Сохранить .
7 дней в июне Алексей Геннадьевич Ивакин
        Первые семь дней после переноса территории бывшего СССР из октября 2010 года в 22 июня 1941 года - глазами разных людей: от безработного и пенсионера, до главы районной администрации и сотрудника прокуратуры. Непохожие герои, диаметрально противоположные убеждения, уникальные судьбы - в фантастических обстоятельствах.
        Ивакин Алексей Геннадьевич
        7 дней в июне
        «Такого не может быть, потому что такого быть не может».
        ТОМ ПЕРВЫЙ
        Пролог
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой! Я - крэпасць! Вяду бой!
        Молоденький парнишка сухими губами касается микрофона.
        - Я - крэпасць!
        Его никто не слышит. Армия, которая отступает к Минску. Бойцы, которые стреляют из окон. Командир, которому перевязывают голову…
        Никто не слышит.
        Да и сам парнишка себя не слышит - грохот разрывов и треск пулеметных очередей.
        Он просто хрипит в микрофон:
        - Я - крэпасць! Вяду бой!
        Хрипит, потому что хочет пить. Но воды нет уже третьи сутки. Все, что есть - относят раненым и к пулеметам. Он устал, он хочет спать. Но не может. Потому что надо хрипеть:
        - Я - крэпасць! Вяду бой!
        Его голос несется в пространство.
        Он закрыл глаза и пытается услышать: «Вас понял! Прием!»
        Но ответа нет. И только хриплое: «Я - крэпасць! Вяду бой!» несется через мировой эфир.
        Голосу до Луны ближе, чем до штаба фронта.
        Радиосигнал наверняка уже добрался до нее. Еще немного и он понесется к Марсу, к Венере, к Солнцу и Юпитеру.
        Так и будет.
        От передатчика до Луны - одна секунда. До Солнца - восемь с половиной минут. До Марса - двенадцать. До Юпитера - тридцать три. До штаба армии… Вечность.
        - Я - крэпасць! Вяду бой!
        Через четыре с половиной года эти хриплые позывные достигнут маленькой звезды под названием Альфа Центавра.
        В это же самое время на Земле закончится война. Будут стоять полевые кухни и кормить вражеских детей, будут играть гармошки, будут звенеть орденами эшелоны, возвращаясь домой.
        А голос будет нестись через пространство:
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        В пространстве нет времени. Слово изреченное - вечно. Оно несется к краю Вселенной и пусть тот парнишка, который хрипел эти слова, уже не жив телесно, но живы слова его - пусть он еще раз скажет:
        - Я - крэпасць! Вяду бой!
        За три дня до этих слов далеко-далеко от этой крепости родится девочка. Она будет расти в голодное, злое и отчаянное время. Она будет ходить в школу, и кататься на санках. Она будет плакать по отцу, не пришедшему с войны, и радоваться цветам мать-и-мачехи.
        А хриплый голос безымянного парнишки будет лететь сквозь пропасть вакуума:
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        В столице люди будут стоять мертвой толпой у гроба умершего вождя. Девочка же опять будет плакать, прильнув к большущей тарелке радиоприемника:
        «Вчера, пятого марта…»
        А где-то далеко-далеко все еще несется хриплое:
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        Однажды, человек помчится вслед этому голосу.
        Но не успеет. Человек выйдет на околоземную орбиту, высадится на Луну, выйдет в скафандре в открытый космос, пошлет своих смешных механических каракатиц собирать инопланетный грунт.
        А голос будет лететь и лететь через вечный холод.
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        Камни порастут травой. Кости сами уйдут в землю. Гильзы позеленеют.
        Но кирпичи будут кровить буквами:
        «Прощай, Родина. Умираю, но не сдаюсь!»
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой! - он все еще несется по космосу.
        Он все еще хрипит обшелушенными губами.
        Девочке уже двадцать пять. Она ведет своего первого сына в ясли. Сборная страны по футболу берет бронзовые медали на чемпионате мира. Кеннеди, Куба, «Битлз» и целина. И высоко-высоко:
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        А небо синее-синее…
        Голос связиста уже задел Полярную Звезду, Пояс Ориона, Волосы Вероники и прочие Плеяды. Зазвенела высокой тоской небесная струна. На сотую долю микрона сдвинулась небесная ось.
        Но голосу все равно.
        Где-то там приняли новые Конституции. Началась очередная Олимпиада. До свидания, наш ласковый Миша! Здравствуй, наш Миша новый! И будь ты проклят!
        Голос так далеко, что его уже давно забыли.
        Он все еще ведет бой. Он все еще - «крэпасць!»
        «Крэпасць» все еще сражается под шквальным огнем, под чудовищными бомбами, под огромными снарядами.
        Уже нет той страны, уже и народ-то истончается, а связист все еще сидит у микрофона:
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        Где-то там его внуки убивают его детей. А он?
        А он не убил ни одного врага. Он просто сидел около радиопередатчика и хрипел, и шептал:
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        Пыль такая, что нечем дышать. Жара такая, что уже нечем потеть. Бой такой, что стволы плавятся.
        - Я - крэпасць! Вяду бой!
        Это были его последние слова и они все еще летят через Вселенную.
        Та девочка уже стала старушкой. И внуки ее уже готовились стать отцами, когда охрипший голос обогнул Вселенную и вернулся.
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой…
        Молитва.
        Нерв.
        Невидимый провод.
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        Провод, замкнутый через поколения.
        Кровью замкнутый.
        Смертью замкнутый.
        Жизнью замотанный.
        Связистом неизвестным и неузнанным.
        Кто у нас сквозь дождь и грязь? Наша доблестная связь. Связь между отцами и детьми. Между внуками и дедами.
        Между нами.
        - Я - крэпасць, я - крэпасць! Вяду бой!
        - Я - крэпасць…
        - Вяду бой!
        Вечный бой.
        День первый. 26.10.2010/22.06.1941
        Внезапно налетевший ниоткуда вечерний ветер скрипнул висящей на одной петле створкой окна разгромленного стационарного поста милиции. Стены в щербинах от пуль, выбитые стёкла, россыпь стреляных автоматных гильз на бетонном полу коридора. Запах крови и пороховой гари. И ни души. Лишь из распахнутой, попятнанной пулевыми отметинами двери сгоревшего патрульного «форда» свешивалось нечто, отдалённо напоминающее человеческое тело.
        Тишина, охватившая место недавнего боя, вдруг прервалась треском разряда короткого замыкания. Вслед за ним сначала неявно, полушёпотом, но постепенно всё громче и громче из бывшей комнаты отдыха поста ДПС зазвучал шипящий и прерываемый помехами голос. Из динамиков чудом уцелевшего телевизора кто-то уверенный говорил:
        «Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения, наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории - двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года.
        Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал своё наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.
        Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие российской армии и армий братских белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни.
        Руководство нацистской Германии рассчитывает на блицкриг, уповает на отмобилизованность и высокий уровень организации своей военной машины, на которую работает практически вся порабощённая Европа.
        Как Президент Российской Федерации могу сказать одно: „Этому не бывать!“
        Россия даже в самые тяжелые периоды своего существования не была колоссом на глиняных ногах, особенно сейчас, когда достижения суверенной демократии, оплаченные потом и кровью старших поколений россиян, прочно вошли в нашу с вами жизнь.
        Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг - тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ - уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.
        Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжёлая цена.
        Сейчас воля Провидения дала нам ещё один шанс - уничтожить коричневую чуму двадцатого века практически в самом начале её кровавого пути. Уничтожить, мобилизовав для этой цели все наши знания и умения, достижения науки и техники двадцать первого века. Мобилизовав весь потенциал демократических преобразований и уникальный исторический опыт, доставшийся нам столь дорого.
        Уверен, что все граждане Российской Федерации, каждый на своём месте, встанут на пути нацистских агрессоров. Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всём мире.
        Нет никаких сомнений:
        Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент России.
        По ту сторону экрана человек, только что говоривший с целой страной, сошёл с небольшой трибуны, стоявшей в обрамлении государственного и должностного флагов. Присев на первый попавшийся стул, он отослал коротким движением руки метнувшегося было к нему референта. Начальник охраны, удостоившийся взгляда и лёгкого кивка, понял всё правильно, мгновенно и бесшумно выпроводив из кабинета, превращённого по случаю в студию для прямой трансляции, всех без исключения присутствовавших.
        Желание первого лица провести некоторое время в одиночестве было сейчас не просто сиюминутной прихотью, а непреложным, возведённым в абсолют законом. Шокирующие утренние новости этого октябрьского - или всё-таки июньского? - дня вознесли президента страны на новую, до сих пор с трудом осознаваемую им самим, высоту. Упасть с которой на этот раз равносильно смерти - не фигуральной, политической, а вполне физической - и такому позору, от которого вся властная вертикаль отмыться сможет только собственной кровью.
        «От желающих помочь отбоя не будет. Со всех сторон. Чувствую, прямо сейчас гиены со всех помоек в очередь выстраиваются. Смотрят выжидающе, искоса, и слюна с жёлтых клыков… - представшая перед глазами картинка, изображающая политических оппонентов в виде стаи мерзких животных, была настолько натуральна, что президента внезапно передёрнуло от отвращения. - Только запаха не хватает. Тяжёлого, почти осязаемого.
        Какой чёрт понёс меня на эти галеры? - Уже в который раз спрашивал себя он. - Теперь спрыгнуть по истечении срока полномочий точно не получится. Да-а-а… Стоило тогда, в восемьдесят втором, не в аспирантуру идти, а в прокуроры. Сейчас так голова не болела бы. Взял под козырёк, и никаких мук совести… Рамки должностных инструкций, федеральных законов, конституции наконец!
        Какой такой конституции? Вместо которой с нынешнего утра действует закон о военном положении? И не только в приграничных районах, а на всей территории страны? Нет, не случайно именно этот конституционный закон получил первый номер… Похоже, так и помру юристом - усмешка, возникшая на лице президента, была какой угодно, но только не весёлой. - Поздно метаться».
        Механизм, запущенный несколько часов назад, когда стало окончательно ясно, в какую переделку попала целая страна, мог действовать практически без участия человека. Все средства и системы связи на федеральном и региональном уровне - без различия ведомственной принадлежности - перешли на особый режим работы. Федеральная служба со странным названием «по техническому и экспортному контролю» уже в шесть утра по Москве, ещё до структур министерства обороны, была переведёна на казарменное положение. Именно её сотрудники одними из первых принесли в Кремль невероятные известия, подкреплённые данными перехваченных радио- и телефонных переговоров с «той» стороны границы. В любой современной войне, даже начавшейся при таких фантастических и, по правде говоря, до сих пор не осмысленных никем до конца обстоятельствах, количество жертв обратно пропорционально скорости принятия решений, напрямую зависящей от надёжности своих систем передачи информации и уязвимости подобных систем противника.
        Но все технические и организационные преимущества - ничто без железной воли. Кто бы ни сомневался в наличии таковой у политического руководства России - просчитались все, так и не усвоив одного из постулатов «большой игры»: «Если умеешь считать до десяти - остановись на шести».
        Киров. Алексей Иванцов. Журналист.
        Проснулся я от жары. И от солнца, бьющего прямо в глаза.
        Продрав глаза, подошел к окну и обомлел. Градусник показывал аж плюс двадцать три. Блин, а еще вчера было плюс два. Ох уж эти погодные аномалии. Покурить вышел на балкон и обомлел еще раз. Солнце подбиралось к зениту.
        А на часах - восемь утра. Встали, что ли? Нет. Идут. На мобиле тоже восемь. Странно.
        Набираю номер шефа, лихорадочно соображая - что сказать? Кхм… Нет сигнала сотовой связи.
        Шлепаю на кухню, ставлю кофе, одновременно завожу ноут. Глянуть новости и попробовать связаться с редакцией по скайпу. Мля… Инета тоже нет. Подключение есть, а инета нет. Только локалка работает. На сайте провайдера мерцает большая надпись: «Отсутствие интернета обусловлено авариями у магистрального провайдера. Время восстановления - неизвестно. Перерасчет будет произведен после восстановления интернета». И все. Ладно, после разберемся.
        Большим глотком допиваю кофей и мчусь в прихожую. По привычке влез в берцы, накинул осеннюю кожаную курточку.
        Это сейчас плюс двадцать три. А к вечеру и все минус десять могут быть. Вятский октябрь - он такой. Нервенный и капризный. А берцы? Так журналист я. Наш город особой чистотой и летом не отличается, а уж осенью и подавно. Приходится порой в такие дебри забираться для репортажа, что только берцы и не жалко. Кто знает, куда нас сегодня жизнь закинет?
        Блин, жену забыл на прощание чмокнуть. Ей хорошо, она дома работает. В онлайне. Думаю, разберется с провайдером самостоятельно. Она у меня умная девочка-фрилансер
        А на улице-то какая жарень! Непривычно как-то. Деревья полуголые, травы не видать под опавшими листьями, грязища осенняя - и над всем этим летнее, безоблачное небо.
        Прохожие, спешащие по своим делам, тоже недоумевают. По лицам видно.
        Вон, около въезда на Центральный рынок стоит азербайджанец и грустно тыкает и тыкает в свой телефон. В это же время разгружают его «газельку», забитую ящиками с ранней хурмой до самой крыши.
        - Брат, - кричу я ему. - Который час, подскажи?
        - Дывадцат минут дывятый час. Брат, а куда сывяз делас, э?
        Я пожимаю плечами и иду дальше. Нда… Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса Льюисовна Кэролл.
        Иду, и по привычке вслушиваюсь в разговоры вокруг:
        …Шины опять менять придется… А я только зимние поставил… А если завтра опять мороз…
        …Истинно говорю! Последние дни настали! Вот и Клавдия говорила у прошлом годе…
        …А че синоптики? Синоптики лето с заморозками обещали!
        …А по телику че говорят? Ниче не говорят?
        В редакции тоже интернета не было. И телефоны тоже не работали. Кроме городского. Сисадмин разводил руками.
        Шеф заглянул на минуту, озабоченно сообщил, что его вызвали на срочное совещание к губернатору и умчался.
        А я стал добивать вчерашнее интервью с начальником областного ГИБДД. Воткнул наушники, врубил диктофонную запись и стал писать, вернее, переводить на человеческий язык сухие цифры статистики происшествий на дорогах.
        Не успел начать, как телефон зазвонил:
        - На проводе! - брякнул я. За это на меня главред вечно лается. Надо говорить: «Добрый день, „Город Киров“, журналист отдела новостей Алексей Иванцов. Чем могу помочь?» Тьфу!
        - Волк! А что с инетом у нас? - в трубке раздался нежный голос моей любимой жены. Волк - это кличка моя семейная. Я - Волк, она - Лиса. Всяко лучше «кис» да «заек».
        - Да фиг знает, Лис. Ты провайдеру звонила?
        - Звонила, ничего внятного сказать не могут. Ты телевизор смотрел?
        - А что, футбол идет? - пошутил я. Телик у нас дома включается лишь во время футбола. К лешему этот зомбоящик.
        - Да я включила - часть каналов не работают. Только федеральные. А на работающих бегущая строка «Внимание! В 10.00 по московскому времени смотрите экстренный выпуск новостей!».
        - И все?
        - Не. По Первому какое-то шоу для домохозяек про лечение простатита, по «России» сериал какой-то, так… НТВ - реклама…
        - Хватит, хватит. Минутку подожди…
        Я оторвался от трубки и крикнул:
        - Кто скажет, где у нас телевизор есть?
        Фил - Колька Филимонов - не отрываясь от своего ноута, буркнул:
        - В бухгалтерии, наверняка. И у рекламщиков. Те его постоянно гоняют.
        - Пасиб… Лис, я нашел тут телевизор. Пойду, гляну, потом позвоню тебе.
        Захлопнул свой бук и сказал Филу:
        - Пойдем рекламщиц на кофе разведем!
        - Мне материал сдавать. Не могу.
        - Сейчас экстренный выпуск новостей будет. Мнится мне, что ни моя ГИБДД, ни твой департамент сельского хозяйства в номер не пойдут.
        Фил оторвался от компа. Несколько секунд он смотрел на меня, и его взгляд становился все осмысленнее, возвращаясь из дебрей ценовых прогнозов на хлеб. Актуальная тема после нынешнего неурожая.
        - Пойдем, - махнул он рукой и мы почапали к девкам из отдела рекламы…
        Там как раз планерка шла. Бизнес-пехота готовилась атаковать опорные пункты фирм.
        Когда мы вошли и молча направились к телевизору, Настя, начальник рекламного отдела, аж взвилась:
        - У нас тут тренинг идет! Вы мешаете!
        Ага. Тренинг. Это они так свои совещания начинают. В конце орут на весь этаж:
        - Мы лучшие! Сегодня наш день! Мы сможем все!
        В эти моменты меня, почему-то, тошнить начинает.
        - Цыц, реклама! - рявкнул Фил. - Не до вас сейчас!
        - Я Марлену буду жаловаться! - вскочила Настька.
        - А он нас сам сюда послал, - отмазался Фил. Я же не удержался и шлепнул Настьку по круглому заду, обтянутому джинсой. Ничто так не заставляет женщину умолкнуть, как добрый шлепок по булкам. Пока она краснеет и пытается подобрать цензурные слова, Фил врубает телевизор. И вовремя.
        На экране появилась вечно прилизанная ведущая новостей Первого канала. Лицо ее было озабоченным, она листала какие-то бумаги. Стандартный ход - чтобы показать зрителю всю экстренность информации надо изобразить, что ты не успеваешь к прямому эфиру. Ну и?
        Ведущая строго посмотрела на нас через экран.
        - Здравствуйте. Сегодня утром стала поступать разноречивая информация из Белоруссии и Украины. По непроверенным данным, войска НАТО пересекли границу этих стран и нанесли несколько ракетно-бомбовых ударов по городам наших соседей. Президент Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев пока не дал официальной оценки этой информации. Однако, как нам стало известно из неофициальных источников в Государственной Думе, уже направлен протест в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, а также главам стран-участниц НАТО. Пока ответа из Европы и Америки не поступало. Так же нет информации о происходящем от посольств США, Великобритании, Германии, Франции и других стран. Несомненно одно, на западных границах Республики Беларусь и Украины произошли военные столкновения. К сожалению, с нашим собственным корреспондентом в Минске удалось связаться только по телефону. Руслан?
        На экране появилась карта Белоруссии, а в левом углу экрана фотоморда какого-то упыря с микрофоном.
        - Екатерина?
        - Руслан? Что происходит сейчас в Минске?
        - Сегодня утром в Минске раздалось несколько взрывов. Затем была объявлена тревога. По местному телевидению и радио призывают к спокойствию и постоянно зачитывают инструкции по поведению граждан в чрезвычайных ситуациях. Более того, предлагают покинуть дома и укрыться в бомбоубежищах. Со стороны официальных лиц пока не поступало заявлений. Как нам стало известно, через два часа президент Республики Беларусь Александр Лукашенко проведет пресс-конференцию для аккредитованных журналистов.
        - А что происходит на улицах, Руслан?
        - Особой паники не отмечается, хотя можно судить о встревоженности минчан. На улицах много солдат, милиции. Все с оружием. В некоторых районах города стоят танки и боевые машины пехоты. Пока это все, что могу сказать. Екатерина?
        - Спасибо, Руслан. Нам только что доставили пленку из Киева. К сожалению, электронную связь с Украиной так еще и не удалось восстановить. Пленка была доставлена самолетом. Итак, смотрим…
        Ведущая уткнулась куда-то взглядом. Затем прошло несколько томительных секунд. И, наконец, пошло изображение.
        Разобрать что-то было весьма сложно. Какие-то взрывы, какие-то люди, куда-то бегут, все трясется, в пыли, что-то где-то грохочет. Снято было явно на мобильник. Потом все более-менее успокоилось. Камера обвела улицу - горящий дом, несколько разбитых автомобилей, густо дымящих черным. И несколько лежащих на асфальте тел, из-под которых растекалась кровь.
        И снова появилась ведущая.
        - Только что нам сообщили, что средствами ПВО армии Российской Федерации были сбиты несколько неопознанных самолетов, попытавшихся нанести ракетно-бомбовые удары по Мурманску. И самая печальная новость. Сегодня, примерно в половине был нанесен удар по Санкт-Петербургу. Прямое включение из штаба Ленинградского военного округа.
        На экране появился какой-то здоровяк в генеральском мундире. К нему хищно тянулись щупальца микрофонов.
        - Сегодня. Около четырех часов тридцати минут, группа из четырнадцати самолетов приблизилась к воздушному пространству Российской Федерации со стороны Финляндии. На запрос диспетчера самолеты не ответили. После нескольких попыток связаться с неизвестными, нами было принято решение поднять в воздух эскадрилью ПВО. На предупредительные выстрелы, а так же на попытки принудить к посадке самолеты не отреагировали. Наши летчики были вынуждены сбить неизвестных. Вся группа из четырнадцати машин была уничтожена. С нашей стороны потерь не имеется! - рубанул рукой воздух генерал.
        - А как вы объясните взрывы в районе Васильевского Острова?
        Генерал побагровел и косноязычно ответил:
        - К сожалению, один или два самолета противника упал в районе жилых домов города Санкт-Петербурга. Остальные рухнули в море.
        - Врет как сивый мерин, - прошептал Фил. - Проспали. Пока раскачивались, пока запросы согласовывали, пока разрешение получали.
        - Да погоди ты! - оборвал я его.
        - Какой стране принадлежат самолеты?
        - Этого я вам сказать пока не могу. Ведется следствие, - отрезал генерал, резко повернулся и скрылся в дверях.
        - Граждане Российской Федерации! Прослушайте, пожалуйста, обращение Верховного Главнокомандующего Российской армии, президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева.
        И опять пошла заставка. На этот раз не рекламная. С гимном страны.
        Я, собственно говоря, и так стоял, навалившись плечом на шкаф, Фил сидел на подоконнике, но спрыгнул. А девки как сидели, так и остались сидеть. Бабы, какой с них спрос?
        На экране появился Медвед. На этот раз неулыбчивый. И несколько осунувшийся. Обычно он ходит, запрокидывая голову назад, словно упиваясь своей значимостью. А тут нет. Нормальный человек, посмотри-ка.
        - Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме… - сказал головой президента телевизор.
        - Вот же, чебурашка, блин… Откуда мы знаем? Спичрайтерам надо руки оторвать!
        - Леха, да помолчи ты! - рявкнула на меня Настя. Я поднял руки вверх и продолжил слушать презика. Ехидные комментарии оставил на потом. Уважаемые граждане… Хорошо, хоть не дорогие россияне, млять.
        Немцы? Какое еще, в задницу, двадцать второе июня? Ни черта не понимаю. И никто, похоже, не понимает. И что из этого? Одно понятно - война, хоть и не понятно с кем. Вообще, журналист - профессия недоверчивая. Вот наверняка же сами там накосячили, а теперь по мозгам нам ездят. Помню я, помню. И монетизацию помню, и реформы здравоохранения помню. В итоге, мы стали платить больше - а за свои деньги получать меньше. Мы для них не граждане. Мы для них - источник прибыли и не более. Войнушку, значит, придумали… Стоп! А это что он сейчас ляпнул? Вот же… Козлы, блин. Десталинизация, десталинизация, а как за жопу взяли - так сразу сталинские слова вспомнили. И не стыдно им там? Или человеческие качества у них атрофировались напрочь?
        Я лихорадочно соображал. Что же делать? Идти воевать за этих ублюдков? За рублевских шлюшек и пузанов? Оно мне это надо?
        С другой стороны…
        Я - лейтенант запаса. Я же присягу давал. После военки на психфаке присвоили звание. Специальность? Офицер-психолог, мля. Вся моя годовая служба в конце девяностых свелась к безмерному употреблению спирта в инженерно-понтонной части своего родного города.
        А вот так бывает, да. Отправили меня на малую родину служить. Жил дома. Приходил в часть к восьми утра. Уходил в пять. Из всего личного состава десть офицеров и пятьдесят ханориков-солдат. За весь год из части мы так никуда и не выезжали. Моим основным занятием было заполнение журнала «Психологической подготовки бойцов». Ни дедовщины, ни суицидов в части не было. Ни разу. А почему? А потому как все бойцы были родом из этого же города. Впрочем, вру. Один случай неуставщины был. Один солдатик обрюхатил дочь командира полка. Одноклассницу свою, к тому же. Пришлось жениться. Сейчас тот солдатик прапором пашет в тестевой части.
        Так мне что? Сейчас бежать в военкомат надо? Нафиг. Мне тридцать пять уже. У меня жена, сын. Делать мне больше нечего, этих жаб из телевизора защищать? Они меня хоть раз защитили?
        Но я же давал присягу…
        - Леха! - прервал вдруг мои горестные думы голос Настьки. - Тебя шеф к телефону!
        - Марлен? Слушаю.
        - В курсе, что происходит?
        - В курсах, да. Мобилизацию объявили. Телевизор смотрим.
        - Считай, что уже мобилизован. Журналистов распихивают военными корреспондентами по частям. Через два часа дуй в УФСБ. Отправляешься военкором с их спецназом.
        - Куда? - брякнул я, не подумав.
        - Пока до Москвы. Поезд вечером. Возьми ноут, цифровик…
        Шеф опять начал меня учить жизни.
        - Марлен, не первый раз замужем. Я - военнообязанный, кстати. Что там с призывом?
        - Документы и все прочее получишь у кровавой гебни. Филу дай трубку.
        Фил долго кивал, слушая шефа. Я стоял рядом, дожидаясь конца разговора. Когда он положил трубку, я ему задал единственный вопрос:
        - Куда?
        - К вевешникам. Вечером на поезд.
        - Вместе, похоже, поедем. Найдемся там.
        Мы пожали руки и зашагали к выходу.
        В дверях я задержался. Оглядел плачущих девчонок.
        - Не сцыте, девки, кипятком. Мы еще вернемся.
        И хлопнул дверью.
        Можно, я не буду рассказывать, как прощался с женой эти два часа?
        Торжок. Александр Маслов. Ведущий инженер по разработке авиационных приборов.
        Летные испытания или, как их называли у нас в КБ, «летки», лучшая школа для инженера, работающего в авиапроме. Тут научишься и держать язык за зубами, и слушать разговоры смежников и заказчиков, получишь опыт самостоятельного решения проблем. А еще учишься терпению, когда приходится неделями ждать нужного тебе вылета, лучше понимаешь, что и как организовано в авиации. И свои изделия видишь немного с другой стороны, тут они работают в едином комплексе, сам находишь недостатки своей системы и понимаешь, как можно их исправить. Всему этому не научишься в лаборатории за компьютером.
        Торжок давно стал для меня привычным местом, точнее не сам Торжок, где я так ни разу не побывал, а Центр боевого применения армейской авиации. Тут проводились испытания новых вертолетов, которые я посещал с завидной регулярностью. На этих вертолетах отрабатывались изделия нашего КБ.
        В Торжок я приехал в понедельник двадцать пятого за день до начала «событий». Устроился в военной гостинице, позавтракал, оформил бумаги и помчался на «объект». Объектом в этот раз был вертолет Ми 28. Новый, с первого полета не прошло и двадцати лет. Правда, сейчас испытывается новая модификация, Ми 28Н с измененным оборудованием.
        Весь день я и еще несколько инженеров с фирм-смежников провозились с бортовой аппаратурой. Я обновил версии программ, провел диагностику блоков, на всякий случай прозвонил бортовой фидер в интересующей меня части. А вечером в гостинице смежники устроили «знакомство». На самом деле большинство приехавших познакомились лет несколько назад, чай не впервой работаем вместе. Но, в России, как известно, выпивать без повода не принято, а не найти повод невозможно.
        Компания в гостинице подобралась хорошая. Со мной в одном номере остановился Серега Званный из Раменского. Мы с ним познакомились на летках несколько лет назад и с тех пор поддерживали приятельские отношения, постоянно переписываясь по аське. Организовывал застолье Сергей Владимирович Зубатов, главный среди головников, разработчиков комплекса, в который входила наша система. Головное предприятие располагалось в Москве от него на летки всегда приезжало не по одному-двум молодым инженерам из провинциальных городков, а целая команда бывалых мужиков, в основном бывших военных.
        Зубатов тоже пришел в «оборонку» из армии. Он летал на вертолетах, прошел Афган, служил на авианосце, в конце военной карьеры в звании подполковника служил в Центре боевого применения. В Торжке он был как дома, практически во всех службах у него имелись знакомые. Приезжающая молодежь на него чуть ли не молилась. Решать вопросы с Сергеем Владимировичем удавалось куда быстрее, чем без него. Но помимо своей полезности, Зубатов был еще и человеком компанейским, шутником и заводилой. Вот и сейчас у него, откуда ни возьмись, нашлась канистра неплохого коньяка. Ребята быстро организовали закуску и запивку. Ужин затянулся…
        Уснул я поздно. Не люблю засыпать пьяным. Чтобы хмель немного разошелся, перед сном решил немного прогуляться вокруг корпуса. Правда, не могу сказать, что сильно «нагрузился». Все-таки за столом в основном сидели люди невоенные и пили умеренно. Такими темпами канистры Зубатова хватит надолго. Но прогуляться по вечерней прохладе перед сном всегда приятно. Октябрьская ночь приятно бодрит и выгоняет из крови алкоголь. Воздух здесь совсем не напоминает городской, свежей он, ароматнее, леса вокруг. А потом начал накрапывать дождик, прогнавший меня с улицы.
        Серега уже спал, и я с удовольствием последовал его примеру. Но выспаться нам не дали. Я не знаю, сколько проспал, разбудил меня не будильник в коммуникаторе, поставленный на семь утра, а стук в дверь и голос Зубатова:
        - Просыпайтесь, быстро! ? бывший подполковник говорил громко, не заботясь, что в соседних комнатах спят люди. Походу, что-то случилось, Зубатов не из тех людей, которые могут быть столь бесцеремонными.
        Обычно я не могу сказать точно сколько проспал, но то, что сон длился намного меньше ожидаемого, я понял сразу. Еще больше меня удивило то, что в комнате было светло. Даже в семь утра, на которые я поставил будильник, в октябре еще должны царить сумерки. А тут за окном ярко светит утреннее солнце. Именно такие мысли мелькали в моей голове в секунды, которые занял путь от кровати до двери.
        Зубатова на пороге не было, он уже стучался к соседям, там жили еще два командировочных инженера.
        - Что случилось? ? спросил я.
        - Саша, одевайтесь и собирайтесь! Боевая тревога! Я бегу в штаб, разузнаю что случилось. Приводите себя в порядок и готовьтесь менять дислокацию. И чтобы мухой! Просто так по тревоге Центр не поднимают!
        Я не стал терять время на расспросы, и кинулся собирать вещи. Рядом пыхтел не до конца проснувшийся Серега, упаковывая чемодан.
        Минут через десять мы были готовы к немедленному шухеру. Но «куды бечь» пока не ясно. Зубатов появился только через полчаса. Его встретил град вопросов. Ответил он коротко.
        - Мужики, пока не все ясно, но на западе началась какая-то заварушка. С территории Польши неопознанный противник наступает на Украину, Белоруссию и Калининградскую область.
        - НАТО?
        - Пока не понятно. Американцы вроде не засветились, да и вооружены нападающие жидковато для натовцев. Пока вопросов больше чем ответов. Главное, наши будут помогать союзникам. Генерал проводит совещание в штабе. Как я понимаю, вертолеты из центра очень скоро потребуются на фронте.
        - А с нами что?
        - Я говорил с запотехом базы, он предлагает Вам оставаться в части и помогать в обслуживании машин. У него техников не хватает, а тут десяток инженеров с опытом. Приказ командира центра о временном зачислении в штат он обещал организовать. Дело это сугубо добровольное. Если кто не желает оставаться, то насильно его удерживать не станут. Есть такие?
        Никто не отозвался.
        - Ну, раз так мужики, то давайте быстро собираемся и стартуем. У вас полчаса для налета на магазин, на всякий случай запаситесь съестным, лучше тем, что долго не портится. В армии всяко бывает, может быть и сухим пайком придется обходиться какое-то время. Ну и все необходимое берите, кому что надо, магазинов мы можем долго не увидеть.
        Нас не пришлось долго уговаривать. Универсам, расположенный недалеко от гостиницы испытал настоящее нашествие татар на монголов. Мы забрали из него столько, сколько смогли унести. Помимо продуктов, мыльно-рыльных принадлежностей и прочих необходимых в жизни мелочей, я на всякий случай прикупил еще и несколько свежих батареек-крон. Тестер при работе на борту ? штука нелишняя, а севшая не вовремя батарея может превратить его в бесполезный кусок пластмассы. Я бы и запасной тестер взял, благо выданные перед командировкой под отчет сорок тысяч были почти целы, но магазина инструментов поблизости не наблюдалось.
        По дороге в магазин я попытался позвонить Ленке. Моя невеста жила с родителями в нашем Красногорске. Через месяц мы планировали пожениться, даже заявление уже подали. Но на экране коммуникатора, я не обнаружил ни одной доступной сети. Связь отсутствовала. Потом попробовал запустить встроенный в аппарат навигатор, но, и он не нашел ни одного спутника. Вот это уже было странно. Сотовая связь имеет свойство пропадать, ее легко отключить. Со спутниками сложнее, и отключить их наши не могут ? собственность США. Разве что помехи поставить… Ладно, не буду попусту голову ломать, пока запишем в загадки.
        А потом я стоял перед штабным майором, который заносил мои данные в свои документы. Процедура эта касалась только молодежи, коллеги Зубатова исчезли куда-то сразу после внепланового подъема. Собственно, им работа всегда найдется, они хоть и отставники, но в армии свои люди. Это нас нужно куда-то пристроить.
        Майор тщательно переписал данные из моего паспорта. Военного билета у меня естественно не было, не нужен он в командировке, но номер своей ВУС я помнил, а в моем звании старшего лейтенанта запаса вроде никто не сомневался.
        Кстати, из оставшихся девяти инженеров я оказался единственным служившим. Два года я командовал древней радиолокационной станцией на Дальнем Востоке, задачей которой было выдавать целеуказание Букам. Выглядело такое распределение ролей примерно так же как если бы близорукий очкарик, подсказывал соколу, где пташку ловить, но в армии на такие курьезы внимания не обращали. Положено иметь резервную станцию наведения, имеем. А то, что она допотопная и станции самих Буков совершеннее минимум на порядок, никого не волнует. Правда, старушка моя работала отлично, наверное потому, что большую часть жизни провела на длительном хранении и всепролазные руки русского солдата к ней не прикасались.
        Правда, служил я далеко от горячих точек и единственный мой «боевой» опыт это поиски двух сбежавших с оружием дезертиров и несколько дней бесполезной засады на одном из возможных маршрутов их движения. Взяли их совсем в другом месте.
        Теперь я, как самый «опытный» внезапно оказываюсь старшим в нашей группе. Правда, Зубатов продолжает нас опекать. Но это лишь пока. Скоро он нас оставит, он пилот, хоть и в запасе. Ему найдется работа и по специальности.
        После оформления документов наступает этап экипировки. Быстро перемещаемся на склад. Центр гудит. Куда-то носятся солдаты и офицеры, передвигаются машины, на стоянках у вертолетов копаются техники. Командиры распекают нерадивых подчиненных с применением «административной» лексики. Но царящая суматоха совершенно не вызывает ощущения бардака. Скорее напоминает растревоженный муравейник. Каждый имеет свою задачу, но действует для достижения общей цели. Наверное, так и должно быть, все же тут не военкомат с приписанными партизанами, а элитная воинская часть.
        На складах нам выдают форму, оружие: ПМ и АК-74 каждому, всю положенную амуницию. Укрепляю на погонах положенные мне три звездочки и снова чувствую себя как после первого полугода службы, когда к двум соседкам на моем погоне добавилась третья. Служил я не сразу после института, а через два года. Поэтому звание получил не при увольнении, как большинство «пиджаков», а почти в самом начале службы, выбрав срок пребывания в звании лейтенанта.
        Со статусом остальных все разрешилось быстро. Приказом начальника центра мы все временно призывались на военную службу. Среди молодых инженеров оказалось три лейтенанта запаса и пять белобилетников. С лейтенантами все было просто, звание есть, звездочки выдали. А вот как быть с белобилетниками? Выход тоже нашли быстро. Чтоб их не строил любой сержант и не мешал выполнять служебные обязанности, им также временно приказом были присвоены звания прапорщиков.
        После этого нас передали в распоряжение начальника группы обслуживания вертолетов, подполковника Кузьменко. Мужиком он на первый взгляд показался неплохим, бегло познакомился с каждым, узнал, какими изделиями мы занимались, и подытожил.
        - Все это хорошо. Но, сразу скажу, заниматься Вам придется не только Вашими системами. Они, слава богу, обычно работают нормально. Но борта надо готовить к полетам. Людей не хватает. Сейчас машины готовятся к отправке на фронт, мы едем с ними. Работа найдется каждому. Вливайтесь!
        А дальше началась беготня. Кузьменко я почти не видел, у начальства свои проблемы. А вот младшие офицеры-технари взяли нас в оборот. Самым сложным для меня было даже не организовать своих «почти гражданских» подчиненных, народ подобрался толковый и грамотный, а научить их командовать. «Не делай все сам, поручи несложные вещи бойцу, иначе зашьешься!» ? эту простую армейскую мудрость приходилось повторять почти ежеминутно.
        Пока работать приходилось по специальностям. Я копался в системах наведения, автопилотчики в пилотажных комплексах, навигаторы колдовали со своими системами, каждый занимался тем, в чем разбирался лучше всего. Проводилась расширенная диагностика всех блоков, делались регламентные работы. Лучше сделать их сейчас, чем потом где-нибудь на прифронтовом аэродроме.
        А тем временем, по аэродрому прошли непонятные слухи. Люди говорили, что на нас напали немецкие фашисты. Те самые из сорок первого. Когда Леша-волжанин, занимавшийся автопилотом, пересказал нам этот слух, его просто грубо послали. Народу было не до шуток.
        - За что купил, за то и продаю, - ответил он, но при этом совершенно не выглядел обиженным.
        К вечеру нам было приказано грузиться в эшелоны. Наземные службы центра отправлялись на фронт. Летающая техника прибудет своим ходом.
        Заснул я в этот долгий и трудный день на верхней полке в купе поезда, уносящего меня на запад, над руководством по летной эксплуатации и руководством по обслуживанию вертолета Ми-28. Хотел получше подготовиться к работе на машине, но, прочитав небольшую часть необходимого, банальным образом уснул. В оправдание себе могу сказать лишь то, что в купе к этому времени спали все, ребят так же сморило изучение документации на Ми-28 и Ми-24.
        Дзержинск. Горьковская область. Максим Андреев. Безработный
        - Макс… Максик! Максимушка! Вставай! Там к тебе пришли!
        Макс терпеть не мог, когда его будили. Да еще рано утром. Не, ну кому уже и полдень, а если ты всю ночь резался в «Фоллаут»? И спать лег только потому, что пиво кончилось?
        - Ма… Кто там приперся? - простонал Макс, не открывая глаз.
        - Рустэм твой пришел, говорит, что срочно переговорить надо! - мать продолжала трясти сына за плечо.
        - А позвонить он не мог? - Макс перевернулся на живот и засунул голову под подушку.
        - Да с телефонами что-то. Сигналов нет. И по телевизору там…
        - Ммммм… Мам, уйди! Скажи - меня нет, - недовольно замычал Макс.
        - Максимушка, нехорошо это. Вставай, я тебе кофеечку сделаю.
        - Ну выйди, тогда! Дай одеться!
        Мать послушно выскользнула из комнаты сына. А он перевернулся, скинул одеяло, вяло провел рукой по лицу. Потом сел в кровати. Помотал головой, отчего волосы еще больше растрепались. И пошлепал, покачиваясь в прихожую. Одеваться не стал. Потому как уснул в одежде.
        - Чего тебе? - вяло пожал он руку невысокому темноволосому крепышу, нетерпеливо топтавшемуся у входной двери.
        - Макс! Началось! - вместо привета ответил Рустэм.
        - М? Чего началось? - Макса слегка пошатывало.
        - К чему готовились, то и началось! - широко улыбнулся Рустэм.
        - А к чему мы готовились? - не понял Макс.
        - Макс, приводи себя в порядок. Большой Песец пришел.
        - В смысле? - глаза Макса наконец-то раскрылись.
        - Телевизор включи, идиот! Значит так. Действуем по основному плану. Ровно в три жду тебя у вокзала. Форма готовности - ноль. Понял? Задачи-то свои помнишь?
        - А? Да, помню… А ты чего не позвонил?
        Дверь хлопнула. Рустэм ускакал собирать всех членов Команды. Да, именно Команды. Команды выживальщиков. Сурвайверов, если по-модному.
        Макс и Рустэм познакомились в интернете, на почве общего интереса к постапокалиптической фантастике. Сначала были «Мародер» и «Каратель» Беркема аль Атоми. Потом эпопеи Андрея Круза.
        Книги их захватили. Гимны мужественности. Гимны оружию. Гимны самцовости. И никаких интельских соплей. Прав тот, кто сильнее. Сильнее тот, у кого есть ствол. Право сильного. Право мужчины. Это тебе не идиотская достоевщина.
        Эти книги придали, наконец, смысл жизни Максу. Надо быть мужчиной. Надо уметь защитить себя и свою семью.
        Сначала все оставалось на уровне интернет-баталий. Что предпочтительнее на первоначальном этапе - травматика или гладкоствол? «Лендровер» или «Нива Шевроле»? Ящик йошкар-олинской тушенки или госрезервовской?
        Спустя полгода после виртуального знакомства, Макс и Рустэм наконец встретились. Когда выяснилось, что живут они в одном городе. Макс навсегда запомнил ту встречу. Рустэм буквально на пальцах ему объяснил - что в случае БП шансы на выживание в Дзержинске приближаются к абсолютному минусу. Это один из центров химической промышленности в России. Несомненно, что при ядерном варианте этот сателлит Нижнего Новгорода одним из первых подвергнется ядерному удару. Поэтому, при первом же сигнале обострения - необходимо рвать когти в Заволжье - гигантский лесной массив между Нижним и Вяткой. Базу Рустэм уже начал оборудовать. За бесценок приобрел полуразваленный дом в вымирающей деревне, от которой осталось три старухи да парализованный дед. Одна из старух ему в ноги кланялась за сто долларов. Как-то раз он свозил Макса туда. Деревня Нижние Булдаки умирала в двадцати километрах от трассы Нижний-Киров. Дом так и стоял, полуразваленный внешне. Но внутри… Рус сумел оборудовать настоящий подземный бункер с вентиляцией, тремя выходами, кладовками. Постепенно он затаривался продуктами, генераторами, разрешенным
оружием, столярными и слесарными инструментами, водкой… В общем, всем списком нормального выживальщика.
        - Ты в доле? - спросил тогда Рустэм, жестко глядя на Макса, прищурив и без того восточные глаза.
        Разве мог он отказаться?
        Проблема была в том, что Макс нигде не работал и не учился. Его вышибли со второго курса юрфака ННГУ. За неуплату. На работу он устроится не мог - бегал от армии. Иногда шабашил - писал рефераты и контрольные более богатым студентам - когда надоедало стрелять стольнички у матери на пивко. Мать его бережно хранила от невзгод мира. Единственный сын, все-таки. Единственный мужчина в семье. Очень жалела, что сын не женится. Правда девок домой водил, когда мама на дачу уезжала - картошку полоть на шести сотках.
        Рустэм его здорово выручил. Устроил к себе к фирму продавцом без оформления. В фирму… В табачно-пивной киоск. Сутки через трое, десять процентов от выручки и можно по паре полторашек просрока домой утаскивать. Зашибись!
        Постепенно они сформировали группу, готовую дать начало роду человеческому в случае наступления Большого Песца. Три парня, три девчонки. Практически любое свободное время они проводили в разыгрывании различных вариантов развития Апокалипсиса. Ядерный вариант, вариант технологической катастрофы, гражданских беспорядков, пандемии… Однажды даже устроили ролевуху по мотивам крузовской «Эпохи Мертвых». Рустэм дал задание - выбраться из города, не попавшись на глаза ни одному человеку. Результат засчитывался по съемке на мобилу. Запись не должна была прерываться. Макса подвела мама - позвонила в самый не подходящий момент. А перевести телефон в режим «Самолет» он просто забыл. Наказание было простое - выпить триста грамм водки на пустой желудок, а потом пройти по центральным улицам Дзержинска с незарегистрированным «ПМ» во внутреннем кармане куртки. Удача и Бог были на стороне Макса в тот день. Он старательно не смотрел на ментов, отслеживая их боковым зрением и сосредотачиваясь на каждом шаге. Откуда Рустэм взял тот ствол - Макс даже и не подумал. Когда выживаешь - думать надо только о выживании. Все
остальное - лишнее.
        Потом были разного рода страйкболы, голодные походы, марш-броски… Последним экзаменом была такая тренировка.
        Рустэм купил всем билеты до Москвы. В одну сторону. На Ярославском вокзале он забрал у своей группы паспорта, телефоны и деньги. Контрольный срок двое суток. И он их ждет у себя дома.
        Жестко было. Это непосвященному кажется - какая фигня!
        Только вместо виртуальных зомби - настоящие менты вокруг. И жрать охота. И курить. На этот раз Макс выиграл. Зная, что Рус готов на любую пакость, ради тренировки, Макс подстраховался - зашил в трусы пару штук, стянутых тайком из кошелька матери. И сразу рванул с площади Трех вокзалов на Бауманскую. Это станция метро такая. Пешком - полчаса. Бегом - минут двадцать. А там снимал хату его одноклассник, учившийся в каком-том местном «МГУ» и работавший стриптизером. После долгого ворчания, Пашка отвез Макса за МКАД на трассу. А там дело техники. В Дзержинске Макс был уже через двенадцать часов. И потратил только триста рублей на пивко и сигареты. Шашлыками дальнобои его накормили бесплатно. Остальные прибыли с опозданием в в три часа. Почти все. Кроме, Ольги. Та объявилась только через сутки. Ее менты прессанули в Коврове, когда она дрыхла у вокзала на скамейке. Дура. Додумалась же электричками добираться. Отделалась «некоторыми услугами», туманно объяснила она. Впрочем, все всё поняли.
        Итогом последнего экзамена были шашлыки на Базе. Их вкушали Рустэм с Максом. Остальные садили картошку. Потом была баня. Общая. С водкой и пивом. После бани Макс и сошелся с Ольгой. Как-то так само собой получилось. Она ему сразу понравилась - жесткая, сильная, внешне холодная. Она пользовалась миром, а не мир ей. С ней Макс чувствовал себя как дома. И, самое главное, она не ревновала к мимолетным связям. «Главное - не залети!» - всегда говорила она.
        У Рустэма была своя пассия - Ириша. Полная противоположность Ольге, если только на внешность смотреть. Но за ее пухлой, милой улыбкой скрывалась настоящая самка. «Все для мужчины, все во имя мужчины!».
        Третья пара подобралась… Кхм… Подобралась… Эта пара подобралась еще до формирования Команды.
        Программист Пашка влился вместе с женой. Компьютерный… Нет, не гений, но талант. Компьютерный талант и жена Маша - учительница начальных классов. Та вечно хныкала, вечно не успевала, вечно тормозила. Рустэм так объяснил Максу ее присутствие:
        - Пока мы будем обеспечивать выживание, она будет учить детей. Азбуке, основам арифметики. Приглядывать за ними. Остальному мы сами научим.
        Зато Маша стреляла неплохо…
        - Максимушка, иди покушай, яишенка готова!
        - Что, мам? - очнулся Максим. - Да, я сейчас…
        Он вышел из туалета, бросив недокуренную сигарету в унитаз.
        - Максичек, ты бы умылся… - сказала мама, накладывая ему полную тарелку яичницы с колбасой.
        - Поем сначала, - буркнул он в ответ. - Мам, а что происходит-то?
        - Ой, - вздохнула она. Потом села рядом и подперла подбородок сухоньким кулачком. И начала рассказывать…
        …Без пяти минут три он сидел в скверике у железнодорожного вокзала.
        Ага. Уже все тут. У каждого объемистый рюкзак. И все на разных скамейках. В целях конспирации.
        Ровно в три подъехал и Рустэм. На «Газельке». В принципе, план был отработан до мелочей. Из города выезжать на ней. На даче у Командира - примерно тридцать километров на северо-запад - планировалась ночевка. Оттуда уже на двух «Нивах» нужно было уйти на Базу.
        Мать его поняла. Когда они смотрели очередной выпуск «Экстренных новостей» - мать разрыдалась:
        - Война же, сынок! Тебя же заберут, кровиночку мою… Не пущу! Не пущу тебя!
        Чтобы ее успокоить, Макс рассказал, что собирается уехать в леса. И не один. На удивление. Мать согласилась:
        - Это хорошо. Это правильно! Там ты будешь в безопасности! Сейчас я тебе денежек дам…
        Она всунула ему десять тысяч - сбережения на похороны, откуда Макс иногда таскал по бумажке на дела и на… И на Ольгу. Вместо колец та предпочитала всякие полезные штуковины - термобелье там. Или хороший нож… Если можно назвать хорошим то, что продается в магазинах Дзержинска.
        - Мам, ну не надо! - попытался отказаться он.
        - Надо, Маскимушка, надо! Оленьку береги, хорошая она…
        Калининградская область. Алексей Кулагин. Доктор экономических наук.
        Как обычно, свой отпуск я проводил в этому году в Калининградской области - и, что интересно, второй раз за год. Но, вопреки обыкновению, большую часть июля и август мне по семейным обстоятельствам пришлось провести в Москве, так что удалось урвать от летних месяцев только две недели в начале июля. После адской жары и дыма в нашем мегаполисе я буквально рвался на отдых, на природу, но сентябрь оказался съеден большим «штурмом» для того, чтобы закончить, наконец, книгу и успеть сдать ее в издательство. Впрочем, какая теперь, к черту, книга…
        Вот и получилось так, что я смог забронировать себе номер в отеле в Отрадном - бывшем Georgenswalde, что совсем под боком у Светлогорска, только на середину октября. Прилетев в Храброво, я добрался в заранее заказанной машине (автобусом пришлось бы давать здоровенный крюк с пересадкой в Калининграде, хотя это и обошлось бы дешевле) до своего отеля. Порадовала глаз законченная, наконец, новая автострада Калининград-Зеленоградск, отводок от которой шел и к аэропорту. Однако (увы!), только глаз - мне нужно было ехать совсем в другом направлении. Машина петляла по хорошо знакомым мне местным дорогам, еще немецкой постройки, обсаженным по краям старыми деревьями. Но вот асфальтовое полотно этих дорог временами являло собой картину «шоссе после минометного обстрела», а временами - оно же, но уже с заплатками. В общем-то, при всем при том, вполне терпимо - во всяком случае, это все же дороги, по которым можно разгоняться до 80 км/час, а не просто направления… Но вот год назад, когда меня везли по этим дорогам в больницу со сломанной ключицей, я живенько вспомнил про Великую Отечественную, и про раненых,
которых полуторки везли по тогдашним проселкам. Предкам, понятное дело, приходилось куда как хуже, так что я не жаловался на судьбу.
        Добравшись за 45 минут до места, устроившись в номере и отоспавшись после перелета, я окунулся в отдых. Отдых у меня своеобразный (по крайней мере, по сравнению с большинством) - никакого пива, никаких дискотек или ночных клубов, никаких курортных романов… Встал, умылся, сделал зарядку, позавтракал, пешком на пляж - плавать, загорать, а если не сезон (как сейчас), то гулять. После обеда - отдых, затем велосипед, и от 25 до 50 километров по местным дорогам - подъем-спуск, подъем-спуск… Впрочем, временами и ровные участки попадаются. Вечером, после ужина, почитал 3 - 4 часика - и на боковую.
        Время пролетело незаметно, и от моего кусочка отпуска осталось всего два дня. В ночь с 25 на 26 октября я спал не очень хорошо - вроде и воздух был чистый и прохладный, и дождя не было, так что влажность была невысокая, а как-то было не по себе. Однако рано утром 26 октября я, как обычно, отправился на пляж - хотя море в октябре для меня уже слишком прохладное, но подышать морским воздухом, пощупать воду ногой, послушать шум прибоя мне всегда хотелось. Стояла настоящая золотая осень, и, несмотря на слабенькие ночные заморозки, яркое солнце обещало довольно приличный день - градусов двенадцать тепла сегодня уж точно будет, если не больше.
        Не успел я пройти и нескольких шагов, как внезапно накатил быстро нарастающий рев авиационного двигателя, и надо мной мелькнул сребристый корпус самолета. Задрав голову, я успел увидеть скошенные назад крылья и два сопла реактивного двигателя в хвосте. То ли Су, то ли МиГ. Я их и так не очень-то различаю, а тут, через не опавшую еще листву краснолистых буков, почти сомкнувшуюся над головой, фиг что разглядишь. Правда, на ближайшем военном аэродроме в Чкаловске, вроде, Сушки не водились - припомнилось мне. И чего это они в октябре разлетались? Учения-то в этих краях где-то в первой половине августа проводятся, тогда и полеты идут, и морские стрельбы… Как будто кто-то подслушал мои мысли, и до моих ушей донесся отдаленный, на пределе слышимости, звук артиллерийских залпов. Я дернул плечом в недоумении и, решив больше не заморачиваться этими вопросами, потопал дальше.
        Но сегодняшний день, похоже, решил доконать меня своими сюрпризами. На этот раз ровный гул мотора, пришедший издалека, накатывал медленно, неспешно. Летело явно что-то винтовое. Ну и пусть себе летит. Лишь когда гул авиационных движков стал буквально давить со всех сторон, раздаваясь, казалось, чуть ли не с крыш близлежащих домов, я непроизвольно вскинул голову. Теперь я стоял на достаточно открытом месте, чтобы разглядеть не так уж и высоко, немного в стороне, весьма знакомый силуэт со столь же известными опознавательными знаками. Все это было знакомо по кинохронике, по фотографиям, по рисункам и проекциям в Интернете. «Рама»! Она же Фокке-Вульф-189 (если мне не изменяет мой склероз!) с весьма характерными крестиками на крыльях - а то по малограмотности можно было бы принять за какой-нибудь современный изыск. Ну, не «заклепочник» я, и моя техническая подкованность оставляет желать лучшего.
        «Кино, что ли, снимают?» - посетила меня первая пришедшая на ум мысль. - «Но бюджет у кого-то нехилый, если на съемки настоящую „раму“ высвистали». Мысли пришли и ушли, а я продолжил свой путь на пляж. Пока я спускался по разбитым бетонным плитам дороги - единственного автомобильного спуска к пляжу в этом курортном поселке - до меня донесся близкий раскатистый грохот. Звуковой барьер кто-то решил перейти на малой высоте? Но вроде непохоже. Или что это тогда? Пока никаких более серьезных подозрений мне в голову не приходило, и я продолжал свою неспешную прогулку к берегу моря.
        На пляже я сразу обратил внимание на сторожевик, болтавшийся довольно далеко от береговой линии. Ну, тут ничего необычного - эта посудинка, базирующаяся в Пионерском, всего в нескольких километрах отсюда, нередко торчала в виду пляжа. Необычным было другое - два суденышка, напоминавшие и обликом, и окраской, и скоростью торпедные катера (насколько это вообще можно было разглядеть без бинокля), показались со стороны Донского и быстро шли чуть не вдоль самого берега на восток. «Неужто все же решили еще и осенью учения провести?» - удивился я. - «Но с чего бы это им перед самым пляжем все это затевать? Не было ведь раньше такого. Да и к чему?». Впрочем, эти мысли не сильно донимали меня. Я подошел к кромке прибоя, разулся, потрогал воду ногой - холодная, зараза, никак не теплее тринадцати-четырнадцати градусов. Но солнце припекало все сильнее и сильнее, я стал подозревать, что так, пожалуй, воздух и до двадцати градусов прогреется. Ничего себе октябрь!
        Катера тем временем, не дойдя примерно пары километров (а может, и трех - не мастер я расстояния на море на глаз определять) до сторожевика, дружно развернулись по широкой дуге, и пошли обратно. Из-за высокого берега выплеснулся почти не слышимый до этого стрекот вертолета, а затем показалась и сама Камовская машина с хорошо различимыми соосными винтами (вроде бы что-то из семейства Ка-25 - но опять-таки, легко могу и ошибаться). Это была, похоже, та самая единственная рабочая лошадка с аэродрома в Донском, которую регулярно можно было видеть в небе в этих местах. Заложив крутой вираж, вертолет удалился вслед уходящим катерам.
        Больше ничего, привлекающего внимание, не происходило, и я медленно поплелся вдоль кромки прибоя в сторону возвышавшейся вдалеке башни лифта санатория Министерства обороны в Светлогорске. Далеко позади горомыхнуло раз, затем другой. «Все-таки учения затеяли…» - вяло подумал я, даже не обернувшись, поскольку меня занимало совсем другое. Становилось заметно жарче, совсем не по октябрьской погоде, и, несмотря на дувший с моря ветерок, я не только расстегнул, но и скинул с себя ветровку.
        Через полчаса, заметно разогревшись ходьбой по песку, я был уже у спасательной станции, от которой начиналась набережная. И вот тут какая-то нездоровая суета на пляже и на самой набережной привлекла мое внимание. Торговцы янтарными сувенирами спешно собирали разложенные на столиках поделки, немногочисленные в этот сезон отдыхающие столь же поспешно покидали пляж.
        - Что случилось? - обратился я к мужику средних лет, в распахнутой ветровке, который взбегал по лестнице на набережную, таща в руках взятый напрокат шезлонг.
        - А ты не слышал? - бросил он на ходу, даже не поворачивая головы и пытаясь сложить никак не поддававшийся шезлонг. - Только что по радио сообщили о введении военного положения. - Наконец, шезлонг прекратил сопротивляться его усилиям, и мужик заспешил дальше.
        Я машинально глянул на часы. Было где-то одиннадцать с хвостиком. Военное положение? С чего бы это? А, вот они почему разлетались… Что мне-то делать? И «рама» эта… Она-то тут каким боком? - вихрем пронеслись в голове мысли. Тем временем из динамиков, через которые в близлежащем кафе обычно крутили раздражающе-громкую музыку, послышали позывные какой-то радиостанции. До меня донеслись слова: «Наши корреспонденты сообщают о подписании Президентом указа о введении военного положения, но ни причины этого решения, ни какие-либо еще подробности пока неизвестны. По неподтвержденным слухам, в полдень по местному времени („значит, это 11.00 московского“ - машинально отметил я) ожидается передача официального правительственного сообщения…» В этот момент почти над самыми кронами сосен, росших на высоком берегу (по крайне мере, так показалось), прошел истребитель морской авиации, забивая гулом своих турбин все прочие звуки.
        Черт! В номере отеля у меня был телевизор. И еще на ресепшене у них есть комп с доступом в Интернет. В голове у меня как будто что-то замкнуло, и я бегом бросился наверх, стараясь как можно скорее добраться до Интернет-кафе в здании местной почты. Когда я, запыхавшись (на ходу уже пришлось закатать рукава рубашки, так вдруг стало тепло), влетел в зальчик, где было установлено четыре монитора, они все уже были оккупированы, и вокруг них к тому же толпилось еще по пять-шесть человек у каждого. Слышалось бормотание «Гугль не пашет… На мэйл. ру надо смотреть… Попробуй на Яндексе…». Я притиснулся к одному из мониторов, где как раз в этот момент открылся сайт НТВ. Напрягая зрение, я, выглядывая поверх голов прочих любопытствующих, прочитал в разделе «Новости» заголовок «Введено военное положение». Сидевший за монитором кликнул мышкой на заголовке, и через несколько секунд на экране появился текст сообщения.
        «Поступают многочисленные подтверждения, что через западную границу Украины, Беларуси и Литвы сегодня, примерно с четырех часов утра, началось выдвижение войсковых соединений, экипированных в форму вермахта времен второй мировой войны и снабженных соответствующим вооружением и военной техникой. Имеются также сообщения об интенсивной артиллерийской канонаде и перестрелке западнее границы Беларуси, и о многочисленных пролетах через границу больших групп самолетов образцов, характерных для второй мировой войны. Некоторые очевидцы сообщают, что часть этих самолетов пыталась сбрасывать бомбы над территорией Беларуси, в связи с чем силы ПВО республики открыли по ним огонь. Некоторое количество самолетов, пока точно не установленное, сбито управляемыми ракетами. В ряде районов республики с земли велся огонь из скорострельной зенитной артиллерии. Сообщается также о многочисленных стычках на южной границе Калининградской области, которые, однако, пока не имеют интенсивного характера. Имеются сведения о нескольких сбитых самолетах люфтваффе…».
        Хрень какая-то… Если бы я своими глазами не видел «раму» над головой, то решил бы, что все СМИ сговорились устроить репетицию первого апреля. И канонада вдали мне тоже не послышалась. Блин, мне-то что делать? Рвать когти в Москву? Сейчас, небось, аэропорт в Храброво уже осаждают желающие улететь, но что-то меня гложут сомнения, что их ждет успех. Как бы не отменили на фиг все полеты. Но делать-то что? У меня полугодовая отсрочка от призыва по мобилизации. Правда, любые отсрочки могут сейчас отменить - указ подпишут, и все дела. Вряд ли, конечно, пятидесятипятилетнего запасника призывать будут… Но что тогда? Ходить на пляж загорать? Пока какой-нибудь десант не высадится или пару бомбочек не кинут? Или бежать в ближайший военкомат и просить роту под начало, в соответствии со своим ВУСом? И много я накомандую, с моей-то подготовкой? Последний раз на сборах двадцать лет назад был. Забыл даже, как точку прицеливания выбирать, не то что, как ротой командовать. Особенно если мне, как «партизану», кого-нибудь вроде ополченцев под начало впихнут. Во влип…
        Между тем от монитора раздался громкий возглас: «Что за хрень? Это что, в самом деле?» Я снова бросил взгляд на экран, и, прищурившись, поймал глазами неровно, рывками загружающуюся телевизионную картинку. На ней тоже рывками двигались по небу девятки двухмоторных самолетов с едва различимыми крестами на крыльях, и вдруг небо прочертила огненная искра ракеты, среди самолетов вспухло облако разрыва, затем еще одно… и тут картинка зависла. Эта новость меня окончательно убедила в том, что надо как-то выпутываться, иначе придет толстый, пушистый, полярный… Ну, вы меня понимаете кто. Я решил на всякий случай пройтись к зданию мэрии Светлогорска, потому что, где находятся ближайшие военные власти, я себе представлял только применительно к Калининграду. Проходя мимо администрации Центрального военного санатория, я наблюдал и там нездоровую суету. Какой-то крупный мужик с погонами подполковника медицинской службы отбрехивался от полутора десятков осаждавших его отдыхающих с военной выправкой, разводя руками. Человек пять из этой кучки сместились в сторонку, лихорадочно тыкая в кнопки мобильников. Так,
понятно - ничего не знаю, указаний не получал. Значит, двигаю дальше, к мэрии.
        Повинуясь, видимо, схожей логике, к мэрии стянулось уже не меньше двух сотен человек. Никого из представителей власти не было видно. Толпа шумела, и из этого гула время от времени отчетливо доносились голоса на повышенных тонах: «…Попрятались, сволочи! Как проблемы решать, так их нет… Указаний небось ждут… Ага! А без указивки сверху - ни шагу!.. Так нам-то, отдыхающим, что теперь делать?…»
        Голова шла кругом. Надо все-таки выяснить, что там с полетами в Москву. Я плюнул на попрятавшихся чиновников из мэрии и побежал к знакомому мне офису турфирмы ВВС-НЛО. Приятная неожиданность - офис не был закрыт. Но новость, которую я там узнал, была неутешительной, хотя и предсказуемой - до особого распоряжения все полеты гражданских самолетов прекращены. Все. Нечего суетиться. Надо двигать в отель. Там есть телевизор, выход в Интернет, там мои вещи и документы. По пути, отстояв очередь, я успел, пока не кончились деньги, обналичить приличную сумму в банкомате, а потом, так же отстояв очередь, закупить консервы, сухари, шоколад, орехи и сухофрукты, сколько влезло в мой рюкзачок. Остальное доберу в Отрадном, если успею…
        Пока спешным шагом двигался через лесочек, сложилось решение: никто обо мне не позаботится, никто меня эвакуировать не будет, и, если военные действия докатятся сюда, я окажусь в роли жертвы. Не улыбается мне такая перспектива. Если уж помирать, так с музыкой. Беру продукты, необходимый минимум вещей, сажусь на автобус и двигаю в ближайшую известную мне крупную воинскую часть в поселке Переславское. Надо постараться, чтобы подгребли на какую-нибудь роль. Вряд ли у них сейчас с мобилизационным контингентом все в ажуре. Может, и мной не побрезгуют. Лишь бы какое-никакое оружие доверили. Я быстро собрался и рванул к автобусной остановке, на ходу набирая на мобиле свой московский номер телефона, моля все высшие силы, чтобы сотовая связь была в порядке…
        Сотовая связь работала - ну, хоть в этом повезло! - но мой собеседник в Москве знал о событиях не намного больше меня. Во всяком случае, о том, что происходит в Калининградской области и о том, образно говоря, «куды мне бечь». Реально дополнительной информации не было, и спихнуть принятие решений на кого-то более компетентного не получалось. Автобусная остановка - как я и подозревал - встретила меня толпой народа, штурмующего любые проходящие автобусы. В основном это были калининградцы, стремящиеся как можно быстрее попасть домой или на работу, или к своему военкомату. Лишь с третьей попытки мне удалось втиснуться в автобус. Чувствуя спиной консервные банки в рюкзаке, врезавшиеся в мою стиснутую со всех сторон тушку, я кое-как примостился на краешке ступеньки, упираясь рюкзаком в дверцу, и судорожно вцепившись одной рукой в поручень.
        Думаю, прелести путешествия в переполненном автобусе знакомы многим, и я не буду расходовать свои невеликие литературные таланты на красочное описание постигших меня транспортных приключений. Все кончается, закончились и мои мытарства, когда автобус остановился у открытой шашлычной в Переславском. Вытолкнутый из автобуса, я едва удержал равновесие, но все же устоял на ногах. Скинув с плеч изрядно надоевший за время поездки рюкзак, я взял его в руку и бодрым шагом отправился к воротам воинской части. Она размещалась в добротных многоэтажных казармах еще немецкой постройки, а рядом с ними расположился парк, сооруженный уже в советское время, с бетонными боксами для техники. Покосившиеся и раскрошившиеся бетонные плиты забора были малость подмазаны раствором и выкрашены белой краской, а ржавая колючая проволока, памятная мне по прежним годам, была заменена сравнительно новой «егозой».
        Весь облик этой воинской части дышал какой-то безмятежностью, немало удивившей меня: неужто в их жизнь военное положение не внесло никаких перемен? Насколько я знал, тут располагались подразделения аэродромного обслуживания морской авиации. За стеной, окружавшей парк, можно было увидеть верхушки цистерн бензозаправщиков, хотя там были и обычные «Уралы», и несколько старых БТР, но не чувствовалось никакого шевеления - лишь тройка солдат в полевом х/б, скинув бушлаты, покуривала, прислонившись к забору у ворот парка. Подойдя к КПП, я обнаружил дежурного на своем месте.
        После минутной заминки я сформулировал свою просьбу:
        - Слышь, браток, начкара позови!.
        - Это еще зачем? - помедлив и оглядев меня сначала с ног до головы недовольно отозвался дежурный с одной лычкой на погоне.
        - Разговор есть, - как можно солиднее бросил я. Еще немного помедлив, ефрейтор повернул голову в сторону казарм, повертел ей туда-сюда, и громко крикнул:
        - Тарищ капитан! Тут какой-то штатский до вас докапывается!
        Не прошло и двух минут, как откуда-то вынырнул «тарищ капитан». Сначала он глянул на ефрейтора, тот молча кивнул головой в мою сторону, и офицер сфокусировал свой взгляд на мне. Был он невысокого роста, довольно молодой, подтянутый, с усталым недовольным лицом.
        - По какому делу? - его голос звучал не очень-то любезно.
        - Да вот, объявили военное положение… - начал я, но капитан меня тут же перебил:
        - Ну и что?
        - Так я тут в отпуске! Сообщения с Большой Землей нет, к месту приписки попасть не могу… - это пояснение так же было прервано капитаном:
        - А я тут причем? Я тебе что - справочное бюро? Дуй в Калининград, в облвоенкомат, там и разбирайся!
        Ну что, облом? Я лихорадочно думал, что делать дальше. Вот всегда у меня так - когда надо принимать быстрое решение в экстремальной ситуации, у меня мысли скачут, как блохи… и, в конце концов, мой выбор обычно оказывается ошибочным. Может, и в самом деле надо добраться до облвоенкомата? Пойти, так сказать, нормальным официальным путем? Я потоптался еще с минуту у КПП, и повернул обратно к автобусной остановке.
        Тем временем, пока я совершал утреннюю прогулку, а потом маялся фигней у ворот воинской части, события на границе с Польшей зашли уже довольно далеко. Все началось с того, что под утро те, кто не спал, сидя на дежурстве, заметили странное свечение неба, кратковременные перебои со связью, несколько резких порывов ветра - и все пришло в норму. Лишь единицы смогли полюбоваться мистическим зрелищем - во внезапно сгустившейся и тут же снова просветлевшей предрассветной дымке южнее Мамоново и Железнодорожного исчезли здания пограничных и таможенных пунктов на польской стороне, да и весь ландшафт заметно преобразился. Куда-то пропали все постройки, возведенные за последние десятилетия. Деревья, которыми было обсажено шоссе, стали выглядеть явно моложе и вдруг оделись зеленой листвой, исчезли все таблички и надписи на польском языке, а на шоссе явственно проступил стык между дорожным полотном с нашей и с той стороны. Естественно, что в таких обстоятельствах обычная процедура пограничного перехода сделалась невозможной. Пока местное начальство таможенников колебалось - стоит ли названивать, поднимая из
постелей свое сонное начальство в Калининграде, а погранцы автоматически сообщили о случившихся непонятках дежурному в погранотряд, получив от него порцию мата за нелепый розыгрыш среди ночи, решено было, от греха подальше, пока тормознуть всех желающих попасть в Польшу.
        Между тем с польской стороны на шоссе стали появляться машины, которые можно было бы назвать мечтой коллекционера - черный «Опель-Капитан», светло-серый «Опель-Кадет», два грузовика «Блитц» в армейской раскраске. Потом одна за другой появились три подводы на пневматическом ходу, влекомые флегматичными битюгами. Последним перед пограничным пропускным пунктом остановился сияющий черными, как будто лакированными боками солидный «Мерседес». Несколько человек (среди штатских выделялись двое в форме вермахта, и один - в светлой форме люфтваффе) вышли из автомобилей и, явно не веря своим глазам, рассматривали деревья с наполовину облетевшей золотистой листвой, указатели на русском языке, трехцветный флаг, эмблемы с двуглавым орлом, и вереницу легковушек, грузовиков и автобусов никогда не виданных ими ранее моделей перед контрольным пунктом.
        Один из офицеров в форме вермахта подошел к контрольному пункту и стал выспрашивать что-то на ломаном польском. Ему ответили по-немецки. По мере развития диалога лицо его все больше вытягивалось, он заметно занервничал и, прервав разговор, быстро вернулся к своему автомобилю, на ходу бросив несколько фраз окружившей его группе немцев. Вскоре легковушки и два грузовика стали разворачиваться на шоссе и отправились в обратный путь. Некоторое время спустя за ними последовали и подводы. Еще через полчаса на дороге показался мотоцикл, высадивший недалеко от пограничного перехода парный полицейский пост, который стал заворачивать обратно всех едущих и идущих по шоссе.
        Не прошло и полутора часов, как пограничники и таможенники получили, наконец, какие-то распоряжения сверху. Они принялись разворачивать очередь автомобилей, скопившихся перед КПП, и, подгоняя водителей при помощи всего богатства русской лексики, направлять их в обратную сторону, к Калининграду. Еще через час к КПП подъехал БТР-70 и грузовик «Урал», из которого стали выскакивать пограничники и, повинуясь командам лейтенанта, разбегаться в стороны от шоссе, занимая позиции и начиная окапываться. БТР сдал немного назад, и встал у поворота дороги, частично спрятавшись за угол старого кирпичного здания еще немецкой постройки.
        Перед зданием облвоенкомата гудела толпа. Но здесь уже было видно некое подобие организации: перед зданием было расставлено несколько столов, за которыми сидели военные с какими-то бумагами. К этим столам выстроились очереди. Покрутив головой и обнаружив столик с надписью «Информация», я пристроился в хвост самой длинной очереди.
        - Ну, что тут? - спросил я своего собрата по несчастью, стоявшего передо мной.
        - Все просто: сортируют нашего брата и расписывают - кого куда. Ща узнаем, к какому столику пристраиваться, а там уже скажут… - он махнул рукой.
        Наша очередь продвигалась неспешно, но вот, наконец, и я предстал перед мужичком явно пенсионного возраста в защитного цвета рубахе без знаков различия. Его камуфляжная куртка с серым воротником искусственного меха висела на спинке стула.
        - Военный билет есть? - бросил он, на мгновение оторвав взгляд от списков и посмотрев на меня.
        - Нету. В отпуске же… - я отрицательно помотал головой.
        - Тогда паспорт, - мужичок опустил голову, снова уткнувшись в свои списки. Я протянул свой паспорт. Мужичок раскрыл его и стал аккуратно, не торопясь, записывать мои паспортные данные. Покончив с этим делом, он задал следующий вопрос:
        - Состав?
        - Командный, - отозвался я. Очередной вопрос не заставил себя ждать:
        - Звание?
        - Старший лейтенант.
        - Код военно-учетной специальности?
        - Что, я ее наизусть помнить должен?! - возмутился я. - Командир мотострелковой роты.
        Мужичок никак не отреагировал на мое возмущение, неспешно вписывая мои данные в графы от руки разлинованной таблицы, и приписал в конце: «Заполнено со слов». Затем он снова оторвал взгляд от списков и вынес вердикт:
        - К столику номер два, - и с этими словами он протянул мне листок с моими данными, заполненный под копирку. Хорошо, хоть второй раз все повторять и записывать не придется. Когда подошла моя очередь у второго столика, я молча положил перед сидевшим там капитаном свой листок. Пробежав его глазами, он протер носовым платком шею (припекало, надо сказать, уже изрядно - как будто не октябрь, а прямо июль!) и меланхолически произнес:
        - Ну, роты, вам, пожалуй, нигде не отыщется…
        - И не надо! - поспешно поддержал его я. - Мне и взвода многовато будет.
        - Ну, это как получится, - столь же меланхолически ответил он. - Тут у нас неподалеку как раз мотострелковая часть развертывается. Там вас куда-нибудь определят.
        Он заполнил бланк предписания и назвал мне смутно знакомый адрес. Кажется, именно по этому адресу я в незапамятные времена, еще школьником, был в музее боевой славы 1-й гвардейской Пролетарской Московско-Минской орденов кого-то там дивизии (по нынешним временам, впрочем, дивизия - в связи с неуклонным ростом мощи наших Вооруженных Сил - усохла до бригады, а бригаду вскоре урезали до полка).
        На КПП 7-го омсп меня встретили чуть более дружелюбно, чем в Переславском. Дежурный офицер с повязкой, глянув на мое предписание, протянул:
        - А-а, партизан? - и, ткнув пальцем в сторону спортивной площадки между добротными казармами старой немецкой постройки, добавил - Вон там вашего брата собирают.
        Я присоединился к пестрой группе штатских человек примерно в полсотни, рядом с которыми не было видно ни одного представителя командования части.
        - Всем здравствуйте! И чего тут слышно? - поприветствовал я собравшихся.
        - И вам не болеть, - ответил мне моложавый, крепко сбитый и подтянутый мужчина средних лет, среднего роста и средней внешности.
        - Похоже, не знают здесь толком, куда нас приткнуть. Нас тут почти половина - офицеры запаса, от лейтенанта до капитана, - Он вздохнул и добавил. - Самое печальное, что время обеда уже миновало и до вечера, похоже, нас тут кормить никто не собирается.
        Я глянул на часы. Да-а, уже начало четвертого. Я покачал головой, сел прямо на посыпанный битым кирпичом плац, расстегнул рюкзак и громко произнес:
        - Мужики! Кто пообедать не успел - налетайте, перекусим, чем Бог послал.
        Кроме моих консервов, у нескольких человек тоже нашлось кое-что. Главное, что почти не было хлеба, да и воды на всех наскребли всего две полуторалитровых бутылки и одну пол-литровую. Но с горем пополам по два-три глоточка каждому досталось. Управившись с трапезой, вновь приступили к прежнему занятию - ждали, куда нас решат приткнуть. Разговоры крутились в основном вокруг того, что случилось, и что будет делать наше правительство. Наиболее горячие головы полагали, что надо пустить в ход ядрен-батон - и дело с концом. Другие возражали, что наши правители будут то и дело оглядываться на международное право, права человека и прочую лабуду, пока поздно не станет. Третьи довольно резонно замечали, что с современными вооружениями тот, прежний вермахт можно растрепать за милую душу. Четвертые парировали, что кроме вооружений, надо еще иметь желание и умение воевать. А у нас и с тем, и с другим не густо.
        За этим трепом не заметили, как к нам подошел офицер в майорских погонах, сопровождаемый сержантом:
        - Так, все за мной! - приказал он. Мы нестройной толпой проследовали за ним в казарму. Там он провел нас в нечто вроде актового зала, и когда мы расселись по стульям, собрал наши предписания и отдал их сержанту, который начал составлять сводный список. Пока сержант был занят этим делом, майор представился:
        - Майор Ярославцев, зам. начальника штаба полка, - и тут же задал вопрос: - Кто из вас имеет боевой опыт?
        Поднялись две руки. Майор кивнул, и первый поднявший руку встал с места:
        - Старший лейтенант запаса Тюрин. На срочной три месяца провел на первой чеченской башенным стрелком БТР.
        - А что так мало? - поинтересовался майор.
        - При подрыве БТР получил ранение, а после госпиталя уже туда не послали, - пожал плечами Тюрин.
        - Вольно, садитесь, - скомандовал наш опекун. Затем майор повернул голову ко второму:
        - Ну, а вы?
        - Капитан Баскаков! Служил срочную на погранзаставе в Таджикистане! - молодцевато вскочив и встав по стойке «смирно», отрапортовал тот самый средней внешности крепыш, который первым заговорил со мной.
        - А почему капитан? - поинтересовался замначштаба.
        - Шесть лет назад привлекался в качестве переводчика при составлении контрактов на поставку военного снаряжения в Таджикистан. Ну, и кто-то из начальства написал представление, - разъяснил недоумение Баскаков.
        - Так, - обвел глазами присутствующих майор. - Офицерских должностей для вас у нас практически нет. Своих, калининградских, не знаем, куда пристроить. Рядовых вот не хватает. Поэтому формируем из вас сводную роту - отрубил он.
        - Капитан Баскаков!
        - Я!
        - Назначаетесь командиром сводной роты 1-го батальона.
        - Есть!
        - Командиром первого взвода у вас утверждаю старшего лейтенанта Тюрина. Остальных назначьте сами и представьте мне на утверждение.
        - Есть! - снова отозвался Баскаков.
        - А сейчас - постановка на довольствие, получение оружия и амуниции, размещение в казарме. К ужину жду ваших комвзводов и старшину роты на утверждение.
        Так мы стали сводной ротой. К немалому моему облегчению, взвода мне не досталось, но вот от должности командира отделения отвертеться не удалось. Впрочем, в первый день это еще не особенно напрягало. Все время мы потратили на бюрократические формальности, получение оружия и экипировки. Стрелковку получили почти по штату (по древнему, еще советскому) - не слишком новые АКМ каждому, по одному РПК и РПГ-7 - в каждое отделение. Чей-то вопрос - «А пристрелять?» - повис в воздухе, оставшись без ответа. Потом, наконец, за ужином удалось поесть по-человечески нормальную горячую пищу. После ужина на скорую руку познакомился со своим отделением. А перед самым отбоем Баскаков собрал в отведенной ему комнате всех командиров взводов и командиров отделений только что испеченной роты. Только тут я узнал, что всего у нас личного состава 44 человека, разбитых на три взвода аж по 14 человек, и, соответственно, по два отделения во взводе. Оказалось, что на всю роту нам дают всего три БМП-1 и два БТР-60ПБ с консервации (я уж думал, что это старье все списали давно). А экипажи к ним обещали завтра.
        - Так, мужики, - начал новый комроты, - Что делать-то будем?
        - В каком смысле? - подал голос мой комвзвода Тюрин.
        - А ты еще не допер, что в нашу роту завтра сольют все, от чего кадровые командиры отпихнутся руками и ногами? А технику и вооружение дадут старье, и того в обрез? Но вот расходовать нас будут безо всякого сожаления.
        - На то оно и начальство, чтобы за нас решать - как нам жить и как нам умирать, - философски заметил кто-то.
        - Надо умереть - умрем, - голос Баскакова стал жестким. - Но вот по дури отдавать жизнь неохота.
        - Первым делом, - решился подать голос я, - Надо из глотки у них вырвать больше машин, чтобы отделения по разным коробочкам не делить.
        - Говорил уже, - вздохнул капитан. - Майор этот, Ярославцев, ответил так - если добавится людей, то и коробочки добавим
        - А что до остального, - продолжил я. - Тот факт, что они нас за черную кость держат, мы пока отменить не в состоянии. Вот как покажем себя в бою, так и будут к нам дальше относиться. Другого пути я не вижу.
        - Мыслишь в правильном направлении, - одобрил меня Баскаков. - А шанс нормально показать себя в бою у нас только один: держаться друг за друга, оставить все понты в прошлой жизни, и работать в бою так, как если бы мы два года вместе в этой роте отслужили, из одного котла хлебали, в одних окопах ночевали. И если еще кого нам подкинут, вбить им в голову ту же мысль.
        На том и закончилось наше совещание. Устроившись на своей койке, я думал, что не засну - столько мыслей сразу ворочалось у меня в башке. Но сон подкрался внезапно, и я заснул глубоко, без сновидений - видимо, прошедший день достаточно вымотал меня.
        Оренбургская область. Виталий Сергиив. Юрист районной администрации.
        Утро вторника 26 октября 2010 года, я помню смутно. Просидел до 5 утра в интернете, а в отпуске торопиться некуда. В восемь жена разбудила уходя на работу, жаловалась, что интернет стал виснуть. Ей на это всегда везет. Встал только к обеду. Поел и «уткнулся» в интернет. Все же с ним были какие то проблемы. Гуглевский Хроме вис по страшному, пришлось пытать Эксплорер, с ним пошло лучше, хоть что-то стало открываться. На майле 4 письма - 3 рассылка, одно от друга сидящего в Одессе на проекте, наверно про турпоездку в Египет… Что за хрень! «Нас бомбят! Сообщи моим…» и телефоны… Шутник блин. А что в новостных лентах… Вчерашнее. Пойдем в ЖЖ - виснет… Черт. Когда это я лимит исчерпал? Полмесяца дома не был? Что это жена качала?! Соцсети… Ну эти всегда виснут. Да ну его, пойду делом займусь, до первого 6 дней осталось - как-нибудь проживу без скоростного интернета!
        Дел дома- мама не горюй. Светильник маме починить, каналюга вон забилась. А я пялюсь в монитор - выключаю его нафиг!
        Так надо Косте позвонить, он должен уже отоспаться со смены, заскочит объяснить куда в колеса секретные болты вкурить. Сотовая молчит. Все три симки показываю «нет сети». Масаракш! Как всегда вовремя! Но вочему все три оператора-то? Что стационарным пользоваться? Нахожу в справочнике номер звоню!
        - Алло, здравствуй, Ларис, Костя дома?
        - Нет. На работе.
        - Он же с ночи?
        - Вызывали. Мобилизация.
        - Учения у них что-ли? А я то думаю, что вся связь молчит!
        - Не учения, - Лариса срывается в плачь, - Война!-
        - Какая война? Казахи, что с ума сбрендили?
        - С НАТО, телевизор смотри, - и снова плачь, Лара вешает трубку.
        Что то, брат Костя ты с женой перемудрил! Ну работаешь в секретной связи на погранзаставе, ну учения у Вас, пошто милку-то пугать? Стоп. Телевизор.
        Молча подхожу к телику включаю его. «Теленяня» - «нет сигнала от спутника», «Дискавери» - «нет сигнала от спутника», «31-й»- та же песня… Так, а если без тарелки… По «Первому» фоны, но заставку хорошо видно: «ВНИМАНИЕ! В 14 часов трансляция обращения Президента РФ Д.А.Медведева»… Приплыли, что-то действительно стряслось. Но война?! С кем? Если с НАТО, то о её начале я б уже через пять минут знал, а теперь бы уже и не помнил. Маточная точка в трех верстах - если «Сатана» из шахты пойдет, не от падающей крыши, так от гептиловой вони проснёшься! Да и накрыло бы нас уже давно, разнесло на атомы. Пальцы немеют, в правом подреберье просыпается тяжесть. Начинаю растирать. Что ж, doleo ergo sum[1 - если что-то болит, значит оно есть (лат).]! С кем воюем то? Наши-то понятно боятся нажать «большую красную кномпу», а НАТОВцы, если уж начали, то могли бы хоть по РВСН, отработать? А я вроде ещё живой? Снова «бежали храбрые грузины»? Китай? Во хрень!
        Снова тянет к компу, но тут просыпается телик и Медвед начинает вещать… Масаракш!
        Вот это да! Все таки немцы… Опять… Да сколько же можно-то, а? Что же за судьба такая у России - вечно на нее нападают. А потом приходится вечно оправдываться за невинно убиенных цивилизаторов-миротворцев.
        - Мы продолжаем следить за развитием событий. А сразу после рекламы на нашем канале экстренный выпуск информационно-аналитической программы Владимира Познера «Времена». Не переключайтесь! - сказала Екатерина, и мило улыбнулась.
        А потом пошла реклама какого-то йогурта…
        Ёпрст! А этого клоуна зачем выпустили?
        На экране появилась морщинистая башка в очках.
        - Итак, здравствуйте. Сегодня внеочередной выпуск информационно-аналитической передачи «Времена» и с вами я, ваш Владимир Познер. Сегодня у нас в гостях - эксперты. Правозащитница Валерия Ильинична Новодворская, председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, журналист Леонид Млечин, историк Николай Сванидзе и политолог Сергей Кургинян.
        - Итак, - продолжила голова с глубокомысленными морщинами, - тема нашей сегодняшней передачи «Миротворческая операция сил НАТО на территории Белоруссии и Украины». Сегодня, как вы знаете, около четырех часов утра по Минску, Киеву, Львову, ряду других городов, были нанесены ракетно-бомбовые удары странами НАТО. Имеются жертвы и разрушения. Пока нет официального заявления стран участниц Североатлантического блока. Однако, времена не терпят отлагательства. Я прошу высказаться наших экспертов. Как вы думаете, с какой целью войска НАТО вошли на территорию Белоруссии и Украины?
        - Понятно с какой, - фыркнула Новодворская. - Установление демократии в тоталитарной Белоруссии и свержение незаконного правительства Януковича.
        - Это почему же незаконного? - удивился Кургинян.
        - Он отверг достижения оранжевой революции! А значит, он нелегитимен! - затряслась правозащитница.
        - Прошу прощения, помаранчевой революции, - мягко поправил ее Млечин.
        - Народ имеет право на волеизъявление и в Америке прекрасно понимают это, в отличие от России, Украины и Белоруссии! - подняла кривой палец сморщенная Алексеева.
        - А какую позицию должна занять Россия?
        - Я думаю, у власти хватит ума поддержать инициативу Западной Европы и не вмешиваться в естественный процесс установления демократии, - поправил очки Сванидзе.
        - Естественный? Естественный? Бомбардировки городов вы называете естественным путем становления демократии? - взвился Кургинян.
        - Конечно, - довольно улыбнулась Новодворская. - Если народ не понимает ценностей демократии - его нужно силой принудить к этому пониманию.
        - Сегодня люди погибли! Люди! - стукнул по столу Кургинян.
        - Каждый случай гибели людей мы будем тщательно расследовать! И мы накажем виновных, - опять заскрипела Алексеева.
        - Мы это кто? - интеллигентно спросил Познер.
        - Мы - это правозащитники! Лев Пономарев уже отправился в Страсбург, на очередное заседание Европейского суда по правам человека для привлечения к суду Лукашенко и Януковича, - гордо ответила старуха.
        - Вы понимаете, что говорите? - всплеснул руками Кургинян. - Вы предлагаете судить жертв нападения! Это же повторяется югославский вариант! Сначала ее разбомбили, а потом судили лидеров страны! Не считаете, что это подло?
        - По отношению к коммунякам любая подлость считается добродетелью! - заквакала Новодворская.
        - Действительно, - поддержал ее Млечин. - И Украина, и Белоруссия давно могли интегрироваться в мировое сообщество путем вступления в ЕС и НАТО и сегодняшних жертв просто не было бы. Следовательно, непосредственными виновниками сегодняшнего конфликта являются Лукашенко, Янукович и, отчасти, руководство Российской Федерации.
        - А мы-то тут причем? - почти крикнул Кургинян. - Вы в курсе, что пострадал так же и Санкт-Петербург?
        - А это нам предупреждение. Чтобы не вмешивались!
        - Между прочим, этих предупредителей сегодня сбили над Финским заливом, - опять встрял Кургинян.
        - За этот необдуманный поступок нашему правительству придется заплатить.
        - Что, простите? - не понял политолог.
        - Я вообще, сомневаюсь что наша доблестная рашко-федерашковая армия смогла сбить аж четырнадцать американских самолетов. Они способны только митинги разгонять да устраивать геноцид на Кавказе, - вякнула Новодворская.
        Лично я аж дар речи потерял. Эксперты, бляха муха. Зачем сюда этих клоунов собрали?
        - А если и сбили, то они обязаны оплатить стоимость нанесенного ущерба!
        - А взрывы на Васильевском острове не считаются? - прищурился Кургинян.
        - Это все ФСБ. Действуют в своем духе. Москва, Волгодонск, Беслан - белыми нитками шито! Каждому ясно - это дело рук ФСБ! - закричала вдруг Новодворская. Млечин, Сванидзе, Познер и Алексеева согласно закивали.
        - Старая ты жаба, - со смаком сказал Кургинян и плюнул в сторону Валерии Ильиничны.
        Что тут началось! Вся четверка вскочила с мест и заорала на политолога. Мгновенно пошла реклама.
        Ладно, это лирика. Что мне делать то? Выборы пока накрылись медным тазом, да и цивилисты будут не особо нужны. В военкомате я вроде к ВУС приписан, какие-то бумаги перекладывать….
        - Ма, мне будут звонить - сразу позови!-
        - Хорошо, ты уходишь? -
        - За хлебом в «Копейку» схожу, а потом бра буду делать-
        - Хорошо, я закроюсь!
        Таак, сколько денег то, в кармане? Три куска - не густо - попробую карту обналичить, а то потом может и не придется.
        У банкомата, я третий, хорошо рядом живу. Обнули и по магазинам - консервы, тушенка, водка. Очередь пока обычная. Не все телик смотрят. Во! И благоверная моя нарисовалась. Глаза красные - видно тоже что ревела.
        - Ты что так рано?
        - Я всех отпустилаа, что будееет…
        - Не реви, постой. Если мы здесь ещё живы, значит ничего серьезного, может даже учения
        - Правдаа?
        - А то!. Есть многие, кому мой Друг Горацио…
        - Опять твои шуточки!
        - Ну, вот, ожила. Сын дома? Ты машину пригнать сумеешь?
        - Не-а, нет!
        - Тогда, давай ключи и в очереди постой.
        - У тебя ж прав нету…
        - И что?
        - Милиция!
        - Да какая на хер милиция! Тут до дома триста метров!
        Насупилась, знает, что на людях я только в гневе матерюсь. Отдает ключи. Даю ей десять штук.
        - Я за авто, а ты набирай, на все. Конины - банок сто возьми
        - Зачем??
        - Бери. Потом, за сыном и в «Магнит» поедем.
        … Целый день проходит в разъездах по магазинам и домашних хлопотах. Успеваю даже каналюгу откачать и продуть. У меня вообще все в цейтноте и экстриме хорошо получатся. Из военкомата звонка нет. Интернет и ТВ светят синим экраном… Инопланетяне напали, что ли! Весь вечер цикаю на женщин, что б на телефон не занимали, но какой там, весь день пытаются родню обзвонить. Ну, что ж, живу я по прописке - если понадобилось бы курьера прислали. Завтра пойду сам. Да не забыть, с утра газовиков вызвонить котел переустановить, хотя и без них справлюсь. Универсальный жрет много, но по- любому, он сейчас лучше простого газового.
        Где-то между Балтикой и Черным морем. Алексей Шкодин. Финансист.
        - Слушай, а тебе не пофиг? Плачу живыми баксами, покупаю много. Я - гражданин США, вот паспорт, так что можешь мне смело продавать - у нас ношение разрешено. Проблемы, если будут, то сугубо у меня.
        - Ну если так…
        - Именно так! Тем более, кто тебе ещё столько заплатит?
        Господи, спасибо тебе за кретинов. Ибо только кретин будет брать деньги за оружие во время пришествия Полярного Лиса.
        Жена ждала меня в машине, с дочкой. Слава Богу, что до нас быстро допёрло, и мы побежали избавляться от «грязных зелёных бумажек», которыми скоро можно будет подтираться. Даже с карточек кое-что снялось в первые часы Песца - видно в кэшах интернетов сохранилась инфа о моей платёжеспособности.
        Отпуск, мать его. Прилетели в Прибалтику, обустроились, смотрим на небо и… вдруг луна скачет с одного места на другое и меняет фазу. Сказать, что я о…л - будет преувеличением века. А линки на тюбах, про натуральных фашистов? Японамать. В общем, дошло. Не зря альтернативками зачитывался. Неоконченная пьеса для механического пианино…ь, е… её в…у! Так что, дитё в зубы и бегом менять бабос на имущество. Прямо ночью. Потрошить банкоматы, ездить по 24-часовым магазинам, пока народ не понял что к чему… А с утра первым делом в оружейный магазин. Хорошо, что я - маньяк, нашёл адрес ещё в штатах.
        Выбор здесь немножко убогий по американским стандартам но… кое-что есть. Приобрёл пару калашей с обвесками и оптикой, мелкашку (в дикой местности - самое то, на мелкого зверя, ибо патроны вельми малогабаритны), сайгу-дробовик магазинную, под стандартный двенадцатый калибр, ну и АР-10. Это такая версия М-16 под винтовочный патрон. Ну и к ней, естественно, полный набор рельс и фенечек. Снайпер из меня - как из свиньи балерина, настоящая снайперка мне в… не впилась, а вот на ближней и средней дистанции стрелять умею. Тем более что патрон.308 за бугром уже делают.
        Расплатился с придурком, благослови его Господь. Приплатил за помощь загрузить машину, так как патронов много было куплено. Впрочем вру - патронов бывает или очень мало, или просто мало, но больше уже не утащишь. Сел за руль, положил заряженный калаш на колени, а жену организовал набивать магазины.
        Что же делать? Воевать? Я, конечно милитарист, и оружие люблю, но не самоубийца. Мне стволы нужны не столько против фашистов, сколько от родных СНГ-шных бандитов и ментов. Стрелять-то я умею получше ихнего, а война всё спишет. Впрочем, лучше не нарываться - я не Рэмбо, а семья даёт дополнительный стимул для осторожности.
        Сваливать надо - однозначно. Но куда? На западе - объединенные еврики. Да даже если бы их не было, чую, что страны развитого капитализма сильно рискуют огрести ядрён батон. ВВП - не дурак, прекрасно знает, сколько свиней запад подложил России и при нынешнем раскладе подняться будущим членам НАТО уже не даст. Если не разбомбит в…ду, то задушит. На восток? Пожалуй да… Затеряться среди беженцев, прорваться в Россию, а потом… Впрочем и в России меня никто не ждёт, б…ь.
        Хотя… Точно! Стас! Хорошо, что он не в Финляндии сейчас, а в Хохляндии. Если уговорю брата объединиться, то есть шанс проехать через Россию и затеряться где-нибудь в тропических странах. Азиатских. А с оружием и патронами жизнь там наладить можно. И нужно.
        Знаете, на чём держится цивилизация? На страхе. Не на честности, не на Заповедях, а именно на страхе. На страхе, что придёт Господь Бог начальство, милиция, родители и надают люлей за прегрешения. Именно поэтому налёт цивилизации так легко слетает, когда приходит Звездец.
        Ехали мы медленно, соблюдая правила. Во-первых, джип был неслабо загружен топливом, патронами, консервами и водой. Во-вторых это самое топливо стоило беречь - неизвестно, как долго продлится «лафа» с заправкой за деньги. Ну, а в-третьих, мы с женой были вооружены практически нелегальным оружием и везём несколько ящиков патронов. Кстати, родимая, после доступно-матерного объяснения о ждущих нас реалиях, отстреляла в учебном порядке несколько магазинов, и показала на удивление приличные результаты. В цель попадёт, а то, что мать готова убить за своего ребёнка - для меня аксиома. Самое смешное, что в родных Штатах я бы совершенно легально мог ехать с полной машиной оружия и патронов.
        На границе с Беларусью нас пронесло. Уже началась паника (война!) и солдаты пропускали беженцев без досмотра. Поставили пару БМПшек, для солидности - и всё. Через саму Беларусь ехали почти без остановок. Так - покушать и справить нужду. Я даже похвалил себя за предусмотрительно обменянные на валюты СНГ баксы. Оставалось негусто, после магазинного блица, но на похавать и заправиться хватало. Нарвались мы уже в родной Украине.
        Границу мы нагло переехали колхозными полями вне видимости таможни. Джип, хоть и американский, но прошёл, а пограничников там, наверное, никогда не было. Вернулись на трассу и возобновили движение с соблюдением правил. Размечтались. Грязная машина с литовскими номерами не могла не заинтересовать жадного на поживу мусора. Именно мусора, так как милиционеры взятки не вымогают. А останавливаться - нельзя.
        Я проигнорировал полосатую палочку дайца и поддал газу, но эта приставучая сволочь прыгнула в свой ментовоз и включила мигалку. Так я не матерился с тех пор как меня по голове припечатал шлагбаум весной… А потом… Было какое-то ощущение нереальности. Как будто можно в любой момент нажать «Load Game» и вернуться в прошлое. Я остановил джип. Сзади пристроились гайцы. Я открыл дверь, вышел из машины и расстрелял ментов через лобовое стекло их девятки. Песец. Вот я и убийца. Помню, жена кричала. Помню, от её криков проснулась дочь. Наверное, именно это и привело меня в себя.
        Я отвёл девятку с дороги, за лесополосу, забрал с трупов их пистолеты с автоматом (оружие лишним не бывает) и снова сел за руль. Слава богу, за время инцидента ни одна другая машина мимо не проехала. Впрочем, зная репутацию местных даишников, мне возможно всего лишь поаплодировали бы. Следующий час, я вслух продвигал концепцию «мы или они», а так же что преступники и взяточники в принципе заслуживают расстрела. Три раза ха. Потому, что убеждал я скорее себя чем жену.
        Вот тогда меня и настигло прозрение. Нежелание попасть в лапы украинского «правосудия» и оставить семью на произвол, в лучшем случае, государства, оказалось сильнее страха перед милицией. Собственно бояться там и нечего было. Шансов у ментов против меня - ноль целых, ноль десятых. Их автомат был в багажнике, пистолеты в кобурах, а мой ствол - на коленях. Захватывать и поражать цель на ближней дистанции я в благословенной Америке научился на «ять». Что до уголовной ответственности - кто будет расследовать смерть гайцов, когда на границе фашисты? Тем более, что я на Украине задерживаться не собираюсь. И как следствие - два трупа. У них, возможно, есть семьи и дети, но… у меня они тоже есть. А о реалиях украинских застенков я наслышан. Фиг вам и вашим законам. Я себя и своих в жертву приносить не собираюсь.
        Подмосковье. Анатолий Логунов. Майор запаса. Старший инженер фирмы «Юнитсервис».
        Семь часов утра. Самый крепкий сон и в этот момент звучит музыка мобилы.
        «Черт, кому не спится? Опять что-то начальнику понадобилось?» - Мысленно вспоминая недавно перечитанный малый боцманский загиб, беру мобильник.
        Незнакомый официальный голос спрашивает мои фамилию, имя, отчество. Какого черта? Номер незнакомый, но кажется… точно, моего района. С негодованием в голосе спрашиваю, кому и зачем такие данные потребовались. В ответ, извинившись, говорящий представляется майором Белокопытовым, начальником третьего отдела Н-ского военкомата.
        «Ничего себе! Что-то случилось?» - Пока эти мысли крутятся у меня в голове, майор сообщает, что мне срочно необходимо прибыть в военкомат с тревожным чемоданчиком. На мой вопрос. - А как же работа, - следует ответ, что на работу мне сообщат и что я мобилизован в соответствии с Указом президента РФ.
        Вот ничего себе новости! Но, может быть, кто-то просто пошутил? Пробую перезвонить на опознанный номер Белокопытова. Занято. Ладно, попробуем по-другому. Иду в прихожую, где у меня стоит стационарный телефон и лежит справочник номеров нашего района. Звоню в райвоенкомат. Опять занято. Черт побери, неужели приход Большого Полярного лиса? Но… в таком случае моему городку точно достанется по полной программе. Дело в том, что в соседях у меня живет много-много диких «летучих мышей». И вроде их часть, которую то ли разогнали, то ли просто замаскировали. Так что городку от вражеских щедрот точно достанется, даже если близость к Москве не учитывать. Ругаясь, снимаю с антресолей свой старый чемоданчик, быстро складываю в него несессер с шильно-мыльно-бритвенным и начинаю копаться в шкафу, разыскивая необходимые одежду и снарягу. Тем временем подходит проснувшаяся, услышав мой разговор, жена и, отстранив меня, начинает доукомплектовывать чемоданчик. А я, надев новую камуфлированную техничку и нацепив под нее старую, прошедшую со мной половину службы портупею, мягкую, разношенную, да еще и, в отличие от
современных образцов, с плечевым ремнем, пытаюсь выловить новости из радио (пусто), телевизора (пусто), Интернета (вообще отсутствует, как класс).
        Поняв, что ничего непонятно, звоню на работу. Вообще-то мы работаем со всеми регионами, и поэтому у нас в офисе всегда дежурит оператор. Ну вот, дозвонился. Новости еще более ошеломляющие. Оказывается, по связи с клиентами из Министерства Обороны пришел сам текст указа, а потом вся связь и Инет вырубились. Кстати, попробую звонить по мобиле - теперь и он молчит, зараза. Хорошо, что жена успела позвонить сыну, тот обещал приехать и забрать ее в деревню, на дачу.
        Так, все готово. Молча садимся на диванчик в прихожей. Обнимаю жену, привычно целую, словно просто ухожу по тревоге, как больше двадцати лет до этого. Глажу выскочившую в прихожую и недоуменно мяукающую кошку, подхватываю чемодан.
        Все, отрезано. Мир закончился, похоже. Но что же конкретно случилось?
        Спускаюсь на лифте не один - живущий этажом ниже сосед, тоже, насколько я знаю, из этих… «мышек», в камуфляже, с офицерской сумкой нового образца (а я такую так и не получил, компенсацию деньгами дали), приветливо кивает. Молча доезжаем до первого этажа, молча выходим во двор, и лишь у калитки так же молча пожимаем друг другу руки и киваем на прощание. Пусть мы до этого и не здоровались, да и знакомство наше даже шапочным можно назвать с большой натяжкой, но мы оба сейчас чувствуем одинаково.
        Ого, а на улице-то. Во-первых, странное солнце, летнее, и жара. А во-вторых… Сразу вспомнилось, что писал один мой любимый писатель: «Как на проспекте в день тезоименитства Его Высочества». Всюду видны спешащие люди в камуфляже и гражданке с чемоданчиками и сумками, мелькают патрули и бегущие посыльные. Вот ведь, а говорили, что солдат в нашей армии не хватает. Нашлись же… Додумать эту мысль мне не дают. Встреченный патруль, лейтенант и два сержанта с АКСУ, останавливает меня. Хм, документы? Ну, держи удостоверение. Лейтенант внимательно вчитывается, поглядывая время от времени в мою сторону. Куда-то звонит, потом говорит:
        - Товарищ майор, вы должны пройти с нами до остановки.
        Странно, за шпиона приняли, что ли? Или обычный бардак, каковым всегда отличалась наша родная армия в начале любой войны? Пожимаю плечами и отвечаю, стараясь не выдавать своего волнения: - Раз должен, пойдем - те, - выделяя голосом окончание слова.
        Быстро добираемся до остановки, на которой в мирное время останавливались автобусы, едущие в соседние деревни. Сейчас там стоит, удивленно оглядываясь по сторонам, несколько человек, столик с сидящим за ним капитаном в полевой форме и военный автобус, крашенный в защитный цвет, а что самое непонятное - без номеров. Что-то этот расклад начинает меня напрягать. Летеха отдает капитану мое удостоверение и тот сразу радостно улыбаясь во все «шестьдесят четыре» (целых! а у меня, сцуко, после Забайкалья и четверти не наберется) зуба, достает из лежащей на столе папки стандартный бланк армейского предписания и вручает мне.
        Ох, тра-та-та-та-та, сказал глупый король, потому что других слов у него от возмущения уже не было… Это ж кому такая мудрая мысль в голову пришла, а? Поубивав бы! В общем, назначили меня за моей спиной начальником группы обслуживания изделия В-8 в в\ч ххххх, а говоря по-русски, а не по-военному - сунули на обслуживание вертолетов, судя по всему, спецназовских. Ёлки! Вам не смешно? Мне тоже. Человека прослужившего двадцать с лишним лет на МиГах и закончившего службу на «Бэкфайрах», бросить обслуживать вертолеты… даже не знаю с чем сравнить.
        Ладно, а что еще за бумаги мне подсовывают? Ахренеть, список группы. Так, это вот они и есть. Ух, красота… Ни одного спеца, все либо после института, либо вообще танкисты со стрелками. И с этим я должен работать? Хотя нет, вот один радист есть. К тому же сержант.
        Пока я (мысленно, конечно), перечитываю бумаги, одновременно перечисляя всех известных мне родных и близких всего руководства МО, а также их противоестественные связи и не менее противоестественные наклонности, все мы садимся в автобус, который и увозит нас в неизвестность. Слава Богу, недалеко. Ага, теперь-то я узнал, что скрывается за забором и лесом, видимым из моего окна.
        - Выгружаемся! - командую я, как только мы подъезжаем к небольшому зданию, явно штабу, судя по вбегающим и выбегающим из него военным. Народ реагирует вяло, некоторые просто смотрят на меня как на непонятную помеху, типа «чего орешь, такой красивый». Ну, это мы уже проходили. Командую снова, на этот раз с применением всей армейской лексики в полном объеме.
        Помнится, как-то меня оператор с фирмы заставил несколько раз со станции на станцию попрыгать, в метро, чтобы я догнал курьера. Ага, я - инженер, должен был догонять курьера, который мне ЗИП передаст. Ну, я тогда по-настоящему разозлился и, забывшись, выдал ему по мобиле все, что о нем и курьере, который управляет фирмой, думаю. Помню, в час пик на станции Кузнецкий мост вокруг меня было пусто, как в поздний вечер воскресенья.
        Так, и на этих оболтусов подействовало. Ничего, вы у меня еще научитесь дисциплину любить, развиздяи.
        Сзади доносится чей-то смех. Оборачиваюсь. Отлично, дежурный по штабу. Представляюсь, сразу стирая с лица молодого летехи все веселье. Точно, у «сапогов» майор - большая шишка, не то, что в авиации. Хотя у меня было офицеров в подчинении, наверное, больше, чем во всей этой части со всеми службами. Специфика у нас такая.
        Уточняю у лейтенанта Кузьмина, какие имеются приказы по моей части и отправляю своих архаровцев на склад, под командой единственного сержанта и в сопровождении посыльного. Сам же, вместе с дежурным, захожу в штаб. Начинается самое важное из бюрократических действий в армии - нас включают в списки части, оформляют приказы и выдают предписания.
        Через полтора часа, замотанный донельзя, вместе с тем же посыльным по штабу, что ходил до того с моим личным составом, добираюсь до склада. Изнывающие в ожидании бойцы радостно галдят, заметив меня и строятся без всякой моей команды. Молодец, сержант, сумел себя поставить.
        - Сейчас получаем форму и оружие, затем идем в казарму, - довожу до построенных парней дальнейшие наши действия, и, заметив вопрошающие взгляды, добавляю, - там сдаем оружие, размещаемся и обедаем. Война войной - а обед по распорядку.
        Все веселеют. Ну да, на ходу проглоченный мною бутерброд организм уже давно забыл и требует подкрепления сил, а большинство солдат явно в том же состоянии. Пока подчиненные получают обмундировку, я иду в оружейку.
        Да-а, мечта милитариста. Помню, на складе у нас в Д…, в гарнизоне в общем, чего только не было. Но этот склад выглядит по сравнению с тем, как современный супермаркет по сравнению с деревенским магазином семидесятых годов. А ведь по внешнему виду и не скажешь. Хорошо живут мыши… летучие… ага.
        Толстый прапорщик (странно, почему на практически каждом складе начсклад - толстый прапорщик?) с недоверием поглядывает на мою техничку, а потом в бумаги. Ну, давай, давай, думай. Наконец он решается и спрашивает. - Товарищ майор, а зачем вам столько стволов? - Интеллектуальный, блин, вопрос. Зачем? А шоб було. Не зря я писарям пару литров спирта обещал, да. Придется и этому отстегнуть, иначе ведь не отстанет. Быстро договариваемся. Всего литр, которого у меня еще нет, и я - счастливый обладатель «Дротика» с тремя обоймами на двадцать четыре патрона каждая, стандартного «Макарки» с двумя обоймами, а также обычного «малыша» АКСУ и четырех магазинов к нему. Нормальненько. Вешаю ПМ в кобуре на свою портупею. Интересно, что лицо прапорщика сразу меняется и он, наклонившись ко мне, шепотом предлагает еще парочку гранат. Не, это лишнее. И так хапнул достаточно. Деликатно отказываюсь, тем временем складываю остальное «железо» в позаимствованную у того же прапорщика сумку.
        Дождавшись прибытия подчиненных, контролирую получение оружия и боеприпасов, а потом, отправив колонну в казарму, за исключением одного бойца, иду получать вещевое.
        К казарме идем вдвоем, навьюченные «по самое не могу». Сдав лишнее пока оружие на хранение дежурному по части, бросаю все полученное на койку в четырехместном кубрике, куда меня поселили, и бегом догоняю идущих на обед.
        После обеда узнаю две новости. Одна приятная, прибыли еще два человека: лейтенант-cамолетчик и прапорщик-прицельщик. Уже легче. А вторая… Вот про нее еще не понял, но меня вызывают в штаб на совещание. Посмотрим. Может хотя бы доведут, что же, в конце концов, творится на свете. Конечно, двадцать лет армейской жизни приучили спокойно ждать новостей, но знать то хочется. Тем более, что бойцы уже все возможные причины происходящего перебрали - от нападения НАТО до атаки инопланетян из космоса. Хорошо, что мои заботы почти не оставляют времени для раздумий, а то мозги точно вскипели бы.
        Совещание проведено в темпе «престиссимо». Уважаю разведку! Короче, довели обстановку и поставили задачу к послезавтра быть в полной готовности.
        Когда командир, подполковник Чайка, начал описывать, что же происходит на западных границах, я натурально офигел. Никогда не говори никогда или бойся своих желаний - они и исполниться могут. Это ж получается, фантастика в очередной раз стала былью? Или все же наша разведка ошибается и никакие это не немецко-фашистские войска? С другой стороны - пусть лучше они, хотя бы шанс есть, может сообразит наша «элита», что у нее есть возможность стать первой в мире и что проигрыш в данном случае равен уничтожению.
        Впрочем, все постороннее в сторону. Времени на освоение, расконсервацию и подготовку техники - всего сутки. Поэтому сразу после совещания собираю вначале командиров, а затем и весь личный состав. Идем в ангары и допоздна изучаем матчасть. Книги, описания, технологические карты, описания…
        Уже поздно ночью добираюсь до кубрика и еще час чищу от смазки все полученное оружие. Остальные будут заниматься этим завтра.
        Заваливаюсь спать с мыслью о жене и детях. Пока засыпаю, успевает присниться нелепый сон - я еду в густом осеннем лесу, сидя в ИС-2, почему-то покрашенном желтой краской, вместе с колонной из автобусов и троллейбусов (хи-хи).
        Одесса. Сергей Акимов. Военный пенсионер.
        Утро началось для меня со звонка Олега.
        - Привет!
        - Привет, - взглянув на часы - полшестого утра, - что-то случилось, что ты в такую рань звонишь?
        - Да мне только что тёща звонила.
        - Опять винца хочет передать? - я вспомнил, какое хорошее было вино в прошлый раз. Теща у Олега в Татарбунарском районе живет, а там для винограда раздолье.
        - Нет, она какие-то странные вещи сообщает. Будто бы над её селом самолеты пролетали. Много, низко и все с черными крестами.
        При упоминании самолетов, я прислушался. Сегодня ночевал у дочери. Надо сказать, что живу недалеко от военного аэродрома, который в Одессе совмещен с аэропортом, плюс там же авиаремонтный завод. Поэтому рев турбин военных самолетов приходится слышать довольно часто. Но не в это же время! Значит турбины ревут не на заводе. Звук усилился, я подошел к боковому окну и увидел, как в сторону моря взлетели одна за другой четыре пары истребителей. Не разобрал только из-за дальности расстояния - МиГи или Сушки.
        - Может, учения - у меня здесь два звена на взлет пошли. Наверное, керосину поднакопили и летают - президент же обещал, что поможет армии в боевой подготовке…
        - Да она говорит, что те самолеты станцию железнодорожную бомбили…
        - Что за ерунда? Она вчера не напраздновалась где-нибудь на свадьбе?
        - Тёща у меня трезвенница.
        - А чего вдруг на улице так светло? Октябрь все же. В это время еще темно должно быть.
        - Это точно. И тепло слишком - я во дворик вышел тебе позвонить, так стою в одних трусах и совсем не холодно. Слушай, а вдруг война?
        - С кем? Молдаване на нас не полезут, а румыны без НАТО не дернутся…
        Да меня это и не колышет - я не в запасе, а в отставке, призыву не подлежу. Ладно, сейчас перезвоню на бывшую работу, может быть, что-нибудь выясню.
        - Да! - в трубке раздался голос с кавказским акцентом.
        - Самвел, привет! - начальник учреждения был немного моложе меня, однако мы вместе прослужили больше двадцати лет и во внеслужебной обстановке обращались друг к другу на «ты».
        - Привет, Сергей. Что у тебя? Только побыстрее - у нас тревога.
        - А по какому поводу?
        - А черт его знает. Самое интересное, что заранее не предупредили.
        - А команда от кого поступила?
        - От дежурного по управлению, но он тоже ничего не знает. Позвонили из комендатуры гарнизона, приказали поднять весь личный состав учреждений по тревоге и перейти на усиленный вариант несения службы. Он их было послал подальше - мы же воякам не подчиняемся, но через пять минут перезвонил начальник управления и подтвердил команду. Вот и собираемся. Всё, мне некогда. - в трубке запикали гудки отбоя.
        Интересно, что же случилось?
        Телефон разразился мелодией Джо Дассена. Жена. А ей чего не спится? На работу только завтра, внучки у нас - спи, сколько влезет…
        - Да, солнышко!
        - Сережа, звонила Лена из Вилково (жена двоюродного брата моей Тамары). Их бомбили.
        - Кто?
        - Самолеты с черными крестами на крыльях. Винтовые, двухмоторные. И со стороны Дуная стрельба и взрывы…
        Да это уже черт знает что такое!
        - Тома, ты не волнуйся, я через часа полтора приеду.
        - Только побыстрее, мне что-то страшно стало.
        Так, включить телевизор. УТ-1 - новости - ничего необычного, 1+1 - тоже. Президент в Тернопольской области сегодня проведет совещание с местными властями…
        Интернет - обычная рутина, грызня политиков перед местными выборами. Ну-ка на Львовские новины - ага, там тоже бомбили город, призывы местной власти к населению сохранять спокойствие, воззвание УНА-УНСО к свои членам собираться к офису организации. Похоже, что действительно война. Но с кем?
        Посмотреть иностранные сайты? Так языкам не обучен - немецкий в школе и институте давно позабыт, кроме самых употребительных слов. Поляки? - нет никаких соединений…
        Набираю Олега.
        - Ну, что узнал?
        - У меня сосед - офицер. Вызвали по тревоге.
        - На моей службе бывшей тоже тревогу объявили. Вилково бомбили и Львов тоже. Если судить по крестам на самолетах - немцы. Но смысл? Границы общей у нас нет, да и нет у ФРГ винтовых бомберов.
        - А вдруг перенос?
        - Как у Логинова? Только теперь Украина провалилась? Смеешься? Это только у нас на форуме всерьёз обсуждается подобное, и то только как теория…
        - Ну а если все же действительно?
        - Не знаю… Подождем, что власти скажут.
        - Слушай, а позвони Нике в Киев - у меня денег на счету нет.
        - Сейчас попробую.
        Отыскиваю номер.
        - Ника, здравствуй! Как там у вас?
        - Ой, знаешь, наверное, теракт на соседней улице был, или газ взорвался - в четыре часа проснулась от грохота, а там дом рушится.
        - Вряд ли теракт - я полазил по интернету и звонили нам с Олегом - Львов бомбили, Вилково, еще кое-где. Больше похоже на войну.
        - С кем?
        - И я хотел бы знать…
        Звоню Андрею:
        - Ты в курсе, что творится?
        - Только что звонил знакомый из Тернополя - там тоже попытались бомбить город. Однако зенитчики долго разбираться не стали - огонь открыли сразу.
        - Это в войсках кто-то отчаянный - стрелять без приказа…
        - Не, там же наш Гарант Конституции ночевал, соответственно все силовые структуры повышенные меры безопасности приняли. Вот ПВО и среагировало своевременно. Сейчас президент летит в Киев и по прилету выступит перед народом по телевидению.
        - Послушаем, что он скажет.
        - А я только вчера свои емкости топливом залил. Пятьсот тонн. А продать оптом сходу некому. Боюсь, что конфискуют все топливо для армии.
        - Сочувствую, но, может быть, выкрутишься - есть же и более крупные торговцы, за них в первую очередь возьмутся.
        Телевидение прекратило развлекательные программы. На всех общенациональных каналах заставка - украинский флаг и надпись: «В 10 - 00 - обращение Президента к народу в Верховной Раде Украины».
        Десять часов. На экране - шумный, заполненный депутатами зал. Взволнованный спикер объявляет чрезвычайное заседание Рады открытым. В наступившей тишине появляется гарант, проходит к трибуне.
        - Граждане Украины! Господа депутаты! На нашу страну произведено военное нападение.
        Зал взрывается недоуменными выкриками: «Кто? Москали чертовы! Доигрались!»
        - Нападение осуществлено по всей протяженности западной границы страны. Пограничники и воинские части дают отпор врагу. По предварительным данным, на нас напала фашистская Германия, по крайней мере, в Тернополе я лично видел самолеты с фашистскими крестами. Как это стало возможным, почему - вопрос сегодня не очень важен. Сейчас необходимо организовать отпор агрессорам. Я связывался с президентами Беларуси и Литвы - на территории их стран также вступили немецкие войска. Белорусы дают жестокий отпор захватчикам. Связи с европейскими правительствами нет. Я, как верховный главнокомандующий, отдал приказ нашим вооруженным силам отразить нападение врага и объявляю военное положение на всей территории страны. Прошу Верховную Раду сегодня же принять пакет законов военного времени. Фашисты должны получить немедленный и жестокий отпор. Кроме того, я имел телефонную беседу с Президентом России. Они окажут нам всю необходимую помощь в отражении агрессии - шестьдесят пять лет назад наши народы вместе победили фашизм, теперь мы тоже должны быть вместе…
        После выступления президента тишина в зале сменилась шумом. Руководитель страны прошел на свое место в ложе, а часть депутатов чуть ли не наперегонки бросилась к трибуне, требуя слова. Спикер пытался утихомирить порыв народных избранников, но рвущиеся к микрофону Рады не сдавались. Тогда взглянув на президентскую ложу, и получив оттуда какой-то сигнал, он объявил, что слова еще раз просит глава государства. Гарант Конституции не стал спускаться вновь к трибуне, а взял в руку микрофон в ложе.
        - Шановни депутаты. Я понимаю ваше желание высказать свое мнение по самой на сегодняшний час важной проблеме страны, однако вам предложен пакет законов военного времени. Пока вы здесь митингуете, на границе и в западных областях гибнут наши солдаты. Поэтому я прошу вас принять законы, а потом можете продолжить обсуждение вопроса.
        - Это провокация и попытка конституционного переворота с целью захвата власти! - прервал говорящего руководитель крупнейшей оппозиционной фракции в парламенте, менее года как потерявшей власть, - Какие немцы, какая война! Это грандиозная провокация партии власти!
        - Господа депутаты! - голос президента, усиленный динамиками легко перекрыл вопли в партере, - Вы быстро, даже слишком быстро убедитесь, что я не обманываю ни вас, ни народ Украины. Ситуация действительно чрезвычайная. Поэтому еще раз прошу проголосовать за принятие пакета законов военного времени. Если в течение часа вы этого не сделаете, - в руках оказалась красная папка, из которой глава государства вынул лист бумаги с каким-то текстом, - то передо мной проект Указа о роспуске парламента, который я буду вынужден подписать прямо здесь, чтобы Рада не мешала мне выполнять обязанности Верховного Главнокомандующего и защищать страну от агрессоров.
        Депутаты ошеломленно притихли, чем сразу же воспользовался спикер, объявивший начало голосования. Предложенный пакет законов был принят. Председатель парламента их тут же подписал и передал на подпись президенту
        Президент поблагодарил парламент за разумный подход к вопросу и заявил:
        - Господа, можете продолжать обсуждение, а я попрошу телеоператоров, допущенных на заседание побольше снимать происходящее здесь - народ должен знать своих героев. Да и Службе Безопасности, думаю, будет интересно - во время военного положения депутатская неприкосновенность отменяется… - и быстрым шагом покинул здание Рады.
        Дожидаясь на остановке маршрутки, я напряженно размышлял, что делать дальше. Судя по имеющейся информации и заявлению президента, либо Германия перенеслась в будущее - то есть наше настоящее, либо территория бывшего СССР - прошлое. Однако, отсутствие связи с руководителями других держав и иностранного сектора Интернета склоняло меня ко второму варианту. Особых сомнений, что немцы получат по зубам, не возникало - даже почти уничтоженная стараниями украинской власти армия вполне в состоянии дать отпор врагу, стоящему на гораздо более низком технологическом и военном уровне. А если образуется блок РБ, РФ и Украины, то разгром фашистов - вопрос весьма недалекого времени.
        Но как это событие - перенос - отразится на моей жизни и жизни перенесшихся стран? Я набрал номер жены:
        - Солнышко, у нас есть еще те доллары, что собирали на кондиционер? Есть? Немедленно, повторяю, немедленно беги к обменнику и меняй их на гривны по любому курсу. Приеду - объясню, но тогда может быть уже поздно. И возьми на эти деньги несколько ящиков мясных консервов, я подъеду и мы вместе с Сашей перетащим домой. Еще по мешку макарон, гречки, риса, соли и сахара. Картошка? Какая картошка? Потом купим, никуда она не денется.
        Аналогичное указание дал и дочке, кратко разъяснив, зачем и почему.
        По дороге на поселок сделал пересадку на Бунина и снял в банкомате всю наличность с карточки - и остатки пенсии и заначку. Влез в маршрутку - звонок от жены.
        - Слушаю!
        - Сережа, мне даже к окошку обменника подойти не дали - купили втрое дороже вчерашнего курса. Ты уверен, что не ошибся, решив обменять валюту?
        - Я-то уверен, а вот те, кто её купил, очень скоро пожалеют об этом.
        - Сергей, говорят, что война началась. Тебя или Сашу заберут?
        - Кого заберут, так это Андрея - он же срочную отслужил, да еще и водитель в придачу. Я уже невоеннообязанный, а Саня не служил - какой от него прок? Пока обучат и война закончится.
        Приехав домой, зашел к жене на работу и в несколько ходок вместе с пасынком перетащили купленное домой - хорошо, что жена в магазине работает. Пасынок тоже в этом же, но у него сегодня выходной.
        Так, теперь надо решать вопрос с работой. Думаю, что цены сейчас резко пойдут вверх, и одной пенсии не хватит на жизнь, а нынешняя работа быстро закончится - кому в военное время нужны интерактивные клубы?
        Где искать? Так, раз бывший СССР перенесся, то он становится мировым лидером по части высоких технологий. Чтобы им и остаться, надо будет производить высокотехнологичную технику. Но то, что выпускают сегодня из подобной техники - это в основном сборка из импортных комплектующих. Значит, надо будет осваивать производство всего этого у себя. Будут строиться и перепрофилироваться заводы, в первую очередь электронной промышленности. Надо будет искать работу там, налаживал же я оборудование на бывшем «Эпсилоне».
        Берлин. Петр Михайлов. Эмигрант
        - Герр Михайлов, герр Михайлов - стук в дверь и громкий голос фрау Марты, хозяйки пансиона, могли разбудить даже мертвеца.
        Вчерашняя вечеринка затянулась до утра и я, скромный ассистент звукооператора киностудии УФА, русский эмигрант Пётр Михайлов, мечтал провести это воскресное утро в постели, но судьба в лице строгой хозяйки, была немилосердна со мной. Накинув халат и надев тапочки, я открыл дверь.
        - Доброе утро, - моё лицо попыталось изобразить подобие улыбки - Фрау Марта, зачем так громко стучать?
        - Герр Михайлов, вы русский… - это был не вопрос, а утверждение. Пожилая женщина была так взволнована, что даже не пожелала мне доброго утра:
        - Герр Михайлов, сегодня рейх объявил вам войну.
        - Мне? - от удивления я зажмурил глаза и потряс головой. Конечно, вчера мы с ребятами из ассистентской группы крепко выпили, но самым криминальным было совместное пение
        «Так за Царя, Отечество и Веру…» - по-русски, естественно.
        - Нет, герр Михайлов, не вам, а России, советской России - твёрдо произнесла хозяйка.
        - Фрау Марта, в советской России красные, а я белый русский и к большевикам никакого отношения не имею, поэтому попрошу вас больше меня не беспокоить! - протараторил я, пытаясь собраться с мыслями.
        Старушка кивнула, что-то решив для себя и, наконец, пожелав мне доброго утра, ушла.
        Мысли путались в голове, и мне пришлось долго возиться, чтобы сварить себе кофе на керосинке. Жидкое топливо, как и многие продукты, были по талонам, но УФА - это волшебная страна, где можно было всё достать. Сухой хлеб с маргарином и немного джема я проглотил, не заметив вкуса еды.
        Война… Война с Россией, эта мысль не оставляла меня. Я покинул Россию маленьким мальчиком, и всё что сохранилось в моей памяти, это пароход, слёзы отца и далёкий тёмный берег, исчезающий в тёмных морских волнах.
        Я включил радио, и с Нью-Йоркской станции перестроил на волну Берлина. Несколько минут из динамика неслись звуки марша, затем диктор объявил речь Фюрера. Мне, иностранцу, выступления Гитлера всегда казались смешными, но сегодня было не до смеха. Впервые я пожалел, что не курю. Талоны на табак - это валюта и многие друзья завидуют мне, но сейчас я отчаянно хотел затянуться сигаретой. Москва молчала, я не мог поймать ни Радио Коминтерна, ни Горький и лишь в конце шкалы, сквозь треск помех я различил русскую речь.
        - …и премьер-министр Владимир Путин. О пробках в Москве мы поговорим через пять минут, а сейчас песня - мелодия была совершенно необычна и незнакома, негромкий мужской голос напевал завораживающие слова в непривычном ритме. Я схватил карандаш и начал записывать текст песни прямо на салфетке. Последние слова исчезли в грохоте помех. Потратив ещё полчаса на поиск этой радиостанции, я выключил радио.
        После второй чашки кофе мне в голову пришла идея отправиться в кафе «Рейман», там часто собирались репортёры «Берлинер тагерблатт» и «Дойче альгемайне цайтунг», гораздо более осведомлённые, чем жучки из эмигрантского «Нового слова».
        Быстро одевшись, я спустился по лестнице и, кивнув занимавшей свой ежедневный пост у окна, фрау Марте, вышел на улицу.
        Война с Советским Союзом никак не отразилась на жизнь Берлина, парадно одетые пожилые пары неспешно возвращались домой с воскресной проповеди, запоздавший молочник медленно катил на своём фургоне, негромко звеня пустыми бутылками, а вдали проехал, увешанный рекламой двухэтажный автобус. Единственными признаками войны было обилие военных и отсутствие частных автомобилей на улицах.
        На перекрёстке меня догнал Воробьянов, молодой активист РОВС, постоянно околачивавшийся при фон Лампе. Мы встречались с ним раньше в церкви, но мой отец был «деникинцем» и с «врангелевцами» я дела не имел. Поэтому мы с Воробьяниновым пересекались очень редко.
        - Здравствуйте, Пётр! Вы уже слышали про войну? - запыхавшись, спросил он: - Это так здорово!
        - Что же хорошего в том, что немцы напали на Россию, милостивый государь? - хмуро ответил я, не поздоровавшись.
        - Ну что Вы, Гитлер наконец разгонит эту большевистскую сволочь, - глаза Воробьянинова горели огнём. - Алексей Александрович сегодня сказал, что придя вслед за германской армией, мы принесём свет свободы порабощённой комиссарами стране!
        - Идиот, идти освобождать Россию на немецких штыках? Посмотри на них! - я показал рукой на колонну марширующих эсэсовцев. - Вы думаете, что они дадут вам власть? Даже не мечтайте! Прав генерал Деникин, а вы со своим дурацким лозунгом «Хоть с чёртом, но против большевиков», убирайтесь к этому самому чёрту! - я уже кричал.
        - Предатель, большевик! Я всё расскажу Алексею Александровичу. Нас тысячи, а вас единицы! - голос Воробьянинова сорвался на фальцет, после он попытался ещё что-то произнести, но только беззвучно открывал рот.
        Я отвернулся от него и пошёл к центру. Вдруг моё внимание привлёк необычный гул, это не было похоже на шум двигателя аэроплана, но я поднял голову. Высоко в небе блестела маленькая точка летательного аппарата, за которой тянулся шлейф дыма. Сперва мне показалось, что произошла катастрофа и двигатель загорелся, но ровный полёт аэроплана говорил об обратном. Проходившие мимо меня берлинцы не обращали внимание на небо, оно их не интересовало, если не было сигналов воздушной тревоги. Постояв минуту, я продолжил свой путь к Курфюрстендамм. На Кудамме людей было намного больше, прохожие собирались у радиоточек в ожидании экстренных сообщений, но по радио передавали только марши.
        В кафе было на удивление пусто и никто не мог поделиться со мной новостями. Мне пришлось заказать у кёльнера чашечку кофе. Он здесь был натуральный, со сливками, но очень дорогой. Приготовившись растянуть эту чашечку на час-другой, я вытащил из кармана салфетку с записанными словами песни и начал по памяти подбирать музыку.
        - Петя, что вы здесь пишете, надеюсь вы не собираетесь стать репортёром или это место заразно? - Урсула фон Кардоф, ведущая страничку моды в «Дойче альгемайне цайтунг», улыбалась мне своей дежурной улыбкой.
        - Добрый день, Урсула, - я вежливо улыбнулся своей давнишней знакомой и сдвинул свою писанину на край столика. - Я жду ваших коллег, которые просветят меня о подробностях сегодняшних событий.
        - Вы о войне? Я говорила о ней со своей подругой. О! Майн Готт, я вас не представила - она обернулась к стоявшей рядом с ней красивой девушке.
        - Мария, позвольте представить, это Пётр Михайлов, он тоже русский эмигрант, а познакомились мы на берлинском радио, у Гиммлера.
        Глаза Марии широко раскрылись и в них появился страх.
        Мы с Урсулой засмеялись, переглянувшись:
        - Нет. Не у того Гиммлера, у его брата Эрнста - главного инженера берлинского радио.
        - Ну и знакомые у вас, - золотоглазая девушка фыркнула и бесцеремонно уселась за мой столик.
        Урсула странно посмотрела на подругу и присоединилась к нам.
        - Петя, а вы поэт - Мария внимательно читала мои записи на салфетке.
        - Нет, я ассистент звукорежиссёра на УФА.
        - Какой странный у вас слог, - она обворожительно мне улыбнулась, не обратив внимания на мои слова.
        - Это так необычно - побледневшие листья окна зарастают прозрачной водой… Это ваше?
        - Это не я, это песня. Я услышал её сегодня по радио из России, там ещё было что-то странное про какого-то премьера Путина и пробки в Москве.
        Её улыбка завораживала меня.
        - Ерунда, - Мария внимательно посмотрела на меня. - Такой песни не может быть в Советской России, вы поймали Харбин и речь наверное шла о премьер-министре императора Пу И.
        Перевернув листок, она удивлённо подняла брови:
        - Вы и музыку записали? Скажите, Петя, а вы умеете музицировать?
        Тут я понял, что для неё я буду всегда только Петей, и наваждение спало с меня.
        Петя, Петя-петушок… Золотой гребешок. Кажется, так маман мне пела?
        - Да, я немного играю на пианино.
        - Отлично, я сегодня приглашена к Бисмаркам и беру вас с собой.
        - Кстати, а меня зовут Мария Васильчикова, а то некоторые забыли все правила хорошего тона! - девушка весело поглядела на Урсулу.
        Озадаченное выражение лица Урсулы, не покидало её, на протяжении всего нашего разговора с Марией. Она даже не пыталась прервать свою подругу.
        - Очень приятно, Пётр, - пролепетал я, пытаясь понять, в качестве кого или чего меня пригласили на великосветскую вечеринку. Мне было известно про сестёр Васильчиковых, но светские круги, где они вращались, были для меня недоступны.
        Когда мы встали из-за стола, я положил рядом с чашкой серебряную монету в две рейхсмарки. Кёльнер улыбнулся и подмигнул мне, когда пропустив дам, я выходил из кафе.
        С Урсулой мы попрощались у нависшего глыбой, мрачного здания издательства «Кениг».
        Пройдя, квартал я обратился к спутнице:
        - Мария, как вы относитесь к большевистской России? Я покинул Крым восьмилетним мальчиком и знаю её только по рассказам семьи.
        - Знаете Петя, я тоже плохо помню Россию, но большевиков ненавижу. Из-за них мы потеряли свой дом, мой отец, как дикий зверь пробирался через леса, спасая свою жизнь - в её глазах появился лёд, когда она говорила о семье:
        - Не знаю, как вы, но я считаю очень хорошей новостью, что Сталин и Гитлер сцепились друг с другом. Один из них уничтожит другого и сам потеряет все силы в этой драке.
        - Мария, ведь это не драка, это - война! И тысячи людей погибнут в ней, - возразил я.
        - А мне наплевать на других людей, - тоном капризной девочки ответила она. Красивой девочки. Очень красивой.
        - Петя, ну что вы о политике, сейчас ещё ничего не известно, - Мария снова улыбнулась. - Вот пройдёт неделя и всё будет ясно. Мой знакомый из управления генерал-майора Вагнера, сегодня утром сказал, что война закончится, самое большее за два месяца. Вермахт даже не заказал зимнее обмундирование, а на складах нет масел для зимы.
        Она снова превратилась в весёлую девушку, беззаботно щебечущую о предстоящей вечеринке.
        - Петя, с вас закуски! Что-либо мясное, баварские колбаски или сало, фюрерпакеты не надо, там всё равно некому готовить, кухарка уже ушла. А я организую бренди, американское бренди, у офицеров генштаба уже изжога от французского коньяка, они слишком злоупотребляли трофеями.
        Мы разошлись, договорившись встретиться у станции подземки.
        Продовольственный вопрос за последний год сильно осложнил жизнь берлинцев. Карточки на хлеб, официальные нормы на мясо и двести грамм маргарина в месяц… Они только спасали от голода. А вот роскошествовать не давали.
        После победы во Франции в Берлине возник чёрный рынок. Военные продавали привезённые из оккупированных стран продукты и фюрерпакеты - продуктовые наборы для отпускников. Крестьяне через маклеров торговали, утаенными от чиновников продовольственной службы, излишками. Если ты знал к кому и зачем обратиться, то найти килограмм отличной ветчины и три фунта копчёного с чесноком сала, было достаточно просто. Сотрудники УФА питались в столовых киностудии без продовольственных карточек и почти бесплатно, так что красно-чёрных хлебных карточек на обмен у меня было много, и через полтора часа я стоял с двумя бумажными пакетами в условленном месте, ожидая свою спутницу.
        Мария появилась точно в назначенное время и, кивнув мне, начала спускаться на станцию подземки. Интересно, подумал я, русские в эмиграции быстро приобретают местные черты, пунктуальность в Германии, напыщенность в Англии и бесцеремонность в САСШ.
        В дребезжащем вагоне метро мы молча проехали две остановки и вышли.
        Выйдя из подземки, она снова окинула меня взглядом и произнесла:
        - Я смотрю, у вас неплохой улов?
        - Если знать рыбные места, улов всегда будет неплохой, - весело ответил я.
        Помолчав минуту Мария, вновь обратилась ко мне:
        - Скажите, почему вы живёте в Германии, а не во Франции? Ведь ваш отец был близок с Деникиным?
        - Папа в генштабе занимался Австро-Венгрией и всегда мечтал побывать в Вене. В двадцать шестом году семья поехала в Австрию, и отец, по случаю, купил домик в Зальцбурге. Почему именно там? Мама очень любила Моцарта. Я поступил учиться в Берлинский университет, технические дисциплины здесь преподают гораздо лучше, чем во Франции или в Австрии…
        Я так и не привык называть Австрию - Остмарк.
        - А ваша семья так и живёт в Зальцбурге?
        - Нет. После смерти мамы отец отправился к друзьям в САСШ и застрял там, после начала войны. Плыть через Атлантику очень опасно, а ехать через Советскую Россию он не может. Наш дом в Зальцбурге я сдаю, а живу и работаю здесь, в Берлине.
        - Как хорошо иметь свой дом, - задумчиво произнесла Мария. - А наш дом захватили большевики, мама живёт в Италии, а папа лечится после перехода границы.
        Вдруг Мария замолчала. Лицо ожесточилось:
        - Мой кузен служил во французской армии и уже второй год в плену, а я ничего не могу сделать, понимаете, ничего!
        За разговором мы подошли к нужному нам дому, консьерж открыл парадное, и мы поднялись на третий этаж. Дверь нам открыла хозяйка квартиры - миловидная брюнетка. Расцеловавшись с хозяйкой, Мария представила меня уже собравшимся гостям.
        - Господа, это Пётр Михайлов, звукорежиссёр студии УФА, ученик самого Фридриха Шнаппа.
        Моя спутница меня снова удивила. Она знала Шнаппа, известного звукорежиссёра Рейхрундфункгруппе.
        - Ну что вы, я всего лишь ассистент, - лукаво смутился я.
        - Не обращайте внимания, это очень скромный, но талантливый молодой человек, - продолжала моя спутница.
        Среди гостей преобладали военные, хотя были и мидовские чиновники, дамы же щеголяли вечерними платьями. Я был редким штатским в этом сборище погон и мундиров. Хотя стол уже был уставлен разнообразными бутылками с вином, наше бренди было встречено с явным энтузиазмом всей мужской половиной компании, не остались без внимания и мои скромные дары. Общими усилиями стол был накрыт и после второй рюмки, завязалась оживлённая беседа. Хозяйка в окружении двух офицеров генштаба внимательно слушала мидовца, затем кивнув ему повернулась ко мне:
        - Пётр, вы знакомы с Ольгой Чеховой?
        - Да, - честно ответил я. - На прошлой неделе она мне сказала: «Милый мальчик, принеси мне быстрее стул!»
        Все засмеялись. Офицер повернулся к своему коллеге:
        - Похож на Кейтеля в ставке.
        Мило улыбнувшись ещё раз, хозяйка извинилась и перешла к другой компании.
        - Герр Михайлов, что вы, как эмигрант, думаете о начавшейся войне? - спросил мидовец.
        Офицеры тоже смотрели на меня с интересом.
        - Я инженер и не разбираюсь в политике, но не думаю, что в России повторится французская прогулка.
        - Почему вы так думаете? - спросил офицер.
        - Судя по сообщениям, всё идёт по плану, под Белостоком готовится окружение, а у Гудериана дела ещё лучше, за исключением нескольких казусов.
        - А группа «Север»? - в разговор вмешался второй офицер.
        - Ерунда! Риттер фон Лееб отличный командующий, у него прекрасные офицеры, а сбой связи вызван непогодой. Утром по всей границе творилось чёрт знает что, но операция началась по плану. Хотя у Геринга что-то темнят, похоже слишком большие потери, но на выступе сожжено и сбито более пятисот русских самолётов.
        - Минуточку внимания господа, сейчас Пётр Михайлов споёт нам новую русскую песню.
        Златоглазка стояла в дверном проеме и, держа бокал с вином, лукаво смотрела на меня.
        В груди похолодело, но я стряхнул оцепенение и подошёл к роялю. Когда пальцы прикоснулись к клавишам, волнение полностью покинуло меня, я прокашлялся и начал вступление.
        «Крики чайки на белой стене»
        Все замолчали, внимательно слушая меня.
        «Две мечты, да печали стакан
        Мы, воскреснув, допили до дна.
        ……………………………………
        Это всё, что останется после меня,
        Это всё, что возьму я с собой»
        Играть я кончил в полной тишине.
        Затем они захлопали мне. Я стоял, не зная, что мне делать, даже Мария хлопала, восторженно глядя на меня.
        - Господа, но это не моя песня, я услышал её сегодня по радио! - начал было оправдываться я. Но меня, слава Вседержителю, прервали.
        - Радио, господа, надо включить радио, - произнёс державшийся до этого в тени, хозяин квартиры.
        - Петя, покажи, где ты нашёл эту песню, - тут же вмешалась Мария.
        Я подошёл к огромному Телефункену и начал крутить ручку настройки.
        Продравшись через треск помех я наткнулся на мощный и чистый сигнал:
        «Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения, наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории - двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал своё наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.
        Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие российской армии и армий братских белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни.»
        - Что это? - спросил генштабист
        - Похоже, это Москва - ответил я, и начал переводить.
        «Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг - тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ - уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.
        Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжёлая цена»
        Я старательно переводил дословно, не понимая смысла и половины фраз, какие «шестьдесят пять лет назад», почему «бывшего Советского Союза».
        «Сейчас воля Провидения дала нам ещё один шанс - уничтожить коричневую чуму двадцатого века практически в самом начале её кровавого пути. Уничтожить, мобилизовав для этой цели все наши знания и умения, достижения науки и техники двадцать первого века. Мобилизовав весь потенциал демократических преобразований и уникальный исторический опыт, доставшийся нам столь дорого.
        Уверен, что все граждане Российской Федерации, каждый на своём месте, встанут на пути нацистских агрессоров. Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всём мире.
        Нет никаких сомнений, что враг будет разбит. Победа будет за нами!»
        Я кончил переводить и почувствовал, как пересохло моё горло. Взяв фужер, я наполнил его до краёв рейнским и выпил одним глотком. Окружающие продолжали молча смотреть на меня.
        Первой, как всегда, молчание нарушила Мария:
        - Господа, я подтверждаю, он перевёл всё точно.
        Все обернулись к ней, но тут из приёмника полилась музыка и красивый женский голос запел на английском. К счастью, этот язык здесь знали многие, и переводить мне не пришлось. Похоже, день плавно превращался в вечер чудес.
        «Я не хочу говорить
        О прожитом нами.
        Хотя меня это и ранит,
        Теперь это в прошлом.
        ………………………..
        Победитель получает всё,
        Проигравший довольствуется малым»
        За окном послышался глухой звук далёкого разрыва, затем ещё два, но уже гораздо сильнее. Гости не обращали на них внимания, ведь сигнала воздушной тревоги не было.
        «Я была в твоих руках,
        Думала, принадлежу тебе.
        Я делала вид, что ничего не понимаю.
        ……………………………………..
        Но скажи мне, целует ли она тебя
        Так, как целовала тебя я?
        Чувствуешь ли ты то же самое,
        Когда она произносит твоё имя?
        Где-то глубоко внутри,
        Ты, должно быть, знаешь,
        что мне тебя не хватает.
        Но что я могу сказать,
        Правилам надо подчиняться»
        Мужчины кивали головой в такт музыки, а у девушек на глазах появились слёзы.
        «Победитель получает всё.
        Победитель получает всё»
        Тут грянул самый мощный взрыв, оконные стёкла жалобно задрожали и наконец, словно очнувшись от глубокого сна, взвыли ревуны воздушной тревоги. Все выбежали на балкон, опоясывающий здание. В голубом, безоблачном небе было пусто, лишь знакомый Петру аппарат, продолжал дымить высоко в небе.
        Над Берлином подымался дым, похоже, бомбы упали в районе правительственных зданий и рейхсканцелярии.
        - Что это? - спросил офицер люфтваффе, показывая на парящий в небе аэроплан.
        - А разве это не ваше? - ответил я вопросом на вопрос. - Этот аппарат с обеда висит над Берлином.
        Музыка в приёмнике оборвалась и зазвенел голос диктора:
        - По сообщению пресс-центра министерства обороны, десять минут назад были поражены стратегические цели на территории Германии. Поражены здание штаба люфтваффе, министерства юстиции, рейхсканцелярия, Принц Альбрехтштрассе четыре, здания СД семьдесят два и семьдесят четыре на Унтер-ден-Линден, комплекс связи и штаб в Цоссене и Вольфшанце. А теперь… Реклама на радио «Маяк»!
        Я переводил, но и без моего перевода всё было ясно. Лица офицеров серели с каждым новым названием, после упоминания центра связи на них стало страшно смотреть, а когда диктор упомянул какое-то логово волка, их затрясло.
        Первым опомнился офицер люфтваффе, он бросился к телефону и начал торопливо набирать номер, попытки дозвониться продолжались минут пять, затем кто-то вышел на связь, и после короткого разговора, лётчик опустил трубку на рычаг телефона.
        - Штаб люфтваффе полностью уничтожен, Мильх погиб, - устало произнёс он.
        Гости быстро собрались и, попрощавшись с хозяевами, начали расходиться. Хозяин квартиры с невозмутимостью капитана идущего ко дну корабля, прощался с гостями и напевал:
        «Победитель получает всё,
        Проигравший довольствуется малым,
        Не дотянув до победы.
        Это её судьба.»
        Стал собираться и я.
        В углу комнаты хозяйка громко шепталась с Марией:
        - Мисси, ты просто прелесть, где ты откопала это русское чудо, об этой вечеринке будет говорить весь Берлин, подруги умрут от зависти…
        Я понял, что если хочу спокойно покинуть помещение, то делать это надо сейчас.
        Пожав на прощание руку гостеприимному хозяину, сохранявшему непоколебимое спокойствие всё это время, я вышел на улицу.
        До дома я добрался без приключений, лишь два раза дорогу мне преграждали огромные колонны пожарных машин, несущиеся к центру Берлина.
        Фрау Марта сидела как всегда у окна. Проходя мимо, краем глаза я заметил, как она раскрыла толстую тетрадку и начала писать. Владелица пансиона всегда записывала время ухода и возвращения своих постояльцев.
        Зайдя в свою комнату и скинув штиблеты, я прямо в одежде упал на кровать. Мне не давала покоя одна фраза хозяйки вечера: «Об этой вечеринке будет говорить весь Берлин». Оно мне это надо?
        Значит, что? Значит, на всю неделю нужно затеряться в киностудии, эсэсовцев туда не пускали, а через неделю, как сказала Мария, будет видно. У меня была припрятана бутылка шнапса, дрянного, но крепкого, чтобы иногда выпить стаканчик перед сном. Я открыл окно и выпил всю бутылку, глядя на вечернее берлинское небо. Мой сон не мог нарушить ни вой сирен воздушной тревоги, ни гулкий грохот мощных взрывов в центре города.
        Я крепко спал, ведь завтра был понедельник, а для русских неделя начинается в понедельник.
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Санкт-Петербург.
        День в прокуратуре начинался как обычно - утром девочки напоили меня чаем с конфетами и шоколадкой, сообщив заодно, кто чем сегодня занят, рассказали пару сплетен о том, кто, где, когда и с кем, после чего я традиционно отправил свой ударный батальон смерти в сад, в смысле в суд. Нет, надо было все-таки в следствии оставаться - там хотя бы есть с кем обсудить завтрашний вечерний матч «Зенита», а не выслушивать треп о помадах, бюстгальтерах и прочих прокладках, короче - крайне интересных для любого мужика предметах. Да, кстати о «Зените». Надо зайти на любимый сайт любимого клуба, глянуть новости - не сломался ли кто накануне матча с «мясом» и вообще. Хм… Интернет почему-то не фурычил. В смысле - подключался, но не открывался. Что за фигня? Позвонил Максу - бывшему своему «сокамернику», а ныне руководителю отдела пока еще СКП - именно предчувствие этого «пока» меня в свое время и тормознуло. Зря, наверное, тормознуло.
        - Здорово, Макс! Как жизнь?
        - Все путем, работаем. А ты чего с утра пораньше? Опять твои девки чего-то нарыли? (девки у меня такие - вычитывают дела от и до, следствие, что пока еще почти наше, что милицейское - волком воет - а что делать - этим девкам потом по этим делам в суде бодаться).
        - Да нет, Макс, я по другому поводу. У тебя Интернет работает?
        - Не залазил еще, сейчас гляну, - послышалось кряхтение - Макс, несмотря на то, что младше меня на 9 лет, имеет плотное, если не сказать полное, а если честно - то просто толстое телосложение.
        - Хмм… Нет, что-то ничего не открывается. Опять городская не заплатила вовремя?
        - Вряд ли, наверное, у провайдера или на линии какие-то проблемы.
        - Стоп. У тебя телек включен?
        - Да я его девчонкам отдал, меньше у меня тусоваться будут.
        - Тогда бегом ко мне, тут сейчас какую-то важную хрень передавать будут.
        «Что за хрень?» - думал я, спускаясь этажом ниже. - «Слава богу, что СКП пока не переехал». Для них уже ремонтировали отдельное от нас помещение в здании, предоставленном районной администрацией.
        Спустившись вниз, я поручкался с Максом, который сказал, что я мог не гнать, как скаковая лошадь - до «важного сообщения» есть еще 10 минут. Эти 10 минут мы провели в курилке, смакуя отрыв наших от «Спартака» в турнирной таблице. Дел у меня - в смысле, тех самых дел, которые у прокурора - пока было немного - их понесут в пятницу, валом - а как же, конец месяца, выход дел в суд, так что все корпеть будем, а не только милицейский надзор, отбывать повинность предстояло только в 2 часа - переться по мошенничеству, если не перенесут - редиска-то на воле, болеть может до потери пульса - собственного, моего или судьи. Докурив, мы отправились в Максовский кабинет к Максовскому же телевизору - курящий Макс в своем кабинете сам не курит и другим не дает и не потому, что боится репрессий - в принципе, его сейчас и репрессировать-то некому, прокурору он уже не подчинен, а городское начальство эти фишки не волнуют - а потому, что терпеть не может полных пепельниц и еще больше терпеть не может полные пепельницы вытряхивать - короче, курить в своем кабинете ему не позволяет лень.
        После первых слов сообщения мы с Максом затаили дыхание. Прослушав, закурили прямо в кабинете.
        - Ну ни хрена себе - вырвалось у Макса.
        - Макс, а ты ведь не служил?
        - Неа. У меня вообще «белый билет» - даже на кафедру в универе не ходил.
        - Мда. А мне, походу, придется вспоминать первую военно-учетную… Я по первому высшему-то - технарь, а по ВУСу - РТБ «трехсотого» комплекса… Даже попиджачил по-честному.
        - Ерунда это. Для нас, - Макс решил, что сейчас его «белый билет» значения иметь не будет, - и по специальности работа найдется. В войну, я слышал, в каждой дивизии трибунал был, не говоря уже о всяких там особых отделах и СМЕРШах.
        На экране возникла заставка, предупреждающая о том, что сейчас будет произведена проверка систем оповещения о чрезвычайной ситуации. Спустя несколько секунд, сопровождаемых знакомым всякому ленинградцу звуком метронома, с улицы послышался тоскливый вой сирены воздушной тревоги. Пока еще - учебной. Аж мурашки по коже…
        В моем расписании дня, тем не менее, ничего особо не изменилось - война - войной, а суды - по расписанию. Так что все поначалу происходило так, как происходило бы в любой обычный день. Редиска, естественно, не явился - но у него теперь есть железобетонное оправдание, мол, сразу в военкомат - добровольцем - поди проверь. Подождав его, сколько положено, судья, естественно, отложился. После этого был просмотр передачи, в которой Кургинян чуть не утопил бабу Леру в своем плевке, потом в передаче показали полковника (сразу в голову закралась подлая мысль: по одному счету, у меня три маленьких звезды, по другому - три больших. Альтернатива, однако.) который устроил общечеловекам второй акт Марлезонского балета в студии, потом - обсуждение новости с барышнями, которые охали, ахали и звонили мужьям, любовникам, бой-френдам и иным существам мужского пола, чья судьба их в тот момент интересовала. Звонок из городской прозвучал около шестнадцати часов - предложили подъехать, в связи со сложившейся ситуацией. Подъехал. Зашел со стороны внутреннего двора, поднялся на второй этаж - и в коридоре столкнулся со
знакомыми и не очень знакомыми ребятами с Литейного-четыре. Один из них, Володя, с которым в свое время было выпито немало водки по случаю успешного проведения всяческих антикоррупционных мероприятий, увидев меня, обрадовался:
        - Тебя тоже дернули? Здорово - вместе значит будем?
