывая на проезжую часть, разлеглись ранние пьяницы: школьники, потягивающие энергетические коктейли, мужики с пивом и старики, почтенно кушающие беленькую. Наглядная картина преемственной деградации, которую всегда можно было наблюдать на левом береге Новозомбиловска. Я с удивлением заметил, как пенсионеры поили водкой насильно усаженного с ними овоща. Он пускал слюни, раскачивался из стороны в сторону и крепко сжимал выданный ему граненый стакан.
        Не иначе генная память.
        На бетонный бордюр, выросший на зеленом косогоре задумчиво испражнялся молодой человек, одной рукой запрокидывая над горлом бутылку, а другой выписывая желтые кренделя.
        -Смотри, - сказал я Феликсу, - посредник.
        Паренек, закончивший пить пиво и писать, повернулся и посмотрел на нас мутным взором:
        -Ты че на, за, пля, сюда, нах, смотришь!
        Я, вкушая дорогую слуху речь, зажмурился, как от ласкового слова. Теперь я окончательно понял, что мы дошли до города! Да здравствует Затулинка с ее дремучими, неотесанными нравами
        Глава 19
        В целом Новосибирск не так сильно изменился. Стало намного меньше людей и намного больше полиции. Позакрывались многие превилигированные магазины, мало кто покупал в условиях кризиса шмотки за десятки тысяч рублей. Хотя и такие находились, но разгневанные горожане не хотели видеть, что те, кто был богат до зомби, лишь приумножили свое богатство с их появлением. В вагонах метро присутствовал вооруженный конвой. Мы с ветерком прокатились по прохладной подземке, которая сбила с нас нескончаемый солнечный жар. Интересно, как от нас пахло? Последний раз мы мылись еще в языческой общине, когда они устроили нам баньку. Причем мылся только я, Феликс отказался. На каждой станции, от Площади Маркса до Заельцовской обосновались дополнительные гарнизоны дорожной полиции.
        Все было обклеено политической рекламой. Казалось, все типографии мира работали только на то, чтобы обклеить город тоннами не нужной макулатуры. Плакаты Партии Живых отличались духом народного русского лубка. Известный тезис Геббельса: "Приумножать и упрощать", был прямо воспринят пиарщиками партии, и я со смехом рассматривал лубки, где могучая фигура Еремея Волина то душила чиновника, то выметала из Сибири зомби или давала отпор злой китайской военщине.
        И девушки, девушки! Не вонючие, поросшие небритой щетиной женщины-зомби, которые в блеске исполняют известную программу любой женщины - довести до гроба мужчину. А прекрасные, светлые, как ангелочки девушки в юбочках и джинсах, с пустыми или умными глазами. Высокие или маленькие! Веселые, задумчивые, красивые и симпатичные! Между тем, что я видел раньше, и этой облеченной в плоть красотой было всего одно различие!
        Казалось бы - всего одно отличие, что в этом такого принципиального? Но между мертвым и живым телом основное различие тоже заключается в единственной принципиальной вещи, но зато какой! Так и я любовался девушками, словно и не было короткой остановке в Куйбышеве, ярмарки, множества живых людей и не гастрономических чувств... и Светланы.... Как она?
        Мое сердце стало более напоминать податливый пластилин. Теперь можно было ощущать боль в левой стороне груди. И не сказать, что это было приятным. Скорее я постоянно знал, что я - живой.
        Громаднейший мегаполис жил тем, что привозили из области. Мясо с ферм, зерно с элеваторов, молоко. Все это подорожало и отпускалось бесплатно по социальному тарифу. Мы зашли в один из организованных мэрией социальных магазинов. С тех пор, как я уехал цены выросли чуть ли не вдвое! И я готов поспорить, что зарплаты при этом упали. У каждой группы населения были рассчитаны свои нормы: пенсионеры, дошкольники, школьники, матери, социальные инвалиды и т.д.
        При этом еда была и в свободной продаже, так как заметная убыль населения помогла компенсировать недостаток в продуктах. Мы с Феликсом Викторовичем, предварительно сдав на хранение багаж, знатно откушали в одном из кафе. Благодаря нашему избавлению от когтистых лап смерти, мы устроили настоящий пир.
        Но я не рекомендовал другу заказывать себе мясо. Говорят, слишком часто теперь на стол подают зомбятину. Она даже считается деликатесом. Особенно мясо буйных. И люди не думают, что занимаются каннибализмом. Какое до этого дело, когда желудок просит еды?
        Сбыв немногочисленный хабар перекупщицам, и отнеся собранные документы в ЗАГС, как будто я собирался их поженить, и, по-прежнему не привыкнув к такому большему количеству живых людей, мы стали думать, чем занять себя дальше. Я наведался в свою скромную комнату, где долгими зимними ночами я предавал ей еще больше сходства с монашеской кельей, а другими словами просто мастурбировал, и там мы передохнули пару часов. Света не было, вода только холодная, но мне хватило, чтобы помыться. Фен тоже захотел совершить омовение, но вышел из ванной такой же вонючий. Как мне показалось.
        Странно. Вот и все. Дошли. Что теперь?
        Ослу понятно, что отправляться в новый набег за вещами смерти подобно, когда по области творится такое безобразие. И кажется, что в городе не совсем безопасно. На мой звонок в ЖЭК, по поводу горячей воды, ответили как всегда зло и посоветовали помыться под дождем. В своем блокноте я сделал еще одну пометку того, что в мире не поменялось.
        А потом мы пошли гулять. Я не расспрашивал у Феликса, глядя на его скрюченную спину, есть ли где ему жить. Это было неважно, я бы приютил его у себя. Дороги были свободны, относительно тихи и жара, пронизавшая каменную цитадель города, казалась не такой удушливой. Мы прогулялись по Красному Проспекту, где под развешанными праздничными флагами бригады штукатурщиков реставрировали стены. Они были изрешечены пулями: бандитские группировки были как никогда сильны.
        На площади Ленина в центре многополосной магистрали теперь было возведено укрепление из бетонных заграждений. Вооруженные люди, облокотившись на своеобразный бордюр, провожали автомобильный поток ленивыми взглядами. Всех источала жара. Иногда останавливали какую-нибудь машину и проверяли ее содержимое. Памятник Ленину был взорван неизвестными еще прошлой зимой и через развороченную железобетонную задницу, можно было заглянуть в светлое будущее. Деревья, окаймляющие оперный театр, по-прежнему дающий концерты, были спилены зимой и пущены на растопку. На их месте стояли, как обгорелые, чахлые саженцы.
