Раскрыть ладони Вероника Евгеньевна Иванова
        Третья сторона зеркала #7
        Бывает, мир рушится. Сначала морщины разрушений тонки, как волоски, и почти незаметны, но стоит успокоиться и увериться, что жизнь идёт прежним чередом, трещинки становятся ущельями, и времени остаётся всего лишь на одно действие. Но какое? Стиснуть останки мира в кулаке? Устав от агонии, ударить посильнее? Продлить мучения или прекратить - обычный выбор. Но ещё можно подставить ладонь. Поймать один из осколков и удержать, подарив новую жизнь и ему, и себе. Просто? Да. Только тому, кто норовит всё время сжимать кулаки, никогда не научиться держать мир на раскрытой ладони.
        Содержание
        Вероника Иванова
        Раскрыть Ладони
        «...Я породил чудовище. Вы снисходительно улыбаетесь, когда я говорю об этом, или хихикаете за моей спиной, потому что всех вас начинает одолевать слепота. Пройдёт совсем немного времени после того, как мои ноги сделают последние шаги, и зрение покинет вас навсегда. О, вы, вне всяких сомнений, будете счастливы, упиваясь властью, к воздвижению коей причастны и мои руки! Но никогда не станете единым целым. Могущество, растащенное по норам, обернётся прахом, в котором вы уже сейчас играете, радуясь, как малые дети. Но что случится, если кому-то наскучит возиться в пыли? Если он поднимется, протрёт глаза и... увидит? Оставит ли он вам ваши игрушки или растопчет всё, что попадётся под ноги? Я не желаю вам зла и несчастий, но прошу помнить: одно чудовище неизбежно породит другое, а двум уже не будет места ни в пределах города, ни в пределах мира. Кто из двоих окажется сильнее? Тот, в ком ещё жив человек, или тот, кто изгонит из себя последнюю память о прошлом? Я не стану гадать, потому что всё равно не доживу до грядущей битвы, а вы... Увидите сами. Если сможете прозреть.»
        (Из Завещательного письма основателя Саэннского анклава, Его Магичества Ганниера Единодержца)

* * *
        - И как у вас только язык повернулся, любезный dyen, назвать этот замечательный, великолепный, непревзойдённый клинок ржавым ковыряльником?!
        - А разве я соврал? Ковыряльник и есть! И конопатым станет через неделю, не позднее... Знаю я ваши поделки, dyen Тувериг, ведь не первый раз беру.
        - То-то и оно, что не первый! Кабы мой товар не нравился, так давно бы уже к Лигену ходили ножички заказывать!
        - Кто сказал, не нравится? Я сказал? Нет, это вы сказали!
        - Я? И про ржавчину, значит, тоже я болтал?
        - Заметьте, моих уст это слово не покидало: я всего лишь предположил...
        - Что клинок через неделю «веснушками» покроется! А это ведь не что иное, как...
        Слова, слова, слова. Монеты в туго набитых кошельках ртов. Звонкие, только что отчеканенные, или хриплые, уже уставшие быть в ходу. Один хозяин бережёт свои сокровища, ослабляя тесёмки кошелька только при крайней необходимости, а другой... Другой слишком щедро, а может быть, бездумно и рассеянно дарит пленникам губ свободу, и тогда...
        Слова звенят, гудят, шуршат, налетают друг на друга, сталкиваются, отскакивают назад, возвращаются к своим владельцам, чтобы снова быть брошенными в отчаянную атаку. Но намного лучше эти докучливые тварюшки делают совсем не то, для чего появляются на свет: они успешно прогоняют сон. Мой сон.
        Опять дядя с кем-то ругается. На улице. Прямо под окнами. А голос, кстати, знакомый. Точно, мясник с соседней улицы. Пришёл за разделочными ножами. Заказ не особо дорогой, но в будущем есть возможность приработка по заточке. Надеюсь. Правда, надежда - не повод благосклонно относиться к шуму и гаму с утра пораньше. Спрашивается, зачем люди, почтенные как возрастом, так и положением в обществе, устраивают посреди бела дня свару? Лишь из-за непреодолимой любви к искусству торговли? Всё равно сделка будет совершена по заранее оговорённой цене, и нет никакого смысла разыгрывать целое представление на потеху окрестным кумушкам, а мне можно было бы ещё часок соснуть. Целый часок. Вот сейчас перевернусь на другой бок и...
        Крак. Шурх. Плюх. Ай! Если не выразиться грубее.
        Попытка поменять положение тела привела к плачевному результату, завершившемуся чересчур близким знакомством с паркетными досками. Боль от удара отозвалась в затёкших мышцах не самым приятным образом, зато помогла проснуться окончательно и бесповоротно.
        И почему я не закрыл на ночь окно? Тогда никто бы меня не побеспокоил своим нытьём, и шею бы не надуло. Ох, как затекла, даже поворачивать трудно... А может, она болит из-за того, что я так и не добрался вчера до постели, предпочтя сон, сидя за столом, и руки вместо подушки? Или...
        Ахм!
        Мясник пришёл за ножами? Значит, что у нас на дворе? День. Белый. В разгаре. Да будь оно всё проклято!
        Ухватиться за стол и подняться-таки на ноги, вот первое задание. Исполнено успешно.
        Что дальше? Осмотреться вокруг и постараться понять, сколько бед от беспечного поведения вчерашним вечером переползло через ночь в новый день.
        Исполняю.
        И как? Много плохого нашлось? По горлышко. Если бы слёзы и ругань умели помогать справляться с бедами, я бы охрип и ослеп, выплакав все глаза, но поскольку обычно к хоть какому-то ощутимому результату приводят только засученные рукава и натруженные руки... Лучше соберусь с силами и мыслями. Хотя, первые пока ещё блаженно дремлют, а вторые, как обычно, невинно хлопают ресницами: мол, а мы-то здесь причём? Ни причём. Только без вас слишком скучно.
        Но как меня угораздило заснуть? Все восковые шарики, кропотливо подготовленные для дальнейших таинств, превратились в ленивые радужные лужицы и теперь годны разве что на повторную переплавку, да и то, если я не ошибся с количеством масла. Вот бы ещё вспомнить, недолил или перелил... А, ладно! Потом пойму. Жаль, что время потрачено впустую. Dyesi Карин будет недовольна. Очень. И опять не заплатит полную сумму, потому что выполнение заказа окажется просрочено. А я-то, дурак, надеялся быстренько всё закончить и выкроить время для занятий! Правда, судя по развалу на столе, вчера намерения были ровно теми же самыми, причём, отчасти воплощёнными в жизнь: шнурок, похожий на ожерелье из коряво завязанных узелков, лежит рядом с расплавами воска. Что же я пытался сплести? Кажется, «сторожевуху». Успешно? Кто бы знал... Потом сверю с папиными записями, сделав поправку на прискорбное отсутствие у своего родителя дара рисовальщика. Но это потом. Совсем потом.
        Доброе утро, Маллет. Ясное, тёплое, летнее утро. Хорошее такое, за полдень.
        Тупица рассеянный. Неудачник, у которого руки растут из... Впрочем, откуда бы ни росли, благодарение всем добрым и злым богам, что у меня есть эти руки!
        Хватит скулить. Надо собраться. Ещё не всё потеряно. Подумаешь, заготовки растеклись? Восковую смесь можно приготовить снова, старые запасы пока позволяют сидеть дома. Чего не хватает? Лишь времени и желания, но они придут. То есть, время так и так будет потрачено, а желание...
        Жить-то надо? Надо. А чтобы жить, нужна пища. Кроме того, неплохо чем-нибудь прикрывать тело и спать под крышей, а не на открытом воздухе: хоть в Саэнне круглый год лето, но летние ночи не всегда бывают столь же погожими и душными, как минувшая. И поскольку жить я хочу несколько больше, чем умереть, желание работать никуда не денется. Будет сидеть на краешке стола, как миленькое, и тихо вздыхать, глядя на мои мучения над очередным заказом купчихи Карин. Я тоже для порядка немного повздыхаю. Самую малость. Чтобы не портить слаженный и годами проверенный дуэт. Вот прямо сейчас и начнём!
        - Мэл, ты проснулся?
        Из-за дверного косяка высовывается курносенькая мордашка в обрамлении пушистых и золотых, как солнечные лучи, локонов. Это Тай. А если полностью, Тайана - дочка моего двоюродного дяди Туве, младшая и, после выводка дюжих сыновей, единственная отрада отцовского сердца. Шестнадцать лет, пока ещё ощутимо угловатая для придирчивого взгляда фигурка, глаза цвета морской лазури и тёплая улыбка. Можно спорить на что угодно, но к совершеннолетию, до которого осталось всего ничего, у двери оружейной лавки выстроится очередь женихов...
        Проснулся ли я?
        - Очень на это надеюсь.
        Улыбка, расцветающая на девичьих губах, тоже надеется на лучшее.
        - Я заходила к тебе перед завтраком... Ты так крепко спал, жаль было будить.
        - Зато у дяди жалость отсутствует. Совершенно.
        Светлые брови шутливо сдвинулись вместе, но сразу же вернулись на привычные места:
        - А, ты слышал? Па давненько так не веселился!
        Вот как это называется. Веселился. А то, что у половины квартала уши заложило, это ерунда. Пустое. О своём утерянном сне и не говорю.
        - Ты голоден?
        Я прислушался к животу. Пока не бурчит, но вполне возможно, спустя час-другой начнёт требовать пищи.
        - Немного.
        - Я посмотрю, что осталось на кухне и принесу, хорошо?
        - Если тебе не трудно.
        - Какой же труд в том, чтобы человека накормить? - удивилась Тай. По-настоящему удивилась, искренне и мило, так, что рассердиться на неё не представлялось возможным.
        Она не всегда понимает мои слова, но дело не в том, что девушка простовата или, как утверждают злые языки, глупа. Я и сам очень часто не могу себя понять. Особенно в разнице намерений и поступков.
        Широкая юбка взметнулась парусом и исчезла за дверью: Тайана поспешила вниз, в кухню. Даже не слыша, могу сказать, что девушка прыгает на одной ноге через ступеньку. Сначала на правой, потом на левой. По лестничной площадке - на обеих ногах. И ещё пролёт в том же духе. Хорошо бы, её братья не переусердствовали за завтраком, иначе придётся ждать вечера, поскольку раньше, чем спадёт жара, в Саэнне пищу не принимают. И для здоровья вредно, и не особо хочется, потому что палящее солнце - не самый приятный сотрапезник.
        Что ж, у меня есть несколько минут, чтобы привести себя в надлежащий для пребывания в благовоспитанном обществе вид. Хотя, зачем спешить? Тай уже видела мою заспанную физиономию и мятую одежду, а больше я никого в своих апартаментах принимать не собираюсь. И безграничное благодарение Всеблагой Матери, что гостей не предвидится: не хочу представлять, сколько тщетных усилий понадобится для уборки на моём чердаке.
        Да, я живу под самой крышей двухэтажного особняка, некогда принадлежавшего зажиточному купцу и откупленного мастеровым людом в те годы, когда Нижние кварталы города перестали считаться пристойными для проживания богатых и родовитых семей. В подвале дядя держит кузню, на первом этаже сваливает железный хлам, по которому легко можно представить все шаги превращения руды в разные, преимущественно острые штуковины, а на втором обитают он сам, Тай и три здоровенных парня, похожих друг на друга так сильно, что и отец никак не может разобраться, кто из них кто. Или не особо желает это сделать, потому называет просто: Ен, Ди и То - «первый», «второй», «третий».
        Чердак никогда не был завидным местом, но осиротевшему племяннику всё равно некуда было податься, и любезное предложение дяди я принял с радостью. В конце концов, лучше заброшенное пространство в лесу нависающих прямо над головой стропил, чем койка в Доме призрения, прочимого мне для проживания в ожидании совершеннолетия, а может, и после него. Много лучше, и не только своими качествами. Конечно, пришлось расчистить, подправить, приколотить и прострогать, но, по крайней мере, сейчас то место, где я провожу ночи и некоторую часть дней, похоже на комнату. Одну большую, правда, потому что перегородки поставить так никто и не удосужился. Да и хорошо, когда стены далеко, а воздуха много. Мне нравится простор. Но только не тот, что виден с края обрыва! Я боюсь высоты. И ещё нескольких вещей, которых избегаю даже мимолётно касаться мыслями. Мои годы приближаются к двадцати восьми, но страхи никуда не уходят, как это ни печально, и потому очень многие считают меня трусом. Может быть, вполне заслуженно...
        Ветер, пробирающийся на чердак через открытое окно за моей спиной, на мгновение качнул невидимые занавеси из стороны в сторону, ослабевая и снова усиливаясь. Пушистые ниточки скользнули по моей щеке и вернулись на прежнее место, словно бы с некоторым удивлением и сожалением, что вообще пришлось двигаться. Никогда раньше не замечал в своих ощущениях такого оттенка... А впрочем, наверное, показалось. Спать по ночам надо, а не работать! Я повернулся, намереваясь покончить со сквозняком, прикрыв решётчатые ставни поплотнее, но вместо исполнения задуманного, растерянно замер на месте, остановленный неприятным открытием. Разве сегодня ко мне должны были прийти гости?
        Наверное, правильнее и безопаснее было бы смотреть на всю фигуру целиком, но блеклый буровато-серый наряд пришельца скрадывал очертания настолько, что внимание само собой устремлялось вверх, а достигая лица, сразу же оказывалось беспомощно застрявшим в мёртвом капкане взгляда.
        Нехороший такой взгляд. Серьёзный. Бесстрастный. Внимательный. Так рассматривают на рынке товар, приобретаемый не из удовольствия, а из надобности: о пользе покупок спорить и не пытаются, но кривят губы и скучно торгуются с купцом ради соблюдения приличий. Именно с подобным выражением и смотрели на меня темно-серые глаза с лица, на котором...
        Спаси и сохрани, Всеблагая Мать!
        Чёрные, жирно поблёскивающие линии сплетались, расплетались и менялись местами, подмешивая в природный цвет кожи стальной отлив странной для живого человека бледности и образуя причудливый узор. Узор, на весь мир заявляющий о принадлежности его обладателя к Теням - Гильдии наёмных убийц.
        Легендарная «живая» татуировка, секрет которой известен только мастерам Гильдии, гремучая смесь металлической пыли, угля, трёх десятков масел и неизвестно, скольких десятков заковыристых чар. Рисунок, как утверждают сплетники, способный перемещаться в границах тела по желанию его владельца. Также пульсирующие в одном ритме с сердцем линии вольны полностью исчезать и изменяться, к примеру, чтобы поведать о перемещении их обладателя к вершинам иерархии, но на то, конечно же, есть правила и условия, непременные к исполнению.
        Как странно... Явленное в нескольких шагах от меня чудо заставило забыть об испуге от визита нежданного и, прямо скажем, нежеланного гостя, да так успешно, что колени передумали привычно трястись. Только мурашки начали на спине свою любимую игру в догонялки, мелко-мелко перебирая сотнями ножек.
        А пока мне приходилось выбирать между любопытством и испугом, убийца небрежно скрестил руки на груди, кончиками пальцев поглаживая локти в тех местах, где на рукавах обычно располагаются потайные карманы для метательных ножей. Если бы я до сего момента лелеял мысли об оказании отпора, то теперь разумнее было беспрекословно смириться с происходящим и дождаться хоть каких-то объяснений. Кому же хочется обзавестись стальным пёрышком в горле? Дышать окажется крайне затруднительно, знаете ли.
        Высокий, но не массивный. Гибкий и увёртливый, наверное, как змея. Волосы выбелены то ли солнцем, то ли искусственными средствами: так у Теней принято. Почему? А на белые вихры любой другой цвет ляжет ровно и охотно, если возникнет необходимость.
        Ноги длинные. Бегает, стало быть, быстро, а значит, шанса первым оказаться на лестнице у меня как не было, так уже и не предвидится. Каков печальный результат осмотра? Если пришелец задумает убить, можно не стараться отодвинуть миг кончины на более позднее время, нежели угодное душегубу. Или всё же попробовать? Жаль, что меня застали врасплох, но если постараться...
        Эй, а почему я вообще подумываю о грозящей смерти? Он же сейчас занят именно «отдохновением», и выставленная напоказ раскраска неопровержимо о том свидетельствует. Между выполнением заказов Тени ведут вполне добропорядочную жизнь обычных горожан, и татуировка на их лицах видна очень чётко. Вот когда убийца заключает договор и приступает к делу, рисунок исчезает, чтобы проявиться вновь лишь по полном выполнении обязательств. Такова воля Анклава, хранящего покой жителей города по принципу: если рисунок виден, страшиться нечего. Правда, вечно мельтешащий узор мешает разобрать черты лица убийцы, и когда Тень возьмёт-таки заказ, вы всё равно не сможете распознать, кто в толпе безобиден, а кто смертельно опасен, даже если ранее видели этого человека по сто раз на дню.
        Нет, мне нечего бояться. Нечего. Совсем нечего. Может быть, он просто ошибся дверью... То есть, окном. Да и кому настолько могло понадобиться моё отбытие за Порог, что потратился на чрезмерно дорогого провожатого? Много проще нанять бездельника из Нижних кварталов, который и возьмёт дёшево, и получит удовольствие от работы.
        Белобрысый решил нарушить молчание первым, видимо, решив, что от меня начала беседы не дождаться:
        - Ты - Маллет?
        - М-м-м... Да.
        Волнение знакомо начинает сжимать челюсти тисками. Надеюсь, гость не примет моё мычание за пренебрежение, иначе...
        - Предметы зачаровываешь?
        - Иногда.
        - С оружием работаешь?
        Слова звучат тихо, ровно, но так, что, могу поклясться, будут слышны в любом из чердачных углов. Ах да, Теней же учат работать голосом! А вдруг он меня сейчас «заговорит»? И следующей ночью я во сне встану, подойду к окну и прыгну вниз. Головой. На брусчатку. Мозги вытекут сразу, разумеется, но лужица, увы, окажется небольшой.
        - Ты меня слышишь?
        - А?
        Конечно, слышу! Что мне ещё остаётся, кроме как слушать?
        - Я спросил про оружие, - мягко, почти ласково напомнил убийца.
        - Да. И оружие... тоже.
        - Я хочу кое-что тебе заказать. Пару пустячков. Лезвие и стрелы. Возьмёшься?
        - Э...
        Серые глаза прищурились:
        - Говорят, что ты - трус. Это правда?
        Я сглотнул, выбирая слово для ответа. Сказать «нет» - расписаться ещё и во лжи. Сказать «да»? Можно. Но по-настоящему меня страшат вовсе не те вещи, которые являются источниками ужаса для всех и каждого.
        Пауза затянулась, и гость, а вернее, почти уже заказчик, качнул головой:
        - Что-то ты, парень, плохо выглядишь. Кутил, небось, всю ночь? Или с подружкой забавлялся? Да не волнуйся, меня твои шалости не интересуют! Скажи только одно: возьмёшься за работу?
        Любопытно, а он вообще рассчитывал на отказ? Сомневаюсь. Отказывать в услуге Теням всё равно, что подписывать себе смертный приговор. Где уверенность, что получив очередной заказ, убийца не вспомнит о заносчивом маге, пренебрёгшем деньгами и страхом? Заглянет на минутку и отправится дальше, оставив труп в тихом закутке. Нет, не стоит цепляться за карниз там, где можно было спуститься по лестнице! Правда, я довольно давно последний раз занимался оружейной волшбой, и потребуется вспоминать... Но хоть деньжат заработаю.
        - Да.
        - Договорились! Я к тебе вечерком загляну, не против? Так что, рано спать не ложись!
        Он хохотнул собственной шутке, скользнул к окну и мгновением спустя исчез из вида. Наверное, ушёл по крышам. В любом случае, не мне за ним гоняться.
        А «сторожевуху» сплету обязательно. Во избежание подобных визитов, оставляющих в животе весьма неприятное ощущение.

* * *
        - Доброго дня, dyen Сагинн!
        - И тебе доброго! Только время уж скоро к обеду подойдёт... Стало быть, вечер от нас недалече!
        Довольный очередной свежепридуманной рифмой толстяк, заведующий Регистром договорных виграмм, всколыхнул свой объёмистый живот булькающим смехом.
        Да, дело близится к принятию пищи, потому что солнышко начало спускаться по небу всё увереннее и быстрее. Ещё час-два, и на улицах раскроются бутоны фонарных огней, но до этого времени мне нужно успеть наведаться ещё в одно местечко. Только сегодня не за деньгами или очередным заказом. Сегодня мне нужно успокоиться и расслабиться.
        - Зачем пожаловал, редкий гость?
        Из тонкогубого рта распорядителя могущественными бумагами истекала чистейшая правда: я нечасто заглядываю в Регистровую службу. Собственно, не чаще раза в год, потому что полученных в начале зимы заготовок для заключения договорённостей мне хватает с избытком. Я бы вообще обошёлся одним-единственным визитом к Сагинну за всю жизнь, и его, и свою, если бы... Если бы незаполненные листки не теряли свою силу с первой минутой нового года. Зато с подписями и датами виграммы будут хранится так долго, как понадобится, слава Анклаву, благодетельному и процветающему!
        Тьфу. Мало того, что каждому магу, ведущему дела в городе, приходится ежегодно платить подати за включение в Регистр, так ещё нужно отдельно покупать виграммы, дабы заносить в них все сведения о полученном заказе, заказчике, качестве исполнения и, самое главное, стоимости заказа. Чтобы потом сдать все бумажки в тот же Регистр и получить к оплате немаленький счёт. За что? За учинённые чародейства. Если учесть, что изо всех жителей Саэнны магов чуть ли не больше половины, по истечении каждого года Анклав должен получать в свою обширную казну огромные суммы. Впочем, не он один. Городу тоже кое-что перепадает. Нет, лично мне подобные деньги не представить, как ни буду напрягать воображение. Мне бы хоть немного лишних монеток...
        Так зачем я сюда пришёл?
        - За тем же, зачем и все остальные, dyen.
        Остальных, кстати, было много: из дома я вышел позже полудня, к трём часам дня добрёл до Регистровой службы, размещающейся в подозрительно скромно, почти скаредно обставленном особняке, потом провёл ещё около полутора часов в ожидании, пока все, успевшие прийти до меня, осчастливятся незаполненными виграммами. Разумеется, урвать удобное место для сидения не удалось, пришлось располагаться прямо на полу, в качестве подпорки под спину используя стену. И старательно отводить глаза, чтобы не встречаться с торжествующими взглядами нахальных мальчишек, занявших все доступные скамьи со степенностью и важностью взрослых магов. Ну да, это только я хожу своими ножками по Службам, а уважающий себя чародей успевает к моему возрасту обзавестись стайкой подмастерий, услужливых и лёгких на подъём. Впрочем, из меня уважаемого чародея не получилось. Скорее, произошло ровно наоборот, но я всё-таки лелею надежду на... Правда, с каждым годом она тускнеет всё сильнее.
        Сагинн крякнул, поднялся из кресла - нарочито грубого и громоздкого сооружения, способного выдержать раздобревшую на непыльной работе тушу, и, подхватив полы просторной мантии из тончайшего льна, поковылял к шкафу, в котором хранились тома Регистра. Помню, меня ещё несколько лет назад крайне удивляло, что почтенный и не особенно пышущий здоровьем человек лично таскает тяжёлые книги, никому не доверяя даже прикосновений к потрёпанным кожаным обложкам. Потом я понял, в чём дело. Когда стал нечаянным свидетелем того, как можно получить частично заполненную виграмму, за использование которой не нужно будет платить подать. То есть, год заключения договора на листке уже указан. Причём, год прошедший, отчётные выписки за который давно сданы в архив и вряд ли кому-то смогут понадобиться. Конечно, услугу подобного рода нужно оплатить некоторым количеством монет, но намного меньшим, чем пришлось бы опустить в казённые карманы.
        Для меня в Регистровой службе местечко даже распоследнего писаря сулило бы завидное существование, но принадлежность к магическому сословию раз и навсегда перечеркнула надежду на казённую должность. Насколько знаю, счастливчики, ухитрившиеся осесть в уютных кабинетах, прошли в своё время довольно суровую проверку на отсутствие у себя малейших магических способностей. Если же в истории рода наследила хоть одна завалящая сельская знахарка, можно и не мечтать приобщиться к служению во благо второй половины жителей Саэнны - самых обычных людей.
        Представляю, сколько сил понадобилось истинным магам, чтобы подавить свою спесь и допустить к проживанию в границах города существ неодарённых! Упорствовали, наверное, не одну сотню лет, пока... Пока денежные запасы и запасы нагоняемого на окрестных селян ужаса не истощились, убедительно доказав, что для поддержания жизни чар недостаточно, и нужно ещё пить и кушать. Каков итог сделки между гордостью и желанием жить? Регистровая служба. Хрупкий мостик от Анклава к остальному миру, перекинутый через бездну противоречий. Власти магические и немагические, как водится, питают друг к другу плохо скрываемую ненависть, но вынуждены существовать бок о бок, поскольку волшба обычно нужна тем, кто сам чародействовать не способен. При этом лишь отчаянные храбрецы решатся обратиться к магам напрямую, потому что проще и безопаснее воспользоваться услугами посредников, коих в Саэнне видимо-невидимо.
        - Та-а-ак...
        Тяжёлый том плюхнулся на лысоватое сукно стола. Зашуршали любовно переворачиваемые страницы.
        - Маллет, значитца, из рода Нивьери...
        Вряд ли можно предположить, что человек из Регистровой службы помнит по именам всех магов Саэнны, но со мной всё просто. Слишком просто. Такой, как я, остался один на весь город. И вообще - один. К счастью? Нет, к сожалению. Моему.
        Заплывшие жиром глазки уставились на меня с нескрываемым ехидством:
        - И чем же собираешься промышлять? Помнится, ещё в начале весны тебе было выдано три дюжины виграмм на запрошенные действия. Неужто закончились?
        Разумеется, не закончились. Да и до конца года вряд ли смогу их все успешно употребить по назначению. Но для нового заказчика те листки не годятся.
        - Нет, dyen, благодарение Анклаву, их хватит ещё надолго. Мне нужна совсем другая виграмма.
        - Какого же рода?
        Кажется, он заинтересовался. Ещё бы! Вечно прозябающий в отсутствии заказов неудачник вдруг явился за листком, отличным от привычных.
        - Виграмма на чарование оружия.
        Сагинн погладил подбородок, перебирая складки:
        - Оружие, значитца...
        - Да, dyen. Всего один листок.
        - Один?
        Невинная просьба погрузила главу Опорного хозяйства Регистровой службы в глубокую задумчивость, сопроводившуюся тщательным осмотром моей персоны. Взгляд толстяка медленно спустился с лица до носков потрёпанных сапог, потом ещё неторопливее поднялся обратно.
        - Один...
        Бормотание понравилось мне ещё меньше, чем затянувшаяся перед ним пауза. Что за сложность? Неужели не найдётся единственного листочка?
        - Я могу получить виграмму, dyen?
        - Да, конечно же, получить... Но не сегодня.
        Полученный ответ подвиг меня на по-детски обиженное:
        - Почему?
        - Видишь ли, ты пришёл слишком поздно: все подготовленные виграммы закончились.
        Ага, так я и поверил! Да если выдвинуть любой из ящиков стола, можно в нём найти не один и не десяток, а целые кипы листков! Только все они уже обещаны тем, кто готов заплатить звонкой монетой в обход казны Анклава. Вот почему Сагинн так внимательно меня рассматривал: прикидывал, сможет ли чем поживиться, и не слишком ли рискованным окажется его неистребимое стремление к наживе. Как будто прошедший год изменил порядок вещей... Тьфу!
        - Тогда мне лучше зайти завтра?
        - Завтра? Почему бы и нет... Конечно, лучше завтра... - Толстые губы задумчиво и безмолвно прожевали ещё несколько слов, потом уверенно возразили: - Хотя нет. До конца недели новых виграмм не будет.
        Вот те раз... Что же получается? Пока нет денег, нет виграммы. Пока нет виграммы, я не могу заключить договор на чарование оружия, стало быть, не могу заработать денег, чтобы... Купить несчастный клочок бумаги. Замкнутый круг. И что же делать?
        Пуститься в обход? Плюнуть на правила и заняться чарованием без заполнения договорённости? Знаю, так делают если не большая, то ощутимая часть магов. Но между ними и мной есть немаловажная разница. Если меня поймают, я не смогу откупиться. Просто нечем. И тогда придётся отправляться в услужение Анклаву, а это хуже, чем каторга. Много хуже. Особенно если попасть к одному человеку, который... Нет, лучше отказать убийце: тот хоть просто и незамысловато убьёт.

* * *
        - Не сегодня, Мэлли, не надо... Прошу тебя...
        Мягкие ладони упрямо упёрлись мне в грудь, неспособные остановить напор, но зато очень ясно заявляющие о настроении их хозяйки. А если женщина против, нет смысла настаивать, потому что не получишь и сотой доли настоящего удовольствия.
        Подчиняюсь и ретируюсь.
        - Хорошо, как скажешь.
        - Прости. У меня будет слишком много дел.
        Не дел, а мужчин, жаждущих смять твою постель и твоё тело в жарких объятьях. Но да, для тебя они именно «дела», а не что-то иное.
        - Не дуйся, Мэлли.
        Я не дуюсь. И не сержусь, Келли. Совсем не сержусь. Просто мне хотелось забыться и успокоиться. Хоть на часок.
        - Перестань хмуриться! Учти, я всё вижу.
        Конечно, видишь, ведь ты сидишь перед зеркалом, расчёсывая тугие тёмно-золотые локоны, змейками рассыпающиеся по спине и достигающие той самой ложбинки...
        Нет, надо отвлечься. Не буду смотреть на тебя. Да и зачем смотреть? Я могу представить каждую твою чёрточку, не глядя.
        Покатые плечи, с которых так плавно и мило сползает платье. Пышные бёдра, воспламеняющие желание одним прикосновением. Коленки, невинно округляющиеся, когда ты подтягиваешь их к себе, кутаясь в покрывало. Нежно-розовая кожа, похожая на лепестки весенних цветов. Упругие губы, не нуждающиеся в краске: тебе достаточно лишь раз их прикусить. Тёмный, как морёное дерево, взгляд, выражение которого невозможно угадать. По крайней мере, мне никогда не удавалось...
        Ты красавица, Келли. В моих глазах. И наверное, в глазах тех мужчин, которые приходят к тебе за минутами наслаждения. А впрочем, мне нет дела ни до кого на свете, пока я рядом с тобой. Потому что, когда ты со мной, мир словно задерживает дыхание и терпеливо ждёт... Нашего расставания? Как это мило с его стороны!
        Сколько мы вместе? Примерно два года. Забавно, но если бы мальчишка-посыльный не перепутал имена, я не узнал бы о твоём существовании. Как не узнал бы о Доме радости на Жемчужной улице, потому что у меня нет денег ни на жену, ни на платных возлюбленных. И ты - настоящее счастье, о котором мне даже не мечталось.
        - Что-то случилось?
        - М-м-м?
        Она повернулась, позволяя видеть не своё отражение в зеркале, а живой образ.
        - Ты чем-то встревожен?
        Да о чём мне волноваться? Подумаешь, полдня пошло псу под хвост, а вечером придётся рискнуть жизнью, отказываясь от наверняка выгодного заказа. Пустяки.
        - Да так... Ерунда.
        Карие глаза недоверчиво прищурились, но дальнейших расспросов не последовало, и всё вернулось на круги своя: зеркало, расчёска, неспешные движения.
        - Госпожа тебя ждёт.
        - Знаю, мне сказали. Просто я хотел прежде зайти к тебе и...
        - Ещё будет время.
        - Конечно.
        Или мне показалось, или последние слова прозвучали чуточку поспешно и виновато? Словно Келли действует не по своей воле или... Хочет поскорее от меня избавиться. Может быть, dyesi Наута прольёт свет на некстати возникшие сомнения?
        В противоположность главе Опорного хозяйства Регистровой службы, хозяйка Дома радости была похожа на травинку, выжившую под жарким саэннским солнцем, но поплатившуюся за это потерей всех и всяческих соков: выше среднего роста, жилистая, словно бегун, с вечно поджатыми губами, суровая и неприступная. Правда, её подопечные в один голос уверяли меня, что госпожа ласкова и заботлива, но лично я всякий раз, приходя в кабинет Науты, чувствовал себя, как на экзамене. Причём, очень трудном.
        - Вы не торопились, юноша.
        Вот-вот, сказано почти бесстрастно, а у меня внутри всё начинает заходиться от дрожи. Наверное, подобная манера общения хорошо помогает выбивать деньги из неуступчивых клиентов и держать в повиновении наёмных служек.
        - Прошу прощения, dyesi. Я всего лишь зашёл к своей...
        - Хорошо, что вы первым это сказали! Именно об отношениях нам и нужно поговорить. Присядьте.
        Не слишком располагающее начало. Хотя... Сагинн, к примеру, никогда не предлагал мне провести беседу с удобствами. Но с другой стороны, наши с ним редкие встречи не отличались важностью, а блеклые глаза хозяйки Дома радости смотрят на меня излишне напряжённо и почти пугают.
        - Я полагаю, речь пойдёт о моих услугах? Вы недовольны? Понимаю, что могу выполнять лишь огорчительно небольшое их количество, но спешу заверить вас в полнейшем...
        Наута выслушала мою сбивчивую речь до конца и сурово кивнула:
        - Меня вполне устраиваете и вы, и ваша работа. Более того, я не собираюсь прекращать договорённость.
        Уф-ф-ф, от сердца отлегло! Заработок не слишком большой, но постоянный: такой терять было бы обидно.
        - Тогда, dyesi...
        - Вы и Келли.
        Это и есть настоящая тема беседы? Почему же она мне, вопреки ожиданиям, не нравится? Но раз уж госпожа первая её коснулась, признаюсь в том, о чём надеялся ещё некоторое время помолчать:
        - Вам не нужно беспокоиться, dyesi: я... хотел бы жениться на Келли. Не сейчас, разумеется! Чуть позже. Через год или два, когда и она полностью оплатит ваши заботы, и я смогу рассчитывать на доход, достаточный...
        Наута, с момента моего появления в кабинете так и не присевшая ни на одно из кресел, зашла со спины и тяжело опустила ладони на мои плечи, почти вжимая меня в сиденье:
        - Юноша, я вас понимаю. Но поверьте, чувства решают не всегда и не всё.
        Чувства? А, она имеет в виду любовь! У меня не хватило бы смелости заявить, что я люблю Келли. Хотя бы потому, что не подворачивалось особых возможностей сравнивать. Но да, я хотел бы жить с ней вместе. Я привык к ней. И думаю, нам будет хорошо друг с другом. Нужно только подкопить денег и...
        - Вы ещё молоды, юноша, а молодость - такое замечательное время! Вы встретите много красавиц, которые заставят ваше сердце выпрыгивать из груди. Так много, что...
        Она волнуется за будущее своей подопечной? Не раз наблюдая печальное завершение любовного волшебства, желает уберечь хотя бы одну девушку от неминуемого разочарования? Возможно, я был слишком плохого мнения о Науте. Поспешу успокоить:
        - Я не обещаю любить Келли вечно, dyesi. Но я не обижу её. Никогда.
        - Ох, юноша...
        Она сжала пальцы, вмиг ставшие похожими на птичьи когти, и прикосновение из всего лишь неприятного превратилось в огорчительно болезненное.
        - Вы запрещаете нам встречаться?
        - Вы сами себе это запретите. Она раньше, вы - чуть погодя. Потому что мужчины обычно смиряются дольше.
        - С чем?! - Неужели, Келли больна? Быть того не может, я бы заметил! Но даже если и так, меня вовсе не пугает подобная новость. - Она... Ей плохо?
        - Нет, ей хорошо. Очень хорошо. Вернее, станет хорошо через несколько дней. Если, конечно, вы не будете мешать.
        Через несколько дней? Что же должно произойти? Может быть, нашлись родственники, согласные уплатить выкуп раньше срока? Так это же замечательно!
        - Мешать счастью Келли? За кого вы меня принимаете?
        - Рада, что вы так настроены. Значит, мне будет проще сообщить. А вам - легче понять.
        Наута наклонилась и, почти касаясь губами моего уха, чётко выговаривая каждое слово, произнесла:
        - Келли выходит замуж.
        - Ахм...
        Вопрос «за кого» родился и тут же умер, застряв в горле. Ясно ведь, что я тут ни причём. Но тогда...
        - Это очень уважаемый человек. Почтенный. Богатый. Он даст девочке всё, что только сможет понадобиться.
        - Всё, кроме...
        Хозяйка Дома радости торопливо накрыла мои губы ладонью:
        - Не будем говорить о том, чего нет.
        Как это нет?! Пусть наши чувства нельзя назвать настоящей любовью, но они - почти любовь!
        - Ваши слова, dyesi...
        - Пожалуйста, помолчите немного. И послушайте. Нет, не меня, кое-кого поголосистее.
        Наута, шурша жёсткими складками платья, прошла в другой конец комнаты, скрипнула створкой шкафа, вернулась и поставила на стол маленькую птичку. Не живую, а отлитую из стали, хотя форма была исполнена со всеми мельчайшими подробностями - от коготков до последнего пёрышка. Но при всей своей красоте и изысканности, пташка служила вовсе не для услаждения взоров, и это я знал лучше всех прочих обитательниц Дома радости, разве что, за исключением самой госпожи. Стальная птичка была обычным доносчиком.
        Каждый подневольный работник спит и видит, как бы урвать себе мимо хозяина лишний кусок добра, чтобы поскорее получить свободу или же хотя бы скрасить жизнь, вот и подопечные Науты не брезговали получать с мужчин несколько монет в обход своей хозяйки. Собственно, если иметь совесть и утаивать небольшие суммы, никто не будет гневаться, но когда доходы падают, а девицы строят невинные глаза, обвиняя во всём клиентов... Впору задуматься и выяснить, кто кому врёт. Допрашивать тех, кто приходит в Дом радости, негоже: быстро отвадишь, значит, нужно разговаривать с подопечными. Но Наута, и сама пору молодости прожившая примерно в том же положении, прекрасно знала, что ложь очень трудно порой отличить от правды, потому решила прибегнуть к простому, но действенному способу. Слежке. Были заказаны статуэтки птиц, достойные украсить и королевскую спальню, а в них нанятый маг поместил чары, позволяющие запоминать звуки разговоров, ведущихся в комнате в течение дня, а потом делать их достоянием того, кому известен секрет пташки, то есть, хозяйке и... мне. Потому что я снабжал пташек единственным подходящим для
заклинаний «кормом»: подпитывал Силой.
        Наута ласково погладила статуэтку по стальным пёрышкам, раздался шорох, который постепенно сложился в более похожие на речь звуки, даже голоса в исполнении стального пересмешника оказались вполне узнаваемы, и один из них явно принадлежал... Келли. Другой тоже показался мне знакомым, а его обладательница и являлась заводилой беседы.
        - Хорошо тебе, - чирикала птичка. - Вон какой парень ходит!
        - И что хорошего? Я ж с него денег не беру.
        - Да такому и самой приплачивать можно: молодой, статный, красивый...
        - Да уж, красивый! Ты бы с этим красавцем сама попробовала!
        - А что такого-то? Вроде всё у него в порядке... Или я чего-то не доглядела?
        - Ты ещё и подсматриваешь? Ах, стерва!
        - Да не злись, уж больно вы пара - загляденье... Так что с ним не так?
        - Зачем спрашиваешь? Сама глаз положила?
        - Ну, глаз, не глаз, а...
        - Хочешь, бери.
        - С чего это ты расщедрилась? Я ж думала, у вас любовь. А на деле?
        - Любовь... - Долгая тишина. - Он хороший. Правда, хороший. Вот только...
        - Ну, не тяни!
        - Мягкий он, прямо как глина: что хочешь, то и лепи. Ни разу слова поперёк не сказал.
        - Так что в том плохого?
        - А то. Если и мне не перечит, то и никому другому дать отпор не сможет, вот что!
        - Ну, ты уж скажешь! Может, он просто тебя любит.
        - Даже тот, кто любит, вечно терпеть не станет.
        - В этом ты, пожалуй, права, подруга... И весь недостаток?
        - Если бы... С ним и миловаться-то не слишком.
        - Слабенький, что ли?
        - Да не в силе дело... Вот тебе собаки нравятся?
        - Собаки? А они причём?
        - Притом! Так вот, он, когда целоваться лезет, точь в точь, хассиец:[1 - Порода крупных собак.] рот разевает и дышит часто-часто, только что язык на сторону не вываливает! Прямо каминный мех, меня аж сдувает... А губы становятся каменные и холодные, словно у статуи какой.
        - Бр-р-р-р!
        - И я о том же... Я ведь тоже сначала на него из-за лица да фигуры повелась...
        - Так чего же ты с ним до сих пор остаёшься?
        - А ты в его глаза загляни! Они же тоже как у собаки. Жалобные, спасу нет: и хочешь прогнать, а не можешь. А ещё из-за рук. После его рук я словно заново родившейся себя чувствую.
        - Но ведь тебе решать уже пора, потому что...
        Наута, видимо, сочтя мои уши недостойными продолжения девичьей беседы, снова провела пальцами по пташке, и слова, послушно превратившись в тихий шорох, стихли.
        Собака, значит? Самое лучшее сравнение, которого я достоин? Всё, что во мне есть хорошего, только руки? Да знаешь ли ты, Келли, что этими самыми руками я могу сделать с тобой такое...
        - Думаю, вы всё поняли, юноша.
        Понял. Яснее ясного. Настолько хорошо понял, что хочется разбежаться и со всей дури воткнуться головой в стену. Так бы и поступил, только откуда-то твёрдо знаю: не поможет.
        - Теперь вы видите, ваше расставание всё равно должно было произойти, раньше или позже.
        Вижу. Вернее, слышу. Слышал.
        - Надеюсь на ваши благоразумие и рассудительность, юноша. Не ищите больше встреч с Келли: и ей, и вам продолжение отношений принесёт только боль.
        Принесёт? А по-моему, всё уже на месте. Здесь. Рядом. Во мне. Правда, болью я бы свои ощущения не назвал, скорее они похожи на разочарование. Очередное, а стало быть, неспособное нанести больший урон, чем предыдущие.
        - Вы меня слышите, юноша?
        - Да, dyesi.
        - Поверьте, в случившемся нет ничьей вины. Я искренне рада, что девушка нашла себе не просто покровителя, а любящего супруга, и скорое замужество станет удачным, даже если оно не будет подкреплено чувствами. Особенно если не будет подкреплено.
        Она подчеркнула последнюю фразу именно для меня? Похоже. Но насколько помню начало беседы, Наута не усмотрела чувств и в моих отношениях с Келли, а значит, и наш союз стал бы вполне удачным. Или я снова ошибаюсь, переставляя бусины ожерелья причин и следствий местами?
        - И помните: будет ещё много женщин.
        Снова она это повторяет. Режет по живому. Ей бы лекаркой быть, вот уж у кого рука никогда бы не дрогнула!
        - Вы словно меня уговариваете... Зачем тратите столько времени? Можно было просто сказать: пшёл вон.
        Хозяйка Дома радости усмехнулась:
        - В одной вещи Келли совершенно права, юноша.
        - И в какой же?
        - В вас есть что-то от... собаки.
        - Вечно открытая пасть?
        Покачивание головой было исполнено с очевидной целью меня пристыдить:
        - Не язвите сверх меры, меня этим не проймёшь. Я говорю о ваших глазах.
        - С ними тоже не всё хорошо?
        - А вы сами никогда не заглядывали в собачьи глаза, юноша? Так попробуйте. Пока пёс считает вас своим хозяином, он будет бесконечно предан и простит любую обиду. Но стоит только дать понять, что от дома ему отказано... Я видела злых собак, юноша. А ещё я знаю, как легко преданность сменяется ненавистью. Потому и прошу: забудьте. Сразу же. Прямо сейчас.
        Так вот в чём причина ведения душеспасительных речей!
        - Вы боитесь?
        Наута кивнула:
        - Да, боюсь. Не вижу причины лукавить. И не хочу, чтобы девочка пострадала.
        Значит, я похож не просто на собаку, а на опасную собаку? Может, стоит начать лаять? Хотя, настоящие злые псы сначала дерут чужие глотки, и только потом...
        Но обида не желает уходить незамеченной:
        - Значит, до меня вам нет дела?
        - Никакого. Кроме ваших услуг, которые вы, как я полагаю, будете продолжать оказывать моему Дому. Потому что у вас не слишком большой выбор, верно?
        Она не смеялась. Не издевалась. Не ехидничала. Не стремилась меня унизить. Она просто доверила словам тайну, хорошо известную всем вокруг. Но голос ударил сильнее, чем меч.
        У меня, на самом деле, нет выбора. Почти ни в чём.
        Значит, женщины любят только сильных мужчин? Только тех, что лупят, оставляя ноющие пятна синяков по всему телу, а ещё лучше - на хрупком фарфоре миленького личика? О, я мог бы уподобиться таким силачам! Более того, после моих побоев ты осталась бы калекой до конца жизни! Я и сейчас могу одной лишь пощёчиной навсегда лишить твоё лицо малейшей привлекательности. Могу. Но никогда не решусь это сделать. Потому что слишком хорошо знаю, как больно быть уродом.
        «Но разве ты урод?» - с возмущением вопросило попавшееся по дороге зеркало. Возражать бесстрастно-гладкой поверхности смысла не было: с виду я вполне... Вполне, в общем. Даже на самый придирчивый и изысканный вкус.
        Довольно высокий. Ноги, руки на месте. Мышцы имеются. Волосы хорошие, густые, чёрные на зависть многим щёголям, только стригу коротко, чтобы не мешали. Черты правильные. Глаза... Ну, пусть похожи на собачьи, хотя бывают ли у собак глаза зелёного цвета? Есть лишь один изъян. Значит, я красивый, только пока дело до поцелуев не дойдёт? Ты легко узнала мою тайну, Келли. Впрочем, стоило ли надеяться насильно спрятать от других то, что не спрашивает у тебя разрешения на существование?
        Пальцы с привычной брезгливостью коснулись еле уловимого желвака на правой щеке, совсем рядом с уголком губ. Это сейчас он крохотный и почти незаметный, а стоит родиться волнению, приятному или нет, неважно, и начинается... А может, заканчивается, потому что онемение захватывает щёку и спускается по челюсти, мешая и сглатывать слюну, и разговаривать. А кроме того, ещё и дышать. Подарок на память. Долгую. Я бы постарался забыть, но не дозволено. Судьбой.
        Неужели одно лишь это породило у тебя отвращение, Келли? Не может быть. А если может, то... Нет, не хочу так думать. Разве тело обязательно должно быть совершенным, чтобы заслужить любовь? Стоит только взглянуть вокруг, и убедишься в обратном. Или... Мне всего лишь нужно было быть богатым, вот тогда бы женщины сами бились за место в моей постели! Да, Келли? Ты такая же, как тысячи других? Тебе тоже нужны от жизни лишь деньги?
        Но может быть, всё было заранее подготовлено? Отрепетировано, как ярмарочное представление? Может быть, госпожа нарочно подговорила тебя или заставила произнести те слова? Во всём виновата Наута, да? Хозяйка?
        Я не стал распахивать дверь пинком: она уже была открыта. Келли всё так же сидела, размеренно проводя гребнем по медовому золоту волос, всё так же смотрела в зеркало, в котором появилось теперь и моё отражение. И вопросов не понадобилось, потому что карий взгляд, устремлённый в зеркальные просторы, оказался красноречивее языка.
        И почему с губ всегда слетают не те слова, что важны, а те, что успели на гребне обиды первыми оказаться у выхода?
        - Я не думал, что ты трусиха.
        - Я не боюсь.
        - Надо было всё сказать самой.
        - Тебе было бы легче?
        Правильный вопрос. Да я бы не поверил. Ни за что. Не захотел бы поверить. А потом разразился бы проклятиями на голову той, которую... Любил.
        - Нет.
        Покатые плечи приподнялись и опустились, заставляя узенькие полоски ткани начать движение вниз, заставляющее сердце привычно вздрогнуть:
        - Тогда в чём беда?
        - Ни в чём.
        - Ты зашёл сказать: «до свидания»?
        - Я зашёл сказать: «прощай».

* * *
        - Обедать!
        Голос Тай настиг меня на середине лестничного пролёта. Второго по пути на чердак.
        - Я не голоден.
        - Полдня где-то ходил, и кушать не захотел?
        Наивное удивление кузины почему-то не смогло меня умилить, хотя раньше всегда достигало поставленной цели: рассеянной улыбки и согласия со всеми предложениями, что последуют далее.
        - Нет.
        Скрип. Скрип. Скрип. Последняя ступенька.
        - Всё ведь без тебя съедят... - Тай робко попыталась сбить меня с выбранного пути. Не смогла.
        Знаю, что останусь голодным до утра. Пусть. Всё равно сейчас кусок в горло не лезет. Но мне уже не обидно. Не больно. Не противно. Мне - удивительно.
        Разве я что-то просил у судьбы? Не припомню. Принимал её милости без выражения истовой благодарности? Вот это вернее. Но никто нарочно не учил меня верить в богов, поэтому, наверное, жители небесных дворцов и решили отказать в покровительстве юнцу, считающему подлунный мир прекрасным и счастливым. Хотя... Нет, моей вины в когда-то давно случившихся бедах не было.
        Не уродился с полноценным Даром? Такое бывает сплошь и рядом. Да и разве я много потерял? Подумаешь, не вижу кружева заклинаний глазами! Зато могу плести их не хуже, чем все прочие маги. Вот только...
        Да пошло оно всё за Порог! Я ведь не прошу невозможного. Всего одну горсточку. Глоточек. Капельку счастья, но чтобы настоящего и только моего. Чтобы я сам решал, принять его или прогнать.
        Рубашка опять мокрая от пота... Надо бы хоть прополоскать. Или плюнуть на приличия? Мужчина каким должен быть? Сильным. А сильные мужчины обычно не утруждают содержанием себя в чистоте, за них это делают женщины. Но поскольку вокруг меня из женщин осталась одна Тайана, придётся самому обо всём заботиться. Постираю. Плита ещё не должна остыть, разогреется легко. Можно и холодной водой обойтись, но... Не люблю морозить пальцы. Ничего с ними не сделается, и всё же, мало приятного в том, чтобы вновь заставлять кровь просыпаться от ледяного сна, потому что и помимо стирки имеются занятия с теми же последствиями для плоти. Например...
        Занавеси взметнулись вихрем, но тут же успокоились, сделав это столь поспешно, что не возникло ни малейшего сомнения: меня снова почтили посещением. А если учесть расположение источника короткой бури, можно вообще не задавать вопросов. И не оборачиваться. В конце концов, даже умирать легче, когда не видишь, кем и куда наносится последний удар.
        Но пока его не последовало, попробую сам провести атаку:
        - Вынужден вас разочаровать.
        Убийца, вопреки моим представлениям, не стал сразу хвататься за оружие, предпочтя слова:
        - Так скоро? Мы ведь и условий пока не обсудили.
        - Именно поэтому. Никаких условий не будет. И никакого обсуждения, разумеется.
        Он помолчал, шагнул ближе - рассохшиеся доски выдали пришельца скрипом - и заинтересованно спросил:
        - Причина?
        Никогда прежде не встречал любопытных Теней. Собственно, этот вообще первый, кого я удостоился удовольствия лицезреть. И пожалуй, раз уж убиение откладывается, взгляну ещё раз.
        М-да, с утра мало что изменилось. В одежде, по крайней мере, отличий не замечаю. И черты лица всё так же кривятся и текут вместе с тёмным рисунком, ни на вдох не останавливающим свой бег. Зато взгляд сейчас совсем другой: удивлённый, азартный, почти человеческий.
        - Вам, действительно, хочется её знать?
        - Ага. Не люблю приходить и уходить зря.
        Похвальная привычка. Не слишком удобная для меня, потому что признаваться в собственной никчёмности всегда стыдно, но... Придётся.
        - Я не смогу принять ваш заказ.
        Он вольготно расположился на подлокотнике кресла и скрестил руки на груди:
        - Почему?
        Рассчитывает на продолжительный разговор? Ну и наглец! Впрочем, он может себе позволить и не такое поведение.
        - Потому. Вы ведь не в первый раз обращаетесь к магу?
        Подобие кивка, но интереса в глазах меньше не становится. У-у-у, тяжёлый случай. И почему мне всё время не везёт?
        - Стало быть, знаете, из чего состоит действо заказа. Всё начинается с...
        - Цены.
        Ещё и перебивать будет на каждом слове? Это уже ни в какие ворота не лезет!
        Ну да, цена ценой, только помимо неё есть ещё куча бумажного мусора, без которого не никак обойтись. Можно пренебрегать правилами, но это не значит, что правила соизволят пренебречь тобой, и осторожному человеку следовало бы знать сию простую истину!
        Но пока моё негодование искало слова для своего появления на свет, убийца поставил вопрос обидным ребром:
        - Думаешь, не смогу заплатить, сколько попросишь?
        Я едва не подавился возмущением. Как он только ухитрился такое придумать?!
        - Здесь десять «орлов». - Убийца извлёк из складок одежды и покачал в воздухе глухо звякнувшим кошельком. - Достаточно? Неплохая цена, выше обычной по городским лавкам.
        Завыть, что ли? Или со всем прилежанием врезать кулаком по стене? Что же получается, меня уламывают снизойти до выполнения заказа? Мир сошёл с ума. И я тоже. Вопрос в том, кто успел сделать это раньше.
        - Видите ли, любезный dyen...
        - Если мало, могу накинуть ещё пару монет. За срочность.
        Я постоял, тупо глядя в пол, убедил себя в том, что немного новой грязи не усугубит положение паркета, сплюнул и рухнул в соседнее кресло, издавшее протяжный стон недовольства столь беспечным поведением своего хозяина: утварь на мой чердак попадала только изрядно изношенной и требовала обращения бережного, почти благоговейного.
        - Я не могу принять ваш заказ. Ни за какие деньги.
        - Это твоя придурь или что-то другое?
        Ах ты, тварь любопытная... Ну ничего, сейчас я заставлю тебя понять!
        - Чарование оружия должно подтверждаться соответствующим образом составленной виграммой. Вам это известно?
        - Ага.
        - Так вот, милейший, я не могу вам помочь, потому что... У меня нет такой виграммы.
        - Почему? Лениво было получить?
        Я открыл рот, немного подумал и снова сжал губы. Стоит ли продолжать разговор? Тупик ведь полнейший... Ну да, ладно, мне терять нечего:
        - Я заходил в Регистровую службу. Мне назначили на следующую неделю.
        - А из-под полы не продают разве?
        И всё-то он знает! Спрашивается, откуда? Хотя, если в его родной Гильдии дела обстоят так же, как в Анклаве, тонкости добывания разрешительных бумаг известны убийце не хуже, чем мне. К тому же, в отличие от меня, могут быть им стократно и успешно опробованы.
        - Продают. Но не мне.
        Тёмно-серые глаза вопросительно сузились:
        - М-м-м?
        - У меня нет денег на переплату.
        - Так надо было с меня потребовать задаток! Ну, спустил всю наличность на девиц, бывает, понимаю: сам грешен.
        Действительно, всё просто. Взял бы утром деньги, умаслил бы толстяка, и никаких трудностей... Кроме двух.
        Первая. Не беру деньги вперёд. Не умею. А вторая... Сагинн всё равно не продал бы мне припрятанную виграмму. Побоялся бы. И за это великая моя благодарность родному дяде: не удивлюсь, если в Регистровой службе меня давно уже записали в лазутчики!
        - Я ничего ни на кого не спускал.
        - Обиделся? Извини. Я ж не со зла...
        Ненавижу, когда меня вынуждают признаваться в том, что следовало бы скрывать всеми возможными силами!
        - Вы могли бы заметить, что место, в котором я живу... не слишком богато обставлено. Говоря прямо, я почти нищий маг.
        - Но отсутствие денег обычно означает...
        Знаю, что означает. И на сей раз сам перебиваю собеседника:
        - Отсутствие таланта.
        Усилия пропали втуне: убийца всего лишь довольно улыбнулся, словно ждал моих слов с нетерпением.
        - Ага. Таланта добывать деньги. Но зато много говорит о совести. И честности.
        А ещё я ненавижу проигрывать. Даже словесные схватки. Потому что слишком часто оказываюсь побеждённым.
        - Вот что, милейший! - Крепко берусь за подлокотники, словно морщинистая кожа обивки под пальцами способна придать уверенности. - Кажется, я всё разъяснил? Не смею более вас задерживать.
        - Ты бы и не смог, - хохотнул убийца. - «Задерживать»... Вот насмешил!
        Правильно Келли сказала: ничего из меня не выйдет толкового. Мягкий, как глина. Даже ещё мягче. Только бы на недостойный крик не сорваться.
        - Я не могу принять заказ, понимаете?
        - Не-а. Не понимаю.
        Да что же это такое?!
        - Не понимаю, почему какая-то бумажка должна решать всё на свете.
        - Но в правилах Анклава...
        Он грустно усмехнулся:
        - Так вот почему говорят, что ты трус.
        А мне плевать на мнение остальных. Я хочу жить по правилам. Хочу, чтобы во всём был порядок. И если мир вокруг обожает сумасшедшие пляски, то на моём островке бури не будет. Ни за что. Это называется трусостью? Пусть. Но я хочу жить именно так!
        - Мы закончили?
        Ухмыляется:
        - Нет.
        - Но зачем...
        - Цепляюсь к тебе? Это хочешь спросить? А просто, из любопытства. Хотя... Не буду обманывать: о тебе, как о чарователе, хорошо отзывались, а меня последняя работа мага, с которым обычно имел дело, едва не подвела.
        Не слишком верится, и всё же, возможно. Хотя скорее обо мне отзывались, как о самом уступчивом и сговорчивом глупце, если Тень до сих пор дожидается ответа, всем видом показывая, что согласие - неминуемый для меня результат.
        - И кто отзывался?
        - О, имён называть не буду! Главное, мне сказали, что ты работаешь на совесть.
        Работаю я на деньги обычно. И на приближение к исполнению своей единственной мечты. А совесть... Она только мешает. Всегда и во всём.
        - Я многого не умею.
        - А мне многого и не нужно. Так берёшься?
        Хм, а ведь я почти согласился. В глубине души. Но зато тело предательски дрогнуло. Если возьму заказ без занесения в Регистр, могу потом сильно пожалеть. Очень сильно. Почти до смерти. С другой стороны, раз ко мне явились не случайно, да ещё и располагая лестными отзывами некоей персоны...
        А существует ли вскользь упомянутая персона на самом деле? Разумнее предположить, что убийце нужен неприметный чародейчик, которого по исполнении договорённости легко и удобно прикончить, дабы и заказ, и всё прочее осталось тайной для Городской стражи и Анклава разом. Если так, Тени должно быть известно обо мне достаточно разных подробностей, стало быть, упираться смысла нет: всё равно подберёт ключик к моему упрямству. Например, предложит много-много денег. А что? На «много-много» я вполне могу согласиться, нужно только договориться с совестью.
        И ведь ещё кое-что имеется. Желание поработать. Необходимость вспоминать и совершенствовать навыки. Если не буду время от времени повторять некогда выученные движения, могу и разучиться. А начинать всё сначала... Нет, на такой подвиг моя лень не согласится. И ещё хуже, не хватит сил возвращаться назад и снова карабкаться по тем же ступенькам.
        Да пошло оно всё за Порог! Возьмусь. Потому что где-то в дальних кладовых у меня ещё завалялось немножко гордости. И по памяти эхом гуляют отзвуки имени, которое не хочу посрамить... Хотя отец никогда бы не взял обходной заказ. Он вообще не нарушал правил. Никаких. И даже тогда, приказывая уходить, отводя удар, следовал непреложному закону: выживает не достойнейший, а всего лишь тот, кому позволяют выжить.
        Я найду причину твоей смерти, отец. Обязательно найду. Я боюсь её больше всего на свете, но не смогу отступить от собственного обещания. Да, оно глупое. Я знаю, ты бы запретил, самым строжайшим образом. Но тебя больше нет, а значит, запреты мне придётся устанавливать себе самостоятельно. И принимать решение идти на риск - тоже.
        - Хорошо. Уговорил.
        - Ты не бойся, о моих заходах сюда никто не знает.
        А мне-то какая с того радость? Зато Сагинну уже известно, что некоему Маллету вдруг ни с того, ни с сего понадобилась оружейная виграмма, и при случае я всё равно окажусь под подозрением. Но о призрачных опасностях буду думать позже. Если останется свободное время.
        - Так что вам нужно зачаровать?
        Он плавно коснулся ногами пола, а в следующее мгновение уже разворачивал на столе кожаный футляр, в петлях которого были закреплены арбалетные стрелы. Я вынул одну на пробу, покрутил в пальцах, погладил наконечник.
        - Все от одного мастера?
        - Да.
        - Не самая замечательная работа.
        - Знаю, - кивнул убийца. - Но меня устроит.
        - Хорошо... Ваша цель?
        Он удивлённо замер:
        - Хочешь знать, кого мне нужно убить?
        - Э... - Вообще-то, имя, внешность и место обитания будущей жертвы могли бы мне здорово помочь в работе, но обойдусь и меньшими затратами: - Простите. Я не совсем удачно задал вопрос. Мне нужно знать, чего вы ожидаете от этих стрел.
        - То есть?
        - Можно зачаровать их на пробивание. Можно на дальность полёта. Можно... Есть разные возможности, в общем. А что нужно именно вам?
        Убийца задумчиво почесал щёку.
        - Та-а-а-кс... Дальность не помешала бы, но можно и без неё. А вот уверенность, что стрела пробьёт защиту, лишней не будет.
        - Какова из себя зашита? Только броня или что-то кроме?
        - Обычные амулеты.
        Магическая, стало быть. Не самая лучшая подробность. Но и не самая страшная. Придётся лишь поразмыслить подольше.
        Он мгновенно отметил мои сомнения:
        - Сложно?
        - Не то, чтобы... Скорее, муторно. Но это уже мои трудности. Чаровать всю дюжину одинаково?
        - Да.
        - Хорошо... Со стрелки по десять «быков», итого «орёл».
        Глаза Тени изумлённо расширились:
        - Один «орёл»?!
        - Ну да.
        - А не слишком ли дёшево? С меня брали по «орлу» за каждую, а то и больше!
        - Знаю.
        - Так почему не просишь столько же?
        Я вернул стрелу на место.
        - Потому. Во-первых, заказ не слишком сложный. Во-вторых, затрат на него немного. А в-третьих... Чары продержатся не более недели. Вам наверняка ведь не говорили, что чарование нужно всё время обновлять?
        - Неделю и всё? - Кажется, мне удалось удивить его по-настоящему. - Вот сволочи...
        - А, уже попадались, значит!
        - Меня уверяли, что...
        - Всех уверяют. Видите ли, можно продлить срок действия чар примерно до трёх недель, но тогда от оружия за милю будет нести магией, а вам вряд ли хочется быть обнаруженным. Кроме того... Любые чары, наложенные на готовый предмет, держатся недолго: чтобы придать клинку нужные свойства надолго, нужно этим озаботиться ещё во время ковки.
        - А ты умеешь?
        - Что? Ковать? Не очень. Да мне это и не нужно. Мой дядя умеет, а я всего лишь участвую. Со своей стороны.
        - Дядя?
        Всё ясно. Вот ведь дурак...
        - Если бы вы зашли через дверь, то видели бы, что на первом этаже оружейная лавка. Она принадлежит мастеру Туверигу, кузня у него тут же в доме.
        - И ты с твоим дядей можете сковать зачарованный клинок?
        - Почему бы и нет? Но такой заказ будет стоить уже много дороже.
        Взгляд убийцы сверкнул хищным азартом:
        - Сколько?
        Надо прикинуть.
        Сначала увесистые железные полосы: за ними придётся отправляться на другой конец города, к склочному, но торгующему отличным металлом Олаку, и надеяться, что у старика окажется заготовка нужных размеров и веса. Потом правильно выбрать молот и рассчитать время, но тут уж всё будет зависеть от самого заказа: кинжальчик и меч нуждаются в разном количестве кузнечной заботы. Опять же, перед ковкой мне нужно будет сплести сеточку требуемых чар... Что получается? Само железо - до пяти «орлов», дядина работа - пол-«орла» за час, не меньше, моё участие - ещё «орёл».
        - Самое большое, восемь с половиной или девять серебряных монет.
        - Сколько?!
        Похоже, ещё миг, и мне рассмеются прямо в лицо.
        - На рукоять сами будете искать мастера, если пожелаете чего-то особенного. И на ножны - тоже. А заплатите вы только за клинок, пусть и зачарованный. Считаете, дорого?
        - Дорого?! Вообще за бесценок! Слушай, парень, или я чего-то не понимаю, или... С такими запросами как ты до сих пор не стал самым известным магом в Саэнне?
        К сожалению, известными становятся именно те, что заламывают за свою работу невиданные цены. Да и народ охотнее идёт к «дорогим» магам, потому что уверен: чем больше заплатишь, тем больше и получишь. Ага, как же! Но я мог бы назначать цену вдвое и втрое от нынешней, если бы не одна беда...
        - Потому что я не маг.
        - А кто же?
        - Ну, не совсем маг. Не настоящий.
        Убийца недоверчиво прищурился:
        - Но оружие ведь чаруешь?
        - Да.
        - Разве ж это не...
        - Настоящий маг может сплести заклинание, не сходя с места и ничем особым не пользуясь, а мне... Мне, чтобы сотворить чары, нужно сначала разобрать по частям другие. Как кружево: его плетут из нитей, но их надо сначала где-то взять, верно? Так вот, другие маги для заклинаний используют частички себя, а я... Не могу. Приходится довольствоваться чужими огрызками, хорошо хоть, в Саэнне частенько требуется убрать отслужившие своё чары.
        Собственно, это одна из причин того, что остаюсь в городе. Есть и вторая, не менее грустная и столь же будничная, но убийце не обязательно о ней знать.
        Впрочем, следующим же вопросом Тень показала, что верно уловила смысл, прячущийся между моими словами:
        - А за это наверняка ещё и заставляют приплачивать?
        А как же! В действе расставания с бесполезным хламом каждый второй горожанин становится искусным ростовщиком. Хорошо хоть, существуют ещё «каждые первые».
        - Иногда.
        - И ты платишь?
        - А что делать? Я же не могу обойтись другими средствами.
        - Ну дела... - Он сокрушённо покачал головой. - И чем больше у тебя будет заказов, тем больше чар нужно разобрать, а когда узнают, что хорошо получаешь за работу, начнут вздувать цены и...
        - И мне тоже придётся брать втридорога. А я не хочу.
        - Но почему?
        - Потому что я знаю, сколько стоят мои услуги.
        А ещё потому, что подати в казну Анклава тоже начнут расти, как опара на дрожжах, и в конце концов работы прибавится втрое, а на руках у меня будут оставаться те же гроши, что и теперь. Если не научусь воровать и обманывать.
        Убийца задумчиво прошёлся вокруг меня.
        - Нет, ты не трус, совсем не трус... Ты кто-то другой. Я пока не понимаю, кто, но разберусь обязательно.
        - А стоит ли? Кстати... Насколько помню, речь ещё шла о лезвии?
        - Да. Вот об этом.
        Он раздвинул полы куртки, являя свету закреплённые на бедре длинные ножны, расстегнул пряжки и положил клинок рядом со стрелами.
        - За него сколько возьмёшь?
        Стальная гранёная полоса длиной в две с четвертью ладони, прямая... Простая работа.
        - «Орла». Много? - Переспрашиваю, видя странное замешательство заказчика.
        - Не особенно. Скажи только... Чары всё равно недолго продержатся?
        - Конечно.
        - Тогда почему целый серебряк?
        - Потому что я нож ещё наточу и отшлифую: уж больно щербатый.
        Ответом на мою искренность стал раскатистый смех, и я обиженно фыркнул:
        - Не надо точить, что ли? Так и скажи.
        - Да надо... Просто... - Он заметным усилием прогнал с губ смешинки. - Первый раз вижу человека, который предлагает Тени сделать заточку клинка. Знаешь, на будущее: не поступай так больше.
        - Почему?
        - Оружие всегда точит сам хозяин. Чтобы не подвело.
        В этом смысле? Да, мне известно подобное заблуждение. И я прекрасно знаю, какие для него имеются основания, вот только уважающий себя мастер никогда не позволит чувствам помешать работе.
        Но те щербинки, что оказались под моими пальцами, они... Да, следовало бы промолчать. Выбоины на стали, заметные глазу, говорят о неминуемом приближении разрушения. Но прежде, чем их слова можно будет ясно расслышать, на гладком теле лезвия появляются предвестники гибели. Шершавые острогранные ямки и холмики, возникающие после каждой встречи с другим клинком или телом. Щетинка ниточек, пронизывающих сталь, поднимается и начинает истираться, нарушая... Для красоты это можно было бы назвать равновесием. А мне больше нравится слово «порядок».
        - Как пожелаете. Скажу только: если зашлифую, чары будут держаться дольше.
        - В самом деле?
        - Обещаю.
        Он подумал и кивнул:
        - Идёт! Как скоро справишься?
        - Пока не знаю.
        Новый всплеск удивления:
        - Не знаешь?
        Насколько всё было бы проще, заключи я договорённость по правилам! Ни шагу влево, ни шагу вправо, только по прямой, тяжеловесно, тупо, зато без препятствий любого рода. И что меня дёрнуло? Ладно, раз уж полез в грязь, глупо бояться испачкаться.
        - Осталось ещё кое-что. Не сочтите за труд, покажите, как вы используете клинок.
        - По прямому назначению!
        Шутка вызвала у меня усталый зевок:
        - Проведите пару выпадов и ударов, самых привычных для вас. Вот и всё, что мне нужно.
        - Но зачем?
        Какие все любопытные...
        - Я же не учу вас, как надо убивать, верно? Вот и вы не учите меня делать мою работу.
        Хотя касаемо душегубства мне известно больше, чем можно предположить, глядя со стороны. Много больше.
        - Ну, как скажешь...
        Он потянулся за кинжалом, а я смежил веки.
        Невесомые занавеси вздрогнули, колыхнулись, беззвучно распались на полоски, снова сошлись, заживляя нанесённую рану... Нет, так слишком далеко. Не могу прочувствовать.
        - Ещё раз.
        Стальная птица снова взрезает воздух и падает, слишком тяжёлая и неуклюжая, чтобы подолгу парить в небесах, а мои ладони взмахами крыльев следуют за ней, почти касаясь гладких боков, всё ближе и ближе...
        Пока звонкая оплеуха не заставляет меня остановиться и распахнуть глаза.
        - Полудурочный, ты что творишь?!
        Смотрю на почти коснувшийся моего живота кинжал. На собственные пальцы, причудливыми объятиями сомкнувшиеся вокруг лезвия. Перевожу взгляд вверх, в наполненные ужасом глаза Тени.
        - Что-то случилось?
        - Решил с жизнью попрощаться?!
        - Я вовсе...
        - Зачем полез на нож?!
        - Я не...
        - Учти, я без денег не убиваю!
        Вдох. Выдох. Медленно, плавно, спокойно.
        - Учту.
        - И какого...
        Пока в ход не пошли ругательства, спешу ответить, срываясь на скороговорку:
        - Мне так нужно. Вернее, иначе я просто не умею. И не могу. А умирать не собираюсь. И если бы вы не обращали внимания...
        - Предупреждать надо было!
        А он испугался. Всерьёз. Ну надо же... Рассказать кому, что Маллет, трус, известный всей Саэнне, заставил ужаснуться опытного убийцу, рассказчика сочтут ещё и сумасшедшим. Но приятно одержать верх хоть в чём-то. До безумия приятно!
        - Прошу простить.
        Взгляд Тени показал, что в искренность моих сожалений не верят. И ладно.
        - Завтра ваш заказ будет готов. Только...
        - Что?
        - Не приходите сюда больше. Прошу вас. Я сам принесу, куда скажете.
        - В любое место?
        Судя по проскользнувшему в голосе ехидству, готовится подвох. Но мне важнее знать, что избавлюсь от дальнейших визитов через чердачное окно.
        - В любое.
        - Тогда... Квартал Медных голов, между полуночью и первым ударом колокола.
        Не слишком хорошее место. Трус бы туда не пошёл. Но как правильно подмечено, я не трус, а «кто-то другой».
        - Придёшь?
        - Приду.

* * *
        - Только будь готов, что подождать придётся! - донеслось уже откуда-то с крыши.
        Подожду, делов-то. Я и закончить успею только перед самым выходом из дома, не раньше, потому что сегодня вечером надо мной тяжёлым грузом висят долги перед вдовой купчихой. Сколько она заказывала «бусинок»? Десятка три? Э, а хватит ли мне содержимого моих «шкатулок», чтобы выполнить оба заказа? Сейчас проверю.
        Тлеющий хвостик порхающей в воздухе невидимой змейки обжёг щёку. Быть не может! Неужели...
        Все одно к одному! Верно в народе говорят: беды поодиночке не ходят. И когда же я забыл прикрыть «шкатулку»? Похоже, ещё прошлым вечером, когда заснул над отцовскими записями. И все мои пленницы благополучно разбежались. То есть, разлетелись. Ой, как нехорошо! Но поправимо, хотя и обидно тратить силы на исправление собственных же нелепых ошибок.
        Левая ладонь снизу, правая сверху. Касаются друг друга на уровне груди, словно приветствуя, потом снова расходятся, на расстояние, равное двум своим длинам. Глаза можно закрыть, а можно оставить открытыми, зрение всё равно ни к чему, правда, и помешать не сможет, потому что главными участниками готовящегося представления будут руки и только руки...
        Коченеть первыми всегда начинают подушечки пальцев, но холод только кажущийся. Помню, поначалу даже трогал кожу ладоней языком, не веря ощущениям, пока не привык, что действительность может состоять не из единственного слоя, а из многих, и в каждом последующем её лик будет выглядеть совсем иначе, нежели в предыдущем.
        Десятки узеньких русел сосудов, по которым течёт кровь, кажется, наполняются ледяной горной водой, но холод длится недолго, отступая перед обжигающим пощипыванием: это притягиваются к ладоням ниточки занавесей, составляющих собой мир. Притягиваются, раздвигая кисейное полотно, оставляя на своём месте отверстие, сначала крохотное, но расширяющееся всё больше и больше, освобождают место для...
        Есть! Попались, мои драгоценные! Теперь нужно не торопясь и не ослабляя внимания, донести вас до «шкатулки» и вернуть в заточение. Клянусь, оно будет недолгим! Не успеете соскучиться, как превратитесь в нечто новое. Не знаю, насколько замечательное, но главное, другое, завершённое и наделённое смыслом. Пусть насильно, и всё же... Жить бесцельно невозможно, это я хорошо понял на своём опыте.
        Правда, одним смыслом теперь стало меньше. Хватит ли оставшихся в наличии для продолжения жизни? Надо подумать.
        Какое-то время мне не нужно теперь заботиться о накоплениях для будущей семьи, стало быть, смогу употребить деньги на иные надобности. Хотя, у меня и накоплений-то пока не было... И не будет. Но придётся искать новую подружку и, похоже, в этот раз не следует давать волю чувствам, договоримся с ней сразу, определим выгоду каждого, заключим договорённость... Тьфу. Даже звучит мерзко. Ведь не смогу же, будь оно всё проклято! Не смогу!
        Почему никак не научусь просто БРАТЬ? Почему прежде спешу отдать что-нибудь своё, пусть меня ни о чём не просят и ни на что не надеются? А отдав, робко ожидаю получить в ответ хотя бы столько же, и каждый раз попадаю впросак. Почему продолжаю верить, раз за разом убеждаясь в лживости мира?
        А какой был хороший пример прямо перед глазами! Родная матушка. Первая красавица города. И первая стерва, как оказалось. Но отец её всё равно любил, иначе бы не потакал безумным капризам и не сносил с благоговейным смирением истерики и скандалы. Каждый месяц дарил что-то дорогое. А матушка норовила по пять раз на дню разрыдаться, причитая, что он её бросит и женится на другой, потому что... И тут на сцену вечно выволакивали меня.
        В отсутствие отца дома моё существование почти не замечалось или сопровождалось требованиями принести, унести, сходить за покупками, прибраться в комнатах, не более. Зато когда семья собиралась вместе, меня удостаивали скорбных взглядов, поглаживания по голове, сетований на то, какой сыночек бедный и несчастный... Правда, в детстве я не понимал суть материнских уловок, а в юности, начав изучать магию, уже попросту не обращал внимания, чтобы не тратить зря время. Наверное, матушку это обижало. Но за свои обиды она отплатила с лихвой!
        Никто в городе не успел и глазом моргнуть, как неожиданно овдовевшая красотка сняла с себя заботы по воспитанию сына, отдав опеку в руки городского приюта, а всё имущество продала, выручив сумму, достаточную для безбедной жизни вдалеке, и навсегда покинула Саэнну. Наверное, побоялась, что если останется где-то рядом, получит от меня... много чего болезненного.
        А ведь есть, за что её прибить. Есть. Не хотела больше иметь дела с магами? На здоровье. Но продавать отцовские книги? Они ведь никому не были нужны, кроме меня. Сколько она получила? Горсть монет. А у меня отняла почти половину жизни, в течение которой придётся зарабатывать деньги на выкуп, потому что скупщик быстро понял мою заинтересованность и установил такие цены, у-у-у! Для меня мало приемлемые. Конечно, я стараюсь, и кое-что уже выкупил. Но сколько ещё осталось... Неужели, матушка так ненавидела магию и всё, с ней связанное? Или хотела отомстить? Но разве мстят своему единственному ребёнку?
        Правда, ребёнком я тогда уже не был. Впрочем, как и взрослым. Маги считаются совершеннолетними с двадцати двух лет, а мне только-только исполнился двадцать один год, когда отец... погиб, и единственной хозяйкой дома осталась матушка. Но зачем она сдала меня в приют? Чем я мог помешать? Не надеялась, что моя лихорадка пройдёт? Боялась? Что ж, и правильно делала! Мне ведь было очень больно прийти в сознание на жёсткой койке Дома призрения, в один миг из обеспеченного завидным будущим молодого человека став нищим сиротой. Так больно, что в те дни я вполне был способен опуститься до душегубства. Причём чужих душ, а не своей.
        Но и тогда ни о чём никого не просил. Даже увидев Туверига в дверях комнаты, не смог произнести ни слова, хотя по прошествии месяца мышцы лица и язык снова стали меня слушаться. Не смог сказать трёх простых слов: «Забери меня отсюда». Потому что решил: не имею права взваливать на других свои беды. И если бы дядюшка Туве оставил меня в приюте, я бы не обиделся. Кому нужен увечный маг, толком ничего не умеющий делать? Но меня всё-таки пожалели.
        Ненавижу это чувство. Оно какое-то... сырое и вязкое, как студень. От него хочется поскорее отряхнуть руки, но никак не удаётся. Поэтому я большую часть своих доходов отдаю за проживание, хотя знаю, что дядя не хочет брать с меня деньги. Как-то в сердцах сказал даже, что на курицу трат больше, чем на меня. Так что, скрипит зубами, когда приношу монеты раз в месяц. Но берёт. Правда, когда нашёл способ приспособить меня к делу в кузне, заметно повеселел. Жаль, немного у нас заказов на зачарованные лезвия... Простых людей ведь не убедишь, что щепотка чар при ковке может продлить жизнь клинка вдвое, если не втрое, и заметно улучшить все его свойства. Особенно же смущает всех крошечная прибавка в цене. Может, на самом деле, просить надо больше?
        Хотя не каждый заплатит. Карин, к примеру, ни монеты сверху не накинет, сколько ни убеждай. Правда, и трудов в её заказе всего ничего: вытягиваешь из «шкатулки» обрывочек нити заклинания, отщипываешь немного мягкого воска и катаешь шарик, укладывая нить спиралью. Мне ведь нужно только создать заготовку, наполненную Силой, не более, основную форму чарам будем придавать уже на месте, прямо в лавке. Со стрелами же придётся повозиться...
        Наконечник сильно трогать не буду: и так еле-еле отбалансирован, вмешательство может всё испортить, лучше поработаю с древком поплотнее, чтобы улучшить разгон, тогда и пробивные свойства сами собой возрастут. Единственное, придётся повесить на остриё небольшой «клинышек», чтобы раздвинуть нити защитных заклинаний, если таковые попадутся на пути. Но это всё скучно, а вот кинжал куда как интереснее. Главное, не забыть ни малейшего ощущения, и тогда ножичек для Тени получится всем на зависть!

* * *
        - Магам только одного надо: честным людям голову задурить, да облапошить, пока не очухались!
        В какой-то мере, в какой-то мере... Но ровно то же самое можно сказать и о торговцах. Как будто, они ведут свои дела честно и совестливо! И купчиха Карин не исключение, к сожалению. Моему. Глубочайшему. Но прощать сегодняшний выпад почему-то не хочется. А, пусть всё идёт за Порог!
        На редкость некрасивые руки: не ладошки, а жабьи лапки. Причём жаба перекормленная. Но всё же без поглаживаний не обойтись, поэтому придётся проглотить брезгливость, взять толстенькие пальчики купчихи своими и, проводя подушечками по бугристой и лоснящейся от притираний коже, мягко промурлыкать:
        - Любезная dyesi, разумеется, права. Но позвольте заметить, случаются минуты, когда мужчине требуется от женщины совсем иное...
        Крупная дрожь вздыбила плохо выведенные волоски на лапе Карин, и я предпочёл проследить, как волна томления уходит по предплечью вверх, под сень широкого короткого рукава, нежели наблюдать за отупением, захватывающим в плен выражение круглого толстощёкого лица.
        А вот не надо было лишний раз злить. Потому что у меня хорошая память, и я не забыл, как ещё при первой встрече купчиха, уверенная в неотразимости своих прелестей, попыталась склонить молодого мага к... Склонение было настойчивым и наверняка завершилось бы успехом, потому что справиться с огромной тушей мне было бы трудновато, но, благодарение богам, в те дни я был по уши увлечён Келли, и хватило единственного равнодушного взгляда, чтобы меня оставили в покое. Правда, и после того ни одно посещение мной хрустальной лавки без соответствующих намёков не обходилось: видимо, наученная прежним опытом, Карин полагала, что маг, имеющий личный интерес к хозяйке, будет работать за меньшую сумму, довольствуясь вместо звона монет другими дарами. Собственно, даже сейчас, захоти я получить место в обширной купеческой постели, препятствий бы не возникло. Кроме одного. Мне нужны деньги, а не плотские утехи. Хотя, без Келли станет тоскливо... Ничего, какое-то время перебьюсь, а потом решу, как быть.
        - М-м-м... Минуты, говорите, любезный?
        - А иной раз и часы, и целые дни...
        Зачем продолжаю? Из зловредного удовольствия видеть странное и непривычное для самоуверенной женщины смущение. Впрочем, когда-то она тоже была юной, робкой и доверчивой, а те времена легко воскресить, стоит только... Конечно, чувствую себя сволочью. Но приятность присутствует, и немаленькая, стало быть, совесть немножко помолчит.
        - Любезный dyen говорит о...
        - Однако мне пора приступить к делам, не так ли?
        Она хлопнула густо начерненными ресницами, словно стараясь сбросить оцепенение:
        - Да, к делам... Но этот разговор...
        - Мы непременно продолжим, любезная dyesi. Непременно.
        Карин послушно кивнула и, всё ещё зачарованная собственным разыгравшимся воображением, а также, в немалой степени, моими стараниями, медленно двинулась по коридору в сторону своей комнаты, подметая тяжёлым подолом юбки паркетные доски.
        Нет, она вовсе не такая уж уродина: при желании можно было бы закрыть глаза и... М-да, закрыть глаза. В этом-то для меня и кроется смертельная опасность, потому что, расставаясь с возможностью видеть, я начинаю... ощущать слишком чётко и подробно. И в смысле ощущений купчиха мне совсем не нравится.
        - Не узнаю старину Маллета! Никак, сменил гнев на милость? - коротко хохотнули у меня за спиной.
        - Уж и пошутить нельзя!
        - Карин шуток не понимает, так что ты... поосторожнее.
        Хороший совет, можно сказать, к любому случаю подойдёт. Но не теми устами произнесён, ох не теми, чтобы я испытывал искреннюю благодарность. Потому что от Харти мне просто так ничего и никогда не доставалось.
        Наши семьи жили рядом, но не скажу, чтобы мальчишками мы водили дружбу: у меня было слишком много занятий, и времени на игры не хватало, Харти тоже обычно большую часть дня помогал своему отцу - писарю Регистровой службы. Встречались иногда на улице, по праздникам, на ярмарочных гуляниях, здоровались, присылали подарки по случаю дней рождения... В общем, были хорошими соседями, не более. И я весьма удивился, когда именно заслугами приятеля детства получил заказ от купчихи. Правда, как потом стало понятно, двигало моим старым знакомым не желание помочь, а стремление почувствовать своё превосходство. Крошечное, но всё же существующее, потому что в отличие от меня, мой погодок жил безбедно, занимая должность помощника Карин по любым поручениям, в том числе, и щекотливым. Правда, мечтой Харти всегда было оказаться на месте отца, в Регистровой службе, но связей не хватило, и юноше отказали. До будущих времён и некоторого, надо сказать, немаленького количества монет.
        - Хорошо, не буду больше заводить такие разговоры.
        - Ну, если ты серьёзно настроен, почему бы и нет? - Харти пожал плечами, неприятно напомнив телодвижения жука-соломняка.
        Сколько помню, парень всегда был нескладным. В детстве слишком тощий и угловатый, в юности голенастый, во взрослом возрасте - иссушённый: всего двадцать семь лет, а выглядит чуть ли не вдвое старше. И к простым лекарям ходил, и к магам, но все только разводили руками. Мол, ничего не поправишь, слабое здоровье досталось по наследству. Я мог бы чуть улучшить положение приятеля детства, но когда увидел в тусклых, слегка выкаченных глазах неприкрытую зависть, отбросил все мысли о предложении помощи. Потому что не понимаю, чему во мне можно завидовать. Внешности? Глупо. Не так уж я и красив. И красивее встречаются. Сильному телу? Это правда, болею редко, но есть недуг, который не вытравишь никакими снадобьями, зельями и чарами. По крайней мере, лекарь, умелый и опытный, старый друг моего отца, честно признался в своём бессилии. И Харти мне ещё завидует? Вот дурак...
        - Я не настроен. Просто всё надоело.
        - А-а-а... - протянул он, делая вид, что понял причину моего раздражения.
        - Много на сегодня надо сделать?
        - Не больше, чем обычно. А почему спрашиваешь?
        - У меня готово только две дюжины.
        Потому что часть беглянок вернуть в «шкатулку» не удалось: успели удрать в открытое окно. Или впитались в чердачную утварь, стены, крышу и всё прочее. А мне ведь ещё требовалось поработать над оружием, так что пришлось урезать заказ купчихи до последнего возможного предела.
        - Ничего, хватит, привезли всего десяток.
        - Это хорошо... Начнём?
        Харти распахнул дверь в торговую комнату и насмешливым жестом пригласил меня пройти вперёд.
        С первым же шагом через порог фитильки светильников, развешанных по стенам, вспыхнули ярко-жёлтыми огоньками, и глаза на мгновение ослепли от тысяч бликов, отражённых прозрачными, полупрозрачными и искусно разрисованными гранями хрусталя. Он был повсюду: изящные подвески для нежных женских ушей и шеек, роскошные бокалы всех возможных размеров - для руки от детской до великанской, подсвечники, шкатулочки, статуэтки, изображающие всё, начиная от зверюшек и заканчивая ликами богов... В Саэнне любят хрусталь и покупают, охотно переплачивая втрое от исходной цены. А моя задача - делать так, чтобы ни один предмет, выставленный в лавке, не покинул её пределов без оплаты.
        Хотя, вру, основное сделано до меня и за меня. Небольшая печатка с изображением птицы: мне видится, что это курица, Карин утверждает, что орёл - вот и все приспособления. Маг, которому было поручено придумать способ защиты от воров, думал недолго и не слишком хорошо, стряпая заклинание, зато обеспечил меня невеликим, но постоянным доходом. Потому что печатка только задавала контур заклинания, а для его воплощения требовалась определённая заготовка.
        - И где новинки?
        - Вот. Только осторожно, они хрупкие до ужаса!
        Да уж, хрупкие, вижу. И как стеклодувам удаётся делать такие тоненькие стенки? Кажется, что ничего и нет, один воздух, лишь еле заметно мерцающий мелкими пылинками. Красиво. А если в такой светильник поместить феечку, и вовсе глаз будет не оторвать... Впрочем, все эти красоты не для меня. Слишком дорого. Моё дело работать, а не любоваться.
        Мягкие бока «бусинки» послушно расплющились в пальцах, превращающих шарик в лепёшку, прилепились к основанию хрустального сосуда и приняли в себя оттиск печатки, а я, в который уже раз, но с прежним удовольствием отметил изменение ощущений. Только что ниточки заклинания были едва тёплыми и совершенно гладкими, а теперь набрякли горячими и колючими узелками... Хорошо тем, кто способен это видеть! Наверное, красиво. Я могу всего лишь потрогать. Погладить. Щёлкнуть пальцами... Мало? Да. Но мне хватает.
        Откуда-то из коридора донёсся странный звук, похожий на стон. Приглушённый, но отчаянный и чётко отдающий болью.
        - Кошку завели, что ли?
        Харти, одновременно со мной проводящий опись поступивших в лавку товаров, недоумённо поднял взгляд от бумаг:
        - Какую ещё кошку?
        - А кто там воет?
        - Где?
        - Сам послушай!
        Он дождался повторения звука и скучно махнул рукой:
        - А, это хозяйкин гость. Болеет он.
        - Что за болезнь, если так стонет?
        - Да вроде ухо застудил... - неопределённо ответил Харти, возвращаясь к своим делам.
        Ухо? Плохо. Если вовремя не вылечить, можно и слуха лишиться, и разума. От боли.
        - А что лекаря не позвали?
        - Почему не позвали? Позвали. Только сам знаешь, как они не любят торопиться... Цену себе набивают.
        Это верно, чем дольше человек помучается, тем благодарнее будет исцелившему... Так думают лекари, а у меня другое мнение: обезумевший от страданий скорее прибьёт припозднившегося целителя, нежели от всей души поблагодарит. К тому же...
        - Ты куда?
        - Посмотрю, в чём дело.
        - А-а-а... Как хочешь.
        Источник стонов обнаружился быстро: на нижней ступеньке лестницы, сжавшись в комок и обхватив голову руками так сильно, словно собирался раздавить, сидел юноша. Хм, одет добротно, почти богато, но не по-здешнему. Гость, говорите? Больше похоже, что сынок какого-то из подельников Карин за пределами Саэнны. Наверное, пока ехал в карете, его и просквозило. Не моё дело, конечно, не стоит вмешиваться, но всё же... Не могу пройти мимо. С болью у меня давние счёты.
        - Давно болит?
        - М-м-м?
        Взглянувшие на меня мокрые от слёз глаза оказались нежно-серыми, как жемчужинки.
        - Час, два?
        - С вечера ещё... - выдавил несчастный сквозь зубы.
        - Надо было сразу посылать за лекарем.
        - Думали, само успокоится.
        Разумеется, думали. А ещё жалко было деньги тратить. Знаю я этих купцов: удавятся за каждую монету.
        - Не надо было ждать. Но ничего, дело поправимое.
        - Вы... можете вылечить?
        Не хочется обнадёживать. А я и не буду!
        - Я попробую снять боль. Так быстро, как только смогу. Но к лекарю всё равно нужно будет обратиться. Согласны?
        Он не ответил, но слов и не требовалось: глаза молили о помощи так отчаянно, что их крик почти оглушал.
        Я присел на корточки рядом с юношей и осторожно заменил его ладонь, накрывавшую больное ухо, своей. Так, что у нас тут? Обычное воспаление, это мы на два счёта поправим. Конечно, целиком изъять недуг не смогу, но болеть будет гораздо меньше. А может быть, и вовсе перестанет.
        Человек похож на куклу, сплетённую из соломы: каждая частичка живой плоти пронизана ниточками, полыми травинками, по которым течёт Сила. На ощупь они шершавые, как грубо спрядённая шерсть, но такие же тёплые и уютные, пока не начинается беспорядок, и кончики соломинок не выбиваются наружу, раскалёнными остриями вспарывая тело. Я могу вернуть их обратно, хотя бы ненадолго пригладить, успокоить, заправить в пучки...
        Хорошо было бы уметь добираться до истоков, но мои руки не настолько чувствительны. Всё-таки, отцу надо было брать в жёны другую женщину, глядишь, родился бы ребёнок с полноценным Даром, а не с тем огрызком, что имеется у меня. Я бы понял. Постарался бы понять. Но отец почему-то не захотел обзаводиться нормальным наследником. Слишком любил супругу? А может быть, не хотел искать другого добра, когда под боком одно уже имеется? Ответа на этот вопрос я никогда не узнаю. Но сам приложу все силы, чтобы имя Нивьери не затерялось в людской памяти. И мой наследник станет сильным магом! Осталось найти только две вещи: женщину и деньги.
        - Потерпите ещё чуть-чуть, пожалуйста!
        Он еле заметно кивнул, боясь разрушить волшебство прикосновения. Представляю, что именно чувствует юноша: тепло осеннего солнца, согревающее, но не способное обжечь, мягкое, чуть влажное, постепенно растекающееся по коже и под ней, растворяющее в себе боль без остатка... Да, примерно так Келли описала свои впечатления, когда я разминал уставшие мышцы моей любимой. Любимой... Всё, хватит вспоминать. Ей будет лучше без меня, верно? Кто бы сомневался! И мне будет лучше. Без её жалости.
        Топорщащиеся соломинки неохотно вернулись на свои места. Пройдёт несколько часов, и они могут снова вырваться на свободу, потому что приложенных усилий недостаточно для закрепления. Но к тому времени, надеюсь, лекарь всё же доберётся до лавки Карин.
        - Вот и всё. Пока болеть не будет. Но лекарь нужен обязательно!
        - И правда, не больно. Спасибо... - Юноша удивлённо потрогал ухо. - Сколько я вам должен?
        - Нисколько.
        Поднимаюсь на ноги, пару раз сгибаю и разгибаю немного затёкшие колени.
        - Но ваши услуги... Я не хочу быть неблагодарным.
        О, он ещё и упрямец? Забавно. И слишком молод, чтобы догадаться: если с тебя не берут плату, значит, на то есть веская причина.
        - Я не возьму с вас денег.
        - А что возьмёте?
        Всё-таки, плохо происходить из торговой семьи и любое действо раскладывать на продажу и покупку. С одной стороны, это правильно, потому что всему на свете есть своя цена, но с другой... Я ведь просто не могу взять деньги. Как бы ни хотел.
        - Забудьте. Никаких расчётов.
        - Но...
        - Где же наш больной?
        А вот и целитель пришёл. И кажется, я знаю этого проходимца: вылечить-то вылечит, но оценит свою работу не по затратам. Что хуже, он тоже меня знает. Кадеки, так его зовут. Немногим старше меня, зато важности и наглости хватило бы на троих, да ещё и осталось бы.
        - Здесь. И хочет сказать, что вы не слишком торопились, господин лекарь.
        Ого, а парнишка-то кое-что умеет: такую холодность в голосе надо воспитывать не один год. Однако ответный удар оказался не менее ядовит:
        - Я прибыл, как только смог, любезный dyen, ведь не вы один нуждаетесь в исцелении. И кстати, что-то не вижу радости... В моих услугах уже нет необходимости?
        - Необходимость есть, - признал юноша.
        - Тогда к чему упрёки?
        Кадеки сморщил свой смуглый длинный нос и деловито приступил к осмотру больного. Впрочем, действо продлилось меньше вдоха, по истечении которого лекарь возмущённо возопил:
        - Кто к вам прикасался?!
        И тут я горько пожалел, что не убрался восвояси раньше, потому что когда растерянный взгляд юноши указал на меня, началась настоящая буря:
        - Да по какому праву?! У тебя что, есть разрешение на целительство?
        - Нет.
        - Ты не должен был даже близко подходить к больному!
        - Знаю. Просто...
        - Ты мог всё испортить!
        - Я всего лишь снял боль. Больше ничего не трогал. Уймись, пожалуйста!
        - Ты хоть понимаешь, что нарушил закон?
        - Я всё понимаю. Но ведь ничего страшного не случилось? Давай забудем и мирно разойдёмся по домам...
        - Не случилось?! А кто поручится за то, что произойдёт потом?
        - Я оставил лечение на тебя. Целиком. Парню было очень больно, вот я и...
        - Небось, ещё и деньги взял?
        Ага, вот мы и подобрались к главному вопросу. Боится, что остался без заработка?
        - Можешь спросить сам. Не брал.
        - Вы подтверждаете, dyen? - Кадеки сурово глянул на мало что понимающего в нашей склоке юношу.
        - Что подтверждаю?
        - Этот человек получил плату?
        - Нет. Я спрашивал, но он... Что всё это значит?
        - А то и значит! - Лекарь зло скривил губы. - Он не имеет права заниматься целительством.
        - Но ведь у него получается! Почему же нельзя?
        - Потому что на всё есть свои правила! - веско заявил Кадеки. - Прежде он должен доказать, что умеет справляться с недугами магическим способом и получить дозволение Анклава.
        Угу. Заплатив и за экзамен, и за виграмму. Для меня лекарское дело всегда будет непосильно. К тому же, как я смогу что-то доказать? Ведь мне обязательно нужно коснуться больного места, а это непозволительно при сдаче экзамена: исключений ради одного калеки делать не будут. Нет, хоть и заманчиво было бы получать деньги, облегчая чужую боль, даже мечтать не стоит.
        - А это была магия? - удивился юноша. - Он ведь только приложил руку.
        - И за это «приложение» ещё ответит! - взвизгнул Кадеки.
        - Слушай... Ну ничего же дурного не произошло! Забудь, а?
        - И не подумаю! А ты, если сию же минуту не покинешь дом...
        - Ухожу, ухожу!
        Вот ведь привязался... Почти зубами вцепился. Могу понять: кому охота терять заработок? Но я же не лишал лекаря денег! Всё равно получит свои монеты. Только ещё и нажалуется... Ладно, как-нибудь всё улажу.

