Ирина Анатольевна Ивахненко
        Заря над Скаргиаром
        Пролог
        Сначала несколько слов о месте действия. Все события этой книги происходят в Скаргиаре, который представляет собой полуостров, расположенный к юго-западу от некоего материка и соединенный с этим материком узким перешейком. Поперек перешейка расположен Алагер, или Белая Степь. Климат Алагера суров: холодная снежная зима сменяется сухим знойным летом, к тому же в степи постоянно дуют сильные ветры. С юга Алагер окаймляют горные хребты: Баяр-Хенгор, Броглон и Фалькатар, отгораживая перешеек от основной части Скаргиара, так что Скаргиар относительно изолирован.
        К юго-западу от горной страны Баяр-Хенгор расположено внутреннее море Асфариг. Благодаря притоку воды из главных рек Скаргиара - Ривалона, Амалькаделира, Юнграй и Эрердуна, берущих свое начало в ледниках горных хребтов, вода в море слабосоленая и пригодна для питья. С внешними морями море Асфариг соединяется Гуаранским проливом.
        Климат Скаргиара разнообразен. Помимо упомянутых горных стран с типичным для них холодным и сухим климатом, на юго-востоке и крайнем западе Скаргиара расположены целинные и солончаковые степи. Восточное побережье моря Асфариг в дельте рек Амалькаделир и Ривалон покрыто лесами, а в нижнем течении Ривалона раскинулись плодородные луга, покрытые редколесьем.
        Фауна Скаргиара представлена множеством видов, начиная с простейших и заканчивая млекопитающими. Но для нашего повествования особый интерес представляет один любопытный вид, который занимает в иерархии живых существ этого мира высшую ступень. Речь идет об авринах.
        Аврины в некотором отношении похожи на людей: у них, как и у нас, одна голова, две руки и две ноги. Они обладают развитым речевым аппаратом и способностью к абстрактному мышлению. Но, в отличие от Homo sapiens, их наследственность гораздо более подвижна и допускает такие мелкие отклонения анатомии, как различное число пальцев на руках и ногах, наличие или отсутствие роговых выростов на определенных частях головы, разную длину хвоста, а также прочие различия в строении скелета. Количество пальцев на руках у них колеблется от трех до шести, на ногах - от одного до четырех.
        Тела авринов покрыты шерстью. В основном шерсть гладкая и короткая, плотно прилегающая, но бывает, что на разных участках тела и в особенности на голове шерсть длиннее. Цвет шерсти может быть самый разный, но в основном преобладают светлые тона.
        Все эти особенности объясняются тем, что аврины произошли от различных предков. Эти предки, принадлежавшие к разным видам, могли свободно скрещиваться между собой, поскольку понятия не имели о теории Дарвина. В результате оказалось, что аврины вобрали в себя понемногу от всех зверей, населявших Скаргиар. Но, произойдя от зверей и обретя способность мыслить и говорить, аврины осознали свою звериную сущность и поспешили отмежеваться от нее, гордо назвавшись мыслящими (что в переводе и означает "аврины"). Они стали отрезать себе хвосты, чтобы на всю жизнь поставить на своих телах знак принадлежности к высшей породе.
        Аврины чувствовали, как зыбка и непрочна та грань, которая отделяет их от животных. Немало было в истории примеров, когда потомство авринов и животных становилось авринами и занимало в обществе подобающее место. Но этого старались не допускать, ограждая всевозможными табу. Еще больше было примеров, когда дети авринов в силу своей недоразвитости не могли говорить или не обнаруживали достаточных умственных способностей, чтобы считаться авринами. Таких детей без сожаления выкидывали, и они по большей части погибали. Этим сравнительно простым, хотя и жестоким путем общество избавлялось от умственно отсталых.
        Сначала аврины жили небольшими группами, питались кореньями и ловили всякую живность. Но впоследствии, развиваясь, они стали объединяться в поселения, строить себе жилища, а затем приручать диких животных.
        Первыми одомашненными животными стали гропалы. Их разводили ради мяса и шкур, а когда аврины изобрели ткачество - и ради нежного тонкого пуха, растущего у них на шее и животе, из которого получали пряжу.
        Осев на земле, аврины стали выращивать данар - род злака, а также овощи - гильян и пину. Вблизи гор, где залегали руды, аврины научились выплавлять металлы, а на реках - строить лодки. Те же, кто жил в степях, приручили берке.
        Берке были намного норовистее гропалов. Ели они растительную пищу, но если на них нападал хищник, равный им по силам, они терзали его зубами. До этого, правда, дело доходило редко: берке были очень резвы и могли бежать много часов подряд без устали. Именно это и побудило авринов приручить их, чтобы ездить на них верхом и перевозить разные грузы.
        Ко времени приручения берке общество авринов уже начинало утрачивать свою однородность: одни становились богаче и брали других к себе в услужение. Многие аврины сами выбирали себе управителей, которые должны были заботиться о делах общины и за это получали от нее плату. Сначала управителей выбирали на определенный срок, но потом они стали избираться пожизненно и получили право передавать свою власть и обязанности по собственному усмотрению. Управители отдельных общин также выбирали себе начальников, и это привело к образованию княжеств.
        Князья начали спорить между собой за лучшие земли и воевали из-за этого. Одни князья побеждали других и брали их народ под свою опеку. Те, кому удавалось установить свою власть на возможно большей территории, становились королями.
        Были у авринов также культы и религии. В их пантеоне были крупные божества, в которых верили все, боги средние - покровители какой-нибудь местности, и мелкие божки, вплоть до фетишей, которые могли принадлежать семье или даже одному аврину.
        Главных божеств было три: Матена, Нур и Ранатра. Первые два бога принадлежали свету и олицетворяли женское и мужское начала. Ранатра же считалась божеством тьмы и была двуполой, но об этом редко вспоминали и приписывали ей женскую суть.
        Все три божества произошли из первозданной серой пустоты и долго делили сферы влияния. В результате Матена стала богиней неба, Нур - богом земли и воды, а Ранатра - богиней подземного мрака, который, как считали в Скаргиаре, отделен от земной поверхности скритом, представляющим собой очень прочный каменный щит.
        Соответственно своей стихии каждое божество имело свою магию и свой характер. Матена, как богиня верхнего мира, управляла луной, звездами, облаками, дождями, ветрами и радугой, покровительствовала искусствам, будила в авринах стремление ко всему неземному и возвышенному, развивала интуицию и мечтательность.
        Нур, как покровитель среднего мира, был богом земледельцев, ремесленников и всех, кто занимался науками. Солнце, единственное из всех небесных светил, принадлежало к его стихии, поскольку считалось связанным с землей. Нур благоволил земным радостям и бесхитростным утехам, в отличие от вычурной Матены.
        Культ Ранатры возник позже первых двух. Ранатра издревле считалась злым божеством, которое имело под своим началом легион чертей и демонов и несло с собой несчастья и болезни. Но впоследствии аврины стали обращаться к Ранатре для наведения порчи на своих недругов.
        Каждый аврин от рождения подпадал под покровительство одного из божеств в соответствии с временем суток, когда он родился. Рожденные днем считались детьми Нура, рожденные ночью - детьми Матены, ну а детьми Ранатры становились те, кто появился на свет во время солнечных и лунных затмений. Считалось, что божество-покровитель влияет на характер своих детей и передает им свои черты.
        Религиозные догмы и положения были изложены во многих источниках, но главным из них по праву считается книга Нагана-Сурра. Эту книгу признают представители всех культов Скаргиара.
        Помимо главных богов существовали также боги - покровители городов (обычно это были духи их основателей), духи гор, степей, лесов, рек, озер, охранители отдельных домов и индивидуальные божки. Им поклонялись, особенно те, чья жизнь была тесно связана с природой: земледельцы, охотники, скотоводы, а также путешественники.
        До некоторого времени у авринов не существовало единого летосчисления, и они пользовались самыми разнообразными системами, если вообще пользовались какими-либо системами. За точку отсчета бралось какое-нибудь заметное событие, вроде засухи или землетрясения. Зачастую аврин отсчитывал годы от собственного дня рождения. Впоследствии за точку отсчета был принят год начала записей в Первой Летописи, которую начали вести в Вишере - большом культурном и религиозном центре на озере Лагват. Оттуда эта система отсчета распространилась по всему Скаргиару.
        Кроме системы Первой Летописи, в Скаргиаре существуют и другие системы, например, системы отсчета лет с момента образования какого-то государства. Но этими системами пользуются только для архивов и в особо торжественных случаях, потому что при согласовании систем возникают определенные неудобства. К тому же, такие древние королевства Скаргиара, как Гедрайн и Буистан, не могут пользоваться этими системами по той простой причине, что никто не знает, когда они были основаны.
        Год у авринов делится на двенадцать месяцев, в каждом месяце у них двадцать четыре дня - по шесть дней в каждой из четырех недель; итого - 288 дней. Всего в году 292 дня, и четыре оставшихся дня называются Первым Днем весны, лета, осени и зимы соответственно. Год начинается весной, и Первый День весны значит для авринов то же самое, что для нас - Новый год.
        В скаргиарских сутках двадцать четыре часа, в часе - шестьдесят минут. Вся система счисления у авринов связана с числом 12: это объясняется тем, что именно двенадцати кратно количество пальцев на руках у большинства авринов. Так и в авринском веке не сто, а сто сорок четыре года - двенадцать раз по двенадцать.
        Все аврины принадлежат либо к мужскому, либо к женскому полу. Различия между полами не так заметны, как у людей; главное внешнее отличие заключается в том, что у самок на груди находятся развитые молочные железы. Непосредственно же половой аппарат у особей обоего пола заключен в брюшной полости и снаружи не виден. У большинства авринов внизу живота и в области промежности шерсть не так густа, как на других участках тела. Появление первой набедренной повязки связано прежде всего со стремлением защититься от холода, а не с сексуальными табу, призванными ограничить рост популяции, как полагают некоторые. Первоначально нагота не была для авринов чем-то запретным и неприличным; только впоследствии, когда одежда обрела функции сословных различий, нагота постепенно перешла в разряд табу. До сих пор в Скаргиаре во многих социальных группах этому не придают большого значения, и даже в среде аристократии неприличной считается не сама нагота, а только подчеркнуто сексуальное поведение, ее сопровождающее. Если такое поведение отсутствует, отсутствует и табу.
        Язык у авринов сначала был общий, но впоследствии отдельные группы авринов обособились, и возникли различные диалекты. Ко времени нашего повествования аврины разделились на отдельные народы, каждый из которых пользовался своим языком. В разные периоды своей истории аврины пользовались различными алфавитными системами, однако все они были несовершенны и не отвечали требованиям языка. Со временем был найден наилучший вариант, ставший общеупотребительным для всего Скаргиара. Этот алфавит был составлен в Валиравине - монастыре в Баяр-Хенгоре.
        Вот те немногие сведения, которые необходимо знать о Скаргиаре и его обитателях, прежде чем проникнуть за завесу времени и пространства, что скрывает от нас славные деяния героев других миров и эпох. Загадочный мир, такой далекий и в то же время неуловимо близкий, раскроет свои тайны перед каждым, кто осмелится стереть черту, отделяющую реальность от фантазии, и погрузиться в пучины неизведанного.
        ЧАСТЬ 1 О культах, явных и тайных
        Глава 1
        Горы стоят, седые и безмолвные. Ветер, только ветер овевает их заснеженные вершины, разгоняя утренний туман. Взошедшее солнце золотит неприступные пики, что гордо вздымаются к самому небу. Баяр-Хенгор... Вершина мира, обитель вечных тайн и небесного покоя. Строгие и величавые стоят горы, взирая на проходящие мимо века, и словно бросают вызов времени, неспособному их изменить.
        Да, не таким спокойным был Баяр-Хенгор в морозную зимнюю ночь, когда разразилась та гроза. Любая гроза зимой в горах - большая редкость, а уж такой грозы, как эта, не упомнят и старожилы. Даже в летописях Валиравинского монастыря за всю историю его существования - а существует он уже более двух тысяч лет - такого случая не записано.
        Гроза пришла с запада. Вечер накануне был тих и ясен, по небу скользили легкие розовые облачка, подсвеченные заходящим солнцем, а воздух был так прозрачен, что далекие сизые горы, казалось, можно достать рукой. Но вот сгустились сумерки, и когда последний отблеск зари погас на небосклоне, из-за гор налетел ураган. Небо потемнело в один миг, и звезды проступили на нем, повиснув редкими огнями в черной пустоте. Клочковатые разорванные тучи, принесенные ураганом, проносились по небу и повисали над головой, постепенно заслоняя белесой пеленой и звезды, и небо до самого горизонта. На горы опустилась кромешная тьма, воздух стал спертым и влажным, как в подземелье. И вот среди этой кромешной тьмы на западе, сначала очень далеко, затем ближе, пробежала огненная зарница, слегка осветив края зубчатых пиков.
        И тут разразилось. Первая молния, прорезав тучи, ударила наискось в гребень ближайшей горы, и вслед за нею грянул гром, рокоча и отдаваясь стоголосым эхом во всех ущельях и пропастях. Ударила вторая молния, за ней третья, а потом уж было и не разобрать, где кончается одна вспышка света и начинается другая. Гром гремел, сотрясая горы, камни сыпались вниз, белый пляшущий огонь молний озарял все вокруг. От вершин откалывались целые скалы и медленно катились по склонам, исчезая в пропастях.
        Гроза ходила кругами, тучи все плотней сбивались в кучу, с непонятным упорством посылая молнии в одно и то же место. На вершине одной горы огонь плясал непрерывно, и молнии с грохотом вонзались в ее макушку, словно стремясь разрушить ее до основания. Но гора стойко выдерживала бешеный натиск, поглощая все молнии своими бездонными недрами.
        Огненная вакханалия продолжалась до утра. Лишь только первый луч солнца сверкнул с востока, все вмиг прекратилось. Ветер разметал по небу тучи, очистив место восходящему светилу. Солнце озарило картину разгрома: везде на прежде девственно гладком снегу виднелись борозды от падавших камней, растущие там и сям суковатые деревья были опалены небесным огнем, и сами вершины гор словно стали ниже. Только та гора, в которую молнии били с особенной силой, стояла незыблемо, словно и не было ничего.
        И тут на самой вершине горы что-то зашевелилось. Странное, невиданное дотоле существо подняло голову и открыло свои огромные глаза. Они казались почти черными, но первый луч солнца проник в них и высветил их бездонную глубину, синюю, как воды горных озер. Существо оглянулось вокруг, вдохнуло морозный воздух и попыталось встать, но, поскольку оно лежало на самом гребне пика, то тут же съехало вниз, пропахав снег. Скатившись на уступ скалы, существо осторожно встало на четыре конечности и начало спускаться с вершины, едва нарушая гладкую поверхность снега неглубокими следами. Оно спускалось по восточному склону горы, не зная, что ждет его впереди.
        А впереди, за перевалом, окруженный со всех сторон пропастями и ущельями, стоял Валиравинский монастырь. К нему вела одна дорога, достаточно широкая, чтобы по ней могли пройти вьючные животные, но слишком узкая даже для двуколки. Валиравина считалась обителью мудрости и находилась на краю света, вдали от мирских соблазнов. Туда отправлялись либо ища уединения, либо в поисках убежища, либо в ссылку. Валиравинский монастырь был посвящен богине Матене, одному из главных божеств Скаргиара. В монастыре в свое время нашли приют многие выдающиеся личности, и почти все они изложили свой жизненный опыт в книгах. Валиравинская библиотека считалась одной из лучших: в ней хранились книги из всех отраслей знаний.
        Нынешним настоятелем монастыря был Абакар Норло. В молодости он был большим идеалистом и отправился в Валиравину простым послушником, чтобы найти здесь высшую мудрость. Его религиозное рвение было так велико, что уже через год он стал монахом, через пять лет был посвящен в таинства, а вскоре по единодушному решению совета стал настоятелем, сменив умершего предшественника. Но, достигнув столь высокого сана, он не обрел покоя в душе: по долгу службы обмениваясь письмами с настоятелями других храмов, он с ужасом обнаружил, что их помыслы направлены вовсе не на приумножение духовных сокровищ, а на стяжание мирских благ.
        Поиски высшей мудрости Норло продолжал еще некоторое время, пока не понял, что это ему не по силам (может, это и есть высшая мудрость?) Потеряв смысл жизни, он разочаровался во всем. Ему хотелось покинуть горы и этот монастырь, где произошло крушение его идеалов, и окунуться в мир, прожить оставшуюся жизнь в гуще событий. Но в то же время Норло боялся, что жизненный поток сметет его в сторону, выкинув на обочину жизни: за эти годы он привык жить с уверенностью в завтрашнем дне. И он ждал какого-нибудь знака свыше, какого-то события, которое позволило бы ему стать кем-то большим, чем просто настоятель монастыря, затерянного на краю света, не завоевавший себе ни громкого имени, ни авторитета в религиозной среде.
        Такое событие произошло на третий день после памятной грозы, а именно
23-го вендуарат 2166 года Первой Летописи, в предпоследний день зимы. Монах, стоявший сегодня на дежурстве у ворот монастыря, поднялся на крепостную стену, чтобы посмотреть, все ли спокойно вокруг. Утреннее небо розовело, легкий ветерок шевелил полы рясы монаха. Он потянулся и сладко зевнул, прикрывая рот рукавицей.
        Сзади раздался смешок.
        - Смотри, Грало, как бы молния в рот не залетела, - это был другой дежурный.
        - Ничего, небось не залетит. Утро ясное, - невозмутимо ответил Грало. - А ничего тогда гроза была, правда?
        - Да, верно. Натерпелись мы страху. Блеск, грохот, - прямо светопреставление. И хоть бы капелька, хоть бы снежинка, - удивительно.
        - Это еще что! Ты тогда убежал, испугался, а я до самого утра тут сидел, пока не стихло. Так я тебе скажу: сначала молнии эти лупили куда попало, а потом тучи как стали над горой Аскер, и - точнехонько в вершину.
        - Врешь!
        - Не вру, Матеной клянусь.
        Монахи некоторое время постояли в молчании, обдумывая сказанное. Вдруг один из них вскрикнул, указывая куда-то вниз.
        - Смотри! Пока мы тут зевали, к нам подвалили гости.
        - Какие такие гости? Никого не вижу.
        - Да ты не туда смотришь, вон - левее!
        И точно, внизу, на дороге, что-то двигалось. Пик горы затенял эту часть дороги, и потому нельзя было разглядеть, что там движется. Монахи, сколько ни напрягали зрение, не могли пока ничего разобрать. Грало сделал шаг назад от края стены и веско сказал:
        - Одно ясно: это не из авринов. Ни тебе берке, ни котомки за плечами, и двигается как-то странно.
        Между тем нечто, шедшее по дороге, вышло из тени, и монахи смогли его как следует рассмотреть. Ничего подобного они в своей жизни не видели. Животное (а монахи решили, что это было именно животное) отличалось удивительным изяществом. Его короткая нежная шерсть была белой, но не просто белой, а имела голубовато-молочный оттенок; на голове красовалась пара причудливо загнутых рогов с четырьмя отростками; на задних ногах было по одному копыту, а на передних были пальцы, но монахи не могли сказать, сколько их было.
        Животное шло пошатываясь и время от времени падало в снег. Силы его, похоже, были на исходе, а подобранный живот наводил на мысли о том, что оно давно ничего не ело. Перемигнувшись, монахи решили забрать диковинку в монастырь. Они спустились со стены, открыли ворота и, вооружившись хорошей сетью, направились к зверю. Словить его было совсем не трудно; набросив сеть, они потащили животное внутрь. Оно так обессилело, что даже не предпринимало никаких попыток освободиться.
        Монахи втащили свою добычу в главный зал монастыря, называемый Молитвенным, и пододвинули поближе к огню. Все, кто был в монастыре, сбежались посмотреть на зверя. Пришел и настоятель. Наиболее старые и уважаемые монахи разместились на скамьях вокруг и стали судить да рядить, что же это такое. Мнений было много; все, однако, сошлись на том, что это не аврин, как они сами, а простое животное, потому что никакой мыслящий не отправится в путь по горам без одежды и провианта. Однако Норло сказал:
        - Пусть оно сперва очнется, а там посмотрим, может оно говорить или нет.
        Грало подошел к животному и принялся выпутывать его из сетки. Вытряхнутое, животное растянулось на полу, бессильно откинув назад голову. Грало пнул его ногой в надежде, что это приведет его в чувство, но его усилия были напрасны: животное не подавало никаких признаков жизни.
        - Околело, никак! - охнул он, наклоняясь над ним. - И не дышит вроде...
        - Жалко, если подохнет, - зашумели монахи. - Братья, дадим ему имя! Как сказано в Нагана-Сурра, "да наречется именем земным и да останется на земле сей", и пусть будет по словам нашим. Скорее, дадим ему имя! Отец Абакар, вы - наш глава, и вам мы предоставляем это почетное право.
        Настоятель принял глубокомысленный вид, но, не долго думая, сказал первое, что пришло в голову:
        - Наречем его Лио. По-моему, неплохое имя.
        - Точно, неплохое! - тут же согласились монахи, которым годилось хоть какое-нибудь имя, лишь бы животное не подохло раньше времени.
        И в самом деле, помогло ли имя или же тепло огня наконец разогнало застывшую кровь, но животное зашевелилось. Подняв голову, оно взглянуло на монахов, и взгляд этот поразил их в самое сердце. Темно-синие бездонные глаза смотрели так, словно пронзали душу насквозь и могли проникнуть в ее самые сокровенные глубины.
        - Фархан, - прошептали монахи в смятении, опустив головы.
        И животное запечатлело в своей памяти это слово, которое на хенгорском языке означает "Остроглазый".
        Настоятель не выдержал первым.
        - Ну что ты все смотришь? - раздраженно спросил он. - Заберите его куда-нибудь, что ли. Грало, пристрой его в сарай к прочей скотине.
        - Пошли, Лио, - сказал Грало, - отведу-ка я тебя к нашим монастырским берке.
        Зверь встал на задние лапы, качнулся несколько раз из стороны в сторону, затем расправил плечи, выпрямился и пошел, как ни в чем не бывало. Монахи беззвучно ахнули, покачали головами, но ничего не сказали.
        Грало и Лио вышли из Молитвенного зала, прошли комнату поменьше, миновали коридор, кладовые, кухню и вышли в маленький внутренний дворик, где обычно разгружали берке. С левой стороны двора и напротив выхода из коридора, по которому они прошли, размещались сараи, где стояли берке, а направо был спуск к монастырским воротам.
        Грало открыл дверь в сарай. Оттуда вылетело облачко пара, повеяло сеном и навозом. Берке стояли хвостами к проходу и жевали зерна данара. Грало провел Лио к крайнему стойлу слева, в самом конце прохода, набросал на пол сена, положил зерна в кормушку и ушел.
        Над кормушкой было маленькое окошко, выходившее во двор. Лио сразу занял позицию у этого окошка. Во двор выбежали поварята; один держал в руке стянутый на кухне пирожок, а другие с веселыми криками гонялись за ним. Потом вышла рослая и толстая бабка в засаленном переднике, схватила воришку за ухо, дала ему по шее и увела на кухню.
        Один из ребятишек увидел нос Лио в окне.
        - Эй, малявки, чей это там нос торчит из окна? Совсем как у старого Эбаса!
        - Да чего это Эбас будет делать в сарае? Он, как обычно, корпит над своими скляночками, - сказал кто-то из ребят: Эбас был химиком.
        Детей разбирало любопытство, и они, открыв дверь сарая, просочились внутрь, стараясь производить поменьше шума. Когда они увидели Лио, возгласам не было конца. Дети наперебой обсуждали его внешность, тараторя без умолку. Кто-то из ребят показал язык, и Лио сделал то же самое.
        - Смотрите, да он дрессированный! - завопили они.
        Это было даже интереснее, чем приезд каравана с провизией. Откуда-то появился мяч, и дети стали перебрасывать его между собой, а затем кинули к Лио. Он поймал мяч в правую руку (о том, что это руки, у детей сомнений не было, так как на каждой было по четыре пальца и большой палец отстоял вбок от остальных). Лио кинул мячик назад. Одна девочка водрузила мяч себе на нос и сделала с ним пару шагов, а потом бросила его Лио. Тот поймал мяч носом и, продолжая удерживать его на носу, сначала сел на пол, а затем и лег. Мотнув головой, он кинул мяч обратно детям. Игры с мячом его не интересовали: он внимательно прислушивался к разговору детей, которые, словно нарочно, не умолкали ни на минуту.
        Толстая кухарка опять вышла во двор и позвала детей есть. Они тут же убежали, и Лио остался один. Он был этому только рад: такое обилие слов, интонаций, выражений требовало тщательного осмысления и сопоставления, к чему Лио и приступил. Ничто не мешало ему работать. Берке тихо хрупали зерном, изредка переступая с ноги на ногу. Лишь однажды вечером зашел Грало, чтобы проверить, все ли в порядке, нашел зерно нетронутым, покачал головой и ушел.
        Лио закончил свои размышления далеко заполночь, остался ими, видимо, удовлетворен, зарылся в сено и уснул.
        Проснулся Лио засветло. В окошко с улицы пробивался седой предутренний свет. В воздухе витал запах сена и пар от дыхания берке. Лио почувствовал голод и съел немного зерна, потом подошел к дверце своего стойла, повертел запор так и сяк, открыл и вышел на улицу. Серели сумерки поздней зимы, монастырь еще спал. Лио походил по двору, спустился к воротам, поднялся обратно. Взошло солнце. Некоторое время он любовался рассветом, потом вернулся в сарай и стал разглядывать берке.
        Берке аврины называли степных непарнокопытных животных. Берке стояли ближе к хищникам и не гнушались мясом и рыбой, хотя охотнее всего ели зерно и овощи. Их хвост, хотя и достаточно длинный, не был покрыт волосами до самого корня, а имел лишь кисточку на конце. Гривы берке не имели, зато имели тонкую, высоко поставленную, изящно выгнутую шею. Положение глаз, как и пищеварение, более всего говорило о родстве берке с хищниками, поскольку глаза у них располагались в двух пересекающихся плоскостях, как у хищников, а не в параллельных, как у травоядных, отчего зрение берке было бинокулярным.
        Приручены берке были давно и использовались как вьючные и верховые животные. Их разводили также ради мяса и шкур, но не в такой степени, как гропалов. Берке были умными, хитрыми и своенравными животными и оттого часто бывали непокорны. В те времена, когда всадник управлял берке с помощью хлыста и команд, подаваемых голосом, совладать со строптивыми берке было очень непросто. Впоследствии были придуманы удила, продеваемые в дыру в щеке в углу рта. Теперь, если берке проявлял непослушание, достаточно было дернуть за повод, чтобы наставить его на путь истинный, потому что берке боялся дергать головой, чтобы не оторвать себе вместе с удилами полщеки. Удила делались раздельные на каждую щеку и покрывались толстым слоем позолоты, а то были и целиком золотые. Это делалось для того, чтобы они во рту не ржавели и не причиняли берке неудобств. Вставлялись удила подросшим жеребятам и оставались в щеке на всю жизнь. Снять их можно было, только перекусив проволоку, закреплявшую удило на щеке. Кстати, по удилам или хотя бы по дыркам от удил всегда можно было определить, дикий ли это берке или он когда-то был
приручен. Те, кто занимался отловом диких берке, всегда обращали на это внимание и предпочитали отлавливать уже прирученных.
        Но вернемся к Лио. Рассмотрев берке, он опять хотел выйти на улицу, но столкнулся в дверях с Грало. Тот всплеснул руками:
        - Куда это ты навострил лыжи в такую рань?
        Разумеется, Грало не ожидал ответа на свой вопрос, и тем не менее услышал в ответ:
        - Хочу пройтись хоть куда-нибудь. Скукотища!
        Толстые щеки Грало отвисли от удивления. Он схватил Лио за руку и потащил за собой, сказав:
        - Сейчас прогуляешься!
        Настоятель сидел в постели и протирал глаза. При виде влетевшего к нему в спальню Грало он зевнул и спросил:
        - Чего это ты, братец Грало, мечешься с утра пораньше?
        - А вот вы послушайте, отец Абакар! Вот этот вот, - Грало ткнул пальцем в Лио, - говорит! Он, говорит, хочет пройтись!
        Грало возбужденно размахивал руками и то и дело переводил дух.
        - Хм, интересно, - задумчиво сказал настоятель. - Спасибо, Грало, можешь идти. А ты, Лио, присаживайся.
        Тут он спохватился: то, что все приняли за животное, могло оказаться кем угодно.
        - Или, возможно, мне следует говорить вам "вы"? - сказал он уже без покровительственных ноток.
        - Не знаю, - просто ответил Лио. - Как вам будет удобнее.
        Норло перешел на привычное "ты" и продолжал:
        - Расскажи мне о себе: кто ты, откуда, как попал к нам?
        Лио подкатил глаза к потолку, помолчал с минуту и сказал:
        - Кто я и куда иду, не знаю, а расскажу, что помню. Первое - это горы. Я лежал на вершине одной и смотрел, как встает солнце. Потом я спустился вниз и шел на восход, - день, второй, третий... Кругом был снег, камни, было очень холодно. Я часто падал и все время куда-то проваливался. Потом я увидел перед собой свет и шел на него. Вставало солнце. У меня подгибались ноги, и я стал ползти. Что-то черное навалилось на меня, и я снова куда-то провалился, а потом сразу оказался в большом зале, где сидели вы и еще другие. Тот... Грало... отвел меня в сарай. Пришли дети и очень много говорили. Я запомнил слова и многое другое из их разговора, чего назвать не могу. Теперь я говорю. Вот и все.
        Норло слушал - и не знал, верить ему или нет. Получалось так, что Лио помнит себя с тех пор, как кончилась гроза, и пришел откуда-то оттуда. Настоятель вышел в другую комнату, взял из ящика шкафа подзорную трубу, прошел по коридору и поднялся по винтовой лестнице на дозорную башню, стоявшую посреди монастыря и выходившую окнами на все четыре стороны света. Подойдя к западному окну, он направил трубу вдаль. Долго искать ему не пришлось: от самой вершины горы Аскер шла вниз борозда в снегу, еще не совсем занесенная ветром, а дальше на восток вела цепочка следов. Похоже было на то, что кто-то перевалил через гору, поднявшись с западной стороны и спустившись с восточной. Но кто полезет на гору, если можно ее обойти? Да еще в такую грозу, когда расти там травинка - и ту бы сожгло. Хотя почему на вершине столько снега? Молнии обязательно расплавили бы его. Снегопада с тех пор не было, так откуда же взялся снег? Норло вернулся в глубокой задумчивости.
        Лио сидел в той же позе, в какой оставил его настоятель, и смотрел в окно.
        "Совсем как аврин! - невольно подумал Норло. - До чего же осмысленный взгляд... И какой редкий цвет... У большинства авринов глаза или карие, или желтые, или зеленые, а у этого - подумать только - синие! Был бы тут Эбас - сказал бы, что эти глаза цвета медного купороса. А какие ресницы! В жизни не видел таких ресниц: вполне годятся на то, чтобы обмахиваться в жару. А шерсть! Ну что это за шерсть - белая, да еще с каким-то непонятным оттенком. Уродец, одним словом. Правда, те два франта, что приезжали недавно из Уэрлериона, говорят - теперь такая мода. Но я им не верю: не бывает такой моды. И сами, как чучела: брови вымазаны углем, шерсть напудрена мукой, патлы свои завивают колечками, - и хотят, чтобы и остальные выглядели точно так же, расписывая, как это красиво. Одно у этого Лио хорошо: шерсть такая короткая и гладкая, словно полированная. А я вот к весне всегда облезаю..."
        Норло словил себя на том, что начинает завидовать этому, как он его назвал, уродцу, который, тем не менее, идеально вписывался в последние требования моды. Справедливо решив, что зависть - не особенно плодотворное чувство, он придал своим мыслям иное направление. Неважно, откуда этот Лио появился, - важно, что его можно использовать.
        Заложив руки за спину, Норло принялся ходить по комнате. Он пока смутно представлял себе, на что годится это странное существо, но что-то подсказывало ему, что из этого может получиться очень неплохая интрига.
        - Скажи-ка мне, Лио, - начал он, - когда ты впервые увидел солнце, оно висело над самым горизонтом или уже поднялось над горами?
        - Я открыл глаза в тот миг, когда блеснул первый луч, - ответил Лио. - Я видел уже четыре восхода и могу быть уверенным в своих словах.
        - Вот как? - покачал головой настоятель. - В таком случае тебе крупно повезло, потому что у тебя...
        Норло осекся, кляня себя в душе за неосмотрительность: кто знает, что у этого создания на уме. А между тем слова, едва не сорвавшиеся у него с языка, значили буквально следующее: у того, кто родился в момент восхода или захода солнца, на грани дня и ночи, было два божества-покровителя.
        Норло почувствовал, что у него дрожат колени. Вот он, тот счастливый случай, которого он так долго ждал и который позволит ему вырваться из рамок привычного существования и начать новую жизнь! Эта тварь, сидящая здесь на стуле, настолько необычна, что охочие до зрелищ бездельники заплатили бы немалые деньги, чтобы только поглядеть на нее. Но он, Норло, сделает больше, - о, гораздо больше! Это полуживотное-полуаврин, похоже, на редкость сообразительно, и его можно будет научить всяким штукам вроде... вроде...
        И тут на Норло снизошло озарение. Он будет проповедовать! Неважно, кто из двух покровителей этого создания - Нур или Матена - наделил его даром речи, но только это - величайший дар, и он, Норло, не даст ему пропасть. Он вложит в его уста пламенные речи о спасении душ, на которые священники никогда не скупятся, и отправится с ним в более обжитые места Скаргиара, чем эта Валиравина. Толпы любопытных ринутся поглазеть на удивительное создание, сошедшее с небес, чтобы провозглашать волю богов на земле, и многие, увлеченные его словами, будут каяться в своих грехах и приносить богатые пожертвования. Этот Лио станет кумиром, посланцем высших сил, а он, Абакар Норло, - его скромным помощником и первым почитателем, но - только для посторонних. На самом деле именно он будет хозяином, и все дары и подношения будут попадать прямехонько в его карман, ну а слава - без славы он тоже не останется. Правда, надо будет очень внимательно следить, чтобы его "божество" не вышло из повиновения и чтобы никто посторонний не надоумил его сделать это, - ну да разве он, Норло, с этим не справится? Он так воспитает Лио, что
тот будет верить любому его слову и сделает все, что он только ему прикажет.
        Настоятель удовлетворенно потер руки. Теперь следовало расположить Лио к себе и аккуратно посвятить в свой план, - так, чтобы это не показалось ему оскорбительным. Присев на край постели напротив Лио, он значительно посмотрел на него и сказал:
        - Лио, расскажи мне, как ты думаешь устроиться в этом мире, в который ты попал волею судеб?
        Этот вопрос поставил Лио в тупик. Он не мог понять, что имеет ввиду настоятель, да и планов на будущее у него пока не было никаких, поэтому он просто ответил:
        - Не знаю, отец Абакар.
        "До чего же он сообразителен! - с невольным трепетом подумал настоятель. - Стоило Грало назвать меня при нем однажды отцом Абакаром, как он тут же запомнил!"
        - Значит, не знаешь, Лио? - сказал он вслух. - Что же мне с тобой делать? У нас в монастыре и так много народу, свободных келий нет, все продукты привозные... Но ведь не могу же я просто выставить тебя за ворота, уповая на милость богов? Придется мне, видно, взять тебя под свою опеку.
        Норло умолк, ожидая, что Лио станет благодарить его, но тот с невозмутимым видом продолжал сидеть на стуле, как ни в чем не бывало.
        "Совершенно не испорчен цивилизацией, - подумал настоятель. - Ничего, еще пообтешем."
        - Так что будешь теперь жить у нас, Лио, - сказал он. - Наш монастырь называется Валиравинским и посвящен богине Матене.
        - Кому? - переспросил Лио.
        Норло решил, что, раз его подопечный так любопытен, можно начать претворение своего плана в жизнь, не откладывая. И он начал рассказывать ему о культе Матены и о том, как счастливы те смертные, кто соблюдает божественные законы, установленные высшими силами. Рассказал он также, что многие не соблюдают этих законов, увлеченные силами зла в пучину греха. Беда в том, что эти заблудшие аврины сами не осознают греховности своего бытия, и требуется наставник, который вывел бы их на праведный путь.
        Заронив в душу Лио каплю религиозного зелья, Норло решил, что для начала достаточно. Он пока не сказал, что тому самому предстоит, по его замыслу, стать наставником для заблудших авринов - чтобы Лио не зазнался с самого начала.
        - А теперь иди, - сказал настоятель. - Можешь побродить по монастырю и осмотреть наше хозяйство, а потом Грало тебя пристроит.
        Отправив Лио, настоятель приказал кликнуть Грало, чтобы дать ему распоряжения относительно своего подопечного. Он был совершенно спокоен, отпуская Лио без надзора, так как был уверен, что никто не сделает ему ничего плохого, а сам Лио уж точно никуда из монастыря не денется. Он и предположить не мог, что главная опасность для его плана таилась в самом монастыре.
        Между тем Лио, толком не зная, с чего ему начать осмотр монастыря, пошел в сторону сарая, рассчитывая оттуда спуститься к воротам. Путь его лежал мимо библиотеки. Оттуда раздавалось монотонное гудение, и Лио зашел полюбопытствовать, что же там происходит. В библиотеке за огромной книгой сидел монах и читал, водя пальцем по строчкам. Лио подошел поближе. Монах даже не пошевельнулся: он был так увлечен чтением, что ничего вокруг себя не видел. К тому же, читал он плохо, разбирал слова по буквам и бормотал их себе под нос, так что это трудное занятие поглощало его внимание целиком. Тогда Лио зашел сзади и заглянул в книгу. Там были только какие-то непонятные значки и закорючки, и Лио не мог понять, как монах из них составляет слова. Но постепенно, следя за буквами и вслушиваясь в невнятные звуки, которые произносил монах, он заметил между ними подозрительное соответствие. В считанные минуты цепкая память Лио уловила эту взаимосвязь, и он молча, чтобы не спугнуть монаха, принялся сам составлять слова. Быстренько дочитав страницу, он стал ждать, пока дочитает и монах, но тот с таким сопением и
кряхтением полз вниз по странице, что через полчаса у Лио лопнуло терпение. Он решил, что дочитает эту книгу как-нибудь потом, а пока возьмет другую книгу, благо в библиотеке ими были забиты все полки снизу доверху.
        Подойдя к полкам, Лио тут же положил глаз на самую толстую книгу в кожаном переплете, окованную по углам серебром. Сняв ее с полки и сгибаясь под ее тяжестью, он потащился к подоконнику и, примостившись в углу за шторой, открыл первую страницу.
        Это была "История Скаргиара", составленная и обобщенная монахом Крализом, в миру - придворным летописцем при гедрайнском дворе. Ее автор в свое время объездил все государства Скаргиара, везде добился чести быть допущенным в архивы, провел собственные исследования, свел воедино часто противоречивые материалы и написал сей великий труд. В его книге были даны сведения обо всех важнейших событиях в истории Скаргиара, отраженных в летописях, а также о науке, культуре, нравах и обычаях. У автора не хватило духу давать свои комментарии по поводу отдельных исторических событий и путей развития целых государств, но позволяло читателю самому поразмыслить над книгой.
        Лио склонился над книгой и стал читать. Полотно истории, словно наяву, развернулось перед его глазами: государства возникали, воевали между собой, заключали мир, снова воевали, завоевывали друг друга и уходили со сцены истории. Перед ним проносился вихрь событий, дат, имен, и все шире и глубже раскрывалась панорама истории. Память Лио жадно впитывала все это многообразие, и все, про что он читал, врезалось в его сознание, чтобы запечатлеться там на всю жизнь.
        Он как раз дочитал до истории падения королевства Заль-Фхар, как в библиотеке раздался посторонний шорох. Монах, читавший книгу, сидел в той же позе, зато другой заглядывал в двери и озирался по сторонам. Это был Грало. Лио бесшумно прокрался к полке, водрузил книгу на место и только потом, уже громко стуча копытами по полу, вышел на середину зала.
        Грало заметил Лио.
        - О! А я как раз за тобой, - сказал он. - Тебя по всему монастырю ищут. Пойдем за мной: ты зачем-то понадобился настоятелю.
        Норло стоял в дозорной башне, заложив руки за спину. Он с улыбкой повернулся к вошедшему Лио и сказал:
        - Видишь, Лио, эта башня выходит своими окнами на все четыре стороны света. Мы видим только горы, но на самом деле по ту сторону гор расположен целый мир. Вот это все, - он сделал широкий жест рукой, - это Скаргиар. В нем много удивительных вещей, которые ты когда-нибудь увидишь. В Скаргиаре есть пять великих королевств, а также княжества и вассальные владения.
        Норло стал рассказывать ему о королевствах, но Лио слушал не очень внимательно: он уже успел обо всем этом прочитать.
        - Теперь о тебе, - сказал настоятель. - Ты появился в этом мире по воле богов, чтобы нести свет божественных откровений заблудшим авринам, проповедуя им священные истины. Твой удел предначертан тебе свыше, и ты всегда должен помнить об этом.
        - Какие священные истины я должен проповедовать? - спросил Лио, плохо понимавший, о чем идет речь.
        Норло, уже составивший себе методический план обучения Лио, сказал:
        - В мире творится много беззаконий, неугодных богам. Аврины погрязли в гордыне, распутстве, лени и роскоши. Тот, кто хочет встать на путь истины, должен очистить свои помыслы, смирить свою душу и плоть и исполниться благоговения перед величием божественного провидения. Тот же, кому выпал удел нести свет в другие души, должен быть вдвойне смиренен и преисполнен благости, чтобы другие могли иметь пример перед своими очами.
        Закончив эту напыщенную речь, от которой его самого затошнило, Норло строго взглянул на Лио и назидательно изрек:
        - Итак, смирение, смирение и еще раз смирение! Запомни это, Лио, и благость божья снизойдет на тебя.
        Лио не совсем понял, зачем нужна такая благость, но пока промолчал.
        - И еще одно, - сказал настоятель. - В нашем мире каждый аврин имеет по два имени: собственное и родовое. Собственное имя у тебя уже есть, а родового нет... да, впрочем, и быть не может, поскольку ты не из этого мира. Поэтому я предлагаю тебе называться Аскер - по имени той самой горы, на вершине которой ты появился на свет. Теперь ты для всех - Аскер, потому что по имени называют только близких родственников, друзей и, кроме того, королей.
        У Лио, которого мы теперь тоже будем называть Аскером, поскольку он нам ни близкий родственник, ни друг, ни, тем более, король, по этому поводу возражений не нашлось, и он вежливо поклонился, как это делали монахи.
        "До чего сообразителен! - восхищенно подумал Норло. - Все схватывает прямо на лету!"
        Норло не знал, что его подопечный слишком сообразителен.
        - А теперь можешь идти, Аскер, - сказал настоятель. - Грало покажет тебе твою келью и познакомит с нашим распорядком дня.
        Аскер поклонился еще раз и направился вслед за Грало. У него накопилось множество вопросов, требовавших ответа, но задать их настоятелю он не решался: какая-то сила удерживала его.
        Грало привел его в ту часть монастыря, где находились кельи монахов. Аскер очень обрадовался, заметив, что коридор, по которому они шли, соединялся с коридором, ведущим в библиотеку, так что он без труда мог туда попасть. Именно в библиотеке он надеялся найти ответы на интересующие его вопросы.
        Комната была маленькая, тесная, с низким потолком. В углу стояла кровать, на которой лежали набитые сеном тюфяк и подушка, и Аскер тут же подумал, что монахи спят немногим лучше своих берке. Рядом с кроватью стоял трехногий табурет, и на этом убранство комнаты заканчивалось.
        Грало описал Аскеру монастырский распорядок дня, употребляя непередаваемую смесь покровительственно-почтительных интонаций, учитывая особое положение Аскера в монастыре. В восемь утра в монастыре был завтрак, в два часа дня - обед и в восемь вечера - ужин. В остальное время Аскер мог делать что захочет, если только настоятель не пожелает его видеть. Сказав это, Грало ушел.
        Еле дождавшись его ухода, Аскер пошел в библиотеку, благо там никого не было, и снова засел за "Историю Скаргиара". Он читал, не отрываясь, пропустил ужин, вечером принес фонарь и читал до тех пор, пока в фонаре не выгорело масло.
        Глава 2
        Наступил Первый День весны. С этого дня в Скаргиаре отсчитывали начало нового года, и в монастыре с самого утра витал тот особенный дух обновления, какой бывает только в первый день года.
        С ночи порошило мелким снежком, но к утру развеялось и из-за туч выглянуло бледное солнце. По случаю нового года на крыше монастыря в каменном очаге развели огонь, прочитали специальную Весеннюю молитву и возблагодарили Матену за то, что она помогла пережить монахам зиму.
        Когда закончили читать молитву, кто-то посмотрел вниз и увидел, что по дороге к монастырю движется странник. Утренний ветер развевал его лохмотья, рваные кожаные чувяки оставляли в снегу глубокие борозды. Странник подошел к воротам монастыря и постучал в них суковатой палкой. Ему тут же открыли: в Валиравину гости захаживали редко, и, к тому же, появление гостя в Первый День весны расценивалось как добрый знак. Странника сразу повели к костру на крыше, где уже собрались все обитатели монастыря - от настоятеля до ребят из кухни. Не было только Аскера, потому что он с самого утра сидел в библиотеке. Норло собирался за ним послать, но приход странника помешал этому.
        По обычаю все, кто был в доме, в первый день нового года должны были поцеловать гостя: считалось, что это приносит счастье. Странник перелобызался со всеми, начиная с настоятеля. Затем все сели вокруг костра и стали кидать в него священные палочки дерева, посаженного весной в полнолуние, и загадывать желания на будущий год.
        Вдруг странник, дико вскрикнув, повалился на пол в приступе удушья. Лицо у него почернело, глаза вылезли из орбит, и он стал кататься по полу в страшных судорогах. Все оцепенели, никто не решался подойти к нему, и несчастный странник в конвульсиях скатился в костер. Пламя охватило его всего как-то сразу; он вспыхнул, как факел, и сгорел в мгновение ока.
        - Это черная пошесть, - сказала толстая кухарка. Она была родом из северных предгорий Баяр-Хенгора, граничащих с Алагером, и не раз видела эту страшную болезнь, разносимую ветром по степи.
        Болели по-разному. Детей болезнь пощадила; многие были на ногах и только изредка заходились сухим, затяжным кашлем. Те же, кто заболел серьезно, валялись пластом на своих кроватях, поминутно кашляя и мучаясь приступами судорог. Лекарств от этой болезни не знали, кроме усердных молитв Матене и проклятий Ранатре, считавшейся матерью всех болезней.
        Заболел и Норло. Он бился на кровати в жару, изнуряемый приступами кашля, корчась от судорог и все время в бреду твердя о приходе великого проповедника. Он никого не узнавал и был совсем плох, об Аскере же не вспоминал и подавно.
        Аскера болезнь не коснулась. Еду он брал прямо на кухне, около больных не вертелся, а просиживал дни и ночи напролет в библиотеке. Книги стали его страстью, и он задался целью прочитать их все. Закончив "Историю Скаргиара", он принялся за трактаты по сельскому хозяйству, горному делу, химии, оптике, затем перешел к философии, религии, магии, литературе и политике. Большинство книг были написаны на хенгорском языке - на том, на котором говорили в Валиравине, но попадались и на других языках. Близкородственное хенгорскому северошергизское наречие Аскер еще кое-как понимал, но остальные языки были для него тайной за семью печатями. Книги составляли пока единственные впечатления его жизни, не считая того немногого, что он успел увидеть, и потому отлично запоминались. Этих знаний Аскеру во многом хватило на всю будущую жизнь.
        Аскер искал в книгах ответ на самый главный вопрос: кто он и какое место занимает в этом мире? По словам Норло выходило, что он - мессия, попавший в этот мир по прихоти богов и для исполнения их воли. Он должен был прогреметь в этом мире, вернув погрязших во грехе авринов на праведную дорогу пламенными речами и личным примером. Это Аскеру не очень понравилось: он уже достаточно прочитал, чтобы знать, как расправляются с инакомыслящими сильные мира сего. Ему хотелось войти в этот мир исподволь, сперва узнать его изнутри, стать его частью, а потом уж можно было бы вынырнуть где-нибудь для великих дел. Аскер хотел занять в обществе прочное положение, и желание это было сильнее еще от того, что он сейчас был никем и ничем, не имел ни имущества, ни связей, без чего в Скаргиаре было никак нельзя.
        Аскер зачитывался рассказами о королях, об их советниках, о жрецах, которые имели власть и славу, и власть прельщала его больше, чем слава. Все в этом мире стремились к власти, - остальное было лишь ступенькой к ней. Богатство давало власть, знания давали власть, слава давала власть, любовь - и та давала власть.
        За всем этим чтением Аскер совсем не замечал того, что делалось в монастыре. А дела обстояли следующим образом: половина монахов перемерла, зато те, кому посчастливилось выжить, выздоравливали. Шел на поправку и Норло. В один прекрасный день он вспомнил об Аскере и велел привести его.
        Настоятель лежал на постели, бледный и худой, шерсть на его лице местами вылиняла, местами свалялась в комки. Он поднял голову и слабо улыбнулся.
        - Ну что, Лио, как дела? - спросил он.
        - Спасибо, ничего. Только ведь вы, господин настоятель, сами говорили, что я теперь должен называться Аскером, поскольку я не близкий родственник, не друг и не король.
        Норло хмыкнул, втайне посмеявшись над попыткой Аскера возвести между ними стену. "Ты целиком зависишь от меня, - злорадно подумал он. - Еще пообтешем". Вслух же сказал:
        - Ну хорошо, Аскер. Чем же ты занимался все то время, пока я болел? Надеюсь, ты не очень скучал?
        У Аскера загорелись глаза.
        - О, я изучал содержание вашей библиотеки. Это настоящая школа жизни!
        Трудно передать, какое впечатление произвели слова Аскера на Норло. Он-то рассчитывал, что сам расскажет ему обо всем, причем со своей точки зрения, а Аскер будет слушать, согласно кивать и безоговорочно верить каждому слову Норло. Все планы рушились в один миг.
        - Ты полез в библиотеку?! - закричал настоятель. - Кто тебя туда пустил?!
        - Да там, собственно говоря, было открыто, - ответил Аскер, равнодушно глядя на негодующего настоятеля.
        Норло осенило.
        - Но ведь ты же тогда не умел читать, - растерянно пробормотал он. - Кто посмел научить тебя этому, отвечай!
        Аскер недоуменно посмотрел на настоятеля.
        - Разве уметь читать - такой великий грех? - спросил он. - Матена поощряет занятия литературой, а также любую тягу к знаниям. А читать я научился сам. - И Аскер описал Норло тот способ, с помощью которого он освоил грамоту.
        - Будь проклята твоя тяга к знаниям! - воскликнул Норло и со стоном повалился на подушки.
        Аскер выходил от него со смешанным чувством. Теперь ему было ясно, что настоятель имел относительно него какие-то планы и что его умение читать их нарушило. Аскер рассудил так: если Норло не посвятил его в свои планы, значит, эти планы могли ему не понравиться. Он уже довольно начитался о коварстве и об интригах, процветавших при королевских дворах Скаргиара, и теперь решил, что именно это и есть коварство. В любом случае, свои интересы надо было защищать самому. Аскер особенно остро почувствовал свою зависимость от Норло и твердо решил от нее избавиться.
        Норло, со своей стороны, терзался размышлениями иного рода. Очевидно, что Аскер теперь знал гораздо больше, чем следовало, и хотел знать еще больше. Настоятеля ужасала та скорость и легкость, с которой Аскер поглощал информацию. Ах, эта горячая молодежь! Все-то ей хочется знать, все она стремится сделать сама и никогда не слушает мудрого совета! Норло решил предпринять еще одну попытку прибрать Аскера к рукам. Отдышавшись немного, он велел снова позвать его.
        Когда Аскер снова появился в комнате настоятеля, Норло принял самый любезный вид и сказал:
        - Послушай, Аскер... Ты читал книги и имеешь представление о нашем мире. Этот мир насквозь прогнил, и каждый думает только о своей личной выгоде.
        На самом деле все было не так, любовь и дружба никуда не делись, но ведь Норло судил по себе.
        - Я вижу, - продолжал он, - что ты принял этот мир таким, какой он есть, и желаешь занять в нем неплохое местечко. Не думаю, что кто-то усомнится в том, что я опытнее и старше тебя, - тут Норло хмыкнул, - и знаю жизнь лучше, чем ты. Так вот, я хочу предложить тебе вступить в мое предприятие на правах партнера. Без меня ты ничего не стоишь, а вместе мы могли бы заработать деньги и славу. Мы могли бы изменить мир! Мы бы смогли...
        - Спасибо, господин настоятель, - перебил его Аскер, - за то, что вы изменили свое отношение ко мне и предлагаете мне участие в вашем деле на правах партнера, а не бестолковой покладистой скотины. Спасибо за то, что обещаете мне горы денег, однако деньги - лишь средство достичь власти, и притом не единственное. И все же я вынужден отказаться от вашего заманчивого предложения по причине - как сказала одна принцесса одному принцу - несходства характеров.
        По мере того, как Аскер говорил, у Норло от удивления и гнева рот раскрывался все шире и шире, и он наконец не выдержал:
        - Ах ты, скотина! Бестолковая наглая скотина! Тебе хотят добра, а ты еще и оскорбляешь своих благодетелей! Показываешь свой паршивый характер, хочешь всего добиться сам? Ну, если ты такой самостоятельный, то выметайся из монастыря, и чтобы глаза мои больше тебя не видели!
        Явились два дюжих монаха, схватили Аскера под руки, отвели к воротам и вытолкали наружу.
        "Вот я снова здесь, - подумал Аскер. - Назад дороги нет, - значит, надо идти вперед, пока хватит сил."
        Положение Аскера было незавидно: ни берке, ни одежды, ни провизии. К тому же, изучив карты, он знал, что вокруг на сотни гин простираются только горы, и неизвестно, сколько надо идти, чтобы добраться до какого-нибудь жилья. Правда, из Валиравины на юг вела дорога на Вилозию, но какая разница - замерзнуть на торной дороге или среди диких гор?
        И Аскер пошел на восток. В сущности, ему было все равно, куда идти, но несколько строк, прочитанные в одной из книг, не давали ему покоя. Всего несколько строк в одной старой книге - химера, и не более того, но то, о чем в них говорилось, глубоко запало в душу Аскера.
        Он натолкнулся на это место, читая "Религии и культы Скаргиара". Там упоминалось о некоем культе, оставшемся от древней цивилизации, великом и могущественном, но впоследствии запрещенном. Этот культ назывался Сиа - по имени силы, которой поклонялись его адепты. Аскера с самого начала несказанно удивили место и стиль изложения, которые автор употребил к этому описанию. Оно помещалось в самом конце книги, среди ссылок, пояснений и примечаний, словно автор надеялся, что у читателя не хватит духу осилить книгу до конца. Да и само изложение, в отличие от чрезвычайно подробных и обстоятельных рассказов о других культах, поражало лаконичностью, неполнотой и обилием туманных намеков и недомолвок. Создавалось впечатление, что предмет изложения был чем-то не совсем приличным, но, однако, таким, о котором нельзя совсем умолчать.
        Но, несмотря на намеки и недомолвки, Аскер все же составил себе представление об этом таинственном культе. Его адепты обладали сверхъестественными способностями, намного превосходящими всякое воображение и не идущими ни в какое сравнение с жалкой магией прочих культов. И еще об одном упоминалось в этом маленьком отрывке: якобы где-то в Баяр-Хенгоре к северу от Шергиза, высоко в горах, в строгом уединении, находится обитель мудреца, владеющего тайнами культа и сохранившего знания в первозданном виде.
        Именно это и толкнуло Аскера идти на восток. Тайное знание, оставшееся от древней цивилизации, о которой не упоминалось ни в одном труде по истории, будило фантазию, а "сверхъестественные способности, превосходящие всякое воображение", окончательно покорили Аскера. К тому же в книге содержалась бесценная ссылка на местонахождение жилища мудреца, владеющего культом. Хотя Аскер трезво оценивал свои возможности добраться куда бы то ни было, но ему было приятно думать, что он приближается к заветной цели. Поскольку результат был практически недостижим, на первое место выступал сам процесс.
        ...Шла последняя неделя месяца немлирен. Солнце вставало раньше и уже начинало припекать, снег кое-где подтаивал, и часто целые его глыбы с шорохом скатывались со склонов, обнажая скалы. Показался зимовавший под снегом мох; его зеленые жесткие шишечки тянулись к солнцу и расцветали желтыми звездочками. В воздухе пахло сыростью, и ветер, прилетавший с юга, приносил запах земли.
        Аскер, чудом до сих пор живой, шел все дальше на восток. Путь его был трудным и извилистым: бесчисленные пропасти и трещины преграждали ему дорогу, и он тратил целые часы на обход. Чтобы не сбиться с пути, он каждое утро просыпался до восхода солнца, чтобы успеть заметить гору, над которой оно вставало, и весь день двигался к ней. По дороге он собирал мох со скал и ел его. Мох часто рос на крутых, отвесных склонах, и Аскер по двенадцати раз падал со скал, обдирая локти и колени, прежде чем ему удавалось сорвать хоть стебелек. А ночью с севера налетал порывами холодный ветер, и жестокий мороз сковывал горы. Аскер с вечера зарывался в снег с головой, каждый раз рискуя наутро не выбраться из-под ледяной корки, намерзавшей за ночь, и ждал солнца и тепла, чтобы продолжить свой путь. И каждое утро, просыпаясь для новых испытаний, он вспоминал изречение из Нагана-Сурра: "Жизнь есть цепь страданий, и не каждая смерть прервет ее".
        Однажды ночью Аскер лежал в сугробе и пытался заснуть. Сон не шел, какой-то смутный страх одолевал его. С самого начала своего путешествия он был совершенно один, но теперь чье-то постороннее присутствие не давало ему покоя. Дул ледяной ветер, полная луна лила на землю свой холодный свет. Звезды мерцали в вышине, и на востоке над горизонтом сиял Сар-Сиргит. Аскер высунул голову наружу и огляделся.
        На гребне горы, под которой он лежал, светились две зеленых точки. Аскер чуть приподнялся, чтобы разглядеть их получше. Точки висели над самым гребнем, словно две звезды. Но звезды были далеко, а эти огоньки, казалось, протяни руку - и достанешь. Аскер в недоумении смотрел на них с полминуты. Он хотел подойти поближе, но его словно что-то удерживало.
        Вдруг огоньки исчезли. Одного короткого движения головой было достаточно, чтобы светло-серый зверь, до тех пор совершенно сливавшийся со скалой, теперь стал полностью виден. Неосторожное движение разрушило всю маскировку, и Аскер смог рассмотреть зверя.
        С первого же взгляда было ясно, что зверь наделен большой силой и ловкостью. Длинные ноги с широкими подушечками лап, вооруженных острыми когтями, были приспособлены как для бега, так и для прыжков. Чуткие уши и зоркие глаза помогали находить добычу даже в темноте, и то, что они находили, неизбежно попадало в пасть, усаженную острыми зубами. Все сильное, мускулистое тело зверя было хорошо тренировано и готово к действию. Зверь сжался за уступом в тугой клубок и мучительно думал: нападать или не нападать. Он рассчитывал застать добычу спящей, но это ему не удалось. Подкравшись с подветренной стороны, зверь терпеливо ждал, когда она уснет, но вместо этого добыча сама вылезла из своего укрытия, да еще осмелилась смотреть ему в глаза. Хищники привыкли видеть в глазах добычи страх, ужас перед грядущей смертью, но никак не недоумение. Зверь не выдержал пристального взгляда и отвел глаза.
        Аскер наконец понял, кто перед ним. Путешественники с содроганием описывали этих зверей, называемых ларганами, и с ужасом - встречи с ними. Эти звери были живым орудием убийства: они были сильны, выносливы, неприхотливы, на редкость свирепы и всегда голодны. Жили они стаями по пять-десять особей, нападали на гропалов, берке, а также на все остальное, что движется. Они могли преследовать жертву неделями, но обычно этого не случалось: мало кто надеялся выжить, если за ним охотился ларган.
        Зверь стоял на гребне, весь освещаемый луной, всего в нескольких шагах от Аскера.
        "Почему он не прыгает? - подумал Аскер. - Неужели он не видит, что я гораздо слабее его? Прыгай же, звериная морда, и прикончи меня побыстрее, раз уж ты здесь!"
        Ларган не прыгал. Его одолевали тяжкие раздумья. Обычно ларганы, завидев добычу, преследуют ее и нападают, не задумываясь. Но эта добыча была особенной. Еще два дня назад стая заметила Аскера, и ларган отделился от стаи, пустившись по его следам и выжидая удобного момента для нападения. При преследовании ларганы пользуются зрением и слухом, а обоняние используют нечасто. Но, преследуя добычу, ларган с удивлением обнаружил, что следы, по которым он шел, совсем не пахнут. Жертва была далеко, и уловить ее чутьем ларган не мог, хотя отлично видел. Тогда ему ничего не оставалось, как допустить, что животное, за которым он гонится, просто так устроено, что слабо пахнет. Ларган думал, что учует добычу, когда подкрадется поближе.
        И вот, когда ему наконец удалось подкрасться достаточно близко, притом с подветренной стороны, так что даже одного хорошего прыжка хватит, чтобы настигнуть добычу, эта самая добыча, живое мясо, не издает ни единого запаха. Ни единого! И при том не то чтобы нет запаха живой плоти, а вообще нет никакого постороннего запаха, - от этой твари совершенно ничем не пахнет! Что это за животное, в конце концов? Почему оно не отводит взгляд, когда на него смотрят два раскаленных угля? Как оно поведет себя, если на него напасть? Возможно, его реакция быстрее, и именно его клыки сомкнутся на длинной мускулистой шее ларгана, а не наоборот?
        Ларган решил не рисковать. Широким прыжком он соскочил с гребня, взмахнул длинным хвостом и скачками понесся прочь.
        "Вот идиот!" - подумал Аскер. После такого переживания он зарылся в сугроб и заснул как убитый.
        Дни шли за днями. Аскер все шел на восток. Он давно уже не знал, где находится, и старался только не потерять направление. Два раза он видел диких гропалов: они резвились, радуясь весне, прыгали со скалы на скалу и чесали рога о камни, а потом уносились прочь, но долго еще в горах раздавался их призывный свист.
        Весна вступала в свои права. Снег остался лишь в выемках, пропастях, на северных склонах да на вершинах самых высоких гор, где не таял даже летом. С юга прилетали птицы, проснувшиеся от зимней спячки грызуны вылезали из своих нор, в воздухе звенели первые мошки.
        Аскер шел вперед. На смену мху пришла сочная молодая трава, ночи были уже не так холодны, все вокруг расцветало и радовало глаз. Но Аскеру было не до красот природы. Чем дальше он шел, тем отчетливее понимал, что погнался за химерой. Было начало месяца вендлирен, а цель его путешествия казалась не ближе, чем вначале. Все чаще Аскеру казалось, что он уже прошел нужное место - не пропустил, а просто обошел стороной. Такие мысли приводили его в отчаяние, несмотря на то, что в начале своего пути он даже не надеялся выжить - а не то, что найти мудреца. Он шел вперед скорее по инерции, просто потому, что уже привык идти на восток.
        Однажды, преодолев очередной перевал, Аскер увидел перед собой реку. Она текла по глубокому ущелью, шипела и пенилась, обдавая острые камни брызгами. До сих пор Аскер видел лишь ручейки и речушки, которые он без труда преодолевал; эту же реку нельзя было ни перепрыгнуть - слишком широка, ни переплыть - слишком стремительно было течение и глубоко каменистое дно.
        Это была Юнграй. Многие гины петляла она по горам, пробиваясь через камень, пока не выносила свои ледяные воды в море. Здесь был положен конец дороге Аскера на восток. Забравшись на гору, он увидел, что река в этом месте заворачивает к северу, а потом к западу. Если подниматься по реке вверх, то можно было попасть в Алагер, где только степи да дикие звери. Понятно, что Аскер решил идти на юг. Он уже отчаялся найти своего мудреца и хотел попасть хоть куда-нибудь, где есть аврины.
        Было одиннадцатое вендлирен, хотя Аскер об этом и не знал. Проснулся он, как обычно, с рассветом и пустился в свой бесконечный путь. Кругом были одни горы, и только слева шумела река. Хотя нет... Что это за звуки? Впереди послышались чьи-то голоса, бормочущие молитву. Аскер прибавил ходу. В горах слышно далеко, и прошло больше часа, пока Аскер добрался до них.
        Действительно, в долине между гор стоял каменный домик, за ним прилепились сараи, а вокруг росло несколько деревьев. Но самое главное - там были аврины. На пороге хижины сидел сгорбленный старик в сером мешковатом балахоне; его редкая седая борода развевалась на ветру, а изборожденное морщинами лицо было повернуто к небу. Перед стариком на коленях сидели шесть молодых авринов и молились, время от времени воздевая руки вверх. За домом паслись один берке и два гропала.
        Аскер спустился в долину и направился к дому. За полтора месяца лазания по горам его походка утратила легкость и прямизну, а шерсть пожелтела и местами свалялась. Тем не менее он с достоинством подошел к старику и по обычаю гостя сказал:
        - Мир этому дому и счастье его хозяевам.
        - Мир и тебе, странник, - отозвался старик, подозрительно оглядывая Аскера. - Издалека?
        - Из Валиравины.
        Старик не ожидал такого ответа. Спросил он скорее ради шутки, думая, что Аскер пришел из деревни, находившейся ниже по течению реки. Тамошние жители иногда приходили к нему за лекарствами, которые он сам составлял из трав. У Аскера же, как мы знаем, не было при себе даже котомки, и это показалось старику очень странным.
        - Из Валиравины, говоришь? Далековато... - покачал головой старик, но для проверки спросил:
        - И что же ты там делал, в Валиравине?
        - Учился, если это можно так назвать, - сказал Аскер. - А потом меня оттуда выгнали, потому что мы с настоятелем не сошлись характерами. Теперь я хочу учиться дальше и для этого ищу знаменитого мудреца, который мог бы посвятить меня в тайны культа Сиа.
        Шестеро авринов, сидевших возле старика, на минуту прервали чтение молитв и посмотрели на Аскера.
        - Не отвлекайтесь, дети мои, - сказал старик. - А ты, чужестранец, скажи мне, где же твои вещи и одежда, если ты действительно пришел из Валиравины?
        - Вещей у меня сроду не было, господин, - пожал плечами Аскер.
        - Что-то ты темнишь. Что же ты ел тогда по дороге? Может, траву? - прищурился старик.
        - То, что служит для вас предметом насмешек, для меня служило пищей в течение полутора месяцев, господин, - строго сказал Аскер. - И не из праздного любопытства нарушил я ваше уединение, а по причине, вам уже известной. Я проделал долгий и трудный путь, чтобы найти этого мудреца, и больше месяца не видел ни одного мыслящего существа. Если вы не знаете, где живет мудрец Сиа, или же не хотите мне этого сказать, то я поищу в другом месте.
        С этими словами Аскер поклонился и хотел было идти, но старик остановил его.
        - Погоди, как хоть тебя зовут-то?
        - Лио Аскер. Лио Фархан Аскер, - тут же поправился Аскер, не без гордости произнеся собственное имя.
        Старик задумался, подперев голову сухой рукой, а потом вскинул на Аскера пронзительный взгляд.
        - Фархан, говоришь? Стало быть, остроглазый?
        - Остроглазый, - кивнул Аскер, ответив старику таким взглядом, что тот поневоле отвел глаза.
        - Ну что ж, - сказал старик, зачем-то теребя полу своего одеяния, - я скажу тебе, где находится обитель мудреца, которого ты ищешь. Но ты уверен, что хочешь посвятить себя культу Сиа? Тебе известно, что обучение связано со многими лишениями?
        - Что вы имеете ввиду под лишениями, господин?
        - Воздержание во всем: грубую еду, жесткую постель, холод, тяжелый физический труд.
        - Ах, господин! Эти лишения меня не пугают, - улыбнулся Аскер, а про себя добавил: "За полтора месяца скитаний я и не к тому привык".
        - Ну хорошо, - торжественно сказал старик. - Если ты тверд в своем решении, то я скажу тебе, что я и есть Кено, учитель Сиа.
        Аскер, у которого этот разговор уже вызвал смутные подозрения, согласно кивнул. Он сделал шаг назад, поклонился и сказал:
        - О великий мудрец и учитель Кено! Позвольте мне просить вас быть моим наставником в постижении тайн культа Сиа.
        Кено улыбнулся, заложив большие пальцы рук за пояс своего балахона.
        - А это еще неизвестно, мой дорогой. Видишь ли, я проверяю каждого, кто приходит ко мне. А приходит немного. Вот, посмотри на этих шестерых. Это все, кто пришел за последние три года, да еще одного я отправил восвояси. Я проверил их - и увидел Сиа, проверил того седьмого - и не увидел ничего.
        - Проверьте меня, господин Кено, - попросил Аскер.
        - Хорошо, пойдем. А вы молитесь, - кинул старик своим ученикам, которые поднялись было с колен, чтобы посмотреть на действо.
        Кено завел Аскера в дом. Они прошли первую комнату, жилую, и зашли во вторую, в которой было только маленькое окошко под потолком, а по углам валялся всякий хлам. Кено прикрыл за собой двери, завесил их рогожей, зажег свечу, а потом тщательно заткнул окошко тряпкой.
        - Должна быть полная темнота, - пояснил он. - Светит только свечка. Смотри на нее.
        Аскер сел на поставленный табурет и стал смотреть на свечу. Маленький огонек горел ровно, слегка чадя. От свечи по комнате распространялся странный терпкий запах. Старик встал за спиной у Аскера и положил ладони ему на виски, а большие пальцы на лоб.
        - Теперь закрой глаза, - сказал он, - и сиди смирно.
        Кено застыл в полной неподвижности, Аскер - тоже, как ему велели. Сначала он ничего не почувствовал, но потом возникло легкое головокружение, и в его мозгу словно стало теснее. Постороннее сознание проникло в него и постепенно заполнило всю голову, начиная с затылка. Оно сделало попытку слиться с его сознанием, мягко ударяясь о какую-то невидимую преграду и пытаясь пробить ее. Аскер почувствовал, как оно напрягается в бесплодном усилии преодолеть незримый барьер и как его силы утекают в никуда. Совсем ослабев, оно заворочалось, как зверь в берлоге, заметалось, панически ища выхода, и, найдя какую-то лазейку, вылетело прочь.
        Наконец Кено убрал руки со лба Аскера, и тот открыл глаза. От свечки остался только маленький огарок, который вот-вот должен был погаснуть.
        Учитель, не говоря ни слова, вышел на улицу. Его шатало из стороны в сторону, и он схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Сев на порог хижины, он вытер со лба холодный пот и устало сгорбился, уронив голову на руки. Ученики успели сменить род занятий и теперь вместо чтения молитв делали специальные упражнения. Кено с отсутствующим видом следил за ними, изредка отирая пот со лба. Аскер наконец решил нарушить это созерцание и спросил:
        - Так каковы результаты вашего исследования, господин Кено?
        Кено ответил не сразу, а сначала уселся поудобнее на пороге и в который раз смахнул со лба пот.
        - Стар я стал что-то... Ничего не вижу, ничего не разберу... Затягивает, засасывает... Если бы свеча погасла... ох, боги, простите мне мои прегрешения!
        Он поднял глаза на Аскера и досадливо поморщился.
        - Да что ты на меня так смотришь? Отрицательный результат твой, понимаешь?
        - Спасибо, господин Кено, я все понимаю, - довольно бодро ответил Аскер и направился прочь. Он оглянулся только раз, когда уже дошел до конца долины. Старый учитель все так же сидел на пороге и бормотал что-то себе под нос, недовольно разглядывая свои руки.
        Аскер шел все дальше и дальше. В душе у него росло возмущение и недоумение.
        "Как же так, - думал он, - эти шестеро, читая молитвы и размахивая руками, могут чему-нибудь научиться, а я - нет? Неужели чтение молитв и махание руками - такая великая премудрость? Это же абсурд! Хорошо же, дорогой учитель, если вы не можете учить меня, то я буду учиться сам. Видно и слышно здесь далеко, и я буду незримо присутствовать на всех ваших занятиях".
        Глава 3
        Отныне жизнь Аскера стала сплошным созерцанием. Он с самого утра занимал пост за скалой и внимательно вслушивался и всматривался в то, что происходило в долине у каменной халупы. Он занимался и тогда, когда ученики ходили за дровами по окрестностям или за водой к реке Юнграй. Аскеру от них почти не приходилось прятаться, потому что за дровами они ходили через реку по висячему мосту. К тому же, Аскеру повезло: он нашел небольшую пещеру поблизости от долины. В пещере можно было стоять во весь рост только у входа, а сам вход был низкий, очень узкий и снаружи казался просто трещиной в скале. Аскер навалил возле входа камней, чтобы еще лучше скрыть его, а внутрь пещеры наносил травы, так что устроился он с удобствами.
        Шло время. Ночевал Аскер в пещере, ел по-прежнему траву, подглядывал за занятиями учеников Кено и делал все то же, что и они. Двое из шести учеников делали более сложные упражнения, и Аскер следил только за остальными четырьмя, соблюдая последовательность в обучении.
        Наступило лето. Эти четверо с горем пополам преодолели первую ступень мастерства и приступили ко второй. Упражнения заметно усложнились и теперь были направлены не на общее развитие, а на самосовершенствование, достижение внутренней гармонии. Почти все учебное время теперь занимали медитации, и ученики часами сидели на коленях со сложенными вместе ладонями. Кено говорил, что вторая ступень будет пройдена, когда вокруг головы учеников появится сияние.
        Аскер медитировал дни и ночи напролет, лишь иногда наведываясь в долину посмотреть, не прибавил ли Кено своим ученикам новых упражнений. Убедившись, что все идет по-старому, он возвращался в свою пещеру и возобновлял занятия. Медитировать следовало с закрытыми глазами, и потому Аскер не знал, насколько успешны его занятия, а спросить было не у кого: он твердо решил не соваться в долину.
        Однажды берке, жившему в сарае при хижине, пришла в голову фантазия прогуляться по горам. Не долго думая, он залез на ближайшую скалу, оттуда перепрыгнул на следующую, и Кено успел заметить только его хвост, мелькнувший между скал. Он тут же послал двоих учеников найти его, и они, прихватив с собой веревку, кинулись за ним. Берке словно дразнился и, весело прыгая с камня на камень, подпускал к себе совсем близко, но в руки не давался. Ученики гнались за ним, чертыхаясь в сердцах, потому что на горизонте собирались тучи, предвещавшие первую в этом сезоне грозу.
        Берке еще немного порезвился, но когда упали первые капли дождя, дал себя поймать и, как ни в чем не бывало, поплелся за учениками. Сверкнула молния, и полило, как из ведра. Ученики припустили к дому, спеша укрыться от дождя. В пять минут они вымокли до нитки, и ледяные струи текли им за шиворот, а мокрые камни скользили под ногами. Берке то и дело спотыкался и тянул назад. В одном месте он уперся всеми четырьмя ногами в землю и фыркнул. Ученики обернулись, чтобы дернуть за повод как следует, и обомлели: они увидели трещину в скале, из которой лился мягкий голубоватый свет. Они заглянули внутрь - и увидели Аскера, сидящего на полу пещеры в позе медитации. Вокруг его головы сияла аура такой интенсивности, что ученики тотчас закрыли глаза руками, чтобы не ослепнуть.
        Они тут же забыли о ливне, о мокрых камнях и о непослушном берке. Один из них остался сторожить пещеру, а другой со всех ног кинулся к хижине Кено. Гроза еще не прошла, когда он ввалился в хижину, оставляя за собой на полу целые озера воды.
        - Учитель! - начал он с порога, не успев и дух перевести. - Помните, к нам приходил аврин, такой странный - без котомки, без одежды, который хотел у вас учиться и которого вы завернули?
        - Ну, помню, - сказал Кено, откладывая в сторону ступку с каким-то месивом, которое он перед этим усердно толок. - А что такое?
        - Мы с Ригалом лазили по горам за этим берке, - принялся объяснять ученик, размахивая руками, - как тут налетела гроза, и мы таки поймали его и повели домой, но он стал - и ни в какую! Тут Ригал смотрит - а в скале щель, и из щели - свет. Ну, мы заглянули, а там этот аврин сидит и медитирует, а вокруг его головы - такое свечение, такое... Мы чуть не ослепли! Так Ригал и берке там остались, сторожат его, а я - за вами.
        - Гм... Чертовщина, - покачал головой Кено. - Что ж, - пойдем, посмотрим.
        Он кряхтя поднялся со стула, надел плащ с капюшоном, взял палку и вышел вслед за своим учеником. Оставшиеся четверо, как только за ними закрылась дверь, принялись наперебой обсуждать эту новость.
        Когда Кено и его ученик добрались до места, дождь уже закончился. Из вечерних сумерек им навстречу вынырнул другой ученик.
        - А, вот и вы, - сказал он. - Этот, в пещере, все еще медитирует.
        Кено заглянул в пещеру - и точно, там сидел Аскер и усердно занимался самосовершенствованием. Кено поскреб в затылке, а затем решительно влез внутрь, прикрывая глаза ладонью, и хлопнул Аскера по плечу. Синее пламя погасло в тот же миг, и в пещере стало так темно, что хоть глаз выколи. Аскер встрепенулся и, дико озираясь по сторонам, прижался к задней стенке пещеры.
        - Аскер, не бойтесь, это я - Кено, - сказал старый учитель, делая шаг назад. - Мы бы ни за что вас не нашли, если бы вы не преодолели вторую ступень.
        Аскер сразу понял, в чем дело. Только свет мог привлечь постороннее внимание, и при том только сильный свет. Значит, ему наконец удалось сделать то, что пока не могли сделать остальные, да и преувеличенно вежливое обращение Кено, перешедшего на "вы", тоже говорило об этом.
        - Удивительные дела творятся нынче, - подумал вслух Кено. - Аскер, я хочу предложить вам учиться у меня, и думаю, что вы не откажетесь.
        - Разумеется, нет, учитель, - улыбнулся Аскер, - и я надеюсь, что под вашим чутким руководством обучение пойдет быстрее.
        - Куда уж быстрее, - смущенно пробормотал Кено, у которого в свое время на постижение первых двух ступеней ушло полтора года.
        - И прошу вас, учитель, обращайтесь ко мне на "ты", - попросил Аскер, - а то мне будет неудобно перед остальными учениками.
        Сказав это, Аскер окончательно вылез из пещеры, и все пятеро (считая берке), направились в долину.
        Заведя Аскера в дом, Кено познакомил его со своими учениками. Как уже неоднократно упоминалось, их было шестеро: четверо мужчин и две женщины. Все они были молоды, сильны - да и как иначе? До хижины Кено им приходилось добираться звериными тропами, испытав все тяготы пути по горам. Все шестеро были дети равнин, все были из небогатых семей, все поехали искать счастья на край света, поверив древним легендам о мудрецах Сиа. Да, только сильный духом и телом мог добраться до Кено. Ехали наугад, а потому берке с собой не брали: ведь неизвестно, какие кручи и пропасти ждут впереди, а берке, не приученный к горным дорогам, может стать обузой, если не знаешь пути. Добавим, что у многих просто не было денег на берке. Весь провиант приходилось тащить на себе, изредка пробавляясь охотой. Так что нынешние ученики Кено были теми немногими счастливцами, которым удалось доехать, а сколько их возвращалось назад, не одолев трудного пути, или погибло по дороге - и не сосчитать.
        На следующий день Кено дал своим ученикам задание, а с Аскером пошел прогуляться по долине, чтобы остальные ученики не слышали их беседы. Он попросил Аскера рассказать о себе, что тот с готовностью и исполнил. Дослушав до конца, Кено задумчиво сказал:
        - Очень, очень странная история... Ничего подобного я никогда не слышал, а слышал я немало. Посмею утверждать, что за всю историю Скаргиара такое случается впервые.
        - Что именно? - спросил Аскер.
        - Пришествие в мир живого существа извне. Это тебя ко многому обязывает, Лио.
        - Ни к чему это меня не обязывает, - возразил Аскер. - В Валиравине я узнал много всякой всячины, и то, что я узнал, убедило меня в том, что обязательность - не самая популярная добродетель в этом мире.
        - Увы, это так, но... Неужели в книгах, которые ты прочел, не было рассказов о верности, о бескорыстии, о служении высшим идеалам?
        - Были, мой учитель, были. Прекрасные сказки, читая которые, невольно забываешь о прочитанных перед этим книгах по истории, а вот там-то все как раз наоборот. Ни одно выдающееся деяние, достойное памяти потомков, не обходилось без компромисса с совестью. К тому же, я склонен думать, что исторические сведения все же более достоверны и реальны, чем саги и баллады.
        Кено понуро опустил голову.
        - К сожалению, ты прав, Лио. У тебя острый ум, и ты, я вижу, неплохо разобрался в ситуации. Этот твой Норло своим поступком по отношению к тебе наиболее ярко показал все прелести нашего общества. Я долгое время боролся с существующими порядками, пока не понял, что изменить их невозможно. Только теперь, удалившись от мира, я наконец обрел желанный душевный покой.
        От Аскера не укрылось, что последние слова Кено прозвучали как-то неуверенно. Укрыться от мира можно, от своей совести - никогда.
        - Ты должен знать, Лио, прежде чем ты станешь у меня учиться, - продолжал Кено, - что адепты Сиа высшей ступени, - а ты, я верю, доберешься до самого верха, - становятся слишком чисты и благородны, чтобы жить среди прочих авринов, и вынуждены бежать прочь, пока грязь мира не затянула их с головой, если они хотят остаться адептами Сиа.
        - Меня это не устраивает, - заявил Аскер. - Я хочу жить, а не сохнуть где-то на обочине жизни, постоянно опасаясь, чтобы кто-нибудь не запятнал мою первозданную чистоту. Я не верю в то, что вы говорите, учитель.
        - Ты еще не знаешь, что дает Сиа и чего она требует взамен, - нахмурился Кено. - Узнай сперва, а потом и суди.
        - Так расскажите, учитель.
        - Ну, слушай. Первая ступень предполагает физическую закалку и сведение своих потребностей до минимума. Тому, кто прошел первую ступень, достаточно поесть один раз в сутки и поспать четыре часа, чтобы восстановить силы. Аврин становится крепок и вынослив, как скала.
        Аскер усмехнулся про себя: после бесчисленных прыжков и падений со скал его шкура поистине приобрела крепость гранита, оставшись, тем не менее, такой же тонкой.
        - Вторая ступень, - продолжал Кено, - предполагает достижение внутренней гармонии, душевного мира с самим собой, помогает управлять своими эмоциями. Аврин сможет обуздывать в себе гнев, страх, зависть, горе, а также чрезмерную радость, если только этого пожелает. Он становится так же крепок духом, как и телом.
        Третья ступень помогает найти единение с силами природы: предсказывать погоду, выбирать места для посева растений, для пастьбы скота, для строительства домов. Природа раскроется перед ним, позволяя читать свои письмена, дикие звери будут обходить его стороной, а ручные - покорно исполнять его волю.
        Четвертая ступень позволяет входить во внутреннюю природу вещей и познавать их суть, а познав, изменять их по своему желанию. Аврин сможет врачевать болезни прикосновением рук, заставлять деревья расти, а зерно - дозревать. Он подчинит себе огонь и воду, землю и воздух.
        Пятая ступень - наивысшая. Тот, кому удастся пройти ее, может считать себя и наисчастливейшим, и наинесчастнейшим созданием на земле, ибо откроются ему бездны духа собратьев его - авринов. Он будет проникать в сердца и распоряжаться там, как в собственном доме. Он сможет внушать другим любые мысли и чувства, заражать их самыми низкими пороками или очищать их души до белизны нетающих снегов на горных вершинах. Овладевший всеми пятью ступенями сможет стать в этом мире всем, чем захочет, и ответственность за свои поступки он всегда будет нести один. И всю жизнь его будет преследовать один, но всеобъемлющий запрет: никаких физических удовольствий. Тот, кто нарушит это правило, постепенно утратит свою силу, скатившись с высших ступеней на низшие. Впрочем, чем ниже ступень, тем менее строги ограничения.
        В этом месте Кено перевел дух и добавил:
        - Разумеется, я прошел все пять ступеней и потому живу вдали от мира в этой каменной халупке, чтобы не поддавать себя искушениям плоти.
        - Замечательно... - пробормотал Аскер. - Вы просто храните древнее знание, учитель, запихав его в эти горы, как скупец - свое золото в сундук. Чтобы знание приносило пользу, его нужно применять.
        - Это очень тяжело - применять такое знание, - сказал Кено. - Я в свое время сунулся в мир со своими пятью ступенями, а потом пришлось вернуться. Не выдержал. Потому я и учу других, что надеюсь принести своим знанием пользу, - пусть не сам, но через своих учеников. - Кено сокрушенно вздохнул. - Я уже наперед вижу, что из этих шестерых никто не дойдет до пятой ступени, да и до третьей дойдут, разве что, двое из них. Очень, очень тяжело учиться, если нет выдающихся способностей. Я сам не понимаю, откуда они у тебя, - ты же помнишь, как я ошибся. Но, честно говоря, твой мозг для меня - тайна, покрытая мраком. Возможно, потом, когда ты станешь больше похож на аврина, чем на небожителя...
        И началась учеба. Кено учил Аскера всему, что знал, и гораздо большему, чем то, что он обычно открывал другим ученикам. Кроме Сиа, он рассказывал ему об обычаях тех мест, где ему удалось побывать, выучил его эсторейскому и корвельскому языкам. Кено был родом из Эстореи - королевства, расположенного на юге Скаргиара, восточнее Гедрайна. По его рассказам выходило, что Эсторея - самое лучшее место на земле, а особенно ее столица Паорела, где все дворцы - из белого мрамора, а храмы - один прекраснее другого. В Паореле у Кено остался младший брат, который предпочел совершенствованию своей души светскую карьеру, и Кено много рассказывал Аскеру о жизни при королевском дворе в Паореле, где его брат надеялся проявить себя.
        - Обязательно побывай в Эсторее, Лио, - говорил Кено, мечтательно закрывая глаза. - Это чудесная страна. Корвела, правда, тоже ничего, но Эсторея лучше.
        Аскер впитывал все, чему его учил Кено, как губка. Его тяга к знаниям была просто поразительна. Учитель не мог на него нахвалиться и всегда ставил в пример остальным. Остальные завидовали Аскеру, - правда, зависть эта была добрая. Учеба давалась им гораздо труднее, и вскоре некоторые из нихпокинули долину, чтобы вернуться домой и начать новую жизнь уже при помощи новых способностей.
        Аскер был чрезвычайно любознателен. Он хотел знать о Сиа все, что было известно самому Кено, а потому однажды попросил его:
        - Учитель, расскажите мне о Сиа. Откуда она пришла в наш мир?
        Был хмурый вечер, за окном завывал ветер и лил дождь, - словом, погода была как раз такая, когда на улицу и носа не высунешь, и не остается ничего другого, как сидеть у камелька и рассказывать разные истории.
        Кено закрыл глаза и выпрямился на табурете.
        - Сиа? - переспросил он. - В свое время я задал своему учителю тот же вопрос и услышал вот что. Давным-давно далеко отсюда жили мыслящие. Это не были аврины, но многое у них было так, как у нас. Это был великий народ, могучий народ. Дети этого народа рождались с мыслью, что они - цари мира сего. И верно, ни в чем им не было преград, потому что у них была Сиа. Словом "Сиа" они называли некую субстанцию, всепроникающую и всепоглощающую, связывающую вещи воедино. Они считали, что Сиа везде: и в звездах на небе, и в самой малой травинке у них под ногами. Эти мыслящие владели Сиа так, как владею я, и даже намного лучше. На основе Сиа они построили всю свою цивилизацию - и науку, и культуру, и философию. Они возвели сооружения, которые, быть может, стоят и поныне. Они много ездили по миру, и следы их есть даже у нас, в Скаргиаре, - это знаменитые Каменный Путь и Великий Мост через Глерин. Тогда еще на этих землях не было ни наших народов, ни их предков. Так вот, эти мыслящие, видя, как покорна им природа, возгордились и стали все вокруг переделывать на свой лад. Там, где плескались моря, они воздвигали
сушу, а на месте гор стали рыть пропасти, чтобы добраться до драгоценных камней. Ведь физические удовольствия им были заказаны, и им ничего не оставалось, как тешить свое самолюбие таким способом. Кроме этого, у них было еще одно занятие: игра во власть. Перепакостив всю свою природу, они принялись друг за друга. Степеней Сиа у них тогда было гораздо больше, чем пять, и вот они соревновались, у кого же Сиа сильнее. Они развивали свои способности и в результате дошли до того, что могли двигать взглядом горы и одним дыханием насылать смерчи. И родились среди них двое мыслящих - близнецы, брат и сестра. С самого детства они соперничали между собой, и всегда их силы были равны. Люто возненавидели они друг друга, и сама мысль о том, что другой живет, ходит по той же земле и дышит тем же воздухом, отравляла жизнь каждому из них. Они были очень сильны, эти двое. И стали они искать себе сторонников, что с их силой было нетрудно. Общество раскололось пополам, и после ряда мелких стычек разразилась великая битва. Все, от мала до велика, принимали в ней участие. Два лагеря расположились друг против друга и стали
посылать противнику мысли о самоубийстве. Слабые умерли тотчас: кто зарезался, кто повесился, кто разбился, упав с высоты, а сильные продолжали борьбу и, истощив свой нервный запас, тоже падали замертво. Последними умерли близнецы. Так Сиа наказывает тех, кто использует ее во зло.
        - А если бы силы оказались неравны?
        - Ну, тогда бы горстка мыслящих выжила, но ненадолго. Вся их цивилизация была порочной и неминуемо должна была привести к краху.
        - Это ужасно. Жаль, что Сиа не учит, как находить гармонию со всем миром, а не только с самим собой. Но неужели общество так отвратительно, как вы все время повторяете, учитель?
        - Увидишь сам... - сказал Кено, сочувственно глядя на Аскера.
        Аскеру не терпелось увидеть, и он тратил на учебу почти все время, кроме тех трех часов, в течение которых он спал. Наступил месяц кутлирен, и четвертая ступень была преодолена. Уехали последние из тех шестерых учеников, что были у Кено год назад, а новые не приехали. Аскер удивлялся: как же так, разве никто не хочет получить могущество? Кено смеялся и говорил: получить могущество хотят все, да не все могут. Удивительно скорее то, что он учил семь учеников одновременно, считая Аскера, потому что обычно бывает не больше трех.
        Но не одна лишь Сиа занимала мысли Аскера. Однажды Кено застал его за таким занятием: Аскер, укрывшись от нескромных взглядов за сараем, ходил взад-вперед, заложив руки за спину, и говорил сам с собой, придавая своему голосу самые невероятные интонации.
        - Аскер, что это с тобой? - спросил удивленный Кено. - Что за блажь на тебя нашла, что ты, вместо того, чтобы совершенствовать свое мастерство в упорных трудах, вышагиваешь тут, задравши подбородок в небо, и болтаешь сам с собой?
        Аскер оторвался от своего занятия и пояснил:
        - Учитель, уверяю вас, с головой у меня пока все в порядке. Это всего лишь еще одна слабая попытка стать чуточку совершеннее. Возможно, это все бабушкины сказки и преувеличения, но в одной книге в Валиравине я читал, что некий господин Соогран обладал настолько завораживающим голосом, что ухитрился стать правой рукой для трех королей Гедрайна подряд.
        - Ах, вот в чем дело, мой любезный ученик! Ты про эту историю... - насмешливо протянул Кено. - Хотел бы я знать, хватило ли у тебя терпения дочитать до того места, где его казнили по повелению четвертого короля, которого он тоже пытался охмурить, но который был умнее своих предшественников?
        - Подумаешь! - не смутился Аскер. - Господин Соогран интриговал напропалую и сам же себя и погубил, а я не собираюсь повторять его ошибки.
        И, неуловимо и плавно изменив интонацию, глубоким воркующим голосом он сказал, сопроводив свои слова красноречивым взглядом:
        - По-моему, любому аврину приятно, когда с ним так разговаривают.
        - Да, я вижу, ты времени зря не терял, - улыбнулся Кено. - Что ж, удачи тебе, и смотри мне, не зарвись, когда придет время.
        Весь следующий год Аскер чувствовал себя волшебником, заключенным в запечатанный сосуд: силы бурлили в нем, а применить их было негде. В самом деле, не начать же ему двигать скалы или поворачивать Юнграй вспять. Кено видел мучения своего подопечного, но только качал головой: у него самого на весь курс ушло восемь лет без малого, из которых на достижение пятой ступени - три года.
        Но, как говорится, терпение и труд все перетрут. Рвение Аскера было вознаграждено в середине месяца вендуарат 2168 года, когда Кено сказал ему, что наука постигнута, Сиа торжествует и выпускник может лететь на все четыре стороны. Он настоял только, чтобы Аскер, прежде чем пускаться в путь, дождался весны: как-никак, дорога зимой через горы была очень опасной. Аскер согласился, но не столько потому, что его просил об этом Кено, сколько в надежде, что с приходом весны у него появятся новые ученики: он не хотел оставлять учителя одного.
        Его ожидания оправдались: в конце месяца немлирен в хижине на берегу Юнграй появились два неофита, и Аскер, сдав им Кено с рук на руки, двинулся на юг. Кено проводил его до моста и долго смотрел ему вслед, а в душе у него шевелилась надежда...
        С тех пор, как Аскер начал свою учебу у Кено, он сильно изменился. Его шерсть восстановила прежний белый цвет, а движения стали плавными, как движения кошки или змеи. Вся его манера поведения обрела неуловимый налет аристократизма, но эта неуловимость была достигнута долгими и упорными стараниями. Но больше, чем благородством манер, Аскер гордился своим голосом. Его голос стал глубоким, гибким и с легкостью принимал любые интонации, которые желал ему придать его хозяин. Казалось бы, зачем все это адепту Сиа? Но рассказы Кено о придворной жизни запали в его душу глубже, чем, пожалуй, того хотелось его учителю. Зная, что внешность зачастую играет важную роль, Аскер уделял совершенствованию своего внешнего вида большое внимание и часто, глядясь в свое отражение в воде, говорил себе:
        - Лио, друг мой, ты - лучшее, что я видел в этой жизни.
        Теперь-то уж точно никто из авринов не перепутал бы его с животным!
        Кено дал Аскеру в дорогу кое-какую одежду, котомку с сухарями да суковатую палку. Если бы кто-нибудь увидел, как изящный аврин, который может поспорить красотой с холеными щеголями самых блестящих дворов Скаргиара, в латаном балахоне штурмует перевалы и преодолевает пропасти, он бы очень удивился. Но Аскера это пока не смущало. Вокруг него были только скалы и небо над головой. Кругом лежал снег; для травы было еще рано, а звери пока не вернулись из предгорий, куда они уходили зимовать.
        Но так не могло продолжаться вечно. На пятый день пути Аскер услышал впереди шум. Подойдя ближе, он различил рычание и приглушенные стоны. Аскер осторожно подкрался, выглянул из-за каменного уступа - и разглядел следующую картину: с дюжину ларганов возились около трупа аврина, отдирая от него исходившие паром куски мяса, а рядом, под скалой, стоял оседланный берке. Его передняя левая нога попала в ледяную расселину, и он судорожно пытался высвободить ее оттуда.
        Аскер оценил обстановку и решил, что здесь можно использовать свои способности. Отложив в сторону котомку и палку, он выскочил из-за скалы и издал звериный рык. Ларганы оставили труп в покое и оглянулись.
        Перед ними стоял зверь, какого они в своей жизни еще не видели. Вид его был ужасен: глаза метали синие молнии, острые загнутые крюками отростки рогов сверкали на солнце, два ряда безупречно ровных перламутровых зубов щерились в диком оскале. Зверь стоял, изготовившись к нападению. Все его тело было натянуто, словно тетива, готовая послать стрелу в смертельный полет.
        Ларганы почувствовали ужас. Он нахлынул внезапно, волной, и был совсем не похож на обычный страх перед неизвестной опасностью: истоки его крылись гораздо глубже. Это был первобытный, первозданный ужас мрака и небытия, высасывающий из души всю силу и саму жизнь. Волна накатилась и откатилась, и ларганы на секунду вздохнули с облегчением, готовясь к бою. Но новая волна уже настигала их, и передний от ее натиска покачнулся, вдруг обнаружив, что ноги отказываются ему служить. Ледяная рука сдавила сердце, пытаясь растереть в пыль комочек трепещущей плоти. С диким воем ларган развернулся и побежал без оглядки, а за ним - его товарищи, будучи больше не в силах сопротивляться. Они со всех ног кинулись наутек, даже не рискуя жалобно выть о потерянном обеде, и были счастливы, что унесли ноги.
        А Аскер вернул своему лицу нормальное выражение и подошел ко всаднику. Тот был мертв: лицо и руки были изодраны в клочья, голова плавала в луже крови. Богатая кольчуга и внушительных размеров меч не смогли защитить своего хозяина. Следы на снегу говорили о том, что ларганы окружили всадника, когда его берке застрял, а один из них бросился на всадника сверху, свалив его с берке, так что тот даже не успел воспользоваться мечом. Причиной смерти аврина стала роковая ошибка: он ехал по горам верхом, в то время как ему следовало вести берке в поводу. Тот потерял равновесие, поскользнулся и застрял, что и дало ларганам возможность напасть.
        Все это Аскер выяснил, осмотрев место происшествия, а мы добавим то, чего он знать не мог. Незадачливым всадником был буистанский принц Халисар, младший сын короля Игерсина Истилиса. С детства он ненавидел придворную жизнь с ее коварством, интригами, необходимостью скрывать свои мысли и чувства. Поверив древним легендам, он пустился искать носителей культа Сиа, взяв с собой только самое необходимое и едучи инкогнито. Собственная неосмотрительность погубила его, когда он почти достиг цели.
        Убедившись, что всадник мертв и что ему уже ничем не поможешь, Аскер подошел к берке. Ему достаточно было всунуть свою палку в трещину, чтобы лед раздался и освободил ногу скакуна. Берке дико всхрапывал и косил медового цвета глазами, но Аскер быстро его успокоил. Результаты осмотра ноги обнадеживали: кости были целы, только на внутренней стороне пута кожа была содрана. Аскер оторвал от плаща мертвого всадника кусок ткани и забинтовал ногу, а затем занялся содержимым сумки, притороченной к седлу. В сумке были лепешки, сушеное мясо и орехи, с луки седла свешивалась фляга с вином, а в особом кармане, пришитом к спинке седла, лежало изрядное количество золотых леризов (видимо, всадник рассчитывал платить за свое обучение). Сбруя берке была более чем скромной, из черной лакированной кожи, зато сам скакун был хоть куда. Он был поистине великолепен - стройный, тонконогий, с высоко поставленной шеей и изящной легкой головой. Масти берке был очень редкой, вороной, с золотым подшерстком, и до настоящего момента на его атласной шкуре не было ни единой белой, рыжей или бурой шерстинки. В Буистане и Сайроле,
в степях, водились лучшие берке во всем Скаргиаре, а так как этот жеребец был из племенных королевских стад Буистана, то он был лучшим из лучших.
        Аскер пока не знал, какое сокровище попало к нему в руки. Он переложил свои сухари в сумку всадника, отстегнул от пояса всадника меч, привязал его за седлом поперек чепрака, взял свою палку и, ведя берке, как и положено, в поводу, двинулся дальше на юг.
        Чем дальше Аскер шел, тем ниже становились горы, тем чаще попадались по пути деревья и меньше было наметено в долинах снега. Благодаря умелому лечению рана скакуна быстро затягивалась, и после четвертого или пятого сеанса врачевания на месте содранной кожи появилась новая, розовая. Лед приморозил рану, и кожа утратила свой прежний черный цвет. Стало ясно, что когда рана окончательно заживет, у берке на путе будет белое пятно.
        Горы на пути Аскера мельчали, острые пики уступили место пологим склонам, поросшим густым кустарником. Горы сбегали на юг широкими грядами, увлекая за собой, и в один прекрасный миг расступились, открыв взору плодородную равнину, окаймленную рощами молодых деревьев. Здесь заканчивался Баяр-Хенгор и начинался Шергиз.
        Аскер впервые видел столько ровного пространства в одном месте. Молодая травка пробивалась из-под земли, деревья простирали ветви с набухшими почками навстречу солнцу, из поднебесья раздавались звонкие трели птиц. Начиналась весна, третья весна в жизни Аскера. Воздух, какой бывает только весной, вливался в легкие, кружил голову, отчего хотелось лететь куда глаза глядят, все равно - куда, лишь бы только вперед. Одним махом вскочив в седло, Аскер хлопнул своего берке по крупу, и тот понесся, уминая копытами жирную землю и раскидывая во все стороны комья грязи. Солнце еще не высушило землю после таяния снегов, и она липла к копытам, делая ноги берке тяжелее. Но, несмотря на эти затруднения, скакун, вырвавшись наконец из гор на свободное пространство, показал все, на что был способен. Он несся над землей длинными скачками, едва касаясь ее кончиками копыт. Казалось, расстояние для него - ничто, и, как огонь пожирает сухую траву в степях, так этот берке пожирал своим летящим галопом гину за гиной, унося своего седока на край света.
        Мысли о крае света или, скорее, о чертовых куличках, пришли, видимо, и в голову Аскеру, потому что он поспешил остановить своего скакуна. В глазах рябило, дышалось с трудом, а горы маячили уже где-то за спиной, у самого горизонта. Да, впору было перевести дух после такой скачки, к тому же надо признать, что наш герой держался в седле довольно нетвердо и не свалился с берке просто чудом.
        "Не берке - огонь! - восхищенно подумал Аскер. - Как там его... Ах, я ведь даже не спросил, как его зовут!"
        Аскер соскочил с берке и, взяв его за морду, положил ладонь ему на лоб. Его сознание коснулось сознания скакуна, и он, медленно и осторожно раздвигая его пласты, проник в самую середину. Берке еще не оправился от трагической гибели своего прежнего хозяина, постоянно возвращаясь мыслями к схватке под скалой, но наряду с этим в его душе росло чувство благодарности к своему спасителю, который не оставил его в горах одного.
        "Как тебя зовут?" - спросил Аскер.
        "Огненогий, - был ответ. - Так меня прозвали за стремительный бег, равного которому нет во всей округе".
        Берке не уточнил, что под округой он подразумевает пол-Скаргиара.
        Итак, скакуна звали Огненогим. Аскер стал называть его Сельфэром, потому что именно так образ, увиденный им в мозгу берке, звучит на хенгорском языке.
        Познакомившись со своим скакуном, Аскер собрался снова сесть в седло, чтобы ехать дальше. Он положил руку на холку берке, собираясь вскочить к нему на спину, но тот, увидев это, подогнул передние ноги.
        - Ах, Сельфэр, ты меня позоришь! - покачал головой Аскер.
        Берке только мотнул головой в направлении своей спины, словно говоря: "Какие тут могут быть церемонии!" Они оба отлично знали, что Аскер совершенно не умеет ездить верхом.
        Улыбнувшись, Аскер сел в седло, и Сельфэр, поднявшись с колен, двинулся вперед осторожной рысцой. Убедившись, что Аскер достаточно уверенно сидит в седле на этом аллюре, берке прибавил ходу, и так до тех пор, пока его седок не начинал сползать с седла. Тогда Сельфэр делал движение в ту же сторону и восстанавливал утраченное равновесие.
        Ехать было одно удовольствие. Кругом расстилались луга да перелески, которые, отдалившись от гор, начинали образовывать леса. Все чаще на пути среди зеленеющих деревьев попадались настоящие исполины, дорогу преграждали поваленные бурей стволы, ощетинившиеся частоколом острых сучьев. В конце концов Сельфэру это надоело, и он, как следует потянув носом влажный воздух, решительно свернул вправо, не обращая внимания на попытки Аскера вернуть его на прежнее направление. Его упорство было вознаграждено: через полчаса в просвете деревьев показалась тропа, достаточно широкая, чтобы по ней могла проехать телега.
        По этой дороге Аскер доехал до небольшой деревни. Деревеньки были и в горах, но аврины селились все поближе к дороге на Валиравину и в низовьях реки Юнграй, а Аскер в тех краях не проезжал. Деревню он видел впервые и потому смотрел во все глаза. Дома в деревне были деревянные, сложенные из толстых бревен, и низкие, словно вросшие в землю. Маленькие окошки виднелись над самой землей, и те, в которых горел свет, щурились, словно глаза какого-нибудь лесного нелюдима, глядящего из-под своей лохматой шапки. Крыши были крыты бревнами, а поверх них - корой, большими пластами лежавшей по скатам и сплошь заросшей мхом, который зелеными лохмотьями свисал с кровли, еще больше затеняя подслеповатые окошки. Дворы по краю были обнесены высоким частоколом, чтобы оградить хозяев от непрошеных лесных гостей. В целом деревня имела вид мрачный и таинственный, чего нельзя было сказать о ее обитателях. Посреди улицы резвились дети, тягая за уши маленького ларганчика, которого им, видимо, принес с горной охоты отец. При виде Аскера на берке дети разбежались кто куда, по дворам, но уже через минуту в дверях своих домов
стали появляться взрослые. Они кидали на Аскера любопытные взгляды и провожали его глазами: путники были здесь редкостью. Аскер понял их любопытство по-своему.
        "Может, я делаю что-нибудь не то или как-то не так выгляжу?" - подумал он.
        Тут ему в голову пришла счастливая мысль: он вспомнил, что все путешественники останавливаются на постоялых дворах. Аскер желал поступать во всем так, как положено, и подъехал к одному двору, где на завалинке сидел дед и зашивал суровой ниткой прохудившийся сапог.
        - Скажите, где тут у вас постоялый двор? - обратился он к деду.
        Усы деда вздрогнули, он оторвался от своего занятия и внимательно посмотрел на Аскера.
        - Проедете семь домов и по правой стороне увидите дом с вывеской. Это и есть постоялый двор.
        Аскер поблагодарил деда и, проехав семь домов, точно увидел постоялый двор. От соседних домов его отличала только вывеска, на которой было витиевато выведено: "Три ларгана". Тут же висели черепа трех этих зверей, один из которых поражал огромными размерами. Во дворе квохтали упитанные дрилины, роясь клювами в навозе.
        Аскер въехал во двор. Услышав цокот копыт берке, из дома вышла хозяйка, деловито вытирая руки о передник.
        - Никак, постоялец? - окинула она Аскера испытующим взглядом.
        - Да, госпожа, - кивнул Аскер. - Мне бы переночевать у вас.
        Хозяйка, услышав, что ее назвали госпожой, заулыбалась. От настороженности, обычной в этом глухом краю перед чужаком, не осталось и следа.
        - Заходите, господин, милости просим, - пригласила она Аскера в дом и, словно оправдываясь, добавила:
        - Проезжие у нас редко бывают, все больше свои ездят.
        Хозяйка кликнула своего сынишку, чтобы он отвел Сельфэра в сарай и задал ему корму, а сама усадила Аскера за стол, который тут же и накрыла.
        Столько еды сразу Аскеру видеть не доводилось. Он подумал, что сейчас придут другие постояльцы, по крайней мере авринов десять-двенадцать, но быстро понял, что это все предназначено ему одному. На столе уже стояло с дюжину посудин, наполненных доверху, и каждое блюдо источало густой аромат. Сделав последний рейд на кухню, хозяйка принесла бутыль с прозрачной жидкостью, которую Аскер принял за воду. Увидев удивление на лице гостя, хозяйка гордо подбоченилась и с улыбкой сказала:
        - Что, господин, не ожидали в нашей глухомани таких разносолов? Вот, возьмите супчику, нигде такой не варят! А вот жаркое из гропала. Мой муж охотник, вот и сейчас он в горы пошел, говорит - в горах только и промысел. Постояльцев у нас мало, а жить-то надо, вот он и охотится. Мой муж - лучший охотник на всю округу, у кого хотите спросите, он даже на ларганов ходит. Вон на улице три черепа висят - то все его трофеи. И давеча убил самку, а детеныша принес ребятишкам на потеху. Да что ж вы ничего не кушаете, господин? - спохватилась вдруг она, заметив, что Аскер отложил ложку в сторону и только слушает ее болтовню.