        Поразительно, но я почти не увидел овощей. Лишь когда мы проходили мимо церкви Александра Невского, там ясно и пронзительно, точно хотели расколоть само небо, зазвонили колокола. Начиналась служба и толпа старух, желающих прикупить молитвами себе место в раю, крестясь, заходили в храмину. Вместе с ними туда валом валили и овощи, широко выпучив глаза и раскачиваясь, пытались войти под сень храма божьего.
        Я давно заметил, что овощи очень любят посещать христианские мессы. Обыкновенная православная церковь, не считая отколовшихся от нее ортодоксов, считала мертвецов грешниками, которым Господь ниспослал испытание, аки Иову. И она взвалила на себя обязанность облегчить их мучения и страдания. Все мировые конфессии считали примерно также, стараясь на людском горе о том, что их близкие превратились в упырей, снискать себе новую паству.
        Мы мирно сидели на скамейке около оперного театра с его серебрящимся куполом, где гордо, не смотря на напасть, реял флаг области. Впрочем, как и всегда, ничего не предвещало беды. Неожиданно Фен дернулся, сделал попытка залезть куда-то за меня и что-то рассерженно прошептал. Я спросил:
        -Ты чего?
        Он ткнул пальцем в сторону, откуда к нам приближалась толпа мертвецов. По-крайней мере мне так показалось вначале. Рваная, запачканная грязью одежда, белые лица с кровоподтеками, судорожные движения. Горожане ускоряли шаг и ступали на аллеи или перепрыгивали чугунные ограды.
        Только когда толпа мертвецов приблизилась к нашей скамейке, и вокруг не осталось никого, я понял, что это были не мертвецы, а самые обыкновенные мудаки. Причем мудаки кондовые.
        Кровавые разводы оказались обычной акварелью и гуашью. Лица, выбеленные как будто мукой с подведенным черным глазами. Рваные движения не следствия смерти, а лишь часть бутафорского маскарада и сильного влияния алкоголя. Стало ясно, что перед нами представители одной из молодежных субкультур, копирующих поведения мертвецов. В большинстве своем они не встречались ни с одним буйным, а вся бутафория прекрасно сочеталась с претенциозной молодостью, главное было нагнать страха на обывателя. Мертвячники выряжались в мертвецов и шатались большими группами по городу, пугая честный народ. Бывали случаи, когда по ним открывали огонь из травматических пистолетом или молодые люди, имитируя буйных и с диким воем набегая на какую-нибудь старушку, доводили ее до инфаркта.
        И музыка у них была весьма специфического кала, какая-то смесь звона качельных цепей, раздирания спелого арбуза, чваканья грязи, подвывания человеческих голосов, звуков падающих в унитаз фекалий, выдавливаемого из пластиковой упаковки кетчупа. Слова песен соответствовали описанию музыки.
        Компания остановилась возле нас, отдыхающих на скамейке. Выглядели мы непрезентабельно, смертельно устало, исхудавши и вялыми, и молодежь вполне могла принять нас за бомжей, если поиздеваться над которыми, никто и никогда не призовет к ответу.
        Да и как не поиздеваться над человеком, если рядом с тобой под двадцать товарищей?
        Один из подростков, широкий и приземистый как комод, подволакивающий ногу в рваных и окрашенных красным джинсах, серьезно произнес:
        -Живые не боятьс-ся нас?
        Вся компания завыла, в том числе и мертвые дамочки, волосы у которых были зафиксированы лаком в грозные катухи. Выключилась подвывающая музыка на мобильном телефоне.
        Комод продолжил:
        -Это с-скамейка для мертвых...
        Фен, почему-то расслабившись, проявил храбрость:
        -А где это на ней написано?
        -А вон там, с-сзади, - он тянул согласные по последней моде, утверждавшей, что мертвые разговаривают так и только так. Наверное, для него было бы новостью, что убитые вообще никак не говорят.
        Я обернулся и с удивлением увидел, что на спинке и в правду написано: "Скамейка исключительно для мертвых граждан Новозомбиловска".
        Сказать, что во мне кипел гнев, было бы неправильно. Во мне кипела жажда убийства. Это как упрекать солдат, что они плохо сражаются, ни разу не побывав под огнем! Как судить о Бахе, слушаю только Диму Билана. Проклятая советомания, когда каждый мнит себя вселенским гуру, который лучше других знает, что и как делать. Я был уверен, что как только оторву нос ближайшему псевдомертвецу, он заголосит и позовет на помощь мамочку.
        Мысль в моей голове хотела получить развитие в человеконенавистническом ключе, но я, представив, что если бы какой-нибудь буйный, когда я был готов его расплескать арматурой по сторонам, вдруг заорал бы "Мама! Мамочка!" и принялся бы слезно молить меня о снисхождении, я громко захохотал, хлопая себя по ляжкам.
        -Ему с-смешно, - покачал головой та же часть мебельного гарнитура, - я думаю, он не понимает, что мир теперь принадлежит мертвецам.
        Вообще существовало много народившихся субкультур, так или иначе связанных с мертвой напастью. Кто-то видел в мертвых непостижимую эстетику, а вершиной желания таких людей было стать мертвецом. Для них существо, писающее в штаны и с опарышами в анусе, было вершиной готической культуры. Другие упивались агрессией буйных и бессознательно копировали их поведение. Появилось много альтернативных групп, поющих о мертвецах и снискавших в столицу большую известность. А позеры, которые стояли перед нами, не знали, что отхватить от той пикантной для молодежи темы, поэтому превратили себя в ходячую, смешную биллеберду.
        -Мы вас с-сожрем...
        Тут, надо сказать, я раскрыл в удивлении рот. Потому что Фен.... тихий и спокойный Феликс Викторович, вскочил и подлетел, как на крыльях любви, к говорившему главарю и отвесил ему такой смачный пинок в пах, что я отчетливо услышал, как чавкнули, превращаясь в омлет, семенные железы мертвеца.
        -Ууууу-аа-а-а-а, сука!!!
        Я так и знал, что это не мертвецы, гы-гы. Фен, победно оглядывая кучку опешивших неформалов, произнес:
        -А знаете ли вы, дорогие мои друзья, что зомби не чувствует боли? Однажды, мой друг, который сидит на скамейке, отпилил одному из них ногу и этой ногой пытался забить его до смерти и при этом испытуемый даже не закричал! И кровь почти не текла, вязкая.