* * *
        - Я вернусь поздно, Тай. Не стоит ждать.
        - Да сейчас уже поздно! Вон, за окнами совсем черно. И куда ты собрался посреди ночи?
        - Мне нужно отдать заказ.
        - А днём нельзя было?
        - Днём я был занят. И заказчик... тоже.
        Хотя, вряд ли у Тени ожидался насыщенный событиями день. Неудобное время для встречи было назначено скорее из желания надо мной посмеяться. А может быть, что-то выяснить или проверить. Не надо было настораживать убийцу, ох не надо было! Но теперь нет смысла жалеть: обратно реку времени не повернёшь. Да и чего мне бояться? Ночной темноты? Шальных людей? Это всё пустяки. Моя смерть ходит совсем в другой стороне.
        Я иду за тобой... Жди...
        Никогда не забуду её голос. И лицо не забуду. Женское, тонкое, красивое, нежное и одновременно невыразимо ужасающее. Даже не смогу объяснить, чем оно пугало, но я боялся вдохнуть и выдохнуть, пока смерть смотрела на меня своими слепыми глазами...
        Бр-р-р! Не самые лучшие воспоминания для поднятия настроения. Нужно думать о хорошем. Например, о том, что я получу немного монет, за которые мне не придётся отчитываться перед Анклавом, и значит, смогу выкупить ещё одну из книг отца. Изучу ещё несколько заклинаний. Найду на новые умения новых заказчиков. И заживу припеваючи. Вот как надо думать! А квартал Медных голов не так уж и далеко, всего-то полчаса ходьбы.
        Любопытно, что возникает в воображении людей, когда они слышал про Медные головы? Наверняка сразу же представляют, что горстка домов, причудливо рассечённая узкими переулками, получила своё название из-за проживающих там людей. Мол, медные, стало быть, тупые. Что ж, возможно, доля правды есть и в таком предположении, но в действительности всё гораздо проще. По крышам квартала проведены водостоки, каждый из которых заканчивается звериной головой. Вроде бы, прежний владелец домов находил в подобных украшениях прелесть... А впрочем, не всё ли равно? Сначала были одни только водостоки, ощерившиеся страшноватыми мордами, потом добавились ещё и статуи, вызывающие в сумерках труднопреодолимое желание держаться ближе к середине улицы. В общем, ночная прогулка по кварталу Медных голов - развлечение ещё то. Особенно принимая во внимание его теперешних обитателей: сплошь нелюдимых отставников воинской службы, про которых поговаривают, что их клинкам никак не найдётся времени заржаветь в ножнах...
        Хм, надо было спросить точное место. Не бродить же мне по всему кварталу в поисках заказчика? Тяжесть сумки внушает некоторую уверенность в собственных силах, но сказать по правде, мне ни стрелы, ни кинжал пользы не принесут, если придётся спасать свою жизнь. Только помешают. И немного обидно делать для других орудия убийства, но сознавать полную бесполезность отточенного острия и наложенных чар для самого себя. Но наверное, в этом и состоит главный смысл жизни, иначе зачем бы люди были нужны друг другу?
        Шурх. Шурх. Шурх. Надо же, он и не думает прятаться! Идёт, как ни в чём не бывало, вразвалочку, только что не насвистывая какую-нибудь похабную песенку. Хотя... Так и стоит себя вести в по-настоящему опасных местах. Если делать вид, что ничего не боишься, тебя вполне могут принять за смельчака и тем самым совершат серьёзную ошибку, ведь трус гораздо опаснее, чем храбрец. Потому что заботится об отражении атаки с любой стороны.
        - Что-то ты раньше времени!
        - Да и вы ждать не заставляете.
        Обмен любезностями, на ночь глядя. Глупо мы, наверное, выглядим... Но это трудности тех, кто подглядывает за нами. Если таковые вообще имеются.
        - Вот, подумал, что надо бы тебя встретить. Мало ли что.
        - Спасибо за столь... неожиданную заботу.
        Хочет сказать, волновался о моей безопасности? Раньше надо было начинать, ещё когда назначал место и время.
        - Вот ваш заказ.
        Убийца спрятал футляр со стрелами под плащом, даже не проверяя содержимое, зато кинжал вытащил из ножен и крутанул в пальцах.
        - Зачаровал, значит? И насколько хорошо?
        - Попробуете - увидите.
        - Предлагаешь попробовать?
        Он сделал многозначительную паузу, намекающую, по всей видимости, на то, что в качестве пробы вполне могу быть использован именно я. Тоже мне, пугатель нашёлся!
        - Ваше дело.
        Тусклый свет фонаря не позволял рассмотреть выражение глаз, зато рассыпал блики на маслянистом узоре, не прерывающем движения по лицу Тени.
        - Не боишься?
        - Чего?
        - Ты ведь никому не сказал, куда направляешься? Я угадал? И если не вернёшься, и искать не будут знать, где.
        Устало вздыхаю.
        Вот за что не люблю оружие, так это за его волшебную способность внушать своему владельцу беспочвенную уверенность во всемогуществе и безнаказанности. Стоит любому сопляку заполучить остро отточенную железку, он начинает мнить себя древним героем, а потом выходит на проезжую дорогу с целью убедить в своих силах всех остальных. Кстати, у некоторых сие на удивление успешно получается. Но я предпочитаю общаться с теми, кто признает главенство за содержимым головы, а не железом, её покрывающим.
        - Не боишься? - повторяет вопрос убийца.
        Скучно всё это. Навевает тоску и уныние. Первая встреча застала меня врасплох, но теперь было время подготовить мысли и чувства к обороне. Бояться? Было бы, чего!
        - Вы не станете меня трогать.
        - И почему, скажи на милость?
        Опять начинает какую-то странную игру? Ему, определённо, что-то от меня нужно. А раз нужно, убивать не станет, уж точно.
        - Во-первых, моя работа стоит не так дорого, чтобы её не оплачивать. Во-вторых, вы ещё не знаете, насколько она хороша, а потому вряд ли будете торопиться от меня избавиться. В-третьих...
        - Есть ещё и третья причина?
        Ехидничаешь? Ну-ну.
        - Есть, а как же! Раз уж я пришёл в назначенное место, довольно опасное для жизни, то у меня должны иметься способы остаться в живых.
        Он ждал именно этого признания, потому что оживлённо подхватил:
        - И как? Имеются?
        - Да. Но вам о них знать не обязательно.
        Убийца помолчал, прошёлся взад и вперёд мимо меня, потом заявил уже хорошо знакомое:
        - Совсем не трус. Но откуда о тебе пошёл такой слух, а?
        - Надо спрашивать у того, кто его пустил.
        Лукавлю, конечно. Всё гораздо проще. Я никогда ни в юности, ни уже после гибели отца не ввязывался в сомнительные дела в обход законов. Да и не дрался на улицах. А как называют парня, который избегает мордобоя и рискованных забав? Правильно, трусом и называют.
        - Тоже верно... - не слишком охотно согласился убийца. - Но свои деньги ты заслужил. Держи!
        Кошелёк звякнул неожиданно громко, и я, запустив туда руку и пересчитав монеты, покачал головой:
        - Здесь слишком много.
        - Разве?
        - Мы договаривались о двух «орлах», а вы даёте три.
        Убийца возмущённо фыркнул:
        - Ну, с головой у тебя точно, не всё хорошо! Считай, третья монета за усердие. Пойдёт?
        - Я всегда работаю одинаково.
        - Обиделся? Да я не хотел сказать, что ты можешь что-то делать, спустя рукава! Я просто хочу накинуть сверху от оговоренной цены. Желание у меня такое. Не имею права?
        - Имеете. Только если ваше желание возникло из-за жалости...
        Крюками пальцев он зацепил меня за плечо и притянул к себе:
        - Гордый, да? Нищий, но гордый? Так ты никогда в люди не выбьешься!
        - А я и не собираюсь. Мне не нужно место среди людей, которые лгут друг другу и воруют друг у друга.
        Шумный выдох прямо в лицо едва не сбил мне дыхание, а миг спустя Тень уже оказалась в нескольких шагах поодаль.
        - Дурак ты.
        В обращённых ко мне словах явственно слышалось сожаление, но происхождение его оставалось неясным: то ли были обмануты собственные ожидания, то ли заказчика удручала моя упёртость.
        А тем не менее, всё просто. Для меня. Стоит только уступить и взять деньги сверх договорённости, привыкнешь получать больше, чем заслуживаешь. И с каждым разом будешь требовать прибавки всё настойчивее, забывая о том, что Дар нуждается в непрерывном совершенствовании... Пока не застынешь на одном месте, разучившись двигаться вперёд.
        Жить богато? Заманчиво. Но мне пока ещё хочется жить достойно. Не стыдясь своей работы. Не стыдясь самого себя.
        - Может, и дурак. Но лишнего всё равно не возьму.
        Я метнул лишнюю монету в сторону убийцы и, судя по отсутствию звона, деньги благополучно вернулись в руку владельца. Ну и славно, можно возвращаться.
        - Эй, но ещё заказ-то примешь, если понадобится? - задали вопрос моей спине.
        - Приму.
        - Лады! Тогда до встречи!
        Я не стал прощаться, зябко передёрнув плечами и ускорив шаг.
        Да, я обиделся. И что? Если бы мы оговаривали надбавку за срочность или другие услуги, я бы принял плату. Но просто так? Не люблю чувствовать себя обязанным, потому никогда не беру деньги вперёд. И ненавижу подобное проявление жалости. Я могу заработать себе на жизнь, понятно? И мне хватает того, что у меня есть. Пока хватает. Вот перестанет хватать, тогда и... Буду чесаться о большем. Но не надо лезть ко мне с жалостью! Не надо!
        - Господин желает развлечься?
        Ну вот, стоило свернуть за угол, тут же наткнулся на гулящую девицу. Нет, милочка, с уличными красотками сводить знакомство поостерегусь. А то потом никаких денег на лекарей не хватит!
        - Господин не желает.
        - Совсем недорого! Всего десяток медяков!
        Ещё и за рукав хватается... Пытаюсь высвободить одежду, но девица прижимается плотнее и начинает шарить руками по моему телу. И похоже, намереваясь вовсе не доставлять мне удовольствие, а наоборот.
        - Брысь отсюда!
        Грубо обращаться с женщиной - последнее дело, но расставаться с честно заработанными деньгами не собираюсь: девица отшатывается, теряет равновесие и падает, тут же начиная оглашать округу скорбными жалобами на дурно воспитанного господина. Я не совсем понимаю смысл воплей посреди безлюдной и беспробудно спящей улицы, но как только от стены дома отлепляется крепко сбитая фигура, всё становится ясным. Должно быть, они за мной следили и теперь рассчитывают поживиться. А на случай, если сюда доберётся патруль Городской стражи, мужик заявит, что я сам приставал к, скажем, его родной и безмерно любимой сестрице, а он вступился за честь семьи.
        Да, примерно так и окажется. Самое смешное, мне было бы безопаснее и проще отдать им деньги и остаться целым и невредимым, но... Нет уж. Не сегодня. Да, я ни разу не участвовал в уличных драках. Но кто сказал, что я не умею драться?
        - Ты это... Зачем девку тронул?
        Говоря по правде, трогать первой начала она. Но моего новоявленного собеседника установление истины не интересует, а потому нет смысла растекаться в извинениях и объяснениях:
        - Тебя не спросил.
        - Дык, за потрог монету гнать надобно... Смекаешь?
        - Было бы что трогать!
        А девица, кстати говоря, не самого приятного вида. Тощая, от одежды шибает таким ароматом, что хочется зажать нос. И заступничек не лучше... Здоровый, зараза. Но ничего, каким бы он ни был, управа найдётся. Особенно, если упорно искать.
        - Не заплатишь, стало быть?
        - А ты смекалистый малый!
        Продолжать обмен угрозами и колкостями больше не было нужно: здоровяк бросился в атаку, видимо, намереваясь вмять меня в стену и оглушить, а потом спокойно обшарить неподвижное тело.
        Занавеси качнулись, липкой паутиной зацепились за движущуюся фигуру, натянулись парусами, вдоль которых так удобно скользить, не задевая никого и ничего...
        Он не ожидал, что я смогу увернуться, но первая же неудача настроила нападающего на серьёзный лад, коротко скрежетнул извлекаемый из ножен клинок, и тёмно-серая тень лезвия полукругом метнулась ко мне.
        Трудно меряться силой с тем, кто превосходит тебя весом чуть ли не вдвое, но вовсе незачем это делать. Достаточно последовать за рукой, держащей нож, войти в ритм чужого выпада, перехватить запястье, долю мгновения двигаться вместе с ним, потом плавно изменить направление - совсем ненамного, но рука здоровяка уже выворачивается, заставляя чужое тело изменить своё положение относительно моего, открывая бок и прореху на подмышке, убедительно доказывающую, что этот участок плоти беззащитен... Остаётся только ударить. В моём левом кулаке нет оружия. Но оно мне и не нужно, потому что мои пальцы в этот момент сами себе оружие.
        Кажется, что под кожей озверевшим пульсом бьётся расплавленная сталь, но плоти становится ещё горячее, когда кулак вонзается в бок здоровяка, сминая пучок тех невидимых соломинок, из которых сплетено человеческое тело. Они рвутся, растопыриваются во все стороны, раздвигаются, позволяя удару проникнуть глубже, чем можно было бы представить.
        Острия сломанных рёбер выскакивают наружу, и мой противник, захлёбываясь кровью из разорванных лёгких, падает на мостовую. Всё, он уже не жилец. Но сам виноват: нечего испытывать судьбу, приставая к ночным прохожим. Надеюсь, впечатлённая его примером девица не станет...
        Глухой чмокающий звук за спиной. Еле слышный. Оборачиваюсь как раз, чтобы успеть уклониться от падающего тела, а потом с лёгким удивлением смотрю на выкатившийся из женских пальцев нож. Клинок поменьше, чем у здоровяка, но при умелом обращении способен наделать бед. Я был на волосок от смерти, оказывается... Но ведь девица не сама передумала нападать и мирно улеглась рядом с подельником?
        Наклоняюсь, провожу ладонью над телом. Так и есть, в гнёздышке спутанных волос курочка снесла яичко... Воспользовавшись любезно предоставленным в моё полное распоряжение ножом выковыриваю из затылка девицы стальной шарик. Надо же, череп пробит с одной-единственной попытки! Умелец бросал, не иначе. А вот эту штучку, пожалуй, заберу с собой: негоже оставлять следы, даже чужие, если они спасли твою жизнь. Только ототру кровь и мозги, чтобы не пачкать сумку.
        Хм. Света недостаточно, чтобы рассмотреть подробности, но мои пальцы всегда были чувствительнее глаз. И способность удивляться никак не хочет меня покинуть. Но... почему? Я же твёрдо сказал, мне не нужна жалость. И казалось, мои слова были поняты ясно. Значит, есть что-то ещё. Что-то неизвестное мне. Но я тоже упрямый, и всё выясню! А пока... Поспешу вернуться домой, поглаживая бок шарика, лишённый гладкости одной примечательной деталью.
        Вытравленное в стали клеймо. Руна «Ар», означающая движение, но не атакующее. Защитное. Я видел этот рисунок совсем недавно и, честно говоря, удивился выбору, странному для того, кто по сути своей вроде бы нападает, а не оберегает.
        На рукояти кинжала убийцы стояла точно такая же руна.

* * *
        - Динли-динли-динли-дон! Господин ждёт на поклон!
        Такую фразу следовало бы пропевать звонким ребячьим голоском, а не надсадно шипеть. Впрочем, у моего утреннего посетителя было в распоряжении лишь подобие голоса.
        Не открывая глаз, свешиваюсь с кровати и шарю по полу в поисках чего-нибудь поувесистей. Первым на пути попадается ботинок - предмет, вроде бы не предназначенный для полётов, но... Для умелых рук нет ничего невозможного. Локоть останавливается, передавая запястью всю накопленную коротким движением силу, пальцы разжимаются, пушистые занавеси прогибаются, принимая в себя неуклюжий комок кожи, презрительно выталкивают обратно...
        Есть! Звук удара и недовольное:
        - Пш-ш-ш-ш-хр-р-р-р!
        Раскалённые капельки Силы, брызнувшие во все стороны, добираются и до меня, угольками прижигая голые плечи.
        Выжидаю ещё минуту. Ровно столько времени требуется на подготовку к оглашению всем известного и не вызывающего сомнений вывода:
        - Маллет - злой!
        Ага. Злой. Особенно когда утром просыпаюсь не от поцелуя любимой женщины, а от мерзких напевов существа, появление которого означает неприятности, всегда и только их одних.
        А, ладно. На самом деле я не сплю, хотя ночная прогулка добилась своей цели и принесла крепкий, не отягощённый красочными или кошмарными видениями сон. Можно было выбраться из постели и раньше, но не хотелось нарушать покой сомкнутых век. В темноте так уютно... Она - единственное, чего я не боюсь. Вернее, чего не могу испугаться, потому что моё зрение поровну поделено между глазами и подушечками пальцев. Отсутствие света вовсе не мешает мне ощущать рядом чужую близость: Келли всегда удивлялась тому, как я в кромешной темноте каждый раз точно, без лишних движений находил на её теле именно то местечко, где...
        Всё. Нет больше никакой Келли. Есть dyesi Каелен, почти уже замужняя, богатая и достойная госпожа. И есть Маллет, по-прежнему не выбившийся в люди. Между нами больше не может быть ничего общего. Наута просила меня забыть? Исполняю просьбу. Со всем возможным прилежанием.
        - На поклон!
        В требовании слышатся испуганные нотки вопроса: мол, а собираюсь ли я подчиниться? Ведь на случай отказа посыльный не наделён средствами, способными заставить меня отправиться к «господину». А осечка в выполнении приказа может больно ударить по...
        Чёрно-серой пушистой шкурке феечки.
        - Иду.
        Ещё полминутки в постели. Перевернуться на спину. Потянуться. Сделать глубокий вдох. Выдохнуть. Раздвинуть веки и медленно сесть.
        Мохнатый посыльный тёмно-вишнёвыми бусинами глаз настороженно наблюдает за мной с краешка стола. Приручение faye, мелких природных духов, не слишком сложное занятие. По уверениям магов, разумеется, потому что лично я не знаю даже, с какой стороны подступаться. Возможно, в отцовских записях и есть намёки. Хотя... Сам он никогда не пробовал ловить феечек. Говорил, негоже принуждать живое существо следовать чужой воле. А разве оно живое? Если верить наставлениям учителей - одна видимость.
        Слегка смазанные очертания фигурки создают впечатление пушистости, на самом же деле плоть faye слабо ощутима для людей. Для всех. Кроме меня. Я чувствую прикосновение когтистых лапок так же ясно, как если бы они были вырезаны из дерева или выкованы из стали. Я чувствую их тепло - горячее дыхание Силы, ручейки которой и составляют тело феечки. Слабенькие, негодные для творения заклинаний, а потому мало полезные в волшбе, но... восхитительно живые. По ним пробегают волны, так напоминающие пульс человеческого тела. Они постоянно меняют свою теплоту, не остывая до тех пор, пока феечку не отпускает на свободу пленивший её маг, тогда иллюзорное тельце тает в воздухе, растекаясь невидимыми лужицами, и возвращается домой, становясь горстью пушинок в одной из занавесей, колышущихся на ветру времени...
        - На поклон!
        Уверенности в шипящем голоске становится всё больше и больше по мере того, как я натягиваю штаны, завязываю шнурки ботинок, просовываю руки в рукава рубашки, шлёпаю по чердаку к умывальне, состоящей из тазика и вечно полупустого кувшина, и пытаюсь прогнать последние остатки дремоты, плеща себе на лицо застоявшуюся воду.
        - Идём-идём, я же сказал...
        Феечка довольно кивает, вспархивает со стола, расправляя сотканные из дымных клочков крылья, делает корявый круг между стропилами и плюхается мне на плечо. Уф-ф-ф-ф! По летней жаре, да ещё и с грелкой... Но делать нечего. Раз господин желает, остаётся только подчиниться.
        Конечно, с моей стороны всё это - очередное проявление трусости. И по-хорошему, следовало бы прогнать феечку взашей, плюнув на требования человека, одна мысль о котором вызывает непреодолимую гадливость.
        Следовало бы. Наверное, однажды я так и поступлю. Смело скажу ему прямо в лицо всё, что накопилось. Но только прежде мне нужно действительно, хоть «что-то» накопить. Собрать денег и выкупить отцовское наследство. Разобраться в запутанных записях. Набить руку на плетении заклинаний. В общем, стать самостоятельным и независимым. А до той поры придётся прятать и гордость, и презрение, и все прочие чувства подальше, поглубже, понадёжнее. И феечку жалко: ни за что, ни про что получит нагоняй от своего повелителя, а вместе с наказанием - продление срока службы ещё на несколько лет. И виноват буду только я.
        Хотя шествовать через город с закопчённым уродцем на плече то ещё удовольствие. Всем регистровым известно, кому служат огненные faye: есть лишь один маг в Саэнне, снизошедший до кислого дымного аромата, мгновенно пропитывающего воздух и напоминающего о подгоревшей копчёной колбасе. Женщины предпочитают пользоваться услугами водяных или воздушных феечек, мужчины - по большей части земляных. Вода - это красиво. Воздух - изящно. Земля - надёжно и весомо. Огонь же... Коварная стихия. Самая непредсказуемая из всех. И главное, никогда не поймёшь, окончательно ли потухли угли или под одеялом из пепла ещё теплится огонёк, способный взметнуться в небо столбом всепоглощающего пламени.
        Простым горожанам, конечно, плевать, кто продирается через толпу, только морщат носы, пытаясь понять, откуда и почему пахнет дымом. А вот каждый встретившийся на пути маг криво усмехается, заметив остренькую чёрную мордочку, любопытно возвышающуюся над моим плечом и без устали вертящуюся по сторонам. Потому что любой чародей Саэнны прежде, чем заслужить право быть включённым в Регистр, проходит через тернии Попечительского совета, старшим распорядителем которого и является господин, находящий извращённое удовольствие в моих визитах.
        Изначально Попечительский совет Анклава вершил судьбы лишь осиротевших юных магов и прочих детей, не знающих имён своих родителей, но с течением времени распространил своё влияние на всех несовершеннолетних чародеев. Более того, все магические семьи Саэнны поголовно отдавали наследников в обучение вне дома, тем самым вручая заботу и присмотр за своими чадами именно Совету. Наверное, один лишь я избежал участи быть оторванным ещё в детстве от родителей: отец отказался отдавать меня учиться на сторону. Собственно, подобное обучение и не принесло бы плодов, поскольку ни один маг Анклава попросту не нашёл бы способа чему-то меня научить. Но доводы разума не помогли избежать зарождения вражды, и, сколько себя помню, ни разу не видел обращённой в мою сторону искренней приветственной улыбки. Да не очень-то и нужно. Зато все боятся. Правда, не меня, а моих родственных связей.
        - Господин ждёт! - торжественно напыжившись, объявила феечка стражам моста, ведущего в Обитель.
        Головы каменных драконов не шелохнулись, только золотистый отблеск пробежал по пустым глазницам. Нас и так пропустили бы без лишних слов, потому что медальон, подтверждающий моё нахождение в Регистре, сам по себе разрешение пройти в крепость, охраняющую спокойствие достойнейших из избранных - верхушки Анклава.
        Жить в Обители мечтают многие, но только считанные единицы добиваются права осесть в нежной прохладе молочно-белых, с виду неимоверно хрупких, но непробиваемых оружием стен. А вот я бы не согласился здесь жить. Ни за какие сокровища мира.
        Дворец, вырванный из земли - именно такие впечатления с первого же дня знакомства вызывала у меня Обитель. Наверное, когда-то так и произошло, построенное обычным способом здание силой магии было вздёрнуто в воздух, и теперь ленточки фундамента, истончаясь к своим кончикам, как настоящие древесные корни неподвижно замерли в пустоте над бездной ущелья. Сначала была только одна, главная башня, потом рядом с ней воспарили другие, всё меньше и меньше походящие на творения человеческих рук. Ажурные, почти прозрачные или отражающие свет подобно зеркалу, слепящие глаза или пугающие непроглядной туманной белизной... Говорят, каждый новый глава Анклава самолично строил одну из башен. Если так, можно уверенно утверждать: среди волшебников, правящих бал в Саэнне, было мало по-настоящему сильных, не боящихся ничего людей. Только самый первый, давно ставший легендой, тот, кто построил главную башню, вот тот жил по своему разумению, очень простому и понятному. И если бы случилось чудо, и меня допустили бы для проживания в Обитель, я, не колеблясь, выбрал бы старые, с потрескавшейся штукатуркой, щербатые, мудрые
стены, по которым весело вьётся плющ...
        Но до них ещё надо добраться, в прямом смысле слова, потому что единственный путь над пропастью - мост, протянутый от края ущелья к главным воротам Обители и сохраняющий свой вид и незыблемость лишь посредством заклинаний.
        Уходящее далеко вниз пространство, не заполненное ничем. Сразу хочется схватиться за перила, почувствовать под пальцами твёрдость камня и холодную уверенность железа. Хочется. Но если уступлю своим желаниям, будет только хуже, ведь плоть моста пронизана тысячами гладких нитей, щерящихся острыми гранями раскалённых узелков. Чем ближе подношу ладонь, тем страшнее становится, поскольку путаница чар, внешне выглядящая неприступной и необоримой, на самом деле, невероятно уязвима. Стоит потянуть вот за тот кончик, ослабить вот этот узелок, распотрошить пучочек совсем рядом, и... Арка, ведущая в Обитель, рухнет, на лету рассыпаясь осколками, как разбитый хрустальный бокал.
        Неужели Анклав считает себя всемогущим? Какая самонадеянность! В народе говорят: где тонко, там и рвётся. Даже я легко найду в сети защитных чар Обители тонкие места, которые смогу разорвать одним движением. Но помимо волшбы, камня и железа есть люди. И в каждом из них - свои тонкости.

* * *
        - Не поприветствуешь родственника?
        Вопрос задан мне, но улетает под своды высокого зала вместе с колечками дыма из длинной трубки, ради изготовления которой наверняка пришлось безжалостно извести молодое и вовсю плодоносящее вишнёвое дерево.
        Нет, не поприветствую. Знаю, что невежливо и непристойно, перешагнув порог чужого жилища, молча остановиться и ожидать от его хозяина первых слов беседы. Но я пришёл не по доброй воле и не исполненный радужных надежд, а всего лишь подчинился повелению. Как обычный слуга. А слуге не пристало первым заговаривать с господином.
        - Впрочем, твои манеры всегда оставляли желать лучшего, - со скорбным сожалением вздыхает чёрноволосый мужчина, занимающий просторное кресло - единственное место для сидения посреди кажущегося безграничным зала.
        На вид этому человеку можно дать не более сорока лет, но поскольку моей матери и его младшей сестре исполнилось девятнадцать, когда я появился на свет, прекрасно знаю, что возраст Трэммина давно перешагнул за пять десятков. Густые, длинные, безупречно блестящие локоны, гладкая кожа, тронутая морщинами лишь в тех местах, что выгодно подчёркивают благородную зрелость своего обладателя: уголки глаз, повествующие о терпеливости и снисхождении, середина лба, заявляющая о твёрдости и неподкупности, но не более того. Остальные признаки старости тщательно отставлены в сторону, до тех времён, пока старший распорядитель Попечительского совета не займёт место его главы, вот тогда понадобятся и величественная седина, и прозрачная мудрость глаз, а пока можно и нужно делать всё, чтобы считаться одним из самых красивых мужчин в Саэнне.
        Да, мой дядя красив. И самое мерзкое, я похож на него. Не как две капли воды, но достаточно, чтобы подтверждать родство. Следует ли из этого утверждения моя привлекательность? Увы. Потому что нет ничего хуже красоты, подпорченной изъяном: совершенство тем и хорошо, что состоит из тщательно подогнанных друг к другу мелочей, но если хотя бы одна из них становится несуразной, вся картина теряет стройность, превращаясь в нелепую мешанину. Проще и приятнее быть заурядным, ведь тогда твои недуги никому не бросаются в глаза и никого не отпугивают.
        - Как поживаешь?
        Можно подумать, он не знает! Уверен, следит почти за каждым моим действием, за каждым заказом. Я и поручение Тени согласился принять только потому, что получил уверения в сохранении тайны. Конечно, моя прогулка в квартал Медных голов могла быть отслежена, но убийце важнее было оставаться незамеченным, нежели мне, значит, намеренных свидетелей быть не могло, только случайные. Впрочем, те двое, собиравшиеся поживиться моей выручкой, не дожили до рассвета, потому волноваться не о чем. Патруля Городской стражи я дожидаться не стал, зато прислушивался к каждому шороху и могу быть уверенным в отсутствии любопытных глаз, так что, с этой стороны мне ничего не грозит.
        - Может быть, не будешь заставлять дядюшку повышать голос и подойдёшь поближе?
        Да мне и тут хорошо, у самых дверей. Но раз уж дядюшка просит... Тьфу. Не припомню, чтобы во времена моего детства Трэммин часто посещал дом Нивьери. Только много позже, когда совершеннолетие стало неотвратимым событием, господин старший распорядитель начал изъявлять своё расположение к юному племяннику. Правда, делал это крайне осторожно и ненавязчиво, потому что с моим отцом так и не смог завязать приятельских отношений. Да и матушка не слишком привечала старшего брата... Наверное, она и предпочла сбежать при первой же возможности именно из-за опасений, причину которых успешно скрывала. И пожалуй, у меня не хватит смелости её винить. За последние годы я узнал о своём дядюшке столько всего интересного, что и сам бы с удовольствием покинул Саэнну, только бы оказаться подальше от остатков семьи.
        Но есть ещё одна странность, безмерно удивляющая меня и, как догадываюсь, доводящая до бешенства господина старшего распорядителя. Я его не боюсь. Хоть тресни. Хоть лопни. Хоть удавись. Не могу бояться, и всё. Ненависть, презрение, брезгливость... Что угодно, только не страх. Впрочем, мне-то известно, почему так происходит. Потому что в моей жизни было нечто похуже нечистого на руку дядюшки. Нечто настолько ужасное, что даже по прошествии лет, когда тень воспоминания задевает меня своим краешком, кажется, я снова прижимаюсь к стене, силясь отодвинуться подальше, боясь сделать лишний вдох и выдох, неистово желая закрыть глаза, но не могу заставить себя это сделать, потому что видимая взгляду оболочка - всё, что осталось от отца, и если зажмурюсь, именно невольное движение моих век окончательно убьёт того, кто и так уже мёртв...
        Дядюшка может испортить мне жизнь, это верно. Но изменить мою смерть он не способен. Потому что мне было обещано.
        Я иду за тобой... Жди...
        Жду, госпожа. С нетерпением. Только уж и ты дождись, хорошо?
        - Ты меня слышишь?
        Снимаюсь с места и подхожу к столику, поверхности которого хватает лишь для того, чтобы примостить курительную трубку и костяную шкатулку для писем.
        - Вы желали видеть меня?
        - Должен же я уделять внимание своему единственному племяннику?
        О, сколько в этом голосе искренней, трогательной и нежной заботы! Здорово наловчился на воспитанниках Анклава, ничего не скажешь. Но зачем расходовать талант на меня? Всё равно не поверю. К тому же, если бы дядя хотел заручиться моей верностью и преданностью, мог бы подкидывать заработка побольше, чем выходит с разгребания магических завалов ежегодных экзаменов юных чародеев.
        - Премного благодарен.
        Тёмно-синие глаза, единственная черта, резко отличающая нас друг от друга, укоряюще расширились:
        - Ты всегда торопишься, Маллет. Это дурная привычка, подлежащая...
        Подхватываю:
        - Непременному искоренению под вашим чутким присмотром!
        Ну не боюсь я его, что поделать?! И не могу заставить себя поиграть в заискивание: как бы я ни лебезил, моё положение не изменится.
        - Ай-яй-яй, ну зачем же так грубо? Дядюшка не желает тебе ничего плохого, Маллет.
        И хорошего, что любопытно, тоже. Осталось выяснить, чего именно дядя «не желает» сильнее.
        - Прошу прощения за резкость.
        Коротко киваю, изображая намёк на поклон. Трэммин снисходительно вздыхает, между делом поправляя на левой руке кружевной манжет рубашки, пронзительно белеющей в прорезях строгой распорядительской мантии.
        - Ты неисправим.
        - Это огорчает дядюшку?
        Он не отвечает. Хотя бы потому, что сказать «да» не достаёт наглости, а сказать «нет»... Пока я дерзок и непокорен, мои действия предсказуемы. Вот если бы племянник вздумал вдруг подольститься к дядюшке, следовало бы насторожиться и огорчиться.
        - Вы велели зайти. С какой целью?
        - Я не «велел». Я всего лишь прислал приглашение. - За попыткой перейти к делу следует мягкая поправка, исполненная сожалением об ограниченности моих представлений.
        Ну да, приглашение. Которое невозможно не принять. Если начну отказываться, буду лишён ежегодных объедков с господского стола, а тогда мне вовсе нечем окажется выполнять заказы: хороший доход дают остатки от праздников Середины лета и Середины зимы, но второй случится ещё очень нескоро, а первый надо сначала встретить, а потом дождаться, пока гуляния и увеселения закончатся. Во всё же остальное время мне достаются на растерзание неудачные опыты учеников чародеев. Благодаря участию дядюшки, конечно же. И кстати, сейчас мне настоятельно требуется новая порция негодных к употреблению заклинаний, потому что предыдущие запасы счастливо закончились.
        - Вы желали видеть меня?
        Ответный взгляд свидетельствует: скорее предпочёл бы забыть о моём существовании. Но с языка слетает всё то же медоточивое:
        - Разумеется, иначе не позвал бы.
        Вопросительно приподнимаю бровь.
        Дядюшка откладывает трубку, придвигает шкатулку поближе к себе, неторопливо откидывает крышку и начинает перебирать листки бумаги, хранящиеся в изящной вещице, своими длинными, худощавыми, безупречной формы, но всегда напоминающими мне червяков пальцами.
        Наконец, шуршание затихает, и взгляд Трэммина пробегает по строчкам букв на одном из посланий.
        - Мальчик мой, тебе следовало бы умерить свои притязания.
        Непонимающе хмурюсь. Что за странное начало?
        - Милостью божией и Анклава, тебе разрешено чародействовать в меру твоих сил и способностей, не так ли?
        Ах вот о чём речь...
        Зло кусаю губу, а дядюшка продолжает:
        - И кому, как не тебе, понимать, что неумелое вмешательство способно принести огромный вред.
        - Я не вмешивался.
        - А что же ты делал?
        Кивком указываю на исписанный листок:
        - Кадеки постарался?
        Трэммин довольно щурится:
        - Нельзя оставлять в безвестности деяния, которые могут подвигнуть на дальнейшее беспечное...
        - Никакой опасности не было.
        - О том может судить только лекарь, получивший высочайшее дозволение на...
        - Так спросите у него! И если Кадеки посмеет утверждать, что я причинил своим прикосновением вред...
        - Не причинил, - согласился дядюшка. - Но жалоба есть жалоба, к тому же, поданная по всей форме.
        Последнее слово заставило меня напрячься. По всей форме, стало быть, для её удовлетворения также потребуется строжайшее следование правилам. Я-то надеялся, Кадеки угомонится! Ну и сволочь... Всё, попадётся под руку - пощады не дождётся!
        - А поскольку жалоба поступила прямиком в Надзорный совет, сам понимаешь, я не мог ничего сделать.
        Сокрушённо вздыхаешь, да? Мог, сотню раз мог сделать и очень многое! Только зачем стараться ради ненавидимого племянника?
        - Ваши слова означают, что...
        - Моё заступничество не помогло. Но слава богам, и провинность не слишком серьёзная... Тебе всего лишь нужно будет заплатить извинительную подать.
        Всего лишь... Количество монет, указанное на вручённом листке, мало кому показалось бы внушительным, но только не мне. Пять с половиной «орлов». Обычная плата за проступок составляет четыре «орла», а тут накинуто ещё полтора за... «Намерение преступившего скрыть своё участие, подговорив свидетеля».
        Всеблагая Мать, ну чем я ему помешал, а?! Можно сказать, только расчистил дорогу, утихомирив боль и облегчив задачу самому лекарю, они ведь орудуют «по живому», целители наши чародействующие, и им всё равно, что чувствует больной. Будто не понимают, что если человек находится в покое, куда легче подлатать его раны, чем если тело бьётся в лихорадке. Конечно, для «высоких» магов нет никакой ощутимой разницы, но «высокие» лечением и не промышляют.
        - И не тяни с оплатой. Не успеешь до праздника, не будешь допущен к своим занятиям ещё месяц после.
        Ничего себе! Мало выставленной к уплате суммы, так и запрещают работать?! Нет, мне явно не везёт этим летом. Впрочем, как и всегда.
        - Я могу идти?
        - Конечно, конечно, не смею более тратить твоё бесценное время!
        Но я не успел даже двинуться с места, как дверь в конце зала приоткрылась.
        - Вы позволите, dyen Распорядитель?
        Дядюшка расплылся в улыбке сборщика податей, набредшего на не посещённую ранее деревушку:
        - Разумеется, мальчик мой! Входи скорее! Желаешь обрадовать меня своими успехами?
        Мальчик... Здоровенький уже малышок, годами близкий к девятнадцати. Правда, выглядит весьма юным и, как любят твердить менестрели, «трепетным», но меня не проведёшь: странствие по лабиринту занавесей выдаёт возраст вошедшего.
        Лёгкие пряди светлых волос, разлетающиеся в стороны от быстрого шага. Смущённый румянец на гладких щеках. Восторженно расширенные глаза цвета древесной коры. Миленький мальчик, весьма миленький, от девиц, жаждущих приголубить ребёнка, наверное, отбоя нет. Впрочем, находясь на попечении Анклава, этот малец вряд ли тратит время на удовольствия. Для начала нужно ведь выучиться, верно? А развлечения и учёба - вещи, плохо уживающиеся друг с другом. Хотя я искренне жалею, что потратил всю юность на корпение над книгами. Лучше бы ловил момент... А, ладно! Что было, то было, а что было, то прошло.
        - Я хотел показать вам...
        Запыхавшиеся мы, потому голос срывается. Или в лице Трэммина обрели замену любящему родителю? Но дядюшка хорош, слов нет. По-отечески терпелив и воодушевлён не менее чем пришедший к нему на поклон ученик.
        - Ты трудишься, не покладая рук, Эвин, это просто замечательно! Что на этот раз?
        - О, такая мелочь...
        На протянутой ладони лежит подвеска. Камешек, оправленный в серебро.
        - Я сделал её для вас, dyen Распорядитель! Это охранительный амулет, сожмите его покрепче, положите в шкатулку, и никто, кроме вас не сможет ничего из неё взять!
        - В самом деле?
        Дядюшка взвесил подарок в руке, потом взглянул на меня:
        - Давайте проверим!
        Камешек юркнул между бумагами и упокоился где-то на дне шкатулки.
        - Итак?
        Юноша растерянно потупился:
        - Но я же знаю, как с ним обращаться...
        - Зато рядом есть тот, кто не знает. Маллет, желаешь попробовать?
        Услышав моё имя, Эвин сдвинул брови, как человек, старающийся вспомнить что-то важное. Знает меня? Странно. Не представляю, кому бы пришло в голову говорить обо мне в магических кругах... Разве что, в очередной раз подхихикивали.
        - Не слишком.
        - Что так? - участливо осведомился дядюшка. - Неважно себя чувствуешь?
        Сволота-а-а-а... Конечно, неважно. Твоими стараниями у меня сейчас виски ломит так, что хочется избавиться от части черепа. А уж как я зол... Никаких слов не хватит, чтобы описать.
        - Не вижу смысла. Вы же знаете, dyen Распорядитель, мне любое заклинание не будет помехой.
        - Неужели?
        Ехидничаем? Пусть. Я бы плюнул и ушёл, не задерживаясь более ни вдоха, но поймал взгляд юноши и разозлился ещё больше, потому что карие глаза смотрели на меня с недоверчивым удивлением и... изрядной долей насмешливого сомнения.
        Ещё и этот мальчишка будет корчить из себя великого мага?! Ну хорошо же. Сейчас увидим, кто из нас сильнее.
        - Что именно я должен сделать?
        Дядюшка прищурился, не понимая причины произошедшей со мной перемены, но от предвкушаемого развлечения не отказался:
        - Проверить, действие амулета, разумеется!
        - Как пожелаете.
        Защитный, говорите? Ну-ну. И в чём заключается сия защита?
        Ладонь, поднесённая к шкатулке, упруго отталкивается неожиданно сгустившимся пространством. Понятно. Воздух собран со всех окрестностей шкатулки и сжат в горсть. Что ж, как бы собственная гордость не пыхала ядовитым огнём, нужно признать: парнишка талантлив. В его возрасте мало кто из потомственных магов способен так легко обращаться с нитями заклинаний. Но всё же... Всё же изъяны имеются. А уж торчащие во все стороны обрывки... Нельзя быть таким беспечным и неряшливым! Всякий раз нужно тщательно заправлять кончики, это и чары делает более долговечными, и позволяет избежать непредвиденных последствий.
        Но лично я не собираюсь становиться наставником для самоуверенного юнца. Зато с огромнейшим удовольствием... Закачу ему обидную пощёчину!
        Пушинки, прилегающие друг к другу плотнее обычного, всё равно разделены, не становясь единым целым, так что может мне помешать слегка раздвинуть занавеси? Кровь в кончиках пальцев начинает течь быстро-быстро, как горный поток, но приносит с собой не прохладу, а жар... Итак, где ниточки переплетаются совсем слабо? Ага, здесь и здесь. Сразу по двум направлениям ударить не могу, но довольно и одного. Пальцы ныряют в шкатулку, закручивая воздух водоворотом настоящего омута, хватают первый из попавшихся листков и снова выбираются наружу.
        - Продолжать? - помахиваю выкраденной из-под магической защиты бумажкой.
        Эвин смотрит на мою руку, едва сдерживая то ли слёзы, то ли проклятья. От дядюшки разочарование юного подопечного, разумеется, не может укрыться, и Трэммин приступает к увещеваниям:
        - Мальчик мой, ничего страшного не произошло, поверь! Просто Маллет... Он гораздо опытнее тебя, к тому же, это - всё, на что он способен.
        - Но...
        - Разложить заклинание на кусочки, не более! Но он никогда не сможет что-то создать. А ты уже можешь. И со временем твои умения будут только расти.
        Взгляд исподлобья и закушенная губа. Юноша почти верит словам господина старшего распорядителя, а я...
        Бешусь от злости. И от правды. В самом деле, ведь, не смогу. По крайней мере, в ближайшие дни, потому что все с трудом скопленные деньги придётся отдать Надзорной службе. Нет, ну какая несправедливость! Утаённые от чужих глаз доходы потратить на то, чтобы замолить крохотное прегрешение...
        Всё, хватит. Больше никому и никогда не стану помогать просто так. Пусть корчатся в агонии, пусть мрут, неважно. Если каждое доброе дело будет так же больно бить мне по затылку, лучше стать по-настоящему недобрым. Хотя бы для того, чтобы феечка могла шипеть своё излюбленное «Маллет злой!» с полным на то основанием.

* * *
        - Господин маг!
        Не слышу и слышать не хочу.
        - Господин маг, ну постойте хоть немного!
        Я же сказал, не хочу слышать. Правда, мои мысли всё равно останутся тайной для вот уже минут пять нудящего где-то за спиной приставалы. Хорошо. Остановлюсь и сделаю своё дурное настроение нашим общим достоянием:
        - Что вам угодно?
        - Господин маг...
        Нет, дыхание у него не срывается: здоровый парень, кровь с молоком, таких только простуженное ухо и может выбить из колеи. Так зачем медлит? Столько времени добивался разговора, а теперь замолчал?
        - Я слушаю.
        - Мне нужно... Я хотел... Скажите, тот лекарь, его слова... Вы в самом деле поступили против правил?
        Та-а-а-ак. Ещё один непонятливый? Я в толмачи не нанимался. Ох, выдать бы сейчас разом все чувства, которые испытываю... Но парня извиняет то, что он не местный, а потому может ничего не знать о строгих традициях Анклава.
        - Да.
        - Но почему? Вы же помогли мне.
        Действительно, почему простая и искренняя помощь в Саэнне находится под запретом? Разве это не странно и загадочно? Для постороннего человека - да. Для меня же...
        Отчасти Кадеки прав. Не изучая строение плоти, не зная, как и куда, а тем паче, насколько быстро должна течь кровь, я своим «наложением рук» могу многое испортить, а то и довести больного до смерти, другое дело, что моих скромных сил обычно не хватает на подобающее лекарю влияние. Зато убить могу. И ночная встреча с любителем чужих кошельков лишний раз доказывает: мастерство в душегубстве не убывает, а только растёт, хоть у меня и мало возможностей его использовать. Нет. Лечить - не моё занятие. Только калечить. Я бы давно уже прибился к тем же Теням, если бы...
        Если бы чужая боль не вздыбливала мир вокруг меня колючим вихрем. Можно отворачиваться. Можно на время уходить вглубь себя, отгораживаясь от ощущений. Но когда чувствуешь, КАК всё происходит, отвлечься помогает только сон. Да и то, первые минуты с закрытыми глазами голову кружит танец кружевных занавесей, который я не могу видеть, но легко и точно, до малейшего колыхания представляю, чувствуя прикосновение каждой ниточки.
        Нет, парень, всё правильно. Мне нельзя вмешиваться не в свои дела.
        - И вам следовало бы молчать об оказанной помощи.
        - Не понимаю!
        Упрямец? Хорошее качество, но не для торговца.
        - В Саэнне, чтобы заниматься магией ради получения прибыли, нужно доказать своё мастерство и получить соответствующее разрешение Анклава. Так вот, у меня разрешения на лекарское дело нет.
        - Почему? Вы ведь можете лечить.
        - Не могу. Собственно, я всего лишь усыпил вашу боль. Будьте уверены, спустя час-полтора всё повторилось бы, если не стало бы ещё сильнее.
        - Но... - Тёмно-русые кудряшки, обрамляющие продолговатое лицо, удивлённо качнулись. - Если так, у лекаря и не должно было быть возражений!
        Не должно было, верно. У разумного лекаря. А как объяснить, что Кадеки по своей натуре склочник и скандалист, не упускающий повода выслужиться перед Надзорным советом? Конечно, можно пуститься в рассуждения, только зря всё это: парень не сегодня-завтра уедет из города прочь, а чтобы прочувствовать все тонкости отношений, нужно жить ими, и лучше с самого рождения.
        - Забудьте.
        - И всё-таки, господин маг, я не могу оставить ваши услуги без оплаты.
        Только этого ещё не хватало! Я невольно повернул голову, осматривая окрестности на предмет знакомых рож. Слава богам, вроде никого.
        - Никакой оплаты!
        - Но вы же...
        - Вот что, господин купец... - Придвигаюсь поближе, чтобы можно было говорить шёпотом и быть ясно расслышанным. - Вы и так своим невежеством усложнили мне жизнь, хватит! Я не имею права принять от вас деньги, понятно? И хотел бы, вы даже не представляете, как хотел бы! Но не могу. Ясно? Особенно теперь. Из-за вашего болтливого языка мне нужно платить лишнюю подать в казну городских властей. Не умеете молчать, не надо. Но держитесь от меня подальше!
        - Я... - бездна обиды и рассеянного непонимания в жемчужных лужицах глаз.
        - Позвольте откланяться.
        Изображаю поклон и, чтобы у собеседника не появилось возможности привязать к оборванной нити разговора новую фразу, ныряю в лавку, у дверей которой вынужден был остановиться. Хотя, я же всё равно шёл именно сюда. Правда, по поводу безрадостному и постыдному. Потому что сейчас мне придётся...
        Просить.
        Не люблю.
        Ненавижу.
        И с каждым новым разом, когда заученная наизусть россыпь слов всё легче и легче слетает с языка, растёт и моё презрение. К себе самому.
        Может ли просьба унизить? О да, и ещё как! Особенно если тот, к кому обращены мольбы, человечишка жалкий, скользкий, но весьма хитрый, иначе не слыл бы в Нижних кварталах Саэнны самым удачливым скупщиком. Говорят, с его помощью обретают новых владельцев выкраденные из богатых особняков, снятые с ещё не остывших тел и просто позаимствованные мимолётным прикосновением ловких воровских пальцев вещи. Не знаю, не проверял. Да и не стремлюсь раздвигать полог над кроватью в чужой спальне, тем более... Меня интересует только моё имущество, стараниями матушки едва не расставшееся со мной навсегда.
        - Доброго дня, dyen Вайли!
        - На дворе уже день? Ай-яй-яй, как быстро летит время, только я не замечаю... Может, подскажешь старику, какое сегодня число? Сделаешь милость? Неужто, срок настал?
        Началось. И охота ему надо мной смеяться всякий раз до скуки одинаково? Прекрасно ведь помнит, что мы уговаривались на двадцать пятый день месяца Расцвета: к тому времени я рассчитывал утяжелить свой кошелёк на пяток лишних «орлов», как раз ту сумму, что назначена за следующую часть отцовских записей. Скупщик, к моему глубокому удивлению, оценил все книги отдельно, приравняв каждую к определённому количеству монет. Наверное, в расчётах отталкивался от толщины переплёта, размеров и ветхости листов... Хуже было другое. В первую очередь мне продавались громоздкие тома, именно те, в которых ничего толкового не было, а тоненькие альбомы, заполненные кривоватыми рисунками и трудноразбираемыми записями, Вайли приберегал напоследок, словно чувствовал их важность.
        - Не настал, но... Я пришёл просить об отсрочке.
        Льдисто-равнодушные глаза, изумлённо расширились, сверкнув каплями подгоревшего масла зрачков:
        - Как, опять? Право, ты доставляешь столько огорчений... Бедное моё сердце... Одни волнения, никто несчастного старика не пощадит! Вот посмотрю я на вас, молодых, когда сами к Порогу подойдёте!
        Конечно, Вайли лукавит. Не так уж он стар, чтобы жаловаться на телесную слабость. С другой стороны, обещание «посмотреть», как состарюсь я, и вовсе развеивало прахом впечатление от скупщической игры на публику. Будешь ждать меня у Порога, значит? Хорошо. Запомню.
        - Dyen, у меня возникли обстоятельства...
        Удостоверившись, что никто в ближайшее время не желает посетить лавку, Вайли скинул маску немощного старика, превращаясь в того, кем был на самом деле: торговца без жалости и совести.
        - Твои обстоятельства возникают снова, снова и снова. Вот уже четвёртый год подряд я только и слышу нытьё об отсрочках! Ты помнишь уговор?
        Помню. А что толку?
        - Как только мне удаётся выручить за свои услуги несколько монет, я сразу же прихожу к вам, dyen, но по правде говоря, сейчас мои дела...
        - Стоят на месте, а вернее, пятятся раком! А известно ли тебе, что я не могу вечно хранить книжный хлам? Он занимает уйму места, годного для размещения куда более полезных вещей... И куда более прибыльных!
        Могу себе представить. Безграничны только просторы Обители, а дома обычных горожан весьма стеснены в пространстве. Если бы Вайли мог, он бы выкопал громадные погреба для своих запасов, но к сожалению, скалы, на стоптанных подошвах которых возведена Саэнна, не позволяют снабжать каждый дом подвалом, и Туверигу в этом смысле крупно повезло. Конечно, можно хранить товар за городом, но такие люди, как мой знакомый скупщик, не смогут отпустить от себя и ничтожную кроху. Особенно если найдётся дурак, готовый её купить.
        - Мне очень жаль, dyen.
        - И только? - Вайли скривил и без того морщинистую физиономию, став похожим на сушёное яблоко, из которого пытаются выжать сок. - Чувства меня не интересуют, юноша. Их нельзя ни понюхать, ни куснуть, ни потрогать. Звонкий металл честнее.
        - Я обещаю, что выкуплю все книги! Так быстро, как только смогу.
        - Вот именно! - Он возмущённо всплеснул руками. - Как сможешь! Я смотрю на твои потуги уже который год, не забывай, и кое-что о тебе успел узнать.
        - До конца года, dyen. Обещаю.
        Зачем вру? Чтобы потом снова унижаться и просить? Тогда придётся падать в ноги, потому что моим словам уже почти не верят. Впрочем, я и сам не верю. Но надо же хоть что-то сказать!
        - До конца года?
        Вайли задумался, перебирая в пальцах облупившиеся деревянные бусины пояса.
        - До конца... Не пойдёт. Даю тебе срок в месяц.
        - Но это невозможно! Я попросту не смогу нигде за это время...
        - Твоя беда.
        Он отвернулся, показывая, что разговор окончен, но не преминул поддать жара в костёр отчаяния, разведённый прямо у меня под ногами:
        - Если не принесёшь всю сотню целиком, можешь забыть о своих книжках. Я быстро найду на них покупателя: богатые купцы любят уставлять полки своих шкафов разноцветными корешками.

* * *
        - Маллет, спустись-ка ко мне!
        Ну второму-то дяде что от меня вдруг понадобилось?! Ни одной ведь свободной минутки: надо бежать в Регистровую службу, узнавать, не требуется ли кому моё умение избавляться от заклинаний, а потом... А что потом? Искать заказы? Ещё труднее, чем обзавестись обрывками чар. Купчиха, Дом радости, может, подвернётся пара-тройка тех же мясников на предмет заточки, вечно у них тесаки тупятся. Конечно, с Тенями работать было бы прибыльнее, но как-то не хочется. Тому убийце пока новое оружие чаровать не нужно... А с чего я, собственно, взял, что он снова обратится ко мне? Гордо считаю свои труды лучшими в Саэнне? Так ошибаюсь же, и крупно, потому что хороший маг, особенно, часто занимающийся чарованием, с лёгкостью меня переплюнет. Дорого запросит, ну так что? Тени - люди не бедные, платить готовы, если заказ выполнен на совесть. Ох, а ведь мне теперь тоже не мешало бы поднять цену, ведь сотня «орлов» - не шутка. И у дядюшки ведь не попросишь, потому что просить... нечего. Почти все вырученные за ковыряльники деньги Тувериг сразу меняет на железные заготовки для новых орудий разделки плоти, живой и        Кстати, о дядюшке... Он же меня зовёт!
        - Иду!
        А заодно прихвачу с собой сумку и бляху, чтобы от дяди отправиться сразу в Регистр. Вдруг повезёт, и найдётся заказ для меня?
        - Вот, позвольте представить: мой племянник, Маллетом кличут. Помогает мне в кузне.
        Дядюшка, топорща бороду, подбородком указал на меня своему собеседнику. Тот, то ли из любопытства, то ли соблюдая правила приличия, лихо развернулся на каблуках, чтобы рассмотреть явившегося на зов «помощника». Я в свою очередь проделал то же самое, хотя меньше всего желал тратить время на вежливое хлопанье ресницами.
        Тем более что перед глазами не появилось ничего, кроме яркого пятна. Пятно было невыносимо алое, шёлковое и расшитое бисером. Пятно называлось лавейлой и только-только вошло в обиход местных модников и модниц: широкое полотнище, что-то вроде накидки без швов, поверх стягивающееся поясом, узким или широким - кому как приятнее. Поговаривают, сей наряд особенно любим теми, кто не желает тратить время на переодевание. И действительно, накинул на самую затрапезную рубаху, и можешь гордо выйти на люди. Я бы и сам обзавёлся лавейлой, но мне развевающаяся ткань будет только помехой, да и... Не хочу походить на саэннских обывателей. Таких, к примеру, как этот. Богатый бездельник? Вернее всего. Что же ему могло приглянуться в лавке скромного оружейника?
        Дядюшка кашлянул, отвлекая меня от разглядывания редкого гостя.
        - М-м-м?
        - Господин желает заказать нам клинок.
        Тувериг всегда был любителем поболтать, а уж его искусство торговаться (правда, без особых убытков и прибылей, лишь ради собственного удовольствия) известно всему нашему кварталу, и всё-таки, когда речь заходит о настоящем деле, дядюшка становится крайне скупым на слова. Впрочем, мне достаточно и пяти произнесённых, поскольку все необходимые подробности в них чудесным образом уложились.
        Во-первых, обращение. Большинство покупателей именуется «любезный dyen», и это вовсе не свидетельствует о неуважении, просто таким образом дядя показывает, что сам ничем не хуже заказчика. Если же в речи Туверига появляется упоминание «господин», можно быть уверенным: пришедший и богат, и может похвастать родовитыми предками. Как дядя определяет происхождение каждого встречного, ума не приложу. Но он почему-то никогда не ошибается.
        Во-вторых, слово «клинок». На моей памяти оно было произнесено не более десятка раз за все годы, что я живу в доме у дядюшки. Если человек пришёл говорить о клинке, он знает, чего хочет и сможет воспользоваться полученным. То бишь, заглянувший в лавку парень - не простой богатей, жалеющий похвастаться острой железякой перед впечатлительными девицами. Но оно и к лучшему. Легче будет обговорить заказ.
        В-третьих. Господин желает «заказать». Не купить. Непосвящённому зрителю разницу не почувствовать, но мы с дядей поняли друг друга яснее ясного. Потому что «заказать» означает работу от начала и до конца. От железной чушки до последнего витка кожаного или шёлкового шнура на рукояти. А самое главное, перед мастером не ставится никаких ограничений. Даже больше того, заказчик целиком и полностью полагается на опыт и умения оружейника. И стоить такая работа будет куда как больше... Тьфу! Сплошные деньги на уме. Какой из меня работник с такими мыслями?!
        - От меня требуется обычное участие?
        Дядюшка перевёл взгляд на заказчика, словно предлагая тому ещё раз высказать ранее уже изложенные пожелания, а мне спрашивать напрямую, а не через посредника.
        - Насколько понимаю, вы занимаетесь чарованием, dyen?
        Вопрос задан вежливо, но с ухмылкой, немного странной, однако не обидной, а... Дружеской. Да, точно! Добрые приятели любят так подтрунивать друг над другом в разговоре. Но я так же далёк от господина в алом, как и от места Главы Анклава. Нарочно смеётся надо мной? Хочет показать своё превосходство? Не люблю не понимать, что происходит.
        - Да. Поэтому если желаете, чтобы клинку были приданы особые свойства, говорите о том со мной.
        - Непременно!
        Непременно что? Желает? Будет говорить? И к чему такая длинная пауза, да ещё вкупе с внимательным разглядыванием моей персоны? Хотя... Он вовсе не разглядывает. Просто смотрит. Прямо в глаза.
        Глаза...
        Почему мне кажется, что я уже встречал такой взгляд? Спокойный, но цепкий, как кошачьи коготки. Глубокий. Может быть, в силу тёмного цвета, напоминающего обожжённую смолу? Нет, дело в чём-то другом. Но выражение глаз не прочитать. Совсем. Значит, есть основание опасаться незнакомца больше, чем хотелось бы. Даже несмотря на его молодые года.
        Мой ровесник или чуть старше. И такой же чёрноволосый, правда, пряди куда длиннее моих и заплетены ровными косичками от висков за уши, только чёлка криво свешивается на лоб, мешая сосредоточить внимание на чертах лица. Да собственно, стоит ли тратить время на разглядывание?
        - Вы можете сразу сказать, чего желаете, или ещё подумаете?
        - Торопитесь куда-то?
        А улыбается-то как искренне! Прямо, старый друг пожаловал.
        - Признаться, тороплюсь. Не сочтите неуважением, но...
        Ещё один поворот на каблуках вокруг оси, заставляющий алую ткань взвиться вихрем, болезненным для глаз:
        - Не смею задерживать! Тем более, вы - мастер, вам всяко виднее будет, чем и как чаровать.
        Мастер? Ну-ну. Тувериг постарался, расхваливая мои способности? И когда успел?
        - Мне виднее, вы правы. Но только после того, как кое-что увижу. Что вы желаете получить? Кинжал? Шпагу? Меч?
        Тёмные глаза лукаво суживаются:
        - «Весёлую вдову».
        - Аг-р-хм!
        - Вы простужены? Ай, как нехорошо! Надо же, в такую жару и...
        - Простите, только что надышался пылью в кладовой. Значит, «вдову»?
        - Есть трудности?
        - Никаких. Всё, что пожелаете.
        Ловлю вопросительный взгляд Туверига и уверенно киваю. Да смогу, смогу сделать! Повозиться придётся, но справлюсь. Хотя заказ, прямо скажем, не из обычных.
        «Весёлая вдова» - нечто среднее между кинжалом и коротким мечом. Вернее, очень коротким. Увесистый клинок, у рукояти толщиной почти в палец, слегка изогнутый, с тупой внешней кромкой, к острию вытягивающийся четырёхгранным шипом. Таким оружием хорошо и колоть, раздвигая доспехи, и перерубать чужие клинки. Правда, противника нужно подпускать совсем близко к себе, но для умелого воина и пара волосков - расстояние, достаточное, чтобы чувствовать себя в безопасности. Гарда обычно делается массивной и затейливой, чтобы с одной стороны защищать кисть, а с другой служить своего рода кастетом. Оружие защиты. Им когда-то давно охотно пользовались женщины, которым частенько приходилось без сопровождения выходить из дома, отсюда и родилось название. Но «вдову» любят и мужчины. За надёжность и покладистость, снисходительно прощающие некоторую небрежность в обращении. Правда, чтобы по-настоящему успешно управляться с этим клинком, нужно хорошо чувствовать и собственное тело, и всё, что происходит вокруг, потому что «вдове» нужно чуть больше времени на ответ, чем тому же стилету.
        Остаётся только один вопрос: зачем богатому бездельнику вещь, с которой можно справится, только прибегая к постоянным упражнениям, закаляющим дух и тело?
        - Я желаю только одного. Долговечности чар.
        А он не дурак. Знает главное. Уже сталкивался с чарователями? Возможно. Впрочем, мне-то какая разница?
        - Это будет стоить дороже.
        - Сколько?
        Почему я слышу в его голосе неподдельный интерес? Словно вопрос задан не просто так, а с умыслом, и если ответ будет хоть немного отличаться от ожидаемого, случится... Что-то. И определённо, нехорошее.
        - Наложение чар - «орёл».
        - А всё остальное?
        - Об остальном вам лучше расспросить мастера Туверига, железом занимается он. Моё дело маленькое и нехитрое.
        Удовлетворённый кивок. Именно так я и должен был ответить, что ли? Глупость какая-то... Чувствую себя, как на экзамене, только не знаю, каков будет результат: шаг на ступеньку вверх или падение в бездну.
        - Расспрошу. В любом случае, моего состояния хватит, чтобы оплатить ваши труды.
        Подтрунивает? Намекает на скромность обстановки в лавке? Ничего, мы не гордые, не обидимся.
        - Для нас большая честь выполнить ваш заказ, господин! - вступает в беседу дядюшка. - Мы не смели и надеяться на внимание столь... Вы ведь нам не чета, летаете высоко.
        - Высоко? - Незнакомец ухмыльнулся и снова в упор уставился на меня. - Выше крыши не поднимаюсь. Но и ниже спускаться не люблю. Если только нарочно не попросят и дверь не укажут.
        Я уже встречал этот взгляд. И не раз. Знакомый до дрожи в коленях. Но разве он был таким тёмным?
        Выше крыши... Дверь... Попросят... Не может быть!
        Он всё-таки явился сюда?! Решил прислушаться к беспечной похвальбе и заказать оружие? Было бы лестно сознавать подобное признание моих заслуг, но... Сердце прижалось к рёбрам в отчаянной попытке спрятаться от безжалостной действительности.
        Тень пришла в открытую. Не пряча лицо. Пусть лишь одно из многих, и всё же. Убийца никогда просто так не расстаётся ни с одним запасным выходом, даже самым никчёмным.
        Что может означать явленная беспечность?
        Смертный приговор. Всем в доме, начиная с меня.

* * *
        - Побираться пришёл?
        Именно. Шарить по углам, собирать объедки, опивки, ошмётки и прочий мусор, на который уважающий себя человек и не взглянет. Стоило бы обидеться на столь презрительное приветствие, вот только... От моей обиды ничего не изменится. Уж по крайней мере, больше тепла в глазах Таиры не появится.
        Правда, чего лукавить, старушка всегда разговаривает со мной беззлобно, и за то ей моя вечная и безмерная благодарность. А иногда даже шикает на тех, кто норовит лишний раз меня подколоть, благо таковых всегда находится предостаточно. И сегодняшний день в Регистровой службе не исключение: пока пробирался по коридорам в закуток, обжитый госпожой Смотрительницей, получил и в спину, и в глаза парочку шуток, за которые в благородных домах либо вызывают на дуэль, либо расправляются с обидчиком втихую, с помощью небрезгливых наёмников.
        - Доброго дня, любезная dyesi!
        Таира строго сдвинула выщипанные ниточки седых бровей и покачала головой:
        - Любезный из нас двоих только ты, Маллет. И любезен не на шутку, стало быть... Снова собираешься в долги залезть?
        Вздыхаю, пристраиваясь на скрипучем стуле:
        - Кабы можно было бы, давно бы залез. Да кто мне что одолжит?
        - Я не самая богатая женщина в Саэнне, но ссудить несколько монет смогу. Тебе в самом деле нужно?
        Рассеянно гляжу на пух невесомых кудряшек, выбившихся из-под чепца.
        - Очень. Но от вас всё равно не возьму.
        - И зря. Для меня деньги давно уже не имеют того значения, что для вас, молодых. Могу расстаться с ними без сожаления.
        Улыбаюсь, стараясь сделать вид, что всё не так уж плохо:
        - И тем самым вызываете моё неизбывное восхищение, dyesi!
        - Ты коварный льстец, способный совратить с пути истинного любую женщину. Знаешь об этом?
        И кто из нас больше преуспел в лести, скажите?! Старуха старухой, а туда же... Хотя, если выбирать между ней и Карин, я бы выбрал госпожу Смотрительницу. Ни мгновения не сомневаясь.
        - Намекаете на что-то?
        - Говорю прямо! - Она отложила в сторону длинное перо и замком сцепила сухие пальцы. - Тебе давно бы уже надо было найти...
        - Покровительницу?
        - Называй, как хочешь. А только дела бы свои вмиг поправил.
        - Угу.
        Скольжу взглядом по тщательно разложенным на столе стопкам прошений об оказании магических услуг.
        - Я не шучу, Маллет. Парень ты видный, молодой, здоровый, жил бы да радовался!
        - Предлагаете брать за любовь деньги?
        Старушка посуровела от моей насмешливости ещё больше:
        - Любовь тот же товар, не хуже и не лучше других. И нечего гордость свою не к месту выпячивать!
        - Я вовсе не...
        - Копаться в чужом барахле, по-твоему, занятие завиднее?
        Ну, по части стыда примерно одинаково, что за другими магами следы подчищать, что постель богатой женщине греть, тут она права. Если порыться в кладовых моего характера, легко можно убедиться: на тоненьком лезвии между двух зол меня удерживает только упрямство. Давно бы плюнул и забросил бесполезные попытки удержаться на плаву посредством семейного призвания, охмурил бы богатую вдовушку и горя бы не знал. Не могу. Стыд гложет. Пока ещё. Правда, с каждым годом его зубы стачиваются всё больше и больше, и рано или поздно наступит миг, когда я, наконец, стану обладателем такого чудного качества, как равнодушие, вот тогда... Пущусь во все тяжкие. С головой нырну. Но равнодушным становятся сначала ко всему вокруг, потом к памяти прошлого, и только потом уже к самому себе. Я пока болтаюсь на первой ступеньке. Собираю силы, чтобы сделать следующий шаг. Предательство. Потому что отказавшись от наследственной магии, предам собственного отца. Убью ещё раз.
        Нет, торопиться не стоит! К тому же, имея перед глазами пример родного дяди, господина старшего распорядителя, могу быть уверен не в одном десятке лет привлекательности своей внешности для любвеобильных особ. Могу и подождать чуточку.
        - Любезная моя dyesi, видите ли...
        - Вижу. Ох, сколько я всего в своей жизни вижу... Не хочешь, твоё дело. А только так мог бы вернее и быстрее деньгами обзавестись.
        Покорно опускаю взгляд в пол:
        - Не смею перечить вашей мудрости.
        - «Но не стану смирять своё упрямство», это хочешь сказать? - Старушка сокрушённо махнула рукой. - Ладно, умолкаю. Я ж лучшего для тебя хочу. Мне твой отец, как сын был, а ты, стало быть, почти внук...
        Только внук никчёмный. Совершенно.
        - Любезная dyesi, на правах бабушки не разыщете ли в своих закромах чего-нибудь стоящего?
        Ответ на подобострастную просьбу последовал быстро и безжалостно:
        - Нет ничего.
        - Совсем-совсем? Неужели никому из богатеев не наскучило ни одно заклинание?
        Таира чуть виновато провела кончиками пальцев по истёртому сукну столешницы.
        - Ты же сам знаешь, вот после Летнего бала всем подряд понадобится праздничные мороки снимать, а до той поры... И хотела бы помочь, да нечем. А Трэм мелочи какой подкинуть разве не может?
        Может. Но я просить не стану, а сам он не предложит. Ни за что на свете. В лучшем случае обставит всё так, будто изъявляет высочайшую милость, наделяя меня работой.
        - Не будем о дяде.
        - Ну как знаешь... Хотя был бы ты посмышленее, как сыр в масле бы катался с таким родственничком!
        Спасибо, как-нибудь обойдусь без масла.
        - Я посижу немного у вас, dyesi? Вдруг кому всё же понадоблюсь?
        - Да сиди, сколько хочешь! Я обществу всегда рада.
        Верю. А заходят к старушке нечасто, потому что Таира лишь ставит свою печать на прошениях, распределением же выгодных заказов занимаются молодые и пронырливые. Зато госпожа Смотрительница знает все нужды города и горожан.
        Дверь распахнулась без предупредительного стука, пропуская в комнату женщину лет сорока, раздражённую и взволнованную, в форменной мантии с белым кантом. Если не ошибаюсь, это как раз кто-то из принимающих прошения. По именам всё равно никого не знаю, потому что со мной в общем зале не желают разговаривать, сразу спроваживая к скучающей начальнице.
        Но встать и почтительно поклониться всё равно нужно. Пусть даже меня не желают замечать.
        - Что случилось, дорогая моя? - удивлённо подаётся вперёд Таира.
        - Госпожа, я ни в коем случае не стала бы вас беспокоить, но дело... не из обычных.
        - Как так, Силема?
        Женщина коротко и неодобрительно взглянула в мою сторону, но не стала требовать изгнания посетителя из кабинета, а, приравняв меня к предмету мебели, пустилась в объяснения:
        - Явился проситель. Из предместий. И не желает ждать ни минуты.
        - Что же в том необычного?
        - Обстоятельства. - Силема помолчала, словно подбирая слова. - По его уверениям, нужно всего лишь поправить заклинание, однако...
        - Для того мы здесь и находимся, дорогая моя, чтобы удовлетворять подобные прошения.
        - Его прислал хозяин Оврага.
        Таира расширила глаза и начала перебирать пальцами обеих рук несуществующие бусы:
        - Моя память уже не так крепка, как в молодости, поправите меня, если ошибусь, но там же имеется свой маг, верно?
        Женщина утвердительно кивнула.
        - И не самый дурной в Саэнне! Хоть и не самый лучший, конечно... Вам не кажется это странным, госпожа?
        - Своих силёнок не хватило, обратились к заёмным? - сделала очевидный вывод старушка. - И правда, странно. Чего желают в Овраге?
        - Так сколько ещё нужно ждать? - грозно громыхнуло в дверях, и присутствующие в кабинете Смотрительницы, кто недоумённо (конечно же, я), а кто недовольно (суровая Силема), уставились на нетерпеливого просителя.
        Я редко встречал столь страшных людей. Нет, пришелец был вовсе не уродлив и не безобразен. Высокий, можно сказать, статный, сложенный крепко и надёжно, с незапоминающимся, однако и не отталкивающим лицом. Но зато в громоздком облике присутствовала черта, с лихвой подминающая под себя любые достоинства и недостатки.
        На пороге кабинета стоял старый вояка. Причём вовсе не обязательно, что он и в самом деле был ветераном многочисленных войн, да и одет был вполне мирно, как одеваются обычные горожане, но в каждом жесте, в медленном движении не наигранно тяжёлого взгляда, в гулком дыхании чувствовалась привычка к сражениям. По любому поводу. С любым врагом. И при неизменной победе. Конечно, есть умельцы лишь представляться вояками, но здесь всё шло изнутри. Поток чистой силы, направленный на... Исполнение поручения. И беда тому, кто окажется на пути у такого посланника!
        Впрочем, кого-кого, а Таиру невозможно было напугать. Как и любого человека, сделавшего девяносто девять из ста шагов пути от рождения к Порогу.
        - Сколько понадобится! Я не потерплю в своём присутствии грубиянов. У вас есть дело, dyen? Изложите его.
        - Я всё уже рассказал этой... - Нелестный взгляд в сторону Силемы получил и словесное сопровождение: - Карге.
        - Ничего, повторите ещё для одной карги, не переломитесь.
        Люди слова и люди дела никогда не поймут друг друга, как бы ни старались. Вот и вояка, гневно скривившись и процедив сквозь зубы парочку проклятий на головы Смотрительницы и её склочных прислужниц, смирился с просьбой лишь потому, что данный ему хозяином приказ был сильнее гордости и чести:
        - Мой господин требует услуги. Немедленной.
        - Какого рода?
        - Я по части ваших волшебств не силён... Мне было сказано: привести мага.
        - А позвольте узнать, куда делся dyen Кавари?
        Вояка удивлённо нахмурился:
        - Что значит, делся? Живёт и здравствует.
        - Так зачем вам понадобился ещё один маг?
        - А я почём знаю? Понадобился, и всё. Так дадите?
        Таира выдержала паузу, потом размеренно произнесла:
        - Если вашему хозяину не хватило возможностей Кавари, это означает, что необходимо участие более опытного и умелого мага, а занятия таковых расписаны по минутам на год вперёд. Из известных мне мастеров в настоящее время никто не сможет удовлетворить ваше прошение. Вам придётся подождать.
        - Хозяин не может ждать!
        - Ему придётся, - с нажимом повторила Смотрительница.
        Боюсь, пришелец не только не разбирается в волшебствах, но и не в силах понять, что значит в устах Таиры «подождать». Хотя, может иметься весьма веская причина... А если так, попробую поймать собственную удачу:
        - Может быть, я?
        Озадаченные взгляды присутствующих переползли на меня.
        - Что «ты»? - переспросила Таира.
        - Если дело срочное, то скорее всего, что-то не так с чарами, верно? Поправить я их не смогу, но вот убрать... Легко. А тогда уже можно будет и подождать, пока не освободится кто-то из высоких магов!
        - Хочешь попробовать?
        - У меня нет выбора.
        Смотрительница неодобрительно качнула головой, словно осуждая меня за опасное рвение, но не нашла повода отказать:
        - Вот что, господин проситель, если желаете, этот молодой человек отправится с вами. Возможно, ему и в самом деле удастся выиграть для вас немного времени... Согласны?
        Посланник был согласен на всё. И в первую очередь на то, чтобы доставить хозяину хоть кого-то из магического сословия.
        - Ну если время, и то ладно!
        В следующее мгновение жёсткая лапища сгребла меня в охапку и, не успел я ни охнуть, ни вздохнуть, занавеси пространства порскнули в стороны обрывками ниточек.

* * *
        - Ты не слишком сильно прижал господина мага, Дрор?
        Как звенит в ушах... А-а-а-а-а! Ненавижу Порталы всеми глубинами души. Мог этот грубиян хотя бы предупредить, прежде чем тащить с собой?! И дозволения спросить, если уж на то пошло. А что, если я дурно переношу путешествия сквозь пространство? Вон, некоторые чарователи после таких «прыжков» по неделям в себя приходят, да ещё требуют возмещения телесного и духовного ущерба. И я бы потребовал. Только у кого? Вояка и слушать не станет, а его хозяин...
        Хм. Вот он точно воевал. Ещё в пелёнках начал.
        Снизу вверх - не лучшая позиция для правильной оценки предполагаемого противника или союзника, наверное, поэтому сухощавый старик с наголо бритым черепом показался мне внушительнее, чем был в действительности, но даже последовав совету «подняться с пола», я не стал вносить поправки в полученное впечатление. Потому что хозяин Оврага оставался воином даже в своих весьма преклонных летах, и домашняя мантия, подчёркивающая хрупкость изношенной временем фигуры, только придавала веса и значения причудливому узору морщин, спускающемуся с высокого лба по впалым щекам ко всё ещё массивному и упрямому подбородку.
        - Не слишком ли он молод, Дрор?
        Так, меня пока не хотят признавать за достойного собеседника? Пусть. Зато будет время прийти в себя и отдышаться.
        - Больше никого не было, - чуть виновато пробасил вояка.
        - Разве я велел тащить первого попавшегося?
        - Милорд, другого и не давали! Да он вроде смышлёный... - Вот спасибо! Не ожидал. Интересно, что подвигло вояку на подобный вывод о моих личных качествах? - И сам напросился.
        - Сам? - Густые брови приподнялись и снова опустились плавной волной. - Любопытно. И непохоже на большинство магов. Вы и вправду достаточно умелы, молодой человек?
        Странно, спрашивает без малейшей насмешки. Стало быть, и отвечать буду честно:
        - Смотря, что вам требуется.
        - Владение чарами, разумеется.
        - Какое именно?
        - Оно бывает разным? - с некоторой долей удивления спросил старик.
        Оно бывает всяким. Но пускаться в объяснения перед несведущими людьми - только терять время. Которого, судя по настойчивости вояки, у обитателей Оврага и так немного.
        - Ваш посланник говорил о срочности дела, верно?
        - Да, оно весьма срочное.
        - Какое-то заклинание отбилось от рук?
        Невинный вопрос заставил хозяина встревоженно подобраться:
        - Почему вы так решили?
        Можно подумать, величайшая тайна в мире! Да каждое второе прошение приходит в Регистровую службу именно из-за недовольства заказчиков, сталкивающихся с самовольным и непредсказуемым поведением купленных чар.
        - Потому что все прочие трудности могут потерпеть. Потому что люди не тратят Порталы направо и налево, только чтобы потешить собственные капризы. Потому что...
        - Довольно! - Он повелительно поднял ладонь. - Вы угадали. Мне требуется... наладить взбесившееся заклинание.
        - Одно уточнение. Наладить я не смогу. Только убрать. Но убрать полностью, всё расчистив. Такая услуга вас устроит?
        Старик устремил напряжённый взгляд куда-то вдаль, но тратить на обдумывание много времени не стал.
        - Убрать... Давно уже надо было это сделать.
        - Так вы позволяете?
        - Как вам будет угодно. Но... будет ещё одно условие.
        - Какое?
        - Не здесь. Прошу пройти за мной.
        И он направился вглубь коридора чуть шаркающей, но удивительно твёрдой для своих лет походкой, а я, сопровождаемый воякой по имени Дрор, получил возможность немного осмотреться по сторонам.
        Никогда не слышал об Овраге и его хозяине, но из того, что видел по пути, можно было заключить: меня притащили в богатый дом. Хотя бы потому, что редко какие, даже чрезмерно пекущиеся о своём благополучии и безопасности люди потратятся на каменные стены. Даже в Саэнне, городе, выстроенном на скалах, из камня делали только первые этажи, а дальше надстраивали деревом, пусть его приходилось возить из более далёких краёв, всё равно обходилось много дешевле, чем товар каменоломен. А всё почему? Потому что от местной жары толстые стены - единственное спасение, вот купцы давным-давно и задрали цены до небес. А тут от пола и до потолка всё из камня... К тому же, постройка старая, стало быть, род древний и знатный. Ковры по стенам немного потрёпанные, но и за них можно выручить немалую сумму. Эх, неужели удастся здесь разжиться монетами? Но обрывков наберу точно!
        Галерея закончилась крохотным залом с единственной дверью, у створок которой с ноги на ногу нервно переминался крепенький коротышка. Как ни удивительно, маг, о чём можно было судить по знакомой мне с детства бляхе, хотя все остальные черты незнакомца больше подходили торговцу или ремесленнику.
        - Что слышно, Кавари? - по-простому, без церемоний обратился к коротышке старик, и промелькнувшая в хриплом голосе надежда неприятно удивила.
        Всё не так просто, как меня пытаются убедить? Что ж, попробуем выяснить хоть какие-то подробности прежде, чем очертя голову бросаться в бой. А для начала прислушаемся к разговору.
        - Ничего, милорд.
        - По-прежнему?
        - Тишина, полная тишина.
        - Но он всё ещё?..
        - Сердце бьётся, милорд.
        Вот так поворот! Пора делать свой ход в игре:
        - Чьё сердце?
        - Видите ли, господин маг, мужчины в нашем роду не знали для себя другого занятия, чем война... И я не исключение. Боги не дали мне сыновей, а своим внукам я не желаю погибнуть в сражении, пусть с моей стороны это жалко и трусливо. Но мальчишки всегда тянутся к оружию, а я не видел причины запрещать, хотя... Нужно было. За этой дверью хранится память о деяниях моих предков, среди которых не было ни одного недостойного человека.
        Необычайно интересно, но слишком туманно и путано. Мне нужно знать совсем другое!
        - Говорите яснее, господин, прошу вас.
        Тонкие губы укоризненно сжались, но старик продолжил уже без погружений в лабиринт семейных традиций:
        - Здесь собраны оружие, доспехи, военные трофеи. Эти вещи для нашего рода не имеют цены, и ещё мой дед пригласил мага, чтобы поставить охранное заклинание, не позволяющее никому, кроме наследников прикасаться к памяти предков.
        Понятно. Охранные чары частенько ломаются. Потому что слишком тонкая работа.
        - Как давно это было?
        - Что именно?
        - Как давно установлено заклинание?
        - Больше ста лет назад.
        Однако! Многовато. Если только маг не был настоящим гением.
        - И оно до сих пор держится?
        Старик помолчал дольше, чем требовалось времени на вдох или выдох.
        - Да.
        Не думал, что коротенькое слово способно вместить в себя столько боли. Мне всё меньше и меньше здесь нравится.
        - А теперь забудем о предках, об их памяти и прочем! Что случилось?
        - Мой внук... Младший. Он любит играть в этом зале. И вчера... Тоже играл.
        Всё приходится вытягивать клещами! Эй, господа, я начинаю волноваться не меньше вашего, слышите?
        - Но?
        - Заклинание... Оно... Схватило его.
        Совсем дурная новость. Я предполагал, что древний чарователь устроил нечто похожее на поделку Эвина, а выходит, всё гораздо серьёзнее. Ловушка? Но почему её до сих пор не обезвредили?
        - Вы хотите сказать, мальчик...
        - Всё ещё там.
        «Там» было произнесено с явственным ужасом и ненавистью. Похоже, когда я разберу чары на ниточки, старик наверняка забьёт двери зала наглухо, чтобы даже не вспоминать о неприятности, случившейся со внуком. Но самое главное, охранные заклинания обычно протяжённы и состоят из многих слоёв, а значит, у меня будет много-много заготовок для своих занятий!
        - Чему вы улыбаетесь, господин маг?
        Улыбаюсь? О, надо лучше следить за собственным лицом. В конце концов, у человека случилась беда... Хм. Беда. Что-то я по-прежнему упускаю из вида.
        - Вы говорите, всё произошло вчера?
        - Да, уже ввечеру.
        - Почему же вы только сегодня прислали прошение?
        - Потому что сегодня... Вэлин замолчал.
        Мне понадобилось сделать три вдоха и выдоха, чтобы осмыслить ответ старика:
        - Что значит, замолчал?!
        - Вчера, когда мы спохватились и стали искать его, нашли... по стонам.
        - Мальчик стонал?
        - Да.
        - Возможно, поранился. Ему не помогли?
        Коротышка, до этой минуты вовсю косящийся на меня, тут же пристыженно отвёл взгляд, а старик растерянно начал:
        - Кавари заявил...
        - И повторю, милорд! Помочь невозможно. Я делал всё, что в моих силах, я пытался... Обычно следует подождать несколько часов, чтобы натяжение уменьшилось и... Всё бесполезно. Вам следует смириться, милорд.
        - Но он всё ещё жив!
        Всплеск чувств словно осветил лицо хозяина и сбросил даже не десяток, а пару десятков лет со счётов старого воина. Да, этот человек в прошлом мог вести за собой целые армии.
        - Никто не сможет туда войти! - испуганно взвизгнул Кавари, и то, что даже гнев убитого горем деда не заставил мага изменить мнение, сказало мне о многом. Причём, сказало в выражениях, далёких от употребления в благородном обществе.
        - Вы пробовали?
        - Даже на порог не встану! Да вы сами только приглядитесь: быстрее ослепнете, чем разберётесь в чехарде, которая там творится!
        - Ослепну?
        - Да вы попробуйте, попробуйте! - Коротышка зло дёрнул на себя одну из створок.
        Когда мне предлагают, я обычно принимаю предложения. Даже не слишком любезные.
        За дверью царила... темнота. Густая, с виду спокойная и мирная, но из её глубины вдруг появился и ударил мне в лицо ветер. Жаркий, как в самый разгар лета, когда дожди на целый месяц забывают о существовании Саэнны. Ударил и снова спрятался за порогом, приглашая начать игру.
        - Ну, видите?! Там никто и концов не найдёт!
        На беду или на счастье, не вижу. Ничегошеньки. Но возможно, именно моё уродство и поможет мне?
        - Зал длинный?
        - Около сотни шагов, если идти по прямой от двери, - ответил старик.
        - Мне понадобится не меньше суток, чтобы очистить такое пространство.
        - Сколько угодно. Мне всё равно, что вы сделаете потом, но... Мой внук.
        - Ваш внук?
        - Спасите его, и можете просить всё, что пожелаете.
        Хорошая фраза, только недостаточная для проявления мной чрезмерного рвения. Просить, значит? Лучше бы ты сказал «получите». Мои просьбы никогда и никем не выполнялись, и верить, что на сей раз окажется иначе, не собираюсь.
        - Я сделаю всё, что смогу.
        Кавари сплюнул на стёртую мозаику паркета:
        - Сумасшедший! Вы ещё не поняли? Сколько вы сможете держать зрение? Минуту? Две? Три? Никто, даже высшие маги Анклава здесь не справятся! Там всё залито светом, видите? Всё!
        Возможно. Но я с рождения живу в темноте. И если дожил до таких лет, значит, на что-то способен.
        - А для меня там царит ночь.
        Коротышка отшатнулся, окончательно уверовав в моё безумие.
        - Вы, правда, сможете туда войти? - переспросил старик.
        - Смогу. И выйти - тоже.
        - Отец! Вы нашли мага?
        Пока я препирался с местным заклинателем, общество у двери злосчастного зала пополнилось женщиной, не слишком молодой, но если и старше меня, то лет на пять, не больше. Женщиной весьма привлекательной. Прежде всего тем, что она не только знала цену своим достоинствам, но и умела их показывать.
        Волосы роскошные? Значит, не нужно помещать их в плен шпилек и заколок, довольно будет одной атласной ленты, не позволяющей пепельным локонам закрывать лицо. Фигура стройная? Пусть платье станет для неё изящным футляром, а не гробницей. Черты яркие и выразительные? Не надо прибегать к услугам краски, разве что, самым ничтожным. Все эти тайны мне открывала Келли, когда я любовался её приготовлениями. Келли... Она могла бы сравниться с этой госпожой. Во всём, кроме одного. За спиной у дочери старого воина - десятки поколений, прожитых с гордостью и честью, а потому светло-серые, с лёгким сиреневым оттенком глаза смотрят на мир совсем с другим выражением. С такой глубиной уверенности в себе, которой моей прежней возлюбленной никогда не добиться.
        - Надеюсь, что так, Иннели.
        Женщина подарила мне только один быстрый взгляд и снова вернула всё внимание старику:
        - Есть надежда?
        - Я не знаю, милая моя. И никто не знает. Возможно, только господин маг...
        Э нет, не вынудите!
        - Я не буду ничего обещать.
        Она негодующе фыркнула, но благоразумно оставила при себе все колкие замечания по поводу моей дерзости.
        Всем всегда нужно много, сразу и желательно, даром. Знаю, сам такой. Но обычно нахожусь с другой стороны. Той, что оказывает услуги, а не снисходительно принимает их. Доволен ли я своим местом? А кто меня спрашивает? Всё, пора приниматься за работу.
        Прохладно здесь, но разоблачаться всё равно необходимо. Бр-р-р-р! По голой спине сразу прошёлся сквозняк, вздыбив волоски, между которыми весело начали скакать взад и вперёд стада мурашек. А пол-то какой холодный! Радует одно: ощущения скоро станут совсем другими, не принадлежащими каменным плитам и сырому воздуху.
        - Вы собираетесь раздеться догола?!
        А если и так, в чём трудности? Ах, рядом находится дама... Но ведь её можно увести, пусть исполнить это будет трудновато.
        - Не волнуйтесь, штаны снимать не буду.
        - Вы считаете, что этим заставите меня волноваться?
        А она хороша. Особенно, когда злится. Сразу становится похожей на женщину, а не на оживший парадный портрет.
        Можно было бы ответить остроумно или зло, но предпочитаю просто улыбнуться, потому что в моём исполнении улыбка всегда получается кривоватой, а потому угрожающей независимо от того, какие чувства я в неё вкладываю. Иногда это помогает справиться. Нет, не с противниками. Со странным чувством, стягивающим в комок мышцы живота. Неужели боюсь? Нет. Предвкушаю. Что? Посрамление всех магов мира калекой, который не может видеть. Но зато и не может ослепнуть.

* * *
        - Ффу-у-у-у!
        Обычно я так не делаю. Но Кавари был прав: в здешней путанице трудно разобраться. А моё дыхание, отправленное в полёт и вынуждающее занавеси пространства колыхаться, возвращается ко мне отражённым теплом, рассказывающим о... Всё-таки, это был гений.
        Заклинания не могут действовать вечно, потому что кончики составляющих их нитей нельзя сомкнуть полностью, исключая утечку Силы, так и норовящей ускользнуть прочь, на свободные от плена чар кружевные островки, чтобы раствориться в них и вернуться в свой Источник. Но маг, построивший охранную ловушку, извернулся, не став соединять нити кольцом, а вплетя их в природный узор и сделав своё творение частью пространства. Почти родной частью. Просуществовать эти чары смогут ещё долгие и долгие века в неизменности. Если, конечно же, отобрать у них жертву, потому что сейчас передо мной хищная пасть, в сомкнутых челюстях которой где-то почти в самом конце зала, если верить ощущениям, бьётся... Да, сердце ещё бьётся, я тоже чувствую.
        Достаточно даже тыльной стороной ладони коснуться натянувшихся нитей. Горячие. Очень горячие. И очень острые. Если бы они могли ранить, каждый раз я заканчивал бы свою работу с окровавленными и прорезанными до костей руками. Но к счастью, плоть остаётся целой. И даже то, что внутри неё, не разрушается. Хотя иногда бывает, сутками ничего не могу взять в пальцы просто потому, что теряю осязание.
        Сначала нужен холод. Много маленьких льдинок растворяется в крови и холодит меня изнутри. Всё тело, не только руки. А иначе я не смог бы сделать здесь и шага, верно? Но холод нужен только сначала, только для первого вдоха, только для определения самых опасных мест паутины чар. А ещё они липкие на ощупь, норовят приклеиться намертво, и приходится бороться с отвращением и желанием сразу же оттолкнуть их прочь. Мне было трудно. Когда-то давным-давно. Но я быстро привык, ведь другой возможности чувствовать чары мне не дано.
        Как всё запутано! Пальцы снуют в воздухе, и хорошо, что вокруг кромешная темнота: голова бы закружилась, вздумай я уследить за движениями собственных рук. А им не нужно зрения. Гладкие, словно шёлковые, нити бегут друг рядом с другом, переплетаются узлами, отдаляются друг от друга, сближаются... Ага, вот и первый кончик. Запомним его местонахождение по ощущениям, благо это легко, потому что природные нити воздушнее и много пушистее на ощупь, чем те, что составляют заклинание.
        Что ж, исток найден, теперь можно потянуть, высвободить, ослабить, скатать в клубок и спрятать в «шкатулку». Конечно, мест основных креплений должно быть не менее четырёх, по числу Источников, но даже разрыв одной связи существенно ослабит действие заклинания. Начать, что ли? Или всё же попробовать прежде пробраться вглубь? Туда, где бьётся чьё-то маленькое сердце?
        Думаю, это похоже на танец. Безумный. Нелепый. Уродливый и прекрасный одновременно. Жаль, что я не могу видеть себя со стороны. Правда, в такие минуты меня и не существует. Есть только жар и холод, перекатывающиеся волнами внутри моей плоти, под самой кожей. Холод притягивает, жар отталкивает. Уклониться от прилипчивых объятий одного кружева, раздвинуть острые клыки капкана другого, подобрать и подтянуть подол третьего, откинуть в сторону, чтобы сделать шаг в безопасное место. Всё очень просто. И очень трудно. Потом я буду усталый, но донельзя довольный. Как и всегда, когда заканчиваю работу. И стремясь поскорее приблизить миг удовлетворения, следовало бы...
        Нет. Не сегодня. Не сейчас. Если бы в нагромождении нитей не запутался человек, я бы вообще разобрал чары с самого порога. Не сходя с места. В крайнем случае, разорвал бы.
        Шаг. Оборот. Два шага. Оборот. Влево. Вправо. Танцы не бывают для одного, но я и не один. Вместе со мной танцует целая вереница нитей. Вашу руку, невидимая госпожа, и закружимся в танце! Быстрее, ещё быстрее, ещё...
        Всё. Нашёл. Тугие пучки, разбегающиеся в стороны. Перекрученные. Очень густые. Их всего пять или семь, но уж слишком причудливо они пересекают друг друга... Или растут из одной точки? Похоже. Но мне не нравятся мои ощущения. И беда в том, что я не могу сейчас нащупать чужую плоть обычным образом. А то, что дрожит под моими пальцами... Это даже не отдельные клочья, а настоящее мочало, спутанное, оплавленное, лишённое формы. Значит, мне нужен свет. Свеча есть, остаётся только зажечь. Это так просто, когда у вас под рукой множество туго натянутых нитей: нужно лишь обернуть одну из них вокруг фитиля и потереть. Совсем чуть-чуть. Просто переместить взад и вперёд, и вот уже золотистый огонёк взвивается над толстой восковой палочкой, освещая...
        Всеблагая мать!
        Я бы выронил свечу, если бы вообще чувствовал, что держу её. И с радостью бухнулся бы в обморок, если бы умел. А ещё правильнее было бы зажмуриться, повернуться и быстренько убраться подальше от того, что находилось передо мной. Потому что человеком ЭТО уже невозможно было назвать. Хотя оно всё ещё дышало и продолжало жить.
        Должно быть, мальчику всего лет семь или восемь, по крайней мере, кости, которые сохранились в целости, указывают именно на такой возраст. Но боги, как же их мало! Руки и ноги... Да их просто не осталось. Словно кто-то взял и выкрутил конечности ребёнка, как бельё. Выкручивал, пока не размолол все мышцы на отдельные волокна, а кости не превратил в мелкое крошево, продолжающее... висеть в воздухе длинным окровавленным шлейфом. Тьфу! Меня сейчас вытошнит. И очень хорошо вытошнит. Вот только легче не станет. Ну хоть опорожню желудок и...
        Напряжённо сомкнутые веки на искажённом страданиями лице дрогнули, раскрываясь. Должно быть, из-за внезапно вспыхнувшего посреди темноты огонька свечи. Не смотри на меня, малыш, всем, чем могу, заклинаю, только не смотри!
        Оловянные лужицы ничего не выражающих глаз. Ему даже уже не больно. А как только из тела уходит боль, уходит и жизнь. Он умер. Или ненадолго задержался на самом Пороге. Я не смогу помочь. Ничем. И никто бы не смог, потому что жгуты чар проходят сквозь кажущееся целым тело, а значит, и внутренности ребёнка - сплошное месиво. Стонал, говорите? Нет, он кричал. Пока не сорвал голос и не понял, что помощь не придёт. Но в светлых, уже почти невидящих глазах... Мне кажется? Или он всё-таки ждал? И теперь думает, что дождался?
        - Привет, малыш.
        Искусанные губы шевельнулись:
        - При... вет. Я те... бя... знаю?
        - Нет, я гость в твоём доме. Всего лишь гость. Твой дедушка попросил найти тебя и привести. Все волнуются. Ты же не хочешь, чтобы твоя семья волновалась?
        - Нет...
        Он попытался качнуть головой, но вышло больше похоже на судорогу всего распятого в пустоте изломанного тельца, и меня замутило ещё сильнее. Но отводить взгляд всё равно нельзя. Иначе с мальчиком случится то же самое, что с моим отцом. И снова из-за моей слабости.
        - Ты, наверное, устал и проголодался? Ничего, сейчас я отведу тебя к дедушке... Он не будет ругать тебя, не бойся. Он мне обещал, что не будет.
        - Прав... да?
        - Конечно, правда! Он же добрый, твой дедушка. Просто притворяется строгим, потому что думает, иначе ты не будешь его слушаться. Вот такой он смешной.
        А улыбка почти обыкновенная. Так мог бы улыбаться любой малыш.
        - Мы сейчас возьмём и пойдём к дедушке... - Боги, что я несу?! КАК пойдём?! - Я тебя отнесу, хорошо?
        - Хоро... шо...
        Но сначала нужно разобраться в путанице нитей, исходящих из... Всё-таки одна начальная точка? Да. Прямо на груди. Маленькое зёрнышко жемчуга в оправе, подвешенное на тонкую цепочку. Амулет? Какое отношение он может иметь ко всему случившемуся? Ну-ка, взглянем поближе...
        Вот в чём дело! Да какой же бездарь его заклинал?! Топорщится во все стороны кончиками нитей, словно ёж иголками, неудивительно, что зацепился за построения охранного заклинания, увлёк чары за собой и... Убил невинного ребёнка. А ведь наверняка был оберегом. Впрочем, и остаётся: ему-то ничего не сделалось! Сейчас я его высвобожу, заодно и точку напряжения уберу, и тогда... Всё будет кончено. Быстро и просто. Мальчик не почувствует прихода смерти, не будет испытывать боль. Он и так должен был умереть, если бы не многослойная сеть заклинания, отправившись бродить по которой волны, вызванные пульсом жертвы, попавшейся в ловушку, теперь возвращались обратно, заставляя сердце вздрагивать и притворяться живым. Как только я уберу амулет, узел исчезнет, сеть распадётся, и колебания стихнут. Навсегда.
        Так и нужно поступить, но я уже свалял крупного дурака! И теперь светлые глаза смотрят на меня с остатками надежды:
        - И... дём... дедуш... ке?
        - Идём, малыш. Конечно, идём!
        Только не показывать вида. Только не плакать. У меня есть дело. Я сделаю своё дело. Я смогу сделать. Я умею. Никто больше не умеет. Только я. Значит, должен.
        Правая рука пусть пока лежит на амулете, а левая пробирается сзади, через скопление порванных мышц и треснувших костей. Так, чуть раздвинем рёбра, вернее, их осколки, ещё чуть-чуть, медленно, осторожно... Прямо в горячечное сплетение спёкшихся нитей... Плоть поддаётся легко и привычно. Да, убивать просто. И моё вмешательство снова убийственно. Но оно позволит мальчику прожить ещё несколько минут. Тех самых минут, которых хватит, чтобы сказать...
        - Дедуш... ка... я... боль... ше... не бу... ду...
        Он перестаёт дышать раньше, чем мои пальцы прекращают ритмично сжиматься на маленьком комке сердца. Мальчику нужно было всего лишь попросить прощения у любимого дедушки. Все эти долгие часы ребёнок думал только о том, что заставил взрослых переживать и бояться за него. Какая глупая мысль... Но её хватило, чтобы не дать ниточке жизни оборваться. Какое-то время.
        Я что-то шепчу, словно в моих руках всё ещё лежит холодеющее тельце. Всё ещё разговариваю с мальчиком. То ли что-то рассказываю, то ли о чём-то прошу. А пальцы левой руки всё ещё сжимаются и разжимаются, не в силах выйти из ритма, давно уже никому не нужного. Не нужного вот уже целую минуту. Две минуты. Три. Четы...
        - Да сделайте же что-нибудь, маг вы или нет?!
        - А что я могу?
        - Да хоть усыпите! Вы что не видите, у него вены вздулись на лбу так, что ещё немного, и лопнут!
        - Усыпить? Усыпить можно. Это мы на раз!
        Темно. И нити вокруг. Много-много. Только не гладкие, а пушистые. Тёплые. Живые. Добрые.