        Она заставила Аскера перепробовать и суп, и жаркое, и пирожки с грибами, и рыбу, и варенье, и все остальное, что только было на столе, пока Аскер не стал ее клятвенно уверять, что больше не может.
        - Ну как же это? - всплеснула руками хозяйка. - Да вы посмотрите на себя: живот - как доска!
        Это была правда. По сравнению с жителями деревни, гордо носившими животы впереди себя, Аскер выглядел, словно тростинка по сравнению с вековым дубом. На его талию могли налезть иные браслеты, которые сельчане носили выше локтя для защиты от злых духов.
        - Хоть водочки выпейте! - взмолилась хозяйка.
        Аскер решил, что такие настойчивые просьбы не должны остаться без внимания, и, к тому же, жирные и пряные блюда не мешало бы запить. То, что хозяйка говорила "водочка" вместо "водичка", его не смутило: он решил, что сказывается разница между хенгорским и северошергизским диалектами. Аскер, думая, что в бутылке вода, налил себе сразу полкружки и осушил единым махом.
        Глаза у хозяйки полезли на лоб. Аскер недоуменно посмотрел на нее. Что-то явно было не так, да и "водичка" оказалась очень горькая.
        - Водичка у вас горьковата, - сказал Аскер.
        - Водичка... - пробормотала хозяйка, постепенно приходя в себя. - Сами гнали из данара, думали - крепкая... Деда Алима со второй рюмки развезло, а уж он - выпивоха хоть куда...
        Аскер встал из-за стола, поблагодарил хозяйку за сытный обед и направился к дверям, ведущим на улицу. Затылком он почувствовал, как хозяйка смотрит на его ноги: не заплетаются ли. Но его походка была более чем ровной, и хозяйка отвернулась, что-то бормоча себе под нос.
        Аскер прошелся по деревне, полюбовался закатом сквозь деревья, заглянул в сарай к Сельфэру. Начинало темнеть. Спать в деревне ложились рано, и хозяйка поспешила показать Аскеру его комнату. Не зная, чем заняться, он посидел немного у окна, а потом лег спать.
        Проспав положенные четыре часа, он проснулся. В окно заглядывала взошедшая луна, и деревья как-то странно чернели в лунном свете. Кругом раздавались шорохи, постукивания и поскрипывания. Лес словно обступил деревню, придвигаясь все ближе и ближе, норовя навалиться своей первобытной мощью и раздавить. Аскеру стало страшно. Он совсем не знал леса, и его дыхание казалось ему чужим и враждебным.
        Выкарабкавшись из необъятной перины, Аскер открыл окно и выглянул наружу. Шум леса усилился, к скрипам и шорохам добавились чьи-то завывания, доносившиеся из-за стены деревьев. Аскер потянул носом ночной воздух. Пахло прелой листвой, сыростью и смолой. Каждая веточка и каждый листик пахли по-своему, словно дразня Аскера, заставляя его запутаться в этом обилии запахов.
        Где-то с ветки скатилась капля. Снова издалека донесся протяжный тоскующий вой. Луна освещала вековые шершавые стволы и корявые сучья. Над лесом нависала жуть.
        "Как они тут живут?" - подумал Аскер о деревенских обитателях. Вспомнилась молитва Духу Леса, вычитанная в книге "Молитвы, заговоры и заклятия".
        "О Дух Леса, зеленый исполин! Велики владения твои, несметны богатства твои. Деревья в твоих лесах могучи, звери сильны, птицы быстры. Ты простираешь длань свою над ними, и все вершится по воле твоей. Закон твой нерушим.
        О Дух Леса! Мы - малые из меньших травинок твоих, и наши судьбы в твоих руках. Окажи нам милость и покровительство, пошли удачную охоту, урожай грибов и ягод, охрани нас от напастей, от зверей диких, от невзгод лесных. Вверяемся в руки твои и творим тебе жертвы".
        Прочитав молитву, Аскер прислушался. Шорохи стихли, деревья словно отступили назад. Лунный свет стал мягче и теплее, и ветви уже не чернели так сурово. Аскер снова забрался в перину и проспал до рассвета.
        Глава 4
        Проснулся Аскер вместе с солнцем. Хмурое, заспанное, оно вставало над лесом, разгоняя предутренний туман. Деревья трещали, потягиваясь, отряхивали с ветвей капельки росы.
        Аскер стоял, облокотившись о забор, и поверх домов смотрел, как просыпается лес. Хозяйка вышла во двор, зевая и ежась со сна, и вопросительно посмотрела на Аскера.
        - Куда поедете, господин?
        Этот же вопрос волновал и Аскера. Деревню он уже посмотрел и нашел ее неподходящей для своих планов: слишком тихо, сонно, одни и те же лица вокруг.
        - Какие тут у вас поблизости есть города, хозяйка? - поинтересовался Аскер.
        - Да поблизости у нас городов и нету, - отозвалась она. - Край наш лесистый, дикий, а горожане - они дикости не любят. Есть города - Вилозия к западу, Отера к югу, да до них гин полтораста будет, а до Уэрлериона - и все двести.
        - Спасибо, хозяйка. Вижу, путь неблизкий, а значит, нужно мне собираться, - сказал Аскер.
        Хозяйка собрала на стол - уже не столько, сколько вчера, усадила Аскера за стол и только качала головой, глядя, как он мало ест. Мальчишки вывели из сарая Сельфэра, уже вычищенного и оседланного, хозяйка налила во флягу водки и положила в сумку пирогов.
        Аскер встал из-за стола.
        - Спасибо за заботу, хозяйка. Сколько с меня?
        Хозяйка замялась. Приняла-то она гостя как положено, но совсем не знала, сколько с него причитается. В такой глуши, как у них, деньги почти не водились, за все местные жители платили продуктами, даже подати князю отдавали мехами, мясом, грибами да орехами.
        - Сколько вам будет угодно, господин, столько и дайте, - сказала наконец она.
        Аскер запустил руку под седло и вытащил оттуда золотой достоинством в пол-лериза.
        - Спасибо вам, господин, - поклонилась хозяйка, удивленно поглядывая на золотую монету: очень уж не соответствовал вид гостя его финансовому положению. Тем не менее, она была очень довольна: на эти деньги можно было купить одного рабочего берке или двух молодых гропалов.
        Аскер попрощался с хлебосольной хозяйкой и поскакал по дороге на юг.
        Погода стояла хорошая, лучи утреннего солнца косо просвечивали сквозь сплетение ветвей, бросая на дорогу золотые пятна. Птицы пели, радуясь утру, и первые цветы распускались на полянах. Копыта берке звонко стучали по дороге, поглощая расстояния.
        Солнце еще не взошло высоко, когда в просвете деревьев показались поля, а за ними - дома. Это тоже была деревня, но она была больше предыдущей и стояла на открытом пространстве, отмежевавшись от леса полосой освобожденной от деревьев земли. В центре деревни стояли двухэтажные хоромы, обнесенные высоким забором: здесь жил князь. Владения его были невелики, на каких-нибудь семьдесят гин в округе. Таких князей в Шергизе насчитывалось с дюжину; они иногда враждовали между собой по поводу границ, но все это были мелкие стычки, потому что князья были бедны. Народ их на войну шел очень неохотно, ограничивался уплатой податей, да и то старался увильнуть, ссылаясь на неурожаи и тяготы лесной жизни: кому охота отдавать свое добро, нажитое малыми или великими, но все же трудами.
        Аскер не стал останавливаться в этой деревне, а только спросил, далеко ли до Отеры и как туда лучше проехать. Ему ответили, что до Отеры гин сто с хвостиком, и показали дорогу. Аскер мог бы и не спрашивать: дорога вела прямо на юг.
        - Далековато, - пробормотал он, глядя на уходящее за горизонт полотно дороги.
        - С вашим-то берке? - удивились деревенские жители. - Да вы еще до заката туда доберетесь.
        За день Аскер проехал еще восемь деревень и в половине шестого вечера увидел предместья Отеры. Солнце стояло низко над горизонтом, подсвечивая крепостные валы. Здесь, южнее, лесов уже не было и вовсю зеленели травы. Пахло свежестью, и с горизонта доносился глухой рокот.
        Аскер въехал в город через северную заставу. Внутри царили оживление и суета, обычные для больших городов. Маленькие домики окраины лепились друг к другу по сторонам узких улочек, озабоченные прохожие спешили куда-то, оборванные ребятишки то и дело шныряли под ногами Сельфэра. Поперек улиц были протянуты веревки, с которых хозяйки снимали сохнущее белье, свешиваясь по пояс из окон. Из дворов доносились запахи жареной рыбы и овощного супа, звон посуды и сердитые окрики: горожане готовились к ужину.
        По мере продвижения к центру улицы становились шире, дома - больше и опрятнее. Здесь жили более зажиточные горожане, городская знать. Улицы выходили на главную площадь города, на которой стоял Дом Собраний. В этом доме жил городской старшина, а также собирались советы отцов города. Отцы выбирались всем населением каждый год и управляли от имени горожан.
        Проехав площадь, Аскер снова проследил смену ширины улиц и богатства домов, но уже в обратном порядке. За окраиной его ожидал сюрприз: улицы выходили на набережную, а дальше плескалась вода, сколько достанет взгляд: Отера стояла на берегу моря Асфариг, или Капризного. Заходящее солнце золотило волны, касаясь лишь гребней, а дальше простиралась пучина, играя переливами цветов от изумрудного до черного. Ветер лениво гонял волны, и стоявшие на рейде парусные корабли плавно покачивались. С моря веяло сыростью, но не той, какая бывает в лесу, где воздух спертый и затхлый под сенью вековых деревьев, а влагой необъятных просторов водной глади, где ветер не знает преград.
        Полюбовавшись морем, Аскер развернул Сельфэра и снова углубился в каменный лабиринт улиц, чтобы найти себе гостиницу - не богатую и не бедную, а как раз такую, чтобы не привлекать ничьего внимания. Поездив по городу, Аскер остановил свой выбор на гостинице под вывеской "Рыжий берке", где уговорился с хозяином за двадцать атр в сутки, - со столом и комнатой.
        Занеся свои пожитки в номер, Аскер спустился в зал и сел за столик в углу. Он заказал бутылку водки и закуску, расставил все это перед собой и, словно из укрытия, стал наблюдать за публикой, сидевшей в зале. Посетителями "Рыжего берке" чаще всего были странствующие воины, или эсфрины, как они гордо себя именовали. У них никогда не водилось больших денег, но они не желали прослыть оборванцами, хотя чаще всего таковыми и являлись. Они рыскали по свету в поисках господина, который взял бы их наемниками на службу, и ноги всегда сами несли их туда, где намечалась какая-нибудь драка. Правда, не все эсфрины были таковы, но те, кто был побогаче и поблагороднее, в "Рыжем берке" не останавливались.
        И сегодня в гостинице сидела ватага таких вот бравых парней. Они много пили, еще больше ели и орали на весь зал, хвастаясь своими подвигами в делах ратных и любовных. Аскер стал внимательно следить за их разговором: как гласит народная мудрость, успех всегда быстрее приходит там, где воюют.
        Мелкие военные стычки происходили в Скаргиаре постоянно, но некоторое подобие настоящей войны было только между королевствами Эстореей и Аргеленом. Это был очень старый конфликт, и пламя войны неоднократно разгоралось по обе стороны Гуаранского пролива, разделявшего королевства. Теперь там наступило затишье, и оттуда не приходило никаких известий, стоящих внимания эсфринов. Поэтому разговор велся о событии, которое должно было произойти очень скоро.
        Речь шла о турнире в городе Брегане, который проводился каждый год в последнюю неделю кутлирен. Этот турнир был учрежден в честь одного достопамятного события в истории Скаргиара, связанного с падением королевства Заль-Фхар. Аскер читал эту историю, но был не прочь послушать ее еще раз. Того же мнения были и эсфрины, сидящие в зале: они готовы были слушать что угодно, особенно если рассказывал какой-нибудь бывалый воин.
        - Да, друзья мои, Бреганский турнир - это король всех турниров, - так начал седовласый эсфрин со шрамом на левой щеке, видимо, считавшийся среди воинов хорошим рассказчиком. - Было это давно, более трех веков назад. В этом году уж четыреста тридцать девять лет будет. Тогда было все не то, что теперь, и земля делилась по-другому между государями. И было тогда к северу от Глеринских болот королевство Заль-Фхар. Король того королевства родился при затмении, и его судьбой повелевала Ранатра. Злой был король, коварный, честолюбивый. Выпивал из подданных все соки, заставлял работать до седьмого пота, и все стонали под его властью - от простолюдина до министра. Жаден был тот король до чужих земель, готовил войска и воевал с соседями. То у одного землицы оттяпает, то у другого отрежет. Все соседние короли дрожали, заслышав тяжелую поступь его воинов. Сопротивлялись они как могли, и воины их бывали лучше вооружены, и числом они часто превосходили противника, но сокрушал их злой король, как коса сокрушает молодые травы. В любом деле сопутствовала ему удача, и повозки с золотом тянулись вереницами из
завоеванных краев, а все потому, что Ранатра помогала своему чаду в его неправедных делах. Богатые жертвы приносил король богине, несметное число животных сжигалось на ее алтарях, и даже порой кости аврина горели там. В честь богини был воздвигнут огромный храм из алого камня, и казалось, что течет с вершин храма кровь невинных жертв короля.
        Но любому беззаконию приходит конец. Короли всех земель Скаргиара, еще не покоренных дьявольской волей, поднялись и пошли войной на королевство Заль-Фхар. Они ударили с севера, с востока и с юга, а с запада было море, но и оттуда приплыли корабли с воинами. И должен был тот король разделить свои войска и вести битвы по всем своим границам. Короли уже надеялись на скорую победу, но Ранатра была сильна. Воины гибли от засухи, от болезней, от мелких раздоров внутри войска больше, чем от стрел и мечей противника. Страшные это были времена. По всей земле лились потоки крови, раздавался звон оружия и стоны раненых. Четыре года было так.
        К исходу четвертого года силы короля понемногу стали истощаться. Он был окружен со всех сторон врагами и медленно отступал к столице, а столица стояла там, где теперь лежат Глеринские болота. Короли-союзники увидели это и поняли, что неприятель спрячется в своей твердыне и сможет еще долго продержаться. Они решили собрать свои силы вместе и разбить армию короля по частям. Сам король был со своей северной армией и стоял у Брегана. Союзники подошли с запада, севера и востока и ударили разом. Казалось, ничто не может сокрушить лавину движущихся тел, закованных в латы. Но они были отброшены. И второй раз ринулись они вперед, и третий, но отступили, оставив усеянное трупами поле. Солдатам Заль-Фхар нечего было терять, и каждый дрался за двенадцатерых. Силы им придавала вера во всемогущество Ранатры.
        И поняли союзники, что победить злые чары можно только великой жертвой. В ту пору при войсках был верховный жрец из Вишера, жрец Нура, великий праведник. Он решил принести себя в жертву во имя великой победы над общим врагом. Прочитав молитву, он заколол себя кинжалом, который был освящен для ритуальных церемоний. И Нур явил свою силу. Солнце послало свой испепеляющий луч и поразило вражеского короля. Он сгорел, как свечка. Его солдаты в ужасе разбежались, побросав оружие. Они бежали в столицу, надеясь найти там укрытие, но месть Нура продолжалась. Воды реки Ривалон хлынули в столицу и затопили все вокруг, потопив дома и башни. Вода размыла землю, превратила ее в грязь и болото, и город осел на дно. Говорят, где-то в болотах торчит вершина Алого Храма Ранатры, да только места там гиблые и никто его не видел. Война закончилась, и слава богам. В память о той войне и собираются воины под Бреганом на месте последней битвы, меряются силами и вспоминают предания старины.
        Старого воина поблагодарили за интересный рассказ и еще некоторое время сидели молча. Потом кто-то вспомнил какую-то Эймерию с соседней улицы, и разговор завертелся вокруг любовных похождений. Аскер этой Эймерии не знал, слушать ему было неинтересно, и он решил выйти на улицу подышать свежим воздухом. Было начало одиннадцатого, когда он, прицепив к поясу меч для пущей важности, верхом на Сельфэре выехал из двора гостиницы.
        На улице горели фонари и толпилась масса народу. Все жили предвкушением будущего турнира. Отера была крупным портовым городом, и многие воины ехали на турнир именно через нее.
        Проехавшись по улице, Аскер вздохнул полной грудью: после душного зала гостиницы воздух города показался ему на редкость чистым, хотя на самом деле это было не так. Тусклые фонари чадили, из каждого окна тянуло или жареным салом, или горелым маслом - в зависимости от того, что светилось в окне: сальная свеча или масляная лампа. Багровые блики играли на стенах домов, на оружии встречных эсфринов, на лицах прохожих, искажая их и делая зловещими. Чья-нибудь мимолетная улыбка вдруг преображалась в оскал, глаза светились потусторонним пламенем, а как выглядели пьяные морды - и не описать.
        "И это аврины!" - подумал Аскер. Разве таковы были ученики Кено, жители деревень, монахи Валиравины? Ранатра показывала свое лицо, уродливое, огненное - недаром ее цветом считался красный цвет, цвет огня, вулканов и раскаленных недр.
        Навстречу Аскеру ехала ватага изрядно подвыпивших эсфринов. Берке у них были породистые, оружие было начищено до блеска и поражало воображение своими размерами. Они были сильны, уверены в себе и задирали всех подряд. Особенно выделялся предводитель: высокий и крепкий, как дуб, он имел талию в три обхвата и каменные кулачищи, его маленькие заплывшие глазки смотрели на мир надменно и с вызовом. Подъехав к Аскеру вплотную, он с неудовольствием обнаружил, что, как бы ни был хорош его скакун и тяжел меч, у Аскера берке был лучше и меч тяжелее. Но если стройный жеребец был всаднику под стать, то меч совсем не соответствовал владельцу ни длиной, ни толщиной (вспомним, что меч достался Аскеру от буистанского принца, а принц был вояка что надо).
        - Э-э-э, посмотрите, кто едет нам навстречу, - захохотал предводитель. - Какой славный меч! Вот это длина! Да только он что-то великоват своему хозяину, не правда ли?
        Остальные эсфрины дружно захохотали. Предводитель продолжал:
        - Хотя нет, этот меч господину как раз по росту, если вы понимаете, что я имею ввиду: если их поставить рядом, то оба окажутся одного роста!
        Опять дружный хохот огласил улицу.
        Аскера задело за живое, тем более, что меч и вправду был ему не по размеру.
        - Какого бы я ни был роста, уважаемые господа, - ответил он, - но у меня хватит силенок, чтобы вытащить меч из ножен и подрезать вам ваши длинные языки.
        Аскер сопроводил свои слова действиями, взмахнув мечом пару раз перед носом предводителя. Тот захохотал в ответ, хотя в глазах уже не было и следа прежней уверенности.
        - Поехали, ребята, неохота руки марать, - сказал он с деланным равнодушием.
        Воины объехали Аскера по одному и поскакали прочь.
        "Они правы, - подумал Аскер, - надо сменить оружие, чтобы не выглядеть посмешищем. А сейчас лучше вернуться в гостиницу - от греха подальше". Он был очень осторожен в незнакомой обстановке.
        Наступил новый день. От моря тянулся туман, и солнце плавало в нем, как ягода в сиропе, едва пробивая своими лучами плотную сизую завесу. Крыши домов выглядывали из тумана, как острова, покрытые черепицей, и узкие улицы казались проходами и туннелями, выточенными водой в толще скал.
        Аскер с утра сидел в зале, дожидаясь, пока проснутся горожане. Когда на улице наконец появилось достаточно прохожих, он взял деньги и меч и пошел в торговую часть города, чтобы "приобрести более цивилизованный вид".
        В торговой части города жили купцы. Лавки находились в их домах и выходили на одну улицу, а подъезды домов находились с другой стороны и выходили на другую улицу. Те улицы, куда выходили лавки, так и назывались: Посудная улица, Каретная улица, улица Ювелиров, Башмачный переулок и тому подобное.
        Аскеру не терпелось поскорее сбыть с рук громоздкий меч, и он сразу направился в Оружейный ряд. Эту улицу не надо было долго искать: еще издалека прохожий слышал звон молота о наковальню и видел черные дымы, поднимавшиеся к небу из печных труб, выведенных высоко над крышами. Сейчас на улице толпилось много народу - и мужчин, и женщин: многие девы с воинственным характером оставляли родной дом и искали приключений наравне с мужчинами. В лавках каждый присматривал себе оружие по вкусу. Здесь были и мечи, и копья, и сабли, и топорики, и бердыши, и луки, и кинжалы - словом, все, чего только душа пожелает. По стенам висели кольчуги всех фасонов и размеров, в углах грудами были навалены щиты и шлемы, у стен стояли металлические доспехи, покрытые для прочности лаком из чешуи черной рыбы, которая водится только у берегов скалистого Броглона.
        Аскер зашел в первую же лавку и обратился к хозяину, сгорбленному оружейнику с лицом, изрезанным морщинами и темным от въевшейся копоти.
        - Не купите ли у меня меч, хозяин? - сказал он.
        Сразу же все, кто был в лавке, обернулись. Слыханное ли дело: весь Скаргиар покупает оружие, готовясь к турниру, а этот продает!
        - Хорош воин! - раздался из дверей чей-то бас. - Тебе, заморышу, только на завалинке сидеть да молиться Матене, чтобы ветром не сдуло!
        Со всех сторон раздался одобрительный свист и улюлюканье. Говоривший вошел в лавку, свет лампы упал на его лицо, и Аскер узнал в нем того громилу, который вчера задел его на улице. Громила, в свою очередь, узнал Аскера.
        - А-а, это вы, господин коротышка, - пробасил он. - Продавайте свой меч, продавайте, а то над вами всю жизнь будут смеяться. Такому храбрецу он явно не по размеру. Слава богам, в этом славном городе найдется немало достойных авринов, которым ваш меч придется впору.
        - Уж не вам ли? - спросил Аскер, глядя на воина снизу вверх.
        И, прежде чем громила успел произнести хоть слово, Аскер выхватил его меч из ножен, взялся одной рукой за рукоять, другой - за острие, и хотел сломать о свое колено. Но сталь была хорошо закаленная, вязкая, и меч, вместо того, чтобы сломаться, перегнулся пополам.
        - Вот, - сказал Аскер, возвращая меч изумленному эсфрину, - теперь это поистине клинок храброго воина: он никогда больше не спрячется в ножны.
        В лавке воцарилась гробовая тишина. Кто-то судорожно сглотнул, кто-то почесал в затылке.
        Аскер повернулся к хозяину.
        - Ну так как, господин, покупаете меч? Он у вас не залежится: как только что было справедливо подмечено, найдется немало достойных авринов... и не очень достойных... Один из них, кажется, все еще торчит у меня за спиной?
        Аскер оглянулся, но громилу как ветром сдуло. Да и остальные покупатели боком пробирались к выходу, усердно делая вид, что они уже давно собирались уйти.
        - Беру я у вас меч, беру, - кивнул продавец. - Сто двадцать леризов. Разогнали вы мне всех покупателей, господин.
        - Урон невелик, - возразил Аскер. - Стоит мне выйти отсюда, как у вас в лавке снова станет тесно. Лучше скажите мне, не найдется ли у вас чего-нибудь на замену моему мечу? Он хоть и хорош, но все же великоват мне, не правда ли?
        - Да нет, что вы, - робко возразил оружейник, - он вам как раз впору.
        - И все же я хотел бы подобрать что-нибудь... поизящнее, что ли.
        Аскер выжидательно посмотрел на продавца. Тот засуетился за прилавком, не зная, что ему предпринять, чтобы не навлечь на свою голову гнев своего посетителя. Он вытащил из груды несколько мечей, не таких больших, как тот, что продал ему Аскер.
        - А подороже не найдется? - спросил Аскер, увидев, что мечи самые простые и не украшены даже насечкой.
        Оружейник, недоверчиво смерив взглядом наряд Аскера, вытащил мечи подороже, решив, что проданный меч все равно покроет стоимость купленного взамен.
        Но и эти мечи Аскера не удовлетворили. Такие мечи были предметом гордости многих, а ему хотелось чего-то особенного. Он так и заявил об этом оружейнику.
        Тогда продавец сказал:
        - Есть у меня одно особенное, и я его вам покажу, а вы решайте, подойдет оно вам или нет. Только это сабля, а теперь не жалуют сабель.
        Аскер, которому было все равно, сабля это или меч, кивнул. Оружейник скрылся в дверях, ведущих в дом, и через минуту появился с запыленным свертком. Сдув с него пыль, он развернул ткань и извлек оттуда саблю.
        - Эта сабля хранится у меня уже тридцать лет, - сказал он, вынимая ее из ножен. - Досталась она мне от одного моряка, частенько плававшего в Броглон. Как она попала к нему - не знаю, но думаю, что дело нечистое. Сабля, сами видите, редкая: у нее два лезвия. Вот эти синие камни, что вправлены в рукоять, имеют свойство темнеть перед началом бури. Этот моряк заслужил славу колдуна, потому что предсказывал любой шторм, даже самый внезапный. Но умер он нехорошо... доставал ее из сундука, а она возьми да и вывернись из рук, и - ему прямо в горло. Сабля вообще коварное оружие, а особенно - если она сделана в Броглоне. Но сделана, надо отдать должное, на совесть. Такую саблю не стыдно надеть и генералу.
        - Почему же ее у вас до сих пор не купили? - спросил Аскер, любуясь камнями на эфесе и рукояти.
        - Не жалуют теперь сабель, - уклончиво ответил старый оружейник. - Особенно сделанных в Броглоне.
        - Я ее покупаю, - решительно сказал Аскер. - Сабля не должна лежать в сундуке, а то она и впрямь от безделья пырнет кого-нибудь.
        - Ну, смотрите, - сказал оружейник, у которого на душе было неспокойно. - Ваш меч стоил сто двадцать леризов, да еще девяносто шесть, - итого для ровного счета двести шестнадцать леризов.
        Цену за саблю продавец заломил немалую. Полторы сотни леризов - при том, что такой меч, как меч принца Халисара, был оценен в сто двадцать! Но Аскеру сабля так понравилась, что он заплатил оружейнику требуемые девяносто шесть леризов и, довольный, забрал саблю.
        Выйдя из лавки, Аскер остановился и задумался. У него был лучший берке во всей округе, а теперь и лучшая сабля, но для достижения успеха этого было явно недостаточно. Как гласит народная мудрость, встречают по одежке, а часто и провожают по ней же. Аскер задумался, какую одежду ему выбрать: военную или гражданскую. Латы можно было купить, не выезжая из Оружейного ряда. Но, походив по лавкам, Аскер понял, что он только напрасно теряет время: уж очень хрупкого сложения он был, и ничего подходящего по размеру для него не нашлось бы. Тогда, не особенно огорчаясь, он поехал на улицу Суконщиков.
        Не стоит думать, что на улице Суконщиков продается только сукно. Любой, кто будет там, убедится, что там продается и бархат, и шелк, и парча, и батист. Там же продается готовое платье и шьют на заказ.
        На улице Суконщиков не было того оживления, какое наблюдалось в Оружейном ряду, хотя многие к турниру обновляли свой гардероб. Аскер походил по лавкам и посмотрел, что там продают. В одежде преобладали светлые тона и широкие ниспадающие фасоны, а из материй самыми модными были шелк и батист. Аскеру сразу пришла в голову мысль о ночных рубашках, которые он, правда, вживую никогда не видел, но зато видел на картинках в хрониках, и еще тогда они не пришлись ему по душе.
        "Великолепная одежда, если нужно скрыть большой живот, - подумал он. - Интересно, кто положил начало этой милой тенденции?"
        Но спрашивать об этом Аскер все равно не решился бы, и он продолжал ходить по лавкам в поисках чего-нибудь подходящего. Зайдя внутрь, он обращался к продавцам с одним и тем же вопросом:
        - У вас нет чего-нибудь потемнее?
        Продавцы недоуменно пожимали плечами и отвечали:
        - Но зачем вам потемнее? Сейчас в моде светлые цвета. Вот, посмотрите, какой замечательный шелк! Чистое золото! Как он блестит на солнце!
        И они разворачивали перед Аскером рулоны бежевых, лимонных, розовых и голубых материй, расхваливая свой товар на все лады и утверждая, что в одежде такого цвета он будет просто неотразим.
        В конце концов Аскер не выдержал. Зайдя в очередную лавку, он спросил:
        - Скажите, нет ли у вас чего-нибудь для траура?
        Продавцы дружно сплюнули через левое плечо и принесли Аскеру свои соболезнования. Один спросил:
        - Позвольте узнать, когда будут проходить похороны?
        Дело в том, что в Скаргиаре умершего хоронят в то время суток, когда он родился, чтобы он сразу попал в чертоги своего божества-покровителя. Детей Нура хоронили в белом, детей Матены - в черном, и всем присутствующим на церемонии полагалось быть в одежде того же цвета.
        - Похороны состоятся ночью, - сказал Аскер, скорбно вздохнув.
        - У нас есть то, что вам нужно, - сказал продавец. - Черный бархатный хофтар. Правда, он не совсем черный, а, скорее, темно-синий, но вы ведь знаете, что при теперешней моде очень сложно найти что-либо по-настоящему черное.
        - Да, я понимаю, - кивнул Аскер, который сам в этом только что убедился.
        Продавец вынес ему хофтар.
        - Здесь, правда, на полы и на отвороты рукавов нашиты полосы из золотого шелка, но мы их вам спорем, - сказал он.
        - Не надо! - воскликнул Аскер. - Оставьте так, как есть! Я их сам спорю.
        Продавцы переглянулись между собой, решив, что их посетитель помешался от горя. Но Аскер, не обращая на них внимания, вцепился в хофтар, словно не веря, что он держит это в руках и что оно не исчезнет через пять минут. Это было как раз то, к чему он подсознательно стремился. Хофтар и в самом деле был почти черный, - такой цвет имеет вода в бездонных горных озерах или ночное небо перед восходом луны. Таинственную глубину бархата как нельзя лучше подчеркивали сверкающие золотые полосы шелка, которые услужливый продавец намеревался спороть. Для полного совершенства не хватало только одной детали - пояса. Аскер тут же купил широкий алый пояс и, заплатив за все сорок три лериза, направился в примерочную. Стащив с себя латаный балахон, в котором он был все это время, он надел хофтар и подпоясался так, что, казалось, он вот-вот переломится в талии пополам.
        Став боком перед огромным, в авринский рост, зеркалом, он залюбовался плоским животом и тем, как хофтар расширяется от талии книзу, образуя колокол. Он взмахнул руками, чтобы посмотреть, как разлетятся в стороны широкие рукава, и удовлетворенно кивнул своему отражению. Прицепив саблю, он гордо вышел из примерочной, довольный своей покупкой, и сказал продавцам:
        - Надеюсь, господа, что бархат еще войдет в моду.
        Глядя на Аскера, похожего на картинку, с этим можно было согласиться. Один продавец тут же шепнул другому:
        - Пойди в порт, и если корабль из Арморелины еще не отплыл, купи у них бархат, который они привозили.
        Аскер вышел на улицу. От денег, найденных им в седле, оставалось полсотни, и он решил купить себе еще сапоги и перчатки. С этими предметами гардероба таких затруднений не возникло, и он приобрел черные лаковые перчатки и такие же сапоги на шпильках для верховой езды. После всех дел у него осталось около десяти леризов, но зато на улицах многие прохожие, особенно женщины, оглядывались ему вслед. Он шел, гордо выпрямив стан, совершенно уверенный в том, что теперь его никто не посмеет задеть.
        Когда Аскер вернулся в гостиницу, уже перевалило за полдень. Он поднялся в номер и стал обдумывать, что ему дальше предпринять. Он обязательно хотел повидать Эсторею, и попасть туда поскорее можно было, сев на какое-нибудь судно из тех, что постоянно плавали между Отерой, островом Тарра и Маэркелом, портовым городом на северном побережье Эстореи. Но, с другой стороны, если добираться в Эсторею по суше, можно было, сделав небольшой крюк, заехать в Айлароллу, столицу Корвелы, побывать на Бреганском турнире, посмотреть на Каменный Путь и Большой Мост. Конечно же, Аскер выбрал второй вариант, тем более, что Бреганский турнир, к которому все так готовились, был только раз в году.
        До начала турнира оставалось четыре дня, и Аскер решил выехать сегодня, чтобы, если удастся, занять место в гостинице. Расплатившись с хозяином "Рыжего берке", он купил провизии на дорогу и отправился в путь. За южными воротами Отеры начиналась широкая дорога, идущая по морскому побережью до устья реки Амалькаделир, а потом - вдоль реки до самой Айлароллы.
        Солнце клонилось к закату, и Аскер погонял своего резвого скакуна, чтобы проехать за оставшуюся часть дня как можно большее расстояние. Дул свежий ветер, который то и дело менял направление, то неся песок с берега, то налетая порывами с моря. На водной глади, которая еще минуту назад была ровной, как зеркало, появлялась едва заметная рябь, в короткое время перераставшая в пенные буруны, а через минуту опять все стихало, и поверхность воды вновь казалась твердой и незыблемой.
        Аскер смотрел, как алое солнце садится в зеленые воды, и это зрелище его не вдохновило. Теперь он с облегчением думал о том, что все-таки поехал по суше, потому что вид моря пробуждал в его душе смутный трепет. Море Асфариг не даром прозвали Капризным: его настроение было настолько непредсказуемо, что, отправляясь в плавание, каждый моряк, как бы небрежно он ни соблюдал божественные заповеди, считал своим долгом прочесть на ночь молитву Нуру, надеясь увидеть завтрашний рассвет на этом свете, а не на том. Если жители суши составили о погоде множество примет и с успехом пользовались ими, то на море Асфариг никто в приметы не верил.
        Проехав гин сорок по дороге вдоль моря, Аскер обнаружил, что она сворачивает к западу, повторяя линию побережья. Особого желания ехать вдоль моря Аскер не испытывал, и потому решил свернуть с дороги и поехать напрямик, через луга и перелески. Отсутствие широкой дороги под ногами и авринского жилья поблизости его не пугало, в отличие от большинства авринов. Зато Сельфэру это было непривычно, и берке недоуменно оглядывался на своего хозяина, которому взбрело в голову проехаться лесом, где, как известно даже жеребенку, околачиваются разбойничьи шайки.
        Да, в этих краях разбойники были настоящим бичом путешественников, выбравших дорогу через лес. В отличие от лесов северного Шергиза, темных, диких и полных буреломных завалов, леса южного Шергиза и Корвелы были светлые, просторные, с обширными полянами и проплешинами редколесья. Разбойники боялись заходить далеко на север, в глухомань, где шастает зверье и порядочной добычи, вроде богатого купца, днем с огнем не сыщешь. Зато в Корвеле им было раздолье: край обжитой, торговля процветает, денежки и товары снуют туда-сюда по дорогам, и лес не так густ, чтобы в нем заблудиться, но достаточно густ, чтобы устроить засаду.
        Аскер не то чтобы не боялся разбойников - он о них просто ничего не знал, и потому без всякой опаски свернул со своего пути, когда услышал в стороне голоса. Другой путник на его месте пришпорил бы берке и мчался подальше от греха, бормоча молитву божеству-покровителю, ну а Аскер, в своем святом неведении, решил поехать и посмотреть, что там за деревьями. Подъехав поближе, он расслышал грубые окрики и звон металла, но и это его не остановило. Миновав последние деревья, скрывавшие от него картину происходящего, он выехал на поляну. Там его ожидания наконец оправдались.
        Штук двенадцать дюжих молодцов дружно атаковали тринадцатого, нападая на него по двое и трое одновременно. Этот тринадцатый стоял, прислонившись к дереву, и отбивался что было сил. Несмотря на его атлетическое сложение, силы его были на исходе: сказывался численный перевес нападающих. Кольчуга, плотно облегавшая мощный торс, была цела, но руки были рассечены во многих местах и кровоточили, а на лбу красовался багровый шрам внушительных размеров. Удары эсфрина были все слабее, и в тот момент, когда Аскер выехал на поляну, он упал на колени. Разбойники уже были готовы ринуться на него и добить, но тут из-за их спин раздался окрик:
        - Погодите, господа, это же в конце концов нечестно! Он один, а вас вон сколько!
        Разбойники разом обернулись.
        - А это что за птенчик? - загоготал один. - Да, нас много, так что и на тебя хватит!
        - Покажем ему! - подхватили другие.
        Двое разбойников поскакали к Аскеру с двух сторон, намереваясь схватить его за руки и стащить с седла, но Аскер вовремя пригнулся и дал Сельфэру шпоры, проскочив вперед. Оба разбойника схватили друг друга, а Аскер, быстро развернувшись, выхватил из ножен саблю и рубанул противников по рукам. Сабля издала дикий визг, вонзившись в живую плоть, и лес огласили два леденящих душу вопля: один разбойник лишился всех пальцев на руках, другой потерял правую кисть.
        Аскер даже не успел осознать, то ли это он нанес такой удар, то ли это сама сабля постаралась, как на подмогу своим товарищам кинулись еще два разбойника. Аскер повернулся им навстречу и сделал саблей широкий взмах. Последствия этого удара были не менее сокрушительны: третьему разбойнику сабля снесла всю кожу на лбу, зацепив уши, а четвертому оставила полноса.
        Увидев, что их дела плохи, разбойники потеряли весь свой задор и обратились в бегство. А Аскер, больше не обращая на них внимания, подъехал к их жертве. Эсфрин лежал под деревом без сознания, и кровь сочилась из многочисленных порезов на руках и раны на лбу. Его честное и открытое лицо было искажено страданием, но ни звука не было слышно из его уст.
        "Уж не умер ли он?" - с тревогой подумал Аскер. Но беглый осмотр тела дал утешительные результаты: сердце билось ровно, хотя и учащенно. Торс был защищен кольчугой, и жизненно важные органы были невредимы; причиной обморока скорее всего была рана на голове.
        При осмотре Аскер обнаружил за спиной у эсфрина кожаную сумку, набитую деньгами, и опять поступил вразрез с общепринятыми нормами. Другой бы на его месте взял сумку и скрылся восвояси, но Аскер, как мы знаем, считал деньги не главной ценностью в жизни, а потому отвязал сумку, положил раненого на спину и занялся его лечением. Первым делом он обмыл раны водой из своей фляги, затем порыскал по окрестностям в поисках нужных трав, усилием воли развел огонь (трута и огнива у него не было) и сварил отвар, которым надо было промывать раны.
        Стемнело. У раненого началась лихорадка, и Аскер развел два больших костра, положив его посредине. Раны горели, и раненый метался в холодном поту, призывая на помощь богов. Сознание к нему не возвращалось.
        Аскер рассердился сам на себя.
        "Что бы подумал обо мне мой учитель, - подумал он, - если бы увидел, что я не могу залечить обычную рану: это ведь даже не болезнь, а простой порез, пусть он даже и пришелся на голову".
        Аскер не делал скидки на то, что лоб был рассечен до самой кости, и "простой порез" тянулся через весь лоб от правого уха до левого виска.
        Раненый затих. Лихорадка его отпускала, жар спал, и больной эсфрин заснул, едва дыша во сне. Аскер всполошился.
        "Сейчас он умрет, и я никогда себе этого не прощу! - подумал он. - Выходит, даром учил меня учитель полтора года, я только жалкий трюкач, способный подавлять самую слабую волю и зажигать огоньки!"
        Раненый лежал неподвижно, и Аскер решил применить последнее средство, которое предназначалось для самых безнадежных больных. Положив руки на виски раненого, Аскер сосредоточился и проник в его сознание, а оттуда - и во все тело. Защитные силы организма спали, и он пробудил их, заставил бороться с болезнью и победить смерть. Всю силу, какая только в нем была, Аскер перелил в тело больного, приказав этому телу исцелиться.
        И случилось чудо. Последним усилием воли перекачав остатки силы в чужое тело и уже теряя сознание, Аскер успел заметить, как прямо на глазах зарастают раны и появляется свежая шерсть, ничем не отличимая от прежней. За каких-нибудь пять минут от страшного зияющего разреза на лбу не осталось и следа, и на руках теперь нельзя было найти и маленькой царапинки. Сиа, оказавшись в чужом теле, развернулась во всю свою ширь, восстановила его и исчезла так же быстро, улетучившись из тела точно так, как и была ввергнута в него. А раненый в это время мирно спал, не почувствовав и сотой доли тех сил, что бушевали в нем.
        Аскеру было не до наблюдений. Отдав все свои силы больному, он повалился рядом на траву и лежал так - в состоянии, более всего напоминавшем состояние трупа. Кровь едва ползла по жилам, и сердце билось тихо-тихо, словно боясь, что его кто-нибудь услышит. В первые минуты сознание еще боролось, пытаясь понять, что происходит, но потом и оно затихло.
        Глава 5
        Солнце разбудило Аскера. Оно раздвинуло ветви и полоснуло по глазам, разодрав веки и влившись потоками света в опустевший мозг, прокатилось по всем извилинам, расправило их и заставило работать.
        Аскер схватился за голову. В голове шумело, ломило виски, кругом плавал какой-то белесоватый туман. Аскер протер глаза и оглянулся.
        Несомненно, он был жив. Кругом был лес, он лежал на траве посреди поляны между двух тлеющих костров. Рядом раздался радостный всхрап. Сельфэр? И точно, справа к нему тянулась черная атласная морда, а слева - еще одна, гнедая. Откуда здесь второй берке? Аскер попытался сесть, но силы ему изменили, и он снова повалился на траву. Шум в голове не давал сосредоточиться, несмотря на все его усилия вспомнить, что здесь вчера произошло.
        - Боги милосердные! Он очнулся! - раздалось у него за спиной.
        Над Аскером склонилось чье-то встревоженное лицо.
        - Господин, как вы себя чувствуете?
        - Спасибо, отвратительно... - пробормотал он, пытаясь вспомнить, где он видел этого аврина. - Кто вы?
        - Эрлан Моори, эсфрин из Байора, - поспешил представиться тот. - Умоляю, объясните, что здесь вчера было? Я ехал через лес, и на меня напали разбойники. Их было чуть ли не с дюжину, и они едва не убили меня. Могу поклясться, что один из них рассек мне лоб, так что из-за крови, которая заливала мне глаза, я почти ничего не видел. Но сегодня, проснувшись, я не обнаружил раны на месте...
        Теперь Аскер все вспомнил.
        - Это вас так огорчает? - спросил он слабым голосом. - Дайте мне прийти в себя, и я вам ее верну. Честно говоря, я и подумать не мог, что она вам так дорога, иначе я бы не... Я об этом как-то не подумал... Некоторые гордятся рубцами, полученными в схватках... Но вы умирали, и у меня не было времени позаботиться о том, чтобы остался рубец...
        Аскер устало прикрыл глаза, утомившись от такой длинной речи.
        - Погодите, господин... господин... Не умирайте! - взмолился эсфрин. - О, боги всемогущие, он теряет сознание!
        Губ Аскера коснулось горлышко фляги, и он почувствовал, что в его горло вливается какая-то горькая жидкость вроде той, что он пил в "Трех ларганах".
        - Слава богам! - вздохнул с облегчением эсфрин. - Господин...
        - Аскер... Лио Фархан Аскер.
        - Господин Аскер, вы говорите невероятные вещи! Если я правильно вас понимаю, то вы исцелили меня - исцелили настолько хорошо, что я даже не понял, была ли рана на самом деле, или мне это просто пригрезилось! - рассмеялся эсфрин. - О, как я вам благодарен! Вы спасли мне жизнь! Но что с вами? Вы так бледны.
        - Просто у меня шерсть белого цвета. Будьте так добры, господин Моори, помогите мне сесть... Благодарю вас. Мне уже лучше, просто я...
        Аскер внимательно посмотрел на Моори. Открытое лицо эсфрина выражало неподдельное участие и желание помочь. У аврина с таким лицом просто не могло быть задних мыслей.
        - ...я немного перестарался со степенью воздействия и отдал все свои силы вам. Это пройдет.
        - Господин Аскер, как я вам обязан! В наше время благородство не в почете, и встретить истинно благородного аврина - такая редкость! Позвольте мненазывать себя вашим другом - это будет такая честь для меня!
        - О, пожалуйста...
        - Не сочтите за дерзость, но куда вы едете? Вы еще слишком слабы, и я считаю своим долгом проводить вас, куда бы вы ни направлялись.
        - О, не стоит так беспокоиться обо мне, господин Моори. Мое дело не срочное: я путешественник. Вы, кажется, везли какие-то деньги, и я не могу задерживать вас, потому что деньги любят оборот.
        Как только речь зашла о деньгах, Моори тут же кинулся искать их, и они очень быстро обнаружились: вчера Аскер положил их возле одного из костров. Увидев, что деньги в целости, Моори всплеснул руками:
        - Разве разбойники их не забрали?
        - Думаю, что им этого очень хотелось, - сказал Аскер, - но я им помешал.
        - Вы сражались с ними?! Со всеми сразу?!
        - Ну, не со всеми... Они оказались достаточно благородны и нападали всего лишь по двое.
        - О, негодяи! А вы - настоящий герой, господин Аскер. Все-таки я провожу вас, и пусть вас не беспокоят эти злополучные деньги: их вообще могли украсть, а меня убить, и тогда бы я точно никуда их не отвез.
        - А вам не откажешь в логике, господин Моори. Хорошо. Я еду в Бреган через Айлароллу, чтобы посмотреть на знаменитый турнир, на котором я ни разу не был.
        - Но это же великолепно! - воскликнул Моори. - Я вез деньги именно в Айлароллу, и сам потом собирался на турнир, так что нам по пути.
        - Тогда - в путь, господин Моори.
        Аскер с трудом поднялся с земли и сделал Сельфэру знак подойти поближе. Умный берке тут же подбежал к нему и встал на колени, чтобы хозяин мог сесть в седло.
        - Чудеса! - проговорил Моори. - Такого я не видел даже при дворе короля Лиэрина Клавигера, а у него были самые что ни на есть дрессированные берке.
        - Не повезло вашему королю. Берке - гордые животные, и перед каждым встречным кланяться не станут.
        При этих словах Аскера Сельфэр согласно закивал головой.
        - Но вы ведь родом не из Корвелы? - продолжал Аскер. - Насколько я помню, Байор - это в Гедрайне?
        - Совершенно верно, господин Аскер. Если вы желаете узнать мою историю, то я с удовольствием вам ее расскажу. Надеюсь, что это развлечет вас, и дорога до Айлароллы покажется вам не такой длинной.
        Аскер кивнул, и они, подхлестнув своих скакунов, поскакали в сторону Айлароллы.
        Моори было двадцать семь лет, принадлежал он к странствующим воинам - эсфринам, но не тем, каких мы видели в "Рыжем берке", а к более солидным эсфринам, которые имеют голову на плечах и не хватаются за любое дело, а путешествуют скорее ради собственного удовольствия и желания увидеть мир. Родился Моори в королевстве Гедрайн, в Байоре. Отец его умер рано, и мальчика взял под свою опеку дядя по матери, богатый купец. Привнеся в ремесло купца долю авантюризма, дядя возил свои товары по всему восточному побережью моря Асфариг - и по суше, и по морю, не боясь разбойников и штормов, затевая рискованные предприятия и с успехом их осуществляя, часто не ради большого барыша, а ради интереса или из чистой любезности знакомым купцам где-нибудь в Вилозии. Подросший племянник часто ездил с дядей по миру, знакомясь с новыми странами и обычаями. Когда Моори было пятнадцать лет, умерла его мать, и юноша хотел оставить дом и отправиться путешествовать в одиночку, но дядя уговорил его остаться до совершеннолетия. Дядя был очень добр к нему и относился к своему племяннику, как к родному сыну, а Моори отвечал ему
глубокой признательностью, но никогда не забывал, что дядя - не отец, и негоже сидеть у него на шее.
        Когда Моори исполнилось двадцать лет, он покинул родной дом и отправился в Корвелу, поступив на службу к королю Лиэрину. Ему удалось занять место младшего объездчика берке благодаря силе, сообразительности и умелому обращению с оружием и берке, чему в свое время обучил его дядя. Прослужив три года, Моори ушел оттуда, решив, что жизнь при дворе не для него: без интриг невозможно было ступить и шагу, а интриговать Моори не умел, слишком уж прямая у него была натура. Первое время он даже не мог соврать без того, чтобы не покраснеть, а о мелкой подлости, столь обычной при дворах, и говорить нечего - он на нее был просто неспособен.
        Покинув Айлароллу, Моори побывал при дворах Гедрайна, Эстореи и Буистана, разъезжал по миру, часто заезжал проведать дядю и выполнял его поручения. Вот и теперь он вез из Отеры в Айлароллу деньги, которые дядя должен был получить с одного купца в Отере и отдать другому в Айларолле, а остаток Моори должен был отвезти в Байор. Попутно он хотел заехать на турнир, потягаться силами с эсфринами из других краев.
        Все то время, пока Моори рассказывал о себе, Аскер употребил на то, чтобы изучить его получше. Первое, что бросалось в глаза - это редкая честность Моори. Ни единого слова неправды не было в его рассказе, он весь словно раскрывался навстречу собеседнику, ничего не утаивая. Вторым полезным качеством Моори было знание нравов и обычаев всей восточной части Скаргиара, приобретенное в течение долгих путешествий и службы при одном из королевских дворов. Для Аскера эти знания и навыки были практически бесценны: это как раз то, чего нельзя найти ни в одной книге, какой бы современной она ни была. И, наконец, благодаря счастливой случайности Аскер спас жизнь Моори, за что тот был ему бесконечно благодарен и старался показать эту благодарность как можно полнее.
        "В конце концов, - подумал Аскер, - в этом мире, полном неожиданностей, одному очень трудно, и было бы весьма кстати обзавестись спутником, качества которого так удачно дополняют мои собственные".
        Между тем Моори закончил свой рассказ и выжидательно посмотрел на Аскера. Тот ехал в глубокой задумчивости, глядя Сельфэру под ноги, словно кроме дороги для него на свете ничего не существовало.
        "О чем он думает? - подумал Моори, не решаясь нарушать глубокомысленное настроение своего спутника. - Должно быть, очень умные мысли должны посещать голову аврина, наделенного благородством, равного которому я еще не встречал. Кинуться защищать незнакомого путешественника в одиночку от целой банды - это редкостный поступок! И вполне справедливо, что всемогущие боги наделили столь благородного господина таким количеством добродетелей. Несомненно, он богат. Такого берке, как у него, я видел лишь однажды, в племенном стаде короля Игерсина, а его сабля - настоящее произведение искусства. Впрочем, при его способностях к врачеванию такое богатство вполне естественно: он и мертвого на ноги поставит. Должно быть, он очень скромен: сколько я ни ездил по Скаргиару, а о великом лекаре не слышал ни разу. Но его молодость... Возможно, он еще не успел прославиться? Ничего, за этим дело не станет. А как он красив! Словно нарисованный! Наверное, пользуется успехом у женщин. Для врача это очень важно. Ей-богу, я начинаю ему завидовать".
        Моори досадливо встряхнул головой, отгоняя мысли о зависти. По его мнению, Аскер превосходил его буквально во всем, - да что там его, а многих и многих знаменитых вельмож и придворных. Моори всегда с пренебрежением относился к тому, как они пускались на самые разные ухищрения, чтобы придать себе важности, изящества или привлекательности. Ему, встававшему с солнцем и разъезжавшему по пыльным дорогам в дождь и зной, было чуждо усердие, с которым щеголихи и щеголи мазали лица кремами и мазями, чтобы придать шерсти мягкость или высветлить ее. А сколько сил и труда, достойных лучшего применения, тратилось на окраску бровей и ресниц! Придворные не могли появиться в свете, предварительно не потратив часа полтора на приведение себя в соответствие с требованиями капризной моды, которую сами же и придумали.
        И тут, всего в двух шагах от него, едет аврин, которому достаточно плеснуть себе утром в лицо воды, вытереть его хорошенько - и он уже готов появиться в самом изысканном обществе.
        "Повезло - так повезло, - подумал Моори. - Учись, Эрл, и если будешь умницей, то и у тебя когда-нибудь будет такое лицо. Мой дядя вечно говорит мне: "У тебя, Эрл, все на лице написано". К сожалению, он прав, и мне придется изрядно попотеть, пока у меня будет такое же непроницаемое лицо, как у господина Аскера".
        Аскер и в самом деле несколько последних минут ехал с каменным лицом: отчасти со скуки, отчасти для тренировки он очень осторожно подобрался к самому краю сознания Моори, а так как все мысли Моори плавали на поверхности, то Аскер их с легкостью читал, но ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не засмеяться.
        "Не лицо, а маска! - продолжал думать Моори. - Никто не знает, что за ней скрывается: он улыбнется тебе - а на самом деле готов разорвать тебя в клочья, или, наоборот, сейчас расплачется".
        - Неужели я кажусь вам таким плаксой? - вырвалось у Аскера.
        - Да нет, я просто так подумал, - растерялся Моори.
        И тут его кто-то словно по голове ударил.
        - Но я же не произносил этого вслух! - вскричал он.
        Аскер понял, что его тайна раскрыта. Но он в то же время понимал, что, раз он решил сделать Моори своим спутником, ему не удастся вечно скрывать от него свои способности.
        - Что ж, чем раньше, тем лучше, - сказал он. - Но вы должны будете поклясться, господин Моори, что никому не расскажете о том, что вы сейчас услышите.
        - Клянусь, господин Аскер, что ваша тайна, какова бы она ни была, не покинет моих уст, кроме как с вашего на то разрешения, - сказал Моори, страстно желавший узнать, благодаря чему Аскер может то, что он может.
        - Тогда слушайте. Поскольку вы не можете прочесть мои мысли так, как я - ваши, то я вам их открою.
        Моори сдавленно ахнул. Чтение мыслей, и то лишь частичное, было доступно только некоторым верховным жрецам, особо отличившимся в делах укрепления веры.
        - Слыхали ли вы когда-нибудь о культе Сиа? - спросил Аскер.
        - Кто ж не слышал? - прошептал Моори, сложив левую руку в кулак таким образом, что большой палец оказался зажатым внутри кулака остальными пальцами.
        - Что еще за предрассудки? - удивился Аскер, увидев знак от нечистой силы.
        - Как?! Это же тот самый культ! Об этом же неприлично говорить, или, скорее, опасно!
        - Опасно? Забавно... Выходит, он был настолько опасен для прочих культов, что на него наложили табу? - Аскер посмотрел на Моори, чтобы убедиться в правильности своих выводов. - Они не выдерживали конкуренции... И как давно он запрещен?
        - Понятия не имею, - пожал плечами Моори.
        - Ну ладно. Так вот, Сиа... да не дергайтесь так, господин Моори: здесь же кругом лес, и нас никто не слышит. Кроме того, вам придется привыкнуть к тому, что я постоянно произношуего название. Я владею Сиа в известной степени, и лечение ран - только малая толика того, что я могу на самом деле. Вот, например, вас удручает то, что любая ваша мысль тотчас отображается на вашем лице. Я могу провести небольшую коррекцию, и у вас, господин Моори, будет такое же каменное лицо, как у меня.
        - О, в самом деле? Я бы отдал за это...
        - Вы также излишне щедры, господин Моори, как я вижу. Может быть, я хочу сделать вам этот подарок бесплатно. Дело в том, что я, как вы уже успели заметить, довольно... молод, и мне пока представилось очень мало случаев применить свои знания. Я совершенно не уверен в результате, но если получится, то вы сможете гордиться, потому что вы будете первый, кого я усовершенствую.
        - Но я думаю, - сказал Моори, - что себя вы, несомненно, уже усовершенствовали, насколько это было возможно.
        - Вы ошибаетесь, господин Моори. Всю свою жизнь я провел на краю света, в Баяр-Хенгоре: сначала в окрестностях Валиравины и в самом монастыре, а потом в горах, так что на самом деле я пока еще не представляю себе, к какому идеалу мне следует стремиться. Поэтому ваша дружба для меня особенно дорога: вы гораздо лучше знаете Скаргиар и авринов, в нем живущих. Если бы вы только согласились быть моим проводником в обществе, я был бы вам очень признателен.
        - С превеликим удовольствием! После того, что вы сделали для меня, господин Аскер, я ни в чем не могу вам отказать.
        "Неплохо для начала, - улыбнулся себе под нос Аскер. - Верный друг, да еще такой, который тебе ни в чем не может отказать - бесценное сокровище".
        Они ехали по лесу, болтая о всякой всячине, и скоро чувствовали себя так, словно век были знакомы. Это была работа Аскера, который из кожи вон лез, чтобы создать непринужденную атмосферу беседы и развеять невольную настороженность Моори по отношению к себе. Тот ничего этого не замечал, сам себе удивляясь, как ему легко и просто беседуется с едва знакомым аврином.
        - Господин Аскер, - сказал он, - у нас в Байоре существует обычай: если аврины - друзья и хотят упрочить свою дружбу, то они клянутся друг другу в верности и преданности и пьют вино из одной чаши. После этого они считаются связанными родственными узами и называют друг друга на "ты".
        - Замечательный обычай! - сказал Аскер. - Я так понял, что нам пора сделать привал и поесть. Вы уж простите меня, господин Моори: нам, адептам Сиа, нельзя много есть, да и не хочется.
        Моори покосился на Аскера, не понимая, шутит тот или говорит серьезно. Они спешились, пустили своих берке пастись, а сами сели на траву и совершили обряд побратимства по байорскому обычаю. Аскер едва отхлебнул из фляги Моори - только для того, чтобы совершить обряд.
        - Не смотри на меня так, Эрл, - сказал он. - Если предметом гордости некоторых является выпиваемое ими количество спиртного, то они не умнее пустой винной бочки. Хозяйка постоялого двора в одной из деревень северного Шергиза выставила на стол водку, которую я по незнанию принял за воду. Теперь-то я понимаю разницу, но для меня водка - просто горькая вода, и не более того.
        - Смотрю я на тебя, Лио, - сказал Моори, подперев голову рукой, - и глазам своим не верю. Главнокомандующий эсторейской армии Гильенор Дервиалис очень гордится тем, что может за один присест выпить графин водки. Будешь в Паореле - не вздумай при нем показывать свои способности. Он не любит соперников.
        - Учту, - сказал Аскер. - Не пора ли нам ехать? Твой купец, небось, уже заждался тех денежек, что ты везешь в Айлароллу.
        Когда солнце склонилось к западу, Аскер и Моори выехали к реке Амалькаделир. Тихая и сонная лесная река лениво несла свои воды мимо поросших травой берегов, и плакучие глионы полоскали в ее волнах свои ветви. Время от времени какая-нибудь пичужка срывалась с ветки и, пронесясь над самой водой, хватала на лету клопов, плававших по поверхности воды. Косые солнечные лучи пробивались сквозь ветви, кругом царили мир и покой.
        Проехав по берегу Амалькаделира, наши путники выехали на дорогу, ведущую в Айлароллу, и к закату добрались до городских ворот. Крепостной вал, которым была обнесена столица Корвелы, во многих местах прохудился, а кое-где и вовсе был разрушен: здесь давно не воевали. Столица утопала в зелени, и каждый двор был засажен деревьями и вьющимися растениями, которые были здесь в большом почете. Улицы были шире, чем в Отере, в домах было чаще всего по два этажа, а трехэтажные сооружения, попадавшиеся в Отере на каждом шагу, здесь были редкостью. Во всем городе царила атмосфера веселья и легкомысленности, свойственной многим столицам. Если в Отере жили аврины, добывавшие себе хлеб купечеством и ремеслами, знающие цену деньгам, то в Айларолле жили вельможи, которые только о том и заботились, чтобы поменьше скучать, и выкачивали из своих имений все соки, тратя уйму денег на развлечения. В Айлароллу съезжались поэты, художники, ученые, а также разного рода прожигатели жизни, искатели славы и легкой поживы. Жизнь кипела ключом.
        Моори с Аскером заехали к тому купцу, которому должны были отдать деньги, и он, узнав, что они еще не подыскали себе гостиницу, оставил их ночевать у себя. Купец был богат, и Аскер насмотрелся у него дома на настоящую роскошь: на каждом шагу радовали глаз изящные безделушки малопонятного назначения, но очень искусно выполненные, вроде шкафчика для писем, инкрустированного вставками красного дерева и самоцветными камнями, или огромной раздвижной ширмы с рамами из редкого дерева ила и парчовыми переборками.
        Переночевав у купца, Аскер хотел было ехать дальше, но Моори сказал ему, что это бессмысленно: все гостиницы, какие только есть в Брегане, уже давно заняты, и даже квартиру невозможно снять, так что ночевать все равно придется под открытым небом. Моори предложил провести этот день в Айларолле и переночевать у купца еще одну ночь, а на следующий день ехать в Бреган.
        Целый день Аскер и Моори ходили по городу, и Моори рассказывал Аскеру о секретах и обычаях королевского двора, о правилах светской жизни, об отдельных личностях, игравших весомую роль при дворе. Время от времени Моори замечал на улице кого-нибудь из своих старых знакомых, и они вежливо раскланивались друг с другом. Аскер видел, что все аврины, которым Моори его представлял, с интересом разглядывали его, проявляя любопытства даже больше, чем это позволяют правила хорошего тона.
        "Как они все на меня пялятся! - думал Аскер со смешанным чувством гордости и досады. - От талии - так вообще оторваться не могут. Или им нравится моя сабля, или..."
        После очередных раскланиваний с какой-то госпожой Аскер не выдержал и спросил Моори:
        - Послушай-ка, Эрл, почему все твои знакомые так на меня смотрят? Я не понимаю: или это у тебя такие знакомые, или... Такое пристальное внимание выводит меня из душевного равновесия.
        Моори со вздохом опустил глаза, тихонько посмеиваясь.
        - Придется привыкнуть, Лио. Ты просто вызывающе красив и изящен, а те, кому этого не дано, очень тебе завидуют. Ты же еще и вырядился, что надо. У вас в Валиравине все так одеваются?
        - Да нет, - пожал плечами Аскер. - Там все ходят в серых рясах, а по праздникам - в белых. На одном только настоятеле я видел что-то поприличнее, чем ряса, да и то оно висело на нем мешком. Я надеялся, что поближе к цивилизации аврины будут носить что-нибудь покрасивее, но меня ждало горькое разочарование. Я видел немало мешков из атласа, но от этого они не перестали быть мешками. Эрл, неужели весь Скаргиар носит такие балахоны?
        - Да, мой друг... Кроме военных. Мы стараемся не одевать ничего лишнего, а то, что одеваем, должно быть удобно и практично. А эта мода, которая тебе так не нравится, пришла из Эстореи. Придумал ее сам король Аолан Валесиар. Как на его вкус, он бы всю жизнь одевался в ночные рубашки. Покойная королева Эгретта еще как-то держала его в узде, но с тех пор, как ее не стало, он совсем запаршивел. Он - тюфяк, каких мало. У него под носом почти что война, а он даже ни разу не выехал из столицы, не говоря уже о том, чтобы устроить своим войскам хороший смотр на случай внезапного нападения. Так нет - лазит по любовницам и в ус себе не дует. Если бы не советники, Эсторея давно превратилась бы в большую помойку, но они крепко держат ее в своих руках.
        - Какие советники?
        - Ринар, первый советник короля, Дервиалис - военный советник и главнокомандующий, и Сезирель, верховный жрец храма Матены в Паореле.
        - Почему именно жрец Матены - третий министр?
        - Король Аолан находится под покровительством Матены, и, соответственно, оказывает покровительство ее культу.
        - А сколько всего министров у короля Аолана?
        - Что-то около десяти. Их всегда то больше, то меньше: король имеет право по своему усмотрению создавать и ликвидировать министерские посты.
        Моори поведал Аскеру еще много любопытных мелочей из жизни корвельского и эсторейского дворов. Они прошлись под окнами королевского дворца и зашли в загон, где держали королевских берке и куда Моори пустили по старой памяти. Погуляв еще немного, они вернулись под гостеприимный кров купца, который их приютил, и легли спать.
        Проснувшись рано утром, Аскер и Моори покинули Айлароллу и поехали в Бреган. По дороге они обгоняли множество повозок и экипажей, хозяева которых тоже ехали на турнир. Накрапывал мелкий дождичек, с запада по небу плыли серые тучи, подгоняемые ветром, и многие опасались, не испортится ли праздник из-за неподходящей погоды. Но к вечеру тучи разошлись, в просвете показалось солнце и энергично принялось просушивать землю, чтобы успеть за недолгие отведенные ему до ночи часы. Зеленели травы, сверкая алмазными каплями росы в вечерних лучах, перелески сменялись полянами, изредка в просветах между деревьями проглядывали крыши домов какой-нибудь деревни. Дорога сама стелилась под ноги берке, утекая вдаль.
        На горизонте показались башни Брегана. Этот город, как и Отера, рос ввысь в пределах своих крепостных стен, держа оборону от внешних врагов. А врагов у Брегана было куда больше, чем у Отеры: Отера стояла на берегу моря, имея своими соседями мелких князей Шергиза, слабых в военном отношении, а морские пираты большого вреда укрепленному городу нанести не могли. Бреган же лежал к северо-западу от обширных степей Сайрола, где жили воинственные кочевники, которые всегда были не прочь поживиться за чужой счет, а в нынешние времена - особенно. На своих быстрых, как ветер, берке они появлялись из степей, грабили, убивали и уносились прочь, недосягаемые, как миражи. Их главным козырем были быстрота и натиск, остановить их можно было только крепкими стенами.
        Было также и еще одно обстоятельство, из-за которого дома Брегана стояли лишь в пределах крепостных стен, в то время как любой другой город имеет свое предместье. Бреган был единственным городом, стоящим на Каменном Пути.
        Издавна повелось, что никто не строился поблизости от Пути. Это грандиозное сооружение, пересекавшее Скаргиар с севера на юг, уходя северным концом на материк, а южным теряясь в водах океана, было очень удобно для езды, и все, кому надо было ехать в этом направлении, предпочитали Путь другим дорогам. Движение на Пути было весьма оживленным, и часто запоздалый путник пускался в дорогу даже ночью. При таком движении какое раздолье было бы хозяевам харчевен и гостиниц, сколько деревень должно было бы прилепиться к Пути, чтобы жить за счет проезжающих, продавая им свои товары! Но ни деревни, ни гостиницы, ни даже маленькой хибарки нельзя было отыскать ближе, чем в восьми гинах от Пути. Любое сооружение - от замка до лачуги, будучи построено, сразу же начинало давать трещины, оседать и разваливаться. Предания гласят, что древние строители Пути наложили на свое творение запрет, получивший впоследствии название Проклятия Пути. Никто не знает, зачем им это понадобилось, точно так же как никто не знает, как снять проклятие. Лишь однажды легендарный основатель и дух-покровитель Брегана Брег разгадал эту
загадку и основал город прямо возле Пути, очистив с помощью колдовства место, которое было потом ограждено стенами и навсегда определило границы Брегану. К сожалению, Брег унес свой секрет с собой в могилу, не передав его никому, и Бреган рос ввысь, громоздя этаж на этаж и устремляя к небу острые шпили башен.
        К юго-западу от Брегана раскинулось большое поле, на котором уже были выстроены трибуны для знати и огорожена арена для состязаний. В городе все гостиницы и дома были доверху забиты приезжими, которые позаботились о ночлеге загодя, а те, кто приехал позже, расположились лагерем вокруг места турнира. Проклятие Пути срабатывало безукоризненно: то и дело падала чья-нибудь палатка, ломая подпорки и накрывая всех, кто в ней находился. Палатку устанавливали заново - до следующего раза. Те, кто повыносливее, расположились под открытым небом и со смехом следили за неумелыми барахтаниями владельцев палаток. Над полем стоял гомон и гул, то и дело раздавались призывные выкрики торговцев всякой снедью, тащивших с собой короба с провизией через все поле и ловко лавировавших в толпе.
        - Сколько народу! - воскликнул Аскер, оглядывая поле взглядом полководца перед сражением.
        - Ты бы видел, что здесь было семь лет назад, когда со дня Битвы исполнилось три века. На пять гин вокруг все было занято палатками, повозками и тому подобной дребеденью: плюнуть - и то было негде. У забора, которым огорожена арена, была страшная давка, и трибуну тогда чуть не снесли. Многие просто не успели выступить, потому что турнир длится только шесть дней: по одному дню на каждый вид соревнований, да еще день на пиршество.
        - И что за соревнования?
        - В понедельник - состязания на копьях верхом, во вторник - тоже верховые состязания на мечах и саблях, в среду - стрельба из лука по мишеням и метание дротиков, в четверг - пешие состязания на булавах и в пятницу - бои без оружия.
        - И кто платит за все?
        - Платит город. Но ты за них не волнуйся: они за этот турнир наживаются так, что на весь год хватает. Народ приехал сюда поразмяться и оставить свои денежки. Поехали, найдем себе место для ночлега.
        Приятели спустились в долину, объехали шумное скопище по краю и остановились под раскидистым деревом. Солнце висело над самым горизонтом, и вся долина уже скрылась в тени, лишь восточный ее край еще был освещен. Там и сям заполыхали костры, распространяя вокруг себя едкий сизый дым и запах стряпни, которую тут же готовили на вертелах или в котелках.
        Моори зевнул, ежась от вечерней прохлады.
        - Поесть бы чего-нибудь, - мечтательно протянул он. - Вон там, кажется, готовят жаркое из гропала. Лио, принести тебе гропалятины?
        - Нет, спасибо, это лишнее, - задумчиво сказал Аскер. Он размышлял над предстоящим завтра турниром, и желудок его безмолвствовал.
        - Как так - лишнее? - удивился Моори. - Ты же с самого утра ничего не ел! Самое время перекусить.
        - По мне - хоть перекусить, хоть нажраться до отвала, - сказал Аскер, глядя в огонь ближайшего костра. - Мне много есть не полагается.
        - Ну, как хочешь.
        И Моори, взяв деньги, пошел добывать себе ужин.
        Аскер прилег, прислонившись к дереву. Небо вызвездило, и редкие облачка лениво проплывали в вышине, серея на фоне черноты ночи.
        "Турнир удастся, - подумал Аскер, - погода не подкачает".
        И, не дожидаясь, пока Моори вернется, он завернулся в свой хофтар и заснул.
        Глава 6
        Наступил первый день Бреганского турнира. Зов трубы разнесся над полем, и все разом зашевелились, протирая глаза и зевая со сна. Эсфрины прохаживались между палатками, разминая кости, и всадники проваживали мокрых от росы берке. У краев арены скапливался простой народ, стремясь занять места получше. Заполнялась и трибуна: городская и приезжая знать встала ни свет ни заря, чтобы не пропустить начала турнира.
        Огороженное поле, где должны были проходить состязания, тщательно разровняли, вымели и посыпали песком. На одном конце поля, за оградой, где находились судьи, наиболее почетные и искусные в ратном деле бреганцы, была поставлена клепсидра, из которой размеренно и гулко капала вода, отмеряя время. Клепсидра была неотъемлемой частью этих соревнований: двое специально приставленных авринов отмеряли по ней, сколько каждый из участников находится на арене. Победителем считался тот, кто, побеждая своих противников одного за другим, продержится на поле дольше всех. Правила турнира разрешали выходить на поле три раза, и судьи строго следили за этим, ведя тщательный подсчет.
        Судьи расселись по своим местам, и градоправитель Брегана подал знак рукой трубачам. Зазвучали фанфары, и гул голосов над полем разом стих.
        На арену выехал Брианор, начальник войск Брегана и великий воин. Вот уже который год подряд он открывал турнир, исполняя почетную обязанность хозяина поля. Был он крепок и статен, но годы наложили свой след на его чело, отягченное заботами об обороне города. Подкрутив седой ус, Брианор оглядел выстроившихся за оградой всадников, выжидая, когда самый решительный примет вызов. Над полем нависла напряженная тишина.
        И вот один всадник отделился от общей массы, подъехал к выставленным в ряд деревянным копьям, взял одно и решительно выехал на поле. Это был молодой, но подающий большие надежды бреганский эсфрин, уже имевший в своем распоряжении дюжину солдат.
        Противники остановились друг против друга, примериваясь и прилаживая копья в руке поудобнее. Вдруг, разом тронув берке, они поскакали навстречу друг другу, выставив копья вперед и целясь в щит противника. Раздался глухой стук дерева о металл; толпа замерла. Удар был сделан, но оба эсфрина удержались в седле. Доскакав до краев поля, они развернулись и опять поскакали навстречу. Опять удар - на этот раз более удачный: Брианору удалось выбить щит из руки молодого эсфрина, но тот удержался в седле. Опять противники развернулись и пошли на третью попытку. Берке неслись по полю, копья в руках воинов слегка подрагивали от мертвой хватки пальцев. Опять удар! Брианор перелетел через круп берке и неуклюже, боком повалился на землю. Молодому эсфрину удалось попасть копьем между щитом и шеей берке, достав грудь противника. Вороненая кольчуга Брианора смягчила удар, и он кряхтя подымался с земли и ушел с поля, низко опустив голову. А победитель не знал, радоваться ему или огорчаться: не много чести скинуть с седла уважаемого и любимого начальника.
        Но начало было положено. Следующий воин выехал на поле, был выбит из седла, на его место заступил другой, потом третий, и только четвертому удалось одолеть изрядно уставшего эсфрина.
        Аскер и Моори стояли у самого забора и внимательно следили за поединками. Эсфрины быстро сменяли один другого, и мало кому удавалось выдержать больше шести поединков подряд. Моори по ходу действия комментировал Аскеру тонкости обращения с копьем; Аскер же, как мы знаем, усваивал все на лету. Понаблюдав за соревнующимися, он спросил Моори:
        - Ты так хорошо разбираешься в соревнованиях, Эрл. Почему же ты не попробуешь и свои силы?
        - Нет, еще рано, - улыбнулся Моори. - Надо, чтобы противники устали как следует. Когда слабые отсеются, тогда и пойдет настоящая потеха.
        Действительно, чем дальше, тем интереснее становились схватки, и все более известные эсфрины выезжали на поле. Теперь мало кто выбивал противника из седла с первого раза, требовалось по четыре-пять заходов. Бить можно было куда угодно, не разрешалось только целиться в берке. Если же дрогнувшая рука всадника направляла копье скакуну противника в шею или в грудь, толпа разражалась свистом и презрительными воплями.
        Наконец Моори решил, что пора и ему показать свои силы, и выехал на поле. Шесть всадников, шесть мастеров копья были выбиты им из седла. И когда Моори готовился сбить седьмого, то не удержался и кинул гордый взгляд в ту сторону, где стоял Аскер. Его копье скользнуло по щиту противника, и одновременно неумолимая сила вытолкнула его из седла и сбросила наземь.
        - Впредь не будешь кидать по сторонам игривые взгляды, - такими словами приветствовал его Аскер, когда Моори подошел к нему, все еще отдуваясь. - Думаешь, я не видел, куда ты смотрел? Вон та рыжая красавица, затянутая в кожу с ног до головы, неплохо смотрится, правда?
        Моори посмотрел туда, куда указывал ему Аскер.
        - Ничего подобного, - сказал он. - Эта рыжая красавица - Терайн Галойр из Агаджарайна. Она - великий воин, жизнь ее посвящена войне, и все прочее ее не интересует, так что нечего и пытаться. А я на тебя смотрел.
        - Весьма польщен! И в результате тебя выбили из седла.
        - Ничего, - бодро сказал Моори. - У меня есть еще две попытки.
        Соревнования шли своим ходом. Аскер сосредоточенно наблюдал за приемами сражающихся, которые становились все изощреннее. Но Аскер только качал головой.
        - И долго будет продолжаться эта детская возня? - спросил он Моори, подошедшего к нему после второго поражения. На этот раз он сбил только четверых: сказывалась усталость.
        - Ничего себе детская возня! - возмущенно воскликнул Моори. - Здесь собрались лучшие эсфрины Скаргиара! Сюда едут только те, кто хоть чего-нибудь достиг у себя дома.
        Аскер задумчиво покачал головой.
        - Может, они и хорошие эсфрины, но мозги свои подзапустили. Про все эти приемы я уже читал. Я тут придумал один приемчик... Безотказный приемчик...
        - Безотказных приемчиков не бывает. Колдовство какое-нибудь, - буркнул Моори.
        - Нет, все в пределах правил, и без всякого колдовства. Сейчас покажу, - и Аскер, сев на Сельфэра, направился к штабелю турнирных копий.
        "Пусть едет, - сердито подумал Моори. - У него мускулов, как у пичуги под коленкой, а туда же. Здесь собрались лучшие воины, и собрались не в бирюльки играть. Пусть едет..."
        Между тем Аскер и его противник заняли на поле исходную позицию. Аскер первым стронул своего берке с места и поскакал навстречу противнику. Когда до него оставалось несколько шагов, Аскер легким движением поводьев заставил Сельфэра взять немного левее. Волна хохота прокатилась над толпой. Моори в ужасе закрыл лицо руками.
        "Ах, Нур! Он испугался! - пронеслось у него в мозгу. - Я не должен был пускать его на поле! Какой позор! Я же говорил ему..."
        Но Аскер вовсе не испугался. На полном скаку, перехватив копье и положив его поперек седла, он просунул наконечник под локти противнику и, удерживая копье в таком положении, поскакал дальше. Всадник перелетел через круп берке и, описав широкую дугу, грохнулся спиной об землю. С поля его унесли.
        Толпа ревела и бесновалась. За всю более чем трехсотлетнюю историю турнира такого еще не случалось. Мнение, что все приемы боя на копьях уже исчерпаны, так прочно укоренилось в мозгу, что многие теперь отказывались верить своим глазам. Что касается Моори, то он протирал их поминутно.
        Аскер с горделивым видом прогарцевал вдоль поля несколько раз, дожидаясь, когда пройдет первое смятение. Его терпение было вознаграждено, и на поле выехал Бесалон, буистанский вельможа, весьма прославившийся в ратных делах. Это была его третья попытка, и поистине надо было обладать его самоуверенностью, чтобы в такой момент выехать на арену. Но Бесалон ни секунды не сомневался в своей победе: его знали все, Аскера не знал никто. Бесалон был полон решимости посбить спеси с безвестного выскочки и так и заявил об этом. Он пока не знал, что эта его фраза на некоторое время станет весьма употребительной.
        Бесалон лихо выехал на поле и поскакал навстречу Аскеру, нацеливаясь копьем ему в грудь (надо сказать, что при Аскере даже щита не было). Но в последний момент Аскер опять совершил свой маневр, заставив Бесалона пролететь по той же дуге, что и предыдущего эсфрина. Бесалон также удалился с арены не своими ногами.
        Витязи были взбешены. С криком "Наших бьют!" следующий претендент вылетел на поле. К его чести следует сказать, что он попытался повторить прием Аскера, но не совладал с копьем, перебрасывая его поперек седла, и так дал своему берке по затылку, что тот едва удержался на ногах. Задние ноги берке занесло, и всадник слетел с седла. По правилам турнира ему было засчитано поражение.
        Дальше все происходило, как в бредовом сне после хорошей попойки. Всадники один за другим выезжали на поле и, будучи побиты, удалялись. Что они ни делали, как ни бились, но с Аскером совладать не могли. Все их приемы и уловки для такого случая не годились, а если они пытались следовать методу Аскера, то их постигала неудача: или они задевали копьем шею берке, или свою собственную, или просто роняли копье наземь.
        Толпа уже не кричала, а следила за диким поединком, затаив дыхание. Над полем повисла тишина, раздавались только топот копыт, лязг лат и глухие удары падающих тел. Так продолжалось до тех пор, пока не осталось желающих помериться силами с неизвестным воином. Аскер остался один на опустевшем поле. За ним числилось три часа времени и двадцать четыре поверженных эсфрина.
        Судьи советовались. Победа, бесспорно, была за Аскером, и приз следовало вручить ему, но судьи медлили. Не было еще в истории турнира таких сокрушительных побед, любой воин в конце концов уставал, истощался и уступал место другим. Соревнования обычно проходили до тех пор, пока все желающие не выступят по три раза, исчерпав тем самым свое право выйти на поле, и бои продолжались до вечера. Нынче же солнце едва пересекло зенит и стояло почти над самой головой, освещая слепящими белыми лучами многоголосое скопище. Судьи напряженно шептались между собой, и предметом их обсуждения было непревзойденное мастерство победителя. Наиболее выдающиеся витязи Брегана, объездившие в свое время весь Скаргиар и знавшие наперечет все школы военного искусства, дружно гадали о том, где Аскер мог научиться таким приемам боя на копьях, но напрасно. Разве они могли подумать, что Аскер изобрел свой трюк едва за полчаса до того, как вышел на поле? Разве они могли представить себе, что он держал копье первый раз в жизни?
        Пауза затягивалась. Аскер уже несколько раз порывался уехать с арены, но Моори, лучше знавший протокол, каждый раз махал ему руками, давая понять, что нужно подождать еще немного.
        Наконец возня за судейским столом прекратилась, и Брианор, на которого, кроме обязанности открывать турнир, возлагалась также обязанность награждать победителя, вышел на арену. В руке он держал приз состязаний копейщиков - великолепное копье с наконечником из вороненой стали и древком из дерева схет, древесина которого славилась своей легкостью и прочностью. Древко было покрыто искусной резьбой, в орнамент которой вплеталась надпись: "Победителю четыреста тридцать девятого турнира в Брегане". Вид соревнований не указывался, - это было видно по самому призу.
        Подойдя к Аскеру, Брианор торжественно сказал:
        - О доблестный воин! Прими это копье - знак нашего уважения твоему мастерству, которое ты показал нам сегодня. Пусть оно принесет тебе удачу в битве, и да будет рука твоя всегда так же победоносна, как сегодня на этом поле. А теперь скажи нам, как зовут тебя, чтобы мы вписали твое имя золотыми буквами в Книгу Побед Бреганского турнира.
        - Лио Фархан Аскер из Валиравины, о глубокоуважаемый господин Брианор, - ответил Аскер.
        - Да продлит твои дни Нур, покровитель всех воинов, о славный воин! - сказал Брианор так же напыщенно, как и первую часть своей речи.
        После этих слов Аскер и Брианор раскланялись, и Аскер наконец смог покинуть поле, на котором он провел три часа в поединках и еще двадцать минут в ожидании награды.
        - Ну ты даешь, Лио, - протянул Моори, как только Аскер подъехал к нему. - Такого я в своей жизни еще не видел.
        - И больше не увидишь, - сказал Аскер, рассматривая копье, - по крайней мере, на турнире. Похоже, я перестарался... Не стоило мне выпендриваться и сшибать их всех подряд: эти эсфрины непременно затаят на меня обиду. Победить на поле боя - это еще далеко не все, существует немало других способов разделаться с противником. К тому же, теперь все будут тыкать в меня пальцами и приговаривать: "Вон, смотри, пошел этот... как его... ну, тот, который посшибал с седел весь цвет Скаргиара".
        - Видно, такая у тебя судьба, - философски заметил Моори.
        - Кстати, о судьбе. Господин Брианор пожелал мне всегда проявлять такую ловкость в обращении с копьем, как сегодня, и пожелал удачи в битве. Это традиционная формула награждения?
        - Да нет, - Моори почесал в затылке, - каждый раз говорится что-нибудь другое. А почему ты спрашиваешь?
        - Почему? Неужели господин Брианор так уверен, что я никогда не буду сражаться против него, что желает мне удачи наперед?
        - Наверное, он просто не подумал об этом.
        - Здесь, похоже, вообще не принято думать, - пренебрежительно сказал Аскер.
        Толпа вокруг арены зашевелилась и стала понемногу расходиться. Все оживленно обсуждали первый день турнира, перипетии поединков и высказывали сожаление по поводу того, что соревнования закончились слишком рано. Многие эсфрины, знавшие Моори, порывались подъехать к нему, чтобы он познакомил их с Аскером. Их снедало любопытство, и было очень интересно наблюдать, как они разъезжают кругами вокруг Моори и Аскера, но никак не решаются подъехать: многие сегодня выезжали на поле и были побиты Аскером. Теперь они стыдились самих себя и опасались со стороны Аскера презрения и насмешек.
        Терайн Галойр опередила их. В сегодняшних состязаниях она не участвовала, да и на насмешки могла ответить достойно: она за словом в карман никогда не лазила, а по части поединков могла многих заткнуть за пояс.
        - Приветствую тебя, Моори, - сказала она, лихо подъехав на своем рыжем жеребце к приятелям и осадив его перед самым носом Сельфэра, отчего тот недовольно фыркнул. - Как поживает твой достойный дядюшка?
        - Спасибо, жив-здоров и полон сил, - учтиво ответил Моори, - имеет дела по всему Скаргиару, да и меня вовлекает в них время от времени.
        - О, а это кто рядом с тобой? - перебила его Терайн, кивая в сторону Аскера так, словно только что его заметила.
        Брови Аскера удивленно взлетели вверх. После всего, что он сегодня совершил, такое обращение было более чем странным. Но Терайн вела себя так нарочно, желая посбить с Аскера спеси и показать ему, что он для нее - лишь один из многих.
        - Ну-ка, познакомь меня, - сказала она Моори, устремив на Аскера насмешливый взгляд серых глаз.
        - Это Лио Фархан Аскер, из Валиравины. Род его занятий... - тут Моори вопросительно посмотрел на Аскера, ища в его глазах подсказку, - он путешественник, как и я, без определенного места жительства и определенных занятий.
        Терайн улыбнулась, откинув назад движением головы коротко остриженные темно-рыжие волосы.
        - Скиталец? И где побывал скиталец, если не секрет?
        "Она явно хочет надо мной поиздеваться, - подумал Аскер. - Будь я чуть погалантнее, я бы ей это позволил, но я всю жизнь прожил в бог весть какой глуши и об изящных манерах знаю мало". А вслух сказал:
        - Да не так уж много мест повидал скиталец. Валиравина, Баяр-Хенгор, проездом Шергиз.
        - Баяр-Хенгор? - переспросила Терайн. В ее памяти тут же всплыли годы, проведенные в самом сердце этой горной страны, на берегу ледяной Юнграй... И тут ее сознания коснулось нечто, мягкое и давящее, проникло в мозг и растеклось там серым облаком, а затем исчезло, уплыло, испарилось, оставив по себе лишь смутное воспоминание, ощущение скованности и неясности в мыслях.
        - А вы, госпожа Галойр, были в Баяр-Хенгоре? - спросил Аскер. - Там очень красиво, там течет Юнграй, и на ее берегу стоит маленькая каменная халупка...
        Сердце остановилось в груди Терайн. Она недоуменно посмотрела на Аскера, пытаясь заглянуть в бездонную глубину его глаз, но ничего не увидела в них, кроме своего крошечного отражения.
        - Послушай, Моори, ничего, если я похищу у тебя твоего друга на полчаса? - спросила она. В голосе Терайн не было и следа прежней насмешливости. - Нам с господином Аскером надо поговорить.
        - Пожалуйста, - пожал плечами Моори. - Приятной беседы.
        Когда Терайн и Аскер проскакали достаточно далеко, так что гомон народа едва доносился до них, всадница остановила берке и посмотрела на Аскера. Она никогда не считала нужным скрывать свои эмоции, и теперь ее голос звенел тревогой:
        - Господин Аскер, скажите мне, что вы знаете о моем пребывании в известной вам хижине на берегу Юнграй?
        Аскера забавляла тревога Терайн.
        "Роли переменились", - подумал он.
        - Я знаю только то, что вы там были, и, похоже, не зря. Четвертая ступень?
        Последние слова подействовали на Терайн, словно удар хлыста.
        - Четвертая ступень чего? - спросила она, едва сдерживая безумное желание выхватить из ножен меч и изрубить Аскера в куски. Это была ее тайна, которую не следовало знать никому.
        - Четвертая ступень Сиа, разумеется, - ответил Аскер, и голос его, дотоле бывший бесцветным и официально-вежливым, неуловимо изменился, обретя низкие бархатные нотки.
        - Разумеется, - эхом повторила Терайн. Неожиданно для самой себя она успокоилась, узнав наверняка источник силы Аскера. - Так вот откуда такие успехи во владении копьем! Вы, наверное, добрались и до пятой ступени, господин Аскер?
        - Ваша правда, госпожа Галойр, и это - первое, что я сделал в жизни хорошего.
        - И как вы думаете распорядиться вашим знанием, господин Аскер? Надеюсь, вы направите Сиа во благо?
        - Конечно, - улыбнулся Аскер, - себе во благо, а по поводу прочих благ я еще не определился.
        - Адепт пятой ступени не должен использовать знания, порожденные злом: это приводит к разрушению Сиа, - назидательно сказала Терайн.
        - Госпожа Галойр, никогда не существует истины в последней инстанции, даже если эта истина исходит от учителя Кено. Кстати, он жив и здоров.
        - Ну смотрите, господин Аскер, - покачала головой Терайн. - Я служу благим целям, и если вы когда-нибудь перейдете мне дорогу, то я не посмотрю, что у вас на одну ступень больше.
        - Благодарю за предупреждение, госпожа Галойр, но я надеюсь, что этого не случится. Я не хотел бы множить врагов, хотя уже и так, похоже, имею достаточно недоброжелателей после сегодняшнего турнира.
        - Как, вы не рады победе, господин Аскер? Вот не ожидала! - К Терайн вернулся прежний насмешливый тон. - Да они все - младенцы, мне даже неинтересно было бы с ними состязаться!
        - Ну разумеется, с четырьмя-то ступенями... - Аскер кинул на Терайн лукавый взгляд. Она смутилась и поспешила перевести разговор на другую тему.
        - У вас великолепный берке, господин Аскер. Таких отличных берке держат только при буистанском королевском дворе. К тому же, у вашего такая редкая масть - вороная с золотом. Я видела похожего берке однажды в Буистане, на нем ездил младший принц... кстати, я слышала, что он собирался к учителю Кено. Вы его не встречали по дороге? Ну как же эти берке похожи, только у того не было пятна на левом путе.
        "Вот черт! - подумал Аскер. - Эта отметина на ноге моего Сельфэра - единственное мое спасение на тот случай, если меня обвинят в убийстве его хозяина. Кто поверит, что я отбил его у ларганов?"
        - Нет, принца я не встречал, - сказал он вслух, глядя под ноги своему берке и рассматривая белое промороженное пятно на левой ноге. - А берке действительно великолепный: сильный, быстрый, выносливый, но главное - умный и послушный.
        - В самом деле? У нас в Гедрайне говорят, что послушный берке - это подарок судьбы и половина победы в бою. Вы будете завтра состязаться верхом на мечах, господин Аскер? С таким берке и с вашими способностями вы легко одержите победу.
        - С моими способностями... - вздохнул Аскер, закатив глаза. - Если завтра получится то же, что и сегодня, то я предпочел бы смотреть на поединок со стороны: меня и так уже слишком заметно.
        - Ну тогда уезжайте с турнира. Я тоже уеду. Я увидела всех, кого хотела, проведала славный город Бреган, и больше меня здесь ничто не удерживает. Да, этот турнир не прошел для меня даром: я познакомилась с вами. Нечасто теперь встретишь адепта Сиа пятой ступени.
        - Нечасто - это как? - поинтересовался Аскер.
        - А так, что вас всех можно пересчитать по пальцам. Из тех, кого я знаю, это, конечно же, учитель Кено. Потом двое в Вишере, но они редко общаются с простыми смертными. Вы же знаете от Кено, господин Аскер, по каким причинам адепты пятой ступени удаляются от мира. Еще один живет в Броглоне, но я о нем уже очень давно ничего не слышала. А вот пятый, Рамас Эргереб, состоит при дворе королевы Аргелена и играет там одну из ключевых ролей. Не знаю, как он себя чувствует, когда лазит по чужим грязным мозгам, но, судя по тому, что о нем говорят, то его собственные мозги - настоящая выгребная яма. Он заражен всеми пороками, какие только есть на свете, и это его не смущает.
        - Приятная личность, ничего не скажешь...
        - Это верно. Я посчитала нужным рассказать вам о нем, потому что чувствую, что вам придется с ним столкнуться.
        - Спасибо вам, госпожа Галойр, - кивнул Аскер. - Когда это произойдет, я буду начеку.
        - О, вон Моори машет нам рукой, - оглянулась Терайн. - Всего хорошего, господин Аскер. И еще. Не говорите Моори, о чем мы с вами беседовали. Он не знает о том, что я - адепт Сиа, и ему незачем знать.
        - Хорошо, госпожа Галойр. Всего хорошего, - и Аскер махнул Терайн рукой. Она хлопнула своего берке по крупу и помчалась прочь, на юг.
        Подъехал Моори.
        - Куда это она? - спросил он, глядя ей вслед.
        - Она не сказала, - пожал плечами Аскер.
        - Вольная птица, - мечтательно сказал Моори. - В ней есть душевная свобода, которая позволяет ей ничего не бояться и одерживать победы.
        Солнце клонилось к закату, и небеса на востоке потемнели.
        - Ты будешь состязаться завтра, Лио? - спросил Моори.
        - Что? Нет, пожалуй, я завтра поеду отсюда. Одного приза для начала вполне хватит.
        - И куда ты поедешь?
        - В Эсторею. Это именно то место, где стоит побывать.
        Глава 7
        Солнце еще и не собиралось вставать, когда Аскер уже был на ногах. Первой его заботой было растолкать спящего Моори, который мирно посапывал во сне.
        - Эй, Эрл, друг мой, сколько можно спать! - заорал он ему в самое ухо. - Ну вставай же! Так ты себе все бока отоспишь!
        - Ну что там еще... - заворочался Моори, даже не думая открывать глаза. - Дай мне поспать... - и перевернулся на другой бок.
        - О пресвятая Матена! - закатил глаза Аскер. - У тебя была целая ночь, чтобы выспаться. Давно день на дворе, а ты дрыхнешь, как последний обыватель. Ну и дрыхни, если тебе так по душе, а я выезжаю. До встречи!
        И, оседлав Сельфэра, Аскер вскочил в седло и помчался к Брегану, чтобы выехать на Каменный Путь.
        Обогнув крепостные стены Брегана, серевшие в предутренней дымке, Аскер наконец увидел это чудо строительства, оставшееся от давно минувших эпох и пережившее тысячелетия разрушительного времени. Путь был редкостным сооружением даже для времен господства Сиа, а ныне и подавно. Он был выложен огромными каменными плитами сложной конфигурации со множеством выступов и пазов, так что плиты плотно смыкались друг с другом. За бессчетное количество лет дожди размывали почву под плитами, а ноги прохожих и колеса повозок втаптывали плиты все глубже, и теперь Путь представлял собой глубокую колею с земляным валом по краям, в которой пешеход среднего роста скрывался по плечи. Ширина Пути составляла восемь шагов, и четыре всадника могли свободно проехать по нему в ряд.
        Прямой, как стрела, Путь уходил к югу, в сторону болот Глерина, через которые вел Великий Мост. До Моста был день пути хорошим ходом, и Аскер выехал засветло, чтобы к вечеру его достичь, а на следующий день ехать через болота. Съехав по вымощенному камнями спуску от главных ворот Брегана, Аскер ступил на Путь. Его внимательный взгляд сразу заметил разницу между камнями спуска и камнями Пути: камни спуска уже кое-где потрескались, кое-где разошлись, и в щели между ними пробивалась молодая трава, хотя этому спуску было каких-нибудь четыреста лет; над плитами же Пути, казалось, время не властно. Древние зодчие положили плиту к плите, не оставив между ними даже зазора, чтобы просунуть лезвие ножа. Трава, постепенно сокрушающая любые твердыни, отступала перед каменным полотном Пути.
        Полюбовавшись Путем минут десять, Аскер вспомнил, что ему сегодня предстоит проделать сто восемьдесят пять гин, и поспешил вперед. Розовел восток, предвещая скорое появление солнца, таял предрассветный туман, и копыта Сельфэра звонко цокали по камням Пути. Было немного непривычно ехать все время в ложбине между двумя обрывистыми скатами земли, вдобавок поросшими поверху сорной травой, какая всегда растет при дорогах. Даже в густолесье северного Шергиза обзор был лучше, но то, что было видно из котловины Пути, успокаивало и усыпляло бдительность. Привставая в седле каждый раз, чтобы окинуть взглядом окрестности, Аскер видел лишь степь, расстилавшуюся вокруг, да кое-где редкие купы деревьев далеко от Пути. Иногда на горизонте вставали какие-то дымы, говорящие о том, что там находится деревня, да изредка над головой пролетал степной джилгар, высматривая добычу.
        Под вечер пейзаж изменился. Все чаще стали попадаться перелески, больше стало влаголюбивых деревьев, и трава зеленела, налитая водой. С юга веяло сыростью, закатное солнце подернулось легкой дымкой испарений. Путь незаметно начал подыматься из ложбины, пока не оказался вровень с землей. В этом месте начинались Глеринские болота, и Аскер решил остановиться на ночлег.
        Солнце скрылось за горизонтом, и ночь наступила как-то сразу, без сумерек. Звезды слабо мерцали сквозь туман, и даже Феарол, видимый иногда и сквозь тучи, утратил свое ясное сияние. Аскер не разжигал костра: искать сухих дров в таком месте, как это, было бы напрасным трудом. Сырость расползалась по земле, пронизывая до костей, и холодный липкий туман поднимался в небеса. Сельфэр то и дело подымал голову и прислушивался: кругом раздавались неясные шорохи, чье-то хлюпанье и бульканье. Аскер попытался дотянуться до этих тварей своей волей, но они были далеко. Уделом их было копошиться в грязи и болотной тине, и они никогда не посмели бы напасть. Выяснив это, Аскер успокоил берке, как мог, а сам выбрал место посуше, примостился поудобнее и закрыл глаза. Его одолел сон, и никакие испарения и шорохи не тревожили его до самого утра.
        Звонкий протяжный визг Сельфэра разбудил его. Берке обрадовался восходу солнца и поспешил разбудить своего господина, сгорая от нетерпения выбраться из этих гиблых мест.
        А гиблые места как раз были еще впереди. Наскоро позавтракав, Аскер оседлал берке и поскакал вперед, на юг, в самое сердце болот.
        Путь, который еще накануне поднялся вровень с землей, не остановился на достигнутом и поднимался еще выше, взобравшись на насыпь. Едучи по этой насыпи, Аскер наблюдал, как по сторонам мокреет почва, образуя мелкие лужицы мутноватой воды, как цепляется за траву туман и как стекают с ветвей деревьев капли росы. И сами деревья изменились: ствол уже не начинался от земли, а взобрался на подпорки воздушных корней. Гибкие ветви, усаженные жесткими острыми листьями, опускались к воде, и концы их тонули в тумане. Эти деревья назывались карлиэн и имели дурную славу: если кто-нибудь обнаруживал на своей земле росток карлиэна, то земля заболачивалась, переставала родить, а скот, выпасаемый на ней, худел и болел.
        Проехав с гину, Аскер вдруг понял, что уже находится на самом Великом Мосту. Рассветное солнце, с трудом пробивая своими косыми лучами плотный туман, осветило и насыпь, и Аскера, и берке, и арку под насыпью, первую арку Моста.
        Мост был той же ширины, что и весь Путь. Плавно изгибаясь, он поднимался над болотами на семь ростов среднего аврина и вел через болота на протяжении ста восьми гин. Арки, служившие опорами Моста, опускались в болотную жижу, но камни колонн были столь же прочны, что и камни Пути, и разрушительное действие болот никак на них не отражалось. По бокам Мост ограждали невысокие каменные бортики, - берке по колено, но основной оградой служили заросли карлиэнов, которые взобрались на Мост с помощью своих корней и закрепились в наносном грунте, за долгие годы скопившемся под бортиками. Деревья придавали Мосту странный, нереальный вид, что усиливали клочья тумана, цеплявшиеся за ветви. Кругом расстилались болота, и солнце подсвечивало белесую жижу, кое-где покрытую зеленой плесенью, из воды торчали ходульные корни деревьев. Время от времени поверхность воды подергивалась рябью, в тине появлялись оконца, и оттуда раздавались тяжелые вздохи и стоны: это стонали сами болота. Из глубин вырывались пузыри, с шумом лопаясь у поверхности, и вокруг распространялось могильное зловоние.
        Сельфэра не надо было и погонять: он несся вперед, стараясь не смотреть по сторонам и не прислушиваться к стонам болот. Поэтому он едва не свалился в дыру, и если бы Аскер вовремя не остановил его, то они оба упали бы в болото, и тогда бы им никто не позавидовал. Аскер остановился посмотреть, что это за дыра. Правый бортик в одном месте обвалился, потянув за собой камни дороги. Такая щербина не была результатом пагубного влияния болот: скорее всего, ее проделали во время войны Союза королей с королем Заль-Фхар. Какая-нибудь метательная машина послала свое ядро прямо в Мост, обрушив его край. Дыру пытались заделать, где камнями, где кирпичами, но камень Моста неизбежно отторгал чужую кладку, и дыра так и осталась навсегда. Тот, кто не раз ездил по Мосту, знал все дыры (а их на протяжении Моста было девять) и объезжал их своевременно, ну а Аскер сориентировался только в последний момент.
        Путь на юг продолжался. Мост то понижался, то снова повышался, в одном месте взвившись на совсем уж головокружительную высоту. С вышины одиннадцати ростов открывался вид на все болота, и Аскеру показалось, что к западу он видит вершину Алого Храма Ранатры, который, как известно, был самым высоким зданием во всем королевстве Заль-Фхар. У Аскера возник вопрос: зачем Древние построили Мост, если до падения Заль-Фхар на этом месте не было болот? Ответов могло быть несколько. Например, река Ривалон, впадавшая в болота на востоке и вытекавшая у южного основания Моста, могла здесь некогда разливаться озером такой ширины, что Древние сочли нужным построить Мост. Они могли даже сами запрудить Ривалон, чтобы создать озеро для целей, известных лишь им самим. Возможно, что Мост был построен через болота, которые затем высохли. В любом случае, когда-то на этом месте была вода, а потом ее не стало, и о причинах этого теперь можно только гадать.
        Все когда-нибудь заканчивается. К вящей радости Сельфэра, высота Моста пошла на убыль, и вскоре он вынес своего седока из карлиэновых зарослей и болотных туманов на свежий воздух.
        Перед Аскером расстилался Сайрол. Кругом еще росли деревья, но сквозь них уже просматривалась необъятная степь, простирающаяся на сотни гин к югу и востоку. Путь уходил на юг, но Аскеру нужно было сворачивать к западу и следовать течению Ривалона, чтобы поскорее попасть в Эсторею. Шестое чувство подсказывало ему, что нужно спешить, и, хотя Аскер не мог осознать, почему дни становятся такими длинными и какая сила тянет его вперед, но зато он четко понимал, что чем раньше он будет в Паореле, тем для него будет лучше. Это срабатывал дар предвидения, неизменно проявляющийся у всех адептов Сиа независимо от их ступени. Способность к предвидению очень капризна и проявляется, когда захочет; развить ее с помощью Сиа невозможно.
        Ривалон был совсем не похож на Амалькаделир. Ривалон часто называли Великим, потому что это была самая большая река в Скаргиаре. Она брала свое начало в восточных отрогах Баяр-Хенгора, пересекала Вальдер и, прорезав синей лентой каменистую пустыню Аларии, разливалась озером Лагват. Оттуда река, попетляв еще немного по степи, впадала в Глерин, а от Глерина текла через Гизен и всю Эсторею к морю Асфариг.
        Следующие пять дней Аскер провел, словно в тумане. Своими мыслями он был уже в Паореле, а телом еще под Глерином, и это раздвоение отнимало у него все чувства. Беспокойное состояние хозяина передалось и Сельфэру, и верный берке неистово мчался вперед, едва касаясь земли кончиками копыт.
        Ста двадцатью гинами ниже Глерина Ривалон образовывал широкую излучину. Аскер, разумеется, не стал следовать всем извивам и прихотям великой реки и поехал напрямик. К вечеру двадцать третьего кутлирен он проехал Гизенский мост, уплатив пять атр пошлины. У Гизенского моста раскинулось крупное поселение Болор, в котором было целых два постоялых двора, но Аскер здесь не остановился, только купил зерна для Сельфэра и поехал дальше. Останавливался он на ночлег только тогда, когда было уже совсем темно и ехать дальше было нельзя. Ночевки под открытым небом были для Аскера самым обычным делом, а горемычный Сельфэр, наверное, уже успел забыть, что такое теплое, уютное стойло. Но этот берке обладал редкой выносливостью, доставшейся ему по наследству от отца, который, прежде чем попасть в племенное стадо короля Игерсина, родился и прожил полжизни в горах Ман-Госар, окаймлявших Буистан с востока. Многодневная скачка пока никак не отражалась на Сельфэре, хотя надо сказать, что Аскер, если бы мог, скакал на нем и ночью.
        Первого вендлирен в четыре часа дня Аскер проехал Хагелон. На городской заставе ему пришлось немного притормозить, чтобы сообщить страже свое имя. В мирное время это была пустая формальность, но в военное проверка всех проезжающих имела важное значение и помогала обнаруживать шпионов. Правда, в эту ловушку могли попасться только простофили, но статистика свидетельствует, что простофиль среди шпионов в наше время еще предостаточно.
        Сейчас шпионов не предвиделось и не ожидалось, и город Хагелон мирно процветал. На самой высокой башне дворца наместника короля Эстореи красовался выкованный из стали позолоченный вымпел, выгнутый таким образом, что он, казалось, реял на ветру. Ворота Хагелона украшали гербы города и Эстореи. На гербе Хагелона был изображен всадник, привставший в седле и приложивший руку козырьком ко лбу, что символизировало бдительность и постоянную боевую готовность города. На гербе Эстореи размещались два главных символа рода Валесиаров, правящей династии: жезл власти с раздвоенным концом, символизирующий милость и гнев королей, и птицу гаэр, державшую жезл в правой лапе.
        Кстати, о гаэрах. Птицы эти широко использовались в качестве почтовых, перенося адресатам записки и даже мелкие вещи. Они обладали хорошим зрением и памятью, неплохо переносили жару и холод. Своими длинными серповидными крыльями они рассекали воздух со скоростью до ста сорока гин в час, преодолевая за день расстояние от Паорелы до Исгенара, столицы Буистана, в то время как курьер тратил на ту же дорогу около десяти дней.
        За Хагелоном луга и перелески часто перемежались пашнями, все чаще попадались деревни, движение на дороге заметно оживилось. Здесь аврины уже не боялись разных превратностей дороги: Эсторея надежно охраняла свои границы от всякого разбойного сброда. Правда, местные шайки иногда будоражили округу, но действовали всегда с оглядкой и под покровом ночи, тогда как в Гизене разбойники из Сайрола нападали чаще всего днем, пользуясь численным преимуществом и быстротой своих знаменитых берке. Аскер не встретил по дороге разбойников по счастливой случайности или, скорее всего, благодаря быстроте своего передвижения: он проносился по дороге, как призрак, и даже если кто-нибудь видел его, то уж наверняка посчитал невозможным и бессмысленным делом гнаться за ним.
        Второй день вендлирен начался с грозы. Едва забрезживший рассвет потемнел, с севера налетела туча, и грянул ливень, вмиг вымочивший и Аскера, и его берке до костей. Но это не смутило Аскера: пустившись в путь под проливным дождем, он вскоре выехал из грозы, и солнце быстро высушило развевавшиеся полы его одежды и шерсть берке. Дорога неслась навстречу, ветер бил в лицо, редкие по утреннему времени проезжие недоуменно оглядывались всаднику вслед и, едва успев понять, что мимо них кто-то проехал, теряли его из виду.
        Но, как ни спешил Аскер, Паорела показалась на горизонте лишь тогда, когда солнце уже садилось. Башни загородных дворцов знати чернели на фоне розового заката, и солнце подсвечивало крытые сталью платинированные крыши. Пели свои вечерние серенады сверчки, благоухали цветущие сады, отовсюду доносилась нежная мелодичная музыка. Цвела весна, и знать Паорелы развлекалась в свое удовольствие. А развлекаться в Паореле умели! Это было видно хотя бы по вычурной архитектуре белоснежных дворцов и изысканной планировке садов, в изобилии разбросанных вокруг. Жили широко: со всеми предместьями и пригородами Паорела занимала площадь около сорока квадратных гин. Самые богатые роды имели по несколько дворцов в разных частях города. Сама Паорела делилась на три части естественными рубежами: восточная часть находилась при слиянии Ривалона с рекой Брей, северная - на правом берегу Брей, и западная - на левом берегу Ривалона. Аскер сейчас находился в восточной части столицы. Сменив галоп на шаг, он ехал среди садов, вертя головой во все стороны и любуясь окружающим пейзажем.
