Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Ингвин Петр / Зимопись : " №03 Как Я Был Пособием " - читать онлайн

Сохранить .
Зимопись. Книга третья. Как я был пособием Петр Ингвин
        Зимопись #3
        Носитель традиционных ценностей в условиях альтернативной реальности, книга третья. «Не получается у меня смешивать нужное с желанным, в самый неподходящий момент просыпается совесть и портит обе возможности. Что обидно - потом именно она оказывается права, неоднократно обруганная и посланная в дальний пеший поход…
        Петр Ингвин
        Зимопись. Книга третья. Как я был пособием
        Часть первая. Один на всех
        Глава 1
        Трещали электрические разряды, в ушах тревожно бумкало - как в поезде, но перестук выходил басовито-гулкий и зловещий. Поднявшийся вихрь взмел пакеты и обрывки газет. Мы проявились в родном мире такими же, какими прибыли в страну башен - нагими и беззащитными. Вцепившись в почву всеми конечностями, Тома пряталась между Шуриком и чем-то недовольным дядей Люсиком, я осматривался. Малик медленно распрямился.
        - Мне нужна твоя одежда, - грозно объявил он оказавшемуся неподалеку первому встречному.
        Похожая на скалу фигура нашего друга нависла над крепким мужичком, каким тот казался себе и окружающим, пока рядом не появился Малик.
        Все же, нельзя так грубо. И фразу наш горбоносый пилот явно у кого-то стащил.
        О, это же сцена из старого фильма, но теперь с нашим участием. Какая-то пародия, как все в жизни, если сравнивать с кино.
        Сон лопнул, как лед на реке, и лениво потек куда-то. Окончательно проснувшись, я обнаружил себя повернутым к дереву, а Варвару - обнявшей меня сзади. Во сне перевернулись. Ладно, во сне не считается. Зато тепло было. Надо бы спасибо сказать. Впрочем, обойдется. Я снял со своей груди ее руку и осторожно высвободился из теплого плена. Мысли о возвращении в далекий дом развеялись, меня с головой утопило в настоящем. Угораздило же оказаться во главе такого гарема. Пятнадцать девок, один я. Некто Сухов вел нечто похожее через пустыню. Я вел через горы. Суть одна: отвечаю за кучу доверившихся неопытных баб. Прошу прощения, молодых и чрезвычайно молодых женщин. Но по уму - баб, где логика рядом не ночевала, а самомнение хоть половником хлебай. Ничего не знают, ничего не умеют, зато - царевны поголовно. Или: царевны, потому и.
        В свое время Гомер придумал виртуальную игру вроде компьютерной и резался в нее с наслаждением: осаждал и громил Трою, после чего с трудностями и невероятно прописанными приключениями вел главного героя домой… Думалось ли мне когда-нибудь, что окажусь в роли героя игры-бродилки? Местами - стрелялки. А также стратегии. Всю жизнь я мечтал быть не пешкой, а игроком, двигающим королями и королевами. И вот, получите: участник квеста.
        Окончательно высвободившись, я потянулся, отошел в сторонку и несколько раз присел. За приседаниями последовали нагибы в разные стороны, прыжки на месте и, наконец, пробежка вокруг сонного царства. Царевны беспардонно дрыхли, прижавшись друг к дружке - носы сопели, ресницы иногда подрагивали, согнутые ноги поджимались к скукожившимся туловищам. Хоть из пушки пали. Может прийти, грохоча латами, целое войско, каждую из царевен связать, покидать штабелем в телегу и увести - они не проснулись бы. Организмы брали свое. Точнее, забирали. Мозгам велели молчать.
        Нет, про телегу зря подумалось, телега сюда не доберется. Выйдя на край лесочка, я огляделся по сторонам. Отсюда каменная пустыня предгорья начинала обрастать кустарником, и чем ниже, тем больше. Вдали волновалась зеленая масса деревьев. Полдня пути - и мы под защитой бескрайнего леса.
        Под защитой ли? Там могут быть волки, рыкцари, человолки… да мало ли кто и что еще. Для нас лес опасен своей ежесекундной неожиданностью.
        Меня тянуло обратно в горы. Туда не ходят местные, там нет ничего и никого, поэтому спасаться нужно именно там. Но сначала надо найти еду. Места здесь мне почти знакомые, со стаей мы однажды проходили чуть ниже.