        - Вова. Во-первых, я пока не знаю, зачем меня дернули, если честно - пока даже не очень знаю, к кому дернули, сейчас зайду в канцелярию и…
        - И никуда заходить не надо, я знаю, куда тебе идти. Вова схватил меня за руку и потащил к кабинету, на котором, по идее, надо было повесить табличку «Заяц? Волк!» - для кабинета главного шефа она подходила бы как нельзя лучше - отражала бы противоречие между фамилией и характером. У кабинета Вова остался в коридоре, а я кашлянув для приличия, зашел в кабинет большого шефа. Там было не людно - «каждой твари - по паре» - фэйсы, убоповцы, убойщики, бхссники - короче, как я уже говорил, «каждой твари по паре». Из наших, кроме меня, был Андрюха - когда-то зам. по следствию в соседнем районе, сбежавший от административной работы в важняки следственной части. Слово взял главный:
        - Значит так. По поступившей от коллег - главный покосился в сторону фэйсов - информации на территории Украины, Белоруссии, некоторых территорий России, происходят странные события, которые на данный момент эээ… ууу… пока невозможно как-то объяснить. В связи с чем, принято решение о создании межведомственной следственно-оперативной группы, задача которой на данный момент времени состоит в том, чтобы собраться, одеться, прибыть к коллегам - еще один взгляд в сторону фэйсов - на Литейный и ждать дальнейших распоряжений руководства. Вы тут друг друга все в основном знаете, кто кого не знает - познакомитесь. Все необходимое для эээ… передислокации в составе группы вы сможете получить у коллег. Рассчитывайте на то, что переводитесь на казарменное положение на…, ну на какое время, вам еще доведут. Поэтому сейчас вы все дружно собираетесь, одеваетесь, садитесь на наш микроавтобус - и выдвигаетесь в сторону коллег - очередной кивок. Домашним позвоните оттуда. Вопросы есть?
        А то как же. Конечно, есть. Понятно - опера, понятно - Андрюха, а у меня-то какая задача?
        - Есть вопрос. Сергей Петрович, а в каком качестве в состав группы вхожу я?
        - Вопрос понятен. Отвечаю - в качестве надзирающего. За соблюдением законности, само собой. А при необходимости - для участия в производстве следственных действий. Насколько я помню, раньше у вас в паре - кивок в сторону Андрюхи - это неплохо получалось.
        Это да. Были времена - когда сто пятая была сто второй… Ну ладно, теперь наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!
        До Литейного долетели быстро - движение на улице почему-то практически отсутствовало - видимо большинство граждан прильнули к голубым (не подумайте ничего плохого) экранам. Встретили нас как родных - прапорщики на входе - не том, который со стороны Литейного, а том, который со стороны Захарьевской - дотошно и придирчиво проверили документы и, под конвоем третьего прапорщика, отправили наверх, где в одном из больших кабинетов (кучеряво живут, однако, после того как ГУВД переехало) нас встретил четвертый прапорщик и груда всего - начиная от полевого обмундирования и обуви и заканчивая сухпаями в отвратительного цвета зеленой упаковке (ну не люблю я такой цвет, не люблю). После процедуры переодевания, прикрепления звездочек и прочего положенного безобразия (интересно, где фэйсы нарыли эмблемы военной прокуратуры - хотя что уж тут, гарнизонная - через Литейный перейти), примерок кепариков, ботинок - еле нашли мой размер, не потому, что большой, а потому, что маленький - ноги в маму - и получения в оружейной комнате оружия - нам с Андрюхой, кроме ПМ с двумя обоймами, ничего не доверили - остальные
вооружились значительно серьезней - встал закономерный вопрос: ну и? Все понимающе переглянулись - и дружно посмотрели на бхссников:
        - Вот идет начальник УР… - затянул Володя.
        - … вечно пьян и вечно хмур - продолжил один из оперов угрозыска.
        - Вот идет БХСС… - присоединился его коллега из УБОПА, по-моему, Игорь его зовут - раньше пересекались, но так… не тесно.
        - СЛАДКО ПЬЕТ И СЛАДКО ЕСТ! - продолжили хором все, кроме, собственно, героев поговорки.
        Один из них, которого все и всегда, начиная с первого дня работы на земле называли Михалычем, обреченно вздохнул:
        - Пошли, Серега - наш путь лежит в магазин.
        Угу, в магазин, щщаз. Знаю я вас - вам до своего кабинета на Захарьевской дойти ближе, чем до магазина, да и выбор у вас там - если и не больше, то в плане качества - точно лучше. В свое время, лет десять назад, был смешной эпизод - в районном УВД, после какого-то праздника, начальник вызвал в коридор начальников БЭП и УР - для выяснения вопроса, кто метнул… эээ… кого стошнило перед доской почета? Начальник УР утверждал, что это были БХССники, однако начальник ОБЭП нашел доказательство, которое камня на камне не оставило на этой версии: потрогав то, что находилось на полу, носком остроносого лакированного ботинка, он извлек из вязкой массы неприятного цвета и еще более неприятного запах кусок вареной колбасы и, четко и раздельно, как будто произнося определение аксиомы из геометрии, заявил: МОИ. ТАКОЕ. НЕ. ЕДЯТ. Что и говорить - доказательство было признано убедительным.
        Михалыч вместе со своим спутником вернулись минут через двадцать - видимо, найдя напитки у себя, за закуской пошли к начальнику своего отдела - помнится, в свое время, когда я участвовал в обыске у его предшественника, там был Баальшой холодильник с Баальшими запасами ЕДЫ - именно так, ЕДЫ с Большой Буквы. Что было дальше, вы хотите спросить? Ну, я думаю, вы и сами об этом догадались. Через пару часов этого самого, когда вискарь, которого я не пью, уже подходил к концу, а водка, которую мы пили втроем с Вовкой и Андрюхой, была еще вполне выпивабельна…, нет, наливабельна… нет, употреблюема - к нам на огонек забрел зам. начальника хозяев.
        - Ну что, готовитесь? Это правильно. Только вот что, мужики - у вас полчасика еще есть - и край. Машина уже под парами, самолет в Пулково - тоже. ВАША группа летит в Минск.
        Хмм… Оказывается, мы не единственные? О как… Ну - по крайней, что ли? Володя, закусывай, закусывай. Еще по одной? Ну да. В самолете уже наливать не будут. А кто-нибудь в курсе, зачем мы вообще туда летим? - закусывай, Володя, закусывай. Немцы? Фашики? Ну, блин, вы приколисты. Ты, Вова, закусывай, не отвлекайся - Володю что-то уже слегка повело и я начал опасаться за его ммм… самочувствие. Интересно, а на борту будут стюардессы? Красивые? Кстати, о стюардессах - Володя, закусывай.
        Через полчаса мы уже на двух микроавтобусах - барахла у нас значительно прибавилось - доехали до Невского, свернули на Лиговку, выскочили на Московский и, мигая мигалками и сиреня сиренами, понеслись в сторону аэропорта.
        А перед этим я позвонил жене.
        Посадка в самолет прошла быстро - ибо всем было не до формальностей. Конечно, сотрудники службы авиационной безопасности аэропорта посматривали на нас косо - и я мог их понять. Еще бы! Опера тащили на себе все, что может им (и нам с Андрюхой) пригодиться в ближайшем будущем - от противогазов и баллончиков со слезоточивым газом до автоматов и пары «одноразовых» гранатометов. Вот за что я люблю «Боинги-737» - так это за их объемистые места для ручной клади - летели бы в нашей «тушке» - все имущество, нажитое операми непосильным трудом, оказалось бы на коленях - в том числе и у нас. Кроме нашей команды в самолет загрузились бойцы «Града» и «Тайфуна» - всего где-то 40 человек. Спецназовцы «обнюхались» и заняли салон эконом-класса - видимо, лишать бизнес-класса компанию, в которой самый младший по званию носил майорские звезды, они посчитали неэтичным. До конца полета мы их так больше и не увидели. Стюардесса, традиционно заявив о том, что командир корабля пилот 1 класса Бурбурбурбульский - фамилию, как всегда, разобрать было трудно - и экипаж в ее лице приветствуют нас, провела мастер-класс по
пользованию надувными жилетами (и где там у нас по пути море, интересно?) и надувными трапами, после чего пожелала приятного полета и удалилась. Вопреки обычаю, не курить в салоне она не предлагала - видимо, резонно решив, что требовать такого подвига от людей, которых везут в сторону заведомых неприятностей, не стоит. Табло «не курить» также не загорелось, поэтому, когда самолет оторвался от бетонной дорожки взлетной полосы, а мы налили по первой за взлет (Вовка, черт - пьяный-пьяный, а подрезать со столу наши бутылочки беленькой не забыл), маханули ее, последовало предложение закусить курятиной, что мы с удовольствием и сделали. Я затянулся своим любимым «Честером», Вовка, по соседству, - «Парламентом», а занявший козырное место у иллюминатора некурящий Андрюха - и тем и другим сразу, естественно в пассивной (хе-хе) форме. Как ни странно, мое предположение о том, что кормить, а тем более поить на борту нас не будут, категорическим образом не подтвердилось. Судя по всему, начало гмм… событий никак не повлияло на работу Пулковской фабрики по приготовлению авиапайков - или как там это заведение
называется. Короче говоря, вторую, третью и следующие мы закусывали уже настоящей курятиной и нахваливали прекрасную, милую и волшебную стюардессу, которая отвечала на все наши комплименты дежурной улыбкой до ушей. Сидевший за моей спиной Михалыч внезапно потрепал меня по плечу и сказал:
        - Смотри-ка, а она вся в белом, да еще и длинном…
        - Ну и? Тебя ее «календарь» интересует, что ли?
        - Да не… Я про «длинный, белый»…
        Мы с Андрюхой, который (поняв, что в окошке высматривать особо нечего - все то, что внизу, видено неоднократно и с разных курсов) прислушивался к нам, в голос захохотали, к нашему ржанию присоединилось ржание Михалыча, остальные, слегка недоумевая, смотрели на нас.
        - Чего ржете, кони? - спросил нас убоповец Игорь.
        - Ту это… короче, случай был… сейчас, расскажу. - такого прикола Михалыч, естественно, забыть не мог.
        Дело было так: когда Михалыч еще работал на земле, а следствие в прокуратуре, не говоря уже о надзорах, было преимущественно женским, в районе отмечался праздник - день милиции, 10 ноября. На который естественно, были приглашены и прекрасные дамы - сиречь, я со своей тогдашней командой - восемь человек. Пятеро были «прекрасными», из них двое - в том самом возрасте, когда женщина уже прекрасно знает, что ей нужно от мужчины. Одна такого возраста еще не достигла, а двое из него уже вышли. Одна из двух нужной для мужиков категории дежурила по району - а надо сказать, что в теории дежурство по району заканчивается с окончанием рабочего дня - потом на все происшествия нашей подследственности должен выезжать следователь, который дежурит по городу. Но это - только в теории. Короче говоря, когда дежурная по району Марина, разогревшись шампусиком, станцевала пару-тройку плотных медленных танцев с одним из оперов - молодым человек лет на 5 - 6 ее помладше, но весьма, с ее точки зрения, симпатичным и ожидала продолжения по окончании торжественного мероприятия - естественно, в виде безудержного секаса до утра
- к столу, за которым мы сидели, подошел прокурор.
        - Марина Витальевна… Тут вот какое дело… Труп без внешних объявился - а у ребят сегодня все-таки праздник… Вы бы не могли сами съездить, отписать? Машину начальник РУВД дает.
        Отказать шефу Марина не смогла - ее бы неправильно поняли. Поэтому она, кинув сожалеющий взгляд в сторону так и неосвоенного «комиссарского тела» опера, собралась, взяла дежурную папочку (на самом деле, конечно, папищу - уж больно много там всякого всего) - и отбыла к тому телу, которое без внешних. Итогом этого выезда стал протокол осмотра трупа, в котором была фраза о том, что он, в смысле труп, одет в «длинный белый член». Видимо, сочетание «длинный и белый» с плащом, в который по факту был одет труп в момент преждевременной кончины на почве неумеренного употребления фальсифицированной алкогольной продукции, в момент написания в голове Марины никак не ассоциировалось. Что делать - прокурорские барышни, а тем более - следователи, очень часто являются большими неудачницами в плане личной жизни. Само собой, что над этим протоколом в дальнейшем угорали все, кто о нем слышал.
        Когда ребята услышали эту историю, с ними приключилась настоящая истерика - а очередной приход стюардессы, сообщившей, что наш самолет готовится совершить посадку в аэропорту столицы республики Беларусь города-героя Минск, был встречен еще более усилившимся хохотом. Недоуменно посмотрев на нас, девушка в белом предложила нам пристегнуть привязные ремни и, покачивая соблазнительными бедрами, удалилась.
        - Длинный… белый… ха-ха-ха… никак не могли успокоиться мужики.
        Проглотив на ход ноги по бутылочке «минералки», мы, собрав свою «ручную кладь», выбрались по трапу на взлетную полосу. Полоса выглядела любопытно: на краю площадки, видимо после работы бульдозера, высилась куча хлама, в которой без труда можно было узнать то, что еще совсем недавно было винтовыми самолетами. Присмотревшись, мы увидели на некоторых обломках фашистские кресты и свастики. Только тут до нас окончательно дошло, что все, услышанное нами про немцев-фашистов - действительно не шутка. Приголубили стервятников, похоже, «Шилки», которые, в количестве 4-х штук, стояли на территории летного поля, хотя возможно, это сделал «Бук» - одна из установок виднелась рядом с лесопосадкой. Да… А дела-то тут - серьезные.
        - Следственно-оперативная группа из Питера? - спросили нас подошедшие военные, в количестве двух человек. Один из них, постарше, был одет в форму войск РБ - собственно говоря, обычную форму, но с красно-зеленым флажком белорусской эмблемы, второй носил эмблему в виде антенны локатора и двух пересекающихся молний. О! Кажется, я знаю, куда нас сейчас понесет.
        - Есть такое дело - ответил штатский по своей натуре Андрюха, впрочем, в свое время отслуживший срочную еще в ГСВГ.
        - Товарищи офицеры, ситуация следующая: фашистам удалось вклиниться на территорию Белоруссии. На территории Брестской области их остановили совсем недалеко от Барановичей - а там, как вы наверное знаете, находится очень важный объект, - продолжил подполковник из РТВ ВВС РФ. - Но это - полбеды. Вторые полбеды заключаются в том, что в районе станции замечены группы людей в советской военной форме довоенного образца. Когда одна из таких групп столкнулась с сотрудниками белорусского МВД, то по-русски приказала милиционерам предъявить документы, получив отказ - немедленно открыла огонь на поражение. Выжил только один из милиционеров - и он утверждает, что один из стрелявших по ним разговаривал на немецком языке - точнее, не разговаривал, а кричал - выживший милиционер открыл ответный огонь. Добивать его они не стали - ушли. Мы полагаем, что в районе нашего объекта действуют группы из полка «Бранденбург» - а ловить их, по сути, некому - вся белорусская милиция, все сотрудники КГБ сейчас держат фронт. Кроме того, не исключаются попытки с их стороны осуществить внедрение с долговременными целями (ртвшник,
говоришь? Ну-ну… Знаем мы таких ртвшников). Поэтому задача ликвидации диверсантов возлагается на вас - и приданных вам в помощь белорусских партизан, в смысле резервистов, в количестве взвода, под командованием товарища Кулькина - подполковник указал в сторону белорусского военного - тот молча нам кивнул.
        Хмм… Кулькин… Кулькин… Что-то знакомое…
        - Простите, а вас зовут не Александр?
        - Меня? Александр. А в чем дело?
        - А дело в том, уважаемый Старый Империалист, что мы с вами заочно знакомы. Позвольте представиться: Понтий Пилат, собственной персоной!
        - Обалдеть… Гора с горой - только и смог ответить Старый.
        От такого пассажа все окружающие нас выпали в осадок. Некоторые из них, наверное, мысленно уже стали прикидывать нас на роль агентов семи дружественных и одной вражеской, другие - явно размышляли, нет ли в наших словах умысла на теракт.
        Ничего. У нас целых 155 километров дороги от Минска до Барановичей для того, чтобы объяснить, что такое форум «В вихре времен» и с чем его едят. Понимающе усмехнувшись, Александр пригласил всех к посадке в кунг армейского «МАЗа». Светало. Наступало утро второго дня катавасии.
        Первый сержант Алекс Кшесутский. База НАТО. Прибалтика.
        Первый сержант Алекс «Блинчик» Кшетуский сидел на срочном совещании командного состава. На повестке дня стояло много неожиданных вопросов, которые еще вчера не могли присниться реально смотрящему на жизнь человеку. Еще бы, попасть в прошлое почти на семь десятков лет - такое событие могут описать в книжках, но чтобы оно произошло с вами здесь и сейчас? Бред. К сожалению, когда бред чувствуется и осязается как реальность - именно ею он и является. Восприятие есть действительность! И теперь именно этот бред и стоял на повестке дня.
        - Господа и дамы, в первом приближении обстоятельства мы определили. Какие у вас будут идеи? - спросил майор Лосон, комроты «Чарли». После минутной паузы, слово взял Топ[2 - Топ - жаргонное название первого сержанта в армии США.]:
        - У нас есть три варианта действий, сэр. Первый - эвакуироваться в безопасное место с целью добраться до Штатов, второй - остаться на месте и влиться в состав Латвийской армии и третий - начать сотрудничать с русскими.
        - Тебе легко говорить, ты сам русский, - пробурчала капитан Хайнд, замкомроты.
        - Я расписал варианты, - возразил Алекс. - Решение за командиром. Ситуация настолько нестандартна, что нельзя исключать почти любые варианты.
        - Почему почти? - поинтересовался майор.
        - Потому что вариант сотрудничества с тутошними немцами я считаю неприемлемым, - отрезал Кшетуский. - Кого-то привлекают мысли поддержки Освенцима и Дахау? Я не хочу превращать в реальность анекдот про упавшего с охранной вышки деда.[3 - Анекдот - А у меня дед во время ВМВ в концлагере погиб. Упал пьяным со сторожевой вышки.]
        Атмосфера совещания немного улучшилась. Становиться бок о бок с палачами Гитлера не хотелось никому. Обсуждение вариантов заняло четверть часа. Было ясно, что шансы добраться до Штатов, и даже до Англии, являлись весьма низкими. Немцы засекут и собьют, ведь пташки даже не вооружены. Второй вариант тоже не заслуживал особого внимания, поскольку в сколь-нибудь длительную независимость Прибалтики никто из присутствующих не верил. Расклад не тот. Оставался последний - сотрудничество с Москвой. Тут выходила на передний план реакция восточного гиганта на присутствие маленькой части оставшейся в будущем вчера сверхдержавы.
        - В первую очередь, надо связаться с нашим посольством в Латвии, госпожой Гербер, и военным атташе, подполковником Смитом. Все же, прежде всего, наша задача - защита граждан США, где бы мы ни были, - продолжил Лосон, когда обсудили варианты дальнейших действий. - У них будет, что сказать.
        Алекс подумал, что майор просто пытается переложить бремя ответственности на чужие плечи.
        - Сэр, подполковник Смит вместе с коммандором Хэндерсоном вчера убыли с визитом в Данию, связь с которой отсутствует, - сказала Хайнд. - И старшим офицером являетесь вы.
        Если бы не наработанный за 18 лет в армии опыт, сержант не заметил бы, как дрогнуло лицо у командира. Пути к отступлению были отрезаны - Лосону надо сразу было брать ответственность на себя. Но надо что-то делать - командир должен быть уверен в себе и подчиненных, для преодоления трудностей у него есть первый сержант.
        - Сэр, охрана посольств в Латвии, Литве и Эстонии на месте, а это в сумме почти взвод морпехов. Так же в трех посольствах пребывает, по моим оценкам, от 20 до 40 граждан США. В данной ситуации их надо эвакуировать в наиболее безопасное место, - начал рассуждать Топ, затягивая время и давая возможность майору прийти в себя.
        - Полагаю, местные власти обеспечат их безопасность, - возразила капитан.
        Кшетуский усмехнулся про себя. Капитан явно не в курсе регулярно проходящих маршей СС-овцев в Прибалтике. Но вслух сказал иное:
        - Местные про них просто могут забыть в суете. К тому же пара отделений морской пехоты сильно повысит нашу мощь. Не забывайте, что окромя Беретт у нас ничего нет - мы ведь медэвакуатор, а не штурмовая группа! А у горшкоголовых[4 - Jarheads - дословно горшкоголовые, сленговое название морских пехотинцев США.] могут найтись и пулеметы на наши пташки. На все девять, разумеется, не хватит, но авось одну ударную машину мы снарядим.
        Топ стоял перед куцым строем солдат своей роты. Из шестидесяти пяти человек личного состава, здесь и сейчас осталось всего тридцать семь. Семь офицеров, одиннадцать уоррент-офицеров, четыре сержанта, четырнадцать рядовых и он сам. Те, кому он был предан. Те, чье доверие он не имел права нарушить. Они входили в один процент граждан надевших униформу - и с точки зрения Алекса являлись лучшими гражданами. Они не болтали в конгрессе и не скандировали на митингах, они не тратили миллионы на надутых силиконом моделей, не отдыхали на островах Карибского моря, не курили дурь, купленную на социальное пособие. Они ругались друг с другом и напивались вместе, кадрили местных девчонок и хранили верность возлюбленным, улынивали от работы и ругали слишком короткий рабочий день. Это были простые парни и девушки из небогатых районов, со своими чаяниями, недостатками и особенностями. Кшетуский был предан именно им, а не высоким заветам демократии или не нюхавшим пороху чиновникам работающем в дистрикте.[5 - Вашингтон, Дистрикт Колумбия - столица США.]
        - Рота! Смирно! - привычно дал команду Алекс. Еще раз окинув строй придирчивым взглядом, он развернулся и уступил место майору Лосону. Стоя позади строя[6 - По уставу, старший сержант части принимает построение и сдает его командующему частью офицеру, после чего становится позади строя, до момента роспуска, который и проводит.], первый сержант роты выслушал речь командира, подмечая реакцию части на обрушившуюся на них ситуацию. Сержантов он проинструктовал ранее, так что они не выглядели удивленными. А вот рядовые явно были шокированы крахом привычного им мира. Судя по всему, многие из них, поверив в реальность происходящего, попытаются напиться этим вечером. Увы, их чаяния не будут оправданы - слишком многое предстояло сделать, дабы выжить в мгновенно ставшим неуютном мире.
        Из воспоминаний заместителя начальника штаба VI-го Армейского корпуса:
        «…С утра 22.06.1941 была потеряна связь с соседями слева, II-м Армейским корпусом из группы армий „Север“. Вскоре командование группы армий „Центр“ довело до нас, что потеряна связь со всей группой армий „Север“. Более того, невозможно установить связь с Кёнигсбергом (Калининград), Мемелем (Клайпеда), Тильзитом (Советск), Пиллау (Балтийск), Инстербургом (Черняховск), Гумбиненом (Гусев), Велау (Знаменск) и любыми населенными пунктами в их окрестностях. Нам было приказано провести разведку в направлении Гумбинен (Гусев) и Шталлупёнен (Нестеров), чтобы прояснить ситуацию в этом районе. Первые сообщения от разведывательных групп были обескураживающими и неправдоподобными. Им никто не хотел верить. Но поток этих сообщений нарастал, и все они говорили об одном: линия Хайлигенбайль (Мамоново) - Пройсиш Айлау (Багратионовск) - Гердауен (Железнодорожный) - озеро Виштитер (Виштынецкое) занята постами вооруженных сил, использующих символику бывшей Российской империи, говорящих на русском языке и вооруженных неизвестными образцами оружия и военной техники. На территории севернее этой линии отмечается
присутствие странно одетого русскоговорящего населения, необычных автомобилей и зданий. Наряду с этим наблюдались во множестве и здания явно нашей, немецкой постройки, некоторые из которых были в довольно запущенном состоянии. Большинство вывесок, табличек и указателей выполнено на русском языке, изредка встречаются вывески с латинским шрифтом. Листва на деревьях в этом районе пожелтела и частично осыпалась - и это в июне месяце!
        С аэродромов в Данциге (Гданьск), Эльбинге (Эльблонге), Алленштайне (Ольштын) были подняты самолеты-разведчики. Два Hs126 взлетели и с одного из полевых аэродромов нашей группы армий. Однако вскоре после достижения интересующего нас района связь с ними была потеряна. Больше всех повезло тому Fw189, что летел из Эльбинга. Он прошел над западной окраиной Кёнигсберга, достиг северной оконечности Земландского полуострова и в районе порта Нойкюрен (Пионерский) лег на обратный курс, намереваясь пройти вдоль побережья и разведать обстановку в Пиллау. Именно в этот момент связь была потеряна и с ним. Но наблюдатель успел доложить о разительном изменении знакомого ему облика Кёнигсберга. За исключением кафедрального собора и линии Литовского вала со старыми фортами, в центре города не обнаружилось ни одного знакомого ориентира, хотя конфигурация русла реки Прегель и расположение озер на территории города не изменились. Доложил он и о том, что в воздухе наблюдались неизвестные летательные аппараты, обладающие огромной скоростью.
        К середине дня, когда чины в ОКХ, наконец, поверили в то, что передаваемые им сведения об исчезновении группы армий „Север“ - не мистификация, наверху было принято решение: временно отвлечь VI АК от действий по плану операции „Барбаросса“. Перед нами была поставлена задача - предпринять все необходимое для устранения угрозы левому флангу группы армий „Центр“, и, если это будет возможно, очистить от враждебных сил северную часть Восточной Пруссии. Судя по всему, наступление в сторону Петербурга, предусмотренное планом „Барбаросса“, пока было снято с повестки дня, поскольку выпали предназначенные для этого силы и средства. Почти сразу после того, как до нас были доведены новые директивы ОКХ, и радио, и телефонная связь с Верховным командованием прервалась, и попытки восстановить ее были безуспешны.
        Штабом нашего армейского корпуса было решено: ввиду неясности расположения и состава группировки противника, не ставить перед собой широкомасштабных задач, а нанести концентрированный удар в направлении Шталлупёнен (Нестеров) - Рагнит (Неман) и тем самым отсечь вражеские силы от группы армий „Центр“, воспрепятствовав их воздействию на тылы и левый фланг войск, втянутых в сражение на Восточном фронте. По информации ОКХ, силами гарнизонов Данцига, Эльбинга (Эльблонга), Мариенбурга (Мальборка) и Алленштайна (Ольштына) будут предприняты сковывающие и демонстративные действия вдоль линии соприкосновения с противником. Силами Кригсмарине будут предприняты обстрелы побережья и судов противника в районе военно-морской базы Пиллау. Кроме того, будут высажены тактические десанты на побережье залива Фришес-Хафф южнее Кёнигсберга с целью ввести противника в заблуждение относительно наших намерений атаковать Кёнигсберг и заставить его тем самым распылить свои силы. К вечеру противник нанес несколько бомбовых ударов по расположению частей нашего корпуса. Почти полностью выведены из строя штабные радиостанции.
По сообщению представителей люфтваффе, самолеты противника развивали необычайную, невозможно высокую скорость, исключавшую перехват их истребителями и эффективное противодействие со стороны артиллерии ПВО…»
        Москва. Кремль. Дмитрий Медведев.
        Двадцать шестое октября две тысячи десятого года, внезапно ставшее для одной шестой части суши двадцать вторым июня прОклятого тысяча девятьсот сорок первого, заканчивалось через несколько минут. Электронные часы бесстрастно отмеряли нечто, казавшееся незыблемым вплоть до сегодняшней ночи, что сейчас язык не поворачивался назвать обыденным словом «время».
        В комнате отдыха резервного командного пункта, скрытого за скальной толщей, за многотонными дверями из броневой стали, стояла звенящая тишина. Её не хотелось нарушать ничем. Ни музыкой любимых групп, вдруг показавшейся пустой и пресной, ни веб-сёрфингом через сверхзащищённый канал связи, тем более что сеть ужалась до жалких ошмётков русского сегмента, и те скоро подгребут под себя вояки…
        «Самый длинный день», так, кажется, назывался тот старый американский фильм? - мысли главы государства даже не текли, скованные усталостью, а скорее, нехотя ползли в известном только им направлении. - Вроде так. Спросить бы кого, да, откровенно говоря, ни сил, ни особого желания уже нет. С таким темпом работы весь здоровый образ жизни - лабрадору под хвост. Да-а-а. А премьер-то действительно здорово смахивает на пса, когда в раздражении вздёргивает верхнюю губу и показывает зубы. Как он моего пресс-секретаря по-матушке послал, невзирая на гендерные различия и обычную сдержанность. Ха… А я добавил. Нечего было под руку с идеей пресс-коференции для «российских и иностранных журналистов» лезть. Её, бедняжку, как ветром сдуло. Вместе с сумочкой за… За сколько тысяч евро? Не помню уже, да и чёрт бы с ней! И с сумочкой тоже.
        Впервые за много лет у президента возникло острое желание закурить. И, как уже случилось в старших классах школы, - «В девятом или десятом? Забыл… Что и неудивительно… - его удалось подавить только сильным волевым импульсом. - А с журналистами пускай „говорящая голова“ министра обороны общается. Ему не привыкать. Тем более что с завтрашнего дня собеседников поубавится. Сильно». - Указ, датированный уже двадцать седьмым октября, но подписанный последним среди почти сотни подобных ему за сегодня, предусматривал приостановку «на время действия военного положения» деятельности негосударственных средств массовой информации и вводил представителей министерства обороны в управляющие структуры тех СМИ, которые или принадлежали государству целиком, или создавались с его участием.
        Хорошо ещё, что общение с «капитанами отечественного бизнеса» - «Угу. Флинтами и Морганами» - удалось спихнуть на главу правительства. Такого количества жалобщиков, собранных одновременно в одном месте, он бы не потянул. Чисто по-человечески. Хватило силовиков, устроивших сущий зверинец на утреннем, экстренном заседании Совета Безопасности. Воспоминание о том, как смотрели друг на друга бывший и нынешний начальники Генерального Штаба, в другой ситуации могло бы позабавить, но не сейчас. Вялая попытка «широколампасников» схарчить под шумок гражданского министра обороны была задавлена в зародыше, президенту не пришлось даже голос повышать.
        «Ладно, пошумели, попыхтели, краснея массивными шеями, подёргали резинки форменных галстуков. Главное - договорились, что ситуация не настолько угрожающая, даже на Дальнем Востоке, чтобы задуматься об ударе „большой дубиной“. Применить в новом мире ядерное оружие первыми - сомнительная слава. Лучше сделать так, чтобы оно вообще здесь не появилось. Впрочем, поздно… Или нет? - Глава государства крепко задумался. Так, что его широкий лоб пересекли несколько глубоких морщин, сразу состарив лет на десять. - Когда начался проект „Манхэттен“? В сорок первом или в сорок третьем? Не помню, да и не должен - на это референты есть. Придётся завтра с Фрадковым и Шляхтуровым побеседовать о перспективах развития атомной отрасли в США»…
        Из информационной записки Генштаба Российской армии. «Военные аспекты противостояния стран ОДКБ-2010 и Германского рейха -1941, направленной Президенту и Премьер-министру РФ».
        1. Общий экономический потенциал стран ОДКБ значительно превышает экономический потенциал Германии. Сравнение в ВНП в денежном эквиваленте не представляется возможным, однако возможно сравнение по индикативным показателям, таким, например, как производство стали:
        РФ -59.2 млн т, Украина - 32.6 млн, РБ - 2.5 млн, Казахстан - 3.1 млн., итого 97.4 млн. т
        Германия - 32 млн.т.
        Численность населения:
        РФ- 141.8 млн, Украина - 45.8 млн, Беларусь - 9.5 млн, Казахстан - 15.6 млн, итого 212.2 млн
        Германия - 80.6 млн. человек.
        2. На момент нападения Германия имеет полностью отмобилизованные вооруженные силы общей численностью 7232000 чел. Группировка, собранная для удара - примерно 5.5 млн чел., 181 дивизия, в т. числе 19 танковых и 14 моторизованных. Вычитаем группу фон Лееба в Восточной Пруссии (29 дивизий и 1 воздушный флот). Остается 151 дивизия, плюс 24 дивизии в резерве ОКХ. Особо нужно отметить наличие порядка 35 тысяч стволов артиллерии и 3000 танков и САУ.
        Армии РФ, РБ и Украины - армии мирного времени. В настоящее время все ВС РФ - это 85 бригад (39 общевойсковых, 21 бригада ракетных войск и артиллерии, 7 бригад армейской ПВО, 14 бригад связи и РЭБ, 4 десантно-штурмовые бригады), причем 30 из них - на дальневосточном ТВД. Общая численность ВС РФ - около 1 млн человек, в европейской части - не более трети. Белоруссия - 65 тысяч всего (из них 15 тыс. - гражданский персонал), в том числе 6 мехбригад, 3 ВДБ и 1 бригада спецназа. Сухопутные войска Вооруженных Сил Украины насчитывают 274 тыс. личного состава (2 танковых бригады, 10 механизированных бригад, 2 аэромобильные бригады, 1 воздушно-десантная бригада, 5 артиллерийских бригад, 2 ракетные бригады, 1 аэромобильный полк и разные части поддержки). И все это размазано по весьма большой территории.
        Таким образом, на первом этапе 150 дивизиям вермахта будет противостоять в лучшем случае 20 - 25 бригад сухопутных войск, то есть на каждый батальон / полк придется по корпусу противника. Это полностью исключает создание оборонительного фронта в стиле Второй Мировой ввиду катастрофической нехватки личного состава. На первый взгляд, преимущество вермахта кажется абсолютно подавляющим, которому техническое превосходство противостоять не сможет. Однако есть целый ряд других фактов.
        - значительно большая мобильность современных ВС на всех уровнях. В частности, в РФ только у основных коммерческих авиакомпаний имеется порядка 600 воздушных судов, которые, в случае их мобилизации и привлечения к перевозкам в интересах МО, одним рейсом способны перевезти около 50000 человек, то есть личный состав 10 - 11 бригад,
        - наличие достаточного парка транспортных вертолетов,
        - высокая насыщенность войск средствами ПТО (РПГ - в каждом отделении, в частях на БМП - ПТУР на каждой машине, не считая дивизионов ПТО),
        - высокая насыщенность войск средствами ПВО,
        - наличие огневых средств, способных наносить исключительно тяжелый урон неукрытой живой силе (2Б9 «Василек», АГС), высокая плотность огня автоматического стрелкового оружия,
        - высокая насыщенность бронетехникой (хотя по большей части и уязвимой для средств ПТО вермахта, однако способной вполне эффективно поддерживать пехоту при отсутствии ПТО или своевремнного его подавления),
        - высокая мобильность ствольной артиллерии,
        - наличие эффективных средств артиллерийской разведки (станции «Зоопарк»),
        - наличие большого количества РСЗО.
        3. Принципиальное качественное превосходство в воздухе, отсутствие у противника каких-либо эффективных средств противодействия сверхзвуковой авиации.
        В частности, вместе с наличием многочисленных средств ПВО и эффективных систем обнаружения это означает полную невозможность ведения вермахтом сколь-нибудь эффективной авиаразведки и корректировки огня артиллерии, что в прошлом определяло превосходство частей вермахта над РККА по скоординированности действий.
        В свою очередь, вермахт никакими средствами не сможет препятствовать работе МИГ-25РБ, Су-24МР, Ту-22МР. При условии истребительного прикрытия возможно использование специализированных самолетов аэрофотосъемки Ан-30. К сожалению, насыщенность тактических звеньев БПЛА пока можно определить как явно недостаточную, но они все же есть и обязательно будут использоваться. Тем не менее, имеющиеся в распоряжении средства позволяют вести эффективную разведку круглосуточно, в любую погоду, во всех диапазонах (радио, оптическом, УФ, ИК).
        4. Наличие эффективных средств РЭБ и радиоразведки, позволяющих быстро выявлять расположение штабов и узлов связи и наносить по ним удары всеми средствами огневого поражения, от ОТР и авиации до дальнобойных РСЗО и ствольной артиллерии большой мощности. Подразделения РЭБ должны эффективно подавлять радиосвязь противника во всех рабочих диапазонах.
        5. Все вместе сказанное определяет тактику боевых действий частей ВС РФ, РБ и Украины против вермахта. Частям следует максимально избегать ближнего боя, максимально использовать имеющиеся средства огневого поражения. Только гибкая оборона: вскрывать основные направления глубокого продвижения механизированных частей, останавливать их массированным применением артиллерии с дальних дистанций, а также противотанковых средств - на средней. Задача стоит со всей возможной скоростью всеми имеющимися средствами выбить бронетехнику. Максимально воздействовать на вражеские части на марше. Бомбардировочной авиации - с максимальной интенсивностью обрабатывать железнодорожные узлы, выбивать подвижной состав, наносить удары по штабам, складам, районам сосредоточения резервов. Особое внимание уделить складам и путям подвоза горючего. Все запасы горючего в районах, временно занятых противником, должны уничтожаться.
        День второй. 27.20.2010/23.06.1941
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент России.
        - Доброго утра, Сергей Викторович! Не сочтите за дурную шутку. Прекрасно понимаю. Нет, пока рано. Вы уж, пожалуйста, оттяните их на себя. Знаю, трудно выдержать практически непрерывную осаду. Угрожать ещё не пробовали? Ах, только намекали пока? Кто? Байерли? Неудивительно. Вам сейчас придёт пакет документов из минобороны, составьте на его основе официальные заявления в адрес тех посольств, которые выделены в первой части. Да-да, с предостережениями о недопустимости ряда действий в период военного положения, объявленного… Впрочем, чему я вас учу? - Глава государства усмехнулся и повертел шеей - отложной воротник синей форменной куртки, пусть и идеально подогнанной по фигуре, доставлял раздражающее ощущение дискомфорта. - «Взбрело же в голову согласиться переодеться в это! Нет, чтобы только на время записей публичных выступлений или совещаний… Как они носят это постоянно? Ну, куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй! - вслед за Шефом, работники аппарата, администрации, даже некоторые министры срочно „обновили“ свой гардероб разной степени милитаризованности одёжками. - И раздобыли ведь где-то!
Хорошо ещё, погоны не нацепили! Совсем смешно было бы для „пиджаков“ и „белобилетников“. Со своими идиотами сам разберусь, а с премьером надо поговорить, чтобы пресёк этот балаган у себя в епархии. Он-то курточку с водолазкой натянул, и всё! Епархия, епархия… Патриарх… Ладно, позже…»
        - Да-да-да, Сергей Викторович! Именно так. Полностью блокированы с привлечением бронетехники. Перебор, не скрою, но подчёркивает нашу решимость не допустить, и… Дальше сами сформулируете. Сейчас, по отчётам, заканчивают поиск и эвакуацию всех граждан обозначенных государств и размещение их на территории диппредставительств. Места не хватит? Детали согласуете с Шойгу и Нургалиевым, чтобы их работники дров лишних не наломали. Связь им отрубили ещё в полдень, ту, что ещё работала на тот момент. Пусть жалуются! А Байерли расскажите о «Боинге», перехваченном в районе Екатеринбурга… Как, вы ещё не в курсе? Эти ковбои пытались ночью, аки тати, дёру дать из Шереметьево. Да, прохлопали ушами, но вовремя спохватились. Сбивать не стали. Посадили в Кольцово. Экипаж интернировали до особого распоряжения. Отчёт военных есть в переданных файлах. Так что американцев можно ещё как минимум сутки помариновать. До выяснения некоторых обстоятельств. Ха-ха-ха! Нет, в угол пока ставить не будем, хотя очень хочется. Как Бранденбург? Что? Сам приехал и предложил помощь? Обещал передать документы, в том числе секретные?
Откуда они у него? Верно. Комплекс виноватого… Это - последнее, что нас заботит сейчас. Свяжитесь с посольством Германии и предложите организовать прямую линию со мной. Они на любое время согласятся… И вот ещё что, Сергей Викторович, пожалуйста, лично позвоните японцам и назначьте их послу встречу, лучше на сегодня, на вечер. Да, в плане наших вчерашних соображений…
        Завершив разговор с министром иностранных дел, президент откинулся в кресле и укоризненно покачал головой. Пытавшийся сбежать «джамбо джет» был всего лишь каплей в море. Сколько их оказалось в воздухе на момент «переноса», Бог его знает! - «Угу. И службы контроля за воздушным пространством. Подозреваю, что подробный список всех летательных аппаратов, пересёкших границы, уже готов и с ним работают те, кому положено. Полной информационной блокады достичь невозможно, но стоит постараться. Чем позже до окружающего мира дойдёт, что он получил вчерашней ночью, тем лучше».
        Москва. Алексей Иванцов. Военный корреспондент.
        Сцуко… Ну почему? Почему каждое интервью с военными заканчивается страшной пьянкой?
        Вчера я заскочил домой, собрал свои вещички. Спустя некоторое время помчался к ФСБшникам. Там меня уже ждали. Отвели в какую-то комнату, я там долго ждал в одиночестве, потом отвели на склад. Комок обычный, армейский выдали. Я его тщательно упаковал в свой поисковый рюкзак. Вместе с берцами. Знаю я наши российские берцы. Раскапывал, когда-то эту тему. Правда, статью так и не опубликовал. Не рискнул.
        Дело в том, что поставками в разные воинские, ментовские и прочие уиновские части занималась местная фирма. Назовем ее, для приличия «Вятсеверсервис». Однажды я поехал в «Поиск» - ну, там, поиск без вести пропавших во время Великой Отечественной. Купил на вахту берцы местного производства. Подошва у них отвалилась через три дня после брождения по лесу. Картонная склейка. По приезду мне объяснили, что эти берцы… Цитирую: «Не предназначены для ношения в агрессивной среде». Ага. Только в зданиях можно носить. Именно эти берцы и поставляет эта фирма силовикам. Ачоа? Зато раз в три месяца огроменные госзаказы выигрывает. Бизнес, ничего лишнего. Потом я купил белорусские «Гарсинги» и горя с ними не знаю вот уже пять лет.
        После выдали документы. Лейтенант Алексей Иванцов, ага. А «Парабеллум» мне не дали. Вообще ничего не дали. Зато выдали командировочных на три месяца вперед. И сухпай. В зеленых пластиковых упаковках. Знаете такие?
        На вокзал примчалась и Лиса. Я ей отдал половину денег. Ей будет нужнее. И посоветовал уехать на время в деревню к моей маме. Во время войны легче выжить там. Да, кстати, велел жене обязательно купить электрошокер. Для травматики ей не хватит времени. Да и не продадут сейчас. Млять, надо было озаботиться этим раньше. Идиот я. Дооткладывался «на потом». И водки велел купить. Ящик. Лучшая валюта в такое время.
        За двадцать минут до наступления комендантского часа отправил ее силой домой. Мишка там дома один. Пообещал телеграммы слать при возможности.
        Нет… Все такие смутные времена легче в одиночестве переживать.
        Эшелон… И откуда это древнее слово взялось? Эшелон двинулся ровно в восемь… В двадцать ноль-ноль. Пора приучаться думать по-армейски.
        Фила я найти не успел. Поперся знакомится с полковником Калининым. Знакомство началось с непременной чарки, ей и закончилось.
        Проснулся я утром. Дикая жажда. На самом деле, главный русский вопрос не «Что делать?» или «Кто виноват?». Главный русский вопрос - «На хрена я пиво с водкой мешал?»
        Он вечен этот вопрос. Вечен и безнадежен.
        Поэтому, когда я выбрался, почти на четвереньках, на перрон Ярославского вокзала, медленно, почти как зомби, побрел за пивом в ближайший киоск.
        И был немедленно остановлен патрулем.
        - Ваши документы, товарищ лейтенант?
        - Мнэууу… - выдохнул я густым перегаром и трясущимися руками полез в карман.
        - Это со мной! - вдруг послышался рявкающий голос слева. Полковник Калинин был как помидорчик. Розовощекий и гладкий. А я как огурчик - зеленый и весь в пупырышках. Нет. Все-таки вояки чемпионы в плане поглощения спиртного. И только медики могут с ними поспорить.
        Калинин метнул своими корочками перед патрулем и нас бойцы пропустили.
        - Ты куда направился, лейтенант? - широко шагая, спросил меня командир спецназа.
        - За пивом, тащполковник, а что? - я еле догонял его.
        - Хе! - ухмыльнулся Калинин. - Вечно вы, журналисты, все последними узнаете. Сухой закон в стране!
        Потом он остановился, с ехидной какой-то жалостью посмотрел на меня. Снял флягу с пояса и протянул мне:
        - Будешь, штафирка?
        Я вздохнул и не смог отказаться. Понятно, что там была не вода.
        - Вали в вагон и отсыпайся. Это приказ.
        Я кивнул, пытаясь унять рвотный рефлекс и сделал несколько шагов в сторону вагона. Потом не выдержал и сел на перрон. Патрульные, охранявшие выход с платформы, с завистью посмотрели на меня. Голова кружилась… Мама, не горюй!
        «Оуо! Ты снова в армии!»
        Добрался я до своего вагона с трудом. А уж как залезал на полку - лучше и не вспоминать…
        Проспался я лишь к полудню. Калинин так и не появился. Потоптал к титану и заварил чайку покрепче. С дохлой долькой лимона, оставшейся на столе после вчерашней пьянки.
        Потом уже выполз на перрон, спрятался в теньке и начал медленно приходить в чувство. Слегка потрясывало. Но не настолько, чтобы чай разлить на штаны. А на перроне… Я такое видел только в фильмах про войну. Военные сновали туда-сюда. Чего-то таскали. Некоторые выходили за оцепление, показывая какие-то бумажки. И ни одного штатского.
        - Здорово! - заорал мне кто-то в ухо так, что я едва не подпрыгнул.
        - Фил? - удивился я. - Ты же с вевешниками должен был остаться?
        - Аааа… - махнул мой товарищ рукой. - Они там еще неделю проваландаются. Чего мне там делать? Напросился с твоими ехать. Еле уговорил.
        - А вчера чего не присоединился?
        - Не дошел! - заржал Фил. - Ты тоже вчера передвигался с трудом, как я понимаю.
        Вместо ответа я только кивнул.
        - Ну, какие новости, чего нового?
        Я пожал плечами.
        - И у меня ничего. О! Погоди-ка! - Фил вдруг напрягся, ноздри его раздулись - точь в точь охотничья собака, почуявшая дичь.
        Я проследил за его взглядом. На краю перрона сиротливо стояли два мента, ошалело разглядывая военную суету вокруг. Они очень четко выделялись в своих черных куртках среди моря зелени. Как они здесь оказались?
        Фил подождал, когда рядовой с сержантом отвернутся, осторожно подошел со спины и… Как влепил пендель рядовому под зад! Мент едва не упал. Когда второй развернулся и схватился было за свой ментовский «укорот», Фил рявкнул на него:
        - Х… тебе, а не московская регистрация! Мудак!
        - Эээ… Военный… - растерялся мент.
        - Пшел вон, сержант. Ты тут вообще, чего делаешь? Иди нах, бомжей нах гоняй…
        Потом раздался такой отборный мат, что бегающие мимо бойцы невольно ускоряли шаг. Рефлекс такой армейский. Если кто-то кого-то материт - надо делать ноги и подальше. Пока самому не досталось.
        Фил гордо вернулся ко мне:
        - Всю жизнь мечтал…
        И предложил выйти на площадь трех вокзалов. На мое удивление, выразительно постучал по лбу и потащил меня к патрулю. Всегда удивлялся его настойчивости и упертости. Все-таки он - настоящий репортер. Я, скорее, аналитический обозреватель. Мне по душе сидеть и корпеть над информацией, нежели добывать ее.
        Фил без тени сомнения подошел к капитану и сунул под его красные, усталые глаза свои корочки военкора, полученный им вчера в МВД. Я такое же в УФСБ получил.
        - Товарищ капитан, нам на телеграф! Срочное задание!
        - Без предписания не могу, - буркнул капитан и отвернулся. Фил вздохнул.
        - Товарищ капитан, мне через двадцать минут необходимо отправить информацию в штаб Приволжского военного округа. Если вовремя телеграмма не придет - я переведу стрелки на комендатуру и вас лично. Можно ваши документы?
        Капитан поморщился, как от зубной боли. Помялся.
        - Запрещено!
        Вечный армейский бардак. Документов с печатями недостаточно. Нужна бумажка от начальника эшелона, написанная от руки. И толку от этого патруля?
        Мы отошли недовольные. И тут Филу в башку пришла идея. Ему вечно в башку идеи приходят. Иногда даже не очень безумные.
        Он остановил лейтенанта, за которым тащили тяжелый зеленый ящик два бойца.
        После короткого разговора бойцы рванули обратно, а за ящик схватились мы и потащили его. Тяжелый, сцуко! Однако, труд и секс лучшее средство от похмелья.
        Комендач только ухмыльнулся, когда мы проходили мимо.
        Слава Богу, тащить было недалеко. Пара «Уралов», в которые грузили ящики, стояли у входа в вокзальный сортир. Около сортира сидел грустный таджик в оранжевом жилете с метлой и совком и что-то напевал по своему, глядя в жаркое небо.
        Ящик кое-как закинули, перекурили с летехой и поперлись к площади.
        Мать моя родная! Народу! Первый раз в Москве вижу такое количество вояк. Блин, да я ведь и сам сейчас вояка! Непривычно, черт побери. Фил увлеченно щелкал своим фотоаппаратом. Он его называл не иначе как «фаллической дурой». Я же просто впитывал атмосферу всеми порами кожи. Я не умею писать сразу. Мне надо впитать звуки, краски, запахи, слова - переварить их. А уже потом выдавать текст. Плохое качество для журналиста. Из-за этого мы вечно ругались с глав-вредом. Писал я слишком медленно.
        Дым, крики, ругань. Очередь в киоски за сигаретами. Какой-то полкаш орет на какого-то майора. Майор потом бежит и орет на какого-то капитана. Капитан мчится материть… И так далее до самого замызганного рядового. Пищевая цепочка в действии.
        Фил толкает меня локтем в бок.
        - Пойдем телеграмму отправим?
        - Какую? - не понял я.
        - Шефу. Отправим статейку в газету. Мы на работе или как?
        - Мля… Ты представляешь, сколько мы заплатим за пятьсот… Нет. Даже за триста строк?
        - Лех… Тебя еще учить и учить, оказывается.
        Пока стояли в очереди - офицеры стремились передать весточку домой родным - сочинили текст телеграммы. «Центре Москвы. Много военных. Гражданские очень редко. Движение перекрыто. Подробности придумай сам. Иванцов, Филимонов».
        Потом еще отправили своим. Я две отправил. На домашний адрес и на адрес мамы. Лиса у меня послушная, но мало ли не успела.
        Текст был короткий. «Все хорошо. Люблю. Волк»
        Чего там и кому Фил нацарапал - не знаю.
        Когда вышли из вокзала - встали у парапета, наблюдая суету. Какой-то солдатик лихорадочно жрал окорочок. Но не дожрал. Кинул на землю и побежал куда-то. К останку курицы немедленно подскакал голубь и… Стал клевать остатки мяса.
        - Мля… Голубь-людоед! - удивился Фил.
        - Не. Зомби. Видишь, у него одной лапы нет? - показал я пальцем на летучую скотину.
        - Да… Москва… И как они тут живут?
        Резко захотелось пива. Мы поперлись к киоскам у Ярославского. Нет. Обломились. Пива не было.
        - Долго тут тусить будем, интересно? - задумчиво сказал Фил.
        - Ты мемуары о Великой Отечественной читал? Там по месяцу порой эшелоны стояли. И отправляли без объявления.
        И тут мы переглянулись. Не сговариваясь, метнулись в сторону перрона…
        Фу! Стоит, родимый.
        - Ладно, пойдем в вагон. Все равно больше делать нечего, - предложил я.
        Ну и пошли.
        Заглянули сначала в наше купе. Калинин так и не возвращался. На столе по-прежнему стояла початая литруха «Кедровой», открытая банка тушенки, черствел хлеб и сохла резаная луковица. Пошли в штабной вагон. Под него приспособили бывший вагон-ресторан. Однако, часовой нас туда не пустил. Совещание, грит, идет. Уболтал Фила перетащить вещи в наше купе. Все одно там, кроме меня и Сашки Калинина никого нет. А Сашка - мировой мужик!
        Долго молчали, разглядывая «Кедровку». Морщились. Потом уговорили себя и втопили по-маленькой. Несколько полегчало. Я было собрался залезть на верхнюю полку и попечатать чего-нибудь. Решил дневник повести. А Фил начал скидывать фотки с флешки фотика на свой ноут.
        И тут дверь распахнулась. На пороге стоял мрачный полковник Калинин.
        - А это кто?
        Кхм… Суров чего-то наш полкан.
        - Лейтенант Филимонов. Военный корреспондент. Прикомандирован к вашему батальону, - вскочил Фил, гулко ударившись башкой о верхнюю полку. Надо отдать должное - не поморщился.
        - У меня уже есть один. Пшел вон! - я такого Калинина не видел ни разу. От такого взгляда не то что обоссаться, можно все военные тайны рассказать. Даже те, которые не знаешь.
        - Товарищ полковник, он коллега мой. Вместе работаем. Вчера на поезд… То есть на эшелон не успел. Сегодня догнал.
        - Час от часу не легче. Документы? - мне начало казаться, что на войне чаще документы проверяют, нежели оружие применяют.
        - К вевешникам прикомандирован? Вот к ним и пестохай!
        - Никак нет! - уперся Фил. - Я, между прочим, боевой офицер, в отличие от некоторых.
        И он мотнул головой в мою сторону. Оппаньки! А вот этого я и не знал!
        Потом Фил горячо и сумбурно объяснял причину, по которой он прыгнул в эшелон со спецназом ФСБ. В конце его монолога я примирительно добавил:
        - Саш, это наш мужик. Я ручаюсь…
        Калинин зло хлопнул дверью купе.
        - Значит так. Журналюги. Доедем до места назначения - сдаю вас обоих в штаб фронта.
        Ага… Значит уже не округа, а фронта? Интересно…
        Калинин шагнул, сел на койку. Плеснул себе водки в кружку и тремя глотками выпил ее, не поморщившись.
        Мы тоже осторожно сели.
        - А куда едем-то? Товарищ полковник?
        Тот подумал.
        - Аааа… Все равно узнаете рано или поздно. Прибалты нам войну объявили.
        - Очумели, что ли совсем? - удивился я. - У них на три страны один танк!
        - Не перебивай, - рявкнул Калинин. И начал рассказывать.
        Что именно и как именно случилось - толком никто и ничего еще не знал. Наши буржуи в правительстве так обосрались, что тут же обрубили всевозможнейшие каналы информации - интернет, мобилы - это все их рук дело. Тоже самое и с телевидением. И, козлы, нормальной инфы так и не дают толком. Известно точно только одно. На северных границах Украины, в Белоруссии и в Калининградской области идут бои. Через сутки после Катастрофы на стороне Германии выступили Эстония, Латвия и Литва. Мозгов у них чуть больше, чем у черепах, а туда же. Понятно, что при разнице в вооружении мы их уделаем на раз-два. Не только прибалтов. Немцев, естественно, тоже.
        - А англы чего? - поинтересовался я.
        - Англы? Англы в состоянии войны с фрицами. У Штатов - нейтралитет пока. Даже удивительно. Обычно они каждой дырке затычка. Японы с их матерями - пока не знаю. Так вот, ребятки, мы сейчас отправляемся в Питер. Там я вас сдаю в штаб - сидите там и не высовывайтесь.
        - А вы?
        - А мы под Нарву. Эстонцев там сейчас ополченцы со стройбатом держат.
        - Мля… - выругался Фил. - А хохлы с бульбашами?
        - Не знаю я конкретики, - честно ответил Калинин. - Не моя компетенция. Кого-то отправят из наших и туда. Мы же военный союз, внезапно заключили. Видели, какое столпотворение на площади? И это только начало.
        И только в этот момент я вдруг понял, что поезд уже давно тронулся. За окном проплывала Останкинская башня. Точно. На Питер едем. Вот так вот. Я там косточки дедов недавно поднимал. Сейчас и сам повоюю. Буду я еще при штабе отсиживаться, как же.
        - Подождите, товарищ полковник, - потер лоб Фил. - А войска ЛВО? А Балтфлот, что?
        - А мы не на фронт, - ухмыльнулся Калинин. Все же хорошая штука - русский мат. Помогает напряжение сбросить. Все, что он нам рассказывал - процентов на девяносто было сказано на «великом и могучем». Только немцы могут с нами посоревноваться в изысканности ругательств. Немцы, да… - Мы в тылу будем воевать.
        - Заградотрядом, что ли? - не понял я.
        - В эстонском тылу. Ну что, по кружечке?
        На старые дрожжи упало быстро и убойно. Карабкаясь на полку, я внезапно понял - почему так много военные пьют. Пытаются успеть пожить. Где-то я читал, что жизнь экипажа танка в современном бою - восемь минут. И ради этих восьми минут солдат живет всю жизнь. Солдат. Да. Именно солдат. Рядовой, сержант, лейтенант, полковник - все они солдаты. А сколько живут спецназовцы в бою? Надо будет спросить…
        Так я подумал и уснул. Поезд же мчался в Питер…
        Где-то на Украине. Алексей Шкодин. Финансист.
        - Ты что, братан, совсем о…ел в своей Пиндосии? Это же - Родина!
        До родичей мы добрались поздно вечером. Слава Богу после инцидента с ГАИ-шниками приключений не было. Остановились мы в частном доме, у кузины. Жена и дочь, умаявшись с дороги, почти сразу легли спать, а я, не теряя времени, «взял в оборот» двоюродного брата, что пришел на «экстренное семейное собрание». Из всего семейства он был идеальным кандидатом в попутчики. Он служил, не был обременен семьёй, а фирма, где он работал, канула в лету вместе с Финляндией и прочим двадцать первым веком (спасибо обрывкам интернета за информацию).
        - Макс, какая нах Родина? Много ты её видел, когда после учебки генералам дачи строил? Или потом, после дембеля? Ваши козлы, что в Кремле, что в Раде, про Родину вспоминают, только когда нужно народ в очередной раз раком поставить.
        С Максом я провёл детство. Он старше меня на три года, и я, когда был пацаном, носился за ним хвостом. Мы вместе шкодили, лазили по стройкам, помню - даже ловили свинью на колхозном станке. В общем, много чего. Старший брат - железный авторитет. Был. Когда мне стукнуло двенадцать, жизнь нас раскидала. Он вернулся с матерью на Дальний Восток, а я… я с родителями убыл в Солнечный Пиндостан. Я закончил универ, стал «образцовым» работником финансового сектора, растолстел, женился. Макс оттарабанил два года в несокрушимой и легендарной, переехал в Незалежную, женился, развёлся… Встретились мы вновь только года три назад. Но братьями как были, так и остались.
        - Лёша, пох, кто в Кремле. На страну фашисты напали. Фашисты! Сам же мне это с пеной изо рта доказывал. Какого хрена ты в такое время собираешься уматывать в Таиланд? Тебе б…ей мало? Так у нас их не меньше, и они на порядок красивее.
        - Не в б…ях дело. Фашистов раздолбают к…ням, как только в себя придут. У России - ядрён батон. А у немцев - только Гитлер с ковриками. Дело в другом - СНГ-шные правительства сейчас почувствуют полную вседозволенность и окончательно сгниют. Под видом «защиты отечества» здесь такую диктатуру устроят, что Ким Ир Сену и не снилась. И будут царить «на веки вечные». Оно нам надо? Макс, ты меня прости, но даже если бы я мог здесь остаться, то не стал бы.
        - В смысле «если бы мог»? Тебя никто никуда не гонит. Тем более, что Америки твоей нет. - Я замялся. - Колись, давай.
        - На мне два трупа, - ответил я после долгой паузы, - нас по дороге сюда гайцы пытались остановить. Я их завалил.
        - Ни… себе, братишка. Ты е…лся?
        - А альтернатива? Отдать им всё что есть и отправиться в украинскую тюрьму? Ты на моём месте, что, дал бы им себя вы…ть?
        - Лёша, какая тюрьма? Ну дал бы им на лапу и поехал дальше.
        - Какая тюрьма, говоришь? Пошли со мной.
        Мы вышли во двор, где сейчас стоял мой джип. Маринкины алабаи нас проигнорировали, только Айша тихо рыкнула сквозь сон. Я открыл багажник и отодвинул одеяло, продемонстрировав брату под светом фонаря свой «арсенал».
        - Вот это было у меня на коленях, когда продавцы полосатых палочек нас тормозили. А вот это было у Ирки. - Я показал Максу один из калашей. - За такое даже в Штатах по головке не сильно гладят, не то что у вас.
        - Песец.
        - Толстый и полярный. - Макс покачал головой, глядя на меня.
        - Ладно, Лёш. Поеду с тобой, а то пропадёшь на хрен. Только не из-за того фуфла, что ты мне на уши вешал, а потому, что ты мой брат.
        - Спасибо, - ответил я и пожал ему руку. - Надо бы где-то скоммуниздить номера. Джип с литовскими номерами в России…
        - Чёрт его знает, Макс. Я перед выездом шарился по обрывкам интернета, так в Прибалтике в полный рост «фошысты» встают. Объединяются с местными фашистами, немецкими. На рутюбе ролик лежал с парадом дедушек-эсэсовцев. Можно закосить под беженцев-антифашистов.
        - М…чьё. Поубивал бы нах.
        - Ага. Думаю, в течение недели Медвепуты почуют свободу и нагнут всех раком через ядрён батон. И прибалтов, и немцев, и Штатам моим достанется.
        - Думаешь, звезданут?
        - А куда они денутся? Демонстрацию придётся по любому устраивать, как Амеры в сорок пятом. Главное, чтобы в дупе не засвербило, и не устроили ядерную зиму.
        Мы оба затихли. Макс, как более отдохнувший, вёл джип по трассе на Ростов. Впереди нас ждали Волгоград, Уральск, долгая дорога на Кызыл-Орду, и финишный рывок через Ташкент и Душанбе. А дальше… неизвестность. План у нас был авантюрный и достаточно зыбкий: пролезть через границу в Афганистан, проехать через Кабул на Индию и там уже, замаскировавшись под «западных джентльменов», добираться до Таиланда по более-менее цивилизованным местам. Благо, с английским у нас (кроме Макса) проблем нет. Если под британцев закосить не позволяет акцент, то за янки мы сойдём запросто.
        Да, план - так себе. Правда, пока нам везло. Граница с Россией была раскрыта нараспашку, и народ уже валил на восток, подальше от фашистов. Как оказалось, до властей достаточно быстро дошло, что мы в заднице, то есть в глубоком прошлом, и Медведев с Януковичем уже обращались к народу. Причём Украинский президент, похоже, круто затянул гайки в парламенте - по радио передавали о чрезвычайном положении и полномочиях. Началось. Единовластие во время войны, конечно, нужно, но вот после войны фиг кто эти полномочия сложит. Будет как с Палпатином в Звёздных Войнах.
        Машина глотала километры, Иришка с дочкой спали на заднем сидении, а я думал о насущном. Остатки долларов мы поменяли на рубли… по страшно упавшему курсу, но я ожидал, что ими можно будет только подтираться, и был приятно удивлён, когда рано утром их всё ещё принимали. В Таганроге мы некоторое их количество конвертировали конвертировали в бензин (запас карман не тянет), а на остальное докупили жратвы. Теперь, неделю можно было пилить практически без остановки - вода, сухари, консервы - всё есть. А на первое время, даже шашлыки с салатами…
        Прав ли я, драпая с «исторической родины»? Причём не как в первый раз, с родителями, а в сознательном возрасте и по своей воле. Не знаю. С одной стороны, «СНГ» куда цивилизованнее. И медицина получше, и даже интернет сохранился. Я уже не говорю о том, что она станет мировым гегемоном. Но вот риск того, что бывший Союз скатится в тоталитаризм «по Оруэллу» или кое-что похуже слишком велик. Потому как испокон веков власть русская клала на свой народ и народ это послушно терпел… Ну, пожалуй, кроме семнадцатого года. Впрочем, и там, «хотели как лучше, а получилось как всегда.» Не верю я во власть на службе народа. Ну и, естественно, моя профессия там тоже нафиг не нужна. А вот освоиться на новом месте, подальше от диктаторов и политики - это шанс. Начать с ресторанчика. Потом гостиница там, бордель хотя бы… На крайний случай - школу русского и английского языков - спрос на них теперь будет ого-го. В общем, риска, что будет нечего жрать никак не больше чем на Украине.
        Под эти мысли я тихо задремал - сказались бессонная ночь и ранний выезд.
        - Вставай, лежебока, - голос брата вернул меня к действительности, - три часа дня уже.
        - Хорошо я поспал, - сказал я, вылезая из машины и потягиваясь. Вокруг была ничем не примечательная дорога с лесополосой по обе стороны - Где мы?
        - Морозовск проехали, - видя моё недоумение, Макс пояснил, - пиши на пол-пути из Ростова в Волгоград.
        - А-а. Ну, тогда понятно. Сейчас разомнусь и пересяду за руль. А где Иришка?
        Она оказалась рядом - выгуливала хихикающую Майю. В связи с моим пробуждением, ребёнок был вручен мне, а сама благоверная воспользовалась удобствами, то бишь, кустами. Как в детство попал… Ведь если подумать, то даже в начале девяностых сельская жизнь от сороковых годов только телевизором, наверное, и отличалась. Я вёл дочку за руку по траве и пытался представить мир, в котором вырастет она. Будет ли он лучшим, чем прошлое нашего мира? Вернёмся ли мы в космос? Загадим ли мы снова нашу планету? Удержится ли Россия от размахивания ядрён батоном… Столько вопросов, и ни одного ответа. Ну что же, будем жить «уан дэй эт э тайм», то бишь по одному дню за раз.
        - Семейство, «по коням». До темноты надо доехать до Волгограда и, если повезёт, найти Ириных родственников.
        Оренбургская область. Виталий Сергиив. Юрист районной администрации.
        Утро ранним не бывает. 7 часов, а сна ни в одном глазу. За окном светло как летом. Я поначалу даже вскочил. Почудилось, что американцы решили запустить свои Минитмэны, а звук просто не успел добежать… Да после такого ни кофе ни контрастный душ уже не нужны, разве что штаны поменять. Потом вспомнил, что до тех американцев теперь дальше чем до Луны и немного успокоился.
        Женская половина семьи уже встала: жена была уже у компа, мама растирала себя мазями. Хорошо, что вчера ещё в аптеку заехали, теперь ей лекарств и мазей месяца на четыре хватит.
        Так, готовить похоже мне. Иду на кухню, открываю кран, плескаю воду в лицо. Умылись. Чай поставлю, бриться буду, вчера с этим как-то не срослось. Включаю газ. Оба-на! Нет газа! Тоже новости. Но с другой стороны хорошо - быстрее котел заменят. Достаю электрочайник, ставлю кипятиться. В микроволновку отправляю сосиски и яйца. Заливаю термокострюлю водой - без неё яйца в микроволновке не пекутся, а стреляют… Стреляют. Масаракш! Иду в зал.
        - Доброе утро, Солнышко! Что рано встала?
        - Привет, любимый. По работе надо форму забить, вчера не успела.
        Оно верно, моя жаворонка, отрубилась вечером через полчаса как разобрали все что накупили.
        - Интернет есть? -
        - Медленный, майл-агент только открывается.
        - Дай, сообщения посмотрю.
        - Сейчас, еще пару страниц осталось.
        Включаю телик. Тарелка, как и вчера сигнал не находит. По первому новостей нет, ТНТ тоже. Так, «Звезда». Фильм о войне. Как нельзя вовремя. Снова на первый. Микроволновка звонит. Пойду завтрак вынимать. А вот и сынку проснулся.
        - Привет, сынку!
        - Пливет! Мама, я есть хочу.
        - С папой иди, он сготовил.
        Беру сына на руки. Идем с ним на кухню. Умываю его личико под краном.
        - Холодная!
        - Теплая она, сын, теплая.
        Прижимаю его к груди, и чувствую как его и мое сердца колотятся. Господи! Как я люблю этого человечка! И не дай Бог кто его обидит! Сердце сжимается и хочется прижать Ромаша «клепко, клепко» и не отпускать. Если все серьезно, то когда меня еще сын увидит? Медленно входит мама, по её глазам вижу, что не спала. Подхожу с сыном на руках. Обнимаю и её. Мама плачет.
        - Ты, что ма? Болит, что, скорую?
        - Болит. За тебя сын болит.
        - Да я ничего мам.
        - Молчи, ты я тебя второй раз не дождусь.
        - Да, что ты, ма, успокойся, если до сих пор тихо, то все нормально будет.
        - Не знаешь ты. А я ту войну помню!
        - Какую, ма?
        - Отечественную. Ты телевизор-то посмотри…
        Беру ей под руку, сажаю в кресло. Сына располагаю на стул рядом. Ложу всем по сосиске и яйцу, наливаю чай, ставлю на стол хлеб и сахарницу.
        - Оль, пойдем завтракать!
        - Щас, тут новости начались.
        Быстрым шагом иду в зал. Диктор в строгом костюме, а-ля СССР вещает:
        «…по данным пресс-службы министерства обороны Российской Федерации 22 июня захвачена столица Литвы город Вильнюс, армия республики Беларусь и ополченцы ведут упорные бои в районе Гродно и Бреста. По сообщениям наших корреспондентов на южном направлении упорные бои идут в районе Ужгорода, при этом практически без боя фашистам сдан город Львом… Парламенты Латвии и Эстонии сегодня приняли резолюцию требующую объявить войну России, на улицах прибалтийских стран отмечаются массовые беспорядки, в Риге и Таллинне слышны перестрелки…»
        Ну, с прибалтами все понятно. То, что Вильнюс белорусы захватили уже хорошо.
        «…при отражении авиационных налетов на Севастополь и Санкт- Петербург сбиты самолеты с немецкими опознавательными знаками..»
        «… на фотографиях переданных нам из посольства Республики Беларусь представлена подбитая немецкая техника. Все образцы - времен Великой Отечественной Войны и несут на себе символику вермахта и СС» Фашисты?
        Жена смотрит на меня, ничего не понимает, но явно хочет реветь.
        - Ну, ну родная. Все хорошо.
        - Что хорошо? Война же. Папку убьют.
        - Ему 60 уже стукнуло! Не заберут.
        - А тебя?
        - Вот с этого и надо было начинать!
        Умная она у меня, но местами непроходимый… ребенок.
        Поворачиваюсь. Иду в ванную бриться. Перекушу и в военкомат. Похоже, установкой котла жене заниматься.
        Вышли с женой ровно в восемь утра. Сына оставили дома - звонить он уже умеет, а так нам за маму спокойней. От идей надеть куртку я быстра отказался. Даже в костюме было не холодно. После воскресного нуля, сегодняшние плюс 16 выглядели более привлекательными. Наличие на пиджаке карманов тоже сыграло в его пользу. Помимо военника пришлось брать собой и паспорт и СНИЛС и страховое, хотя эти уже по привычке. Жену тоже убедил взять паспорт. С трудом, но до неё дошло, что придется это терпеть при военном положении.
        До райвоенкомата мне не далеко - менее километра. Хотя он уже и не райвоенкомат, а филиал ясненского или вообще сборный пункт? Да какая сейчас разница! Все равно в Ебург в штаб округа через блокпосты не рвану, да и кому я сейчас нужен со своим хазарейским?!
        Улица в этот час полнее обычного. И не только из-за высокого солнца. Если ещё вчера по ней шли на работу чиновники, школьники в школы, да мамаши с детьми в детсады, то теперь почти каждый второй был в форме и с чемоданчиками. Лейтенанты, прапорщики, полковники, старшины давно расформированного 412-й истребительного авиаполка с женами и детьми шли в одном со мной направлении. Этот поток принимал в себя ручейки одетой в гражданку и камуфляж молодежи и, изгибаясь вслед за родной мне улицы имени Полины Осипенко, вливался в уже шумящее у военкомата многонациональное море призывников и добровольцев, их жен, подруг и матерей…
        Идя рядом со мной, жена как-то подобралась, прониклась. И у военкомата никак не хотела оставлять меня, обнимала и порывалась заплакать… Пришлось чуть ли не приказать ей идти в на работу, ведь на ней школа и многие стоящие здесь отправили на её ответственность своих детей… - И не оглядывайся, родная! Будь уверена - свидимся.
        - Обещаешь?
        - Да, любимая.
        Мы поцеловались, и я проводил её взглядом, насколько это можно было в такой толпе. Если б я только мог быть уверен в том, что только что пообещал! Но при любом исходе она справится! И со мной и без меня!
        Дежурный по военкомату поначалу попытался приглашать только получивших повестки. Но наши летчики, как старшие по званию потребовали начать с них. Дежурный уступил и пустил в военкомат полковника Чемаева и подполковник Свирцова - старших офицеров бывшего гарнизона. Используя свои габариты, я прорвался к крыльцу и спросил уже уходившего прапорщика:
        - Товарищ Тыщенко! Разрешите обратится.
        Иваныч немного остолбенел от такого моего к нему обращения, но выдал на автомате:
        - Обращайтесь, Вита…
        - Сержант Сергиив. Я приписан к вашему призывному пункту в качестве специалиста на случай развертывания. Жду ваших приказов.
        - Пока никаких. Как решим развертывать второй призывной пункт - так и отзвоним. Будь у телефона.
        - Слушаюсь.
        Петр Иваныч, скрылся за дверями военкомата, а я стал медленно выбираться из толпы. Что ж он прав, я им скорее пока обуза, после передачи моих документов в наш военкомат они не знали куда меня пристроить, а после того как нашли куда у них уже не было времени обучить меня согласно новой ВУС.
        Продираться пришлось минуты три. Обратно пошел уже мимо райадминистрации. Перед ней стоял не вохровец, а нормальный часовой. Из погранцов. Думал было зайти. Но меня остановил «товарищ в штатском».
        - Вы к кому?
        - В администрацию!
        - К кому конкретно?
        - К главе, наверно.
        - Он уже не может никого принять.
        - Извините.
        Я отошел. Ничего не понимаю! Арестовали наших немцев, что ли? А вот одноклассница моя, - Ольга Киреева, в райимуществе работает, сейчас спрошу.
        - Ольга, здравствуй!
        - Здравствуй, Виталий! Как ты, как сын?
        - Хотел к военкомату идти. Но вызывали в казначейство на усиление. А здесь, что? Швиндт куда делся?
        - Умер он. Вчера как узнал, что фашисты напали - так его второй инфаркт и разбил.
        - А за него кто? Майер?
        - Нет. Он ещё вчера вместе с Шубертом в военкомат пошел.
        - И?
        - Забрали по МЧСовской линии. Так что и район, и поселок пока без начальства. Ждем, кого военные пришлют.
        - Да уж…
        - Пора мне. А то дисциплина теперь военная.
        - Пока. Оля. Держитесь.
        Да. Дела. Подрубило время наших немцев. А как красиво 17 дней назад они выборы выиграли! Вот уж действительно: человек предполагает, а судьба располагает!
        Что ж пойду пока домом да сыном заниматься, кто знает, когда еще будет у меня такая возможность.
        Год выдался жарким. Сначала лето выжимало все соки 40 градусной жарой, теперь вот октябрь решил посоревноваться с июлем! Пока дошел домой под пиджаком весь взмок, пришлось принять душ и переодеться. Газа по-прежнему не было. Включив электрочайник, я позвонил 04.
        - Алло, газовое хозяйство!
        - Да. Слушаем.
        - Сергиив позвонил. У нас с утра газа нет.
        - У всех нет. Газопроводы остановлены.
        - А что случилось?
        - Не могу сказать. Аварии какие-то. Не у нас.
        - Понятно. Можно бригаду вызвать, мне котел сменить и счетчик.
        - Нет. Все заняты. К концу недели позвоните.
        Дела… Хотя, куда я тороплюсь? За окном лето! Дров полон двор! Даже если свет отключат - без горячей пищи не останемся! Оптимист, на… Так на натуральное хозяйство переходить придется. Хотя это идея. Если уж лето, то можно и огород вскопать, даже картошка еще поспеть успеет.
        - Ма, где ключи от гаража?
        - Что?
        - Ключи от гаража где?
        - Откуда я знаю? Я туда хожу? Над трюмо посмотри или в карманах у себя…
        - Угу, пасиб, ма.
        - Нашел?
        - Да, в куртке были.
        Целой штыковой лопаты в гараже не нашлось. Современный металл не терпит моей хватки. Держится только саперная - ещё советская, память моя армейская. Но ей огород копать не будешь! Найдя в гараже черенок, я насадил на него плоские вилы. И до обеда перепахивал свои свободные сотки. Давно, я не работал с таким энтузиазмом. Сын работал рядом. Нет, я не заставил пятилетнего ребенка копать огород! Я его вообще ничего делать не заставлял. Он сам нашел себе дело: собирал сухие, сорванные ветром с деревьев ветки, опавшие и подгнившие уже яблочки. Для него это была игра и он бегал по желтой подсохшей уже листве, размахивая очередной «саблей» и кидал «гранаты» в обтянутый сеткой каркас огуречной грядки овощника. На втором часу тренировок в меткости ему удалось-таки направить свой фруктовый снаряд через сетку прямо под крыло стоявшей в метре за грядой «Сандеры». Машина ойкнула и залилась нудным воем.
        - РОМА! - начал я, поворачиваясь. Но, увидев сына, сам осел, глядя в повлажневшие глаза его вжавшегося в землю тельца.
        - Хватит, сын, пошли в дом.
        Подобрав моего чумазого снайпера, я отнес его к крыльцу, на которое уже вышла испуганная сиреной мама.
        - Принимай внука. Я за ключами. А то ещё подумают, что воздушный налет.
        Шутка явно не получилась. И что бы успокоить, я приобнял мать, поцеловал в щеку.
        - Где ключи?
        - В зале, в секретере…
        Скинув сапоги, я прошел в зал и прямо оттуда отключил сигнализацию.
        - Па, а мама ругаться будет.
        - Будет, когда узнает. Но ты же будешь вести себя хорошо?
        - Буду!
        - И больше в нашу машину кидать ничем не будешь?
        - Не буду!
        - Ну, тогда мы ей не скажем. Иди - умывайся. Как зайду - будем обедать.
        Я снова вышел на двор. Убрал инструмент. Посмотрел результаты меткого броска юного гренадера. Под подкрылком собственно ничего и не было видно. Уже повернувшись к дому, я увидел входящую во двор жену.
        - Привет. Ты что-то рано.
        - Мы после пятого урока всех отпустили. Тебя берут?
        - Пока нет.
        - Слава Богу!
        Она прижалась ко мне пыльному и потному огороднику и впервые за наши семь супружеских лет первой поцеловала меня. Весь оставшийся день был волшебной восточной сказкой, в которой не хочется думать о быте, о работе, о грохочущей где-то войне. Думаю, именно на второй день войны мы и нашли нашу озорную бодатую львёнку.
        Капитан воздушно-десантных войск Белоруссии Николай Климанович, окраина Дзержинска (республика Беларусь)
        Начало войны капитан воздушно-десантных войск Белоруссии Николай Климанович встретил так, как и подобает профессиональному военному, без отчаяния «всё! мы погибли», но и без щенячьего восторга. Собственно, он понадобился для того дела, к которому он готовился долгие восемь лет - защищать свою страну…
        Конечно, все было, и ночной звонок со срочным вызовом в расположение, и тревожные глаза жены, и суматоха первого дня, когда его батарею «зушек» перебрасывали то в одно, то в другое место, и некоторый шок в момент, когда до него дошли сначала неясные слухи, а потом и официальная информация о том, что, собственно произошло, и с кем ему предстоит воевать.
        К вечеру второго дня войны капитана начал слегка угнетать тот факт, что пострелять по реальному врагу ему так и не пришлось. Климанович всегда со всей белорусской серьезностью относился к своим обязанностям, и на учениях его батарея всегда выглядела очень неплохо. Нет, он, конечно, понимал, что ЗУ-23-2 - оружие, так сказать, прошлого века, и в общей структуре ПВО, куда его временно передали со всеми причитающимися батарее средствами, он играет роль пистолета на поясе оператора ПТРК. Оружие, так сказать, последнего шанса. Помнил он и про «ноль целых двенадцать сотых» - именно так в документах определялась вероятность поражения огнем батареи самолета противника. Речь, конечно, шла о современных реактивных самолетах, но все же… Как любят шутить зенитчики: «Сбить не собьем, но напугаем до смерти». Понимал он и то, что война - это не пионерская игра «Зарница», и что профессионалу не пристало сожалеть о невозможности погеройствовать. И все же некий червячок постоянно грыз его самолюбие. Потому что Климанович видел в бинокль вражеские машины, видел, как они вспыхивают и падают на землю после попаданий
зенитных ракет, но ни один «Мессершмитт» или «Юнкерс» так и не дошел зо зоны действительного огня его автоматов. Николай гнал от себя эти мальчишеские мысли, стараясь занять и себя, и своих бойцов реальным делом, но все-таки он очень хотел хотя бы раз врезать по немчуре, отомстить за прадеда, пехотного летёху, который сгинул где-то под Гродно в том сорок первом…
        Батарея расположилась на окраине Дзержинска, прикрывая подходы к цехам и складам объединения «Белхим». Позиции выбраны по всем правилам и по науке замаскированы, около каждой установки - по пять левых и пять правых коробок по пятьдесят снарядов, да еще тридцать снаряжённых лент в длинном ящике. Итого две тысячи снарядов. Он как раз собирался еще разок погонять расчеты на смену коробов, когда радист передал ему наушники: «Командир, „Ракорд“ на связи!» Позывной «Ракорд» был присвоен дежурному по Западному оперативно-тактическое командованию войск ПВО.
        - Рогатка -16, на вас идет цель, маловысотная, малоскоростная, высота 150, скорость 320, на запросы не отвечает. Азимут… Пеленг… Дальность…
        - Батарея, к бою!
        Расчеты в касках и брониках привычно бросились к орудиям, сбросили маскировочные сети, расстопорили установки, наводчики заняли места на своих жестких сидушках и приникли к окулярам прицелов. С запада накатывался рокот. Никаких сомнений у Климановича не было - с запада мог идти только враг. А вот и он… В бинокль Николай четко разглядел на фоне закатного неба силуэт двухмоторного самолета, идущего со стороны Столбцов. «Какая это модель? - пронеслось у него в голове - „Юнкерс“, что ли, восемьдесят восьмой? Ну не учили мы этот антиквариат! Сложно что ли, было таблицы опознавания подготовить? Впрочем, какая разница. Все, дистанция две тысячи…»
        - Батарея, три очереди по пять, огонь!
        Установки хором рявкнули, на срезах пламегасителей заплясали огоньки. Вторая очередь… Самолет будто запнулся в воздухе, медленно опрокинулся на одно крыло, выбросил шлейф дыма, затем опустил вниз блеснувший остекленный нос и с каким-то совсем не страшным звуком ударился о землю примерно в километре от батареи. Взрыва, как в кино, почему-то не было….
        - Сбили! Сбили! - Закричал командир первого огневого Сашка Онуфриев, симпатичный парнишка, лишь год назад закончивший училище. - Правда, сбили! Поехали, посмотрим!
        Удержаться от этого действительно было сложно. Николай отрапортавал «Ракорду» о том, что цель поражена, прыгнул в «уазик», скомандовал водителю «Давай туда, прямо через поле!», неодобрительно посмотрел на Сашку и своего зама, которые уже успели забраться на заднее сидение, но ничего не сказал. Все-таки, первый сбитый - это не шутка!
        Уазик затрясся на кочках, приближаясь к месту, где торчал вверх хвост и нелепо заломленное крыло бомбардировшика. И чем ближе Николай подъезжал к сбитому самолету, тем больше понимал, что что-то в этой картине неправильно, не так, как должно быть… До место падения оставалось еще метров триста, когда он понял, что не так. Звезды. Красные звезды на закопчённой дюралевой плоскости.
        - Гони! Гони!
        Водитель-срочник втопил «на всю железку», не жалея подвески, но Николай уже понимал, что все напрасно, и что случилось то, что не будет давать ему спать до конца его дней, сколько бы их ему не было отмеряно. В самолете что-то начинало медленно разгораться, Сашка с замом бегом потащили из «уазика» углекислотный огнетушитель, а Николай все стоял и смотрел остекленевшими глазами на место трагедии. В голове билась одна мысль: «Свои… Я убил своих… Прадеда убил…» Он отошел на несколько шагов, скинул с головы каску, которую в суматохе так и не успел снять, и правая его рука сама собой начала царапать кобуру табельного «Макарова». Потом на него навалились, отобрали пистолет, он как-то неловко отбивался, Сашка ему что-то горячо втолковывал, но слова падали, как в вату, и не доходили до его сознания.
        - Свои. Я убил своих.
        Когда стемнело, Сашка смотался в город и притащил две больших бутылки «Немирова». Николай не был трезвенником, но и склонностью к употреблению алкоголя никогда не отличался, а тут беспрекословно влил в себя несколько пластиковых стаканчиков. Водка упала в желудок, как расплавленный свинец, но никакого облегчения не принесла. Николай сидел, прислонившись к колесу машины радистов, смотрел непонимающими глазами, и только иногда повторял: «Почему? Ну почему? Прадеда… Наших… Почему?»
        То, что мертвый человек в форме полковника РККА, которого вытащили на следующий день из под обломков, был делегатом связи, отправленным командармом -10 Голубевым на последнем уцелевшем СБ с одной задачей: наладить связь со штабом фронта и получить хоть какие-то директивы, ему так и не рассказали.
        Генерал-майор барон Вилибальд фон Лангерман-Эрленкамп, командир IV танковой дивизии 24-го моторизованного корпуса II танковой группы. 23 июня, 14:56, шоссе Е-30 между Брестом и Кобриным, не доезжая поселка Федьковичи.
        - Господин генерал, вы хотели осмотреть позиции русских…
        - Да, Гюнтер, минуточку… Барон Вилибальд фон Лангерман-Эрленкамп потер ушибленное колено, поморщился и начал аккуратно, чтобы не потревожить отчаянно болевшую ногу, выбираться из бронетранспортера. Ногу он ушиб два часа назад, выпрыгивая из командирского кюбельвагена «Хорьх-830» во время налета русской авиации… Несмотря на прошедшие проливные дожди, «Ганомаг» дополз практически до самой линии окопов, но и оставшиеся несколько десятков метров по раскисшему полю показались генералу бесконечно длинными. Прихрамывая, оскальзываясь на размокшей глинистой почве и непрерывно чертыхаясь, барон добрался до места, которое он хотел увидеть своими глазами. Собственно, он не увидел ничего такого, чего бы он не видел ранее: неглубокие, отрытые наспех окопы, практически полностью разрушенные огнем гаубиц и минометов, изломанные, похожие на тряпичные куклы тела людей в незнакомой форме, покрытой пятнами камуфляжа… Он видел такое не один раз, и в Польше, и во Франции… Обычное дело - чтобы задержать стремительный бросок панцерваффе, противник выдвигает наспех собранный малочисленный заслон. Для того, чтобы сбивать
такие заслоны, и предназначен передовой отряд. Обычно нескольких минут сосредоточенного огня автоматических пушек легких танков и пулеметов вполне хватало, чтобы противник был уничтожен или рассеян, а его оружие приведено к молчанию. Но не в этот раз…
        Барон ехал в колонне первого батальона 35-го танкового полка, когда движение замедлилось, а потом и остановилось. Вскоре приехавший из головы колонны посыльный доложил, что передовой мотоциклетный дозор обнаружил вражеские укрепления около моста через реку Мухавец, и что разведбатальон майора Шрамма готовится с хода атаковать противника. Впереди послышались выстрелы автоматических 20-мм пушек «двоек» и треск пулеметов, затем раздался очень мощный взрыв, еще несколько, послабже, а затем сливающаяся воедино канонада гулких хлопков - как будто одновременно стрелял целый дивизион легких минометов… И все. Передовой отряд майора Шрамма перестал существовать, вместе с самим майором. Генералу доложили, что лихой командир разведчиков на своем танке ворвался на мост, и в этот момент русские привели в действие исключительно мощный фугас, после чего открыли огонь из не то крупнокалиберных пулеметов, не то автоматических пушек. Их огнем, а также выстрелами из неизвестного ручного противотанкового оружия (причем огневые позиции оказались очень хорошо замаскированы) все танки и бронемашины передового отряда были
подожжены, а спешившиеся гренадеры оказались под минометным обстрелом. Генерал понимал, что в тот момент он совершил ошибку: нужно было атаковать русских по всем правилам, подтянув артиллерию, но 103-й артполк застрял где-то в конце колонны, а высокие откосы отличного четырехполосного шоссе (кто бы мог подумать, что в России есть такие дороги!) и тянувшиеся вдоль шоссе мелиоративные канавы не давали быстро выдвинуть его вперед. И он приказал атаковать теми силами, что были в голове колонны: двумя батальонами 35-го танкового полка Хейнриха Эбербаха (кстати, единственного танкового полка, оставшегося в его дивизии после того, как 36-й полк отдали во вновь формирующуюся 14-ю танковую), и остатками разведбатальона при поддержке батальона мотоциклистов. Ну а в хвост колонны был передан приказ любыми силами расчистить дорогу и пропустить вперед саперов - дивизии второй танковой группы и так отставали от намеченного графика, до Кобрина оставался всего какой-то десяток километров, а необходимость постройки переправы увеличивала задержку еще на несколько часов. Впрочем, в тот момент барон считал, что действует
правильно, и был уверен в успехе: почти четыре десятка «троек» и «четверок» с опытными, проверенными в боях экипажами - это серьезная сила. Огневые позиции русских будут расстреляны с дальней дистанции (согласно докладу, все выстрелы по танкам передового отряда были произведены с дистанции 150 - 200 метров), ну а автоматическим противотанковым ружьям, или крупнокалиберным пулеметам, или что там уж у русских есть, «панцеры» не по зубам…
        И снова все пошло наперекосяк. Стальные коробки одна за другой спустились с откоса на грунтовую дорогу, по узкому перешейку перебрались через ирригационный ров, и начали разворачиваться на поле в боевой порядок, как вдруг один из «панцеров» подорвался на мине. Похоже, русские точно угадали рубеж, откуда начнут атаку танки, и успели расположить там минное поле… Пришлось пустить вперед саперов с миноискателями, которые, как ни странно, ничего не обнаружили. Тем не менее на минах подорвались еще две боевых машины! Наконец, все было готово, и выстроившиеся в обычный боевой порядок (впереди - «тяжелые» Pz IV строем клина, внутри клина - Pz II и III, за ними - «Ганомаги» с гренадерами) «коробочки» двинулись вперед. Фон Лангерман-Эрленкамп с удовольствием смотрел на то, как четко действуют его танкисты. Еще несколько минут - и танки выйдут на дистанцию действительного огня… И тут в тянущихся вдоль мелиоративной канавы зарослях ракитника вспух легкий дымок, и в сторону наступающих танков, оставляя дымный след, полетел какой-то темный предмет. Летел он как живой - то поднимаясь выше, то опускаясь почти к
самой земле, и через несколько секунд ткнулся в лобовую броню головной «четверки». Еще секунду ничего не происходило, а затем раздался взрыв сдетонировавшего боекомплекта. В цейсовскую оптику барон с ужасом наблюдал за тем, как бронированный ящик башни взлетел в воздух, сделал два оборота и воткнулся пушкой в грунт, как страшное предупреждение об опасности. Через пару минут на поле уже полыхало как минимум 5 или 6 чадных бензиновых костров. Продвижение сразу резко замедлилось. Механики-водители маневрировали, пытаясь скрыться за горящими машинами своих менее удачливых камрадов, а наводчики в моменты коротких остановок старались нащупать огневые позиции врага снарядами 7.5 и 5 - сантиметровых пушек. Но, видимо, страшное оружие русских было достаточно легким для того, чтобы расчеты могли быстро менять позиции после выстрела. Стреляли они не слишком часто, но каждый раз - чуть из другого места, при этом с убийственной точностью, и каждую минуту на поле появлялись один-два новых скорбных костра.
        Барон отдал приказ остановить атаку и вернуться на исходные позиции, а сам сел в машину и направился в хвост колонны - организовать переброску артиллерии через походные порядки дивизии, превратившиеся в одну огромную пробку длиной в несколько километров. И именно в этот момент он услышал крики «Алярм!» Со стороны Жабинки, вдоль Мухавца накатывался странный пульсирующий гул, а еще через секунду из-за тянущегося вдоль берега лесочка вынырнули узкие хищные силуэты незнакомых летательных аппаратов, покрытых темно-зелеными пятнами камуфляжа и похожих на доисторических летающих ящеров. Ведущий «ящер» сделал горку, под его короткими крылышками вспухло дымное облако, и к забитому войсками шоссе потянули трассы реактивных снарядов. Автобан мгновенно превратился в огненный ад. Фон Лангерман рыбкой, как в дни своей лейтенантской молодости под Седаном, выпрыгнул из машины и бросился вниз, в придорожный кювет, почувствовав удар и резкую боль в колене. Злобно залаяли установленные на полугусеничниках двухсантиметровые зенитки, но пилоты «ящеров» с красными звездами тоже были не лыком шиты: они разделились на
несколько групп, каждая из которых занялась собственным делом. Одни целенаправленно принялись засыпать градом реактивных снарядов зенитчиков, другие, заходя с разных направлений, атаковали хвост и середину колонны, третьи начали прицельно выбивать танки, пользуясь оружием того же типа, что и наземный заслон. Наконец все «ящеры» (барон начал их считать, насчитал два десятка и сбился) по очереди прошлись над дорогой, поливая ее снарядами из автоматических пушек. Фон Лангерман, вжимаясь в размокшую землю, отчетливо слышал свист лопастей огромных пропеллеров, которые и держали аппараты в воздухе, перекрывающий и гул моторов, и рокот пушек. Наконец геликоптеры или автожиры улетели, причем зенитчики могли похвастаться лишь одним, и то, похоже, не полным, успехом - один из аппаратов ушел в сторону Кобрина со снижением, оставляя шлейф дыма.
        На то, чтобы расчистить шоссе от подбитых машин и сосредоточить силы для новой атаки потребовалось часа полтора. Все это время барон пробовал связаться со штабом второй авиагруппы Лерцера или с эскадрой генерала Фибига, и потребовать, наконец, действенной поддержки, воздушного прикрытия или хотя бы эффективной авиаразведки. В том, что все результаты предвоенных трудов авиагрупп дальней разведки можно смело спускать в нужник, он уже убедился. Связь была отвратительной, и сквозь хрип и завывания радиопомех удалось лишь понять, что 2 воздушный флот понес огромные потери сначала в воздухе, а затем и на земле, так что расчитывать на серьезную поддержку не приходится. Тем не менее, вскоре над ними протарахтел Hs.126 - можно было надеяться, что артиллерийский огонь будет более точным. Но жила эта надежда совсем недолго: откуда-то из-за леса навстречу разведчику протянулась дымная черта, и через секунду он превратился в бесформенный комок падающих вниз пылающих обломков. Тем не менее, позиции противника нужно было атаковать: генерал все еще надеялся до конца дня навести переправу и взять-таки этот чертов
Кобрин, в котором, наверное, есть что-то очень ценное, раз его так обороняют…
        На этот раз дивизия била в полную силу: под прикрытием огня предусмотрительно держащихся в отдалении «штурмгешютце», буквально мешающих с землей позиции противника, пехотинцы 4-й моторизованной бригады, разъяренные потерями, которые они понесли во время воздушного налета, яростно бросились к русским окопам - и откатились, наткнувшись на автоматический огонь. А ведь казалось, что там просто не могло остаться ни одного живого человека - но русские продолжали стрелять. Один за одним замолкали пулеметы, замолчал, видимо разбитый, их невиданно скорострельный миномет… Последние серьезные потери пехота понесла буквально перед окончанием боя, когда как минимум две роты скопились в заросшей густой травой ложбинке, и свистки командиров подняли их для последнего броска, который точно должен был стать для русских смертельным. Но стоило гренадерам подняться, как в траве раздались взрывы, и по цепям пехоты будто пронеслась коса смерти. Выглядело это так, как если бы русские сумели спрятать в траве множество заряженных картечью орудий, а потом произвести из них дружный залп.
        Так или иначе, все было кончено. Барон прошелся вдоль линии разбитых траншей, осмотрел изломанные остатки каких-то небольших металлических ящиков на низких треногах (по-видимому, это и было то самое чудовищное оружие, нанесшее такой урон его танкам), два разбитых крупнокалиберных пулемета - один огромный, калибром сантиметра полтора, на станке с двумя колесами и раздвигающимися, как у пушки, станинами, а другой - на сошках, похожий на обычный ручной пулемет, уже знакомые ему автоматические карабины с изогнутыми магазинами, несколько небольших коробочек, судя по ручкам управления - раций… Рации? Такие маленькие? У них что, рация положена каждому солдату?
        - Сколько их тут всего было?
        - Судя по расположению огневых позиций - не более тридцати - сорока. Мы нашли тела 23 человек. А командовал ими, видимо, вот этот офицер. Не знаю его звания, на погонах - три маленькие звездочки.
        На погонах… На каких, к черту, погонах?!! У русских не должно быть никаких погон!
        - Пленные есть?
        - Двое. Оба - тяжело ранены, без сознания. Прикажете пристрелить?
        - Да, пожалуй… Или нет. Они храбро сражались. Отправьте в госпиталь с нашими ранеными.
        Барон оглянулся назад - до горизонта небо было затянуто дымом от горящих машин. На поле санитарные и похоронные команды продолжали свою скорбную работу.
        - Наши потери?
        - Подсчет пока не окончен, но за время боя и атаки авиации мы потеряли убитыми не менее 450 человек, ранеными - вдвое больше. Очень большие потери в технике. Тяжелые Pz IV уничтожены практически все, Pz III осталось не более десятка. Сожжено очень много автомобилей. Рапорт с точными цифрами потерь будет готов через час.
        Генерал вздрогнул. Он готов был выдать тираду, более подходящую гамбургскому докеру, чем отпрыску древнего аристократического рода. Дивизия никогда еще не несла таких потерь, ни в Польше, когда в сентябре 1939-го во время сражения за Мокру она потеряла почти сотню машин - но в ней было почти 350 танков, и противостояли ей несколько полнокровных полков. О Франции и вовсе нечего говорить. Собственно говоря, уже сейчас, по уму, дивизию нужно выводить в тыл для пополнения и переформирования. Но сначала он займет этот проклятый Кобрин… Впрочем, не важно, кто войдет туда первым, он или Модель, дела у которого, похоже, идут ничуть не лучше - вдоль идущего параллельно в двух-трех километрах шоссе, по которому должна была наступать третья танковая, вздымались точно такие же столбы черного дыма.
        - Когда будет готова переправа?
        - Саперы обещают закончить минут через двадцать, герр генерал-майор. Мы пока соредота…
        Голос начальника штаба перебил крик «Алярм! Алярм!» С запада, со стороны солнца, на них наваливался шипящий грохот, и через мгновение в нескольких сотнях метров, там, где работали саперы, в воздух поднялись столбы воды, перемешанной с землей, обломками бревен и кусками того, что только что было живыми людьми. Опять! На секунду барон застыл в каком-то ступоре, и только усилия начштаба и адъютанта заставили его сделать несколько шагов и рухнуть на дно разбитого окопа, рядом с телом убитого русского офицера. Генералу показалось, что лицо убитого выражает какое-то жестокое умиротворение. Затем его взгляд упал на оказавшуюся буквально рядом с его лицом пустую трубу зеленого цвета - по всей видимости, или часть того самого дьявольского противотанкового оружия, или предназначенную для его снаряда гильзу. Некоторое время барон бездумно смотрел на нанесенную на трубу маркировку, состоящую из непонятных цифр и букв: 9К115-2, но потом глаз зацепился за цифры 2007. 2-0-0-7… 2007… 2007 год! В голове барона Вилибальда фон Лангерман-Эрленкампа что-то как будто щелкнуло, и все странности двух последних дней, как
мозаика, собрались в четкую картинку.
        Уэллс. Машина времени. Бог и русские решили посмеяться над немцами, и подставили под их удар пришельцев из будущего - из 2007, ну, или чуть более позднего года. Могло ведь оружие пролежать несколько лет на складе? Это невероятно, это невозможно, но это объясняет все. Здания, дороги и половинки мостов через Буг, за одну ночь появившиеся там, где еще вчера их не было, причем в том, что их не было, барон был уверен на тысячу процентов - он сам, лично потратил несколько дней на рекогносцировку местности, по которой предстояло наступать его дивизии. Огромное количество автомашин незнакомых очертаний. Великолепное, практически авиационное, горючее на бензоколонке, которую так и не удалось заставить работать из-за совершенно непонятных приборов управления, так что топливо пришлось качать из подземных баков ручным насосом. Изобилие товаров в витринах магазинов. И снова непонятные приборы в здании с надписью «Customs», стоящем в начале ведущего на Кобрин и Барановичи шоссе, в котором состоялось ночное заседание штаба второй танковой группы. Рассказ командира 45-й пехотной генерал-лейтенанта Франца Шлиппера
о том, что штурм крепости, к которому так долго готовились, обернулся фарсом: грозные укрепления, по которым было выпущено столько снарядов, оказались уже разрушенными, причем так давно, что успели зарасти травой и кустарником, а вот войск противника в крепости попросту не было. Зато были странные памятники, производившие на солдат явно угнетающее впечатление, а несколько захваченных в крепости орудий оказались стоявшими без затворов музейными экспонатами. Погоны. Незнакомая камуфляжная форма. И это оружие невероятной силы и точности, эти чудовищно быстрые самолеты без винтов, которые вчера дважды разрушали уже наведенные переправы… Они из будущего, и они совсем не собирались воевать. Поэтому так мало войск на границе, поэтому первые удары пришлись в пустоту. Будущее. Нельзя воевать против будущего.
        - Я ведь чувствовал, я хотел предложить остановиться и провести тщательную рекогносцировку - билось в голове генерала. Но, похоже, из Берлина давили, да и «быстроногий Гейнц» явно рвался вперед и не хотел ничего слышать. И я промолчал. А теперь мы все обречены, и Германия обречена. Потому что мы обидно и подло ударили сзади ничего не подозревающего человека, думая, что бьем очень сильно. А мы его просто оскорбили. И теперь этот человек вытащит огромную дубину, которая лежит у него в темном чулане, и прихлопнет нас, как мерзкую кусачую собачонку. Потому что для людей из будущего мы… Мы даже не собачонки. Мы просто выползшие из гробов опасные мертвецы, и они постараются побыстрей загнать нас обратно в могилы. Значит, мы все - уже покойники, просто пока что еще не все об этом знают. А ведь в Цоссене наверняка уже знают. Всё знают! Знают, и молчат. И поведут немцев в могилу, стройными колоннами, во главе с этим выскочкой-акварелистом. И мы пойдем, потому что мы - солдаты вермахта, и потому что немцы - дисциплинированная нация.
        Над головой прогрохотал очередной русский штурмовик, ухнули близкие разрывы, и генерал-майор барон Вилибальд фон Лангерман-Эрленкамп, командир IV танковой дивизии 24-го моторизованного корпуса II танковой группы, плотней вжал породистое аристократическое лицо в липкую белорусскую грязь.
        Боргсдорф. Эмигрант Пётр Михайлов.
        - Герр Михайлов, герр Михайлов! - к стуку и громкому голосу хозяйки пансиона добавились удары в дверь чем-то очень крепким и тяжёлым.
        Это же мне уже снилось, или нет, подумал я. Боже, как болит голова, больше сотни маленьких кобольдов своими серебряными молоточками усердно стучали в моей голове.
        Нет, похоже, это не сон. Бутылка шнапса сделала своё чёрное дело, и я с трудом пытался понять, что сегодня это уже сегодня или ещё вчера.
        Стук в дверь становился всё сильнее, и мне ничего не оставалось делать, как открыть дверь.
        - Доброе утро. Герр Михайлов, за вами пришли, - в голосе фрау Марты сочилась желчь.
        За её спиной в коридоре, опираясь на лестничные перила, стояли два эсэсовца. Я даже не испугался, просто все эмоции, кобольды и головная боль исчезли, оставив холодную пустоту. Я как - бы наблюдал эту сцену со стороны, испытывая лёгкое восхищение оперативностью работы тайной полиции Рейха.
        Эсэсовцы улыбались, их широкие, белозубые улыбки просто светились в утреннем сумраке коридора.
        - Вот он, - торжественно провозгласила хозяйки пансиона. - Я всегда считала, что герр Михайлов опасен для общества.
        - Фрау, я благодарен вам за содействие, но ваш комментарий сохраните при себе и возвращайтесь на своё место, - продолжая улыбаться, жёстко произнёс высокий эсэсовец.
        - Оскар, пива нет, шнапса тоже, - я покосился на закатившуюся под стол пустую бутылку.
        Высокий эсэсовец, а это был Оскар Штайн, мой товарищ по студенческим попойкам, которого я три года учил русскому языку, повернулся к своему напарнику:
        - Что я говорил, он совсем не изменился.
        Мы обменялись рукопожатиями и они зашли в мою комнату.
        - А старушка не простая, уже два доноса на тебя написала, - всё ещё улыбаясь сказал Оскар.
        На фрау Марту было больно смотреть, в её глазах застыл ужас.
        Закрыв дверь, я повернулся к своим гостям и спросил:
        - Чем я обязан такому раннему визиту.
        - Пётр, сперва я представлю своего коллегу - мой университетский друг, указал на второго эсэсовца гауптштурмфюрер Пауль Вольф.
        - А визит не такой уж и ранний, уже восемь часов, - продолжил он подошел к радиоприёмнику и включил его.
        В коридоре скрипнула половица.
        - Пауль, проследи пожалуйста, чтобы фрау Марта занималась только своими делами - тихо произнёс Штайн, разглядывая висящий на стене над приёмником плакатик с предупреждением о запрете прослушивания вражеских радиостанций.
        На удивление, вчера уходя из комнаты, я вернул ручку настройки на частоту Берлина и сегодня радиоприёмник верноподданно засветился, но в эфире не было ничего, кроме треска помех.
        Подняв с пола бутылку, Оскар понюхал её и брезгливо сморщился, укоризненный взгляд был красноречивее любых слов: - наш законопослушный обыватель пьёт дешевый шнапс, хотя на вечеринке в его распоряжении были лучшие вина Европы.
        - Что, о вчерашнем говорит уже пол-Берлина, - спросил я.
        Нет, но до некоторых слишком влиятельных ушей, слухи уже дошли - он усмехнулся - кое-кто получил вчера слишком большую оплеуху и очень жаждет крови. Трогать аристократов и военных они боятся, поэтому мальчиком для битья выбраны мидовцы и персонально твоя скромная персона.
        Оскар внимательно смотрел на меня: - мы предлагаем тебе работу.
        Увидев моё выражение лица, он отрицательно закачал головой: - нет, нет, я не предлагаю тебе стать информатором, для этого я слишком хорошо тебя знаю. Нам нужен хороший переводчик в службу радиоперехвата.
        - А если я откажусь?
        - Вывезти из Берлина я тебя смогу, но долго прикрывать не получится, ты слишком засветился вчера, - Оскар вытащил из кармана изящную стальную фляжку, открыл её и сделал большой глоток. - Пётр, это не шантаж, я и так сильно рискую, приехав к тебе.
        Я немного помолчал и спросил: - МЫ, это КТО?
        - Служба безопасности, группенфюрер Райнхард Гейдрих, а ещё точнее VI управление - произнёс, только что вошедший в комнату, Вольф.
        Гестапо, одно это слово взывало ужас у большинства жителей Рейха, и я не был исключением. Труднее всего выбор делать, когда у тебя выбора нет.
        Я прекрасно знал, что бежать мне некуда, скрываться я не умел и поэтому, недолго подумав, сказал: - спасибо Оскар, я согласен.
        - Во первых, тебе надо умыться и привести себя в порядок, видел бы ты себя, когда открыл дверь - эсэсовцы снова заулыбались.
        С УФА проблем не будет, с сегодняшнего утра у тебя оплачиваемый отпуск на студии - в речи Вольфа проскакивал среднегерманский говор - по ряду причин, сейчас мы поедем в Боргсдорф.
        Я удивлённо посмотрел на него:
        - А в Берлине?
        - В Берлине у нас возникли проблемы, - ответил Оскар.
        Через пятнадцать минут, я в сопровождении эсэсовцев вышел из дома, и мы сели в служебный ауди. Фрау Марта даже не прикоснулась к своей заветной тетрадке.
        В автомобиле Штайн вёл себя гораздо свободнее, чем у меня дома.
        - Русские вчера нас разбомбили к чёртовой матери, но парням Мюллера досталось ещё сильнее и они ухватились за эту чёртову вечеринку, - Оскар говорил, сидя со мной на заднем сиденье автомобиля. - Наши спаслись в подвале.
        - Но ведь в гестапо тоже есть подвалы? Это всем известно, - удивился я.
        - Русские о них тоже знали, поэтому сбросили туда две хитрые штуковины, от которых остались воронки метров тридцать глубиной, - поддержал разговор Пауль: - Сейчас там всё оцеплено, но нас полиция пропустит.
        Я с удивлением рассматривал знакомые мне городские улицы. Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем больше видел выбитых в окнах стёкол и разбитых витрин. На тротуарах лежали неубранные кучи битого стекла.
        - Новая хрустальная ночь, - пробормотал Оскар.
        Посмотрев документы, наш автомобиль пропустили за оцепление, и мы поехали дальше по залитой водой улице, мимо ещё дымящихся развалин Рейхсканцелярии.
        Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча.
        Боргсдорф встретил нас шумом и суетой. Из трёхэтажного здания гимназии дюжие эсэсовцы выносили парты. Во дворе связисты раскатывали огромную бухту радиокабеля, а в расположенной неподалёку сосновой роще, устанавливали мачты антенн.
        К остановившейся машине подбежал солдат и обратился к Вольфу:
        - Господин штурмбанфюрер, здесь запрещено останавливаться, оставьте автомобиль на стоянке.
        Он рукой показал на ряд машин, спрятанных под маскировочной сетью. Мы с Оскаром вылезли и, не дожидаясь Пауля, зашли в здание. В холле распоряжался молодой офицер с немного оттопыренными ушами, несмотря на чёрный мундир в нем чувствовалось что-то мальчишеское:
        - Быстрее подключайте оставшиеся приёмники, электричество уже подали.
        - Добрый день Оскар, это и есть ваш чудопереводчик, - обратил он на нас внимание.
        - Приятно познакомиться, Вальтер Шелленберг, - он протянул мне свою руку. - Я руководитель всего этого сумасшедшего цирка.
        - Очень приятно, Пётр Михайлов, - ответил я, пожимая его руку.
        - Штайн, вы появились очень вовремя, - обращаясь к подчинённому, Шелленберг продолжал внимательно смотреть на меня:
        - Организуйте, чтобы на детской площадке рядом со зданием играли дети. Обращайтесь к кому хотите, к школьному инспектору, бургомистру, в гитлерюгенд, хоть гауляйтеру, но с утра до вечера на площадке должно быть много детей.
        - Герр Михайлов, давайте пообедаем, ведь вы, наверное, даже не завтракали? - казалось, что Шелленбергу доставляет удовольствие играть роль гостеприимного хозяина.
        В классной комнате, отведённой под столовую, обедали уже несколько офицеров.
        Сев за отдельный столик, и дождавшись, когда настоящий официант расставит все блюда, хозяин продолжил: - Оскар и раньше мне говорил, что вы хорошо переводите на слух, но получив отчёт о вчерашнем вечере, я понял - вы тот, кто нам нужен.
        - Понять качество устного перевода можно только присутствуя там, - сказал я - или если у вас там…
        - Быть слишком умным очень опасно. Как говорят у вас, русских «Будешь много знать, приблизится смерть», - с улыбкой прервал меня хозяин, улыбка исчезла, когда он продолжил. - Но если работаете на меня, то нужно быть очень умным.
        - Кушайте, кушайте, герр инженер, а я введу вас в курс текущих событий, - На его лице снова появилась озорная улыбка.
        - За полтора дня наши войска продвинулись на двести - триста километров, но завтра они встанут без горючего и, скорее всего, будут окружены. У противника на границе совсем не было войск, а все данные разведки были ложными. У нас огромное численное превосходство по всем направлениям - Шелленберг вздохнул - а теперь о грустном.
        Он наклонился ко мне и, понизив голос, продолжил: - Похоже, мы проигрываем эту войну, официально это не объявили, но вся группа «Север» исчезла. В Кёнигсберге русские, много русских. Третья танковая группа завязла в литовских болотах, а в Восточной Пруссии огромная дыра, которую затыкают сейчас всем чем можно. Да и противник совсем не тот, на которого мы рассчитывали. Их техника на два порядка превосходит нашу. Я начинаю верить в бога из машины.
        После обеда Шелленберг передал меня на руки, вернувшегося из городской управы Оскара. Он завёл меня в организационный отдел, где я прослушал лекцию о структуре управления, одновременно подписывая стопку уведомлений о допуске к секретной информации и обязательств об ознакомлении. Взглянув на последнюю бумагу, я остановился. «Расписка об отсутствии еврейских предков и родственников».
        - Это-то зачем? - спросил я.
        - Бюрократия, - развёл руками Оскар. - Подписывай, всё равно никто проверять не будет.
        Я расписался, и он, забрав толстую пачку моих бумаг, скрылся в кабинете начальника отдела.
        Немцы есть немцы, даже конец света они постараются оформить и провести по правилам документооборота.
        Через пять минут из кабинета вышел сияющий Оскар:
        - Ну вот, теперь ты не работник какой то кинофабрики, а сотрудник серьёзного государственного учреждения.
        - А как мне сейчас обращаться к вам, господин начальник отдела? - спросил я.
        - Можно господин начальник, можно штурмбаннфюрер, а лучше всего просто Оскар, - улыбаясь, ответил он. - А сейчас идем в комнату операторов.
        Огромные всеволновые радиоприёмники находились в отдельном флигеле, занимая большую его часть. Только за пятью из восьми приёмников, сидели операторы в наушниках.
        - Ты знаешь, что нам пришлось срочно менять расположение, поэтому здесь такой бедлам, да и людей, хорошо владеющих русским, очень мало, - сказал Оскар. - Помоги нам.
        По выражению его лица, я понял, что он что-то мне не договаривает.
        - Каждый оператор работает в строго отведённом для него диапазоне - продолжил Штайн. - Когда начинается приём, включается магнитофон и над местом оператора загорается красная лампа, когда идёт поиск, горит зелёная лампа. К сожалению, со вчерашнего утра мы не можем поймать ни одной армейской радиостанции, только шум. Гражданские радиостанции тоже изменили сетку вещания и диапазон частот.
        - Оператору нужно указывать частоту передачи и если возможно название радиостанции, - я прервал его монолог. - Радиостанции могут работать на нескольких частотах одновременно и тогда будет записано одно и тоже сообщение.
        - Да ты прав, - Оскар подозвал дежурного офицера и передал ему мои слова.
        Я продолжил:
        - В одном диапазоне может быть несколько радиостанций и один оператор должен просматривать весь эфир.
        - Я думал уже об этом, но у меня не было подходящего человека, - ответил он. - Поэтому, я поручаю эту работу тебе.
        Тут один оператор поднял руку:
        - Господин штурмбанфюрер, послушайте это.
        Он включил общую трансляцию, и из динамиков послышался речитатив на немецком языке, сопровождаемый ударами барабана:
        «Хочу, чтобы вы мне довеpяли
        Хочу, чтобы вы мне веpили
        Хочу ловить ваши взгляды
        Хочу управлять каждым удаpом сеpдца»
        Голос, наполненный дикой, первобытной силой завораживал
        Странный рисунок мелодии, гипнотизировал слушателей.
        «Мы хотим, чтобы вы нам довеpяли
        Мы хотим, чтобы вы нам всем веpили
        Мы хотим видеть ваши pуки»
        Первым очнулся Оскар:
        - Выключите это!
        Никто не отреагировал на его приказ.
        Он сам подбежал к рубильнику и отключил радиоприёмник. Присутствующие удивлённо оглядывали друг друга, пытаясь понять, что с ними произошло.
        Я заметил, что один оператор неподвижно сидит, хотя над его приёмником горела зелёная лампа. Подойдя к нему и сдернув с головы оператора наушники, я услышал в них незнакомый низкий голос:
        «Раз
        И появляется солнце
        Два
        И появляется солнце
        Три
        Оно - самая яркая звезда из всех
        Четыре
        И появляется солнце
        Пять
        И появляется солнце
        Шесть
        И появляется солнце
        Семь
        Оно - самая яркая звезда из всех
        Восемь, девять
        И появляется солнце»
        Оскар громко объявил:
        - Внимание! Я запрещаю это слушать. Все кто услышит этого гипнотизёра, должны немедленно доложить дежурному оператору и перейти на другую волну.
        - Чёрт побери, они используют против нас даже гипноз - пожаловался Оскар.
        - Нет, это их культура. По-моему, то сообщение про «шестьдесят пять лет назад» это не обман, я слышал их передачи и их сообщения, это невозможно подделать. Поверь мне, они из будущего.
        - А когда нам ждать марсиан на треножниках? - нервно засмеялся он. - Ты слишком много читал на ночь Герберта Уэллса.
        Но я не смеялся:
        - Хорошо, сейчас я начну работу, а вечером представлю анализ полученных результатов.
        Оскар кивнул, соглашаясь со мной.
        Недавно включённый приёмник уже прогрелся и шкалы настройки, светили мне приятным зелёным светом. Техник показал тумблер включения магнитофона и показал, как переключаются диапазоны. Я поблагодарил его, надел наушники и занялся любимым с детства занятием - стал слушать радио.
        Сквозь треск и шипение помех я пробегал диапазон за диапазоном, в поисках русской речи. Стоп, а почему только русской? Только что я проскочил волну, на которой звучала английская речь, какая-то совсем не английская и не американская. Женщина на невозможном английском, но явно родном языке, глотая звуки и безбожно коверкая слова, беседовала с человеком, отвечавшем на довольно неплохом классическом английском.
        - Налоговая система позволяет обеспечивать социальные льготы, недостижимые ни для одной страны текущего десятилетия, - доносился из телефонов хрипловатый мужской голос.
        - Профессор, скажите, как недавнее событие может повлиять на экономическое развитие России? - спросила женщина.
        - Я думаю, будет небольшой спад в доходах основной массы населения, а после капитуляции Германии, начнётся рост, ограниченный наличием производственных мощностей. Финансовый кризис двадцать первого века заставил законсервировать часть промышленности, но даже сейчас заводы господина Мордашёва, выпускают стали больше чем Германия, а «Русал» производит алюминия больше, чем весь мир.
        Вот оно, доказательство того, что отрицал Штайн и чего опасался я сам.
        Профессор продолжал:
        - Режим в Германии довольно непрочен, ещё в тридцать восьмом году Карл Гёрдлер и Эвальд фон Клейст предлагали англичанам свергнуть Гитлера.
        Канарис знал об этом, но молчал. Сейчас в группу противников Гитлера входят Эрвин Роммель, Эрих Левински, Артур Нёбе, Вальтер фон Браухич, Франц Гальдер и Альфред Йодль. Гиммлер тоже знал о готовящемся покушении на Гитлера. Когда взрыв бомбы в сорок четвертом году….
        Резкий вой заглушил слова.
        Только сейчас я понял, что не включил магнитофонную запись. Опасная информация, но учитывая, как с ней обращаются в Москве, это для них архивная пыль. Я снова попытался поймать эту радиопередачу, но ловил только музыку.
        Бундесы, так я стал для себя называть русских из будущего, за постоянное употребление фразы Российская Федерация. Их радиостанции передавали много коммерческой рекламы и музыки. Песни на русском, английском и даже немецком языке чередовались без всякой видимой системы. Одна радиостанция передавала большевистские песни вперемешку с белогвардейскими, последних было даже больше. Похоже, гражданская война стала для них такой же историей, как для САСШ война Севера с Югом.
        Так, а это что?
        - Совместное заявление Министерства обороны и МИД Российской Федерации. Руководство Германской Империи, Генеральный Штаб предупреждаются, что невыполнение правил Женевской конвенции по военнопленным будет караться бессрочным юридическим преследованием виновных, так же будет караться исполнение закона о комиссарах, приказа ОКХ от 24 мая и Директивы о поведении войск в России.
        Генерал-квартирмейстер Эдуард Вагнер, министраль-директор Рудольф Леман, генерал- майор Вальтер Варлимонт, доктор Латман и группенфюрер СС Генрих Мюллер, будут считаться персонально ответственными за жизнь и здоровье военнопленных.
        Частота поплыла, но после нескольких поворотов ручки тонкой настройки, я снова поймал нужную частоту.
        - Господин Исаев, что вы скажете о сегодняшнем состоянии дел в СС.
        Я включил запись.
        - Сила Генриха Гиммлера всегда была ограничена, он знал, что национал-социалистское руководство не допустит слияния партийной организации с государственным институтом и создания новой государственной сверхструктуры. Партийное руководство не желало, чтобы какой-то государственный орган, пусть даже возглавляемый верными национал-социалистами, получил возможность вмешиваться в партийные дела.
        Создание главного управления имперской безопасности РСХА стало своеобразным компромиссом. Оно возникло 27 сентября 1939 года, но не имело права называться так официально ни в прессе, ни в переписке с другими организациями и учреждениями. Это была внутриорганизационная структура, шеф которой именовался «начальником полиции безопасности и СД». Не произошло и слияния СД с полицией безопасности: партия не допустила ее огосударствления.
        Только отделы управлений СД и полиции безопасности вошли в состав главного управления имперской безопасности, продолжая действовать самостоятельно.
        Было создано шесть новых управлений.
        СД же осталась, таким образом, зависимой от воли партийного руководства. Огосударствления нового аппарата не произошло, за исключением первого и четвертого управлений. Деятельность третьего не вышла за рамки дозволенного, хотя оно и занялось исследованием жизненного пространства. Ему не было дозволено превратиться в некую разведывательную организацию, действующую внутри страны. Олендорф по этому поводу сказал так: «Поскольку рейхсфюрер СС не намеревался создать действенную разведывательную службу, которая имела бы задачу обслуживания внутригосударственной сферы и в деятельности которой столкнулся со многими трудностями, он удовольствовался лишь оформлением внешнего фасада».
        А это уже про нас.
        «Служба безопасности могла бы превратиться в совсем малозначащую организацию, если бы не Олендорф и его сотрудники, которые пытались расширить сферу своей деятельности, зачастую вопреки соображениям Гиммлера. Это вызвало новые конфликты с партийным руководством, вследствие чего Гиммлер в 1944 году капитулировал перед ним полностью. У СД остались лишь две основные задачи: ведение разведки за рубежом и объединение лиц, которые во время Второй мировой войны возглавляли оперативные группы и спецкоманды, проводившие политический террор и осуществлявшие массовые убийства по расовым признакам в новой Европе Адольфа Гитлера.
        Начало этому было положено ещё перед нападением на Польшу.
        17 августа 1939 года Франц Гальдер в дневнике записал: „Канарис… Гиммлер. Гейдрих… Оберзальцберг… 150 комплектов польской военной формы и снаряжения… Верхняя Силезия“.
        В переводе на нормальный язык это означает: от адмирала Канариса Гальдер узнал о совещании, состоявшемся в гитлеровской резиденции Оберзальцберг, на котором между диктатором и его эсэсовскими приспешниками Гиммлером и Гейдрихом состоялся обмен мнениями о некоем мероприятии, затеянном в Верхней Силезии, и что для этого потребуется 150 комплектов польского обмундирования.
        Так начался пролог драмы, стоившей миру 55 миллионов человеческих жизней.
        Очень многое мы можем почерпнуть из мемуаров Шелленберга. Ему было 34 года, когда он, сделав головокружительную карьеру, находился в числе руководителей государства, обладающего чудовищной мощью. Очень молодому человеку удалось завладеть правом распоряжаться организацией, крайне важной для государства: разведкой. Всего через несколько месяцев после этого английские офицеры, неустанно допрашивавшие его, выложили ему, что он - всего-навсего незаслуженно переоцененный фаворит режима, не отвечающий ни задачам, стоявшим перед ним, ни исторической обстановке. Полное пренебрежение американцев и англичан было для Шелленберга, пожалуй, самым тяжким ударом. В свое время он играл крупную роль, а теперь, всего через несколько лет, он очутился в положении вышедшего из моды актера, которому никто не хотел верить, что он когда-то был одним из главных персонажей эпохальной трагедии. Однако Шелленберг не бросил игру, он написал мемуары, где раскрыл все секреты тайной разведки Рейха.
        - Большое спасибо, завтра мы продолжим беседу с историком Алексеем Исаевым.
        Я выключил запись и вытащил катушку с магнитной проволокой из магнитофона.
        Ко мне подошёл дежурный оператор.
        - Проводите меня быстрее к штурмбанфюреру Штайну, - обратился я к нему.
        Через три минуты я сидел в кабинете у Оскара.
        - Вот доказательство моих слов, - я выложил перед ним катушку с записью. - И вызови Шелленберга, перед тем как прослушать это.
        - Оскар, это бомба, а они выкладывают, как малозначащий эпизод, - продолжил я.
        Штайн поднял телефонную трубку и произнёс:
        - Сеть притащила улов.
        Я внимательно посмотрел на Оскара и спросил:
        - Во что ты меня втянул? Наверное, в подвалах гестапо мне было бы гораздо спокойнее, чем здесь.
        - У гестапо сейчас нет подвалов, а всех задержанных они сразу расстреливают, даже не оформляя арест, - спокойно ответил Оскар, перебирая на столе бумаги.
        В кабинет вошёл Шелленберг и аккуратно закрыл за собой дверь.
        - Сидите, Штайн, сейчас можно обойтись без этих условностей. Герр Михайлов, я хочу извиниться перед вами за то, что использовал вас втёмную, но на это были свои причины. Подозревать, что операция вышла из-под контроля, мы начали ещё вчера днём, но когда вечером застрелились два наших эксперта, ситуация потребовала моего личного вмешательства. Вы нам понадобились в роли независимого эксперта. Оскар уже передал мне ваш предварительный вывод, а сейчас я хочу получить от вас железные доказательства.
        - Вот ваши железные доказательства, - Указал я на стол. - Там полная структура РСХА.
        Шелленберг невозмутимо взял катушку, вставил в магнитофон и включил его.
        Стоящий рядом Оскар начал переводить. С каждой минутой лицо оберштурмбанфюрера мрачнело всё сильнее.
        - Достаточно - произнёс он и выключил магнитофон. - Ну вот, господин инженер, вы стали причастны к смертельно опасным секретам, о которых знают не более десятка высших чинов Рейха и двести миллионов русских.
        - Вот, взгляните, - я протянул ему листок бумаги.
        - Что это за список, - спросил Шелленберг.
        - Это лица, ведущие сепаратные переговоры с англичанами, а в 44 году они организуют покушение на Фюрера.
        - Рейхсфюрер?
        Я кивнул: - он знал.
        - Записи я не делал и передача была на английском. По-моему, они не придают никакого значения этой информации, - продолжил я.
        - Или сознательно дезинформируют нас, - продолжил разговор Оскар.
        - Штайн, передайте все наши материалы господину Михайлову, - приказал Шелленберг.
        - А вам поручается проанализировать всю информацию и представить мне отчёт к восьми вечера, - он повернулся к двери, но перед тем как открыть дверь остановился. - Дневник Гальдера слишком ненадёжен, вы можете опустить этот эпизод.
        Калининградская область. Алексей Кулагин, заместитель командира роты, доктор экономических наук.
        Непривычно ранний подъем в шесть утра напомнил мне, что я теперь - в армии. Давненько я не слыхивал команду „П-а-а-адъем!“, которую и сам тут же автоматически продублировал - откуда что взялось! - для своего отделения. Встали, оделись, койки застелили, оправились, умылись, построились… Без необходимости сделать кое-кому мягкий втык за небрежно заправленную постель и не расправленное как следует обмундирование дело не обошлось. Борзеть я не стал - сам не люблю, когда борзеют, но порядок все же надо держать, потому что поблажки „своим“ могут далеко завести, и тогда мы - уже не воинское подразделение, а хрен знает что. Все шло своим заведенным порядком. Завтрак, после завтрака - построение… Вот тут все и началось.
        Из воспоминаний рядового батальона морской охраны:
        „…Поздно вечером 22.06.1941 года две роты нашего батальона морской охраны перебросили по железной дороге из-под Данцига (Гданьск) в Эльбинг (Эльблонг). Еще до рассвета началась погрузка на суда, стоявшие в гавани. Офицер, стоявший у трапа, все время бормотал под нос ругательства. Проходя мимо, я уловил несколько слов, по которым можно было догадаться, чем недоволен офицер Кригсмарине - его калошу бросают в дело, не завершив ремонт. Уже на судне нам объявили боевой приказ: оказывается, северная часть Восточной Пруссии занята русскими (и когда они только успели? - изумился я тогда), и нам предстоит высадиться на побережье южнее Кёнигсберга, чтобы ударом с тыла поддержать наши части, пробивающиеся к городу от Хайлигенбайля (Мамоново). Наша сборная флотилия, в которую мобилизовали все, что могло двигаться, из числа судов, проходивших ремонт на верфях „Шихау“, прошла вдоль берега безо всякого противодействия со стороны противника. Когда мы начали высадку, уже светало, и совсем недалеко можно было различить контуры городских строений. Кёнигсберг был совсем рядом, но силами восьми рот (собранных не пойми
откуда), которые высаживались сейчас на берег, штурмовать город было бессмысленно. Надо было перерезать шоссе и железную дорогу и поддержать удар вермахта от Хайлигенбайля. Повинуясь командам, мы быстро занимали позиции. Внезапно со стороны моря донесся грохот, и горизонт озарила бледная вспышка…“.
        Не успели мы выстроиться на плацу, как вдруг часть рот сорвалась с места и кинулась куда-то аж бегом. Наш комроты тоже сорвался с места, но через несколько минут вернулся.
        - Полк поднимают по тревоге. Почти весь. Первый батальон остается здесь. Это нам крепко повезло - не успели броню получить, вот и не бросили нас дырку затыкать.
        - Какую дырку? - высунулся я вперед всех со своим вопросом.
        - Немцы двинули крупные силы через границу и уже прорвались где-то между Гусевым и Нестеровым. Семьдесят девятая бригада им дает прикурить, но она еще не развернута, а гансов слишком много. Я так чувствую, что туда сейчас кидают все, что есть под рукой.
        - Та-а-к… - протянул мой комвзвода, Тюрин. - Ну, а мы что?
        - А мы - в парк, „коробочки“ получать, - разъяснил Баскаков. - Выделяете двух человек от каждого отделения - и за мной. Старшина!
        - Здесь, - откликнулся назначенный вчера старшина роты.
        - Топай в штаб, там скажут, кого еще из пополнения нам в роту определили.
        В парке мы обнаружили, что дела наши обстоят невесело. Баскаков упорно ругался с зампотехом полка.
        - Я тебе броню не рожу и на коленке не склепаю, - размеренно печатал слова зампотех с едва сдерживаемой яростью. - И ремонтного завода у меня в кармане нет, чтобы это старье с консервации бегать заставить!
        - А меня не колышет! - тоже стараясь не переходить на повышенные тона, цедил наш комроты, играя желваками. - Мне людей в бой вести. И с голой жопой я их не поведу. Рота к бою не готова - так и придется докладывать.
        Пока для нашей роты удалось привести в порядок только два БМП-1 и один БТР-60ПБ, и понятно, что эта ситуация злила не только нашего командира, но и весь личный состав роты. В конце концов, Баскаков с зампотехом направились штаб полка, каждый рассчитывая получить поддержку высокого начальства.
        Тем временем к нам подгребло пополнение во главе с нашим старшиной. Тут была странная смесь молодых, недавно отслуживших парней, и степенных мужиков, из которых несколько человек были офицерами запаса, как и многие из нас. Штаб расщедрился - дал на нашу роту еще 37 человек, и это позволяло развернуть в каждом взводе по три более или менее полноценных отделения. Но вот куда мы будем рассаживать людей, раз рота пополнена почти по штату? Не по современному, конечно, а по старому советскому, - тому, который мне еще по первым сборам запомнился. А было это уже лет тридцать тому назад… Но ведь нам сейчас, скажем, снайперское отделение комплектовать не из кого - нет у нас снайперов, да и вообще приличных стрелков, считай, нет - разве что сам комроты. За „Метис“, по-моему, только два человека из роты хотя бы руками подержались…
        Мои воспоминания и размышления были прерваны зам. комроты - черт, ну что за память, никак не могу быстро запомнить людей по именам. Вот и студентов своих тоже плохо запоминал.
        - Так, Кулагин, - торопливо заговорил зам ротного. - Баскаков велел тебе назначить вместо себя другого командира отделения, а сам ты назначаешься зам. комроты по воспитательной работе.
        У нас же рота далеко не полного состава, на хера нам воспитателей заводить? - не столько возмутился, сколько удивился я.
        - Это не ко мне вопрос! - отрезал зам. ротного. - Это в штабе приказали сформировать управление роты по полному штату.
        - Вот умники, - буркнул я, подозревая, что тут сработала моя докторская степень. И кто меня за язык тянул, дурака?.
        Но пока нам всем было не до воспитательной работы. Началась беготня - нам вдруг решили выдать положенные по штату ПКМ, одноразовые гранатометы и еще какую-то технику, так что зам комроты по вооружению забегал так, что стал весь, как взмыленный. Солдатики потащили цинки с патронами, коробки с пулеметными лентами, укупорки с противотанковыми гранатами… Вскоре показался и наш ротный.
        - Ну и куркуль этот зампотех, - произнес он, покачивая головой. - Я вам броню не рожу! А как приказ пришел, так сразу все нашлось! - Голос его был озабочен. - В общем, БМП-1 у нас забирают и оставляют тут, на охране ППД. А нам от щедрот дают четыре БМП-2 на роту, шесть БТР-70 и два бронированных „Урала“. Пестро получается, но начальству виднее.
        Я сразу вычленил из этого монолога слова, которые мне очень не понравились:
        - Говоришь, БМП-1 оставляют на охране ППД. А нас, значит, не оставляют?
        - Не оставляют. Отсюда и щедрость. Немцы высадили десант южнее города, где-то у поселка Прибрежное. Флот прохлопал ушами - десантные суда они все-таки утопили, но уже после того, как прошла высадка. Так что почти весь наш батальон бросают туда, - Баскаков уже был озабочен предстоящим боем. Его можно было понять: кто на что способен, как поведут себя люди в бою, да, по большому счету, на что будем способны в бою мы сами - этого пока толком никто не знал.
        Вскоре, наскоро раскидав людей по взводам и отделениям, выдав вновь прибывшим оружие и боеприпасы, мы начали рассаживаться по броне.
        Наша колонна резво катила по шоссе, без каких-либо помех со стороны попутных машин, которых почти не попадалось по дороге. А вот встречный поток легковушек, автобусов, микроавтобусов, грузовиков был весьма плотным - было очевидно, что гражданское население спешить убраться подальше от границы, из района возможных боев. Ох, староват я уже для таких упражнений! После того, как впереди затрещали пулеметные очереди, наша машина резко затормозила, и мы через кормовые двери горохом высыпались из БМП управления роты. Бегом, бегом растянулись вдоль обочины и попадали в кювет, пытаясь понять, где противник, куда и по кому стрелять. Но тут, не пригибаясь, к нам подскочил сам комбат и, пульнув матерком, заорал:
        - Чего разлеглись?! Без вас тут разберутся, мать вашу… По машинам, „партизаны“! По машинам - и вперед!
        Вскочили, и снова бегом понеслись усаживаться в свою БМПшку. Переводя дух, я понял, что на короткой дистанции еще гожусь, но если так весь день придется бегать, тогда есть риск выпасть в осадок… Последним, после минутной заминки, заскочил капитан Баскаков.
        - Гоним вперед до самого Мамонова! - крикнул он мехводу, и пояснил для нас - Здешних фрицев уже зажали. С моря их долбят несколько сторожевиков, эсминец „Настойчивый“ - у него 4 ствола по 130-мм, и БДК „Минск“ - у того вообще РСЗО аж сорок стволов, так что мало не покажется, авиацией их уже проутюжили, а сейчас их добивают четыре роты внутренних войск при поддержке части сил 244-й артиллерийской бригады. Справятся. Но вот каким количеством флотского мата обменялись между собой штаб Балтфлота и командиры судов, особенно „Настойчивого“ и „Минска“, чтобы обеспечить проводку БДК и эсминца по мелководью залива - даже я не могу себе представить! Потому, наверное, и не успели сорвать саму высадку.
        Потом он вздохнул и добавил:
        - Нам потяжелее придется. Главные силы нашего седьмого омсп брошены к Гусеву, на поддержку тамошней семьдесят девятой бригады, и практически все средства усиления с ними - и танки, и самоходки, и зенитный дивизион. Там немцы напирают очень сильно. А нам одним неполным батальоном - правда, двести сорок четвертая батарея тоже кое-что вроде бы должна подкинуть - надо остановить фрицев, которые ворвались в Мамоново. Ну, шоссе, положим, мы оседлаем, а вот если немчуру из городка выкуривать прикажут… - ротный задумался и замолчал.
        Примерно через час роты нашего батальона начали разворачиваться, полукольцом охватывая Мамоново с севера. На окраинах вспыхивала спорадическая перестрелка, время от времени начинал стучать КПВТ, пару раз хлопнули выстрелы из РПГ. Как выяснилось, это погранцы, отброшенные от границы, не сумевшие своими малыми силами удержать город, и изрядно потрепанные, старались не дать доблестным германским зольдатам слишком уж расслабиться и почувствовать себя полными хозяевами положения. Они заняли позиции вокруг базы хранения военной техники на окраине Мамоново, и упорно отбивали все попытки фрицев выбить их оттуда.
        Вскоре, установив взаимодействие с „зелеными фуражками“, командир батальона решил сначала помотать фрицам нервы. Выяснив у погранцов, у каких ориентиров расположены засеченные ими средства усиления противника, командир приказал выдвигать вперед короткими бросками одну-две „коробочки“, гасить обнаруженные цели огнем КПВТ или автоматических пушек, и тут же отводить „коробочки“ назад, в не простреливаемую противником зону.
        Однако, пока налаживалось взаимодействие, пока уточнялись цели, пока отдавались приказы, вермахт решил продвинуться вперед. На наши позиции стали падать мины, загрохотала фрицевская артиллерия, и после двадцатиминутного огневого налета из-за окраинных домов Мамоново выползли несколько „Артштурмов“, перед которыми двигались цепи немецкой пехоты. Нам пришлось на своем горьком опыте убедиться, что 30-мм автоматическая пушка БМП-2, действуя в борт, конечно, способна помножить „Артштурм“ на ноль, но и короткоствольная 75-мм пушка „Артштурмов“ первых модификаций, в свою очередь, при удачном попадании может превратить БМП в груду металлолома. Наша рота потеряла один БМП, и один БТР, слишком увлекшиеся стрельбой по бронированным целям и прореживанием немецкой пехоты.
        Первые цепи немцев подошли к нашим позициям метров на 600, и тогда дружно застучали взводные ПК наших „партизан“ и соседней роты. Автоматы пока молчали, и лишь когда небольшая группа фрицев, опередив свои цепи, внезапно показалась из ложбинки метрах в двухстах перед нами, загрохотали стволы чуть ли не всей роты. Стрельба была - в белый свет как в копеечку. Я, стараясь не терять самообладания, старательно выцеливал фигурки, казавшиеся в прицеле очень маленькими и далекими, и выпустил всего пару скупых очередей, отсекая по паре патронов. Зацепили я сам кого или нет - не знаю, но все же десятки автоматных стволов дали приличную плотность огня - несколько фигурок упало, а остальные предпочли скрыться обратно в ложбине.
        Несмотря на досадные потери нашей бронетехники, фрицам тут ничего не светило. Откуда-то из-за нашей спины раздались артиллерийские залпы. Обернувшись, я увидел на плоской высотке метрах в 800 за нашими позициями знакомые (правда, лишь по телепередачам и фотографиям) длинные стволы 100-мм „Рапир“. Не прошло и четверти часа, как, оставив перед нашими позициями шесть подбитых Stug-III (из них четыре „Рапиры“ раздолбали в хлам), фрицы откатились обратно, под прикрытие городских строений. Стороны снова перешли к вялой перестрелке.
        Вскоре в ложбинке, где засело не только управление нашего взвода, но и управление роты, появился комбат. Отозвав капитана Баскакова в сторону, он весьма эмоционально принялся ему что-то втолковывать. Сначала до нас почти ничего не доносилось, но очень скоро разговор перешел на повышенные тона, и слова родного русского языка стали вполне отчетливо слышны.
        - Так какого же ты, расп….й, мать твою, не вдолбил этим недоумкам, что огонь надо вести только с ходу и все время менять позиции?!
        Капитан что-то пытался возражать, но комбат продолжал давить на него с неослабевающей силой:
        - Это твоя задача была, так им мозги прокомпостировать, чтобы они не вздумали под фрицевские пушки подставляться! Твоя! Так что продрай всех с песочком вперехлест через колено, чтобы не вздумали лезть под прицел фрицам! Пусть лучше мажут второпях, но успевают сдернуть в укрытие, чем потом на них похоронки писать! И ремонтировать этот металлолом мне негде!»
        Капитан снова принялся вяло отбрехиваться, но комбат, немного понизив тон, отрезал:
        - Все! Иди и наведи у себя в роте порядок!
        Баскаков, заметно обескураженный, пошел сливать начальственный гнев на командиров взводов, и первому досталось бывшему у него прямо тут, под рукой, Тюрину, хотя как раз наш взвод не потерял ни одной машины. И вообще у нас потерь не было, за исключением двух легкораненых при артиллерийском налете немцев.
        Мой автомат большую часть времени молчал, потому что после отражения первой атаки практически ни одной цели на расстоянии ближе 300 метров мне не попадалось, а стрелять просто так, для самоуспокоения, смысла не было. Я разглядывал время от времени вспыхивающие на окраине огоньки выстрелов и дымки, и тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся - к бугорку, в ложбинке за которым заняло позиции управление роты, подполз наш старшина.
        - Горячий обед готов, - почему-то шепотом, хотя и довольно громким, сообщил он. Баскакова рядом не было - он торчал в командирской БМП, поддерживая радиосвязь с командиром батальона и взводами, и я послал оказавшегося под рукой сержанта к комроты, чтобы тот распорядился из каждого взвода поотделенно направлять бойцов в тыл, обедать. Через час очередь дошла и до управления нашей роты. Прихватив котелки, мы уселись навернуть уже порядком остывший обед, привалясь к каткам БМП управления роты. Но после нескольких съеденных ложек из открытого люка крикнули:
        - Комбат на связи, товарищ капитан! Требует вас!
        Баскаков, негромко чертыхнувшись, полез в машину. Пробыл он там недолго, торопливо выскочил и огорошил нас известием:
        - БПЛА засек - немчура пошла в обход с востока, через Липовку. Наперерез мы им выйти не сможем - они прикрыты от нас довольно паршивым оврагом. Комбат приказал нашей роте двумя взводами сдать назад, до Пятидорожного, и оттуда выдвинуться на Новоселово, чтобы блокировать параллельную дорогу. «Рапиры» нам не дают, но три «Штурма» пойдут с нами.
        Штурмы, штурмы… Что-то такое вертелось в голове, но припомнить никак не мог. Я тронул за плечо Баскакова и тихонько поинтересовался:
        - А что это за штучка такая - «Штурм»? Я на сборах последний раз двадцать лет назад был.
        - А-а, ничего особенного, - махнул рукой Баскаков. - Обычный МТ-ЛБ с ПТУРСом.
        Ну, что же - «куда нам прикажут отцы-командиры…». Хорошо, хоть это дали. Рота, оставив 3-й взвод караулить позицию, погрузилась на броню, и, держа возможно более высокую скорость, отправилась совершать здоровенный крюк, чтобы опередить фрицев. Однако, когда голова колонны приблизилась к Новоселову, на дороге перед поселком показались несколько мотоциклов. БТР головного дозора прогрохотал пулеметом, мотоциклы тормознули и стали поспешно разворачиваться прямо на шоссе. КПВТ прогрохотал еще раз, и один из мотоциклов улетел в кювет. Наша колонна стала поспешно разворачиваться, броня съезжала с шоссе через кюветы прямо в поле, стараясь обойти Новоселово слева (поскольку справа вплотную к поселку примыкал тот самый паршивый овраг). Пока было неясно, есть немцы в поселке или еще нет, соваться прямо между домов было опрометчиво.
        Впереди, на шоссе уже были видны грузовики и несколько «Артштурмов», начавших сворачивать на боковую дорогу, ведущую в Новоселово. Поспешно высаживая пехоту, наши «коробочки» увеличивали интервал между машинами, и открывали огонь с ходу изо всех стволов. Мелькнули огненные хвосты противотанковых ракет, и «Артштурмы», успев сделать лишь один-два выстрела в нашу сторону, стали выбывать из игры. Как ни странно, более грозным противником оказались 37-мм колотушки, отчаянно затявкавшие со стороны шоссе, скрываясь за невысокой насыпью - низкий силуэт делал их малозаметной целью, и дуэль с ними шла с переменным успехом. Еще две наших «коробочки» были подбиты, а два БТР отделались дырками в бортах, не сказавшимися фатально на их боеспособности. Тогда же первые потери понес наш взвод - был тяжело ранен механик-водитель в одном из БТР-70. И все же совокупная огневая мощь нескольких КПВТ, 30-мм автоматических пушек и трех «Штурмов» сделала свое дело. Тяжелое вооружение фрицев было либо выбито, либо принуждено к молчанию, и в этих условиях стало возможным один за другим заткнуть и немецкие пулеметы.
        «Коробочки» пошли вперед, солдатики побежали за ними, прикрываясь броней - вопреки боевому уставу, вообще-то, но когда у фрицев молчит артиллерия, а «фаустпатроны» еще не появились, такое нарушение устава было вполне терпимо. Уцелевшие фрицевские пулеметчики после пары коротких очередей вынуждены были тут же менять позицию, чтобы не попасть под раздачу, как их менее везучие товарищи. При таком слабом противодействии наша броня подошла к шоссе почти вплотную и в упор расстреливала немцев, укрывшихся за насыпью. Однако многие из них сумели оттянуться назад, и скрыться среди зарослей кустарника, росшего по берегам небольшого овражка с маленьким ручейком на дне. Туда отошла даже одна «колотушка», в чем мы и убедились, когда один из «Штурмов», разворачивающийся на шоссе, получил в борт один за другим два снаряда. Вспышки выстрелов демаскировали орудие, и на нем тут же скрестились трассы очередей из двух КПВТ и одной 30-мм пушки. Немецкое ПТО замолчало и больше нас не беспокоило.
        Меня несколько тревожил вопрос - а почему бездействует люфтваффе? Не то, чтобы я очень желал свидеться с «Юнкерсами», но ведь зенитного прикрытия у нас, кроме нескольких «Стрел», почитай, нет. Я поделился своими сомнениями с ротным, но тот только улыбнулся в ответ: «Не ссы, не прилетят фрицы. Тут они с утра напоролись на три „Тунгуски“, потом гвардейцы-истребители из Чкаловска всласть порезвились над аэродромом в Эльбинге. Думаю, некому уже прилетать!».
        До вечера мы окапывались, и оборудовали позиции для «коробочек». Победоносный вермахт лишь изредка постреливал из винтовок, ховаясь в кустарнике. С нашей стороны им отвечали дежурные расчеты РПК и ПК, и один, наконец, появившийся в нашей роте снайпер, которого выделил нам от своих щедрот комбат. Хуже было тем, кто остался у Мамоново - тех время от времени пытались накрыть минометчики противника, получая в ответ залпы наших 120-мм минометов, которые им явно приходились не по нраву. 81-мм минометы фрицев замолкали, чтобы через полчаса-час попробовать нас на прочность снова… Второй день необычной войны подходил к концу.
        Из воспоминаний командира взвода Stug III:
        «…Наш батальон штурмовых орудий еще не закончил формирование, и должен был оставаться в резервных частях на территории Генерал-губернаторства. Однако вечером 22.06.1941 пришел приказ выдвинуть одну батарею - единственную полного состава из всего дивизиона - на позиции севернее Эльбинга (Эльблонг). Этот приказ вскоре стал обрастать самыми невероятными слухами, многие из которых через несколько дней уже не казались столь уж невероятными. В течение вечера и ночи батарея выдвинулась от Эльбинга к Хайлигенбайлю (Мамоново), который, как нам сообщили, был занят русскими. Как такое оказалось возможно? Мы терялись в догадках. Впрочем, нам было не до размышлений - один взвод у нас выдернули и направили куда-то восточнее. В результате в составе батареи осталось всего 14 штурмовых орудий.
        Майн Гот! Какое странное ассорти скопилось к утру 23-го на исходных позициях! Там были зенитчики люфтваффе и рота охраны аэродрома из Эльбинга, там была рота морской охраны из Данцига, охранная рота СС из Мариенбурга, и какой-то недоукомплектованный пехотный батальон вместе с батареей противотанковых „колотушек“ и батарей полевых 7.5-сантиметровок, которых, как и нас, сорвали из частей резерва. Командовал этой сборной солянкой целый полковник. Утром, постреляв немного из пушек и минометов, наша команда рванулась вперед. Слабое, хотя и ожесточенное сопротивление на окраинах Хайлигенбайля мы смяли быстро, задавив огневые точки русских артиллерией, и уже через полтора часа после рассвета город был под нашим контролем. Русские у северной окраины еще продолжали огрызаться, но поделать уже ничего не могли. Пока нам даже не пришлось пускать в ход наши „Штуги“.
        В городке мы стали свидетелями всякой необычной ерунды, которая едва не заставила кипеть наши мозги. Когда мы выводили свои „Штуги“ на окраину, к шоссе на Кёнигсберг, чтобы обеспечить надежную оборону Хайлигенбайля от всяких неожиданностей, мое внимание привлекла группа пехотинцев, сгрудившаяся вокруг киоска с выбитыми стеклами. Из середины этой компании раздавались отборные ругательства. Подтянувшись в люке на руках, я вымахнул ноги наружу, перекинул их на гусеницу, спрыгнул на землю, и подошел к источнику ругани. Вблизи было видно, что пехотный унтер распекает рядовых:
        - Вы, свинские собаки, можете хоть до усёру пялиться на этих голых баб! Но если я сказал - копать траншеи, значит, вы уже должны махать лопатками! Гром и молния! Если через пятнадцать секунд я не увижу как вы исполняете мое приказание…»
        - Унтер, что здесь происходит? - подпустив в голос строгости, прервал я его.
        - А-а, эти дырки от задницы, вместо того, чтобы оборудовать позиции, устроили себе цирк. Вот, полюбуйтесь - нахватали себе журналы с голыми бабами, и вообще распотрошили этот киоск так, как будто он был набит золотом. А если русские сейчас подтянут резервы? Вы же будете у них на виду, как вошь на блюде! - выкрикнул он, снова обращаясь к своим солдатам.
        Я посмотрел на журнал, который протянул мне унтер-офицер. В общем, понять этих юнцов, которые, по всему видно, были лишь недавно призваны в вермахт, было можно. Я сам еще ни разу не видел эротических фотографий с таким высочайшим качеством полиграфического исполнения, да еще и в цвете. Грудастые девки на них были почти как живые. Не удивительно, что эти пареньки, призванные откуда-нибудь из Восточно-Прусской глубинки, или вообще из Силезии, нахватали эти журналы в свои ранцы, кто сколько смог, и с живейшим интересом листали их. В гитлерюгенде им, ясное дело, такое чтиво не давали, а дома - тем более.
        Но у молодых пехотинцев в руках я заметил не только журналы. Сделав еще шаг вперед, я увидел, как один из рядовых разглядывает предмет, явно напоминающий часы на металлическом браслете, но без стрелок и циферблата. Приглядевшись, я увидел, как за часовым стеклом скачут какие-то угловатые темно-серые цифры. Необычно. Откуда такая штука могла взяться у русских? Стоявший рядом паренек в фельдграу протянул мне еще какой-то предмет:
        - Посмотрите, господин лейтенант, какая интересная штуковина!
        Я взял этот предмет в руки. Штуковина была похожа на авторучку, но вместо пера на кончике ее торчал заостренный металлический штырек. Приглядевшись, я понял, что штырек венчается не острием, а малюсеньким металлическим шариком.
        Рядовой протянул мне журнал, и я провел кончиком этой авторучки по бумаге. Шарик легко заскользил по глянцевой фотографии, оставляя тонкий отчетливый след, не похожий на чернила - влажного блеска не было заметно. Я провел пальцем по линии и она лишь чуть-чуть смазалась.
        Тут я опомнился, отдал авторучку пареньку, и, приняв уставную стойку, рявкнул:
        - Так, орлы! Кончайте развлекаться и выполняйте команду своего унтера! Нечего тут толпиться и изображать из себя мишень для русских! Ну, живо!
        Вообще-то унтер прав - это не безобидное развлечение. Насмотрятся юнцы этих фотографий, и начнут гоняться за местными девками, вместо того, чтобы заниматься боевой работой. Весь порядок пойдет к черту. Так что срочно напомнить им о дисциплине - совсем не лишнее дело.
        Пехотинцы явно нехотя, но довольно поспешно ретировалась вслед за своим командиром, а к киоску подскочили парни из моего взвода. У них тоже загорелись глаза при виде остатков того, что не успела растащить пехота.
        - Даю вам две минуты - и по машинам! - Заорал я. - Кто задержится - пристрелю на месте!
        Мои артиллеристы, конечно, в эту угрозу не поверили, но выпотрошили киоск с похвальной быстротой - не то, что эти новобранцы из пехоты. Через две минуты наша колонна уже двинулась дальше, и вскоре мы уже развернулись на указанных позициях и приступили к маскировке орудий. Шустрые ребята из 1-го обоза успели наведаться в близлежащий магазин, и вскоре появились на позициях нашей усеченной батареи. В результате мне пришлось наблюдать зрелище, подобное тому, что я только что видел у киоска. Но на этот раз толпу образовали мои ребята.
        Из магазина добытчики из обоза во главе со старшиной батареи обервахтмайстером Генрихом Гайцальсом (ну и фамилия у него - прямо под стать должности!) (Geizhals - скряга) приволокли немало диковинок в каких-то странных мешочках из необычайно тонкой клеенки. Там были пестрые продолговатые картонные коробки с на рисованными на них яркими фруктами, и с маленькими отвинчивающимися крышечками наверху. Когда крышечки отвинтили, внутри оказались фруктовые соки. Не менее странными были металлические консервные банки, увенчанные небольшими колечками из мягкого металла. После нескольких попыток кому-то удалось за это колечко выдрать металлическую крышку из банки, оказавшейся весьма тоненькой. Из банки хлынуло пиво. Мне тут же предложили попробовать. Пиво как пиво, но не лучшее, на мой вкус. Присмотревшись к банке, я увидел надпись - «Stella Artois». Что за дурная мысль пришла в голову этим бельгийцам - запихивать пиво в консервы? И с каких это пор бельгийцы стали продавать свое пиво большевикам?
        Я тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли, и оглядел толпу, собравшуюся вокруг. Пришлось снова рыкнуть и разогнать свое воинство по местам, строго-настрого приказав не шастать по окрестностям. Обещал, что они без трофеев не останутся - пусть молодцы из обоза выделят команду, и она постарается для всех. Но приходилось считаться с тем, тут все оказалось для нас необычным, и это необычное подстерегало на каждом шагу.