        Кто был менее пьяным, смекнули к чему идет пьеса и поспешили удалиться (забыв про свое ковыляние) с театра будущей баталии. Я похвалил друга:
        -Совершенно правильно коллега. Самый верный способ проверить стоит ли перед вами зомби - это пнуть его по эээ... ну...
        -Гениталиям? - заботливо подсказал какая-то девушка с жесткими иероглифами на голове.
        -Да-да, благодарю. К сожалению, способ не действует, если перед вами находится девушка.
        -А что тогда? - с благоговейным и надуманным ужасом вопросила неформалка, - ведь не будете же вы всех пинать?
        Я утвердительно кивнул, доставая травматический пистолет:
        -Конечно. Я просто стреляю им в живот.
        Я сделал вид, что что-то достаю из-за спины. Ни дать ни взять орудие труда. Лица молодняка стали еще бледней, а рты копировали букву "о". Фен воздел руки к небу, страшно закричал, будто бы пародируя индюка, затопал ногами и стайка неформалов, подхватив под руки плачущего от боли предводителя, унеслась куда-то по своим неизвестным, мертвячьим делам.
        Феликс сел обратно и я с благодарностью пожал ему руку.
        -Ну, ты дал. Откуда в тебе столько злости?
        -Не люблю неправды, - уклончиво ответил он, - вырядились как на фестиваль уродов, как будто насилия в мире мало.
        Ага, только что его, насилие, умножал.
        Через несколько минут к нам подошел наряд полиции. Мы напряглись, но вместо наказания мы получили благодарность о том, что проучили зажравшихся подростков, которых тронуть, увы, они не имели права.
        ***
        Моя жизнь не успела впасть в привычное русло, когда Феликс, раздобыв на дворовой распродаже, которую теперь часто устраивали домохозяйки, приличную одежду, не явился ко мне домой. Недавно он сердечно поблагодарил меня за спасенную жизнь и ушел, уверив, что у него есть неотложные дела у сыскавшихся в городе родственников. Вчера проходило голосование по Новозомбиловску, на которое я благоразумно не явился. Ко дню выборов, к которым у меня, как у всякого здравомыслящего русского человека был выработан вековой скептицизм, скукота, казалось, проела плешь на макушке. Передо мной встал даже вопрос о поиске работы, ибо находясь в здравом уме, я понимал, что ни за что не полезу больше на промысел в область.
        Именно в этот день ко мне пришел Феликс и сказал:
        -Хочешь подзаработать?
        Не нужно пояснять, что я ответил да.
        Я никак не мог понять для чего мы пришли в этот дом культуры, обильно украшенный флагами, словно наступила питейная майская неделя. Город был переполнен полицией, а улицы перекрыт для движения транспорта. Как мне пояснил Феликс, предстояла какая-то бумажная волокита, за которую новоиспеченная и победившая на выборах Партия Живых теперь хорошо заплатит. На входе ко мне, сверившись с паспортом, прикололи бэйджик с моим именем. Я теперь был Иван в квадрате.
        Но во мне по-прежнему кипела жажда не такой рутиной работы. Да и еще бы, как может человек, который больше привык отмахиваться железным прутом от наседающих мертвецов, спокойно сортировать бумажки, точно какой-нибудь затюканный клерк?
        Мы поднялись на второй этаж и проследовали в небольшую комнату, в которой стол был завален бумагами.
        -Что мы здесь делаем? - спросил я, - пошли в бар, потравим истории, а нас бесплатно угостят пивом. Оно дорогое, так как ячменя стали намного меньше сеять.
        -А я думал, все пиво делают из ослиной мочи, - хохотнул Фен и подошел ко мне, - ты сейчас все увидишь, Вань.
        Внутри здания гудели голоса растревоженного человеческого улья. Там шел какой-то шутовой концерт или митинг, что в государстве российском не сильно различалось. Проигравшие здороворосы спешили послать, куда подальше свою бывшую партию, и, видимо, становились неофитами Партии Живых.
        -Я хотел сказать тебе спасибо, - начал Феликс, - за то, что ты меня спасал постоянно. За то, что дотащил меня до города. За то, что не дал сгинуть на полдороги.
        -Это было бы неплохо, - улыбнулся я, - но что у тебя есть?
        У меня на груди болтался бэйджик с моим именем, который пришлось прицепить на проходной. Он был неудобен, и складывалось впечатление, что мне его прицепили прямо на сосок.
        Фен положил свои холодные, как у мертвеца руки, мне на плечи, а затем переместил их на шею и я почувствовал прикосновение утопленника. Это охлаждало и в жаркий летний день приносило облегчение.
        -Это поистине царский подарок. Я даже не знаю чем смогу тебя отблагодарить за это.
        Я продолжал смеяться, наблюдая за тем, как он пристально смотрит на меня.
        -Феликс, - спросил я, - а почему тебя такие холодные руки?
        -Чтобы лучше чувствовать тепло других, - пошутил он.
        Я поддержал:
        -А почему у тебя расширившиеся зрачки?
        Приглядевшись, я заметил, что его зрачки действительно расползлись по глазному яблоку и не мигающее смотрели на меня.
        -Чтобы лучше тебя видеть, мой друг.
        Мне стало не по себе:
        -Ты наркотой, что ли закинулся? Э, друг, это без меня!
        Он проговорил, растягивая тонкие сизеющие губы. Когда смотришь на Фена так, без украдки и косого угла, а прямо глаза в глаза, замечаешь какое неприятное, отталкивающее лицо у зомбиведа. Лицо висельника, утопленника, мертвеца. Но при этом не раздутое, а наоборот, как будто потерявшее полные черты и сузившееся, заострившееся. Так остро и чисто выглядит иногда лицо человека, умершего естественной смертью.
        -Феликс, ты меня пугаешь.
        Он ощерил мелкие зубки:
        -Я знаю.
        Затем он дернул руками, и я даже не успел вскрикнуть.
        Я всегда смеялся над глупостью, но, похоже, и у нее тоже оказалось чувство юмора.
        Глава 20
        Что-то лопнуло, как туго натянутый канат и мертвый сталкер упал на пол, играя в младенца, свернувшегося в позу эмбриона.
        Феликс, криво улыбаясь, как разрезанный ятаганом, смотрел в лицо издохшего друга. В юношеском лице, не лишенном героизма и отпечатком русской грусти, родом откуда-то из-под Рязани, выразилась вся национальная предсмертная палитра: раскрытое, слегка возвышенное в глазах непонятное удивление. Как, откуда? Со мной ли? Почему, я же так жить хотел, столько всего... но, не успел... Бог с ним.