        Солнце село, а луна еще не взошла, и сады освещались фонарями, во множестве развешанными среди деревьев. Легкий теплый ветерок разносил вокруг ароматы цветов и покачивал ветви. Иногда в просветах между деревьями мелькала водная гладь пруда, и тогда слышался скрип весел и приглушенный говор. Большие лиловые бабочки порхали в кустах, лакомясь нектаром цветов, да иногда спросонья вскрикивала птица.
        Аскер ехал дальше. Вскоре дорога вывела его к крепостной стене Паорелы, за которой, собственно, и начинался город. Толстые железные ворота были распахнуты, и створки их были притянуты цепями к стенам. Эти ворота, как и сам крепостной вал, были памятью минувших дней, когда Паорела была еще одиноким городом посреди враждебной земли и по своему статусу походила на Бреган. Теперь, когда все окрестные земли были объединены под одной рукой и вассальные города надежно охраняли границы Эстореи, крепостная стена превратилась в сплошное решето: в разное время в ней были проделаны десятки ворот и подворотен, ведущих во все главные улицы города. Это сделали сами добрейшие граждане Паорелы для собственного удобства, чтобы не обходить стену вдоль, если нужно попасть в предместье. Ходили туда-сюда по двенадцать раз на дню, и такая мера многим казалась естественной и необходимой, а если кто-либо заикался о безопасности, то его немедля называли параноиком.
        За крепостной стеной зелени было гораздо меньше, чем снаружи, зато улицы были шире, чем в Отере или в Брегане. Здесь не было необходимости лепить дом на дом, и многие позволяли себе обширные внутренние дворы. Но дома были высокие, по три-четыре этажа, хотя не недостаток места был тому причиной, а стремление архитекторов похвастаться друг перед другом.
        Фонарей на улицах не было, в нижних этажах домов на ночь закрывали окна, забирая их тяжелыми ставнями, и поэтому свет лился откуда-то сверху, либо из окон верхних этажей, либо от луны. Этой ночью луна должна была взойти только после часа ночи, и улицы были погружены во тьму. Тротуары были вымощены каменными плитами, пусть и не такими ровными, как на Пути, но все же достаточно ровными, чтобы прохожие не спотыкались во тьме. С этой стороны опасаться было нечего, но зато никто не мог вам гарантировать, что, выйдя поздно вечером или ночью погулять, вы не подвергнетесь нападению грабителей или просто праздных сынков богачей, которые вздумали поразвлечься, пугая прохожих.
        У Аскера с собой была его знаменитая сабля, да к тому же он был еще и верхом, так что грабителей он мог не бояться. Честно говоря, он о них и не думал: встретив на своем пути разбойников лишь раз, он понятия не имел, что они встречаются гораздо чаще.
        Так, едучи по улице и глядя по сторонам, Аскер вдруг заметил, как из подворотни вышла какая-то тень и двинулась в том же направлении, что и он. Тень пробиралась под самыми стенами домов, старательно обходя редкие пятна света и постоянно натягивая на нос край капюшона. Тень так плотно прижималась к краю дороги, что, проходя мимо забора, зацепилась за гвоздь, и тогда Аскер услышал приглушенное ругательство. Судя по голосу, это был мужчина, притом немолодой.
        Отцепив от гвоздя свой темный плащ, мужчина двинулся дальше и за первым же домом свернул, видимо, не желая идти на виду у Аскера. Но не прошло и минуты, как за углом послышалась возня и шум борьбы: на незнакомца напали те самые ночные возмутители спокойствия, о которых мы упоминали раньше и которых Аскер не принял в расчет. Незнакомец сопротивлялся молча, не решаясь позвать на помощь: похоже, желание не быть узнанным было для него очень важно. Тогда Аскер, особенно не раздумывая, свернул в боковую улочку: им двигало желание спасти жизнь и кошелек незнакомцу, который так безрассудно ими распорядился.
        Едва заслышав цокот копыт, четверо грабителей тотчас обернулись, продолжая, однако, крепко держать незнакомца, которого они уже успели схватить. Так же, как и он, грабители были закутаны в длинные плащи, из-под которых выглядывали мечи.
        - Что я вижу, господа! - начал Аскер, обнажая саблю. - В славном городе Паореле безнаказанно промышляют разбойники! Как вам не стыдно, господа. Вы посмели напасть на безоружного! А ну-ка, уберите от него ваши грязные лапы, а не то...
        Сабля описала в воздухе два изящных полукруга, и хотя света в переулке почти не было, но четверо все же разглядели грозное сверкание металла редкостной закалки. Аскер пошевелил поводьями, и Сельфэр сделал несколько шагов вперед, надвигаясь на грабителей.
        Оценив ситуацию, эти четверо поняли, что перевес не на их стороне: незнакомый аврин был верхом, и притом очень уж ловко у него получалось вертеть в воздухе саблей. Настроен он был, похоже, решительно, и грабители предпочли не связываться. Перемигнувшись между собой, они расступились в разные стороны и, не издав ни единого звука, растворились во тьме.
        Аскер подъехал к незнакомцу.
        - С вами все в порядке? - осведомился он как можно участливее.
        - Ох, спасибо вам, господин... господин...
        - Аскер, - подсказал Аскер.
        - Спасибо вам, господин Аскер! Если бы не вы... - незнакомец застонал, схватившись за сердце. - Да, в нашем городе ночью небезопасно... Вы спасли мне жизнь. Как я могу отблагодарить вас?
        Аскер с любопытством слушал слабое бормотание незнакомца и его несколько преувеличенные стоны: судя по всему, на нем не было ни царапины. Хотя с уверенностью этого сказать нельзя было: незнакомец завернулся в свой плащ с головы до пят и не желал открывать свое инкогнито. Когда речь зашла о благодарности, Аскер улыбнулся:
        - Как вы можете отблагодарить меня? Видите ли, я не знаю, какими возможностями вы для этого располагаете, господин... господин...
        Но незнакомец предпочел не распространяться относительно своего имени. Он еще плотнее закутался в плащ и сказал:
        - Мои возможности весьма обширны. Просите смело, господин Аскер: моя жизнь для меня дороже любых ценностей.
        - Видите ли, господин... э-э, - начал Аскер, ожидая, что теперь-то незнакомец назовет себя. Но тот никак не отреагировал. - Так вот, я в вашем чудесном городе впервые и никого здесь не знаю, а когда я поспешил к вам на выручку, то, клянусь Матеной, не думал ни о какой награде.
        - Так вы чужеземец! - заинтересовался незнакомец. - Это меняет дело. Позвольте узнать, как давно вы прибыли в Паорелу?
        - Сегодня вечером, после захода солнца.
        - И, разумеется, еще не успели найти себе гостиницу? Тогда первой частью моей благодарности будет пригласить вас, господин Аскер, ко мне домой.
        - Видите ли, господин... - начал Аскер свое обращение уже в третий раз с "видите ли", отчего в его тоне явственно слышалась издевка, - господин... простите, не знаю, как вас зовут... ваше предложение чрезвычайно заманчиво, но не повредит ли это вашему инкогнито, которое вы так тщательно соблюдаете?
        В самом деле, со стороны незнакомца было невежливо скрывать свое имя, в то время как Аскер свое назвал. Это обстоятельство и тон Аскера задели его за живое, и он, гордо выпрямившись, откинул капюшон с головы.
        - К чертям мое инкогнито! От моего спасителя у меня нет секретов. Я - Аолан Валесиар, король Эстореи, сюзерен городов Фенестры, Маэркела, Артаринора и Хагелона, князь Даэры, командор крепостей Пилор и Акреол!
        "А-а, - подумал Аскер, - это тот самый король Аолан, который Тюфяк, лазит ночью по любовницам и носит балахоны, больше похожие на мешок, чем на одежду".
        Тем не менее, он с нарочитой поспешностью слез с берке и низко - в пояс - поклонился королю.
        - Простите меня, государь, если я неумышленно допустил по отношению к вашей августейшей особе какую-либо бестактность, оскорбительную для вас, - сказал Аскер своим самым вкрадчивым голосом. Внутри у него все ликовало.
        "Вот, кажется, мой шанс, ради которого я так спешил сюда, - думал он, - и я уж постараюсь его не упустить".
        Король ласково посмотрел на Аскера и милостиво согласился проехаться до дворца на Сельфэре. При этом Аскеру стоило немалого труда подсадить короля в седло, соблюдая должную почтительность. Прозвище "Тюфяк", коим наградили короля Аолана острые на язык солдаты, вполне ему подходило: верхом он ездил очень редко, а если такое с ним все же случалось, то, чтобы сесть на берке, король пользовался специальной лестницей, у которой были даже перила. По поводу своих ничтожных способностей в верховой езде он не испытывал ни малейшего смущения, и потому, подойдя к Сельфэру, лишь положил руку на седло, предоставив Аскеру всю остальную часть работы.
        Тем не менее, через четверть часа король надежно сидел в седле, и Аскер, взяв Сельфэра под уздцы и следуя указаниям короля, двинулся по лабиринту улиц.
        Королевский дворец, или, как его называли, Виреон-Зор, Обитель Власти, находился в самом центре Паорелы. Аскер изрядно поплутал, пока они до него добрались, тем более что король указывал сворачивать в самые глухие проулки, какие только попадались на пути. Как только в поле зрения короля попадал какой-нибудь очень уж запоздалый прохожий, король пригибал голову едва ли не к самой холке Сельфэра и надвигал капюшон плаща на нос: здесь его всегда могли узнать, а он этого очень не хотел.
        Прошло полтора часа бесконечных петляний по улицам, поворотов, объездов и возвратов, так что Аскер совершенно сбился с направления. Шумные и светлые дворцы они обходили стороной, и поэтому приближение к Виреон-Зору Аскер почувствовал за несколько кварталов. Дворец состоял из четырех этажей, и его башни гордо возвышались над окрестными домами. Пространство вокруг дворца пустовало, как бы отгораживая его от остальной части города. Построен был дворец из белого мрамора, как и все наиболее известные и богатые дворцы в Паореле, но имел одну редкую особенность: во многих местах стены Виреон-Зора были покрыты хрустальными пластинами, искусно отлитыми и ограненными. Бесчисленные зеркала, расставленные вокруг дворца, собирали свет солнца днем и светящихся окон вечером, фокусировали его и отражали на хрустальные фризы и панели. Благодаря этой хитрой выдумке дворец сверкал подобно огромному бриллианту, и свет от его искрящихся стен столбом подымался в ночное небо.
        Выйдя к дворцу, Аскер на мгновение остановился и замер в немом восхищении перед этим дивным творением ума и рук авринов.
        - Нравится? - спросил с улыбкой король.
        - Неземное сияние, государь! - отозвался Аскер. - Оно напоминает мне сверкающие ледники Баяр-Хенгора.
        - О, вы были в Баяр-Хенгоре, Аскер, - полувопросительно-полуутвердительно сказал король. - Завтра утром вы мне обязательно расскажете о своих приключениях.
        - Как будет угодно королю, - учтиво ответил Аскер, сделав шаг вперед, но не в сторону главного входа во дворец, который выходил на Дворцовую площадь, а в противоположную сторону, вопросительно глядя на короля. Как он предполагал, у короля во дворце были свои тайные входы, откуда он мог выходить незамеченным в свои ночные похождения.
        И верно, король указал на заднюю, неосвещенную часть дворца. Когда они подъехали к совершенно гладкой на вид стене, король слез с Сельфэра, воспользовавшись Аскеровой помощью, и постучал в стену условным стуком. Раздался тихий скрип, и часть стены отъехала вглубь. Из слабо освещенного проема вынырнул аврин и тут же почтительно склонил перед королем свои худые плечи. Это был Эдельрив, камердинер короля по должности и наперсник - по положению. Король часто спрашивал его совета по разным вопросам, и иногда именно мнение Эдельрива было решающим.
        Заглянув в лицо королю, Эдельрив спросил:
        - Как ваша прогулка, мой король? Все ли было благополучно?
        Эдельрив всегда опасался, что король во время своих ночных похождений попадет в какую-нибудь передрягу, в которой его могут убить, и тогда сам Эдельрив лишится места. Некоторое время он даже упрашивал короля брать его с собой, чтобы охранять его по дороге, но король решительно отверг это предложение. И теперь Эдельрив частенько нервничал, сидя под потайной дверью среди ночи и ожидая возвращения короля.
        - О мой верный Эдельрив! - воскликнул король. - Ты был прав: мне не следует одному ходить по ночам. На меня сегодня напали грабители, и если бы не господин Аскер, - король сделал жест в сторону Аскера, - то я не знаю, что бы со мной было. Будь так добр, мой Эдельрив, отведи берке господина Аскера в загон.
        Эдельрив внимательно и настороженно посмотрел на Аскера, изучая, что за птица прилетела в Виреон-Зор и как ее появление отразится на дворцовой конъюнктуре. Завершив беглый осмотр, он принял поводья из рук Аскера и отправился выполнять поручение короля.
        Между тем король был уже в дверях.
        - Пойдемте со мной, Аскер, - обернулся он, - и я покажу вам, каков Виреон-Зор изнутри.
        - Я нисколько не сомневаюсь, государь, что он так же прекрасен изнутри, как и снаружи, - ответил Аскер с улыбкой.
        Галантное замечание Аскера оказалось сущей правдой. Миновав потайной коридор, они попали в комнату, отделанную розовым камнем, плиты из которого перемежались панелями розового дерева ила, и если бы не разная резьба по камню и по дереву, то отличить одно от другого было бы нелегкой задачей. Двери из этой комнаты вели во вторую, стены которой были обиты алой парчой с нитями золота, вплетенными в ткань. Третья комната была выложена перламутром морских раковин, водившихся у далеких берегов Аларии, четвертая сплошь завешана оружием и уставлена серебряными вазами, покрытыми богатейшей чеканкой. По всем комнатам стояла мебель, обтянутая атласом и парчой, полы были выложены фигурными каменными плитами и паркетом из ценных пород дерева.
        Однако сейчас время для осмотра внутреннего великолепия Виреон-Зора было неподходящее. Король дошел до своей опочивальни и хлопнул в ладоши. Тут же перед ним возникли слуги, и он приказал им разместить Аскера со всеми удобствами.
        Комната Аскера располагалась недалеко от покоев короля и выходила окнами на Дворцовую площадь, из чего Аскер заключил, что он желанный гость. Обстановка комнаты, как и всего дворца, вызывала лишь чувство восхищения. Аскер обвел комнату взглядом, поставил в угол копье и саблю, которые до сих пор все время таскал за собой, подошел к окну и, потянув за шелковый шнур, раздвинул парчовые шторы. Перед ним лежала грандиозная Дворцовая площадь, вымощенная массивными плитами из броглонского гранита, и блики от хрустальных стен королевского дворца ложились на камни радужными пятнами.
        Сзади послышалось сдержанное кряхтение. Это трое слуг, посланных королем, топтались в дверях, ожидая приказаний. Аскер отослал их, поблагодарив за заботу, но заверив, что ему ничего не нужно. Когда слуги ушли, Аскер подошел к кровати, скинул с себя запыленную одежду и улегся прямо поверх батистовых одеял. Тщательно взбитая перина осела под ним, окутав его со всех сторон.
        Несмотря на целый день, проведенный в дороге, и поздний час, спать Аскеру не хотелось. Происшедшее сегодня требовало тщательного обдумывания, и Аскер принялся за это ответственное дело. Правда, первая мысль, какая пришла ему в голову, была о том, что ему все равно, где спать - на скалах под открытым небом или во дворце на пуховой перине. Аскер даже обнаружил, что на перине спать хуже, потому что все время проваливаешься вниз.
        Но, отбросив мысли о перинах и кроватях, Аскер задумался над тем, как произвести на короля хорошее впечатление. Король явно им заинтересовался, и Аскер подумал, что ему, быть может, удастся на какое-то время задержаться во дворце. Он решил извлечь из этого все возможные выгоды.
        И Аскер пустился в размышления о сугубо технических деталях, понять которые может лишь адепт Сиа пятой ступени. Эти размышления длились до половины пятого утра, и только на рассвете Аскер решил, что стоит наконец и поспать.
        ЧАСТЬ 2 Королевские гаэры
        Глава 8
        В семь часов утра по дворцу забегали слуги, и Аскер, обладавший чутким сном, немедленно проснулся. Умяв край перины кулаками, он выбрался из кровати, раздвинул тяжелые шторы и открыл окно. Дворцовая площадь была погружена во тьму, затененная громадой дворца. Легкие облачка на востоке алели, подсвечиваемые солнцем, и прозрачная дымка растекалась по темным закоулкам, прячась от рассвета.
        "Отличное утро, - подумал Аскер. - Интересно, король еще спит?"
        Вытряхнув и вычистив от пыли хофтар, Аскер оделся и вышел побродить по дворцу. Большинство комнат было открыто, и Аскер долго любовался их убранством, внимательно разглядывая каждый предмет. Слуги, занятые утренней уборкой, с интересом косили на него глазами и перешептывались между собой. Сделав вид, что он рассматривает хрустальную вазу, Аскер прислушался к разговору двух горничных и услышал следующее:
        - Смотри, смотри, Лирна! Ой, какой красавчик! Откуда он взялся?
        - Ух ты, лопни мои глаза! А вырядился-то как! Верно, из какой-нибудь дыры приехал: разве нормальный аврин перетянет себе все внутренности так, чтоб изо рта вылезали?
        - Постой... Эдельрив мне давеча говорил про какого-то красавчика с бархатным голоском и змеиными манерами, которого притащил с собой король.
        - Откуда это он его притащил, Зальта? Уж не от своей ли шлюхи? На нее это похоже: подберет, поиграет и выбросит.
        - Да нет, Лирна. Эдельрив мне говорил, что дело тут нечисто. Король-то среди ночи один ходит, ну на него и...
        В этот миг дверь распахнулась, и горничные разом умолкли, потому что в дверях появился Эдельрив собственной персоной. Увидев Аскера, он сказал:
        - Король Аолан желает видеть вас, господин Аскер. Прошу, - и он сделал приглашающий жест своей тощей рукой.
        Король сидел в постели, нечесаный и немытый, и уплетал обильный завтрак. При виде Аскера он перестал жевать и полным еды ртом проговорил:
        - Как шпалошь, Ашкер?
        - Спасибо, очень хорошо, - поклонился Аскер.
        Король проглотил нажеванное, и его речь стала намного внятнее.
        - Присаживайтесь, - сказал король, указывая на стул возле своей кровати, - я хочу побеседовать с вами. Аскер, вы уже завтракали?
        - Да, конечно, - солгал Аскер, подумав о том, что свои минимальные потребности в еде надо будет как-то объяснять, не упоминая при этом Сиа.
        - Очень хорошо. Плотный завтрак - залог хорошего настроения в течение дня, - и король назидательно поднял указательный палец.
        - Разве что только до обеда, - заметил Аскер.
        Это замечание так понравилось королю, любившему поесть, что он сказал:
        - Великолепное изречение! Самая настоящая житейская мудрость.
        - О мой король, какие мудрые мысли могут быть у уроженца такой глуши, как Валиравина... Истинно мудрые мысли приходят в голову королю Эстореи, - заворковал Аскер, памятуя о том, что лесть - хлеб придворных.
        Король расцвел, но сделал вид, что не расслышал последних слов Аскера.
        - Так вы родом из Валиравины? - спросил он, меняя тему разговора.
        - Почти что, мой король. Я родился в ее окрестностях, - уточнил Аскер, употребив к себе без зазрения совести термин "родился".
        - Кстати, как ваше полное имя, Аскер? - поинтересовался король.
        - Лио Фархан Аскер, мой король.
        - Узнаю вас, горцев: вечно что-нибудь вычурное придумаете. Так расскажите мне, Аскер, о вашей жизни: что повидали, что пережили?
        И Аскер рассказал королю Аолану историю своей жизни. Сочинял он прямо на ходу. История получилась душещипательная: мать Аскера умерла при родах, а отец погиб на охоте, когда Аскеру едва исполнилось пять лет. Мальчика пристроили в Валиравинский монастырь, где он вдоволь натерпелся от монахов. Ему поручали самую грязную работу, придирались по пустякам, кормили впроголодь. Любознательный ребенок сам научился читать - и читал по ночам, потому что днем не было времени. Когда Аскеру было одиннадцать лет, настоятель узнал об этом ночном чтении и очень рассердился. Под горячую руку он выставил Аскера из монастыря, дав на дорогу лишь котомку с черствыми сухарями. Долгие годы Аскер скитался по Баяр-Хенгору, тяжким трудом зарабатывая себе на жизнь, а потом решил попытать счастья в другом месте. Приехав в Отеру...
        - Какая печальная история, - не выдержал король, сдавленно вздохнув. - К одним жизнь милостива, а другие потом и кровью добывают хлеб насущный. Но, Аскер, ведь у вас, как я заметил, очень породистый берке. Почему бы вам было не продать его?
        На секунду Аскеру показалось, что под ним проваливается пол. В самом деле, то, что он рассказал, никак не вязалось с его скакуном, да и с его саблей тоже, которую король, к счастью, в темноте не разглядел как следует. Но, собравшись с духом и призвав на помощь все свое воображение, Аскер сказал:
        - Не знаю, мой король, насколько этот берке породистый, но я сам словил его, укротил и приручил. Он мне - как друг, а друзей продавать негоже.
        - Это вы очень верно заметили, Аскер, - согласно кивнул король.
        В это время на одной из башен дворца ударили в гонг. Был полдень. Король заметно засуетился и с удвоенными усилиями принялся доедать то, что еще не было доедено. Прервав на минуту это важное занятие, он кивнул Аскеру и сказал:
        - Можете пока быть свободны, Аскер. Увидимся с вами на утреннем приеме.
        Аскер поклонился и вышел из королевской спальни. Да, королю Аолану не позавидуешь: тратить на завтрак несколько часов, потом приводить себя в порядок, одеваться и идти на утренний прием, который, смешно сказать, начинается не раньше часа пополудни. Другие аврины к этому времени успевают не только позавтракать, но и пообедать, и даже изрядно поработать. Впрочем, если ложиться спать в три часа ночи, как король, то немудрено и проспать до десяти.
        Аскер решил сходить к загону и проведать своего берке. Сельфэр устроился неплохо: в одном отделении кормушки лежало зерно, в другом - сочные корнеплоды пины. Сухое просторное помещение загона хорошо проветривалось и достаточно освещалось солнцем. У животных всегда была свежая вода, их ежедневно чистили.
        При виде Аскера Сельфэр тут же оторвался от еды и просунул через прутья стойла голову, тихонько фыркнув в знак приветствия.
        - Привет, друг мой, - обратился к нему Аскер. - Ну как тебе здешние условия? Ничего, а?
        Сельфэр кивнул головой. Несколько месяцев, проведенные под открытым небом, заставили его ценить любые условия, а такие - в особенности.
        Аскер побродил по загону, рассматривая прочих берке. В загоне было много пустых стойл, но вскоре лакеи стали приводить одного берке за другим: это съезжались во дворец придворные. Подходило время утреннего приема, и Аскер поспешил наверх.
        Все приемы происходили во втором этаже дворца Виреон-Зор в анфиладе из пяти залов, которая называлась Церемониальной. Потолки этих залов были такие высокие, что анфилада занимала два этажа в высоту. Центральный зал анфилады назывался Тронным, поскольку в нем стоял трон короля. Этот зал был поистине огромен и занимал весь этаж в ширину, лишь вдоль задней стены дворца мимо зала проходил узкий коридор. Потолок Тронного Зала подпирали шесть мраморных колонн, и арочные крепления расходились от них по потолку лучами во все стороны. Следующий зал направо, если стоять лицом к трону, назывался Зал Совещаний, за ним находился Зал Протоколов, с другой стороны от Тронного Зала располагались Зал Доблести и Зал Бесед. Приезжая в королевский дворец к часу дня, придворные растекались по этим пяти залам и вели светские беседы, обмениваясь новостями, правдивыми или ложными, и плетя интриги.
        Нынче в Виреон-Зор съехались самые сливки Эстореи: первый советник Кадиз Ринар, маршал армии Гильенор Дервиалис, министр финансов Менреэл Галор, ожидали также верховного жреца храма Матены Иктера Сезиреля. Все вышеперечисленные господа жен не имели, поскольку Дервиалис был убежденным холостяком, Галор - вдовцом, Сезирель - священником, и лишь у Ринара была жена, но она была так слаба и чужда светской жизни, что ее можно не брать в расчет. Но этот недостаток с лихвой восполнялся красавицами женами других аристократов, которые сами не были ничем славны, кроме как своими шустрыми супружницами. Немало было и куртизанок, живущих своим умом и за счет богатых подношений поклонников.
        Среди всех этих достойных дам нужно особо сказать об Атларин Илезир и Фаэслер Сарголо. В будуарах этих двух дам зачастую обсуждались важнейшие политические вопросы и произносились вслух самые сокровенные государственные тайны. Влияние, какое эти две куртизанки оказывали на политическую жизнь Эстореи, трудно переоценить: обе красавицы обладали государственным умом и завидным честолюбием, а об их искусности в делах завоевания противоположного пола и говорить нечего. Правда, зачастую то, что созидала одна из них, тут же разрушала другая, потому что Фаэслер и Атларин были жестокими соперницами. Главной целью каждой из них было заполучить короля Аолана, и тут уж в ход пускались любые средства. Сначала борьба шла на равных, но потом Фаэслер Сарголо повезло больше, и именно к ней король пробирался ночами по темным улицам, пренебрегая опасностью. Теперь он мог делать это в любой день: королева Эгретта умерла три года назад, и ее грозный характер уже никак не мог отразиться на амурных делах короля.
        Здесь же следует упомянуть и о наследнике трона, принце Лабеоне, и мы не скоро к нему возвратимся. Если король Аолан жил в Виреон-Зоре, министры бывали каждый день, а прочая знать - хотя бы раз в две недели, то принца Лабеона во дворце не видели месяцами. Когда еще была жива его мать, королева Эгретта, он спасался от ее деспотичного нрава в плавнях к востоку от Маэркела, развлекаясь там охотой. Охота была единственным делом в его жизни, которым он мог заниматься, не рискуя при этом умереть со скуки: принц Лабеон заслуживал прозвище Тюфяк едва ли не больше, чем его отец.
        Итак, вот беглый очерк некоторых лиц, которые, за исключением принца, собрались сегодняшним утром (по меркам аристократов, разумеется) во дворце Виреон-Зор к традиционному утреннему приему. В целом придворных было около сотни, и в залах стоял неясный гул от их голосов, разносясь эхом по дворцу.
        Стоило Аскеру появиться в дверях Зала Бесед, как с дюжину голов разом повернулись в его сторону. Придворные беззастенчиво принялись разглядывать новичка, а когда он проходил мимо них, отворачивались и начинали перемывать ему кости. Аскер шел, словно под перекрестным огнем: он вообще чувствовал себя неловко, если на него было направлено пристальное внимание, а враждебное внимание - тем более. Слухом Аскер старался уловить каждое слово, сказанное о нем, а боковым зрением пытался разглядеть и запомнить говорившего. Вслед ему неслись шепотки и подхихикивания, но он делал вид, что безразличен ко всему окружающему. Аскер искал короля.
        Король расположился в одном из кресел, во множестве расставленных под стенами в Зале Совещаний. Окруженный министрами и куртизанками, он, казалось, был всецело поглощен беседой с ними. Увидев перед собой Аскера, он вздрогнул от неожиданности и, улыбнувшись, чтобы скрыть неловкость, сказал:
        - Как вы бесшумно ходите, Аскер. Знакомьтесь, господа, - повернулся он к остальным, - господин Лио Фархан Аскер, из Валиравины. Я должен сказать, что государство в большом долгу перед господином Аскером: он оказал его главе неоценимую услугу.
        О характере этой услуги король предпочел не распространяться: несмотря на то, что о его связи с Фаэслер Сарголо знала вся столица, приличия должны были быть соблюдены.
        - Сегодня утром, Аскер, вы рассказывали мне вашу историю, - продолжал король, - но вы, по-моему, ее не закончили. Расскажите же нам продолжение.
        Аскер внимательно окинул взглядом собравшихся. Пять пар глаз впились в него, ожидая, что же скажет эта новая королевская игрушка. Толстый Ринар вытирал платком вспотевший лоб, Галор сложил губы трубочкой и скрестил руки на груди - как делал всегда, приготовившись слушать. Дервиалис с высоты своего роста смотрел лениво и презрительно, скрывая внутреннее напряжение. Фаэслер придвинулась поближе к королю, положив изящную ручку ему на плечо. Атларин улыбнулась Аскеру, желая ободрить его, но он в этом не нуждался.
        Рассказав о своем приезде в Отеру, Аскер пустился подробно расписывать, где какая улица находится, что за дома там стоят и кто в них живет. Ни словом не упомянув о своем визите в оружейную лавку, он долго распространялся о модах и о своей точке зрения на них, причем обе дамы в продолжение всего рассказа смотрели ему прямо в рот. Покончив со своим пребыванием в Отере, Аскер пропустил встречу с разбойниками и сразу перешел к описанию Бреганского турнира.
        - Вы были на Бреганском турнире? Любопытно послушать, - сразу отозвался Дервиалис. Ему, как военному, было интересно все, связанное с такими состязаниями; к тому же, у него была мечта: получить призы во всех состязаниях. Но, хотя он неоднократно участвовал в турнирах, это пока была только мечта.
        Аскер рассказал, как много народу съехалось на турнир в этом году, а потом перешел к описанию правил турнира. Но правила знали все, включая дам, и его попросили перейти к поединкам.
        Все было ничего, пока Аскер не дошел до той части своего повествования, в которой он сам выехал на арену. По мере развития событий глаза слушателей раскрывались все шире, пока не стали похожи на чайные блюдца.
        - Этого не может быть! Вы лжете! - зарычал Дервиалис, не выдержав. Среди тех призов, которые ему так и не удалось заполучить, копье тоже было.
        - Да вы, господин Аскер, - кричал он, нависнув над Аскером всем своим телом, - с вашей-то комплекцией копья и в руках не удержите, я уже не говорю о том, чтобы сшибить им кого-нибудь с седла!
        Два других министра реагировали спокойнее, потому что не были военными и за ратной славой не гнались.
        - Не знаю, что побудило вас ко лжи, господин Аскер, - спокойно сказал Ринар, - но, в любом случае, вы сильно ухудшили то благоприятное мнение, какое у нас сложилось.
        Фаэслер кинула на Аскера взгляд, полный презрения, и отвернулась.
        - Мой король, позвольте мне оправдаться, - сдержанно сказал Аскер. - Прикажите принести копье из моей комнаты.
        Король был признателен Аскеру за этот маленький скандал, несколько разогнавший придворную скуку. Хлопнув в ладоши, он подозвал к себе лакея и отослал его в комнату Аскера за копьем. Пока лакей бегал, во всем Зале Совещаний стояла напряженная тишина: все придворные забросили свои разговоры и ожидали, чем закончится эта перепалка.
        Но вот запыхавшийся лакей появился в дверях, подбежал к королю и с поклоном подал ему копье.
        - Гм... "Победителю четыреста тридцать девятого турнира в Брегане", - прочитал король вьющуюся по спирали вокруг древка надпись. - Настоящее... - он недоуменно оглянул собеседников. - Нет, в самом деле, настоящее! Господа, посмотрите, вот копье с Бреганского турнира!
        Придворных не надо было просить дважды. Они все разом ринулись поглазеть на приз, и вокруг короля возникла изрядная давка. Аскер отошел в сторону и теперь стоял в углу зала, иронично улыбаясь. К нему подошла Атларин. Она была привычна к таким сценам, но, перехватив взгляд Аскера, сказала:
        - Нур Пресветлый, ну и свалка! Каждый лезет вперед, каждый хочет быть первым!
        - Но это не всем удается, - заметил Аскер.
        Атларин с удивлением обернулась. Ей было непонятно, относилось ли заявление Аскера к толпе придворных вокруг копья или, возможно, к ней самой, которой в борьбе с Фаэслер тоже не удалось стать первой.
        "А он совсем не прост", - подумала Атларин.
        "А она неплохо понимает намеки", - подумал Аскер.
        К ним подошел Дервиалис, которому только теперь удалось выбраться из толпы. Задрав подбородок вверх и уперев руки в боки, он стал перед Аскером и посмотрел на него сверху вниз.
        - Поздравляю, господин Аскер, - процедил он сквозь зубы, едва сдерживая поток брани, рвущийся наружу. - Ну и шуму вы тут наделали!
        - Только благодаря вам, господин Дервиалис, - парировал Аскер, - это не моя заслуга. Именно вы изволили обратить свое благосклонное внимание на то, что я... как бы это сказать... несколько привираю, и только благодаря этому обстоятельству на свет божий выплыло копье, которое сейчас с таким усердием рассматривают господа придворные...
        В течение всей этой длинной фразы, произнесенной самым бархатным тоном, Дервиалис закипал, как медный чайник. У себя в армии он привык к беспрекословному подчинению, при дворе его уважали и боялись. Единицы могли говорить с ним в таком тоне, для прочих же был один исход - дуэль.
        Атларин всполошилась. Она видела, к чему идет дело, и желала помешать поединку всей душой. Дервиалис был редкостным противником и не стеснялся в средствах, а Аскер... Какие бы у него ни были заслуги в ратных делах, но на таком красивом лице не должно появиться ни одного шрама! Атларин открыла рот, но Дервиалис уже закипел.
        - Господин Аскер! - выпалил он. - Вы оскорбили меня, и я вызываю вас на поединок!
        - За вами право выбирать оружие, - раздался сзади глуховатый старческий голос.
        Аскер обернулся. Перед ним стоял старик в одежде, показывающей его принадлежность к культу Матены. В глаза Аскеру сразу бросилось сходство между ним и учителем Кено, причем не столько внешнее, сколько сходство манер поведения.
        - Это Иктер Сезирель, советник короля по делам религии, - сказала Аскеру на ухо Атларин.
        Аскер поклонился.
        - Раз я могу выбирать оружие, тогда я завтра и продемонстрирую господину Дервиалису тот прием, с помощью которого мне удалось завоевать копье на Бреганском турнире, - сказал он.
        Сезирель, который не слышал всей этой истории, удивленно поднял левую бровь и более внимательно посмотрел на Аскера.
        - Неплохо, господин...
        - Аскер.
        - Неплохо, господин Аскер, - улыбнулся Сезирель. - Я вижу, вы при дворе совсем недавно, а уже обрели известную популярность. Правда, популярность преходяща...
        - Зато есть непреходящие вещи. Я учился в Валиравине, господин Сезирель.
        - О-о-о, неплохая школа, господин Аскер. Я и сам там побывал и многому научился. Нам стоит поговорить с вами. Приходите в храм Матены, я вас приму в любое время. До свидания, господа.
        Сезирель сделал общий поклон и, сославшись на занятость делами культа, удалился. Зато подошел Ринар. Он уже краем уха слышал о назначенной дуэли и подошел узнать подробности.
        - Господа, кто с кем дерется? - начал он, хотя говоривших было всего трое, причем одна из них - Атларин.
        - Я хочу научить этого грубияна вежливому обращению с министрами, - сказал все еще кипевший Дервиалис.
        - А я собираюсь научить господина Дервиалиса правильному обращению с копьем, - добавил Аскер.
        Ринару было приятно, что нашелся кто-то, кто не боится спорить с гордым и заносчивым Дервиалисом. Это ослабляло положение Дервиалиса при дворе, а соответственно укрепляло положение его, Ринара. Но вместе с тем существовала опасность, что этот Аскер возомнит о себе невесть что и будет дерзить всем подряд. Как бы прибрать его к рукам? Для начала надо посбить с него спеси.
        - О, так вы, господин Аскер, покажете нам свое искусство, - начал он насмешливо. - Разумеется, каждый пользуется тем оружием, которым он владеет лучше всего. Даже если это единственное, чем он владеет.
        "Ах ты, мешок, набитый кишками! - в сердцах подумал Аскер. - Будь при мне моя сабля, я бы тебе показал, одним ли копьем я владею. Я бы выпустил из тебя все твои кишки, и их хватило бы, чтобы обмотать вокруг Виреон-Зора два раза. Впрочем, неохота пачкать такой красивый дворец".
        - Господин Аскер, - продолжал Ринар, - когда вы доставите нам удовольствие узреть поединок?
        - Завтра, в девять часов утра, - ответил Аскер, злорадствуя в душе: такое раннее вставание было непривычно для придворных.
        - И пусть это произойдет на Дворцовой площади, - рыкнул Дервиалис, сверкнув на Аскера пронзительными зелеными глазами. - Я размажу его мозги по гранитным плитам!
        - Договорились, - сказал Аскер. - По гранитным так по гранитным.
        И оба министра, нервно поклонившись, покинули Зал Совещаний.
        Аскер оглянулся вокруг в поисках короля, но короля в зале уже не было, как и его любовницы. Пройдя через Зал Протоколов, Аскер вышел на лестницу, а оттуда спустился вниз и покинул Виреон-Зор. Паорела была красивым городом, и осматривать ее было одно удовольствие. Восточная часть Паорелы, как уже упоминалось, была занята дворцами и садами аристократии, в западной располагались торговые кварталы, а северная служила средоточием культов божеств Скаргиара. Через Брей были перекинуты каменные арочные мосты, а через Ривалон организован перевоз, поскольку движение судов на Ривалоне было слишком оживленным, и там зачастую проплывали такие посудины, которые не пролезут ни под какой мост.
        Ноги сами несли Аскера в северное предместье, а голова была занята размышлениями о сегодняшнем приеме.
        "Теплый прием, ничего не скажешь, - подумал Аскер. - Насколько должно быть хрупко и непрочно влияние министров, если они так настороженно относятся к каждому новому лицу, попадающему в поле зрения короля! Интересно, на чем основано это влияние? Господин Дервиалис кого угодно выведет из душевного равновесия... правда, сам он теряет это равновесие первым. Его маленькие круглые ушки воспринимают любое слово, как оскорбление. Господин Ринар, по-видимому, уделяет излишнее внимание своему желудку. Возможно, у них с королем наблюдается общность интересов на этой почве? Галор какой-то бесцветный и, похоже, во всем следует Ринару. Фаэслер занята королем и чувствует себя достаточно уверенно, в отличие от остальных. Атларин обратила на меня особое внимание... Интересно, какие у нее мотивы? А вот Сезирель... Из всех он, пожалуй, самый достойный, умный и опытный. Этот не будет совершать глупые ошибки".
        Покрывая шум города, с башни Виреон-Зор разнесся густой мелодичный звук гонга: было четыре часа пополудни. Ветер нес с юга маленькие плотные облачка, и они постепенно накапливались в небе, закрывая собой солнце. Снопы лучей прорезали их края и падали на землю, озаряя город то там, то здесь яркими солнечными пятнами. Несколько тяжелых капель упало на землю, и Аскер поспешил назад, в Виреон-Зор.
        Король сидел в комнате, называемой Кабинетом. Туда ему приносили на подпись бумаги, там полагалось подписывать приказы и постановления. Красавица Фаэслер уже покинула его, одарив своей лаской, и теперь король сидел один, созерцая, как маленькие тучки, прилетев с юга и излив на Паорелу свою порцию дождя, улетали на север. Аскер пришелся весьма кстати.
        - Что с вами, мой король? - спросил он, почтительно кланяясь королю и напустив на себя вид крайней участливости. - Могу ли я узнать, какие заботы омрачают чело славнейшего монарха в истории Скаргиара?
        - Мне скучно, Аскер, - пожаловался король плаксивым тоном. - Все меня покинули, а Эдельрива я сам отослал: он провожает Фаэслер.
        - О мой король! Куда годятся те подданные, которые не могут развеять грусть своего господина? Позвольте мне развлечь вас. Вы знаете историю Броглона?
        Аскер помнил эту историю наизусть. Броглон считался самым нечистым местом во всем Скаргиаре. По этой причине броглонские граниты были самыми дорогими, а чешуя черных рыб, водившихся у броглонских берегов, не получила широкого распространения, несмотря на свои исключительные свойства.
        Король не очень-то любил читать, считая это слишком трудным занятием для своих мозгов, но всякие истории слушал с удовольствием. Он поудобнее умостился в кресле, подпер голову рукой и приготовился слушать.
        История Броглона восходит к тем временам, когда создавался мир, и для этого мы должны заглянуть несколько назад, когда самого мира еще не было. Вот что говорит об этом Нагана-Сурра, священная книга всех, кто живет в Скаргиаре, независимо от того, кто какому божеству поклоняется.
        "Вначале все было серо. И была та серость однородна и беспредельна, и не было в ней ни времени, ни пространства, и порядка в ней не было.
        И возникли две точки среди серой пелены, точка света и точка тьмы. И ширились они, пока не выросли, и века веков прошли, пока они обрели форму.
        И обрели они сознание, и сказали: "Я - Свет", и "Я - Тьма".
        И сказала Тьма: "Померяемся силой, и узнаем, кому править". И согласился Свет.
        И ринулась Тьма в самую середину Света, и была отброшена. Но Свет раскололся на две части, и разлетелись они в разные стороны от удара.
        Силен был удар Тьмы, и времени ушло без счета, пока две части Света и Тьма оправились от него. За это время они развились, и форма их изменилась, обретя некое подобие, и возникли имена.
        Одна часть Света назвалась Матена и приняла женское начало. Другая часть Света назвалась Нур и приняла начало мужское. Тьма назвалась Ранатра и поныне сочетает в себе оба начала".
        Далее шло подробное описание того, как создавался мир, и мы это описание опустим: редкая память может запомнить его, не исказив.
        Создав мир, троица богов принялась делить его, причем каждый желал загрести кусок побольше. Между божествами развернулась битва, но силы были примерно равны, и ни одна сторона не могла одержать перевес. Тогда Нур и Матена вспомнили, что когда-то были единым целым, и объединились против Ранатры. Не выдержав их яростного натиска, Ранатра выронила меч, и меч этот, прочертив по небу широкую багровую черту, рухнул на территорию Броглона. Пробуравив скрит, меч проник в нижние слои мира и сгорел в пламени глубин, а Ранатра, последовав за ним, укрылась от своих преследователей и прочно обосновалась внизу. Нур и Матена уже полюбовно поделили то, что осталось: Матене отошла небесная сфера и все светила, кроме солнца, а Нуру - земля и вода.
        Раздел сфер влияния был окончен, а в Броглоне навсегда осталось отверстие от меча Ранатры, ведущее в ее огнедышащие владения. Земля там дышит пламенем, и вулканы изрыгают из своих недр потоки раскаленной лавы.
        Когда боги завершили свою битву, по земле уже расселились сотворенные ими создания, и эволюция в своем развитии уже добралась до авринов. В Броглоне, как и везде, жили различные племена. Когда произошла известная катастрофа, аврины Броглона ужаснулись, "ибо возмутились недра земные, и потекла лава со склонов гор. Но были среди тех племен мудрецы, которые сказали: "Принесем в жертву достойнейших из нас, одетых покровом невинности". И выбрали аврины среди себя юношу и девушку, чистых помыслами и светлых разумом, и отправили их к огнедышащей пропасти, что образовалась от падения меча Ранатры. Взялись за руки избранники и прыгнули в пропасть.
        И раздался голос из глубин, подобный грому от падения тысячи лавин. И пали ниц аврины в великом страхе, и услышали:
        "Я - Ранатра, божество Тьмы. Багровый огонь служит мне одеянием, и лава - кровь моя. Сильнее меня нет в пределах мира, и все живое трепещет, едва узнав мое присутствие. По велению ваших душ и из трепета совершили вы вашу жертву, и отныне беру я вас под свою защиту. Вы станете верными рабами моими и возлюбите багровый огонь пуще иного света. Отныне каждый год, день в день, час в час, будете вы приносить мне ту же жертву, что и сегодня, и милость моя пребудет с вами".
        Голос смолк, и аврины поднялись с колен. Теперь у них было свое божество. Зияющую пропасть прозвали Устами Ранатры, и отныне каждый мог говорить с ней, принеся соответствующую жертву. Над Броглоном всегда витали сумерки, потому что пепел от бесчисленных вулканов поднимался к небу и заслонял солнце, но жителям Броглона теперь и вправду огонь стал милее света небесных светил. Броглонцы все больше вкапывались в землю, буравя недра гор и добывая руду и самоцветы. На пепле чахла даже сорная трава, и потому они совершали набеги на окрестные земли, чтобы добывать себе пропитание, а с развитием торговли стали торговать сокровищами своей земли. Кстати, знаменитая Дворцовая площадь, выложенная броглонским гранитом, обошлась Эсторее в четыре года удвоенных налогов. Но тогда Эстореей правили сильные, своенравные короли, и они делали с народом, что хотели, лишь бы переплюнуть роскошью своего двора все остальные.
        Дальнейшая история Броглона целиком состоит из перечисления бесчисленной вереницы верховных жрецов и жриц, описания войн с соседями за территории, а потом, когда броглонцы лучше узнали свои сильные и слабые стороны, - жутких рассказов о преступлениях, совершаемых в одиночку или небольшими группами. Предполагают, что убийство короля Корвелы Ривина Клавигера тринадцать лет назад было делом рук броглонцев. Словить этих диверсантов практически невозможно, а если такое вдруг случается (очень редко, но все же бывает), то они умирают под пытками без единого слова жалобы. В общем, броглонцы - непревзойденные мастера шпионажа и диверсий, а цель всей этой их деятельности - ослабить все соседние государства с тем, чтобы укрепить положение самого Броглона. Правда, в других государствах тоже не ангелы живут, и что-то уж очень часто в последнее время броглонцам стали приписывать все, что происходит в мире плохого.
        Аскер умолк. Небо совсем затянуло тучами, солнце еще час назад закатилось за горизонт, за окном тихо шуршали по камням капли дождя. Король задумчиво глядел на северо-запад, словно прозревая и тьму, и дождь, стремился взглядом туда, где лежали омываемые морем Асфариг изрезанные берега Броглона. Лицо короля наполнилось одухотворенностью, какую в нем никогда не замечали; его маленькие глазки светились мечтой и тоской по неизведанным краям, в которых он никогда не побывает, связанный короной и собственной слабостью.
        - Аскер, - сказал он, поворачивая голову, - твой голос затягивает в бездны, из которых не хочется выбираться. Ты еще знаешь какие-нибудь истории?
        - Вся история Скаргиара к услугам короля, в том числе и история самой Эстореи, и рассказы о путешествиях за пределы Скаргиара, и сведения о быте и нравах народов Скаргиара, и литература, и наука, и медицина, и... В общем, мой король, на мой век хватит рассказывать, а на ваш - слушать. Но я думаю, что, несмотря на такой обширный запас, на сегодня достаточно.
        - Да, пожалуй, - согласился король. - Не стоит перебивать впечатление от такого рассказа чем-нибудь другим. Скажи мне, Аскер, что там у тебя с Дервиалисом?
        Аскер с удивлением отметил про себя, что король перешел на "ты".
        - Мы деремся, мой король, завтра, в девять, прямо под вашими окнами.
        - Как так - деретесь?! Я не позволю! - воскликнул король, вскочив с кресла. - Что себе думает этот Дервиалис? Он уже угробил девятнадцать жизней на дуэли, и хочет прибавить к ним двадцатую?! Аскер, откажись от дуэли, я тебя прошу!
        - Не стоит просить, мой король. Я уже и так прослыл лжецом, а если прослыву еще и трусом, то мне останется утопить свой позор вместе со своим бренным телом где-нибудь посреди Глерина. К тому же, я выбрал поединок на копьях и собираюсь продемонстрировать господину Дервиалису тот трюк, с помощью которого мне удалась моя победа в Брегане.
        "Ну и всполошился же он, - подумал Аскер о короле. - С чего бы это? Неужели я так преуспел?"
        Аскер и вправду преуспел. Он нашел самый эффективный способ разгонять королевскую хандру, и когда король услышал, что может лишиться такого прекрасного рассказчика, то возмутился до глубины души. Ему было безразлично, по какому поводу назначена дуэль: он с самого начала принял Дервиалиса виноватым и встал на сторону Аскера. Но, как ни хотелось королю отменить дуэль, он этого сделать не мог по соображениям чести. С тяжелым сердцем король пожелал Аскеру спокойной ночи и пообещал, что в девять часов утра он обязательно будет возле своего окна с видом на Дворцовую площадь.
        Глава 9
        К девяти утра солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, и розоватый утренний туман почти совсем рассеялся. Несмотря на то, что пришлось встать раньше обычного, многие аристократы лениво прогуливались вдоль домов, окаймлявших Дворцовую площадь. Аскер мысленно беседовал с Сельфэром, обсуждая с ним детали поединка, и время от времени оглядывался на окно королевской спальни, где виднелось заспанное и встревоженное лицо короля.
        Пробило девять. Дервиалис запаздывал, но ни одна живая душа не сомневалась, что он приедет. Аскер в очередной раз проверил, надежно ли сидит седло на спине берке и прочно ли закреплено деревянное навершие на острие его боевого копья: лишняя кровь была ни к чему.
        Раздался стук копыт, и одновременно с противоположных сторон на площадь въехали две кареты: это прибыли две первые куртизанки города. Фаэслер вышла из кареты и замерла в ожидании, глядя на Аскера; Атларин же, соблюдая приличия, но все же достаточно быстро направилась к Аскеру сама. Сразу бросалось в глаза то, что она свой просторный балахон, свободно ниспадавший с плеч, туго затянула широким поясом. Лицо Фаэслер исказила гримаса досады.
        В просвете улицы, ведущей в северное предместье, показался всадник. Он мчался галопом, и копыта его берке высекали искры из каменной мостовой. Это был Дервиалис. Он опоздал намеренно, желая вывести своего противника из душевного равновесия. Проскакав через пустынную середину Дворцовой площади, он осадил берке перед самым носом еще не успевшего сесть в седло Аскера и, нависнув над ним черной тенью, спросил:
        - Не желаете ли вы извиниться, господин Аскер?
        Аскер улыбнулся и, глядя на Дервиалиса исподлобья и снизу вверх, ответил:
        - Если я извинюсь, господин Дервиалис, это лишит меня возможности повторить в Паореле то, что я сделал в Брегане. Не все могут поехать в Бреган, и это было бы несправедливо по отношению к зрителям, которые поднялись сегодня в такую рань.
        - Какой альтруизм! - съязвил Дервиалис. - А вы не боитесь, господин Аскер, что я размажу ваши мозги по плитам Дворцовой площади?
        - А у вас не очень-то богатая фантазия, господин Дервиалис. Вы мне это уже говорили.
        - Ну, раз вы уже предупреждены, - вскипел Дервиалис, - тогда начнем!
        Противники разъехались в стороны и взяли копья наизготовку.
        - Ах, Нур! - воскликнула Атларин, обращаясь к стоявшему рядом Галору. - Дервиалис в латах, а у Аскера нет даже щита! Удачи вам! - крикнула она, глядя в сторону Аскера. Галор покосился на Атларин, недоуменно пожав плечами.
        Все было точно так, как и в Брегане. В последний момент Аскер свернул влево и, уклонившись от судорожно дернувшегося копья Дервиалиса, просунул свое копье ему под локти. Выбитый из седла, Дервиалис описал дугу и грохнулся на землю, но, в отличие от песка бреганской арены, падать ему пришлось на знаменитый своей твердостью броглонский гранит. Соприкоснувшись с камнями, его латы издали ужасающий скрежет. Все, у кого руки были свободны, поспешили заткнуть уши. Скакун Дервиалиса испугался и, сорвавшись на галоп, исчез в одной из боковых улиц. Мальчишки, во множестве толпившиеся кругом, кинулись его ловить.
        Аскер объехал на гарцующем Сельфэре вокруг площади, салютуя копьем собравшимся придворным. Вот она, преходящая мирская слава! Его победу будут помнить целый год, а если очень повезет, то и все полтора. Именно по этой причине на лице Аскера не появилось и тени улыбки, как в душе - ни следа торжества.
        Вспомнив о короле, Аскер посмотрел вверх. Король махал ему рукой.
        При виде такого чрезвычайного благоволения к безвестному аврину, пробывшему при дворе едва сутки, не одно придворное сердце налилось желчью и завистью, но ни один из них не показал своих чувств, опасаясь немилости короля.
        Аскер слез с Сельфэра, отдал поводья и копье в услужливые руки лакеев и направился во дворец, а за ним хлынули толпой все, кто только был вхож в Виреон-Зор.
        Король встретил Аскера самой милостивой из своих улыбок.
        - Вот это фортель ты выкинул, Аскер! - воскликнул он. - Да, теперь я понимаю, как тебе удалось победить в Брегане. Эдельрив! Эй, Эдельрив, ты где?
        Король выудил взглядом из толпы придворных, теснившихся за дверями, своего камердинера, и Эдельрив поспешил предстать перед своим господином, согнувшись в поклоне.
        - Эдельрив, ты видел, как Аскер управился с Дервиалисом?
        - Да, мой король.
        - Я хочу, чтобы ты этому научился, - сказал король, хлопнув Эдельрива по плечу.
        - Да, мой король, - выдавил из себя Эдельрив, чувствуя, как его влияние на короля постепенно перетекает к Аскеру.
        Королю подали завтрак, и придворные разбрелись кто куда. Некоторые поехали домой досыпать, но большинство осталось в Виреон-Зоре, чтобы вести друг с другом бесконечные галантные беседы: для придворных это давно стало образом жизни.
        Проходя по дворцу, Аскер видел вокруг себя десятки приветливых, улыбающихся ему лиц, вежливые поклоны и поздравительные речи.
        "Как быстро здесь меняется погода!" - подумал он. Но, как гласит народная мудрость, когда звезда счастья взошла над твоей головой, надо очень внимательно следить, чтобы она не упала тебе на голову.
        В Зале Бесед в двух противоположных углах сидели, окруженные поклонниками, две самые могущественные женщины Эстореи. Несмотря на то, что они были заклятыми соперницами, их неудержимо влекло друг к другу, и каждая старалась показать другой, насколько выше и прочнее ее положение, насколько больше у нее поклонников, насколько богаче ее наряды.
        Когда Аскер вошел в Зал Бесед, Атларин сразу же окликнула его. Вниманием шикарной женщины нельзя пренебрегать, и Аскер поспешил к Атларин. Забыв об остальных кавалерах, она подарила ему ослепительную улыбку и сказала:
        - Вы сегодня были великолепны, господин Аскер! Сам король Аолан отметил ваше достижение своим вниманием, и теперь на вас, верно, посыплются всякие блага, словно из рога изобилия!
        - Как хотел бы я, госпожа Илезир, чтобы вы обладали даром пророчества, - начал было Аскер, но тут у него из-за спины появилась Фаэслер и прервала его излияния.
        В последнее время Фаэслер Сарголо слишком полагалась на свое влияние на короля. Этот новый господинчик влез в ее жизнь самым бесцеремонным образом. Вчера король не пришел к ней, а сегодня утром Фаэслер узнала, что этот Аскер занял короля разговорами до поздней ночи, и еще поговаривают, что король был очень доволен! Нет, это возмутительно! Пусть король оказывает кому угодно какие угодно милости, но не за счет же нее, Фаэслер Сарголо! Этого Аскера надо поставить на место. И лучший способ, каким это можно сделать, - это влюбить его в себя, а когда он окончательно потеряет голову, можно делать с ним все, что душе угодно. Но эта несносная Атларин Илезир! Она, кажется, тоже собирается сделать его своим рабом, и уже предприняла первые шаги, показав ему свое расположение! Эта несносная потаскуха совсем потеряла стыд, и надо ее приструнить!
        Подойдя к "сладкой парочке", как мысленно обозвала Фаэслер Аскера и Атларин, она схватила Аскера за руку и, подавив бурю в душе, защебетала самым прелестным образом:
        - Поздравляю вас, господин Аскер, с этой великолепной победой! Какой сокрушительный удар вы нанесли по самолюбию нашего военного советника!
        Последняя фраза предназначалась не столько Аскеру, сколько Дервиалису. Ничего, что его не было во дворце: многочисленные осведомители и доброхоты доставят ему удовольствие услышать эти слова. А поскольку самолюбие было у Дервиалиса самым больным местом, то Фаэслер была уверена: фраза об уязвленном самолюбии, тысячекратно повторяемая в пределах дворца и вне его, в тысячу раз увеличит ненависть Дервиалиса к этому выскочке Аскеру, посмевшему его опозорить. А уж Дервиалис умеет укорачивать жизни тому, кого ненавидит.
        Продолжая без умолку болтать всякую галантную чепуху, Фаэслер незаметно уводила Аскера от того места, где сидела Атларин. Она то вскидывала на Аскера томные черные глаза, то стыдливо отводила их в сторону, умело ведя известную веками игру в чувства. Фаэслер уводила Аскера на Обходную галерею, которая всегда была пустынна, и тем самым давала ему понять, что ищет уединения от суеты и сутолоки Церемониальной анфилады. И приглушенные вздохи, и страстный огонь в глазах, и легкое касание пальцев - все было пущено в ход, все говорило о том, что дама влюблена, и безумно влюблена.
        Аскер внимательно наблюдал за своей собеседницей, пытаясь одновременно следить за тем, что она говорит, и понять, что же с ней происходит. Это было нечто такое, с чем Аскер до сих пор не сталкивался. Он видел в глазах Фаэслер какой-то призыв, и самое ужасное было то, что он совершенно не знал, как себя вести. Он впервые почувствовал себя беспомощным. Его обычная тактика - делать вид, что так и надо, - здесь не годилась. От него определенно чего-то хотели, но чего?
        Аскер решил попытаться это выяснить. Фаэслер как раз повернула к нему свое лицо и смотрела ему прямо в глаза, - это было самое удобное положение для проникновения в сознание. Очень осторожно, чтобы ничем не выдать своего присутствия в ее мозгу, Аскер начал пробираться извилистыми путями образов и мыслей, но тут же наткнулся на преграду, которую следовало разрушить. Он попробовал другой путь, но и там стоял заслон, а в поверхностном слое сознания нужных ему мыслей - увы - не было.
        Захваченный своими исследованиями, Аскер невольно приблизил свое лицо к лицу Фаэслер, и между их носами оставалось расстояние едва ли в ладонь. Фаэслер, которая до этого что-то рассказывала, внезапно замолчала и остановилась. Ее глаза закрылись, а губы, наоборот, раскрылись, и она вся как-то подалась вперед.
        О Фаэслер! Излишняя самоуверенность вредит всем, в особенности куртизанкам.
        Голос Аскера вывел ее из того состояния, в котором она пребывала.
        - Продолжайте, прошу вас, - сказал он, - вы так интересно рассказываете.
        Вторую ночь подряд король обошел вниманием свою фаворитку. Весь день и весь вечер он не отпускал Аскера от себя и слушал его рассказы. Если какие-либо государственные дела требовали августейшего внимания, то король злился, говоря, что ему не дают покоя. Бесконечные беседы занимали ум короля целиком, и ни на что другое у него не оставалось ни времени, ни сил, ни желания. Плавная речь Аскера действовала на него, как наркотик, поднимая над серой обыденностью и унося в далекие дали.
        И на следующий день, и через день распорядок дня короля был все тот же: на завтрак рассказы, до обеда рассказы, на обед рассказы, до ужина рассказы, и так далее. Придворные стали тревожно перешептываться между собой: такого с королем раньше не случалось. Правда, и Аскеров ему не попадалось, но не в этом дело. Главная причина беспокойства придворных была вовсе не в том, что король не занимается делами государства, - в этом случае можно неплохо управлять и самим, прикрываясь его именем. Угроза состояла в следующем: король делал Аскеру подарки. Разумеется, за любой вид услуг полагается вознаграждение, в том числе и за умение красиво рассказать историю, но это только тогда, когда сумма вознаграждения находится в разумных пределах. Конечно, разумные пределы каждый понимает по-своему: себе побольше, другим поменьше. Но те вещи, которые изъял из королевской сокровищницы король Аолан, не вписывались ни в какие разумные пределы, включая и те, которые "себе". И, хотя придворные не могли пожаловаться на недостаток королевской щедрости, но награды эти чаще всего имели денежное выражение. На этом фоне дарение,
например, огромного сапфира на золотой цепи выглядело несколько необычно. Выбрав это украшение, король подумал о том, как цвет камня будет подходить к цвету глаз того, кто его будет носить.
        В общем, шушукания велись самые оживленные. Любая новость, исходившая из-за запертых дверей королевского кабинета, передавалась из уст в уста и в мгновение ока достигала окраин столицы. Те, кто хотел подчинить Аскера своему влиянию, были вынуждены сидеть сложа руки и выжидать: отныне на Аскера можно было смотреть только издали. Фаэслер не отчаивалась после первой неудачи и терпеливо ждала своего часа, готовя решительный удар. Ринар постоянно требовал аудиенции, ссылаясь на ухудшившееся экономическое положение провинций, и, наконец войдя в кабинет, гордо надувался, демонстрируя Аскеру, какая он тут большая шишка. Дервиалис, не стерпев позора, уехал в Пилор к своим войскам. И только Сезирель ничего не предпринимал, ожидая, пока Аскер сам попадется к нему в руки.
        Но ожидать неизвестно чего, сидя без дела, довольно скучно, а подчас даже невыносимо. И потому придворные регулярно наведывались в Виреон-Зор и беседовали, беседовали, беседовали...
        - Ну что, как себя чувствует король Аолан сегодня? - спросил вместо приветствия Ринар, подходя к Галору, приехавшему во дворец раньше него.
        - Как обычно... - вздохнул Галор, устремляя глаза в потолок. Все придворные дружно делали вид, что король болен, и говорили о нем так, словно он со дня на день должен выздороветь, но по непонятным причинам выздоровление откладывается.
        В разговор вступила подошедшая Фаэслер.
        - Этот Аскер что-то такое сделал с нашим королем, - сообщила она полушепотом, - ну там, околдовал его, что ли...
        - Я вам говорю, это дело рук проклятых броглонцев, - изрек Ринар, претендуя на истину в последней инстанции.
        - Разумеется, это они! - подхватил Галор. - Кому еще такое под силу?
        - Я сразу заметила, что с этим Аскером что-то не то, - поделилась своими соображениями Фаэслер. - Вы видели, какие у него глаза? Разве у нормального аврина бывают такие глаза?
        - Нет, - дружно согласились оба министра.
        - А сколько авринов рождается с рогами? Один-два на сотню!
        Ринар закряхтел. У него у самого был рог, правда, не на лбу, а на носу. Этот признак передавался в роду Ринаров по наследству всем потомкам мужского пола (хорошо еще, что не женского), и аналогия с рогами задела его весьма чувствительно.
        - О, простите, господин Ринар, - поправилась Фаэслер, - но вы ведь поняли, что я имею ввиду.
        - Да, понял... Вы правы, госпожа Сарголо: все это очень, очень странно.
        К беседовавшим подошел Эдельрив. Вид у него был самый что ни на есть таинственный.
        - Знаете последнюю новость, господа? - сказал он и, выдержав эффектную паузу, сообщил:
        - Наидобрейший и всемилостивейший король Аолан подарил господину Аскеру дом.
        - К-какой еще дом? - спросил запинаясь Ринар.
        - Один из принадлежащих короне дворцов в восточном предместье, по улице Согласия, и при том со всей обстановкой и прилежащим садом.
        - Вот это да-а-а... - протянул Галор, запустив пятерню в затылок. - Да это станет тысчонок в пятнадцать. Особняк небольшой, но очень, оч-чень недурно обставленный...
        - Да что вы говорите? - изумилась Фаэслер. - Так уж и пятнадцать тысяч леризов?
        - Кому же знать, как не мне! - приосанился Галор. - Как-никак я - министр финансов Эстореи и казначей.
        - Нет, это просто возмутительно! - воскликнула Фаэслер.
        - Что возмутительно? - не понял Галор. - То, что я - министр финансов Эстореи и казначей?
        - Да нет, конечно! Возмутительно безрассудное расточительство короля, - Фаэслер понизила голос до шепота, - и то, какие милости он оказывает этому аферисту Аскеру. Подумать только - подарить дворец! И за что? За не в меру свободно подвешенный язык!
        - О, смотрите, а вот и наш аферист, - указал Ринар на двери королевского кабинета, из которых выходил Аскер. В руках он держал бумагу, свернутую в рулон, - наверное, дарственную на дом. На груди Аскера всеми оттенками синего искрился подаренный королем сапфир.
        - Смотрите, смотри-ите, какие мы шикарные, - насмешливо растягивая слова, прокомментировал появление Аскера Ринар. - Что это у нас за булыжник висит на шее? А наша шейка не сломается? Любим побрякушки, да?
        Откровенно говоря, любовь к побрякушкам была характерной чертой всех авринов того времени, и каждый старался на этом поприще в меру своих сил. Взять хотя бы того же Ринара, из слов которого можно сделать вывод, что он противник всяких украшений. На его мощные плечи давила цепь, гораздо более тяжелая, чем та, которая, по его расчетам, могла сломать шею Аскеру. Все пальцы на руках Ринара были унизаны перстнями; знаменитый родовой признак Ринара - рог на носу - был украшен специальным коническим браслетом с четырьмя крупными рубинами. И это мы еще не упомянули браслеты на руках, чеканные накладки на туфли, маленький декоративный кинжал и многое другое. Дамы одевались еще более богато и могли позволить себе такие украшения, какие в мужской моде неуместны. Так что на фоне этого вычурного великолепия Аскер со своей цепью выглядел, как ласточка среди павлинов. Но даже это немногое огнем жгло глаза его завистников.
        Когда Аскер спускался по лестнице, ему навстречу попалась Атларин. Она улыбнулась ему и махнула рукой. Ее улыбка была настолько искренней, что показалась Аскеру неестественной в этом море фальши и притворства и от этого вдвойне опасной. Он не был уверен, действительно ли Атларин от души улыбнулась ему, или же она просто умеет скрывать свои истинные чувства гораздо лучше остальных. Аскер почувствовал себя неловко: его подозрения могли оказаться беспочвенными, и ему было немного стыдно. Но он не мог отказать себе в привилегии думать об Атларин не лучше, чем обо всех остальных, несмотря на то, что она показывала ему свое расположение и просто была красивой женщиной.
        "Да, в интересное место я попал, - озадаченно подумал Аскер. - Без искусства чтения мыслей здесь и шагу не ступишь. Но вот в чем проблема: я ведь не хочу, чтобы о моих способностях знали посторонние, - у меня и так уже не совсем прозрачная репутация. И стоит мне только полюбопытствовать, что у госпожи Илезир в голове, как она тотчас же это поймет, забьет тревогу и побежит к королю с требованием немедленно казнить меня как социально опасную единицу. Что же мне делать? Как пережить то время, в течение которого я должен завершить свои исследования?"
        Эти исследования заключались в том, что Аскер пытался найти способ проникать в сознание авринов незаметно для них. Для этого ему нужен был подопытный объект, на котором он смог бы проверять свои догадки. И такой объект подвернулся очень быстро: им стал не кто иной, как сам король Аолан. Именно по этой причине Аскер просиживал при нем целые дни напролет, травя байки и в то же время пользуясь рассеянным королевским вниманием, чтобы потихоньку проникать в его слабые мозги. Отвлекая короля бесконечными рассказами, он мог не опасаться, что тот заподозрит его в каких-то враждебных действиях: король не замечал ничего вокруг и внутри себя.
        К тому времени, когда Аскер встретил на лестнице Атларин, его работа близилась к завершению.
        Особняк по улице Согласия представлял собой как раз то, что сказал о нем Галор: небольшой, но очень недурно обставленный. Его полированные белые стены перемежались панелями и карнизами растительного орнамента, искусно вырезанного в камне. Темно-зеленые лианы заплетали балкон левого фасада, а с правой стороны была целая терраса для вечернего созерцания заката. Козырек над парадным входом был сделан в виде птицы райлис, которая расправила свои крылья и накрыла ими вход. В мощном клюве каменная птица держала светильник, и ее глаза, в которые было вставлено по рубину, горели багровым огнем, отражая его свет.
        Внутри все было так же прекрасно и изящно, как и снаружи. Кругом - изобилие дорогих пород дерева, шелков и парчи, изящных безделушек и, словно нарочно, масса зеркал. Они висели по всем стенам, были вделаны в потолок, в мебель, в приборы домашнего обихода, даже в некоторые окна. Зайдя в помещение, Аскер почувствовал, что у него начинает кружиться голова: стоило ему сделать шаг или даже просто повернуть голову, как тысячи его отражений двигались вместе с ним. Куда бы он ни посмотрел - он натыкался на свои собственные глаза. Ощущение было не из приятных: Аскер понял, почему монахи Валиравины прозвали его остроглазым.
        "Это что - камера пыток?" - спросил сам себя Аскер и тут же дал себе два слова: первое - как можно скорее убрать отсюда все зеркала, и второе - постараться смягчить свой взгляд хотя бы настолько, чтобы он не вызывал у других дискомфорта, а еще лучше - сделать его таким же бархатным, какой он сделал свою речь.
        Размышления Аскера прервала сморщенная старушка, которая, робко приоткрыв дверь, осторожненько кашлянула, желая привлечь его внимание.
        - Вам чего-нибудь нужно, господин Аскер? - осведомилась она, заглядывая Аскеру в глаза снизу вверх и пытаясь угадать, что же он может пожелать. - Может, отобедать изволите?
        Аскер догадался, что эта старушка - Филана. Подарив ему дом, король сообщил ему, что вместе с домом в распоряжение Аскера поступают и трое слуг, которые за ним до сих пор следили. Филана была в этом доме поварихой, а кроме нее были еще Линекор и Зинтир. Линекор, пожилой, но бравый аврин, исполнял обязанности и сторожа, и дворецкого, и садовника, а Зинтир, молодая девушка родом из Аргелена, была горничной. До сих пор в их обязанности входило содержать особняк, пустовавший после смерти королевы Эгретты, в приличном состоянии. В былые годы королева часто наведывалась сюда и принимала здесь поклонников. Именно по желанию королевы особняк был украшен таким количеством зеркал: она очень любила в них смотреться. В комнатах играла музыка, десятки слуг сновали взад-вперед, спеша исполнить приказы капризной королевы. А теперь из всей этой армии слуг остались лишь сухонькая старушенция, бравый дед да нежное создание, захваченное в плен в юном возрасте и до сих пор робевшее в чужой стране.
        От предложения Филаны пообедать Аскер вежливо отказался, заверив старушку, что с его появлением в этом доме ей не придется сильно перетруждаться.
        - Я на диете, - пояснил он обеспокоенной старушке.
        Поднявшись на второй этаж, Аскер обнаружил там спальню королевы и спальни для гостей. В каждой спальне стояла массивная кровать, а на этой кровати покоилась перина, едва ли не более пышная, чем у самого короля Аолана.
        "Опять перины! - с тоской подумал Аскер. - Они словно нарочно сделаны так, чтобы из них по утрам невозможно было выбраться. Надо будет что-нибудь предпринять".
        За спальнями находился рабочий кабинет, который королева Эгретта, похоже, превратила в салон красоты. Разумеется, никаких помад и пудр в помине не было, - они исчезли тогда, когда умерла королева, но зато один угол кабинета был сплошь выложен зеркалами, там стоял туалетный столик, и большое бра ярко освещало угол, давая достаточно света для косметических процедур.
        - Гм, - сказал Аскер, - это здесь долго оставаться не может.
        Помимо недостатков, у кабинета были еще и достоинства. Возле окна стоял письменный стол со множеством ящиков, а к этому столу было придвинуто кресло с высокой спинкой, обитое черным бархатом. Откуда взялся бархат в этом царстве парчи и атласа? Как покойная королева смирилась с черным цветом кресла, если все вокруг было не темнее коричневого?
        Аскер сел в кресло - и понял, что они созданы друг для друга. Кресло было уже, чем обычно, словно сделанное специально по его мерке. В нем было так удобно, так спокойно сидеть, и всякие неприятные мысли улетучивались сами собой.
        "Это гораздо лучше, чем перина, - подумал Аскер, вытягивая ноги и откидываясь на спинку. - Здесь я и буду спать".
        ...Следующий день, четырнадцатое вендлирен, мало чем отличался от тринадцатого, разве что Аскер проснулся не в Виреон-Зоре, а в личном особняке по улице Согласия, и вся разница состояла в том, что теперь он должен был, чтобы попасть к королю, проехаться верхом по городу.
        Линекор вывел Сельфэра из загона, находившегося за домом, оседлал его по всем правилам и подвел к подъезду.
        - В Виреон-Зор едете, господин Аскер? - осведомился он. - А то если вас какие господа спрашивать будут, так чтоб я знал, что мне им говорить.
        - В Виреон-Зор, Линекор, - кивнул Аскер, сильно сомневаясь, найдется ли во всей Паореле кто-нибудь, кто может о нем здесь спрашивать. Но ему польстило рвение Линекора услужить ему, идущее от чистого сердца: похоже, ему удалось завоевать симпатию и уважение слуг. Правда, он был с ними не более, чем вежлив, но другие господа часто обращались со своими слугами, как с неодушевленными предметами.
        Король встал раньше обычного и не находил себе места, ожидая, когда же наконец приедет Аскер. Когда это счастье случилось, он расцвел, как бутон под живительными лучами солнца.
        - Аскер, как я рад тебя видеть! - воскликнул он, едва Аскер появился в поле его зрения.
        - И я вас, мой король, - как можно любезнее ответил Аскер, обозвав короля в душе Тюфяком: никогда не следует столь явно показывать свое расположение кому-нибудь из фаворитов, потому что рано или поздно он сядет своему господину на шею.
        - Как тебе понравился дом? - спросил король, заглядывая Аскеру в глаза и ожидая, что он скажет.
        - Грандиозно, мой король! Там столько зеркал...
        - Это Эгретта... - король несколько смутился. - Она себя очень любила, больше всего на свете. Этот дом принадлежал ей.
        - Да, мой король, слуги мне говорили, - сказал Аскер, решив опустить обычные в таких случаях слова соболезнований по поводу безвременной кончины августейшей супруги короля. Это было бы высшей степенью лицемерия: по всему Скаргиару знали, что покойная королева держала короля под двумя каблуками и даже вздохнуть не позволяла без своего разрешения. Но, несмотря на это умолчание, призрак супруги встал перед королем во всей своей красе, и он заметно приуныл, как и всякий раз, когда вспоминал ее.
        Хандрящий король Аскера не устраивал. Все то время, пока Аскер был с королем, он старался ограждать его от любых неприятных эмоций, чтобы его образ у короля был связан только с приятными вещами, - нечто вроде условного рефлекса на свое присутствие. Так он поступил и на этот раз, прибегнув к традиционному и затасканному, но от этого не менее действенному приему всех придворных, - к лести.
        - Эти слуги - настоящее сокровище, мой король! - проникновенно сказал он. - У вас талант подбирать авринов. Наверное, вам достаточно только посмотреть на аврина, как вы уже знаете, чего он стоит.
        Настроение короля опять улучшилось: Аскер произнес свою фразу с такой убедительностью, что король был готов поверить, что это правда. Подойдя к своему креслу возле окна, он уселся поудобнее и жестом пригласил сесть Аскера, предвкушая услышать что-нибудь интересненькое.
        - Ну, Аскер, чем сегодня ты порадуешь своего короля? - спросил он.
        Но Аскеру не довелось порадовать своего короля. В кабинет, распахнув двери одним ударом ноги, ввалился Дервиалис. На него было страшно смотреть: синие мешки под глазами, весь в пыли с головы до ног, одежда пропахла как собственным потом, так и потом берке. Не дожидаясь приглашения, Дервиалис упал на ближайший стул и вытер рукой мокрый лоб.
        - Доброе утро, Дервиалис, - сказал король, не показывая удивления. - А я думал, что вы в Пилоре.
        - Доброе утро, мой король, - прохрипел в ответ Дервиалис. - Я и был в Пилоре, да только события последних дней заставили меня вернуться. Простите мне этот внешний вид, но я скакал семнадцать часов подряд и загнал шестерых берке, пока добрался сюда.
        - Но почему такая спешка? Не проще ли было послать гаэра с письмом, у которого ушло бы на дорогу два с половиной часа, или, в конце концов, отрядить какого-нибудь офицера? До сих пор, Дервиалис, я не замечал в вас страсти к изнуряющим марафонам.
        - Вместо ответа на ваши вопросы, мой король, я скажу, что произошло. Аргелен начал против нас активные военные действия.
        А теперь обратимся к истории. Эсторея и Аргелен находились в состоянии войны едва ли не со дня возникновения этих двух государств. Поводов для ведения войны существует множество, но главный из них - взаимные территориальные претензии. У Аргелена и Эстореи, как и у всяких других уважающих себя соседних государств, такие претензии были, несмотря на то, что страны были разделены проливом Гуаран. Все началось со спора за одинокий островок посреди пролива. Но не подумайте, что это был какой-нибудь лакомый кусочек земли, - нет! Островок тот был - сплошные камни, в расщелинах которых кое-где задержалось немного земли, и росли там только чахлые кусты да жесткая трава. Но вот положение у островка действительно было интересное: в самом узком месте пролива, между двумя мысами, на равном расстоянии от обоих берегов.
        Обе стороны обнаружили островок одновременно, и одновременно высадились на него, но потом каждая сторона утверждала, что была первой. Между разведывательными отрядами произошла вооруженная стычка, и те немногие, кто уцелел, вернулись домой и сообщили, что-де соседнее государство проявляет захватнические инстинкты и собирается оттяпать кусок чужой территории.
        Это достопамятное событие произошло в 1043 году, и с тех пор войны с небольшими перерывами длились по сей день. Сколько было убито народу, сколько денег истрачено, сколько песен сложено - не сосчитать. Война велась и с суши, и с моря, и с воздуха (если иметь в виду крылатых почтальонов, гаэров). Время от времени одной воюющей стороне удавалось занять часть территории другой стороны, но продержаться там больше года никому не удавалось: рано или поздно наступала зима, заканчивались припасы, подмога с моря не могла подойти из-за штормов и буранов. Зато какое раздолье на этой войне было броглонцам! Переметываясь то на ту, то на другую сторону, они выдавали врагу за деньги ценные сведения и, двенадцать раз перезаложив друг другу своих старых и новых хозяев, возвращались к себе в Броглон с полными карманами денег. Разумеется, шпионаж - ремесло опасное и рискованное, но, несмотря на это, многие занимались им, зачастую не имея для этого ни должной подготовки, ни каких-либо оснований. Такие вот искатели легкой наживы и попадались на заставах городов вроде Хагелона.
        В двенадцатом веке на берегах Гуаранского пролива были выстроены две крепости: Пилор с эсторейской стороны и Гарет с аргеленской. Эти две твердыни стали форпостами и первыми принимали удар на себя. Они были расположены в самом узком месте пролива, одна напротив другой, а спорный островок лежал как раз между ними. При таком положении ни одна сторона уже не могла сколько-нибудь прочно закрепиться на островке, и по негласной договоренности он стал нейтральным. Солдаты прозвали его Заклятым, как по этой причине, так и по той, что на нем почти ничего не росло. Этот островок стал ареной многих решающих сражений на разных этапах аргелено-эсторейской войны.
        Война эта тянулась через века, и ненависть к врагам передавалась из поколения в поколение. Давно потерял актуальность предмет спора, вместо него появились другие камни преткновения, а война все шла и шла... Короли и народы начали чувствовать усталость от этого тяжкого бремени, давившего им на плечи.
        В 2103 году король Аргелена Гедар Фульмар предложил королю Эстореи Эллезеру Валесиару заключить мир и в знак своих намерений попросил руку его дочери. Мир был заключен, и оба народа вздохнули с облегчением: ведь как ужасно проливать кровь аврина только за то, что он родился в другой стране!
        В 2116 году король Эллезер скончался, и его место на престоле занял король Фуэрен Валесиар, дед короля Аолана. Он никогда не одобрял политики мира, проводимой своим отцом, потому что был воин по призванию, но, кроме того, он еще был и большой хитрец, и только самые близкие придворные знали его истинные намерения, да и то не полностью. Воспользовавшись ослабевшей бдительностью Аргелена, он стал готовиться к войне, одновременно заверяя короля Гедара в своей приверженности мирным идеям. Соблюдая строжайшую тайну, под покровом ночи на остров Заклятый начали ввозить обтесанные каменные блоки, и вскоре был заложен фундамент. Аргеленцы не следили за островом и потому ничего не заметили, а потом, даже если бы и захотели понаблюдать, то все равно не смогли бы: на море штормило, и туман густыми клубами оседал у аргеленских берегов. Говорят, что король Фуэрен воспользовался мощной магией, чтобы скрыть остров Заклятый от очей Аргелена, а еще говорят, что по эсторейскую сторону пролива море было гладкое, как зеркало, и ни одна тучка не бросала тени на его гладь.
        И так продолжалось полгода, с весны по осень. А когда злой ветер, обычный в месяце вендвине, разогнал туманы, взорам изумленных наблюдателей на башнях Гарета явилась крепость, выросшая на гранитах острова Заклятого, как по волшебству. Сам король Фуэрен назвал эту крепость Фан-Суор, что означало Владычица Сердец.
        Король Гедар с трудом поверил в такую наглость, и война разразилась с новой силой, сосредоточившись вокруг злополучной крепости. Четыре года изнуряющих битв завершились успехом: знамя Аргелена взвилось над Фан-Суор. В последней, решающей битве пал король Фуэрен, и его место заступил король Мейнарот. Поклявшись отомстить за отца, он в 2125 году отбил крепость назад. Но король Гедар, скопив силы, двинул свои войска на Фан-Суор. Свою победу он одержал благодаря предательству: некий Дрир открыл изнутри ворота крепости войскам Аргелена. Завязалась жестокая резня. Защитники крепости дрались за каждую комнату, за каждую ступеньку лестницы, но под натиском превосходящих сил противника постепенно сдавали свои позиции, пока не полегли все как один. К счастью для династии Валесиаров, короля Мейнарота в крепости не оказалось, а то бы династия прервалась: у короля еще не было детей.
        Но не долго праздновали победу захватчики Фан-Суор: зловоние трупов привлекло страшную болезнь - керею, от которой вздуваются животы и заживо сгнивают внутренности. Все, кто был в крепости, в течение суток заразились этой болезнью, а через неделю там не было ни одного живого аврина.
        Три года длился карантин, три года никто не решался сунуть нос в Фан-Суор, и крепость стояла на острове в полном одиночестве. За это время скончался король Гедар Фульмар и воцарился король Джамен. По характеру он весьма напоминал короля Аолана Валесиара, и при нем активные боевые действия не велись. Король Мейнарот, посчитав свою месть за убитого отца оконченной, тоже никаких серьезных шагов не предпринимал, и период с 2129 по 2141 год прошел относительно спокойно.
        И вот тут-то на исторической арене появился Рамас Эргереб, тот самый, которого Терайн Галойр описывала такими черными красками. Умело используя свой ум, а также Сиа, он втерся в доверие короля Джамена и стал подстрекать его к войне. Король Джамен в силу своей природной миролюбивости сопротивлялся как мог, но потихоньку-полегоньку маховик военной машины был приведен в действие, и пожар войны снова запылал по обоим берегам Гуаранского пролива.
        В 2156 году король Джамен скончался, не выдержав разрушительного влияния Эргереба на свое сознание, и на его место вступила королева Геренат, единственная дочь и единственный ребенок короля. Еще при жизни покойного отца они с Эргеребом неплохо ладили, а теперь и подавно: сама жизнь велела им стать союзниками. Стратегию войны они в корне изменили: теперь небольшие и подвижные аргеленские отряды нападали на гарнизоны эстеан, размещенные в прибрежных селениях. Они появлялись из темноты, убивали как можно больше народу и бесшумно исчезали, нанося этим ощутимый урон.
        Последние два года в отношениях Аргелена и Эстореи наступило относительное затишье, которое нельзя было объяснить с точки зрения политики, стратегии или тактики. А дело было в следующем: Рамас Эргереб, который, как уже упоминалось, не чуждался никаких удовольствий, почувствовал, что Сиа покидает его, и решил, что неплохо бы обновить навыки. С этой целью он совершил паломничество в Вишер, где, по некоторым сведениям, обитали два адепта пятой ступени Сиа. В процессе духовного общения с ними Эргереб подтянулся до их высокого уровня, который они, в отличие от него, сумели сохранить и развить. К Кено Эргереб не поехал: там он чувствовал бы себя, как нерадивый ученик, не выполнявший заветов учителя, тогда как с Вишерскими Отшельниками он чувствовал себя на равных.
        Совсем недавно, в месяце немлирен 2168 года, Эргереб вернулся в Аргелен с новыми силами. Некоторое время у него ушло на то, чтобы ознакомиться с положением дел, которые за два года неминуемо изменились, а затем началась разработка планов, как бы "пощипать перышки" Эсторее, по выражению королевы Геренат. Дело, застывшее без Эргереба, вновь оживилось.
        Бурное развитие событий спровоцировал приезд Дервиалиса в Пилор. Чтобы отвлечься от мыслей о своем поражении, доблестный маршал решил проверить боеспособность своей армии, и на бедных солдат всякие смотры и учения посыпались, как снег на голову.
        Увидев такие энергичные действия, в Гарете тотчас решили, что Эсторея готовится к наступлению, и рапортовали об этом в столицу.
        - Что, затишье надоело? - сказал Эргереб, услышав эту новость. - Так всыплем им по первое число! Сами напросились.
        Аргелен начал подтягивать свои войска к побережью и сосредотачивать их вокруг крепости Гарет. Намерения противника для дозорных Пилора были яснее ясного: Аргелен переходил к активным военным действиям.
        Не потратив и часа на раздумья, Гильенор Дервиалис оседлал берке и, взяв с собой лишь небольшой отряд, помчался в Паорелу. В случае войны полагалось собирать Совет Короны, и присутствие военного советника на этом совете было обязательно и необходимо.
        Вот таким образом обстояли дела к тому моменту, когда Дервиалис сообщил королю Аолану о случившемся.
        Глава 10
        На короля было жалко смотреть. Вступив на престол в 2159 году, он ни разу не отдавал приказа о введении военного положения, и теперь слова маршала проникали в его сознание очень постепенно.
        - Значит, война... - прошептал он обреченно. - Никак не могу в это поверить. Знаете, Дервиалис, ведь со времен последней войны прошло уже почти двадцать лет, и все стали понемногу забывать, что это такое...
        - Только не пограничные гарнизоны, мой король, - возразил Дервиалис. - Уж кто-кто, а они-то сражаются регулярно. Наши офицеры даже вывели статистическую формулу, по которой можно было рассчитать время нападения этих аргеленских разбойников наперед.
        - Не статистическую, а эмпирическую, - поправил его Аскер.
        Дервиалис бешено сверкнул глазами в его сторону, но ничего не сказал: он никогда не ладил с точными науками.
        - Да, пограничные гарнизоны... - пробормотал король. - Но ведь это же и не война в полном смысле слова. Как это... сейчас... ага! Перманентная война, вот. Ну, то есть... В общем, вы поняли.
        Аскер и Дервиалис кивнули с умным видом. Король явно еще не совсем пришел в себя после настигшего его потрясения.
        - А теперь это уже совсем война, - продолжал король, - по всем правилам. Что там правила гласят? Ага, правило первое: созвать Совет Короны.
        Мозги короля, хоть и со скрипом, но шевелились. Король позвал Эдельрива и приказал ему срочно созвать всех министров к двум часам. Потом он отпустил Дервиалиса, пожелав ему как следует отдохнуть до двух и главное - отмыться. Дервиалис откланялся, и король с Аскером остались в кабинете одни.
        - Вот такие вот дела, - сказал король Аскеру, печально покачав головой. - А я уж начал думать, что все это уходит в прошлое, становится предметом песен и легенд, потихоньку превращается в сказку... Вот она, сказка, прямо под носом! Вот соберем Совет Короны, сядут министры чинно, в рядок, потреплют языками, а потом скажут: "Ждем вашего решения, наш король!" А я же во всех этих стратегиях и тактиках ничего не понимаю! Мне бы покушать, на солнышке погреться - и ладно. Так нет же, ты - король, тебе и править. Они правят, Аскер, они правят моим именем за моей спиной, но как только надо принять ответственное решение, как они заглядывают мне в рот и ждут, что ответ произнесу я! И вся ответственность лежит на мне! Аскер, ты один меня понимаешь. Ты такой умный, такой благородный...
        Аскер пытался возразить, но остановить короля в пределах этикета было уже невозможно.
        ...ты такой смелый, такой проницательный, такой... Знаешь, в тебе чувствуется сила. Я много авринов перевидал, но таких, как ты - нет... Я хочу, чтобы ты присутствовал на Совете Короны. Посмотришь, как мы принимаем решения... - король вздохнул. - А теперь расскажи мне что-нибудь веселое, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
        Совет Короны проводили в Зале Совещаний. Туда внесли большой стол, расставили вокруг него кресла, кресло короля с высокой спинкой поставили во главе стола. Из самого Зала Совещаний, а также из прилегающих к нему Тронного Зала и Зала Протоколов попросили удалиться всех придворных, не имеющих отношения к Совету Короны, чтобы никто не мог подслушать обсуждение вопросов, которые будут на этом совете решаться. На всех дверях, ведущих в Тронный Зал и в Зал Протоколов, поставили стражу, а двери, ведущие в Зал Совещаний, закрывались Эдельривом, который должен был прислуживать королю и министрам во время совещания. Так соблюдалась секретность.
        В два часа пополудни министры уже сидели за столом в Зале Совещаний и ожидали, когда появится король. Несколько слов о министрах. В Совет Короны, в отличие от прочих советов, должны были явиться все королевские советники, а именно: первый советник Ринар, военный советник Дервиалис, советник по финансам и казне Галор, советник по делам религии Сезирель, советник по науке Гонхирн, советник по земледелию и садоводству Элареб, советник по торговле Фогеналь, советник по ремеслам Лесгалир, советник по горному делу Агролин и советник по строительству Белезигор. Итого десять советников.
        В восемь минут третьего двери, выходящие в Тронный Зал, открылись, и на пороге появился король в сопровождении Эдельрива и Аскера. Эдельрив собственноручно запер дверь, прошел через зал и запер другую дверь, ведущую в Зал Протоколов. Завершив это важное действие, он подошел к столу и сказал:
        - Все готово к началу Совета, господа.
        - Все, да не все, - тут же отозвался Дервиалис. - Почему в зале этот посторонний, господа? - он негодующе указал на Аскера.
        - Верно, - поддержал его Ринар. - По закону на Совете Короны кроме короля и его советников имеет право присутствовать один секретарь, который выбирается из ближайшего окружения короля и уже зарекомендовал себя с лучшей стороны длительной службой короне.
        - Вот именно, длительной, - подхватил Галор.
        - Погодите, господа, я что-то ничего не понимаю, - вмешался в хор общего неодобрения Гонхирн. Он никогда особо не интересовался тем, что делается при дворе, и потому действительно не знал, что происходит.
        - Я полагаю, - сказал он, - что у короля есть причины для приглашения в Совет постороннего лица.
        При этих словах добрая половина министров ухмыльнулась, смерив Аскера убийственными взглядами. Они не терпели чужаков.
        - Да, у меня есть на то причины! - повысил голос король, до сих пор не проронивший ни слова. - Я привел сюда умную голову, от которой рассчитываю получить больше пользы, чем от вас всех!
        Аскер обомлел. Эта фраза, сказанная королем под влиянием эмоций, повредила ему едва ли не больше, чем все сплетни и слухи, которые о нем распускали досужие придворные. Чего только не говорили об Аскере: и что он - шпион Аргелена, и что он втерся в доверие короля с помощью магии жрецов Нура, и что он - посланец Броглона и имеет покровителем Ранатру. Говорили даже, что Аскер - внебрачный сын короля Аолана. И, тем не менее, то, что сказал сейчас король, было в сто раз хуже.
        Аскеру предстояла сложнейшая задача - немедленно оправдать столь высокий отзыв короля о его умственных способностях, а для этого надо было придумать что-нибудь из ряда вон выходящее.
        - Так значит, он остается, мой король? - спросил Сезирель, сохраняя непроницаемое выражение лица, по которому невозможно было понять, доволен он или нет.
        - Да, Аскер остается, - твердо ответил король.
        Ринар и Дервиалис заерзали на своих местах.
        - Мой король, - сказал Дервиалис, решившись первым. - Валесиары всегда славились своей верностью законам предков. Ни один Валесиар не нарушил закона. Так неужели король Аолан совершит то, что не совершил до него никто из его династии?
        Речь была дерзкой, но большинство министров слушало ее с одобрением. Теперь заговорил Ринар:
        - Мой король, нарушение вами закона великой болью отозвалось бы в наших сердцах. Но есть способ, чтобы этого избежать. Надо издать новый закон, который отменил бы предыдущий.
        Король понял, что над ним изощренно издеваются. Процедура принятия законов, касающихся Совета Короны, гласила, что для принятия закона к исполнению его должны одобрить две трети советников. Такого числа голосов новый закон, позволявший посторонним лицам присутствовать на Совете, разумеется, не набрал бы.
        - Процедура очень сложна, - только и смог выдавить король.
        И тут Аскер, до сих пор стоявший за королевским креслом и молчавший, наклонился к уху короля и тихо спросил:
        - А насколько сложна процедура создания нового министерского поста, мой король? Например, поста советника по культуре? Такого министра, насколько мне известно, в Совете Короны еще нет?
        - Достаточно моей подписи, - обернулся король к Аскеру, хлопая глазами.
        Первым мысль Аскера понял Сезирель. Понял - и расхохотался, открыто, не заботясь о том, что это могут посчитать неприличным. Затем наступил черед остальных, но они, за исключением короля, реагировали не так положительно. Дервиалис побелел от гнева и бросил Ринару через стол взгляд, полный ярости, в котором ясно читалось: "Нас всех обставили!"
        - Бумагу и перо мне! - потребовал король, и Эдельрив тотчас пододвинул к нему большую стопку листов, поставил чернильницу и подал перо.
        - "По моему высочайшему повелению, - принялся король выводить буквы, - Лио Фархан Аскер назначается советником по культуре со всеми соответствующими правами и обязанностями, в том числе и с правом участвовать в Совете Короны. Дано в Виреон-Зоре, в Паореле, 14 вендлирен 2168 года. Король Аолан Валесиар".
        К столу было пододвинуто еще одно кресло, и Аскер занял место по правую руку короля, потеснив тем самым первого советника Ринара, а соответственно, всех, кто за ним сидел.
        Собственно, только теперь и начался Совет. Спорные вопросы были утрясены, как говорится, ко всеобщему неудовольствию, и король приступил к сути дела.
        - Господа министры! - сказал он. - Аргелен переходит от мелких разбойничьих нападений к активным военным действиям. Этим и объясняется поспешный отъезд господина Дервиалиса из крепости Пилор. Ему слово.
        - Опасность близка, - начал Дервиалис. - Аргелен собрал свои войска у нас под носом и готовится к нападению. Нам следует сделать то же самое. В Пилоре находится крупный гарнизон, но это только на первое время, а потом нужны будут подкрепления. Нам надо моби... моли... мобилизовывать армию!
        Вспотев от употребления непривычно умных слов, Дервиалис умолк.
        - Сколько у нас войска, Дервиалис? - спросил король.
        - Около сорока тысяч, мой король, из них пятнадцать тысяч всадников и тысяча моряков, которая находится в Римене.
        - Можно воевать... Как у нас с обеспечением армии?
        - Финансовое положение прочное, - отозвался Галор.
        - Оружие и доспехи будут, - сказал Лесгалир, советник по ремеслам, и советник по горному делу Агролин одобрительно кивнул.
        - Продовольствия для армии достаточно, - замялся советник по земледелию Элареб, - но вот зерновые еще не созрели, а в прошлом году собрали мало, так что кормов для берке в обрез и, возможно, придется воспользоваться резервным фондом.
        - Слышите, Фогеналь, - обратился король к советнику по торговле, - надо закупить зерна.
        Фогеналь кивнул.
        - Как там со строительством, Белезигор? - повернулся король к советнику по строительству.
        - Направим рабочих в Пилор и в другие места, мой король. Они будут ремонтировать укрепления и заделывать бреши.
        Король отдал еще несколько распоряжений общего характера, и на этом Совет Короны закончился. Как видим, все сводилось к тому, чтобы проверить боеготовность страны и устранить некоторые недоработки. Роль первого Совета Короны в течение войны была скорее процедурной: вопрос о том, вести войну или нет, был абсурден, а вопрос о том, как ее вести, еще не мог рассматриваться.
        После Совета король удалился в свой кабинет, прихватив с собой и Аскера. Король сразу подсел к письменному столу и сказал:
        - Дай-ка мне твой приказ... Так... Я тут допишу, что "вышеозначенному Лио Фархан Аскеру положено жалование в размере двух тысяч леризов в год за вычетом налогов". Вот, Аскер, держи.
        Аскер принял документ и с достоинством поклонился.
        - Нет, я от тебя в восторге! - всплеснул руками король. - Другие на твоем месте тут полчаса клялись бы, что они недостойны такой милости!
        - Это было бы лицемерием с моей стороны, мой король, - ответил с улыбкой Аскер.
        - Оно и верно! То, как ты сегодня разрешил этот юридический казус, - просто чудо! Ну хорошо, на сегодня, Аскер, я тебя отпускаю, а завтра с утра будь во дворце. До свидания!
        Аскер ехал по городу, довольный собой сверх всякой меры. Никогда он не чувствовал себя так уверенно, как сейчас. Он за каких-нибудь две недели взлетел на самую вершину иерархической лестницы одного из крупнейших государств Скаргиара!
        "Почти на самую вершину", - поправил его неумолимый внутренний голос.
        "Да, почти, - согласился Аскер. - Вершина - это власть короля." - Аскер никогда не лгал самому себе, и потому сознавал, что от "почти" вершины до самой вершины его отделяет пропасть.
        Сворачивая с улицы Небесных Скорбей на улицу Корабелов, Аскер засмотрелся на открывшуюся в просвете домов панораму. К пристани подплыла большая баржа, и как только на берег были кинуты сходни, на палубу ринулись грузчики и принялись бегать взад-вперед, словно муравьи, таща на спинах объемистые тюки с поклажей.
        - Эй, господин, смотрите, куда едете! - раздался сердитый окрик. Этот всадник выехал из улицы Корабелов в тот же момент, что и Аскер - из улицы Небесных Скорбей, и они, как и полагается, столкнулись на углу.
        Аскер обернулся.
        - Эрл! - вырвалось у него. - Какими судьбами?
        - Лио! - воскликнул Моори. Это и вправду был он. - Я тебя не узнал, богатым будешь!
        - Точно, - улыбнулся Аскер. - Ты давно в Паореле?
        - Какое там давно? Я остался в Брегане до конца турнира, потом ездил к дяде, пробыл у него два дня, и - сюда. В общем, я только что приехал.
        - Что ты имеешь в виду, говоря "только что"?
        - Да я минут двенадцать назад миновал восточную заставу.
        - А, так ты еще не нашел себе гостиницу? Тогда поехали ко мне, и там обо всем поговорим.
        - А в какой гостинице остановился ты, Лио? Неплохая гостиница "Королевский гаэр".
        - Я в гостиницах не останавливался, - усмехнулся Аскер. - У меня свой дом в восточном предместье, на улице Согласия. Я там живу со вчерашнего дня, а до того я жил в другом месте, но об этом я не хочу говорить на улице.
        - Где это - в восточном предместье? Там же одни дворцы!
        - Приедем - увидишь, - сдержанно ответил Аскер.
        - Ну и ну, вот это да! - только и смог выговорить Моори, когда они подъехали к особняку.
        Аскер позвонил в колокольчик, подвешенный над изящными коваными воротами. Через минуту появился Линекор и отпер ворота. Взяв под уздцы берке, он отвел их в загон, а Аскер и Моори прошли в дом. Аскер сразу отправил Филану на рынок, дав ей денег и приказав купить все для ужина, а Зинтир послал наверх - приготовить спальню для гостя.
        Проведя Моори в гостиную, Аскер усадил его в кресло и сел напротив сам.
        - Так откуда вся эта роскошь? - спросил Моори, с восхищением оглядывая комнату. - Грабонул кого-нибудь?
        - Угу. Только, пожалуйста, подвяжи рот платком, Эрл, чтобы челюсть не отвалилась.
        И Аскер рассказал Моори все, опустив только свои изыскания в Сиа и сцену с Фаэслер Сарголо на Обходной галерее. В течение всего рассказа Моори не проронил ни звука, хотя ему стоило больших трудов сдержать охи и ахи, рвущиеся наружу, но, когда Аскер закончил, он сказал:
        - Я в это не верю.
        - Вот, полюбуйся на документ, подписанный королем Аоланом, - Аскер показал Моори бумагу.
        - Все равно не верю! - упрямо сказал Моори. - Это мне снится, а когда я проснусь, то окажусь в гостинице "Королевский гаэр". Я всегда почему-то там оказываюсь, когда попадаю в Паорелу.
        - Ну хорошо, мы завтра пойдем к королю, и он сам тебе все подтвердит, - Аскер сделал нетерпеливый жест. - Все равно я обещал ему завтра зайти.
        - Лио, - взмолился Моори, - не заставляй меня поверить в то, чего не бывает!
        - Придется, Эрл, придется. Я расскажу тебе и еще кое-что, но сначала давай поужинаем.
        Они перешли в столовую, и Моори, сев за стол, тут же принялся уписывать окорока и рагу за обе щеки, запивая добрым вином, а Аскер все это время сидел, положив подбородок на руки, и даже не пытался делать вид, что ест. Погрузив свой взгляд Моори прямо в мозги, он лениво шарил там, особо не задумываясь о том, что видит.
        Покончив с десертом, Моори наконец заметил, что его изучают.
        - Что это ты так на меня смотришь, Лио? - удивленно спросил он.
        - Ты ничего не чувствуешь?
        - Нет, а что?
        - Кажется, получилось, - пробормотал Аскер себе под нос с довольным видом. - Помнишь, Эрл, я как-то обещал тебе, что попытаюсь придать твоему лицу недостающую ему непроницаемость?
        - Ты о чем? - Моори порылся у себя в памяти и вновь взглянул на Аскера. - А-а, я еще сказал, что отдал бы за это... Что я отдал бы, я не помню, но все остальное - разве это не была шутка?
        - Вот мы сейчас и проверим, - сказал Аскер, решительно вставая из-за стола. - Не начать ли нам прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик?
        Моори бросил на Аскера подозрительный взгляд. То, что он услышал накануне Бреганского турнира на берегу реки Амалькаделир, по прошествии некоторого времени стало казаться ему не более чем забавным приключением, и сейчас он не воспринимал все так серьезно, как тогда. В нем было слишком много здравого смысла. К тому же, он никак не мог взять в толк, говорит ли Аскер серьезно, или ему захотелось подшутить над ним, пользуясь правом хозяина дома.
        - Как ты мог обо мне так подумать, Эрл! - сказал Аскер с укором. - Мы же с тобой побратимы.
        До Моори дошло, что Аскер ответил на его мысли.
        - Фу ты, Ранатра! - ругнулся он, зажимая большой палец левой руки в кулак. - Хорошо, признаю, я был не прав, относясь ко всему этому слишком скептически. Но как же тяжело отказаться от своих взглядов, привитых еще в детстве! Лио, напоминай мне, пожалуйста, почаще, о том, кто ты, пока я не привыкну к этой мысли.
        - Хорошо, - засмеялся Аскер. - Ну так что, ты готов к маленькому и не смертельному опыту? Пойдем наверх, чтобы не мешать Филане убирать со стола.
        Они поднялись в кабинет. Аскер задернул все шторы и запер дверь на ключ.
        - Уже вечереет, - с неудовольствием отметил он. - Я предпочел бы, чтобы сейчас был ясный день и солнце светило бы к нам в окна.
        - Разве пора магии - не ночь? - спросил Моори.
        - Опять твои предрассудки! Не знаю, когда там пора магии, но дело в том, что я не знаю, какова будет реакция моей ауры на происходящее. Если она начнет светиться, то все восточное предместье заподозрит неладное. Свет может быть очень яркий и, кроме того, пронзительно синий, так что нам следует поторопиться.
        Аскер усадил Моори в черное кресло, сам стал сзади, облокотившись на спинку, и положил свои руки Моори на виски, а большие пальцы на лоб - точно так, как это делал Кено.
        - Мне страшно, - пожаловался Моори. Он не считал это ниже своего достоинства: любой великий воин мог спасовать перед силой колдовства, как сказано в древних сагах.
        - Ничего страшного, - заверил его Аскер. - Даже больно не будет. Закрой глаза и сиди смирно.
        Моори послушно закрыл глаза и приготовился к самому худшему. Он понятия не имел, что с ним может произойти, но храбро решил держаться до последнего, чтобы не ударить в грязь лицом перед Аскером. Потекли томительные минуты ожидания.
        Аскер, уже имевший предварительное знакомство с мозгами Моори, сразу направился в ту их часть, которая отвечала за выражение лица. Увидев, что там творилось, он мысленно охнул и возблагодарил богов за то, что его собственные мозги были в лучшем состоянии. Моори был, если можно так выразиться, патологически честен, и для того, чтобы солгать, ему требовались примерно те же усилия, что Ривалону - потечь вспять. И, конечно же, все его эмоции тут же обозначались на его лице.
        "Если я попытаюсь представить его ко двору в таком состоянии, это будет катастрофа, - подумал Аскер. - Ну-ка, что там говорил Кено о чертах характера?"
        Моори показалось, что в его голове стало теснее. Мягкое и давящее нечто нахлынуло с затылка, отчего у него по спине побежали мурашки и на лбу выступил холодный пот. Моори почувствовал, что у него трясутся руки. У него возникло ощущение чего-то непоправимого, что должно вот-вот произойти, и с каждой минутой ожидание становилось все более невыносимым. Тянущее чувство в затылке не покидало его, и ему все время казалось, что оно усиливается. Наконец он не выдержал и, вопреки указанию Аскера, открыл глаза.
        Яркий синий свет бешеным потоком заливал комнату, освещая все ее углы. Тени были такими резкими, что все предметы казались плоскими, словно вырезанными из фанеры. Перед собой Моори увидел свою грандиозную тень, ползущую по шторе вверх и занявшую полстены. Он понял, что источник света находится прямо позади него и несколько выше его головы. Моори попытался обернуться, но железные клещи сдавили его лоб и виски, не давая его голове шевельнуться. Пока он сидел смирно, это не ощущалось, но как только он повернул голову влево, острые когти вонзились ему в висок. Моори уже готов был закричать и умолять пощадить его, но свечение внезапно погасло, и в комнате наступила кромешная тьма.
        Клещи исчезли. Моори осторожно ощупал свою голову и убедился, что она нигде не лопнула и что в левом виске дырок нет.
        - Я же просил тебя сидеть спокойно и с закрытыми глазами, - раздался у него из-за спины укоризненный голос Аскера. - Ну и перепсиховал же ты, Эрл. И было бы из-за чего! Подумаешь, немного давило в затылке! Ты же эсфрин, а не салонная барышня.
        Моори помотал головой из стороны в сторону, чтобы убедиться, что мозги внутри не превратились в кисель, и сказал:
        - Одно дело, когда на тебя нападает дюжина разбойников из плоти и крови с мечами в руках, а другое - когда в тебе сидит что-то, чего даже нельзя пощупать.
        - Как говорил один политик, "не поверю, пока не пощупаю". А как же ты умудрился верить в богов, Эрл? - хихикнул Аскер. - Может, тебе доводилось щупать госпожу Матену? Ну ладно, ладно... Ничего, завтра в Виреон-Зоре мы посмотрим, что у меня получилось.
        Было девять часов вечера.
        В тот же вечер в столице Аргелена Аткаре королева Геренат принимала своего первого советника Рамаса Эргереба с докладом. Она сидела в мягком кресле лицом к камину и лениво поигрывала носком изящной туфельки, не отрывая черных глаз от огня, а Эргереб сидел перед ней на скамейке и грел у огня сгорбленную спину.
        - Наши войска сконцентрированы вокруг Гарета и готовы к наступлению, - докладывал Эргереб. - Сорок кораблей ждут только вашего приказа, моя королева, чтобы отплыть к берегам Эстореи.
        Черные глаза королевы вспыхнули багровым огнем. Ее с детства воспитывали в духе ненависти к эстеанам, и поэтому все, что могло принести им вред, радовало ее сердце. При словах Эргереба ее бледное лицо, почти такое же бледное, как и у Аскера, озарилось улыбкой. Хищное выражение лица Эргереба немного смягчилось (это означало, что он тоже улыбается), и он с достоинством поклонился. Вообще при королевском дворе в Аткаре улыбались редко, и чаще всего тогда, когда собирались заставить эстеан плакать.