        Вывескам на русском языке и населению, говорящему по-русски, мы вскоре перестали удивляться. Но один из допрошенных нами русских, который мог кое-как изъясняться по-немецки, заявил, что сегодня 27 октября 2010 года! В доказательство он предъявил нам газету с этой датой. Он продемонстрировал нам коробочку размером с полпачки сигарет, уверяя, что это телефон, который можно носить с собой и разговаривать откуда угодно, не подключая его к телефонной линии. Чтобы мы убедились в его правоте, он позвонил при нас в туристическую фирму, где он работал, попросил позвать к телефону сотрудника, знающего немецкий, и протянул этот «телефон» Вилли Вайсбергу, командиру наших разведчиков. После обмена несколькими фразами Вилли воскликнул: «Черт побери! Не знаю, как, но эта машинка работает! И мой собеседник тоже уверяет, что сегодня 27 октября 2010 года. Когда же я представился - „фельдфебель Вайсберг“ - он ответил - „А, так вы из бундесвера“. Когда я спросил его - „что такое бундесвер?“ - он пояснил - „насколько я знаю, вооруженные силы Федеративной республики Германии. Или вы из Австрии и служите,
соответственно, в бундесхеере?“. Доннерветтер! Это я брежу, или весь мир сошел с ума?».
        Я лично склонялся к последнему объяснению, но, к счастью, долго задумываться над этим не пришлось, иначе наши мозги могли расплавиться в буквальном смысле слова. С севера к русским подошли подкрепления, и пока они не закрепились на позициях, перерезав нам дорогу к Кёнигсбергу, нам приказали атаковать их, отбросить и рассеять, заняв выгодное положение для броска дальше на север. Поскольку русские были усилены легкими танками с длинноствольными автоматическими пушками (и легкие танки русских, и орудия, которыми те были вооружены, производили более мощное впечатление, чем наши PzII), наша батарея Штурмгешютц в полном составе приняла участие в атаке.
        Поначалу дело шло неплохо. Автоматические пушки и крупнокалиберные пулеметы русских были бессильны против нашей лобовой брони. Правда, должен сказать, что после попадания очереди из автоматической пушки в маску орудия моего «Штуга» все мы чувствовали себя так, как будто нас засунули в железную бочку и спустили с крутой горы. Вскоре, однако, несколько крайне прытких танков русских сумели выйти нам во фланг, и один за другим два штурмовых орудия были подбиты. Однако, и мы не остались в долгу. Несмотря на всю прыткость броневых машин русских, парочку из них наши наводчики сумели подловить. Так что счет был равным.
        Все изменилось, когда загрохотала русская артиллерия. Первые же залпы их пушек с нечеловеческой точностью накрыли штурмовые орудия нашей батареи. Вот один «Штуг» разбит вдребезги… Вот второй… Вот в третьем рванул боезапас… С облегчением я воспринял команду на отход, но последним залпом русские уничтожили еще одно наше штурмовое орудие. Шесть машин остались стоять на поле боя. Вслед за нашими уцелевшими Штурмгешютцами отхлынула назад и пехота.
        От батареи осталось едва полторы роты - восемь «Штугов». Командование решило сформировать боевую группу, придать ей два взвода «Штугов», оставив остальные два в резерве, и направить эту группу в обход позиций противника, чтобы нанести ему удар с тыла. Однако наш маневр вылился во встречный бой с механизированной группой противника, которая тоже, вероятно, направлялась в обход. Русские применили против нас какое-то невиданное ранее оружие. Я увидел в прицел, как с их стороны, казалось, прямо на меня летит маленький, ослепительно сияющий факел. Однако он пролетел мимо, и тут справа от мой машины раздался взрыв. Почти в тот же момент очередь из автоматической пушки русских разбила моей машине гусеницу, и я с экипажем выскочил из своего «Штуга».
        Нам еще повезло - шедший правее «Штуг» второго взвода горел, и никого из экипажа не было видно. Слева дымился «Штуг» моего напарника по взводу унтервахмайстера Курта Везеринга. А мы, сначала под прикрытием горящей машины Курта, а потом, прячась за домиками, сумели добраться до оврага, проходящего южнее поселка, и затаиться там в кустах. Кое-как переждав скоротечный бой, мы с трудом перебрались через овраг, все перемазавшись в грязи, и через полтора часа, грязные с ног до головы, злые как черти, но живые, добрались до Хайлигенбайля. На город спускались долгие летние сумерки.
        Подмосковье. Майор Анатолий Логунов, начальник технического отряда Энской в/ч.
        За что я уважаю армию - тебя даже против твоей воли заставят заниматься полезным делом. Ну, кто на гражданке заставил бы меня вскочить в шесть утра и помчаться бегать или делать зарядку? Никто. А самому - точно лень. Да и спать охота. Зато сейчас пробежался метров восемьсот и с удовольствием немного размялся. Больше не успел - вызвали. Пришлось оставить за себя лейтенанта, Игоря Крупнова и сержанта, Виталия Воробьева. Пусть следят за порядком, на завтрак группу сводят, оружие почистят, инструмент рабочий на складе получат.
        Вызвали меня не зря. Оказывается прибыли экипажи на вертолеты. Ну, наконец-то. Хотя бы свое, авиационное начальство появится. Появилось, точно. Два вертолетчика - майора, командир звена и его заместитель. Сели c ними разбираться, что и как. Разбирались долго. График работ, распределение личного состава, наличие запасных частей, керосин и средства контроля, инструмент… Тем более что поступило еще одно «ценное указание» - подготовить небольшую передовую команду для возможного перебазирования. А тут еще выяснилось, что на один вертолет борттехника так и не прислали. Тогда я немного подумал, потом подумал еще…, и записался сам. Типа многостаночником буду. Вот и буду я начальником передовой команды, да еще и бортачом вдобавок. Ведь борттехник - это «не только ценный мех», но и льготная выслуга плюс к уже выслуженному. А вы думали? Как говорилось раньше в шутку - Уходя с аэродрома, прихвати кое-что для дома! - Так что и выслуга тоже лишней не будет. Война войной, а о мире помнить надо.
        После совещания взял пару бойцов, прапорщика и отправился на склад горюче-смазочных материалов, получать эти самые смазочные и, особо, горючие материалы. Традиционный процент сразу ушел кладовщику и его начальнику, остальное отволокли в ангар в мой кабинет и заперли в надежный современный сейф. Такого даже у начфина нет, я себе спецом выписал и сегодня поставил. Иначе ни погреть, ни смазать, ни обезжирить нечем будет, ха-ха-ха.
        Наконец-то приступили к основной работе. Начали расконсервацию сразу трех машин. Теперь главное - контроль, контроль и еще раз контроль. Вспомнился по аналогии один дебильный американский фильм, в котором вертолет упал из-за раскрутившегося на тяге винта. Ага, так и дали этому винтику раскрутиться. Все что может раскрутиться в авиации всегда должно быть законтрено! Иначе тот, кто этого не сделал и тот, кто это контролировал, залетят далеко и надолго. Впрочем, может у них так и положено? Был же еще один фильм, основанный на реальных событиях, о том, как падали Ф-16 от того, что перетирался провод питания электродистанционной системы управления? Ну как может такое быть, я так и не понял и никогда не пойму. В нашей технике такой провод закреплен на каждом сантиметре, если не миллиметре, половину хомутов смело выкидывать можно, а у них болтается.
        - Бараны, бл…!
        Не это я уже не про американцев. Это я про тех «специалистов», с которыми мне работать и работать. А еще и воевать, скорее всего. Надо же ухитриться перепутать разъемы! Блин, а лейтенант куда смотрел! А борттехник где? Придется поговорить с ними «на вы», то есть выучу, высушу и выпрямлю. Ох, блин, еще байонет поворотный сломали, один разъем полностью менять надо, и блоков таких запасных нет. Придется разъем ремонтировать. Вот прапорщику и инструмент в руки. Честно говоря СНЦ - разъем для ремонта удобный, если допустим ножку одну контактную поменять - проблем нет. Паять не надо, специальной приспособой обжал провод в ножке, другой ее на место вставил - и все. Но тут-то их больше пятидесяти! Попробуйте повторить одно и тоже пятьдесят раз, не перепутав абсолютно одинаковых проводков и не сбившись в размещении ножек. Одно неправильное соединение - и можно прощаться с блоком.
        - Прапорщика Еремина вызвали?
        - Так точно, тарщ майор, сейчас будет.
        - Значит так. Как прибудет - за ремонт. А вы, «работники ножа и топора» - по два наряда на уборку. Понятно?
        - Тарщ майор, а вопрос можно? - это рядовой Бабинов, он из студентов, да еще и платников. Хитропопый до ужаса. Но на всякую хитрость мы всегда можем ответить армейской беспринципностью.
        - Можно, если хотите задать.
        - Тарщ майор, а в уставе нет такого наказания…
        - Рядовой, а что в уставе написано про выполнение приказа?
        - Тарщ майор, так незаконный приказ можно не выполнять.
        - Молодец, боец. Устав знаешь. А что там написано про невыполнение приказа в военное время? И что написано в законе о саботаже и умышленной порче военного имущества с целью подрыва боеготовности части?
        - Э-э-э, - начало обнадеживающее, немного задумался.
        - Так вот, если хотите, то я могу по закону военного дознавателя выделить…, - замолкаю и внимательно смотрю на начинающее понемногу покрываться «цветами побежалости» лицо. Дошло.
        - Так что, будем выполнять приказы или будем шутки шутить?
        - Есть выполнять приказ, тарщ майор!
        Внимательно осматриваю работающих за другими стендами и на вертолете. Большинство, даже и слушавшие разговор, продолжают «крутить гайки», делая вид, что их это не касается. Но, думаю, правильный вывод сделают все. Надеюсь. Потому что работы и так выше крыши, а заниматься воспитанием некогда.
        Напряженная работа, с небольшими перерывами на обед и ужин, длится весь день. Наступают по летнему поздние сумерки, когда мы наконец начинаем гонять двигатель, или как говорят в авиации «газовать», на первом полностью подготовленном вертолете. Когда же внезапно для нас наступает натуральная летняя ночь, полностью готовы к полетам почти все вертолеты, кроме одного. На нем все еще ремонтируют блок, пытаясь найти неправильно установленные ножки. Надеюсь, до завтра найдут.
        Едва останавливается винт крайнего из подготовленных и проверенных вертолетов, как в части начинается что-то необычное. Забегали бойцы, что характерно, с оружием, из бокса пару бронников вывели. Что-то случилось, интересно?
        Наконец-то и про нас вспомнили. Прибежал сам начштаб с двумя десятками бойцов и летчики. Женщины легкого поведения на месте своей работы! Остается только материться. Лучше бы не вспоминали, правда. Ну как я выпущу машины без облета? А выпускать придется, черт побери.
        Большая банда, человек в пятьдесят, разграбила санаторий неподалеку от нас и рванула в сторону Москвы. На что надеются непонятно, в городе военных сейчас море, все вокзалы забиты. Правда, в области их практически нет, даже ОМОНа не больше трети оставили, остальные к фронту маршируют. Вот и распоясались какие-то сволочи. Самое неприятное - ОМОН за этими падлами не успевает, да и неизвестно, успеют ли в Москве кого-нибудь кроме местных милиционеров подтянуть. Хотя кипеж там явно неслабый, все на ушах стоят. Еще бы, такие дела, да у самой столицы. А то еще глядишь, они до Рублевки доберутся, до дач нашей «элиты», прости господи за такое слово. Тамошняя охрана против этих и полчаса не выстоит, судя по информации. Уцелевший охранник санатория, говорят, даже несколько пулеметов заметил. Слава Богу, ни гранатометов, ни ПЗРК не замечено, что радует. Не хватало еще людей и вертолеты в собственном тылу терять.
        Хреново, надо что-то решать. С одной стороны, выпустить машины без облета я не могу, с другой - командование приказывает. Летуны клянутся, что местность как свои пять пальцев знают, командир нашей летной группы - за полет и на меня нехорошо поглядывает. Ему что, передал приказ и лети. Нравится жизнью своей и доверенных ему людей рисковать, похоже. Молодой и опыта такого, как у меня, нет. Послужит с мое, узнает, как лихо твои непосредственные начальники сдают тебя в лицо. Был у меня такой случай, был. На полетах втроем остались, с трудом все самолеты успевали обслуживать. А тут ЧП - на одном самолете отказ указателя скорости. Ну не успели мы его как следует проверить. А ведь я докладывал, что не успеваем. В результате сам же и виноват оказался. Тот же самый заместитель командира по инженерно-авиационной службе, что обслуживать полеты приказал, от своих слов отрекся и заявил, что надо было отказаться полеты обслуживать. Вот такие вот пироги с котятами.
        Смотрю на часы на приборной панели вертолета. Прошло целых пять минут после того, как прибежал начштаба. Надо что-то решать. А, черт с ними, дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут, да и на хлеб с маслом я уже давно сам умею зарабатывать. Беру ручку и пишу в журнале подготовки: «Облет вертолета по программе ночных полетов разрешаю. Командир технического отряда: М-р (подпись)», после чего отдаю его командиру. Тот читает, улыбается и подтверждает мое разрешение своей подписью. Правильно, командир, помирать так с музыкой. Как говорил один из героев фильма: - сядем усе.
        Во все четыре исправных вертолета загружаются группы спецназовцев. Тоже, если подумать полная хрень. Людей специально подготовленных для тонких, ювелирных, можно сказать, операций за линией фронта, используют как простых мотострелков. Ну ладно, учитывая вертолеты - как десантников. Хрен редьки не слаще, в принципе. Ох, любят у нас в стране микроскопами гвозди забивать, прямо-таки обожают.
        Взлетаем. И я тоже. Сцуко, не люблю ведь эти «мельницы» летающие, «кофемолки с понтами». Давно не люблю, с тех самых пор, как во время войсковой стажировки в Саратовском вертолетном училище на тамошнем Ми-8 полетал. Душу вытрясло хуже, чем в тракторном прицепе на неровной сельской дороге. Да и последующий опыт оптимизма не прибавил. Летать на вертолетах, возрастом превосходящих тебя на пару лет, как-то, знаете ли, некомфортно и оптимизма не добавляет. А других в нашей истребительной авиадивизии не было. Связь и переброска срочных грузов, включая опытных специалистов и штабников, ага. Хотя в этом «Мишке», Ми-8МТКО, все совершенно по другому. Вибрации не чувствуется, сиденья можно сказать комфортные, все же пластик поверх железа, да и шлемофон удобный. Даже бронежилет какой-то люксовый, по сравнению с тем, что в свое время таскал и не ощущается. Да и пулемет, на кронштейне с коробкой, в которой одна сплошная лента на пятьсот патронов, в полном моем распоряжении, как борттехника, радует. Летим, однако. Трясет, как ни странно, не очень.
        А интересно, везде огни горят, как ни в чем не бывало, никакой светомаскировки. Кому война, а в Москве и Подмосковье все по мирному. Ну да, здесь же столько «уважаемых людей» живет, кто же их ограничивать будет. Это вон у жены в доме свет после двадцати принудительно отключают, а в каком- нибудь элитном «Гайд-парке» окна светят, как ни в чем не бывало. Правда, машин на дорогах почти не видно, лишь изредка пятачок света от фар мелькнет.
        Где-то на Украине. Александр Маслов. Старший лейтенант Российской армии.
        Выгружались мы из поезда примерно часа в два пополудни. Часов у меня не было, а постоянно выдергивать из кармана формы коммуникатор не возникало желания.
        Первой заботой стала выгрузка техники. Мобильное аэродромное оборудование приехало на платформах в нашем же эшелоне. Сама разгрузка нас не касалась, тут кадровые военные могли дать нам сто очков вперед, назад, да и в другие стороны. Но я считал необходимым проследить за разгрузкой двух наших КАМАЗов.
        Эти машины были «подарком» от Зубатова. Их фирма испытывала в Торжке какие-то изделия, для которых требовался наземный пункт управления. Что это было, Сергей Владимирович не распространялся. Я знал только то, что под них заготовили несколько машин с оборудованием. Новенькие КАМАЗы внутри были заставлены мониторами, системными блоками и стойками с промышленными компьютерами. Правда, Зубатов сказал мне, что ничего секретного в машинах нет, голые компьютеры, целевые программы на них не ставились.
        Зато бонусом к машине шли три радиостанции и весьма мощная система обогрева. Сейчас, когда погода стала неожиданно теплой, это не играло большой роли, а вот зимой, когда я впервые оказался в этом кунге, при минус двадцати за бортом, его за десять минут прогрели до плюс тридцати пяти. Как приятно было отогреваться после работы в холодном ангаре!
        По идее КАМАЗы не относились к штату центра, но Зубатов сам намекнул зампотеху, что грех оставлять без дела новенькую только что с завода технику. Тем более, что мест в штатной технике для группы инженеров не предусмотрено. Зампотеху идея понравилась и он «мобилизовал» «бесхозный» транспорт. В него мы загрузили свое оборудование и намеревались перемещаться именно на подаренных КАМАЗах. В один из кунгов я пристроил и свою сумку с ноутбуком, инструментами и оборудованием, необходимым на «летках».
        КАМАЗы спустили с платформ без приключений. Офицеры, командовавшие разгрузкой, дело свое знали. По праву старшего группы я расположился в кабине первого КАМАЗа. Колонна тронулась. Во время разгрузки я успел перекинуться парой слов с капитаном Селивановым, с которым познакомился вчера во время работ на вертолетах. Он просветил меня относительно происходящего.
        - Немцы наступают. В районе Броды их танки прорвались далеко на украинскую территорию. Нашу группу, одну из нескольких, сформированных в центре, перебрасывают на это направление, чтобы ударами с воздуха задержать их продвижение. Командовать группой поставили самого Хамзина, - увидев, что фамилия не произвела на меня впечатления, капитан пояснил. ? Ну Хамзин, генерал-майор, герой России, бывший заместитель командующего армейской авиацией и командир центра в Торжке. Был в отставке, но работал в министерстве обороны. Сейчас снова в строю. Летчик легендарный!
        Я, к своему стыду, легендарного летчика не знал, но кто из гражданских сейчас знает героев Афгана, Чечни или грузинской войны?
        На случай возможных неожиданностей колонну сопровождала мотострелковая рота на бронетранспортерах, а нам приказали надеть бронежилеты и каски. Предосторожность оказалась нелишней. Примерно через два часа колонну обстреляли. Кто стрелял, так и осталось неизвестным. Засада вышла какой-то топорной.
        Несколько очередей из леса не могли серьезно повредить крупной колонне. Мы даже не стали останавливаться. Просто в сторону леса мгновенно отправилось столько «твердых тел», что никаких признаков жизни засада больше не подавала. С перепугу стреляли не только КПВТ бэтээров, но и все, у кого под рукой оказался автомат, даже на выстрел из гранатомета кто-то расщедрился.
        Я тоже выпустил две короткие очереди. Испугался? Даже не знаю, что и ответить. Страха погибнуть пока не было. Скорее, это напоминало те ощущения, которые возникают при неожиданном резком звуке или когда видишь, что на твою полосу выскакивает встречная машина. Страха еще нет, но тебя вдруг прошибает холодный пот, время как будто растягивается, а руки, словно сами, начинают действовать. Примерно так получилось и у меня. Голова еще не включилась, а руки уже вскинули автомат. Пара очередей, как учили, на три патрона и все. С той стороны больше не стреляют и нам незачем. Мелькнула шальная мысль: «Ну вот, теперь можно будет рассказать будущим внукам, что их дед в молодости повоевать сподобился».
        Как потом оказалось, отделались мы легко. Нападавшие пропустили дозорную бронемашину и обстреляли головной БТР в колонне. Логику их я так и не понял. Одиночный броневик их не заинтересовал, а первый в большой колонне им так не понравился. Двух сидевших на броне солдат спасли бронежилеты. Еще один получил пулю прямо в лоб, но, слава богу, она пришла рикошетом от брони, и солдат отделался сотрясением мозга и кровоподтеком.
        Вскоре после боя мы достигли пункта назначения. Здесь нам предстояло в чистом поле оборудовать полевой аэродром для вертолетов. Я уже знал, что нам предстоит обслуживать восемь двадцать восьмых машин, восемь двадцать четвертых, четыре транспортных восьмерки и четыре восьмерки ночных.
        Летающая техника пришла вечером. Мы уже успели развернуться, замаскировать технику, бойцы начали рыть окопы для самообороны. Мотострелки, проводив нас, уехали, теперь за свою безопасность мы отвечали сами. Не хватало только прикрытия с воздуха, но почти одновременно с вертолетами прибыли и две «Осы». Маловато, конечно, и по наземным целям, они, в случае чего, стрелять не могут. Но любой самолет люфтваффе, летящий не выше пяти километров, в их зоне действия не выживет.
        Прилетевший генерал Хамзин не стал тянуть время и сразу же собрал летчиков и начальников наземных служб в штабной палатке на совещание. К своему удивлению, я тоже оказался в числе вызванных.
        Генерал говорил коротко и уверенно.
        - Обстановка: первая танковая группа Клейста наступает в общем направлении на Киев. Сейчас в районе Луцк-Ровное-Броды ее сдерживают несколько украинских танковых батальонов с артиллерией. Как сдерживают, понимаете: постреляют издалека и отходят. При сложившемся соотношении сил действия исключительно грамотные. Нашей группе и двум эскадрильям Су 25 поставлена задача воздействия на коммуникации немцев. Летать будем днем и ночью. Ночью восьмерки, днем двадцать восьмые и двадцать четвертые. Особое внимание уделяйте штурмовке живой силы и обозов. На танки внимания не обращать, их и на фронте хорошо выбивают! Особо напоминаю, что у немцев весьма развитая ПВО. Ни в коем случае не пренебрегать ей! Конечно, зенитных ракет и реактивных перехватчиков у них пока нет, но зенитных орудий куча, а калибры позволяют бороться даже со штурмовиками. Поэтому любые средства ПВО должны уничтожаться в первую очередь!
        Генерал прервался, посмотрел на летчиков и продолжил:
        - Еще один момент. Запас управляемого вооружения у нас не столь велик, как хотелось. И быстрого пополнения не ожидается. Поэтому желательно без особой нужды управляемые ракеты не тратить. Подвешиваться они будут в обязательном порядке, но там, где можно, старайтесь обходиться без них.
        Генерал сказал про ракеты, а я сразу подумал о вертолетах. А ведь это действительно проблема! В любой системе новых модификаций вертолетов очень много импортных комплектующих. Процессоры и многие микросхемы в России почти не производятся. Это означает, что практически все бортовое оборудование на современных самолетах и вертолетах придется переделывать. Наверняка, такие же проблемы будут и с ракетами и с прочей военной техникой. К тому же переделка будет возможна только в случае срочной реанимации электронной промышленности. Запасов западных элементов надолго не хватит.
        А генерал уже перешел к следующему вопросу.
        - Истребительного прикрытия пока не будет, поэтому на каждый вертолет в обязательном порядке подвешиваем по две «Иглы». Над линией фронта с нашей стороны могут летать только реактивные самолеты и вертолеты. Все поршневое сбивайте без разговоров!
        Теперь генерал повернулся в сторону наземных офицеров.
        - И самое главное! На земле сейчас каша. Линии фронта как таковой нет. Немцы постоянно просачиваются. Поэтому охрану и оборону аэродрома организуем по-взрослому! Отрыть окопы для личного состава, распределить людей и вооружения по секторам обороны, технику зарыть и замаскировать! Быть готовым к любым неожиданностям! Минимум один вертолет должен постоянно находиться в готовности к немедленному взлету, чтобы поддержать охрану аэродрома. Я постараюсь выбить у командования хоть одну мотострелковую роту, но шансов на успех немного. Слишком мало сейчас войск на фронте. Поэтому пока рассчитываем только на свои силы!
        Кузьменко только покивал.
        - Сейчас срочно готовить машины к вылету. До наступления темноты мы должны хотя бы один раз отработать по целям. Дальше летают только ночники. Теперь задачи каждому звену…
        Дальше началось обсуждение предстоящей боевой работы.
        Алекс Кшетуский. Первый сержант. Окрестности базы ВВС НАТО. Прибалтика.
        - Сэр, - Кшетуский обернулся. Оказалось, это связист протянул гарнитуру лейтенанту. - Это медэваки. Они не могут приземляться - обе площадки красные.
        - Факенщит…
        Пока лейтенант на повышенных тонах разговаривал по рации с пилотами, Алекс спешно набивал свой рюкзак коробками с патронами. Чёрт, как же они быстро тратятся… Внезапно его отвлек свист…
        - Мины!!! - завопил в наушнике наблюдатель, - Пытаюсь вычислить…
        - Всем в укрытие!!! - заорал первый сержант и, схватив тяжеленный короб с гранатам, перебежками свалил к своей ячейке. Парни из взвода укрываются под перекрытиями ячеек и в окопах. Все же стоит тёплым словом вспомянуть дрилл-сержанта. Когда рванула первая мина, Алекс уже был укрытии.
        Свист и бумм… буммм… буммм. В голове противный звон… Алекс раскрывал рот и заткнул уши, чтобы снизить ущерб при контузии.
        Гарнитура ожила…. Но не разобрать. Хотя ясно и без слов - колбасники перешли в атаку под прикрытием миномётного огня.
        - Харли! Ты как? - толкнул он рукой своего напарника. Тот повернул лицо к сержанту и кивнул. Его хорошо приложило при первом артналёте, теперь голова обмотана бинтами.
        - Взяли!!! - они подняли со дна ячейки Марк-девятнадцать, Харли чуть водит стволом, прицеливаясь, и открывает огонь: Банг-Банг-Банг… Банг-Банг-Банг… Он кромсает ряды атакующих, разбивая осколочно-кумулятивными бронированную технику…
        - Пулемёт! На два часа! Семьсот!
        Харли кивает головой и вспахивает грантами место, откуда по парням работает пулемёт.
        Перестрелка тем временем разгорается. Миномёты колбасников заткнулись - их позицию, наконец-то, нашёл БПЛА и по ним заработал на подавление тяжёлый миномёт, заставляя их умолкнуть. Ещё бы огневую поддержку бы с воздуха и всё было бы в полном порядке.
        - Алекс! Это Браво-Два! Вы, два идиота, там, чем занимаетесь! На меня до сорока джерри! Десять часов!!! - это уже с того участка трилистника, который должен прикрывать расчет.
        - Харли! - Алексу пришлось руками, отвлекаясь от наблюдения, разворачивать моего контуженного и показывать где какой угрожаемый участок. - Огонь!
        Взвод удерживает правый сектор обороны на подступах к нашей авиабазе. Пока что выходит отбивать атаки противника, однако эти ублюдки подтаскивают всё больше артиллерии… Натовцы уже не успевали давить хотя бы миномёты и орудия поддержки, не говоря о чем-то более тяжёлом.
        Хотя спасибо бронекавалеристам - на их немногочисленных Абрамсах и держатся, - перед нами всё устлано подбитой техникой джерри…
        «Баммм… Ого!» - мелькнула мысль у Кшетуского.
        Это уже работает крупный калибр… Недолёт… метров двести.
        - Это Медведь! У меня хорошая новость… Русские обещают, что скоро будет авиаподдержка! - порадовал лейтенант с КНП…
        Бамм!
        - …ся ещё…
        Бамм!
        - … минут! - оптимистично.
        Очень хочется сержанту, чтобы лейтенант повторил. Надо сказать Харли. А то второй день как утки во время сезона охоты!
        - Харли! Они снова… Харли?… Сэм…Эй! - повернув голову, Алекс увидел, что напарник уронил голову.
        - Нет… - отбросив свой карабин, сержант перекатился к нему. - Нет… Нет! Только не это!
        Подняв его, Кшетуский увидел, что осколок разворотил висок. Это была маленькая ранка… Но… Его больше нет.
        Сержант оттащил, корячась в тесной ячейке, его, освободив место за «Марком». Заняв место напарника, Алекс хладнокровно, не обращая внимания на всплески от пуль, что дождём колотились об бруствер, навёл на ближайшую огневую точку… Банг-Банг… Банг…
        Разрывы гранат ложились точно там, где был враг… «Нас хорошо учит дядя Сэм. Стране не нужно пушечное мясо! На… На… Жрите, самки собаки!»
        Накрыв очередную огневую точку, я понял, что расстрелял весь короб и привстал, чтобы дотянуться до второго, который притащил со склада…
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Ганцевичи.
        До Ганцевичей поехали через Барановичи. Для тех, кто не в курсе - объясняю: Ганцевичи - это такой поселок, рядом с которым находится РЛС «Волга» - станция системы предупреждения о ракетном нападении - такое здоровенное железобетонное здание, на котором установлена под острым углом не мене здоровенная антенна, смотрящая, естественно, в сторону Запада - то есть прямо на Алоизыча, чтоб он ковриком подавился, гад. Как сказал подпол-«ртвшник» (он, естественно, позже раскололся, что об антеннах он знает то, что с их помощью можно ловить телепередачи - по своей ВУС подпол в лейтенантские годы был общевойсковиком) офицеры со станции заявили, что нужна она будет не раньше, чем у немцев залетают ФАУ-2, если залетают, конечно - отслеживать самолеты типа Мессеров, Юнкерсов и прочих Хейнкелей станция не могла - тем паче, в непосредственной близости - низковато летают. Но немцы-то об этом не знали! Надо отдать им должное - видимо, после того, как один из недобитых птенцов Геринга углядел это восьмое чудо света, гансы догадались, что эта хрень может иметь какое-то отношение к их попаданию в за… в большую черную
дыру в плане господства в воздухе. Так как посылать к хрени разведчиков (говорят, даже Ю-86 не пожалели, не говоря о прочей мелочевке) оказалось делом неблагодарным - дивизион «Буков» с «шилками» впридачу, плюс еще извлеченные из какого-то загашника «стрелы», сделали подлет к станции на дистанцию снимка недостижимой мечтой идиотов - немцы решили, в лучших традициях Сашиного младшего брата (я о том Саше, который в царя бомбу бросил, а не о капитане Кулькине, как вы могли подумать), пойти другим путем - то есть направить для изучения артефакта «бранденбуржцев». Как мы позднее выяснили, их выбросили с нескольких «тетушек Ю» сразу за линией фронта, которую «тетушки» (быстро все-таки учатся, гады) прошли, едва ли не цепляя колесами шасси за верхушки деревьев, потом поднялись на высоту около 400 метров - и сбросили диверсантов. Обратно, конечно, «тетушки» вряд ли вернулись - «а ля гер, ком а ля гер». Но по порядку:
        Первым шел колесный БТР - по-моему, восьмидесятый, но точно я не уверен - темно было, однако. За ним - мы в кунге «МАЗа». Мы - это наша команда и примкнувший к нам Старый, он же - Саша, он же - капитан Кулькин. Как рассказал Империалист мне и, естественно, ребятам, с которыми я его познакомил, Сашу выдернули из глубокой (не подумайте ничего плохого) запасной категории, повесили 4-ю звездочку и своим ходом отправили в Минск - принимать под команду то подразделение, которое ему соблаговолят всучить Папы С Большими Звездами. Всучили. Взвод студентов с 3-го курса БГУ - этих прямо с экзамена загребли. Ну, не совсем загребли - как сказали студенты, у них принимали экзамены настолько злобные преподы, что они предпочли толпой отправиться к начальнику военной кафедры и заявить о желании бить врага сначала на своей, а потом - на его, врага, территории. Старый седой полковник аж всплакнул - а мы поняли, что Сашин взвод состоит из 30 раздолбаев, которые были не очень готовы к сдаче (экзаменов, впрочем неэкзаменов - тоже). Оказывается, в Белоруссии сделали очень умный ход - решили, что молодые и умные головы в
новых реалиях ценнее в тылу и ввели для студентов технических специальностей бронь - до момента не сдачи сессии, естественно. С другой стороны, в наших условиях взвод раздолбаев - это гораздо лучше, чем взвод мальчиков-ботаников, или, не дай Бог, девочек-снегурочек. Когда это воинство было вручено Саше - он натурально офигел, но, как специалист в области рекламы, и к тому же - бывший солдат стройбата, два бойца которого, как известно, заменяют экскаватор, был морально готов даже к такой неожиданности. Другим следствием добровольчества студиоузов и Сашиных связей явилось то, что вновь сформированное подразделение попало не в ряды белорусской «непобедимой и легендарной», а было прикомандировано к центральному аппарату республиканской кровавой гебни, как потенциально надежный и преданный делу Лука… гмм…, короче, просто делу, отряд «партизан». А оттуда - прикомандировано к нам. Так что сейчас часть студентов составляла экипаж и десант БТРа - он тоже был с кафедры, а часть - сидела в кунге вместе с нами, уважительно прислушиваясь к разговорам Пап С Большими Звездами. Кстати, Сашу наши Большие Звезды
абсолютно не смутили - все-таки опера и следователи - не строевая косточка, поэтому все общение проходило «на ты» и без чинов. Ребят больше всего заинтересовало то, что еще на форуме мы обсуждали что-то напоминающее нынешние события - правда, там масштабы были поменьше - из более-менее близкого к нам временного интервала переносились области, или время переноса всей страны было не совсем эээ… правильным - все-таки 1953-й и 2010-й - это разные эпохи. Обсуждение проходило эмоционально, порой - на повышенных тонах - собачились, короче, покруче, чем на форуме - сказывалось отсутствие самых бескомпромиссных и самодурствующих (с) модераторов Рунета - интересно, кстати, где сейчас Командир Заградотряда? Может, китайцев с японцами двумя пулеметами сдерживает, тщательно следя, чтобы стволы не перегревались? Не обошлось и без обвинений в нашу с Сашей сторону - мол, накаркали, вОроны. Мы вяло отбрехивались в стиле «что, и часовню тоже я?» - сказывалось, что и он и я, как и все присутствующие, за исключением студентов, не спали уже сутки - да и алкоголь еще не выветрился. Солнышко уже встало достаточно высоко -
но, в конце концов, оно не помешало нам уснуть.
        Сладкий сон в летнюю ночь (точнее, утро) был прерван самым жестоким образом - вскоре после того, как мы проехали Барановичи, заправились и повернули на юго-восток, нас разбудили взрывом гранаты под колесами БТРа и автоматными очередями из незнакомого оружия, впрочем, тут же перекрытыми гулким буханьем КПВТ и трещоткой ПКТ. По бронированному кунгу тоже зацокали пули - но тщетно: грузовик резко затормозил и мы посыпались из кузова.
        По большому счету, спасло нас только то, что немцы были хорошо подготовленными профессионалами - в своих реалиях, естественно. То есть они знали, что «броневик» можно угробить гранатой, брошенной ему под колеса, что «броневик» может стрелять только из 1 - 2 пулеметов и что грузовик с пехотой должно поливать из всех не отвлеченных на бронник стволов до полного изрешечения кузова - причем без особого риска для себя, любимых. Так что когда, когда во-первых, БТР не взорвался, во-вторых - ответил им огнем не только двух пулеметов, один из которых оказался весьма неприятного калибра, но и огнем 8 автоматов (редиски сидели с обеих сторон дороги), а кузов грузовика упорно отказывался прошиваться пулями от ППД, немцы, наверное, почувствовали себя кисло. Еще кислее они почувствовали себя после того, как в их пулеметчиков, казалось бы, надежно укрытых от ответного огня за стволами толстых поваленных деревьев, Вова и руоповец Игорек, вспомнив чеченский опыт, быстро засандалили двумя «Мухами». Видимо, эти немцы еще не сталкивались с частями белорусской армии - и о возможностях «шайтан-трубы» ничего не знали.
Мы с Андрюхой благоразумно остались в кунге - не с нашими ПМ-ми воевать против автоматов. А студенты-партизаны оттягивались вовсю: вместе с нашими они залегли под МАЗом и поливали окрестные кусты из калашей от всей души. У оперов калаши были с подствольниками - и это стало очередной неприятностью для «Бранденбурга» - сомнений в том, кто пытается гнусно наехать, у нас не было. Короче говоря, не готовые к такому развитию событий немцы предприняли очередной грамотный ход - то есть стали сматывать удочки, что не осталось незамеченным Михалычем. С криком «Живьем брать, демонов» он попытался возглавить группу преследования, но тут же был сшиблен с ног капитаном Кулькиным.
        - Ложись, идиот, подстрелят!
        - Нам хотя бы одного взять надо - пытался отбиваться от Старого Михалыч, которого Саша цепко держал за берцы.
        - Да после гранат может кто-то остался, а в лесу за ними бегать - точно пулю словишь.
        Михалыч, немного подумав, прекратил попытки извлечения своих ног из рук капитана.
        Дав немцам время не только смотать удочки, но даже разобрать их на колена и упаковать в чехлы, мы занялись осмотром мест, где должны были лежать немецкие пулеметчики. Студенты оцепили «место происшествия», а экипаж БТРа, немного отошедший от «кайфа», полученного в результате взрыва гранаты, связался с Ганцевичами по рации. Зачем? Тут все просто: особист подсказал, что на базе есть вертолетная площадка, на площадку намедни прилетел «крокодил», и вертолетчики, наверное, не откажутся поохотиться за диверсантами, раз уж их лишили возможности охотиться за «панцерами». Так оно и оказалось - пока мы прочесывали окрестности, над нами с ревом прошла «вертушка», ощетинившаяся «нурсами». Через пару минут откуда-то из лесу, справа от дороги, донеслись раскаты взрывов и грохот пушечных очередей - видать, летуны кого-то прищучили. Группа, ушедшая влево, осталась незамеченной.
        Первого фрица нашел Вовка - нюх у него, наверное. Будет время - расскажу, как он вдвоем с приятелем из эээ… другой структуры задерживал чеченского террориста в Питере. Ну, может, не сейчас расскажу - но лет эдак через десять - точно. Одним словом, Вова набрел на контуженное взрывом «Мухи» тело второго номера стоявшего слева от дороги «Дегтярева». Почему «Дегтярева»? И почему второго номера? Потому что немец был в форме Красной армии и носил два треугольника в петлицах, и потому, что рядом с ним валялся не до конца набитый диск. А головкой-то его о дерево хорошо приложило - вон уже, синие круги под глазами нарисовываются, ЗЧМТ - гарантирована.
        - Протокол писать будем? - прикололся Игорек.
        - Ага. Счас, только понятых в лесу отыщем - и вперед - саркастически ответил Андрей.
        Мы со Старым переглянулись: и почему дядя Саша живет в Москве? В конце концов, эксперт бы нам не помешал - не сейчас, конечно, но потом - всяко может быть. Надо бы связаться с ним по мылу, если инет заработает.
        Еще два немца оказались мертвыми, как не попавшее под топор папы Карло полено - в том смысле, что им оторвало, по моему, все - от носа до «гвоздика». Третий немец - еще один «второй номер» - был жив, но судя по всему - ненадолго. Тем не менее, студенты вкололи ему «дурь» из шприц-тюбика (и куда только наркоконтроль белорусский смотрит), перевязали (видела бы эту перевязку моя жена - удавила бы) и, вместе с первым полудохликом, надежно принайтовили к крыше БТРа. Наши потери, кстати, оказались на редкость невелики - кроме слегка оглушенной гранатой «мазуты» из бронетранспортера, пули поймать умудрились всего трое ребят из тех студентов, что ехали с нами в кунге - и то легко: не зря все-таки Старый настоял на том, чтобы мы все ехали в касках и бронниках - вот что значит умудренный жизненным опытом и рассудительный человек. Хуже пришлось Сереге - второму бхсснику: он словил «дуру» филейной частью тела и теперь, лежа на пузе рядом с МАЗом, отчаянно матерился.
        - Ну что, вроде закончили осмотр? Пора двигаться? - спросил Андрей.
        - Вроде да. Только куда-то урки пропали. Куда их твой увел - поинтересовался я у Володи. Его коллега вместе с двумя операми розыска вскорости после окончания нашей «стрелки» с «Бранденбургом» уструячили куда-то в «сторону моря», как тот южнокорейский «Боинг».
        - Не знаю, щаз по рации свяжусь - ответил Вовка и связался.
        - Через пять минут будем - ответил Коля - который коллега - мы тут кой-чего нарыли.
        То, что было нам предъявлено через пять минут, заставило нас собраться в тесный кружок (собрались все 11 человек, включая Старого - вокруг лежащего Сереги).
        Ребята нашли в лесу еще одного дохлого ганса. А у трупика нашли пистолет, который и изъяли «как учили» - нежно, двумя пальчиками - и в пакет полиэтиленовый. Угадайте, почему? А потому, что изъятым пистолетом оказалась «беретта-92» под патрон 9Х19 «Парабеллум». Выпуск этого ствола начался только в 72-м году. 1972-м, естественно.
        Сложностей с помещением для работы на станции не возникло. После того как нашу группу расселили по двум двухкомнатным номерам в имевшемся на базе домике для размещения «крючков», а одного из гансов привели в пригодное для проведения следственных действий состояние (второй, к сожалению, все-таки откинул копыта по дороге). Нам отвели то, что и должны были отвести для работы такой, как наша, в условиях, приближенных к боевым - то есть комнату в бункере. Ну не могут же сатрапы вести допрос вражеского шпиона в каких-то других, более цивилизованных условиях? Традиция, понимаешь, а традиции надо уважать. Хотя, если честно, бункер оставлял гораздо менее гнетущее впечатление, чем следственные кабинеты «Крестов» или «Четверки» - озаботиться прикручиванием к полу столов и стульев на базе, видимо, никому не пришло в голову. Кроме того, отведенное нам помещение ранее по своим функциям являлось чем-то вроде камбуза - судя по наличию в нем холодильника, морозильной камеры и микроволновки, а также некоторого продуктового запаса. Другого, более подходящего помещения не нашлось - на выбор была либо комната для сна,
либо комната для приготовления пищи - все другие подземелья РЛС были напичканы всяческой аппаратурой, и тащить туда немца было незачем. Старый, кстати, в подготовке этого действа не участвовал - он был по горло загружен проблемами размещения на базе своих бойцов - все-таки тридцать человек не служивших ранее парней двадцати лет от роду - это та еще головная боль.
        В допросе первенца хотели принять участие все - в основном по принципу, достаточно четко сформулированному в незабвенном мультфильме «Тайна третьей планеты» - «А хотите, я его стукну - и он станет фиолетовым. В крапинку». Но мы с Андрюхой твердо решили соблюдать нормы приличий, в смысле - процессуальные нормы. Ну - или почти. Все-таки найти в местных условиях адвоката в порядке 49-й было несколько затруднительно, да и с переводчиком, возможно, пришлось бы напрягаться. Однако, к нашему счастью, вторая проблема отпала сама собой - немец оказался вполне себе русскоговорящим. Вова, как старший из фэйсов, сказал, что он это зрелище пропустить не может в силу своих функциональных обязанностей, и нам пришлось с ним согласиться. Остальные торчали из-за полуоткрытой двери, являя собой картину, олицетворяющую стихотворение неизвестного прокурора из УСО. Вы не слышали об этом, без сомнения, выдающемся, литературном произведении? Сейчас я вам его процитирую. Называется «Речь подсудимого»:
        Я стою тут весь пушистый,
        Хоть тянул два раза срок.
        А судья мне, как билетик -
        Вдруг счастливый номерок.
        Ты проникнись, заседатель,
        Посочувствуй, прокурор.
        Расскажу вам честь по чести:
        Не грабитель я, не вор.
        Я не бил в квартире тетю
        И вещей ее не брал.
        Что ж на следствии признался?
        То с испугу все наврал.
        Бил меня оперативник -
        Бил со страшным злым лицом.
        Стыд, что органов сотрудник
        Оказался подлецом.
        Он пинал меня часами
        И давил, давил, давил,
        Скрежетал зубами страшно
        Словно нильский крокодил.
        Я ж хотел еще и раньше
        Рассказать, какой он зверь.
        Но при каждом из допросов
        Он мне рожи строил в дверь.
        Мое алиби железно,
        Хоть Витек и наркоман.
        Но мой кореш любит правду,
        Невзирая на дурман.
        Помню я, в тот день мы пили.
        Знать - других не бЫло дел.
        Как, и Витьку посадили?
        Что творится - беспредел…
        Именно так все и началось. Возмущению младшего сержанта Алексея Федоровича Фролова, 1921 года выпуска, уроженца г. Буй Костромской области, холостого, сына Пелагеи Евграфовны Фроловой, проживающей в г. Буй, призванного Буйским РВК, имеющего 1-ю группу крови, не было предела. В качестве документа, удостоверяющего его личность, он силился предъявить уже изъятый у него медальон с двумя экземплярами заполненных вкладышей, в которых мы все, что он пытался нам поведать, прочитали самостоятельно - еще по дороге. Немца подвела немецкая аккуратность. Суть в том, что на бланке вкладыша, отпечатанного типографским способом, стояла дата его выпуска - 1937 год. Но Володя, нечаянно интересовавшийся еще в своей спецшколе вопросами подтверждения личности военнослужащих в зоне боевых действий, объяснил нам, что с марта 1941-го года бланк вкладыша был другим. То есть у нашего «клиента» медальон был новый, а вкладыш в него - старый. Кто-то, может быть, на это бы и купился - мол, что было, то и выдали. Но, не я.
        - Значит, зовут тебя Алексей, ты - боец… Ну, пока не важно, чего именно ты боец.
        Я снял трубку стоявшего на столе внутреннего телефона и связался с дежурным по части.
        - Дежурный по части капитан Хурбурмыркин - как и в случае с пилотом, разобрать фамилию было сложно, поэтому пришлось общаться почти официально:
        - Товарищ капитан, это следственная группа беспокоит. У вас в части есть склад?
        - Конечно, есть, товарищ следователь.
        - А на складе есть бланки заявок на отпуск неважно чего?
        - Так точно, есть.
        - А не могли бы вы поручить отобрать несколько образцов бланков и направить бойца к нам, в застенки, с этими образцами?
        - Сейчас сделаем.
        «Алексей» недоумевающее смотрел на меня - наверное, никак не мог понять, с кем он беседует, почему его не бьют и где, в конце концов, жид-комиссар. Одновременно с недоумением он косил лиловым глазом (нет, нет - никаких незаконных методов - во всем виновата контузия) на россыпью лежащий на столе Вовкин «Парламент» - пачку мы, от греха подальше, на стол не выкладывали - на ней было слишком много информации, не предназначенной для неокрепших арийских мозгов - начиная от страны, Минздрав которой в последний раз предупреждает, заканчивая местом изготовления этого самого «Парламента».
        - Закуришь? - спросил Андрюха, традиционно выступая в роли «доброго» следователя.
        «Алексей» сглотнул слюну. Вова вставил ему в рот сигарету - руки допрашиваемого, во избежание эксцессов, были надежно скованы «браслетами» за спинкой стула - и дал прикурить. Блин, ну всему этих фэйсов учить надо! Видели бы вы «Лешины» глаза в момент, когда он прикуривал от пьезозажигалки! Я посмотрел на Вову пристальным взглядом в стиле «еще раз - и в глаз», тот смущенно сказал «Упс!» - чем привел пленника в еще более задумчивое состояние - видимо, значения слова «Упс» он не знал - и теперь судорожно перебирал в голове список возможных расшифровок.
        Тем временем к нам, пошебуршавшись о чем-то с операми на входе, зашел боец, притащивший кучу всяческих бланков заявок на отпуск того и сего.
        - Ну, «Леша», смотри. Вот этим бланкам, - показал я на разложенные веером на столе бумаги, - по два-три года. Видишь, какого они за это время стали цвета?
        Бланки, естественно, были желтые - это выдающаяся особенность хранения бланков в России, со времен царя Гороха. Даже будучи упакованными в плотную оберточную бумагу, они ЖЕЛТЕЮТ.
        - А теперь посмотри на свою ксиву, - я помахал перед его носом вкладышем, извлеченным из медальона. Бумага, выпущенная не позже 1937 года, была БЕЛОЙ. Не просто белой - идеально белой. - Так что, друг сердешный, давай договоримся так: ты не будешь тратить свое и наше время. Я человек от природы ленивый и крайне не люблю тратить свое время на очевидные вещи, поэтому предлагаю тебе следующее: ты сейчас быстренько рассказываешь нам все, что нас интересует, а мы - я сделал рукой жест, призывая в свидетели всех присутствующих - позаботимся о том, чтобы самый гуманный в мире военный трибунал отнесся к тебе с безграничной гуманностью - в рамках возможного, конечно.
        Офигевший от прокола, допущенного его шефами при решении вопросов легализации в тылу РККА, «Алексей», тем не менее, решил немного пободаться - правда, уже в другом ключе.
        - Хорошо. Я признаю, что являюсь военнослужащим германской армии. Я - ефрейтор Алекс Красовски, 800-й полк особого назначения. Я являюсь военнопленным и требую, чтобы со мной обращались подобающим образом.
        Интересно, он что - считает нас идиотами? Военнопленным он мог бы считаться, если бы был одет в немецкую военную форму и носил знаки различия, предписанные его званием. Неужели он думает, что мы (то есть наши предки) такого не знали? Но раз он решил придерживаться такой линии защиты - значит, у него есть аргументы в пользу такой линии. Так что мы поиграем по-своему.
        - Вот здесь, дорогой ефрейтор, вы сильно ошибаетесь. Во-первых, ваш полк начал действовать на нашей территории еще ДО войны - и, следовательно, является не воинской частью, а БАНДОЙ. А вы, как член БАНДЫ, несете ответственность за все ее действия, даже если в них не участвовали лично. Кроме того, к вам вполне применима такая статья, как терроризм. В условиях военного времени - «вышка». Что такое «вышка» вам, надеюсь, рассказывали?
        - Рассказывали, - ответил немец, гордо вздернув подбородок, - смерть от пули - почетная смерть и я, как солдат, готов умереть за Рейх и фюрера.
        - А разве кто-то говорил о пуле? - вступил в дело «добрый» Андрюха. - Видишь ли, в чем дело, Алекс. Не знаю, что тебе говорили твои шефы про возможное предназначение объекта, которым вы столь настойчиво интересовались, но они в любом случае сильно ошиблись в своих предположениях. Смотри сюда. - Андрюха открыл холодильник, достал оттуда пачку сосисок, очистил четыре штучки от целлофановых оберток и, положив на пластиковую тарелочку, засунул сосиски в микроволновку, выставив таймер на две минуты. После чего - нажал кнопку.
        Немец, тупо наблюдая за этими манипуляциями, силился понять, какое отношение сосиски имеют к задачам их задачи. Тем временем, кожура сосисок начала лопаться, они стали набухать и источать очаровательные запахи. Блин, с этой работой, как всегда, забыли перекусить - недаром язва - профессиональная болезнь следователей. Микроволновка, завершив процесс, звякнула, и Андрюха извлек из нее тарелку с ароматными изделиями белорусского пищепрома, после чего оделил сосиской всех и каждого - включая немца. К сосиске он присовокупил по кусочку батона. Немец, видимо, не менее голодный, чем мы, рефлекторно потянулся к сосиске с хлебом ртом (сейчас, наверное, еще пива и капусты потребует - наглости-то хватит), и в этот самый момент «добрый» Андрюха продолжил:
        - Так вот. То, что являлось вашей целью - это большой аналог этого маленького аппарата, - он показал на микроволновку, - и предназначен для того, чтобы поджарить как эту сосиску, - палец показывает на огрызок сосиски, понемногу скрывающийся в жующем немецком рту, - фюрера, рейхсфюрера, рейхсмаршала и всех, кому не повезет оказаться в радиусе 100 километров от вышеуказанных граждан в момент проведения процедуры.
        Глотательные движения прервались. Сосиска осталась торчать изо рта. Вовка тоже во все врубился и немедленно подключился к нашей страшилке:
        - К сожалению, у нас еще не произведены испытания изделия в натуре, хотя теоретические изыскания и действующая модель, - жест в сторону микроволновки, - показали весьма неплохие результаты. Поэтому нам нужен был доброволец - и мы тебя нашли.
        - Ты кушай, кушай - не стесняйся, чувствуй себя как дома. Если мало - скажи, мы еще приготовим, - под исполненным животного ужаса взглядом допрашиваемого Андрюха извлек очередную порцию сосисок.
        Через пару минут после того, как приглашенный боец, брезгливо поглядывая на немца, убрал остатки извергнутой его желудком сосиски, Алекс был готов к предметному разговору. Пригласив в застенок Михалыча, чтоб приглядывал за готовым на все «полуфабрикатом» немецкого производства, мы втроем вышли из помещения - после таких выходок всегда стоит немного развеяться, буквально пять минут, прежде чем начинать говорить серьезно.
        - Уважаю. - сказал Вова, пожав наши с Андрюхой лапы. - Монстры.
        - А ты как думал? У нас все рано или поздно кололись. Ладно, работу надо работать. А что реально будем с гавриком делать, когда допросим по-полной?
        - Как что? Вывозить на «уличную» и побег организовывать, разумеется.
        Наше намерение немедленно приступить к допросу Алекса было изменено после того, как прибежавший к нам солдат-срочник сообщил, что настало время прекратить дозволенные речи - в смысле, «кушать подано, идите жрать, пожалуйста». Отказаться от обеда мы были не в силах - после ночной аэрофлотовской курицы дальнейшее наше питание свелось к проглоченной в ходе психологического этюда сосиске, да и то - проглоченной только теми, кто в этюде участвовал. С немцем вызвался посидеть Игорек, сменивший Михалыча, а мы отправились в столовую, где с огромным удовольствием приступили к поглощению борща и гречневой каши с тушенкой. Вова, хитро улыбнувшись и подозрительно осмотревшись по сторонам, достал откуда-то из-за пазухи металлическую флягу, настолько помятую и исцарапанную, что сам факт ее наличия у аккуратиста Вовы нас просто потряс - Вова всегда очень бережно относится к своим вещам, настолько бережно, что может закатить скандал, если кто-то в его авто случайно стряхнет пепел от сигареты мимо открытого окошка. Отвинтив колпачок, прикрепленный цепочкой к горловине, Вова сделал глоток и пустил фляжку по кругу.
Когда очередь дошла до меня, я тоже приложился и, занюхивая выпитую водку корочкой хлеба, внимательно посмотрел на армейское чудо, оказавшееся в моих руках. Фляга была металлического цвета - ни кусочка зеленой эмали на ней не осталось. На одной из ставших плоскими поверхностей мне при тщательном изучении, среди вмятин и царапин, удалось обнаружить надпись: «А. В. 22.06.1941». Андрюха, сидевший рядом со мной, недовольно пробурчал:
        - Давай, давай. Не задерживай процесс, - и потянулся к фляге.
        - Вова, а что это, - спросил я, показывая на надпись, - откуда у тебя этот раритет?
        Нетерпеливый Андрюха вырвал флягу у меня из рук и, сделав изрядный глоток, сам в свою очередь начал рассматривать флягу, вызвав законное возмущение со стороны следующего на очереди Михалыча.
        - Заметили? - улыбнулся Володя. Это дедовская - он с ней всю войну прошел, от 22 июня и до Праги. Хороший у меня был дед, говорят, был, только умер рано - раны сказались. Я его и не видел никогда - потом уже родился. А флягу мне отец отдал, она у меня в тревожном чемоданчике живет - и в Чечню со мной ездила, и в другие места.
        - А где у тебя дед войну начинал?
        - Начинал? Да где-то здесь - в 10-й армии. Он мединститут закончил в июне 41-го, и сразу - повестку в зубы, шпалу в петлицы - и в армию, военврачом 3-го ранга. 21-го только в свою дивизию прибыл, а тут сразу началось. Короче, 23-го дед попал в плен, а 24-го - сбежал, да еще как сбежал - захватил немецкий мотоцикл с бабками.
        - Бабками?
        - Ну этими, рейхсмарками. Они вдвоем с товарищем наехали на гансов, которые в легковушки под охраной мотоциклистов ехали - перебили их, короче, в машину залезли - а там мешки с деньгами. Загрузили мешки в коляску, и к фронту. Вышли к своим, там - туда-сюда, фильтр. А после фильтра деду при таком раскладе дорога была уже не в медицину. Войну он закончил начальником разведки танкового корпуса.
        - Интересно, - задумчиво произнес сидевший за нашим столом Старый, - а ведь десятая армия в Белостокском выступе была, а это сейчас - Польша. Насколько я успел прикинуть, перенос-то произошел только по границам бывшего Союза - так что…
        - Блин, неужели… - Володя даже побледнел.
        - Кто его знает? Пошло-то все совсем не так - изменения такие, что тот, кто выжил, может погибнуть и наоборот. Но шанс есть.
        - Надо немца трясти, как грушу - может, он в курсе, что там в выступе творится, - авторитетно заявил Серега, - дед - это святое. Я вон тоже своего не видел - но мой-то под Сталинградом погиб, так что и шанса нету. А тебе, Володь, сам бог велел поискать - так что никаких комплексов по поводу использования служебного положения.
        - Может, через контору попробовать? - предложил Старый. У меня там все схвачено, так что если какая-то инфа о выступе есть - дадут.
        - Саня, сделай - всю жизнь помнить буду, - просипел Вова, у которого от возникшего расклада даже дыхание перехватило. Если по официозу идти, через наших в Питере, Москву - хрен чего получится, там всем не до того сейчас. Это ж только на личном контакте решить можно!
        - Попробую. Сейчас дожуем - и на телефон, будем решать вопрос.
        - Какое «дожуем»? Сейчас пошли!
        - Во, блин. Дай хоть компот допить, - Кулькин глотнул из оказавшейся в его руках фляги, запил компотом, отдал флягу Сереге, - пошли. Встав из за стола, на котором осталась нетронутой его и Вовина каша, Старый решительно направился к выходу из столовой, следом за ним вприпрыжку понесся Володя.
        - Так. Вовчик для работы временно потерян.
        - Ничего, справимся. - Паша, второй фэйс, все время державшийся в тени коллеги, производил впечатление человека вдумчивого, немногословного и категорически серьезного. В Вовин отдел он пришел из войск, поэтому стоически сносил кличку «Паша - молчи-молчи», которая успела уже стать известной и нашей команде.
        - Немцу пожрать возьмем? - продолжил Паша.
        - Угу. Сейчас. Уже в пути. Вазелин еще нужно заслужить, - Андрюха всегда был точен в определениях.
        - А Игорек как же?
        - Прапора предупредим, чтобы со стола не убирали - так что придет и поест нормально, никаких проблем.
        Закончив прием пищи, мы отправились к томящемуся в муках неизвестности ефрейтору и Игорьку, которого, скорее всего, мучило чувство голода.
        Протокол стал писать Андрюха. Во-первых, потому что это сейчас его работа, а во вторых - потому что у него с собой была сумка, в которой находился ноутбук и маааленький такой принтер - командировочный набор. В свое время предшественнику этого набора очень поражались в глубинке, когда Андрюхе доводилось туда приезжать - народ там еще вовсю на машинках стучал, а тут такое чудо чудесатое - толпами для просмотра сбегались. С тех пор, конечно, и ноутбук, и принтер в наборе поменялись, да и глубинка жила уже в ногу со временем, но таскать с собой свой «рабочий инструмент» Андрюха так и не прекратил, хотя по уму - вполне можно было обходиться флэшкой с набором нужных формализованных бланков.
        - А что это? - спросил немец, когда продукция фирм «Сони» и «НР» была извлечена из спортивной сумки и предстала перед его глазами. Он, видимо, любую незнакомую ему маленькую вещь теперь долго будет воспринимать как действующую модель очередной «вундервафли» или, как минимум, продвинутое и усовершенствованное средство из арсенала Инквизиции.
        - Вопросы здесь задаю только я - имей в виду. А вообще-то это - смесь печатной машинки и телетайпа. Знаешь, что такое телетайп?
        - Нееет, - испуганным голосом ответил немец.
        - Деревня. Так, пишем: республика Беларусь, поселок Ганцевичи. Мужики, а какую дату писать?
        А это действительно был вопрос. Протокол допроса ганса нам нужен был для того, чтобы иметь процессуально оформленное доказательство по факту появления в руках «Бранденбурга» современной итальянской «пушки» - мало ли, как там и чего - всегда пригодится. А вот дата… Если написать сегодняшнюю - то немец, прочитав ее в ходе ознакомления с протоколом, может раньше времени врубиться в ситуацию. Если написать 23 июня 1941 года - то получается юридический казус - в принципе, в таком случае мы должны при оформлении протокола руководствоваться нормами УПК РСФСР аж 1923 года. Дилемма, однако. А фиг с ней, с дилеммой.
        - Пиши - «23 июня 1941 года».
        - Думаешь?
        - Уверен.
        - Хозяин - барин. Если что - тебе его в трибунале отстаивать. (трибунала-то, правда, не планировалось - немцу решили дать сбежать. Не в розыск же его объявлять, в самом деле? Папашу Мюллера при получении такого поручения из Интерпола кондратий хватит, особенно когда увидит, кто кого и за что разыскивает. Шутка.).
        Андрюха между тем записал в протокол всех присутствующих - формалист чертов - и приступил к выяснению личности ганса. Тот действительно оказался 1921 года рождения - только родился, естественно, в Германии. Русским он владел в силу того, что его папик, прибалтийский немец, до революции тащил службу в какой-то из тогдашних госконтор в Питере, а после революции, соответственно, свалил в Фатерлянд, где и женился на его, Алекса, мамане - дочери тамошнего кулака из Нижней Саксонии. Так что в своем предположении о деревенском происхождении ганса Андрюха был недалек от истины, а сам ганс оказался отчасти нашим земляком - по папе. Разъяснив Алексу его права (что явно было им расценено, как изощренное чекистское издевательство), мы приступили собственно к беседе. Нас волновали, по большому счету, всего три вопроса: сколько диверсантов было направлено к станции, где находятся остальные и откуда его кореш надыбал такую модную «пушку». Алекс не стал тянуть хвоста за кот и сразу раскололся до самого донышка: сбросили их с двух самолетов, две группы по 18 человек в каждой, в группе - по два пулемета, все - с
автоматическим оружием. Оружие, кстати, у всех советское. Их группа пешедралом после сброса, обойдя сами Ганцевичи с юга, приперлась к показавшейся ее командиру удобной для базирования деревне с говорящим названием Крысаничи. Там двое гансов, среди которых был и Алекс, переоделись в имевшуюся у них с собой гражданку и направились в деревню выяснять обстановку. И тут-то их поджидал настоящий сюрприз. Оказалось, что в деревне, расположенной на приятном удалении от Локтышинского водохранилища, гуляла приехавшая с рыбалки братва - как местная, белорусская, так и заезжая из Тбилиси (ну да, а фигли - визового режима нет) и Москвы. Братки, когда сладкая парочка гансов к ним подвалила, сразу вычислили, что что-то в облике пришельцев не есть так (ну да, представляю реакцию братков на появление двух молодых клоунов в прикиде, состоящем из «вещей старинных, цены немалой»). Как сказал Алекс, их приняли поначалу за «мусоров», хотя они отнюдь не походили на мусорщиков, а были одеты, по советским меркам, весьма респектабельно, и хотели зачем-то увезти в лес и даже немного побили. Но тут его напарник, который до
вступления в «Гитлер-югенд» был одним из предводителей уличной банды в Гамбурге, сказал, что они - в смысле, он и Алекс - на самом деле немцы, находятся здесь по делу. Братки, бухавшие вторые сутки подряд в глуши, коей являлись и деревня, и берег водохранилища, о случившемся казусе, видимо, ничего не знали - и стали подробно выяснять, что за дело и почему они - немцы - делают дела на чужой «грядке». Напарник Алекса, нюхом почувствовав родственную душу и предполагая, что русский криминал будет естественным союзником Вермахта, заявил, что они должны убрать Цанаву. Это заявление вызвало живой отклик у представителей той части братвы, которая являлась носителями особого выдающихся носов - они явно были тифлисцами. После некоторого обсуждения «носатые» заявили, что Цанава Кутаисский, щени деда, «в натуре», достал всех, если за ним даже из Германии приехали, что работая по контрабасу (Алекс отметил, что ранее Абвер не располагал сведениями о наличии у начальника НКВД Вейсруссланда - Белоруссии увлечения игрой на музыкальных инструментах, тем более - таких специфичных, как контрабас), он так демпингует при
поставке стволов (об участии Цанавы в торговле лесом Абвер также ничего не знал), что достал всех, и поэтому они, настоящие тбилисские воры, могут даже помочь немецкой братве в реализации такого благородного дела. После этого носатые скептически покосились на отобранные у Алекса и его напарника ТТ, удивившись, правда, тому, что такие старые пистолеты (какие старые? 39-го года, двух лет еще нету) находятся в таком приличном состоянии. Похвалив гансов за то, что они хотя бы китайскими подделками не пользуются (очередная зарубка - Китай подделывает русские пистолеты? Интересная информация, особенно - для японцев), «носатые» предложили им за чисто символическую цену оружие, с которым должен идти на Цанаву, как они выразились, «настоящий мужчина» - и показали Алексу и его напарнику итальянский пистолет - отличный автоматический пистолет, о существовании которого в Германии даже не подозревают. После ознакомления с конструкцией и пары-тройки пробных выстрелов немцам предложили заплатить за два пистолета по 800 «баксов», в «евро» или «деревянных по курсу». Что такое «евро» и «деревянные по курсу», Алекс не
знал, а его напарник сказал, что баксами итальянская мафия, делающая дела в США, называет американские доллары. Долларов у них с собой, естественно, не было - были только советские рубли у командира группы да небольшой запас золота в царских червонцах - золото оно всегда золото, может помочь даже при общении с НКВД. Напарник Алекса, проявив недюжинную смекалку, объяснил носатым, что они здесь не одни, что у их друзей есть гораздо более серьезное оружие, но они, тем не менее, готовы заплатить за пистолеты золотом и даже договориться о чем-то большем. Правда, за золотом надо сходить к их старшему. После этого Алекса оставили - завели во двор двухэтажного дома, во дворе которого стояли три больших сверкающих автомобиля, с колесами, как у грузовика, и множеством фар на крыше - Алекс никогда не слышал, чтобы фирма «Мицубси» делала такие красивые машины, всегда считал, что она производит самолеты по немецкой лицензии. Напарник ушел за золотом. Вернулся он не один - вместе с заместителем командира группы, фельдфебелем Бурхардом, который мало того, что договорился о покупке двух пистолетов - отчаянно
торгуясь, он сумел скинуть цену - но и о том, что, если возникнут какие-то проблемы, то они смогут найти приют у «носатых» и их товарищей. Пистолеты забрали себе командир группы и Бурхард. Русских бандитов решили пока не ликвидировать, предположив, что они, находящиеся в конфликте с властями, могут быть полезны при новом порядке, который так или иначе будет здесь установлен. Он, Алекс, уверен, что после того, как их группа понесла потери, оставшиеся вернутся в Крысиновичи - тем более что там, по договоренности с «носатыми», в одной из хозяйственных построек на время выхода в рейд до дороги к «этому кошмару» остался радист. Когда носатые увидели рацию, они отнеслись к группе с подобающим уважением - один из них даже сказал, что люди работают по-серьезному, не с мобилами на дело идут - через биллинг не вычислишь. Что такое «мобила» и «биллинг», члены группы не знали, но предположили, что это названия русских полевых телефонов в смешных деревянных коробках и с толстыми тяжелыми проводами. А где находится вторая группа, он, Алекс, не знает - возможно, это известно командиру, но похоже, что если у нас
находится один из пистолетов, то командира или Бурхарда мы убили. Тут в разговор вступил «Паша молчи-молчи», выдавший словесный портрет дохлого немца, у которого был найден ствол. Немцем оказался командир, обер-лейтенант фон Корнатцки, ныне покойный. Возможная цепочка для выхода на вторую группу «Бранденбурга» оборвалась.
        К концу записи столь феерического бреда в протокол все присутствующие, за исключением Алекса, старательно напрягали все мышцы лица, чтобы не впасть в неконтролируемый хохот. После того как Алексу освободили руки и он прочитал протокол, подписал его где положено - под правами, отказом от переводчика и, собственно, феерическим бредом, немца забрали два орла из состава команды Старого и отвели в камеру, являющуюся, по совместительству, местной губой.
        Смеялись мы долго - изложенное Алексом понимание понятий «мобила», «биллинг» и, особенно, «контрабас» наркома довело нас до истерики.
        Отсмеявшись, стали думать думу - у нас на повестке дня деятели из «Бранденбурга» с примкнувшими к ним «носатыми» - на лояльность грузинских воров рассчитывать не приходилось, впрочем, на лояльность местных или московских братков - тоже вряд ли. Точное количество «носатых» и «неносатых» Алекс сказать не мог - но только он лично видел как минимум 8 человек, а ведь кто-то мог еще находиться в доме. Плюс - половина из уцелевших немцев. Прикинули: немцев было 18, сидели в засаде, скорее всего, по 8 и 9 человек. Минус - по два пулеметчика из каждой группы, минус - остатки той половины группы, которую приласкали с «крокодила». Таким образом, к «носатым» и «неносатым» могут вернуться 6 или 7 немцев, плюс - радист. Итого - не менее 16 человек, как минимум часть из которых вооружена автоматами. Мда… Задачка.
        Наши размышления были прерваны ворвавшимися в бункер Саней и Володей.
        Найти Володиного деда, естественно, не удалось - впрочем, никто и не ожидал, что это получится быстро. Сам Вова помнил номер армии, в которую «позавчера» приехал дед, но вот номера дивизии… Номера дивизии он не знал вообще. Знал только, что дивизия была пехотной, то есть стрелковой или мотострелковой. Как удалось узнать Старому у своих приятелей из госбезопасности, ситуация выглядела следующим образом: дела в Белостокском выступе обстояли лучше, чем в прошлый раз. Точнее, немцы, оставшиеся без разведки и воздушной поддержки после избиения, устроенного им белорусской ПВО, стали воевать немножко хуже - блицкрига как-то не получалось. Армии, сосредоточенные в выступе, оставшись без связи с Минском и Москвой, лишенные мудрых руководящих указаний Павлова и Генштаба, вынуждены были действовать по собственному усмотрению. Почему-то во многих случаях такие действия оказались тактически гораздо более грамотными, чем те, которые эти же части с этими же командирами совершили «прошлый раз». Одним словом, комитетчик, с которым беседовал Саша, записал данные Володиного деда и пообещал при первой же возможности
навести о нем справки у начсанарма-10 - но только тогда, когда для этого созреют условия. На настоящий момент, к сожалению, попытки «потомков» установить связь игнорировались «предками» - видимо, воспринимались ими, как дешевая провокация. Что ж, приходилось довольствоваться и этим.
        Когда Володя прочитал протокол допроса ефрейтора, у него возникла шальная мысль. А что, если немного изменить наш первоначальный план? Знает ли кто-то из засевших в Крысиновичах немцев о местонахождении второй группы - большой вопрос, но то, что об этом рано или поздно может узнать радист, сомнений не вызывало. Значит, что? Правильно, радиста надо брать, причем - живьем. Брать не только физически, но и под контроль. Из опыта общения с Алексом у нас сложилось впечатление, что лучшим способом взять под контроль будет оглушить его какой-нибудь технической новинкой (впрочем, для него любой образчик имеющейся на станции аппаратуры будет новинкой, за исключением, может быть, телефонов - армейские аппараты недалеко ушли от того, что было в 41-м году). Оглушить психологически, а не по голове - для этого-то армейские телефоны как раз подходили как нельзя лучше. Но вот как взять самого радиста так, чтобы он не успел даже прокукарекать, было для нас вопросом из вопросов. Имеющийся у оперов опыт выманивания клиента в подходящее для дальнейшего вязания место явно не годился, штурм с привлечением Сашиных орлов,
солдат с базы, бронетехники, вертолета и прочих сенокосилок с вертикальным взлетом исключался, если, конечно, радист был нужен нам живым. То есть в принципе, вариант с ночным штурмом, конечно, возможен - но только в том случае, если мы будем четко знать, где находится радист, и будем уверены, что он при штурме не пострадает. А для этого нужно знать, где радист имеет место быть. Узнать это можно двумя способами - или захватить «языка», или заслать в Крысинычи своего человека, причем заслать так, чтобы ни у «носатых» с «неносатыми», ни у немцев не возникло никаких подозрений по поводу засланца или засланцев, а лучше - сделать и то и другое, и можно без хлеба. Местным немцы, скорее всего, о полученных от нас звиздюлях ничего не расскажут - негоже подрывать авторитет органов будущей государственной власти и управления, гестапо за это по головке не погладит, а если и погладит - то горячим утюжком. Значит они и дальше будут рассказывать байки о Цанаве - если, конечно, их кто-то попросит что-то рассказать. Задавать много вопросов - тоже не будут, не то у них сейчас настроение и не то количество народа, чтобы
связываться с местным криминалом, который, как и любой местный криминал, лишних вопросов не любит. Итак, нам нужен тот или те, кто не вызовет подозрений прежде всего у «братков» - если «гостей» нормально встретят братки, то и немцы к гостям претензий иметь не будут. Кто поздним вечером в деревне, стоящей на дороге между водоемом и цивилизацией, не вызовет подозрений? Правильно, рыбак. Или рыбаки. У которых, к примеру, сломалась машина.
        Через час мозгового штурма два «джипа», имевшихся на базе, были конфискованы у их владельцев - командира и начфина. Они, конечно, повозмущались, но после Володиного грозного «Надо, Федя, надо» решили, что это будет их личным взносом в фонд обороны, вырвав, правда, из нас обещание вернуть тачки в целости и сохранности, или самим решать проблемы со страховой и вызовом гаишников на место ДТП, в неизбежности которого они были практически уверены. Несколько бойцов сгоняли на квартиры к офицерам и вернулись, плотно затарившись удочками, спиннингами, подсаками и резиновыми лодками. Из сложенного в кучу рыболовного барахла были отобраны самые дорогие и новые экземпляры, которые Игорек и еще трое «урок» торжественно загрузили в «Мицубиси Монтеро Спорт» начфина и «Форд» командира. В «Форд» загрузили, кроме того, несколько приспособлений для причинения ущерба жизни и здоровью граждан, неграждан и лиц без гражданства - самых модных из тех приспособлений, которые имелись в нашем распоряжении, а в «Мицубиси» - самое приличное спиртное из того, что удалось нарыть по офицерским заначкам - в этом деле практически
бесценной была помощь особиста. Не знаю, как там у него с отловом шпионов, но вот то, кто с кем пьет и где что держит из закусить и выпить, он знал преотлично. После этого опера, предварительно содрав с камуфляжей знаки различия, звездочки и эмблемы, погрузились во внедорожники, а мы - в МАЗ и БТР. Дорога до «места поломки» заняла часа полтора - присмотрев подходящую по глубине, ширине и наполненности лужу, в нее загнали «Форд», чуть сзади в лес заехал МАЗ, а чуть впереди - БТР. Как говорится, это - для себя, это - для любимой, это - на всякий случай, а случаи бывают разными. Выполнив все эти манипуляции, посадив вокруг лужи Саниных орлов, мы собрались у «Мицубиси». Там Игорек и его напарник хватанули для храбрости и запаха по глоточку виски (начфиновского, само собой) и поехали брать «кривого». То есть вытаскивать «кривого», а лучше - двух - к нашему стойбищу. Врубив при этом на полную катушку диск группы «Любэ». Громкая музыка была одной из составных частей нашего иезуитского плана.
        Когда мы рассказали приехавшим «браткам» о том, что произошло в окружающем мире за последние пару суток, первое предположение, которое они высказали по этому поводу, нас весьма позабавило: «ментовская подстава», как выразился в свое время праправнук Грибоедова (того самого) после того, как в питерскую больницу - небезызвестную больницу на улице Арсенальная, где он, правнук, был смотрящим, привезли из СИЗО одного народного избранника, сменившего кресло в Мариинском дворце на тюремную камеру, в связи с сугубо нетрадиционными отношениями с отдельными представителями (отнюдь не представительницами) подрастающего поколения. Кстати, в свое время этот избранник был самым молодым народным депутатом СССР - именно там его и ввели… в круг, так сказать. Ну да о чем это я? После того как «клиентам» дали послушать новостные передачи нескольких радиостанций, даже им пришлось признать, что организация такой подставы против них лишена какого бы то ни было смысла - овчинка выделки не стоит. А вот дальше началось самое интересное: хозяина дома, к нашему изумлению, больше всего удивил сам факт «наезда» немцев - это
что ж получается, те самые тощие фрау и толстые герры, которых он сцаными тряпками гонял на всех курортах, от Турции до Таиланда, решили побыковать? Они что, край поля не чувствуют? Вообще поляну не секут? Дальнейшие его комментарии состояли из того, что в стенограммах аудиозаписей, приобщаемых к материалам уголовного дела, обычно стыдливо именуется «Нц». Когда он выговорился, до него стало медленно доходить, что те, которые «наехали» - это совсем не те, кого гоняют сцаными тряпками. Бурное возмущение сменилось глубокой задумчивостью. Двое высказались в том ключе, что теперь - все, северный пушной зверек. Все реальные темы прикроют, гайки закрутят, нормальным пацанам будет век воли не видать - в прямом смысле этого выражения. Да и мораторий, скорее всего, отменят. Еще один был озабочен тем, что все бабки, вложенные в товар, который ждали из Польши, ушли псу под хвост, товара нет, а конкретным людям, которые товар ждут, всякие катаклизмы - по барабану, на счетчик с полтычка поставят, а то и вообще… Еще двое молчали. Просто молчали.
        - Ну а вы что молчите, как рыбы об лед?
        - А что говорить-то? Надо в Москву ехать да в военкомат двигать - мы сейчас все в одной упряжке будем, и пацаны, и менты. Не верите? Ваше дело. Только у меня дед под Москвой без руки остался, пока пацаном был - много чего мне порассказывал. Это ж беспредельщики, хуже ваших тамбовских - их гасить надо, без базара…
        Так. Интересно.
        - Ну а ты?
        - Я? Я во вторую войну Грозный брал, под Комсомолом был - мне сам бог велел. Только вот в Москву - не поеду. Здесь пойду, если возьмут. И если отпустите.
        - И я тоже, - подал голос хозяин, - все одно либо сюда заберут, либо вы туда заберете, - скрещенными указательными и средними пальцами обеих рук он изобразил решетку. Только вот что с теми делать - ну, которые у нас ночуют? Они ведь из этих, точняк?
        - Точняк, точняк. Только о других ваших гостях тоже подумать надо. Кто его знает, кого они сейчас, после августа, полюбят больше? Тем более что их Мишико - просто копия Адольфа.
        - Да ты чо? Они его сами удушить готовы, педика! Нормальные пацаны. Да и грузин там только одни - Заза, а двое - абхаз и вообще ассириец.
        Ой, млин. Где же тут переводчика с ассирийского искать, если что? Они же, как залетают, про русский язык говорят, что раньше - не знал, а теперь еще и забыл.
        - Ладно. Сначала все равно надо будет брать, а потом разбираться.
        - Ну, берите. Нас только не вплетайте - западло это.
        - Вот уж хрен ты угадал. Ты подумай, кто немцам стволы толкнул? Ты можешь зуб дать, что они не в курсе были того, что происходит? Ты с ними все время был? Гарантируешь, что они радио в машине не слушали?
        - Ну, я их спецом не пас, но думаю - вряд ли. Хотя кто их знает.
        - Не брать их мы не можем - если с немцами заморочка начнется, станут уходить огородами - вылавливай их потом. Если с ними как с людьми договариваться - это их в машину вести, радио ставить да потом объясняться полчаса, а немец на стреме - не глухой, глухих в разведку не берут. Да от вас и требуется-то - показать, где их матрасы. Они в одной комнате устроились?
        - Ага. Там кровать двуспальная и кресло раздвижное - мы когда уезжали, они допивали и в люлю собирались.
        - Серый, ты чо - обурел вконец? Пацанов продаешь? - возмутился один из двух озабоченных миграцией полярного лиса в южном направлении.
        - Не быкуй. Твой номер по жизни - шестнадцатый. Ты кто? Ты никто, звать тебя - никак, и вообще, ты - уволен, нах. Будет тут всякое мурло меня жизни учить, - хозяин, которого, кстати, звали Леней, точнее - Леонидом Григорьевичем (молод, пожалуй, для Григорьевича-то в тридцать лет отроду да в таких обстоятельствах, ну да пес с ним).
        - Саня, по-моему три пары ушей в этой компании явно лишние, - Володя решил, что круг привлеченных к сотрудничеству явно пора ограничивать теми, кто сотрудничать желает.
        Саня свистнул студентов, торчавших снаружи и занимавшихся подкормкой кровососущих. На троицу, не проявившую энтузиазма в деле смычки двух противоположностей, одели браслеты и уволокли в лес, в направлении БТР. Опера, кстати, БТР весьма одобрили - полезная вещь, ничуть не хуже, чем батарея в кабинете. Скобочек всяких много, есть куда хорошего человека пристегнуть.
        - Делаем так, - Володя явно решил занять место дирижера в этом акте, - едем на двух машинах, нашей и одной вашей. В первой машине - вы втроем и я, во второй - убойщики и убоповцы. Прокуратуру и бэхов - не берем. Вам там ловить нечего.
        - Володя, а ты не дохера на себя берешь?
        - Не дохера, а в самый раз. Извини, Михалыч, количество посадочных мест ограничено, а больше машин гнать нельзя.
        - Можно, легко. Тебя что останавливает? Что тех троих уродов с собой не взять? Ну так эта проблема - решаема. Мы в свое время, когда подпольные цеха водочные были, знаешь, какую шутку проделывали? «Автор за произведением» называется. Хозяина брали и поили его же собственной продукцией до такого состояния, что он отрубался вмертвую. Несмотря на все визги о том, что ему пить Коран не позволяет. Когда просыпался - с первого в жизни сушняка был готов на все, даже телефон Корана вспомнить.
        - Ты хочешь сказать…
        - Ну да. Слегка переигрываем. Бухла у нас достаточно, напоить троих - хватит, еще и останется - на совесть затарились. Так что едем на четырех машинах - трех напоенных - во вторую сажаем. И прикинь, какая фишка - если часть народа уйдет с грузинами разбираться, а часть - останется бухих перетаскивать, а останется - всего лишь пятеро, то что должен будет сделать немец, который на стреме, чтобы не испортить отношения с хозяевами фазенды?
        - Михалыч, тебе кто-то говорил, что ты гений? Тебе надо в нашу контору перебираться, ты ж у себя гниешь на корню.
        - Вот еще. Таити, Таити. Не были мы ни в какой Таити. Нас и здесь неплохо кормят. Подъезжать будем как решили?
        - Само собой. С песнями, плясками и цветомузыкой.
        - А мне что делать? - Старый был совсем не прочь присоединиться к спецоперации.
        - Саня, тебе - руководить вверенным личным составом и ждать нашего возвращения с таким же томлением, с каким Пенелопа ждала Одиссея, - ответил не чуждый классики Игорек.
        - На том и порешим. Ну давай, Михалыч, корми учителя грибами.
        Для того, чтобы вусмерть, до потери чувствительности, напоить троих отказников, нам хватило сорока минут. Первый раз в жизни видел, чтобы люди так возмущались качественными крепкими алкогольными напитками, недолго, впрочем, возмущались. Где-то минут через десять после того, как последний из них сделал последний глоток (кстати, уже абсолютно добровольно, с разглагольствованиями о том, что менты - козлы, на которые, впрочем, уже никто не обращал внимания - пусть покуражиться напоследок), клиенты созрели и были готовы к нуль-транспортировке. Нуль - потому что именно нуль они из себя и представляли, кроме неразборчивых звуков, ничего не издавали, спали, как сурки.
        Одесса. Военный пенсионер Сергей Акимов
        Проснулся рано, когда жена стала собираться на работу. Вчера вечером рассказала, что обменники прекратили скупать валюту, кроме российской и белорусской, зато доллары и евро продавали без ограничений, причем курс продажи упал сперва вдвое, а концу дня и втрое против позавчерашнего дня.
        Включил телевизор. Передавали, который уже раз указы, о введении военного положения и мобилизации военнообязанных. На 5 канале лидеры оппозиционных партий распинались в своей любви к Украине и готовности защитить ее от подло напавших агрессоров, наперебой призывали своих сторонников оказывать сопротивление захватчикам, в то же время остерегая власти не заходить слишком далеко в сближении с Восточным братом, чтобы не потерять независимость страны. Идиоты - они что, надеются, будто страна сможет выжить одна в послевоенном мире без тесной кооперации с РФ, РБ?
        Новостные программы показывали немногочисленные сводки с мест боевых действий, сопровождаемые кадрами любительских съемок на мобилки и видеокамеры. Составить из этих разрозненных сведений цельную картину у меня не получилось. Пока можно было говорить о том, что немцам (а это оказались действительно войска вермахта - были и кадры с взятыми в плен фашистскими летчиками) удалось захватить Львов, Ковель, Ужгород, Черновцы. Сообщалось о разгоне немцами Львовского областного совета и казни всех его депутатов, зверствах пришедших с фашистами и присоединившихся к ним местных украинских националистов. Чуть более широко освещалось прибытие в страну российских авиационных и воздушно-десантных частей, показывались кадры погрузки в эшелоны войск и военной техники, направляемой Россией в Украину.
        В Молдове румыны взяли Кишинев и двигались в сторону Тирасполя и Бендер. Войска ПМР готовились отразить нападение. В тоже время Тирасполь обратился к жителям прилегающих украинских областей с призывом оказать помощь республике - приглашались добровольцы.
        Пасынок вчера допоздна сидел во дворе с ребятами, а сегодня мне заявил, что поскольку его не призывают, то собирается поехать в Тирасполь в компании приятелей, чтобы бить румын, раз уж немцы Одессе пока не угрожают. Мои разъяснения, что игра в Контр-Страйк отнюдь не заменяет реального умения владеть оружием, и вряд ли ПМР нужны необученные солдаты, наткнулись на встречный вопрос - а как было в Отечественную, ведь приходилось и тогда бросать в бой неподготовленных?
        Да, наверное, мы все же плохо знаем молодежь - под внешней апатией и развязным поведением - все те же яростные и романтические сердца. Как я ему позавидовал - самому-то уже не поехать - ни бегать толком, ни ползать уже с моим-то радикулитом не смогу. Разумеется, если враг дойдет до Одессы, то отсиживаться в подвале не останусь - на баррикаде с автоматом или пулеметом я лишним не буду.
        С трудом удалось уговорить пасынка с другом подождать еще день-два - румыны - не немцы, получив отпор - остановятся, да и авиация Южного оперативного командования наверняка по ним работать будет. А если все же они понадобятся - что тут до Тирасполя ехать-то - часов шесть, так что успеют повоевать.
        Опять засел за телефон.
        Звоню отцу в Симферополь - вчера с ним говорили, но все-таки восемьдесят три года, сделал ли все как надо? Сделал, бодрится - мол у нас всё есть, больше волнуется за меня с внучкой и за второго сына, который в Москве - того могут призвать - полковник запаса все же. Особо страшного, конечно, ничего в этом нет - тот военный строитель, так что на фронт вряд ли попадет, но услать куда-то к морю могут. Братишка заканчивал ВВИСКУ Ленинградское по специальности строительства военно-морских баз, или как там она точно называется, не помню - прельстился морской формой, хотя прослужил весь срок в МВО и носил обычную армейскую. Но сейчас, возможно, потребуется восстанавливать разрушенные и заброшенные базы…
        Снова в Крым - двоюродной сестре - что там слышно? Рассказывает со слов мужа - тот работает водителем троллейбуса на ялтинской трассе - вроде пытались бомбить Севастополь, но флот посбивал всех. В Алуште и Ялте спокойно - еще бы, там столько правительственных дач, что они наверняка ПВО прикрыты.
        Глянул в окно - там внизу машины что-то рассигналились. Сосед с пятого этажа пригнал фургон и таскает какие-то коробки домой. Ну да, он же на седьмом километре торгует, а теперь про турецкий и китайский ширпотреб придется забыть надолго, если не навсегда. Да и с мясными продуктами будет тяжеловато - ни «ножек Буша», ни польского или аргентинского мяса, что на колбасы идет.
        А жарко-то как! Еще и отопление работает. Нет, потрогал батарею - отключили. А солнце что-то больно высоко стоит - не подумаешь, что конец октября.
        Опять телевизор…
        Руководство страны проводит политические консультации с другими странами бывшего СССР - понятно, обсуждают, что делать и кто будет главный. А ведь сильнее нас никого сейчас на планете нет, даже если учитывать тот бардак, что сотворен с промышленностью… Вот политикам простор для предположений, какие амбиции могут осуществиться.
        Интересно, сейчас же начнется передел власти, что у нас, что в России - те, кто держал свои деньги на Западе, их потеряли, да и Россия свой резервный фонд в штатовских банках тоже. Во! Передали распоряжение Нацбанка - приостановлена деятельность всех коммерческих банков, вклады заморожены. Банки обязаны выплачивать только пенсии и заработную плату.
        Ох и не завидую я властям - столько проблем навалилось и все срочные, да еще и война…
        Ну ладно, власти - властями, а народу-то что делать? Как дальше жить будем?
        Звонок. Василий - бывший сослуживец. По поручению Самвела звонит. Предлагает вернуться на старую должность - молодых офицеров забирают в войска, а работу делать надо…
        Горьковская область. Максим Андреев. Безработный.
        Ночной секс после бани был прост, незатейлив и контрацептивен.
        Ольга, как обычно, была сверху, руководя телом Максима. Он, было, попытался не надеть презерватив, однако девушка строго его предупредила:
        - Рано еще.
        Пришлось кончать как обычно - быстро и в резинку.
        В других углах небольшой комнаты тоже стонали недолго. Не время для утех. Нужно выспаться. А секс - лишь способ разрядки нервного напряжения.
        Несмотря на разрядку, Макс уснул не сразу. Волновали его три вещи.
        Первое - они так и не успели заготовить годовой запас продуктов, патронов, одежды и прочих полезных вещей.
        Второе - они уехали очень недалеко. А если натовцы ударят ядерным оружием по Дзержинску? Помесь радиации с химикатами может достигнуть дачного поселка в считанные минуты. Успеют ли они собраться? Не, конечно, Рустэм пояснил, что Роза Ветров в это время благоволит к выживальщикам. И отравленный воздух, после того как накроет город, скорее всего поползет на запад. Ну а вдруг? Мало ли что?
        И третье… Как там мама? Нет, все это было уже обговорено десятки раз. Выжить должны сильнейшие. Пенсионерам нет места в новом мире. Да и что они могут-то? «Одним вздохом отравленного воздуха они спасают нас!» - говорил Рустэм. «Глоток, который не достанется нам и нашим детям!». Он был прав. Конечно. Но душа саднила…
        В Нижнем они застряли.
        Часть дорог была зачем-то перекрыта БТРами. Открытые были забиты автотранспортом. Заправки работали через одну. Макс в очередной раз порадовался, что они успели запастись пятью двухсотлитровыми бочками с бензином, закопанными на Базе. Впрочем, в «Газельке» плескалось еще топливо. В трех канистрах.
        - Хаос… - мрачно сказал Рустэм, осторожно объезжая приткнувшийся к тротуарному бордюру «Ниссан». - Как и было все описано. Надо было ночью ехать, все-таки. Макс! Видишь, машины встали? А магазин видишь?
        - Ну…
        - Возьми две… Нет! Три упаковки минералки и три пива. Деньги есть?
        - Ага, Командир!
        - Действуй!
        Макс выскочил из «Газельки», громко хлопнув дверью. Пробежал несколько метров, громыхая «Коркоранами». На них пришлось кредит брать. За который он так и не расплатился еще. Ну и не расплатится теперь уже никогда. Да и пошли они все!
        А в магазине… Маленький магазинчик из серии «рядом с домом», в котором всегда продавался всегда лишь алкоголь, табак, хлеб да молоко с котлетами. А в магазине было столпотворение. Люди скупали соль, спички, макароны, рис… Брали десятками упаковок. За прилавком метался взмыленный азербайджанец и две русских девчонки с синих халатах продавщиц.
        - Эээ… Девушка, мне упаковку минералочки «Нижнеивкинской»…
        - Тысяча двести! - не моргнув глазом ответила жирненькая «девушка» лет пятидесяти.
        - Сколько??
        - Бутылка двести рублей!
        - Ух ты ептыть! - только и смог сказать Макс.
        - Берете?
        - А пиво почем?
        - Пива нет уже, - пожала плечами продавщица. - Вообще нет алкоголя. Разобрали еще вчера а подвоза нет.
        - Давайте минералку. Сигареты есть?
        - Только «Прима». Пятьдесят рублей пачка.
        - Мля… Десять пачек.
        Потом он, на всякий случай, взял еще сухариков со вкусом мяса - сто рублей за пачку. Десять упаковок.
        Деньги стремительно падали в цене. По крайней мере, в этом магазине. Ну и ничего. Не страшно. Еще сутки - деньги превратятся в бумагу. Будем расплачиваться патронами, как это в «Эпохе Мертвых» описано. Да… Все-таки панамский сиделец был прав. Или он не панамский? Да хоть гондурасский. Так что по фиг на деньги. Сдачи в триста рублей у продавщицы не было. Пришлось взять пять упаковочек «Дирола». А что? Пригодятся!
        Пока Макс закупался - машина продвинулась метров на десять.
        Рустэм тихо матерился за рулем. Паша с Машей ковырялись в нетбуке. Ольга индефферентно разглядывала пейзаж, состоявший из затонированного окна какого-то «Лексуса», ласково поглаживая чехол «Сайги».
        - Принес? - нервно спросил Рустэм.
        - Минералку только. Пива нет. Ничего нет. Полки пустые как в СССР!
        - Много ты знаешь про СССР, - хмыкнул Рустэм.
        - В смысле? - не понял Макс.
        - Забей! - отмахнулся Командир и, напряженно, уставился в лобовое стекло. Упревший под дождем гибддедешник махал грязным жезлом, игнорируя сигналы светофора. Когда они стояли прямо перед ним - Рустэм демонстративно достал фляжку из внутреннего кармана пятнисто-камуфляжного бушлата и хлебнул из нее. Мент только устало покосился и продолжил махать черно-белой палкой. Позавчера было бы все по-другому…
        Три часа они ползли по улицам города. Три часа. Эти три часа могли стать роковыми. Где-то там, за океаном, какой-то уоррент-офицер мог легким движением пальца отправить их компанию в ядерный ад. Но, почему-то, не отправил.
        Впрочем, рефлексии оставили на потом. Сейчас главное - добраться до Базы.
        Когда выскочили за мост через Волгу - понеслись, что было сил у «Газельки».Сил у нее было немного. Зато трасса была почти пуста. Большинство машин уходило по разворотам в Заволжский район Нижнего. Странно, но встречка была забита. Люди, зачем-то, торопились в город.
        - Идиоты! Вот же идиоты! - матерился Рустэм, провожая взглядом встречные легковушки и автобусы. - Они ничего не понимают. Ничего! А значит - у них нет права жить!
        Соглашались с ним все молча. Он был прав. Однозначно прав. Неужели не понятно - если случается ТАКОЕ - необходимо валить из городов. Переждать первое время. А затем уже приступать к «мародерке» и стараться выжить. Сохранить в себе потенциал человечества. А если не мы - то кто это сможет сделать? Выжить должны - сильнейшие! И умные…
        Добрались они до Базы без приключений. Ну какие могут быть приключения у шестерых вооруженных людей, если они сами эти приключения не ищут? Вооружение было, конечно слабоватым - «макарычи», «наганычи» да прочие газовые баллончики. Однако, даже игрушечное оружие придавало уверенность. Иногда они даже специально притормаживали и вглядывались в лица тех, кто шел по встречке. Те, кто спешил в Нижний. Натыкались на каменные взгляды Команды и спешно отворачивались…
        Вывод: главное, не какое оружие у тебя, а как ты его чувствуешь.
        «Газель» прошла где-то с километр от поворота с шоссе. Потом завязла в грязи. Дорога и в сухое время была тут никакой, а после недавних дождей и внезапно наступившей вчера летней жары, вообще превратилась в болото. На Базу отправились Рустэм со своей Иришей. Пашка с Машкой засели по правую сторону дороги. Ольга и Макс - по левую. Конечно, гостей они не ожидали… Но вдруг? Это же Большой Песец! Нужно быть готовым ко всему.
        Макс попытался развалиться на спине и уставиться в седое небо, но Ольга легким пинком заставила его занять позицию в кустах. Нет. Не сексуальную. За дорогой следить.
        Занятие оказалось весьма скучным. Никто Команду не преследовал. В хаосе катастрофы они оказались никому не нужными. С одной стороны - это хорошо. А с другой - скучно. Время от времени, Макс поглядывал на запад. Если америкосы вдолбят по Нижнему и Дзержинску… мало не покажется никому. Но, почему-то, война с НАТО не переходила в фазу «Всех убью - один останусь!». Это обнадеживало, настораживало и несколько пугало. Нет ничего хуже неопределенности.
        - Оль, как ты думаешь. Долго это все продлится? - внезапно спросил Макс.
        - Нет, - качнула она головой.
        - Думаешь?
        - Ты не понял. «Долго» или «быстро» - эти понятия исчезли. «Это» - навсегда, - она стряхнула маленькую еловую веточку с русых волос. - Мы внутри Вечности, Максик.
        Он пожал плечами. Ольга, конечно, была очень красивая. Высокая, стройная, фигуристая. Волосы спадали водопадом аж до пояса. До вчерашнего дня спадали. Утром она побрила голову. Впрочем, в этом был какой-то неожиданный шарм.
        Но уж слишком она умная. Кастанеда и Штайнер были ее любимыми писателями. Любимыми, настольными и напольными. Иногда даже постельными. В смысле, вместо постели - чтение и медитации над текстом.
        Над парочкой, замершей в кустах можжевельника, свиристели птицы. Внезапный июнь разбудил в тварях божьих инстинкт размножения. Макс чуть подвинулся к Ольге. Приобнял ее за талию, переложив пистолет в левую руку. Она поморщилась в ответ и сбросила его руку.
        - Оль… Ну, нет же никого!
        - Они приходят, когда ты их не ждешь, - заученно ответила Ольга, продолжая наблюдать за дорогой.
        - Да кто они-то? - вздохнул Макс и отодвинулся на свое место.
        - Враги, - отрезала девушка.
        - Да какие враги-то?
        - Все. Кроме нас, - на мгновение обернулась она к нему. Взгляд ее прищуренных зеленых глаз гюрзой укусил Макса.
        - Ааа… - вздохнул парнишка в ответ. - Ну да. Все кругом враги.
        - Заткнись!
        И он заткнулся. Ольга вокруг всегда видела врагов. И всегда была ко всему готова. Однажды ночью они с Максом шли через старый, давно заброшенный парк. Какой-то пьяненький мужик попросил на свое горе прикурить. Она и дала прикурить. Сначала сигаретой в скулу, затем коленом в нос и, одновременно, локтем в затылок. И кто кого провожал в тот день?
        Когда он ее целовал у своего подъезда, то не удержался и спросил:
        - Оль, что ты имела в виду, когда сказала про «некоторые услуги»?
        Она слегка оттолкнула его и, криво ухмыльнувшись, грубо ответила:
        - Лишний х…й п…де в прибыток.
        И ушла, не простившись.
        С тех пор Макс старался не заводить с ней откровенные разговоры. Поэтому сейчас и заткнулся.
        Заткнулся и даже чуток задремал. Но получил локтем в бок и дремать передумал. Так и лежал, вперившись взглядом в лес и с завистью прислушиваясь к хохоткам, плавно переходящим в стоны, с другой стороны дороги.
        Рустэм с Иришкой прибыли на одной «ниве». Девка не справилась с жестким, почти танковым управлением чуда российского автопрома. Это тебе не на «автомат-коробке» по Дзержинску кругами кататься.
        Багажник забили всячиной под завязку. Затем «газельку» вытащили с дороги и замаскировали ее поваленными елками метрах так в тридцати от колеи. После забились вшестером в тесный кузов полуджипа.
        Время уже к девяти вечера приближалось. Когда они прибыли к месту базирования.
        - Странно… А все еще не темнеет, - оглядел розово-голубые небеса Пашка.
        - Явное нарушение пространственно-временного континуума, - ответил равнодушно Рустэм. - Потом будем разбираться. Выгружаемся!
        Ну и выгрузились постепенно.
        Утащили все в кладовки бункера. Потом и сами в него забрались.
        Когда поужинали - холодная банка гречки с мясом на каждого, когда запили холодный жир глотком теплого чая из Машкиного термоса, когда расправили спаренные спальники по углам и улеглись в них, Рус спросил Пашку:
        - Новости есть какие?
        - Не. Связь так и не восстановилась. Соответственно нет и интернета. Да его еще со вчерашнего утра не было. Одна локалка только еле-еле пахала. Связь будет - сообщу.
        - Понятно, - ответил Рустэм. - Всем спать. Это приказ. Подъем в шесть. Дела надо обсудить. Дневальные… Паша! Маша! Вы - первые!
        - Яволь, майне фюрер! - хохотнул Пашка.
        А Ольга закинула бедро на Макса. Положила ему руку на грудь и жарко задышала в ухо. Он осторожно погладил ее по руке. Далеко не женской - грубоватой, покрытой шрамами и царапинами. Она в ответ чмокнула его в щеку, покрытую пушком. И уснула.
        А он уснул чуть позже. Только и успел подумать - а как там мама?
        Мама же в это время ставила чайник на крохотной кухонке старой хрущевки и думала:
        - Как там сыночек-то мой?
        Из воспоминаний зам. начальника штаба VI АК:
        «…Наш корпус вынужден был целиком повернуть 26 пд на север и закрыть фронт силами лишь 6 пд. Опасения по поводу столь рискованного маневра, которые мы испытывали, не оправдались. 6 пд продолжала наступление в обход Каунаса с юга, почти не встречая сопротивления. Большую часть времени ее части продвигались по дорогам в походных колоннах.
        Значительно более серьезная обстановка сложилась для 26 пд. Передовые отряды дивизии быстро сбили ничтожные заслоны на линии соприкосновения. Настораживало, однако, что небольшие подразделения, оказавшие первое сопротивление, были буквально перенасыщены автоматическим стрелковым оружием и создавали необычайную плотность огня. По нашим войскам было произведено несколько пусков ракет из переносных пусковых установок, оказавшихся крайне неприятным оружием, доставившим нам чувствительные потери.
        Примерно через час после начала боевых действий мы получили обескураживающее и прямо-таки потрясшее нас известие: один из передовых отрядов 26 пд был практически полностью уничтожен, подвергшись атаке из засады механизированной группой противника из нескольких легких танков и бронетранспортеров неизвестной конструкции. Однако, когда наш авангард достиг места боя, развернул батарею PaK 35/36 и открыл огонь, противник поспешно отступил, оставив подбитыми на поле боя легкий танк с длинноствольной автоматической пушкой и четырехосный колесный БТР с колесами необычно большого диаметра. При отступлении бронетехника противника продемонстрировала очень высокую скорость и маневренность. Авангард тоже понес немалые потери: два орудия ПТО были уничтожены ответным огнем противника, одно серьезно повреждено, а расчеты потеряли около 80 % состава, не считая серьезных потерь в пехотных подразделениях. Тем не менее, поле боя осталось за нами, и это несколько подняло боевой дух наших войск. Серьезные неприятности начались позднее.
        Тем временем информация, поступающая от войск, продвигающихся по этой территории, рисовала очень странную картину. Солдаты и офицеры наблюдали множество зданий явно немецкой постройки. Характерно знакомый облик носили и проложенные здесь дороги. Но наряду с этим наблюдалась масса зданий явно иной архитектуры, и другие детали, совершенно не свойственные немецким землям. По образному выражению одного из офицеров, „такое впечатление, что противник занял и осваивал эту территорию уже несколько десятков лет“. Но ведь еще позавчера здесь была наша земля, и развертывались наши войска! В общем, голова кругом, и не у меня одного.
        К середине дня наши передовые отряды уже подошли довольно близко к Шталупёнен (Нестеров), и в этот момент главные силы 26 пд подверглись нескольким атакам с воздуха. Неожиданно для нас это была не бомбардировка, а ракетно-артиллерийский обстрел. Хотя в атаку на наши колонны заходили единичные самолеты, пущенные ими ракеты и очереди из автоматических пушек калибром явно более 20 мм причинили нам немалый ущерб. А на подходе к Шталупёнен колонну наших войск атаковала механизированная группа противника, в составе которой на этот раз было три тяжелых танка. Эти монстры имели пушку крупного калибра (заведомо больше 10 см!), с необычайно длинным стволом, напоминавшую скорее корабельное, нежели танковое орудие. Большая округлая приплюснутая башня покоилась на приземистом корпусе, опиравшемся на весьма широкие гусеницы.
        Тяжелые танки противника открыли огонь с опушки леса, как только колонна наших войск оказалась для них в прямой видимости. Дистанция открытия огня составила около километра, но огонь этих монстров оказался весьма точен. На шоссе горели разбитые грузовики и несколько пушек - практически все, что оказалось в секторе обстрела этих чудовищ, было уничтожено. Лишь когда нам удалось подтянуть 105-мм гаубицы и 150-мм пушки, а во фланг тяжелым танкам русских вышли три штурмовых орудия „Штурмгешютц“, чаша весов в бою стала склоняться в нашу сторону. У одного из тяжелых танков была разбита гусеница, и он потерял подвижность. Два других танка, попав под плотный обстрел, получили повреждения, хотя и не выведшие их из строя, но заставившие ретироваться с поля боя. Однако мы потеряли все три „Штуга“ и поэтому приблизиться к подбитому танку не удалось из-за очень плотного пулеметного огня, открытого пехотным прикрытием противника.
        Колонна возобновила движение и ее голова, миновав открытое пространство, втянулась в лес, прикрывший нас от крупнокалиберных пулеметов врага, которые так и не удалось привести к полному молчанию. Не успели наши грузовики проехать и двести метров по лесу, как вокруг шоссе вспухли десятки разрывов. Создавалось впечатление, что снаряды рвались даже в кронах деревьев. Как доносил один из немногих выживших унтер-офицеров, он принял бы это за короткий, но массированный минометный обстрел, если бы не знал, что в густом лесу это практически невероятно. Унтер при этом демонстрировал прискорбную для военнослужащего вермахта растерянность.
        Колонна вновь была вынуждена остановиться, и опять из леса показались русские тяжелые танки. Их было всего два, и на этот раз, сделав по одному-два выстрела, они с дьявольской скоростью меняли позиции, чтобы выстрелить еще раз и снова скрыться. И все же мы нашли выход - вся имеющаяся у нас артиллерия стала давить пехотное прикрытие этих танков, и вскоре русские были принуждены к отходу, на этот раз - окончательному.
        Примерно в это же время начался хотя и редкий, но регулярный и непрекращающийся обстрел из артиллерии крупного калибра двух колонн 26 пд, двигавшихся по параллельным дорогам западнее направления на Шталлупёнен. Наши потери росли. Тем не менее, это не могло остановить порыв наших солдат - передовые отряды 26 пд к 15.00 23.06.1941 уже обогнули Шталупёнен с запада, чтобы не ввязываться в уличные бои и продвигались далее в намеченном направлении. Продолжали движение и обстреливаемые колонны, выйдя в промежуток между Гумбиненом и Шталлупёненом.
        К сожалению, нам так и оставались неясными численность и дислокация противостоящей группировки противника. С обоими высланными вперед самолетами-разведчиками Hs126 очень скоро была потеряна связь. Именно срыв авиаразведки привел к тому, что около 16.00 крупное соединение противника, выдвинувшись от Гумбинена по шоссе Кёнигсберг-Каунас, внезапно нанесло удар, причинивший серьезные неприятности, по левому флангу 26 пд. Использовав открытое пространство, противник обстрелял нас с дистанции более трех километров, открыв убийственный по точности огонь. Полковая и дивизионная артиллерия, пытавшаяся противодействовать этому удару, понесла тяжелые потери. Противник расстреливал наши орудия, как в тире, и лишь артиллерия, стрелявшая с закрытых позиций, имела шанс уцелеть. Но ее огонь, к сожалению, почти не давал результатов, поскольку танки и самоходные орудия противника непрерывно маневрировали.
        В итоге были полностью уничтожены две артиллерийские батареи и потеряны четыре штурмовых орудия, не считая многочисленных потерь в пехоте. Попытка нанести авиационный удар по механизированной группе противника, состоявшей из тяжелых танков, самоходных орудий крупного калибра и большого числа легких танков с уже знакомым нам характерным силуэтом с сильно заостренным носом, провалилась. Девятка Ju88 натолкнулась на мощный и дьявольски меткий огонь автоматических зенитных пушек, и потеряла семь машин из девяти, так и не сумев нанести по противнику бомбовый удар.
        Вынужденно притормозив движение и уплотнив боевые порядки, наши войска попали под короткий, но мощный артиллерийский налет противника. Больше всего это было похоже на действие новых шестиствольных минометов „Небельверфер“, только многократно усиленное. Наши суммарные потери были таковы, что дивизию уже можно было считать ослабленной на целый полк. Самое паршивое заключалось даже не в этом, а в заметной деморализации войск. Даже некоторые опытные офицеры испытывали смятение оттого, что противник смог практически безнаказанно расстреливать наши войска с дальних дистанций, а мы были не в состоянии противопоставить ему что-либо действенное.
        Между тем русские и не думали останавливаться на достигнутом. Руководство корпусом было серьезно затруднено неудобным размещением штаба корпуса в некотором отдалении от полевого командного пункта 26 пд. Из-за потери при вчерашних налетах штабных радиостанций, мы были вынуждены были пользоваться средствами связи штаба дивизии (вчерашние потери в которых тоже были чувствительны), и гонять связных офицеров чуть ли не за километр к дивизионному узлу связи. Безрукие дивизионные радисты почему-то все никак не могли связаться со штабом ОКХ. Однако и это продлилось недолго - вечером авиация русских накрыла командный пункт 26 пд. Я стал задумываться - а, может быть, именно неудобное расположение штаба корпуса спасло нас от русских бомб? Ведь штаб дивизии погиб почти полностью вместе со своими радиостанциями…».
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент России.
        Есть такое психическое расстройство, не признанное до сих пор медицинским сообществом, но оттого не ставшее менее опасным - интернет-зависимость. Глава государства знал, что ей покорны все - от сопливого тинэйджера, самоутверждающегося если не в реальной жизни, то хотя бы в виртуальном пространстве, до пенсионера, с восторгом осваивающего захватывающие дух просторы всемирной паутины. Самого себя, что неудивительно, он зависимым от странствий по сети не считал.
        Однако к исходу второго, после внезапного и до сих пор не до конца осмысленного катаклизма с переносом, дня, отлучённость от любимого способа препровождения свободного времени дала о себе знать. Настроение, и без того дурацкое после очередного, не слишком продуктивного, общения с силовиками, прекрасно справлявшимися - «Пока!» - с возникающими проблемами самостоятельно, стремительно ухудшалось.
        «Ну, подписан ещё с десяток указов, согласован вопрос с разграничением полномочий чекистов и МВД на „временно занятых“ территориях… Что? Без меня не справились бы или не договорились? Это вряд ли. Каждый норовит показать, что не зря казённый паёк получает. Так пусть на деле и показывают, а не на бесконечных совещаниях. Остообрыдли все. По самую маковку…»
        Вялость и апатия - резкие, необъяснимые - навалились как-то сразу. На душе стало мерзко, кондиционированный воздух в комнате отдыха показался душным, насыщенным неприятными, раздражающими обоняние запахами. Чтобы хоть как-то избавиться от наваждения, президент открыл окошко браузера на экране стоявшего на отдельном столике ноутбука.
        Твиттер был недоступен, «лежали» и другие социальные сети, использовавшие хостинг и серверы за пределами бывшего СССР. Новостные ленты, похожие одна на другую, опаздывали с отражением событий минимум на восемь-десять часов. Фильтр военной цензуры начал работать если не в полную силу, то очень близко к тому. Не обнаружив ничего заслуживающего внимания, глава государства уже хотел свернуть программу и выйти из сети, благо настроение хоть чуть-чуть, но стало лучше, однако ткнул по привычке в «избранное» и открыл вкладку с крупнейшим российским видеопорталом. На его каналах иногда попадались забавные мультфильмы, новая непрофессиональная музыка, да мало ли ещё что, способное слегка отвлечь от дневных забот!
        В «топе дня» на первой позиции оказался ролик со странным названием «Новые освободители Европы?», размещённый буквально пару часов назад каналом радиостанции «Эхо Москвы» и уже успевший набрать несколько тысяч просмотров. - «Интересно, - подумал президент, - их же должны были закрыть, согласно сегодняшнему Указу? Или руки пока не дошли?» - Два клика «мышью», и ролик развернулся в полный экран. А на нём…
        Краснолицый, явно находящийся в состоянии сильного алкогольного опьянения человек в криво застёгнутой камуфляжной куртке с погонами полковника - камера как бы ненароком задержалась на больших звёздах защитного цвета - громким голосом рассказывал, поминутно поправляя спадающую форменную кепи, о том, что он лично сотворит с прибалтами, поляками и разными прочими шведами. Речь его, малосвязная и обильно уснащённая неизобретательной нецензурной бранью, сводилась к ожидаемым многочисленным половым актам с представителями указанных национальностей, их правительствами, многочисленными родственниками и домашними животными. Ряд обещаемых действий однозначно мог быть отнесён к сексуальным извращениям, а некоторые могли повлечь за собой последствия в виде телесных повреждений различной степени тяжести…
        Досмотреть до конца такую похабщину сил не хватило. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, президент свернул окно браузера и нажал клавишу селектора внутренней связи.
        - Владислав Юрьевич, вы ещё не спите? Не до шуток. Срочно зайдите ко мне. Да, и прихватите что у вас есть по «Газпром-Медиа». Похоже, они таки доигрались…
        День третий. 28.10.2010/23.06.1941
        Москва. Президент России Дмитрий Медведев.
        - Как это случилось? Сергей Алексеевич, я вас спрашиваю! Как вы смогли это допустить?
        - Никто не ожидал такого от неё. Началось всё хорошо, разговор строился в соответствии с рекомендациями психологов. Футуршок и прочее. Ну, вы сами понимаете… Мы-то в себя третий день приходим, а она поверила нам практически сразу же. Вся предоставленная ей информация была проверена ещё в Москве и могла быть сопоставлена с существующими у посольства в Стокгольме источниками. Беседовали почти весь вчерашний день - никаких признаков изменённого состояния, на мой взгляд.
        - Но причина должна была быть? - нетерпение, звучавшее в голосе президента, граничило с раздражением.
        - Я думаю, всё дело в визите Гюнтера. Кристиана Гюнтера. Это…
        - Я знаю, кто это. Ваши коллеги и другие ответственные товарищи снабдили меня практически полной информацией. Справками на весь здешний политический зоопарк. Дальше!
        - Беседа с министром проходила в моём присутствии, благо в предоставленных мне полномочиях Александра Михайловна не усомнилась ни на йоту. Он сразу же взял быка за рога - сказал, что в его автомобиле встречи с советскими и российскими дипломатами ожидает некий господин из Берлина. Слово «российскими» он особо выделил. С очень важными сообщениями и предложениями от рейхсминистра Риббентропа и не только. Причём это «и не только» он повторил дважды.
        - «Господин из Берлина» - Томпсон?
        - Не факт. Полных данных на «немецкого гостя» мы пока не получили. Ни по своим, ни по эсвээровским каналам. Миссия Томпсона, как вы знаете, провалилась в сорок третьем. Так что это мог быть кто-то ещё из тогдашней номенклатуры Вильгельмштрассе. Лично я его не видел, не успел… - на последних словах голос заместителя министра иностранных дел внезапно сел. Он невидяще взял стоявшую на столике бутылку с минералкой и, чуть не промахнувшись мимо, наполнил стакан. Лоб его покрылся мелкими бисеринками пота.
        - Успокойтесь, Сергей Алексеевич! И продолжайте, пожалуйста.
        Рябков залпом выпил воду, на мгновение взгляд его стал каким-то рассеянным, а губы прошептали: «Стакан воды…» Но, взяв себя в руки, он продолжил.
        - Похоже, это моя вина. Только моя. Не стоило спрашивать Гюнтера, в чём, по его мнению, может быть смысл визита германского эмиссара и насколько серьёзны намерения и позиции тех, кто договаривался с ним об организации встречи. Когда он начал отвечать, Александра Михайловна несколько изменилась в лице и, извинившись, покинула комнату. Я тогда ещё подумал: «Неудивительно. Странно, что она вообще в семьдесят лет так хорошо выглядит и может исполнять свои обязанности». А через минуту мы услышали выстрел. Негромкий, как воздушный шарик лопнул. В сердце…
        - То есть она решила, что мы пойдём на переговоры?
        - Вероятно, да. А что она ещё могла ожидать от представителей буржуазного государства? От нас с вами. Они страну на дыбы подняли, против половины мира выстояли, а мы… - Глаза человека, ещё недавно считавшегося одним из самых успешных представителей России на международной арене, холодные и расчётливые по определению, - а какими ещё могут быть глаза карьерного дипломата? - затянулись влагой.
        - Плохо. Очень плохо. Нет, не то, что случилось - здесь вашей вины нет. Мы слишком… другие, старикам нас не понять. - Лицо главы государства закаменело, скрывая рвавшиеся наружу эмоции. Лишь повышенный тон голоса выдавал его чувства. - Отвратительно то, что нас считают способными договориться с нацистами. Это мнение нужно переломить. Любой ценой.
        Алексей Шкодин. Финансист.
        Война.
        По радио обсуждают только её. Даже тема переноса отошла на второй план, мол, мистика - мистикой, а фашисты - вот они. Новости самые разные - кто говорит, что немцы чуть ли не до Киева прорвались, кто наоборот, что «бравый вермахт» поставлен в коленно-локтевую позу, а доблестная Российская Армия проводит операцию «Надругательство». Официальные же сводки говорят, что «фронт стабилизирован». Подозреваю - врут все, если не умышленно, то по незнанию. Ночью, вообще, кошмар был - передавали, что на Берлин сброшена атомная бомба… я даже немного поседел, пока перепроверял на других частотах. Слава Богу, утка оказалась. Ядрён батон, это… в общем, игравшие в Фоллаут меня поймут.
        И что интересно, народ даже сплотился… на нас, вон, косо поглядывают, «галактеко опасносте», то есть Родина в беде, а они на восток едут… Ну-ну. Патриотизм - это штука заразная, конечно, но вот суровые реалии жизни показывают, что правы чаще циники, а не патриоты. И, как законченый циник, я везу свою семью подальше от доброго дяди Путина и страны победившего тоталитаризма. Впрочем, я буду счастлив, если окажусь не прав насчёт перспектив СНГ. А пока, вперёд в Таиланд.
        Волгоград нас встретил неприветливо. Иришкину семью мы не нашли - давно как переехали, а на ночной заправке нарвались на группу патриотически-настроенных скинов, которым не понравились латвийские номера нашей Тойоты. Правда, обошлось без приключений - Макс объяснил им, что их энергию лучше направить на фашистов, а не на братьев-славян. Скины нам даже поаплодировали за угон транспортного средства у «фашистских прихвостней». Ночевать мы не стали и, затарившись бензином по уши, устроили ночной бросок. И вовремя - в Волгограде сегодня утром объявлен комендантский час. А мы хитрые - ночью проскочили Уральск. Сейчас же, я веду свой японский джип по трассе М32, неуклонно приближаясь к границе Казахстана… Ещё часа полтора и сменюсь с Максом.

* * *
        - Ну что?
        - Глухо, - ответил я, не отрываясь от прицела, - Никого нет. Ни ментов, ни машин, ни пограничников. Видно, внутри-СНГшные границы сейчас по-барабану. Кстати, я идиот - не мог додуматься купить бинокль и пялюсь сейчас в оптику, как снайпер-недоделок. А мы сейчас, как на ладони - кругом степь и хрен где спрячешься.
        Стас заржал в ответ.
        - Чего смеёшься?
        - А вот, - он достал из-под полы полевой бинокль.
        - Собака, что ты раньше не сказал? А если бы там кто-то был и засёк меня с пушкой?
        - Да не ссы, я, перед тем как тебя разбудить, провёл рекогносцировку.
        - Твою мать, какого х…
        - Такого, ты, салага, даром что в своей Пиндосии в тир ходил, воевать ни хрена не умеешь. Вот я тебя и натаскиваю.
        - Ну блин, а предупредить? - Поинтересовался я всё ещё несколько повышенным тоном?
        - Лёша, заткнись, - перебила меня жена, - Макс прав. Он хоть отслужил, а мы с тобой - офисные хомяки, так что лучше поблагодари его.
        - П…ц. Макс, спасибо. Предлагаю дождаться сумерек - ещё полчасика, и нагло пересечь государственную границу Казахстана.
        - Одобряю, - ответил брат.
        - Ну и молодцы, - расщедрилась Ира на похвалу, - Лёша, раз ты потешил уже своё мужское эго, иди сюда, тренироваться менять памперсы.
        - А знаешь, вот кончатся памперсы, и всё - стирай пелёнки или экстренно учи Майю ходить на горшок.
        - П…ц, - резюмировала моя благоверная.
        - Не ссыте. Ваши памперсы через год шведы изобретут.
        - Хренасе, Макс. Откуда сведения? - Нет, он конечно далеко не дурак, но вот эрудицией кузен никогда не блистал.
        - Ну не всё тебе быть в семье самым умным, - сказал брат и удалился, наслаждаясь произведённым эффектом.
        Оренбургская область. Виталий Сергиив. Юрист районной администрации.
        Против обычного, во вторник разбудило меня радио. Маленький Грюндиг выдавал на средних волнах гимн Союза, может быть и России, но слов с просони я разобрать не мог, а в голове крутилось «сплотила навеки великая Русь…». Да и не выучил я нового текста, принципиально, одного того что предкам кроме мудрости нам было дать нечего, а кому-то досталось всё остальное, резало моё тонкое поэтическое ухо! Однако, с кровати я встал уже на первом припеве. Психический автоматизм заложенный с детства не позволил мене слушать эту Музыку в горизонтальном положении.
        Отзвучал последний аккорд, и пошла сводка «Информбюро». Организм, оголодавший за последние дни по информации, двинулся в направлении звуков приемника. Я прошел на кухню, где и щебетало это чудо техники
        «… в ходе упорных боев союзным войскам удалось остановить наступление фашистов по всему фронту. Силами фронтовой авиации уничтожены склады и командные пункты вермахта в прифронтовой зоне. Стратегическая авиация России нанесла удары возмездия по Берлину…».
        Ядерные что-ли? Ракеты наши экономят? Если ядерные, то не все так хорошо, зачем козырями-то по десятке биться?
        «… Исходя из принципов гуманизма, союзное командование воздерживается от употребления специальных боеприпасов. Но в случае необходимости РВСН и Стратегическая авиация России нанесут удар по врагу всеми имеющимися средствами…» Так. Это уже не столько для нас, сколько для немцев - средние волны они точно слушаю… Тут до просыпающегося мозга стали доходить не только звуки, но и запахи! Пахло едой. Зашедшая с ведром и в фартуке жена только усилила мои смутные подозрения.
        - Встал, любимый.
        - Встал, Солнышко.
        Она чмокнула меня в щеку. И спросила:
        - Завтракать будешь?
        - Буду. А что у нас?
        - Глазунья с колбасой и бутерброды к чаю.
        Что война с женщинами делает? За пять последних лет это был первый завтрак, сготовленный не мной или мамой.
        - Сейчас, умоюсь только.
        Сделав радио громче, я пошел в ванную. Начались областные новости.
        «Оренбуржцы, как и весь советский народ…». Глюк? Какой советский? Наверно, от волнения идиомами говорят? «… встали как один на отражение подлой агрессии…». Ну да, Пропка.*
        Пена для бритья кончилась. Пришлось достать крем. Венчиком последние годы я не пользовался, и я вспенил крем на лице рукой. Надо будет купить сегодня и пену и венчик.
        «…Губернатор Оренбургской области Юрий Александрович Берг поставил перед Президентом России вопрос о доверии и отбыл сегодня для консультаций в Москву. Исполнение обязанностей губернатора возложено на первого заместителя Губернатора, первого вице-председателя Правительства Оренбургской области Валерия Анатольевича Рогожкина…» Да, говоря в июле, когда Шеф уходил на первого зама, что он станет губернатором, я не думал что так быстро. Если сотовая работает, надо, хоть СМСку кинуть. Хотя поздравлять пока не с чем, да и не до СМСок ему. Ладно, побреюсь - сброшу Валерию Анатольевичу на служебный емайл пару слов о поддержке.
        Станок кстати, тоже последний. Интересно, наши умеют делать двухлезвенные или на опасную бритву придется переходить?
        Побрившись, все же, первым делом я пошел не к компу. Сначала, заглянул к сыну, потом к маме. Обе моих кровиночки тихо спали. И, правда, что еще делать в полшестого утра? Жена накрыла на стол. Мы позавтракали. Против обычного, моя жаворонка не щебетала всю трапезу, а быстро поев, тихо глядела на меня.
        - Спасибо, Оль. Если спешишь, я уберу?
        - Да рано ещё, времени вагон. Сама уберу.
        Да, дела! Войдя в зал, на автомате я стал искать пульт. Но быстро отогнал от себя мысль включить телик. Новости на радио оперативней, а военные картинки я и в жизни насмотрелся. Да и спят же мои. Первым делом письмо надо написать, а то, как уберет со стола, жена попросится к компу.
        Севен грузится быстро. Сеть включилась сразу. Каспер стал ругаться, что он три дня без обновления… Майл - агент мигал всеми тремя ящиками. Так посмотрим. Сообщение собственно везде одно, что поддерживаются только домены СНГовких зон и su, а из почтовых служб только рама и майлру… Ну у меня основные ящики как раз майловские, а пересылка на рамблеровский, так что не должен вроде почту потерять. Так, «отменяется пересылка файлов, только ссылки на залитые на указанный в сообщении ресурс…» Цензура однако.
        Последнее сообщение на агенте от 26 октября пришло в 9.45. На ящиках только уведомление от провайдера. Пришло сегодняшней ночи. Наверно сразу как интернет включили. Стоп. Дата! Письмо от провайдера получено 24 июня 1941 года! В левом углу еще светится «28.11.2010»… Не перевелись. Нужно, наверное, пользоваться двойными датами.
        Адрес Шефа на рабочем ящике я нашел быстро, впрочем, и портал областных органов власти открылся влёт. Но, отправлю напрямую - и на рабочий, и на частный ящики. На портале послание пойдет через секретаря. Всё. Ушло. О доставке спрашивать я почитал наглостью, да и пропала куда-то эта функция на майле… Проверю закладки. Форум ВВВ открывается, но практически пуст - висит одно большое объявление «Все ушли на фронт!». Оно и верно, что флудить и попусту альтернативить, когда вот она - Альтенатива, сама пришла в твой дом и кованым немецким сапогом проверяет тебя на наличии совести и крепость памяти, проверяет русский ты или только о себе думать умеешь.
        На работу жена, как и всегда, ушла к восьми. Прошедшие дни явно обнажили просчеты в моих позавчерашних покупках, и я решил пробежаться по ближайшим магазинам в поисках лопат, ведер, бритвенных станков и пены, да и свежий хлеб с молоком явно купить не мешало. К моему разочарованию половина ближайших магазинов была закрыта, и если хозтоварами и бритвенными принадлежностями я затарился быстро, то хлеб и молоко мне найти так и не удалось. Незадача. Газа-то нет - хлеб и не спечешь! Сейчас занесу покупки домой и пойду в «Айсберг» - может быть, успею ещё взять хлебопечку.
        Но придя домой, я узнал о резком изменении своих планов. Мама ожидала меня у двери. И сразу сообщила:
        - Тебе звонили. Вызывают в райадминистрацию, сказали, сейчас машину пришлют.
        -..! Давно звонили?
        - Минуты три назад.
        Скинув обувь и куртку, я стал лихорадочно собираться. Выходной костюм, висел в шкафу отглаженный, и только я успел накинуть жилет, как в дверь позвонили. Я открыл. В дверях стоял Петрович - шофер Швиндта.
        - Сейчас выхожу, только паспорт возьму.
        Поцеловав маму и сына я, накинул «вицмундир» и поспешил за водителем.
        У входа в администрацию я предъявил паспорт, и вчерашний «человек в штатском» направил меня на второй этаж в кабинет главы. Кабинет был уже практически полон, начальники отделов райадминистрации, депутаты райсовета, председатели сельсоветов сидели плотной стеной, на тридцать человек кабинет рассчитан не был. Протискиваясь между стульями и постоянно кивая, я пристроился недалеко от входа у стены. Со мной тоже здоровались, некоторые из сидевших переговаривались друг с другом. На столе стоял широкоэкранный монитор, и вэб-камера, за ними суетился Дима - сисадмин ГАС «Выборы». Видно из-за этой электроники и пришлось всем тесниться здесь, а не в зале заседаний.
        Я осмотрелся. Прошедшие три дня крепко проредили нашу администрацию. Помимо главы и его первого зама, не было в комнате зама по социалке. Прежний рискнул выйти на выборы против Главы, а новый ещё не был утвержден Советом. Зам по сельскому хозяйству был отозван в Госветслужбу, так что старшей здесь была Марина Петровна Ющенко - зам по экономике. В депутатском корпусе тоже зияли бреши. Бывшие военные летчики, избранные в райсовет, по-видимому, уже были отмобилизованы военкоматом.
        Время близилось к десяти. Повернувшись лицом к присутствующим, Марина Петровна сделала, наконец, вводную:
        - Товарищи, в десять часов начнется прямое видео совещание с главой области Валерием Анатольевичем Рогожкиным, он расскажет, что делать в новых условиях.
        Уже Губернатор - быстро сейчас дела делаются! Ночью они что-ли Зак. Соб собрали?
        Экран моргнул, и на нем появилась картинка из областного Дома Советов. Валерий Анатольевич сидел в губернаторском кабинете вместе с правительством области. За столом был и председатель Законодательного Собрания, проезжая камера показала и лидеров областных организаций политических партий.
        Проверив микрофон. Валерий Анатольевич начал совещание.
        - Здравствуйте, товарищи. Мы начинаем видеосовещание с местными органами власти. Все вы в курсе происходящих событий. В связи нападением фашистской Германии в России объявлено военное положение. Юрий Александрович Берг отозван в Москву, сегодня утром Президент подписал Указ о моем назначении на пост губернатора Оренбургской области.-
        Так. Значит, не Берг проявил инициативу?
        - Ввиду военного положения данный Указ не требует утверждения Законодательным Собранием. Через час начнется общероссийское видеосоовещение и нам нужно до него проверить положении дел на местах.
        Почему же не селектор, а видеосовещание? Видимо, я всё же сильно отстал от жизни, но и для всех присутствующих это тоже новость?!.. Пустая голова! Ведь в создавшейся ситуации - каналы интернета самые защищенные из всех линии связи! Ни в Берлине, ни в Вашингтоне, ни в Лондоне эту связь прослушать не могут!!!
        Началась перекличка районов. Пошли не алфавитным порядком, а с «запада на восток». Звучали знакомые и незнакомые фамилии глав, многих я знал, так как приложил к их избранию свою руку, некоторых избрали другие мои коллеги. Вот глава Бузулука - Николай Немков, вот новоизбранный глава Оренбургского района эсэр Митин, а вот и глава Орска Виктор Франц, скоро и до нас дойдет очередь. Так, Тамбаровку пропустили.
        - Хорошо. Все на связи. Уведомляю Вас, что в связи с военным положением, согласно Указу Президента России Медведева, деятельность районных и городских органов местного самоуправления приостанавливается, назначение глав администрация производится губернатором области. Сегодня я подписал Указ о переназначении глав администраций городов и районов области. Все вы, пока, оставлены на своих местах. Тамбаровка, на связи? -
        - Да. На связи. - отвечает в камеру Ющенко.
        - Все приглашенные пришли?
        - Да. Только Председателя Единой России нет - его призвали.
        - В связи с создавшимся у Вас положением, тем же Указом Главой Тамбаровской районной госадминистрации назначается Сергиив Виталий Александрович. Я вижу, он присутствует.
        - Да, Валерий Анатольевич…
        Ответив, я поплыл. Предположить, что на меня повесят социалку и пропаганду или назначат спецпредставителем области, я ещё мог. Но что б вот так без согласования со мной, на «самостоятельную работу»… Шеф, в своем репертуаре…
        Похоже, плыл в зале не только я: у многих из сидящих были недоумевающие лица. Им то - хорошо, а отвечать за все теперь мне. Собственно эти взгляды из финальной сцены «Ревизора» и вернули меня к жизни. Выпрямившись, я прошел в первый ряд и сел на уже освобожденное кем-то место.
        Совещание шло своим чередом: района и города один за одним заявляли о своих проблемах, некоторые говорили о решениях. Сначала шли города, затем пошли сельские районы. Очередность отчета сменилась на алфавитную и наш черед был уже не последним. Поманив рукой Ющенко я попросил оперативно представить мне статистику всех начальников отделов, а от неё и ту болванку отчета которую она готовила к совещанию. Запрос явно был избыточен, потому как за одну минуту дававшуюся районам на доклад и половины из поданого было не огласить… Пробежавшись по заготовкам я уже мысленно составил речь, когда слово дошло и до меня:
        - Тамбаровский район. Готов?
        - Да, Валерий Антатольевич.
        Шеф улыбнулся. Я сам его прошедшим летом немилосердно готовил к подобным спичам перед избирателями, теперь же экзамен перед своим «учеником» приходилось держать мне.
        - Обстановка в районе стабильная. Все учреждения и организации функционируют в штатном режиме. Активно идет призыв офицеров запаса и резервистов первой очереди на военную службу. Меры, предпринятые пограничниками и милицией, позволили не допустить обострения криминальной ситуации. Служба занятости проводит мероприятия по более полному учету трудовых ресурсов. В последние дни обозначились следующие проблемы - нехватка хлеба и хлебобулочных изделий, для решения которой нужно согласование с военными на своевременный подвоз хлеба из Ясного и Орска, и второй день продолжающееся отключение газа. На дворе конечно лето, но питание школьников, дошкольников и призывников должно быть горячим, да и дома граждане не могут испечь хлеб и приготовить горячую пищу….
        - Понятно. По ситуации с газом, Облгаз отчитается в конце совещания. А с хлебом - решать вам, все мощности у вас есть - организуйте работу, завтра доложите.
        Я кивнул. Как не переводил стрелки, а указание досталось мне. Что ж, во всяком случае, понятна очередность принятия решений.
        Так же метеорно отчитывались и остальные территории, где сестры таланта главам не хватало, Губернатор вгонял их в регламент двумя вопросами. Проблемы у всех были схожи, отмечали ещё упущенное мной сельское хозяйство. Об этом тоже обещали поговорить после Москвы. Последним отчитывался соседний Ясный, лаконично, но доходчиво. Во всяком случае, я понял, что Ясненский хлебокомбинат работает на полную мощность, но на нас хлеба не хватит. Возросшие потребности дивизии РВСН, погранцов, и прочих армейских съедали, в буквальном смысле, весь приработок. Незадача. Будем посмотреть.
        Ясненцы закончили 10.55. и перед московским этапом видеосовещания из зала попросили выйти всех кроме глав районов и сельсоветов, и первых замов районных глав. Я попросил Марину Петровну остаться, чем наверно дал ей лишние карьерные надежды. Без минуты 11 к нам присоединился и военком. В 9.00 по Московскому времени на нашем мониторе появилось лицо Верховного, потом камера отъехала назад и в кадр попали Премьер и Председатель Совета Федерации. За Гарантом стоял офицер, в кадре был хорошо виден рукав парадного мундира, ниже обшлагов, которого блестел металлический браслет, тянущийся цепью к сжимаемой твердой рукой ручке черного с серо-металлическими вставками чемоданчика.
        Значительная часть московской части совещания была секретной, о чем после приветствия Президент и уведомил всех реально и виртуально присутствовавших. Внутренне это заставило меня улыбнуться: собрав в интерактиве порядка 20 тысяч случайных, в общем, участников надеяться на молчаливость всех было бы верхом глупости, но видимо на возможную утечку информации всё это и было рассчитано. Собственно указанная степень секретности («для служебного пользования») вполне подтверждала моё предположение.
        Если исключить славословия, то действительно важными в ходе совещания было три момента. Во-первых, сразу после вступления Президент заявил о том, что переговоров с руководством Рейха не будет, и мы применим все средства для скорейшего принуждения Германии к безоговорочной капитуляции. Это радовало, потому, как я до последнего момента не верил «в крепость юных», в искренность реверансов кремлевской власти к ветеранам и памяти Великой Войны. Но, похоже, я ошибался, и наши дуумвиры глубоко в душе оставались теми, же советскими мальчишками, для которых пожать руку Гитлеру было хуже смерти.
        За то, что это было так, говорило и то, что начал восстанавливаться единый военно-политический союз ранее советских республик. Вчера Украина вступили в ОДКБ, подали заявку Азербайджан и Туркмения, Беларусь полностью присоединилась к Договору. С сегодняшнего утра наш Президент был Верховным Главнокомандующим вооруженных сил ОДКБ и все его участники направляли на фронт свои контингенты.
        Третья новость была менее воодушевляющей. Реальное положение на фронтах оказалось не радужным. Интерактивная карта, представленная Объединенным штабом ОДКБ, говорила о том, что фашисты на многих участка продвинулись даже далее чем в прошлый раз. Если в Прибалтике и на севере Белоруссии союзным войскам и РККА удалось сорвать планы противника, то южнее Бреста линия фронта сильно напоминала таковую на 29 июня того ещё сорок первого. Сорок седьмой корпус немцев был уже под Ружанами, а двадцать четвертый - под Иванцевичами. Но здесь немцы скорее попадали в котел, потому как от Бреста они уже были отрезаны нашими частями. На Украине фронт шел по Дунаю до Измаила, затем от Болграда к Тирасполю и далее по Днестру и от Каменца-Подольского к Сарнам, при этом под Шапитовкой синяя стрелка с надписью «14 мк» упорно продолжала двигаться на восток и за время доклада обошла с севера эту узловую станцию. Наши части накапливались в районах Риги, Киева и Минска и, по словам докладчика, завтра наступление гитлеровцев будет остановлено по всей линии фронта, а до конца недели союзные вооруженные сил перейдут в
генеральное наступление.
        Собственно положение внутри страны было тоже стабильным, но тревожным. На Кавказе активизировалось бандитское подполье, в ряде регионов, не только национальных, но и в Москве наблюдалось массовое уклонение от призыва. Комендантский час и другие меры военного положения сильно затруднили жизнь малому бизнесу и во многих местах наблюдались перебои со снабжением населения продовольствием. Некоторые торговые сети в первые дни предприняли попытки прекратить торговлю, но национализация «Копейки» остановила меркантильные порывы остальных. При этом, товаров-то на полках административные меры не прибавляли! Разумного глобального решения кризиса снабжения на совещании предложено не было, если, конечно, не принимать за такое возрождение Минторга и дальнейшее укрепление вертикали власти. Проблема, видимо, казалась верхам мелкой, и Президент просто разрешил своим указом предпринимать на местах все меры для её решения.
        Подсластила наше положение реплика Миллера (Надо же! Он тоже сохранил свой пост!) о снижении втрое цены на газ, и сообщение нефтяников о снижении цены ГСМ на 40 % для граждан и на 60 % для сельхозпроизводителей. Хотя в такой ситуации могли бы продавать и по себестоимости! Далее местный уровень был от совещания отключен и у меня появился час на то, что бы заняться разгребанием доставшихся мне завалов.
        Выходя из кабинета, я чуть не сбил стоявшую спиной к двери секретаршу.
        - Ой, извините, как Вас?
        - Ирина…
        - А отчество?
        - Михайловна.
        - Ирина Михайловна, сообщите по отделам, что у них сорок минут на обед. И организуйте нам с Мариной Петровной и председателями сельсоветов чай.
        - Вам в кабинет или в комнате отдыха?
        - В комнате отдыха. Но сначала на обед всех отпусти.
        Собственно женскую половину администрации отпускать было не надо: она почти в полном составе грела уши в приемной. От их любопытства, наверное, и прикрывала дверь собой моя, теперь, секретарша.
        Я вернулся в кабинет. Собравшиеся коллеги скупо поздравили меня с назначением.
        - Спасибо, спасибо. Нам далеко отлучаться не целесообразно. Ирина, через десять минут накроет в комнате отдыха чай. Кто хочет курить - можете сходить покурить. Марина Петровна - через пять минут зайдите ко мне.
        Все потянулись к выходу. В кабинете остался я и Дмитрий - системный администратор. Хух, мы с ним теперь почти «коллеги»: и администраторы и в «системе».
        - Дима, покажи, как внутренняя связь работает.
        Дима показал и пояснил. Я нажал кнопку связи с приемной.
        - Да, Виталий Александрович.
        - Ирина… Михайловна, Дмитрию Алексеевичу сделаете чай в кабинет, после этого остальное в комнату отдыху.
        - Поняла.
        Двери гостевой выходили в кабинет, но на связи перед камерой всё равно кто-то должен был оставаться. По этому, я и решил, что Диме лучше перекусить в кабинете, а как самому не попасть в кадр он лучше меня знает.
        Правило, что руководитель о секретарях, водителях и сисадминах должен заботиться особо - за свое «кочевое» прошлое я усвоил твердо. Не думаю, что война допускала исключений из этого правила.
        Я прошел в гостевую. Холодильник, микроволновка, столик, стул, два пуфика и угловой диванчик подобранные и немецкой тщательностью сразу создавали ощущение солидности и комфорта.
        Включив лежавшим на столике пультом кондиционер, я прошел в уборную: проклятая ветеринарная привычка мыть руки напоминала после недавних рукопожатий кожным зудом.
        Я вернулся в комнату, постучав, зашла Ирина.
        - Виталий Александрович, бутерброды делать?
        - Делай. Из холодильника заготовку забери и делай в кабинете. Диму и себя не забудь.
        Ирина улыбнулась и, поставив электросамовар, и забрав в холодильнике продукты, удалилась.
        Откинувшись на спинку дивана, я постарался собраться с мыслями и чувствами. Первичный стресс стал проходить и меня внутренне «поколачивало». На аутотренинг мне досталось меньше минуты.
        В дверь постучали, я открыл глаза.
        - Входите.
        Зашла Марина Петровна. В руках у неё была твердого переплета папочка.
        - Что-то срочное.
        - Нет. Сводки, отчеты…
        - Тогда положи пока на холодильник и присаживайся.
        Самовар вскипел. Зашла Ирина поставила на стол бутерброды, пирожные, налила чаю.
        - Спасибо. Минут пять не беспокой. Чашки и самовар забери - занесешь потом всем сразу.
        Марина Петровна расположилась на стуле напротив. Впрочем, какая Петровна, Маринка Ющенко, тогда ещё Половая, была всего года на три меня старше и когда, ещё в восьмидесятых, был комсомол, мы были с ней в одной на райисполком и Дом пионеров первичке. Она комсоргом, я замполитом. Теперь роли поменялись.
        - Так, Марина, рассказывай кратко, что в администрации эти три дня делалось.
        В течение ближайшего дня мне предстояло принять ряд важных кадровых решений, и очень важно было знать, кто как себя проявил в сложившейся ситуации.
        Собственно, рассказ Марины был краток. В первый день все вроде текло своим чередом. Утром прошло обычное совещание и прежний Глава отбыл на сиесту. Потом стали поступать первая информация, и народ стал частью рассасываться по магазинам, частью обрывать телефоны и другие средства связи. К часу неожиданно вернулся Шульц, звонил в область. Минуты три разговаривал с Бертом. Потом затих. Сразу зайти побоялись. А когда через полчаса секретарь снова позвонили из области, а он не ответил, Ирина его мертвым и нашла. Собственно, потом половина администрации занималась домашними делами и похоронами, а остальные бегали по запросам из области. Мужики еще в военкомат ходили. В общем, двадцать второе июня штаб Павлова… Ладно, позже с каждым разберемся.
        Через пять минут Ирина занесла чай и стали заходить председатели сельсоветов. Узнал обстановку у них. Сёла всегда больше на себя полагались, и, кроме газа, больших проблем пока не было. Зато было одно большое неудобство. В отсутствии районной власти в приграничной зоне трудно было получить пропуска, так что кое-где, даже школьные автобусы второй день не ездили. Распустились, блин! Что же поставлю третьим пунктом в своей повестке. За этими разговорами мы пропустили по пятьдесят «беленькой». Потом ещё по стопке. Начинавший меня трясти мандраж прошел.
        Время близилось к часу и мы вернулись в кабинет. Наш видеомарафон возобновился. На это раз ненадолго. Перед отключением мы получили ЦУ и краткое разъяснение про газ. Обещают подать уже утром. Отключение было вызвано катастрофой на западных участках газопроводов, что повлекло проблемы с УзбекГазом гнавшим его на экспорт по наше ветке «Бухара-Урал». Сейчас все технические и прочие вопросы были сняты и заслонки завтра откроют. Следующий видеоселектор назначили завтра в девять.
        По окончанию селектора я всех отпустил. С председателями сельсоветов договорились, что к семи вечера они представят списки транспорта и лиц для согласования их передвижения в пограничной зоне. Ирину я попросил передать это в Тамбаровский поссовет. Да, ещё с ним решать задачку.
        Пока Дима занимался перестановкой селекторного оборудования я прошел в комнату отдыха. Нужно было наметить план действий. Включив самовар, я вернул бутерброды из холодильника на столик (Ирина успела за 5 минут убраться). Набрал мамин сотовый. Уже часа четыре как я ушел, мама волнуется. Гудок шел долго. Ответа не было. Так, на домашний перезвоним. На третьем гудке трубку подняли.
        - Аллё, аллё, - голос мама был явно запыхавшийся.
        - Это я, ма, у вас все нормально?
        - Нормально, я только на двор отошла.
        Как всегда. А сотовый с собой брать не судьба?
        - Сын как?
        - Мультики смотрит. Позвать?
        - Не надо. Ма, я сегодня наверно поздно буду, на работу меня взяли. Испеки, что-нибудь к ужину.
        - Спеку, А куда взяли?
        - Приду, скажу. Пока, ма.
        Налив себе чаю. Я присел на диван и стал обдумывать ситуацию. Задачи были в целом понятны, в первую очередь нужно решать вопросы с обеспечением людей хлебом, обеспечения их нормальной жизни в условиях военного положения. При этом нужно действовать быстро, но осторожно, укрепляя свое положение. Как известно - нельзя объять необъятное! Одному эту задачи не решить. Тем более с той расхлябанностью, которая овладела администрацией!
        Я вышел в кабинет, сел в высокое кожаное кресло глава (надо бы его заменить после покойника), и нажал внутреннею связь.\
        - Ирина.
        - Да, Виталий Александрович.
        - Найдите и пригласите ко мне на четырнадцать тридцать Кобец Галину Ивановну, Гинкеля Андрея Ивановича и Смирнову Ларису Викторовну. И Марину Петровну, сейчас пригласите.
        Через минуту зашла Марина.
        - Вызывали?
        - Да, Марин, присаживайся.
        Я вспомнил о пылившейся на холодильнике папке, но с ней разберусь потом.
        - Кто сейчас владеет зданием Хлебзавода?\
        - Рустам Бурамбаев.
        - Оборудование там живо?
        - Не знаю точно, но вроде только лимонадный цех демонтировали.
        - Хорошо. Отсутствие лимонада сейчас не критично. Пригласи его и Парфенова на пятнадцать тридцать ко мне. Да ещё Сергея Глыбова пригласи, зятя коновыеского. Подготовь документы по проблеме с хлебом и путях её решения. Посидим, вместе подумаем.
        - Я не успею.
        - Еще два часа?!
        - Похороны же сегодня. Владимира Августовича. Девочки идут.
        Блин! Третий день же! Да, третий день войны и паралича райадминистрации!
        - Марина, ять! Сейчас война! В районе хлеба нет! А у нас третий день из-за одного немца администрация не работает! Тебе что, состав за саботаж на практике изучить захотелось?
        Марина вспыхнула и вжалась в стул. Я нажал селектор.
        - Ирина, передай немедленно всем начальникам отделов, кроме экономического. В два часа разрешаю отлучиться только одному сотруднику из отдела. От КУМИ и РОО пусть поедут руководители. К 15 часам всем быть на рабочем месте. Быстро.
        - Поняла, Виталий Александрович.
        - Выполняй. Петрович тоже может ехать, сама не отлучайся.
        Я повернулся к Марине.
        - Успокойся. И… Иди - работай. Своих никого не отпускай. Бояться нам уже поздно, да и некогда.
        Марина ушла. Я подумал, что ещё сам успею к выносу тела. С одной стороны я должен был отдать почести своему предшественнику, а с другой… Сложное решение.
        Что ж, пусть мертвые хоронят своих мертвецов! Живые же требуют хлеба.
        Забрав с холодильника папку с оперативной информацией и месячными отчетами, я углубился в чтение.
        Собственно отчеты представляли уже чисто статистический интерес, но без понимания точного места старта трудно наметить маршрут. Что хозяйство района находится в нижней половине спины, было понятно и так, в другом месте оно и не могло находиться, но, то, что в целом местно нахождения было, не столь уж и глубоко порадовало. Активные люди в районе были, возможности роста сохранились. Прежнюю администрацию нельзя было обвинить в бездействии. В районе было пять частных пекарен, три из них в райцентре. Оборудование ещё одной пекарни простаивало… И это помимо обанкроченного Хлебозавода. Я снова решил побеспокоить Марину и для этого отвлекся от чтения на селектор. Понятно, что он давал возможность прямой связи со всеми отделами, разобравшись с аппаратом, я позвонил.
        - Марина Петровна, на 16 часов пригласите владельцев всех пекарен района: и действующих, и простаивающих.
        - Хорошо вызовем.
        - И владельцев мельниц.
        - Сделаем.
        Нельзя класть яйца в одну корзину. Хлебозавод, возможно, не удастся сразу запустить, а пекарни могут и поработать в три смены. Если муки хватит.
        Доклады и сводки последних дней были не столь информативными, но, то, что я несколько приукрасил перед шефом ситуацию, я понял почти сразу. Что ж, надо встречаться с силовиками, часов в пять. Подняв трубку, я выдал Ирине и это задание. За время чтения последующий день уже сложился в моей голове и дальше все пошло в обычном проектном ритме. Мне оставалось только модерировать переговоры и принимать решения.
        В полтретьего подошли вызванные мною товарищи. Все они имели «большой опыт административной работы», но по разным причинам были не удел, на пособии или на пенсии. Призванными отставниками мне удалось закрыть основные прорехи в моей администрации. Ларису Викторовну, которую я знал ещё в её бытность директор детского приюта, мне пришлось немного уговаривать. Но теперь у меня был настойчивый и энергичный заместитель главы по социальным вопросам. Галина Ивановна долгое время бывшая заместителем председателя поссовета согласилась возглавить райцентр. Андрея Ивановича я бы хотел видеть на должности первого зама, но сразу назначить его не решился. Хотя происхождения он был голландского, но фамилия Гинкель не говорила - из каких он немцев. Пока я попросил его в ранге моего зама возглавить сельхозотдел и координировать вместе с Ющенко хлебный вопрос. И в роли первого заместителя Главы райадминистрации он бы сейчас занимался тем же, но сразу без консультации с областью назначить первого зама я не решился. В три я вызывал к себе начальников отделов, представил новых замов и отпустил всех работать по
направлениям. Завтра в восемь утра я ждал их оценку положения по отраслям и предложения по работе.
        В пятнадцать двадцать зашла Марина отдала наработанные предложения. В целом получалось, что без учета пуска хлебозавода мы в течение суток можем вдвое увеличить выпечку хлеба, что на две трети закроет наши потребности. Подошли вызванные по хлебозаводскому вопросу, за полчаса мы сговорились начать работать на основе простого товарищества и к семи вечера, оценив объем работ, ещё раз забраться по вопросу скорейшего запуска Хлебозавода. Владельцы частных пекарен и мельниц были менее покладисты и собрались с получасовым опозданием, но и здесь взаимопонимание было достигнуто быстро. Коммерческая выгода была всем очевидна и требовалась только поддержка и координация администрации для запуска этого проекта. Трудность была с кадрами, но через отдел труда и занятости и этот вопрос удалось закрыть. За помощь мельники и пекари договорились не поднимать пока цены. На завтра удалось договориться и на поставки хлеба из Орска. Соцзащита в рамках бюджета Дня инвалида должна будет развести орские поставки по ветеранам, инвалидам и другим нуждающимся. Дальнейшие согласования шли уже вне моего кабинета. Своевременно
назначенные замы позволили делегировать свои полномочия.
        Встреча с силовиками началась почти без подготовки. Но здесь регламент был понятен, да и наш специалист по ГО и ЧС не зря ел хлеб. Мы быстро договорились о взаимодействии. Погранцы и ракетчики пообещали оперативно согласовать завтра передвижение школьных автобусов и транспортировку продовольствия. Взаимодействие же военных с МВД не клеилось. Каждый считал себя главным. И мне удалось только получить заверения, что мешать они друг другу не будут, а завтра мы соберемся в расширенном составе с представителем, усиленные представителем ФСБ и Прокурором.
        В ходе беседы никто не поинтересовался моими полномочиями, но самого меня этот вопрос внезапно забеспокоил. После ухода военных я попросил Ирину связать меня с областью. Шеф был занят, но его помощник Георгий Семенович, выслушав меня, распорядился выслать нам факс с указом о моем назначении. Сам указ должен был быть доставлен во все районы завтра. Я попросил Ирину задержаться до получения факса и подготовить мои приказы о назначении своих заместителей и глав поссовета.
        В шесть на сотовый позвонила жена. Она уже «была в курсе».
        - Здравствуй, это я. Тебя можно поздравить?
        - Здравствуй, родная. Можно и пособолезновать.
        - Ну, тебя. Не шути. Мне девчата весь телефон оборвали.
        Да, сарафанное радио быстрее Интернета!
        - Сороки. Дома все нормально.
        - Да. Ты скоро будешь.
        - Не раньше восьми - девяти. Приду, поговорим.
        - Пока любимый.
        - До побачення.
        Моя украинка повесила трубку. Вечер ещё только начинался.
        Генерал-майор К.Д. Голубев, командующий 10 армии. Майор СпН ГРУ ГШ РА Перевалов (позывной «Проф»). Окрестности Белостока.
        По углам большой штабной палатки, разбитой в лесу километрах в 10 от Белостока, клубилась мгла. Пройдет еще часа полтора, и небо на востоке начнет светлеть, означая, что начнется третий день войны, войны, которая началась совсем не так, как виделось из штабных кабинетов, и шла совсем не так, как представлял себе ее будущий ход сидящий у стола человек. Его фигура больше всего напоминала отлитую из темного чугуна статую Будды, на которую зачем-то натянули коверкотовую комсоставовскую гимнастерку с двумя звездами генерал-майора на петлицах. Человека звали Константин Дмитриевич Голубев.