        С наслаждением, не соответствующим процедуре, Феликс Викторович снял, с упавшего за стол тела бэйджик с именем владельца. По-прежнему ухмыляясь, он прицепил его себе на грудь. Теперь он снова был Иваном.
        В дверь постучали. Человек заканчивал свое преображение, накинув на голову капюшон.
        -Да-да?
        Женский голос пробормотал:
        -Простите, Иван... Вас ждет Еремей Волин. Заседание вот-вот начнется.
        Феликс улыбнулся:
        -Скажите ему, что я вскоре буду.
        Он снова посмотрел на распростершего крыла парня. Жаль, что пришлось его убить, он был неглуп, хоть и самолюбив. Путешествовать вдвоем было всяко интересней и веселей, чем в одиночку, когда Феликс командовал уничтожением Чанов. Он не замечал, думал мужчина, как я исчез из коллектора, где нас держали работорговцы, чтобы уладить кое-какие дела в Новозомбиловске. И про мое спасение из той опасной телеигры поверил. Он ловко спасся из той засады, когда я обеспечивал этому вояке победу на выборах, хотя его бы и не сожрали, только напугали - я бы не позволил. Вообще, было забавно наблюдать за тем, как пешка учит игре ферзя. Я привык заканчивать партию красивым и эффектным жестом. Жаль, что так и не узнал твоих мыслей о том, почему появились мертвецы. Правда, ты все равно бы ошибся, поверь.
        -Прощай, Иван. Извини меня, но я люблю путешествовать людостопом.
        Мертвый человек не отозвался.
        Зал, все бесстыдство которого выгодно подчеркивали софиты, был подвязан людьми, как галстук у подбородка. Две сотни партийцев, банкиров, чиновников, видных деятелей культуры и науки, цвет и пыльца Новозомбиловска устроились в цвета крови креслах, чтобы присоединиться к торжеству Партии Живых.
        Рослые мужчины в военной форме застыли с автоматами на перевязи по периметру обшитых мягким сафьяном кресел. По древней русской традиции на демократических выборах побеждал тот, кто мог подтвердить свободное волеизъявление народа готовностью узурпировать это право и отстоять его от других нахалов автоматными стволами. Так как в стране обстановка сохранялась чрезвычайная, то совесть людей была чиста от такого нарушения всякого мыслимого права.
        Когда на сцену вышел Еремей Волин в неизменном военном мундире, с планкой орденов, в едином порыве участники съезда поднялись и зааплодировали. Превосходная акустика превратила аплодисменты в грохочущий девятый вал, придавший особую торжественность обстановке. За спиной вождя застыли безмолвные фигуры телохранителей.
        Партия Живых с завидным отрывом победила на выборах и ее глава, Еремей Волин, стал фактически главой огромного региона. Осталась формальная процедура выбора губернатора. Сами выборы в условиях стремительной стагнации человечества не играли роли большей, нежели наделением формальным суверенитетом, то есть высшей государственной властью, партийное образование. Людям с оружием нужна была только формальная поддержка граждан, чтобы утвердится во власти. Все остальное - фикция.
        Без лишних слов лидер произнес:
        -Всего за полгода мы сумели победить. Такого раньше не было, но это так. Я не любитель длинных речей. Скажу прямо. Москве нужна сильная власть здесь, на месте, чтобы охранять трубопроводы и нефтеперерабатывающие заводы. На сегодняшних переговорах с правительством я клятвенно заверил их, что перебоев с поставкой сырья и горюче-смазочных материалов не будет.
        По залу пронесся легкий бриз шепота: неужто это говорил сам Еремей Волин? Слышать откровенное нарушение своих предвыборных обязательств от человека, кричащего, что Сибирь должна стать отдельным и независимым государством, было тоже, что получить удар ножом в спину. Лишь немногие адекватно настроенные деятели понимали, что центр никогда не отпустит периферию богатую нефтепродуктами, весьма котируемой нынче валютой. Отпустят регион, начнется и без того мощная децентрализация страны. Как на Кавказе воспрянет атавизм феодальных пережитков.
        Объяви Волин о независимости такого аморфного государственного образования, как Сибирь, где даже границы не обозначены, на следующий день стоило ожидать десанта на столицу "Zимбири" верных центру штурмовых частей. Компромисс был нужнее противоборства. А потом, когда Москва окончательно задохнется от наплыва мертвецов, управление схватит паралич, обязательства потеряют силу, можно будет и осуществить давние сепаратистские устремления Сибири.
        -Да, я предал многих людей поверивших мне. Но не в наших интересах ссориться с центром, когда с востока угрожает Китай и мертвецы. Было бы совсем некстати заиметь еще и сильного западного противника. Мы выступаем за единую и неделимую Россию. Я официально заявляю, что другие обязательства, которые я взял на себя перед избирателями, будут выполнены в полном объеме. Повторю, я не любитель длинных речей, поэтому прошу задавать журналистов вопросы.
        Из первых рядов раздался женский голос:
        -Как вы намерены восстановить порядок?
        -Первым делом будет введен ужесточенный комендантский час, с восьми часов вечера и до восьми утра. Людям, чья работа подразумевает ранний труд, таких как, например пекари, дворники, мусорщики и другие, будут выданы специальные удостоверения и обеспечены служебным транспортом, реквизированным из штата коммерческих перевозок. По статистике каждые сутки в городе пропадают около двух сотен людей, и лишь малая часть из этого происки бандитов. Мы не должны больше допускать такого. Мы в ужасающей демографической яме и, даже если победим болезнь, большой вопрос, сможем ли возродиться?
        -Вы хотите сказать, что пропажа людей - это дело рук временно больных граждан? Но город свободен от агрессивных мертвецов.
        Волин взорвался:
        -Нет никаких временно больных граждан! Есть упыри, которые любят человеческие потроха и не делающие существенного выбора между младенцем и старухой. С этого момента все зомби подлежат непосредственному уничтожению, даже так называемые овощи, то есть неопасные больные. Город на пороге пандемической катастрофы, слишком много трупов и нечистот на улице, и в первую очередь заразу разносят трупы. С этого момента Новосибирский крематорий будет работать только для сжигания зомби, расходы будут оплачены из казны. На мусорных полигонах будут захоронены партии утилизированных мертвяков. Эти меры жестоки, но данные поступающие к нам из военной разведки указывают, что вокруг города скопились десятки тысяч мертвецов со всей области.