        - Моя королева будет довольна, - сказал Эргереб. - Наш первый штурм будет направлен на Фан-Суор, Одинокую Твердыню, и она перестанет быть такой одинокой, да помогут нам боги!
        Эргереб воздел вверх руки, скрюченные от ревматизма.
        - Что думает по этому поводу наш военачальник, Аргас Гебир?
        - Он говорит, что это будет нетрудно. Эстеане только хлопают ушами, а воевать они совсем не умеют.
        - Будем надеяться, что это правда. Кстати, как там настроение у короля Тюфяка? - королева презрительно и насмешливо улыбнулась.
        - Как раз сегодня мой шпион прислал мне гаэра с письмом. Дервиалис срочно вернулся из Пилора, и в Виреон-Зоре уже известно о наших намерениях. Сначала король впал в панику, но потом быстро пришел в себя и даже успел созвать свой Совет. А вообще в последнее время Тюфяк ведет себя очень странно: целыми днями сидит в кабинете и слушает байки какого-то проходимца, который неизвестно откуда взялся и неизвестно как заслужил доверие короля.
        Эргереб сделал паузу и устремил на королеву свои бледные водянистые глаза.
        - Это очень подозрительно, моя королева, - сказал он с нажимом. - При дворе Тюфяка происходит нечто любопытное. Похоже, король съехал с катушек, потому что этот трепач сумел целиком завладеть его вниманием. Мой шпион сообщил мне, что зовут его Лио Фархан Аскер, что родом он из Валиравины, хорошо образован и начитан. Несмотря на его недолгое пребывание при дворе, он уже успел зарекомендовать себя как заправский бретер. Он выиграл копье на последнем Бреганском турнире, и на этой почве у него вышли разногласия с Дервиалисом. Они дрались на дуэли, и Аскер победил.
        - Гм... При каждом дворе такое время от времени случается, - заметила королева. - Некоторые пытаются таким способом сделать карьеру, но драка - не лучшее начало и говорит о неосмотрительности Аскера. Пока что заскок Тюфяка нам на руку, но это долго не продлится.
        - А что вы скажете об этом, моя королева? - Эргереб пошарил в карманах и выудил письмо от своего шпиона. - "Вчера король подарил ему особняк по улице Согласия, который занимала покойная королева Эгретта, а сегодня на Совете назначил одиннадцатым министром. Мне не удалось узнать подробностей, но думаю, что дело нечисто: все министры ходят с вытянутыми лицами и молчат, как рыбы. Все серьезно обеспокоены душевным состоянием Тюфяка. Если так пойдет и дальше, то он отдаст этому Аскеру все одиннадцать министерских постов. Нам необходимо заполучить этого Аскера: он может быть полезен."
        Когда Эргереб закончил чтение, королева сказала:
        - В самом деле, до чего странно... Помните, Эргереб, когда вы появились при дворе моего отца - да будет мир его душе! - вам понадобилось два года, чтобы втереться к нему в доверие и стать министром. Это с вашими-то способностями! Правда, мы с вами были очень осторожны, но половина двора была на нашей стороне. А этот Аскер, насколько я понимаю, успел нажить только врагов, и притом могущественных. Они бы уже раздавили его в лепешку, но это почему-то до сих пор не сделано... Надо получить более подробные сведения.
        - Они будут получены, моя королева, - ответил Эргереб, кланяясь. Внезапно гримаса боли исказила его лицо, и он упал с лавки, схватившись за сердце.
        Королева позвонила в колокольчик, и в дверях появился лакей, но Эргереб уже подымался.
        - Отошлите слуг, моя королева, - прохрипел он. - Это не болезнь, это нечто другое. Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
        Когда лакей закрыл за собой дверь, Эргереб пошатываясь подошел к королеве, наклонился к ней и сказал ей на ухо:
        - Вам известно, моя королева, что адептов пятой ступени Сиа пятеро. Я знаю их всех и сделал так, чтобы при появлении постороннего влияния в этой области я это почувствовал. Так вот: кто-то производит опыты по переделке характера.
        - Что это значит?
        - Нас теперь шестеро.
        Королева вся подобралась.
        - И где же этот шестой? Ваш сигнал об этом говорит?
        - Увы, моя королева, этого я не знаю, - сказал Эргереб. - Надо искать.
        Было девять часов вечера.
        Глава 11
        Пятнадцатого вендлирен в девять часов утра Аскер и Моори явились перед светлые очи короля Аолана. Король встретил Аскера, как всегда, чрезвычайно приветливо, и Моори от той приветливости перепало немало: его честное лицо и мощные мускулы произвели на короля благоприятное впечатление.
        Аскер понял, что сегодня баек не будет: письменный стол короля был завален приказами и распоряжениями, которые надо было одобрить и подписать. Увидев, что Аскер заинтересовался бумагами, король пододвинул к нему одну стопку и сказал, не отрываясь от чтения:
        - На, посмотри.
        Это были бумаги, касающиеся распределения войск по территории Эстореи: Дервиалис излагал королю свои стратегические соображения. Просмотрев первый лист, Аскер взял со стола перо, обмакнул в чернила и стал исправлять грамматические ошибки.
        Когда с этим делом государственной важности было покончено, Аскер аккуратно подровнял листы по обрезу и пододвинул стопку к королю.
        - Ну, что скажешь, Аскер? - поднял голову король.
        - Я не силен в стратегии, мой король... В крепость Фан-Суор не направлено ни одного солдата. Она - что, до сих пор пустует?
        - Это нейтральная территория.
        - И все же я бы на месте господина военного советника послал туда гарнизон - так, для разведки.
        - Я ему скажу... Спасибо, Аскер, что зашел, но, как видишь, дел выше головы. Эта проклятущая война отбирает у меня все время. - Король сокрушенно покачал головой. - Приходи вечером, Аскер.
        - До вечера, мой король.
        Аскер и Моори поклонились и вышли из кабинета. Как только дверь за ними закрылась, глаза Моори округлились, а челюсть отъехала вниз.
        - Ну ты даешь, Лио! "Доброе утро, мой король. - Аскер, как я рад тебя видеть! Вот тут документы стратегического значения, так ты прочитай их, чтобы вся Эсторея знала".
        Аскер засмеялся, услышав из уст Моори пародию на самого себя и на короля.
        - Нет, Эрл, Эсторея не узнает, ведь мы будем держать язык за зубами, верно?
        - Ну если ты так просишь... О-о-о, Лио! Смотри, какая шикарная женщина сюда идет!
        Действительно, в их сторону направлялась Фаэслер Сарголо.
        - Это ко мне. Эрл, дружище, будь так добр, погуляй тут по дворцу, полюбуйся на произведения искусства...
        - Понял. Уже иду.
        Фаэслер цвела и пахла. Увидев Аскера, она улыбнулась самой искренней, самой сияющей улыбкой, на какую только была способна. Она словно специально готовилась к этой встрече: черные волнистые волосы были уложены в сложную прическу, на руках позвякивали филигранные браслеты, платье было перехвачено в талии широким обручем с агатами.
        - Наконец-то король отпустил вас, - сказала Фаэслер, поздоровавшись. - Вы в последнее время были так заняты, господин Аскер, что нам даже ни разу не удалось увидеться.
        - Если это вас огорчило, госпожа Сарголо, - ответил Аскер, - то я приношу вам свои извинения, но мне и в самом деле было некогда.
        - Зато ваши старания увенчались успехом: король создал для вас должность советника по культуре. Кстати, что произошло вчера на Совете Короны? Все молчат, словно в рот воды набрали.
        - Госпожа Сарголо, - ответил Аскер с лукавой улыбкой, но твердо, - если все молчат, то и я не имею права распускать язык.
        - Какой вы скрытный! - обиженно воскликнула Фаэслер.
        Аскер увидел, что она с ним играет, и начал подыгрывать.
        - Ах, госпожа Сарголо! Если вы сейчас заплачете, я выброшусь вон из того окна! Нет, из того... Госпожа Сарголо, помогите мне выбрать окно!
        Фаэслер рассмеялась.
        - Все окна одинаково хороши. И в самом деле, пойдемте подышим воздухом у окна!
        Моори, которому Аскер так ненавязчиво предложил прогуляться по дворцу, далеко не ушел, а обосновался в соседнем зале, откуда все было отлично видно.
        "Какая женщина! - думал он. - Лио повезло: не каждому достаются такие выигрышные билеты. Она к нему неравнодушна и дает это понять. Ну же, Лио, не подкачай, веди себя как полагается! С его валиравинскими замашками он может дать маху и сказать что-нибудь не то... Хотя не похоже, дама смеется вовсю. О-о! А это что?"
        К Аскеру и Фаэслер, стоявшим в проеме окна, подходила другая дама, такая же шикарная, как и первая. Видно было, что она недовольна собеседницей Аскера, хотя улыбка на ее лице была самая приветливая.
        - Доброе утро, господин Аскер, - сказала она любезным тоном.
        - А-а, госпожа Илезир, - протянула Фаэслер, прежде чем Аскер успел поздороваться с Атларин. - Как поживаете? Уже помирились с господином Суароном, или еще нет?
        Суарон был в Виреон-Зоре церемониймейстером. Они с Атларин Илезир были друзьями; Суарон часто навещал ее в ее особняке, и по Паореле, естественно, ходили упорные слухи об их связи. Последние две недели Суарон не навещал ее, но причиной этому была вовсе не ссора: просто Суарон, имея возможность по долгу службы постоянно находиться в Виреон-Зоре, использовал эту возможность, чтобы не пропустить ни одного важного события, которые теперь разворачивались с невиданной быстротой. Каждый день, а то и по несколько раз в день, он посылал Атларин подробные письма с отчетами о происходящем, так что ни о какой ссоре между ними не могло быть и речи.
        Атларин пропустила мимо ушей въедливые слова Фаэслер и, взяв Аскера под руку точно так, как сама Фаэслер сделала это после его поединка с Дервиалисом, потянула его в сторону.
        - Пойдемте, господин Аскер, - сказала она, - мне необходимо с вами поговорить.
        Но Фаэслер не могла этого так оставить.
        - Госпожа Илезир, - воскликнула она, - что это вы делаете? Неужели вам мало ваших кавалеров, что вы кидаетесь на каждого нового мужчину, который появляется при дворе?!
        Атларин круто развернулась и, надменно подняв голову, сказала:
        - Ну куда нам, простым смертным, тягаться с вами, госпожа Сарголо! Ни один, самый доблестный, умный и красивый мужчина не сравнится с королем Аоланом Валесиаром!
        Атларин знала, что говорила. Король был Тюфяком на все сто сорок четыре процента, и как мужчина - в первую очередь. Фаэслер проглотила это оскорбление. Увы, король был только королем, в остальных же своих добродетелях он уступал любому из авринов.
        Но опытная куртизанка так просто не сдавалась.
        - Господин Аскер, - сказала она, делая ему глазки, - прошу вас, решайте сами, с кем из нас вы хотите прогуляться на Обходную галерею.
        До сих пор Аскер наблюдал за этой сценой молча, в душе радуясь, что от него не требуется каких-то активных действий. Теперь же ему следовало сделать выбор, и любая из альтернатив могла оказаться для него роковой: находясь при дворе, он постепенно приходил к выводу, что одна половина двора поддерживает Фаэслер, другая - Атларин.
        Тем временем Фаэслер схватила его за другую руку и попыталась оторвать от Атларин. Некоторое время они сдержанно пыхтели, стараясь перетянуть Аскера на свою сторону, пока он не начал опасаться, что они разорвут его пополам. Остальные придворные стали постепенно подбираться к месту действия, чтобы поглазеть на этот цирк. Моори решил, что раз уж все здесь, то и ему тоже можно подойти поближе. Воспользовавшись своими локтями, он пробился в первый ряд.
        - Дамы, это все чудесно, но на нас смотрят, - шепотом прошипел Аскер. - Не прогуляться ли нам на Обходную галерею втроем?
        Обе куртизанки живо ухватились за эту идею и потащили Аскера из зала. Толпа придворных устремилась за ними, но при входе на Обходную галерею дорогу им преградили стражники, которым Фаэслер перед этим сунула кошелек с леризами. Поняв, что цирк окончен, придворные разошлись, а Моори сел в кресло у стены и решил дожидаться Аскера, сколько бы времени это ни заняло.
        Спустя пять минут Аскер появился. Один.
        - Лио, ты цел? - первым делом спросил Моори, оглядывая Аскера. - Что они там делают?
        - Дерутся, по всей видимости, - с видом внешнего безразличия сказал Аскер. - Мне удалось вырваться, и дальнейшее меня не интересует. Для первого раза и так слишком много ласки.
        Аскера слегка передернуло, но его лицо оставалось спокойным.
        - Ну и нравы, - простонал он.
        В четыре часа дня эскадра Аргелена под командованием Аргаса Гебира подошла к острову Заклятому и заняла крепость Фан-Суор. В шесть часов об этом стало известно в Паореле.
        Войскам был отдан приказ немедленно двигаться к Пилору. Паорела наполнилась лязгом оружия и топотом копыт, мелодичными звуками офицерских рожков и ревом походных труб. Из Старых Казарм рядами по четыре выезжали всадники, направляясь на запад, а следом за ними двинулась пехота. Это грозное шествие продолжалось с семи часов вечера до глубокой ночи, и пока поток воинов не иссяк, столица не могла заснуть.
        И в других городах поднимались закованные в сталь рати, но не в то же время, а настолько позже, сколько нужно легкокрылому гаэру, чтобы долететь из столицы.
        Фан-Суор перестала быть нейтральной крепостью. Здравый совет Аскера был дан слишком поздно, чтобы предотвратить то, что случилось. Отбить крепость было для Эстореи задачей первостепенной важности, иначе опасность, грозившая Пилору, приближалась ровно вдвое.
        В восемь часов утра король созвал своих советников.
        - Фан-Суор захвачена! - начал он с того, что было уже и так всем известно. - Я не спал целую ночь, и в этом повинна ваша недальновидность! Ваша, Дервиалис!
        Дервиалис опустил голову: его разбирал смех. Да, - то, что король не спал ночь, - разумеется, это катастрофа вселенского масштаба.
        - Что вы уставились на свои сапоги, Дервиалис? Вы прозевали ее, Владычицу Сердец! Аргеленцы заняли ее!
        - Мой король, они залезли на нейтральную территорию, нарушив тем самым...
        - Нам надо было опередить их, Дервиалис! Аскер говорил мне об этом! Теперь их придется выбивать оттуда с боями!
        Король разошелся не на шутку. Таким сердитым его давно не видели. Да и вообще король в последнее время изменился: стали замечать, что он говорит умные вещи.
        Министры стояли притихшие, словно нашкодившие ученики. В душе они могли говорить в адрес короля что угодно, но произнести это вслух они не осмелились бы.
        - Надо отбить крепость! - бушевал король, буравя взглядом Дервиалиса. - И я хочу непременно знать обо всем, что там происходит! Я хочу узнавать новости первым! Вы поедете туда, Дервиалис, и будете держать меня в курсе всех событий!
        - Мой король, - сказал Дервиалис, - а не лучше ли будет, если эта высокая миссия будет доверена господину Аскеру? Я неважно владею пером, а господин Аскер уже успел зарекомендовать себя как исключительный рассказчик. К тому же, именно он подал вам мысль относительно того, что Эсторея должна занять Фан-Суор первой.
        Удар был рассчитан со снайперской точностью. Мысль Дервиалиса королю очень понравилась, и он тут же отдал Аскеру все необходимые распоряжения, снабдив письмом к коменданту Пилора Раваллю, в котором просил уделить Аскеру особое внимание и оказывать ему всяческое содействие. Вручив Аскеру письмо, король пожелал ему счастливой дороги и проводил до дверей кабинета, прежде чем тот успел что-либо возразить.
        - Ну, вот меня и выпихнули из дворца, - сказал Аскер Моори, поджидавшему его снаружи. - Мы едем в Пилор.
        - Разве ж это плохо? - удивился Моори. - Это же мечта любого эсфрина - покрыть свое имя славой!
        Аскер горько усмехнулся и покачал головой.
        - Эх, Эрл, я тут приобрел на короля известное влияние, а теперь, когда меня здесь не будет, я могу это влияние запросто потерять. Правда, я буду писать ему каждый день и даже несколько раз в день, но это не то... Я еду туда в качестве королевского информатора.
        - Что ж, Лио, приказ есть приказ, и его надо выполнять. Не вешай носа! Кто у тебя божество-покровитель?
        Аскер помнил, что у него целых два покровителя, но решил, что это слишком много, и сказал:
        - Мой покровитель - Матена, а что?
        - Тебе нужно сходить в храм Матены и принести жертву за успешное возвращение. Как-никак на войну едем.
        Они доехали до северного предместья, проехали мост через Брей, и Моори свернул налево: он ехал в храм Нура, который был его покровителем. Аскер же поехал прямо и через четверть часа оказался перед храмом Матены.
        Храм Матены в Паореле славился на весь Скаргиар. Его стены были выложены лунным камнем, отливавшим прохладной синевой даже под золотыми солнечными лучами, а в лунном свете эти перламутровые стены казались вытесанными из самой луны.
        Внутри храм был отделан черным мрамором с серебристыми вкраплениями, и всякий, кто входил внутрь, начинал думать, что находится ночью под открытым небом и что звезды смотрят на него сверху. В главном помещении храма не было ни единого окошка, а слабый свет масляных светильников, расставленных под стенами, придавал обстановке таинственность.
        Главной достопримечательностью храма была статуя Матены, высеченная из цельной глыбы лунного камня. Этой статуе было больше тысячи лет, а сколько лет самой Матене - и вовсе неизвестно, но древний скульптор изобразил богиню молодой прекрасной женщиной, исполненной небесного спокойствия. Богиня сидела, поджав ноги, и держала в руках чашу, в которую клались дары верующих. У этой статуи было одно любопытное свойство: как только кто-нибудь, рожденный ночью, прикасался к ней, статуя начинала светиться, и по силе этого света можно было видеть, довольна ли богиня этим аврином, или нет. В Паореле было традицией приходить в храм Матены девятнадцатого немвине, когда день сравнивался с ночью, приносить богине дары, а заодно исповедоваться в своих грехах и выяснять, насколько чист аврин перед лицом своей покровительницы.
        На пороге храма Аскера встретил монах в белом и повел его внутрь, к статуе Матены.
        - Хотите сделать пожертвования, господин? - спросил он бесцветным голосом.
        Аскер вытащил кошелек с леризами и подал его монаху.
        - Это - за возвращение из опасного предприятия, - сказал он.
        Монах принял кошелек из рук Аскера, развязал его и высыпал деньги в чашу. Раздался мелодичный звон монет о камень, и кроме того эха, которое возникло под куполом храма, прозвучало другое эхо, словно монеты куда-то скатились. Аскер сделал шаг вперед и заглянул в чашу. У чаши не было дна, а вместо него в нутро статуи уходила узкая труба, ведущая вниз.
        "Хитро придумано", - подумал Аскер, коснувшись рукой края чаши.
        Внезапно статуя богини осветилась изнутри ослепительным светом, озарив все части храма вплоть до самых темных углов. Аскер отпрянул, прикрыв глаза рукой.
        Ослепительный свет погас.
        Монах как-то странно посмотрел на Аскера.
        - Пожалуйста, подождите здесь, господин, - сказал он и скрылся в боковых дверях, ведущих в служебные помещения.
        Через минуту монах вернулся, ведя с собой еще пятерых монахов, в одном из которых Аскер сразу узнал Сезиреля.
        - Здравствуйте, господин Аскер, - приветствовал его Сезирель с полдороги. - Едете куда-нибудь?
        Монах, похоже, уже успел все рассказать.
        - Да, в Пилор, - небрежно ответил Аскер. - Вот, зашел попросить благосклонности у богини к моему предприятию.
        - Но зачем вам в Пилор? - удивился Сезирель. - Там же теперь опасно.
        - Когда выполняешь приказ короля, об опасности не думаешь.
        - Но вы-то точно не забыли, - хитро улыбнулся Сезирель, - и просите поддержки у своей покровительницы. Кстати, она, похоже, вами довольна.
        - Почему вы так думаете, господин Сезирель?
        - Вы прикасались к статуе, господин Аскер? - задал Сезирель встречный вопрос.
        - Да, ну и что? Постойте-ка... - Аскер наконец понял причину свечения.
        - Вот именно. А ну-ка, дотроньтесь до статуи еще разок.
        Аскер взялся за край чаши, но теперь, зная, каким будет результат, руку не отнимал.
        Бешеный поток света разлился по храму. Все дружно загородили глаза руками.
        - Вот видите, - подслеповато моргая, сказал Сезирель. - Чем ярче свет, тем более достоин богини аврин. Довольно, господин Аскер, вы уже показали нам свою добродетель, а теперь сжальтесь над нами и уберите эту иллюминацию!
        Аскер убрал руку. В храме воцарилась темень, перед глазами поплыли багровые пятна. Монахи облегченно вздохнули, опустив руки.
        Сезирель нервничал. Видно было, что происходящее не доставляло ему большого удовольствия.
        "В чем дело? - подумал Аскер. - Чем он так обеспокоен? Это может быть важно, и я это узнаю".
        И очень аккуратно, как он теперь умел, Аскер приподнял завесу, скрывающую сознание Сезиреля и прочел его мысли.
        "Как ты непрост, Аскер! Статуя сияла так, что я чуть глаз не лишился. Подумать только - мы, жрецы Матены, годами сидим по монастырям и храмам, копим добродетель, чтобы суметь осветить статуей хоть пол на два шага вокруг. А ты травишь королю байки, флиртуешь с дамами, и при всем при этом богиня любит тебя больше всех остальных! Что-то тут нечисто, и я выясню, что именно. Я узнаю, кто ты, и тогда смогу вернуть себе контроль над ситуацией, потому что пока она вне моего контроля. Монахи все видели, они расплещут эту новость своими длинными языками по всему городу, а это нам, иерархам, не на пользу. Как бы прибрать этого Аскера к рукам?"
        - Господин Аскер, - сказал Сезирель, - помните, во время нашего первого знакомства я приглашал вас в храм и сказал, что приму вас в любое время? По-моему, это время пришло. Не желаете ли пройти со мной в заднюю часть храма, закрытую для посторонних, где мы могли бы с вами побеседовать?
        "Ах ты, старый интриган, - подумал Аскер, - пытаешься соблазнить меня тем, что приглашаешь в святая святых, где до меня уже наверняка побывало пол-Паорелы! Хочешь прибрать меня к рукам? Я не доставлю тебе такого удовольствия".
        - Я чрезвычайно польщен вашим предложением, - сказал он вслух, - но, к моему глубокому сожалению, вынужден отказаться. Не сочтите это оскорблением, господин Сезирель: с той самой минуты, как я получил от короля приказ отправляться в Пилор, я не располагаю своим временем. Я постараюсь нанести вам визит, как только это станет возможным.
        - Жаль, очень жаль, - разочарованно протянул Сезирель. - Что ж, до свидания, господин Аскер. Желаю вам счастливого пути и благополучного возвращения.
        Он проводил Аскера взглядом до дверей. Во всей фигуре жреца читалось сожаление по поводу несостоявшегося разговора и покорность неизбежному, но у Аскера не было ни малейших сомнений относительно его истинных чувств. Они оба отлично знали, что стали соперниками и что им предстоит вести борьбу, в которой пленных не берут.
        Сев в седло, Аскер направился в восточное предместье. Но не успел он проехать и двух кварталов, как почувствовал приступ слабости, дурноту и головокружение. Если бы Сельфэр не сделал вовремя шаг в сторону, то Аскер неминуемо свалился бы с седла.
        "Этого мне еще не хватало, - подумал Аскер с досадой. - Проклятая статуя выпила из меня все силы. Но кто же знал, что так получится? В жизни больше к ней не прикоснусь, хоть меня режьте".
        Превозмогая слабость, Аскер для верности схватился за луку седла и поехал домой.
        Дома его уже ждали.
        - Куда это ты запропастился? - спросил Моори, едва Аскер появился в дверях. - Я уже давно совершил свое приношение и вернулся.
        - Ну, а мое заняло у меня больше времени, - сказал Аскер, падая в кресло. - Видел Сезиреля, он желает нам счастливого возвращения.
        - Ах, ну да, ты же со всеми ними на короткой ноге, - сказал Моори, которому уже изрядно надоело удивляться. - Я тут, пока тебя не было, отдал кое-какие распоряжения по поводу нашего отъезда, так что можешь ни о чем не беспокоиться.
        - Спасибо, Эрл, правильно сделал. У тебя больше опыта в подобных делах. Когда мы выезжаем?
        - Думаю, завтра.
        - Почему не сегодня? Еще полдня впереди!
        - Сегодня не успеем: надо запастись доспехами, провиантом, сводить берке к ветеринару, отдать в чистку сбрую и оружие...
        - Эрл, ты издеваешься?! - воскликнул Аскер. - Зачем все это?
        Моори посмотрел на Аскера, как на неразумное дитя.
        - Лио, мы едем на войну. Там нас ждут опасности, тяготы походов, вражеские мечи и стрелы. Там нас могут убить, в конце концов.
        - Эрл, о чем ты?! - Аскер вскочил с кресла и нервно забегал по комнате. - Какие опасности? Какие походы? Да мы, быть может, из Пилора и носа не высунем!
        Но Моори решил не обращать внимания на причуды своего друга.
        - Ты должен написать завещание, Лио, - сказал он твердо.
        - Не буду я писать никакое завещание! - фыркнул Аскер. - Если я его напишу, тогда меня точно убьют. А ты уже написал свое?
        - Конечно, - невозмутимо сказал Моори. - Еще тогда, когда уезжал из Байора.
        - А, так оно у твоего дяди. Кстати, скажи мне, как его зовут.
        - Фийрон Лароор. А тебе зачем?
        - На тот случай, если мне придется везти в Байор останки его мнительного племянничка, - мрачно ответил Аскер.
        - Да ладно тебе, Лио, я знаю, что все это предрассудки, но с ними как-то спокойнее. У каждого из нас есть свои маленькие слабости, и я - не исключение.
        Аскер оценил тактичность Моори, по поведению которого было ясно, что он считает странным прежде всего поведение Аскера, а не свое собственное.
        - Ну ладно, - сказал Аскер, - завтра так завтра. Можешь вести наших берке к ветеринару.
        Глава 12
        Утром шестнадцатого вендлирен Аскер и Моори выехали из Паорелы через западную заставу и поскакали в сторону крепости Пилор.
        Дорога до Пилора заняла два дня. За эти два дня Аскер и Моори вдоволь насмотрелись на то, как Эсторея готовится к войне: повсюду крестьяне укрепляли покосившиеся заборы, набивали на двери дополнительные брусья, вытаскивали из кладовых неизвестно с каких пор завалявшиеся там бердыши, мечи и секиры. Все это тщательно чистилось, натачивалось и выставлялось во двор на всеобщее обозрение: дескать, мы сильны, и голыми руками нас не взять. Так народ собственными усилиями поднимал боевой дух.
        На второй день приятели нагнали пехоту, выступившую из Паорелы пятнадцатого вендлирен вечером. В это время пехота из Артаринора только вступала в Паорелу, а пехота из Хагелона была еще в дне пути от столицы. Всадников из этих городов не посылали: они были нужны для охраны границ на востоке и юге Эстореи.
        По мере приближения к Пилору чувствовалось, как нарастает напряжение. Аврины ходили озабоченные, с хмурыми лицами, мечи и копья топорщились из-за каждой ограды. Страх перед Аргеленом был велик, и кое-кто даже отослал свои семьи к родне на восток. Судачили о том, что крепость Фан-Суор была взята с помощью колдовства, а иначе ее взять и нельзя было: столько лет стояла заклятая на Заклятом острове. Все это, разумеется, был сущий вздор: просто крепость стояла пустая и никем не охранялась, а захватил ее тот, кто оказался шустрее и меньше подвержен предрассудкам.
        Вечером восемнадцатого вендлирен Аскер и Моори подъехали к Пилору. Крепость стояла в таком месте, которое ни один аврин не выбрал бы себе местом жительства. Кругом расстилалась каменистая местность, местами перемежавшаяся островками жесткой зеленой травы и полосами песка. Кое-где росли деревья сур с кривыми шероховатыми стволами и редкой темно-зеленой листвой. Сухой ветер песков и камней встречался здесь с влажным ветром моря, образуя вихри, которые поднимали в воздух целые тучи пыли и кидали ее зазевавшемуся путнику в лицо.
        Сама крепость стояла на каменном утесе, обрывистые склоны которого уходили вертикально в море. Утес отделялся от берега широкой трещиной в скале, через нее был перекинут мост без перил. Кругом стояло еще с дюжину таких же утесов, словно кто-то отколол их от берега. Они стояли, как дозорные, охраняя берег от неприятеля, и своенравные морские волны разбивались в пыль об их каменные бока.
        Когда Аскер и Моори подъехали к Пилору, на горизонте догорал золотой закат. На фоне темнеющего неба крепость, выстроенная из серого камня, казалась монолитом, и черная густая тень от нее, накрыв собой мост, сбегала дальше по дороге и простиралась едва ли не на целую гину пустынного побережья. Легкие облачка тумана цеплялись за ее шпили, и море рокотало внизу, тщетно пытаясь сокрушить ее мощное каменное основание. Золотые окошки башен светились в сумерках, словно глаза джилгара, когда он высматривает добычу, кружа в поднебесье. Крепость производила впечатление живого существа, сильного, спокойного и беспощадного, живущего своей собственной жизнью.
        - Как здесь красиво и мрачно! - восхитился Аскер.
        - Вот именно, мрачно, - отозвался Моори. - Я хочу поскорее оказаться внутри: думаю, там будет повеселее, а то мне здесь совсем не по себе.
        Холодок пробежал по спине Моори; хотя нет, то была вечерняя прохлада.
        Когда друзья въехали на мост, с левой дозорной башни раздался окрик:
        - Кто идет?
        - Господа Лио Фархан Аскер и Эрлан Моори, по приказу короля Эстореи Аолана Валесиара! - закричал Аскер в ответ, вытащив письмо короля к коменданту Пилора и помахав им над головой.
        - Проезжайте! - раздалось сверху, и массивная дверь, обитая сталью, со скрипом отворилась, пропуская путников внутрь. За дверью находился короткий каменный коридор, в стенах которого были проделаны бойницы: это было сделано для того, чтобы в случае вторжения непрошеных гостей их можно было уничтожить, заперев в этом каменном мешке.
        Входная дверь закрылась. На фигуры путников откуда-то сверху упал сноп света, осветив узкое пространство коридора. На выходе из него была такая же дверь, что и на входе, но с маленьким окошком, забранным железными прутьями едва ли не в руку толщиной. Из-за этой второй двери раздался голос:
        - Давайте сюда ваш приказ, чтобы мы проверили его подлинность.
        Аскер соскочил с седла, подошел к двери и просунул письмо в окошко между прутьями. За дверью мелькнул свет, несколько минут там ничего не было слышно. Потом дверь открылась, и голос, уже другой, сказал:
        - Входите, господа. Добро пожаловать в Пилор.
        Вторая дверь выходила в просторный внутренний двор, вымощенный каменными плитами. Из этого двора вверх поднимались лестницы, ведущие в дозорные башни и на крепостную стену, а в глубине его располагались жилые и подсобные сооружения Пилора.
        Два офицера, проверявших письмо на подлинность, поклонились Аскеру и пригласили следовать за ними. Пройдя двор, они отворили перед друзьями дверь, ведущую в главную башню. За дверью начиналась лестница, ведущая в коридор, из него путники попали на другую лестницу, уже винтовую, спустились по ней, оказались в другом коридоре, который петлял и извивался, как змея, пока не вывел их на площадку, где им позволили перевести дух.
        - Господа, где мы? - спросил Моори.
        - В Пилоре, - невозмутимо ответили ему.
        - Лио, я совершенно потерял ориентацию, - пожаловался Моори Аскеру.
        - Я тоже, - вздохнул Аскер. - Господа офицеры, мы хотим видеть коменданта Равалля.
        - Потерпите еще немного, - улыбнулся один офицер, - мы вас к нему и ведем.
        Наконец, миновав еще четыре коридора и три лестницы, Аскер и Моори оказались в зале, освещенном неверным светом факелов. Посреди зала стоял стол, заставленный блюдами и бутылками с вином. За столом сидел комендант крепости Равалль, крепкий аврин средних лет с окладистой бородой. Увидев вошедших, он поднялся им навстречу.
        - Добро пожаловать в Пилор, господа, - сказал он примерно то же самое, что и офицеры незадолго перед ним. - Простите за доставленные вам неудобства, но того требует безопасность. Прошу вас присоединиться к моему скромному ужину.
        Друзья не стали отказываться, заняв места за столом. Моори тут же положил себе в тарелку большой кусок окорока, а Аскер скорее делал вид, что ест, чем ел по-настоящему.
        - У вас тут целый лабиринт, господин Равалль, - заметил Аскер. - Видимо, крепость неоднократно достраивалась?
        - О нет, господин Аскер, ее построили такой сразу: запутанная планировка помогает при обороне внутри крепости на случай, если в нее проникнет неприятель. Я и сам, когда впервые попал сюда, первый месяц все время путал эти бесконечные переходы. Но потом, когда освоишься, этого совсем не замечаешь.
        - Как у вас тут тихо! - сказал Моори. - Мы, когда подъехали, то подумали, что попали в какое-то другое время: тишина, закат и черная крепость на фоне неба. И кругом ни души. Там, восточнее, народ паникует, точит мечи, собирает пожитки и отправляет семьи в тыл, аргеленцев ожидают со дня на день. На вас еще разве ни разу не нападали?
        - Нет, господин Моори, - ответил Равалль, - аргеленцев здесь и духу не было, мы и сами удивлены.
        - В этом как раз нет ничего удивительного, - возразил Аскер, ковыряя вилкой в тарелке, - просто аргеленцы хотят как следует закрепиться в Фан-Суор: выгружают припасы, подвозят оружие, и так далее.
        - Пожалуй, что и так, - согласился Равалль, - но я бы на их месте одной Фан-Суор не ограничивался, а напал бы в нескольких местах сразу.
        - К счастью, у королевы Геренат нет таких умных советников, как вы, - улыбнулся Аскер. - Кстати, вы уже получили из столицы указания относительно Фан-Суор?
        - Да, еще в обед. Король требует отбить ее. Но я совершенно не представляю, как это сделать: под стенами крепости кишмя кишат солдаты, и к ней не подступишься.
        - У вас есть карта крепости и острова? - спросил Аскер.
        - Да, разумеется, сейчас... - Равалль прошел в угол зала, где на столике грудой были навалены карты, и вытащил одну.
        На столе расчистили место, разложили карту и придавили по углам бутылками, чтобы не сворачивалась. На карте был изображен остров Заклятый и посреди него - немного ближе к восточному берегу острова, чем к западному - крепость Фан-Суор в плане. Аскер погрузился в изучение карты, склонившись над ней, а Моори встал у него за спиной и заглядывал через плечо.
        - Что это за пунктирные линии, господин Равалль? - спросил Аскер, указывая на карту.
        - Где? Я ничего не вижу. Вам, должно быть, показалось.
        - Да вот же! Их и правда почти совсем не видно, но все же можно рассмотреть, что одна ведет от крепости на восток, а другая - на запад, почти до самых берегов острова.
        - Серьезно, господин Аскер? - Равалль очень внимательно посмотрел на Аскера. - Если это так, то у вас очень острое зрение, потому что я ничего не вижу. Карта старая, и линии, наверное, стерлись, так что придется поверить вам на слово.
        - Ну зачем же на слово? Давайте я их наведу поярче, и тогда их будет хорошо видно.
        Равалль подал Аскеру перо и чернила, и тот, внимательно вглядываясь в карту, навел двойные пунктирные линии на ней. По мере того, как работа продвигалась, выражение лица Равалля постепенно менялось, словно на него нисходило озарение.
        - Я знаю, что это за линии! - воскликнул он. - Двойным пунктиром на картах обычно обозначают подземные ходы и тоннели. Тот, кто строил Фан-Суор, предусмотрел пути отхода.
        - Значит, мы сможем подобраться к тому подземному ходу, что ведет на восток, в нашу сторону, пройти по нему, нагрянуть в крепость изнутри и отбить ее? - выразил Моори общую мысль.
        - Вот именно! - воскликнули Аскер и Равалль в один голос.
        - Только у нас есть одна небольшая проблема, - сказал Аскер. - Мы не знаем, где находится выход из восточного тоннеля.
        - То есть как это - не знаем?! - возмутился Моори. - Кем построена Фан-Суор? Эстореей или Аргеленом?
        - Эстореей, конечно же, - отозвался Равалль, - а именно королем Фуэреном Валесиаром в 2118 году. Но господин Аскер, увы, совершенно прав: сведения о крепости отрывочны, а о подземных ходах нам вообще ничего не было известно до настоящего момента.
        - Что же нам делать? - спросил Моори с вызовом. - Не упускать же такой шанс! Надо найти этот вход, найти обязательно.
        - Но как это сделать? - развел руками Равалль. - Как, по-вашему, господин Аскер? - обернулся он к Аскеру, который сидел, подперев подбородок рукой и невидящим взглядом уставившись в карту.
        - Молиться богам, - задумчиво ответил Аскер, - чтобы они открыли нам истину.
        - Но... - попробовал возразить Моори.
        - Сегодня никаких "но", - прервал его Аскер, - уже и так далеко заполночь.
        - Да, да, конечно, - засуетился Равалль, - ведь вы два дня провели в дороге и хотите отдохнуть. Сейчас вам покажут ваши комнаты, господа.
        Равалль хлопнул в ладоши, и на пороге комнаты тотчас появился дневальный. Аскер и Моори пожелали коменданту спокойной ночи и вышли из зала вслед за дневальным.
        Лучи утреннего солнца ворвались в раскрытое окно спальни Аскера вместе с соленым и влажным морским ветром. Комнату Аскеру отвели в башне, и восток просматривался из окна до ближайших деревень. Туман стекал с берега седыми ручьями, устремляясь в море. Кустики жесткой травы, растущей там и сям на побережье, казались серебряными от росы и сверкали сотнями огней в лучах восходящего солнца. В небе носились ронзы, оглашая воздух пронзительными криками, и их светло-серое оперение отливало сталью на солнце.
        Аскер встретил рассвет, стоя у окна. Ему не давала спать проблема, возникшая вчера при обсуждении планов нападения на Фан-Суор. Необходимо было отыскать вход в подземный тоннель, но вот как это сделать? Можно было послать на разведку небольшой отряд, но всегда существовал риск, что отряд заметят, и тогда главное преимущество нападения - внезапность - становилась сомнительной. Можно было также послать к аргеленцам солдата под видом перебежчика, чтобы он вел поиски внутри Фан-Суор и, пройдя по тоннелю из крепости, обнаружил вход таким образом. Но эта мысль была еще более неудачна, чем первая: аргеленцы могли не поверить, что перед ними дезертир, и просто убили бы его, как шпиона, а если бы и поверили, то наверняка установили бы за ним наблюдение. В этом случае поиски могут затянуться на неопределенный срок. Наконец, можно было порыться в картах и документах, относящихся ко времени строительства Фан-Суор. Но сам Равалль сказал, что документов сохранилось очень мало и до сих пор в них ничего такого обнаружено не было, так что на этот вариант надеяться также не приходилось.
        Аскер вспомнил про свое обещание писать королю обо всем, что происходило в Пилоре. Он позвонил в колокольчик, предусмотрительно оставленный для него на столе. На его звон тут же прибежал дневальный, дежуривший под дверью.
        - Письменные принадлежности и клетку с гаэрами, - потребовал Аскер.
        Дневальный исчез за дверью, но уже через минуту вернулся, неся все необходимое. Следом за ним в дверях появился Моори.
        - Доброе утро, Лио, - сказал он, пройдя в комнату и сев на стул. - Я увидел, что ты уже проснулся, и решил зайти.
        - Да я уже давно не сплю, - сказал Аскер. - Эта проблема с выходом из подземного хода не дает мне покоя.
        Он разложил на столе письменные принадлежности и принялся сочинять письмо королю. Писать было особенно не о чем, но Аскер не хотел, чтобы у короля сложилось впечатление, что он о чем-то не упомянул, и он начал расписывать всякую чепуху. Это было гораздо сложнее, чем описать истинное положение дел двумя словами, и Аскер то и дело отрывался от письма и устремлял взгляд в окно.
        - Черт бы побрал этого короля! - не выдержал он наконец, кинув перо на стол. - Ну скажи мне, Эрл, о чем ему писать?
        - Не знаю, - пожал плечами Моори. - Напиши, какая здесь чудесная погода. Вон, птички летают...
        - Кстати, о птичках... - задумчиво сказал Аскер, уставившись на клетку с гаэрами. - А что, если...
        - Если что?
        - Если послать гаэра на остров Заклятый? Кто обратит внимание на маленькую птичку, которая летает над восточной оконечностью острова?
        - Зачем нам посылать туда гаэра? Лио, неужели ты надеешься, что птичка найдет выход и расскажет тебе об этом? - спросил Моори, начиная сомневаться в душевном здоровье Аскера.
        - А почему бы и нет? Думаешь, я не сумею?
        И, прежде чем Моори успел сказать все, что он думает об Аскере, тот открыл клетку, вынул одну из птиц, подошел к окну и выпустил ее наружу.
        - Эрл, сходи за картой Заклятого, - сказал он, - и проследи, чтобы сюда никто не заходил.
        Моори пошел за картой, бормоча что-то себе под нос, а Аскер сел на стул и прикрыл глаза. Через минуту он уже парил в небе над морем, и темная точка на горизонте - остров Заклятый - стремительно неслась ему навстречу. Скоро он смог разглядеть песчаные дюны, покрытые редкой травой, и камни, разбросанные по побережью. Пронесясь над островом, он описал круг над Фан-Суор. Там было полно вражеских солдат: они суетились на стенах и во внутреннем дворе, выгружая припасы, привезенные с континента. У западной оконечности Заклятого виднелись четыре корабля, и множество шлюпок курсировало между ними и берегом, перевозя авринов и оружие.
        Аскер не стал задерживаться над крепостью, а сразу полетел назад, взяв строго на восток. Долетев до берега, он сосредоточил свое внимание на всех ямах и углублениях в почве, которые казались ему подозрительными: он был уверен, что выход скрывается в одной из таких ям. Но вот беда: восточные ветры наделали в берегу массу выветрин, выдувая песок везде, где он не был скреплен корешками травы или деревьев сур. Аскеру приходилось зависать в воздухе, методично осматривая каждую дыру и расщелину в скале и пытаясь разглядеть в ее глубине хоть что-то отдаленно напоминающее вход в тоннель. Ко всему прочему, он ни разу в жизни не видел тоннеля, и мог только гадать, как это должно выглядеть.
        И вдруг в одной из дыр он увидел двери. Они были сколочены из досок и обиты полосами железа. Их наполовину занесло песком, а песок порос травой, почти полностью их скрывая. Ни один разведчик не мог заметить их с земли, и надо было взлететь на три авринских роста, чтобы разглядеть за песком и травой намек на дерево.
        Аскер сделал последний круг над островом, чтобы как следует запомнить прилегающую местность, и отпустил гаэра.
        Когда спустя полчаса Моори вернулся с картой, Аскер уже закончил свои поиски. Он чувствовал себя совершенно измотанным: контролировать сознание птицы было нелегкой задачей.
        - Лио, я принес... Да на тебе лица нет! Что произошло?
        Аскер с трудом открыл глаза и сказал:
        - Ничего, пройдет. Зато теперь я знаю, где вход в тоннель, так что можно смело посылать туда солдат. Давай сюда карту.
        Моори подал Аскеру карту, и тот, взяв перо, отметил на ней место выхода.
        - Неужели птица рассказала тебе? - ахнул Моори, начиная понимать причину слабости Аскера.
        - Птицы не умеют говорить, - сказал Аскер, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза. Моори понял, что вытянуть из Аскера его секрет ему не удастся.
        Когда Аскер немного отдышался, они отправились к Раваллю. Тот как раз собрал своих офицеров, и они обсуждали перспективы нападения на Фан-Суор. Судя по их кислым лицам, эти перспективы были весьма неутешительные.
        - Доброе утро, господа, - сказал Равалль, увидев их. - Присаживайтесь к нашему столу.
        Офицеры подвинулись, и друзья сели.
        - Мы подсчитываем наши шансы напасть внезапно, - пояснил им Равалль. - Очевидно, что следует нападать ночью. Но сейчас как раз полнолуние, и противник наверняка будет использовать большие зеркала, чтобы освещать пространство вокруг крепости отраженным светом луны. Нам стоило бы подождать пасмурной погоды или, на худой конец, безлунных ночей, если погода не испортится, но король требует отвоевать крепость немедленно. Сегодня пришло письмо от господина Дервиалиса, который присоединяется к требованиям короля и от себя добавляет, что если в трехдневный срок мы не начнем выполнять приказ, то он снимет меня с должности коменданта Пилора. У него есть кандидатуры и получше.
        Офицеры неодобрительно зашумели. Они очень уважали своего начальника, а Дервиалиса, откровенно говоря, недолюбливали: он был чрезвычайно заносчив и никогда не упускал случая показать окружающим свое превосходство.
        - Так что у нас нет выбора, - подытожил Равалль. У нас есть два дня в запасе, чтобы дождаться пасмурной погоды, а потом придется идти на штурм при любых погодных условиях.
        Офицеры понурили головы. Лазурный горизонт без признака не то что облаков, а даже легкой дымки не оставлял им никакой надежды.
        Аскер решил, что его время настало.
        - Господа, позвольте и мне сказать несколько слов. Вчера мы с господином Раваллем рассматривали одну из карт острова Заклятого. Это очень старая карта, и я разглядел там нечто...
        - Подземные ходы! - воскликнули офицеры, уже знавшие от Равалля подробности вчерашнего разговора. - Но у нас нет времени на разведку!
        - Не было, - поправил их Аскер, разворачивая карту. - Вчера я посоветовал молиться богам, чтобы они вошли в наше бедственное положение и открыли кому-нибудь из нас истину. И вы представляете...
        Аскер ткнул в карту, оставив незаконченную фразу без комментариев. Все взглянули туда, куда он указывал, и, увидев там крестик, уставились на него, не смея поверить в очевидное.
        - Вот он, вход, господа! - сказал Аскер. - Боги снизошли до моей просьбы и открыли мне его местонахождение. Господин Равалль, сегодня ночью мы отобьем Фан-Суор у аргеленцев.
        - Это чудо, - проговорил комендант, дотронувшись до крестика. - Возблагодарим же богов за эту великую милость!
        Он встал, воздев руки вверх, и все офицеры последовали его примеру. Встали и Моори с Аскером. Аскер с постной миной стал молиться себе под нос, чтобы никто не мог расслышать, какого рода была эта молитва.
        "Благодарю вас, боги, - бормотал он, - что вы создали авринов такими, каковы они есть, - такими непроходимо тупыми. Если бы не это, то крест стоял бы не на карте, а на моей репутации".
        Выдержав приличествующую паузу, Равалль опустил руки и начал отдавать своим подчиненным приказания относительно предстоящей вылазки. Ночной поход имел свои особенности, и к нему следовало подготовиться с особой тщательностью.
        Крепость сразу ожила: засуетились солдаты, готовя оружие, из складов в гавань потянулись вереницы носильщиков с боеприпасами, всюду раздавались звуки офицерских сигнальных рожков.
        Аскер и Моори с интересом наблюдали из окна за этой предпоходной суетой. Моори приходил в восторг от одного только вида приготовлений к предстоящей битве, а Аскер видел все это впервые и смотрел с удвоенным вниманием.
        - Посмотри, Лио, как слаженно действуют! - восхищался Моори. - Никто никому не мешает, каждый на своем месте, - кажется, что сам покровитель ратного дела Нур направляет их. Кстати, о богах... Как тебе пришла в голову мысль выдать собственные старания за божественный промысел?
        - Вот так, взяла и пришла. Теперь ты видишь, Эрл, как делаются чудеса?
        Моори почесал в затылке.
        - Конечно, поверить в божественное вмешательство намного легче, чем в чьи-то сверхъестественные способности, - сказал он с ноткой обиды. - Сила богов не требует объяснения, и мы слишком привыкли списывать все, что происходит в мире странного, на их счет. Кажется, я понимаю тебя, Лио: аврины не любят, когда кто-то оказывается совершеннее прочих, и готовы с ним расправиться, как только им представится возможность, чтобы их собственное убожество не было так заметно. Но я всегда буду рядом и сделаю все, чтобы этого не случилось.
        Аскер открыл рот, чтобы произнести слова благодарности, но Моори остановил его.
        - Я делаю это не для тебя, Лио, - сказал он, - а для самого себя. Для всех нас, бестолковых, которые не понимают своей глупости.
        Сзади раздался сдержанный кашель. Это был Равалль.
        - Господа, у меня выдался свободный часок, и я хотел предложить вам экскурсию по Пилору, - сказал он. - Вы заметили, что его планировка чрезвычайно запутанна, и я решил познакомить вас с ней поподробнее. Всего сразу вы, конечно же, не запомните, но, по крайней мере, будете знать, в какую сторону вам идти.
        - Мы будем вам очень признательны, господин Равалль, - сказал Аскер. - Но вы уверены, что подготовка к нападению на Фан-Суор не требует вашего присутствия в другом месте?
        - Даже если бы это и было так, я все равно почту своим долгом познакомить вас с Пилором, господа: услуга, оказанная вами армии, просто неоценима.
        Равалль пригласил друзей следовать за ним, и они пустились в путь по бесконечным коридорам и лестницам.
        - А он тебя зауважал, - улыбнулся Моори, толкнув Аскера в бок. - Так и святым стать недолго.
        Экскурсия продолжалась значительно дольше часа: преисполненный благодарности Равалль показал им крепость до самых отдаленных частей, включая подвалы.
        В десять часов вечера все причастные к операции офицеры собрались в главной башне. Равалль поручил командование опытному офицеру Каленсору, который успел зарекомендовать себя с лучшей стороны в течение всей "перманентной" войны, по выражению короля Аолана, которую Эсторея вела с Аргеленом в последнее время.
        Прозвучали обычные напутствия и пожелания удачи, молитвы Нуру - богу воинов и покровителю моря. Равалль не давал Каленсору никаких тактических указаний относительно ведения боя: Каленсор сам знал их в теории не хуже, а на практике они не применялись с 2125 года.
        - Я целиком полагаюсь на вас, Каленсор, - сказал Равалль, кладя ему руку на плечо. - Идите, и да пребудет с вами Нур.
        Каленсор сделал шаг к двери, и остальные офицеры уже обернулись в ту сторону.
        - Подождите, господа, а мы с вами разве не едем? - встрепенулся Аскер.
        - Господа, но это же вражеская территория! - сказал Равалль. - Вам туда ни в коем случае нельзя: там будут сверкать мечи и тучами летать стрелы!
        Аскера задело за живое. Несмотря на все уважение и почтение, которое им здесь оказывали, их с Моори считали не более чем столичными франтами, годными только на то, чтобы скользить по паркетам дворцов, и королевскими любимчиками, которых следует оберегать от всяких неприятностей.
        - Господин Равалль, - сказал Аскер тихо, но с вызовом в голосе, - я вынужден напомнить вам, что именно благодаря мне сегодняшнее предприятие стало осуществимо. Более того, я все еще могу быть вам полезен, потому что только я знаю, как выглядит снаружи выход из подземелья. Я найду его скорее, чем ваши разведчики, какая бы лунная ночь ни стояла, и сэкономлю время, которое никогда не бывает лишним.
        Равалль был смущен и пристыжен. Желание гостей плыть с войском на остров Заклятый застало его врасплох: он и мысли допустить не мог, что такая блестящая столичная штучка, как Аскер, захочет пачкать свои лакированные сапоги об ил и песок на берегу острова в виду неприятельской крепости.
        - Ну я ничего такого... - только и смог сказать он. - Едьте, господа, если желаете, только, прошу вас, не лезьте под стрелы, ведь это же все-таки стрелы, как-никак, а не какие-нибудь там... понимаешь...
        Аскер сверкнул на него глазами, схватил за руку Моори и стремительным шагом вышел из зала. За ним, еле поспевая, кинулись остальные офицеры во главе с Каленсором.
        - Бедняга Равалль, - хихикнул Моори по дороге, давясь смехом, - ну и задал ты ему жару, Лио! В следующий раз будет знать, как недооценивать господ из столицы! Я уж думал, что ты проделаешь своим взглядом в нем изрядную дыру.
        - Ничего страшного, - небрежно сказал Аскер, - а вот мне совсем нелишне посмотреть этот ход: представляешь, я ни разу в жизни не видел подземного тоннеля.
        Как уже упоминалось выше, крепость Пилор стояла на каменном утесе, отделенном от берега узкой расселиной. Направо от этого утеса море промыло в скалах глубокий залив, который оканчивался пещерой. В этой пещере и находился флот Пилора. Из крепости туда можно было попасть по винтовой лестнице, вырубленной в толще скалы и уходящей вниз ниже самых глубоких подвалов. Конец лестницы выходил на площадку, от которой подъемный мост вел к другой скале. В этой скале был прорублен коридор, а за ним находился второй подъемный мост, ведущий на галерею, выстроенную по периметру пещеры и нависавшую над пристанью. С галереи на пристань спускалось несколько лестниц, которые, при желании, как и два подъемных моста, можно было перекрыть. Как видим, со стороны Пилора гавань была надежно защищена хитроумием авринов. Но со стороны моря она была защищена еще более надежно: в этом месте помимо острых и крутых скал, вздымающихся над водой, все дно было усеяно подводными камнями и мелями, способными пропороть брюхо любой посудине, которая осмелится заплыть в эти воды. Существовал только один коридор между подводными
ловушками, но и он перегораживался решеткой с железными навершиями. Она торчала из воды во время отлива и уходила на локоть под воду во время прилива, надежно охраняя вход. Ее отпирал механизм, приводимый в действие из гавани, когда нужно было впустить или выпустить корабль.
        Спустившись по винтовой лестнице, пройдя по двум висячим мостам и галерее, Аскер и Моори оказались в пещере. По ее стенам горели факелы, освещая корабли, битком набитые воинами, оружием и боеприпасами.
        Каленсор почтительно проводил королевских посланцев на корабль и дал сигнал к отплытию. С легким скрипом задвигались блоки, отпирающие решетку, матросы оттолкнули корабли от пристани, и они на веслах вышли в открытое море.
        Аскер никогда не плавал на корабле, и впечатления переполнили его. Он свесился за борт и вперил взор в масляно-черную воду, неверную и колышущуюся, дробящую отражения звезд. От воды исходила сила, необузданная и первобытная, лишенная даже намека на что-либо осмысленное. Мерное покачивание корабля и плеск волн убаюкивали, и Моори немедленно этим воспользовался. Аскер спать даже и не думал: он постарался представить себе, как будет выглядеть глубокой ночью то место, которое он видел при свете солнца. Как известно, ночь меняет до неузнаваемости даже знакомые очертания, и в темноте нам кажется, что мы окружены чудовищами, которые на свету исчезают непонятно куда.
        На северо-западе из-за далекого аргеленского берега вставала полная луна. Кинув первые блики на морские волны, она полускрылась за кисейным облачком, но ночной бриз очистил небосвод, унеся облачко на юг.
        Появление луны воины встретили с двойственным чувством: она могла помочь им, осветив путь, но могла и выдать их аргеленским дозорным. Солдаты накрыли головы полами темных плащей, надетых поверх доспехов. Неслышно шевеля веслами, корабли приближались к острову.
        Время близилось к часу ночи, когда первый корабль кинул якорь неподалеку от песчаного берега восточной оконечности острова Заклятого. На воду были спущены шлюпки, и воины перебирались в них, перегружали боеприпасы и оружие. Шлюпки неслышно двигались к берегу и одна за другой касались носами влажного песка. Бесшумно, как тени, выходили на берег воины Эстореи. Не бряцало оружие, не стучали сапоги, только передаваемые шепотом распоряжения нарушали тишину.
        Пройдя неширокую полосу прибоя, отряд выбрался на скалы, занесенные песком и поросшие редкой травой. Поодаль виднелись чахлые заросли корявых деревьев сур, а за ними, на самом горизонте, просматривались белоснежные башни Фан-Суор, подсвечиваемые луной.
        Аскер и Моори шли в голове отряда. Аскер вглядывался в каждую расщелину между камнями, в каждый пучок травы, пытаясь отыскать какие-нибудь ориентиры. Но местность поражала своим однообразием, и один участок острова был как две капли воды похож на другой.
        Берег постепенно поднимался над уровнем моря, и с того места, куда дошел авангард отряда, были видны не только белые верхушки башен крепости, но и крепостная стена. Аскер кинул взгляд назад. Широкая лента бесшумных черных призраков тянулась от берега, где на волнах покачивались корабли.
        "Как бы нас не заметили," - обеспокоенно подумал Аскер.
        Словно прочитав его мысли, Каленсор что-то шепнул ближайшему офицеру, и по рядам солдат прошелестело: "Всем пригнуться". Длинная черная змея заколыхалась и заметно осела над землей: приказ был выполнен с военной четкостью.
        Дальше продвигались вперед с предельной осторожностью. Белая крепость высилась на горизонте, словно привидение, и луна насмешливо глядела с небес. Аскер по-прежнему вертел головой во все стороны, ища приметы. Вот эта трещина в камне наискосок и кусты травы слева... А вон там валун с серебристыми прожилками... Точно, где-то здесь.
        Аскер поманил к себе Моори, который плелся за ним, согнувшись в три погибели.
        - Эрл, мы у цели, - прошептал он ему на ухо. - Передай Каленсору.
        Опять шелест прошелся по рядам солдат; многие поднимали головы и с надеждой смотрели вперед.
        Через несколько шагов Моори споткнулся обо что-то и радостно выругался. Обернувшись назад, он замахал руками и зашипел что было сил:
        - Нашел! Вот он, вход! Все сюда, ко мне!
        Глава 13
        Воины сгрудились вокруг Моори, пытаясь что-нибудь разглядеть, но это им плохо удавалось. Луна, отлично освещавшая их спины, не могла проникнуть своими лучами в тот черный провал, в который Моори не свалился лишь чудом.
        Но это было поправимо. Несколько воинов вытащили из-под плащей просмоленные факелы, зажгли их, загородив спинами от крепости, и осветили провал. Черный зев тоннеля уходил круто под землю, а в глубине пещеры виднелись двери, залепленные песком, который нанесло сюда ветром.
        Спустившись в провал, Каленсор нажал на двери, ожидая, что они раскроются. Двери и не подумали открыться, они даже и не дрогнули. Тогда в провал спустились двое воинов, славившихся своей силой, и с разгону попробовали вышибить двери плечом. С замшелых досок, обитых железом, посыпалась земля, но только и всего.
        Каленсор подошел к двери и с досады пнул ее ногой.
        - За ломом посылать - долго, - проскрежетал он зубами. - А ну-ка, еще раз, ребята.
        Дюжие вояки повторили свою попытку. Правда, и результат повторился.
        Воины пригорюнились. Оказалось, что недостаточно найти вход в тоннель - надо еще в него попасть.
        Каленсор выругался и все-таки послал двух солдат на корабль за ломом, а пока они ходили, остальные, чтобы убить время и меньше чувствовать свое бессилие, продолжали ломиться в двери, пытаясь этим занятием сократить ожидание. Каленсор пообещал сорок леризов тому, кто откроет двери до прихода посланных им солдат, и взломом дверей занялись все, кому не лень. Офицеры наряду с простыми воинами по двое-трое кидались на двери, выставив одно плечо вперед, но проклятая конструкция была сработана на совесть. Моори тоже принял участие во взломе, но после третьей попытки, отбив оба плеча, вылез из провала и присоединился к Аскеру, который стоял наверху и наблюдал за их бесплодными потугами.
        - Чертова дверь! - в сердцах сказал Моори. - Вот уж представить себе не мог, что попасть в тоннель будет такой проблемой.
        - Еще неизвестно - может, он там обвалился, - "ободрил" Моори Аскер. - А вы на себя тянуть пробовали?
        Моори уставился на Аскера и некоторое время стоял так с открытым ртом, а потом сорвался с места и кинул ему через плечо:
        - Что же ты раньше молчал?! - и бросился в провал.
        - Мое дело - сторона, - невозмутимо ответил Аскер. - Я бы спустился туда, но боюсь запачкать свои лаковые сапожки.
        Но Моори был слишком занят, чтобы заметить издевку в его словах. Он отогнал всех от дверей и, схватившись за ручку, с силой рванул их на себя. Створки распахнулись настежь. Из тоннеля вырвался затхлый, годами не менявшийся воздух, но воины вдыхали его так, словно это был лучший из ароматов.
        - Сорок леризов ваши, господин Моори! - сказал Каленсор. - Добровольцы, кто желает произвести разведку хода?
        Все хотели пойти на разведку, и поэтому Каленсор сам отобрал нескольких воинов. Они взяли факелы и, зажав носы, храбро ступили в темноту. Свет факелов осветил грубый каменный свод и относительно ровный пол, по которому, шмыгая из-под ног, бегали бурые мохнатые сколопендры толщиной в палец и длиной в ладонь. С потолка стекала ледяная, горькая вода, образовывая под стенами лужицы, подернутые плесенью. Но настоящий солдат не обращает внимания на такие мелочи, и воины, вытаскивая из-под плащей факелы, один за другим скрывались в черном проеме. Пропустив вперед авангард, спустился вниз и Каленсор.
        - Ну что, пойдем и мы? - спросил Моори, глядя на Аскера горящими глазами.
        - Там сыро, - наморщил нос Аскер, - и там аргеленцы. Неизвестно еще, может, они сами нашли этот ход и поджидают нас с того конца. Не нужно забывать, Эрл, что у них стрелы, а, как точно подметил господин Равалль, это ведь все-таки стрелы.
        На одной из башен Фан-Суор зашевелились дозорные, и даже отсюда было видно, как они показывают руками на восток. На крепостную стену вылезли лучники и заняли позицию полной боевой готовности.
        Аскер обеспокоенно оглянулся назад. Хвост отряда еще подходил ко входу, и луна яростно сверкала с небес, войдя в зенит и освещая на земле каждую травинку.
        - Нас заметят! - прошептал Аскер.
        - Да, луна сияет слишком ярко, - подхватил Моори. - Все может сорваться из-за этого глупого светила!
        Офицеры забеспокоились не меньше. Был отдан приказ продвигаться ползком, и воины послушно легли на брюхо, но при этом мечи и налокотники скребли по земле, производя шум. Командиры нервно кусали губы и торопили солдат, ежеминутно поглядывая на Фан-Суор. Там, на стенах, аргеленцы установили большие зеркала и, ловя свет луны, направляли зайчики на подозрительное место. Пятна света подбирались все ближе к провалу, вот они уже добрались до скалы в двадцати шагах от него...
        И тогда Аскер, сцепив руки, поднял глаза к небу и сказал:
        - О Матена, царица ночи! Дети твои умоляют тебя сжалиться над ними! О Матена, владычица небес, прошу тебя, убери это сияющее бельмо с твоего прекрасного лика!
        И Матена услышала. И багровая тень пала на луну, погасив ее свет и закрыв от взоров всех живущих на земле. И стали бесполезны аргеленские зеркала, потому что любой свет, будь то свет факелов или ламп, не может сравниться со светом полной луны в зените.
        Остаток воинов благополучно спустился в подземелье, и только отряд прикрытия остался снаружи на случай непредвиденных обстоятельств.
        Моори сидел на земле, глядя на то место неба, где раньше сияла луна.
        - Как это у тебя получилось, Лио? - спросил он, и от Аскера не укрылся плохо скрытый трепет, сквозивший в его голосе.
        - Так недолго и святым стать, - заметил он, оставив вопрос Моори без ответа.
        А в Фан-Суор закипала битва. Аргеленцы, вопреки предположению Аскера, ничего не знали о подземном ходе, и появление из-под земли сотен воинов в черных плащах застало их врасплох. Воины появились изнутри крепости и растеклись черным потоком по коридорам и галереям, разя наповал. Их было меньше, чем аргеленцев, но внезапность помогала им, и когда первые из них пали, десятки аргеленцев уже лежали с распоротыми животами и проломленными головами.
        Бой длился всю ночь. Помещение крепости было завалено трупами, и воины обеих армий, перемазанные своей и чужой кровью, носились как безумные в алом свете факелов, рубя направо и налево. Вопль о помощи, посланный с гаэрами в Аргелен, не мог спасти защитников Фан-Суор: никакие корабли не успели бы к месту побоища до его окончания.
        Фан-Суор пала и восстала вновь. Когда рассветные лучи озарили ее белые стены, эстеане праздновали победу. Корабли, доставившие сюда отряд, отплыли еще ночью, чтобы привезти из Пилора подмогу, до этой ночи квартировавшую по ближайшим деревням. Теперь они возвращались, привозя с собой новых солдат, и те, уже ни от кого не таясь, гордо шествовали по поверхности, двигаясь к крепости. Каленсор, ставший комендантом Фан-Суор, с радостью встречал их. Теперь крепость могла достойно встретить противника.
        Увидев, что побоище закончилось, Аскер наведался в Фан-Суор и был встречен там с большим почетом. Те, кто находился снаружи, прикрывая вход во время штурма, уже успели рассказать остальным о том, что он сделал с луной, оказав неоценимую помощь войскам. Воины перестали смотреть на Аскера как на придворного франта, способного лишь гнуть спину перед королем, и считали героем из героев и почти святым.
        Аскер впервые в жизни испытывал такой триумф. В крепости на него смотрели с нескрываемым благоговением, и он решил, что может позволить себе маленькую слабость - показывать окружающим, что ему это нравится. Благоразумие требовало от него немедленно покинуть крепость и мчаться в столицу, где его недоброжелатели уже наверняка успели подорвать его авторитет в глазах короля, но он остался в Фан-Суор ровно столько времени, сколько потребовалось всем желающим, чтобы выразить ему свое восхищение его действиями во время штурма.
        Каленсор выплатил Моори причитавшуюся ему награду за то, что он открыл злополучную дверь, но Моори, объяснив, как было дело, привселюдно вручил ее Аскеру. Это вызвало среди воинов бурю восторга, и они хотели поднять Аскера на руки и качать, но он справедливо решил, что это будет уже чересчур и что самое время смываться. Друзей с помпой проводили до шлюпки, и сам Каленсор проследил за их посадкой на корабль, отплывающий на континент, в Пилор.
        В Пилоре повторилась та же история. Благодаря отлично налаженной связи там уже знали обо всем происшедшем до мельчайших подробностей. Поздравлениям не было конца; офицеры толпились вокруг друзей, стараясь пожать им руки или хотя бы коснуться их одежды, а Равалль беспрестанно извинялся перед Аскером за то, что сразу не оценил его по достоинству. Аскер отвечал на приветствия до тех пор, пока его не затошнило, а потом не выдержал и спрятался в своей комнате. Моори, следовавший за ним неотвязно, тут же объявил, что страшно голоден, и им принесли обед.
        Когда Моори насытил свой алчный желудок, они стали собираться в дорогу. Их провожало все командование Пилора, столпившись на крепостной стене и размахивая руками вслед.
        - Над Эстореей взошла новая звезда, - задумчиво сказал Равалль, глядя на двух всадников, уже едва видневшихся на дороге.
        Двадцать второго вендлирен Аскер и Моори вернулись в столицу. Первым делом они заехали домой, чтобы сменить пропыленную одежду и пообедать. Слуги встретили их восторженными возгласами: об их подвигах уже знал весь город. Ведь, как известно, нет ничего быстрее, чем распространение новостей. Зинтир и вовсе смотрела на Аскера как на неземное существо. В ее голове не укладывалось, как можно совершить столько славных дел за день и ночь.
        В Виреон-Зор они явились в шесть часов вечера. К королю удалось попасть не сразу: придворные, едва завидев героев, кинулись выражать им свое восхищение. Аскер принимал поздравления с серьезным и сосредоточенным видом - отчасти потому, что чувствовал их фальшь, отчасти оттого, что уже пресытился всем этим. Моори сиял, как новая атра, но все больше молчал, видя, как реагирует на поздравления Аскер.
        Среди толпы придворных мелькнула худая фигура Эдельрива. Протиснувшись вперед, он приветствовал друзей самым обычным образом, ни словом не обмолвившись о том, как они героически вели себя в Пилоре и на острове, или о чем-нибудь другом в этом же духе, а сказал лишь:
        - Господа, король желает видеть вас.
        Аскер взглядом поблагодарил Эдельрива за избавление от докучливых придворных, и они с Моори последовали за ним в королевский кабинет.
        - Господа, я горжусь вами! - сказал король, едва они вошли.
        Аскер поклонился.
        - Ради процветания и славы Эстореи мы способны на все, - торжественно сказал он.
        - Вы оказали королевству огромную услугу, - продолжал король. Похоже было на то, что сегодня у него было настроение поораторствовать. - Оба коменданта пишут, что дела идут как нельзя лучше. Те войска, которые мы им послали, прочно закрепились на месте и обживают Фан-Суор. Позавчерашняя атака аргеленского флота была успешно отбита. Враг хотел победить нас сходу, но это им не удалось! Теперь предстоит длительная борьба.
        Аскер слушал короля вполуха, обратив внимание только на те его слова, которые относились к аргеленской атаке вечером того дня, утром которого они с Моори покинули остров. Аскера больше беспокоило другое, а именно запах духов, витавший в кабинете. Этот запах Аскер помнил очень хорошо, потому что чутко реагировал на любые запахи. Сладкий, густой, казавшийся Аскеру тошнотворным, он всегда преследовал его, когда рядом появлялась Фаэслер Сарголо. Значит, она была здесь, в королевском кабинете, не далее как полчаса назад, и была долго, раз запах ее духов витал по всей комнате. Да, несомненно, за эти шесть дней, пока Аскера не было в столице, она сумела восстановить расположение короля! Ах, так!
        "Предстоит борьба, - подумал Аскер, - и мы еще посмотрим, чья возьмет!"
        Аскера вывел из задумчивости Моори, который потихоньку толкал его в спину.
        - Аскер, почему ты не улыбаешься? - спрашивал король. - Ты не рад своим успехам?
        Аскер расслышал только конец вопроса, и сказал то, что было у него в тот момент на уме:
        - Предстоит борьба, мой король, и мы еще посмотрим, чья возьмет.
        - Вот именно, Аскер! - подхватил король. - Впереди война, которую еще надо выиграть, но если и дальше будет так, как вначале, то я не сомневаюсь в успехе.
        У Аскера отлегло от сердца, и он немедленно обругал себя за невнимательность. Быть невнимательным с королем означало самому копать себе яму.
        - Аскер, надо поднять настроение народу, отпраздновать первую победу, - сказал король. - Устроим праздник, чтобы аж небу жарко стало, чтобы наши враги скрипели зубами от злости!
        - Великолепная мысль, мой король! - сказал Аскер, подумав, что те деньги, которые будут потрачены на празднование, неплохо потратить хотя бы даже на закупку недостающего зерна. Но, не будучи полным идиотом, вслух он этого не сказал.
        Король был в восторге от своей идеи и, долго не мешкая, назначил бал во дворце на семь часов вечера следующего дня. Церемониймейстеру Суарону пришлось изрядно попотеть, чтобы исполнить повеление короля как следует: времени было в обрез. Надо было подготовить дворец, позаботиться об угощении и музыке для аристократии, а для простого народа на Дворцовой площади собирались накрыть длинные столы и устроить пир за счет королевской казны. Закипели приготовления: во дворце все мыли, чистили, натирали полы, двигали мебель, вытряхивали ковры, проветривали закрытые до сих пор подвалы. К Дворцовой площади подъезжали телеги с досками, грузчики сгружали доски прямо на мостовую, а затем целая армия плотников сколачивала из них столы. Над городом стоял густой аромат стряпни: всем поварам нашлась работа, и они вытаскивали из кладовых свои запасы. Продукты подвозили из ближайших деревень целые караваны возов; дороги были забиты до отказа.
        Покинув дворец, чтобы не путаться под ногами у мечущихся слуг, Аскер и Моори отправились домой. Но и здесь их ожидал сюрприз. Дело в том, что Аскер, уезжая в Пилор, выразил Линекору некоторые пожелания относительно внутренней переделки особняка, особенно по поводу "этих чертовых зеркал", которых там было гораздо больше, чем достаточно. В отсутствие Аскера Линекор нанял мастеров, которые должны были этим заняться, и большая часть работы была уже проделана. В интерьере нижнего этажа не осталось ни одного зеркала, и на их месте зияли пустые дыры. Заскочив домой с дороги, друзья не имели времени, чтобы обращать внимание на такие мелочи, а рабочие в то время как раз ушли на обеденный перерыв, так что на первый взгляд в доме все было тихо и спокойно. Теперь же целая армия краснодеревщиков, каменщиков и обойщиков трудилась по всему дому, заделывая дыры от изъятых зеркал и производя при этом невероятный шум и грохот.
        - Как хорошо вернуться домой с дороги... - пробормотал Аскер. - Линекор, что у нас творится?
        - Ремонт, господин, - ответил дворецкий. - Вы же сами желали, чтобы в доме не оставалось ни одного чертового зеркала.
        - Линекор, я погорячился! - выпалил Аскер и стремглав кинулся в кабинет, где в углу висело огромное зеркало во весь рост. Он как раз успел к тому моменту, когда рабочие снимали его со стены.
        - Одно оставьте! - завопил он, хватаясь за зеркало. Увидев недоуменные и сочувственные взгляды рабочих, он поспешил объяснить:
        - Я хозяин этого особняка.
        Рабочие облегченно вздохнули, поняв, что это не какой-нибудь псих, а даже если и псих, то такой, который им заплатит, и водрузили зеркало на место.
        - Остальные убирать? - осведомился один мастер, указывая на "уголок красоты", устроенный в другом углу покойной королевой.
        - Убирайте, - кивнул Аскер, присаживаясь на угол стола. Стол был единственным местом в этой комнате, возле которого не суетились рабочие. Аскер уцепился за его край, как за последнюю опору, и стал рассматривать картину погрома.
        Под окном рабочие отдирали плинтус, в который было вделано узкое длинное зеркальце. Один рабочий уперся ногой в стену, рванул плинтус на себя - и вдруг та часть стены, куда он упирался, отъехала в сторону, открыв пустоту.
        "Тайник", - догадался Аскер. Для него в этом не было ничего удивительного: он считал, что в любом кабинете непременно есть тайник, и то, что теперь он обнаружен, было вполне закономерно.
        Аскер отогнал рабочих от тайника и, пошарив там как следует, выудил пачку писем, перевязанных розовой ленточкой. Приказав рабочим оставить тайник в покое и переключить свою энергию на что-либо более полезное, он спустился в сад и, уединившись на скамейке под разлогой глионой, развязал ленточку.
        Это были письма Дервиалиса к королеве Эгретте. Прочитав первые строки, где Дервиалис именовал свою государыню лапочкой и пупсиком, Аскер понял, что письма были не совсем официальные. Дальше вперемежку с дворцовыми сплетнями и интригами шли нежные признания и отвратительные стихи со множеством грамматических ошибок. Чтение напоминало Аскеру скачку с препятствиями: все вроде бы ничего - до очередной ошибки, причем ошибки эти были настолько грубыми, что потихоньку выводили Аскера из душевного равновесия. Но он усилием воли взял себя в руки и продолжал чтение.
        Оно его не разочаровало. В письмах содержалось множество сведений относительно жизни двора трехлетней давности, и это помогло Аскеру лучше понять многое из того, что происходило сейчас. Но самое главное - по этим письмам Аскер мог судить об их авторе, Дервиалисе. Это было бесценно, потому что, поняв Дервиалиса, он смог бы предугадывать его поведение и предупреждать нежелательные для себя события. Поэтому Аскер набросился на письма с удвоенной энергией, перечитывая их по несколько раз и делая для себя все возможные выводы.
        Давно зашло солнце и взошла луна, раскрылись ночные цветы, источая сладостный аромат, и птицы в кронах деревьев завели свои песни. Но Аскер ничего этого не замечал. Сбегав за фонарем, он продолжал сидеть под глионой, распутывая дворцовые интриги и за этим совершенно не видя, как прекрасна майская ночь, созданная для истомы и страсти. И это несмотря на то, что письма, которые он читал, были наполовину любовными и могли настроить на романтический лад кого угодно.
        Зато другие не были столь слепы. Черноокая Фаэслер вновь царила в сердце короля, торжествуя победу. Подставляя бархатную шею под его поцелуи, она ослепительно улыбалась, преисполненная сознания своего могущества.
        - Мой король, - нежно говорила она тающему как воск Аолану, - моя любовь к вам не имеет границ. Мое самое заветное желание - всегда быть с вами рядом, помогать вам советами, идти с вами по вашему нелегкому жизненному пути и делить все тяготы управления государством.
        - О Фаэслер! - отвечал король прерывающимся голосом. - Вы достойны быть королевой! Как бы я был счастлив, если бы было возможно соединить наши судьбы, но эти ужасные министры - вы же знаете, они забрали у меня половину моей власти, и они ни за что этого не допустят!
        - Прошу вас, мой король не огорчайтесь, - умоляла его Фаэслер, - это разрывает мне сердце! Нет, я недостойна требовать так много, я прошу лишь об одном: позволить мне всегда быть рядом с вами.
        В самом деле, такая малость! То, о чем просила эта куртизанка, было величайшей милостью, какую может оказать король одному из своих подданных. За право находиться при королевской особе велись и будут вестись кровавые баталии, жертвой в которых становится менее хитрый, коварный и удачливый. Чтобы убрать соперника, годится и клевета, и яд, и удар кинжалом из-за угла, и ворожба. Но даже все это подчас не помогает честолюбивым придворным: обычно король, постоянно видя возле себя одно и то же лицо, пресыщается его присутствием, и тогда вернуть королевскую милость не может ничто. В лучшем случае надоевшего фаворита отправляют куда-нибудь подальше, а в худшем - туда, откуда еще никто не возвращался, - на тот свет.
        Но король не думал об этом. Сегодня будуар госпожи Фаэслер Сарголо казался ему самым прекрасным местом на свете, а все, что происходило за его стенами, в этот момент для короля не существовало.
        - Завтра будет бал, - говорил он, - и можете считать, моя дорогая Фаэслер, что он дан в вашу честь.
        Да, Фаэслер вскружила королю голову настолько, что он начинал говорить бестактные вещи. Грудь куртизанки словно пронзили кинжалом: король задел ее самое больное место. Ни на минуту Фаэслер не забывала о том, по какому случаю дан бал. Почему, почему король даже теперь говорит об этом выскочке, который неизвестно каким образом нашел единственное слабое место в обороне Фан-Суор и выкурил оттуда аргеленцев, который на время заставил ее почувствовать свою уязвимость, заняв ее место возле короля, который, наконец, игнорировал те знаки внимания, которые она ему оказывала в надежде завлечь его в свои сети? Он, везде он, везде непобедимая Фаэслер на него натыкается и бывает вынуждена ждать, пока он сам не соизволит отойти в сторону!
        - Что с вами, Фаэслер? - услышала она встревоженный голос короля словно откуда-то издалека, с границ своего сознания. - На вас просто лица нет! Неужели я вас чем-нибудь огорчил?
        Королю нельзя говорить, что он вас чем-нибудь огорчил.
        - Нет, мой король, - ответила Фаэслер, овладев собой. - Но одна мысль омрачает мое счастье...
        - Какая же мысль?
        Надо было говорить осторожно и не слишком резко. Фаэслер уже и сама себе удивлялась: почему она так злится на этого Аскера? Все в ее руках, и она сделает с ним все, что захочет, - не тем способом, так другим.
        - Всем известно, мой король, каким образом крепость Фан-Суор снова стала нашей, - начала она издалека. - Комендантом крепости стал господин Каленсор, заслуженный офицер и доблестный воин. В то же время господин Аскер, который, как мне кажется, значительно больше посодействовал захвату Фан-Суор, никак не вознагражден.
        - Вы слишком торопитесь, Фаэслер, - улыбнулся король. - Завтра я собираюсь достойно наградить господина Аскера. Обещаю вам, это будет богатая награда.
        - Богатая? О, мой король, судя по тому, что я знаю о господине Аскере, а знаю я, увы, немного, - он равнодушно относится к богатству, а вот слава - это как раз то, что ему нужно.
        - Ему будут оказаны почести, достойные героя.
        - Этого недостаточно, мой король. Я имею ввиду, что господина Аскера следует назначить комендантом Фан-Суор. Поверьте мне, для него это будет лучшая награда.
        "Пусть король зашлет его в эту дыру, - думала Фаэслер, - подальше от себя, поближе к вражеским мечам и стрелам. Да, остров Заклятый - самое подходящее место для этого выскочки!"
        - Вы великолепны, моя дорогая Фаэслер! - воскликнул король, целуя ей руки. - Вы действительно умеете оценить каждого по достоинству и наградить его соответственно его запросам. Ваши советы бесценны для меня! Я назначу Аскера комендантом.
        Фаэслер усмехнулась. Дело было сделано.
        Глава 14
        С самого утра Виреон-Зор гудел, как переполненный улей. Слуги сбились с ног, готовя дворец к празднику и поднимая невообразимый шум. Кругом раздавался звон посуды, грохот передвигаемой мебели и сердитые окрики. Невыспавшийся король ругал на чем свет стоит своих лакеев, которые его одевали. Аолан, хоть и был тюфяком по натуре и до самого обеда расхаживал в ночной рубашке, на балы одевался со всем тщанием записного франта. Примеряя то один, то другой наряд, на надевание которых уходило не меньше получаса, он придирчиво осматривал себя в зеркало со всех сторон и, в конце концов недовольно мотнув головой, приказывал принести следующий. Лакеи повиновались с покорной обреченностью, закатывая глаза всякий раз, когда король не мог их видеть.
        При появлении Аскера в сопровождении Моори настроение короля несколько улучшилось. Улыбнувшись им навстречу, король сказал капризным тоном:
        - Посмотри, Аскер, на это убожество! Совершенно нечего надеть! Все на мне сидит как-то мешком, в плечах обвисает, в животе узко - кошмар! Это не одежда, а тряпье какое-то! Сейчас, знаешь, стали шить в талию, и я заказал себе несколько костюмов, но... Нет, ты только посмотри! Сам-то я уже не могу на это смотреть!
        Аскер наклонил голову и, обойдя короля кругом, осмотрел его со всех сторон. Картина и впрямь была безрадостная: портные постарались на славу, но одежда сидела на короле, как на гропале - буистанское седло. Приталенные костюмы с превеликим трудом застегивались на том месте, где у всех нормальных авринов находится талия. У короля таковой не было, и, как он ни втягивал свой могучий живот, пуговицы ежесекундно грозили отлететь. Мода, которую он, Аскер, спровоцировал своим нарядом, была не на пользу короля - лежебоки и обжоры.
        - Да, вы правы, мой король, - сказал Аскер, завершив осмотр, - одежда не сидит. Но эту проблему, пожалуй, можно решить... Есть ли поблизости кусок ткани поплотнее и крепкий шнур с железными наконечниками?
        Король мигнул лакеям, и они в мгновение ока принесли требуемое.
        Аскер, сложив из ткани внушительных размеров прямоугольник, обернул его вокруг королевского корпуса, попрокалывал на месте стыка дырки и стянул края шнурком. Попросив короля втянуть живот, он дернул как следует за концы шнура и надежно завязал их на спине. Края ткани, не сходившиеся перед этим на ширину ладони, теперь сомкнулись, стянув туловище короля посередине.
        - Вот и готово, мой король, - сказал Аскер, любуясь своей работой.
        - Аскер, что ты со мной сделал?! - завопил король. - Я не могу вздохнуть! И мой завтрак уже у меня во рту!
        - Зато какая талия, - усмехнулся Аскер, - просто загляденье. Господа, примерьте на короля этот костюм.
        Лакеи подхватили тот костюм, на который им указал Аскер, и одели его на короля.
        - Ну вот, мой король, теперь совсем другое дело. Посмотрите, как он сидит, - точно по фигуре.
        Король посмотрелся в зеркало. В самом деле, это зрелище было куда лучше предыдущего: он словно помолодел лет на двадцать, подтянулся, похорошел. Но живот! Дышать было невозможно, желудок полез куда-то вверх, а о том, чтобы наклониться, и речи не было.
        Король беспомощно посмотрел на Аскера.
        - Что мне делать, Аскер? Вид, конечно, получше, но такие неудобства...
        - Решать вам, мой король, - развел руками Аскер, - я могу лишь советовать. И мой совет - все же пренебречь неудобствами.
        Король обреченно вздохнул.
        - Красота требует жертв, - сказал он.
        Так в Скаргиаре появились корсеты.
        К четырем часам пополудни все приготовления были завершены. Виреон-Зор сиял, начищенный до блеска, поражая убранством залов и комнат. Сотни свечей и ламп озаряли все его сокровища, вытащенные из сундуков ради сегодняшнего праздника. Натертые, как зеркало, полы отражали до мельчайших деталей великолепие дворцовых интерьеров, и всякому, кто ступал по ним, казалось, что он ступает по водной глади. По всему дворцу звучали птичьи трели, отражаясь от резных потолков и отдаваясь эхом в залах. Повернувшее к закату солнце робко заглядывало в окна, дивясь богатству и изысканности эсторейского королевского двора.
        Одна за другой подъезжали раззолоченные кареты к крыльцу дворца, и пышные придворные, слепя глаза простого народа блеском драгоценностей и переливами атласа и парчи, поднимались по главной лестнице и исчезали в потоке света, льющемся из дверей.
        Аскер вошел в Церемониальную анфиладу за королем, который едва дышал в своем модном одеянии. Потоки света, заливавшие дворец, слепили Аскеру глаза, но он по-геройски нес свою голову высоко поднятой. Его стан был натянут, точно струна, и со стороны казалось, что еще немного - и он зашагает по воздуху. Болезненно щурясь, Аскер свысока разглядывал придворных, которые уже собрались в зале и по обыкновению оживленно беседовали друг с другом. Завидев короля, они почтительно, в пояс кланялись ему, а затем отворачивались, возвращаясь к своим разговорам, словно ничего важнее на свете не было. Таковы были правила: пока король не обратится к придворному, тот не имеет права заговаривать с ним. Король же пока шел вперед, сохраняя молчание, и не поворачивал головы ни направо, ни налево, кляня в душе одежду, сдавившую его тело. Он искал взглядом Фаэслер Сарголо, но ее пока нигде не было видно.
        В Тронном Зале все было готово для праздничного пира. Поперек зала стояли столы, уставленные винами и холодными закусками, источавшими бесподобные ароматы. Придворные то и дело поглядывали на яства и нервно облизывались, ожидая начала пира.
        - Совсем как дикие звери, - сказал Аскер, указывая на них Моори. Сам-то он был равнодушен к еде и выпивке и смотрел на придворных с презрением.
        Но Моори не разделял мнения Аскера.
        - Скорей бы уже начинали, а то у меня от всех этих запахов кружится голова. Как ты можешь спокойно смотреть на все это, Лио? Я вижу здесь на столах такие блюда, которые у нас в Байоре не то что приготовить, а и назвать-то не умеют. Почему король не дает сигнала к началу?
        - А куда ему торопиться? - усмехнулся Аскер. - Ты сам видел, какую удавку я на него надел для стройности, так что он теперь и кусочка в рот не сможет положить. И потом, не все еще в сборе.
        - А кого нет? - спросил Моори, оглядываясь. - Здесь все министры, кроме Ринара, но я слышал, что у него приступ язвы, которую он нажил в молодости неумеренным употреблением спиртного, так что его и ждать-то нечего.
        - Друг мой, - мрачно улыбнулся Аскер, - здесь нет Фаэслер Сарголо, без которой ничего не начнут. Король может начать пир без Ринара, без Дервиалиса, даже без виновника торжества, то есть меня, - без кого угодно, но не без нее. Она, вероятно, потому и опаздывает, чтобы показать всем свое влияние.
        Не успел Аскер договорить, как сам предмет разговора появился в дверях Тронного Зала, сверкая шитьем алого парчового платья, которое облегало фигуру, словно футляр. Волосы Фаэслер были высоко подняты, а отдельные локоны, перевитые бусами, спадали на виски. С десяток чеканных платиновых браслетов охватывали обнаженные руки куртизанки, и платиновый же нагрудник закрывал широкий вырез платья. С воротника спадал полупрозрачный шлейф, волочившийся по земле.
        Едва Фаэслер вошла в зал, король направился к ней, не дожидаясь, пока она сама подойдет к нему. Увидев, сколь явно король показывает свое расположение к фаворитке, придворные оживленно зашептались, а у Аскера что-то болезненно кольнуло внутри.
        - Приветствую вас, прекраснейшая Фаэслер, - обратился к ней король, едва наклоняя голову в знак приветствия - ровно настолько, насколько позволял корсет. Любое движение давалось королю с трудом: он не мог ни вздохнуть, ни согнуться, но стоически переносил все неудобства, за что и был вознагражден.
        - Как вы сегодня великолепно выглядите, мой король! - воскликнула Фаэслер, всплеснув руками. - Вы как будто помолодели! Скажите, где вы достали эликсир, сотворивший это чудо?
        Король просиял.
        - Дело не в эликсире, это - хитроумное изобретение господина Аскера, такое приспособление... Аскер, где вы? Как оно называется?
        Фаэслер заметно покраснела, когда услышала, кто автор королевского омоложения, и недовольно сверкнула глазами в сторону подошедшего Аскера.
        - Как называется эта штука, Аскер? - переспросил король.
        - Мой король... - начал было Аскер, но Фаэслер не дала ему договорить. Взяв короля за руку, она заглянула ему в глаза и сказала:
        - По-моему, пора начинать пир, мой король. Посмотрите, все ваши верные подданные уже в сборе и ждут знака к началу празднества.
        - Да, Фаэслер, вы, как всегда, правы, - согласился король. - Так начнем же. Суарон, начинайте!
        Церемониймейстер Суарон, облаченный по случаю торжества в белую накидку, расшитую геральдическими гаэрами, вышел на середину Тронного Зала и возвестил:
        - Слушайте, эстеане! Всемилостивейший господин ваш, король Эстореи Аолан Валесиар повелел устроить празднество в честь взятия крепости Фан-Суор, что на острове Заклятом. Да поразит и впредь эсторейская длань недругов наших, как ныне, и да возвеселятся наши сердца! За столы, господа!
        Придворных, только и ждавших этого момента, не надо было просить дважды. Пестрая толпа потоком устремилась к столам, занимая места согласно чину и положению при дворе. Специально приставленные аврины следили за соблюдением порядка и показывали придворным их места во избежание досадной неразберихи.
        Король посадил Фаэслер по правую руку от себя, на самое почетное после королевского место за столом, а Аскера - по левую, хотя именно Аскер был главным виновником торжества, а Фаэслер не имела к взятию Фан-Суор ни малейшего отношения. Скрепя сердце, Аскер занял свое место и огляделся. Слева от него сидел министр финансов Галор.
        - Приветствую вас, господин Галор, - сказал Аскер, наклонив голову и изобразив на лице вежливую и холодную улыбку, как и принято при дворе.
        - Здравствуйте, господин Аскер, - ответил Галор, улыбнувшись подобным же образом.
        - Я вижу, среди нас нет господина Ринара. Вы не знаете, что с ним, господин Галор? - спросил Аскер, изобразив обеспокоенность.
        - Ах, вы знаете, господину Ринару нездоровится еще со вчерашнего вечера, и потому он не смог прийти, - сказал Галор с сокрушенным видом.
        - Какая жалость! - покачал головой Аскер, изобразив участие. - Нам будет так недоставать его сегодня!
        Сколь фальшивы чувства придворных! Тот, кто умеет лучше всех притворяться, достигает наибольшего успеха и, обласканный милостями короля, вызывает зависть окружающих.
        Аскер поискал глазами Моори, которого посадили за другим столом, соответственно его скромному положению. Моори сидел вполоборота к своей соседке, дочери начальника округа северного предместья, и сдержанно отвечал на ее расспросы, а она щебетала, точно птичка, ни на минуту не умолкая. Наваленная изрядной горой еда в тарелке Моори была нетронута: видно было, что он изо всех сил старается быть вежливым со своей собеседницей, хотя это ему и нелегко дается.
        Аскер улыбнулся. Он ничем не мог помочь Моори, сидя так далеко от него. Хотя... Дочь начальника округа, вдруг почувствовав дикий приступ голода, уткнулась в свою тарелку и принялась уминать ее содержимое. Моори сперва недоуменно уставился на нее, но потом перехватил взгляд Аскера и, хлопнув себя по лбу, послал ему благодарную улыбку.
        Когда пирующие утолили первый голод, король поднялся с места и сказал:
        - Господа! Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить важное событие - взятие крепости Фан-Суор. Это великая победа в той войне, которую мы ведем с Аргеленом в течение многих веков. Фан-Суор - важный стратегический пункт, это твердыня, владение которой сулит Эсторее немалые выгоды. Она была построена королем Фуэреном Валесиаром в... в...
        - В две тысячи сто девятнадцатом году, - подсказал королю Дервиалис, сидевший справа от Фаэслер Сарголо.
        - Да... Так вот, на протяжении всего своего существования крепость переходила из рук в руки, пока три дня назад над ее башнями не взвился вновь эсторейский стяг. Возблагодарим же богов за то, что они даровали нам эту победу! Благодарим Нура, который стал на нашу сторону в битве и помогал эсторейским мечам и стрелам разить противника. Благодарим Матену, которая в самый ответственный миг погасила луну, лишив аргеленских дозорных возможности видеть. Господа, среди нас находится аврин, чьим мольбам вняла небесная богиня. Аскер, мы приветствуем вас!
        Аскер поднялся, кланяясь во все стороны.
        - Да здравствует господин Аскер! - закричали придворные. - Да будет Матена благосклонна к нему и ко всем нам! Да пошлют боги господину Аскеру долгую и славную жизнь, да окажут ему все милости!
        Аскер посмотрел вокруг. Вопящие рты, горящие глаза... Каждый стремился показать окружающим, как он славит господина Аскера, выражая свои верноподданнические чувства и уважение тому, кто сейчас в фаворе. Пусть король видит, как они любят его любимца! И так до тех пор, пока он не перестанет им быть.
        Все министры во главе с Дервиалисом и Галором надрывали глотки, выкрикивая благие пожелания, отчего у Аскера закладывало уши. Фаэслер же не кричала, а только улыбалась, вежливо и пресно. Любовница короля могла себе это позволить.
        - Господа, прошу тишины! - хлопнул в ладоши король. - У вас еще будет время поздравить господина Аскера с успехом. А сейчас я хочу объявить о награде, которую заслужил наш герой.
        По правде говоря, Аскер не рассчитывал ни на какую награду, - единственным его желанием было убраться подальше из этого дурдома. Но король желал наградить его, и ему следовало подчиниться.
        Король поднял хрустальный кубок с эмблемами дома Валесиаров, предназначенный именно для такого момента. Этот кубок каждый эсторейский король подавал особо отличившемуся герою в знак своей милости. Итак, король поднял кубок, и тут же к нему подбежал лакей с серебряным кувшином и налил в кубок густую белую жидкость - молоко берке.
        Следует сказать, что молока в Скаргиаре пили очень мало, а такие излишества, как масло и сметану, употребляли только в медицинских целях. Гропалы, главный источник шерсти и мяса, давали молока ровно столько, чтобы выкормить своих детенышей, но все же немного молока от них можно было получить. Другое дело - берке: гордые, осторожные и привязанные лишь к своим хозяевам, они зачастую не подпускали авринов к своим детенышам, а выдоить молоко у своенравной кобылицы было посложнее, чем сразиться с дюжиной воинов. Так что молоко берке было редкостью, достойной стола монархов, и то лишь по большим праздникам.
        Протянув наполненный кубок Аскеру, король сказал:
        - Я долго думал, как наградить тебя, Аскер, и понял: ты рожден для славных дел. Я награжу тебя не драгоценными камнями, не золотом и платиной, не дворцами и угодьями, а постом, на котором ты, без сомнения, стократно умножишь свою славу и славу Эстореи.
        "Что же это за пост? - подумал Аскер. - Ринар, в самом деле, болен, но он еще не умирает".
        - Лио Фархан Аскер, - напыщенно произнес король, - ты назначаешься комендантом отвоеванной тобой крепости Фан-Суор.
        - Как?! - вырвалось у Аскера. - Ведь у крепости уже есть комендант - господин Каленсор. Он потрудился для захвата крепости больше, чем я, и у него больше опыта в военном деле!
        - Ну-у, - протянул король, - о том, кто больше потрудился для захвата крепости, предоставь судить мне, а о том, что у тебя мало опыта, не волнуйся: я же вижу, как ты быстро всему учишься.
        "Значит, я должен буду покинуть дворец, - с досадой и горечью подумал Аскер, - и торчать в крепости среди морских туманов. Через две недели король выкинет меня из головы и будет вспоминать лишь тогда, когда положение на фронте станет угрожающим. Слава!.. Какая еще слава? В Фан-Суор у меня не будет никаких шансов добиться успеха: у Аргелена слишком сильная армия, да и, сидя безвылазно в крепости, я ничего не смогу сделать.
        Кто же дал королю такой добрый совет? Понятно, не Дервиалис: он не станет отдавать своему недругу часть воинской власти. Это и не Ринар: он валяется дома со своей язвой и не способен к решительным действиям. Сезирель? Ранатра и все ее черти! Вот подходящий кандидат! Напрасно надеяться, что он забудет о том, как сияла статуя Матены от моего прикосновения. Я - прямая угроза для него, и он не станет ждать, пока я войду в силу при дворе. Что же теперь делать?"
        Все то, что заняло столько места на бумаге, пронеслось в мозгу Аскера за единый миг. Судорожно сжав кубок, Аскер оглянулся кругом. Все взоры были устремлены на него. Сезирель сидел, словно каменное изваяние, хитро улыбаясь и прищурив левый глаз. Аскер незамедлительно залез к нему в мозги, но там было только: "Кажется, я переел сегодня. Надо будет сесть на диету".
        Раздосадованный на заботы Сезиреля лишь о своем желудке, Аскер обернулся к королю. Тот стоял, облокотившись о стол, и выжидательно смотрел на Аскера. Пауза затягивалась.
        - Я понимаю, - сказал король, прервав краткий миг молчания, - эта новость неожиданна для тебя, Аскер. Счастье всегда застает нас врасплох, сколько бы мы его ни ждали.
        "Тоже мне счастье", - подумал Аскер. - Мой король, - решительно сказал он, - я не могу принять вашу награду. Я недостоин ее. Посмотрите на меня хорошенько: разве могу я, с моей-то комплекцией, стать авторитетом для солдат, которые окажутся у меня под началом? Да меня тошнит от одного только вида крови, а при виде трупа я сразу падаю в обморок! Господин Равалль не хотел пускать меня на остров, и если бы не господин Моори, ноги моей там не было бы! Как только я подумал об аргеленских мечах, мне сделалось дурно, но я должен был туда поехать, потому что я один знал, где находится подземный тоннель. Всемогущая Матена зло подшутила надо мной, открыв эту тайну мне, когда кругом было сколько угодно более достойных личностей! Это все - одно большое недоразумение!
        Аскер разошелся не на шутку. Он выдвигал в свой адрес все новые уничтожительные аргументы, впившись в короля взглядом, красноречиво говорившим: "Разве ж это неправда?!" И чем дальше он говорил, тем больше понимал, что это становится просто смешно. Он не понимал, почему придворные не смеются над ним, рискнувшим заняться самобичеванием, в то время как все остальные из шкуры вон лезли, чтобы казаться добродетельнее, чем на самом деле.
        Но придворные не смеялись. При дворе существовало негласное правило - ни в коем случае не говорить королю "нет", что бы ни случилось. Даже Ринар, Дервиалис и Сезирель, как они ни презирали короля, неукоснительно соблюдали это правило. Аскер его нарушил. И теперь придворные с замиранием сердца ждали, что король покарает наглеца. За такое вопиющее нарушение этикета любой король должен был бы обрушить на голову святотатца всю мощь своей королевской власти.
        Но только не король Аолан. Потому что он был Тюфяком.
        - Да, да... Ты прав, Аскер: тебе нечего делать в Фан-Суор, - пробормотал он. - В столице и вправду безопаснее. Я и сам так думаю. Пусть те, кто гонится за ратной славой, лезут на рожон, а мы с тобой вдвоем будем сидеть здесь, в Паореле.
        Придворные ахнули. Такого они не ожидали даже от Тюфяка. Согласившись с доводами Аскера, он тем самым расписался под всем, что тут Аскер про себя наговорил.
        "Замечательно, - удовлетворенно подумал Аскер. - Тюфяк, ты - самый лучший из королей и самый глупый! Теперь ни одна живая душа не посмеет упрекнуть меня в трусости или в чем либо еще, раз сам король того же мнения!"
        Аскер обвел взглядом собравшихся, приняв самый гордый вид, гласивший: "Посмотрите, какое я ничтожество и как я этим горжусь!" Он столкнулся с недоуменными глазами Моори, который жизни не мыслил без ратных подвигов, и с усмешкой подумал, что позже он с ним разберется и все ему объяснит. Обведя полный круг, он остановил свой взгляд на Сезиреле. По лицу министра культов и религий нельзя было сказать, что он недоволен случившимся. "Нет, все-таки я переел", - думал он.
        "Да что же это такое?! - возмутился Аскер. - Похоже на то, что сегодня Сезирель состоит из одного большого желудка и ни о чем другом просто не может думать!"
        Его триумф был несколько испорчен.
        "А если это не он, то кто же тогда? Но ведь я не могу проверять их всех подряд, в конце концов!" - подумал он с досадой.
        - Господа, сегодня для вашего увеселения играют лучшие музыканты Эстореи! - возвестил церемониймейстер Суарон.
        Заиграла веселая музыка, от которой ноги сами понесли придворных танцевать. Торжественная обстановка застолья сменилась игривой атмосферой флирта и танцев, и за столом остались лишь те, кто предпочитал застолье прочим развлечениям. Аскер, как мы уже знаем, не принадлежал к любителям поесть. Едва был дан сигнал к началу танцев, он встал из-за стола и направился в Зал Доблести, где играл оркестр.
        - Лио, что ты сделал? - дернул его за рукав Моори, вышедший следом. - Как ты мог отказаться от поста коменданта? У тебя была бы власть, были бы солдаты! Вместо всего этого ты себя опозорил, оклеветав с головы до ног! Тебе так хочется остаться во дворце, где твоя судьба зависит от того, с какой ноги встал король?
        - А в Фан-Суор моя судьба зависела бы от того, с какой ноги встал господин Дервиалис, который - заметь - относится ко мне гораздо хуже, чем король. Говоришь, я себя опозорил? Тогда почему никто не бежит ко мне с полными руками гнилой пины, чтобы закидать меня? Ты ничего не понял, Эрл, - Аскер развел руками и покачал головой. - Вон твоя соседка по столу подпирает стену. Если ты не проявишь инициативу, то танцевать ее поведет кто-нибудь другой.
        Моори взглянул в ту сторону, куда указывал Аскер, охнул и помчался вперед, как раз успев проскочить перед каким-то придворным, который направлялся в ту же сторону и с теми же намерениями.
        Из Тронного Зала раздался взрыв дикого хохота. Аскер оглянулся. Там, сидя за столом, окруженный кавалерами и дамами, Дервиалис рассказывал анекдоты сомнительного содержания. Советник по торговле Фогеналь время от времени подливал ему в бокал вина, которое Дервиалис тут же отправлял себе в рот, отчего слова, которые небрежно вываливались из его рта, выглядели слегка изжеванными. При каждом новом речевом ляпсусе подвыпившие придворные закатывали глаза и оглашали помещение дружным гоготом. Аскер с отвращением отвернулся.
        Перед ним стояла Фаэслер.
        - Весело у нас сегодня, - сказала она, всем своим видом показывая, что такое веселье ей не по душе.
        - А где король? - машинально спросил Аскер.
        - Ему сегодня что-то нездоровится, - ответила Фаэслер, - он и за столом почти ничего не ел. Он ушел к себе.
        - Ах, ну да, конечно же, - улыбнулся Аскер, в душе пожалев короля, который принес в жертву красоте свой хороший аппетит.
        - Что "ну да"? - удивилась Фаэслер, еще ничего не знавшая о корсете.
        - Да так, ничего... - замялся Аскер. - Утром король говорил мне, что он неважно себя чувствует.
        - Господин Аскер, - начала Фаэслер тоном, которым меняют тему разговора, - я восхищена вашей сегодняшней речью. О, не подумайте, что я хочу подтрунить над вами, - нет, напротив, я прекрасно понимаю ваши мотивы. Только величайшие скромность и благородство могли заставить вас совершить такой поступок. Я уверена, что вы смотрелись бы на должности отвоеванной вами крепости гораздо лучше, чем господин Каленсор, но вы не хотели отнимать у него этот пост, на который он, вероятно, рассчитывал. Именно так и поступают настоящие герои!
        Вложив в свои слова всю искренность, какая была у нее в запасе, Фаэслер запихала подальше в тайники своей души то разочарование, которое ей пришлось сегодня пережить. Она замолчала, ожидая, что ответит Аскер на ее напыщенную тираду.
        Аскер пожал плечами.
        - Я поступил так, как поступил бы любой другой на моем месте.
        "Я ответил так, как ответил бы любой другой на моем месте", - подумал он про себя.
        - Нет, что вы, - улыбнулась Фаэслер, взяв его за руку, - ваш поступок - исключительный. Благородство совсем перевелось при эсторейском дворе, и когда видишь такую широту души, то невольно...
        Фаэслер взяла его за другую руку и слегка прижалась к нему, - видимо, тоже невольно. Любой мужчина понял бы столь прозрачный намек, обещавший неземные радости.
        - Простите, мне надо идти, - натянуто сказал Аскер, высвобождаясь из объятий куртизанки.
        - Но... господин Аскер, - попробовала возразить она, - ведь праздник еще только начинается.
        - К сожалению, я не могу здесь дольше оставаться, - сказал Аскер. Это было весьма близко к истине: от всего происходящего у него голова шла кругом. - Желаю приятно провести вечер, госпожа Сарголо.
        И, развернувшись, Аскер быстрым шагом покинул зал.
        Фаэслер была в бешенстве. Аскер нарушал все ее расчеты. Ее чары, чары первой куртизанки Эстореи, на него не действовали! Он, пожалуй, испугался дальнейшего развития событий, но было совершенно незаметно, чтобы знаки внимания Фаэслер оставили след в его душе. Ко всему прочему, он начал восстанавливать свое влияние на короля, едва приехав из Пилора: король говорит ему о своем плохом самочувствии, тогда как Фаэслер, его наперсница, ничего об этом не знает!
        Как ни старалась Фаэслер овладеть собой, но это ей не удалось. Галору, подошедшему пригласить ее потанцевать, Фаэслер ответила, что она сегодня не в форме и что, пожалуй, поедет домой.
        Но, невзирая на отсутствие первой красавицы, праздник удался. Было очень весело: приглашенные напились до дурноты, натанцевались до упаду и часам к пяти утра свалились без признаков жизни там, где стояли. Наименее выносливая часть общества к этому времени разъехалась по домам с перспективой проспать сутки кряду, чтобы восстановить силы после такого славного вечера.
        Глава 15
        Первый советник аргеленской королевы Рамас Эргереб сидел за столом в кабинете своего дворца в Аткаре, столице Аргелена, и читал письмо от своего шпиона при эсторейском дворе, прилетевшее на крыльях гаэра сегодняшней ночью. Шпион писал:
        "Король Тюфяк устроил нынче бал по случаю взятия Эстореей крепости Фан-Суор. Это веселье меня чрезвычайно раздражает, но ради славы Аргелена я стерплю это унижение.
        В предыдущем письме мною было вам доложено о некоем Аскере, который сумел втереться в доверие короля Тюфяка. Быть может, вам уже известно, что этот Аскер - один из главных виновников нашего поражения на острове Заклятом. Поговаривают, что лунное затмение в ту ночь было делом именно его рук.
        Полагаю, мне следует объяснить, почему вы не получали от меня известий раньше. У меня была надежда, что на празднике я смогу поговорить с Аскером лично и выведать у него нужные нам сведения. К моему великому огорчению, этой надежде не суждено было сбыться: Аскер не пил, не танцевал, ни с кем особо не разговаривал, - в общем, вел себя очень осторожно и никого к себе не подпускал. Ушел он с бала очень рано: мне кажется, он что-то подозревает.