        Запитанная от аккумулятора лампочка в жестяном абажуре освещала лежащую на столе карту. Уже часа полтора командарм-десять сидел над этой картой в абсолютной неподвижности, пытаясь понять, что же происходит и что делать дальше. Воспаленные от бессонницы глаза снова, снова и снова скользили по обстановке, нанесенной в оперативном отделе штаба армии по собранным за вечер донесениям. «Черт, если бы взгляды могли царапать бумагу, я бы эту карту уже до дыр протер…» - подумал Голубев. Обстановка была, прямо скажем, тяжелой. На северном фасе немцы продвинулись до линии Августов-Осовец - Стависки- Ломжа, но здесь части десятой армии отступали с боями, заставляя противника платить дорогой ценой за каждый пройденный километр. С дивизиями, опиравшимися на Осовецкий УР, поддерживалась нормальная связь, они несли потери - но и сами наносили урон, словом, это была нормальная и понятная генерал-майору война, если, конечно, к войне вообще можно применить слово «нормальная». Плюс в вечерних донесениях отмечалось, что давление на части, обороняющиеся в районе Августова и Домброва, заметно ослабло, видимо, у немцев
что-то не связалось там, в Прибалтике. А вот на южном фасе пахло катастрофой.
        Здесь противника с трудом удалось остановить, закрепившись на правом берегу Нарева. За два дня боев, что гремели между реками Нужец и Нарев, Тринадцатый мехкорпус Ахлюстина и стрелковые корпуса понесли тяжелейшие потери, лишившись практически всех своих танков. Впрочем, какие у Ахлюстина были танки, горе одно, две с половиной сотни видавших виды Т-26 и полтора десятка БТ первых выпусков… Хуже другое - под ударами авиации погибла практически вся корпусная артиллерия. Потеряна связь с восемьдесят шестой дивизией Зашибалова и сто тринадцатой Алавердова. Отдельные подразделения сто тринадцатой еще выходят на соединение к северо-востоку от Бельска, но восемьдесят шестой, похоже, из котла под Цехановцем уже не выбраться. Чтобы стабилизировать фронт на Нареве, потребовались страшные, просто нечеловеческие усилия. Но главной проблемой были даже не немцы. Главной проблемой была пропавшая буквально за час до начала боевых действий связь со штабом Западного фронта в Минске.
        Генерал вспомнил первые часы… В половине третьего ночи его разбудил посыльный с сообщением, что из Минска пришла шифрограмма с директивой привести войска в боевую готовность, а в три часа связь со штабом прервалась, причем любая, и проводная, и по радио. Затем резко испортилась погода, и в районы сосредоточения войска выходили уже под проливным дождем, перемежающимся порывами ураганного ветра. И уже в четыре он стал получать телефонные донесения о том, что немцы начали артиллерийский обстрел и крупными силами переходят границу. Авиацию удалось поднять только к середине дня, но, увы - немцы успели чуть раньше. Собственно говоря, первым ударом уничтожить все самолеты на земле они не смогли, но люфтваффе были по-немецки последовательны. Налеты бомбардировщиков, двухмоторных и одномоторных истребителей чередовались буквально через каждые полчаса. Наши летчики поднимались в воздух, вели бои, теряли машины, сами кого-то сбивали, но в итоге немцам все же обязательно удавалось подловить момент, когда все самолеты того или иного полка оказывались на земле, с пустыми баками и расстрелянным боекомплектом, и
этот удар оказывался смертельным. Сто двадцать шестой истребительный авиаполк в Долубово вообще не успел поднять ни одной машины: немецкие самоходки оказались на его окраине еще до того, как ветра стихли, облачность рассеялась и метеорологи дали добро на начало полетов. Несколько летчиков этого полка все же вышли к нашим частям, но судьба большинства, как и командира, участника боев в Испании и Монголии майора Найденко, оставалась неизвестной. Что-то подсказывало Голубеву, что живыми их уже никто никогда не увидит…
        В результате уже на следующий день немцы летали над частями десятой армии, как хотели, где хотели и бомбили, что хотели. Понедельник оказался еще более кровавым, чем предыдущий день с его яростными боями за Бранск, который трижды переходил из рук в руки, и все-таки остался у немцев. Под бомбами гибли танки, машины с горючим и боеприпасами, артиллерийские парки… Но десятая еще не была сломлена, она огрызалась огнем и не собиралась сдаваться. Голубев сумел удержаться и не раздергать на отдельные полки и дивизии полнокровный шестой мехкорпус Хацкилевича, как ни требовали подкреплений командовавшие стрелковыми корпусами генерал-майоры Гарнов и Рубцов, равно как и командир 6-го казачьего кавкорпуса имени Сталина Никитин. А корпус Хацкилевича - не чета корпусу Ахлюстина, это сто четырнадцать КВ и двести тридцать восемь новеньких Т-34, плюс четыреста шестнадцать «бэтэшек», в основном - БТ-5 и БТ-7, да еще в качестве гарнира - сто двадцать шесть «тэ-двадцать шестых» и почти двести пятьдесят бронеавтомобилей. Корпус, конечно, понес какие-то потери - во второй половине дня немцы «вслепую» бомбили лесные
массивы, где, как они подозревали, могли укрываться танки, и даже иногда куда-то попадали, да и артиллерией Хацкилевичу пришлось поделиться - но в целом это все еще была грозная сила, если употребить ее с умом. Только вот как ее употребить?
        Собственно говоря, карта подсказывала два варианта. С одной стороны, взгляд командарма, как магнитом, тянуло к нависающему над его войсками языку, в центре которого был городок Сувалки. Туда подходила тупиковая ветка железной дороги, и наверняка именно по этой дороге сейчас потоком идут эшелоны, забитые техникой, боеприпасами, горючим и пополнениями для немецких армий, которые действуют севернее. Один хороший удар на Элк, в стык между сорок вторым и двадцатым немецкими пехотными корпусами, и шестой мехкорпус, как финский нож, войдет в мягкой подбрюшье всей вражеской группировки. Танки Хацкилевича рванут, «гремя огнем, сверкая блеском стали», перережут снабжение по железной дороге, и фашисты окажутся в еще худшем положении, чем армия Голубева. Классическая операция, фланговый удар, именно про такие удары он рассказывал своим слушателям, когда преподавал в академии имени Фрунзе. Но наносить этот удар, не согласовав его с действиями других армий, просто глупо. Ведь мало что-то захватить, нужно и удержать! Второй вариант - воспользоваться корпусом, как тараном, который пробьет армии дорогу на восток,
к своим. Вот только за отход без приказа по головке не погладят, да и на востоке творятся совсем непонятные дела…
        Посланные еще двадцать второго в штаб фронта, в Минск, делегаты связи, вернулись с полдороги. Вон их рапорта лежат… «На переправе через реку Свислочь около деревни Бобровники были остановлены неизвестными нам людьми в неизвестной форме, вооруженными карабинами неизвестной модели, которые потребовали предъявить паспорта или иные документы на пересечение границы республики Белоруссия. На требование пропустить неизвестные ответили отказом, попытка продолжить движение привела к боестолкновению, в ходе которого с обеих сторон были убитые и раненые…». Вот так, неизвестно кто с неизвестным оружием… Так, другой рапорт… «К Бобровникам направлен разведвзвод четвертого мотоциклетного полка, взвод стрелков на автомобилях, при поддержке двух бронеавтомобилей БА-10. Командир группы старший лейтенант Селифонов. По прибытии к реке Свислочь было обнаружено, что мост взорван, а на правом берегу слышны интенсивные звуки боя. Затем в районе моста были замечены немецкие пехотинцы, которые были обстреляны из пушек бронеавтомобилей и пулемета, однако в бой не вступили и скрылись в зарослях. Вскоре в расположение группы
со стороны реки вышли трое неизвестных в неизвестной военной форме камуфлированного типа, которые были задержаны и разоружены. При задержании неизвестные сопротивления не оказали, представились бойцами пограничных войск республики Белоруссия»… Ну что за черт, какие у Белоруссии пограничные войска!!! «У задержанных изъято автоматическое оружие неизвестного образца, а также приборы неизвестного назначения». Неизвестное оружие… Надо же! «Задержанные под конвоем и изъятые у них вещи были отправлены в Особый Отдел армии в Белосток в сопровождении лейтенанта госбезопасности Телицкого на грузовом автомобиле. Однако по дороге автомобиль попал под бомбежку, в результае чего двое задержанных, лейтенант госбезопасности Телицкий и трое красноармейцев погибли, один из задержанных был тяжело ранен и в бессознательном состоянии доставлен в госпиталь в Белосток». Но странности-то на этом не закончились…
        Двадцать третьего в штаб стали поступать рапорты о том, что то над одним, то над другим районом наблюдаются пролеты «самолетов неизвестного типа неустановленной государственной принадлежности, сопровождающиеся странным звуком». Собственно, Голубев и сам несколько раз слышал этот звук, похожий на хриплый шелест, и пытался рассмотреть в бинокль идущие на очень большой высоте странные самолеты со скошенными назад крыльями, за которыми тянулись длинные белые следы. А вечером в штаб вернулся член военного совета бригадный комиссар Дубровский. Он с какой-то нервной веселостью стал рассказывать о поездке в войска, обороняющиеся на Осовецком направлении, и о том, как он чуть не погиб: на обратном пути его «эмку», которую сопровождал бронеавтомобиль и полуторка с несколькими бойцами охраны, обстреляла пара двухмоторных «Мессеров». Они сбросили несколько мелких бомб, повредили грузовичок, подожгли эмку и стали разворачиваться на второй заход, как вдруг оба по очереди взорвались в воздухе, причем комиссар был готов поклясться, что видел какие-то дымные шлейфы, которые воткнулись в немецкие самолеты, а потом
опять слышал этот непонятный шелестящий звук. И из частей докладывают, что в тылу у немецких войск слышны сильные взрывы. Выходит, кто-то воюет с немцами, кроме нас? Но кто? Что, черт возьми, происходит? Самолет, отправленный вечером в Минск, тоже канул, как в воду…
        Начальник службы связи шестого мехкорпуса майор Скворцов доложил, что пытался поймать радио имени Коминтерна, но наткнулся только на какое-то «Радио Маяк», якобы ведущее вещание из Москвы, и был просто поражен содержанием передач. Сначала какие-то мужчина и женщина долго беседовали с каким-то «экспертом» с армянской фамилией о том, на каких автомобилях будут ездить граждане Российской Федерации. И получалось, что на узбекских, корейских, французских, немецких, японских, чешских и каких-то «вазовских», но что ставить на них придется какие-то «жигулевские» и горьковские моторы, причем продажи «вазовских» автомобилей возрастут, но качество неминуемо ухудшится. Узбекские и корейские автомобили, это же надо такое придумать! Все это перемежалось абсолютно странной музыкой, причем одна песня была явно белогвардейской, про офицеров, зато другая, про «батяню-комбата», была явно «наша» и ему понравилась. Майор с трудом дождался выпуска новостей, но ясности он не прибавил. В новостях говорилось о том, что идет война с фашистами, были названы львовское, брестское, гродненское и почему-то калининградское
направления. Калининград - это ведь под Москвой???? Но если верить радио, бои ведут не части РККА, а какие-то объединенные войска России, Украины и Белоруссии, которым скоро должны присоединиться вооруженные силы Казахстана. Чертовщина какая-то, мистика…
        Связь! Связь! Нужна связь! Нужен приказ, любой приказ, лишь бы он был осмысленным. Как профессионал, Голубев понимал, что армия находится в полном окружении и долго не протянет. Нужно что-то делать. Потому что если не делать ничего, то уже через день-другой немцы нащупают с воздуха склады с горючим (которого и так - кот наплакал), его танки превратятся в бесполезные железные коробки, затем фашисты добьют последнюю артиллерию, люди рассеются по лесам, а немцы будут их травить, как зверей, уничтожая армию по частям. Командарм был готов пожертвовать своими людьми, и сам был готов погибнуть, но не так бессмысленно. Впрочем, даже у такой гибели был бы смысл, если бы армия получила простой приказ: «держаться до последнего и сковывать немецкие силы». Но где он, приказ? Почему молчит Минск? Связь! Нужна связь!
        В это время где-то рядом, за брезентовыми стенами палатки послышались крики, хлопнул выстрел, затем очередь, потом опять крики и тишина…
        Брезентовый полог шевельнулся, Голубев потянул было из кобуры пистолет, но в проеме показалось смущенное лицо командира роты охраны штаба, старшего лейтенанта Ходоренко.
        «Товарищ генерал майор… Это к вам… Говорят - из штаба фронта…» Если уж быть совсем точным, на лице старлея одновременно присутствовала целая гамма эмоций: и напряжение, и смущение, и еще что-то. Входил он в палатку как-то странно, скособочившись, как будто что-то или кто-то вталкивали его в брезентовое пространство. Командарм уже хотел было рявкнуть: «Почему не приветствуете? Выйдите и доложите по уставу!», как вдруг понял, что за спиной Ходоренко действительно есть кто-то, как поршень, впихивающий командира внутрь. И этот кто-то выглядел до невозможности странно: раскрашенное, как у индейцев из книг Майн Рида, лицо (только не яркими, а зеленой, коричневой и черной красками) и скрывающая фигуру накидка или балахон, состоящая из отдельных тряпочек. Казалось, что в палатку из темноты вползает оживший куст или болотная кочка.
        - Это еще что за кикимора! - с шумом выдохнув воздух, прохрипел Голубев.
        - Майор сил особого назначения ГРУ Перевалов. Направлен к вам штабом Западного фронта для налаживания связи и координации действий. Со мной группа из пяти человек. Вы, товарищ генерал-майор, прикажите, пожалуйста, своему начкару не дергаться, тогда я его отпущу и пистолетик отдам. А он пусть своим прикажет оружие опустить, а то там все нервничают, на улице (Перевалов кивнул куда-то себе за плечо), то и гляди, перестрелку устроят. Нехорошо получится, нам еще вместе с фрицами воевать.
        - С кем, с кем?
        - С фрицами. Ну, немцев так обычно называют. Так прикажете?
        Голубев только теперь обратил внимание на то, что правая рука старлея завернута за спину и, видимо, взята «на болевой».
        - Отпускайте… А ты - командуй не стрелять, но сохранять бдительность. И вообще, Ходоренко, - генерал зло зыркнул на начальника охраны, - я с тобой еще потом разберусь… Как так, прямо в расположении… Он повернулся к «кикиморе». - У вас есть пакет?
        - Так точно! Перевалов одним движением ловко швырнул Ходоренко «ТТ», обойму, затем лихо козырнул и вытащил из-за пазухи закутанный в прозрачную пленку желтый конверт из провощеной бумаги. - А старлея своего вы не ругайте, товарищ генерал-майор. Нас такому специально учат, а вот пехоту - нет, так что против лома нет приема. Службу ваши люди по уставу несли.
        - По уставу, понимаешь… - проворчал Голубев, недоуменно разглядывая упаковку пакета.
        - Это полиэтилен, от влаги. Вы его просто порвите, - перехватил генеральский взгляд Перевалов.
        Понятней Голубеву не стало, но он, поковырявшись, все-таки разорвал пленку, сломал сургучные печати и вытащил листок бумаги. Фантасмагория продолжалась… Документ был отпечатан на ослепительно-белой гладкой бумаге, причем текст выглядел отпечатанным в типографии. В общем, ничего общего с привычными штабными документами. И никакой директивы там тоже не было - просто подтверждались полномочия майора Перевалова. Но самое главное, на бумаге не было знакомых подписей командующего фронтом Павлова или начальника штаба, коллеги по академии Фрунзе, генерал-майора Климовских. На ней вообще не стояло ни одной знакомой Голубеву фамилии. Вместо этого под текстом подписались «Командующий войсками западного направления объединенных сил ОДКБ генерал-полковник ВС РФ Постников А.Н.» и «Начальник штаба западного направления генерал-майор ВС РБ Потапенко С.В», причем ни фамилии, ни должности не говорили командарму абсолютно ничего. Что это за «объединенные силы ОДКБ», что такое ВСРФ и ВСРБ? Может быть, это все же какая-то чудовищная провокация немцев, и пора доставать пистолет?
        - Скажите, а почему это ко мне человека от Филиппа Ивановича прислали?
        И тут Перевалов рубанул с плеча:
        - В моем мире ГРУ Генштаба командует генерал-полковник Постников. А Филипп Иванович Голиков ушел на пенсию в 1952-м, в чине Маршала Советского Союза, и умер в восьмидесятом году. Кстати, он осенью сорок первого под Рязанью десятую армию по новой формировал.
        В глазах генерал-майора потемнело, и он со всей немалой силы грохнул по дощатому столу пудовым кулаком «В моем мире? В каком таком твоем мире, майор, или кто ты там есть? Что все это, черт возьми, значит????»
        - Это долгий разговор, товарищ генерал-майор. Но если коротко - то в три утра 26 октября 2010 года в результате природной катастрофы территория стран, возникших на месте СССР, была переброшена в 22 июня 1941 года. Это - факт. Куда при этом девался Советский Союз образца 1941 года, я не знаю. Полагаю, и наши академики тоже пока не знают. И что там теперь происходит в десятом году никому не известно. Ваши войска и Белостокская область - единственный кусочек того СССР, поскольку в сорок пятом область была возвращена народной Польше. Сразу скажу: в моем мире война началась так же тяжело, приграничное сражение было проиграно, и РККА отступала до Москвы и Волги. Но окончилась война в Берлине. Ну а сейчас ситуация тоже довольно сложная. Вы-то к войне готовились, а у нас был мир, серьезных противников на границах просто не было, так что удар вермахта получился не просто внезапным, а абсолютно внезапным. Но - воюем, все же за семь десятков лет техника серьезно вперед шагнула, вот и пытаемся этот фактор использовать. Впрочем, подробно поговорить можно и потом, сейчас у нас мало времени, - майор сдвинул
рукав маскировочного костюма, откинул клапан и посмотрел на часы. Через тридцать семь минут в зону войдет летающий КП, и можно будет связаться со штабом. Для этого нужно развернуть нашу технику. Прикажете прямо здесь разворачиваться, или какое-то место по соседству выделите?
        Неожиданно Голубев понял, что все это - правда. Придумывать настолько невероятную историю никто не стал бы, и про «возникшие на месте СССР страны» враг тоже не стал бы говорить… Но сразу поверить во все это, и принять эту правду тоже было просто невозможно, и он продолжал сверлить взглядом стоявшего перед ним по стойке «смирно» лешего.
        - Технику развернуть, говоришь? А если ты на нас немецкую авиацию наведешь?
        - Товарищ генерал-майор, верить на слово вы мне, конечно, не обязаны, равно как и доверять взявшимся неизвестно откуда бумагам. Перед отправкой моей группы к вам к вам в штабе это обсуждали. Давайте так. Наши истребители уже приступили к работе над территорией Белостокского выступа. С шести утра они полностью берут под контроль воздушное пространство, для этого выделена эскадрилья Су-27 и эскадрилья МиГ-29. Думаю, с рассветом люфтваффе снова начнет действовать, и вы сможете своими глазами пронаблюдать показательную порку. Далее. Назовите участок, где действует часть, с которой у вас есть надежная телефонная связь. Хорошо бы, чтобы позиции немцев просматривались с НП. Через двадцать минут после того, как вы назовете цели, по ним отработает наша ударная авиация. Это будет первый этап. На втором этапе, когда вы убедитесь, что мы воюем на одной стороне, планируется наладить воздушный мост, направить в ваше расположение аэромобильный госпиталь - знаете, у нас очень хорошая медицина, помочь вам кое-каким оружием и боеприпасами. Естественно, вы будете получать самые свежие данные авиаразведки. С первым
же обратным рейсом в наш штаб убудет назначенный вами представитель. А насчет «немцев навести» - займите места в убежищах, ну и меня расстрелять вы всегда успеете. Ну? Так как, где разворачиваться?
        Голубев долго смотрел на майора тяжелым взглядом, потом буркнул:
        - Разворачивайтесь здесь…
        Помолчал и с каким-то неожиданно жалобным выражением на лице спросил:
        - МиГ-29, говоришь? Су-27? МиГ-1 знаю, Миг-3, Су-2 знаю… А это что за звери? И что, две эскадрильи - это много?
        - Вот вы их в деле и увидите, - ответил Перевалов. - А сам подумал: «Ффух. Самый сложный выход. Сначала проникни в штаб, да так, чтобы никого не убить, и чтоб тебя не убили, а потом этот разговор. Проще двух Хаттабов, трех Бараевых и четырех Гелаевых ухлопать…» Затем он нажал тангенту и негромко произнес в микрофон: «Бес! Кадет! Ко мне! Разворачивайте „Акведук“ с планшетом и Р-853»!
        Впрочем, Перевалов немного кокетничал. Он отлично знал себе цену, знал, что позывной «Проф» им вполне заслужен, что ходит в «групниках» в недавно присвоенном майорском звании просто потому, что группа его - особая, но что все равно пора с выходами заканчивать, возраст. И что если этот выход закончится успехом, то его заявлению на поступление в Академию будет дан зеленый свет, и неприметный комплекс зданий, расположенный по адресу улица Народного Ополчения-50 откроет перед ним ворота новой карьеры.
        В палатку, пригнувшись, один за другим вошли два таких же размалеванных «леших», и тут же начали расстегивать плоские зеленые ранцы. Майор повернулся к Голубеву:
        - Товарищ генерал-майор, разрешите привести себя в порядок и камуфляж снять, а то неудобно как-то…
        Через полчаса, когда солнце уже вставало, Голубев вернулся в штабную палатку. Здесь уже кипела жизнь. На дополнительных столах были установлены несколько окрашенных в защитный цвет металлических ящиков, в которых, несмотря на отсутствие привычных шкал, приборов со стрелками и верньеров, почему-то сразу угадывалась аппаратура связи. Над ними колдовали двое «леших», смывших с лица жуткую лягушачью раскраску и скинувших «лохмушки». Впрочем, свободного покроя форма, в которую были одеты разведчики, тоже была испещрена размывающимися коричнево-зелеными кляксами. На их работу и на прислоненные к столу автоматы со странными толстыми стволами с интересом посматривали связисты РККА, державшиеся, впрочем, особняком. Заинтересовавшийся Голубев подошел поближе и начал рассматривать форму.
        - Это называется «цифровой камуфляж», товарищ генерал-майор, - пояснил из-за плеча возникший, будто из воздуха, Перевалов, одетый в такую же «цифру» и даже успевший побриться. На голове у него была гарнитура с одним наушником и микрофоном.
        - И как, удобная форма?
        И тут взгляд Голубева упал на плечи с майорскими погонами.
        - Так это что же, вы там все - белогвардейцы???
        - Погоны в армии введены приказом Наркомата обороны от января 1943 года, за подписью товарища Сталина. Им же командиры переименованы в офицеров, - холодно ответил майор. Ему совершенно не хотелось вступать в политические дискуссии.
        - Кадет, ну скоро там?
        - Что, и конституционных демократов у вас из штаба Духонина возвернули? - язвительно спросил генерал. Но Перевалов не отреагировал, потому как Кадет ответил:
        - Есть связь, товарищ майор! Канал устойчивый!
        - Ну что, товарищ генерал-майор, можно начинать работать?
        В этот момент один из связистов оторвался от трубки полевого телефона: «Посты ВНОС сообщают! Наблюдают две группы самолетов противника, одну со стороны Ломжи курсом на Осовец, вторая со стороны Суража идет к нам, а также трех самолетов-разведчиков на большой высоте. Один входит в район расположения штаба!»
        - Воздух! Всем в укрытия! Проверить маскировку!
        Штабные командиры забегали, раздались за стенами раздались выкрики командиров, повторявших команды.
        Перевалов нажал на тангенту Р-168 и проговорил в микрофон:
        - «Редут», я «Консул»! Как слышите, прием!
        - Слышу хорошо, «Консул», как обстановка?
        - ВНОС сообщают о двух групповых и трех одиночных целей. Видите их, прием?
        - Видим их и еще на подходе. Маленькие в воздухе, готовы войти в зону. Позывной - «Флакон». Связь на оговоренной частоте.
        - Понял, «Редут»! Командуйте начинать работу, с одиночной цели над Хорощем. «Флаконы», это «Консул». Как меня слышите?
        - Здесь «Флакон-4», «Консул», слышу нормально, готов работать. РВП - 7 минут.
        - «Флаконы», работайте по плану, только просьба - покажитесь земле.
        - Принято, «Консул», занимайте места согласно купленным билетам!
        Перевалов повернулся к командарму.
        - Товарищ генерал-майор, а есть у вас тут НП с хорошим обзором воздушного пространства? Ну и с укрытиями, на всякий случай…
        - А пройдемте на ближний пост ВНОС, это метров двести отсюда, - предложил подошедший генерал с голубыми авиационными петлицами, орденом Ленина, Красной Звезды и звездочкой Героя Советского Союза на груди.
        - Ну пойдемте, - обреченно махнул рукой Голубев. - И ты, Сергей Александрович, давай с нами. Все равно тебе командовать теперь некем. Пойдем, посмотрим, что могут наши… из будущего…
        Через пару минут быстрой ходьбы по лесной дорожке, вдоль провешенной на кустах «полевки», вся группа - пыхтящий, как паровоз, Голубев, летчик, оказавший командиром практически уничтоженной 9-й смешанной авиадивизии Черных, Перевалов, несколько командиров из штаба и старший лейтенант Ходоренко с тремя бойцами, на этот раз нервно сжимающий в руках ППД - вышли на опушку леса, где около выкопанных щелей разместился пост ВНОС - два красноармейца с биноклем и обшарпанным деревянным ящичком полевого телефона образца 1931 года. В небе уже висел заунывный вой ползущего на трехкилометровой высоте «костыля», одномоторного «Хеншеля -186», а ну юге показались точки походящих к лесному массиву вражеских самолетов.
        - Сейчас наводить будет… - обреченно произнес Черных.
        - Не успеет. Внимание, начинается… - Перевалов уже услышал далекий, на грани восприятия характерный шум двигателей реактивных самолетов, приближающихся со стороны встающего солнца. Первая пара МиГ-29 пронеслась над полем. Черных жадно рассматривал совершенно невообразимые в сорок первом очертания, серо-зеленый камуфляж, два киля, поблескивающий на солнце фонарь кабины и ощетинившиеся боевой подвеской скошенные назад плоскости с красными звездами. Между тем траектория полета МиГов упруго изогнулась, двигатели выплюнули густые шлейфы дыма, с консолей сорвались ясно видимые белые струи уплотненного воздуха, и пара почти вертикально ушла в зенит, в направлении разведчика.
        - Загорелись?… - буквально выдохнул Черных. Он привык считать, что дым из двигателя однозначно предвещает катастрофу.
        - Нормально. МиГи всегда на форсаже дымят… - перекрывая накатившийся гром, успокоительно крикнул Перевалов.
        Между тем в передней части фюзеляжа первой машины блеснул огонь, и трассы снарядов ушли к немецкому разведчику…
        «Костыль» встал на крыло, пытаясь выйти из-под обстрела, раздался треск, как будто где-то рвали материю - это наблюдатель заметил приближающуюся снизу смерть и открыл огонь из пулемета. Но огненные шарики снарядов уже уткнулись в стык плоскостей и фюзеляжа, и самолет разломился на несколько кусков. Отвалившаяся плоскость закружилась, как падающий лист, а фюзеляж с единственным оставшимся крылом, охваченный пламенем, рухнул вниз. От него отделилась темная точка, над которой раскрылся белый одуванчик парашюта.
        - Ходоренко, бери бойцов, немца задержать и в штаб!
        Тем временем, набравшая высоту пара МиГов сделала полупетлю и пошла в сторону приближающейся строем пеленг группы немецких самолетов. На стоящих накатила следующая вторая волна грома - это вторая пара прошла чуть в стороне, охватывая немцев (Черных посмотрел в бинокль и опознал двухмоторные истребители-бомбардировщики «Мессершмитт-110») в гигантские клещи. Промелькнули дымные трассы ракет, и первые «мессеры» посыпались на землю. «Мессершмитты» рассыпались, начали разворачиваться, но пары МиГов продолжали качать смертоносные качели на встречно-пересекающихся курсах. Крутой набор высоты, полупереворот, пикирование и новый набор, иммельман, и следующий заход с нового направления. И в конце каждой атаки - две-три падающих вражеских машины… Стрелки «мессеров» пытались огрызаться, но их трассы безнадежно опаздывали, тянулись куда-то в сторону, в то время как огненные шарики, слетающие с острых клювов их стремительных палачей, находили свои цели с удивительной точностью. В это время на сцене появились новые игроки: подошла девятка Bf-109, и пилоты эскадры Мёльдерса попытались, атакуя с пикирования,
прекратить избиение. Только пилоты XXI века, похоже, были готовы.
        Одна пара осталась добивать «стодесятые», а вторая повернула навстречу «худым». Рокотнули авиапушки, и первые два «мессера», охваченные пламенем, так и не вышли из пике. Строй немецких истребителей смешался. МиГи же обогнули клубок по огромной наклонной дуге. Несколько томительных секунд - и вот они уже выше группы немцев. Тем временем к работе присоединилась и вторая пара, спустившая на землю последний двухмоторник. Один за другим еще четыре Bf-109 отправились на последнюю встречу с землей. Оставшиеся развернулись и, пикируя, попытались выйти из боя, но удалось это только двум. Четверка МиГов собралась и вновь прошла над полем, покачивая крыльями.
        - «Консул», мы бэка расстреляли и идем домой. Удачи!
        - «Флаконы», спасибо за красивую работу и удачи! - Перевалов повернулся к генералам. - Вот и все. Теперь только так и будет.
        Черных смотрел на встающие над полем и перелесками столбы черного дыма в полном смятении чувств. Он безоговорочно поверил в «союзников из будущего», хотя всего четверть часа назад эти слова Голубева показались ему какой-то нелепой шуткой. С одной стороны, душа его испытывала мстительную радость от того, что «эксперты» люфтваффе, за два дня уничтожившие его дивизию, теперь догорают на земле. Одновременно он буквально задыхался от зависти к летчикам, пилотировавшим эти невероятные машины, которые вели бой спокойно и уверенно, словно выполняя привычную работу. Как опытный летчик, он почувствовал это совершенно ясно. Да, это была именно работа, а не яростная схватка. Немецкие асы, с которыми у него были старые счеты еще с Испании, тоже так летали, но сейчас они столкнулись с противником, который неизмеримо превосходил их по оснащению. «Какие машины, боже, какие машины!» - думал он. «Сколько раз пытался представить себе самолеты будущего, но никогда не думал, что они будут выглядеть именно так… А эти их эрэсы, которые сами за целями гоняются!» И еще где-то глубоко, в самом уголке души скреблась и не
давала покоя обида: «Господи, ну где же вы были со всем своим сверхмогуществом вчера и позавчера, когда мои ребята гибли?» Умом Черных понимал, что мысль эта, наверное, несправедливая - немцы летали не только над Белостокским выступом, и у потомков, наверное, хватало дел и на других участках фронта. Но до конца отогнать эту обиду он все-таки не мог…
        - Ну что, товарищи генералы, пора возвращаться в штаб? Будем штурмовики на немецкие позиции наводить.
        Заканчивался третий день войны…
        Вызванные в штаб командиры корпусов и дивизий выходили из палатки, где только что закончилось большое совещание, но никто не торопился возвращаться на свои КП - слишком необычным был этот день, слишком трудно было принять и осмыслить все то, что обрушилось на них, и слишком противоречивые чувства они испытывали. С одной стороны, чувство надвигающейся катастрофы, которое практически все они испытывали еще вчера, потихоньку отступало, уступая место надежде на успех. Ведь все они видели, как над всей территорией выступа сыпались с неба самолеты люфтваффе, видели эти фантастические разящие стрелы со звездами на крыльях. Многие вспоминали шок, который они испытали, когда на поле, как упавшие с облаков киты, опустились вертолеты Ми-26, из которых начали выкатываться странные, непонятные машины. По дорогам к Осовцу, Сурожу, Домбровой уже пылили грузовики, забитые ящиками с противотанковыми гранатометами и одетыми в пятнистый камуфляж инструкторами, которые уже к завтрашнему утру должны научить бойцов пользоваться всеми этими «Шмелями» и «Мухами». Кто-то видел сам, а кто-то со всей серьезностью воспринял
рассказы своих товарищей о том, как выглядят немецкие позиции после ударов «авиации потомков», как на участках километровой длины земля превращается в сплошную полосу разрывов, и как мгновенно замолкают вражеские батареи. Да, с такой поддержкой можно и повоевать!
        Но вот с другой…
        Исчезновение целой страны и появление на ее месте каких-то других просто не укладывалось в голове. Сталина - нет, ВКП(б) - нет, Тимошенко, Василевского, Ворошилова - никого из них нет в этом мире. Люди в форме РККА оказались предоставлены самим себе, и должны будут найти какое-то новое место в жизни. Они понимали, насколько это будет непросто. Прилетевшие на вертолетах для участия в совещании генерал-майор и два полковника из «штаба Западного направления объединенных сил государств ОДКБ» были доброжелательны, вежливы и профессиональны, но они были совершенно чужими. Чужими во всем, от своей пятнистой формы со старорежимными погонами, до выражения лиц, манеры говорить и держаться. А еще семьи… Большинство командиров все же не поверили успокоительному сообщению ТАСС, и под разными предлогами спровадили семьи на восток. Теперь их жены и дети были там же, где Сталин и Ворошилов, то есть - неизвестно где, и вероятность увидеть своих близких, даже если они сами останутся живы, равна нулю. И это, как приговор трибунала, который «окончательный и обжалованию не подлежит», давило и мучило сильнее всего. Но,
как бы то ни было - нужно воевать…
        На совещании, в котором дистанционно участвовал командующий силами ОДКБ генерал-полковник Постников (кстати, именно то, что участники могли видеть на натянутом белом экране вполне живого человека, сидящего в командном бункере где-то под Минском, а он, в свою очередь, их тоже видел и слышал, убеждало в возможностях потомков даже сильнее, чем бомбовые удары по немцам) решался, в основном, один вопрос: наносить сразу два удара, один на Сувалки, а другой - вдоль дороги на Слоним и Барановичи, или же сначала пробить коридор, соединяющий окруженную армию с силами ОДКБ, а уже потом совместными усилиями бить на Сувалки, навстречу войскам «потомков», наступающим из Калининградской области (которую командиры РККА по привычке называли «Восточной Пруссией»). Решили действовать по второму варианту. На подготовку к операции давались сутки.
        Майор Перевалов, который все совещание тихо просидел в сторонке, тоже вышел из палатки, прислонился к еще хранящему дневное тепло стволу березы, вытащил из кармана пачку «Золотой Явы» и с удовольствием затянулся. Вообще-то он курил исключительно редко, но сейчас почувствовал острое желание втянуть в себя ароматный дым. Он все сделал правильно. С того момента, как офицеры его группы один за другим канули в проем хвостового люка «Ил-76», и над ними раскрылись черные «матрацы» управляемых парашютов «Арбалет», прошло чуть меньше суток. За это время они успели просочиться мимо заслонов РККА, которые на тот момент были для спецназовцев даже более опасны, чем немцы, захватить и уговорить начальника охраны штаба 10-й армии (ну хорошо, не совсем уговорить, но сопли жевать было просто некогда), убедить Голубева разрешить включить радиостанции и делом доказать как союзнические намерения, так и силу современной техники. Теперь тысячи рядовых останутся живы, а если и погибнут, то совсем не так, как в сорок первом, и Черных не расстреляют, и мертвого Хацкилевича не будут везти на броневичке, а потом не
похоронят в безымянной могиле на околице деревеньки Клепачи под Слонимом. Страны ОДКБ получили в качестве союзников целую армию, пусть уже изрядно потрепанную, но все же вполне способную компенсировать катастрофическую нехватку живой силы в войсках XXI века. В общем, Военно-Дипломатическая Академия, можно считать, уже в кармане.
        И тут, словно прочитав мысли майора, к нему подошел командир с танковыми петлицами генерал-майора, с умным лицом, выразительными глазами и глубокой ямочкой на волевом подбородке.
        - Хацкилевич, Михаил Георгиевич. Простите, вы куревом не богаты? Я свои в танке оставил…
        - Да, конечно, пожалуйста! - Перевалов протянул раскрытую пачку и щелкнул зажигалкой.
        Хацкилевич затянулся, пустил дым, хмыкнул…
        - На мой вкус - все же слабоваты…
        - А вы фильтр оторвите! Да, вот эту желтую штучку…
        Потом, помолчав, Хацкилевич добавил
        - Мне послезавтра седьмой и четвертой танковыми атаковать. Тут сказали, что атаку поддержат какие-то «боевые вертолеты». На совещании неудобно спрашивать было, не просветите, что это такое?
        Перевалов улыбнулся.
        - Думаю, вам понравится, а вот фашистам - не очень… В общем, это танк, только летающий. Пушки тридцать миллиметров, эрэсы….
        - И что, быстро летает?
        Перевалов хитро посмотрел на Хацкилевича и сказал:
        - Теоретически - триста шестьдесят километров в час, но практически он такой скорости не дает…[7 - «Теоретически это так, а практически он такой скорости не дает» - знаменитая фраза генерал-майора Хацкилевича, сказанная на совещании высшего командного состава РККА в 1940 году. Правда, относилась она к тракторам СТЗ, и под «такой скоростью» подразумевались 30 километров в час.]
        Еще раз улыбнулся и неожиданно для самого себя, нарушая вбитые с курсантских времен правила субординации, подмигнул.
        Эмигрант Пётр Михайлов. Боргсдорф.
        Для разнообразия, сегодняшнее утро началось для меня не стуком в дверь, а чашкой натурального кофе и бутербродами с настоящим маслом. Я наслаждался ярким солнечным светом в широкой постели, в уютном номере небольшой Боргсдорфской гостиницы.
        Надо быть честным хотя бы с собой, я наслаждался тем, что остался в живых.
        Вчера я стал обладателем таких тайн верхушки Рейха, что ещё два дня назад моя смерть не вызывала никаких сомнений.
        Вчера вечером, заходя в кабинет Шелленберга, я не знал, выйду ли из него. Я сел, ожидая, когда он пролистает мой пятистраничный отчёт.
        - Так, президентско-парламентская республика, слабый парламент и сильный премьер с феноменальной поддержкой населения, финансовые группы, развитая военная промышленность частично законсервирована - ну это и у нас кое-кто производство танков сократил, - Шелленберг внимательно просматривал каждый лист. - Возраст президента сорок пять лет.
        - А это как понимать? - он поднял на меня глаза. - Вышли в космическое пространство?
        - Уже полвека они обладают технической возможностью посылать устройства выше атмосферы и фотографировать поверхность планеты. По некоторым сообщениям это пилотируемые устройства.
        Шелленберг задумался:
        - Их экономика превышает все экономики мира, недостижимое для нас качество вооружения, миллионная армия мирного времени, которую бундесы, как вы их называете, разворачивают в боевые штаты.
        - Как вы думаете, долго мы продержимся? - он внимательно смотрел на меня.
        - Ну, господин оберштурмбанфюрер, я не военный эксперт, но через три месяца, когда бундесы развернут свой военный потенциал… - начал я говорить.
        - Четыре недели, максимум шесть, - в голосе Шелленберга зазвучали стальные нотки. - Пока вы охотились за секретами, они времени не теряли. Начиная со вчерашнего вечера, происходит планомерное уничтожение транспортной и энергетической промышленности. Самое интересное, что они разрушают только то, что не требует восстановления с их точки зрения или устарело: заводы синтетического топлива, тепловые электростанции, паровозные депо. Их самолёты днём и ночью охотятся за паровозами. Восточнее Эльбы скорость передвижения войск не более пятидесяти километров в сутки. Единственное, что выбивается из этого ряда, это каскад плотин на Рейне.
        - Это сделано для затруднения переброски войск из Франции и остановки промышленности Рура, - ответил я.
        - Самые боеспособные части были в первых волнах наступления на Россию, а сейчас они перемалываются в Белоруссии и Украине, - продолжил мой собеседник. - В тылу у нас ничего нет, кроме новобранцев, строителей Тодта и обрюзгшей СА.
        Наш разговор заходил в тупик. Слишком много я знал, чтобы просто выйти из кабинета.
        - Господин оберштурмбанфюрер, - решил я рискнуть. - Я внимательно слушал предисловие к вашим мемуарам.
        - Продолжайте, - медленно произнёс Шелленберг.
        - После капитуляции генерал Гелен, руководитель отдела «Иностранные армии Востока» генерального штаба вермахта, вновь создал свою службу под покровительством американцев, еще находясь в заключении. Американская и английская разведки пренебрегли вами, ведь они получили готовый военный аппарат разведки. Сейчас у него, как и у нас, нет ничего по новой России, что может заинтересовать запад, зато есть то, что наверняка заинтересует бундесов, сеть в Европе, Азии и Латинской Америке. Да и медицина в Российской Федерации сейчас лучшая в мире, - я старался быть очень убедительным.
        - Очень хорошо, господин Михайлов, - на лице Шелленберга появилась улыбка. - Я лично доложу о вашем отчёте.
        - Для вас заказан номер в местной гостинице - добавил он.
        То, что я проснулся и пил принесённое молодой служанкой кофе, лучше всего говорило, об успешности моего экспромта.
        Я побрился, привёл себя в порядок и ровно в девять часов утра стоял у кабинета Оскара Штайна. Единственное, что удивило меня, это вытянувшийся во фронт часовой у входных дверей бывшей гимназии, когда я проходил мимо.
        - Доброе утро, герр Михайлов, - услышал я голос Шелленберга. - Присоединяйтесь к нам.
        Он, вместе с Оскаром, стоял у маленького столика, держа в руках коньячные рюмки.
        Штайн с улыбкой протянул мне третью рюмку:
        - Мы выпили за тебя, Петер.
        - По какому поводу пьянка? - Поинтересовался я.
        - Мы пьём за твоё производство, - Оскар вынул из кармана удостоверение СД. - Тебе присвоено звание хауптштурмфюрера. Официальную присягу СД давать не надо.
        Я даже не думал, что моя вчерашняя инициатива приведёт к таким последствиям.
        - Поздравляю! - Шелленберг пожал мне рук. - Вы растёте быстрее самого Райнхарда.
        Будто я не знаю, кому обязан столь головокружительной карьерой.
        Когда мы с Штайном остались в кабинете одни, он сказал:
        - Ты понимаешь, что это не совсем настоящее звание. Как у вас говорят, ты осиновый хауптштурмфюрер.
        - Не осиновый, а липовый, - поправил я, разглядывая свою фотографическую карточку в удостоверении. Даже форму приладили, порадовался я за мастеров фотолаборатории СД.
        Но, как говорили классики: бойтесь данайцев, дары приносящих.
        - Пётр, это настоящее удостоверение, оно избавит тебя от множества проблем.
        - И породит огромное количество новых - ответил я.
        В кабинет вошёл Вольф: - Доброе утро коллеги. Сегодня ночью привезли пленных, и оберштурмбанфюрер просил вас присутствовать на допросах.
        Мы спустились по лестнице и, перейдя в левое крыло здания, остановились у железной решетчатой двери, закрывавшей коридор. Пауль с гордостью показал на новые решётки, закрывающие окна:
        - Как видите, мы тоже не сидим без дела.
        За громоздким столом, одиноко стоящим в середине большой классной комнаты, сидел седой коренастый мужчина в гражданском костюме. Он аккуратно заполнял лист бумаги ровным почерком, не обращая внимания на нас внимания. Напротив него, со скованными за спинкой стула руками, сидел молодой парень в простой рубашке и рабочих штанах. Его лицо украшали заплывший глаз и синяк на скуле. Лицо Вольфа начало багроветь:
        - Кто ударил арестованного?
        Стоявший у двери охранник нервно сглотнул, кивнув на коренастого.
        - Это не я, господин хауптштурмфюрер, это он.
        - Сегодня утром пришёл закрытый приказ по службе безопасности, строжайше запрещающий физическое воздействие на граждан Федерации, - шепнул мне на ухо Оскар.
        - Всё равно вы от меня ничего не узнаете, фашисты проклятые, - сказал по-русски пленник, и добавил грязное английское ругательство.
        Я знал о широком распространении английского языка у бундесов, но такая языковая конвергенция мне в голову даже не приходила.
        Я подошёл к столу и взял бумаги. Сидевший за столом встал и зло глядя на меня, заговорил по-немецки:
        - Я штабс-капитан Рыбников и веду допрос, как считаю нужным. У меня эта большевистская сволочь заговорит.
        - Вы не штабс-капитан, вы неизлечимый идиот, - я сунул ему в лицо протокол допроса:
        - Что это за допрос? Что это за вопросы? - продолжал я на русском языке. - Вы член коммунистической партии большевиков? Ваш отец был членом партии большевиков? Вы бы его про бабушку спрашивали, была ли она членом партии большевиков?
        - А чё? Моя бабушка была членом компартии, - подал голос наш заключённый.
        - Я не потерплю такого отношения к себе, - завизжал штабс-капитан, вспомнив язык предков. - Кто вы такой, молодой человек, чтобы указывать мне?
        Я, как и он был в партикулярном, и ему было трудно определить моё положение. Как я ненавидел этих напыщенных индюков, закостеневших в злобе, к отвергнувшей их родине.
        - Я, хауптштурмфюрер СД Михайлов отстраняю вас от следствия. Дураки нам не нужны.
        - Зачем так резко? - встрял в разговор Пауль. - У нас не хватает следователей, нет толковых переводчиков, кругом сплошная импровизация. Рыбникова я получил из Берлинского отделения РОВС по рекомендации гестапо, они сказали, что раньше он неплохо вёл допросы.
        - Вот так? - я показал на избитого арестанта. - Сейчас такой фокус не пройдёт.
        - Да знаю я, прекрасно знаю, - отмахнулся Вольф. - Думаете, только вы слушаете радио? Там одни предупреждения о гуманном обращении с военнопленными и бесконечные списки попавших в плен и погибших в России.
        Оскар взял у меня протокол допроса:
        - Этот Рыбников даже не смог правильно заполнить протокол.
        Пленник с интересом слушал спор:
        - Скажите, а вы на самом деле эсэсовец, как Штирлиц?
        Я с интересом посмотрел на него:
        - Какой Штирлиц?
        - Вот болтливый язык, - зашипел он сам на себя, а затем улыбнулся. - Штандартенфюрер СС Макс фон Штирлиц, он в шестом отделе РСХА работал у Шелленберга, а почему они в форме, а вы нет?
        Штайн прошептал что-то Вольфу и тот, вытолкнув Рыбникова с охранником, вышел из кабинета.
        - Пётр, у меня просто нет слов, - удивлённо сказал Оскар.
        - Итак, вернёмся к вам, молодой человек, - я уселся за стол и подвинул к себе протокол допроса.
        …Караваев Арнольд Витальевич, 1987 года рождения, в партии больше…., нет, все же Рыбников клинический идиот. Образование высшее, работал менеджером в туристической фирме.
        - Арнольд, вы расскажете нам про Макса фон Штирлица, - начал я. - А мы расстегнём наручники. Согласны?
        - Ну, да согласен.
        Он растёр затёкшие запястья:
        - Спрашивайте, что вы хотели узнать.
        - Кто такой Макс фон Штирлиц?
        - Советский агент.
        - Когда и где его завербовали?
        - Он нелегальный агент Максим Исаев, через ДВР и Шанхай, внедрённый в Германию.
        - Его задачи?
        - В апреле 1945 года он следил за сепаратными переговорами Гиммлера с Даллесом, в Швейцарию летал генерал СС Вольф. Гитлер сидел в бункере под Берлином и женился на Еве Браун. Геринг объявил его больным, а тот приказал Гиммлеру арестовать Геринга и исключил из партии. Гиммлер сам ждал, когда первого мая, Красная армия захватит Берлин и Гитлер застрелится, но Гитлер приказал арестовать Гиммлера и отравился.
        Мы с Оскаром непроизвольно переглянулись. Что за…
        - Кто ещё участвовал в переговорах? - я решил рискнуть.
        - Кальтенбруннер, про Шелленберга я не помню, а Мюллер не участвовал в этом, по-моему, он искал выход на наших, на КГБ.
        - Что такое КГБ?
        - Ну, то, что было до СВР и ФСБ. Наследник НКВД. В общем, Комитет Государственной Безопасности, это когда Берию расстреляли, после смерти Сталина.
        Я разговаривал с человеком из будущего. Каждый его ответ порождал десятки новых вопросов. Я не знал, о чём его спрашивать.
        - Когда произошло покушение на Фюрера? - нарушил молчание Штайн.
        - Числа двадцатого июня, я точно не помню, но взрыв был в кабинете для совещаний «Вольфшанце», бомбу туда одноглазый Том Круз привёз. Он в Валькирии ещё без руки был.
        Так вот, что такое, таинственное волчье логово, о котором говорили в радиопередаче, секретная ставка Гитлера. Судя по тому, что сделали бундесы с Рейхстагом, кабинета для совещаний в «Вольфшанце» не осталось. И английский коммандос Том Круз в ЭТОЙ истории уже не появится…
        Наш арестант уже совсем освоился и продолжал свою лекцию:
        - Там был большой заговор, участвовал Канарис, Роммель, Клейст, какие-то шишки во Франции и финансисты.
        - Кто такой Том Круз и как он попал на совещание? - продолжил Оскар.
        - Нет, это не сам Круз, он изображал Штауффенберга.
        - Ты говоришь, что кто-то подменил двойником офицера вермахта?
        - Вы не понимаете, это же кино, он мог изображать кого угодно - воскликнул Арнольд.
        - Ты что, пересказывал нам игровой фильм? - взорвался Штайн, его лицо покраснело от волнения.
        - Нет! - в глазах допрашиваемого появился страх. - Это кино, но основанное на реальных фактах. Я не врал, я назвал вам всех заговорщиков, каких помню.
        В этот момент дверь открылась, и в комнату вошёл Шелленберг вместе с высоким эсэсовским генералом.
        Штайн вытянулся и поднял руку в нацистском приветствии:
        - Хайль Гитлер!
        Я, подчиняясь какому-то звериному инстинкту, повторил его действия: - Хайль Гитлер!
        - Вольно - небрежно махнув правой рукой, произнёс генерал. - Кстати, фюрер жив, я только что был у него на совещании.
        Оскар подошёл к нему и вполголоса начал пересказывать результаты нашего допроса.
        Генерал выслушал его, затем повернулся ко мне: - мы ещё не знакомы, хауптштурмфюрер?
        - Я обергруппенфюрер СС Райнхард Гейдрих - он протянул мне руку.
        - Очень приятно, господин обергруппенфюрер - ответил я, отвечая на рукопожатие.
        Я обратил внимание, что здороваясь со мной, Гейдрих внимательно наблюдал за Арнольдом.
        Арестованный, не подавая признаков беспокойства, с интересом глядел на вошедших.
        - Спасибо за хорошо проделанную работу, хауптштурмфюрер. Оберштурмбанфюрер Шелленберг ознакомил меня с вашим отчётом - сейчас, холодные до ледяной голубизны, глаза Гейдриха смотрели прямо в меня. - А сейчас я попрошу вас, помочь мне с переводом.
        - Передайте господину Караваеву, что от точности его ответов зависит его судьба.
        Я начал переводить.
        - Караваев, скажите, какие чувства жители Федеральной России испытывают к руководству Рейха?
        - Война, в смысле та война в прошлом, была лет семьдесят назад, но Гитлера все ненавидят даже сейчас. Гиммлера и СС ненавидят тоже, вы убили очень много мирных жителей и заморили голодом миллионы русских военнопленных. Из всех национальностей к русским относились хуже всего, у нас это помнят.
        Переведя ответ, краем уха я услышал, как Шелленберг прошептал:
        - Свинья Розенберг…
        - Остальные?
        - Ну, Геринг наркоман-неудачник, но осудили его правильно, а Геббельс это клоун, с такой рожей только в комедиях сниматься.
        Легкая усмешка тронула губы Гейдриха.
        - А имя Райнхард Гейдрих вам ничего не говорит?
        Арнольд замолчал и на минуту задумался:
        - Вспомнил! Про него ещё документальный фильм показывали. Его английские диверсанты в Чехии в сорок втором бомбой взорвали, он долго умирал в страшных мучениях, но там Гиммлер врачей задержал, чтобы раненый не выжил. А так о Гейдрихе, кроме специалистов, никто и не знает.
        Обергруппенфюрер бесстрастно выслушал мой перевод.
        - Ваша информация по Штирлицу, это тоже кино?
        - Фильм основан на реальных событиях, переговоры с американцами велись, сейчас это не тайна, а Штирлиц придуман. Писали, что племянница Шелленберга очень благодарила создателей фильма, за то каким хорошим показан её дядя.
        Арнольд взволнованно продолжил:
        - Поймите, всё что я вам рассказал, все эти тайны тысячелетия были только в нашей истории. Сейчас всё ещё можно изменить, спасти миллионы людей, теперь, когда вы знаете, каким безумием кончилась эта война.
        Он откинулся на спинку стула и заплакал.
        Гейдрих повернулся ко мне:
        - Передайте господину Караваеву, что я полностью удовлетворён его ответами.
        - А вам, штурмбанфюрер, - обратился он к Штайну. - Я приказываю, обеспечить господину Караваеву медицинскую помощь и достойное содержание.
        - Через десять минут я жду вас всех в кабинете оберштурмбанфюрера.
        В назначенное время мы стояли в кабинете Шелленберга. Гейдрих долго смотрел в окно, на шумно играющих во дворе детей.
        - Вальтер, что делают здесь эти дети?
        - Защищают здание, обергруппенфюрер, по имеющимся у нас данным, противник не будет бомбить объект, если есть вероятность гибели детей. Это не англичане. Это - русские!
        Гейдрих повернулся к нам и начал говорить:
        - На утреннем совещании у фюрера, благодаря собранным вами материалам, рейхсфюрер подал в отставку, в связи с ухудшением здоровья. Гитлер возложил на себя лично руководство СС. О моём производстве вам уже известно, но сегодня, я лично написал приказ, подписанный Фюрером, о вашем досрочном производстве. Господа, поздравляю вас. А теперь о делах. Сегодня упразднён Абвер, а адмирал Канарис арестован. Сейчас он находится в самом безопасном месте Берлина, в тюрьме Моабит, рядом с Эрнстом Тельманом. Пришлось долго торговаться и, как мы задумали, отдел «Иностранные армии Востока» остался у генштаба, но оставив им эту пустышку, мы прибрали себе всю зарубежную агентуру.
        Гейдрих сделал несколько шагов по кабинету, скрипя сапогами:
        - Шелленберг, немедленно отправляйтесь в Берлин и принимайте дела.
        Штайн, всю полученную за сегодня информацию передайте для анализа Михайлову и подготовьтесь сдать дела Вольфу. Михайлов, я жду от вас отчёт к шестнадцати тридцати. Все свободны.
        Оскар, зайдя вместе со мной в свой кабинет, сразу направился к столику с коньяком.
        - Надо отметить новое назначение, - промурлыкал он. - Ты будешь?
        - Нет, мне ещё надо писать отчёт для Гейдриха, а ты своих гадиков, можешь гонять даже после бутылки коньяка.
        Оскар выпил рюмку и аккуратно поставил рюмку на столик:
        - Пётр, ты уже догадался, что допрос с Рыбниковым был инсценировкой. Правда я не думал, что он, действительно, окажется таким дураком.
        Я кивнул.
        - У следователей есть приём, которым они пользуются при ведении допроса, он называется плохой и хороший полицейские. Плохой полицейский угрожает и бьёт, а роль хорошего была отведена тебе. Я не виноват, это была идея Шелленберга, он хотел проверить тебя в деле.
        - Не надо оправдываться, за два дня я уже привык идти с завязанными глазами по вашему гадюшнику.
        - У тебя это неплохо получается, - ухмыльнулся Оскар. - Ты понравился Гейдриху. Обычно он присваивает все идеи себе, но сегодня демонстративно отметил нашу работу. Верный признак, что шеф доволен.
        - Как ты думаешь, чем эта война закончится для нас? - спросил я Штайна.
        - Ну, как минимум, надо остаться в живых, - дожёвывая бутерброд, сказал он. - Мы ведь не одни занимались будущим, но наши результаты и твоё везение, превзошли все ожидания. Я читал отчёты других групп, да ты и сам всё увидишь. Они погрязли в мелочах, кому сейчас нужны подробности битвы за Москву и обороны Берлина? Биографии Жукова и Рокоссовского интересны историкам, а не разведке. От нас требуется общий обзор ситуации, а не толщина брони новейшего танка. Ты везунчик, а обергруппенфюрер любит везунчиков…
        …Из кабинета я вышел, нагруженный тремя толстыми папками с отчётами.
        Гейдрих взял мой отчёт и, пробежав глазами, положил в папку.
        - Штурмбанфюрер, что вы можете сказать о премьер-министре Федеральной России?
        - Путин Владимир Владимирович, русский, возраст 58 лет…
        - Я не об этом, - остановил он меня. - Вы получили всё, что у нас есть, данные перехватов, книги и газеты из Хайлигенбейля. Эта книга господина Колесникофф, или как там его, про Путина очень интересна, но не совсем понятна. Вы русский и должны лучше понять, что он за человек?
        - Он профессиональный разведчик, долго жил в Германии и в совершенстве владеет немецким языком, очень обязателен и буквально выполняет все договорённости.
        - Достаточно.
        Обергруппенфюрер встал из-за стола и подошел к окну. Его створки были плотно закрыты, и шум с площадки не доносился до нас.
        - Михайлов, я хочу послать вас и Штейна в Москву. Мне не хотелось говорить это при всех, но фюрер сошёл с ума. Сегодня он потребовал срочно начать уничтожение евреев, несмотря на всё, что происходит на фронте. Геббельс на совещании предложил объявить вне закона всех пленных, чтобы наши солдаты боялись плена и отчаяннее дрались за фатерлянд. Гитлер его поддержал. После катастрофы в Цоссене, в вермахте не осталось ни одного генерала, способного ему возразить. Кейтель уже отправил приказ в войска.
        Даже ваффен-СС возмутились такой дикости.
        Он замолчал, вернулся к столу, и вытащил из ящика пачку фотографий.
        Гейдрих протянул фотографии мне.
        - Вот, взгляните, чем кончиться для Германии эта война, снимки получены по неофициальным каналам из Швеции.
        На фото высились горы битого кирпича, кварталы полностью выгоревших зданий, обожженные остовы громадных боевых машин, тела убитых, плачущие пленные дети в немецкой военной форме и, наконец, огромное количество белых простыней, вывешенных из провалов окон, полуразрушенных домов.
        - Что это? - спросил я, показывая на последнюю фотографию.
        - Полная и безоговорочная капитуляция.
        Он продолжил свой монолог:
        - Гитлер с Геббельсом узнали, что погибнут, и решили, как и в прошлый раз, утащить всех с собой в могилу. Тогда в апреле сорок пятого, они бросили на фронт десятилетних мальчиков. Я не хочу гибнуть за них, я не хочу, чтобы мои дети росли сиротами, а в Лину тыкали пальцем - жена военного преступника.
        Его высокий взволнованный голос резко контрастировал с бесстрастно холодным лицом. Я понял, что его не волнуют пленные, евреи и мальчишки из гитлерюгенда.
        Он смертельно боялся за своих детей.
        Гейдрих наклонился ко мне:
        - Я говорю вам всё это, чтобы вы передали в Москве, что мои намеренья искренни. Я готов сотрудничать и моя помощь будет очень важна. Я не требую партии первой скрипки, согласен и на третью, и на четвертую. Хоть на десятую! Но прошу оставить мою скрипку в оркестре. Мы готовы передать всю агентурную сеть на Западе и Арабском Востоке русским, но часть агентов по различным причинам никогда не будет сотрудничать с Москвой, а с нами будут.
        На завтра я организовал для вас две встречи, а вечером вы со Штайном, полетите в Кенигсберг к федеральным русским.
        Он протянул мне два конверта:
        - Здесь десять тысяч рейхсмарок и три тысячи долларов САСШ, отчёта не надо. Перед полётом вам передадут российские рубли. Сейчас вы получите документы у Вольфа, а завтра, с ближайшей машиной, вернётесь в Берлин. Там вы можете отдохнуть и даже посетить своё любимое кафе.
        Волгоград. Инженер Александр Любцов.
        Ну вот и до меня дошла очередь. Дембельнулся, называется. Только-только работу нашел после честно оттрубленного года, только-только первые успехи пошли - и вот на тебе. И главное - кто! Фашисты, мать их за ногу!
        Первый день был вообще полный ахтунг - думалось, что крыша у всего мира съехала надолго. Особенно когда президент объявил, что это не НАТО нас атакует, а Рейх. Если честно, я несколько часов еще думал, что это такая форма пропаганды. Пока по телеку не показали горящие «тройки» немчуры…
        Успокоил мать - скорее всего, меня отправят в тылу чего-нибудь охранять. На фронте уже все более-менее устаканивается - спасибо нашим белорусским братьям, что они не такие раздолбаи и имеют президента, которому на «мировое сообщество» с высокой колокольни, а потому он сначала стреляет, а потом думает и разбирается.
        Вермахт, судя по всему, уже понял, в какой он жопе. В отличие от этих ненормальных из Прибалтики. Это же надо додуматься - пытаться объявить войну России, не имея за спиной заокеанского хозяина!!! Даже американцы - те, что с окрестных военных баз (в той же Прибалтике, да и Киргизии тоже) - и то такого идиотизма не учудили.
        Да и Гимпу тоже хорош - полез в объятия Антонеску. И сейчас в Приднестровье опять бои - как много лет назад.
        Но больше всего злорадства вызывает Саакашвили. Он, бедняжка, просто не знает, что ему теперь делать - воевать за Рейх как-то не хочется, тем более что 58-я Армия разъяснительную работу уже проводила. И за Россию тоже не комильфо… а кто, простите, кормить будет? Рузвельт?
        Вышел из дома. Отец с мамой сели в машину, решив меня проводить.
        Военкомат встретил бардаком - впрочем, судя по всему, уже не настолько хаотичным, как в первые два дня.
        - Любцов, Александр Сергеевич. Вот военный билет, - мужик с капитанскими погонами поднял на меня красные от недосыпа глаза, и, скользнув взглядом по раскрытой книжечке, буркнул:
        - Семнадцатый кабинет.
        Так, на чем я там остановился? А, ну да, на Грузии. В общем, теперь наш дорогой любитель галстуков лихорадочно мечется от одной идеи к другой. А оппозиция, разом вспомнив про снос мемориала в Кутаиси и все прочие грехи, требует отставки и митингует. Весело у них там. Чувствую, скоро будут вешать. Вопрос только в том, кого - оппозицию или президента?
        А на Востоке вперед поперла Япония. Ну, как поперла - начала дергаться на утро третьего дня. Но ей не повезло - в отличие от Западных военных округов, там наши парни были уже в боевой готовности. Поэтому попытка их налета на Владивосток закончилась весьма плачевно. По Первому сказали, что в Токио вылетел японский посол - останавливать от неразумных действий. А то искушение-то на красную кнопку нажать велико… Интересно, наши будут кидаться ядрен-батонами?
        Разговор с врачами у меня был недолгим:
        - Жалобы на здоровье есть?
        - Нет.
        - Годен.
        Еще полчаса спустя я, с толпой счастливчиков сижу в ожидании автобуса, который повезет нас в аэропорт - летим в Питер. Ну, хоть посмотрю на нашу Северную Пальмиру. Если, конечно, успею. А то Вермахт нас, похоже, уже боится.
        Что неудивительно. Отцовский друг рядом с Энгельсом живет - говорит, что «тушки» летают постоянно. Небось наци уже почувствовали прелести бомбардировок тяжелыми ОДАБАми… По телеку даже сказали, что на какой-то штаб в Берлине «папу» сбросили. Представляю себе реакцию Гитлера и Ко…
        Калининградская область. Алексей Кулагин. Заместитель командира роты
        С утра 24.06.1941 (или 28.10.2010 по «старому» - или по «новому»? - черт его разберет…) мы начали наступление на Мамоново (Хайлигенбайль). Впрочем, ничего похожего на фильмы про Отечественную войну у нас не наблюдалось. Никакой артподготовки дружными залпами. «Рапиры», «Штурмы», батальонные минометы, пушки БМП и КПВТ бронетранспортеров - все использовалось в своей черед по разведанным целям. Если фрицы пытались вести ответный огонь, то обнаружившую себя цель тут же накрывали из нескольких стволов. Наученные горьким опытом, мы держали свои БМП и БТР на максимально возможных дистанциях, «Штурмы» выкатывались на открытую позицию только для выстрела и тут же откатывались назад, при этом ни разу не выстрелив дважды с одной и той же позиции. «Рапиры» и минометы вообще вели огнь с закрытых позиций, пользуясь целеуказанием с единственного имевшегося на всю нашу группу БПЛА.
        Так прошел час, другой… Боеприпасов у нас были не вагоны, да и занять город можно было только пехотой. Настало и нам время пойти вперед. Пока шла артподготовка, я пытался промыть мозги своим товарищам по взводу, в особенности группе молодых, которую нам подвесили вчера утром, держа в памяти разнос, устроенный комбатом Баскакову.
        - Дуриком вперед не лезть, - втолковывал я пацанам. - По открытой местности передвигаться только перебежками. Командиры отделений - это на вас! Перебежал, лег - и сразу перекатился в сторону, чтоб на прицел не взяли. Если из дома стреляют - не переть грудью на пулеметы! Сначала дайте туда из РПГ или из подствольника, забросьте гранату, кто умеет, и только тогда - рывок на сближение, и снова - гранату в окно, и только после этого - внутрь, на зачистку. Если из домов не стреляют - туда вообще не суйтесь. Мирное население не эвакуировалось, поэтому нечего зря устраивать стрельбу и кидаться гранатами. Тем более, что лишних у вас не будет.
        В таком духе я трындел примерно с полчаса, пока не почувствовал, что мои наставления начинают ребят доставать. Тогда почел за благо заткнуться - все равно, если кроме раздражения мои слова уже ничего не вызывают, без толку грузить людей, пусть и нужными наставлениями. Но вот команды взводных подняли нас из кое-как отрытых за ночь окопчиков, и мы перебежками двинулись вперед. Получалось не то чтобы, как на учениях, но терпимо. Броня тоже пошла вперед, стараясь как можно резвее гасить оживающие огневые точки фрицев.
        Сказать, что было страшно - значит, ничего не сказать. Первые несколько минут все свое самообладание я тратил на то, чтобы после очередной перебежки подняться и снова рвануть на десяток шагов вперед, стараясь забыть про шуршащие над головой пули. Правда, человек ко всему адаптируется. Перебежал, упал, перекатился в сторону, дождался своей очереди, снова вскочил, перебежал, упал, перекатился… Вскоре я выполнял эти памятные еще по студенческим годам приемы с тупостью механического автомата. Опасность не перестала давить на психику, но как-то стерлась, отступила под давлением этой примитивной, размеренной последовательности движений.
        Но вот мы достигли первых домиков. Несколько минут ствол моего настороженно поднятого автомата молчал - шедшая за нами БМП оперативно загасила две проклюнувшиеся огневые точки. А за очередным поворотом… Япона мать! Прямо на нас смотрело орудие фрицевской самоходки Stug III. Я неожиданно для себя самого всадил в лоб «Артштурму» гранату из подствольника (ну, не дурак ли?) и с прорезавшейся во мне юношеской прытью отпрянул за угол дома. БМП, взревев движком, чуть ли не прыгнула назад, одновременно пытаясь развернуться и уйти в проулок. Выстрел «Артштурма» туго ударил в уши, и ближайший ко мне угол дома взорвался обломками кирпичей, пылью, тусклым пламенем…
        Меня швырнуло назад, и с силой приложило обо что-то спиной и головой. Наверное, на какое-то время я потерял сознание. Очнулся от дикой боли в голове. Как сквозь вату до меня доносились приглушенные очереди КПВТ, хлопки орудийных выстрелов. Еле слышно стрекотали автоматы. Я чуть приподнял голову, что сделало боль вовсе невыносимой, но успел увидеть на перекрестке два неподвижных тела в нашей форме. Краем глаза я уловил какое-то шевеление, и очень осторожно, стараясь не потревожить голову, скосил глаза. В двух шагах от меня на тротуаре сидел человек и пытался вспороть штык-ножом окровавленный рукав на правой руке. Это ему удавалось плохо, штык был, судя по всему, тупой, да и орудовать левой было несподручно, но все же рукав, наконец, поддался, и боец принялся бинтовать руку «Кажется, из моего взвода, а как зовут… не помню» - машинально отметил я. Мне захотелось окликнуть его, но язык не слушался, а перед глазами все поплыло…
        Второй раз я очнулся уже в машине, когда ее очередной раз тряхнуло на выбоине шоссе. В такой машине мне ездить еще не приходилось. Похоже, это был бронированный «Урал». У задней двери сидел боец с автоматом.
        - Эй… - через силу хриплым шепотом позвал я, - Эй, приятель!
        Боец повернулся на звук, и нашел меня глазами.
        - Не знаешь, приятель, Мамоново… взяли? - я обессилено замолчал.
        - Взяли, взяли! Когда вас грузили, только на самой окраине еще немного постреливали.
        Так состоялось мое боевое крещение. Уже в госпитале Балтфлота на улице Герцена, куда нас поместили, я познакомился со своим товарищем, раненым в руку рядом со мной при штурме Мамоново - молодым ефрейтором Васькой Турчаниновым из Колосовки. Он был, в отличие от многих из нас, ходячий, и принес в палату незадолго до ужина не только сигареты для курильщиков (которые ухитрялись дымить, несмотря на строгие запреты), но и свежие новости и слухи. Особенно разочаровали нашу палату сведения о том, что введен сухой закон. Правда, в руках у Васьки все воочию видели пятилитровую бутыль из-под воды, почти под горлышко наполненную пивом, но Васька пояснил:
        - Это мне одна продавщица остатки разливного скинула. А бутылочное и баночное из киосков и магазинов уже назад на склады вывезли. Так что надо это растянуть, насколько сможем.
        Палата аж загудела. Вот чудаки! Я против пива ничего не имею, и изредка сам прикладываюсь, но такие эмоции… Нет, мне не понять.
        Слухи заключались в том, что не только сам Васька заметил стремительное исчезновение сигарет из киосков, но и толкущиеся у киосков покупатели в один голос говорили о явном оскудении ассортимента в магазинах. И это касалось не только сигарет. Говорили о том, что на складах еще полно товара, но торговцы усиленно его придерживают, рассчитывая на взлет цен. Еще один слух состоял в том, что все Су-24 и МиГ-29 с территории области нацелены на Сувалки - Алитус, работая по складам, мостам, переправам, сжигая бензозаправщики, чтобы затруднить снабжение левого фланга ГрА «Центр».
        Сказал Васька про авиацию - и как накаркал. За окном неслабо грохнуло, в окнах жалобно зазвенели стекла, затем грохнуло еще раз, еще и еще - но на этот раз малость подальше. Между разрывами можно было услышать отдаленный лай зенитных скорострелок. Налет? Но как пропустили эти тихоходные винтовые машины люфтваффе до самого Калининграда? Все, кто мог ходить, потянулись к окнам. Тут грохнуло совсем рядом, да так, что здание ощутимо вздрогнуло и с потолка посыпалась не то пыль, не то старая штукатурка. Любопытные у оконных проемов, все, как один, непроизвольно присели или пригнулись.
        - Васёк! Ну, что там видно? - с нетерпением воскликнул я. Заработанная мною легкая контузия все же мешала мне встать с постели, при любой попытке сделать это не только отзываясь болью в голове, но и угрожая вывернуть желудок наизнанку. Про приличный кровоподтек на спине я уж не говорю - хорошо, что ребра уцелели.
        - Летят, сволочи! Раз… Два… Вот еще два… - пытался сосчитать Васька.
        - Есть! - вдруг заорал он синхронно с еще несколькими зрителями.
        - Так его! Мочи гадов!
        Тут снова грохнули разрывы нескольких бомб.
        - Да что там? - зашипел я (хотелось заорать, но было жалко голову, в которой громкие звуки отзывались вспышками боли). - Скажите толком!
        Один из мужиков, с туго перетянутой грудной клеткой (касательное ранение, трещина ребра) отвернулся от окна и авторитетно пояснил:
        - Одного люфта завалили. То ли «Иглой» достали, то ли «Стрелой» - так, навскидку, не разберешь.
        - Еще один горит! - с энтузиазмом завопил Васька, и его крик был подхвачен еще несколькими молодыми глотками…
        Налет длился вряд ли больше двадцати минут, но переживали мы сильно. Было ясно, что на жилые кварталы города свалилось немало бомб. И хотя «Хейнкели», «Юнкерсы», «Дорнье», «Хеншели», «Мессершмиты» - и кто там еще у них был? - отправлялись в преисподнюю один за другим, было понятно, что жертв в городе будет немало. Уже позднее стало известно, что немцы не только выскребли все пригодное из системы ПВО и из учебных частей с территории Генерал-Губернаторства (т. е. Польши) и из тыловых районов Восточной Пруссии, но и оторвали от боевой работы некоторую часть воздушного флота, поддерживающего ГрА «Центр».
        Чуть ли не полторы сотни бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей совершили налет, организованный уже с учетом мощного зенитного противодействия, на которое они натолкнулись в предыдущие двое суток. Самолеты шли тройками, шестерками, и одиночными машинами одновременно с разных направлений и эшелонированные по высоте. Немногочисленные истребители с аэродрома в Чкаловске встретили их еще за границами области, но физически не успевали преградить путь этой армаде. МиГи свирепствовали вовсю - никто из тех, кто попал им в прицел, не ушел от возмездия - но их было слишком мало по сравнению с люфтами.
        Выручали зенитчики. Помимо 22-го зенитно-ракетного полка, в ход шло все - и все зенитные средства мотострелковых и артиллерийских частей, дислоцированных вокруг города, и силы зенитного прикрытия аэродрома в Чкаловске, и зенитное вооружение кораблей Балтфлота и военно-морской базы в Балтийске. Корабельная ПВО нанесла особенно сильный урон тем бомбардировщикам, которые пытались прорваться к Калининграду со стороны моря. Да и многие из тех машин, которые, не дойдя до города, пытались удрать обратно в Гданьск или Эльблонг, корабельные «Стрелы», «Иглы» и «Осы» спустили с небес на землю или под воду.
        Зачем был совершен этот налет - непонятно. Сколько-нибудь серьезного военного значения он явно не имел, а потери в самолетах были понесены немалые. Или «Толстый Герман» захотел хотя бы таким образом реабилитироваться за неудачи люфтваффе в течение предыдущих двух суток?
        К концу дня приехавший нас навестить зам комбата-1 рассказал, что наш батальон, усиленный какими-то набранными с бору по сосенке подразделениями, с ходу проскочил Бранево, Фромборк, и прорвался к вечеру чуть не до самого Эльблонга, но остановился, ибо сил для еще одного штурма уже не было. По слухам, в районе Гусева вермахт тоже не прошел, и растрепанные пехотные части фрицев отступили к Голдапу. Наши силами примерно в полторы бригады встали на бывшей российско-польской границе, а фрицев пока обрабатывает штурмовая авиация и 152-й ракетный полк. На Балтийской косе гвардейская бригада морпехов буквально смела отряд, пробивавшийся к Балтийску, намереваясь, похоже, взять порт под обстрел гаубиц. Гаубицы достались морпехам в качестве трофеев, а сама бригада выскочила чуть ли не к устью Вислы, нависнув над Эльблонгом с северо-запада.
        Говорили, что на территории Литвы восточнее и юго-восточнее области на Каунасском и Вильнюсском направлениях началась настоящая мясорубка, ибо там наступало левое крыло группы «Центр», пытаясь реализовать план «Барбаросса». Что творится севернее нас, в Прибалтике, никто толком объяснить не мог. Слухи ходили весьма разноречивые.
        Уточнив данные радиолокационной и радиоразведки, командование ВВС приказало нанести фрицам ответный удар на рассвете следующего дня. Было решено уничтожить инфраструктуру люфтваффе в Восточной Пруссии и прилегающих районах Польши. Ну, уничтожить - это громко сказано. За один налет силами истребительного авиаполка в Чкаловске и штурмового авиаполка в Черняховске это вряд ли можно было сделать. А вот если долбить аэродромы, склады и казармы несколько дней подряд, учитывая практическую неуязвимость МиГ-29 и Су-24, то урон можно было бы нанести немалый. Кроме того, боевые корабли Балтфлота одновременно выходили в набег, имея своей целью судоверфи «Шихау» в Эльблонге (Эльбинге), порт и верфи в Гданьске (Данциге) и суда Кригсмарине в Гданьске и Гдыне.
        Майор Анатолий Логунов, начальник технического отряда.
        Просыпаюсь рывком и с тяжелой головой. Гляжу на наручные часы. Блин, можно было еще полчаса спать. После вчерашних полетов начальство щедро дало технарям четыре часа сна, а летчикам даже шесть. Я же, как дурак, проснулся через три с половиной. И все, сон как отрезало, только голова тяжелая.
        Пока умываюсь и прочее, вспоминаю ночные «приключения». «Ну дела, ночь была, все объекты разбомбили мы дотла». Бомбить мы, конечно, не бомбили, не тот профиль, а вот пострелять пришлось основательно. Настигли мы этих гадов быстро, одно дело по дороге, хоть и в автомобиле, а другое - в небе на вертолете передвигаться. Все-таки я современным партизанам не завидую. Повезло нашим прадедам и дедам - у врага ни прицелов ночных, ни радиолокаторов. Ночью пока в упор не столкнулся или осветительными бомбами не забросали - считай, что и не виден. А сейчас… Посмотрел я на приборную доску у летчиков, пока подлетали. Все как на ладони. Вот машины, вот дорога. Еще немного подлети и стреляй на выбор, как куропаток. Вот и подлетаем.
        Тут внезапно откуда-то из-за деревьев вынырнул ярко окрашенный вертолет. ГАИшники, иху так. Идиоты! Не успели они как следует осветить колонну своим поисковым прожектором, как на одной машине заклубился ясно видимый в приборы шлейф огня и дыма. Выстрел из противотанкового гранатомета! Сцуки!…! Засвечивая приборы ночного видения, вертолет ДПС как бы вспухает изнутри яркой вспышкой взрыва и начинает, как мне кажется, медленно разваливаться в воздухе.
        Пара секунд - и я уже сижу на специальной сидушке, разворачивая пулемет в услужливо сдвинутую одним из бойцов дверцу. Краем глаза успеваю заметить, как двое бойцов готовят к стрельбе длинную, похожую на противотанковое ружье, крупнокалиберную снайперскую винтовку. Вертолет входит в правый вираж и я, вслед за летящими впереди, открываю огонь. ПНВ приподнят вверх, все равно его засветит огонь в надульнике «Печенега», и я стреляю, ориентируясь на разгорающиеся внизу очаги пожаров и трассеры впереди летящих вертолетов. Феерическое зрелище - ночная стрельба. Лента через каждые четыре патрона заряжена одним с трассирующей пулей, отчего в темноте в сторону неприятеля тянуться длинные, постепенно исчезающие огненные дорожки. Стреляем, как мне кажется недолго, передняя пара садится где-то в стороне от горящих машин, а мы продолжаем кружить в воздухе. Зачистка и обратный путь пролетают практически незаметно и вот мы уже на аэродроме. Из одного вертолета выволакивают «языка» и быстро, бегом уводят его куда-то.
        Умывшись, иду в столовую, а по пути заглядываю к ангару. Работа кипит, отремонтированный вертолет уже стоит на площадке в готовности к газовке двигателя, еще на паре заканчивают устранения неисправностей. Бегло проконтролировав работы, расписываюсь в документах и дальше иду уже вместе с лейтенантом. Игорь на ходу докладывает о выполненных работах, а меня, машинально запоминающего важные моменты, гложет мысль, как бы попасть сегодня домой. И еще любопытно было бы узнать, что это за бандформирование такое неподалеку от столицы как у себя дома шарится. С пулеметами и даже противотанковым гранатометом. Но нам, конечно, никто ничего не расскажет. Не тот уровень, да и «меньше знаешь, крепче спишь».
        После завтрака, совмещенного с обедом, совещания и организации очередных работ удается, по предварительному согласованию с командиром, смотаться на АПА к дому. Я бы конечно предпочел что-нибудь не столь экзотическое, какую-нибудь легковушку, но что поделаешь, среди подчиненного мне автотранспорта есть только один «луазик»-вездеход в совершенно и абсолютно неподвижном состоянии. Даже удивительно, потому что весь остальной автопарк в части содержится на отлично, снятые с хранения спецавтомобили, типа того же аэродромной передвижной электростанции (АПА), ездят без проблем.
        По дороге узнал, почему «луазик» неисправен. Шофер рассказал. Он хотя тоже из мобилизованных, но шоферы между собой плотнее общаются, интересов общих много. Я плакаль… Блин, один в один как в нашей части с такой же машинкой было. Этот вездеходик числится еще и плавающим. Ну, естественно его сразу же решили в роли амфибии испытать. Только вот есть у нас, русских, давно замеченная мною особенность - инструкции мы читаем после того, как механизм сломается, а не до его включения. Так и в этом случае, инструкции никто понятно читать не стал, заправили, сели и поехали. И даже пропыли сколько-то по речке, ага. Только вот перед тем как плавать на этом агрегате, надо сначала множество точек загерметизировать специально приложенными в комплекте заглушками. Поэтому плывшая по воде машина сначала начала слегка наполняться водой, на что наши бравые «гореплаватели» и внимания особого не обратили, а потом резко утопла. Экипаж резво выбрался на берег, тем более что речки в Подмосковье, если подойти с нормальными мерками, ручьи скорее напоминают. Машину вытащили позднее, после того, как все участвующие получили
плоды из семейства дыневых от командира части. А вот сообщать наверх и соответственно, получать дыню самому, тогдашний командир не решился. Поставили горе-амфибию в гараж, якобы и законсервированную и все. Так и остались я и командир летной группы без положенной машины.
        Хорошо, что дома побывал. Оставил жене полученную от начфина сумму, немного продуктов, того самого «гасээма», про который пишут, что это целых пять раз он, и, на всякий случай, «макарку» с патронами. Благо жена с ним довольно ловко управляется, в Германии с женами военнослужащих часто стрельбы проводили. Раз уж тут такие непонятные банды бродят, пусть у моей шанс будет. Небольшой, но не лишний. Наскоро с женой новостями перекинулись, узнал как она, как дети. Дочь, оказывается, по-прежнему в своей фирме трудиться, у них там в связи с войной работы даже прибавилось. Ну, с энергетикой связано, понятно, что в таких условиях важнейшее направление. С сыном тоже все в порядке, он у меня в военной конторе работает, их мобилизация не затронула. Ну, хотя бы про своих узнал, теперь на душе спокойнее, можно воевать дальше.
        Вернувшись в часть, успел посмотреть телевизор в комнате отдыха, куда всех собрал замполит, то есть тьфу, по-новому - заместитель командира по воспитательной работе. Показывали взлет на бомбежку тылов врага моих сослуживцев по Дальней Авиации. Красиво, черт побери. Когда показали взлет Ту-22М, большинство из моих ребят косились на меня. Да, это точно наши, родной пятьдесят второй гвардейский, даже пейзаж аэродромный знаком до боли… Интересно, как они там? Думаю, без потерь. Все же фрицам против современных бомбардировщиков бороться нечем. Не то, что «грызунам», которые один самолет моих однополчан все же сумели сбить. Вечная вам память, парни, погибшим, выполняя свой долг. Вечная память и вечная слава.
        После показа разошлись по работам. У нас в принципе все уже было готово, но лишний раз проверить не помешает. Тем более что основная часть бойцов, под командой лейтенанта Крупнова, отправились на полигон. Командование выделило аж по два рожка на стрельбы вспомогательного, в сущности, подразделения. Хотя, кто его знаете, на войне всякое бывает и тыл фронтом может стать запросто, так что пусть учатся. Хуже не будет. Жаль, самому пострелять не удастся, но мне тут местный оружейник все пристрелял еще сутки назад и к нормальному бою привел. Так что обойдусь. Да и других дел полно.
        Пока работал с документами и осматривал матчасть, появилось время подумать и о происходящем. Удивительно, но наше начальство, похоже, совершенно не собирается применять «эйч-бамб». Почему бы? Обдумывал и так и этак, но все же пришел к определенным выводам.
        Первое, конечно, заключается в нежелании заполучить неподалеку от своей территории радиоактивные зоны. Чтобы там не болтали про «чистую бомбу», любая, даже нейтронная боеголовка дает сильное радиоактивное заражение местности. Оно нам надо? Особенно с учетом радиофобии после Чернобыля, всех этих слухов о мутантах и тому подобном
        Второе, если подумать, тоже очевидно. Германские верхи не желали сдаваться даже после превращения почти всей страны в развалины и потери девяти миллионов гражданских. В одном Дрездене по данным полиции погибло столько же народу, что и в Хиросиме. Почему наши верхи должны надеяться, что в случае применения атомных бомб они капитулируют? Японцы, например, чтобы штатники не говорили, сдались не от атомных бомбардировок, а после начала советского наступления. К тому же ОДАБы действуют немногим хуже и местность не заражают. А потери сухопутных войск… когда нашу «элиту» останавливали потери простых солдат? Не при царях, ни при коммунистах, ни, тем более, сейчас. По этому поводу они точно переживать не будут.
        Ну и наконец, третье. Если мы хотим стать «Империей Добра» этого мира, то нам тем более незачем делать европейцев своими врагами. Наоборот, думаю сейчас вовсю разворачивается обработка всех дипломатов, которые у нас сидят, в Генштабе и Министерстве Иностранных Дел вовсю бумажки кропают, планы разрабатывая, как мы всех этих «нищасных еуропов» возьмем и освободим, да еще и в Европейский Союз объединим. А что, при нашей, пусть и разваленной экономике, да еще Европу добавить, всем остальным претендентам на это место остается только локти грызть.
        Не уверен, что прав, но скорее всего именно так у нас в верхах рассуждают и действуют. Наше правительство конечно, не столь открытое как в Прибалтике, где помниться, даже по интернету заседания показывают, но в принципе довольно предсказуемое в своей политике.
        И тут меня вообще осенило. Этот самый северный на свете пушной зверек, это ж вслед за внешними пертурбациями точно внутренние разборки грянут. Начнется такая борьба за власть, что только держись. Как в том анекдоте о мире: «Будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Бляха от ремня, и чего я такой умный? Тянул бы себе армейскую лямку и радовался, что нацистов бьем, а я еще и грядущие перемены высчитываю. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен» - так китайцы ругаются, насколько помню. Вот я точно вижу, что ждут нас перемены, причем эпохальные. К лучшему или нет, будем посмотреть.
        День заканчивается совещанием у командира. Подполковник смотрит явно весело, тоже маньяк боевой, как и все спецназеры, блин. На завтра на 12 - 00 назначено перебазирование. Летный эшелон самостоятельно, а остальные с Внуково на транспортниках. В Березу, так ее и разъэтак. Похоже, наши к наступлению начинают готовиться
        Александр Маслов, старший лейтенант Российской армии. Где-то под Бродами.
        Третий день войны я встречал усталым и плохо выспавшимся. Армейская привычка мгновенно засыпать в любой обстановке, когда есть такая возможность, у меня еще не выработалась. На срочной я мог спокойно спать рядом с работающим дизель-генератором и громыхающими гусеничными машинами «Буков». Но сейчас шумящая техника и гудящие вертолеты выспаться не дали.
        Вечером двенадцать боевых вертолетов нашей группы нанесли удар по фашистским обозам. Летчикам повезло. Действовали они как на полигоне. Противодействия не было. Немецкой авиации в воздухе не наблюдалось, а зениток у обозников не имелось. Потом пришел черед ночников. От заката до рассвета они терроризировали немецкие тылы. Под прикрытием темноты движение у фашистов оживилось, опыт подсказывал, что ночью бомбежек можно не бояться. Но на этой войне весь опыт, накопленный за два года войны, пошел насмарку.
        Утром на пилотов-ночников смотреть было страшно. Круги под глазами, посеревшие лица, нетвердая походка. Но при этом такие довольные! Каждый из них за ночь сделал по несколько вылетов. И никто не привозил обратно нерасстрелянный боекомплект, кроме «Игл» и ПТУР-ов, которые генерал просил поберечь. Представляю себе, что сейчас творится на дорогах!
        С рассветом началась боевая работа для дневных вертолетов. Теперь они летали не одной большой группой, а мелкими, по две-четыре машины. Охота за тыловиками не прекращалась. Как только вертолет садился, его сразу же начинали готовить к следующему вылету. Летчикам прямо к машине приносили покушать, оружейники пополняли боекомплект, техники лезли в потроха вертолетов, заправщики заливали в баки новую порцию топлива. Такая карусель длилась целый день.
        Кто из пилотов что разбомбил я так и не узнал. Все тактические доклады и инструктажи прошли мимо меня. Так много в жизни я еще не бегал! Подполковник Кузьменко использовал нашу группу в качестве «горячего резерва». Мы не были приписаны к конкретным машинам и бежали туда, где начинался аврал. Меня же он сделал фактически своим «адъютантом». Я носился от машины к машине, разбирался в проблемах, докладывал подполковнику, контролировал выполнение его приказов.
        Потом пришел борт с отказавшим комплексом наведения. Вертолет обстреляли с земли, после нескольких попаданий двадцать четвертая машина вдруг оказалась почти безоружной.
        - Лечу как голубь мира над немецкой колонной, - пошутил пилот, показывая мне неработающий комплекс. Правда, я представил себе, что именно он говорил в момент отказа, пролетая над немцами и лишившись возможности эффективно использовать оружие. Представив, я мог лишь порадоваться в душе, что при этом не присутствовал.
        Причина отказа нашлась быстро. Пуля зенитного пулемета разворотила разъем на бортовом жгуте, подходящем к одному из блоков.
        Когда рекламируют военную технику, очень любят писать, что она хорошо защищена. Пишут это и про современные российские вертолеты. Собственно, даже нельзя сказать, что пишут совсем уж неправду. Действительно, вертолет бронирован. Но вертолет это не танк, его невозможно обшить броней весь от брюха до кончиков винтов, поэтому в первую очередь защищаются самые важные части. А что самое важное и дорогое в боевом вертолете? Правильно, экипаж. И его кабина бронируется в первую очередь. Остальное защищается уже по остаточному принципу. Чаще всего применяется практика защиты менее важными системами более важных. Прицельный комплекс как раз к очень важным не относится. Вертолет может лететь и даже стрелять без него. Даже попадать может, хоть это и намного сложнее. Вот управляемое оружие не применить, это да.
        Благодаря подобному расположению блоков, ни один реально критичный блок не получил повреждений, задело только систему наведения. Особенно хорошо было то, что блок, судя по всему, не пострадал. Заменять его было бы куда сложнее, да еще и неизвестно, есть ли подобный в хозяйстве у запасливого Кузьменко? А вот новый разъем нашелся легко.
        Хорошо, что сейчас в авиации отказались от разъемов, к которым провода паялись. Перепаивать тридцать ножек ? занятие не самое приятное и не самое быстрое. С современным разъемом все гораздо проще. Специальным съемником вытаскиваем провода вместе с ножками. Нам этого делать не пришлось, покалеченный разъем просто отрезали от жгута. Потом, при необходимости, специальным инструментом обжимаем провода в ножки и с помощью того же съемника вставляем в новый разъем. Вроде все просто. На словах. На практике, конечно, все не так быстро. Тут важно не ошибиться в контактах, особенно если проводов целый пучок. Ведь куда какой именно приходил неизвестно, пуля нам не сообщила. А сгоревший блок, который может получиться при ошибке, на полевом аэродроме не исправить. Но ничего невозможного в этой работе нет. Работу сильно ускорило то, что на проводах остались бирки. Пуля их не задела, по маркировке мы быстро определили, какой провод куда должен приходить. Потом тщательно перепроверили правильность набивки разъема при помощи прозвонки. Тут, как по заказу, сдох мой тестер. До свиданья, крона, здравствуй, новая!
Хорошо, что запасся! Вроде набили все правильно. Потом, от греха подальше, прозвонили разъем по-горячему, под питанием, не присоединяя к блоку. Не приходит ли на какой-нибудь контакт чего лишнего. Лишнего не приходило. Только тогда мы решились подключить блок. Слава богу, он оказался исправным. Комплекс заработал, вертолет снова мог идти в бой.
        Довольный проделанной работой, я вылез на свет божий и задумался. Ведь именно в этих краях и именно в эти дни Красная Армия нанесла самые удачные контрудары во всем приграничном сражении. Жуков, прибывший на Украину, стянул шесть механизированных корпусов и попытался отрезать клин танковой группы Клейста. Правда, тогда попытка не удалась. Немцы все-таки смогли свести танковое сражение под Бродами в свою пользу. Надеюсь, что у Хамзина и неизвестного мне украинского генерала-танкиста, чьи подчиненные уже третий день не дают немцам разогнаться, получится лучше. Вспомнив о неудачных контрударах 41-го, я подумал и о том, что на коммуникаторе есть книжка Исаева, в которой речь идет как раз об этих событиях. Надо будет почитать. Правда, когда удастся добраться до книжки, я пока не представлял.
        А вечером на аэродроме появились гости. Мы базировались на большом неровном поле в его восточной части. Здесь местность немного понижалась, что давало возможность разместить технику так, чтобы с запада ее не было видно. В средней части на небольшой возвышенности бойцы отрыли окопы. В них обосновались посты визуального наблюдения. Они и подняли тревогу, когда обнаружили приближающихся с запада мотоциклистов.
        Порядок действий по тревоге до нас доводился несколько раз. Каждый, как отче наш, должен был знать, что он будет делать в случае нападения. В результате неразбериха свелась к неизбежному минимуму. Я схватил бронежилет с автоматом и помчался к «своему» окопу. Там, уютно устроившись, сидели два бойца и прапорщик Прокопенко. Прапорщик был человеком обстрелянным, прошел чеченскую и грузинскую войны, дело свое знал крепко. Я, формально старший в бою, готов был подчиняться опытному прапорщику во всем. Именно он руководил оборудованием нашего поста. Только это одно уже говорило в его пользу.
        Окоп был сделан очень грамотно. Опытный командир воспользовался тем, что здесь лежало поваленное дерево. Упало оно, скорее всего, весной, затрухляветь не успело, но лежало явно не первый месяц. Солдаты прорыли траншею за его стволом, а стрелковые ячейки оборудовали под ним. В результате стрелку не было нужды маячить над бруствером, стрелять и наблюдать позволяли импровизированные бойницы под древесным стволом.
        В обычное время в окопе сидело двое солдат с одним младшим командиром и ручным пулеметом, но по тревоге сюда выдвигались еще десять человек во главе со мной и молодым лейтенантом только что из училища, фамилии которого я не помнил. Процент офицеров в авиации, даже в наземных службах, был значительно выше, чем в пехоте. Поэтому при обороне аэродрома офицеры фактически возглавляли отделения, и оставался необходимый минимум специалистов для обслуживания техники.
        Один за другим к окопу, пригнувшись, подбегали назначенные защитники и быстро скатывались в траншею. Понадобилось совсем немного времени, чтобы лишнее движение прекратилось, каждый занял свое место и приготовился к бою. Я осторожно выглянул в бойницу. По проселочной дороге, выходящей из леса, ехали три мотоцикла. По всей видимости, их обнаружил секрет, который сидел где-то на опушке леса и наблюдал за дорогой. Командиры предпочли на всякий случай объявить тревогу, хотя с девятью мотоциклистами, если они окажутся немцами, справились бы и посты без дополнительного усиления. Пулеметов у них хватало, укрытия подготовили хорошо. Справились бы. Но логика командиров тоже была понятна. А может быть сзади едет еще кто? Лучше быть во всеоружии!
        Мотоциклисты действительно оказались немецкими. Даже без бинокля я различил их форму и характерной формы каски. И в тот самый миг, когда я понял, что передо мной враг, у кого-то не выдержали нервы. Длинная и не слишком умело направленная очередь понеслась к мотоциклистам. Первая машина вильнула и завалилась, но две другие, резко крутнувшись, понеслись назад. По ним стреляли несколько пулеметов, но так и не попали.
        А из леса выкатилось еще несколько мотоциклов и два броневика. Теперь немцы спешились на приличном расстоянии, развернулись в цепь и осторожно перебежками двинулись в нашу сторону. Было их не слишком много, несколько десятков, но шедшие за цепью два бронетранспортера придавали им уверенности. В конце концов, по ним стреляли не слишком плотно. Никаких признаков того, что нас здесь много, они не видели, поэтому прощупать оборону им, скорее всего, казалось делом несложным и вполне безопасным. Не будь у них бронетехники, они вряд ли вели бы себя так. Но под прикрытием тяжелых пулеметов, почему бы и не попробовать?
        Приближались они не спеша, особенно не высовывались, под выстрелы не лезли. Когда наши пулеметы начали постреливать, ответили им «крупняки» с броневиков. Наши стреляли не слишком активно. На большой дистанции у немцев за счет бронетехники было некоторое преимущество. Ведь, у нас, как назло, не было ни одного крупнокалиберного пулемета или установки ПТУР. А из Калашниковых броню не пробьешь. Будь на нашем месте какая-нибудь не слишком хорошо обученная стрелковая рота Красной Армии сорок первого, у немцев были бы все шансы. Но сейчас их ждала, пусть хоть и не образцово подготовленная, но все же пехота двадцать первого века. И на меньших дистанциях у нас было, что им предъявить. Автоматы и ручные гранатометы не оставляли им никаких шансов. Мы не спешили раскрывать всю свою огневую мощь. Пусть подойдут поближе. Так продолжалось, наверное, минут пять.
        Этого времени дежурному вертолету хватило, чтобы запустить двигатели, раскрутить винты и взлететь. Появление над полем боя боевого «крокодила» резко изменило соотношение сил. Когда-то я любовался тем, как пилоты из группы «Беркуты», единственной в мире пилотажной группы на боевых вертолетах, показывали пилотаж. Теперь я убедился, что они не только замечательно пилотируют вертолеты, но и стреляют прекрасно. Несколькими НАР-ами пилот накрыл сначала броневики, а потом и мотоциклы немцев. Отстрелявшись, вертолет пронесся вперед. Наверное, проверял, нет ли еще кого на лесной дороге, и исчез за деревьями. Воспользовавшись передышкой, немцы дружно рванули к лесу, провожаемые плотным автоматным огнем. Теперь уже не было смысла сдерживаться, стреляли от души, хоть и почти бесполезно.
        Немцы убегали. Но «крокодил» скрылся ненадолго. Фигуры в фельдграу не пробежали и четверти пути до спасительной опушки, когда страшная тень вновь появилась над полем. Теперь снаряды легли прямо по бегущим пехотинцам. Им хватило. Уцелевшие человек пятнадцать поспешили бросить оружие и поднять руки.
        Военкор Алексей Иванцов. Ленинградская область
        Поезд помигал красными фонариками последнего вагона и исчез в сумерках белой ночи.
        А мы с Филом сиротливо стояли на перроне станции Мга. Как нас сюда занесло? Из Чудово наш эшелон отправили в Питер почему-то не напрямую, а через Волховстрой. Прямая ветка, видимо, не справлялась с неожиданно возросшим объемом перевозок. Ну и нас, как нормальных героев, послали в обход. Впрочем, мы это уже узнали в самом Волховстрое, когда Калинин нас поднял и заставил собираться. Высадил во Мге со словами: «В сам Питер мы заезжать не будем. Да и некогда мне с вами шарахаться». Попытки сопротивления были безуспешны. Нас мягко выставили из вагона, хорошо, что без пинка под журналистский зад.
        Единственное, что радовало - Калинин выдал нам по стволу. Обычные ментовские «ПМ». Гад. Но все же лучше, чем ничего. И вот стоим мы, два простых русских… Тьфу! На часах два ночи. И светло. Не нравится мне все это. Подхватили свою кладь - я рюкзак, Фил спортивную сумку. Поперлись в центр Мги. Впрочем, у этого полугорода нет центра. Он весь центр и окраина одновременно. Три с половиной улицы, четыре с четвертью дома. Около одного из этих домов стояла «шестера» с зелеными огоньками такси. Только водилы там не было.
        - А давай пальнем? - предложил безбашенный Фил. - Сигналка сработает и водила выйдет.
        - Угу… Смотри. Какая-то кафешка работает. Может, он там?
        Поперлись в кафешку.
        Нда… Картина маслом…
        На одной из стен висит панелька телевизора. Прямо под ним сидят четыре мужика в гражданской одежде и молча, похлебывая пиво, смотрели футбол. Пахнет чем-то кислым.
        - Лех, тебе не кажется, что мы в раю? Тут футбол и пиво!
        - Сюрреализм какой-то, - буркнул я.
        Мы подошли к стойке и громко застучали пятирублевой монеткой по ней.
        - Алё! Барышня? Есть живой кто?
        Откуда-то снизу появилось широкоскулое заспанное лицо:
        - Чего надо? - барышня оказалась большегрудой теткой возраста начального полураспада.
        - Прелестная маркитантка, а не будете ли вы столь любезны налить по бокалу живительного напитка двум заплутавшим гусарам Александрийского полка? - загнул Фил. Чего-чего, а охмурять он умеет. Это у него на автомате происходит. По-моему, он может уболтать монашенку на свальный грех с неграми-бисексуалами.
        - Чего? - вытаращила глаза заспанная барменша. Глядя на нее, я непроизвольно зевнул.
        - Пива. Два. Какое у вас?
        - На рОзлив только «Арсенальное», - буркнула тетка.
        - Давайте, - дружно согласились мы. А вот пожрать мы не решились. Никогда не кушайте в незнакомых местах! По молодости я как-то совершил крупную стратегическую ошибку, умяв перед отходом поезда шаурму на Ярославском вокзале города Москвы. Весь вагон меня ненавидел ровно сутки. Впрочем, это совершенно другая история.
        Взяв по кружке, мы подсели к мужикам, молча смотревшим футбольный матч.
        - Какой счет, мужики?
        - Один-ноль, наши ведут, - меланхолично ответил один из компашки.
        - А кто с кем? - не унимался Фил.
        - Наши с голландцами.
        - Да? - удивились мы. - С какими голландцами?
        - С оранжевыми, - огрызнулся самый разговорчивый.
        Мы переглянулись.
        - А что, прямой эфир идет?
        - Запись это. Две тыщи восьмой. Одна восьмая. Ща голландцы гол забьют.
        - А в новостях чо кажут? - встрял я, подстраиваясь под речь аборигена.
        - Все тоже, - буркнул мужик и, наконец, повернул голову к нам. - О! Военные! За нами, что ли?
        - Проездом. Вот, зашли пивка выпить. Кстати, а почему пиво у вас продают? Сухой закон же вроде объявили.
        - У них там, может, и объявили, - отвернулся мужик.
        - А мне что? - встряла тетка. - Мне привезли, с меня спросят потом! А прокиснет, я что, из своего кармана им платить буду?
        Логичная логика. Понимаю.
        - А менты не тревожат? - уточнил я. Нам, хотя мы и другой юрисдикции, вступать в конфликт с каким-нибудь рьяным местным майором совершенно не хотелось.
        - А чего нам их тревожить? - отозвался один из мужиков. - Мы тоже люди. Нам тоже пива хочется.
        Мля… Узнаю родные деревни. Небось был бы в форме, с наездом пришел бы. А так сидит, во внеслужебное время закон нарушает. И кто узнает?
        В это самое время какой-то голландец действительно забил нашим гол. Мужики никак не отреагировали. Видимо, не в первый раз смотрят.
        - Мужики, а чья «шестера» у входа стоит?
        - Ну моя, - ответил самый разговорчивый.
        - Командир до Питера подкинешь?
        - Неа.
        - Что так?
        - Комендантский час. В Кировске блокпост, на мосту блокпост, на Дыбенке блокпост. Нужно разрешение военного коменданта. Ждите до шести утра.
        А вот сидеть тут четыре часа нам никак не улыбалось. Во-первых - опять нажремся. Во-вторых - хочется хоть какой-то определенности.
        - А где комендант?
        - Ну здесь я… - лениво ответил третий мужик.
        Хм… Походу в этом кабаке вся мгинская элита собралась. Не хватает местного мэра только.
        - Товарищ комендант, как насчет пропуска?
        - Военные, а вы кто? - повернулся к нам комендант. Лицом один в один с барменшей. Только рябой.
        Опять пришлось рассказывать кто мы, показывать документы и все такое.
        - Толич, повезешь летех до Питера?
        - Штука, - отозвался таксист. - С каждого.
        Однако! Цены растут как на дрожжах! Война дело такое. Пришлось согласиться. У коменданта при себе оказались и бланки, и печать. Уютно устроились. Минут через пятнадцать мы уже сидели в машине. Пока водила выруливал на трассу, я поинтересовался:
        - Слышь. Командир, а четвертый кто был?
        - Глава администрации, - коротко ответил таксист.
        Мля, я угадал. Боюсь подумать, что мент - начальник местного РОВД. Одно не давало покоя - Мга это узловая станция. Поезда и в мирное время летят один за другим. А тут тишь, гладь да божья благодать. О чем я и спросил нашего извозчика.
        - Ай… - махнул он рукой. - Они тут и до войны без остановок шпарили. Сейчас каждые пять минут - туда-сюда, туда-сюда. Только притормаживают.
        И замолк. Замолкли и мы. И задремали. Правда, дремали урывками. На каждом из блокпостов нам светили фонарями в рожи, изучали документы. Потом отпускали. Блин, скоро липучка на кармане оторвется.
        В половине четвертого утра таксёр нас высадил у последнего блокпоста и, не попрощавшись, умотал обратно. Футбол досматривать.
        - Ну и на кой черт мы сюда приехали? - тоскливо оглядывая пустынные улицы перед станцией метро «Улица Дыбенко» спросил Фил.
        - Ща тачку снимем и до штаба округа мотанем, - успокоил его я.
        - А он где?
        Я растерянно посмотрел на Фила. Мать моя женщина… А ведь мы и на самом деле не знаем, где этот самый штаб! Дебилы, блин… Стоп! Идея есть! Мы вернулись к блокпосту. Подошли к старлею, местному богу. Тот распекал в этот момент одного из своих ангелов, сиречь сержантов. За то, что кто-то из рядовых насрал за биотуалетом.
        - Тащстащлейнант! Разрешите обратиться?
        - Ну?
        - Мы в вашем городе первый раз… Нам как до пресс-центра штаба округа добраться?
        - А где он находится? - последовал резонный вопрос.
        - В самом штабе и находится! - не растерялся Фил.
        - Аааа… Тогда дожидаетесь открытия метро, потом едете…
        За пять минут старлей нам выдал Самую Главную Военную Тайну. Забесплатно.
        Оставшееся время мы провели, валяясь на травке и поедая тушенку из запасов, выделенных нам полковником Калининым. Все-таки не зря я спальник с собой взял. Хотя и непривычно тепло, но сидеть на октябрьской земле, зарабатывая простатит и геморрой, совершенно не хочется.
        Вы-таки будете смеяться, но штаб Ленинградского военного округа располагался на Дворцовой площади. Вот за что уважаю Питер - так за традиции. Им что царская власть, что советская, что демократическая - штаб на Дворцовой площади - и не волнует. По пути зашли в «Пышечную» на Большой Конюшенной. Пожрали там горячущих пышек с кофеем. После Мойки свернули через Дворцовый проезд на Дворцовую же площадь.
        - И где тут вход? - поинтересовался Фил.
        Вместо ответа, я ткнул его локтем, мол, смотри. Солдатики у двери тусуются.
        А потом начался первый круг ада.
        Сначала мы ждали до десяти утра капитана из пресс-центра. За это время успели полюбоваться на памятник Петру, плюнуть на атлантов и поссать в Неву.
        Когда капитан пришел, то выдал незабвенную фразу - «Это у вас война. А у меня график работы».
        Потом нас долго гоняли из кабинета в кабинет.
        Вы не поверите. Только в четыре часа дня нам, наконец, выписали пропуск до прифронтовой зоны. А именно - до Ивангорода. Впрочем, если бы не похудевшие кошельки, мы бы тут зависли до конца света. Млять. Зла не хватает. Только представьте - чтобы уехать на войну - приходится деньги заплатить. Рука тянется к кобуре и слова только матерные. До Балтийского вокзала добрались на таксёре. Еще штукарь ушел… Еще пара дней и выйдем на паперть, сцуконахмля… Так и убить кого-нибудь захотелось.
        Добрались мы до пограничного Ивангорода лишь к десяти вечера.
        Причем ехали на задней площадке выползшего из небытия «столыпинского» вагона. Еле уболтали начальника очередного эшелона, двигавшегося в сторону Эстонии.
        Алекс Кшетуский. Первый сержант. Окрестности базы ВВС НАТО.
        - Садж! Он жив! - сержанта привели в чувство, обрызгав лицо водой из фляги. Как только Алекс попытался вздохнуть, лёгкие свело резкой болью. Отчего тот застонал… Медик ухмыльнулся:
        - Да, брат, у тебя два ребра. И только.
        - Сержант… Как, (осторожный вздох), как мои дела?
        - Дерьмово, как и прежде, не сильно дёргайся, дай я тебя в корсет затяну, - медик сел на землю напротив Кшетуского. - Русские прислали четыре «Фланкера» или «Фулькрума», черт их разберет с такого расстояния. Те долбанули… Разумеется перехватчики хреново долбанули - джерри только намочили в штаны, а не превратились в фарш. Как и ожидалось. Истребители, чтоб их… Эх, сюда бы «Бородавочников»…
        Медик ещё раз посмотрел на Алекса:
        - Знаешь, мы тебя часа три вытащить не могли… Просто шквал свинца. А ты всего лишь ушибами отделался.
        Он огляделся и вытащил пачку сигарет, закурил. Затем снял с плеча карабин и протянул его сержанту:
        - Ладно, вот твой карабин, попробуй занять позицию и прикрывать мне спину - здесь кроме тебя работы хватает. Да и парней мало - наши пробили безопасный коридор, все резервы там.
        Проверив свой М4, первый сержант встал на колени и медленно, держась рукой за стенку окопа, поднялся…
        Судя по всему, взвод здорово потрепало - натовские позиции серьёзно перепахала тяжёлая артиллерия. В соседнем окопе лежали накрытые брезентом убитые. Но видны и слышны гулкие разрывы на позициях противника, высоко в небе заметил серебристые силуэты русских самолётов. Перестрелка всё ещё шла, но как то вяло. Кшетускому захотелось пить… Обернувшись, он поискал глазами свой горб - тот лежал на снятом бронежилете. «Надо надеть», мелькнула мысль, «Иначе возникнут вопросы по страховке… Стоп. Осёл. Какая страховка… Во всём мире сейчас сорок первый год!»
        - Хэй! Алекс! - из-за угла траншеи показался сержант Мако. Увидев командира, он расплылся в улыбке. - Парень, ты цел!
        - Садж, это относительно, - Алекс показал рукой, чтобы не хлопнул по плечу. В рёбрах и так словно ёжики размножаются. - Бывало и лучше.
        - Раз стоишь на ногах, то в порядке, - Мако снова улыбнулся, - Тебе повезло. Нашу роту здорово потрепало, поэтому теперь мы годимся только для охраны конвоев - мы эвакуируем гражданских. Русские прислали поддержку с воздуха, но на них рассчитывать не будем. Судя по тому, как они бомбят, то можем угодить под дружественный огонь. Нужны стрелки на наши птички.
        - Садж, сколько времени я провалялся?
        - Час. Потом тебя ещё не могли оттащить в безопасное место - нас прижали.
        - Кто сейчас нас прикрывает?
        - Рота «Си». «Браво» и «Изи» с других направлений. Ладно, заканчиваем болтать, давай тебе помогу надеть броню и пойдём.
        - Садж, кто ещё уцелел из моего отделения? Я не вижу ребят.
        - Кроме… Ещё двое. Стив и Ким. Остальные ранены, - он помог аккуратно надеть бронежилет.
        - Так что лейтенант нас отправил в лётчикам. Будем летать на их лошадках. Хе, на большее мы уже негодны.
        Солдаты прошли к видневшимся в дали ангарам - нашей авиабазе.
        Выглядела она удручающе - первый удар застал врасплох. Американцы были просто не готовы к тому, что произойдёт. Бригада прибыла на учения с местными воякам, которых их правительство, желая сделать приятное нашему Госдепу, собиралось послалать в Афганистан. Мы должны были поделиться с ними своим опытом и чему-то научить.
        И к тому, что свалятся допотопные самолёты натовцы не были готовы.
        Наиболее сильно пострадали два транспортника, один «геркулес» превратился в сгоревшую кучу пластика и алюминия, второй превратился в решето от осколков снарядов и бомб. Были поврежден насколько взлетно-посадочных полос.
        Очнулись мы быстро, дежурившая в воздухе пара истребителей расстреляв своими ракетами нападавших, а потом очнулись наши Ай-Ай… Первый же «стингер» переломил выходящий из пике самолёт террористов на две части. Затем та же участь постигла два других самолёта. Остальные начали уходить, но по ним уже работали из тяжелых пулеметов… Вот остов «Юнкерса - 87». Тела пилота и стрелка уже вытащили, но засохшая бурой краской кровь заляпала всё что можно.
        На разбитой ВПП укрыты в импровизированных капонирах два «медэвака», с них уже снимали маскировочные сети и грузили раненных. Всё отточено до мелочей. Кшетуского закинули стрелком в один из них. В этой роли он ещё мог принести пользу.
        - Помоги закрепить! Держи, я сейчас закреплю, - вместе с техником установили на турели снятый со станка М240. Хоть и немного неудобно, из-за болящих рёбер, но работать по колбасникам можно. Получив от подбежавшего солдата боекомплект - два двухсотпатронных короба, первый сержант проверил пулемёт, заправил ленту и кивнул технику, что всё работает. После этого надел шлем.
        - Сэр. Это правый, я готов, вооружение исправно и готово, - передал он доклад первому пилоту…
        - Принял. Наблюдай за землёй внимательно, если что-то увидел - докладывай мне немедленно. Мою птичку уже продырявили с земли, когда мы гражданских вывозили из посольства. Да - в курсе, что эти собачки на стороне джерри?
        - Да, сэр, - Алекс поудобнее пристроился в кресле, в отсеке, кроме него, было семеро тяжелораненых, лежавших на носилках с сопровождавшим их медиком и два дипломата. Кажется, посол и его помощник. Лучше бы вместо них ещё раненых закинули, смотреть на них не хочется. Мальчиков из… колледжей.
        - Рядовой, - пилот снова вышел на Кшетуского. - Вот ещё что… Посматривай за пассажирами.
        - Да, сэр.
        - Ну, раз так, то полетели, - в наушниках было слышно, как он вышел на пост управления полётами и запросил разрешение на взлёт.
        Первый сержант помахал своим ребятам, стоявшим в готовности на посадку в машины - напротив формировалась колонна из грузовиков, «хаммеров» и уцелевших «страйкеров» нашей роты - в них должны были прибыть в безопасное место гражданские, легкораненые и персонал посольств.
        Парни из взвода успели помахать ему в ответ, прежде чем вертушка, хоть и плавно, но резво взлетела вверх.
        «Сбылась мечта идиёта, всю жизнь мечтал оказаться на месте стрелка вертушки… Что „Ирокеза“ во Вьетнаме, что Ми-8 в Афгане или Чечне… Судьба же ловко исполнила свою мечту… на „Чёрном ястребе“ и по колбасникам. Мдя… Бойтесь мечты своей, она может сбыться».
        Такие мысли были у Алекса, когда вертолёты набрали высоту и сделали круг над авиабазой, реальный урон которой возможно было рассмотреть только сейчас - несколько подчистую разрушенных артогнём ангаров, разбитую им же авиационную и наземную технику. Дальше пошли наши позиции - закопанные в землю бронемашины, позиции тяжёлого оружия и немного хаотичные, но организованные укрытия и укрепления. Сейчас в паре мест горел зелёный дым, а так же моргали проблесковые ответчики, обозначающие наши позиции. И следы от артобстрелов тоже были хорошо заметны - разбитая техника, обваленные ходы сообщений и окопы… Хорошо хоть что перед нашими позициями этого металлолома и удобрений ещё больше.
        Впрочем, «Абрамсы» были на своих местах и если враг снова сунется - то, по-прежнему, получит по-полной! А вот и «Паладины»…
        Дальше пошли леса, над верхушками которого и летели «птички». Стараясь не смотреть на размазанные серо-зеленые пятна, в которые смывались деревья, поляны и тропинки, Кшетусский смотрел выше - следя за вероятным появлением самолётов противника - хоть птички маневренные и летят низко, но «мессеру» достаточно одного захода, чтобы получился Блэк Хок Довн. И спасателей, всяких дельт с рейнджерами тут не будет… Так что прочь левые мысли, и смотреть в оба глаза.
        Спустя пару минут ожил левый стрелок - пара русских истребителей прошлась в километре от нас, пилот сразу же связался с диспетчерской. Те успокоили, что это наше сопровождение. Стало спокойнее за воздух, теперь нечего боятся самолетов противника, но вот как они договорятся с Ай-Ай, то есть с ПВО? Хотя если речь шла о коридоре - значит, и с ними проблем никаких.
        - Правый! - это второй пилот, - Как тебя зовут? Чтобы не называть тебя правым.
        - Алекс. Алекс Кшетуский.
        - Поляк?
        - Русский. Отец поляк из Сибири. Сэр.
        - Сибирские поляки? - одновременно спросили оба пилота.
        - Да. Прапрадед при царе в Америку поехал через Сибирь, но доехал только я.
        - Парень, ну ты даешь. Ладно, если что заметил, докладывай. Ориентировочно через сорок минут будем на белорусской военной базе.
        Русские истребители прошли справа, помахав крыльями. Русско-американский поляк помахал им в ответ рукой. Они увидели и замахали в ответ.
        Как сказал Шкипер - улыбаемся и машем!
        Одесса. Сергей Акимов. Военный пенсионер.
        Сходил в ларек за хлебом. Очередь минут на пятнадцать. Ассортимент резко сократился - два вида серого и столько же белого. Булочек, рогаликов, круассанов нет. Продавщица поясняет, что дано указание экономить муку - так ей сказал водитель с хлебозавода.
        На заправках - тоже очереди. Говорят, что топливо забирают для армии и посевной. Озимые посеяны, теперь надо сеять яровые, а то останемся без хлеба осенью. Этот перенос сбил нормальный ритм природы. Люди гадают, что будет с овощами и фруктами - успеют ли вырасти и созреть?
        В магазинах длиннющие очереди к кассам - народ гребет все подряд - соль, сахар, мыло, электролампочки, консервы, батарейки…
        Идут разговоры, что подняла голову уличная преступность - у кого-то родственницу на улице вчера ограбили, кто-то ещё подобное слышал.
        На пути домой встретил соседку снизу. Она у нас активистка - всегда в курсе всего.
        - Ой, здравствуйте, Сергей Викторович!
        - Здравствуйте, Неля, что интересного скажете?
        - Я была в райадминистрации, там совещание было совместное с милицией. Решили ввести патрулирование по ночам.
        - Так ведь военное положение в стране, нужно это было сразу сделать.
        - А патрули эти расстреливать грабителей будут? Я в кино видела, когда немцы к Москве подступили, то расстреливали.
        - Для того, чтобы стрелять на месте, нужно осадное положение вводить, а мы пока от фронта относительно далеко.
        - Да? А жаль, я бы их сама стреляла! - молотит языком соседка.
        Пришел домой - опять к телевизору. Ничего особо нового нет, кроме того, что Румыния прекратила наступление на Приднестровье и уведомила Россию и Украину через Грузию, что начинает отвод войск на старую границу. Еще бы не прекратить - после того, как ночью корабли Черноморского флота вдребезги разнесли Плоештинские нефтепромыслы и порт ракетным обстрелом, мамалыжники поняли, во что они ввязались. Наверное, и в Кишиневе им кое-что порассказывали тамошние власти. Теперь Антонеску не до завоеваний - самому уцелеть бы…
        Сводки с фронта довольно спокойные - немцы пытаются наступать, но союзная авиация своевременно обнаруживает места прорывов и наносит удары. Передали про подвиг старшего лейтенанта Непейводы - его Т-64 из засады в одном бою подбил 28 фашистских танков. Неудивительно - из стадвадцатипятимиллиметровой стабилизированной пушки с лазерным дальномером можно такое сделать - лишь бы целей хватило. Все-таки техническое преимущество свою роль играет. Вроде бы украинской армии пока удается сдерживать фрицев. А когда в бой вступят прибывающие российские войска…
        Что-то я слишком размечтался. Одним махом - семерых побивахом. Война есть война - на ней всякое может быть. Рано шапками закидывать.
        Завтра утром поеду на старую службу, надо подготовиться…
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Ганцевичи.
        В Крысаничи ребята приехали около 3 часов утра. Предложенный Михалычем план все-таки немного изменили - ну не пойдет немец помогать пятерым. Одному - пойдет, пятерым, да еще незнакомым - ни за что. Поэтому только на двух машинах, одной из которых был джип Лени, а второй - наша «Мицубиси», к дому, врубив на полную катушку «Комбата», через ворота, которые «братки», уезжая, оставили распахнутыми настежь, подъехало только восемь человек. В первой машине - сам Леня, один из «привлеченных», Игорь, Вова и один из убойщиков, отличавшийся ну очень крупными габаритами, в «Мицубиси» - трое спящих пьяных «отказников» и еще один привлеченный. Прикинув варианты, мы решили, что немец, стоящий «на часах», скорее поможет одному уже знакомому ему человеку. В таком варианте был известный риск - кто его знает, как «привлеченный» себя поведет, но с другой стороны, смысла связываться с немцами для него не было, даже из чисто шкурных интересов - что они ему, в конце концов, могли предложить? О том, что произошло дальше, мы узнали, только когда все закончилось. Леня, вместе с первым «привлеченным» и операми, нарочито
громко что-то обсуждая, зашли в дом, где на втором этаже тихо, без шума и пыли, повязали «носатых», которых пристегнули наручниками к спинкам кроватей и заткнули рты тем, что попалось под руку - в основном под руку попадались не очень свежие носки. В это время второй из «привлеченных», кряхтя и матерясь себе под нос, извлекал из «джипа» тушки и складывал их рядом с машиной. В тот момент, когда в комнате носатых загорелся свет - это служило условным сигналом о завершении «первого этапа» операции, «привлеченный» позвал немца, до этого заинтересованно наблюдавшего за его манипуляциями с практически бездыханными телами, находившимися в каких-то 15 - 20 метрах от него - немец сидел на крыльце баньки. Немного подумав, диверсант кивнул головой в знак согласия и подошел к машине. Браток показал ему на первое тело, которое в этот момент сладко всхрапнуло - мол, бери за ноги, перебрал товарищ, а сам подхватил под руки, после чего немец, что-то недовольно бурча себе под нос, присоединился к «привлеченному» в его усилиях. Как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным - так вышло и сейчас. Как только
носильщики зашли с телом в дом, поднялись по ступенькам и повернули за угол, на голову немца обрушился кулак опера УУР. Немец упал, не издав ни звука. Его упаковали, связав кусками шпагата, предоставленного запасливым Леней, и присоединили к телам, ждущим своей участи на втором этаже. Так как количество спальных мест в комнате уже не соответствовало количеству тех, кто по своей и не по своей воле эти места должен был занять, пришлось наплевать на нормы приличий и положить связанного немца на двуспальную кровать, между грузином и ассирийцем, вспоминая слова анекдота - «Я тебе выну! Спи давай». После этого Володя по рации вызвал нас, и последнюю часть мероприятия я наблюдал уже воочию. Банька с уставшими за последние сутки немцами была тихонечко окружена, дверь, на всякий случай, подперта стоявшими рядом козлами для рубки дров, после чего к окошку подкрался Игорек и, разбив стекло, через пару секунд кинул к истошно заоравшим «Аларм!» немцам предмет, отдаленно напоминающий автомобильный огнетушитель, после чего бросился вниз, прикрыв голову руками. Все-таки хорошо, что мы запасались «барахлом» на все
случаи жизни. Как до этого объяснил Игорь, шансов у немцев при таком раскладе не будет - ручная граната комбинированного действия «Вьюшка» - штука серьезная, особенно - внутри помещения. Световое излучение силой в два миллиона кандел, звуковое давление, плюс 750 резиновых шаров диаметром в три четверти сантиметра гарантировали просто зубодробительный эффект - как впоследствии выяснилось, в прямом смысле этого слова - у одного из немцев таки выбило пару зубов. Когда дым подрассосался, опера проникли внутрь и начался вынос тел, которые, не церемонясь, попросту выволакивали за ноги. Михалыч тем временем собрал имевшиеся в баньке раритеты - ППД, ТТ, несколько гранат советского образца и жемчужину коллекции - здоровенный черный ящик с четырьмя индикаторами и множеством переключателей, тумблеров и рычажков, а также с табличкой практически посередине лицевой панели, с надписью «Torn.fu.d2». Следом на улицу полетели рюкзаки и чемоданы - впрочем, чемоданами их можно было считать исключительно при наличии большой фантазии - скорее, эти предметы напоминали посылочные ящики-переростки с пришпандоренными по
какому-то недоразумению ручками. Когда дымок окончательно рассеялся, в воздухе ощутимо запахло чем-то еще более неприятным. Вова, принявший на себя почетную обязанность по заковыванию немцев в кандалы, перевернул первое из хладных тел и…
        - Мужики, а они похоже того…
        - Как того? Быть не может, там же не осколки, а шары резиновые были! - возмутился Игорь.
        - Да не в том смысле «того», они обосрались, похоже.
        - Это называется «непроизвольная дефекация», - щегольнул поднаторевший в медицинских терминах Андрюха, - вызывается сильным эмоциональным воздействием.
        - Я не знаю, как оно там называется, - в силу специфики работы Вове не приходилось сталкиваться с судебными медиками, в этом вопросе его кругозор широтой не отличался, - но я знаю, что они воняют. Причем все, - процедура застегивания браслетов явно не доставляла ему удовольствия.
        - Все? Так это ж отлично, - слоноподобный опер розыска, имя которого я не мог запомнить - уж больно много знакомств состоялось за последние сутки - не мог скрыть улыбку, - я на земле по автотранспорту работал, так вот у нас был случай…
        - Блин, ну при чем тут транспорт, при чем тут случай, - раздраженный Вова, эстет и аккуратист, не мог скрыть своего возмущения столь циничной выходкой противника, - нам же их еще на базу вести, а они - в отключке. Если не подмыть и не переодеть, всю машину нам провоняют - и кто этим будет заниматься?
        - А ты дослушай, а то взял моду - перебивать. Словом, был у нас случай - брали угонщика. Угонщик тот на новых тачках специализировался - хозяева от магазина на свежекупленной отъедут, а их уже пасут. Как только где-то встали, из машины вышли - в магазин, там, для обмывки покупки затариться или еще что, угонщик - тут как тут. Вскрывал - и поминай как звали, а машина - на транзитах.
        - И что?
        - Срисовали мы его. Надо брать - с поличным. Так вот что сделали. Договорились с одним коммерсантом, он как раз машину брал - десятку, что ли, новую - тогда это еще круто было, они только-только пошли. Договорились, короче, что он на машине по дорогу на мойку заедет. А на мойке к нему в багажник наш опер залез - сиденья задние с креплений сняли, но на месте оставили. Угонщик-то пас, конечно, но там как - машина на мойку заехала, дверь закрылась - в общем, он ничего не видел. Коммерс доехал до магазина, вышел - тут же подъезжает тачка, из нее парень такой шустрый прыг - дверь вскрыл, замок вырвал, провода напрямую замкнул - и погнал. Только он, значит, отъехал, встал на светофоре, жизнью наслаждается, опер потихоньку сиденье заднее откинул - и тому ствол в затылок: «Руки вверх». Тут-то казус и произошел - парень от неожиданности - как ты сказал - дефицировался, или дефикицировался - обгадился, короче.
        - А к нам-то какое это отношение имеет?
        - А вот какое. Мы знали, что за ним эпизодов куча - и когда к нам его приволокли, стали в камеру оформлять сразу. Он - мол, дайте помыться, а ему в ответ - а ху-ху - не хо-хо? Так, как есть, и в ИВС пойдешь, и в СИЗО заедешь. Он - чуть ли не в ноги, Христом-богом молит - дайте помыться и переодеться. А ему в ответ - дадим, если по эпизодам своим явки напишешь. Так не успевали бумагу подносить - только ручка мелькала. Четырнадцать висящих угонов по району подняли - он все сдал, и куда сбывал, и кому. Вот так. Почему бы сейчас не повторить?
        - Я с ними в машине не поеду. Как хотите. Я на такое не подписывался.
        - Вова, партия прикажет - не только с обосранными поедешь, сам обосрешься. Ты опер, или где? - Игорька явно забавляла брезгливость «старшего брата».
        - Леня, иди сюда! - мне в голову пришла идея, которая способна будет избавить наши органы обоняния от грозящего им испытания.
        - Леня, скажи-ка мне вот что: у «отказных» своя тачка среди ваших трех есть?
        - Так вы ж на ней и ехали - это Серегина, ну, того, который все за бабки общаковые переживал.
        - Стоп, а у «носатых»?
        - «Тойота» - на ней они прикатили.
        - Вот и ладненько, пойдем договариваться - пусть у нас на извозе поработают, бомбилы.
        Через полчаса освобожденные от браслетов дети гор резво грузили вонючих немцев в салон и багажник «Тойоты». Носки «носатых» затолкали немцам в рот - от использования галантерейных изделий по назначению гости с юга почему-то отказались, четвертому немцу повезло больше - в связи с ограниченностью запаса потных «карасей» рот ему заткнули обыкновенной рукавицей из бани. Была, правда, мысль поискать у них в рюкзаках портянки - форма-то наша у них с собой была, значит, и портянки должны иметься, но от этой мысли отказались - все-таки портянка во рту - это практически химическое оружие. Главный из сынов гор и по совместительству владелец «Тойоты» по имени Заза, соорудив себе из подручных средств нечто вроде ватно-марлевой повязки - хотя ни ваты, ни марли в ней не было - обыкновенное смоченное коньком (коньяк тоже был Зазин) полотенце, открыв передние стекла машины и люк в крыше, обреченно сел за руль. В остальных машинах разместились мы, Леня, «примкнувшие», начавшие потихоньку подавать признаки жизни отказники, которых также пришлось запихать в багажник, и двое незадействованных в транспортировке
«носатых». Им сковали наручниками руки за спиной, посадили на заднее сидение «Форда», а на колени устроили тело пятого немца, на личном опыте уяснившего истинность слов Александра Ярославовича: «Кто к нам с мечом придет, тот по шайбе и получит». Леня закрыл дом, запер ворота, вздохнул - кто знает, когда доведется вновь здесь побывать и доведется ли - и мы стартовали в сторону базы и ожидающего нас Старого. Немецкую рацию и барахло гансов прихватили, естественно, с собой. На часах было уже шесть - и мы надеялись, что, добравшись до базы с ценным уловом, получим обильный завтрак и заслуженные аплодисменты.
        По пути обратно от «брони» и МАЗа мы оторвались. Вероятность встречи со второй немецкой группой была ничтожно мала, а дышать выхлопами их движков - брр. Поэтому, прибавив газку после выезда на асфальт, мы мигнули студентам «стопорями», колонна из пяти джипов резко увеличила скорость. В Ганцевичи мы приехали, когда уже окончательно рассвело. Приехали - и обомлели. Все пространство перед воротами части было усеяно автомобилями, автобусами, мотоциклами. Чуть в стороне, на краю площадки, служившей стоянкой для личных машин офицеров базы, дымились две полевые кухни, к которым выстроилась длинная очередь из понурых, угрюмых людей - в основном - женщин, детей, стариков, хотя мужчины в полном расцвете сил также в ней мелькали. Приезд нашей кавалькады был встречен неодобрительным гулом - очередь перегораживала дорогу, так что для того, чтобы добраться до ворот, нам пришлось отчаянно сигналить и расталкивать зазевавшихся «кенгурятником» головной машины - но в конце концов и это не помогло, пришлось останавливаться. Мы с Вовой, Андрюхой и Игорем вылезли - надо было как-то урегулировать возникшую проблему - и
вот тут-то все и началось. Вид здоровых мужиков в камуфляже, с оружием, разъезжающих на дорогих иномарках, привел очередь, которая моментально стала толпой, в неконтролируемую ярость. Заводилой, как это обычно бывает в таких ситуациях, выступила женщина - лет тридцати пяти на вид, одетая в грязный джинсовый костюм - видавшие виды джинсы и вареную куртку, купленную явно еще во времена ее молодости, кроссовки на высокой подошве, в бейсболке красного цвета на голове, с какой-то аббревиатурой - «БРС…» - последняя буква была настолько потерта, что угадать полный текст было невозможно, с туристским топориком в одной руке и колом - видимо, палатку собралась ставить - в другой.
        - Вы! Скоты! - закричала она. - Вы сюда людей давить приехали? Звезды нацепили - совесть продали? У нас мужья, - вокруг заводилы тут же начала сбиваться группа неуловимо похожих на нее женщин, - там, - взмах рукой в сторону, куда указала антенна станции, - остались, а вы здесь водку жрете?
        Она подошла слишком близко и почувствовала запах перегара, исходивший от Игоря - такая у него особенность организма, стакан выпьет - потом разит сутки.
        - Успокойтесь, гражданочка, мы здесь тоже делом занимаемся. - попытался разрулить намечающийся скандал Володя.
        - Делом? - выкрикнула «джинсовая», бросившись к кабине. - Вот ваше дело! - отодвинув замешкавшегося Андрея, стоявшего у правой задней двери, она как кошка прыгнула в салон и извлекла оттуда полупустую бутылку виски.
        - Мажоры херовы! - толпа начала заводиться, - и раньше на вас управы не было, так вы и сейчас, говнюки, водку жрете да…лядей в тачках трахаете? Где ваши…ляди? - А ну, бабы, давай тачки выворачивать, - она бросила кол на землю, и, размахивая топориком в правой руке, бросилась ко второй машине. Толпа, которая до этого наливалась отчаянием и ненавистью, нашла выход своему гневу. Женщины кинулись к джипам, распахивая двери и вытаскивая наружу всех, кто в них находился - за волосы, за «хлястики» полевых погон, за ремни - за что придется. Никто из сидевших в машинах не успел - да, наверное, такая мысль и не пришла никому в голову - схватиться за оружие - разъяренные фурии все сделали не хуже взвода ОМОН - все, включая немцев, носатых, неносатых, всех наших - оказались на земле.
        - А это что за твари? - продолжала разборку «джинсовая». - До того нажрались, что вам их хомутать пришлось? - она указала на троих «вонючих» немцев, которые были в салоне «Тойоты» - четвертого, помещенного в багажник, толпа не заметила. Что ж вы делаете, подонки? Наши-то мужики - все воюют уже, мой-то - второй день - ни звонка, ни СМС, а вы тут… - голос ее на высокой ноте оборвался истерическим всхлипом.
        Толпа напряженно замолчала. Все ждали от нас каких-то слов, оправданий, покаяния - и тут все испортил Ленчик.
        - Да вы что, девки, с катушек съехали? Мы (Мы?) - спецгруппа, диверсантов ловили!
        - Диверсантов? Так это немцы, что ли? Аааааа! - заорала «джинсовая» и бросилась вперед, замахиваясь топором. Все = женщины, мужчины, старики - все устремились за ней.
        - Стоять! Стоять, стрелять буду! - Володя передернул затвор АКМСУ и выпустил очередь вверх. Но людей было уже не остановить. Откинув в сторону всех, кто не был в наручниках, толпа, нашедшая выход для своего гнева и страха, толпа, вооруженная всем подряд - топориками, кольями, металлическими мисками, ложками - всем, что находилось у людей в руках в момент нашего приезда - сгрудилась островками вокруг двух машин, в которых ехали закованные в наручники немцы и «носатые». Глухие звуки ударов, сдавленные стоны… Опера, «привлеченные», мы с Андрюхой - кинулись к этим островкам ненависти, надеясь успеть хоть кого-то спасти - не потому, что кого-то из избиваемых нам было жаль - потому, что они были нам нужны. Вова, выпустив в воздух весь рожок, застыл - стрелять в наших людей он не смог. А взлетающие над толпой - точнее, теперь уже двумя частями толпы - руки продолжали свою работу. Оттуда уже начали продираться наружу те, кого придавили, те, кто успокоил свой гнев и, отойдя, начал ужасаться тому, что только что натворил. Но основная часть - так и продолжала работать руками, ногами - и все это под мат, ор и
вой.
        Все кончилось, когда воздух разорвали звуки выстрелов КПВТ. Подъехавший БТР с Саниными орлами задрал ствол «крупняка» в воздух и выдал длинную, патронов на десять, очередь. Из «МАЗа» выскочили «студенты» и начали отодвигать женщин в стороны от наших машин, не особо церемонясь, но и не пуская в ход приклады автоматов. Толпа, состоявшая из забрызганных кровью, калом, мочой людей отхлынула - и нашим глазам предстало то, что еще совсем недавно было четырьмя немцами и двумя «носатыми». Не нужно было быть специалистами, чтобы сказать - они мертвы, окончательно и бесповоротно. Мда, вот и съездили за языками. Их ворот части высыпали вооруженные солдаты - увы, слишком поздно - похоже, что мы крупно облажались.
        - Где эта курва? - сменивший рожок Володя передернул затвор, - Я спрашиваю, где эта джинсовая курва?
        ткуда-то из глубины толпы вытолкнули «джинсовую», уже без топорика. Она, как затравленный зверек, озиралась по сторонам.
        - Вова, кончай, ничего уже не вернешь.
        - Не вернешь? Я сейчас этой Хакамаде гребаной матку наружу выверну.
        - Ну вывернешь, а дальше-то что? Не видишь - у нее крыша съехала, муж воюет…
        - Да какое воюет? - возмутилась одна из женщин, прибежавших от своей машины уже после того, как все кончилось. - Светка, ты ж вчера со своим и Ольгой - это дочку ее Ольга зовут - быстрее нас уехала, сама же говорила - подальше от всего этого?
        А вот это уже становилось интересным.
        - Что скажете, Светлана?
        - Они… они…, - всхлип, - они Сережу убили… И сказали, что Ольгу убьют… Мамочка, ведь убьют же, убьют, - женщина мешком повалилась на землю и засучила ногами.
        - Так. Всем разойтись. Бойцы, построились цепью, всех отодвинуть от машин на пятьдесят метров, кроме этих двух, - распорядился Старый, указав на лежащую «джинсовую» и ее соседку. - Вы-то как, целы?
        - Целы, - бросил Паша, под глазом которого быстро набухал синяк.
        - И практически невредимы, - добавил Сергей, у которого были оторваны оба погона и болтался на нитке один из рукавов.
        - Так, берем этих двух - и в часть, - то, что нам может рассказать «джинсовая», я уже знал - не знал только самого важного - где и как?
        - А с нами что? - Ленчик, «привлеченные», Заза, которому, судя по резко опухшему «клюву», женщины сломали нос уставились на нас.
        - С вами? Тебя лично, чудака на букву «М», надо бы здесь и грохнуть, ну да хер с тобой пока - валите за нами, до КПП.
        Оставив эту четверку под охраной двух студентов у въезда в часть, мы, волоча под руки «джинсовую», и ее соседка, мелко семенящая за нами, прошли внутрь обнесенной забором с колючкой территории. «Слоновый» опер розыска вел, высоко подняв ему закованные за спиной руки, пришедшего в себя последнего немца - того, который пересидел, а точнее - перележал - бойню своих товарищей в багажнике «джипа». Изо рта немца так и торчали носки покойных носатых.
        Тема-то конечно была темой, но для того, чтобы нормально соображать, нам срочно требовались две вещи: поспать и поесть. Поэтому, собрав всю нашу команду, включая Старого и его студентов, мы абсолютно вне графика завалили в столовую. Завтрак нас, честно говоря, не порадовал - концентраты, хлеба - по дохлому кусочку на человека, о добавке можно было даже не заикаться. Даже чай, наливаемый из больших общих чайников, и тот был не очень - слабенький и практически без сахара. Раздатчик внес ясность: беженцы. Их надо было кормить - и пока неясно, как долго. Поэтому «нормы выдачи» были сильно урезаны. На какие-то исключения для себя мы претендовать не стали - совесть не позволила, однако разойдясь по своим «нумерам», заморили червячка еще раз - теми запасами, которые привезли с собой из Питера. А потом легли спать. И проспали целых пять часов. Проснулись от того, что Саня направил своего бойца, который честно молотил кулаком по всем закрытым дверям до тех пор, пока мат, доносившийся в ответ на стук, не стал внятным. Побрившись, помывшись в душе (слава богу, душ был в каждом номере - все-таки домик для
«крючков» - это вам не куки-куяки и даже не шапка сомбреро) и сменив белье, так же невкусно и несытно пообедали, а потом собрались всем «офицерским составом» в одном из учебных классов - такие на станции тоже имелись. Забыл сказать, что Гриша - тот самый крупный опер УР - на завтрак не пришел, а появился только в тот момент, когда мы заканчивали поглощение второго. Его рука, которую он слегка зашиб о голову везучего немца (конечно, везучего - тела его подельников уже были «утилизированы» в топке имевшейся на базе котельной - заморачиваться с похоронами командир базы почему-то не захотел), была заботливо перевязана, судя по всему, перелома таки не случилось. Вид он имел усталый, я бы даже сказал - изможденный. Ну, оно понятно, «с вами разве уснешь», как говорилось в том анекдоте про «мальчика» и медсестру призывной комиссии. Однако, несмотря на «усталость в членах», уклониться от планерки Гриша не пожелал, хотя и опоздал на ее начало.
        - Коллеги, на повестке дня у нас два вопроса. Первый: нам нужно пресечь деятельность преступ…, тьфу, диверсионной группы противника. Второй: у этой самой группы есть заложники, минимум - одна девочка, возможно - отец этой девочки. Кстати, сколько девочке лет, кто-то поинтересовался?
        Мы с Вовой смущенно потупились, но нас выручил Андрей:
        - Восемь лет. Соседка сказала. - Правильно, он же ее допрашивал и, скорее по привычке, поинтересовался составом Светиной семьи.
        - Вступать в переговоры, как мы привыкли, у нас не получится - никаких требований нам предъявлять не будут, разве что выпить йаду всем личным составом или убить себя об стену, - еще и хохмит, черт этакий, - но боюсь, что наши оппоненты до такого не додумаются. Отсюда вопрос: у кого какие мысли?
        - Мысль следующая: ждать на том же самом месте они не будут - слишком велик риск засветиться. По направлению в сторону базы не пойдут, деревня близко, да и небезопасно это для них. Скорее всего, отойдут еще дальше, но вдоль дороги. Если Света им позвонит, они должны иметь возможность в течении короткого времени оказаться у дороги. Сидеть там постоянно и пытаться захватывать всех подеяд проезжающих - опять же бессмысленно, раз они уже просекли фишку с мобилами, то должны сообразить, что первый же ушедший от них человек наведет на них всю окрестную ЧК, - изложил свою версию Володя.
        - Логично. Могу добавить следующее: если они рассчитывают на звонок Светы, то должны просчитать и вариант, что это будет подстава - за первой машиной может идти вторая с кучей «волкодавов». Значит - должны оставить группу, которой будет по силам «волкодавов» отсечь - где-то за километр-другой от основной засады.
        - И с ребенком кого-то должны оставить, а уж если папаня цел - то точно оставят.
        - Радиста. Первая группа, когда дуром полезла, своего «маркони» тем не менее в Крысаничах оставила. Скорее всего, это у них предусмотрено - рация-то - тяжелая, особо не натаскаешься, - вставил свои пять копеек Гриша.
        Ну да, не натаскаешься. Если радист там кабан, хотя бы вполовину от тебя, то он две такие рации потащит и не поморщится.
        - Место засады мы установить можем, - включился в разговор местный особист. Через коллег выйдем на оператора, он даст привязку по соте в три секунды - это даже не вопрос. Точность, конечно, будет не очень, но все лучше, чем ничего.
        - А поточнее никак нельзя определить? В городе у нас пеленговали телефон с разбросом в тридцать метров.
        - Вова, это не город, да и с техникой у них тут не очень, а если и «очень», то она сейчас загружена так, что «варягам» к ней доступа не будет. - пришлось мне вернуть фэйса с небес на землю.
        - Ну и что нам тогда даст привязка?
        - Хотя бы готовность к моменту нападения, - все мы как-то разом решили, что ловить будем на живца.
        - Не будут они нападать. Если пойдет закрытая машина, в которой будет один водитель - будут тормозить, стрелять сразу точно не начнут - им ведь неизвестно, есть кто-то в кузове или нет, так что постараются сначала взять водителя и только потом «приступят к ликвидации» - и то, если приступят.
        - Михалыч, а вот здесь ты прав, водителя они брать будут - на безрыбье и рак рыба, а на безрачье и рыба раком станет.
        - Тогда предлагаю дубль два. Если немцы сидят в засаде, то в момент остановки грузовика будут наблюдать за ним во все глаза. Отлично. Если опять сработать «Вьюшкой»?
        - Можно, но зависит от того, насколько далеко от дороги они будут. Если дальше, чем метрах в десяти - может сорваться.
        - Тогда нам нужно сделать так, чтобы не сорвалось - надо, чтобы немцы были у дороги.
        - А как?
        - Есть другой вариант, - похоже, Игорю опять пришла в голову какая-то штука. У «Вьюшки» световой эффект в темноте выше на порядок, значит, нужно ехать, когда уже стемнеет - немцы, кстати, волей-неволей при таком раскладе ближе к дороге сядут - ПНВ у них всяко нету.
        - А сроки? Ей же сказали - в течение суток!
        - А она и позвонит в течение суток - ночью суток еще не пройдет. Но я бы предложил, чтобы сейчас тоже позвонила - мол, машина пойдет за продуктами для беженцев, повар с базы сказал, а какая - пока неизвестно, может, кого из беженцев пошлют, а может, с базы водителя отправят, если хотите, чтобы позвонила, когда машина пойдет - дайте с ребенком поговорить, убедиться, что дочка жива.
        - В целом - принимается. Осталось два вопроса: что делать с группой прикрытия, а что - с радистом?
        - С группой? Они, как взрывы услышат, пойдут к своим - не сразу, но пойдут. Раз ночь - пойдут вдоль дороги, скакать по лесу в темноте они не смогут. А у нас что есть? У нас есть ПНВ. А у них ПНВ нет. Выделим человек десять - пока будем с радистом разбираться и с засадой, они вернутся обратно и вдоль дороги на обочине залягут - по пять человек с одной стороны, по пять - с другой. Как только видят кого-то - сразу огонь на поражение, без разговоров.
        - А радист?
        - С радистом сложнее.
        - Так. Стоп. Мы еще не узнали, кто у нас «везунчик» - ну, тот, о которого Гриша клешню повредил. Да и с «первенцем» можно плотнее поработать насчет того, какой такой Сухов - в смысле, кто у них там радистом трудится. Глядишь, чего и выйдет - до вечера у нас все равно время есть.
        - Все это, конечно, хорошо, вот только у меня десятка ПНВ нет, - решил огорчить нас Старый, - так что давайте как-то по другому с группой прикрытия решать.
        - Ну, это даже не вопрос, - выручил нас особист, - дадим, конечно, на благое дело. У нас они есть, только твои-то как, ими хоть раз пользовались?
        - Научатся. У вас тут тир есть закрытый?
        - Тир? Тира нет. А вот свет на втором подземном этаже выключить можно, так что потренироваться на кошках возможность будет. Ты-то сам как, владеешь?
        - Пользовался, было дело.
        - Значит, решили. Андрей, мы с тобой и Володей займемся «первенцем», а со вторым пусть опера поработают - в игры с соцзаконностью можно не играть, не тот случай.
        - А что там, кстати, с «привлеченными» и Зазой?
        - Да ничего. Вечером машина должна подойти, из военкомата, мужиков из беженцев забрать - и этих им сдадим, дело им найдут.
        - Зазу пока оставьте. Он нам для работы с немцем пригодится. - Гриша явно замыслил что-то недоброе. - Я ему, мля, такое Гуантанамо организую - век будет помнить. Так, коллега, - обратился он к особисту, - а как бы нам тет-а-тет пообщаться?
        - Легко, - особист расплылся в улыбке до ушей. Слова о «Гуантанамо», похоже, ему понравились.
        До отъезда на операцию решили провести над пленными немцами еще один психологический эксперимент. Взяли их с собой на ужин, который на этот раз был значительно вкуснее, чем завтрак и обед - видимо, все-таки пошевелились снабженцы - не знаю, наши или белорусские, хотя похоже, что разница в этом вопросе постепенно стирается - вроде уже действует объединенное российско-украинско-белорусское командование. Ужин по нашей просьбе в термосах принесли в наш «гостевой домик», туда же привели немцев, с которых даже сняли наручники. Несмотря на их диверсионную подготовку, каких-либо выходок с их стороны мы не опасались - единственное, что пришлось сделать в процессе подготовки к опыту - убрать из кухни домика микроволновку - ее наличие могло вызывать у «первенца» абсолютно ненужные вопросы. А смысл опыта заключался в том, что ужинали мы в комнате, в которой был телевизор - точнее, не телевизор, а плазменная панель. А по телевизору шли новости, которые немцы, вместе с нами поглощавшие картофельное пюре с гуляшом, внимательно смотрели. О том, что такое телевизионные передачи, «первенец» знал - сказывался
все-таки образовательный уровень - но вот то, что они были такого качества, в цвете и со звуком… Мда, немцы были просто потрясены. К нашему удивлению, до «новостей» показывали очередную серию «Братанов» - правда, уже самый конец, ничего нового для пленных там не было - разве что непривычные для них прически части персонажей. А вот новости… Новости были, как говорится, то, что доктор прописал. Ведущая «НТВ» начала выпуск с сообщений собственных корреспондентов с разных участков фронта. Первым показали улыбающегося старшего лейтенанта с жовто-блакитными нарукавными нашивками - этот деятель без особого напряга сжег двадцать восемь немецких танков. Алекс, когда услышал эту цифру, завопил, не сдержавшись, что это - пропаганда. Ор продолжался ровно до того момента, пока не показали танк этого старлея - самый банальный Т-64. Рот Алекса захлопнулся, он нервно сглотнул. Старый, комментируя происходящее, сказал, что старлею, вообще-то, надо бы дать по башке - на его-то машине - и всего двадцать восемь, правда, возникшее недоразумение тут же разрешила ведущая, сообщившая, что танки у немцев на данном участке
фронта просто кончились. Так что Сане пришлось взять свои слова обратно - ну не виноват же старлей, в самом деле, что танков у фрицев оказалось меньше, чем у него снарядов в боекомплекте. Следующим был сюжет о работе дивизиона белорусских «Буков» - там впечатлений было немного, ибо съемки гаснущих отметок на ИКО под аккомпанемент команд офицера наведения немцам ни о чем не говорили, а взмывающие ракеты, где-то в отдалении что-то поражающие, выглядели, конечно, красиво - но не очень впечатляюще. Зато потом… Потом показали работу российской армии на Брестском направлении. Сначала пошли кадры, снятые, видимо, с беспилотника - по крайней мере, так было сказано в комментариях. Камера показывала немецкую танковую или моторизованную часть на марше. Немцы бодренько двигались в темноте, соблюдая правила светомаскировки - вот только в инфракрасном диапазоне они были как на ладони. Их было достаточно много - колонна растянулась, наверное, на несколько километров. Следующими пошли кадры, показывающие, как офицер в звании полковника отдает приказ майору - звука не было, но ситуация была понятной. А потом… Потом
показали, как на самым наглым образом освещенной юпитерами телевизионщиков площадке задирают вверх свои трубы четыре установки «Смерчей». Огонь они открыли одновременно - немцы, пораженные возможностью видеть ночью, как днем, отложив ложки (вилок, как колющих предметов, им не дали), прильнули к экрану. Кадры, переданные с беспилотника - снимала уже обычная камера - явили для них, наверное, ту картину, которая может ждать их армию в том месте, куда она бодро, с барабаном на шее и отправляется - то есть в аду. Вдоль дороги прокатился огненный шторм - там горело все. На закуску показали кадры, снятые в этом же месте уже поутру - зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Немцы встали так же плотно, как и шли - остовы того, что когда-то было танками, бронетранспортерами и автомашинами, еще дымились, вдоль колонны ходили немцы и подбирали останки погибших в ходе удара. Апофеозам для немцев стало сообщение улыбающейся ведущей о том, что в момент удара колонна находилась в пятидесяти пяти километрах от позиций военнослужащих Н-ской гвардейской артиллерийской бригады. Далее пошли внутренние новости -
показали, к примеру, Сергей Адамыча, который, брызгая слюной, рассуждал о неадекватном применении силы и о том, что немецкий народ не несет ответственности за преступления режима, который если и хуже, то совсем ненамного, чем тот, который установлен в нашей стране двухглавым тандемом. Показали Михал Борисовича, шившего рукавицы, сидя под лозунгом «Все для фронта, все для победы» (видать, этот просто не знал, что сказать - с одной стороны, конечно, кровавая гэбня, а с другой - холокост-то никто не отменял). Далее пошли вести с международной арены - тут мы сочли уместным убрать звук, ибо нефиг. Подробности о переносе немцам знать было пока рановато.
        - Ну, господа хорошие, как впечатления?
        Немцы подавленно молчали.
        - Как вы считаете, сколько Вермахт сможет продержаться против того, что вы только что видели?
        Второй немец - Отто - не выдержал и полез в бутылку:
        - Пусть это так, но мы - наступаем, а вы - обороняетесь. И если даже вы станете атаковать - то у нас будет время, за которое в тылу, в генерал-губернаторстве, мы построим мощные оборонительные линии, о которые вы обломаете себе зубы. К тому же я не верю, чтобы того, что мы сейчас увидели, у вас было много - раненые на аэродроме говорили мне, что против них воевали даже старики с охотничьими ружьями. Если вы настолько сильны, как пытаетесь показать, почему у вас воюют старики?
        - Так этих раненых из охотничьих ружей подстрелили?
        - Нет, - смутился немец, - тот, с которым разговаривал я, - из дивизии «Рейх», его подстрелили ваши пограничники. Но все равно - будь у вас в избытке такого оружия, при ваших людских ресурсах, при численности вашей армии - вы бы ударили первыми, если бы могли. Потому-то фюрер и решил атаковать - чтобы не дать вам возможность всадить нож в спину Германии, нам зачитывали его приказ. А Англия, когда увидит, какого зверя мы пытаемся уничтожить в его берлоге, обязательно станет на нашу сторону - и что вы сможете сделать против английского флота?