        Зал охнул, точно ему на телеэкране показали акт дефекации Барака Обамы. Волин сказал это намерено, чтобы отвлечь внимание общественности от непопулярных мер, которыми он собрался укрепить положение. Он уже почти уничтожил врага внутреннего, разрушая с помощью бронетехники коттеджи наркобаронов и укрепленные анклавы эмигрантов. Ему срочно была нужна новая кукла, на которую бы с ненавистью и раздражением смотрело население.
        -Это целая армия, не побоюсь сказать, что к границам армейских блокпостов стянуты все больные люди с Сибири, а также добредшие до нас толпы из Китая, Казахстана. Как показывают наши дипломатические каналы ситуация в этих странах ужасающая, количество инфицированных граждан приближается там к шестнадцати процентам от населения Китая и четырех-пяти Казахстана. Я уже отдал приказ бросить против скапливающейся массы танки, но из-за катастрофической ситуации с горючим вызванным воровством тыловых крыс и бездействием партии Здоровая Россия, что раньше протирала в правительстве жопы и подлокотники, в области армейскую бронетехнику можно использовать лишь как стационарные огневые точки. Господа, сейчас, после памятной нам зимы, происходит вторая битва за Новосибирск, в которой войска одержат уверенную победу над мертвяками. Я уже выиграл одну битву и выиграю вторую. В конце концов, что могут сделать зубы против брони?
        Приближаясь к финалу действия, принимали сценический пафос. Из-за кулис, также прихрамывая, выбрался Иван в откинутом с головы капюшоном. Фоторепортеры тут же начали стрелять из своих светочувствительных, оптических винтовок. В ходе предвыборной компании до них доходили слухи о таинственном спонсоре и лоббисте новоиспеченной партии, который как по волшебству решает самые насущные проблемы молодой организации. Кем его только не называли! И американцем, и фашистом, сионистом, демиургом, евреем с Уолт-Стрит, но личность Ивана осталась такой же загадочной, как и была.
        -Здравствуйте.
        Охрана была, ринулась схватить Ивана, но Волин сделал жест рукой, как-никак он не хотел уничтожать опасного человека прилюдно, навесив на него тяжелые обвинения. Он сделает это после, в кругу единомышленников, которые уже получили соответствующие распоряжения. А пока... пока, крысиные, мелкие черты лица с хрупкими косточками, как будто искалеченных караморой и едкие реплики, бросаемые в сторону зала, превращали невзрачную фигуру Ивана в опасную шахматную фигуру. В конце концов, Волин был не виноват, что все наемные убийцы, посланные на устранение Хозяина, погибли, либо не сумели выследить цель.
        Иван с трибуны примеряющее улыбнулся:
        -Мой друг совершенно прав. Зубы против брони бессильны, но никакая катанная сталь не в силах совладать с мозгами.
        Он иронически постучал себя по голове и тут же в помещение ворвались звуки пулеметных очередей и разрывы гранат. Здание тряхнуло, будто бы под ним рванула тротиловая бомба, но под жидкими водопадами замазки, посыпавшейся с потолка, устояло. К Волину немедленно приблизился один из охранников и прошептал:
        -Охрана доложила о том, что на здание совершено нападение.
        -Кто? - прохрипел полковник, - конкуренты? Живоросы? Войска? Кто?
        Охранник отрапортовал:
        -Боюсь это мертвецы, шеф. Среди них замечены какие-то огромные глыбы, больше любого человека. Их не останавливает даже тяжелое стрелковое вооружение.
        -Бронетехника, используйте бронетехнику!
        Иван вмешался в разговор, который постоянно прерывался длинными апарте - автоматными репликами, бросающими зал то в прострацию, то в панику.
        -Ерема, я думаю это решительно бесполезно.
        Полковник даже не обернулся и продолжал слушать охранника.
        -Шеф, вы сами приказали генералам выдвигаться на оборонительные рубежи вокруг города, чтобы остановить надвигающихся тварей, в городе всего несколько дивизионов бронемашин, они заняты зачисткой в указанных вами кварталах близ рынков. Они не успеют прибыть сюда... Мы, не думали, что в городе откуда-то могут взяться мертвецы в таком количестве. Кроме того, они проявляют невиданную раньше ловкость и сноровку, знакомы с тактикой ведения боя. Было замечено, как они отклоняются от стрелкового огня, петляя зигзагами. Они врываются в доме. Их закидывают прямо в окна эти здоровяки.
        Волин сжал кулаки так, что хрустнули пальцы и звук заглушил приблизившуюся соло-канонаду.
        -Какова численность мертвецов?
        Иван по-ученически поднял руку и ответил:
        -Двадцать две тысячи в самом городе, не считая того количества, что замыкает внешний круг осады, - он помедлил, - так мне сообщили. Я имею ввиду разведку.
        -Хорошо. Прикажите солдатам занять оборону, мы никуда отсюда не уйдем. Если сбежим, значит, покажем политическим противникам, что не в силах удержать контроль над городом. Разошлите на все радиостанции, новостные каналы, отпишите в интернет, что положение критическое и от каждого зависит, выстоит ли город сегодня или нет. Мы должны объединиться хоть с самим дьяволом, лишь бы победить. Все мужчины, вооружившись, чем хотят, должны проследовать на мобилизационные пункты согласно предписанию. Подготовить возможную эвакуацию гражданского населения. Выполнять.
        -Есть!
        Бой за стенами дома культуры усиливался и, казалось, что теперь он уже раскатисто, как горох, катится по мраморным коридорам дворца. Паника в зале нарастала, люди рвались к дверям, мешая организовать охрану входов и выходов.
        -Оставайтесь на местах! Они не смогут сюда попасть.
        Но было поздно, поднялся дамский визг, предвестник массовой паники и толпа, смяв охранников и затоптав кого-то из них, бросилась через двери по коридорам. Вход успели затворить. Образованные, интеллигентные люди, поддавшись паническому смешению, превратились в толпу, качество которой и поведение всегда доминантно, даже если бы она оказалась слеплена из обыкновенных людей. Стрельба стала слышней, но вместе с тем реже. Лишь немногие благоразумные люди остались в креслах под прикрытием судорожно сжимающих оружие людей.
        -Бесполезно, - покачал головой Иван, - бесполезно. А может и полезно, если правильно питаться.
        Закрытая массивная дверь резко распахнулась, как плащ эксбициониста, с силой ударив искуроченными створками о стены. Огромная мраморная плита, вырванная из холла и брошенная с нечеловеческой силой, в куче пыльных искр, врезалась в декоративную колонну. В дальний конец зала ворвалось огромное, издалека напоминающее человека существо, перевитое мышцами, как канатами.