        Никаких сведений о его прошлом мне узнать не удалось. По столице ходит байка, которую он рассказал Тюфяку, когда тот спросил его о его прошлом, но это не более чем байка, не стоящая даже того, чтобы приводить ее в этом письме. Одно могу сказать точно: Аскер провел некоторое время в Валиравине, причем не без пользы для себя. Он хорошо образован, обучен наукам и обладает живым умом. Этот аврин нужен Аргелену в качестве союзника, иначе он может причинить нам много неприятностей.
        Жду ваших указаний, и да благословят боги вас и горячо любимый мною Аргелен".
        Эргереб откинулся в кресле, подперев шишковатой рукой подбородок.
        "Аскер, Аскер... Похоже, его появление при эсторейском дворе сильно изменило тамошний расклад. Мой шпион уже второй раз упоминает его высокое образование, что вполне естественно, если он жил в Валиравинском монастыре. Но гибкий ум, не менее гибкий, чем язык, - это задатки хорошего дипломата. Что ж, если это настолько серьезно, то мы проверим".
        Эргереб пододвинул кресло к столу, взял из стопки листок бумаги и написал следующее:
        "Не спускайте глаз с этого Аскера. Приступите к решительным действиям: обработайте его так, как можете только вы. Со своей стороны обещаю пересылать вам все сведения, какие удастся добыть. Желаю успеха".
        Вложив письмо в конверт, Эргереб хлопнул в ладоши. В дверях появился слуга.
        - Вот, возьмите это и отошлите в Эсторею с тем гаэром, который сидит в клетке из карлиэнового дерева с круглой дверцей, - сказал ему Эргереб, подавая письмо. - Да, и еще: позовите ко мне Зилгура.
        Зилгур, секретарь Эргереба по тайным делам или, проще говоря, начальник шпионов Аргелена, всегда был где-нибудь поблизости. Вот и теперь не прошло и десяти минут, как он предстал пред светлые очи своего господина.
        - Послушай-ка, Зилгур, - сказал Эргереб, слегка прищурившись. - Тут есть тебе одна работка... При эсторейском дворе объявился некий Аскер, Лио Фархан Аскер, и с его появлением обстановка в Виреон-Зоре несколько изменилась. Узнай о нем все, что сможешь, и доложи мне.
        - Слушаюсь, господин, - поклонился Зилгур.
        - Да, вот еще даю тебе зацепку: этот Аскер жил в Валиравине, так что прежде всего поищи там. Есть у тебя в Валиравине надежный агент?
        - Найдем, господин.
        - Вот и ладно. Поторопись: этот Аскер, говорят, остер умом, так чтобы у нас из-за него каких-нибудь неприятностей не вышло.
        - Все будет исполнено в кратчайшие сроки, господин.
        - Кстати, что там у тебя по поводу того дела?
        - Продвигается, господин, причем весьма успешно. Наши броглонские агенты в Айларолле установили, что интересующий нас предмет у короля Лиэрина Клавигера имеется, и теперь идет работа в том направлении, чтобы этот предмет заполучить.
        - Хорошо, Зилгур. Если будет что-то новое, - доложи мне. Можешь идти.
        Зилгур поклонился и вышел.
        "Ну держитесь, эстеане, - подумал Эргереб, прикрыв бледные глаза. - Потеря Фан-Суор - большая потеря для Аргелена, но не она решает исход войны. Мы постараемся ее отбить, но не сейчас, а чуть позже, когда предмет будет доставлен в Аргелен. Ох, не позавидую я тогда тем, кто живет по ту сторону пролива!"
        Аргелен готовил Эсторее сокрушительный удар.
        Широкими шагами, почти бегом Аскер вышел из дворца и направился к загону. Слуги, в обязанности которых входило подавать экипажи и берке господ к подъезду, не ожидали, что кто-то из придворных пожелает уехать с бала так рано, и при виде Аскера засуетились, выведя Сельфэра из стойла и оседлав в мгновение ока.
        Проезжая через Дворцовую площадь, Аскер то и дело должен был останавливаться: вся площадь была заставлена столами, за которыми пировали простые граждане Паорелы. Аврины сновали туда-сюда с подносами, уставленными яствами и вином, отовсюду раздавались застольные песни и здравицы в честь победы Эстореи и того господина, который сделал возможной эту победу. Горожане веселились вовсю, но веселились умеючи: нигде не было видно пьяного лица, за столами царил образцовый порядок. При виде богато одетого всадника на породистом скакуне, с трудом находящего себе дорогу между столами, горожане удивленно оглядывались, но потом приветливо улыбались, давая ему проехать. К счастью, Аскера мало кто знал в лицо, а если кто и знал, то был слишком занят едой или пением, так что ему удалось проехать через площадь неузнанным.
        В прилегающих к площади кварталах тоже шло веселье хоть куда: играла музыка, в окнах и по стенам домов горели сотни светильников, народ выходил из душных комнат на воздух и устраивал танцы прямо посреди улицы.
        Аскер с трудом замечал, что делается вокруг. Он был настолько поглощен своими мыслями, что вовсе выпустил из рук поводья, и Сельфэр самостоятельно шел вперед, догадавшись, что хозяин направляется домой. Горожане сами расступались перед берке, давая дорогу богатому господину, и ничто не мешало Аскеру предаваться размышлениям.
        Сомнений относительно намерений Фаэслер Сарголо у него не возникало. Глупо думать, что она влюблена: она хочет поступить с ним так же, как и с королем, то есть подчинить своему влиянию. Она напрасно на это рассчитывает. Возможно, кто-нибудь другой и клюнул бы на эту приманку, но Аскер воспринимал фаворитку короля не иначе, как свою прямую соперницу, с которой нужно бороться. Сегодня он ясно показал свое невысокое мнение о ней, и теперь можно ожидать, что она поменяет тактику.
        Король оставил его при себе. Великолепно. К тому же, в простоте душевной, он дал понять окружающим, что вполне разделяет чувства Аскера по поводу войны. Правда, для этого Аскеру пришлось выставить себя в самом невыгодном свете, и репутация слабонервного труса может держаться за ним еще долгое время, но Аскера это не смущало. Время покажет, какого образа ему следует придерживаться, и он всегда сумеет изменить общественное мнение в свою пользу.
        И наконец, самая главная проблема на сегодняшний день: кто посоветовал королю отослать Аскера куда-нибудь подальше, даже ценой передачи ему части военной власти? То, что его недоброжелатель не из военных, было яснее ясного. Но из тех, кто имел влияние на короля, это мог бытькто угодно. Теперь Аскер понимал, что не один Сезирель мог подсунуть королю эту идею; мало того, шестое чувство все больше заставляло Аскера думать, что это сделал не Сезирель. К сожалению, шестое чувство ничего не говорило о том, кто это мог быть.
        Аскер почувствовал себя зверем, которого окружили загонщики и который не знает, с какой стороны ожидать нападения. Вот она, придворная жизнь, во всей ее красе! А как хорошо все начиналось!
        Но вешать нос еще рано. Настоящие интриганы выходили из гораздо худших переделок, не имея за спиной Сиа и всех знаний, почерпнутых в Валиравине. Кстати, говорят, государственный архив Эстореи, или, как его еще называют, Летописный Амбар, - тоже немалая сокровищница мудрости. Министра культуры туда, несомненно, пустят. Аскер решил наведаться туда в ближайшее время.
        Моори пришел под утро, совершенно трезвый, но очень уставший. Зайдя в кабинет и с ходу повалившись в кресло, он сказал:
        - Лио, это ужасно.
        - Ужасно? - переспросил Аскер, спросонья моргая глазами. - Странно, когда я уходил, все вроде бы складывалось в твою пользу. Неужели твоя соседка по столу оказалась такой ханжой?
        - Нет, она не оказалась ханжой, - простонал Моори, - скорее наоборот, я бы сказал, слишком уж не ханжой. У нас в Байоре, да и во всем Гедрайне, нравы куда поскромнее. Она пригласила меня к себе домой, и все такое прочее... Мне даже показалось, что ее отец был этому рад. Если бы это произошло в Гедрайне, отец мигом скрутил бы голову своей не в меру веселой дочери, да и ее кавалеру заодно!
        - Ну и проблемы у тебя, Эрл, - фыркнул Аскер. - Это не она - ханжа, а ты.
        - Погоди, Лио! Я же не сказал, что это и есть моя проблема! - воскликнул Моори, чуть не плача. - Когда мы приехали к ней домой... и так далее... как ты думаешь, о чем мы говорили?
        - Откуда я могу знать? О любви, разумеется!
        - Нет, Лио! Мы говорили о тебе! От нее только и слышно было: "Эрл, расскажи мне о своем друге!", "А откуда он родом?", "А какое у него божество-покровитель?", "А какой у него характер?", "А какое у него образование?", "А какие женщины ему нравятся?" Это меня добило!
        Моори рыдал.
        Аскер не знал, смеяться ли ему или плакать вместе с Моори.
        - Не повезло тебе с избранницей, - ответил он, давясь улыбкой. - Эрл, ты не находишь, что после такой веселой ночи тебе не мешало бы выспаться? Иди спать, а когда отдохнешь, мы поищем тебе другую даму сердца.
        Моори обреченно вздохнул и поплелся спать, а Аскер, одевшись покрасивее, направился в Виреон-Зор - проведать короля, а потом зайти в государственный архив.
        Несмотря на ранний час, король расхаживал по спальне в кружевной ночной рубашке и сладко зевал.
        - Я начинаю привыкать к нему, - заявил он вместо приветствия переступившему порог Аскеру.
        - К кому, мой король?
        - К твоему изобретению, Аскер.
        И верно, грандиозный живот короля сегодня не выпирал из-под рубашки так угрожающе, как обычно.
        - Это настоящая революция в моде, - продолжал король. - Вчера все, кто меня видел, говорили мне: "Мой король, как вы молодо выглядите!"
        - Те, кто говорил это вам, были совершенно правы, мой король, - сказал Аскер, - и мне остается лишь присоединиться к их авторитету.
        - Ну полно, Аскер, какой там авторитет! Ты у меня - наивысший авторитет, а эта Фаэслер, которая советовала мне отправить тебя в Фан-Суор комендантом, вместо того, чтобы ты здесь помогал мне своими советами, была не права!
        Трудно описать, какое впечатление произвели на Аскера слова короля. У него в мозгу параллельно возникли две мысли совершенно разного характера. Первая гласила: "Ах, так это милейшая госпожа Фаэслер надоумила короля заслать меня к чертям!" Вторая негодовала: "Ну и дурак же ты, мой король, - выдал мне свою фаворитку со всеми потрохами. Как же ты тогда со мной поступишь?"
        Но король совершенно не осознавал того, что он сделал. Ему, королю, было все равно, что случится с его любимцами, - лишь бы оставался кто-нибудь один, кому можно было бы пожаловаться на непосильное бремя королевской власти.
        Происшедшее совсем выбило Аскера из колеи. Он почувствовал к королю такое отвращение, что понял: если он сейчас не уйдет, то может произойти непоправимое. Поэтому он принял деловой вид и сказал:
        - Мой король, ваша милость была столь велика, что вы назначили меня советником по культуре, и я должен произвести смотр государственным архивам, а потому разрешите мне покинуть вас.
        Выдав эту канцелярско-придворную фразу, Аскер согнулся в почтительном поклоне.
        - Уже уходишь? Ну иди, ревизия государственных архивов - дело важное, - промямлил король, повернувшись всем корпусом так, что корсет затрещал. Сегодня ему было не до Аскера: он привыкал к своему новому одеянию.
        Вечерело. Последний луч солнца угас, и лишь золотистая дымка, как воспоминание о последнем дне весны, окутывала темнеющие небеса. На востоке лиловатым светом догорал Терголль, и все, кто в этот вечер находился в море, радостно приветствовали появление своей путеводной звезды.
        Аскер разлегся на диване в гостиной в позе, в которой позволено лежать только мраморным статуям. Изогнувшись в талии, он томно подпер правой рукой голову, а левой лениво перелистывал страницы увесистого фолианта в тисненом кожаном переплете. Другими фолиантами, взятыми, как и этот, в Летописном Амбаре, Аскер обложился кругом, разместив толстенные тома под локтем, за спиной, в ногах и даже перед собой на полу. Книга, которую он читал, повествовала о дипломатических отношениях эсторейского двора с Корвелой и попутно давала всеобъемлющие сведения о нравах, обычаях и тайнах королевского двора. Среди них было много таких, о которых даже не подозревали ни Моори, два года прослуживший королевским объездчиком, ни многие из тех, кто поседел на службе династии Клавигеров, - короче говоря, книга была секретная и предназначалась только для внутреннего пользования.
        В дверях гостиной появилась голова Линекора.
        - Господин, тут одна дама хочет видеть вас, - сообщил он полушепотом.
        - Красивая? - осведомился Аскер бесцветным голосом, не отрываясь от книги.
        - И богатая, - сказал Линекор с изрядной долей уважения. Похоже, неизвестная дама дала ему денег.
        - Ну, зови, - сказал Аскер, не поднимая головы и даже не подумав отложить фолиант в сторону.
        Дверь за Линекором закрылась, чтобы снова открыться через минуту, и в гостиную вплыла дама, наполнив комнату сладким ароматом духов.
        - Читаете, господин Аскер? - спросил глубокий женский голос.
        Не стоило поднимать голову, чтобы узнать этот голос: он принадлежал Фаэслер Сарголо. Но стоило поднять голову, чтобы поприветствовать первую куртизанку Эстореи и фаворитку короля. Аскер оторвался от книги и медленно спустил ноги с дивана.
        - Добрый вечер, госпожа Сарголо. Прошу вас, присаживайтесь, - сказал он, собираясь указать на кресло рядом с диваном, но Фаэслер предупредила его жест и села возле него, как бы невзначай задев его колено краем платья.
        - Что привело вас ко мне, госпожа Сарголо? - спросил Аскер учтивым тоном.
        - Ах, господин Аскер, - томно закатила глаза Фаэслер, откидываясь на спинку дивана и выставляя на обозрение обширное декольте, - я так одинока! Приехав сюда из Артаринора восемь лет назад, я ожидала, что увижу в столице духовную жизнь, полную благородных чувств и возвышенных порывов, которых так жаждала моя душа! Но что же я увидела? Пьянство, обжорство, разврат, кругом грязь и деньги, деньги и грязь, и каждый думает только о себе! Господин Аскер, ведь вы были вчера во дворце на балу, и вы видели, как эти животные развлекаются, словно вчерашний день был последним днем перед концом мира! Вы ушли оттуда, едва закончилась торжественная часть, и как же я вас понимаю! Вам, как и мне, противна эта гнилостная атмосфера, это зловонное болото, в котором плавают они все, плавают и хлебают эту жижу, хлебают с наслаждением! Господин Аскер, я пришла к вам потому, что увидела сходство наших душ, вы для меня - луч света, блеснувший среди кромешной тьмы!
        "Как она умно и верно говорит! - подумал Аскер. - Она очень точно подметила мое отношение ко вчерашней оргии, но я, боюсь, слишком явно показал его. Она говорит, что мы - родственные души. Предположим, что это так, и что же дальше?"
        - Чем я могу помочь вам, госпожа Сарголо? - спросил он участливо.
        Глаза Фаэслер лихорадочно заблестели: она только и ждала этого вопроса.
        - Господин Аскер, вы нужны мне, - страстно сказала она, схватив его за руку. - Только с вами я могу отдохнуть душой. Когда мне кажется, что жизнь пуста и бесполезна, одно ваше присутствие рассеивает мои сомнения, и я вновь оживаю.
        - А король?
        Фаэслер передернуло.
        - Не напоминайте мне о нем! Поймите, господин Аскер, это всего лишь способ выжить. Когда я вижу его слащавую рожу, эту тонкую шею... этот живот... ах, ах!..
        Фаэслер достала из-за корсажа платок и сделала вид, что вытирает слезы. Аскер, в свою очередь, сделал вид, что глубоко тронут ее горем.
        - Простите меня, госпожа Сарголо, если я невольно растравил раны вашей души, - сказал он воркующим, проникновенным голосом.
        Оживившиеся интонации Аскера заставили сердце Фаэслер забиться сильнее.
        "Он у меня на крючке, - подумала куртизанка, торжествуя. - Победа над ним будет для меня вдвое слаще, чем над кем-либо еще: это такой лакомый кусочек!"
        И Фаэслер пустила в ход тяжелую артиллерию.
        - Господин Аскер, - сказала она прерывающимся от страсти голосом, - когда я вижу вас, сердце останавливается у меня в груди, радужная пелена застилает глаза!.. Каждый ищет свое счастье, но очень немногим удается его найти. Мне повезло. Я нашла свое счастье, господин Аскер. Моя судьба - вы, только вы можете сделать жизнь для меня на этом свете раем. Мне так немного от вас нужно... о-о...
        Она придвинулась к Аскеру так близко, что почти придавила его своим гибким горячим телом. Жаркое дыхание Фаэслер обжигало ему ноздри, а запах ее духов стал почти невыносимым.
        "Что-то ее возвышенные порывы приобретают слишком плотскую окраску", - обеспокоенно подумал Аскер. В отношениях полов он был невинен, как младенец, и имел понятие только об их платонической стороне, описанной в немногочисленных романах, на которые ему посчастливилось наткнуться в библиотеке Валиравинского монастыря.
        "Она ждет от меня чего-то, - растерянно думал он, - но чего? Боюсь, что я могу узнать это только от нее самой."
        Аскер почувствовал себя так, как уже было однажды при подобных обстоятельствах - на Обходной галерее. Тогда он тоже совершенно не знал, как себя вести, а в сознание Фаэслер ему мешало проникнуть несовершенное владение Сиа. Теперь этого препятствия не существовало.
        И Аскер погрузился в пучины души Фаэслер.
        Лучше бы он этого не делал.
        Но это было неизбежно. Фаэслер так настойчиво преследовала его, что он должен был что-то предпринять, а чтобы заставить ее изменить свое поведение, сначала следовало узнать, что ею движет.
        Среди обычных мыслей шикарной женщины о деньгах, нарядах и драгоценностях он увидел вереницу образов всех, с кем Фаэслер столкнулась в жизни, - все ее любовные победы и редкие черные пятнышки неудач на их блистательном фоне. Он узнал, что куртизанка думает обо всех, кто ее окружает, - о слугах, о продавцах, о духовном наставнике, о министрах, о соперницах, о короле. Атларин она уважала и ненавидела, Дервиалиса уважала, к Ринару относилась безразлично, Галора и вовсе не принимала в расчет. Король пользовался ее полным презрением. Сезиреля она сначала просто уважала и, будучи под покровительством Матены, сошлась с ним довольно близко, но не слишком: Сезирель соблюдал жреческие запреты неукоснительно. Но позже, узнав его как следует, Фаэслер стала его бояться. Сезирель видел ее насквозь и знал причины каждого ее шага.
        Аскер лихорадочно искал в этой галерее портретов свой образ, разгребая их, как бесполезный мусор, но когда наконец нашел, ему захотелось сгрести все обратно в кучу, чтобы все лишнее, наносное скрыло от него то, что он увидел.
        Аскер увидел себя словно в кривом зеркале, но оно искажало не форму, а содержание. Тот, другой каждую секунду своей жизни думал о женщине, и этой женщиной была, конечно же, Фаэслер. Она приказывала ему, а он выполнял все ее желания, как покорный раб, заглядывая в рот своей повелительнице. Аскер шел дальше - и видел, как его искаженное отражение с животной страстью резвится на огромной двуспальной кровати, неистово предается утехам плотской любви и ревет от избытка чувств. Воображение Фаэслер, не скованное ничем, рисовало ему одну за другой картины, ситуации, позы во всех подробностях, срывая малейшие покровы благопристойности, какие еще на нем оставались. И последней в этой веренице шла сцена на диване, на том самом диване, на котором они сейчас сидели. Аскер увидел, как он берет Фаэслер за плечи, притягивает ее к себе, их губы соприкасаются... И мир проваливается в бездну, где не существует ничего, кроме двух жаждущих друг друга тел. Его ноги раздвигаются, и оттуда...
        Аскер вскочил, как ужаленный, разом избавившись и от навалившегося тела Фаэслер, и от бесовского наваждения. Кровь билась в висках, грозя порвать вены, а тело тряслось в ледяном ознобе.
        - Что с вами, господин Аскер? - спросила Фаэслер, удивленная его поведением. Между этой ее фразой и предыдущей прошло едва ли несколько секунд, и она не понимала, что могло случиться за такой короткий промежуток времени.
        Чудовищным усилием воли Аскер взял себя в руки и сказал:
        - Простите, госпожа Сарголо, но вам не место в этом доме.
        - Господин Аскер, я не понимаю... - начала Фаэслер, но Аскер прервал ее.
        - Уходите, - сказал он еще более холодно. - Нам не суждено быть вместе. Мы слишком разные.
        Фаэслер пожала плечами и нервной походкой вышла из комнаты. Последнее, что видел Аскер, - это ее искаженное бешенством лицо, которое услужливо отразила полированная дверь.
        Совершенно обессиленный, Аскер упал на диван, болезненно прикрыв глаза рукой. Жестокая правда об одной из самых важных сторон в жизни авринов ворвалась в его мозг, бесцеремонно разрушив стройную систему представлений о мире, кропотливо и по кусочкам сложенную за два с небольшим года его жизни.
        Вопиющее незнание Аскером самых элементарных вещей объяснялось просто: в Валиравине не нашлось ни одной книги по анатомии, а учитель Кено объяснял течение различных процессов в теле аврина на уровне нематериальных тел, оперируя терминами, которые зачастую были мало применимы к повседневной жизни.
        В памяти Аскера сами собой всплывали смешки, шепотки, косые взгляды, бросаемые придворными друг на друга, приглашения прогуляться на Обходную галерею или в какое-нибудь столь же уединенное место, двусмысленные шуточки и полунамеки. Смысл всего этого стал понятен ему только теперь, и - сразу. Аскер схватился за голову. А он еще надеялся найти в этом мире свое место!.. Да куда ему соваться со своей Сиа, если кругом царит атмосфера погони за наслаждениями, пусть зачастую низменными и порочными, но желанными настолько, что аврины едва ли могут думать о чем-либо другом? Весь мир держится на этих незримых связях, все мотивы и поступки в какой-то мере завязаны на влечении полов, которым он, Аскер, так опрометчиво пренебрег. Да его засосет, как засасывает случайно упавший на поверхность болота лист! Его магические способности, его единственная опора в этом мире, будут погублены, стоит ему только поддаться искушению, которое ждет его неизвестно где и в неведомом обличье.
        Читая "Историю Скаргиара", Аскер порой недоумевал, какая сила заставляет крепких духом и независимых героев пускаться в дальние странствия по одной лишь прихоти ветреных красавиц. У него в голове не укладывалось, почему короли затевали кровавые войны, победителю которых должна была достаться рука какой-нибудь принцессы. Он понять не мог, ради чего благоразумные политики совершали самые безрассудные и опрометчивые поступки, часто губя свою жизнь и репутацию, - в наказание за ночь, проведенную с женщиной. Аскер, как оказывалось, не знал даже и того, что означало "провести ночь". О, теперь он все знал!
        Или думал, что знал.
        Аскеру захотелось увидеть тот орган, о существовании которого в своем теле он не подозревал до самого последнего момента. Закрыв глаза, он сосредоточился и внутренним взором заскользил по своему телу, отыскивая то, что его интересовало. Он пока не совсем точно представлял себе, что он должен был увидеть, но зато точно знал, где это находится.
        Сделать ревизию своим составляющим для адепта Сиа, начиная со второй ступени, не представляет особого труда. Но Аскер обшарил всю тазовую полость, да еще и не раз, пока не понял, что там что-то не так. Искомый предмет упорно не желал себя обнаруживать.
        Слишком много сюрпризов за один вечер... Аскер решил во что бы то ни стало покончить с зыбкой неопределенностью. Он поднялся с дивана и направился к себе в кабинет, где на стене висело пощаженное им при ремонте большое, во весь рост, зеркало. Заперев за собой двери, он пододвинул к зеркалу кресло, сел, или, скорее, упал в него, потому что ноги его не держали, и стал себя исследовать вручную, уже не полагаясь на Сиа. Он перебирал каждую шерстинку, каждую складку кожи с тщательностью, которой позавидовал бы самый скрупулезный анатом.
        Увы, несмотря на все старания, признаков мужского пола ему обнаружить не удалось.
        Аскер невольно застонал. Комната поплыла у него перед глазами. Те недолгие два года, что он прожил на этом свете, его больше всего занимал вопрос: какое место он занимает в обществе и как достичь большего? Теперь же стало очевидно, что места для него вообще нет. Он - урод, изгой. Единственный такой в Скаргиаре.
        Если генетическая природа авринов позволяла им иметь разное количество пальцев, строение конечностей, черепа, не говоря уже о прочих мелких отклонениях, то об аппарате размножения она позаботилась куда как надежнее. Нарушений здесь практически не бывало. В истории Скаргиара зафиксировано несколько уникальных случаев рождения двуполых авринов; появление же бесполого создания было событием поистине невероятным. Это было все равно, как если бы солнце вдруг повернуло свой путь вспять и стало вставать на западе или на юге.
        Причина, по которой Аскера приняли за существо мужского пола с самого начала, не была для него тайной. В Скаргиаре твердо укоренилось представление о том, что всякий, у кого отсутствуют грудные молочные железы, - не самка, а следовательно - самец. Монахи Валиравины пошли на поводу у этого мнения и, без особых раздумий назвав Аскера мужским именем, выпустили в свет с этим ярлыком, который дается на всю жизнь и никем не оспаривается. До настоящего момента ни у кого не возникало сомнений по этому поводу - ни у окружающих, ни у него самого.
        Но что делать теперь, когда он знает? Он вообще не имеет права называться своим именем, говорить о себе "я сказал, я сделал", а только "я сказало, я сделало"! Оно, лишенное одного из важнейших социальных статусов, презираемое всеми и ненавидимое за свою непохожесть... Аскер вспомнил слова Моори о том, что аврины не любят того, кто от них чем-то отличается. Правда, Моори говорил о превосходстве...
        Превосходство... Аскеру припомнилось изречение одного политика... очень ловкого политика... "Если ты чувствуешь, что положение катастрофическое и что беды, навалившиеся на тебя, неодолимы, - значит, пришла пора превращать недостатки в преимущества".
        В самом деле, а что он потерял? Он так дорожит своей Сиа и панически боится впасть в искушение? Ну так он в него и не впадет, поскольку для него это - уже не искушение, а пустой звук. Те, остальные, могут сколько угодно обстреливать его пламенными взорами и шептать страстные признания - ему теперь все равно! Ему вообще все равно! Если до сих пор никто не догадался о его особенном свойстве - пусть уж лучше это называется так, то что мешает ему впредь вести себя как ни в чем не бывало и делать вид, что так и должно быть? Пусть это всего лишь мина при плохой игре, но зато какая мина!
        Неуязвим!..
        Фаэслер Сарголо так настойчиво его добивается... Она думает, что ей под силу свести его с ума, втянуть в свои грязные игры и подчинить своему влиянию? Она коварна и опытна, как истинная куртизанка, и опасна для всякого, на кого пал ее роковой взор. Она хочет его победить? Она, конечно же, мастер на своем поле боя, искушенный в тонкостях игры... Он у нее поучится. Никогда не знаешь наперед, какое умение пригодится тебе в будущем. Но он будет очень осторожен и не ступит на эту скользкую стезю до тех пор, пока не найдет в себе силы активно сопротивляться.
        В данный момент Аскер нашел в себе силы посмотреть в глаза своему отражению. Невольно его взгляд перешел на все остальное. Он встал с кресла и гордо выпрямился, откинув назад голову. Какой надменный взгляд из-под полуопущенных ресниц... Сколько достоинства и прирожденного благородства в этой осанке... Неудивительно, что дамы на него засматриваются. Теперь он знал, что кроется за их томными взглядами и преувеличенными вздохами, но кого это теперь волнует? С таким-то капиталом...
        Теперь он чувствовал себя превосходно. Аскер прошелся пружинистой походкой мимо зеркала, искоса следя за своим отражением. У него возникло странное чувство раздвоения, словно это не он позировал сам себе перед зеркалом, как какая-нибудь жеманная красотка, а смотрел со стороны, видя себя заново.
        "Лио, друг мой, ты - лучшее, что я когда-либо видел", - с гордостью подумал он.
        Вскоре с прогулки вернулся Моори, расстроенный пуще вчерашнего.
        - Что-то ты сегодня слишком хорошо выглядишь, Лио, - буркнул он с порога.
        - Фаэслер Сарголо заходила, - небрежно бросил Аскер, возобновивший чтение взятой в Летописном Амбаре литературы.
        - А-а, тогда понятно, - протянул Моори, которому и в голову не могла прийти настоящая причина хорошего настроения Аскера. - А у меня одни проблемы. Снова был сегодня у моей знакомой. Она опять повесилась мне на шею, и первое, что я услышал, было: "Господин Моори, когда же вы наконец познакомите меня со своим другом?"
        - Эрл, оставь ее! Есть и умнее, и красивее, и богаче.
        - Фаэслер Сарголо, например? - с раздражением спросил Моори.
        - Да хоть бы и она... Нет, она - нет, - спохватился Аскер, у которого уже начал созревать план относительно фаворитки короля. - Вот, например, Атларин Илезир тебе подходит?
        - О-о, - обиженно протянул Моори, - не издевайся надо мной, Лио. Неужели ты думаешь, что я не заметил, как она за тебя Фаэслер чуть глаза не выдрала?
        - Это было давно, да и неправда: ничего она не выдрала. Ну, употребила пару крутых словечек, и на этом дело закончилось. Выше голову, Эрл, и положись на меня.
        Аскер чувствовал небывалый прилив сил, и жизнь ему казалась игрой, достойной того, чтобы в нее играли.
        - Ну так когда мы начнем? - спросил он.
        - Да хоть и сейчас, - ответил Моори, удивленный внезапным интересом Аскера к его сердечным делам. - Атларин Илезир должна быть сегодня в Виреон-Зоре.
        - Тогда чего мы ждем? Поехали в Виреон-Зор!
        Глава 16
        С тех пор, как Фаэслер Сарголо прибрала короля к рукам, Атларин Илезир появлялась при дворе все реже. Те, кто хотел ее видеть, приходили к ней домой, где она могла царить безраздельно, не тратя силы на борьбу с соперницами. Со временем вокруг Атларин образовался собственный круг лиц, которые считали своим долгом появляться в поле ее зрения не реже, чем раз в три дня. К таким лицам принадлежал церемониймейстер Суарон. По долгу своей службы он проводил все вечера в королевском дворце, и Атларин часто приезжала в Виреон-Зор именно под тем предлогом, что она проведывает Суарона. Эта дружба давала ей возможность узнавать дворцовые новости из первых рук и, к тому же, появляться там тогда, когда там не было Фаэслер, или, наоборот, когда она там была: Суарон уведомлял ее заранее.
        Сегодня Суарон сообщил Атларин, что фаворитки короля во дворце не будет, и она отправилась, как она сама говорила, "подышать воздухом интриг". Моори знал об этом от начальника округа северного предместья, который иногда наносил визиты Атларин.
        В этот вечерний час Виреон-Зор был еще прекраснее, чем всегда. Сотни ламп освещали его внутри и снаружи, своим мерцающим пламенем создавая калейдоскопическую игру бликов на гранитных плитах Дворцовой площади и стенах соседних домов. Разодетые придворные переходили от окна к окну, обмахиваясь веерами, и ловили редкие струи прохладного ветерка, изредка пролетавшие в спертом и накаленном за день воздухе.
        Моори отряхнул набежавшие на глаза капли пота и тяжело вздохнул:
        - Ну и жарища! Думал, хоть вечером посвежеет, но солнце зашло уже полтора часа назад, а прохлады как не было, так, похоже, и не будет.
        - Холодная в этом году будет осень, - ни с того ни с сего сказал Аскер, словно сам себе, - и зима будет холодная.
        - Ах, снежку бы сюда, - мечтательно сказал Моори, обмахиваясь полой плаща. - А почему ты говоришь, Лио, что осень и зима будут холодные? До них ведь целое лето, - это еще дожить надо.
        - Не знаю, - пожал плечами Аскер, - это Сиа.
        - А-а, ну тогда конечно. А что еще тебе говорит Сиа?
        - Мне почему-то кажется, что сегодня в Виреон-Зоре о жаре никто и не вспомнит.
        - Иди ты к Ранатре! Я и рад бы забыть об этом, да разве забудешь, если вот-вот из ушей мозги потекут? Не знаю, как у тебя, а у меня уже плавятся.
        Внезапно наверху, на балконе, кто-то вскрикнул, и придворных, дышавших у окон воздухом, как ветром сдуло. В привычном гуле голосов, доносившихся из дворца, послышались тревожные нотки. Аскер схватил Моори за рукав и, торопливо кинув поводья подбежавшему лакею, взбежал по ступенькам парадного входа. Поднявшись на второй этаж и пройдя Церемониальную анфиладу, они увидели толпу придворных, собравшуюся под дверями королевского кабинета. Дверь была закрыта; несколько счастливчиков, припавших к замочной скважине, усердно пихали друг друга локтями, желая занять место получше. Шум от их возни мешал слушать остальным, и они все время шикали на них, пытаясь расслышать, что происходит за дверью.
        Вдруг дверь распахнулась, больно ударив по лбу с полдюжины придворных, и из кабинета вышел Дервиалис, сохраняя на лице каменно-бесстрастное выражение. Толпа расступилась перед ним, провожая его вопросительными взглядами, но военный министр ни словом, ни намеком не показал цели своего визита к королю.
        - Господа, расходитесь, - раздался из-за спины у всех голос появившегося в боковом коридоре Эдельрива, - здесь делать совершенно нечего.
        Многие придворные фыркнули в ответ на его слова: двери королевского кабинета просто так не запирают. Всем было ясно, что произошло что-то важное. Об этом говорило и поведение Дервиалиса, и мелькнувшее в дверном проеме бледное и перепуганное лицо короля.
        - Ну вот, я же говорил, что о жаре никто и не вспомнит, - сказал Аскер, приподнимаясь на цыпочках к уху Моори. - Но нам не следует забывать, зачем мы сюда пришли. Где же госпожа Илезир?
        Атларин Илезир сидела в Зале Протоколов, окруженная блестящей толпой почитателей, томно обмахивалась веером и говорила, а окружающие слушали ее с превеликим вниманием.
        - Господа, что за странный сон приснился мне сегодня! Будто бы я плыву по морю в лодке, такой маленькой, и без весел. Берегов не видно, кругом туман... или марево, и волны такие, знаете ли, с барашками. Вдруг мне навстречу летит серая птица, и крыльями не машет, а парит. Вот она спикировала ко мне в лодку и уселась на носу, глазами моргает, а глаза у нее затянуты такой белесой пленкой... - Атларин нервно провела по лбу рукой. - Я хочу ее согнать, и не могу, руки не слушаются, ноги налились свинцом, в горле комок... Я хочу крикнуть, но у меня пропадает голос, зато эта птица вдруг кричит: "Стиалор!" Что это может означать, господа?
        Придворные переглянулись и заговорили, по своему обыкновению, все разом. Сон Атларин произвел на них едва ли не большее впечатление, чем посещение короля Дервиалисом. Снам в то время придавали большое значение, и многие толкователи зарабатывали себе хлеб тем, что запудривали мозги суеверным обывателям.
        Стиалор... Аскер хотел было почесать в затылке, но вовремя спохватился: такого простонародного жеста он не мог допустить.
        Моори топтался на месте, украдкой поглядывая на Атларин.
        - Чего топчешься, Эрл? - подтолкнул его вперед Аскер. - Подойди к ней, сядь поближе. Слушай, что она говорит, даже если это будет полная чушь, смотри ей в рот и кивай с умным видом.
        Из-за спины появился Эдельрив и сказал в самое ухо Аскеру, чтобы другие не могли услышать:
        - Король хочет видеть вас.
        - Да, сейчас иду, - ответил Аскер, обернувшись. - Ну хорошо, Эрл, я тебя здесь оставляю, так что не оплошай. Главное, смотри и кивай.
        - А потом что? - растерянно заморгал Моори.
        - Потом я вернусь. Смотри и кивай, понял?
        Потерявший поддержку Моори неверными шагами направился к Атларин, а Аскер как можно незаметнее подобрался к дверям королевского кабинета и, дождавшись, пока все отвернутся, скрылся за ней.
        В кабинете кроме короля уже находились Ринар, Галор, Сезирель и вернувшийся Дервиалис. Все они вошли через заднюю дверь, чтобы не привлекать ничьего внимания.
        Появление Аскера было встречено крайне неодобрительно. Хотя ни один из министров и звука не произнес, но Аскер сразу уловил общий настрой.
        - Ага, вот и Аскер, - пролепетал король. - Все в сборе. Дело вот какое, господа. Сегодня к нам пришло известие... хотя, Дервиалис, раз вы его получили, то вам и слово, - расскажите сами.
        Дервиалис закряхтел, развернулся на стуле, так что ножки заскрипели, уставился на носки своих ботфорт и начал:
        - Прилетел ко мне сегодня гаэр из Фан-Суор. По военной почте. И пишет мне Каленсор, что аргеленцы зашевелились и подтягивают свой флот к Заклятому. До сегодняшнего дня все было тихо, только мачты кораблей на горизонте виднелись, а сегодня и произошло. Послали мы дозорный отряд - разведать, не высадился ли противник на острове. Вышел отряд из крепости как положено. Две дюжины солдат, офицер и полная клетка гаэров. Вот отошли они от крепости шагов на восемьсот, - а там уже дюны начинаются, и растут эти проклятые деревья сур. Кустики жиденькие, но видимость как-никак ухудшают. Вот зашел отряд за эти кустики, спустился с дюны в ложбину, а на следующую дюну не вышел. Наши все глаза себе проглядели, но ничего не высмотрели. Тогда стали ждать гаэров: может, что-то случилось. И что вы думаете? Всего их было семь штук, а назад не прилетел ни один! Тут Каленсор и забил тревогу. Как-никак, пропал отряд, да притом средь бела дня, и без малейшего шума! Не знаю, что вы скажете, господа, но я вам скажу, что тут дело нечисто.
        И Дервиалис откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди с видом аврина, сказавшего свое последнее слово.
        - Ну вот... господа... вот и все, - пролепетал король, полуживой от страха. - Что нам делать, что делать?
        - Да, видимо, возвращаются былые деньки, - задумчиво сказал Сезирель, поглаживая редкую бородку. - Здесь наколдовали, господа, вот какое мое мнение. С одной стороны это вроде и ничего, потому что ведь разучились колдовать как следует, понимаете? Магия сейчас пошла в кухни да спальни, без великих дел ей не развернуться. Вырастают дети, которые ни разу не видели настоящего чуда, а потом подрастут и те, которые даже не будут знать, что это такое. Будет война - будет и чудо, а не будет войны - да мы закиснем в своих домах, лежа на печи! Но, с другой стороны, неприятностей тоже не хочется. Очень плохо, что враги пользуются своим умением, нам во вред, а мы не можем им ответить.
        - Почему не можем? - встрепенулся Дервиалис. - А вы, господин Сезирель, разве не умеете колдовать? А верховный жрец Нура - Гаорин - это не его работа?
        - Ну, предположим, - улыбнулся Сезирель, - это не наша основная работа... Мы несем в души божественный свет, а не занимаемся колдовством ночи напролет.
        - Так значит, на попятный! - угрожающе повысил голос Дервиалис, привстав со стула.
        - Господа, господа... - промямлил король, но этого хватило, чтобы остановить перебранку.
        - Погодите, господин Дервиалис, - вмешался Ринар, - если колдовства нам использовать нельзя по причине отсутствия компетентных специалистов, то разве ваши отборные подразделения не смогут сдержать натиск аргеленских войск?
        Дервиалис приосанился.
        - Мы - сила! - гордо изрек он.
        Сезирель нервно завозился на стуле.
        - Этой силы может не хватить, если против нас пойдут настоящие маги, - заметил он ядовито. - Вас передавят, как клопов, сколько бы вас там ни было. Вы можете даже не понять, что произошло, и уж тем более не сможете сопротивляться, - уж я-то знаю, что такое настоящая магия!
        Ринар и Дервиалис посмотрели на Сезиреля, пытаясь своими взглядами вдавить его в стул.
        - Так что вы теперь предлагаете? - спросил с издевкой Ринар. - Колдунов у нас нет, войск, видите ли, - мало! Может, сразу ляжем в гроб, да еще и ручки сложим, чтоб удобнее было?
        - Вам не мешало бы и сложить, - огрызнулся Сезирель.
        Король схватился за голову, с ужасом ожидая, когда его министры окончательно передерутся. Самого его уже давно никто не замечал, и он показался себе таким ничтожным и жалким...
        Аскеру уже с полчаса назад пришла в голову умная мысль, и он только ждал, когда остальные иссякнут.
        - Господа, вместо того, чтобы попусту препираться, давайте трезво оценим наши возможности, - сказал он, едва пауза в разговоре начала затягиваться. - Что мы имеем?
        - Скорее, чего мы не имеем, - буркнул Сезирель.
        - Хорошо, чего мы не имеем. Мы не имеем колдунов и достаточно войска. Где достать колдунов, я себе плохо представляю, - Аскер кривил душой, но кривил сознательно. - Чтобы достать войско, можно было бы объявить всеобщую мобилизацию.
        Министры дружно фыркнули.
        - Чтобы мы остались не только без войска, но и без населения? - язвительно спросил Ринар.
        - Я знаю, что вы обо мне подумали, господа, - продолжал Аскер все так же спокойно. - Я привел этот пример только для того, чтобы показать его абсурдность. Но у нас есть принц Лабеон...
        - Вот кстати вспомнил! - перебил его Сезирель. - Опора и надежда престола! Да когда его последний раз при дворе-то видели?
        - Я его здесь вообще не видел, - невозмутимо продолжал Аскер, - но это совершенно неважно. Для того, что я собираюсь вам предложить, личные качества принца Лабеона не имеют никакого значения. Известно ли вам, господа, что у короля Корвелы есть четыре дочери, причем все - в том возрасте, когда можно выходить замуж? Так вот, я берусь поехать в Корвелу и сосватать одну из дочерей за опору и надежду престола.
        Сезирель присвистнул.
        - И как вы это провернете? - недоверчиво покосился он на Аскера.
        - Это уж мое дело, главное - результат. А потом все сложится как нельзя лучше: король Корвелы не откажет своему тестю, королю Эстореи, в небольшой военной поддержке, если таковая понадобится. Вот вам и войско.
        Дервиалис смущенно почесал в затылке.
        - Дело оно, конечно, заманчивое... Но разве король Лиэрин Клавигер такой уж дурак, чтобы отдать свою дочь за принца Лабеона, пусть у него их даже и целых четыре штуки? Партия-то незавидная.
        Аскер искоса посмотрел на короля. Тот, похоже, готов был расплакаться от стыда за своего непутевого сына, да и за себя, тоже непутевого.
        - Как это незавидная? - возмутился Аскер. - Не каждый день выпадает случай породниться с правящим домом одного из величайших королевств Скаргиара! Пусть король Лиэрин только посмеет отказаться! Но он не откажется. И, в конце концов, попытка - не пытка. Каково будет ваше мудрейшее решение, мой король?
        Король так обрадовался, что о нем наконец-то вспомнили, что сказал:
        - То, что ты придумал, Аскер, просто великолепно! Ты радуешь меня день ото дня своими мудрыми советами все больше и больше! Галор, выделите господину Аскеру необходимую сумму.
        - Сколько именно? - осведомился казначей.
        - Столько, сколько он потребует, - ответил король.
        Выйдя из королевского кабинета, Аскер оглянулся по сторонам. Атларин нигде не было видно, а Моори со скучающим видом смотрел в окно.
        - Как успехи? - спросил Аскер, подойдя к Моори из-за спины, отчего тот вздрогнул.
        - Ну ты и подкрадываешься, Лио! Дела идут хорошо. Я, как ты и велел, подсел к ней поближе и усердно поддакивал тому, что она говорила.
        - И о чем был разговор?
        - Знаешь, Лио, никакой полной чуши. Какая-то древняя легенда, связанная с теми серыми птицами, одна из которых приснилась госпоже Илезир сегодня ночью. Я ничего не понял, но дело было, похоже, очень мрачное. Вот я только все поддакивал и кивал... - Моори выдержал эффектную паузу.
        - И что?
        - А то, что мы с тобой приглашены госпожой Илезир на завтра к четырем часам в ее особняк. Она сказала, что других приглашенных не будет.
        - Вот как? - хмыкнул Аскер. - Какую сумму денег нам брать?
        - Какие еще деньги? - не понял Моори.
        - То есть как это - какие? Ах да, я и забыл, что у вас там в Байоре процветает чистота нравов и прочее в том же духе. Но здесь не Байор, Эрл, и если куртизанка приглашает тебя к себе домой и говорит, что других приглашенных не будет... За это нужно платить.
        Глаза Моори увеличились вдвое.
        - В самом деле, Лио? Так ты думаешь, что она... Нет, это невозможно!
        - Ладно, оставим это, - небрежно улыбнулся Аскер. - Что-то я и впрямь с некоторых пор во всем вижу определенный умысел. Значит, завтра в четыре? Ну а теперь поехали домой, а то уже далеко заполночь.
        Особняк Атларин Илезир находился на улице Доблестных Воинов. Когда-то на этой улице жили два брата, прославившие Эсторею на многих полях битв, и отсюда улица получила свое название. Тихая, утопающая в зелени садов и всегда чисто выметенная, она как нельзя более подходила для женщины, которая зарабатывает себе на жизнь тем, что развлекает сильных мира сего.
        Ровно в четыре Аскер и Моори подъехали к воротам дома Илезир. На звонок вышел молодой, высокий и симпатичный дворецкий.
        - Доложите госпоже Илезир, что господа Эрлан Моори и Лио Фархан Аскер прибыли, - сказал Моори дворецкому.
        - Госпожа Илезир ждет вас, - приветливо улыбнулся тот. - Проходите, господа.
        Атларин полулежала на огромном диване, устланном мохнатыми шкурами свирепых хабетов - хищников, которые водились за Фалькатарскими горами в Аргелене. Вокруг дивана были расставлены глубокие мягкие кресла, посередине стоял столик с разнообразными напитками и фруктами, а в углу комнаты дымилась курильница с драгоценными смолами Вальдера.
        - Присаживайтесь, господа, - приветствовала гостей Атларин, откидывая с лица прозрачную накидку.
        Моори сел возле Атларин, Аскер занял кресло напротив.
        - Странные вещи происходят, господа, - начала Атларин. - Вы знаете, что мне приснилось?
        - Да, госпожа Илезир, это нам известно, - сказал Моори. - Вы видели серую птицу, которая прокричала вам: "Стиалор".
        - Да, именно так и было. Я все думаю, что могло бы значить это слово? Вы не знаете, господа?
        Аскер и Моори покачали головами.
        - Слово, похоже, эсторейского происхождения, - размышляла вслух Атларин, - но кто знает, не позаимствовано ли оно из другого языка?
        - Почему вы так думаете, госпожа Илезир? - поинтересовался Моори.
        - Если эта птица - не плод моего воображения, то я вам скажу, господин Моори, что в Эсторее не водится серых птиц.
        - Почему? А ронзы? - спросил Аскер.
        - Ну что вы, господин Аскер! Ронзы - светло-серые, с острыми клювами, и их знает каждый. Если бы мне приснился ронз, я бы так и сказала.
        - Тогда опишите эту птицу, госпожа Илезир, - предложил Аскер, - и тогда мы, возможно, вместе разгадаем ваш сон.
        - Она была такая... приземистая, что ли, размером с дрилина, а ронзы - они намного изящнее и светлее. Клюв тоже острый, как у ронзов, но толще и на конце окрашен в красное. Да, и главное - серые бельма на глазах, - понимаете, она выглядела, как слепая, но в то же время все видела. Мне кажется, у вас появилась догадка, господин Аскер?
        - Пожалуй... Совсем недавно я читал что-то очень похожее. Знаете, в Летописном Амбаре валяется много всякой всячины, в том числе и книги о Корвеле. Там был один веселенький стишок без названия, я его вам прочту.
        Эти птицы - исчадье зла,
        И Ранатре хвала за них:
        Ведь без жалости создала
        Злая мать дочерей своих.
        Цвета савана их наряд, -
        Крыльев серая круговерть.
        Их глаза источают яд,
        И зрачки их бледны, как смерть.
        Их пожива - могильный прах.
        Приносили беду не раз
        Птицы эти в своих когтях.
        Имя им на века - бирхаз.
        Некоторое время все молчали: стишок и вправду был слишком веселенький.
        - Но я не понимаю, - прервала молчание Атларин, - ведь здесь говорится о птицах "цвета савана", то есть черных или белых.
        Аскер покачал головой.
        - Когда писались эти строки, мертвые тела заворачивали в серый саван, в пепельно-серый. Этим стихам по меньшей мере пять веков, а обычай хоронить в черном или в белом в зависимости от бога-покровителя появился в Корвеле только три столетия назад.
        - Значит, это те самые птицы, - подытожил Моори. - Бледные, как смерть, зрачки не оставляют нам сомнений.
        - Осталось только выяснить, откуда эти птицы, - сказала Атларин. - Бирхаз - слово аргеленское.
        - Или броглонское, - добавил Аскер. - Как говорится в пословице, "Все зло - из Броглона". А сон ваш, госпожа Илезир, наполовину разгадан: по большому секрету вам сообщаю, что вчера утром на острове Заклятом бесследно исчез дозорный отряд, высланный из крепости Фан-Суор, причем исчез практически в пределах видимости.
        - Да, в Броглоне всегда были сильные маги, - сказала Атларин. - Тогда плохи наши дела... Нужно разгадать мой сон до конца: тогда мы, возможно, предотвратим большую беду.
        - Обратитесь к толкователям, - сказал Моори.
        - Что вы, господин Моори! В Эсторее нет ни одного толкователя, который не продал бы мою тайну за сходную цену, и тогда может быть только хуже: нужные нам сведения попадут в руки к нашим врагам!
        - Но, госпожа Илезир, я не понимаю одну вещь, - сказал Аскер. - Вы рассказали свой сон при всем дворе, и в то же время вы надеетесь сохранить в тайне его содержание. Не боитесь ли вы, что кто-нибудь другой может пойти к толкователю?
        - Вы, видимо, никогда не пользовались услугами толкователей, господин Аскер, - улыбнулась Атларин.
        - Верно, в этом пока не было необходимости.
        - Так вот, толкователь может разгадать сон только тогда, когда к нему придет сам аврин, которому это сон приснился. Его садят перед большим зеркалом и просят закрыть глаза и вспомнить сон со всеми подробностями. Аврин начинает вспоминать и как бы проецирует на зеркало зрительные образы, возникающие у него в мозгу. При толковании в комнате присутствуют только толкователь и клиент, но мне рассказывали те, кому удалось подсмотреть, что на зеркале и в самом деле возникают картины. По ним толкователь и разгадывает суть сна. Я рассказала свой сон всему двору, точно зная, что не пойду к толкователю.
        - Вот как? - задумчиво спросил Моори. - Как же мы тогда узнаем, что означает слово "Стиалор"?
        - Я узнаю у моего друга, верховного жреца Нура Гаорина. Он по роду своей службы часто общается с военными и, возможно, что-нибудь такое слышал.
        - Вы ему доверяете? - спросил Аскер.
        - Целиком и полностью, - улыбнулась Атларин. - А теперь, господин Моори, прошу меня извинить, но я должна переговорить с господином Аскером с глазу на глаз.
        Атларин поднялась с дивана и сделала Аскеру знак следовать за ней. У Аскера душа ушла в пятки: он на секундочку представил себе, что Атларин испытывала к Моори не больший интерес, чем его знакомая, с которой он сошелся на празднестве в честь взятия Фан-Суор. В таком случае ничего хорошего его не ожидало, потому что вторая куртизанка Эстореи, похоже, не желала отставать от первой. Но второй такой сцены, какую он пережил вчера, Аскер не перенес бы. Он оглянулся на Моори в надежде, что тот предпримет что-нибудь. Но Моори чувствовал себя не лучше. Он справедливо полагал, что его надули, и готов был возненавидеть коварную красавицу всем сердцем.
        Атларин провела Аскера через коридор и вывела его на балкон.
        - Балконы - самое надежное место на предмет отсутствия посторонних ушей, - пояснила она. - Господин Аскер, я должна объясниться.
        Аскер облокотился о перила балкона с обреченным видом, готовясь ко всему.
        - Господин Аскер, я знаю, что госпожа Сарголо имеет на вас виды, - сказала Атларин тоном, не терпящим возражений.
        - Не буду отрицать, - развел руками Аскер. - И что из этого?
        - Скажите, вам известно, как госпожа Сарголо обращается со своими поклонниками?
        - Наверняка мне это неизвестно, поскольку я пока не принадлежу к их числу, но думаю, что она им приказывает, а они должны подчиняться, если хотят оставаться при ней.
        Похоже было, что ответ Аскера обрадовал Атларин, потому что она облегченно вздохнула, словно у нее отлегло от сердца.
        - Вы меня успокоили, господин Аскер. Просто вы так молоды и так недавно при дворе, а госпожа Сарголо может вскружить голову любому. Я считала своим долгом предупредить вас.
        - Благодарю вас, госпожа Илезир. Но с какой стороны вы сами заинтересованы? - решил Аскер ускорить развязку, справедливо полагая, что она состоится в любом случае. - Ведь вы не будете отрицать, что, предупреждая меня, вы имеете какую-то цель?
        - Да, это верно, но, уверяю вас, это совсем не то, что вы подумали. Видите ли, я умею отличать вещие сны от пустых и владею еще кое-какими магическими приемами. Сначала я просто погадала на вас - из чистого любопытства. Но потом этот сон, который мне приснился... Я провела кое-какие исследования и выяснила, что дальнейшее развитие событий во многом зависит от вас. Я - патриотка Эстореи, а этот сон предвещает беды моему королевству. Поэтому я решилась пригласить вас к себе и выяснить, каковы ваши дальнейшие намерения. Как видите, я с вами откровенна, господин Аскер.
        У Аскера словно гора с плеч свалилась. Значит, Атларин не собиралась на него охотиться...
        Между тем Атларин продолжала:
        - Я заинтересовалась вами с нашего первого знакомства. Что-то подсказывает мне, что вы - необыкновенный аврин. Сначала у меня, признаюсь, были относительно вас кое-какие захватнические планы...
        Аскер не выдержал и рассмеялся.
        - Ваша откровенность, госпожа Илезир, просто обезоруживает. Но я не требую от вас никаких признаний. Все мы совершаем ошибки, и вы просто дополнили бы этот список вслед за госпожой Сарголо.
        - Вы хотите сказать, что у нее ничего не вышло? Не будьте столь самоуверенны: она только начала.
        - Я тоже только начал, - возразил Аскер. - Личная свобода - слишком ценный дар, чтобы раздавать его направо и налево. Правда, некоторые так не считают и прямо горят желанием от него избавиться...
        - Вы о ком?
        - О бедняге Моори. Вы заставили его страдать, госпожа Илезир: сейчас он сидит в гостиной и грызет локти, думая о том, что мы тут делаем.
        - Но я должна была поговорить с вами, господин Аскер, - засмеялась Атларин, представив, как Моори грызет локти. - Ничего, я его быстро утешу. Он вызывает у меня глубокую симпатию. У него такое открытое лицо.
        - Было открытое, - поправил ее Аскер. - Не обольщайтесь, госпожа Илезир: если надо будет солгать, то за ним не заржавеет. Но, несмотря на все его достоинства, у него есть один маленький недостаток: он ханжа. Это все из-за воспитания, и я надеюсь, что вы примете мои слова к сведению.
        - Можете на меня положиться, господин Аскер, - улыбнулась Атларин. - Я верну его вам в целости и сохранности.
        И они, заговорщически подмигнув друг другу, как старые знакомые, вышли в коридор.
        Увидев, что Атларин с Аскером возвращаются, Моори встал с кресла, решив, что его сейчас попросят удалиться. Но вместо этого Атларин пожала Аскеру руку и попросила приходить еще, после чего Аскер, кинув на Моори многозначительный взгляд, вышел из комнаты. Моори, плохо понимая, что происходит, хотел пойти за ним. Но Атларин удержала его.
        - Господин Моори, куда же вы? - произнесла она с обворожительной улыбкой. - Сейчас только половина шестого, и у нас впереди весь вечер.
        Моори вернулся домой в одиннадцать часов вечера, сияя от счастья. Он направился прямо к Аскеру в кабинет и уселся в его любимое кресло, едва не промазав, потому что любовь сделала его слепым и глухим к происходящему.
        - Лио, ты представляешь... - начал он.
        - Не представляю, - перебил его Аскер. - Что можно было так долго делать в гостях у госпожи Илезир?
        Моори залился краской по самые уши и не нашелся, что ответить.
        Аскер прошелся из угла в угол, скрестив руки на груди и наблюдая, как любовь лишает Моори рассудка, помимо тех пяти чувств, которых он уже лишился.
        - Вот так всегда, - обиженно сказал он. - Когда ты мне нужен, Эрл, тебя никогда нет рядом. А знаешь ли ты, что, вместо того, чтобы протирать диваны в доме госпожи Илезир, ты должен был закупить продукты, обмундирование и оружие, проверить сбрую и сводить берке к ветеринару? И не забыть мне напомнить, чтобы я написал завещание? В конце концов, у тебя больше опыта в подобных вещах!
        Негодующий тон Аскера постепенно вернул Моори на грешную землю.
        - Лио, мы куда-то едем? - осторожно спросил он.
        - Я-то еду, а вот ты вряд ли захочешь таскаться по заграницам, раз у тебя такой прорыв на личном фронте.
        И Аскер принялся усердно рыться в шкафу, словно это было делом первостепенной важности.
        - Но Лио... - робко возразил Моори. - Если нужно, то я не раздумывая и без колебаний... А в чем дело-то?
        - Вот в том-то все и дело! - развернулся Аскер, захлопнув дверцу шкафа и взглянув на Моори, так что у того мурашки побежали по спине. - Посмотри на себя, Эрл! Ну на кого ты похож? Сначала ты идешь к женщине, и она обрабатывает тебя так, что ты натыкаешься на все углы и уж наверняка готов по одному ее слову мчаться на край света. Потом ты приходишь домой, и твой лучший друг, став в позу, требует свою порцию ласки и внимания. Ты меняешь курс на сто восемьдесят градусов и теперь готов мчаться на край света уже не за ней, а за ним. Ну как это называется?
        - Так что же мне делать? - опустил голову Моори, как провинившийся школьник. - Ты мой друг, Лио, а Атларин...
        - Вот что, друг мой, - сказал Аскер, взяв Моори за плечи и заглянув ему в глаза. - Сейчас времена сложные, и ты должен запомнить одно: мне не нужен друг-тряпка, который делает все, что я ему скажу или что кто-то другой ему скажет. Сегодня ты должен сделать выбор между мной и Атларин. Либо ты остаешься в Паореле, либо едешь со мной. Сядь.
        Моори сел.
        - Я еду в Айлароллу сватать одну из дочерей короля Лиэрина. В предстоящей войне Эсторее может понадобиться союзническая помощь, и солдаты Корвелы могут оказаться очень кстати. Я не знаю, Эрл, насколько затянется эта поездка и что меня в ней ожидает. В то же время я отлично понимаю, что госпожа Илезир может расценить твой отъезд в такой момент как крайнюю степень невежливости. А теперь выбирай. Подумай хорошенько, прежде чем скажешь мне свое решение.
        Моори наморщил лоб и погрузился в раздумья. Аскер терпеливо ждал, пока тот взвесит все "за" и "против". Прошло около десяти минут.
        - Лио, я еду с тобой, - объявил Моори с таким видом, словно от этого зависели судьбы мира.
        Аскер криво усмехнулся.
        - Нагнал я на тебя страху. Это была маленькая репетиция на предмет того, как я смогу управляться с авринами без помощи Сиа. Шучу. И почему же ты решил, что поедешь со мной?
        - Мы побратимы, Лио, а это больше, чем друзья. Это почти как братья.
        - Чрезвычайно романтично! К сожалению, Эрл, я вынужден сообщить тебе, что ты остаешься.
        - Что?! Так значит, от меня ничего не зависело?! - завопил Моори.
        - Успокойся, Эрл. Тебе придется простить мне эту садистскую сцену, потому что это в первый и последний раз. На самом деле я никогда не позволю себе требовать от своего друга, чтобы он бросал все на свете и бежал сломя голову на мой зов. Ты останешься с Атларин, а заодно проследишь, чтобы святая троица - Ринар, Дервиалис и Сезирель - не очень-то зарывалась. Ты будешь писать мне письма обо всем, что будет твориться при дворе, а я, в свою очередь, обещаю не задерживаться в Айларолле дольше положенного.
        Моори откинулся в кресле, восхищенно глядя на Аскера.
        - Ну ты и сволочь, Лио, - протянул он. - Так вертеть авринами... Ты кого угодно можешь довести до истерики.
        - Кроме самого себя, - улыбнулся Аскер.
        Глава 17
        Остаток этого дня и весь следующий прошли для Аскера в беготне и заботах. Нужно было упаковывать вещи и провизию, проверить сбрую, наточить саблю - да мало ли мелких, но нужных дел приходится делать тому, кто собрался в дальнюю дорогу? Полдня ушло на то, чтобы наведаться в Старые Казармы и подобрать себе подходящий эскорт, а потом, произведя нехитрые подсчеты, отказаться от этой затеи: передвижение с отрядом заняло бы на пару дней больше, да и обошлось бы дороже. Затем Аскер отправился к министру финансов Галору, вытащил его из-за обеденного стола и потянул в государственную сокровищницу, чтобы выбрать подходящий подарок для невесты. Перетряхнув все драгоценности, накопленные Валесиарами в течение восьми столетий, Аскер выбрал ожерелье из зеленых камней, оправленных в платину. Когда Галор увидел ожерелье в руках у Аскера, его чуть не хватил удар: оно стоило по самым скромным подсчетам семнадцать тысяч леризов и, в общем-то, не имело цены.
        Аскер поднял ожерелье над головой, вертя им во все стороны. Камни искрились, отбрасывая по стенам зеленые зайчики.
        - Изящная вещица, не правда ли? - спросил он, лукаво глядя на Галора.
        Толстая нижняя губа Галора задрожала от негодования.
        - Ничего себе изящная! Да ей цены нет! Я не позволю вам забрать ее отсюда!
        - А король говорил, что я могу располагать всеми средствами короны... - разочарованно протянул Аскер.
        Упоминание короля вмиг заставило Галора прикусить язык.
        - Да забирайте, чего уж там... Но помните: один неверный шаг с вашей стороны, одна ошибка - и вы очень дорого заплатите за это ожерелье!
        Эта угроза Галора, произнесенная в тот момент, когда чувства возобладали над разумом, напомнила Аскеру, что за каждым его шагом внимательно следят, ожидая лишь, когда он оступится. Галор был всего лишь пешкой в придворной игре, но за ним стояли другие, гораздо более внушительные фигуры. Пока Аскеру удавалось лавировать между ними, пользуясь милостью короля, но если они объединятся - кто знает, что тогда будет с ним...
        Но - прочь черные мысли! Он оставляет здесь Моори, который сообщит ему обо всем и будет внимательно следить за министрами.
        Прихватив с собой еще сотни две леризов на дорогу и проживание в Айларолле, Аскер отпустил Галора и отправился к королю.
        - Аскер, как хорошо, что ты зашел! - воскликнул король, едва Аскер показался на пороге. - А я уж боялся, что ты уедешь, не повидавшись со мной.
        - О мой король, как бы я мог допустить такую черную неблагодарность! Если бы я посмел проявить хоть малейшую долю непочтения к вам, моему благодетелю, то меня следовало бы тотчас казнить, как ничтожное животное! - сказал Аскер с напускным негодованием.
        - Полно, Аскер, я не сомневаюсь в твоей преданности, - милостиво улыбнулся король. - Когда ты думаешь выезжать?
        - Завтра, мой король, едва рассветет. Все уже готово, и я зашел получить ваше напутствие.
        - И я с радостью говорю тебе: счастливого пути, и да обойдут тебя все беды стороной, мой верный Аскер.
        - Моя благодарность к вам безгранична, мой король. Об одном осмелюсь попросить: пусть к приезду невесты принц Лабеон будет в Виреон-Зоре или хотя бы где-то поблизости. Мне бы не хотелось, чтобы молодая принцесса чувствовала себя обойденной вниманием.
        - Твоя просьба удивительно кстати. Я велю принцу немедленно явиться во дворец, а то он совсем от рук отбился. Хорошо, Аскер, поезжай, и да будут боги благосклонны к тебе.
        Аскер вышел от короля, вполне довольный собой. Те полноводные реки лести, которые он вливал в королевские уши, понемногу превращались в болото, выбраться из которого становилось все труднее и труднее. Давно не слышавший подобострастного словца от своих министров и лишь изредка попадавший под скудный дождик ласковых слов Фаэслер, король при одном виде Аскера начинал улыбаться, как дитя. Хоть с этой стороны не надо было ничего опасаться.
        Второго немастеф, едва серый рассвет вытек из-за горизонта, легконогий Сельфэр вынес своего всадника из восточных ворот Паорелы.
        То ли королевское напутствие возымело свое действие, то ли Аскеровы покровители постарались, но за все девять дней своего путешествия Аскер нигде не задержался, и ни одна досадная неприятность не встретилась на его пути, кроме, разумеется, удушливых миазмов Глеринских болот.
        Леса Корвелы, в месяце кутлирен едва покрытые пушком молодых листьев, теперь буйно зеленели. Золотистые солнечные пятна ложились на пышное разнотравье полян, и птичьи трели не смолкали под зелеными сводами. В эти дни раннего лета вечная природа цвела, как никогда, возродившись в своих бессмертных творениях.
        На этом жизнеутверждающем фоне вести с западных границ Эстореи казались полнейшим кошмаром. Военные действия развернулись там в полную силу. Аргелен наступал, Эсторея отбивалась, с той и с другой стороны имелись раненые и убитые. Аргеленские корабли однажды даже подплывали к Пилору, но все до одного были потоплены. Хотя новости обо всем этом и попадали к Аскеру в крайне искаженном виде, через слухи, но он отсеивал всякую словесную шелуху и вылавливал из досужих россказней то, что ему требовалось, и эти новости его не очень-то беспокоили. Гораздо больше его встревожило известие о том, что в Фан-Суор пропали еще два дозорных отряда. Правда, на следующем постоялом дворе число вновь пропавших отрядов возросло до четырех, а когда заходила речь об общем количестве пропавших отрядов, то кумушки авторитетно приводили число шесть как несчастливое, и так далее.
        Аскера встревожила не скорость обрастания фактов всякими "уточняющими" сведениями, а сам факт пропажи новых отрядов. Об аргеленских и броглонских колдунах он не знал ничего наверняка - лишь разрозненные байки да легенды, и потому собственных предположений строить было не на чем. Оставалось только одно: ехать в Айлароллу как можно скорей, чтобы так же скоро вернуться.
        Десятого немастеф, влетев в южные ворота Айлароллы, Аскер, никуда не заезжая, направил своего берке к королевскому дворцу. Доскакав туда едва ли за двадцать минут и нигде не заблудившись, он осадил Сельфэра перед воротами и спросил, может ли король принять его.
        - Короля здесь нет, - флегматично ответил ему разомлевший на солнце привратник. - Он в Лиалурине.
        На резонный вопрос Аскера, где это находится, привратник только вяло махнул рукой куда-то к северо-востоку. Более вразумительного ответа от него добиться не удалось.
        Отъехав от королевского дворца два квартала, Аскер остановил первого встречного и у него поинтересовался, где находится Лиалурин.
        Вытерев пот со лба и отдышавшись как следует, толстый мещанин ответил:
        - Лиалурин? Да кто ж не знает! Это летняя резиденция нашего короля Лиэрина Клавигера, да продлятся его годы на этом свете! Вот что, господин: поезжайте через северные ворота, и там будут две дороги: одна в Уэрлерион, на север, так вы по ней не едьте, вам не туда, а другая - на северо-восток, в Лиалурин. Вот эта-то самая вам и нужна.
        - А далеко ли ехать, почтеннейший?
        - Ехать-то? Далеко ли - как сказать? К ночи поспеете, там всего-то двадцать пять гин.
        Аскер с трудом подавил улыбку: солнце стояло в самом зените, и он не то что верхом на таком скакуне, как Сельфэр, а пешком дошел бы до Лиалурина еще к вечеру.
        Поблагодарив прохожего, Аскер выскочил из северных ворот точно так же, как незадолго перед этим вскочил в южные, и, действительно, увидел дорогу, уходившую вправо от основной. Свернув на нее, он пришпорил Сельфэра, и через два часа из-за верхушек деревьев показались башни Лиалурина.
        Летняя королевская резиденция занимала площадь, равную площади всей Айлароллы с предместьями впридачу. Фруктовые сады, парки, охотничьи угодья во все стороны разбегались от летнего дворца, который придворные игриво именовали дачей. О размерах этой дачи судить не нам: четыре этажа, один большой зал и два поменьше, сто сорок три комнаты, а также кухни, склады, погреба, загоны, зверинец и многое другое. Но такие поистине королевские размеры не были излишеством: король Лиэрин любил шумное общество, и вместе с ним в летнюю резиденцию переезжала половина двора. С утра до ночи в Лиалурине не смолкали веселый гомон, музыка и пение.
        Пение - это было первое, что услышал Аскер, подъезжая к Лиалурину. Угодья короля начинались у ажурного деревянного мостика, перекинутого через небольшую речку. Проезжая мостик, Аскер увидел, как по речке проплывает лодка. В лодке сидели двое, кавалер и дама. Кавалер греб, а дама пела, подняв к небу глаза цвета молодой травы. Услышав цокот копыт берке по мосту, дама опустила глаза от небес, чтобы посмотреть, кто едет. Аскер, не сбавляя галопа, бросил быстрый взгляд в лодку, и их глаза встретились. Он только и успел заметить во взоре дамы удивление и любопытство, вызванное появлением незнакомца, и поехал дальше.
        - Кто это проехал? - спросил кавалер, сидевший спиной к мосту.
        - Не знаю, Латриэль, - ответила дама. - Это не из наших земель. Любопытно, мне кажется, я его уже где-то видела.
        И дама начала новую песню, томно-мечтательную, а кавалер улыбнулся, приняв слова песни на свой счет.
        Король Лиэрин Клавигер доканчивал второй завтрак, когда ему доложили о приезде посла из Эстореи.
        - Просите сюда, - сказал король, вставая из-за стола.
        Двери открыли, и лакеи пропустили вперед Аскера.
        "Маленький посланник", - подумал король. Он мог позволить себе так думать не только по причине своего королевского сана: росту король был выше среднего, и его мощные мускулы, пусть и несколько подзаплывшие жирком, внушали уважение всем его подданным. От его зычного баса сотрясались своды дворцов, а широкая окладистая борода волнами спадала на грудь.
        - Приветствую вас, посланник Эстореи, - сказал король Аскеру, делая в его сторону один шаг. - В нашем королевстве всегда рады гостям, если они пришли с миром.
        - Государь, мой король Аолан Валесиар ничего не жаждет так, как мира, - сказал Аскер, кланяясь. - С этой целью он и прислал меня, Лио Фархан Аскера, дабы засвидетельствовать дружественные отношения Эстореи ко всем ее соседям, кто не желает ей зла, а также с другой целью, иного характера.
        - И что же это за цель? - полюбопытствовал король.
        Аскер нарочито оглянулся по сторонам.
        - Она предназначена не для всяких ушей, государь.
        - Что ж, тогда пройдемте в мой кабинет, господин Аскер, - сказал король, жестом приглашая Аскера следовать за ним.
        Усевшись в широкое кресло, король удобно умостил в нем свое крупное тело, заняв все пространство между перилами. Аскер тоже присел, облокотившись на правый подлокотник, причем на оставшемся месте могли свободно разместиться еще двое таких, как он.
        - Так что это за иная цель, господин Аскер? - спросил король, внимательно глядя на гостя.
        - Государь, вам, вероятно, известно, что у короля Аолана есть сын, принц Лабеон. Других прямых наследников у короля Аолана не имеется. Немногим более трех лет назад король Аолан овдовел, так что принц Лабеон остается единственным наследником престола. Торопиться вроде бы и некуда, но мало ли что случается в нашем мире... Принц Лабеон как раз в том возрасте, что...
        - Понимаю, - перебил Аскера король, не любивший обиняков, - король Аолан хочет сосватать для своего сына одну из моих дочерей.
        - Именно так.
        - Гм, гм... По правде сказать, мы уж давно ждали, что король Аолан решится женить своего сына, хотя всему миру известно, какой у короля Аолана резвый характер. Мне кажется, кто-то подтолкнул его к этому судьбоносному решению, или нет? - король хитро посмотрел на Аскера.
        - Король Корвелы на диво проницателен, - спокойно ответил Аскер.
        - Ну хорошо, перейдем к делу, - сказал несколько смущенный король, сам думавший смутить Аскера. - Мы всей душой поддерживаем почин короля Аолана. Скажу больше: его решение нас радует. Все знают, что у меня четыре дочери, и, представьте, до сих пор еще никто не посватался! Меня как отца это задевает. Понимаете, все эти остолопы ссылаются на какое-то старинное проклятие, которое якобы припадает как раз на моих детей. Это же полная чушь! Каждый ребенок трех лет в Скаргиаре знает это предание, и каждый ребенок понимает, что это только предание, и не более того!
        Аскер слыхом не слыхивал ни о каком предании, а спрашивать было неудобно, но король тут же сам ввел Аскера в курс дела.
        - Это предание, видите ли, гласит, что мои дети не дадут потомства и что род Клавигеров прервется на них. Женихов это не устраивает!
        Аскер чуть было не сказал, что его это вполне устраивает.
        - Но все это бабушкины сказки, - запальчиво продолжал король, - и вас это, конечно, не остановит. Какую из моих дочерей вы хотели бы сосватать?
        Аскер замялся.
        - Государь, выбирать невесту заочно - дело неблагодарное, и я, собственно говоря, для того и приехал, чтобы сделать выбор.
        - Да вы не смущайтесь! - воскликнул король. - Выбирать - так выбирать! Вы осмотритесь тут как следует, поговорите с ними, понаблюдайте, и так далее.
        "Продает он их, что ли?" - недоуменно подумал Аскер, обескураженный таким потребительским подходом к сватовству и настолько совпадавшим с его собственным.
        Аскера поселили в одной из ста сорока трех комнат королевской дачи, недалеко от комнат четырех принцесс. Занеся вещи, Аскер первым делом потребовал к себе гаэров и отправил Моори письмо следующего содержания:
        "Доехал благополучно. Эрл, можешь присылать мне письма в Лиалурин, в двадцати пяти гинах к северо-востоку от Айлароллы.
        Мне предоставлена полная свобода действий. Король Лиэрин разрешил мне выбирать невесту, как кухарки выбирают дрилинов на базаре - какой пожирнее. Я намереваюсь пробыть тут неделю.
        Рассчитываю получить твой ответ сегодня к вечеру.
        Аскер".
        Отправив письмо, Аскер вышел на улицу: в этот час мало кто сидел в помещении, - все стремились под сень деревьев, к воде.
        Бродя по дорожкам и аллеям, Аскер то там, то здесь видел мелькавшие среди деревьев фигуры и звонкий смех, но как только он пытался подойти к какой-нибудь компании, дорогу ему преграждал густой кустарник или речка, достаточно широкая, чтобы ее нельзя было перепрыгнуть, не возбудив ничьих подозрений.
        "Какое-то заколдованное место, - с досадой подумал Аскер. - Здесь не обойтись без проводника, если не хочешь заблудиться".
        Он вернулся к даче и справился у лакеев, бывает ли за целые сутки время, когда на этой даче все собираются в одном месте.
        - Да, бывает такое время, - ответили ему, - за ужином.
        - А когда здесь ужинают? - спросил Аскер.
        - В десять часов вечера.
        И не мудрено, - здесь, похоже, вставали так же поздно, как и в Виреон-Зоре, если не позже. Для Аскера, который не умел и не желал убивать время, шесть часов ожидания показались смертной мукой. Он снова углубился в гущу кустов и хитросплетение речушек, идя куда глаза глядят.
        Но тут ему повезло. Прямо перед собой он увидел беседку, полускрытую кустами. Рядом протекала река, и из травы, росшей на берегу, торчал нос лодки. В беседке сидели четыре девушки и о чем-то оживленно беседовали. Аскер остановился и стал слушать.
        - Ой, сестрички, что я сегодня видела! - прощебетала одна. - Не далее как два часа назад по дороге, ведущей из столицы, проскакал всадник! Ох, девочки, какой же он был хорошенький! Глазищи - во, и одет так изящно, а сам такой стройный, не то что некоторые, - она кивнула в сторону лодки.
        - Ну, Дариола, ты клевещешь на бедного Латриэля, - хихикнула другая. - Он из шкуры вон лезет, чтобы тебе угодить. Такого добросовестного пажа еще поискать надо!
        - А мои чем хуже, Элианара? - задиристо спросила третья. - Они у меня вымуштрованные похлеще иных солдат и делают все, что я им приказываю! Скажите, сестрицы, разве кто-нибудь из них проболтался, когда мы с ними перед заседанием Большого Королевского Совета намазали трон клеем, а папочка не заметил и уселся на него?
        - Лийярила, как ты можешь? - урезонила ее четвертая. - Нам, принцессам, не пристало заниматься такими проказами: это не подобает особам королевской крови.
        Три другие принцессы дружно фыркнули.
        - Вечно ты брюзжишь, Ангвилла! Не пристало, не пристало... Жизнь была бы невероятно скучна, если бы не Лийярила с ее головорезами, - сказала Элианара. - Но мы отклонились от темы. Так ты говоришь, Дариола, что у нас гости? А может, тебе показалось, а? Все мы мечтаем о прекрасном принце на белом берке, да так усердно мечтаем, что - как знать, может, это был фантом?
        - Лопни мои глаза, если вру! Во-первых, не на белом берке, а на вороном. Во-вторых, я его уже видела за несколько дней до турнира в Брегане: он прогуливался под окнами дворца. И, в-третьих, Латриэль тоже слышал, что кто-то проехал по мосту. Можете его спросить!
        - Так он же умрет от ревности! - воскликнула Лийярила. - Что проку тогда было оставлять его в лодке, если мы его сейчас позовем? И потом, он подтвердит что угодно, лишь бы ты, дорогая Дариола, не оказалась лгуньей. Мои все такие.
        - Но я же и в самом деле не вру! - притопнула ногой Дариола. - Ой, а вот и он!
        Пожалев принцессу, Аскер вышел из-за кустов. Все четверо разом уставились на него, как на потустороннее видение. По их глазам он понял, что все они полностью согласны с характеристикой, которую дала ему Дариола. Наконец Лийярила, по-видимому, самая смелая из них, сделала шаг вперед и спросила:
        - Скажите, это вы тот самый всадник, которого Дариола видела сегодня на мосту?
        - Да, тот самый, - кивнул Аскер. - Позвольте представиться: Лио Фархан Аскер, посол короля Эстореи Аолана Валесиара.
        - Так вы от Тюфяка? - выпалила Лийярила, но Элианара наступила ей на ногу.
        - Извините ее, господин Аскер, - натянуто улыбнулась она. - Лийярила у нас жуткая проказница.
        - Ничего, ничего, - махнул рукой Аскер. - Прозвище моего короля известно всему Скаргиару.
        - Позвольте полюбопытствовать, какова цель вашего визита в Лиалурин? - продолжала Элианара. - Если, конечно, это не государственная тайна.
        Похоже, принцессы обожали всякие тайны.
        - Я был бы очень рад, если бы это было тайной, потому что тогда я смог бы выдать ее таким прекрасным дамам, - галантно ответил Аскер. - Но на самом деле никакой тайны нет.
        Аскер решил, что не имеет смысла скрывать от принцесс истинную цель своего визита: рано или поздно они должны были ее узнать.
        - Просто король Аолан решил женить своего сына.
        Принцессы ахнули. Каждая задала себе один и тот же вопрос. Лийярила опередила остальных:
        - И кто же невеста?
        - Собственно говоря, я еще не выбрал.
        Трудно передать душевное состояние принцесс. Конечно же, все они знали, каким "прекрасным принцем" был Лабеон Клавигер, но перед ними стоял другой, который, хоть и не был принцем, но вполне годился на эту роль. То, что король Аолан доверил ему выбор, говорило о многом. Принцессы, с детства умевшие разбираться в придворной жизни, сразу же поняли, что этот посланец пользуется у короля Аолана большим доверием и, следовательно, влиянием. Выйти замуж за наследника престола Эстореи, каков бы он ни был, и иметь другом такого блестящего кавалера, каким им показался Аскер, хотела каждая. Поэтому они обступили Аскера со всех сторон и принялись наперебой щебетать, стараясь привлечь его внимание.
        У Аскера очень скоро закружилась голова.
        - Милые принцессы, - взмолился он, - не сочтите это позорной слабостью, но я устал с дороги и еле стою на ногах.
        Они потащили его в беседку и усадили на скамейку, а сами расселись вокруг.
        - Латриэль! - крикнула Дариола. - Немедленно ко мне!
        В проеме беседки появился паж принцессы. Аскер подумал, что он вовсе не толст и неуклюж, как можно было заключить из слов Дариолы, зато пижон. При корвельском дворе, в отличие от эсторейского, мужчины носили длинные локоны, и Латриэль отпустил их по самые плечи и завил на концах в колечки.
        - Латриэль, принесите господину Аскеру чего-нибудь выпить, - приказала Дариола, а потом, гораздо любезнее, спросила Аскера:
        - Какое вино вы предпочитаете, господин Аскер?
        - Мне все равно, - ответил Аскер. - Видите ли, я не знаток вин и не любитель выпить, равно как и поесть. Но пусть это будет что-нибудь покрепче.
        Латриэль удалился, а принцессы вновь сосредоточились на Аскере.
        - Господин Аскер, когда мы сядем за стол, не показывайте, что вы не любите поесть, - посоветовала ему Ангвилла, - а то папочка не будет вас уважать.
        - Благодарю вас за совет, принцесса, - сказал Аскер, - я это учту. А чего еще не любит ваш папочка?
        - Все остальное он любит. Наш папочка - просто золото!
        В Аскере взыграла совесть. Эти принцессы были так невинны и беззаботны, а он должен был увезти одну из них в чужой край, где она окажется без друзей и какой-либо поддержки, окруженная завистниками и недоброжелателями.
        К тому же, намерения самого Аскера не ограничивались тем, чтобы просто привезти невесту в Паорелу и сдать ее принцу с рук на руки. Он рассчитывал завоевать доверие принцессы и использовать ее в качестве союзника в придворных баталиях. Если, конечно, она окажется достаточно умной и решительной, чтобы бороться за достойное место при дворе...
        Вернулся Латриэль с бутылкой вина и подносом, на котором стояли пять кубков: он решил, что принцессы тоже могут захотеть выпить.
        - Латриэль, ты хочешь нас споить? - воскликнула Дариола, увидев на подносе не один кубок, а целых пять. - Ну что за наказание?! Ты невыносим!
        И она с обреченным видом уронила руки на колени. Остальные принцессы захихикали, одарив пажа насмешливыми взглядами.
        Латриэль налил вино в кубок и подал его Аскеру.
        - У вас дрожат руки, - заметил Аскер.
        Латриэль побагровел, но промолчал.
        "Должно быть, издеваться над ним - одно удовольствие, - подумал Аскер. - Он так болезненно на все реагирует! Бедняга..."
        Когда Аскер выпил вино, принцессы, выдавив из него признание, что ему уже лучше, потащили его осматривать угодья. Они знали здесь каждый уголок и безошибочно находили дорогу в хитросплетении тропинок и лабиринте речушек. И так как парк был огромен, то прогулка затянулась до самого вечера. Принцессы болтали без умолку о всякой всячине, а Аскер потихоньку наблюдал за ними - и выбирал.
        Когда время подошло к десяти, над парком разнесся густой и мелодичный звук, такой глубокий, что листья на деревьях зашевелились.
        - Нам пора ужинать, - сказала Элианара.
        - Во что это они там колотят? - спросил Аскер.
        - Это такая большая труба, - пояснила Дариола. - Она отлита из меди и подвешена на двух чугунных столбах. Ее слышно в пределах всей дачи. Это единственный способ дать знать о том, что пора ужинать. Раньше папочка посылал егерей верхами, чтобы они разыскивали всех, кому следует сидеть за столом, но собрать всех удавалось только к одиннадцати. А потом повесили эту трубу.
        - А помните, сестрицы, как оборвалась цепь, на которой она висела, и мы хотели ее стащить? - затараторила Лийярила. - Но она была такая тяжелая, что нам пришлось уговорить объездчиков, и они за три бутылки гедрайнского обвязали ее веревками, впрягли берке и оттащили в канаву за загоном!
        - Замолчи, Лийярила, - урезонила сестру Ангвилла. - Господин Аскер может подумать, что мы ведем себя неподобающе нашему сану.
        - Да заткнись ты, - сказала Лийярила. - Пойдемте лучше ужинать!
        Каждый день в Лиалурине завершался одинаково. В большом зале ставили стол на полторы сотни персон, и король со своей семьей и придворными ужинали. Этот процесс начинался в десять часов вечера и заканчивался далеко заполночь, но торопиться почтенным придворным было некуда.
        Большой зал, именовавшийся также Охотничьим, был уже полон. Аскер и принцессы появились в дверях как раз вовремя: на башне пробило десять. С последним ударом гонга в зале появился король Лиэрин под руку со своей супругой. Уроженка Вальдера, королева Уринелла была очень красивой женщиной, маленькой и изящно сложенной. Рядом со своим венценосным супругом она походила на куклу, прекрасную и хрупкую.
        Усадив королеву за стол, король поискал глазами Аскера, и, найдя, сделал широкий жест в его сторону.
        - Прошу внимания, господа! - сказал он, обращаясь ко всем сразу и покрыв своим зычным басом гомон толпы. - Господа, позвольте представить вам господина Аскера из Эстореи. Господин Аскер, прошу вас сесть здесь, на это почетное место.
        Аскер сел слева от короля; справа сидела королева.
        - Господа, - продолжал король, - господин Аскер прибыл к нам с высокой миссией. Король Эстореи Аолан Валесиар желает взять одну из моих дочерей в жены своему сыну Лабеону. Вот это я и хотел сказать вам, господа. А теперь прошу всех приступать к трапезе.
        Даже не заглянув в тарелку, королева склонилась к уху короля.
        - Лиэрин, а не рано ли? - прошептала она.
        - Ты с ума сошла! - ответил король еле слышно. - Не век же им в девках сидеть.
        - А которую хоть сватают?
        - Почем я знаю? - беспечно ответил король. - Этого господинчика как раз и прислали, чтобы выбрать.
        - Какая глупость! - вспыхнула королева. - Раньше женихи сами ездили, боролись за руку невесты, а теперь они вместо себя парламентеров присылают!
        - Не кипи, Уринелла, я тебя прошу. Какая нам разница, которая уедет в Эсторею? Ведь мы их всех одинаково любим! С одной нам придется расстаться, это уж точно. И потом, ты же сама прекрасно знаешь, из-за чего женихов-то не видать.
        И король погрузился в процесс принятия пищи.
        Между тем Аскер, терзаемый проблемой выбора, принялся разглядывать принцесс, благо все они сидели напротив. Теперь, когда они не вертелись и не скакали вокруг него, а сидели более-менее смирно, он наконец смог сравнить их между собой.
        Все четверо, бесспорно, были красавицами. Щедро подкрашенные глаза и губы, набеленные по моде того времени лица не могли испортить их истинной красоты. Сходство между ними, как часто бывает у сестер, было весьма приблизительным, но не из-за внешности, а из-за выражения лиц, которое отражало характер каждой из сестер.
        Старшая, Элианара, была первой наследницей престола, и тот, кто взял бы ее в жены, получил бы после смерти короля Лиэрина всю Корвелу. Сознание своего первенства делало старшую сестру гордой и надменной. Она, как будущая королева своей страны, училась во всем подражать монархиням прошлого, которые сами часто садились на боевого берке и выступали впереди своей рати на войну.
        Вторая, Ангвилла, была кроткой и тихой, любила природу и избегала шумных сборищ. Поэты Корвелы сравнивали ее с глионой, что полощет свои ветви в воде и мечтает о дальних странах, куда течет говорливая река и где ей не суждено побывать. Ее мечтой было полюбить какого-нибудь удельного князя в Вальдере и прожить с ним всю жизнь среди холмов, лугов и ручьев, лежа на траве и глядя в небеса.
        Третья сестра, Лийярила, имела озорной и шаловливый характер. Если вдруг из королевского стола пропадала большая государственная печать, или если поутру охрана недосчитывалась герба на западных воротах Айлароллы, то можно было с уверенностью говорить, что это дело рук Лийярилы. Она с целой армией пажей задумывала и осуществляла самые дерзкие и абсурдные планы, а когда об этом узнавали, лишь смеялась в ответ. Ничего не принимать всерьез - вот каков был ее девиз.
        Четвертая и самая младшая сестра, Дариола, с младенчества отличалась любовью ко всему необычному. Она не признавала догм и правил и часто мучила священников, задавая им вопросы по поводу содержания Нагана-Сурра, которые ставили их в тупик. Она первой признавала моду и всегда поддерживала проказницу Лийярилу, - правда, сама она никогда не участвовала в ее проказах. Из всех сестер Дариола была самой начитанной и всегда старалась найти объяснение самым невероятным вещам.
        У Аскера имелся набор качеств, которые он хотел видеть в будущей супруге наследника престола. Ради этого он и поехал в Корвелу лично, хотя мог подкинуть королю исполнителя своего замысла точно так же, как он подкинул ему идею о женитьбе. Но Аскер предпочел поехать сам, чтобы выбрать не невесту для принца Лабеона, а союзницу для себя. Поэтому ему следовало выбрать такую невесту, которая будет считаться с его мнением, прислушиваться к его советам и, став впоследствии королевой, не выкинет вон, как поступают с ненужными вещами, а оставит при себе в качестве первого помощника и советчика. Уже сейчас было ясно, что принц Лабеон не способен управлять Эстореей как следует, а значит, ему нужна такая супруга, которая будет вместо него тянуть лямку государственных дел.
        Из этих соображений Ангвилла и Лийярила понемногу отошли на второй план. Первая была слишком мечтательна и слабовольна, а вторая - капризна и непредсказуема.
        Старшая и младшая сестры больше подходили на роль королев-правительниц. Но по поводу Элианары у Аскера были сомнения иного рода. Она с детства привыкла быть первой и готовилась к тому, чтобы стать королевой. Вряд ли она захочет слушать советы какого-то приезжего господинчика, а тем более следовать им. Она могла оказаться слишком своевольной.
        Выбор свершился. Из всех четырех дочерей оставалась младшая, Дариола.
        Письмо Моори прилетело еще до заката. Оно было очень длинное, но про министров в нем было от силы два слова, смысл которых сводился к тому, что каждый сидит в своем углу и никаких видимых действий не предпринимает. Фаэслер Сарголо за это время ни разу не была в Виреон-Зоре и не принимает у себя короля: она ссылается на какую-то болезнь непонятного происхождения. К ней зачастил Сезирель, - по-видимому, по духовным делам. Что касается принца Лабеона, то он приехал по вызову отца так быстро, как только смог, и теперь околачивается в окрестностях столицы, не зная, чем заняться.
        Остальная часть письма Моори была посвящена Атларин Илезир. Он в самых цветистых фразах расписывал ее достоинства и добродетели и находил ее в высшей степени удивительной женщиной. Она показывала ему свои гадательные принадлежности, и Моори остался в таком восторге, что посоветовал и Аскеру обзавестись чем-то подобным, когда он вернется.
        Глава 18
        Длинные пониклые ветви плакучих глион касаются воды, текущей мимо заросших густой травой берегов. По неширокой реке плавно скользит легкая лодка. В лодке сидят двое, кавалер и дама. Кавалер гребет, а дама поет, подняв к небу золотисто-зеленые глаза. Ее чистый мелодичный голос разносится далеко по воде и теряется где-то вдали за цветущими деревьями. Последние ноты песни уносятся высоко в небеса и повисают там, переливаясь и вибрируя, между серебристых облаков.
        - Как прекрасно вы поете, принцесса, - сказал Аскер, откладывая весла и позволив лодке плыть по течению.
        Дариола опустила взгляд и смущенно улыбнулась.
        - Ваша похвала, господин Аскер, для меня очень много значит. Здесь все уже привыкли к тому, что я хорошо пою, и слова похвалы вырываются сами собой, по установившейся привычке. Я уже перестала понимать, действительно ли мое пение красиво, или это только так говорят. Но ваш свежий взгляд, несомненно, не может ошибаться. Знаете, господин Аскер, ваша похвала мне почему-то особенно важна. С вами я чувствую себя так, как будто вы - мой наставник и советчик... возможно, я не совсем правильно выразилась... Вас не задели мои слова?
        - О нет, что вы, принцесса, это меня только радует, - сказал Аскер, и в его голосе промелькнуло непрошеное торжество.
        "Да, все идет так, как я задумал!" - подумал он.
        - Ваше отношение ко мне, принцесса, - продолжал Аскер, - вполне совпадает с той ролью, которую мне предназначено при вас исполнять. Вы ведь не знаете обстановки при королевском дворе в Эсторее, и я с готовностью введу вас в курс дела.
        - Мне в первую очередь хотелось бы узнать, что из себя представляет мой будущий супруг.
        Аскер замялся.
        - Должен признаться, принцесса, что о принце Лабеоне я знаю только понаслышке и сам его никогда в глаза не видел.
        Дариола уставилась на Аскера в полнейшем недоумении.
        - Могу заверить вас, принцесса, - быстро сказал Аскер, - что это только к лучшему. Его любимое занятие - охота, и в столицу он является только в случае крайней необходимости, когда того требует король Аолан.
        - Вроде собственной свадьбы? - улыбнулась принцесса. - Честно говоря, я была бы не против, если бы принц особо не утруждал себя и женился на мне заочно.
        - Забавная мысль! - сказал Аскер. - Если бы она пришла в голову мне, а не вам, то я, ей-богу, подбил бы короля Аолана на это дело. К сожалению, моя сообразительность имеет пределы, чего не скажешь о вашей, принцесса, и вам-таки придется потерпеть принца возле себя несколько дней.
        - Несколько дней? - удивилась Дариола. - Вы полагаете? О, вы меня обрадовали, господин Аскер! Хотя я с детства готовила себя к мысли о том, что выйду замуж по соображениям государственного блага, а не по велению сердца, но все равно мысль о женихе, которого я даже не увижу до свадьбы, выводит меня из душевного равновесия.
        - Я прослежу, принцесса, чтобы ничто не нарушало вашего душевного равновесия, - сказал Аскер бархатным тоном.
        - Спасибо вам, господин Аскер. Я уже сейчас вижу, что, не будь вас, мне в Паореле пришлось бы туго. Там ведь, как и у нас, - интриги, интриги, интриги?
        - О да, принцесса, каждый имеет зуб на окружающих, тянет одеяло благ на свою сторону и хочет урвать побольше королевской милости.
        - Как это все низко и буднично! А я, знаете, всегда мечтала о чем-нибудь необычном, даже волшебном. Вам не кажется, господин Аскер, что в наше время совершенно перевелись маги? Ведь раньше бывало - что ни дед, то колдун, что ни бабка, то ведьма.
        - Это верно, - нахмурился Аскер, - раньше так было везде. Но магия есть и сейчас, принцесса, только она - злая. Когда я уезжал из Паорелы, с острова Заклятого пришло известие, что во время разведки пропал отряд. Просто исчез, понимаете?
        Дариола посмотрела на Аскера расширившимися от страха глазами.
        - Что, правда? - прошептала она.
        Но тут со стороны дворца послышался топот копыт, и из-за деревьев на серой кобыле вылетел всадник. Подскакав к берегу возле лодки, он осадил берке так круто, что та едва не съехала передними ногами в воду.
        - Госпожа, - сказал всадник, переводя дух, - король требует вас к себе.
        - Ах, Латриэль, - недовольно поморщилась Дариола, - вы своим появлением прервали такую интересную прогулку!
        - Что ж, принцесса, - сказал Аскер, - прогулку придется отложить. Господин Латриэль так спешил, что едва не утопил своего берке в реке. Похоже, дело действительно спешное.
        - Да нет же, - досадливо мотнула головой Дариола, - просто у господина Латриэля такая манера исполнять приказы. Он всегда летит сломя голову, как на пожар, даже когда я посылаю его за веером или булавками. Да вы только посмотрите на этого героя! Сколько раз я говорила вам, Латриэль, чтобы вы не смели ездить на кобылах? Вам же отлично известно, какие это своенравные твари! Изо всего двора они слушаются только двух-трех объездчиков, Лийярилу и меня. Вы доиграетесь, Латриэль, что когда-нибудь сломаете себе шею!
        Дариола обернулась к Аскеру и продолжала:
        - Видите, господин Аскер, что бывает, когда у аврина вместо головы - ночной горшок! И содержимое примерно такое же! Господин Латриэль не нашел иного способа доказать всему свету свою храбрость, как оседлать эту бестию и разъезжать на ней по даче!
        Латриэль побагровел.
        - Чем же я заслужил столь немилостивое мнение обо мне, принцесса? - выдавил он.
        - Не берите в голову, - отмахнулась Дариола. - Я уже иду. Ну что же вы стоите, как столб?
        Латриэль действительно стоял, как вкопанный, возле своей кобылы.
        - Я хотел предложить вам своего берке, принцесса, - пролепетал он, - ведь по лабиринту речек добираться до дворца было бы не очень удобно, да и господин Аскер, наверное, еще не совсем уверенно ориентируется в здешних местах...
        - Что вы имеете против господина Аскера? - строго спросила Дариола. - Помогите же мне выбраться из лодки!
        Аскер одним движением весла подвел лодку к берегу, и Латриэль поспешил протянуть Дариоле руку. Она легко соскочила на берег и уверенно положила руку на седло. Кобыла, встревоженная видом подплывшего к самому берегу носа лодки, сделала шаг в сторону и попыталась встать на дыбы.
        - Латриэль! - воскликнула Дариола. - Почему ваша кобыла все время топчется на месте? Вы - что, угробить меня решили? Да подсадите же меня в седло!
        Несчастный Латриэль кинулся исполнять ее приказ.
        Когда принцесса ускакала, гнев Латриэля, искавший выхода все это время, обратился на Аскера, который так и сидел в лодке, скрестив руки на груди и иронично улыбаясь.
        - Это вы во всем виноваты! - закричал Латриэль, замахиваясь перчаткой. - Пока вас здесь не было, принцесса была милостива ко мне! Вот только попадитесь мне!..
        - Не стоит так размахивать перчаткой, - спокойно сказал Аскер. - Еще уроните ко мне в лодку, а я могу подумать, что вы вызвали меня на дуэль. Господин Дервиалис, маршал Эстореи, уже имел неосторожность вызвать меня, за что и поплатился. Да будет вам известно, господин Латриэль, что играть со мной в такие игры крайне опасно: я могу сделать в вас совершенно ненужные дырки. Выбор оружия за мной, и вам нетрудно будет догадаться, каков будет этот выбор. А теперь помогите мне выйти из лодки, и пойдемте узнать, что нужно королю от принцессы.
        Латриэль опустил голову и проглотил насмешку, ничего не сказав. Молва крылата, и история дуэли Аскера с Дервиалисом уже стала всеобщим достоянием. К тому же, вспышка ярости у него уже прошла, и ему было стыдно за то, что он не смог сдержаться. Он подал Аскеру руку, сгорая от стыда. Аскер выпрыгнул из лодки, даже не коснувшись бортика ногой, и, не оглядываясь на Латриэля, пошел в сторону дворца.
        Король Лиэрин рассказывал своей дочери, как она должна вести себя в чужой стороне, чтобы не ударить в грязь лицом, и как ей следует блюсти интересы ее родины. Зычный бас короля заставлял дребезжать стекла во всем этаже, но принцесса слушала его вполуха, забавляясь с равилем, маленьким смешным зверьком из тех, что водятся в степях Сайрола. Зверек подкидывал передними лапками мячик, а за то время, пока он упадет, успевал перекувырнуться через голову.
        В конце концов король не выдержал.
        - Дочь моя, оставь зверя в покое и послушай, что я тебе рассказываю. Кто же еще тебе это расскажет?
        - Господин Аскер, конечно, - ответила Дариола, не задумываясь.
        - Гм... Я понимаю, что господин Аскер - продувная бестия, но и он может знать не все. Кстати, ты знаешь, что именно благодаря ему ты едешь на край земли из родного дома?
        - Ну и очень хорошо, что на край! А что ты имеешь ввиду, папочка, когда говоришь: "благодаря ему"? Конечно, я это знаю, потому что он сам сказал нам, что уполномочен выбирать одну из сестер.
        - Нет, я говорю не об этом. Кто, по-твоему, надоумил короля Тюф... Аолана женить сынка на одной из вас? То, что Аолан додумался до этого сам, исключено, а из его министров никто и не подумает почесаться, чтобы заварить себе на голову такое дело.
        - Ничего, папочка, не горюй, - сказала Дариола, подбегая к королю и повиснув у него на шее. - Все будет замечательно! Ну, я побежала собираться!
        И Дариола, чмокнув короля в щеку, сгребла равиля подмышку и упорхнула в свои покои.
        Багаж принцессы обещал быть очень объемным: со всеми вещами было и за сутки не управиться. Горничная Дариолы, Литта, кликнула на подмогу своих коллег, а они, в свою очередь, сообщили об этом своим госпожам, сестрам Дариолы. Через полчаса вся женская прислуга дворца во главе с королевскими дочерьми рылись в шкафах, складывали платья и накидки, паковали чемоданы, перетряхивали ковры, бегали туда-сюда и путались друг у друга под ногами.
        Аскер пришел на смех и визги, как точно выверенный компас. Его появление было встречено воплями всеобщего восторга. Посыпались шуточки относительно того, что неизвестно еще, какой жених где-то там ждет Дариолу, но тот, которого прислали сюда, очень даже неплох. Аскер только усмехнулся, а Дариола покраснела до ушей и вежливо попросила всех заткнуться.
        С приходом Аскера работа пошла веселее: он рассортировал служанок по видам работ и назначил каждой ее место. Стопки сложенных вещей росли на глазах, а шкафы стремительно опустошались.
        - Больше нам здесь, похоже, делать нечего, - сказал Аскер Дариоле. - Не продолжить ли нам прогулку на лодке, прерванную господином Латриэлем?
        Глаза Дариолы радостно заблестели. Подхватив на руки своего равиля, она вылетела из комнаты, как на крыльях, так что Аскер едва поспевал за ней.
        Взяв другую лодку, они поплыли прочь от нахоженных дорожек, все больше углубляясь в гущу деревьев, где кроны смыкались над речкой зеленым пологом. Дариола, стоило ей только завидеть ручей поуже, чем тот, по которому они плыли, тут же просила Аскера свернуть туда. Не прошло и часа, как они заплыли в такую глушь, где не было слышно ни одного постороннего голоса.
        - Как хорошо! - мечтательно сказала Дариола, откидываясь на нос лодки и запрокинув голову. - Это восемнадцатое лето - лучшее в моей жизни! Почему мне так хорошо, господин Аскер?
        Аскер внимательно посмотрел на нее, но потом опустил глаза и сказал:
        - Не знаю, принцесса.
        - Нет, вы знаете! - возразила Дариола, продолжая смотреть вверх. - Вы, господин Аскер, все-все знаете!
        - Никто не может знать всего, - философски заметил Аскер, - лишь одни всеведущие боги. Вот например, я не знаю, что находится за теми деревьями. Там, кажется, когда-то была каменная постройка.
        Дариола посмотрела туда, куда кивнул Аскер. Вдруг ее лицо преобразилось: брови сдвинулись на переносице, а в глазах промелькнул испуг.
        - Никому не положено знать, что там находится, даже мне. Об этом знает лишь король Корвелы.
        Запахло государственной тайной.
        - Продолжайте, принцесса, - поощрительно улыбнулся Аскер.
        - Я не смею продолжать... - понизив голос, сказала Дариола, но, зачарованная его горящим взглядом, сделала над собой усилие и шепотом сообщила:
        - Там находится главное сокровище династии Клавигеров и гарантия мира в нашей стране. В старом подземелье, разрушенный вход в которое вы и заметили, находится древнее оружие необычайной силы, оставшееся от минувших эпох. Один выстрел этого оружия может уложить полк всадников, а сколько пехоты - и подумать страшно!
        - Откуда же вы знаете об этой тайне, принцесса?
        - Когда мой дед, король Ривин, умирал, он позвал моего отца и рассказал ему об этом Оружии, а я тогда была совсем маленькой и игралась в соседней комнате. На меня не обратили внимания, а я запомнила все от слова до слова, - знаете, как бывает с маленькими детьми.
        - Очень интересно... И что, Оружие вот так и хранится, в полуразвалившемся подземелье, куда может попасть любой?
        - Ну, в общем, да. Но, господин Аскер, никто не знает о его существовании, а если кто и знает, то не знает о его местонахождении.
        - Но ведь вы знаете и о том, и о другом? Значит, не исключено, что есть и другие, кому известна эта тайна? Может, этого Оружия там уже давно нет?
        - Оно там есть, господин Аскер, я уверена. Существует несколько легенд о том, как Оружие пытались похитить, но оно до сих пор там. Я думаю, что его охраняет какое-нибудь заклятие.
        - Надо же! Я сейчас проверю.
        Аскер выпрыгнул из лодки на берег и направился к развалинам.
        - Что вы делаете, господин Аскер? - в ужасе закричала Дариола.
        Аскер, только подзадоренный ее страхом, приблизился к подземелью вплотную. Потрескавшиеся, поросшие мхом камни были навалены в беспорядке, образуя бесформенное нагромождение, и Аскер стал обходить руины кругом, чтобы отыскать какую-нибудь лазейку.
        Со стороны, противоположной речке, камни расступались, открывая черный зев подземелья. Аскер заглянул внутрь, но смог рассмотреть лишь крутые ступени, уходившие вглубь, а дальше простиралась непроглядная темень. Из подземелья, как ни странно, не пахло ни сыростью, ни плесенью, но вместо этого оттуда исходил какой-то странный запах, даже не запах, а скорее ощущение, какое бывает перед грозой, когда тучи уже сгустились над головой, но первая капля еще не упала.
        Из-за развалин, с речки, раздался нервный голос Дариолы.
        - Господин Аскер, возвращайтесь, или я умру от беспокойства! - кричала она.
        Аскер поставил ногу на первую ступеньку.
        Небо, бывшее до того совершенно чистым, мигом собралось в багрово-черные тучи, и ослепительная молния, синевато-белой вспышкой озарив все вокруг, упала с неба и вонзилась в ступеньку рядом с ногой Аскера.
        Аскер отскочил назад, инстинктивно ожидая грома. Но грома не последовало, и небо вновь блистало лазурью.
        - Да, без фонаря туда соваться нечего, - сказал Аскер, выходя из-за развалин.
        Его встретило белое, как алебастр, лицо Дариолы.
        - Что это было? - прошептала она непослушными губами.
        - Вы же говорили, принцесса, что это место охраняет какое-нибудь заклятие
        , - ответил Аскер.
        Вечером, получив очередное письмо Моори, в котором опять не было ничего определенного, Аскер взял фонарь, вывел из стойла Сельфэра, сел в седло и поскакал искать подземелье.
        Сумерки напрочь преображали пейзаж, и то, что днем выглядело хорошо знакомым, сейчас приобретало чужие и потусторонние очертания. Сказывалось и то, что днем Аскер плыл по воде и сворачивал по велению Дариолы в самых неожиданных местах, а теперь он ехал верхом и обозревал пейзаж с высоты берке, а не на уровне берегов, сидя в лодке. Но, несмотря на все трудности, внутреннее чутье Аскера вело его прямо к цели. Сельфэр, как черная тень, пересекал лужайки, птицей перелетал кусты и узкие речушки.
        Наконец показались развалины старого подземелья. Аскер подъехал к ним с другой стороны и сразу увидел чернеющий вход. Соскочив с Сельфэра, он привязал его к дереву и направился к развалинам.