        Вспомнились нескончаемые грядки клубники. Мм-м… К ним идти долго, опасно и, главное, бесполезно, потому как не сезон. Какие овощи и фрукты созревают в декабре, я не знал, тем более - в новом климате и в новом месте, где знакомой кажется в лучшем случае половина флоры. Отчего так - загадка. На родной Земле похожая местность мне неизвестна, как и многие здешние растения. Незнакомы даже по картинкам. Где же мы? Вопрос - пока - ответа не имел.
        До сих пор ногти приходилось обгрызать или стачивать о камни, и вот (счастье!) в руках - острейший нож. Я присел между нескольких валунов, в траву полетели срезаемые заскорузлые кусочки. После рук настала очередь ног. Вскоре я снова почувствовал себя человеком. Долой наследие звериного царства, человек - звучит гордо! И какой человек. Ну, настоящий полковник. Для полного счастья свой полк осталось накормить. Для начала.
        Вспомнились апельсины, которыми мы с Томой и Юлианом так беззаботно кидались недавно. У них-то самый сезон, но именно со стороны известной мне рощи двигались полчища разбойников. Надо искать еще, та роща, наверное, не единственная апельсиновая роща в мире.
        Я продолжил обход. Ниже по склону нашлась полянка со съедобными корешками. На шестнадцать рыл - каждому на один зуб, но я собрал все, сколько нашел.
        Вернувшись, я сложил добычу около лежанки. Ученицы еще спали. Кажется, их морили не только голодом, но и бессонницей. Или с теми рожами, которые их охраняли, в одном помещении не поспишь.
        Длинные Варварины руки занимали освобожденное мной место. Я сделал в уме пометку на будущее: узнать о церемонии посвящения в невесторы, иначе опять попаду впросак. А если меня разоблачат на допросе, все кончится хуже, чем плохо, а мне, скорее всего, предстоит такой допрос. Мы же идем к царице. Точнее, к ее войскам. И Тому, если с ней все в порядке, следует искать там же.
        Если.
        Настроение ушло в минус.
        Подумав, я вновь отправился вниз по склону, теперь еще ниже и во много раз осторожней, чтобы не попасть на глаза никому, кто случайно (или неслучайно) окажется в дальнем лесу.
        Глаза не врали - в одном месте в зелени пробивались оранжевые проблески. Сама собой выделилась слюна, сработал глотательный рефлекс.
        Легки на помине. Если передо мной действительно апельсины, спускаться до них по скалистым буеракам несколько часов. Потом еще не заблудиться в лесу, пробираясь без ориентиров. Но - апельсины!
        Слева метрах в пятистах перекрывала вид небольшая каменная гряда, за ней просто обязана находиться поляна - с продуваемых мест почву смывает именно в такие естественные низинки. Прежде чем отряд отправится дальше, его нужно накормить, а для этого следует побольше узнать о местности. Может быть, счастье ждет за поворотом. Я направился туда.
        Предчувствие не обмануло. В сырой впадине за отрогом обнаружились кустики, на них - длинные плоды, внешне похожие на чурчхелу с солнечного юга, только зеленые. Я надкусил один. Сухо, вязко, противно. Под надорванной толстой кожурой оказались зеленоватые овальчики - жесткие и тоже невкусные. Собственно, в таком виде практически несъедобные. Но если перетереть их в порошок или попытаться съесть с чем-то в перетертой массе… Инстинкт подсказывал, что найденное мной можно есть. Только как?
        Отвык я от людской жизни. Их варят! Передо мной - горошек, бобы или что-то в том же роде. Можно сварить кашу. Наверняка, многое из еденного мной в местной школе сделано из этого растения. Как его назвать - овощ? Ягода?
        Взгляд под ноги заставил побелеть. Между кустами почву проминал след - отчетливый, большой, довольно свежий. След сапога.
        Я огляделся. Видимость со склона хорошая, нигде никого не видно. След направлялся влево, на запад, куда мы с царевнами двигались все предыдущее время. Кто-то ушел буквально перед нашим приходом сюда. Возможно, его согнали мы. Вчера, в темноте, мы чужих не видели. Но ведь - в темноте. Вот и ответ. Если неизвестный - враг, он мог пойти за подмогой.