* * *
        - Вам вовсе не обязательно ходить за мной по залу.
        Честное слово, бесит. Доводит до остервенения. Если бы вояка умел прикидываться незаметным, я бы не возражал. Но эта сопящая над ухом громадина...
        - Приказано ходить, вот и хожу.
        Что в лоб, что по лбу. Сажусь на пол, скрещивая ноги и с минуту тру виски, пока кожа на них не начинает противно зудеть. Я хочу побыть один. Хотя бы несколько часов. Неужели так трудно понять мои нужды? Сам-то хозяин запёрся в своих покоях, и его никто не смеет побеспокоить. Так почему мне отказывают в одиночестве?
        Хотя, и хорошо, что отказывают. Потому что один я бы не переступил порог зала. Не смог бы себя заставить. Откуда вдруг взялась эта гадливость? Заклинание ведь, ничего большего. Просто мёртвая путаница чар. Почему же мне тошно к ней прикасаться? Я уже не впечатлительный юнец, кое-что успел повидать, а кое-что и собственноручно натворить, так какого рожна морщусь и кривлюсь?! Это всего лишь нити. НИТИ. Мой будущий заработок. А деньги, как известно, не пахнут.
        - Я имел в виду, ходить ногами.
        - А чем же ещё ходят?
        - Вы можете просто стоять или сидеть у дверей, если вам приказали следить за мной: всё равно, выход из зала только один.
        Дрор вздохнул, обдумывая мои слова, потом упрямо покачал головой:
        - Нет, вы уж как хотите, господин маг, а я на одном месте оставаться что-то не хочу. Боязно.
        Неужели и его пробрало?
        - Чары больше не опасны. Собственно, они вообще не действуют, мне осталось их только убрать.
        Вояка помолчал, потом огорошил меня признанием:
        - Вы только не обижайтесь, господин маг... Вот кто бы другой сказал, я бы не поверил. Вам - верю. После того, как вы вчера мальчишку на руках вынесли оттуда, куда наш чародей и заглядывать боялся, верю. Каждому вашему слову. А только всё равно боязно.
        - Пожалуй...
        Поднимаю голову, пытаясь разглядеть далёкие балки. Свечному свету не хватает силы долететь до высоких сводов, поэтому надо мной темно. Непроглядно черно. Можно даже представить, что вместо потолка залу накрывает ночное небо, лишённое звёзд. Небо, надевшее скорбный траур.
        - Думаю, ваш господин не станет сюда больше заходить.
        - И всем прочим строго-настрого запретит! - подхватил Дрор, осторожно прохаживаясь рядом с сундуками, заполненными смертоносным добром.
        - Наверное, так будет правильнее.
        Всё-таки, место, где произошла насильственная и страшная смерть, не подходит живым. По крайней мере, пока из памяти обитателей Оврага не изгладится большинство печальных подробностей.
        - Да раньше запрещать надо было!
        - Никто наперёд не знает, где упадёт.
        - Это верно, - вздохнул вояка. - А Вэлин уж так любил здесь бывать, так любил...
        - Кровь воинов заговорила во весь голос?
        - А то ж! Кровь не водица... Вот у вас, господин маг, ведь тоже родичи волшебствовали? И вы потому по их стопам пошли.
        - Да. А ещё говорят, от судьбы не уйдёшь.
        - Это смотря от какой, - Дрор хотел было дотронуться до рукояти топора, лежащего поверх запылившегося боевого знамени, но передумал. - От иной и бежать надо во всю прыть, куда глаза глядят. Только если медленно бежишь, догнать может. А тогда уж...
        Не хватало мне ещё философских рассуждений в исполнении туповатого вояки! И так настроение похоронное, ещё и он добавляет уныния.
        - Я сейчас передохну и продолжу. А пока... Хоть расскажите, кто тут кто. Если не секрет, конечно.
        - А какой секрет? Никакого. Хозяин здешний знатным полководцем был. И драчуном одним из первых. Только давно уже, с полвека назад, не при мне. Говорят, изо всех поединков победителем выходил. А потом то ли наскучило ему воевать, то ли случилось что, испросил у короля дозволения оставить службу и вернулся домой. И мой отец с ним был, оруженосцем. Приехали значит, обосновались, в жены женщин хороших взяли... Может, такая жизнь и не для воина, только хозяин не жаловался никогда. А уж как дочерей своих любил! Хоть и жалел, конечно, что сына не родилось.
        Дочерей? Значит, есть ещё женщины в доме?
        - Я видел одну. Иннели, так её зовут?
        Дрор кивнул:
        - Она самая, Иннели. Красавица, верно?
        - Красавица. Наверное, и другие не хуже?
        - Другие? - Вояка непонимающе нахмурился. - Ах, вы о дочерях... Две их было-то, дочки. Иннели и младшая её сестрица, Аннели.
        - Почему «было»?
        - Так умерла младшая. Родами. Как раз Вэлина и рожала.
        Упоминание имени погибшего мальчика заставило нас обоих торжественно помолчать, словно в поминовение и пожелание покоя усопшим, но повисшая тишина показалась Дрору тягостнее ворошения старых бед, и он продолжил:
        - Так что, больше внуков хозяину не видать.
        - Почему? Есть же ещё вторая дочь, она ещё в самом соку!
        - Да только толку в тех соках... Не будет у Иннели детей.
        Вот как... Печально. Но горе обычное, житейское.
        - Лекарей приглашали?
        - А то нет? Весь двор истоптали. Но говорят, ничего не сделать. Её и муж-то оставил сразу, как выяснилось, что наследников не родится. Уж как она горевала... Только когда у младшей первенец родился, успокоилась.
        - Первенец? Значит, у здешнего господина есть ещё один внук?
        - Как не быть. Есть. И он, благодарение богам, на оружие даже не смотрит! Торговать учится. Хоть и не дело это для родовитого юноши, а думаю, теперь хозяин только счастлив будет.
        - Пожалуй.
        Счастлив-то счастлив, да не совсем. Младших детей и внуков всегда любят больше, чем старших, и гибель малыша навсегда останется шрамом в сердце деда. А если старик, чувствуя свою вину, начнёт оставшегося наследника опекать пуще прежнего... Не завидую парню. Это будет похуже золотой клетки.
        - Тебе, Дрор, только дай волю языком почесать, ты и рад первому встречному выложить все хозяйские тайны!
        О, за разговором не заметили, как она подкралась. Правда, упрёк прозвучал скорее шутливо, нежели с искренним негодованием, и всё же... Спешу подняться на ноги и почтительно поклониться:
        - Прошу прощения, прекрасная госпожа. Я всего лишь немного полюбопытствовал.
        - Разумеется. И хорошо, что лишь немного!
        Улыбается. Значит, не рассердилась. Вояка тоже не чувствует страха или трепета, хотя по тому, как смотрит на хозяйку, чувствуется: уважает.
        - Вас не слишком утомило общество нашего верного Дрора?
        - Нисколько. Но я бы предпочёл...
        - Другое общество? Более приятное?
        Веера густых ресниц не могут скрыть блеска глаз. Или мне только кажется? Возможно, это огоньки свечей создают иллюзию манящей загадочности... Но губы случайно так не припухают.
        - Да, госпожа. Но не смею надеяться.
        Вояка, хитро ухмыльнувшись, бочком направился к двери. Иннели, заметив отступление оборонительных порядков, не преминула окликнуть слугу:
        - Тебе разве разрешили уйти?
        - Госпожа, я на крохотную минуточку! Природа, понимаете ли, она такая, как позовёт...
        И он скоренько выскользнул из зала, оставив нам самим догадываться, чья природа имелась в виду, мужская или женская.
        Хозяйка Оврага проводила слугу взглядом и рассеянно, словно бы невзначай, заметила:
        - Негодник. Но верный и понятливый. Как считаете, это достоинство?
        - Вам виднее.
        Женщина обхватила плечи руками, словно успела озябнуть в сырости застоявшегося воздуха, но невинное с виду движение успешно добилось втайне желаемого результата - приподняло пышную грудь.
        Только не притворяйся, что воспылала ко мне страстью, красавица! Скорее, решила немного развлечься. А как ещё, скажите, скрашивать досуг безмужней даме? Конечно, завлекать в свои сети глупых мотыльков. В других обстоятельствах я бы и не стал долго упираться, но здесь... Не место.
        - Позволите задать вопрос, госпожа?
        - Как пожелаете, господин маг.
        Ага, мы немножко обиделись. Или кокетничаем, притворяясь обиженными. Впрочем, пусть играет. Ей сейчас нужно как можно меньше думать о вчерашних событиях. Да и потом тоже лучше не думать.
        Достаю из сумки жемчужную каплю, при взгляде на которую Иннели удивлённо спрашивает:
        - Откуда это у вас?
        - Снял с шеи мальчика. Насколько понимаю, амулет?
        - Да. - Она растерянно кивает.
        - Защитный?
        - Я точно не знаю... Его привёз Брэвин.
        - Кто?
        - Мой второй племянник. Старший брат Вэлина. Но почему вы спрашиваете?
        Сказать, что нашёл причину смерти? Нет, не буду пока. А что, если зачарованная вещица была подарена с умыслом? Что, если...
        Бр-р-р-р! Дурацкие мысли. Их надо гнать взашей. Да и не мог человек, далёкий от магии, углядеть и придумать, как использовать опасные свойства неряшливой работы. Конечно, всегда найдётся тот, кто подскажет, но... Пожалуй, мне стоит копнуть поглубже.
        Зачем?
        Затем, что не люблю, когда на моих руках умирают дети. Пусть это случилось всего один раз, но мне не понравилось. Нисколечко.

* * *
        - Я закончил свою работу.
        Молчание. Безразличное и безрадостное.
        Понимаю всю глубину горя, накрывшего своим плащом замок и его обитателей, но может, и меня хоть кто-нибудь постарается понять? И так провёл почти два дня вдали от дома, Тай, наверняка, волнуется. Да и дядя вряд ли пришёл в восторг от моего исчезновения без предупреждения. Мне пора возвращаться.
        - Господин, мне тягостно прерывать ваши размышления, но время не ждёт. Подпишем бумаги, и я сразу же покину ваш дом.
        - Бумаги? Может, вы ещё и плату потребуете?
        Ах-м. Разве я её не заслужил? Да одно разгребание магических завалов стоит по меньшей мере пару «орлов»! Не говоря уже о... Хотя за мальчика не буду ничего просить. Не могу. Хотел бы, да язык не поворачивается.
        - Мне нужна ваша подпись и родовая печать на виграмме. Только и всего. Отметка о выполнении услуги.
        Старик поставил локти на стол и упёрся подбородком в замок сцеплённых пальцев.
        - Услуга... Да, услуга. И часто вы таким занимаетесь?
        Не понимаю, в чём дело. Не хочет платить? На здоровье! Я всё равно не внакладе: забил все «шкатулки» под завязку. Хватит на год вперёд, а то и ещё останется. И если повезёт, всё-таки соберу за месяц затребованную Вайли сумму, чтобы выкупить отцовское наследство.
        - Я убираю заклинания, когда это требуется.
        - И много людей умерло на ваших глазах?
        Ох, старик, не туда ты полез, совсем не туда!
        - Вашему внуку всего лишь не повезло.
        - О да! Потому что им занялись вы.
        Ещё и обвиняет? Да что творится на этом свете?! Или у меня вид бессердечного мерзавца, пришедшего требовать лишнюю монету за шёлковые кисти на саване?
        - Я сделал всё, что мог.
        - Но не захотели сделать больше!
        Какие все вокруг умные, только поглядите! Со стороны любое чудо всегда кажется простым. Если я смог поддержать биение сердца несколько минут, ты уже спешишь сделать вывод, что и смерть оказалась бы для меня лёгким противником?
        - Ваш внук был уже мёртв.
        - Я видел его. Я слышал его слова! Последние... Он жил!
        - Да. Пока мои пальцы сжимали его сердце.
        - А вот за это с вас следовало бы спросить! - Проскрипел старик. - Вы разворотили всю спину моему мальчику!
        Можно подумать, все прочие части тела остались в неприкосновенности... Да и «разворачивать» оказалось особенно нечего.
        - Другого выхода не было.
        - Вы говорите так, потому что хотите оправдаться?
        - Я говорю то, в чём уверен.
        Он вскочил, проявив неожиданную для преклонных лет прыть, и, доковыляв до меня, начал бросать мне в лицо все обвинения, которые успел придумать:
        - Ах, уверены? Значит, вы точно знаете, на что способны? Так почему же... - Короткая пауза на восстановление сбившегося дыхания. - Так почему же вы бросили его?!
        Бросил? Даже отказываюсь понимать. Дедуля сошёл с ума? Похоже. Но это уже не моя беда.
        - О чём вы говорите?
        - Вы могли сделать так, чтобы он жил! Хотя бы ещё немного...
        Может быть, да. А может быть, и нет. Один шанс из сотни, не более. Думаю, моих сил хватило бы ещё на час. На полтора. И что потом? Оттянуть мгновение смерти? Зачем? Сейчас старику горсть упущенных минут кажется величайшей драгоценностью, но ведь каждое мгновение сверх предела только добавило бы боли. Нет, не ребёнку. Его родственникам. Потому что смотреть на страдания любимого человека не менее болезненно, чем корчиться в судорогах самому. Я это хорошо прочувствовал, когда смотрел, как умирает отец. И многое отдал бы, если бы мог, чтобы уничтожить вечность тех мгновений.
        - Он был обречён.
        - Вы не можете утверждать! Пришли бы другие маги, они...
        - Они ничего не сделали бы. Ваш домашний маг ведь отказался даже заходить в залу, помните? А Кавари - хороший заклинатель.
        Могу подтвердить, кстати. Опять же, собственным опытом: усыпили меня мастерски, сняв малейшее напряжение мышц, так что по пробуждению горькие воспоминания мучили только моё сознание.
        - Но нашлись бы ещё лучше!
        - Это пустой разговор, господин.
        - Конечно, для вас он пустой! Не вам же хоронить собственного внука!
        Да, не мне. И слава богам, что церемония пройдёт без моего участия. Ещё раз увидеть изломанное тельце... Не-е-е-е-ет! Предпочту уйти без оплаты.
        - Я прошу всего лишь поставить подпись и печать.
        - Печать? Ах да, вы же что-то там оказали... Снизошли к нам, несчастным...
        - Я сделал всё, что мог.
        - Потому что не хотели спасти мальчику жизнь!
        - Он, действительно, сделал всё, что мог, дедушка. Оставь его в покое.
        Мы со стариком повернулись одновременно, но если хозяин Оврага растерянно вздрогнул, выбираясь из сетей отчаяния при виде знакомого лица, то я, наоборот, на долгий вдох застыл столбом. Потому что не ожидал снова и при таких странных обстоятельствах встретить парня с больным ухом. Вернее, с ухом уже вылеченным.
        - Брэвин, мальчик мой...
        Обо мне, как об обидчике, было вмиг забыто, потому что старик кинулся обнимать последнего оставшегося в живых внука. Тот, надо сказать, с честью выдержал приступ неожиданной ласки, мягко высвободился из цепкой хватки сухих пальцев и проводил деда к двери кабинета:
        - Я сейчас всё улажу и приду. Не волнуйся. Совсем скоро приду.
        Когда утихомирившийся старик ушёл, юноша, по случаю траура одетый во всё чёрное и оттого кажущийся на редкость бледным, жестом предложил мне сесть.
        - Благодарю, но не хочу задерживаться больше необходимого.
        Жемчужно-серые глаза виновато блеснули:
        - Вы должны простить дедушке его... горячность. Случившееся было слишком сильным ударом.
        - Я не вправе кого-то обвинять или прощать.
        - Ну да, конечно... Вы ведь сделали всё, что могли.
        Не могу разобрать, насмехается он или говорит серьёзно, поэтому на всякий случай уточняю:
        - Вы тоже верите в чудеса?
        Юноша печально выдохнул.
        - Нет. Я видел, во что превратилось тело Вэлина. Даже если бы он выжил... Жизни у него всё равно не было бы.
        Ну хоть кто-то из семьи мыслит разумно! Хотя, собственно, больше никого и не осталось: теперь все тяготы хозяйства и прочих обязанностей лягут на плечи последнего из наследников. Потому что дедушка вряд ли долго ещё задержится на этом свете. Помочь продлить стариковскую жизнь может только одно. Женитьба Брэвина, причём скоропостижная, и куча вопящих и гадящих в пелёнки правнуков.
        - Вы говорили, что вам нужно...
        - Поставить подпись и печать на виграмме. Только и всего.
        Юноша пододвинул к себе листок и внимательно изучил строчки составленного мной текста. Вереницу положенных слов я знал наизусть и мог написать, не глядя, а потому искренне удивился, когда Брэвин накрыл виграмму ладонью и поднял на меня недоумённый взгляд.
        - Вы давно занимаетесь своим ремеслом?
        - С совершеннолетия.
        - И до сих пор делаете ошибки в бумагах?
        - Ошибки?
        - Я не нашёл здесь указания размера оплаты.
        - Видите ли...
        Он строго сдвинул брови:
        - Вы потратили много времени и сил. Сколько они стоят?
        - Я с лихвой окупил свои затраты. Вам не понять, но... Не нужно никакой платы.
        - Вы снова заявляете то же самое?! Хорошо. Ваше право упорствовать. Но сейчас вы находитесь в моём доме, и покинете его только на моих условиях!
        Ого, внучек пошёл весь в деда. Не знаю, как много потеряла королевская армия в лице юного Брэвина, но караванные пути точно скоро начнут стонать!
        - Это не упорство. Разбирая заклинание, я обеспечил себе заготовки для собственной будущей работы. Поверьте, они стоят много дороже, чем сутки труда!
        Жемчужины глаз угрожающе потемнели:
        - А остальное?
        - Остальное?
        - Вы... Ваши старания позволили дедушке попрощаться с Вэлином. Жаль, что я не успел, но... Я также должен вас поблагодарить.
        - Это была не услуга.
        - А что же? Хотите сказать, что по собственному желанию старались продлить жизнь моего брата? Просто так?
        Скорее, по собственной глупости. Пообещал, а потом отступать стало поздно. Хотя надо было сразу оборвать страдания ребёнка. Смалодушничал, дура-а-ак...
        - Я должен был так поступить.
        Юноша напряжённо расширил глаза:
        - Должны? Кому?
        - Самому себе. Я мог сделать и сделал. Не думая о вознаграждении.
        - Тогда позвольте подумать мне.
        - Не нужно.
        - Ваше упрямство...
        Я сгрёб в горсть воротник траурного камзола, подтянул Брэвина к себе и, чётко выговаривая каждое слово, произнёс:
        - Моё упрямство - моё дело. Не заставляйте меня сожалеть о знакомстве с вашей семьёй, ибо, клянусь Всеблагой Матерью, я уже близок к пределу своего терпения!
        Он промолчал, благоразумно дожидаясь, пока моя ярость схлынет. Но решающее слово всё же оставил за собой:
        - Тётя сказала, ваши глаза были совсем мокрыми, но ни одной слезинки так и не пролилось... Наверное, вам надо было родиться воином, а не магом, но боги решили иначе. И решили верно. Потому что воевать приходится не только с оружием в руках.

* * *
        - Ну зачем мне всё это?!
        Глухой крик, вырвавшийся из глубин горла, мгновение повисел в воздухе, но с первым же порывом ветра взлетел под облака и умчался в неизвестные дали.
        Очертания мрачного и снаружи, и внутри замка давно растаяли среди листвы, стоило мне только спуститься по склону оврага (да, того самого, давшего название поместью) в узкую долину, по которой пролегала дорога к Саэнне. Долгая дорога. С десяток миль, не меньше. А солнце уже ушло из зенита, и это означает, что я доберусь домой только к вечеру. Потому что ноги переставлять не хочется. Никак. Да ещё и жарко.
        Конечно, можно было бы попробовать вытребовать Портал для возвращения в город, но у обитателей замка сейчас множество других забот помимо удобств моего путешествия. Да и не надо. Не хочу никого видеть, тем более так скоро. И себя не хочу видеть, даже в глади озерца, на берегу которого присел на корточки, чтоб умыться тепловатой водой.
        И как мне удаётся поворачивать к себе жизнь именно неприглядной стороной? Почему мои дни не могут проходить легко и незатейливо? А потому. Сам виноват. Неряха. Догадывался, к чему может привести порыв души? А как же! И всё равно, назло неизвестно кому, но шагнул в очередную грязную лужу. Дитя малое, право слово... Дитя малое, неразумное. Сколько вокруг взрослых людей, с которых стоит брать пример? Много. Один Трэммин чего стоит! Почему бы мне не взять на вооружение дядины принципы? А вернее, отсутствие всех и всяческих принципов. Главное что? Собственное благополучие, а не чужие трудности. Ребёнок попался в ловушку чужой беспечности? Что ж, не повезло, только и всего.
        Но будь я проклят, если позволю, чтобы подобное невезение настигло ещё кого-нибудь!
        Водяное зеркало разбилось от удара кулака, оросив мокрыми осколками лицо.
        Надо успокоиться и подумать. Брэвин вспомнил, в какой лавке покупал амулет для брата, стало быть, мне известно хотя бы начало пути. И я пройду по нему! Так далеко, как получится. Нет, так далеко, как смогу!
        Мои старания жить по правилам только мешают, это верно. Но мешают МНЕ, а не кому-то другому. Зато все прочие действуют без оглядки на любые законы. Как могло случиться, что к продаже был допущен недоделанный амулет? Или маг-оценщик не усмотрел угрозы в торчащих во все стороны обрывках заклинания? И такое возможно. Плохо понимаю, как мои коллеги по цеху вообще занимаются чародейством. Вообще не понимаю. Они же не чувствуют нити пальцами, как я, а просто смотрят. Но ведь зрение легко может и подвести, и обмануть... Что-то в существующих правилах плохо продумано. Или не продумано вовсе.
        Расходящиеся кругами волны на поверхности озерца сменились прежней гладкостью. Вода всегда возвращает себе спокойствие, и этому мне следует у неё поучиться. Да, именно так. Я знаю, как действовать, и когда найду недомастера, зачаровавшего амулет...
        - Эй, ты что там делаешь?
        Ни минуты покоя. Правда, а стоило ли ожидать иного в городских предместьях? Отпрыски богатых семейств выезжают сюда на прогулки или охоту чаще, чем мне приходится выходить из дома. Ни за что не стал бы болтаться в седле по такой жаре, но им нравится. И пусть. Только зачем тормошить других?
        Встаю, делаю вид, что кланяюсь. По крайней мере, за поклон моё движение вполне может сойти. И сходит, судя по насмешкам на безусых лицах.
        Бляха, удостоверяющая, что моё имя внесено в Регистр, спрятана в сумке, так что для кавалькады юных любителей охоты я или селянин, или слуга из близлежащего поместья, или подмастерье, отлучившийся из города по делам своего хозяина. Так будет даже лучше. Всё равно гордиться нечем.
        - Так чем занимаешься?
        А заводила у них девица. Румяная, бойкая, с отрывистыми движениями. Такая нескоро выйдет замуж, потому что ей ни один мужчина по нраву не придётся. Да и не красавица. Это в ближайшие годы, пока лицо будет оставаться свежим и юным, вроде и кажется смазливой, а когда начнёт взрослеть... Слишком крупные черты. Но зато характер есть, а он обычно многое искупает.
        - Рыбу ловлю.
        - Ры-ы-ыбу? - Насмешливо тянет охотница. - Что-то у тебя ни сетей, ни удочки нет. Врёшь благородным господам?
        - Почему же вру? Не вру ни слова.
        - А чем докажешь?
        Я для тебя кто, милая? Ярмарочный шут? Извини, праздник ещё не наступил.
        - Надо доказать?
        - Это в твоих интересах.
        И хлыстом нарочито многозначительно поигрывает... Ясно. Просто так от меня не отвяжутся.
        Один ботинок долой. Второй. М-да, подмётки начинают болтаться, надо будет зайти к сапожнику, подновить. Штаны закатаем выше колен. Не хватало мне ещё в мокрой одежде шататься! На жаре подхватить простуду легче лёгкого, а болеть нельзя. Ни-ни.
        Хорошее дно в озерце, песчаное. Правда, песок грубоват, но сейчас для усталых ступней лучшего ковра не придумаешь. Потешу публику, а заодно передохну. Рыбу, значит, хотите увидеть? Будет вам рыба.
        В воде тоже есть нити. Свои. Они гуще, чем в воздухе и ощутимее, но зато и движение можно уловить издалека. Задолго до того, как твой противник почувствует опасность.
        Нырк! Ладонь раздвигает водяные пласты не хуже юркого угря, следует за потревоженными нитями, нащупывает чешуйчатое тельце, пальцы подцепляют рыбину за жабры и тянут вверх. На воздух.
        Карпик. Небольшой, но и такого хорошо пожарить на обед. А ещё можно сварить похлёбку.
        - Вот и рыба.
        Девица разочарованно кусает губу:
        - В самом деле... Давай её сюда, получишь монету.
        Смотрю на гордо вздёрнутый нос и уверенную посадку голову. Долго смотрю. Потом ослабляю захват, и карп, воспользовавшись случаем, выскальзывает из моих пальцев обратно в воду. Возвращается домой.
        - Ой, уронил.
        - Смеяться вздумал?!
        И в мыслях не было. Мне сейчас вообще не до смеха.
        - Давно тебе никто не показывал, как господам служить?
        - Да ну, пусть его... Мы только теряем время, - попробовал урезонить девицу один из её спутников.
        - Хорошо, не станем задерживаться. Ты! - Взмах хлыстом в сторону сопровождающих охоту слуг. - Поучи-ка его!
        Каблуки изящных сапожек, выглянувшие из-под юбки, впиваются в лошадиные бока, поднимая животное едва ли не на дыбы, и кавалькада во главе со вспыльчивой предводительницей уносится прочь.
        Ярко-жёлтые, синие, изумрудные, алые полотнища ткани над лошадиными крупами. Стая беспечных бабочек. Где-то совсем рядом люди убиты горем, но вам нет никакого дела до чужих бед... Наверное, так и следует жить. И мне пора бы научиться.
        - Шутник, значит?
        О, мне достался настоящий брат-близнец Дрора. Столь же сосредоточенный на исполнении приказа, пусть и дурацкого. А вот арапник, кольца которого привычно разматывают мозолистые руки, серьёзная вещь, может изуродовать. Или забить до смерти. И хотя подобной задачи перед слугой не ставили, надеяться на пощаду глупо. Потому что властью для того и наделяют, чтобы её пользовались.
        - Знаем мы таких шутников... Только они долго не смеются.
        С нескрываемым сочувствием вдыхаю и выдыхаю жаркий летний воздух:
        - Над тобой не смеяться, а плакать впору.
        - Это ещё почему?
        - А ходишь по краю, сам того не замечая... Вот-вот ведь оступишься.
        Он не понял шутку, потому что я не шутил. Кончик кожаного жала дёрнулся, готовясь взмыть в воздух и добраться до намеченной жертвы.
        Почему меня никто никогда не слушает? Предупредил же. По-честному. А помрёт, обижаться будет... Хотя, могут ли мёртвые обижаться на живых?
        С кнутом справиться не труднее, чем с ножом. Правда, уйти от удара не получится, но оно мне и ни к чему. Мне нужно поймать, удержать, подтянуть и...
        Занавеси колыхнулись едва заметно, но сие обстоятельство следовало списать на везение метателя, а не на умысел, потому что и я сам не взялся бы рассчитать бросок, неспособный потревожить пространство. Соединённые шёлковым шнуром свинцовые шарики, бешено кружась, пронеслись над дорогой, наткнулись на шею моего противника и с весёлым свистом обвились вокруг неё. Мужчина почувствовал неладное слишком поздно, ослабить удавку или подставить под неё пальцы не успел и, спустя вдох, рухнул лицом в траву. Только ли от удушья? Не знаю. Говорят, незаметных глазу способов отправить человека за Порог придумано столько, что хватило бы на всех ныне живущих.
        Я немного полюбовался на шею несостоявшегося палача, ядовито синеющую под витками шнура, потом повернулся к своему... м-да, спасителю, как ни крути. Хотя из этих рук я не хотел бы принимать ни жизнь, ни смерть.
        - А ты беспокойный, - заметил убийца, поправляя складки лавейлы, сбившейся на сторону во время поспешного броска.
        - Как хочу, так и живу.
        - Смотри, если пыл не умеришь, долго не протянешь.
        - Тебя не спросил!
        - О, мы сменили тон? Браво! Неужели я, наконец-то, вижу на твоём лице какие-то человеческие чувства?
        Он ещё будет издеваться? Сволочь. Да, я стараюсь мало двигать мышцами, потому что иначе онемение становится заметным для окружающих. А перекошенное лицо никого не красит.
        - Что тебе нужно?
        Беспечно пожимает плечами:
        - Ничего.
        - Тогда зачем ты здесь?
        - По делу. Я, знаешь ли, тоже заказы беру. Только не на чарование.
        - Охотишься на кого-то из этого молодняка? Скатертью дорога.
        Убийца тряхнул вороной чёлкой и с деланным возмущением обратился к синей вышине:
        - Как низко пал наш мир! Даже простой благодарности за благое дело не дождёшься.
        - Я не просил помогать. Сам бы справился.
        - Знаю. Только не твоё это призвание, убивать. Да и... Слышал, как говорят? Мастер, проливающий чужую кровь, теряет свой Дар. С каждой капелькой.
        - Я не верю в легенды.
        Во взгляде, удивлённо вернувшемся с небес на землю, сверкнуло искреннее сожаление:
        - А они в тебя? Вдруг да верят? Так что оставь мне моё, а сам делай то, что у тебя хорошо получается!
        - Зачем ходишь за мной? Следишь, чтобы не сбежал? Выжидаешь, пока клинок будет готов, а потом прикончишь? Так вот, господин Тень, мне твои игры уже поперёк горла стоят. Хотел убить, убей. Или я убью тебя.
        Он задумчиво склонил голову набок, в очередной раз осматривая меня с носков до макушки. Прошёлся полукругом, упруго пружиня на каждом шаге.
        - А зачем?
        - Что?
        - Зачем убьёшь? Разве я тебе хоть чем-то угрожал?
        - А и угрожать не надо. Довольно того, что сделал. Думаешь, я совсем дурак и не догадался, почему ты притащился в лавку в одном из своих обличий?
        Убийца заинтересованно предложил:
        - Ну-ка, объясни! Послушаю с удовольствием!
        - Потому что собираешься убрать свидетелей. И убрать всех подчистую, потому что меня одного тебе показалось мало. Вот что я скажу: сейчас у тебя есть возможность это сделать. Здесь. Потому что как только доберусь до города, охотник и добыча поменяются местами. Думаешь, не смогу одержать над тобой верх?
        Он скрестил руки на груди, печально рассматривая примятую траву под своими ногами. Постоял, вздохнул, глубоко и протяжно, потёр переносицу усталым жестом учителя, уроки которого никак не хотят усваивать нерадивые школяры.
        - Может, и сможешь. Я видел, на что ты способен, так что зарекаться не буду. Но боги... какой же ты идиот! Значит, свидетели мне не нужны? Вот умора... И ты ни мгновения не думал, что я не стал прятать лицо просто потому, что... Доверяю тебе. Как другу.
        Алый шёлк лавейлы взвился, дразня взгляд затейливой вышивкой. Тень уходила. Туда, где фыркал и переступал с ноги на ногу невидимый мне из-за деревьев конь. Уходила не торопясь, словно до последнего мгновения ждала вдогонку каких-то слов. Хотя бы одного. Словно на что-то надеялась.
        Но я мог только молчать и смотреть.

* * *
        - А ну иди сюда сейчас же! Спускайся, кому говорят?!
        Ха, так она и послушалась! Феечки - народец непоседливый, а воздушные - самые беспокойные из всех. Зато они хорошие посланники. Самые быстрые. Хотя злые языки поговаривают, что лучше отправлять с поручениями земляных faye: уж те точно доберутся до указанного места и не переврут ни единого слова, пусть и запоздают на день-другой...
        И всё-таки, детям воздуха охотно прощается легкомысленность и беспечность. За красоту прозрачных крыльев и словно сотканное из тумана тельце, желанное, как летняя прохлада. Я, когда был маленьким, как и все юные маги, мечтал вырасти и приручить не один десяток феечек, которые весело парили бы под потолком просторного и богатого дома, радуя глаза и сердце своим неугомонным нравом...
        Мечтал. И что случилось с моими мечтами? Ничего. Благополучно скончались, так и не приблизившись ни на шаг к воплощению. А вот этому пареньку повезло много больше.
        Хотя, судя по взлохмаченным рыжеватым вихрам и изрядной усталости на лице, сам он считает иначе. И азартно мечущаяся из угла в угол феечка делает всё, чтобы её хозяин проклял тот день, когда занялся приручением. Вот ведь зараза! Главное, озорует не со зла, а просто в силу невесомого, как пух, характера. Но если не успокоится, рискует разозлить мага, и тогда... Добьётся развоплощения. Полного. Правда, краем уха я где-то слышал, что многие феечки были бы рады вернуть себе прежнее существование, лишённое сколько-нибудь осязаемой плоти, а потому вполне можно заподозрить в полупрозрачном создании стремление вернуться к истокам. Хм. В другое время я бы не стал препятствовать чужому желанию, но сейчас вынужден. Хотя мне и неприятно вмешиваться.
        Ледяные ручейки скользнули в сосуды, вытесняя кровь, и кожу ладоней начало пощипывать. Говорят, в северных землях не все дни в году тепло, а бывает эта... как её? «Зима». Когда вокруг становится очень холодно. Наверное, то, что я чувствую, готовясь к охоте, очень похоже на мороз. Эх, хотелось бы сравнить! Может, когда-нибудь выберусь из Саэнны посмотреть мир. Или лучше сразу отбросить дурацкие надежды? Всё равно, пока и носа не смею высунуть. Кому во всём остальном мире нужны мои умения? Вот когда научусь заклинать хоть немного полезных вещей, тогда и... Буду думать о путешествиях.
        Ну, хорошая моя, иди сюда!
        Феечка замедлила кружение, взмахнула крыльями раз, другой, попадая в ритм холодной реки, прячущейся у меня под кожей, попыталась увернуться от цепких коготков занавесей, всколыхнувшихся по моей воле, но не успела сбежать и была поймана и препровождена волной кружев прямо мне в руки.
        Есть!
        Сжимая двумя пальцами хрупкие крылышки, наставительно сообщаю:
        - Не стоит давать им много свободы: быстро привыкают и потом не желают соглашаться на меньшее.
        Паренёк восторженно ахает:
        - Ух ты! Вот бы мне так научиться...
        Потом замечает мою бляху и спешит отвесить поклон:
        - Простите, что из-за моей небрежности вам пришлось... Что угодно ah’asteri?[2 - Дословно, «покинувший врата ученичества». Уважительное, использующееся только в особых случаях именование умелого мага.]
        М-м-м... Лестно слышать, конечно, но если судить строго, то даже этому ученику я во многом проиграю. Поэтому оставим гордость только на лице, а разум сохраним в ясности:
        - Ничего срочного, любезный ahnn’аri[3 - Дословно, «совершающий первые шаги». Именование ученика.]... Так, одну безделицу. Но прежде нужно, наверное, вернуть эту беглянку в распоряжение хозяина?
        - Ой, ну конечно! Простите мою рассеянность!
        Паренёк суетливо взмахнул руками и поспешил накинуть на феечку петлю подчиняющего заклинания. А я в очередной раз пожалел, что не способен видеть сияющий узор и могу только догадываться, из каких узелков он состоит. Зато действие мы оба, и я, и феечка, почувствовали сразу. И оба испытали не самые приятные чувства: она приуныла, а мне стало стыдно за то, что помог отнять чужую свободу.
        - Иди на место, сейчас же!
        Прозрачная тень покорно вернулась на шкаф, повозилась там и уселась, печально свесив по бокам поникшие крылышки, а заклинатель снова обратился ко мне:
        - Так чем могу служить?
        А действительно, чем? Он слишком молод, чтобы самому управлять лавкой, ещё только постигает магические науки, о чём свидетельствует начищенная до блеска и гордо прицепленная на самом видном месте бляха ученика. Прислуживает здесь? Похоже. Что ж, слуги зачастую оказываются весьма осведомлёнными людьми. И словоохотливыми. Проверим?
        - Наверное, мне скорее поможет ваш хозяин... Он куда-то отлучился?
        - Папаня так рано не встаёт! - широко улыбнулся паренёк. - Я с утра за него в лавке, а потом бегу на занятия.
        - И как проходит учёба? Успешно?
        - Ну-у-у... - Он немного замялся, но всё же решил не врать больше необходимого: - По-всякому. Стараюсь.
        Предполагаю:
        - У отца тяжёлая рука?
        - Да уж не лёгкая! - охотно соглашается паренёк и тут же понимает, что сболтнул лишнее. - Ой... Простите!
        - Ничего, ничего! Я не собираюсь передавать вашему отцу содержание нашего разговора. Значит, когда он... занят, вы хозяйничаете в лавке?
        - Да, я.
        - И как часто это бывает?
        - Э-э-э... - Растерянно прикушенная губа. - Да частенько.
        Понимаю его смущение. Посетители всегда охотнее имеют дело с умудрённым опытом и убелённым сединами торговцем, чем с прыщавым юнцом, толком не представляющим, что за товар разложен на прилавке. Да и быть обманутым стариком куда менее постыдно, чем пасть жертвой мальчишеского лукавства. Но для обычных зевак с толстым кошельком паренёк придумал бы тысячу отговорок, почему хозяина нет на месте, а своему собрату-магу лучше не туманить сознание. Себе дороже выйдет.
        - Тогда, возможно, именно вы мне и поможете. Помните эту вещицу?
        Кладу на прилавок жемчужную капельку.
        Блекло-карие глаза с минуту напряжённо всматриваются в предложенный к опознанию предмет, но конечно же, изучают сплетение линий заклинания, а не внешние качества амулета.
        - Да, конечно. С ней что-то случилось? Насколько вижу, чары в неизменности и...
        - Не беспокойтесь, всё просто замечательно! Скажу больше, у меня есть покупатель, по крайней мере, ещё на пяток таких же вещиц, уж больно ему понравилась эта.
        Беззастенчивая ложь. Но как ещё можно заинтересовать торговца? Только соблазнив выручкой.
        - О-о-о... Я так и знал, что будет успех! Я сразу сказал Эвину: у тебя настоящий талант!
        Знакомое имечко...
        Постойте-ка! Я мог бы догадаться и сам. Тьфу! Собственными же руками убедился в неряшливости юного мага! Позор на мою седую... нет, просто на голову. Правда, я и предположить не мог, что...
        - Эвин - это мастер, зачаровавший амулет?
        - Ага. Только не совсем мастер.
        - То есть?
        Паренёк перегнулся через прилавок и заговорщицким шёпотом поведал:
        - Он ещё учится.
        - А! Ясно. Но тогда каким же образом...
        - Я ему передам заказ, а он сделает. Через пару дней приходите, только с отцом не говорите, а дождитесь меня.
        - Разумеется, разумеется!
        Все преследуют свою выгоду. Все, без исключения. Но почему мне стыдно лукавить и обманывать, даже выясняя подробности для исполнения благого дела, а юнец, толком в жизни ещё ничему не научившийся, спокойненько нарушает закон, торгуя из-под полы творениями того, кто пока не имеет права выставлять свою волшбу на продажу? Даже хуже. Если Эвин не научится работать тщательно, его поделки...
        Да пошло оно всё за Порог! У наставников Анклава не достаёт сил, чтобы объяснить парню простую истину? Зато у меня достанет!

* * *
        - Ahnn’ari Эвин ещё не вернулся с занятий, - надменным тоном сообщила старушка, присматривающая за порядком в башне, отведённой для проживания учеников.
        - Я подожду.
        Мне постарались преградить дорогу:
        - Не в наших правилах...
        - Dyen Трэммин просил меня поговорить с юношей.
        - Господин Распорядитель? Ну, если он сам....
        Имя моего нелюбимого дядюшки поистине волшебно действует на добрую половину служек Обители. Чем он их ухитрился запугать? Конечно, можно предположить благоговейное уважение, но я предпочитаю верить своим ощущениям, которые всегда заявляли мне одно: Трэммин - нечистый на руку человек.
        Прикрываю за собой дверь, лишая любопытную старушку возможности подглядывать. А неплохо живут ученички!
        Комната светлая, пусть немного узковатая, но зато уютная. И сенник на кровати новенький, пропитавший воздух ароматом совсем недавно скошенных и подсушенных трав. По шкафам и сундукам лазать не стану, а вот кресло у стола испробую. Мяконькое какое... И кто-то ещё жалуется на суровую обстановку, в которой юношам надлежит усваивать знания? Враки всё это, нет никакой суровости. Скорее, большинство обитающих здесь мальчишек с превеликой радостью сбежали из-под надзора родителей. В самом деле, когда нужно отчитываться только перед учителями, да и то лишь по поводу выученных уроков, жить много проще, дома ведь нужно ещё и родителей ублажать... Я бы тоже с большим удовольствием проводил большую часть времени среди своих сверстников, а не слушал материнские жалобы, но, увы. Мне в Обители всегда нечего было делать. Ходил только раз в неделю, послушать наставления по мере и правомочности использования магии в тех или иных случаях. Наверное, именно поэтому хорошенько запомнил, как, кому и когда положено чародействовать, дабы не вызвать нежелательных и необратимых последствий. А вот кое-кто оказался менее
прилежным учеником...
        Что я ему скажу? Зачем я вообще сюда притащился? Да ещё дядю помянул, будь он неладен! Как смогу объяснить? И надо ли что-то объяснять? Может, всё так и должно быть? Может, мне просто почудилось? Глаза заволокло ужасом и болью? Да, видел я плохо. Но руки... Руки действовали безотказно. Как и всегда.
        Не смогу забыть этот колкий комочек чар, притянувший к себе и запутавший нити совсем другого заклинания. Хотел бы, но не смогу. Те минуты были не просто тяжелы, а почти невыносимо давили, стремясь втоптать в каменные плиты пола. Бывает всякое, не стану спорить. Но чтобы из-за чужой небрежности и беспечности гибли невинные дети... Не позволю. Пусть ради этого мне самому придётся...
        Смех в коридоре. Голоса. Обещание встретиться где-то там с кем-то там. Дверь распахивается, чтобы пропустить хозяина комнаты, и снова закрывает проём. Светловолосый юноша сваливает охапку свитков и книжек на постель, выпрямляется, устало потягиваясь, поворачивается к окну и только тогда замечает меня.
        Сумрачно-серым глазам требуется меньше минуты, чтобы узнать незваного гостя:
        - Dyen Маллет? Что вы здесь... - И всё-таки, он всего лишь ученик, а я - маг, получивший право вписать своё имя в Регистр, поэтому недовольство быстро прячется за насмешливо-вежливым: - Чем могу служить?
        Молча выкладываю на стол цепочку с жемчужиной.
        Эвин непонимающе моргает:
        - Где вы его нашли?
        Встаю из кресла, сжимаю пальцы замком и разжимаю, разминая мышцы.
        - На груди одного ребёнка. Мёртвого.
        Румяные щёки начинают бледнеть.
        - Вернее, он был ещё жив, но от смерти его отделяло всего несколько вдохов.
        - Что вы такое говорите?
        - Правду. Маленький мальчик. Ему только исполнилось семь лет. У него были заботливые дедушка и тётя, а также любящий старший брат, который однажды зашёл в лавку и купил один безобидный амулет...
        - Зачем вы мне всё это рассказываете?
        Я медленно двигался к Эвину, а тот отступал назад.
        - В самом деле, безобидный. Игрушка, не более. Если и способная от чего-то защитить, то от сущей ерунды. Красивая безделица... Была бы. Если бы у её создателя руки не росли из крайне неудачного места.
        - Да как вы смеете! - Стена, упёршаяся в острые лопатки, придала юноше смелости огрызнуться. - Вы же сами не можете заклинать, так какое право имеете приходить и...
        Не могу. И невольно ненавижу всех, кто может. Всех, кому боги подарили Дар заклинать. Но ещё сильнее я ненавижу себя.
        - Право сильного. И право выжившего. Но у мёртвых тоже есть права. Не веришь? А зря. Мёртвые очень громко о них заявляют. Почти кричат. Слышишь?
        - Убирайтесь отсюда! Или я позову...
        - Да неужели?
        Звать нужно было раньше, мальчик. Пока моя кровь не начала бурлить, настойчивыми кулачками ударяя в виски.
        - Что вам нужно от меня?
        - Сказать всего несколько слов. Вернее, попросить.
        - О чём?
        - Не торговать заклинаниями, пока не научишься творить их, как подобает.
        Он гордо задрал подбородок:
        - Не вам судить о моих чарах! Да если хотите знать, наставники все в один голос твердят, что мой талант...
        - Легко дарит другим смерть?
        - Да что вы привязались ко мне с этой смертью?!
        - Приглядись к своему творению, только внимательно. Талантливо оно или нет, неважно. Но оно НЕЗАВЕРШЕНО. Недоделано. Обрывки нитей торчат во все стороны. Да, я понимаю, таким одарённым, как ты, некогда убирать хвосты... Из-за твоей лени погиб ребёнок. Очень страшно погиб. Тебе следовало бы самому взглянуть, конечно, но увы, не могу показать.
        Серые глаза давно уже наполнены страхом, только гордость пока не позволяет ему вырваться наружу.
        - Да что вы несёте?!
        - Я всего лишь прошу: впредь будь внимательнее. И забудь о торговле, пока не закончишь обучение.
        - Это моё дело!
        - А вот тут ты ошибаешься. Больше не только твоё.
        Он сделал шаг навстречу и, глядя чуть снизу вверх, потому что уступал мне ростом, прошипел не хуже феечки:
        - Убирайтесь прочь с вашими дурацкими просьбами!
        Жаль, что не получилось договориться. Наверное, я оказался не слишком убедителен. Что ж, остаётся последнее средство, самое доходчивое и действенное.
        - Я уйду. Но ты всё-таки их исполнишь. В точности. Каждую.
        - Даже не подумаю!
        - О, подумаешь, и ещё как! Благо времени на раздумья у тебя теперь появится достаточно!
        - Это почему?
        Вместо ответа мой кулак вонзился в хрупкую переносицу. Голова Эвина дёрнулась от удара, затылком натыкаясь на стену. Надо отдать парню должное, не струсил и не сдался, попытавшись дать сдачи, но и разница в весе и опыт были на моей стороне. На правой, и всё же неприглядной стороне.
        Я избивал младенца. Избивал жестоко, делая всё для того, чтобы каждое прикосновение моей руки оставляло долгую память в чужой плоти. Кости не ломал, нет, за исключением носа. А зачем ломать? Я не хочу причинять страданий больше, чем парень сможет принять осознанно. Переломы только закалят злость. А вот синяки... О, они болят недолго, но так мучительно! Выносить планы мести не успеешь. Времени не будет. И сил.
        Не слишком удобно одной рукой удерживать чужую тушку от падения, а другой наносить удары: устаёшь вдвойне. Можно, конечно, было бы и ногами попинать, но воздержусь. Хотя бы потому, что пальцами управляю гораздо лучше и не нанесу больший вред, чем собирался. Так, ещё пару ударов или хватит?
        - Что здесь происходит?
        О, а вот и зрители! Вернее, один. Дядюшка пожаловал, собственной персоной. Старушка оказалась дотошной и решила убедиться в истинности моих заявлений? Браво!
        - Маллет, что ты делаешь?!
        Надо же, в голосе звучит самый настоящий, неподдельный испуг. Правда, привычно прорезающиеся покровительственно-снисходительные нотки всё же портят впечатление. Немножко.
        - Выполняю вашу работу за вас.
        Отпускаю воротник, разрешая полубессознательному телу упокоиться на полу, и вытираю капельки крови, попавшие мне на руку из разбитого носа.
        - Как это понимать?
        Не спешишь звать стражу? Правильно. Потому что у меня есть, что сказать, но оно не предназначено для чужих ушей.
        - Это ведь ваш любимый ученик, верно?
        Трэммин спешит сразу расставить всё по местам, не допуская превратных толкований:
        - Я, если ты помнишь, всего лишь наблюдаю за обучением талантливых молодых людей, но сам никоим образом не участвую.
        Ну разумеется! Присматриваешь и присматриваешься, заодно строя планы на будущее. Выбираешь, кому помочь, а кого попридержать так, чтобы получить выгоду со всех сторон. Знаю.
        - Тогда вы заслуживаете упрёка во сто крат большего, потому что со стороны изъяны должны быть виднее, чем изнутри.
        Дядя прикрыл дверь плотнее, на всякий случай сотворив нехитрое, но действенное заклинание, не позволяющее звукам проникать в коридор: я даже кожей лица почувствовал, как сгустились и неподвижно замерли пушистые занавеси.
        - Какие изъяны?
        - Думаю, для вас не секрет, что ваши подопечные приторговывают ученическими поделками?
        - Что с того? Дело молодое, тебе ли не знать, что юности вечно не хватает денег.
        Ещё и издеваешься? Ну-ну. Посмотрим, кто будет смеяться последним.
        - Насколько мне известно, так поступать запрещено.
        Трэммин широко улыбнулся:
        - Но так же известно, что пока не поймали за руку...
        - Поймали.
        Одного слова хватило, чтобы господин старший распорядитель настроился на серьёзный лад:
        - Говори яснее!
        - Ваш подопечный, именуемый Эвином, посредством своего приятеля продал вот этот амулет.
        Дядя взвесил на ладони жемчужину.
        - И что? Отличная работа, как и всегда. Выполненная с изящной небрежностью настоящего мастера.
        - Вот именно! С небрежностью. Которая стала причиной смерти человека.
        - Каким образом?
        - Амулет нарушил равновесие нитей охранного заклинания, и оно... сработало.
        Трэммин задумчиво прошёлся по комнате.
        - Именно амулет?
        - Да.
        - Ты можешь доказать?
        - Если понадобится.
        - Так-так-так... - Дядя скрестил руки на груди, глядя на небесные просторы за окном. - И почему же ты не пошёл сразу в Надзорный совет? Почему явился сюда и сломал юноше нос?
        Да, можно было бы настрочить донос. И наверное, мне даже подкинули бы пару монет за «добродетельное сотрудничество». Но что произошло бы дальше?
        - Потому что не хочу ломать его жизнь. Совет ведь может наложить запрет на чародейство?
        Надменный кивок:
        - Разумеется. В подобных случаях почти всегда так и происходит.
        И человек, в отличие от меня способный творить любое, угодное его воле волшебство, останется калекой до самого Порога. Нет, я не боюсь проклятий на свою голову. Но не хочу, чтобы Эвин испытал то же, что довелось мне, когда прикосновение к чуду закончилось падением в грязь.
        Он ещё сможет найти верную дорогу. Особенно, если ему не станут мешать.
        - Раз уж вы стали свидетелем всего этого, я хотел бы просить вас...
        - О, как сладостно сие звучит: племянник, наконец-то, обращается ко мне со смиренной просьбой!
        Хм. Ладно, утрусь на этот раз. Есть дело поважнее, чем обмениваться колкостями.
        - Я хотел бы просить вас оставить происшедшее в тайне. Но если возможно, приглядывать за этим юношей. Построже.
        - Непременно! А теперь позволь и мне спросить. Почему ты вместо того, чтобы мирно поговорить и объяснить, что к чему, распустил руки? Гораздо действеннее было бы сообщить о...
        - Сообщить вам, разумеется?
        - Почему бы и нет? Я всегда с радостью принимаю посильное участие в судьбе моих подопечных.
        Я знаю, господин распорядитель. И хорошо представляю себе пределы этой самой «радости». Потому не пылал желанием ставить вас в известность.
        - К тому же, можно было бы достичь обоюдной выгоды. - Голос дяди становится до неприличия сладким и тягучим. - Твои же действия заставляют думать, что ты попросту не принимал в расчёт...
        - И не принимаю.
        - Как досадно это слышать! Неужели ты до сих пор ничему не научился? Впрочем, можно ли ожидать глубины ума от того, кто и даром наделён лишь наполовину? Или вернее говорить, обделён.
        Можно было бы гневно сверкнуть взглядом. А ещё приятнее было бы расплющить кулаком безупречную красоту дядиного носа. Но господин старший распорядитель - не простой ahnn’ari, и получив увечье, молчать не станет. Тем более, мне нечем его припугнуть по-настоящему. Что ж, пусть смеётся. Мне уже не больно. Почти не больно.

* * *
        - Побудешь тут один, ладно?
        Я, не поднимая головы, кивнул.
        - Далеко собрался?
        - Да есть одно дельце... - неопределённо протянул Харти. - Ты же ничего отсюда не стянешь, правда?
        - Я похож на вора?
        - Да шучу, шучу! На пять минут надо отлучиться, а опись всё равно никуда не денется. Я скоро!
        Можешь не торопиться. Мне твоё общество сейчас, что нож в сердце. Особенно неумолкаемая болтовня про всё на свете, начиная с непременных успехов в торговле.
        Надо что-то менять в своей жизни и чем скорее, тем лучше. Потому что оставлять всё, как есть, и двигаться вперёд невозможно. Не получается. Потому что я день за днём делаю всё больше... Ошибок? Нет. Глупостей.
        Ошибки можно исправлять. Любые. По крайней мере, можно напрячься, засучить рукава, вооружиться знаниями и прочими доступными средствами, с головой уйти в работу, чтобы в конце концов скрасить неприятное впечатление от провала одного намерения воплощением другого. А если очень хорошо постараться и поймать за хвост удачу, может получиться и так, что полностью исправишь свои ляпы. Но как поступать с совершёнными глупостями?
        Неужели я, и в самом деле, дурак? Нет. Не хочу верить. Гордость мешает. Засунуть бы её куда подальше, а ещё лучше выполоть эту колючую траву из характера. Выдрать с корнями, сжечь и пепел развеять по ветру. Я же не особа королевской крови, не отпрыск рыцарского рода, а всего лишь маг. Один из многих. Да, кое-кто из чародеев поднимается высоко, почти касаясь макушкой облаков, плывущих у подножия небесных престолов, но участь тысяч других - служить. Или прислуживать. И неважно, кому. Простолюдину, дворянину... Какая разница? Даже если ты не начинаешь встречу с подобострастного поклона, в глубине души, за маской самонадеянности и важности, всё равно остаёшься слугой. Да, способным дорого продать свой талант. Иногда. Но если на твои умения не найдётся покупатель... Ты сдохнешь от голода. Потому что не умеешь делать ничего иного, как чаровать. И не хочешь учиться. Руками и ногами упираешься, только бы не заниматься немагическими делами.
        Это правильно, конечно: если не уделять всё время совершенствованию и оттачиванию навыков, загубишь в себе любой талант. Но есть и ещё одно обстоятельство. Наследники. Даже простые ремесленники не всегда способны передать умения собственным отпрыскам, а чародеям в сем деле приходится ещё труднее. Потому что Дар - штука капризная. Захочет, перейдёт от отца к сыну и от матери к дочери. Не захочет, учудит злую шутку над родителями и детьми, как, к примеру, оказалось со мной. Но если плоть обычного человека всё-таки сохраняет память об умениях, которыми могли похвастаться его предки, и время от времени вновь даёт приют талантам, то плоть мага требует непрестанных занятий. Иначе, если будешь лениться или по каким-то причинам пренебрегать своим Даром, не сможешь полностью передать его наследнику. Не хочется думать об отце плохо, но видно, он был не самым прилежным чарователем. И кажется, могу понять, почему.
        Моя мать. Первая красавица Саэнны. Мечта всех мужчин, доставшаяся одному. Достойнейшему? Кто знает... Но в её присутствии, как говорят, никто не мог думать о посторонних вещах. Не удивительно, что отец терял голову, когда видел водопад тугих локонов, чёрных как ночь и опасных, как бездна. Собственно, по-настоящему к своим занятиям он вернулся, только осознав, какую жестокую шутку с его сыном сыграли боги. Но могу ли я осуждать кого-то и за что-то? Нет. Он был влюблён и был счастлив, а это дорогого стоит. Даже целой жизни. Собственно, отец заплатил сполна. Заплатил вдвойне: своей жизнью и жизнью сына. Но если ему было хорошо... Я не в обиде. Лишь сердце время от времени погладывает желание хоть ненадолго встретить такую же любовь.
        Правда, сейчас у меня нет времени на чувства. Что делать с глупостями? Как научиться их избегать? За последние дни каждый мой поступок был отмечен полным отсутствием расчёта. И что в итоге? Целая гора неприятностей.
        Зачем полез усмирять боль воспалённого уха? Порыв души. Дурацкий и беспечный, вылившийся в уплату извинительной подати. Гнать такие порывы надо. Метлой.
        Необдуманно напросился выполнять заказ хозяина Оврага? Ладно, это было ещё полбеды. Но зачем постарался продлить жизнь мальчику? Чтобы огрести оскорбления и упрёки? Надо было вернуться и заявить, что ребёнок уже мёртв, а уж с местным магом мы бы друг друга поняли и смогли договориться. Так нет же, тащил из последних сил... Потому что обещал. Можно подумать, кто-то меня вынуждал на это обещание! Сам дурак. Но... всё равно не жалею. Ни капельки.
        Разбитый нос Эвина - ещё одна глупость. Не надо было этого делать. Следовало отправиться в Надзорный совет, покаяться, подлизаться, сообщить все подробности дела, глядишь, получил бы кой-какие поблажки на будущее. Или надо было, и вправду, пойти к дяде, договориться о взаимной выгоде и год за годом доить парня, как корову. А можно было ещё найти его родителей и получать денежки с них. За что? За сокрытие страшной тайны о небрежности отпрыска, способной навек преградить ему дорогу в чарователи. И было бы мне счастье великое, сытное и звонкое... Тьфу! Раньше надо было думать, так нет же, вместо того, чтобы считать монеты, полез спасать чужую душу. Безвозмездно. Это ли не дурость? Она самая.
        Есть и ещё кое-что. Мелочишка, но грызёт совесть не слабее всех остальных моих деяний. Тень. И те слова: «Доверяю тебе». Неужели, он сказал правду? Собственно, с этой развилки ведут только две дороги. Либо жестокая шутка, либо искреннее сожаление. Но что из них двоих звучало в голосе убийцы? Что? Мне нужно знать, иначе не смогу спать спокойно. Потому что мне впервые в жизни бросают подобный упрёк.
        Предать чужое доверие... Я никогда не представлял себе, что это значит. И сейчас не очень-то представляю, но чувствую себя самым гнусным человеком в Саэнне. А может быть, и в целом мире. Неужели Тень в самом деле доверилась мне? «Как другу». Да, именно это он и сказал, я расслышал совершенно точно. Меня сочли достойным доверия? Возможно. Но я с лёгкостью и изяществом оттолкнул от себя... Друга? Да будь оно всё проклято!
        Не умею жить? Не надо. Не понимаю, чего от меня хотят люди? Буду меняться и менять. Спрашивать и уточнять каждую мелочь, чтобы ни на шаг не отступать в сторону. Требуются услуги? Отлично! Оговорим всё на бумаге. Хотите дружить? Замечательно! Только сначала обсудим права и обязанности каждой стороны. Скучно? Ничего. Зато надёжно и безопасно.
        Хрустальные колокольчики над дверью стукнулись своими прозрачными боками и затейливой песенкой поприветствовали посетителя, изъявившего желание заглянуть в лавку. Я не стал поднимать голову и отвлекаться от работы: выставленные на продажу вещицы уже обзавелись охранными отпечатками, стало быть, не смогут покинуть комнату без согласия dyesi Карин, а мне нужно поскорее закончить с последней порцией недавно привезённого товара и вернуться домой. Дядюшка Туве обещал, что сегодня добудет-таки всё необходимое для выполнения заказа. Хорошо бы поскорее управиться с клинком для Тени, получить деньги и забыть... Всё забыть. Особенно свою глупость.
        - Надо же, меня не обманули!
        Знакомый голос. Я совсем недавно его слышал. И слушал, надо признать, с удовольствием, потому что его обладательница - женщина, заслуживающая внимания. Но что она делает здесь?!
        - Вам угодно приобрести одну из этих вещиц? Я сейчас позову хозяйку лавки и она...
        - То, что мне было угодно, я уже получила.
        Лавейла цвета осенних сумерек - нежно-сиреневая с бронзовыми всполохами вышивки. Пепельное буйство волос поднято вверх и затейливо перевязано золотистым шёлковым шнуром. Если мне не изменяет память, стоит потянуть за один из его кончиков, украшенных бисером, и строгая причёска превратится в свободную россыпь локонов. Келли тоже иногда так убирала свои волосы. Предоставляя мне право и удовольствие рушить возведённые бастионы... Гр-р-р-р! Пора бы и забыть.
        По случаю появления в городе безупречный тон лица тронут краской, но лишь отдавая дань существующим неписаным правилам. По крайней мере, на длинных ресницах сажи нет, и от этого взгляд кажется совсем юным и прозрачным. Вот ведь, умелица! Знает, как показать себя в лучшем виде. Любой мужчина был бы счастлив заполучить внимание Иннели. Да и её саму, пожалуй.
        - Простите?..
        - Я хотела найти вас. И нашла.
        - Право, мне лестно слышать такие слова и всё же... Вам что-то угодно от меня?
        Ни кивка, ни другого движения, только уголки губ поднимаются чуть выше, чем были, и замирают, обозначая улыбку.
        - Вы оказываете услуги, не правда ли?
        - Да, госпожа.
        К чему она клонит? Ещё какое-то заклинание сошло с ума? Нет, в замок я больше не ступлю ни ногой!
        - Я хотела бы купить одну. Продадите?
        - Как вам будет угодно. Но должен предупредить, что мне по силам далеко не каждая услуга, поэтому...
        - С тем, что нужно мне, вы справитесь, не сомневаюсь!
        - Тогда извольте изложить вашу надобность.
        Иннели довольно смежила веки и направилась в мою сторону, по пути поглаживая кончиками пальцев головы хрустальных статуэток.
        - Мне нужны вы.
        - Я понял, госпожа. Но мне хотелось бы знать, зачем, иначе я не смогу...
        - Раньше вы не казались мне непонятливым. Я ошиблась?
        Взгляд снизу вверх. Невинный, как у ребёнка, и одновременно многозначительный. Частое дыхание, поднимающее шёлк лавейлы и распахивающее складки ровно настолько, чтобы было заметно: между ним и телом есть только тонкое полотно лёгкого платья.
        - Ошиблись? В чём?
        - Мне нужна ваша услуга. Небольшая. Но обещаю, вы останетесь довольны оплатой.
        - Что за услуга, госпожа? Вы меня совсем запутали.
        Узкая ладонь змеёй поднимается вверх по моей рубашке, останавливаясь на границе между тканью и обнажённой кожей.
        - Только не притворяйтесь наивным мальчиком! Хотя... это мне тоже нравится. Иногда. Но именно сейчас я нуждаюсь совсем в другом. В силе и уверенности. А я буду послушной... вашим рукам.
        - Госпожа...
        - Вы удивительно владеете своим телом. Не спорьте, я видела! Но ваши руки... Это что-то невообразимое! Они так нежны и так властны... Я хочу купить их прикосновения. И заплачу, не скупясь.
        Ощущать себя товаром? Немного странно. И обидно. Превратиться в одного из хрустальных уродцев, выставленных на прилавок... Но она хотя бы честна. Хочет купить и готова платить, что же ещё мне нужно? Всего лишь прикоснуться и получить за это пару монет. Да я должен быть горд и счастлив! Ещё бы, такая красотка открывает доступ к своему роскошному телу! Но почему-то вместо радости губы кривятся от разочарованной улыбки.
        Я всего лишь товар. Иннели даже не составила себе труда обмануть, сделать вид, что привлечена чем-то другим, наконец, притвориться, что влюблена. И ведь, получила бы всё то же самое, но совершенно даром! Но зачем? Перед товаром не притворяются. Товар просто покупают.
        Настала пора продаваться?
        Нырнуть в складки лавейлы. Левой рукой скользнуть по тонкой, но плотной талии, добраться до ручейка позвоночника, устремиться вверх по тропинке между лопаток, почти к основанию шеи, но остановиться в ложбинке и надолго обосноваться там, подушечками пальцев поглаживая и успокаивая раскалённые нити. Правой рукой спуститься вниз, медленно подтягивая подол, собрать ткань в пучок, отодвинуть преграду, коснуться шелковистой кожи и некогда выученным и запомненным навсегда движением поймать напряжённое бедро. Прислушаться к ритму чужого дыхания, становящегося всё чаще и отрывистее, чтобы убедиться: всё сделано правильно. Продолжить странствие пальцев по просторам тела, знакомым и неизведанным одновременно. И ответить на настойчивую просьбу припухших губ...
        - Странно... Мне казалось, что и целоваться вы должны уметь просто замечательно.
        Желание во взгляде сменилось лёгкой растерянностью, обидной для меня. Но вполне заслуженной и ожидаемой.
        - Увы, госпожа, мне подвластны не все искусства.
        - Впрочем, мне было нужно другое. И я... довольна. Весьма.
        В кожаном кошельке серебристо звякнули монеты.
        - Этого будет достаточно?
        Три «орла»? Что же выходит, за ублажение женщин я могу получать втрое больше, чем за умения, которыми действительно хочу гордиться? Мир несправедлив. А может быть, и наоборот. Может быть, предложение Иннели - знак, что мне следует забыть о своих прежних притязаниях и плыть по течению? Среди отбросов, правда, но и к дурному запаху привыкаешь...
        - Маллет, зайди к хозяйке!
        О, вот и Харти вернулся. Только выглядит гораздо бледнее, чем до ухода.
        - Что-то случилось?
        - Да какой там! Поболтать хочет. Ей же скучно, как и любой незамужней женщине!
        Хорошо, иду. Но надеюсь, купчиха не уподобится благородной даме и не станет искушать меня. Потому что боюсь, не смогу устоять, поддамся соблазну жизни в опочивальнях богатых и одиноких женщин, как мне прочила Таира. И тогда уже окончательно потеряю себя.

* * *
        - Соблаговолите присесть и подождать.
        Вежливость, обходительность и скучающее спокойствие - похоже, именно три эти черты считаются самыми главными при наборе на службу в Городскую стражу. По крайней мере, и старший офицер патруля, предложивший мне остановиться и предъявить к досмотру сумку, и дознаватель, удалившийся для общения с заявителем, вели себя безукоризненно. Ни тени грубости. Ни намёка на оскорбление. А ведь если верить рассказам, которые приносят с улицы мои двоюродные братцы, стражники только и делают, что бьют и прочим образом получают удовольствие от страданий людей, обвинённых в преступлениях. У меня нет особых причин сомневаться в словах родственников, но возможно, с магами не каждый рискнёт применить силу. Даже находясь под защитой властей.
        Я покорно примостился на стуле. Дверь кабинета закрылась за дознавателем, подарив мне тишину и одиночество в ожидании... Чего-то нехорошего. Впрочем, а можно ли надеяться на лучшее, если тебя задержали по обвинению в краже? Теперь стоит думать, насколько тяжёлым окажется приговор. Или не думать. В самом деле, от меня уже ничего не будет зависеть: как захотят, так и осудят. А вот необходимость потерять неопределённое количество времени удручает. Не успею же поработать с железом, как следует... И заказ пропадёт. Дядя будет недоволен. Но конечно, и слова не скажет. Как всегда. Только молчание иной раз хуже крика.
        А за окном небо постепенно начинает розоветь закатом. Стыдливым или бесстыдным, каждый выбирает на свой вкус. Лишь бы не кровавым...
        - Торопитесь куда-то?
        О, дознаватель вернулся. Положил на стол бумаги, снял и пристроил на спинке кресла форменный камзол, расстегнул ворот рубашки, потянулся, расправляя плечи.
        - Тороплюсь?
        - Ну да. Смотрите на небо с таким сожалением, будто что-то не успели сделать.
        Наблюдательный господин. Впрочем, наверное, ему и положено быть таким. Довольно молодой, но уже выслужился до хорошего чина. Или купил? Скорее всё же первое, потому что глаза у мужчины умные. И усталые. Хотя, немудрёно потерять бодрость к концу дня после разбора дурацких проступков. Особенно несуществующих.
        Заплетённые в косичку бурые волосы небрежно откидываются за спину, кожаная подушка кресла скрипит, принимая в свои объятия пятую точку дознавателя, кружево манжет неторопливо заворачивается, дабы не мешать и не пачкаться от чернил, если возникнет надобность что-то записать.
        - Ладно, оставим небеса их властителям и поговорим о делах земных.
        Хрустальная фигурка водружается на стол ровно посередине, и мы оба некоторое время старательно разглядываем детище явно неравнодушного к природным тварям стеклодува.
        - Любите лягушек? - вежливо интересуется дознаватель.
        - Не особенно.
        Прозрачный уродец ловит последние солнечные лучи и насмешливо переливается радужными бликами.
        - Хотели сделать кому-то подарок?
        - Почему вы спрашиваете?
        Мужчина откидывается назад, опираясь на один из подлокотников:
        - Вообще-то, моя работа - спрашивать.
        - О, прошу прощения!
        - Не стоит. Так хотели подарить?
        Качаю головой:
        - Нет. Да и некому.
        - Понятно. Хотя, лично мне трудно представить девицу, пришедшую бы в восторг от этого... - Дознаватель досадливо морщится. - Страшненькое создание. И тем страннее его выбор для кражи.
        Да, в здравом уме никто не стал бы рисковать, стараясь стащить уродца из лавки. А уж я - тем более! Честное слово, проще было бы купить. Но с фактами не поспоришь: фигурку, предназначенную для прижимания бумаг или страниц раскрытой книги, нашли в моей сумке, а продажа в отчётных записях купчихи не засвидетельствована.
        Жаба, сидящая на книге... Мерзкое зрелище, должно быть.
        - Почему не протестуете?
        - А должен?
        За моим вялым удивлением следует бесстрастное:
        - Все обычно так делают. Кричат, что ничего не брали, что им подкинули, что... А вы молчите. Почему?
        - Есть смысл оправдываться?
        Внимательные глаза мигнули:
        - Нет.
        - Тогда и не буду. Поберегу ваши уши и время.
        - Но ведь вы не вор.
        Эти слова должны были, наверное, прозвучать вопросительно, но слетели с уст дознавателя утверждением, озадачив и вызвав у меня растерянность, которая, конечно же, не могла укрыться от моего собеседника, продолжающего:
        - Не вор. И не брали эту пакость.
        - Простите, я не понимаю...
        - Думаете, я верю обвинению? Нисколько. Фигурку вам наверняка подкинули и поспешили заявить о пропаже как можно скорее, пока вы не решили порыться в собственной сумке. Обычное дело.
        Уж это точно! Если бы мне пришло в голову перетряхнуть свои пожитки, хрустальный уродец скоренько отправился бы на встречу с камнями мостовой.
        - Но если вы всё знаете...
        - А толку? Знаю. Но нужны доказательства. Свидетельства. А пока у меня есть лишь показания заявителя. Так, работник лавки, принадлежащей dyesi Карин Каланни, именуемый Харти Оттом, заявляет, что при сверке описи товара привезённого и выставленного обнаружил недостачу в количестве одной закладочной фигурки, изображающей лягушку. Поскольку сие произошло вскоре после того, как лавку покинул некий Маллет Нивьери, оказывающий dyesi Карин магические услуги, dyen Оттом высказал предположение, что фигурка исчезла из лавки именно вместе с магом, и обратился к патрулю с просьбой задержать... Ну да, обычное дело. Сведение счётов.
        Он так уверенно говорит... А что, если это правда? Вот только какие счёты у Харти могут быть со мной? Чем я ему досадил? И когда?
        - Этот парень, скорее всего, и подкинул вам фигурку. У него была такая возможность? Вы оставляли сумку без присмотра?
        - Да. Я как раз ходил...
        К купчихе для невнятного разговора. Так и не понял, что ей требовалось, но четверть часа безвылазно провёл в кабинете Карин.
        - Вот видите!
        - Но если вы знаете всё наизусть, то...
        Он помолчал, скучающим взглядом пробегая по строчкам букв, торопящихся решить мою судьбу.
        - Доказывать не буду.
        - Почему?
        - Потому что доказательства стоят денег. Вы сможете оплатить мою работу? Судя по выражению вашего лица, нет.
        - Она дорого стоит, эта работа?
        - Достаточно.
        - Сколько?
        - «Орёл» в сутки.
        - И сколько понадобится дней?
        Дознаватель вздохнул:
        - Много. Потому что мне, как и любому человеку в мире, нужны деньги.
        По крайней мере, честно. От этого, конечно, не легче, но злиться на сидящего напротив меня человека почему-то не получается. Ненавидеть - тем более.
        - Зачем вы всё это мне говорите? Могли ведь...
        - Соврать? Чтобы содрать с вас три шкуры? Ну да, мог бы. Считайте мой поступок минутной слабостью, если угодно, но вас я обирать не хочу.
        Вернее, видишь, что с меня толком нечего взять.
        - Но вы доказали бы?
        - Вашу невиновность? Возможно.
        - А если я всё-таки найду деньги и...
        Во взгляде дознавателя мелькнула грусть:
        - Не надо. Старший офицер, которому я подчиняюсь, желает видеть до конца недели десять приговорённых преступников, и вы как раз входите в их число. Теперь понимаете? Даже если возьму ваши деньги, всё равно подчинюсь приказу.
        Так вот, в чём дело! Понятно. А мне уже хотелось уверовать в благородство городских стражников. Интересно, на его месте я смог бы отказаться от верной прибыли, плывущей прямо в руки? Впрочем, я и на своём-то удержаться не могу...
        - Что же мне делать?
        - У вас есть три дня. Если за это время заявитель откажется от своих слов или вы сможете найти доказательства своей невиновности, обвинение будет снято.
        - А если...
        - В противном случае вам придётся уплатить подать или... - Он задумчиво потёр подбородок. - Отправиться на каторгу. Кстати, заявитель настаивает именно на таком приговоре.
        Ну Харти и сволочь! Убил бы собственными руками. А что, может, и в самом деле? Убить? Тогда хоть буду точно знать, в чём виноват. И совесть моя будет удовлетворена.
        Из лабиринта кровожадных планов меня вытащило ещё более усталое:
        - Не смею дольше задерживать.
        - Я могу идти?
        - Разумеется. Да, ещё... Обычные условия: в ваших интересах не покидать пределы города в эти дни и не искать личных встреч с заявителем. Всё ясно?
        - Да.
        - Желаю удачи!
        Наверное, растерянный вопрос в моём взгляде читался на удивление ясно, потому что дознаватель улыбнулся и пояснил:
        - Думаете, мне приятно смотреть, как осуждают невиновных? Вовсе нет. Но я не всемогущ и не всесилен. Всё, что могу сделать, это дать вам три дня отсрочки вместо заключения под стражу. Потому что лично мне dyen Оттом не понравился. И я не буду жалеть, если он останется с носом.
        Я тоже. Но чтобы одержать победу, нужно хотя бы знать, с кем сражаешься и за что.

* * *
        - С дороги! В сторону! Препятствование стражам при исполнении строго карается!
        Несмотря на грозный смысл, в криках не слышно задора. Могу понять почему. Кому понравится с утра пораньше, но уже под палящим солнцем бегать по городу, громыхая доспехами и ловя... Очередного неудачника вроде меня.
        Виток. Узел. Виток. Узел. Ещё пяток-другой, и закончу готовить болванку для ковки. Пальцы к утру успели отдохнуть, и это настоящее чудо, потому что я опасался обратного, до полночи скручивая нить из обрывков охранного заклинания, разобранного мной в Овраге. Нужно было не меньше девяти локтей длины, чтобы хватило обмотать железячину и навязать необходимое количество узлов, а после такого труда руки обычно ощутимо немеют. Ну ладно, хоть в чём-то повезло. Заказ успею закончить. А потом отправлюсь прямиком пред светлые очи судьи, который решит мою судьбу в пользу... Судя по уверенности дознавателя, каторги мне не миновать.
        Страшно? Приятного в том, чтобы махать киркой, разумеется, немного. Но если постараться, только очень хорошо постараться, можно уютно устроиться и на ежовой шкурке. Здоровье позволяет надеяться, а кое-какие умения - верить. Во что? В то, что выживу. Но вернусь ли? Если даже вечером каждого дня по лестнице на чердак поднимается вовсе не тот человек, который утром по ней спускался, то чем обернутся годы каторги? Сколько раз я усну, чтобы проснулся уже не «я»? Страшно не умирать и не убивать. Страшно терять.
        Но пока ещё время есть. На «подумать». Всегда ведь можно попытаться сбежать... Хотя вряд ли мне хватит сил, чтобы справиться со стражей на воротах. Прорываться в одиночку через панцирников? Сумасшествие. Тем более, за пределами Саэнны нет укромных мест, где я смог бы переждать опасность. И денег на подкуп нет.
        Может быть, спрятаться в самом городе? Но тогда нужно сводить знакомство с Гильдией Ножей, а от них я уже не сумею отвязаться, пока не шагну за Порог. Попаду в вечную кабалу и буду смиренно чаровать клинки и прочие штуки для душегубства, день за днём, месяц за месяцем... Причём, и лишние монеты вряд ли будут перепадать. Если вообще будут. Наверняка в Гильдии имеется свой «господин старший распорядитель», который будет искренне и бесповоротно уверен, что за помощь в укрытии от Городской стражи я обязан служить «благодетелям» всеми своими талантами и силами. И чем это окажется лучше каторги?
        К тому же, мне повезло: мой проступок не будут доводить до сведения Анклава, пока не вынесут приговор. А уж после приговора дядюшке будет поздновато метаться! Он дорого бы заплатил, только бы перевести разбор преступления на магический суд, и уж тогда моя участь потеряла бы всякую завидность...
        Занавеси дёрнулись, вздыбились парусами, взметнулись, обжигая кожу мимолётным прикосновением, и недовольно разорвались, пропуская сквозь себя вытянувшуюся в полёте тень. Впрочем, за миг до встречи с полом она сжалась в комок, кувырнулась и уверенно коснулась растрескавшихся досок пола в четырёх точках. Пригнулась, пружинисто оттолкнулась, выпрямилась во весь рост, настороженно оборачиваясь к окну, через которое проникла на чердак, словно ожидала погони и готовилась к встрече с ней. Замерла, позволяя рассмотреть себя с ног до головы и...
        Да сколько же можно?!
        - Я просил не приходить сюда!
        - Извини. У меня не было выбора, - невнятной скороговоркой ответил убийца, не отводя взгляда от окна.
        - Не пошёл бы ты...
        - С превеликим удовольствием, если бы знал, куда. Подскажешь?
        Интересно, где он обзавёлся привычкой шутить через каждое слово? Даже в обстоятельствах, вызывающих... Опасение. Причём у меня - тоже.
        - Что случилось?
        - Слышал крики патруля?
        - Да. Это... за тобой?
        - Угу.
        Он перенёс тяжесть тела на левую ногу и скривился. От боли? Странно.
        - Хочешь подставить ещё и меня?
        Тень наконец-то обернулась, и из-под прилипшей ко лбу вороной чёлки обиженно сверкнули тёмные глаза:
        - Вообще-то, я надеялся совсем на другое.
        - Спрятаться?
        - Хотя бы переждать. Всё-таки прогоняешь?
        Я бы не стал раздумывать и медлить, принимая решение, выставил бы вон за милую душу, но в этот миг над краем крыши прямо напротив чердачного окна появилась голова, заметив которую, убийца застыл столбом и кажется, даже перестал дышать.
        Чуть погодя, спустя время, достаточное для того, чтобы сделать вдох, к голове добавились шея, плечи, руки, туловище и всё остальное, полагающееся человеку. Невысокого роста, тощий, сутулый, словно к чему-то принюхивающийся. Так ведь это «гончак»! Значит, погоня настроена вполне серьёзно.
        Глубоко посаженные глазки обозрели окрестности и уставились на... то место, где располагалось окно моего чердака. Но самого окна они видеть не могли. Ни при каких обстоятельствах. Потому что я всё-таки соорудил заклинание.
        Обычную охранку ставить не стал: мне хватило близкого знакомства с творением древнего мастера, чтобы всерьёз задуматься об отсутствии необходимости вступать в бой там, где можно обойтись обходным манёвром. Да и какой толк в охране? Если вор захочет залезть, снимет любые чары. Ну, почти любые. А вот если залезать вроде бы некуда... Простейшая иллюзия. Отражение слоёв воздуха друг от друга. Правда, пришлось немного помучиться, подбирая места расположения узелков, но результат того стоил. Я и сам с трудом нашёл дорогу с крыши домой, а случайный любитель прогуляться по верхам и вовсе прошёл бы мимо, даже не заподозрив, что в шаге от него прячется окно.
        Любитель...
        Но каким образом Тень нашла дорогу на чердак? И не означает ли её появление существенный изъян в моих чарах? Ведь тогда...
        «Гончак» пригнулся, наверное, чтобы оказаться поближе к следу. Повёл носом из стороны в сторону. Говорят, в жилах таких парней, как он, течёт кровь горных гоблинов, способных выследить и загнать любое животное или человека даже на голых камнях. Не знаю, есть ли хоть небольшая доля правды в сплетнях, но тот, кто стоял сейчас на крыше, впечатлял воображение. И не менее успешно пугал.
        Загорелая кожа, покрытая сеточкой морщинок, массивный лоб, нависающий над глазами, плоский нос с широкими ноздрями. Волосы скрыты под плотным капюшоном обтягивающей костлявое тело куртки. Руки длинные и, похоже, сильные, если преследователь так легко поднялся на крышу. Ноги, спрятанные в широкие штанины, коротковаты, зато устойчивы. Юркий и цепкий. Да, с таким трудно справиться на любой территории. Особенно в ограниченном пространстве чердака. Если «гончак» найдёт вход...
        А впрочем, пусть находит. Не боюсь. Даже надеюсь. Кто-то хочет подраться? На здоровье! Я тоже страсть, как хочу. Иди сюда, собачка, я тебе клыки пересчитаю!
        Вот только куда потом труп девать?
        - Успокойся, он не войдёт. - Ладонь убийцы настойчиво надавила на моё плечо.
        - Да я и не волнуюсь, с чего ты взял?!
        - Вижу по рукам.
        А что с моими руками? Агхм... Прав, гад, руки меня выдали. Сам того не замечая, приготовился к защите или атаке, это как кости лягут. Пальцы сжаты, запястья расслаблены, плечи развёрнуты для замаха.
        - А если...
        - Не войдёт. Не должен войти. Я для того и прыгал, чтобы сбить след.
        Ноздри «гончака» ещё раз дёрнулись, как мне показалось, разочарованно, и потомок гоблинов убрался с крыши в считанные мгновения, лишь одной рукой для поддержки мимолётно коснувшись водосточного желоба.
        - Вот видишь! - расслабленно выдохнула Тень.
        - Вижу, - угрюмо подтвердил я.
        Опасность миновала, а вместе с её исчезновением начала таять и ярость. Жаль. Очень жаль. Ещё минуту назад я чувствовал себя... Почти настоящим. Не отважным воином. Не героем легенд. Не всемогущим чародеем. Просто человеком, способным сжать мир в кулаке. И мне понравилось это ощущение! А теперь оно уходило. Сворачивало за угол, оставляя вместо себя одну лишь безразличную покорность...
        - Ну извини, извини, сейчас только немножко отдохну и уйду!
        Уйдёшь, если сможешь идти: как-то нехорошо темнеет штанина под твоими пальцами, прижатыми к бедру.
        - Марш на стол!
        - Что?
        Если бы моей целью было вызвать удивление, я мог бы наслаждаться успехом, потому что глаза убийцы расширились в искреннейшем недоумении по поводу полученного приказа.
        - На стол садись! Только штаны сначала сними.
        - Ты хочешь...
        - Не хочу. Но сделаю.
        Он приоткрыл было рот, собираясь то ли возразить, то ли спросить о чём-то, видимо, перебирая в уме все возможные варианты моих действий, но быстро передумал возражать, послушно расстегнул ремень, спустил штаны и взгромоздился на стол. Так мог бы действовать человек, привыкший исполнять поручения и приказы. Или нарочно приученный. А мне-то казалось, что Тени не признают подчинения...
        М-да, царапина. Неглубокая, это хорошо, но кончики оборванных нитей иголками топорщатся во все стороны. Надо пригладить.
        - «Гончак» задел?
        - Ты что?! Если бы он, я бы тут не сидел! Им только дай хоть каплю крови поймать, не отстанут и за Порогом!
        Пожалуй. А ведь если я попробую совершить побег, по моему следу пустят таких же шавок. Нужно будет запомнить все ощущения. На будущее. Вдруг, пригодятся?
        - Тогда кто ранил?
        Убийца вздохнул:
        - Не поверишь. И я не верю. Сам. Поскользнулся и черепицей рассёк... Да пустяки, пройдёт.
        - Пройдёт, конечно.
        Люблю работать с порезами. Люблю их короткую острую шёрстку и горячие язычки. А ещё люблю податливость и охоту, с которой они принимают ласку моих пальцев. Ну вот, пригладил, кровоточить не будет, теперь остаётся только закрыть ранку от грязи. Где-то у меня ещё болталась склянка... Ага, попалась!
        Я разровнял комочек мази на сведённых вместе краях царапины и подождал, пока восковая основа застынет.
        - Всё, готово. Если сегодня не будешь больше бегать, к утру затянется совсем.
        Убийца внимательно изучил результат моих трудов и прислушался к шёпоту собственного тела.
        - Хм... Не болит. И вроде не тянет. Да ты настоящий волшебник!
        - Одевайся... подхалим.
        Заклинание, прячущее вход в моё обиталище, сработало. Это приятно. Но до сих пор не понимаю, что помогло Тени вновь оказаться на чердаке:
        - Скажи, ты-то видел окно?
        Он не обернулся, но движение головы из стороны в сторону подкрепил словами:
        - Не-а.
        - Тогда как же...
        - Я просто хорошо запомнил, где оно было. А поскольку исчезнуть без следа окно не могло... Но вообще-то, я просто рискнул. Прыгнул наудачу.
        - Ставни ведь могли быть закрыты.
        - Могли быть, верно. - Убийца закончил приводить одежду в порядок и повернулся в мою сторону. - Я же сказал: рискнул.
        Хотя у него всё равно не было выбора. Или понадеяться на память и сноровку, или... Принимать бой с «гончаком». Думаю, Тень смогла бы одержать верх. Да, легко смогла бы. Но почему-то не стала действовать привычным образом.
        - Вы все такие?
        - Какие?
        - Безрассудно рисковые?
        - Нет, я один.
        А улыбается он всё-таки хорошо. Тепло и по-доброму. Так, что ему хочется верить... Нет. Не буду. Не имею права рисковать.
        Тем временем, расправившись со своими делами, убийца рьяно принялся вникать в мои:
        - Что это ты такой смурной?
        - Есть причины. И твоё явление - одна из них. Почему за тобой гнались?
        - Ох, лучше было бы не спрашивать... А впрочем, расскажу. Хотя мне стыдно. Представляешь?
        - Легко. Врываться в чужой дом, да ещё приводить на хвосте погоню, конечно, стыдно!
        - Я не о том! Погоня это мелочи... - Он махнул рукой и снова устроился на столе, двигая раненой ногой с особой осторожностью. - А вот сглупил я по-крупному.
        - Сглупил?
        Отрадно слышать, что не только я в Саэнне совершаю дурацкие поступки. Но злорадствовать почему-то не тянет.
        - Забыл, что не взял с собой кошелёк.
        - Куда?
        - На выполнение заказа! Мне, знаешь ли, лишний вес обычно только мешает. Но я так обрадовался окончанию дела, что... Не потрудился проверить. Потому и вляпался.
        - Во что?
        Он помолчал, словно и в самом деле стыдился содеянного.
        - Захотел расслабиться немножко... В общем, заглянул в Дом радости. А когда пришла пора расплачиваться, всё и началось: девица не поверила, что занесу монеты позже, устроила крик, её хозяйка послала за стражниками, от тех пришлось самым скорым образом убегать, а они, разумеется, обиделись, что не захотел завести с ними знакомство, и вот... Я здесь.
        Конечно, обиделись. Но воодушевление, заставившее доблестных бойцов Городской стражи броситься в погоню, имеет весьма простую причину. Окажешь услугу хозяйке - получишь её благоволение. Кстати, о хозяйках...
        - Что за дом-то? На какой улице?
        - Лилейной.
        Нашёл место! Судя по скупым словам Науты, управительница Дома радости на Лилейной не признает никаких уступок.
        - Если с тобой такое часто случается, ходи на Жемчужную. Тамошняя хозяйка мне знакома, я могу с ней договориться, чтобы давала отсрочку.
        - О, благодарствую! Было бы замечательно.
        Но меня занимает сейчас совсем другой вопрос:
        - А собственно... Зачем ты убегал? Не мог объясниться со стражей?
        Виноватое:
        - Не мог.
        - Почему?
        Вместо ответа убийца оттянул ворот рубашки, показывая струящийся под кожей и на глазах темнеющий узор, завитки которого медленно, но верно подбирались к шее.
        - Ещё несколько минут, и всё.
        Да, в таком положении нельзя было задерживаться среди людей дольше возможного.
        - Ясно... Сочувствую.
        - Да я сам сглупил. Больше не буду.
        - И зачем вам это нужно, а?
        - Что? - удивлённо распахнулись глаза Тени.
        - Ну, узоры эти... Ведь без них было бы удобнее.
        - Было бы... - Убийца грустно вздохнул. - Это всё Договор.
        - Какой?
        - Между Гильдией и Анклавом. Саэнна - единственное место в мире, где наша Гильдия может получить законную защиту от любых притязаний.
        - Разве вы кому-то... - Пока не поздно, спохватываюсь и меняю слова вопроса: - Вам кто-то угрожает?
        - Представь себе. А здесь мы можем чувствовать себя в безопасности. Правда, приходится платить, и дорого. К примеру, татуировку носить. А ещё мы не можем в пределах Саэнны убивать магов.
        - Совсем-совсем?
        - Да.
        Любопытная подробность. Стало быть, я зря боялся.
        - А что случится, если всё же кто-то из вас убьёт чародея?
        Убийца смотрел в сторону чуть ли не минуту прежде, чем ответить:
        - Тогда мы лишимся последнего убежища.
        - Понятно. Извини, что спросил.
        - Да пустяки!.. А за предложение спасибо. Ты, правда, поговоришь с хозяйкой?
        - Да, мне нетрудно. - И Наута даже меня выслушает. И согласится, скорее всего. Хотя... Как же я мог забыть?! - Постараюсь. Но если не успею, не обессудь.
        - Не успеешь? - Он заинтересованно наклонился вперёд. - Так я не особо и тороплюсь.
        - Зато у меня нет времени.
        До суда осталось два дня с небольшим. Искать свидетелей или доказательства невиновности мне некогда, да и негде, так что лучше буду заканчивать важные дела.
        - Уезжаешь?
        - Ага. Далеко и надолго.
        - Серьёзно?
        Кажется, он и удивился, и расстроился. Странное поведение, но мне не до разгадывания загадок чужой души:
        - Да.
        - А куда?
        - Или в Северные каменоломни, или в Южные. Куда отправят.
        - Эй, ты это о чём? - Лицо Тени изумлённо вытянулось. - Ты так не шути!
        - А я не шучу. Меня третьего дня ждёт суд. И насколько мне дали понять, приговор уже почти вынесен.
        Он резво соскочил со стола, забыв о незажившей ране. Зато она помнила всё и вынудила-таки своего обладателя щегольнуть свежеприобретенной хромотой.
        - Так-так-так... Ну-ка, излагай!
        - Это моё дело.
        - Считай, что мне просто любопытно. Или это страшная тайна?
        - Да никакой тайны. Мне подсунули в сумку вещицу из одной лавки, а потом заявили о пропаже. Вот и всё.
        - Ты точно не воровал?
        И хотелось бы разозлиться, но не могу. Устал. Такое ощущение, что все чувства выцвели и выгорели, как выгорают плохо прокрашенные узорные ткани под лучами жаркого солнца.
        - Нет.
        - А что за лавка?
        - В квартале Степных ирисов, торгует хрустальными штуковинами. Хозяйка - купчиха по имени Карин.
        - Так это она тебя сдала?
        Хм... Подкидывала лягушку уж точно не она, а Харти. Но вполне могла приказать. Вот только, будь я проклят, не вижу причины!
        - Не уверен. Знаю, что в сумку ко мне мог залезть только её помощник.
        - Имя?
        - Харти Оттом.
        - У него на тебя зуб?
        - Очень может быть.
        - Дорогая вещица-то?
        - Не особенно. Да и не в цене дело.
        - Это точно! Цена - дело десятое, если не сотое... Эй, а почему ты на свободе?
        Я недоумённо нахмурился:
        - Как это, почему?
        Убийца охотно пустился в объяснения:
        - Обычно тех, кого обвинили в воровстве, держат под стражей до самого суда. Конечно, если заплатишь большой залог, можно договориться, но... - Тут он хитро прищурился. - Много с тебя стребовали?
        - Нисколько. Дознаватель не говорил о деньгах. Вернее, сказал, что за свою работу взял бы много, но не станет. Потому что меня всё равно должны осудить.
        - Всё равно?
        - Ну, вроде его старшему нужно расправиться за неделю с десятью преступниками, а я как раз среди них и затесался.
        Тень хохотнула:
        - Это как водится! Выслужиться хочет каждый! Но тот парень либо смельчак, либо дурак.
        - Почему?
        - Если он отпустил тебя без залога, значит, поручился перед судьёй сам. Своим словом. И чином. Если ты сбежишь или за эти дни натворишь новых бед, дознаватель попрощается со своим местом.
        Неужели? Зачем же так рисковать ради неизвестно кого? Или... Ему ведь тоже могло всё надоесть, как и мне. Только я трушу что-то менять, а он... Устал бояться сильнее. Но, будь я проклят! Это случилось снова! Доверие. Большое или маленькое, судить не возьмусь, только оно снова лежит в моём кошельке. Верну в целости и сохранности или потрачу? Как поступлю? Не знаю. И никто не подскажет. Даже Тень, осведомлённая в...
        В весьма интересных вещах.
        - А ты хорошо знаком с Городской стражей.
        Невинно округлившиеся глаза:
        - Я?
        - У тебя что, есть там знакомцы?
        - Да ну, какие знакомцы?! Так, что-то видел, что-то слышал...
        Увиливает. Ну и пусть. Мне не нужны чужие тайны. И свои не нужны.