        Легкий ропот пробежал по деревьям. Аскер оглянулся, но только звезды смотрели на него с заоблачных высот. Тогда, собравшись с духом, он подошел ко входу в подземелье и спустился на несколько ступенек.
        Ему сразу пришлось остановиться. Внезапный резкий порыв ветра, возникший за руинами, налетел на него, толкнул в грудь, раздул полы одежды и едва не загасил фонарь.
        За спиной раздался истеричный визг Сельфэра. Аскер оглянулся. По лужайке перед руинами плясали серые тени, нутро которых отсвечивало дымно-багровым пламенем. Не обращая внимания на берке, тени приближались к Аскеру, смыкая круг и растопырив руки с крючковатыми пальцами.
        Аскер невольно схватился за то место на поясе, где должна была висеть сабля, но сабли там, разумеется, не было, да она ему и не пригодилась бы в борьбе с призраками.
        - Чего вы от меня хотите? - спросил он, пытаясь придать голосу оттенок повелительного негодования.
        Глаза призраков загорелись золотистым пламенем, и они сомкнули круг еще плотнее.
        - Ты посягнул на Стиалор! - проревели они, воздев руки к небу.
        - Как вы сказали? Стиалор? - Аскер на миг забыл, где он находится и кто перед ним. Его интересовало только одно: не ослышался ли он.
        - Стиалор! - завопила толпа призраков, потрясая когтистыми лапами. Некоторые из них были уже так близко, что стоило им протянуть руки - и они схватили бы Аскера.
        В критических ситуациях лучше всего делать то, чего противник ожидает меньше всего. Развернувшись к теням спиной, Аскер уверенным шагом начал спускаться в подземелье, крепко сжимая в руке фонарь. Спиной он чувствовал, как они спускаются следом за ним, как его затылок обжигают их ледяные взгляды. Фонарь бросал переливчатые блики на неровные стены коридора, но его света хватало только на то, чтобы осветить три-четыре ступеньки перед собой. Лестница казалась бесконечной, и каменный свод, нависший над головой, становился все ниже, а коридор все уже. Призраки следовали за Аскером гуськом, по одному, и Аскер чувствовал, как передний при каждом выдохе исторгает из своей утробы запах тлена и могилы.
        Спускаясь все ниже, Аскер натыкался на полуистлевшие кости, которые лежали здесь веками, не в силах рассыпаться в прах в этом застоявшемся сухом воздухе. Они не были убиты - они умерли сами, не выдержав пытки страхом от бесконечного спуска по лестнице и смрадного дыхания в затылок.
        Спотыкаясь каждый раз о кости, Аскер ощущал все сильнее, как ужас капля по капле проникает в его душу. Надо было что-то срочно предпринять, пока он не упал здесь с сердцем, разлетевшимся в куски. Резко остановившись, он обернулся назад и поднял фонарь над головой. Передний призрак, продолжавший идти по инерции, налетел на Аскера.
        - Ой! - вырвалось у духа, и Аскер ощутил, как его плоть и бесплотное тело духа от резкого столкновения проникли друг в друга. Кровь в этом месте перестала течь по жилам, и сердце остановилось, но дух, похоже, чувствовал себя не лучше. Чудовищным усилием воли он рванулся назад и освободил свою серую субстанцию от смертельного слияния.
        - Прошу быть поосторожнее, - заметил Аскер ледяным тоном, от которого его самого мороз продрал по коже.
        Духи подняли вой. Их уязвимость стала очевидной, и они отступили на шаг назад.
        Поняв, что призраки, как истинные рабы чужой силы, боятся всякого, кто сам их не боится, Аскер смерил их презрительным взглядом, снова повернулся к ним спиной и сделал шаг вперед.
        Пронзительный свет фонаря вырвал из серости камней деревянную дверь, обитую железом. Аскер, памятуя о другом подземелье, гораздо менее мрачном, потянул дверь на себя вместо того, чтобы толкать ее. Дверь распахнулась настежь, словно кто-то подтолкнул ее изнутри. Из щели в полу перед дверью выбивался алый удушливый дым со сладковатым трупным запахом.
        Аскер зажал нос и вошел в дверь. Миновав облако дыма, он очутился в небольшой круглой комнате со множеством ниш в стенах. Посреди комнаты на возвышении стоял металлический аппарат причудливой конструкции. Вокруг подставки аппарата на сложной системе рычагов крепились шесть вогнутых зеркал, которые могли менять свое положение. Над этими шестью зеркалами располагалось седьмое, плоское, с отверстием посредине. В центре аппарата был неподвижно закреплен огромный граненый кристалл, отражавший свет фонаря всеми цветами радуги.
        Аскер в восхищении остановился перед Стиалором. Сколько тысячелетий прошло со времен создания этой машины, но ни одна деталь не поржавела, ни одно зеркало не треснуло! Аскер обошел аппарат кругом, чтобы получше рассмотреть его. Времени у него было мало: алый дым постепенно заполнял собой всю комнату, растекаясь клубящимся ковром по полу и заволакивая потолок.
        Лихорадочно запоминая каждую деталь прибора, Аскер краем глаза замечал, как призраки по одному вплывают в открытую дверь и рассредоточиваются по комнате. Когда все они зашли, каждый стал у стены, напротив одной из ниш, и получилось так, что каждому духу досталось по нише. Словно по тайному знаку, призраки разом повернулись к своим нишам и запустили туда правые руки, а когда вынули их, то в каждой сверкал меч.
        Аскер внутренне подобрался, но продолжал делать вид, что рассматривает Стиалор. Как он клял себя в душе, что не захватил с собой своей обоюдоострой сабли!
        Один из призраков - тот, что шел первым, выступил вперед и упер конец меча в пол перед собой.
        - Ваше поведение, незваный гость, мне непонятно, - прошипел он. - Может быть, вам безразлично наше присутствие?
        Аскер обернулся к нему как можно медленнее.
        - Может быть, - прошипел он в ответ. - Тот, кому вы служите, зря побеспокоился.
        В душе Аскера начинал закипать гнев, вытеснив все остальное. Их здесь собралось по меньшей мере дюжины две, и все с мечами - так неужели они его здесь прирежут, как дрилина?
        Собравшись с силами, Аскер произнес про себя два слова. Бело-золотая молния с треском пролетела у него между кончиками растопыренных пальцев. Призраки отпрянули, опустив мечи.
        - Сиа? - прошипел старший.
        - Сиа, Сиа, - забормотали остальные, зажимая в кулаке левой руки большой палец - точно так же, как это делал Моори, желая уберечь себя от темных чар.
        Этот предрассудочный жест до того нелепо выглядел в исполнении призраков, что Аскер рассмеялся. Его хохот раскатился по всему подземелью, заставив призраков отступить к самой стене.
        - Повелитель! - взвыл призрак, подымая белесые глаза к потолку и обращаясь к кому-то вне пределов подземелья. - Он нас больше не боится! Мы бессильны что-либо сделать, прости нас!
        И, закрыв лица руками, призраки растаяли в дыму.
        Когда непосредственная опасность миновала, страх, как реакция, вновь вполз в душу Аскера, потеснив торжество победы. Отмахнувшись руками от лезшего в глаза едкого дыма, Аскер ринулся к двери, но она со зловещим стуком захлопнулась перед ним. Тогда он пнул ее ногой изо всех сил, но дверь не поддалась. Дикое злорадное завывание огласило своды подземелья, отразившись в нишах тысячеголосым эхом.
        Упершись правой рукой в дверь, Аскер вновь произнес заклятие, и ослепительная струя света, скользнув по руке, обежала дверь. Все гвозди, скреплявшие доски, со звоном вылетели из своих гнезд, раскатившись далеко по лестнице. Железные полосы упали, открывая проход наверх. Аскер, не чуя под собой ног, в один миг взлетел по лестнице и оказался наверху.
        Картина, представшая его глазам, окончательно доконала его истощенный мозг. Полуденное солнце, неизвестно когда успевшее взойти, равнодушно освещало развалины, а перед входом в подземелье, преграждая дорогу, сидела серая птица с бельмами на глазах.
        - Бирхаз... - пробормотал Аскер и свалился без сознания.
        Глава 19
        Очнулся Аскер только к вечеру, когда на востоке уже загорались первые звезды. Сельфэру наконец удалось растолкать своего господина, и, увидев, что его усилия увенчались успехом, берке радостно и тихонько всхрапнул. Подтолкнув Аскера в спину, он помог ему подняться и стал на колени, когда тот садился в седло. Аскер похлопал берке по шее и поскакал во дворец.
        Появление Аскера во дворце было встречено настороженными и любопытными взглядами. Разумеется, никому не возбранялось покидать королевскую дачу в любое время суток и возвращаться, когда вздумается, но таинственное исчезновение посланца Эстореи породило уйму сплетен и слухов.
        На вопрос короля о причине его отлучки Аскер ответил, что был у одного знакомого в Айларолле, и этот ответ, по-видимому, удовлетворил короля, который не имел права просить отчета о своих действиях у иностранных подданных. Все остальные тоже с готовностью приняли эту версию, но глаза принцессы Дариолы говорили о том, что она догадывается, где был Аскер. Ее взгляд говорил и о том, что она не может понять, как он оттуда вернулся, да еще целый и невредимый. Но Аскер ни единым словом не обмолвился о своей прогулке, и Дариоле ничего другого не оставалось, как строить собственные предположения относительно происшедшего в подземелье.
        Пятнадцатого немастеф весь багаж принцессы Дариолы был упакован, все напутствия были произнесены, и пышный кортеж, состоящий из двух карет, шести повозок и эскорта в сорок восемь всадников, не считая офицеров, покинул Лиалурин.
        Темпы передвижения кортежа выводили Аскера из всякого душевного равновесия. Десять гин в час - вот тот предел, который никак не могли преодолеть рыхлые, массивные, лопоухие берке Корвелы, несмотря на все понукания кучеров. Жара действовала на них, как огонь на воск, и эти сильные, но медлительные животные с трудом переставляли ватные ноги.
        Три часа до Айлароллы совсем доконали Аскера. На своем легконогом скакуне он носился от головы кортежа к хвосту и обратно, подбадривая отстающих и поминутно поглядывая на солнце. Латриэль, сидевший в карете с принцессой, попробовал было пошутить по этому поводу, но принцесса так резко оборвала его, что он с полчаса не раскрывал рта.
        В Айларолле был сделан долгожданный привал, и Дариола употребила это время в основном на то, чтобы попрощаться со слугами и захватить с собой еще целую гору крайне необходимых ей мелочей вроде расчесочек, зеркалец, щипчиков и прочих женских принадлежностей. Латриэль вызвался помогать ей, и дело шло тихо-мирно, пока в поле зрения Дариолы не появился Аскер. Латриэль был выдворен из гардеробной со строгим наказом проверить здоровье берке и состояние повозок, а Аскер усажен в самое удобное кресло.
        - Скажите, принцесса, - спросил Аскер, лениво перебирая содержимое одной из бесчисленных шкатулок, - почему вы так строги к господину Латриэлю? Он, бедняга, чахнет прямо на глазах. Так он, глядишь, и до Паорелы не доедет.
        Дариола пожала плечами.
        - Почем я знаю? Вероятно, он мне надоел, вот и все. Я его вижу с самого детства, каждый день, представляете, господин Аскер? Легко ли мне, подумайте сами?
        Аскер опустил голову, сделав вид, что одно жемчужное ожерелье из шкатулки его очень заинтересовало. Ему было искренне жаль Латриэля, и его душил смех от двусмысленности ситуации. Чтобы не выдать своего настроения, он решил сменить тему.
        - Принцесса, какой дорогой мы поедем в Паорелу?
        - Что вы имеете ввиду, господин Аскер?
        - Я имею ввиду, что в Паорелу можно ехать по суше, через Бреган, Глерин, Гизен и так далее, а можно по морю, из Арморелины до Маэркела, а оттуда уже и до Паорелы. Видите ли, принцесса, если мы поедем по суше, то это по самым скромным подсчетам займет около пятнадцати дней, а с учетом непредвиденных задержек - и все три недели. Если же плыть по морю, то, поскольку ветры дуют попутные, можно управиться всего за неделю.
        - Неужели такая большая разница? Тогда, конечно, поплывем! Можете сказать об этом офицерам, господин Аскер.
        До Арморелины добирались два с половиной дня. Теперь уже Аскер сидел в карете с принцессой, а Латриэль конвоировал кортеж, лишь изредка осаживая берке возле кареты, чтобы спросить, не нужно ли принцессе чего-нибудь, на что она неизменно отвечала, что у нее все есть.
        В Арморелине заранее посланный вперед офицер уже зафрахтовал один из королевских фрегатов под почетную миссию - везти дочь короля Лиэрина. Пока бесчисленные тюки и чемоданы сгружали на фрегат, Аскер сходил на почту и получил последнее письмо Моори, присланное сюда до востребования. Ничего существенного в письме не содержалось, кроме того, что принц Лабеон изъявил желание самолично побывать на месте военных действий.
        Восемнадцатого немастеф королевский фрегат Корвелы отчалил от пристани Арморелины и взял курс на Маэркел. В порту собралось почти все население города, чтобы пожелать счастливого пути принцессе Дариоле. Палили из пушек, кидали вверх головные уборы и выкрикивали слова напутствия, - в общем, все было очень трогательно.
        Ветры дули самые благоприятные, и фрегат несся по поверхности моря, едва касаясь гребней волн. Дариола целыми днями сидела на носу корабля и развлекала экипаж своим пением, Латриэль аккомпанировал ей на целерио, а Аскер, запершись в каюте, по памяти рисовал чертежи Стиалора.
        Так продолжалось два дня. Но недаром море Асфариг называют Капризным: на вторую ночь неизвестно откуда налетел ветер, поднялся шторм, фрегат начало кидать с волны на волну. Море потопом заливало палубу корабля, грозясь смыть за борт все, что плохо лежало. Матросы, не дожидаясь, пока буря разыграется, спустили паруса, и капитан велел пассажирам никуда не выходить из кают, а сидеть тише воды, ниже травы. Правда, принцессу и Латриэля просить было излишне: при первых признаках шторма они заперлись в каюте, так что запрет относился главным образом к Аскеру, которого никак нельзя было согнать с палубы.
        Отважный рулевой, привязав себя к штурвалу канатом, лавировал между черными зияющими пропастями, направляя фрегат то на одну водяную гору, то на другую, и пытаясь придерживаться намеченного курса. Волны перекатывались через палубу, как сами хотели, взметая вверх тучи соленых брызг. В разрывах между облаками проглядывала красноватая луна, высвечивая на фоне черной пучины серебристые гребни волн и окрашивая их своим светом в кровавый оттенок. Море бесновалось и торжествовало, заполучив в свои ледяные липкие руки очередную жертву.
        По качающейся и прыгающей под ногами палубе Аскер добрался до каюты принцессы. Латриэль был уже там. Судорожно вцепившись в подлокотники прибитого к полу кресла, принцесса ежеминутно нюхала флакон с ароматической солью. Литта прикладывала к ее вискам холодные примочки, хотя сама нуждалась в них не меньше. Латриэль попробовал развлечь принцессу рассказом, но рассказывал он таким жалобным тоном, что принцесса обозвала его идиотом и пожелала ему не раскрывать рта до самого Маэркела.
        На фоне бледно-зеленых лиц собравшихся лицо Аскера, которого морская болезнь не брала, выглядело почти вызывающе.
        - Господин Аскер, - простонала Дариола, - как мне плохо! Сделайте хоть что-нибудь...
        У Аскера сжалось сердце при виде страданий собравшихся в каюте.
        "Может быть, и в самом деле нужно было ехать по суше?" - подумал он.
        - Потерпите еще полчаса, принцесса, - сказал он Дариоле. - Я попробую что-нибудь сделать.
        Хватаясь за стены, Аскер полувышел-полувыполз из каюты. Его тут же накрыла волна, налив полные уши воды. Скользкая палуба ездила под ногами из стороны в сторону, небо переворачивалось и каждый миг грозило обрушиться на голову, но Аскер, держась за перила, вскарабкался на нос фрегата и повис на конце каната, которым обвязался рулевой.
        - Разве капитан вам не говорил, чтобы вы сидели в каюте? - закричал тот, перекрывая грохот бури, но его голос доносился словно с другого конца света.
        - Уже и прогуляться нельзя! - закричал Аскер еще громче, схватив канат покрепче. - Как вы думаете, долго ли продлится эта свистопляска?
        - Почем я знаю? - заорал рулевой. - Буря прилетела с Броглона, а значит, сутки, не меньше!
        - Сутки! - завопил в отчаянии Аскер, вытряхивая воду из ушей, но следующая волна с лихвой восполнила то, что ему удалось вытряхнуть. - Принцесса меня убьет: это я потащил ее по морю!
        - И поделом! - крикнул рулевой, которому до Аскера не было никакого дела.
        Отцепившись от каната, Аскер с попутной волной скатился на корму и застрял там между двумя бочками, надежно привязанными к палубе. Его упрочившееся положение дало ему возможность сосредоточиться. Закрыв глаза и обхватив руками одну из бочек, Аскер влился внутренним взором в круговорот бури и полетел строго ей навстречу, ища очаг ее зарождения.
        Поднявшись навстречу бьющему в лицо потоку, он увидел под собой скалистый, изрезанный заливами и истыканный подводными камнями берег. Неподалеку от берега на голом, как колено, месте из камней размером с тележное колесо был сложен громадный очаг, в котором горели покрученные ветки какого-то кустарника. Вокруг костра сидело двое сгорбленных авринов в багряных одеяниях с капюшонами, надвинутыми на лица, и множество каких-то бесплотных теней, подозрительно напоминавших тех, что встретились Аскеру в развалинах. Аврины беседовали между собой; один из них время от времени подкидывал в костер новых веток. Говорили они на хенгорском, так что Аскер их без труда понимал.
        - Хорошо посидеть ночью у костра на берегу моря, - сказал один. - Верно, Ургубд?
        - Особенно когда знаешь, что костер этот священный, - сказал другой и снова подкинул веток в костер. - Как ты думаешь, Гарилаф, что сейчас происходит на море?
        - Откуда мне знать, Ургубд?
        - Сейчас там буря. По морю плывет суденышко с одним мерзавцем на борту, и будет совсем неплохо, если оно потонет.
        - Кто заказал тебе эту бурю, Ургубд? - поинтересовался Гарилаф.
        - Нет, Гарилаф, на этот раз я сам решил, что неплохо бы ему потонуть. У меня с ним счеты, - правда, он об этом не знает. Он пробрался в подземелье, которое охраняли мои духи - ну, ты знаешь, я снял с этого подземелья древнее заклятие по просьбе нашего общего аргеленского партнера, и они его охраняли на случай, если туда кто-то сунется. Так этот мерзавец довел их до такого состояния, что они сутки ничего не ели - ни праха, ни падали, ни земли с могил, а вожак даже заболел.
        Тени, сидевшие вокруг костра, дружно завыли.
        Ургубд снова запустил руку в кучу веток и, выудив несколько, подкинул в огонь.
        - Не надо расстраиваться, Ургубд, - сказал Гарилаф, поглаживая седую бороду, торчавшую из-под капюшона. - Это всего лишь мелкая неудача, о которой знаем только ты да я. Ты лучше вспомни, сколько эсторейских солдат ты отправил на тот свет!
        - Четыре отряда, - хихикнул Ургубд. - Они, наверное, до сих пор не могут понять, куда они делись. До чего приятное дело! И главное, что наш аргеленский партнер отвалил мне за него четыре сотняги - по сотняге за каждый отряд.
        - А не жирно ли? - покачал головой Гарилаф.
        - Было бы жирно - не отвалил бы: ты же его знаешь. Нет, здесь главное - не пропажа солдат, а деморализация войска противника.
        Оба старика злорадно захихикали.
        Аскер больше не мог пассивно наблюдать эту сцену. Он терпел, пока его называли мерзавцем, но когда дело дошло до пропавших отрядов, из-за которых в Виреон-Зоре и произошел такой переполох, Аскер решил, что нужно действовать. Он стал обшаривать взглядом место вокруг костра в поисках чего-нибудь подходящего, но смог обнаружить только пустое ржавое ведро.
        И это уже было неплохо.
        - Ну, я пошел спать, - сказал Гарилаф, вставая. - И что-то в голове зашумело...
        - Иди, иди, - сказал Ургубд, подкидывая веток в костер.
        Но стоило Гарилафу скрыться из виду, как поведение Ургубда резко изменилось. Он судорожно дернулся и обеспокоенно посмотрел на небо. Ничего там не обнаружив, он вновь потянулся за ветками, но вдруг его руки задрожали и сами собой потянулись к ржавому ведру. В ужасе отдернув руку от ведра, Ургубд что-то быстро забормотал, но это было уже бесполезно. Теряя остатки собственной воли, он схватил ведро и сперва медленно, а потом все быстрее побежал к морю, зачерпнул воды и уже стремглав кинулся обратно к костру. Выплеснув воду в огонь, он побежал за второй порцией, и так продолжалось до тех пор, пока окончательно остывшие угли не издали прощальное шипение и не погасли. Проделав это, вконец обессиленный колдун последний раз побежал к воде и рухнул в черные волны.
        Призраки подняли ужасающий вой и взмыли в небо, оглашая побережье леденящими воплями. На этот вой прибежал Гарилаф. Он подбежал к тому месту, где упал Ургубд, но увидел только, как по воде в разные стороны расплываются маленькие черные змейки.
        Буря улеглась. Тучи в небе растаяли, и с луны сошел багроватый оттенок. Море, словно прося прощения, ласкалось к кораблю и несло его по водной глади вперед, к Маэркелу. Рулевой устало вытер мокрый лоб и облегченно вздохнул, недоумевающе покачав головой.
        Выбравшись из скользких объятий бочек, Аскер встал, отряхнул с себя, сколько смог, воды и пошел к каюте принцессы.
        Дариола, как настоящая женщина, томно закатила глаза и простонала:
        - Господин Аскер, где вас носило? Уже двадцать минут, как я жду вас - не дождусь.
        - Но, принцесса, там была буря, и меня все время смывало на нос, так что я никак не мог попасть в вашу каюту. И, к тому же, у меня есть более веское оправдание: я молился Нуру о прекращении бури.
        - Какой вздор! - выпалил Латриэль. - Станет Нур прислушиваться к блеянию какого-то аврина у себя под ногами!
        Дариола смерила Латриэля таким взглядом, что он тут же дал себе зарок, что не откроет рот до самого Маэркела.
        - Латриэль, да вы богохульствуете! - воскликнула Дариола. - Боги всемилостивы, несмотря на ту чушь, которая написана в Нагана-Сурра! И потом, ведь богиня Матена прислушалась к молитве господина Аскера, когда эстеане брали Фан-Суор.
        Этот последний довод сразил Латриэля наповал, и он в самом деле соблюдал свой зарок молчать до Маэркела неукоснительно.
        Остаток путешествия прошел спокойно. Аскер отправил с гаэром письмо, указав в нем ориентировочное время их прибытия в Маэркел. Его несколько беспокоило то, что, плывя по морю, он не имеет возможности получать от Моори писем, но он успокаивал себя, повторяя много раз, что за эти два с половиной дня ничего не может произойти.
        Двадцатого немастеф в три часа пополудни королевский фрегат Корвелы пристал к пирсу Маэркела.
        Аскер выглянул из своей каюты, ожидая увидеть в порту примерно то же ликование и душевный подъем, что и в Арморелине, но ничего такого не увидел. Порт жил своей обычной жизнью: суда прибывали и отбывали, пассажиры сходили на берег, и толпы народа, обычные для портовых городов, собрались здесь вовсе не по случаю приезда принцессы из Корвелы. Среди общего гомона не было слышно приветственных криков, и тем более никто не кидал шапки в воздух. Это не на шутку встревожило Аскера. Он зашел к принцессе и сказал, что сойдет на берег и приготовит все, чтобы принять ее на земле Эстореи, как подобает.
        Бегом сбежав по трапу на причал, Аскер налетел на Моори, который стоял возле самого корабля и потому не попал в поле зрения Аскера, когда тот обозревал порт.
        - Лио, куда это ты так торопишься? - с улыбкой спросил Моори.
        - Ой, Эрл, я тебя не заметил! Объясни мне, что здесь происходит? Все как будто сговорились и ходят с каменными лицами. Никакой радости по поводу приезда невесты наследника престола! В чем дело, Эрл?
        - Лио, успокойся и смотри на меня. Может, пойдем присядем?
        - Да нет, я постою. Выкладывай, я слушаю.
        - Может, все-таки присядем?
        - Да что здесь, в конце концов, случилось такое, что я должен присесть?!
        - Понимаешь, Лио... - Моори спрятал глаза подальше. - Не знаю, как тебе сказать... Лио, наберись мужества. Твоя миссия провалилась.
        - То есть как - провалилась?! - Аскер не мог поверить своим ушам. - Уж не хочешь ли ты сказать мне, что, пока я тут ездил, принц Лабеон женился на другой? А ну-ка, рассказывай все по порядку.
        - По порядку так по порядку. Я тебе, кажется, писал, что принц Лабеон собирался посмотреть на военные действия. Ну вот, собрался он, значит, и поехал прямиком в Фан-Суор. Уж не знаю, какого черта ему там надо было, но вчера утром... О боги! Вчера утром он велел накрыть себе стол к завтраку на крепостной стене, чтобы посмотреть, как там наши сражаются. А наши внизу с аргеленцами проводили нечто вроде разминки - обменивались стрелами. Утро было сырое, туманное, принц рано вставать не привык... Вот он сидел за столом и зевал в свое удовольствие.
        Моори сделал паузу, собираясь с духом.
        - Лио, ты не поверишь! Шальная аргеленская стрела долетела до крепостных стен и угодила принцу прямо в раскрытый рот! Сразу мозги - наружу и дух - вон.
        С минуту друзья стояли, опустив головы. Нелепая смерть принца грубо нарушила все планы, превратив блестящую идею в пустой звук.
        - Но не везти же мне ее обратно! - в отчаянии воскликнул Аскер, прервав молчание. - Это же громаднейший скандал на весь Скаргиар и его окрестности! В Паореле меня заклюют: это ведь была моя идея, и все последствия министры с радостью спихнут на мои плечи! Что я скажу королю?
        - Да, Лио, к королю на глаза лучше не соваться. Он в таком горе, что смотреть просто невозможно. Он проклинает все на свете: войну, которая отняла у него сына, а у страны - наследника престола, неосторожность принца, которому обязательно надо было завтракать на крепостной стене, и распущенность нравов.
        - А это здесь при чем?
        - Если бы принц прикрывал рот рукой во время зевка, как предписывают правила хорошего тона, то стрела попала бы в руку и принц был бы всего лишь ранен.
        - Как, однако, метко подмечено! - саркастически заметил Аскер.
        - Как бы ни было подмечено, Лио, он - король. Он потерял сына, и теперь одна Ранатра знает, на что он способен.
        - Еще чего доброго, он спихнет на меня и гибель принца, если я буду иметь неосторожность попасться ему под руку! Это же опять-таки я просил его, чтобы принц был в Паореле или где-нибудь поблизости.
        - А что ты думаешь, Лио? И такое может быть! И тогда он точно отрубит тебе голову, как пить дать.
        - Так что же мне делать, Эрл?
        - Бежать отсюда как можно скорее. Скаргиар велик, и на его окраинах преступление, совершенное здесь, кажется мелочью. Очень удачно, что мы сейчас в порту. Мы можем сесть на любой корабль и плыть куда глаза глядят.
        - Нет, погоди, Эрл, - остановил его жестом Аскер. - Во-первых, ты точно никуда не поедешь. Я уже говорил тебе, что я не такой эгоист, чтобы заставить своих друзей мчаться по моему слову на край света, тем более, что моей жизни угрожает опасность. А во-вторых, еще есть принцесса. Я ее сюда привез, и выходит, что я за нее отвечаю.
        - Лио, да ты рехнулся? Кому грозит отсечение головы - тебе или ей? Ты лучше о своей шкуре думай, а не о принцессе, которая сидит в каюте своего корабля на подушках, где не течет и на голову не каплет!
        Аскер нервно заходил взад-вперед по причалу, заложив руки за спину и уставившись в землю перед собой. Совет Моори, несмотря на всю его правильность, казался ему чем-то грязным и отвратительным. Аскер знал, что если он ему последует, то его совесть не даст ему жить на белом свете, как бы далеко он ни уехал, а репутация будет бесповоротно испорчена. Его мысль лихорадочно металась в поисках выхода из создавшейся ситуации.
        И выход был найден.
        Резко остановившись посреди причала, Аскер вскинул голову и бросил на Моори торжествующий взгляд.
        - Эрл, безвыходных ситуаций не бывает! - воскликнул он. - У нас будет свадьба, и жених найдется!
        - Лио, ты сошел с ума. Тяжелые новости плохо отразились на твоем рассудке. Уж не намерен ли ты оживить принца Лабеона?
        - Не мели вздор, Эрл.
        - Ну хорошо, поищем среди живых. Так-так, гм... Ринар, Дервиалис, Сезирель... Прошу прощения, Сезирель - священник. Остальные - мелкая сошка и в женихи дочери короля Корвелы не годятся. Так кого же ты прочишь в женихи?
        Моори искоса посмотрел на Аскера: в его голове мелькнула кое-какая догадка.
        - О-о, уж не себя ли? Да-а, я вижу, ты там времени зря не терял! И что, невеста согласна?
        Аскер наблюдал за мысленными потугами Моори с нескрываемой иронией, но при последних словах в его глазах появился серый металлический оттенок.
        - Попрошу заткнуться, - сказал он ледяным тоном, - и послушать, что я скажу. Я собираюсь женить на принцессе не кого иного, как короля Аолана Валесиара.
        Эти слова произвели на Моори впечатление разорвавшейся бомбы. Некоторое время он стоял, тупо уставившись в землю, а потом поднял на Аскера побледневшее лицо и сказал:
        - Ну ты, Лио, и наглец!
        Аскер самодовольно улыбнулся.
        - Я буду считать это комплиментом.
        - Считай чем хочешь, но ты-таки наглец! Черт меня побери, но король Аолан - вдовец, и ничто не мешает ему жениться вторично. Вот это трюк! Лио, я преклоняюсь перед твоими мозгами!
        - Так бы сразу. Мне осталась мелочь: уговорить жениха и невесту. Сначала займемся невестой. Да, Моори: я надеюсь, несмотря на все неприятности, вы приготовили для принцессы экипаж?
        - Как ни странно, приготовили.
        - Отлично. Подавай его к кораблю и жди высокую гостью, а я надеюсь, что мне не понадобится много времени на уговоры.
        И Аскер поднялся на борт фрегата.
        Дариола была занята тем, что наблюдала, как Литта упаковывает ее вещи. Принцесса находилась в дурном расположении духа, как и все, кто ожидает пересадки с одного вида транспорта на другой. Латриэль пытался развлечь ее игрой на целерио, но это мало помогало.
        Зайдя в каюту, Аскер окинул взглядом кавардак, царивший в ней, и, не обратив особого внимания на Латриэля, обернулся к Дариоле.
        - Принцесса, мне нужно поговорить с вами, - сказал он.
        - Говорите, господин Аскер, это хоть немного развлечет меня.
        Только теперь Аскер удостоил взглядом Латриэля, и взгляд этот был не из самых приветливых.
        - Прошу прощения, принцесса, но мне необходимо поговорить с вами с глазу на глаз.
        - Латриэль, выйдите, - сказала Дариола. - И ты, Литта, тоже.
        Но Латриэль, который с самого приезда Аскера в Лиалурин копил на него обиду, вскочил и закричал, пожирая Аскера глазами:
        - Да что это такое, в конце концов?! Латриэль - то, Латриэль - се, Латриэль, не вертись под ногами! Господин Аскер, вы обращаетесь со мной, как с предметом меблировки! Вы - наглец, каких мало!
        Аскер расхохотался: четверть часа тому назад ему сказали то же самое, но с совершенно противоположным смыслом.
        - Как хорошо было, когда вы молчали, господин Латриэль! - сказал он, страдальчески закатив глаза. - Не обижайтесь, прошу вас: мне в самом деле нужно поговорить с принцессой без свидетелей.
        Латриэль, ни слова не сказав, выбежал из каюты. Аскер занял его кресло и повернулся к Дариоле.
        - Принцесса, - сказал он, приняв самый серьезный вид, - известия, полученные мною сегодня, возможно, шокируют вас, но, как говорится, нет худа без добра. Вчера утром принц Лабеон, ваш жених, защищая свою землю от неприятеля в Фан-Суор, пал смертью храбрых.
        Аскер сделал паузу, чтобы посмотреть, как Дариола воспримет это известие.
        - Какая жалость! - сказала она. - Значит, я зря тащилась через три моря за тридевять земель? Свадьбы не будет, и я вернусь домой, чтобы киснуть в этом забытом всеми богами Лиалурине!
        Убедившись, что кончина жениха ее нисколько не волнует, Аскер сказал:
        - Я рад, принцесса, что ваш взгляд на вещи совпадает с моим собственным. Принц Лабеон был серым пятнышком на пестром полотне жизни: никому не доставил огорчений, но и радости тоже не доставил. Это был не аврин, а только место для титула. Он умер - титул исчез. Но вам, принцесса, разумеется, не безразлично ваше собственное положение, на которое смерть принца повлияла не лучшим образом. Я вполне понимаю ваше огорчение и разделяю его. Скажу вам, принцесса, что на меня смерть принца повлияла в гораздо большей степени, чем на вас.
        - Насколько более серьезно? - обеспокоенно спросила Дариола.
        - Скажем... это грозит мне смертной казнью.
        Зрачки Дариолы от ужаса расширились.
        - О боги! Неужели вы, господин Аскер, можете умереть?
        - Увы, это так. Вы не знаете короля Аолана, принцесса, а я его знаю, и это знание внушает мне серьезные опасения. Король Аолан - слабовольный правитель, недаром его прозвали Тюфяком. Он прислушивается к своим министрам, а вернее, они часто диктуют ему, что он должен делать. Это так легко - внушать ему свои мысли, если за это умело взяться! Пока я был при нем, он слушал то, что я ему говорил, но теперь, когда меня не было почти месяц, другие заняли мое место и нашептывают королю на уши всякую клевету про меня.
        - Но ведь вы ни в чем не провинились, господин Аскер! - воскликнула Дариола, схватив его за руку.
        - Это еще как посмотреть... Я отлично знаю, что скажут про меня мои недоброжелатели, стоит мне явиться перед королевские очи. Во-первых, я должен буду отправить вас обратно в Корвелу, что неизбежно вызовет скандал. Во-вторых, лишившись по моей вине кредита доверия у короля Корвелы, Эсторея не получит военной подмоги, на что мы очень рассчитывали. И третье, самое главное: они скажут, что принц Лабеон погиб по моей вине.
        - Но это же абсурд! - негодующе воскликнула Дариола.
        - Не совсем так. Уезжая, я просил короля, чтобы к моему возвращению принц находился в Паореле, а не в северо-восточных провинциях, где он обычно охотится, и король мне сказал, что он вызовет принца немедленно. А дальше все очевидно: принц, который славится своей склонностью к хандре, смертельно заскучал в столице и испросил у короля разрешения проехаться хоть куда-нибудь. И прямая дорога ему была к месту военных действий, где его и укокошили на радость королеве Геренат.
        - Я все равно не понимаю, господин Аскер, при чем тут вы?
        - Ну как же? Если бы я не додумался устроить эту свадьбу, принц так и сидел бы в своем Гизене, живой-здоровый.
        - Это ужасно! В каком подлом мире мы живем! - с горечью воскликнула Дариола. - Нет, я не могу смириться с тем, что вам отрубят голову! Поедем в Корвелу, к папочке, и я все ему расскажу, как на духу. Я уверена, он предоставит вам убежище и защиту, возьмет вас к себе на службу. Мой папочка очень умен, и он оценит вас по достоинству.
        Аскер откинулся в кресле и улыбнулся.
        - Я бесконечно благодарен вам, принцесса, за ваше предложение, и высоко ценю ваше великодушие, но позвольте мне отказаться. У меня есть другое предложение.
        - Какое же у вас может быть предложение в этой ужасной ситуации?
        - Король Аолан - вдовец, а значит, неженат. Итак, у нас есть невеста и неженатый король. Вы меня понимаете, принцесса?
        Дариола обладала гибким умом, и долго догадываться ей не пришлось.
        - Вы хотите сказать, - медленно проговорила она, - что я могу выйти замуж за вашего старого Тюфяка?
        У Аскера все оборвалось внутри. Конечно, он был излишне самоуверен. Она откажется.
        Но вместо этого Дариола, забыв о приличиях, вскочила с кресла, повисла у него на шее и поцеловала сразу в обе щеки.
        - Господин Аскер, вы - гений! - завопила она. - Свадьба состоится, и я не еду в Лиалурин! Я стану не женой наследника престола, а сразу королевой, и весь двор будет ползать у меня под ногами!
        - Да, вы будете королевой, - сказал Аскер, аккуратно отстраняя ее от себя. - Но, моя королева, существует одно маленькое препятствие: король Аолан еще не знает о том, что он - жених, а когда узнает, то может не согласиться, и тогда мне отрубят голову.
        При упоминании о том, что Аскеру все-таки должны отрубить голову, Дариола болезненно скривилась, словно это ее шеи уже коснулся топор палача.
        - Господин Аскер, этого не должно произойти! - воскликнула она в отчаянии. - Что я должна делать, чтобы этого не случилось?
        Аскер пристально посмотрел на Дариолу, гадая, где же предел ее самопожертвованию. Он в очередной раз подумал, что своей душой лучше распоряжаться самому.
        - Вы бесподобны, принцесса, - сказал он с улыбкой, в которой была и доля жалости. - Вам ничего не нужно делать. Это моя голова, и то, насколько крепко она держится на моих плечах, - тоже моя забота. А теперь не пора ли нам на берег? Мой друг, Эрлан Моори, уже все приготовил к вашему отъезду из Маэркела.
        Когда Дариола спускалась по трапу, опершись на руку Аскера, экипаж, запряженный четверкой резвых эсторейских скакунов, уже ждал ее на причале.
        - Как здесь тихо, - заметила Дариола, оглядывая порт.
        - Все думают, что свадьбы не будет, - со смешком сказал Аскер.
        От кареты отделился Моори и тут же был представлен Аскером принцессе. Дариоле он понравился с первого взгляда. Она так и сказала:
        - Господин Моори, вы - воплощение прямоты и честности. Ваше открытое лицо меня к себе располагает.
        Аскер усмехнулся, искоса посмотрев на принцессу: несмотря на всю ее проницательность, она приняла за чистую монету то, что уже давно перестало существовать.
        - Тебе сделали изрядный комплимент, Эрл, - сказал Аскер на ухо Моори, когда Дариола села в карету.
        Моори улыбнулся в ответ, выдав самую простодушную из своих улыбок.
        К трапу одна за другой подъезжали повозки, предназначенные для багажа принцессы, и погрузка шла полным ходом. При виде все новых и новых тюков и чемоданов, которые выносили с корабля дюжие грузчики, Моори все усерднее скреб в затылке.
        - Хоть бы к вечеру с этим управились, - задумчиво сказал он. - Багажа, я вижу, немеряно, а у нас каждая минута на счету.
        Аскер кивнул.
        - Промедление может стоить мне головы, - сказал он со вздохом и подошел к дверце кареты, в которой сидела Дариола.
        - Принцесса, - сказал он, - мне необходимо быть в Паореле как можно раньше. Позвольте мне вверить вас заботам Моори и покинуть вас немедленно.
        - Да, конечно, господин Аскер, - кивнула Дариола. - Поезжайте поскорей. Я буду за вас молиться.
        Аскер поклонился и обернулся к Моори.
        - Эрл, - сказал он, - повезешь принцессу ты. Прошу вас, едьте побыстрее, не ждите обоза с багажом, меняйте берке, если понадобится, но завтра вы должны быть в Паореле. Ты меня понял?
        - Да, Лио. Я не подведу. Желаю удачи.
        Аскеру вывели Сельфэра, он вскочил на него и поскакал на юг, в столицу.
        Глава 20
        Умницу Сельфэра не надо было понукать. Застоявшись во время путешествия по морю, он теперь наверстывал упущенное и развил такую скорость, что только пыль из-под копыт летела. Ветер дул в спину, облегчая скачку, и рваные клочки туч неслись из-за спины, догоняя всадника.
        Когда стемнело так, что нельзя было разглядеть дороги под ногами, Аскер остановился на постоялом дворе, чтобы дать отдохнуть своему скакуну, но, едва солнце позолотило горизонт, он опять был в седле.
        Двадцать первого немастеф в десять часов утра Аскер уже поднимался по лестнице дворца Виреон-Зор. В такой ранний час во дворце из придворных еще никого не было, но слуги, занятые утренней уборкой, кидали на Аскера удивленные взгляды, по которым он понял, что его здесь не ждали.
        Когда король проснулся, то первое, что он увидел, это был Аскер, входящий в спальню. Слегка пошевелив мозгами и вспомнив, какое несчастье постигло его позавчера, король продрал глаза и запричитал:
        - Ах, Аскер, бедный я, несчастный! Убили моего сына, моего родненького сыночка! Как же мне теперь жить на белом свете? Бедный я, несчастный!
        Аскер обернулся к Эдельриву, который всегда находился при короле, и на ухо спросил:
        - Это теперь у вас каждое утро такое развлечение?
        - Не время для иронии, господин Аскер, - так же тихо ответил Эдельрив. - Вы лучше подумали бы о своей голове, которая еще непонятно каким образом держится на плечах.
        Аскера передернуло. Здесь уже успели позаботиться о его судьбе.
        Король закончил размазывать по лицу сопли, и вид у него был самый разнесчастный. Аскер подошел к королевскому ложу и сел на стул у изголовья.
        - Мой король, - проникновенно сказал он, - вся Эсторея скорбит по поводу кончины вашего сына.
        - Вся - скорбит? - переспросил король. - А ты скорбишь, негодяй? Это ведь ты во всем виноват, ты один!
        - Помилуйте, мой король, как же я могу быть виноват, когда меня и в Эсторее-то не было?
        - Виноват - и точка! Если бы не эта свадьба, то принц не поехал бы в Паорелу, а в Фан-Суор и подавно! Дервиалис говорит...
        "Дервиалис! - пронеслось в голове Аскера. - Он не сам до этого додумался, ему подсказали. Кто же?"
        - ...говорит, что ты - аргеленский шпион!
        "Так вот откуда ветер дует! Они хотят плавно натолкнуть меня на мысль стать аргеленским шпионом, идя на поводу у сложившейся репутации. То, что королева Геренат имеет здесь своих шпионов, всякому идиоту известно, но кто они?"
        - Аскер, ты слышал, что я сказал?!
        - Да-да, мой король. Но позвольте мне сказать в свое оправдание несколько слов.
        - Ты меня совсем в могилу загонишь! Говори!..
        - Мой король, я действовал из лучших побуждений. Главной целью этой свадьбы было добиться от короля Лиэрина Клавигера военной поддержки.
        - Ну конечно! Хотели, как лучше, а получилось, как всегда! Это не оправдание, Аскер!
        - Позвольте мне доложить вам, мой король... Принцесса вчера вечером выехала из Маэркела и сегодня прибудет в столицу.
        - О горе мне! Что я слышу... Неужели ты не мог отправить ее обратно прямо из Маэркела? Теперь мне придется ее принять и извиняться за доставленное беспокойство! Какой позор! Какой скандал!..
        Аскер решил, что теперь пора. Оставив блеющий тон, он поднялся со стула и твердо сказал:
        - Скандала можно избежать, мой король.
        - Не рассказывай мне сказки! - застонал король. - Как ты его избежишь?
        - Только одним способом: предложив принцессе партию лучше той, ради которой она ехала сюда.
        - Лучше?! Да кто же может быть лучше моего бедного погибшего сына?
        - Только вы, мой король.
        Эдельрив, стоявший поодаль, тихонько присвистнул. Король же был не в силах произнести ни звука и только моргал глазами.
        - Так каково будет ваше мудрейшее решение, мой король?
        - А... а она красивая? - спросил король, запинаясь.
        - Я выбирал, как для себя.
        Этот циничный и слишком откровенный ответ заставил покраснеть до ушей Эдельрива, видавшего виды, но для короля, всегда доверявшего вкусу Аскера, это было как раз то, что нужно.
        - А, ну тогда ладно, - сказал король. - Скандал отменяется.
        - О мой король! Вы - кладезь премудрости! Только вы один могли пойти на такую жертву ради своего отечества! - воскликнул Аскер, становясь на одно колено и целуя королю руку. - Позвольте мне удалиться и отдать распоряжения относительно апартаментов для невесты. Как вам кажется, мой король, Западная башня Виреон-Зора достаточно роскошна для молодой принцессы?
        - Вполне, Аскер. Именно там помещались комнаты покойной королевы Эгретты - да простят ей боги ее прегрешения! - когда она изредка появлялась в Виреон-Зоре. Иди и приготовь все как следует! Я на тебя рассчитываю. Эдельрив, иди с Аскером и помоги ему.
        Аскер и Эдельрив вышли из спальни и направились в сторону Западной башни.
        - Ну вы, господин Аскер, даете, - сказал Эдельрив, покачав головой. - Не хотел бы я оказаться в числе ваших врагов.
        - Так что же вам мешает, господин Эдельрив?
        - Понимаете, господин Аскер... Впрочем, ничего. Я хочу сказать, что в случае чего вы можете рассчитывать на меня.
        - Спасибо, господин Эдельрив, непременно.
        Хлопоты по устройству Западной башни заняли время до обеда. Туда было снесено все, что показалось Аскеру достойным внимания Дариолы - от буистанских ковров до настольных светильников из шергизской керамики. Помещения были хорошо проветрены, полы подметены, перины взбиты, - словом, все было устроено наилучшим образом для приема высокой гостьи, которая должна была стать здесь хозяйкой.
        В четыре часа пополудни к главному крыльцу дворца подкатила карета принцессы в сопровождении эскорта из двадцати шести всадников. Моори соскочил с берке, подошел к дверце кареты и подал руку Дариоле.
        - Добро пожаловать в Виреон-Зор! - сказал он, кланяясь.
        Дариола ступила на гранитные плиты Дворцовой площади и оглянулась кругом.
        - Какая красота! - воскликнула Дариола, имея ввиду Виреон-Зор, хрустальная облицовка которого сияла на солнце всеми цветами радуги.
        Придворные, которых в эту пору во дворце было уже предостаточно, как по команде сбежались к окнам поглазеть на дочь короля Лиэрина. Они шептались между собой, кидая на нее сверху вниз пренебрежительные взгляды.
        - Взгляните-ка, кто к нам приехал! - говорили они. - Маленькая принцесса из Корвелы! Ай-яй-яй, как нехорошо получилось с вашим женихом! Придется вам, милочка, ехать домой, да что ж поделаешь.
        Услышав пару подобных реплик, Дариола презрительно пожала плечами.
        - Вы слышали, господин Моори? Они желают мне счастливого пути домой, - улыбнулась она. - Какие, однако, добрые! О, а вот и господин Аскер.
        По лестнице и в самом деле спускался Аскер. По тому, что голова у него все еще на плечах, Дариола заключила, что ему не сильно досталось, но все равно на душе у нее было неспокойно.
        - Ну что, господин Аскер, как король? - спросила она, сделав несколько торопливых шагов ему навстречу.
        - Все в порядке, принцесса, - поспешил обнадежить ее Аскер. - Король согласен, да иначе и быть не могло.
        Дариола облегченно вздохнула. Это была первая в ее жизни крупная интрига, и она пока не чувствовала торжества победы, а только облегчение от того, что все обошлось.
        Аскер взял Дариолу под руку и в сопровождении Моори и Латриэля провел ее мимо пронзительных взглядов придворных в Тронный Зал, где сейчас находился король.
        - Принцесса Дариола Клавигер, дочь короля Корвелы и сеньора Вальдера Лиэрина Клавигера! - доложил церемониймейстер Суарон.
        Король немедленно уселся на трон и занял соответствующую позу.
        В дверях Тронного Зала появился Аскер, ведущий принцессу. На голову Дариолы была надета прозрачная накидка, закрывавшая лицо. Этот нехитрый, но действенный трюк Аскер применил, чтобы оглушить короля красотой принцессы и сразить наповал. Вдобавок Дариола опустила голову, так что король со своего места пока ничего не мог разобрать. Они шли очень медленно, ставя ноги одну за другой - Аскер, по своему обыкновению, совершенно бесшумно, а Дариола - стуча каблучками по полированному полу, и сердце короля невольно начало подлаживаться под ритм ее шагов.
        Все то время, пока они шли, Дариола рассматривала короля из-под своей вуали. Он был как раз таким, каким она его себе и представляла: толстым, вялым размазней - одним словом, он был Тюфяк и мог вызвать отвращение у кого угодно. Дариола покрепче вцепилась в локоть Аскера, за который держалась, и по дрожанию ее пальцев Аскер понял, что сейчас она жалеет о затеянной ими авантюре.
        Но вот бесконечное шествие по залу закончилось, и Аскер остановился в трех шагах от трона, как было предписано этикетом. Он поклонился, а Дариола присела в глубоком реверансе, сведя на нет и то немногое, что король пытался разглядеть под вуалью.
        И тут накидка, особым образом закрепленная на голове принцессы, упала к ее ногам. Аскер бросился ее поднимать, краем глаза следя за выражением лица короля. Дариола выпрямилась и гордо задрала вверх подбородок, подставляя свое лицо свету люстр. Король вытаращился на нее, как на неземное видение; у него отпала челюсть и глаза вылезли из орбит. Он встал с трона и протянул к ней дрожащие руки, не в силах произнести ни одного слова.
        - Добейте его, - шепнул Аскер на ухо Дариоле. - Улыбнитесь ему - и тогда он ваш навеки. Вы сможете вить из него веревки, принцесса.
        Слова Аскера подействовали на Дариолу ободряюще. Король стал казаться ей не таким уж противным созданием, и она словила себя на кощунственной мысли, что он чем-то напоминает ей папочку. Дариола улыбнулась ему лучезарной улыбкой и снова присела в реверансе.
        Очнувшись от столбняка, король сделал шаг ей навстречу и сказал сладким голосом:
        - Приветствую вас, о прекраснейшая из смертных! Ваше присутствие здесь наполняет наши сердца несказанной радостью!
        - Для меня большая честь - быть принятой в этом зале, - сказала Дариола в ответ. Эсторейские слова она произносила с мягким акцентом, характерным для уроженцев Корвелы, и это еще больше умилило короля. Он подал ей руку и, целиком поглощенный ее обществом, направился в сторону Зала Доблести.
        - Дельце обтяпано, - пробормотал Аскер себе под нос.
        - Что ты говоришь, Лио? - переспросил Моори, подошедший сзади.
        - Я говорю: да будет благословен этот брак на земле и на небесах.
        - Воистину так, - подхватил Сезирель, который направлялся к ним, семеня ногами по скользкому полу.
        - А неплохой день сегодня выдался, господин Сезирель, - обернулся к нему Аскер.
        - Да, для вас - особенно... гм... Поздравляю вас, господа, поздравляю, а вам, господин Аскер, желаю продолжать в том же духе: выйти сухим из такой лужи, в которой вы оказались, не каждому дано... Ну ничего, на небесах великая богиня следит за тем, чтобы каждый получил то, что ему причитается.
        И Сезирель отошел, по привычке хитро улыбаясь и теребя жидкую бороду.
        Моори нервно вздохнул.
        - Лио, что происходит? Этот старый хрыч тебя о чем-то предупредил, или я ничего не смыслю в намеках. Кто-то уже наточил против тебя зуб, Лио. Только у меня не укладывается в голове, почему этот святоша Сезирель решил тебя предупредить. Он в твоих друзьях до сих пор не числился, скорее наоборот.
        - Как раз об этом я и подумал, Эрл. Мне кажется, что старый пройдоха Сезирель знает что-то про того, кто наточил на меня зуб, возможно даже, что и сам в том замешан, но хочет остаться чистеньким. В том случае, если моим охотникам удастся меня затравить, он примкнет к ним как к победителям и снимет свою порцию сливок. Но если я выживу... Сезирель очень высокого обо мне мнения... В этом случае он постарается примазаться ко мне. Он скажет: "Помнишь, Лио, ведь это я тебя первый предупредил". Знаешь, тут уже один любитель лакать из двух корыт предлагал мне свои услуги, если что.
        - И кто же это такой шустрый?
        - Королевский камердинер Эдельрив. Он присутствовал при моем разговоре с королем и очень быстро оценил ситуацию. Едва мы вышли от короля, как он и предложил мне... Вот так.
        - Интересно, кто следующий? - Моори приосанился и с вызовом глянул кругом.
        Придворные с интересом поглядывали на них, но никто не изъявлял желания подойти.
        Вдруг Моори схватил Аскера за руку.
        - Смотри, Фаэслер Сарголо! - прошептал он ему в самое ухо. - Давненько мы ее не видели при дворе, - пожалуй, с тех самых пор, как ты уехал. Говорят, она подцепила какую-то заразу. Но, знаешь, я слышал, что у нее было нервное расстройство. Сезирель приходил к ней и развлекал ее байками, чтобы отвлечь от черных мыслей.
        - Спасибо, Эрл, за ценные сведения, - сказал Аскер, не отрывая взгляда от Фаэслер. На все то время, пока он ездил в Корвелу, ему удалось выкинуть ее из головы, но теперь она вновь возникла перед ним, как воплощение живой угрозы. Насмотревшись на то, как уже четверо авринов - Моори, Латриэль, Дариола и король, попав в любовные сети, начали совершать нелогичные поступки, Аскер мог ожидать от Фаэслер чего угодно. Он догадывался о причинах ее нервного расстройства и понимал, что она его в покое не оставит.
        Фаэслер решила не терять времени даром. От дверей Тронного Зала она направилась прямо к Аскеру и Моори, которые стояли посреди зала, на виду у всех.
        - С приездом, господин Аскер, - приветствовала его Фаэслер, кланяясь обоим сразу. - Как ловко вы ведете свои дела! Прихожу я сегодня в Виреон-Зор и с порога узнаю, что король женится! Смерть принца Лабеона, я вижу, пошла вам на пользу.
        Это язвительное замечание задело Аскера, тем более, что оно было справедливо.
        - Госпожа Сарголо, - сказал он, приняв скорбный вид, - смерть принца, несмотря на все ее выгоды, принесла мне и немало огорчений.
        - Ах, неужели? Какая жалость! Но в конце концов вы-таки вытрясли из этого дела все, что только могли!
        Моори почувствовал, что он при этом выяснени отношений лишний, и откланялся.
        - Теперь, когда король опомнится от счастья, то воздаст вам должное, - продолжала Фаэслер. - Вы привезли ему отличную игрушку. Я видела ее. Это неслыханное нахальство: она... она моложе меня!
        Аскер не смог сдержать улыбки.
        - Что же вы хотите, госпожа Сарголо, - сказал он, глядя в пол, - даже самая старшая дочь короля Лиэрина младше вас...
        - А вы, конечно, привезли самую младшую! Господин Аскер, - в голосе Фаэслер послышалась угроза, - вы несколько погорячились, подсунув королю эту малолетку!
        Аскер, которого больше беспокоило то, что уже половина дворца собралась поглазеть на них, взял Фаэслер под руку и сказал:
        - Вам не кажется, госпожа Сарголо, что Тронный Зал - не лучшее место для нашего разговора?
        Фаэслер оглянулась. Сотни глаз, устремленных на нее, заставили ее вспомнить, где она находится, и она сказала:
        - Да, вы правы, господин Аскер: пойдемте куда-нибудь. Виреон-Зор велик.
        И они направились в отдаленные части дворца, где обычно никого не встретишь. Ни один придворный не последовал за ними из опасения пропустить что-либо более интересное в свое отсутствие.
        По мере того, как Фаэслер говорила, ее голос наполнялся яростью.
        - Господин Аскер, я никогда не думала, что вы можете совершить по отношению ко мне такую подлость. Ведь вам хорошо известно, каково было мое положение при дворе и при короле. Привезя эту вертихвостку, вы лишили меня всего, что у меня было! Я видела, как король пожирает эту заразу глазами, - прямо оторваться не может! Еще бы: она же красива, черт ее побери! Куда ваши глаза смотрели, когда вы ее выбирали?!
        Фаэслер была на грани истерики. Аскер понял, что до форменного объявления войны осталось всего ничего, и тогда он может заранее копать себе могилу и заказывать саван. Еще бы: сначала он отверг ее как женщину, а теперь король благодаря его стараниям собирался сделать то же самое. Фаэслер считала себя смертельно оскорбленной и наверняка собиралась смывать это оскорбление кровью. Аскер еще в Тронном Зале заметил торчащий из-за ее пояса кинжал. Вот возьмет и вспорет ему горло или всадит кинжал между лопаток, благо кругом ни души. Сам же и привел...
        Надо было срочно спасать свою шкуру. И Аскер решил сыграть на поле Фаэслер.
        - Госпожа Сарголо, я признаю, что мои действия причинили вам огорчение, - начал он умоляющим тоном, - но, поверьте, тому есть оправдание. Выслушайте меня, прошу вас.
        Фаэслер стала в позу оскорбленного достоинства и сказала сквозь зубы:
        - Я вас слушаю, господин Аскер.
        - Госпожа Сарголо, с того самого вечера, как мы виделись с вами в последний раз, я не перестаю думать о вас... - выдавил Аскер, залившись краской по самые уши и опустив глаза в пол. - Ваше откровение так потрясло меня, что я до утра не мог прийти в себя и гадал, было ли это на самом деле или только привиделось мне. Но, спустившись наутро в гостиную, я почувствовал этот восхитительный запах... запах ваших духов. Я был сломлен, раздавлен и не знал, что мне делать! Эту авантюру с женитьбой принца я затеял единственно ради того, чтобы иметь повод укрыться куда-нибудь от вашей всепобеждающей красоты, сбежать на край света от вашего рокового взгляда... О, какой я был глупец! Очень скоро я понял, что мои старания напрасны. Солнце перестало светить для меня, и небеса померкли. Я просыпался с вашим именем на устах и засыпал с молитвой о вас. Мое пребывание при дворе короля Лиэрина я сократил так, как только было возможно, и даже избрал путь по морю, попав в жуткую бурю. И все это только ради того, чтобы увидеть вас снова! Смерть принца мало повлияла на мое душевное состояние: оно было и так - хуже некуда.
Я думал о вас - и только о вас! Меня не волновало ничто на свете, даже нелестное отношение короля ко мне... Он, говорили, собирался отрубить мне голову или, по крайней мере, сгноить в тюрьме... ну да это неважно. Из Маэркела я помчался сюда, не думая даже о том, что я могу загнать своего берке и лишиться единственного средства передвижения. Я был так счастлив, что увижу вас!
        Но одна мысль отравляла мне жизнь, и эта мысль касалась именно вашего положения при короле. Я знал, что король любит вас, да и как можно вас не любить? И в моем воспаленном мозгу родился этот план. Умоляю вас, Фаэслер, простите меня, потому что помыслы мои заняты только вами, и для меня невыносима мысль, что вы будете принадлежать королю, соперничество с которым заранее обречено на неудачу! Он - король, он имеет право казнить и миловать, отправлять в ссылку, и ни перед кем не отчитывается в своих действиях. Заставить его хоть на день забыть о вас я мог только таким способом, Фаэслер! О, неужели после всего этого вы не простите меня?
        Фаэслер не могла поверить своим ушам. Неужели это тот самый Аскер, изящный, надменный и холодный, как ледышка? Тот самый Аскер, который отвергал все ее ухаживания с безразличным видом? Теперь он краснел и бледнел перед ней, признаваясь в том, что, возможно, доставляло ему душевные муки, как раньше ей самой причинял страдания его отказ. Фаэслер была отомщена.
        Она бы с удовольствием еще помучила его, заставив ползать у нее под ногами и вымаливать прощение, но он был так мил, так очаровательно краснел и так пылко говорил о своем чувстве! Сердце Фаэслер дрогнуло. Она призналась себе, что заинтересована в нем больше, чем в каком-либо аврине до него.
        - Господин Аскер, - сказала она с ласковой улыбкой, - я прощаю вас. О, если бы я знала это раньше! Но тогда вы дали мне понять, что не хотите быть со мной, и это стоило мне не одной бессонной ночи.
        Фаэслер вытерла глаза платочком.
        - Я никогда не прощу себе этого! - простонал Аскер. - Мысль о том, что я заставил вас страдать, разрывает мне сердце!
        - Довольно, друг мой, - сказала Фаэслер, протягивая ему руку для поцелуя. Ей очень хотелось поцеловать его самой, но она заставила себя сдержаться, памятуя о том, что слишком быстрая сдача позиций может выставить ее в невыгодном свете.
        Аскер наклонился к ее руке и едва коснулся губами тыльной стороны ладони, снова залившись краской.
        "Совершенно необстрелянный птенчик, - удовлетворенно подумала Фаэслер. - Но ничего: немного практики - и он перестанет смущаться и будет делать все, о чем я его попрошу".
        - Мне пора идти, - игриво сказала Фаэслер, убирая руку, - а то остальные могут подумать, что мы тут бог весть чем занимаемся.
        Аскер покраснел еще сильнее, если это вообще было возможно, и сказал:
        - Как бы я хотел, Фаэслер, больше не расставаться с вами! Но вы правы: могут пойти толки, и тогда нашему счастью грозит опасность. Когда я смогу вновь увидеть вас?
        - Пока что только завтра, в Виреон-Зоре, - ответила Фаэслер. - Наберитесь мужества, мой друг, и будьте терпеливы.
        С этими словами Фаэслер, послав ему на прощание воздушный поцелуй, удалилась.
        - "Наберитесь мужества!" - пробормотал себе под нос Аскер. - Вот чего мне в самом деле не хватает. Вы еще посмотрите, госпожа Сарголо, можно ли мне пудрить мозги точно так же, как мужчинам.
        Он стал хлопать себя по щекам, опасаясь, что обильный румянец, выступавший на его белом лице в течение всего разговора, еще не полностью сошел. Покончив с этим, Аскер повернулся в сторону, противоположную той, куда ушла Фаэслер, и пошел в Церемониальную анфиладу.
        Главные события во время отсутствия Аскера происходили в Зале Доблести, где король, стоя в картинной позе в проеме раскрытого окна, рассыпал перед Дариолой перлы своего красноречия. Придворные с почтительного расстояния наблюдали за ними, лишь изредка по движениям губ догадываясь, о чем идет речь, но подойти ближе им не позволяло приличие.
        Войдя в зал, Аскер обнаружил Моори у самых дверей в компании нескольких придворных, болтовню которых он рассеянно слушал в ожидании прихода Аскера. Стоило ему услышать знакомые легкие шаги, как он вежливо извинился перед своими собеседниками и присоединился к Аскеру.
        - Ну что, Лио? - осведомился он в полголоса. - Как, я вижу, твои глаза целы?! Эта дикая ларганиха тебе их не выцарапала?
        - Боги милостивы, и мое главное украшение осталось при мне, - со смешком сказал Аскер. - Ну, как тебе эти воркующие пташки? Король прямо цветет и пахнет.
        - Весь двор в таком шоке, Лио. Все пытаются представить, как поведет себя молодая королева, и кусают локти от досады, что сами не додумались до такой выигрышной комбинации.
        - Что Сезирель? Не подходил больше?
        - Нет, он почти сразу уехал: похоже, хочет в тиши своей обители разработать план действий.
        - Кстати, Эрл, почему я не вижу здесь Ринара и Дервиалиса?
        - Тебе их не хватает? - усмехнулся Моори. - Дервиалис, оказывается, вчера уехал в Пилор, а Ринар... гм, ему не позавидуешь. К своей язве он заработал еще и болезнь почек. Теперь его раздуло, как мех с вином, и скоро он сможет ходить по коридорам только боком.
        - Вот до чего доводит пьянство и обжорство. Как гласит Нагана-Сурра, "пьяница подобен винной бочке, а обжора - гропальему окороку". И то, и другое стройностью форм не отличается. А наши придворные, я вижу, приняли близко к сердцу ходячее осуждение их объемистым животам в моем лице. Половина двора, за исключением дряхлых старцев и молодежи, обзавелась корсетами.
        Действительно, куда девались отвислые брюшки, красовавшиеся на каждом втором мужчине! А женщины - так те и вовсе приобрели осиные талии, даже те, кому жаловаться на фигуру не было никаких причин. Среди пестрых одеяний не было заметно ни одного рубашкообразного балахона из тех, что процветали еще полгода назад по всему Скаргиару, а вместо них на придворных красовались наряды, сшитые точно по фигуре.
        Моори хихикнул.
        - Да, была тут история... Я тебе об этом не писал: как-никак, гаэр - птичка небольшая, а лететь далеко. Так вот, когда со времени празднества по случаю взятия Фан-Суор прошла неделя, даже самые слепые тугодумы заметили, что король как-то слишком хорошо выглядит. Тут, конечно, начались расспросы, что, да как, да почему. Короля, конечно, не спросили, зато додумались спросить Эдельрива. И ты знаешь, что он сказал? Он говорит: "В чем, дело, не знаю, но за определенное вознаграждение смогу выяснить". И это говорит тот, кто каждый день одевает короля!
        - И кто же не поскупился?
        - Советник по торговле Фогеналь. Я думаю, что он на этом деле уже вернул себе все, что заплатил, и еще получит в сто раз больше: он загреб в свои руки монополию на производство корсетов.
        - Ах, Эрл, какой куш мы упустили!
        - Ничего, Лио, у тебя всегда есть возможность придумать что-нибудь новое.
        Утром Аскер зашел в Виреон-Зор проведать Дариолу, а заодно узнать ее мнение о королевском дворе Эстореи. Принцесса радостно встретила его приход и тут же начала делиться своими впечатлениями.
        - Ах, господин Аскер, как тут у вас замечательно! Король - душка, придворные такие милые, дворец - просто прелесть! - защебетала она. - Проходите и садитесь, вот здесь. Латриэ-эль!
        В комнате появился Латриэль. Он был мрачнее тучи и крайне рассеян.
        - Латриэль, принесите господину Аскеру чего-нибудь выпить, - приказала Дариола. - Господин Аскер, что вы будете пить?
        - Благодарю вас, принцесса, ничего: я только что от стола, - улыбнулся Аскер, завороженный ее кипучей энергией. - Так вы говорите, король - душка?
        Краем глаза Аскер заметил, как у Латриэля сжались кулаки.
        - Да, без сомнения! Ничего, что он старый, зато знает множество всяких историй и развлекал меня ими весь вечер.
        Аскер подавил улыбку: ему ли было не знать, откуда король набрался всех этих историй.
        - И вовсе это замужество не такое уж неприличное, как говорит Латриэль, - продолжала Дариола. - Нет ничего неприличного в том, что принцесса одной страны выходит замуж за короля другой. Все так делают.
        Латриэль издал сдавленный стон.
        Аскер удивленно покосился на него.
        - Это правда, господин Латриэль? Вы это в самом деле говорили? - спросил он.
        Латриэль продолжал молчать, дав себе слово, что не поддастся на гнусные провокации.
        - Господин Латриэль, - сказал Аскер, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, - ваше поведение приобретает гротескный оттенок. Хотите, я дам вам дружеский совет? Перестаньте наконец корчить из себя рыцаря без страха и упрека при своей даме, который очень хотел бы сделать ее счастливой - в своем понимании, разумеется, но, став жертвой обстоятельств, не может исполнить свой долг по отношению к ней. И научитесь хоть немного скрывать свои чувства, в конце концов!
        Аскер настолько точно выразил отношение Латриэля к происходящему, что тот закрыл лицо руками и выбежал из комнаты.
        - Принцесса, вам срочно нужно что-то делать со своим пажом, - сказал Аскер Дариоле. - Если он не одумается, то скоро от него останется одна тень.
        - Я знаю, - вздохнула Дариола. - В последнее время его характер сильно испортился. По-моему, он ревнует меня ко всем подряд. Скоро он начнет ревновать меня к креслам и туалетным столикам!
        Аскер покачал головой: дело, похоже, шло именно к этому.
        - А вы попробуйте послать его на театр военных действий, - посоветовал Аскер. - Пугните его как следует: может, он одумается.
        - Попробую. Но, господин Аскер, что за удовольствие в такой чудесный день говорить о моем взбалмошном паже? Я горю желанием узнать побольше о моих будущих подданных. Вчера я видела старца в белом одеянии. Это кто?
        - Министр по делам культов и религий, жрец Матены господин Сезирель. Очень умен и хитер. Вам стоит прислушиваться ко всему, что он говорит, но далеко не всему следовать.
        - Он ваш враг, господин Аскер? - обеспокоенно спросила Дариола.
        - Как знать... Он никогда не выступит против меня открыто.
        - Еще вчера я видела женщину, очень красивую. Она подошла к вам, и... Может быть, мне не следует говорить о ней? Конечно, у такого блестящего придворного, как вы, могут быть свои... - Дариола замялась.
        Аскер понял, что Дариола думает, будто у него с Фаэслер связь. Бедное дитя!
        - Вы ошибаетесь, принцесса, - улыбнулся он. - Это Фаэслер Сарголо, бывшая фаворитка короля.
        - Вот как? - облегченно сказала Дариола. - И с каких же пор она бывшая?
        - С тех самых пор, как король увидел вас, принцесса. Вам не стоит беспокоиться: госпожа Сарголо вам ничего не сделает. Главным виновником постигшей ее трагедии она считает меня. Именно по этому поводу у нас с ней вчера и был разговор.
        - Но она не смирилась с этим?
        - А что ей было делать? Она найдет себе кого-нибудь другого. Правда, наш маршал, господин Дервиалис, сейчас в Пилоре, но я надеюсь, что он скоро вернется.
        - Это тот, с кем вы дрались, господин Аскер? Ой, какой же вы храбрый!
        Аскер, не любивший лести, даже сказанной от чистого сердца, хотел было возразить, но не успел.
        - Король Аолан Валесиар! - доложил лакей, поставленный у дверей в покои принцессы.
        В дверях появился король, одетый, как с картинки, завитой и надушенный. Аскер, который терпеть не мог духов, едва заметно поморщился.
        - Доброе утро, моя прекрасная Дариола, доброе утро, Аскер, - сказал король, счастливо улыбнувшись. - Как вам нравятся ваши комнаты, моя радость?
        - Они прелестны, мой король! - улыбнулась Дариола.
        - Аскер, ты слышал? - обернулся к нему король. - Твоя работа принцессе понравилась. Я вообще тобой очень доволен. После смерти сына я был в плену отчаяния, но приехал ты и привез мне лекарство от всех моих душевных ран. Я - наисчастливейший из смертных, ибо принцесса Дариола - самая красивая, умная и прелестная из всех женщин Скаргиара! У меня не хватает слов, чтобы выразить мое восхищение вами, моя радость!
        От такой ударной дозы комплиментов Дариола совсем размякла. Впервые в жизни ею так восхищались. Король сел рядом и поцеловал ей руку, на что она улыбнулась - отчасти любезно, отчасти снисходительно.
        Аскер поднялся с кресла, решив, что он здесь лишний.
        - Мой король, и вы, принцесса, позвольте мне покинуть вас, - сказал он, кланяясь.
        - До свидания, Аскер, - сказал король благодарным тоном, а Дариола проводила его взглядом, в котором сквозило сожаление: она с удовольствием оставила бы Аскера здесь, чтобы вместе насладиться достигнутой победой. Но это было невозможно, и она смирилась, пообещав себе, что обязательно все ему расскажет.
        Спускаясь со второго этажа дворца по главной лестнице, Аскер увидел, как на крыльцо поднялась Фаэслер Сарголо. Увидев Аскера, она сразу направилась к нему навстречу.
        - Доброе утро, господин Аскер, - сказала она с улыбкой. - Вы уже во дворце - в такой ранний час?
        Аскер придал своему лицу подобающее выражение и сказал:
        - Я спешил сюда, Фаэслер, чтобы увидеть вас! Ведь вы сказали мне, что будете сегодня в Виреон-Зоре, не так ли?
        - Совершенно верно, - снисходительно улыбнулась Фаэслер. - Я пришла сюда только ради вас. Вы ведь помните, господин Аскер, что отныне мне в Виреон-Зоре делать нечего.
        - О, не говорите так, Фаэслер! - воскликнул Аскер, прижимая руки к груди. - Никто не посмеет задеть вас, пока я жив!
        "Как он чертовски мил, - подумала куртизанка. - Соблазн становится все больше. Так пусть сегодня он будет мой, тем более, что мне нужно кое-что выяснить".
        - Забудьте о том, что я сказала, - произнесла она вслух. - Пусть между нами больше никогда не встает призрак непонимания. Сегодня вечером, в восемь, я жду вас у себя.
        - О, вы так великодушны, Фаэслер, даря несчастному страдальцу ваше общество! - с жаром выпалил Аскер. Внутри же у него все холодело: он затеял игру, которая могла завести его куда угодно, и совершенно не представлял себе, чем все это закончится.
        Глава 21
        Фаэслер Сарголо жила в Паореле, как некоронованная королева. Ее особняк на Триумфальной улице поражал своими размерами и богатством отделки. Однажды советник по строительству Белезигор, вместо того, чтобы употребить выражение "богатство отделки", сказал "богатство инкрустации", и это было как нельзя более верно. Стены дома госпожи Сарголо представляли собой выставку всех самоцветных камней, имевшихся в Скаргиаре, а парадная лестница была вымощена таким же броглонским гранитом, что и Дворцовая площадь.
        Фаэслер сама вышла встречать Аскера. Подав ему руку, она провела его от входных дверей до верхнего этажа, где обычно принимала короля.
        - Я так ждала вас, Лио, - сказала Фаэслер, устремив на Аскера взгляд, под которым таяли все, от пажей до закаленных воинов.
        - Вы пригласили меня, Фаэслер, - и вот я здесь, у ваших ног, - пылко сказал Аскер.
        - Располагайтесь, как вам удобно, Лио, - пригласила его Фаэслер широким жестом, - сегодня мой дом в вашем распоряжении.
        Аскер оглянулся. В центре комнаты, где они находились, стоял широкий низкий диван, а возле дивана - пуфик, словно нарочно там поставленный. Аскера не надо было просить дважды: он понял, что это место предназначено для него, и сел на пуфик, вытянув свои белоснежные ноги во всю длину. Фаэслер села рядом на диван, расправив складки серебристой накидки, в которую она была закутана с ног до головы. Ее глаза сияли в розоватом полумраке комнаты, как две звезды, и она с удовольствием начала бы наступление сразу, без прелюдии, но понимала, что это было бы слишком жестоко по отношению к неопытному птенчику. К тому же, вчера она получила письмо, в котором ее просили выяснить у Аскера одно обстоятельство. Автор письма был очень влиятельный, и Фаэслер не могла пренебречь его просьбой.
        - Лио, какое это счастье - быть вместе! - начала Фаэслер, откинувшись на спинку дивана. - Ваша поездка в Корвелу отдалила этот миг, но он наконец настал. Лио, вам кто-нибудь говорил, что вы безумно красивы?
        - Всякое бывало, - отшутился Аскер, не желая отвечать на этот чересчур откровенный комплимент в том же восторженном тоне, какой приняла Фаэслер.
        - А кто впервые сказал вам об этом? Наверное, ваша мама?
        Аскер почувствовал себя птицей, которая стремительно теряет высоту. В самом деле, какая мама...Но, сделав вид, что не расслышал последних слов, он ответил:
        - Впервые мне об этом сказал Эрлан Моори. Помню, я еще спросил, почему на меня так пялится народ на улицах. Но, Фаэслер, мне, право, неловко говорить о какой-то там моей красоте, когда рядом сидите вы! Вы прекрасны, как богиня!
        Но Фаэслер не так легко было увести от темы.
        - Эрлан Моори? - она удивленно подняла брови. - Но он же ваш друг и видит вас каждый день! Когда аврины видят друг друга постоянно, то даже самая блестящая красота перестает поражать.
        - Но только не ваша, Фаэслер! О нет, Моори сказал мне об этом в самом начале нашего знакомства. Это было в Айларолле, накануне последнего Бреганского турнира.
        Фаэслер не хуже самого Аскера знала, когда и где они с Моори познакомились, - не знала только, при каких обстоятельствах, но ей нужна была завязка.
        - В Айларолле? Лио, расскажите мне о вашей поездке в Айлароллу. Звук вашего голоса чарует меня.
        - Мой голос к вашим услугам, Фаэслер, но о какой поездке в Айлароллу вы хотите услышать?
        - О, мне все равно, о какой, - невинно сказала Фаэслер, - лишь бы услышать это от вас. Пожалуй, расскажите о последней, когда вы ездили сватать эту девочку, дочь Лиэрина Клавигера.
        Аскер втайне усмехнулся, услышав, как Фаэслер со вчерашнего вечера изменила свое отношение к Дариоле. И куда девалась злоба, зависть, откуда появилось это снисхождение, почти жалость?
        - Я немного смогу рассказать, - начал Аскер извиняющимся тоном, - ведь мои мысли были заняты одной вами, Фаэслер. Но, впрочем, кое-что мне все же запомнилось...
        Аскер стал описывать свою поездку в столицу Корвелы, а затем в Лиалурин. Сам же Лиалурин можно было описывать до бесконечности: его парки, сады и водоемы, королевскую дачу, состав гостей и распорядок дня; наконец, описание жутких проказ, затеянных принцессой Лийярилой, и глупейшее поведение Латриэля. Слушая Аскера, Фаэслер, бывало, хохотала до упаду, и если бы ее целью было только послушать, что и как Аскер рассказывает, то она была бы полностью удовлетворена. Но ее интересовало совсем другое.
        В полученном ею письме было подробное описание того, что она должна была услышать, если бы Аскеру вздумалось выложить все начистоту, и половины из этого она как раз и не услышала. Автор письма заслуживал полного доверия, и Фаэслер решила вытянуть из Аскера то, о чем он намеренно умолчал.
        - Лио, я хочу знать о вашей поездке абсолютно все, - проворковала она. - Вы так замечательно рассказываете, и я с большим сожалением жду момента, когда вы закончите свой рассказ. Прошу вас, не упускайте ни одной мелочи!
        - Виноват, если я что-нибудь забыл, но всех мелочей и не упомнишь, - сказал Аскер, глядя на Фаэслер чистыми невинными глазами.
        - Вы рассказывали, что заплывали глубоко в лес, катая принцессу на лодке, - направила его Фаэслер. - Расскажите мне про эти места: я бывала в Лиалурине и, возможно, узнаю их.
        - Это прекрасные места, Фаэслер. Кругом деревья, зеленая трава, и речка такая узенькая - не шире этого дивана. Ветви плакучих глион нависают над лодкой и образуют сверху зеленый шатер. Кругом тихо, как в храме, даже птицы не поют, и в воздухе разлита сонная дрема...
        "Верно, верно, - подумала Фаэслер, - птицы избегают этого места, и каждому, кто туда приближается, хочется спать, чтобы он думал, что пора назад".
        - А когда выходишь на берег, ноги по щиколотки утопают в мягкой траве, и стволы деревьев, как колонны, обступают тебя со всех сторон...
        - Так вы выходили на берег, Лио? (Это уже кое-что.) А каких-нибудь особых примет того места вы случайно не запомнили?
        Аскер внимательно посмотрел на Фаэслер.
        - Ну какие же там особые приметы? Кругом деревья, да трава, да изредка кустарник - вот и все.
        Упорное нежелание Аскера рассказывать все до конца начинало раздражать Фаэслер. Впервые она засомневалась в искренности его чувств. Правда, это была лишь тень сомнения, что закралась в душу, как вор. Но все же она была.
        - Лио, вы что-то от меня скрываете, - капризно сказала она. - Я по глазам вижу, что скрываете. Нет, не отрицайте, а лучше расскажите. Вы же видите, что мне безумно любопытно, а иначе я на вас обижусь.
        Фаэслер надула губки и немного отодвинулась от Аскера.
        Аскер всполошился.
        "Неужели я так небрежно скрываю свои мысли, что их видно каждому? - подумал он. - Она что-то заподозрила или, того хуже, что-нибудь знает".
        - Ну что вы, Фаэслер, как я могу обманывать вас? - сказал Аскер, заглядывая ей в лицо влюбленными глазами. - Да от вас ничего и не скроешь, ведь вы, Фаэслер, - самая проницательная из женщин.
        Фаэслер начинала медленно, но верно приходить в бешенство. Она могла бы поклясться, что Аскер говорит совершенно искренне. В его глазах нельзя было прочесть ничего, кроме немого обожания и всепоглощающей любви. Непостижимая глубина его темно-синих глаз затягивала ее, как в омут, а бархатный, вкрадчиво струящийся голос опутывал невидимыми сетями. Эти глаза не могли обманывать, этот голос не мог лгать. Но письмо... Как его объяснить? Тот, кто его писал, не стал бы сочинять всякие небылицы: ему это просто было не нужно. Фаэслер знала его уже давно, и ни разу его сведения, которые она получала, не оказались лживыми. К тому же, он редко ошибался, и никогда - серьезно, а дело, о котором он писал, было очень серьезным.
        Как соединить вместе все это, как разрешить роковое противоречие?
        Чувства Фаэслер постепенно переходили на ее лицо. Аскер заметил этот процесс и решил, что пока Фаэслер сама не осознала выражения своего лица, надо что-нибудь сделать.
        - Фаэслер, клянусь вам, я ничего не утаиваю от вас! Мне просто нечего утаивать, - сказал он с легкой обидой в голосе.
        Фаэслер наконец поняла, что нужное выражение исчезло с ее лица бесследно. Теперь не имело смысла притворяться.
        - Лио, это неправда, - сказала она трагическим голосом. - Там, в глубине леса, вы не могли не заметить одной приметы, вы не могли, в конце концов, не наткнуться на них!
        - На что? - спросил Аскер, изображая полнейшее неведение.
        - На развалины! - выпалила Фаэслер. - Не притворяйтесь, это бесполезно! Вы были там, Лио, следовательно, вы их видели!
        Аскер окончательно убедился в том, что Фаэслер что-то знает. Он должен был узнать, что именно, и решил сыграть простачка.
        - О, Ранатра! - простонал он. - Да, я был там и видел их, но только издали, Фаэслер, только издали, потому что принцесса не пустила меня дальше! Она сказала, что это плохое место, и мне не следует никому говорить о них! Я дал ей слово!
        - Лио, ведь вы же меня любите! Почему вы послушались какой-то девчонки, а от меня утаили этот эпизод?
        - Фаэслер, простите меня, но ведь для вас это простое любопытство, а для принцессы - ее история, мрачные тайны ее предков, - сказал Аскер совсем уж жалобно.
        - Ах, вот как! Значит, вы ставите мои желания ниже слов какой-то принцессы?! Лио, вы меня любите, или нет?
        Игра начинала принимать опасный оборот.
        - А вы меня любите, Фаэслер? - решил Аскер ответить ударом на удар. - Ваши чувства столь же глубоки, как мои? Вы привыкли играть мужчинами, делать их рабами своей воли, а что вы даете им взамен? Мне суждено стать игрушкой в ваших руках, исполнителем ваших капризов! Фаэслер, докажите мне свою любовь, если вы действительно меня любите, или я покончу с собой, потому что моя гордость не перенесет подобных испытаний!
        "Ах, всего-то? - подумала Фаэслер. - Птенчик обижен на меня за то, что я ему не доверяю. Если для того, чтобы вытянуть из тебя нужные мне сведения, мой сладкий, нужно только это, то я готова доказать тебе свою любовь столько раз, сколько ты сам пожелаешь!"
        Фаэслер поднялась с дивана, встала перед Аскером и легким движением спустила с плеч серебряный покров, в который была закутана. С едва слышным шелестом сверкающая ткань сползла на пол, открыв другой наряд Фаэслер, надетый под нее.
        Аскера нельзя было назвать консервативным в одежде, но даже для него это было чересчур. То, что осталось на Фаэслер, несомненно, было платьем, но ни один язык не повернулся бы сказать это вслух: оно было совершенно прозрачно.
        Глядя Аскеру прямо в глаза, от удивления увеличившиеся втрое, Фаэслер с улыбкой спросила:
        - Такие доказательства убедительны, Лио?
        Аскер не успел ответить. Порыв ветра, влетевший в окно, взметнул вверх шторы, задул свечи в светильнике, долетел до дивана, сорвал с Фаэслер и тот эфемерный наряд, какой на ней был, а потом ударился в двери соседней комнаты и раскрыл их настежь.
        В проеме двери было видно совсем немного: только угол шкафа, письменный столик и пол-окна. Но на той части подоконника, что была видна, сидела пепельно-серая птица с белесыми глазами. На шее у нее был золотой ошейник, а на спине был закреплен карман для бумаг, как у почтовых гаэров.
        - Что это, Фаэслер? - спросил Аскер, вскочив с пуфика и глядя расширенными глазами в соседнюю комнату.
        - Это... это... залетела, наверное, - пролепетала Фаэслер, сама понимая, что говорит чепуху: ошейник и карман для писем говорили об обратном.
        - Это же бирхаз, - прошептал Аскер.
        - Откуда у вас эта птица, Фаэслер? - завопил он. - В Эсторее бирхаз не водятся! Это вы, а не я, страдаете недостатком откровенности! Можете подумать об этом на досуге, а я ухожу!
        - Лио, не уходите! - Фаэслер протянула к нему руки. - Я вам все объясню!
        Аскер обернулся в дверях на миг, но лишь затем, чтобы ворваться к Фаэслер в мозги, как ураган, и оставить там жажду, гораздо большую, чем та, что заставила Фаэслер добиваться его.
        Дверь за Аскером захлопнулась, и захлопнулась ловушка, которую Фаэслер сама же для себя и соорудила.
        - Где ты шляешься среди ночи? - это было первое, что услышал Аскер, придя домой.
        - Если бы ты, Эрл, не шлялся неизвестно где целый день, то знал бы, - ответил Аскер на это заявление.
        - Я был у Атларин Илезир, - оправдательным тоном сказал Моори.
        - А я был у Фаэслер Сарголо.
        Моори удивленно присвистнул.
        - Я-то думал, Лио, что вы с ней на ножах, а оказывается, вот оно что... И как там твои дела? Так же успешно, как мои?
        Аскер страдальчески закатил глаза.
        - Чрезвычайно успешно, но... Сегодня завязался такой узел...
        - Какой узел? Только в двух словах, ладно? Я жду тебя с девяти часов вечера, и спать так охота, что в голове шумит, - в доказательство этого Моори зевнул так, что из его рта можно было разглядеть все внутренности вплоть до желудка.
        - В двух словах не получится, Эрл, - Аскер сел в кресло, скрестив руки на груди и уставившись в пространство перед собой.
        Моори тоже сел, приняв обреченный вид и зевая так, что тряслись стены.
        - Помнишь тот сон Атларин? - спросил Аскер. - Ей приснилась птица, которая кричала: "Стиалор!" Знаешь, что это такое? Это древнее оружие огромной разрушительной силы, относящееся еще к тем временам, что и Каменный Путь и Великий Мост. Вернувшись из Лиалурина, я просмотрел кое-какие книги о Корвеле, и там упоминается Стиалор, но только в виде отрывочных сведений и легенд. Я и нашел-то эти сведения только потому, что знал, что именно мне искать. Короли Корвелы пользовались им в войнах, но очень давно и всего несколько раз, а потом он вроде бы потерялся, был после долгих поисков найден и скрыт. Уже восемь веков о нем ни слуху, ни духу.
        Аскер рассказал Моори сначала о своем визите в лиалуринское подземелье, а потом и о сцене в особняке Фаэслер.
        - Вот она, рука Броглона, - пробормотал Моори, подперев голову руками и пытаясь осмыслить сказанное. - Пусть Броглон и обвиняют во всех смертных грехах, но, как гласит пословица, на пустом месте деревья не растут.
        - Так ты думаешь, это оттуда? - Аскер посмотрел на Моори так, словно впервые его увидел. Он нервно заходил по комнате - и вдруг остановился, уставившись в одну точку.
        - Ургубд и Гарилаф! - воскликнул он. - Вот кто знал о происшествии в развалинах!
        - Это еще кто такие? - спросил Моори. У него понемногу начали бегать по спине мурашки. - Имена-то броглонские.
        - Броглонские, - кивнул Аскер. - Понимаешь, Эрл, когда была та буря, я сделал кое-что... Не буду описывать, как я это сделал, но скажу, что я видел. На броглонском берегу сидели эти двое и жгли костер. Костер был священный, и этот Ургубд хотел потопить меня из-за того, что я проник в подземелье, где хранился Стиалор. Он рассказал об этом происшествии Гарилафу, и тот-то уже вполне мог написать об этом в письме, адресатом которого... Нет, какова наглость! Королева Геренат имеет при дворе в Эсторее шпиона, и этот шпион - не кто иной, как любовница короля!
        - Надо пойти к королю и сказать ему об этом! - выпалил Моори.
        Аскер сочувственно посмотрел на Моори.
        - Тебе и впрямь не мешало бы выспаться, Эрл. Таких здравых мыслей я от тебя давно не слышал. Ну, скажу я королю. Ну, вызовет он к себе Фаэслер, и что? Она ему состроит глазки и скажет, что ее оклеветали. Где мы возьмем доказательства?
        - Надо пошуровать у нее дома как следует.
        - Сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Если она - профессионал, а я уверен, что это так, то у нее дома мы не найдем и клочка бумаги, которая могла бы ее скомпрометировать. А бирхаз наверняка уже давно улетела. Мы безоружны, Эрл.
        - Что же нам делать, Лио? - спросил Моори, глядя на Аскера округлившимися от страха глазами.
        - Сначала выспись как следует, а там видно будет.
        Моори поплелся в свою комнату, сильно сомневаясь, что ему удастся уснуть. Ему везде мерещились колдуны, шпионы и серые птицы. Он добрался до своей кровати, залез под одеяло и укрылся с головой, трясясь от страха. Аскер же пошел в свой кабинет, уселся в кресло и стал разрабатывать план дальнейших действий.
        В семь часов утра Аскер позвал к себе горничную Зинтир. Робко войдя в кабинет (она всегда робела перед своим великолепным господином), она поклонилась и замерла на пороге. Аскер, видя ее смущение, милостиво улыбнулся ей и сказал:
        - Заходи, Зинтир, и присядь. Мне нужно с тобой поговорить.
        Зинтир просеменила по комнате и села на краешек стула.
        - Скажи, Зинтир, ты ведь родилась в Аргелене? - спросил Аскер.
        - Да, господин. Меня взяли в плен совсем маленькой.
        - В плен? - переспросил Аскер. - Но в последние двадцать лет активных военных действий не велось.
        - Это сделали не военные, а разбойники, каких много по Скаргиару. Они думали, что могут получить за меня выкуп, а когда поняли, что ничего не получат, то бросили на берегу. Меня подобрали крестьяне, вырастили и воспитали, а потом покойная королева Эгретта взяла меня в услужение, не знаю, почему, но чем-то я ей приглянулась... - горничная залилась краской до ушей, по-видимому, совершенно без повода.
        - Зинтир, а тебе никогда не хотелось вернуться на родину?
        - Нет, господин. Я покинула родную землю еще совсем маленькой, но то, что я помню, мало привлекает меня. Мы жили где-то в северном Аргелене, в верховьях реки Ормун. Зима была очень длинная, с лютыми морозами, а лето сухое и какое-то серое. Родители всегда жаловались на бедность и скудный урожай, а часто приходили аврины из Броглона и забирали то, что выросло с таким трудом. Мы их ненавидели, а я очень хорошо помню их говор, сухой, как шелест мертвой травы.
        Аскер весь подобрался.
        - Так ты, Зинтир, кроме родного аргеленского языка, возможно, знаешь еще и броглонский?
        - Я помню многое из него, господин. То, что заучивается в детстве, остается на всю жизнь.
        - Как мне с тобой повезло! Скажи, ты берешься научить меня этим языкам? Я обещаю прилежно учиться и щедро награжу тебя.
        Зинтир снова покраснела и уставилась на носки своих туфель.
        - Мой господин может не беспокоиться о награде... Я буду счастлива выучить вас этим языкам.
        Когда Моори час спустя потягиваясь и зевая вошел в кабинет, то застал такую картину: Аскер сидел в своем любимом черном кресле в крайней задумчивости и невидящим взглядом смотрел в окно, а рядом на стуле сидела Зинтир и произносила слова, сначала по-эсторейски, потом по-аргеленски и, наконец, по-броглонски. Послушав минут пять, Моори заметил, что всякая связь между смыслом эсторейских слов отсутствует, а Зинтир, похоже, называет их как попало - первое, что приходит в голову.
        Наконец, решившись нарушить этот занимательный процесс, Моори нарочито громко сказал:
        - Доброе утро, Лио!
        - Даргахир сатхаф, Эрл. Арваджен грил, - услышал он в ответ. - Как ты думаешь, чем я занят?
        Моори почесал в затылке.
        - Несешь какую-то белиберду, а заодно мучаешь бедняжку Зинтир. Что это еще тебе в голову взбрело?
        - Это первая часть моей программы действий, - пояснил Аскер. - Я решил, что проще выучить язык, чем выпутываться из неприятностей, связанных с его незнанием.
        - Ах, вот оно что! - протянул Моори. - Что ж, удачи тебе на этом поприще. Я зайду через годик, когда ты освободишься.
        - Но у меня нет столько времени, Эрл! Я боюсь, что у меня в запасе дня три, не больше, и я просто обязан выучить язык за это время.
        Моори пожал плечами и вышел из комнаты, а Аскер возобновил свое занятие.
        К двум часам дня он уже мог произнести на обоих языках несколько простых, но достаточных для разговора фраз.
        Рамас Эргереб сел на постели и осторожно потянулся. С позавчерашнего дня ломило кости - наверное, от сырых туманов, что в последние дни седыми облаками наплывали на Аткар.
        В двери постучали.
        - Кто там? - недовольно заворчал Эргереб. - Ходят тут с самого утра всякие...
        Дверь медленно, со скрипом приоткрылась, и в образовавшийся проем просунулась голова Зилгура.
        - Простите, что беспокою вас в такой ранний час, господин, но вот это письмо прибыло сегодня ночью. На нем пометка "Очень спешное" и указание передать вам, как только вы проснетесь.
        - Давай сюда...
        Эргереб распечатал письмо непослушными со сна пальцами. Это письмо было от его шпиона при королевском дворце в Паореле: он узнал его по почерку.
        С первых же слов письма брови Эргереба удивленно поползли вверх. И содержание письма, и прыгающий почерк так резко отличались от того, что он обычно получал, что он перечитал письмо несколько раз. Приведем его полностью.
        "Мой господин, я не могу больше исполнять свои обязанности!
        Ничего из того, что просило узнать известное вам лицо, выяснить не удалось.
        Я была совершенно уверена, что Аскернаконец попался в мои сети и влюблен в меня по уши, и пригласила его к себе. Но все мои попытки выудить из него нужную нам информацию словно разбивались о невидимую стену. Могу поклясться, что он не лгал мне, либо лгал так искусно, что заметить это не было никакой возможности. А затем случилось ужасное: он увидел бирхаз, с которой было послано это письмо. Отрицать что-либо было бесполезно. Я уверена, что рано или поздно он обо всем догадается.
        Но вовсе не это приводит меня в отчаяние. Господин, должна признаться, что я с самого начала испытывала к Аскеру личный интерес, но он не выходил за рамки дозволенного вами. Теперь же меня наяву заполонили те чувства, которые я перед ним разыгрывала, и теперь я - я! страдаю от душевной муки, пожирающей душу как пожар! Я не знаю, что мне делать, и не способна здраво оценить ситуацию. Мое душевное состояние лишило меня всего моего самообладания, так что я боюсь показываться в обществе, а тем более действовать.
        Пришлите мне ваш ответ как можно скорее. Несмотря на то, что с приездом корвельской принцессы мое положение при дворе поколебалось, я все же занимаю слишком видное место, чтобы происшедшее не стало известно остальным. Мое положение теперь целиком зависит от Аскера и от тех, кому он решится рассказать о том, что произошло. Примите меры, или будет поздно!"
        Эргереб откинулся на подушки и задумался. Этот Аскер стал слишком заметным... В последнее время только о нем и слышно. Вывести из строя одного из его лучших шпионов!.. А эта авантюра с корвельской принцессой? Скрепя сердце, Эргереб был вынужден признать, что ему такое и в голову бы не пришло.
        - Зилгур, я просил вас узнать об Аскере и советовал поискать в Валиравине. Твои аврины что-нибудь обнаружили?
        Зилгур замялся.
        - Господин, с того дня, как вы велели нам добыть сведения, прошел уже месяц, но, несмотря на такой долгий срок, ничего узнать не удалось. Мы не жалели денег, но все, к кому мы обращались с нашим вопросом, отвечали нам, что монах под такой фамилией у них не значится. Один из наших агентов попытался поговорить на эту тему с настоятелем, Абакаром Норло, но тот сразу замкнулся в себе и не пожелал разговаривать. Сразу оговорюсь, что за настоятелем в последнее время замечают некоторые странности... Считают, что он понемногу сходит с ума. А в целом у моих агентов сложилось впечатление, что монахи догадываются, о ком речь, но, похоже, дело тут настолько нечистое, что деньгами языков не развяжешь.
        - Славненько... - протянул Эргереб. - Значит, дело нечистое... Ну хорошо, раз оно нечистое, то и мы можем не стесняться в средствах. Поручим его Гарилафу. Ему до Валиравины ближе, чем нам, да и развязывать языки он мастер. Сегодня же ему и напишу. Ну, с этим вроде как разобрались, а вот что там у нас по поводу предмета?
        - Сегодня ночью был доставлен в Гарет.
        - Отлично! - Эргереб потер руки. - Наши инженеры разобрались с его устройством?
        - Думаю, да, господин. - По крайней мере, то, что они мне писали, обнадеживает. Он работает от солнца или от другого столь же мощного источника света.
        - Прости, не понял, - Эргереб завозился на кровати, комкая одеяло. - Это что же получается: любой туман может испортить нам дело?
        Зилгур спокойно кивнул.
        - Это верно, господин, но я удивлен, почему это так беспокоит вас. Ведь вы в состоянии справиться не только с туманом, но и с помехами посерьезнее.
        - Я не вечен, Зилгур... Пока я жив, Аргелен с предметом будет непобедим, но потом может произойти что угодно. У меня нет достойного преемника, - я его просто не вижу, сколько ни смотрю вокруг себя. Я наделал в жизни много вещей, совсем не подобающих моему положению. Но у меня были великие способности, и я мог себе это позволить, а остальные, не имея таланта, могут добиться успеха лишь упорством. Эх, Зилгур, разве можно говорить о каком-то упорстве, если нынешней молодежи все подавай на блюдце и сразу? В богах нет надежды, а в смертных - опоры. Пока я жив, все крутится, а потом замрет без движения, и любой туман без труда закроет солнце Аргелена.
        - Так что же делать, господин?
        - Не знаю. Скажи инженерам, чтобы думали, как усовершенствовать предмет, а пока готовьте Гарет к большой битве.
        Глава 22
        Король не мог налюбоваться на принцессу. Он не отпускал ее от себя ни на минуту и только смотрел на нее глазами, полными восторга. Когда Аскер, прервав свои занятия языками, явился в Виреон-Зор, то застал под дверями королевского кабинета целую толпу должностных лиц с бумагами на подпись.
        - Что случилось, господа? Король занят? - спросил Аскер, подойдя поближе.
        Кругом слащаво заулыбались.
        - Занят - не то слово, - хмыкнул министр по ремеслам Лесгалир. - Он не выходит из покоев принцессы Дариолы, которую вы, господин Аскер, привезли на нашу голову, а у меня здесь куча бумаг самого неотложного характера!
        - И у меня! - зашумели кругом. - Посмотрите, господин Аскер, на это безобразие! А у меня восемь кораблей с якоря сняться не могут! А у меня строительство стоит! А у меня...
        - Господа, потише! - попросил Аскер. - Давайте все ваши бумаги сюда, я пойду к королю и отнесу их, а вы ждите меня здесь.
        Придворные кинулись к Аскеру со своими приказами, циркулярами и распоряжениями, сгрузили ему на руки увесистую кипу бумаг и разошлись, каждый кланяясь в знак благодарности.
        Держа все это в руках, Аскер направился в Западную башню. Войдя в покои принцессы, он носом к носу столкнулся с Латриэлем, который спускался вниз, неся на руках равиля Дариолы. Пушистый зверек недовольно свистел, ерзая на руках, и все норовил слезть.
        - Добрый день, господин Латриэль, - поздоровался Аскер. - Куда вы тащите этого зверя?
        - Добрый день, господин Аскер, - ответил Латриэль. - Да вот, принцесса велела погулять с ним на улице. У, проклятущая скотина! Да не вертись ты! Честно говоря, это из-за короля: он прилип к ней, как банный лист, и воркует о нежных чувствах, а я ему, понятное дело, мешаю. Принцесса с удовольствием оставила бы и меня, и равиля, но в угоду королю ей пришлось спровадить нас подальше. Идите наверх, господин Аскер: этим вы хоть немного дадите ей расслабиться. А что это за груда бумаги у вас в руках?
        - Хочу напомнить королю о его прямых обязанностях. Это все документы, требующие подписи. Я собираюсь выручить с дюжину бедняг, которые в ожидании короля торчат под его кабинетом с самого утра. Кстати, господин Латриэль, у вас не найдется для меня листка-другого чистой бумаги?
        Латриэль порылся в карманах - и верно, нашел-таки листок, сложенный вдвое.
        - Благодарю вас, господин Латриэль, я вам очень признателен, - сказал Аскер, после чего они разошлись каждый в свою сторону: Латриэль - на улицу, Аскер - в комнаты Дариолы.
        Пройдя через все комнаты башни, Аскер обнаружил короля и принцессу в самой последней. Они сидели на диване возле окна, и король рассыпался в признаниях перед Дариолой о своих чувствах. Было заметно, что ей уже порядком надоело быть предметом такого пристального внимания и объектом, на котором король мог оттачивать свое красноречие, но она пока держалась стойко.
        Аскер остановился в дверях и постучал о дверной косяк. Король вздрогнул и обернулся.
        - А, это ты, Аскер? Заходи, - сказал он с тенью досады. - Что там у тебя?
        - Доброе утро, мой король, доброе утро, принцесса. - Аскер поклонился. - Мой король, я решился побеспокоить вас, поскольку здесь накопились важные государственные дела, решение которых не терпит отлагательства.
        Пачка бумаг тяжело легла на столик возле дивана.
        - Эти документы нужно подписать, мой король.
        Король недовольно поморщился, но взял со столика перо.
        - Аскер, это же такая пачка! Мне их и до вечера не прочитать!
        - Это совершенно не обязательно, мой король. Я их уже прочел и нахожу достойными подписания. Но мой король поступит так, как посчитает нужным...
        И Аскер плавным движением раздвинул бумаги в стопке так, что стали видны нижние части каждого листа, где полагалось поставить подпись.
        Король бросил на Аскера короткий взгляд - и принялся подписывать.
        Дариола, с улыбкой следившая за всем происходящим, лукаво посмотрела из-за королевской спины на Аскера и глазами попросила его не уходить слишком быстро.
        "Бедное дитя! - сокрушенно подумал Аскер. - Он совсем ее замучил".
        - Вот, держи свои бумаги, - сказал король, вытирая взопревший лоб.
        - Спасибо, мой король, - Аскер сгреб бумаги со стола. - Мой король... Вся Эсторея интересуется, когда же состоится свадьба. Это событие государственной важности должно наступить как можно скорее.
        - Да, мой король, - подхватила Дариола, - мы все с нетерпением ожидаем, когда вы назовете нам эту дату.
        Король воодушевился. Он был готов жениться на Дариоле прямо сейчас, но это, разумеется, было невозможно. Следовало устроить грандиозное празднество по такому случаю, а это требовало времени.
        - Раз вся Эсторея ждет, - улыбнулся король, - то я объявлю.
        - Великолепно, мой король! - воскликнул Аскер. - Там внизу собрался весь двор в ожидании того, когда вы выйдете к ним и объявите о свадьбе.
        Король поднялся с дивана и, насвистывая что-то себе под нос, направился к дверям. Как только он скрылся за ними, Аскер, не дожидаясь приглашения, уселся на то место, где он сидел, и облегченно вздохнул.
        - Спровадили, наконец! Принцесса, избавление близко, обещаю вам.
        - О каком избавлении вы говорите, господин Аскер? - удивилась Дариола.
        Аскер развернулся на диване и кинул на Дариолу заговорщический взгляд.
        - Как только вы выйдете замуж, вы сможете посылать его прямо к Ранатре со всеми его ухаживаниями! Его все посылают к Ранатре, только нужно знать, как за это взяться. Вот, взгляните!
        Аскер быстро перебрал документы, подписанные королем, и выудил из пачки один листок. В отличие от остальных, он был перегнут пополам и расправлен, а кроме того совершенно бел, за исключением того места, где стояла королевская подпись.
        - Так короли лишаются своей власти, принцесса. Этот листок - первый. Хотите, я подарю его вам?
        Дариола протянула дрожащие пальцы к листку и осторожно взяла его.
        - Так что же это выходит? - сказала она. - Я могу надписать сверху все, что мне вздумается, и это будет считаться приказом короля Аолана Валесиара?
        - Именно так, принцесса. Берите, не стесняйтесь, я себе еще сделаю.
        - Какой же он Тюфяк! - фыркнула она. - Господин Аскер, я начинаю его презирать. Он - никудышный король!
        - Но зато чрезвычайно удобный, вы не находите?
        - Он нудный! - капризно заявила Дариола, наморщив носик. - И вообще здесь все нудное! Из-за него я даже не смогла посмотреть вашу столицу. По правде говоря, мне хочется сбежать отсюда.
        - Ну ничего, принцесса, - улыбнулся Аскер. - Теперь, когда король назначит день свадьбы, забот у вас будет выше головы, да и у него тоже, так что вы его не увидите до самой свадьбы. А теперь прошу извинить меня, но я должен вас покинуть: у меня есть одно неотложное дело. Но я обещаю вам, что буду навещать вас каждый день.
        - До свидания, господин Аскер, - улыбнулась ему Дариола, - и большое спасибо вам за то, что избавили меня от короля. Если встретите по дороге Латриэля, можете прислать его ко мне.
        Латриэль околачивался под самыми дверями. Услышав, что принцесса желает его видеть, он засунул равиля подмышку и опрометью кинулся в комнату. Аскер проводил его взглядом, сочувственно покачав головой. Сейчас его ждут долгожданные мучения!
        За исключением столь пренебрежительного отношения к бедняге Латриэлю Дариола была, по мнению Аскера, на высоте. Чем больше он ее знал, тем чаще думал, что сделал правильный выбор. Как она держала себя перед придворными! Как улыбалась королю, когда он в сто сорок четвертый раз сравнивал ее глаза с изумрудами! Наконец, как серьезно отнеслась к листку, дающему ей почти неограниченную власть!
        "Я могу ею гордиться", - подумал Аскер, плотнее прижав к груди пачку документов.
        Свадьба была назначена на второй день месяца кутастеф. По всей столице и ее окрестностям закипели примерно такие же приготовления, что и к празднеству по случаю взятия Фан-Суор, только в гораздо большем масштабе. Для этих целей из королевской казны было выделено пятьдесят тысяч леризов, а уж сколько народу принимало участие в подготовке - и не сосчитать. На радостях король даже объявил амнистию для заключенных, совершивших мелкие преступления.
        - Наконец-то в Паореле впервые за много лет будет вдоволь воров и забияк! - сказал Моори, когда услышал об этом мудрейшем решении короля.
        Аскер вновь отвлек Зинтир от ее основной деятельности, чтобы возобновить свои занятия аргеленским и броглонским языками. Он совершенствовался настолько быстро, что Зинтир непрерывно краснела, старые Филана и Линекор качали головами, а Моори ходил черный как туча: он не мог взять в толк, который из дьяволов Ранатры так намертво вколачивает в Аскеровы мозги слово, произнесенное один раз. Но дело тут было не в Ранатре и не в дьяволах, а всего лишь в совершенном умении управлять своей памятью, которая у Аскера и так было чересчур хороша, а Кено своими мудрыми советами сделал ее еще лучше.