        Затрещали автоматы, не причинявшие особого вреда мертвецу. Охрана на сцене тоже открыла огонь, но ужасное существо понеслось навстречу сцене и пулям, со шлепаньем впивающимся в вязкое тело, расшвыривая в стороны кресла. Чудище хватало солдат, пыталось поделить их надвое, но не слаживая со столь сложным действием просто превращало людей в трепыхающийся, повизгивающий комок, из которого торчали переломанные руки и позвонки. Монстр с размаху опускал огромные кулаки на головы защитникам, так что череп входил в плечи и высвобождал растекающиеся по плечам мозги, оставляя на бронежилете одну сплющенную каску. Дорога к сцене была усеяна сжатыми, как снопы, трупами. Один солдат был схвачен, и визжащей куклой подкинут вверх, под самый потолок, где он сшиб огромную хрустальную люстру, упавшую вниз и похоронившую под собой нескольких гражданских, от ужаса не успевших улизнуть за кулисы.
        -Бейте ему по голове! В голову стреляйте! - орал Волин, - он выхватил табельный пистолет и редко, но прицельно стрелял чудищу в голову.
        Состряпав лепешки из солдат, монстр уже не так уверено подбирался к возвышению сцены, откуда точечными кинжальными выстрелами, направленными ему в голову, рубили визжащие свинцовые пули. Мертвец брел вперед, покачиваясь из стороны в сторону, изображая пьяного. Из дымящихся ран стекала густая, почти черная, как гудрон, кровь.
        От каждого попадания Иван кривился, как от зубной боли. Чудище подняло левую руку и заслонило уязвимую голову наростом мышц, но меткий выстрел Волина перебила сухожилие и рука опустилась, как плеть уставшего погонщика.
        Вязкая черная кровь выступила уже на кривом, в каких-то роговых наростах и шишках черепе Нечто, и оно все неуверенней брело к отстреливающимся людям. Кончались патроны, и когда монстр уже занес огромные руки на сцену, как обычно перекидывают ногу, перелезая через забор, пытаясь забраться к попятившимся назад людям, только в обойме полковника, выверяющего каждый выстрел, осталось два патрона.
        Один из телохранителей, быстро задышав, бросился вперед, перепрыгнул через руку, больше напоминающую ствол дерева и попытался вонзить нож в бычью шею гиганта, но был смят второй конечностью и вбит в доски пола, как погнувшийся, заржавленный кровью гвоздь.
        -Бесполезно, - покачал головой Иван, - бесполезно.
        Охранники медленно попятились и, не пытаясь больше защищать своего шефа, сбежали за сцену. Своя шкура в здании, исходящим воплями агонии, была им дороже. Хотя они и не могли знать, что у всех входов-выходов расставлены мертвые кордоны. Полковник же остался стоять спокойным и невредимым. Он участвовал в дуэли.
        На мужчину не мигая, смотрел красный глаз. Он был полностью залит кровью, но через красную штору проглядывал печальный, словно не хотящий никакого зла хрусталик, по цвету напоминающий чернику. Делай добро, зло само получится. Монстр все неувереннее полз вперед и, казалось, что только глаза, вживленные в этого собранного из мертвых органов Франкенштейна из чужого, доброго человеческого тела, противились злой воле бешеной мышечной массы.
        Военному стало жаль это существо, как может стать жалко несправедливо обиженного человека.
        Еремей Волин сделал два шага вперед, чтобы не промахнуться. Он высился между двух огромных лапищ, которые могли переломить и такой крепкий дуб, каким был военный. Он приставил черное дуло пистолета почти вплотную к огромному вздернутому, как жалюзи, веку и надавил на спусковую скобу.
        Монстру не вырвало затылок, пуля завязла где-то в извилинах. Тело дернулось и забилось в медленных конвульсиях. Пальцы заскребли по дощатому эшафоту, будто прося аплодисментов. Волин осторожно перешагнул через могучие руки существа и уставился на Ивана.
        Тот почесал затылок:
        -А все, потому что не надо было против меня строить заговор.
        -У тебя многое вышло, - произнес мужчина, - но я оказался умней. Пристрелить тебя бы, как собаку, да больно непонятная ты птица. Понять хочу, что и зачем. Чтобы потом таких, как ты издалека убивать.
        Военный наставил пистолет на Ивана. В разгоряченном члене ствола была еще одна пуля. В пробитый проход сунулся было буйный, привлеченный вкусной плотью, припал к ближайшему телу, вырывая из него сочные, долго тянущиеся кусочки, но завидев еще живого человека, ринулись к сцене. Волин онемев, смотрел на то, как молниеносно приближается к нему этот комок ненависти.
        Иван произнес:
        -Время выбора. Даже такому сильному человеку как ты не победить агрессивного мертвеца в рукопашной схватке.
        Когда зомби уже был готов сходу вскочить на возвышение, Волин отвел руку с пистолетом и выстрелил прямо в развернутую пасть, отчего труп перекувыркнулся, сделал сальто в воздухе, и рухнул на первые ряды, хрустнув спиной о тела журналистов.
        Брошенные телевизионные камеры продолжали работать в прямом эфире, и все происходящее жители Новосибирска могли видеть в теплых квартирах. Только вряд ли теперь их интересовали результаты каких-то там выборов.
        Волин посмотрел на Ивана, его бэйджик с именем по-прежнему висел напротив сердца. Его обладатель произнес:
        -Что тебе сказать?
        -Просто скажи кто вы.
        Иван пошкрябал треугольный подбородок, оставляя на нем, как после бритья, темные синие полосы. Немного погодя он развел руками:
        -Я не знаю.
        -Как это?
        -Я такой же, как ты, разница в том, что мне нравится завтракать человеческими потрохами. В сущности, отличие между нами лишь в рационе питания, и такие люди, как ты, придают этому почему-то огромное значение. А если бы я питался только раклетом, это тоже был бы повод меня ненавидеть?
        Некоторые трупы слегка шевелились, как будто насильственно изгнанная душа пыталась влезть в тело обратно через ноздри, но это выходил воздух, спрятавшийся в недвижимых теперь легких. Слышно было, как агонизирует нервная система, и пальцы карябают пол. С шипением змей выходила почти черная, не киношная кровь.
        Еремей Волин наморщил лоб:
        -Что за раклет?
        Иван без злобы ответил:
        -Одно швейцарское кушанье.
        -Ааа...