* * *
        - Маллет, ты как? Готов? Или ещё подождать?
        Воздух кузни жарок, но вовсе не сух, потому что неподалёку от наковальни стоит наполненная водой бадья, в которую Ен время от времени добавляет колючее крошево льда. Воздух тяжёл и тягуч, как раскалённый кисель, его невозможно вдыхать, только пить, чувствуя, как по сознанию растекается хмель азарта и предвкушения.
        Мы все пьяны. Наши лица раскраснелись, и не только от огня, танцующего над углями горнила. Мы сами полны жара. До краёв. Ещё один вдох, и он прорвёт хрупкую преграду плоти и выплеснется наружу, воплотившись... В холодную уверенность клинка.
        Я люблю эти минуты. Люблю ритм размеренных движений, то ускоряющийся, то замедляющийся, но никогда не фальшивящий. Люблю капризную податливость стали, принимающей в себя вместе с ударами волю мастера. Люблю колыхания занавесей, исправно докладывающих, попал ли молот именно в ту точку, куда было намечено, и добился ли я исполнения своего намерения.
        - Сейчас!
        Кожаный фартук несгибаем, как броня, только закрывает не слишком много. Впрочем, я всё равно ничего не почувствую, даже если раскалённые зёрнышки, вырвавшись на свободу, вопьются в моё тело. Не почувствую сейчас. Но ожоги живут своей жизнью и непременно напомнят о себе позже, стало быть, любая предосторожность не будет лишней.
        Вручённое мне орудие выглядит менее внушительно, чем молот в руках дядюшки Туве, но мне и не нужно плющить железо. Моя задача - указать место и время. Уловить момент. Попасть в пульс. Коснуться, несильно, но ощутимо. Оставить метку и, если следующий за моим удар не окажется достаточно точным, подправить.
        Хотя, Тувериг, на моей памяти, пока ни разу не сделал ошибки. Нет, сейчас дядя крепок, сноровист и упорен. Ещё с десяток лет таким и останется. А потом... Потом молот из его рук примут сыновья. Они гораздо чаще меня бывают в кузне и многому уже научились, но «весёлую вдову» куём мы с дядей. И это не недоверие или пренебрежение. Это просто очередной урок.
        - Начали!
        Зажатый в клещи железный брусок похож на бутон цветка, густо-алый, с плотно сомкнутыми лепестками. Скоро он наполнится светом, похожим на солнечный, и раскроется. Совсем скоро. И что-то явит миру. Что-то из того, о чём сейчас думает Тувериг, и какие-то из обрывков моих мыслей.
        Диннн! Донн! Диннн! До-донн! Удары, одиночные и сдвоенные. Дядя сам выбирает, как действовать. Ему виднее. Он тоже чувствует сталь руками. Почти как я обращаюсь с чарами. Так что, мы оба - волшебники, каждый в своём неповторимом роде...
        Брусок постепенно превращается в полосу, с одного края вытягивается больше, с другого меньше, тяжелеет будущая пята, становится всё заметнее дуга изгиба.
        - Одной водой обойдёмся? - голос дяди находит щёлочку в трелях звонких ударов.
        - Да!
        - А не рискованно? Нам же отпускать ещё не один раз...
        - Выдержит!
        Пар над бадьёй шипит, но не злобно, а радостно, с остервенением увлечённого игрока. Клинок стынет, и всё повторяется снова, снова и снова, пока занавеси не успокаиваются и не смыкаются вокруг стального клыка. Чары впаяны. Теперь можно и отдохнуть, предоставив доводку заказа братцам. Они справятся, я верю. Или хочу верить.
        Дядя хлопает меня по плечу, приглашая покинуть душный храм кузни:
        - Выйдем, поговорим?
        - Пожалуй.
        В кухне нас обоих ждёт бадья ничуть не меньших размеров, чем подвальная. Мы окунаемся в неё по очереди, смывая с себя пот, перемешанный с гарью и стальной крошкой. Грубоватый холст чистой рубашки неприятно саднит ставшую вдруг чересчур чувствительной кожу, но где-то под ней, глубоко-глубоко, так же обиженно ёрзает в колючих объятиях неизбежности сердце.
        Дядя набивает трубку и тянется за лучиной:
        - С тобой происходит неладное.
        - С чего вы взяли?
        - Да я не беру. Я вижу.
        Это верно. Видит. Потому что знает меня уже много не самых радостных лет.
        - Всё как обычно.
        - Разве?
        Он не пытается меня расспрашивать, скорее всего, лишь хочет убедиться в правильности собственных выводов. Не лезет в душу. И за такое отношение я всегда буду благодарен Туверигу.
        - Ну... почти. Мне снова не повезло.
        Молчание, наполненное размеренным попыхиванием.
        - Справишься?
        Думаю, тщательно взвешивая все «за» и «против».
        - Нет.
        - Помочь?
        - Спасибо. Я сам.
        Сильные пальцы с коротко остриженными ногтями ласково поглаживают трубку:
        - Снова ершишься?
        Не отвечаю, потому что ответа не требуется.
        - Гордые вы, без меры... Карлин таким же был, точно таким. Помню, я ещё совсем мальчишкой был, и уже радовался, что меня Даром обделили. Вроде и не понимал ничего толком, а радовался. И теперь радуюсь.
        - Почему?
        - Потому что мне есть, чем гордиться. Я свои гордости обнять могу, приголубить... Ну и отшлёпать, если провинятся. Они настоящие, понимаешь? Живые. Рядом ходят. А чары ваши... - Рука поднимается и падает усталым взмахом. - Дурь одна, обычному человеку даже не видная.
        И мне не видная. Только я до сих пор боюсь посторонним в этом признаваться. И ненавижу тех, кому известен мой секрет, хотя и для стыда вроде повода нет. Никто из магов не смог бы войти в ту залу. Никто. Только я. Потому что для меня в бесконечности магии царит вечная ночь, и двигаться я могу только на ощупь.
        - Что же вы тогда меня в кузню всё зовёте и зовёте?
        Тувериг ухмыляется:
        - Да уж не из-за чар твоих, не надейся! Хотя многие верят, что с чарами железо становится крепче. Ну и пусть их... А тебя зову, потому что ты никогда ни единую заготовку не запорешь.
        - Ой ли?
        - Верь, не верь, а не спорь! Ты словно чувствуешь, куда и как ударить нужно. Чувствуешь ведь? То-то! И знатным кузнецом мог бы стать, если бы с пыльными книгами не возился ночи напролёт.
        Кузнецом? Да уж, завидная участь. Я всегда мечтал о большем. О том, чтобы меня признали в том искусстве, которое выберу сам. Сделал неверный выбор? Возможно. Но теперь уже поздно отступать. Я родился магом и умру им.
        - У вас помощников и так хватает.
        - Эх, молодой ты ещё...
        - И глупый?
        Дядя согласно пыхнул трубкой:
        - А тот как же? Вот доживёшь до моих лет, будешь всякий раз жалеть, как встретишь человека, не своим делом занимающегося. Ой, как жалеть будешь! Тогда мои слова и вспомнишь.
        - Ну какой из меня кузнец? Я к кузнечному ремеслу не...
        - Приучен? Так мы быстро, на два счёта!.. Да шучу я, шучу, не злобствуй. Знаю, что не будешь больше требуемого молотом махать. Ты лучше скажи, что на этот раз стряслось?
        - Да нелепица... И сам не понимаю, в чём дело. Меня через два дня судить будут.
        - За что же?
        Недоумеваешь, да? Не понимаешь, как я мог нарушить закон? А я и не нарушал.
        - За кражу.
        - Я же тебе говорил: нужны деньги, всегда ссужу.
        - Ой, спасибо, дядюшка! Верите вы в меня... даже словами трудно описать, как.
        - А не надо шататься по всяким закоулкам и брать заказы невесть у кого. Сколько раз я тебе о своём приятеле Митрисе говорил?
        Вздыхая, признаю:
        - Много.
        - Я бы перед ним словечко замолвил, а он бы меня послушал. И была бы у тебя служба, пусть не слишком гордая, зато надёжная.
        Ага. Точить ковыряльники для городских стражников. С утра и до вечера. Видел я этих выщербленных уродцев... Клинки, имею в виду. Хотя их хозяева не лучше. И дышал бы я той же самой пылью, только ещё с примесью стали. А доходы были бы такими же грустными.
        - Сильно увяз-то?
        - Ага. Похоже, отправят на каторгу.
        Дядюшка оторвал трубку от губ и начал прикидывать:
        - Если на каторгу, то лучше на север, там можно знакомцев найти и уговориться, чтобы тебя кайлом махать не заставляли... А если на юг... Ничего, придумаем что-нибудь. Пару годков посидишь тихо-мирно, тебя и отпустят.
        М-да, хорошо, когда у тебя есть заботливые родственники! Тьфу. Моя невиновность даже дядю не интересует, что уж говорить о судье? Зато после приговора для меня уже куча дел припасена. И не поймёшь, как причудливо в голове у Туверига перемешаны желание устроить жизнь племянника и добиться своей маленькой выгоды, но смесь поистине ужасающая... Только понять его можно, и легко. Не надо тянуться за птицей в небе, если у тебя под ногами добро лежит, нужно только нагнуться - вот каков девиз моего дяди. Нет, даже не так: обоих дядьев. А то, что, нагибаясь, кому-то поклон отвешиваешь, нестрашно. Главное, чтобы пинок под зад не получить.
        - Много денег-то тебе нужно было?
        - Для чего?
        - Ну, раз тащил что-то, так на продажу?
        - Да не тащил я! Хотя деньги нужны были. Правда.
        Впрочем, и сейчас ещё нужны. Ещё пару дней, чтобы сохранить надежду. А потом... Потом придётся попрощаться с отцовским наследством и мечтами. Правда, я уже почти всех их проводил за Порог.
        У меня ни-че-го не получается. Совсем ничего. Значит, иду куда-то не туда и делаю что-то не то, если боги всё туже и туже затягивают петлю судьбы. Кажется, что очень скоро наступит час, когда я растерянно застыну на месте, не зная, в какую сторону шагнуть. И не зная, следует ли шагать вообще.
        Мне нужна надежда. Где же ты бродишь, моя капризная дурнушка?
        - И сколько?
        - Сотня «орлов».
        Тувериг снова вдохнул душистый дым.
        - Хоть на дело-то нужно?
        Отвечаю с заминкой, хотя раньше ляпнул бы, не задумываясь:
        - Да.
        - Вот что... - Он подумал и уверенно кивнул. - Ссужу тебе сотню. Я на приданое для Тайаны откладывал, но ей ещё рано о замужестве думать. Только ты уж верни, как срок подойдёт.
        Верну. Не смогу не вернуть.
        Глоток свежего воздуха.
        Всего один.
        Но как он сладок! Даже зубы ломит...

* * *
        - Мэл...
        Так, если изъять из чрева сундука ветхие воспоминания о бакрийских коврах, высвободится местечко, вполне достаточное для проживания десятка увесистых томов. Точно! Туда и переложу бесполезный хлам, пылящийся в единственном книжном шкафу, которым я владею. А все отцовские записные альбомы и рабочие заметки любовно разложу по рассохшимся полочкам. Стопками. Или по одному: не так уж и много в наследстве по-настоящему ценных для меня вещей. Да, лучше не громоздить их друг на друга. По крайней мере, до того времени, когда выучу все узлы и способы вязки заклинаний наизусть. Э-э-э... А ведь потом мне снова понадобится свободное место! Для собственных заметок, которые нужно сделать непременно и обязательно. Потому что я не могу быть уверенным в полном Даре своего наследника, и на всякий случай...
        - Мэл, ты просил напомнить! Уже сильно за полдень!
        - Спасибо, Тай!
        Ловлю себя на мысли, что помедлил с ответом больше обычного. Неужели из-за...
        Ну да. Разумеется. Мне попросту стыдно тратить деньги, предназначенные для приданого кузины. Очень стыдно. Но я верну сторицей, обещаю! Сразу, как только обучусь всем таинствам чародейства, переберусь в Регистре с последних страниц поближе к началу, обзаведусь хорошими заказами и... Клянусь, сделаю тебе самый дорогой подарок, какой только смогу! Нет, какой только бывает на свете. Например, зачарую для тебя феечку. Пяток феечек. Дюжину. Да хоть сотню! Чтобы они помогали тебе по дому, берегли твой покой и играли с твоими будущими детьми. И уж точно, позабочусь о том, чтобы ни один опасный амулет и на милю к тебе не приблизился!
        - Ты уходишь?
        - Ненадолго. Я скоро вернусь.
        Она ещё не знает о завтрашнем суде. И надеюсь, не узнает. Не хочу, чтобы она меня стыдилась. Хотя прекрасно знаю: не будет. Тай слишком добрая, чтобы упрекать или винить. Наверное, мне было бы легче жить, обладай я таким же светлым сердцем. А, ладно! Что не дано, то не дано.
        Всё, мотки бечёвы в сумку сложил, кошелёк пристроил между ними так, чтобы лишний раз не звякнул, теперь можно отправляться в поход. Последний. Даже не верится... Неужели всё действительно заканчивается?!
        И мне больше не придётся ходить к кому-то на поклон. И господин старший распорядитель поостережётся впредь донимать меня своими издёвками. И я смогу скопить денег, чтобы завести семью. Правда, для последнего необходимо ещё найти подходящую женщину, но это, право, уже сущие мелочи!
        Всё, бегу! Нет, почти лечу. Хотя перемещаться по лестнице лучше неторопливо и осмотрительно, чтобы углядеть вихры белобрысых затылков в укромном закутке.
        - Ен, Ди, не поможете мне?
        - Не-а.
        Обычный ответ старшенького из братьев. Ленивый зевок и нахально прищуренные глаза, приглашающие к перебранке. Но сегодня я не могу тратить силы на пустопорожний трёп.
        - Небольшая такая помощь... Только и всего, что перенести груз.
        - Грууууз? - настороженно тянет Ди, преисполненный желания помогать не больше, чем его брат.
        - Это не тяжело. И недолго.
        - Ага, так мы и поверили! - Теперь оба заговорщицки перемигиваются.
        - Всего несколько книг. Просто мне одному не справиться.
        - И ещё говоришь, что «не тяжело»! - хохочет Ен. - Ты ж сам не слабак!
        Понимаю, что им лениво после утренней ковки напрягать и без того уставшие руки. Но доверять свои драгоценности случайным носильщикам не хочу: кузены, может, и не будут бережно обращаться с книгами, но и стянуть не попробуют. Незачем.
        - Я очень прошу.
        - Ладно, поставишь нам тогда по кружке эля, - ставит точку рассудительный Ди. - Куда идти-то?
        - Лавка Вайли на Окоёмной, сразу за площадью.
        Ен рассеянно прикинул протяжённость пути и кивнул:
        - Окоёмная, так Окоёмная... Мы подойдём чуток позднее, лады? Сейчас ноги гудеть перестанут, и...
        - Конечно! Я буду ждать там.
        И даже хорошо, что кузены не будут присутствовать при моих расчётах с Вайли. Если бы можно было, вообще бы держал свои беды в строжайшей тайне, потому что честному ремесленнику водиться со скупщиком краденого постыдно и предосудительно. А я в понимании кузенов такой же кузнец, как и они сами. Разве что, с придурью, выливающейся в чтение непонятных книжек и заковыристые взмахи руками вокруг железных брусков. Но клинки хуже ведь от этого не становятся? Значит, можно закрыть глаза. Мало ли кто как чудит...
        Нет, всё выходит просто замечательно! Если дядюшка Туве постарается и уговорит своих знакомцев помочь, можно будет даже протащить отцовские записи и в каменоломни, чтобы не терять лишнего времени. А если и потеряю? Что с того? Подумаешь, пара лет! Дольше ждал, да ещё и без особой уверенности. А теперь даже её не надо, потому что всё решилось само собой. И мои книги дождутся меня, а я уж постараюсь вернуться к ним живым и невредимым.
        Остался всего один день на сомнения и ожидания: завтра выяснится, сколько времени мне предстоит глотать каменную пыль, и можно будет засылать дядюшку на переговоры. А уж он договорится, и сомневаться не нужно! Тувериг ведь и сам не прочь вернуть племянника способным к работе, а не беспомощным калекой. Потому что рачительный хозяин. Правда, иногда про таких людей говорят, что они сквалыжные и жилистые... Но как жить и заботиться о семье, если не считать свою выгоду в каждом деле? Я и сам мечтаю научиться такому искусству. И дом он откупил на зависть многим, и подати платит исправно, хотя не так уж много заказчиков обивает его порог. Хотя, знаю, почему покупатели держатся за товар Туверига. Кому же не понравится, когда нож режет вдвое быстрее и легче? Всё моими стараниями и умениями. Но благодарение богам, что дядя продаёт клинки, к которым я приложил руки, далеко не каждому. Потому что тогда мне пришлось бы с утра до вечера торчать в кузне...
        Быстро же я дошёл! И вправду, почти долетел, ног не чуя. Даже не успел толком продумать, как грядущие дни распределить и на что потратить. Ну ничего, торопиться некуда. Всё уже позади.
        - Доброго дня, dyen!
        Щёпоть пальцев равнодушно трёт морщинистую шею над воротом мантии.
        - Доброго. Зачем явился? Снова ныть будешь?
        И злиться не буду, не дождёшься! У меня сегодня такое настроение, что прощу даже злейшего врага.
        - Нет, вовсе нет!
        - Тогда что тебе нужно?
        Перевожу дыхание, стараясь накопить в голосе достаточно торжественности.
        - Я пришёл выкупить книги.
        Вайли задумчиво смотрит на бороздки, выеденные в столешнице временем и соприкосновениями с сотнями разных предметов, прошедших через скупную лавку.
        - Шутить изволишь? Издеваться над стариком пришёл?
        - Я не шучу.
        Достаю из сумки кошель и водружаю его на стол перед Вайли. Монеты глухо и недовольно звякают, словно не желая попадать в жадные руки чужака.
        Скупщик ничего не выражающим взглядом изучает размеры кошеля. Изучает слишком долго, и где-то в глубине моей души начинает зябко ворочаться червячок тревоги.
        - Здесь ровно сотня?
        - Да. Изволите пересчитать?
        Сухие пальцы не делают попытки приблизиться к раздутым кожаным бокам: остаются лежать на столе, почему-то ощутимо подрагивая.
        - Не будете? Хорошо, я сам пересчитаю при вас.
        - Не нужно.
        Тон голоса кажется каким-то излишне бесстрастным. Так мог бы разговаривать мертвец... если бы мёртвые вообще разговаривали!
        - Я не хотел бы занимать ваше время, dyen. Давайте рассчитаемся прямо сейчас.
        Седая голова скупщика молчаливо и медленно склоняется набок, а взгляд убегает прочь, не желая встречаться с моим.
        - Не выйдет.
        - Что не выйдет?
        - Никаких расчётов.
        Червячок тревоги нагуливает бока и начинает выбираться наружу.
        - Почему? Если сейчас вам не до меня, я бы с радостью пришёл завтра, но это будет немного затруднительно.
        - Затруднительно, - за словом следует согласный кивок. - Да и не нужно.
        - Простите, я не понимаю...
        - Между нами больше нет договорённости.
        - Как это?
        - А так. Нет товара, нет и договорённости.
        Трачу почти три вдоха на осознание смысла слов, процеженных сквозь узкие губы.
        - Куда же он делся?
        - Я продал твои книги. Все. Скопом. И выручил за них больше, чем мог бы получить с тебя. Удачная получилась сделка. - Теперь Вайли пытается улыбнуться, словно озвученное признание придаёт ему смелости.
        - Вы... Вы не должны были! Вы же обещали! Вы дали мне месяц и...
        - Я не говорил, что не уступлю товар, если мне предложат лучшую цену. Таков закон торга: больше платишь, быстрее добиваешься своего.
        - Вы... Почему вы не известили меня? Я тоже мог бы...
        - Заплатить? - Скупщик ехидно усмехается. - Ещё сотню?
        Конечно, нет. Ещё сто серебряных монет мне взять просто неоткуда. У Туверига если и осталось что-то в закромах, оно не про меня. Не имею права просить. Даже умолять не могу, потому что знаю: дядя с деньгами обращается бережно и почтительно. А я-то думал, почему он всё никак не поменяет фартуки... Не хотел тратиться, откладывал монеты для Тайаны. Ведь хорошо выделанная толстая кожа стоит дорого, а если приложить старания, можно один фартук вместо года и все три оттаскать.
        - Но вы могли бы... - А, будь оно всё проклято! Чего я ожидаю от Вайли? Извинений? Безнадёжное занятие! - Скажите, кому вы продали книги?
        - Это ещё зачем?
        - Неважно. Скажете?
        Скупщик ласково погладил столешницу.
        - Почему не сказать? Скажу. Только мои слова тоже денег стоят.
        Ах ты, тварь! Денег, говоришь? Получил вдвое больше, а тебе всё мало?
        - Сколько?
        - Десять монет. Знаешь, серенькие такие, звенят уж больно красиво...
        Десять «орлов»? За одно только имя?! Да я их лучше тебе в глотку затолкаю, медленно. мучительно, по одной, пока не подавишься! Вот прямо сейчас возьму и...
        Вайли вжимается в кресло, выставляя вперёд руки то ли в защитном, то ли в угрожающем жесте:
        - Но-но! Ты мне того... рожи страшные не корчи и глазами не вращай! Над тобой уже одна кража висит, хочешь ещё и разбой учинить? Так я живо стражу кликну, и вздохнуть не успеешь!
        А зачем мне вздыхать? Мне больше дышать и не нужно. Мне и жить-то не особенно хочется... Но стражи не надо. Год я проведу в каменоломнях, два, десять - без разницы. Мне всё равно. Только выложенный на стол кошель перекочует либо к Вайли, либо в загребущие лапы стражников, и я ничего не смогу доказать. Будь деньги моими, я бы плюнул и одним ударом раздробил горло ненасытному скряге. Но рисковать приданым Тайаны не могу.
        Прочь отсюда. На воздух. Под яркие и жаркие лучи солнца.
        - Так чего нести-то нужно?
        А, парни подошли... Зря ноги трудили. И опять я виноват.
        - Уже ничего.
        - Эй, Мэл, ты что, пошутил?
        - Нет. Просто... сделка сорвалась. Извините. Эль я вам поставлю. Обязательно.
        - Да можно и без него... А ты чего побелел-то весь? Что-то случилось?
        - Всё хорошо. Всё совсем хорошо.
        Тяжесть сумки оттягивает руку, и я вовремя вспоминаю о содержимом своей поклажи:
        - Отнесите домой, да осторожно: тут дядины деньги.
        - Откуда они у тебя?
        - Неважно.
        Притихшее серебро, не выполнившее своей работы, перекочёвывает к Ену.
        - А ты домой не пойдёшь?
        - Чуть позже. Пройдусь немного.
        - Ну ладно... Только смотри, не припоздняйся, а то Тай снова всех пилить начнёт!
        - Хорошо.
        Как же я могу причинить беспокойство кузине? Не могу. Потому что не хочу. Ничего. Кроме крови, и вовсе не моей.

* * *
        - И это всё?
        Унизанные перстнями пальцы брезгливо берутся за уголок листа и поднимают со стола бумагу с описанием моих прегрешений.
        Вопрос повисает в воздухе. Но не потому, что отвечать на него некому: дознаватель, ещё в самом начале честно объяснивший мне безнадёжность положения, сидит тут же, рядом с судьёй, сонно подпирая подбородок рукой. Смеженные веки только усугубляют ощущение, что этому человеку происходящее мало интересно и не особенно нужно. Впрочем, то же самое можно сказать и о вершителе людских судеб, расположившемся в роскошном кресле, наверняка нарочно вынесенном из дома ради того, чтобы редкий для Саэнны пасмурный, а потому прохладно-свежий день был проведён с наибольшим удовольствием.
        Грузное, то ли раскормленное, то ли отягощённое недугами тело при малейшем движении колышется под просторной мантией, как загустевший костный отвар. Уголки губ опустились вниз вместе с повисшими щеками, но может быть, именно из-за этого кожа в верхней части лица натянулась, и лоб остался удивительно гладким для почтенного возраста судьи. За пятьдесят, причём далеко. Тщательно зачёсанные назад волосы, конечно, крашено-тёмные, но почему-то не вызывают недоумения. Впрочем, в человеке, назначенном выносить приговор, вообще всё уместно. И внушающая почтение полнота, и едва уловимая снисходительность взгляда, и блеск золота, выставленного у всех на виду. Если бы кто-то спросил у меня, как должен выглядеть судья, я бы, не задумываясь, ответил: конечно же, как dyen Фаири!
        Переношу вес на другую ногу, и морщинистая кора дерева, к стволу которого устало прислоняюсь, злобно упирается мне в спину кулачками узловатых выступов. Приходится пристраиваться заново. Хорошо хоть, есть, что использовать в качестве опоры, иначе давно бы уже пренебрёг правилами и уселся на траву, потому что ожидание... никак не хочет заканчиваться.
        Густо-зелёный листик, падая, закружился у меня перед глазами, словно желая своим танцем скрасить улетающее в пустоту время. Жаль, что джасская слива уже отцвела. Должно быть, весенней порой, когда тёмные до черноты ветви окутаны приторно-белыми облаками цветов, задний двор Судейской службы невыразимо прекрасен. Впрочем, и сейчас, больше похожий на лабиринт древесных стволов под ажурной крышей листвы, он способен поразить воображение и настроить на любой лад, по выбору. Хотите покоя? Следите за мерно вздымающимися и опадающими волнами зелёного моря. Жаждете вдохновения? Всматривайтесь в причудливые узоры коры. Вынашиваете планы мести? Вдохните полной грудью острую горечь зелени и освободите сознание от всех мыслей, кроме одной. Но что прикажете делать человеку, у которого нет желаний?
        Вайли нужно прибить, не вопрос. Но сейчас я не смогу это сделать, а по прошествии времени скорее всего и не захочу. Потому что поленья в костре злобы сгорят дотла. Правда, если скупщик не учтёт полученный опыт и снова меня разозлит... Добьётся немедленного упокоения, нужно только выбрать удобный момент и удостовериться в отсутствии свидетелей. Но платить десять «орлов» я не намерен. Никогда и ни за что. Вернусь и выбью из жадины имя покупателя, а потом уже решу, как поступать. Хотя, двести монет... Он ведь не согласится уступить книги за меньшую сумму? Нет. Придётся копить или искать другой способ рассчитаться. Возможно, смогу оказать какую-нибудь услугу, но об этом всё равно рано думать. Пока нужно собирать силы в комок, чтобы...
        А собственно, чтобы «что»? За себя я всегда сумею постоять, значит, опасаться нечего. Если понадобится, уступать тоже умею. До лизоблюдства и подхалимства. Выживу, сомневаться не приходиться. Вернее, выживет моё тело, а душа... Может быть, я зря за неё цепляюсь? Может быть, она уже давно ушла за Порог, оставив лишь воспоминание? Впрочем, так и лучше. Безопаснее. Выгоднее. Надёжнее.
        - М-м-м?
        О, он же, в самом деле, дремал! А вопрос судьи заставил-таки дознавателя попрощаться со сном. Даже немного жаль человека: погода странно сонная, я и сам почти клюю носом.
        - По обвинению есть ещё какие-нибудь свидетельства или заявления?
        - Нет, почтенный.
        Судья удивлённо моргнул:
        - Право, любезный dyen Тинори, я не ожидал, что вы всерьёз отнесётесь к моим жалобам на чрезмерные ворохи бумаг... Но раз уж уважили пожилого человека, примите мою искреннюю благодарность.
        - Монетами было бы приятнее, - без тени улыбки, но при этом совершенно беззлобно намекнул дознаватель.
        - Монетами? Ах, монетами... - по студню судейского тела прошла короткая волна хохотка. - Я запомню, не беспокойтесь.
        - Мне ли сомневаться в твёрдости вашей памяти, почтенный?
        - А вот лесть вам не к лицу, Тинори, не к лицу... Впрочем, оставим наши дела в стороне и примемся за дело чужое. Заявитель пока не прибыл?
        - Как видите, - пожал плечами дознаватель, поменяв точку опоры со стола на спинку кресла.
        Перстни шурхнули друг по другу, дополняя щелчок пальцев коротким металлическим эхом. Служка, удостоенный сомнительной чести записывать результаты рассмотрения обвинений, потянулся к песочным часам. Стеклянные бутоны, прильнувшие друг к другу, словно в поцелуе, поменялись местами, и тоненькая струйка подкрашенных кармином крупинок потекла, отсчитывая последние минуты моей свободы.
        Непонятно, почему Харти до сих пор не пришёл. Ему же предстоит посмотреть, как меня объявят преступником. Посетители и другие лавочные дела задержать обвинителя не могли: Карин робко сидит на скамье, отведённой для свидетелей и зевак, стало быть, торговли сегодня нет. Интересно, зачем купчиха пришла на суд, да ещё старательно отводит глаза, когда я стараюсь поймать её взгляд? При этом поразительно тонко и точно чувствует мгновения, уделяемые мной её лицу, потому что всякий раз густо краснеет. Наверное, я чего-то не знаю. Но хочу ли знать? Вряд ли.
        - Если заявитель опоздает ещё на четверть часа, рассмотрение обвинения будет отменено.
        О, хорошая новость! Значит, задержись Харти ещё чуточку, я буду совершенно свободен и смогу без зазрения совести отправиться сводить счёты со скупщиком. Ай, как чудесно! Неужели мне повезёт? Осталось совсем немножко, совсем...
        Стражник миновал сливовый лабиринт, торопливым шагом подошёл к судье, склонился и еле слышно о чём-то доложил. Фаири поднял брови недоумённым домиком, переплёл пальцы сложенных на животе рук, пожевал губами, потом почему-то с подозрением посмотрел в мою сторону.
        - Пускать, господин? - уже нормальным голосом осведомился стражник.
        - Отчего же не пустить, если и сам просится... Пусть идёт сюда.
        Рука в латной перчатке взлетела вверх, видимо, делая знак кому-то по другую сторону двора. Не знаю, как можно было хоть что-то рассмотреть в чехарде древесных стволов, но прошло менее минуты, и перед судейским столом предстал...
        Нет, лучше рассказывать с самого начала.
        Человек шёл, пошатываясь, но не так, словно у него кружилась голова. Казалось, он просто не может идти иначе, что какая-то неизвестная причина нарушила равновесие тела, и чтобы оставаться на ногах, требуется непременно наклонять торс из стороны в сторону.
        Шаги выглядели уверенными, но перед каждым из них он будто брал время на размышление. Для чего? Наверное, для того, чтобы вспоминать, как нужно поднимать ногу и ставить обратно на землю, потому что направление движения выдерживалось чётко, без малейшего намёка на попытку увильнуть.
        Вопреки приличиям, требующим в присутственном месте полного одеяния, он был по пояс обнажён, предоставляя всем вокруг возможность оценить неприглядную худобу. Но целью того, кто, без сомнения, вынудил Харти нарушить правила и явиться на суд полуголым, было не выставление напоказ бледного тела, а нечто другое. Нечто, немедленно вызвавшее лёгкую тошноту у всех, кто рассмотрел странное сооружение на груди пришедшего.
        Руки Харти были завязаны спереди узлом. Самым обыкновенным узлом, каким вяжут пояса. И мигом приходящее на ум сравнение заставляло сделать страшный, но очевидный вывод: если человеческая плоть приобрела гибкость и податливость шнура, значит, она лишилась того, что придаёт ей твёрдость. Остова. Проще говоря, костей. Но ни единого пореза на руках не наблюдалось, стало быть, кости остались внутри, при этом превратившись... В мелкое крошево.
        Карин глубоко вздохнула и попыталась упасть в обморок, но наткнулась спиной на ствол сливы и передумала. Дознаватель с интересом углубился взглядом в изучение искалеченных рук, а судья - единственный, кто не мог увильнуть от общения с прибывшим заявителем - немного растерянно почесал правую бровь и приступил к исполнению церемонии заседания:
        - Извольте представиться!
        Опухшие губы дрогнули, лишая лицо оцепенения:
        - Харти... Из рода Оттом.
        - Для чего вы явились в суд?
        - Заявить.
        - Вы обвинили присутствующего здесь Маллета из рода Нивьери в краже. Вы подтверждаете своё заявление?
        Дурацкий разговор, никто не спорит. Но заявитель обязан ещё раз повторить все свои слова. Это преступления против короны или Анклава не нуждаются в подтверждениях, а для мелких неурядиц скидок не делают, чтобы всегда иметь возможность сказать: закон исполняется с благоговением и прилежанием.
        - Я хочу... сделать новое.
        Судья приглашающе кивнул:
        - Извольте. О чём ещё вы хотите заявить?
        - Маллет не крал ту фигурку.
        - Почему вы в этом уверены?
        - Потому что я сам подложил хрусталь ему в сумку.
        Во всём происходящем явственно ощущалась неправильность, которую отстранённое, сделанное с виновато-беспомощной улыбкой признание только подчеркнуло и выпятило. Разумеется, все сидящие за столом понимали: просто так в проступках никто не признается, да и причина неожиданного признания налицо, на самом, можно сказать, виду. Ведь не ради же развлечения руки Харти завязаны узлом?
        И мне, и дознавателю, и судье хотелось узнать ответ на главный вопрос: кто? Но церемония настоятельно требовала неукоснительного исполнения, потому Фаири продолжил:
        - По какой причине вы так поступили?
        - Потому что я ненавижу Маллета.
        - Он чем-то оскорбил вас? Причинил вам зло?
        - Он нравится женщинам.
        Дознаватель не удержался и хмыкнул, чем вызвал строгий взгляд судьи в свою сторону.
        - Этой причины достаточно для ненависти?
        - Он им всем нравится. Всем. И ничего не делает, чтобы нравиться, а они так и липнут, так и липнут... - Улыбка сменилась горестной гримаской. - Все подряд. Всегда. Повсюду.
        - Знаете ли, любезный, я тоже не избалован женским вниманием, но почему-то не испытываю потребности мстить красавчикам, которым повезло больше, чем мне, - глубокомысленно заметил Фаири. - Итак, вы подсунули хрустальную статуэтку и обвинили человека в краже только потому, что...
        - Он разрушал мою жизнь.
        - О, это уже любопытно! - Судья даже выпрямился. - Каким образом?
        - Он... влюбил в себя мою хозяйку и собирался воспользоваться.
        Судя по растерянному лицу Карин, она и сейчас была не против, чтобы я воспользовался. Желательно, ею и, желательно, не откладывая намерений в долгий ящик.
        - Постельные утехи - не предмет обсуждения. Чем вам могли помешать удовольствия присутствующей здесь dyesi?
        Харти обратил на купчиху туманный взгляд:
        - Я сам хотел быть с ней.
        Со скамьи свидетелей раздалось возмущённое:
        - Ах вот как?!
        Судья поднял вверх ладонь, призывая к тишине.
        - Поэтому вы решили очернить присутствующего здесь Маллета в глазах вашей...
        - Почтенный господин, всё было совсем иначе!
        Карин со всей возможной торопливостью добралась до судейского стола и нависла над ним:
        - Всё было иначе!
        - Не волнуйтесь так, любезная dyesi... - расторопный служка поднёс купчихе кружку с водой.
        - Я не волнуюсь! И не надо мне совать всякую дрянь!
        - Это не дрянь, а вода с ледника, - оскорблённо заметил Фаири. - И волноваться, в самом деле, не нужно. Вы желаете рассказать что-то по рассматриваемому обвинению?
        - Да, почтенный господин, желаю!
        Трагическое представление постепенно превращалось в ярмарочный балаган, но я по-прежнему не чувствовал себя его участником и смотрел на кипящие передо мной страсти с каким-то странным равнодушием.
        - А и влюбилась я, так что ж в том плохого? Сами видите, есть, в кого влюбляться! И не дура, вижу, что ему от меня ничего, кроме денег, и нужно быть не может... Только я и заплатить могу, не обеднею. В моей семье всегда говорили: если есть, за что платить, не скупись! А тут вдруг затмение на меня нашло, господин почтенный! Как увидела я, что он с другой милуется, весь ум вмиг растеряла. А этот... - купчиха грозно зыркнула на Харти. - Этот сразу выгоду искать начал. Говорит, только пожелайте, госпожа, накажу вашего обидчика. Я и, по ярости бабьей, говорю: накажи! Но я ж не знала, как всё будет... Думала, по-мужски они поговорят, по-свойски.
        - Почему же вы, придя сюда, не признали, что обвинение измышлено, а не справедливо?
        - А боялась, почтенный господин. Да и... Уж больно наказать хотелось! И сейчас хочется.
        - Хм-м-м... - Судья потрогал пальцами уголки губ, пряча улыбку. - А где, собственно, dyen Нивьери миловался, что вы это увидели?
        - Да в лавке прямо, господин! Харти ко мне пришёл и говорит: спуститесь, загляните, что творится. Я и заглянула...
        - Понятно. Dyen Нивьери, а вам не пришло в голову, что любовные встречи лучше проводить в местах... удалённых от любопытных взглядов?
        О, и до меня очередь дошла. Что ж, отвечу, мне скрывать нечего:
        - Господин, эта встреча была...
        - Не любовная. Она ему ещё и денег дала, словно за работу. Надо было что-то красотке, она получила, заплатила и ушла, не прощаясь, - вместо меня с прежней печальной отрешённостью во взгляде рассказал Харти.
        Значит, он всё видел и слышал? И поспешил отправиться за купчихой, чтобы... Вот сволочь! Я бы так не смог. Соображения не хватило бы.
        - Ах ты...
        - Любезная dyesi, не оскорбляйте слух суда простонародными выражениями! - Надменно и повелительно повысил голос судья, правильно угадав, что может последовать за яростным вскриком.
        - Но господин почтенный, он же меня обманул! Он же, тварь за...
        - Тише, я прошу! Заметьте, ПОКА прошу. Потом начну приказывать. - Фаири кивнул служке, и тот приготовился записывать высочайшее решение. - Обвинение, предъявленное Маллету Нивьери, снимается за... Собственно, за своим отсутствием. Dyesi Карин Каланни, как невольно попустившая совершение навета и оговора, уплатит в казну извинительную подать в размере... Скажем, десяти серебряков. Совершивший же оговор dyen Харти Оттом... Что скажете, Тинори? Следы принуждения нашли?
        Дознаватель, некоторое время назад прекративший разглядывать Харти и вернувшийся в полудрёму, покачал головой:
        - Внушений не было. Мастер работал. Настоящий.
        - Кто-то из известных вам?
        - Нет. Пожалуй, нет. Но определённо, гильдиец. Кто-то из Теней.
        - Значит, вы готовы подтвердить, что насильственного вмешательства в сознание не проводилось?
        - Готов. Вмешательство, конечно, было, глупо отрицать, но решение этот богомол принимал сам.
        Какая странная беседа... И что-то знакомое. Кто же мне и когда рассказывал? Не вспомню, но зато в памяти осталось детское восхищение от прикосновения к тайне. А ведь я сначала не поверил, что в Городской страже есть особые люди, которых презрительно называют «кротами» за то, что те умеют рыть норы в чужих сознаниях для подчинения... Или для того, чтобы найти следы чужого, преследуемого законом вмешательства.
        Неужели мой дознаватель - один из этих «кротов»? Может, он и тогда, в кабинете, копался в моей голове, что-то внушая? Наверняка. Потому что, выходя на улицу, я был спокоен, хотя следовало бы дрожать от страха. Да, он лишил меня надежды, зато этим помог бросить силы на действительно полезные занятия, а не на панику. Но почему? Для чего?
        Дознаватель, словно услышав незаданный вопрос, устало улыбнулся, и ответа не потребовалось. Сделал, потому что захотел. Просто захотел. Если день за днём служба вынуждает тебя творить скучные и малоприятные вещи, иногда до остервенения хочется сотворить что-то... за что тебе не будет стыдно.
        Улыбка, предназначенная для меня, стала шире и светлее. Он что, и сейчас читает мои мысли?! А впрочем, пусть. Мне нечего скрывать. Особенно - благодарность.
        - Осталось выяснить только...
        - Не думаю, что мы узнаем имя или приметы, - усомнился дознаватель.
        - И всё же... Любезный, вы можете объяснить, что случилось с вашими руками?
        Харти опустил взгляд, всмотрелся в узел безвольно повисших конечностей.
        - Мои руки... Он сказал, подлецам и предателям руки не нужны. Совсем не нужны. И у меня рук больше не будет... Я просил его остановиться. А он только говорил: вспомни, какую ты совершил ошибку, и исправь её. Он всё время это говорил. И с каждым словом ломал... Больно... Больно...
        - Как он выглядел?
        - Не знаю... Лица нет... Не вижу... Только голос. Только он. Вспомни и исправь, вспомни и исправь, вспомни и исправь... Иначе боль не закончится. Но он обману-у-у-у-у-ул!
        Отрывистые вдохи перешли в отчаянный вопль, и Харти покатился по лужайке прямо перед судейским столом.
        - Обману-у-у-у-ул! Я же сделал всё, как было нужно... Я сделал!.. Так почему же мне снова больно?!
        Судья скорбно качнул головой, и стоящий за спинкой кресла стражник потянул из ножен короткий меч.
        - Обману-у-у... Аг-р-х!
        И всё затихло. Поэтому звук упавшего в траву у моих ног кусочка коры показался мне громом небесным, и я невольно поднял голову, чтобы убедиться: грозы нет. Поднял и встретился взглядом со знакомыми серыми глазами на лице, по которому неугомонной змейкой метался магический узор.

* * *
        - Я просил не приходить сюда.
        Занавеси давно уже успокоились, но слова прозвучали только сейчас. Потому что я до последнего надеялся: он не осмелится остаться и уйдёт.
        Зря надеялся.
        - Думаешь, было бы лучше, если бы я постучал в дверь? Представляю, как удивились бы твои родственники!
        - Я просил не приходить вовсе. Никогда.
        Убийца вздохнул и переместился из-за моей спины вперёд. То ли чтобы видеть выражение моего лица, то ли чтобы показать мне своё удовольствие.
        - Но мне же нужно будет как-то забирать заказ, верно?
        - Как делал, так и забирай. Только он ещё не готов.
        - А я не за ним и пришёл.
        Хочет меня разозлить? Бесполезно. Я давно уже переполнен злобой. И её костёр не сможет запылать жарче, только прогореть. Дотла.
        - Ты не понимаешь слов?
        - Прекрасно понимаю.
        - И почему же ты снова здесь?
        - Потому что хотел удостовериться.
        - В чём?
        - В твоём успешном возвращении домой.
        И голос-то как заботливо звучит! Нет, ему не убийцей надо было становиться, а подаваться в актёры. Хотя, Тени ведь тоже немало актёрствуют, когда подбираются к своим жертвам.
        - Были сомнения?
        Спокойное признание:
        - Были.
        - Неужели?
        Убийца всмотрелся в моё лицо, недовольно фыркнул и отвёл взгляд.
        - Да ты и сейчас...
        - Какой?
        - Опасный.
        Вот как? Интересно, что сие определение означает в устах Тени? Осуждение или восхищение? Мне почему-то слышится первое, хотя куда более желанно второе.
        - А тебе-то что за дело?
        - Да никакого. Только хочешь ты или нет, а я здесь побуду. Самое меньшее, до утра.
        - Это ещё что за заявление?! Да по какому праву...
        Он бесстрастно цыкнул зубом:
        - А зачем нужны права? Я делаю то, что кажется мне важным, и всё.
        - Слушай, ты...
        - А вот лезть в драку не советую. Лучше отдохни. Хотя... Если не можешь иначе, давай.
        Убийца переступил с ноги на ногу, меняя положение ступней, и пружинисто согнул колени, готовясь к отражению возможной атаки. Или к уходу от неё.
        - Ну?
        Боги, как же мне хочется его ударить! Со всей силы, чтобы кулак вонзился в тело, смял плоть, провернулся, закручивая волокна мышц... И чтобы обязательно потекла кровь. Горячая, распространяющая в воздухе аромат, похожий на дыхание моря, принесённого ветром, только душно-приторный, а не свежий.
        Очень хочется. Но пальцы и не думают сжиматься. Потому что они благодарнее, чем моё сердце. Не могу поднять руку на человека, который... Нет, не спас мне жизнь. Но сделал немногим меньше. Причём сделал по собственной воле, без просьб и требований.
        Правда, и простить ему содеянное тоже не могу.
        - Ну же? Я жду!
        Поворачиваюсь спиной.
        Проходит минута, и Тень снова вырастает передо мной с прежним недоумением во взгляде:
        - Не будешь?
        - Нет.
        - А я думал, тебе нужно подраться...
        - Считаешь себя умным?
        Горделивое подмигивание:
        - Не без того!
        - Ну и считай.
        - Эй... Что-то ещё случилось?
        А вот показного беспокойства мне не совсем требуется. И искреннего - тоже.
        - Ничего.
        - Я думаю, ты радоваться сейчас должен. А у тебя почему-то всё наоборот...
        - Радоваться?! - Запрокидываю голову и хохочу. - Радоваться?
        - Дурной ты какой-то, право слово...
        - С такими помощничками не только дурным станешь!
        Кажется, он слегка обиделся: отвернулся, заложил руки за спину и качнулся на каблуках.
        - Скажешь, не надо было?
        - Что? Помогать? Нет.
        - Хотел попасть на каторгу, что ли? У тебя там интерес? Так зачем прикидывался, что переживаешь?
        - Я?! Прикидывался?
        - Ну не я же! Лицо такое грустное было, словно всю семью за раз похоронил.
        - А где ты видел человека, с радостью готовящегося принять обвинение?
        Убийца тряхнул белесыми вихрами:
        - Так чем же ты недоволен?
        Неужели так трудно понять? Это же невероятно просто... Проще простого!
        - Не надо лезть в мои дела. Я бы сам справился.
        - Са-а-ам? - в голосе Тени появилась горькая насмешка. - Да ты же и палец о палец не ударил! Стоял бы перед судом, как баран, и ждал мясника!
        - Ну и пусть! Тебе-то что? Но я бы делал это сам, понимаешь? САМ!
        За все прожитые годы мне досталось очень мало заботы от людей, которые меня окружали. Но каждая попытка чужого вмешательства, совершенного даже с любовью и самыми благими пожеланиями, неизменно заканчивалась для меня бедой. И потом, если даже родная мать без видимых причин предала и бросила, как я могу верить незнакомому человеку? Да и отец...
        Он прятал меня от жизни. Слишком долго прятал. Может быть, щадил, может быть, надеялся найти средство всё исправить. Но что получилось? Мои сверстники, те, что могли бы стать моими друзьями, считали меня заносчивым выскочкой, а теперь открыто смеются или ненавидят. Пусть прошлое изменить невозможно, но я не знаю, что сделать с настоящим, чтобы будущее было ласковее ко мне... Не знаю. И подсказать никто не может. Зато я хорошо понял кое-что другое.
        Помощь делает меня слабее. Проедает в моих доспехах дырочку за дырочкой. И если я буду принимать её без разбора... Да вообще, если буду принимать, окончательно потеряю способность драться самостоятельно! А это будет означать гибель.
        - Сам пошёл бы на плаху... М-да... - Убийца задумчиво скрестил руки на груди. - Тебе это так важно?
        - Что?
        - Делать глупости в одиночку?
        Попытка оскорбить? Думает, таким способом меня можно сбить с мысли? Нет, не на того напал!
        - Да.
        - А ты не думал, что... - пауза повисает напряжённым ожиданием. Я должен что-то сказать? Шиш! Не буду доставлять противнику подобной радости. - Что вместе глупить веселее?
        - Вместе?
        Стой напротив меня кто-то другой, кто-то, у кого по лицу не мельтешит чёрная змейка татуировки, кто-то, не умеющий отламывать от костей по крохотному кусочку, я бы решил, что мне предлагают дружбу. Хотя, откуда я знаю, что это такое? Всего лишь слышал рассказы. И дивился свету, наполняющему взгляды людей, рассказывающих о своих друзьях.
        - Ну да.
        Не-е-е-ет, не поверю! Как бы ни хотел. Потому что тогда совершу самую страшную глупость в своей жизни. Самую непоправимую.
        - Ты не должен был вмешиваться.
        - Но я вмешался.
        - Зря.
        - Лгунов и наветчиков надо наказывать.
        - Ломая руки?
        - Например.
        Закрываю глаза, вспоминая, сколько пламени принесло ко мне колыхание занавесей, когда Харти покатился по земле. Это было не больно, не больнее, чем прикосновение нитей заклинания, но... Радости тоже не было. Ни единой капли.
        - Тебе что, его жалко?
        - М-м-м?
        - Ещё скажи, что он был твоим другом!
        - Не буду. И... мне не жаль. Совсем.
        - Так в чём же дело? Что не так?
        Ты не поймёшь. Не сможешь понять. Возможно, когда-то давно, пока ещё гильдейские наставники не выбили из тебя сострадание к чужим мукам, и удалось бы объяснить... Теперь поздно. Ты просто забыл тот миг, тот крошечный, едва ощутимый, но бесконечно главный миг, который... Поставил точку в книге твоей жизни. Закончил главу. Без возможности исправлений и возвращения назад.
        Я злюсь даже не потому, что месть совершили за меня, хотя обидно вкушать плоды, посаженные и взращённые не тобой. Я злюсь потому, что ничего не почувствовал. Ни-че-го. У меня перед глазами корчился от боли человек, пусть и недостойный спасения, но и не заслуживающий смерти, а я просто стоял и смотрел. Даже не сделал попытки остановить стражника. А ведь Харти ещё можно было бы вылечить... Конечно, это стоило бы денег и не вернуло бы прежние руки, но позволило бы вполне сносно жить. Требовалось всего одно слово. Слово, которого от меня не ждали ни судья, ни дознаватель.
        Не ждали.
        Значит, по моему лицу уже тогда можно было всё прочитать?
        Я не пощадил бы наветчика. Как не пощажу и скупщика, если тот посмеет устраивать торги за имя покупателя. Конечно, сейчас в лавку не отправлюсь, а выжду, пока всё утихнет и успокоится, но потом... А ведь Вайли тоже это заметил и понял. Но сбежать не посмеет, потому что слишком самоуверен. Впрочем, это мне даже на руку.
        - Тебе не нужно было вмешиваться. Это моя жизнь. Только моя.
        - Не хочешь никого к себе подпускать?
        - Нет.
        Он сжал губы, но не стал возражать и пускаться в споры, а просто кивнул:
        - Ну, как хочешь.
        Моё напряжение всё-таки разрывается отчаянным:
        - Мне это очень важно, пойми!
        - Да понимаю...
        - Я должен всё делать сам.
        - Угу. Всё. Делай, раз уж важно.
        - Тебе не надо было... Моя работа над клинком уже закончена. Полностью.
        - Знаю.
        - Не надо было...
        - Я не понимаю только одного. Чем и когда тебе так задурили голову, что ты изо всех дорог всегда выбираешь самую никчёмную? Добро бы, самую трудную, так нет же... И ведь дураком тебя не назвать. Не понимаю. Но если останусь рядом чуть подольше, чувствую, и сам заболею тем же недугом...
        Он поворачивается и идёт к окну. Садится на подоконник, перекидывает ноги наружу.
        А ведь вроде бы сначала обещал остаться и присмотреть за мной...
        Сердце обиженно сжимается. Неужели мне этого хотелось? Тогда зачем я снова всё испортил? Зачем настоял на своём?
        - Только из дома до утра всё же не выходи. А если выйдешь... Я тебя быстро верну в постельку.
        Серое пятно слилось с сумерками, наползающими на крышу, и исчезло.
        Как тихо... Дядя, похоже, давно уже угомонился, а кузены наверняка отправились бродить по окрестным питейным заведениям, где в преддверии Середины лета начинают разливать настоявшийся и достигший вершин своего аромата и хмеля весенний эль. Тайана тоже или спит, или рукодельничает, готовя приданое для своей непременной свадьбы. И все вполне счастливы. Одним лишь тем, что живут. Так почему же я не могу быть счастлив?
        Потому что мимо меня по тропке жизни снова пролегли чужие следы, которые вполне могли бы слиться с моими. Но я не позволил.

* * *
        - Мэ-э-эл...
        Осторожное, еле слышное в сопровождении шуршания скребущих дверной косяк ноготков обращение.
        - Да?
        - Ты никого не ждёшь?
        - А должен?
        Тай испуганно смотрит исподлобья:
        - Кто ж тебя знает...
        - Что-то случилось?
        - Там... к тебе пришли.
        - Пришли, так пусть заходят.
        - Прямо сюда?
        - А куда же ещё?
        Девушка оглядывает чердак и царящий на нём беспорядок:
        - Ну, как знаешь...
        Кто бы ни хотел меня видеть, незачем пыжиться и пускать пыль в глаза. Всё равно моё благоденствие никого и никогда не будет интересовать. Не прибрано? И что с того? Не успел вернуть порядок перетряхнутым сундукам и книжным шкафам? А когда мне было успевать? После разговора с Тенью сил просто не осталось, я рухнул на кровать и забылся сном. Судя по тому, что не выспался, сон оказался дурной и мутный, да к тому же заставил проваляться до самого завтрака. Приберусь потом. Надеюсь, гость не придёт в ужас от разбросанных по полу вещей... А если и придёт, его трудности, не мои. Не собираюсь любезничать.
        Шорох тяжёлой хрусткой ткани. Поскрипывание паркета под узенькими туфельками.
        - Так вот, где ты живёшь.
        Голос кажется знакомым, почти родным, и я непременно узнал бы его обладательницу с первого взгляда, если бы... Если бы не новые оттенки, которые были бы дикими и странными для прежней Келли, зато новому образу подходили удивительно хорошо. Собственно, они ведь и были рождены именно для маски знатной дамы, со всем возможным тщанием выпестованы и теперь весьма ловко использовались. Но единым целым с женщиной не стали. Не могли стать. Возможно, должно было просто пройти время, долгое или короткое. И всё же, я смотрел на гостью и понимал: все её старания напрасны. Потому что для меня ничего не изменилось.
        Тёмное золото волос гладко зачёсано и уложено плотными валиками причёски, предпочитаемой модницами лет эдак двадцать тому назад. Моя мать носила такую же, и я хорошо помню её злую ругань, предназначавшуюся наполовину служанке, плохо справляющейся с волной густых волос, а наполовину самим непокорным локонам. Ах да, забыл, ещё горсточка ругательств отходила мне. За то, что подглядывал.
        Почти непроглядное кружевное полотно накидки, закреплённое парой шпилек где-то на затылке, убрано за спину и позволяет оценить невесть откуда взявшуюся благородную бледность прекрасного лица. А по улице, значит, мы теперь ходим, прячась ото всех? Не хотим повстречать старых знакомых, которые нас узнают? Как же быстро меняются люди... Неужели со мной происходит то же самое? Или будет происходить? Правда, пока веской причины не было, но кто поручится в её дальнейшем отсутствии?
        Стройная фигура полностью скрыта под плотным шёлком строгого платья, видна только узенькая полоска шеи над высоким воротником и кончики пальцев, словно на показ тела наложен строгий запрет. Впрочем, возможно, знатные дамы именно так и одеваются. Хотя... Если вспомнить Иннели, то она даже в своём замке вольно относилась к одежде. Ага, наверное, в этом и кроется главное различие между дворянами по рождению и теми, кто случайно приблизился к кормушке! Человек, выбившийся наверх из низов, будет вовсю стараться подделаться под существующие правила, чтобы стать «своим». Но не зная, какое из правил действительно важное, а какое осталось в использовании лишь из уважения к традициям предков, наделает множество ошибок прежде, чем сам всё поймёт. А пока пытается понять, здорово рассмешит зрителей, конечно же.
        Томный взгляд, лениво перетекающий с одного предмета чердачной утвари на другой, наконец, останавливается на мне. И только теперь я могу видеть попытки карих глаз вернуть прежнее выражение. Или хотя бы похожее на прежнее.
        - Почему ты никогда не приводил меня сюда?
        Тень обиды в голосе. Ну да, разумеется! Хоть обстановка моего жилища и заслуживает нелестных слов, но это - дом. Не наёмная комната, которая никогда не станет твоей собственностью, не уголок во владениях Науты, разделённый между несколькими девицами, а стало быть, не принадлежащий ни одной из них.
        Дом.
        Каким же я был дураком! Да если бы Келли хоть раз здесь побывала, она бы...
        Нет, не буду снова себя обманывать. Время и случай упущены. Пора забыть о совёршенных и несовёршенных глупостях. Тем более что иначе я поступить не мог.
        Гулящих девиц не приводят домой. Таково непреложное правило, исполняемое всеми без исключения, от бедняков до богачей. Не знаю, откуда оно взялось, но спорить с ним не собирался. Даже не думал, что можно поспорить. Зря? Наверное. Если бы набрался смелости, не потерял бы Келли. Постарался бы не потерять. Ну что с меня взять? Трус, он трус и есть.
        А ведь мне хотелось бы всё вернуть обратно. Очень хотелось бы. Пока любимое лицо было далеко, отделённое от меня расстоянием и лесом неотложных дел, казалось, удаётся начать забывать. Но сейчас, всего в нескольких шагах...
        Плавные линии черт настолько выверены, словно над красотой женщины работала не только природа, а ещё и резец скульптора. Гладкая кожа, под которой на виске тревожно бьётся нежно-голубая жилка. Еле заметно вздрагивающие пушистые ресницы. Приоткрытые губы, лишь немного отличающиеся по тону от начинающих розоветь щёк... Эй! А причём здесь румянец? Благородной даме краснеть не положено. Вроде бы.
        - Прости.
        - За что?
        - Я должен был показать тебе, где живу. Тогда бы... - Как я, наверное, смешон в эти минуты. Просто обхохочешься. Пока не поздно, нужно перевести серьёзный разговор в шутку, иначе... Я снова начну себя презирать. - Тогда бы сбежала от меня ещё раньше!
        Она улыбнулась, сделав вид, что оценила мои старания казаться безразличным. Но глаза к улыбке не присоединились, оставляя во взгляде задумчивость и отрешённость.
        - Чем обязан визиту? Честно говоря, Келли, я не ожидал увидеть тебя.
        - Я тоже не собиралась приходить.
        Ну хоть в этом она не врёт. Спасибо. Правда, спасибо. Вот если бы сказала, что желала встречи, к примеру, чтобы распрощаться окончательно и высказать все накопленные упрёки, я бы не поверил. А так - верю.
        - Значит, появилась причина?
        - Да.
        - Веская?
        - И даже очень. Вдвое тяжелее тебя.
        Я решил было посмеяться, но вовремя сообразил, что слова Келли не были шуткой. Напротив, она произнесла короткую фразу с такой поразительной серьёзностью, что следовало удивиться.
        - Прости, я не совсем понимаю...
        - Мой супруг. Будущий супруг.
        А вот слово «будущий» прозвучало как-то неуверенно. Не всё так просто и легко удаётся красавице? Что ж, бывает. Но я-то зачем понадобился?
        - А что с ним?
        - Пока ничего.
        О, сколько чувств оказались вложенными в небрежное «ничего»! Я и не думал, что несколькими звуками можно передать сразу оскорблённое негодование, детскую обиду и холодную ярость.
        - Э-э-э-э... Я слушаю.
        - И что именно хочешь услышать?! - Келли почти сорвалась на крик, но быстро взяла себя в руки, видимо, опасаясь близкого присутствия чужих любопытных ушей. - Что я собираюсь пойти под венец со старой развалиной, которая и на ногах еле стоит, а уж в постели и вовсе...
        - В постели обычно полагается лежать, разве нет?
        - Ой, как полагается! Да только не всему и не всегда лежать нужно!
        Хм. Дурак. И как сразу не догадался? Тогда можно было бы избежать злобной вспышки. Но с чего мне было предполагать...
        - Сочувствую.
        Ноздри тонкого носа бешено раздулись.
        - И это всё, что ты можешь сказать?
        - Прости, но какое отношение я...
        Она шагнула вперёд, почти прижалась ко мне и быстро зашептала:
        - Ты можешь, ты это можешь, я знаю... Просто сделай для него то же, что делал для меня? Это же вовсе не трудно, и не нужно никаких зелий и чар... У тебя получится... У тебя должно получиться!
        - Келли...
        В уголках умоляющих глаз застыли прозрачные бусины слезинок.
        - Я хочу от него ребёнка, мне нужен этот ребёнок, понимаешь? Мне никогда ничего не было нужно так сильно! Я не прошу тебя о многом, но ради того, что было, ради всех прошлых дней, когда мы... когда нам было хорошо... ради меня... ты сделаешь меня самой счастливой женщиной на свете!
        - Но как я могу...
        - Твои руки, только твои руки! Я знаю, он не подпустит к себе ни обычных лекарей, ни магов, он сам так сказал, но ведь ты ни то, ни другое... Помнишь, как у меня болела спина? Лучший лекарь, какого только могла найти хозяйка, ничем не помог, оставил только притирания, от которых толку не было, одна вонь... А ты, помнишь? Ты тогда просто погладил, и боль ушла!
        Ну, не просто «погладил», конечно, и не за один раз удалось вправить обратно выбившиеся из пучков плоти невидимые, но полыхающие ощутимым огнём соломинки, но в целом всё верно. Правда, у Келли были всего лишь растянуты мышцы или что-то подобное, а то, о чём она просит сейчас...
        - Я могу и не...
        - Ты сможешь! Я верю, что сможешь!
        Наверное, так должны смотреть солдатские жёны на своих мужей, уходящих биться с врагом. Сколько неистовой силы, сколько уверенности, сколько страсти... Устоять просто невозможно. И в конце концов, я хочу, чтобы она была счастлива. На самом деле. Пусть без меня, но если счастье для любимой женщины будет создано моими руками, значит, и я тоже... Перестану хотя бы сожалеть.
        - Я попробую, Келли.
        Она отстранилась, поправила складки платья, одёрнула рукава и воткнула клюв сложенных пальцев в мою ладонь:
        - Отдашь это стражнику у входа, и тебя пропустят. Сегодня вечером.
        Согретый чужой плотью металл. Потом посмотрю, что это, а сейчас сжимаю в руке, словно надеюсь подольше сохранить тепло прикосновения.
        - Виноградный дом на Второй галерее. Найдёшь?
        Верхние кварталы? Я там никогда и не бывал. Придётся поспрашивать.
        - Найду.
        - И вот ещё что...
        Хрусткий шёлк прошелестел по обшарпанному паркету.
        - Не называй меня так больше.
        - Как?
        - Я теперь dyesi Каелен. И для тебя тоже.
        Ей не надо было этого говорить. Не надо было всё портить. Но раз уж сказала...
        - Как прикажете, госпожа.
        Когда скрип ступенек затих, Тай снова робко заглянула в дверь.
        - А кто она? Такая красивая и, верно, очень богатая... Откуда она тебя знает?
        - Было дело.
        Ответ неопределённый, но сказать точнее и не получится.
        - А уж свита-то у неё, как у королевы!
        Восторг, смешанный в голосе кузины с почтительным страхом, удивил меня и заставил спросить:
        - Ты о чём?
        - А ты не видел?!
        Довольная тем, что стала обладательницей недоступных другим сокровищ, Тайана притворила дверь и, помогая себе беспорядочными жестами, начала рассказывать:
        - Все такие высокие, здоровенные, как на подбор! А на груди у каждого панцирь, так в него смотреться можно, как в зеркало, до того вышлифован! Я даже погладить попросила...
        - И позволили?
        Девушка обиженно фыркнула:
        - Не, кто ж позволит оружие или доспехи трогать? Они ж наверняка зачарованные сверху донизу, а мне папа говорил, что если чары наложены, то их всегда сбить можно, потому лишний раз никого чужого солдат к себе не допустит.
        - Так это были солдаты?
        - Ну, похожи, только не городские... Грознее в сто раз, а то и больше!
        В сто раз грознее наших стражников? У восторга глаза велики. Правда, если вспомнить отдельных доблестных «воинов», можно легко представить грозность и в тысячу раз большую.
        - И много их было?
        - Да с дюжину.
        Ничего себе, свита... Келли чего-то опасается? Так почему же на чердак поднялась одна, без сопровождения? Доверяет мне или... Уверена в моей безобидности? Да какая разница?! Ясно одно: ей нужно было оставить в тайне суть нашей договорённости, и цель достигнута. К тому же, я согласился, и отступать поздно.
        Смущает лишь одно. Или мне только показалось? Когда нежные губы страстно шептали о мечтах и надеждах, отрывистое дыхание, долетающее до моего лица, вызывало желание отвернуться. Или хотя бы зажать нос, только бы не вдыхать воздух, приправленный сладковатым ароматом гниения.

* * *
        Найти новое обиталище старой знакомой оказалось совсем нетрудно, и увидев воочию причину, по которой дом получил своё название, я восхищённо присвистнул, потому что не представлял себе даже в страшных снах такого зелёного буйства.
        Лоза оплетала все стены сверху донизу, полностью скрывая под своими резными листьями, из чего сложены охранительные сооружения. Собственно, единственным проходом, очищенным от дикого винограда, оказались ворота, и вот они честно признавались: местный владетель заботится о своей безопасности. Массивные, собранные из кованых пластин, проклёпанные и тщательно смазанные маслом, дабы предотвратить появление ржавчины. Такие махины вообще не должны были двигаться, но тем не менее, без единого скрипа повернулись на петлях, открываясь передо мной. А я ведь даже не постучал... Кто-то наблюдал за улицей? Похоже. И вот так происходит с каждым встречным? Сомневаюсь. Впрочем, Келли могла предупредить слуг обо мне.
        Появившийся в узком проходе приоткрытых створок человек явил собой исчерпывающий ответ на вопрос, чем же была так поражена Тайана. Действительно, высокий, но не чрезмерно, он казался внушительнее из-за плотного телосложения и тщательно подогнанных по фигуре лёгких доспехов, слепящих глаза солнечными бликами. Немолодой, как раз в том возрасте, когда опыт уже пришёл, а резвость и не думала ещё отправляться на покой. Бесстрастный, обманчиво расслабленный, только немигающий взгляд выдаёт напряжённое внимание. Дорогой наёмник, сразу видно.
        Не говоря ни слова, он протянул мне руку, раскрытой ладонью вверх. Это означает, что я должен... Ну да, конечно! Та бляха, которую оставила Келли.
        Отдаю серебряную кругляшку. Стражник совсем не всматривается в отчеканенный на бляхе узор, скорее, прислушивается к ощущениям, словно важнее не вид, а вес опознавательного знака. Потом отступает в сторону, освобождая проход. Приглашения войти не следует, но и так понятно: раз уж я здесь, другой дороги не будет. Хотя, ещё можно отступить, сказать, мол, извините, хозяева, но мне ваш заказ не по плечу, откланяться...
        Нет, не уйду просто так. Сначала посмотрю, что за жизнь выбрала для себя Келли, не продешевила ли. Потому и жду, пока страж закроет ворота и направится впереди меня по тенистой аллее к дому, так же надёжно спрятанному в объятьях виноградных лоз.
        Или это запустение, или... Точный и холодный расчёт. Слишком густые заросли. По таким можно пробраться под самые окна незаметно для охранников. Если хозяин дома богат, то почему настолько беспечен? Впрочем, мне ведь ещё ничего не известно. Вполне возможно, что в чехарде стволов прячутся и другие стражи, тем более, затылок неприятно покалывает, словно не одна пара глаз смотрит мне вслед.
        - Подождите здесь.
        Нечто среднее между приглашением и повелением остановило меня посреди парадной залы, и пока стражник удалялся за получением дальнейших распоряжений или возвращался на покинутый пост, я получил возможность растерянно открыть рот и распахнуть глаза.
        Да, богато, ничего не скажешь! Одного мрамора на облицовку стен и возведение колонн ушло, наверное, несколько обозов. Представляю, как озолотились купцы, поставлявшие камень... Но право, его многовато, даже на мой взгляд. Желанная прохлада превратилась в сырой холод склепа. Любопытно, а самим хозяевам уютно здесь жить? Я бы не согласился. Или переделал бы всё подчистую. Ну скажите, зачем окружать себя одним только камнем? Только если всю жизнь ждать нападения и готовиться к обороне.
        - Поднимайся! - стылый воздух зала доносит до меня приказ с балюстрады второго этажа.
        А она и дома одевается не свободнее, чем на людях, только шёлк сменил свой цвет с пепельно-серого на тёмно-вишнёвый. Узкие длинные рукава, воротник, заканчивающийся под самым подбородком, нитка крупного жемчуга, плотно охватывающая шею. Правда, сейчас нет накидки, но волосы уложены ещё тщательнее, почти прилизаны и собраны в тугой пучок на затылке.
        Осторожно шагаю по скользким мраморным ступеням. Хорошо, что подошвы моих ботинок пока не потеряли гладкость, иначе навернулся бы, за милую душу. И костей не собрал бы. А высоко-то как и далеко... Почти устал, пока поднимался.
        - Идём.
        Келли поворачивается спиной и...
        Аг-р-хм!
        Давлюсь изумлением.
        На спине платья нет. Совсем. Огромный вырез, позволяющий рассмотреть во всех подробностях округлые лопатки, бусины позвоночника, ложбинку, плавно переходящую в... Так вот как развлекаются благородные господа! Не припомню, чтобы даже девицы в Доме радости позволяли себе смелость так оголяться.
        Бёдра покачиваются неспешно и гордо, в такт им из стороны в сторону движется, задевая обнажённую кожу, жемчужное ожерелье, оказавшееся очень даже длинным, просто спущенным назад. Красиво, будь я проклят! Но не греет. Ни капельки. Даже не зажигает. Словно женщина, оказавшись в каменном плену, и сама стала похожей на статую. Жаль. Хотя...
        Вот теперь могу сказать уверенно: любви между нами больше нет. По крайней мере, с моей стороны. Я любил живую женщину, а не подделку невесть подо что. Пусть удачную, и всё же, фальшивку. Но в память об угасших чувствах... Выполню то, о чём меня просят. Чтобы поставить последнюю точку.
        - При тебе что-нибудь есть?
        - Простите, госпожа?
        - Какие-нибудь вещи? Их придётся оставить здесь.
        Высокие узкие двери, возле которых замер стражник, похожий на предыдущего, как брат-близнец.
        - Нет, госпожа. Ничего нет.
        Теперь я учёный, с сумкой без надобности не хожу. И уж тем более, не оставляю без присмотра. А то подкинут ещё что-нибудь, оправдывайся потом.
        - Хорошо. Досмотрите его!
        Ловкие пальцы охранника пробежались по моему телу, тщательно ощупывая складки одежды, и уделили не меньшее внимание рукам и ногам. Я уже решил, что придётся снимать ботинки, чтобы развеять все возможные подозрения, но обошлось: стражник кивнул и распахнул одну из створок.
        Первой в комнату прошла Келли, следом отправился я, спиной чувствуя равнодушный тяжёлый взгляд. И закрытая дверь не избавила от ощущения слежки. Глупо было обижаться или злиться, но меня раздражал вовсе не сам присмотр, а сопровождавшие его чувства. На меня смотрели, как на сущее ничтожество. Пыль. Прах. Грязь под ногами. Ни единой мысли, что я могу оказаться опасным, о нет! Всего лишь способен испачкать дорогие ковры, и именно поэтому за мной вынуждены наблюдать, хотя во всех других случаях не удостоили бы и взглядом.
        Конечно, они правы. Я пока ещё никто, и только надеюсь стать «кем-то». Но насчёт безобидности всё же поторопились! Слишком самонадеянны? Слишком самоуверенны? Что же, посмотрим, кто на самом деле опасен, а кто нет. При первом же удобном случае не премину...
        - Любимый, вот тот человек, о котором я тебе говорила.
        «Любимый». Звучит искренне. Именно так, как звучала бы правда. Неужели, Келли влюблена по-настоящему? Неважно, что предмет любви - больше деньги, чем живая душа, но чувство имеется. Да ещё какое!
        Она склонилась над сидящим в кресле мужчиной и нежно коснулась губами лба.
        - Оставь нас. Ненадолго.
        - Как пожелаешь, любимый.
        Перелив колышущегося жемчуга не мог не притянуть мой взгляд, и когда я снова посмотрел на хозяина дома, увидел в прищуренных глазах хитрую усмешку.
        - Хороша, верно?
        И что отвечать? Подхватить предложенный тон? Промолчать? Я не знаю, насколько они близки, и насколько позволительно подшучивать над избранницей человека, в дом которого меня допустили лишь в качестве безымянного слуги.
        - Ты ведь был с ней знаком раньше?
        Наверное, нужно подтвердить. Келли должна была рассказать, где познакомилась со мной и при каких обстоятельствах, иначе как бы я здесь очутился?
        - Да, господин.
        - Она тогда была красивее?
        Я вспомнил растёкшийся по плечам золотой мёд локонов.
        - Нет, господин. Она была просто женщиной.
        - Кем же она стала теперь?
        - Драгоценным камнем в достойной оправе.
        Он помолчал, потом то ли хмыкнул, то ли вздохнул, и велел:
        - Подойди-ка поближе!
        Да, пожалуй, старик. Но довольно крепкий, хотя тому же хозяину Оврага уступит почти во всём. Не тяжелее меня вдвое, слава богам, иначе я бы сразу отказался даже пробовать применять своё умение: через толстые слои жира мои пальцы не способны чувствовать хорошо. Слегка одутловатый, это есть. Нужно будет выгонять лишнюю воду. Сеточка алых линий довольно близко под кожей, тоже не слишком хорошо. Но не смертельно. Этот человек проживёт ещё с десяток лет, не меньше, если ему помочь. Правда, меня просили совсем о другом...
        - Непоправимо, верно?
        - О чём вы, господин?
        - О своём здоровье, конечно же!
        Когда-то он был тёмноволосым, но теперь память о прежнем цвете осталась только в бровях. И короткой щетине постриженной бороды. Забавно... И почему волосы не седеют равномерно? Хотя белая борода и чёрные локоны смотрелись бы ещё страннее.
        А лицо волевое. С таким лицом долго спорить не будешь, если вообще решишься. Чувствуется, держит прислугу в кулаке. А возможно, и не её одну. Если этот человек богат, то непременно влиятелен, а влияние без характера не существует.
        - Я не лекарь.
        - Знаю. И поэтому ты здесь. Келли говорила, ты кое-что умеешь.
        - Госпожа Каэлен слишком добра ко мне.
        - Хочешь сказать, она солгала?
        - Нет. Но возможно, переоценила мои таланты.
        - А вот это я проверю уже сам.
        Сказано спокойно, но с явственно ощущаемой угрозой. Мол, не ты здесь решаешь, парень. Хотя сомневаюсь, чтобы игра голосом была устроена нарочно ради меня. Просто иначе этот мужчина говорить разучился. Или никогда не умел.
        - Чем я могу помочь?
        Суровые брови сдвинулись, словно их обладатель не ожидал подобного обращения. Но что я ещё мог сказать? Меня просили о помощи, верно? Про плату же разговор вообще не заходил, стало быть, я тоже имею право немножко позадирать нос.
        - Хех, а ты с норовом, как я погляжу... Но твоя правда: мне нужна помощь, а не услуга. Услуг я уже навидался и напробовался, только все они на вкус хуже дерьма.
        А у него что, большой опыт по поеданию означенного яства?
        Наверное, моё удивление слишком ясно читалось, потому что мужчина снова хохотнул:
        - Да ты и сам должен знать. Неужто ни разу не пробовал?
        - Простите, господин, я не понимаю.
        - Ни единого слова? Ой, не верится! Ну ладно, не хочешь болтать, не надо. Я тебя не на беседу и приглашал.
        Он отвёл полу мантии в сторону и снова откинулся на спинку кресла:
        - Что скажешь об этом?
        Набрякшие вены, небольшая припухлость. Обычное дело для стариков. Немощные ноги. Но поправить можно. Конечно, бегать, как олень, не станет, но ходить без особой боли - вполне. Правда, не знаю, сколько мне понадобится времени.
        - Ничего страшного.
        - Так-таки и ничего?
        - Вы могли бы обратиться к лекарю из тех, что промышляют магическим лечением. Он бы справился быстрее меня. И лучше.
        - Нет, магия мне ни к чему. Не люблю я магов.
        - Но я тоже внесён в Регистр.
        Ясные, несмотря на возраст, глаза снова прищурились.
        - Знаю. И знаю кое-что ещё.
        Я напрягся, ожидая худшего, и оно не преминуло последовать:
        - Ты маг только наполовину, если не меньше. И сам толком не магичишь. То ли не умеешь, то ли не можешь. Другое важно, совсем другое.
        Моего вопроса для продолжения беседы вовсе не требовалось, но прежде, чем это сообразить, я спросил:
        - Что же?
        - Ты - изгой, не прибившийся ни к одной из сторон. А значит, у тебя нет хозяина. Ты как приблудный пёс, ожидающий на задворках трактира, когда вынесут помои, и готовый драться за пару обглоданных костей с такими же неудачниками.
        - И вы...
        - А я могу кинуть тебе кость с остатками мяса. За совсем небольшую службу. Послужишь?
        Стою, борясь с желанием отряхнуться, отчиститься, стереть с лица хоть часть той грязи, которую на меня только что вылили. Всего лишь несколько слов, но лучше бы меня оплевали по-настоящему!
        - Я заплачу. Разумеется, сколько сочту нужным, а моя щедрость зависит уже от твоего усердия. Будешь стараться, получишь косточку пожирнее.
        Он имеет право так со мной говорить. Я имею право гордо повернуться и уйти. Если мне позволят, разумеется. Но не уверен, что смогу сделать и шага вон из комнаты: люди, подобные избраннику Келли, не оставляют в живых дерзких и непокорных. Или купить, или подчинить силой, третьего не дано. Свободный дух им не нужен. Что ж, если я хочу сохранить свою честь, мне нужно всего лишь плюнуть богачу в лицо. Но если я хочу выжить и отомстить за унижения... Сначала придётся унизиться. До «ниже пола».
        И словно желая помочь мне принять решение, мужчина небрежно замечает:
        - Ты ведь видел лозы, когда шёл сюда, и наверняка подумал, что в такой густой зелени может спрятаться кто угодно? Там и в самом деле кое-кто играет в прятки. Стражи, более верные, чем люди. Ты слышал что-нибудь о лозянках? Они малы, почти незаметны, даже когда касаются кожи, и не могут убивать сами, но от их «поцелуев» человек теряет способность двигаться и становится лёгкой добычей...
        Невольно сглатываю и переспрашиваю:
        - Добычей для кого?
        - Для того, кто пожелает открыть охоту.
        Предупреждение принято. Больше нет смысла раздумывать.
        Опускаюсь на колени и кладу ладонь поверх фиолетовых змеек надувшихся вен.
        Разве мне трудно? Ни капельки. Главное, не дать злому азарту разгореться раньше времени. Успеется. Спешат только храбрецы, а трусы никогда и никуда не торопятся, но, как ни странно, везде успевают.
        А соломинки ещё и перекручены... Придётся повозиться. И за один раз не справлюсь. Но пока хотя бы ослаблю напряжение натянутых струн сосудов.
        Это просто работа. Никаких чувств. Никаких сожалений. Всё будет потом.

* * *
        - Маллет - зл... грх... ш-ш-ш-ш-ш!
        Сжимаю мохнатую мордочку пальцами, сдавливая узкие челюсти и останавливая шипящие слова на полпути к выходу. Феечка хлопает крыльями, стараясь вырваться на свободу, злобно царапает коготками мою руку, но в конце концов, осознав безнадёжность сопротивления, повисает безвольной тряпицей.
        - Со слабыми справляться всегда легче, верно?
        Он покидает густую тень, выходя на островок мостовой, освещённый бледным огнём давно не мытого фонаря. Спокойный и будто бы менее самодовольный, чем обычно. Почти участливый, и такая смена настроения немного пугает. Что ж, господин старший распорядитель, вы добились своего, и не угрозами, а сменив маску вершителя судеб на личину доброго приятеля. Раньше нужно было начинать, глядишь, и сломали бы меня об колено.
        - Ещё бы. Иначе бы и не взялся.
        Ослабляю хватку. Феечка, терпеливо дожидавшаяся возможности сбежать, тут же отлетает в сторону, но не спешит присесть на плечо Трэммину, предпочитая холодную незыблемость каменной ограды, а не живую плоть под коготками.
        - И часто вы гуляете по ночам?
        Он рассеянно поднимает голову, вглядывается в чёрное небо с редкими искрами звёзд:
        - Когда есть повод.
        - А сейчас он есть?
        - Да. И предлагаю разделить его на двоих.
        Приглашение пройтись рядом? Прогуляться? Странновато. Но дядя в кои-то веки не язвителен и насмешлив, а похож на человека, так почему бы и нет? От меня не убудет, а вдвоём идти по ночным улицам сподручнее, нежели в одиночку: лихие люди трижды подумают перед тем, как напасть.
        - Хотите поговорить?
        - И ты хочешь не меньше меня. Угадал?
        Да, тема для беседы у меня имеется. Правда, она будет мало интересна кому-либо, но говорить я могу много, долго и цветисто. Только малосвязно ввиду большого количества ругательств, так и рвущихся наружу.
        - Что вам нужно?
        - Ох, и когда же ты научишься быть любезным, племянничек? - вздохнул Трэммин, пристраиваясь сбоку и задавая ритм шагов. - Правда, в твои годы я тоже любил повздорить и подерзить, но всегда знал меру, заметь! Всегда.
        - Хотите сказать, нужно тщательнее выбирать, кого приветить, а кому отказать?
        - Ну хоть что-то ты понял! Начинаю тобой гордиться. Не смейся, я говорю совершенно серьёзно. Верить или нет, выбирай сам, но сейчас... Разговор пойдёт вовсе не о вере.
        - А о чём? О надежде? Или может быть, о любви?
        Дядя качнул головой, пряча улыбку:
        - Любовь - очень полезное чувство. Она делает людей уязвимыми и слабыми, превращая самую неприступную крепость в жалкий заборчик. В моих надеждах именно любовь сыграла главную роль... Но я опять отвлёкся. Лучше скажи, как тебе понравился dyen Райт? Молчишь? Тогда позволь ответить вместо тебя. Позволишь? Это ужасный человек, лишённый способности уважать хоть кого-либо. Только деньги и сила, вот что имеет для него значение.
        Можно подумать, господин старший распорядитель ценит другие вещи! Но в одном он прав. Чувствую я себя просто чудовищно, и виной моего плачевного состояния является именно человек с больными ногами. Зато рассудок у хозяина Виноградного дома здоровее, чем у многих. Во сто крат.
        - Полагаю, ему всё равно, кто и что о нём думает.
        - Разумеется! Его мало заботят чужие чувства. А вот меня очень даже беспокоят. Зачем ты ходил в его дом?
        Ага, вот мы и добрались до сути! Но правду я ведь всё равно не скажу. И потому, что не имею права раскрывать не принадлежащие мне секреты, и потому, что одну извинительную подать уже уплатил, а на вторую денег ещё не накопил.
        - Вам хорошо известно, зачем меня обычно зовут.
        - Избавиться от заклинаний, конечно же... Часом не от охранных?
        В дядином голосе слышны любопытствующие нотки. Не к добру это, ох не к добру.
        - Нет, дело гораздо проще. К охране отношения не имеет.
        - Жаль, - вздохнул Трэммин. - Но возможно, оно и к лучшему: никто не заподозрит...
        - Не заподозрит что?
        Мой интерес оставили без внимания, заставляя от следующего вопроса насторожиться ещё больше:
        - И ты придёшь сюда снова?
        Приду. Возможно, не один десяток раз. Хотя сомневаюсь, что меня допустят до лечения той части тела, которую желает видеть во всеоружии Келли.
        Приду, конечно. Но зачем это нужно знать господину старшему распорядителю?
        - Какая разница?
        - Ты не ответил.
        А врать ведь бессмысленно: легко проследит и проверит. Стало быть, нужно говорить правду:
        - Да.
        - Через какое время?
        - Вы задаёте странные вопросы.
        - Разве? Просто любопытствую.
        Да уж, простенькое такое любопытничанье... Но у меня нет желания играть словами, особенно на ночь глядя. Если ему что-то нужно, пусть говорит прямо.
        - Какое значение для вас имеют мои ответы, если вы так настойчиво их добиваетесь?
        Трэммин усмехнулся злее, чем полагалось для приятельской беседы, но справился с голосом, удержав чувства в узде:
        - Сейчас я расскажу то, что известно лишь избранным и крайне неболтливым людям. Это дорогая тайна, но тебе... Тебе, пожалуй, можно её доверить. По-родственному. Ты же не предашь своего любимого дядюшку?
        С превеликим удовольствием, если бы мог. Если бы было, кому и за что предавать. И если бы меня стали слушать.
        - Мне не нужны ваши тайны.
        - О, ошибаешься! Очень нужны. Просто ты пока не понимаешь, насколько в них нуждаешься!
        Неподходящее время, неподходящее место, собеседник, от которого следовало бы держаться подальше, так теперь ещё и какие-то тайны... Определённо, удача отвернулась от меня окончательно. Придётся лицезреть филейную часть капризной госпожи, но надеюсь, не слишком долго.
        - Если желаете, говорите поскорее. Уже поздно, я устал и хочу спать.
        - А много времени и не понадобится, - уверил меня дядя. - Сейчас свернём вон в тот проулочек, и поговорим. Быстренько и по делу.
        В узком коридоре глухих стен Трэммин остановился и, отослав феечку стеречь покой и неприкосновенность нашей беседы, сменил тон с приятельского на бесстрастный.
        - Думаю, тебе известно, что Анклав располагает достаточными средствами, чтобы не чувствовать уязвимости перед всем прочим миром? Да, я говорю о золоте, именно о нём. Но золото, к сожалению, нельзя есть... Ещё два столетия назад верховный маг, понимавший сию простую истину, начал беспокоиться о будущем Анклава и, зная, с каким недоверием простой люд относится к одарённым, решил действовать через посредников. После долгих размышлений были выбраны несколько благонадёжных, но, разумеется, не слишком заносчивых семей, и им было предложено поспособствовать благополучию Саэнны. Конечно же, с учётом их собственной выгоды! На деньги Анклава были куплены пастбища и рудники, леса и посевные угодья, но поскольку Анклав не мог открыто признать свои владения, для всего мира хозяевами были названы эти семьи.
        - Почему же не мог? Ведь глупо и опасно отдавать деньги кому-то постороннему.
        - Разумеется, но... - дядя скорбно поджал губы. - Со времён окончания Долгой войны Анклаву запрещено обзаводиться собственными владениями, кроме Обители. Иначе королевства снова выступят против нас, и тогда...
        Никакое количество магов не сможет сдержать натиск разъярённых людей. Хотя бы потому, что силёнок не хватит. Понятно, что же тут не понять?
        Полагаю, жители королевств не догадываются о том, что всесильный и гордый Анклав вынужден зависеть от горстки самых обычных людей. Правителям сия тайна, кончено, известна, но думаю, они берегут свои знания не менее свято, чем маги. Иначе подобие мира исчезнет, обрушивая все заинтересованные стороны в бездну очередной войны...
        И всё же, дядя лукавит. Хорошо, теперь я знаю кое-что важное. Но никаких доказательств у меня нет, и быть не может. Так что проку в секрете, открытом господином старшим распорядителем? Хочет заставить гордиться оказанным доверием? Не-е-е-ет. Мне ни жарко, ни холодно от такой любезности. Хотя, расспросить поподробнее всё же не повредит:
        - А с этими семьями хотя бы заключили договорённость?
        - Заключили. И соглашения исправно выполнялись обеими сторонами. Но песок времени не прекращает своё движение, стирая память о прошлом. Кто-то умирал, кто-то рождался, кто-то уставал, кто-то норовил избавиться от обязательств, не желая служить... И совсем недавно единственным хозяином всех угодий Анклава за пределами Саэнны стал один человек. Dyen Райт Амиели.
        - Значит, он несметно богат!
        - Не он, а Анклав, - не преминули с назиданием поправить меня. - Он всего лишь распоряжается имуществом. И в последнее время...
        - Почувствовал свою силу?
        Невинное предположение оказалось верным, потому что в ответ Трэммин зло фыркнул:
        - Он не посмеет нарушить договор!
        Хм. Если всё вокруг безоблачно, то откуда взялись грозовые тучки в голосе дяди?
        - Так в чём же беда? И зачем вы мне всё это рассказываете?
        - Есть причина. Вернее, бумага, подписанием которой dyen Райт после своей смерти передаёт все владения другому человеку.
        - Что-то вроде наследственного назначения?
        - Да, оно самое. И имя пока не вписано.
        - А Анклаву, разумеется, нужно, чтобы следующим прислужником стал верный человек? Разочаровались в семействе Амиели?
        По лицу дяди даже в слабых отсветах фонарей было видно, как тяжело даётся честное признание в собственной слабости. Но оно всё-таки состоялось:
        - Люди из этого рода чересчур своенравны и в любой миг могут начать играть в свою игру. А мы можем лишиться всех денег.
        - Веская причина, не спорю. Но причина для чего?
        - Я уже упомянул о бумаге. Она хранится в Виноградном доме и недосягаема никем из магов. Потому что dyen Райт не пускает их на порог.
        - Но меня же пустил?
        Снисходительный вздох обжёг мою щёку:
        - Ты не маг, мой мальчик. И никогда им не станешь. Но твоя обделённость способна оказать Анклаву услугу, за которую... Будет заплачено более, чем щедро. Тебе не придётся ни в чём нуждаться, поверь!
        Верю, и с превеликой охотой. Потому что знаю, в каком состоянии, действительно, перестану испытывать малейшие нужды. В мёртвом. Дядя только что прямо и чётко заявил мне о весёленькой участи помочь Анклаву и сгинуть без следа в одной из могил для бродяг. Интересно, и он всерьёз уверен, что я соглашусь? Но я же не круглый дурак, чтобы покупаться на такую уловку!
        - Знаете, я и сейчас не особо нуждаюсь... Как-нибудь без меня, хорошо?
        Трэммин постучал пальцами по задумчиво оттопыренной нижней губе:
        - Я предполагал, что ты ответишь именно так.
        Ну да. Другого варианта не было. Прислуживать Попечительскому совету в лице дяди? Не собираюсь. По доброй воле, имею в виду. А воля господина старшего распорядителя как раз наоборот, злая.
        - Разрешите откланяться?
        - Не торопись.
        Всё, из голоса Трэммина исчезли последние доверительные нотки. Осталась только сталь, острая и напитанная ядом.
        - Не хотелось действовать грубо, но ты сам виноват. Скажи, известно ли тебе, что маги имеют право вступать в договорные отношения с членами Гильдии убийц только при подписании определённых бумаг?
        О-о-о, запахло жареным. Я бы даже сказал, палёным. Хуже, чем от феечки.
        - Да.
        - Хорошо. А теперь поговорим о двух странных случаях, совсем разных, но связанных между собой участием одного и того же человека.
        - Что за случаи? И что за человек?
        - Ты, разумеется, ты, мой любимый племянничек! Хоть на суде и не было представителей Анклава, поскольку проступок выходил за пределы магического влияния, не думай, что я остался в полнейшем неведении относительно безобразия, происшедшего... - Он остановил словоизвержение, успокаивая чувства, и продолжил только после небольшой паузы: - Заявитель снял обвинение, но все присутствующие ясно видели причину, по которой он это сделал. Не надо ходить к гадалкам, чтобы понять: кто-то из Теней оказал тебе дорогую услугу.
        - И что с того? Это могло быть просто дружеским участием.
        - Дружеским, говоришь? Ну-ну, пусть так. Тогда объясни, каким образом зачарованное тобой оружие оказалось на месте убийства одного не слишком достойного, но влиятельного человека?
        - Оружие?
        - Арбалетные стрелы.
        - И я их чаровал?
        Ничего не понимаю. Совсем ничего.
        - Чарователем был именно Маллет Нивьери, как подтвердили дознаватели Регистровой службы. Или ты забыл, что когда-то сдавал экзамен на право быть занесённым в Регистр?
        Нет, помню довольно хорошо, ведь прошло не так уж много времени. Но почему... На стрелах не должно было остаться никаких следов чар! Особенно после использования. Собственно, я и согласился на чарование именно по этой причине. Дядя лжёт? Подкупил дознавателей? Нет, быть того не может. Если находят зачарованную вещь, её помещают в особое хранилище, дабы сберечь в неприкосновенности любые остатки заклинаний. Кто-то подделал моё плетение? Невозможно. Сравнение с образцами экзамена сразу же раскусит фальшивку. Но тогда...
        - Не нужно было сообщать чарам так много Силы, любезный племянничек.
        Много?! Да откуда мне было её взять? Разве только...
        Будь я проклят! Незакрытая шкатулка. Обрывки нитей, разлетевшиеся по чердаку. Они парили в воздухе, пока... Не нашли местечко, к которому можно прилипнуть. Татуировка Тени. Сколько убийца унёс на себе? Не один десяток моих заготовок. А когда приступил к исполнению заказа и спрятал чёрный узор в глубине плоти, капельки Силы снялись с насиженного места и устремились туда, где чары чувствовались явственнее. К оружию.
        Мне конец? Очень похоже.
        - Но почему я не могу поработать с оружием, пусть и для Тени? Это не запрещено.
        - Если подписана соответствующая бумага. А dyen Сагинн утверждает, что не выдавал тебе виграмму на чарование оружия. Следовательно...
        Он даже не стал продолжать. Невинно поднял взгляд к узкой полоске чёрного неба, скрестил руки на груди и сделал вид, что совершенно равнодушен к выводам, которые должны последовать из всего сказанного.
        - Я должен заплатить ещё одну подать?
        - Если бы всё было так просто, любезный племянничек, если бы всё было так просто...
        - А разве есть сложности?
        - То, что ты утаил пару монет от бдительного ока Анклава, ещё полбеды. Но то, что ты завёл дружеские отношения с Гильдией... Ты хоть понимаешь, как это опасно?
        Нет, не понимаю.
        - Опасно?
        Дядя сменил тон с сочувствующего на хорошо выверенный наставнический:
        - Анклав даёт приют Теням в пределах Саэнны, за сие благодеяние ни один из убийц не поднимет руку на мага. В городских стенах, разумеется. Понимаешь? Этот город - единственное место в мире, где и мы, и они можем чувствовать себя в полной безопасности. Единственное! Но между нами не должно возникать отношений, хоть сколько-нибудь выходящих за рамки договорённостей. Только то, что укладывается в строчках виграммы.
        Ага, можно подумать, один я волшебствую в обход правил! Каждый второй занимается этим вместе с каждым первым. Что же такого страшного узрел дядя в моём проступке?
        - Я просто не успел...
        - Не успел, не захотел, не смог... Разница небольшая, Маллет. Ты завёл дружбу с Тенью, а сие недопустимо.
        - Дружбу?! Да с чего вы взяли?
        - С твоих же слов. Помнишь? Ты назвал «дружеским участием» вмешательство убийцы в ход недавнего суда. Думаю, ты догадываешься, что и Тени обязаны сообщать главе Гильдии о своих действиях против других людей? Более того, принятие заказа сопровождается... Хотя, откуда тебе знать эти тонкости? Но так и быть, расскажу.
        Трэммин скучающе вздохнул и продолжил:
        - Убийства из корысти запрещены законами людскими и божьими, а потому причинение намеренного смертельного вреда карается в любом уголке Четырёх Шемов. Саэнна не исключение. Человек, чья вина в совершении убийства установлена дознанием или подтверждена хотя бы тремя свидетелями, подлежит немедленной казни. Без пощады. При этом имущество убийцы изымается в пользу... Поэтому горожане даже не помышляют собственными руками мстить своим обидчикам, а нанимают тех, кому это дозволено.
        - Разве Тени точно также не преследуются и не казнятся?
        - А за что? Они ведь всего лишь выполняют заказ. Оказывают услугу, не более.
        - Но убийство всё равно остаётся...
        - Убийством. - Дядя согласно кивнул. - И любой гильдиец может понести заслуженное наказание, если... Будет пойман, пока длится tann’ami.
        - Что это такое?
        - Обычай, сохранившийся с незапамятных времён. Многие до сих пор верят, что в наёмного убийцу на это время даже вселяется душа заказчика... Но интереснее другое. В течение tann’ami Тень будто лишается всех и всяческих прав, становясь добычей для первого встречного. Видел рисунок, каким помечаются все, состоящие в Гильдии? Так вот, после заключения договорённости, а оно проходит сложнее, чем подписание виграммы, уж будь уверен, татуировка на время исчезает, снимая с убийцы неприкосновенность. И если он не будет достаточно расторопен, чтобы сбежать и укрыться... Более того, на мёртвом теле рисунок будет указывать, как погиб его хозяин. К примеру, если Тень убьют спустя хоть вдох после окончания tann’ami, убивший заслужит казнь.
        Запутанно. Но хитро и выгодно.
        - И кто же даровал Теням такие странные права? Какой глупец?
        Трэммин фыркнул:
        - Ты бы на его месте поступил точно также, если бы стены твоего дома были окружены тысячами убийц! Но оставим в покое прошлое, потому что настоящее... Приятели вы или нет, мне неважно. Но и ты, и он нарушили правила, действуя... По-дружески, да?
        - Почему мы не можем быть друзьями?
        - Можете. Только очень недолго. До того мига, как об этом узнают в Анклаве и в Гильдии. Война, конечно, не разгорится, но лишь в одном-единственном случае.
        - Каком же?
        - Если тебя выдадут Теням, а твоего приятеля заполучит Надзорный совет. Правда, есть одна загвоздка...
        Дядя ласково провёл кончиками пальцев по моей щеке:
        - Ни их сторона, ни наша не позволит, чтобы её секреты стали известны, следовательно, с вами обоими проделают всё надлежащее, чтобы... Обезопаситься. Но это не отменит попыток проникнуть в чужие тайны. И пыток не отменит. Хочешь узнать на своей шкуре, как искусны Тени в развязывании языков? Думаю, нет.
        И хотелось бы отшатнуться, да не получается, потому что смятение мыслей оставляет тело без присмотра.
        - Какие ещё секреты?! Мне же ничего не...
        - А вот это уже не важно, любезный племянничек. Тебе - нет, кому-то другому, до кого можно добраться с твоей помощью - да.
        - Известно «что»?
        - К примеру, как уменьшить продолжительность tann’ami. Так, чтобы татуировка возвращалась на место сразу же после исполнения заказа.
        Действительно, заманчиво. Получить возможность безнаказанно убивать, при этом не нарушая ни малейшей буквы договорённостей. За подобные знания можно заплатить очень дорого. По крайней мере, жизнью. И не одной.
        Жаль, что я при всём желании не смогу проникнуть в таинство tann’ami. Теперь, хотя бы назло дяде, постарался бы разобраться и... Нет. Страдать-то будут по-прежнему невинные люди, а Анклав в лучшем случае поморщится, поворчит, да придумает новую пакость. Но в одном дядя прав. По дружбе можно совершить всякое разное. Даже глупость. Если бы меня с Тенью и впрямь связывали дружеские отношения, я бы, пожалуй, попробовал облегчить жизнь своего друга. Эх... Вот ещё один повод обходиться без друзей.
        - Вы всерьёз думаете, что кто-то из магов пойдёт на выдачу секретов?
        - Дай им волю? Да. Непременно. С жаждой превеликой выгоды. Поэтому вот уже несколько столетий подряд Анклав примерно наказывает тех, кто оказывается замечен в недозволенных отношениях.
        Мне подписали смертный приговор? Похоже. И что остаётся?
        - К чему, на самом деле, вы всё это рассказали?
        - Ты же умный мальчик, Маллет, и не совершишь дурацкой ошибки, верно?
        - Я пока не знаю, в чём она может заключаться. Объясните?
        - Ну наконец-то! - Трэммин довольно хлопнул в ладоши. - Так бы сразу... Всё, что от тебя требуется, это помочь выкрасть бумагу, о которой я рассказывал.
        Предсказуемо. Бумагу выкрадем, нужное имя впишем, и dyen Райт будет разом не нужен и не опасен.
        - Но как?
        - Ослабь охранное заклинание на окне той комнаты, где будешь находиться, только и всего.
        - Вы понимаете, о чём просите?
        - Прошу? - Голос дяди заледенел. - Время просьб закончилось, Маллет. Теперь будут только приказы.
        Вот это я хорошо понимаю. Да и не особенно сопротивляюсь. Поздно трепыхаться.
        - Простите, неудачно выбрал слово. Я ведь не могу действовать при свидетелях, потому что мне нужно, э-э-э, двигаться. И если кто-то увидит, то...
        - У тебя будет несколько минут. Если, разумеется, ты назовёшь точное время своего визита в Виноградный дом. Итак, когда тебя ждёт dyen Райт?
        - Завтра вечером, сразу после десятого удара колокола.
        - Отлично! Поздновато, но... Сойдёт.
        - Сделаете так, чтобы я остался один?
        - Да. Но ты должен будешь работать быстро.
        - И что потом?
        Трэммин, уже повернувшийся, чтобы уйти, недоумённо оглянулся:
        - Потом?
        - Я смогу жить так, как захочу? Без вашего участия?
        Он что-то прикинул и улыбнулся. Во весь рот, довольно оскалив зубы.
        - Разумеется, любезный племянничек! Именно так, как захочешь.
        Интересно, меня убьют или всё-таки помилуют? Просьба, ой, простите, приказ дяди выглядит вполне безобидным, и хочется верить... Впрочем, а что мешает господину старшему распорядителю и в самом деле подарить мне свободу? Я же ничем не опасен. Во всём нашем разговоре не было ничего из ряда вон выходящего и стоящего. Да и подтвердить его содержание некому, потому что свидетелей не было. Феечка не в счёт, хотя точно запомнила каждое слово: ручная зверушка, и только. Результат размышлений? Очень простой. Никакой угрозы для Трэммина я не представляю. Так стоит ли изыскивать средства, чтобы меня убивать, тем более, непонятно чьими руками, если Тени не могут причинить вред магам? Конечно, услуга, оказанная дяде, запрёт меня в стенах Саэнны на веки вечные, но... Этот город ничем не хуже других. И я даже люблю его. Хотя следовало бы ненавидеть.