        - А ну заткнулись все, - вдруг зашипел Старый, - Игорь, прибавь звук.
        Игорь нажал на кнопки пульта (очередные удивленные взгляды немцев), и под кадры, сопровождаемые надписью «прямое включение», Мамонтов взволнованным голосом начал вываливать очередную порцию свежих новостей:
        - Наша камера установлена на военном аэродроме неподалеку от города Энгельса. В прямом эфире вы можете видеть то, как самолеты нашей дальней авиации уходят на выполнение первого боевого задания.
        Взлет «Белых лебедей» - это, скажу вам, зрелище. Для нас. А уж для немцев…
        Далее пошли дневные съемки из Севастополя - по-моему, весь город высыпал на набережные, чтобы встретить возвращающуюся из похода «Москву», «Мираж», несколько других кораблей. Пусковые установки «Москвы» почернели - по объектам в Румынии корабль расстрелял весь боезапас. Над кораблями, приветствуя их, промчались истребители Су-27, камера успела выхватить украинские опознавательные знаки на их двойных килях.
        - Отто, не будь идиотом, неужели ты не видишь - нам, Германии - конец. Даже если только десятая часть из того, что нам показали - правда - у нас нет ничего, что мы могли бы противопоставить этому. Единственная наша надежда - это мир, немедленный мир. Я не знаю, что думает фюрер - и не знаю, дают ли ему правдивую информацию. Если бы я был на его месте - я бы немедленно просил у Сталина мира - на любых условиях.
        Отто угрюмо молчал, а Вова извлек заветную фляжку и, посмотрев на Старого, который ему подмигнул, сообщил:
        - Мужики! Есть повод! Дед мой нашелся!
        - Да ты что?! Где, рассказывай!
        - Вы будете смеяться - так же, как и в тот раз. Все так же - мотоцикл, деньги, все один к одному. Саня пообещал - а его друзья помогли - короче, сейчас он в госпитале в Минске. Вот только…
        - Володя, понимаю, но давай - потом. - Игорь показал на немцев. Так что сейчас - по пятьдесят, не больше. Для поднятия тонуса.
        Разлили по числу присутствующих - немцам тоже досталось. Выпили - Отто и Алекс, на удивление, даже не поперхнулись. Однако - могут, заразы.
        - Так, заканчиваем с пьянкой и политинформацией. Кого из них берем с собой?
        - Одного, - я показал на Алекса, - второй еще не созрел.
        - Тогда мы к Свете, второй раз звонить.
        - Погоди. Сань, твои как, готовы?
        - Кони пьяны, хлопцы запряжены. ПНВ получены, освоены, группа прикрытия сформирована - кстати, спасибо командиру части - получили автоматы с подствольниками, на всех. «Шайтан-трубы» - две штуки. Короче, вооружены и очень опасны.
        - А они с трубами-то - справятся?
        - На кафедре, говорят, проходили, даже стреляли летом на полигоне.
        Через полчаса опера и Сашина гвардия погрузились в МАЗ и, выехав из ворот части, повернули на юг. Мы с Андреем остались ждать их возвращения на базе - места в кунге для нас не нашлось.
        Где-то между Нижегородской и Кировской областями. Максим Андреев. Выживальщик.
        Сначала Рустэм вышел из убежища один. Натянул ОЗК, противогаз и взял в руки дозиметр. Мало ли чего? Не, ну понятно, что ядерной атаки не было этой ночью. Ударная волна даже здесь бы почувствовалась. Но есть вариант и элементарной технологической аварии на заводах Дзержинска.
        Дозиметр молчал. Да и мир как-то пока не собирался дохнуть от вредной химии. Сорока вон на ветках трещит себе спокойно, кудловатая собака пробежала, высунув язык, бабка в колодце воду набирает…
        Рустэм содрал противогаз с головы и, скинув капюшон ОЗК, шагнул в сторону колодца.
        Бабка, обернувшись на шум, судорожно перекрестилась:
        - Господи, Рустик, чаво ты пугашь-то так?
        - Привет и вам, Евдокия Ивановна! Как живете?
        Познакомились они еще тогда, когда Рустэм первый раз приехал в умирающую деревню. Бабкам, конечно было интересно пообщаться с новым молодым соседом.
        - Да что ля жисть, вона каки страсти кругомотака! - она сердито плюнула на землю.
        - А что такое?
        - Да нямцы опять налезли, по всему телевиздеру ужо ухи прочистили, чтоб они все чирьями покрылися! А ты што тута?
        - Да отпуск у меня, баба Дуся, вот приехал отдохнуть, а тут война! - широко улыбнулся Рустэм.
        - Ой, война… - вздохнула в ответ старуха. - Войной начала життя, войной, видать, и кончу. А штоле тебя на войну тотя не позвали, ли че?
        - «Ли че» не позвали, а чо? - в тон бабке ответил Рустэм.
        - Вот и батьку мово не звали, дык сам поволокся, да и не приволокся. Поди свидимся скоро, - она вытащила ведро воротом колодца и перелила в свое. Потом бросила в глубь колодца тяжелую цепь и отпустила ворот, едва придерживая его ладонью. Вода глухо плюхнула где-то под землей.
        - Баб Дусь, а что еще по телевизору говорят? - уточнил Рустэм.
        - Да чо я понимаю, и так ума не было, а по дряхлости так совсема ухрюпился. Хуш так пошли, зырнешь, чо кажут-то.
        - Так я тут не один, баб Дусь!
        - А сколя вас? - поджала губы старуха.
        - Шестеро, - ответил Рустэм.
        - На шастяк-то замтрак-от сбарахлю, колы картоху будитя, ли чо?
        - Ну и ладушки, баб Дусь! Сейчас я своих позову…
        Главное в выживании что? Экономить ресурсы. Есть где пожрать? Значит есть на чем сэкономить. Каждая лишняя калория увеличивает шансы на выживание. Что консервам в схроне сделается? А бабкина картошка пропадет, если не съесть ее. Кстати, о картошке…
        - Баб Дусь! - крикнул Рустэм, хрустя малосольным огурчиком, когда они доедали пареную в русской печке картошку.
        - Ась? - откликнулась она, роясь на кухонной полке. Полка та была накрыта чистой, застиранной до дыр занавесочкой, опускавшейся до самого подоконника. Где-то тикали часы. Около теплой печки дрых огромный серый кот.
        - Баб Дусь! А картошки у тебя можно купить мешочек-другой?
        - Христос с вами, сынки! - удивилась старуха. - Такота берите, жаль мне чоли? Куды мне деньхи твои? Ну-кось, убери! Я вот вам щас чайку наплесну хорошего - мене тута внука привезла. Цвяточная «Бяседа», надоть так дам пачку. Ли чо?
        - Ли чо! - согласился Рустэм. - Не откажемся, баб Дусь!
        Его пихнула в бок Иришка, сидевшая рядом на скамье. Ой. Нет. Не на скамье. На лавке.
        А чего пихнула-то? К чему у бабки отбирать пачку какой-то «Беседы», когда на Базе ящик «Гринфилда» разнообразного лежит?
        - А то вить автолавка тоть к намака раз в две недели ездиет, вот сёдня прибарахтается, поди. Дак куплю чаю-то.
        Рустэм несколько напрягся. Даже жевать картоху в мундире перестал:
        - Сегодня?
        - Сёдня, сёдня, милок.
        - Так, бабуль, а что у нас телевизор то молчит?
        - Ой ты, старая совсем ума-то лишилося… Чичас, чичас…
        Бабка воткнула в розетку вилку, потом достала из тумбочки пульт, так и упакованный в полиэтилен и сунула его Рустэму:
        - Доча с внуками подарила тута, шоб не скучно было…
        - Баб Дусь! А сама почему не переехала к ним? - поинтересовался Макс.
        - А на кой ляд я им тамака нужна? У меня тута коза, огород, погост опять же в селе. Куды я от мамки-то? Помереть бы уж быстрей… - вздохнула старуха, снова садясь за стол.
        - Ну, ты баб Дусь чего говоришь-то? - возмутилась Иришка.
        - А чавось? Нас тут три старухи да Трофимыч паралезотый. Хто мне могилку вырот, када одна остануся? Вот, поди Рустик сподобится.
        Старуха говорила спокойно, расставляя стаканы по столу. Со смертью она не смирилась. Она к ней привыкла как привыкают к неизбежному. И от слов ее побежали мурашки по спинам молодежи.
        Рустэм защелкал по каналам.
        Работал только один - Первый. Остальные…
        - Ак ить чо други бывают? - удивилась баба Дуся.
        - Эмн… Ну… - в первые не нашелся, что ответить Командир Команды.
        - То-то! - внезапно подал голос Паша. - Покрытие тут неважнецкое. Так что, интернета - не будет!
        Минут пятнадцать выживальщики жадно впитывали информацию. Та была скупа, кратка и противоречива. Немцы какие-то… Какие-то союзы…
        - Мозги пудрят! - резко ответил Рустэм. - У нас так - всегда!
        Пашка его поддержал:
        - Да, сейчас бы в инет залезть, ситуацию прояснить.
        - Тырнетов со вчерашнего утра не было. Накрыли, падлы московские, - зло ответила Ольга.
        Макс же тихонечко похлебывал чай с медком. И не думал ни о чем. Впрочем, как и Ириша с Машей. Эти две было дернулись бабушке Дусе помогать. Но сначала та сама их остановила:
        - Окститесь-ко! Гость тарелки мот - богатство вымыват! Сама я, сама!
        Старуха сняла эмалированное ведро с протопленной печи и стала осторожно складывать в теплую воду тарелки с кружками.
        - Так, - жестко сказал Рустэм, когда ему надоели повторы новостей. - Все на улицу. Покурим. Поговорим.
        Уже на пороге скрипучей тяжелой двери он обернулся:
        - Спасибо, баба Дуся!
        - И тебя спаси Господь, Рустик! - поклонилась она гостю. А потом продолжила намывать морщинистыми, узловатыми кистями грязную посуду. Вдруг остановилась, подошла к телевизору и, перекрестясь, выдернула вилку из розетки. Лепестричество беречь надоть!
        Сурвайверы же вышли во двор, опоясанный кривоватым забором.
        - Чай какой поганый, - поморщился Макс и прикурил от протянутой «компьютерным маньяком» зажигалки. - Язык щиплет от дерьма такого…
        Рустэм согласно кивнул, но сказал совершенно другое:
        - Ну что? Берем автолавку?
        - Зачем? - не понял Паша. - У нас же все есть!
        - На первое время, - жестко ответил Командир. Потом вдруг увидел серую лохматую кошку, проползшую через дырку в заборе и присел: - Кс, кс, кс…
        Кошка фыркнула и метнулась куда-то за сарай. Рустэм же задумчиво произнес:
        - Во-первых, запас карман не тянет. Продукты нам нужны не для жрачки. Это второе. Для обмена. Вы думаете, я не знаю, что сейчас в городе творится? Это вчера там все скупали. Сегодня уже мародерят по-самое не могу. Зря, что ли об этом по телевизору не говорят? Чтобы панику не поднимать. Макс, мы же с тобой эти сценарии не раз разыгрывали. Помнишь?
        - Ага, - подтвердил тот, дымя «Парламентом» в синее жаркое небо.
        - Значит, делаем так. Идем втроем. Я, Макс и…
        Командир осмотрел Команду.
        - …и Ольга.
        Та спокойно кивнула. А вот Пашка возмутился:
        - А я?
        - А на тебе контроль за Ириной и Машкой. Приготовьте ужин. Да… И это… Отнесите бабке упаковку нормального чая. Нет. Две. И кофе хорошего. А то я эту гадость пить не могу.
        - А мы что, у нее столоваться будем? - спросила Машка, удивленно округлив глаза.
        - А почему нет? - пожал плечами Рустэм. - Чем она хуже других источников провианта? Кстати, а эта автолавка что, по той грязюке пройдет? Макс, сходи-ка уточни, откуда она нарисуется… И давай по-быстрому! Время уже к полудню приближается!
        Москва. Дмитрий Медведев
        «От бумажек, пусть даже и виртуальных, не уйти! - рутинные процедуры передачи в Федеральное Собрание законопроектов о выходе страны из всех заключённых за последние семь десятков лет международных соглашений затянулись надолго. Одно только перечисление их на бумаге займёт солидный том. Юридический отдел Администрации „пахал“ вахтовым методом, как на флоте, уже третьи сутки. - Вникать в каждый пункт нет смысла. Либо ты доверяешь подчинённым, либо - нет. Во втором случае рискуешь закопаться в „текучке“ и выпустить из внимания действительно важное. Такое как сейчас». - Президент, не стесняясь собеседника - какие уж тут политесы, когда в доме пожар с наводнением во время урагана! - помассировал опухшие веки.
        - Итак, Александр Васильевич, сверим некоторые моменты… - назвать сидящего напротив человека «генералом армии» просто не поворачивался язык. Не было в его внешности ничего генеральского, да и военного, с точки зрения главы государства, тоже. Директор когда-то всесильного ведомства больше походил на старшего экономиста не самого крупного предприятия. Взгляд главы государства привычно пробежал по тексту черновика, но зацепиться в этот раз, было не за что.
        «В соответствии с пунктом 5 части 2 статьи 7 Федерального Конституционного Закона РФ „О военном положении“, с ноля часов 29 октября 2010 года, на территории Российской Федерации прекращается деятельность всех политических партий, общественных организаций и религиозных объединений, перечисленных в Приложении 1 к настоящему Указу…
        В соответствии с пунктом 19 части 2 статьи 7 Федерального Конституционного Закона РФ „О военном положении“, с ноля часов 29 октября 2010 года, на территории Российской Федерации прекращается деятельность всех иностранных и международных организаций перечисленных в Приложении 2 к настоящему Указу…»
        Список, составленный ребятами Бортникова ещё загодя, как и положено, в соответствии со служебной паранойей, впечатлял. Кого здесь только не было! Кроме известных маргиналов из «несистемной оппозиции», служащих добрый десяток лет неисчерпаемым источником не только мелкого, на уровне зуда, беспокойства, но и разнообразного веселья для политического «бомонда», в нём оказались разного рода «экологические» и «просветительские» фонды, общественные комитеты и какие-то совсем малопонятные региональные организации с названиями на всех языках народов России.
        - Я так понимаю, попадание в эти проскрипционные листы нужно было заслужить? - даже сейчас, в конце трудового дня, президент не прекращал попыток пошутить. Однако юмор его, впрочем, как и всегда, был той разновидности, которую могли понять лишь люди сходного опыта, образования и образа мыслей. Это премьер пополнял копилку афоризмов чуть ли не ежедневно - то метким словцом, а то и красочным сравнением на грани приличия - и народ с воодушевлением подхватывал их.
        - Как сказать, Дмитрий Анатольевич! - Генерал армии Бортников подхватил президентский «вброс» почти автоматически. - Опыт только нарабатывается. От Суллы ушли, до триумвиров не добрались. Хотя, времени на дорогу вдвое больше потребовалось. Впрочем, нашим Цицеронам несколько лет в Киликии не помешали бы… А то руки с головами негде складывать будет.
        - Что ж вы Александр Васильевич, у тёзки своего решили хлеб отобрать? - Президент искренне расхохотался в ответ на несколько натянутую и весьма «чёрную» шутку. - Запасной аэродром себе готовите?
        - Да кто ж меня отпустит? И, кстати, ваша идея с проскрипциями, уважаемый Дмитрий Анатольевич, может быть реализована в существующих обстоятельствах как нельзя лучше. В нарушение подготовленного Указа, оппозиция, в чём я убеждён, попытается провести тридцать первого числа митинг на Триумфальной, и вот что я по этому поводу думаю…
        ТОМ ВТОРОЙ
        День четвертый. 29.10.2011/ 25.06.1941
        Дмитрий Медведев. Президент. Москва.
        - Вячеслав Юрьевич, и что мне делать с этими письмами? Проигнорировать? Или поручить вам поблагодарить за проявленную активную гражданскую позицию и тех и других? В процессе личной встречи?
        Голос президента буквально сочился ядом. Ещё бы! С утра пораньше заместитель главы администрации принёс «в клювике» два письма от «представителей творческой интеллигенции и деятелей культуры». Одно в поддержку идеи отмены моратория на применение смертной казни как средства наказания, а второе - конечно же, против! Чума на оба их дома… Бубонная…
        - Я могу устроить вам такой праздник. Сами принесли - сами и расхлёбывайтесь с подписантами. И вообще - вы, чем думали, когда эти коллективные доносы мне на стол клали? И о чём?
        - В своих действиях я руководствовался, в первую очередь, высшими соображениями. Сейчас, как никогда, важно обозначить единство общества. - Голос главного, согласно неофициальной «табели о рангах», идеолога государственного курса был как обычно ровен. Человек, ославленный на весь мир «серым кардиналом Кремля», мог позволить себе многое, но только не страстность. «Если ты волнуешься, значит, ты уже проиграл» - следование этому принципу, усвоенному им ещё в студенческие годы, никогда не подводило.
        - Если нам до сих пор не удавалось нащупать точки соприкосновения для разных по идеологическим предпочтениям групп, то сейчас, как мне представляется, настал именно такой момент.
        - Какой момент? Вы что, так и не поняли ничего? Идёт война, и как всегда не та, к которой мы худо-бедно готовились. Нынешний наш противник многими поколениями воспринимался как абсолютное зло. Даже последние десятилетия не смогли стереть из народной памяти старый образ врага. - Глава государства резко отмахнулся от попытки собеседника что-то объяснить или возразить… Уже неважно.
        - И не пытайтесь мне доказать, что уже произошло и закрепилось какое-то смещение акцентов или изменение в восприятии. Всё равно у вас адекватных аргументов не найдётся. Подумайте лучше о том, что в современном массовом сознании чертами того самого «абсолютного врага», каким для нашего народа были нацисты, наделяется любой, даже мало-мальски заметный, противник. Для наших людей фашизм очень долго был, пожалуй, самым значимым мерилом добра и зла. И не надо мне приводить в пример несколько сотен, да пусть даже и две-три тысячи зигующих недоумков! Они находятся в пределах статистической погрешности.
        - Простите, Дмитрий Анатольевич, но я вас не понимаю. Мы вроде бы говорили об отношении к смертной казни? - Недоумение заместителя главы президентской администрации было столь убедительным, что ему хотелось верить. Здесь и сейчас. Но президент прекрасно знал своих ближайших помощников, чтобы испытывать в отношении их хоть какие-то иллюзии.
        - Хоть передо мной-то ваньку не валяйте, Вячеслав Юрьевич! И не надо обиженное удивление изображать, всё вы прекрасно поняли. В общем, жду ваших соображений по формированию смешанных групп из числа подписавших обе эти - президент брезгливо приподнял титульные листы обоих писем за уголки - бумажки. Согласуете с министерством обороны, внутренних дел, чекистами технические вопросы пребывания представителей «общественности» в районах, освобождённых от гитлеровцев. Дня через три-четыре их будет достаточно. И запомните - Бог ли, Судьба ли, предоставили нам уникальный шанс - сохранить образ «абсолютного врага» в массовом сознании практически нетронутым ещё лет на пятьдесят, как минимум. Грех этим не воспользоваться. Тем более что большую часть работы за нас сделают сами немцы, да ещё и «деятели российской культуры» поспособствуют. А то кандидатов на место нацистов в последние двадцать лет развелось - отбоя нет!
        Из мемуаров гауптмана Хельмута Пабста, в июне 1941 года - командира дополнительной группы 77 эскадры пикирующих бомбардировщиков (Erganzungsgruppe Sturzkampfgeschwader 77)
        «Вечером 24 июня погода, наконец-то, наладилась, и наша эскадра в полном составе перелетела на аэродром Бяла Подляска. Я зарулил свой самолет на стоянку, и, пока его готовили к вылету и подвешивали бомбы, вместе со своим заместителем, гауптманом Александером Глэзером, сел в машину и направился в штаб, чтобы обсудить план бомбовых ударов по частям русских в районе Белостока и Бреста. Высоко в небе пели моторы „стодевятых“ 51-й истребительной эскадры Вернера Мельдерса, у края летного поля уставили в небо тонкие стволы 3.7 сантиметровые зенитки, и мы чувствовали себя в полной безопасности. Неожиданно я услышал странный, на грани восприятия, шелестящий звук. Он быстро нарастал, делаясь все ближе и ближе, я приказал остановить машину и вышел, чтобы увидеть его источник. Он не заставил себя ждать: шелест превратился в оглушительный грохот, заставивший все мое существо сжаться в комочек. Из-за деревьев, на высоте в несколько сот метров, выскочил летательный аппарат со скошенными, прижатыми к корпусу крыльями, с хищным острым носом, похожий на наконечник огромной стрелы. С невероятной скоростью он
промелькнул над моей головой и прошел вдоль взлетной полосы в сторону позиций зенитчиков. Я увидел, как от него один за одним отделилось несколько продолговатых предметов, котоые лопнули в воздухе, разбрасывая множество темных точек. Еще секунда - и не успевшие сделать ни одного выстрела зенитные орудия исчезли в облаках сотен разрывов, а в атаку уже заходила следующая адская стрела. Сброшенные ею бомбы с нечеловеческой точностью легли в склад боеприпасов, и земля подо мной начала содрогаться. Я стоял как парализованный, не в силах сдвинуться с места, и не понимая, что буквально в ухо кричит мне мой заместитель. Потом выяснилось, что он пытался заставить меня лечь на землю… Шелестящий гром накатился еще дважды. На этот раз удар пришелся на стоянки самолетов, превратившиеся в море огня и дыма. Между тем стреловидные самолеты невиданно быстро набрали высоту, превратившись в еле видные точки, описали дугу и в пологом пикировании пошли на второй заход. Отважные „ягеры“ воздушного патруля попытались сблизиться с ними, но куда там… Разница в скорости была просто чудовищной. Один из пилотов Bf.109 отчаянно
бросил свою машину в пикирование, надеясь перехватить атакующий самолет противника. На мгновение мне показалось, что ему это удастся…
        Но пилот следующей „стрелы“ чуть довернул острый нос своего дьявольского аппарата, я услышал пульсирующий звук, и струя огня уткнулась в нашу машину. Bf.109 сложился в воздухе, как комок бумаги, затем вспыхнул и бесформенным клубком огня упал на окраину деревни. Такая же судьба постигла и его ведомого. Почему-то в этот момент перед моими глазами на секунду встала совершенно другая картина: шесть двухмоторных самолетов с красными звездами один за другим падают на землю. Я моргнул и вновь увидел то, что происходит на самом деле: адские стрелы по очереди прошлись над тем, что еще недавно было аэродромом, поливая его огненными трассами. Затем две „стрелы“ улетели, а две сделали еще один заход. Первая сбросила еще несколько бомб, которые лопнули в воздухе, но новых разрывов на земле не последовало. А затем произошло то, что окончательно повергло меня в ступор: я увидел, как прижатые к фюзеляжу крылья прямо в воздухе повернулись, и невероятная машина стала похожа на обычный самолет, только без винта. Он с громом пролетел над сотворенным им адом - видимо, вражеские пилоты фотографировали результаты
своего удара, и прошел от меня совсем близко. Я отчетливо увидел скошенный назад киль, нанесенные на него красные звезды с бело-синей окантовкой, синие цифры „38“ на фюзеляже и крохотную голову пилота в белом шлеме за стеклом кабины. Только тут я понял, что этот аппарат, только что совершавший маневры, которые не сможет повторить не только „Штука“, но и ни один, даже самый совершенный, истребитель, на самом деле размерами не уступает четырехмоторному бомбардировщику FW.200 „Кондор“!
        Настало время подсчитывать потери… Большая часть наших Ju.87, наших великолепных „Штука“, которые мне так нравились и которыми мы все так гордились, превратились в груду догорающих на земле бесформенных обломков. Под бомбами погибло множество отличных пилотов, заработавших славу и ордена в небе Британии и Балкан, таких, как оберст-лейтенант Хельмут Брук, гауптман Альфонс Ортхофер и гауптман Хельмут Боде. Но это был еще не конец трагедии… Как оказалось, русские (а теперь уже никто не сомневался, что чудовищные машины, всего за два захода уничтожившие нашу эскадру, были именно русскими) буквально засеяли всю территорию аэродрома мелкими, размером с мячик для лаун-тенниса, минами, от каждой из которых тянулось несколько тонких нитей, образующих смертельную паутину. Стоило коснуться хотя бы одной такой, совершенно незаметной в траве ниточки, как мина взрывалась, буквально нашпиговывая несчастную жертву сотней мелких осколков. На одной из таких мин и подорвался командир эскадры граф Клеменс фон Шёнборн-Визентхайд, который попытался организовать тушение пожаров, вынос раненых и спасение того, что еще
можно спасти. Какая печальная ирония: выжить в небе над Англией и Ла-Маншем, заслужить Рыцарский крест и погибнуть на земле от противопехотной мины… Хуже того: эти чертовы шарики оказалось совершенно невозможно обезвредить, и во время попыток разминирования погибло несколько саперов из дислоцированного неподалеку инженерного батальона. Солдаты из аэродромного обслуживания попытались просто обозначить вешками опасные предметы, но буквально через час мины сами начали взрываться, иногда поодиночке, иногда - целыми группами, причем в совершенно непредсказуемом порядке, так что окончательно приступить к спасательным работам мы смогли только через двое суток. Естественно, за это время большинство раненых, сумевших выжить непосредственно во время налета, умерли. В общем, 77 эскадра прекратила свое существование, как боевая единица. Я с ужасом смотрел на разрушения, которые нанесли аэродрому всего лишь четыре вражеских самолета за два захода, и все яснее понимал, что начиная эту войну, мы совершили смертельную ошибку, которая будет иметь для Германии самые роковые последствия».
        Вечером того же дня, на аэродроме в Белоруссии начальник оперативного отдела 455 бомбардировочного с удовольствием просматривал аэрофотоснимки, запечатлевшие результаты дневной работы летчиков его полка. На снимках из Бяла Подляска он задержался особенно надолго… Затем вытащил из-под стопки рапортов потертую книжку (на обложке значилось «Хазанов Д. Б. 1941. Горькие уроки: Война в воздухе»), открыл заложенную полоской бумаги страницу и негромко произнес: «Интересно, этот Пабст выжил? А то так уж он вкусно расписывал, как „мессеры“ пачками СБ валили… Если выжил - теперь другое писать будет!»
        Максим Андреев. Выживальщик. Нижегородская область.
        Несмотря на ударную дозу алкоголя, Макс так и не смог сразу уснуть.
        Еще бы. Вот она - «мародерочка» во всей красе. Все оказалось не так, как они рисовали на форуме.
        Автолавка должна была пройти по той самой «кэмэлтрофитрассе», на которой застряла их «Газелька».
        Они успели соорудить засаду буквально в паре километров от деревни. Принесли сваленную старостью сухостоину, положили ее поперек дороги и улеглись в кустах. Ольга с левой стороны, Макс с правой. Рустэм, время от времени, переползал с одной стороны дороги на другую. Лишь около четырех часов дня они услышали натужный рев мотора. К тому времени. Макс уже замучался бить комаров, радостно оживших под солнцем. Рустэм же вышел на саму дорогу. Камуфляж, болотники, «Сайга» за спиной, рюкзачок за спиной - типичный охотник, коих не мало ползает осенью по просторам России.
        Автолавкой оказался типичный лупоглазый «газик»-фургон. Полсотни третий, который.
        Рустэм махнул рукой. Машина остановилась, фыркая двигателем. Из кабины высунулся пожилой водитель. Потом они пошли к бревну. Макс старательно держал мужика на мушке своего «Наганыча». Когда мужик нагнулся к бревну…
        Рустэм резко ударил прикладом по затылку. Мужик кулем свалился в подсыхающую грязь. Из кабины выскочила какая-то жирная баба и заорала на весь лес. Внезапно, сам для себя Макс выстрелил. Выстрел оглушил его и он зажмурил глаза, продолжая жать и жать на спусковой крючок. Поэтому он не увидел, как Рустэм плюхнулся в ту же дорожную грязь, по которой маслянисто расплывались ручейки крови из проломленного черепа водителя. Не увидел и того, как Ольга спокойно вышла из своих кустов. Подошла к визжавшей бабе-продавщице и всадила в упор две пули из своего травматического пистолета.
        Потом Рустэм долго орал на Макса. И когда подгоняли «Ниву», чтобы перегрузить продукты в нее. И когда отгоняли «Газик» в лес. И когда закапывали трупы водителя и продавщицы.
        Правда, к вечеру Рус помягчел. Выдал бутылку водки из новоприобретенного ящика, полторашку ядовито-желтого лимонада и отправил вон из бункера. Продышаться, пропиться и проблеваться.
        Макс все это как-то не так представлял.
        Нет, ну понятно - бой есть бой. Напали - отвечай. А этих за что? Когда они отыгрывали варианты выживания - такого не было. Однако, случилось. Ольга вообще с презрением смотрела, когда он, отворачиваясь, тащил тело водителя к наспех вырытой яме.
        Когда уже стало светать, к Максу, сидевшему на небольшом пригорке, подошел Рустэм.
        - Переживаешь все? - дружелюбно спросил командир.
        Макс промолчал в ответ, уставившись тупым взором в горизонт.
        - Дай-ка… - отобрал он из рук Макса полупустую бутылку и сделал большой глоток. Потом шумно выдохнул.
        - Слушай меня, хлюпик. Время - пришло. Если мы не выживем, то кто? Цены больше нет. Стоять за нее - не надо. И переживать бесполезно. Цена сегодня - не жизнь, а патроны и водка. Понял? У тебя, кстати, сколько патронов осталось?
        Макс молча пожал плечами.
        - Сегодня на настоящее дело пойдем. Так что много не пей. Мне нужны твердые руки.
        - Рус… - выдавил Макс.
        - Что?
        - А бабу Дусю сможешь?
        - Надо будет - смогу! Ради тебя, ради всех нас. Понимаешь? А так… да на хрен она нужна? Пусть свой век дошпиливает как может.
        - А если менты приедут?
        - Мы с тобой уже это обсуждали. Помнишь? - ухмыльнулся Рустэм.
        Макс кивнул. И опять молча.
        Да. Они это уже обсуждали. Примерно на третий-четвертый день после Большого Песца власть должна рухнуть. Менты, эфесбешники, армия - должны озаботиться выживанием своих родных, а не своей Родины. И сбежать с постов. Вместе с оружием. Уиновцы - те вообще всегда отморозками были. Должны организовать банды вместе с зэками.
        - Так что, милый мой, сейчас всем не до нас и не до автолавки убогой. Понял?
        Макс понял. Умом то он понимал, а вот на душе было погано. Но об этом он не решился сказать. Просто снова кивнул. И снова молча.
        - Вот и молодец. На. Глотни еще!
        Макс послушно глотнул.
        - А теперь - спать. Скоро на дело.
        «А все-таки, Рустэм молодец. Настоящий командир…» - вяло думал Макс, забираясь в свой спальник. «Настоящий, да…»
        И уснул, так и не обратив внимания, что Ольги рядом не было…
        Понял, только когда они выбирались, вчетвером, на шоссе. Девки остались, как обычно, на Базе. Кроме Ольги. Та сидела рядом с Рустэмом, отчаянно крутившим баранку на скользкой лесной дороге.
        Рядом с Максом сидел Пашка. И, как обычно, играл в «Сталкера». Впрочем, нет. Иногда он пытался поискать мобильный интернет. Но связи так и не было… Рустэм удивился в первый раз, когда они вышли на трассу. Та была просто забита транспортом. Фуры, грузопассажирки, фургоны, просто легковушки и даже бэтеэры неслись сплошным потоком в сторону Нижнего.
        - Рус, ты говорил… - начала было Ольга.
        Паша индефферентно оглядел шоссе и снова уткнулся в ноут.
        А Макс тихонько прислонился лбом к стеклу и молча смотрел в… Горизонт? Вместо горизонта была темно-зеленая стена елей.
        - Сам знаю, что и когда я говорил! - зло огрызнулся Рустэм, вертя головой и пытаясь вклинуться в поток машин. - Видишь? Паника это! Паника! Снуют туда-сюда без дела…
        Наконец какой-то большегруз тормознул, мигнув фарами и выпуская на асфальт грязную «ниву», вынырнувшую из леса.
        Рустэм махнул водиле рукой и лихо вывернул на асфальт. Впереди шел тентованный «Урал», в котором рядком сидели солдатики с автоматами в руках, пялившиеся от скуки на ребят.
        - Странно все это… - сказал Макс. - Как-то все не по плану идет.
        Рустэм промолчал, только сильнее сжал руль. Так, что даже костяшки побелели.
        - Странно, - снова сказал Макс. - А встречка пуста…
        - Заткнись, - ответил Рус и зло посмотрел в зеркало заднего вида. - Паша, что со связью?
        - А? - встрепенулся тот, как обычно, погруженный в свои программистские мысли.
        - Со связью, говорю, что?
        - Да тут и до БП связи никогда не было. Ближе к городу подойдем - будем посмотреть.
        И снова уткнулся в ноут.
        Внезапно машины начали притормаживать, потом и вовсе остановились. Стояли минут пять. Потом Рустэм не выдержал и вышел из машины. Сначала он выглянул на встречку. Потом подошел к «Уралу». Что-то спросил у солдатиков. Те только ржали в ответ. Макс не выдержал и тоже вышел.
        Только он подошел к Рустэму, как за спиной раздался громкий голос:
        - Кто такие? Отошли от машины, быстро!
        Макс оглянулся - перед ним стоял какой-то офицер. По три маленьких звездочки на погонах - капитан или старший лейтенант? - Макс все время путался в званиях.
        - Командир, да мы спросить хотели, что происходит-то? - широко улыбнулся обаятельный Рустэм.
        - Кто такие, я спрашиваю? - офицер смотрел на них… Нехорошо смотрел. Словно сквозь прицел.
        - Да туристы мы, товарищ старший лейтенант, - сделал шаг назад Рустэм. - Вот, в Нижний возвращаемся, а тут такая фигня нездоровая!
        - Что, и про войну не слышали? - удивился старлей.
        - Да я ж говорю, мы десять дней по лесам бродили!
        - Документы есть?
        - А как же… - Макс и Рустэм вытащили свои паспорта и протянули офицеру. Тот быстро пролистал их, потом вернул обратно.
        - А с кем война-то? - не выдержал Макс.
        - В город вернетесь - узнаете. Все в военкомате расскажут. Всеобщая мобилизация и военное положение в стране. Так что, сели обратно в тачку и сидите там, как мыши.
        - Оппа! - удивился Рустэм. Или сделал вид, что удивился. - А что тогда стоим?
        - Блокпост впереди. Все. Брысь отсюда.
        Когда они сели, громко хлопнув дверьми, Рустэм нервно забарабанил пальцами по рулю.
        - Рус, что делать-то будем? Нас же загребут на блокпосте!
        - Макс, заткнись!
        Ольга же, сухо и бесстрастно, сказала:
        - Разворачивайся и уходим обратно.
        - Мля! Оль! Нас же эти вон… - Рустэм кивнул на «Урал», - В момент положат.
        - Я лучше сдамся! - просипел Макс, в горле которого мгновенно пересохло, и попытался было открыть дверь.
        - Сидеть! - рявкнул Рустэм. - Вышак захотел? Тебя по законам военного времени прямо тут шлепнут, а потом за ноги подвесят вон на той березе.
        - Это осина, - флегматично поправил Паша.
        - Тем более!
        - И они не будут стрелять, - добавил программист. - У них приказа нет - это раз. Два - может быть, мы решили колонну обойти по проселкам. Наконец…
        Договорить он не успел. Стоящий «Урал» медленно двинулся вперед. Рус моментально завел свой «вездеезд» и, резко вывернув руль, выскочил на встречку и втопил педаль в пол.
        «Нива» взвизгнула покрышками, взметнула грязь с обочины и понеслась по пустой полосе. Мимо мелькали фургоны, фуры, «опели» и прочие «девятки». Люди стремились в город. А Макс, Паша и Ольга, обернувшись, смотрели в заднее окно. Вояки не отреагировали на побег «Нивы».
        - Номера, млять. Номера! Они нас по номерам пробьют! - вдруг крикнул Макс.
        - Не пробьют! - заорал Рустэм. - У нас вторая машина не засвечена!
        Колонна застывших машин мелькала вереницей красок. Лес слился в сплошную коричневую стену. На восток, на восток!
        Когда они проскочили поворот к Базе, Рустэм прибавил еще.
        Рано или поздно - заканчивается все. Закончилась и пробка. Они проскочили через холм, спустились с него. Потом пронеслись через мостик какой-то речки, снова вынеслись на вершину холма и снова спустились с него…
        И только там Рустэм затормозил, лихо перегородив машиной трассу.
        - Паш! Что ты там говорил про «наконец»?
        - Эм… За двойную сплошную еще никого не расстреливали!
        Рустэм нервно кивнул, и схватился за рычаг переключения скоростей. Немного не успел…
        ИНТЕРЛЮДИЯ
        - Ник, я уже устала, ну сколько можно?
        - Маш, помолчи, а?
        - Коть, я не понимаю - мы что, не могли хотя бы поездом уехать?
        - Мля… Маша! Я сейчас за твою тупизну выпиздну тебя на хер и буду прав!
        - Ник! Я не понимаю!
        - Я тебе третий раз обьясняю! Это - война! Любые полеты - запрещены. Железка - забита напрочь войсками.
        - Ну у тебя же связи… Мог бы договороиться с… Нам бы вагон дали до Москвы. Вообще, что нам там делать?
        - Манюня! Ты - дура! Это шанс. Как ты не понимаешь? Это тебе не с плакатиками на Петровке стоять!
        - Ну, Кит! Я, между прочим, отгул брала… Ты мне сам его подписал!
        - Ты можешь помолчать?
        - Объясни мне - что происходит?
        - Шанс, Маша! Шанс происходит. Один - на всю жизнь. В Москве сейчас все решается. А не в этой убогой Вятке. Будем в Москве - все решим. Главное - быть первым.
        - А зачем ты меня потащил? Я кофе хочу! Тут даже «Старбакса» нет!
        - Зачем? Да у тебя рот закрыватся не умеет! Поэтому и потащил.
        - Ники… АААААААААААААА!
        Черный «Гелендваген» завизжал тормозами. Водитель «Геленда» в последний момент попытался уйти от столкновения, но, зацепив «Ниву-Шевроле» своим правым крылом, не смог удержать машину в руках. Подушки безопасности сработали быстро и эффективно. Водителя оглушило их ударом и «Геленд» выкинуло в кювет, где он нелепо воткнулся широкой мордой в землю. «Нива» же подпрыгнула от удара, ее нелепо приподняло правым боком, крутануло тяжелым волчком… Потом она замерла на мгновение и рухнула на левую сторону.
        Лес слегка шумел полуголыми ветвями. Что-то где-то шипело. Первым вышел из ступора Макс. Именно по его стороне пришелся удар. Хорошо, что не в дверь, а в заднее крыло, иначе мог бы и не очнуться. Лежал он на чем-то твердом и, почему-то трясущемся.
        - Пашка, ты как?
        Пашка молчал.
        - Что это было? - пробормотал Макс и попытался открыть дверь, внезапно ставшую верхней. Увы. Дверь заклинило.
        - Стволы доставай! - одновременно заорали вдруг Рустэм и Ольга.
        Стволы были упрятаны под заднее сидение, поэтому, Макс, хотя и задергался, но не смог дос тать оружие. Он попытался упереться рукой, но попал ей во что-то липкое за спиной и машинально отдернул.
        Ольга и Рустэм, тем временем, выбрались через окно, со стороны водительской двери. Затем, обежав машину, крикнули в разбитое заднее окно:
        - Здесь! Вылазь! Бегом!
        Рус схватил Макса за воротник куртки и стал вытягивать на дорогу.
        - Цел?
        Макс с недоумением посмотрел на окровавленную ладонь и пожал плечами.
        Ольга, тем временем, обошла машину.
        - Рус, он еще живой!
        Макс двинулся за Командиром.
        После удара Пашку выкинуло через открытое окно. Но не полностью. Рухнувшая на бок «Нива» буквально передавила его пополам. Ноги в салоне. Все, что выше живота - на асфальте. Он был еще жив - руки царапали асфальт, губы дрожали, а глаза были полны мутной болью.
        - Макс! Помоги ему! - Рустэм протянул Максу нож. Хороший такой. С пилой и кровостоком. Рус его когда-то сам сделал.
        - К-как… - не понял парень, с ужасом смотря на расплющенное тело Пашки.
        - Мизерикорд, дурак! - прошипел Рус. - Оля! За мной!
        Они метнулись к багажнику перевернутой машины.
        А Макс на ватных ногах подошел к Пашке. Рядом валялся разбитый ноутбук.
        Пашка вдруг чуть повернул голову. И протянул скрюченную руку. Губы что-то шептали. Макс сглотнул склизкий ком, взявшийся откуда-то во рту, отчего резко затошнило, и сделал шаг назад. Споткнулся и упал.
        - Да что же ты размазня какая! Бегом! - Рустэм пнул ему между спиной и ногами, когда Макс встал на четвереньки. После этого раздался выстрел. Макс не видел, в кого стрелял Рус. Но понял. Стараясь не смотреть в сторону погибшего товарища, он, пошатываясь, пошел за командиром.
        Тот уже стоял около «гелендвагена» вместе с Ольгой.
        Здоровущий джип, непристойно задрав задницу, торчавшую из кювета, парил пробитым радиатором. Из полуоткрытого тонированного окна слышались женские стоны. На крыше продолжала сверкать синяя мигалка.
        Ольга рывком распахнула переднюю дверь и заглянула внутрь.
        - Тут мужик какой-то, - сказала она, целясь стволом «Сайги» в трясущееся окровавленное тело.
        - Вали его на хер!
        - Харя у него знакомая!
        - Тем более - вали!
        - Может помочь как-то? - хрипло спросил Макс.
        - Не, - ответила Ольга. - Он - толстый. Хрен вытащишь.
        - Сильно толстый? - поинтересовался Рустэм и заглянул в разбитое окно машины. - О! Я его знаю! Вали его! Это же…
        Последние слова заглушил звук выстрела «Сайги».
        - Там еще девка на заднем сидении, - спокойно сказала Ольга, когда эхо выстрела прокатилось по лесу. - Тоже без сознания.
        - Вали и ее, - жестко сказал Рустэм, роясь в бардачке.
        Ольга прицелилась, но тут Рус остановил ее.
        - Погоди, Оль. Дай ствол Максу. Пусть, наконец, почует кровь.
        Макс оторопело взял из рук девушки карабин.
        - Чего мнешься? Стреляй!
        Макс замотал головой и, бросив оружие на землю, сделал шаг назад:
        - Я… Я не могу! Я не буду! Я не хочу!
        Рустэм мягко шагнул в его сторону. Поднял «Сайгу». Нехорошо ощерился…
        И мир, внезапно, исчез.
        Алексей Шкодин. Финансист. Ташкент.
        Ташкент… В нём мы против плана застряли на пару дней. Дорога до столицы солнечного Узбекистана была спокойной. Казахстан, казалось, замер. Но впечатление это было обманчивым - проезжая мимо Байконура мы видели активность, которой этот край не знал, наверное, с первых космических запусков. Степная ночь светилась от множества огней, и шум техники разносился на десятки километров. Видели мы это великолепие, правда, издалека, и, слава Богу - встречи с украинскими ГАИшниками мне хватит надолго. А потом был Ташкент.
        Ташкент. Даже офонарев после многодневного авто путешествия, я впечатлился красотой этого города. Старейший, пожалуй, город средней Азии, он так же был и одним из самых молодых, практически выстроенным заново после революции и жуткого землетрясения в прошлом веке, и вновь обновленным после развала СССР. Ирина с трудом узнавала город своего детства, а я просто таращился на непривычное сочетание вполне западных новостроек и мечетей. Ещё больше меня поразило обилие зелени - я ведь подсознательно ожидал, что Ташкент будет пыльным коричневатым кошмаром, наподобие разбомбленного Багдада.
        Поначалу мы хотели проехать через город, останавливаясь только для пополнения запасов бензина и пищи (пока сие возможно), но встреча с родственником Иры заставила сменить планы. Вообще-то встреча сия неудивительна, достаточно вспомнить свадьбу её двоюродного брата, где одних родственников набралось человек сто пятьдесят. Бухарские семьи - «брутальны», и на любой заправке чуть ли не любого города планеты есть риск встретить дальнего или не совсем родича. Что с нами и произошло. Так вот, родственник её, Слава, делал свой гешефт на Алайском рынке (и не только).
        Что есть Алайский рынок? Это один из легендарных, не побоюсь этого слова, базаров востока. Там торгуют всем, начиная от еды и заканчивая рабами (если, конечно, знать места). Рабы нам были не нужны, нас интересовал автотранспорт времён Великой Отечественной. Можно, конечно, ездить по Индии на Тойоте РАВ 4 из двадцать первого века, но… Будет привлекать излишнее внимание. Подходящий транспорт нашёлся - чуть ли не ленд-лизовский джип старой постройки, но с более современными внутренностями. Макс детально проинспектировал драндулет и аттестовал его годным под наши цели. Дело было за малым - сторговать приемлемый обмен на наш «тарантас», так как доплачивать мы могли бы только оружием, а оно нам самим нужно.
        Не успел я открыть рот, как Ира вручила мне на руки Майю и отодвинула нас с Максом в сторону. Как она торговалась… Её еврейско-восточные Бухарские корни встали в полный рост и беспощадно били продавца-узбека. Бывает же так, живёшь десять лет с женой и вдруг открывается тебе совершенно новая её сторона… Хм, вспомнился момент из шощ «Светлячок», когда один злодей выдаёт цитату «проживи с человеком двадцать лет, потом отправь его на пыточный стол, и ты наконец-то встретишь его». Песец… а ведь у нас дома она никогда ни с кем не торговалась… всегда этим занимался я, или тащил в помощь свою подругу. Где-то после получаса яростной словесной баталии, узбек капитулировал и мы стали владельцами означенного джипа, прицепа к нему, а так же приличного количества денежных средств, которые были тут же, на рынке, конвертированы в продукты, «ширпотреб» и топливо. А вечером, когда мы уже думали выдвигаться, Слава подошёл к нам с интересным предложением.
        - Лёша, тут такое дело, завтра караван наших на Афган идёт. Если постараться, можно… устроить вас туда.
        - И сколько нам это будет стоить? - скептически поинтересовался я.
        - Совсем немного, но охрана…
        - Мы и сами охраной поработать можем, - перебил я его.
        - Тогда вообще за бесценок - повезёте моего человека и немного товара. Место у вас есть в прицепе. Горючка будет бесплатная на дорогу - с колонной бензовоз пойдёт.
        - Такой расклад устраивает. А что за караван? Дурь у душманов закупать?
        - Слушай, а тебе какая разница, ты идейный? - Глаза родственника неодобрительно сощурились и в голосе прорезался лёгкий акцент.
        - Мне, лично, пох. Просто, чем оттуда вести, лучше наоборот, завести туда.
        - А смысл где? У нас куда меньше опиума растёт.
        - Слава, какой опиум? Синтетику. ЛСД, ангельская пыль, мета-амфетамины. Товар микро-габаритный, технологии повторить его ещё лет десять-двадцать не будет. Можно хорошо подоить тех же англичан. Тем более, что риск нарваться куда меньше, чем если везти дурь в СНГ - наоборот, по головке погладят за разложение геополитического врага.
        - Ну и мысли у тебя, - удивился Слава, и задумался.
        - Так американец же. Деловой подход плюс другая инерция мышления.
        - Американец… - так же задумчиво повторил он.
        Затем родственник распрощался, с нами до следующего утра, оставив нас ночевать в недорогом мотеле близ рынка. На утро мы перегнали наш джип к место сбора и погрузки каравана и продолжили вчерашний разговор.
        - Слушай, твоя идея таки нашла понимание. Не хочешь стать у нас более… постоянным сотрудником? - Приехали. Славик, получается с мафией завязан, а я теперь мало того, что убийца, так ещё и заочный наркоторговец. А, хрен с ним - снявши голову, по волосам не плачут.
        - На правах внешнего консультанта - с удовольствием. Особенно, когда обоснуюсь в Таиланде. А «на зарплату», пожалуй не стоит - ни мне ни вам это не нужно.
        Слава понимающе хмыкнул в ответ, и разговор перешёл к делам более насущным - организации каравана, маршруте, и нашей роли в нём.
        Сергиив Виталий Александрович, Глава Тамбаровского районной администрации, Оренбургская область.
        Кто рано встает - тому Бог дает! Я даже знаю чем и куда. Всего пять утра, а сна ни в одном глазу! Вчера приехал домой перед самым комендантским часом. Умылся, поел и отрубился. А сейчас спину тянет, хоть на карачках с кровати сползай. Целый день в сидячем положении и плотный ужин без последствий не проходят! Что ж самое время заняться своим здоровьем. А то тушку раскормил, не разведчик, а передвижная мишень для слепошарых снайперов! Захотят же суки - и то не промажут.
        Встаю рывком и босой выхожу во двор. «Нас утро встречает прохладой…», туманно алеет восток… Эх, лепота. Лето. Но почва еще не совсем прогрелась, и я обегаю двор, обжигая стопы холодом перекопанной мною второго дня земли. Так теперь, наклоны, приседания, повороты… Посланная известным адресатом и загруженная по самое «нехочу» спина отходит. Делаю очищающее дыхания, затем полное… Тепло расходится по телу волной, даже пятки уже не чувствуют холода земли. Сколько же я зарядку не делал? Не помню. Склероз? Нет, Лень Матушка! Русский же я - пока жаренный петух в попу не клюнет… Обтираю ноги, иду в дом. Душ, бритье, в общем, привычные утренние процедуры. Разбудить жену? Нет - я вчера пил. Да и не буду я теперь отъезжать из дома надолго. Ставлю электрочайник, думаю уже резать бутерброды. Стоп. Газ же должны дать. Открываю, поджигаю - горит! Что ж одной проблемой в районе меньше!
        Без пяти семь приезжает Петрович. Вот склеротик - вчера забыл его имя спросить.
        - Петрович, зовут-то тебя как?
        - Иваном.
        - Это правильно.
        Подъезжаем к администрации. Начинается новый рабочий день.
        Начинаю рабочий день с разбора почты. Обычная, конечно, к 7 не успевает, но электронка от комендантского часа не зависит. Так, пакет указов об организации власти при военном положении, указы о назначениях, ссылки на порталы органов власти, ссылка на портал Штаба ОДКБ… Смотрим. Спутниковая карта! А вот интерактивная. На 4 утра московского времени. Север: наши вошли в Норвегию, взят Киркенес. В Литве фашисты остановлены на линии Вильнюс - Каунас, в Калининградской области в районе Мамонова и Гусева, В Беларуссии держится Гродно, но 10 армия РККА отрезана объединившимися в районе Волковысска части 8 и 47 армейских корпусов вермахта. Далее до Украины слоеный пирог, группировки немцев под Березой и Ружанами окружены, тоже с наступавшими вчера немецкими частями у Шапитовки, освобождено Ровно, наши войска продвинулись под Тарнополь, наши Черновцы, в Закарпатье в Ужгород под венграми, а Мукачево и Карпаты держат русины. Не сдались как галичане! Держитесь братки, русские уже близко! В Молдавии почти без изменений, но между румынами и украинскими войсками явный разрыв. Антонеску отвел войска до границ
Приднестровья и Украины? Так, Дальний Восток. Без изменений, отмечены только линии соприкосновения под Хабаровском, Благовещенском, Ханко и Забайкальском, красная полоса в районе Южных Курил. Похоже, продвижение фашистов остановлено. Впрочем, у них не было шансов.
        Заходят назначенные мною замы, заслушиваю доклады, в 7.30 начинаю общую планерку. Еще дня три потребуется на инвентаризацию дел и осмысление - как раз к 1 июля и успеем. К июлю - уже свыкаюсь с датами переноса. Какой кстати, сейчас, день недели? Среда или пятница? Надо уточнить в области. Ладно, администрация - надо будет и в воскресенье поработает, а школы когда на каникулы отпускать?
        С хлебом на самом пределе, но вроде райцентр закрыли. Хлебозавод пустим не раньше понедельника - санитарные нормы ускориться не позволяют. В восемь общеобластной видеоселектор. Есть, что шефу доложить.
        Видеосовещание прошло по вчерашнему сценарию. Только без федеральной части. За прошедшие сутки обладминистрация была крепко перетряхнута. Ушли видных едросов: бывшего второго зама Ефимова, министра сельского хозяйства Соловченко. Впрочем, сменившие их были тоже из «ЕДРА». Вторым замом - руководителем аппарата Валерий Анатольевич поставил своего зама по Бузулуку Фогеля. Место первого зама занял возглавлявший до выборов Оренбургский район Палычев, его место зама по военно-патриотической работе и казачеству досталось моему старому приятелю - Сергею Головину, председателю Областной организации Российского Союза Молодежи. Минселхоз возглавил бывший глава Адамовского района - Тейхриб. Шеф явно устраняет своих противников от реальной власти, при этом баланс между представителями востока, запада и центра области сохраняется. Похоже и запрета на профессии для немцев не будет. Информация о назначении Юрия Берта спецпредставителем Президента России по Эстонии (именно «ПО Эстонии»!), только подтверждает это. Что ж и мне с первым замом колебаться нечего.
        Отчитался хорошо, орчане обещали в течение недели поддержать хлебом. В четверг, то есть завтра, к часу глав районов пригласили на расширенное Правительство области в Оренбург. В пятницу в Оренбурге будут собирать руководителей сельхозотделов. Вот собственно и разрешился казус с днями недели, при этом даты в документах указано ставить двойные. На вопросы по каникулам, областной минобраз высказал рекомендацию учиться до пятницы - двадцать седьмого июня, а там распустить детей на каникулы до особого распоряжения.
        До обеда я изучал документы по своей компетенции. Законодательство за последние дни сильно изменилось. Хроноперенос - та ещё коллизия! Как теперь быть с международными договорами? Что делать с советскими гражданами из сорок первого? Где-то я об этом писал на форуме. Поищу на досуге. В одиннадцать пришли силовики. Представитель ФСБ вручил мне удостоверение Главы районной госадминистрации и подлинник Указа Губернатора о моем назначении и присвоении классного чина. Симптоматично. Впрочем, после вручения корочек разговор с господами офицерами пошел быстрее. Военные твердо усваивают субординацию, а выше меня Советника государственной гражданской службы первого класса, был только полковник Максимов от комендатуры РВСН.
        Перед обедом спустился вниз, в буфете купил булку хлеба. Утром сам ограничил выдачу хлеба в одни руки. Мера вынужденная. Обедать поехал домой. Сын сегодня был в садике. И у меня было полчаса на общение с мамой. Страх перед войной у неё сменила радость за меня, но оба этих сильных чувства сжигали её здоровье. Решили, что в понедельник она ляжет в больницу.
        Вторую половину дня я объезжал район. Говорил с людьми, знакомился с руководителями предприятий, осматривал хозяйства, магазины, школы. Шок первых дней прошел, патриотический порыв стал спадать и бытовые проблемы снова начинали волновать сельских обывателей. Вечером записал на местном ТВ телеобращение: кадровые перестановки в районе и ситуация с хлебом давно требовали разъяснений. В девять вернулся домой. И после ужина засел за поиски своих максим по хроноинверсионному праву. На форуме ничего не нашел - по-видимому, хроноклазм - «вихрь времен» уничтожил таки часть архивов на «В Вихре времен». Откопал часть черновиков в компе, скинул их на флешь и лег спать. Утром в 6 мне уже выезжать в область.
        Утром я уже по привычке встал с первыми лучами летнего солнца. Повторив вчерашние экзекуции, я позавтракал, одел поглаженный и почищенный с вчера мамой вицмундир, поцеловал маму и спавших ещё жену с сыном и вышел к калитке. Иван уже ждал меня у машины. Это была не «внутрирайонная» Шнива, а представительская седьмая Буха - BMW 750! Да, умел Шульц машины подбирать. При дотационном-то бюджете! Впрочем, теперь таких долго будет не купить.
        В салоне было комфортно, удобное кожаное кресло, климат контроль, мягкая музыка невольно расслабляли, отвлекая от тревожных и суетных мыслей последних дней. Сотку до орского поста ДПС пролетели минут за 40. Внутрирайонные посты нас не остановили, на орском притормозили, но увидев спецпропуск на лобовом стекле и номера с тремя буквами «О» постовой козырнул и пропустил нас. Пошли через Орск, объездная в последние дни было забита военными и полувоенными грузами, а движение в городе ещё не только и не проснулось. На выходе из города нас снова притормозили, потом, уже на «гайском» посту остановили, но ограничились проверкой документов водителя - «трехяйцовые номера» по прежнему оставались по области тарханной грамотой. Интересно, а в столицах все так же борзеют с мигалками?
        Разбуженную внезапным летом степь за окном сменили зеленеющие уже горы с голыми перелесками. В паре мест в поле уже работали трактора, встречались, и рыбаки спешащие поудить после комендантского часа. Поток машин практически не отличался от довоенного, только постов на дорогах стало вдвое больше, да камуфлированный транспорт попадался пусть не часто, но регулярно. До Оренбурга дошли за четыре часа, еще полчаса потеряли на КПП у въезда в город. Он встретил нас обычной суетой: снующими газелями, открытыми магазинами, спешащими по своим делам горожанами… Только рекламные щиты кое-где зияли кляксами и подпалинами: «Das Avto» и «ELENBERG» явно поменяли свой вектор популярности…
        К областной администрации мы прибыли за час до начала, проезд по периметр был для граждан закрыт, нас дважды проверили, прежде чем пустить на стоянку. У входа стоял вооруженный караул, за ним пост, и еще один пост уже внутри здания. По-моему, власть слишком опасалась за собственную безопасность.
        Ближайший час прошел в рукопожатиях и беседах. Пятую часть собравшихся, я, так или иначе, вел на выборах, с кем то учился, кого-то знал по партийной линии, но с большинством был знаком заочно. За этот час заочное знакомство успело стать очным.
        Без пяти двенадцать Губернатор, его замы и командующий Оренбургской ракетной армии заняли свои места в президиуме. Мы заняли свои места в зале, согласно расставленным табличкам.
        Эмигрант Пётр Михайлов. Берлин
        Берлин встретил меня неприветливо и хмуро. За два года войны он не изменился так, как за эти три дня. На улицах практически не было автомобилей, люди ехали на велосипедах или шли пешком, толкая впереди себя маленькие тележки. Те, у кого не было тележек, несли мешки за спиной или вёдра. Прохожие, а в основном это были женщины медленно шли по тротуарам. При виде нашей машины они останавливались и пустым, безвольным взглядом провожали её. У лавок с заколоченными досками витринами, выстроились длинные очереди. Стёкла на уцелевших окнах были заклеены крест-накрест полосками бумаги, но многие окна белели свежими фанерными щитами. Проезжая по городу я не заметил ни одного трамвая, автобусов тоже не было видно.
        Перед закрытым магазином одинокий дворник подметал тротуар. Это был жалкий осколок прежней жизни, которая рухнула три дня назад.
        Я попросил остановить машину рядом с кафе «Рейман». Взял свой чемодан и зашёл в знакомое мне, уютное помещение. Признаки войны появились и здесь. Стёкла были заклеены бумагой, а вместо электрических, горели керосиновые лампы. Посетители быстро подымали глаза на вошедшего и снова утыкались в маленькие ротапринтные листки. Так вот как выглядит «Панцер Бэр», объединённая берлинская газета, которую Геббельс стал печатать после отключения электричества во всех городских типографиях. Я огляделся в поисках знакомых и увидел Курта Вагнера из «Берлинер тагерблатт», тщетно укрывавшегося от моего взгляда «бронемедведем». Усевшись рядом с ним за столик, я спросил:
        - С каких пор я стал таким страшным?
        - С утра понедельника, когда тебя весь день разыскивало гестапо, а вчера было официально сообщено, что претензий к тебе нет.
        - Да не смотри ты на меня так, под шляпой у меня нет рогов - обратился я к репортёру:
        - Всего два дня за городом и я не узнаю Берлина, что произошло?
        - Война с русскими - хмуро ответил Курт.
        - А что случилось, ведь войска наступают. Взят Вильно, Клейст приближается к Киеву.
        - Да фантастическое наступление! Наши доблестные солдаты отбросили превосходящего противника и под напором большевистских орд заняли оборону под Хайлигенбейлем. На второй день войны большевики захватили треть Восточной Пруссии.
        Ты думаешь, я дурак, и не понимаю, куда делись все автобусы? - горячился он:
        - Их забрали, чтобы переправить подкрепления.
        Похоже, населению так и не сообщили, с кем воюет Рейх.
        К нашему столику подошёл кёльнер: - Вы будете заказывать кофе?
        - Да, со сливками, пожалуйста.
        - Сливки кончились вчера.
        - Тогда две чашки - удивлённо ответил я.
        Мой товарищ с видимым интересом наблюдал за мной.
        - С вас двадцать пять рейхсмарок, - произнёс кёльнер.
        - Сколькооооо?
        - А что вы удивляетесь, электричества и воды нет со вчерашнего дня, газ исчез сегодня утром. Мы топим углём, а воду приносят из Шпрее.
        - Тогда одну чашку, - Я вытащил из кармана купюру в двадцать рейхсмарок.
        Похоже, подарок обергруппенфюрера был не таким уж и щедрым, как я думал.
        Курт продолжил:
        - Вот ещё один признак войны, дороговизна и нехватка продуктов. Когда русские стали бомбить железную дорогу, в город резко сократилось поступление продуктов, по карточкам хлеб дают только за вчерашний день, да и то не везде. Проклятый Ганс Майер, клялся, что ни одна бомба не упадёт на Рейх, и где он сейчас?
        Эти проклятые русские самолёты, они постоянно летают над головой, днём и ночью, они грохочут так, что стёкла вылетают из оконных рам. Я не могу спать от этого грохота и воя сирен воздушной тревоги.
        А бомбардировки? Они прилетают после полуночи и после обеда, но всегда в разное время, варвары. Когда русские разбомбили все правительственные учреждения, они взялись за подземку. Сейчас самое удобное средство передвижения по Берлину, это велосипед.
        Принесли, на удивление вкусный кофе, и я почти смирился с нытьём Вагнера.
        - Послушай - снова обратился он ко мне: - У тебя нет знакомых в генштабе? Мой брат служил у Манштейна, и я ничего не могу узнать о нём. Слушал списки погибших и пленных, но там нет никого из четвёртой танковой группы.
        - Ты слушаешь запрещённое русское радио?
        - Нет, но списки начали повторять по Радио Ватикана и из Стокгольма.
        Вагнер был неплохим человеком, и я решил помочь ему.
        - Курт, - обратился я к нему шёпотом. - Только между нами, их больше нет.
        В его глазах отразился ужас:
        - Как нет?
        - Они все исчезли, кроме нескольких тыловых частей. Скоро об этом объявят, и ты всё узнаешь.
        Курт мгновенно постарел на несколько лет. Он встал и, не прощаясь, пошёл к выходу.
        Я уже допивал кофе, раздумывая, как обрадуется фрау Марта моему возвращению, когда в кафе зашла Урсула фон Кардоф.
        - Бог мой, Пётр с вами всё в порядке? - взволнованно спросила она.
        - Со мной всё в порядке, чего нельзя сказать о ценах в этом кафе - с улыбкой ответил я и пригласил даму к себе за столик.
        - Когда сообщили, что гестапо ищет тебя, я хотела убить Мисси, но вчера всё успокоилось, оказалось, что это была ошибка. Ты знаешь, та вечеринка просто прогремела по всему Берлину. Пётр, почему ты раньше не говорил о том, что пишешь стихи.
        - Это не мои стихи, я просто посредственно спел чужую песню - ответил я.
        - Что случилось с Вагнером? - спросила Урсула: - я ещё никогда не видела его таким подавленным.
        - Я ему сказал, что его брата больше нет, - ответил я.
        В глазах Урсулы загорелся хищный огонёк профессионального репортёра:
        - Ты что-то знаешь о том, что произошло в Восточной Пруссии?
        - Мне нельзя здесь говорить об этом, но у меня дома я смогу тебе кое-что рассказать - с улыбкой произнёс я.
        - Вы наконец-то приглашаете меня к себе? - улыбнулась в ответ она: - квартиры молодых холостяков очень опасны для порядочных девушек, но я готова рискнуть.
        - О, вам нечего бояться, хозяйка моего пансиона фрау Марта, как часовой стережёт мою нравственность.
        Мы шли по Берлину, и я слушал, как Урсула рассказывала последние новости.
        - Ты просто не представляешь, как трудно жить в городе, когда нет воды и газа.
        Полицейские и гестаповцы сбились с ног, пытаясь следить за ценами в лавках и магазинах, но у них это получается очень плохо. Люди бояться повторения ужасов восемнадцатого года. Вчера выступал Геббельс, он обещал, что голода не будет, а за повышение цен торговцев будут расстреливать, но ему, как и Герингу уже никто не верит.
        Сообщения с фронта в сводках очень туманны, сплошные истории про фельдфебелей, гранатами уничтоживших пару русских танков, было ещё про подвиг пулемётчика, сбившего русский самолёт, а про люфтваффе ни слова.
        Вчера сообщили про гибель «Принца Ойгена» в неравном бою с большевистской эскадрой, но ведь у комиссаров только два устаревших линкора?
        Мы подошли к дому, где я снимал комнату.
        - Одну минуту - сказал я своей спутнице, и зашёл в дом.
        Фрау Марта с ужасом и удивлением смотрела на меня.
        - Я надеюсь, вы прибрались в моей комнате?
        - Дддд… да, но я не ждала вас так скоро - заикаясь, произнесла хозяйка.
        - Госпожа Коль, мне пришлось отбыть на два дня по служебной необходимости, прошу вычесть их из оплаты за пансион - я сунул хозяйке под нос удостоверение СД.
        Лицо фрау Марты посуровело, она поднялась со стула:
        - Слушаю ваших указаний, господин штурмбанфюрер.
        Я не ожидал такой реакции, забыв, что покойный муж хозяйки работал чиновником полиции.
        Приготовьте мне хороший ужин - сказал я, доставая из чемодана продукты, купленные в Боргсдорфе - и, пожалуйста, не беспокойте меня.
        Я вышел на улицу и предложил Урсуле пройти в мою комнату.
        - Что ты сказал этой старушке? - поднимаясь по лестнице, спросила она.
        - Рассказал о своём новом месте работы - ухмыльнулся я.
        Наверное, слова «А у тебя здесь очень мило» миллионы раз звучали из уст девушек, пришедших в гости к молодым мужчинам, и слышать это от Урсулы мне было очень приятно.
        - Почему ты раньше был со мной таким холодным и надменным?
        - Я очень стеснялся и боялся показать, что вы мне нравитесь - смущаясь ответил я.
        Хозяйка не успела упаковать мои вещи, но прибралась на славу.
        Шнапса, как и бутылки из-под него не было, однако запас вкуснятины не ограничился выложенными фрау Марте продуктами. Я начал, как иллюзионист из шляпы, вытаскивать из чемодана деликатесы, под восторженные аплодисменты Урсулы.
        Когда представление закончилось, она спросила меня, удивлённо глядя на гору продуктов:
        - Пётр, откуда у тебя все эти продукты?
        - Урсула, всё, что я тебе скажу сейчас, должно остаться в тайне - сказал я, открывая бутылку неизвестного мне французского вина: - ты не должна говорить о том, что услышишь неделю, потом все эти тайны, перестанут иметь какое либо значение.
        Я налил вино в фужер и передал Урсуле: - выпей.
        Она взяла вино и, внимательно глядя на меня, начала пить.
        Я налил себе и продолжил разговор:
        - За то, что я тебе сейчас расскажу, меня не будут расстреливать, меня упекут в сумасшедший дом, но это правда. Когда 22 июня без предупреждения напали на Советский Союз, произошло нечто невероятное. Я не знаю, делом чьих рук, Господа или Люцифера, было свершившееся событие, но современная наука не в состоянии объяснить происшедшее. Я даже могу с уверенностью сказать, что и через семьдесят лет, учёным не будет ничего известно. В три часа ночи на место, которое занимали Советы, переместилась территория из будущего, вместе с людьми, городами и даже аэропланами. Часть этой территории появилась на месте Кенигсберга, а все кто там был до перемещения, исчезли. Гитлер крепко вляпался с этой войной.
        - Как из будущего, из нашего будущего? - удивлённо раскрыв глаза, спросила Урсула.
        - Да, конкретно из 2010 года - ответил я.
        - И какое оно, это будущее?
        - Нормальное будущее, много супероружия, аэропланы над Берлином ты уже видела, есть танки, одним выстрелом, пробивающие четыре немецких насквозь, а ещё они побывали на Луне. Все германские войска на восточном фронте воюют с пограничными и полицейскими частями, Федеральная Россия только начала мобилизацию армии.
        - Они побывали на Луне, - как зачарованная, повторила Урсула.
        Она сразу поверила моим словам.
        - А чем закончилась война - профессиональное любопытство не оставляло её.
        - Тем же, чем закончиться и сейчас, русские победят.
        - Пётр, а откуда ты всё это знаешь?
        - Ты помнишь Оскара Штайна, рапириста из Берлинского студенческого общества?
        - Да, но ведь он сейчас служит в гестапо.
        - Нет, он служит в СД, у Гейдриха - я рассказал ей об утреннем визите Штайна и работе с радиоперехватом.
        Урсула внимательно рассматривала моё удостоверение штурмбанфюрера.
        - Никогда бы не подумала, что буду пить вино в компании с майором СС.
        - Ты должна уехать из Берлина на месяц - после некоторого раздумья, сказал я
        - Почему?
        - Когда войска Федеральной России подойдут к Берлину, тут могут начаться ожесточённые бои, гражданским будет очень плохо. Я видел, чем закончился штурм города в сорок пятом, тогда от Берлина остались только обугленные развалины. Гитлер знает о переносе и своей судьбе. В первый раз он отравился, сейчас он решил взять с собой в могилу весь немецкий народ.
        - Но я не могу бросить своего отца.
        - Попроси в газете командировку, ведь тебе не откажут. Связи в Шведском посольстве у тебя есть, так что проблем с визой у тебя с отцом не будет - я вытащил из конверта десяток купюр - здесь тысяча долларов, на два месяца должно хватить.
        - А как же ты?
        - За меня не беспокойся, я выкручусь, а теперь тебе срочно надо идти в редакцию.
        - Пётр, мы никогда больше не увидимся? - в уголках её глаз появились слёзы.
        - Урсула, мы обязательно с тобой встретимся, после войны. Я обещаю! - я обнял её и поцеловал, она ответила мне.
        Через пять минут я стоял у окна и смотрел на удаляющуюся фигурку Урсулы.
        Всё во мне протестовало против её ухода, мне хотелось быть с ней, наплевав на Гейдриха, Рейх и таинственную Федеральную Россию, но я не мог этого позволить.
        Машина ждала меня точно, в назначенном месте. Из автомобиля вышел лейтенант и открыл мне заднюю дверцу. Я сел рядом с худощавым седым оберстом, на моё приветствие он холодно кивнул. Мы ехали молча всю дорогу, но когда машина остановилась, оберст повернулся ко мне и заговорил:
        - Я был против этой встречи, однако Людвиг попросил меня, и я не мог ему отказать. Мы вышли во дворик небольшой усадьбы, и я в сопровождении оберста поднялся в дом. В гостиной меня ждал сухощавый генерал.
        - Добрый день, господин Бек.
        - Добрый день, - поздоровался со мной генерал-полковник: - спасибо Карл, не буду тебя больше задерживать.
        Оберст отдал честь и вышел.
        - Итак, господин Михайлов, о чём вы хотели со мной побеседовать?
        - Господин Бек, Гитлер не предлагал вам возглавить генеральный штаб?
        - Мне? Никогда. Хотя то, с какой скоростью гибнут его штабисты, наводит на невесёлые мысли.
        - Один аналитик СД предположил, что русские находят штабы, пеленгуя золотое шитьё в генеральских погонах. После того, как его доклад попал наверх, его самого лишили погон - пошутил я.
        - Возможно, в этом что-то есть - серьёзно ответил Бек: - русские меня просто поразили.
        - Тут нечему удивляться, всё-таки техника двадцать первого века - сказал я.
        - Значит, все эти фантастические слухи правдивы?
        - Да, Германия напала на Федеративную Россию из двадцать первого века. Генерал, проблема в том, что они знают всё, что происходило в их истории, знают про ваши контакты с Остером, Ольбрехтом и профессором Йессеном. Сейчас в России республика, у коммунистов десять процентов в парламенте, а у власти очень популярный премьер лево-консервативных взглядов.
        - Что вы хотите от меня? - сухо спросил собеседник.
        - Я хочу знать, что предпримет армия в ситуации, заметьте, абсолютно гипотетической ситуации, когда исчезнет правительство Рейха.
        Генерал задумался, подошёл к горевшему камину, постоял и начал отвечать: - В данной гипотетической ситуации, армия могла бы прислушаться к авторитетному лицу, и поддержать вновь организованное правительство, созданное здоровыми силами Германии.
        Но я никогда не пойду против интересов Германии и её армии, ведь русские требуют полной и безоговорочной капитуляции.
        - Знаете, генерал, не всё так плохо, как кажется. В другом прошлом Германия полностью капитулировала, но страна сохранилась, хотя вермахт убил около тридцати миллионов русских, украинцев и белорусов.
        - Сколько миллионов? - ошарашено спросил Бек.
        - Война длилась ещё четыре года, погибло десять миллионов немцев, американцы разбомбили все города и девятого мая подписан акт о безоговорочной капитуляции.
        Гитлер уже знает об этом, он решил подстраховаться. Вам известно о приказе расстреливать военнопленных?
        Бек молча смотрел на языки пламени в камине.
        - Господин генерал-полковник, как я могу связаться с вами?
        Он взял с каминной полки ручку и на листе бумаги написал номер: - Позвоните по этому номеру и спросите господина Штрайбаха.
        Через минуту, смятый листок полетел в камин.
        Прощаясь со мной, генерал был гораздо более приветлив, чем при встрече.
        Лейтенант ждал меня в машине. Я открыл дверцу и сел рядом с ним.
        - Вы не могли бы подвезти меня к главному филиалу Дрезднербанка? - спросил я.
        Лейтенант кивнул и завёл машину.
        Мне порядком надоела эта конспирация, затеянная Гейдрихом. Я прекрасно понял, что мне он отвёл роль живца, на которого будут клевать все недовольные режимом. При малейшей опасности он меня сдаст, но сейчас я ему был очень нужен.
        Операционный зал банка был практически пустым, после начала войны с Россией финансовая жизнь берлина практически замерла. Я подошёл к клерку, сидящему за столом в дальнем конце зала.
        - Могу я узнать о состоянии счёта две тысячи десять - произнёс я.
        - Одну минуту - он посмотрел в свои бумаги - вам нужно в кабинет двести двадцать, я провожу вас.
        Мы вышли через неприметную дверь из операционного зала и по узким лестницам стали подниматься наверх. Двести двадцатый кабинет оказался на пятом этаже. В кабинете за столом сидели трое солидных пожилых мужчин. Они смотрели на меня недоверчиво-презрительным взглядом профессиональных банкиров.
        Самый старший из них начал беседу.
        - Встретиться с вами нас попросил один очень уважаемый нами господин и только из уважения к нему мы будем вас слушать.
        Начало было очень многообещающим.
        - Господа, мне известно, что вам известны проблемы, с которыми столкнулся Рейх, начав войну против Советской России - произнёс я.
        Банкиры озабоченно переглянулись.
        Я продолжал:
        - Все перспективы получения доходов от войны для финансовых и промышленных групп рухнули, когда выяснилось, кто в действительности противостоит Рейху.
        - Господин Михайлов, вы ошибаетесь, наша армия наступает в Белоруссии и на Украине, а что до Восточной Пруссии, - Он пожал плечами. - Это слаборазвитый аграрный район, потеря которого совершенно не влияет на экономику Рейха.
        - Нет, это вы ошибаетесь, спрятав головы в бумаги, как страусы в песок. После начала войны железнодорожные перевозки упали на две трети, Рур залит водой и обесточен, в Верхней Силезии большинство шахт остановлено, а с тех, что работают, не могут вывезти уголь.
        Собеседники слушали меня, не перебивая.
        Я продолжил:
        - Потеряны шведская и норвежская руда, румынская нефть, а к сегодняшнему дню в стране не осталось ни одного крупного завода по производству синтетического горючего. Есть большая вероятность, что швейцарские банки закроют германские счета, в Швеции уже закрыты все счета в рейхсмарках.
        - Хорошо, ваша информация только дополняет известную нам картину, но что вы хотите от нас, - спросил старый банкир.
        Ничего, меня только попросили обрисовать текущую картину - ответил я: - единственное, что хочу добавить, в Федеральной России есть много банков и промышленных групп, имевших тесные и взаимовыгодные связи с немецкими концернами и банками.
        Из финансового лабиринта меня вывеет всё тот же клерк. Приближался вечер, и я спешил домой, чтобы успеть поужинать, до того, как за мной придет автомобиль.
        Вспоминая выступление перед банкирами, я сам удивлялся своему красноречию. Данные по экономике мне передали из экономического отдела СД, как и сам текст. Разведка поработала на славу, информация про счета в Швеции, были новостью для банкиров.
        Какой я молодец, что дал Урсуле не рейхсмарки, а доллары.
        Так я шёл домой, мысленно поглаживая себя по голове, за хорошо выполненную работу.
        Подойдя к дому, я понял, что не попробую ужин, приготовленный для меня фрау Мартой.
        Рядом с автомобилем стоял Оскар и нервно поглядывал на часы.
        - Быстрее Пётр, нам срочно нужно быть в Боргсдорф.
        - Что случилось? - уже в машине спросил я.
        - У нас нет самолёта - прорычал Штайн. - Эта толстозадая душка Геринг, не придумал ничего лучше, чем собрать всё, что летает и послать бомбить Кенигсберг. Он хотел оправдаться перед Фюрером за «Вольфшанце» и Рейхсканцелярию. Русские сбили всё, что послал на них этот урод, а вечером начали утюжить все аэродромы на северо-востоке Рейха. У нас больше нет люфтваффе.
        Не отрываясь от управления автомобилем, он вытащил сигарету и закурил.
        - Планы меняются, Шелленберг приказал возвращаться в Боргсдорф.
        Мне стало очень неуютно на мягком сиденье, за спиной отчётливо ощущалась старуха в чёрном плаще, с косой.
        Увидев моё состояние, Оскар улыбнулся:
        - Не бойся, операцию не отменяют.
        Я слишком глубоко вляпался, чтобы попытаться выйти из игры. Мне надо было попросить Оскара вывезти меня из Берлина, но возможно и это предложение было ловушкой, ведь он был не один. Ну и ладно, пускай всё идет, как идёт, я откинулся на сиденье и задремал.
        В кабинете Шелленберга нас ждал Гейдрих.
        - Господа, - начал он. - Ваш вылет назначен на час ночи, сейчас вы получите мои письменные инструкции. После прочтения их необходимо уничтожить. К полуночи вы должны быть полностью готовы.
        Я и Штайн получили плотные бумажные конверты и прошли в отведённые для нас кабинеты.
        В инструкции Гейдрих повторял всё то, о чём он мне говорил день назад.
        В кабинет вошёл Шелленберг, он выхватил из моих рук бумагу, на обратной стороне написал пару строк, заранее приготовленной ручкой. Он повернул листок так, чтобы я прочитал: «Согласен на всё, при гарантии сохранения жизни и свободы».
        Затем Шелленберг скомкал бумагу, и, бросив её в пепельницу, поджёг. Когда огонь потух, он тщательно растёр пепел и произнес, глядя на меня:
        - Михайлов, вы должны понимать всю сложность нашего положения, поэтому вам необходимо в точности исполнить все полученные инструкции. Для гарантии, вам и Оскару будут переданы контейнеры с микроплёнкой для последующей передачи соответствующим органам в Москве, при малейшей вероятности попадания контейнера в немецкие руки, он должен быть уничтожен. В нём доказательства искренности намерений обергруппенфюрера.
        К полуночи я выглядел как настоящий турист: замшевый пиджак, джемпер, широкие брюки с гольфами на выпуск и ботинки на широкой подошве, ансамбль венчала клетчатая кепка. Рядом стоял Штайн точно в таком же наряде.
        - Господа, пилоту вы можете доверять, он доставит вас по месту назначения, - сказал Шелленберг и передал нам контейнеры, больше похожие на крупные портсигары. К моему контейнеру, пластырем была прилеплена маленькая коробочка.
        Самолёт уже ждал нас, это был выкрашенный в чёрный цвет «Шторьх». Лётчик поздоровался с нами, и мы влезли в тесную кабину. Мотор завёлся сразу, и мы после небольшой тряски, взлетели.
        Санкт-Петербург. Сержант Александр Любцов.
        Питер встретил нас нормально - бардак уже начал упорядочиваться, а потому на взлетном поле мы сидели от силы часа полтора, пока высокое начальство решало, что с нами делать. Мы были не в обиде - слушали большую новостную программу имени тандема об обстановке на фронтах.
        Японцы своего посла слушать не стали - ну кто бы сомневался, ага - а потому останавливать наступление и не подумали. И сейчас веселье в районе Хабаровска стоит такое, что мама не горюй. Если внимательно подумать над недоговорками, наверху уже на полном серьезе рассматривали необходимость профилактического применения ядерных аргументов. Хотя это вряд ли. Скорее всего, закончится чем-то вроде Халхин-Гола - разве что масштабы побольше. Учитывая, что китайские погранцы перед своим интернированием успели навешать Императорской Армии люлей - запала у самураев надолго не хватит. Да и «папы» у нас наверняка еще есть.
        На западе Вермахт встал окончательно. Судя по всему, в их войсках начала с пожарной скоростью распространяться эпидемия гриппа. Плюс переброшенные на помощь белорусам войска вступили в бой.
        Видимо для поднятия настроения и морального духа населения, по радио даже допрос какого-то пленного прокрутили, одного из выживших после применения «Смерчей» в районе Гродно. Молодой парень (что было отлично слышно по голосу) едва ли не заикался.
        Неудивительно. Говорят, после «Катюш» люди с ума сходили, а тут…
        - Санек! Сча комроты подтянется, он транспорт выбил.
        - Ништяки. Только это, Леш, я сейчас уже не Санек, а товарищ сержант, помнишь?
        - Так точно, товарищ сержант!
        Интересно, что это будет. «Шишига» или что-нибудь вроде… «Газели», мать ее за ногу. Оффигеть. «Рота едет на „Газелях“, роте теперь по фигу». Мда. Надеюсь, что хоть к фронту мы не на этом попрем.
        - Любцов!
        - Товарищ капитан! - вытягиваюсь в струнку. Надо же, не забыл еще.
        - Чего так на транспорт смотришь? - комроты у нас мужик нормальный, успел я это понять за недолгие часы полета и ожидания. Тем более что кроме него офицеров больше не было. Было семь сержантов и один бывший прапорщик. Ничего, прорвемся.
        - Да вот, товарищ капитан, надеюсь, что не придется на этом к месту боевых действий ехать.
        - Не боись, сержант, это только до складов. Там оружие выдадут, бэтээры и даже БМП. Просто не ждали нас так скоро, вот там и выписывают теперь кучу бумажек. А не пешкодралом же вам через весь город переть.
        - Понял, товарищ капитан.
        Пока десяток маршруток с бывшими-будущими солдатами внутри ехал к месту получения оружия, попытался посмотреть город. Ясное дело, ничего особого из окна не увидишь, но то, что здесь война уже чувствуется, было очевидно. И в лицах людей, и в блокпостах, и в многочисленных патрулях…
        - Сделай погромче, давай-давай, - чей-то голос отвлек меня от грустных размышлений.
        - …вступление союзных войск на территорию Гитлеровской Германии ожидается в течение двух-трех дней. К огромному сожалению, мы вынуждены констатировать, что фашистские войска ведут себя на захваченных территориях не чуть не лучше, чем в прошлый раз. Большие жертвы среди мирного населения вынуждают нас действовать быстро и решительно. К сожалению, выдвинутый Российским руководством ультиматум был отвергнут. Это не оставляет другого выбора, кроме как нанесения масштабных авиа- и ракетных ударов по объектам военной промышленности и инфраструктуры Германии. Для этих ударов будут задействованы силы стратегической авиации ВВС РФ.
        Представитель Генерального Штаба России, Анатолий Ноговицын заявил, что использование РВСН не исключается.
        - Народ, вылезай, приехали.
        Что ж, хотят немцы того или нет, но им придется остановиться.
        Калининградская область. Алексей Кулагин, заместитель командира роты
        Весь день 25-го июня (теперь придется привыкать к этому календарю) над городом было спокойно. В переданной по телевидению сводке сообщалось о результатах ответного удара. Были показаны и документальные кадры - с высоты было видно, как на земле что-то горит и взрывается. Но особенно эффектно смотрелись кадры пуска корабельных ракет, и вслед за ними - большие клубы дыма над Гданьским портом. Противопоставить современным реактивным самолетам и самонаводящимся ракетам наших ВВС люфтваффе было нечего. А Кригсмарине ничего не смогло поделать с ракетным ударом Балтийского флота по кораблям и портовым сооружениям. Так что, независимо от того, насколько прихвастнули в сводке, врезали фрицам, должно быть, изрядно.
        Из той же сводки стало известно, что накануне ночью люфты пытались устроить символический налет на Балтийск всего несколькими тяжелыми истребителями Ме-110, но там им тоже не повезло. Несколько бомб они все же сумели сбросить где-то в районе поселка на оконечности Балтийской косы, прежде, чем все были сбиты, но ни город, ни порт, ни корабли Балтфлота повреждений не имели.
        Передавали по программе новостей и официальные сообщения пресс-службы Министерства обороны. Толком понять было мало что возможно. Но, во всяком случае, далее 70-100 километров от границы фрицы не прошли. Каунас не взят, соединения из группы Гота, успевшие с ходу проскочить в Вильнюс, находятся под угрозой полного окружения, установлено боевое взаимодействие с частями РККА, сражающимися в Белостокском выступе (надо так понимать, организовали коридоры для отступающих…), а соединения вооруженных сил Республики Беларусь в районе Полесья вклинились в оборону вермахта на 40 километров. Украинцы тоже, вроде, не драпают, а крепко дерутся у границы, хотя и отошли немного.
        Сообщалось и о зверствах фашистов на временно оккупированной территории. Расстрелы, грабежи, изнасилования… Гадский папа! Давить их надо! А я тут валяюсь!
        Вспоминал я и про нашу «партизанскую» роту. Как они там поживают? И выяснить негде и не у кого. Однако… Я вспомнил, что обменялся номерами мобильников со своим комвзвода, и решил проверить - а вдруг дозвонюсь? Облом-с. «Вне зоны приема». Ну да, они же проскочили километров на пятнадцать-двадцать от ближайшей антенны сотовой связи, и еще не факт, что эта ближайшая антенна уцелела после боев у Мамоново.
        А после ужина, отдохнув хорошенько, я первый раз встал. И в голову отдавало, и подташнивало, но, героически держась за стенку, я доплелся кое-как до туалета. Блин! За сутки уже достало уткой пользоваться! Наши там фрицев на капусту шинкуют, жизни кладут - и за меня, между прочим! - а я тут без толку больничное белье протираю. Обидно! Если бы сам хоть одного успел завалить, а так…
        Я уже собирался заснуть, как мой мобильник вдруг ожил. Тюрин! Сам дозвонился, чертушка! Вот надо же, всего два дня, как знаком с человеком, а разволновался при звуках его голоса, как будто меня девушка на первое свидание пригласила. Комвзвода первым делом поинтересовался самочувствием раненых.
        - Ну, со мной практически все в порядке. Ночь еще здесь переночую, и буду проситься на выписку, - сообщил ему я. - А вот с Васей Турчаниновым сложнее. Хотя он чувствует себя явно лучше, чем я, но вряд ли его отсюда выпустят, пока рана на руке не затянется. Вы-то там как? - в свою очередь поинтересовался я.
        - Отлично! - отозвался Тюрин. - Шороху мы на фрицев вчера навели! В городках, что мы проскакивали - форменная паника. На наших глазах МиГи аэродром под Эльблонгом расковыряли. Дым стоял столбом! Над портом тоже зарево было впечатляющее, когда его с залива катера ракетами накрыли. Эх, нам бы еще силенок чуть-чуть, мы бы не только Эльблонг заняли, мы бы до самого Гданьска дошли!
        - Эй, чего это вы там размахались? На мою долю что-нибудь оставьте! - шутливо осадил я его. - А если серьезно, то зарываться не стоит. Если переть на рожон, то фрицы и с одними маузеровскими карабинами могут немало крови попортить.
        Засыпал я с твердым намерением завтра - кровь из носу! - воссоединиться со своими «партизанами».
        Майор Анатолий Логунов, начальник технического отряда.
        Утро проходит без сюрпризов. Постепенно готовим технику, я еще успеваю зайти в штаб и по телефону связаться с женой. Слава Богу, у нее все спокойно, у сына - тоже. Жалуется на перебои с продуктами и высокие цены. Особенно плохо с сахаром, мукой и чаем. Ну да, все же мясо и овощи у нас в городке по-преимуществу местные, с соседних деревень, только теперь в Москву больший процент уходит. Ну и всякие экзотические фрукты вообще исчезли вместе с окружающими странами из будущего. Жена успевает еще рассказать, что всякие перекупщики с кавказским акцентом и гастарбайртеры пропали, как по волшебству. Похоже, наши власти заодно и тылы почистили? Не ожидал от них такой прыти. Хотя, Громов все же генерал боевой, да и областью уже давно командует, сообразил чем в военное время игрушки с ценами на рынках и безработными иностранцами закончиться могут и среагировал, как положено, а наверху разрешили. Удивительно, что разрешили. Я все думал, что ни за что не согласятся на такое «попрание общечеловеческих ценностей».
        Впрочем, это все лирика. Пока наземный эшелон сворачивается, контролирую, чтобы мои взяли все необходимое на новом месте, и накачиваю лейтенанта. Ну, а потом, несколько успокоившись, иду к взлетной площадке. Сержант Воробьев докладывает о выполнении предполетной подготовки. Что же, остается только ждать разрешения на вылет. Долго ждать не приходится, точно в одиннадцать пятьдесят один за другим запускаются двигатели наших «вертушек» и ровно в полдень первый борт отрывается от земли. Вертолет, на котором я лечу борттехником, взлетает крайним и пристраивается в конце летящим колонной пар остальным машинам.
        Перелет идет совершенно буднично, даже, я бы сказал скучно. Хорошо, что я прихватил с собой «наладонник», перечитываю залитые в него книги. Пассажиры убивают время сном или болтовней, лишь один, невысокий, но крепкий сержант, похожий на уменьшенную копию Рэмбо, только без его тупости на лице, читает книгу. Проходя по салону и осматривая вертолет, успеваю подглядеть, какую. Ха, наш человек, читает о совестких десантниках во время ТОЙ войны. Очень страшная книга…
        Возвратившись на свое место, открываю тоже книгу о войне. Правда не о той, которая одна в народе называется просто войной, а о другой, которая не состоялась и теперь уже точно не состоится. Читаю о гражданской войне на Украине. Нет, все-таки непричесанный электронный вариант мне нравится больше, чем отредактированной бумажный. Вся экспрессия книги после вроде бы незначительных поправок ушла. Конечно, в неотредактированном варианте мата вроде бы слишком много было. Так ведь на войне в армии матом не ругаются, на нем разговаривают. А книга действительно жизненная, не зря говорят, что автор в процессе ее написания заработал инфаркт. Дочитываю, плохая привычка - быстрочтение. Если другим на неделю и одной книги много, то мне в сутки до двух мало. Смотрю в иллюминатор, а то память КПК не резиновая - надолго книг не хватит. Интересно, что в воздухе практически пустынно. За время полета до Смоленска нам попадаются лишь несколько летящих в стратосфере самолетов, судя по скорости изменения следа, истребителей, и все.
        Садимся в Смоленске. Вот тут, контрастом к пустынному до того небу, военный аэродром кишит жизнью. С ревом взлетают пары МиГов, на стоянке среди капониров мельтешат люди и автомобили. С удивлением замечаю примерно два десятка «двадцать седьмых» МиГов, которые стоят на ЦЗТ[8 - ЦЗТ - централизованная заправка топливом.] и явно планируются к перелету, потому что около них разъезжает несколько топливозаправщиков и АПА. Неужто и такие машины откуда-то с хранения сняли? Хотя, почему и нет, штурмовик из этого самолета, благодаря изменяемой стреловидности крыла, куда лучше, чем истребитель. А уж его шестиствольная тридцатимиллиметровка - это вообще нечто бесподобное. Помню, на полигоне видел, как во время очереди самолет в воздухе застывает, а внизу встает стена разрывов. Для немецких танков сорокового, а тем более для автомобилей и паровозов - полный песец. Интересно, откуда такие раритеты выкопали, вроде все попытки поставить их на хранение в России кончились неудачей? Впрочем, помниться их еще в советские времена в Казахстане много складировали, да и в Белоруссии с Украиной их немало было. Хотя, если
вспомнить, в каком виде мы Ту-160 от украинцев получали, я в белорусские поверю быстрее. Ага, успел заметить опознавательные знаки - в звезде желтый круг и внизу что-то вроде венка. Если не ошибаюсь, ВВС Казахстана. Он же тоже в ОДКБ входит, вот, наверное, и прислали пару эскадрилий.
        Вертолет выруливает на стоянку, открываю дверцу и ставлю трап, поднимаю глаза и присвистываю от удивления. В соседних капонирах, выставив вперед характерно сплюснутые носы стоят две «сушки», «тридцать четвертые». Да уж, это штука посильнее «Фауста» Гете, хе-хе.
        На каждой машине висит, как я понимаю, полный возможный для дальних перелетов боекомплект - ракеты, несколько разных бомб калибров от двухсот пятидесяти до пятисот кило, причем две - КАБ, то есть управляемые. Не завидую я фрицам, такой самолетик их способен накрошить не меньше, чем артиллерийская дивизия времен прошлой войны. Еще бы, более восьми тонн бомб и дальность полета до шести с половиной тысяч километров…
        Печально вздыхаю, вспомнив, что в свое время переучивался на «Сухие», вот только служить на них так и не довелось. Но огорчаться особо некогда, дозаправляемся и готовим машины к следующему перелету. Пробегаю, контролируя выполнение работ и расписываясь в журналах, весь строй наших вертолетов и у крайнего натыкаюсь на смутно знакомого незнакомца, пытающегося «украсть» выделенный нам АПА. Окликаю его и тут же узнаю. Он меня тоже. Радостно жмем друг другу руки и от души хлопаем друг друга по плечам. Еще бы, не виделись лет десять как минимум, переписка в «одноклассниках» не в счет. Дима Телепнев, сослуживец, техник самолета. Несколько минут обмениваемся последними новостями, пытаясь впрессовать в несколько предложений происшедшее за все это время. Естественно, не успеваем, к вертолетам уже идут экипажи. Быстро прощаемся, и он огорченно топает к КДП, надеясь выбить АПА для своих самолетов там.
        В полете обдумываю услышанное. Интересно, какую же сверхважную цель собираются бомбить? Вольфшанце, Пенемюнде, Цоссен? Хотя, пожалуй, для укрытий в Цоссене эти бомбы маловаты, если только ОДАБы применить. Видел я эти бомбоубежища вживую, когда предписание в штабе Группы Советских Войск в Германии получал. Их даже изнутри взорвать не смогли, только повредили слегка. Так и стояли эти покрытые трещинами горы бетона около здания штаба.
        Ладно, чего гадать впустую, рано или поздно обо всем сообщат.
        Осматриваюсь и замечаю, что нас сопровождают. Смешно, вместо боевых истребителей с нами звено «Элок» послали. Как ни удивительно - боевых, «тридцать девять зет». На каждом две ракеты висит, старые К-13М, точно, по силуэту видно, и пушка встроенная торчит. Ну и ну, откуда такие нашли, нам их вроде чехи не поставляли, только учебные. Да только истребители из них, хотя и боевых… Впрочем, для защиты от немецких, устаревших по факту, истребителей вполне сгодятся, особенно если летчики в них подготовленные сидят. Правда, где их взять, подготовленных-то, после стольких лет развала? Летят и ладно, надеюсь, на немцев не наткнемся, да и отпугнут в случае чего.
        Вот, наконец, и Береза. На аэродроме такая же, обычная, внешне не отличимая от беспорядка, авиационная суета, что и в Смоленске. А может и побольше. Взлетают и садятся звенья истребителей и бомбардировщиков, натужно гудя моторами, приземляются тяжелые транспортники, по дорожкам в разные стороны движутся специальные и прочие автомобили, в том числе и обычные гражданские «повышенной проходимости» легковушки. Видимо «батько» уже и транспорт мобилизовал.
        Молодцы белорусы, несмотря на все пертурбации бардак у них под контролем. Для нас выделили отдельную стоянку, покормили и даже отвели в специально приготовленные сборно-щитовые домики. Даже не палатки, представляете? Не, молодцы, однозначно. У нас беспорядка точно больше.
        Да и из разговоров понятно, что у них и отказников поменьше, а уж нациков всяких вообще нет. Белорусы ту войну точно лучше помнят, а у нас вон до сих пор идиоты встречаются, готовые с нацистами подружиться, а уж патриотизма у многих хватает лишь на то, чтобы в Интернете против «рашки-федерашки» выступать.
        Едва мы успели устроиться, как начали приземляться транспортники со вторым эшелоном, а после их встречи командование собрали на совещание. Задачу нашей части довели. Оказалось, что все не так хорошо, как нам по новостям втирали. Превосходство живой силы у немцев такое, что наши в ту же ситуацию, что и американцы в Корее попали - фрицы за счет этого преимущества довольно далеко продвинулись. Так что задача одна - удержать их на этих позициях до полной мобилизации и сколачивания резервных частей. Авиация, конечно, свою долю вносит, но и спецназу придется поработать. Разведка, обнаружение и подсветка целей для авиации, диверсии, в общем - полный набор. Да, и действовать будем по ночам, с временных площадок у линии фронта. Мой вертолет - запасной, остальные борта уходят на задание уже ночью. Так что работы море.
        Александр Маслов, старший лейтенант Российской армии. Где-то под Бродами.
        Утром я присутствовал на допросе пленных немцев. Начальник разведки их потрошил еще вчера, что называется, «тепленькими». Теперь же допрос проходил в присутствии нескольких офицеров из разных служб. Скорее всего, генерал хотел, чтобы офицеры получили лучшее представление о противнике.
        Первым пред наши очи предстал старший из уцелевших немцев фельдфебель Шнитке (уж не родственник ли композитора?). Вчера пленные имели вид откровенно жалкий, однако, этот фрукт оказался с крепкими нервами. За ночь он пришел в себя и сейчас постарался вести себя с нами со всей надменностью высшей расы. Удивил, если честно. Я думал, что после встречи с боевым вертолетом потрясение окажется посильнее.
        Переводил один из офицеров штаба группы, незнакомый мне старший лейтенант, вполне сносно говорящий по-немецки. По крайней мере, я ни разу не заметил, чтобы у него возникали проблемы с переводом. Сам я на языке Дюрера и фюрера знаю только «гитлер капут» и «хенде хох», ну может еще несколько слов, по крайней мере, тех, которые в ходу при пародиях на немецкие фильмы. Поэтому чистоту языка нашего офицера оценить не мог.
        Вопросы задавал помощник начальника штаба подполковник Симоняк. С ним я тоже не был знаком, со штабистами я пересекался мало.
        - Ваша фамилия, воинское звание, часть?
        - Фельфебель Отто Шнитке, разведка одиннадцатой танковой дивизии! ? четко ответил немец.
        - Каким образом оказались в месте пленения?
        И тут фельдфебель отмочил номер. Я не сразу понял, почему переводчик, услышав ответ на вопрос, перевести его смог не сразу.
        - Господа офицеры, устав запрещает мне отвечать на иные вопросы, кроме звания и части. Однако, если Вы позволите мне связаться со своим командованием, я могу выступить посредником в переговорах.
        Все присутствующие буквально выпали в осадок. Вот это мания величия! Немец что, решил Рейх с Россией помирить? Но, как оказалось, мы его поняли неправильно.
        - Переговорах о чем?
        - О почетной капитуляции вашей части! Вы же наверняка понимаете, что война вами проиграна. Немецкие войска успешно наступают. Вы смогли победить в одном бою, но танковые дивизии Клейста вам не остановить. Вам только надо выдать евреев и комиссаров.
        Мы с трудом дослушали еле сдерживающегося переводчика до конца фразы, следующие пару минут немец был предоставлен сам себе, задавать вопросы ему было некому. Нет, мы не смеялись, мы просто ржали. Наверное, я в жизни не смеялся так сильно. По всей видимости, фельдфебелю не приходилось встречаться с современной техникой до боя с нами, иначе он не был бы столь самоуверен.
        - Переведи ему, - отсмеявшись, сказал Симоняк, - что сдаваться нам нет резона. Это ему крупно повезло, что он попал в плен, значит, останется жив. А что касается танков, то пять танковых дивизий Клейста, я даже могу их перечислить: девятая, одиннадцатая, тринадцатая, четырнадцатая и шестнадцатая сейчас никак не могут справиться с тремя танковыми батальонами нашей армии. Когда к ним подойдут подкрепления, Клейсту придется удирать!
        Фельдфебель вскинулся:
        - Это большевистская пропаганда! Три батальона никак не могут остановить танковую группу! Вы еще пожалеете, что не согласились на мое предложение!
        Последовал новый приступ хохота. Он был не так силен, как в прошлый, но и в этот раз посмеялись мы от души.
        - Фельдфебель, Вы можете мне не верить, но группа армий «Север» уничтожена полностью, Восточная Пруссия занята нашими войсками, а танковая группа Гота окружена, - то, что говорил сейчас Симоняк, было новым не только для немца, я вчера не следил за сводками. ? В Белоруссии немецкое наступление остановлено повсеместно. Лишь Клейст еще продвигается, но и это ненадолго. Вы еще не поняли, фельдфебель, что русская техника намного лучше немецкой!
        - Я не верю ни единому вашему слову! Только высшая раса под руководством великого фюрера… ? когда переводчик начал переводить этот бред, Симоняк поморщился, махнул рукой и приказал:
        - Уберите этого недоумка! Давайте кого-нибудь более адекватного! ? И добавил, обращаясь уже к нам. ? А ведь вчера соловьем пел. Шок, это по-нашему!
        Фельдфебеля увели, а на смену ему вывели солдата попроще. Тот явно робел и готов был отвечать на любые вопросы.
        - Ефрейтор Макс Шулле, одиннадцатая танковая дивизия, - ответил он на вопрос переводчика, и тут же затараторил. ? Господа офицеры, я не национал-социалист, на выборах я голосовал за коммунистов!
        - Отвечайте по существу!
        Резкий тон взбодрил немца. Все-таки порядок для этой нации это святое. Ефрейтор вытянулся и четко ответил:
        - Так точно, господин офицер!
        - Каким образом Вы попали в место пленения? ? Симоняк старательно избегал упоминания аэродрома, как будто немцы не слышали гула двигателей и не видели, откуда взлетел атаковавший их вертолет. Но вообще он прав. В данном случае лучше перебдеть, чем не недобдеть.
        - Двадцать второго июня нас послали на разведку. Так получилось, что мы без сопротивления проехали на несколько десятков километров вглубь русской территории, а следовавшие за нами части дивизии были остановлены русскими танками. Наш командир, гауптман Клонге, решил направить навстречу главным силам половину разведывательного отряда, а со второй половиной продолжать разведку. Генерал по радио одобрил его план.
        - Откуда Вам это известно?
        - Радист нашего отряда мой хороший знакомый, - ответил немец, и добавил. ? Был.
        - Продолжайте!
        - Три броневика и половину мотоциклистов гауптман направил обратно под командованием обер-лейтенанта. Больше я их не видел.
        - Этот отряд пытался атаковать украинских танкистов с тыла, но напоролся на танк и был рассеян, броневики наши сожгли. ? Прокомментировал нам Симоняк. И на всякий случай предупредил переводчика, - Это переводить не нужно. Танкисты намеренно пропустили разведотряд и вмазали по танкам. Они не поняли только, что вернулись не все разведчики, а лишь половина.
        - Мы продолжили движение по русским тылам. Но на всех дорогах обнаруживали русские посты с легкими танками, колесными или гусеничными. Вступать с ними в бой гауптман не решился и приказал нам свернуть на грунтовую дорогу. Правда, наша карта оказалась не точной, наверное, слишком старой, - немец даже не понял, насколько был прав. ? Некоторые грунтовки превратились в дороги с покрытием. Но, в конце концов, нам удалось уйти с шоссе в лес. Вот так по лесным дорогам мы и перемещались два дня, укрываясь от ваших танков. А потом натолкнулись на вас.
        Немец замолчал.
        - А почему Ваш капитан решил атаковать наши позиции?
        - Я не могу сказать наверняка. Но, скорее всего, он считал, что тыловые подразделения не окажут серьезного сопротивления. Танков он не видел, а о том, что в таком месте может располагаться аэродром, догадаться было сложно. Вы прекрасно замаскировались.
        - Где сейчас ваш капитан?
        - Не знаю. Он находился в первом броневике. Что с ним случилось потом, я не видел. Среди пленных его нет.
        Когда допрос закончился, Симоняк зачитал нам сводки с фронтов. Дела шли неплохо. В Прибалтике наши войска заняли почти всю территорию «кортых» республик, попутно отрезав в Вильнюсе танковую группу Гота. Я удивился, чего это его туда занесло, вроде в прошлый раз он прошел мимо. Из Калининградской области наши наступают на запад, пока небыстро, сил еще мало. В Белоруссии немцев практически остановили и лишь южнее Бреста они еще пытаются продвигаться. И лишь «наш» «неугомонный» Клейст никак не оставлял попыток прорваться и сходу взять Киев.
        В прошлый раз все было наоборот: в Прибалтике и Белоруссии советские фронты в первые дни войны фактически прекратили свое существование, а на Украине прорыв Клейста удалось в итоге локализовать. Лишь через несколько недель под Уманью немцам впервые удалось окружить крупные силы «украинцев». У нас почему-то получилось не так.
        Потом Симоняк огласил результаты вчерашней боевой деятельности групп. Сколько было сделано вылетов каждым пилотом, сколько проведено штурмовок. Я с удивлением узнал, что сбили даже два мессера. Люфтваффе после шоковых потерь первого дня войны не проявляло большой активности. А тут вдруг два мессера решили подловить пролетавший мимо них «крокодил». Сделали они все правильно, подкрались на малой высоте, зашли со стороны солнца, набрали высоту, чтобы атаковать сверху, и… попали в лучи сразу трех наземных локаторов. ПВО-шники стрелять по ним не стали, от греха подальше район, где летали вертолеты, был для них закрыт, но предупреждение через наш штаб мгновенно отправилось вертолетчикам. Правда, майор Кудинов был «тертым калачом» и головой крутил постоянно. Заметив две приближающихся точки за пару секунд до получения предупреждения, он не растерялся, развернул вертолет навстречу и угостил нападавших ракетами с пары километров. Немцы явно не ожидали, что странная летающая мельница может стрелять на такие дальности. Во второй мировой войне такие дистанции для воздушного боя считались запредельными.
        Выйдя из палатки, я увидел, что аэродром закрыл плотный слой тумана. Видимость упала до нескольких десятков метров. Перед допросом туман только наползал отдельными языками с запада, а сейчас захватил полное господство в воздухе.
        Тяжело нашим придется по такой погоде. Авиация эффективно действовать не сможет, артиллерия тоже, целей не видно. А ПНВ на танках будут эффективны только на небольших дистанциях. У немцев появляются все шансы незаметно просочиться. Линия фронта все еще неплотная, дыр много. Да и там, где эта линия есть, преимущество современной техники в дальности поражения чаще всего сойдет на нет.
        Вертолеты наши в этот день летали меньше. В тумане искать цели куда сложнее. А канонада с запада приближалась и становилась все слышнее. Видать, украинцы постепенно отходят. Под вечер меня вызвал Кузьменко. У него в палатке я застал незнакомого майора.
        - Знакомьтесь, майор Истомин, старший лейтенант Маслов, из мобилизованных инженеров.
        Мы с майором пожали друг другу руки.
        - Товарищи офицеры, слушайте боевой приказ. Завтра с утра Вы должны выдвинуться вот в этот район ? подполковник показал на карте куда именно, - и провести рекогносцировку местности на предмет поиска подходящей площадки для нового аэродрома. Ну ты, майор, в таких делах ас, пусть Александр у тебя поучится. Война закончится не завтра, аэродромов нам понадобится еще много. Старший группы ? Истомин, заместитель ? Маслов. Возьмите бойцов, три машины, полное вооружение. Не забудьте РПГ! В тылу неспокойно. Мало того, что немцы постоянно прорываются, так еще и местные бандиты оживились. В общем, держите ухо востро, в бой не вступайте! И аэродром найдите! А то на этот немецкие танки скоро выехать могут!
        Выйдя от Кузьменко, мы познакомились с майором поближе. Он представился Олегом и сразу предложил перейти на «ты». Возрастом мы были схожи, ему слегка за тридцатник, мне в январе стукнуло тридцать. Общий язык нашли легко. Олег в центре был, чуть ли, не штатным «квартирьером», поиски площадок для посадки винтокрылов для него рутинная работа. Общую подготовку к экспедиции он взял на себя и сразу же побежал осматривать выделяемые нам машины и отбирать бойцов. Мне же пришлось снова бежать к вертолетам, от работы с техникой меня пока никто не освобождал.
        Ивангород. Военкор Алексей Иванцов.
        Переночевали на вокзале. Утром вышли в город и обомлели. Столько вояк я только по телевизору видел. Танкисты, самоходчики, мотострелки… Город стал зелено-пятнистого цвета. И вся эта масса никуда не двигалась.
        - Все люди как люди, а мы - какашки в проруби, - ворчал Фил. И его можно было понять. Два провинциальных журналиста, которых отправили в командировку с местными частями, оказались совершенно никому не нужными в этой суете.
        Каждый офицер норовил нас послать на короткое емкое слово, когда мы пытались хоть что-то узнать. Никакой официальной информации, никаких пресс-релизов от командования. Мы с Филом опустились до того, что пошли смотреть телевизор в зале ожидания. И толку? Старые патриотические фильмы, перемежаемые скупыми сводками: «Наши войска, верные союзническому долгу вступили на территорию Украины и Белоруссии». Политику России поддержал Казахстан, однако в союз вступать не решился пока. Хитрые казахи объявили о формировании «добровольческого тумена». Агрессию осудили все, кроме Грузии. Батоно Мишико затаился, как нашкодивший кот. Киргизы тоже молчат. Ну, эти понятно. Они друг друга увлеченно режут. Им не до пустяков. А прибалты, что? Калинин нам сказал, гордые сыны Евросоюза вроде как присоединились к агрессорам. Однако, на границе тихо. Ни стрельбы, ни ревущих бомберов над головой… Что же происходит за кордоном бывшего СССР - неизвестно вообще. Как будто другого мира вообще нет. Словно провалился куда-то.
        Я был полностью уверен, что власти чего-то недоговаривают.
        - Смотри! - толкнул меня Фил.
        По первому пошел анонс вечернего праздничного концерта в поддержку российских, украинских и белорусских солдат. На экране замелькали отрывки военных песен, исполняемых попсовыми звездами, натянувших военную форму. И если «Виагра» в камуфляжных лифчиках смотрелась еще прилично, то вот от Пенкина, Моисеева и Баскова, затянувших «Три танкиста» едва не стошнило. Причем Пенкин был почему-то в тельняшке. Пидарасы… Чтоб их параличом разбило!
        Омерзительное зрелище. Вся эта пестобратия собралась ехать в благотворительный тур по стране с целью сбора средств в Фонд Обороны. Причем начинать собираются с Урала. Стоп. Фонд обороны? Это что-то новенькое… Но лучше бы олигархов тряханули, честное слово.
        - Пойдем-ка, солдатиков попинаем. Солдатское ухо - оно чуткое.
        Мы долго бродили по Ивангороду, приставая то к одним группкам солдатиков, то к другим.
        - Здорово, мужики! Вятские есть?
        - Здравжла, тащ лейтенанты! Не, нету.
        - Понятно, а вы тут чего ждете?
        - Приказа!
        - Какого?
        - Да сами не знаем!
        Наконец из одной БМП высунулся чумазый мехвод.
        - Ну, я вятский, ачоа?
        Пообещав ему, что фотографии и приветы обязательно передадим родным мы, угостили бойца остатками кофе из термоса.
        Паренька звали Лешкой Глушковым. Вот-вот должен был уйти на дембель, а тут вот такая заваруха. Их часть неожиданно подняли по тревоге, потом перекинули сюда и вот уже вторые сутки они тут торчат и ни черта не делают. Сначала говорили, что эстонцы, типа войну объявили. Но этому никто не поверил. Они хоть и тормоза, но не до такой же степени?
        - А вообще… - Глушков хитровато прищурился, оглянулся и понизил голос. - Слухи ходят, что не с НАТОй воевать будем. А с немцами.
        - Тоже мне новость, - хмыкнул я. - Об этом еще в первый день Медвед сказал.
        - С фашистскими немцами, - почти шепнул Глушков. - Они из прошлого, трындят, появились и прут сейчас на хохлов с бульбашами. А сидим мы тут, чтобы дождаться, когда фрицы прибалтов защемят. И мы их тогда опять освободим. А там уже дело техники, - любовно пошлепал свою машинку Глушков.
        - Мда… - хмыкнул Фил, когда мы попрощались с мехводом. - Секретная информация от ФСБ, ага…
        - Блин… - ругнулся я. - Вот же идиотская секретность. По телику вовсю о немцах трындят, а до личного состава инфу не доводят. Бардак!
        - Бардак! - согласился со мной Фил.
        Потом я быстро набросал очерк «Вятские на войне» и отправил его заказным срочным письмом. Только вот думаю, что война быстрее закончится, чем письмо дойдет. А Фил пытался распечатать несколько самых удачных фоток для газеты. Сбегал в пару салонов и вернулся изумленным:
        - Представляешь, гебня твоя кровавая все ксероксы и принтеры арестовала.
        - Военное положение, - развел я руками. Фотки быстро скинули на бук. Снова вышли с вокзала. Тут-то нас едва не арестовали ушлые комендачи. Молва уже донесла до них, что ходят два каких-то странных лейтенанта, всех фотографируют и выпытывают секретную информацию. Спасла, естественно, аккредитация. Отвели нас в штаб и там нам, наконец, повезло. Встретились, неожиданно, с Калининым.
        - Опять вы? - буркнул он, когда мы столкнулись с ним в коридоре бывшей школы.
        - А как же война с прибалтами, товарищ полковник? - ехидно поинтересовался я.
        - Не сцы, будет еще, - отрезал Калинин и снова широко зашагал.
        - Товарищ полковник… Да Саня, твою мать! Подожди секунду! - увязались мы за ним.
        Долго мы его убалтывали взять с собой. Целых две минуты. Не уболтали.
        Калинин посоветовал нам идти к тем самым мотострелкам и ждать у них.
        - Вот-вот все начнется…
        - Саш, что начнется-то?
        - Встретимся в Таллинне, - загадочно ответил он и исчез.
        Пришлось последовать его совету. Пехотный комбриг, тоже полковник по фамилии Астахов, долго морщился от слова «журналисты». Но остаться с ними разрешил. И вовремя.
        Мы даже не успели поразлагать личный состав свежими похабными анекдотами, как войска вдруг пришли в движение.
        Мы устроились в той самой БМП мехвода Глушкова. На нас напялили бронежилеты и каски. Блин, я уже и забыл, какие они тяжелые! Пистолеты комбриг велел запихать в… В дупла, в общем. Зато получили по «калашу»..
        Когда ехали по мосту через Нарву, я не удержался и плюнул вниз. Традиция у меня такая - пометить новую реку, через которую переезжаю. Фил же щелкал и щелкал прекрасные пейзажи - саму Нарву, могучие крепостные стены, кружащих в небе чаек…
        Здание эстонского погранконтроля был разнесен в клочья. Нет, не снарядом. Неаккуратный водила головного танка не удержал машину на ровной дороге и нечаянно - совершенно нечаянно! - зацепил краешком строение.
        Эстонские погранцы, несмотря на пресловутую тормознутость, оттуда выскочили очень быстро. И теперь растерянно смотрели на грохочущую металлом колонну российской бронетехники.
        И с каждой машины наша бравая пехота что-то орала, улюлюкала и свистела погранцам. Те даже и не думали отвечать.
        Внезапно, что-то в душе вдруг произошло, словно теплая волна какой-то гордости. И я тоже не удержался и крикнул:
        - А до Таллинна далеко?
        Сидевшие рядом бойцы дружно заржали.
        Водилы же продолжали хулиганить.
        Дорожные знаки не трогали. А вот указатели с надписями на эстонском непременно роняли.
        Ну, ничего. Наши ВАИшники новые поставят. На русском теперь.
        Самое смешное, когда мы шли по трассе А-20 и проходили населенный пункты различного калибра, эстонцы выходили к обочинам и молчали. С какой-то обреченностью на лицах стояли и разглядывали несущиеся мимо танки, БМП, БТР, грузовики…
        Вот так вот едешь - а на обочинах манекены стоят. Не злятся. Не радуются. Просто стоят и смотрят. Как суслики, честное слово!
        На первой машине мужики подняли трехцветный российский флаг. А вот наш мехвод номер отколол…
        Где-то под Котлах-Ярве бойцы вдруг закопошились. Вытащили палку, сноровисто натянули на нее…
        Красный флаг с серпом и молотом яростно заколыхался на балтийском ветру!
        Веселуха началась, когда мы в Таллинн вошли. Ох и мат висел, когда колонна попыталась в Старый Город выползти. Улицы узкие, кривые. Немцы, блин, понастроили в свое время. Или это датчане были? Хотя… Какая разница? Технику пришлось оставить, и пехом, пехом.
        Выползли на Ратушную площадь. Вот тебе и Старый Томас, вот тебе и сама Ратуша.
        Из окон, из подворотен - да отовсюду! - торчали любопытствующие морды эстонцев.
        Фил окликнул меня:
        - Смотри! Гостиница какая-то! «Scandic Palace», вроде…
        - Ага. Скандинавский палас. И как они тут живут? Все не по-человечьи называют! Надо же, гостиницу в честь ковра назвали, - откликнулся кто-то из бойцов.
        - Лех! Пойдем, позырим! Может там интернет есть?
        Браво перекинув «калаши» через плечо мы потопали по брусчатке к этому самому «скандинавскому паласу». Бойцы наши, усаживались вдоль стен, пугая автоматами местных, высыпавших на улицы, ротозеев.
        Но дойти мы не успели.
        С одной из улочек на площадь внезапно вышла колонна. Шли какие-то старичеллы в мундирах под красно-бело-красными знаменами и орали:
        Die Stra?e frei Den braunen Bataillonen,
        Die Stra?e frei Dem Sturmabteilungsmann!
        Es schau'n aufs Hakenkreuz Voll Hoffnung schon Millionen
        Der Tag fur Freiheit Und fur Brot bricht an.
        Фил тут же начал щелкать своим фотиком, а я машинально снял с предохранителя свой «калаш».
        Бойцы наши отреагировали так же. В смысле, «передернули затворы».
        Передние ряды демонстрантов внезапно остановились. Задние продолжали напирать, не сразу сообразив - что происходит. Эстонцы, чё!
        И песня медленно затихла. На площади воцарилось молчание. Гражданские куда-то внезапно рассосались.
        «Сейчас прольется чья-то кровь…» - мелькнула у меня в голове какая-то цитата из какого-то фильма.
        И тут Фил внезапно заорал:
        - Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, Hа высокий берег, на крутой…
        И, закинув на спину автомат, пошел навстречу старым эстонским придуркам, продолжая щелкать своей «фаллической дурой».
        На какой-то миг мне показалось, что вся площадь, весь город, да что там, весь мир - просто вымерли все.
        И что-то тут и меня подкинуло и я пошел вслед за Филом:
        Пусть фриц помнит русскую «катюшу»,
        Пусть услышит, как она поет!
        Из врагов вытряхивает души,
        А своим отвагу придает!
        Этот куплет мне дед пел. Его нет в официальной версии. А вот у меня есть.
        Внезапно за спиной загрохотал КПВТ. Очередь прошла поверх голов нацистских ветеранов, выбивая кирпичную пыль из старинных домов Таллинна.
        А потом бойцы наши вдруг заорали «УРАААА!!!» и бросились на эсэсовских стариков. Впереди бежал наш мехвод Лешка Глушков с тем самым красным знаменем. И вот честное слово даю. Никто не хотел инвалидов фашистских бить прикладами. Русские солдаты - люди добродушные и отходчивые. Мы их просто попугать хотели. Мы же не рассчитывали, что половина бывших вояк из двадцатой гренадерской дивизии СС страдают на старости лет недержанием кишечника? Ну, парочка еще копыта откинула от инфаркта. Мы-то тут причем?
        И никого мы танками не давили. Танки и и прочие БМП в город не вошли. Больно надо еще на них моторесурс тратить…
        - Мехвод! - крикнул Глушкову довольно хохочущий Фил, - А ты почему свою лошадку бросил?
        Тот тем временем, сунул свой красный флаг наиболее бордому эсэсовцу и заставил его маршировать по площади, распевая гимн Советского Союза. «Союз нерушимый республик свободных…» От страха у эстонца даже акцент пропал.
        - Товарищ лейтенант! Я первый раз за границей! Попросил ребят присмотреть! Когда я еще в Таллинне побываю?
        Хочешь посмотреть мир? Совершенно бесплатно? Программа «Все включено!». Главный спонсор - министерство обороны Российской Федерации.
        Вечером этого же дня, полковник Российской Армии Виктор Сенников, комендант города Таллинна, столицы новоявленной Эстонской области, отдал первый свой приказ.
        «Перенести Бронзового солдата на прежнее место. Все расходы возлагаются на принимающую сторону».
        Долго мы задерживаться в столице Эстляндии не стали. Командование оставило небольшой гарнизон и отправило нашу колонну дальше. Единственное, что успели мы - распечатать-таки несколько фоток в той самой гостинице. Фил - умница. Когда побежал на престарелых нацистов - щелкал на бегу. Исторические кадры должны получиться.
        Особенно меня впечатлил один - перекошенное лицо какого-то старика. В глазах эсэсмана плескался дикий ужас, а из искривленного рта стекала струйка слюны. Ну и кающийся хрен с красным флагом в руках, покорно поглядывающий на чумазого мехвода - тоже хорош.
        Сволота, блин.
        А потом колонна двинулась дальше на запад. Что-то там происходило, раз нас так гнали. Очень мне это все напомнило знаменитый бросок десантников на косовский аэродром. Помните, в Сербии тогда? Как мы тогда гордились за нашу армию… А теперь вот сами!
        Шли без остановок. Физиология, однако, давала о себе знать. Вы не поверите, но орошение придорожной травы мы производили прямо с брони. Само по себе сидеть на несущейся БМП - довольно сложная штука. Ну а сам процесс слива солдатского радиатора превращался в акробатический этюд. Впрочем, чего-то я увлекся…
        Эстонцы по-прежнему бесстрастно стояли вдоль дорог, когда мы проезжали населенные пункты. Стояли и взирали исподлобья.
        В русских же хуторах и деревнях нас забрасывали цветами! Честное слово - такое чувство как будто снимаюсь во фронтовой хронике сорок пятого года. Мурашки по коже! А в одном селе мне разбередил сердце какой-то старик.
        Он стоял около своего дома, вытянувшись по стойке смирно. На старом, еще советском, мундире, блестело несколько медалек - какие точно? - я толком не разглядел. Одну только узнал. «Отважную».
        Старик стоял и рука его дрожала, приложенная к такой же старой пилотке. Левая. Потому как пустой правый рукав был заткнут за поясной ремень. А за низким заборчиком стояла его бабка. Крестилась и кланялась в пояс. Кланялась и крестилась. Старика обдували могучие и вонючие клубы сиреневого дыма от наших машин. Но он не морщился, а даже с каким-то наслаждением вдыхал запах сгоревшего дизтоплива. По морщинистому лицу его стекали слезы.
        Следующая за нами бэмпешка вдруг тормознула. Оттуда выскочил какой-то летеха и положил к ногам старика туго набитый солдатский сидор. Потом крепко обнял его и лихо запрыгнул обратно.
        Первый раз нас обстреляли на подходе к эстонско-латвийской границе. Из небольшого леска вдруг ударила пулеметная очередь. Слава Богу, пулеметчик оказался неопытным. Очередь прошла выше - слишком ствол задрал. Останавливаться мы не стали. Просто колонна ощетинилась такой стеной огня, что лесок просто исчез. КПВТ перерезает стволы деревьев не хуже «Хускварны». Гринписа на нас нет… А танки даже не соизволили башни повернуть.
        Смелый был эстонец. Смелый, но глупый. Хотя… С другой стороны? Разве не так поступали наши деды в сорок первом?
        Впрочем, наши деды не сжигали деревни вместе с людьми.
        Господи… Какая была вонь! Она перебивала все на свете, когда мы вошли в выгоревшую деревеньку.
        Живых там не было.
        Это была первая остановка нашей колонны. В вечернем свете мирно заходящего солнца дотлевали остатки домов, сожженных вместе с их жителями.
        Пока солдаты проверяли развалины, мы с Филом мотались по этой бывшей деревеньке. Он снимал. Я запоминал. Какая же сволочная работа - быть журналистом. У меня мутилось в голове от увиденного. Фил был бледный как смерть. Солдатики наши по очереди блевали.
        Всякого я навидался. Делал репортажи с пожаров, с аварий. Было дело, три машины столкнулись на Казанском тракте. Девять погибших. Из них два ребенка. Да. И там мне было плохо. Очень плохо. Но тут… Как же я не хочу об этом рассказывать. Но надо. Надо написать статью. Потому как журналисты - это тоже солдаты. Солдаты информационной войны.
        Пока наши мотострелки стаскивали обугленные трупы в одну кучу, время от времени падая в обморок, пока наш командир связывался с командованием, объясняя ситуацию, я сидел и долбил заметку на своем нетбуке. Долбил, пытаясь не потерять сознание. «Терпи, сволочь! Терпи!» - приказывал я себе. Я ее тут приведу, эту статейку. Хорошо?
        «Нацизм возвращается.
        Колонна российских миротворческих войск под командованием полковника Астахова шла ускоренным маршем через Эстонию в район сосредоточения.
        В одной из деревень наши солдаты столкнулись с ужасающим возвратом средневекового нацизма в эстонском исполнении.
        Эта деревня была населена „гражданами второго сорта“. То есть - русскими. Если до войны, их преследовали моральными и экономическими способами, то сейчас эстонские фашисты прибегли к физическому уничтожению.
        Семьи „унтерменшей“ были заперты в своих домах. Старики, женщины, дети - обычные мирные жители. А потом их подожгли. Лучше любых слов об этом расскажут фотографии военного корреспондента Н. Филимонова. По этическим причинам мы не можем опубликовать все фотографии. Полный архив вы можете скачать на сайте нашей газеты. Будьте осторожны при просмотре. Женщинам и детям смотреть… НЕЛЬЗЯ!
        Ситуацию прокомментировал полковник Астахов:
        - Как вы считаете, кто был способен на такое?
        - Войск противника здесь просто нет и быть не может. Выводы, конечно, сделает следствие. Однако, можно утверждать, зная национальную политику бывших властей Эстонии, что это сделали так называемые „силы национальной самообороны“, либо политические организации националистического, простите, нацистского толка.
        - Какова будет реакция миротворческих сил России?
        - На этот вопрос я ответить не могу, так как не хватает компетенции.
        - И все же?
        - При столкновении бандитами мы будем вынуждены применить оружие в целях защиты мирных граждан.
        Единственный вывод, который можно сделать, видя такие зверства, что подобное могут делать те, кто потерял человеческий облик. А, значит, они не подлежат суду и должны расстреливаться на месте как дикие звери. Женевская, Гаагская и прочие конвенции не должны распространяться на нелюдей.
        Алексей Иванцов. Военный корреспондент»
        На самом деле, разговор проходил совершенно не так.
        С полковником я столкнулся, когда осматривал очередные дымящиеся развалины.
        - Что…ть, журналист х…ев, пишешь? Ты…ть, ты нах…, ты напиши от меня лично! Я…ть, каждого ё…ого эстонца лично ё…ну, если му…чьё это злое…чее мне с оружием попадется. Х… я клал на всю эту пи…братию со всеми б…дскими правами человека и пе…растичной толерантностью. Я в горло столько х… в им натолкаю, что сс…ться будут кровью триста лет подряд! Понял, козел? И попробуй хоть слово изменить, раком поставлю!
        Увы. Пришлось изменить. Иначе цензура не пропустит.
        После этого полковник лично застрелил единственного человека, оставшегося в живых из этой деревни.
        Я не могу сказать - мужчина это был или женщина. Тело обгорело так, что, казалось, дышит какое-то обугленное бревно. Но оно дышало. Меня до конца жизни, наверное, будут преследовать эти кошмары. Хриплое дыхание. Красные трещинки, разрывающие при каждом вздохе обугленную плоть. Твою мать… Стопроцентные ожоги четвертой степени. Полностью сгоревшие конечности. А тело еще дышит. И без сознания. Мы ничем ему не могли помочь, этому человеку. Ничем. Наши полевые медики только развели руками. Полковник лично выстрелил в обугленную голову, целясь между лопнувшими от дикого жара глазами.
        Может быть, я зря все это помню?
        Алекс Кшетуский. Бортстрелок.
        Ночь. Да… «Встреча на Эльбе» прошла удачно - раненых американцы отправили в госпиталь белорусской армии, а эскадрилью попросили работать по профилю в интересах армии РБ. До вечера сделали два вылета, потом небольшой отдых - натовцев накормили в столовой на авиабазе - впервые за три дня поели горячего и вспомнили что такое чай. А затем всё по новой - вылеты за ранеными. Когда стемнело, прибавилось работы - большинство вертолётов Ми-8 не было готово к ночным полётам и тем более - посадкам на необорудованные площадки.
        - Это «медэвак», прошу обозначить свое местонахождение и посадочную площадку!-
        Вертолет наворачивал круги, ища вызывавшее медиков подразделение. Внизу шла перестрелка - белорусские позиции были очень хорошо заметны - они выигрывали в огневой перестрелке буквально подавляя колбасников шквалом огня.
        И тут под бортом вспыхнули две зелёные ракеты. Кшетуского аж ослепило.
        - Чёрт, идиоты! Да вижу я вас! Чёрт! Заходим на второй! - белорусы обозначили себя ракетами, ослепив и пилота, который их в ПНВ превосходно видел. Пришлось отложить посадку.
        Сопровождавший нас офицер из ВВС Белоруссии тут же обматерил тех, кто был на земле и попросил больше не слепить пилота - в американской армии места посадки было принято обозначать по-другому.
        Пока Кшетуский пытался выгнать зелёных зайчиков из глаз, вертушка коршуном рухнула на посадочную площадку. К ним тут же потащили раненых.
        - Сюда, - первый сержант и офицер-белорус помогали разместить их в отсеке. Раненые в большинстве были молодыми ребятами, зачастую казалось, что это были подростки, которых облачили в камуфляж на пару размеров больше чем надо. Грязные, окровавленные, они были или в шоке или без сознания.
        И в таком же духе весь день. Жара… Кровь, кажется, впиталась в пол отсека. Её запах не выветривался ничем.
        Одесса. Военный пенсионер Сергей Акимов.
        Поехал на старую работу.
        Самвел был на совещании у начальника управления. Зашел в свой бывший отдел, девчата обрадовались, нарассказывали, что меняется у них с началом войны. Оказывается, по десятку офицеров от каждого учреждения срочно переводят во вновь создающиеся лагеря для военнопленных. Первые сотни пленных уже появились, а ожидаются десятки тысяч. Вот для них и планируют создавать лагеря - пусть отстраивают разрушенное. А на вакантные должности решено привлечь пенсионеров. Девушки выдвинули мою кандидатуру - пять лет работали дружно и еще могли потрудиться, да по возрасту меня попросили уйти.
        Слегка офонарел: война еще только началась, а начальство уже так далеко в будущее заглядывает! С другой стороны, хорошо - значит, сомнений в нашей победе нет.
        Дождался Самвела, переговорили. Он подтвердил уже известную мне информацию и официально предложил вернуться на службу в качестве вольнонаемного. Выпросил день на размышления - и не против вроде, но и что-то смущает…
        Поехал домой. Город выглядит непривычно - окна заклеены полосками бумаги и скотча крест-накрест, реклама выключена. В трамвае говорят, что ночью уличное освещение отключают. Постановлением городской власти объявлен режим светомаскировки - могут, мол, быть бомбежки. Откуда? Румыны боевые действия прекратили, а немцам не до Одессы - им и на фронте забот хватает. Как всегда, власть принимает меры с запозданием. Проще при обнаружении неизвестных самолетов отключать свет централизовано. На предприятиях, связанных с выпуском оборонной продукции, набирают рабочих, да и остальные заводы оживились - по радио и телевидению то и дело объявления: требуются токаря, слесари, сварщики, прессовщики и т. д. Где их сейчас взять? Почти двадцать лет рабочие кадры в стране практически не готовили, а теперь они вдруг понадобились. Еще одна проблема - торговцев больше, чем рабочих. И однозначного решения не видно.
        Да, война - это безоговорочно плохо. Но она ставит такие вопросы, которые замалчивались годами, задвигались в тень, забалтывались, а теперь их придется решать, и решать срочно.
        Дома - опять к телевизору. Показывают кадры бомбежки Берлина дальней авиацией. Ту-22 М3, Ту-95 и Ту-160, идя на высотах десять-двенадцать километров, сбрасывают ОДАБ большой мощности. Внизу - море пожаров, весь город затянут дымом. Подобные удары нанесены и по ряду других крупных промышленных центров - Мюнхену, Руру, Гамбургу, Данцигу. Даже становится жалко немцев - от бомб объемного взрыва укрытия не спасают…
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Ганцевичи.
        Время для нас с Андреем тянулось очень медленно. Все-таки было как-то не по себе оттого, что опера, Саня и даже его малолетние охламоны поехали туда, откуда кто-то из них может не вернуться, а мы - два взрослых мужика - остались на базе, в тепле, уюте и полной безопасности. Пытались себя заставить пойти пообщаться с Отто, но душа почему-то не лежала. Пытались заняться делом - нас хватило на то, чтобы вернуть на место звездочки, выдранные еще перед Крысаничами, и пришпандорить шевроны при помощи клея «Момент», обнаруженного в ящике стола вместе с другими канцелярскими принадлежностями - офицерской линейкой, курвиметром (извиняюсь, не я такое название придумал), набором цветных карандашей и блокнотами. То ли кто-то забыл, то ли спецом для «крючков» держат. Покурили. Выпили кофе. Еще покурили. В конце концов, утомившись выкуривать одну сигарету за другой и поглощать растворимый кофе чашку за чашкой, мы разбрелись по комнатам. Я лег на диван, включил телевизор и… уснул. Да, банально уснул. Особенность организма такая - кофе, а тем более - растворимый кофе, на меня почему-то действует похлеще любого
снотворного. Проснулся внезапно - снился какой-то дикий кошмар, и в течение пары минут не мог понять, кто я, где я и зачем этот гад поливает на меня из чайника.
        - Ну ты и спать! - Андрей кинул мне полотенце, висевшее на спинке кровати. - Вставайте, граф, вас ждут великие дела. Дежурный звонил, наши вернулись.
        - Фррр, - только и смог сказать я в ответ, вытирая с лица остатки воды. Мало того, что майка - хоть выжимай, так еще и покрывало, на которое я улегся, не раздеваясь, только сняв куртку, было мокрым насквозь. - Ты соображаешь вообще, что делаешь?
        - А по-другому не получалось. Я тебе и кричал, и уши тер, и за ногу дергал - ты что-то буркнешь в ответ, на другой бок повернешься и дальше массу давишь.
        - Садист. Что у наших?
        - Пока не знаю, дежурный тоже не в курсе был, так что поднимайся, одевайся и потопали - они у КПП разгружаются.
        Дойти до КПП мы не успели. Навстречу нам уже двигала сладкая парочка - Вова и Игорь. Как-то они за последние дни спелись, к чему бы это?
        - Ну что?
        - Все в норме, как доктор прописал. Немцев захомутали, девочка - цела, папа ее - не совсем цел, конечно, но жить будет, его уже перевязывают.
        - Наши все целы?
        - Наши-то? Почти. Не считая того, что Грине, похоже, нос сломали. А «ненаши» - не все. Перетренировал Саня своих, перетренировал. Они немецкую группу прикрытия к себе метров на 15 подпустили - и с десяти стволов в упор. Мясо.
        - А кто Гришу-то так сумел?
        - О! Ключевой вопрос! Это бугор их его приласкал - он чуть дальше в лесу сел, и когда наш «фейерверк» сработал, ему не сильно досталось, короче, когда стали немцев собирать и укладывать, он очухался. Гриша как раз над ним наклонился, ну и получил - тот ему головой - прямо по сопатке. Гриша, конечно, его повязал, но как приехали - сразу в санчасть, лед прикладывать.
        - А с радистом как прошло?
        - Середина на половину. Алекс с ним по-немецки минут десять разговаривал, а потом - бац - выстрел. Мы ломанулись, а он уже готов. Застрелился, короче. Из «ТТ» прямо в висок. Алекс переживает сильно - не смог убедить. Но этот-то, который командир их - ну фрукт, чистый фрукт. Сейчас такой концерт на КПП закатил - любо-дорого посмотреть, - ответил уже Игорь.
        - Какой концерт?
        - Он, пока мы обратно ехали, ругался, по чем свет - быдло большевистское, твари, хамы и так далее. Остальные - приличные люди, лежат в отключке в кунге на полу, а этот - ну не замолкает. Саню это достало, он ему пинка отвесил - заткнись, говорит, надоел. А тот - еще больше разоряется, матом - да так, знаешь, виртуозно, что студенты ржать стали. Тут у Старого терпение лопнуло, он ему слегка двинул - тот вырубился. Приехали, из машины стали вытаскивать - здесь уже, на КПП, он очухался, флаг трехцветный увидел, в осадок выпал, глаза таращит, что-то сказать силится, а тут к КПП, как на грех, дежурный по части подвалил - в погонах. Этот демон от нас вырвался, к дежурному бросился - пытается с ним в десны бахаться, орет, «я знал, я знал». Дежурный от него шарахнулся - видать, решил, что педерасты атакуют, а тот - за ним, так и пытается ему засос поставить. Неудобно, конечно, в наручниках-то, но - пытается. Потом остановился и этак властно, дежурному: «господин штабс-капитан, извольте приказать вашим нижним чинам меня немедленно освободить». А дежурный - капитан, услышал, что его в «штабные» записали,
стоит - слова сказать не может. Видимо, думает, что мы каких-то психов из лесу притаранили. Словом, взяли мы этого клоуна - и в любимый каземат. Сейчас его там прикуют как следует, чтобы не быковал - и он в вашем распоряжении. А мы - спать, сил больше нету.
        Пообщавшись с остальными ребятами, в красках повторившими нам уже услышанный от Вовы рассказ, мы пожелали им приятных сновидений и, первым делом, направились в санчасть - проведать Гришу. Но опоздали: дверь в санчасть оказалась закрытой изнутри, а из-за двери доносилось какое-то подозрительное сопение. Клювик, говорите, Грише ремонтируют? Ну-ну. Клювик-то у него, похоже, вполне гмм… работоспособен.
        Потоптавшись немного перед закрытой дверью, подергав ее за ручку, постучав, позвонив в звонок, мы плюнули на это дело и отправились к «клиенту», который с нетерпением ожидал нас в допросной. С ним в комнате находились два студента и Саня - он, несмотря на усталость, все-таки решил продолжить общение с таким любопытным экземпляром.
        Увидев нас - в форме, хоть это и был камуфляж, с трехцветными шевронами на рукавах (погоны ему, сидя на стуле, разглядеть было сложно, точнее - просто невозможно, он завопил:
        - Господа! Это какое-то недоразумение - я же свой. Позвольте представиться: генерального штаба подполковник Суховеев! Прикажите же, наконец, меня освободить!
        ПРОТОКОЛ
        допроса подозреваемого
        25 июня 1941 годагор. Ганцевичи
        Брестская обл. респ. Беларусь
        Допрос начат: 06 ч. 00 мин.
        Допрос окончен: 08 час. 15 мин.
        Старший следователь по особо важным делам ОРОВД СУ СК при Прокуратуре РФ по г. Санкт-Петербургу старший советник юстиции……..
        В помещении в/ч 03522
        в соответствии с частью второй ст. 46, ст. 189, 190, частью первой ст. 223-1 УПК РФ допросил
        по уголовному делу Љ 02 - 41 в качестве подозреваемого:
        1. Фамилия, имя, отчество: Суховеев Роман Аркадьевич
        2. Дата рождения: 18.04.1884 г.
        3. Место рождения: г. Клин Московской губернии
        4. Место жительства, регистрации: г. Берлин, Потсдамская улица, д. 22, кв. 4
        5. Гражданство: подданный Российской Империи, Германской Империи.
        6. Образование: Высшее военное, в 1913 г. закончил Императорскую Николаевскую военную Академию.
        7. Семейное положение, состав семьи: женат.
        8. Место работы или учебы: 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург» (Lehrregiment Brandenburg z. b. V. 800)
        9. Отношение к воинской обязанности: военнообязанный.
        10. Наличие судимости: не судим.
        11. Паспорт или иной документ, удостоверяющий личность подозреваемого: отсутствует.
        12. Иные данные о личности подозреваемого: подполковник РИА, воинское звание в вермахте - гауптман.
        Подозреваемый: Суховеев.
        с участием заместителя прокурора……. района г. Санкт-Петербурга старшего советника юстиции…….
        Участвующим лицам объявлено о применении технических средств: диктофон (модель), видеокамера (модель).
        Мне разъяснено, что совместными Указоми Президента РФ Љ123-41, Указом Президента РБ Љ 213-41 от 24.06.1941 г. действие ч. 4 ст. 46 УПК РФ, ч.3 ст. 49 УПК РФ, Главы 16 УПК РФ и соответствующих статей УПК РБ на территории Брестской области респ. Беларусь приостановлено.
        Мне разъяснено, что в соответствии со ст. 51 Конституции Российской Федерации я не обязан
        свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников, круг которых определен п. 4 ст. 5 УПК РФ.
        Подозреваемый: Суховеев.
        Подозреваемому объявлено, что он подозревается в совершении преступления:
        Не позднее 23 часов 30 минут 22.06.1941 г. Суховеев Р.А., не отказавшийся в установленном порядке от подданства Российской Империи (гражданства Российской Федерации, Республики Беларусь), имея умысел на совершение государственной измены, был заброшен в составе разведывательно-диверсионного подразделения 800-го учебного полка особого назначения «Бранденбург» на территорию Брестской области респ. Беларусь с целью шпионажа, выдачи государственной тайны либо иного оказания помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации. Не позднее 02 часов 30 минут 24.06. 1941 г. Суховеев Р. А., действуя в составе организованной группы - разведывательно-диверсионного подразделения 800-го учебного полка особого назначения «Бранденбург» вооруженных сил Германии, по адресу: Ганцевичский район Брестской области респ. Беларусь, 15-й километр автодороги Ганцевичи - Хотынычи (трасса Р-105), совершил захват заложника - несовершеннолетней гражданки РБ Сипаевой О.С., с целью понуждения ее матери - Сипаевой С.
Б. - совершить действия, направленные на передачу противнику сведений о перемещении воинских контингентов ВС РФ, ВС РБ, в целях последующего совершения им (Суховеевым Р.А.) диверсии - то есть взрыва, поджога или иных действий, направленных на разрушение или повреждение предприятий, сооружений, объектов транспортной инфраструктуры и транспортных средств, средств связи, объектов жизнеобеспечения населения в целях подрыва экономической безопасности и обороноспособности Российской Федерации,
        то есть в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 275, 281 ч.2, 206 ч.3 УК РФ (аналогичными статьями УК РБ).
        Подозреваемый: Суховеев.
        По существу подозрения могу показать следующее:
        В полку «Бранденбург» служу с момента создания подразделения. 10 января 1940 года был сформирован 800-й строительно-учебный батальон особого назначения (нем. Baulehrbataillon z. b. V. 800), состоявший из четырёх рот. Роты дислоцировались в четырёх пунктах, впоследствии место дислокации одной из рот - город Бранденбург-на-Хафеле - дало название всему подразделению («Бранденбург»). Наименование «строительно-учебный» было присвоено для конспирации. 1 июня 1940 года батальон был развёрнут в 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург» (нем. Lehrregiment Brandenburg z. b. V. 800), наименование «учебный» - по-прежнему для конспирации. Полк состоял из трёх батальонов, дислоцировавшихся раздельно - в Бранденбурге, Вене, Дюрене. Первым командиром полка «Бранденбург» был майор Кевиш, затем (с октября 1940) - майор фон Аулок, с 30 ноября 1940 - подполковник Пауль Хелинг фон Ланценауер. Полк «Бранденбург» непосредственно подчинён управлению внешней разведки (нем. Amt Ausland/Abwehr II) Верховного командования Вермахта. В отряды набираются помимо лиц немецкой национальности, соответствующих всем (весьма
жестким)физическим кондициям, фольксдойче других стран, владеющие, соответственно, двумя языками, а также лица всех прочих национальностей, одобрявших политику рейха. Их задачи - использование в тылу противника в диверсионных целях, переодетыми в форму врага и знающими язык - для его дезориентирования. В подразделении «Бранденбург» солдаты помимо постоянной лингвистической практики, осваивают: рукопашный бой, работу с картой, взрывное дело, маскировку на местности, тактику боя в одиночку и малыми группами, навыки изготовления фальшивых документов, тактику засад, борьбу с танками, доскональное изучение своего и трофейного стрелкового оружия. Принципом работы «Бранденбурга» является отказ от ограничений в законах ведения войны. Можно всё, что ведёт к результату, даже если это противоречит морали. Допускается: применение любых видов оружия, пытки при допросе пленных, захват заложников, убийство женщин и детей, террор против некомбатантов и ряд других мер. Принципом ведения боя, является тактика работы в «боевой двойке» или «работа в паре». Двойки тренируются в взаимодействии в составе подразделения из 12
человек (условно - боевое отделение). Эти отделения формируются в тактическое боевое подразделение из 300 человек - батальон. Главные задачи «Бранденбурга» в условиях военных действий: диверсии в тылу противника, глубокая разведка, уничтожение коммуникаций, захват мостов, аэродромов, бункеров, стратегических объектов любого уровня охраны, уничтожение узлов связи, ликвидация офицерского состава высокого ранга - ведущая к дезорганизации противника, террор против гражданского населения (зачастую в форме противника) для создания панических настроений и усиления хаоса, подрывы ж/д путей, уничтожение складов с амуницией, продовольствием, боеприпасами, добыча «языков».
        Допрос подозреваемого прерван в связи с необходимостью приема пищи.
        Подозреваемый: Суховеев Р. А.
        Перед началом, в ходе либо по окончании допроса подозреваемого от участвующих лиц заявлений не поступало. Протокол прочитан лично. Замечаний к протоколу не имею.
        Подозреваемый: Суховеев Р.А.
        Участвующие лица: подпись
        Следователь: подпись
        - Господа! Это какое-то недоразумение - я же свой. Позвольте представиться: генерального штаба подполковник Суховеев! Прикажите же, наконец, меня освободить!
        - Ребятки, дайте нам с дядей поговорить, - Андрей кивком головы предложил охранявшим Суховеева бойцам выйти, - за дверью подождите, пожалуйста. Один - на месте, а второй - на полчаса свободен, потом поменяетесь.
        Студенты, козырнув (ишь ты, уже настрополились), вышли из помещения, наградив подполковника «добрыми» взглядами - судя по всему, за время совместного пребывания с Суховеевым в «каземате», они узнали о себе много нового, и вряд ли это новое было добрым и светлым.
        - Господа, а как же я?
        - Во-первых, гражданин Суховеев, при обращении к любому из нас вы должны употреблять обращение «гражданин следователь». Во-вторых, а почему вы решили, что мы испытываем хоть какое-то желание вас освободить?
        - Но как же… Я же сам видел трехцветный флаг… Да и на шевронах у вас - тоже он. Пусть не треугольный, как у нас, в Добровольческой, был, но ведь трехцветный, не большевистский! Я так понимаю, что вторжение Рейха привело к тому, к чему и должно было привести - Советы рухнули - только так я могу объяснить и флаг, и шевроны.
        - О «советах» мы с вами поговорим позднее. Я хочу сразу объяснить вам сложившуюся ситуацию: вне зависимости от существующего в России (искорка надежды в глазах диверсанта), да, именно в России, режима, гитлеровская Германия воспринимается гражданами страны, вне зависимости от их политических пристрастий, в качестве врага, а вы - вы встали на сторону этого врага для того, чтобы участвовать в нападении на страну, которая является вашей Родиной. - избранную мною линию поведения продолжил Андрей. В «злого» и «доброго» играть не будем - смысла нет, к таким трюкам его готовили, возможно, не только в Абвере, но и эээ… пораньше, все-таки генштабистом представляется.
        - Но позвольте! Как вы можете видеть врага во мне - человеке, который уже двадцать лет прилагал и прилагает все усилия к тому, чтобы ликвидировать большевизм? Если у вас это получилось сделать внутри страны, не нужно забывать о тех, кто потратил свою жизнь на то, чтобы создать вам внешние условия для достижения цели. Мы, пусть разными путями, делали одно и то же дело. Может быть, вы мне не доверяете? У вас тут есть хотя бы один комиссар? Освободите меня, дайте мне пистолет, и я вам докажу, что заслуживаю полного доверия новых российских властей. Раз большевизм свергнут, между Германией и Россией не может быть каких-либо разногласий, настолько значимых, чтобы был смысл продолжать войну, а мое звание в германской армии только поможет установить контакт с властями Рейха. Пусть я всего лишь гауптман, но меня лично знает адмирал, и не только адмирал - я знаком с многими деятелями партии. Поймите же наконец, что, удерживая меня, вы тратите драгоценное время.
        - Комиссар, говорите? Есть, как не быть. Называется, правда, по-другому - заместитель командира части по работе с личным составом, но - есть.
        - Что?! Вы хотите сказать, что в вашем полку среди офицеров есть правоверный большевик и он еще жив?
        - Андрей, ты не в курсе политических предпочтений местного замполита?
        - Абсолютно нет, меня они как-то не интересуют. Кстати, я на последних выборах голосовал за коммунистов - «ЕдРо» или эсэры меня как-то не вдохновили, а Жирика я после известной тебе истории терпеть не могу.
        - Объясните, что здесь происходит? Кто вы такие? О чем, черт возьми, вы вообще тут говорите? Как может быть, чтобы большевики терпели трехцветный флаг?
        - Да они не только трехцветный флаг терпят, у нас и орлы (хихикнув про себя - все равно вилки для снимания с ушей лапши у него нет и не предвидится) вместо звезд в Кремле на башнях стоят. А коммунисты - коммунисты заседают в парламенте на Охотном ряду вместе с теми, кого вы бы назвали кадетами или, скажем, обновленцами. Часть коммунистов, кстати, исповедует взгляды, близкие к взглядам Союза Михаила Архангела.
        - Слава тебе, господи, - были бы у Суховеева свободны руки - наверное, он бы истово перекрестился, - почему же тогда вы обращаетесь со мной, как с врагом?
        - Видите, ли в чем дело, гражданин Суховеев. Мы обращаемся с вами в полном соответствии с вашим статусом - вы и есть для нас враг.
        - Но почему?
        - Смотри, Андрей - он еще спрашивает. Неужели не доходит?
        - Гражданин Суховеев, мы морально осуждаем тех же большевиков за то, что в борьбе с существовавшим режимом они не брезговали пользоваться помощью внешнего врага. Следовательно, с таким же основанием мы осуждаем и вас - тех, кто считал, что использует внешнего врага для свержения большевизма, хотя на самом деле это внешний враг использует вас.
        - Простите, госп… гражданин следователь, не соблаговолите ли разъяснить мне, что означают эти звезды, - Суховеев кивнул в сторону полковничьих погон Андрей, - признаться, я подумал было, что принятые у вас чины соответствуют тому, что было в мое время, однако сейчас вижу, что я несколько ошибся в своих предположениях.
        - Эти звезды говорят о моем классном чине в прокуратуре, гражданин Суховеев. Этот чин - «старший советник юстиции» - эквивалентен званию полковника в армии.
        - Вы из прокуратуры? Удивительно. Я полагал, что буду иметь удовольствие общаться с офицерами контрразведки.
        - Офицеры контрразведки, хотя по аналогии, они скорее являются офицерами известного вам корпуса жандармов, возглавляли группу, которая задержала вас и частично ликвидировала ваших подчиненных.
        - Группу? А, вы о нижних чинах…
        - Между прочим, каждый из этих, как вы выразились, «нижних чинов» - студент не менее, чем третьего курса университета, добровольно вступивший в армию после нападения Германии.
        - Студенты? Добровольно? Да вы смеетесь надо мной, господа, положительно - просто смеетесь. Такое было возможно в Германии периода Великой войны, но уж никак не в России. Наши студиозы от века были озабочены тем, чтобы гадить существующей власти любыми доступными им способами.
        - Не «господа», а «граждане следователи», не забывайтесь. Боец! - Андрей позвал стоявшего снаружи «старослужащего» - кто-то из нас придумал студентам это погоняло, обыграв личность их командира. Старый, когда услышал, чуть от смеха не загнулся - хорошо, говорит, что кульками или пакетами не назвали.
        - Боец, какой курс и факультет?
        - Третий курс, филологический факультет, товарищ полковник. При слове «товарищ» лицо Суховеева исказила брезгливая гримаса.
        - Филологический? Какими же языками владеешь?
        Боец посмотрел на нас - отвечать? Андрей кивнул головой, после чего студент выдал несколько фраз на французском и испанском языках, причем французский подполковник явно понял.
        - Да как ты смеешь? Господа, извольте приказать ему… - и замолчал, видимо, поняв неуместность вспышки своего гнева.
        - А сменщик твой откуда? - продолжал выяснять Андрей. Ну, правильно, надо же и с личным составом поближе познакомиться, совместить, так сказать, приятное с полезным.
        - С мехмата, товарищ полковник, на курс старше. У нас вообще гуманитариев мало - я и Серега, остальные - все технари.