        Взбудораженный, я обследовал округу еще на несколько сот метров. Итог поисков: чужак был не один. Несколько человек (точное количество я определить не смог) тащили что-то тяжелое, в паре мест на камнях и почве нашлись едва заметные следы волока. И еще один вывод, главный: чужаки ушли ночью. То есть, они нас испугались. Были бы это рыкцари - не прятались бы от сборища малолеток. Может быть, кто-то из разбойников решил вернуться к мирной жизни и спасался теперь от всех - своих и чужих?
        Окончательный итог размышлений: чужаки нам неопасны, и они уже далеко. Точка. Я набрал в подол юбки столько местного гороха, сколько смог унести, и двинулся обратно.
        Место ночлега потихоньку оживало. Одни девчонки еще спали, вторые сонно выглядывали из лежанки, пытаясь сообразить что где и почему, третьи, вставшие, потягивались и оправляли помятую одежду. Некоторые отходили в сторонку по природной надобности. Варвара искала меня взглядом.
        - Что это? - уставилась она на принесенную добычу.
        - Еда. - Я подошел чуть бочком, чтобы не шокировать противоположный пол задранной юбкой.
        На землю ссыпалась горка пупырчатых полосок весом в пару килограммов.
        Варвара подошла ко мне почти вплотную.
        - Ты это… - не то со смущением, не то с досадой пробубнила она, приблизив губы к моему уху, - не принимай всерьез то, что было вчера. Я перенервничала.
        - Ладно, проехали. Представь мне команду, за которую теперь несу ответственность.
        Как у ребенка, который воображает, что стреляет из пистолета-пулемета, Варварин указательный палец застрочил по ученицам:
        - Александра Пелагеина, Клара Ольгина, Кристина Есенина, Амалия Фаинина, Майя Береславина…
        - Тпррр. Стоп, пожалуйста, - перебил я. - Память не резиновая.
        - Какая?
        - Плохая. Давай только имена. Сразу всех не запомню, но хоть что-то останется.
        - Представление начать с себя?
        Хотелось съязвить, что оно началось еще вчера, но я сдержался.
        Варвара стала проговаривать имена медленно и четко, как чтец указа о награждении посмертно:
        - Александра, Кристина, Клара, Майя, Амалия, Софья, Анна, Ираида, Марьяна, Антонина, Ефросинья, Ярослава, Любава, Феофания.
        - Угу.
        У меня закружилась голова. Вернее, в голове закружились имена, сваленные в кучку рядом с другой кучкой, из лиц, и они никак не хотели распределяться попарно. Я попросил:
        - Теперь еще раз - только по тем, кто встал.
        - Длинноволосая блондинка, которая идет за деревья - Александра. Мелкая, которая только встает…
        - Клара, помню. Кудрявую темненькую Кристину тоже знаю. Кто вон та курносая, которая вчера всем помогала, хотя сама еле ноги переставляла?
        - Майя. Она из…
        - Без подробностей, - взмолился я.
        Плотненькая девочка восторженно таращила глазки, пытаясь вспомнить, каким чудом ее занесло в предгорный лес, а вспомнив - еще больше обрадовалась. Темные волосы за ночь расплелись и рассыпались, одежда смялась, но царевна не обращала внимания. Дескать, это все мелочи, сейчас не до них. Напевая под нос и ритмично покачивая растрепанной головой, царевна Майя вылезла из лиственно-ветвяной перины и с упоением уставилась на задравшуюся за облака кардиограмму горного массива.
        Вчера Майя отлично себя проявила. Побольше бы таких.
        - А крупная, примерно моего роста?
        В начале июня, когда я сам Варваре, образно выражаясь, в пупок дышал, эта ученица тоже ничем не выделялась. Теперь вот раздалась ввысь и вширь как на дрожжах. Плечам и рукам мог позавидовать кузнец, почти соломенные ярко-желтые волосы чуточку вились и едва достигали объемистых плеч. Густые брови свелись над предметом изучения: царевна рассматривала царапинку на шлеме, который не бросила вчера, несмотря на усталость. Деловитая, основательная, ответственная.
        - Антонина, - представила Варвара рослую царевну, в тот момент пытавшуюся затереть царапину рукавом рубашки.
        - Позови Майю, Антонину и Кристину, только тихо. Пусть остальные отдыхают.