* * *
        - А попробуйте этот шёлк: он на ощупь нежен и мягок, словно...
        - Словно ваши губки, любезная dyesi!
        Служка ткацкой лавки зарделась ярче алого шнура, который я уже с минуту теребил в пальцах, а паренёк, отвесивший неуклюжий комплимент, ко всему прочему ещё и глупо хихикнул.
        Веселятся, дети. Играют во взрослых. Ему не больше девятнадцати, а она, похоже, только-только отметила шестнадцатилетие. Оба юные, забавные, милые, но отнюдь не наивные. Я в их годы был не в пример тупее. По крайней мере, увидев прелестную девицу, не подумал бы, что нужно тащить её в постель или хотя бы в укромный уголок. Да и сейчас не думаю, что уж там. У меня мысли сегодня о работе. Только о ней. Поэтому, едва поймав мой взгляд, служка остановилась на полпути, заменив игривую улыбку безразлично-услужливой, а с этим безусым любезничает... Сколько уже? Четверть часа, не меньше. Впрочем, оно мне на руку.
        Да, пожалуй, именно этот шнур и возьму. Что желала Тень? «Весёлую вдову»? Будет такая, что обхохочешься. Обтяну рукоять, а если настроение позволит, вывяжу на ней узелками что-нибудь заковыристое. Или обидное. Ну уж непристойное, это точно! Благо, настроение соответствующее.
        Почему всё внутри дрожит? Я ведь не боюсь на этот раз. Чего бояться-то? Всё, что требуется, снять охранное заклинание с окна. Конечно, само по себе дело не простое, но и не слишком хитрое, было бы время. Кстати, если дядя обманет и не отвлечёт слуг и домочадцев Райта на нужное количество минут, могу с чистой совестью ничего не делать. И упрекнуть меня будет не в чем. Правда, с большим удовольствием я бы выполнил всё порученное в точности.
        Нехорошо красть или помогать ворам? Наверное. Но у меня с хозяином Виноградного дома личные счёты. Да, силёнок, чтобы отомстить за унижение, немного, но удобный случай подвернулся, и теперь грешно сомневаться и отступать. Только вперёд! Да и риска нет никакого: сниму чары, спокойненько уйду, а уж кто полезет в окно и когда, меня не волнует. Скорее всего, кража намечена на позднюю ночь, чтобы большая часть обитателей дома в это время крепко спала. Нет, волноваться мне совершенно не о чем.
        Кроме одного. Как именно дядя сдержит своё слово? Забудет о моём существовании? Было бы замечательно. На большее рассчитывать не буду. А чтобы не возникло даже возможности обвинения, сделаю всё так, чтобы охранное заклинание снова вернулось на своё место после того, как ограбление будет совершено. Скажем, к утру. Всё равно ведь раньше не хватятся пропажи? Да и потом вряд ли. Вот только если Райт догадается, что я причастен к воровским делам... Постарается отплатить сторицей. Но там мы уже посмотрим, кто кого! Ведь если верить словам господина старшего распорядителя, Амиели станет совершенно безобиден, как только в руки Анклава вернётся давний договор.
        - Какая неожиданная встреча... Как поживаете, dyen Маллет?
        Увлечённый азартными размышлениями, я и не заметил, как она вошла в лавку и оказалась совсем рядом со мной. Всё такая же дородная и расплывшаяся, только лицо кажется измождённым и от того словно похудевшим. А под глазами пролегли сероватые тени, совсем не свойственные прежнему пышущему здоровьем облику.
        - Как и всегда, любезная dyesi. Как и всегда.
        Карин перевела взгляд на развешанные на стене отрезы тканей. Да, и по профилю заметно, как женщина осунулась. Такое бывает либо после долгой болезни, либо... После болезненных переживаний. Первой взяться было неоткуда, зато вторые возникли не без моего участия. И очень возможно, только по моей вине.
        - А как поживаете вы, dyesi? С торговлей всё хорошо?
        - Да уж какая тут торговля... Хотя, врать не буду, люди стали чаще захаживать. Всем охота посмотреть, где служил человек, так страшно закончивший свои дни.
        - Мне очень жаль, dyesi. Правда, жаль. И я хотел бы извиниться перед вами.
        - За что же? - всплеснула руками купчиха. - Это я, я должна во всём виниться! Это же только из-за меня всё случилось!
        Ну уж, так-таки и из-за неё... Глупо взваливать ответственность за смерть Харти на бедную женщину, ослеплённую ревностью. Хотя, разве я давал повод? Разве уверял, что влюблён? Обещал хранить верность? Ни разу. Ни полусловом. Ни полувзглядом.
        - Dyesi, вы совершенно ни в чём не...
        - Ой, только не жалейте глупую старуху! Надо было мне думать хорошенько, да не забывать, кто из нас кто. Вот всего на минутку вообразила невесть что, и сразу...
        - Вы вовсе не старуха, dyesi Карин. А виной вашего воображения стало моё недостойное поведение.
        Она выслушала внимательно, но после всё равно упрямо качнула головой:
        - Недостойное? Да тот же Харти мне такие мерзости на ушко шептал, аж тошно становилось!
        Любопытное открытие. Мой скромный приятель, оказывается, был не таким уж стеснительным.
        - Оттом с вами заигрывал?
        - Да это уж не заигрыш был, - призналась купчиха. - Всё после началось. Когда он вас страже сдал. Пришёл и прямо с порога заявил, мол, я для тебя всё сделал, чтобы свою любовь доказать, теперь и ты докажи.
        Бр-р-р-р... Могу себе представить. Мерзостное зрелище. Судя по рассказам Келли, в Доме радости с Харти брали больше монет, чем с любого другого посетителя, потому что ни одна девица не соглашалась ублажать худосочного уродца за обычную плату.
        А ведь он, наверняка, и в этом мне завидовал, если случайно прознал про моё знакомство с подопечной Науты. Да, причин мстить у Оттома имелось в избытке.
        - Не продолжайте, dyesi, не нужно.
        - А продолжать и не о чем. Я ведь не смогла. Отговорилась чем-то, попросила подождать. Сказала, что пока не увижу, как вас... осудят, не смогу успокоиться.
        Откуда столько горечи в голосе? Неужели, переживает по-настоящему? Было бы из-за чего!
        - Хорошо, что вам не пришлось...
        - Да уж хорошо, слов нет! А когда он там, перед судьёй, во всём сознался, меня такая злость взяла, что если бы его стражник не добил, я бы сама, своими руками бы...
        - И всё равно, простите.
        - Да полно вам виниться-то! Вы мужчина видный, красивый и обходительный, силой никого в свои объятья не тянете, а что женщины рядом с вами голову теряют, так за то судить нельзя.
        - Мне следовало бы почтительнее относиться к вам и не устраивать в вашей лавке...
        - Я же сказала, полно вам! - Толстые пальчики Карин легли на мои губы, запрещая продолжать. - Вы ведь достойно себя вели, и даму ту в свидетели не позвали, хотя могли бы. И не оправдывались, как тот же Харти, когда случаем хрусталинку разбил. Ох, он и плакался тогда, на коленях вокруг меня ползал, весь паркет штанами до блеска натёр... Нет, чтобы честно сказать, мол, виноват, исправлюсь. А вы...
        Я сжал её ладошку в своих, чуть отстраняя от губ, но совсем не намного.
        - Рад, что вы не сердитесь.
        - Сердиться? С чего бы? Я ведь с вами говорить хотела, и когда тут увидела, сразу и подошла.
        - Говорить? О чём?
        Щёки Карин зарделись, возвращая бледному лицу прежние краски:
        - Я сказать хотела, что... Вы уж не брезгуйте только, хорошо? Знаю, что грешно вам такую службу предлагать, но если надумаете... Я пока на место Харти никого брать не буду. Людей подходящих поблизости нет, да и... Боюсь я теперь кого-то к себе приближать. Был вроде безобидный человечек, а на поверку каким оказался? Страшнее демона в сотню раз! Я так думаю, что он бы меня со свету сжил, а всё моё хозяйство под себя подобрал. И ведь замечала, что жадный, а даже помыслить не могла, на что способен. А вот вы... Вас бы я с радостью до хозяйства допустила. Вы человек честный.
        Куда уж честнее! Неужели она не поняла?
        - Любезная dyesi, мне лестно слышать от вас такие слова, но они не про меня. Я мало чем отличаюсь от Харти, и, признаться, желал бы добиться того же, что и он.
        - Но ведь не добивались?
        Просто не успел. Будь у меня побольше времени и поспокойнее жизнь, обязательно попробовал бы поймать купчиху в сети любви. Хотя бы ради развлечения.
        - Я не сделал этого только потому, что...
        - Потому что не хотели смеяться над бедной женщиной. Я ведь тогда, пока этот наглец с вашей сумкой орудовал, всё ждала, что вы меня охмурять начнёте. Ой, как ждала! И если бы слово ласковое хоть одно услышала, не было бы ничего этого. Совсем ничего. А вы спокойно так разговаривали, мол, даже если что и было между нами, то закончилось, не начавшись. Я ведь и поэтому ещё разозлилась. Целую ночь в подушку плакала, всё думала, почему с другими можете миловаться, а со мной никак? А потом поняла.
        Интересно, что она могла понять? Я свои поступки вообще не разбирал по косточкам, а Карин над ними, оказывается, упорно размышляла. Наверняка, навоображала такого...
        - Не обманщик вы. И никогда им не будете. Если с какой женщиной дружбу-любовь водите, то на других не заглядываетесь. Потому что не хотите, чтобы и ей, и другим больно было. Ох, и почему мне в юности такой мужчина не встретился? Уж я бы за него руками и ногами держалась!
        - Может быть, ещё встретится. Откуда вам знать?
        - Может, и встретится, - согласилась Карин, вздыхая. - Да только теперь, хочу, не хочу, каждого по вам мерить буду.
        - Не нужно! - Я успокаивающе поцеловал кончики дрожащих от волнения пальцев. - Все люди разные. И у каждого должна быть своя мерка. Я ведь тоже не во многом хорош.
        - А и пусть! Только в том, что мне видно, лучше и быть не нужно!
        Вот как? А ведь мне впору гордиться услышанным. Но почему-то радость уступила своё законное место горьковатому сожалению. Не от того человека я хотел бы получить похвалу, не от того... Но быть неблагодарным не собираюсь.
        - Вы очень добрая женщина, dyesi. И очень щедрая.
        Она помолчала, потом с лёгкой обидой заглянула мне в глаза:
        - Но вы всё равно не придёте?
        - Почему же, приду. Между нами и так есть договорённость, я не собираюсь её разрывать. А если смогу помочь ещё чем, только скажите. Но согласиться на ваше предложение... Не могу. Сейчас не могу. Простите.
        - Если сейчас не говорите «да», то и потом не скажете, - сделала верный вывод купчиха. - А и ладно. Только теперь душенька моя стала спокойна. К тому же... «Нет» вы тоже пока не сказали!
        Она вдруг лукаво подмигнула мне, становясь похожей на шаловливую девчонку, с заметной неохотой высвободила свои пальчики из моих и отправилась к служке требовать отрез то ли синего шёлка, то ли зелёного, я уже не прислушивался. Я стоял, разглядывая свою ладонь и почему-то думал о ней, как об осиротевшей.
        Конечно, предложение Карин не для меня. Помогать в лавке? Довольно постыдное занятие для мага. Но объяснять это женщине не буду. Никогда. Потому что она не поймёт.
        Чтобы выжить, можно пойти на любые сделки с совестью и гордостью, это верно. Но мне мало выжить. Я хочу ЖИТЬ. И жить именно так, как мне видится правильным. Продолжить свой род, к примеру. И сделать так, чтобы имя Нивьери произносили с уважением, а не презрительно сплёвывая.
        Проклятие, пальцы пахнут всё тем же, хотя оттирал их с утра в мыльном растворе со всей возможной старательностью! Странный запах. Словно я вчера покойничка щупал. Долго и настойчиво.

* * *
        - Ты никогда не опаздываешь?
        К сожалению. И на встречу с собственной смертью наверняка явлюсь заранее. Чтобы не заставлять достойную dyesi ждать.
        - Я пришёл в назначенное время. Это предосудительно?
        Последний из рода Амиели, тяжеловесный седовласый Райт, будущий супруг моей бывшей возлюбленной и просто не слишком приятный в обхождении человек, на мгновение остановил взгляд на моём лице, от чего мне стало весьма неуютно. Поэтически говоря, сырость, витавшая вокруг, нашла лазейку к моим внутренностям, а чувствовать себя заиндевевшим камнем... Не то ощущение, к которому я стремлюсь. Совсем не то.
        - Предосудительно? Пожалуй, нет. Всего лишь, немного странно.
        - Я всегда соблюдаю условия договорённостей.
        - Похвально. Но говоря о странности, я имел в виду как раз твоё согласие.
        - Согласие на что?
        - На столь поздний час.
        Да, поздний вечер - не самое удобное и безопасное время для прогулок по городу. И хотя по Верхним кварталам стражники ходят охотнее и чаще, чем по Нижним, да и смотрят за порядком усерднее, и тут, и там есть возможность нарваться на любителя чужих кошельков и чужих душ. Потому что, несмотря на все строгости законов, отчаянные люди находятся везде. Вот как те двое в квартале Медных голов. Убивать меня, конечно, не собирались, но покалечили бы изрядно.
        - Право выбора принадлежало вам, а не мне.
        - Но ты мог возразить.
        Чего он пытается добиться этим разговором? Просто коротает время? Так пусть позволит мне уйти, а сам позовёт Келли, с которой можно заняться чем-то куда более приятным, нежели...
        - Зачем? Если вы назначили именно такой час, значит, вам это важно. И другой стороне остаётся только принять поставленные условия.
        - Тут ты прав. Мне - важно. Кому-то ещё, вполне возможно, наплевать... А из тебя вышел бы хороший слуга. Послушный.
        В последнем слове послышалось нечто, похожее на злорадство. Или на удовлетворение. Но мне не захотелось углубляться в тщательный разбор впечатлений:
        - Вы пригласили меня для беседы?
        - Разумеется, нет. Делай своё дело.
        Он и в этот раз не соизволил принимать меня лёжа, чтобы хоть немного облегчить доступ к больным ногам. Пришлось снова опускаться на колени, подкладывая под задницу собственные пятки - сиденье не особенно удобное, но единственное из доступных.
        Сегодня вены выпирали поменьше, и мне вовсе не мерещилось в рассеянном свете свечных огоньков: пальцы сообщали со всей уверенностью, что моё вмешательство принесло плоды. Пока ещё небольшие, совершенно незрелые, хрупкие, но тем не менее, обнадёживающие. Ноги я старику поправлю, сомнений нет. А вот что делать с просьбой Келли?
        - У тебя хорошие руки.
        - М-м-м?
        Поднимаю голову и встречаю внимательный, почти изучающий взгляд.
        - Любопытно, а всё прочее как? Настолько же отменно работает или наоборот?
        - Я не совсем понимаю...
        Райт положил затылок на подушку подголовника:
        - Мудрецы учат, что плоть не может быть хороша равномерно, и что если в каком-то своём месте она обладает удивительными качествами, это значит, что существует уголок, обделённый малейшими достоинствами.
        - Мудрецам виднее.
        Стараюсь не смотреть ни на что, кроме опухших голеней под своими ладонями.
        - Они тоже так утверждают, - насмешливо заметил хозяин Виноградного дома. - И кое в чём я с ними вполне согласен. Я давно уже живу на свете, и много раз встречал людей, с виду и красивых, и здоровых, вот только внутри у каждого из них непременно скрывалась гнильца...
        - Очень интересно.
        - Можешь не поддакивать, не нужно. Я знаю, что ты меня слушаешь. Зачем? Вот это вопрос. Из почтения к моим сединам? Тогда довольно лишь делать вид. А ты всё слышишь, каждое слово. Хотя при этом с удовольствием заткнул бы мне глотку... Что, угадал?
        Продолжаю поглаживания после небольшой, но заметной запинки. Да, заткнуть хочется. И я даже мог бы это сделать, но... Не дозволено. Сегодня у меня есть важное поручение, от которого будет зависеть очень многое.
        - Вам нужен мой ответ?
        Райт довольно похохатывает:
        - Я его знаю и без подсказок! А вот почему ты поступаешь так, а не иначе, всё равно не признаешься честно, поэтому... Мне интересно совсем другое. Где прячется твоя гнильца?
        Молчу. Хочет поиграть в загадки? На здоровье. Только пусть развлекается самостоятельно.
        - И нечего строить из себя оскорблённую невинность! Скажешь, безгрешен? Нет. Не сможешь. Да и кто из нас чист перед людьми и небесами? Думаю, во всём свете не найдётся ни одного живого существа. Даже младенец, и тот виноват тем, что раздирает чрево матери, стремясь выйти наружу... Но в самый красивый сосуд с давних времён и до наших дней наливают самое дрянное вино.
        Непонятный разговор. Унизить меня больше, чем в прошлый раз, уже нельзя, так зачем ведутся эти глубокомысленные размышления вслух? Он что-то хочет выудить у меня? Или напротив, что-то мне доказать или объяснить? Есть ещё возможность, что хозяин Виноградного дома попросту кичится своим непревзойдённым умом и, за неимением других слушателей, мучает философскими беседами меня. Какой вариант верный? Не могу понять. Но то, что у разговора есть цель, чувствую очень ясно. Яснее, чем горящие соломинки под пальцами.
        - Да и зачем далеко ходить? Вот взять мою будущую жену. Красива ведь, негодяйка? Красива. Но внутри черна, как головешка.
        Черна ли? Я могу понять стремление Келли добиться лучшей жизни. И сам бы так поступал, если бы... Если бы родился женщиной? Наверное. Или если бы другого пути не осталось. Что же предосудительного нашёл Райт в поступках своей будущей супруги?
        - Она любит вас.
        - Любит? - Хозяин Виноградного дома невольно дёрнулся, словно моё прикосновение причинило боль. - Она любит деньги. И чем больше денег, тем сильнее любовь, конечно же.
        - Dyesi Каелен позвала меня сюда, чтобы вылечить вас.
        - Эх, парень... Вот скажи, только честно: зачем ты пытаешься её защищать? Она ведь тебя и видеть не захочет, как только добьётся желаемого. Будет нос воротить и стороной обходить.
        Уже воротит. И обходит. Только мне всё равно. Женщины, которую я любил, больше нет, а холодность незнакомки меня не трогает и уж тем более, не оскорбляет.
        - Это её право.
        - Право забыть об оказанной помощи? Считай, как хочешь, только я соглашаться не буду. Думаешь, я не догадываюсь, о чём она тебя просила на самом деле? Ноги ногами, но куда важнее... Рассказать или сам сознаёшься?
        Оставляю в покое ноги Райта и выпрямляю спину, поднимая взгляд.
        - Расскажите.
        Он напряжённо всматривается в мои глаза больше минуты, потом одобрительно кивает:
        - А ты молодец! Не струсил. Хотя и бьёшься не за того сюзерена... Но то твой выбор, не мой. А секрет пустячный: Келли просила вернуть мне мужскую силу.
        Конечно, пустячный. Испокон веков женщины не находили лучшего способа привязать к себе мужчину, нежели родить ему наследника. Подозреваю, что моя матушка вовсе не хотела портить свою безупречную фигуру родами, но потеря мужа вызывала куда больший страх. И кроме того, многие из нас мечтают о детях. Особенно находясь на пороге старости.
        - Хотите попробовать? Вдруг получится?
        Хозяин Виноградного дома нахмурился, с виду грозно и сурово, но в голосе довольных ноток стало только больше:
        - И снова молодец! Неужели она тебе была так дорога, что честь и гордость воды в рот набрали?
        - Dyesi Каелен попросила. Я согласился исполнить её просьбу.
        Усмехается:
        - Ещё бы меня следовало спросить, так, для порядка.
        - Будете утверждать, что не хотите наслаждаться жизнью вместе с красивой молодой женой?
        Губы Райта несколько раз дрогнули, но старик всё же заставил плоть подчиниться духу и вернул на лицо спокойную уверенность:
        - Хотел бы. Ой, как хотел... Только не могу. Потому что моё счастье грозит бедами моим... Нет, детей у меня не будет. Ни с Келли, ни с кем-то ещё.
        Странное утверждение.
        - Но почему? Считаете это невозможным?
        - После встречи с тобой? Нет. Вчера, когда ты ушёл, я первый раз за много лет по дому без боли прошёлся. Не на раскалённых спицах, а на ногах. Прежних, таких, на которых молодым бегал. Поэтому верю, что и всё остальное ты сможешь поправить, но... Мне это не нужно.
        - А вашей супруге? Она ведь хочет родить для вас наследника.
        - Наследника... - Он опёрся о подлокотники и напряг спину. - Наследника... Знаешь, почему я пустил тебя в свой дом? Потому что мы с тобой очень похожи в одной вещи.
        - В какой же?
        - Мы оба ненавидим магов. Причём, по одной и той же причине. Назвать её? Или сам скажешь?
        - С чего вы взяли? Я тоже маг, и в скором времени...
        Райт горестно покачал головой:
        - Только не ври сам себе. А мне твоя ложь и подавно не нужна. Ненавидишь ведь? Ненавидишь. А можешь сказать, почему?
        Конечно. И очень сильно. Потому что они успешнее меня. Потому что умелее. Потому что сильнее. Потому что...
        - Потому что они могут делать то, чего не могу я.
        - Верно! Но зато и ты, и я можем делать что-то, недоступное для них. Никогда об этом не задумывался?
        И что толку в моих умениях? Разбирать заклинания на кусочки? А зачем это нужно и кому? Убирать наскучившие иллюзии? С этим справится любой маг, но они предпочитают не тратить время попусту, если есть такое ничтожество, как я, живущее объедками с чужого стола. Помогать ворам, снимая охранные заклинания? Можно. Но мерзко и противно. Поправлять больную плоть? Мне никогда не разрешат это делать свободно и открыто. Да я и сам не всегда и не на всё решусь, а учиться не у кого. Мы все владеем несметными сокровищами, так выходит по словам господина Амиели? Может быть. Но содержимое моего сундука давно затерялось в густой паутине.
        - И что можете сделать вы?
        - Оставить с носом весь Анклав.
        И я даже знаю, каким образом. Без подробностей, конечно, лишь в общих чертах... Но мне нельзя показывать своей осведомлённости, верно?
        - Весь? Это как же?
        - А так, - он довольно потёр руки. - Мой род уже несколько столетий служит Анклаву. И я бы много крепких слов сказал тому из своих предков, который заключил Договор крови.
        Так вот в чём дело... Дядя рассказал мне кучу интересностей, но о главном умолчал. Договор крови, значит? Подписывающая его сторона обрекает весь свой род на вечное служение нанимателю. Вечное и беспрекословное. Те члены семьи, которые захотят избежать исполнения обязанностей, быстро и просто уйдут за Порог, причём без вмешательства кого-то стороннего. Попросту наложат на себя руки. Древняя магия, страшная и непреодолимая, растворённая в живой крови: давным-давно эти чары были запрещены, и если верить легенде, запрет исходил от драконов, в те времена свободно разгуливающих по земле. И ослушников предавали жуткой смерти, потому желающих нарушать запрет не находилось... Пока не начала тускнеть память об ужасе наказаний за означенные проступки.
        Значит, именно так Анклав добился подчинения от рода Амиели? А я было удивился, как же за столько лет договорённость ни разу не нарушалась!
        - И вы...
        - Я нашёл способ разорвать договор.
        - Вы хотите...
        Глаза Райта, ясные и блестящие, вспыхнули ещё ярче.
        - Умереть. Разумеется, не сегодня и не завтра, хотя мой час не так уж далёк... Но оставлять наследников моей крови я не хочу. Хватит рабства! И как бы Келли не злилась, от меня она ребёнка не получит. Никогда.
        И когда ему стал виден выход из тупика? Наверняка, довольно давно. Многие годы последний из рода Амиели следил за тем, чтобы оставаться таковым. Именно последним. На это требовалось много душевных и телесных сил. Я бы не смог. Я бы продал будущее своих детей, если бы мне пообещали, что они будут одарены в полной мере.
        - Вы очень сильный человек.
        Седая голова качнулась:
        - Вовсе нет. Слабый и трусливый. Заперся от всего света в этом доме, отказался от борьбы.
        - Но вы же сами сказали, что хотите уберечь своих наследников от незавидной участи.
        - Да. Тем, что не позволю им родиться. А что скажут мне их души, когда я сам отправлюсь за Порог? Будут благодарить или проклянут?
        И кто ответит? Я не слишком-то верю, что где-то там, в Серых Землях рука об руку бродят нерожденные и уже закончившие свой путь. Но Райт верит. Будет верить, несмотря на все возражения. И я ему завидую. До шипастого комка в горле. Потому что сам не верю ни во что, а только делаю вид.
        - Они поймут.
        - Думаешь?
        - Им не останется ничего другого.
        - И то верно... Хотя, у меня ещё есть одна надежда. Появилась намедни. Крохотная такая... Но о ней слишком рано говорить.
        Дверь распахнулась. Могу поклясться, стражник, вошедший в комнату, был вовсе не тем, что оставался на посту, охраняя покой своего хозяина, а поднялся снизу, но приближающихся шагов слышно не было. Или местные наёмники умеют ходить бесшумно, или среди заклинаний, опутывающих дом, имеются и чары, влияющие на звуки. Не удивлюсь, если ночью всё происходит наоборот: малейший шорох звучит громче небесного грома.
        - Господин, вас ожидают внизу.
        - Кто?
        - Посыльный Анклава.
        - Как интересно... - Райт подозрительно сощурился. - И зачем понадобился я? Если он доставил послание, почему не уберётся восвояси?
        - Он желает передать его лично в руки.
        - Сколько лишних церемоний... - Хозяин Виноградного дома крякнул, поднимаясь из кресла. - Придётся ублажить господина посыльного. А ты пока побудь здесь, мы ведь больше чесали языками, чем занимались делом, а платить за сотрясание воздуха я не стану.
        Кто бы усомнился! Есть у старика, кому передать наследство, или нет, но лишней монетки он всё равно из рук не выпустит. До самой смерти.
        Меня снова не удостоили и взглядом, а когда дверь закрылась за Райтом и его охранником, в комнате стало тихо и совсем безжизненно. Ой, ноги-то я отсидел! Теперь главное, не торопиться их выпрямлять, чтобы не натрудить растянутые связки ненужным усилием, а то могут и порваться. Так, осторожненько, медленно, затаив дыхание... Есть! Ещё пара минут, и кровь вернёт своему бегу привычный ритм, а я пока осмотрюсь. Мне же надо исполнить поручение?
        Надо. Но... Получается, и Анклав, и Амиели правы в своих притязаниях и решениях. Но один из них определённо правее. Вот только, кто?
        А хотя, зачем мне это знать? Моё дело маленькое, всего лишь попортить заклинание, и то ненадолго. Нет, правильно говорят, чем больше знаешь, тем неспокойнее спишь! Ещё сегодня утром я с лёгким сердцем отомстил бы старику за вчерашние унижения, а сейчас стою и, растерянно проводя пальцами по горячему шёлку охранных чар, думаю, а стоит ли действовать против хозяина Виноградного дома.
        Почему я принял сторону Анклава? Причислял себя к магам. Наивно и глупо, но мне хотелось и хочется стать одним из них полноправно, а не с горой оговорок. И если меня оставят в покое, а господин старший распорядитель вполне может это устроить, я рано или поздно найду способ научиться плести заклинания, ни в чём не уступая своим соперникам. Ну, почти ни в чём, потому что мне всё равно понадобятся чужие объедки.
        Значит, Райт был прав: я так и останусь посередине. Чуть ближе к одной из сторон, чем к другой, но всё же недостаточно близко. И никакие жертвы, никакие услуги не помогут стать «одним из». Мне нужно что-то решать, и быстрее, потому что время только и знает, что уходить прочь. И я решу. Но сначала... Попробую в последний раз убедиться в своей невезучести. Уберу «охранку». И если после всего этого дядя не исполнит своё слово, выбор будет ясен.
        Как же туго натянуты невидимые струны! Нехорошо. Чем больше натяжение, тем меньше свободы, а свобода необходима для главной вещи на свете - жизни. Ослабим узелки, подвинем налево, направо, вверх и вниз, позволим нитям вольготно колыхаться на ветру, раздвинем занавеси... Готово. Не знаю, кто и как будет пытаться сюда залезть, но проход открыт. И останется таковым ещё в течение двух-трёх часов, а потом... Потом не моя печаль. Сказано - сделано. Теперь ход за вами, господин старший распорядитель! Вернее, за вашим наёмным вором.

* * *
        - Ну как?
        Вопрос звучит жадно, почти неистово, но тихо, словно задающая его боится быть услышанной за пределами комнаты.
        Не хочется огорчать тебя, Келли, совсем не хочется. Может, соврать? В самом деле, какие у меня обязательства перед богатой благородной дамой? Никаких. Только желание и честное слово. Но договорённость тем и хороша, что должна выполняться обеими сторонами, а мне даже не намекнули на размер оплаты.
        Оборачиваюсь.
        Кружево, кружево, кружево. Затейливое, плотно охватывающее фигуру, но позволяющее заметить, что под ним нет ничего, кроме голой плоти. Цвета масла, сбитого из самых лучших сливок, шелковистое, поблёскивающее при каждом колыхании свечных огоньков. И ожерелье на сей раз не жемчужное, а янтарное, но могу поспорить, надетое всё тем же образом.
        - Ну?
        Тёмное золото локонов поднято вверх и сколото добрым десятком шпилек. Черты лица безупречно оттенены краской. Картина, а не женщина. Любовался бы неделями напролёт... Но дотрагиваться почему-то не хочется.
        - Ты будешь отвечать?
        Наверное. Работа окончена, теперь можно и поболтать. Вот только, о чём?
        А от открытого окна дует. И хотя воздух снаружи дома гораздо теплее, чем внутри, стоять на пути этого потока неприятно. Лучше пройду вглубь комнаты. Навстречу Келли.
        - Разве он не порадовал тебя вчера сам? Ноги постепенно поправятся. Не за пару дней, конечно, но довольно скоро.
        - Причём тут ноги?! А другое? Как с ним?
        - Никак.
        - Ты уверен?
        - Я даже не буду пробовать.
        Карие глаза угрожающе сощурились:
        - Это ещё почему?
        - Потому. Ты давно знакома с господином Амиели?
        Она даже не заметила, что я нарушил требование обращаться к бывшей возлюбленной со всем почтением.
        - Немного меньше, чем с тобой. Но причём здесь...
        - Ты могла бы догадаться, что он умный человек. Должна была догадаться.
        Щёки Келли, и без того не особо пылающие румянцем, побледнели ещё сильнее.
        - Хочешь сказать, я дура?
        Не то, чтобы... Просто не слишком наблюдательная и одновременно чрезмерно увлечённая исполнением своих желаний особа.
        - Ты много раз была с ним? Не прошу называть, сколько именно, просто скажи: много?
        Она нехотя процедила сквозь зубы:
        - Да.
        - И он хотя бы однажды позволил завершить близость... тем, от чего появляются дети?
        Молчание. Тишина напряжённых воспоминаний. Ошеломлённое признание:
        - Нет...
        - А ведь ему, как человеку богатому, было бы всё равно, верно? Такой, как dyen Райт, может признать и прокормить хоть сотню бастардов.
        - К чему ты клонишь?
        - Он не дал свободы своему семени, потому что не хотел.
        - Но теперь всё иначе! Я скоро стану его законной супругой и...
        - Ничего не изменится, Келли. Мне очень жаль. Правда.
        - Он... Он сам тебе так сказал?
        - Сам.
        И всё же, хоть убей, не понимаю, зачем хозяин Виноградного дома так поступил. Я не настаивал на откровенности, даже давал понять, что не желаю вникать в семейные тайны. И всё же оказался допущенным к чужим секретам. Зачем? Не люблю испытывать подобное недоумение, потому что вслед за ним приходит страх неизвестности.
        - А почему он вообще завёл об этом разговор? Уж не потому ли, что ты... Ты разболтал о моей просьбе?!
        - Келли, поверь, он и так всё знал. Говорю же, dyen Райт - умный человек, и он не мог не...
        - Разболтал! Сколько он заплатил тебе за предательство? Сколько?
        Тоненькие пальчики стискивают мою рубашку.
        - Сколько?! Как дорого ты продаёшься?
        - Келли, я вовсе ничего не говорил. Ни словечка.
        - Сколько?!
        Неловко сжатый кулак ударяет мне в грудь. Больно? Не знаю. Не задумываюсь. Потому что с удивлением пытаюсь понять, почему из гневно искривлённого рта Келли пахнет несвежим трупом.
        - Келли, успокойся. Тебе просто не повезло... Но ведь дети - это ещё не всё. Ты сможешь жить, как хотела...
        Хотя, как только бумага будет выкрадена, Райт, скорее всего, потеряет своё состояние. Правда, и в этом случае девица ничего не потеряет. Просто уйдёт восвояси. Найдёт себе нового покровителя. Или даже вернётся ко мне... Не-е-е-ет, только не это!
        - Ты ничего не понимаешь! Если детей не будет, он...
        - Он не изменит к тебе отношения, не бойся.
        Да и куда менять-то? Если верить тому, что я слышал, хозяин Виноградного дома и так невысоко ценит прелести своей избранницы. Но зачем тогда всё затеял? Вопросов становится больше и больше, а неумелый кулачок бьёт всё ощутимее и ощутимее.
        - Это ты, всё ты! Ты рассказал ему о нас, да?!
        - И словом не обмолвился. Он всё знал заранее.
        Занавеси всколыхнулись, коротко и осторожно. Кто-то пришёл? Неужели вор не потерпел до наступления ночи? Рвение, конечно же, заслуживает уважения, но не во всяких делах.
        - Небось, опорочил меня, как только мог?
        Интересно, что я мог бы рассказать Райту, чтобы принизить в его глазах девицу из Дома радости? Ума не приложу. Воображение пасует и сдаётся. А Келли-то заигралась... Почувствовала себя знатной дамой? Заговорила о чести? Эх... Как быстро. Неужели, я, получив от дяди обещанные блага, тоже начну задирать нос, забывая о прежней жизни? И буду выглядеть столь же мерзостно?
        - Келли...
        Замах проходит чуть шире, чем предыдущие, пальцы разжимаются и смыкаются снова, приглушая золотистый блеск. А мгновением спустя я понимаю, что именно мимолётно блеснуло в кулаке. Шпилька, выдернутая из причудливой причёски. Поговаривают, аристократки используют украшения для волос в качестве оружия. Что ж, сейчас проверю на собственном опыте. Уйти от удара будет сложновато, но возможно. Вот только боюсь, этот выпад я уже не оставлю без ответа, и придётся напомнить Келли, что она пока ещё стоит со мной на одной ступени, а то и чуть пониже...
        Резкий рывок, заставляющий женщину остановить занесённую руку. Звенья ожерелья, впившиеся в плоть над кружевным воротником. Удивление в карих глазах, быстро сменяющееся ужасом, потому что янтарная нить, затянувшись, не позволяет вдохнуть. Глухой хруст ломающихся позвонков на следующем шаге внезапно замедлившегося времени. Выпущенная из затянутых в перчатки ладоней голова Келли безвольно и слишком свободно для живого человека склоняется на сторону, а тело, лишённое последней поддержки, остаётся стоящим менее вдоха. Моего, конечно же, потому что грудь под нежно-жёлтым кружевом вздыматься больше не будет. Никогда.
        - Думаешь, я не могу постоять за себя?
        Тень пожимает плечами, стягивает правую перчатку, опускаясь на корточки рядом с неподвижным телом, и кончиками пальцев дотрагивается до сломанной шеи.
        - Ты с большей охотой за себя обычно сидишь.
        - Она не причинила бы мне вреда. Поцарапала бы, не больше.
        - А большего иногда и не требуется, - убийца задумчиво посмотрел на острие шпильки, всё ещё зажатой в кулаке Келли, и тряхнул вороной чёлкой. - Достаточно и царапины. Уверен, что там не было яда?
        - Она же была в волосах...
        - И что? Колпачка-то не видно, а штуку с таким острым концом в причёску запихивать не будут.
        Наверное, он прав. Только мне всё равно.
        - Ты убиваешь за такую мелочь?
        - Я убиваю за деньги. Обычно, за деньги.
        Странная оговорка. Тем более, если учесть, что...
        А какого рожна он вообще здесь делает?!
        - Зачем ты пришёл?
        Тёмно-серые глаза, в неярком свете свечей кажущиеся почти чёрными, насмешливо сузились.
        - Уж не чтобы тебе сопли вытирать, не надейся!
        Так, меня хотят оскорбить? Пусть. Сейчас я готов многое пропустить мимо ушей, лишь бы понять причину сошедших с ума событий.
        - Догадываюсь. Ты - убийца. Стало быть, пришёл сюда убивать. Её?
        Тень поднимается на ноги, отводя взгляд, словно нуждается в осмотре комнаты.
        - Не могу сказать.
        - И не надо! Сделал своё дело? Убирайся поскорее!
        - Я так и хотел поступить. Но возникло одно препятствие...
        - Какое?
        - Ты.
        Он снова смотрит на меня, и почему-то выглядит виноватым.
        - Я?
        - Тебе нельзя здесь оставаться.
        - Это ещё почему?
        - Наедине с трупом? Как думаешь, что случится, когда сюда кто-нибудь войдёт?
        Даже не нужно гадать. Решат, что я убил Келли. Потому что у меня были причины. Могли быть.
        - Тебе-то что за дело?
        - Хочешь быть обвинённым в убийстве? Учти, это посерьёзнее мелкой кражи. И наказывается совсем иначе.
        Знаю. Но мне всё равно не избежать обвинения. Как бы я ни хотел.
        - Уходи, пока есть время. А я закрою за тобой «охранку».
        - Шутишь?
        - Нет.
        Губы Тени настороженно сжались:
        - Глупо.
        - Почему?
        - Можно уйти вместе.
        - Через сад?
        - Ну да.
        Хорошо быть уверенным в своих возможностях, верно?
        - Я не смогу.
        - Не хватит сил перемахнуть через ограду?
        Ещё находит повод посмеяться? Ну-ну. А вот мне не до смеха. Хотя и плакать тоже нет времени.
        - Я не смогу пройти по саду.
        Он удивлённо встряхивает головой:
        - Не сможешь? Что за бред! А ну, идём!
        Сильная рука цепляет меня и тянет к окну, а заодно, и поближе к Тени, от которой... Опять этот запах! Правда, смешанный с потом и чем-то ещё, но всё так же отчётливо напоминающий о трупе.
        - Чем от тебя несёт?
        - А?
        - Воняешь говорю, гадостно!
        - Ах, это... Мазь. Чтобы всякие жучки-паучки не кусались.
        - И лозянки - тоже?
        - И лозя... - Глаза Тени досадливо расширяются. - Забыл! Тут же они кишмя кишат... А запасного флакона у меня при себе нет.
        - Именно. Так что... Иди, пока можешь уйти спокойно.
        И всем будет лучше. Кроме меня. Но если шпилька в самом деле была отравлена, я мог бы утверждать, что защищался и... Свернул женщине шею. Восхитительно. Тем более, по отметинам от ожерелья и самый тупой дознаватель сразу поймёт: душили сзади. А как можно обороняться и одновременно находиться за спиной у противника? Мне не поверят. Но попробовать можно. Чтобы хоть ненадолго продлить своё существование. И сохранить жизнь кому-то ещё.
        - Нет, это не хорошо. - Он сдвигает брови, перебирая в уме возможности сделать из тупика перекрёсток. - Но даже если... Надо попробовать. Я тебя вытащу.
        - Не дури! Я вешу едва ли не больше, чем ты, а двойной вес тебе точно не поднять. Да и... Мало выбраться за пределы сада, верно?
        - Верно...
        Черты лица убийцы вдруг потяжелели, словно за минуту тот стал старше на многие годы.
        - Проваливай! А то знаешь, насколько тихо ходит здешняя стража? И заметить не успеешь, как...
        Занавеси снова приходят в движение, и это может означать лишь одно. Дверь открывается, пропуская в комнату... Да какая разница, кого?!
        Толкаю Тень в окно, но то ли промахиваюсь, то ли он ловко изворачивается, делает мне подсечку, и мы катимся по полу, вминая друг друга в мраморную плитку паркета.
        Краем глаза успеваю заметить в дверном проёме растерянного замершего Амиели, потом не вижу уже больше ничего, кроме леса ног, обутых в крепкие сапоги, носки которых увесисто и больно впиваются в бока, заставляя остановиться и разжать... Хотя, мне разжимать нечего, потому что вдруг с удивлением понимаю: мышц у меня нет. Совсем. Есть только студень, каким-то чудом удерживающийся на костях. Тело отказывается подчиняться хоть каким-либо приказам. И просьб не слушается. Меня вздёргивают вверх, как тряпичную куклу, внимательно вглядываются в моё лицо, переводят взгляд ниже, на шею и грудь в растерзанном вороте рубашки, брезгливо сплёвывают и разжимают пальцы.
        Падаю, больно ударяясь об пол. На костях непременно будут шишки, а по всему остальному телу - синяки. Но это всё потом. Позже. Завтра. В другой жизни. А в той, что пока не рассталась со мной, есть только отчаянная ярость.
        Не убежал. Кретин. Идиот. Мерзавец. Подставил меня и подставился сам. Зачем?! Я ему сейчас устрою... Я всё скажу. Даже то, о чём спрашивать не будут. Скажу, если...
        Если смогу.

* * *
        - Только молчи!
        Он успел-таки шепнуть, успел за миг до того, как стражники разорвали наши объятия. Успел, и этим ещё больше разжёг мою злость. Но своего добился, не мытьём, так катаньем, потому что чувства прорвали с таким трудом поддерживаемую мной плотину, и начался обычный кошмар.
        Молчать, значит?! Да я и так не могу связно сейчас произнести ни единого слова! Получится рычание, мычание, сопение, пыхтение - что угодно, кроме слов! Комок, большую часть времени мирно спящий в щеке у нижней челюсти, радостно встрепенулся, почувствовав мою злобу, и растёкся под кожей лужицей онемения, прихватив заодно и язык. Всё, что мне теперь остаётся, только смотреть и слушать, как... Да что за дурости он творит?!
        - Признаться, не ожидал увидеть в своём доме в столь поздний час неприглашённого гостя.
        Dyen Райт медленно прошёлся мимо Тени взад и вперёд. Вывернутые назад и вверх руки никому вроде бы никогда не доставляли удовольствия, но на лице убийцы явственно заметна ухмылка. Заметна одному мне, потому что я смотрю с пола. Ухмылка и... Он подмигивает? Всё ясно. Безумец. Сумасшедший. Таких в приюте держат обычно. На цепи. И как меня угораздило с ним связаться?
        - Так от вас я бы приглашения и не дождался.
        - Что-что? Не слышу!
        Один из стражников запускает пятерню в волосы Тени, заставляя поднять голову. Теперь я даже не вижу, остаётся лишь слух. И он меня не радует. Нисколечко.
        - К вам бы я и не заглянул.
        - А к кому?
        - Что ищет каждый мужчина? Женщину, конечно.
        Зря дерзит. Не знает, на что способен Райт. Или напротив, знает слишком хорошо, и потому... Старается перевести весь гнев на себя?
        - В этом доме есть только одна женщина. Была... Ты искал её?
        - И нашёл, как видите.
        Шарканье домашних тапочек по мрамору. Полы мантии задевают моё лицо, обдавая пылью. Хочется чихнуть, но сейчас даже такая малость мне не под силу.
        - Зачем она была тебе нужна?
        - Ни зачем. Я и пришёл сказать ей об этом. Да должок забрать.
        - Какой ещё должок?
        - Звонкие монеты. Дураком был, когда одалживал. А она, стерва, всё твердила, что ссуду за подарок приняла...
        Врёт ведь. Нагло и азартно. И чем дольше его будут допрашивать, тем развесистее раскинется дерево лжи. Правда, если хорошенько помнить, кому сказал какую неправду, тебя будет трудно поймать за хвост. А поскольку Келли мертва... Тень может спокойно нести околесицу. Потому что даже самый строгий присмотр не может исключить случайностей.
        - И много монет?
        - Да вам, глядишь, покажется, что мало, а для меня - целое сокровище.
        - Что-то не вижу при тебе денег.
        - А откуда им взяться? - Могу поспорить, убийца в этот момент ещё и невинно округлил глаза. - Я ж за ними и пришёл. Только девица делиться не захотела. Мол, без твоей помощи богатства добилась, без тебя и тратить буду.
        Откуда он знает? Хотя... Наверняка, в городе ходят сплетни про невиданный взлёт бедняжки из Дома радости на недосягаемые высоты.
        - Стало быть, отказалась? - задумчиво переспросил Райт.
        - Ещё и угрожать начала! Позову, мол, сейчас стражу, тебе бока намнут, да за ворота выбросят, а то и похуже поплатишься.
        - И ты, чтобы не попасться, решил?..
        - Да, решил крикунью охолонуть слегка. Только вот, силы не рассчитал...
        - Свернуть шею - это называется, не рассчитать силы?
        - А зачем она царапалкой своей начала размахивать? Я хоть и не девица, а лицо порченое носить не хочу, вот и...
        Амиели снова сделал несколько шагов, остановился прямо надо мной, слегка нагнулся и заглянул мне в глаза.
        - Нрав моей... несостоявшейся супруги был далеко не кротким, согласен. И прошлое таково, что я склонен верить твоим словам. Но оставим мёртвым их проступки и слабости, а поговорим о живых и с живыми. При тебе, совсем рядом, убивали женщину, а ты просто стоял и смотрел?
        Я бы ответил. С превеликим удовольствием. Хотя вряд ли мои слова обрадовали бы хозяина Виноградного дома, потому что... Я действительно, просто смотрел. Ни сожаление, ни сострадание не посетили меня даже в те мгновения, когда Келли задыхалась, пытаясь ослабить натяжение янтарной удавки. Мне было всё равно. И мне было немного страшно. Страшно от собственного равнодушия. Я сам не стал бы ни убивать её, ни уродовать, но лишь потому, что не хотел марать руки о плоть женщины, пропахшую гниением. И если принять на веру рассуждения Райта, вовсе не обязательно, что приторный аромат был порождён средством, защищающим обитателей дома от укусов лозянок.
        - Молчишь?
        Полы мантии вздрагивают, когда Амиели делает знак кому-то из стражников, и носок здоровенного сапога тычется мне в живот. Больно. В другое время я бы согнулся пополам, но сейчас всего лишь покорно принимаю удар. А что мне остаётся?
        - Не желаешь отвечать?
        Желаю! Изо всех ничтожных сил, которыми располагаю! Но не могу, будь оно всё проклято! Если бы руки меня хоть немножко слушались, можно было бы написать, объяснить и... Отомстить этому наглецу!
        Наказать. За то, что не послушался единственного разумного довода, позволяющего уменьшить потери.
        Уничтожить. За то, что не дал мне действовать самому.
        Развеять прахом. За то, что раз за разом влезает в мою жизнь, принося с собой только беды.
        Ненавижу!
        - Ум-м-м-м...
        Ещё один удар. Сильнее или слабее? Впрочем, сейчас разницу мне не прочувствовать.
        - Так и будешь молчать?
        Стражник подходит к Райту и, судя по звукам, что-то вполголоса говорит тому на ухо.
        - Думаете? Что ж, такое вполне возможно. Жаль... Значит, придётся вернуться к разговору с другим преступником.
        Амиели поворачивается, перекрывая обзор и оставляя мне возможность только злобно пялиться в залоснившиеся складки мантии.
        - Поскольку твой подельник не может говорить, рассказывай сам.
        - О чём?
        - Как оказался здесь? Или меня обманули, и охранные чары не действуют?
        Убийца не отвечал почти минуту, потом, скорее всего, после болезненного напоминания, выплюнул:
        - Действуют. Всё из-за них, клятых, и случилось...
        - Так-так-так, каким же образом? - оживился Амиели.
        - А таким. Мне говорили, что к вам простому человеку не попасть, а девица без охраны на улицу не шастала, вот я и стал за домом приглядывать. Смотрю вчера, знакомое лицо! Я этого мага часто встречал, как никак, почти соседи. И он так запросто через ворота вдруг проходит... Ну, я его и подловил после, дождался, да поприжал. Он ведь чары убирать умеет, о том все знают.
        Ну, не все, а только те, кому я оказывал подобные услуги. Регистровая служба. И большинство магов, конечно же. Врал бы, да не завирался! Если хочешь, чтобы верили, нельзя грешить в мелочах. Впрочем, Райт может и не заметить. Он же стоит на другом конце лестницы и может узнать всё, что пожелает. Так с чего ему сомневаться в осведомлённости других? Особенно тех, кому нужны ценные сведения?
        - Я ему и предложил: охрану ослабь, помоги в дом залезть, хорошо заплачу. Да не вышло, как виделось...
        - Что «не вышло»?
        - Чары-то он убрал, да сами знаете, чем мой разговор с девицей закончился. Денег нету, а маг этот и взвился, мол, давай плати, а не то сдам с потрохами. Я сбежать хотел, да не успел: он помешал. А то только б вы меня и видели!
        Ну, совсем уж невероятно! Всему городу известно, что Маллет Нивьери ни по доброй, ни по злой воле в драку не полезет, потому что трус изрядный, а из рассказа выходит, что поступил я прямо-таки героически... Бред. Вот сейчас Амиели возьмёт и спросит, а каким чудесным образом простой бродяга пробрался через сад, наводнённый лозянками, горсточки которых, зацепившихся за одежду, хватило, чтобы полностью лишить меня движения, и всё. Конец.
        - Вот как...
        Неужели он поверил?! Быть не может.
        Разворот в мою сторону.
        - Значит, всё же воспользовался случаем, чтобы отплатить бывшей подружке? А я ведь думал, что ты простил её. И хотел помочь, как честный и благородный человек... Ошибся. Ну что ж, хоть и стыдно признавать, но в моём возрасте уже можно. Мелкий пакостник, значит... Только на сей раз пакость, хоть и не совсем твоими руками, получилась крупная. Нет, я тебя судить не собираюсь. Не за что и судить-то. И ноги ты мне поправил. Жаль, что не окончательно, но уж не обессудь: больше я тебя на порог своего дома не пущу. Вместо платы обвинять не буду, идёт? Вот только что же мне с тобой делать?
        А действительно, что? Я даже на своих ногах уйти не могу. Вынесут меня за ворота и оставят на улице? Сколько будет длиться действие отравы? Час? День? Ещё дольше? Я ведь и сдохнуть могу, если никто не подберёт. Но смерть за оградой - совсем не то, что смерть в пределах ограды, и совесть хозяина Виноградного дома будет чиста. К тому же, Келли погибла по моей вине.
        Если бы я знал, что никакой кражи не должно быть и в помине! Дядюшка здорово меня обманул. Обвёл вокруг пальца. Нет, вокруг всех, на руках и на ногах по очереди. Сволочь...
        - Ах да, как я мог забыть? Ты же всё-таки маг. Оставлять тебя здесь я не хочу и не собираюсь, лучше сдам твоим соплеменникам. Посыльный из Анклава ещё внизу? Сейчас спущусь и вручу ему послание от своего имени. А ты... - смешок, похожий на кудахтанье. - Пока никуда не уходи.
        - Господин, а что делать со вторым?
        - Тащите вниз. Я ещё кое о чём его расспрошу. Позже. Когда усопшей буду оказаны... И отправьте кого-нибудь за похоронным мастером!
        Шаги. Шелест мантии. Тяжёлое отрывистое дыхание. Проходит минута, и всё затихает. В комнате остаёмся только я и Келли. Она лежит неподалёку, но в её лицо мне не заглянуть. К счастью. Зато хорошо видны пальцы, так и не выпустившие шпильку.
        Неужели, меня собирались убить? И за что? За несколько слов правды? За нелепое подозрение? Да, мне не было жаль женщину, чьи мечты в мгновение ока рухнули в пропасть и разбились о далёкое дно. Не было жаль, потому что она не приняла поражение с достоинством. Могла ведь промолчать и гордо отвернуться, как, возможно, поступила бы настоящая благородная dyesi. Думаю, та же Иннели не стала бы кидаться на обидчика с кулаками. Или я представлялся Келли настолько безобидным, что она дала волю чувствам?
        Скорее всего. В её глазах я всегда был ничтожеством, как оказалось. И конечно, когда жалкий раб не выполнил приказа, царственная госпожа удивилась. И разозлилась, чтобы даже в смерти ударить меня побольнее.
        Что сказал Райт? Отправит посыльного обратно с новым поручением? Боюсь представить, с каким. Участие в убийстве, совершённым Тенью... Меня убьют сразу или чуть погодя? Ах, забыл: меня сдадут Гильдии. Предварительно или вырвав язык, или учинив ещё какое-нибудь насилие. Хотя, мне и рвать ничего не надо, потому что от страха и боли речь отнимается сама собой. И надолго. Позволь только лужице немоты растечься, она будет доставлять неудобства не меньше суток. Если успокоиться сразу. А если продолжать волноваться...
        - Ай-яй-яй, кого я вижу? Любезный племянничек делает всё, чтобы бросить тень на честное имя своей семьи... Благодарю вас, dyen, что не стали выносить сор далеко, а сразу сообщили именно мне... Сейчас я его заберу, избавив вас от хлопот. Сейчас-сейчас!
        Нет. Только не он. Приди хоть кто-нибудь из Надзорного совета, и у меня был бы шанс умереть легко и весело, рассказав всем любопытствующим о дядиных проделках. Но мне снова не повезло. Dyesi удача обернулась лишь, чтобы помахать на прощание прежде, чем уйти. Навсегда.

* * *
        - Мне следовало предполагать, что ты и на сей раз всё испортишь.
        Петля верёвки захлестнула мою шею, приподнимая голову и заставляя смотреть прямо.
        - Но я верил в лучшее. Зря, как оказалось. Во всём случившемся радует только одно...
        Запястья тоже связаны вместе. Где-то за спинкой стула. Всё равно не могу двигаться, так хоть падать не буду. Потому что падать всё-таки больно. Да и пока меня тащили прочь из Виноградного дома, со мной не особо церемонились. Думать не хочу, на что похожа одежда. А уж тело должно выглядеть ещё хуже!
        - Радует лишь одного меня. Меня, а не тех, кто ещё спросит за неудачу... Но радость придаст мне сил. Я уже чувствую, как она наполняет моё сердце!
        Тёмный закуток на чердаке дома в одном из малолюдных кварталов. Личное жилище господина старшего распорядителя? Похоже на то. Личное и тайное. Зачем меня приволокли сюда? Вижу единственный вариант развития событий. Причём, наполняющий моё сердце, в отличие от дядиного, усталой печалью.
        Убьёт? Так пусть делает это, пока яд лозянок ещё остаётся в теле, и боль чувствуется меньше, чем обычно.
        - Но почему же ничего не получилось? Почему? Я всё рассчитал и проверил, разъяснил задание до мельчайших подробностей...
        Какое ещё задание? Моё? Так я его выполнил. Именно так, как мне и велели. Охранные чары снял? Снял. Убийцу в дом впустил? Впустил. А уж дальнейшее... Я, между прочим, старался быть убедительным!
        - Совсем ведь просто, верно? Молодой человек. Высокий. Тёмноволосый. Со смазливым личиком. Бедно одетый. Ну как тут можно промахнуться?! Тем более, подходящим изо всех в комнате мог быть только один!
        Что-то я не совсем понимаю. Он описывает меня?! Мишенью для Тени был выбран именно я?
        - И всего-то было нужно, что выполнить заказ и тихо уйти... И не трогать девицу. Даже пальцем. Хотя, и ей поделом. Зазналась, решила, что теперь, под крылышком Амиели спрячется от прошлых обязательств? Нет уж, Анклав не оставляет долг неоплаченными, и теперь тому имеется лишнее подтверждение, весьма яркое!
        Келли была связана с Анклавом? Как? Почему? Зачем?
        Дядя, закончив пристраивать меня на стуле, отряхнул ладони, накинул на плечи разумно убранную на время физической работы мантию и встал так, чтобы позволить себя видеть.
        - Удивлён, да? По глазам вижу, что удивлён! Жаль, что сказать ничего не можешь... Мне было бы весьма интересно знать, почему Тень не исполнила поручения. И что там произошло на самом деле. Словам Амиели я не доверял и доверять не буду, а единственный оставшийся свидетель - ты. Впрочем... И хорошо, что молчишь. Очень хорошо!
        Что значит, единственный? Неужели Тень... Его убили? Вот ведь идиот! Доигрался! Говорил же ему по-хорошему: уходи. Ну конечно, зачем меня слушать? Я же дурак. И трус.
        - Иначе, не приведи боги, ляпнул бы моё имя, и... Нет, не будем вспоминать то, что не случилось, а лучше вознесём хвалу небесам за день минувший, не ставший днём последним!
        Да, дядюшке не поздоровилось бы. Хоть dyen Райт и не жаловал свою будущую супругу, но прощать убийство Келли господину старшему распорядителю не стал бы. Как и любой другой человек на его месте, располагающий властью и деньгами.
        - Она сослужила свою службу. Не так, как было задумано, но всё же. Жаль, не удалось довести дело до лучшего окончания... Жаль. Но теперь Амиели знает, что его можно достать из-за любых стен и замков. Наконец-то, он почувствует свою уязвимость! Останется только чуть-чуть надавить и всё получится!
        Что получится? Зачем давить? И зачем было уверять меня в необходимости кражи? Если теперь выясняется, что бумага была вовсе никому не нужна, то...
        - Всё ещё не понимаешь? - склонился надо мной Трэммин. - Но это же так просто! Хотя я всё время забываю о твоей тупости... Сторона, подписавшая договор Крови, передаёт свои права и обязанности по наследству. А когда кровных наследников не остаётся, нужно заключать новый договор! Иначе последний из рода вправе передать всё, чем владеет, любому человеку, хоть первому попавшемуся под руку. Амиели вполне мог так поступить... Но теперь уже точно не поступит. Побоится. Только бы он не собрался распродать имущество и вернуть в Анклав золото, вот тогда мы многое потеряем!
        Конечно, потеряете. Потому что продавать dyen Райт будет задёшево, ведь ему нужно всего лишь собрать некую сумму, означенную в договоре. А выкупать поля и прочие угодья придётся вдвое, а то и втрое дороже. Что ж, когда старику удастся это проделать, я первым посмеюсь над Анклавом!
        Если доживу.
        - А всё из-за тебя! Ты, и в самом деле, водишь за собой по пятам беду. Даже умереть спокойно и то не можешь!
        Умереть? Не хочет ли дядя сказать, что...
        - И ведь всё было бы просто замечательно! Смерть мага в Виноградном доме, чего ещё можно желать? Злоумышление одной из сторон договора против другой, и договор расторгается, с выгодой для потерпевших! Просто, не так ли? Но ты ухитрился испортить и такую простую вещь.
        Так убить должны были меня?! Будь я проклят... Умно придумано, ничего не скажешь.
        Моё имя вписано в Регистр по праву сданного экзамена. В дом Амиели меня пригласили, а не привели силой. Охранные чары снимал я сам, но всегда можно утверждать, что хозяин дома сделал это, дабы впустить убийцу. Выбор меня, как жертвы, тоже вполне обоснован: не окажу сопротивления. Вернее, считается, что не смогу оказать. Не совсем понятно только, с какой стати Райту вдруг понадобилось бы меня убивать... А, понял! Заказчицей можно было назвать Келли, будущую супругу, которая захотела избавиться от бывшего любовника и свидетеля постыдного прошлого одновременно. И вина всё равно задела бы старика. Настолько сильно, что договор Крови подлежал бы насильственному расторжению.
        Ну дядя...
        Какая же ты тварь!
        - Вижу, тебе не слишком нравится то, что я говорю? - хихикнул Трэммин. - Знаю-знаю, можешь не стараться напрягать лицо! Всё равно, пока яд не покинет кровь, ты не сможешь и пальцем двинуть. А это мне нравится больше всего... Да-да, гораздо больше!
        Сволочь. Что же он собирается делать? Убивать? Так почему тянет?
        - Ты ведь догадываешься, что я не испытываю к тебе тёплых чувств, племянничек? Конечно, догадываешься! Могу даже сказать больше: я тебя ненавижу. Как ненавидел твоего отца. Или даже сильнее, потому что ты всё же сумел попасть в Регистр... Даже со своей увечностью. Лучше бы сидел и не высовывался, и я, возможно, совсем забыл бы о твоём существовании, но ты... Такой же гордый, как Карлин? По наследству норов передался?
        Не помню, чтобы мой отец задирал нос перед кем-то. Или чтобы гордился собой и своими делами. Хотя... Он никогда не говорил мне, что жалеет о моём появлении на свет. Никогда не позволял разочарованию появиться во взгляде. Никогда не упрекал ни меня, ни мою мать. Может быть, именно потому, что гордился?
        - Я был согласен терпеть тебя. Согласен, понимаешь? Но ты не довольствовался занятым местом, тебе понадобилось подняться выше... В тот день, когда ты сдал экзамен на занесение в Регистр, я поклялся, что уничтожу тебя. И теперь как никогда близок к исполнению клятвы!
        Сколько страсти... Видели бы господина старшего распорядителя сейчас его подопечные и члены Совета! И откуда только что взялось? Помолодел на добрый десяток лет. И почему говорят, что ненависть убивает? Мой дядюшка только расцветает, всем на зависть!
        - Надо было прижать тебя сразу, разумеется, а не ждать, пока ты начнёшь срывать мои планы, ну да ладно. Меня всегда останавливало твоё умение рушить чары. Что-то шептало мне: подожди, Трэммин, придёт ещё миг твоего торжества... И он пришёл! Никто не знает, что ты сейчас здесь, со мной. Никто не увидит. Никто не поможет. А сам себе ты сейчас не сможешь помочь!
        Студень мышц леденеет. Что собирается делать этот озлобленный безумец? Неизвестность пугает больше, чем возможная боль. Намного больше.
        - Иди-ка сюда, моя копотная радость!
        Феечка, опасливо косясь в мою сторону, садится на дядину ладонь и послушно складывает крылья.
        - Ты давно мечтала о свободе, не так ли? Ты получишь её. Совсем скоро. Но сначала ещё немножко послужишь. Этот человек причинял тебе вред, верно? Сейчас ты сможешь ему отплатить. Сторицей!
        Наверняка, занавеси взметнулись вихрем, когда дядя начал развоплощение феечки. Я ничего не чувствовал. Только с ужасом и восхищением смотрел, как частички дыма, составляющие плоть зверька, расцепляют свои объятия, превращаясь в полупрозрачное облако вдвое больших размеров, чем прежний чёрный уродец.
        Губы Трэммина сложились в трубочку, подули на закопчённый туман над ладонью, сотворили из бесформенного пятна вихрь, закрутили тугими кольцами, переплавляя в...
        Я не верил собственным глазам.
        Гибкое длинное тело, сверкающее всеми оттенками золота, опушённое алыми искрами и увенчанное подобием головы с жадно раскрытой пастью, в глубине которой багрянец переходит в черноту. Не думал, что дядя способен призвать саламандру из останков мелкого духа. Мне следовало оценивать господина старшего распорядителя гораздо выше. И обходить стороной. Самыми дальними задворками.
        - Нравится?
        Он поднёс обвившуюся вокруг ладони змейку поближе к моему лицу.
        Горячо. Безумно горячо. Но этот жар не из тех, что обжигает плоть. Хаос не прекращающих движение, раскалённых, шершавых, ощетинившихся острыми кончиками нитей. До такого и дотрагиваться страшновато. Дяде хорошо, он не способен ощущать Силу, как тепло. Но я-то - другое дело. Я...
        - Помнится, ты говорил, что не можешь видеть чары, а только способен прикасаться к ним. Для тебя они, как ниточки, верно? Какие-то теплее, какие-то горячее... Я не забыл. Ничего не забыл, любезный племянничек. Любопытно, как именно ты ощутишь эту красавицу?
        Нет. Не надо. Всё, что угодно, только не это!
        - Молчишь? А знаешь, я бы пощадил тебя. Если бы услышал, как ты молишь о пощаде. Но чего не дано, того не дано.
        Онемение мгновенно захватывает остатки челюстей и подбирается к горлу, из которого всё, что удаётся выдавить, звучит лишь тихим хрипом.
        - Как печально... Я столько лет мечтал услышать твои мольбы, а теперь вынужден обойтись без них. Ну ничего, зато мне достанется кое-что другое. Увидеть, как ты теперь уже окончательно перестанешь быть магом!
        Он заходит мне за спину. Наверное, наклоняется, отпуская огненную змейку. Ручейки раскалённого масла начинают свой бег по моим пальцам. Всё быстрее и быстрее. Всё больнее и больнее.
        Отпугнуть? Не удастся. Если только собрать всё, что есть, но тогда придётся наполнить руки огнём и изнутри. Ещё. Ещё. Ещё... Я же ничего не теряю?
        Кровь закипает, наполняя сосуды так туго, что они едва ли не лопаются. Чувств нет. Одна только боль. Снаружи, внутри, везде. Боль с лицом дядюшки, заботливо и пытливо глядящим мне прямо в глаза.
        Даже слёзы похожи на кипяток. Или мне только кажется? Они испаряются, даже не успев добраться до уголков глаз, не то, что сползти на щёки.
        Саламандра не останавливается, скользя по беспомощным пальцам, и огонь внутри меня тоже прибывает. С каждым вдохом, разрывающим пересохшие от непонятной жажды лёгкие.
        Волна с трудом накопленного жара прокатывается по всему телу, сталкивается с пламенем саламандры и... рассыпается тысячами капель. Каплями ночной росы. Холодными и безжизненными.
        Я ничего не теряю. Я уже всё потерял.

* * *
        - Тебе вовсе не нужно всё время сидеть со мной.
        Тай обиженно хлопает светлыми ресницами:
        - Мне не трудно. А ты не хочешь? Почему?
        Почему... Что мне ответить?
        Сослаться на собственную мужскую гордость, заходящуюся в плаксивой истерике? Укорить кузину в никчёмной трате времени, когда за порогом чердака взывают о внимании сотни куда более важных и нужных дел? Выставить вон вовсе без объяснений?
        Можно. Вот только...
        У кровати толпится множество лживых и крайне услужливых причин, зато одной-единственной, настоящей правды я сказать не смогу. Язык не повернётся. Потому что вслед за признанием... А что придёт за ним? Что стоит за дверью, терпеливо ожидая своей очереди? Не знаю. Не могу угадать. И до смерти боюсь проверять. Боюсь приоткрыть створку и встретится лицом к лицу... с пустотой.
        Странно, я ведь никогда раньше не боялся неизвестности. Наверное, потому что у меня была цель. Научиться заклинать. Жениться. Обзавестись наследниками. Сохранить память об искусстве, которым испокон веков славен род Нивьери. Целей было много. Или одна, но большая. Огромная, вместившая в себя всё, что только нужно человеку, чтобы... Продолжать жить, а не торопиться сбежать за Порог. Но мой великан оказался уязвимее карлика и теперь корчится в судорогах, поверженный и растоптанный.
        Почему мне не нравится твоё присутствие, Тай? Причина очень проста.
        Мне стыдно смотреть тебе в глаза. Потому что, пожалуй, впервые за всю свою жизнь, за все двадцать восемь лет то беспечного, то горестного существования на свете я чувствую себя по-настоящему бесполезным...
        Когда невидимый, зато осязаемый огонь саламандры разбил в пух и прах мою оборону, прорвал плотину и ринулся вглубь плоти, я на какое-то время перестал понимать, что происходит. Наверное, испугался. Хотя... За мгновение до поражения уже было понятно: проиграл. Проиграл всё, что имел и что надеялся заполучить. Поэтому о страхе речи не шло, просто дыхание остановилось. Совершенно. Последний вдохнутый глоток воздуха забился в груди, как пичуга, попавшая в когти коршуну, а я будто вмиг разучился дышать. Если кто и испугался, то, наверное, дядя. Если, разумеется, не желал видеть мою смерть так скоро. Жаль, что не помню выражение его лица, да и вообще, как и когда был вытащен наружу и брошен на заднем дворе необитаемого домика где-то в Подмётных кварталах.
        В чувство меня привела роса. Липкая, холодная, похожая на пот. Её капельки на моём лбу слились в одно большое озерцо, струйками новорожденных ручьёв стекли по переносице прямо в глаза, и я понял, что всё ещё жив. Но вместе с этим пониманием пришло и другое, более мерзкое и отвратительное.
        Дядя не собирался меня убивать. И правда, зачем? Если ненависть, наконец-то явленная им, правдива, то я могу не волноваться за свою жизнь. Нисколечко. Ведь что всего приятнее мстителю? Наслаждаться своим деянием. А какой прок от трупа? Закопают, и никакой памяти не останется. Зато, когда итог мщения продолжает топтать землю... Наверное, это восхитительное чувство. Не знаю. Не хочу даже думать.
        - Тебе стало получше?
        Забота и искренняя надежда в голосе Тай приносит мучений больше, чем злобные выпады дяди. Как несправедливо!
        - Да.
        Вру. Снова вру. Лучше мне стать не сможет уже никогда. Потому что со дна пропасти можно подняться, только отрастив крылья. Но кому дано быть крылатым? Только не Маллету Нивьери, из спины которого выжгли остатки мечты. Хотя, нет. Не из спины, конечно. Из рук...
        Я тогда ещё долго лежал, глядя в розовеющее рассветное небо, но не потому, что сил подняться не было, а потому что надеялся: всё происходящее мне только снится, и если не буду двигаться ещё какое-то время, глаза снова закроются, чтобы распахнуться уже в Серых Землях. Но потом вспомнил, что не верю в посмертие, а значит, пока ещё жив.
        Садиться было трудно, ведь я не мог помогать себе руками. Пришлось напрягать спину, изворачиваться, лишь бы не допустить ни малейшего касания. Потому что каждая случайная встреча ладоней с землёй, одеждой, да даже с воздухом оборачивалась вспышкой. Если, разумеется, их вообще можно различить среди беспощадно пылающего пламени.
        Рук не было. Были перчатки, наполненные огнём. Набитые под завязку. И пугающе странным было то, что у самых запястий жар заканчивался, как обрубленный, а дальше... Дальше простирался лёд. От пяток до кончиков волос. Огромная ледяная равнина, красоты и ужаса которой я не мог видеть, зато великолепно чувствовал.
        - Тогда почему лежишь? Выйди на улицу, там весело! Уже и ярмарка началась, а ты собираешься всё проспать?
        Да, начался праздник. Середина Лета. Ещё год назад я бы радовался этим дням, приносящим непременный и, если повезёт, отличный доход. Всего год назад... А теперь? Даже плакать нет сил. И веселящаяся толпа не развеет мою печаль, как бы ни старалась. Если же вспомнить о стыде...
        Я именно потому и валяюсь в постели. Чтобы не спускаться вниз и не встречаться с Туверигом и кузенами. Чтобы лишний раз не прятать глаза. Понимаю, дядюшка не станет ни ругать, ни сочувствовать, он и два дня назад, когда я всё же доплёлся до дома, только пожал плечами. Мол, моё дело, как проводить время, под родной крышей или нет, и раз уж взял на себя смелость отправиться в дебри города, не скули потом, что вернулся побитой собакой.
        Нет, я не смогу признаться. Не сейчас. Это всё равно, что подписать смертный приговор себе же самому. Сказать, что больше не могу работать руками? А потом? Повеситься? Или выпрыгнуть из чердачного окна? Всё, что угодно, лишь бы не становиться обузой. Тувериг ведь не прогонит. Пожалеет. Но жить, день за днём ощущая, как тебя перестают замечать...
        Мне не надо было соглашаться. Побыл бы ещё с полгодика в Доме призрения, потом оказался бы на побегушках у Трэммина, вернее, в вечной кабале у господина старшего распорядителя, зато не подвёл бы никого. Не вынудил тратить время и деньги зря.
        Двоюродный дядюшка же не дурак и не богатей, которому легко швырнуть на ветер пару сотен монет. У Туверига был свой строгий расчёт: затащить меня в кузню. А что теперь? Я молот-то не могу сжать в пальцах, не то, что почувствовать верный момент и место для удара. И так останется... Навсегда?!
        Нет! Не буду думать о дурном! Не буду. Может быть, всё ещё исправится, само собой. Я же помню, как приходили ощущения. Не сразу, неясные, неточные. Тень ветра, а не он сам. Так было поначалу, но долгие и упорные часы занятий помогли пальцам стать чувствительнее. Сколько на всё ушло лет? Не меньше десяти. Но я потерплю ещё десять, если есть хоть капелька надежды на возвращение. Ничего! Я упрямый. Справлюсь. Попробую справиться.
        Увесистые шаги по скрипучим ступенькам. Стук об пол чего-то твёрдого и тяжёлого. Растерянное лицо Ена в дверном проёме.
        - Маллет, тут, это... К тебе. Пришло. То есть, пришёл.
        Пугающее начало. Да и кузен, похоже, находится в недоумении.
        - Кто?
        Вместо ответа Ен распахивает дверь пошире.
        Шурх-ш-ш-с-с-с. Шурх-ш-ш-с-с-с. Они всегда так шаркают, земляные феечки. Неистребимая привычка. Да ещё оставляют за собой жирноватый след и камешки. Прибираться придётся... Постойте! А зачем эта тварь вообще ко мне пожаловала?
        Низенькая, до колена фигурка, коренастая и грузная, прячущая складки бесформенного тельца под чёрно-белой мантией посланника Надзорного совета, и гордо выставившая вперёд пузо, как только добралась до середины комнаты.
        - Маллет из рода Нивьери находится здесь?
        Нет, это не голос. Это камешки, трущиеся друг о друга, но трущиеся не на свободе, а в толще земли. Глухо, мрачно, гулко и угрожающе.
        - Да.
        Тайана, робко обойдя пришлеца по большому кругу, выскальзывает за дверь, но не уходит, а остаётся подглядывать через щёлочку за настоящей и живой faye, посетившей дом. Любопытная... Впрочем, я тоже терзаюсь сомнениями и вопросами.
        - Маллет из рода Нивьери...
        - Я.
        Приподнимаюсь на локтях и, всеми правдами и неправдами оберегая ладони от касаний, сползаю с постели. Синяки уже почти не болят. А может, и болят, но холод, разлившийся по телу и не собирающийся исчезать, скрадывает ощущения. Может быть, именно сейчас моя плоть разрывается на части от боли... Неважно. Главное, что сердца я тоже не чувствую. Нисколечко.
        Хрустит разворачиваемый пергамент.
        - Волей Анклава, милостивого и благодетельного...
        Феечка тянет каждое слово, заставляя меня скрипеть зубами от ожидания развязки. Конечно, комок земли никогда не будет стремителен, как воздух или огонь. Даже с водой не сравнится. И в другое время мне было бы плевать на тягомотного посланника, но сейчас предчувствие чего-то нехорошего не позволяет расслабиться и побыть равнодушным зрителем.
        - Означенному Маллету из рода Нивьери надлежит в самом скором времени, как только будет возможно...
        Наконец-то, добирается до сути! Не менее четверти часа ушло на перечисление великих деяний и прочих заслуг магов перед миром.
        - Прибыть в стены Обители для подтверждения путём испытания...
        Неужели? Быть того не может... Не должно быть!
        - Своего права оставаться занесённым в Регистр милостью Анклава, всемогущего и...
        Дверь будущего всё-таки распахнулась, и я увидел, что меня ждёт. НИ-ЧЕ-ГО. Конец. Даже смерть была бы лучшей участью, чем грозящая мне. Вернее, почему грозящая? Уже осуществившаяся. И вовсе не волей Анклава, а желанием господина старшего распорядителя.
        Из Регистра не вычёркивают. Не платишь податей - просто откатываешься на последние страницы, в раздел неблагонадёжных изгоев. Но всё равно остаёшься. Потому что маг не может вдруг сам по себе взять и перестать быть магом. Если ему не помогли это сделать.

* * *
        - Вы не торопились, dyen Маллет.
        Скучное подтверждение факта, не более того.
        - Прошу Совет простить моё запоздание. Мне нездоровится.
        - Лихорадку подхватили?
        - Да, не повезло.
        Сочувствия не слышно, только раздражённое сопение.
        Им ведь тоже не слишком охота дышать сырым воздухом Зала испытаний. Им - пятерым представителям Совета, отряжённым и наделённым высочайшими полномочиями, дабы проверить мои магические способности. Я не вижу лиц, скрытых под капюшонами мантий, да и не хочу видеть. Раньше легко бы угадал, кто из них мужчина, а кто женщина, с точностью до года назвал возраст и описал границы могущества каждого. Раньше. В другой жизни, которую начинаю забывать с пугающей быстротой.
        - Вы готовы приступить?
        На Середину лета и впрямь иногда назначают подобные проверки. Кидается жребий, и маг, чьё имя выбрано, обязан явиться пред очи Надзорного совета, чтобы показать во всей красе свои силы. Обычное дело, как правило, никого не пугающее и не обременяющее. Что может быть проще, чем прийти и немножко поколдовать?
        - Прошу прощения у Совета, но...
        - Вам требуется ещё время для подготовки? Что ж, как пожелаете. Сегодня жарче, чем обычно, и мы вполне понимаем ваше желание отдохнуть прежде, чем...
        Слова давно уже вертятся на языке. Нетерпеливо и обречённо. Вертятся и обиженно трутся о нёбо. Вы не виноваты, малыши. Это я... Трушу. Вернее, никак не соберусь с мужеством отпустить прошлое восвояси. Наверное, потому, что у меня ничего больше не останется. Но ведь и прежде богачом не был, так что уж теперь горевать?
        Сейчас, мои хорошие. Сейчас.
        - Пожалуй, мы согласимся отложить испытание ещё на две четверти часа, но не более.
        Милость Совета поистине безгранична. Ну конечно, ведь эти люди вряд ли заинтересованы в моём позоре. Они просто исполняют поручение. Обычное и привычное.
        - Не нужно.
        - Так вы готовы?
        - Не нужно проводить испытание.
        - Простите, Совет не совсем понимает...
        - Я отказываюсь подтверждать своё право.
        Они молчали недолго, всего пару вдохов, потом зашептались, склонив головы поближе друг к другу. Удивил, да? Ну хоть в чём-то оказался непредсказуем.
        - Вы объясните причину, по которой не желаете проходить испытание?
        Нет. Не смогу. Потому что не хочу снова гореть от стыда. Мне и без того жарко.
        - Это необходимо?
        Всплеск удивлённой тишины, завершающийся растерянным:
        - Нет.
        - Тогда позвольте умолчать.
        - Хорошо. Но вы понимаете, что отказываясь...
        Перестаю считаться магом? Конечно. Становлюсь самым обычным человеком. Презренным и никчёмным. И не только в глазах Анклава, к сожалению. Что мне крысы, прячущиеся в норах Обители? Они никогда не признавали за мной права на чудеса, и теперь только вздохнут спокойнее. Но люди с другой стороны мира... Их взгляды будут разить больнее. Намного.
        - Да.
        - И вы тверды в своём намерении?
        А что мне остаётся? Испытание я пройти не смогу, так лучше не доводить дело до позора. Лучше сдаться сразу.
        - Да.
        - Что ж... Тогда извольте подписать отказ.
        Пальцы по-прежнему ничего не чувствуют, кроме жара, и приходится сжимать их «на глаз». Сжимать так сильно, что перо ломается сразу после того, как оставляет на пергаменте последний росчерк. Буквы пляшут, криво цепляясь друг за друга, но подпись выглядит вполне разборчиво. По крайней мере, именно так я её себе и представляю.
        - Ваш знак?
        Раскрываю сумку и опускаю в неё руку, больше вглядываюсь в содержимое кожаного чрева, чем нащупывая, но надеюсь, Совет не замечает моей неловкости. Да, не должен замечать, ведь у него сейчас есть тема для других размышлений: что же такое случилось с последним из рода Нивьери, что он добровольно отказался от притязаний, за которые прежде так отчаянно и непоколебимо сражался?
        - Возьмите.
        Бляха выскальзывает из пальцев, стукается о стол и исчезает под витками цепочки.
        - Требуется ещё что-то?
        - Нет, всё необходимое проделано. Вы можете свободно покинуть Обитель, dyen Маллет.
        Конечно, могу. Какой смысл мне оставаться здесь или быть задержанным? Ведь я теперь бесполезен даже для любимого дядюшки Трэммина. В качестве прислуги. Но не в качестве игрушки, которая ещё не доломана до конца.
        В коридорах Обители тихо и пусто. Ученики веселятся вместе с другими жителями Саэнны, а наставники творят на потребу толпы всевозможные чудеса. Сколько иллюзий будет нагромождено, сколько заклинаний сплетутся нитями в безумстве праздника... Но всё это будет уже без меня. Кто очистит город от магического мусора, когда гуляния завершатся? Мне всё равно. Пусть сами копаются в своём дерьме. Пусть привыкают.
        Высокая стройная фигура в конце коридора, выходящего на широкий балкон. Мне нужно не туда, а налево, в следующую анфиладу, но не могу не замедлить шаг, а потом и вовсе останавливаюсь.
        Господин старший распорядитель, небрежно облокотившийся о мраморные перила, подставляет полы мантии яркому солнечному свету и заблудившемуся в лесу башен Обители ветерку. Величественный и снисходительный, как обычно. Всепонимающий, но не всепрощающий, о нет! Не могу точно разглядеть чувства, наполняющий синь его глаз, но уверен, сейчас в ней мечутся довольно облизывающиеся демоны, хотя черты лица, разумеется, сохраняют обычную благожелательность, ведь Трэммин никогда и ни перед кем не снимает тщательно созданную маску. Вернее, не снимал. Снизошёл только однажды. Для меня.
        И всё же, страх так и не пришёл. Наоборот, пропали последние капли осторожной опаски. Дав волю чувствам, дядя показал себя человеком. Кульком плоти, пронизанной самыми жалкими страстями. Да, он сильный и умелый маг. Но он всего лишь человек. Загадочный и вечно скрывающийся под маской господин старший распорядитель пугал меня больше. Того же, кто стоит в двух десятках шагов от меня, я... Ненавижу? Ещё бы. И презираю. Всеми оставшимися душевными силами.
        Если целью было уничтожить память о роде Нивьери, он ведь мог поступить иначе? Мог. Просто и незатейливо убить, когда я не мог оказать сопротивление. Но нет, дяде было мало отомстить, требовалось либо получить выгоду, либо насладиться моим унижением. И как? Ты доволен, дядюшка?
        Ослепительная фигура. Почти ослепляющая. Даже глаза болят. Если продолжу смотреть, окончательно перестану различать очертания. Нужно отвернуться? Да, чтобы сохранить зрение, то немногое, что ещё осталось. Но если я отведу взгляд, это будет означать...
        Неважно. Чувств больше нет, они замёрзли на той самой бесконечной равнине льда.
        Ты победил. И хоть невелика честь одержать верх над калекой, ты купаешься в полученном удовольствии. Не смею мешать.
        После яркого света тени коридора кажутся чернильно-чёрными и густыми. На ощупь? Нет, только на вид. Потрогать я больше ничего не могу. И не хочу трогать. Всё, о чём мечталось, закончилось. Умерло и оказалось погребено под тяжеленной могильной плитой.
        Моё имя вычеркнули из Регистра. Навсегда? Конечно же. Я предал твою память, отец. Я не справился. Даже если в далёком будущем меня ожидает чудо - возвращение рукам прежних качеств, эта мысль больше не греет. У меня просто не осталось сил бороться.
        Сколько лет упорного труда, зачастую на одних зубах, без веры и надежды, только из непонятного упрямства и честолюбия. И что? Впустую. Полжизни псу под хвост. Но ребёнком я хотя бы мог не думать о пропитании, а теперь? Я же не могу ничего делать! Не чувствую пальцев. Кто будет меня содержать? Тувериг? У него и своих оболтусов на шее достаточно. А мне даже одеваться - сущее мучение. Хорошо, Тай помогла. Но ведь она не всегда будет рядом. И никого не будет. Пожалуй, только один человек мог бы... И тот мёртв.
        Глупец! Зачем он пытался вытащить меня из-под удара? Только для того, чтобы подставить под более сокрушительный? Я не прощу тебя, Тень. Слышишь? Не прощу! Мне было бы легче умереть от твоей руки или от гнева Амиели, но только не оставаться в живых на потеху дядюшке. Ты сделал худшее, что только мог. Не добил, заставив мучаться. Год, два, десяток... Нет, так долго я не проживу, ибо каждый день будет настоящей пыткой. Каждая минута. Ты так ненавидел меня, раз обрёк на страдания? Но за что?!
        И ведь ответа не будет. Попробовать догадаться самому? Изволь. Ты что-то говорил о дружбе, верно? Вроде хотел её предложить. Или предлагал? Не помню. Мысли смешались и потускнели. А я отказался. Это достаточный проступок, чтобы быть жестоко наказанным? Судьба решила: да. И спорить бессмысленно.
        Море людей накатывается волнами, разбиваясь о мои плечи и потихоньку разбивая меня. Ладони скрещённых на груди рук, спрятанные под мышками, ощущаются шматами раскалённого железа, но так лучше, чем позволять кому-то другому до них дотрагиваться. Вперёд, вперёд, вперёд... Я бегу? Наверное. Но куда я так тороплюсь? Сказать Туверигу всю правду? Да. Хватит поддаваться трусости. Глупая тайна всё равно станет известна, днём раньше, днём позже, какая разница? Лучше сразу. Одним махом. Одним ударом. Ты не добила меня, Тень? Хорошо. Буду справляться сам. Это ведь так просто - открыть рот и сказать...
        - Ой! Ты уже вернулся?
        Зардевшиеся щёки Тайаны, отпрянувшей от собеседника столь стремительно, что можно предположить: не о делах шла речь. Вернее, о делах, но исключительно сердечных. Так и не отпустившие друг друга пальцы, девичьи и юношеские... Ну хоть кто-то счастлив в этот день, и то славно.
        - Dyen Брэвин хотел тебя увидеть и сказать...
        - Только не спешите возражать! Пожалуйста, - добавляет свежеиспечённый хозяин Оврага.
        И он тоже на редкость румяный. Это же не действие солнца? Не должно быть. Если бы парень приехал из сумеречных стран, тогда конечно, обгорел бы в саэннской жаре до красноты, но его кожу и так не назовёшь белоснежной, поэтому... Нет, вывода не получается. Голова болит и с каждой минутой тяжелеет. Я в самом деле подхватил лихорадку?
        - Возражать? И не собирался. Чему обязан снова вас видеть? Разве мы не закончили все дела ещё тогда?
        Даже русые локоны, обрамляющие довольное лицо, кажутся светящимися от радости. Ну да, на дворе же празднества, и никто не грустит. Почти никто. Впрочем, единственного грустящего уже можно не считать. Потому что его скоро не будет.
        - Конечно, конечно! Закончили, как надлежало. И не может быть никаких вопросов!
        - Тогда извольте объяснить, зачем...
        - Мэл, это так чудесно! - защебетала Тайана, то и дело норовящая бросить на молодого человека загадочный взгляд. - Это такой щедрый подарок!
        - Подарок?
        - Давайте, поднимемся к вам. Там всё и поймёте.
        - Как пожелаете.
        Шаги даются со скрипом в каждом суставе, как в несмазанных петлях. Боги, как же я устал! Пора прекращать бесполезное трепыхание. Мотылёк слишком близко подлетел к свечному огоньку и загорелся сам. Ну ничего, пламя скоро угаснет. Вместе с жизнью.
        Дверь открыта, и уже с порога видно, что...
        Чердак резко уменьшился в размерах. Но стены дома не могли сойтись вместе, стало быть, причина обмана зрения в другом.
        В аккуратных стопках книг, разложенных на полу, на столе и везде, где нашлось свободное местечко.
        - Вы ведь не откажетесь их принять? Я подумал, что на Середину лета это будет уместным и достойным даром. Не надо ничего говорить!
        А мне и сказать-то нечего. Звуки есть, а слов нет.
        Значит, тем таинственным богатеем, выкупившим книги моего отца, был Брэвин.
        Щедро.
        Трогательно.
        Но будь я проклят, слишком поздно!

* * *
        - Ум-м-м-м-г-р-р-р-х!
        Кулак, сооружённый со слезами и проклятиями, врезается в стену. Расплавленная сталь ладони от удара заходится волнами, только добавляя жара к ощущениям, но лучше боль будет приходить снаружи, чем изнутри.
        Если бы можно было поменять ощущения местами, я согласился бы разбить руки в кровь или вообще отрезать, только бы всё прекратилось. Только бы наступило забвение.
        За что, боги? За что?! Хоть укажите причину, и мне будет не столь обидно служить вам развлечением...
        Тишина. За окном чердака простираются крыши города, захваченного буйным весельем праздника, но счастливые голоса не долетают до меня, словно охранное заклинание отбрасывает их назад. Оно неспособно на такое, знаю. Это я не слышу ничего. Даже своей боли.
        Она подозрительно молчалива, моя настойчивая госпожа. Она смотрит. Она выжимает тихие стоны из моего горла, но сама не произносит ни слова, только задумчиво прогуливается по аллеям разложенных на полу книг.
        Книги. Много? Мало? Несколько десятков томов, толстых и тоненьких, неподъёмных и лёгких, как пушинки. На их страницах живут настоящие чудеса, но я разучился читать, а тупо и непонимающе смотреть на картинки... Да пошло оно всё за Порог!
        Ногам проще, пусть они тоже мало что чувствуют, но хотя бы и не горят в невидимом огне. Р-раз! Два! Стройные стопки разлетаются во все стороны, а вместе с ними и крепость моей души рушится под безжалостными ударами. Прочь, всё прочь! Зачем мне теперь всё это? Именно тогда, когда пропал последний смысл, умерла последняя цель... Как ты жесток, мир! Я ненавижу тебя! Так сильно, что...
        Готов уничтожить.
        Нет, конечно, не весь: та же Тайана ни в чём передо мной не провинилась, но есть десятки, а то и сотни других. Тех, кто всегда смеялся надо мной. Тех, кто презирал. Тех, кто не признавал за мной даже права на попытку. А всё почему?
        Потому что сами они от рождения наделены этим клятым Даром сполна!
        Я же ничем не мешал вам, верно? НИЧЕМ! Мне нужно было так мало... Просто жить. И уйти, только оставив после себя память - в своём наследнике. Уйти так, чтобы ему не было стыдно за своего отца. Я готов был валяться у вас в ногах, лишь бы мне позволили тихо и мирно доползти до цели. Моей цели. Убогой и глупой, но моей. Вам именно это и не давало покоя?
        Не хотели бросить мне с господского стола немного крошек независимости? Неужели, боялись? Нет. Вы просто не считали меня человеком. Ни минуты.
        Жалкий червяк, дохнущий в нагретой солнцем дорожной пыли. Не более.
        Я ненавижу вас. И если бы у меня достало сил...
        Сложенные вдвое листки, вывалившиеся из какой-то книги. Потрёпанные, слегка пожелтевшие. Вереницы букв, написанных знакомым почерком.
        Тьфу! Разлетаются, едва только удаётся поднять с пола, а я не сразу ухитряюсь их поймать, и они снова падают, кружась, как листья слив на заднем дворе Судейской службы. Хотите убежать от меня? Не выйдет!
        Расправить на столе и прижать предплечьем, чтобы не унёс сквозняк. Прочитать? А что я теряю?
        «С днём рождения, сын! Поздравляю! Сегодня тебе исполнилось ровно двадцать два года, и ты стал совсем самостоятельным. Не люблю слово «совершеннолетие», уж извини, поэтому просто буду называть тебя взрослым. И ещё. Теперь ты - маг. Самый настоящий. И никому даже в голову не придёт сомневаться в твоих силах! Знаю, ты снова надуешь губы и будешь вздыхать, но это всё глупости. Правда. Твоих сил хватит на многое, поверь. Это я, нерадивый родитель, ленюсь и никак не могу закончить описания заклинаний, и это меня надо нещадно сечь, а ты - умница. И мне завидуют все мои приятели, потому что их сыновья и вполовину не так старательны. И конечно, не так одарены! Ты всё сможешь, Маллет. Всё-всё-всё. Я тебе ещё столько должен рассказать... Ну ничего! Успею. А пока... Я придумал, какой подарок доставит тебе удовольствие! Тот, который ты от начала и до конца сделаешь сам. Я хорошо помню твои детские мечты про феечку. Конечно, нехорошо владеть другим живым существом, но чего не сделаешь ради любимого сына? Поступлюсь принципами ненадолго. Я нарисовал, как должно сплетаться заклинание, а тебе осталось только
приноровиться и соорудить его. Ты справишься, я уверен! Это заклинание подходит для вызова разных духов, а если сделать контур тройным, можно поймать на крючок и демона. Но конечно же, ты не станешь совершать такую глупость? Демоны слишком опасны и своевольны. Их можно подчинить, но плата за кратковременное могущество всегда оказывается слишком высока...»
        Высока, говоришь? Ничего. Я заплачу.
        Это письмо должно было попасть ко мне в день совершеннолетия. Немногим больше, чем через полгода после гибели отца. И попало бы, если бы мать не распродала имущество и не сбежала бы, оставив меня в Доме призрения. Всё могло сложиться иначе. Более счастливо? Наверное. Уж точно, с меньшими потерями!
        Сколько ещё таких заметок сделано на полях каждого тома? А сколько сведены в отдельные альбомы? Я мог бы научиться заклинать так, как мне того хотелось. Мог бы стать магом, не бояться никого и не унижаться ни перед кем. Не хватило лишь сущей малости...
        Времени.
        Всего нескольких месяцев. Почему отцу понадобилось погибнуть так рано? Не мог потерпеть до дня моего рождения? Так хоть бы позволил тогда и мне погибнуть вместе с собой! Было бы не настолько больно и обидно. Он поступил почти, как Тень: спас мою жизнь, а на самом деле, обрёк на медленное и мучительное умирание.
        Но теперь всё уже неважно. Демоны дорого берут за свои услуги? Пусть. У меня есть, чем заплатить. Если, конечно, мою жизнь хоть кто-то сочтёт ценной.
        Рисунок выглядит на удивление просто. Наверное, поэтому дома магов и наводнены феечками, раз духов так легко вызвать и воплотить. А демону нужен именно тройной контур? Но ведь не всё так очевидно? Не всё.
        Все три начертания должны быть сведены в единый узор, иначе просто не сработают. Значит, какие-то из узлов являются ещё и соединяющими. Осталось только угадать, какие... Ладно, начну, а там, глядишь, и мысли появятся.
        Раскатившиеся по полу восковые шарики. Я тогда убил полночи на запечатывание обрывков заклинаний, но похоже, не зря тратил силы. А всё почему? Потому что «шкатулки» - слишком ненадёжные хранилища, норовящие открыться или остаться незакрытыми в самый неподходящий момент. Конечно, восковой плен для чар подходит лучше! И что же у меня имеется? Какой длины нить я могу свить из этих обрывков?
        Слева направо, именно так я закатывал воск, смешанный с чарами. Обратное движение должно быть справа налево. Кончиками пальцев, еле удерживающими шарик. Раз ничего не чувствую, буду смотреть. Во все глаза!
        Но для начала освобожу место. Демон же не феечка, на пятачке не поместится. Правда, откуда я знаю, какой получится? Может быть, всё зависит от размеров контура? Да, точно, так и должно быть. А сколько у меня есть восковых шариков? Сотня? Больше? О, вполне достаточно! Маленький демон мне ведь не нужен? Нет, мне нужен большой, злой и беспощадный! Умеющий только одно: разрушать.
        Книги в сторону, пусть останется только чистый пол. Не очень уж чистый, правда... Столько хватит? Должно. Даже лошадь поместится, не то, что демон. Теперь остаётся только одна трудность. Самая главная. Зажечь лампу, потому что тепла рук не хватит, чтобы размягчить воск.
        Какая злая насмешка! Пальцы жжёт изнутри невыносимым жаром, а снаружи они не горячее, чем обычно. Проверял. Подносил ладонь к щеке. Дотрагивался. И выл от отчаяния.
        Огниво, конечно, падает. С десяток раз прежде, чем его удаётся надёжно зажать и заставить искру появиться. Ну, хоть масло вспыхивает сразу, и на том спасибо! Да так ярко вспыхивает, что голову посещает шальная мысль сложить книги в один большой костёр и... Нет, не могу. Жечь дом дяди - дурная затея. Никчёмная и постыдная. Мне нужно совсем другое.
        Огонёк на кончике фитиля длинный, узкий, но своё дело знает не хуже, чем факельный. Греет. Наверное, даже обжигает, но не может сравниться по силе с тем, что бьётся в мои ладони изнутри. Начнём?
        Опуститься на колени. Унизиться последний раз и больше никогда уже не склоняться ни перед кем. Неужели мне удастся? Неужели ещё до конца дня я смогу почувствовать себя счастливым? Не верится. Но сердце сладко млеет в груди, предвкушая упоение местью. Даже если демон не подчинится, я всё равно перестану чувствовать боль. Потому что в тот же миг умру. Окончательно и бесповоротно.
        Зажать шарик в пальцах. Поднести к огоньку лампы, но не слишком близко, чтобы воск не потёк. Уловить миг, когда матовые бока начнут жирно лосниться, размять, распрямить, прижать к паркетине. Потянуться за следующим...
        Восковая дорожка на полу растёт. Разноцветная, потому что огарки я скупал, где только мог, не заботясь о красоте. Есть лиловые кусочки, есть ярко-зелёные. Все оттенки жёлтого, красного и синего. Нет только чёрного. И не нужно. Чёрный цвет - знак траура, а я собираюсь праздновать, а не скорбеть.
        Так, внутренний контур готов. И то ли мне кажется из-за слезящихся от напряжения глаз, то ли воздух, попавший в него, и в самом деле начинает подрагивать... Нет, ещё рано. Круги ещё не замкнуты.
        Второй контур. Так вот, в каких узлах нужно скреплять их друг с другом! По рисунку точно так и выходит, если вложить один в другой. Кто сказал, что заклинание не должно быть красивым? Оно совершенно, а стало быть, прекрасно в своей стройности и строгости. Ну что же, осталось совсем чуть-чуть...
        Три кольца, до смыкания каждому из которых осталось ровно по капле воска. И всего три шарика, сиротливо лежащие передо мной. Ну что, Маллет, ты готов сделать последний шаг? Готов. А в забвение или в бессмертие - неважно. За моей спиной ничего не осталось, но и впереди только пустота. Терять нечего. Мечтать не о чём. Надеяться? Глупо. Верить? Надоело. Я слишком устал. Мне нужен один лишь покой, и сейчас... Сейчас я его получу!
        Восковые лепестки замыкают узор. И все трое именно зелёного цвета. Забавно. Когда-то давно зелёный считался цветом надежды. Но у меня-то совсем другие цели! Я твёрдо знаю, чего хочу.
        Разрушить.
        Всё.
        Навсегда...
        Разноцветные дорожки становятся ручейками, не покидающими пределов начертанного рисунка, но текущими быстрее, чем вода. Оттенки сливаются в единое целое, постепенно наполняющееся светом, и струйки вдруг... взлетают.
        Сначала внутренний контур, потом остальные. Капли воска, цепляясь друг за друга и образуя причудливую, не перестающую колыхаться на несуществующем ветру сеть, ползут по воздуху так же легко, как и по тверди камня. Только ползут вверх, а не вниз, словно наделены собственной волей и силами.
        Три слоя жидкого воскового кружева, закрывая обзор, поднимаются с пола на высоту человеческого роста, натягиваются, как струны, чтобы на самом последнем пределе напряжения обречённо разорвать объятия и... Опасть коротким дождём на фигуру, невесть откуда возникшую в центре вылепленного мной узора.
        И словно дождавшись удобного момента, остатки сил позорно сбежали, при мне задержалось лишь рассеянное удивление.
        Получилось.
        Но что именно?