        - Хорошо. Спасибо, свободен.
        - Есть! - боец, отдав честь, четко повернулся и строевым шагом вышел. А к пареньку-то коллегам надо присмотреться - ишь как с ходу вник в ситуацию и сыграл все красиво. Есть задатки-то, есть… Нечего такому красавчику в филологах делать, тем более что сейчас много людей для загранки понадобится - как «те кто был» себя поведут - неизвестно, а те, кто просто «был» - все канули неизвестно куда. Так, что-то мы отвлеклись.
        - Ну что, Суховеев, убедились?
        - Убедился. Хочу только заметить, что хам, даже знающий французский, не перестает от этого быть хамом.
        - Вы получили с его стороны ровно тот ответ, которого заслуживали. Андрей худо-бедно понимал французский язык - сказывались многочисленные поездки на выездные матчи «Зенита» в УЕФА и общение с приобретенными во Франции и Бельгии друзьями, курс школьной программы по иностранному, опять же.
        - Так почему же со мной беседует прокуратура, а не контрразведка? Особой разницы, правда, нет - я все равно ничего не скажу, из того, что знаю, ни вам, ни вашему Н-К-В-Д, или как оно у вас там называется.
        Мы с Андреем, не сговариваясь, захохотали. Что он нам может рассказать? Группы, выброшенные до 22-го июня, пропали. Задачи групп, которые выбрасывались 22-го числа, где-то до вечера, известны назубок - «Гугль», то есть теперь «Яндекс», в помощь. Задача групп, которые немцы выбрасывали после него, он знать не мог - с учетом того, что обстановка стала складываться совсем по-другому, задачи в любом случае изменились. А две группы, руководителем одной из которых был он, уже обезврежены. Так что…
        - Что вызвало у вас столь бурную реакцию, господа? Я сказал что-то смешное? Или вы сомневаетесь в моей способности выдержать пытки? - на «беспонтовое» обращение «фраера» - а он им сейчас и был, «фраером ушастым» - уши-то - вон какие, почти как у генерала Власова (интересная аналогия, кстати, надо бы запросить статистику в ИЦ), мы уже не отреагировали.
        - Андрюха… ха-ха… микроволновка… ха-ха…
        Ничто так не действует на допрашиваемого, как искренний смех следователя. Это гораздо хуже, чем разговор на повышенных тонах, топание ногами и прочие безобразия, типа сакраментальной лампы, светящей в глаза - конечно, при условии, что целью допроса является не получение информации, а закрепление доказательств. А уж если смеются, не сговариваясь, двое…
        Отсмеявшись, Андрей ответил:
        - Видите ли, в чем дело, Суховеев. Ни нас, ни контрразведку, абсолютно не интересуют сведения, которыми вы обладаете - мы знаем о вас все. Понимаете - все, до последней запятой. Давайте сделаем так: я сейчас расскажу вам историю вашего полка - «Бранденбург», а вы, если сочтете нужным, меня поправите.
        Оппа! В Андрюхином ноутбуке, который он во время нашего разговора подготовил к работе, открылся «вордовский» файл, Я-то стоял у него за спиной - он сел за стол напротив Суховеева - и видел, как этот черт собирается пересказать диверсанту содержание скопированной в «ворд» статьи с сайта «Братишки». Когда это он успел подготовиться?
        - Анрюха, ну-ка объясни?
        - А что объяснять-то? Пока ты дрых, позвонил дежурный и сказал, что беспроводной нет включили, ну я и прошелся по десятку сайтов на всякий случай.
        - Блин, мог бы предупредить, я бы тоже слазил, почту проверил хотя бы.
        - Без толку. Похоже, почтовые серваки еще висят, я смотрел свое «мыло» - пусто, даже спама нету.
        Суховеев смотрел на нас, как на идиотов. Куда можно лазить, чтобы проверять почту? Как «мыло» может быть пустым? Что за бред несут эти… эти…
        Выражение морды его лица опять сподвигло нас на истерический смех.
        - Итак, господин Суховеев, слушайте меня внимательно: 10 января 1940 года был сформирован 800-й строительно-учебный батальон особого назначения (нем. Baulehrbataillon z. b. V. 800), состоявший из четырёх рот. Роты дислоцировались в четырёх пунктах, впоследствии место дислокации одной из рот - город Бранденбург-на-Хафеле - дало название всему подразделению («Бранденбург»). Наименование «строительно-учебный» было присвоено для конспирации. 1 июня 1940 года батальон был развёрнут в 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург» (нем. Lehrregiment Brandenburg z. b. V. 800), наименование…
        Когда Андрей закончил чтение, красный, тяжело дышащий Суховеев был, по-моему, близок к обмороку.
        - Господа… Этого же просто не может быть… Вам известно все - абсолютно все (Естественно. В статье была масса подробностей - таких, о которых, по мнению диверсанта, могли знать только участники описывавшихся событий. Нас, правда, эти подробности не интересовали - безобразия, учиненные «Бранденбургом» в той же Франции, предметом нашего ведения не являлись. Пока не являлись). Господа… Прикажите все-таки расстегнуть наручники - слишком давят, затекли руки - и дайте, бога ради, платок и стакан воды, если можно.
        - Отчего же только воды? Если вы намерены сотрудничать со следствием, то мы можем предложить вам даже стакан виски или коньяка. - а вот это правильно. В такой ситуации «клиента» пора «размягчать». Не очень этично, правда, зато надежно и практично. В связи с отсутствием оперов, наливать виски придется самим. Или…
        - Боец!
        В комнату вошел на этот раз уже «математик».
        - Слушаю, товарищ полковник!
        - Боец, перестегни задержанного, ну вот хотя бы сюда - у стола были достаточно толстые металлические ножки, к одной из которых боец пристегнул правую руку Суховеева.
        - Так. А теперь, будь любезен, дождись сменщика и сгоняй к нам в домик - знаешь, где мы остановились? Там в холодильнике стоит «Блэк», принеси сюда бутылочку, если не сложно.
        - Хорошо, товарищ полковник, сделаю. - студент вышел.
        - А дисциплинка-то у вас - хромает, - не преминул подметить Суховеев.
        - Что вы хотите? Ребята в армии четвертый день.
        - Четвертый день? На четвертый день они ухитрились ночью расстрелять подготовленных диверсантов?
        - Они с третьего курса проходят военную подготовку во время обучения (об использовании ПНВ говорить, пожалуй, не стоило).
        - Даже так? Наверное, в этом есть смысл, раз эта подготовка приносит такие результаты. Дайте же платок, господа.
        Платка у нас не нашлось, поэтому Суховееву была предложена гигиеническая салфетка, вызвавшая новую порцию удивления.
        - А…
        - Перейдем все-таки к сути разговора. Несмотря на то, что мы сочли возможным удовлетворить некоторые ваши просьбы, советую вам не забывать о том, что наше отношение к вам, как к человеку, ставшему на сторону врага в борьбе против своей Родины, абсолютно не изменилось. Так что советую помнить, что все, что вы будете говорить, обязательно будет использовано против вас в скором, но справедливом суде.
        - Не вижу смысла запираться. Раз вы знаете то, что знаете - молчать мне никакого резона нет. Я готов.
        - Фамилия, Имя, отчество, дата и место рождения?
        Андрей уже успел заполнить шапку протокола допроса подозреваемого - поставил дату, время, место проведения допроса, указал свою должность и классный чин. Постановление, наверное, позже накатает - интересно, правда, где номер дела возьмет - канцелярии-то здесь нет, в учетную группу местного УВД разве что обратиться… Нет, номер дела тоже вписан - 02 - 41.
        - Откуда? - спросил я, показав пальцем на номер.
        - А на сайте нашем «разблюдовку» повесили, оказывается, кроме нашей еще пять групп сформировали, каждой - по десять номеров пока что выделили. Ну а так как мы первые, то номера с 1-го по 10-й - наши.
        Странно. А куда он 1-й номер дел? Ладно, об этом потом.
        - Вы готовы записывать? Я Суховеев Роман Аркадьевич, родился 18-го апреля 1884-го года в городе Клин Московкой губернии…
        После перерыва на завтрак мы продолжили допрос Суховеева. В его группе часть диверсантов русским языком владела плохо, поэтому по нашей просьбе из Минска приехал (своим ходом, надо ответить) переводчик - очередной студент-филолог, на этот раз - типичный «белобилетник», судя по стеклам его очков. Подполковник ничего особо нового для нас не сказал - находясь в подавленном состоянии, он абсолютно чистосердечно поведал как о мотивах, подвигнувших его на захват ребенка в заложники, так и о своем нынешнем отношении к своему поступку. Все объяснялось предельно просто - в своей «священной борьбе» с большевизмом он считал подходящими любые средства - тот же ребенок был для него не более чем большевистским отродьем. О своем поступке он абсолютно не жалел - если бы представилась возможность, он поступил бы точно так же. Выяснилось, что в Абвер он пришел еще в 1936-м году, политику Гитлера, связанную с ненавистью к «низшим расам», не одобрял, но был полностью уверен, что этой болезнью Германия переболеет. На самом деле, до Германии он успел пожить и в Польше, и во Франции - но предпочел им Германию -
французов считал безвольными лягушатниками, а поляков - надменными идиотами, которые не относятся так, как следует относиться, к СССР и коммунистическому режиму. Особенно нас потрясла его фраза о том, что если нужно, чтобы для очищения от коммунистической заразы должна погибнуть половина русских - под «русскими» он понимал всех, кто живет в СССР, от евреев до чукчей, - то это вполне приемлемая цена. Когда мы более подробно объяснили ему существующий в России политический расклад, не вдаваясь, впрочем, в подробности о «переносе», тот факт, что коммунистов после смены строя не стали пачками развешивать на фонарях и уж как минимум - ущемлять в правах - вызвал с его стороны поток желчных замечаний, сводившихся к тому, что его соотечественники - жалкие, несостоятельные в духовном плане люди, которые трусливо спят у параши. Я смотрел на него и думал: «Боже, до чего же он мне напоминает кое-кого из современников. Тех, чей звериный антикоммунизм, преподносимый под соусом „демократии“, может сравниться только с таким же первобытным коммунизмом в исполнении персонажей типа Пол-Пота или Анпилова. Ведь это - две
стороны одной медали, это люди, готовые предавать свою страну, уничтожать свой народ ради абстрактной идеи - не важно, какой, коммунистической или наоборот, люди, для которых принцип „чем хуже, тем лучше“ - руководство к действию.» Потом мне в голову пришло другое - а что, интересно, скажут о показаниях Суховеева и других таких, как он - с учетом того, что наша группа - не единственная, я не сомневался, что другие найдутся. Наверняка будут рассуждать о том, что признательные показания выбиты, что он хотел воевать не против своей страны, а против преступного сталинского режима, что он - настоящий патриот, в отличие от всяких графов Игнатьевых и примкнувших к ним Толстых. А почему бы и нет? Если у нас умудрялись делать героев из Семенова или Краснова со Шкуро за компанию, то почему бы не попытаться проделать такую же штуку еще раз - навесив ореол мученика на того же Суховеева. А ребенок… Что для таких делателей героев возможная смерть какого-то ребенка, слезы какой-то никому не известной белорусской женщины? В крайнем случае, всегда можно заявить, что они жертвы вовсе не «суховеевых», а кровавого режима
- причем то, что режим того же Лукашенко, Медведева или Путина - отнюдь не сталинский, их абсолютно не смутит. Когда я, вполуха слушая вопросы Андрея и ответы подполковника, думал над этими вещами, то еще не предполагал, насколько точно мои мысли подтвердятся в самом ближайшем будущем - и при каких трагических обстоятельствах.
        После того как закончили допрос командира, принялись за его подручных. Там все было просто - никто лично ничего плохого не сделал - нет, нет, не потому, что не успел, а потому, что и в мыслях не было. Приказ об убийстве девочки и ее отца «в случае чего» подполковник-гауптман отдал радисту, а он - Фриц или Ганс, настолько бел и пушист, что заслуживает, как минимум, дополнительных прогулок и усиленного питания в ходе пребывания в лагере для военнопленных где-нибудь в Крыму или на Кавказе. Собственно, все, что нам от них требовалось - это подтверждение того, что Суховеев действительно был готов уничтожить девочку. Между прочим, о своем командире немцы за глаза отзывались с нескрываемым пренебрежением, и слова «русская свинья» были одними из самых безобидных. Следом за диверсантами допросили Свету и Сергея, - последнего - в помещении санчасти, ему все-таки сильно досталось, сведения из него выбивали «по полной». К счастью, ничего, кроме общих принципов современной радиолокации и того, что непосредственно относилось к его работе - сетям сотовой связи - он не знал, и то, что ему пришлось рассказать
немцам, они, по-видимому, посчитали недостаточным. Одна из офицерских жен, к счастью, оказалась педагогом - Герцена, кстати, закончила - и это нам здорово помогло в допросе девочки, как в психологическом, так и в процессуальном плане - норм УПК, касающихся допросов несовершеннолетних, никто не отменял. Работали параллельно - большинство немцев допрашивали опера «по поручению», они же осмотрели вещдоки - ППД, ПД, радиостанции, советскую военную форму - одним словом все, что могло служить вещественными доказательствами. Следовало бы, конечно, предпринять меры по установлению личностей как Суховеева, так и его подчиненных, но по здравому размышлению мы пришли к выводу, что «Форму Љ 1», или как там она у них называется, на «клиентов» ни Канарис, ни Мюллер нам не предоставят. Андрей уже задумался, как обойти этот вопрос при составлении обвинительного заключения, но вопрос отпал сам собой. Старый, который постоянно был на связи со своими «приятелями» из республиканского ГБ, ближе к обеду обрадовал нас известием о том, что задержанных диверсантов вместе с наработанными материалами нам надлежит передать
местным коллегам, которые уже выехали и скоро будут. Я удивился - они же вроде все на фронте? Оказалось - нет. В связи со стабилизацией обстановки сотрудников белорусской милиции и КГБ, выживших в первых, самых тяжелых и кровопролитных боях (по телевизору уже передали новость об отделе милиции в каком-то маленьком белорусском городке, сотрудники которого в течение нескольких часов отбивали атаки прорвавшегося немецкого разведбатальона и сумели продержаться до подхода помощи, правда, из всего отдела уцелело лишь семь человек), с фронта вчера отозвали и сразу же кинули на работу «по специальности» - по стране все-таки прокатилась волна уголовной преступности. Так что Андрей быстренько накидал сопроводиловку, постановления о заключении под стражу и со спокойной совестью передал Суховеева «сотоварищи», а также Отто в руки конвоя - конвой, между прочим, был из СИЗО Белорусского КГБ - нормальный такой конвой, я вам скажу.
        - Андрюха, а как же Алекс?
        - Алекса мы оставляем. Он нам еще пригодится, - вместо Андрея ответил Володя.
        - А как отчитываться будем? Тебе-то - хорошо, с опера взятки гладки, а Андрюху-то по головке не погладят.
        - Спокойно! Все продумано, - Андрей, видимо, заранее обо всем позаботился, - ты помнишь, что у этого дела номер - второй?
        Понятно. Длительная работа по «бандитским» делам даром не проходит.
        - «Семерка»[9 - «Семерка» - слэнговое выражение. В УПК РСФСР ст.7 регламентировала возможность прекращения уголовного дела в связи с «деятельным раскаянием». Большинством тех, кто работал еще при старом УПК, в разговоре используется до сих пор - удобнее, чем выговаривать «статья двадцать восемь» (в ныне действующем УПК РФ).], что ли?
        - «Семерка». Я взял номер, накропал постановление по «незаконному формированию», Игорь принял явку - короче, все оформили - комар носа не подточит. Ты как надзорник закорючку поставишь? На всякий случай?
        - Естественно, поставлю. Я с готовностью поставил подпись на постановлении о прекращении уголовного преследования Алекса с применением статьи 28 УПК, хотя, в принципе, Андрюха, конечно не дознаватель - но моя подпись лучше, чем ничего - руководителя-то следственного органа здесь, нет. - А скажут, наверное, что мы с него денег взяли.
        - Ага. Половину. Старыми советскими рублями. Остальное попросили в Берлине рейхсмарками отдать, - пошутил Игорь.
        - Вот посмотри, Вова, я всегда говорил, что менты колются, как дети. Тебе листочек для «чистухи» дать? - с такими традиционными для нашего круга шуточками мы подходили к столовой. Но на пути к месту набивания желудков нас вновь перехватил Саня - на этот раз вместе с командиром части.
        - Товарищи офицеры! Получен приказ о передислокации вашего подразделения. В связи с ликвидацией непосредственной угрозы станции принято решение о переброске вас в район Бреста.
        - Бреста? Там же немцы! - сказать, что мы были ошарашены, значит не сказать ничего.
        - Пока еще немцы - завтра утром части нашей и белорусской армии переходят в контрнаступление, а к нам перебрасывают роту ВВ из России - они АЭС где-то в Нечерноземье охраняли, но так как там обилия диверсантов ожидать не приходится - кинули на подмогу нам. А вам надлежит ехать не немедленно, а только завтра, после приема пищи - у вас есть полдня и целая ночь для того, чтобы отдохнуть. Тем более, что, как мне тут сказали, у вас и повод отдохнуть найдется.
        Повод? Что это он имеет в виду?
        - Под Брестом вам дадут в помощь сотрудников местной милиции - будете разбираться в том, что немцы натворили. - объяснил все как всегда раньше всех узнавший Старый. Неплохо, однако, иметь личные контакты наверху - впрочем, это для него «наверху», для нас, скорее - сбоку. Но тем не менее…
        - Нам? А ты куда?
        - Да я тоже с вами, но мы-то не разбираться поедем, а вас от недобитков охранять.
        - А, ну тогда ладно.
        - Не буду вас больше задерживать, товарищи, - командир, по-моему, что-то перепутал - это, скорее, мы его задерживали своими разговорами.
        - Да, да, конечно, спасибо, товарищ полковник. Приятно было с вами поработать, благодарны за содействие…
        - А вот прощаться - не надо, или вы что - решили «повод» зажать?
        Опять двадцать пять. О чем это он?
        - Ты что, забыл? - Старый тоже смотрел на меня с удивлением.
        Что я мог забыть? Ничего не понимаю. Народ вокруг тем временем начал потихоньку посмеиваться.
        - Вот что перенос плюс работа с человеком делают. - назидательно поднял палец вверх Володя. - скажи-ка мне, какое сегодня число?
        - Число? Сегодня четвертый день - так что двадцать пятое.
        Смех стал приобретать характер хохота. Андрюха изобразил, что плюнул на пальцы, приложил их к моим вискам и сказал «Пшшшш…». Они что, издеваются, что ли?
        - Так. Перегрелся на июньском солнышке. Поставим вопрос по-другому: какое сегодня число в допереносном календаре?
        - Ээээ… двадцать шестое - это первый день, значит сегодня - двадцать девятое? Двадцать девятое! Боже, ну какой же я тупой. Ведь у меня сегодня день рождения - сороковник стукнул!
        - Гражданин, предъявите ваши уши - окружившие меня со всех сторон опера опасно надвигались, изображая руками борьбу профессора Мориарти.
        - Ни за что! Только после пьянки и подарков!
        - Вот именно, мне за подарком от части идти надо, а я тут с вами рассусоливаю - командир, слегка нам кивнув - а что с этими шпаками церемонится - проследовал в направлении основного здания.
        А мы пошли в столовую. Там, в «специально обученном помещении» нас ждал стол. Нет, неправильно. Там нас ждал СТОЛ.
        Александр Суров. Работник компании сотовой связи. Улан-Удэ.
        На третий день начала войны и до меня добрались. Вечером раздался телефонный звонок. Мама взяла трубку телефона первой.
        - Да… Это квартира Суровых, - она выслушала и с каменным лицом убрала трубку от уха. Я всё понял без слов.
        - Мам, я рыльняк сам себе соберу. Ты куда мой рейдовый убрала? Мам, и не надо ничего печь - ну, не успеешь ты. Да, я пряники возьму, сколько осталось. Мам, а что это ты с валосердином… Тебе плохо?
        - Саша! Но ведь это война… Ой… Что делать…, - от неё уже чувствительно пахло лекарствами. Он выглядела растерянной и испуганной… Тревожной за меня. Мне стало стыдно, что я повысил на маму голос. Но я ничего не мог сделать…
        - Ты же ведь в мирной армии служил. Почему ты…
        Тут звонок в дверь, прибежала такая же потерянная Лидия Геннадьевна, наша соседка, тоже вся в слезах - позвонил её сын - и его забирали. На флот.
        Блин… я потерял почти сорок минут, прежде чем смог закончить сборы.
        Будто камень упал на сердце. Война…
        Что ж делать? А что делать? Уже вручили предписание. Вот оно: листок белоснежной бумаги с двуглавым орлом и штампом военного комиссара. И с приказом: как можно скорее прибыть в военкомат.
        Я, всё же, простился с матерью. Мы обнялись, сев на дорожку. Мои руки разжали объятия первыми, а мама всё не отпускала.
        - Посиди ещё.
        Запиликал сотовый, пришла смс: «Санчез! Мы только тебя ждём»
        - Мама, - я встал.
        - Я вернусь.
        Теперь не оборачивайся… Только не оборачивайся…
        - Саня! Давай быстрее, - я на ходу запрыгиваю в битком набитый салон микроавтобуса. Он тут же срывается с места в карьер. Сидим друг на дружке, пьём пиво и водку прямо из горла, динамики орут песни о службе в армии, мы обнимаем своих подружек. У кого есть, а у кого нет - те тоже не грустят - дым в салоне - топор можно повесить, и пахнет не только табаком. Доезжаем до центра посёлка - там уже стоят остальные машины наших пацанов. И народ ещё подходит - кто поодиночке, кто парочками, кто пешком, кто на машинах - «Жигули», «Нивы», «Тойоты», «Мазды» и другие японки, микроавтобусы, японские грузовички - вскоре собирается уже приличная толпа. Выбираемся к остальным, чтобы обняться, и выпить на прощание. Кто-то уже влез в дембельскую форму с оборванными украшениями и с наспех прикреплёнными лычками и значками классности. Если у кого-то есть берет - то он уже лихо заломлен на затылке - погранцы, морпехи, десантура, а нас ротный отучал выделяться. И правильно.
        - Саня…, -тут я пропущу, ибо нынешняя «мова» у молодежи нецензурна, если кратко - то мы им, агрессорам, натянем половые признаки на глаза и заставим моргать.
        - Держи, - ребята протягивают мне белый пластиковый стаканчик, до краёв наполненный водкой, - Жди… Щас вот… Скажем!
        - Пацаны! На нас напали колбасники! Ну (цензура) и что… Наши деды их били?
        - Да… Да! - невпопад гудит толпа, тут Белый, вэдэвэшник, и мой друг, вдруг резко срывается на крик, - А! Били?!!! Не слышу (цензура)!!!
        - ДАААААААА!!! - огненная вода обжигает глотку, прохожие разбегаются от греха подальше…
        Моей спины касается чья-то рука. Чьё-то знакомое дыхание и запах хороших духов. Повернув голову я вижу, что не ошибся - перед мной стоит Женя… Ого, это же наша «мисс надменность», только вот сейчас никакой напускной надменности в её глазах нет. Читаю по глазам, что она сейчас «ой как жалеет!», что тогда, на днюхе у общей знакомой, отшила меня.
        - Саш, а тебя что… тоже? - голосок то выдаёт.
        - Да, - моя рука ложится на её плечо. Она вздрагивает как от удара током, краснеет и всё-таки тоже обнимает меня.
        - Дай, - я отбираю бутылку у уже нетрезвого к этому моменту Белого и доливаю в свой стакан. - Держи, - протягиваю Жене нехитрую закуску: кусок чёрного хлеба с колбасой, купленной в ближайшем магазине.
        От спиртного её щеки краснеют ещё сильней. А когда мы обнимаемся и целуемся, я чувствую, что наши сердца бьются в унисон. И бились они ещё издавна, просто одна ждала, а другой не решался.
        Спустя некоторое время, появляется патруль милиции в полной боевой выкладке - с автоматами, в брониках и касках, и нас просят свалить в военкомат. Мы рассаживаемся по машинам и срываемся с места, с визгом и воем клаксонов, рёвом динамиков и гулом сабвуферов.
        Как мы добрались до райцентра, я пропущу, ибо это описание не для слабонервных - колонна, длинная, шла с включенными фарами, заезжая на встречку, лихача и обгоняя всех, кого можно… Кто-то высунулся с флагами ВДВ и России. Со стороны можно было подумать, что стая бабуинов справляет свадьбу.
        В райцентре машины пришлось оставить вдалеке от военкомата - всё было забито припаркованным или просто оставленным на дороге автотранспортом, а хаос, по мере приближения нас к нему возрастал - шли провожать своих родных, близкий и дорогих людей на войну. Шли и те, в ком нуждалась наша страна - защитники, молодые и старые, пьяные и трезвые, отцы семейств и прыщавые мальчишки. Стоп… вот прыщавых было мало - в основном - народ, призванный из запаса. Да и что эти дрищи могут… Автомат-то в руках не держали, а от танка, когда он на тебя, сидящего в окопе, наползает, оглушая грохотом, а ты должен сначала выстрелить по нему холостыми - типа отсекаешь пехоту, или портишь триплексы или прицел. А затем, отлежав и отбоявшись свои секунды на дне осыпающегося от тяжести проходящей сверху машины ровика, поднимаешься и швыряешь в пердящую выхлопом корму гранату. Кто-то орал от страха, а кто-то и терял сознание. Это только в фильмах и на словах все смелые.
        Не доходя до военкомата, наша компания столкнулась с такими же бухими в пятую точку парнями и вместо драки стала ещё пьянее - встретились старые сослуживцы, и так, обрастая народом, «зёмами» и знакомыми, мы протолкались к воротам военного комиссариата.
        Женя прижалась ко мне, а её красивые и тоненькие пальчики крепко сжали мою руку - как-никак кандидат в мастера спорта по дзюдо. Наставал этот гребаный момент расставания. Всё ближе и ближе с каждым шагом.
        Стоять и смотреть друг другу в глаза, что-то говорить… И просить Бога подарить ещё пять минут… Две… Одну…
        - Саня! Идём! - голоса ребят рвут по живому. Женя успевает что-то сунуть мне в руку. И я вижу слезы на её лице.
        Зачем мы играем в эти брачные игры? Чтобы потом вот так вот стоять, даже не успев стать одним целым?!
        За воротами комиссариата нас разбили на мелке группы и отсеяли от провожающих злые как собаки милиционеры и ОМОН, пропустили во внутренний двор - тот был битком набит народом. На меня начал действовать алкоголь, я это понял, когда отирал от воротника губную помаду… Ой… Ик… Блин.
        В тепле приёмного кабинета меня почти разморило, но я пытался сохранять трезвость мыслей и координацию движений. Протянул свой «военник», подтвердил номер ВУС и после пары формальностей был отправлен на улицу - ждать отправки. Затем была погрузка на автобусы, и в сопровождении машины ГАИ нас повезли в город на центральный сборный пункт.
        Организм быстро восстанавливался, то есть спал всю дорогу - на меня спиртное действует только так, и к тому моменту, когда мы прибыли на место я прекрасно выспался.
        Нас просто вывалили из автобусов на одной из площадок. Я и ещё двое ребят распихали самых бесчувственных в теньке, подстелив куртки и подложив под головы «несчастным» сумки - земля-то была ещё холодной, несмотря на летнюю жару. Тут очень помог один лейтенант, что отдал приказ своему подчинённому - и тот прибежал с вёдрами холодной воды. Над плацем стоял мат-перемат. Ледяной душ быстро отрезвил всех, и нас погнали на склад - получать нехитрое солдатское имущество.
        Затем всех кто прибыл, согнали в один строй и стали разбивать по командам согласно ВУСам и родам войск.
        - Команда Кяхта - правый фланг! Команда Иркутск - левый фланг! - расталкиваю своих соседей и выхожу из строя. Кяхта так Кяхта. Нас всех собирают в колонну и гонят на погрузку в подъехавшие армейские грузовики. Успеваю лишь помахать на прощанье оставшимся в строю друзьям и знакомым.
        Дальше - полевой аэродром и уже стоящие в ожидании нас транспортные вертолёты.
        - К вертолётам, повзводно, на погрузку! Бегом… Марш! - мы заученно, словно только что из части, грузимся в «вертушки». Будто бы ещё вчера всё отрабатывали.
        В голове бьётся одна удивительная мысль: «Ну, вот мы и дома!»
        И даже шум двигателей ничуть не мешает мне снова уснуть.
        Во сне я снова держу Женю за руки.
        Подъём провели спокойно, но как положено - быстро. Не слишком торопясь подняться, одеться, обуться, оправиться и только потом надевать «РД», набитые металлоломом. Кто научился - успевает всегда и везде. Из одежды только берцы, штаны и майки. Если есть желание - можно надеть кепи или платок.
        Это зарядка и первый день раскачки, поэтому щадящие три километра. Ползком.
        Бррр, какая земля-то холодная. До такой степени, что кажется, если остановишься, то примёрзнешь к ней моментально. Но надо ползти… Пока сержанту не надоест.
        А ему не только не надоедает, но и нравится. Поэтому ползёт наша рота как червяк - извилисто и по грязи.
        - Шевелись парни! - Голос сержанта бодр и весел. - До завтрака уже двадцать минут, а нам ещё обратно ползти! Ну, шустрее, тараканы!
        Теперь сам прыгаешь активнее, лишь бы хоть как-то согреться - джамп, вприсядку, кувырки, элементы рукопашной - лишь бы потеть, сгоняя с себя появившийся на гражданке жирок.
        Рота сборная - некоторые из тех, кто хрипит и сопит позади меня, уволились в запас аж восемь лет назад. Поэтому кто-то уже пыхтит как паровоз… но всё равно ползёт к цели.
        Лёгкие свистят как кузнечные меха, тело как чужое, руки уже не соображают что делают. Пру вперёд только на втором, нет, шестом дыхании. Уже просыпается внутри уснувшая, казалось - навсегда, но разбуженная, оттого и взбешенная, злость армейского разведчика. Вперёд, только вперёд…
        «Кто летает выше крыши?
        Эт спецназ летучей мыши!»
        Кто-то орёт, подбадривая себя и окружающих, речёвку и словно чуть, но прибавляется сил.
        До КПП мы полубежим, полуползём, полупрыгаем. ЭрДэ буквально притягивают к земле, каждый прыжок всё ниже и ниже, встать каждый раз всё труднее и труднее, руки, локти, колени, всё что выпирает - всё в синяках и ссадинах. Но строй не сломался, не растянулся от начала и до конца - все ушли, все и пришли.
        - Ну, давай! Давай Дима! - сержант Цыденов склонился над замыкающим наш строй парнем и словами, причём цензурными, помогает ему добраться до финиша. Ползущий по-пластунски, парень едва-едва перебирает руками и ногами, но в конце концов тоже добирается до ворот КПП.
        Закрытых ворот. Дежурный ухмыляется через стекло будки.
        - Чё встали! Через десять минут построение на завтрак! Голодными что ли хотите остаться!
        - Ну?! - сержант улыбается.
        Ворота на КПП опутаны колючкой сверху, а снизу пролезет разве что Патрон - старый дворняга, что уже пожилым псом провожал меня на дембель. Наверно, он единственный, кто искренне рад, что мы вернулись в часть. Он задорно, для своих лет, тявкает и подаёт нам пример - пролезает под воротами. Вот старый засранец!
        - Лесенка! - голова колонны, в том числе и я, кидаемся к воротам и падаем на колени. На наши спины встают другие, и уже по их спинам рота перепрыгивает через ворота. С другой стороны тоже «живая лесенка» - чтобы помочь взобраться нам.
        Сержант проходит через вертушку, и остаток пути мы пробегаем в спринтерском темпе.
        В таком же темпе пройдёт весь наш день. Этот, и другие дни.
        Рота, ввалившись стадом грязных антилоп в расположение, уже через десять минут стоит, построившись - чистая и свежая. Разве что мокрая, но всё равно - чистая.
        - Уложились, - сержант разочарованно смотрит на часы, и мы спускаемся вниз, чтобы отправиться в столовую на завтрак. - Хе, всем разрешаю перекурить.
        «Чую подъ**ку» Так подумали все. Так что «сержик» на улице снова разочарованно крякнул.
        - Ладно, - протянул он, - С песней, шагом МАРШ!
        «Это не крик! Это не вой!
        Это разведка идёт строевой!
        Наш крик услышат!
        Услышав - поймут!
        Что всем террористам наступит капут!»
        Затем ещё пару речёвок и, как запевала, я хотел было затянуть нецензурный вариант «У солдата выходной», но тут стали попадаться офицеры и пришлось отвлекаться на всякие там «Рота! Равнение налево, направо, на х*й!» И так далее.
        Завтрак.
        Космический.
        И снова на улицу. Солнышку уже высоко. Хм… Точно что-то тут не то. Чует моя… «Смирно! Равнение налево!» Развелось офицеров… По виду - их тоже мобилизовали с гражданки. Это ж когда они успели повоевать-то… в Афгане? Или в Первую Чеченскую?
        В казарму мы не заходили - проторчали минут пять у курилки, по-нормальному перекурили и привели обувь в порядок.
        Построение. Плац забит народом - несмотря на то, что все одеты одинаково, опытный глаз мигом вычисляет «ху их ху». Выгоревший камуфляж и загоревшие рожи - нынешние срочники и контрактники. Молодые как всегда - с юбочками, прямыми козырьками.
        Рядом уже, и их намного больше, солдаты и сержанты призванные из запаса - форма уже подшита и местами потёрта, несмотря на то, что ещё сохранила запах армейского склада.
        Офицеры, что есть - стоят вместе с кадровыми. Наши - пока отдельной группой. Некоторые ещё с сумками - только что прибыли.
        Подъём флага, торжественный марш под звуки гимна и обращение командира части к личному составу. Полковник строг и суров, но оригинален.
        От него мы и узнаем подробности происходящего в стране.
        Так. Мы в 41-м. На нас напали немцы. Нас отправляют стабилизировать обстановку на Западном фронте.
        Хм… Хоть стой, хоть падай, но, похоже, это всё не сон и я вчера не въехал в фонарный столб. Значит, времени у нас мало. Надеюсь, личное оружие и радиостанцию мне дадут пристрелять, настроить и привести в порядок.
        Ну а так, конечно, нормально…
        Вспомнить работу на радиостанции дело недолгое. А вот заново привыкнуть к ней как к части своего тела - это труднее.
        Хорошо, хоть снарягу выдали новую, но легче от этого не стало - рация, автомат, батареи, ещё одна рация - связь внутри группы и прочие вещи. Кроме своих, я отвечал за рации остальных ребят в группе - чтобы они все были исправны, настроены и заряжены. С запасными батареями пришлось побегать и повозиться, зарядку - вообще делать на коленке. И слушать вопли старшины с нижнего этажа: «Какая самка собаки спионерила блок пожарной сигнализации!!!». А что, выход на питание датчиков - как раз двенадцать вольт! Не я же виноват что зарядка у нас всего одна, а зарядить нужно много и сразу.
        Своего групника - командира группы, мы ещё не знали. По идее, им должен был быть наш групник по срочке. Но «ВС» могло и поменяться, поэтому голову я особо этим и не забивал, разобрал свой АК-74С и счищал ветошью старую смазку, перед тем как наносить новую. Несмотря на все прилагаемые мною усилия, пальцы, словно с неохотой, вспоминали, чему их учили в течение двух лет.
        Этот оружейный стол и соседний оккупировал наш разведвзвод. Кому-то всё же не хватило места, и он разбирал, чистил и собирал своё оружие на табурете, сидя на корточках или на кровати.
        Моим соседом оказался служивший со мной, но на полгода позже пришедший, Женя У. или «Уха», или «Кот в сапогах». За два года после дембеля, он успел подняться - создал дело, фирму, хотел жениться. Повзрослел, короче. Трудно видеть сейчас в этом парне того ошалелого бойца что испуганно «летал» по «располаге», а затем на первом же учебном занятии, чуть было не утонул. Гм… собственно он не утонул, просто вышел на берег как один из тридцати трёх витязей дядьки Черномора - плохо надул спасжилет, и снаряга утащила его на дно. Хорошо, что у самого берега - встав ровно на грунт, он вышел пешком. Тогда мы все перепугались не на шутку - выяснилось, что он соврал в военкомате, что умел плавать - корочки разрядника оказались липовыми.
        Когда взбешённый обманом командир отряда загнал его в свою канцелярию, и, сломав его тушкой шкаф, стенку и два стула - к счастью, деревянных, потребовал объяснить причину обмана - он честно ответил - я с детства хотел служить в спецназе.
        Видимо, ответ был искренним.
        По прибытии в роту «Ухо» тут же стал объектом насмешек со стороны сослуживцев - тогда в клубе части как раз показывали «Шрека», где Кот в сапогах сделал такую милую мордашку перед лицом грозных врагов, что те оттаяли и забыли, зачем они хотели его отлупить.
        Так что наш старший сержант, когда хотел поприкалываться, требовал от него именно такую - невинную мордочку, а не «взгляд убийцы» как с остальных.
        Женя весело скалился, вспоминая те деньки, и рассказывал всем как я, с ещё одним парнем, будучи уже «дедушками», спалился с одеколоном.
        Если вкратце - то сцена была точь в точь из «Джентельменов удачи» - «О! Одеколончик!»
        В ответ я собрал автомат, и ушёл проверять в каптёрку к старшине, зарядились ли батареи. После оружия, мы взялись за снарягу - надо было всё «обжить» и подогнать. Видимо, начальник тыла решил, что пора доставать заначки со складов, и вытащил новую экипировку. Получение имущества, подгонка под себя, поиск недостающего - подразумевается активные действия в ближнем тылу противника и оборона своего, затянулось до самого вечера, с перерывом на обед.
        Вечером к нам прибыл недостающий штат - как рядовые разведчики, так и командиры.
        Надо сказать, что к этому моменту нас вытурили из казармы связисты, и мы переехали в палаточный городок. Но так было даже лучше - меньше суеты. Всё же одно дело - палатка на взвод, другое - шумная «располага». Всё своё на виду и под охраной.
        Конечно, двухъярусные кровати на земле, это не есть хорошо, но лежать на них было некогда, разве что в мечтах. Нас уже раскачивали так, что мама не горюй. До ужина успели сбегать до ближайшей речки, переплыть в обе стороны и прибежать обратно.
        Когда мы, мокрые и злые, вернулись обратно, то перед тем как забрести в палатку, я заметил, что пробежавший мимо нас на рысях ротный, видимо торопившийся к штабу, говорил со своим замом, что надо успеть перехватить каких-то кавказцев.
        - Слышь, - я обратился к остальным, - походу групники будут из ветеранов.
        Ребята отнеслись к новости по-разному - кто эмоционально, что нам хана, кто наоборот, я например, что это хорошо - с опытом будут, а значит наши шансы на грамотного командира выше. Но тема не получила развития - все просто вымотались и мечтали лишь об одном - переодеться в сухое.
        Пристроив автомат в пирамиду, я ещё раз, почти любовно, проверил радиостанцию, и пошёл за кепи, чтобы идти обираться на ужин, но тут прозвучала команда взводу строиться внутри палатки.
        Появился наш ротный, а в тени его шкафоподобной спины - кто-то высокий, и с большим рейдовым рюкзаком. И за ним - ещё кто-то, такой большой, что мысли в страхе замерли в голове.
        - Смирно! - временно исполняющий должность командира взвода сделал доклад, ротный кивнул и сделал шаг в сторону…
        «Епаный покос! Только не ЭТОТ!!!» Замершие было, мысли заметались, ощутимо стучась в стенки черепа, когда я увидел второго.
        Это был мой дядя Серёжа. Или Серьга.
        Три контракта в Чечне - первый он подписал после срочной и поехал в 2001 году в Чечню, второй - после первого - там же. Третий - после второго. Дома за эти девять лет, он был только три месяца. Я, даже придя с армии - не спрашивал, где он служил - от него пахло войной. А в глаза я ему и сейчас боюсь смотреть.
        Взгляд убийцы.
        На гражданке он пил. Когда он пил - вся улица в деревне ходила на цыпочах.
        Но обошлось. Пропившись - он устроился на железную дорогу помощником машиниста, затем сам стал машинистом и зажил нормальной жизнью. Разве что начал прятать глаза.
        А теперь он заместитель моего групника.
        Просто опупеть - сколько всего навалилось.
        А ведь только сутки прошли с момента призыва…
        Из воспоминаний зам. начальника штаба VI армейского корпуса:
        «…Наша 26 пд спешно оборудовала оборонительные позиции вокруг Голдапа и восточнее. Расположение дивизии, как и все тылы ГрА „Центр“ подвергались систематическим налетам авиации русских и обстрелу из крупнокалиберных многоствольных минометов. Потери в живой силе были не настолько велики, чтобы нарушить нашу оборону, но налеты авиации серьезно подрывали доставку в войска всего необходимого. Железная дорога в тылу 26 пд была почти парализована. Многие склады оказались уничтожены ударами с воздуха, несмотря на принятие всех мер по маскировке и отчаянные, но бесполезные усилия зенитчиков. Велико было выбытие автотранспорта. Горючее и боеприпасы приходилось строжайше экономить.
        Большой проблемой стала паника, постепенно охватывающая все более широкие круги гражданского населения Восточной Пруссии. Начали распространяться нелепые слухи о захвате Эльбинга большевиками, о том, что Данциг полностью выгорел после применения русскими какого-то невероятно мощного оружия, о бомбардировках, разрушивших центр Берлина. Гестапо решительно пресекало эти разговоры, пока они не перекинулись на неустойчивую часть воинских контингентов. Пришлось даже публично расстрелять троих человек - двух немцев и одного мазура - за распространение враждебных слухов.
        Тем не менее, приходится считаться с тем фактом, что передовые отряды русских действительно выдвинулись на подступы к Эльбингу, а силы Кригсмарине не смогли сорвать обстрел Данцига русскими боевыми кораблями.
        С серьезными осложнениями столкнулась и наша 6 пд. Довольно быстро дойдя почти до самого Каунаса, дивизия оказалась втянута в ожесточенные бои, не приносящие ей успеха. Следовало бы подумать о ее отводе в район примерно южнее линии Казлу-Руда - Вилкавишкис, с тем, чтобы ликвидировать образовавшийся разрыв между 26 пд и 6 пд, и уплотнить фронт. Однако в штабе ОКХ и слышать не хотели о том, чтобы отвести войска. „Темпы продвижения вперед и так недостаточны“, - заявляли там, - „мы серьезно отстаем от намеченного по плану „Барбаросса“. Да фюрер нам голову оторвет, если мы заикнемся об отходе!“. Штаб ОКХ, на короткое время вышедший на связь и сообщивший нам эти сведения, вскоре вновь пропал из эфира. (Тщательно зачеркнуто в рукописи: Мне почему-то кажется, первые правильные выводы из происходящего фюрер уже сделал, когда покинул свою ставку Вольфшанце).
        Впрочем, у соседей справа положение было не лучше. У Гота намечались большие неприятности в районе Вильнюса, но и ему не удавалось настоять на отходе к Алитусу, несмотря на яростные споры с ОКХ. Значительные силы связаны задачами по ликвидации соединений большевиков, окруженных в Белостокском выступе, поскольку постоянно предпринимаются довольно организованные попытки прорыва из окружения. Наступление в направлении Барановичи не получило развития, потери в танках и артиллерии оказались чересчур велики, чтобы надеяться на быстрое продолжение этого наступления. К счастью, положение облегчалось тем, что в данном районе правый фланг наших наступающих войск был прикрыт болотами Полесья.
        Господство в воздухе авиации противника делало усилия люфтваффе бесполезными, ведущими лишь к утрате материальной части и подготовленных экипажей. Многие аэродромы и полевые площадки были серьезно повреждены или вовсе разрушены. И повсюду ощущалась нарастающая дезорганизация снабжения.
        Из-за того, что русские с высокой точностью пеленговали расположение наших радиостанций и наносили по ним бомбовые удары, приходилось вести себя как разведгруппы в тылу врага - располагать немногие уцелевшие радиостанции в стороне от командных пунктов, выходить на связь не больше, чем на 15 - 20 минут, и тут же переносить радиостанции в другое место. Это оказалось действенным средством, но сильно осложняло управление войсками.
        Самому себе я могу честно признаться - неожиданный феномен, с которым мы столкнулись, требует оперативного принятия неотложных политических решений. Иначе будет невозможно поручиться за судьбу этой кампании. Найдется ли у нашего руководства достаточная воля для таких решений?…»
        Вечер. Дмитрий Медведев
        На столе президента лежал очередной требующий срочного внимания документ - совместная аналитическая записка двух администраций, собственной и премьерской, «Об оптимизации структур исполнительной власти в период военного положения, на примере правительства Российской Федерации». Составленный с учётом советского и зарубежного опыта, накопленного за последние семь десятков лет, он, как всегда, блистал плавностью отточенных формулировок, осторожностью выводов и ещё массой других достоинств, присущих подобным документам мирного времени.
        «Похоже, до сих пор до кого-то не дошло, что кончилась относительно спокойная жизнь. Совсем. На ближайшие… десять? Или двадцать? А может быть, на все тридцать лет. И не в одной войне дело. - Глава государства задумчиво барабанил пальцами по столу. - Хорошо, что Светлана не видит, - подумал он, - а то получил бы лёгкий нагоняй за мальчишескую привычку выражать своё нетерпение, или иное сильное чувство, невольной моторикой».
        Мысли о супруге вызвали улыбку, а взгляд президента, устремлённый поверх окружающих его вещей, вдруг стал расфокусированным и слегка затуманенным. Всё это продолжалось лишь несколько секунд. Если бы сейчас в кабинет вошёл кто-то посторонний, то он увидел бы главу государства не просто сосредоточенно работающим, а явно чем-то сильно недовольным. Ещё бы! К концу дня негативную реакцию могло вызвать всё что угодно. Даже самая банальная мелочь, такая, как датировка аналитической записки - 29.10.2010/25.06.1941.
        Написание двух дат через косую черту безумно раздражало. А что делать, если с одной стороны сегодня - двадцать девятое октября две тысячи десятого года, а с другой - двадцать пятое июня сорок первого, будь оно неладно! С позавчерашнего дня явочным порядком во всех документах стала ставиться двойная дата. Вышедшее задним числом постановление Правительства закрепило этот бардак «на время переходного периода», который продлится ещё чёрт знает сколько!
        «Никогда всерьёз не интересовался вопросами времени, а сейчас, хочешь не хочешь, но приходится. Кто бы мне сказал ещё месяц назад, что в России есть отдельные службы, занимающиеся вопросами параметров вращения Земли или, например, физическими константами и свойствами веществ и материалов. Вспомнил бы, что действительно такие существуют, и посмеялся. И ведь здания у них, и штатные расписания утверждены, вместе с отдельной строкой в госбюджете! - Удивление президента, несколько наигранное, по сути, стало проявлением старого, ещё „довоенного“, недовольства излишне раздутой чиновничьей структурой. - И что случится, если все эти конторки под крылышком Ростехрегулирования, подчинённого, в свою очередь, Минпромторгу, лишатся статуса по сути автономных организаций? Час станет короче или ускорение свободного падения изменит своё значение? Ага, а кубический метр превратится в квадратный литр!
        Именно их и им подобных придётся оптимизировать в первую очередь. Ну, и штат подсократить заодно, а то сидят чуть ли не в центре столицы умненькие мальчики и девочки и контролируют издание справочной литературы или правильность применения какой-нибудь единицы СИ, о которой, на всю страну, помнит две-три сотни человек, и то - по большим праздникам! Праздникам…»
        Склонившись над столом и оперев подбородок на сложенные «лодочкой» ладони, глава государства думал о том, что в этом, одна тысяча девятьсот сорок первом году, скоро придётся снова отмечать день рождения сына, а там уже и до своего недалеко. И никуда от этого проклятого времени не сбежать…
        День пятый. 30.10.2011/ 26.06.1941
        Дмитрий Медведев. Президент. Москва.
        «Вот и всё. Первый Указ „О награждении государственными наградами Российской Федерации военнослужащих Вооруженных Сил Российской Федерации“ подписан. Почти полсотни фамилий, из них восемь - посмертно. К вечеру обещали подготовить проекты по министерству внутренних дел и ФСБ. А ведь кто-то пытался возразить, мол, рано ещё! Вот закончим войну, тогда и будем награждать… Хорошо, что я этого не слышал. Как и то, что Анатолий Эдуардович ему ответил. Говорят, за Сердюковым даже записывали некоторые выражения, особо впечатляющие. - Глава государства грустно усмехнулся. Постоянные попытки подкопаться под наводящего порядок в коррумпированном и спаянном круговой порукой военном ведомстве „варяга-мебельщика“ уже не удивляли и не раздражали. Скорее, они служили самым ярким показателем эффективности работы управленца, разгребавшего эти „авгиевы конюшни“. - Ну, значит, скоро жаловаться прибегут, как месяц назад. После Сельцовского разгона. Пусть жалуются. Другого министра для них у меня ещё долго не будет».
        Занимая себя мыслями о рутинных, в общем-то, мероприятиях, президент старался оттянуть решение вопроса, который постепенно становился всё более и более насущным: «Что делать с теми, кто останется в живых в Белостокском выступе?»
        «Сколько их? Полмиллиона? Больше? Советских людей сорок первого года, за спиной которых внезапно не оказалось Родины? Положим, страна-то осталась. Пусть и раздробленная, она никуда не делась. Территория, люди, города. Природа, наконец! А Родины - нет. Вместо первого в мире государства рабочих и крестьян - несколько непонятных республик разной степени буржуазности. Вместо пролетарского интернационализма… А что, кстати, вместо него? - Попытка поставить себя на место тех, кто бьёт сейчас фашистов, как может, и умирает, как умеет, на подступах к Гродно, не удавалась. - Хоть ты тресни!
        Изменилось всё. Даже наградить тех, кто сейчас там… и то - практически нечем. Старая советская система государственных наград ушла в прошлое, оставив после себя только медаль „За отвагу“. И вот ведь гримаса судьбы, полутора месяцев не прошло, как указ об этом сам подписал. Ну, не знак же отличия - Георгиевский крест им давать? Угу, четвёртой степени, в серебре… И так, каждый день докладывают, что периодически чуть до стрельбы „по своим“ дело не доходит. Каким „своим“? Мы для многих из них - чужие, непонятные, едва ли не предатели. Зря, что ли, сообщают, что кое-кого из тамошних командиров, а особенно - политработников, даже пришлось под стражу взять, во избежание, так сказать…»
        Помочь президенту в его размышлениях не могли ни данные разведки, ни аналитические записки с соображениями лучших психологов, профессоров и докторов, специалистов по посттравматическим и иным связанным с чрезвычайными ситуациями расстройствам. Они не были способны дать ответ на самый простой вопрос: «Куда возвращаться этим людям?»
        «А я тем более не знаю! И нет никакой генетической памяти, и пресловутые „рассказы дедов“ тут ни при чём. И, пытаясь адаптировать этих людей к новой, непонятной, а может быть - и попросту враждебной им по духу жизни, мы взваливаем на себя неподъёмную ношу. Пусть так. Потому что мы им задолжали. Погибшим в бою и умершим в концлагерях, выжившим в нечеловеческих условиях оккупации и немногим лучших - в тылу. Всем. Всё равно должны. А долги надо отдавать. Всегда. - Немного подумав, президент нажал на селекторе кнопку вызова секретаря. - Пригласите ко мне Вячеслава Юрьевича, пожалуйста. Скажите, что будем работать над текстом нового выступления. Нет, из пресс-службы никого не надо».
        Сергиив Виталий Александрович. Глава Тамбаровской районной администрации. Оренбургская область.
        Само совещание прошло в целом буднично, только четкость вопросов и ответов, да краткий доклад генерала вначале говорили о том, что мы теперь не просто глухая провинция, а глубокий тыл воюющей державы. Обстановка на фронтах в целом радовала. Гитлеровцев удалось остановить. Ядерные станции в зоне оккупации вермахту тоже оказались не по зубам. Люфтваффе практически уничтожено. Бункеры Гитлера, центр Берлина, остров Пенемюнде, крупнейшие военно-морские базы и транспортные узлы немцев превращены в щебень нашей дальней авиацией. Но то, что немцы, захватив образцы нашей боевой техники, уже начали её применять, беспокоило не только военных. На западеньщине и Литве явно нашлось немало желающих повоевать на стороне фашистов. Ещё более печально, что остановить гитлеровцев удалось только большой кровью, мужеством наших солдат и гражданских русинов, молдаван, белорусов. Как всегда.
        Согласно реляциям генерала, генштаб ОДКБ планирует до конца лета разгромить силы Вермахт, а к декабрю освободить всю Европу, взяв Берлин не позднее 9 августа. Опять под даты норовят победы подогнать! Нет, что б о людях думать! Торопиться то нам сейчас некуда!
        До конца года предполагалось сохранить и «особый порядок управления». Руководителям местных администраций передавалось право назначать в случае выбытия глав сельских и поселковых муниципалитетов, прерогатива назначения городских чиновников оставалась за областью. Теперь я смогу законно решить вопрос с райцентром.
        Но, похоже, наша власть уже стала глядеться в зеркало истории. Выборы отменены не были. Просто, было решено, что они пройдут в определенные законом сроки: в единый день голосования 8 марта 1942 года…
        Основными вопросами совещания были все же гражданские: запуск импортозамещающей промышленности, обеспечение населения, недопущения в ближайшую зиму продовольственного кризиса. По последнему вопросу специалисты будут ещё говорить завтра, но пока дано указание мобилизовать все ресурсы на обработку земли, сохранение и прирост поголовья скота… Сделаем, но природу не обманешь, год похоже будет трудный.
        После совещания я зашел в отдел кадров обладминстрации, а затем в областной минфин. В 17 часов, после краткого разговора с шефом отправился в обратный путь. Хотел ещё заскочить к другу моему Лехе, но созвонившись с ним, узнал, что он мобилизован. Причем не его навыки мотострелка полученные в ЗГВ, ни инструкторство по полетам на дельта- и парапланах не были востребованы. Его призвали валторнистом в наш гарнизонный оркестр. Военные уже вовсю готовились к парадам!
        Так, без больших задержек, обгоняя грозовой фронт, мы, с порывами ветра и дождем влетели в свой райцентр, уложившись в аккурат за десять минут до комендантского часа. Вымотанный хмурой дорогой, придя домой, я заснул, даже не ужиная.
        Эмигрант Пётр Михайлов. Где-то в окрестностях Кёнигсберга.
        Я никогда раньше не летал на аэропланах, и с интересом разглядывал окружающую меня обстановку. В кабине очень сильно сквозило. За стеклом кабины чернела непроглядная тьма.
        - Скажите, а как мы долетим до цели, ведь ничего не видно - обратился я к пилоту, пытаясь перекричать шум мотора.
        - Не беспокойтесь, я иду по приборам, к утру мы будем на месте - прокричал мне лётчик.
        Оскара не волновали такие тонкости полёта, он уже спал, привалившись к стенке кабины.
        Солнце встретило нас в воздухе, его лучи осветили проплывающую под нами землю.
        Пилот озабоченно стал вертеть головой из одной стороны в другую, затем начал поднимать аэроплан вверх.
        - Я не могу определить, где мы летим, здесь должна быть железная дорога, но я её не вижу. Попробую подняться выше, хотя это опасно, - прокричал нам пилот.
        Увидев справа береговую линию, он кивнул нам, и, повернув аппарат на восток, крикнув:
        - Вижу Халигенбайль! Но близко подходить не будем, иначе русская авиация и зенитки не оставят нам шансов!
        С этими словами он бросил самолетик вниз и стал выписывать круги в поисках подходящей площадки.
        Сели мы через двадцать минут на поле у небольшой рощицы, едва перелетев узенькую речушку. Когда аэроплан уже катился по земле, двигатель чихнул пару раз и заглох.
        - Долетели, - пилот улыбнулся. - Это был рейс в один конец.
        Мы забросали аппарат ветками, и пошли к видневшейся вдали дороге, оказавшейся обычным проселком. Идти вдоль дороги пришлось довольно долго. Наконец, мы увидели выстроившиеся в ряд старые деревья, и, как и надеялись, вышли к неширокому асфальтированному шоссе. Когда дорога за очередным поворотом открыла нам вид на железнодорожные пути, за которыми высились городские строения, у переезда показалось странное сооружение, напоминающее редут, собранный из бетонных блоков. Над укреплением был поднят трёхцветный российский флаг. Мы вышли на дорогу и, подняв руки над головой, пошли вперёд.
        - Не стреляйте, у нас нет оружия - закричал я.
        Бетонное укрепление не подавало признаков жизни.
        Подойдя на пятьдесят метров, мы услышали: - Стоять!
        Мы остановились.
        - Лицом на землю, руки в стороны.
        Я с неохотой лег на пыльный асфальт. К нам приближались четверо военных в зеленоватой пятнистой форме. В руках они держали автоматические карабины с длинными, закруглёнными магазинами, уже виденные мной в Боргсдорфе. Один из подошедших грубым ударом ноги, заставил меня шире раскинуть ноги. Всё это время они держали нас под прицелом своего оружия.
        - Не стреляйте, мы представители руководства Германии и просим встречи с вашим командованием, - сказал я, поднимая голову над асфальтом.
        - Смотри, русский, - произнёс один из солдат. - Ты что, власовец?
        - Нет, я не власовец, я не знаю что такое власовец, - ответил я его ботинкам.
        Пока длилась эта беседа, нас очень профессионально обыскали.
        - Димон, они чистые
        Нас подняли на ноги, и я смог вблизи рассмотреть своих пленителей.
        Здоровенные парни в свободных зеленовато-расплывчатых блузах, они были все увешаны какими-то сумочками и коробочками, прикреплёнными к странного вида жилетам.
        Я повторил своё сообщение:
        - Мы требуем встречи с вашим командованием, это важно!
        - Оппа, а это что? - солдат ловко выхватил из кармана моего пиджака контейнер.
        - Не открывайте его, там камуфлет, он может взорваться, - закричал я.
        - Бомба! - закричал солдат и отпрыгнул от меня.
        На нас уставились четыре карабина. Я понимал, что любое движение может вызвать стрельбу. Необходимо было срочно найти слова, понятные российским солдатам.
        Вдруг я осознал, что мне надо сказать, чтобы меня поняли.
        - Мы как Макс фон Штирлиц, из разведки, - я не стал уточнять из какой. - У нас секретное сообщение для премьер-министра Путина.
        Солдаты продолжали внимательно смотреть на нас, но карабины опустили.
        - Вы что, из Берлина? - спросил один из них.
        - Да, вчера мы были в Берлине.
        - И как там?
        - Плохо, - вздохнул я.
        - Это - хорошо, - ухмыльнулся один из русских.
        Оскар понимал наш разговор и сохранял спокойствие. Крепости нервной системы лётчика мне оставалось только завидовать.
        Мы подошли к редуту.
        - Лейтенант, это разведчики из Берлина, их надо срочно доставить в штаб.
        Приглядевшись к форме гостей из будущего, я заметил у всех маленькие тряпичные погончики. У лейтенанта погоны отличались наличием двух неприметных звёздочек.
        По-видимому, в будущем, маскировке придают очень большое значение.
        Подошедший офицер поднёс руку к кепи:
        - Здравия желаю, лейтенант Звягинцев.
        - Доброе утро, меня зовут Пётр Михайлов, рядом со мной, - я, запнувшись, продолжил. - Оберштурмбанфюрер Оскар Штайн, а это пилот самолёта, на котором мы прилетели, Пауль Ленски.
        - Хорошо, господа, присаживайтесь здесь, сейчас я свяжусь со штабом.
        - Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, - к нам подошёл мешковато одетый молоденький солдат.
        - Разрешаю, рядовой Олейник - улыбаясь, сказал офицер.
        Солдаты вокруг нас замерли, внимательно глядя на Олейника.
        - Товарищ лейтенант, а вдруг это ниндзя. Мы их впустили, а они на стенки заскочат, и нам всем горло перережут?
        Окружившие нас солдаты захохотали, это был настолько заразительный смех, что засмеялись и мы с Оскаром, а затем к всеобщему хохоту присоединился, ничего не понимающий, Ленски.
        Первым смеяться прекратил офицер.
        - Сейчас мы их накормим, а сытые, по стенам скакать не смогут.
        Я смотрел на окружающих меня весёлых молодых мужчин и пытался понять их.
        Для людей, употребляющих слова «господин» и «товарищ» одновременно, гражданская война всего лишь несколько строчек в учебнике истории.
        Распотрошив большим охотничьим ножом зелёную целлулоидную упаковку, обыскивавший меня солдат, как оказалось мой тёзка, выложил перед нами кучу консервных банок и упаковок. Как и всё в армии, продукты оказались сытными, но невкусными.
        Сев рядом с нами, местный Пётр спросил:
        - Оскар, а ты Гиммлера видел?
        Штайн выловив из каши кусок тушёнки, невозмутимо ответил:
        - Я не только Гиммлера, я и Гитлера видел, правда, всё больше сзади. Меня всё время в оцепление ставили.
        Я мог гордиться своим учеником, его русский был практически идеален.
        - Сейчас за вами приедут, - сообщил лейтенант.
        - У вас больше нет таких контейнеров? - обратился он ко мне.
        - Нет, - соврал я.
        Второй контейнер мы закопали недалеко от места приземления.
        Присланный за нами конвой впечатлял. Танк с заострённой носовой частью и маленькой приплюснутой башней, две восьмиколёсные бронированные машины с такими же башнями как у танка. Нас посадили в небольшой фургон синего цвета. Больше всего в нём меня удивила сдвигающаяся вбок дверь. Приехавшие за нами были одеты тоже в пятнистую форму, но других оттенков. У них были ещё более короткоствольные версии карабинов, смотревшиеся несколько несерьёзно. В этих ребятах за версту чувствовался дух спецслужбы. Внимательно осмотрев и ещё раз, тщательно обыскав, нас вежливо засунули в фургон. Фургон был закрыт, и определить с какой скоростью мы едем, было невозможно. Через час машина начала тормозить, затем, судя по участившимся поворотам, мы въехали в город. Остановились мы в крытом гараже, из которого, нас по одному, начали выводить наверх.
        Происходящее со мной очень напоминало то, что я видел два дня назад. Стол, стоящий в центре большого кабинета и стоящий перед ним стул с арестантом. К чести потомков, сковывать руки они мне не стали.
        - Итак, вы утверждаете, что Гейдрих послал вас для ведения сепаратных переговоров?
        - Да, обергруппенфюрер хочет начать переговоры с Москвой о капитуляции - в четвёртый раз повторил я, на вновь и вновь задаваемый вопрос.
        - В июне 1941года у Гейдриха было звание группенфюрер, зачем вы нас обманываете?
        - Звание обергруппенфюрера Гейдрих получил во вторник, на совещании у Гитлера, когда ему удалось добиться отставки Гиммлера.
        - Мы не имеем сведений об отставке Гиммлера.
        - Официально об этом не объявлено, он вышел в отставку по состоянию здоровья. После провала налёта на Кёнигсберг, Геринг тоже в отставке, сейчас он под домашним арестом в «Каринхалле»
        - Где сейчас Гиммлер?
        - Я не знаю.
        - Кто сейчас командует войсками СС?
        - Руководство СС взял на себя Гитлер.
        - Вы сказали, что адмирал Канарис арестован. За что его арестовали?
        - Канариса арестовали за покушение на Гитлера в 1944 году.
        - Кто сейчас руководит Абвером?
        На секунду мне пришла в голову мысль, что я поменялся местами с господином Караваевым.
        управлению РСХА Вальтера Шелленберга.
        - Вы снова пытаетесь нас обмануть, в июне Шелленберг ещё не руководил шестым управлением.
        - Его назначил Гейдрих, когда началась реорганизация, после уничтожения штаба СД.
        - Какую должность вы занимали в СД?
        - С двадцать третьего по двадцать четвёртое июня я работал переводчиком в непосредственном подчинении руководителя шестого управления РСХА Вальтера Шелленберга.
        - Вы сказали, что у вас была встреча с генерал-полковником Людвигом Беком. Зачем отставному генералу встречаться с простым эмигрантом.
        - Встречу организовал Гейдрих. Я лишь передал подготовленную для Бека информацию - я взорвался: - Вы же сами растрезвонили по радио все подробности покушения.
        - Ну, сейчас информационная политика каналов несколько корректируется, но мы с вами говорим не об этом.
        - Какую ещё информацию просил передать Гейдрих?
        - Беку я сказал, что требование безоговорочной капитуляции не является катастрофой, а прецедент ННА ГДР, гарантирует будущее германской армии.
        - Почему Гейдрих использовал вас, мелкую сошку для таких важных переговоров?
        - Он использовал меня, именно потому что я мелкая сошка, при малейшей опасности он мог меня уничтожить. К тому же никаких переговоров не было, я лишь повторял заранее подготовленную информацию.
        - Всё что вы нам рассказали очень неправдоподобно. Заговор не мог созреть в течение одного дня. Особенное недоверие у нас вызывает фигура Гейдриха, все факты говорят, что он поддерживает власть Гитлера.
        - Больше всего Гейдрих хочет поддержать собственную жизнь. Он узнал о том, кто будет покушаться на него и кому он обязан своей смертью. Ради жизни и маленького кусочка власти он готов сотрудничать с кем угодно и делать всё что угодно. Не скажу, лжёт он или нет, я не специалист по психологии вождей рейха.
        Я рассказал всё, что знаю, правдивость моих слов вы могли проверить микроплёнками с оперативной картой фронта в Восточной Пруссии и графиком движения резервов.
        - Пётр Алексеевич, успокойтесь. Мы проверили ваши данные и если бы они не подтвердились, с вами разговаривали другие люди в другом месте.
        Следователь откинулся на мягкую спинку кресла: - наша беседа, а это именно беседа, важна для нас, так же как и для вас. Информация, переданная вами, имеет огромное значение, и от того, насколько она правдива, будет зависеть жизнь сотен тысяч людей.
        - Пётр Алексеевич, а как вы лично рассматриваете произошедшее с вами - снова обратился ко мне следователь.
        - Я просто жертва непредвиденного стечения обстоятельств. Конечно, визит Штайна не был случайностью, но вряд ли он вспомнил бы про меня, не наткнись на мою фамилию в сводке гестапо. А в беседе с Шелленбергом мне стало страшно, сообразив, что меня не оставят в живых, я от отчаянья предложил ему вариант действий.
        - Какой вариант? - с интересом спросил следователь?
        - Я предложил ему работать на вас, на Федеральную Россию.
        Интересно - задумчиво произнёс он: - А как отнёсся к этой идее Шелленберг?
        - Как видите, я здесь - пожав плечами, ответил я.
        - Хорошо, а Гейдрих, как он воспринял это предложение?
        - Я не знаю, о чём говорили Гейдрих с Шелленбергом, но днём он дал понять, что воспользовался нашими данными для организации отставки Канариса. О своей готовности к сепаратным переговорам он мне сказал только вечером. Возможно, во вторник он хотел использовать меня как провокатора в кругах оппозиции, но в среду вечером что-то изменилось, и операция была форсирована. Данные о войсках передал мне Шелленберг перед вылетом, скорее всего, без санкции Гейдриха.
        - А вот это интересно. Как вы думаете, чем вызваны его действия?
        - Из допросов Караваева, о них я уже рассказывал, Шелленберг понял, что благодаря игровым фильмам у вас в Федеральной России он не считается нацистским преступником. Сейчас англичане имеют к нему гораздо больше претензий, чем вы.
        - Спасибо, сейчас вы пообедаете, а затем я попрошу вас изложить на бумаге всё происходившее с вами за эти четыре дня - сказал он и нажал неприметную кнопку на столе. Я встал и в сопровождении охранника вышел из кабинета.
        Обед был очень неплохим, борщ напомнил мне эмигрантский ресторан в Берлине, а огромное хорошо прожаренное куриное бедро было просто великолепно. Но всё это не могло сравниться с чаем, настоящим чёрным чаем, таким же вкусным как тот, что заваривала моя мама.
        Со вторым номером программы всё обстояло намного хуже. После часа мучений над бумагой, я понял, что во мне нет таланта прозаика. Корявые, косноязычные строки чередовались со стишками: «Попался Петька на крючок, пусть будет всем другим урок». Радовало только то, что ручка из будущего стойко вынесла все выпавшие на её долю испытания. Это удивительное изделие напоминало карандаш, но было настолько гибким, что я завязал его в узел. Удивительно, но после этого, ручка продолжила писать.
        От мучительных занятий литературой меня оторвал звук открывающейся двери.
        В комнату вошёл беседовавший со мной следователь.
        - Пётр Алексеевич, вы летите в Москву.
        Когда я спустился в уже знакомый мне гараж, нас ждал не синий, а белый фургон с большими прозрачными окнами. Через минуту ко мне присоединились Штайн с Ленски, и мы вместе с охранниками сели в фургон. На этот раз салон не был отделён от кабины, и я увидел приборную доску автомобиля. По своей сложности она превосходила виденную мной в аэроплане. Особенно меня поразил небольшой прямоугольный прибор, установленный в середине кабины. Он весь был усыпан кнопками различной формы, а на экране появлялись надписи и цифры, сменявшиеся странными цветовыми комбинациями. Пока я разгадывал назначение таинственного прибора, наш фургон уже выехал в город. Если это был Кенигсберг, то я не узнавал его, с обеих сторон улиц стояли однообразные пятиэтажные дома. Впрочем, через некоторое время я стал замечать отдельные дома явно нашей постройки, а потом мы миновали старые городские ворота, украшенные какими-то яркими вывесками. Затем мы снова въехали на широкий проспект со стандартными домами. Все улицы, по которым мы ехали, были буквально забиты автомобилями самых фантастических цветов и форм. Мои спутники, как и я, с
удивлением смотрели на это буйство технической мысли.
        Только сейчас я окончательно поверил в реальность переноса из будущего.
        Аэропорт встретил нас непривычным гулом и суетой. Фургон миновал проволочное заграждение и остановился рядом с большим самолётом. Я не любил это искусственное слово, но стоящий нависший над нами аппарат нельзя было назвать иначе. Рядом с остеклением кабины пилотов было написано Як 40. То, что этот самолёт большой я думал ровно до того момента, когда мимо нас проехал огромный аппарат. Когда он остановился, в хвостовой части раскрылись дверцы и начал опускаться пандус.
        - А где у них двигатели? - спросил у меня Ленски.
        Я перевёл вопрос сопровождающему.
        - У этих самолётов нет винтов, они реактивные - снисходительно ответил он.
        Я хотел перевести ответ Ленски, но он не слушал меня, он смотрел, как из чрева самолёта выходили взвод за взводом, обвешанные оружием солдаты.
        - Господа, прошу проходить - произнёс сопровождающий, указав на лестницу-пандус в хвосте нашего самолёта, подобную трапу виденного нами гиганта. Поднявшись, я увидел небольшой салон с восьмью креслами, нас посадили с одной стороны прохода, с другой сели охранники. Сопровождающий ожесточенно спорил с кем-то у трапа. Наконец он зашёл в салон. Закрылся трап, загудели двигатели, и наша машина стала медленно двигаться по бетонной полосе. Вдруг скорость начала возрастать и незаметно для меня самолёт поднялся в воздух. В течение всего полёта я не мог оторваться от иллюминатора.
        Москва встретила нас хмурым небом и мелким моросящим дождём.
        Нас встретили прямо у трапа самолёта и проводили к странному аппарату с огромным воздушным винтом над фюзеляжем. Я слышал о геликоптерах, но вживую такое чудо видел впервые. В полёте геликоптер был гораздо шумнее самолёта, но пытка новой техникой продолжалась недолго.
        Наше путешествие закончилось в расположенном среди леса, уютном двухэтажном особняке. Не успел я осмотреть отведённую мне комнату, как в дверь постучали.
        - Добрый вечер! Меня зовут Нелюбин Анатолий Иванович - представительный седой мужчина протянул мне руку.
        - Очень приятно. Михайлов Петр Алексеевич - отвечая на рукопожатие, произнёс я.
        - Пётр Алексеевич, собирайтесь, нам надо срочно ехать.
        - А как же Оскар?
        - Не беспокойтесь, господин Штайн сейчас будет беседовать с нашими техническими специалистами.
        Я надел пиджак и вышел в коридор вслед за Нелюбиным.
        Пожалуй, сегодня у меня был самый безумный день в моей жизни. В час ночи я вылетел из окрестностей Берлина сорок первого года, а в девять вечера шел на встречу с премьер-министром Российской Федерации две тысячи десятого года.
        Премьер встал из-за стола и пошёл мне на встречу. Мы поздоровались, и он предложил мне присесть.
        - Господин Михайлов, я хочу извиниться перед вами за то, что не смог принять вас сразу, но у нас возникла небольшая дискуссия о морально-этических принципах.
        Он немного помолчал, а затем продолжил: - Почему Гейдрих настаивает, чтобы посредником на переговорах были именно вы?
        - Мне кажется, он считает, что по моему поведению сможет определить, не обманываете ли вы его - ответил я: - он хочет иметь твёрдые гарантии жизни и безопасности. И считает, что только вы можете их обеспечить.
        Премьер продолжил: - Наше условие это полная и безоговорочная капитуляция Германии с последующей денацификацией, и это обсуждению не подлежит.
        - Господин премьер-министр, он согласен на полную капитуляцию.
        - Пётр Алексеевич, я верю вам, но могу ли я верить Гейдриху?
        Всю оставшуюся ночь я отвечал на вопросы экспертов. И только к утру, ошалевший от огромного количества выпитого кофе, я вернулся в свою комнату.
        Сержант Александр Любцов. Вильнюс.
        Сегодня я впервые в жизни поучаствовал в настоящем бою. И хотя внешне это весьма напоминало учения - тот же дым повсюду, тот же грохот, тот же мат комроты, привычная тяжесть АК в руках - кое-что серьезно отличалось.
        Это было по-настоящему.
        Черт, несмотря на то, что я в стоящей столбом пылище и этом жутком дыму и не видел-то толком никого, стреляя «куда-то туда», было страшно. Вот так вот - и в армии отслужил, и в хардбол играл уже лет пять, а все равно первый бой - он первый. То бишь руки трясутся, голову из укрытия не высунуть… но я справился.
        В этот городок размером с Центральный район моего родного Волгограда мы влетели рано утром после многочасового марша. Влетели - и едва ли не нос к носу столкнулись с немчурой. Даже не знаю, кто был сильнее удивлен - мы или они. Ибо нам сказали, что наци здесь нет и нам как раз до их подхода надо успеть закрепиться. А те, походу, нас тоже как-то не ждали.
        Результатом этого неожиданного знакомства стала пальба. И как все-таки хорошо, что впереди у нас была рота, в которую набрали парней с реальным опытом. Они быстро среагировали и угостили фашистов отличным блюдом из свинца и стали.
        Для меня бой начался через несколько минут после этой первой стычки. Спешившись с «моего» бэтээра (вытащенный со склада БТР-70, оказавшийся, на удивление, в неплохом состоянии), я со своим отделением занял позицию в небольшом кирпичном домике, одной стеной выходящим на площадь, образованную пересечением трех улиц.
        Я как раз поднимался на третий этаж, когда моих ушей достигли тарахтящие звуки немецких танков. Т-3, мать его за ногу. Думается мне, это урчание будет мне еще сниться.
        - Леха, вали жестянки! - танк-то этот не фонтан, особенно в сравнении с нашими Т-90 или даже Т-62, но если вдарит своими пятьюдесятью «мэмэ» - мало не покажется.
        Вслед за коробочками «панцеров» на площади показались и грузовики, из которых сноровисто выпрыгивали фигурки пехотинцев в серой форме.
        - Ну, предки, постараемся вас не посрамить, - честно говоря, этот шепот вырвался сам собой, словно ушедшие уже в лучший мир деды и бабушки, все как один воевавшие против гитлеровцев много лет назад, грозно спросили: «Сдюжишь?»
        Запихав гранату в подствольник, я с коротким напутствием (в виде не слишком-то и цензурного пожелания) отправил ее в сторону разбегающихся фашистов. Грузовик - к сожалению, уже почти пустой - рванул.
        Самого взрыва я не видел - к моменту, когда ваш покорный слуга соизволил открыть огонь, один из немецких танков уже горел, а второй замер искореженной грудой железа. Кроме того, кто-то из соседнего отделения явно использовал «Шмель» - стекла вылетели капитально, чудом не зацепив меня осколками. Поэтому, моя граната исчезла в дыму и пыли, известив о попадании лишь грохотом взлетевшего на воздух грузовика.
        После этого все слилось в какой-то калейдоскоп картинок. Вот я, прижимая к плечу АКМ, короткими очередями стреляю по противоположной стороне площади, ориентируясь по мелькающим в окнах силуэтам.
        Вот я судорожно набиваю магазин после очередной атаки этих сволочей и молюсь, чтобы подмога уже, наконец, подошла.
        Вот я и какой-то незнакомый солдат тащим раненого Витьку Соломахина - моего земляка, весельчака и остряка, протащившего на борт самолета фляжку с коньяком и раненного куда-то в грудь одним из расторопных ублюдков в «фельдграу». Черт, стоит опустить веки, как я начинаю видеть его залитое кровью лицо и слышать жуткий посвистывающий хрип. И глаза… выражение его глаз, молящих о помощи.
        Потом мы оборонялись в каком-то парке, где я с остервенением садил опять же в дым из подобранного РПК, поддерживаемый грохочущим где-то сбоку АГС, не дающим нацистам прорвать эту маленькую «линию фронта».
        Помню сгоревший БТР - мой БТР, прикрывший наш отход и из КПВТ срезавший три немецких танка, прежде чем его накрыли чем-то артиллерийским.
        Помню вой самолетов, бомбящих кого-то на окраинах и помню вызванную этим надежду, что продержимся, что навешаем еще люлей ненавистным выродкам.
        Помню жуткий вой падающих мин - привет от фашистских минометов. Помню, как в обороняемый дом - то ли третий, то ли четвертый уже (ибо фашистов оказалось не просто много - а охренительно много, и нас просто не хватало, а они все лезли и лезли, и лезли), влетела граната и наш взводный - которого, кстати, Иваном кличут - в невероятном прыжке подхватывает ее и швыряет обратно.
        И последняя картинка. У меня кончились патроны, и я наклоняюсь за магазином убитого осколком снаряда бойца. В этот момент в дверь влетает оскаленный немец, с перекошенной каской и ненавистным «Маузером». И я, на каких-то рефлексах, бью его в голову прикладом. А потом еще раз. И еще. И еще. Остановил меня какой-то офицер, блин, не помню, как его зовут. Мужик из прибывшей нам на подмогу бригады, вынесшей немцев из городка к чертовой матери. И к тому моменту вместо головы у нациста была уже кровавая каша, месиво из крови, костей и мозгов. И эту картину я не смогу забыть никогда.
        Долбанная война.
        Алексей Кулагин, заместитель командира роты. Калининградская область.
        Желая как можно скорее завершить бездарное убиение времени в госпитале, я с самого утра, вместе еще с несколькими такими же нетерпеливыми «ранбольными» осаждал заведующего отделением с требованием немедленной выписки. Тот свирепо отбивался, но еще до полудня некоторым из нас все же удалось добиться своего, и я оказался в числе этих счастливчиков. Кроме меня, еще двое выписанных оказались из нашего батальона. Среди них был башенный стрелок БТР, получивший ожоги в самой первой стычке под Мамоново, к счастью, не слишком серьезные, которые, конечно, еще не зажили, но ему удалось добиться разрешения делать перевязки в своем батальонном медпункте. Вторым был лейтенант, командир взвода из 1-й (можно сказать, насквозь «кадровой») роты, которого при штурме Мамоново слегка привалило обломками стены, и пока он пытался из-под них выбраться, надышался газа из перебитой газовой магистрали. По счастливой случайности, бойцы успели вытащить своего командира из-под завала буквально за минуту до того, как газ полыхнул. Помимо отравления газом, у него были многочисленные ушибы, но в целом он еще легко отделался.
        Само собой, мы тут же скооперировались, и все вместе рванули в ППД нашего 7-го омсп, на улицу Емельянова. На Герцена, где стоял госпиталь, движение было довольно редкое, поэтому мы пробежали до улицы Тельмана, где и сумели поймать машину. Несмотря на войну, рубли были вполне себе в ходу, и даже цены подскочили еще не слишком заметно.
        В расположении полка нас ждало разочарование - колонна машин ушла на юг, к месту дислокации 1-го мсб, еще с утра, а ради троих доходяг, как заявил дежурный офицер, никто транспорт специально гонять не будет. «И встали мы под стягом, и думаем - как быть…» (с)
        Первая мысль была - снова поймать машину, заплатить, сколько скажет, и прорываться в родной батальон. Автобусы-то наверняка в Мамоново не ходят, а электрички, может быть, до какой-нибудь промежуточной станции и пускают, но даже до Мамоново - это вряд ли. А нам-то надо было еще дальше!
        - Э-э, мужики, погодите, - мне в голову пришел вполне логичный вопрос. - Там же наверняка патрули. Как через них проходить будем? Наверняка какие-то пропуска нужны.
        Лейтенант тут же подхватил эту мысль:
        - Верно! Вот пусть дежурный нам пропуска и выпишет. Пошли!
        И мы пошли. После недолгих препирательств и хождений по кабинетам мы обзавелись бумагами с печатью войсковой части и подписью зам. нач. штаба. Но на улице, где мы пытались поймать машину, нас ждал облом - никто из водил не соглашался не то, что ехать на польскую территорию, или хотя бы до Мамоново, но они не горели желанием даже выезжать за окраины Калининграда. Что же делать? Никто из нас не был калининградцем - башнер был родом из Гусева, лейтенант - вообще из Смоленска, а я покинул родной город, перебравшись в Москву почти сорок лет назад. Соответственно, ни родни, ни хороших друзей, которые могли бы подсобить с транспортом, ни у кого из нас не было. Не было? И тут я вспомнил, что с одним из бывших моих одноклассников я все-таки время от времени перезванивался. Раз-другой в год, не чаще. Работал он коммерческим директором крупной фирмы, объединявшей несколько фабрик - мебельных, по производству строительной столярки и еще что-то в этом роде, плюс сеть из собственных магазинов и дистрибьюторских фирм, этим добром торговавших. Кроме того, у него была доля в нескольких бензозаправках и
автосервисах, да и другая какая-то мелочь. В общем, человек не бедный. Как-то раз он даже выручал меня с машиной. Может, и на этот раз?
        - Так, мужики, - я решил немного успокоить товарищей. - Не впадаем в отчаяние. Я тут одну мысль собираюсь проверить… - и с этими словами я достал свой мобильник.
        Записной книжки у меня с собой не было, на память я этот телефон не помнил, но я же звонил ему после приезда сюда. Значит, в памяти моего мобильника он должен быть. Открыв позицию «Список звонков», и откинув хорошо знакомые мне номера - так, это Москва, это тоже, это… это фирма по прокату велосипедов, а вот это, кажется то, что надо.
        Набрав номер, и слушая длинные гудки, я заметно нервничал. Ну вот, дожил, можно сказать, до седых волос, а все равно - как нестандартная ситуация, так меня в жар кидает, и спина мокрая. Лишь бы он ответил… Но мои опасения оказались напрасны, и в трубке раздался знакомый голос.
        - Привет, Жорик! - радостно произнес я. Вообще-то он уже давным-давно как Георгий Львович, но для меня как был, так и остался Жориком. - Это Лёха Кулагин тебя беспокоит.
        - Ты куда пропал? - заволновался он.
        - А куда я мог пропасть? - ответом на ответ удивился я. - Служу. В седьмой омсп записался.
        - Ты чё? - изумился Жорик. - Я думал, в твои годы ты уже поумнее стал. Это ж надо придумать - самому на фронт лезть!
        - Я свой выбор сделал! - немного жесткости в голосе не помешает. - Ты скажи лучше, ты мне поможешь или нет?
        - А чем помочь-то? - немного прогнулся под моим напором Жорик.
        - Да мы тут с мужиками застряли в городе, а нам надо срочно хотя бы до Мамоново добраться, в свои подразделения, - повесил я него наши проблемы.
        Жорик замолчал. Надолго. Секунд 30 молчал. Потом проговорил неуверенно:
        - Машину вам дать - не проблема. Только вот туда без пропуска не пустят…
        - Пропуска у нас есть! - обрадовано воскликнул я.
        - Ладно, - Жорик опять задумался на несколько секунд, затем спросил. - Вы сейчас где?
        - На Емельянова, у ворот части торчим.
        - Тогда так, - принял решение Жора. - Ждите. Самое позднее, через полчаса, к вам подъедет моя служебная машина - черная Шкода Октавия. Водителя зовут Мишей. Если патрули не тормознут, то до Мамоново он вас довезет, но никак не дальше.
        - Спасибо, Жорик, - почти заорал я в трубку. - С меня причитается!
        - Ладно, ладно! Ты хотя бы живой вернись!
        На том мы и распрощались.
        Примерно через двадцать пять минут к тротуару рядом с нами подрулила черная машина. Через опущенное стекло передней двери был виден молодой парень, сидящий за рулем.
        - Миша? - полувопросительно-полуутвердительно произнес я.
        - Ага! - с готовностью откликнулся парень.
        - Мужики, загружаемся! - и я широким жестом пригласил своих товарищей занимать места.
        Когда Миша, толкнув ручку АКПП, тронул машину с места, я поинтересовался:
        - Слушай, Миша, а тебе не внапряг в Мамоново пилить?
        - Нее… - он мотнул головой. - Самому интересно, что там делается. А то сидишь тут, начальство из офиса в офис, из офиса на дачу, с дачи в офис возишь…Скука!
        Машина быстро вырулила на окружное шоссе, проехала над железнодорожными путями, набрала скорость, затем, через несколько минут, свернула на развязке под путепровод, и покатила по трассе, по которой раньше шел основной поток машин, направлявшихся в Польшу и в Германию. Сейчас автомагистраль тоже не выглядела пустынной, но прежней интенсивности движения явно не наблюдалось. Туристические, да и рейсовые автобусы совершенно не показывались, а большущих трейлеров стало в разы меньше. Впрочем, и легковушек, и легких грузовичков тоже стало не так много, как бывало прежде.
        Проезжая Прибрежное, Миша вынужден был резко сбавить скорость - шоссе было изрыто ямами, засыпанными наскоро утрамбованным щебнем. С трудом лавируя между воронками, наш водитель удивился:
        - Когда это успели так дорогу раздолбать?
        - А два дня назад всего, - охотно пояснил я. - Фрицы тут десант рядом высадили, хотели дорогу перерезать. Хорошо, они в поселок не полезли, окопались у самого шоссе. Тут по ним с БДК «Минск» и долбанули из РСЗО несколько раз, а по оставшимся целям отстрелялись с эсминца и сторожевиков. Потом только разрозненные группы зачищать пришлось - с этим даже «вованы» сумели справиться. Вот только шоссе попортили.
        Не успел я разъяснить Мише происхождение воронок на шоссе, как нас первый раз тормознул патруль - как раз те самые «вованы». После недолгого выяснения отношений и проверки наших бумажек нас все же пропустили, но напутствовали со словами:
        - Вас ведь даже в Мамоново не пустят. А, скорее всего, уже в Ладушкине тормознут. Дальше штатские машины не пропускают.
        - И что, даже продукты по магазинам военные теперь развозят? - удивился я.
        - На машины с продуктами, ремонтные летучки и на скорую помощь спецпропуска выдают, - внес ясность тормознувший нас сержант.
        Ладушкин (в девичестве - Ludwigsort) нам таки удалось проскочить, хотя пререкались мы с патрулем не меньше получаса. Этот патруль был не вованский, тут пост держала военная автоинспекция.
        Сначала взводный, ехавший с нами, пытался договориться с ВАИ так, как обычно договариваются с любой автоинспекцией. Но эти на взаимовыгодное соглашение не пошли:
        - Мы вас пропустим, а нам за это начальство звиздюлей отвесит, - отнекивались патрульные.
        Отвязаться от них удалось только тогда, тогда, когда я, не выдержав - обычно у меня просто не получается давить на людей - наехал на них на повышенных тонах:
        - Мы что, в тыл бежим? Нам в свою часть попасть надо! - начал распаляться я, злясь на упертых патрульных. - Вы нас, что ли, транспортом обеспечивать будете? Нет? Так не мешайте хотя бы людям выполнять свой воинский долг!!
        - Ладно, вали! - озлясь, буркнул возглавлявший патруль летёха. - Посмотрим, что будет, когда вас у Мамонова тормознут. Как бы вам не загреметь тогда по-крупному…
        - А это уже не твоя беда будет. Скажем - ничего не знаем, ничего не видели, проселками ехали! - отрезал я, когда машина уже брала с места.
        Естественно, перед Мамоново нас тоже тормознули. Не патруль, а целый заградотряд: две тройки у шоссе, каждая контролировавшая свое направление, немного поодаль, с обеих сторон от дороги, - по БТРу с пулеметами, нацеленными в разные стороны, рядом с ними и за ними - еще несколько солдат, метрах в двухстах просматривалась башня БМП с пушкой, выглядывавшей из-за кустов.
        - Куда прете! - с ходу заорала на нас фигура в камуфляже с РПК наперевес, метнувшаяся к притормозившей машине.
        - Не «прем», а едем, и не «куда», а возвращаемся в свой батальон из госпиталя, - подал голос с заднего сиденья взводный, постаравшись перевести ситуацию в более спокойное русло.
        Фигура в камуфляже немного сбавила тон:
        - Машину, по любому, заворачивайте обратно!
        - А нам как быть? - с просительными интонациями в голосе поинтересовался взводный, протягивая патрульному свой пропуск. Вслед за ним вынули свои бумажки и остальные.
        Фигура в камуфляже, внимательно рассмотрев наши документы, пожала плечами:
        - Как хотите.
        - Слушай, браток, - вмешался я, - Войсковые колонны в сторону Эльблонга ведь ходят?
        - Ну, ходят, - отозвался он. - Только, если думаете подсесть, то не выйдет ничего - запрещено.
        Мы вылезли из машины, поблагодарили водителя Мишу. Я отзвонился Жорику, обрадовал его, что и с нами, и с машиной все в порядке. Мы же пристроились на обочине возле поста и принялись ждать. И действительно, как и предупредил нас патрульный, когда через этот пост через два часа прошла колонна, пристроиться к ней не удалось. На нашу беду, в этой колонне были сплошь морячки - какие-то связисты со своей мудреной техникой, несколько бензозаправщиков и грузовиков, судя по форме водителей, взятых опять-таки из каких-то флотских частей, и сопровождавшая колонну рота охраны с флотской же базы снабжения.
        Между тем взводный куда отлучился и вернулся к нам только минут через сорок.
        - Так, мужики, поднимаемся и топаем отсюда! - безапелляционно заявил он. - Во-первых, жрать охота, надо пойти поискать, где тут чего-нибудь перехватить можно. А во-вторых, я разузнал, что если из нашего батальона здесь до вечера кто и появится, то в любом случае не на этом посту. Шанс перехватить наших будет только на южном выезде из города.
        Да, и к тому, и к другому соображению стоило прислушаться. Мы потопали через Мамоново на южную окраину, попутно осматриваясь - нет ли поблизости какого ни на есть работающего кафе, закусочной или хотя бы магазинчика с продуктами. Несмотря на то, что в Мамоново примерно сутки хозяйничали немцы и, несмотря на бои, которые сначала велись за удержание города, а потом за его освобождение, в целом он пострадал несильно. Конечно, дома на главной улице были с практически полностью выбитыми стеклами на фасаде и с выщербинами от пуль. Временами попадались здания с явственными следами пожаров или с разбитыми артиллерией стенами. Все магазины и киоски стояли с разбитыми витринами, и были полностью выпотрошены. Однако город не вымер - на улицах встречались горожане, и среди разбитых или кое-как заколоченных досками или фанерой витрин мелькнул все же в переулке магазинчик, двери которого не были заперты - туда входили и оттуда выходили люди, причем не с пустыми руками.
        Не сговариваясь, мы все втроем рванули в этот переулок, нырнули в заветную дверь и через несколько секунд уже созерцали витрину с сыром, колбасой, маслом, пакетами молока, и полки с консервами, печеньем, конфетами, крупами и макаронами. Ну, макароны нам были без надобности, а вот молоко, сыр, колбасу и даже хлеб для сэндвичей в красивых пакетах, который мог храниться довольно долго, мы тут же приобрели, даже несмотря на подскочившие больше, чем вдвое против обычного, цены.
        Задерживаться мы не стали, и, лишь выйдя через полчаса к посту на южной окраине города, остановились и расположились перекусить.
        Мы со взводным после трапезы прилегли прямо на пожухлую траву передохнуть, а наш стрелок, как молодой, отправился осмотреться вокруг. Но не успел он удалиться от нас и на два десятка шагов, как мы услыхали его голос:
        - Э! Смотрите-ка! Что это здесь?
        Мы нехотя поднялись и принялись крутить головами, не сразу поняв, что так взволновало молодого. Его закрывала от нас группа кустов, росших у обочины, поэтому волей-неволей нам пришлось встать и тоже сделать несколько шагов. Обогнув кусты, мы практически сразу поняли, в чем дело - в полусотне метров, не так далеко от дороги, возвышалось несколько свеженасыпанных земляных холмиков с водруженным над ними грубо сколоченным большим крестом.
        Прояснить ситуацию можно было только у маячивших на шоссе патрульных, и мы дружно потопали к ним. На наш вопрос - «Это что тут, братская могила, что ли?» - один из патрульных, сняв с головы каску и взлохматив мокрые от пота коротко стриженые волосы, ответил:
        - Можно и так сказать. Только это не военное захоронение, тут местных схоронили. Наши в другом месте лежат, - и пояснил. - Тут эсэсманы, в основном, порезвились. Кого за еврея приняли, кого за косой взгляд… Да и вермахт тоже отметился - нескольких девчонок местных изнасиловали, а потом застрелили. Правда, говорят, это не пехота постаралась, а люфты. Пехота в основном грабежом магазинов ограничивалась.
        Мы, не сговариваясь, сдернули с головы кепи и, повернувшись к могиле, с минуту постояли молча.
        Вот же засада! Когда же мы доберемся, наконец, до своих, чтобы вломить этим гадам и вбить им в черепушки правила хорошего поведения раз и навсегда?
        После долгого бесполезного ожидания нам все-таки повезло. На дороге со стороны Польши показались два тентованных «Урала» в сопровождении БТР-70. Я тут же сорвался с места и бросился к посту. Когда там тормознули колонну для проверки документов, я заорал издали (ближе не подпустил один из шибко бдительных патрульных) - «Братки, в первый мотострелковый батальон не подбросите? Мы с госпиталя возвращаемся!»
        Из головного «Урала» выпрыгнул сопровождающий в рабочем комбинезоне и направился ко мне. На подходе он лихо козырнул и представился:
        - Лейтенант Магницкий, двести двадцать четвертая артиллерийская бригада.
        - Старший лейтенант Кулагин, первый батальон седьмого омсп, - представился в ответ я. - Вот наши документы. Весь день не можем поймать попутный транспорт до своего батальона.
        Внимательно рассмотрев мою бумажку с полковой печатью, лейтенант сразу взял быка за рога:
        - Так, сейчас шестнадцать пятнадцать… Запчасти получить… Туда-сюда… Не позднее семнадцати тридцати мы пойдем обратно через этот пост. Можем подобрать вас с собой - мы как раз вместе с вашим батальоном стоим.
        - Вот спасибо! - искренне обрадовался я.
        - Ладно, - бросил лейтенант. - Некогда нам сейчас.
        И с этими словами он поспешил к своему грузовику.
        Конечно, в назначенное время никто не появился. И лишь через несколько минут после шести вечера, когда мы стали уже чуть ли не подпрыгивать от беспокойства, показались долгожданные «Уралы». Пройдя КПП, грузовики тормознули, и лейтенант Магницкий призывно замахал нам рукой. Когда мы по очереди лезли через задний борт в кузов его грузовика, я поинтересовался на всякий случай:
        - А не влетит тебе, что ты нас подсаживаешь? Запрещено ведь.
        - Да плевать только! - беспечно махнул он рукой. - Там дальше только наши посты. Не съедят. Только вы в кузове заныкайтесь и не высовывайтесь. А лучше вообще на пол лечь. И на постах не разглядят, да и вам спокойней будет - тут, бывает, по нашим машинам постреливают.
        Но нам счастливо удалось разминуться с чересчур храбрыми фрицами, и никто нас не обстрелял. Через час мы уже представлялись нашему комбату. Вскоре я обнимался с Баскаковым, а потом и со своим комвзвода Тюриным (бывшим своим, конечно, поскольку теперь я числился в управлении роты - но как-то так сложилось, что предпочитал отираться именно у него во взводе). Получил автомат, каску и прочие причандалы, и снова стал бойцом.
        Наш батальон, не дойдя до Эльблонга километров 7 - 8 (чтобы особо не подставляться под огонь фрицевской артиллерии), пока зарывался в землю и оборудовал позиции, рассылая вокруг разведывательно-диверсионные группы. Местное немецкое население вовсе не было радо нашему приходу, так что надо было держать ухо востро. Радовало то, что батальон был серьезно усилен - помимо всяких сборных флотских частей нас поддерживал вся 224-я артиллерийская бригада. Гвардейская бригада морпехов, прошедшая по Вислинской косе, подтянула средства усиления, развернулась, форсировала два боковых рукава Вислы и теперь нависала над Эльблонгом с северо-запада. Сам батальон был серьезно пополнен: на замену выбывшим сегодня утром прибыли две роты, состоявшие из призванных «запасников», и пришли аж два танка и четыре самоходных гаубицы с базы хранения военной техники в Мамоново (сильно раскатать губу не получилось - база, хотя и не была занята фрицами, сильно пострадала от артиллерийского обстрела). Новобранцев пока оставляли в ППД.
        На резонный вопрос - «Зачем усиливается наша группировка - ведь все равно с этими силами дальше идти стремно?» - Тюрин не ответил, а только отнекивался. Я, мол, и сам ничего не понимаю. Тогда я пошел доставать своими вопросами Баскакова.
        - Сил, конечно, мало, - признал тот. - Но, судя по намекам командования батальона, вперед все-таки пойти придется. Возможно, даже завтра. Я так подозреваю, высокие чины хотят воспользоваться тем, что у фрицев здесь, в тылу, войск - кот наплакал, и здорово их попугать хотя бы и нашими невеликими силами. А потому крепко я опасаюсь, как бы нам для исполнения этого стратегического замысла не пришлось Эльблонг штурмовать! Так что, ко всему надо быть готовым.
        Ну что же, штурмовать, так штурмовать. По любому, фрицам спуску давать нельзя, а с матерью Кузьмы их познакомить очень даже нужно. Ладно, не съедим, так хоть понадкусаем.
        И, в довершение всех радостей, удалось, наконец, вкусить на ужин нормальной горячей пищи из походной кухни. А вот заснуть спокойно мне не удалось. Где-то около девяти вечера Баскакова вызвали в батальон, а когда он через полтора часа вернулся, стал собирать взводных. Ну, и я решил присоединиться к совещанию, исповедуя суворовский принцип - «каждый солдат должен знать свой маневр». А лучше - и не только свой.
        Как и предполагал накануне Баскаков, был получен приказ штурмовать Эльблонг. Наша «партизанская» рота должна была оседлать шоссейную и железную дорогу, отходящие на юго-восток от города и демонстрировать противнику жиденькое прикрытие этого направления. Замысел командования состоял в том, чтобы не увлекаться уличными боями, а соблазнить немцев возможностью прорвать кольцо и уйти на юго-восток, чтобы выманить их на открытое пространство и там без помех накрыть огнем артиллерии. Во всяком случае, я так понял, когда на нашу роту отвели участок аж в 3 километра, из средств усиления не дали практически ничего, а позиции указали примерно в двух километрах от городских окраин.
        В батальон из полка пригнали всего одну БТМ, к тому же оказавшуюся неисправной. Впрочем, наш батальонный разыскал и конфисковал два небольших гражданских экскаватора, но нам на них рассчитывать не приходилось - нельзя было демонстрировать фрицам подготовку солидных оборонительных рубежей. В 4 часа утра нам предстояло сняться с занимаемых сейчас позиций и занять указанные в боевом приказе, к 8.00 оборудовать их и быть готовыми встретить противника. Да, выспаться нам явно не удастся.
        Майор Анатолий Логунов, начальник технического отряда…
        Если вам скажут, что война - это подвиги, не верьте. Война - это, прежде всего, грязь, пот и кровь и очень много непрерывной работы. Правда, крови кто-то проливает больше, а кто-то вообще ее почти не видит, а вот работы хватает на всех - от простого рытья окопов до ремонтов электронных блоков. И еще война - это один сплошной невыразимый нервный стресс. Не зря ветераны так много пьют и не зря они не любят вспоминать прошлое.
        Да, технический состав авиации крови проливает, наверное, не больше всех остальных служб, зато нервов - непредставимо больше. Не зря в песне технарей, придуманной в семьдесят третьем гвардейском истребительном полку, поется:
        - А мы их ждем в начале полосы,
        Как нас в роддоме ждали наши мамы.
        Лишь бы вернулись эти сорванцы,
        Да и бетонку слишком не помяли.
        Вот и мы сейчас ждем. Сидим среди каких-то рощ или в лесу каком-то, насколько я рассмотрел, и ждем вылетевшие на задания пары.
        Вначале вообще «сапоги» хотели все вертолеты поодиночке на задание посылать, но тут уж и я, и командир звена встали на дыбы - ну, а случись что? Техника есть техника, да и немцы не такие уж недоумки. И что? Кто будет эвакуировать экипаж неисправного (тьфу, тьфу, тьфу, через левое плечо) или подбитого вертолета? Да и, не дай бог, машина немцам достанется. Оно нам надо? Короче, уговорили. Теперь борта будут уходить на дело парами, в каждом всего треть от возможного десанта, чтобы в случае чего можно было со второго всех в один вертолет пересадить. И обязательно на каждом полная подвеска из четырех блоков «эс-восьмых». Вместе с двумя ПКТ, смонтированными по бортам по афганскому образцу, и ПК у борттехника - нехилая такая огневая мощь получается. Хотя, конечно, главная задача наших летунов абсолютно другая - тихо и незаметно, прикрываясь темнотой, долететь в тыл и высадить группу спецназовцев в заданном квадрате, а потом также незаметно вернуться, не оставив у немцев никаких подозрений, что здесь кто-то был. Тихо, как говориться «на кошачьих лапках», благо вертолеты у нас для этого оборудованы, всякие
там эжекторы, «глушилки», глушители и тому подобное, даже РЛС «Арбалет», который вроде бы на новые Ка-60 должны ставить, есть.
        Это меня от волнения на всякие технические подробности тянет, точно. Все-таки первый боевой выход, не каждый день такое случается. А немцы, они, млять, противник серьезный, палец в рот не клади, руку откусят. Не хотелось бы терять сослуживцев, к которым за эти несколько дней уже сжился. И вообще, задача нормального военного не погибнуть самому, а заставить погибать врага. Так вот посидишь и точно начнешь подумывать, что уж лучше бы «эйч-бамб» по немцам долбанули. Потому что иначе кровь проливать этим вот восемнадцатилетним пацанам, что сейчас на посту стоят вокруг площадки…
        Стоят и курят, б… гадство такое. Огонек сигареты явно вижу. Развиздяи, сейчас я вам покажу!
        Пока иду, сигарета гаснет. И так, кто это у меня тут такой умный? Как я и думал, рядовой Бабинов.
        Обмениваемся ритуальными фразами и паролем, сегодня, кстати, мое любимое число, чертова дюжина, а потом, подменив его разводящим, я отвожу его в сторону и спрашиваю в лоб:
        - Ростислав, а тебе жить хочется?
        - Не понял, тарщ майор, это вы о чем? Кому же не хочется жить, интересно?
        - Знаешь, товарищ боец, откуда поверье появилось, что третьим прикуривать нельзя, а то помрешь?
        - Как-то не интересовался товарищ майор, а что?
        - Так вот, дорогой ты мой развиздяй, курящий на посту. Огонек спички ночью на три километра виден, знаешь ли. А в начале прошлого, тьфу, опять уже нынешнего века англичане в Южной Африке независимые республики буров решили завоевать. Больно уж им местные алмазы и золото понравились. А буры в основном охотниками были и стреляли, я тебе скажу, не хуже наших снайперов. И вот сидит ночью бур в засаде, огонек на позициях заметит, приготовиться. Тут второй курильщик прикуривать начнет - бур дистанцию до цели прикинет. И только третий раскуривать начнет, ему пуля из темноты прямо в лоб и прилетает. Понял?
        - Так, тарщ майор, мы же у себя в тылу. Да и один я.
        - В тылу? - от злости даже не сразу нахожу, что сказать и лишь показываю рукой в сторону недалеких вспышек и гула, в который сливаются звуки недалекого фронта, доносящиеся до нашей поляны. - Охренел, товарищ солдат? Думать разучился? Голова у тебя для того чтобы в нее есть? Сколько тут до фронта, прикинуть, бляха, можешь? Ты думаешь, немцы хуже нашего спецназа в тылу воевать умеют? Про «Бранденбург-восемьсот» не читал?
        - Нет, тарщ майор.
        - Ну, а про Скорцени?
        - А-а-а, слышал что-то. Это такой знаменитый у фрицев спецназовец был, со шрамом на роже. Главный диверсант Гитлера, точно. Он еще кого в Италии прямо из тюрьмы украл и американцам в тылу такой тарарам устроил, что они чуть назад из Франции не побежали.
        - Хоть что-то знаешь, «студент прохладной жизни». Хотя и переврано, но и так ладно. И как ты думаешь, где сейчас Скорцени со своими диверсами бродит, если война только на нашем фронте?
        - Неужели у нас в тылу, тарщ майор?
        - Может у нас, а может у соседей. Но вполне может и у нас оказаться, а мне, как ни странно, тоже жить охота. Так что оружие разрядить, в землянку. С сегодняшнего дня - постоянный дневальный по кухне в МПД. Буду ходатайствовать о переводе тебя в пехоту. Там тебя мигом научат Родину и автомат Калашникова любить. Понял, боец?
        - Так точно, тарщ майор! Разрешите вопрос?
        - Разрешаю. Крайний.
        - Разрешите остаться в части? Осознал я, товарищ майор, больше такого не повториться.
        - Прямо сейчас и осознал? Что-то быстро. Ладно, подумаю. А сейчас марш к рации, вместе с радистом дежурить будешь, а то он что-то засыпает на ходу. Днем, похоже, не выспался. А вместо тебя придется Артюхину на посту стоять. Понял?
        Бабенко заметно приуныл, Артюхин, немолодой, призванный из запаса бывший мотострелок, по сравнению с ним выглядит настоящим геркулесом и по моим сведениям не стесняется «воспитывать» молодежь даже с помощью мер, хм, не предусмотренных уставом. До дедовщины не доходит, тут я сразу предупредил, что приму все меры. Но пара затрещин, пока я не вижу, вполне может Ростиславу прилететь. И пусть найдутся штатские «правоотщипники», которые меня за это осудят. Да, армия иногда требует крайних мер воспитания. Некогда тут всех и каждого уговаривать, воевать надо. А есть, увы, люди, до которых все доходит только после трепки. А для «тех, кто в танке», напомню, что ветераны и дедовщина еще в армии Рима процветали вовсю. Что не мешало этой самой армии быть первой в мире. Просто нельзя доводить до крайностей и вовремя давить все криминальные проявления, типа «молодые работают, а деды отдыхают», избиения и издевательства, и все. Сложно, но можно. Главное, чтобы и сержанты и офицеры заодно действовали.
        Опять я от волнения не о том задумался. Блин, а ведь точно, пора бы нашим и появиться. Впрочем, что-то такое слышно на фоне фронтового гула. Точно, вот он характерный посвист вращающихся винтов и чуть слышный рокот турбин. Летят, бляха, оба летят!
        Борта заходят на посадку и осторожно один за другим приземляются почти в центре поляны. Черт, показалось или действительно в борту «тридцать третьего» какие-то дыры? Ну-ка, бегом.
        Точно, как минимум, три или четыре пробоины вижу. Похоже на мелкие осколки. А вон и бортач вылазит, рука перевязана, блин. Наткнулись на истребители или зенитки поработали?
        - Серега, ты что?
        - Да, иху мать, никакого взаимодействия, блин, нету. Понимаешь, на обратном пути как раз за пару минут перед нами по немцам ночной БШУ белорусы нанесли. Вот эти гады и стреляли по любому силуэту в небе, мля! Мой борт, видишь, мля, осколками посекло. Хорошо зенитка слабая, вроде нашей ЗУ-23, только и этого хватило. «Арбалет» в жопу, ПВД посекло, ДИСС, млять, не работает. Хорошо за ведущим дотянулись. Так что вашим парням работы, млять, привалило. Да и оружейников зови срочно, один НАР не вышел, млять, когда мы эту зенитку и все вокруг обрабатывали.
        - Понял, Серега. Ты вон к медикам давай, а мы сейчас все сделаем. Так, всем от машины! Тягач убрать! Питание выключить! Смирнов, Васильев со своими, сюда! С правого пилона - невыход ракеты. Работайте!
        Быстро оттаскиваем и маскируем первый вертолет. На нем почти никаких повреждений, осколки немного в районе хвоста обшивку посекли и все. Хм. Интересно, насколько я помню, у немецких зениток малокалиберные снаряды только контактные, а тут осколочки. Интересно, самоликвидаторы сработали? Впрочем, я не оружейник, всего-то любитель, могу и ошибаться.
        Ладно, будем делать ремонт. Черт, а ведь на следующее задание мне лететь, «тридцать третий» точно на сутки, а то и больше выбыл. Н-да, чего-то я не учел. Замучаюсь ведь, не спамши. Днем ремонт и обслуживание, ночью - полеты. Надолго меня хватит?
        Эх, уже светает скоро, на МПД лететь, а оружейники все возятся. Ага, наконец-то.
        - Тарщ майор, все. Блок придется заново проверять, а НАР мы местным саперам отдали, они ее разоружат.
        - Понял, Андрей. Молодцы. Так, все грузимся, сейчас на МПД эвакуируемся, а сюда белорусы прилетят. Так что не задерживаем, срочно, в темпе!
        Улетаем, в иллюминатор успеваю заметить подлетающие белорусские «крокодилы», увешанные блоками и ракетами «по самое немогу», заходящие на посадку. Днем они отсюда работать будут, а мы сейчас домой, на место постоянной дислокации, ремонтироваться и отдыхать. Две группы заброшены, судя по довольному виду «бати» - успешно. Не завидую немцам, ха! Впрочем, и мне мало кто позавидует - впереди после практически бессонной ночи такой же день. Надо готовиться к завтрашнему «делу».
        Да, забыл совсем сказать, что война - это когда очень хочется спать…
        Александр Маслов, старший лейтенант Российской армии. Где-то под Бродами.
        Выехали мы рано утром. Народ Истомин отобрал тщательно. Старшим в головной машине должен был идти прапорщик Прокопенко, мой соокопник по вчерашнему бою. В средней машине будет командовать сам Истомин, мне досталась замыкающая. Каждый солдат получил полный боекомплект, помимо штатных РПГ в каждую машину загрузили по несколько «мух», в каждый грузовик выдали по два ручных пулемета. Всего нас набралось человек сорок. Прокопенко даже пристегнул мне на автомат подствольник. Где он его взял ? я не представляю, но на его калаше висел такой же. Я попробовал было отказаться, мотивируя тем, что видел такой девайс только издалека и не умею с ним обращаться, но прапорщик резонно возразил:
        - А кому дать? Пацанам? Они тоже из него не стреляли. Бери, лейтенант, надеюсь, что не пригодится, - и провел со мной небольшой ликбез по пользованию подствольником.
        Сами машины техники «оттюнинговали». Кузова и кабины прикрыли дополнительными листами металла. Пулю крупняка они, конечно, не удержат, но от Калашникова спасут. Бронетехники у нас не было, поэтому и пришлось придумать такой эрзац. Вчера эти недоброневики сопровождали бензовозы, гонявшие за топливом и грузовики с новой порцией боеприпасов. Вертолеты тратили и то и другое с ужасающей скоростью. Зато, теперь нашим летчикам будет попроще. Нам подвезли запас ПТУР-ов. Правда, не новые «Атака-В», которыми обычно загружались современные вертолеты, а более традиционные для нашей армии «Штурмы». По всей видимости, с украинских складов. Слава богу, что на новых машинах сохранилась обратная унификация со старыми боеприпасами. Теперь управляемые ракеты можно расходовать куда активнее.
        Поначалу шли на приличной скорости, километров под сорок. Высылать вперед дозор смысла не было, маловато нас для этого. Поэтому просто шли с увеличенными интервалами на расстоянии прямой видимости.
        На этот раз я устроился в кузове. Одно дело ехать в большой колонне в сопровождении бронетехники, а другое ? когда от тебя и твоих солдат зависит, кто в колонне останется жив, а кто нет. Тут уж лучше не в кабине с комфортом сидеть, а там, где обзор получше.
        Ехали на юго-восток. Новый аэродром, по замыслу командования, должен был быть не только удаленней от линии фронта, но и находиться в стороне от направления удара Клейста. Благодаря туману, вчера упрямый немец сумел продвинуться достаточно сильно. Теперь наш старый аэродром оказался слишком близко к переднему краю. Сегодня, синоптики, поколдовав в своих миллибарах-изобарах, обещали погоду миллион на миллион, так что темпы продвижения Клейста должны снизиться. Да и долгожданные резервы, как нам сказали в штабе, уже подтягиваются. Даже свежая танковая дивизия идет. Большая война вынудила наших генералов частично вернуться к дивизионным структурам.
        Дороги вокруг словно вымерли. Нам не встретилось ни одной машины. Два дня назад, когда мы колонной шли на нынешний аэродром, движение было куда активней. Безлюдными выглядели и те деревни, через которые мы проезжали. Жители то ли эвакуировались, то ли попрятались. Ни одного человека в населенных пунктах мы так и не увидели.
        Встречались нам только посты украинской армии. Обычно один или два БТР и кучка настороженных солдат. Службу они сейчас несли не чисто формально, а четко по уставу. Каждый подходящий к посту немедленно оказывался под прицелом нескольких автоматов и до окончания проверки документов стволы не опускались. Правда, постов было немного, военных с трудом хватало, чтобы удержать фронт, поэтому в тылу организовать нормальную комендантскую службу еще не успели.
        «Дорога хорошая, едем быстро, врага не видно. Так бы всегда воевать!» ? только мелькнула эта мысль, а головная машина начала плавно притормаживать.
        Наш водитель тоже начал сбрасывать скорость. Он не должен был допускать слишком сильного сокращения дистанции. Это резко увеличит уязвимость нашего маленького отряда. Передние машины остановились. Средняя, на которой ехал Истомин, припарковалась у стоящего на обочине автобуса. Что интересного мог увидеть майор в обычном автобусе, я не представлял. Над средней машиной замотали по кругу флажками. Обычный сигнал: «командиры ко мне».
        - Бейбулатов, за старшего! ? скомандовал я сержанту-контрактнику и помчался к командирской машине. Да, бегать в бронежилете и полном снаряжении ? дело непростое.
        Майор стоял у двери автобуса. Абсолютно обычный междугородный Икарус поначалу меня не заинтересовал. Потом я увидел в его бортах пулевые отверстия, а потом… Можно я не буду описывать всего, что я увидел?
        Скажу лишь, что в этом автобусе ехало человек двадцать молодых девушек. Откуда и куда, мы не знали. Кто их убивал и за что над ними измывался, рассказать было некому. Но этой картины мне не забыть никогда. Это было самое страшное из всего, что я видел на войне. Если бы мне в тот момент попался хоть кто-нибудь из участвовавших в этом, я убил бы его без раздумий.
        Но стоявший вокруг лес надежно хранил свои тайны. Кто совершил это страшное преступление мы так и не узнали. Немцев, по идее, в этом районе быть еще не должно, поэтому нападение, скорее, дело рук местных бандитов: либо националистов, либо обычных уголовников.
        Автобус мы оставили в том виде, в котором нашли. Лишь убедились, что живых не осталось.
        - Товарищ майор, а может похороним? ? спросил сержант у Истомина.
        - Во-первых, товарищ сержант, нам поставлена боевая задача, а во-вторых, улики на месте преступления надо сохранить до прибытия следователей, а не уничтожать.
        - Каких следователей?
        - Ты что, Будаков, с Луны свалился?
        - Так ведь война, товарищ майор, какие следователи?
        - Сержант, запомни! Если во время войны убивают мирных жителей это преступление и виновного выявляют! На первом же посту сообщим, пусть вызывают милиционеров. Нам же надо нагонять график, аэродром вместо нас никто не выберет!
        Он повернулся к автобусу:
        - Простите нас, девчонки! ? и, обращаясь уже к нам, добавил: ? По машинам!
        На первом же посту мы действительно сообщили о страшной находке. Постовые пообещали выслать туда местную милицию.
        Позже, вспоминая этот эпизод, я удивлялся. Во всех фильмах, виденных мной ранее, в подобной ситуации героя должно было, как минимум, стошнить. У меня даже мысли такой не мелькнуло. Только злость, даже ярость, на тех, кто это сделал.
        С такими мыслями я и въехал на поле, которое должно было стать нашим новым аэродромом. Истомину предстояло оценить, подойдет ли это поле для наших вертолетов. Мы с Прокопенко должны были обеспечить наблюдение и прикрытие с флангов. Взяв по паре бойцов с пулеметом, мы двинулись в разные стороны вдоль опушек. Поле, на первый взгляд, было не хуже нашего нынешнего аэродрома. По крайней мере, размерами не уступало. Другое дело, нет ли здесь ям или необозначенного на карте болота? Это можно выяснить, только обойдя выбранный участок. Этим и должен был заняться Истомин.
        Я с двумя бойцами отбежал метров на триста и занял позицию в кустах, плавно переходящих в настоящий лес.
        Не успели мы отдышаться, а события понеслись с бешеной скоростью. Над полем вдруг пронеслась длинная пулеметная очередь. Я стал осматриваться и увидел, что с запада из леса выползает колонна танков. Даже отсюда были видны их прямоугольные приземистые формы, совершенно не похожие на округлые черты поздних советских танков.
        - Немцы!
        Стрелял Прокопенко, стрелял неприцельно, до немцев было слишком далеко, просто хотел предупредить остальных. Бойцы, увидев опасность, быстро запрыгивали в машины, Истомина я увидел в кузове одного из ЗИЛов. Он командовал и подгонял солдат. Машинам нужно было срочно уходить, это из автомата немцев не достать, а танковые пушки могут и накрыть машины.
        Ушли машины благополучно. Немцы их обстрелять не успели.
        Теперь пришел и наш черед. Нам бежать к машинам не было никакого смысла. Мужикам нужно было срочно рвать когти, ждать нас означало угробить весь отряд. Нам же непосредственная опасность не угрожала. Немцы нас не видели, да и других забот у них хватит, одиночек вылавливать начнут, только когда займут территорию. Так что надо по-тихому уходить, не привлекая к себе внимание.
        - Уходим тихо через кусты. Пригибайтесь ниже, не высовываться!
        За нашими спинами стеной стоял дремучий лес. Тут можно спрятать не то, что трех человек, а целую дивизию. Еще повоюем!
        Военный корреспондент Алексей Иванцов. Латвия.
        Полковник нас заставил утром вести политинформацию.
        Хотя, к чему тут политинформация? То, что видели бойцы вчера, лучше любых слов. Однако приказ есть приказ.
        Я практически к ней не готовился. Но я же по первой специальности историк. Вот и рассказал, что знаю. Рассказал об эстонских эсэсманах, о латвийских. О литовских шуцманшафтбатальонах. О том, что они творили в Белоруссии и в России. В памяти вдруг всплывали страницы из книги Саши Дюкова «За что сражались русские люди?». Конечно, кое-что я просто не вспомнил. Надо было еще рассказать о том, что немцы сами порой ужасались действиям прибалтов на оккупированной территории. Потом плавно перешел к их недавней современной политике.
        Однако, бойцы были впечатлены. Многие из них просто не знали об этом раньше. В школах у нас об этом не рассказывают, почему-то. В конце моей пламенной лекции встал какой-то сержант:
        - Товарищ лейтенант, можно вопрос?
        - Конечно, сержант, спрашивайте!
        - Так что, получается, что у прибалтов это в крови - нас, русских, резать и унижать?
        - Как фамилия, сержант?
        Тот, почему-то, смутился:
        - Сержант Штайнер!
        - Немец, что ли? - улыбнулся я.
        Тот набычился:
        - Русский я по маме!
        - Да я тоже ни разу не славянин, - улыбнулся я ему. - Хотя фамилия русская. Говорим мы с тобой по-русски, думаем по-русски, сны смотрим по-русски - значит, мы с тобой русские. Раньше нас советскими называли. А на вопрос я твой отвечу так. Национальная традиция у прибалтов - резать тех, кто слабее. Заметь, кроме той бестолковой очереди по колонне, они нам никакого сопротивления не оказали. Боятся они силы. Они, конечно, будут потом оправдываться. Месть за советскую оккупацию и все такое. Вот только скажи мне, сержант Штайнер, за какую такую оккупацию они армию генерала Юденича в концлагерях уничтожили? Да ты садись, садись…
        Сержант сел на траву, но вопрос все же задал:
        - А кто это, генерал Юденич? Немец тоже?
        - Тоже немец. Русский, только. Герой Первой Мировой войны. Турок по всему Кавказу гонял. А когда Гражданская война была, то попытался начать наступление на Петроград. Нет, товарищи! Не с Кавказа. Он в Прибалтику попал. Так вот… Когда получил по сусалам от Красной Армии - отступил в Эстонию. Они тогда уже независимость объявили. И интернировали остатки армии генерала Юденича. И уничтожили их в концлагерях, заморив голодом. Вот так вот. Лично я бы тогда выступил на стороне Красной власти вместе с народом. Вместе с генералом Брусиловым, полковником Шапошниковым и многими другими царскими офицерами. Но я уважаю и тех белых, кто остался верен своим идеалам. История - сложная штука. Особенно история России. А эстонцы… Они обещали Юденичу помощь. И обманули. И тех, кто заморил голодом русских офицеров, Сталин сослал в Сибирь в сороковом году. Вот такая вот штука - история. Справедливая она.
        Хорошая у нас беседа получилась. Правильная.
        А потом мы снова тронулись в путь. В Ригу не заходили, спешным маршем двигаясь уже к латвийско-литовской границе.
        Хорошо, что больше мы не сталкивались с подобными эксцессами. Оно и немудрено. Латыши быстрее эстонцев сообразили, что все попытки сопротивления будут подавлены с максимальной жестокостью.
        Речь премьера Латвии транслировали без остановки. Каждые пятнадцать минут местное радио верещало на двух языках:
        «Российские войска вступили на территорию нашего государства для защиты! Прошу вас граждане Латвии! Оказывать всяческую помощь миротворческим войскам!» И где обещанная война? Ни хрена не понимаю!
        Внезапно наша колонна резко приняла вправо и сбросила ход.
        Вот же!
        Мне показалось, что я попал на съемки фильма.
        Мимо нас, вяло шаркая ногами, шли пленные.
        В форме мышиного цвета. С орлами над левым карманом. А в начале колонны гордо вышагивали офицеры в фуражках с вертикально задранными тульями и крестами на шеях.
        Немцы! Самые настоящие! Самые, что ни на есть, фашистские немцы!
        И что же получается? Правы были Лунтик, Сашка Калинин, телевизор и солдатская молва? А я круглый дурак, что всему этому не верил?
        Млять…
        А где-то после полудня произошла нечаянная радость.
        Наша колонна подползла к Бауске. Это такой «мегаполис» на границе Латвии с Литвой. Может быть, вы спросите, почему мы так медленно шли? Между прочим, от Риги до границы всего час на машине. Легковой. Если пробок нет.
        Но, с другой стороны, машинки-то наши - ни разу не легковые - кормить надо. И бензин с автозаправок им не очень-то подходит.
        Наливщики шли за нами. Время от времени мы останавливались и заправлялись нормальным таким дизелем.
        И под этим самым Бауске нас встретил плотный и мощный огонь…
        Гордые, и от того гребаные, латыши захватили под шумок местный пивзавод. То ли с перепою, то ли от бестолковости, увидав нашу колонну - открыли огонь. Этого, честно говоря, мы не ожидали. Привыкли, блин, к тишине и покою. За что и поплатились.
        Когда пули цвиркнули по нашей броне, я обнаружил в себе невероятные акробатические способности - кувырок башкой вперед с несущегося БМП-2 в кювет чреват провалом этой самой башки в трусы. Однако вот обошлось же!
        Потом откуда-то чего-то шваркнуло и где-то грохнуло. Честное слово, я испугался. Рядом свалилось в канаву несколько человек. И, в отличие от меня, немедленно открыли огонь по зданию пивзавода.
        А наша техника, взревев моторами, немедленно развернулась, веером охватывая здание, обнесенное бетонным забором. Это я разглядел, когда набрался храбрости и высунулся из кювета. За что немедленно получил по каске от солдатика, лежавшего рядом:
        - Лежи, лейтенант, не твое это дело!
        - Пшел нах, - огрызнулся я. Этот шлепок мне почему-то придал смелости. Хотя, все еще казалось, что все пули - в меня. Интересно, штаны мне надо будет менять? Или никто не заметит?
        А потом загрохотало. Особо усердствовал головной Т-80. Его снаряды просто рвали в клочья и сам забор, и здания за ним. Замыкающий танк рывком дернулся вперед и, не спеша, расстрелял верхний этаж, с которого бил какой-то безумный пулеметчик.
        Огонь стал затихать. Бронетехника медленно стала приближаться к опорному пункту противника, беспощадно подавляя любые попытки сопротивления.
        Одна БМПха немного выдернулась вперед и тут же в ее бочину вмазало гранатометом. Млять!
        Кто-то где-то чего-то заорал. Внезапно бойцы дернулись вперед и побежали. А я? А я - чо, рыжий, что ли? Куда все, туда и я…
        Почему-то БМП и танки тормознули, а пехота вырвалась вперед. Это я уже только после боя узнаю, что такой порядок называется «елочка». Это когда впереди идет пехота, а два танка за ними на разных сторонах улицы. Пехота прикрывает танки от гранатометчиков, танки давят снайперов и пулеметчиков. Но это я потом узнаю. А пока бегу, ору и матерюсь. И стреляю куда-то. Ладно, блин, автомат не первый раз в руках держу. Короткими очередями луплю. Этому меня еще в школе военрук научил. Что-то мелькнуло в развалинах. Очередь туда. Внезапно падает тот самый боец, который мне по каске шлепал. Между каской и бронежилетом пуля вошла. Так он и упал - развороченным лицом в небо. А я нырком плюхнулся на пузо в какую-то лужу. Точно штаны менять придется. Магазин сменить! Да, быстрее! Ух, как руки-то трясутся! Приподнялся на локте. Куда-то херачу. Прямо над головой чего-то бахнуло куда-то. Опять все побежали.
        Потом все слилось в сумасшедший калейдоскоп. Ничего толком вспомнить не могу. Отрывки только.
        Куда-то прыгаю. Выстрел. Кто-то упал. Кто-то корчится и орет, зажимая сизо-красные кишки, змеями вылезающие из разорванного живота.
        Какие-то фигурки в прицеле. Еще рожок! Толчок горячим воздухом. Лечу куда-то. Грохот сменяется однотонным гулом…
        Обнаружил я себя сидящим на каком-то бетонном обломке. Одной рукой держусь за торчащие арматурины. Другой рукой стираю чью-то кровь с лица. Чью? Мою, кажется. Из носа кровища хлещет Ниагарой. И гул в башке. Чье-то лицо перед глазами. Чего-то говорит, раззявляя рот. Не слышу ни хрена. О! Это же Фил! Я ему робко улыбаюсь. И вдруг начинает трясти. В губы тыкается что-то холодное. Потом это холодное обжигает губы, язык, глотку.
        Я хватаю за ремень автомат, валяющийся под ногами. Встаю. Иду куда-то, волоча оружие за собой.
        Потом падаю и теряю сознание…
        Пришел в себя я быстро. Фил вколол какую-то хрень в бедро, потом облил пивом из ведра. Холодным. Извращенец. А чем еще можно обливать контуженного на территории пивзавода? Рядом с Филом сидел на корточках… Шеф! С фингалом под глазом.
        - Марлен Ильич? - прошептал я.
        - Не ори! - заорал мне Фил, сквозь ватную тишину в ушах.
        Я попытался подняться, но меня вдруг резко затошнило. Я встал на четвереньки. Постоял, мотая башкой из стороны в сторону. Из носа свисали кровавые сопли. Чета мне даже смешно стало. Только вместо смеха меня вырвало, зачем-то.
        Потом меня куда-то понесли, небо закачалось, потом вдруг оно закрылось чем-то темным, и меня понесло сквозь время и пространство…
        Алекс Кшетуский. Первый сержант. Бортстрелок. «Медэвак».
        Последующие сутки вертолеты носились по воздуху как оголтелые. «Такого не было даже в Ираке… Господи, сколько же раненых…» - думал Кшетуский, когда у него было время на мысли. Когда через пару вылетов он шлангом смывал кровь из десантного отсека - то авиатехников, которые обхаживали «птички», выворачивало наизнанку.
        Можно сколь угодно смеяться над американцами, но одно достойно уважения - они умеют работать быстро, хорошо и много.
        Линия фронта менялась стремительно. Русский Медведь проснулся и впал в бешенство. Теперь его не сдерживали НАТО, США и Китай. Натовцам не хотелось думать о том, что теперь Россия - это единственная сверхдержава в мире.
        Хотя если подумать…
        - Кшетуски! - из дрёмы Алекса выдернул пилот, только что вернувшийся с брифинга. - Взводи курок - нас придали русским!
        Шёл пятый день.
        «Медеваки» носились по фронту как угорелые - дырок прибавилось, но самое обидное, что это были дырки от своих - и русские, и белорусы, видя «птички», пару раз обстреляли с земли. На одном из бортов из-за этого был тяжело ранен пилот и стрелок, после этого командование американцев подало официальный протест и хотело отозвать борта, но удалось договориться. Теперь днём впереди натовецв шёл Ми-8 или Ми-24, а на бортах янкесы нарисовали красные звёзды - рядом с белыми, разумеется.
        Внизу, словно ожившая кинохроника Великой Отечественной, перепаханные воронками поля, горящие и уже выгоревшие деревеньки, городки и посёлки. На шоссе по обочинам видны остовы сгоревшей техники и не всегда военной… Куда ни глянь - на горизонте столбы чёрного дыма от пожаров… Кажется что даже здесь, на высоте этот запах гари, крови и пороха… Даже здесь чувствуешь себя по колено в грязи. А в голове творится ад.
        Буквально три часа назад на руках Кшетуского умер мальчик… Его, тяжелораненого нашли русские солдаты - он четыре дня был зажат в расплющенной танком машине. Его родители были на переднем сидении, и…
        Вокруг шёл бой, и солдаты укрылись за машиной. Их здорово теснили немцы, которые прорывались из котла, но когда они увидели, что мальчик ещё жив - смогли контратаковать и обезопасить место.
        А затем вызвали вертушки - борт Алекса был ближе всех и сел прямо на шоссе. Бой шёл в двухстах метрах от вертолета. Медик сделал всё что мог…
        - Алекс! - второй пилот вышел на сержанта. - Сейчас смотри по своей стороне площадку - русские передали, что она где-то в центре городка, там зелёная зона, но сам знаешь - что эти под этим подразумевают.
        Это был какой-то уютный городок где-то в Литве.
        Был… Пока по нему не прошлись «Фенсеры» с ковровой бомбёжкой. Но даже после этого по окрестностям работали миномёты…
        Вертушка промчалась над русскими позициями и залетела на край немецких - по ней немедленно заработали МГ, пилотам пришлось набирать высоту, а Кшетускому стрелять куда-то вниз и одновременно материться по рации с русским - вот мат они хорошо понимают.
        Выяснилось, что их оттеснили из центра, они окапываются на окраинах и ждут танки.
        - Можете садиться на резервной!
        - Где (цензура) эта ваша резервная! По нам лупят.
        - Ух ты, русский что ли?
        - Да! Где посадочная площадка! Она прикрыта?
        - Да, сейчас обозначим зеленым дымом!
        Ну, слава богу - над придорожной поляной вздымается дымок, «медевак» с виража падает на неё как коршун.
        Бегут солдаты с ранеными на руках и носилках. Алекс выскочил из вертушки и начал показывать жестами, чтобы те пригнули головы и помогли разместить раненых. Их много - вертушка набита до отказа.
        - У меня ещё трое, - русский офицер, в помятой стальной каске и разбитой скулой запихивает всех своих.
        - Сэр! У нас перегруз, - пилот через Кшетуского пытается объяснить что-то ему, но тот срывается на мат:
        - Б… вы ни хрена не можете, что ли? Пиндосы вы гребаные!
        - Иди нах, факенщит тебе за пазуху! - внезапно сорвало первого сержанта. - Мы в этой заднице с самого начала, в отличие от вас!
        Внезапно Алекса осенило и он повернулся к пилоту:
        - Сэр, я остаюсь. Вернётесь за мной. Берите вместо меня раненых.
        - Кшетуски, ты с ума сошёл!
        - Нет, сэр. Я знаю что говорю - тут раненых ещё на пару рейсов и опытный наводчик с земли вам потребуется.
        - Чёрт… Долбанный ты поляк. Ладно. Твоя рация в порядке?
        - Да, сэр. Я русский поляк, сэр!
        На место стрелка тут же посадили легкораненого. Кшетуский немедленно замахал ему кулаком, что бы тот не лез руками куда не надо. Потом первый сержант задвинул дверь отсека:
        - ОК! Сэр, можете взлетать!
        Вертушка отрывается от земли, а Кшетуский побежал за русским офицером.
        Почему он с русскими оказался в гуще боя? У колбасников надо спрашивать - они контратаковали: русские завели в город танки, и получилось как в одну Новогоднюю ночь - один танк подорвался на фугасе, а загнанные в дома «колотушки» успели перед накрытием подбить две БМП. Затем последовала контратака пехоты с танками - танков было немного - штук пять, зато пехоты было до двух рот с миномётами и прочей поддержкой - в городе русские не могли реализовать своё преимущество в вооружении. Выручала тактика.
        Но соседей с правого и левого фланга они успешно оттеснили.
        Кстати - джерри быстро освоили современное вооружение - часто встречались гранатомёты, автоматы и, увы - ПТРК и снайперы. Причём последние, как Кшетусский понял со слов русских солдат, не всегда носили фельдграу.
        - Астра - Три! Астра - Три! - офицер, командир роты, безуспешно пытался выйти на своего соседа. - Это Гиацинт - Три! Ваши позиции!!! Обозначьте ваши позиции!!!
        В этот момент из-за угла выкатился танк - его окурок уже был повёрнут в сторону «гиацинта». Алекс рывком сбил офицера и связиста с ног. Вовремя, но вот только «Пригнись!» проорал-то на английском.
        Звон в ушах, из соседней комнаты первого этажа, где офицеры организовали свой НП, тянуло дымом и пороховой гарью. Надо уходить…
        - Сваливаем!
        Жуткое дело городские бои - могут выстрелить сзади, сверху, сбоку. Приходится постоянно крутиться волчком на все стороны.
        Красная точка прицела следует за взглядом. Перебежка к БМП - та тоже выскочила из-за угла и сейчас длинной очередью из автоматической пушки разобриарет танк колбасников на запчасти. Офицер трассирующими пулями указывает гранатометчикам и оператору орудия куда стрелять.
        Немцы вызывают миномёты и приходится сваливать под укрытия стен и крыш зданий.
        Снова немецкая контратака - две самоходки и орудие в конце улицы. На этот раз эти дети собаки ещё и везучей - приходится оттаскивать раненных и убитых! Гранатометчика на глазах Алекса срубил снайпер - вот парень на миг выглянул из-за угла и тут же упал как от удара на спину - пуля попала прямо в глаз.
        Постепенно русских вытеснили, но тут в контратаку пошли соседи.
        Грамотно! Заманили немцев в мешок! Танки и самоходки горят, расчёты орудий разнёс вместе с половиной здания «Хинд»… Кажется, ракеты двухсот сорока миллиметровые! Всех в фарш покрошило! Город перепахан - пожары, обвалы, трупы…. На земле это выглядит ещё грязней чем с неба.
        У немцев появляется меткий гранатомётчик, и уже чадит БМП - граната попала прямо в башню. Кшетуский потащил в укрытие раненного мехвода.
        - Сейчас брат… Сейчас! - парнишка теряет сознание от боли. «Так… срезать бушлат, жгут, промедол…»
        Многие боятся крови… Особенно своей. Впадают в ступор или просто не могут смотреть. Кшетуский спокойно переносил вид развороченных ребер. Поэтому и справился. Это потом будет сниться по ночам. Потом… А сейчас - некогда.
        Передав парня на руки товарищам, он побежал обратно. Русский офицер куда-то исчез - команды слышно, а его самого нет.
        Другой гранатометчик колбасников не успел освоить гранатомёт - двое контуженных, но целых. Это отдельная тема - современное трофейное вооружение… Его немцы быстро и довольно умело пустили в дело. Трофейщики они талантливые… Да и местные ублюдки им помогают! Немыслимо…
        - Эй, условный противник! Жив? - кто-то хлопнул Кшетуского по шлему. Первый сержант обернулся. Русский офицер радостно щерился белыми зубами, ярко выделяющимися на закопченном лице.
        - Жив, сэр!
        Очередь вышибает кирпичную крошку из стен. Офицер и первый сержант немедленно пригнулись.
        - Сэр? - заорал Кшетуский.
        - Чего тебе, янкес? Тебя как звать, кстати?
        - Алекс, сэр!
        - Леха, значит? Тезки будем! Леха, на хрена вы этих уродов в НАТО приняли?
        - Это не мы, сэр, это уроды из Сената! Они только и умеют Сонгми устраивать и драпать!
        - Потом, Леха! А ну… За мной!
        Перебежав улицу, Кшетуский жестами притормозил офицера - видно было, что у русского это первый бой. Но молодец… Держится хорошо. Первый сержант присел на коленки и выглянул за угол… Вроде чисто. Знаками показал, что можно двигаться.
        Вперёд пробежало одно отделение, следующее. Теперь Алекс, офицер и два радиста.
        Перебегая от укрытия, американец запнулся о чью-то ногу. Упал на руку, а чтобы подняться и свалить с «килл зоны», опёрся рукой на чей-то труп- в этот миг по ним заработал пулемёт, Кшетуского обдало каменной крошкой, а шедшего рядом со мной радиста отбросило к стенке.
        Как назло, кроме как прыгать в разбитое окно не было выхода. Но тут офицеру перебило ноги… Пришлось спасать своё начальство, пусть и временное.
        Кто американца хранил в ту минуту, что он тащил за шкирку раненного? Матка боска, Казанская Божья Матерь или статуя Свободы?. Но за угол он вссе же завернул под интенсивным обстрелом.
        Вколоть обезболивающее, наложить последние два оставшихся жгута и перевязать раны. Затем снять рюкзак, отцепить от него разборные носилки, собрать и найдя себе помощника - тащить раненного офицера в тыл.
        А там куча раненых сложенных прямо на тротуаре под стеной. Суетящиеся вокруг них медики. И по времени - должна уже вернуться вертушка.
        - Медик! Комин! - русские смотрят, как негры на белого, зашедшего на их улицу - с недоумением. - Да (цензура) мать вашу! Помогите мне!
        Подбегает какой-то майор. Пприходится объяснять, что первй сержант Алекс Кшетуский обеспечивает посадку «медэваков». В смысле вертушек! Здесь есть площадка таких-то размеров?
        Тот кивает и показывает рукой - спортплощадка. Нужна взрывчатка - снести мешающие предметы.
        Тот кивает и говорит, чтобы первый сержант подождал.
        Постепенно прибывает техника с тыла, прибывают раненые с линии огня. Кшетусский вдруг понял, что очень хочет пить. Но в «горбе» пусто…
        - Эй, парень! Есть вода? - солдат качает головой. Потом снимает флягу с пояса и показывает что у него тоже пусто.
        - Пошли, поищем в зданиях. Себе и раненым, - всё равно сапёров нет ещё.
        Однако тут над головами пронеслись две «птички» и ожила рация - сквозь треск помех пробился Первый. Пришлось бежать к площадке - организовывать посадку.
        Первый оказался мастером - снова, как коршун, ювелирно спикировал на пятачок. Оставалось только помогать затаскивать в его отсек раненых. Тезку-офицера американнец осторожно занёс сам. Тот что-то говорил, но не было слышно.
        Второй борт наворачивал круги, контролирую зону высадки. Когда он сел, привезли ещё раненных на БМП - продырявленная башня, разбитый и волочащийся фальшборт, а пол десантного отсека буквально залит кровью.
        - Подхватывай! - Алекс вытащил носилки. За ручки берутся сразу двое.
        - Ты, идиот! Следующие!
        «Боже, сколько с ними сутолоки, сколько у них лишних движений и метаний. Почему их не учат этому в мирное время, ведь это же так просто!»
        Второй борт поднимается в небо.
        Алекс махнул рукой на прощание и развернулся.
        Снял очки. Вытер лоб.
        «И тут снова как тогда… Как в Ираке…» - последнее, что успел подумать Алекс Кшетуский, первый сержант, русский поляк из Америки.
        Удар.
        Всё.
        Гаснущее сознание уловило затухающий крик:
        - Снайпер!
        Александр Суров. Разведчик. Кяхта.
        - Подъём! - так громко и пронизывающе, может орать только дядька. - Встаём, обуваемся и наряжаемся по полной! Три минутыыы, время пошло!
        Вот и всё, теперь утренний кросс без скидок - девять километров в полной выкладке. С переправой через речку и обратно.
        Старшина, таково звание дяди Серёжи, бежит как лось - у него это фамильное - громкий голос и железная дыхалка. В остальном - тот же второй день, просто ещё больше препятствий, которые надо преодолеть.
        А потом всё закрутилось и завертелось… Видимо, командиры решили, что нас довели-таки до нужных физических кондиций, и загнали в учебные классы. Там уже началось вбивание в наши головы информации по местному - восточному - и западному ТВД. Запоминали сколько и где, какие дивизии, полки и батальоны, сколько танков, орудий, самолётов. Запоминали организацию и структуру всего - от отделения до армии, сколько пистолет-пулемётов в роте вермахта и мечей в «кокутае» императорской армии Японии… Зубрили штаты и численность, разбирали задачи и карты.
        После обеда - на стрельбище. Своё оружие приказали оставить и повезли на грузовиках.
        Там уже организовали учебные места: откуда-то притащили форму вермахта и японской императорской армии, настоящее оружие и боеприпасы к нему: МГ-34, МГ-42, МП-38/40, маузеры - от самой винтовки до карабина, самозарядки, гранаты - «толкушки» и «яйца», форму - от рядового до офицера. Сначала показали, как разобрать, собрать, затем как зарядить и разрядить. После чего, если видели что усвоил - допускали и пострелять.
        Мне, как связисту, дали пострелять из парабеллума и «МП». Из винтовки расстрелял одну обойму, но как-то средне - хоть и точно бьёт, но уж больно она громоздка и перезаряжать надо. «МП» не плох. Только за магазин не надо держаться, как в кино показывают. Патроны, оказывается, от этого перекашивает. Держать его надо за ствол и в перчатке. А еще «МГ» удалось подержать… Тяжёлый. Ощутимо. Но скорострельный. Надо сказать, что пулемётчики его осваивали довольно плотно - патронов не жалели.
        Затем нас учили, как правильно искать у немцев документы, все эти жетоны, корочки и прочее. Для офицеров рядом какой-то пожилой дядечка рассказывал, как правильно надеть форму унтер-офицера, офицера и особенности ношения. Нам же просто показали, как одеты военнослужащие противника, и дали примерить форму.
        Разумеется, всё это мы снимали на камеры сотовых. Я вот в форме ефрейтора, с закатанными по локоть рукавами и «парабеллумом». Дядька же в форме оберста вышел прямо как «белокурая бестия». Мда… Причём так, что с оригиналом можно было перепутать. Инструктор даже попросил разрешения сфотографировать его. Особист, поправив портупею с кобурой от «Вальтера» и одернув чёрный китель с рунами «электрика» в петлице, разрешил.
        После примерки формы, мы вернулись обратно к учебным местам. Там уже были разложены мины используемые вермахтом - противопехотные, противотанковые, сигнальные, и разнообразные детонаторы к ним.
        Вновь пошла зубрёжка и наработка навыков. Немецкие наставления по минно-взрывному делу, уставы и инструкции, и прочее - как в вермахте организовывали охранение стоянки, колонны, сигналы и так далее и тому подобное.
        С оружием и всем тем, чем к нам припёрлись немцы, мы провозились до вечера. А после ужина на наши гудящие головы вывалили уже японцев.
        Японский городовой!!!
        - Какая сволочь узкоглазая придумала этот механизм подачи патронов! Мне чуть палец не отрубило!
        - Цыц! Доорёшься сейчас у меня! - инструктор показывает рукой на станковый Тип 92. - Будешь его таскать в одно рыло.
        Когда совсем стемнело, нас завели в классы. Там уже у каждого спрашивали про всё то, что показывали и вбивали в голову утром, днём и вечером.
        Если была ошибка - я вот, например, запамятовал звания унтер-офицерского состава, то мне вручили томик, с закладкой на нужных страничках, и показали на часы - тридцать минут. Все звания вермахта и как их различить.
        Неудивительно, что ночью во сне, я шёл во главе роты японских камикадзе в «банзай-атаку» по снежному полю. Причём матерился по-немецки и каждый раз, когда оглядывался назад, то за нашими спинами видел заградотряд с пулемётами, где одним из пулемётчиков был Женька, а командовал ими бравый гауптман, похожий на моего дядю.
        Причем, снилось мне все это уже в самолете. Почему в самолете? Да потому как перед отбоем нас опять построили.
        - Товарищи офицеры, старшины, сержанты и рядовые, - полковник кратко обрисовал ситуацию на Западе. - В двух словах - всё держится на соплях и нитках. Кто поедет добровольно - выйти из строя!
        Мда. Словить пулю где-то в Польше или Белоруссии… Жаль, хоть в жизни я ещё много чего не сделал, но, может быть, я и живу ради этого?
        Касаюсь рукой плеча сержанта, чтобы тот посторонился, но тот уже сам выходит из строя… И сзади кто-то начинает двигаться.
        Шаг вперёд сделало всё отделение, весь взвод, вся рота, весь отряд.
        В сводный отряд наша группа попала. Кто не попал, тот особо не расстраивался - уже началась переброска на границу с Китаем и Монголией. Нас ждали вертушки, нас ждал фронт.
        В голове всё ещё вертелось напутствие полковника, чтобы мы достойно показали себя в боях с врагом, как наши предки сибиряки. А вот перед глазами была та самая фотография, сделанная дедушкой в Харькове - где он навещал воинское захоронение. Там были и две наши фамилии.
        Так что я вышел из строя ещё и по личным мотивам.
        Сергей Акимов. Военный пенсионер. Одесса.
        Утром поехал на работу. Полчаса ждал маршрутку, потом еле влез в нее и ехал в неестественной позе еще час. Пассажиры пытались высказывать свое недовольство водителю. В ответ услыхали, что часть шоферов призвана в армию, да и с горючим проблемы, так что пусть радуются, что хоть так едут. Правда, высказано это было не в такой вежливой форме, как я пересказываю…
        Добрался. У начальника оперативка начинается в девять - успел заглянуть к нему и дал согласие. На оперативке был представлен начальникам отделов - сколько новых лиц! За семь лет, которые я был на пенсии, поменялись практически все - кто тоже уже на пенсии, кто на повышение пошел в другие учреждения. Всего три-четыре знакомых осталось.
        Обсуждалась, как всегда, текучка - усиленный вариант несения службы в условиях некомплекта кадров, возможности производства продукции военного ассортимента из перечня, предложенного городской властью.
        Обрадовало, что, по информации из управления, руководители России и Украины договорились о поставках РФ газа и нефти в увеличенных объемах с расчетом после окончания боевых действий. Значит, и транспорт горючим обеспечат, и свет в домах будет. Это легко объяснимо - нефть и газ теперь кроме как в страны бывшего СССР качать некуда и еще долго после войны тоже - пока разберутся с послевоенным переустройством Европы и мира, построят трубопроводы и т. д. и т. п.
        По окончании оперативки заскочил в отдел, объявил девчатам, что я опять у них начальник, и пошел в кадры. Подняли мое личное дело из архива и готовили приказ о принятии на службу.
        В отделе, как и во всех других постоянно включен телевизор. Количество развлекательных программ резко сократилось, замененное выпусками новостей. Занимаясь текущей работой, все жадно ловят свежую информацию.
        Российские войска заняли территорию Прибалтики. Правительства Эстонии, Латвии и Литвы относятся с пониманием к военной необходимости, призывают своих граждан не оказывать сопротивления, и выражают надежду, что после разгрома фашистской коалиции будет восстановлен статус-кво. Что-то сомневаюсь в этом, то есть в том, что сохранятся такие государства. Хватит терпеть у себя под боком полуфашистские режимы, называющие себя «демократическими»!
        Да и вообще, и в разговорах людей в транспорте, сослуживцев, да и по телевидению очень часто стало высказываться мнение, что хватит, пожили раздельно, погрызлись между собой, убедились, что национальная элита жаднее, подлее, нахальнее и ничуть не умнее бывшей союзной - пора вновь воссоединяться в единую страну.
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры. Кобрин.
        Суровая мужская пьянка, разбавленная присутствием Гришиной медички, надолго не затянулась - около полуночи все уже разбрелись по своим комнатам, сказался длительный недосып, сдобренный изрядным количеством алкоголя. Закуски, правда, хватало и все с удовольствием поели всяческих домашних вкусностей, от которых изрядно отвыкли за последние дни - расстарались командир части и, что удивительно, местный особист - все-таки изрядную головную боль, которую представляли для них немецкие диверсанты, мы сняли. Разговор во время застолья, в перерывах между тостами «за именинника», «за родителей», «за детей» - одним словом, всеми стандартными во время празднования дня варенья спичами - крутился в основном вокруг того, что должно было произойти завтра - то есть вокруг предстоящего наступления. По общему мнению, с учетом подтянувшихся из России войск, развернутых частей, составленных из белорусских резервистов, а также подавляющего качественного превосходства современной армии над Вермахтом, разгром основных немецких сил не должен был затянуться. В атаку на немецкие пулеметы цепями бойцам идти не придется - не
то сейчас время. А вот то, что произойдет после того, как начнется прочесывание местности и ликвидация мелких групп, которые обязательно останутся в нашем тылу, может стоить нам немало крови - тут техническое превосходство особого значения иметь не будет, если только ночью. Командир сообщил, что, по его информации, наше наступление должно начаться около 4 часов утра, а Саня - что известно следующее место дислокации нашей группы. Этим местом станет город Кобрин - районный центр в шестидесяти километрах от Бреста. Там создалась любопытная ситуация: немцы 23-го числа заняли юго-западную часть города, но их попытки продвинуться дальше были остановлены частями белорусской армии, оказавшимися в городе и местным ополчением - бойцам удалось взорвать мосты через речку, делящую город практически пополам и закрепиться на восточном берегу какого-то канала. В результате немцы, обойдя город с севера и юга, продвинулись еще на несколько километров вперед, а на следующий день - продвинуться уже не смогли, встали намертво, натолкнувшись на спешно подготовленную линию обороны, пересекавшую Минское шоссе. В самом
Кобрине фрицы, лишенные поддержки бронетехники, не предпринимали особых попыток захватить северную часть города. Им хватило забот с оставшимся у них в тылу зданием районного ОВД. Именно об этом случае рассказывали в новостях - сотрудников милиции, оставшихся в живых после того, как немцы провели несколько атак на здание, сопровождавшихся обстрелом из «колотушек», в ночь на 25-е июня вывела из окружения группа белорусского спецназа. Вот туда-то нам и предстояло отправиться. А еще мне преподнесли подарок - один от всех. Он вызвал у меня некоторые сомнения - здесь-то с ним проблем не будет, а вот дома… До дома, правда, надо было еще дожить - поэтому новенький «Вальтер», с выгравированной надписью на присобаченной к рукояти пластине, отправился в мою сумку, упакованный в кожаную кобуру желтого (!!!) цвета, неизвестно каким боком оказавшуюся в закромах базы. Пистолет, оказывается, в нарушение всех инструкций таскал с собой Суховеев, а пластинку с надписью изготовили местные умельцы.