        Вызванные ученицы собрались в течение минуты и расселись вокруг меня на траву: грязные, мятые, стыдливо прикрывавшие пятна на одежде. Давно не мытые головы по-заговорщицки вытянулись вперед, приблизившись ко мне. Довольные, что мой выбор остановился на них, девчонки горели жаждой деятельности.
        - Мы с вами пойдем в дальний лес за едой, - объявил я. - Возьмите каждая по пустому мешку.
        - Оружие брать? - поинтересовалась большая Антонина, серьезно глядя мне в глаза. Без страха. Вдумчивая и предусмотрительная, она просто узнавала, к чему быть готовой.
        Хорошие качества для похода. Я похвалил себя за выбор.
        - Обязательно. Кто-нибудь из гнука стрелять умеет?
        Все отшатнулись, словно я сказал что-то неприличное. Впрочем, да, почти. Гнук - запрещенное оружие.
        - Берите мечи. - Я обернулся к Варваре: - Захочется пить - выкопайте ямку в самом сыром месте, будет сочиться вода.
        Она непонимающе сомкнула брови:
        - Разве я не иду с вами?
        - Остаешься за главную. Сидеть тихо, не шуметь, деревьев не валить, костров не разжигать. Появятся чужие - уходите в противоположную от них сторону. Если мы не вернемся до утра, идите на закат, сколько сможете, там повернете на север, к людям, и, если все будет нормально, должны выйти к своим.
        - А если вам понадобится помощь?
        - За нами не идти ни в коем случае, лучше погибнуть нескольким, чем всем. Если что - я пришлю связную. Или дам знак: на высоких деревьях вон там, на краю леса, вывешу свою рубаху.
        - Тогда сразу идти к вам?
        Я на миг задумался. Какой сигнал подать, если, наоборот, в нашей стороне - опасность? Костер развести? Дерево свалить? Потребуется время, и кто-то может сделать то же самое случайно. Можно поднять два сигнальных флага. Если уже прячешься на дереве, так сделать легко, но поднимать два при реальной угрозе… нет, при угрозе надо делать простейшее. Меняем.
        - Одна тряпка - срочно уходите. Две - идите к нам. Повтори.
        - Одна - бежать от, две - шуровать к.
        - Отлично.
        Моя команда повеселела, Антонина широко и могуче потянулась, курносое личико Майи вскинулось на меня, ожидая приказа. Кристина даже оперлась о землю руками, готовясь вскочить всеми четырьмя конечностями. Кандидатка в стаю, понимаешь. Сам бы так сделал. А ведь только-только начал отвыкать. Приходилось постоянно держать себя в руках и на корню пресекать позывы, которые испугали бы девчонок. Не хватало еще привычно грыкнуть с возмущением или обратиться к кому-нибудь кратким «ррр» вместо неимоверно длинной фразы, которую нормальный человолк легко понял бы по интонации, позе и мимике.
        - Хочу сказать насчет воды, - вернулась Варвара к насущной теме. Начавшие вставать ученицы со вздохом опустились на место. - Она не резиновая.
        - Какая? - опешил я.
        - Плохая. Ты сам это слово говорил.
        Ну, хрен ей в редьку. Еще ляпнет при ком-нибудь, кто в курсе, и останутся от козлика рожки да ножки.
        Так странные слова в обиход и прилетали - от нас, прилетевших из будущего. А не остались от прошлого, как упорно думалось, невзирая на объяснения дяди Люсика.
        Слова из будущего - еще одно подтверждение, что сейчас мы в прошлом. Тогда вопрос: откуда же у него свое прошлое, что вылезает срытыми крепостями и косорукими акопалипсами?
        Я вернулся в настоящее.
        - Добытая вода получится грязной, нужно дать ей отстояться.
        - Ее может не быть, - возразила Варвара.
        Девчонки закивали, подтверждая.
        Носком сапога я ковырнул почву:
        - Сыро. Значит, в глубине совсем мокро.
        - Мокрая земля - не вода. Лизать ее, что ли?
        У меня из горла едва не вырвался вышеупомянутый грык. Комки грязи, вылетевшие из-под ударившего в землю каблука, разлетелись в стороны. Один прилип к щеке Варвары.
        - Если умираешь от жажды - будешь и лизать, и жевать, и не только, - жестко проговорил я, - а нет - значит, не умираешь!