* * *
        - Какого фрэлла?!
        Он раздражённо стряхивает разноцветные капли с одежды, с волос, с лица, но воск оказывается ловчее и повсюду застывает раньше, чем встречается с нетерпеливыми ладонями.
        Вот всё и завершено. Окончательно и бесповоротно. У Маллета Нивьери оставалась единственная попытка уйти с грохотом и треском, но она бесславно провалена. Демон? Не смешите меня! Не слишком высокий, не слишком крепкий, рядом с кузенами вообще покажется чахлым и хрупким. Впрочем, мне было бы наплевать на то, что вижу собственными глазами, если бы... Но он ведь просто человек!
        Ни ветвистых рогов, ни горящей пламенем чешуи, ни угрожающего хлещущего по шипастым бокам хвоста, ни когтистых лап - всё самое обыкновенное. Человеческое. В праздничной толпе можно найти персон куда более похожих на пришлецов с Полей Отчаяния, чем эта. Замшевая куртка, залоснившаяся на локтях, сапоги, что называется, видавшие виды, а на штанах, могу поклясться, совсем недавно и не особенно умело зашитая прореха. Да ещё не слишком объёмистая сумка бывалого вида на длинном ремне, свисающем с левого плеча. Или мне достался изрядно поиздержавшийся демон, или...
        Снова не повезло.
        Да что же это такое?! И добро не научился творить, сколько ни пробовал, и зло оказалось мне неподвластно. В кои-то веки решился, отбросил в сторону сомнения и угрызения, набрался смелости уничтожить своих обидчиков. И что? Потерпел поражение, даже не объявив войну. Нет, мне нечего больше делать среди живых. Не-че-го.
        Забавно. Когда всё по-настоящему заканчивается, приходит такое странное чувство... Никогда прежде его не испытывал. Наверное, оно называется «ясность» или как-то похоже. По крайней мере, это слово больше других подходит для описания творящегося сейчас со мной внутри и снаружи.
        Зрение будто обострилось до невероятности: кажется, что при желании могу рассмотреть мельчайшую трещинку на потолочной балке в другом конце чердака. И краски, краски какие яркие! Почему я раньше не замечал всего этого? Красноватое дерево паркетных досок подёрнуто паутиной истёршегося лака, светлой и удивительно пушистой на вид. Складки покрывала, сползшего с кровати, собрали в себя все оттенки синевы, хотя ткань давно должна была выцвести. Всего лишь причудливо падает свет? Может быть. Но ощущение не становится менее волшебным.
        Страницы книг, раскрывшихся при падении от моих пинков, колышутся беззвучными волнами, когда сквозняк лижет их своим узким язычком, и при каждом движении строчки букв словно меняют свой порядок, желая привлечь моё внимание, желая поведать... Благодарю, но лучше оставьте свои тайны при себе. Не стоит тратиться на того, кто уже мёртв. Почти мёртв.
        Хотя... И как я мог упустить из вида такую важную вещь?! Рассчитывал принять смерть от руки, или чего другого, имеющегося у демона, а теперь выходит, придётся всё делать самому. Даже погибнуть с честью не получилось. Впрочем, если я и жил без этой самой чести...
        Выдыхаю ругательство. Не слишком заковыристое, зато грязное и смачное. Видимо, оно звучит с каким-то особенным чувством, потому что призванное мной существо перестаёт отряхиваться и оборачивается.
        - Под хвостом тянутый?
        Переспрашивает слегка удивлённо, но судя по ноткам в голосе, вопрос вызвало вовсе не содержание моей тирады, а то, что она вообще прозвучала. Словно пришлец заметил моё присутствие на чердаке только сейчас и... Насторожился? Испугался? Приготовился к обороне и атаке одновременно? Ничуть не бывало. В этих глазах нет ни страха, ни решимости, ни азарта. Вообще ничего нет.
        Тёмно-зелёное зеркало, мутное, без единой искорки. Я могу рассмотреть в нём своё собственное лицо, но больше - ничего. Разве у людей бывает такой взгляд? Не остановившийся или застывший, а отсутствующий в прямом смысле слова. Не глаза, бронзовые накладки щита, позеленевшие от времени. Понятно только одно, зато с необыкновенной ясностью: ЭТУ защиту не пробить ни одним оружием мира.
        Кто же он такой? Всё-таки, демон? Не-е-е-ет. Обитатели Полей Отчаяния, призванные в наш мир, не стали бы принимать столь... жалкий облик. Правда, недаром говорят, что внешность обманчива, и если вспомнить примеры из моей жизни... А сколько их было?
        Первый, разумеется, Тень. Наёмный убийца, умелый и опасный, на поверку оказался сущим идиотом и испортил мне всё, что только смог.
        Второй? Господин старший распорядитель. Пока он прикидывался могущественным и таинственным владыкой судеб, я старался осторожничать и вести себя тихо. А ведь если бы заранее знал, что дядюшка Трэммин - всего лишь злобный и погрязший в ненависти человечишка, всё могло получиться иначе. Следовало сразу вывести его на чистую воду, раззадорить, подставить перед тем же Надзорным советом... Но меня обманула искусно сделанная маска.
        А третий? Третий - это я сам. С виду статный и сильный, но на деле... Бесполезная тряпка. Даже пол мной и то не подтереть.
        Так может быть, невзрачное на первый взгляд существо, замершее посреди восковых разводов, окажется... Нет. Зачем я снова лгу самому себе? Внешность ничего не говорит о внутреннем содержании, это верно. Но за пределы и возможности тела выйти невозможно. Как говорится, что есть, то есть. Не более.
        - Можно задать вопрос?
        Э-э-э... Он ко мне обращается?
        - Ну... да. Какой?
        Пришлец медленно обводит взглядом чердак, заметно задерживаясь на изучении разноцветного узора под своими ногами, качает тёмноволосой головой и задумчиво произносит:
        - Собственно, я его уже задал, но, по всей видимости, для вас он оказался непонятным... Что ж, повторю иначе. Почему я здесь очутился?
        Я бы и сам хотел это знать. Честно. Потому что мне нужен был кто угодно, но не парень примерно моего возраста или чуть старше, напрочь лишённый каких-либо примечательных черт. Хотя, разговаривает на редкость вежливо. Я бы на его месте рвал и метал, если бы меня вдруг вытащили... Но откуда?!
        Если я не достучался до врат, ведущих на Поля Отчаяния, на какую тропинку свернул и в какое из мгновений? А самое главное, где завершил свой путь?
        - Видите ли...
        Мысли бы путались, если бы вообще нашлись сейчас в моей голове. Значит, лучше сказать правду, уж для неё слова найдутся!
        - Мне просто было нужно. Очень.
        Густые брови настороженно сдвигаются.
        Я неправильно подобрал слова? Конечно. Ещё бы начал с описания душевных терзаний...
        Снова всё порчу. Нет, хватит! Последние минуты жизни следует провести так, чтобы не было стыдно. Ни одному из присутствующих.
        - Был нужен.
        - Я?
        Вот теперь он удивился очень даже по-человечески, и бронзовые щиты заметно дрогнули, но всё же удержались на месте.
        - Нет.
        - Тогда почему я здесь?
        - Наверное, что-то не получилось. Или получилось не так. Не знаю.
        - Не получилось? - Он поправил ремень сумки, норовящей съехать с плеча, и скрестил руки на груди. - А что именно вы делали? Вернее, хотели сделать?
        Странно, но врать совсем не хочется. И отмалчиваться - тоже. Так всегда происходит перед смертью? Жаль, проверить невозможно: не стану же я умирать несколько раз подряд?
        - Я хотел вызвать демона.
        - Демона? - Уголки его губ поползли вверх, но почему-то остановились на половине пути, изобразив не улыбку, а горькое сожаление. - Демона, значит...
        После этих слов могло последовать всё, что угодно, от обвинений меня в сумасшествии до рукоприкладства, и я был готов к любому повороту событий, но только не к происшедшему.
        Парень вздохнул, позволил сумке сползти вниз, вслед за ней сам опустился на пол, прямо в застывшие восковые лужицы, подтянул колени к груди и, пристроив на них руки, спросил:
        - А в чём состояла та серьёзнейшая причина, которая подвигла вас на вызов демона?
        А-хм... Лучше бы засмеялся или обругал, а не изображал внимание.
        - С чего вы это взяли? Про причину?
        - Вообще-то, каждое событие в подлунном мире происходит не просто так, а с некой надобностью, пусть не всегда известной его участникам, - туманно заметил пришлец, но тут же сменил тон на более чёткий и простой: - Ответ написан у вас на лице.
        - Какой ответ?
        - Демона вызывают в трёх основных случаях. Во-первых, вмешательством в ткань мироздания балуются юные волшебники, только-только почувствовавшие свою силу и не осознающие её истинных пределов. Во-вторых, демонов призывают умелые, но ленивые маги для исполнения затруднительных поручений. А в-третьих... Бывает и так, что человек отчаивается добиться чего-то сам и использует последнюю имеющуюся возможность, чтобы... Какова ваша цель, кстати?
        - Почему это вы решили, что я принадлежу именно к третьим?
        Мне выговаривают с мягким укором:
        - Для юного испытателя чужого терпения вам слишком много лет. На мага, промышляющего вызыванием демонов, вы не похожи, уж простите. Зато отчаяния на вашем лице было столько, что... И сейчас ещё остаётся. Будете возражать?
        А что толку-то? Он мгновенно всё понял сам, без моих подсказок, стало быть, попытку отмолчаться воспримет только лишним и подтверждением собственной правоты. Трусливым подтверждением. А я не хочу казаться трусом. Потому что больше ничего не боюсь.
        - Нет.
        Удовлетворённый кивок и предложение продолжать:
        - Я слушаю.
        - Что?!
        - Причину, конечно же.
        Он надо мной издевается?
        - То есть?
        - Ну, раз уж я всё равно оказался здесь, почему бы...
        Точно, издевается. Да ещё с такой благожелательностью, что тошно становится.
        - Вы плохо поняли? Мне нужен был демон. Де-мон.
        - Можете считать, вы своего добились. Дальше?
        Ох. Поднять бы его на смех или выгнать взашей. Вот только... Он слишком серьёзен. И смотрит так...
        А я и не заметил! Щитов больше нет. А что вместо них? Непонятно. Вроде бы, всё то же зеркало, но не стеклянное, а водяное, на поверхности которого поднялась рябь... Интереса? Быть того не может. Не может!

* * *
        - Вы - демон?
        Он на мгновение отвёл взгляд и почти успел спрятать странную искорку, промелькнувшую в глазах, а когда снова посмотрел на меня, уже улыбался. Просто и грустно.
        - Начинающий.
        Шутит? Другой на моём месте принял бы это признание за насмешку. Но почему мне думается совсем другое? Что я слышу в его голосе? Уверенность. Спокойную, можно было бы даже сказать, бесстрастную. Но сидящий напротив меня парень не кажется равнодушным. Ни капельки.
        - И... что вы умеете?
        Он качнул головой:
        - Не будем задавать неправильные вопросы, хорошо? Лично мне жаль тратить время на поиск неправильных ответов, да и вам, скорее всего, тоже. Скажите прямо, что я должен уметь, дабы успешно осуществить вашу цель?
        Если он и не демон, то очень разумный человек. А если всё-таки демон...
        Чего я хотел? Уничтожить. Всё и всех. Всё, вызывающее у меня ненависть, и всех своих обидчиков. И каким же талантом должно обладать оружие моего возмездия? Очень простым.
        - Разрушать.
        Зеркало зелёных глаз разбилось на осколки, тут же закружившиеся в безумном хороводе, словно поднятые невидимым вихрем. Вот они взметнулись вверх и... Упали, ощетинившись изломанными краями. Не глаза - голодная бездна, в глубину которой ведёт усыпанная острой крошкой тропа. И, будь я проклят, мне не хочется туда идти!
        - Вам повезло.
        Голос звучит не холодно и не грозно, а ласково, успокаивающе, совсем не сочетаясь с наполняющей глаза чудовищной и ужасающей глубиной, и от этого несоответствия становится ещё жутче.
        - В чём?
        - Разрушать - единственное, что я умею лучше всех.
        И он ведь не шутит. Не позволяет даже на миг усомниться в серьёзности и весомости своего заявления. Но упрямство берёт верх над благоразумием, и я спрашиваю:
        - Можете доказать?
        Его ресницы смыкаются на долгий вдох, после которого следует горькое замечание, граничащее с обиженным упрёком:
        - Вы ведь уже поверили, верно?
        Да. Поверил. Только в народе говорят: доверяй, но проверяй. А мне больше нельзя ошибаться. Ни единого раза.
        - Поверили, но всё же хотите...
        Он поднялся на ноги, потянулся, расправляя плечи, и взглянул на меня с какой-то непонятной болью.
        - Как пожелаете... повелитель.
        Наклоняется, чтобы подобрать с пола первую попавшуюся книгу. Взвешивает тяжёлый том в руке. Поглаживает пальцами потрескавшийся кожаный корешок переплёта.
        - Разрушать... Это так просто. Намного проще, чем созидать. Но всем и всегда нужно только одно из двух. Только одна сторона зеркала. Все неистово стремятся в неё заглянуть, не зная, что увидят лишь гнусное и отвратительное отражение. Отражение собственной души...
        Он говорил для себя самого, тихо, но не делая тайны из сказанного. Просто сожалел. Наверное, именно поэтому каждое слово врезалось в мой слух отточенным остриём. И хотя я не понимал, о чём идёт речь, казалось, ещё немножечко, и многое станет ясным. Почти всё. Отныне и навсегда.
        Книга, подброшенная сильным и коротким движением запястья, птицей вспорхнула с ладони, беспомощно раскрыла страницы, взмахнула ими, словно крыльями, пытаясь удержаться в воздухе, и... Растаяла.
        Нет, неверно. Просто исчезла. Мгновенно, не оставляя следов. А нити занавесей встревоженными струнами полоснули меня по щекам, напомнив: кое-что я ещё способен чувствовать.
        Пустое место на полу. Пустая ладонь, по-прежнему раскрытая и словно протянутая мне навстречу.
        - Довольны?
        Наверное, должен быть. Только сердце почему-то испуганно прижимается к рёбрам. Что-то неправильное происходит. Что-то, чему нельзя происходить. Наверное, даже запрещено случаться. Но ощущения так сильно смазаны и спутаны...
        Нет, пусть сомнения убираются прочь! У меня есть цель? А как же! Есть орудие её достижения? И ещё какое! Так зачем же медлить?
        - Да. А ты сможешь...
        Отлавливать магов по одному? Слишком долго. К тому же, тогда понадобится разживаться выпиской из Регистра, а на подобное дело денег взять негде. Да и зачем мне мелкие лавочники, торгующие амулетами и подобной дребеденью? Не они главное зло, вовсе не они.
        Анклав. Вот кого нужно стереть с лица земли! А для этого потребуется всего лишь... Разрушить Обитель. Жаль только, что не будет ни вспышек, ни грома, ни прочего праздничного удовольствия. Но стоя на краю пропасти, теперь уже точно и осязаемо пустой, разве я не стану счастливым? Осталось только отдать приказ.
        - Смогу - что?
        - Не книгу, а... Больше? Намного больше?
        - Сколько пожелаете, повелитель.
        Покорное обращение должно льстить, но вместо того мне почему-то хочется скривиться, как от глотка скисшего молока.
        - Замок? С сотнями людей?
        - Как пожелаете.
        И магам на многие поколения вперёд больше не придётся идти на поклон к кучке обнаглевших от безнаказанности скупцов, управляющих миром. Не будет больше презрения, унижения, растоптанных судеб и разбитых сердец. Одарённые получат свободу жить и чародействовать так, как умеют. Занятые каждый своими собственными заботами, они не собьются в алчные стаи, и новый Анклав не родится, потому что все будут помнить о том, как погиб прежний, бесследно растворившись в воздухе...
        Растворившись. Почему мне вдруг пришло в голову это сравнение? Потому что всего несколько минут назад на моих глазах растворилась... Книга? Вроде бы. Или не книга? А что в ней было написано? И как она вообще выглядела?!
        Ладони, ударившись об пол, снова занялись огнём, волны которого только-только стали почти привычными и незаметными. В уголок правого глаза сбежала со лба струйка холодного пота, но я, как ни пытался, не смог моргнуть, потому что веки расширившихся от ужаса глаз не захотели подчиниться.
        Уничтожить можно. И это очень просто сделать, как только что доказал вызванный мной... Всё-таки, демон.
        Любой способ уничтожения оставляет после себя хоть что-то. Клочки. Пыль. Пепел. Горький аромат потери. Но главное, он оставляет память. О том, что было и чего не стало. Память, помогающую или не совершать прошлых ошибок, или намеренно приумножать их, двигаясь пусть по гибельному, но осознанно выбранному пути. Память, вот, что мне было нужно!
        Не просто нанести Анклаву сокрушительный удар, а показать миру, что всесильные маги тоже уязвимы. Я ведь мог сделать это сам, своими руками! Своими...
        Руками, которых у меня теперь нет.
        Как просто.
        Как беспощадно.
        Как... полезно. Для принятия решений.
        - Что, трудно подписывать приговоры?
        Он стоит и смотрит на меня сверху вниз, но смотрит не с усмешкой или превосходством, хотя вполне мог бы сейчас заливисто хохотать над моей слабостью. Зелёные глаза наполнены ожиданием.
        Чего же ты ждёшь, демон? Последнего приказа и возможности пожрать мою душу и тело? Ведь вы всегда так поступаете, дети Полей Отчаяния, не правда ли? Сразу после исполнения воли вызвавшего вас, потому что только смерть мага возвращает вам свободу. Ты ведь хочешь снова стать свободным? Я не буду препятствовать. Но поскольку приказывать оказалось нечего, то...
        Всё надо делать самому. Только самому. Не взваливая на плечи других тяжесть ответственности. Чувствуя всем телом боль или радость от собственных свершений. Самому. Костыли помогают удержаться на ногах, это верно, но опираясь ими о землю, не чувствуешь, тепла она или холодна, мягка или тверда, как камень.
        Прости, что потревожил твой покой, демон. Сейчас я всё верну назад и подведу итог своей глупой жизни. Сейчас...
        Ноги затекли и не желали распрямляться сразу, обиженно ноя напряжёнными связками. Куда я засунул «вдовушку»? Она недоделана, рукоять лишь вчерне собрана из деревянных плашек, но разве мне нужны красота и удобство? Острое лезвие важнее всего, а оно имеется.
        Вот где ты прячешься, красотка! Нашёл. Теперь бы поудобнее взяться... Сжимать пальцы «на глаз» - какой ещё идиот на свете может заниматься такими странными вещами? Только Маллет. Интересно, побелевшие костяшки означают, что захват крепкий? Или плоть начинает отмирать, выжженная изнутри?
        - О, какая занятная вещица! - замечают из-за моего правого плеча.
        - Это не вещица. Это оружие.
        - Повелитель собрался на войну?
        Всё-таки, слегка ехидничает, но беззлобно, как старый приятель.
        - Войны не будет. Всего один бой, не больше.
        - И враг уже назначен?
        Вместо ответа подношу «вдову» к горлу. Теперь бы только сообразить, как действовать... Нажать и провести слева направо? Да, именно так, но чужие пальцы смыкаются на правом запястье и, не принимая никаких возражений, отводят лезвие в сторону, выворачивая руку, а потом медленно и осторожно разжимают мой захват. По пальчику.
        И я слышу виноватое:
        - Боюсь навлечь на свою голову тысячу лишних проклятий, но иначе поступить не могу.
        Поворачиваюсь.
        Демон вертит кинжал в руке, причём делает это с ловкостью не меньшей, чем моя знакомая Тень, а на лице, непримечательном и до странности обычном, явственно читается неудовольствие.
        - Зачем ты...
        Остановил меня? Договорить не могу, потому что слова прилипают к вмиг пересохшему горлу. Но договаривать и не нужно: он прекрасно понимает мои мысли.
        - За последнее время в моём присутствии умерло и норовило умереть столько людей, что я... Устал провожать их за Порог. Знаете ли, не самое приятное местечко, эти Серые Земли. Недружелюбное и унылое. Туда можно заглянуть раз-другой, но не каждый же день наведываться!
        - Меня вовсе не нужно провожать! Я должен умереть, понимаешь? Должен!
        - Кому?
        - Что «кому»?
        - Кому вы должны свою смерть?
        Вот ведь непонятливый!
        - Тебе! Пока я не умру, ты не сможешь уйти.
        - Ах-ха! - Понимающе выдохнул парень. - И как я мог забыть такую важную вещь? Да-да, разумеется, вы правы: ваша смерть - моя свобода. Но в другой вещи, не менее важной, вы самым огорчительным образом ошиблись.
        - В какой?
        Он улыбнулся, и даже зелёные глаза сверкнули весёлыми бликами.
        - Я не собираюсь уходить. По крайней мере, пока. Более того, постараюсь и вас убедить найти другой способ вернуть мне, э-э-э, свободу. Разве иначе распрощаться нельзя?
        Наверное, можно. Но мне незачем жить, стало быть, смерть - лучшее и простейшее средство. Правда, если он начнёт мешать... У него-то пальцы послушнее моих!
        Боги, что я наделал?! Где мне удалось откопать этого странного демона? Да, моя жизнь так и так попадала в его руки, но ведь не для того, чтобы длиться, длиться и длиться!
        - Не злитесь, повелитель. Злоба уродует любые, даже очень красивые лица, а вы ведь не хотите стать уродливым?
        Ещё одна капля упала в сосуд моего отчаяния, и выяснилось, что он был вовсе не пуст, а наполнен до краёв.
        - Стать? Стать?! Да я уже родился уродом!
        Демон недоумённо сдвинул брови:
        - Позвольте не согласиться. Насколько могу судить, с вами всё в полном порядке и снаружи, и внутри. Есть, разумеется, кое-какие мелочи, но они вовсе не...
        - Не смертельны? Знаю! Но я не могу с ними жить! Теперь - не могу!
        - Объяснитесь.
        - Да с какой стати я должен перед тобой...
        - Открываться? Пожалуй, весомого повода нет. Тогда давайте договоримся: вы рассказываете мне о своём... своих бедах, а я, если пойму, что ничего нельзя изменить, позволю вам самоубиться. Хотя и без удовольствия, - подмигнул он.
        Заманчивое предложение. Ну что, решусь в последний раз рассказать о своём уродстве?
        - Я - маг.
        - Это заметно, - подтвердил демон.
        Следовало бы переспросить, что он имел в виду, но мне не хотелось терять ни капли времени:
        - Но маг только наполовину.
        - Мамину или папину?
        Что за дурацкий вопрос?!
        - Неважно. Мой дар... ущербен.
        - Недостаточно силён?
        Да откуда я знаю? Мне не с чем было сравнивать и некогда! Надеюсь, после следующих слов он заткнётся:
        - Я не могу видеть нити заклинаний.
        - Тогда как же вы творите чары?
        - Я почти не творю. Я разбираю. На части.
        - Это интересно! - Парень аж подобрался, перестав поигрывать «вдовой». - На части, которые потом...
        - Да, можно использовать заново. И я использую, только очень редко, потому что... Почти не умею чаровать.
        - Но разбирать чары можете? Каким же образом?
        - На ощупь.
        Он приподнял брови, опустил. Наклонил голову, всматриваясь в меня внимательнее, чем прежде.
        - Именно «на ощупь»?
        - Да. Я чувствую чары, как обычные...
        - Кружева?
        - Вроде того. Нити, тонкие и толстые, гладкие и шероховатые, тёплые и горячие... Я могу расплетать заклинания и сохранять их основу для плетения новых узоров.
        - Восхитительно! О чём-то похожем мне говорил...
        Осекается и начинает бормотать, не переставая изучать меня взглядом:
        - А почему бы и нет? Контур замкнутый, но с хорошо прочищенными каналами, подходящими очень близко к границам, при этом ощущения вполне естественны. Если ввести управление потоками в привычку, можно достаточно легко и просто... И как хорошо вы чувствуете чары? Насколько сложные можете разобрать?
        - Любые.
        Он хлопает ресницами.
        - Уверены?
        - Да.
        Молчит, видимо, что-то обдумывая. Но недолго.
        - Тогда объясните мне, дураку, почему вы считаете себя уродом?
        И в самом деле, дурак, если не понимает такой простой вещи.
        - Потому что я непохож на остальных!
        Зелёные глаза сузились, пряча что-то очень похожее на боль:
        - Да, это причина. Пожалуй, можете больше ничего не говорить.
        Демон прошёлся по комнате, присел на краешек стола и свободной рукой начал рассеянно перебирать алые петли шнура, так и не встретившегося с рукоятью «вдовы».
        - Теперь всё понятно?
        - Ум-гум. А в вашем городе... Здесь вы совсем никому не нужны с вашими умениями?
        - В Саэнне? Шутишь! После каждого праздника приходится воевать с сотнями заклинаний, иначе от магии было бы не продохнуть.
        - Значит, нужны, - заключил он. - Почему же вы желаете умереть?
        - Потому что...
        Как найти нужные слова? Как просто и ясно объяснить, что я чувствую?
        - Потому что меня убили.
        Мельтешение алых витков замирает между загорелыми пальцами.
        - На восставшего мертвяка вы не похожи, уж поверьте. Но из вашего заявления следует... В общем, хватит ходить вокруг да около! Что произошло?
        Смена тона с вежливого на приятельский удивила и по-хорошему подстегнула: я перестал сомневаться. В том числе, и в себе самом.
        - Я могу разобрать любое заклинание, но только в том случае, если мои пальцы двигаются, и об этом очень хорошо знал человек, который... Саламандра. Знаете, что это такое?
        - Зримое и осязаемое воплощение Источника. Язычок огня из Факела Южного предела. Одна из тысяч дочерей Mo-Haffar.
        Да, знает. И похоже, намного больше меня. Хорошо, не нужно углубляться в подробности.
        - Я мог бы с ней справиться, хотя нити были слишком текучие и постоянно меняли толщину, но пальцы меня не слушались.
        - Паралич?
        - Яд.
        Он кивнул:
        - Бывает. Что дальше?
        - А дальше ничего. Саламандра сожгла мои руки.
        - Сожгла?
        Вздрагиваю, вспоминая пережитый кошмар.
        - Я пробовал её отпугнуть и оттолкнуть, но напрасно. Она оказалась сильнее. И ворвалась в... Внутрь.
        Парень удивлённо подался вперёд:
        - Оттолкнуть?
        - Да. Я могу отталкивать или притягивать нити, по которым течёт Сила, и обычно у меня получается. Но в тот раз пальцы не двигались, и наверное, именно поэтому...
        Короткий всхлип. Демон сидит, закрывая рот ладонью, и явно старается сдержать смех, а заметив моё раздражение, начинает оправдываться:
        - Только не принимайте на свой счёт! Это я совсем о другом... О себе. Хотя и о вас тоже. И всё даже ещё смешнее, чем кажется...
        - Рад, что доставил тебе повод повеселиться. Но теперь я могу доделать то, что начал?
        Он фыркает, качая головой:
        - А зачем?
        - Ты же обещал, что когда я расскажу о причине, не станешь мешать!
        - Если пойму непоправимость беды.
        - Всё ещё не понял?
        - Нет. Да и беда-то... Так, мелкая пакость.
        Плюнуть на всё и прибить демона? Можно попробовать. В крайнем случае ему придётся самому меня... Как он это делает? Растворить?
        - Даже не думай.
        Замираю на полушаге, глядя в незаметно, но ощутимо посерьёзневшие зелёные глаза.
        - О чём?
        - О смерти. Ни о своей, ни о моей. Вообще, на твоём месте другой человек бы цеплялся за жизнь хотя бы для того, чтобы отомстить. А ты отказался от мести. Есть же какой-то замок с сотнями людей... И есть человек, натравивший на тебя саламандру. Оставишь его без наказания? Или он действовал правильно, а виноват ты?
        Ловушка захлопнулась окончательно. Нет, если выживу, больше никогда, слышите боги? Никогда не допущу мысли, чтобы призвать даже завалящую феечку! С ней наверняка не меньше хлопот, чем с демонами, а чтобы избавиться от этого зеленоглазого я бы с радостью уже отдал свою душу десятку других.
        - Я и вызывал тебя, чтобы отомстить.
        - Но передумал. Почему?
        Испугался бессмысленности. Не захотел бесцельных жертвоприношений. Стоит ли объяснять? Наверное, стоит. Ведь на меня тратят время.
        - Потому что после такого разрушения не остаётся памяти.
        - О да, памяти не будет, - согласился демон. - А ты хотел, чтобы...
        - Не повторялись ошибки. Или люди знали, какую цену придётся заплатить.
        Наверное, действеннее было бы пойти по площадям и кричать, пока не сорву голос, о гнусном лике Анклава и его слуг. Маги не стали бы меня слушать, решили бы, что я сошёл с ума от зависти, но обычные люди... Они могли бы задуматься. Могли бы понять, что без них, неодарённых и презираемых, гнездо магии не имеет никакого смысла и неспособно жить, а тогда... Тогда расклад сил изменился бы, и существенно. Ведь невозможно бояться врага, который во всём зависит от тебя, верно?
        Да, так и следовало сделать. Пусть меня схватили бы и либо казнили, либо сгноили в каком-нибудь подвале, но толк бы был. Память о безумце и его странных словах осталась бы. Перевранная со временем, но всё же живая.
        - Похвальное желание. Правда, знание останавливает только разумных, дураков же наоборот, подстрекает к ещё большему разгону... Но да, вы правы: разрушение моими руками ничего не изменит.
        В его голосе глухо зазвенела боль. Настоящая, человеческая.
        - В этом смысле я ещё бесполезнее вас. Никому не нужное могущество, что может быть печальнее? Правда, скорбеть мне давно уже надоело. Лучше улыбнусь.
        Могущество, печаль... О чём он? Не догадываюсь. И не хочу догадываться. Я устал. До смерти.
        - Но теперь-то ты понял?
        Демон молча кивнул и положил «вдову» на стол, рядом с витками алого шнура.
        - И я могу... продолжить?
        - Как пожелаете. Но не сейчас.
        - Почему?
        - Вам трудно держать в руке кинжал. Сразу перерезать горло не сможете, придётся повторять снова и снова, залить всё кровью, измучиться... Пожалуй, я вам помогу.
        - Убьёшь?
        - Нет. Не испытываю ни малейшего желания. Я вообще не люблю убивать. Попробую что-нибудь сделать с вашими руками, чтобы вы хоть чувствовали усилие сжатых пальцев.
        Он вернулся к восковым разводам на полу, присел на корточки и некоторое время копался в недрах своей сумки, потом удовлетворённо щёлкнул пальцами:
        - Ну да, я же не мог их не взять!
        Отрезки стальной проволоки со странными кончиками, загнутыми крючком.
        - Что это? Орудия пытки? Пустишь мне кровь?
        - Вот ещё! Хотя, мороки тоже будет немало... Придётся потерпеть.
        - Что терпеть?
        Демон пихнул меня на кровать и сам, стянув со стола моток шнура, пристроился рядом:
        - Безделье потерпеть, разумеется! Зато мне нужно поработать, и тщательно.
        Проволока замелькала в его пальцах, то подхватывая алый шёлк, то отпуская, и не успел я вдохнуть и выдохнуть, было готово странное колечко, состоящее из петель и узелков. Следом возникло ещё одно и ещё, пока не получилось пять. Соединяя их, постепенно родилось настоящее кружево, но с узором, который вряд ли бы вывязала хоть одна кружевница. Неравновесный. Непонятный. Вызывающий настороженную опаску. Похожий на повисшие в воздухе гроздья капель крови.
        - Давай руку!
        - Зачем?
        Он не стал повторять просьбу, взял сам, продел мои пальцы в колечки кружева, обвил им ладонь и закрепил на запястье широким браслетом, вывязанным из того же шнура. Получилось жутковато, о чём я сразу и сказал. Демон только усмехнулся, снова принимаясь за работу. Прошло не больше четверти часа, и обе моих руки обзавелись странными украшениями, немного похожими на те, в которых щеголяют уроженки Южного Шема.
        - И как всё это должно мне помочь?
        - Поживём, увидим.
        Он сладко зевнул и потянулся:
        - А сейчас - всем спать!
        Сложенные в щёпоть пальцы щёлкнули меня по лбу, прямо в середину и словно разбили оковы, прежде казавшиеся нерушимыми: я почувствовал, что падаю спиной назад, но не в пропасть, а в небо. Чтобы взлететь снова и теперь уже наяву. Когда проснусь.

* * *
        - Здесь, правда, живут богатые люди?
        Сырой воздух подвального коридора ручейками мутной воды стекает по каменным стенам и собирается в лужицы у нас под ногами.
        - Что тебя удивляет, Мэл?
        Отец, кажется, не обращает никакого внимания на затхлость и запустение, давно взявшие в плен недра старинного особняка, а вот мне не по себе. Даже немножко страшно, хотя знаю: нечего бояться, пока он рядом со мной. Карлин Нивьери. Мой отец.
        Мы и раньше нередко вместе выполняли заказы. Вернее, выполнял он, а я больше смотрел. Только не во все глаза, а «во все руки». И очень жалел, что не могу быть достойным помощником. Так сильно жалел, что сегодня утром отец хмыкнул и сказал: «Ну ладно, напросился! Займёмся настоящим делом!» И весело подмигнул.
        Собственно, я и ожидал чего-то вроде увлекательной прогулки, а получил... Что заслужил. Холодный и неуютный подвал, в котором мы должны были...
        - Да нет, ничего. Па, а ты лично говорил с хозяйкой, да?
        - Представь себе.
        Не могу представить. Обычно богатеи присылают своих доверенных слуг, чтобы разъяснить суть заказа, и даже печать и подпись на виграмме ставят за закрытыми дверьми. Правда, только после того, как уверяются в полном исполнении всех требований и соглашаются с запрошенной ценой.
        Отец уже не раз объяснял мне, что неодарённые боятся магов. Считают, будто мы способны одним лишь желанием зачаровать и заставить подчиняться своей воле. Глупые... Я так и сказал вслух, за что сразу же получил обидный щелбан. Не глупые, а неосведомлённые, вот, как следует называть обычных людей. Хотя, потом отец вздохнул и признал, что маги нарочно не раскрывают секретов своего ремесла. Желают слыть всемогущими и внушать ужас. А если я не хочу, чтобы меня боялись? Зачем? Ответ был коротким и непонятным, но угрожающим: «Вырастешь - поймёшь».
        Да и так уже вырос. Двадцать один год исполнился. До совершеннолетия ещё есть время, конечно, но оно и к лучшему. Мне же ещё столько всего нужно успеть! Одних узлов и узоров выучить - тьму-тьмущую. А без этих знаний делать будет нечего. Почти. Расплетать заклинания ведь совсем неинтересно... Я хочу совсем другого. Заклинать самому. Видеть, как из моего желания рождается... Чудо.
        - И какая она?
        - Любопытничаешь?
        - Ну-у-у-у...
        Конечно, любопытно. Я никогда ещё не видел настоящих знатных dyesi. Только мельком, во время праздничных гуляний, на высоких балконах. Говорят, жёны и дочери благородных господ утончённы и красивы... Нет, вряд ли они смогут сравниться с моей матушкой! Она красивее всех. Во много-много раз. И не прячет своё лицо, когда выходит из дома. Как говорит отец, грех прятать такое сокровище от мира. Не знаю, сокровище или нет, отцу виднее.
        - Красивая?
        - Ты всерьёз одержим женской красотой?
        Шутит. Правда, при этом смотрит на меня внимательнее, чем прежде. Всё правильно, мне ещё нужно выучиться, а только потом уже ударять за девицами. Хотя, мои сверстники далеко не все - целомудренны и увлечены учёбой, и я тоже мог бы... Нет. Отец ясно сказал: или ты ублажаешь своё тело или оттачиваешь клинок души. Просто сил сразу и на то, и на другое не хватит. А люди, глядя на магов, начинают думать, что нам запрещена близость, или того хуже, что от встречи с женщиной, маг теряет свою силу. Смешно, всё-таки. Но отец прав. Они не глупые, просто не знают всего.
        - Нет. Мне только хочется...
        - Та-а-а-ак.
        Он останавливается, ставит масляную лампу на каменную полку кладки, поворачивается ко мне так, чтобы прятать в тенях своё лицо, а моё видеть до мельчайшей чёрточки. Не люблю, когда отец так делает. И до сих пор не привык. Надо будет, когда получу право называться магом, хорошенько изучить этот отцовский приём и пользоваться им.
        - И чего же именно хочется моему сыну?
        - Па, я же просто так сказал.
        - Неужели?
        - Честное слово!
        - И я должен поверить?
        - Па, я вовсе не думаю о женщинах!
        - Ни единого мгновения?
        - Ни... Ну почти ни единого!
        Он смеётся. Негромко и добродушно.
        - Знаю. А почему тебя вдруг заинтересовала наша нанимательница?
        - Ну-у-у... Она очень богатая, верно?
        Отец кивает:
        - Да, водрузить вокруг столько камня могут позволить себе только богатые люди.
        А мне не нравится. Камень всегда холоден и безжизнен. Куда лучше дерево! Правда, от саэннской жары спасают только толстые каменные стены... У нас дом тоже каменный. Больше, чем наполовину. Но наша семья вовсе не самая богатая в городе. Хотя и не бедная тоже.
        - А богатство... Оно меняет человека?
        - Почему ты спрашиваешь?
        - Потому что...
        Харти, соседский парень, недавно остался без отца, занимающего завидное местечко в Регистровой службе. А самого его туда не берут. Да и кто пустит юнца к деньгам? Вот и пришлось семье Оттом проститься с прежним домом, распродать почти всё, что имели, и перебраться в квартал победнее. А Харти, встретив меня вчера, скривил рожу и сказал: «Теперь совсем зазнаешься и прошлое забудешь!»
        - Какой-то дурак тебя упрекнул?
        - Вроде того.
        Отец недовольно качнул головой.
        - Тебе пора перестать слушать всех подряд. На сотню людей, дай боги, найдётся хоть один разумный человек, который понимает: не всем и не всегда благополучие даётся даром. А остальные девяносто девять будут корить тебя богатством, красотой, талантом... Да неважно, чем! Потому что у них всего этого нет. Или есть, но не такое, какого бы они хотели.
        Конечно, он прав. Но всё равно больно. И я даже хотел бы поделиться... Если бы мог.
        - А та женщина, она... По ней видно, что богатая?
        - Честно скажу, не знаю.
        - Как это?
        Отец хмыкнул:
        - А я не видел её лица.
        - Совсем?
        - Знатные дамы всегда носят покрывало, разве не замечал?
        - Ну да, но...
        - Хочешь сказать, она могла бы сделать исключение для меня?
        А почему бы и нет? Мой отец - красивый мужчина, и на него заглядываются многие женщины. Чем неизменно вызывают злость и раздражение у моей матери. Но она зря боится оказаться брошенной, потому что Карлин любит её. Во всяком случае, не могу представить, кто станет покорно терпеть матушкины придирки, не любя её!
        - Могла. Раз уж лично встречалась.
        Он хлопает меня по плечу:
        - Личная встреча ещё не означает личного интереса, сын! И запомни: богачи снисходят до таких встреч только в одном-единственном случае. Когда дело слишком важное, чтобы быть доверенным лишним ушам.
        - И что же тут важного? - Окидываю взглядом коридор, в середине которого мы остановились. - Убрать старые заклинания и сплести новые? Это важно?
        - Вполне. Вот представь только, хозяйка узнала, что к ней собираются нагрянуть воры. Что это означает? Они откуда-то прознали, как обойти магические ловушки. Можно просто и открыто заменить заклинания, но можно... Попробовать захватить воров и узнать, кто продал им хозяйские секреты. Поэтому мы будем плести не смертоносные чары, а только удерживающие.
        - Но ведь... Когда воры будут пойманы и допрошены, их...
        - Убьют, разумеется.
        Отец продолжил мою мысль спокойно, даже равнодушно, а меня передёрнуло, как от порыва холодного ветра.
        - Не думай о них, Мэл. Они выбрали свою дорогу, мы шагаем по своей.
        - Но мы будем виноваты в том, что...
        Отцовская ладонь сжала моё плечо.
        - Никогда. Слышишь? Никогда не вини себя в чужом зле. Богачка может ведь и сдать воришек Городской страже, чтобы они получили законное наказание.
        - Но ты сказал, что...
        - Да, скорее всего, она отдаст приказ убить.
        - Почему ты так решил?
        Он помолчал, глядя в сторону, на уходящий в темноту коридор.
        - Я не видел её лица, это верно. Но зато слышал голос. Наша нанимательница из породы людей, которые действуют по одним им ведомым правилам, а чаще и вовсе без правил. Деньги и власть, знаешь ли, быстро уверяют человека во всемогуществе и вседозволенности... Ладно, не будем сейчас об этом говорить. Согласен?
        Киваю. Конечно, не будем. И так что-то жутковато становится... Это всё моё воображение. Получило подходящую игрушку и разыгралось. Сразу стали мерещиться зловещие тени, холодное дыхание призраков, текучие лужицы...
        Стойте-ка. Дыхание мне не чудилось. Невидимые занавеси и впрямь колыхнулись, натянулись, словно зацепленные кем-то или чем-то, и отпрянули назад, то ли разорванные, то ли освободившиеся самостоятельно. Надо сказать отцу. Он не особенно прислушивается к моим рассказам о нитях, висящих повсюду, но и не оставляет совсем уж без внимания.
        А почему я подумал о лужице? Опускаю взгляд. Точно! Мы же стояли на сухом месте, а теперь у ног отца явственно заметно мерцающее в отсветах лампы озерцо. И не только у ног, но и на них...
        - Прочь!
        Отец толкает меня так сильно, что я не могу сохранить равновесие и падаю, откатываясь на несколько футов дальше по коридору.
        - Па?
        Он стоит неподвижно и напряжённо, словно пытается что-то понять или услышать.
        - Уходи!
        - Что случилось?
        - Скорее!
        Теперь лампа хорошо освещает его лицо, и я вижу то, чего никогда не ожидал увидеть. Страх. Но страх не за собственную жизнь, а за... Мою.
        - Па...
        - Если ты не уйдёшь...
        Я умру. Это понятно. Но от чего?
        Мне тоже становится страшно. Я растерянно еложу по скользким заплесневелым плитам пола, но ухитряюсь подняться. Примерно в десяти шагах от отца. Карлин стоит, безвольно опустив руки, с кончиков пальцев которых... Капает кровь.
        Нет, не только с кончиков. Она просачивается через кожу. Через всю кожу: тёмные пятна проступают на штанах, на рубашке, ткань намокает всё больше...
        - Ухо... хр-р-р...
        Красная полоса поднимается по шее отца. Глаза, уже невидящие, плачут кровавыми слезами. Лица больше нет, осталась только маска, но не карнавальная, с замёршими раскрашенными чертами, а живая. Текучая.
        Надо бежать. Вот только ноги, сволочи, не слушаются. Ещё стена некстати оказалась за спиной. И взгляд не хочет отрываться от кровавой статуи, ещё несколько вдохов назад бывшей моим отцом. Собрать последние силы, повернуться и...
        Не успеваю, потому что ещё ничего не закончено. Вслед за кровью на лицо выползают тёмные, почти чёрные, масляно блестящие капли. Неторопливо собираются вместе, трутся бочками, сливаются в лужицу, похожую на ту, на полу, но не гладкую, а...
        Медленно и лениво рождается новая маска, ничем не напоминающая отцовские черты. Высокие надбровные дуги, тонкий прямой нос, острый подбородок. Из лужицы выступает лицо. Очень красивое и... вне всякого сомнения, женское!
        Веки вздрагивают, поднимаются... Под ними нет ничего, кроме той же вязкой и густой жидкости, но я чувствую: на меня смотрят. Неотрывно и внимательно.
        Узкие губы вздрагивают, приоткрываются. Тишина остаётся тишиной, и всё же, я слышу. Всей кожей собственного тела.
        - Я иду за тобой... Жди...
        А потом черты маски вновь начинают течь, лужица сжимается в шар и...
        Словно оттолкнувшись от отцовского лица, бросается ко мне.
        Всё происходит так быстро, что успеваю только выставить вперёд руки с растопыренными пальцами, словно надеюсь закрыться. Щит плоти, раскалённой изнутри, разве он способен спасти? Оказывается, да.
        Комок разбивается, ещё не успев столкнуться с моими ладонями. Разлетается каплями, одна из которых... Всё-таки добирается до моего лица, принося с собой мгновенное и мерзкое онемение. Я тру щёку, тру отчаянно, но безрезультатно: всё остаётся при мне. И горе, и ужас, и боль.
        Их так много, и они такие сильные... Намного сильнее меня. И всё, что я могу, только крикнуть:
        - Отпустите!..

* * *
        - Дурной сон?
        Он сидит на подоконнике. Куртка накинута на плечи, и только по одной этой детали можно предположить, что демон всё-таки ложился спать. Иначе зачем бы ему понадобилось избавляться от не слишком пригодной для сна одежды?
        - Да.
        - Я понял, услышав ваш... крик.
        Ах, он ещё и спокойно смотрел, как меня мучают кошмары? Хочется спросить, получил ли удовольствие от увиденного, но с моих губ слетает обиженное:
        - И чего не разбудил?
        - Посреди ночи?
        Растерянно пялюсь на рассветное небо за плечами демона.
        - Уже утро.
        - А мне казалось...
        - Со снами так всегда, - машет он рукой. - Длятся считанные мгновения, но выматывают так, словно провёл в них не меньше недели, и всю без отдыха.
        - Так и надо было...
        - Разбудить?
        Демон несогласно качает головой.
        - Лабиринты Полночного Замка нельзя рушить по собственному усмотрению. Как бы этого ни хотелось. Потому что когда человек закрывает глаза, он тем самым разрешает своей душе немножко побыть свободной от тела. Но свобода, разумеется, не полная. Между плотью и духом остаётся протянутой тоненькая нить, тропинка, по которой можно вернуться. Потому если нарушаешь чужой сон, можешь разорвать эту ниточку. И что тогда получится?
        - Душа не вернётся?
        - Увы. Правда, случается и так, что она сама не желает возвращаться... Но чаще души оказываются благоразумными дамами и решаются всего лишь увеличить время прогулки, но не отказываться полностью от возвращения.
        А я был бы не против расставания. Насовсем. Только моя душа оказалась такой же трусливой, как и её хозяин. Вернулась. Но зачем? Я ведь не просил.
        Ладно, раз уж проснулся, надо вставать, потому что оставаться в постели тоже нет никакого смысла. Кажется, у меня было одно неотложное дело намечено... Ну да. Отправление за Порог. Моё собственное.
        Надеюсь, демон не спрятал «вдову», пока я спал. А впрочем, даже если спрятал, спущусь вниз и пошарю в дядиных закромах: там много чего острого найдётся.
        Сажусь. Смотрю на правую руку, опирающуюся о кроватную раму. Алые разводы узора по-прежнему покрывают ладонь, но больше не кажутся похожими на кровь. Наверное, вечер внушал мне мрачные мысли, а наступившее утро...
        - Ощущения вернулись?
        А? О чём это он спрашивает? Какие ещё ощущения? Или...
        Ладонь лежит на покрывале. А покрывало мятое, с выбившимися из ткани взъерошенными нитяными волокнами, не слишком мягкое, но такое уютное...
        Нет.
        Это невозможно.
        Так не бывает!
        Сплетаю пальцы в замок, наслаждаясь болью от впившихся в кожу узелков.
        Я чувствую!
        Пламени больше нет. Пусть его никогда уже и не будет, но...
        За такой подарок не жаль и целой жизни.
        Теперь я смогу умереть достойно и быстро.
        Хотя...
        Перевожу взгляд на демона, зелёные глаза которого сонно, но довольно щурятся.
        - Что-то изменилось, не так ли?
        И многое. Мне больше нет нужды умирать. Вернее, умирать здесь и сейчас. Ведь если меня избавили от одной беды, и вторая вполне может оказаться... Поправимой? Но просить не буду. Язык не поворачивается. Хотя этот лукавый парень, несмотря на все вчерашние заверения, умеет гораздо больше, чем разрушать.
        - Ты - волшебник?
        Он весело поправляет:
        - Демон. Мы же договорились?
        - И что ты со мной сделал, демон?
        - Ничего особенного. Помог рекам вернуться в границы берегов, и только. Остальное ты сделал и дальше будешь продолжать делать сам.
        - Продолжать?
        - Если пожелаешь.
        Стойте! Он... перешёл на «ты»? Резко и неожиданно, а значит, на то была причина. Какая?
        - Вчера ты называл меня...
        - Повелителем. Я помню.
        - И говорил «вы».
        - Да, говорил.
        - И ещё несколько минут назад... А потом вдруг сказал «ты».
        Улыбается:
        - Хочешь спросить, почему?
        - Хочу!
        - Так спрашивай, а не шурши по задворкам! При известном напряжении сил я могу угадывать твои намерения, но право, предпочитаю беречь себя для более приятных и полезных занятий.
        Можно обидеться, но не хочется. Потому что я тоже бережлив до собственных сил. Даже ещё хуже: безнадёжно скуп. Всегда таким был или сегодня открыл глаза другим человеком? Не знаю. Но, будь я проклят, мне нравится! И пустоты больше нет. А когда исчезает пустота? Только когда заполняется. Чем-то. Осязаемым или бесплотным? Пока не понимаю. Чувствую, что оно не тёплое и не пушистое, а больше похоже на нити заклинаний: острое, гибкое, настойчивое.
        - И почему ты поменял обращение?
        - Потому что сначала вас было много. Ты, твои страхи, сомнения и заблуждения. Целая толпа, в которой толком не просматривался сам хозяин... Первыми ушли сомнения, как и положено. Они всегда уходят на перекрёстке, ставшем тупиком. Потом заторопились отправиться восвояси страхи. Сон был их последним, прощальным напоминанием о себе. Тебе ведь уже не было страшно? Или было?
        Вспоминаю сырой полумрак коридора, масляные блики на не перестающей двигаться лужице и слезу смерти на своей щеке. Нет, я и тогда не боялся. Страх пришёл потом, когда я понял, что именно произошло. Понял, что моего отца больше нет в живых. Понял, что не могу двинуться с места, потому что всё тело дрожит, и когда дрожь стала совсем крупной и полностью вышла из подчинения, я упал и бился в судорогах, пока не потерял сознание.
        А в те минуты я не боялся.
        Всё произошло слишком быстро. Мне просто не дали времени испугаться.
        - Да, страха не было.
        - Замечательно! Ну и что у нас осталось? А, заблуждения! С ними обычно приходится возиться особо, но на сей раз они не стали упорствовать.
        - Какие заблуждения?
        - Касательно рук, разумеется.
        Рассматриваю ладони в сетке алого узора. Они снова слушаются меня. Снова рассказывают своему господину, что и как чувствуют. Извне. А внутри? Изменилось ли хоть что-нибудь ТАМ?
        Пробую вызвать привычный жар или холод и слышу только странно тихое эхо. Словно волна прибежала на мой зов, коснулась стенок плоти и тут же умчалась обратно, оставив о себе слабое воспоминание. Но ведь она приходила? Или мне лишь чудится?
        Ещё одна попытка. Ещё. И ещё. Не меньше десятка, заканчивающиеся одним и тем же.
        Призрак силы, не более.
        Значит, мне дозволено немногое? Вспоминать, и ничего другого?
        Что ж, ныть не стану. Дороже всего оценил память? Получи и радуйся!
        - Спасибо.
        - Было вовсе не сложно. Наверное, кто-то из местных магов смог бы тебе помочь.
        Если бы захотел. Но не думаю, что в Саэнне нашёлся бы чародей, по доброй воле или велению сердца могущий пренебречь гордыней и укротить презрение. Даже деньги не заставили бы никого из Регистра хоть одним глазком взглянуть на мои беды. А всё почему? Потому что я - другой. Непонятный, стало быть, опасный. Вон, дядя, и тот боялся. Как выяснилось. И был готов ждать ещё не один год, только бы поймать удобный для мести миг. Врагам не принято помогать, а я именно враг, способный движением руки обезвредить самые запутанные и страшные чары. Наверняка ведь тот маг, Кавари, не стал молчать и быстренько поведал собратьям по ремеслу о моём танце в оружейном зале Оврага... А если так оно и было, у меня не осталось даже жалельщиков. Впрочем, какая разница? Моё имя вычеркнуто из Регистра. Я получил свободу - от загребущих лап Анклава и от собственных наивных стремлений.
        Свобода...
        Интересно, для чего она может пригодиться?
        - Если они, разумеется, сведущи во Внутренних Кружевах.
        Он продолжает говорить, а я уже благополучно отвлёкся. Даже немного стыдно стало...
        - В чём?
        - Здесь не лечат плоть магическими влияниями? - в голосе демона слышится удивление.
        - Лечат, почему же не лечат? Только во всём этом... - растопыриваю пальцы и кручу кистью, разглядывая переливы света на шёлковом шнуре. - Во всём этом нет магии. Могу ошибаться, но... И не было с самого начала. Правда?
        Кивает. От кивка чёлка свешивается на лоб, попадая в глаза, и парень небрежным движением пятерни отправляет непослушные пряди на место.
        - В отличие от тебя я не могу заклинать. Во-об-ще. И особенно живую плоть. Но ведь помимо нитей, связанных предназначением, есть много других, вольно колышущихся меж слоями ткани мирового гобелена.
        Зелёные глаза перестают щуриться и улыбаться. Демон смотрит на меня, ожидая ответа. Но разве мне задан вопрос?
        Задан. И я чувствую, как щёки самовольно начинают краснеть.
        - Много-много нитей...
        Он даже не моргает. Что называется, смотрит во все глаза. А я, впервые за многое время, трушу. Честное слово! Всё, что от меня требуется, это сказать правду, но... Не получается! Сижу, наверное, красный, как варёный рак, беспомощно жую губами, но вытолкнуть из горла несколько простых слов не могу.
        Он сдаётся первым.
        Нет, не так: он отступает и прячет оружие в ножны. Отворачивается и делает вид, что смотрит в окно, на выжженную солнцем черепицу крыш.
        Чувствую себя не просто трусом, а ещё и предателем, словно обманул чужое доверие. Немного похоже на то состояние, до которого меня норовила довести Тень, но есть и отличие.
        Убийца всё время подталкивал меня к чему-то непонятному и неизвестному. И что я делал? Сопротивлялся, конечно! Упирался ногами и руками. А демон... Не просит, не требует, не вынуждает. Просто предлагает.
        Что именно? Попробовать быть честным.
        Открыть свою самую страшную тайну? Нет. Могу клясться и спорить на что угодно, зелёные глаза давно уже всё узнали. Так кому же необходимо это признание?
        Конечно, лишь одному из нас.
        Мне.
        Что же, выходит, я боюсь самого себя?!
        Ни капельки!
        - Я знаю.
        Он снова смотрит на меня, чуть вопросительно, чуть поощряюще.
        - Знаю про нити. Их я тоже... чувствую.
        - И давно?
        Самому любопытно вспомнить.
        - Ощущения стали ярче после... совершеннолетия.
        Если быть точным, то уже в приюте мне доставляло мучения желание увернуться от занавесей, которые казались тогда толстыми, как ковёр. Только много дней спустя я научился разделять их на слои и проходить сквозь, раздвигая, а не разрывая.
        - Следовало ожидать. А сейчас? Чувствуешь что-нибудь?
        Кажется, да. Но прежней уверенности... Не желает ко мне возвращаться уверенность. Наверное, пока не заслуживаю.
        Стойте! Что-то есть. Совсем рядом. Можно сказать...
        Дверь распахивается, но прежде, чем створка начинает движение на скрипучих петлях, невидимые занавеси вздымаются парусом, поймавшим порыв штормового ветра.
        Лазоревые глаза радостно вспыхивают, видя меня проснувшимся. Кузина переступает порог и начинает свою любимую утреннюю песню, не предполагая, что сегодня... Сегодня всё будет иначе. Потому что жизнь началась заново.
        - Мэл, завтрак готов! Ты спус...
        Тайана застывает с открытым ртом и округлившимися глазами, потому что, наконец-то, замечает демона. А тот, соскочив с подоконника, раскланивается не хуже знатных щёголей:
        - Вот оно, настоящее счастье! А как мало для него нужно... Всего лишь, чтобы прелестная хозяюшка рано утром пригласила наши изголодавшиеся тела к столу! Простите, что души прибудут чуть позже, но для вкушания яств они не так уж и нужны.
        - К-к-кто это, Мэл?
        Моё имя звучит полуиспуганно, полутребовательно, но не рассерженно, из чего можно заключить: лишняя тарелка еды в доме у Туверига найдётся всегда, особенно, для доброго гостя. А раз гость сидит у меня на чердаке, то злым он быть не может.
        - Это...
        Что же сказать-то?! Надо было хоть имя спросить... Хотя, какие у демонов имена? Наверняка, горсть рычащих или шипящих звуков. Значит, нужно придумывать. И в самом срочном порядке.
        Но пока я растерянно комкаю покрывало, демон, на ходу меняя улыбки с приветственной до обворожительной, высыпает на девушку целый ворох лжи. Удивительно похожей на правду, впрочем:
        - Какая жалость, что мы не представлены, красавица! Я бы непременно пришёл в этот дом, следуя самым строгим правилам, но увы, увы... В городе оказался только под вечер, и отправляться на ночь глядя будить почтенных людей посчитал делом недостойным. Зато по солнышку, как только проснулся, сразу наведался. Пришлось нашего соню поднимать с постели, ну да ничего! Ах да, позвольте, наконец-то, представиться: Джер. Молочный брат этого оболтуса.
        Мне по-приятельски взъерошивают волосы, и хотя в любое другое время я не потерпел бы подобного рукоприкладства, сейчас лишь виновато улыбаюсь, поддавшись магии... Которой нет в словах и поступках демона. Ни крошечки. Но тем не менее, вокруг творятся настоящие чудеса.
        - Молочный? - изумлённо шепчет Тай.
        - Он самый, - охотно подтверждает демон и пускается в новые объяснения: - Матушка же его была такая раскрасавица, что кормила грудью не весь предписанный срок... Ну да ничего, есть много женщин, за красотой не шибко следящих! Моя родительница, к примеру. Раз молока много, почему бы не поделиться? Для благого-то дела?
        - Да, конечно...
        Кузина раскладывает по полочкам своего соображения всё, что нагородил незнакомец, и, принимает единственно правильное решение: смущённо и успокоенно улыбается.
        - А вы к столу не желаете? С дороги-то кушали?
        - И росинки во рту ещё не было! Благодарствую, хозяюшка! Бегу за вами со всех ног!
        Девушка отвечает ему смешком и порозовевшими щеками, потом переводит взгляд на меня, укоризненно хмуря брови: мол, что же я раньше не мог предупредить, и упархивает на лестницу, торопясь приготовить всё к приёму нежданного гостя.
        А демон, когда шаги легконогой Тайаны затихают на первом этаже, делает вдох всей грудью и не менее глубокий выдох.
        - Я же говорил: дальше сам будешь жить. Как пожелаешь. Забыл? Так вот, напоминаю. Хоть бы сказал, как тебя зовут, а то попаду впросак... И так чуть не вляпался.
        - Маллет. А с моей матерью...
        Зелёные глаза виновато округляются:
        - Совсем ерунду нёс?
        - Нет, наоборот. Она действительно была красавицей. И нанять кормилицу вполне могла. Может быть, и нанимала, чтобы не портить грудь.
        - Хвала Пресветлой Владычице, хоть тут не наврал больше необходимого! Но на будущее... - Наклоняется ко мне и наставительно понижает голос: - Не жди от меня помощи в таких делах, с которыми и сам можешь справиться. Договорились?
        - Ну...
        А нужна ли мне его помощь? Разрушать ничего не собираюсь, созидать же... Сам научусь, если понадобится.
        - Договорились!
        Кивает и бодро шагает к двери, а я растерянно медлю, сползая с кровати, потому что...
        Не чувствую ни единого изменения в движении занавесей. Ни всплеска.

* * *
        - Полагается одеваться именно так?
        Демон поправляет полы лавейлы, любезно одолженной одним из моих кузенов. Одеяние, конечно, поскромнее, чем у богатых бездельников, но и за него спасибо, а уточнять, чьё именно сердце оказалось самым щедрым, смысла нет: по плотности фигур Ен, Ди и То совершенно одинаковы и, скорее всего, носят единственную в доме нарядную одежду по очереди. Но я больше удивлён и испуган, нежели польщён заботливостью родственников.
        Принять незнакомого человека в доме, да ещё и с неподдельным радушием? Дядюшка Туве никогда не был настолько наивен и беспечен! И ведь, окажись на месте демона кто-то другой, получил бы от ворот поворот, но, как он сам представился, мой «молочный брат»... Тьфу. Вот в чём настоящая причина. Ужасающая своей простотой.
        Мне поверили на слово. Легко и без малейших сомнений. Это должно было бы умилить и внушить гордость, но случилось наоборот. Всё внутри похолодело, словно я необдуманно вдохнул сырой и стылый воздух ледника.
        Не умею пользоваться чужим доверием. И не хочу. Потому что знаю за собой дурного больше, чем могли бы предполагать мои родственники. Знаю, что могу поступить расчётливо и мерзко, если захочу достичь какой-либо цели. Да и сейчас, призвав демона под крышу дома, в котором меня приняли, хотя могли бы вовсе не вспоминать о моём существовании, чувствую себя предателем. А ещё убийцей. Несостоявшимся, разумеется, но легче от оправданий не становится.
        Я пренебрегал верящими мне людьми, рисковал чужими жизнями. Причём рисковал бессмысленно и жестоко. Хотел умереть сам? Ну и на здоровье! Отправился бы подальше от города, смастерил бы заклинание где-нибудь в лесу, на полянке. И в случае неудачи никто бы не пострадал... Нет, не гожусь я в маги. Отец всегда строго следил за тем, чтобы не навредить. Никому. Неужели, его наука прошла мимо меня? Неужели злая обида перевесила всё то, чему меня учили и в чём убеждали?
        Перевесила. С лихвой. И я, отбросив сомнения, поставил себя...
        Выше всех.
        Дурак. Сволочной. Не имеющий права на снисхождение.
        И не знающий, что делать дальше, а потому изо всех сил цепляющийся за нелепую беседу:
        - В куртке было бы жарко.
        - О да, это я уже заметил! - соглашается демон. - И к тому же, она...
        Испорчена. Моими же стараниями. От воска на потёртой замше остались жирные пятна всех оттенков радуги.
        - Тай отчистит.
        - Правда?
        Зелёные глаза сомневаются. Но не в талантах моей кузины, а... Да что же это такое?! Всё-таки, он - неправильный демон.
        - Ей нетрудно. Она даже будет рада помочь...
        - Молочному брату? Ну да. Хорошая девушка. Даже стыдно её обманывать.
        Вот-вот. Стыдно. А кому? Тому, кто заглянул в Саэнну на несколько коротких часов, а потом снова исчезнет за пределами известного людям мира? Бред. Но почему-то я верю каждому произнесённому демоном слову. Наверное, потому что он не лжёт.
        - Без лавейлы ты будешь привлекать лишнее внимание.
        - Спасибо за заботу! Но позволь заметить: сам ты не стал надевать ничего подобного.
        - Ко мне здесь привыкли.
        Вернее, к тому, что я не трачу денег на наряды. Не могу тратить.
        Рассеянное движение плечами:
        - Как пожелаешь.
        - Я ничего не желаю.
        Слова звучат обиженно, чем удивляют не только демона, но и меня. В самом деле, ведь, не желаю. В голове полная пустота, да и тело ощущаю как-то иначе, нежели раньше. Не могу уловить отличий, но уверен, что они есть, только прячутся по тёмным углам сознания. И это вынужденное метание между «знаю» и «не понимаю» злит. Да ещё как злит!
        - Ты будто оправдываешься перед самим собой. Почему?
        Останавливаюсь, не доходя всего нескольких шагов до красочного людского потока, заполняющего площадь, на которую мы выбираемся по узкому проулку.
        - Потому что это неправильно.
        - Что именно?
        - Если человек ничего не желает, значит, он умер.
        Демон насмешливо щурится:
        - Насколько я помню, вчера ты думал именно о смерти. Окончательной и бесповоротной. И намеревался сегодня утром завершить вечерние дела. Всё верно?
        - Да. Но...
        Правая ладонь Джера поднимается вверх, напоминая жест судьи, призывающего к почтительному вниманию при оглашении приговора:
        - Позволь мне договорить. Итак, вчера ты желал смерти. Сегодня ты не желаешь ничего. Не желает ничего тот, кто умер. Очень простая логическая цепочка, не правда ли? Каков же её итог?
        - Итог? - Если вдуматься в сказанное... Он сплёл из моих слов узор. И ни единой ниточки не выпустил наружу. Вот кому чарами бы заниматься! Мастер. - Я... умер?
        - Браво! - Радостный хлопок ладоней. - И чем же ты недоволен? Ведь поставленная цель достигнута.
        Как он не понимает... Или наоборот, понимает всё? И знает ответ ещё до того, как на свет рождается вопрос?
        Опять это неуютное ощущение! Словно стоящий рядом со мной - не человек и не демон, а болванчик для ярмарочного представления, такой, у которого две стороны, белая и чёрная, и актёры, в нужный миг переворачивая куклу, рассказывают поочерёдно добрые и злые сказки. Уродливый злодей и благородный герой в одном теле, только с разными лицами. Так и Джер: то похож на старого приятеля, то до смерти пугает странной глубиной взгляда.
        Глаза, в которых ничего нет... Вернее, есть, но так далеко, что отсюда не видно. И вроде хочется добраться до прячущегося в зелёной дали горизонта, а боязно. Но не потому, что можешь встретить чудовищ, а потому что...
        Найдёшь там самого себя. Без доспехов и без прикрас.
        Но врать ему невозможно. Не имеет никакого смысла. И это...
        Замечательно! Всю жизнь мечтал встретить человека, с которым можно говорить обо всём без утайки. И встретил. Наверное, он прав, и я уже мёртв. По крайней мере, боли почти нет, так, затихающие отголоски.
        - Достигнута...
        - Ты недоволен?
        Честно признаюсь:
        - Не знаю.
        - Всё хорошо. Правда. - Он что, успокаивает меня? Очень похоже. Но разве я волнуюсь? - Умирать вообще полезно.
        Округляю глаза:
        - Полезно?
        - Ага! - Улыбается во весь рот. - После смерти всё становится таким... Прекрасным и удивительным. Потому что знакомишься с миром заново. Конечно, опыт прошлой жизни вернётся, и восхищение быстро угаснет, но... Память останется. И ты снова и снова будешь стремиться умереть. Чтобы войти в этот мир новорожденным. С чистой и любящей душой.
        Ха! Чистой? Моя душа может считаться таковой только в том смысле, что совершенно пуста сейчас. А уж любящей... Нет. Никаких чувств. Ни искорки.
        Врёте, dyen Джер. Нагло врёте. Я легко могу поймать вас на этом вранье и...
        И ничего. Не хочу. Пусть всё идёт своим чередом. И мы тоже. Пойдём.
        Дома оставаться было просто опасно, поскольку град расспросов мог оказаться слишком опасным, и демон, в отличие от меня соображавший на редкость резво, при первом же упоминании о празднике зацепился за возможность сбежать подальше. Вместе со мной, разумеется, потому что кому же, как не молочному брату, служить проводником и спутником? Я не возражал и не отпирался, хотя мне вовсе не хотелось смотреть на гуляния.
        Голоса людей и весёлые мелодии, слившиеся воедино. Пестрота одежд и ярких масок. Конечно, вечером ряженых станет куда больше, но и сейчас добрая половина лиц надёжно укрыта раскрашенными клочками ткани и пергамента. Я никогда не участвую в карнавале. Не люблю притворяться тем, кем не являюсь. И не люблю смотреть, как это делают другие, потому в Середину лета и не выхожу на улицу по вечерам. В конце концов, здоровый сон лучше, чем глохнущие от музыки уши и слепнущие от фейерверков глаза.
        А иллюзий-то понавесили... Едва ли не больше, чем в прошлом году. И кто будет всё это снимать? Раньше Маллет ползал, как угорелый, теперь же придётся обходиться силами самих господ чарователей. Ох, как они не любят за собой убирать! Ну ничего, засучат рукава, как миленькие. И ведь поработать придётся именно уже занесённым в Регистр магам, в крайнем случае, ученикам, готовящимся к последнему экзамену, потому что малолетки попросту не справятся. Да и не должны справляться. Иллюзии-то творят уже умелые чародеи, а недоучки... Недоучкам дозволяют только вещи попроще. Вот как этим двум, к примеру.
        В одном из уголков площади зеваки расступились, освобождая пятачок шириной в десяток шагов и готовясь восхищаться. Потому что есть, чем. Помню, я в детстве тоже, широко раскрыв глаза, заворожённо простаивал на одном месте едва ли не часами, глядя на искусные представления Поводырей.
        Повелевать чарами умеет каждый маг. Лучше, хуже, как получается. Но только считанные единицы одарённых становятся Поводырями. Теми, кто соединяет вместе чарование и биение собственного сердца. Или творит чары внутри себя, выпуская наружу только краешек сплетённой сети - точно рассказать, что и как происходит, способен лишь Поводырь. Если, разумеется, сам видит истоки своих действий. С другой стороны, разобрав все ниточки по отдельности, перестаёшь испытывать восхищение. Даже от самого себя. Вот я и не разбирался. А после совершеннолетия возненавидел всех, кто способен плести заклинания, и больше уже ни для кого не делал скидки. Но прикасаться к чуду хочется по-прежнему, стоит только увидеть...
        Совсем ведь молодые. Молоденькие. Наверняка, ещё не закончили обучение, но если получили право представить своё искусство перед зрителями, стало быть, вполне умелые. Парень и девушка, похожие друг на друга, как брат и сестра. Чёрноволосые, смуглые на зависть большинству ahnn’аri. А всё почему? Потому что Поводырям нужен простор для их магии. И много-много воздуха.
        Каждый удар сердца выходит из плоти дыханием, отрывистым или плавным, унося вместе с собой ниточку заклинания. Та повисает в воздухе, но непременно падает или рассеивается, если не будет подхвачена новым выдохом. Говорят, именно поэтому все Поводыри сплошь хорошие пловцы и искусные музыканты. Потому что владение воздухом - их главное ремесло.
        Словно по команде люди, кольцом обступившие место будущей сцены, замолчали. Умолк даже продавец лашиков - сладостей из обжаренного в масле и щедро посыпанного истолчённым сахаром теста, хотя ещё минуту назад громогласно и заманчиво предлагал свой товар всем желающим. Джер тоже покосился было в сторону источающего приторный аромат лотка, но всё же вздохнул и отвернулся. Зато не отвернулись другие, в частности, трое детишек, которым дородная матушка вручила по лашику, со строгим указанием сначала сдуть лишний сахар. Да таким толстякам сладкое вообще не стоило бы кушать! Вон, отдали бы лучше тому мальчишке, что смотрит жадными глазами на готовящихся к чарованию Поводырей. Худющий, можно сказать, заморенный... Стойте-ка! Знакомая у него одёжка. И эта вышивка на плече... Приютский. Значит, в Доме призрения по-прежнему не в чести хорошая кормёжка? А впрочем, может, парень просто начал израстаться. Помню, как окрестные кумушки судачили о моей худобе, когда я был маленьким, и как за глаза обвиняли мать в том, что не следит за здоровьем сына, а может, и вовсе морит голодом. Видели бы они, сколько я тогда
ел! Чуть ли не больше, чем сейчас. А мяса на костях не прибавлялось, словно вся еда сгорала в моём животе, как в хорошо разогретой печи...
        Флейты легко коснулись губ, тонкие пальцы пробежали по дырочкам, и над площадью взлетела песня без слов, а следом потянулись... Да, именно потянулись. Ленты, до того сложенные ровными кольцами на камне природной мостовой.
        Небесно-голубая и кроваво-алая. Шириной примерно с половину ладони. Настоящий шёлк, блестящий и послушный любому велению. Особенно, велению души. С каждой новой нотой ещё один локоть ленты поднимался в воздух, паря, словно орёл, на невидимых глазу потоках. Я тоже не мог видеть сеть чар, плетущуюся Поводырями, но зато чувствовал. По меняющемуся натяжению занавесей, о междоузлия которых и опирались, карабкаясь вверх, заклинания Поводырей.
        Наконец, шёлковые змеи зависли над мостовой целиком, от голов до кончиков хвостов. Мелодия на мгновение остановилась, но не запнувшись, а напротив, предвосхищая грядущее торжество, и пустилась во все тяжкие, увлекая за собой обе ленты.
        Складка, складка, складка, оборот, ещё складка, перегиб... Уследить за всеми движениями невозможно, потому что глаза предпочитают восторженно расширяться, наблюдая за рождением шёлковых драконов. Наполненные воздухом, почти бесплотные, окаймлённые лишь тонким контуром искусно сплетающихся лент плоды воображения. Прекрасные. Завораживающие. Танцующие друг с другом под звуки чудесной мелодии.
        Я знаю, из чего состоит это чудо. Знаю, что биение сердца каждого из Поводырей дыханием передаётся от губ к чарам, удерживающим ленты в воздухе. Но как бы мне хотелось НЕ знать. Просто следить, как мальчишка, за полётом волшебных зверей и... Мечтать. О том, что или сам когда-нибудь смогу сотворить нечто подобное. Или повстречаю настоящего дракона.
        Мечты, мечты... Они только смеются надо мной. Поманили и бросили на произвол судьбы, а та оказалась стервой, не дай боги ещё раз свидеться! Не надо было мечтать. Надо было тупо и скучно жить. Тогда и разочарований бы не возникло, и больше пользы принёс бы. Хоть кому-нибудь.
        - Я же сказала, сдуй! - недовольно шепнула мать пацану, который, засмотревшись на представление, потянул в рот приторно-белый от сахара лашик.
        Ребёнок оказался послушным, а может, просто испугался возможного наказания, и дунул. Изо всех сил. Направляя облачко тонкой пудры прямо в лицо одного из Поводырей.
        Девушка не ожидала столь невинной подлости от милых ребятишек, потому не успела ни отшатнуться, ни задержать дыхание, и надрывно закашлялась, отпуская от губ флейту, а алый шёлковый дракон одновременно забился в судорогах. Второй Поводырь не рискнул бросить своего питомца, но мелодия всё равно сбилась, нарушила своё течение, и ленты... Взбесились, превратившись в ураган.
        Всё произошло так быстро, что народ не сообразил расступиться ещё дальше, освобождая место для вышедших из повиновения чар, а мальчик, тот самый худышка, стоящий в первых рядах, оказался слишком близко от одного из рассекающих воздух шёлковых колец.
        В следующий миг мне показалось, что возвращается старый кошмар. Поднятое в воздух, запутавшееся в лентах, отчаянно бьющееся и только больше увязающее в красно-синей паутине тельце. Отличие было только в одном. В полной тишине. Мальчик не кричал, как не издавали ни звука замершие в ужасе зрители. Прошла очень долгая минута прежде, чем зеваки попятились назад, а какая-то женщина всхлипнула:
        - Да помогите же кто-нибудь!
        Ответом было молчание. И виновато-равнодушные взгляды. Мол, мальчишка приютский, а там их и без него много остаётся. Одним больше, одним меньше, невелика потеря - вот, что читалось в глазах людей. Читалось слишком ясно и слишком жестоко.
        А вот в глазах демона, к которому я повернулся, надеясь найти помощь, жили совсем другие чувства. Спокойствие и бесстрастное ожидание развязки.
        - Ты же можешь...
        Но слова прилипли к языку, когда Джер растянул губы в холодной улыбке:
        - Сам. Только сам.
        Но я ведь больше не способен... Ни на что!
        Кровь превратилась в патоку или сердце замедлило свой ритм?
        Удар.
        Багровая сеточка сосудов на лице тщетно старающейся восстановить дыхание девушки-Поводыря.
        Удар.
        Синеющая под затягивающимися петлями кожа ребёнка.
        Удар.
        Нелепая, но от того не менее страшная смерть, нетерпеливо переминающаяся с ноги на ногу и потирающая потные ладони.
        Ещё один удар сердца, и всё будет кончено...
        А, пусть всё и все идут за Порог! Буду рвать руками если не чары, то шёлк. Только бы не увидеть ещё один раз, как по вине взрослых умирает ребёнок.
        Занавеси показались сетью натянутых струн, когда я ворвался в сине-алую чехарду лент. Тугие, совсем иные, нежели раньше. Плотные, сильные, тыкающиеся в ладони, как послушные лобастые псы. Путаница чар кажется совсем бесплотной рядом с этими нитями, вроде бы несуществующими, и всё-таки, до боли реальными. Снаружи нет ни тепла, ни холода, зато внутри меня, от края до края плоти проносятся волны, огненные и ледяные. Я больше не могу ясно чувствовать заклинания, но... Я всё равно знаю, где они!
        Вот тут, где струны занавесей выгнуты, определённо, находится узел. Вон там, под рассыпавшимся жгутом наверняка проходит междоузлие. И если взяться за невесомые нити... Но разве это возможно? Разве раньше они не ускользали прочь, оставляя лишь воспоминание? Впрочем, мне и в голову не приходило ловить в плен тех, кто свободен по-настоящему. Тех, кто наполнен истинной свободой.
        А почему бы и нет?! Я ведь ничего не теряю. И, что самое главное, не хочу терять.
        Но подчинения не будет. Танец. Только он. Иначе я не умею и не хочу уметь.
        Пальцы, истосковавшиеся по работе, словно сами собой вонзились в плоть шёлковых чудовищ. Быстрее, быстрее, ещё быстрее! Никогда не пробовал учиться играть на лютне, но клянусь, сейчас не уступлю ни одному из признанных мастеров! Пусть моя мелодия никому и никогда не будет слышна, она предназначена совсем для другого. Не для услаждения слуха. Для продолжения жизни.
        Я умер? Пусть. Но это не запрещает мне любить жизнь. И я буду любить! Всеми силами. Как умею. Нет, лучше и больше, чем умею!..
        Последний рывок взметает в воздух клочья лент, потерявших магическую опору. Я стою посреди пустоты, окаймлённой испуганными людьми, и держу на руках мальчика. Нет ни чувств, ни желаний, одна только уверенность. В том, что ребёнок жив.
        Тишина длится и длится, пронзительная, нерушимая, вечная. Длится, пока над моим правым плечом не пролетает довольный шёпот:
        - Понял? Твоя жизнь - только в твоих руках.
        Да. В моих. Но если бы только МОЯ жизнь...

* * *
        - А это всё нам? Правда-правда?
        Мальчишка, окончательно пришедший в себя и почти забывший о пережитом ужасе, ухитряется бегать вокруг нас, хотя мы шагаем очень даже быстро. Есть, куда торопиться: Дом призрения находится на другом конце города, и если лениво медлить сейчас, возвращаться придётся в кромешной темноте. Вернее, темно будет на улицах в стороне от праздничного разгула, но поскольку пробираться через веселящуюся толпу очень трудно, придётся прокладывать обратный путь именно по закоулкам.
        - Конечно, вам! Взрослые люди сладкого не едят, - с серьёзной миной заявляет демон.
        Незатейливой шутки оказывается достаточно, чтобы бегун изумлённо остановился и вытаращился на нас во все глаза:
        - Как это?
        - Мы предпочитаем другие лакомства, - подмигнул Джер, чем ещё больше озадачил мальчика.
        Но юный разум не любит мучаться размышлениями, и наш спутник, тряхнув рыжими вихрами, спросил:
        - А можно, я пойду вперёд?
        - Конечно, можно.
        - А вы дорогу найдёте?
        Демон вопросительно взглянул на меня. Пришлось ответить:
        - Найдём.
        - Точно найдёте?
        Вот ведь, настырный...
        - Беги уже!
        Мальчишка радостно кивнул и, не прошло и вдоха, затерялся в затейливых уличных поворотах. Джер проследил за ним взглядом и недоверчиво переспросил:
        - Уверен, что не заблудимся?
        Цежу сквозь зубы:
        - Да.
        - Но не хочешь туда идти.
        Звучит утверждением, и мне почему-то становится грустно.
        Да, не хочу. Ненавижу это место и воспоминания, связанные с ним. Но причина грустной боли кроется в другом. Если бы демон сомневался и спрашивал, так нет же! Просто облёк ощущения в слова. Причём, мои ощущения, не свои.
        И продолжать расспросы не будет. Оттого, что не любопытен? Наверное. Но мне в его молчании слышится вовсе не затаённо-отрывистое дыхание любопытства, а приглашение. К разговору? К признанию? Нет. К свободе. Словно предлагает отпустить всё, что причиняет боль. Не прогнать, а распахнуть дверь и отвязать поводок.
        - Почему ты такой?!
        - М-м-м?
        Он останавливает руку на пути к корзинке со сладостями, всученными нам тем самым лоточником. В благодарность, так сказать, за спасение невинной души ребёнка и самого торговца - от обвинения в нечаянном злоумышлении. Я бы не взял, а вот демон отказываться не стал, сграбастал всё предложенное. Правда, утверждал, что вовсе не для себя, а для детей из приюта. Врал?
        - Ну одну-то штучку можно? Никогда не пробовал ничего подобного.
        Сейчас он и сам похож на ребёнка, наивного, удивлённого и обиженного. Ещё один лик ярмарочного болванчика? Который же по счету? Что-то я сбиваюсь... Может быть, и не стоит считать?
        - А я могу тебе запретить?
        - Можешь.
        - И ты послушаешься?
        - Да.
        С ним невозможно разговаривать! Отказываюсь. Напрочь. А уж сражаться... Шальная мысль о драке почему-то сразу же сводит в моём воображении демона и Тень, но дальше постыдно сдаётся. Трудно представить, чем мог бы закончиться поединок двух этих чудесников, из которых один не мыслит себя без нападения, а другой в самый неожиданный момент добивается защитой того, чего никто другой не добьётся даже отчаянной атакой. Они были бы вечными противниками. Достойными друг друга? Не знаю. Но зрителям было бы, на что посмотреть!
        - Почему?
        - Что «почему»?
        - Ты сказал, что послушаешься?
        - А есть ли смысл возражать? Ведь это всего лишь сладкая булочка. К тому же, я спокойно проживу и без неё, а вот кто-то из ребятишек огорчится.
        Да, причём сильно. Насколько помню, семь лет назад в Доме призрения никого сладостями не баловали. Вполне возможно, сейчас что-то изменилось, но верится с трудом.
        - Ты потому и хотел запретить, да? Чтобы порадовать малышей?
        Ничего я не хотел! И не думал о детях. Просто... Стыдновато признаваться. Правда, он вроде не ждёт признания. Но тогда только больше заслуживает такового!
        - Я думал о другом. Или вовсе не думал.
        Демон вздохнул, перевешивая корзинку на сгиб правой руки:
        - Не нужно быть таким честным.
        - По-твоему, лучше лгать?
        - И лгать не нужно. Можно ещё и молчать, верно? Потому что случаются минуты, когда слова только всё портят.
        И тут он прав. Но я не умею. Ни лгать, ни молчать.
        - У меня не доброе сердце.
        - И не злое. Как и у всех.
        - Я не хотел обманывать и прикидываться...
        - Заботливым дяденькой? Конечно. А знаешь, почему? Потому что тебе нет никакого дела ни до этих сладостей, ни до этих детей, и ты ни за что на свете не стал бы нарочно покупать корзину лашиков и тащить её в приют. Но раз уж обстоятельства так сложились, доведёшь дело до конца. Верно?
        До всего-то он догадывается! Демон, одним словом. Коварный, хладнокровный, изворотливый. И охочий до сладкого, потому что его пальцы снова пытаются заползти под салфетку, на которой проступают масляные пятна.
        - Не можешь удержаться?
        Трясёт головой:
        - Не-а. Люблю сладкое, ничего не могу с собой поделать.
        - Ну так ешь.
        - Разрешаешь?
        Не отвечаю, но он по моему лицу понимает: можно. Достаёт пышный шарик, осторожно сдувает сахарную пудру, принюхивается и довольно облизывается, но почему-то не торопится отправить лакомство в рот. А мгновением спустя я узнаю причину промедления. Когда лашик оказывается у меня под носом.
        - Хочешь укусить?
        - Нет.
        - Точно?
        Вот надоеда! Но от пушистого комочка исходит такой соблазнительный аромат... Всё, слюни уже потекли. Подлый искуситель! Но всё ещё можно попробовать отвертеться:
        - Тебе тогда мало достанется.
        - Ничего! Мне ж только попробовать. Кроме того, могу поспорить, ты тоже нечасто себя балуешь!
        Да уж, мне было не до сладостей. Особенно в последние недели.
        - Делим по-братски! - возвестил демон. - Зря мы, что ли, молочные братья?
        Гневно открываю рот, чтобы возразить, и половина шарика тут же оказывается между зубов, остаётся только откусить. Не выплёвывать же? Жалко! А довольный Джер жуёт оставшийся кусок и облизывает испачканные сахаром пальцы.
        - Вку-у-усно!
        - Я могу попросить Тайану, она умеет готовить лашики.
        - Правда? - Зелёные глаза умильно расширились. - Вторая хорошая новость за сегодняшний день!
        - А какая была первой?
        - Ты. И твои действия.
        - Кстати, о действиях... - Я обернулся посмотреть, нет ли рядом любопытных ушей. - Почему ты не вмешался?
        Наигранная радость мигом пропала из взгляда демона.
        - А должен был?
        - Тебе же ничего не стоило развеять эти ленты прахом.
        - Ничего не стоило? Совсем-совсем ничего? - Кривит губы, глядя вниз и в сторону. - Не тебе судить.
        - Подумаешь, простые кусочки ткани!
        Он отвернулся, постоял немного и зашагал прочь. В ту сторону, куда убежал мальчишка. Зашагал с уверенностью человека, не знающего, где должен закончиться путь, но обязанного дойти до конца.
        - Эй!
        Догоняю и дёргаю за лавейлу на плече.
        - Ты куда?
        - Не стоит оставлять детей без обещанного сладкого.
        - Ты обиделся?
        - Ничуть.
        Не убавляет шаг и не даёт заглянуть в глаза.
        Странный он. И для демона, и для человека. Если разрушение - его главное умение, значит, ни одна вещь на свете не имеет для него ценности. Не должна иметь. Наверное. Но Джер ведёт себя так, будто... Цена огромна. Будто клочок шёлка стоит не дешевле целого города. Во сколько же тогда, по его представлениям, оценивается жизнь человека?
        Теперь понятно, почему он не позволил мне умереть. Был не в состоянии смотреть, как тратится впустую драгоценнейшее сокровище. А я-то, дурак...
        - Извини.
        Молчание.
        - Я не подумал.
        Ровный, ни на кроху не сбивающийся шаг.
        - Я просто... немного испугался. Вдруг не справился бы?
        Тихое:
        - Если бы ты не справился, я бы помог.
        Он всё-таки наблюдал? И был готов вмешаться?
        - Так почему сразу об этом не сказал?! Почему заставил меня...
        - Я хотел, чтобы было принято честное решение.
        Ах ты...
        - И тебе ведь нравится? Нравится, верно? Ты получаешь удовольствие, ставя людей на грань отчаяния!
        Улыбается. Краешком губ.
        - А если и так? Я же демон, помнишь? Люди мне безразличны.
        Наглый лжец! Безразличны, значит? И он утверждает это после того, как целый вечер и утро тащил меня за уши к жизни?! Не верю! Ни единому слову!
        - Врёшь!
        Спокойное и усталое:
        - Я никогда не вру.
        - Ты только что, всего минуту назад говорил...
        - О безразличии? Да. Но для меня безразличие означает лишь одинаковое отношение ко всем. К тебе, к тому ребёнку. И к каждому жителю города.
        - Одинаково плохое или одинаково хорошее?
        Поворачивает голову в мою сторону. Грустное лицо без тени насмешки, но и без следа обиды или раздражения. Зелёные глаза думают о чём-то своём, но взгляд не выглядит отсутствующим. Потому что хотя занавеси не чувствуют его присутствия, демон здесь. В этом мире. В моей жизни.
        - Тебе виднее.
        Ускоряет шаг, без заминки поворачивая именно в те проулки, куда нужно. Он и сам нашёл бы дорогу, если бы захотел. Без моей помощи.
        Может быть, это и правильно. Может быть, мы все должны действовать сами. Как умеем. Как желаем действовать.