        Встали рано - около 6-ти часов утра. На самом деле, где-то начиная с половины четвертого, нам не давали спать самолеты - звук реактивных двигателей пепелацев, идущих на малой высоте не способствовал крепкому и здоровому сну. Из кроватей никто не выползал - все равно ночью ничего особо не увидишь. Позавтракав, мы загрузились в наши средства передвижения - БТР и МАЗ. Гриша нежно попрощался с всплакнувшей прапорщицей, мы - не столь нежно, но уже вполне по дружески, с командиром и особистом, вышедшими нас проводить. Одна за другой оставались позади белорусские деревеньки - Машуки, Гончары, Миловиды. Через пару часов не очень быстрой езды, у поворота на Добромысль, выехали на трассу М1 Брест-Москва. Вскоре шедший впереди БТР резко затормозил и стал прижиматься к обочине, наш МАЗ последовал за ним. Встали. Отлить, что ли, кто-то захотел? Ага. И это - тоже. Но основная причина была другой - метрах в пятидесяти от дороги из земли торчал хвост самолета с знакомой пока только по фильмам и историческим фотографиям фашистской свастикой. Все, не сговариваясь, бросились к нему. Мда… Интересно, кто его
приласкал? Немец, видимо, до последнего момента тянул к своим - судя по тому, что он не взорвался на собственных бомбах, а нос его, ныне ушедший в болотце, был направлен на запад. Значит, успел отбомбиться. Рядом валялось характерно изогнутое крыло - «Штука». Задняя часть фонаря, в том месте, где должен был находиться стрелок, отсутствовала - на этом месте в фюзеляже была здоровенная дырень. Короче, к общему мнению о том, кто приземлили фашиста, мы так и не пришли. Сфотографировав раритет на все имевшиеся с собой мобильные телефоны, мы отправились дальше. Яглевичи, Зеленый Бор, Береза. Первый раз нас остановили в районе Углян. Остановил обыкновенный милицейский пост - «УАЗик», четверо ментов в бронежилетах. Необычным, пожалуй, было только то, что у одного из них вместо обычного АКСУ был РПК - все-таки несколько нехарактерное для патрульно-постовой службы оружие. Старый предъявил наши документы - еще 22-го числа ему выдали отличную бумагу кгбшники, менты придирчиво изучили наши разнообразные ксивы и, пожелав счастливого пути, посоветовали быть на стреме - до тех мест, где, по их словам, еще утром были
бои, осталось совсем недалеко. Через несколько километров - вторая остановка. Тут все уже серьезнее - службу тащат, судя по характерным эмблемам с мифическим зверем, российские ВВ. Нормальный такой блокпост, мешочки с песком, окопчик, БТРчик, притаившийся в сторонке, пара ЗСУ-шек в лесочке. Этим мы решили рассказать о сбитом немецком пикировщике - вдруг мужики не в курсе. Мужиков «Штука» не заинтересовала - оказывается, что этого добра тут хватает, если по окрестностям побродить. Подвалившие к нам вв-шные зенитчики даже переживали по этому поводу - сюда их перебросили только накануне, и потренироваться в стрельбе по летающим гансам не пришлось, по причине полного отсутствия последних. Понятно. В бой ребят еще не пускали, поэтому происходящее кажется им игрой. Проверка документов выявила присутствие у нас на борту зайца - по крайней мере, именно толстым зайцем лейтенант, командовавший блокпостом, посчитал Алекса, у которого из документов на руках была только копия постановления о прекращении в отношении него уголовного дела, выданная ему Андреем. После того, как мы объяснили, что это за гусь, на живого
немецкого диверсанта, вставшего на путь исправления, сбежались смотреть все - матюги летехи о потере бдительности эффекта не возымели. После того, как связались с штабом вв-шной бригады, те, в свою очередь, с белорусскими комитетчиками, которые связались с Минском и тем же самым но в обратном порядке, нам разрешили проследовать дальше - но не одним. Нашу колонну замкнул грузовик со спаренной ЗУ в кузове - так, на всякий случай. Шоссе было нормальным до поворота на Пружаны - именно в этом месте окончательно остановили немцев. Было заметно, что за двое суток, которые имелись в распоряжении белорусов с момента переноса, подготовить линию обороны успели хорошо - шоссе пересекал здоровенный ров, наполовину заполненный водой, через который сейчас было перекинуто временное подобие моста - похоже, кто-то уже озаботился тем, чтобы на дороге не возникло пробки, но она все равно возникла. «Мост» смогли сделать только на две полосы и нам пришлось изрядно постоять - у въезда стоял пост из двух ваишников и двух дпсников, которые отдали предпочтение сначала танковой колонне (судя по виду Т-72-х и торчащим из люков
башен лицам и танки и танкисты были из «запаса»), а потом - снявшейся с позиции батарее РСЗО в сопровождении двух «шилок» и БТРа, которые, видимо, меняли место дислокации - вскоре после того, как мы, переехав через мост, их нагнали (где-то в районе Кобринской окружной), они повернули в сторону Драгачина, остановились и личный состав, бодро посыпавшись из МАЗов, стал спешно разворачивать свои установки - похоже, готовились к стрельбе. Дорога от моста до Кобрина оставила гнетущее впечатление - вдоль дороги была масса разбитых грузовиков, танков, бронемашин - естественно, немецких. Водителям пришлось выделывать изрядные кренделя, объезжая образовавшиеся в асфальте воронки. Несколько раз видели и нашу технику - БМП с сорванной башней, сгоревший танк, БРДМ с огромной пробоиной в борту. Немного в стороне от дороги лежал вертолет - Ми-24 с российскими опознавательными знаками на борту, вокруг которого сновали люди. Воздух пропитался дымом и гарью - чадящие останки техники явно не способствовали улучшению экологической обстановки, да и в лесах кое-где поднимались столбы дыма - тушить лесные пожары сейчас было
некому. И - трупный запах. Тел убитых вокруг дороги было много. Видимо, в последние пару дней немцам было уже не до похорон своих покойников, а нашим - еще не до того. Гнетущее впечатление оставила деревня Бухавичи - точнее то, что когда-то было этой деревней, расположенной справа от съезда с Минского шоссе на трассу Кобрин-Березы. Над деревней стояли столбы дыма - похоже, что там не осталось ни одного целого дома. На въезде в Кобрин нас проверили еще раз - теперь белорусские мотострелки. Судя по деловитости, измазанным лицам и грязному камуфляжу - эти ребята в бою уже побывали. Мы не ошиблись - именно их бригада гнала немцев до Кобрина, а теперь гонят и дальше - в том числе дивизию СС «Рейх». Не одни, конечно - с помощью российских и белорусских танкистов, летчиков, десантников - короче говоря, всех, кто когда-то назывался Советской Армией. В самом Кобрине - в той его части, через которую мы проехали, добираясь до штаба (место его дислокации нам любезно подсказали мотострелки), каких-либо следов недавних боев заметно не было. Собственно, бои до этой части города и не дошли, а немцам было не до такой
роскоши, чтобы обстреливать артиллерией или бомбить городские кварталы. Штаб располагался в доме на углу улицы Ленина и Авиационного переулка - и только там, где-то в районе Привокзальной улицы, мы увидели, что Кобрин война не пощадила. Похоже, что немцы бомбили железнодорожную станцию - а досталось городу. На Привокзальной, вдоль железки, часть зданий представляла собой коробки - без крыш, без окон, без дверей - без всего, что делает дом домом. Перекресток Привокзальной и Ленина являл собой здоровую воронку - то ли прямо туда упал самолет, то ли - какая-то мощная авиабомба. Жителей видно не было - успели вовремя эвакуировать, вообще, улицы были практически пусты. Метров за сто до штаба нас вновь остановили - хоть никто и не бомбит, но порядок есть порядок, и демаскировать штаб подъехавшей техникой не стоило. Дав команду всем ждать в машинах, я, Володя и Старый отправились знакомиться с теми, в чье распоряжение нас направили.
        На входе в штаб бригады у нас вновь проверили документы, подойдя к этому вопросу с максимальной тщательностью. Казалось бы - какой в этом смысл? Однако не все было так просто. Но об этом чуть позже. Спустившийся по вызову часового капитан просмотрел наши ксивы бегло - видимо, оснований не доверять своим бойцам у него не было, да и наши с Володей «звезды» вызывали определенный пиетет.
        - Товарищ полковник! Помощник начальник штаба 11-й гвардейской мехбригады капитан Федосеев! Комбриг будет готов вас принять через 10 минут. Прошу подняться наверх!
        Поднявшись наверх и пройдя десяток метров по тускло освещенному коридору, мы оказались в приемной какого-то учреждения. За секретарским столом сидел, уставившись в экран ноутбука, лейтенант, при нашем появлении вскочивший, вытянувшийся в струнку и собравшийся докладывать. Порыв лейтенанта был остановлен Федосеевым:
        - Не отвлекайся, Сережа, продолжай, комбриг в курсе, докладывать не надо.
        Сережа продолжил свое занятие, заключавшееся в распечатывании карт городских кварталов с какого-то сайта - об этом свидетельствовала стопка уже готовых листов, громоздившаяся рядом с принтером. Из-за дверей кабинета с табличкой «Директор» доносились звуки разговора на повышенных тонах, правда, отчетливо разобрать можно было только отдельные окончания отдельных слов - «…опу», «…ать», «..уй» и так далее.
        - Комбриг зампотеха дрючит. - смущенно улыбнувшись, прокомментировал Федосеев, не углубляясь в то, за какую провинность оный получает по шапке.
        Через пару минут дверь распахнулось, из нее вылетел взмыленный майор, пулей пролетевший мимо нас и галопом, с цоканьем копы… подкованных ботинок, пронесшийся по коридору. Федосеев аккуратно просочился в кабинет, через несколько секунд высунулся и сделал рукой приглашающий жест.
        В кабинете нас встретил подтянутый полковник. Эффект подтянутости слегка смазывался видом его обмундирования - в отличие от чистенького камуфляжа зампотеха, форма полковника была не только помята, но и изрядно испачкана - причем испачкана кровью. И неудивительно - левая рука выше локтя у него была явно толще правой, похоже - перевязана.
        - Командир 11-й гвардейской механизированной бригады полковник Романенко!
        Мы представились в ответ - сначала я, потом Володя, последним - Старый.
        - Товарищ полковник, давайте так договоримся: мы тут люди, как бы это сказать, полувоенные, со своей спецификой, поэтому предлагаю официоз свести к необходимому минимуму. Меня зовут Константин, это - Володя, а это - Саша.
        - Дмитрий, - еще раз представился комбриг и по второму кругу пожал всем руки, - только чур - когда наедине, Женю, - показал он на Федосеева, - в расчет не берем, он парень свой.
        - Дима, скажи, пожалуйста, на кой бес мы вам понадобились? У вас тут, по-моему, до сих пор весело, не до наших тем еще?
        - Дело в следующем. В юго-западной части Кобрина, - комбриг показал в склеенную из распечатанных листов карту города, - еще находятся немцы, по нашим расчетам - силами до пары батальонов. Засели, заразы, по домам, придется их выковыривать. Но это не главное. По нашей информации, они там такого успели наворотить… У них, как они только на реке встали, - новое движение пальца на карте, - видать СС, или каких там еще, в тылу появились, ну и с населением стали… Одним словом, вот здесь, - палец показывает на овал на карте, - устроили натуральный концлагерь, как в войну. Тьфу ты, черт, никак привыкнуть не могу. Короче, концлагерь, как прошлый раз. Но прошлый раз здесь евреев хватало - а сейчас-то с ними негусто, поэтому хватать стали всех - от детей до стариков, всех, кто эвакуироваться не успел или не смог. Ну и… Сами понимаете. Точной информации пока нет, но приказ есть - все нужно, как это мне сказали, «процессуально оформить». А у меня этим заниматься некому, особисты сказали, что они с такими вещами с роду дела не имели, практики нет, да и других дел у них сейчас хватает. Вот, полюбуйтесь, - он
продемонстрировал «толстую» руку. Вышел капитан милицейский, в форме, через реку, вплавь, мол, сведения важные, ведите к главному. Его - ко мне, даже не разоружили. Начал с ним разговаривать, чувствую - темнит что-то. Он, видать, тоже почувствовал, «макарова» вытащил и саданул. Хорошо, Женя рядом был - по руке ему дать успел, а то бы…
        - А где сейчас этот деятель? - заинтресовался Володя.
        - Где, где. Где и положено. Женя не рассчитал чуток - когда валить его стал, головой об асфальт приложил, насмерть.
        - Жаль. - Старый тоже уже вошел в суть нашей работы.
        - Товарищ командир, товарищи, ну я ж не специально…
        - Ладно, проехали, - перебил начавшего оправдываться капитана Володя. Дима, расклад вот какой: мы с коллегой, он в машине остался, из комитета - мы собственно в таких делах тоже без опыта, зато остальные - милиция, прокуратура - собаку съели. Так что, может, мы твоим особистам лучше поможем - у нас как-никак опыта побльше, все-таки Кавказ даром не прошел, фильтр организуем, как положено, с пленными работу наладим.
        - Добро. Женя, дай команду - особиста ко мне.
        - Да не стоит, я сейчас коллегу захвачу, а Женя нас к ним проводит - наверняка ведь уже подвальчик какой присмотрели?
        - Само собой. Магазин соседний заняли, там устроились.
        - Володя, вы бэхов с собой возьмите - они скорее вам, чем нам пригодятся.
        - Лады, если местные против не будут.
        - Не будут. Я их ощипал слегка, так что у них сейчас каждый человек на счету.
        - Что, потери большие? - спросил я после того, как Женя и Володя вышли.
        - Да как сказать. По меркам той войны - минимальные, конечно. А так… У нас же двадцать лет - никаких войн, конфликтов. Не привыкли мы людей терять - вообще. А тут, сразу… Такие вот дела. - достаточно уклончиво ответил комбриг.
        - При зачистке будет хуже.
        - Зачистку не мы проводить будем. Вечером подходит батальон из 17-й бригады - российской - их из Чечни к нам перебросили.
        - А… понятно. Ну, у тех ребят опыт в таких делах имеется. А еще кто будет?
        - А то. Вы ж еще не в курсе, наверное?
        - «Не в курсе» чего?
        - Казахстан в боевые действия включился. Сегодня их десантники в Минск прилетели, сейчас наверху их определяют. Армения с Азербайджаном подключились - тоже какие-то войска присылают, причем совместной боевой группой. Грузия - и та уже две своих бригады направила, на Украину, правда. Короче, «вставай, страна огромная»… Вы что, телевизор вообще не смотрели?
        - Смотрели немного, вчера.
        - А интернет?
        - Да как-то не до того было.
        - Ну, мне проще, у меня компьютерный гений озадачен. Лавринович!
        В кабинет быстро вошел лейтенант Сережа.
        - Товарищ лейтенант, доложите, что у нас в мире происходит.
        - Товарищ полковник. Согласно последним разведданным, полученным на «Интерфаксе» и «РИА Новости», самолеты ВВС Казахстана приступили к выполнению задач по непосредственной поддержке войск Союза на Украинском и Белорусском фронтах. Грузинской горной бригадой освобожден Трускавец на Украине, в Калининградской области наши войска перешли в наступление, куда именно - не уточняется, пишут, что наступление развивается успешно. Берлин опять бомбить полетели - ну, про это каждые три часа пишут. Ну, по мелочам много…
        - Интересно, кто-то из гансов уже в нете разобрался, как считаешь?
        - Думаю, что разобрался кто-нибудь, только толку-то. Пока им сведения наверх поступят, пока они будут думать, пропаганда это или нет. Они же к освещению боевых действий в режиме реального времени не привыкли. А, вот еще. На «Рутьюбе» уже несколько десятков роликов выложено - летуны снимали, со штурмовиков, и истребители. Забавные такие ролики. Ну и бойцы с мобил - тоже. Стоит посмотреть.
        - Потом посмотрим, после победы. Вот что, Сергей. Сейчас от моего имени распорядись, чтобы людей на довольствие поставили, разместили - короче, как положено. Условий, товарищи, сами понимаете - минимум. Жилой дом выделим, связь, питание обеспечим - и все. А завтра уж сами - после зачистки ваша работа начнется.
        - Товарищ полковник, мои бойцы тоже хотели бы поучаствовать… - начал Саня.
        - Товарищ капитан, вы в армии. Так что, отставить свои хотелки до демобилизации, а пока - слушай приказ. Вы обеспечиваете безопасность следователей до начала их работы, во время работы и после работы. Приказ ясен?
        - Так точно, товарищ полковник.
        - Тогда - выполняйте. И бойцам разъясните, чтоб никакой партизанщины.
        Выйдя от Романенко, мы направились к нашим машинам. Лейтенант Лавринович на УАЗике возглавил колонну, и мы двинулись обратно, к окраине города, занимать отведенный нам «особняк».
        Устроились мы нормально - нам на откуп отдали здание общежития какого-то ПТУ или техникума - так что было где поспатьи сварганить чайку, присутствовала даже какая-то комната развлечений с шашками, шахматами и телевизором. Где-то через час после того, как мы начали обустройство, подъехала «буханка» с прапором из продслужбы белорусской бригады. Прапор, почему-то слегка нервничая, передал под расписку коробки сухпая на 45 человек, пробурчав, что это нам на три дня. Что-то в его поведении насторожило очень вовремя вернувшегося от особистов Михалыча.
        - Что хмурый-то такой? Хочешь, анекдот расскажу? Слушай, значит:
        Приходит мужик в кабак, подходит к бармену: налейте, говорит, мне два по сто в один стакан. А бармен ему отвечает - да вы что, стакан только сто пятьдесят вмещает. Да? Ну тогда налейте два по сто в два стакана. Бармен наливает, мужик в один стакан переливает - ровно по краю. Бармен ему: вы что кудесник? Мужик: нет, обхссник. Контрольная закупка. Намек понял?
        - Понял, - ответил прапорщик, у которого анекдот Михалыча почему-то не вызвал никакого прилива бодрости, - товарищ капитан, - обратился он к Старому, который, как представитель «принимающей стороны», занимался канцелярщиной, связанной с проставлением автографов в графе «получил», - тут у нас писарь что-то напутал, в накладную не внес. Я сейчас запишу и отдам.
        Угу. Ну, вот и стала понятна причина недовольства, усугубленного услышанным анекдотом. Откуда-то из-за ветоши появляется ящик с водкой, за ним - еще 7 бутылок, в полиэтиленовом пакете. Ну да… По 100 грамм на рыло, на три дня, на 45 человек… 13 с половиной литров или, 27 поллитровых бутылок. Что там за продукт? Так… Нехило. Эксклюзивное исполнение, стакан внизу, стакан вверху… «Наркомовская норма-люкс» называется. И название в тему.
        - Ты что, скрысятничать решил? - завелся с полоборота Старый.
        - Сейчас мы тебя за усушку и утруску-то оформим! - поддакнул ему Михалыч, еле сдерживавший улыбку.
        - Да что вы, товарищи офицеры, да честное слово…
        - Ладно, - подвел я итог. Все разгрузил?
        - Все, как на духу.
        - Тогда - свободен.
        Прапорщик, с опаской посматривая на Михалыча, немедленно вскочил в «буханку», которая рванула с места, как болид «Формулы-1».
        - Михалыч, а ты-то откуда узнал?
        - Особисты наводку дали. Не в смысле «на водку», а в смысле «сигнал». Предупредили, короче, что «наркомовские» введены, а прапор этот - тот еще жук. Точно он, зараза, говорят, допросится по законам военного времени. Так что я аллюр три креста - и к вам, чтоб вас тут хулиган местный не обидел.
        - Орел! Награждаешься орденом Сутулого, первой степени! Ну, раз уж ты тут - тебе и флаг в руки. Найди место, где жратву разместить, что там, кстати, у нас?
        - Нормальный сухпай, - ответил Андрюха, уже успевший вскрыть коробку, - перечисляю: хлебцы армейские, консервы мясные, консервы мясные фаршевые, консервы мясорастительные, повидло фруктовое, концентрат для напитка, чай растворимый, сахар, витаминки, салфетки ну и разогреватель с вскрывателем. Все, что доктор прописал. Есть что выпить и чем закусить.
        - Насчет выпить - отказать, за отсутствием события. Тут еще немцы шляться могут, да и работы завтра до одури будет. Так что прибережем на потом.
        - Одобрено. - Сане тоже не улыбалась пьянка среди личного состава. Так что сухпаи - раздадим, а водку - к нам в нумера, до лучших времен.
        За обустройством на новом месте - нашли чистое белье, перестелили кровати в десятке четырехместных комнат, прочесали холодильники (электричество не отключалось и все, что оставили покинувшие свое жилье учащиеся, осталось на месте, не пропадать же добру), - день медленно но верно приближался к своему логическому концу. Выставив по периметру часовых из состава Саниной команды, около 22 часов решили отбиться. Ага! Щаз! Как только мы заняли люли и прекратили дозволенные речи, началось. Для начала мимо нашей общаги протащилась колонна чего-то гусеничного. Потом - колонна чего-то колесного, но очень тяжелого. Потом - наши часовые стали с кем-то возмущенно ругаться. Старый, как порядочный «отец солдатам», вышел разобраться, его голос, с этаким веселым матерком, включился в разговор подчиненных с кем-то, нам пока неизвестным. Канитель продолжалась еще пару минут, после чего в комнату, где я, Старый, Андрюха и Михалыч успели разместиться, ввалился Саня в подштанниках и наброшенной куртке, а с ним - некто среднеазиатской наружности и с капитанскими звездочками.
        - Прошу любить и жаловать. Капитан Байжанов, командир роты, 2-я мотострелковая бригада вооруженных сил республики Кыргызстан.
        - Жунус меня зовут, - представился капитан нашим полусонным тушкам.
        - Саня, нам сегодня спать дадут? - озверевший от невозможности уснуть Андрюха был явно уже готов прикончить Саню, Жунуса, его подчиненных и все проезжающие мимо транспортные средства.
        - Не бухтите. Рота капитана Байжанова придана нам для обеспечения охраны и конвоирования будущих военных преступников. Будем вместе работать.
        - Ну что, тогда надо знакомиться. Константин! - я встал и, как есть, в трусах и часах, пожал руку смутившемуся капитану. Пока я одевался, процедуру знакомства повторили все присутствующие, включая Андрюху.
        - Андрюха! Кончай бухтеть! Тащи закусь! Жунус, ты как бойцов разместишь сначала, или у тебя есть кому этим заняться?
        - Размещу, товарищ полковник, - я уже успел накинуть куртку, Андрюха - тоже. По-моему, Жунус прикидывал свои шансы метнуться за пивом, ну или за чем пошлют.
        - Тогда размещай, и - к нам. Знакомиться будем. Водку пьешь?
        - Анисовую! - ответил киргизский капитан. Хмм… Наш человек.
        Через полчаса мы сели, через полтора - встали и легли. А ровно в четыре тридцать - проснулись от звуков стрельбы и взрывов. Зачистка юго-западной части Кобрина началась. Стрельба, то разгораясь, то затухая, продолжалась около трех часов, пока совсем не прекратилась. В девять часов, когда и мы, и киргизские мотострелки успели побриться, помыться, оправиться и позавтракать, во двор общаги влетел вчерашний УАЗик с лейтенантом Сережей, который доложил, что зачистка закончена и фронт работ для нас готов. Мы быстро собрались, загрузились в свои машины (киргизы приехали - на чем бы вы думали? На трех МАЗовских автобусах, мягких - аж завидки взяли. Их, оказывается, по воздуху перебросили, без техники - только со стрелковым вооружением. Символический, вроде, жест - но, черт возьми, какой жест! С их-то проблемами!), и двинули в направлении стадиона.
        Максим Андреев. Выживальщик. Нижегородская область.
        Голова раскалывалась. Нос опух так, что дышать было очень трудно и очень больно. Макс попытался приподняться на лежанке, но упал без сил. Так и не открыв глаза, застонал. Чьи-то руки осторожно коснулись его лица и протерли его влажной тканью.
        - Где я? - простонал Макс.
        - В Караганде! - ответил знакомый злой голос.
        - Рустэм? - Макс приоткрыл все же заплывшие глаза. Он сумел разглядеть только заплаканное лицо Маши. Та сидела рядом и с затаенной болью во взгляде смотрела на него.
        - Рус… Где я?
        - На Базе! - резко ответил Командир и добавил пару непечатных выражений.
        Макс снова попытался привстать. Не получилось. Ребра пробила острая боль.
        - Лежи, лежи, - ласково сказала Маша. - У тебя ребро сломано.
        - А Пашка? Пашка где? - собственный голос показался каким-то чужим.
        Девчонка ничего не ответила, только крепко зажмурилась. С ресниц ее закапали теплые слезы.
        - Пашка погиб. А ты за него даже не смог отомстить. Сурвайвер хренов… С тобой партизанить, как с монашкой флиртовать, - в устах невидимого Максу Рустэма ранее гордое слово «сурвайвер» почему-то превратилось в ругательство.
        Макс осторожно закрыл глаза. Совсем не так он представлял все это, когда торчал на интернет-форумах. Все должно было сложиться по-другому. Раз - гонка из опасного города. Два - обустройство на базе. Три - выжидание момента. Четыре - мародерка бесхозного имущества. Пять - установление контроля на своей территории. Шесть - выход на контакты с другими выжившими. Семь - зачинание новой цивилизации, в которой прав тот, у кого оружие. В которой мужчина это мужчина, а не придаток к кошельку. А женщина - верная, сильная, красивая и умная подруга и мать Нового Человечества. И почему все пошло не так? Разве Большой Песец не настал? Разве война - не конец всему? Разве должен вот он, молодой и сильный парень, лежать и умирать на нарах в темном погребе?
        Максу так стало жалко себя, что непрошенная слезка нечаянно скатилась по разбитой прикладом щеке. Ссадины немедленно защипало и он зашипел от боли.
        - Больно, Максимка? - ласково сказала Маша, утирая свои слезы. А потом опять протерла лицо раненого.
        Максимка… Так называла его мама. Когда-то называла. А сейчас - назовет ли? Жива ли она? Кому он, Макс, нужен, кроме нее?
        - Оля где? - шепнул он. Маша спрятала глаза под челкой.
        - Давай я тебе промедола уколю, давай? Ты поспишь, и все пройдет.
        - Оля где? - сказал он чуть громче.
        - Сейчас, Максимка! Сейчас я тебя кольну и все хорошо будет! - засуетилась, почему-то Маша.
        - Оля! - хрипло крикнул Макс.
        - Она со мной, не ори! Слабак… - рявкнул Рустэм.
        Макс попытался опять приподняться, но в этот момент игла кольнула его в предплечье и мир поплыл, поплыл, поплыл и растворился.
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент.
        - Присаживайтесь, Сергей Викторович, располагайтесь как дома. Хе-хе, понимаю, что в гостях хорошо, но, сколько дней вы уже у себя не были? - Широкий приглашающий жест президента недвусмысленно указывал в сторону небольшого дивана, расположенного вдоль дальней стены кабинета.
        «Ага, значит, пока будем говорить без протокола. Иначе предложил бы сесть за стол». - Министр иностранных дел внешне расслабился, согнав с лица «служебное» выражение, и проследовал в указанном направлении. Внутренне он оставался таким же собранным, поскольку рамки «неформального разговора», более гибкие для непосвящённых, подразумевали гораздо больше ответственности за свои слова, нежели ритуально-протокольное общение.
        - Четыре, как вся свистопляска эта началась. Хорошо, на рабочем месте всегда минимальный «набор командировочного» существует. Да кое-что помощники перевезли, в первый же день.
        - Привыкайте. Теперь, где мы - там дом. Выспаться-то удаётся? Или как я - по шесть часов в сутки - максимум? - Отрабатывая «обязательную программу», присущую началу подобных, нечастых, кстати сказать, бесед, глава государства был убедителен в своей заботе и почти искренен. Навязанный темп работы напомнил ему о студенческих годах с их неизбежным авралом в «последний день», впрочем, речь сейчас не об этом.
        - Иногда дают и по восемь, но нам не привыкать. Было дело, только в самолётах отсыпались, да и то - на пути домой.
        - Это хорошо, что вы о перелётах вспомнили. Есть мнение, и вы, Сергей Викторович, вероятно, уже знакомы c ним, что в ближайшие недели или даже дни вам будет необходимо совершить большое турне… - Пауза, нарочно сделанная президентом, давала министру возможность вставить «свои пять копеек», не заходя при этом за границы вежливости в общении начальника и подчинённого.
        - И выступление Рузвельта тому причиной…
        - Если не сказать: «тому виной!» - Прозвучавшие на мгновение в голосе главы государства сварливые нотки, уступили место сухому, подчёркнуто-деловому тону. - Полной информационной блокады достичь не удалось, да и невыполнимо это в существующих условиях. Вчера мы предоставили посольству США возможность связаться с Вашингтоном на частотах дипломатической связи сорок первого года и передать всю свою информацию шифром того же периода. - На невысказанный вопрос министра его собеседник устало, но довольно усмехнулся. - А вот так. У нас ничего просто так не пропадает. Впрочем, вы частично в курсе. Ведь это ваши сотрудники готовили российскую часть пятичасовой передачи? - Дождавшись утвердительного кивка своего визави, президент продолжил. - А вот такого ответа от старины Франклина не ожидал никто. Поражающая скорость реакции - буквально через несколько часов публично выступить с предложением скорейшего созыва трёхсторонней конференции в Москве, с перспективой заключения военного союза! Вот что значит - государственный ум докомпьютерной эпохи. Не голова, а Дом Советов!
        - Несомненно, американский президент - сильный противник. - Парадоксальная, с точки зрения тональности беседы, оценка естественного союзника, прозвучавшая из уст министра иностранных дел, заставила главу государства недоумённо вскинуть брови.
        - Не партнёр? Вы так считаете?
        - Как будто вы считаете иначе… Если я правильно понимаю перспективы, в ближайшие дни мне придётся всеми правдами и неправдами ломать об колено Рузвельта и Черчилля.
        - Да. Вместе и поодиночке. Доводя до их сведения простую мысль - в радикально изменившихся геополитических условиях мы не испытываем необходимости в равноправных партнёрах в борьбе с нацизмом. Мы лишь хотим избежать возможных конфликтов и неизбежно сопутствующих им жертв в послевоенном мире.
        День шестой. 31.10.2011/ 27.06.1941
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент.
        «В связи со сложившимся критическим положением фракция КПРФ вносит на рассмотрение Государственной Думы и Правительства Российской Федерации вопрос об увеличении срока военной службы, отмене большинства отсрочек от призыва и ужесточении уголовной и административной ответственности за уклонение от призыва на действительную военную и альтернативную службу.
        Срок военной службы по призыву рекомендуется увеличить до…»
        В раздражении, причина которого уже некоторое время лежала перед его глазами, президент хлопнул ладонью по столу. Перьевая ручка, подпрыгнув, слетела со столешницы и укатилась под кресло. Поднимать её он не стал.
        «Как всё для них просто. Как всё чётко и правильно сформулировано. Не подкопаешься. - „В интересах защиты государства… Перед лицом смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной…“ Почему эти слова, верные по сути, кажутся на бумаге предельно пафосными, потасканными, засаленными до неразличимости? Может, всё дело в авторстве документа? „Системные оппозиционеры“, радетели за народное благо - „красные“ банкиры, предприниматели и управленцы. Поднявшие коммунистическую идею на новый уровень… Угу, как цыган, приведший старую больную клячу на рынок. Живот надули, зубы подточили - в общем, как новая.
        А может быть, я слишком пристрастен к ним? И они правы?
        Если так, то стране снова придётся заплатить за победу в войне судьбами мальчишек, едва окончивших школу. Не успевших ещё ничего - ни пожить толком, ни полюбить по-настоящему. Не сформировавшихся как личности. Да, сейчас жертв будет меньше. Физически. А количество вчерашних детей, искалеченных психически, кто-нибудь сможет посчитать? Вот то-то и оно».
        Президент помнил цифры по уклонистам и уголовным делам по весеннему призыву. Шесть процентов от общего числа призывников, привлечённых к административной ответственности - много это или мало? И большая часть из них - в столице и крупных городах. Это с одной стороны.
        С другой, вяло начавшийся осенний призыв дал всплеск обращений в военкоматы после двадцать шестого октября. Количество добровольцев было таково, что большинство из них пришлось отправлять по домам, с просьбой дождаться своей очереди. Сокращённая до минимума система военных комиссариатов не справлялась с наплывом призывников. Практически везде, кроме Москвы и родного Санкт-Петербурга.
        «Так что же решать по думским предложениям? Согласиться? Пожалуй, да. Но с оговоркой - только на период действия военного положения. И ещё вот что… - Глава государства снял трубку одного из телефонов правительственной связи. - Анатолий Эдуардович, доброе утро! Ещё не ложились? Да ладно, пока не свалились, дайте своим орлам задание. Пусть подумают над путями решения следующей проблемы - как бы нам из действующей армии большую часть срочников отправить в тыловые подразделения. Да-да, я весенних, этого года имею в виду. Сколько? Сможем быстро заместить их всех резервистами? Да, желательно в течение пары недель. Считайте, что это моя личная просьба. И ещё, подготовьте и предоставьте мне проект указа о переносе призыва по мобилизации следующего возраста… да, тех кого должны были призвать весной одиннадцатого года, в соответствии с новым календарём. Да, на весну сорок второго…»
        Военкор Алексей Иванцов. Окрестности Вильнюса.
        В себя я пришел опять ночью. Один. В теплом нутре нашей БМПшки. Голова немного кружилась. Но уже не так, как днем. Постепенно я выбрался из-под груды бушлатов, накинутых на меня. Потом вылез из машины. Именно что вылез, а не вышел.
        У костра сидели люди. Пошатываясь, я подбрел к ним.
        - Марлен, привет! - прохрипел я, с наслаждением рухнув на землю. - Ты откуда тут взялся?
        Все оказалось просто. Отправив нас, главред настоял и на свое отправке на фронт. Да, на фронт. Именно так уже официально назывались районы боевых действий. Благодаря своим связям в правительстве области, он вылетел в Москву на военном самолете. Сейчас в воздухе только вояки. Губеры, говорят, и те только на машинках своих перемещаются. Оттуда Марлен уже добрался до Риги вместе с десантурой из Псковской дивизии. А там встретился с полковником Калининым. Спецназовцы неслись впереди армейцев, обеспечивая порядок и спокойствие в правительственных кругах прибалтов. Оно и понятно. Нацизм, почему-то, внезапно исчезает, когда за спиной стоят ребята, не понимающие шуток на такие темы. После Марлен попытался выяснить нашу судьбу. В штабе Прибалтийского фронта ему сообщили, что военкоры находятся в передовых частях армии, и должны по расчетам выйти к границе Литвы и Латвии в районе Бауски буквально через час.
        Шеф пустил в ход все свои документы, все свое обаяние и весь свой коньяк, договариваясь с вертолетчиками. Договорился. Прилетели. Высадили. Улетели. Марлен и отправился в местную мэрию, искать коменданта.
        Какого же было его удивление, когда, вместо бойцов Российской армии, его встретили какие-то отморозки со странными эмблемами на рукавах. Черный щит. А на нем латинские буквы. Большая «L» и маленькая «I».
        Отделался фингалом, парой сломанных ребер и конфискованным «Стечкиным». Нарыл где-то хорошую пушку, проныра…
        Латышские «Айзсарги» объявили крестовый поход против большевизма в районе пивзавода городишка Бауске. Впрочем, это по мировым меркам - городишка. По латышским - мегаполис! Блин… И большевизма-то давно нет. А они все равно с ним воюют. Охотники, мля, за привидениями. Все же, хорошо мы их в прошлом веке напугали!
        Заперли его в какой-то каморке, надеясь получить выкуп за русского журналиста. Сами полезли купаться в чанах с созревающим пивом. И совершенно обалдели, когда увидели колонну бронетехники под двумя флагами - российским и советским. Все-таки, в сознании нашего народа эти оба символа - едины. В сознании латышей, оказалось, тоже. Поэтому, несмотря на убогий мат их командира, какой-то сильно обпившийся свежим темным пивом «лесной брат» все же открыл огонь. Не учли, что это не какой-то военный конфликт, а настоящая полноценная война.
        А меня контузили свои же.
        Надо же было залезть под ствол Т-80, когда тот ухнул из своего орудия!
        Придурок, блин… А Марлена нашел как раз Фил.
        - Причем, зараза такая, сначала меня сфотографировал, а потом уже развязывать начал! - засмеялся, кривясь от боли в ребрах Марлен Ильич. - Я ему потом премию выпишу. После войны. За профессионализм!
        Постепенно глухота моя проходила. Я уже перестал напрягаться, пытаясь услышать своих боевых друзей. А потом вдруг услышал канонаду за спиной. Машинально оглянулся. В ночной темноте ярко горел западный небосклон.
        - А это что? - спросил я.
        - Танковую группу Гота в Вильнюсе дрючат!
        - Кого? - не дослышал я.
        - Генерал такой. Немецко-фашистский.
        - Да знаю я, кто такой Гот! А что он тут делает-то? Он же должен в Белоруссии быть!
        Марлен развел руками:
        - А я знаю? Мне в штабе говорили что-то про оперативную пустоту и прочие военные прибамбасы. Но я честно ничего не понял!
        - Кстати, а куда сталинский СССР подевался? - осторожно почесал я больной затылок.
        - И тут тоже никто не знает. Предполагаю, что мы махнулись местами. Они сейчас в десятом году, думаю.
        - Даа… Не повезло предкам. Это они, значит, сейчас с «бэтешками» против НАТО? - покачал головой Фил.
        - А что на Дальнем Востоке?
        - Не знаю, - пожал плечами Марлен. - Интернет только пару дней как работает. А по телевизору толком ничего не говорят.
        - Интернет заработал? - в один голос крикнули мы.
        - Ну да, я вон с женой по аське переписываюсь. А вы и не знали? Ну лошары же вы! Какие же вы журналисты?
        Только тут я заметил, что в руках у Марлена телефон, в который он постоянно тыкает пальцами. Мля… Хлопнув себя по лбу, я помчался, если можно так сказать, искать свою бронированную машинку. Телефон в рюкзаке. Рюкзак в БМП. БМП в лесу… Сказка про Кощея. Только у меня не смерть на игле. А жизнь моя в телефоне. Не обращая внимания на отборный мат разбуженных мной бойцов, я вытащил тщательно упакованную «Нокию» на свет божий. Вернее, во тьму божью, подсвеченную налобным фонариком.
        Ага. Есть связь! Звонить не буду. Счета в роуминге хватит на полсекунды. Выбираюсь из БМП и, лихорадочно тыкая в кнопки, усаживаюсь под березку. Два часа ночи. На что я рассчитываю? Спят, наверное, уже. Фиг с ним. Отпишусь, что все нормально. Потом войдет, прочие… Есть! Лиса в сети!
        Волк (02:12:05 26/10/2010)
        Лис, ты там как?
        Лиско (02:12:07 26/10/2010)
        Волкоооо
        Лиско (02:12:09 26/10/2010)
        Волко в сети
        Волк (02:12:12 26/10/2010)
        Да, Лиско, я тут.
        Лиско (02:12:14 26/10/2010)
        Наконец то
        Волк (02:12:21 26/10/2010)
        Да я всегда ярдом. Ты же знаешь.
        Волк (02:12:28 26/10/2010)
        Рядом. Чертов Т9.
        Лиско (02:12:29 26/10/2010)
        Я знаю, мой хороший. Ты там как?
        Волк (02:12:37 26/10/2010)
        Нормально, Лис. Берегу себя, как просила. Никуда не лезу. Да меня и не пускают.
        Лиско (02:12:41 26/10/2010)
        Врешь ведь. Чую.
        Волк (02:12:45 26/10/2010)
        Это я тебя чую.
        Лиско (02:12:49 26/10/2010)
        Нет я.
        Волк (02:12:50 26/10/2010)
        Оба.
        Лиско (02:12:57 26/10/2010)
        Ты уж совсем то не лезь куда не надо.
        Волк (02:13:05 26/10/2010)
        Да не лезу я. Я трусливый у тебя.
        Лиско (02:13:07 26/10/2010)
        То то с каждой вахты с новыми шрамами возвращаешься (злой смайлик)
        Волк (02:13:10 26/10/2010)
        Я нечаянно! (смущенный смайлик)
        Лиско (02:13:13 26/10/2010)
        Не уехала к маме твоей. Нормально все тут. Работаю тихонечко.
        Волк (02:13:18 26/10/2010)
        Лис… Любимая моя… Скучаю. Очень. Я скоро. Честное слово я скоро.
        Лиско (02:13:38 26/10/2010)
        *вздохнула*
        Волк (02:13:42 26/10/2010)
        И не надо вздыхать-переживать.
        Лиско (02:13:48 26/10/2010)
        Дурачок ты мой…
        Ну и прочие розовые сопли.
        Час пролетел - не заметил. А потом бабло закончилось у меня на телефоне. Я зачем-то сделал несколько безуспешных попыток приконнектиться. Мля… И где тут денег бросить?
        Обматерил ни в чем не повинную березу и поплелся к костерку, возле которого трындели за жизнь Марлен и Фил. Треп ни о чем под фляжку с водкой.
        - Ну что, Ромео? Наобщался? - хихикнул Марлен.
        - На себя посмотри, - буркнул я в ответ. - И вообще. Мне можно. У меня медовый месяц.
        - Который год он уже у тебя? - улыбнулся шеф.
        - Четвертый.
        - А детенышей чего не заводите? - влез Фил.
        - Вернусь - сделаю. И не одного, - ответил я.
        Вполне честно и искренне ответил.
        И тут до меня доперло.
        - Марлен, а почему аська работает? У них же серваки в Израиле! Были…
        - Леш… Война закончится - я тебя уволю нафиг. За непрофессионализм. Наши уже давно аську выкупили и серваки сейчас в Москве. Запустили вот на днях.
        Я только вздохнул в ответ:
        - Шеф, если мое увольнение поможет войну закончить - увольняй прямо сейчас!
        - У меня печати нет! - ответил Марлен и показал мне язык.
        Так мы и трындели аж до четырех утра. А потом наше подразделение военных журналистов уселось на броню и понеслось дальше на запад. Только не далеко. Высадили нас около Вильнюсского аэродрома. Полковник Астахов на наше нытье ответил, что не имеет приказа нас тащить на передовую и отвечать за наши драгоценные жизни не собирается. И нытье наше не помогло. Поэтому мы пошлепали в штаб, засевший в здании аэропорта.
        Проходя мимо взлетки, Фил не удержался и щелкнул несколько кадров - бульдозеры растаскивали в стороны остатки какого-то сгоревшего самолета. Мы же с Марленом пристали к пробегавшему мимо солдатику.
        - Стоять, боец! Это что за самолет?
        В ходе непродолжительной беседы выяснилось следующее.
        Псковских десантников кинули самолетами в Литву. Но, пока договаривались с литовцами насчет всяко-разных дипломатических условностей, танки Гота, не встречая никакого сопротивления, вышли к самому Вильнюсу. Хрен его знает, где в это время была вся литовская армия. На пикнике, наверное. В итоге, когда первый «Ил-76» уже катился по взлетно-посадочной, его в упор расстреляли немецкие танки. Второй, благодаря охрененному мастерству летчика, сесть не успел. Ушел на высоту. Пришлось высаживаться в Риге. И уже оттуда форсированным маршем переться к Вильнюсу, который, в этот момент, уже атаковали части Калининградского фронта. В конце концов, немцы засели в городе, словно под Сталинградом. Вильнюсский котел, ага. Интересненькое дело. А почему на штурм наши не идут? А оно это зачем? Наших бойцов класть - оно нам надо? Хватит с нас Грозного образца девяносто пятого года. Можно, конечно, этот самый Вильнюс раскатать в ровную площадку. Но, во-первых, сей град под защитой ЮНЕСКО. Типа исторический памятник и все такое. Ну, как обидятся юнесковцы да и к немцам присоединятся? Шучу я так нелепо. Извините. Самая
главная причина - в Вильнюсе полно людей. Литовцев. И не только литовцев. Немцы ими как щитами прикрываются. Ну и кому хочется стать палачом детей и женщин? Собственно говоря, получили второй Беслан. С единственным отличием. Никаких от немцев требований. Сволочи, млять эсэсовские… Ну или вермахтовские. Какая разница между этими двумя сучностями? По факту - никакой. И не надо мне тут исторические лекции рассказывать. Что вижу - то и пою.
        Когда подошли к зданию аэропорта, у меня зачем-то разболелась башка.
        Пока мужики искали штаб, пошел искать аптечный киоск. К сожалению, аптекаря не было. Поэтому за родимый цитрамон расплатился звоном разбитого стекла витрины. На это мое преступление против чьей-то собственности никто не обратил внимания.
        И вы будете смеяться, но в штабе, расположившемся на втором этаже здания, нас приняли буквально с распростертыми объятиями.
        - Этого говнища мне еще тут не хватало! - загрохотал жутко знакомый бас.
        Это нас так генерал-полковник Шаманов встретил. Да, сам командующий ВДВ. Сердце мое свалилось в пятки и, наверное, только поэтому, я сделал шаг вперед, опережая Марлена.
        - Товарищ генерал-полковник! Не узнаете?
        Твою мать… Ну и взгляд у него. Таким взглядом можно крепостные стены ронять.
        - Кто такой?
        - Это… Вы мне часы именные вручали второго августа. Помните, товарищ генерал?
        - Часы? Какие еще, в задний бампер, часы???
        - Вот… - дрожащей рукой я снял свои «Командирские» и протянул ему. Шаманов недоуменно повертел их. Перевернул. И прочитал надпись. Ту самую. «Лауреату литературного конкурса „ЗА ВДВ!“.» Второй раз меня эти часы выручили. Первый раз, когда менты в Москве стопанули, когда я… Впрочем, не важно.
        - Иванцов я… Который «Десантуру-42» написал…
        - Итить твою кочерыжку, - задумчиво повертел часы Шаманов. - И что?
        - Вот… Приехали… То есть прибыли для освещения боевых действия наших десантников…
        Генерал поморщился. Подумал. Потом повернулся к офицерам, сгрудившимся вокруг большущего стола.
        - Эй! Майор! Подь сюда! Тут тебе подмога пришла…
        Майор… Ага… Генерал-майор! Маленький толстенький простывший заместитель по воспитательной работе. Он нам и поставил боевую задачу. Мля… Ну и зачем было переименовывать замполитов в замвоспиты? Кого мы сейчас будем воспитывать? Немцев, что ли?
        А задача оказалась проще некуда.
        Подготовить пропагандистское обращение к окруженным немцам. Как водится, мы сначала разорались:
        - Леха! Ты у нас немец? Вот и пиши своим брателлам!
        - Марлен! А ты не это… Не уху ли ел? На себя посмотри, крымский ты татарин!
        - Фил!!! А ты вообще заткнись! - заорали мы с шефом на Фила, который выцеливал своей «дурой» занятные персонажи для фоторепортажа.
        Нормальная такая журналистская планерка.
        В итоге, нас выгнали нафиг. И хорошо, что выгнали. Мы спустились на первый этаж и обнаружили там почти неразграбленный «дьюти-фри». Не. Оттуда, конечно, выносили время от времени какие-то ящики бойцы. Святое дело. Но и нам немного досталось от щедрот божьих. Лично я урвал бутылку рома. Марлен честно стыбздил вискарь, а Фил ограничился каким-то ликером.
        - Люблю сладкое! - пояснил он, когда мы уселись на пол, среди каких-то раскиданных бумаг. За огромными окнами ревели моторами самолеты.
        Я открыл бутылку. Нюхнул. Блин. Люблю я ром… Это я еще в студенчестве мечтал о нем, прочитав Ремарка: «Ром - молоко солдат». Я, конечно, вояка недоделанный, но кто откажется от халявного рома…
        - Леха! Хорош пить! - рявкнул шеф. - Поехали.
        Ну и поехали, чо. Думать. И никто из нас не бросал автоматы на бетонный пол. Орали, лаялись, отхлебывали, а пальцы оглаживали предохранители. Автоматы на автомате, да…
        Аж два часа рожали идею. Непозволительно долго. Особенно для журналистов. Особенно для «выпимших» журналистов. Особенно для контуженных «выпимших» журналистов. Особенно…
        Vor der Kaserne
        Vor dem gro?en Tor
        Stand eine Laterne
        Und steht sie noch davor
        So woll'n wir uns da wieder seh'n
        Bei der Laterne wollen wir steh'n
        Wie einst Lili Marleen…
        - Дойчен камраден…
        - Какие они тебе, ядрену…опу камрады?
        - А мне как их называть-то?
        - Геноссами, гы-гы-гы!
        - Да иди ты!
        Unsere beide Schatten
        Sah'n wie einer aus
        Da? wir so lieb uns hatten
        Das sah man gleich daraus
        Und alle Leute soll'n es seh'n
        Wenn wir bei der Laterne steh'n
        |Wie einst Lili Marleen.
        - Не… А если так? Всю правду им рассказать?
        - Ты бы поверил?
        - Так они уже чего только не увидели!
        - Леша! Человеческая психика имеет одну особенность. Объяснять происходящее в знакомых интерпретациях.
        - Чо??
        - Фил! Заткнись!
        Schon rief der Posten,
        Sie bliesen Zapfenstreich
        Das kann drei Tage kosten
        Kam'rad, ich komm sogleich
        Da sagten wir auf Wiedersehen
        Wie gerne wollt ich mit dir geh'n
        Mit dir Lili Marleen.
        - Слушай, а может надавить на их сентиментальность?
        - Это как?
        - Ну, типа того, что пока вы тут сидите - наши войска подходят к Берлину и вовсю пользуют ваших фройлян?
        - Ты бы после этого сдался?
        - Хм… Нет, конечно.
        - Надо к фройлянам добавить фрау и киндеров…
        - Фил, млять!
        Deine Schritte kennt sie,
        Deinen schonen Gang
        Alle Abend brennt sie,
        Doch mich verga? sie lang
        Und sollte mir ein Leid gescheh'n
        Wer wird bei der Laterne stehen
        Mit dir Lili Marleen?
        - Вообще мыслей нет.
        - Никаких?
        - Только эренбурговские. Типа - убей немца.
        - Не катит.
        - Да…
        Aus dem stillen Raume,
        Aus der Erde Grund
        Hebt mich wie im Traume
        Dein verliebter Mund
        Wenn sich die spaten Nebel drehn
        Werd'ich bei der Laterne steh'n
        Wie einst Lili Marleen.
        - Мужики! А если вот так?
        - Хм… Спорно, Фил, спорно… Но… Пишем мужики! Хотя бы попробуем…
        «Немецкие офицеры и солдаты! С вами разговаривает генерал-полковник Владимир Шаманов. В десять утра завтрашнего дня мои парламентеры выйдут на ваши позиции. Я жду парламентеров с вашей стороны. Я не требую сдачи в плен. Я хочу, чтобы честь немецкого мундира не замарала кровь мирных жителей. А она будет, если вы не выпустите их из города. Генерал-полковник Генрих Гот! Имею честь сразиться с вами. Как солдат с солдатом. Вынужден предупредить, что мы вооружены гораздо лучше, чем вы предполагали. Ваши солдаты прекрасно это знают. У вас есть три варианта. Опозориться, прикрываясь телами детей и женщин. Погибнуть честной солдатской смертью. Сдаться в плен, не потеряв лицо, но сохранив тысячи молодых немцев для процветания будущей Германии»
        И вот этот бред Шаманов внезапно утвердил. А еще за ним слава ходила самого жестокого усмирителя Чечни. Просто второй Ермолов. А вот надо же! Более того. По предложению самого командующего ВДВ в текст еще добавили:
        «Генерал-полковник Генрих Гот! После одиннадцати утра мы будем вынуждены сбрасывать на город продовольствие и медикаменты для мирных жителей. Я бы на вашем месте забрал бы все для своих солдат. Но я не на вашем месте. И я надеюсь, что вы благороднее меня!»
        Да, кстати… В немецком как и в русском. Вы и вы. Sie und sie. Одинаковые по звучанию, но разные по смыслу.
        И вот эту хрень мы слушали, валяясь на травке около здания аэропорта и допивая трофейное бухло. А между сообщениями пела несравненная и ледяная Марлен Дитрих. А Фил ей подпевал, размахивая бутылкой:
        Если я в болоте от поноса не умру.
        Если русский снайпер мне не сделает дыру.
        Если я сам не сдамся в плен!
        То я приду, Лили Марлен!
        Моя Лили Марлен!
        Ну и сморило нас слегка под жарким июньско-октябрьским солнцем. Совсем чуть-чуть. Буквально на пару часиков. Аж до самого вечера. Проснулся я от ласкового пинка.
        - Слушаю, товарищ капитан, - невнятно пробормотал я Марлену и надвинул кепи на лоб, закрывая глаза от бьющего в глаза солнца.
        - Подъем, бойцы печатного фронта! - и ласково пнул меня еще раз.
        - Марлен, ну ты охренел совсем? - возмутился я.
        - Тут какое-то офицерье новое приехало. И суета началась. Идем смотреть - что за дела творятся. Проклиная все на свете мы, пошатываясь, поперлись в здание. Мда… Там действительно творилось непонятное. В зал ожидания загнали солдат всех родов войск. Тут были и летчики, и десантура, и махра, и откуда-то взявшиеся вевешники, инженеры военные, еще не пойми кто… Ну и три журналиста. А как же без нас-то! Бойцы занимали каждый квадратный сантиметр пространства - они сидели на полу, на уцелевших креслах, на лестницах, высовывались из разбитых окон касс. На одной из стен был натянут огромный экран, непонятно откуда взявшийся. Я глянул наверх. В импровизированной вип-ложе на балконе второго этажа рассаживались штабисты во главе с самим Шамановым.
        - Это еще что за партийное собрание? - удивился я. Но ответить мне никто не успел. Под белый экран вышел какой-то невысокий улыбчивый майор со смутно знакомым лицом. Прическа у него была ни разу невоенная. Да и форма на нем сидела… Но держался он уверенно.
        - Товарищи солдаты и офицеры… Минуточку внимания… Товарищи! Я прошу вас! Товарищи!
        Но перекричать многоголосую толпу ему никак не удавалось. В этот момент сверху раздался рык Шаманова:
        - Если какая б… еще раз пернет своей пустоголовой жопой, лично в унитаз спущу!
        Вот это я называю - искусство управления массами. Заткнулись сразу все, сразу и даже мы.
        - Товарищи! Меня зовут Игорь Угольников. Простите. Майор главного политуправления Угольников. Мы вам привезли фильм, который должен был выйти в прокат только в ноябре месяце этого года. Но вот так получилось, что…
        Блин! Точно! Угольников! Его физиономия довольного мартовского кота так контрастировала с камуфляжем, что узнать его было очень трудно. Мозг просто отказывался воспринимать бывшего шоумена в военной форме. Вот и не узнавал. Да еще из ГлавПура. Стоп! У нас что, уже политическое управление в армии ввели? Нормальный ход! Этак до ресталинизации доживем! И это не может не радовать. Хотя, Медведу до Виссарионыча, как мне до Медведа, но как только ангелы не шутят…
        Пока я думал, майор Угольников закончил речь.
        И на экране пошли титры.
        У каждого человека в жизни бывают дни, которые запоминаются навсегда. Иногда это счастливые дни, иногда трагические. Иногда вот такие, простые.
        Да, изображение было не таким четким, как в кинотеатрах - солнце все еще отсвечивало своими зайчиками по экрану. И звук порой хрипел. И не было холодного пива и попкорна. Но это странное ощущение…
        Грохот боев на экране дополняла канонада с передовой. Запах оружейного масла от рук, стиравших скромные слезы… Тихий мат бойцов, сжимавших свои автоматы… Окно. Окно в сорок первый год. В год, в котором мы все сейчас и, кажется, навсегда.
        Когда-нибудь я пересмотрю этот фильм. В уютной домашней обстановке. Но такого дня в моей жизни больше никогда не будет.
        На последних кадрах картины бойцы вдруг начали подниматься. Один за другим. Подниматься и снимать кепи, каски, фуражки…
        А когда после фильма вышел на сцену сам Угольников вместе с нашим командующим, солдаты взорвали аэропорт аплодисментами и криками «Ура!» Орали минут пять. Хорошо, что не догадались пальбу устроить. А очень хотелось.
        Потом Шаманов рявкнул:
        - Смиррна!
        Блин, ну почему даже я его боюсь?
        - Вот эти люди, - показал пальцем на экран генерал. - Были вооружены куда хуже нас. Но они смогли. У нас есть все. Так сможем же и мы! Я сказал. Товарищ майор!
        Шаманов повернулся к Угольникову и набыченно посмотрел на него. Тот автоматически сделал шаг назад и по привычке улыбнулся.
        - Часы. От меня. Все, что могу, - Шаманов, вольно или невольно, процитировал генерала из «Горячего Снега».
        А Фил меня в бок пихнул локтем:
        - Леха! - зашипел он. - Теперь ты с Угольниковым брат молочный!
        Пока бойцы расходились, ошеломленные фильмом, Марлен убежал в штаб. Мы же, было, направили стопы в дьюти-фри. Однако на входе в магазин нас встретила охрана. И корочки журналистов не помогли.
        Ну и ладно. У меня еще нычка вятской водки осталась. И пол-бутылки рома. Я его во фляжку перелил.
        За этим занятием меня и застал Марлен.
        - Идем, бойцы информационного фронта. Шаманов к себе зовет.
        Интересно, что опять от нас надо?
        Надо… В армии всем начальникам чего-то надо. Оказалось, нам удружил Угольников, посоветовав сменить на ночь «Лили Марлен» на что-нибудь более жесткое. Собственно, он прав. От сладкоголосой Дитрих уже подташнивать начало. А что у нас еще есть на немецком? А у нас на немецком, кроме «Раммштайна», и нет ничего. Так… Открываем нетбук… О! Отлично! Бегу с флешкой к радистам и немедленно натыкаюсь на Шаманова.
        - Что это?
        - Эмн… Флешка… Вот… Я… Мы… Тут… Пропаганда, товарищ генерал!
        Через минуту первые серебряные звуки плывут над ночным Вильнюсом. Шаманов тихо багровеет. Я - тихо бледнею.
        - Это что? - бурчит наш командующий.
        - Это металл. То есть рок такой. Группа немецкая. Поют про два патрона…
        Все, что я слышал до этого - лепет средней группы детского сада. Из тирады Шаманова я узнал, что металла у него столько, что рок обрекает всех немцев, включая фольксдойче, «этями двумями» патронами поочередно застрелиться на… На фиг.
        Roter Sand und zwei Patronen
        Eine stirbt in Pulverku?
        Die zweite soll ihr Ziel nicht schonen
        Steckt jetzt tief in meiner Brust
        - И чо оно поет? - рявкнул Шаманов.
        - Про два патрона. Мол, типа у тебя только два патрона. Застрелить себя и застрелить товарища. Или наоборот. Но выхода больше нет. Только в плен к русским.
        Генерал почесал свой суровый подбородок и кивнул:
        - Хорошая песня. Правильная. Ладно. Шагай…
        А на дворе уже темнело. И очень хотелось жрать. Хорошо, что сухпаи мы не пропили. В смысле не закусили. Вот ими и разговелись под коктейль - водка плюс виски плюс ром плюс ликер. Потом поставили палатку… А что вы думали? У меня в рюкзачине и палаточка всегда имеется! Вот. Поставили палатку и удрыхли. И снилась нам всем, почему-то, Брестская крепость, в которой толпами сдавались немцы.
        Александр Маслов, старший лейтенант Российской армии, окруженец. Хрен его знает где.
        Шестой день войны я встречал в окружении.
        Тогда я не знал, как получилось так, что немецкие танки оказались далеко в тылу наших войск. А произошло вот что.
        Аномально плотный туман, скорее всего, стал результатом переноса. Воздушные массы перемешались и получился целый букет погодных аномалий. Какого-то серьезного катаклизма не вышло, но про исторические сводки погоды пришлось забыть. Лафа послезнания на синоптиков не распространялась.
        Вот и туман на четвертый день войны стал для нас большой неожиданностью, которой гадский Клейст сумел воспользоваться. Он несколько раз попытался атаковать так надоевших ему украинских танкистов, но и в тумане ему не удалось добиться успеха. Тепловизоры помогли танкистам отбить атаку, при этом туман мешал скорее немцам. Они не видели куда стрелять и не имели поддержки артиллерии. Украинцы отступили еще на несколько километров, но принципиально это ничего не решало.
        И все же Клейст нашел выход. Его разведка сумела найти дыры в неплотных боевых порядках украинской армии. Между сдерживающими его танкистами и мотострелковой бригадой, прикрывающей с севера Львов, войск почти не было. И одна из немецких боевых групп прошла на юг, не встречая сопротивления. Туман затруднял действия авиации, поэтому прорыв не был вовремя обнаружен. Клейст не растерялся и развернул туда сразу несколько дивизий. Теперь они несколькими колоннами шли на юго-восток, отрезая Львов, где уже закончилось подавление кровавого мятежа националистов. Против упорных танкистов он оставил лишь заслон. Мотострелки, державшие оборону в львовском выступе, вынуждены были отступать на юг. Немцы неминуемо выходили им в тыл.
        Прошлый раз Клейст не сумел добиться больших успехов в приграничном сражении. Зато сейчас он смог сделать то, чего не удалось ни Гудериану, ни Готу, ни Гепнеру. Он обрушил фронт союзников и вышел на оперативный простор.
        Правда, на самом деле победу впору было праздновать не ему, а украинским танкистам. Задержав Клейста на четыре дня, они дали возможность командованию союзными армиями ввести в бой резервы организованно без суеты. Теперь для Клейста уже был организован «загончик» из резервных войск, откуда по возможности эвакуировали местное население. Клейст об этом еще не знал, его танки весело катили вперед. Их экипажи думали, что к славе, а союзное командование точно знало, что в котел.
        Ничего этого я, оказавшийся в лесу с двумя бойцами, конечно, не знал.
        Первый час окружения главной моей заботой было уйти подальше от поля, где произошла встреча с танками. И не переставал поминать добрым словом Истомина, доставшего мне карту местности. Благодаря ей, я хоть мог ориентироваться. Нет, конечно, в коммуникаторе у меня была навигационная программа, без спутников она не показывала точного местоположения, но карта никуда не делась. Но, во-первых, детализация сельской местности, за исключением дорог, там оставляла желать лучшего, а, во-вторых, не слишком удобно на бегу просматривать карту на небольшом экране.
        За час мы ушли на пару километров. Скажете немного? А вы попробуйте побегать по хорошему лесу с полным армейским снаряжением! Для меня вообще бег с полной выкладкой был в новинку. Все-таки служил я в ПВО, где к этому виду спорта относились не слишком внимательно. Наверное, вы не слишком удивитесь, если я скажу, что выдохся после такой пробежки капитально. На солдат тоже было больно смотреть. Правда, они не жаловались, жить им тоже хотелось.
        - Только сразу много не пить! ? предупредил я их. Теперь можно рассмотреть их повнимательнее. Два молодых парня, наверняка первогодки, которых мне для организации поста выделил сержант, командир отделения. Один из них русский, светловолосый, по всей видимости, деревенский. Второй, кавказец, но говорил без акцента.
        Оба действительно оказались первогодками. Правда, они совершенно не соответствовали сложившимся стереотипам русского солдата и солдата-кавказца. Кабардинец Руслан Амальчиев призывался из подмосковного Королева. В институт он не поступил, не хватило одного балла, отец-инженер обозвал его разгильдяем и послал служить. Василий Антонов наоборот призывался с Кавказа из Краснодарского края из маленькой глухой деревеньки, в которой даже мобильник был в диковинку.
        Теперь два восемнадцатилетних пацана смотрели на меня, тридцатилетнего дядьку-офицера круглыми глазами и ждали, как я буду их спасать. Ну не объяснять же им, что я «пиджак», который еще неделю назад на гражданке мотался!
        Собственно, это никакой роли не играет. Сейчас я все равно старший и по званию, и по возрасту, да и по жизненному опыту. И решать, что делать, чтобы парни остались живы тоже предстоит мне. Вот он ? груз ответственности!
        Первым делом нужно выбрать вариант действий. Пока мне приходили в голову только два. Первый ? двинуться на восток вслед за немцами. В то, что Клейст дойдет до Киева я не верил ни на минуту. Ну, добился он тактического успеха, пройдет, ну будем к нему милосердны, километров сто-двести, а дальше упрется в очередную зарывшуюся в землю русскую или украинскую бригаду. Да и авиации наши к месту прорыва подбросят. Порыпается он, ну максимум, недельку и все. Покатится обратно, покатится, как миленький. Значит можно надеяться за несколько дней выйти к своим. Этот вариант мне откровенно не нравился. Причин было несколько. Во-первых, возле линии фронта слишком велик риск натолкнуться на немцев. Это против нашей техники они пасуют. А в перестрелке даже с отделением немцев у нашей троицы шансов мало. Опыт легко перевесит автоматическое оружие. Мы ведь по сравнению с ними полные салаги.
        Второй вариант забраться в лесную гущу и затаиться. У него тоже были свои недостатки. Да, немцы далеко вглубь леса не полезут, остерегутся. И, максимум, через неделю их отсюда выбьют. Но, во-первых, все же визит немцев в лес полностью не исключен, а, во-вторых, эту неделю надо чего-то есть. Перед выездом мы получили сухой паек на весь отряд из расчета трехдневных автономных действий. Никто, конечно, не предполагал, что нас не будет три дня, но Истомин, как опытный человек, решил подстраховаться. Такой сухпай можно было бы растянуть и на неделю, если бы не одно но. Наши порции уехали вместе с машинами. Тащить продукты на пост мы как-то не догадались.
        Теперь весь наш продуктовый запас составляли две плитки шоколада и сдобная булка у меня (в армии почему-то всегда хочется сладкого) и пара сухарей у Амальчиева. На неделю не хватит.
        В результате я решил выбрать нечто среднее. Остаемся на месте и перемещаемся по лесам, стараясь держаться подальше от крупных дорог. Глядишь и продуктов найдем, а, может, еще кого из окруженцев встретим.
        Переночевали мы в глубоком лесном овраге. Дежурили по очереди, через каждые два часа менялись. Первый раз за всю войну мне удалось нормально выспаться. Разбудил меня негромкий гул авиационного двигателя.
        - Уже минут пятнадцать гудит, - доложил дежуривший Амальчиев.
        Заметив какое-то движение над деревьями, я поднял голову и увидел пролетающий самолет. Челюсть моя непроизвольно отвалилась. Над нами пролетал настоящий Предатор. Американский беспилотный самолет тонны в три взлетного веса, разведчик, таскающий при необходимости пару ракет, по аэродинамике больше планер, чем обычный самолет, благодаря чему может держаться в воздухе до сорока часов. Весьма неплохая и даже красивая машина. Но откуда ей взяться в сорок первом году?
        Первой моей мыслью было: а уж не дело ли рук янкесов весь этот фокус с переносом в сорок первый? Но подумав, я решил, что эта версия все-таки слишком фантастическая.
        На самом деле все было гораздо проще. На перенесенной территории, помимо американских войск в Прибалтике, находилась еще и военная база США в Манасе. Если кто не в курсе, это Киргизия. Задачей базы было обслуживание американских и прочих натовских войск в Афганистане. В основном она являлась перевалочным пунктом военно-транспортной авиации. Однако, помимо транспортников, имелась там еще и система радиоэлектронной разведки «Эшелон» и группа беспилотников «Предатор». Как только начались «события» какая-то умная голова в министерстве обороны, оказывается, есть там еще головы, думающие о деле, решила, что всего этого добра американцам будет многовато.
        Базу аккуратно заблокировали, благо буквально под боком находится и российская база Кант, и предложили поделиться беспилотниками и «Эшелоном». «Эшелон» нужен был чисто для того, чтобы не прослушивались российские каналы связи, для слежения за чужими в сорок первом за глаза хватало и российской техники аналогичного назначения. А вот с беспилотниками ситуация сложилась куда более серьезная. К моменту переноса в российской армии их было очень немного: древние «Рейсы» и чуть более новые, но не слишком удачные и, к тому же, еще и немногочисленные «Пчелы». Более современные имелись в лучшем случае в виде опытных образцов.
        Транспортная авиация наших интересовала мало, своих самолетов хватает, да и все равно лететь американцам было некуда. До Америки не дотянуть, а аэродромов, способных принять современные самолеты за пределами бывшего СССР просто не было. Ну и авиационный керосин за его пределами тоже не водился.
        Американцы подумали и вынуждено согласились. И вот теперь «Предаторы» вели разведку в интересах армий союзников.
        Окончательно проснувшись, мы двинулись от оврага к ближайшей проселочной дороге. Нужно было каким-то образом запастись продуктами, а на дороге могла оказаться разбитая техника или убитые. На войне человеку свойственно заначивать съестное. Я не думаю, что немцы в этом плане исключение.
        Но не успели мы пройти и половины расстояния, как вновь послышался шум беспилотника.
        Вообще, если бы мне предложили дать этому дню название, я назвал бы его «авиашоу». Не успел улететь «Предатор», как над нами промелькнули несколько истребителей МиГ 29. Потом откуда-то издалека с того направления, куда они пролетели, донесся гром разрывов. Кого-то бомбили.
        Потом мы видели Су-25, пачками выпускающих ракеты. Потом отбомбились Су-24. Мы осторожно перемещались по лесу, а над ним постоянно пролетали наши самолеты. Судя по всему, за Клейста взялись всерьез. Раз в Белоруссии немца остановили, самое время заняться и этим поганцем.
        Потом самолеты пошли вообще косяками. Штурмовики, истребители, вертолеты. Однажды я увидел пару машин, опознать которые сразу не смог. Длинные почти прямые крылья позволяли им идти довольно медленно, при этом они куда-то пикировали. Вот у обоих впереди выросли длинные языки пламени, заработали пушки. Самолеты почти зависли в воздухе. Видать неслабая отдача! И только тут я понял, что же это за машины. Это МиГ-27! Истребитель-бомбардировщик на базе истребителя МиГ-23. Из не самого удачного истребителя сделали очень неплохой истребитель-бомбардировщик. За счет крыльев изменяемой стреловидности он мог бомбить и на малых скоростях и на больших вести воздушный бой. Только вроде нет их давно в армии. Может с баз хранения каких взяли, если там еще возможно целые найти. На самом деле это были самолеты из Казахстана, но это я тоже узнал гораздо позднее.
        Столько летящих боевых самолетов я не видел ни на одном МАКСе, а уж бомбящих - даже на учениях на Дальнем Востоке, в которых я участвовал в годы своей срочной.
        Проселочная дорога оказалась совершенно пустынной. Наверное, немцы ей не пользовались. Правда, очень скоро страшная находка опровергла это предположение. Прямо возле проселка мы натолкнулись на тела расстрелянных. Они лежали прямо около дороги. Человек двадцать: дети, женщины, старики. Кому они мешали ? непонятно. На евреев или цыган не походили совершенно. Наверное, немцы просто срывали злость за свои неудачи на первых попавшихся.
        После неудачи с проселком, мы двинулись по подлеску вдоль него к ближайшей шоссейке. Там нам повезло чуть больше. На перекрестке проселка и шоссе раньше располагался украинский блокпост. Оборудовать его как следует не успели, бетонных блоков не наблюдалось, но окопы и для пехоты и для двух БТР были отрыты. И вчера на стоявшую здесь горсточку бойцов с двумя бронемашинами выкатился вал наступления Клейста. Я не знаю, сколько продержались эти мужики, но две сгоревшие «двойки» и одна «тройка» перед их окопами были. Немецких трупов не было видно. Наверное, убрали.
        В окопах и разбитых бронетранспортерах мы насчитали двадцать наших во главе с лейтенантом. Почти в каждом окопе куча стрелянных гильз, валялось и несколько стреляных тубусов от «мух». Оружия не осталось, наверное, забрали немцы. Вокруг было пустынно. Скорее всего, бомбежки отучили немцев ездить днем. Это дало нам возможность поподробнее осмотреть место боя. Даже повезло найти в одном из БТР запас сухих пайков. Наверное, немцы его не нашли, хоть и перевернули там все вверх дном.
        А в сторонке я заметил совершенно неожиданный объект. Он стоял у самых деревьев, поэтому я его заметил не сразу. Несомненно, это был танк. Несомненно, его моторное отделение пострадало от выстрела гранатомета. Но ни на один из немецких танков он не походил. Одна скошенная к корме крыша моторного отсека уже отличала его от всех немецких братьев, а маленькая одноместная башня с короткой пушкой вообще была нетипична для немцев. Внутри я обнаружил французские надписи на приборах.
        - Сюда бы наших «демократических» историков загнать! Сколько галдели, что немцы, мол, не использовали французские танки. Брезговали, понимаешь!
        Уходя, я вынул из «макарова» обойму, передернул затвор и «выстрелил» в воздух, салютуя тем, кто отдал жизни за Родину.
        - Спите спокойно, мужики! Ваша смерть не напрасна!
        А потом уже в лесу мы впервые натолкнулись на немцев. Наверное, нас спас камуфляж. Антонов как раз присел переобуться, а мы с Амальчиевым, чтобы не отсвечивать, тоже присели в невысоком кустарнике. И тут на полянку вышли два немца. Я не знаю, откуда у меня появились такие инстинкты, или сыграло роль длительное ожидание опасности, но автомат как будто сам взлетел к плечу. Очередь. В нескольких метрах от нас лежали два свежих трупа.
        Не знаю, можно ли в таком признаваться, но я в этот момент ничего не почувствовал. Ни раскаянья, ни, тем более, удовольствия, не маньяк же я в самом деле, наслаждаться убийством. Просто эти два человека были моими врагами, и они убили бы меня и двух пацанов, окажись я чуть менее расторопным. Не думал я в этот момент ни про автобус с девушками, ни про расстрелянных у дороги. Просто это был обычный, пусть и короткий бой, который я выиграл. И ничего, кроме резко накатившей усталости, реакция на мгновенный выброс в кровь адреналина.
        Потом я занялся трупами. Ребят я решил этим неприятным делом не загружать и велел бдить, чтобы еще кто не заявился. Вот они, два эсэсовца, в черной форме, «белокурые бестии». Откуда они тут? Вроде у Клейста не было дивизий СС. Это у Манштейна на севере они должны быть. Впрочем, специально историей дивизий СС я не интересовался. Может, и у Клейста чего было. И форма тоже странная, черная. Кажется, СС носили на фронте камуфляж. Тоже не помню точно, когда их переодели.
        У немцев я забрал документы, продукты: у них были хлеб, галеты, какие-то консервы и оружие. Амальчиев спросил меня, зачем мы забираем карабины. Никакого военного смысла в этом не было, калашниковы наши вполне исправны, патронов хватает. Но я не хотел, чтобы в лесах Украины валялось бесхозное оружие. Мало ли какие бандеровцы на него наткнутся. Карабины мы утопили в разобранном виде в первом же попавшемся лесном озере. Причем, постарались разбросать части подальше.
        Максим Андреев. Безработный. Нижегородская область.
        Маша и Макс сидели на небольшом холмике и смотрели на полуденное солнце. Сидели молча, впитывая тишину, ветер и небо. Жаркая осень выдалась в этом году… Очень жаркая. В любом смысле.
        - Макс, расскажи мне, как он погиб?
        - Я не помню, - соврал он. - Удар помню и все. Потом уже очнулся дома. В смысле, на Базе.
        - Рустэм - молодец, - вздохнула Маша. - Он тебя тащил по лесу на плечах.
        Макс кивнул. Они долго молчали, глядя в небо.
        Вообще-то, командир их поставил в дозор. Сидеть и смотреть на дорогу. Все прекрасно понимали, что все шло уже совершенно не так, как они планировали. И, может быть, их уже ищут - не как партизан, не как «выживальщиков». Как бандитов и мародеров. Думать об этом никто не хотел.
        Рустэм практически постоянно прикладывался к бутылке, Ольга не отставала от него, Иринка как была дурой, так и осталась - то дрыхла, то пьяно хихикала. Эта троица только и делала, что бухала, жрала и трахалась. В открытую и не стесняясь никого.
        Поэтому Макс даже с удовольствием выполз из бункера в караул. Маша пошла с ним добровольно.
        - Максим, смотри, та бабулька идет! - осторожно тронула за плечо девчонка.
        Парень молча кивнул, глядя, как старуха поднимается к ним на холм.
        - Доброго вам деньку, деточки, - сказала бабка, запыхавшись старушечьими легкими. И ахнула. - Ой, Максимушка! А кто тебе так рожу-то искурочил?
        - В аварию попали, - буркнул Макс, отворачиваясь.
        - Ой, да ты ж ранетый, тада поперхаю я обратно, гликось чо, толы-то старые не разбарабалася сразу, ой простите мя, внуки!
        - Бабуш, что случилось-то? - остановила ее Маша.
        - Дык Антип-от помер, я, чай, думала споможите закопать? - то ли просто сказала, то ли спросила старуха.
        - Какой Антип? - не поняла Маша.
        - Да дед наш помер. Паралезотый-то. Гли, одни старухи в дяревне. Могилку бы выкопать. Домовина-то есть, яму сын-от сделал у прошлом годе, калды в отпуск-от приезжал. Ноччу помер Антип. Мы уж и помыли яво, и приодели. Чай с боженькой в грязном-от не дело стоять. Мы б сами, дак силов-то нетути. Чо мы старухи, сами гикнемся вскорочи. Пособили бы, детушки! Я вам денюшку дам, Антип сберег копеечку…
        Макс встал, охнув от боли в груди:
        - Поможем, поможем, баб…
        - Дуся, - подсказала Маша.
        - Баба Дуся… Не надо денег. Лопаты есть?
        - Акакак? Есть, есть… Подымте, туточки недалече, вона погост! Вона! - махнула она рукой в сторону ближайшего леска.
        Макс осторожно похромал за бабушкой Евдокией.
        Маша пошла за ним. Макс искоса посмотрел на нее:
        - Ты бы осталась. Мало ли чего…
        Она ничего не ответила. Просто сердито глянула на него.
        Макс взял штыковую лопату во дворе бабушки Евдокии, после чего они пошли в сторону деревенского кладбища. Церкви рядом не было. Так - старая, серая покосившаяся часовенка. Дверь ее была снята с петель и валялась рядом. Макс заглянул внутрь. Там, на коленях, стояла какая-то старуха со свечкой - пела чего-то и беспрестанно кланялась.
        - Ироды каки-то в прошлом годе приезжали, покрасть хотели, да неча там. Лампадку тока и уперли, поганые, - пояснила бабушка Дуся. - Глашка отпеват Антипа-то. Вона здеся копай!
        - А гроб-то где? - спросил Макс.
        - Ак-ить в избе! Сейчас она дочитат, дак прыташшым! Девонька нам поди спомогнет, ли чо?
        Макс в первый раз в жизни копал могилу. Он понятия не имел - как это делается? А спросить было стыдно. Поэтому, когда Маша и баба Дуся ушли, он подошел к соседним холмикам, из которых торчали замшелые, трухлявые кресты.
        Разобрать, что было на алюминиевых табличках - было невозможно. Краска стерлась - дожди, морозы, время… И дети, которые забыли своих родителей.
        Макс отмерил три шага в длину, два в ширину. И начал копать. Сначала, дело пошло с трудом. Потом он догадался снять дерн для начала. Каждый удар лопатой отдавался болью в сломанном ребре. Черный слой перегноя сменился, постепенно, сухим почти песчаным слоем земли. Время от времени, он перекуривал и разглядывал могилы без оградок. Их было много. Только свежих не было - все были оплывшие. Но трава на всех была выщипана, небось, бабки от нечего делать ухаживали. Или козы паслись.
        Работа отвлекала от дурных мыслей. Макс даже стал получать удовольствие от махания лопатой. Когда закопался по пояс - решил, что хватит. Подтянулся на руках, морщась от боли. Потом сел на кучу земли, воткнул лопату в нее, закурил. Нос все еще дышал очень плохо. Дым пришлось пускать открытым ртом. Сквозь дырки на месте выбитых зубов.
        Он уже почти до фильтра докурил, когда услышал какое-то пение.
        Оглянулся. Увидел. Как три старухи и Маша тащили на веревках гроб. Тот лежал на какой-то тележке.
        «Гроб на колесиках» - мелькнула идиотская мысль в голове. Неделю назад Макс бы похихикал. Теперь же выплюнул сигарету и пошел навстречу.
        Потом пристроился позади тележки и стал ее толкать.
        Три старухи, впрягшиеся в веревки, пели какие-то молитвы. Колеса телеги нещадно скрипели, гроб колотился о доски… Маша, почему-то, плакала. Словно хоронила кого-то знакомого. Внезапно, Макс вдруг понял, что это не какой-то неведомый ему дед Антип в гробу лежит. Там лежит Пашка.
        И это он Пашку хоронит.
        И не только Пашку. Еще и себя. И свою прошлую жизнь. Бестолковую и, совершенно, никому не нужную. И Ольгу хоронит. И Машу. И Рустэма. И даже Иришку. Всех.
        Почему-то ему вдруг захотелось увидеть маму.
        «Пока не поздно… Пока не поздно!» - мысль билась в мозгу, больно ударяя изнутри по черепной коробке.
        Макс вдруг увидел сотни людей, похороненных когда-то на этом кладбище. Они рождались. Любили. Работали. Плакали. Веселились. Пели. Провожали. Умирали. Оставляли след после себя.
        А что сделал он? Какой след он оставил в жизни?
        Сбежал.
        Когда он кидал лопатой землю, и земля со стуком падала на крышку гроба, и гроб покрывался ей как саваном, и саваном его накрыло решение.
        - Я ухожу, Маш, - сказал он, когда они пошли за рыдающими старухами к домам деревни.
        Она помолчала. Потом твердо ответила:
        - Я с тобой.
        Алексей Кулагин, заместитель командира роты. Калиниградская область.
        Ночью, еще до четырех, мы выдвинулись на новые позиции, расставили посты по периметру, и начали отрывать траншеи, окопчики для гранатометчиков и пулеметчиков (а нам батальон в усиление еще и АГСы выделил), и укрытия для бронетехники. Времени было мало, а объем работ - закачаешься. Вкалывали все.
        Еще и шести утра не было, а спина у меня уже ныла так, что пришлось почти полчаса отлеживаться. Хорошо еще, почва здесь рыхлая, песчаная, да и сухо было последнее время. А то ведь вообще амбец был бы. Вот гадство! На мне воспитательная работа во взводе висит, а я тут молодым пример подаю - сачкую! Но делать было нечего: старость - не радость. Отлежался - и снова за лопату! Хотя мне и не довелось в бою побывать, но я крепко затвердил, что жизнь в бою от лопаты зависит подчас больше, чем от автомата. Так примерно я окружающим меня ребяткам и втолковывал:
        - Чем глубже в землю зароемся, и чем глубже коробочки закопаем, тем больше шансов, что в эту землю не мы ляжем, а фрицы. Так что копайте, братцы, копайте! Видите, дедушка ваш тоже копает, хотя и старенький, и лопатку едва держит, - и с этими словами я наглядно демонстрировал практическое применение формулы «копай глубже, кидай дальше»
        - Наша задача - не просто фрицев пугануть, чтобы они из Эльблонга драпанули, а дать им такого дрозда, чтобы они тут легли. Нефиг было к нам лезть! - продолжал я, пользуясь произносимыми фразами как поводом для коротеньких передышек. - Я тут уже с их художествами познакомился. Едва сутки в Мамоново стояли, а успели и пограбить, и понасильничать, и пострелять кучу гражданского народа. За такое отвечать надо по полной! Вот мы с них и спросим, больше некому. Поэтому нам надо здесь так упереться, чтобы ни один гад из города не ушел. Целым, во всяком случае. По частям - можно.
        Солнце уже давно висело над нашей головой, а мы едва успели отрыть какое-то убоищное подобие траншей в одну нитку. Капониры для бронетехники выглядели явно лучше, потому что у БМП были средства самоокапывания. Часть коробочек наш взвод поставил за железнодорожной и шоссейной насыпью, дооборудовав позиции и подсыпав земли, чтобы был удобный выезд на шоссе и на железку. Но больше мы уже ничего сделать не успевали. Еще сложнее пришлось правофланговому взводу, который должен был оседлать высоту 47,0 южнее поселка Верхний Грюнау (Grunau Hohe) - высотка была плоской, голой, и над окопами и маскировкой пришлось повозиться изрядно. Хорошо хоть, нам прислали отделение из инженерно-саперного взвода, которое малость подкрепило нашу жиденькую оборону минами.
        Но вот подан кодовый сигнал по радио, продублированный двумя ракетами, взлетевшими над северо-восточной окраиной Эльблонга. В дело вступила артиллерия и минометы. Сначала фрицы пытались отвечать, но очень быстро стало ясно, что контрбатарейную стрельбу они проигрывают вчистую, позволяя нашим артиллеристам уточнить координаты целей и тем вернее накрыть их огнем. Однако снаряд есть снаряд, и даже если он пущен не снайперски точно, он все равно заряжен смертью. Фрицевские минометы прошлись и по нашим позициям. Хотя их быстро заставили замолчать, в дежурном расчете пулемета недалеко от окопчика управления роты близким разрывом мины был убит один боец и серьезно ранен другой. Мне же на этот раз досталось лишь несколько комочков сухой земли на каску. Но и эти немногочисленные разрывы заставили противно холодеть внутренности.
        Потом артиллерийская стрельба закончилась, и в город пошла пехота при поддержке бронетехники. На нашем участке было относительно спокойно - ибо нам команды на штурм не было (как я и подозревал…). В бинокль можно было разглядеть какое-то шевеление между окраинными домами Грюнау, и чуть дальше и левее - у шоссейного путепровода над железнодорожными путями, но к нам пока никто не лез.
        Потом ситуация стала меняться. Нет, нас все так же не тревожили, но в районе путепровода, за насыпями шоссейных дорог и у поселка Гюнау стали явно накапливаться немецкие зольдаты, притащившие с собой и кое-какую артиллерию, выглядевшую явно солиднее 37-мм «колотушек». После недолгих переговоров по радио Баскаков дал приказ на открытие огня. В первую очередь из пушек БМП были обстреляны артиллерийские упряжки, но и на пехоту тоже обрушился огонь пулеметов и АГС.
        Фрицы были, разумеется, не в восторге, и тут же начали отвечать. Из-за домов и из-за насыпи ударили замаскированные до поры пушки. По нам, кроме минометов, отработали две батареи - одна 10,5 сантиметровых гаубиц, и одна батарея зениток, знаменитых «ахт-ахт». И вот тут нам сразу стало кисло. А под прикрытием огня с нами перебежками стала ловко сближаться фрицевская пехота.
        «Штурмовые группы, млять!» - с этими парнями сталкиваться мне никак не улыбалось. Хотя наши пулеметчики всячески пытались подловить этих шустрых «белокурых бестий» в фельдграу, но «партизаны» есть «партизаны» - успехи у нас были более, чем скромные.
        При очередном взрыве по каске что-то ощутимо звякнуло, да так, что голова мотнулась в сторону. Этот взрыв щедро осыпал меня землей, и мне пришлось с трудом отплевываться от песка на зубах - вплоть до полного истощения слюны во рту - и аккуратно протирать запорошенные глаза. Когда я проморгался, фрицы оказались совсем близко, и я пристроил автомат на бруствер, стараясь успокоить разволновавшееся сердце и дыхалку, чтобы не все пули пускать в «молоко».
        Несмотря на то, что траншея нашего взвода дружно огрызалась очередями автоматов и пулеметов, несмотря на то, что с пригорка за нашим правым флангом частил АГС, накрывая поле перед нами кустиками разрывов, несмотря на несколько сработавших МОНок, фрицы упорно лезли вперед. Перед высотой 47,0 они напоролись на целое минное поле, и вынуждены были откатиться, замысловато декорировав склоны высоты своими трупами. Но фрицев было много, очень много, они, несмотря на потери, все лезли и лезли, и от Эльблонга выдвигались все новые и новые группы. Хорошо, что наша артиллерия не сплоховала, и фрицевские пушки и минометы снова вынуждены были замолчать, спешно меняя позиции, чтобы их не разнесли вдребезги. Но слишком жидким было прикрытие всего из одной роты, чтобы запросто остановить напор фрицев на столь обширном участке.
        Вдруг за моей спиной взревел движок БМП и машина, выпустив клубы сизого дыма, выползла из ложбинки, где пряталась до поры, прямо по крутой насыпи на шоссе. Резво набирая скорость, БМПшка помчалась вперед, поливая позиции вермахта на окраине городка из пушки и пулемета. Судя по номеру, это была машина управления взвода.
        - Дурак! - других слов я для комвзвода не нашел. - Куда он смотрел! Они же сейчас нарвутся!
        Но отчаянный экипаж пока не нарывался. То притормаживая, то резко бросаясь вперед, БМП продолжала долбить по немецким позициям, а разрывы снарядов вставали все время в стороне от хищного остроносого корпуса боевой машины.
        На какое-то время я отвлекся от созерцания этого зрелища, потому что пули немецких Маузеров уже долбили в бруствер. Я успел сменить магазин, и продолжал лупить скупыми очередями по настырно лезущим фрицам. Краем глаза я заметил, как задрался в небо ствол ПК неподалеку от меня, - первого номера отшвырнуло назад, а второй медленно сползал по стенке окопа, уткнувшись в сыпучую землю лицом. К пулемету бросился Тюрин, и ПК снова завел свой солидный перестук.
        Снова бросив взгляд на поле, я увидел, что БМП круто развернулся, скребя гусеницами по асфальту, и соскочил с шоссе, резко клюнув носом, съезжая с крутой насыпи. Машина помчалась по полю, не сбавляя скорость, и продолжая вести огонь. Но теперь в игру, помимо пушки и пулемета, включились еще и гусеницы. БМП шла прихотливым зигзагом метрах в ста перед линией нашей траншеи, то и дело наезжая на залегших фрицев, и продолжая строчить из пулемета по тем, кто, не выдержав, пытался метнуться в сторону.
        Однако здесь переменчивое военное счастье все же изменило дерзкому экипажу. Сразу несколько разрывов встало буквально впритирку с БМП, было видно, как от нее полетели в стороны какие-то обломки, и машину повело в сторону, закрутило, и она, наконец, встала посреди поля.
        - Ну, все! Сейчас накроют… - пронеслось у меня в голове. Мне было видно, как из верхнего люка вывалился и перекатился по броне на землю человек в темном комбинезоне, а затем распахнулись двери десантного отделения и из них вывалился еще один. Я полоснул длинной, почти неприцельной очередью по тем немцам, которые были в моем секторе обстрела, чтобы помешать им отстреляться по ребятам. У покинутой машины встало еще несколько разрывов, заставив ребят ничком броситься на землю, и БМП густо задымила. Мехвод и стрелок перебежками стали сдвигаться к нашим позициям, но, не добежав шагов двадцати, мехвод (наверное, в комбинезон одет был именно он), споткнулся и завалился на бок. Стрелок кувырком переместился к нему, и попытался тащить его волоком, что у него не слишком-то получалось.
        - Прикрой! - заполошно заорал я, поворачивая голову к Тюрину, затем встал в рост, выпустил еще одну длинную очередь в сторону залегших немцев, присел, воткнул в автомат последний снаряженный магазин из подсумка, и одним махом перевалил через бруствер, не успев даже удивиться собственной прыти.
        По-пластунски, но с бешеной энергией перебирая руками и ногами, я двинулся к экипажу БМП. Подполз, короткая очередь по фрицам, и мы вдвоем со стрелком, стиснув зубы, поволокли мехвода к траншее. Остановка, передышка, еще одна короткая очередь по фрицам - на этот раз стрелок поддержал меня из Стечкина («не попадет, так хоть чуток пугнет» - подумал я) - и снова тащим тяжелое обмякшее тело мехвода к спасительным окопам.
        И тут я почувствовал, что по спине как ломом звезданули!
        - Мать его….! - завернул я, шипя сквозь зубы. Но… руки-ноги двигаются, боль жгучая, но не смертельная. Надо ползти, а там видно будет, насколько сильно меня угостили. Кривясь и кусая губы, я вскинул автомат и отсек еще пару патронов по некстати для себя приподнявшемуся немецкому зольдату. Попал - не попал, хрен его знает, ибо все плыло перед глазами (а у меня и так зрение не ахти), но несколько секунд на последний рывок я выиграл.
        Когда три наших тушки - две заполошно дышащих, а одна глухо, едва слышно среди звуков боя стонущая - перевалились обратно в траншею, пулемет Тюрина продолжал выстукивать свою смертельную дробь. Спасибо ему, поскольку он качественно прижимал гансов к земле и редко кто из них мог спокойно выцеливать нас на поле.
        «О-о-о!» - жгучая боль, после того, как схлынул азарт игры в прятки со смертью, и я осознал, насколько близко я был на этот раз от свидания с косой, вышибла из меня остатки воли и самообладания. Но ничего еще не кончилось. Я немного отстраненно фиксировал, как стрелок-башнер, даже не посмотрев, в каком состоянии его товарищ мехвод, подхватил со дна траншеи автомат одного из убитых пулеметчиков и пристроился неподалеку от Тюрина, сразу начав огрызаться короткими, но частыми очередями.
        «Гранатой - огонь!» - заорал Тюрин. Значит, фрицы совсем рядом. Наши в окопе стали швырять гранаты, впереди загрохотало. Я сам, немного тормозя, потянулся к гранатному подсумку, но вдруг перед моими глазами мелькнула до боли знакомая по кинофильмам фрицевская граната с длинной деревянной ручкой, и мое тело среагировало само - каким-то невероятным вывертом крутанув автомат, я, как ракеткой, врезал прикладом по этой летящей ко мне гадине, готовой нашпиговать меня осколками. Боль в спине ожгла так, что я смог издать только сипение враз пересохшим горлом и рухнул на дно окопа. Бах! Бах! - рвануло что-то неподалеку от меня, и на спину мне малость сыпануло песочком. Видно, часть брошенных гранат все же влетела в траншею…
        Сознание, впрочем, оставалось еще со мной, хотя я воспринимал все вокруг, как будто меня обложили ватой, сунули в густой туман, да еще и залили чем-то глаза… Грохот близких разрывов. То ли ручные гранаты, то ли фрицы напоролись на противопехотные мины… Затем где-то вдалеке, в стороне города, резко усилилась стрельба. Грохотали башенные пулеметы КПВТ, рычали автоматические пушки, долбили какие-то гораздо более солидные системы, и все это на фоне сплошного дробного перестука автоматов. Почти над самой головой гулко задолбил КПВТ. Я лежал, как-то отстраненно вслушиваясь в какофонию боя, которая, то уплывала куда-то за пределы восприятия, то вновь накатывала на меня.
        Некое подобие самоощущения вернулось ко мне, когда чьи-то руки стали меня переворачивать, и боль в спине прорезалась жгучей вспышкой. Я засипел сквозь прикушенные губы, но сознание упорно оставалось со мной, не давая мне провалиться в спасительное забытье.
        - На живот его кладите! - рыкнул солидный бас у меня над головой. - Не видите, олухи царя небесного, у него вся спина в крови!. Крепкие руки неделикатно вцепились в меня и водрузили на носилки. Рывком я воспарил над траншеей, а затем, с толчками и раскачиванием, поплыл над землей. Повернутая набок голова позволяла мне созерцать редкие воронки, вытоптанную местами сочную зеленую траву, края траншей с кое-где валявшимися автоматными гильзами, пару трупов в фельдграу, чьи-то ноги в берцах и камуфляжных штанах, выше колен разлохмаченных и пропитавшихся кровью, маузеровскую винтовку, которую еще сжимала оторванная кисть, немецкую каску с пулевыми пробоинами, немецкую же противогазную коробку, «банку» - круглый магазин от РПК, колеса стоящего неподалеку БТР, а, скосив до предела глаза, я мог наблюдать размеренно топающие ноги одного из санитаров, доставлявших меня по назначению…
        В медицинском взводе, когда принялись за мою обработку, выяснилось, что пуля из немецкого карабина, ударив вскользь по моему бронежилету, сковырнула и изуродовала пластину, что наградило меня поверхностной, но весьма обширной рваной раной на спине. Ну, что за невезуха! Швы мне наложили, и теперь несколько дней придется вылеживать - хорошо хоть, что не в госпитале в Калининграде, а рядом с ребятами, тут же, в занятом нами Эльблонге.
        Этот бой дорого обошелся и нашему взводу, и всей нашей роте. Если бы не превосходство в вооружении, позволившее нам сильно проредить вал кинувшихся на прорыв фрицев, они втоптали бы нас в пыль. Однако, несмотря на убийственный огонь из автоматов, пулеметов, минометов и пушек, несмотря на минные поля перед позициями роты, группа фрицев последним броском все же ворвалась в траншею нашего взвода, и я выжил, наверное, только потому, что меня, залитого кровью, лежащего ничком, приняли за убитого. Выжил и раненый мехвод, которого мы вытаскивали, но ему досталось крепко - пуля в бедренной кости, касательное ранение грудной клетки - пуля застряла в ребре, и еще одна пуля вошла под правую ключицу. Мой комвзвода Тюрин получил две пули в легкое навылет, и было еще неизвестно, выкарабкается ли он после этого ранения. А вот башенный стрелок, вместе с которым мы волокли раненого мехвода, погиб - ему досталась пуля из нашего КПВТ, когда на него навалилась целая толпа фрицев. Так его и нашли - под этой кучей трупов в фельдграу, порванных очередью из крупняка.
        Из воспоминаний наводчика Flak35 (88 mm), гефрайтора люфтваффе:
        «…Гарнизон Эльбинга получил немалые подкрепления. Отовсюду в город стекались учебные подразделения пехоты, артиллеристов, танкистов, отряды морской охраны, подразделения СС и фельджандармерии, и даже подкинули что-то из резервных соединений. Наши батареи, ввиду выявившейся бесперспективности стрельбы по ужасным новым самолетам русских, были поставлены на прямую наводку для борьбы с бронированными целями.
        Напор русских с утра 27 июня был страшен. Они накрывали позиции нашей артиллерии с нескольких залпов, как будто в каждом чердачном окне торчал их корректировщик с рацией. Но сбившиеся с ног фельджандармы не смогли обнаружить ни одного. Вскоре северо-западные и северо-восточные окраины города превратились в арену уличных боев. Русские бронемашины с крупнокалиберными пулеметами давили огневые точки, пробивали щиты артиллерийских орудий, а их немногочисленная, но до зубов вооруженная автоматическим оружием пехота методично продвигалась вперед. Их ручные пусковые установки для ракет стали своего рода „карманной артиллерией“, которая могла бить из-за каждого угла, из-за каждого дерева, не оставляя защитникам города никаких шансов. Тем не менее, наши парни держались крепко, стараясь метким огнем выбивать наступающих русских. К сожалению, те редко предоставляли такие шансы.
        Наше орудие долго избегало артиллерийского огня русских - его оставили замаскированным в засаде на южной окраине города. Когда клещи русского наступления стали сжиматься, командование решило прорываться на юго-восток. Мы же должны были дать отпор русским, если те попытаются преградить путь нашим войскам.
        Решение прорываться в этом направлении оказалось верным - у русских там было не так много сил, и им приходилось драться с нами не среди городских строений, а в поле. Наши солдаты вплотную приблизились к позициям противника, когда вдруг им навстречу выскочил легкий танк русских и с сумасшедшей скоростью устремился к городской окраине, непрерывно стреляя из пушки и пулемета. Был отдан приказ - пустить в дело нашу зенитку. Маскировочная сеть и ветки, укрывавшие ее, были отброшены, мы стали разворачивать орудие в сторону русского танка, как вдруг очередь автоматической пушки ударила по станине, сотрясая орудие, оглашая воздух визгом рикошетов, и выбивая искры. К счастью, никого из расчета не задело, и Карл-Фридрих, наш заряжающий, уже закинул снаряд в казенник, а я закрутил колесики наводки, как один из солдат пехотного прикрытия заорал - „Камрады! У вас ствол пробит!“.
        Цум Тойфель! Что за невезение! Хотя при осмотре орудия выяснилось, что ствол цел, а пробит только накатник, мы все равно оказались не у дел. Однако и русский танк, доставивший нам эти неприятности, тоже поплатился - мы видели, как два уцелевших орудия из батареи 10,5 сантиметровых гаубиц, успевших сменить позицию, чтобы уйти из-под обстрела русских, все-таки накрыли этот танк одним из залпов.
        Я видел, как наши парни пошли вперед, подобрались на дистанцию гранатного броска, а затем коротким рывком ворвались в русские окопы. Путь вперед был открыт!
        Но тут поле перед нами и нитка шоссе, по которой уже стала выдвигаться артиллерия и несколько грузовиков, вспухли от снарядных разрывов, а справа и слева показались русские легкие танки и два ужасных даже на вид русских тяжелых танка. Проклятые русские дождались, пока мы выйдем за стены города, и бросили в бой свои резервы, охватив нас с трех сторон. Это была страшная бойня. Русская пехота не пошла в атаку, пока поле сражения и наши позиции вдоль городской окраины не были перепаханы артиллерией и минометами, и не прочесаны крупнокалиберными пулеметами. Моя верная Erma огрызалась очередями, пока у меня не закончился магазин. Сменить его я не успел - в мой автомат ударило несколько пуль, вырывая его у меня из рук, а когда я снова мог шевелить онемевшими от удара пальцами, на меня уже смотрели два автоматных ствола, которые держали русские пехотинцы в камуфляжных куртках. На конце одного из стволов мелькнул огонек короткой очереди, меня с силой двинуло в правое плечо, развернуло и швырнуло на землю. Почему они меня не добили? - спрашивал я сам себя, когда все кончилось. Я не знаю точного ответа…»
        Сергиив Виталий Александрович, Глава Тамбаровского районной администрации, Оренбургская область.
        Вот и настала пятница. Последний рабочий день на этой длинной неделе. Утро выдалось сырым и не по-летнему прохладным, остатки холодных воздушных масс 2010-го с боем сдавали последние позиции. Бегать по двору я не стал, ограничился зарядкой на свежем воздухе. Подбросив жену в школу, а подъехав к администрации, я сам отвел сына в расположенный прямо за ней детский сад. К восьми я уже был в своем кабинете и примерял новое удобное кресло подобранное и купленное завхозом за моё суточное отсутствие. Старое было не хуже, просто оно ещё хранило последнее тепло своего прежнего хозяина, не давая мне почувствовать себя хозяином положения.
        В 8.30 провел общую планерку, выдав всем новые вводные. В 9.00 ч. прямо у меня в кабинете представил Тамбаровскому поселковому совету его нового Главу. Просмотрев корреспонденцию и подписав кучу бумаг к 10, выбрался в район. Заехал в РОВД, на восстанавливаемый нами хлебозавод, забрал на обед жену из школы. Когда ехали домой, она меня ошеломила новостью:
        - Виталь, ты к Торогиным на похороны пойдешь?
        - Кто умер-то?
        - И Эльза Петровна, и Виктор Иванович.
        - Когда?
        - В четверг еще, вечером.
        - Почему раньше не сказала?
        - Так я сама утром в школе узнала.
        Я повернулся к водителю:
        - Иван, ты знал?
        - Тоже с утра.
        - А почему мне не сказал? Сам или Ирина!
        - Так опасаются все. Вы же, Виталий Александрович, на похороны во вторник не пошли и других не пустили, вот и не стали вас беспокоить немцами.
        - Идиоты. Вези. В ДОСы вези, вынос же скоро.
        Похоже, что мои метания по похоронам предшественника истолковали как нежелание немца хоронить, так ведь я же отпустил на похороны почитай всех его друзей, подруг и родственников! Да, вот и ударила меня моя же палка вторым концом.
        Подъехав к пятому ДОСУ, я отпустил водителя на краткий обед, а сам с женой поднялся на второй этаж. В уютной «двушке» на втором этаже пахло ладаном, дверь была не закрыта. В коридорчике меня встретил Владимир Петрович Шафер - брат покойной, и мой, через дорогу, сосед. Его взрослые сыновья Алексей и Костя тоже были здесь. Я обнял их одного за другим, спросил, не нужна ли помощь. Они почти всё сорганизовали сами, бортовой ЗИЛ и автобус жилкомхоза (где Алексей был главным инженером, а отец его механиком) уже ждали внизу, совет ветеранов помог в остальном. Его председателя старшего прапорщика в отставке Андрея Сергеевича Чемаева я встретил в зале, ставшем сегодня покойницкой. Постояв у гробов, мы вышли на площадку. Андрей Сергеевич закурил, я не курил, но сегодня попросил сигарету, надо было хоть немного успокоиться.
        Виктор Иванович Торогин был подполковником ВВС в отставке. Потому Совет ветеранов и помогал с похоронами. По новому календарю ему было всего 6 дней отроду. Его отец успел увидеть сына и в первый же день Войны ушел на фронт. Немцев он ненавидел потом всю жизнь. А сын привел в дом volksdeutsche… Эльза Петровна была из высланных к нам в том 41-м поволжских немцев. Она любила мужа, но всю жизнь плакала 9 мая, горько плакала… Единственный сын их Владимир жил в Калининграде, шесть дней назад он, кадровый старший лейтенант запаса, был мобилизован и погиб на второй день под Мамоново. Невестка же с сыном попали в четверг под налет Люфтваффе. Сбитый мессер, падая, протаранил их квартиру… Эльза Петровна приняла новости стоически: не проронив ни слезинки, она пошла на кухню, написала записку о гибели невестки и внука и приняла 10 таблеток снотворного. Виктор Иванович, вернувшись из военкомата, нашел жену уже мертвой. Торогин вызвал скорую, позвонил шурину, но сердце не выдержало, и скорая отвезла в морг уже двоих.
        Стали подходить соседи, отставные военные, немногочисленные родственники. Мы один за другим вынесли на руках на улицу два гроба. Поставив их на стулья у подъезда, дали проститься соседям. В два часа подняли их на руки и понесли до дороги. Там подняли домовины в кузов ЗИЛа и медленно пошли за ним на кладбище.
        Иван, подъехал уже к погосту. Отправив с ним жену, я остался до конца похорон. Мелкий дождь возобновился и надгробные речи, и ружейный салют шли уже под плач природы. После родственников и сослуживцев короткое слово сказал и я, бояться за должность перед лицом смерти мне было противно.
        - Покойных я знаю давно: пятнадцать лет как они вернулись из Калининграда - последнего места службы Виктора Ивановича. Меня всегда восхищала эта семья. Горести и радости они переносили вместе, как единое целое. Их взаимное уважение и поддержка служили образцом семейных отношений. Они дети военного лихолетья всей своей жизнью показали нам ценность нашего единства, общность нас как единого целого. И сегодня когда нам выпала участь и честь снова встать за наш народ, не допустить тех горестей и бедствий, через которые пришлось пройти нашим родителям и деда мы должны учиться на жизненном примере супругов Торугиных. Мы единый народ, прошедший через общие испытания, вместе постоявшие великую страну, вместе пережившие её ошибки. Сегодня Мы - люди 21-го века, надежда и пример для человечества, мы не должны повторять вчерашних ошибок, мы должны жить, уважая и поддерживая друг друга, так как прожили всю свою жизнь Виктор Иванович и Эльза Петровна Торугины. Пусть земля им будет пухом!
        Опустив гробы на рушниках, и бросив по горсти земли в могилу, мы, меняясь, под ружейные залпы, засыпали её лопатами. Поставив над лютеранкой и коммунистом два православных креста, мы поехали на поминки. Пройдя первым столом, к 4 часам я вернулся на работу.
        Остаток рабочего дня прошел в целом буднично. Разбор документов, подписание распоряжений, прием подчиненных… В пять пришли из районного отдела образования - утвердить план на первую неделю каникул. В целом план неплохой, но просмотр младшими школьниками и детсадовцами роммовского фильма «Обыкновенный фашизм» едва не взорвал меня. Заставь дураков Богу молиться… Что будет говорить лучший наш учитель начальных классов Лидия Кляйн своим первоклашкам? Что будет после этого с Машей Шафер в детском саду?… Из предложенных мероприятий я фильм исключил, но назначил на воскресение на 12 дня его просмотр в ДК. Чиновников администраций обязал прийти с семьями. Нам нужно было самим взглянуть в глаза тому ужасу, который был остановлен нашими дедами и который волей рока снова идет на нас. А заглянув, объяснить себе и своим детям, как остановить нацизм, не пустить это зло в этот мир и в свою душу.
        Боже! Как трудно сидеть здесь в тылу и выпалывать зубы дракона, в то время когда желторотые пацаны там снова взрывают себя под танками! Может в понедельник ещё раз напрячь военкомат? Даже если не доверят стрелять, то ведь против этих гадов пригодятся и военюристы! Чу, дезертир! Твой окоп здесь! Как там сказал Президент: «Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всём мире».
        В этот день я не стал задерживаться на работе. Иван подвез мою супругу до администрации. Забрав сына из сада, мы, втроем, держась за руки, по расцветающему карагачиными крылатками парку дошли до дома. После ужина я долго говорил с мамой, о войне, о моем деде, об отце, о любви… Много, много о чем говорил с самым родным моим человеком. Сын, наигравшись, тоже пришел к нам. Пристроившись у меня на коленях, он слушал наш разговор и тихо заснул. Я перенес его в кроватку, и, глядя на него, долго думал, какой же мир я передам ему. Мир, в котором мы снова разбазарим плоды трудов поколений и Великой Победы или мир где мы не позволим никому навязывать нам свои правила?
        Перенос за прошедшие шесть дней кровью провел границу между Мы и Они. Весь мир за советскими границами отличен от Нас. Мы люди 21-го века и у нас своя история, свое право! Право нашего времени! Где то здесь лежит решение нашей коллизии! Где-то здесь… Похоже с этой мыслью надо переспать.
        Алексей Шкодин. Финансист.
        Ветер, чёртов ветер… Дистанцию я измерил лазерным дальномером, настройки прицела вывел через баллистический калькулятор в смартфоне (ввёл угол возвышения, дистанцию, а программа выдала ответ), но ветер… Здесь я его измерил, а что там дальше, в половине километра, на стене ущелья?
        Первые два выстрела ушли «в молоко», но третий выбил заметный фонтанчик в четырёх метрах слева от душмана.
        Хрякс! Вражина засёк меня, и его пуля разбила камень совсем рядом с моим укрытием. А вот хрен тебе. Тебе нужно болт передёрнуть, а у меня полуавтомат. И магазин на двадцать патронов. И поправку на ветер я уже знаю.
        Бах! Бах! Бах! После второго выстрела я вижу в оптику, как брызгают мозги душмана, но по инерции стреляю ещё раз. Повезло! С пятисот метров с пятого выстрела поразить цель… Да здравствует техника двадцать первого века. Причём в голову, но это уже чистая «везуха».
        - Макс!
        - Всё за…сь. - Брат притаился за капотом грузовика, но его калаш сейчас малополезен. Даже с оптикой из семьдесят четвёртого стрелять на полкилометра - лотерея, да и пулемёт из калаша тоже не получится.
        Смотрю вокруг, но целей больше нет, а через пару минут по колонне приходит команда «отбой».
        Вот и сомневайся в том, что Бог - есть. Без каравана, хрен бы мы куда доехали, так как дороги сорок первого года располагались не там, где их показывали атлас и гугло-карты. Не говоря уже о том, что душманы бы нас сожрали не поперхнувшись. А так, банду засекли, и вместо нападения на конвой получилось нападение на банду. Нельзя сказать, что душманов разделали «всухую». У нас оказалось несколько раненых и даже убитый - эрзац-снайпер, которого я подстрелил, оказался неприятным сюрпризом, он открыл огонь, когда вражескую засаду уже раздолбали гранатомётами и расслабились. Первым выстрелом эта сволочь сняла нашего «штатного» снайпера с СВД и заставила гранатомётчиков залечь. А кроме меня ни у кого точного оружия не оказалось почему-то.
        Что было после боя, запомнилось смутно. Самые яркие моменты - жена, вылезшая из-под джипа с автоматом в одной руке и плачущей Майей в другой, и Макс, хлопающий по спине и поздравляющий с «боевым крещением». Действительно - ощущения совсем другие, чем от расстрела ДАИшников. Вроде бы и там и тут убивал ради безопасности семьи, но сейчас как-то более честно… Может потому, что в меня тоже стреляли? Или же убив однажды, убить во второй раз намного легче? Наверное, я никогда не узнаю ответа - излишнее самокопание чревато психическими заболеваниями, а мне есть ради чего жить.
        Майор Анатолий Логунов, начальник технического отряда.
        День как день. Ночь, если быть точным. Сижу у открытой дверцы и настороженно вглядываюсь в темноту через свой ПНВ. Еще пару секунд. Есть, крайний покинул борт, движки пошли на разгон, взлетаем. Осторожно сдвигаю кронштейн пулемета на место, закрываю дверь. Блин, а ведь замерз. Вроде и летняя ночь, а прохладно. Так, глядишь и мой друг «радик» проснется. Хотя и говорят, что во время войны люди не болеют, но пока не очень в это верится
        Так, еще примерно минут двадцать до следующей точки есть, можно покемарить. А то вчера за день только полчаса и прихватил. Нет, ну бардак все же и у наших и белорусов - состояние перманентное. Если же несколько разных структур взаимодействуют - вообще неустранимое. Весь день вчера вопросы с ремонтом «тридцать третьей» решал. Вот и воюем вместе, и государство союзное, а ведомства все равно друг друга не признают. Хотя, что о белорусах говорить, если даже наши авиаторы на нас как на чужих смотрят. Вот и все взаимодействие, блин.
        Ага, прикемарил чуть. Кажется, только на ящиках пристроился и чехлом укрылся, а уже пора глаза открывать. Чего-то мне не по себе. Неужели какая-то заподлянка впереди? Всего делов и осталось - подобрать группу Серого, через фронт перелететь и все. Хм, пойду, гляну, что там у летчиков творится. Ну, нихренаськи! Сразу из всего долбанули. Эх, не зря у меня выпуклая часть спины чего-то ощущала, вот тебе и происшествие, ага. Блин, а чего это мы снижаемся, вроде же «тридцатый» должен был бойцов подбирать?
        Тьфу, черт, я ж от СПУ отключился!
        - … дверь, как слышишь? Группа эвакуируется под огневым воздействием, приготовиться к ведению огня.
        - Командир, борту. Принял.
        - Борт, командиру. Чего тогда, твою мать, молчал? Спишь, борт!
        - Командир, борту. Виноват, СПУ отключил.
        - Твою мать, стреляй же!
        Не, под огнем как-то некомфортно, хотя бы и неприцельным. Дал пару очередей по огонькам, мелькающим с моего борта где-то внизу, а тут и вертолет завис невысоко над землей. Едва успел в сторону отскочить и пулемет убрать, как в дверь заскочили двое. Один - точно Серый, а второго я даже и не узнал, вместо лица маска из грязи, крови и прилипших листьев. Они втащили поданного с земли раненого, тоже всего измазанного до полной неузнаваемости, отволокли его в темпе в сторону и положили на оставленный мною чехол. Из-под повязок на пол капали темные капли. В нос, казалось бы, навечно забитый ароматами керосина, АМГ и кордита, ударил тяжелый знакомый запах. Кровь…
        Одновременно в кабину заскочили еще двое. И все? В группе было восемь. А где же еще трое? Видимо поймав мой вопрошающий взгляд, Серый махнул рукой, характерно чиркнув по горлу большим пальцем. Ну, ни… фига же себе. Такие потери, как помню, наши спецназовцы даже в Афгане редко несли.
        Впрочем, это я опять отвлекся. Хорошо, что ПК у меня под рукой. Сразу, едва освобождается дверной проем, на полном автомате разворачиваю его в боевое положение и даю длинную, как любил писать один популярный в свое время фантаст «на расплав ствола», очередь в невидимых в темноте гансов. Впрочем, судя по тому, что в обшивку пули уже не бьют, их «тридцатый» тоже неплохо угостил. Ну, ничего и моя очередь лишней не будет, глядишь одного, а то и парочку фрицев положу. Негуманно радоваться чужой смерти? Так я их к нам не звал. Как говорится, кто к нам с чем, тот того и огребет.
        Вертолет стремительно набирает высоту, а я перебираюсь к бойцам, возящимся с раненым другом. Кстати, замечаю, что повязки на всех, только один Серый не задет ни разу. Везунчик, что и говорить. Только вот как же он троих потерял? Пока помогаю обновить повязки, успеваю достать из тайничка заветную фляжку и даю глотнуть мужикам для бодрости. Осторожно перематываем бинты, стараясь не сильно будоражить беднягу. Получается не очень, все же опыта у нас не хватает. Раненый теряет сознание. Ладно, хоть кровь удалось остановить. Я не врач, но, похоже, его здорово задело осколками, кажется гранатными. Черт, повязки, новенькие чистенькие стремительно пропитываются кровью. Бегу к летчикам, прошу прибавить, иначе можем не довезти.
        Возвращаюсь, делаем еще по глоточку и тут Серого прорывает. Он начинает, матерясь от души, рассказывать, что произошло. Если убрать междометия и нецензурщину, получается примерно следующее - они имели задачей выйти на важный штаб противника. Сбросили их вчера ночью, днем, отлеживаясь в лесу, они отследили направление интенсивного потока легковушек и мотоциклов. Как стемнело, рванули в ту сторону. Не задалось с самого начала, наткнулись на пост фельджандармов, которых пришлось тихо убрать. После этого Серый вышел на связь и доложил о проколе. Вместо «бати» на связи был какой-то важный чин из совместного штаба группировки, он и приказал продолжать выполнение задачи. Продолжить-то они продолжили, дальше двинулись. Как оказалось - прямо в пасть волка. Пропажу поста немцы засекли и на их тропу сели. С собаками, с броневиком. Даже и не фельдполиция, а хорошо подготовленная пехота. Как бы не ягдкоманда какая-нибудь эсэсовская, многие, как Серый успел заметить, в камуфляжных рубахах были. Да и пистолетов-пулеметов у них много оказалось, не сравнить с обычными частями. В общем, прижали группу плотно,
пришлось отстреливаться. А у немцев еще и минометы оказались, пятидесятимиллиметровые. Вроде игрушки, а под прикрытием пехотного огня поближе перенесли, за холмиком установили и начали минами засыпать. Двоих сразу насмерть, Барса с Чебурашкой ранили. Ну, Барс и остался их прикрывать. Пока он там отбивался, они оторвались и вертолеты вызвали. Вот так. А штабная крыса больше на связи и не появлялась.
        Да, не завидую тому подполу, если его Серый найдет. А он найдет, из-под земли достанет, он насколько я успел его узнать, он такой отмороженный и есть. По-моему - типичный спецназовец, они все немного подвинутые с точки зрения нормального человека. Хотя, если в обычной обстановке - люди как люди, и друзья отличные, лучше не бывает. Но вот специфика профессии…
        Фронт проскочили без приключений, на площадке уже ждал санитарный вертолет, и мы аккуратно перегрузили в него раненого Чебурашку, чье настоящее имя я так и не узнал. Мы занялись обслуживанием и ремонтом техники, а группу Серого забрал другой вертолет и увез на МПД. Кстати, нам приказали оставаться здесь и готовиться. Судя по всему, наступление началось, раз нас назад уже не оттягивают.
        Н-да, вот это интересно. Привезли нам систему минирования вертолетную, спецы понаехали и полдня ее монтировали. Оказывается, ночных вертолетов не хватает, да и самолеты преимущественно днем работают, ну а немцы наловчились ночами небольшие группы автомобилей и подкреплений перемещать. Вот один наш вертолет и дооборудуют, чтобы вечерком вместе с несколькими десятками других засыпать эти дороги с воздуха, наглухо отрезав фронт от притока подкреплений. Я подумал, и мы переоборудовали «тридцатку». Пока пусть помотается на минирование, тем более что к ночи отремонтированный «тридцать третий» обещают.
        Проснулся под вечер от грохота. Нифига себе. Артподготовочка пошла, точно. А с чего это вечером… Понял. Все же у нас с ПНВ немного (хе-хе) лучше, чем у фрицев, наверное, решили, что ночью будет проще наступать. Так, пора и самому, технику готовить. Интересно, что для нас придумали? Понятно, опять в тылу шебаршить будем. Только кроме высадки групп еще и НАРами поработать придется. Теперь вообще непонятно, кто такое выдумал. Значит, высаживаем группу и по ее наводке долбаем цели. Хм, что не хватает боевых машин, что ли? Хотя… если учесть, что большинство «крокодилов» - дневные, Ка-50 дай бог эскадрилья на весь фронт наберется, то, может, и целесообразным посчитали наши «мишки» ночью с новыми ракетами применять. Все же и летчики, и техника для ночных действий предназначены. Ладно, полетаем, посмотрим.
        Так, а что это нам привезли такое, новенькое. Наконец-то вживую увидел С-13 «Тулумбас». Да, такая дура, что мало не покажется. И даже управляемый вариант привезли, гляди-ка. Будем, значит, на подсветку бить.
        - Давай ребята, напрягись. Вешаем!..
        - Запуск.
        - Есть запуск.
        Пошли, родимые.
        Одесса. Военный пенсионер Сергей Акимов.
        Проснулся по звонку будильника на мобильном - он своим «Прощанием славянки» и мертвого поднимет. Еле оторвал голову от подушки - вчера допоздна засиделся на работе - за время пребывания на пенсии довольно значительно изменилось законодательство, да и законы военного времени, переданные из Департамента Интернет-почтой тоже необходимо знать. Хорошо стало с сохранением тайны - за границей Интернета нет, так что перехватить информацию некому.
        Быстренько перекусив и сунув в наплечную сумку тормозок, с вечера приготовленный женой, выскочил за дверь, торопясь на маршрутку. Можно было бы взять машину зятя - его все же призвали - 112-ю Ладу, да до стоянки идти далеко, и с бензином проблемы. Пока ждал «Богдана», возле остановки тормознул свой «Ниссан» сват - он работает на нефтеперерабатывающем и имеет возможность заправиться - и подкинул меня до Пересыпского моста. Оттуда можно и трамваем от кольца прямо до работы доехать. Сват раньше был ярым ревнителем независимости Украины, из-за чего мы частенько спорили, правда, скорее теоретическим ревнителем - ни в митингах, ни в демонстрациях не участвовал, разрываясь между работой, домом и дачным участком. Теперь же, после начала войны, резко изменил свои воззрения и всю дорогу меня активно агитировал за объединение с Россией и Белоруссией, а еще лучше - восстановление Союза.
        - Если весь остальной мир живет в сорок первом, а мы - в две тысячи десятом, то представляешь, что можно стать сильнейшей державой планеты и диктовать свою волю всем, а не ждать, что пиндосы решат, а наши возьмут под козырек и побегут выполнять. Только вместе надо быть, вместе. Экономику восстанавливать, возобновлять кооперацию!
        - Думаю, что к этому дело и идет, правда у нас этот вопрос продавить тяжелее будет - слишком на Западе страны националисты сильны.
        - Так по ним Гитлер как раз в первые дни вместе с недобитыми бандеровцами и прошелся! Думаю, что народ хоть немного понял, что им фашисты несут.
        - Ладно, поживем-увидим. Как у тебя на работе?
        - Работы - море. Еле успеваем перерабатывать нефть. Слава богу, хоть в основном солярку и низкооктановый бензин гоним - все для армии. Девяносто второго и девяносто пятого выпускаем совсем немного. Вот и мост. Пока, удачи тебе!
        - Удачи! - и я побежал к трамвайной остановке.
        В трамвае, как и везде, шел оживленный разговор о войне. Выдвигались самые невероятные версии развития событий: кто-то доказывал, что через неделю наши будут в Берлине, кто-то скептически хмыкал, но все сходились в одном - без России мы может быть и выстоим, но с огромным трудом и кровью. Поэтому надо объединяться.
        На работе, занимаясь служебной писаниной, продолжали внимательно следить за новостями, впрочем, как и все в стране. В информационных выпусках стало меньше проскальзывать панических ноток, появились сообщения об успешных совместных действиях украинских и российских частей. На большей части линии фронта продвижение немцев приостановлено, кое-где они вынуждены отступать. Приводились цифры потерь фашистов, своими размерами вызывающие некоторое недоверие, но, учитывая подавляющее техническое превосходство, вполне могущие быть реальными. Демонстрировались кадры из нескольких освобожденных небольших городов - развалины, пожарища, трупы детей и женщин… Показывали и пленных немцев - пока их немного, но наиболее умные уже ощутили силу и мощь нашего оружия и решили, что лучше жить в плену, чем попасть под залп «Градов» или гусеницы непробиваемых полевой артиллерией танков.
        Было объявлено, что четыре президента (четвертым был казахский) провели двухчасовое видеосовещание, посвященное отражению нападения, взаимопомощи и «другим жизненно важным вопросам, представляющим интерес для всех участников совещания».
        С огромным интересом было выслушано объявление, что Рузвельт и Черчилль прилетят в Москву для консультаций. Черчилль - понятно - Великобритания воюет с Германией и совместные действия приблизят победу. Но Америка пока еще ни с кем не воюет…
        - Эх, договорились бы об объединении, - девчата тоже стали разбираться в политике, - Иначе Черчилль с Рузвельтом начнут обхаживать всех президентов и обязательно соблазнят кого-то. Вон грузинский галстукоед раньше спал и видел, как под крылышко Штатов перейти. Да и в Баку тоже не все в порядке…
        - А зачем они нужны? Допустим Азербайджан - нефть, но у России и своей хватает, плюс казахская. Другие республики Средней Азии или присоединятся, или скатятся в феодализм без поддержки из-за границы.
        Разошлись так, что пришлось рявкнуть:
        - У вас все документы на завтрашнюю отправку готовы?! Пусть сначала хотя бы эта четверка определится и объединится, а то вы уже всю планету поделить собираетесь.
        - Сергей Викторович, а когда война закончится?
        - Я что, господь бог? Немцев побьём - это факт, а когда - не от меня зависит.
        После моего ответа разговор перешел на обыденные темы: кого из знакомых и родственников призвали, что известно о родне, оказавшейся в зоне военных действий, возникающих бытовых тяготах, ограниченном выборе в магазинах…
        - Да, девочки, не скоро придется снова лакомиться импортными продуктами - пока немцев побьём, новые договора на поставку заключат, привезут… А многое из того, к чему уже привыкли, еще и не выпускается - та же аудио и видеотехника, мобильники.
        - А одежда? Моды, что за границей - чудовищные! Я вчера по Интернету посмотрела немного, как представила, что такое сейчас носят - даже поплохело.
        Война войной, а женщины все равно остаются женщинами, и переделать их невозможно. Да и нужно ли?…
        Александр Суров. Разведчик. Москва.
        Прилетели в Москву, выгрузились.
        Ё моё! Сколько народу… А самолётов-то! В голове сразу же появились варианты, кого и что заминировать первым, а что и так надкусать.
        Сводный отряд, не дав даже размять ноги после долгого перелёта почти через всю страну, тут же погнали на погрузку в Ан-12.
        Пока шли на площадку, огляделись: аэродром, не знаю точно какой, но вроде бы Шереметьево, был набит под завязку всевозможными самолётами - от старых «Анов», до каких-то разрисованных и явно гражданских «Боингов» - и почти перед каждым из них стояли шеренги солдат - или высадка, или посадка. Сновали заправщики и тягачи выводили самолёты на полосы, каждые две минуты садился или взлетал какой-нибудь «борт». Разговаривать было невозможно - шум турбин, матюки через громкоговорители.
        Потом наступила моя очередь подниматься по рампе в отсек. Снова металл под подошвами. Снова створки закрывают солнечный свет, и снова крылатый грузовик неторопливо катится по рулёжным дорожкам на взлётную полосу. Его движки словно жаждут взреветь на полную мощность и оторваться от земли в свою стихию.
        Всего два часа в небе и вот мы уже садимся где-то в Белоруссии.
        Чувствовалась война - вокруг аэродрома и прямо на стоянках техники - ЗРК, расчёты «золушек». В небе барражируют истребители. Видны остовы разбитых транспортников, свежие заплаты в бетонном покрытии взлётной полосы, и речь - вроде бы понятная, но с пятого на десятое. Белоруссия.
        Всё ещё идут тяжёлые бои. Обстановка уже стабилизировалась, но всё равно - тяжёлая. Задача сводного отряда войск специального назначения - действуя в интересах так же сводной, армейской группировки, работать по профилю - разведка в ближнем и дальнем тылу противника, налёты, засады и прочее.
        - Товарищи бойцы, надеюсь, все отдохнули? - Вопрос ротного, скорее риторический. - Командирам разведгрупп - к пятнадцати ноль-ноль прибыть на совещание в штаб.
        Нам отвели ангар. Раньше здесь стояли вертушки белорусов. Потом в него попал снаряд - крыша пробита, стены немногим отличаются от решета. Один вертолёт - «восьмёрка» - теперь в виде металлолома громоздится поодаль.
        Но есть и кое-что интереснее битого металла - над базой проносятся, заходя на посадку, пара «Блэк Хоков», судя по всему - «медэваки»! Ого, похоже, тут есть и, судя по всему, - воюет «второй фронт!»
        Они лихо сели на площадках и к ним устремились санитарные машины и технические службы. Если «санитарки» были нашими, то вот «технички» - это «хамви». Сразу же закипела работа. Видно было что люди делают своё дело, несмотря на любую обстановку вокруг.
        А затем пришли и наши отцы-командиры. И привезли с собой много чего.
        Снаряжаясь, я ещё раз повернул голову в сторону севших вертолётов американцев. Но их там уже не было - улетели.
        Надо отдать должное янкесам - несмотря на сошедший с ума мир, они не растерялись - в считанные часы вывезли своих граждан, организовали круговую оборону и смогли три дня отбиваться почти в полном окружении.
        Разбитая прямым попаданием крупнокалиберного снаряда диспетчерская вышка, остовы сгоревших самолётов, битые, обугленные «страйкеры» и «хамви». Результат предательства бывших «союзников», а по сути - «дворняжек», перебежавших на сторону вермахта.
        Но всё же они не растерялись и смогли удержать инициативу в своих руках, используя преимущество в вооружении и оснащении. Все три ночи немцы теряли с трудом захваченные днём позиции - они были слепыми и глухими в отличие от янки с их БПЛА, разведкой, связью и приборами ночного видения.
        Американцы даже тут играли по своим правилам. Пусть и ночью.
        - Боец, - меня вывел из полудрёмы голос дядьки. - Подъём! На инструктаж. Не отлетай Шура!
        Эмигрант Пётр Михайлов. Москва.
        Яркое солнце светило прямо в лицо, а настойчивый стук в дверь напоминал о неудержимой фрау Марте. Я встал и не найдя тапочек, босиком пошёл открывать дверь.
        - Вставайте Пётр Алексеевич, уже десять утра, - Нелюбин выглядел отлично выспавшимся, несмотря на то, что лично привёз меня к особняку в пять часов утра.
        В холле я встретил Штайна.
        - Оскар, - обратился я к нему вполголоса. - А почему ты ввязался в это?
        - У меня нашлась прапрапрабабушка еврейка, и Шелленберг знал об этом, - он усмехнулся. - Во всяком случае, если всё получиться, никто не будет тыкать мне прапрапрабабушкой.
        К нам подошёл Анатолий Иванович:
        - Господа, на втором этаже для вас подготовлено оборудование, пройдите, пожалуйста, вас ждут.
        В комнате, на двух сдвинутых вместе столах были разложены металлические и карболитовые коробки.
        - Здравствуйте! - навстречу нам шёл улыбающийся человек. - Давайте приступим.
        Он продолжал улыбаться, но я явственно услышал: «Опять чайника прислали»
        Ящики оказались электрическими вычисляющими устройствами, считающими намного быстрее человека. Хозяин этих железных мозгов, милостиво избавил нас от теории и просто начал показывать, как можно их использовать. Через четыре часа я мог запустить программу и настроить систему связи, но объяснить, как это работает я не смог бы даже под пытками. У Штайна всё получалось гораздо лучше, ведь вчера половину ночи он занимался с этой аппаратурой.
        После обеда Нелюбин представил нам ещё одного представительного седого мужчину: - Усольцев Николай Николаевич, с завтрашнего утра вы будете работать с ним.
        Он поздоровался с нами и, оглядев с ног до головы, вышел.
        Оставшееся до ужина время мы продолжали осваивать технику будущего.
        Вечером Нелюбин зашёл в мою комнату с компьютером, который они называют мобильным. Он включил его и начал настраивать, дождавшись, когда на экране появиться изображение, он передал устройство мне. На экране я увидел премьер-министра, он заговорил:
        - Микрофиши, полученные от вас, расшифрованы, это полное досье на всю верхушку третьего Рейха, в той истории эти материалы были уничтожены и не фигурировали на Нюренбергском процессе.
        Наше условие для господина Гейдриха, выступление в качестве свидетеля в процессе над нацизмом, сделка с правосудием и участие в программе по защите свидетелей.
        В ином качестве все переговоры исключены. Сегодня ночью вы с группой обеспечения возвращаетесь в Калининград и организуете промежуточную базу для связи с Боргсдорфом. Кодовый сигнал о начале контактов передан и получен отзыв.
        Удачи Вам! Ни пуха, ни пера!
        - Спасибо вам, господин премьер-министр и к чёрту!
        Я передал компьютер Нелюбину.
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Кобрин.
        Стадион в Кобрине располагается в Парке Культуры и отдыха. Правда, правильнее будет сказать - располагался. То, что предстало перед нашими глазами, стадионом было назвать сложно. Это, конечно, не походило на стадион в чилийской столице - не тот размер, нет «чаши» - но все же…
        Путь до стадиона был достаточно долгим, несмотря на сравнительно небольшое, по питерским меркам, расстояние. Колонна шла медленно, водитель УАЗика и все остальные, вслед за ним, старались объезжать воронки и трупы немецких солдат, то там, то тут лежавшие на улицах белорусского городка. Вот навстречу проследовала колонна немцев, человек тридцать, наверное - простых бедолаг из Вермахта, судя по их прикиду. Кто-то - здоровый, кто-то - кое-как перевязанный, но, независимо от состояния здоровья, у них было нечто общее - глаза затравленных волков. Колонну сопровождали два бородатых бойца - в банданах. А, ну да… 17-я бригада… Наверное, гансам понравилось. Интересно, когда их здесь оставляли, те, кто оставлял, понимали, что остающиеся - смертники? Понимали, наверное - ни машин, ни мотоциклов - ничего не видно. Въезжаем в парк. Картина маслом - у въезда противник успел соорудить ДЗОТ. Видимо, надеялись, что это им очень поможет. Интересно, чем в него угодили? Наверное, «Шмелем» каким-нибудь, или другой «шайтан-трубой»? По-любому - хватило. Закрывать амбразуру телом явно не пришлось. Рядом с тем, что было
ДЗОТом - двое бойцов, опять же, в банданах, осматривают тела немцев, еще трое - с интересом изучают железяку, в прежней ипостаси бывшую, очевидно, чем-то вроде пулемета. Рядом с телами немцев - кучка из бумаг, часов, какой-то мелочи. Что скажешь? Кавказ есть Кавказ, война есть война. Через пару сотен метров нас останавливают - по дороге дальше пока нельзя, мины. Ожидание долго не продлилось - только успели перекурить, высыпав из автобусов, перекинуться несколькими словами с белорусскими мотострелками - появился танк. Где они его откопали? Т-62, да еще и с тралом! Вот дают белорусы… Немцы, наверное, офигели от такого старь… Тьфу ты, какое старье - для них это вундервафля натуральная. Танк пошел по дороге, все залегли: береженого - бог бережет, как говорила монашка, натягивая на свечку второй презерватив. Несколько взрывов под тралом - и путь свободен. Грузимся, едем. А вот и стадион…
        Стадион в Кобрине - обычный для небольшого российского украинского или белорусского города объект, из тех, которые называют «наследием советской эпохи». Трибуна с подтрибунным помещением, футбольное поле - газон на момент переноса был еще зеленым, беговые дорожки, сектор для прыжков - словом то, что любому советскому человеку было знакомо еще с детства. Но сейчас… Верх забора - обычного металлического забора, с сеткой - был опутан колючей проволокой. На мачте освещения - устроена пулеметная вышка, между фонарями - тело пулеметчика, чем-то зацепился, висит, зараза, вниз головой. Другое пулеметное гнездо - под крышей того, что здесь считается «центральным сектором». Желтые, красные, синие сиденья с трибун - выломаны и в беспорядке разбросаны по полю. Когда-то светло-бежевое административное здание усыпано выщербинами от пуль, из оконных проемов второго этажа валит дым. На поле - тела. Тела самые разные - взрослые, детские, мужские, женские, в форме, в штатском… Прямо посередине - две «буханки» с красными крестами и ГАЗ-66. Несколько десятков солдат - белорусских, казахских, российских - заносят на
носилках под трибуны тех, кто выжил. Останавливаемся. Выходим из машин и автобусов. К нам тут же подбегает майор, судя по всему - из Казахстана.
        - Начмед бригады майор Турсынбаев. Товарищи офицеры, нам немедленно нужны ваши автобусы и машина. Раненых срочно нужно доставить в госпиталь, дорога каждая минута. Эти сволочи их даже не поили, к реке, гады, не выпускали!
        Губы майора дрожат. Старый и Байжанов дают команду - и два взвода киргизской роты и отделение студентов бросаются вслед за доктором. Да, сейчас они нужнее медикам. С нами остается человек двадцать студентов и киргизский взвод во главе с ротным. Интересно, кто здесь вообще сейчас рулит?
        Тем, кто рулит, оказался Романенко. Его КШМ стояла чуть подальше, в парке. Дорогу нам показал лейтенант Сережа, который, по-моему, с трудом сдерживал рвотные позывы - результат того, что он увидел, пройдя несколько десятков метров по футбольному полю.
        Ситуация выглядела следующим образом: особисты 11-й механизированной успели допросить часть охранников импровизированного концлагеря и выяснить, что «отличилась» 907-я рота фельджандармерии из жандармского батальона ГА «Центр». Всего в роте, полностью сосредоточившей свои усилия на «работе» с населением Кобрина и попавшими в плен белорусскими солдатами, на момент начала войны было 177 человек - 7 офицеров, 114 унтеров и 55 рядовых. В плен к нам попало около 60 человек, в том числе - командир роты. Остальные - либо погибли, либо разбежались. Разбежавшихся сейчас ловят в парке и по всей ранее оккупированной части города.
        - Кто отловом-то занимается? - поинтересовался я у Димы, когда мы с ним и Андреем отошли в сторонку - покурить.
        - Чеченцы из 17-й в основном, сами вызвались.
        - Во, блин. А как они жандармов от не жандармов-то отличат? По бляхам? - поинтересовался Андрей.
        - Какие, мать их так, бляхи! Они их побросали все. Бляхи-то побросали, а шевроны отодрать - не додумались. Вон, Сережа, гений мой компьютерный, в инете нашел, что у жандармов на левом рукаве, над локтем, шеврон с орлом и свастикой. Так что не уйдут, уроды.
        - Да ну? Их живыми-то доведут?
        - Обещали. Ну, по крайней мере, часть. Слушайте, моих вообще посылать нельзя было - точно никого бы не довели. Злость у людей появилась - не передать, одно дело - в книгах читать, а своими глазами… У меня десятка три человек из батальона - местные. Несколько - своих здесь нашли, живыми. А несколько… Отпустил я их, сами понимаете… Трое суток - каждому. Похороны устраивать людям надо… В общем, нельзя было моих посылать, больше шансов, что чеченцы живыми доведут.
        - Понятно дело, что тут скажешь. Сейчас медицина с ранеными закончит - и мы приступим. Слушай, Дим, просьба есть. Экспертов у нас с собой, сам понимаешь, нет, медиков - тоже. Можешь организовать кого-нибудь из местных или чтоб еще откуда прислали?
        - Ребята, дорогие мои, да где я вам их найду. Мне тут закончить - и туда - махнул он рукой в сторону запада - двигать надо. Добивать этих подонков здесь, чтоб из логова не выковыривать. Нет, давайте уж сами.
        - Слушай, ну хоть медика какого оставь! Где мы сейчас других здесь найдем!
        - Ладно, одного дам, кого - начмед скажет, а больше - ничем не могу. Я своих с оцепления и с зачистки сейчас снимать буду, с минуты на минуту команду жду - под Брест двигать будем, там немцам знатный котел устроили, так что давайте - берите все в свои руки.
        - Где жандармы-то сейчас?
        - Далеко уводить не стали - на первый этаж в трибуну загнали, там спортзал есть, раком вдоль стен расставили - так и стоят.
        - Лады! Ну бывай, Дима, успехов!
        - И вам счастливо, мужики, - как раз в этот момент из КШМ вылетел боец с криком «товарищ полковник, командующий на связи!»
        Романенко бросил окурок на землю, не забыв растереть его каблуком, и, крикнув на ходу «До встречи после победы», скрылся в чреве КШМ, а мы отправились на поиски начмеда.
        Начмед дал нам доктора. Ну как - доктора? Пиджака, только из Минского меда. На тебе боже, что нам негоже. Его тоже понять можно - не отдавать же реального спеца заезжим варягам для их формалистики, ну а нам сойдет - лишь бы в протокол записать специалиста. Озадачив Старого поиском экспертов через белорусский Комитет, организовав из студентов группу по приемке свежепоступающих жандармов - парочку, на наше удивление, уже привела группа джигитов, и, организовав из киргизских солдат кольцо оцепления вокруг стадиона мы, дожидаясь, пока врачи закончат с ранеными, отправились, взяв нашего лингвиста, посмотреть на немцев. Пока - только посмотреть.
        Немцы - человек около пятидесяти - стояли, уперевшись в стены руками и широко расставив ноги, вдоль трех из четырех стен спортзала. На полу лежало еще около десятка, их как раз осматривал уже знакомый нам казахский майор медслужбы, бубня себе под нос что-то явно нецензурное. По-моему, он скорее с удовольствием бы их пристрелил, но - клятва Гиппократа, куда денешься. Закончив осмотр, он подошел к нам:
        - Пятеро - тяжелые, я их забираю. Остальные - симулянты, сейчас их перевяжут и они в вашем распоряжении.
        - Много раненых было?
        - Около трехсот человек. В основном - с пулевыми, говорят, что когда наши на штурм пошли утром, охрана без предупреждения огонь с вышек открыла, прямо по спящим. Еще человек двести - больные, люди по пять суток без воды были. Мы сейчас всех эвакуировали, кого - в райбольницу, кого - в поликлиники, кого - в госпиталя. Черт, во время боя столько народу не теряем. Сам бы сейчас этих подонков - кивнул он в сторону стоящих в прибалтийской позе «раковичуса» жандармов - кончил и рука бы не дрогнула.
        - Не переживайте, доктор, они свое получат. Погибших сколько?
        - Точных данных по погибшим пока нет, на поле - около полутора сотен, но до сегодняшнего дня, говорят, людей забирали - и не возвращали, десятками уводили. Сюда заведут с поля - и все, больше их никто не видел. Что, как, куда - никто не знает.
        - Разберемся.
        - Все, ребята, я пошел - доктор дождался, пока заберут тяжелораненых жандармов и двинул дальше, по своим медицинским делам. Навстречу ему, с вытаращенными глазами, залетел Старый.
        - Там, там в парке… Где эти мрази?! - он на ходу передернул затвор АКСУ.
        Мы успели его остановить.
        Оказалось, что Старый, вместе с тремя своими бойцами, решил поучаствовать в прочесывании парка. Направившись к реке по дорожке, они отошли от стадиона метров на пятьсот, когда один из студентов заметил свежую колею, сворачивавшую вглубь парка. Старый решил, что этот след нужно проверить, и группа, рассредоточившись, стала медленно пробираться вдоль оставленных автомашинами следов. Через несколько минут ходьбы местность пошла вниз, закончившись глубоким оврагом. На дне оврага лежали тела расстрелянных - они даже не были засыпаны землей. Часть покойников была в одежде, часть - полностью раздета, причем раздетыми были в основном молодые мужчины. Сколько людей нашло там свою смерть - Саня сказать не мог, оставив двух бойцов, он бегом направился к нам. Стало понятным, почему никто не мог сказать, что случилось с людьми, которых жандармы уводили в подтрибунное помещение - их увозили в такое место, которое, с одной стороны, было расположено недалеко от «лагеря», а с другой - густая растительность парка и низина скрывали звуки выстрелов. Часть людей со стадиона пришлось направить к оврагу - местность
следовало оцепить, чтобы не нарушить картину событий. Тем временем в нескольких комнатах административного крыла здания стадиона нам с горем пополам оборудовали рабочие места. Андрей вместе с медиком отправился писать протоколы осмотра трупов, опера занялись осмотром изъятого у немцев оружия - к счастью, его догадались сложить отдельно, и это произошло случайно - но так или иначе, у нас оказалась большая часть карабинов и пистолетов, которыми были вооружены жандармы. Номера оружия с истинно немецкой тщательностью были занесены в зольдбухи, и это должно было нам помочь в выявлении тех, кто лично убивал людей в овраге.
        Я, взяв нашего переводчика - того самого лингвиста, который помогал нам еще в Ганцевичах - начал беседовать с командиром жандармской роты, обер-лейтенантом Гансом Зейбертом. Немец, по-моему, не видел в том, что сделали его подчиненные, ничего предосудительного - как же, они выполняли приказ. Первая мысль - построить беседу в форме вопрос-ответ, быстро отпала - проще было записывать рассказ немца в виде свободного изложения. Вместе со мной остался и Саня - он уже успел немного успокоиться, прийти в себя и сам предложил свою помощь в ведении протокола, а точнее - в записи рассказа немца. И вот что у нас получилось:
        Выдержка из протокола допроса обер-лейтенанта Карла Зейберта, командира 907-й роты фельджандармерии.
        «Я родился в городе Потсдам в 1913 году, в семье отставного военного. После окончания гимназии в 1931 году поступил в Берлинский университет, который закончил в 1936. Во время учебы в университете вступил в НСДАП. По окончании университета поступил на службу в криминальную полицию города Дрезден, где и работал до начала войны. В сентябре 1939 года был призван в Вермахт, в фельджандармерию. После прохождения курсов подготовки в чине обер-фенриха участвовал в операции в Бельгии, где был ранен. По излечении получил звание лейтенанта и был направлен во Францию, в качестве командира отряда жандармерии при штабе танковой дивизии. Во Франции наш отряд занимался в основном борьбой с уголовными преступлениями среди военнослужащих Вермахта, а также поиском английских летчиков. Зимой 1941-го года получил повышение за успехи в службе и был назначен на должность командира 907-й роты фельджандармерии. Рота в тот период времени располагалась в Польше, в городе Лодзь. После того как я прибыл в роту, наше подразделение участвовало в охране гетто Лодзи, проведении фильтрации еврейских элементов, иногда - в казнях
лиц, осужденных военно-полевым судом. В июне 1941 года моя рота в составе батальона фельджандармерии была придана ГА „Центр“. Непосредственно перед началом войны с Россией нас ознакомили с приказом фюрера о характере войны с СССР, из которого следовало, что нормы и обычаи войны, которым мы следовали раньше, отныне не применяются. Из списка наших задач была исключена борьба с теми преступлениями среди военнослужащих Вермахта, которые совершены в отношении местного населения, такие преступления отныне считались дисциплинарным проступком и попадали под юрисдикцию непосредственных начальников военнослужащих, которые эти проступки совершали. Насколько мне известно, задачей корпуса, к которому была прикреплена наша рота, было окружение Минска с юга. Начало боевых действий большинство солдат роты встретили с энтузиазмом, сомнений в быстрой победе ни у кого не было. Непосредственно в боевых действиях рота участия не принимала, находилась во втором эшелоне. Вечером двадцать третьего июня нас перебросили в Кобрин. Начиная с этого дня, мы занимались прочесыванием кварталов юго-западной части города, которая
находилась под контролем Вермахта. К этому моменту времени нам уже стало известно из „солдатской почты“ о больших потерях вермахта и начавшемся отчаянном сопротивлении войск, которые мы продолжали еще считать большевистскими. В ходе прочесывания многие солдаты обнаружили неизвестные им вещи и предметы быта, которые по своему техническому уровню намного превосходили то, что может быть изготовлено в Германии. Несколько раз мы подвергались обстрелу со стороны солдат противника, по каким-то причинам оказавшихся в нашем тылу. Моих подчиненных крайне удивило то, что все эти солдаты были вооружены автоматическим оружием. Захватить живыми удалось всего нескольких из них, как правило - раненых, остальные предпочитали сражаться до конца. 24-го июня в лагерь, который мы своими силами оборудовали на стадионе, доставили нескольких пограничников, иных военных и сотрудников полиции, задержанных в Бресте. То, что их повезли к нам, а не в тыл, объяснялось просто: русская авиация парализовала движение поездов и автомобильного транспорта в Польше. Еврейского населения в Кобрине мы обнаружили сравнительно мало, все евреи
немедленно после выявления подлежали, в соответствии с приказом, безусловному уничтожению. Для производства экзекуции каждый взвод роты ежедневно по очереди выделял по отделению, на усмотрение командира взвода. Местом экзекуции выбрали овраг, расположенный в парке, точнее, этот овраг выбрал я лично. Распоряжение о проведении акций отдавал я, лиц, подлежащих ликвидации, указывал я, мой заместитель или командир 1-го взвода роты в наше отсутствие. Экзекуцию проводили днем, так как в дневное время на линии соприкосновения войск была обычно большая стрельба, и это позволяло нам не беспокоить находившихся в лагере лиц звуками выстрелов во время проведения расстрелов. Лиц, представляющих интерес, мы подвергали допросам. Часть из них рассказывала нам все абсолютно добровольно, часть - не желала отвечать на вопросы. К тем, кто отвечать отказывался, применялись меры принуждения. К двадцать пятому июня мне стало окончательно понятно, что произошло событие, чем-то похожее на описанное в книге английского писателя Герберта Уэллса. Вечером того же дня аналогичную информация я официально получил от командования. Мне
было отдано распоряжение прекратить экзекуции до особого распоряжения, при проведении допросов особое внимание обращать на тех, кто имеет техническую информацию, обладает познаниями в русских средствах связи. К этому моменту времени мы успели провести акции в отношении 210 человек, не считая тех, кто был нейтрализован непосредственно в городе взводами, которые проводили прочесывание. Уточняю, что в число нейтрализованных в городе входили как военные, так и гражданские лица. О количестве таковых лиц командиры взводов каждый вечер предоставляли мне рапорта, эти рапорта были изъяты у меня вместе с полевой сумкой. Сколько лиц всего было нейтрализовано в городе солдатами моей роты, я в настоящее время сказать не могу, эти цифры не представляли для меня интереса, и я не обращал на них внимания. Хочу заметить, что нейтрализация проводилась по приказу вышестоящего командования, в связи с тем, что Кобрин находился в прифронтовой зоне, а возможность эвакуации местных жителей отсутствовала. Недостаток личного состава, привлеченного к непосредственной охране лагеря, не позволил мне организовать снабжение
заключенных водой и продуктами питания. Сами мы, начиная с двадцать пятого июня, питались в основном тем, что реквизировали в городе. На нас большое впечатление произвело количество и разнообразие продуктов питания, которые мы находили в магазинах и квартирах частных лиц. Грабежом я это не считаю, в соответствии с приказами такой порядок снабжения войск был предусмотрен для Восточного фронта. Начиная с 26 июня заключенные стали умирать от жажды. Тех, кто был допрошен и признан специалистом, мы стали поить и давать им небольшое количество еды, остальным приходилось ждать своей очереди. К этому моменту времени потери в моей роте составили около 50 человек убитыми и ранеными. Служба погребения не работала, поэтому тела павших мы отдавали для размещения в холодильных камерах какого-то завода. Раненые направлялись в полевой госпиталь. Несмотря на мои просьбы о выделении подкрепления, нам не прислали ни одного человека, по-видимому, из-за нарушения коммуникаций в Польше, в просьбе о выделении для прочесывания солдат из пехотных подразделений также было отказано по причине больших потерь на фронте. Исходя из
соображений гуманности, я, в нарушении приказа, утром 26 июня распорядился отобрать в лагере тех, кто по причине обезвоживания должен был скоро умереть, и провести в отношении них дополнительную экзекуцию. Это осуществил 1-й взвод моей роты. Хочу добавить, что ранее часть лиц, в отношении которых проводилась экзекуция, добровольно выражали согласие войти в состав германской армии и даже участвовать в проведении акций. В нескольких случаях по инициативе унтер-офицеров, командовавших отделениями, такая возможность им была предоставлена, однако после участия в акции таких добровольцев также ликвидировали. Во время проведения акций производилась фотосъемка несколькими моими подчиненными, по собственной инициативе, находящимися в их собственности фотоаппаратами. Я таким действиям не препятствовал, поскольку это не запрещено военными законами Германии. Где находятся в настоящее время фотоаппараты этих солдат, мне неизвестно. Утром 26 июня началось наступление противника, наш лагерь атакам не подвергался, однако у нас отобрали весь автотранспорт и мотоциклы для эвакуации вышестоящих штабов. Днем 26-го стало
известно, что мы оказались в окружении, связь с вышестоящим командованием была утрачена. Кроме нашей роты, в Кобрине остались разрозненные части, численностью до двух батальонов. Последним приказом, который я получил, был приказ об удержании лагеря, в случае невозможности удержания - о ликвидации всех заключенных, в первоочередном порядке тех, кто ранее был нами отобран как технический специалист. После начала наступления противника ранним утром 27-го июня мною лично, с участием моего заместителя лейтенанта Рудольфа Липински и двух унтер-офицеров, кого именно - я не помню, были ликвидированы все отобранные техники, в количестве 32-х человек. Ликвидация произведена путем расстрела из личного оружия - пистолетов „Вальтер-ПП“ у меня и Липински, автоматов МР-38 у унтер-офицеров. Номер моего пистолета указан в моих воинских документах, также имеется ведомость стрелкового вооружения роты с росписями о закреплении оружия. Также, по моему приказу, был открыт пулеметный огонь по заключенным, располагавшимся на футбольном поле. Огонь вела дежурная смена, кто именно - я сказать затрудняюсь. Однако полностью
выполнить свою задачу пулеметчики не успели, так как их ликвидировали снайперы противника. После этого я добровольно сдался в плен группе солдат противника, которые обшлись со мной чрезвычайно грубо, по-варварски, нанеся мне ряд телесных повреждений. Липински, который доводил мой приказ до пулеметных расчетов, сдался чуть позже, на моих глазах и был в моем присутствии убит холодным оружием бородатыми солдатами противника, которым он, по-видимому, высказал свое возмущение их внешним видом и тем, как они с ним обращались. Возможно, впрочем, что к убийству Липински, владевшего русским языком, подстрекал кто-то из уцелевших заключенных. По просьбе заключенных солдатами с красно-зелеными нарукавными нашивками были у меня на глазах расстреляны двое солдат из состава пулеметных расчетов, выполнивших мой приказ, который в свою очередь, хочу вновь это подчеркнуть, был получен от вышестоящего командования. Считаю, что такие действия, совершенные явно без приказа и суда, являются грубым нарушением конвенций о военнопленных. Липински был убит крайне жестоко - его поставили на колени и перерезали ему горло, в то
время как я и мои подчиненные производили экзекуции исключительно гуманно - выстрелами в затылок, причем части тех, кто подлежал ликвидации, по их просьбам завязывали глаза имевшимися у них предметами одежды. Отвечая на уточняющие вопросы, дополняю, что люди без одежды, трупы которых находятся в овраге - это военнослужащие противника, обмундирование которых впоследствии могло понадобиться германской армии. Солдатам, не задействованным в окончательном решении вопроса с заключенными, мною был отдан приказ спасаться по способности, так как я не хотел лишних жертв. Я считаю, что ничего противозаконного я не совершил - все мои действия производились в точном соответствии с приказами вышестоящего командования и фюрера, своих подчиненных также виновными ни в чем не считаю, они руководствовались моими инструкциями. Прошу командование русской армии найти и привлечь к строгой ответственности своих подчиненных, осуществивших бессудную казнь моего заместителя лейтенанта Липински и других нижних чинов из состава 907-й роты фельджандармерии».