        Фаэслер Сарголо не находила себе места. Просторные комнаты ее особняка казались ей слишком тесными, а в южном ветре, несшем с моря свежесть, ей чудился зной пустынь. Она, как дикий зверь, металась по дому, судорожно сжав кулаки и до крови впиваясь когтями в ладони. Бессонная ночь навела круги под ее лучистыми глазами, и Фаэслер со злобой оглядывалась на все зеркала, мимо которых ей доводилось проходить. Сколько раз она заставляла себя сесть и спокойно обдумать создавшееся положение, но все напрасно: неведомая сила, что ворочалась в ее душе, каждый раз путала мысли, которые Фаэслер пыталась как-то упорядочить, и железными тисками сдавливала горло и сердце. Фаэслер хотела рыдать, в слезах излить свою муку, но слезы, как назло, лились внутрь, свинцовыми каплями падая в душу, а глаза высохли, как солончаки Скалара.
        Фаэслер выбежала на балкон, хватая ртом воздух, и оглянулась кругом. Закатное солнце светило прямо в глаза, вытравливая мозг, и полированные крыши домов стократно отражали его свет. Крики птиц над Паорелой резали слух, а шум и запахи большого города лезли в уши и в нос, вызывая желание стать глухой и слепой ко всему, что происходит в мире. Нервы, натянутые, как струны, грозили порваться в любой миг. Фаэслер подумала, что состояние, в котором она пребывает, больше похоже не на страдания неутоленной страсти, а на муки погребенного заживо грешника.
        Наконец после изнурительной душевной борьбы Фаэслер поняла, что близка к сумасшествию и что ей самой не справиться. И она решила обратиться к помощи Сезиреля. Она написала ему записку с просьбой приехать и стала ждать.
        Карета Сезиреля подкатила к ее дому уже тогда, когда солнце спряталось за верхушки деревьев на горизонте. Старый жрец кряхтя вылез из своего экипажа и, опершись на посох, инкрустированный перламутром, вошел в дом. Он любил разыгрывать из себя дряхлого старца, согбенного под тяжестью забот, но на самом деле сил у него было побольше, чем у многих.
        Куртизанка встретила своего наставника приветливо и спокойно, но Сезирель сразу подметил нездоровый блеск ее глаз.
        - Что с вами, дочь моя? - участливо спросил он.
        Фаэслер пристально посмотрела на Сезиреля, давая понять, что разговор будет откровенным, - пожалуй, даже слишком.
        - Господин Сезирель, я должна вам все рассказать, - начала она. - Я попала в ситуацию, с которой мне самой не справиться, и я надеюсь, что вы мне поможете. Обещаю вам заранее, что ваша помощь будет щедро оплачена, да и вы сами, как ловкий политик, сможете кое-что извлечь для себя из этой услуги.
        - Я вас слушаю.
        - Недавно у меня было нервное расстройство... Я долго не появлялась в обществе и... Да кому и знать об этом, как не вам: я ведь приглашала вас, и ваши душеспасительные беседы мне очень помогли.
        - Я боюсь, что не долечил вас, дочь моя.
        - Нет, господин Сезирель. Все прошло, как нельзя лучше, но, понимаете, причина моего расстройства... она имеет две ноги.
        - Так все, что я думал, было неверно? Значит, это не переутомление, не влияние луны, не туманы? Фаэслер, скажите честно: вы знали причину вашей болезни, когда обратились ко мне за помощью?
        - Да, господин Сезирель, я тогда солгала вам, сказав, что не знаю, в чем причина. Но когда я назову ее вам сейчас, вы поймете меня. Все дело в господине Аскере, - Фаэслер сделала усилие над собой. - Тогда он отверг меня.
        Сезирель кивнул.
        - Понимаю: это ранило ваше самолюбие, но рана была бы еще глубже, если бы вы признались в своем поражении постороннему лицу. Что же заставило вас сделать это признание теперь?
        - Все оказалось не так просто. Аскер, приехав из Корвелы, признался мне в любви.
        Сезирель хихикнул.
        - И вы ему поверили? У меня по поводу господина Аскера бо-ольшие подозрения...
        - И вы поверили бы, господин Сезирель, если бы видели его! - воскликнула Фаэслер. - Он был невероятно убедителен. Я даже и мысли допустить не могла, что он лгал. Сомнения появились позже.
        - Ну-ка, ну-ка, - потер ладони Сезирель.
        - Вчера я пригласила его к себе домой, рассчитывая на победу. К тому же, у меня было одно задание... - Фаэслер замялась, но, подумав, что терять ей нечего, сказала:
        - Ладно, начистоту так начистоту. Я - агент Аргелена.
        Фаэслер внутренне сжалась в комок, ожидая реакции Сезиреля.
        Сезирель фыркнул.
        - И это вы говорите мне, дочь моя? Я давно это подозревал! Да вам самой судьбой предназначено быть аргеленской шпионкой, и я больше удивился бы, если бы вы ею не оказались.
        - Как же так? - изумилась Фаэслер. - Что же выдало меня, господин Сезирель?
        - Ничто, дочь моя, просто у жрецов Матены, особенно у верховных, особое чутье на шпионов. Так что там с вашим заданием?
        Фаэслер дрожащим голосом рассказала Сезирелю о визите Аскера накануне, поминутно прерываясь, чтобы приложиться к флакону с нюхательной солью.
        - Аскер ушел, а я с тех пор не нахожу себе места. Я погибла, господин Сезирель! Я влюблена!
        Сезирель помолчал с минуту, переваривая сказанное. Он знал Фаэслер Сарголо не первый год, и, по его мнению, это была не та женщина, которая могла бы в кого-то влюбиться.
        "Как это ее угораздило?" - подумал он. - Вам, дочь моя, следовало бы обратиться не ко мне, а к господину Гаорину: ведь это его специализация.
        - Но, господин Сезирель, - взмолилась Фаэслер, - это же полный провал! Если я пойду к нему, то сама подпишу себе приговор! Ведь он - друг Атларин Илезир, и о моем визите к нему тотчас станет известно всему двору!
        - Это верно... - пробормотал Сезирель. - Неужели страсть настолько сильна, что вы не в состоянии справиться сами? Возможно, вы сами довели себя до вашего невыносимого состояния, дочь моя? Нет такой страсти, которую не мог бы побороть здравый рассудок.
        - Это только вы можете так говорить, господин Сезирель, - огрызнулась Фаэслер, - с вашим-то бледным темпераментом! А что прикажете делать мне? Изливать свою страсть в стихах? Или, может быть, писать ему любовные письма и складывать их в коробочку? О-о, как я себя ненавижу!
        - А вот этого не надо! - встрепенулся Сезирель. - Знаете что, дочь моя? Перестаньте ненавидеть себя и начните ненавидеть его. Вы почувствуете силу ненависти и ее целебные свойства! Вот он, ваш путь к спасению!
        Слова Сезиреля стали для Фаэслер настоящим откровением.
        "Ну конечно! - подумала она. - Зачем я себя терзаю, если это только он во всем виноват? О, как я его ненавижу!"
        - Ну что, полегчало? - улыбнулся Сезирель, увидев, как изменилось выражение лица его подопечной. - Вот так-то лучше. И самым подходящим занятием для вас сейчас будет написать вашим друзьям в Аргелене письмо и попросить у них одолжить вам какое-нибудь средство для уничтожения неугодных. Я слышал, в Аргелене сильные маги...
        - Благодарю вас, господин Сезирель, - сказала Фаэслер, вставая. - Теперь я вполне владею собой. Немного самовнушения - и я буду в полном порядке.
        - До свидания, дочь моя. Дайте мне знать, если что.
        Откланявшись, Сезирель покинул гостеприимный дом Фаэслер, сел в свой экипаж и приказал ехать домой. Его грызли жестокие сомнения: он не мог понять, почему Фаэслер, всегда такая рассудительная и осторожная, вдруг без памяти влюбилась в Аскера, какой бы он там ни был трижды раскрасавец. К тому же, сам Аскер тоже не производил впечатление аврина, который в ближайшее время собирается в кого-нибудь влюбляться. И подозрительный Сезирель тут же предположил вмешательство магии.
        "Чертовски ловок этот Аскер! - подумал он с завистью. - Но, однако, до чего сильно наведено... Сколько же он отвалил за эту работу? Пятьсот леризов? Семьсот?
        Но зачем ему это понадобилось? Привезя принцессу из Корвелы, он тем самым уже поставил на карьере Фаэслер крест, и ему незачем было действовать так круто. Похоже, здесь какие-то личные счеты. Что же она ему сделала такого, что он решил уничтожить ее как личность?"
        Размышления Сезиреля зашли в тупик. Он не мог понять мотивов Аскера, а надеяться на то, что Фаэслер расскажет ему о своем поступке, не приходилось.
        "Будем ждать, - решил Сезирель. - Очень не люблю ошибаться".
        Аскер шел широкими шагами по ночной Паореле. Усиленные занятия языками утомили даже его тренированные мозги, и он справедливо решил, что лучше будет немного отдохнуть. С этой целью он и вышел прогуляться, несмотря на поздний час. Моори хотел было пойти с ним, но Аскер возразил ему, что хочет поразмышлять в тишине, а Моори будет трудно держать рот закрытым хотя бы полчаса кряду. Согласившись с этим нелестным утверждением, Моори настоял, чтобы Аскер хотя бы взял свою саблю, иначе с ним может случиться то же, что и с королем Аоланом два месяца назад. Разбойники долго беседовать не любят, а поблизости может не оказаться другого Аскера, чтобы спасти первого.
        Пристегнув саблю к поясу, Аскер вышел на улицу. Ночь выдалась - хоть глаз выколи, на небе ни звездочки, зато туч хоть отбавляй. Редкие кисейные полоски тумана проплывали по улицам, теряясь в тупиках и закоулках. Аскер шел по ночным улицам, незаметно для самого себя ускоряя шаг и плотнее запахивая развевающиеся полы хофтара. В воздухе была разлита тоска, тревога и неуверенность, принесенная туманом, и это чувствовалось особенно остро благодаря тому, что на улицах не было ни одного живого существа, а окна домов были плотно зашторены. Все шесть чувств Аскера обострились до предела; он отчетливо сознавал странность своей прогулки - в полном одиночестве, по ночному городу, в котором нет ни души.
        Они ждали его за углом. Шесть теней в плащах с капюшонами, глубоко надвинутыми на лица, из-под которых мерцали и светились холодным светом бледно-желтые глаза.
        - Эй, ребята, - липко просипел один, разминая затекшие ноги, - а вы уверены, что он придет?
        - Еще бы ему не прийти, - просипели в ответ. - Господин знает. Господин видит вперед, и наше дело - смотреть туда, куда он укажет. Верно, господин?
        - Верно, ребята. Он придет, я в этом не сомневаюсь. Сегодня ночь для прогулок. У него сабля, но это пустяки. Вы же знаете, ребята, что сабля - это не лерг. Сабля - кусок железа, а лерг - это смерть. Но лерг - это на крайний случай. Помните об этом, ребята.
        - Господин, а, господин, - все не унимался тот, что заговорил первым, - зачем мы надели эти темно-красные плащи? Для маскировки хуже наряда не придумаешь. Он сразу поймет, откуда ветер дует.
        - Во-первых, - ответил предводитель. - сегодня так темно, что темно-красного от черного не отличишь, а во-вторых, он уже и так знает, откуда ветер дует.
        - Тише! Кажется, идет! - зашипел один, специально поставленный выглядывать из-за угла.
        - Как, уже? - удивился предводитель. - А он не слишком-то пунктуален, ребята.
        - А может, это не он? - предположил кто-то.
        - Кто же еще? - оборвал его предводитель. - Ты стал бы разгуливать в такую ночь по улицам без крайней необходимости? Ну ладно, давайте выглянем.
        Еще две головы в капюшонах высунулись из-за угла и замерли, настороженно вглядываясь во тьму.
        По улице шел прохожий. Он шел прямо на них, шел очень быстро, твердо ступая по камням улицы, но не было слышно гулкого эха шагов, лишь еле слышное постукивание, как удары сердца мыши в подполье.
        - Почему не слышно шагов? - заволновались за углом.
        - Он всегда так ходит, - объяснил предводитель. - Не будь мы начеку, он прошел бы мимо, как тень, а мы бы и не заметили. Ну, кажется, пора. Вперед, ребята!
        Перед Аскером в ночной тиши и пустоте выросли четыре фигуры, облаченные в черное. Аскер остановился и оглянулся. Сзади стояли еще двое. Его ночная прогулка начинала приобретать элементы кошмара. Бледно-желтые глаза теней излучали холодный свет, подобный свету зимнего снежного неба.
        - Что вам нужно? - тихо спросил Аскер, не смея нарушать безмолвие этого места.
        - Ваше имя? - тоном приказа спросил один из неизвестных, делая полшага вперед.
        - Какой странный вопрос, - задумчиво сказал Аскер. - Если бы вы были грабителями, вас интересовал бы мой кошелек, а не имя. Если вы не грабители, то вы охотитесь за мной, а значит, мое имя вам известно. Какой мне смысл отвечать вам?
        - Ну хорошо, - просипел неизвестный, - в логике вам не откажешь, господинАскер, чего нельзя сказать о вашем здравом смысле. Вам никогда не приходило в голову, что одному ночью гулять опасно?
        - Я решил проверить это бездоказательное утверждение, - надменно ответил Аскер.
        - Это дорого вам обойдется, - зловеще сказал незнакомец. Молниеносным движением он выхватил из-под плаща двуручный меч и обрушил на Аскера сокрушительный удар. Аскер успел выхватить саблю из ножен и парировал ею, отведя лезвие меча так, что оно стукнулось о мостовую.
        Подняв меч вверх, незнакомец провел над головой Аскера круговой удар, целясь с изворота в шею, и пока Аскер отбивал его, другой воин подскочил к нему слева с явным намерением вонзить ему в бок легкий боевой топор. Аскера спасла гибкая талия: в последний момент он подался назад, и лезвие топора просвистело мимо.
        В бой вступил третий нападающий, а потом и четвертый. Все четверо атаковали Аскера быстрыми молниеносными ударами, нападая почти одновременно. Ему приходилось вертеться, как мухе в кипятке, и большей частью он не отвечал на удары, а уворачивался от них. Его расчет был прост: рано или поздно они заденут друг друга - слишком уж много их собралось вокруг него.
        И действительно, один из нападающих внезапно охнул, схватившись за плечо, и отпрянул назад. Остальные, увидев, что случилось, отступили, как по команде, держа оружие наизготовку.
        - Пора, - прошипел предводитель, и двое, которые не принимали участия в поединке, взметнули вверх и вперед руки. Две сверкающие молнии просвистели в ночи, и Аскер, затылком почувствовав их приближение, повернулся назад и взмахнул саблей. Две стальные звезды с острыми, как бритва, краями со звоном упали на мостовую и покатились в разные стороны, но две другие взлетели им на смену, рассекая затхлый воздух. На этот раз Аскер пригнулся, и они пролетели мимо. Сзади чертыхнулись: звезды едва не нашли другую цель.
        Аскер замер в ожидании следующих сюрпризов. Но нападающие, похоже, решили переменить тактику. Они перемигнулись между собой, и предводитель вышел вперед.
        - Ну а на это вы что скажете? - спросил он Аскера, вытаскивая из-под плаща палку длиной в локоть. Взяв за один конец это грозное оружие, он прикоснулся двумя пальцами к другому концу и вроде бы что-то открутил. И в тот же миг из этого конца стала сочиться зеленоватая нить, извиваясь и светясь. Достигнув длины в двенадцать локтей, она погасла и замерла, свившись у ног предводителя в кольца.
        Легкое движение руки - и получившийся хлыст взвился в воздух, описав над Аскером петлю. Аскер точно знал, что нить не коснулась его, но нестерпимая боль, пронзившая его тело, говорила об обратном.
        Второй взмах - и новый спазм боли, и сабля зашипела от прикосновения дьявольского хлыста и бессильно выпала из руки. Аскер понял, что ему конец, если он не предпримет решительных действий. Аккумулировав свою боль и смешав ее со страхом, он послал в пространство внушение, и едва оно достигло темных фигур, как они бросились бежать наутек, без оглядки - но все в одну сторону.
        В окнах верхних этажей зажегся свет. Добропорядочные жители Паорелы, наконец собравшись с духом, повысовывались из окон, размахивая оружием, какое первым попалось под руку.
        - Не надо ли вам подсобить, господин? - закричали самые смелые, разглядев, что на улице, кроме Аскера, уже никого нет.
        - Спасибо, господа, но я уже и сам управился, - вежливо ответил Аскер, подбирая с земли саблю.
        Окна наверху закрылись, свет погас, и добрые граждане потеряли интерес к этому происшествию, но только до утра, когда они разнесут эту новость по всему городу с подробностями собственного сочинения.
        Шестеро в багровых плащах остановились на задворках какого-то дома, переводя дух от долгого бега.
        - Господин, что же это такое, а? - пожаловался тот, которого ранили. - Вы не сказали нам, что дело будет таким жарким.
        - Ваше вознаграждение будет увеличено вдвое, - сказал предводитель. - Мы славно потрудились, ребята.
        - Какое там славно! - возмутились вокруг. - Он одолел нас, как щенков, и лерг не помог. Да и что помогло бы, если он атаковал нас страхом?
        - Спокойно, ребята, - остановил возмущенные жалобы предводитель. - В нашу задачу и не входило побить его, - нет, мы должны были его только спровоцировать. Он замечательно дрался, надо отдать ему должное, и держался до последнего. Но лерг - это смерть. И он не устоял. Он показал свою силу, ребята, он обнажил свою слабость. Он силен, потому что он может нас побить. Он стал слаб, потому что мы теперь знаем, что он может нас побить, - знаем, чем и как. Я не ожидал такого успеха, это было только предположение, глупая фантазия, которую, по мнению некоторых скептиков, даже не стоило проверять, но она подтвердилась. Он - адепт пятой ступени культа, и верхняя ступень ближе остальных его сердцу. Это его сила и его слабость. Теперь, когда мы знаем, близок час отмщения и час нашего торжества, потому что колесо фортуны закрутится!
        ЧАСТЬ 3 Смерть водяная и огненная
        Глава 23
        В горах Баяр-Хенгор был ясный солнечный день. Легкие плотные облачка пролетали по лазурному небу на восток, затеняя на миг пространство под собой. Маленькие горные цветы тянули к солнцу свои лепестки, чтобы получить как можно больше тепла за короткое лето. Ветер колыхал сочные травы, и во всей природе было разлито блаженное умиротворение.
        По крутой горной дороге, что вела к Валиравинскому монастырю, шел путник. Ветер развевал его длинные белые одежды, время от времени сдувая с головы капюшон, и когда это происходило, солнце освещало изборожденное морщинами лицо. Глаза путника жмурились от яркого света, - глаза, привыкшие к сумраку даже в полдень. Путник тяжело опирался на посох, из чего можно было сделать вывод, что он проделал долгий путь.
        Ворота Валиравины беспрепятственно открылись перед путником: монахи считали своим долгом приютить всякого, кто пришел к ним без оружия. На расспросы о том, кто он, путник отвечал, что он - отшельник, отдавший себя под покровительство Матены, о чем свидетельствовала его белая одежда. Он ищет истину и посетил уже много обителей, но в Валиравине ни разу не бывал, и вот наконец он сможет восполнить этот пробел в своих исканиях, если монахи будут так добры, что примут его.
        Когда отшельника спросили, каким именем ему будет угодно называться, он ответил так:
        - Братья мои, долгие годы скитаний вытравили из моей памяти имя, данное мне при рождении, и теперь все называют меня просто Отшельником.
        Голос его звучал тихо, как шелест ветра в мертвых листьях, а желтые глаза, скорбные и потухшие, подтверждали правоту его слов.
        - Это святой, - сказали монахи, благочестиво воздев руки.
        Отшельника поселили в одной из келий, и он, к великому умилению монахов, тут же принялся молиться. От обеда он отказался, объяснив, что для смирения плоти установил себе правило принимать пищу только утром. Подивившись такому усердному служению богине, монахи отправились к настоятелю рассказать ему о поведении отшельника. Норло был очень удивлен такому благочестию и сказал, что желает видеть отшельника после вечерней службы.
        В назначенный час отшельник вошел в комнату настоятеля и почтительно остановился у порога, всем своим видом показывая отрешенность от дел земных.
        - Садитесь, прошу вас, - пригласил его настоятель, указывая на кресло возле себя.
        - Спасибо, - поблагодарил отшельник, присаживаясь. - Для меня великая честь разговаривать с самим Абакаром Норло, настоятелем сей богоугодной обители.
        - Что привело вас к нам, святой отец? - спросил настоятель.
        - Я ищу знание, господин Норло, - смиренно отвечал отшельник, - и в поисках знания скитаюсь по миру. Во многих местах Скаргиара я побывал, но нигде не нашел того, что меня интересует. И вот я пришел в одно из самых святых мест во всем Скаргиаре, рассчитывая обрести наконец то знание, которое я ищу.
        - Вся библиотека Валиравины будет в вашем распоряжении, святой отец, - сказал Норло.
        Отшельник покачал головой.
        - Это знание нельзя почерпнуть из книг, если только за последнее время новые книги не были написаны монахами вашего монастыря.
        - Наши монахи пишут книги, и притом на самые разные темы: по науке, культуре, истории...
        - Меня интересует именно история, - быстро сказал отшельник. - Нет ли у вас книг по новейшей истории?
        - Нет, святой отец, мы проникаем своим испытующим взглядом в глубины истории, стремясь к ее истокам, а новейшая история... Кому она сейчас нужна? Ее и так все помнят, и потому-то писать книги на эту тему нецелесообразно. К тому же, как всем известно, для осмысления многих событий в историческом плане требуются годы, а иногда даже целые века.
        - Очень жаль... Но летописи-то у вас ведутся?
        - Да, святой отец, это одна из функций любого большого монастыря. Мы записываем все эпохальные события из истории Скаргиара. К сожалению, мы не можем вести более подробные записи ввиду нашей отдаленности от мирской жизни, но летописи подобного рода составляются многими другими летописцами; наша же цель - отразить наиболее важные события, происходящие в нашей части света.
        Отшельник слушал невнимательно: то, о чем он спрашивал, было известно ему и раньше, - он делал это скорее для проверки, чтобы убедиться лишний раз, что нужные ему сведения нигде не зафиксированы. А сведения эти, надо сказать, носили самый что ни на есть мирской характер.
        - Господин Норло, - сказал отшельник, показывая, что он собирается затронуть самую суть разговора, - для меня очень прискорбно, что в моих поисках приходится полагаться на память авринов, которая, как известно, не безупречна, но я вижу, что другой возможности у меня нет. Господин Норло, не будете ли вы так любезны ответить на несколько вопросов?
        - Спрашивайте, святой отец. Ваша святость внушает мне великое доверие.
        - Господин Норло, я попрошу вас вспомнить события, произошедшие не так давно, а именно два с половиной года назад.
        - А что такое произошло два с половиной года назад? - сразу насторожился настоятель.
        Лицо отшельника прорезала злорадная улыбка: дата, названная наобум или, скорее, по наитию, попала точно в цель.
        - Меня интересует все, что произошло в то время необычного, - сказал он, подавшись вперед.
        - Да ничего такого необычного не происходило, - ответил Норло дрожащим голосом, пытаясь побороть страх.
        - Ну ладно, господин Норло, я попытаюсь оживить вашу память. Я назову вам только одно слово: Аскер...
        В глазах настоятеля мелькнул ужас.
        - Это... это - гора поблизости от монастыря... Обычная гора, говорю я вам!
        Отшельник внимательно посмотрел на Норло. Похоже, слухи о его психической неуравновешенности имели под собой почву.
        - Какое совпадение! - воскликнул он. - А я знаю одного аврина, его тоже зовут Аскер. Лио Фархан Аскер, знаете ли...
        Зрачки настоятеля расширились, его била нервная дрожь.
        - Не смейте произносить при мне эти три слова! - закричал он. - Я не хочу вспоминать об этом! Уйдите немедленно, или я позову братьев монахов!
        - Это будет очень опрометчиво с вашей стороны, - усмехнулся отшельник, вытаскивая из-под одежды кинжал и приставляя его к горлу настоятеля. - Вы выложите мне все, господин Норло, если еще хотите покоптить небо на этом свете.
        Глаза настоятеля вылезли из орбит от страха, но он послушно кивнул.
        - Вот и славненько, - мягко, почти ласково сказал отшельник. - Выкладывайте.
        Он убрал кинжал от горла настоятеля, чтобы тот мог говорить, но продолжал держать его на виду, дав понять, что оружие будет пущено в ход при малейшем подозрении.
        Облизав пересохшие губы, Норло начал:
        - Событие, которое вас интересует, произошло двадцать третьего вендуарат в 2166 году.
        Он рассказал отшельнику о том, как Аскер появился в Валиравине. Рассказал он также и нелепую, по его мнению, историю, услышанную от Аскера о появлении его на этом свете на вершине горы.
        - Гм... - отшельник на минуту задумался, переваривая сказанное. - А что Аскер делал в Валиравине?
        - Собственно, ничего... Читал книги. Сказал, что читать научился сам, но я подозреваю, что это были проделки Грало. Он был у нас до девятнадцатого немлирен, и, думаю, успел прочитать добрую половину библиотеки.
        - Кто - Грало? - не понял отшельник.
        - Да нет, же, Грало - это монах, который присматривал за Аскером.
        - Я могу его видеть?
        - Увы, это невозможно. Я выгнал его из обители вслед за Аскером.
        - Почему вы выгнали Аскера?
        - У нас возникли некоторые... разногласия, - смутился Норло, но, увидев очутившийся перед самым носом кинжал, продолжал:
        - Я хотел использовать его в целях пропаганды культов Матены и Нура, потому что, как вы сами понимаете, у него два покровителя, раз он родился в момент восхода солнца. Но он решил, что я его эксплуатирую. О, если бы только он не был таким сообразительным!..
        - Если бы он не был таким сообразительным, то меня здесь не было бы, - сказал отшельник. - Его сообразительность стала причинять в мире слишком много хлопот.
        - А кто он теперь? - с дрожью в голосе спросил настоятель.
        - Одно из доверенных лиц короля Эстореи Аолана Валесиара.
        Норло в отчаянии схватился за голову.
        - О, какой позор для меня! - застонал он. - Это моя неосмотрительность привела к таким последствиям! Мне следовало приставить к нему охрану и не спускать с него глаз, а я прогнал его из монастыря!
        - Вам известно, что он делал после этого? - спросил отшельник.
        - Нет, я не знаю... Мы вытолкали его за ворота одного, без еды, без одежды, без оружия, и тогда я был совершенно уверен, что он издохнет через недельку. Весна в наших краях суровая, а ларганы голодные и очень свирепые...
        - Ничего не скажешь, авринолюбивый поступок, - хмыкнул отшельник. - Я бы на его месте вернулся сюда и поговорил бы с вами как следует... Ну да ладно, это его дело. Прикажите принести мне все необходимое для письма. И чтоб мне без фокусов!
        Отшельник стал сзади за креслом настоятеля и приставил кинжал к его спине. Норло позвал монахов и приказал им принести все необходимое. Когда дверь за монахами закрылась, отшельник сел за стол и принялся за письмо, положив кинжал рядом с собой.
        - Что вы со мной сделаете? - с трепетом спросил Норло.
        - Я - ничего, - ответил отшельник, не отрываясь от письма. - Вы сами сделаете с собой все, что только можно.
        Наутро отшельник покинул Валиравину.
        Вечером того же дня Абакар Норло скончался. Монастырский врач сказал, что это произошло по причине крайнего нервного истощения и глубокого потрясения, которое перенес покойный.
        Был последний день перед королевской свадьбой. Дариола нервничала: ей все время казалось, что должно произойти что-то ужасное. Ее горничная Литта изо всех сил пыталась развеять страхи своей госпожи, но Дариола время от времени сама придумывала различные препятствия для своей свадьбы, одно нелепее другого. Когда очередная мысль приходила ей в голову, принцесса останавливалась посреди комнаты и говорила что-нибудь вроде:
        - Литта, а если господа министры надавят на короля, и он передумает?
        - Литта, а если господин Сезирель откажется нас венчать?
        - Литта, а если на свадьбу явится Фаэслер Сарголо и устроит скандал?
        - Ну что вы, госпожа, - неизменно отвечала Литта, - король без ума от вас, вы же сами видите! Он навещает вас по два раза в день, несмотря на то, что он так занят.
        - Ты права, Литта. Что это я, в самом деле... Если король не будет заниматься государственными делами, то кто же ими займется? Вот и позавчера господин Аскер должен был напомнить королю о его обязанностях. Ты бы видела, Литта, какую кипу бумаг он принес на подпись!
        Дариола весело рассмеялась.
        - А не позвать ли вам господина Аскера, госпожа? - предложила наблюдательная Литта. - По-моему, лучше общества для вас не сыскать.
        - И то верно, - согласилась Дариола. - Я напишу ему записку, и мы пошлем Латриэля: пусть отнесет.
        Через полчаса Латриэль уже передавал письмо по адресу. Его очень задевало то, что Дариола не доверила ему передать поручение в устной форме, и он испытывал поистине адские муки, гадая, в каких выражениях Дариола просила Аскера прийти во дворец. Это было немедленно подмечено Аскером, который уже умел не только скрывать свои истинные чувства, но и изображать любые другие. У него чесался язык поддразнить Латриэля, совершенно не умевшего притворяться.
        - Не передавала ли принцесса чего-нибудь на словах? - спросил он, прочитав записку.
        - Нет, - ответил Латриэль, побагровев и сжав кулаки. - Она только просила проводить вас к ней, господин Аскер.
        Увидев, как близко к сердцу принял Латриэль его слова, Аскер устыдился самого себя; правда, одновременно ему хотелось рассмеяться. Он решил сказать Латриэлю что-нибудь учтивое, чтобы сгладить впечатление от своей первой фразы.
        - Наша принцесса необыкновенно любезна, дав мне такого провожатого, как вы, - сказал он с улыбкой.
        Латриэль не знал, расценивать эти слова как простую учтивость или как издевательство. Скорее было похоже на второе: средь бела дня посреди Паорелы всадник, вооруженный саблей, не нуждался ни в каких провожатых. Но Латриэль был вынужден проглотить это оскорбление, потому что имена победителей последнего турнира в Брегане держатся в памяти по крайней мере год, а имя Аскера среди них, как мы знаем, было.
        - Подождите меня одну минуту, господин Латриэль, - вывел его из невеселых раздумий голос Аскера, - я должен надеть кое-какие побрякушки. Эрл, ты идешь? - раздалось уже из соседней комнаты.
        Латриэль подумал было, нет ли и здесь какого-нибудь оскорбления, но тут перед ним появились оба приятеля, уже при полном параде, как и надлежит придворным, идущим ко двору. С некоторым удивлением Латриэль отметил про себя, что Аскер называл побрякушками, а именно: огромный сапфир на золотой цепи, украшавший его грудь; золотой чеканный пояс шириной в пол-локтя, стягивавший талию, и сапфировую же брошь в золотой оправе, которой был заколот белый воротничок под самое горло. Латриэль тотчас решил, что это и есть долгожданное оскорбление.
        Всю дорогу до Виреон-Зора он провел в полном молчании, потому что Аскер и Моори галантно пропустили его вперед и пристроились сразу за хвостом его берке (на сей раз это была не кобыла, а обычный жеребец). Латриэль слышал, что они о чем-то шепчутся за его спиной, и, конечно же, тотчас решил, что речь идет о нем. Увы, правила хорошего тона не позволяли ему обернуться и выяснить, так ли это на самом деле, и ему оставалось только гадать, какими именно оскорблениями осыпают его доброе имя.
        А речь шла действительно о нем.
        - Смотрю я на господина Латриэля - и диву даюсь, - говорил Аскер, склонившись к уху Моори. - Его, паршивца, привезли в другое государство, оставив при обожаемой госпоже, - живи да радуйся! Так нет же, ему нужно истязать себя беспочвенными подозрениями в том, что кругом него одни враги, которые только и жаждут его оскорбить. Тоже мне, большая шишка!
        - Знаем мы таких, - кивнул Моори. - Сами лезут на рожон, а потом удивляются, почему их все бьют. Лучшее лекарство против излишнего гонора - какой-нибудь военный лагерь. Там его вместе с его больной гордостью быстро пообтесали бы.
        - Похоже, он не создан для придворной жизни, - со вздохом констатировал Аскер.
        Они как раз подъезжали к Виреон-Зору, и Латриэль был безмерно рад, что пытка шушуканьем закончилась.
        Когда наши кавалеры вошли в покои принцессы, она как раз примеряла свадебное платье. Вокруг нее вертелось с полдюжины портных и швей, которые считали своим долгом расправить и уложить на платье каждую складочку, так что Дариола боялась пошевелиться, чтобы не испортить их труды.
        - Мое почтение, принцесса, - поклонился Аскер за себя и за Моори. - Как вы выдерживаете эти пытки?
        Дариола осторожно повернула голову.
        - Добрый день, господа. Как вам мое платье?
        - Оно великолепно! - восторженно ответил Моори, которому платье и в самом деле казалось шедевром. - До чего туго затянута талия, а эта пышная юбка - она словно струится водопадом! И цвет, по-моему, подобран очень удачно: золотой шелк моден в этом сезоне.
        - А что вы скажете, господин Аскер? - спросила Дариола, увидев, что он отмалчивается.
        - Гм... принцесса... Мое мнение, возможно, не слишком компетентно, - ведь для вас старались лучшие портные Паорелы, но я посоветовал бы вам зеленое платье, когда вы будете выходить замуж в другой раз.
        - Господин Аскер, что вы себе позволяете?! - вскричал Латриэль, в одно мгновение покраснев от гнева. - Как вы смеете оскорблять принцессу?!
        Дариола удивленно посмотрела на Латриэля.
        - Успокойтесь, господин Латриэль, - урезонила его она. - Ведь это всего лишь шутка.
        Но Латриэль не унимался. Пусть принцесса склонна превращать в шутку все, о чем говорит господин Аскер, если ей так угодно, но он, Латриэль, обязан постоять за ее честь.
        - Это не шутка, моя принцесса, - угрожающе сказал он. - Господин Аскер оскорбил вас! Шутки не произносятся с таким серьезным видом!
        Аскер медленно повернулся к Латриэлю. Это было уже не смешно.
        - Если уж на то пошло, - сказал он с расстановкой, - то с серьезным видом произносятся не только шутки, но и глупости. Но то, что сказал я, не шутка и тем более не глупость, а очевидная вещь: если вы дадите себе труд произвести несложные арифметические выкладки, то обнаружите, что разница в возрасте между принцессой и нашим досточтимым королем, да продлят боги его дни, составляет ни много, ни мало - тридцать девять лет. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы принцесса могла выйти замуж вторично. Впрочем, если вы, господин Латриэль, считаете, что честь принцессы задета, то вам ничто не мешает защитить ее.
        Латриэль вдруг понял, что сейчас вызовет Аскера на дуэль. Результат был известен заранее, но то, что он не сделал ради самого себя, он обязан был сделать ради принцессы. Он уже открыл рот, чтобы произнести роковые для себя слова, но Дариола, которая внимательно следила за ходом событий, не дала ему этого сделать.
        - Латриэль, - быстро проговорила она, - не будете ли вы так любезны узнать, чем сейчас занят король?
        Латриэлю ничего не оставалось делать, как удалиться выполнять поручение Дариолы. Когда он ушел, принцесса со вздохом сказала:
        - Миг просветления был недолог... У Латриэля характер портится так же стремительно, как погода на море осенью. Ну как мне с этим бороться? Что вы можете мне посоветовать, господа?
        - Как сказал один мой знакомый, - задумчиво проговорил Моори, покосившись на Аскера, - господин Латриэль не создан для придворной жизни. Я думаю, что полированные полы и рамки этикета угнетают его, а вот вольный воздух пошел бы ему на пользу...
        - Морской воздух, - добавил Аскер. - Я слышал, что морской воздух необычайно целителен для нервной системы, особенно воздух наших западных провинций... Помните, принцесса, я советовал вам пугнуть господина Латриэля перспективой попасть на войну? Я так понимаю, что он не очень-то испугался.
        - Его пугнешь, - вздохнула Дариола. - Сначала он побледнел, а потом сказал, что готов умереть за меня под градом аргеленских стрел. Думаю, что вы совершенно правы: Латриэлю просто необходимо отдохнуть от всей этой придворной затхлости на вольном морском воздухе. Попросим господина Дервиалиса, чтобы присмотрел за ним, передал ему свой опыт, а там, глядишь, Латриэль вернется к нам настоящим героем: закаленным, возмужавшим...
        - ...поумневшим, - продолжил мысль Аскер. - Как говорит старинная эсторейская пословица, за одно битое зеркало два небитых дают. И еще одно маленькое пожелание: мне кажется, лучше доверить воспитание нашего мальчика не Дервиалису, а Каленсору. Скажу откровенно, это более достойный образец для подражания.
        - Верно, господин Аскер, - согласилась Дариола, - лучше доверим его Каленсору. Как только Латриэль явится, я скажу ему, чтобы он выезжал в Фан-Суор. Думаю, в его лице армия Эстореи получит достойное пополнение.
        Последние слова были сказаны несколько небрежным тоном, из чего можно заключить, что Дариола была не очень-то высокого мнения о военных способностях Латриэля.
        - Так как вам мое платье, господин Аскер? - спросила она, возобновляя прежний разговор. - Мнение господина Моори я уже знаю, а ваше вам не дали высказать, когда вы заговорили что-то там насчет женитьбы...
        Аскер обошел Дариолу со всех сторон, внимательно рассматривая каждую деталь платья.
        - В целом мое мнение совпадает с мнением господина Моори, - сказал он, - но я позволил бы себе внести одно изменение в фасон...
        - Какое же? - заинтересовалась Дариола.
        - О, оно может показаться вам слишком нескромным. В Скаргиаре такого никогда не делали.
        - Вы заинтересовали меня, господин Аскер, - оживилась Дариола, любившая все необычное. - Так что бы вы сделали с моим платьем?
        Аскер набрал в легкие побольше воздуха и сказал:
        - Я бы разрезал юбку на бедрах от пола до пояса.
        Портные, со снисходительным видом слушавшие беседу своей клиентки с придворным кавалером, раскрыли рты от изумления и замахали руками.
        - Это бред, - сказал один из них, славившийся революционностью своих взглядов на моду.
        - Будут видны ноги, - простонал другой, - тот самый, что изготовил прозрачное платье для Фаэслер Сарголо.
        - Это шокирует весь двор, - дружно заявили остальные.
        Последние слова окончательно повлияли на решение Дариолы.
        - Режьте, - решительно сказала она. - Господин Аскер, где именно, по-вашему, следует сделать разрезы?
        ...Когда портные, охая и бормоча себе под нос, произвели над платьем упомянутую хирургическую операцию, оно приобрело совершенно иной вид. Теперь два отдельных полотнища спадали с пояса платья до пола, одно спереди, другое сзади, а между ними открывались стройные округлые бедра. Дариола с удовольствием оглянула себя в зеркало, залюбовавшись результатом.
        - Теперь я знаю, - сказала она с улыбкой, - почему король называет вас отличным советчиком, Аскер. Вы компетентны буквально во всем!
        Аскер учтиво поклонился.
        - Может, вы мне посоветуете, какое ожерелье надеть к моему наряду? - спросила Дариола.
        - Да, пожалуй, я смогу вам помочь, - кивнул Аскер. - Если мне не изменяет память, в королевской сокровищнице я видел чудесное ожерелье из дымчато-черных хрусталей. Оно бы сюда очень подошло.
        Вдруг Моори потянул Аскера за рукав.
        - Лио, в какой металл оправлены эти хрустали? Уж не в платину ли?
        - В платину, а что?
        - А эти хрустали огранены случайно не в форме капель?
        - Ну да, в форме капель. Погоди, Эрл, а откуда ты это знаешь? Ты ведь ни разу не был в королевской сокровищнице.
        Моори укоризненно покачал головой.
        - Лио, эти хрустали король подарил тебе еще тогда, когда меня здесь не было.
        Аскер хлопнул себя по лбу.
        - А я еще говорил, что память мне не изменяет! - рассмеялся он. - Я пришлю вам это ожерелье сегодня же, принцесса.
        - Вы так любезны, господин Аскер! - улыбнулась Дариола.
        - О, не настолько, как вам кажется, принцесса: это ведь женское украшение, и я все равно не могу его носить.
        Сегодня Рамас Эргереб получил сразу два важных письма: одно из Паорелы, другое из Валиравины. Оба письма его несказанно удивили и заставили совершенно по-иному смотреть на вещи.
        В письме, пришедшем из Паорелы, речь шла о вещах, хорошо ему известных, а именно о способностях адептов Сиа пятой ступени. Агент Эргереба описывал в письме свои смутные догадки по поводу Аскера и объяснял причины, по которым он решился устроить ему проверку.
        По поводу этого агента Эргереб сам имел некоторые подозрения, но совершенно иного рода. Давно, уже около восьми лет назад, этому агенту было поручено одно ответственное задание, которое он не выполнил. Эргереб очень ценил его, и провал дела был для него большой неожиданностью. При расследовании обстоятельств стало известно, что планам Эргереба помешала роковая случайность. Но Эргереб, обладавший сверхъестественным нюхом на всякого рода подлости, усомнился в результатах расследования и решил провести собственное дознание. Способами, известными лишь ему, он выяснил, что здесь были замешаны интересы броглонских кланов, которым было не на руку излишнее укрепление Аргелена. Они хотели, чтобы в Скаргиаре сохранялся баланс сил, иначе Аргелен мог попытаться прибрать к рукам броглонские территории. Припертый к стене агент раскаялся, но с тех пор Эргереб держал его под особым надзором.
        Это письмо, если в нем содержалась хоть доля правды, было бесценно. А Эргереб подозревал, что правды в нем было гораздо больше, и вот почему. Этот агент, один из немногих, не только знал о силе Эргереба, но и однажды испытал ее действие на себе, так что если ему пришлось испытать ее в другой раз, то, по крайней мере, было с чем сравнить. Но вот как он додумался спровоцировать Аскера применить свои способности? Здесь Эргереб ничего не мог придумать, кроме исключительно развитой интуиции своего агента и его желания загладить свою оплошность восьмилетней давности. Хотя впрочем... письмо другого его агента, которое и заставило его обратить на Аскера особое внимание... Она писала, что влюбилась в него так безнадежно, что ей самой не справиться. Это она-то, которая всегда была так осмотрительна и не позволяла пудрить себе мозги! Если Аскер и в самом деле адепт пятой ступени, то вполне понятно, как это ему удалось.
        Так-так, нашего полку прибавилось... Эргереб досадливо поморщился. До сих пор другие адепты пятой ступени вели себя тише воды, ниже травы, копя силу по тайным обителям, и он был единственным на этом поприще. Теперь у него появился соперник. Пусть слабый, неопытный, мало знающий о жизни, но соперник. Он уже успел наломать немало дров и причинить аргеленскому престолу немало неприятностей. Говорят, он молод... Что ж, как и каждый, кто молод, он стремится переделать мир по своей мерке и доказать окружающим, что он кое-чего стоит. Ему пока везло, и это к счастью: те, кому везет, считают, что им будет везти всегда, и теряют всякую осмотрительность. Рано или поздно, но он зарвется, и тогда можно будет нанести ему сокрушительный удар.
        Второе письмо было прочитано только после того, как осмыслено первое, и все те утешительные выводы, которые Эргереб сделал из первого письма, померкли перед краткими и емкими строками второго.
        Автором письма был Гарилаф, тот самый, который прислал Фаэслер почтовую бирхаз и который под видом смиренного отшельника выжал из настоятеля Норло нужные сведения столь неподобающим святому способом. Он дословно передал в письме к Эргеребу свою беседу с Норло, воздержавшись от каких-либо комментариев на этот счет, хотя именно он мог бы это сделать.
        - Молчишь, скряга, - недовольно проворчал Эргереб, прочитав письмо Гарилафа, - не хочешь делиться со мной своими мыслями, хотя они у тебя, конечно, есть. Или же то, что ты узнал, слишком непривычно даже для твоего змеиного ума, и ты боишься ляпнуть какую-нибудь глупость? Ну ладно, подумаем сами.
        Честно говоря, Эргереб и сам не знал, что следует думать по этому поводу. Истории о животных, которые в результате запутанных скрещиваний случайно или волею богов оказывались обладателями развитого интеллекта и, попав в общество, становились его членами, - да, такие истории в Скаргиаре бывали, хотя и очень редко. Но вот остальные моменты рождения и существования Аскера были скрыты такой плотной завесой... Взять хотя бы его сознание. В письме черным по белому написано, что "он помнит себя с того момента, когда взошло солнце, и что в тот момент он находился на вершине горы". Как это понимать? Ведь любой аврин, пусть он даже не помнит своих первых ощущений на этом свете, все равно запоминает какие-то отрывки из своего раннего детства, полувоспоминания-полуощущения, которые на всю жизнь остаются с ним. А этот, будучи уже вполне развитым физически, был совершенно не развит духовно до пресловутого момента осознания на вершине горы! Прямо история из древних саг: солнце взошло и вдохнуло жизнь в мертвое тело! Прошу прощения, не мертвое, а бесчувственное. Интересно, кто это тело туда положил? Да, еще одна
нелепость: Гарилаф писал, что накануне была страшная гроза, и молнии били в гору почти непрерывно. Гм... Если там что-нибудь лежало, оно издохло бы в мгновение ока и сгорело бы дотла. Значит, ночью Аскера на горе не было. Он появился там позднее. В какой момент? В момент восхода солнца. Но это же абсурд!
        И тут в мозгу Рамаса Эргереба всплыли строчки, которые он читал не так давно. Где же? Ах да, в Вишере, ведь он был там совсем недавно, перечитал кучу книг, поднатаскал свою силу и уехал. Там, в Вишере, пылится множество фолиантов с богословскими изысканиями и пророческими откровениями. Смысл их темен и зачастую становится понятен только тогда, когда пророчество сбывается, а иногда и намного позже. Как же там было? "И сойдет некто с вершины горы вслед за сонмищем молний, и поколеблет устои, дитя света, возлюбившее тьму, как самое себя".
        Ну и что? Имеется в наличии некто сошедший с горы, и сонмище молний незадолго до этого события. А что это за устои? Ну, положим, кое-что уже поколебалось, но в пророчестве ведь не сказано, что пару удачных авантюр можно считать поколебанием устоев. Нет, решительно никаких мыслей на этот счет. Последняя часть и вовсе ни к селу, ни к городу: "дитя света, возлюбившее тьму, как самое себя". Почему "самое", а не "самого"? Конечно, может быть, что все дело в напыщенном слоге пророчества, но ведь откровения просто так не пишутся, в них что ни слово - то свой смысл.
        Поломав голову еще с полчасика, Эргереб вынужден был признаться, что не видит в пророчестве ничего определенного, а финалом его раздумий стало то, что он нервно отбросил от себя оба письма и воскликнул:
        - Кто сказал, что это пророчество обязательно относится к Аскеру? Пишут в бреду всякие фразы без смысла и связи, а ты потом думай, относится ли пророчество к прошлому, будущему, настоящему, или это вообще не пророчество, а бред досужего монаха?!
        Сам удивившись своей вспышке, Эргереб заставил себя успокоиться. Усилием воли взяв себя в руки, он сказал:
        - Что это я так раскипятился? В мире каждый день происходит что-нибудь странное, а если вдруг на беду произошло что-то особенно странное, то ни в коем случае нельзя терять головы. Напишу-ка я лучше письмецо Фаэслер: ей будет полезно узнать, что за птицу она пыталась поймать в свои сети. Пусть подумает, нельзя ли ей этого Аскера как-нибудь достать. Нет ничего страшнее оскорбленной женщины, особенно если она умна и имеет влиятельных покровителей. Ну, Аскер, держись!
        Глава 24
        Наступил день королевской свадьбы. С самого утра в Виреон-Зоре толпилось множество всякого народа; с лихорадочной поспешностью довершались последние приготовления, и в самой атмосфере сегодняшнего утра было что-то радостно-приподнятое, отчего сердцу делалось и тревожно, и сладко. Даже те, чье положение эта свадьба должна была поколебать, не могли противиться праздничному настрою, так что же говорить о тех, для кого эта свадьба была желанным событием!
        Сегодня Аскер одевался ко двору особенно тщательно: еще бы, к этому дню ему пошили наряд, слишком модный даже для него, во многом задававшего тон в одежде. Хофтар, который он собирался надеть, соответствовал по цвету обычной одежде Аскера, то есть был черный, но не тот черно-синий, когда на синюю бархатную основу ставится черный ворс с седыми кончиками ворсинок, а черный до такой степени, что одежда казалась вакуумной дырой в заполненном пестрыми красками пространстве. Материал, пошедший на нее, красили краской по его собственному рецепту, причем ни один красильщик тканей не узнал этого рецепта целиком, так что Аскер мог не опасаться, что кто-нибудь другой воспользуется его изобретением. Рукава хофтара также заслуживали особого внимания: вверху шитые точно по пройме, книзу они расширялись до невероятной ширины и свисали до самых колен. Стоило Аскеру взмахнуть руками - и они, как два крыла, вздымались в воздух во всю свою ширину. Края рукавов и полы хофтара были отделаны полоской золототканой парчи в два пальца шириной, что только усиливало черноту бархата. Застежки на хофтаре не было; вместо этого
Аскер надел золотой пояс, тоже заказанный к этому случаю. На полированном фоне пояса располагались напаянные фигуры морских змеев, причем каждая их чешуйка была отлита и напаяна отдельно от других. Глаза змеев были сделаны из сапфиров, и от этого казалось, что змеи глядят с пояса холодно и устрашающе. Сразу оговоримся, что описанное украшение только условно носило название пояса, а на деле оно представляло собой самый настоящий корсет, или, даже вернее, панцирь, закрывающий весь живот и нижнюю часть грудной клетки.
        Моори как-то сказал Аскеру, что тот мог бы стать теоретиком моды. На это Аскер ответил, что у него нет времени заниматься такими глупостями, но это была очередная неправда. На самом деле у Аскера была четкая модная концепция, которой он всегда придерживался. У нее было два главных принципа.
        Первый принцип гласил: ни одной прямой линии. По этой причине он так любил мягкие развевающиеся складки, по этой же причине предпочел мечу саблю, пусть она даже была в угоду мечу обоюдоострой. Вообще же Аскер считал, что и в политике, и в жизни любой обходной путь предпочтительнее прямого хотя бы потому, что не все его замечают.
        Вторым основополагающим правилом философии Аскера была контрастность. В одежде это отражалось в сочетании черного матового и золотого полированного. Узкая талия создавала контраст с верхней и нижней частью туловища, а пошитая точно по плечу пройма рукава переходила книзу в его широкий раструб, и из этого раструба, опять-таки, выглядывала изящная ручка. В жизни же Аскер противопоставлял дух телу, а себя обществу, причем последнее он делал на том основании, что у него одного тело не составляло противоречия с духом, а только служило ему оболочкой.
        Но пора бы и в Виреон-Зор. Оторвавшись от зеркала, Аскер выскочил во двор, где его уже четверть часа ждал Линекор с оседланным и разубранным Сельфэром. Главным украшением берке была ажурная серебряная сетка, которая покрывала лоб, шею и свисала аж до половины пясти. При каждом движении берке сетка издавала легкий мелодичный звон, а когда Аскер садился в седло, она зазвенела, как сотни серебряных колокольчиков.
        В Виреон-Зоре Аскер первым делом зашел к королю. Тот был уже полностью одет, зашнурован и причесан по всем правилам. Костюм золотой парчи, надетый на короля, сверкал, как одна огромная драгоценность, и пускал блики по комнате. С плеч короля спадала мантия золотого шелка, и двум лакеям было поручено ответственное задание следить за тем, чтобы она не волочилась по полу. Лакеи держали край мантии в руках и ходили за королем по комнате, как привязанные.
        Король отдавал Эдельриву и Суарону какие-то распоряжения относительно свадебной церемонии, но при появлении Аскера замер на полуслове и обернулся в его сторону.
        - Аскер, где ты пропадаешь? Тебя все ждут! - воскликнул король, давая понять, что его ждут не просто, а с нетерпением. - Должен тебе сказать, что в последнее время тебя во дворце почти не видно. Ты совсем забыл меня! Я тебя прошу, заглядывай сюда почаще, а не то мне придется посылать за тобой.
        - Желание моего короля для меня - закон, - поклонился Аскер. - Но, мой король... Я просто подумал, что в последнее время вы были заняты, - Аскер игриво улыбнулся, - и я не смел вам мешать.
        Король добродушно рассмеялся.
        - Ты прав, как всегда. Но все равно, это ты виноват, - он шутливо погрозил Аскеру пальцем, - ведь это ты привез мне мою обожаемую невесту!
        - Это самое меньшее, что я мог сделать для вас, мой король.
        - Ну, полно преуменьшать свои заслуги: все знают, что ты - один из достойнейших моих подданных, - сказал король тоном, не терпящим возражений. - Я велю Суарону, чтобы он ознакомил тебя с программой на сегодня, а сейчас, пожалуй, пойдем навестим мою невесту.
        Король чинно вышел из дверей, и Аскер попытался пристроиться рядом и немного позади, как обычно, но понял, что у него ничего не выйдет: ему сперва пришлось пропустить вперед королевскую мантию и лакеев, следовавших за ней неотступно.
        - Аскер, где ты там застрял? - раздался королевский голос из коридора, и Аскер поспешил догонять короля.
        Принцесса Дариола как раз слушала наставления Сезиреля по поводу того, как ей следует себя вести на церемонии бракосочетания. И она, и Сезирель сидели в креслах, и складки платья Дариолы были тщательно разложены по всему креслу.
        Король попросил лакея не докладывать о его приходе, чтобы иметь возможность полюбоваться на принцессу со стороны. Она была поистине великолепна! Золото платья играло и переливалось на свету, а на груди принцессы таинственно мерцали дымчатые хрустали, присланные Аскером. Дариола сидела в кресле, откинувшись и опершись левой рукой на подлокотник, слушала Сезиреля с умным и проникновенным видом и время от времени кивала ему.
        Но тут шум, произведенный одним из лакеев, заставил беседующих обернуться. Увидев короля, Дариола встала с кресла, и ее воздушное платье с Аскеровыми поправками предстало перед королем во всей своей красе.
        - Я приветствую вас, мой король, - сказала Дариола с улыбкой.
        Король не смог в ответ произнести ни слова, он только разводил руками и открывал рот. Сезирель, который, придя, застал принцессу уже сидящей, тоже вытаращился во все глаза, а лакеи, державшие подол королевской мантии, зажали рты руками, чтобы сдержать изумленные возгласы.
        Дариола кинула Аскеру взгляд, полный озорства и благодарности за эту сцену, а потом посмотрела на короля и с самым серьезным видом спросила:
        - Как вам мое платье, мой король?
        Сделав усилие, король пролепетал:
        - У меня нет слов, чтобы выразить вам мое восхищение! Вы, радость моя, уже затмили своей красотой всех дам Эстореи, а теперь затмите их еще и нарядом!
        Решился подать голос и Сезирель.
        - Не кажется ли вам, принцесса, - сказал он с сомнением, - что этот наряд несколько нескромен?
        Дариола посмотрела на него, как на аврина, безнадежно отставшего от моды, и с улыбкой произнесла:
        - Не далее как полчаса назад вы сами, любезный господин Сезирель, говорили мне, что в природе авринов душа должна главенствовать над телом, а не тело над душой. Из этой великой мудрости вполне можно сделать такой вывод: об аврине следует судить прежде всего по его душе, а не по внешнему виду, то есть телу, которое суть всего лишь бренное вместилище души и, следовательно, большой роли не играет.
        - Отлично сказано! - воскликнул король.
        - Но ведь... - попробовал возразить Сезирель, - ведь душу далеко не всегда разглядишь. Многие тщательно скрывают свою истинную суть, - Сезирель пристально посмотрел на Аскера.
        - Мне очень прискорбно, - сказал Аскер, ответив Сезирелю таким же пристальным взглядом, - что истинная суть авринов не открывается перед верховным жрецом Матены, но это поправимо. Учитесь, господин Сезирель, ищите суть, и ваши труды будут вознаграждены по заслугам.
        - Я так и сделаю, - сказал Сезирель любезным тоном, пытаясь скрыть, до какой степени слова Аскера его задели.
        - Вот и отлично, - сказал король, который вовсе их не слушал. - А теперь я покину вас, господа, чтобы подготовиться к началу церемонии.
        Свадебная церемония проходила в Тронном Зале, поскольку это было самое большое помещение в Виреон-. Обряд бракосочетания сохранился с древнейших времен - еще с тех пор, когда боги только начинали обживать Скаргиар. Менялись атрибуты обряда, но суть его оставалась неизменной.
        Свадьбу в Скаргиаре праздновали с большим размахом, в отличие от похорон, в которых участвовали только самые близкие друзья и родственники усопшего. В бедных домах свадьбу большей частью играли под открытым небом, но у короля Эстореи был огромный зал, и это позволяло ему проводить церемонию в помещении. Вообще в обряде большую роль играла именно площадь, на которой происходило бракосочетание, и вот по какой причине.
        Основным элементом церемонии был большой круг, насыпаемый из мелко порезанных веточек розового дерева ила. Эти веточки покрывали всю площадь круга, а потом внутри расчищались дорожки, образовывавшие сложный узор. Концы двух из них выводились на противоположные края круга, а в центре круга эти дорожки сходились в магическую звезду-восьмилучевик, бывшую символом огня.
        Огонь в церемонии был, если можно так сказать, главным действующим лицом. Огонь, как символ, служил связующим звеном трех миров Скаргиара: верхнего, среднего и нижнего. В верхнем мире, мире Матены, носителями огня были звезды и луна. В мире Нура огонь представляло солнце, которое, единственное из светил, принадлежало миру земли и воды. В мире Ранатры все было заполнено огнем, и именно в нижнем мире было его главное пристанище.
        Кроме связи между тремя мирами, в церемонии огонь также символизировал силу разъединяющую и соединяющую, и это проявлялось в следующем. Выложенный из веточек круг зажигали, и сотни маленьких язычков пламени поднимались вверх, символизируя жизненные невзгоды, которые разделяют два любящих сердца. Теперь наступала очередь жениха и невесты. Им предстояло пройти навстречу друг другу по лабиринту дорожек и встретиться в центре, на свободном от огня пространстве пола в форме восьмилучевой звезды. Теперь огонь окружал их со всех сторон, охватывая кольцом и соединяя навек. Жениху и невесте полагалось обняться и стоять в центре огненного лабиринта до тех пор, пока последний язычок пламени не погаснет.
        В Тронном Зале собралось множество народу. В центре зала особый мастер по брачным кругам и дюжина его подмастерьев завершали свою работу. Вокруг них важно прохаживались верховный жрец Матены Сезирель и верховный жрец Нура Гаорин. Верховного жреца Ранатры, понятное дело, не было, потому что легально такого культа не существовало. На Сезиреле была серебряная хламида, на Гаорине - золотая, согласно цветам их богов. Оба жреца с умным видом давали мастеру советы относительно расположения дорожек на круге; он, разумеется, их не слушал, потому что план лабиринта был составлен заранее: ведь царственным молодоженам предстояло пройти по лабиринту, ни разу не сбившись, а для этого следовало хорошенько запомнить план.
        Аскер вошел в Тронный Зал - и был тотчас же схвачен за руку и утащен Моори в уголок.
        - Здравствуй, Эрл. А где Атларин? - спросил Аскер, оглядываясь по сторонам и не совсем понимая, куда Моори его тянет. Они не виделись со вчерашнего вечера, когда Моори отправился к Атларин Илезир, да так и остался у нее до утра.
        - Лио, мне надо тебе кое-что сообщить, - зашептал Моори ему в самое ухо. - Сегодня здесь полный сбор. Я уже видел Фаэслер Сарголо, хотя она в последнее время на виду не показывается. Приплелся даже Ринар: я сам видел, как его вносили вверх по лестнице.
        - Вносили? - переспросил Аскер.
        - Именно вносили. У него же была водянка, но ее кое-как вылечили, и он так похудел, что просто не на что смотреть. Но вот беда: похоже, вместе с водянкой из него ушла и вся сила, так что по лестнице он уже не поднимается, хотя по ровной поверхности еще ходит.
        - И это так важно, что ты поспешил мне об этом сообщить? - негодующе спросил Аскер.
        - Да погоди, Лио! Самое важное еще впереди. Ты знаешь, Дервиалис в Паореле.
        - Не может быть! - воскликнул Аскер. - Он же должен находиться на месте военных действий! Тоже мне главнокомандующий - приехал погулять на чужой свадьбе. А мы еще хотели Латриэля послать ему под крылышко... Эрл, я сегодня же скажу королю, чтобы он отправил его обратно.
        - Это в том случае, Лио, если у короля будет охота и время тебя слушать. Я думаю, Дервиалис здесь неспроста: лучше времени для всяких гадостей не придумаешь. Все веселятся, пируют, кругом никакой бдительности. Я тебе говорю, он что-то затевает.
        - Что ж, посмотрим. О, а вот и наши новобрачные.
        В Тронный Зал входили, взявшись за руки, король и Дариола.
        - Король Эстореи Аолан Валесиар и принцесса Корвелы Дариола Клавигер! - выкрикнул церемониймейстер Суарон.
        Король подвел Дариолу к ее краю лабиринта, затем обошел круг и стал у своего края. Лакеи сняли мантию с его плеч, чтобы она не загорелась, когда король будет проходить по горящему лабиринту. Восемь подмастерьев мастера по брачным кругам подошли со свечами к краям круга и одновременно подожгли веточки. Огонь длинными алыми змеями вмиг расползся по лабиринту, превращая его в сияющий узор. Суарон ударил в серебряный гонг стеклянной булавой, высвободив стоголосое хрустальное эхо, и по этому сигналу король и принцесса начали свой путь. Они шли по лабиринту медленно и важно, глядя себе под ноги и стараясь ступать по самой середине дорожки. Золотое шитье одежд короля горело в зареве пламени пожаром, и многие отворачивались, не в силах смотреть на этот блеск. Зато вид принцессы ласкал взор всякого, кто на нее смотрел: она шла плавно, словно плыла меж огненных языков, покачивая обнаженными бедрами в такт мелким шажкам. Ее фигура, казалось, просвечивает насквозь в сиянии пламени, как воск, и, как воск, стекает вниз и струится золотистый шелк ее платья.
        Но вот путь по лабиринту завершился. Король и принцесса одновременно ступили на свободное пространство посреди круга - и слились в объятии. На краткий миг пламя взметнулось вверх, почти скрыв две сияющие фигуры, но тут же опало и стало стремительно угасать. Жрецы воздели к небу руки, и Суарон во второй раз ударил в гонг. Хор, размещенный в галерее вокруг зала, запел хвалебную песнь в честь новобрачных.
        Наконец, последний язык пламени погас, и король, взяв Дариолу за руку, вывел ее из круга, ступая уже не по дорожкам, а прямо по углям. Как только они вышли из круга, подмастерья схватили совки и веники и в мгновение ока собрали все, что осталось от костра, в особую урну, сделанную, как и костер, из дерева ила. Эту урну предстояло сохранять до тех пор, пока существует брак, для его охраны от всяких напастей.
        Король подвел Дариолу к тому месту Тронного Зала, где стоял его трон; теперь их было два. Они сели в свои кресла, и придворные стали подходить по очереди и поздравлять новобрачных. Процедура обещала быть невероятно долгой, потому что на королевскую свадьбу явилась вся знать Эстореи - даже те, которые приезжали в столицу раз в несколько лет. Но первыми, конечно же, шли те, кто являлся в Виреон-Зор каждый или почти каждый день.
        Аскер внимательно следил за выражением лица короля, которое менялось в зависимости от того, кто к нему подходил. При виде Ринара, от которого действительно осталась едва половина, король несколько удивился и спросил своего первого министра о его здоровье. Когда же подошел Дервиалис, левая бровь короля неудержимо поползла вверх, а правая судорожно дернулась, но король промолчал.
        "Молодец, Аолан! - подумал Аскер. - Ты уже недоволен, и это мне как нельзя больше подходит".
        - Смотри, - подпихнул его в бок Моори, - король нервничает.
        Вдруг чья-то легкая ручка легла Аскеру на плечо. Он оглянулся. Это была Атларин Илезир. Другая ее рука покоилась на плече Моори.
        - Чего вы ждете, господа? - спросила она голосом, полным недоумения. - Вам не кажется, что уже пора идти поздравлять короля и принцессу?
        - Но наша очередь еще не подошла, - отозвался Моори, - ведь сейчас короля поздравляет Галор. Нам нужно пропустить вперед еще семерых.
        - Господа, я не понимаю, что за церемонии! - воскликнула Атларин, схватила их под руки и потащила к королевскому трону. Сезирель, очередь которого как раз подходила, немного замешкался из-за того, что старый Гонхирн наступил на его великолепную серебряную хламиду, и Атларин немедленно этим воспользовалась. Она буквально подтащила к трону Аскера и Моори, и все трое согнулись в почтительном поклоне.
        Король расцвел.
        - Господа, вам следовало идти первыми, - сказал он, не особенно подумав: эти слова вырвались у него из самого сердца.
        - Ну вот, господа, - сказала Атларин, когда они отошли, - теперь вы видите, что ждать было совершенно незачем. По-моему, король доволен.
        - Зато взгляните на Сезиреля, - проворчал Аскер.
        Сезирель был бледный от гнева, как стена, и пускал в ход все свое самообладание, чтобы держать себя в рамках приличия и не устроить скандала тут же.
        - Пусть знает свое место, - фыркнула Атларин, но, увидев мрачное лицо Аскера, осеклась. - Неужели что-нибудь не так?
        - Теперь у него на меня не просто зуб, а целый бивень, - пробормотал Аскер, - скоро во рту не поместится, и вот когда это произойдет, будет очень весело...
        Вслед за поздравлениями наступила очередь пиршества. В Тронный Зал внесли столы, уже знакомые нам с празднования взятия Фан-Суор, накрыли их за каких-нибудь полчаса, и Суарон дал сигнал садиться.
        Аскера король усадил по левую руку от себя, и он чувствовал себя на этом видном месте, как под прицелом сотен стрел. Рядом с ним сидела Атларин, а за ней Моори, так что он был надежно отгорожен от соседства с кем-нибудь из главных министров, но это не приносило Аскеру облегчения. Он чувствовал враждебные взгляды и спиной, и затылком, и обоими висками, и ничего не мог с этим поделать. Король, к счастью, был занят Дариолой, и это избавляло Аскера от необходимости изображать радость и восторг по поводу сегодняшних событий, зато слева сидела Атларин, и на языке у нее вертелся вопрос, обычный для всякого, кто сидел вместе с Аскером за одним столом: почему он так мало ест. Пришлось взять себя в руки и заняться собственной тарелкой. Но и это Аскеру не удалось: краем глаза он заметил Фаэслер Сарголо, которая пристально смотрела на него, одновременно делая вид, что смотрит совсем в другую сторону. Аскер подумал, что так недолго заработать косоглазие. Он представил себе красавицу Фаэслер с глазами, смотрящими в разные стороны, и это его так развеселило, что ему стало на все наплевать.
        Когда пирующие начали понемногу отрываться от тарелок, на свободное пространство между столами выпорхнули двенадцать эфирных танцовщиц. Зазвучала легкая музыка, и они закружились в воздушном танце, извиваясь, как змеи. На запястьях, щиколотках и в прическах каждой танцовщицы были подвешены стеклянные бубенчики с серебряной бусиной внутри, и при каждом их движении по залу разносился хрустальный звон падающих капель. Придворные залюбовались изящным танцем, прихлопывая в такт и покачивая головами.
        Фаэслер выждала удобный момент и незаметно выскользнула из-за стола. Проходя мимо Сезиреля, она задела его краем платья, и он, тоже выждав время, последовал за ней.
        Она ждала его в узком и темном коридоре, проходившем мимо Тронного Зала. Сезирель прошмыгнул за штору, закрывавшую вход, и сухим шепотом прошелестел:
        - Что произошло, дочь моя?
        - Господин Сезирель, новости из Аргелена. Мое начальство раздобыло кое-какую информацию об Аскере.
        - Ах, мерзавец: обскакал меня сегодня! И что там пишет ваше?
        - Знаете ли вы о культе Сиа, господин Сезирель? - Фаэслер не забыла сложить левой рукой охранный знак.
        - Знаю, что был такой культ.
        - И все? Немного же вы знаете, господин Сезирель. Так вот: Аскер знает об этом культе все. Он - адепт высшей ступени этого культа.
        - Фаэслер, что за чушь вы несете? Культ был запрещен еще в шестом веке! Его не существует!
        Фаэслер презрительно фыркнула.
        - Культа Ранатры тоже якобы не существует, но разве это мешает почтенным авринам обращаться к его служителям за помощью? Или вы будете слушать меня, или - до свидания.
        - Ну хорошо, хорошо, - примирительно забормотал Сезирель.
        - Так вот, господин Сезирель, этот культ - страшная вещь, особенно в руках адепта высшей ступени. Мы все долго хлопали ушами и удивлялись, почему Аскер так быстро завоевал расположение короля, а теперь это становится очевидно! И моя страсть тоже из этого источника. О-о, как я его ненавижу! Господин Сезирель, это не банальная магия, с помощью которой любая кухарка может приворожить к себе парня из соседней деревни. Эта магия - самая страшная из всех, это магия без цвета, вкуса и запаха. Она проникает в душу, как болезнь, и хозяйничает там по своей воле.
        - Так вот ты каков, Аскер, - задумчиво сказал Сезирель. - И что же предлагает ваше начальство?
        - Оно дало мне полную свободу действий, - усмехнулась Фаэслер.
        - И это все?!
        - Нет, не все. Оно передало мне через своего агента одну замечательную вещицу под названием лерг. Это такой хлыст, одно прикосновение которого если не убивает наповал, то уж точно лишает сознания.
        - Очень хорошо... Я слышал о таком оружии. Но, дочь моя, как нам застать Аскера врасплох?
        - Я уже об этом подумала. Нам нужно заманить Аскера в такое место, где он был бы в нашем распоряжении. Мое начальство посоветовало мне вытянуть его на театр военных действий. Оно пообещало, что Аскер и сам туда с удовольствием поедет.
        - Это еще почему?
        - Мне не сказали. Но пообещали, что завтра случится нечто такое, что заставит Аскера скакать в Пилор во весь дух. Как бы я хотела отомстить ему за мое унижение!
        - А я - за мое! - подхватил Сезирель. - Ну что ж, дочь моя, дерзайте. И если вам понадобится моя помощь, то вы всегда можете на меня рассчитывать.
        Праздник продолжался своим порядком. До Фаэслер и Сезиреля никому не было дела, и их беседа осталась незамеченной. Придворные разбрелись кто куда, по залам Церемониальной анфилады, собираясь в группы и заведя свои бесконечные разговоры. Наступил черед танцев и флирта. Король тут же пригласил Дариолу танцевать и стал откалывать невообразимые коленца, пока у него от счастья и от выпитого вина не закружилась голова. Ноги у него подкашивались, и он так и уселся бы посреди зала на пол, если бы не бдительность Суарона, который вовремя обратил на это внимание и приказал двоим лакеям довести короля до ближайшего стула.
        Дариола осталась одна. Ей ни разу не доводилось участвовать в подобных мероприятиях: ее родители справедливо полагали, что молоденьким принцессам не место на оргиях. Она беспомощно оглянулась кругом, не зная, к какой компании пирующих гостей ей присоединиться. До свадьбы ей казалось, что весь двор кинется ей под ноги, как только она станет королевой, но теперь эти иллюзии рассеялись, как дым.
        - Прин... Моя королева, я вас везде ищу! - раздался у нее за спиной бархатный голос. - Атларин Илезир во что бы то ни стало желала познакомить меня поближе с господином Гаорином, и я на некоторое время упустил вас из виду, о чем очень сожалею.
        Дариола обернулась. Это мог быть только Аскер.
        - А где король? - спросил он, оглядываясь по сторонам. - Он что-то не особенно о вас заботится, если оставил вас одну.
        - Король... - смутилась Дариола. - Он танцевал со мной, а потом у него закружилась голова...
        - Все понятно, - вздохнул Аскер. - Он залил за воротник больше, чем положено. Не знаю, как вам, но мне не по душе подобные мероприятия, и я с удовольствием ушел бы отсюда.
        - Я бы тоже, но... А как же брачная ночь?
        Аскер взглянул на Дариолу с неподдельным изумлением.
        - Вы полагаете, моя королева, - сказал он, - что король еще на что-нибудь способен? Возможно, я его недооцениваю, но... И я, право, не знал, что перспектива провести с ним ночь кажется вам настолько заманчивой... Прошу меня простить, моя королева...
        Аскер повернулся и собирался уходить, но Дариола поспешно схватила его за локоть.
        - Господин Аскер, не уходите, - взмолилась она. - Вы же видите, что никому здесь до меня нет никакого дела, и я чувствую себя полной дурой.
        - Ну зачем же так? - улыбнулся Аскер. - Это с непривычки. Я вас отлично понимаю: у вас здесь нет даже знакомых, не говоря уже о друзьях. К тому же, теперь вы - королева, что лишает окружающих права свободно заговаривать с вами, если только они не боятся нарушить этикет. Как оказалось, у вашего высокого титула кроме преимуществ есть еще и недостатки: ведь если бы вы были просто придворной дамой, вокруг вас бы уже толпилось целое стадо кавалеров, но поскольку вы - супруга короля, то никто не смеет к вам подойти.
        - У меня такое чувство, что у них просто нет желания подойти, - сердито сказала Дариола, окинув презрительным взглядом сборище.
        - Это они еще не разобрались, что к чему, - усмехнулся Аскер, - слишком уж скорой была ваша свадьба, и они еще не освоились с этой мыслью. Наслаждайтесь одиночеством, моя королева, пока это возможно, потому что скоро вокруг вас соберется целая толпа доброхотов, которые будут сражаться за право каждый день мозолить вам глаза.
        - Но ведь вокруг вас нет такой толпы, господин Аскер, - возразила Дариола.
        - Моя королева, позвольте мне поправить вас, - сказал Аскер, наклонив голову. - Я теперь для вас не господин Аскер, а просто Аскер. Одной из ваших королевских привилегий является право называть придворных только по фамилии, и многие будут удивляться, если вы этим правом не воспользуетесь. А что касается отсутствия толпы вокруг меня... Меня, пожалуй, слишком сильно ненавидят, чтобы примкнуть ко мне и пытаться возвыситься при дворе с моей помощью. Они ждут, пока я оступлюсь, и считают, что ждать моего падения им осталось недолго.
        - Это, должно быть, сильно вас угнетает, господин... простите, Аскер? - спросила Дариола, глядя ему в глаза.
        - Ах, моя королева, не берите в голову! Ничто не мешает мне покинуть двор в любой момент, но меня держит здесь азарт охоты всех на всех, и очень уж любопытно посмотреть, чем все это закончится.
        - Ничего хорошего точно не предвидится, - буркнула Дариола. - Когда я отправлялась сюда, мамочка наказала мне сделать королю наследника, потому что в противном случае династия Валесиаров может прерваться, а это на руку только врагам Эстореи. Но мамочка, похоже, не представляла себе, до какой степени он Тюфяк. Если бы я только могла как-то отвертеться от этой гадкой обязанности... Но меня мучают угрызения совести и сознание невыполненного долга...
        - Моя королева, ведь это только первая ночь! - всплеснул руками Аскер. - У вас будет уйма времени, чтобы выполнить свое предназначение!
        - А если король... Вы ведь сами видите, Аскер, что он не так молод и крепок, как хотелось бы, - серьезно сказала Дариола. - У меня не так много времени, как вам кажется.
        Аскер задумался на минуту, а потом сказал:
        - У вас есть еще две возможности, моя королева. Первая - это второй раз выйти замуж после смерти вашего супруга, а вторая - просто передать власть лицу, которое вы сочтете достойным. Если вы выберете какую-то из этих альтернатив, то я постараюсь повлиять на короля, чтобы он вам не очень докучал.
        - Что за вопросы! - всплеснула руками Дариола, развеселившись. - Конечно же, второе или третье! Вот только дайте мне подумать, что именно...
        - Не следует торопиться, моя королева, - улыбнулся Аскер. - Вы здесь никого не знаете, и я сначала посоветовал бы вам присмотреться к нашим министрам и прочей знати, чтобы решить, кто из них годится в короли, а возможно, и вам в мужья.
        - Хорошо, я подумаю, - задумчиво сказала Дариола, но в ее чистых глазах светилась мысль, которую было не так трудно прочесть.
        - Не ошибитесь, моя королева, - сказал Аскер, кинув на нее пронзительный взгляд. - Не ошибитесь.
        Глава 25
        Комендант крепости Фан-Суор Каленсор стоял на крепостном валу и наблюдал, как строятся в боевом порядке его войска. На сегодняшний день, третье кутастеф, была назначена большая разведка боем в сторону аргеленской части пролива. Дело в том, что в последнее время противник как-то странно притих и не предпринимал даже обычных вылазок. Каленсор знал, что после затишья всегда разражается гроза, и решил предпринять контрмеры, чтобы эту грозу предотвратить. Для этого и был собран крупный отряд, чтобы двинуться на западную оконечность острова Заклятого и, если удастся, выбить оттуда засевших в окопах воинов противника.
        Заиграли походные рожки, и отряд четким строем двинулся на запад. Глядя, как четко и слаженно шагают воины, Каленсор почувствовал гордость, какую испытывает всякий военачальник при виде своих хорошо обученных питомцев. Солнце блестело на их шлемах, и они пели походную песню, грозную и звонкую, как пение летящей стрелы. От топота их кованых сапог дрожала земля, дрожала и покорно стелилась под ноги, приближая западный берег.
        Но, чем ближе подходили они, тем больше было их недоумение: все говорило о том, что здесь был лагерь аргеленцев, но что теперь здесь этого лагеря нет. Они снялись и отплыли в свой Аргелен, внезапно, без видимой причины!
        О, каким слабым бывает подчас наше воображение, когда мы пытаемся объяснить причины чужих поступков!
        В воздухе повисла такая гнетущая тишина, что, казалось, она скоро станет материальной и ее можно будет рубить мечами. И вот в этой тишине раздался низкий звук, еле слышный уху, едва уловимый треск. Солдаты подняли головы вверх, чтобы посмотреть, откуда он исходит, и увидели...
        Разве можно описать смерть? Над их головами завис ослепительный луч, идущий с аргеленского берега, прямо из Гарета. Он был такой яркий, что небо вокруг него приобрело свинцовый оттенок, а солнце показалось зеркальцем, годным только на то, чтобы пускать зайчики.
        Они следили за лучом, не отрывая глаз, словно думали, что его можно удержать взглядом. Но они ошибались. Луч дрогнул, побледнел на миг, а потом стал опускаться вниз, все быстрее и быстрее, пока не коснулся беззащитных спин воинов, которые в ужасе попадали на землю. Запахло горелым мясом, а там, где не было живых тел, песок обуглился и почернел, а камни потрескались и рассыпались в прах. Те, кто находился в стороне, в панике побежали прочь, но белый луч заплясал над землей, настигая их и разя. Они падали на землю, подкошенные его мощью, но то, что долетало до земли, представляло собой уже не воина, а груду тлеющих углей. Земля загоралась вокруг них, и от нее к небу подымался удушливый дым, в котором задыхались те, кому удалось избегнуть луча.
        Фан-Суор видела все. Она видела, что ее пощадили: смертоносный луч оборвался там, где начинались ее укрепления. Стало ясно, что Аргелен хочет владеть крепостью и оставляет ее невредимой для себя. Каленсор бегал по крепостной стене, рвал на себе бороду и рыдал от бессилия. Он понимал, что Аргелену удалось раздобыть какое-то оружие, своей невероятной мощью превосходившее все на свете.
        Спустя четверть часа легкокрылый гаэр уже летел в Паорелу, неся весть о страшном разгроме и предупреждение о еще больших несчастьях.
        Дервиалису понадобилось перечитать письмо Каленсора несколько раз кряду, чтобы понять его содержание: слишком уж неправдоподобным было это известие. Но, поняв наконец, что это не досужий вымысел, а страшная реальность, Дервиалис схватил письмо и помчался в Виреон-Зор. Растолкав лакеев всех мастей, он ворвался в королевский кабинет и выпалил:
        - Мой король, страшная беда! Вот письмо Каленсора!
        Король недоуменно посмотрел на Дервиалиса, а затем оглянулся на Аскера и Дариолу, которые в это время находились в кабинете.
        - Читайте, мой король, - попросила Дариола дрогнувшим от волнения голосом.
        Король начал читать письмо вслух, и по мере чтения его лицо приобретало серый оттенок. Дочитав, он уронил голову на руки и замер в этой скорбной позе. В кабинете повисла гнетущая тишина. Никто не хотел верить в то, что произошло. Каждый подумал про себя, что это только страшный сон и что достаточно ущипнуть себя за руку, чтобы он рассеялся. Если Аргелен действительно владел таким оружием, какое описал в своем письме Каленсор, то это означало конец Эсторее, да и миру во всем Скаргиаре.
        Первым пришел в себя Аскер.
        - Стиалор, - сказал он. - Нам нужен Стиалор.
        - Стиалор? - переспросила Дариола. - Что это?
        - Древнее оружие королей Корвелы, - сказал Аскер. - Вам, моя королева, о нем хорошо известно. Это то самое, о котором вы случайно слышали в детстве.
        В глазах у Дариолы мелькнула искорка надежды.
        - Вы думаете, Аскер? И в самом деле, его мощь очень велика. Увы, нельзя знать наверняка, достаточно ли оно сильно, чтобы противопоставить его тайному оружию Аргелена... Но я напишу папоч... королю Лиэрину, чтобы он нам его прислал. Слышите, мой король? - Дариола принялась тормошить короля, выводя его из шокового состояния.
        Король поднял голову.
        - А если он откажется? - спросил он, едва не плача.
        - Мой отец не откажется, - возразила Дариола. - Он умен и должен понимать, что если мы сейчас не пустим в ход Стиалор, то это рано или поздно придется сделать ему самому. Если аргеленцы нас победят, то возомнят себя хозяевами мира и двинутся прямиком на Гедрайн или Корвелу, так что пусть уж лучше Стиалор поработает сейчас, пока еще не сгорела половина Скаргиара.
        - Пишите, моя королева, - согласился король. - На это письмо возлагается вся наша надежда.
        - Почему же вся? - возразил Дервиалис. - Я понимаю, сейчас всем нам тяжко, но вешать головы раньше времени нельзя. Я немедля отправлюсь в Пилор и посмотрю на месте, нельзя ли чего предпринять.
        - Поезжайте, Дервиалис, - безнадежно сказал король.
        - Мой король, я бы хотел... - замялся Дервиалис, - если вы позволите... взять с собой господина Аскера.
        - Зачем? - вырвалось у короля.
        - Всем нам известны успехи господина Аскера в военных делах, - начал Дервиалис, - особенно взятие Фан-Суор. Да вот и сейчас именно он придумал написать королю Лиэрину про этот самый Стиалор. Думаю, что с такой головой, как у господина Аскера, мы что-нибудь сделаем. Может, в Гарете тоже есть подземный ход?
        Глаза короля посветлели.
        - А, ну если так, то я отпускаю с вами господина Аскера, раз вы просите. Смотрите мне, Дервиалис, берегите его как зеницу ока, и не пускайте под стрелы. Аскер, поезжай с Дервиалисом и придумай что-нибудь, как ты умеешь. Прошу тебя, сделай что-нибудь, иначе Эсторея погибла.
        На душе у Аскера скребли кошки. Он чувствовал, что за вежливой лестью Дервиалиса в его адрес кроется какой-то подвох, но уклониться от этой поездки не было никакой возможности, поскольку речь зашла ни мало, ни много, как о существовании Эстореи.
        - Я постараюсь оправдать ваше высокое доверие, мой король, - сказал он, встав со стула, - и с готовностью составлю компанию господину Дервиалису. Когда нам выезжать?
        - Немедленно, Аскер, немедленно! - воскликнул король.
        - До свидания, мой король, до свидания, моя королева, - поклонился им Аскер. Дариола кинула на него взгляд, полный тревоги. Аскеру было ее очень жаль: она оставалась при дворе одна, без своего друга и советчика, окруженная придворными, которые накинутся на нее, желая примазаться к ее кусочку власти. Но, как бы ни хотелось ему остаться при дворе, он должен был ехать.
        Когда они с Дервиалисом вышли из королевского кабинета, тот сказал:
        - Господин Аскер, вам, наверное, нужно собраться, так что сейчас мы поедем к вам домой. Когда я шел к королю, то уже велел собрать все нужное для меня, и мои вещи должны ждать меня на городской заставе. А вас мы сейчас соберем.
        Моори по счастливой случайности, оказался дома, и Аскер вкратце рассказал ему, как обстоят дела.
        - Я поеду с вами, - тут же объявил Моори.
        - Никуда вы не поедете, - возразил Дервиалис. - Может, господину Аскеру посчастливится что-нибудь придумать, а в Пилоре не будет нужных вещей. Кто же привезет их, как не вы?
        - Я мог бы отлично вернуться из Пилора, - недовольно заметил Моори, кинув на Дервиалиса неприязненный взгляд.
        - Еще бы, - фыркнул Дервиалис, - гаэр с письмом летит из Пилора два часа, а всадник едет два дня. Я потому и беру господина Аскера с собой, что у него мозги варят куда как быстрее моих, и ваши им тоже не чета.
        - Опять я остаюсь! - пожаловался Моори. - Лио, а если с тобой что-то случится? Кто тогда будет о тебе заботиться?
        - Но до сих пор же ничего не случилось, - улыбнулся Аскер с напускной беззаботностью, - и теперь не случится. Помнишь, как ты не хотел отпускать меня одного погулять среди ночи? Ведь ничего же не случилось.
        - Да успокойтесь вы, господин Моори, - натопорщил усы Дервиалис, - безопасность господина Аскера гарантирую я лично. Он уже взрослый, и нянька ему не нужна. Верно, господин Аскер?
        Аскер кивнул, вежливо улыбнувшись.
        - И потом, господин Моори, - продолжал Дервиалис, - король тоже просил меня беречь господина Аскера, так что уж, как видите, делать мне нечего.
        Моори зыркнул на Дервиалиса и потянул Аскера в угол комнаты.
        - Не нравится мне это все, - прошептал он ему на ухо. - Очень опасно ехать в Пилор, где ты будешь в полной власти Дервиалиса, Лио.
        - Мне это и самому не по душе, - вздохнул Аскер, - но я ничего не могу поделать. К тому же, наша королева остается одна, в чуждой ей обстановке. Навещай ее почаще, Эрл.
        - Обязательно, Лио, - кивнул Моори. - Что ж, поезжай, и да хранят тебя боги. И возвращайся поскорее. Я буду тебя ждать.
        Аскер улыбнулся, внимательно посмотрев на своего друга.
        - Только ты здесь без меня не горюй, Эрл, - сказал он. - Мне будет не очень приятно приехать из Пилора и узнать, что ты умер от горя и тоски. Когда будешь при дворе, поглядывай во все стороны. Ты меня понял?
        - Кажется, понял, Лио. Как тогда, когда ты ездил в Корвелу?
        - Вот именно.
        Полтора часа спустя, когда уже смеркалось, два всадника галопом выехали из западной заставы Паорелы. Вечерние тени уже легли на землю, одев ее в сумерки, и всадники не увидели, как вслед за ними из той же заставы выехала карета, запряженная четверкой резвых берке. Но один всадник знал, что за ними едет карета, и знал ее пассажира. А другой... Другой пытался представить себе, как выглядело побоище, произведенное смертоносным лучом. Он и представить себе не мог, что для него уже уготовано нечто подобное.
        Комендант Пилора Равалль встретил Дервиалиса и Аскера с подобающей почтительностью, но было заметно, что его мысли были заняты вовсе не тем, как получше принять высоких гостей, - впрочем, как и у других воинов. Все ходили с каменными лицами, не слышно было ни военных песен, ни обычных армейских шуточек, без которых солдат - не солдат. Равалль рассказал, что они отправили на разведку в Гарет корабли и что эти корабли были сожжены дотла, причем так быстро, что даже не успели сколько-нибудь затонуть. Как назло, погода стояла сухая и ясная, словно нарочно для пожаров.
        - А нельзя ли как-нибудь посмотреть на этот луч смерти в действии? - спросил Дервиалис. - Я надеюсь, что его вид вдохновит господина Аскера на что-нибудь гениальное.
        Аскера передернуло.
        Равалль посмотрел на Дервиалиса, как на сумасшедшего.
        - Да будут все боги к вам настолько милостивы, - сокрушенно сказал он, - чтобы вы ни разу в жизни не увидели этого ужаса. Говорят, многие воины теряют рассудок, глядя, как погибают их товарищи. У них просто не остается сил сопротивляться, понимаете?
        Дервиалис покачал головой.
        - Господин Аскер, - сказал он, - Пилор в вашем распоряжении. Ходите везде, расспрашивайте, узнавайте. Вам будет оказана всякая поддержка и содействие, только найдите выход.
        Ситуация была удручающей. Аскер ходил, расспрашивал, но узнать больше того, что ему уже было известно из письма Каленсора, ему не удавалось. Неоднократно он посылал гаэров полетать над Гаретом в надежде, что им удастся разглядеть страшное оружие, но каждый раз повторялась одна и та же ужасная сцена: стоило птице подлететь к установке слишком близко, как меткий снайпер пускал в нее стрелу, и Аскер, который глазами птицы пытался разглядеть окружающее, видел, как они мутнели, как стремительно неслась ему навстречу водная гладь, поглощая погибающего гаэра. Каждая такая смерть воспринималась Аскером, как своя собственная, и он в конце концов бросил это травмирующее душу занятие. Видно, солдаты Гарета получили приказ уничтожать все, что появляется вокруг их крепости живого.
        Интересно, кто раскусил его трюк с гаэрами? Аскер подумал, что в Пилоре могут быть аргеленские шпионы. Да что там могут - должны быть! Но ни один шпион, будь он даже семи пядей во лбу, не догадается сделать надлежащие выводы из того, что над Гаретом летают пилорские гаэры, если только он не знает о способностях Аскера. Значит, выводы сделал кто-то, обладающий теми же способностями.
        Аскер вспомнил, что один из адептов пятой ступени Сиа - первый советник королевы Геренат Рамас Эргереб. Скорее всего, что Фаэслер Сарголо работает именно на него. Она так интересовалась теми развалинами в Лиалурине, - теми самыми, в которых был укрыт Стиалор... У нее дома сидела бирхаз, и перед выходом из развалин тоже сидела бирхаз. Аскера прошиб холодный пот. Ему все стало понятно.
        Они следили за ним, теперь это было ясно! Они хотели знать, что ему известно, и дали Фаэслер задание выведать это у него. Ей это не удалось, и тогда они зашли с другого конца: пощупали противника напрямую. Теперь Аскер не сомневался, что то ночное нападение было не случайно, а имело целью выяснить, на что он способен. И они своего добились. Он мог или умереть, или раскрыть себя, и, конечно же, предпочел второе.
        И еще один вывод следовал из всего этого. Письмо Дариолы напрасно летело в Айлароллу. Король Лиэрин не мог одолжить Стиалор своей дочери, потому что он им больше не владел. Маловероятно, чтобы такое оружие, как Стиалор, имело аналог, и то оружие, что посылало огненные лучи с башен Гарета, было тем же самым оружием, которое Аскер успел увидеть в Лиалурине.
        Да, это было вполне вероятно. Если Аскер в одиночку спустился в подземелье, то почему это не могли сделать другие, под предводительством кого-нибудь более опытного, чем он? Ему припомнились слова Ургубда, который говорил Гарилафу, что снял с подземелья древнее заклятие по просьбе их общего аргеленского партнера. Уже тогда подземелье сторожили не древние стражи, а духи Ургубда. Как просто! Дальше все было еще проще: похитители проникли в подземелье, разобрали Стиалор на запчасти и морем переправили его в Гарет, где собрали заново и установили где-нибудь на одной из башен.
        Теперь Эргереб должен был чувствовать себя хозяином мира. От него да от королевы зависело, какую страну им поработить в первую очередь. Они взялись за Эсторею, потому что она была ближе всего и у них с ней были давние счеты, но, без сомнения, когда Эсторея будет завоевана, они двинутся дальше на восток. Они смогут подчинить себе весь Скаргиар, если только не случится какого-нибудь чуда или если Стиалор не поменяет хозяина.
        На чудеса Аскер надеяться не привык и поэтому сразу отбросил первый вариант и принялся за второй. О том, чтобы украсть Стиалор из Гарета, как аргеленцы украли его из Лиалурина, Аскер даже и мечтать не мог, но зато он мог мечтать о том, чтобы безнадежно испортить Стиалор и тем самым лишить Аргелен перевеса. Такие планы, как известно, лучше всего обдумываются вблизи от места их осуществления, и поэтому Аскер решил немедленно выехать в Фан-Суор. С этим он и явился к Дервиалису, чтобы сообщить ему о своем отъезде.
        Дервиалис сидел перед зеркалом и намазывал свои усы составом, от которого, как он искренне верил, они становились длиннее и крепче. Услышав, что Аскер собирается на остров Заклятый, он обернулся и с холодной вежливой улыбкой сказал:
        - Никуда вы не поедете, господин Аскер. Не подумайте, что я хочу ограничить вашу свободу, но все-таки там небезопасно, а я обещал королю и господину Моори присматривать за вами. Делайте все, что вам вздумается, но только по эту сторону пролива.
        Сказав это, Дервиалис повернулся обратно к зеркалу, взял карандаш и стал подкрашивать глаза. Это было по меньшей мере странно, потому что Дервиалис не считал нужным прихорашиваться, кроме, разве что, тех случаев, когда он отправлялся в королевский дворец или когда поблизости находилась дама, на которую он хотел произвести впечатление.
        Аскер разозлился. С ним обращались так, как будто он был капризным ребенком, единственно по своей прихоти приехавшим в Пилор и болтавшимся под ногами у военных.
        - Зачем тогда я вообще сюда приехал? - воскликнул он. - Если вы не пустите меня в Фан-Суор, господин Дервиалис, то мое дальнейшее пребывание в Пилоре не имеет смысла! Зачем вы меня сюда притащили?
        - А вот это вы зря, господин Аскер, - хитро улыбнулся Дервиалис. - Кстати, у меня для вас есть сюрприз. Нам удалось разоблачить аргеленского шпиона, и мы сейчас пойдем его допрашивать.
        - Что же вы сразу не сказали? - встрепенулся Аскер. - Где он?
        - Сейчас я вас к нему отведу, - сказал Дервиалис, вставая со стула. - Саблю брать необязательно.
        Они пошли по бесконечным лестницам и коридорчикам Пилора, пока не зашли в такую часть крепости, где Аскер почти никогда не бывал. Он мог только догадываться, куда они идут. Но одно было очевидно: они спускались вниз, пусть петляли и все время сворачивали, но неуклонно спускались.
        - Кто это додумался держать шпиона в нижней части крепости, куда и добраться-то нельзя? - спросил Аскер, которому начинала надоедать эта дорога. - Куда мы идем?
        - Увидите, господин Аскер, - невозмутимо ответил Дервиалис, не оборачиваясь.
        Наконец, они пришли. В этой части крепости находились казематы со стенами толщиной в два локтя, которые не пропускали ни единого звука. С потолка капала затхлая вода, а стены были покрыты плесенью. Последний ветерок гулял здесь, пожалуй, еще тогда, когда эти стены только возводились.
        Дервиалис толкнул дверь одного из казематов и вежливым жестом пригласил Аскера войти, а затем зашел сам и закрыл за собой дверь.
        То, что Аскер увидел, поразило его до глубины души. Комната, в которой он оказался, была довольно большой, как для каземата, и на стенах ее горели факелы, но вовсе не это было главное. Посреди комнаты стоял стул, и на нем сидела Фаэслер Сарголо.
        - Вы?! - воскликнул Аскер, делая шаг вперед. - Я не верю своим глазам! Вы разоблачены и заперты в подземелье Пилора! Наконец-то, госпожа Сарголо, положен конец вашей преступной деятельности! Одного только я не понимаю: почему вас привезли сюда, если и в Паореле есть надежные тюрьмы?
        Фаэслер как-то странно усмехнулась и сказала:
        - Они недостаточно надежны для того, кто владеет тайным культом, имя которого я не произнесу вслух в этом мрачном месте.
        - Простите, я вас не понимаю, - сказал Аскер, знавший только два тайных культа: культ Ранатры и тот, которым пользовался он сам.
        - Это очень древний культ, - сказала Фаэслер. - Великий Мост воздвигнут не без его помощи.
        - Неужели?! - выпалил Аскер. - Как, и вы тоже?..
        Фаэслер усмехнулась еще более странно.
        - Речь не обо мне, а о вас, господин Аскер. Мне очень жаль, что судьба развела нас по враждующим лагерям. Вы необыкновенно талантливы. Мне никогда в жизни не доводилось видеть, чтобы аврин так искусно притворялся, - настолько искусно, что смог провести меня, которая избрала это ремесло своей профессией. Вы нанесли по моей гордости сокрушительный удар, но, тем не менее, я вынуждена уважать вас, потому что вы не выдали меня королю, хотя вполне могли это сделать.
        - Я не мог выдать вас, потому что у меня не было доказательств, - сказал Аскер, покачав головой. - Я не могу выдать аврина на основе простого доноса, так что вам не обязательно уважать меня, госпожа Сарголо. Но мне было бы очень любопытно узнать, кто же все-таки вас предал?
        Фаэслер расхохоталась.
        - Всякая проницательность имеет границы, - сказала она, - даже ваша хваленая, потому что вы боитесь использовать культ слишком часто. Как вы думаете, в качестве кого я здесь сижу?
        - В качестве узницы, разумеется, - сказал Аскер, пожав плечами.
        - А вот и неверно, - промурлыкала Фаэслер, потягиваясь. - Я здесь гостья.
        - Гостья? - переспросил Аскер, решив, что у Фаэслер не все в порядке с головой. - И чего же ради вы сидите в этой сырой, душной комнате без всяких удобств?
        - Вас жду, - насмешливо ответила Фаэслер. - Я назначила вам здесь свидание, а господин Дервиалис был так любезен, что привел вас сюда.
        Аскер недоуменно оглянулся на Дервиалиса, который стоял в течение всего разговора у него за спиной, скрестив руки на груди и ухмыляясь.
        - Это правда? - спросил Аскер. - Почему же вы сказали мне, что меня здесь ждет аргеленский шпион, которого поймали?
        - Ну-у, - протянул Дервиалис, - не будем столь щепетильными. Я и соврал-то всего с коготок, ведь госпожа Сарголо и в самом деле состоит на службе Аргелена. Ну посудите сами: разве вы пришли бы сюда, доведись вам услышать, что вас ждет аргеленская шпионка госпожа Фаэслер Сарголо, которую вы так ловко обвели вокруг пальца и которую маршал Эстореи и главнокомандующий Гильенор Дервиалис принимает как гостью?
        - Значит, вы заодно! - воскликнул Аскер, вцепившись в Дервиалиса и пытаясь оттащить его от двери, которую он собой загораживал. Но тут за его спиной в воздух взвилась раскаленная нить и опустилась ему на плечи, пронзая тысячей невидимых игл. Комната закружилась перед ним, руки разжались сами собой, лицо Дервиалиса расплылось в дымке, и Аскер провалился в пустоту.
        - Славно сработано, - хмыкнул Дервиалис. - Это тебе не копья, паршивец.
        - Отойдите, Дервиалис, - сказала Фаэслер и, подскочив к бездыханному телу, вытянула его лергом вдоль спины. - Вот тебе, вот!
        - Успокойтесь, госпожа Сарголо, - урезонил ее Дервиалис. - Он же мертв.
        - А это еще неизвестно. Он чертовски вынослив, этот Аскер! - Фаэслер хлестнула его еще раз. - Он может быть только без сознания.
        - Тогда давайте замуруем его в стену, - предложил Дервиалис.
        - Ненадежно, - возразила Фаэслер, - еще отмуруют.
        - Да кто же его отмурует? Если мы это дело без свидетелей, то никто и знать не будет.
        - Нет, не годится, - покачала головой Фаэслер. - Этот культ - страшная вещь, и кто знает... Если замуровать, то там всегда может найтись лазейка для воздуха, и тогда он очухается и выберется. Лучше всего камень на шею - и в воду. Даже если он еще жив, - она пнула его носком изящной туфельки, - помрет, как миленький. Где-то здесь и выход был наружу.
        - Здесь не надо, - покачал головой Дервиалис, - лучше с крепостной стены. Внизу камни, и он, прежде чем задохнуться, еще и разобьется.
        Он схватил Аскера под руки и взвалил себе на плечо, как пучок соломы.
        - Ишь, какой легкий, - удивился он, - слишком уж легкий, даже для такого тощего. Ну, пошли.
        Они обвязали Аскера цепями вдоль и поперек, привязали к цепям пару увесистых чугунных чушек и вытащили получившийся железный кокон на крепостную стену. Наверху завывал ветер, неся через море ледяное дыхание северных гор. Фаэслер поплотнее закуталась в плащ, подошла к краю стены и заглянула вниз.
        - Бр-р, как там холодно, - сказала она, закрываясь рукой от ветра. - Подходящая могила для такого аврина, как он. Мученическая смерть.
        Вдруг со стороны Пилора послышался какой-то шум. Дервиалис перешел на внутреннюю сторону крепостной стены и прислушался.
        - Какой-то отряд приехал, - сообщил он.
        - Господин Дервиалис, - засуетилась Фаэслер, - давайте сначала скинем его вниз, а потом будем выяснять, кто там приехал.
        - Да погодите вы! - отмахнулся Дервиалис. - Ничего не слышно.
        Фаэслер замерла в ожидании, теребя полы своего плаща и пристально глядя на Дервиалиса.
        - Это Моори! - вдруг выкрикнул он. - Его пустили в крепость, и он с минуты на минуту будет здесь! Откуда он взялся?
        - Бросаем! - завопила Фаэслер. Дервиалис подскочил к ней, и они дружными усилиями столкнули со стены Аскера, закованного в цепи. Раздался долгий свист, а затем глухой далекий всплеск - и все стихло.
        Секунду спустя Моори во главе отряда солдат взлетел на крепостную стену. Бешено вращая глазами и потрясая мечом, он закричал:
        - Где Аскер?! Что вы с ним сделали?!
        Ответом ему был выразительный взгляд Фаэслер через плечо, в морскую пучину.
        - Вы опоздали, господин Моори, - сказала она. - Ваш дорогой Аскер покоится теперь на дне морском, на постели из камней, укутанный цепями.
        Если бы небо обрушилось на Моори, ему было бы не так тяжело. Что-то враз оборвалось у него внутри, и тупая боль разлилась у него в груди, комком поднявшись к горлу и мглой застлав глаза. Он сразу сник, стал словно вдвое меньше ростом. Жизнь утратила для него свою прелесть, и только одна мысль билась у него в мозгу: Лио умер, и теперь больше ничто не имеет значения. Опустив глаза в землю, он обреченно повернулся и поплелся назад.
        - Господин Моори, - подошел к нему один из офицеров его отряда, - может, схватить этих? - он показал на Фаэслер и Дервиалиса, маячивших на валу.
        - Теперь это не имеет значения, - прошептал Моори, вытирая набежавшую слезу. - Лио умер, а все остальное не имеет смысла.
        - Куда мы отправимся теперь? - спросил его тот же офицер.
        - Все равно, куда, - ответил Моори.
        - Может, в Фан-Суор?
        - Пусть будет в Фан-Суор. Какая теперь разница?
        И отряд повез Моори в Фан-Суор. Его буквально приходилось вести, потому что он натыкался на стены, ничего не видя перед собой от застилавших глаза слез.
        - Я не должен был отпускать тебя одного, Лио, - только и твердил он.
        В Фан-Суор известие о смерти Аскера было встречено гробовым молчанием. Солдаты считали его героем. Среди них было немало тех, что участвовали во взятии этой крепости, и они помнили, чему были обязаны своей победой, - помнили, как исчезла с небосвода луна, заслоненная просьбой простого смертного, которого солдаты с тех пор перестали считать простым смертным.
        - Он сотворил чудо, - сказали воины, - а это под силу лишь святому. Только святой мог рассчитывать, что великая богиня прислушается к его просьбе. Дервиалис убил Аскера, и с этой минуты он нам не главнокомандующий. Мы подчиняемся только Каленсору.
        Латриэль, который был в Фан-Суор едва лишь пару дней, попробовал было на свою беду возразить:
        - Господа, сила армии - в единоначалии. Опасайтесь раскола в ваших рядах, потому что это только на руку противнику.
        - Господин Латриэль, - сказали ему вежливо и зло, - тот военачальник, который совершает такое преступление, недостоин распоряжаться чужими жизнями. Вы здесь новичок, и вам, вероятно, неизвестно, каким великим аврином был господин Аскер.
        Латриэль счел за лучшее промолчать. Да, здесь он был новичком, но все же знал Аскера достаточно близко, и никогда ему в голову не приходили подобные мысли. Аскер казался ему блестящим придворным, ловким на всякие извороты и чутко реагировавшим на все происходящее, в первую очередь на настроение короля. А здесь его считали великим! Пусть о мертвых или хорошее, или вообще ничего, но зачем же так? Великими были воители древности, которые вставали во главе своих армий и вели войска, пробиваясь двуручными мечами сквозь несметные полчища врагов. Великими были маги древности, седовласые старцы, которые одним своим взглядом сравнивали горы с землей и воздвигали сушу там, где плескались морские волны. Великими были короли древности, правившие железной рукой, каравшие непокорных, награждавшие достойных и объединявшие под своей властью целые государства. А этот придворный попрыгунчик? Разве истинное величие состоит в том, чтобы разрезать дамские юбки, так что они обнажают все, что надо и не надо? Да разве великие снизошли бы до этого? Позор!
        Глава 26
        Аскер очнулся от удара о воду. В голове плясали зеленые искры; он не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Вода тотчас хлынула ему в рот и в нос, и он инстинктивно выдохнул и выплюнул ее, с ужасом осознав, что теперь он не сможет дышать. Мигом позже страшный удар потряс его тело: он налетел на одну из скал, во множестве разбросанных у подножия Пилора. По лязгу, хоть и приглушенному водой, он догадался, что окован цепями. Они не разбились при падении, но и уберегли его самого от верной смерти быть пронзенным несокрушимой скалой. Правда, ему от этого было не легче. Острая вершина подводной скалы отступила перед стальными цепями, но ледяная морская вода свободно проникала сквозь эту броню и давила на него всей своей толщей. Аскер понял, что задохнется. Он рванулся в отчаянном порыве вверх, но цепи неумолимо тянули его вниз, и он стал соскальзывать вдоль скалы на дно. Легкие начали болеть, в голове поднялся нестерпимый звон, мешавший думать, да к тому же во всем теле ощущалась предательская слабость - Аскер едва не терял сознание. Собрав всю свою волю в кулак, он заставил себя по крайней мере держать
глаза открытыми. Он чувствовал, как последние нити, связывающие его с этим миром, обрываются одна за другой, и что с минуты на минуту он потеряет сознание, а тогда - верная смерть.
        Аскер уже едва был способен думать. Он потерял ощущение времени, и ему стало казаться, что он вечно борется за жизнь и с самого рождения находился под водой, опутанный цепями. Обрывки мыслей лихорадочно вертелись в его изможденном мозгу, среди зеленых искр и пронзительного звона. Он вновь подумал о цепях - и обрывок мысли, даже не обрывок, а ощущение, сказало ему, что цепи должны быть чем-то закреплены.
        "Замки!" - завопил бы он, если бы мог открыть рот.
        Безумная надежда затеплилась в его сердце. Пробежав внутренним взором по всем своим оковам, он нашел четыре замка. Сосредоточившись на одном, он попробовал повернуть язычок, но мокрое железо заело и не хотело сдвигаться с места. Аскер приложил к язычку усилие, и тот сломался, заклинив замок. Он принялся за второй, третий - там повторилось то же самое.
        "Это конец", - подумал он.
        Уже теряя сознание, он вложил всю свою силу, какая в нем еще была, в последний импульс - и замки разлетелись вдребезги, и цепи упали на дно. Освобожденное от цепей тело устремилось к поверхности и вылетело из волн. Воздух ворвался в судорожно сжатые ноздри, наполнил легкие и вновь заставил застывшую кровь струиться по жилам. Аскер открыл глаза.