* * *
        - А я уже думал, не придёте! - облегчённо выдыхает мальчишка, спрыгивая с кованой решётки ворот.
        - Немножко задержались, - повинно склонил голову демон. - Позволите испросить прощения?
        Достаёт из корзинки леденец и протягивает мальчику. И когда только успел?! Лавочник не давал нам конфет. Значит, Джер сам её где-то взял? Стащил? Нет, на него непохоже. Купил? Но я же всё время был рядом и заметил бы...
        Нет. Я витал в своих дурацких мыслях, потом засмотрелся на представление. А демону вряд ли был интересен танец лент, вот он и изучал лотки с лакомствами. Сладкоежка с Полей Отчаяния... Рассказать кому, не поверят.
        - Ага! - Леденец прячется в жадно сжатой ладошке. - Вы, это... Поговорите с госпожой Смотрительницей?
        Хмуро спрашиваю:
        - А надо?
        Мальчишка зябко поёживается:
        - Она спросила, а я и рассказал... Обо всём. А то бы ругаться стала. А мы не любим, когда госпожа ругается. И сама она не любит.
        Надо же, искренне заботится о покое Смотрительницы. Странно. Не помню, чтобы раньше между воспитанниками Дома призрения и его управительницей существовало что-то, похожее на любовь. Или я просто не успел заметить?
        И не пытался замечать, если честно. Думал только о себе в те дни. И даже не столько думал, сколько отчаянно старался вернуться. К прежнему ощущению жизни. А возвращения всё не происходило и не происходило...
        Мешали сны, в которых повторялась одна и та же история - четверть часа в сыром и тёмном подвале, из которого я выбирался на ощупь, потому что когда пришёл в сознание, масло в лампе давно уже закончилось. Впрочем, о свете я даже не думал, потому что в темноте глазам было легче плакать. Зато когда добрался-таки до выхода, едва не ослеп от солнечных лучей.
        Мешал желвак, перекатывающийся с места на место и напоминающий о случившемся. Нет, не так. Не дающий забыть - вернее. А заодно не позволяющий внятно произносить слова и затрудняющий дыхание, пока, наконец, не обосновался в щеке.
        Мешало предательство матери, не соизволившей даже попрощаться. Хотя понимаю, как сильно она боялась смотреть мне в глаза. Но что толку в этом понимании? Ничего не вернёшь, ничего не изменишь.
        Многое мешало мне тогда. А сейчас? Пелены больше нет? Не узнаю, пока не проверю.
        - А вот и наш герой!
        За прошедшие годы она не могла не измениться. И всё же узнавалась с первого взгляда. А ещё и тогда, и сейчас вызывала у любого наблюдателя удивлённый вопрос: почему? Почему женщина, не лишённая привлекательности, обладающая недюжинным магическим талантом избрала для себя такой странный путь по жизни?
        Сухие пальцы, строго сжатые на костяном веере - игрушке, без которой в жаркие саэннские дни бывает невозможно дышать. Безупречно прямая спина и осанка наставницы дочерей богатого рода. Гладко причёсанные тёмные волосы и тёплые карие глаза. Да, не девочка. Но и не старуха, о чём довольно громко заявляет под складками мантии высокая и пока не нуждающаяся в поддержке корсета грудь.
        - Доброго дня, dyesi Вилдия.
        Кланяюсь. Не с удовольствием или искренним желанием. Просто не могу не поклониться. Потому что вижу: столпившиеся за спиной женщины малыши одеты чистенько и опрятно, а мордашки, оживившиеся при виде корзины со сладостями, не так голодны, как могли бы быть.
        - Ты не забыл моего имени? Право, я удивлена. И мне очень приятно.
        - Но ведь вы тоже меня не забыли?
        Она улыбается и кивает:
        - Не смогла бы. Как можно забыть тот единственный раз, когда в Доме призрения оказался человек, которому до совершеннолетия оставалось меньше года?
        Да, случай необычный, почти невероятный. Вот только в голосе Смотрительницы слышатся нотки двусмысленности. Как будто слова описали причину, пригодную для всех, но за ней прячется ещё одна, так сказать, для личного употребления.
        Краем глаза ловлю настороженный и слегка недоумевающий взгляд демона. М-да, нехорошо получилось. Надо было рассказать заранее, потому что...
        - Простите за вмешательство, любезная госпожа, но мой молочный брат никогда не упоминал об этой странности своей жизни. И я горю желанием узнать подробности из ваших прекрасных уст!
        Дамский угодник нашёлся! Ни рожи, ни кожи, а туда же... Зато заливается певчей птахой, и небезуспешно. Но кажется, я по-настоящему попал впросак.
        Вилдия усмехнулась:
        - Вам следовало бы расспросить его самого. Но поскольку никакой тайны в случившемся нет... Если вы предложите мне свою руку, мы поднимемся в кабинет и за бокалом фруктовой воды вполне сможем обсудить всё, что вас интересует.
        - С радостью и удовольствием, госпожа!
        - И Маллет, разумеется, разделит наше общество?
        Есть вопросы, не предполагающие ни ответа, ни возражения. Отдаю корзинку радостно галдящей малышне и покорно плетусь за парочкой, увлечённо воркующей о превратностях погоды и ненастьях, посещающих людские души.
        Всё не так. И внутри меня, и снаружи. Но если с собственными странностями можно повременить, то внешние изменения, настойчиво обращающие на себя внимание, ждать не желают. Дом призрения стал совсем другим. Пожалуй, у меня бы язык не повернулся теперь называть его «приютом».
        Нет сырости, стены выбелены, пол не проваливается под ногами, с потолка не сыплется труха штукатурки. Всё подновлено или просто заменено. А ведь ещё семь лет назад этот дом был ничем не лучше склепа, из которого юные создания стремились вырваться на свободу с таким усердием, что попадали в гораздо худшие ловушки.
        Я помню, как двое парнишек радовались, что приглянулись в подмастерья известному магу. Прыгали и ходили колесом от счастья. Ну ещё бы, ведь они думали, что за стенами приюта их ждёт прекрасная и волшебная жизнь, и не пройдёт и десятка лет, как сами смогут творить чары, какие только пожелают...
        Оба сгорели, как свечки. Я как раз сдавал экзамены в Регистр и слышал, как в коридорах Обители шептались о преждевременной кончине юных служек. Разговоров ходило много и разных, но сплетники оказались едины в главной причине: пареньки умерли по вине хозяина. Перетрудились. Износили себя в считанные месяцы. А всё почему? Потому что верили в лучшее. И никто не захотел или не смог рассказать им о тенях, в которые попадаешь, если захочешь спрятаться от жаркого солнца.
        Вилдия обернулась, словно почувствовав, что я замедляю шаг больше необходимого.
        - Не узнаешь родной приют?
        - Нет, dyesi. Здесь всё стало иначе, чем я помню.
        На губах женщины появилась смущённая улыбка:
        - Рада, что ты заметил.
        - Почему?
        - Потому что оценить мои труды может только тот, кто видел обе стороны жизни.
        Она переступает порог кабинета, а Джер, предупредительно пропуская Смотрительницу вперёд, оборачивается и смотрит на меня с таким выражением в глазах, что хочется отступить и спрятаться за углом коридора. Охотник, нацелившийся на добычу. Хорошо ещё, что невидимый арбалет направлен не в мою сторону, но легче почему-то не становится. Неужели меня заботит судьба колоска, выбранного демоном для кровавой жатвы? Быть того не может. Тогда что заставляет сердце испуганно замирать?
        Боюсь, что остро отточенный серп заденет меня? Нет. Боюсь, что отскочит в сторону и ударит по невинным и непричастным. Я смогу уйти от атаки. Смогу отразить, если понадобится. Но моя победа непременно обернётся поражением для кого-то другого. Хорошо, если это будет враг, ненавистный и непримиримый. А если кто-то случайный? Кто-то, из любопытства или по незнанию вставший на нашем пути? Вернее, на моём. Как сказал демон? Я всё теперь делаю сам. Значит, и отвечать буду сам. За всё. Но боги, как же это трудно!
        - Так о чём мы собирались побеседовать? - Вилдия расправляет полы мантии, усаживаясь в широкое кресло, пока Джер придирчиво принюхивается к разлитому по бокалам напитку.
        - О прошлом, любезная госпожа, только о прошлом.
        - А я полагала, приятнее и увлекательнее строить планы на будущее.
        Демон сделал глоток и удовлетворённо сощурился:
        - В таких разговорах нет смысла, госпожа. Наступающий день не принадлежит нам в ещё большей мере, чем прошедший, но то, что было вчера, мы хотя бы помним. А то, что будет завтра... Оно просто БУДЕТ. Но какое? Не узнаем, пока будущее в свою очередь не станет прошлым.
        Смотрительница помолчала, задумчиво переводя взгляд с меня на демона.
        - Вы, в самом деле, молочные братья?
        - Если судить строго, да, - кивнул Джер. - Мы пили из одного и того же источника, просто один больше, другой меньше.
        Врёт? Если вспомнить его собственное утверждение, нет. Впрочем, на сей раз он не сказал и той «правды», которой потчевал Тайану. Вроде бы всё то же самое, и вовсе не то. Даже Вилдия отметила эту странность, но по-своему:
        - Вы умеете играть словами, любезный dyen. И судя по тому, как легко это делаете... Занятие прибыльное?
        - Не очень. Но на жизнь хватает. А уж на смерть я успел заработать с лихвой!
        Вилдия рассмеялась, обмахиваясь веером:
        - Маллету повезло, что у него есть такой брат. Жаль только, вас не было рядом с ним в то время, когда...
        - Кстати, о времени. - Демон плюхнулся в кресло напротив Смотрительницы. - Я жду подробнейшего рассказа!
        - Может быть, сам виновник?.. - Женщина вопросительно посмотрела на меня.
        Снова теребить шрамы памяти? Нет ни сил, ни желания.
        - Увольте.
        - Но ты не возражаешь?
        - Против чего? Эта история известна слишком многим, и смысла молчать нет. Никакого.
        - Тем более, зритель со стороны порой видит намного больше, чем сам участник представления, - заметил Джер.
        Ага. Выпучивает глаза, хлопает ресницами, ахает и охает, но даже не представляет, какие страсти обуревают актёров на сцене.
        - Видит? Наверное. Но понимает ли, что именно он видит?
        - Сейчас и узнаем! Любезная госпожа усладит наш слух звуками своего чудесного голоса?
        Вилдия ещё раз посмотрела на меня, словно ища ответ на ранее заданный вопрос. Не нашла, огорчённо отвела взгляд и приступила к рассказу:
        - По древним обычаям и доселе исполняющимся законам маг признаётся совершеннолетним при наступлении двадцати двух лет...
        Демон подхватывает:
        - А входит в силу чуть раньше, между семнадцатью и девятнадцатью.
        - Откуда вам известны такие подробности? - в глазах Смотрительницы вспыхнул огонёк неподдельного интереса. Если до этой минуты женщины рассматривала Джера, лишь как приятного, но никчёмного собеседника, то теперь обрадовалась его обществу по-настоящему.
        - По долгу службы я частенько имею дела с магическим сословием и, волей неволей, обзавёлся разными знаниями.
        - И кому же вы служите?
        Демон коротко улыбнулся, не разжимая губ:
        - Тому, кто нуждается в моих услугах. И тому, кто может их оплатить.
        Вилдия или поняла намёк, или сделала вид, что поняла, но больше задавать вопросов не стала, вернувшись к моей истории:
        - До совершеннолетия маг не имеет права на распоряжение ни именем, ни имуществом своего рода, и любой взрослый родственник может... Собственно, именно это и произошло. По несчастливой случайности отец Маллета погиб, а мать передала опеку Дому призрения.
        - Интересный поступок.
        - И никому не понятный, - вздохнула Смотрительница. - Но она была в своём праве, этого никто не мог отрицать.
        - И парень на пороге совершеннолетия оказался в приюте... - Джер задумчиво почесал щёку. - Хорошая мать. Заботливая.
        Ещё будет насмехаться? Не позволю!
        - Ты её не знаешь, поэтому...
        - Предлагаешь молчать? - Зелёные глаза горько потемнели. - Хорошо. Это не моё дело, правда. Но ведь ты сам не в восторге от поступка мамочки, верно?
        - Она - МОЯ мать!
        - С этим никто не спорит.
        - И только я могу обвинять или...
        - Или миловать? Да. Только ты. Извини, если мои слова оказались... неправильными. Я не хочу никого судить или оправдывать, но причины... Пока не могу придумать ни одной, заставившей мать отказаться от своего сына, да ещё так жестоко.
        - Жестокость на этом не закончилась, - покачала головой Вилдия. - Dyesi Лиенн распродала всё имущество рода Нивьери и исчезла из города.
        - То бишь, когда нашему мальчику исполнилось двадцать два года, он...
        Зло выплёвываю:
        - Оказался на улице без гроша в кармане! Может быть, хватит? И так уже всё ясно.
        - Всё ли? - усомнился Джер. - Ты находился здесь до совершеннолетия?
        Содрогаюсь, представляя себе упомянутую возможность:
        - Нет. Я... Меня забрали раньше.
        - Забрали? А кстати, куда дети попадают после приюта?
        - В услужение к магам, по большей части. Или просто в услужение, - пояснила Смотрительница.
        - И мой братец тоже?
        Женщина загадочно улыбнулась:
        - О, ему повезло больше! Хотя, что такое везение? Всего лишь немного труда.
        Странное заявление. За ним явно кроется нечто большее. И нечто жуткое, потому что внутри всё начинает знакомо холодеть.
        - О чём вы говорите, dyesi?
        Вилдия опустила ресницы:
        - Тебя должен был забрать вовсе не тот кузнец.
        - А кто?
        - Не догадываешься? - карие глаза сверкнули полированной гладью клинка.
        - Господин старший распорядитель?
        - Он самый.
        И тогда моя жизнь была бы кончена. Вернее, продолжалась бы и по сей день, но в нескончаемых унижениях и издевательствах. Если Трэммин так ненавидит своего племянника, как показал, на несколько минут скинув маску... Ничего хорошего меня не ожидало.
        - Но как же получилось, что...
        Смотрительница положила веер на колени.
        - Я не собиралась рассказывать, потому что ты мог бы чувствовать себя обязанным, хотя в той проделке выгоды было больше для меня, чем для тебя. Но сегодня... Ты помог одному из моих малышей. Когда все вокруг стояли и трусливо смотрели, как он умирает. Теперь, пожалуй, уже я задолжала тебе... - По губам женщины скользнула грустная, но решительная улыбка. - А долг красен чем? Только платежом. Причём, честным.
        - Я не понимаю, dyesi...
        - Сейчас поймёшь. Но сначала я кое-что расскажу из своего прошлого. Я красивая женщина?
        - Нет, - бесстрастно откликнулся со своего места Джер. - Вы умная женщина, и это не позволяет вам быть настолько привлекательной, насколько вы хотите.
        - Благодарю! - Вилдия опустила подбородок, изображая поклон. - Вы умеете говорить то, что люди хотят слышать, но о чём никогда не посмеют просить.
        Ответный поклон следует по всем правилам, ради соблюдения которых демон покинул кресло:
        - Всегда к вашим услугам.
        - Так вот, я не особенно красива. Но восемь лет назад я была моложе и милее. И доверчивее, конечно же. А может, просто устала ждать... Но когда со мной завели разговор о чувствах, не смогла устоять. Влюбилась, как девчонка! Меня оправдывает лишь то, что в него невозможно было не влюбиться, если он хотел стать любимым. Я говорю о твоём дяде, Маллет. Ты удивительно похож на него внешне, зато всё остальное... Впрочем, речь о другом. Я любила и полагала, что меня тоже любят. Трэммин не позволял мне сомневаться ни единого мгновения, хотя и прятал наши отношения от всего мира. И как-то раз попросил меня о помощи. Разве можно отказать любимому? Тем более, он пёкся о нашем будущем благополучии. Освободилась должность смотрителя Дома призрения, а твой дядя, как распорядитель Попечительского совета, имел свой интерес в безродных сиротах... Ты ведь понимаешь, о чём я? Узнавать ещё до представления в Совет о талантах юных одарённых - что может быть заманчивее? Он был убедителен и нежен, как никогда. Конечно, я согласилась! Несколько месяцев витала в облаках счастья, пока... Это произошло примерно за месяц до
смерти твоего отца. Трэммин пришёл ко мне, но не один. Он привёл женщину, с ног до головы закутанную в покрывала. Не знаю, была ли она красива или уродлива, но твой дядя... Ловил каждый звук её голоса. Повелительного и равнодушного. Голоса человека, которому никто и никогда не говорил «нет». И в тот день я поняла, что попала в ловушку, из которой есть только один выход. Через разбитое сердце.
        Демон огорчённо цыкнул зубом:
        - Неужели ваш возлюбленный оказался настолько глуп?
        Плечи Вилдии насмешливо приподнялись и опустились.
        - О, он оправдывался, конечно же! Говорил, что всего лишь желал оказать той женщине услугу. Помочь найти пропавшего родственника или что-то вроде того.
        - Родственника? В приюте?
        - Да, мальчик был одарён и не мог оказаться в Саэнне нигде, кроме Дома призрения. Правда, всё это происходило слишком давно, но записи сохранились.
        Джер напряжённо сузил глаза:
        - Давно? А не вспомните имя мальчика?
        - Почему вы спрашиваете?
        - Хочу проверить одну догадку. Если она верна... Всё очень плохо. Если неверна - тоже.
        - Лагарт. Таково было его имя. Я не могла не запомнить.
        Демон сжал кулаки и снова разжал, но костяшки пальцев оставались белыми ещё долгий вдох.
        - Всё, что вы запомнили о той женщине, это голос?
        Смотрительница задумчиво нахмурилась:
        - Рост не слишком высокий, и скорее всего, она худощава. Но больше я ничего не могла разглядеть.
        Женщина, прячущая лицо. Женщина, чей голос выдаёт привычку к безраздельному властвованию. Могла ли она быть той же, что дала заказ моему отцу? Если да, значит, её и Трэммина связывали какие-то общие интересы и дела. А если парочка действовала вместе... Кто же из них двоих желал смерти роду Нивьери? Ответ очевиден. Дядюшка приложил руку везде, где успел. Я списывал гибель отца на слепой случай? Зря-а-а-а-а! Всё было просчитано и продумано.
        Пакостно-то как стало на душе...
        - Простите, что отвлёк вас своим вопросом. Вы ведь не закончили рассказ?
        - Осталось совсем немного. Я знала, что Трэммин хочет заполучить племянника в своё подчинение, потому что сама не раз слышала об этом из уст возлюбленного в минуты откровения. И отомстила сполна! Найти двоюродного дядю Маллета было нетрудно, хотя я, признаться, до самого конца не верила, что кузнец решится поспорить с магом. Но когда dyen Тувериг пришёл... Каюсь, оформила все бумаги едва ли не тайно, чтобы пути назад уже не было. Видели бы вы лицо господина распорядителя! Я думала, у него разорвётся сердце. Как несколькими днями раньше разорвалось моё. Только жалости не было. Правда, потом, много позже, мне всё же стало больно, но... Я справилась. Потому что нашлось кое-что, нуждающееся в моей любви и заботе больше, чем красивый, но бездушный мужчина.
        - Да. Много маленьких и благодарных детей.
        Демон подошёл к Вилдии, наклонился, взял её ладони в свои и поцеловал.
        - Вы чудесная женщина.
        - Я мстительная женщина.
        - Но из вашей мести родилось нечто доброе и прекрасное.
        - Я не умею прощать.
        - Если злость придаёт вам силы творить чудеса, грех становиться доброй! - подмигнул Джер, и Смотрительница рассмеялась.
        Хотя ещё мгновение назад готова была зарыдать.

* * *
        - Ты везучий человек.
        Надвигающиеся сумерки заполняют своей вязкой гущей швы мостовой, и кажется, что идёшь по ровному полю. Кажется до того момента, разумеется, как нога подворачивается на очередном стыке камней, и равновесие души, только-только достигнутое, снова рассыпается бусинами злости.
        - Да, никому не везёт так сильно, как мне!
        - Считаешь иначе?
        Демон вроде бы шагает в том же ритме, что и я, но постоянно оказывается то впереди, то позади. Наверное, потому что у меня заплетаются не только мысли, но и ноги.
        - Невероятное везение - потерять всё!
        - Зато сколько приобрёл... Вернее, скольких. К примеру, эта женщина, рискнувшая бросить вызов бывшему возлюбленному. И твой второй дядя.
        Как он не понимает... Или понимает, но иначе, нежели я. Попробовать найти что-нибудь общее в наших ощущениях? А надо ли? Но если не попробую, не узнаю, напрасно всё было или нет.
        - Вилдия думала об удовлетворении своего желания, только и всего. Хотела отомстить и отомстила. Используя меня, как бессловесную куклу. А Тувериг... Он тоже искал свою выгоду. И нашёл. Не было никаких благородных порывов души, и не убеждай меня в этом!
        - Не буду.
        Почти десяток шагов он молчал. Лучше бы и дальше не говорил ни слова!
        - Но ты хочешь, чтобы тебя любили.
        Останавливаюсь. Демон проходит чуть дальше, и только заметив моё отсутствие рядом с собой, замедляет шаг и оборачивается.
        Хочу? Он именно так объясняет для себя мои поступки? Какая глупость! Да мне плевать! Не нужна мне ничья любовь. Раньше, может, и хотел, а сейчас... Всё ушло за Порог. Не без моего скромного участия. Ушло и забылось. Вроде бы.
        Но всё равно обидно выслушивать такое!
        - Это преступление, по-твоему?
        - Нет.
        - Ты сказал так, будто...
        - Это просто невозможно.
        Ага, заговорил по-другому? Решил, что недостаточно сильно ударил?
        - Меня не за что любить? Ты на это намекаешь? Я, по-твоему, жуткое ничтожество?
        Не отвечает. Поднимает голову и смотрит вверх, туда, где на крыши домов медленно, но настойчиво наползает ночь.
        - Я не заслуживаю любви? Почему ты молчишь?!
        - Потому что мне нечего сказать.
        - Тебе - и нечего?! Не лги!
        В круговерти сумерек и огоньков, беспокойно колышущихся за стёклами уличных фонарей, зелёные глаза то темнеют, то вспыхивают едва ли не белыми искрами, но чувства в переведённом на меня взгляде не заметно. Вернее, оно есть, только предназначено кому-то другому. Кому-то далёкому, а может быть, близкому, но не мне и не самому Джеру.
        - Я ничего не знаю о любви.
        - Обо всём на свете знаешь, а тут вдруг сдался! Какой же ты после этого демон?
        Улыбается. Левым уголком рта. Щурится, то ли зло, то ли грустно.
        - Плохой. Неумелый. Бесполезный.
        Эй, да он отнимает титулы у меня!
        - Почему ты сказал, что я хочу любви?
        - Потому что это правда.
        - Я вовсе...
        - Именно ХОЧЕШЬ. Но пока мы хотим, мы не получаем... Так заведено в подлунном мире.
        - А вот теперь ты точно лжёшь! Как же можно достигать цель, если не желать её достичь?
        Демон поправил сползшую с плеча лавейлу.
        - Желание и стремление - разные вещи. Желаешь чего-то неосязаемого, необъятного и прекрасного. Стремишься к тому, что имеет строго определённую цену. Цену, которую ты готов заплатить. И платишь, скрипя зубами.
        - Причём же здесь...
        - Любовь? Её тоже можно добиться, и сегодня мы как раз видели жертву такого «стремления». Но в твоём случае всё по-другому. Ты хочешь любить и быть любимым. Однако вовсе не стремишься к этому.
        - Да откуда тебе знать?!
        Поворачивается спиной.
        - Неоткуда, конечно. Я вообще ничего ни о чём не знаю. Если бы знал...
        Прячет лицо? Я обычно так поступаю, когда не хочу тратить силы на сдерживание чувств. И когда понимаю, что ещё немного, и желвак в щеке начнёт растекаться во все стороны мерзким онемением. Но что в нашей дурацкой перепалке могло вынудить отвернуться демона? Уж не упоминание ли о любви?
        Проверим:
        - А ты? Ты хочешь, чтобы тебя любили?
        Тянет с ответом, но признается:
        - Хочу.
        - А стремишься?
        Промедление становится ещё заметнее и заканчивается коротким и сухим:
        - Нет.
        Шагает прочь, но перед тем, как свернуть за угол, едва не задев плечом парня в карнавальном костюме, буркает:
        - И не буду.
        Да, всё, что демон умеет, это портить настроение! И так тошно до одури, а он ещё прибавляет...
        Значит, дядюшка знал о том подвале и его обитателе. Или даже сам подсобил? Нет, силёнок Трэммина не хватило бы на сотворение странной лужицы, не живой и не мёртвой. Испросил чьей-то помощи? Скорее всего. Но могу поклясться, маг был не местный! За прошедшие годы я расплёл сотни заклинаний, от простеньких до самых заковыристых, и всё же ни разу не встречался ни с чем подобным.
        Это были не чары. Кусочки, собранные в горсть, но не соединённые между собой обычным образом. Как они держались друг за друга? До сих пор не понимаю. Отчаянно подставленные ладони разорвали непонятную связь, но не уничтожили заклинание полностью. Та капля, что попала мне на лицо, и поныне наделена собственной силой. По крайней мере, не желает подчиняться, а при каждом удобном случае доставляет хлопоты. В чём же загвоздка? Чем убили отца и пытались убить меня?
        Занавеси тревожно затрепетали, заставляя меня отвлечься от размышлений. Что такое? А, тот гуляка, свернувший с главных улиц. Наверное, устал от праздника и возвращается домой. Или напротив, ищет дорогу обратно. Вот он остановился, начал рыться в складках накидки из пёстрого шёлка, сдвинул маску на лоб, чтобы не мешала обзору, осмотрелся, снова спрятал лицо под черным шёлком и двинулся мне навстречу.
        Сейчас попросит показать дорогу, не иначе. Что ж, помогу. Может, и сам провожу, всё равно не знаю, чем заняться.
        Странный ритм шагов: всё ускоряется и ускоряется. Кажется, ещё немного, и парень сорвётся на бег. Рваные края наряда развеваются, не давая ясно различать движения, и мне вдруг почему-то становится холодно. Очень холодно. А вслед за льдом, наполнившим сосуды, всегда следует только одно, хорошо знакомое и означающее... Но ведь вокруг нет чар, ни единой ниточки! А тем не менее, жгуты, коснувшиеся ладоней, ощущаются так отчётливо, что...
        Отсветов на клинке не было, потому что лезвие оказалось нарочно зачернено. И руки, движущейся к моему боку, я не заметил. Не успевал. Но разве нужны глаза тому, кто видит пальцами?
        Нити невидимых кружев натянулись, превратившись в тугую сеть, когда я собрал в кулаке услужливо подставившиеся петли. Воздух сгустился, став настоящим болотом на пути смертоносной атаки, поймал чужое запястье и свернулся вокруг него, сдавливая плоть кольцом, которое невозможно разорвать, потому что... оно не существует.
        Кость хрустнула и рассыпалась осколками где-то глубоко под кожей. Я не мог это видеть или слышать, но знал, что так оно и есть. Гуляка глухо выдохнул, стараясь высвободиться из невидимой хватки, шагнул ближе...
        Мне не было страшно. Но увидев врага совсем рядом, я сделал то же самое, что и любой другой на моем месте. Ударил. Только не рукой, как прежде. Не успел даже как следует замахнуться: занавеси оказались проворнее и первыми ринулись в бой.
        Что можно почувствовать, когда в тебя врезается твёрдый, как камень, комок воздуха? Не знаю. Но приятного, должно быть, мало. Вот и нападающий не пришёл в восторг, наткнувшись на невидимый кулак, много больших размеров, чем человеческий. Пошатнулся, полтора вдоха постоял, застыв, как статуя, потом рухнул вниз, повисая на вывернутой руке, запястье которой всё ещё сжимала невидимая петля, охотно подчиняющаяся мне. Вернее, моим пальцам, хищно скрюченным и неспособным на пощаду.
        Пошли прочь! Трясу рукой, стараясь избавиться от, кажется, намертво прилипших к ладони нитей. Капельки пота собираются в ручеёк между лопатками и весело скатываются вниз.
        Я убил человека? Но я ведь и пальцем до него не дотронулся! Может быть, он всего лишь оглушён?
        Бухаюсь на колени рядом с неподвижным телом, наконец, освободившимся из невидимых сетей. Наклоняюсь к своему недавнему противнику, стягиваю маску, чтобы попробовать расслышать дыхание, и удивлённо охаю.
        По лицу змеится знакомый чёрный узор, но делает это всё медленнее и медленнее, пока не замирает совсем. Тень! Причём, мёртвая, потому что если верить словам дяди, узор возвращается так быстро только в случае смерти.
        Ну уж нет! Не верю! Не позволю!
        Он не должен умирать. Всё, что угодно, только не смерть. У меня есть всего лишь один вопрос, и он не может остаться без ответа. Мне нужно знать, кто натравил убийцу, иначе... Иначе я пройду по этому городу смерчем.
        Эй, сердце, ты слышишь меня? А ну, бейся, ленивое! Подумаешь, один слабенький ударчик... Ты целёхонько, я это чувствую! Немного сдавилось, прижалось к рёбрам, предпочло остановиться, а не бороться? Ничего! Я тебя заставлю! Ты ещё пожалеешь о своей трусости!
        Соломинки плоти не повреждены, только сжаты сверх меры. Это нестрашно, это мы вмиг исправим... Ну вот, смотри, сколько места освободилось! Сердце, ау! Теперь тебе ничего не мешает. Что же ты медлишь? Желаешь умереть? И это сейчас, когда я так расстарался ради тебя? Зря, маленькое моё, ой как зря! Придётся познакомиться с моими ладонями поближе...
        Ага, испугалось? Стоило несколько раз нажать, и ты уже готово исполнить любой приказ? Все вы так, только силу и понимаете... Сволочи. Почему никто никогда не прислушивается к словам? Разве я стал другим человеком? Нет. Ни капельки. Но прежнего Маллета не принимали всерьёз, а теперешнего... Боятся. До смерти.
        И всё из-за рук.
        Руки...
        - Что ты сделал с моими руками, демон?!
        Стоит, прислонившись к стене дома. Наверняка, видел всё, что происходило, но по своему обыкновению не вмешивался. Ну и пусть. Я справился сам. Только почему так мерзко себя чувствую?
        - Ничего.
        - Ты превратил меня в чудовище!
        - Я всего лишь помог тебе стать самим собой.
        Самим собой? Убийцей, для которого не существует преград? Благодарствую за подарочек! Тьфу. Будь ты проклят!
        - Я не хочу убивать!
        - А тебя никто не заставляет это делать.
        - То, чем ты наделил меня, ужасно!
        - Наделил? - Он хохотнул, скрещивая руки на груди. - Наделил? Ох... Буду потом рассказывать, чтобы потешить знакомых. Пойми, я ничего в тебе не менял. Даже если бы очень захотел, не умею. Не дано мне, понимаешь? И не дозволено.
        - Но... - Взгляд падает на кровавые разводы кружева, покрывающего ладони.
        Прочь! Это они во всём виноваты! Рву шёлк изо всех сил и не останавливаюсь, пока не стаскиваю с рук все ошмётки шнура.
        Демон смотрит на мои отчаянные усилия молча, недоумённо приподняв бровь. А когда заканчиваю, спрашивает:
        - Что-то изменилось?
        - Да!
        - Уверен?
        А жгуты снова ласково тычутся в ладони, словно говоря: мы никуда не уйдём. Словно просят: не гони нас...
        - Что ты со мной сделал?!
        - Я уже ответил. Ничего.
        - Мои руки...
        - Замечательные руки.
        - Они несут смерть!
        - Это как сказать...
        Подходит, присаживается на корточки и кончиками пальцев дотрагивается до шеи убийцы.
        - Вот этого человека, к примеру, ты только что вернул к жизни.
        - После того, как сам же и убил!
        - Ты всего лишь воспользовался правом собственного выбора. Дважды. Но причины были разными. Первый раз ты защищался, это вне всякого сомнения. А второй? - Поднимает на меня вопросительный взгляд. - Зачем ты боролся за его жизнь?
        - Уж не затем, чтобы совершить благородный поступок!
        Демон хмыкнул.
        - Благородство очень часто граничит с глупостью, а ты кто угодно, но только не дурак. Хотел его расспросить?
        - Ну... да.
        - Хорошее решение. И оно вполне осуществимо...
        Вместо продолжения Джер жестом предложил мне внимательнее присмотреться к лежащему.
        Движения грудной клетки убийцы, до того словно чем-то затруднённые, стали увереннее. Прошло ещё немного времени, и бледные веки дрогнули, поползли вверх, позволяя увидеть в тёмных глазах безграничное удивление.
        - Только не вздумай нападать ещё раз!
        - Я... Нападать? Зачем?
        Он поёрзал, поудобнее устраивая на мостовой локти, собрался с силами и, резким рывком поднимая тело, сел.
        - Но ты же несколько минут назад...
        Убийца потянул вверх рукав, обнажая сломанное запястье, по которому снова начинала разбег чёрная змейка.
        - Судя по всему, несколько минут назад я умер. Правильно?
        Молчу. А стоит ли что-то говорить? Похоже, он знает больше, чем я. По крайней мере, о себе самом.
        - Со смертью исполнителя договорённость считается разорванной.
        - Что ты хочешь сказать?
        - Я не намерен больше посягать на твою жизнь. Вот и всё.
        - То есть...
        - Пока не поступил новый заказ, с моей стороны тебе ничего не угрожает. И со стороны прочих Теней тоже. Но если позволишь, я хотел бы спросить...
        Такой непохожий на моего старого знакомца, и в то же время неуловимо напоминающий его. Движениями? Небрежным тоном спокойного голоса? Уверенностью?
        - О чём?
        - Я, определённо, был мёртв. Но так же верно и то, что сейчас я жив. Как это получилось?
        - Э-э-э...
        Убийца перевёл взгляд с меня на демона и обратно.
        - Вы вернули мне жизнь?
        - Он вернул, - кивает в мою сторону Джер.
        - Почему?
        Я бы тоже удивился. И свихнулся бы, пытаясь понять причину, по которой человек, едва избежавший смерти, торопится спасти своего противника.
        - Мне нужно было кое-что узнать.
        Тёмные глаза удовлетворённо прищуриваются. Ну конечно, как только узнаёшь истинную причину происшедшего или хотя бы подделку под неё, но разумную и правдивую, сразу успокаиваешься.
        - Кто заказчик, конечно же?
        Признаюсь, почему-то чувствуя себя подлецом:
        - Да.
        Тень кивает:
        - Расскажу. Только нужно заверить в Гильдии окончание договорённости.
        Не верю собственным ушам:
        - Расскажешь?!
        - Конечно. Мы храним тайну только до того мига, как умираем. Сегодня я умер. Со смертью долги перед заказчиком оплачены, и я имею право больше не держать язык за зубами. Тем более, когда задаёт вопросы тот, кто помог мне родиться снова.
        Джер ухмыляется и хлопает меня по плечу:
        - Да ты стратег не из последних!
        - Я и понятия не имел, что...
        - Знаю, знаю! Зато попал в цель. Поздравляю!
        Убийца не разделяет веселья демона, хмуро замечая:
        - И ты вправе распорядиться моей жизнью, как пожелаешь. Потому что по всем законам она принадлежит тебе. Можешь, к примеру, потребовать наказания.
        За что? За исполнение порученной работы? Да и как я могу наказывать человека, которого сам уже убивал? Есть ли наказание хуже смерти?
        Пожалуй, есть. Оставить в живых. И пусть живёт, как хочет. Без меня и моих глупостей. Потому что я вовсе не благородный рыцарь. Я жадное, трусливое и неблагодарное чудовище.

* * *
        - Гильдия находится здесь?
        Уютный свет маленьких фонарей на пиках ажурной ограды. Тягучий аромат цветов. Коротко постриженная трава лужайки перед крыльцом двухэтажного особняка с приветливо распахнутыми ставнями. И ни одного охранника. Ни у ворот, ни у дверей, которые наш провожатый открывал сам, просто потянув на себя массивную бронзовую ручку.
        - Да. Что, непохоже?
        - В общем...
        - Почему бы и нет? - встрял в разговор демон. - Тени ведь такие же люди, как и мы с тобой.
        Я едва не поперхнулся. Хорошо, что убийца не догадывается, кого привёл в своё логово, иначе... А впрочем, ему всё равно нечего бояться. И я бы, за один день пережив смерть и рождение, растерял страх. Почти полностью. И почти навсегда.
        Но остаётся удивление, оборачивающееся совсем другими вопросами.
        Не отказываясь помочь, убийца, тем не менее, настоял на посещении Гильдии для, как он выразился, «улаживания дел». В те минуты подобное намерение не показалось мне странным, наверное, потому что напомнило мои собственные отношения с Регистровой службой, требующей отчёта о каждом магическом чихе, но, проделывая довольно долгий путь по вечернему городу, я получил в распоряжение вещь драгоценную и вредную - время и возможность подумать, а размышления, как правило, всегда заканчиваются страхами и сомнениями. Причём, не только у меня, но и у любого человека. Даже у наёмного убийцы.
        - А ты не боишься приводить нас сюда?
        Тень растерянно хмурится:
        - Чего я должен бояться?
        - Ну, скажем, того, что раскрываешь тайну местоположения...
        - Это не тайна. Узнать, где находится Гильдия, очень просто. Если понадобится.
        Наверное. У меня ведь не было нужды узнавать, а вот для того, кто кровно заинтересован в сведении счётов с недругами, и правда, вряд ли существуют какие-либо преграды.
        - И у вас нет совсем никаких секретов? Вдруг мы что-то увидим или услышим и...
        Убийца посмотрел на меня, как на безумца, молча шагнул через порог в освещённую огнями масляных ламп прихожую комнату, но я всё-таки получил ответ, правда, совсем с другой стороны:
        - Даже если станете свидетелями чего-то, не предназначенного для чужих глаз и ушей, проще будет попросить вас молчать. И вы ведь охотно согласитесь, по глазам вижу!
        Не знаю, оставалось ли в моих глазах что-то, кроме изумления, когда обладатель густого баса воздвигся перед нами. Другое слово для описания появления незнакомца подобрать было невозможно: высоченная и громоздкая фигура больше подошла бы аллеям парка или залам дворцовых покоев, а не обычной жизни. Но судя по всему, в жизни тоже устроилась неплохо.
        Из лавейлы, небрежно накинутой на широкие плечи, можно было бы пошить одёжку по меньшей мере для троих таких парней, как я. Не человек, а целая гора. И он тоже - Тень? Вряд ли. Во-первых, не представляю, как с такими телесами можно бесшумно и незаметно передвигаться по городу, а во-вторых...
        Ничего похожего на чёрный узор на коже великана не наблюдается.
        - Прости за беспокойство, - начал было убийца, но тут же был прерван взмахом руки, закрутившей воздух небольшим, зато ощутимым вихрем.
        - Да какое уж беспокойство! Можно было потерпеть и до утра, да я бы сам от любопытства извёлся. Виданное ли дело, первая смерть за столько лет... Как можно было отложить встречу с диковинкой?
        Что-то в словах великана вызвало у меня зарождение неясной тревоги, но думать над её причиной оказалось некогда, потому что пищей для размышлений стали куда более занятные вещи.
        - Ну-кось, для начала сверим всё, чтоб без ошибок было!
        Бритоголовый закатал правый рукав рубашки, Тень сделала то же самое, и я с удивлением отметил, что сломанная и по всем мыслимым законам не способная двигаться кисть руки ведёт себя ничуть не хуже здоровой, разве только выглядит немного припухшей. В странно торжественном жесте обнажённые запястья шнурами вен коснулись друг друга, замерли, а потом снова разошлись в стороны, позволяя увидеть, как на внешней стороне руки великана проступают завитки рисунка, в точности копирующего узор, мельтешащий по коже убийцы.
        - Ага, всё сходится. Засим объявляю, что права подтверждены и восстановлены. Передохни, если нужно, а с рассветом снова можешь опустить свой жетон в любую из чаш.
        Жетон? Чаши? О чём идёт речь? Эх, как мало я знаю о жизни! Хоть сплетни нужно было слушать изредка, что ли, а то стою и хлопаю ресницами, как деревенский олух. Того и гляди, все вокруг смеяться начнут. Надо мной.
        Демон, словно почувствовав одолевшую меня неловкость, зашептал, пользуясь тем, что бритоголовый увлечён рассматриванием узора:
        - Всё просто. У каждого из убийц есть свой именной знак, и когда предыдущий заказ исполнен, этот знак помещается в место, где его может выбрать следующий желающий убийства.
        - Выбрать?
        - Или вытянуть наудачу.
        - Но почему он говорил про несколько чаш?
        - Наверное, здесь так принято.
        - Нет, я не о том... Почему их не одна, а много?
        Великан, не отрывая взгляда от собственного запястья, хмыкнул:
        - Потому что каждому нужно только своё.
        Пристыжено сглатываю:
        - Простите?
        Он ещё с минуту посвящает всё внимание изучению рисунка, потом встряхивает кистью, и когда она снова прячется под рукавом, могу поклясться, загорелая кожа чиста, как и прежде.
        - Кому-то требуется свести счёты с обидчиком как можно быстрее, кто-то предпочитает долгую и мучительную месть. Опять же, выбор оружия и величина риска... Есть ещё вопросы?
        О да, и с последним наблюдением стало ещё на один больше. Странный ритуал, небрежно исполненный гильдийцами, всколыхнул занавеси, стало быть, без магии не обошлось. А всё, что касается рукотворных чудес, я стараюсь не пропускать мимо себя. Дурацкая привычка, от которой, наверное, следовало бы начать избавляться. Но не сегодня. Сегодня я честно признаюсь:
        - Есть.
        - Отвечу, если смогу, но для начала... Надо немножко прибраться.
        В устах великана даже невинные словечки звучали не то, что угрожающе, а... внушительно. И не позволяли отнестись к себе без уважения.
        - Прибраться?
        Он ещё раз оценивающе взглянул на меня, улыбнулся и пригласил:
        - Идёмте! Вам будет интересно на это посмотреть.
        Забираться всё глубже и глубже в логово Теней? Я похож на идиота? Конечно, рядом со мной будет демон, но зная его любовь к невмешательству... Своей-то гибели он не допустит, но и обо мне лишний раз не позаботится. Значит, в случае чего придётся снова становиться убийцей?
        Не хочу.
        И пусть меня сочтут трусом, не сделаю и шага дальше.
        - Вас что-то смутило?
        А он быстро соображает. И это ещё один повод приготовиться к обороне. Или к атаке, если без таковой будет не обойтись.
        - Есть причины для беспокойства?
        Ухмыляется? Ну ничего, сейчас посмотрим, кто кого!
        - Есть, как не быть. Это же всё-таки Гильдия Теней, или я ошибаюсь? И вы предлагаете...
        - Поговорить. А вы, наверное, решили...
        Он расхохотался, заставив меня нахмуриться и насторожиться ещё больше.
        - Я же сказал, никаких особых тайн здесь не хранится. Да и если бы даже они были... Мне тревожиться не о чем. Поздновато, прямо скажем.
        Странное заявление. Ещё более странное, чем всё произошедшее до него. Но удивительно искреннее.
        - Что вы имеете в виду?
        Великан растянул толстые губы в добродушной улыбке:
        - Если человек пришёл в Гильдию, разве это не означает очень простой вещи?
        - Какой?
        - То, что он собирается точно так же и уйти.
        Джер за моей спиной прыснул, даже не пытаясь сдерживаться.
        Оборачиваюсь:
        - А ты-то что смеёшься?
        - Нельзя? Но право, весело получилось.
        - Что тут весёлого?
        Демон мотнул головой, будто это могло помочь прогнать смешинки.
        - Господин совершенно прав: мы решились прийти сюда только потому, что чувствуем в себе силы уйти. В любой миг, спокойно и без потерь.
        - Это кто чувствует, а кто и...
        Осекаюсь. В самом деле, я ведь не боялся, принимая приглашение Тени. Даже не думал о страхе или о возможной опасности. А всё почему? Потому что руки, изголодавшиеся по прежним ощущениям, внушали мне уверенность. И гораздо большую, нежели прежде.
        Если захочу, справлюсь с десятком убийц сразу. А может, и с несколькими десятками. Невидимых нитей с избытком хватит на всех! Но почему сила, плещущаяся снаружи и внутри меня, не приносит радости, а поступает наоборот, внушая грызущие сердце сомнения?
        Я могу отбить любую атаку. Могу уничтожить любого, самого искусного убийцу или умелого мага, неважно.
        Могу.
        Но где же желание? Хоть какое-нибудь, крохотное и завалящее?
        - Я пришёл сюда только за одним. Узнать, кто заплатил за мою смерть.
        Великан кивнул:
        - И узнаете. Но прежде нужно в последний раз убедиться, что всё совершилось по правилам. Идёмте, взглянем вместе.
        Он повернулся, размашистым шагом пересёк прихожую и свернул в коридор. Тень, не медля, отправилась тем же маршрутом, и мы с демоном остались одни.
        - Не бойся.
        - А чего мне бояться? Я же теперь...
        Джер взял меня за плечи и развернул к себе, заставляя смотреть глаза в глаза:
        - Боишься. Где-то глубоко-глубоко, но страх есть.
        Дёргаюсь, пытаясь высвободиться, но без толку: держит крепко.
        - Да я вовсе не...
        - Не бойся. Что бы ты ни сделал, это будет ТВОЁ решение. И ТВОЙ выбор. А значит, всё будет правильно.
        Хочется поверить. Очень. Вот так бросить всё, что мешает, всё, что надоело, всё, что причиняет боль. Бросить, повернуться и зашагать прочь. Налегке, не жалея и не страдая.
        Хочется.
        Только не хватает сил, чтобы размахнуться.
        - Ага, для меня!
        - Это главное. А остальной мир... Он поймёт и примет, поверь. Только никогда не лги самому себе.
        Легко сказать, не лги. Моё решение, и уж тем более, мои желания никогда никого не волновали. Я должен был стать магом, потому что не мог стать никем другим. Должен был изо всех сил цепляться за жизнь, чтобы не дать угаснуть своему роду. Должен был...
        Но он прав. Я сам всё это решил для себя. С тем же успехом мог сдаться и заняться ублажением охочих до ласки женщин или ещё чем. И жил бы припеваючи, а совесть... С ней всегда можно договориться. Нельзя победить только собственное упрямство.
        - А теперь, пошли! Мне жутко интересно взглянуть на Гильдию Теней изнутри!
        Всё, мудрый и страшный демон улетучился, оставив себе на замену азартного мальчишку, бодро потащившего меня за рукав по узкому коридору, в глубине которого уже затихали шаги великана.
        Хорошо хоть, никуда не пришлось сворачивать, а то мы бы ни за что не нашли дорогу к просторной комнате, по стенам которой стояли высоченные шкафы с прозрачными дверцами. Странно, стекло ведь не слишком надёжная защита. Может быть, дело в другом? Ну конечно! Зато через стеклянную дымку хорошо видны стопки бумаг на полках, и если высота одной из них вдруг изменится, пропажа сразу будет замечена. Надо запомнить на будущее, вдруг разбогатею? Тогда точно заведу себе такую же утварь для хранения важных вещей.
        Но бритоголовый подошёл не к какому-то из шкафов, а к длинному столу, где тоже были разложены продолговатые листы с застывшими восковыми лужицами, на которых просматривались непонятные оттиски.
        - Вот наше хозяйство, смотрите и удивляйтесь, - предложил великан, обходя вокруг стола и приглядываясь к каждой из бумаг, пока не остановился, удовлетворённо кивнув: - А вот и твоя записочка!
        Тень не стала ни подтверждать, ни отнекиваться, просто пожала плечами.
        - Подойдите поближе, сейчас буду фокусы показывать!
        Нас с демоном долго упрашивать не пришлось: подошли и уставились на листок бумаги, до боли напомнивший мне мои собственные виграммы, даже исписанный в похожей мере кривовато и поспешно.
        - Пока не вижу ничего необычного, - заявил Джер.
        - А зря! - Бритоголовый хитро прищурился. - Чудо-то уже свершилось, просто незаметно для глаз. Но вот для всего остального...
        Он набрал в грудь воздуха, наклонился над столом и дунул, вроде бы несильно, однако восковая печать взвилась над бумагами облаком тончайшей пыли. Такого быть не могло, но глаза не лгали, утверждая: было.
        - Ну вот и всё!
        Смотрю на кружащиеся в воздухе пылинки.
        - Что «всё»?
        - Договорённость разорвана. Эта запись останется в архивах Гильдии, но лишь как свидетельство принятия платежа, а вторая - заказчику, на память о потраченных зря деньгах.
        - Вторая?
        - Ну конечно! Иначе ведь нет возможности потребовать исполнения заказа. Если бы мы так не поступали, с нами не имели бы дел, потому что кому захочется вперёд выкладывать кучу монет и не быть уверенным в успехе?
        Значит, если господин старший распорядитель не врал и поручал убить меня по всем правилам, на его копии виграммы восковая печать точно так же рассыпалась прахом, когда... Когда Тень умерла, разумеется.
        - А разве заказчик платит сразу всю сумму?
        - Конечно. - Великан выпрямился и с удивлением взглянул на меня. - Мы же не шарлатаны какие, а почтенная Гильдия, и отвечаем за свои обязательства.
        Ну да, наверное. Это мне нужно потом долго доказывать и выпрашивать, а с убийцами спорить и торговаться не будут. С другой стороны, люди, желающие убить своего врага чужими руками, немало рискуют деньгами. Ведь может случиться то же, что произошло в Виноградном доме или сегодня:
        - Подождите-ка. А если Тень погибает, не выполнив заказ? Что тогда?
        Убийца недовольно скривился:
        - Ничего хорошего для того, кто умер.
        С умершими-то мне всё ясно, но живые-то не перестают быть живыми, а значит, нуждаются в продолжении жизни:
        - А деньги?
        - Остаются в Гильдии.
        Теперь понятно, почему он такой кислый... Вся плата за несовершённое убийство прошла мимо кармана Тени. Впрочем, если бы он умер по-настоящему, ему было бы плевать на звонкие золотые или серебряные кругляшки.
        - Таковы правила, - развёл руками бритоголовый. - На все эти магические штучки тоже требуются траты, и ещё какие!
        Присматриваюсь к ближайшей бумаге с восковым оттиском:
        - Магические?
        - А как же! Вот вы думаете, что видите перед собой?
        - Обычную виграмму, только заверенную...
        - Правильно, не подписями, а кое-чем понадёжнее. На каждой из этих бумаг рука заказчика оставила особый отпечаток, по которому легко можно узнать, кто пожелал смерти ближнему своему.
        Любопытная подробность.
        - Хотите сказать...
        - Пока заказ не исполнен должным образом или не отменён по смерти исполнителя, обе стороны связаны обязательствами. На всякий разный случай, - подмигнул бритоголовый. - К примеру, чтобы не было соблазна передумать.
        Удобно, ничего не скажешь. Значит, на той виграмме, с которой он сейчас сдул восковую пыль, был отпечаток руки...
        - И его нельзя сохранить?
        - Кого?
        - Этот оттиск.
        Великан покачал головой:
        - Только пока заказ действует. По окончании действия или при смерти второй стороны печать теряет свою силу.
        - Значит, я не смогу...
        - Узнать, кто хотел вас убить? Сможете. Потому что нет никаких причин против того. Никто ведь не запрещает мертвецам свидетельствовать против живых!
        Придётся поверить на слово. Да и есть ли гильдийцам смысл врать? Лично я не вижу ни малейшего. Добро бы, с меня можно было что-то взять или заручиться поддержкой, а так... Но оплатить долг хотят честно, этого у них не отнимешь.
        Я посмотрел на Тень:
        - И кто же?
        Убийца сдвинул брови, припоминая:
        - Имя не назову, не принято у нас об этом спрашивать. Но описать могу.
        За неимением лучшей возможности ухватимся за ту, которая подставила свой загривок:
        - Было бы неплохо.
        - Мужчина. Взрослый, но не старый. Зажиточный. Да, собственно, можно было бы и не продолжать, потому что... - Он сделал паузу, от которой у меня неприятно кольнуло сердце. - Его лицо как две капли воды похоже на твоё, так что тебе лучше знать, кто он.
        Почему-то я не удивляюсь. Совсем. Господин старший распорядитель снова готов к решительным действиям? Но как же быстро... Ведь он не собирался убивать, тогда, на чердаке, наслаждаясь моей болью и отчаянием. Почему же передумал? Поспешные шаги обычно совершаются под действием страха, стало быть, дядюшка испугался. Но чего?
        А-а-а-а, какой же я дурак!
        Поводыри и мой танец с лентами. Это не могло остаться незамеченным, ни в коем случае. Разумеется, сплетня сразу же пошла гулять из уст в уста, и скорее всего, уже спустя час Трэммин знал о моих «подвигах». А ещё знал кое-что другое, донельзя важное и серьёзное.
        Знал, что мой дар вернулся ко мне.
        Нельзя было лезть на рожон, ой нельзя! Сидел бы себе тихохонько, зато безопасно, выбрал бы момент и ударил побольнее... Не получилось: первым удар нанёс дядя. Вернее, постарался нанести. И самое смешное, действовал расчётливо и разумно, как всегда. Не стал дожидаться, пока я приползу сдавать новые экзамены на включение в Регистр.
        Всё правильно. Пока мне отказано в звании мага, меня можно убить, как простого смертного, без риска быть обвинённым в покушении на своего собрата по искусству.
        Умный, сволочь. Впору восхищаться и гордиться родством с таким талантливым злодеем. Тьфу!
        - Но точно указать на него нельзя?
        - Почему же? Можно. Даже перед судьёй.
        ЧТО?! Неужели... Нет, быть такого не может!
        Ошарашенно пялюсь на убийцу:
        - Ты согласен засвидетельствовать заказ на суде?
        Тот без особой охоты, но подтверждает:
        - Угу. Я имею на это право, потому что договорённость была разорвана по всем правилам.
        - И твои слова... Будут приняты судом?
        Тень пожимает плечами:
        - Откуда я знаю? Я ещё ни разу такого не пробовал.
        Бритоголовый задумчиво цокает языком:
        - Очень может быть. Мне даже будет любопытно посмотреть на всё это... Да и придётся, ведь только я могу подтвердить смерть и соблюдение наших законов.
        - Каким образом?
        Великан похлопал себя по тугому животу:
        - Знаете, как говорят? Хорошего человека должно быть много, а плохого - ещё больше! Наверняка ведь удивились, увидев меня? Мол, что такой здоровяк делает в Гильдии, он же и подкрасться ни к кому близко не сумеет? Так вот, я - Тень только наполовину. Правда, эта половина состоит из многих сотен других...
        Он приподнял рукав, показывая чистую кожу предплечья.
        - Не верите? Смотрите внимательно!
        Спокойствие длилось не больше вдоха, а на выдохе по загорелому ковру побежали змеи узора. Тонкие и толстые, с зубчатыми боками и совершенно гладкие, они сменяли друг друга с пугающей быстротой, ни разу не повторяя один и тот же рисунок, а на лбу великана выступали бисеринки пота. Одна змейка - одна бисеринка. А когда безумный бег завершился, и кожа снова вернулась к прежней чистоте, бритая голова оказалась мокрой. Полностью.
        Избавившись от убийственного очарования змеиного танца, я спросил:
        - Что это было?
        - Половинки. Каждая из Теней носит в своей плоти частичку магии. Все видят рисунок на коже, но не все знают, на что он способен. К примеру, удостоверяет принадлежность к Гильдии и все полагающиеся при этом права. А ещё может ускорить исцеление так сильно, что даже самые страшные и смертельные раны затянутся в считанные минуты... Правда, это происходит нечасто.
        - Почему?
        Убийца грустно улыбнулся и ответил вместо великана:
        - Потому что мало кто согласится умереть, чтобы родиться.
        Так вот по какой причине он двигал сломанным запястьем, как ни в чём не бывало, уже на подходах к Гильдии! А я-то удивлялся, почему не щадит раненую руку... Всё просто. Но от такой простоты становится страшно.
        - Вы хотите сказать...
        Бритоголовый помолчал, но, видимо, решив, что нам применить полученные знания всё равно будет не на ком и некогда, уточнил:
        - Если остановить сердце, а потом снова заставить биться, повреждённая плоть излечится. Но это рискованно, да и самому проделать трудновато, что ни говори.
        Да уж... Обязательно требуется вмешательство извне, хотя бы для того, чтобы прервать жизнь, а потом снова вдохнуть её в задержавшееся на Пороге тело. Пожалуй, я бы не рискнул довериться кому-то настолько, чтобы позволить убить себя. Потому что ни за что не поверил бы в последующее оживление. Даже самым близким другом.
        - Но откуда вы узнали, что умер именно этот человек?
        - Оттуда же. Я ношу в себе оттиски узоров каждого из Теней. И если кто-то умирает, сразу чувствую это. И точно знаю, кто и как умер. Такова моя работа. Я - память Гильдии. А если попросту, Кладовщик. Так меня называют.
        Чувствует? Могу поклясться, ощущения не из приятных, если хоть немного похожи на мои танцы с занавесями.
        Но почему, будь я проклят, что-то в его словах никак не даёт мне успокоиться?!
        - И часто Тени умирают?
        - Не слишком. Предпоследний раз смерть приходила в Гильдию пять лет назад, а последний - сегодня ввечеру.
        Смерть Тени. Сегодня. Единственная за пять лет. Что-то во всём этом неправильно. Совсем-совсем неправильно. Ведь несколькими днями раньше...
        Понял. Моя очередная и нелепая ошибка. А может быть, заблуждение, но перемена причин меня не оправдывает и не извиняет. Остаётся, конечно, слабенькая надежда... Избавиться от неё сразу или потянуть время? Нет, не буду ждать. Без толку.
        - Вы уверены?
        Бритоголовый удивлённо расширил глаза:
        - В чём?
        - Что сегодняшняя смерть была единственной за многие годы?
        Черты широкого лица слегка заострились, как будто мой вопрос привёл собеседника на грань оскорбления:
        - Не уверен. Я просто знаю, и всё. Сомнения неуместны, потому что магия в моём теле не подчиняется никому и ничему, а стало быть, и не лжёт.
        Я вдохнул поглубже, задержал дыхание, стараясь унять дрожь прежде, чем задать последний, невинный, но способный убить вопрос:
        - Разве четыре дня назад не умерла одна из Теней?
        Великан отрицательно мотнул подбородком.
        Так. Только спокойно. Без суеты и ошибок. Сначала убедись во всём до конца и только потом действуй.
        - А вы можете показать мне виграмму заказа, который принял к исполнению один человек из вашей Гильдии?
        Переход разговора к делам обыденным помог бритоголовому расслабиться и снова радушным хозяином:
        - Если желаете посмотреть, покажу. Но объясните, кто именно принял заказ?
        Что я знаю о Тени? Внешность? Ерунда! Нет никакого смысла описывать то, что может меняться каждый день. Рост, вес, цвет волос и глаз... Не подойдёт. Нужно что-то отличительное, что-то, присущее ему одному. Например...
        - Знак, которым он метит своё оружие. Этого будет достаточно?
        Кладовщик подумал и кивнул:
        - Вполне. И как же сей знак выглядит?
        - Руна «Ар».
        - Хм-м-м... - Бритоголовый двинулся вдоль стола. - Знаю-знаю такого. Он как раз недавно принёс новую виграмму... Вот она.
        Я с трудом удержался, чтобы не вцепиться в указанный листок дрожащими от злости пальцами.
        Толстая бумага, пронизанная грубо спрядёнными шёлковыми волокнами. Несколько торопливо написанных строчек. Хранящий свою форму овал воска с отпечатком... Дядюшкиной руки, конечно же. Ведь он сам признался, что желал убить племяника и для того нанял Тень. В шаге от меня на столе лежит неопровержимое свидетельство преступления. Если предъявить его перед Надзорным советом, господина старшего распорядителя ждёт, по меньшей мере, казнь. Мучительная и непредотвратимая.
        Всего лишь клочок бумаги, но сколько силы в нём заключено! Целая жизнь. И я могу распорядиться ей по своему усмотрению, так, как пожелаю. Так, как решу и выберу сам.
        Но осталось прояснить ещё один вопрос. Небольшой.
        - А если Тень отказывается от исполнения заказа?
        Великан презрительно сузил глаза:
        - Это происходит ещё реже, чем смерть.
        - Почему?
        - Потому что у договора нет обратного хода. Ты можешь не браться за исполнение, это твоё право. Посчитать, что оплата недостаточно велика или что твоих сил не хватит на удовлетворение стремлений заказчика. Но если печать поставлена...
        - Отказаться невозможно?
        - Возможно, - в разговор снова вступила Тень. - Только мы предпочитаем умирать, а не отступать.
        Непонимающе смотрю на обоих, пока ко мне не снисходят для неохотного объяснения:
        - Отказ разрывает договор, но только со стороны заказчика: на его копии оттиск разрушается. Но на гильдейской копии - остаётся, а это означает конец, потому что, пока не исполнен взятый заказ, мы не имеем права браться за следующий.
        - То есть, из-за одного-единственного отказа убийца никогда больше не может...
        Кладовщик торжественно и скорбно кивает:
        - Никогда. До самой своей смерти. Потому что и узор не сможет вернуться.
        Татуировка продолжит прятаться в глубине плоти, не занимаясь исцелением, и довольно будет любой опасной раны, чтобы... Должно быть, для того, кто привык к лекарским услугам змеящегося рисунка, очень трудно забыть о них навсегда. Не говоря уже о том, что все годы учёбы и оттачивания мастерства летят насмарку. Отказался? Значит, разрушил всё, к чему стремился и на что надеялся. Может, это и правильно. Если берёшься за какое-либо дело, будь любезен с ним справиться. Не уверен? Не берись. Я тоже так поступаю. Вернее, поступал, когда расплетал заклинания. И ни за что не сдался бы, даже понимая, что моих умений не хватает. Ну ладно, с меня спрос небольшой, я - просто упрямый дурак. Но Тень?..
        Сколько же должна весить причина, способная заставить наёмного убийцу перестать убивать?

* * *
        - Я хочу видеть...
        Привратник, не говоря ни слова, отступил в сторону, то ли приглашая меня войти, то ли просто освобождая проход к дому по аллее дикого винограда, да так и остался на своём месте, закрывая ворота и предоставляя нам с демоном право проделать путь до крыльца без провожатых.
        Всю дорогу от Гильдии до Виноградного дома мы молчали. Джер ни о чём не спрашивал, только косился в мою сторону одновременно рассеянно и лукаво, словно догадываясь, какие причины вынудили меня по ночной темноте отправиться на прогулку, а я не мог говорить, потому что... бесился от злости. И злиться было, на кого.
        Во-первых, я сам. С какой стати взял и поверил дядиным словам? Знаю же, что господин старший распорядитель врёт всем, всегда и по любому поводу. Вернее, не говорит ни слова правды. И тем не менее, как только услышал, что свидетелей происшедшего в доме Амиели, кроме меня, не осталось, преспокойно похоронил Тень в своей памяти. Мол, туда ему и дорога, за Порог. Не по-людски поступил, нехорошо, живого человека записал в покойники. Мерзко-то как... Даже кажется, что всё внутри в единый миг стало склизким и грязным.
        Второй повод для злости - сам убийца. Зачем он это затеял? Взял заказ, так почему не исполнил? Не захотел меня убивать? Ну и на здоровье! Но никто не просил его подставляться под удар и городить всю ту чушь, ни капле которой не поверил хозяин Виноградного дома. Да, вынужден был её принять, куда денешься? И звучало почти правдиво, и видимых огрехов в истории не было, но чувствовалось, что Тень лжёт, да ещё как самозабвенно... Дурак. Не мог сигануть в окно и раствориться в ночи? Ну да, мне пришлось бы объясняться с Амиели, но не думаю, что dyen Райт в отместку покусился бы на мою жизнь. Скорее заставил бы служить, ведь с живого человека доходов всяко больше, чем с мёртвого.
        А если бы и убил, что с того? Никому не стало ни жарко, ни холодно. Разве что, тот приютский мальчишка, угодивший в сети обезумевших лент... Он бы умер, потому что никто не набрался бы смелости помочь. Значит, глупость Тени всё-таки принесла пользу. Позволила спасти юную жизнь. И всё было сделано не зря? Может быть. Но я не успокоюсь, пока не узнаю, ЗАЧЕМ всё это было сделано!
        - Я знал, что ты придёшь.
        Он стоял на средней площадке лестницы, словно не мог определиться, какой встречи я заслуживаю. Хотел бы показать своё превосходство, оставался бы наверху. Хотел бы отнестись ко мне, как к равному, спустился бы в самый низ. А так получается ни то, ни сё: вроде, и некое уважение выказано, а вроде и насмешка никуда не делась.
        - Ваша прозорливость поистине поразительна, dyen Райт. Потому что я сам вовсе не собирался сюда возвращаться.
        - Разве у тебя не было причины вернуться?
        А ведь он нарочно сохранил расстояние между нами, и вовсе не для того, чтобы в очередной раз унизить меня, нет. Хозяин Виноградного дома желает ясно видеть выражение моего лица, но не хочет показывать лишние чувства на своём, потому и остался за пределами залитого светом свечей круга.
        - Я думал, что не было.
        - И тебя не заботила судьба твоего друга?
        Следовало бы вспылить и заявить, что Тень моим другом не была и никогда не станет. Можно было начать новую игру и поторговаться, выкладывая на стол козырные карты. Но зачем? Мне ничего не нужно от Амиели. Ни денег, ни иных благ: если уж очень сильно буду нуждаться, найду способ разжиться монетами. А вот убийца мне нужен. Для короткого, но очень важного разговора. И ради достижения этой цели я могу пойти на многое, но только не на лукавство. Некогда.
        - До сегодняшнего вечера я считал его мёртвым, а судьба мертвецов меня никогда не волновала.
        Райт растянул губы в довольной улыбке:
        - Если у меня и были сомнения насчёт твоей разумности, сейчас ты их развеял. Но одного ума мало, чтобы добиться успеха. А ты ведь пришёл сюда, чтобы чего-то добиться, верно?
        Да. И моя цель вполне определена, а не призрачна и наивна, как прежде. Всего лишь хочу задать вопрос и получить на него ответ, неважно, честный или лживый: мера искренности пусть остаётся на совести Тени. Я выслушаю всё, что мне скажут, возьму на заметку и уйду прочь. Чтобы, наконец, начать жить, а не притворяться живым.
        - Где он?
        - Это имеет значение?
        И правда, не имеет. Никакого. Мне не нужно указывать место, мне нужно заполучить человека. Всего на несколько минут.
        - Я хочу поговорить с ним.
        - А он? Захочет говорить с тобой, как ты думаешь? Захочет видеть друга, который бросил его без помощи и надежды на спасение?
        Тьфу. Сплюнул бы на мраморный пол, да жаль оставлять грязные разводы.
        Пытаешься поймать меня в ловушку стыда? Не выйдет. Ошибочка, господин, и очень глупая. Я могу выглядеть безвольным трусом и вести себя не самым достойным образом, но это не повод раз и навсегда заносить меня в конец списка заслуживающих право на существование. Хочешь, чтобы тебя удивили? Желаешь ещё раз развлечься за мой счёт?
        - Меня не заботят чужие желания. И ваше - тоже. Я всего лишь предлагаю сделку. Вы позволяете мне перекинуться парой слов с захваченным вами человеком, а я за это обещаю не причинять ущерб вашему имуществу. В том числе, и жизням ваших людей, - последнее добавляю, видя, как ожидающие приказа за спиной Амиели стражники кладут ладони на рукояти мечей.
        - Смелое заявление.
        Райт смотрит на меня застывшим, но вовсе не безжизненным взглядом, потом начинает спускаться всё ниже и ниже, пока не ступает на мраморные плиты у подножия лестницы и не оказывается совсем рядом со мной, а я, не переставая злиться, чувствую невольное удовлетворение от удавшейся работы, глядя, как уверенно двигаются прежде больные и немощные ноги старика.
        - Ты изменился за прошедшие дни.
        - Это важно?
        - Кому как, - Хозяин Виноградного дома задумчиво поправляет складки мантии.
        - Вы позволите нам поговорить?
        Он пробегает пальцами по золотому шнуру вышивки:
        - У меня есть выбор?
        - Или позволите, или нет. Но в любом случае...
        - Ты полон решимости добиться своего, - заключает Райт. - Тогда я изберу третий путь, можно?
        Кажется, меня снова поставили в тупик.
        - Третий?
        - Просто не буду мешать. Это тебя устроит?
        Улыбка у него вовсе не стариковская, а озорная, как у мальчишки, ворующего сливы в чужом саду и успевающего увернуться от цепкой хватки сурового сторожа.
        Третий путь, значит? Просто постоять и посмотреть, что получится? Да, хороший выбор. Я бы сам так хотел, но не получается. Даже прямо сейчас не могу остаться в стороне и дождаться завершения истории. Хотя бы потому, что каждая минута промедления добавляет ещё один камешек на ту чашу весов, где громоздится опасность.
        Господин старший распорядитель если и не узнал ещё о неудаче, постигшей наёмного убийцу, то с минуты на минуту узнает, потому что готов поспорить, Трэммин проверяет состояние оттиска на своей копии виграммы каждый час. Что он предпримет, когда обнаружит, что воск рассыпался пылью? Повторит попытку? Возможно. А возможно, наоборот затаится, чтобы продумать новое покушение. В любом случае, я рискую, причём серьёзно: или быть готовым отбиваться от врагов, или мучиться от ожидания неизвестности. Но хуже всего, если дядюшка потребует провести расследование и докажет, что я пользовался магией без должного разрешения. Кто угодно мог счесть мой успех случайностью, но только не господин старший распорядитель! Нет, сейчас он совершенно уверен, что не довёл месть до конца и станет прилагать вдвое больше усилий, нежели раньше. Потому что боится.
        - Если ваш выбор не противоречит моему желанию, зачем спорить?
        - Действительно... - Райт вдруг сложил брови удивительно растроганным домиком. - Золотые слова! И какие правильные... Да, ты изменился, парень. И в очень хорошую сторону.
        А я считаю иначе. Только спорить, и правда, не собираюсь. Дворовые шавки могут громко и заливисто лаять, но всё равно не собьют панцирную пехоту с шага, ведь так?
        - Где он?
        Вместо ответа хозяин Виноградного дома вытянул руку, указывая на дверь, судя по всему, ведущую к кладовым и прочим комнатам, куда сами хозяева обычно не заглядывают вовсе, оставляя всё на откуп слугам.
        Так, провожать меня снова никто не собирается? Ну и ладно, надеюсь, не заблужусь. Коридор освещён скудно, но достаточно, чтобы видеть, куда ставишь ногу, и различать, какие двери закрыты на засовы давным-давно, а какие совсем недавно распахивались... Вернее, какая.
        Хм, а она и не заперта. Наивная беспечность? Нет, уверенность, подкреплённая толстыми железными гвоздями: при всём желании, бессмысленно даже думать о побеге, когда твоё тело почти в дюжине мест прибито к деревянному лежаку. Жестокий старичок, однако, ой и жестокий! Мог бы обойтись цепями или сразу прикончить, а не заниматься пытками.
        Под головой Тени, да и в других местах доски потемнели от влаги и стали скользкими. Уже не могут впитывать пот? Дерево, и то устало, а человек ещё держится. Почти четыре дня борьбы за жизнь. Но ради чего? Есть причина, заставляющая убийцу лежать совершенно неподвижно, чтобы гвозди не разорвали больше сосудов, чем уже успели? Видимо, есть. И сейчас я узнаю, в чём она заключается.
        - Не устал ещё?
        Нарочно стараюсь не пускать в голос все чувства, но всё равно получаются не слова, а злобное карканье. Правда, оно достигает цели не хуже, чем что-либо другое: веки Тени вздрагивают и начинают раздвигаться, а когда из серых глаз слегка уходит муть боли, движение добирается и до пересохших губ.
        - Пришёл...
        Ни вопроса, ни сожаления. Радость? Тоже нет. Может быть, немного удивления и, кажется, удовлетворение, словно я сделал что-то ожидаемое и желаемое. Что-то, к чему меня принудили и строго следили, чтобы не сбился с пути ни на шаг. Наёмному убийце тоже нравится играть в куклы? Но почему для игр нужно было выбирать именно меня? Да и если судить строго, сейчас на ярмарочного болванчика больше похож тот, кто лежит, не решаясь расслабить ни одну мышцу.
        - Да, пришёл. Не мог не прийти, потому что не люблю оставлять вопросы без ответов.
        Убийца смотрит, не мигая. Чтобы видеть моё лицо, ему приходится здорово скашивать глаза, и можно было бы помочь, придвинуться ближе, наклониться, но... Тогда боль, горечью перекатывающаяся в горле, совсем осмелеет, вырвется из подчинения, хлынет наружу и утопит меня в своём потоке.
        - Вопросы?
        Вот у кого ни голос не дрожит, ни всё остальное! Завидую. Самой чёрной завистью на свете.
        - Всего один.
        - Хочешь спросить?
        - И спрошу, потому что ты не сможешь меня не услышать.
        Он всё-таки не выдержал и моргнул:
        - Спрашивай.
        И где же все слова, которые я так тщательно подманивал, собирал и пестовал? Разбежались, разлетелись, расползлись, а в напрасных поисках шарить по полу что-то не хочется. Значит, придётся спросить прямо и грубо:
        - Какого рожна?!
        Молчит, удивлённо расширяя глаза. Не понимает? Или притворяется? Он у меня сейчас доиграется!
        - Зачем ты всё это сделал?
        Тихий шелест губ:
        - Неважно...
        - Нет, важно! Мне! О себе можешь думать всё, что угодно, но не смей уходить от моего ответа! Я же не прошу невозможного, только ответь: зачем?!
        Веки смеживаются, но не потому, что Тень хочет подремать. Просто иным способом взгляд ей не спрятать.
        - Не спрашивай...
        - Буду! Сколько раз нужно повторить? Десять? Сто? Тысячу? Я не оставлю тебя в покое, пока не получу ответ. Слышишь? Не оставлю!
        - А потом?
        В его голосе слышны нотки, до сумасшествия напоминающие надежду, и это ещё больше распаляет мою злость. Значит, что-то должно быть и «потом»?! Значит, он всё продумал наперёд и наверняка, а я сейчас всего лишь фигурка на игральной доске, которую переставляют с места на место хладнокровные и равнодушные игроки?
        - А потом не будет ничего! По крайней мере, с моим участием. Доволен? Этого добивался?
        - Не совсем...
        - Ты будешь отвечать?
        Веки вздрагивают, но остаются на месте:
        - Да. Задавай вопрос, но только один. На большее у меня не хватит сил...
        Ах так? Не хватит? Четыре дня топтался на Пороге, а теперь устал и трусливо решил сделать последний шаг?
        - Зачем?
        - Что именно?
        Нужно начать с самого начала? Вспомнить нашу первую встречу и протянувшуюся от неё странную и запутанную цепочку последующих? Наверное, так было бы правильнее и разумнее. Но когда я прислушивался к голосу разума?
        У меня есть только один шанс, да? Право только на один вопрос? Хорошо. Спрошу. Но не о по-настоящему важной вещи, а о том, что заставляет меня беситься. Хотя, может быть, именно эта причина единственно важна?
        - Зачем ты выгородил меня перед здешним хозяином?
        По лицу Тени прошла болезненная судорога, глаза снова открылись и взглянули на меня с невыразимым отчаянием.
        - Не спрашивай...
        - Это всё, что мне нужно знать!
        - Извини...
        - За что? За дурость, которую ты совершил?
        - Нет, за молчание. Я не отвечу.
        - Опять начинаешь играть в прятки?! Я задал такой простой вопрос, неужели...
        - И ответ очень простой. Но он тебе не нужен...
        Боль всё-таки добралась до языка и заставила задержать дыхание, вмиг ставшее горьким и горячим.
        - Не нужен, говоришь?
        Нескольких слов оказалось достаточно, чтобы истоки кипящей во мне ярости стали ясны и понятны. И как я раньше не мог догадаться? Вот она, причина, выворачивающая меня наизнанку!
        «Он тебе не нужен».
        Просто, да? И как унизительно!
        Тень решила всё ЗА меня. Не спросив, хочу ли я быть ведомым и буду ли послушно исполнять всё, чего она пожелает и что прикажет. Мне отказали в праве принимать собственные решения. И кто, скажите на милость?! Убийца, о котором я ничего не знаю. Человек, нагло и упорно преследующий СВОИ цели, но почему-то при этом вовсю пользующийся мной, как бездушной и бессловесной вещью...
        Волна злости накатила, ударилась о действительность и рассыпалась колючими брызгами. Все хотят мной помыкать? Что ж, извольте. Но я оставляю за собой право подчиняться только в том случае, если меня покупают за хорошую цену!
        А нахалов и наглецов нужно учить их же излюбленными способами. Наклоняюсь к бледному лицу, близко-близко:
        - Тебе поручили меня убить, а ты по какой-то нелепой причине отказался от исполнения заказа и решил... Решил, что спас меня? Зря. Ты ошибся, потому что я всё-таки умер. В тот же вечер я проклял тебя за твою «доброту», но, самое смешное, поторопился. Потому что ты убил меня именно сегодня. Минуту назад. Так что, можешь считать своё дело сделанным.
        Он смотрел мне в глаза, не отрываясь. Искал что-то в моём взгляде? Может быть. Но явно не нашёл, потому что вдруг торопливо зашептал:
        - Тебе хватит ещё суток? Больше я не выдержу, просто потеряю сознание и тогда... Все потуги окажутся зряшными. Самое большее, тридцать часов, но ты должен успеть...
        - Успеть что?
        - В Гильдии лежит бумага, по которой можно найти и обвинить того человека, который...
        - Желал моей смерти? Знаю. Я даже видел эту виграмму.
        - Видел? - В серых глазах заплескалось удивление. - Тогда зачем ты пришёл сюда? Тебе нужно было...
        Выпрямляюсь.
        - Я сам буду решать, ЧТО мне нужно. И подачек принимать не собираюсь.
        - Подачки? Да как ты... - Потрескавшиеся от сухости губы скорбно поджимаются. - Какой же ты всё-таки дурак...
        - Дурак? Пусть. Но это МОЙ выбор! - Почти кричу, хотя в тишине комнаты любой звук и так оказался бы подобен грому. - МОЙ! А не чей-нибудь ещё.
        - Значит, всё было сделано напрасно...
        Он снова опускает веки, и я вижу, как напряжение начинает покидать мышцы Тени, медленно и неотвратимо.
        Сдался? Так кто из нас трус, в конце концов? Сейчас увидим!
        Поворачиваюсь к демону:
        - Ты можешь помочь мне, в последний раз?
        Джер смотрит на меня без тени улыбки на лице, но я почему-то знаю, что где-то там, далеко за зеркалом зелёных глаз он улыбается, искренне и довольно.
        - Убрать железо?
        - Да.
        Небрежный, но не лишённый уважения поклон:
        - Как пожелаешь, повелитель!
        Занавеси мелко вздрагивают, впрочем, очень быстро успокаиваются, принимая в себя прах гвоздей. Ни единой крошечки, словно невидимый язык какого-то чудовища слизнул железные штыри одним движением. Причём, все в одно и то же мгновение, а не поочерёдно.
        Ранки начинают заполняться кровью, значит, Амиели рассчитал всё правильно: убийца не должен был выжить. Пройдёт несколько минут или пара часов, и Тень умрёт, навсегда унеся вместе с собой за Порог кучу ответов на незаданные вопросы.
        - Зря...
        Ещё и корчит недовольную рожу!
        - Это ты так считаешь.
        - У тебя был шанс победить.
        - Ценой твоих дурацких подвигов? Спасибо, не надо!
        - Подвиги... - Убийца попробовал шевельнуть пальцами, но безрезультатно, видимо, сухожилия оказались перебиты гвоздями. - Сам ты дурак. Я ведь хотел помочь, потому что... Совершил ошибку, и её надо было исправить. Хоть как-то, чтобы не таскать на совести неподъёмный груз... Ты ведь мог наказать своего врага. Мог уничтожить. И такую возможность про... Эх...
        Да, мог. Но слишком хорошо успел понять другую истину. Даже месть сладка лишь в том случае, если добыта собственными руками. А мои руки и без чужого вмешательства способны на многое.
        - Послушай... - Он снова напрягся, борясь с болью. - Ещё несколько часов я выдержу, даже в таком положении. И может быть, ты всё-таки успеешь?
        Настойчивый. Или настырный? Невелика разница. Только я ещё в детстве не ел лакомства, которые пихали в меня насильно. И похоже, никогда уже не научусь так поступать.
        - Не собираюсь.
        - Дура-а-ак...
        Тянет не насмешливо, а огорчённо, и тем самым распаляет мою ярость ещё сильнее. Впрочем, я не в обиде. Мне сейчас понадобятся любые силы, пусть и рождённые обиженной злобой.
        - А ведь ты не обо мне думаешь. Вот прямо сейчас, и не обо мне. Тебе жалко собственной жертвы. Угадал? А мои желания... На них можно плюнуть, верно?
        - Думай, как хочешь.
        - А я и думаю. - Кладу ладонь на еле заметно поднимающуюся и опускающуюся грудь. - Думаю. И знаешь, что надумал?
        Он не отвечает, отводя взгляд. Не желает меня больше видеть? На здоровье! Вот пусть всю оставшуюся жизнь, надеюсь, долгую и счастливую, со мной больше не встречается!
        - Решать ЗА меня я позволю только любимой женщине и только в постели. А всё остальное... Решу и выберу сам!
        Пальцы крюками вонзаются в кожу, не пробивая плоть, но сминая так сильно, что горячие соломинки, те, кончики которых корзинкой оплетают сердце, выгибаются дугами на грани разрыва. Губы Тени раскрываются в последнем отчаянном вдохе и застывают - вместе с удивлением в серых глазах. Горсточка времени осыпается на пол, и под бледной кожей вспухает останавливающая свой бег чёрная змея.
        Удар. Удар. Удар. Это стучит моё сердце, неторопливо и размеренно. Нужно всего лишь подождать, пока рисунок замрёт окончательно, а потом... Потом всё будет просто. Ведь воскрешать мертвецов легче, чем убивать живых.
        Собираю в кулак нити занавесей, окружающих грудь убийцы. Сжать, разжать, снова сжать, повернуть, натянуть, отпустить... И никаких чувств. Работа. Самая обычная работа.
        Резкий вдох, наполняющий лёгкие воздухом, должно быть, причиняет убийце сильную боль, а глаза, снова возвращающие себе прежний блеск, смотрят и не верят. Но я и не хотел, чтобы верили мне или в меня. Хуже другое: в серых лужицах дрожит отсутствие понимания. Это значит, нам больше не о чем и незачем говорить.
        Поворачиваюсь, иду к двери. За спиной раздаётся шорох. Узор начал делать своё дело? Хорошо. Просто замечательно. Долг уплачен, и теперь я могу чувствовать себя совершенно свободным. Правда, трудностей стало только больше, но...
        Они только мои. И я не отдам их никому.

* * *
        - Ты быстро учишься.
        Ночь принесла с собой желанную тишину, а поднятые дневной жарой в воздух капельки воды, похоже, собираются в тучи, обещая пролиться дождём. Давненько я не стоял под тёплыми водяными струями... А что, можно попробовать вспомнить детство, беспечное и почти счастливое. Если получится, в чём сомневаюсь, и с каждой прожитой минутой - всё больше.
        - Было бы, чему учиться!
        Демон укоризненно качает головой:
        - Мы все учим уроки. Каждый день. А тот, кто не усваивает науку с первого раза, обречён снова и снова повторять одно и то же. Правда, некоторые наставления я бы не отказался выучить ещё раз.
        Я тоже. Например, пережить заново те мгновения, когда ждал возвращения чёрного рисунка на тело убийцы. Такого спокойного азарта и уверенности мне не доводилось чувствовать никогда прежде. Я не узнавал самого себя, и это было... Прекрасно. А вот возвращение к прежнему усталому унынию почему-то не понравилось.
        - Да, пожалуй...
        Хорошо, когда не о чем говорить, и можно просто стоять, положив ладонь на ещё сохраняющий дневное тепло камень стены. Стоять, молчать, не мечтать и не сожалеть. Стоять, пока тебя не заставит пошатнуться одновременно удовлетворённое и сожалеющее:
        - Мне больше незачем здесь оставаться.
        Джер блаженно потягивается, не забывая следить за тем, чтобы ремень сумки оставался на плече. Можно подумать, у него уже имеется печальный опыт беспечности, приводящей к вылавливанию свитков пергамента из грязной лужи! Хотя... Чем боги не шутят? Тем, над чем смеются демоны.
        - Хочешь уйти?
        - У тебя другие намерения в отношении меня?
        Конечно, нет. Да и зачем мне распоряжаться чужой жизнью? Пусть даже не человека, а пришельца с Полей Отчаяния. Мочь - могу, но хотеть...
        - Никаких.
        - Тогда разреши мне откланяться.
        Разрешить? Уж кто-кто, а демон не должен нуждаться в таких любезностях! Но почему-то никогда не забывает о них напомнить или попросить.
        - Я тебя не держу.
        - Знаю.
        Когда рядом находится кто-то, понимающий тебя даже не с полуслова, а задолго до того, как с губ сорвётся хоть какой-нибудь звук, становится очень легко дышать. Потому что не нужно ни играть, ни притворяться, ни бояться. Интересно, сам демон об этом догадывается?
        - Но мне всё-таки нужна твоя помощь.
        В отсветах фонарей не понять, лукаво он улыбается или грустно.
        - В чём?
        - Помоги мне вернуться. Туда, откуда я пришёл.
        И верно... Он же не может вечно оставаться здесь, со мной! У демона наверняка есть свои дела и свои цели, от достижения которых его отвлекло моё глупое отчаяние.
        - Я бы с радостью... Но как это сделать? В тот раз я потратил все запасы, что у меня были. Нужно разобрать не одно заклинание, чтобы...
        Смеётся. Весело и заливисто.
        - Ты так ещё и не понял?
        - Чего?
        - Тебе больше не нужны чужие объедки.
        - Но...
        Демон делает над собой неимоверное усилие, чтобы посерьезнеть и придать голосу наставительный тон:
        - В твоём распоряжении находится нечто большее, и поверь, мои старания тут ни причём. Я всего лишь помог расправиться Нитям внутри твоего тела, но рано или поздно они и без моих усилий сделали бы то же самое... Когда-то ты мог ощущать только Пряди, вырванные из Гобелена и грубо скрученные не слишком умелыми пальцами, а теперь можешь касаться тех, изначальных и истинно могущественных. Они ведь приняли тебя в число своих друзей, верно? И будут выполнять твои просьбы, потому что больше всего на свете ценят ласку и заботу.
        Не понимаю, о чём он говорит, но не чувствую лжи ни в едином слове. Нити занавесей посчитали меня своим другом? Как это возможно? Неужели они обладают собственной душой и разумом? Невероятно. Но если вспомнить, как охотно они и раньше подставляли мне свои пушистые бока... Хотели, чтобы я их приласкал? И только-то?! Боги, неужели это правда?
        Беда только в одном: найти подтверждение со стороны не получится.
        - Но почему кроме меня никто больше не...
        Пожимает плечами:
        - Трудно сказать. Наверное, так причудливо изменило узор Кружево твоей крови. Причудливо и опасно.
        Лёгкий холодок поднимает волоски на моём загривке.
        - Опасно?
        Демон смотрит на меня немигающим и жутковатым взглядом, но мне становится страшно не от угрозы или чего-то подобного, а от того, что в зелёных глазах плещется вина. Самая обыкновенная, человеческая.
        - После всего случившегося я должен был бы тебя убить.
        А он знает, что своей честностью причиняет боль сильнее, чем все палачи мира, вместе взятые? Похоже, знает. Потому и пользуется своим даром так редко.
        - Ещё не поздно. Да и... Ты имеешь на это право.
        Вздыхает:
        - Если бы только право! Я просто должен. Если хочу избежать неприятностей. Если хочу сохранить равновесие мира. Но, к сожалению или к счастью, я... Слишком ленив.
        Загадочное заявление. Искреннее и правдивое, странно уместное, но совершенно необъяснимое.
        - Тебе лень меня убивать?
        Качает головой:
        - Нет, не так. Скорее, мне лень брать на себя лишнюю работу.
        - Работу?
        Ничего не понимаю. И не хочу понимать, потому что знаю: если понадобится, он сам всё объяснит. И очень доходчиво, уж это демон умеет!
        - Чем ты занимался всю свою жизнь?
        - Э-э-э... - Если не считать сотен глупостей, сложившихся в тяжеленное надгробие, ничем особенным. - Расплетал заклинания.
        Радостно хлопает в ладоши:
        - Вот! Именно! Избавлял мир от избытков магии.
        - Ну и что?
        - Я делаю примерно то же самое. Несколько иным способом, разумеется, но суть от этого не меняется. И когда я называл нас «молочными братьями», я вовсе не шутил и не лгал. В нас течёт разная кровь, но мир, вскормивший нас молоком жизни, поручил нам одно и то же дело.
        - Разрушать чары?
        Поправляет:
        - Убирать, отпуская на свободу украденную Силу. Источники не бездонны, а ждать, пока пройдут века, и всё разрешится само собой... Возможно и так поступать, но не всегда. Кроме того, Гобелену больно лишаться каждой Пряди, а когда боль становится слишком сильной, даже самое терпеливое существо разозлится. Верно?
        Мне чудится, или он лукаво подмигивает? Имеет в виду меня? Так я вовсе не терпелив и никогда не был. Просто раньше я справлялся с болью, потому что у меня была цель, а теперь... Цели нет? Верно. Иди, куда хочешь. Делай, что пожелаешь. И знай, что тебя никто не сможет остановить, потому что сам мир доверился тебе.
        Ох... Даже голова кружится. Всю жизнь мечтать о силе, наконец, получить больше, чем мог вообразить, и только тогда понять: твоё главное могущество всегда было в тебе самом.
        - Так происходит всегда?
        Забавно наклоняет голову к правому плечу:
        - Как именно?
        - Нужно долго-долго искать то, что находится рядом?
        - Конечно!
        - Но это... несправедливо.
        - Почему же? А представь, что люди сразу постигали бы заключённую в них силу, не проживая толком ни дня, не делая ни единого шага? Мир стал бы скопищем склепов, двери которых оказались бы наглухо закрыты, а их обитатели вечно отделены друг от друга. Потому что каждый человек довольствовался бы самим собой... Мне такая картинка не нравится. А тебе?
        Тоже не слишком. Впрочем, я всегда жил, а может, и до сих пор живу в таком мире. Но он-то... Он пришёл из иной реальности.
        - Ты не человек.
        Озорно поворачивается на каблуках:
        - И что с того? Сила, она, знаешь ли, не выбирает место своего пристанища, но под грудами масок всегда выглядит на удивление одинаково. Человек или демон... Разница между нами невелика. Собственно, мы просто живём в разных местах, только и всего. Но живём одинаково, с любовью и ненавистью, с мечтой о продолжении рода и с надеждой победить недругов. Потому что мы оба - ЖИВЫЕ. Понимаешь?
        Кажется, да. Но понимаю и другое: среди моих сородичей в неисчислимых количествах находятся те, кто не заслуживает права жить. Нет, я не собираюсь ни вершить суд, ни исполнять роль палача. Найдутся другие средства, потому что...
        Я буду действовать так, как считаю правильным. То есть, действовать по правилам. Не смогу выиграть честно? Пусть. Но зато у меня будет эта попытка, и возможно, после неё я смогу или умереть окончательно или воскреснуть к новой жизни.
        - Но как же мне сделать, чтобы...
        - Я ушёл?
        Ухмыляется так, что его вопрос можно понимать тысячей разных образов.
        - Да.
        - Просто раздвинь Пряди.
        - Раздвинуть?
        - Ты же чувствуешь их, верно? Они густые, переплетённые между собой, но если найти выбивающиеся из узора ниточки и немножко потянуть...
        Не слушаю больше ни слова. Не нужно. Потянуть? Это мы на два счёта!
        Пальцы привычно поглаживают воздух, ища... Да-да, вот эти самые бугорки! Спины растрепавшихся волокон сами ложатся в ямки ладоней, словно прося погладить, почесать, пригреть. Ласковые зверюшки, ничего не скажешь. И я не смогу обмануть их доверие. Не разорву ни единой ниточки. Никогда.
        Руки ныряют между полотнищами занавесей, накручивая на себя жгуты, чтобы добиться нужного натяжения. Ещё немножечко, ещё чуточку... Наверное, хватит? А то невидимые струны уже готовы обиженно зазвенеть.
        - Спасибо.
        Он всматривается в полумрак. Разве там можно что-то увидеть? Только мутные очертания стены дома. Но по довольной улыбке на лице демона понимаю: получилось.
        Джер делает шаг вперёд, а я растерянно вздрагиваю, вспоминая о вещи, почему-то кажущейся важной именно в бегущие мимо мгновения:
        - Эй, а как же куртка?
        - Оставлю вам. Не возвращаться же за ней?
        - Но... А впрочем, как хочешь.
        Кончики пальцев касаются шёлка лавейлы:
        - А эту штуку возьму на память. Можно?
        - Конечно.
        - Желаю удачи!
        Он произносит прощальные слова не небрежно, как полагается при вежливом расставании, а с каким-то особым нажимом, но обращённым не ко мне. Будто кроме нас двоих ещё кто-то стоит на тёмной улице и прислушивается к нашему разговору.
        - Да, удача - хорошая штука. А можно мне...
        Оборачивается уже перед самой стеной:
        - Что?
        Почему это всегда так трудно - быть самим собой? Почему язык начинает заплетаться успешнее мыслей?
        - Можно...
        Я же умею просить! Сколько раз уже пробовал и добивался желаемого? Даже считать не буду. Много раз. А сейчас, ну надо же... Запинаюсь, не в силах выговорить безобиднейшую фразу. И чувствую себя виноватым, хотя никакой вины в моих намерениях нет и никогда не будет. Но всё равно оправдываюсь:
        - Конечно, если только очень-очень понадобится...
        А ведь он знает. Или догадывается. И можно было бы не продолжать.
        Нет, хватит ползать вокруг да около! Если не уважаю себя, это не повод оскорблять другого напрасной тратой времени.
        - Можно, я ещё раз тебя вызову?
        Даже в густоте теней заметно, что демон улыбается.
        - Можно. Только лучше, если просто позовёшь. Договорились?
        - Как тебе будет приятнее.
        Салютует на манер гвардейца из Городской стражи и, вместо того, чтобы развернуться, делает шаг назад. Я жду, что он уткнётся спиной в каменную кладку, но демон исчезает. Не тая рассветным туманом и не рассыпаясь искрами, как любят рассказывать предающиеся выдуманным воспоминаниям выживающие из ума маги. Просто вот он был, и вот его уже нет, как и не было, только по занавесям проходит еле заметная волна дрожи, и мне почему-то кажется, что в ней смешаны воедино огорчение от расставания и радость от непременно предстоящих новых встреч.
        Встреч не со мной. Но стоит ли обижаться? Ведь я-то пока никуда не ухожу!

* * *
        - Который по счёту сон пошёл?
        О, а я, оказывается, всё-таки задремал, хотя кособокая деревянная скамья к отдыху и расслаблению не располагала. Впрочем, если учесть, что на дворе пока ещё раннее утро, а прогулка по предрассветному городу скорее вымотала, нежели взбодрила, в дремоте, одержавшей надо мной победу, не было ничего удивительного. Я бы и на полу сидя заснул. Но, слава богам, в коридорах судейской службы кое-где попадались более подходящие для сидения места.
        - Это имеет значение?
        Открываю глаза, встречаясь взглядом... Нет, вру. Невозможно встретиться с тем, что надёжно спрятано между припухшими веками. Кто-кто, а мой знакомый дознаватель нынешней ночью не поймал сон ни одним глазом.
        - Не-е-е... - Тинори, зажмурившись, мнёт переносицу пальцами. - Не имеет. Но сегодня я буду немного зол на любого выспавшегося человека, уж извините.
        - А что мешало вам присоединиться к счастливой армии спящих? Дела?
        Он совместил улыбку со сладким зевком:
        - Я не настолько увлечён своей работой, чтобы тратить на неё всё отпущенное мне богами время. Хотя признаваться в истинной причине вынужденного бодрствования стыдно.
        Неужели dyesi, согревавшая постель дознавателя, оказалась настолько страстной, что не позволила даже вздремнуть? Да ему гордиться надо, а не стыдиться!
        - Что же может быть постыдного в...
        Дознаватель виновато ухмыльнулся, потому что наверняка почувствовал, куда именно потекли мои мысли, и одним махом перерубил нить фантазий:
        - В дурацкой игре на интерес? Почти всё.
        - Вы играли? Всю ночь?
        - Ну да. - Он только с третьей попытки попал ключом в замочную скважину кабинетной двери. - Встретился со старыми друзьями. Слово за слово, кон за коном... Не заметили, как в окно начал стучаться рассвет.
        - Много выиграли?
        Он пнул дверную створку, распахивая, и укоризненно заметил:
        - Я же сказал: на интерес играли. Не знаю, как заведено у вас, а в нашей компании между друзьями деньги никогда не стояли и стоять не будут.
        В голосе дознавателя присутствовала ещё и лёгкая обида, мол, неужели я не понимаю простых вещей, которые для остальных людей столь же привычны, как воздух на вдохе.
        А ведь не понимаю. Не могу понять. Представить? Вполне. Восхититься? Тем более! И конечно, удивиться. Но несколько небрежно оборонённых слов заставили мир, в котором я полагал себя живущим, треснуть до самого дна и расколоться, а образовавшуюся расселину невозможно ни перейти, ни перелететь, только заполнить. Чем? Не знаю. Попробую подумать. Потом. После того, как справлюсь с делами на своей стороне мира.
        - Что же вы стоите у порога? Заходите!
        Кабинет дознавателя выходил окнами на закат, поэтому сейчас оказался погружён в остатки утренних сумерек, но зато на письменных приборах не было красноватых отблесков, напоминающих капли крови, разбрызганной неряшливым палачом. А серые тени - как раз то, что нужно. Под их покровом можно подобраться к противнику на расстояние удара и...
        Хотя я собираюсь действовать открыто и честно. Насколько это окажется возможным.
        - Не ожидал снова вас увидеть. - Тинори плюхнулся в кресло и блаженно расслабил спину, уткнувшуюся в кожаную обивку. - Снова нелады с местными лавочниками?
        - Ни в коей мере. Я охладел к хрусталю.
        Неказистую шутку оценили много выше её достоинства - весело рассмеялись.
        - Оно и к лучшему: здоровье дороже красоты. Но тогда теряюсь в догадках... Что же вас привело в мою скромную обитель?
        - Вы нужны мне, как мастер своего дела.
        Припухшие веки настороженно попытались распахнуться пошире:
        - Именно моего? Тогда должен вас огорчить, потому что...
        Спешу прояснить недоразумения, пока не стало слишком поздно:
        - Нет-нет, вы неправильно поняли! Я не имел в виду ваши особые умения. Просто вы - единственный дознаватель, которого я знаю лично, а мне нужен совет именно дознавателя, сведущего в правилах судейства.
        Мои слова, вопреки робкой надежде, не помогли Тинори снова вернуться в расслабленное состояние, а напротив, заставили собраться ещё больше, выпрямить спину, положить руки на стол и сцепить пальцы угрожающим замком.
        - Говорите.
        Интересно, он только для меня устроил это представление? Стараюсь вглядеться попристальнее в выражение глаз, прячущихся под тяжело нависшими бровями и с каждым взмахом ресниц теряющих сонную негу.
        Нет, непохоже. Так он разговаривает с каждым, кто приходит за помощью. Потому что любит свою работу? Наоборот. Потому что ненавидит, но слишком хорошо умеет её выполнять.
        - Я хочу выступить заявителем. Вы можете принять заявление или мне нужно будет обратиться к кому-то ещё?
        - Могу. - Дознаватель придвинул к себе и раскрыл кожаную папку с расчерченными листами бумаги. - В чём суть вашего обращения?
        - Требование наказания за преступление.
        - Что именно произошло?
        - Убийство. Вернее, намечалось убийство, но его удалось избежать.
        Тинори заинтересованно потёр нижнюю губу:
        - Кто несостоявшаяся жертва?
        - Я.
        - Хм...
        Он мокнул кончик пера в чернила и быстрым росчерком вывел моё имя. Запомнил ещё с того раза? Хотя, ничего удивительного в столь долгой памяти нет. Мне вид Харти с завязанными поверх живота руками тоже оставил яркие впечатления, и боюсь, не смогу от них избавиться до самого Порога.
        - Несостоявшийся убийца?
        - Тень.
        Новый скрип пера, закончившийся вопросом:
        - И у кого вы собираетесь требовать правосудия?
        - У властей города, конечно же.
        Дознаватель скучным тоном процитировал из хорошо заученного урока:
        - Гильдия убийц не отвечает перед законом за оплаченные деяния. К тому же, не может остаться никаких указаний на личность заказчика.
        - Может. Вернее, они уже остались.
        Теперь Тинори проснулся окончательно и потребовал:
        - Подробнее!
        - Как мне рассказали, в случае смерти исполнителя обязательства между Тенью и заказчиком утрачивают силу.
        - Да, такое положение дел известно.
        - Так вот, убийца, нанятый, чтобы отправить меня за Порог, вместо того умер сам.
        Дознаватель прищурился, словно прикидывая, мог ли я собственноручно справиться с Тенью или воспользовался чьей-то помощью.
        - Хотите представить на суд мертвеца в качестве свидетеля?
        Насколько помню, в прошлом некромантия использовалась и подобным образом. Если судить строго, вчера вечером я как раз занимался поднятием павших. И вполне может оказаться, что обе Тени, пройдя через мои руки, стали именно восставшими мертвяками... Хм. Занятно. И вовсе не пугающе. Но видя на лице собеседника явственное нежелание залезать в мысли и чувства трупа, спешу успокоить:
        - Нет, что вы! Он вполне живой. И охотно укажет на человека, который пожелал моей смерти.
        Сонная муть в глазах Тинори развеялась, обнажив азартно поблёскивающие озёрца:
        - Но вы уже знаете, кто это?
        - Да.
        Перо выжидающе замерло над бумагой.
        - Dyen Трэммин Найли. Старший распорядитель Попечительского совета Анклава.
        Пауза, сменяющаяся многозначительным:
        - Кхм!
        - Вы не расслышали? Повторить?
        Тинори покачал головой:
        - Нет, благодарствую, со слухом у меня всё хорошо. Но само имя...
        - Он мой дядя.
        - Думаете, это облегчает дело?
        - Есть трудности?
        Дознаватель отложил перо в сторону:
        - Да.
        - Большие?
        - Немаленькие.
        - Расскажите. - Присаживаюсь на стул напротив Тинори. - Мне нужно знать, каковы они.
        - Собственно, трудность всего одна: должность, занимаемая вашим дядей. Он ведь из шишек Анклава, если не ошибаюсь? Кроме того... Вы оба маги, а трения между «регистровыми» решаются не здесь. Обратитесь к вашим властям, магическим.
        - А если я скажу, что дело нужно рассматривать именно в городском суде?
        - Это ещё почему?
        - Моё имя вычеркнуто из Регистра. Несколько дней назад. Я больше не являюсь верноподданным Анклава.
        - Огогошеньки... - Пальцы дознавателя выбили на столе короткую дробь. - Да, дело предстаёт в несколько ином свете. Но трудность никуда не исчезла.
        - Разве обычный житель города не имеет права подать иск против мага?
        - Имеет. Но чаще предпочитает не тратить время зря.
        - Зря?
        Тинори поднялся на ноги и прошёлся по кабинету, разминая плечи.
        - Я приму ваше заявление, передам его судье, и судья, разумеется, даст делу ход, но... Дальше всё зависит от Анклава. Если тамошние управители не захотят огласки, они попросту кинут суду несколько монет, и всё умрёт, не родившись.
        Позволяю себе усомниться:
        - Несколько?
        Дознаватель криво улыбается.
        - Достаточно, чтобы суд прекратил разбирательство. Да и заявителю кое-что перепадёт, если он не будет артачиться.
        М-да, не слишком приятная новость, впрочем, на что-то подобное я и рассчитывал. Но путь, упомянутый Тинори, прямой, а как показывает жизнь, существует ещё тьма-тьмущая обходных.
        - Вы сказали «не захотят огласки». Значит, бывали случаи, когда?..
        Он не стал отрицать:
        - Бывали. Потому что иногда у магов возникает желание свести счёты друг с другом, прикрываясь щитами из простых людей.
        Уже интереснее и приятнее. А что, если попробовать сыграть именно на этом? Правда, понадобится выяснить, кто в Анклаве против кого настроен, а сейчас мне не попасть в Обитель прежним способом.
        - Значит, надежда есть?
        - У вас? Вряд ли. Ваш дядя слишком силён, если я хоть что-то понимаю в иерархии Анклава. Его не выдадут для разбирательства. А даже если и выдадут... Вы всерьёз рассчитываете на вынесение и исполнение приговора?
        Вздыхаю:
        - Нет. Совсем не рассчитываю.
        - Тогда зачем всё это?
        - Мне нужно время. И уверенность, что не будет новых покушений ни на меня, ни на моих близких. А если добиться судебного разбирательства, дядя чуток присмиреет. По крайней мере, затаится на пару месяцев, а то и больше.
        - Присмиреет? - Опыт дознавателя выудил из моих слов самое главное. - Это была не первая попытка?
        - Вторая.
        - А чем закончилась предыдущая?
        - Как видите, неудачей. Я же всё ещё жив, не так ли?
        Тинори снова уселся на своё место и решительно потянулся за пером:
        - Хорошо, попробуем что-нибудь сделать. Я со своей стороны обещаю всё возможное. Но решающее слово за Анклавом.
        Разумеется. И кажется, я знаю, из чьих уст оно должно прозвучать.