        Помолчали.
        В зал осторожно начали просачиваться мертвецы. Они не бежали с криками к сцене, а шествовали чинно, почти чеканя шаг и не обращая внимания на такую вкусную и пока еще теплую кровь, текущую ручьями. Вскоре залу заполнили уже сотни мертвых тел. Они, пошатываясь, шли по проходам, садились в уцелевшие кресла и, складывая на груди руки, миролюбиво смотрели вперед, туда, где в лезвиях софитов стояли двое. Некоторые мужчины наклонялись и пропускали вперед дам в рваной одежде. Стайка зомби-детишек побежала вперед и уселась прямо на трупы в первом ряду.
        Все это делалось по какому-то заранее спроектированному сценарию, где каждый знал отведенную ему роль и, поэтому не было потребности в шыканьи, ругани, причитаниях и прочей толкотне, которая обычно бывает при начале концертного представления.
        Волин обозревал новых зрителей, среди которых было много тех, кто недавно, каких-нибудь пятнадцать минут назад, занимал свое место, приветствую его, героя и победителя... сейчас они благопристойно, в духе высшего английского общества, наблюдали за ним с пугающим равнодушием.
        Полковник спросил:
        -А почему не все покусанные люди становятся зомби?
        Иван пожал плечами, рассматривая перед собой тело жирного человека. Он был убит, пытаясь сбежать уже на подмостках, от случайной пули, перекрыв своей тушей линию огня.
        -Потому что не все люди еще стали дерьмом.
        -То есть?
        -Зомбями становятся только плохие люди, - безразлично произнес человек, - Овощами - безразличные по жизни, агрессивными, то есть буйными, всякое хулиганье, в чьих жилах при жизни текла злоба.
        Волин поморщился, не скрывая своего отвращение к такой бредовой версией даже тогда, когда из зала его фигуру буравили взглядом сотни мертвых слушателей.
        -Бред собачий! Это не что иное, как вирус.
        -Вирус безразличия, ты прав.
        Иван нагнулся и, двумя руками выдрав склизкую, как пиявка, печень бывшего партийного бонзы, стал ее внимательно рассматривать. Волин задумчиво почесал подбородок, не смея прервать таинственное существо, а кем-кем, но человеком, не смотря на живое заверение в этом, Иван не являлся. Никакого приступа тошноты, какой случился тогда в кабинете, не произошло.
        -Тебя же зовут Иван?
        -Не имеет значения. Как не имели бы для муравьев значения имена людей, разрушавших их муравейник.
        -Ааа...
        Иван взглянул на человека темными, подернувшимися нетерпением, глазами:
        -Слушай, Ерема, ты что, ждешь от меня типично-киношной, литературной речи главного злодея что ли? Где бы я объяснил, почему люди всех жрали, почему я научился управлять этим процессом, зачем мне все это? Так? Ты реально хочешь обесчестить эту прекрасную комнату, задрапированную кровью, объяснениями? Не жаль меня, пожалей благодушных зрителей.
        Зрители закивали головами, иногда переусердствуя и ударяясь лбами о спинку переднего кресла.
        -Эээ... ну, да.
        Иван громко захохотал:
        -А вот хрен тебе! Помрешь в неведение!
        Видя то, как заиграли желваки военного, мертвец, если это был он, примирительно произнес:
        -Зато я объясню тебе кое-что другое. Видишь эту печень? Хочешь ее пощупать? Нет? А жаль, ты бы почувствовал, как она уплотнена. Этот человек много пил, печень нездорового, темно-серого цвета. Она обескровлена, конечно, но видно, как она болезненна. Бьюсь об заклад, будь я викингом, то никогда бы не стал вонзать в нее свои зубы!
        Фен громко и счастливо захохотал. Он отбросил склизкий комок в сторону и, опустив обагрившиеся, как у хирурга, руки в разодранное чрево человека, надавил там на легкое. Оно расползлось, и сквозь кровь было видно, как последние эритроциты омывают черноватую гнильцу. Точно Иван разломал на части трухлявый гриб. На этом представление не закончилось и мужчина, острыми ногтями поковырявшись в левой стороне груди, извлек вовсе не червовое сердце. И не казалось странным, что он так легко управляется с человеческими органами, достать которых без специальных инструментов, было очень проблематично.
        -А вот и сердце. Как ты думаешь, Еремей, это было здоровое сердце человека?
        -Полчаса назад определенно да, - вяло пошутил человек, - сейчас, скорее всего, нет. Где моя премия?
        -Я думаю, ты не прав. Это сердце за свою жизнь перекачало крови больше, чем воды в Волге, но вот билось ли оно когда-нибудь по-настоящему? Тук-тук... тук-тук... при виде девушки невообразимой красоты и с маленькой родинкой над верхней губой? Тук-тук... или когда ждало новости о том, кто же у него родиться? Когда несся в атаку с автоматом наперевес, выполняя прописанный долг... или, хотя бы, совершая хоть что-нибудь, что учащает сердцебиение? Защитить бедняка или вступится в драке за слабого? Сколько тонн крови перекачал этот маленький, по-своему совершенный орган. Этим объемом можно было бы наполнить десятки нефтяных танкеров. И все напрасно. Я думаю, что это сердце билось лишь тогда, когда знакомилось с очередной проституткой, а может взяткой, шикарной машиной, изменой.... И тогда оно билось, билось по-настоящему, как по значительному поводу: тук-тук, тук-тук-туктук. Сливаясь в гул! Чтобы крышу сносило, чтобы выпрыгнуть из окна хотелось и, оттолкнувшись от земли, взлететь к Луне! А там кружить в вальсе, улыбаясь так, что рот вот-вот порвется и пасть на ножны травы, совсем не думая о том, что на
луне она расти и не может....! Да ни хрена подобного. Это сердце обыкновенного старого мудака.
        Хрупкий человеческий сосуд, где, как думает человек, прописана душа, вместо того, чтобы выскользнуть из руки Ивана, сжался в его как будто увеличившимся кулаке. Поразительно, но твердый орган превратился в лепешку с торчащими оттуда трубами аорт.
        -Я думаю, самый запомнившийся поступок этого человека состоял в том, что он в пятом классе сидя на первом варианте, решил обмануть учительницу и написать второй вариант. Собственно он и не жил никогда, вот так вот. Еще вопросы?
        -Ответь кто ты, ведь интересно.
        Иван ответил совершенно серьезно:
        -Я Спаситель. Второе Пришествие Христа. Тринадцатый имам, блин. Всем кем хочу, могу быть.