        Он качался на волнах, как щепка. С неба равнодушно светила луна, и Пилор черной тенью нависал над морем. С севера дул холодный ветер, неся обрывки туч.
        "Кажется, я жив, - подумал он с какой-то странной для самого себя отрешенностью. - Нет, так не бывает! Я же не умею плавать!"
        Но вода держала его, так что он даже смог поднять голову над волнами и оглядеться. В голове по-прежнему шумело, но ледяная вода и ночь заставили его все-таки подумать о том, что нужно что-то предпринять.
        Путь в Пилор был ему заказан. Выбраться на берег и дойти до ближайшей деревни? Нет, ему нужно убежище, в котором у него были бы друзья и надежные союзники.
        Аскер освободился от стеснявшей движения одежды, развернулся к Пилору спиной и, подгребая руками, сначала неуверенно, а потом все смелее и смелее, поплыл на запад. Он плыл в сторону острова Заклятого.
        Луна ярко освещала восточную оконечность острова. Волны лениво накатывались на песчаный берег и с едва слышным шорохом сползали обратно в море. Солдаты, дежурившие у дверей подземного хода, так же лениво следили за этой бесконечной сменой: волна набежала, волна отхлынула, и так без конца.
        Но вот одна волна наплыла на берег, а когда откатилась, то оставила на берегу нечто. Это нечто тотчас же поднялось на две ноги и огляделось кругом. Лунный свет заиграл и заискрился вокруг него, делая его похожим на статую Матены в Паореле, когда к ней прикасается какой-нибудь добродетельный прихожанин.
        - Смотрите, ребята, что это? - сдавленно прошептал один из солдат, заметивший странное явление первым.
        - Это призрак, - простонал другой. - Я где-то слышал, что призраки светятся во тьме!
        Гибкое тело изогнулось, засияв еще больше, и сделало несколько неуверенных шагов по песку навстречу солдатам.
        - Оно идет сюда! - в ужасе воскликнули они. - Кто-нибудь, быстро вспоминайте заговоры от привидений!
        - Погодите, - остановил их один, - а вам не кажется, что вон то у него сверху - это рога?
        - И верно, рога, - подхватили другие.
        - Так это же привидение господина Аскера! Только почему оно здесь, если убийца господина Аскера находится в Пилоре?
        - Вот именно, почему? Привидение господина Аскера, послушайте нас! - солдаты замахали руками. - Вы ошиблись, это остров Заклятый, а вам надо в Пилор! Дервиалис в Пилоре! Привидение господина Аскера, мы тут ни при чем!
        - Болваны! - сказало привидение. - Я не привидение господина Аскера, а сам господин Аскер, в оригинале. Послушайте, я весь мокрый и еле держусь на ногах, так что если вы не дадите мне чего-нибудь накинуть на себя, то я, пожалуй, очень скоро действительно стану привидением.
        Солдаты с готовностью скинули с себя плащи, и тот, кто добежал до Аскера первым, накинул свой плащ ему на плечи.
        - Благодарю вас, господа, - сказал Аскер. - А теперь не будете ли вы так любезны проводить меня в крепость? Мне необходимо повидать господина Каленсора.
        Солдаты с воодушевлением откликнулись на просьбу Аскера и тут же горячо заспорили, кому выпадет честь сопровождать его. Никто, конечно же, не хотел уступать эту почетную миссию другим.
        - Господа, я замерзаю, - пожаловался Аскер. - Киньте жребий, в конце концов.
        Прославляя мудрость Аскера, который нашел такой удачный выход из тупиковой ситуации, солдаты кинули жребий и выбрали двух провожатых. Избранные надулись от гордости и торжественно повели Аскера по подземному ходу, почтительно поддерживая под руки, а оставшиеся мрачно насупились и сели обратно на песок, чтобы снова лениво следить за волнами.
        Изменения, происшедшие в подземном ходе, приятно удивили Аскера: ход был расчищен, укреплен деревянными распорками и даже подметен. По стенам горели факелы, а от плесени, луж гнилой воды и сколопендр, шныряющих по полу, не осталось и следа. Всюду чувствовалась рука заботливого хозяина, каким и был Каленсор.
        Появление Аскера в крепости вызвало среди солдат, находившихся внутри, нечто вроде паники. Увидев его, они на миг замирали с открытым ртом и спрашивали рядом стоящих: "Ты тоже это видишь?", а потом убегали прочь, чтобы рассказать другим о только что увиденном чуде. Их герой, которого они уже почитали мертвым и оплакивали в душе, вновь предстал перед ними - весь мокрый, в потертом солдатском плаще, но живой!
        Солдаты и офицеры выбегали в проходы, толпились в боковых коридорах, желая хоть одним глазком взглянуть, как мимо них будет идти господин Аскер. Они глазели на него, как дети, и на их лицах цвели глупые, но добрые улыбки.
        Среди этой колышущейся массы лиц Аскер вдруг увидел Латриэля. Он, возможно, и не заметил бы его, но Латриэль не улыбался, как другие, и потому резко отличался от толпы.
        - Здравствуйте, господин Латриэль, - сказал Аскер и пошел дальше.
        - Счастливец, - сказали Латриэлю, - он знает вас.
        - Почему счастливец? - недоуменно захлопал глазами Латриэль. - Я тоже знаю его, ну и что?
        На него только безнадежно махнули рукой.
        Когда до главной башни, где находилось жилище Каленсора, оставалось каких-нибудь сто шагов, Аскер услышал впереди какой-то шум, а в следующую минуту из-за поворота выбежали Каленсор и Моори.
        - Лио! - завопил Моори, спотыкаясь и падая на колени. - Я не верю своим глазам - ты жив!
        - Эрл, откуда ты здесь взялся? - вырвалось у Аскера. - Почему ты не написал мне, что едешь сюда? Вставай, наконец, и объясни мне, что это значит.
        - Я тебе все объясню, Лио, только дай перевести дух, - Моори улыбался едва ли не глупее, чем все остальные, вместе взятые.
        Аскер завертел головой по сторонам.
        - Где бы здесь обсохнуть как следует? Я провел три часа в открытом море и промок, наверное, до самой середины.
        - Пойдемте, господин Аскер, - засуетился подошедший Каленсор, - у меня в комнате пылает жарко натопленный камин, и вы там отлично обсохнете.
        Камин в комнате Каленсора был действительно натоплен на славу, и тепло от него расходилось волнами по всей комнате. Аскер, не мешкая, сразу же подошел к камину, скинул с себя плащ, расстелил его под собой на полу и принялся вытряхивать из шерсти песок, набившийся туда в невероятном количестве. Моори и Каленсор сели в кресла перед камином и погрузились в созерцание процесса вытряхивания песка.
        - Господа, не найдется ли у вас щетки погуще? - спросил Аскер, обернувшись к ним.
        - Для вас все найдется, - ответил Каленсор и тут же принес самую густую и пышную щетку из своих вещей.
        С щеткой дело пошло намного быстрее, и вскоре под Аскером образовалась горка песка по самые щиколотки. Каленсор и Моори с интересом наблюдали за его быстрыми энергичными движениями, но вдруг Моори застыл в кресле, устремив взгляд в одну точку.
        - Лио, что это у тебя? - наконец выдавил он.
        - Что именно? - Аскер заглянул себе за спину, проследив взглядом, куда смотрит Моори. - Это? По всей видимости, хвост.
        - Хвост?! Лио, откуда он у тебя?! Всем отлично известно, что в Скаргиаре всем авринам при рождении отрезают хвосты, и по этому вторичному признаку аврина всегда можно отличить от животного!
        Аскер на секунду задумался. Если вспомнить историю его рождения, то как раз не было ничего удивительного в том, что его хвостом никто не занялся вплотную.
        - Я думаю, - сказал он с умным видом, - что хвост мне оставили специально: видите, какой он маленький, - ты, Эрл, его далеко не сразу и заметил. Это доказывает, что из всех авринов я создан более совершенно, потому что такой атавистический признак, как хвост, у меня почти отсутствует.
        - Это верно, - кивнул Каленсор, не заметив в словах Аскера иронии. - Вы, господин Аскер, своими поступками еще и еще раз доказываете, что вы совершеннее других. Как вам удалось спастись?
        Аскер с удивлением отметил, что его слова постепенно приобретают характер непогрешимой истины. Вполне естественно, что ему захотелось выяснить, как далеко может зайти невежество авринов, и он сказал:
        - Поскольку я уже обсох, то, пожалуй, сяду в кресло. Вы хотите знать, как я спасся? Господа, это сплошной анекдот от начала и до конца! Сначала господин Дервиалис оглушил меня, уж не знаю, чем, а потом они обмотали меня цепями и сбросили с приличной высоты.
        - С крепостной стены, - вставил Моори.
        - Возможно. Так вот, господа: внизу, под Пилором, все дно усеяно острыми камнями, и я неминуемо разбился бы об эти камни, если бы мои заботливые убийцы не обмотали меня цепями так плотно, что камни столкнулись с настоящей железной броней. Это первое, господа, а второе - то, что они закрыли цепи замками снаружи, когда нужно было засунуть замки под цепи. Ничего удивительного в том, что замки при падении разбились, в то время как цепи выдержали, и мне ничего не оставалось, как скинуть с себя цепи и одежду и добираться до Заклятого вплавь. Как видите, господин Дервиалис и иже с ним сделали все, чтобы я остался жив.
        Рассказывая эту сказочку, предназначавшуюся большей частью для ушей Каленсора, Аскер внимательно следил за выражением лица Моори, но тот, похоже, без слов понял все, о чем не было сказано.
        - Ну хорошо, господа, - сказал Аскер, зевая, - ваше общество чрезвычайно приятно для меня, но теперь мне бы хотелось немного отдохнуть.
        - Я уже велел приготовить вам комнату, господин Аскер, - отозвался Каленсор. - Она к вашим услугам.
        Все трое пошли смотреть комнату Аскера.
        - Спасибо вам за заботу, господин Каленсор, - сказал Аскер, оглядывая комнату. - У меня к вам будет одна просьба.
        - Я вас слушаю, господин Аскер.
        - Скажите вашим воинам, чтобы они молчали о моем спасении, как рыбы, и чтоб ни одна живая душа не проболталась! Я хочу подготовить моим мучителям маленький сюрприз.
        - Не беспокойтесь на этот счет: я уверен в своих воинах, как в самом себе, - сказал Каленсор. - Спокойной ночи, господин Аскер.
        Каленсор вышел из комнаты, а Аскер в изнеможении повалился на расстеленную кровать, даже не отвернув одеяло.
        - Ну и денек, - простонал он. - Эрл, ты еще здесь?
        - Да, Лио, я с тобой! - сказал Моори, подскочив к нему и сев у изголовья. - О боги! Ты все-таки жив! Как я по тебе убивался!
        - Я себе представляю, - пробормотал Аскер. - Мне самому до сих пор не верится, что я жив... О-о, как я устал... Но я не смогу заснуть до тех пор, пока ты не расскажешь мне, почему ты оказался в Фан-Суор. Что произошло в Паореле?
        - Ничего особенного, Лио, - поспешил сказать Моори, увидев, с какой тревогой смотрит на него Аскер. - Там все спокойно, а я здесь из-за тебя. Прежде чем приехать сюда, я побывал в Пилоре, но все по порядку. Часов около восьми позавчерашнего дня, то есть на следующий день после твоего отъезда, Литта, горничная нашей королевы, возвращалась от портного с какой-то дамской тряпкой. Вдруг прямо у нее под носом посреди улицы упал почтовый гаэр, весь в крови. Наверное, на него по дороге напала какая-нибудь хищная птица, но это неважно... Литта, увидев такое, сняла с гаэра письмо, чтобы посмотреть, кому оно предназначено. Письмо было адресовано господину Сезирелю, а он в это время как раз находился во дворце. Литта подумала, что это очень кстати и что она сразу отдаст ему письмо. Но сначала, понятное дело, она должна была отнести королеве заказ от портного. Королева и спрашивает ее: "Что это у тебя за письмо, Литта?" Та и рассказала, как дело было. Не знаю, из простого любопытства или по наитию, но королева решила сначала прочитать письмо, а потом нести его Сезирелю. И знаешь, Лио, что было в этом письме?
Его написала Фаэслер Сарголо! Она описывала там, что она собирается сделать с тобой, и, между прочим, благодарила Сезиреля за то, что он переговорил с Дервиалисом и помог ей в осуществлении ее замысла. Какая сволочь!.. Понятное дело, что такое письмо никто нести Сезирелю не стал, зато королева послала за мной и велела скакать в Пилор во весь дух. Она и сама хотела скакать, но мы с Литтой насилу отговорили ее от этого безумства, и она осталась во дворце. А я взял отряд солдат и скакал день и ночь до Пилора, и даже почти успел... Когда я выбежал на крепостной вал, они стояли там, и Фаэслер Сарголо сказала, что я опоздал...
        Моори закрыл лицо руками, не в силах больше вымолвить ни слова. Но Аскера это не устраивало.
        - Эрл, успокойся, - ласково сказал он. - Всем нам здорово досталось, но теперь все позади, и нам нужно подумать, как быть дальше. У меня к тебе есть еще несколько вопросов. Первый: королева показывала письмо королю?
        Моори отнял руки от лица и взглянул на Аскера горящими бешенством глазами.
        - Нет, - сказал он со злостью, - она покажет его тогда, когда эти двое явятся, чтобы их можно было схватить, а заодно и Сезиреля впридачу.
        - Очень умно с ее стороны, - задумчиво сказал Аскер. - Но мы напишем ей, чтобы она не показывала письмо королю даже тогда, когда они явятся, а дождалась меня. Я хочу на это посмотреть! А теперь второй вопрос: пришел ли ответ от короля Лиэрина на наш запрос о Стиалоре?
        - Да, Лио, пришел, - сказал Моори, опустив голову. - Ты знаешь, такого не ожидал никто. Король Лиэрин написал, что с готовностью отдал бы нам Стиалор во временное пользование, потому что прекрасно сознает масштабы опасности, нависшей над Скаргиаром. Но когда он получил письмо и отправился в то место, где они хранили свое оружие, то оказалось, что там его нет! Короче говоря, Стиалор у него украли. Взамен он посылает нам три элитных полка всадников и четыре военных корабля и глубоко сожалеет, что не может больше ничем помочь. Знаешь, Лио, что я подумал? А что, если это оружие из Гарета и есть Стиалор?
        - Я подумал о том же... Письмо только подтвердило мою догадку. Ну хорошо, - Аскер посмотрел в окно, где ночные небеса уже подернулись серой утренней дымкой, - уже светает, а нам надо поспать хотя бы несколько часов перед завтрашним днем.
        - Уже иду, - засобирался Моори. - Ах, бедный мой Лио, до чего же тебе досталось...
        Моори украдкой смахнул слезу, но Аскер его уже не видел и не слышал: он провалился в глубокий сон без сновидений.
        На следующий день, седьмое кутастеф, гарнизон крепости Фан-Суор и всех, кто в ней находился, ожидал очередной сюрприз. Сторожевые посты западной оконечности острова доложили, что в их направлении движутся аргеленские корабли с полной боевой выкладкой. Было очевидно, что противник собирается дать крепости бой, прикрываясь с воздуха своим зловещим оружием, и уже сейчас было ясно, что бой будет жарким.
        Корабли противника в строгом порядке пристали к берегу, и из них потоком потекло войско, вооруженное, помимо обычного оружия, еще и лестницами.
        - Они собираются брать крепость приступом, - сказал Каленсор. - Не понимаю, на что они рассчитывают: позиция Фан-Суор дает возможность отражать любые приступы. Под ее стенами голое пространство, никаких укрытий, и мы перебьем вражеское войско из луков прежде, чем оно взберется на стены. Даже их луч не дает аргеленцам превосходства: если они так хотят сохранить крепость, то не станут ее обстреливать, а мы не выйдем из ее пределов.
        Войска противника уже добрались до постов, стороживших западный ход, но там уже никого не было: солдаты заблаговременно скрылись в подземелье и соединились с мощным отрядом, призванным охранять ход изнутри. Но аргеленцы преспокойно прошли мимо, потому что о западном подземном ходе ничего не знали, в отличие от восточного. Правда, о выходе из восточного хода им было известно немногим больше, чем о выходе из западного, так как при взятии Фан-Суор эстеанами они видели только, откуда те вышли, а куда они зашли, никто не видел.
        На крепостной вал вышел Аскер и присоединился к Каленсору.
        - Ого, - сказал он, увидев вражеское войско уже почти у себя под ногами.
        - Мы их перебьем, как щенков, - небрежно заметил Каленсор. - Им жалко обстреливать крепость, так что луча нам ждать нечего.
        До сих пор слова Каленсора полностью подтверждались. Первые ряды противника уже приблизились на расстояние полета стрелы, и эсторейские стрелы тотчас же уложили их наповал. Место павших воинов заняла следующая шеренга, но и ее постигла та же плачевная участь. Аргеленцев не спасали ни нагрудные латы, ни шлемы: эсторейские стрелы пробивали их насквозь или находили для себя лазейки.
        После нескольких неудачных попыток пробить оборону эстеан аргеленцы отступили на безопасное расстояние и стали о чем-то совещаться.
        - Я бы на их месте, - сказал Аскер, - бежал бегом до стен со своими лестницами, и не плотной кучей, а порознь. Тогда существовала бы вероятность, что кто-нибудь все-таки добежит.
        То ли ветерок, дувший с востока, донес слова Аскера до аргеленских офицеров, то ли они хорошо подготовились к сегодняшней операции, но через минуту Каленсор кричал на Аскера:
        - Господин Аскер, я запрещаю вам произносить вслух то, что может стать достоянием чужих ушей! Немедленно убирайтесь со стены, потому что они вот-вот будут здесь!
        Аскер пожал плечами и не двинулся с места.
        - А они не такие уж глупые, господин Каленсор, - сказал он, - воюют по оптимальной стратегии.
        Эсторейские лучники осыпали аргеленцев стрелами, но первые из них уже достигли стен и стали карабкаться по ним наверх. Эти лестницы были скинуты рогатинами вниз, но их становилось все больше. Бой мало-помалу переходил на стены Фан-Суор. Аргеленцы с дикими воинственными кличами вскакивали на крепостную стену и отчаянно рубились, но защитников крепости было больше, и воины противника падали один за другим, изрубленные в куски. Аскер, сабля которого осталась в Пилоре, удалился с крепостной стены и пошел будить Моори, который спал до сих пор, изнуренный вчерашними событиями.
        - Эрл, вставай! - заорал он ему в самое ухо. - Аргеленцы берут Фан-Суор приступом!
        Моори подскочил на кровати, спросонья не понимая, что происходит. Когда до него дошло, он кинулся одеваться, а Аскер захватил в комнате Каленсора подзорную трубу и выглянул в окно. Выглянул - и увидел то, что не могли видеть остальные: к острову подплывали новые аргеленские корабли. Схватив трубу, Аскер помчался к Каленсору и закричал ему на ухо, перекрывая звон мечей:
        - Господин Каленсор, наш противник скоро получит подкрепление! К нам движутся их корабли!
        - Да что вы говорите?! Но я ничего такого не вижу!
        - Это отсюда не видно, а из главной башни все просматривается, как на ладони!
        - И сколько их?
        - Пятнадцать, никак не меньше!
        Каленсор помрачнел.
        - Похоже, придется изрядно поработать. Как видно, Аргелен решил выкурить нас из Фан-Суор. Надо просить подмоги Пилора: пусть пришлют нам свои корабли.
        - Этой подмоги еще ждать и ждать, - покачал головой Аскер. - Пока долетит гаэр, пока там соберутся, да пока они сюда доплывут - это же часа три, а то и все три с половиной.
        - Что ж делать, господин Аскер, - сказал Каленсор. - Значит, нам надо продержаться здесь три с половиной часа.
        Офицеров оповестили о создавшейся ситуации. Со строгими и решительными лицами они занимали свои посты на стенах, готовые выстоять или умереть.
        В рядах нападавших раздался крик радости: они увидели подкрепление, идущее с моря. С удвоенными усилиями аргеленцы пошли на штурм Фан-Суор. Теперь они верили в близкую победу, и это делало мечи в их руках вдвое острее. Они постепенно заполняли крепостные укрепления, не оставляя резервов: ведь другие части уже шли маршем по острову Заклятому, все ближе продвигаясь к крепости и ступая по трупам своих павших товарищей. Эсторейские лучники стреляли по ним непрерывно, выпуская до полусотни стрел в минуту, но аргеленцев было так много, что ущерб от стрел не мог значительно повлиять на их численность. Лопались тетивы, щербились раскаленные докрасна мечи, ломались копья и древки топоров, а аргеленцы все лезли и лезли на стены нескончаемым потоком. Эстеане едва сдерживали их бешеный натиск, питаясь надеждой продержаться до прибытия подмоги из Пилора. Они закрыли двери, ведущие во внутренние помещения крепости - не только затем, чтобы туда не пробрался противник, но и для того, чтобы у них самих не было соблазна укрыться за дверями от жестокой сечи.
        Моори, видя, что настал момент, когда каждая пара рук на счету, прихватил с собой меч и врезался в гущу боя. Аргеленцев было так много, что он ухитрялся убивать по несколько врагов за один взмах меча. Через пять минут он уже был покрыт слоем крови. С помутневшими глазами он носился по крепостной стене, рубя направо и налево. Битва совсем опьянила его, и при каждом новом трупе, падавшем к его ногам, он издавал глухое рычание и скалил зубы в бешеной ухмылке. Аскера же, напротив, зрелище выпущенных внутренностей приводило в содрогание, и, к тому же, после вчерашнего он чувствовал себя еще совсем слабым, так что он решил ограничиться тем, что оттаскивал раненых в более безопасное место.
        До прибытия подкрепления из Пилора оставалось меньше часа. Ряды эстеан значительно поредели, но все же их было достаточно, чтобы отбивать атаки еще некоторое время. Аргеленцы тоже понесли значительный урон, - даже больший, чем эстеане, хотя и теперь у них был заметный численный перевес.
        Чем дальше длился бой, тем больше эстеан с удивлением стали замечать, что аргеленцы понемногу перестают лезть на стены. Те, что уже были наверху, дрались изо всех сил, но значительная часть аргеленцев сосредоточилась внизу и словно чего-то ждала.
        И тут в небе появилось то, чего ждали аргеленцы и чего уже никак не ожидали увидеть эстеане. Бледный луч, намного шире того, что приносил смерть в прошлый раз, пронзил небо из Гарета и повис над самой крепостью. Эстеане поднимали головы вверх, дивясь странным переменам, произошедшим с лучом, и гадая, что случится на этот раз. Они были уверены, что Аргелен, который так дорожит крепостью Фан-Суор, не доберется до них.
        Но вышло иначе. Аргелен действительно дорожил крепостью Фан-Суор и не хотел уничтожать ее. Он хотел уничтожить только эстеан, засевших в ней, и разместить там свой гарнизон. Аргеленские военачальники понимали, что с помощью обычных средств сделать это вряд ли удастся, и обратились за помощью к ученым, которые получили Стиалор в свое распоряжение. И ученые решили проблему.
        Луч опустился на крепость и широким размахом прошелся вдоль ее стен. Результат поразил даже аргеленцев, стоявших внизу: огненное свечение сжигало живую плоть, сжигало дерево, кожу, ткань, но железо и камень остались невредимы. Не разбирая своих и чужих, смерть скосила все живое, что копошилось на крепостной стене, и пощадила только тех, кто по счастливой случайности отгородился от нее камнем. К сожалению, таких было немного.
        Луч сделал свое дело - и погас. Фан-Суор стояла совершенно невредимая, но только теперь ее пересекала поперек черная обугленная полоса, как траурная лента по погибшим здесь за один миг.
        Аскер и Моори как раз оттаскивали раненого Каленсора вглубь крепости, и только благодаря этому они остались живы. Когда они вновь выбежали на крепостную стену, то увидели там только горы обугленных трупов.
        - Они научились регулировать мощность Стиалора, - сказал Аскер, опустив руки.
        Аргеленцы, увидев, что защитников у крепости больше не осталось, бросились на приступ с радостными криками.
        - Фан-Суор взята, - сказал Моори. - Нам ничего другого не остается, как уносить ноги. Предлагаю спускаться в нижние этажи, попутно закрывая за собой все двери. Пока они будут их ломать, мы заберем оба отряда, которые находятся в подземных ходах, и будем ждать у восточного выхода корабли из Пилора.
        Так и сделали. Аскер, Моори и еще с дюжину солдат, случайно уцелевших при разгроме, бросились закрывать на засовы и заставлять мебелью все двери, какие видели. Забрав с собой карты, деньги и раненого Каленсора, они стали спускаться в нижние этажи, по пути блокируя все входы и коридоры. Когда они добрались до нижнего этажа, двое солдат были посланы за заградительным отрядом в западный ход, а Каленсора понесли в восточный.
        - Ну вот, кажется, и все, - вздохнул Моори. - Слышишь, Лио, как они гремят там, наверху? Наверное, верхний этаж уже в их распоряжении. Только бы нам успеть убраться отсюда!
        - Что это за двери, Эрл? - спросил без всякой связи Аскер, указывая на малоприметные двери в полу.
        - Это вход в подвал, - пояснил Моори. - Там может храниться оружие или взрывчатка.
        - Я схожу посмотрю, - сказал Аскер, взяв со стены факел.
        - Лио, этого еще не хватало! - возмутился Моори. - Скоро придут солдаты из западного хода!
        - Я быстро, - бросил Аскер уже из дверей, - это недолго.
        Моори подошел к дверям и заглянул вниз. В темноту подвала уходили каменные ступени, а внизу, в полумраке, виднелись бочки со взрывчаткой.
        - Лио, что ты там делаешь? Выходи! - закричал Моори, и его голос эхом прокатился по подвалу.
        - Одну минутку! - раздался голос Аскера, приглушенно звучавший снизу. - Уже иду! Как тут интересно!
        Через минуту Аскер вылез из подвала с каменным выражением на лице.
        - Что ты там делал так долго? - спросил его Моори, но тут появились солдаты, сторожившие западный ход.
        - Идем скорее! - сказал Латриэль, отдуваясь. Когда его послали сторожить ход, он был очень недоволен, считая, что его просто удаляют от места действия, как новичка, но теперь он благодарил судьбу за это назначение, спасшее ему жизнь.
        - Сейчас, я уже иду, - сказал Аскер, - вот только закрою подвал.
        - А что там? - поинтересовался Латриэль.
        - Взрывчатка, - равнодушно ответил Аскер.
        Когда подвал был закрыт, они вошли в восточный подземный ход, прошли по нему без особых происшествий, а когда вышли на поверхность, то увидели корабли из Пилора, которые ждали их. От одного из кораблей отделились четыре шлюпки и забрали всех, кто оставался на берегу.
        Аскер садился в шлюпку последним. Как ни торопил его Моори, он все же постоял секунд десять на берегу и полюбовался в подзорную трубу на Фан-Суор, которую уже энергично обживали аргеленцы.
        - Лио, идем! Ты на нее еще насмотришься с кормы корабля! - умоляющим тоном сказал Моори и почти силой втащил Аскера в лодку.
        Фан-Суор, словно магнитом, приковывала к себе взоры Аскера. С первых же минут своего пребывания на палубе он обосновался на корме и неотрывно следил за удаляющейся крепостью, облокотившись о борт.
        - Что это он так рассматривает? - спросил Латриэль у Моори.
        - Откуда я знаю? - отозвался тот. - Может, потому, что крепость красивая, хотя проклятые аргеленцы ее сегодня изрядно попортили.
        И вдруг небо раскололось пополам. Гигантский алый столб пламени с золотым венцом по краям взметнулся ввысь, растекаясь стоголосым грохотом по потемневшему небосводу. Белая крепость задрожала - и словно лопнула, вздымая в небеса осколки камня и еще живые тела, которые падали в море вокруг, как фантастический дождь. Вопль ужаса и восхищения вырвался из груди очевидцев этого чудовищного зрелища. Реванш за убийство защитников Фан-Суор был полным: захватчики отправились на тот свет вслед за своими жертвами. Не существовало больше и крепости, этого главного яблока раздора между двумя государствами.
        - Там погибло по крайней мере две трети аргеленской армии, - прошептал Каленсор. - Но что могло послужить причиной взрыва?
        - Не знаю, - пожал плечами Моори.
        - А вы что думаете, господин Латриэль? - спросил Каленсор, - спросил только потому, что Латриэль стоял рядом.
        Но Латриэль вдруг закусил губу и вышел из каюты, не ответив. Опустив голову, он прошел по всей палубе с носа на корму и подошел к Аскеру, который так и стоял там с самого отплытия, устремив взгляд в направлении острова.
        - Теперь я понимаю, господин Аскер, - сказал Латриэль, все так же глядя в пол, - зачем вы ходили в подвал со взрывчаткой.
        Аскер медленно повернулся к Латриэлю, смерил его взглядом и спросил:
        - Вы больше ничего не хотите мне сказать, господин Латриэль?
        Латриэль с видимым усилием поднял глаза на Аскера.
        - Вы действительно великий, господин Аскер, - сказал он. - До сегодняшнего дня я этого не понимал, но теперь я знаю это наверняка. Я буду считать за счастье для себя, если когда-либо смогу быть вам полезным.
        Аскер искоса взглянул на Латриэля, улыбнувшись одним уголком рта.
        - А вы не так безнадежны, как я думал... Пребывание в армии и в самом деле пошло вам на пользу, господин Латриэль. Вот, кстати, у меня будет к вам одна просьба: не могли бы вы заехать в Пилор за моими вещами? Там есть всякое барахло: одежда, украшения и так далее, но, помимо этого, там остались мой берке Сельфэр и моя сабля, которыми я очень дорожу. Сам я, по понятным причинам, туда поехать не могу: не хочу, чтобы кто-то знал, что я жив. Если вам будет незатруднительно, то я хотел бы, чтобы вы забрали оттуда хотя бы берке и саблю. Безутешный Моори напишет письмецо к коменданту, в котором попросит выдать ему вещи его безвременно усопшего друга, чтобы иметь о нем какую-то память, так что я думаю, препятствий у вас не будет.
        - Я с радостью окажу вам эту услугу, - поклонился Латриэль. - Когда мы причалим, извольте подождать меня на берегу, - тогда вы сможете ехать в Паорелу на своем берке и с саблей.
        Так и сделали. Аскера с корабля отправили на шлюпке на берег, и в тайную гавань Пилора корабль вошел уже без него. На этом корабле всем морякам, начиная с капитана, именем короля был дан строжайший приказ молчать о том, что Аскер спасся и жив. Это было сделано на тот случай, если Дервиалис еще был в Пилоре, но лично Аскер в этом сомневался: он был уверен, что они с Фаэслер уже находятся на пути к столице. Но лишняя предосторожность не могла помешать, поскольку кто-нибудь мог доложить Дервиалису о случившемся.
        Забрав вещи, Латриэль присоединился к Аскеру и Моори.
        - У меня для вас новость, господа, - сказал он. - Господин Дервиалис и госпожа Сарголо, услышав о гибели аргеленской армии, немедленно собрались и уехали в Паорелу. Господин Дервиалис пожелал сообщить королю о победе лично.
        - Тогда вперед! - сказал Аскер. - О, как мне хочется увидеть их вытянутые лица!
        Глава 27
        Девятого кутастеф вечером к королевскому дворцу подъехал маршал Эстореи и главнокомандующий господин Гильенор Дервиалис. Его одежда была вся в пыли, и выглядел он очень уставшим. Как только господин Дервиалис скрылся в дверях Виреон-Зора, к дворцу одновременно подъехали две кареты; из одной вышла госпожа Фаэслер Сарголо, из другой - господин Сезирель, верховный жрец Матены. Оба были одеты в пышные придворные наряды, а госпожа Сарголо еще и благоухала духами. Они учтиво раскланялись друг с другом и также вошли в Виреон-Зор.
        Король и королева сидели в Зале Доблести и слушали игру придворного музыканта на целерио, привезенном королевой из Корвелы. Зал был полон придворных, которые беседовали между собой, обсуждая последние новости.
        В зал вошел Дервиалис, и все головы повернулись к нему.
        - Мой король, я привез вам радостную весть, - сказал Дервиалис, кланяясь. - Правда, в этой вести есть доля горечи, но, как гласит пословица, нет худа без добра... или наоборот...
        - Я слушаю вас, Дервиалис, - кивнул король, пропустив мимо ушей произнесенную некстати пословицу. - Что за горечь?
        - Крепости Фан-Суор больше не существует, - ответил Дервиалис. - Гарнизона, ее охранявшего, тоже.
        - Так что же это за радостная весть?! - завопил король. - До каких пор моя армия будет допускать роковые ошибки? Вам мало смерти господина Аскера, который... который... - король едва сдерживал слезы.
        - Мой король, это еще не все, - быстро сказал Дервиалис, вставив свои слова в первую же паузу в речи короля. - Фан-Суор взорвалась, когда аргеленская армия уже была внутри. Короче говоря, у Аргелена теперь нет армии.
        По рядам придворных пробежал сдавленный шепот.
        Король непонимающе заморгал глазами.
        - Как так - нет? Неужели это правда?! Господин Дервиалис, если это действительно так, то это лучшее, что я слышал за последнюю неделю. Но ведь у них осталось то оружие...
        - Мой король, это пустяки. Оно не так мощно, чтобы достать до Пилора, - фантазировал на ходу Дервиалис, - и, может быть, такое большое, что его нельзя перевозить. Оно нам не страшно.
        - Вы успокоили меня, господин Дервиалис, - выдохнул король. - Вы наверное, устали с дороги и хотите отдохнуть? Можете идти... хотя нет. Я хотел бы узнать у вас подробности гибели моего дорогого Аскера... да будет ему на том свете лучше, чем на этом... - болезненный спазм снова сжал королю горло.
        - Это такая нелепая смерть, мой король, - начал Дервиалис, изображая скорбь и ища взглядом Фаэслер и Сезиреля. Они уже были в зале, и Дервиалис успокоился. - Понимаете, мой король, господин Аскер поздним вечером гулял по крепостной стене Пилора... Дул сильный ветер, а рукава у господина Аскера, что твои крылья, - вот, я думаю, его и сдуло со стены. В любом случае, от чего бы он ни упал, но он упал в море, а под Пилором острые скалы, мой король. Мы все глубоко скорбим о его кончине. В лице господина Аскера страна потеряла выдающегося государственного деятеля...
        - Умоляю вас, господин Дервиалис, прекратите, - простонал король, прикрывая глаза рукой.
        Дариола, сидевшая рядом, тоже попыталась изобразить крайнее отчаяние, но у нее выходило похоже на ярость. Она бросила убийственный взгляд в ту сторону, где стояла Фаэслер Сарголо. Рядом она заметила Сезиреля. Они о чем-то шептались.
        - Господин Дервиалис неподражаем, верно, дочь моя? - говорил Сезирель на ухо Фаэслер. - Этот выпад насчет рукавов... Но на самом-то деле все было не так прозаично?
        Фаэслер покосилась на Сезиреля.
        - Но я же посылала вам письмо, господин Сезирель, - сказала она, - и там описала, что я собираюсь с ним сделать. Вы его получили?
        - Нет, не получил, - Сезирель забеспокоился. - Ах, какой опрометчивый поступок, дочь моя! Я понимаю, что вы хотели порадовать меня весточкой о том, что все идет по плану, но, право же, не стоило этого делать. Как правило, если гаэр не долетает до цели, то он пропадает навсегда, но все же... - Сезирель сделал шаг в сторону, собираясь ее оставить.
        Фаэслер почувствовала, что у нее дрожат руки.
        - Господин Сезирель, - сказала она, - ведь вы обещали помочь мне!
        - Да, обещал, - кивнул Сезирель, делая еще шаг в сторону. - Мое обещание остается в силе. Но я внезапно вспомнил, что у меня в храме есть одно дело...
        Дариола, следившая за ними, тоже заметила маневр Сезиреля.
        - Господин Сезирель, - окликнула она его, - подойдите, пожалуйста, сюда.
        Сезирель подошел к ней и почтительно склонил голову.
        - Что вам угодно, моя королева?
        - Прошу вас, присядьте рядом со мной, - медовым голосом сказала Дариола. - Я хочу знать ваше мнение по одному богословскому вопросу... В Нагана-Сурра сказано, что после смерти аврин попадает в чертоги своего божества-покровителя, где его ожидает предопределенная ему участь. Как правило, аврин имеет одного покровителя. А теперь скажите мне, господин Сезирель, куда попадет аврин, у которого божеств-покровителей два?
        Сезирель, мысли которого были заняты совсем другим, сразу не нашелся, что ответить, и чтобы выиграть время, спросил:
        - Что натолкнуло вас, моя королева, на столь, бесспорно, благочестивые, но печальные размышления?
        - Смерть господина Аскера, - сказала Дариола, состроив самую постную мину.
        - Вести о моей смерти слегка преувеличены, - раздался из дверей так хорошо знакомый всем бархатный голос, и в зал вошел Аскер собственной персоной в сопровождении Моори и Латриэля.
        Надо было видеть лица придворных в эту минуту!
        Но Аскера интересовали далеко не все из них. Два лица он уже нашел, а вот третьего здесь почему-то не было.
        - Наконец-то! - вырвалось у Дариолы, и она одной рукой вцепилась в подлокотник кресла, а другой в хламиду Сезиреля, чтобы он, еще чего доброго, куда-нибудь не делся. Но он этого не замечал: он смотрел на Аскера.
        - Аскер, ты жив! - зарыдал король, забыв о приличиях. - Как это возможно?
        - Да, я жив, мой король, - сказал Аскер, подходя поближе, - но об этом потом. Сначала я хотел бы разобраться с некоторыми господами. Кстати, я вижу не всех, кого хотел бы. Где господин Дервиалис?
        - Он ушел, - пожал плечами король. - Он устал с дороги, и я его отпустил.
        - Прошу вас, мой король, пошлите за ним солдат и возьмите его под стражу.
        Король махнул рукой, даже не задумавшись над содержанием просьбы, и охранники кинулись исполнять приказание.
        - А пока займемся тем немногим, что мы имеем, - улыбнулся Аскер, и улыбка эта скорее напоминала оскал. - Госпожа Сарголо, вы уже успели переодеться и даже надушились? Знаете ли, я терпеть не могу запаха ваших духов, и теперь вас ничто не спасет.
        - В чем дело? - дернула плечом Фаэслер, изображая святую невинность и одновременно кинув на Сезиреля взгляд, умоляющий о помощи.
        - Моя королева, - обернулся Аскер к Дариоле, - письмо при вас?
        - О да, оно при мне! - сказала Дариола, еще сильнее вцепившись в Сезиреля. Но он не заметил этого и теперь: он смотрел на листок бумаги в руках королевы, исписанный убористым почерком Фаэслер.
        Дариола подала письмо королю. Король взял его в руки, повертел и, нахмурив брови, начал читать.
        - Вслух, - потребовала Дариола.
        Король стал читать вслух, и с каждым новым словом на лицах придворных росло возмущение, а Фаэслер узнавала свое письмо к Сезирелю. Придворные стали отодвигаться от нее, и вокруг нее постепенно образовался вакуум, так что теперь она стояла совершенно одна.
        - Что вы на это скажете, госпожа Сарголо? - сурово спросил король, дочитав письмо. - Ваша вина очевидна, и вы виновны больше своих соучастников, поскольку именно вы были душой заговора! Да к тому же вы еще и аргеленская шпионка! Ваши хозяева передали вам этот хлыст, и я сейчас жалею об одном: он не может опуститься на вашу спину! Но вас постигнет кара, не менее жестокая!
        - Мой король, я прошу для нее не мести, а правосудия, - мягко, почти ласково сказал Аскер.
        - Казнь!! - завопил король. - Всем троим - пытки и казнь!
        Тут Сезирель вскочил с места, судорожно вырвал из руки Дариолы свою хламиду и воскликнул:
        - Мой король, меня оклеветали! Я не имею к этому гнусному преступлению ни малейшего отношения! У госпожи Сарголо со мной давние счеты, и она решила свести их таким образом. Я могу поклясться своей жизнью, что вижу это письмо впервые.
        Эта клятва, сказанная твердым и уверенным голосом, произвела на короля и придворных известное впечатление: в то время клятвам верили и старались их не нарушать, считая, что они имеют магическую силу.
        - Предатель, - сказала Фаэслер, глядя на Сезиреля с нескрываемым презрением. - Разумеется, вы не видели этого письма, потому что если бы вы его видели, то оно ни за что не попало бы в чужие руки. Но там все до последнего слова - правда. Я тоже клянусь в этом своей жизнью; увы, теперь она почти ничего не стоит.
        - Сезирель, ваша жизнь теперь тоже ничего не стоит! - завопил король. - Вас я казню первым!
        Аскер подошел к королю поближе и заглянул ему в глаза.
        - Мой король, - тихо сказал он, - я не могу допустить, чтобы вас впоследствии называли тираном. Я хочу, чтобы вы всегда оставались наисправедливейшим монархом, как для современников, так и для потомков. Позвольте же мне высказать свои соображения относительно меры наказания каждому из них. Госпожа Сарголо - прежде всего женщина, и поэтому с ней следует обойтись так, как и подобает обходиться с женщиной, а господин Сезирель - священник, и нам следует питать должное уважение к его сану. Я предлагаю удалить их в ссылку, столь далекую, что они вдали от мира смогут искупить свои прегрешения. Госпожу Сарголо я предлагаю отправить в Вишер, а господина Сезиреля - в Валиравину. Что касается господина Дервиалиса, то он виновен меньше остальных, так как по слабости характера был увлечен на злое дело и не ведал, что творил. Я его прощаю.
        - Как странно ты говоришь, Аскер, - удивился король, - ну да будь по-твоему. Дервиалиса я освобождаю от командования армией, а тех двоих отправляю в ссылку. О, Фаэслер!.. Кто бы мог подумать?
        Аскер обернулся к Фаэслер, которая в смертельном страхе ждала решения своей участи.
        - Вы помилованы, - надменно сказал он, - и подлежите высылке в Вишер. Отряд солдат будет сопровождать вас до места назначения. Там вы будете искупать свои грехи постом, молитвами, ношением власяницы и упорным трудом.
        - Вишер? Нет! - воскликнула Фаэслер, падая на колени. - Уж лучше смерть!
        Ей, привыкшей к роскоши, мысль о труде и власяницах казалась самой страшной карой и пыткой, какую только можно было выдумать ей на погибель. На это Аскер и рассчитывал. Но он боялся, что она покончит с собой, и поэтому сделал ей внушение, вложив в ее душу полную неспособность бороться с жизненными невзгодами. Фаэслер сразу сникла и медленно осела на пол, раскинув руки. Придворные подумали, что она просто упала в обморок. Стражники подняли ее с пола и вынесли из зала, чтобы потом погрузить в карету и мчать без остановки до самого Вишера.
        Сезиреля тоже взяли под стражу и отвезли в одну из тюрем в окрестностях Паорелы, чтобы наутро отправить по этапу. Он не сопротивлялся, не осыпал Аскера проклятиями, а только как-то странно посмотрел на него, словно завидуя его изворотливости и непотопляемости.
        Вскоре вернулся начальник королевской охраны Фаринтар и доложил:
        - Мой король, ваше приказание относительно господина Дервиалиса нам удалось выполнить лишь наполовину. Мы взяли под стражу его особняк, поскольку он сам наотрез отказался следовать за нами и пригрозил, что убьет всякого, кто к нему приблизится.
        Аскер кивнул.
        - Мой король, - сказал он, - позвольте мне удалиться. Я падаю с ног от усталости.
        - Да-да, конечно, Аскер, - кивнул король, - отдохни как следует. Тебе так досталось за эти дни, что ты имеешь полное право на заслуженный отдых.
        - Благодарю вас, мой король.
        Аскер поклонился королю и направился к дверям, кивнув Моори, чтобы тот шел за ним.
        - Лио, - сразу напустился на него Моори, - что это на тебя нашло? Сезиреля и Фаэслер отправил на все четыре стороны, а Дервиалиса публично простил! Какая блажь на тебя нашла, что ты решил их всех помиловать? Они же тебя чуть не убили! Ничего, теперь-то уж точно убьют!
        - Нет, Эрл, не убьют. Я помиловал их затем, чтобы все говорили, какой я благородный, - с издевкой произнес Аскер, - но дело даже не в этом. Мне противна сама мысль о казни, да, к тому же, казнь - не вполне адекватная мера наказания за то, что они заставили меня испытать. Ты сам слышал, что Фаэслер Сарголо предпочитает смерть искуплению грехов в таких суровых условиях, как в Вишере. Она создана для шикарной жизни, и другая жизнь для нее просто немыслима. Сезирель... Во-первых, он слишком хитер, чтобы позволить казнить себя, во-вторых, мне бы не хотелось награждать его мученическим венцом, а в-третьих, он уже слишком стар, чтобы с такой подмоченной репутацией начинать все заново, так что с него вполне достаточно. А Дервиалис... У него своя голова на плечах была, но он развесил перед Сезирелем уши и поддался чарам Фаэслер. У него, похоже, действительно своего ума не хватает, несмотря на все его амбиции. Я хочу проверить на нем одну вещь...
        На самом деле Аскер уважал Фаэслер и Сезиреля и отдавал должное их ловкости, пусть они и потерпели поражение, а Дервиалиса он считал надменным и заносчивым болваном с непомерно раздутым самолюбием, который считал себя умнее всех. Аскер мог простить что угодно, но только не это.
        На следующий день оцепление вокруг дома Дервиалиса было снято, и Аскер, который приехал вместе с Фаринтаром, сказал опальному министру следующее:
        - Господин Дервиалис, вам известно, что король хотел вас казнить, когда услышал о вашем приезде. Я не сторонник таких радикальных мер, и, поскольку мое мнение пользуется у короля некоторым авторитетом, я попросил его смягчить кару. После моей просьбы единственное, что отнял у вас король, - это пост маршала армии Эстореи. В остальном же король был милостив: вам оставлена не только ваша жизнь, но и свобода, имущество и положение в обществе.
        Во время этой учтивой речи Дервиалис скрипел зубами от бешенства, но по ее окончании только поклонился и сказал:
        - Благодарю вас, господин Аскер. Я не ожидал от вас такого благородства. Я ваш вечный должник.
        - О, это пустяки, господин Дервиалис, - очаровательно улыбнулся Аскер ему в ответ, - я был счастлив оказать вам эту услугу.
        И, оставив Дервиалиса в крайнем недоумении, он вскочил в седло и поскакал в Виреон-Зор.
        Король встретил Аскера с распростертыми объятиями, Дариола - более сдержанно, - правда, потому, что прилагала к этому усилия.
        - Аскер, - начал король, - это правда, что взрыв Фан-Суор произошел по твоей вине? Понимаешь, здесь Латриэль рассказывает совершенно невероятные вещи...
        Латриэль, стоявший за спинкой кресла, в котором сидела Дариола, побагровел в один момент: ему было оскорбительно, что его слова подвергают сомнению. Аскер сделал ему знак, чтобы он повнимательнее следил за своим лицом, и Латриэль, спохватившись, придал ему более естественное выражение.
        - Мой король, - сказал Аскер, опуская глаза в пол, - хоть себя хвалить и не принято, но я должен подтвердить слова господина Латриэля. Фан-Суор взорвал я.
        - А если бы аргеленцы не полезли в крепость? - спросил король, пристально глядя на Аскера.
        - Ну что вы, мой король, - снисходительно улыбнулся Аскер, - они так хотели занять ее, что ничто не удержало бы их снаружи. В конце концов, что случилось - то случилось. Мы остались без Фан-Суор, Аргелен - без армии.
        - Ну не то чтобы совсем без армии... - пожал плечами король.
        - Конечно, - кивнул Аскер, - кое-что у них осталось, но это кое-что предназначено для охраны границ и поддержания внутреннего порядка. Аргелен не может забывать о том, что на севере у них находится Броглон, который вроде бы как и в союзниках, но всегда себе на уме и не упустит случая поживиться за чужой счет, если с северных границ уйдут заградительные отряды. Так что, как ни крути, все же Аргелен остался без армии.
        - Да-да, ты прав, Аскер, - пробормотал король с глубокомысленным видом, - просто я хочу учесть все. До меня дошли слухи, что королева Геренат собирается просить мира.
        - Вот как? Очень разумно в ее положении, - усмехнулся Аскер. - Неужели она опасается, что мы ее завоюем?
        Король, не любивший войну больше всего на свете, как никто из государей, осуждающе взглянул на Аскера.
        - Как бы там ни было, - сказал он, нахмурившись, - королева Геренат собирается просить мира, и мы ей этот мир дадим. Я думаю, что нам надо самим выступить с этим предложением: это даст королеве возможность сохранить лицо, и она будет более уступчивой.
        - А что, собственно говоря, она может нам уступить? Нельзя забывать, что в Гарете все еще стоит это оружие, которое простреливает все пространство над Заклятым. Самое большее, что мы можем сделать - это подписать договор о ненападении и объявить Заклятый нейтральной территорией. Хотя... мой король, раз уж мы берем на себя инициативу, то давайте назначим подписание договора в Гарете: это даст нам возможность хоть одним глазком взглянуть на крепость изнутри. Кто знает, не пригодится ли это в будущем? Я бы с удовольствием поехал туда.
        Король с удивлением посмотрел на Аскера.
        - Аскер, неужели тебе мало досталось? Понимаю, понимаю: интересы государства выше собственных, и ты отважно берешь на себя эту миссию.
        Аскер почтительно склонил голову в знак согласия и одновременно для того, чтобы скрыть торжество во взгляде: у него имелась своя тайная цель.
        - Что ж, если хочешь - поезжай, - сказал король. - Но, прежде чем ты уедешь, я хотел бы узнать твое мнение по одному вопросу... После разоблачения Дервиалиса и Сезиреля их места остались вакантны. Необходимо назначить кого-то на их место.
        "Неужели он хочет, чтобы я назвал ему имена? - подумал Аскер. - С какой стати? Я не знаю ни его военачальников, ни жрецов Матены, - как я могу кого-то выбрать? Или он настолько привык полагаться на мое мнение, что собственные мозги ему больше не нужны? Ничего, пусть попыхтит".
        - Мой король, - сказал он, - кто я такой, чтобы давать вам советы относительно таких важных для государства решений? Всего лишь министр по культуре, последний в Совете Короны. Я - ваш преданный слуга, и мое мнение - не больше, чем мнение слуги.
        - Но тогда кто же? - развел руками король, олицетворяя полнейшую беспомощность.
        - Мой король, - сказала Дариола, - позвольте мне высказать мои соображения по этому поводу. Господин Сезирель был лицом духовным, и у него в храме Матены наверняка были заместители. Пусть этот вопрос жрецы решают между собой, и тот, кого они выберут, станет верховным жрецом и министром по делам культов и религий.
        - Пусть будет так, - кивнул король, - это разумно. - А кого назначить на место Дервиалиса?
        - Неужели у нас в армии мало достойных генералов? - пожала плечами Дариола. - В мирное время они сидят по домам и изредка проводят учения с солдатами, а проявить себя могут только во время активных военных действий. У моего отца точно такая же история: он ломает себе голову, чем их занять. Но это все же лучше, чем устраивать войну.
        - Я посоветовал бы вам, мой король, назначить генерала, который знал бы о военных действиях не понаслышке, - вставил Аскер. - На востоке Эстореи лежит Сайрол, полный диких племен, и я думаю, что тот генерал, в ведении которого находится охрана восточной границы, наиболее опытен.
        - Хорошо, назначим главнокомандующим нашей армии господина Сфалиона, - сказал король, очень довольный, что ему не пришлось ломать голову над новыми назначениями. - А теперь о тебе, Аскер.
        Аскер насторожился. Выражение королевского лица ему не понравилось: было похоже на то, что король собирается взвалить на него какую-то работу, что его никак не устраивало, - он предпочитал делать только то, что сам считал нужным.
        Прежде чем произнести то, что он собирался сказать, король тяжело вздохнул, сложил руки на коленях и уставился в пол.
        - Аскер, все мы не вечны, - сказал он, вздохнув еще раз. - Я о Ринаре... Он уже в преклонных летах, да к тому же в последнее время серьезно болеет... Я думаю, что ему пора в отставку.
        Король внимательно посмотрел на Аскера.
        - Ты понимаешь, о чем я?
        Ну как тут было не понять! Дариола стрельнула глазами в сторону Аскера, требуя, чтобы он соглашался. Латриэль, стоявший за ее креслом, тоже стал делать Аскеру какие-то знаки, заранее выражая свое одобрение и повиновение.
        - Нет, мой король, это решительно невозможно, - твердо сказал Аскер. - У меня нет авторитета среди прочих министров, у меня нет достаточно опыта, у меня, наконец, нет времени! Можете сразу удалить меня от двора за мои чересчур откровенные речи, но я отказываюсь.
        У Дариолы и Латриэля лица вытянулись от удивления.
        - Ты не хочешь быть премьер-министром?! - сказал король, уставившись на Аскера, как на невиданную диковину. Такое он видел впервые.
        - Да, мой король, - склонил голову Аскер. - Не пытайтесь понять остальные причины моего отказа кроме тех, что я вам назвал, но я своего решения не изменю.
        Король откинулся в кресле, уронил голову на грудь и крепко задумался. Дариола, воспользовавшись этим, перегнулась через подлокотник кресла и изо всех сил потянула Аскера за рукав, отчаянно жестикулируя и шепча:
        - Вы с ума сошли, Аскер! Если вас не прикончат ваши враги, то это рано или поздно сделаете вы сами!
        - Уж лучше я сделаю это сам, - прошептал в ответ Аскер.
        Король вышел из задумчивости и сказал:
        - Но, Аскер, у меня нет другого способа вознаградить тебя за то, что тебе пришлось пережить отчасти по моей вине.
        - Помилуйте, мой король, где же здесь ваша вина? - воскликнул Аскер.
        - Но ведь это же я позволил господину Дервиалису взять тебя с собой в Пилор.
        Аскер сокрушенно покачал головой. У короля явно был приступ совести.
        - Мой король, мне не нужно никакой награды, - сказал он, разводя руками. - Что произошло - то произошло, и я, как вы могли видеть, простил даже самих виновников случившегося! Как вы, наисправедливейший монарх на свете, можете считать себя виновным в том, что содеяли ваши непокорные слуги?
        - Ну тогда я хоть подарю тебе дворец, - сказал король, совершенно выбитый из колеи.
        От дворца Аскер отказываться не стал, хотя считал это совершенно излишним. Король тут же взял со стола бумагу и перо и состряпал дарственную на дворец, причем оставив за Аскером и особняк на улице Согласия.
        - Вы все можете идти, - сказал он, подавая Аскеру бумагу. - Мне необходимо поразмыслить.
        Аскер, Дариола и Латриэль вышли из кабинета.
        - Латриэль, пойдите погуляйте! - приказала Дариола, нисколько не заботясь о том, что он может обидеться. Когда он скрылся с глаз, она напустилась на Аскера.
        - Аскер, я от вас такого не ожидала! - воскликнула она, всплеснув руками. - Вы не понимаете, от чего отказались. На что уж я мало смыслю в придворной жизни, но и то понимаю, что вы спороли величайшую глупость!
        На это Аскер только снисходительно улыбнулся.
        - Моя королева, я хочу предложить вам посмотреть мой новый дворец, - сказал он с любезной улыбкой. - Это будет прекрасный повод взглянуть на Паорелу, которую вы еще толком не видели.
        Дариола поняла, что Аскер не собирается обсуждать с ней причины своего отказа; в то же время ей очень хотелось посмотреть на дворец, и она, запихав свое негодование подальше, согласилась на его предложение.
        Король, который для Аскера вообще ни на что не скупился, на этот раз был особенно щедр. Подаренный дворец, называвшийся Гадеран, был одним из роскошнейших зданий Паорелы. Построенный при короле Фуэрене, он отличался той же строгостью и чистотой линий, что и крепость Фан-Суор, которую прозвали Владычицей Сердец именно за красоту. Как и крепость, дворец был построен из белого камня. Стены его были гладко отполированы и не несли на себе ни резьбы, ни орнаментальных накладок, что еще больше подчеркивало их белизну. Вокруг дворца в великом множестве росли деревья, отгораживая его от суеты улиц, а все дорожки были обсажены благоухающими цветами. За дворцом был расположен пруд, окруженный вековыми деревьями, и берега его были устланы ковром низкой сочной травы.
        - Великолепное здание! - воскликнула Дариола, выйдя из кареты и остановившись перед дворцом. - У нас в Айларолле тоже строят очень красивые здания, но они совсем другие. Этот дворец воплощает чистоту и святость!
        - Между прочим, моя королева, - сказал Аскер, - я совсем недавно узнал, что в Паореле во владении короны есть еще с дюжину прекрасных зданий, воплощающих разные замыслы.
        Дариола обернулась к Аскеру.
        - Вот это да! - выпалила она. - Почему же тогда король безвылазно сидит в своем Виреон-Зоре? Да я бы на его месте... Одну неделю я жила бы в одном дворце, другую - в другом, и так до тех пор, пока у меня не кончились бы дворцы!
        - А потом?
        - А потом построила бы еще! У меня бы там круглые сутки были танцы, музыка и песни. Я бы каталась на лодке в прудах и слушала пение птиц... До чего нудный этот Виреон-Зор!
        - Вот видите, моя королева, - сказал Аскер, - а вы еще считаете, что я поступил... опрометчиво, отказавшись от поста премьер-министра. Премьер-министр должен каждый день бывать в Виреон-Зоре, хочет он этого или нет. Ну посмотрите на меня, моя королева: какой я премьер-министр? Ринар - это другое дело: он отличный премьер, я бы даже сказал - типичный. Он имеет солидный возраст, здравый смысл, жену и язву, а у меня из всего набора есть только здравый смысл, да и то немного. Нет, я не премьер-министр и даже не государственный деятель, - я полумифическая личность, о которой уже теперь сплетни передаются вполголоса. Знаете ли вы, моя королева, за что меня приняли солдаты, когда я вышел из моря на берег острова Заклятого?
        - За что или, все-таки, за кого? - переспросила Дариола, кинув быстрый взгляд на Аскера.
        - Они приняли меня за привидение, то есть за существо, уже не относящееся к миру материальному. Вам не страшно гулять с мертвецом?
        Дариола в ответ только весело рассмеялась.
        - Если вы и мертвец, Аскер, - сказала она, - то чрезвычайно забавный мертвец. Я еще никогда не гуляла с мертвецом, да еще среди бела дня в одной из столиц Скаргиара! Это меня нисколько не пугает.
        - Ваше счастье. О себе я этого сказать не могу. Если так пойдет и дальше, как было до сих пор, то скоро аврины будут спрашивать друг друга: "Верите ли вы в Аскера?" И обязательно найдутся такие, которые скажут: "Не верю, это все бабушкины сказки". Можете представить себе премьер-министра с подобной репутацией?
        Аскер считал, что это был риторический вопрос, но он ошибся.
        - Рамас Эргереб, - живо ответила Дариола.
        Солнечный день словно стал пасмурнее от одного упоминания этого имени, и птицы в ветвях примолкли на миг. Дариола удивленно и немного испуганно оглянулась по сторонам.
        - Аскер, мне страшно, - сказала она, схватив его за руку, - и вдруг почувствовала, что его рука тоже дрожит. - Что с вами?
        - Мне что-то стало не по себе, - пробормотал Аскер. - И вам, моя королева, я вижу, тоже. Знаете, иногда судьба посылает нам весточку, но мы не можем ее разгадать... Что-то затевается нехорошее...
        - В Аргелене всегда затевается что-то нехорошее. Они не гнушаются ни перед чем! Подумать только - украсть у папочки Стиалор! Но это еще наверняка не известно... - тут же поправила себя Дариола.
        - Потому я и еду в Гарет, чтобы выяснить это наверняка, - тихо сказал Аскер, наклонившись к самому уху Дариолы, - а вовсе не ради подписания этого глупого мира: его может подписать кто угодно.
        - Вы ведь еще собирались посмотреть крепость, - напомнила ему Дариола.
        - Разве что из личного любопытства, - пожал плечами Аскер. - Все равно нас не пустят туда, куда нам не следует попасть. Тот, кто рассчитывает что-нибудь увидеть, сильно ошибается.
        - Да, но как же вы собираетесь выяснить, действительно ли оружие Аргелена - это пропавший Стиалор? - так же тихо спросила Дариола.
        - У меня для этого есть свои способы, моя королева, - таинственно ответил Аскер.
        Глава 28
        Переговоры о мире были назначены на двадцатое кутастеф. Аргеленская сторона согласилась предоставить для переговоров свою крепость Гарет, и там стали готовиться к приему послов. Эстеане же, со своей стороны, тоже не теряли времени даром. Аскер постарался задействовать к этому посольству столько народу, сколько смог, чтобы, когда они приедут в Гарет, занять как можно больше помещений и создать аргеленцам известные трудности для соблюдения военных тайн.
        Наперед не было известно, кого королева Геренат представит в качестве парламентеров, но ходили слухи, что возглавлять аргеленскую делегацию будет известный дипломат Черин. Впрочем, это не имело особого значения, поскольку ни одна сторона не могла рассчитывать на какие-нибудь уступки- территориальные или иного характера. Главной задачей Аскера было оставить остров Заклятый нейтральным и не допустить его раздела между двумя государствами, как того могли пожелать в Аргелене, потому что общая граница по суше могла привести к новому столкновению.
        У Аскера была и другая забота, более приятного свойства: он переезжал в новый дворец. Начав паковать вещи, он обнаружил, что их гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Сокрушенно покачав головой, Аскер сказал Моори:
        - Я никогда не предполагал, что за два с половиной месяца смогу накопить столько барахла!
        - Ты пореже называй это барахлом, - проворчал Моори, упаковывая в мягкую ткань гедрайнскую расписную вазу стоимостью в пятьдесят леризов. - Когда оно есть, хорошо, но когда его нет, то еще хуже. Кстати, мой дядя когда-то по этому поводу сказал: "Не тот богат, у кого много денег, а тот, кто умеет их накопить".
        - Очень мудрое замечание. Но мне больше по душе другое: "Не тот богат, кто добывает деньги, а тот, к кому они липнут сами".
        Моори рассмеялся.
        - Это точно про тебя, Лио. Последнее, что к тебе прилипло, это Гадеран. Похоже, купание в Гуаранском проливе придало твоей шкуре прямо-таки чудодейственные свойства.
        Аскер стал в Паореле необычайно популярной личностью. Если до сих пор с ним старались не иметь дела, оглядываясь на Ринара, Дервиалиса и Сезиреля и ожидая, когда же они наконец поставят его на место, то теперь целая вереница господ различного положения и достатка потянулась к Аскеру, желая засвидетельствовать ему свое почтение. Аскер, непривычный к вниманию такого рода, в сердцах окрестил их паломниками и пригрозил, что назначит приемным днем каждую восьмую пятницу месяца. Ему даже пришлось нанять дворецкого, который решал, кого пропустить к своему господину, а кого оставить за дверями. Но, тем не менее, за несколько дней в Гадеране успела побывать вся Паорела.
        И только Дервиалис не пришел ни разу. Но это было неудивительно, если учесть, что он лишился из-за Аскера своего министерского поста. Удивительно было другое: за Дервиалисом стали замечать, что он становится рассеянным и целыми днями бродит в окрестностях Паорелы без всякой цели. Такое поведение было совершенно непонятно. Все считали, что после своей отставки Дервиалис уедет из страны или, по крайней мере, из столицы, но он не уехал. Узнав, что Дервиалис остается, все решили, что он попробует упрочить свое пошатнувшееся положение, приложив к этому все усилия, и попытается вновь возвести здание своего благополучия с неукротимой энергией, которая всегда его отличала. Но вместо этого Дервиалис гулял в предместьях Паорелы в полной прострации, считая листья на деревьях!
        Первым нарушил молчание Моори.
        - Лио, - спросил он, - что это с Дервиалисом? Неужто рехнулся с горя?
        - Это первая часть моего эксперимента, - ответил Аскер, не пожелав вдаваться в дальнейшие подробности.
        Семнадцатого кутастеф делегация Эстореи выезжала из столицы. Аскер, как главный чиновник, должен был ехать в карете, и это сразу испортило ему настроение. Он даже не взял с собой Сельфэра, оставив его обживать шикарные стойла при Гадеране.
        - Путешествовать в карете, - сказал он, - это все равно, что дышать воздухом через простыню!
        Но ради соблюдения протокольных приличий ему пришлось подчиниться установленному порядку.
        В Пилор делегация не заезжала: нечего посторонним лицам, штатским, разгуливать по военным крепостям. Корабли были поданы к берегу, и все посольство было переправлено на них в шлюпках.
        Море было относительно спокойно, хотя с севера налетал легкий ветерок, создававший бортовую качку. Солнце время от времени пряталось за редкие тучки, первые со времени атак огненного оружия на Фан-Суор. Плавание прошло спокойно, и двадцатого кутастеф эсторейские корабли пристали к аргеленскому берегу у Гарета.
        Эсторейскую делегацию приветствовал лично комендант Гарета Корлон и другие лица. Сорок восемь воинов отсалютовали эстеанам мечами в знак приветствия.
        - Глупейшая традиция, - прошептал Аскер на ухо Моори, - салютовать мечами перед подписанием мира.
        - Может, они его еще и не подпишут, - повел бровью Моори.
        - Постой, Эрл, а зачем же я сюда приехал?
        Моори только пожал плечами в ответ.
        Наконец вся эсторейская делегация оказалась на берегу, и кортеж, построившись в установленном порядке, двинулся к крепости, растянувшись по дороге пестрой змеей. Ворота Гарета гостеприимно раскрылись, и голова змеи нырнула под сень надвратной башни. Затрубили трубы, и солдаты, расставленные по стенам крепости, издали приветственный клич.
        Аскер и Моори гордо вышагивали во главе процессии, надменно задрав подбородки и полуопустив взгляды: это давало им возможность незаметно рассматривать все, что делалось вокруг. Но, сколько они ни пытались разглядеть что-нибудь в темных проходах боковых коридоров, это им не удавалось. Аргеленцы как следует позаботились о том, чтобы посторонние взгляды не заметили ничего лишнего.
        В одном из боковых коридоров, скрывшись в тени нависавшей над ним арки, стоял Зилгур. Он прибыл сюда не для переговоров, а по поручению своего господина, чтобы получше присмотреться к Аскеру. Он стоял, надвинув на голову капюшон плаща, и напоминал скорее колонну, подпирающую арку, чем аврина, но Моори его заметил.
        - Лио, глянь, - толкнул он Аскера под ребра, - видишь вон того типа, который делает вид, что подпирает стену? По-моему, он здесь совсем не для этого, а чтобы следить за нами.
        - Вполне возможно, - согласился Аскер. - Нам придется привыкнуть к тому, что за нами будут следить все время, пока мы будем здесь находиться. Но все равно неприятно.
        Делегацию Эстореи аргеленцы разместили так удачно, что она оказалась полностью изолированной не только от основных помещений Гарета, но и от делегации из Аткара. Эстеане могли свободно общаться между собой, но стоило им захотеть прогуляться по крепости, как они натыкались либо на охранников, либо просто на закрытые двери. Они тут же шли жаловаться к Аскеру, но он всем отвечал одно:
        - А что же вы хотите, господа? Вы думали, что перед вами откроют весь Гарет?
        Переговоры были назначены на пять часов вечера того же дня: аргеленцы не хотели затягивать этот процесс и желали сократить до минимума время пребывания эстеан в своей крепости. Для переговоров была отведена большая комната в главной башне Гарета. Это помещение было выбрано по двум причинам: во-первых, из-за размеров и господствующего положения над крепостью, а во-вторых, из-за того, что туда можно было попасть, минуя важные отделения Гарета.
        В пять часов обе делегации в сопровождении аргеленских офицеров явились в зал для переговоров. В зале был поставлен небольшой стол, крытый алым шелком и предназначавшийся для глав делегаций. Но садиться за него было еще рано. Офицер, сопровождавший в зал делегацию Эстореи, сделал общий поклон в сторону делегации Аргелена, вытащил большой свиток гербовой бумаги и, заглядывая в него, стал представлять аргеленцам каждого делегата от Эстореи поочередно. Когда он закончил, офицер, сопровождавший делегацию Аргелена, проделал то же самое. И только после этого глав делегаций пригласили сесть за стол.
        Аскер тут же задался вопросом, на каком языке будет происходить беседа. Он знал аргеленский, Черин, по-видимому, знал эсторейский (это было бы логично для дипломата), и Аскер не знал, какому языку отдадут предпочтение. Но его сомнения тут же разрешились: к столу подвели переводчика. Аскер понял, что каждый будет говорить на языке своей страны, а переводчик здесь, скорее, только ради все того же протокола.
        Черин, уже немолодой аврин, но с живым и проницательным взглядом, не спешил начинать переговоры. Он сидел, откинувшись в кресле, и изучал своего визави. Аскеру это не понравилось: у него от любого пристального взгляда по спине бегали мурашки. Он взглянул на Черина мягким, ласковым взглядом из-под полуопущенных ресниц, что делало его темно-синие глаза почти черными. Взглянул - и прикрыл глаза на миг, а когда открыл их опять, то они впились взглядом в переносицу Черина, как два серо-льдистых кинжала. Тот от неожиданности отпрянул назад и слегка подскочил в кресле. Аргеленская делегация встревоженно зашумела.
        - Ну что ж, господин Черин, начнем, - сказал Аскер, вернув своим глазам прежнее выражение. - Король Эстореи Аолан Валесиар имеет честь предложить королеве Аргелена Геренат Фульмар мирный договор.
        - Каковы будут ваши условия? - спросил Черин.
        - Обе договаривающиеся стороны обязуются первыми не нападать друг на друга и не вести каких-либо военных действий вблизи территории другой стороны. Остров Заклятый объявляется нейтральной территорией. Размещение войск на острове Заклятом какой-либо стороной расценивается как нарушение его нейтралитета в частности и договора о мире в целом.
        - А не лучше ли нам поделить Заклятый между собой? - невинным тоном спросил Черин.
        - Вам виднее, господин Черин, - пожал плечами Аскер, - но тогда у наших стран будет общая граница по суше, и вам, чтобы ее охранять, понадобятся войска, которых у вас, после некоторых событий, не так уж много.
        - Но у нас есть известное вам оружие, - подался вперед Черин, - и вы знаете, что для охраны сухопутной границы нам его вполне хватит.
        - Вы так уверены в своем оружии? - покачал головой Аскер. - А знаете ли вы, что мы заметили одну интересную особенность: оно никогда не стреляло ночью, а когда стреляло днем, то была ясная погода. На горизонте собираются тучи, господин Черин!
        Черин старался сохранять уверенность, но эта уверенность была блефом.
        - Мы подпишем договор в вашем варианте, - сказал он. - Мы находим его вполне приемлемым и разумным.
        "Еще бы!" - подумал Аскер.
        Им подали два экземпляра договора, и они подписали их, затем встали из-за стола и поклонились друг другу. Остальные члены делегаций зааплодировали им, и один из присутствовавших офицеров сказал:
        - Да будет этот договор нерушим, как нерушим мировой порядок, и крепок, как крепок скрит!
        После этого обе делегации удалились в свои помещения.
        - Какая глупая церемония! - фыркнул Аскер, закрывая за собой дверь своей комнаты и кидая на руки Моори саблю, надетую на всякий случай.
        - Я не понимаю, - сказал Моори, хватая саблю, - зачем мы сюда тащились? И Гарета толком не увидели, и договор подписывали так, как будто это купчая на зерно. Знаешь, Лио, пока ты там с этим Черином беседовал, я рассматривал аргеленцев, и они мне так не понравились...
        - Одеваться совсем не умеют, ходят в каких-то куцых халатах и туфлях с квадратными носками...
        - Да я не о том! Один из них все время смотрел на тебя, прямо глаз не отводил. Ты знаешь, мне показалось, что это был тот самый, что пялился на тебя, когда мы входили в крепость. Еще мне показалось, что он чем-то удивлен, но то, что он смотрел на тебя с недобрыми намерениями, могу сказать точно. Вроде бы его зовут Зилгур, но я не уверен, что правильно расслышал: эти аргеленцы говорят так, словно у них камни во рту.
        - Очень хорошо, Эрл, но зачем ты мне все это говоришь?
        - Я хочу, чтобы ты был поосторожнее и смотрел в оба: как-никак, мы находимся во вражеской крепости. Сегодня ночью я лягу под дверями твоей комнаты, чтобы ни одна аргеленская гадина сюда не пробралась.
        - Эрл, перестань! - возмутился Аскер. - Мы подписали мир и можем спать спокойно!
        - Ну нет, Лио. Он так на тебя смотрел, что мне сделалось страшно.
        - А на тебя никто не смотрел? - недовольно спросил Аскер, подходя к окну и выглядывая наружу.
        - Ты как хочешь, Лио, - решительно сказал Моори, - но спать я буду у тебя под дверями.
        Аскер пожал плечами и еще больше высунулся из окна, пытаясь заглянуть за угол башни.
        Наступила ночь. Гарет заснул, и только дозорные несли свою вахту на башнях, протирая слипающиеся глаза. Моори еще с вечера подтянул к дверям комнаты Аскера кровать и теперь расположился на ней с удобствами, подложив под бок свой меч. Тучи затянули небо, навевая неодолимую дрему, и ни одна звезда не проглядывала сквозь их плотный слой.
        "Погода мне благоприятствует", - подумал Аскер, бесшумно соскальзывая с кровати и подходя к сундуку с вещами. Откинув крышку на тщательно смазанных петлях, он запустил руку в ворох одежды по самое плечо и извлек со дна сундука довольно странное одеяние. Встряхнув его, Аскер быстро натянул его на себя. Оно было сделано из черной матовой кожи и облегало его, как вторая шкура, закрывая каждый кусочек его тела вплоть до кончиков пальцев. В черной маске, натянутой на голову, были предусмотрены прорези только для глаз, а рот и нос обтягивала та же кожа. Рога, на которые футляр было бы пошить очень сложно, а надеть и того сложнее, Аскер обсыпал сажей, захваченной из Эстореи. Теперь он был полностью готов.
        Еще раз запустив руку в сундук, Аскер достал оттуда моток веревки с тройным крюком на конце.
        "И понадобилось же этому Моори улечься спать у меня под дверями", - подумал он с досадой - и вылез в окно.
        Зилгуру не спалось. Он сидел у окна, глядя на затянутое тучами небо, и размышлял над тем, как ему лучше доложить своему начальнику об увиденном. Вдруг в окне мелькнула какая-то тень. Зилгур вскочил и кинулся к окну. На фоне серого неба по крыше соседнего строения двигалась фигура. Она была не намного темнее туч, и Зилгур сначала подумал, что ему просто показалось, но, понаблюдав некоторое время, он услышал тихие, как шелест, шаги. Судя по всему, это была женщина: на это предположение Зилгура навели стройная талия и редкая плавность движений.
        "Что она делает на крыше?" - подумал Зилгур. В эсторейской делегации женщин не было, так что это могли быть только свои. Но все равно Зилгур выбежал из комнаты, пробежал по коридору и выскочил на внешнюю галерею, откуда крышу было видно гораздо лучше.
        Фигура исчезла. Зилгур повертел головой во все стороны, но в сером вязком мраке даже силуэт главной башни сливался с небом.
        "Померещилось", - подумал Зилгур. Некоторое время он еще постоял на галерее, но фигура так и не появилась, и ему ничего не оставалось, как отправиться спать.
        Аскер видел в темноте не хуже ларгана. Ступая по крышам, он ловко балансировал всем телом и легко перескакивал с одной крыши на другую, не производя ни малейшего шума. Добираясь до башен, он старался при подъеме меньше пользоваться крюком и полагался на свои цепкие пальцы, которые отыскивали малейшие щели между камнями кладки. Припадая всем телом к стене, он полз по ней, как змея, вверх или вниз. Дозорные смотрели в его сторону, но в упор не замечали: его маскировочный наряд надежно скрывал его от посторонних глаз.
        Аскер обошел уже полкрепости, заглядывая в окна и коридоры, но нигде не находил и следов таинственной установки аргеленцев.
        "Где же они ее прячут? - недоумевал он. - Неужели же они были настолько глупы, что так и оставили ее в крепостной стене с видом на восток? Но, когда мы подплывали, я не заметил ничего такого, что указывало бы на отверстие в стене. Впрочем, стоит проверить".
        Аскер тенью пробрался к крепостной стене, закрепил крюк и стал спускаться по веревке вниз. Море волновалось, но стена была довольно высокой, и соленые брызги не долетали до него. Он спускался все ниже и ниже, разглядывал каждый камень вдоль стены справа и слева, но, как и днем, нигде не было видно признаков какого-либо отверстия. Вдобавок налетавший порывами с севера ветер раскачивал веревку, время от времени отрывая Аскера от стены и приподымая над морем. Ощущения были не из приятных: отрываясь от стены, он чувствовал, как зависает в воздухе над морской пучиной на внушительной высоте, а затем, когда порыв ветра стихал, веревка безвольно обвисала, и Аскер ударялся о стену.
        Отбив себе все ребра, Аскер понял, что пора лезть наверх, пока веревка не порвалась и он не свалился вниз. Но, как только он об этом подумал, сильнейший порыв ветра поднял его в воздух, натянув струной веревку, а затем стих так же внезапно, как налетел. Аскер ощутил под собой бездну, и в следующий миг стена стремительно понеслась на него, грозя расплющить в лепешку. Аскер выставил вперед ноги, чтобы смягчить удар, и... почувствовал, что стена поддается и уходит из-под ног. Веревка дернулась из рук, и Аскер понял, что падает.
        Он очутился на полу в большой комнате, освещаемой одним факелом. Аскер оглянулся. Позади него была стена, а в стене зияло отверстие, в котором торчала полуповернутая на шарнире каменная глыба. Из отверстия свисал конец веревки, по которой Аскер спускался со стены.
        "Кажется, я на месте", - подумал он.
        Да, это и было то место, где аргеленцы хранили свое оружие. Потолок комнаты был устроен таким образом, что мог раздвигаться, и тогда в комнату проникало достаточно света для работы оружия. В полу были сделаны рельсы, по которым ездила вращающаяся платформа. На этой платформе и было установлено оружие.
        Аскер проследил взглядом за рельсами и обнаружил, что они уходят под дверь другой комнаты. Он попробовал открыть дверь, но она была заперта.
        Четверо солдат несли вахту у Стиалора. Говорить не хотелось, и они клевали носами по углам комнаты. Вдруг один из них поднял голову и уставился на дверь, ведущую в Боевой Зал. Дверь мелко тряслась, и гвозди, скреплявшие доски, один за другим выпадали из своих гнезд.
        - Ребята, что это? - прошептал он.
        Остальные посмотрели туда, куда он указывал. Дверь распалась на отдельные доски, и в образовавшемся проеме выросла черная фигура.
        - Стой, кто идет? - воскликнул один из солдат.
        Фигура сверкнула на него синими глазами и прошипела:
        - Спите, господа, ночью всем следует спать.
        Один за другим солдаты свалились, как подкошенные, и дружно захрапели.
        - Забудьте, что здесь кто-то был, - прошипел Аскер и проскользнул в комнату. Подойдя к Стиалору, установленному на платформе, он расстегнул одежду у себя на груди и вытащил из-за пазухи полосатый шнурок с узелками, несколько листов бумаги и карандаш.
        Разложив бумагу на платформе, Аскер принялся обмерять детали Стиалора, попутно составляя чертежи с проставленными размерами. Солдаты храпели вовсю, так что о них можно было не беспокоиться. Аскер снимал размеры и чертил очень быстро, но Стиалор был сложным прибором, и Аскер провозился около него несколько часов.
        Путь обратно показался Аскеру намного легче. Ветер утих, и он беспрепятственно взобрался вверх по веревке. Пройдя незамеченным по крышам, он добрался до своего окна, залез в комнату, спрятал чертежи, переоделся и улегся спать, как ни в чем не бывало. Подходило время рассвета.
        С первым лучом солнца Моори проснулся, неловким движением скинул на пол меч и слез с кровати. В Гарете играли трубы, возвещая новый день. Моори отодвинул кровать от двери Аскера и вошел в комнату.
        Аскер, просыпавшийся при малейшем шорохе, немедленно открыл глаза и сел на постели.
        - Ну что, Эрл, ко мне кто-нибудь заходил? - спросил он, улыбаясь.
        - Никто, - простодушно ответил Моори. - Я разочарован.
        - А я - нет. Чем меньше смотришь по сторонам, тем крепче спишь.
        Моори покачал головой.
        - Я буду спокоен только тогда, когда мы уедем отсюда, - сказал он.
        Через полтора часа Моори был совершенно спокоен: эсторейская флотилия плыла к родным берегам.
        Когда они пристали к берегу около Пилора, их встретил комендант Равалль. Ему не терпелось узнать из первых рук, подписан ли мир, и его поспешили обрадовать.
        - Слава богам! - сказал он. - Это оружие аргеленцев - настоящая кара на наши головы!
        Двадцать третьего кутастеф вечером делегация прибыла в Паорелу.
        Возвращаясь от короля, к которому он ходил докладывать об успехе своего посольства, Аскер встретил советника по ремеслам Лесгалира.
        - Господин Лесгалир, - сказал Аскер, - не будете ли вы так любезны оказать мне одну услугу?
        - Я вас слушаю, господин Аскер, - сказал Лесгалир, оттопырив нижнюю губу.
        - Дело вот какое... Найдите мне лучшего мастера по оптике. Я должен сделать один срочный заказ.
        - Срочный? - переспросил Лесгалир. - Так, что у меня завтра... Завтра я занят... и послезавтра тоже, так что не раньше, чем через три дня, господин Аскер. Послезавтра я скажу вам, кто у меня лучший мастер по оптике.
        И Лесгалир, поклонившись, ушел.
        Аскер раздраженно посмотрел ему вслед. Не стоило большого труда догадаться, что было у Лесгалира на уме. Все советники были намного старше Аскера, годами карабкались наверх, дослужились до министерских постов, и все это для того, чтобы однажды узнать, что король предложил пост премьер-министра какому-то выскочке, а тот еще и отказался! Лесгалира это задевало, и он, естественно, старался показать перед Аскером, какая он тут шишка и как много от него зависит.
        Дойдя до своего особняка, Аскер увидел у ворот Моори верхом на берке, который беседовал о чем-то с привратником.
        - Эрл, ты домой или из дома? - окликнул его Аскер.
        - Уже домой, - отозвался Моори. - Я заезжал к Атларин, но ей сегодня что-то нездоровится.
        - Тогда слезай с берке, Эрл, и пойдем домой: я должен тебе кое-что рассказать.
        Моори спешился, кинул поводья привратнику и поспешил за Аскером.
        - Лио, почему у тебя такой взволнованный вид? - спросил он, приноравливаясь к широким шагам Аскера, который шел по дорожке так, словно собирался взлететь.
        - Черт побери!.. - Аскер обернулся к Моори. - Сильно заметно?
        - А как ты думаешь? Мчишься, как на пожар, и глаза горят, как фонари!
        Аскер мотнул головой, остановился посреди дорожки и закрыл лицо руками.
        - Одну минуту... Я спокоен, как бревно... Все. Впредь мне нельзя терять над собой контроль.
        - Да что случилось-то, Лио? - встревоженно спросил Моори, давно не видевший своего друга таким взволнованным.
        - Погоди, сейчас найдем место, где нас никто не услышит.
        Они поднялись на одну из башен дворца, откуда открывался прекрасный вид, и сели на скамейку возле окна. Вечер был прекрасен и тих, нагретый за день солнцем воздух благоухал ароматами цветов, а легкий ветерок шевелил резные листья деревьев.
        Аскер откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза.
        - Как не вяжется спокойствие природы с моим внутренним состоянием, - сказал он, беззаботно улыбнувшись. - Меня всего колотит, и я скоро, наверное, взорвусь от напряжения.
        Моори изумленно посмотрел на Аскера. Тот сидел, закинув ногу на ногу и лениво играя бахромой пояса. Мечтательный взгляд, устремленный в окно, прямо не соответствовал сказанным словам.
        Аскер медленно перевел взгляд от окна к Моори.
        - По твоему квадратному лицу я могу сделать вывод, что владею собой по-прежнему, - промурлыкал он, - хотя это мне и нелегко дается. С тех пор, как мы высадились на берег, я все время ожидаю удара кинжалом в спину или чего-то в том же духе.
        - Я так и знал! - воскликнул Моори. - Тебе нельзя было ехать в Гарет, Лио: испытания, доставшиеся на твою долю, подействовали на тебя не лучшим образом, но ты меня никогда не слушаешь!
        Аскер одним жестом прекратил излияния Моори.
        - Как ты думаешь, зачем мы ездили в Гарет?
        - Подписывать этот дурацкий мир! - фыркнул Моори. - И выяснить, нет ли там Стиалора, что нам не удалось, потому что нас заперли, как щенков!
        - Кое-кого заперли, а кое-кого и пропустили... Должен тебе заметить, Эрл, что твоя идея лечь спать у меня под дверями ради моего же блага несколько осложнила мою задачу, но все же я с ней справился. Не перебивай, свои извинения принесешь потом. - Аскер вкратце рассказал, как он обнаружил Стиалор и снял с него чертежи. - Из Лиалурина я, правда, тоже привез кое-какие чертежи, но они такие приблизительные, что я их уже уничтожил. А эти чертежи - совсем другое дело: по ним можно строить действующий аппарат. Настоящий Стиалор металлический, впрочем, можно сделать и деревянный. Но там есть семь зеркал, и я попросил Лесгалира подыскать мне хорошего оптика.
        Моори больше не мог молчать.
        - Лио, что я слышу! - воскликнул он. - Ты хочешь сказать, что мы сможем построить второй Стиалор?! А Лесгалиру ты зря сказал про оптика. Атларин как-то делала одну штучку для ворожбы, и я уверен, что мастера она выбрала самого лучшего. Его зовут Эрфилар, и живет он в Стекольном квартале.
        - Неплохо, неплохо... Если Атларин обращалась к этому мастеру, то это уже о чем-то говорит. Это, пожалуй, лучшая рекомендация. Завтра же скажу Лесгалиру, чтобы он не утруждал себя, а то я его, бедного, так запряг этой работой... Я, говорит, завтра занят, и послезавтра занят, и пока я еще наведу справки, а то где их, лучших мастеров, упомнишь... Хорош министр!
        - Они, министры, все такие, - пробормотал Моори. - То ли дело ты, Лио. Подумать только - снял чертежи с их Стиалора, чтобы мы смогли сделать свой! Теперь посмотрим, чей Стиалор сильнее!
        В глазах Моори зажегся боевой огонь. Он сжал кулак и потряс им в воздухе, вложив в этот жест всю свою воинскую гордость. Но вдруг он заметил, что Аскер смеется - одними глазами, сохраняя серьезное выражение на лице, но - хохочет вовсю.
        - Лио, ты чего? - спросил Моори, разжимая кулак.
        - Видишь ли... Там была одна деталь... невосполнимая... Такая кристаллическая призма из драгоценного камня размером с твой кулак. Короче говоря, мы можем забыть о том, что у Аргелена когда-то был Стиалор.
        Аскер замолчал и откинулся на скамейке, скрестив руки на груди.
        - Так что же это выходит? - спросил Моори. - Без этого камня Стиалор - все равно, что груда запчастей?
        - Вот именно.
        - А когда мы построим свой Стиалор, то он окажется единственным? И тогда не Аргелен, а Эсторея станет задавать тон в Скаргиаре? Лио, да ведь ты - герой! О тебе сложат легенды!
        - Вот-вот, если уже не сложили. - Аскер придвинул свое лицо к лицу Моори и взглянул на него горящим взглядом. - Знаешь, Эрл, что меня больше всего поражает? Я совершил не что иное, как кражу, и ты, мой друг, первым говоришь мне, что я - герой! А Фан-Суор? Если бы я взорвал одного аврина, это назвали бы убийством, но я взорвал две трети аргеленской армии, и это назвали подвигом. Где же тот предел, за которым вор и убийца превращается в героя? Где то роковое количество, после которого победителей не судят?
        - Лио, перестань! - отмахнулся от него Моори. - Ты должен радоваться, что тебе удаются такие грандиозные дела...
        - ...аферы...
        - ...и что ты пользуешься...
        - ...полнейшей безнаказанностью!
        - Лио, я хотел сказать: авторитетом у короля.
        - Зато король не пользуется авторитетом у меня! Иногда я не понимаю, зачем вообще в Эсторее король! Он только спит, ест и подписывает бумаги, которые ему подсовывают! Вот, полюбуйся! Всегда ношу при себе на всякий случай.
        Аскер вынул из-за пазухи листок бумаги и подал его Моори. Посреди пустого листка, ближе к нижнему краю, красовалась размашистая подпись короля.
        - Это только часть моей коллекции, - похвастал Аскер. - Остальное - листов двадцать - лежит у меня в тайнике.
        - Он сам тебе их дал? - уставился на Аскера Моори.
        - Конечно, нет! Но это делается до смешного просто: выбирается момент, когда он занят, и ему на подпись подсовывается толстая пачка документов якобы самого неотложного характера. Эта пачка раздвигается так, чтобы видна была только та часть листа, где надо поставить подпись. Между нормальными документами засовывается чистый лист, и - готово!
        Моори смотрел на Аскера во все глаза. Он бы с радостью не поверил в то, что говорил Аскер, но клочок бумаги в его руках говорил об обратном.
        - Это еще что! - задрал голову Аскер. - Однажды я набрался наглости и положил перед ним пять чистых листов, и только шестой, верхний, был с текстом. Ты думаешь, этот лопух что-нибудь заметил?
        - Лио, я тебе поражаюсь! - развел руками Моори. - А как ты думаешь употребить эти... бумажки?
        - Выпишу себе отпуск недели на две и съезжу к учителю Кено в горы, - пошутил Аскер. А потом уже серьезно добавил:
        - Но сначала я построю Стиалор.
        Глава 29
        Дервиалис проснулся и открыл глаза. Это было сродни пробуждению после тяжелой болезни, когда осознаешь, что пока ты болел, мир жил своей обычной жизнью, и только тебя в нем не было.
        Дервиалис вскочил с постели и подошел к окну. Солнце ярко освещало стену противоположного дома, отражаясь в его окнах. Зеленели деревья, пели птицы, и небо было синее-синее.
        "Что со мной было? - подумал Дервиалис. - Я спал, и я проснулся. Сколько же я так проспал? Что я делал в последние дни? Не помню... как странно! А что же я помню?"
        Ему показалось очень важным вспомнить последнее из того, что оставалось в его сознании, но мысли путались, скакали в разные стороны и никак не хотели выстраиваться в логическую картину происходящего. Это его разозлило: ведь он, Гильенор Дервиалис, всегда славился своим здравомыслием и крепкой памятью. Но это затруднение только придало ему решимости, и он, приняв за точку отсчета свой приезд из Паорелы в Пилор, с завидным упорством начал выстраивать в ряд события, нанизывая их поочередно одно на другое. Память стала стремительно возвращаться к нему, и в его ряд вне очереди полезли события, происшедшие позже других, но он бесцеремонно отодвигал их на положенное место и продолжал свою работу.
        Смесь самых различных чувств захлестнула Дервиалиса. Он заново пережил все, что случилось за последнее время: и торжество, когда завернутое в цепи тело Аскера падало с крепостной стены, и злорадство, когда потухли глаза Моори, опоздавшего всего на миг, и радостное удивление, когда горстка спасшихся воинов привезла весть о гибели Фан-Суор и вражеского войска. Он вспомнил и свое бешенство, когда его пришла арестовывать охрана короля. Тогда он заперся во внутренних покоях и решил дорого продать свою жизнь, за которую тогда никто не дал бы и гроша. Но покупатели нашлись. На следующее утро оцепление с его дома было снято, и сам Аскер, непонятно каким чудом воскресший, сказал ему, что лично просил короля о его помиловании! Что он хотел этим показать? Неужели свое неправдоподобное, невероятное благородство? Такого просто не бывает, и за смерть всегда одна цена - смерть! А эта странная улыбка и его слова: "Я был счастлив оказать вам эту услугу"!
        Дервиалис обхватил голову руками и заметался по комнате. Он вынужден был признаться себе, что ничего не помнит дальше и ничего не понимает. Почему он не уехал из Паорелы? Ему что-то помешало, или причиной было его собственное угнетенное состояние? Позвать камердинера, и немедленно!
        - Пелвис! - закричал он. - Пелвис, где вас черти носят?!
        - Я уже здесь, господин! - закричал несчастный камердинер, несясь через соседнюю комнату.
        - Пелвис, какой сегодня день?
        - Двадцать четвертое кутастеф, последний день месяца, господин, - доложил Пелвис, отдуваясь.
        - Пелвис, что ты сопишь, как загнанный берке? Отвечай, почему я не уехал из Паорелы?
        Бедный Пелвис не знал, что ему делать. Ну как он мог сказать своему суровому господину, что тот совсем съехал с катушек и не то что уехать из Паорелы - а одеться сам не мог.
        - Вот бестолочь! - обругал его Дервиалис. - Живо подавай мою одежду: я еду к Гаорину.
        Гаорин, верховный жрец Нура, был помощником и заступником перед своим божеством не только всех военных, но и самого Дервиалиса в частности. Нельзя сказать, чтобы они были большими друзьями, потому что Гаорин относился к бывшему военному министру несколько свысока, уличая его в недостатке вкуса и утонченности, но в данной ситуации Дервиалис решил обратиться именно к нему. Гаорин, как никто другой, мог объяснить ему, что с ним происходит, и порекомендовать, как себя вести. Они на пару с Сезирелем были великими специалистами по разного рода смутным душевным состояниям и всегда вели между собой негласное соперничество. Но Сезиреля не было в Паореле, и Дервиалис решил ехать к Гаорину.
        Подъехав к золоченой громаде храма Нура сбоку, Дервиалис слез с берке и привязал его к выступающей части одного из барельефов, которыми был украшен весь храм сверху донизу. Эти барельефы изображали разнообразные сцены из жизни авринов, угодные Нуру и находящиеся под его покровительством: земледелие, охоту, войну, ремесла и многое другое.
        Пройдя между колоннами, изображавшими юношей и девушек в военных доспехах, Дервиалис отыскал в стене неприметную дверь и постучал в нее. Она тут же открылась, и на пороге вырос монах в желтом одеянии. На лицо его был накинут капюшон, но голос, исходивший из-под капюшона, изобличал молодость и бездну энергии.
        - Проходите, господин Дервиалис, - сказал монах. - Господину Гаорину доложить о вашем приходе?
        - Да, мне нужно с ним поговорить, - кивнул Дервиалис и, нагнув голову, нырнул в сумрак внутренних покоев храма. Он был здесь не первый раз и потому довольно уверенно пошел вперед, считая по пути повороты и узкие коридорчики, отходившие вбок от того, по которому он шел. Здесь обитали монахи, и эта часть храма представляла собой настоящий лабиринт переходов между кельями и келейками.
        Из очередного прохода вынырнул монах, безмолвно взял Дервиалиса за руку и так же безмолвно повел за собой. По шарканью его подошв и по согбенной спине Дервиалис заключил, что это уже другой монах, гораздо старше предыдущего. Здесь, в храме, все его чувства как-то странно обострились, так что, проходя мимо келий, Дервиалис мог слышать беседы монахов и их возню. Кто-то уронил кружку, и ее падение отозвалось в голове Дервиалиса настоящим громом. Монах, шедший перед ним, шаркал так, словно хотел протереть камни пола до самого фундамента. Лучи света, выбивавшиеся из-под дверей, резали Дервиалису глаза, а запах благовоний из курильниц заползал в ноздри и разъедал их.
        Гаорин сидел в кресле в маленькой полутемной комнате без окон. Таких помещений в храме было множество, и они предназначались для бесед служителей Нура с прихожанами. Кроме кресла, в котором сидел верховный жрец, было только еще одно кресло, а в дальнем углу висел занавес, отгораживающий часть комнаты.
        Монах провел Дервиалиса в комнату, усадил в кресло и, ни слова не говоря, удалился. Они с Гаорином остались один на один.
        - Что привело вас ко мне, господин Дервиалис? - тихо спросил Гаорин, устремив на Дервиалиса внимательный взор.
        - Я пришел просить у вас совета, господин Гаорин, - так же тихо сказал Дервиалис.
        - Совета? - в глазах Гаорина загорелся огонек. - Это касается политики или... чего-то другого?
        - Господин Гаорин, вам известно, о чем речь. Это не касается политики, это касается только меня.
        Слова Дервиалиса вызвали у Гаорина легкую ироничную улыбку.
        - Ничто не касается только вас, - сказал он. - Каждый ваш поступок влечет за собой цепь следствий, равно как и поступки любых других авринов.
        - Оставим философию в стороне! - отмахнулся Дервиалис. - Я столкнулся с явлением, природы которого я не понимаю. Мои чувства обострены до крайности, а еще вчера я словно спал наяву и ничего не соображал. Мне давным-давно надо было быть уже в Буистане... вы же знаете, я родом оттуда... а я сижу здесь, как идиот! Я не чувствую себя прежним Гильенором Дервиалисом, у меня в груди словно поставлена решетка, о которую мое сердце колотится, как сумасшедшее.
        - Вы и есть идиот, мой дорогой, - заявил Гаорин, откидываясь в кресле с видом полнейшего превосходства. - Вы лжете сами себе, когда надо только взглянуть правде в глаза.
        - Я никогда не лгу себе! - вскипел Дервиалис. Да, он никогда не лгал себе, потому что считал, что обмануть его невозможно.
        - А я вам говорю, что вы лжете! Ваше состояние настолько типично, что я сразу понял, что с вами, как только по городу поползли слухи о вашем странном поведении. Мне оставалось сидеть и ждать, когда вы сами ко мне придете, и я даже назначил день. Вашей пунктуальности можно позавидовать, потому что вы пришли точно по расписанию. Но я, признаться, никак не ожидал, что вы придете ко мне настолько неподготовленным. Скажите себе правду, господин Дервиалис, и тогда мы обсудим детали. Это наш прямой профиль, и весь арсенал наших средств - к вашим услугам.
        - Господин Гаорин! - взмолился Дервиалис. - Я понимаю, что выгляжу в ваших глазах простофилей, но я не могу сказать себе правду, потому что я ее не знаю! Скажите мне сами, и, поверьте, это принесет гораздо больше пользы!
        Гаорин задумчиво потер подбородок.
        - Значит, вы не знаете... Ну ладно, я скажу вам. Но приготовьтесь ко всему: если вы не поняли сами, то из чужих уст это может прозвучать довольно неправдоподобно.
        - Я вас слушаю, господин Гаорин. По крайней мере, вам известно, что со мной, и это меня поддерживает.
        - Так знайте, мой дорогой, - Гаорин поднялся с кресла, - что ваше состояние называется неразделенной любовью!
        - Как?! - прошептал Дервиалис, хватаясь за кресло. - Я ведь уже не мальчик, чтобы вздыхать, горько стеная, под окнами любимой! И где эти окна?
        - Так кто же она, ваша избранница? - вкрадчиво спросил Гаорин, зайдя Дервиалису за спину и склоняясь к самому его уху. - Возможно, теперь вы посмотрите правде в глаза?
        - Но я не знаю, не знаю! - завопил Дервиалис, поворачивая к Гаорину горящее лицо. - Вы сказали мне, что со мной, и мне остается только поверить вам!
        - Ну нет, - улыбнулся Гаорин, - вера есть удел слабых, а у нас есть кое-что получше. Я могу показать вам предмет ваших мечтаний через Всевидящее Зеркало. Правда, эта процедура довольно дорогая...
        - Я готов заплатить любые деньги, только бы знать, кто похитил мое сердце! Вооружившись знанием, я смогу завоевать эту красавицу и избавлюсь от мучений!
        - Она может оказаться совсем не красавицей, - ухмыльнулся Гаорин, - ведь вы не знаете, кто она.
        Дервиалис застонал.
        - Все равно я должен знать, кто она, а уж потом буду решать, что мне делать.
        - Тогда пойдемте, господин Дервиалис.
        Гаорин приподнял штору, отгораживавшую угол комнаты, и пригласил Дервиалиса следовать за собой. Взяв его за руку, Гаорин повел его по совершенно темному коридору, в который извне не проникал ни один луч света. Коридор уходил вниз, и Дервиалис все время боялся, что он поскользнется и упадет. Но Гаорин шел уверенно и вскоре вывел его в просторный зал с куполообразным потолком.
        - Мы - в святая святых храма, - сказал он. - Здесь мы проводим наши мистерии.
        Дервиалис огляделся. Зал имел круглую форму, и его стены были выложены кусочками зеркал, дробившими отражение на мелкие осколки. В стенах зияли отверстия таких же коридоров, как тот, по которому Гаорин привел его сюда, и звуки, возникавшие в зале, сначала взлетали под купол потолка, а потом устремлялись в зияющие входы коридоров и тихим шепотом рассыпались по залу.
        В центре зала стояло огромное зеркало, накрытое полупрозрачной завесой, а перед зеркалом лежал ковер, по которому были раскиданы подушки.
        - Располагайтесь на ковре, а я пока приготовлю все необходимое, - сказал Гаорин и удалился в один из боковых коридоров. Вместо него из других коридоров вышли четыре монаха и принесли ароматические свечи. Один из них вытащил из-под одежды огниво, высек искру и зажег свечи, а потом все монахи ушли.
        Дервиалис сел на ковре, пододвинув к себе поближе несколько подушек. Он не мог сказать, сколько он просидел в одиночестве, разглядываясь по сторонам. От того, как равномерно располагались входы коридоров, у него закружилась голова, и он никогда не сказал бы, где тот коридор, из которого вышел он сам.
        Но вот Гаорин вернулся, приведя с собой дюжину монахов. Они несли в руках целые охапки свечей, тоненьких, как молодые побеги карлиэна. По поданному знаку монахи принялись плавить нижние концы свечей и прилеплять их к полу вокруг зеркала и ковра, выстраивая обширный круг. Гаорин сел возле Дервиалиса на ковер и стал ждать, когда они закончат.
        Монахи оставили одну свечку неприлепленной, зажгли ее от ароматических свечей, подали Гаорину и вышли. Верховный жрец поднялся с ковра и стал зажигать свечи, выстроенные в круг, приговаривая каждый раз какое-то слово. Свечей было сто сорок четыре, и сто сорок четыре разных слова произнес Гаорин, зажигая свечи. А последнюю, что держал в руках, он поднес к завесе, закрывавшей зеркало, и поджег ее снизу.
        - Теперь смотрите внимательно, господин Дервиалис, - сказал он, кидая свечку, от которой остался только маленький огарок, через голову назад. Проделав это, Гаорин стал у Дервиалиса за спиной, закатил глаза к потолку, сложил руки на груди и принялся беззвучно шевелить губами.
        Завеса сгорала, как факел. Огонь стремительно пожирал ее, открывая зеркало, но пока в нем отражались только Дервиалис с Гаорином. Поверхность зеркала была подернута какой-то мутной пленкой, как бывает у старых зеркал.
        "Что я в нем увижу, если оно такое мутное?" - подумал Дервиалис.
        Гаорин уже не бормотал беззвучно, а шептал, и Дервиалис даже мог разобрать отдельные слова, но они, на его взгляд, не имели никакого смысла и были только пустым набором звуков. Дервиалиса начинало клонить в сон.
        Вдруг Гаорин расцепил сплетенные на груди руки и ткнул Дервиалиса в спину. Поверхность зеркала подернулась рябью и начинала проясняться. Дервиалис от неожиданности подскочил на подушках и весь подался вперед, стараясь проникнуть взглядом в глубину зеркала. Оттуда уже начинало исходить слабое свечение и зашевелились какие-то контуры, которых Дервиалис при всем своем желании не мог бы опознать.
        Гаорин перестал шептать и тоже подался вперед, схватив Дервиалиса за плечо.
        - Уже проясняется, - зашептал он. - Еще немного, и мы увидим то, что хотим.
        Постепенно картина в зеркале приобрела отчетливость. Дервиалис узнал интерьер Западной башни дворца Виреон-Зор, в которой сейчас жила королева. Картина плыла, покачиваясь и перемещаясь по дворцу, временами мутнея, словно зеркало искало что-то. Мимо проплывали фигуры придворных, извиваясь, словно в танце, и уплывая прочь.
        - Терпение, терпение, - шептал Гаорин на ухо Дервиалису, вцепившись ему в плечо мертвой хваткой. - Когда Всевидящее Зеркало найдет, оно само остановится.
        Проплыв едва не по всей Западной башне, зеркало помутнело сильнее прежнего и некоторое время ничего не показывало, так что Дервиалис уже стал думать, что все было впустую. Но в тот самый миг, как он это подумал, зеркало очистилось и открыло следующую картину.
        Это была самая дальняя комната Западной башни. У стены стоял диван, и на этом диване сидели трое: Дариола, Аскер и Моори. Дариола что-то говорила им, и они хохотали до упаду.
        - Неплохой выбор, - ухмыльнулся Гаорин, - вот только король может быть против.
        Дервиалис приосанился. Такой выбор его устраивал. Если покойная королева Эгретта дарила его своим вниманием, то почему этого не сделает теперешняя королева Дариола?
        Вдруг изображение в зеркале снова задвигалось.
        - Господин Дервиалис... что это? - засуетился Гаорин. - Зеркало наводит фокус! Смотрите, смотрите...
        Зеркало помутнело по краям, отделив, таким образом, все лишнее от взоров наблюдателей. Теперь от Дариолы остался только край юбки, а от Моори - лишь носки сапог, зато Аскер был виден идеально. Изображение стало ярче и живее, сделалось объемным, и Дервиалису показалось, что Аскер сидит совсем рядом, здесь же, в зале. Теперь он перестал смеяться и заговорил сам. То, что он рассказывал, похоже, очень развеселило его собеседников, потому что в видимой части зеркала появилась рука Дариолы и с размаху легла ему на локоть, а носки сапог Моори взлетели куда-то вверх, словно он покатывался со смеху.
        Дервиалис смотрел на эту картину с каменным лицом. Аскер сидел перед ним, как живой, - только руку протяни... если вообще можно назвать живым это затянутое в бархат точеное мраморное тело с нарисованными глазами и бровями, с чеканными рогами, с полированными когтями... Рядом с Аскером Дервиалис всегда испытывал ощущение, что перед ним - не живой аврин, а ожившая по чьей-то прихоти кукла, безумно дорогая и роскошная, но искусственная настолько, что в это было почти невозможно поверить.
        Зеркало погасло, подернувшись мутной пленкой.
        - Мда-а-а... - сказал Гаорин, выпрямляясь. - И давно это с вами, господин Дервиалис? Я понимаю, армия всегда прививала авринам плохие привычки, но чтобы настолько плохие... А может, и не такие уж плохие, господин Дервиалис, а? - Гаорин скабрезно улыбнулся.
        Дервиалис почувствовал, как заливается краской.
        - Я в таком же недоумении, как и вы, - пролепетал он. - С господином Аскером у меня давние счеты, и всем о них хорошо известно, но я никогда ничего такого...
        - Это ваше дело, - пожал плечами Гаорин. - Возможно, вы и правы: если уж выбирать, то Аскера. Когда я впервые его увидел, то подумал, что это не аврин, а ожившая фреска с древних гробниц. Сейчас так не рисуют... Он до того красив, что выглядит просто неестественно.
        - Вы совершенно правы, господин Гаорин! - подхватил Дервиалис. - Я думаю точно так же.
        - Я рад, - усмехнулся Гаорин, - что наши мнения совпадают, но вашу задачу это нисколько не облегчает. Что вы думаете предпринять?
        - Э-э-э... - сказал Дервиалис, долго подумав. Он был в полнейшей растерянности.
        - И это все? - фыркнул Гаорин. - Если бы со мной случилось то, что случилось с вами, то я немедленно утопился бы в Ривалоне. Или в Брее... нет, в Ривалоне: он глубже.
        - Но я жить хочу! - воскликнул Дервиалис.
        - И живите на здоровье, - пожал плечами Гаорин, искоса взглянув на Дервиалиса. - Только я не гарантирую, что почтенные граждане не закидают вас камнями, когда вы будете прокрадываться среди ночи под заветное окно. И как бы на вас из того окна не вылили чего-нибудь позабористее воды... До сих пор господин Аскер отличался безупречной репутацией, даже слишком безупречной.
        - А Фаэслер Сарголо? Она была у него дома, и он был у нее дома, и они были одни!
        Гаорин расхохотался.
        - Госп