* * *
        - Мальчик мой, ты ли это?
        Те же ясные глаза, те же пушинки седых кудряшек, те же сухие ладошки на чашке подогретого вина: Таира, как и любой человек, задержавшийся на этом свете едва ли не вдвое дольше положенного, растратила тепло своего тела слишком давно, чтобы довольствоваться для согревания одним лишь солнцем.
        - Да, любезная dyesi. И заранее прошу простить, что потревожил ваш покой.
        - Ну какой покой, право слово! - Фарфоровые бока чашки лишаются цепких объятий. - Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть.
        Вот именно, что знаю. Но не чувствую. Ещё в прошлую нашу встречу голос госпожи Смотрительницы хоть вскользь, и всё же напоминал о заботливой бабушке, а теперь в нём явственно слышится неудовольствие. Словно я - нерадивый внук, не исполнивший порученного семейного дела или не оправдавший оказанного доверия. Ах да, к тому же, внук приёмный, а не родной.
        - Мне нужно ваше участие, любезная dyesi. Небольшое, но весьма важное.
        - Так-так-так, и что же понадобилось наследнику рода Нивьери от старой и немощной женщины?
        Старается шутить и лукавить, как в прежние времена, но когда от каждого слова веет настороженным напряжением, беседа из приятного времяпровождения превращается в обмен ударами.
        - Старой, быть может, но отнюдь не немощной, потому что госпожа Смотрительница Регистровой службы будет посильнее многих женщин в пределах Саэнны, да и далеко за пределами!
        Льщу грубо, неприкрыто и бесстрастно. Судя по тону Таиры, искренность и прочие прежние чувства бесследно исчезли из наших отношений, стало быть, нет больше никакого смысла щадить. Ни её, ни себя.
        - О женской ли силе идёт речь? Ой, сомневаюсь!
        - О силе Смотрительницы. Или вы таковой не обладаете?
        Старушка сжала губы, и рот, без того не слишком широкий, стал похож на куриную гузку:
        - Тебе нужна помощь?
        - Да.
        - Моя?
        - Да.
        - В чём?
        - В том, что не составит для вас особого труда, надеюсь.
        Морщинистые веки подозрительно дрогнули:
        - Мне не нравится твоё настроение, Маллет.
        - Вы знаете, мне тоже... Но ничего не могу с ним поделать.
        - Так зачем ты пришёл?
        - Мне нужна помощь.
        - Это я уже поняла. Говори яснее!
        - Мне нужно встретиться с главой Надзорной службы.
        Таира опустила подбородок и посмотрела на меня исподлобья:
        - Цель?
        - Не могу сказать.
        Она помолчала, не отрывая немигающего взгляда от моего лица, потом, видимо, приняв какое-то решение, сурово качнула головой:
        - Тогда не жди никакой помощи.
        Разительная перемена, ничего не скажешь! Ещё неделю назад, приди я в кабинет Смотрительницы, меня ожидало бы несколько приятных минут в обществе милой старушки и, может быть, даже вынутый из-под полы форменной мантии заказ на расплетание отслуживших свою службу заклинаний. Что же изменилось? Ведь Маллет Нивьери остался тем же самым человеком. Впрочем, за одним исключением. Без приписки в Регистре: «Милостиво допущен Анклавом до совершения магических действий в пределах Саэнны».
        Горсточка слов, тщательно либо торопливо выведенных на странице увесистого тома. Награда? Приговор? Не знаю и гадать не хочу. Потому что только теперь стал свободен по-настоящему.
        - Обещаю более никогда не тревожить вас, любезная dyesi. Всё, что мне нужно, это переговорить с главой Совета. Совсем недолго.
        - Но о вещах, настолько важных, что ты не можешь ни рассказать, ни намекнуть?
        - Для меня они очень важны, это правда, а для вас ничего не будут значить. Но вам лучше их не знать.
        - Почему?
        - Потому что я не желаю, чтобы вам был причинён вред.
        Таира усмехнулась:
        - Вот как? И тем не менее, ты просишь меня пойти на нарушение правил, которое может стоить мне должности?
        - Разве такой уж страшный проступок - устроить встречу двух людей?
        - Если учесть, что один из них возглавляет службу, внушающую ужас всему Анклаву, а второй потерял право находиться в Регистре...
        - Трудность только в этом? В том, что моё имя вычеркнуто?
        Смотрительница опустила взгляд, снова сомкнула ладони вокруг чашки, вдохнула поднимающийся над вином терпкий пар.
        - Ты хочешь услышать правду?
        Хороший вопрос. И тон, которым он задан, предупреждает: если согласишься, пожалеешь. Но я уже столько раз и о стольких вещах жалел... Переживу. А может быть, стану сильнее, как клинок, с наковальни попадающий в ледяную воду.
        - Пожалуй.
        - Уверен?
        Улыбаюсь:
        - Нет. Но ложь мне всё равно не нужна.
        - Что ж... Тогда слушай.
        Скрипнула дверь. Вошедшая в комнату, чтобы передать принятые прошения на подпись Смотрительнице, Силема посмотрела на меня неодобрительно, но своим появлением ничуть не помешала Таире продолжить:
        - У каждого человека есть то, чем он дорожит. Больше или меньше, но ценит и не желает отдавать. Иногда это мечты, но чаще что-то осязаемое, полезное и приятное. У меня тоже есть такая вещь. Место, которое я занимаю.
        Кажется, начинаю догадываться, к чему клонит старушка. Но дослушаю до конца.
        - Я шла к нему долгие годы, мой мальчик. Очень долгие. И на пути потеряла так много, что когда достигла цели, поняла: больше у меня ничего и не осталось. Ни семьи, ни подруг, ни благодарных учеников. Моя власть - всё, что у меня есть. Всё, что ещё способно удержать меня у Порога. И знаешь, мне нравится стоять высоко. Пусть, не на самом верху, но выше многих других.
        Стараюсь не растягивать губы в слишком нахальной улыбке. Власть, говоришь? Неужели эта дама столь притягательна, что поклонников легко делает рабами? И помыслов о свободе уже не возникает... Не может возникнуть. В самом деле, зачем возвращаться в мир, где люди стояли бы рядом с тобой, а не были бы прахом под твоими ногами?
        - Думаешь, я отказала тебе, потому что ты больше не считаешься магом? Нет. Будь ты даже одним из первых в Регистре, не согласилась бы. Потому что на кону стоит больше, чем я могу позволить себе потерять. Но да, устроить встречу с главой Надзорного совета мне по силам. Не скажу, что просто, но возможно. И хорошо, что ты не рассказал о причине, которая привела тебя сюда. Знаешь, почему?
        Почти догадался. Но облекать ощущения мыслями не хочу. Уж больно неприглядная картинка получается.
        - Потому что я донесла бы на тебя. Ужасаешься моей подлости? Зря. Каждый из тех, кто мне подчиняется, спит и видит, чтобы занять моё место, и если бы кому-то из них выпала возможность узнать... Они уже бежали бы, теряя башмаки, и, перебивая друг друга, распинались бы перед членами Совета. Вот, к примеру, даже она... Силема!
        Женщина, раскладывающая бумаг на столе Смотрительницы, невольно вздрогнула.
        - Да, госпожа?
        - Вот скажи, Силема, если бы ты знала, почему этот молодой человек желает встретиться с главой Надзора, что бы ты сделала?
        Обращённый на меня взгляд тёмно-карих глаз оказался не на шутку серьёзным.
        - Рассказала бы кому-то из Совета. Если бы мне самой удалось с ними встретиться.
        - Но ты можешь оставить донесение, ведь так? - продолжила допрос Таира.
        - Могу. - Служка выровняла последнюю стопку прошений и выпрямилась. - Но не получу с того никакой выгоды, а потому не стану и стараться. Мне можно удалиться, госпожа?
        - Да хоть удавиться, - благодушно разрешила Смотрительница и, проводив Силему взглядом, презрительно фыркнула: - Вот видишь! Каждый думает о выгоде. И ты - тоже.
        Конечно. А как может быть иначе? Оставить дядюшку в счастливом неведении относительно его непоколебимого могущества? Дожидаться, пока Трэммин испробует ещё какой-нибудь способ сжить меня со свету? Благодарю покорно! Нет уж, лучше я буду преследовать выгоду. И свою, и чужую, потому что семья кузнеца тоже может из-за меня оказаться под ударом. А знать, что в любой миг та же Тайана рискует не вернуться домой целой и невредимой...
        Я должен поговорить с главой Совета. Но как? Была слабая надежда на госпожу Смотрительницу. Не оправдалась. Кто ещё остаётся? Вилдия? Нет, эту женщину мне стыдно просить о большем, чем она уже успела для меня сделать. А если вспомнить, что дядюшка вполне может точить на неё отдельный зуб, стоит отбросить даже малейшие фантазии. Пусть Дом призрения живёт безмятежно.
        - Благодарю, что снизошли до разговора со мной, dyesi.
        Таира еле заметно скривилась:
        - Можешь считать меня, кем угодно, но я сказала правду.
        - И моё уважение к вам останется всё столь же неизбывным.
        - Но приправится ненавистью?
        - Почему же? Я понимаю причину, по которой вы отказали. И не могу ни просить, ни обижаться. Всё равно каждый решает сам, как поступить.
        Глаза Смотрительницы блеснули неожиданным теплом:
        - Да, каждый. Из нас и не только. Ты давно это понял?
        - Признаться, не очень. Мне... помогли понять.
        - Друг? Или просто хороший человек?
        И что ответить? Ни то, ни другое, ни третье? Другом Джер не мог мне ни быть, ни стать. Человеком он и подавно не был. Хороший? А что вообще такое «хороший человек»? Тот, кто делает добро, или тот, кто не творит зла? Наверное, что-то среднее. Ведь невозможно быть уверенным, что совершаешь добрый поступок, если не имеешь понятия, что значит злиться и ненавидеть.
        Да, именно так. Среднее. Посередине. Между чашами весов, замерших в равновесии.
        - Неважно. Помог, а большего и не требовалось.
        - Ты простишь меня?
        - Я не вижу за вами вины, чтобы прощать. Лучше попрощаюсь.
        - Больше не заглянешь?
        Таира отводит глаза, значит, время прямых взглядов закончилось. Жаль, но такова жизнь.
        - Вряд ли. Повода в ближайшем будущем не возникнет. А если мне всё-таки что-то понадобится от Регистровой службы... Вас уже может не оказаться в этом кресле.
        Она вздохнула, но нашла силы улыбнуться:
        - Ты прав. Я живу долго, но не бесконечно.
        - Счастливо оставаться!
        - Счастливо уйти! - слышится вслед.
        Хорошее пожелание. Очень нужное мне именно сейчас. Уйти от всех трудностей. Обойти все преграды и достичь поставленной цели. Хотелось бы... Но пока все дороги, уходящие с перекрёстка, скрыты туманом. В какую сторону шагнуть?
        Силема, вновь торопящаяся по каким-то делам, задевает меня полами развевающейся мантии, и я чувствую, как в мою ладонь тычется что-то. Маленькое. Скомканное.
        Можно пройти мимо, не заметив, можно поймать бумажную птаху. Что выберу? Конечно, второе! Как говорят в народе? Дают - бери. Правда, у этой фразы есть ещё не слишком приятное продолжение... Но бить меня вроде бы пока никто не собирается.
        Расправляю записку уже на улице, порядочно удалившись от Регистровой службы и любопытных глаз.
        «Я могу вам помочь, но в обмен на одну услугу. Если пожелаете, приходите ближе к вечеру, на пятом ударе колокола после полудня».
        И заковыристый адрес. Прийти? Приду. Удача это или нет, неважно. Если уж отсекать все возможности, то сразу и резко. Чтобы болело недолго.

* * *
        - Эй, мастер! - обращаюсь к малышу, возводящему крепость из камешков рядом с крыльцом уютно расположившегося в саду дома. - Не подскажешь, где живёт госпожа Силема?
        Мальчик не поддался на лесть и с минуту или дольше разглядывал пришельца, словно решая, считать меня врагом или другом.
        - Да прямо здесь. Обойдёте с другой стороны и найдёте. Можете прямо по саду пройти, только цветы не потопчите! И ветки не поломайте.
        - Буду осторожен, обещаю.
        - И тётю Силли вы, того... не обижайте. И не смотрите, что я маленький. Я вырасту, и тогда...
        - Понял. Обижать не посмею. А госпоже Силеме передам, что на её защите стоит доблестный рыцарь.
        Одуряюще пахнущие кусты межевника по обеим сторонам садовой дорожки. Утверждают, что это растение способно цвести и плодоносить только там, где живёт настоящая любовь. И мне тоже когда-то хотелось, распахнув окно своего дома, вдохнуть аромат бледно-розовых пышных кистей... Когда-то. Да года не прошло со времени тех мечтаний! А кажется, целая жизнь закончилась и канула в небытие. Значит, сейчас я начинаю всё заново? Ну да. И пожалуй, мне нравится.
        Стучу костяшками пальцев по двери. Несильно, почти робко, потому что уже перед самым порогом меня снова одолевают давно знакомые чувства. Нет, не сомнения. Кое-что похуже.
        Ненавижу ощущать зависимость, а особенно от неизвестности. Вайли был понятен и предсказуем, Карин немного удивила, но не оказалась загадкой, Трэммин добавил мерзких штрихов к своему портрету, впрочем, не изменяя, а лишь дополняя суть. Но что могло от меня понадобиться этой женщине? Ведь по мнению окружающих (дядюшку вычёркиваем, потому что он всегда стоял и будет стоять особняком между мной и миром) я больше не способен действовать, как маг. А в прочих качествах толку от меня и раньше было так мало, что похвастаться нечем. И всё же Силема рассчитывает... На что?!
        - Вы всегда так точны?
        Хм, увлёкся размышлениями и не заметил, как оказался нос к носу с хозяйкой дома.
        - Я всегда стараюсь выполнять поставленные условия. Если принимаю их, конечно.
        Она поняла намёк и оценила попытку спрятать нерешительность за бравадой, потому что улыбнулась. Коротко, вежливо, без каких-то видимых чувств, но честно показывая, что и сама находится в не менее затруднительном положении.
        - Пройдёте в дом?
        - Как пожелаете. Хотя и ваш сад - чудесное место для разговора.
        - Почему вы считаете, что сад - мой?
        - Потому что только добрая, любящая и любимая женщина могла вырастить вокруг дома такую красоту.
        - Любимая? - Её щёки слегка побледнели, хотя по всем правилам принятия похвалы должны были порозоветь. - Кем?
        - Хотя бы мальчуганом, играющим с другой стороны дома. Он готов с доблестью истинного рыцаря защищать вас от любых врагов.
        Силема выдохнула, не скрывая, что мои слова развеяли неожиданно возникший страх. Пусть развеяли не полностью, но уже не мешая продолжать разговор.
        - И всё же, лучше пройти внутрь.
        - Как пожелаете.
        Следую за женщиной в прохладу каменных покоев. Странно получается: родился и вырос в Саэнне, никогда не видел ничего другого, а привыкнуть всё же не смог. И каждый раз с нескрываемым удовольствием меняю иссушённый воздух городских улиц на... Да хоть на сырую жару кузни!
        - Присаживайтесь.
        - Благодарю, это лишнее, потому что не уверен в заметной продолжительности нашей беседы.
        Она понимающе кивает и тоже не спешит садиться, заставляя меня сгорать от стыда. Как можно было забыть?! Хозяин по законам гостеприимства не волен ублажать своё тело удобствами, если гость в полной мере не наделён таковыми. Что же, ещё один повод не ставить меня высоко, как человека. Правда, Силему моя опрометчивая грубость почему-то не смущает и не злит. Что же нужно от меня помощнице Таиры?
        - Не хочу торопить вас, госпожа, но отнимать ваше время без особой надобности не хочу ещё больше, поэтому скажите сразу, какая услуга поможет мне встретиться с главой Надзорного совета?
        Женщина опустила взгляд, тщательно расправила складки домашнего платья, словно небрежность внешнего вида могла как-то отразиться на дальнейшем разговоре, потом посмотрела мне прямо в глаза и спокойно, почти бесстрастно, произнесла:
        - Эвин - мой сын.
        Впору проваливаться под пол. От настоящего стыда. Хотя оправдываться или просить прощения за синяки, наставленные юному волшебнику, не буду. Не могу. Не чувствую себя виноватым. Откуда же взялся стыд?
        Силема просто стоит и смотрит, не упрекая ни единым словом или жестом. Ждёт? Но чего? Чтобы я упал на колени и начал вымаливать прощение? Нет, она не настолько глупа. И всё равно первый шаг в продолжении разговора должен принадлежать мне. Но если шагну не туда...
        А, всё равно ничего не теряю! Потому что ничем не владею.
        - Мне очень жаль.
        Молчание длится ровно до того мгновения, как начинает надоедать:
        - Больше не скажете ничего?
        - Нет, госпожа.
        Смотрит испытующе и выглядит в эти мгновения грознее самой грозной наставницы:
        - Вы считаете себя правым?
        - Нет.
        - Но почему тогда вы... - Запинается, не в состоянии подобрать слова для описания моего поступка. - Сделали то, что сделали?
        - Потому что не справился с чувствами. Вернее, и не хотел справляться. Вы знаете, что натворил ваш сын?
        Кивает.
        - Во всех подробностях?
        Ещё один кивок, но не слишком уверенный.
        - Из-за его неосмотрительности погиб ребёнок. Погиб страшной и мучительной смертью, но я не собираюсь требовать ни отмщения, ни чего-то другого. Я просто хочу, чтобы Эвин понял, насколько губительной может оказаться беспечная небрежность.
        - Это не небрежность!
        Вздрагиваю, услышав в голосе Силемы обиженное отчаяние.
        - Я имел в виду...
        - Это не небрежность, - повторяет она уже спокойнее, но чувства перебираются во взгляд, наполняя карюю глубину тревожно мечущимися тенями.
        - О чём вы говорите?
        - Мой сын... - Женщина сжимает пальцы правой руки вокруг левого запястья, и кожа на костяшках натягивается так сильно, что кажется, ещё миг, и полопается. - Он и признался мне только после всего случившегося... Его дар не слишком силён.
        - Наставники Обители думают иначе. Я слышал, что Эвин очень талантлив.
        - Да, он легко учится и сразу схватывает то, на что у других уходят годы, но...
        Силема всё время останавливает течение своего рассказа, как будто ей предстоит поведать о чём-то невыразимо ужасном. Даже я начинаю зябко поёживаться в ожидании откровения:
        - Скажите прямо. Прошу вас.
        В карих глазах появляется подозрительно влажный блеск:
        - Мой сын, он... Плохо видит.
        Хм, разве это беда? Думаю, найдётся немало магов, способных поправить парню зрение.
        - И только-то?
        Силема горько сглатывает:
        - Вы не поняли... Эвин плохо видит нити заклинаний.
        Щурюсь, пытаясь осознать услышанное.
        Плохо видит? Стало быть, действует наугад? Потому что вряд ли может чувствовать чары, как я. Или всё-таки может?
        Нет. Если бы заклинания были для него хоть немного осязаемы, беды не случилось бы. Выбившиеся из заданного узора кончики нитей непременно ужалили бы его своими остриями. Печальная новость. И не остаётся ничего другого, как повторить:
        - Мне очень жаль.
        - Помогите ему! - холодная статуя снова становится живой женщиной, глядящей на меня с надеждой и мольбой. - И я сделаю то, чего вы хотите.
        - Устроите мою встречу с главой Надзорной службы?
        - Да.
        - Вы можете это сделать?
        Подпускаю в голос сомнения, но вовсе не нарочно. Мне действительно трудно поверить, что простая работница Регистровой службы имеет доступ к телу и духу второго человека в Анклаве.
        - Вы поможете моему сыну?
        Нужно отвечать. Или да, или нет, третьего, как водится, не дано. И выбор предельно прост. Я ведь могу помочь. По крайней мере, указать на ошибки, найти слабые места в сплетённых чарах, посоветовать, как и что исправить. Мне будет вовсе не трудно так поступить. Но есть одно препятствие, так, бугорок на дороге, не более. Правда, на нём тут же подвернулась моя нога.
        Ответить «да» означает принять на себя заботу о другом человеке, полную и долгую, потому что нет никакой надежды, что с совершеннолетием зрение Эвина наладится. Наоборот, всё может стать только хуже. И тогда я буду обречён на вечное подтирание задницы этого парня? Да, мне его жаль. Но именно из жалости, а не по какой-то другой причине я скажу...
        - Нет.
        Она не спрашивает, почему, но карие глаза непонимающе расширяются, и приходится объяснять:
        - Вы хотите сделать своего сына калекой?
        - Он и сейчас уже...
        Хорошо, что Силема вовремя осекается, иначе, клянусь, залепил бы ей пощёчину!
        - Да, зрение вашего сына может быть недостаточно хорошим. Всякое случается. Но если вы сейчас приставите меня нянькой к Эвину, то совершите самую большую ошибку в своей жизни. Это всё равно, что человеку, сломавшему ногу, внушить, что всю оставшуюся жизнь он сможет ходить только на костылях! Хорошо, не буду спорить, кости иногда срастаются неправильно, остаётся хромота и прочее, но... Человек должен ходить по земле своими ногами. Так, как умеет и как может сам. Сам. Понимаете? Я не хочу становиться костылями для вашего сына и прошу вас, не заставляйте никого другого так поступать. Эвин или справится со своим недугом или сдастся, но это будет целиком его выбор. Вы желаете парню добра, я знаю. Только в следующий раз подумайте, хотите ли вы до конца жизни видеть своего сына на костылях? Я бы для своего ребёнка не желал такой участи.
        Говорю, а внутри всё пылает горячее, чем угли в горне. Ну как объяснить матери, что настаивая, она делает рабами всех нас? Я потеряю свободу, взвалив на себя обузу в лице подслеповатого мага. Эвин, привыкнув к помощи, начнёт панически бояться действовать самостоятельно. А сама Силема будет мучаться совестью, глядя на нас обоих. Вот оно, треклятое добро! Мне ничего не стоит согласиться и уступить, но при этом придётся пожертвовать столькими счастьями... Чего же тогда требует зло от своих сторонников? Принесения подобных жертв?
        Нет, оно требует отказа от самого желания помогать. А я до сих пор хочу. Но не соглашусь. Так какой я, добрый или злой?
        - Знаете, я тоже... Не желаю.
        Чуть грустный, чуть хриплый голос вечно простуженного беготнёй из жары в холод человека. И вместе с тем, в нём чувствуется привычка принимать решения, потому что слова прозвучали не отстраненно или задумчиво, а как приговор. Решение окончательное и обжалованию не подлежит.
        Он вышел из боковой двери прихожей комнаты. Не особенно высокий, не из тех мужчин, кого называют «статными». Неброской внешности, самый обыкновенный на вид, такого в толпе потеряешь в два счёта. И наверное, именно эта неприметность помогла мне обратить внимание в нужную сторону и быстро заметить то, что в демоне я нашёл только перед самым расставанием.
        Вышедший к нам человек был облечён несомненным могуществом. Оно пряталось везде: в морщинках между бровей, в приподнятых уголках рта, то ли улыбающихся, то ли готовых улыбнуться, в осанке, не слишком прямой, но уверенной, в любопытствующем взгляде светлых, как небо, глаз, в небрежно зачёсанных назад волнах начинающих седеть, но не прячущихся под краской волос. Могущество не наносное, а истинное. Сила, которую принимаешь, потому что ничего другого ты с ней сделать не можешь. Потому что отказаться тебе не позволят. Кто? Да ты же сам и не позволишь, ведь никто другой не подхватит, а если подхватит, то не удержит. Не справится.
        - Так зачем вы желали меня видеть, молодой человек?
        Хочет сказать, что он - глава Надзорного совета?! Не спорю, если кто бы и подошёл на эту должность, то именно стоящий передо мной человек, но... Взять и поверить? После того, как меня столько раз обманывали?
        - Не верите? Ваше право. Ну тогда хоть расскажите вкратце, а я передам.
        Рассказать нетрудно. Но если я правильно расположил звенья событий в логической цепочке...
        Силема пригласила меня в свой дом, потому что знала: глава Совета будет здесь в это время. Что может связывать простую служку и человека, занимающего один из самых высоких постов в Анклаве? Настоящее? Нет, скорее, прошлое. А что было там, в давно прошедших годах? Молодость. И несомненно, любовь. Когда мужчина и женщина находят друг друга, если нет никаких непреодолимых препятствий, следующим шагом становится появление на свет наследников соединившейся пары. И вполне может статься...
        Я надавал по морде сыну главы Надзорных?!
        Ой-ой, если не выразиться хуже.
        При таком раскладе даже хорошо, что моего имени больше нет в Регистре...
        - Язык проглотили?
        - Н-нет. Ищу слова.
        Он улыбнулся, прищуриваясь, и чем-то напомнил мне моего отца, когда тот выслушивал недовольство супруги. Терпеливо, не упуская ни единой подробности, и с неизменным признанием во взгляде: «Делай, что хочешь, но моё мнение о тебе останется прежним». С одной стороны, такое положение вовсе не плохо. Но с другой... А какое у него сейчас мнение на мой счёт?
        Ладно, времени потеряно вдоволь, и если эта попытка обречена на провал, лучше завершить её поскорее:
        - Я хотел всего лишь попросить.
        - О чём?
        - Позволить состояться судебному разбирательству.
        - Между кем и кем?
        Ещё не получил бумагу из судейской службы? Тинори обещал проделать всё, как можно скорее, но проволочки случаются везде и всегда.
        - Между мной и моим дядей.
        - Кто заявитель?
        - Я.
        - И чем же вам не угодил милейший Трэммин?
        - Тем, что пытался меня убить.
        Силема тихонько охнула, глава же Совета ничуть не удивился, только прищурился ещё больше.
        - А позвольте узнать, почему вы пришли просить?
        - Потому что...
        - Или вы считаете, что такое тяжкое преступление, как убийство, будет замолчано? Невысоко же вы цените справедливость Анклава!
        Пытаться понять, шутит он или злится, невозможно. И не буду тратить силы зря:
        - У меня есть основания так думать, но сейчас не хочу о них рассказывать. Время ушло. Мне неважно, чем закончится разбирательство, только бы оно состоялось.
        - Для чего?
        - Для того чтобы мой дядя впредь поумерил свой пыл.
        - Вы считаете, Трэммин побоится попробовать снова?
        - Да. Месяц. Может быть, год. И во всяком случае, ему придётся искать других исполнителей, нежели Тени, потому что после огласки Гильдия не пожелает иметь с ним дела.
        - Хм-м-м... - Глава Совета пожевал губами. - Разумно. Пожалуй, определённая безопасность будет обеспечена. И не только вам.
        Интересное дополнение. У Надзора свои счёты с Попечением? Впрочем, судя по возрасту, этот человек и мой дядя - ровесники, и их молодость вполне могла проходить рядом. Совсем близко.
        - Вы получите то, что хотите. - Он подошёл к Силеме и ласково провёл тыльной стороной ладони по щеке женщины. - Хотя признаюсь, за Эвина следовало бы вас отлупить. Больно-больно.
        Да и лупить не нужно. Ведь то, что он сейчас делает для меня, этот пожилой мужчина, много хуже пощёчины. Он просто исполняет свой долг, не делая скидок никому.
        Заглянув в светлые глаза, ещё до всяких вопросов и ответов я уже знал: суд состоится. И моя просьба была настоящим оскорблением для того, кто служит закону честно и праведно. Так что, лучше бы были побои. Рубцы от них проходят быстрее.

* * *
        - Милостью божией и волей человеческой суд блистательной Саэнны готов внимать всему, что будет произнесено и о чём будет недоговорено, дабы отделить дела праведные от неправедных, а невиновных отличить от повинных...
        Всё тот же лабиринт сливового сада на заднем дворе Судейской службы, всё те же персоны на заседательских местах - необъятный Фаири и сонный Тинори, но при всей схожести картинок настоящего и прошлого лично для меня отличия слишком красноречивы, чтобы оставаться незамеченными. Причём, отличия не только внешние, но и внутренние.
        Во-первых, под сенью раскидистых деревьев прячется от солнца гораздо меньше людей, нежели в памятный мне день. Нет ни писаря, в чью обязанность входит непременный перенос прозвучавших речей на листы бумаги, ни стражников, призванных хранить безопасность суда и следить за порядком во время заседания.
        Почему судья решил обойтись без лишних глаз и ушей, понятно: если дело окажется прибыльным, каждому из немногочисленных участвующих достанется больше монет. К тому же, чем меньшее количество людей приобщено к тайне, тем дольше тайна останется таковой. Видимо, отсутствие кирасиров Городской стражи объяснялось той же причиной, хотя, если вдуматься, от кого они смогли бы защитить? От наёмных убийц? Не думаю, что для Теней среди стражников отыщется хоть один достойный противник. От магов? Ещё меньше шансов. Говорят, лучше перебдеть, чем недобдеть, и я обычно предпочитаю первое второму, но сейчас вынужден согласиться с решением судьи. Не было никакого смысла тащить сюда толпы охраны. Тем более, и ход заседания, и его итог не подлежат публичному оглашению, потому что отношения выясняют слишком высокопоставленные лица. По крайней мере, со стороны ответчика.
        Во-вторых, мне совершенно всё равно, чем закончится суд. В прошлый раз я предполагал возможный исход, был к нему готов, и всё-таки сожалел, а сегодня... Сегодня чаша моих ожиданий блаженно пуста, как и моя голова.
        Дядюшка не понесёт наказания? И на здоровье! Зато не рискнёт в дальнейшем воспользоваться «законными» способами убийства. А во всех прочих случаях удача ведь может и ко мне повернуться своим светлым ликом, не так ли? Кроме того, преступившие закон лишаются его покровительства, и если Трэммин захочет довести месть до завершения собственными руками, я буду только рад. Нет, даже больше! Буду неимоверно счастлив. Потому что смогу лично разорвать господина старшего распорядителя на клочки.
        Что мне было нужно? Чтобы заседание хотя бы началось, а большего и желать не стоило. Моя цель достигнута? Полностью. Воплотилась в реальность, принеся с собой пустоту поля, раскинувшегося за перекрёстком. В густой траве не видно ни единой тропки, а значит, я могу шагнуть, куда захочу. Могу пуститься бегом по высокой росе. Могу упасть на зелёный ковёр, раскинуть руки и посмотреть в небо. Первый раз за всю жизнь.
        Я свободен.
        Потому что у меня нет больше целей?
        Ага. Всё оказалось очень просто, но осталось немного обиды. Обиды и недоумения.
        Я ведь был счастлив. В детстве и юности, когда учился, стараясь оправдать отцовские надежды. И даже потом, в трясине бесконечной работы у меня нашлось немного счастья. Келли. Мне было спокойно рядом с ней. И кто знает, не появись на нашем пути dyen Райт, всё могло длиться, длиться и длиться... А почему бы и нет? Я состарился бы и умер, ничего не добившись, но до Порога дошёл бы вполне счастливым человеком.
        А что теперь? Ни цели, ни смысла. О да, их можно найти, но во мне вдруг проснулась непонятная и необоримая лень. Я не хочу искать. Если целям нужно, пусть стараются сами. И суд пусть проходит сам по себе, потому что кроме обязанностей заявителя ничего более исполнять не собираюсь.
        - Маллет из рода Нивьери, огласите суду ваше заявление! - Тинори прогнусил церемониальные слова в лучших традициях судейских служек, но в завершении фразы азартно подмигнул мне, словно напутствуя и желая удачи.
        Я вышел на стриженую траву лужайки перед заседательским столом и занял предписанное заявителю место - напротив судьи, но по правую руку, как изначально претендующий на справедливость. Когда к ответу вызовут Трэммина, он остановится на той же линии, что и я, только окажется слева от Фаири, а тот уже начнёт взвешивать наши проступки и заслуги, чтобы решить, которая из сторон сегодня оказалась «правее».
        - Я требую наказания за преступление.
        Судья, разумеется, прекрасно осведомлённый обо всех подробностях дела, тем не менее, согласно протоколу, требующему «чистоты памяти и помыслов», прикинулся, будто впервые услышал о моих притязаниях:
        - Каково сие преступление?
        - Убийство, заказанное и оплаченное.
        Дознаватель, высунув кончик языка, с показным старанием начал выводить на бумаге первые строчки описания дела. Фаири неодобрительно поджал губы и процедил вполголоса, обращаясь к единственному на сегодня помощнику:
        - Будьте чуть серьёзнее, Тинори. Вы позорите не только и не столько себя, сколько всю Судейскую службу.
        Еле заметный кивок показал, что внушение принято к сведению, и далее перо заскрипело уже с уверенной небрежностью, а судья продолжил:
        - Вы забыли добавить: исполненное.
        - Нет, господин судья, к счастью, исполнение хоть и совершилось, но не состоялось.
        - Как вас понимать?
        - Наёмный убийца нанёс удар, долженствующий привести к смерти жертвы, но не достиг своей цели.
        - Что же ему помешало?
        - Собственная смерть.
        - От рук жертвы?
        - Да, господин.
        Фаири понимающе кивнул, а дознаватель услужливо пояснил для всех присутствующих:
        - «Уложение о правых и виноватых», глава одиннадцатая. Человек, на которого совершается покушение, вправе оказать любое возможное сопротивление и не нести ответственности за любой из последовавших итогов.
        - Итак, убийца умер при исполнении заказа? - продолжилась череда судейских вопросов.
        - Совершенно верно.
        Игра в правых и виноватых, наконец, начинается по-настоящему:
        - Насколько я понимаю, несостоявшаяся жертва - вы?
        - Да, господин судья.
        - Против кого выдвигаете заявление?
        - Против старшего распорядителя Попечительского совета Анклава, Трэммина Найли.
        - На каком основании?
        - Он желал моей смерти и нанял для исполнения своего желания Тень.
        - Но на чём основывается ваше заявление? По тому же Уложению, а именно, по согласительной главе «О разделении прав и слиянии обязанностей», со смертью наёмного убийцы договорённость, которая может подлежать публичному рассмотрению и осуждению, разрывается, не оставляя указания на личность заказчика, и тогда любое обвинение становится всего лишь домыслом.
        - А что говорит Уложение о возможности свидетельства?
        Фаири заинтересованно сцепил пальцы в замок:
        - С чьей стороны?
        - Со стороны исполнителя.
        - Но позвольте, вы ведь только что утверждали, что убийца умер?
        - И спустя малое время воскрес.
        - Чьими стараниями?
        Хорошо, что Тинори предупредил меня о главном правиле участия в судебных заседаниях: никогда не говорить больше, чем требует твой собственный здравый смысл, потому что невинное признание в какой-либо мелочи может стоить будущего благополучия.
        - Об этом позвольте умолчать. Для суда ведь важно то, что означенный человек изъявил желание свидетельствовать, а не то, каким чудом вернулся из-за Порога?
        Судья строго сдвинул брови:
        - Здесь не принимаются к рассмотрению слова поднятых мертвецов.
        - Вы сами сможете убедиться, что он вовсе не мертвец.
        - Что ж... - Фаири пожевал губами и разрешил: - Настало время призвать и выслушать свидетелей. У полномочного представителя Анклава есть возражения или предложения по ходу заседания?
        Глава Надзорного совета, занимающий почтительно принесённое и установленное чуть в стороне от заседательского стола кресло, отрицательно качнул головой:
        - Продолжайте, прошу вас.
        - Прежде, чем сюда прибудут те, чьи свидетельства могут послужить оправданием или усугублением вины, пусть обвиняемый скажет своё слово.
        Трэммин, с самого начала заседания насмешливо царапающий меня косыми взглядами, вышел из-под сени деревьев и молча поклонился судье. Дядя, в обычное время тщательно следящий за совершенством и изяществом одежды, и сейчас не изменил себе, облачившись в строгую мантию серебристо-серого цвета, в складках которой болтался, свисая на шнурке с пояса, керамический флакончик, похожий на те, что носят с собой городские щёголи. В такие посудинки наливают благовония, освежающие чувства и мысли, а на Саэннской жаре даже искусственная свежесть никогда не оказывается лишней.
        - Вы признаёте обвинение?
        - Я имею право не отвечать сейчас?
        - Разумеется.
        Господин старший распорядитель довольно улыбнулся. Фаири, справедливо счёвший подобное поведение не требующим дальнейшего пояснения, взмахнул рукой, подавая знак кому-то по ту сторону сливовой рощи, и спустя пару минут наше общество пополнилось ещё двумя людьми, которых я так и так рассчитывал увидеть.
        - Кто из вас готов засвидетельствовать личность заказчика убийства? - обратился судья к вновь прибывшим.
        - Я, господин, - выступил вперёд неудавшийся убийца.
        - Кто подтвердит ваши права?
        Великан, по случаю посещения присутственного места облачённый поверх обыденной одежды в нарядную ярко-жёлтую лавейлу, поднял вверх правую ладонь:
        - Память Гильдии вверена моим заботам, господин.
        - Присутствующая здесь Тень, в самом деле, является восстановленным участником Гильдии?
        - Да, господин.
        - Как давно произошла смерть?
        - Второго дня. И засвидетельствована по всем полагающимся правилам.
        Великан положил на заседательский стол бумагу с ярко-алым восковым оттиском. Фаири пробежал взглядом по проросшим причудливыми завитками буквам и удовлетворённо кивнул:
        - Всё исполнено, как следует. Согласно закону, присутствующая здесь Тень имеет право раскрыть подробности интересующего нас дела. А что скажете вы, Тинори? Может ли этот свидетель считаться живым?
        Дознаватель раздвинул веки, торопливо смеженные несколько минут назад:
        - Да, вполне. Он настолько же живой, насколько мы с вами признаем себя таковыми.
        - Отлично, в полном соответствии с требованиями закона одно сомнение развеяно двумя подтверждениями. Двинемся дальше... Вы готовы указать на человека, который поручил вам убийство присутствующего здесь Маллета Нивьери?
        Вместо ответа Тень вытянула руку в направлении моего любимого дядюшки.
        - Вы можете назвать имя этого человека?
        - Нет, господин. Мы не спрашиваем имён при заключении договорённости.
        - Таким образом, вы готовы засвидетельствовать лишь, что заказчиком выступал человек с похожей внешностью? - вкрадчиво уточнил судья, и Трэммин торжествующе осклабился.
        Уже успел подкупить? Ну, силён дядюшка! Браво! Только зря он сейчас торжествующе пыжится, в упор глядя на меня, я ведь знал, что не добьюсь ничего, кроме проведения заседания. Хочется весело рассмеяться, и сдерживает только желание дождаться момента, когда мой смех окажется для господина старшего распорядителя наиболее болезненным.
        Тень не стала возмущаться каверзным искажением своего свидетельства, обдумала слова Фаири и согласилась:
        - Да, заказчик выглядел именно, как этот человек.
        - Но вы можете утверждать, что не подпали под действие иллюзии?
        А ещё нам что-то рассказывают о честном правосудии! Вот так, легко и просто любое свидетельство может быть отклонено лишь на том основании, что можно стать жертвой обмана зрения. Конечно, подобное происходит нередко, благо в Саэнне, городе магов, не счесть лавок, оказывающих услуги по наложению любых угодных душе мороков, но и факт применения иллюзий тоже можно расследовать. Если есть деньги и время. А у меня всё равно не имеется ни первого, ни второго, так что...
        Нет, ну как же хочется рассмеяться!
        - Не могу, господин.
        А зачем Тени быть в чём-то уверенной? Они же заключают договорённость с человеком, а не с маской, и на воске остаётся оттиск личности, а не иллюзии. Всё правильно.
        - Следовательно, вполне возможно, что кто-то, желая опорочить честное имя господина Найли, принял его облик и поручил одному из гильдийцев убийство, - подытожил судья. - У кого-нибудь имеются возражения?
        Взгляд Трэммина лучится злорадством, но я по-прежнему невозмутимо молчу.
        - Я настаиваю только на упоминании того, что свидетель искренне уверен в увиденном и рассказал обо всём без стороннего принуждения, - спокойно заметил Тинори.
        - Принимается! Кто-нибудь ещё желает сказать?
        - Позвольте мне, господин судья, - внушительно кашлянул Кладовщик. - Ваши слова, несомненно, справедливы: подобные злоумышления порочат честных горожан. И чтобы такого больше не случалось... Вы, как представитель городских властей, примете моё обращение?
        - Разумеется. Тинори, будьте любезны записать всё, как полагается!
        Великан подождал, пока дознаватель выберет из стопки листов и придвинет к себе бумагу, отмеченную в левом верхнем углу посеребрённым значком, и начал, отчётливо и торжественно проговаривая каждое слово:
        - Гильдия убийц, также именуемых Тенями, просит принять к рассмотрению прошение о предоставлении каждой Тени средства, способного определить, скрывает ли заказчик своё лицо под мороком. Поручить изготовление такого средства Гильдия считает необходимым лучшим мастерам Анклава. А до завершения рассмотрения и вынесения по нему высочайшего решения, Гильдия не заключит ни одной договорённости, исполняя только уже имеющиеся.
        Вот теперь можно было бы залиться смехом, но сил не собрать даже на улыбку, потому что я... Потрясён. До глубины души.
        На это невозможно было рассчитывать. Наверное, Кладовщик действовал исключительно в собственных интересах и интересах Теней, раз уж стала очевидной возможность разбирательств, которые раньше считались невероятными, но ведь ему вовсе не обязательно было заявлять о своих намерениях именно сейчас! С тем же успехом он мог отправиться с прошением завтра поутру или через неделю. Что это - забота о моём благополучии? Разумеется, после подобного выступления дяде остаётся лишь кусать губы или искать для исполнения мести «вольный клинок», но... А, понял! Великан тревожится за жизни своих подопечных. Ведь если меня станут донимать покушениями, я вовсе не обязательно буду воскрешать каждого убийцу. Да, именно так. И всё равно, приятно! Получить двойную прибыль - кто же откажется от такого?!
        А пока я удивлялся и восхищался, глава Надзорных добавил своё слово:
        - Как полномочный представитель Анклава, беру на себя труд довести суть вашего прошения до сведения Совета и могу обещать, что оно будет рассмотрено скорейшим образом.
        Кладовщик благодарно поклонился и снова обратился к судье:
        - Наше участие в заседании ещё требуется?
        - Нет, вы можете идти. Ваше прошение принято.
        Великан поклонился ещё раз и вместе с Тенью затерялся в лабиринте сливовых деревьев.
        Фаири поставил свою подпись под прошением, спрятал бумагу между дощечками судейского альбома и прижал обе ладони к сукну стола, обозначая наступление времени принятия решений.
        - Заявление Маллета из рода Нивьери было принято и рассмотрено с участием тех, кто пожелал быть свидетелями. В ходе заседания неопровержимо установлено лишь одно обстоятельство: заказчик убийства имеет поразительное внешнее сходство с обвиняемым Трэммином из рода Найли. Утверждать, что именно упомянутый господин и является злоумышленником, невозможно, поскольку нет способа доказать причастность. С другой стороны, наличие неопровергнутого подозрения тоже требует принятия мер, особенно учитывая, что обвинённый в злом умысле не пожелал прилюдно заявить о своей невиновности. Обычным образом подобные дела разрешаются с участием поручителя. Если таковой находится, рассмотрение закрывается, и заявителю возмещают нанесённый ущерб. В разумных пределах, - не мог не добавить судья, чтобы заблаговременно лишить меня надежды на чрезмерное обогащение. - Есть человек, готовый отдать свой голос в пользу обвиняемого?
        - Позвольте спросить, что случится, если за обвиняемого никто не поручится? - с лёгким интересом в голосе спросил глава Надзорных.
        Фаири охотно пояснил:
        - Тогда обвиняемый при всех прочих выясненных обстоятельствах признается виновным в совершении преступления и передаётся палачу для исполнения приговора.
        - И каков будет приговор?
        - Смерть, разумеется.
        - Почему? Ведь насколько я понял, никто не пострадал? - теперь седеющий маг уже не скрывал напряжённого интереса.
        - Потому что неподсуден лишь умысел, не покинувший пределов сознания, - голос судьи звучал почти скорбно. - Умысел же исполненный наказывается равной себе мерой. Желающий смерти получает её. Разве в этом нет истинной справедливости?
        Глава Надзорного совета подумал и согласно кивнул.
        Фаири повторил свой вопрос:
        - Есть ли среди присутствующих человек, готовый отдать свой голос в защиту обвиняемого?
        Спрашивать такое было несколько глупо, если не сказать, смешно, но правила требовали неукоснительного следования, хотя сейчас лишь зря тянули время. Конечно, маги поддержат друг друга, суду отвалят сотню-другую монет, что-то перепадёт мне, и все мы разойдёмся по разным сторонам, довольные или старающиеся удовольствоваться. Осталось только дождаться, пока глава Надзорных поднимется и скажет...
        - За - не знаю, а против - пожалуйста!
        Эти слова прозвучали вовсе не со стороны кресла и были произнесены голосом, который, похоже, будет вечно преследовать меня в ночных кошмарах.
        Какого демона ОН сюда припёрся?!
        Моя старая знакомая Тень спрыгнула с дерева, пружинисто приземлившись на стриженую траву, выпрямилась и, нарочито безмятежно улыбаясь, подошла к заседательскому столу.
        - Какая надобность заставила вас появиться на заседании столь возмутительным образом? - Судья хоть и был неприятно удивлён, но отдавал себе отчёт в том, что нарушитель правил - наёмный убийца, и плодить ссоры без особой необходимости будет глупо и опасно. - Вам известно, что за необъявленное вмешательство в ход заседания полагается уплата извинительной подати?
        - Конечно-конечно, господин судья! - Тень согнулась в поклоне. - Сколько изволите назначить?
        - Обычная ставка - «орёл», но учитывая обстоятельства дела... Два «орла».
        Хапуга. Даже по мелочи не желает быть щедрым и справедливым? А не боится, что ему это когда-нибудь аукнется? Ну да, его выбор. Пусть живёт по-своему.
        Убийца покопался в складках куртки, а когда правая ладонь снова предстала нашим глазам, ловкие пальцы отправили один за другим два серебряных кругляшка в полёт, поймали при возвращении и с глухим стуком шлёпнули монеты на стол перед судьёй. Толстяк благосклонно принял вытребованное подношение и с чинной неторопливостью прикрыл его листом бумаги.
        - Так что привело вас сюда, милейший?
        - Любопытство, господин судья.
        Растерявшийся от по-младенчески невинной улыбки Тени Фаири переспросил:
        - Вы никогда не видели судебных заседаний?
        - И надеюсь, больше никогда не увижу! Нет, мне вовсе не интересно смотреть, как осуждают или оправдывают людей. Мне хотелось бы задать вопрос одному из людей, здесь находящихся.
        - Кому же именно?
        - Господину магу. Но не тому, кто умышлял убийство, а другому. Тому, кто сейчас решает, становиться соучастником или нет.
        Глава Надзорного совета угрожающе сузил глаза, но ничем иным не выдал своих истинных чувств:
        - Что бы я ни решил, вы не вправе оспорить моё решение.
        - И не собираюсь! - весело заявила Тень. - Решайте, что пожелаете! Только скажите, хотя бы мне одному, можно даже на ушко... Вы, в самом деле, готовы пойти против закона, которому служите?
        - Почему вы задаёте такой вопрос?
        - Потому что хочу знать, ради чего вы это делаете. Или - ради кого?
        Маг встал, крутанул шеей, разминая затёкшие от неудобной спинки мышцы:
        - Значит, я иду против закона?
        - Ага.
        - А не подскажете, против какого?
        Убийца ухмыльнулся во весь рот:
        - А то сами не знаете? Или считаете, что это по-людски, спасать преступника от наказания?
        - Если вы имеете в виду господина старшего распорядителя Попечительского совета, то его вина не доказана.
        - Как не доказана и невиновность.
        - Именно поэтому я и собираюсь выступить поручителем. Вы хотите мне это запретить?
        - Запретить? Что вы! - Улыбка Тени стала ещё шире. - Ни в коем случае! Но вам наверняка будет любопытно узнать, что это покушение - не первое на счёту того, кого вы защищаете.
        Глава Надзорных приподнял левую бровь, а довольное лицо Трэммина превратилось в неподвижную маску.
        - Объяснитесь!
        - Охотно! - Убийца чуть развернулся, чтобы видеть всех слушателей. - Пять дней назад присутствующий здесь господин первый раз заказал в Гильдии убийство Маллета Нивьери. Правда, тогда не упоминалось ни имён, ни прочих важных подробностей, сказано было лишь: убить молодого человека определённой наружности и в определённом месте.
        - Месте? - переспросил седеющий маг, правильно расценив значение нажима, которым Тень выделила последние слова.
        - Да. В одной из комнат некоего Виноградного дома. Сам по себе подобный заказ ничем не примечателен, но заказчик почему-то умолчал о том, что жертва является магом. И если бы не досадная случайность, убийство состоялось бы. Надеюсь, вы и без моих объяснений понимаете, к чему оно могло привести?
        Он, конечно же, понял. А поняв, принял решение: повернулся и направился под сень сливовых деревьев, прочь от судейского стола.
        Фаири рассеянно проводил главу Надзорных взглядом до первых стволов, но потом спохватился и повторил свой вопрос:
        - Есть ли среди присутствующих человек, готовый отдать свой голос в пользу обвиняемого?
        Ответом послужили молчание и спина главы Надзорного совета, удаляющегося неспешно, почти неохотно. Но мне было не до разгадывания причин происходящего, потому что я не верил. Ни удивлённо моргающим глазам, ни ушам, слышащим одну только тишину, когда должно было бы звучать торжествующее ликование, причём вовсе не с моей стороны. И как выяснилось спустя несколько вдохов, поражён поворотом событий оказался не я один.
        Судья, совершенно не предполагавший подобного исхода заседания, нервно потёр ладони, поглядывая то на меня, то на Трэммина, чьи черты так и оставались судорожно замершими.
        - Если голоса в поручительство не прозвучало, следовательно...
        Ну да, и дураку понятно, а уж нам, только что выслушавшим любезное разъяснение судебных правил, яснее ясного: суд завершён решением, не допускающим кривотолков и разночтений. Господин старший распорядитель Попечительского совета признан виновным в заказе убийства, и остаётся лишь... Самая малость. Привести смертный приговор в исполнение. Правда, на пути правосудия находилось весьма серьёзное препятствие. Отсутствие опыта.
        Насколько помню, за всю доверенную хроникам историю Анклава ни разу ещё маг не был приговорён городским судом, а стало быть, и судья, и дознаватель даже не представляли себе, как действовать дальше. Я тоже не представлял. Вмешиваться не хотелось, по крайней мере, пока ко мне не обратились в поисках помощи и поддержки, а за свою безопасность я был совершенно спокоен. Чем может ударить дядюшка? Только магией, потому что на кулачках у меня заведомо больше шансов победить. Что же касается прочих присутствующих...
        Заседатели пусть кусают локти, а Тень уж точно справится сама. Судя по обманчиво спокойному взгляду, убийца готов действовать любым доступным ему способом, из которых простейший - убежать, пока вокруг не стало слишком опасно. Сигануть вверх по сливовому стволу и затеряться в кронах... Но сейчас все мы, если не считать медленно шагающего главы Надзорных, замерли на своих местах. Ждём. Чего? Того, чего обычно ждёт волна, чтобы начать своё движение. Порыва ветра, только не небесного, а душевного. Проще говоря, ждём, кто дёрнется прежде всех и тем самым разрушит оцепенение остальных.
        Первым опомнился Тинори. Он взялся за край стола, собираясь встать и либо отправиться за стражей, либо сбежать подальше, пока дело не дошло до прямых приказов, потому что явно не горел желанием арестовывать осуждённого мага, но воплотить свои намерения в жизнь, конечно же, не успел, ведь волна событий тут же начала свой бег.
        - Думаешь, ты победил?
        Шипение, в котором с трудом узнавался прежний голос господина старшего распорядителя, пригвоздило дознавателя к месту, да и у меня от выплеснутой в трёх словах злобы едва не перехватило дыхание.
        Вообще-то, да. Думаю, и с полным на то основанием. В конце концов, не меня только что объявили злоумышленником, покусившимся на человеческую жизнь. Я и правда, победил. Но почему не чувствую ни радости, ни удовольствия? Может быть, потому что случившееся - справедливо. И потому, что где-то в глубине души я приговорил дядю раньше, чем суд. Но приговорил не за покушения на мою жизнь, не за боль, которую господин старший распорядитель причинил моей плоти, а за боль души.
        За то, что он заставил меня смотреть, как умирает отец.
        - Думаешь, победил?
        Правая ладонь Трэммина нырнула в складки мантии и стиснула флакон.
        Дурно себя чувствуешь, дядюшка? Хочешь понюхать благовония? Наверняка. Вон, и пальцы уже лихорадочно тянут пробку прочь из узенькой горловины...
        Позже, когда у меня выдалась минутка вспомнить и хорошенько обдумать впечатления, я понял, что просто-напросто растерялся, а тогда... Тогда мне показалось, что мир сошёл с ума и пустился в пляс.
        Занавеси вздыбились парусами со всех сторон, заворачивая меня в невидимый кокон и кружа голову. Ещё миг назад ощущений почти не было, и вдруг их лавины устремились на меня со всех сторон, сминая и круша главное, что помогает выживать: холодный рассудок. Да, сначала мне даже показалось, что я совершил ошибку, не закрыв глаза и полностью не положившись на умелость собственных рук, но на следующем вдохе глупость и мудрость вновь поменялись местами, хитро подмигивая и ухмыляясь.
        Дядя вытащил пробку, но вместо того, чтобы поднести флакон поближе к носу, плеснул содержимое керамической посудинки в мою сторону, метя если и не в лицо, то никак не ниже груди. Я успел заметить сверкнувшую тёмным серебром струю, тяжёлой нитью начавшую протягиваться в воздухе от Трэммина ко мне, но швейные поползновения господина старшего распорядителя прервались, не добравшись до исполнения. Полёт странной жидкости остановил судейский альбом, вовремя подхваченный со стола и подставленный... Тенью.
        С глухим чавканьем непрозрачная вода, если это на самом деле была она, ткнулась в обтянутую тонкой кожей деревянную плашку, но вместо того, чтобы прыснуть каплями в стороны или стечь, словно задумалась, как поступить. А вместе с ней задумался и убийца, с лёгким удивлением перевернувший альбом и уставившийся на серебристо поблёскивающую, кисельно-густую лужицу...
        Лужицу?!
        Надо было бы крикнуть: «Брось!», но понял бы он меня? Вряд ли. Скорее всего, начал бы переспрашивать, теряя время. А я не мог вспомнить, насколько быстро двигалась смертоносная вода в том подвальном коридоре, зато видел, что от края лужицы, на гладкой поверхности которой вдруг начала появляться рябь, до пальцев Тени, держащих альбом, остаётся менее дюйма.
        Ладонь нащупала нити занавесей раньше, чем я смог отдать своей руке осмысленный приказ действовать. Поймала, сжалась в кулак, натягивая занавесь, проходящую мимо меня, крутанулась, увеличивая натяжение до предела, и рванула, отправляя горб новорождённой волны прямиком в плашку альбома.
        Говорят, на море так гибнут корабли. Не знаю, никогда не видел кораблекрушений, но вырванный из руки убийцы альбом треснул и, отлетая назад, к Трэммину, развалился на куски, превращая тёмное серебро лужицы в большую единую каплю, растёкшуюся по мантии ещё одной складкой, а спустя мгновение просочившуюся внутрь. Туда, где от палящих лучей солнца под тканью пряталось дядюшкино тело.
        Он вскрикнул коротко, а мне показалось: протяжно, надрывно и отчаянно. Но в этом крике совсем не было страха, одни только злость и ненависть. Страх появился чуть позже, зато сразу в синих глазах, когда господин старший распорядитель понял, что неспособен двигаться.
        Наверняка Трэммину удалось бы справиться с водой-убийцей, раз уж он так смело ей пользовался, но глава Надзорного совета успел раньше, сковал преступника чем-то вроде паралича, и, сам того не зная, привёл приговор суда в исполнение.
        Кровь выступила на мантии не сразу, уж слишком свободным оказалось одеяние, а потому первые признаки подступающей смерти стали заметны только на шее, неторопливо выползая из-под воротника. Алая роса, поначалу редкая, быстро стала обильной, проросла ручейками, устремившимися не только вниз по безупречному сукну мантии, но и, назло всем законам и правилам, вверх, на лицо господина старшего распорядителя.
        Рот Трэммина раскрылся, только не для того, чтобы издать крик, а чтобы выпустить на свободу ещё один кровавый поток. Из горла. Я догадывался, чем всё завершится, и начал собирать нити в кулаке ещё до того, как серебристая маска скрыла дядины черты, но вмешиваться не пришлось. Не было ни голоса, звучащего внутри моего черепа, ни новой атаки. Лужица застыла, словно подёрнувшись ледком, и занавеси качнулись, освобождённые от плена ещё одной живой сущности. Чем бы ни была эта странная вода, теперь она умерла окончательно. Вместе с убийцей моего отца.
        И самое странное и удивительное состояло в том, что я всё-таки наказал злодея сам.
        Своими руками. Как и хотел.

* * *
        - Любопытно...
        Глава Надзорного совета, не обративший внимания ни на бегство судейских, прикрытое целью «завершения заседания по всем надлежащим правилам и отдания необходимых распоряжений», ни на тихое исчезновение Тени в листве сливового лабиринта, сощурился, вглядываясь в потускневшую плёнку на лице бывшего господина старшего распорядителя.
        - Трэм никогда не был силён в водной магии, насколько помню. Как же он сподобился на такое?
        - На что именно, ah’asteri?
        Он обернулся и насмешливо качнул головой:
        - Можешь называть меня по имени.
        - Если бы я его знал, тогда, конечно, непременно...
        Светлые глаза сверкнули удивлением:
        - Ты не знаешь?
        А с чего я должен быть осведомлённым? Меня пускали на порог Обители только для сдачи экзаменов, да на поклон к дядюшке, причём, по его же личному приглашению. Да и нечего мне было там делать, как и незачем было запоминать имена людей, с которыми судьба никогда не должна была меня свести.
        - Разве я нуждался в подобном знании?
        Уголки губ приподнимаются, но мой вопрос остаётся без ответа, а маг снова поворачивается к мёртвому телу, благодаря магии всё ещё стоящему стоймя.
        - Эбери. Если не побрезгуешь.
        Смеётся? Ладно, обижаться не буду. Толку-то? Лучше воспользуюсь случаем и отсутствием свидетелей, чтобы кое-что узнать, может быть, не особенно важное, но мучающее моё любопытство.
        - Что это такое?
        - Штука, убившая Трэма? Я и сам хотел бы знать. Вернее, могу предположить, что она из себя представляет, но кто и как её соорудил... В любом случае, мне не хотелось бы встретиться с этим умельцем один на один.
        - Почему?
        Глава Надзорных помолчал, кинул последний и весьма долгий взгляд на останки моего дядюшки, потом проследовал к заседательскому столу и занял кресло судьи, жестом предложив мне расположиться на месте дознавателя.
        - В ногах правды нет, а потому лучше присядем. Поговорим, - с нажимом добавил Эбери, видя моё замешательство.
        Мне и стоя было неплохо, но раз уж приглашают, да ещё к разговору... Хотя, ничем добрым приглашение не пахнет. Когда просят сесть, это обычно означает не просто продолжительную, а ещё и важную беседу, а мне совсем не хочется сейчас принимать решения, отвечать на вопросы и давать обещания. Никакие.
        - Ты слышал что-нибудь о «лунном серебре»?
        - Немного. Просто знаю, что оно есть, не более. Разве оно используется в чародействе?
        Маг посмотрел на меня с недоумением, которое, впрочем, быстро перешло в понимающий кивок:
        - Ну разумеется, ты ведь не изучал магические приёмы...
        Старый шрам собрался было заныть, но передумал, ограничившись короткой дрожью. К чему мне чары, которыми пользуется весь мир? Теперь они не нужны вовсе, ведь в моём распоряжении появились другие, не требующие Силы и неотделимые от меня, потому что... Потому что они свободны и сами решили, с кем хотят играть.
        - А если отставить в сторону прошлое и мои многочисленные недостатки? Вы можете рассказать подробнее?
        Улыбается и продолжает:
        - «Лунное серебро» - особый металл. Единственная мёртвая материя на свете, наделённая собственным разумом. Если умеешь его подчинять, можно творить такое... Но чаще всего, конечно же, творят смерть. Можно ковать оружие, можно плести заклинания - кому что по душе. Если обычные смертоносные чары нужно дополнять подобием разума, иначе они просто не будут действовать должным образом, этот металл позволяет уменьшить затраты Силы во много раз. Единственная трудность состоит в том, чтобы объяснить ему его задачу и, собственно, добиться согласия.
        - Но почему вы упомянули о водной магии? Если серебро вовсе не...
        - Вовсе не вода? Подобие разума не существует без подобия жизни, а жизнь «лунное серебро» обретает именно в жидком виде, но не в расплаве. Этот металл может превратить в жидкость любой маг, а заклинает только мастер Воды. И чем меньше Силы было вложено, тем быстрее заканчивается действие чар... Да ты и сам всё видел. Хочешь взять себе посмертную маску дяди?
        Тьфу, пакость какая! Даже дотрагиваться не буду.
        - Благодарствую, нет.
        - Тогда позволь мне оставить её в качестве памяти. Как-никак, Трэм был моим другом. Вернее, я считал его таковым.
        Другом? Мой дядюшка, презирающий тех, кто ниже его, и ненавидящий тех, кому посчастливилось забраться повыше?
        - Не веришь? - усмехнулся Эбери. - А я верил. Человек, сватающий тебе красавицу-сестру, разве не вызывает доверия?
        - Моя мать...
        - Предназначалась мне в жёны, всё верно. Только я в ту пору не особенно думал о женитьбе, да и невеста не горела желанием поскорее стать моей супругой. Хотя при брате вела себя безупречнее некуда. Послушная, кроткая, нежная... Всего один раз она была откровенна. Но этот раз я запомнил на всю жизнь.
        - О чём она говорила?
        - Любопытствуешь? - глаза мага испытующе щурятся.
        - Да.
        - Почему?
        Как объяснить? Да и нужно ли объяснять? Больше всего на свете я хотел бы встретиться с матерью и задать ей всего один вопрос. Именно тот, что прозвучал только что из уст Главы Надзорного совета.
        Почему?
        Почему она сбежала, бросив меня на произвол судьбы?
        - Вы можете рассказать?
        - Могу.
        - Но не хотите?
        Он грустно усмехается:
        - Это был очень странный разговор. Я до сих пор не понимаю, что Лиенн имела в виду, когда сказала... И не знаю, стоит ли тебе это знать.
        - Я сам решу, если вы не против.
        - Как хочешь. Но я предупредил и считаю свою совесть на этот счёт вполне чистой. Твоя мать... Впрочем, тогда она, конечно, ещё и не собиралась становиться твоей матерью, назначила мне встречу наедине. Помню, я удивился, потому что юной девушке непозволительно оказываться рядом с мужчиной без свидетелей невинности намерений, но отказать не смог. Лиенн нравилась мне. Не до безумия, но вполне достаточно, чтобы назвать женой. И отправляясь к ней, я, признаться, думал, что она желает ускорить ход событий. Но меня ожидало разочарование и потрясение.
        Эбери смежил веки, словно это помогало лучше погрузиться в прошлое.
        - Я не могу быть с тобой, - сказала Лиенн. По причине, имя которой - страх.
        - Страх?
        - Он самый. - Глава Надзорных снова внимательно смотрит на меня. - Я боюсь, сказала Лиенн. Боюсь выйти замуж за нелюбимого человека и всю жизнь жалеть об этом. И настолько же сильно боюсь остаться в родном доме.
        - Первое понятно, но второе... Что имелось в виду?
        Пожимает плечами:
        - Не знаю. У неё к тому времени не осталось родственников, кроме Трэма. Может быть, сестра боялась собственного брата? Раньше я не мог такое даже предположить, но сегодня, услышав и увидев всё это...
        Зато я, кажется, понял. И ведь было, чего бояться... Стоит ли винить женщину, поспешившую убежать от опасности? Вряд ли. Ведь после смерти мужа ей больше не на кого было положиться. И не у кого было просить защиты.
        - Значит, братец сватал вам сестру? По доброте ли душевной? Или хотел заручиться вашей поддержкой?
        - У нас и без того были дружеские отношения. Не слишком близкие, но вполне тёплые... Я бы поддержал Трэма и так. Собственно, сегодня я пришёл сюда ради него.
        - И готовы были освободить его от ответа за преступление?
        Светлые глаза чуть грустны, но безмятежно спокойны:
        - Да.
        - Так что вам помешало? Я удивился, когда вы молча повернулись и пошли прочь, а уж как удивился дядя... До смерти, что называется.
        - Что помешало? - Эбери хмыкнул. - Такая ерунда, если признаться... Да, хотя бы за то, что Трэм хотел стравить Гильдию с Анклавом, его нужно было предать мучительной и назидательной казни, но если бы он сказал одно только слово... Если бы он просто позвал меня по имени... Я бы вернулся.
        - И спасли бы его?
        - И спас бы.
        А ведь я понимаю, почему убелённый сединами и могуществом глава Надзорного совета собирался поступить так по-мальчишески. Потому что хотел верить в дружбу. И если бы Трэммин оказался умнее, а может быть, всего лишь искреннее, если бы не ставил превыше всего собственное благополучие и неуклонное исполнение желаний, суд завершился бы иначе.
        Я вёл себя точно так же, отправляясь на поиски Тени, а потом даря ей новую жизнь. Пусть и не имел права называть убийцу другом, но так сильно хотел этого, что... Навсегда отказался от предоставленного мне шанса. В самом деле, после того, что я сотворил, а в особенности, после моих слов он не будет считать меня достойным дружбы. И к счастью, что не будет. Потому что если бы Тень ещё раз пришла и предложила... Я бы не устоял. Но не придёт. Появление на суде было лишь возвратом долга, не более. Наши пути разошлись, и как бы ни было жаль, это следует принять и жить дальше.
        - Но он не позвал...
        - Увы.
        Какое-то время мы молчали, думая каждый о своём. Мои размышления закончились раньше:
        - А это серебро... Почему вы сначала сказали, что не знаете, как оно зачаровано?
        - Я и теперь не знаю.
        - Но только что...
        Он улыбнулся:
        - Я рассказал только о теории, а практика, с которой мы столкнулись, существенно отличается от моих знаний. В этой горсти серебра Сила использовалась лишь для сохранения в жидком виде, лишь для подпитки некогда наложенного заклинания, поэтому даже мне трудно было предположить присутствие столь смертоносного оружия. А уж почему оно без понуканий исполняло своё предназначение... Воля серебра не была связана никоим магическим образом.
        - Хотите сказать, оно действовало само?
        - Выходит так.
        Само... Да, в подвале я тоже не чувствовал ощутимого дыхания магии, когда серебристая лужица ползла к ногам моего отца. И когда полетела мне в лицо, ощущения не изменились. Эбери прав, металл не подчинялся заклинанию. Но по собственной прихоти он вряд ли стал бы нападать на людей. Остаётся только один вариант. Сумасбродный, почти безумный. Его попросили убить?
        - Это возможно?
        - Мы с тобой видели, что возможно. Странно, невероятно, немыслимо, но... Так оно и было.
        Та женщина, что приходила в Дом призрения и сделала заказ моему отцу. Орудие убийства досталось Трэммину от неё? Нельзя утверждать, но... Если вспомнить, что Карлин всю жизнь занимался расплетанием заклинаний, убить его могло только то, что содержало в себе незначительные крохи магии. Крохи, поддерживающие связь, но не направляющие. Могу спорить, отец попробовал сопротивляться, но упустил время, стараясь нащупать движущую серебро Силу, когда нужно было просто ударить по узелкам каркаса. Сделать так, как по незнанию или наитию сделал я.
        - Но что именно произошло? Серебро проникло в плоть и?
        Эбери задумчиво нахмурился.
        - Будучи жидким, оно легко потекло по сосудам, вытесняя другие жидкости. Отсюда и обильное выступление крови через кожу. А там, где оно успевало протечь, стенки сосудов притягивались друг к другу, потому что образовывалась пустота, которую было нечем заполнять... Но самого серебра было очень мало: маска ведь получилась тоненькая. Вполне возможно, попади оно на тело Трэма чуть ниже, имеющегося количества не хватило бы для убиения, и твой дядя остался бы жив.
        Я тоже об этом подумал. Что заставило меня ударить нитями именно так? Я ведь мог отшвырнуть альбом просто в сторону, подальше от людей, а потом уже справиться с серебром привычным способом? Мог. Но и поквитаться с дядей я тоже хотел, пусть и неосознанно. В народе говорят: когда душа жаждет, глаза боятся, а руки делают. Вот мои руки меня и не подвели...
        Умницы! Я вами горжусь.
        Но те капли серебра, что впитались в мою плоть и кровь, тот своевольный комок, что норовит при каждом удобном случае растечься лужицей онемения? Помнит ли он о своём предназначении? Вряд ли. Однако всё ещё продолжает жить, питаясь... Ну да, конечно! Силой, текущей внутри меня. Её не очень много, и случаются минуты, когда она приливает к рукам, потому что сознание отказывается управлять телом... Вот именно тогда серебро и начинает густеть! Что ж, если я хочу в будущем избегать прежних неудобств, стоит запомнить простое правило: никаких волнений. Выше неба не подняться, хуже смерти не нарваться.
        - Стоит ли об этом теперь говорить?
        - Ты прав, не стоит. Особенно когда есть другая тема для разговора.
        Вот мы и подошли к главному? А я чувствовал. И боялся. Немного. Совсем чуть-чуть.
        - Другая тема? О чём?
        Глава Надзорного совета деловито скрестил рук на груди:
        - О твоём будущем.
        - А что, с ним что-то не так?
        - Пока не знаю, но... Оно может оказаться весьма завидным.
        Похоже на приглашение слуги в господские покои. Осталось только выяснить, сколько придётся заплатить привратнику.
        - И кто будет завидовать?
        - Многие. - Он не пустил на лицо и тень улыбки. - Очень многие.
        - Я не понимаю намёки.
        - Хорошо, скажу прямо. Ты можешь занять в Анклаве высокое положение.
        - Каким образом? Сейчас моего имени даже в Регистре не найдёшь!
        - Оно окажется там так скоро, как ты пожелаешь. А положение... Я могу многое, Маллет. Не веришь?
        - Верю. Но ещё знаю, что за всё и всегда нужно платить. Какую цену хотите назначить вы?
        - Ты похож на своего дядю не только внешне, - заключил Эбери. - Он был умён, и ты не отстаёшь... Я хочу предложить тебе службу, по исполнении которой расчёт будет щедрым.
        По крайней мере, он честен хотя бы в этом. Не сулит алмазных гор, а прямо заявляет: придётся и киркой помахать. Что ж, послушаем.
        - В чём заключается служба?
        Эбери помрачнел ещё больше:
        - Мне известно, что в Анклаве не все довольны настоящим. Собственно, так бывало всегда, но неизбежность приближения одного печального события превратила тихий ропот в желание сорвать куш, пусть и ценой гибели всего, что построил Ганниер Единодержец.
        - А яснее можете говорить?
        - Разумеется. Большая часть имущества Анклава находится в руках одного человека. Ты его знаешь, раз уж бывал в Виноградном доме.
        - Dyen Райт Амиели?
        - Да. Не буду сейчас углубляться в прочие подробности, скажу только: таковы правила существования Анклава. И как тебе известно, Амиели уже очень стар и не оставил после себя кровного наследника, который мог бы принять его обязанности по управлению ростовщическими и ремесленными лавками, рудниками, поместьями и прочими землями.
        - А никто другой не будет беспрекословно подчиняться, потому что не связан договором Крови, - не могу удержаться и не продолжить невысказанную мысль.
        Эбери на мгновение напряжённо суживает глаза:
        - Тебе это известно? Откуда?
        - Дядюшка рассказывал.
        - Трэм? Значит, всё-таки, он...
        - Он - что?
        - Входил в число тех, кто хотел вынудить Анклав на заключение нового договора.
        - А вы разве не хотели?
        - Нет. И не я один.
        Светлый взгляд откровенен настолько, что я понимаю: глава Надзорных не лжёт.
        - Но почему? Ведь так удобно связать волю человека узами Крови. Он не предаст, будет послушен и верен... В пределах договора, конечно.
        - Он станет рабом.
        - И что с того? Главное, Анклав будет жить припеваючи!
        Пальцы Эбери вздрогнули, впиваясь в ткань, и прошло довольно много времени прежде, чем маг сделал бесстрастный вывод:
        - Ты ненавидишь Анклав.
        А разве я могу его любить? Да, мне хотелось рано или поздно оказаться его полноправной частичкой, но то было давно. До дня, когда я умер, родился снова и понял, что прежние желания остались в прошлой жизни.
        Встаю из кресла.
        - Я могу идти?
        - Разумеется. Но прежде дослушай. Мне тоже не слишком нравится то, что происходит в Обители. И я хотел бы многое изменить, но в одиночку ничего не добьюсь. Нужны люди. Но не рабы и не слуги, а единомышленники. Люди, равные мне. Предстоит очень много работы, но нельзя начинать, пока не станут ясно различимы лица врагов, тех, кто желает оставить всё, как есть. И ты мог бы мне помочь.
        - Но как?
        - Я не знаю, какие отношения связывали тебя и Трэма. Если он дважды покушался на убийство, могу предположить, не самые благостные. Но со стороны-то казалось иначе... Большая часть магов, знающих о вашем родстве, уверена, что старший распорядитель Попечительского совета покровительствовал тебе и тайно приближал. И если он был одним из главных заговорщиков, а он, определённо, им был... После известия о его смерти они могут попытаться прийти к тебе и предложить...
        - Занять место дяди?
        - Именно. Кроме того, если распустить слух, что Трэммин попал под подозрение, и вся затея с судом была устроена именно для того, чтобы выставить в лучшем свете тебя, как продолжателя семейного дела, может получиться интересная игра.
        Пожалуй. А ещё можно будет утереть нос всем зазнайкам, презирающим меня. Заманчиво. Но соглашаться или оказываться ещё не время. Ещё не все карты выложены на стол.
        - А потом, когда всё выяснится, и противники будут обезврежены, мы вместе начнём менять Анклав к лучшему.
        Или уничтожим, что тоже вероятно. Ещё в ходе выяснения. Но меня устроит и подобный исход событий, ведь так? Ещё бы! А если в случае провала и победы душа получит равное удовлетворение... Это ли не повод ввязаться в начинающуюся драку?
        - Да, игра может быть интересной.
        - Ты согласен?
        Откуда я знаю? Но под ложечкой уже сосёт, как сосало раньше, когда я принимался за сложное заклинание. Это называется азарт? Наверное. Правда, он много холоднее нитей, мягко касающихся моей щеки, и больше похож на льдинку, плавающую на поверхности воды в бадье, ожидающей раскалённого железного гостя. Но мне нравится это ощущение!
        - Пока что пойду, если позволите. Сотру пыль с фигур и наполирую тряпочкой игральную доску.
        Эбери улыбнулся почти удовлетворённо. И именно это «почти», смешанное с тревогой и надеждой, сказало мне веское слово в пользу главы Надзорного совета.
        Ему и вправду нужны люди. Такие же, как он сам. И мне лестно было бы встать рядом. Плечом к плечу. Рука к руке.

* * *
        - Поздравления принимаешь?
        Поднимаю взгляд, чтобы тут же подслеповато сощуриться. Хоть в коридоре Судейской службы немного окон, проникающего через них солнечного света оказывается достаточно, чтобы рассыпать по полированным кирасам ярко-белые блики. Где-то за стальными зеркалами скрывается и их повелитель, dyen Райт Амиели, но кутерьма солнечных зайчиков в глазах не позволяет рассмотреть хозяина Виноградного дома, и я полагаюсь только на слух, который... Буду считать, не обманывает, сообщая: обратившийся ко мне человек радостен настолько, что не удосуживается скрывать свою радость от окружающих.
        Впрочем, он может позволить себе и не такое. Единоличный управитель всех владений Анклава за стенами Саэнны - это ли не мечта, к исполнению которой можно стремиться? Правда, за неё Амиели платит одиночеством посреди промозглых мраморных покоев, но если верить старушке Таире, власть стоит всего прочего. Вот только я не хочу принимать на веру слова госпожи Смотрительницы. Почему? Потому что слишком упрям, и пока не испробую всё на своей шкуре, не пожелаю признать чужой опыт достойным применения.
        - Странное место для прогулок... Вы частенько захаживаете сюда, господин?
        Он глухо хохотнул и хлопнул в ладоши. Получив знак, стражники, охраняющие жизнь хозяина Виноградного дома, бесшумно разошлись в стороны и отступили к дверным проёмам, словно собирались преградить путь любому, кто вознамерится войти в коридор, а сам старик подошёл ко мне так близко, что пришлось встать со скамьи, чтобы не упираться носом в полы цветастой лавейлы.
        - Дела, дела... Я подписывал бумаги, касающиеся смерти моей невесты.
        Ах да, разумеется. Хотя вполне можно было бы закопать труп в саду, а всем интересующимся соврать, что Келли уехала путешествовать, так сказать, посмотреть мир перед свадьбой. Но если убийство дошло до рассмотрения в суде...
        - И от чего же она умерла?
        Амиели наигранно печально вздохнул:
        - Досадная случайность. Девица любила носить длинные бусы.
        Да, я помню. Бусы, которыми очень удобно душить, если подкрадёшься сзади.
        - Спускалась по лестнице и поскользнулась... Зацепившись ниткой янтаря за столбик перил. Нелепая и ужасная смерть, не так ли?
        Непонимающе смотрю на безмятежное лицо хозяина Виноградного дома. Зачем было придумывать пусть и правдоподобную, но не имеющую никакого отношения к истине версию? Почему было прямо не заявить об убийстве? Зачем брать на душу лишнюю ложь? Он ведь боится отправляться за Порог отягощённым грехами. Или я опять чего-то не понимаю?
        - Кажется, ты удивлён?
        И весьма. Настолько сильно, что по моему лицу это можно прочитать яснее ясного:
        - Да. Потому что причина смерти...
        - Каждый из нас видит происходящее по-своему. И кто поручится, что увиденное им не было иллюзией, игрой воображения или просто дурным сном?
        - Я никогда не грезил наяву.
        - Но не можешь запретить грезить другим, - ухмыльнулся Амиели.
        И не собираюсь! А ещё охотнее взял бы и ушёл восвояси, да только пути отступления перекрыты.
        - Соболезную вашей потере.
        - Хватит об этом! - Ладонь хозяина Виноградного дома шлёпнулась на моё плечо. - У тебя ведь праздник? Поздравляю!
        Если он врёт, почему бы не соврать и мне? Почему бы не прикинуться скорбящим?
        - С чем? С похоронами родного дядюшки? Что же радостного в проводах ближнего своего за Порог?
        Амиели хмыкнул:
        - Передо мной не нужно притворяться. Я знаю о тебе слишком много, чтобы поверить твоему сожалению о смерти господина Найли.
        - И что же вы обо мне знаете?
        - Твоё прошлое, в тех или иных подробностях, но оно, как и всё, что уже закончилось, не представляет для меня интереса. Я смотрю в будущее и вижу...
        - Смотрите. На здоровье. Причём здесь я?
        - Моё будущее уже предсказано и предопределено, парень. Два-три года, не больше, да и то при удачном стечении обстоятельств, а дальше... Дальше только Серые земли. Что толку смотреть на них? Я заглядываю в твоё будущее.
        Занавеси тревожно качнулись, обжигая щёки сырым сквозняком. Моё будущее? Не слишком ли много берёшь на себя, старик? Я и сам теперь боюсь задумываться о чём-то дальше грядущего дня, потому что не вижу смысла. Больше не вижу. Что толку было в моих старых планах? Все они оказались разбиты судьбой. Какие-то разлетелись осколками от неожиданного удара, какие-то трескались медленно, но неуклонно, пока в один прекрасный день не превратились в кучку никчёмного праха. Всё, что казалось мне завидным и достойным для достижения, потеряло свою значимость.
        Я хотел продолжить дело отца? Хотел сохранить честь родового имени? Не смог. То пятно, что оставило исключение из Регистра, уже ничем не отмыть. Да, можно добиться восстановления, но косые взгляды никуда не денутся. К тому же... Ни я не подхожу Регистру, ни Регистр - мне. Потому что моя магия не имеет ничего общего с магией всего Анклава.
        Я хотел продолжить свой род? Да. Но теперь думаю об этом осторожнее. Унаследует ли мой ребёнок мой странный Дар или родится обычным магом, одним из многих? Если произойдёт второе, а оно возможнее всего прочего, что я буду делать? Обучать сам не смогу, потому что просто не знаю, каково это, видеть заклинания. Придётся отдавать наследника на сторону, под начало других учителей, которые могут всё испортить. Но если случится первое...
        Он ведь будет таким же, как был я. Да, у меня может получиться сотворить то же самое, что удалось демону, но если не получится? Если могущество потребует, чтобы мой ребёнок прошёл через такие же муки, как я?..
        Не-е-е-ет! Не позволю. Не соглашусь никогда.
        И что выходит? Между мной и Амиели нет никакой разницы?!
        - Будущее... Вы что-то там видите?
        - Да. Вижу. Путь к вершинам.
        - Мне никогда не нравились горы.
        - А то, что над ними?
        - Небеса?
        - Своего рода, - кивнул хозяин Виноградного дома. - Туда хотели бы подняться многие, но дорогу могу указать только я, а я... Выберу лишь одного. Того, кого захочу.
        - Это ваше право.
        - И я им воспользуюсь, не сомневайся! Но сначала... Я знаю о тебе многое. А что ты знаешь обо мне?
        Нелепый и опасный разговор, но избавиться от него можно только одним способом: довести до завершения.
        - В вашем управлении находится всё имущество Анклава, расположенное за пределами Саэнны. Вы очень богатый человек.
        - Богатый, но подневольный. Помнишь о договоре Крови? Жуткая штука, и не слабеет ни со временем, ни с поколениями. Жить и служить на благо Анклава... Ни шагу в сторону от проложенной тропы.
        - Но вы говорили, что нашли обходной путь, разве нет?
        - Нет, парень, вся прелесть состоит в том, что путь всё тот же, только он выводит на крохотную площадь, незаметную на первый взгляд. На перекрёсток. Знаешь, как получается перекрёсток?
        Пожимаю плечами:
        - Две дороги пересекают одна другую.
        - Да! - Теперь обе ладони Амиели лежат на моих плечах и давят неожиданно тяжёлым грузом. - Две разных дороги! Я не перестану двигаться по своей, однако тот, кто пройдёт мимо меня, оставит следы в другой пыли.
        - Я рад вашему воодушевлению, но какое отношение всё это...
        Хозяин Виноградного дома понизил голос:
        - Я могу передать наследство не только своему отпрыску или родственнику, но и просто тому, кого выберу. Человеку, не связанному с Анклавом рабскими узами.
        - Разве это возможно? Разве маги не постараются...
        - Они уже постарались. Тебя хотели убить, верно? Убить в стенах моего дома, почти в моём присутствии. И что случилось бы? Меня бы обвинили в пособничестве преступлению против Анклава, и вот тогда мои права прекратили бы существование, а сейчас они сильны, как никогда! Я могу отдать всё, чем владею, первому встречному бродяге... Это настоящая свобода, и она пьянит сильнее самого крепкого вина!
        - Желаю удачи.
        Делаю попытку освободиться от хватки Амиели, но узловатые пальцы сжимаются ещё твёрже.
        - Да, я могу выбрать наследником любого. Могу даже бросить жребий, но... Я хочу отомстить сполна и наказать спесивых магов так, чтобы они на десятки поколений вперёд запомнили моё имя, имя рода, который когда-то обрекли на рабство.
        - Как пожелаете...
        Не нравится мне поворот беседы и огонёк сумасшедшинки в глазах старика, ой не нравится!
        - И я нашёл орудие своей мести!
        Если в ближайшие минуты он не закончит словоизвержение, мои плечи рискуют оказаться раздавленными. Надо же, сколько силы в старике... А с виду не скажешь.
        - Мне нужен ты.
        Простите, я ослышался? Речь же шла об орудии, не так ли?
        - Только ты.
        - Господин, вы хорошо себя чувствуете? День жаркий, и вам следовало бы прилечь в тенистой прохладе.
        - Не язви! Ты понял, о чём идёт речь.
        Понял, но не совсем. А когда остаются вопросы, самое правильное - задать их тому, кто может ответить.
        - Вы хотите сделать меня своим наследником?
        Степенный кивок.
        - Хотите, чтобы я отомстил Анклаву за вас?
        - И ты сможешь. Потому что эта месть нужна тебе так же, как и мне.
        Что-то новенькое. Я горю жаждой мщения? Не замечал, по крайней мере, в последнее время.
        - Месть? Мне?
        - Ты ненавидишь Анклав, верно? Так вот, у тебя будет шанс поставить его перед собой на колени.
        Или ещё в какой-нибудь позе, благо воображение тут же начало услужливо подсказывать столько всего занимательного...
        Тьфу! Лучше остановиться на коленях. Безопаснее для рассудка.
        - Заманчиво. Но есть одна маленькая подробность... Сначала я должен подчиниться вам?
        Амиели рассерженно фыркнул:
        - Подчиниться? Уж не считаешь ли ты меня круглым дураком? Рабов и послушных слуг я мог бы найти, сколько угодно, но слишком хорошо знаю, каково это, исполнять чужую волю. А мне нужен человек, который будет действовать сам. Действовать, как пожелает.
        - Даже если будет желать обратное тому, чего желаете вы?
        - Даже так.
        Ещё одно предложение игры на равных? Сегодня у меня удачный день? Не могу поверить. И в намерениях главы Надзорного совета, и в стремлениях хозяина Виноградного дома, несомненно, кроется подвох. Но в ловушку вовсе не обязательно попадаться. Её можно и обойти, если оставаться внимательным и рассудительным.
        - А если я потом решу вернуть всё имущество Анклаву? Не боитесь такого исхода?
        Амиели сощурился, изучая выражение моих глаз:
        - Нет.
        - Почему же?
        - Потому что ты честный человек и, зная, какие мотивы вели меня, приняв предложение, не сможешь поступить наперекор. Я ведь мог объявить тебя наследником и без всего этого разговора, но не стал.
        - И что вас остановило?
        Улыбка разбежалась по лицу старика сеточкой морщин:
        - Добрая воля всегда сильнее злой. Я не буду тебя просить, не буду рассказывать о своих терзаниях и горестях, чтобы тебя разжалобить. Я просто предлагаю: возьми то, чем владею я, и владей сам. Владей, как пожелаешь. Захочешь отдать всё магам? Отдавай. Ведь ты будешь делать это сам, по собственной воле и собственному разумению, а значит, будешь прав.
        Щедро. И искренне. Разве можно устоять перед подобным сочетанием? А помощь старику нужна, и ещё как. Причём именно моя помощь, потому что во всей Саэнне, а может быть, и повсюду за её пределами не найдётся человека, способного бросить вызов Анклаву. Я - брошу. Легко. Особенно тому Анклаву, который знаю. Но тому, который могу создать...
        Да, есть, над чем подумать, и серьёзно.
        Два заманчивых пути сразу. Но с одного ли перекрёстка?

* * *
        - Мастер принимает посетителей?
        Мастер... Я - мастер влипать в несуразные неприятности. Кому-то понадобилось моё искусство? Сомневаюсь. Но раз уж пришёл, прогонять не буду. А хочется, страсть как! Хочется молча указать на дверь, отказывая просителю даже в нескольких словах. На дверь, да...
        Нет, сегодня всё исполнено по правилам, причём, по моим. А свои правила я соблюдаю всегда.
        - Что вам угодно?
        - Мастер запамятовал? Я оставлял заказ на оружие. «Вдову». Вспомнили?
        «Вдова-а-а-а»! Я же так и не доделал рукоять! Сначала не успел, навалились другие дела, а потом демон пустил весь закупленный шёлковый шнур на поправку моих ладоней. Нехорошо. Надо брать ноги в руки и бежать в лавку, а пока что... Хотя бы извиниться:
        - Прошу прощения, ваш заказ ещё не готов. Задержка произошла исключительно по моей вине, поэтому можете вычесть из оговорённой цены половину стоимости тех услуг, что должен был выполнить я. В свою очередь постараюсь сделать всё возможное, чтобы не доставлять вам дальнейшего неудобства, и...
        - Нет, это уже ни на что не похоже! - горестно всплеснула руками Тень. - Слушай, а пару дней назад, в подвале Виноградного дома кого я видел? Может, у тебя ненароком завёлся брат-близнец?
        Я отложил в сторону книгу, которую листал, чтобы хоть чем-то занять пальцы. Занимать мысли, слава богам, не требовалась, даже наоборот, возникало настойчивое желание их утихомирить и уговорить вздремнуть хотя бы часок-другой.
        - Пришёл посмеяться?
        - Посмеяться?! - Убийца метнулся к столу, за которым я сидел, и упёрся ладонями в край столешницы, нависая над беспорядком, успешно сотворённым мной из листов бумаги, как переплетённых, так и разрозненных. - Впору рыдать самыми горючими слезами!
        - У тебя умер кто-то близкий?
        - Да. Умер. Я!
        Потираю глаз, рассеянно разглядывая Тень, под завязку наполненную негодованием. Если дать волю воображению, можно усмотреть недовольство даже в мечущихся по бледной коже завитках татуировки.
        - Соболезную.
        - Ой, благодарствую! Ты не дурак, хотя лучше бы был дураком.
        - Лучше кому?
        - Тебе. Мне. Всем! А ты не дурак. Ты... - медлит, подбирая слова. - Ты сволочь!
        Какое громкое заявление. Справедливое? Вне всякого сомнения. Но что взамен? Я должен оскорбиться? Удивиться? Разозлиться? Наверное. Но ничего похожего не будет, потому что... Я же стремился разорвать всё и навсегда? Хотел. И наилучшим образом добился поставленной цели!
        - Это всё, что ты хотел мне сказать?
        Тень меняет негодование на подозрительность:
        - Нет. А ты не хочешь узнать, почему именно «сволочь»?
        - Представь себе, не хочу. Я и так знаю.
        - Э, нет! - Он довольно грозит указательным пальцем. - Не знаешь! Ты что думаешь? Думаешь, я злюсь из-за того представления, что ты устроил в подвале? Ни капельки! Я злюсь из-за того, что произошло пару минут назад.
        Пару минут назад он вошёл в дверь моей комнаты, только и всего. Кто-то испортил ему настроение по пути к дому Туверига? А я-то здесь причём?
        - А разве что-то произошло?
        - Да! - Тень сияет, торжествующе и ярко, как начищенные кирасы стражников Амиели, но молчит, вынуждая спросить:
        - Что?
        - Ты меня жестоко обманул.
        А, он насчёт «вдовы»! Но я ведь уже извинился. Мало? Надо повторить?
        - Я доделаю заказ так быстро, как смогу. И если тебя это волнует, вовсе не буду брать денег за свою часть работы.
        - Вот! Снова! - Убийца звонко хлопнул ладонями по столу, ловко найдя свободные места для ладоней. - Ты надо мной нарочно издеваешься?
        Растерянно хмурюсь:
        - Я не понимаю ни единого твоего слова. Ты меня обвиняешь? Но в чём?
        Он с минуту грозно смотрит мне прямо в глаза, потом тяжело вздыхает и пристраивает пятую точку на столе, поверх бумаг, оказываясь ко мне вполоборота. Я вижу только профиль: прямой нос, счастливо избежавший переломов, плавную линию высокого лба и решительно выдвинутый вперёд подбородок, но чтобы почувствовать разочарование Тени, довольно услышать обиженное:
        - Ты должен был сказать совсем другое. Тот «ты», который был в подвале. Тот, который спас меня, пожертвовав собственной выгодой.
        - И что же тот «я» должен был сказать?
        - Не знаю точно. Накричать. Обругать. Ведь, в конце концов, я всё видел сам и не имел права приходить и требовать: «Заказ на стол!»
        - И что случилось бы, поступи я так, как тебе кажется правильным?
        Он совсем отвернулся и пробурчал:
        - Неважно. Всё равно этого не случилось.
        - Нет уж, раз заикнулся, говори всё!
        - Зачем?
        - Затем, что мне любопытно.
        - Только любопытно?
        - Этой причины мало?
        - Не знаю. Может быть, даже многовато.
        - Так скажешь?
        Пальцы лежащей на столе ладони выбивают нерешительную дробь.
        - Когда я умер... Вернее, за мгновение до смерти я подумал, что ты изменился. Что наконец-то стал настоящим. Что научился сам принимать решения. А ты... Всё испортил.
        - Чем?
        - Этим своим... «Исключительно по моей вине», «постараюсь сделать всё возможное», «можете вычесть из оговорённой цены»... И как у тебя язык только повернулся?!
        Случись наш разговор чуть раньше, ещё до поступления щедрых предложений Эбери и Райта, я бы ни за что не догадался, о чём мне сейчас стараются сказать, но никак не могут описать всю глубину чувства словами.
        Он тоже счёл меня равным. Себе? Ну конечно же! Ведь человек может мерить другого только своей собственной меркой. Счёл равным и, подобно моим предыдущим собеседникам, загорелся азартом воплощения далеко идущих планов? Может быть, но мне почему-то кажется иначе. Скорее похоже, что Тень искренне обрадовалась, как будто долго-долго искала, уже почти отчаялась найти и вдруг... Столкнулась нос к носу. А мгновением спустя несколько моих слов надёжно похоронили детский восторг осуществлённой мечты. И кто я после этого?
        Сволочь. Всё правильно.
        - Тебе было бы приятнее, если бы я орал?
        - Нет. Но это было бы...
        - Это было бы тем, чего ты ожидаешь. Тем, к чему ты привык. Тем, что кажется тебе правильным. А вот теперь...
        Привстаю, хватаю Тень за шкирку и опрокидываю спиной на стол:
        - Вот теперь ора получишь выше крыши! Почему ты опять решаешь ЗА МЕНЯ?! Почему хочешь, чтобы я действовал только так, как нравится тебе?!
        Он лежит, не предпринимая попыток высвободиться. Лежит, смотрит на меня, не отрывая глаз, и кажется, даже мельтешение чёрных змеек на лице Тени замедляется в непонятной растерянности.
        Ещё хорошо было бы заехать ему кулаком в морду. Или, на крайний случай, закатать оплеуху. Пощёчина тоже сошла бы. Но нахально-довольная улыбка, расцветающая на губах показывает: убийца ждёт именно рукоприкладства. Чтобы быть полностью уверенным.
        Нет, господин хороший, не дождёшься. Предпочту остаться непредсказуемым.
        Разжимаю пальцы и опускаюсь обратно в кресло. Тень выжидает с минуту и тоже садится, но теперь повернувшись ко мне лицом:
        - Ты всегда так строг с самим собой?
        - М-м-м? - Нравится ставить меня в тупик неожиданными вопросами? На здоровье! От меня не убудет.
        - Ты хотел съездить мне по лицу. Хотел?
        Молчу.
        - Так почему остановился? Почему опять загнал себя в клетку?
        - Потому что ты ждал удара.
        - Ну и что? А если он был мне нужен?
        - Чтобы начать драку?
        - Чтобы начать дружбу.
        - Дружбу?
        - Ну да. Вот я бы на твоём месте точно ударил. А потом... Потом мы бы помирились и стали бы лучшими друзьями.
        Наверное. За исключением одной небольшой неувязки:
        - А мы разве ссорились?
        Он удивлённо таращится на меня:
        - Нет, но... Так проще всё прояснять.
        - Тебе. Но не мне.
        - А я думал...
        - Тебе показалось, что мы похожи. Именно тогда, в подвале? А что было раньше?
        - Э-э-э... - Тень невинно улыбается. - Ничего такого. Совсем ничего.
        - Твои слова об ошибках и их исправлении, помнишь? Я тоже не забыл. И если действительно хочешь всё прояснить, просто возьми и расскажи. А уж драться или нет, решим позже.
        Он серьезнеет, полностью сбрасывая шутовскую маску, под которой обнаруживается... Взрослый, умный и уверенный в себе человек.
        - Я натворил с тобой много глупостей. Просить прощения не буду, потому что сам бы себя не простил, и не хочу взваливать подобный груз на тебя. Нужно было сразу начинать по-другому, но я и представить не мог... Ведь кем ты был для меня сначала? Забитым и затюканным магом, который и магичить толком не умеет, не обещает больше возможного и берёт за свою работу меньше прочих. В глазах горожан, а значит, и в моих глазах ты был трусом и неудачником, но всё-таки - магом, а значит, имел доступ к секретам Анклава, мог такой доступ получить или, на крайний случай, подсказать, через кого действовать. Да, я хотел тебя использовать, могу сказать честно. Хотел найти ниточки, за которые можно потянуть, чтобы сделать тебя послушной куклой. Мне даже казалось, это будет легко и просто, пока... Пока не познакомился с тобой поближе.
        - А потом?
        Тень грустно усмехнулась:
        - Потом мне ещё больше захотелось тебя победить, ведь я увидел в тебе достойного противника. Но ты совершенно не умеешь вести поединок... Вернее, ведёшь его по таким правилам, что любой другой на твоём месте давно оказался бы побеждён и растоптан, а ты до сих пор живёшь.
        - И что же я делаю не так, как все?
        - Ты не уходишь от удара. Ни от какого, даже смертельного. Сначала это может казаться трусостью, вроде той, когда замираешь и не можешь пошевелиться, охваченный ужасом... Но только сначала. Ты ведь принимаешь удар не потому, что не можешь увернуться. А потому, что можешь его выдержать.
        - Даже если удар нацелен мне в сердце?
        - Да. Ты не боишься умереть. Хотел бы я знать, почему...
        Я бы тоже хотел. Но умирать мне не страшно. Особенно теперь, когда я знаю...
        Как сказал демон? «Умирать - полезно».
        Хм, а ведь, пожалуй, только он один изо всех ничего от меня не требовал и не просил. И ничего не ждал. Это я вытянул его с Полей Отчаяния, стремясь получить выгоду. Я пытался заставить его натворить бед. Я собирался распоряжаться его волей. А он... Подчинялся? Лишь наполовину. Он предлагал мне выбор, показывая, к чему может привести неверное решение, но ни в коем случае не отговаривая. И даже уходя, не взял с меня слова делать то, чего от меня ожидает мир, хотя мог бы. И я бы легко дал такое слово. Только в благодарность? Нет.
        Я бы сам этого захотел.
        Так почему же демон ушёл, не выбив из меня клятву?!
        Потому что клятвы и обещания имеют силу только до мига смерти, но не после. А я умру ещё много-много раз, так что...
        - Я тебе расскажу. Обязательно. И ты поймёшь, что и сам всегда это знал.
        Тёмно-серые глаза моргнули:
        - Что знал?
        - Почему умирать не страшно. Но ты не закончил свой рассказ. Продолжишь?
        - Да уже и нечего продолжать. Перемахнув через подоконник комнаты Виноградного дома, я понял, кого мне заказали и почему. А ещё понял, что не выполню этот заказ и потому, что он нарушает мои планы, и потому, что могу тебя защитить. А защита... Как бы сказать...
        - Руна «Ар» на твоём оружии. Странный выбор для убийцы.
        - Для убийцы - да. Для меня - нет.
        Потому что он не убийца? Догадываюсь. Вернее, не просто убийца. Но пока не признается во всём сам, мы не тронемся с места, так и оставшись по разные стороны границы доверия.
        - Я служу в Орлином Гнезде.
        Такого откровения в Саэнне хватит, чтобы заслужить мучительную и долгую смерть. Если распустить язык не перед тем человеком, разумеется. Но если посчастливится найти именно «того»... Откровенность свяжет крепче железа.
        - А ещё я устал сражаться в одиночку.
        Что же он хочет мне предложить помимо дружбы? Новое место приложения сил? Благодарю покорно! У меня уже есть. Два, по меньшей мере. Значит, потребуется очень веская причина, чтобы повлиять на мой выбор. И тень, несомненно, обладает таковой.
        - Я хотел бы, чтобы ты сражался вместе со мной, но заставлять не буду, а просить... Не могу. Скажу только одно: я не собираюсь уничтожать Анклав и причинять зло жителям этого города. Но тем из магов, кто посягает на жизни других людей, спуска не дам.
        Говорит ли он всю правду? Вряд ли. Но мне достаточно уже того, что он говорит именно то, что чувствует, а занавеси доносят до меня биение его сердца. Ровное, спокойное, не самодовольно уверенное в правоте, а просто ожидающее решения. Моего.
        Три пути, расходящиеся с перекрёстка. Разные, ведущие неизвестно куда. А где-то есть ещё четвёртый путь, мой собственный, убегающий прочь от предложенных или... Пересекающий их.
        Но кто сказал, что пересечение может произойти лишь единожды?
        - Я буду решать сам. Согласен?
        - Всегда и во всём?
        - Иначе нельзя.
        Он думает, кивает и протягивает мне руку.
        Раскрыть ладонь и протянуть навстречу. Как просто...
        Пожалуй, так и сделаю.
        Ведь ничто не помешает мне сжать пальцы в кулак, если понадобится.
        Верно?
        notes
        Примечания
        1
        Порода крупных собак.
        2
        Дословно, «покинувший врата ученичества». Уважительное, использующееся только в особых случаях именование умелого мага.
        3
        Дословно, «совершающий первые шаги». Именование ученика.