        -Ты врешь.
        -Почему?
        -По кочану.
        -Ты всегда был упертым. А я умел прогибаться. Мир слишком зажрался, пора пустить ему кровь. Нечего удивляться моей жестокости, если у мира железное сердце, ржавая борода и медный язык.
        Волин в упор посмотрел на бывшего хозяина:
        -Что вы будете теперь делать?
        Иван выказал одежде небрежность: вытер об нее руки.
        -Меня ждет увлекательная поездка в китайскую провинцию Сычуань на местный курултай. Порядок там держится на штыках, но там уже много миллионов моих поклонников. Я приведу их сюда. Они последуют за своим мертвым фюрером, который, похоже, в той, еще живой своей жизни, был настолько плохим человеком, что теперь, превратившись в мертвеца, способен творить такое. Как-никак мне нужна армия для похода на Москву, а затем в Европу. Я, право, повторяю путь Чингисхана и Батыя.
        Еремей долго выбирал момент, чтобы бросить свое тело вперед. У него была только одна попытка и надежда на неожиданность, чтобы справиться с неведомым созданием. Хрен его разберет: человек или что-то другое? А когда в зале толпы его поклонников, выбирать не приходилось.
        -Я тебе покажу, сука, Козельск!
        Еремей Волин прыгнул вперед, намереваясь схватить за шею противника, но был остановлен рукой. Снова мерзкой, чуть теплой, покрытой гнилыми язвами рукой. Дуэль взглядов заняла с полминуты, где могучие руки полковника пытались разомкнуть плотный капкан зачеловека. Поверженный и стриженый Самсон рухнул, отдав смелости душу и свой прощальный подвиг.
        Иван повернулся к публике и поклонился.
        Раздались жесткие, холодные постукивания, перерождающиеся в яростно настроенные аплодисменты. Мертвецы, храня молчания, повставали с мест и пока неумело, но с каждым разом все более искусно хлопали своему предводителю.
        Он, улыбнувшись, прокомандовал:
        -Благодарю, друзья. А теперь - на улицу, к своим братьям, которым очень нужна помощь. Наружу, к мясу!
        ***
        Кровь из распространенных тел грязным и одновременно свежим фонтаном "made in Retergof", стекала к сцене. Бездыханный Еремей Волин валялся как мешок навоза, зашитый в мешок эпителия. Незаурядная жизнь бесстрашного человека закончилась, как и у остальных людей.
        Всё было так, как задумал Иван. Всякая сила, угрожающая новому порядку, который ришел на смену одряхлевшему миру, уничтожена. Вооруженные концерны были развалены созданный им же Партией Живых. Но странная метаморфоза неожиданно превратила весь актив новоиспеченной партии власти, куда по извечной русской традиции перебежали все видные люди области, в Партию Мертвых.
        Вот незадача, огромная часть Сибири осталась без высшего военного, административного и интеллигентного щита. Ни хозяев, ни управленцев, только разрозненные войска, которые от перебоя со снабжениями учинят мародерство и разбой, привнеся новый виток хаос. Бери голыми руками.
        Он вышел на балкон, и балюстрада размножила его ноги. Феликс вознес руки в царственном жесте, будто приглашая на танец небо, и окинул взглядом дрожащую улицу. По ней скачками неслись зомби, настигая и раздирая на части бегущих прохожих. Они переворачивали автобусы, куда забивались перепуганные человечки и проникали туда через разбитые окна, сея крики и панику, пожниная кровь и плоть. Длинный сухой мертвяк лакомился умершим грудным ребенком, а рядом его мать в сарафане доедал трухлявый, гнилой мертвец.
        -Ешьте, дети мои! Ешьте! - звенел голос учителя, - это всего лишь люди! Сожрите этот город с потрохами! Выпейте его глаза, съешьте печень. Пируйте на славу, ведь мы - чума! Пусть по улицам текут реки крови, а в метро наполнится стенаниями мертвецов. Этот город очень богат на тех, кто встанет рядом с нами!
        Так закончилась вторая битва за Новосибирск. Живые мертвецы, совершившие массовую фронтальную атаку всех блокпостов на подходе к городу, ворвались в него и пополнили свои ряды тысячами тысяч новых солдат. Одновременно изнутри, под руководством Ивана или Феликса, реальное имя не имело значения, были уничтожены все видные руководители людей. За короткий промежуток времени было убито больше ста тысяч человек и еще больше было приговорено. Целые похоронные процессии в метро, застревающие в обесточенных туннелях, медленно погибали в кровавой бане, устроенной захватчиками.
        В чем же была причина обращения людей в зомби? Тупости, цикличности истории, вирусах? Бактериях, болезнях, сумасшествие, каре богов, инопланетном разуме, предчувствием Апокалипсиса, доведенных до краюшки хлеба людях, в масонском заговоре или ходе эволюции?
        Может суть была и в том, что иные живые в наше мире мало чем отличаются от мертвых.
        На улице какой-то бородатый мужчина с железной жлыгой расшвыривал здоровенных зомби. За его спиной кричала женщина, и плакал ребенок. Фен поморщился, уловив сопротивление, и тут же на защищающегося мужчину с каким-то печенежским визгом запрыгнули со всех сторон мертвецы, и через секунды все было кончено.
        -Благодать то какая!
        Феликс, если это было его настоящее имя, а человек могущий менять личину, с тем же успехом мог менять и псевдоним, немного сожалел о том, что так и не удосужился выслушать теорию Ивана о том, откуда, собственно, взялся он и ему подобные. Он отчетливо знал то, что по всему миру со дня на день повторится тот сценарий, который, как по нотам, разыгрался в Сибири.
        Зачем это всё?
        Берите на вооружение любой понравившийся вам метод. Это все равно, что сделать последнюю затяжку на смертном одре. Суть пересказанной истории вовсе не в этом. И зомби всего лишь фон.
        Феликс долго вглядывался в радующееся и сияющее небо. Оттуда стекало платина с серебром, и было чертовски приятно наблюдать, как мертвецы вламываются в закрытые дома или выбрасывают на улицу визжащих водителей легковушек. Мертвое сердце веселил бубонный пожар, перекидывающийся на верхние этажи, откуда падали, разбиваясь насмерть, всю жизнь живущие у черты и наконец-то загнанные за нее люди.
        -Это еще не конец, - весело произнес Феликс, тяжело вздохнул и, развернувшись, покинул балкон.
        В конце концов, он просто ел человеческую плоть.
        Продолжение следует?