        Девочки съежились, присмирели. Даже Варвара. Вытершись тыльной стороной ладони, она не проронила ни слова. Кажется, женская интуиция воспринимает телепатию не хуже звериной.
        Покончив с пораженческими настроениями, я продолжил спокойнее:
        - Возьмите мешок, наберите в него мокрую землю и выкручивайте, пока вода не просочится наружу. Так много раз.
        - Тревога! - раздалось с дальней окраины леска.
        Похватав оружие, все бросились туда, лица мгновенно перестали быть сонными. Лежак опустел, словно тополиный пух ветром сдуло. Этот пух ощетинился клинками, готовясь продать свою жизнь как можно дороже, а еще лучше - купить максимальное количество чужих.
        Остры, однако, глаза у девчонок: в далекой дали по камням что-то быстро неслось в нашу сторону - как перекати-поле или клочья тумана над водой, нисколько не обращая внимания на кажущуюся непроходимость. Сощурившаяся Варвара побледнела:
        - Это…
        Я кивнул:
        - Стая.
        Упавшее слово обратило все живое в такой же камень, как скалы вокруг: по горе на пределе видимости двигались человолки с добычей. Уйму вооруженных людей, от которых разило немытостью, они учуяли издали и, плавно изменив траекторию, стая ушла верхним отрогом.
        В ближайшее время страшного противника можно не опасаться: человолкам нужно доставить трофеи в пещеру, а там начнется пир. Новая охота возможна не ранее завтра-послезавтра, и только в случае, если еды окажется мало. А ее, как я видел, хватало. Вряд ли волчатина. Похоже, стая поживилась на месте очередной битвы.
        - Отбой тревоги, - объявил я, когда последние движущиеся точки исчезли вдали. - Отдыхайте. Но по сторонам посматривайте.
        Мы даже расслабиться не успели.
        - А-а! - со страхом и болью донеслось откуда-то справа от меня.
        Отдых отменялся. Наступив на ком сухой травы, Кристина теперь торчала над ним в перекособоченной позе - нога провалилась по самый верх бедра и застряла в дыре среди камней. Ни туда, ни сюда.
        Усилия по вытаскиванию Кристины за руки успехом не увенчались, а ее собственные попытки, связанные с попеременным дерганьем в стороны, едва не повредили ногу. Громкое «Ой!» остановило нашу бурную деятельность. Несколько учениц, толкаясь, принялись раскидывать траву, почву и перекрестно лежавшие, словно специально уложенные таким образом, ветви под ней.
        Скальную породу пересекала трещина, она вилась между деревьями, уходя на несколько метров вперед. Кристину угораздило попасть в наиболее узкую часть. Чуть дальше в расщелину поместилась бы не только нога, но и весь человек. Я залез туда, во тьму, пробрался в самую глубину, дал глазам немного привыкнуть и осмотрелся.
        Щель как щель, в качестве пещеры использовать нельзя: пролом почти вертикальный, от дождя не укроешься, а дно - череда сплошных острых выступов и углублений. Ни лечь, ни отдохнуть. Впрочем, здесь можно прятаться паре человек - при угрозе жизни, когда дождь и прочие неудобства в расчет не принимаются.
        Нога Кристины в грязном кожаном мокасине едва не била меня по макушке. Вот оно что: нужно двигать ее вдоль щели вперед согнутой, тогда выйдет на широкое место. Я осторожно взялся пальцами за тонкую щиколотку.
        - А-а! - оглушил сверху девичий вопль.
        - Кристина, не бойся, свои. - В одно движение я вытянул ее ногу в нужном направлении. - Вот и все.
        Обошлось содранным кусочком кожи. Могло быть хуже.
        Я исследовал трещину от одного конца до другого и сделал вывод, что пещеркой-щелью активно пользуются. Людям здесь некомфортно, а вещам - в самый раз. На камне виднелись многочисленные потертости и царапины, оставленные опускаемым и поднимаемым грузом. Сейчас чей-то возможный тайник был пуст.
        Впрочем, возможно, не пуст. Один камень выделялся едва заметной инородностью - на мой взгляд недавнего человолка, привыкшего к жизни среди камней. Я расшатал искусственно вставленный камень и вынул, в глубине обнаружилась выемка, за которой можно спрятать пару мешков золота. Вместо золота здесь ползали мокрицы, а в застоявшемся воздухе, несмотря на сырость, стоял убойный запах чеснока и пота. Кто-то был здесь совсем недавно. Возможно, именно их следы ног и тяжелого груза остались рядом с лагерем.