        После того как Саня распечатал протокол, «лингвист» прочитал его Зейберту, Зейберт расписался шариковой ручкой - по-видимому, у него уже был опыт ее использования, и, щелкнув каблуками, попытался отдать нам честь. Тут ботаник-лингвист меня очень сильно удивил - он с размаху дал немцу в ухо. Немец, выругавшись, что-то затараторил, но Старый оборвал его, обложив трехэтажным матом - было заметно, что с этими выражениями обер-лейтенант уже знаком, так как он немедленно заткнулся. Саня вызвал находившихся снаружи бойцов и приказал увести немца в другое помещение - там мы решили держать тех, кого уже допросили. Дальнейшая работа с жандармами протекала быстрее - после того как общая картина стала известна со слов Зейберта, всех последующих немцев мы спрашивали только о тех убийствах и грабежах, в которых каждый из них лично участвовал. Остальные члены нашей команды работали «в поле» - писали протоколы. Их нужно было написать много, слишком много. Ночью прервались - выпили по двести грамм водки. Ни в одном глазу. Ни у кого. Работать на стадионе ребята продолжили и ночью - кто-то из студентов-технарей
починил фонари освещения, сменив лампы и заменив куски проводки, ближе к вечеру появились, наконец, эксперты из Минска, которых через комитет вытребовал Саня. К исходу ночи мы просто валились с ног. А утром… Утром нас ждал сюрприз - приехала пресса во главе с каким-то дустом из пресс-службы Минобороны РФ. Кроме прессы в составе представительной делегации была пара членов Общественной Палаты, кто-то - из комиссии по помилованию, пара человек, представившихся военными экспертами - статьи одного из них, бородатого мужика по имени Павел, фамилия Фельгауэр, или что-то в этом роде, мне раньше приходилось читать. Приехавшие немедленно потребовали, чтобы им предоставили возможность пообщаться с Зейбертом и его подчиненными наедине.
        Командующий конно-механизированной группой генерал-майор Хацкилевич Михаил Георгиевич. КП 6-го мехкорпуса, окраина деревни Старо-Долстово.
        На командном пункте 6-го мехкорпуса было людно, но разговоров слышно не было. Собственно, если бы люди, находящиеся в этом добротном, в три наката, с многочисленными смотровыми амбразурами, блиндаже, одетые в камуфляж и полевую форму РККА и попробовали беседовать, у них бы это получилось не слишком хорошо. Всего в километре, на правом берегу реки Бебжа, бесновался ураган артподготовки, а воздух над командным пунктом рвали сотни тяжелых снарядов корпусной артиллерии. Собственно, в данную минуту делать людям со звездами в петлицах и на погонах было практически нечего. Всю адскую работу по подготовке наступления они проделали всего за одни сутки. Они понимали, что это, по сути, экспромт, и что по-настоящему такой удар нужно бы готовить минимум месяц, но они знали, что сделали все, что в человеческих силах, и даже немного больше. Так что сейчас Хацкилевич просто приник к резиновым наглазникам стереотрубы и смотрел, как там, впереди, умирали немцы - и это было правильно, потому что никто их сюда не звал.
        Прошедшие шесть дней оказались для генерал-майора самими насыщенными днями в его жизни. Да, сейчас трудно даже представить, что война началась всего шесть дней назад, и началась со страшных разочарований. Первые два дня он точно не забудет до конца своей жизни, сколько бы ее ему не было отмеряно. Потому что нельзя забыть эту горечь от полного собственного бессилия, когда фашистские летчики буквально ходили по головам, а его корпус нес потери, еще не успев сделать ни одного выстрела. А потом - встреча с «потомками», сама по себе абсолютно невероятная, и события понеслись, ускоряясь как катящийся под гору булыжник. Уже к концу первого дня «новой эры» генерал понял, что его способность удивляться просто атрофировалась. Все эти истребители размером с тяжелый бомбардировщик и способные летать втрое быстрей самых скоростных самолетов его времени, штурмовики, несущие больше бомб, чем хваленые американские «летающие крепости», реактивные снаряды, которые, как живые, гоняются за техникой врага в небе и на земле, гигантские винтокрылые аппараты, которые могут садиться и взлетать вертикально, доставляя на
любую поляну тяжелые бронированные машины, карты на плоских экранах, масштаб которых можно изменять одним движением руки - все это сначала поражало, но потом, видимо, в мозгу сработал какой-то предохранитель, и все эти чудеса стали восприниматься просто как данность.
        Беспилотный разведчик? Можно на экране посмотреть, как выглядят сверху позиции противника? Отлично, сейчас гляну… Машина, способная при помощи радиолучей видеть в воздухе летящие снаряды, вычислять их траектории и точки, откуда они были выпущены? Очень полезная вещь. Лучше всего разместить их здесь и вот здесь. Артустановки, которые за двадцать секунд могут выпустить сорок 122-миллиметровых снарядов на расстояние в двадцать километров? Дивизион, восемнадцать установок? То есть один залп равен двадцати полкам обычных гаубиц? Да, это козырь. Нужно подумать, когда его выкладывать…
        После того, как двадцать пятого июня ударом с двух сторон, от Белостока и Слонима, были освобождены Зельва и Волковыск, войска «потомков» и части 10-й армии соединил коридор, который с каждым днем становился все шире и устойчивей. По этому коридору немедленно пошли машины с так нужными войскам РККА горючим и боеприпасами: по счастью, оказалось, что основные калибры сороковых годов сохранились и в XXI веке. На складах нашлись даже снаряды к 76-мм пушкам, хотя в армии «потомков» этот калибр практически не использовался. Но всего важней было то, что радикально изменилась обстановка в воздухе: самолеты с крестами на крыльях были буквально сметены с неба, и теперь уже российские летчики вели безжалостную охоту «на все, что шевелится» и снабжали командование самыми свежими разведданными. Именно это позволило относительно спокойно произвести перегруппировку и подготовить переход в наступление.
        Собственно, оно началось еще вчера, с чисто демонстрационного удара из района Хороща в направлении на Ломжу и Щитно. Вектор наступления недвусмысленно указывал, что конечной целью являются Ольштын и Эльбонг, и в случае успеха, все действующие на севере Белоруссии и в Прибалтике немецкие войска оказываются окончательно отрезаны от фатерланда. У немцев не должно было возникнуть ни малейшего сомнения, что именно здесь наносится главный удар, так что под Хорощ собрали практически все уцелевшие Т-26-е и пушечные бронеавтомобили 13-го механизированного, 1-го и 5-го стрелковых корпусов, усилив их «бэтэшками» 47-го танкового полка из состава 29-й стрелковой дивизии корпуса Хацкилевича. Переполох у немцев получился изрядный, и весь вечер и всю ночь специальные группы из войск «потомков» занимались тем, что засекали места, где были расположены самые мощные передатчики и откуда велся самый интенсивный радиообмен, намечая цели для последующих ракетно-бомбовых ударов. Наконец, авиационная разведка подтвердила, что немцы начали массовую переброску резервов из глубины, и что пехотные части и артиллерия с левого
фланга ускоренным маршем движутся по рокадам от Августова и Граево по направлению к Стависки (оказалось, что приборы потомков позволяют им отлично вести наблюдение и в темноте). Собственно, немцы действовали именно так, как было нужно советским, российским и белорусским командирам. Всю ночь черное небо разрывал реактивный гром: сверхзвуковые фронтовые бомбардировщики превращали рокады и ведущие на северо-запад шоссе в «дороги смерти». Ровно в пять часов тридцать минут утра северо-восточнее Гонендза в небо взвились красные ракеты, и заговорила корпусная артиллерия. Ровно на полчаса местность на стыке позиций 20-го и 42-го пехотных корпусов вермахта превратились в бушующий вулкан. Наконец, в воздухе над КП с характерным звуком прошелестел последний снаряд, ухнул разрыв, из кустов появились бойцы с надувными понтонами на плечах, и в наступившей тишине стало слышно, как в рощицах на правом берегу Бебжи взрыкивают танковые моторы.
        Хацкилевич отлично представлял, что сейчас происходит на левом берегу, как оглушенные уцелевшие немцы выбираются из укрытий и блиндажей, и под крики командиров занимают свои места в разбитых траншеях первой линии. Вот танки и пехота с плавсредствами выдвинулись вперед, к берегу, вот с вражеской стороны хлестко ударили первые выстрелы… Но вопреки ожиданиям немцев, ни танки, ни пехота вперед не пошли. Зато снова, как это и было запланировано, заработала артиллерия, добивая всех, кто выжил во время первой фазы артподготовки. Второй налет был еще более мощным, но продолжался лишь 15 минут, после чего огонь переместился вглубь, на вторую и третью линии траншей, а к берегам реки рванули… Нет, не его КВ, БТ и Т-34. Их время еще не настало. Первыми через Бебжу переправлялись плавающие боевые машины мотострелковых батальонов «потомков». Генерал майор уже знал, что эти машины, которые он поначалу принял за танки, называются БМП, что каждая машина несет десант из семи бойцов, что БМП-2 вооружена скорострельной 30-мм пушкой, а БМП-3, в дополнение к ней, еще и пушкой умопомрачительного калибра в 100
миллиметров! С ума сойти, 100-мм пушка на плавающем танке! Следом реку по дну пересекли тяжелые танки. Собственно, «тяжелыми», или даже «сверхтяжелыми» они были по меркам 41-го года. Про то, что все танки в армиях ОДКБ относятся к одному классу, «основных боевых», Хацкилевичу тоже уже успели рассказать.
        Тем временем боевые машины без особых проблем преодолели первую линию обороны, с легкостью расправляясь с немногочисленными очагами сопротивления, а на берегу уже кипела работа: 7-й и 4-й понтонно-мостовые батальоны спешили навести переправы. Ожила и немецкая артиллерия: на берегах Бебжи поднялись первые, пока еще редкие кусты разрывов. Но нащупать переправы немцам так и не дали - сначала над НП с уже знакомым пульсирующим гулом прошли несколько пар штурмовых вертолетов. В мощную оптику прекрасно было видно, как они разошлись и затеяли смертоносную карусель где-то в глубине вражеских позиций, а затем в дело включилась и артиллерия, которая начала получать данные от станций артиллерийской разведки со смешным названием «Зоопарк».
        Но вот переправы наведены… Все, 6-му мехкорпусу пора вступать в бой. Генерал-майор оторвался от стереотрубы. Время пришло. Сейчас он, генерал-майор РККА Хацкилевич Михаил Георгиевич, 1895 года рождения, член ВКП(б), будет сдавать главный экзамен в его жизни. Он и его танкисты будут делать то, к чему готовились все предвоенные годы: они войдут в прорыв и стальной лавиной хлынут в немецкие тылы, чтобы с боями прорваться к питающей немецкую группировку в Прибалтике железной дороге на участке Олецко - Рачки - Сувалки. С севера на тот же рубеж должны выйти российские части из Восточной Пруссии. Кажется, они предусмотрели все, по крайней мере, все, что они могли предусмотреть… Местность здесь, в Мазурии, очень сложная, и немцы считают, что передвигаться здесь можно только по немногочисленным дорогам. Что же, теперь ему предстоит доказать, что суворовский принцип «где олень пройдет, там и русский солдат пройдет» не устарел во времена брони и моторов. Но вот колесные машины действительно будут двигаться во втором эшелоне, по дорогам. Впереди пойдут танки и… конница. Как ни странно, привыкшие к своему
техническому могуществу потомки не только не стали возражать против использования кавалерии в качестве мобильной пехоты, но и всецело поддержали эту идею. Кто-то из них даже произнес фразу: «конно-механизированные группы - это наше всё!».
        Естественно, пойдут с ними и боевые машины потомков. Да, их мало, поэтому вперед они будут выдвигаться только для того, чтобы обеспечить переправы через многочисленные речушки и озера, которые окажутся на пути наступающей группировки. В остальное время они будут играть роль подвижного резерва, способного в критический момент нанести огневые удары огромной силы или решить исход встречного танкового боя в случае, если его танки столкнутся с бронетехникой противника. И, конечно же, вместе с каждым танковым батальоном идут представители войск XXI века с их замечательными рациями. Их задача - обеспечить связь и взаимодействие с авиацией. На совместном совещании в штабе представители штаба ОДКБ несколько раз буквально просили зря не рисковать, не переть в лоб на укрепленные позиции, а стараться обойти их и блокировать, а если это невозможно - вызывать авиацию и артиллерию.
        Тем временем темп огня артиллерии стал уменьшаться: первые батареи уже снимались с позиций, чтобы сопровождать наступление не только огнем, но и колесами. И очень хорошо, что потомки вошли в положение и пригнали несколько десятков гусеничных тягачей на смену тем самым СТЗ-5, на медлительность которых командующий мехкорпусом жаловался при каждом удобном случае. Воздух пронзил оглушительный вой, над головами пронеслись огненные стрелы, и все находящиеся на НП невольно пригнулись: дивизион «Градов» наносил coupe de grace второй линии немецкой обороны. Хацкилевич повернулся к стоящему рядом с биноклем командиру 6-го кавкорпуса генерал-майору Никитину:
        - Ну что, Иван Семенович, наш выход, по коням?
        И, мурлыкая «гремя огнем, сверкая блеском стали…» направился к ожидающему его КВ.
        - Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин… Ну и что, что товарища Сталина здесь нет? Родина-то осталась…
        Сержант Александр Любцов.
        Рассвет шестого дня войны застал нас в нескольких километрах от Вильнюса, окруженного войсками под командованием Шаманова. Гот, засевший в городе, судя по всему, сдаваться не собирался. Шаманов, с другой стороны, явно не собирался устраивать городские бои, грозящие более чем серьезными потерями. И, похоже, в случае отказа, намеревался город с лица земли просто стереть - будучи на марше мы видели достаточное количество «Градов», «Ураганов», «Точек» и разнообразной артиллерии, чтобы представить себе всю эту мощь, обрушенную на головы оккупантов. Правда, мирным жителям тоже придется не сладко… не хотел бы я оказаться на их месте.
        - Опаньки… ништяк, Инет появился, - молодой солдатик из связистов, которому даже восемнадцать можно было дать с натяжкой (реально выглядел лет на пятнадцать-шестнадцать) восторженно уставился в свой ай-фон.
        - И чего говорят во Всемирной Паутине? Хотя какая, к черту, она теперь всемирная. В пору говорить всесоюзная…
        - Тут это, пишут, что начинается крупномасштабное контрнаступление, - захлопал глазами пацан. - А еще, что наши показательно отбомбились по Берлину. Даже ссылка есть на съемки с самолета.
        Это предложение меня заинтересовало. Все, что угодно, чтобы избавиться от периодически возникающего перед глазами Витьки, харкающего кровью.
        На маленьком экране телефона стройными рядами шли «Медведи», ковром бомб закрывающие небо для жителей виднеющегося где-то далеко под ними города.
        Картина, снятая с идущего еще выше самолета, выглядела настолько величественно, так мощно, что так и хотелось прошипеть нечто вроде «получайте, сволочи». Донесшийся до побаливающих еще от грохота ушей голос отвлек меня от видео.
        - Это произвол! Простые жители Германии не виноваты в преступлениях режима! - честно говоря, я устал настолько, что даже не хотелось идти разбираться, кто несет эту ересь.
        Минутой спустя сие выяснилось само собой - очередной «демократ» (фиг его знает, кто такой - телевизор я не смотрел уже года два, наверное) из «оппозиции» пытался набрать политических очков. Идиот, до сих пор что ли не понимает, что ситуация в мире несколько изменилась? А журналисты что его снимают - они-то хоть это понимают?
        Посмотрел в сторону вещающей перед телекамерами сволочи, рассказывающей об ужасах сталинизма и о том, как бедный немецкий народ поддался на уговоры Гитлера, и настрадался от страшной Красной Армии. И о том, что мы примеру советских оккупантов следовать не должны.
        Судя по лицу корреспондента и оператора, они как раз все прекрасно понимали и едва сдерживались, чтобы не плюнуть в морду этому «деятелю».
        - И немецкий народ не должен страдать из-за ошибок своего руководства! Простые солдаты, запертые в Вильнюсе, тоже ни в чем не виноваты! А эта военщина даже не рассматривает возможность ведения переговоров!
        Последнюю фразу я уже не слышал - перемкнуло на словах «не виноваты». Видел я это «не виноваты». Сожженная дотла деревня - вместе с детьми, стариками, женщинами… Разбитая артиллерийским огнем больница в том городке, где мы вчера сражались, и аккуратные кучки расстрелянных пациентов в ее дворе. Занимали нужные Вермахту койко-места, да еще и посмели чего-то там возмущаться.
        Останки сгоревшего туристического автобуса - и окровавленные женские трупы неподалеку - «высшая раса» изволила развлечься.
        Вспомнились картины хроник Великой Отечественной - концлагеря, карательные отряды…
        Вспомнился Саласпилс, где «цивилизованные европейцы» убивали детей на, так сказать, организованной, основе.
        Вспомнились рассказы отданных в рабство на фермы - где на одного приличного человека, более-менее нормально обращавшегося с «остарбайтерами», приходилось двадцать сволочей, которых нужно было бы сжечь живьем, как дьявольских отродий.
        Подумалось, что становятся понятны призывы некоторых товарищей спалить все это гнездо на хрен в очистительном ядерном пламени. Не обливаться в очередной раз кровью, освобождая не помнящих доброты негодяев, а раз и навсегда - радикально - решить вопрос.
        - Любцов! - хриплый голос командира вернул реальность на место, загнав кровавую пелену куда-то в глубины сознания. И я обнаружил, что старательно целюсь в побледневшего «демократа». Рычание, само собой вырывающееся из глотки, ушло.
        - Саша, я все понимаю. Я эту гниду сам бы придушил. Но тебе же за это голову оторвут. А мне пацанов еще в бой тащить, и такие, как ты, нужны. Не только мне нужны - тем пацанам, которые завтра сюда приедут. Или послезавтра. Или послепослезавтра.
        - Чего-то у нас камера забарахлила, - вдруг сказал корреспондент. - Пойдем, проверим батарейки.
        И, уже уходя, каким-то другим уже голосом сказал:
        - У меня бабка в концлагере умерла. А дед - в Сталинграде погиб.
        И вот тут «дерьмократ» сделал свою самую большую ошибку, заявив:
        - Это потому, что сопротивлялись европеизации и…
        Договорить он не смог - просто не успел. Автоматный выстрел, разбрызгавший содержимое черепушки этого идиота по разбитому гусеницами асфальту, ему этого сделать не дал.
        - Ссссука, - командир пнул труп одетой в берцы ногой. - Таких вот, млять, деятелей надо в колыбели, мразей, давить. «Европеизация», млин. Совсем охренели.
        Обалдевшие мы только и могли, что согласно кивать бошками.
        - Хорошо, что он на немцев нарвался, - вдруг сказал Леха.
        Вся наша группа в недоумении на него уставилась.
        - Ну, пошел перебегать на их сторону, а фрицы его, походу, не так поняли. И пристрелили. А мы нашли.
        Давно это за Лехой замечал. Вроде тормоз-тормозом по жизни, но стоит появиться какой-нибудь жопе, как у него уже через несколько секунд, максимум минут, готов план, как из нее выбираться.
        - Да-да. Нам даже камеру разбили, вот, - оператор взглядом попросил у командира разрешения стрельнуть из трофейного «парабеллума». Ротный не дал - сам выстрелил. Камере однозначно хана.
        - Туда этой гниде и дорога, - «деятель» даже после своей смерти вызывал своим видом омерзение.
        Но - полез не туда, не тогда и не так.
        А война - она все спишет.
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент.
        Встречу с министром финансов и главой Центробанка президент оттягивал, как мог. Ссылаясь на плотный график, занятость и необходимость решения более насущных вопросов. Но крайняя настойчивость главных финансистов страны сыграла не последнюю роль в том, что сегодня пришлось уделить им почти час времени. При единственном, кстати сказать, условии, с которым те без особого сопротивления согласились - обязательном присутствии на встрече журналистов государственного телеканала.
        «Ничего-ничего, - мысленно подбадривал глава государства не особо любящих публичность Кудрина и Игнатьева, - терпите! Лишние уши в такой ситуации очень полезны. И вам, и мне».
        Разговор шёл о не самых срочных, но очень неприятных в новых условиях темах: структуре золотовалютных запасов государства и о том, что же делать с валютными средствами, наличными и безналичными, имевшимися на момент переноса у предприятий и организаций, а самое болезненное - у пресловутых «физических лиц». Прекращение, согласно циркулярному письму Центробанка, всех операций с наличной и безналичной иностранной валютой, ещё вечером двадцать шестого октября, вызвало не просто недовольство населения. Согласно информации министерства внутренних дел, по состоянию на утро тридцать первого октября количество стихийных выступлений граждан, протестовавших против решения финансовых властей по всей стране, исчислялось уже сотнями. Самая напряжённая обстановка сложилась в Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске. А если учесть ликвидированные по всей стране месяц назад обменные пункты и закрытие «на инвентаризацию», с последующей национализацией, большинства представительств иностранных банков, то поводов для проявления «гражданской активности», невзирая на все ограничения военного положения, было больше чем
один.
        «И почему я не удивлён? - Глава государства смотрел на ждущих его решения чиновников с пониманием. - Ещё бы, по „довоенным“ оценкам на руках у граждан скопились не менее десяти миллиардов долларов, превратившихся одним осенним утром в резаную бумагу. Хорошо ещё, что ситуация у нас не такая, как на Украине - там и население меньше, а зелёных денег у него в пять раз больше. Что там творится - одному Богу известно. Говорят, уже были случаи захвата возмущёнными толпами помещений банков, и то ли одно, то ли два хранилища разграбили подчистую».
        - Так, уважаемые коллеги. Ознакомившись с пактом предложений, подготовленных вашими ведомствами, в том числе и на основании многочисленных обращений граждан нашей страны, я принял решение подписать пакет соответствующих указов, один из которых будет посвящён решению проблемы обесценившейся валюты. Согласно ему, с первого июля по тридцать первое августа текущего одна тысяча девятьсот сорок первого года Центральный банк России в лице ряда уполномоченных банков должен осуществить обмен находящихся на руках у населения наличных денежных средств в иностранной валюте. Схема его проста - суммы в эквиваленте до одной тысячи евро включительно будут обменяны по курсу Центробанка, действовавшему на двадцать шестое октября две тысячи десятого года. Суммы от одной до десяти тысяч евро могут быть обменяны двумя способами. Либо на наличные рубли по половинному курсу, либо по полному курсу, но с последующим зачислением средств - глава государства с интересом смотрел, как меняются лица приглашённых журналистов и немногих присутствовавших в кабинете сотрудников администрации - на специальные сберегательные счета,
имеющие ограничения по способам расходования…
        День седьмой. 28.06.1941\1.10.2010
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент России.
        Утро главы государства начиналось тяжело - в не самом лучшем настроении. Причиной тому стала переданная из ФСБ запись вчерашнего митинга самых оголтелых из «несогласных» на Триумфальной площади. Не побоявшихся выйти на улицу в условиях объявленного военного положения. Но какой там их ждал сюрприз!
        Над милицейским и военным оцеплением звучала многократно усиленная запись: «Граждане участники митинга! Убедительно просим вас соблюдать спокойствие и организованно проследовать к месту его проведения! По решению правительства Москвы ваш митинг разрешён в особом порядке. По всем возникающим в связи с проведением митинга вопросам просим вас обращаться к ближайшим сотрудникам милиции…» И ещё что-то, о спокойствии и легальности запланированной к проведению акции, об отсутствии противодействия со стороны сотрудников правоохранительных органов при условии соблюдения участниками митинга элементарных правил вежливости.
        С трех сторон оцепленного пространства были размещены огромные панели рекламных экранов. Под каждой из них стоял фургон государственного телевидения с аппаратурой для прямой трансляции и установленными на крыше камерами, возле которых суетились операторы.
        Первые минуты митинга проходили в соответствии со сложившейся традицией. Лишь изменились некоторые лозунги. Наряду со ставшими привычными требованиями соблюдения 31-й статьи Конституции, отставки правительства и президента, защиты «свободы слова» в понимании оппозиции, на площади появились транспаранты: «Не позволим закабалить Европу!», «Руки прочь от демократии во всём мире!», и уж совсем непонятно из какого нафталина извлечённые «Не стреляй!» и «Свобода на штыках не переносится!»
        Внезапно, привлекая внимание зевак и митингующих, ожили панели экранов. Транслировавшийся с их помощью видеоряд не сопровождался звуком, практически не имел титров, но сразу, как только на него обращали внимание, приковывал взгляд, и оторваться было просто невозможно. Срочно смонтированный лучшими специалистами по контрпропаганде, с использованием самых новых и жёстких наработок по психологии толпы, немой фильм был прост для восприятия и понятен даже человеку, слабо разбирающемуся в истории и политике. Кадры хроники Великой Отечественной войны, съёмок послевоенных судебных процессов над нацистскими преступниками, предателями и пособниками, чередовались с узнаваемыми записями зверств террористов и боевиков, стоп-кадрами с перекошенными от ненависти лицами оппозиционеров. Чередовались так, что через несколько минут просмотра зрителю становилось ясно, на чьей стороне те, кто выступает сейчас на Триумфальной площади.
        Прошли считанные минуты, и оцеплению пришлось сдерживать напор толпы с внешней стороны кольца. Многие из тех, кто пришёл поглазеть на бесплатное и, увы, нередкое для столицы представление, очень хотели добраться до кучки митингующих.
        Дальнейшее было уже не интересно. Согласно представленному докладу, со стороны митингующих никто не пострадал. Офицеры, организовавшие срочную эвакуацию с Триумфальной площади четырёх сотен человек, были отмечены благодарностями руководства. Задержанных из числа зрителей не было, лишь нескольким из них, особенно упорствовавшим в проявлении внезапно вспыхнувшего праведного гнева, была оказана срочная медицинская помощь. Также как и полутора десяткам сотрудников милиции и военнослужащих, вставшим на пути толпы, в одночасье ставшей единым разъярённым организмом.
        Вильнюс. Военкор Алексей Иванцов.
        В восемь утра, так и не пожравши и даже не попивши кофею, мы навытяжку стояли перед генералом Шамановым.
        Тот ставил нам редакционное… Тьфу ты! Боевое задание. Всю нашу троицу пристегнули к парламентерам, отправлявшимся на встречу с немцами. Фрицы дали согласие на переговоры и обсуждение вопросов капитуляции. Это не могло не радовать всех. О войне читать прикольно. А вот воевать… Вся наша задача заключалась в том, чтобы осветить встречу парламентеров. Российского и вермахтовского. Шанс попасть в историю, как говорится. После плотного завтрака у генеральского стола мы поперлись опять на улицу. Покурить там, да шмотки собрать.
        Внезапно заметили цепочку каких-то странно одетых людей. Половина в гражданке, половина в летной одежде. В смысле, в форме гражданской авиации. Парами странно одетые таскали трупы в серо-зеленой форме и небрежно сбрасывали их в крупные воронки. Когда воронка наполнялась - бульдозер заваливал ее землей и щебнем.
        - Это еще кто такие? - поинтересовался я у стоящего рядом авиационного прапорщика, лениво наблюдавшего за процессом.
        - Литовцы, - лениво ответил он и выпустил синий дым из носа. - Работники аэродрома. Коллеги, мать их ети.
        - Да? - удивился я. - А за что их припахали?
        - Эти козлы на запрос первого борта ответили, что, мол, все океюшки и можно садиться. На взлетке наших и расстреляли танки. Самое смешное, когда десант сюда добрался, они даже не подумали сбежать. Просто выполняют приказы. Роботы, млять. После общения с нашими выжили почему-то не все, конечно. Вон в той канаве валяются некоторые исполнительные и смердят на всю Литву.
        Прапор зло сплюнул, высморкался и ушел по своим делам.
        Неделю назад я, наверное, возмутился бы. «Так нельзя!», «нарушение конвенций» и все такое прочее. Сейчас только пожал плечами. Ибо не хрен.
        «Тигр» подошел к половине десятого. Марлен сразу бросился обнюхивать машину. Он у нас фанат всяких железяк. А мне вот пофиг. Ну, джип. Ну, бронированный. И что? Меня больше порадовало, что за рулем тот самый мехвод Леха Глушков оказался. Однако, побазарить нам толком так и не дали. Пришел полкан с младшим летехой чухонистого вида, мы попрыгали по местам и помчали на стрелку. В смысле, на встречу с немцами.
        И по пути вдруг выяснили, что видеокамеры-то у нас нет. Договорились так. Фил снимает на фотик происходящее. Я просто впитываю обстановку. А Марлен стоит с моим нетбуком и тщательно все фиксирует на веб-камеру.
        Разговаривали, рискуя своими языками. Хорошая, европейская такая дорога была напрочь разбита гусеницами тяжелой техники и снарядами. Поэтому я так и не понял, насколько мягкая подвеска у этого самого «Тигра». Пространство вот хорошее внутри. Можно жить, не снимая квартиры. Унитаза только не хватает. Хотя если вон в том углу дырку в полу сделать и шторкой отгородить…
        - Приехали! Оружие всем оставить в машине!
        Мда… Как-то я без ствола уже голым себя чувствую.
        Хлопнула тяжелая дверь. Нас уже ждали.
        Какой-то херр-официр с двумя викингами за спиной. Ну и нас пятеро, не считая водилы, который остался внутри автомобиля. Я огляделся. Разбитые дома, дымящиеся развалины, небо в дымке…
        Херр очень быстро, но очень цепко осмотрел нас, потом завистливо скользнул взглядом по «Тигру» и загавкал по-своему.
        Очкастый лейтенант вполголоса забормотал:
        - Он интересуется - почему нас так много?
        - Скажи немцу, у русских принято сначала представляться! Полковник Самарцев, представитель штаба Прибалтийского фронта. Со мной переводчик и трое журналистов.
        И лихо приложил ладонь к козырьку.
        - Товарищ полковник, это господин оберст Юрген фон Кречмёр. С ним тоже переводчик.
        Не, ну настоящий ганс! Вылитый! Лицо длинное, узкое. Тощий, высокий. Кожа да кости! И морда такая… Высокомерная. Истинный ариец.
        - Германское командование группы армий «Вильнюс», - начал переводить наш лейтенант, - вынуждено сообщить господину Шаманову, что мы требуем прекращения боевых действий.
        У меня аж глаза на лоб полезли. Требуют они. Сидят в окружении и требуют. Совсем оборзели, блин. Наш полковник тоже удивился, но смолчал, дожидаясь окончания немецкого лая.
        - Германское командование объявило войну ныне уже не существующей державе, а именно Советскому Союзу. В связи с небольшим недоразумением, мы вошли на территорию Республики Литва. После переговоров с правительством этого государства мы хотели бы покинуть территорию Литвы без осложнений со стороны войск Российской Федерации, нарушивших договор о границах от 27 марта 2007 года и вторгнувшихся на земли суверенного государства. Иначе, мы вынуждены будем применить силу.
        Охренеть! Наш полковник аж кепи назад сдвинул от изумления. Немец же бесстрастно разглядывал нас по очереди. Коз-з-зел, блин… Интересно, на что они надеются? Впрочем, как только европейцев в мягкое место петух клюет, так они сразу в крючкотворство ударяются.
        Я машинально сделал шаг назад. А полковник достал мобилу из кармана. Потыкал в кнопки и, буркнув очкастому мамлею - «Переводи», - принялся громко разговаривать со штабом. По лицу немца опять скользнула гримаса зависти. Очень быстрая. Почти незаметная.
        - Так точно, товарищ генерал-лейтенант! Требуют коридора до границы и вывода наших войск! Так точно! Есть передать! Хер в задницу до пищевода, а не до границы! Это не переводи пока! - шепнул он мимо трубки. - Так точно! Есть! Разрешите выполнять?
        - Херр оберст… - ухмыльнулся полковник Самарцев. - Мы поняли ваши требования, но не можем их выполнить. Нам необходимо обсудить этот вопрос с военным и политическим руководством страны. К сожалению, мои полномочия распространяются только на согласование условий полной и безоговорочной капитуляции вашей окруженной группировки. Честь имею!
        Самарцев лихо щелкнул каблуками и развернулся. Оберст в ответ тоже было поднял руку к фуражке, но не успел…
        Потому как его башка внезапно разлетелась в кровавые клочья! Мир замер на мгновение…
        И взорвался огнем. Сразу со всех сторон. Я только и успел прыгнуть рыбкой с обочины. А потом куда-то пополз на карачках. Вот жеж… Какая млять этого фрица шлепнула?
        Я попытался оглядеться, но вместо этого ткнулся мордой в жидкую грязь кювета. Со всех сторон, кажется, стреляли, что-то взрывалось, обдавая меня вонючим дымом взрывчатки и шматками земли. Грохот стоял такой, что я сам себя не слышал. Ни мат, ни молитвы, ни вопли «Мамааааа!».
        Фиг его знает. Сколько прошло времени. Я не засекал. Только когда голову чуть приподнял, увидел дыру дренажной трубы, шедшей под дорожным полотном. Вот я как бросился туда! В трубе оказался не один. Два моих раздолбая там уже сидели. Фил бережно прятал на груди свою «фаллическую дуру», а Марлен вытирал кровь с лица. Над нами же… Впрочем, и под нами и вокруг нас тряслась земля.
        - Ранен? - заорал я Марлену.
        - А? - проорал он мне в ответ.
        - Куда ранен, говорю! - срывая голос, крикнул я снова.
        Вместо ответа, он махнул рукой и показал мне мой нетбук. Бывший. Потому как экрана у него больше не было. Только какие-то обломки стекла хищно торчали по периметру бывшего монитора. А ведь в кредит я его брал…
        Потом Марлен дрожащей рукой достал из кармана свою мобилу. Бывшую мобилу. Из нее торчала отливающая желтой смертью пуля.
        - Сиди спокойно! - крикнул Фил. И резко вытащил из левой скулы шефа длинный кусок экранного стекла моего нетбука.
        Ну что же мы такие дураки-то? А?
        Из всего оружия только фотик Фила, да клавиши моего мелкого компа. Все осталось или на базе, или в «Тигре». Стоп! Машинка же у нас бронированная? Так?
        Я пополз к выходу из трубы. Бой продолжался, но по нашему месту огонь вели уже не так интенсивно. Я перекрестился грязной рукой, размазывая жижу по харе, и рванул на воздух. От жеж скотины! Достаточно было пары секунд, чтобы увидеть картину.
        Четыре трупа возле перевернутого на бок «Тигра».
        Фу, бля… Фубля, фубля, фубля… ААААААААААААА!
        Я метнулся… Громко сказано.
        В общем, я как-то оказался около машины. Господи ты, Боже, мой! Как я только не матерился в тот момент! Как я только не богохульствовал, забираясь через разбитое заднее стекло внутрь джипа.
        Водилы, почему-то, на месте не было. Зато наши «калаши» оказались там, где и положено. Какая-то сволочь всадила длинной пулеметной очередью по крыше перевернутой машины. То ли били издалека, то ли крыша крепкая… Но я никогда не забуду этот страшный грохот, от которого я инстинктивно зажался как зародыш и прикрыл свои больные уши руками.
        А потом новый рывок!
        Я везунчик. Я, правда, везунчик! Блин, и когда я успел каску напялить?
        Марлен успел только приоткрыть рот, как вдруг подряд прямо над нами рванула пара снарядов.
        - Уходить надо! - заорал Фил. - Накроют всех к ебеням последним!
        - Куда?
        Мы подползли сначала к одному выходу. Потом к другому. Перспектива не очень радостная. С одной стороны - чистое поле. Метров триста до домов. С другой дом близко. Всего-то метров двадцать и можно хотя бы к стене прижаться. Только вот из этого дома шмаляют во все разные стороны. Одно хорошо - с пятого этажа. «Хрущевка» обыкновенная. Водится по всей территории бывшего Советского Союза. Жаль подъезды с другой стороны.
        Бросок до стены. Там обползаем здание. Уходим во двор. Ныкаемся в доме и прячемся под кровати. Ибо накуй нам все это надо?
        Главное подышать. Надышаться перед смертью. Нельзя говорите? Ну, ну… Значит вы перед смертью не бывали. Когда самый зловонный запах кажется благовонием…
        - БЛЯААААААААААААА!!!!!!!!!!!!
        Впереди понесся Марлен, прижимая к груди остатки моего нетбука. На харде могла сохраниться запись с камеры. Поэтому надо сохранить. Мы с Филом долбили куда-то по сторонам из «калашей». Надеюсь, не попали в своих.
        Прижавшись к стене «хрущевки», медленно, в полуприседе, поползли к углу. Обогнули его. Еще один… Во дворе чуть потише… Тихо догорают останки неопознанных легковушек во дворе…
        Нах, нах, в подъезд! Хорошо, что дверь вынесена взрывом. А то ключа от подъездного замка у нас нету. Заныкаться решили на втором этаже. Осторожно поднялись.
        - Лех!
        - М?
        - Гранаты есть?
        - Не… Забыл…
        - Долботряс ты…
        - Иди и возьми…
        Это мы с Филом перед входом в квартиру так беседовали. Выбрали среднюю на площадке. Там окна в одну сторону. Легче контролировать. Это уже потом я узнаю, что неправильно все мы сделали. Но кто ж нас и когда учил? Дверь была закрыта. Но у нас был универсальный ключ - короткая очередь в замок. Оп-па! И мы в домике.
        И словно по сигналу - все закончилось. В смысле, стрельба на улице.
        Распашонка. Одна комната вправо. Вторая влево. Прямо - кухня.
        - Фил! Правую глянь! Марлен! Ты как? Держи выход!
        Блин, это я голливудских боевиков насмотрелся. Поэтому, вместо того, чтобы просто открыть дверь, я ее пнул со всей дури.
        В ответ раздался женский визг.
        В маленькой, пять на три метра, спрятались от дикой, совершенно неестественной войны, две литовских бабы и три литовских ребятенка. Неестественной… А когда войны были естественными?
        Под ногами захрустели осколки стекла и пластмассы.
        Я приложил палец к губам.
        - Тщщщ… Я - русский! Все хорошо!
        И попятился.
        - Все хорошо, гражданочки, все хорошо…
        Они чего-то залепетали по-своему.
        Я осторожно прикрыл дверь. Оглянулся на шефа. Тот, утирая так и текущую кровь с лица, упрямо рассматривал дулом автомата подъезд. Через дыру в двери.
        - Фил! - заорал я. - У тебя там чего?
        - Тихо! Только пулемет сверху бьет!
        - Какой?
        - Не знаю!
        Бывало так, чтобы усталость нападала внезапно? Вот на меня именно в этот момент она и напал. Я аж сполз по стене.
        Блин. А где каска? Я брал каску из джипа или нет? И, похоже, об чего-то задницей ударился. Тупая такая боль. Наверное, куском земли или камнем прилетело.
        - Марлен, на тебя смотреть страшно!
        Тот только кивнул в ответ. Смотреть и впрямь страшно было. Я с трудом приподнялся и заглянул в комнату с литовскими бабами и детьми.
        - Эй! По-русски разговариваете?
        Те чего-то залопотали по-своему.
        - Мин татарча ек бульмым! - поморщился я от боли в ноге. - Водка! Водка есть?
        Одна из девок, которая помоложе, метнулась к плотно набитой сумке, пошвырялась там, и вытащила прозрачную поллитровку.
        Я свинтил пробку. Вытащил из кармана носовой платок. Смочил его. Начал протирать Марлену лицо.
        Тот зашипел в ответ. А когда я поправил лоскут кожи, свисавший над правой бровью, шеф так обматерил меня… Впрочем, мне не привыкать, получать люлей от главного редактора.
        За плечо меня вдруг потрогали осторожно.
        -Cia! Paimkite ji!
        Девка - вполне, кстати, ничего - протянула мне маленький сверток бинта.
        - Ага. Дзянькую. Или как у вас тут? Данке шен?
        Вместо ответа она несмело улыбнулась и исчезла в своей комнате.
        А я стал бинтовать изрезанную харю Марлена Ильича.
        - Шеф! А я ведь сейчас испытываю просто садистское удовольствие! Моим нетбуком тебе лицо изгваздало! И я тебе сейчас больно делаю! Это тебе за все планерки!
        - Иванцов… Я тебя, когда-нибудь, уволю…
        - Если доживем… Телефон выбросил?
        - Не-а.
        - Симка цела?
        - На, посмотри… Только пулю не выбрасывай, - он протянул мне свою изувеченную «Нокию».
        Да, блин, что же так нога-то болит? Я хлебнул водки и начал копаться в телефоне Марлена. Отлично! Слегка погнулась, но цела! Достал свой. Сменил карту. Включил… Все-таки хорошая штука - паранойя. При любой возможности я в электрическую сеть втыкаюсь. И по две батарейки с собой таскаю. Так… Аська глючит. В сеть не пускает. Отправляю СМС.
        «Лиско. Все хорошо. Сидим в штабе. Очень скучно. Спим и едим и больше ничего не делаем. На фронт нас не пускают. Ты там как? Твой Волко»
        - Фил! Как там?
        - Хрен знает! Все замолкли вроде!
        - Марлен, дверь держи. И глаз не своди. На любое шевеление стреляй. Понял?
        Шефа я забинтовал так, чтобы рот не открывал. Поэтому он только зло сверкнул глазами.
        Сделает. Марлен у нас - мужик. Хоть и начальник.
        Блин, да что с ногой-то? Я провел по заднице рукой. Твою мать… И пошкрябал к Филу, хромая все сильнее и сильнее.
        - Фил! Глянь… Чего у меня там?
        Филь отвлекся от наблюдения и мельком глянул на мой тыл. И немедленно заржал:
        - Леха! А ты это! Того! В жопу ранетый!
        - Да? - изумился я. А ведь не чувствовал совсем. И когда это, интересно меня?
        - Смотри! - внезапно крикнул Фил. Я бросился… Хм… Подковылял к окну.
        От нашего перевернутого и дымящегося «Тигра» отползал Лешка Глушков. Полз он не к канаве, а вдоль дороги. Прямо по разделительной полосе в сторону аэропорта. За ним тянулась маслянистая темно-красная полоса.
        Внезапно перед его головой взметнулись выщербленные пулями осколки асфальта. Откуда-то сверху снова ожил пулеметчик.
        На этот раз он просто решил поразвлечься. Стоило мехводу замереть - одиночный выстрел впивался в дорогу буквально в сантиметре от тела. Стоило ему начать ползти - очередь преграждала ему дорогу.
        - Двое. Снайпер и пулеметчик. Как минимум, - лицо Фила вдруг исказилось. Оно стало каким-то… Механическим. Холодным. Жестким. Нечеловечным. - Иванцов. Сколько патронов у тебя?
        От же… Все в машине. А я же только автоматы и прихватил.
        - Ну… По рожку на каждого… - Вот же я долбик…
        - Дай!
        Я немедленно отстегнул рожок от своего «калаша» и протянул Филу.
        Фил моментально выщелкнул патроны из моего. Оставив только два. Остальные всадил в свой.
        - Махнись с Марленом машинками. Я наверх.
        - Фил! - окликнул я его. - Ты где воевал?
        Фил остановился и, поверх моей головы, глянул в разбитое окно. Там по-прежнему горел джип и полз Глушков.
        - Нигде. Я им наврал, что я боевой офицер.
        И исчез за входной дверью.
        - Марлен! Он вернется! Он всегда возвращается, ты же знаешь!
        Я подковылял к окну.
        Блин… Совсем уже нога не слушается. А что это там рычит, интересно? Телефон завибрировал. Достаю. Смотрю. СМС.
        «Береги себя, пожалуйста, для нас! Лиско»
        Прячу телефон. Снова выглядываю в окно. Наши. Ей-ты-Богу, наши! По разбитому асфальту ползет Лешка Глушков. Навстречу ему бегут наши мотострелки, за ними ползут осторожно танки… Родные мои! Не бросили. Не бросили!
        Я снова достаю телефон и второпях, окровавленными пальцами набираю:
        «Да нормально все. Не переживай ты. Я же сказал - я вернусь! Все будет хорошо! Когда я тебя обманывал? Волко»
        Отправляю.
        В этот момент где-то наверху раздается стрельба. Я, припрыгивая, скачу к входной двери.
        - Марлен, сюда! - ору я ему. Тот мгновенно перекатывается в мою сторону и очень вовремя. Взрыв выносит изуродованную нами дверь, она падает ровно на то место, где шеф только что сидел. Облако кирпичной пыли не дает разглядеть - кто там в подъезде?
        Снова раздается стрельба. Снизу. Сверху. Спереди. Сзади. Отовсюду. Перевожу предохранитель на одиночные выстрелы. Два ствола направлены в рассеивающееся облако пыли. Стрельба вновь замолкает и…
        - Мужики! Мужики! Это я! Не стреляйте!
        Из дверного проема появляется Фил. Его поддерживает… Полковник Калинин собственной персоной. Левая рука Фила бессильно повисла. Правой он держится за шею нашего эфэсбешника.
        Где-то под окном глухо ухает танковое орудие.
        - Товарищ полковник? - пытаюсь подняться я из лужи крови, натекшей из-под меня.
        - Нормально все, мужики! Мы взяли литовцев! Все хорошо! - оскаленно улыбается полкан нам. Осторожно опускает раненого Фила на пол. Снимает свою «Сферу». Начинает копаться в разгрузке.
        И меня вдруг отпускает. Последнее, за что я зацепился взглядом - разбитую в хлам «фаллическую дуру», к которой тянется здоровой рукой теряющий сознание Фил. После чего, Калинин втыкает мне в предплечье иглу. Мир исчезает. И только на лестнице слышен русский мат и какие-то, совершенно не немецкие, ругательства. А в кармане вибрирует телефон. Надо бы ответить… Надо бы… Надо…
        Жизнь же продолжается!
        Где-то под Бродами. Александр Маслов.
        На этот раз ночевали не на голодный желудок. Повторили вчерашнюю схему, забрались в тот же овраг, поставили дежурного и завалились спать. Ночью грохот взрывов не затихал, Клейста продолжали бомбить.
        Утром опять пошли по округе. Но в этот раз нам не повезло. Очень скоро мы натолкнулись на немцев. Правда, на этот раз не на эсэсовцев, а, судя по последующему, на каких-то тыловиков. Увидев за деревьями несколько фигур в форме мышиного цвета, Амальчиев не стал мешкать и сразу же полоснул по ним из пулемета. Повторил мое вчерашнее достижение. Однако, на этот раз немцев оказалось побольше. Из-за упавших фигур появились новые. Нас стали обходить с флангов, а в лесу автомат не дает таких преимуществ как на открытом месте.
        Сначала нам немного повезло. Убегая, мы проскочили небольшую, метров пятьдесят шириной и пару сотен метров длинной поляну. Немцы сунулись было за нами, но три ствола на такой дальности, да еще пара гранат из подствольника (пригодился все-таки бонус от прапорщика Прокопенко!) несколько охладили их пыл. Хоть и кидал я гранаты почти на удачу, опыта ведь никакого, напугали они немцев капитально. Немцы не рискнули идти через открытое место и двинулись в обход. Это дало нам небольшую фору, которой мы поспешили воспользоваться.
        Оторвавшись на несколько сотен метров, мы старались двигаться как можно быстрее. На всякий случай я даже поставил пару растяжек из ручных гранат, в кино это помогает. Взрывы сзади я слышал, а вот задело ли кого, сказать было сложно. Самое худшее то, что гнали нас на запад и прижимали к шоссейной дороге. Если на ней сейчас активное движение, а ездить кроме немцев там некому, то дело наше ? табак. Немцев на хвосте немало, иначе они давно бы отстали. Если они окажутся еще и впереди, то останется только принимать «последний смертный», благо боеприпасы пока есть.
        К дороге мы вышли уже почти без сил. Бег с полной выкладкой выматывает, что твой марафон. Проскочили мы шоссейку с ходу. В этот момент на ней не было ни единой машины. Но с севера слышался гул приближающейся колонны. Вот вдалеке стало заметным какое-то движение. Нужно было уходить, но какой-то червячок сомнения все удерживал меня у дороги.
        - Парни, у вас глаза помоложе, гляньте, кто там катается! Только аккуратно, не высовываясь!
        Антонов внимательно вгляделся, прикрыв глаза ладонью. Оставалось только пожалеть об отсутствии бинокля.
        - Товарищ старший лейтенант, кажется на одной из машин трехцветный флаг!
        - Так, маскируемся и наблюдаем! У немцев флаги не трехцветные, но мало ли чего…
        Мы залегли в придорожных кустах. Наши преследователи вряд ли могли предполагать, что мы затаимся у самого шоссе. Но пока не показывались и они. Колонна, тем временем, приближалась. Теперь даже я видел, что на антеннах странных гусеничных машин трепыхаются маленькие российские флажки. Машины напоминали БМД или плавающие танки ПТ 76, но были они крупнее первых и вооружены вроде бы чем-то малокалиберным.
        И в тот самый момент, когда колонна уже находилась в прямой видимости, на противоположной стороне полосы отчуждения шоссейки показались наши преследователи. На колонну они не обратили ни малейшего внимания. Их было много, человек сорок-пятьдесят. Как только они добежали до дорожного полотна, я скомандовал ребятам:
        - Огонь!
        Мы ударили из трех стволов. Расстояние до цели не превышало метров сорока. Немцы рухнули как подкошенные. Я, конечно, не надеялся, что мы смогли свалить даже половину, это было бы безрассудным оптимизмом. Просто, рефлекс подсказал немцам, что под обстрелом стоять не стоит, и они поспешили залечь. А вот и ответный огонь.
        Но дальше все пошло не по их сценарию. Первая машина повела своей плоской, как будто распластанной по корпусу, башней и выдала очередь. Судя по звуку это автоматическая пушка. Скорее всего, аналог пушки БМП-2. Немцам это очень не понравилось, и они попытались перенести огонь на подходящую колонну. Но тут им ничего не светило. Первую машину поддержала вторая, потом подключились автоматы. Самые разумные попытались побежать обратно, но под огнем нескольких боевых машин пробежать сорок метров открытого пространства это фантастика.
        За первыми тремя машинами я увидел что-то более знакомое. Такой же прямоугольный корпус с носом клином, низкая башня в которой спарены крупная и малокалиберная пушки. О, черт! Это же БМП-3. Ни разу не видел ее живьем. А головные машины это, скорее всего, что-то типа БРДМ на ее базе. Там пушки-сотки нет.
        Пока головные машины добивали немцев, колонна притормозила. Одна из БМП выехала из общего строя и остановилась около нас, вылезших из кустов. С брони пружинисто спрыгнул шкафоподобного сложения майор в шлемофоне.
        - Командир батальона двенадцатой гвардейской танковой дивизии майор Носатов. Кто такие? Документы!
        - Старший лейтенант Маслов, Центр боевого применения армейской авиации, рядовые Амальчиев и Антонов. Два дня находились в окружении, вышли на вашу колонну, отрываясь от преследующих немцев.
        Майор посмотрел наши документы.
        - Так, сейчас не до вас! У меня горит темп наступления. Садитесь на следующую БМП, поедете с нами. По прибытии вас допросит особист, он следует со штабом полка.
        Мы не заставили себя упрашивать. «Нашей» БМП командовал веселый сержант Мухин, явно контрактник. Его отделение отнеслось к нам по-братски и даже пополнило подрастраченные запасы патронов. Они объяснили нам, что в голове колонны идут БРМ 3, разведывательные машины на базе БМП 3.
        - Откуда взялась танковая дивизия? Вроде в нашей армии их расформировали недавно?
        - Как расформировали, так и сформировали. Всего несколько дней как.
        Колонна шла достаточно быстро для гусеничной техники. Причем, с высоты брони было видно, что далеко не вся она состоит из БМП, основную массу составляли танки. Расспрашивать солдат о цели путешествия мы не стали, секретность есть секретность.
        Так прошло почти два часа. Дважды за это время мы нагоняли колонны немцев, состоящие из пехоты, автомобилей, повозок и легких орудий. При нашем приближении немцы вели себя по-разному. Часть начинала разбегаться, другие открывали огонь или пытались развернуть орудия. Эти попытки сопротивления давились быстро и легко. Слишком неравными были силы.
        Я, сидя на броне, вместе со всеми стрелял и видел, как под моими очередями падают фигуры в форме цвета фельдграу. А еще, имея лучший обзор, давал советы Мухину, куда довернуть или стрельнуть из орудий.
        А потом впереди появилась еще одна колонна, только на этот раз мы ее не нагоняли. Наоборот, она шла нам навстречу и в ней явно присутствовала бронетехника.
        По рации передали: «Без приказа не стрелять!».
        Понятно. Опять штабные мутят. Но Мухин, который смотрел на колонну через увеличивающую оптику прицела, вдруг закричал:
        - Хохлы! У них украинские флаги!
        И тут же над всей нашей колонной понеслось:
        - Хохлы!
        Я не понимал, что происходит, но сержант, увидев мое недоумение, пояснил:
        - Клейст окружен!
        Теперь я понял, почему мы гнали безостановочно на юг, почему командиры так торопили. 12-я гвардейская танковая дивизия России шла на встречу танковой бригаде Украины, замыкая кольцо окружения вокруг Первой танковой группы Клейста. Хотя какая теперь танковая группа, после шестидневных боев и вчерашней бомбежки вряд ли у Клейста осталась хотя бы половина сил.
        А навстречу нам уже несся рев из встречной колонны:
        - Москали!
        Потом мы обнимались с украинцами. Боевая техника стран-союзниц перемешалась, экипажи повылазили на свет божий, все кричали, кто-то стрелял в воздух, правда, это быстро пресекли.
        Я не знаю, сколько продолжалось ликование, но постепенно накал страстей стих, а командиры поспешили пресечь дальнейшее развитие событий. Дело еще не закончено, нужно создавать фронт окружения и ликвидировать группировку Клейста. Вместе с главными силами дивизии подъехал и особист. Он выдернул нас троих из человеческого водоворота и опросил по одному. Видимо, подозрений в шпионской деятельности мы у него не вызвали, терзал он нас недолго.
        А потом мы ехали назад. Нас направили в штаб армии, откуда мы должны были с оказией добраться до своего аэродрома. В тыл шел транспорт с ранеными и грузовики за боеприпасами и топливом для дивизии. Нам разрешили присоединиться к этой колонне. Сопровождать их выделили мотострелковую роту, в которую входило и отделение Мухина. Так что ехали мы со старыми знакомыми, уютно устроившись на броне.
        Правда, особой нужды в охранении не было. Только больной на голову немец решился бы напасть на колонну на это дороге. Навстречу нам сплошным потоком шли войска. Чего тут только не было: и БМП всех трех моделей, разные БТР и Т-80 с Т-72 и какими-то более старыми танками, - я в них хуже разбираюсь - и САУ-шки, и буксируемая артиллерия, и зенитно-ракетные комплексы от Стрелы-10 до С-300В, только Торов я не заметил. И старые зенитки С-60, против «мессеров» тоже сгодятся. Вместе с боевой техникой шла куча самых разных автомобилей, бензовозов, понтонных парков.
        Все, теперь на фронте больше не будет тоненькой ниточки из кадровых частей. Сколько союзники могут выставить по мобилизации? Миллиона три-четыре? Наверняка не меньше. И вооружены они будут куда лучше Вермахта. Пройдет совсем немного времени, и мы пойдем на запад, погоним их к Берлину!
        У одного из солдат зазвонил мобильник. Меня как током ударило. Коммуникатор я выключил еще позавчера, берег батарею, где ее в окружении подзаряжать.
        - А что телефоны заработали?
        - Да уж дня два как. Только не везде берут.
        Я выхватил из кармана телефон и поспешно его включил. Черт, как медленно грузится эта Windows. Наверное, никогда еще она не стартовала так долго. Включился. Нашел номер Ленки. Набрал. С минуту слушал длинные гудки.
        - Сашка, ты где?
        - Привет, моя родная. В армии, на Украине. Ты получила телеграмму?
        В первый день войны я, не дозвонившись до Ленки и родителей, попросил Зубатова отправить им телеграммы.
        - Получила. Как ты там?
        - Все у меня хорошо, ты не волнуйся, служу на аэродроме, далеко от фронта.
        - Прошу, будь осторожен!
        - Конечно, родная!
        - Мы с маленьким ждем тебя.
        - С кем?
        - Ой, ведь не хотела говорить! Не умею я хранить тайны! Сашка, я беременна!
        - Лена, это же здорово! Ты моя милая! Давно узнала?
        Шумы в телефоне стихли. Я взглянул на экран, значок доступной сети снова пропал. Ну, ничего, раз связь заработала, то в первом же городке наговоримся!
        Броня нагрелась на летнем солнышке, лежать на ней было приятно. Я лежал и думал.
        А ведь еще неделю назад я был совсем другим человеком. Жил для себя, ни за кого не отвечал, хоть и собирался жениться. Прошло всего семь дней. Но каких дней! Чего только за это время не случилось! Я ведь стрелял в живых людей и расстраивался, если не попадал. И ведь не чувствую никакого раскаянья! Хорошо это или плохо? Наверное, плохо. Но все равно не чувствую.
        А сколько я всего увидел! Этого не забыть. Пришлось заботиться о двух пацанах, вроде справился. Вон они на броне едут целые и невредимые. Теперь вот узнал, что скоро у меня будет сын. Почему-то я сразу был уверен, что родится мальчик.
        Да, насыщенная получилась неделя. А что впереди? Война еще не кончилась… Но жизнь продолжается!
        Максим Андреев. Безработный. Нижегородская область.
        Они ели рис с изюмом и запивали его киселем, когда в избу вломился пьяный Рустэм.
        За его спиной маячила Ольга. Как всегда - высокая, стройная, фигуристая в своем немецком камуфляже. Только шикарной волны каштановых волос больше не было - лысую ее голову прикрывала только кепка болотного цвета.
        - Сидите? Жрете? - поднял карабин Рустэм. Его слегка пошатывало. - Я вас на пост, между прочим, поставил. А вы сбежали!
        - Ой, Русичек, ты сядь-ко, помяни Антипа-то, - встрепенулась баба Дуся.
        - Сядь, карга старая! Поминки… Я сейчас вам устрою поминки!
        - Рус, не кричи! - привстала было Маша.
        - Сидеть! - рявкнул Командир.
        В избе повисла мертвая тишина. Только ходики стучали. Тик. Так. Так-тик. Тики-таки, таки-тик…
        - Кого хороним? Меня хороним? Я вам не Пушкин, чтобы меня хоронить!
        - Господь с тобой, Рустэмчик! Чаво ж тобя-та? Антипа мы закопали! Антипа! - всплеснула руками баба Дуся. - Глаша вона отпевала сёдни с Манефой, твои ж помогали, спасибо им, да ты сядь, Рустамушка, сядь-присядь, помяни деда…
        - Я? - пьяно посмотрел на нее парень
        - Сидь, внучок, сидь, лады ли на ногах стояти, калды вона горе како?
        Рустэм кивнул, подтащил ногой табуретку, потом выдохнул мощным перегаром и запустил руку в миску с квашеной капустой.
        - Накось, накось… - старуха по имени Глафира взяла сухонькими руками бутыль с самогоном и плеснула ему в эмалированную кружку. - Помяни Антипа, царствие ему небесное…
        - Слышь… Старая! А ты меня помянешь, когда мой срок придет? - тяжело посмотрел он на бабку. Изо рта его падали капустные крошки и повисали на подросшей за неделю бороде.
        - Да Господь с тобой! - замахала руками старуха - Коль сдыхать собрался, ли чо? Молод еще да вона басок сколь! Девки небось сохнут, а ты в яму-тоть зыришь! Аль захирял чо ли? Дык я тобе баню стоплю…
        - Не дребезжи! - рявкнул Рустэм. И ударил кулаком по столу. Потом обвел взглядом и старух, и Макса с Машей. Ольга же безмолвной статуей стояла в дверях, привалясь к косяку.
        Баба Дуся и баба Глаша молча сидели, смотря на свои изувеченные долгой крестьянской работой руки, и перебирали ситцевые фартучки. Максу вдруг подумалось, что эти пальцы - узловатые, белые, старые - живут какой-то отдельной жизнью. Они, эти пальцы, привыкли работать и ни минуты не могли оставаться без дела. Им надо было что-то делать…
        А баба Маня смотрела в потолок и чего-то шептала.
        - Эй, старая! Молишься? - крикнул ей Рустэм, продолжая жрать. Рассол капал с его подбородка.
        - Глухая она, внучок, - не подымая глаз, ответила ему баба Дуся.
        - Ааа… Плесни-ка киселю! - он взял кружку, отхлебнул глоток и тут же выплюнул розовый кисель на пол. - Не сладкий, бляха муха. Что сахару-то пожалели, старые?
        - Дык нетути… - пожала плечами Евдокия. Она так и сидела, опустив взгляд в пол.
        «Вот так она и… Всю жизнь…», - вдруг подумал Макс. И по сердцу острым ножом пронеслась жалость к этой бабушке.
        - Дам я вам сахару, - неожиданно сказал Рустэм. И икнул. Потом еще раз икнул. - Только с одним условием. Кисель мне нормальный сварите.
        Тик. Так. Так-тик. Тики-так, таки-тик.
        - Подъем! - скомандовал он Маше и Максу. - Дело есть.
        Ольга так и стояла в дверях, цепко разглядывая всех. Когда Рустэм поднялся, уронив табуретку и сам едва не упав, она подхватила его за локоть.
        Макс, было, начал приподыматься, но Маша остановила его.
        - Зачем?
        - Не бойся, Маша! Я - Дубровский, - ухмыльнулся в ответ Рустэм.
        Макс с Машей переглянулись.
        Рустэм достал из кобуры ствол. Какой-то незнакомый, не «Наганыч» и не «Макарыч».
        - Убивать начну. Со старух…
        - Ой, лихо како… - пробормотала баба Дуся и ткнула сухоньким кулачком себе в безгубый рот. Следом за ней этот жест повторила и баба глаша. Баба Маня продолжала что-то шептать.
        Макс встал. За ним встала и Маша.
        Затем они вышли на крыльцо. Было уже темно, только звезды кололись острыми лучами да месяц щербато улыбался. Бездонная мгла смотрела на четырех выживальщиков.
        Впрочем, нет. Время от времени лес озарялся какими-то всполохами.
        - Это нас ищут, - сказал Рустэм. -
        Максу стало страшно. В животе резко похолодело. Даже растревоженное ребро перестало ныть.
        - Нас, нас… Больше некого…
        - Ааа… - сказал Макс, когда Маша вцепилась в его рукав.
        - Бэ! - внезапно передразнила его Ольга. - Будь мужиком. Хоть раз в жизни! Будем драться!
        - Макс, на, глотни нормального пойла, - дружелюбно добавил Рустэм и протянул ему бутылку, которую прятал до того под курткой.
        - Что это? - осторожно взял ее Макс.
        - Вискарь.
        - Откуда?
        - У мужика в «геленде» изъял. В бардачке валялась. Это вискарь. Попробуй.
        Макс глотнул. Маслянистая жидкость едко ободрала горло. Парня передернуло.
        - Ну как? Понравилось? Вот где ты еще нормальный вискарь попробуешь, как не в «мародерке». А?
        - Рус, у тебя крыша поехала, - сказала Маша, по-прежнему прячась за спиной Макса.
        - Заткнись, ссука! - рявкнула Ольга. - Ты идешь со мной. Макс и Рустэм идут к пригорку, с которого вы сбежали.
        - А Иринка? - спросил Макс и снова приложился к бутылке «вискаря».
        - Она в бункере. Прикроет отход.
        - Отход? - не понял Макс.
        - Через час сходимся на пересечении просеки и старой ЛЭП. Ты помнишь. Где
        это? Я тебе там первый раз минет сделала.
        «И последний…» - мелькнула дурацкая мысль. У обоих.
        - Потом уйдем на запасную точку, - встрял Рустэм. - Ты о ней еще не знаешь. Сюда наведаемся попозже.
        Потом он нервно оглянулся. Блики стали превращаться в лучи, пробивающиеся через стену леса.
        - Все! Пора! Уходим!
        В этот момент Макс неожиданно для самого себя размахнулся и ударил своего бывшего командира по голове бутылкой. Ноги Рустэма вдруг подломились, и он рухнул на землю.
        Ольга начала было вскидывать карабин, но на нее вдруг прыгнула Маша, целясь ногтями в лицо. Словно две разъяренные кошки - девчонки упали на землю, катаясь и визжа от страха, ненависти, ярости. «Сайга» отлетела в сторону. Макс бросился к карабину, схватил его, потом занес его над головой… Девки катались по земле и он боялся ударить Машу, поэтому. Не выдержав, выстрелил в воздух.
        Взвизгнув, девки отскочили друг от друга. Макс шагнул вперед, снова занес карабин и несколько раз ударил прикладом по лысой голове Ольги, светлым пятном отражавшей лунный свет.
        - Макс! Нет! - закричала Маша.
        Он отбросил «сайгу» словно ядовитую змею. Потом подошел к Маше. Присел. Обнял ее и зашептал:
        - Вот и все. Вот и все кончилось. Пойдем уже, пойдем со мной. Все хорошо будет. Все будет хорошо.
        Он с трудом приподнял ее, и они пошли навстречу лучам, метавшимся где-то на краю тьмы и света.
        Они шагали - Маша чуть прихрамывала, а он тяжело дышал - по заросшему полю. Шагали, взявшись за руки.
        Поднялся ветерок, ласково обдувавший горячие лица. Они шли и молчали. Потому что им было нечего говорить. Иногда он стирал с ее лица кровь, стекающую из глубоких царапин. Иногда она осторожно гладила его по тяжело дышащей груди.
        Потом лучи света стали сливаться в стену, потом эта стена ослепила их. Потом свет охватил их со всех сторон, и лишь маленькое темное пятно маячило впереди. Потом это пятно стало разрастаться, увеличиваться и словно втягивать в себя. Как будто ты едешь по дороге и въезжаешь в тоннель. Темный-темный грохочущий тоннель. Такой, что остается лишь надеяться на свет в его конце. Ты знаешь, что он там должен быть. Знаешь, но не уверен. И остается лишь надеяться на него и верить ему.
        Офицер внутренних войск нагнулся и осветил мощным фонарем тела, отброшенные пулями на сухую траву:
        - Вроде эти, судя по ориентировке. А может и нет! Взвод! За мной! И осторожнее, они вооружены!
        Он перешагнул через два тела, чтобы продолжалась жизнь…
        Сергиив Виталий Александрович, Глава Тамбаровского районной госадминистрации, п. Тамбаровский, Оренбургская область.
        Летнее солнце будит рано. Не было и шести когда вырванный его лучами из сонной неги я, потянувшись, встал и пошел на двор за утренним моционом и зарядкой. Впервые за последние дни было совершенно безоблачно и безветренно. Залитое светом утро освежало прохладой. Закончив, с физпроцедурами я перешел к водным. Вчера коммунальщики снова дали летнюю воду и я помылся прямо во дворе. Зайдя домой, я застал жену на кухне (да похоже нужна была война, что бы мой домашний генерал полюбила готовку). Растерев себя полотенцем, я оторвал жену от кулинарных изысков: было ещё одно важное дело, которое мы с ней в этой суете четыре дня как забросили…
        Через полчаса мы сели завтракать, но допить чай мне не дал звонок. Ясненская дивизия РВСН сегодня запускала спутники связи - надо было восстанавливать поредевшую спутниковую группировку. Вот и предупреждали, что б мы не допустили ни протестов, ни паники. Года три назад они на земле баки решили взрывом утилизировать, в сотне километров от нас… Гептил висел в воздухе неделю. Понятно, что население оренбургской целины встало на дыбы, впервые прошли многолюдные митинги… Оправдания военных, что, мол, рвали в малонаселенной местности, триста тысяч вдыхавших гептил целинников только разозлили. Волну удалось унять с трудом. Сильно подействовало, то что наши крики снижают стоимость нашей же пшеницы… Твердая и ценная пшеничка наша в каждой второй булке и макаронинке Евразии есть… Вот вам и «малонаселенной». С тех пор о пусках и сообщают. В семь информация по радио и телевидению пойдет.
        Пуск, кстати, был не простой. Выводимые спутники были американские. Они нам так «Сатану» помогали уничтожать. На второй день переноса американцы попытались улизнуть на свою базу в Киргизию, но неудачно. Наши погранцы и ФСБшники их отловили и, похоже, убедили отдать коды управления. Америке то спутник еще лет 20 нужен не будет… Но они за извоз проплатили, да и патенты за США… впрочем за каким США! Не такой державы! А у САСШ прав на этот спутник нет! Да коллизия… Если мы правопреемство признаем, то боком выдут нам эти фокусы.
        Проснулся сын. Подошла мама. Вчетвером завершили завтрак. Я предложил съездить на плотин?. Вода по сводкам уже до +21 прогрелась и по-утреннему прохладцу будет даже теплой казаться. А вот после назначенного на полдень пуска недели две купаться будет нельзя. Быстро собравшись, мы выехали на часок отдохнуть.
        На выезде из поселка я предъявил на посту свой пропуск и через 5 минут мы были уже у воды. Плотин? сильно спала. Сухое лето, осень без дождей, а теперь ещё и украденная зима… Похоже с водой в этом году будет туго.
        На пляже пока было безлюдно. Но чуть поодаль были видны машины рыбаков. Пара из них удила в 30 метрах от берега на лодке. Я вошел воду и минут пять плыл вдоль берега. Жена, войдя только по колено, плескалась с сыном на мелководье. Все же для неё и ребенка вода чуть дальше от берега была уже холодной. Впрочем, и мне стало потягивать судорогой ногу, и открытие купального сезона 1941 года я свернул. Мы еще походили вдоль берега, понаблюдали с сыном за проснувшимися раками и собрались в обратный путь. Завезя семью домой, я решил ещё съездить на аэродром, принимая хозяйство я не успел посмотреть его переданного району от МО «на хранение».
        Тамбаровский аэродром был нашей гордостью и болью. Расформированный, как говорили, по ошибке авиаполк оставил его в 96 м на хранение нашему району. И вот уже 14 лет надземные и подземные сооружения были золотой жилой для цветметчиков и строителей. Новый бум начался лет 6 назад, когда стали разбирать плиты рулежек. По договору с Минобороны район имел на это право, но деньги ни в бюджет района, ни на поддержание взлетки с этих продаж не доходили… Часть сооружений спасал погрузочный пункт Гайского ГОКа разместившийся на базе казарм и железнодорожной ветки при аэродроме. Но крайние лет 5 я на аэродром не ездил: сделать ничего не мог, а смотреть было больно. Теперь же история, кажется, давала шанс, возродив аэродром, вернуть ему и нашему поселку жизнь.
        Проехав мимо ЖД вокзала и лесополосы я миновал переезд, и не встретив на пути ни постов, ни машин проехал к шлагбауму у въезда на аэродром. Охраны у шлагбаума не было: РОВД его давно не охранял, а охрана ГОКа после консервации в четверг добычи на медном карьере осталась только на объектах предприятия. Проехав мимо руин КПП, складов и пункта управления полетами я оказался на взлетке. Широкая метров в сто полоса тянулась с запада на востоке более чем на три с половиной километра, обрамленная капонирами она и сегодня сверху мало походила на «Заготскот» в качестве которого фигурировала в 80-х на картах. Ближнее рассмотрение бетонки меня не образовало. Из пяти слоев плит верхний ряд был полностью сорван, по краям рука вандала дотянулась уже и до второго ряда. Теперь на Тамбаровский аэродром, принимавший в 89-м «Буран», смело могла садиться разве что Йокосука-Ока! Любой другой самолет при посадке полностью бы уподобился ей.
        Масаракш! Немец на русской службе страшнее всех люфтваффе! Цусарус! Впрочем, причем здесь немец! Кто вырывал здесь плиты, грабил стоящие рядом склады и казармы? Кто тянул последние годы всё, что мог утянуть? Это мы русские разных национальностей грабили свою страну, превращая её в такой же вот аэродром, способный еще противостоять ядерному удару, но не способный более поднимать в небо новые самолеты! И теперь вся наша банда воров получила в свой лен целый мир! Если мы сами себя не остановим нас теперь никто не остановит, и я не удивлюсь, если через пять лет мы умудримся разворовать и просрать плоды новой Победы!
        Надо думать! Нам и окружающемуся миру нужно дать шанс остаться людьми, не дав сильнейшему скатиться до уровня пахана в зоне, а бедным и слабым сесть на нашу шею. Войну ведут пушки, а заканчивают перья. Похоже, пришел черед юристов обеспечить несокрушимость нашей Победы! Непечатно выругавшись, я сел в машину и повернул домой.
        Было уже около 11, когда я подрулил к дому. Переодевшись в цивильное (сменив рубашку и захомутав себя галстуком) я выпил домашнего трехдневного кваску. Освежает! Похоже, квасу и «Байкалу» с «Саянами» быть теперь мировыми напитками. Жена решила пройтись по воскресному базару и, пустив её за руль, я позволил ей завезти меня на работу. В администрации было пусто. Охранник открыл входную дверь и «взяв под козырек» проводил меня с ключами до моего кабинета. На час мы договорились встретиться с приехавшим из области Гинкелем, но назначенный на полдень ракетный старт требовал моего более раннего присутствия. Войдя в свой кабинет и включив комп, я прошел в комнату отдыха и сделал тоже с чайником. Кажется, мой предшественник не был большим чаелюбом или кофеманом, а мне, похоже, диспенсер нужно будет ставить. Надо сказать в понедельник управделами.
        Я не торопясь, заварил чай, поставил молоко на 2 минуты в микроволновку. Люблю чай с молоком, а холодным его только портить. Ополоснув посуду кипятком, положил в керамическую поллитровую чашку со скромной надписью «Босс» (принес её третьего дня из дома) два кусочка тростникового рафинада, залил их ароматной заваркой. Теплое уже молоко было пущено мной вдоль стенки чашки и распустилось лавиной в ещё более потемневшей заварке, отжимая её, но твердо держа границу сред. Так и мы в этом новом мире, накатываемся селевой волной, сметая ошалевшее от нас прошлое. Пока молоко и чай не смешаны, они наиболее вкусны. Была бы у меня сейчас соломинка, я бы мог это в очередной раз проверить. Если сейчас помешать ложкой, то и аромат чая и мягкость молока уйдут, и, если напутать с температурой и пропорциями, получится не русский чай, а «помои». Но можно немного подождать, дать молоку и чаю «привыкнуть» друг к другу, а потом медленно добавить кипятка. Совсем чуть-чуть. Граница сред прорвется облакообразными протуберанцами, сразу после этого можно немного покачать по кругу в руке чашку и через десять секунд вы
получите неповторимый по вкусу и силе напиток.
        За чайной церемонией мне всегда думается легко. Вот и сейчас мучавшие меня последние пять дней мысли как-то сразу прояснились и встали в систему. Наш новый мир мог быть лучше двух родивших его, переняв от каждого из родителей лучшее, но для этого требовался правильный подход и церемония.
        Вернувшись в кабинет, я сел за компьютер. Посмотрев доступные ресурсы, я с удивлением для себя обнаружил, что практически могу написать напрямую Президенту. И не только из-за того, что «электронное государство» действует. О президентском чате, блоге и прямом обращении в его администрацию я знал давно. Но ГАС давала мне, руководителю района, возможность написать Президенту непосредственно! Возможно, и не он будет первым читать мое послание, но в том, что это будет человек, работающий лично на него, ресурс не оставлял сомнения. Что ж, грех не воспользоваться.
        Я открыл Ворд, и начал набрасывать черновик:
        «Ваше Высокопревосходительство, господин Президент Российской Федерации!..»
        Право всегда диктуют победители. И за бархатными перчатками «Прав человека», «Легитимизма» или «Лазер Фэйр» всегда скрывался большой кулак корабельных пушек, танковых и ракетных армий… Наверно, с моей стороны дерзко посягать на закладку основ нового прав и миропорядка, и наиболее рациональной личной стратегией для меня было бы «тихо вкрутиться по самую шляпку в принявшую меня государственную машину», но я молчать не могу. Возможно, я бы и смолчал, но за прошедшие дни нигде даже не обозначилась попытка правового решения казуса Переноса. Молчание юридической науки понятно: они люди серьезные, всегда думают о настоящем, и фантазиями альтисторических форумов им баловаться некогда. А вот у меня было на это время. Так, что миссию создания хроноинверсионного права выпало нести мне.
        В ходе хроноинверсий, подобных нашему Переносу, возникают различные коллизии и решения их различны. При переносе в нормальном направлении времени можно основываться на нормах обычного права. Если же инверсия происходит в обратном направлении, то требуется уже специальное право - хроноинверсионное. Так, когда переносится один человек или группа, то возникают отношения «обратного правопреемства», а при переносе государственных структур «обратного континуитета», т. е. непрерывности прав применительно к обратному ходу времени. Соответственно перенесшиеся субъекты принимают на себя права, имевшиеся у их предшественников… В нашем случае, Россия должна будет принять права СССР, что, по мнению и моих современников и обитателей сорок первого года, она и делает. Но они заблуждаются!
        В вопросах права не надо идти на поводу очевидности. Во-первых, в этом мире есть СССР. У него есть армия, законные органы власти, территория и дипломатических миссии по всему миру… То, что территория ограничена востоком Белостокской области и оккупированным сейчас Перемышлем, из законных органов власти Белостокский облсовет, а от РККА осталась 10 армия, да войска в Монголии и Восточном Туркестане ничего не меняет. Согласно, Сталинской Конституции, да и международным нормам СССР есть! А значит мы не можем здесь считать себя его правопреемниками… В отношении местных государств у нас нет никаких обязательств - международные конвенции и договора Российской Федерации стоят на системе возникшей после Второй Мировой Войны… Мы конечно можем пытаться подменить СССР, но это значит не только снова признать уже выплаченные нами царские долги, возвратить наших современников - иностранцев в существующие здесь на момент переноса государства-предшественики, признать патентные права сорок первого года, но и выгнать наших предков из всех дипмиссий, разоружить РККА… Это не только глупо, но и подло.
        Я начал набирать текст. Наш Президент юрист и я не стал растекаться мыслью по древу, старясь писать сдержанно и лаконично:
        «Обращаюсь к Вам как к коллеге-юристу, потому что уверен, что Вы рассматриваете случившееся пять дней назад не только как вызов и шанс, но и как сложную, неординарную правовую коллизию. И от разрешения этой коллизии во многом зависит судьба нашего нового мира, судьбы миллионов наших сограждан и жителей других стран.
        Участие в Великой Отечественной Войне мы считаем для себя естественным и неизбежным, как генетический императив. При всей правильности предпринимаемых на основе этого убеждения действий, такое их оправдание считаю юридически неверным и даже вредным для обоснования роли нашей страны в новом мире. Ведь естественным следствием признания такого „обратного континуитета“ будет не только вытеснение нами СССР, сколько обоснованность претензий непереместившихся стран на собственность (включая интеллектуальную) созданную их потомками, на гражданство переместившихся вместе с нами потомков граждан этих государств. Для обоснования и укрепления нашей новой роли в мире предлагаю исходить не из кажущихся естественными позиций правопреемства, а из принципа „темпорального суверенитета“, т. е. верховенства нашего права на всей хронопереместившейся территории и экстерриториальности на ней хроноперемещенцев в отношении непереместившихся стран. С этих позиции все переместившиеся объекты и права, а так же лица подпадают под нашу юрисдикцию и претензии непереместившихся стран ничтожны. При этом Третья Отечественная Война
является не рефлексией и „выполнением“ обязательств СССР, а совершенно самостоятельным событием - ответом на неспровоцированную агрессию 3-го Рейха против Российской Федерации, Государства Украины, Республики Беларусь, Литовской и Латвийской республик. Думаю, на переговоры с США и Англией и другими странами 20-го века нужно вести с этих позиций, в самом начале закрепив принятие ими нашего полного темпорального суверенитета…
        Астрономия и погода не оставляет нам сомнения ни в месяце, ни в дне, но прожитые нашей страной десятилетия нельзя отменить фактом Переноса. Мы люди 21-го века и у нас за окном 2010 год. Мы живем в своем времени! Мы действуем в своем Праве!»
        Я поставил подпись, исправил ошибки, скопировал и переместил в окно сообщений на сайт. Подумав минуту, я нажал Enter и письмо ушло адресату.
        За окном раздался приглушенный ракетный гул Р-36 «Днепр»: с маточной точки в 35 километрах от меня демобилизованная «Сатана» понесла свою посылку «к звездам».
        Я встал и подошел к окну. На северо-востоке вставал белым столбом след уходящей в космос ракеты. В нос ударил горьковатый привкус гептила. Он не мог распространиться с околосветовой скоростью, тем более что ветер дул на запад, но нейронный импульс быстро вызвал амиачный запах в память. Я вернулся к столу и ещё минут десять ползал по Президентскому сайту. Смотрел новости, официальные документы, оставил сообщение про сохранение нашего темпорального суверенитета в части дат на форуме… С вахты позвонили. Пришла жена, я разрешил её пустить.
        Войдя в кабинет, Ольга стала быстро обживаться. Заглянула в шкафы, на книжные полки. Интересно, кого или что она рассчитывала там найти? Остановившись у двери комнаты отдыха, она спросила:
        - Виталий, а… что там?
        Аура кабинета не меня одного толкала искать отчества…
        - Пойдем.
        Я пропустил её в комнату отдыха.
        - Как классно.
        Оценила обстановку жена. И, пока я включал чайник, проскользнула в уборную. Минуты три она «пудрила носик», причем по звуку успев просмотреть всё содержимое туалетных шкафчиков… «Криминала» не обнаружилось.
        - Как базар?
        - Базар? Да почти никого не было.
        Ну, это не удивительно, за неделю народ сгреб у коммерсов всё что мог, даже по взлетевшим ценам. И подвоза товаров из Китая и Турции не будет теперь очень и очень долго. Быстрее наша промышленность заработает. Я тяжело вздохнул, представив продукцию наших электро- и легпрома. Да, придется помучиться.
        - А чего почти час на базаре делала-то?
        - С подружками болтала.
        - Со всеми двумя?
        Попытался подколоть я жену.
        - Почему с двумя. Я не только с Наташкой и Светой говорила, Марина подходила, Ирина секретарша твой, Ольга Киреева…
        Вот как ларчик открывался! Жена то моя теперь первая в районе леди, вот и набросились мои сотрудницы с ней «восхищениями» поделиться. Сплетницы! Мой озорник воспылал желанием рассчитаться с женой за подозрения. Что ж, если мы «назначены на племя» надо выполнять наше предназначение. Оля не возражала…
        К часу мы как раз уложились, даже успели попить чай. Пришел Гинкель. Оставив жену в комнате отдыха, я встретил его в кабинете. Рассказанное им особо не обрадовало. Продовольственный режим ближайший год будет напряженным. Запасов муки и круп стране до урожая будущего года хватит. При этом озимые успеют до осени дозреть только южнее Саратова, нам же придется в августе их косить на корма и заново сеять с конца июля. С мясом туго, но при этом скот требуют по максимуму сохранить. Нехватку частично погасят посредством госрезерва, германских репарации, закупок сои и свиней в Китае и лошадей в Монголии. Похоже, в нашей реальности конным туменам несших наших дедов к победе под Москвой придется пойти под нож. Большие надежды возлагают на рыболовство. Здесь океаны и моря не так истощены, и не только воблы, но и черной икры на столах должно быть много. Прудовое хозяйство тоже предложено поддержать… Вот только где после двойного лета в нашей степи взять воду!
        Будто в ответ на мою реплику в окна забарабанил дождь. Проколотое спутниками небо торопилось смыть следы недавнего старта.
        Согласовав Андрею Ивановичу вопросы районного совещания по сельскому хозяйству, я отпустил его к себе. Выключил компьютер, заглянул к жене. В комнате отдыха уже было убрано, меня это уже даже не удивило. Спустившись, мы поехали домой. До вечера я занимался домашними делами, разбирал личные архивы. Почти в одиннадцать, кода я уже почти час чистил почтовые ящики, майл-агент выкинул красное уведомление: «СРОЧНО! ПЕРЕВОРОТ В ГЕРМАНИИ!» Кликнув кричащее окно я вышел на совинформбюро. рф: «Совинформбюро сообщает, что сегодня в 16 часов по Берлинскому времен в Германии произошел переворот. Временным Канцлером Германии объявлен фельдмаршал Вернер Эдуард Фриц фон Бломберг с 27 июня возглавлявший Генеральный Штаб Вермахта. Новое правительство Германии обратилось к Президенту России с просьбой о прекращении огня и прямых переговорах. Для установления контактов в Москву вылетел министр иностранных дел Временного Правительства Германии Эрнст Тельман. По данным компетентных источников в Берлине идут бои. О судьбе Гитлера, Геринга, Гебельса и другие видных деятели нацистского режима не сообщается». Неожиданно.
Похоже, немцы все же решили попытаться играть по новым правилам! Я вышел из браузера, и уже выключал комп, когда агент сообщил о письме от какого-то kremlina. Но, хватит новостей на сегодня! Прочитаю письмо утром, оно не может быть важнее уже заждавшейся меня жены. Я чувствую, что до полуночи у меня ещё будет не один повод собой гордится!
        Потому что жизнь - продолжается!
        Алексей Шкодин. Финансист. Кабул.
        Кабул. Столица Афганистана. Город, расположившийся в горной долине на фоне офигенно красивых пиков Гиндукуша. Сейчас здесь правит Захир-Шах, который в тридцатые годы неслабо подоил французов и немцев на модернизацию своей страны. Впрочем, до него нам дела нет, а есть оно к криминальному дедушке одного из узбекских мафиози. Именно к нему двигался наш караван, созданный Ташкентской «братвой» после переноса.
        Об этом мне после боя рассказал сам внук, подсевший к нам в джип, когда мы с ним разговорились. Конечно, подсел он ко мне не просто так, а поблагодарить за «боевые заслуги», да и идея с синтетической наркотой ему понравилась (правда она не понравилась моей жене, и я потом выслушал от неё немало «ласковых» слов). Мужиком мафиози оказался умным и деловым, впрочем, другого я и не ожидал, и у меня появился весьма полезный знакомый (в чём я за последующие годы не раз убедился).
        Первый бонус от знакомства последовал в первый же день в Кабуле. У дедушки, кроме деловой хватки, были и хорошие знакомства в английском посольстве, и они с внуком решили сделать инвестицию в известного вам американца, а так же отблагодарить его за своевременную и точную стрельбу. Теперь меня зовут не Алексей Шкодин, а Алекс Кэрролл, и я путешествую по Британским владениям со своей женой Айрин, о чём свидетельствуют подлинные паспорта, выданные мне посольством туманного Альбиона взамен «утерянных». Буду тренировать английский акцент… хорошо, хоть, я за свои шестнадцать лет в Штатах научился выдавать его сносное подобие, когда очень постараюсь.

* * *
        - Ну, всё, брат. Давай прощаться.
        - Не понял, Макс. Какой, нах прощаться? Мы же только в Кабуле, до Таиланда ещё пилить и пилить.
        - Это ты не понял. Отсюда ты и сам доберёшься. Шоссе на Джалалабад оживлённое, без бандитов. Индия и Бурма - это цивилизованная Британия до самой границы Таиланда. А ты теперь ещё и «английский джентльмен».
        - Ты что, серьёзно?
        - Да.
        - Но какого хрена?
        - Родина, брат. Для меня это не пустой звук. Я в СССР родился, мне здесь жить и здесь мне умирать.
        - Блин… Ты железно решил?
        - Железно, Лёха. - Я только и мог, что грустно матюгнуться.
        - Но что ты будешь делать?
        - Пока поработаю в команде у Ислама - он мне сделал весьма хорошее предложение. Потом… кто знает, может, вернусь на Украину. А может, наоборот - перетащу сюда наших. Ну ладно, брат, не будем затягивать, прощай.
        - Не прощай, а до встречи.
        Я крепко обнял Макса, пряча слёзы расставания в уголках глаз. Но я был прав, это было не прощание. Нам суждено было встретиться снова, через долгих пять лет, что будут наполнены приключениями и, даже, свершениями, а потом больше не терять связи. А сейчас… Сейчас меня ждало путешествие через Индию в Таиланд. Я засунул в карман куртки пистолет Макарова, развернулся и сделал шаг вперёд, в неизвестность. Потому как надо жить. Ведь она - продолжается. Или нет?
        Калининградская область. Алексей Кулагин, заместитель командира роты.
        Я валялся на койке в полевом госпитале, развернутом в одной из клиник Эльблонга. Мой автомат лежал под кроватью - в городе еще было весьма неспокойно. Местный персонал из клиники выставили, организовали охрану, и теперь тут хозяйничал медвзвод нашего батальона и медики из бригады морпехов. Лежать на животе было скучно, шевелиться было еще довольно неприятно - боль, конечно, терпимая, но швы на спине лучше все-таки пока не тревожить. Единственным развлечением был конфискованный в этой клинике большой ламповый радиоприемник, ставший для меня на некоторое время единственным источником информации о событиях в мире.
        Ребята из взвода тоже забегали, но очень ненадолго, и урывками рассказывали местные новости. Им хватало своих хлопот с оборудованием позиций вокруг города, с организацией патрулирования, с проведением зачистки городских кварталов (нам в палате было слышно, что в городе изредка постреливали), с приемом пополнения, жиденьким, но не иссякающим ручейком тянувшегося из Калининграда.
        Судя по рассказам, командование пыталась спешно нарастить группировку войск в области. После того, как схлынула первая волна добровольцев и законопослушных военнообязанных, мобилизация пошла со скрипом. Уклоняющихся было немало, но и военкоматы свирепствовали, чуть ли не силой выдергивая резервистов из квартир и со службы. Так что 7-й омсп постепенно разбухал, доводя батальоны до четырех- и даже пятиротного состава. Приказа на формирование новых частей сверху пока не было доведено, на развертывание полка в бригаду - тоже, и наращивание численности производилось путем формирования сверхштатных подразделений. Во всяком случае, даже после серьезных потерь при штурме Эльблонга, в нашем 1-м мсб было уже пять рот, а наша «партизанская» рота получила порядковый номер и именовалась теперь не сводная, а четвертая.
        По менее надежным слухам, в Черняховск самолетами перебросили чуть ли не целую мотострелковую бригаду. Говорили, что командование собирается создать кулак для удара во фланг и тыл группе армий «Центр», где должны были поработать и ранее переброшенные под Гусев два батальона нашего полка со средствами усиления, и 79-я омсбр. Ракетную бригаду береговой обороны в Донском спешно перенацеливают на сухопутные объекты в юго-западном направлении, а на аэродроме в Чкаловске приземлился аж целый полк Ту-22М3.
        Радиоприемник, со светящимися шкалами и зеленым глазом индикатора, регулярно выдавал нам свои порции новостей. Утром сообщалось, что в Вильнюсе продолжаются тяжелые бои, что взято много пленных, но окруженная группировка отвергла ультиматум о сдаче. Белорусы совместно с частями российской армии пробили коридор в Белостокский выступ и установили боевое взаимодействие с 10-й армией РККА. Немецкая группировка, наступавшая на Барановичи, рассечена на две части, белорусы вернули себе Слоним, Пружаны и Кобрин, вплотную подойдя к Бресту. В Пинске по-прежнему сражаются в полуокружении подразделения местной милиции, ополченцев, и один батальон регулярной армии республики Беларусь.
        Международные новости тоже были ничего себе. Комментировались сообщения о подписанных в Харькове соглашениях об организации союза России, Белоруссии, Украины и Казахстана. Войска Украины восстановили контроль над большей частью потерянных ранее западных районов республики и на значительном протяжении вышли на государственную границу. Румыния отводит войска с захваченных территорий и официально обратилась с предложением о мире. Финны - вот жуки! - сохраняли нейтралитет. Достигнуто соглашение о прекращении огня на границе и начались переговоры об урегулировании пограничных инцидентов с Японией.
        Но кроме прослушивания новостей, делать было совершенно нечего. Участвовать в трепе соседей по палате не хотелось. Я лежал и думал…
        Мне вспомнились те несколько секунд, когда носилки с моей тушкой затаскивали в «Урал», и я смог на мгновение окинуть взглядом поле сражения. Дымились воронки, горело несколько грузовиков на шоссе и в кюветах. Под откосом были видны перевернутые артиллерийские орудия. На поле то там, то здесь лежали трупы в зеленовато-серой полевой форме. В отдалении дымилось что-то у окраинных домиков Грюнау и Эльблонга.
        По какой-то прихотливой, но достаточно понятной ассоциации мой мозг услужливо извлек из глубин памяти фотографии, виденные мною когда-то давно, еще в школьные годы. Это были хранившиеся у моего отца, историка по профессии, и директора Калининградского краеведческого музея, снимки, относящиеся к периоду Восточно-Прусской операции 1945 года. Они были сделаны в качестве иллюстраций к боевому применению ФАБ-250, и на них были запечатлены результаты авиационного удара по Хайльсбергской группировке вермахта, прижатой к побережью залива Фришес-Хафф (Балтийский залив) у крепости Бальга, на полуострове северо-западнее нынешнего Ладушкина. Там, на крохотном пятачке на высоком обрывистом берегу и в прибрежных дюнах, скопилась плотная масса фрицев - десятки тысяч солдат, грузовики, легковушки, орудия, повозки… Лишь немногие решились и смогли уйти по рыхлому ноздреватому льду, раздолбанному артиллерийским и минометным обстрелом, в сторону косы Фрише Нерунг (Балтийская коса). Бомбы и артиллерия превратили оставшихся и не желавших сдаваться в мешанину трупов и разбитой техники, кое-где образовавших целые завалы.
Те несколько тысяч, кто уцелел после этой бойни, потеряли всякую волю к сопротивлению и предпочли сдаться.
        Наше поле сражения не производило такого ужасающего впечатления, хотя и там смерть сняла немалую жатву. А в районе крепости Бальга и двадцать с гаком лет спустя, когда я гулял там мальчишкой весной 1967 года, следы этой бойни были явственно видны. На самом деле крепости там не было уже лет триста - ее разобрали и использовали на строительстве крепости в Пиллау (Балтийске), а в районе Бальги остались только какие-то вспомогательные сооружения и часовня, лежавшие в руинах. На одной из уцелевших стен часовни можно было прочитать имена магистров Тевтонского ордена, выписанные псевдоготическим шрифтом черной краской, и лишь последнее имя - Ульрих фон Юнгинген (убитый под Грюнвальдом) - было написано красным…
        Гуляя по высокому берегу залива, я поначалу и думать не думал ни о каких боях, происходивших здесь когда-то. Густая молодая трава довольно хорошо скрывала следы былых сражений. Я лазил по развалинам, рассматривал имена магистров Тевтонского Ордена на полуразрушенных стенах, пытался ловить ужей, шуршавших в прошлогодней сухой траве. И вот в пылу этой охоты я стал замечать валяющиеся в траве крупные кости - берцовые и бедренные. Мой взгляд стал натыкаться и на подметки, не успевшие истлеть за двадцать с лишком лет, и на такие же почерневшие ремни, металлическая фурнитура которых была уже без остатка съедена ржавчиной. Среди буйства весенней природы они были ужасным напоминанием о прошедшей войне.
        Несмотря на то, что за многие годы тут побывало немалое число охотников за военными сувенирами, приглядевшись, можно было отыскать под пологом свежей весенней, и переплетающейся с ней сухой прошлогодней травы, немалое количество образцов вооружения тех, кто навсегда остался на этом балтийском берегу. За каких-то пару часов я подобрал двенадцать насквозь проржавевших на сыром морском воздухе маузеровских винтовок и три пулемета MG. Те, кто копался в развалинах, имели шанс найти под завалами оружие почти в рабочем состоянии.
        Впрочем, насчет «насквозь проржавевших» - это не совсем точно. Когда дома я распилил ножовкой одну такую совершенно ржавую винтовку, оказалось, что, хотя внешние детали затвора намертво прикипели друг к другу, внутри ствольной коробки ударно-спусковой механизм оказался почти не затронут коррозией. Пулеметы оказались несколько более стойкими к ржавчине - на некоторых из них можно было даже найти хорошо различимые детали прицельных приспособлений с читаемыми цифрами. Удивительное ощущение возникало от разглядывания блестящих, как будто совсем новеньких, металлических колечек, скреплявших собой полуистлевшие от ржавчины стальные звенья пулеметных лент. Эти колечки среди сплошной ржавчины казались чужеродными.
        Однако и работа любителей военных сувениров тоже ощущалась. За все время поисков ни мне, ни другим подобным искателям не удалось найти ни одного MP или, например, пистолета. Не попалось нам и ни единого черепа - все это уже растащили до нас. Буквально на каждом шагу там можно было увидеть только берцовые кости, черные, иссохшие до фанерной жесткости ремни и подметки от сапог. Ну что же, «кто с мечом к нам придет…» Особенно меня впечатлил увиденный в дюнах песчаный пятачок, где лежали в полутора метрах друг от друга два колеса с еще сохранившимися остатками резины, небольшой искореженный кусок щита и россыпь 37 мм гильз - все, что осталось от фрицевской «колотушки».
        Нынешних воинов вермахта такая участь, пожалуй, не ждет. Мы порвем их военную машину на клочки так, что у них не будет ни времени, ни желания, ни возможности организовать долгое и упорное сопротивление. Да и нагадить они нам еще не успели до такой степени, чтобы мы неудержимо рвались всех их смешать с землей…
        Мои мысли были прерваны раздачей обеда. Как раз в это время соседи по палате снова стали ловить новости по нашему антикварному радиоприемнику. Одна из радиостанций, ссылаясь на «конфиденциальные источники, близкие к Министерству обороны», поведала, как о решенном вопросе, об организации добровольческой части из граждан Израиля, оказавшихся на территории России. Разрешение было дано на основе прецедента - ведь уже воюют в оперативном подчинении армии РФ подразделения армии США, оказавшиеся в Прибалтике для участия в учениях. Кроме того, не исключается и создание польской части, костяком которой послужат военные советники и инструкторы, также оказавшиеся в Прибалтике.
        Эта же радиостанция сообщала о многочисленных случаях уклонения от призыва, об облавах на дезертиров, о передаче ряда дел на работников военкоматов и тех, кому они помогали избежать призыва, в военные трибуналы. Ну, чего-то такого и следовало ожидать. Слишком уж много народу у нас за последние годы разучилось любить Родину. Да и сама Родина этому немало поспособствовала.
        Раненые, которые могли ходить, переключили приемник на другую станцию, и я прослушал официальное сообщение о порядке обмена валюты. Так, что же это получается? С 1 июля по 31 августа? А если я в это время все еще в действующей армии буду?! Кто меня пустит всю эту банковскую канитель оформлять? Опять, блин, наши начальники не додумали. Как говаривал один мой знакомый депутат, перефразируя блаженной памяти Виктора Степановича Черномырдина, «хотели как всегда, а получилось еще хуже».
        Вечером забежали ребята из взвода - проведать раненых и попрощаться. Наш батальон и еще кое-какие подразделения бросают аж на Ольштын (Алленштайн). Похоже, командование хочет одним батальоном запугать всю Восточную Пруссию. Правда, тут еще морпехи есть. Про них рассказали, что они всей бригадой сегодня с утра рванули на запад и в районе городка Тчев (Dirschau) лихим налетом захватили железнодорожный и шоссейный мосты через Вислу. Да уж, пугать, так пугать!
        На ночь по радио передавали итоговую сводку за сутки. Барановичская группировка немцев выбита из самих Барановичей, почти полностью окружена и выдавливается к Припятским болотам. Наши войска совместно с армией Республики Беларусь и соединениями 10-й армии РККА нанесли сходящиеся удары по линиям Каунас - Сувалки, Гродно - Сувалки и Голдап - Сувалки и успешно развивают дальнейшее наступление в районе Мазурских озер. (О! Так там и наши, калининградские отметились!). Левый фланг группы армий «Центр» рассечен, отрезан от линий снабжения и дезорганизован. В Вильнюсе продолжаются ожесточенные уличные бои с частью окруженной группировки, пытающейся прорваться из кольца на юго-запад. Брестская группировка вермахта охвачена с трех сторон и ее полное окружение - лишь вопрос времени. Наша авиация продолжает систематическое разрушение тыловой инфраструктуры противника.
        Ну, что сказать… Кажется, справились. Хотя это еще далеко не конец, как я чую. В общем - жизнь продолжается!
        Из воспоминаний заместителя начальника штаба VI Армейского корпуса:
        «…27 и 28 июня 26 пд подверглась мощному наземному и авиационному удару русских, в течение нескольких часов занявших Голдап и развивавших наступление на юго-восток. С остатками частей 26 пд, уходя из-под удара русских, мы отошли в район восточнее Алленштайна. Взаимодействие с ГрА Центр нарушено полностью, наша 6 пд отрезана и, вероятнее всего, окружена в районе Вилкавишкис.
        Повсеместно в Восточной Пруссии наблюдается страшная паника среди гражданского населения. Распространяются слухи, что русские уже заняли Алленштайн, Эльбинг, Мариенбург, чуть ли не Данциг, уже прорвались или вот-вот прорвутся за Вислу, в Генерал-губернаторство. Дороги заполняются растущим потоком беженцев, поэтому движение по основным шоссе в значительной мере дезорганизовано, а узловые железнодорожные станции разбиты русской авиацией. Попытки бороться с паникой, несмотря на жесткие меры со стороны фельджандармерии и частей СС, не приносят практически никаких результатов. Отмечаются случаи дезертирства в войсках.
        Что происходит на фронте ГрА Центр - непонятно. Связи нет. Ясно, что русские уже глубоко вклинились в Восточную Пруссию, бои идут на дальних подступах к Лётцену (Гижицко), и уцелевшие после авианалетов русских остатки штабных служб спешно эвакуируются оттуда. Таким образом, левый фланг ГрА Центр рассечен, и его соединения находятся под реальной угрозой полного окружения. При такой скорости развития событий группу Гота в Вильнюсе, пожалуй, уже можно списывать со счета.
        Связь со штабом ОКХ снова появилась на короткое время. Оттуда сообщают, что Эльбинг действительно взят русскими после ожесточенных боев, но ни Мариенбург, ни, тем более, Алленштайн, не только не захвачены, но со стороны русских нет ни намека на попытки овладеть этими городами. Судя по всему, у русских явно не хватает живой силы для развития наступления на широком фронте. Данциг вообще вне опасности. Однако передовые части русских замечены на берегу Вислы у Диршау (Тчев)…
        …Поздно вечером 28-го штаб ОКХ (это, кажется, уже третий состав…), выйдя на связь с передвижной армейской радиостанции, сообщил тревожные известия. Лётцен оставлен в результате паники и дезорганизации, Мариенбург и Диршау удерживаются под нашим контролем, но мосты через Вислу у Диршау захвачены внезапной атакой русских. Данциг снова подвергся обстрелу с моря. По неподтвержденным сведениям, на окраине Алленштайна отмечена перестрелка. Фюрером отдано распоряжение: для пресечения дезертирства из армии установить порядок вынесения приговоров за дезертирство таким образом, что не только сам дезертир, но и его семья подлежат расстрелу.
        Нами принято решение отводить остатки 26 пд на юго-запад, в Генерал-губернаторство, в общем направлении на Варшау (Варшава). Сейчас ОКХ спешно перебрасывает на линию Вислы соединения из Франции, Северной Африки, с Балкан для создания, как выразился один штабной чин, „новой линии обороны Европы против большевизма“ (тьфу, неужели они никак не могут бросить всю эту устаревшую риторику?!)…»
        Майор Анатолий Логунов, начальник технического отряда.
        И опять ночь была, как в той песне про бомберов, короче - незабываемой. Мы куда-то летели, во что-то стреляли, внизу какие-то объекты красиво взрывались, в темноте ночи на земле после нашего налета вспыхивали огни похожие на костры или фейерверки. И мы летели назад, быстро дозаправлялись и подвешивали новые ракеты взамен потраченных, меняли израсходованные ленты к пулеметам, я быстро пробегал всю линейку возвратившихся машин, ставя росписи в журналах, разрешающие очередной вылет и все повторялось до полного отупения. Сколько мы сделали вылетов, я сейчас даже и не скажу, пока в «журнал подготовки самолета» не посмотрю.
        Отлетали славно, а сегодня нам щедро дали целый день на отдых, ага и день предварительной подготовки заодно. Так что сейчас, уже привычно борясь с дремотой и поглощая третью чашку растворимого кофе (блин, ну и бурда, даже у нас в офисе ухитрялись качественней покупать), проверяю формуляры. «Бортачи», конечно, молодцы, и даже считать с калькулятором умеют, но не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. А наработка в формуляре, что для двигателя, что для самолета, то есть геликоптера - это святое. Иначе как вычислять ресурс заменяемых деталей, необходимые работы планировать и так далее. Вот и проверяю, точнее проверяем. Напротив, с такой же кислой рожей сидит лейтенант и тоже проверяет. Перекрестная проверка, да. Я его, он меня, а вместе - борттехников.
        Ну, вот с бумагами закончили. Сейчас пообедаем, и можно будет часа четыре отдохнуть. Самое главное - сержант Воробьев что-то про интернет говорил, вроде его наши решили для связи использовать и всем командирам подключиться можно. На моем КПК как раз вайфай есть, правда аккумулятор жрет, зараза, как волк мясо голодной зимой. Зато вот как сейчас, на МПД, запросто можно посмотреть, что в мире творится, да и родным попробовать весточку послать, благо блок питания с собой прихватил. Тем более что я недавно жену все же научил «мылом» пользоваться, хотя она у меня консервативная, компы не любит страшно.
        Так, где тут у нас в штабе админ? Ага, вот и кабинетик, ха-ха. «Отдел по работе со средствами обработки и передачи информации». Блин, уважаю бюрократов. Такое название придумают, в нормальном состоянии ни один человек не то, что выдумать, прочитать сразу не сможет.
        Так, значит сетка безлимитная, ага. Выходить можно на внутренние и на вот эти внешние сайты. О, мыло разрешено, только проводится премодерация сообщений. Проще говоря, цензура не спит. Ну и хрен с ним, никаких военных тайн я выдавать не собираюсь, сообщу жене и сыну, что все в порядке. А вот дочкину почту, увы, не знаю. Написал и даже ответ получил. Ну вот понемногу и жизнь налаживается. Когда знаешь, что дома все хорошо, насколько конечно возможно при таких условиях, то и воевать дальше можно.
        А теперь посмотрим новости. Ага, значит союзное государство, нечто вроде ЕС, договора уже ратифицированы Россией, Белоруссией и Казахстаном, сейчас на Украине обсуждение происходит. Так, наши войска вышли на границу бывшего СССР на всем фронте и готовятся к освобождению Европы от нацистов. Ага, вот это не смешно - сайты пронацистской и экстремистской направленности закрыли. Угу, и моих вечных оппонентов стопудово тоже. Как ни кричи о своем антисионизме и русофилии, если ты своих друзей на русском сайте иначе как клабгеноссе не называешь, то тебе точно светит закрытие.
        Ух ты, «черные роты». Жаль, ютуб не работает в этой сетке, посмотреть бы, как любителей нацистов огнем перековывают. Ничего себе, демонстрации в поддержку союза с нациками устраивают. Во время войны, бляха. Придурки, блин. Хотя и наши либералы, тоже не лучше. Как они во время грузинского конфликта бесновались. И сейчас, наверное, пытались бы, если бы им доступ в сеть не закрыли. Правильно мой друг Алексей писал, что нацисты и либералы - две стороны одной медали, правильно. Хотя в принципе, какие у нас либералы, по большому счету? Такие же, как и коммунисты в КПРФ - название одно, а суть совершенно другая…
        Военные новости я только просмотрел. Что собственно там может быть интересного? Бои, наступления. Как «ди эрсте колонна марширт, ди цвайте колонне марширт» хорошо читать потом, когда немного улягутся страсти, появятся опубликованные документы, отсеются ложные и дезинформирующие противника слухи. А сейчас пропаганда и истина настолько перемешались, что происходящее на самом деле не вычислит самый лучший аналитик. Ну, сообщили о срыве попытки переговоров и тяжелых боях в Вильнюсе. Точно местные националисты в этом замешаны, или какие-нибудь немецкие отморозки - откуда я сейчас узнаю? Впрочем, истина, возможно, не станет известна никогда. И что, мне теперь париться из-за этого? Сейчас своих дел хватает. Когда-нибудь, в мирное время, вечерком я сяду в кресло, возьму с книжной полки и открою большой, снабженный фотоиллюстрациями и картами том с названием типа «Освободительная война стран Союза. 1941 год» и почитаю, подавляя невольно всплывающие воспоминания о грязи, крови, разрушенных городах и валяющихся у обочин трупах. Если доживу, конечно. А сейчас мне куда интереснее, сколько привезли топлива, как
дела с ремонтом на «тридцать втором», и что будет у нас на ужин.
        Хотя, вот это сообщение любопытное - ожидается прибытие в Москву для переговоров лидеров Англии и США, Черчилля и Рузвельта. Неужели они надеются раскрутить наших лидеров на союз? Не думаю, чтобы президент и премьер на такое пошли. Скорее уж наши ставку на «эйч-бамб» и Р-36, которую натовцы «Сатаной» называли, сделают. Хм, а ведь могут и союз заключить. Только вот теперь придется американцам и англичанам золотом за наши поставки платить и на отмену тарифов на наши товары соглашаться. А уж Европу-то наши точно своей сферой влияния сделают. Потанин и Абрамович себе замки где-нибудь на Ривьере возведут и какую-нибудь «Роял-Датч Шелл» или «Дженерал Моторс» купят на корню, английские лорды в МГУ своих детей пристраивать начнут. А для моей тещи, что в Сибири живет, в деревянном бараке и с туалетом на дворе, категорически со своей родной земли уезжать не собираясь, что измениться? Ничего, по-моему. Хотя, может пенсию поднимут на пару сотен рублей и только.
        Ложусь на кровать, пытаясь немного вздремнуть, но налетевшие мысли не дают покоя. Черт возьми, неужели мы, русские, поддадимся и станем пиндосами этого мира? Неужели нашим именем будут пугать детей, а наши бомбардировщики будут ровнять с землей страны, не желающие продавать свои товары за рубли, как американские в нашем мире - не желающих продавать за баксы? Неужели уроки нашего мира не пойдут нашим правителям впрок. Нет, я конечно за сильную, могучую Россию, за страну, которая может спокойно жить по своим правилам, не оглядываясь на других и не боясь, что кто-то попытается отнять ее богатства. Но стоит ли такая жизнь покореженных, разбитых и ограбленных жизней людей в других странах. Конечно, реальная жизнь требует, чтобы кого-то побили, тначе они не поймут. Но… какая мера необходимого и достаточного в этом? Сможем ли мы вовремя остановиться и не перейти черту, когда необходимое превращается в излишнее? Сможем ли мы остановиться и сами соблюдать правила, установленные нами? Вопросы, вопросы. И на большинство из них ответов у меня нет. Помниться, читал как-то книгу про Российскую Империю, в
которой революцию раздавили, но установили для живущих в ней социальные гарантии, которым могли бы позавидовать и американцы нашего старого мира, где высшее сословие действительно является элитой и где Империя - самое мощное государство мира. По-моему называется «Пророк». Именно там мне понравилась мысль, что именно соблюдение сильными странами установленных ими самими правил делает их не просто сильными, а справедливыми и потому неуязвимыми для противника. Но это книга, а как оно в жизни? Помнится Николай Первый все пытался по закону и справедливости делать, европейцам помочь эту самую законность установить. И что? Назвали Россию жандармом Европы, да все против нее сплотились и войну устроили. Вот и гадай, что лучше. Сумбурно, да. Не моя компетенция, поэтому так и получается. Сюда бы какого-нибудь философа и юриста, они бы точно все по полочкам разложили, а я так, игрой ума занимаюсь.
        Не, лучше все же вздремнуть, пока возможность есть. А то ночью опять полеты, а кофе мне теперь не помогает, выпью и хочу спать еще больше.
        Ну, конечно, только стоило задремать, как посыльный появился, как черт из табакерки. Твою мать, пристрелю я когда-нибудь кого-нибудь, чтобы спать не мешали! Шутка, конечно, но сцуко, как спать хочется, что лучше бы вообще не ложился. Все же немолодой я, так как в юности до трех не спать, а в четыре на полеты, как ни в чем не бывало, выходить уже не получается. Как там, в старой шутке: - Есть три периода жизни. Молодость - не спишь, всю ночь пьешь и гуляешь, а утром как огурчик и ничего по тебе не видно. Средний возраст - делаешь то же самое, но утром по тебе сразу можно определить, что ты делал ночью. И, наконец, Старость - всю ночь спишь, ни капли не пьешь, а уж когда гулял и вспомнить не можешь, зато утром выглядишь так, словно всю ночь только этим и занимался.
        Ну, и для чего меня вызвали? Так, в кабинете только «батя» и незнакомый… или нет, вспомнил, знакомый офицер. Особист, етишкина жизнь. Так, я вроде ничего особого по «мылу» не болтал, мои орлята ничего натворить пока не успели. Или мимо меня что-то прошло? Вот бляха муха, гадай теперь. Здороваемся, и командир сразу приступает к делу:
        - Товарищ майор, нами получено указание отправить на ремонт в Москву два наиболее пострадавших вертолета с экипажами. Как вы считаете, ваш и «тридцать третий» мы можем отправить? - «батя» так тщательно выговаривает слова, а особист смотрит на меня таким «чекистстским» взглядом, что мне все сразу становится ясно «Чтоб вам жить в эпоху перемен», сцуко. Накаркал, точно. Хотя нужно, как мне кажется, дураком быть, чтобы такого не предвидеть.
        А прямо сказать не хотят или не доверяют? Так, подумаем. Если это переворот, то какие у него шансы? Если исходить из того, что я знаю - пятьдесят пять на сорок пять. Много людей, которые так и не приняли современный строй, ох много. И военные в их числе, в большинстве, ну может кроме молодых лейтенантов, да генералов, которые у кормушек сидят. Но среди генералов, несмотря на то, что их прореживают, недовольных полно. Социализм, тот что в позднем СССР был никто конечно восстанавливать не собирается, но солидарное общество построить, или что-то вроде Дании или Швеции того мира - вполне. Так, а кто может против быть? Верхушка ФСБ сейчас не до того, они переделом собственных областей влияния заняты, в связи с новыми обстоятельствами. Президент? А он вполне может и на стороне заговорщиков оказаться, как и премьер. Это в старых обстоятельствах ему деваться некуда было, а теперь…
        Смотрят, ждут, что отвечу. Ну что же, как вы, так и я. Если что - я приказ выполнял и все.
        - Так точно, товарищ полковник, я тоже считаю, что ремонт этим бортам не помешает. Разрешите вместе с бортом убыть? За себя оставлю лейтенанта Крупнова.
        - Так и сделаем, товарищ майор. Чтобы вы в курсе были, с вами отправим две группы, которым требуется смена и пополнение. Сопровождать вас будет майор Манзырев. На время перегона назначаю его старшим по команде. Вам все ясно. Готовность к перелету - завтра на пять ноль-ноль.
        - Есть, товарищ полковник! Разрешите идти?
        - Идите. Да, не забудьте, учитывая оперативную обстановку - все вооружение с полным боекомплектом. Понятно?
        - Есть! - разворачиваюсь, и четко печатая три первых шага, строго по уставу, иду к выходу. За дверью меня нагоняет особист. Так, и о чем будем говорить?
        - Анатолий, мы с вами лично не знакомы, поэтому представляюсь - Александр. Будем друзьями?
        - Очень приятно. Будем, - как говорил кто-то, если на тебя так ласково смотрят, значит им от тебя что-то нужно.
        - Предлагаю зайти в кафе, поговорить.
        - Давайте, - да, у нас на МПД и офицерское кафе теперь открыли, есть, где отдохнуть, если денег не жалко, потому что цены в нем, как в московских ресторанах…
        Н-да, посидели. Это ж надо так уметь, сделать предложение, ничего конкретно не сказав. Молодец, Саня, далеко пойдет, если, как говорили во времена моей молодости, милиция не остановит. Ну, а мне теперь деваться некуда. Фактически я уже влип, не в гуано, так в историю. Что же, раз подворачивается такой случай, будем делать историю сами, а не ждать от нее милостей.
        Надеюсь, что все изменится к лучшему. Потому, что жизнь продолжается - не смотря ни на что.
        Одесса. Военный пенсионер Сергей Акимов.
        Ну и день сегодня! В будущем его, наверное, назовут историческим и сделают национальным праздником!
        Но по порядку.
        Как всегда, на работе телевизор ни на секунду не выключается. Только перещелкивается с одной информационной программы на другую.
        Уже привычные(!) сводки с фронта: наши и российские войска освободили Львов и продолжают контрнаступление. В Вильнюсе заканчивается разгром окруженной группировки фашистов. Все попытки наступления врага в Восточной Пруссии отбиты, вклинившиеся немецкие войска с территории Калининградской области вышвырнуты. В Белоруссии освобожден Брест. Все новости ожидаемы - сомнений в победе и не было - но от этого не становятся менее приятными.
        В Харькове началась встреча президентов Белоруссии, Казахстана, России и Украины. С нетерпением ждем объявления результатов саммита - неужели сумеют договориться о воссоздании единого государства? На 19 часов назначено экстренное совместное заседание Верховной Рады и Кабинета Министров с участием президента. Заседание будет сопровождаться прямой трансляцией на всю страну.
        Позвонила двоюродная сестра из Симферополя. Рассказала, что на второй-третий день с начала войны некоторые группировки крымских татар попытались с оружием в руках выступить в поддержку немцев, но потуги оказались тщетными - внутренние войска в течение пары дней жестко подавили «повстанцев». На полуострове нарастают требования выселить татар как в сорок четвертом.
        Работу исполняем по инерции - все прикованы к экрану. Начальник заходил, но не сказал ни слова - у него самого в кабинете телевизор постоянно включен.
        Оппозиционные каналы не работают четвертый день - цензура, введенная по закону о военном положении, не спит.
        Позвонил зять - он сейчас назначен водителем установки «Град». Часть ведет боевые действия в районе Львова. Жив, здоров - и то, слава Богу!
        Около 16 часов дикторы торжественно объявляют, что украинско-российские войска вышли на государственную границу Украины на всем ее протяжении. Все здание словно взрывается от радостных криков сотрудников.
        Рабочий день заканчивается. Отпускаю женщин по домам, а сам остаюсь - сегодня я на сутках - ответственный от руководства.
        Поставил чайник - за день даже некогда было перекусить. Пришел зам по воспитательной части - решили посмотреть заседание Рады вместе.
        Начинается прямая трансляция. Спикер просит зарегистрироваться. Присутствуют 422 депутата. Депутаты выглядят необычно - многие в камуфляже, женщины своими нарядами не щеголяют, одеты просто и скромно.
        Объявляется повестка дня. Вопрос пока один - отчет президента о результатах Харьковского саммита.
        Заседание Рады продолжалось до полуночи.
        Сначала гарант Конституции поздравил народ и депутатов с полным освобождением от немецко-фашистских захватчиков территории страны и предложил почтить память воинов и мирных жителей, погибших в эти дни, минутой молчания. Также выразил благодарность руководству России и русскому народу за помощь в отражении агрессии.
        Затем перешел к результатам четырехсторонней встречи. С учетом новых политических реалий руководители стран подписали ряд договоров. Среди них: о создании единых вооруженных сил, о создании единого экономического пространства, о переходе стран на единую валюту, которой станет российский рубль, и, самое главное - о создании единой конфедерации государств.
        В связи с военным положением в стране, а также учитывая, что практически вся система международных экономических связей государства оказалась разрушенной, президент предложил Раде сегодня же ратифицировать подписанные соглашения и начать процедуру внесения соответствующих изменений в Конституцию Украины.
        Самый большой шум подняли депутаты от оппозиционных партий: «Позор»! «Ганьба»! «Предательство национальных интересов»! «Москалям продався»! Была, как это стало уже привычным, попытка заблокировать трибуну и сорвать заседание. Не получилось - депутаты от правящей коалиции не позволили.
        - Блин, война идет, а они ведут себя по-прежнему - ничему не научились, и учиться не желают, - выругался замполит.
        Президенту, премьеру, спикеру, министру иностранных дел пришлось по нескольку раз выступать, разъясняя содержание и смысл подписанных документов. Выяснилось, что четыре президента решили: не останавливаться на освобождении территорий, подвергшихся временной оккупации, а покончить с нацизмом в Европе; не восстанавливать прибалтийские республики, а включить - Эстонию в состав России, а Латвию и Литву - разделить между Россией и Белоруссией. Восточная Пруссия также делится между Россией и Белоруссией. Территориальные приобретения предполагаются для Белоруссии и Украины так же за счет Польши - районы, населенные преимущественно украинцами и белорусами должны отойти к соответствующим государствам. И никакого прироста Польше за счет уменьшения территории Германии, как было в прошлой истории! Учитывая совместную мощь четверки в этом мире, Западу придется смириться с новой географией Восточной Европы. Сегодня мы им нужнее, чем они нам.
        Создание конфедерации тоже не так фатально, как кричали националисты. Во-первых, объединяются только Вооруженные силы и валютные системы. Во-вторых, государственное устройство стран четверки сохраняется прежним (- Никто из президентов не хочет расставаться с властью, - прокомментировали мы это решение). В-общем, планируется что-то вроде ЕЭС, причем процесс этот будет не мгновенным, а довольно растянутым по времени - надо унифицировать законодательство и решить еще множество других проблем.
        В результате этих усилий при голосовании все подписанные в Харькове договоры были ратифицированы конституционным большинством голосов.
        - Как обычно, одни полумеры - развратила власть демократия, Сталина на них нет! - единодушно прокомментировали это решение мы с замполитом.
        Он засобирался домой, я вышел проводить его к машине. Небо было темным и особенно ярко на нем светились звезды - спасибо затемнению - раньше огни города не позволяли их толком увидеть.
        Впереди еще война, восстановление разрушенного и много-много других неотложных дел.
        Жизнь продолжается, однако.
        Эмигрант Пётр Михайлов. Калининград
        Проводить ночь в воздухе становиться моей традицией. Сегодня мы летели из Москвы в Кенигсберг или Калининград, как назывался город в Федеральной России.
        Большой транспортный самолёт, похожий на тот, который мы видели позавчера, изнутри был похож на ангар. Группа Усольцева, это пятнадцать человек, которые летели вместе с нами, должна будет обеспечивать нашу безопасность. Кроме них был ещё технический персонал для поддержки связи. В отличие от военных, эти ребята не скромничали и тащили с собой несколько огромных ящиков. На удивление, полёт продлился гораздо меньше, чем в первый раз и вся наша команда, загрузившись в четыре огромных грузовых автомобиля, ещё в час ночи выехала с аэродрома.
        С Оскаром мы попрощались на взлётной полосе, он стоял у геликоптера и махал мне рукой на прощанье. Через десять минут он со связистом из группы Усольцева, должны будут лететь, чтобы доставить аппаратуру связи в Боргсдорф.
        Поездка в кабине грузовика проскочила для меня незаметно.
        Развёртывание центра не заняло много времени, и к обеду всё уже работало. Мы провели даже тестовый сеанс связи с Боргсдорфом.
        Я вышел на улицу, когда ко мне подбежал запыхавшийся Усольцев: - От Оскара пришёл сигнал с просьбой о помощи, у них проблемы.
        Я заскочил в аппаратную, радист торопливо перекоммутировал оборудование: - внимание, прямая трансляция.
        Из динамика послышалось шипение, затем появился голос: «Специальное сообщение Берлинского радио. Сегодня части Берлинского гарнизона подняли мятеж против Фюрера, части верные законному правительству….»
        - Идиоты - не выдержал я: - Слушай Усольцев, мне надо попасть в Боргсдорф, надо вытащить наших.
        - Без тебя обойдёмся, ты здесь нужнее.
        - Не обойдётесь, вы там ничего не знаете и без меня пропадёте.
        Поздно вечером два вертолёта поднялись с прифронтового аэродрома рядом с Багратионовском.
        Жизнь продолжалась.
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Кобрин.
        О прибытии комиссии нам, усталым, злым и невыспавшимся, сообщил один из Саниных бойцов. В силу того, что его бойцы были исключительно белорусами - не в смысле национальности, а в смысле гражданства - приехавшие «комиссионеры» не вызвали у них каких-то особых эмоций - ну приехали и приехали, да и черт бы с ними. Их вообще не хотели пускать за оцепление, пока не вмешался чин из российского Минобороны - какой-то лощеный паркетный полковник. Полковник нас, пожалуй, поразил больше всего - как-то странно было видеть здесь человека в новеньком необмятом камуфляже, источающего запах дорогого парфюма, ну не вписывался он в картину. Полковник Головатов первым делом решил взять быка за рога и показать, кто в доме хозяин. Ввалившись в кабинет, он осмотрелся, и, словно делая нам одолжение, представился:
        - Головатов, министерство обороны. - А после так, властно, - Докладывайте!
        О как! Сейчас, шнурки поглажу - и метнусь. Очередной допрашиваемый немец, между тем, отреагировал четко - вскочил со стула, на котором он сидел и, щелкнув каблуками грязных сапожищ, вытянулся в струнку - слов полкана он, конечно, не понял, но гордый профиль (где такие носы выдают?) и самоуверенный вид произвел на ганса впечатление. Интересная, кстати, особенность. Вот что у немцев, что у братьев с юга, несмотря на географическую отдаленность друг от друга, есть одна общая черта - врожденное чинопочитание. Такое ощущение возникло, что немец сейчас закричит «началнык», а потом мы услышим от него незабвенную фразу «не имеете права, старший приказал». Что-то я отвлекся со своими размышлениями. Надо брать ситуацию в свои руки.
        - Потрудитесь представиться, как положено, будьте любезны! - сказал я, накидывая на себя ранее снятую куртку, которую Головатов явно не заметил. О! - появление фигуры равной весовой категории произвело на него впечатление. - Боец, посадите немца, - ботаник-лингвист надавил на плечи здоровенного фрица, который так и стоял по стойке «смирно», тот послушно плюхнулся на стул. Товарищ Кулькин, продолжайте, пожалуйста, - Саня, тоже офигевший от вида полковника, продолжил печатать недоконченное предложение.
        - Полковник Головатов, пресс-служба министерства обороны.
        - Замечательно, полковник. И что же вы хотите?
        - Я направлен вместе с общественной комиссией для изучения военных преступлений немецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории. Комиссия создана и направлена по распоряжению Президента, с целью документирования преступлений в зоне боевых действий. Члены комиссии ждут в коридоре.
        - Давайте договоримся так: мы сейчас закончим допрос, а после этого вы позовете сюда членов комиссии, и мы подумаем, чем мы сможем вам помочь.
        - Вы что, не понимаете? Комиссия направлена Президентом. На вашем месте я бы…
        - Вы не на моем месте, поэтому потрудитесь подождать. Товарищ капитан, много еще осталось? - спросил я Саню, подмигнув ему. Саня понял с полуслова.
        - Где-то полчаса, никак не меньше.
        - Значит, полчаса. Пока у вас есть время выйти на футбольное поле, там сейчас работают наши сотрудники, так что с картиной того, что здесь происходило, вы сможете ознакомиться, так сказать, прямо на месте. Там находятся наши сотрудники, они вам помогут.
        - Хорошо. Надеюсь, что те сотрудники будут более любезны к представителям командования. - Процедив сквозь зубы эту фразу, полковник «очистил помещение».
        Ха-ха. Три раза. Сейчас ты посмотришь, что такое настоящая любезность.
        На самом деле с очередным унтером мы уложились в десять минут. Саня побежал проверить, как тащат службу его подчиненные, а я обошел комнаты, в которых содержались пленные. Хорошо, что приехавшие из Минска эксперты привезли нам в качестве презента от «братьев по разуму» из белорусского комитета неслабую охапку пластиковых одноразовых наручников - они нам сейчас очень пригодились. С учетом того, что народу у нас было немного, а «объем работ» - наоборот, очень большой, каждого из фрицев упаковали в «подарки». На кой черт нам нужны приключения с попытками к бегству?! Немцы, как уже допрошенные (большинство) так и пока неотработанные (ух-ты, всего пять человек осталось, да мы просто стахановцы, оказывается) лежали вповалку в отведенных им помещениях - мужской и женской раздевалках. Спите? Ну, спите, спите. Мешать не буду. Спали, впрочем, не все. Зейберт о чем-то шушукался с двумя своими эээ… подельниками, один из которых, кстати, владел русским языком. Собственно, ничего страшного в этом не было - они уже допрошены, сговариваться им вроде не о чем, но что-то в их поведении заставило меня насторожиться.
Надо, пожалуй, к ним пару человек из Саниных поставить - блюсти, так сказать, порядок содержания под стражей.
        Когда я вернулся к допросной, члены комиссии и полковник были уже на месте. Видок у них был… Прямо скажем, не очень был видок. Ба! Знакомые все лица!
        - Здравствуйте! Рад вас видеть!
        - Здравствуйте!
        А уж я-то как рад… Член Совета Федерации, которого мне в свое время довелось допрашивать (в Совете Федерации он тогда, правда, не был), видимо, представлял здесь Всероссийский еврейский конгресс (а вот там уже был - причем гмм… на первых ролях). Помнится, мы с ним тогда на «ты» перешли. Ну, Борей я тебя называть не буду, неправильно поймут, но персонально пожать лапу - стоит. Остальные тоже были частично опознаваемы - Борщов, Лучкин, какая-то дама - судя по всему из их компании, а кто у нас с другой стороны? Слизова, Торкин, еще какой-то мужик. А эти кто? Судя по бэйджикам с надписью «пресса» - корреспонденты. Ух ты! Латыпова! Живьем! Кто ж тебя пустил-то сюда? Надо было еще Масюрик с собой прихватить для полного счастья. Так… Этот в форме - видимо, военкор. А этот, бородатый. Блин, Паша Фельгауэр! Да они что, издеваются, что ли? Еще несколько корреспондентов были мне незнакомы, понять, кто и откуда было сложно, но, судя по всему, баланс изданий как-то соблюдался. Странно, неужели телевизионщиков не прислали?
        Словно угадав мой вопрос Головатов сообщил, что журналисты программ «Человек и закон» и «Специальный корреспондент» вместе с операторами находятся на съемке и присоединятся к нам немного позже. Ну, позже, так позже. Я представился всем присутствующим и предложил пройти в кабинет, где стараниями Сани уже были подготовлены стулья, а стол застелен какой-то зеленой бархатной скатертью.
        Когда все расселись, я предложил присутствующим задавать вопросы. Только было корреспонденты собрались воспользоваться предоставленной им возможностью, как с места вскочил Борщов.
        - А почему нам не показали немецких военнопленных? Где вы их содержите?
        - Где и положено находиться военным преступникам - под стражей.
        - Вы же юрист, вы должны понимать, что преступниками их может назвать только суд, после тщательного и всестороннего расследования!
        Ну, дает. Смотрю - у Сани и его бойцов, отобранных для беседы с комиссионерами по принципу наибольшей фотогеничности, заходили желваки.
        - Уточняю. Немецкие военнопленные, подозреваемые в совершении военных преступлений, находятся в специально отведенном помещении, где содержаться под охраной.
        - Можем мы их увидеть?
        - Можете. Вы хотите сделать это прямо сейчас?
        - Да, прямо сейчас.
        Так как остальные члены комиссии не возражали, пришлось проводить присутствующих в мужскую раздевалку. Борщов попросил, чтобы им дали поговорить с немцами самостоятельно, но я отказал, сославшись на необходимость обеспечения их безопасности, так что в раздевалку мы зашли все вместе. И тут началось. Унтер, владевший русским языком, заявил о том, что с ними негуманно обращаются, держат их в наручниках, до сих пор не накормили, редко выводят в туалет, что к показаниям их принуждали, а господина обер-лейтенанта - просто избили, в подтверждение чего Зейберт продемонстрировал свое распухшее ухо. И это не говоря о том, что как минимум двое солдат и один офицер были убиты. Услышанное явно привело Борщова в полный восторг, и он, обратившись к своим коллегам и журналистам, задвинул целую речь о том, что современная демократическая Россия должна быть образцом в соблюдении прав человека, даже если этот человек - противник, даже если это такой противник, как охранник лагеря. Только через неуклонное соблюдение этих принципов Россия может стать лидером свободного мира и эталоном, на который будут равняться
другие. А лиц, которые допустили в отношении немецких военнопленных вопиющую жестокость, следует привлечь к ответственности, потому что мы должны…бла-бла-бла. Ему поддакивала дамочка, которую я так и не смог опознать. Как мне шепнул на ушко Боря - дамочка была из «Международной амнистии». Лучкин молчал. Первым не выдержал Боря.
        - Знаете, что, уважаемый господин адвокат? Я хочу вам пгедложить обгатится с вашей гечью к годственникам тех, кого мы видели на поле. Без сомнения, они вас постагаются понять!
        - Я сочувствую их горю, но мы должны…
        - Знаешь, что ты должен сделать? - неожиданно вступил в разговор один из Саниных бойцов. Ты должен сейчас взять носилки и пойти со мной, к оврагу, в котором лежат тела тех, кого расстреляли эти мрази. Вот когда ты, сука, загрузишь полный кузов тел, тогда мы с тобой продолжим разговор.
        - Что вы себе позволяете, молодой человек?
        - Я? Я еще ничего не позволяю. Товарищ капитан, - обратился боец к Старому, - разрешите я ему в табло дам!
        - А я добавлю, пгичем с удовольствием, у меня это хогошо получится! - неожиданно поддержал студента Боря, демонстрируя свой отнюдь не слабый кулак.
        - Товарищи, товарищи, давайте не будем ссориться. Мы приехали сюда для того, чтобы получить объективную картину, то, что мы сейчас услышали - часть этой картины. Это война, война в которой жестокости допускают обе стороны - попытался сгладить ситуацию Лучкин.
        - Нет, позвольте… - начал, было, Борщов.
        - Заткнись, - оборвал его Саня, Заткнись лучше, а то я Гоше разрешу.
        - Ничего не меняется, - не удержалась Латыпова, - как были сатрапами, так и останетесь.
        Обстановка ощутимо накалялась, но тут все разрулила Слизова.
        - Я думаю, что на все поставленные товарищем Борщовым вопросы руководитель группы нам ответит позже. Давайте пока осмотрим тот самый овраг, о котором нам рассказывали.
        Пока комиссию и журналистов водили к оврагу, мы все - Саня, Андрюха, опера - собрались в кабинете для того, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Наше обсуждение прервал Головатов. На этот раз он выглядел совсем по-другому - исчезла самодовольная улыбочка, перед нами стоял нормальный, абсолютно нормальный мужик.
        - Извините, ребята, что пришлось немного с вами поиграть. Моя фамилия действительно Головатов, но представляю я Администрацию Президента. Моя задача изначально была в том, чтобы создать у вас боевой настрой, немножко завести даже. Мы хотим, чтобы страна увидела, что представляют из себя эти деятели, на что они готовы пойти и с чем смириться ради удовлетворения своих амбиций и тех принципов, которые они хотели навязать стране. Все, что здесь происходило - от начала и до конца - снималось скрытыми камерами. Снималось, как Фельгауэр беседует с солдатами и офицерами, снималось и снимается, как все они (мы поняли, кого именно Головатов имеет в виду) видят то, что видят. Мы даже дадим им написать о том, что они увидели и услышали - написать все, что они посчитают нужным. И опубликуем. Но одновременно с этим - мы покажем всей стране то, что здесь происходило на самом деле, так что не ссыте - сделать из вас будановых или ульманов ни у кого не получится. Как с немцами-то получилось?
        Мы рассказали о том, что и как произошло с замом Зейберта и двумя пулеметчиками.
        - Ну и правильно. Нечего таким гадам свет коптить. Да и остальные, я думаю, не заживутся. Вы тут, наверное, не знаете, что в России творится? Часть этих деятелей выступает за то, чтобы остановиться на границе и начать переговоры с законным немецким правительством, упирая на то, что большинства своих преступлений они еще не совершили, и мы не можем осуждать людей за то, что они сделали в нашей истории, но не сделали здесь. Другие - орут, что потерь мы должны избежать, поэтому надо предоставить право оккупации Германии «демократическим» странам. Даже больше было - неофашистские демонстрации проходили, с требованиями заключить союз с Гитлером, во как.
        - Ну, вы даете! У меня руки чесались вам физиономию начистить! - изумился Саня.
        - Ну, это не так просто. Я до Администрации служил не в пресс-службе, а в ГРУ, так что подготовка имеется - широко улыбнулся Головатов.
        - Ну и как, много таких набирается? - поинтересовался я, продолжая начатую полковником тему.
        - Нет, конечно. По проведенным опросам в интернете, около 85 процентов выступают за то, чтобы добить врага, не вступая с ним ни в какие переговоры. При опросах в реале - соотношение еще большее. Причем - везде, в каждой республике бывшего Союза. Ну ладно, объяснились, так что не буду вас больше отвлекать. Вам еще для телевизионщиков и журналистов пресс-конференцию проводить, вы уж постарайтесь на этот раз поспокойнее отвечать.
        - А вы разве не поняли, товарищ полковник, что я с вами тоже немного играл? - спросил я.
        - Разве? А мне показалось…
        - Зря вам показалось. Мы к провокациям привыкшие, в суде адвокаты и не такое вытворяют, бывает.
        - Ну, тогда вообще здорово. Тогда вы, наверное, подберете людей, которые смогут держать себя в руках?
        - Само собой. Михалыч! Из студиозов пусть Старый кого-нито подберет, он их лучше знает, а самого Саню пускать нельзя, нет.
        Мы продолжили работать. Закончили с допросом немцев, подготовили материалы. В середине дня за ними приехали автозаки из Минска, с вэвэшным конвоем - с собачками, баллонами с «черемухой» и резиновыми палками. Слава богу! Поначалу ходили слухи, что здесь с немцами и покончат - данных хватало для того, чтобы поступить с ними «по законам военного времени». Но, честно сказать, я не знаю, смог бы кто-то из оперов или Саниных ребят «привести приговор в исполнение». Одно дело - в горячке запальчиво сказать «я их всех порешу», другое дело - расстрелять. Не знаю… И не хочу знать.
        Тела погибших с поля и из оврага погрузили в рефроконтейнеры - к несчастью, этих тел было слишком много для того, чтобы использовать санитарный транспорт. В город стали возвращаться люди, и часть из них, узнав о том, что здесь происходило, молчаливой скорбной толпой стояла перед оцеплением. Каждый из собравшихся, наверное, надеялся на то, что его родных и близких здесь не найдется. Тела было решено везти в Минск - в морге Кобрина просто не было мест для такого количества покойных. А ведь эти - те, которые борцы со смертной казнью - они ведь уже видели такие картины. На Дубровке, в Волгодонске, в Каспийске, во многих других местах, по которым прокатилась волна террора, где также как здесь гибли невинные люди. Видели - и продолжали гнуть свою линию…
        Пресс-конференция прошла без особых осложнений. Ответили на все вопросы, касавшиеся всего того, что проделала наша группа за последние семь дней. Течение пресс-конференции было прервано одним из Саниных бойцов, ворвавшимся в зал.
        - Товарищи! Наши Брест освободили!
        А вечером мы все, набившись перед экраном телевизора, вытащенного в коридор нашей общаге, смотрели, как небо Москвы, Минска, Киева, Астаны, Тбилиси, Еревана, Баку… одним словом - небо столиц всех республик нашей новой старой страны озарялось вспышками первого в новой истории салюта.
        И жизнь - продолжалась!
        Сержант Александр Любцов.
        Я не знаю, почему началась эта хрень, которую когда-нибудь потом назовут «Вильнюсской бойней» - грязная драка, в которой перестала существовать фашистская группировка под командованием Гота, а русская армия понесла большие потери, чем при штурме Грозного. Мясорубка, результатом которой стало фактическое уничтожение этого красивого, в общем-то, города.
        Я не знаю, кто там, на небесах, решил так пошутить, подарить России второй (или третий, или вообще черт его знает какой) шанс. Или, может, это очередное наказание для только-только поднимающего голову многострадального народа.
        Что я знаю, так это то, что сделал все, что мог. И даже что не мог.
        Я не помню, когда именно остался главным в нашей роте. Точнее, возглавил то, что от нее осталось. Это получилось как-то само собой. Нашего командира убили, взводный погиб в самом начале - немцы пошли на прорыв, и он оказался в не самом лучшем месте, в не самое лучшее время.
        Плюньте в рожу тому, кто говорит, что техническое превосходство - это все. Или кто говорит, что немцы плохо воевали. Поимев с ними дело, я вдруг осознал, что наши деды и прадеды были не просто героями - они были ГЕРОЯМИ. Настоящие чудо-богатыри, сумевшие победить самых настоящих исчадий ада, умелых, расчетливых и хитрых. Жестоких, сильных, умных.
        Наша рота оказалась на одном из участков их прорыва. Одном, наверно, из многих - этого я тоже точно не знаю. И фашисты перли вперед, наползали слово облако тьмы, неостановимое и смертельное.
        И простые русские пацаны в очередной раз показали, что гены тех, кто когда-то останавливал тевтонцев, громил Фридриха, бил кайзера, забарывал Гитлера - что эти гены еще есть, что они еще живы. Жив тот самый дух, что делал армянина, татарина, украинца, калмыка, еврея, белоруса, великоросса, казаха или якута русскими воинами. Неутомимыми, несдающимися, страшными в бою.
        Наша рота - и батальон - держались почти два часа. Я не знаю, сколько наци убил. Не знаю, скольких убили мы все вместе взятые. Знаю, что у меня кончились патроны. Помню, как опять дрался ножом, прикладом и даже подобранным где-то штыком от трофейного «Маузера».
        Я и мой уже взвод держали целый многоквартирный дом на окраине. О, думаю, мой первый командир был бы доволен - смена позиций, растяжки, аккуратные выверенные очереди. Да мы стали целым домом Павлова - и его защитникам еще один, отдельный поклон. Ибо я не понимаю, как они удерживали его столько времени - мы с гораздо лучшим оружием с трудом протянули сто двадцать минут. Сраные два часа. Против двух месяцев наших предков.
        Я понял, что все для меня заканчивается, когда увидел обрушение соседнего дома - там были наши АГС и ДШКМ, удерживающие еще фрицев от прорыва.
        На тот момент у меня осталось двадцать четыре патрона и одна граната. И дурацкий штык-нож. И все. Против МГ-34 и «Маузеров». И из оставшихся в живых бойцов я был еще самый богатый - у других не было и этого.
        - Где же наши? Где, млять, наши?!! - Леха еще не истерил, но был к этому весьма близко.
        - Прорвемся, брат, прорвемся. Прорве… - Василий Сагайлыков, хрен знает кто по национальности, умер после этой фразы. Пуля немецкого снайпера. Или нет - откуда мне знать, откуда прилетел смертельный кусочек свинца?
        Следующее, что помню - как фашисты полезли в дом. И как где-то при этом играл музыкальный центр. Причем играл какой-то блатняк. Который я терпеть не могу.
        Я и Леха, с ножами, сныкались на лестничной клетке в каком-то закутке над лифтом. Даже смогли убить неосторожно прошедших мимо фашистов - но нас услышали.
        Прилетевшая откуда-то снизу граната нас с другом разделила - я ввалился в одну квартиру, он в другую. Это был последний раз, когда я его видел.
        Лестничная площадка уже простреливалась, и за стенкой ванной комнаты буквально ощущалось передвижение немцев. В отчаянии я пальнул прямо через дверь - судя по хрипу, даже попал. В ответ прилетело столько, что вывалился косяк.
        И еще - меня зацепило. Не очень сильно, но, сука, больно. Тем не менее, влетевшего в квартиру нациста я встретил ударом штыком. Из шкафа, прикиньте. Было бы смешно, да. Но эта тварь успела выстрелить. Попало в живот.
        Адская боль бросила на пол. Простреленная рука, в сравнении с этим была царапиной.
        Когда мне частично вернулась способность соображать, я вдруг понял, что это все. Совсем все. Вообще. В голове почему-то крутилась песня Шевчука «Люби всех нас, Господи, тихо».
        - Моя песня, конечно, дождливого рода, - сомневаюсь, что в моем хрипе эти слова были различимы. Но они помогли мне выдернуть чеку.
        Вдруг вспомнились встретившиеся мне на недолгом боевом пути люди. Витек, запихиваемый в вертолет - что самое забавное, американский. У них там еще поляк с нами остался, чтобы еще раненого смогли взять. Боевой паренек, неплохо говорящий по-русски.
        Вспомнился комроты, пристреливший дерьмократа и, похоже, погибший в развалинах соседнего дома.
        Вспомнился взводный - настоящий, буквально символический Ванька-взводный, умерший в самом начале сегодняшней катавасии.
        Вспомнился офицер, оттащивший меня от немца, которому я буквально снес башку прикладом. Надеюсь, вы живы еще там, поляк и офицер? Вы хорошие люди.
        Боль резко усилилась, и я на несколько секунд потерял сознание. Или не потерял - но перед глазами уже все плыло.
        Наконец, вспомнились друзья, родители, девчонка, с которой так глупо поругался не так уж и давно. И с которой теперь уже никогда не помирюсь. Вспомнилась кошка, каждый вечер приходящая спать ко мне на кровать - и требовательно мяукающая, если я засиживался перед компом.
        Я не знаю, как закончится эта очередная война. Я не знаю, сможет ли хоть на этот раз Россия стать первой.
        Я этого никогда не узнаю. Но я верю. Верю в нас, в русских и не очень людей, которые смогут, наконец, вопреки всему взять свое. И никому никогда не отдать.
        - Прости, мама, - сил держать гранату у меня больше не осталось…
        Лишь бы жизнь продолжалась…
        Александр. Разведчик. ОСН. Белоруссия.
        Ожидание.
        Щёлк… Патрон… Щёлк… Патрон… Щёлк… Всё… Двадцатый.
        Двадцать патронов в укороченный магазин. Остался ещё один «двадцатка» и четыре «тридцатки». Я готов.
        Доклад замку, что средства связи и навигации исправны и готовы к работе. Сергей кивает и разрешает отдохнуть невдалеке. Группа готовиться к передислокации к линии фронта.
        Шум вертолётных турбин и стрёкот лопастей. Кажется это к нам…
        Вертушка, заложив вираж над лагерем, рухнула камнем на посадочную площадку. Передняя стойка шасси прогнулась от удара, но выдержала и не сломалась… Тут же, не дожидаясь когда остановится лопасти, к ней бросились медики, пожарные и другие…
        И было от чего - из распахнутого люка вылез, едва покачнувшись при встрече с землёй, один из разведчиков. Левая рука, перебинтованная от запястья до шеи окровавленным бинтом, затем подбежавшие стали принимать носилки.
        Где-то это уже было… Сидящие на земле у палаток, перед носилками с телами товарищей, бойцы… К которым никто не решался подойти.
        Забирая лежавшие в десантном отсеке вертушки вещи спецназовцев, я увидел, что пол сплошь залит ещё не засохшей кровью, усеян окровавленными бинтами, упаковками препаратов и грязью.
        - Что встал, помоги смыть, - борттехник спокойно прошёлся по лужам крови и полез в потроха вертолёта. - Ведро вон, в хвосте.
        Вечером нас перебросили ближе к линии фронта.
        Представьте что в вашей памяти всплывает старая фотография… Ещё чёрно-белая… С затейливо вырезанными краями.
        На том снимке ребята с нашего двора…
        Верхний ряд - ребята постарше, но всё равно стоят на ступеньке подъезда.
        Нижний рад - мелкие. В том числе и я. Зима… Мы все по-детски чисто и искренне улыбаемся в объектив, ожидая, когда же вылетит птичка. Мы живём в своём мире, который понятен только нам - детям, где палка - это меч, сделанный на коленке самострел - грозная винтовка, а горка - это замок, который надо штурмовать взбегая по ней, чтобы получить пинка от злого дракона и съехать вниз.
        Верхний ряд… Женя - где же ты? Куда ты уехал… Без тебя трудно биться с врагом. Олег? Выходи же, наконец, вспомним, как ты разбил стекло в доме напротив…Стас - соня, хватит спать… Справа - Сашка «Сексафон»… Сколько мы с тобой смастерили рогаток и самострелов… Слева - Сашка «Прима» - вынеси нам Колу… Мы же знаем что у тебя есть в холодильнике всегда полторашка есть!
        Жизнь… Ты раскидала нас… Погиб в автокатастрофе Олег. Женя… До сих пор сидит, отбывает десятилетку за убийство и выйдет совсем стариком - здоровье. Стас просто пропал на просторах России - то слухи загоняют его в Магадан, то в Калининград. Сексафон - сейчас где-то под Москвой… Увы, мы с ним теперь не друзья, хотя я не знаю почему мы перестали ими быть… А Прима… Прима еле выжил при покушении на его отца и был спешно увезён матерью куда-то в Польшу, к родне.
        И теперь же он стоял передо мной…
        Командир отряда договорился с командованием и нас после очередных занятий по тактике, где нас старательно топили в болоте, закинули в грузовик и повезли на аэродром - отрабатывать высадку с вертолётов.
        Так как все белорусские и российские борты были загружены заявками, нас ожидал сюрприз - четыре американских вертолёта и небольшой контингент американских войск.
        Их уже убирали в тыл, интернируя, дабы не провоцировать конфликт САСШ и Германии. Но сейчас от них не требовалось вылетать на линию фронта - просто быть учебным транспортом.
        Приму я узнал. И не поверил глазам своим… Он почувствовал мой взгляд и посмотрел на меня…
        Я точно знаю, что всплыло в его голове - эта старая, чёрно - белая фотография.
        У нас было всего пятнадцать минут… Пятнадцать минут до вылета и так много всего, что нужно успеть рассказать: про себя, про друзей, про жизнь в Бурятии и в Арканзасе, про школу, про спорт и про жизнь у меня и у него.
        Я видел его замотанную в бинты шею - пуля снайпера пробила ее, но оставила в живых. А он лежал и смотрел на меня, тяжело узнавая. Исхудавший, обугленный изнутри…
        Но, все же, это был он - Прима… Первый! Саня Кшетуский…
        Я стоял над ним, забыв про этот долбанный, сошедший с ума мир и улыбался ему. Совсем как тогда, зимой девяносто четвёртого, у подъезда, мы улыбались друг другу. Сами не зная - почему мы улыбаемся?
        Что ждет нас впереди? Нам, если честно, похер… У нас ещё целых пятнадцать минут.
        - Ну, здорово, янкес ты долбаный! Продолжается жизнь?
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент России.
        Вообще-то вся корреспонденция от граждан, приходящая на имя президента, попадала для первичного рассмотрения в управление по работе с письмами и обращениями, но это послание, полученное по электронной почте, пришло в тот редкий момент, когда глава государства сам просматривал свой «почтовый ящик».
        «Ваше Высокопревосходительство, господин Президент Российской Федерации! Обращаюсь к вам как к коллеге-юристу, потому что уверен, Вы рассматриваете случившееся шесть дней назад не только как вызов и шанс, но и как сложную, неординарную правовую коллизию. И от разрешения её во многом зависит судьба нашего нового мира, судьбы миллионов наших сограждан и жителей других стран…»
        Сказать, что затронутый в письме вопрос успешно решался, а равно как отрицать даже намёки на работу в направлении определения правового статуса перенёсшейся во времени одной шестой - или всё ещё одной седьмой? - части суши, означало сильно погрешить против истины. Правовое управление администрации, совместно с экспертами из аппарата правительства и министерства юстиции, уже несколько дней пытались найти подходы к определению уникального события с точки зрения юриспруденции. Результаты? Имелись и результаты, но они и на йоту не приближали к настоящему решению вопроса.
        Выделяя ключевые моменты письма, президент отмечал нестандартную логику подхода автора. «Так, „обратный континуитет“ только вредит, ну и чёрт с ним! На один принцип правопреемственности опираться - себе дороже. А что же взамен? Принцип „темпорального суверенитета?“ Так-так, с чем это едят?… т. е. верховенства нашего права на всей перемещённой во времени территории и экстерриториальности на ней перемещённых во времени лиц и объектов в отношении неперемещённых субъектов международного права… и претензии их ничтожны».
        Оставались чисто технические вопросы: обоснование правовой базы под участием или неучастием в существующих международных договорах, статус зарубежной собственности СССР и бывшей Российской империи. Но это были мелочи по сравнению с главным - юридическим обоснованием самого факта переноса и его последствий, наступивших не только для территории бывшего Советского Союза, но и остального мира.
        На экране компьютера появлялись буквы, складывались слова. Негромкий перестук клавиш рождал текст.
        «Получается так, что главным и, пожалуй, единственным основанием для начала переговоров с правительствами Великобритании и Соединённых Штатов должно стать признание ими нерушимости декларируемого принципа, - президент рассмеялся вслух от удачно пришедшей мысли, - являющегося естественным продолжением политико-правовой концепции „суверенной демократии“. Которая должна стать на долгие годы основой межгосударственных отношений в меняющемся, надеюсь - навсегда, мире».
        Это было больше чем вдохновение. То, что было сформулировано сию секунду, иначе как озарением свыше назвать нельзя. И президент сделал то, что подсказывало его сердце, нечто, заложенное глубоко в подсознании.
        «Отче наш иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…»
        А сердце его билось, потому что жизнь - продолжалась.
        
        Эпилог
        Воробей мирно спал на ветке. День был не очень удачный. Народа мало гуляло - семечек мало набросали. Поэтому воробей и проснулся от урчания в желудке. А еще от того, что мимо шли люди.
        Трое людей.
        Один шел, слегка подволакивая ногу.
        На лице второго багровели шрамы.
        Третий шел, махая одной рукой. Шли они в пятнистых зеленых одеждах. Медленно шли. На курточках их блестели какие-то светлые кругляшки.
        Воробей проводил их прищуренным взглядом. Дождался, когда они подойдут к вечно горящему Огню под длинной бетонной стелой, на которой так удобно соблазнять воробьих.
        Люди подошли к Огню. Постояли, сняв кепки. Положили к нему длинные белые палочки с желтым наконечником. Молча постояли. Развернулись и пошли обратно.
        Воробей дождался, пока эти странные молчаливые люди отойдут. Подлетел к огню. Осторожно подпрыгал к палочкам, настороженно косясь на Огонь. Несъедобные палочки. Ну и ладно. Будет день и будет пища. Потому что, жизнь продолжается.
        Да.
        Жизнь продолжается.
        Примечания
        1
        если что-то болит, значит оно есть (лат).
        2
        Топ - жаргонное название первого сержанта в армии США.
        3
        Анекдот - А у меня дед во время ВМВ в концлагере погиб. Упал пьяным со сторожевой вышки.
        4
        Jarheads - дословно горшкоголовые, сленговое название морских пехотинцев США.
        5
        Вашингтон, Дистрикт Колумбия - столица США.
        6
        По уставу, старший сержант части принимает построение и сдает его командующему частью офицеру, после чего становится позади строя, до момента роспуска, который и проводит.
        7
        «Теоретически это так, а практически он такой скорости не дает» - знаменитая фраза генерал-майора Хацкилевича, сказанная на совещании высшего командного состава РККА в 1940 году. Правда, относилась она к тракторам СТЗ, и под «такой скоростью» подразумевались 30 километров в час.
        8
        ЦЗТ - централизованная заправка топливом.
        9
        «Семерка» - слэнговое выражение. В УПК РСФСР ст.7 регламентировала возможность прекращения уголовного дела в связи с «деятельным раскаянием». Большинством тех, кто работал еще при старом УПК, в разговоре используется до сих пор - удобнее, чем выговаривать «статья двадцать восемь» (в ныне действующем УПК РФ).

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к