        Попыхтев, я выкарабкался на свет и указал на расщелину.
        - Не накрывайте, чтобы еще кто-нибудь не провалился. И хорошо бы огородить торчащими ветками.
        После происшествия с Кристиной движения царевен по леску стали намного аккуратнее, теперь они прощупывали ступнями почву, прежде чем перенести вес. Вот и прекрасно, целее будут. И мне спокойнее.
        Я вновь собрал команду «фуражиров» - добытчиков пропитания, которые отправятся со мной в лес. Остававшаяся за командира Варвара, естественно, тоже присутствовала, и мои первые распоряжения коснулись именно ее:
        - Воду наберите про запас в шлемы, у вас их остается три. Когда отстоится, можно пить. Лучше, конечно, прокипятить, но дым выдаст расположение убежища, а рыкцари опаснее микробов. Напейтесь и наберите воды с собой, возьмем ее в горы. И дров наберите, сколько получится. И сухой травы. Не думаю, что дело дойдет до костра, но если дойдет, нужно быть готовым. Вопросы есть?
        Антонина подняла бровь:
        - Как ты сказал: рыкцари опасней чем кто?
        Мяч ей в ворота и полный стадион зрителей. И мне заодно, поскольку сам виноват.
        - Чем другие рыкцари, мелкие и вредные. Не важно. Жду вопросы по существу дела.
        - Вдруг вы не вернетесь до утра - просто потому, что задержитесь? - задумчиво ввернула Варвара. - А мы уйдем.
        - Тогда отправимся вам на перехват. Постараемся не задерживаться. - Я указал на горку корешков принесенных с утра: - Разделите, поешьте.
        Кристина сглотнула. И не она одна.
        - Себе мы найдем по дороге, - успокоил я команду. - С вопросами все?
        - Какой знак подать, если увидим угрозу вам? - осведомилась Варвара.
        Гм. Соображает. Об этом я не подумал.
        - Пригните крайнее деревце на пригорке, оно стоит выше остальных, от леса его должно быть видно на фоне скалы. Я буду знать, что к нам кто-то идет.
        - Если враг двинется сюда, как сообщить, что мы ушли, а здесь вас ждет засада?
        Из-за повязки с пращой я вытащил кремень и протянул его Варваре:
        - Запалите собранный хворост, мы увидим дым.
        - А если снова туман?
        Я пожал плечами:
        - Тогда не увидим.
        Больше вопросов не возникло.
        Непросто быть командиром. Столько мелочей, о которых нужно думать заранее…
        Поправив на плече гнук, я повел навьюченную пустыми мешками продовольственную экспедицию в сторону далекого леса. На камни и, особенно, на те места, где их не было, мы наступали осторожно, памятуя о прикрытой расщелине. Склон оказался крутым, дальше понадобилась еще большая осторожность, чтобы не соскользнуть. Я постоянно оглядывался. Спутницы всматривались вперед. Высокое солнце слепило слева, не мешая видеть далеко и отчетливо. Жаль, что это работало и в обратную сторону - мы представляли прекрасную мишень для любого, кто мог поджидать в лесу.
        - Съедобно. - Я кивнул на ростки под ногами.
        Антонина провела по ним носком сапога:
        - Такие сухие и хиленькие…
        - Если не голодная, не переводи продукт, оставь другим, - выговорила ей Кристина, собираясь рвать зеленый пучок. Видимо, в плену их кормили только вершками.
        Неужели жизнь ничему не научила? Пришлось опять подавать пример. Выдернув похожий на недозрелую морковь белый корень, я тщательно обтер его перед тем, как отправить в рот. Джентльменский позыв предложить первый кусок дамам мозг безжалостно придушил. Проходили, знаем, помним… пока. Хорошо бы помнить подольше.
        Девочки хором захрумкали, дорога пошла веселей. Мой взор метался по сторонам, стремясь уследить за всеми и за окружающей обстановкой, и постоянно обращался назад. Муки командира: почему не пошел всем отрядом, стоило ли разделяться, когда за нами погоня?
        От погони мы как-то спаслись, иначе нас уже догнали бы. Зато, если напоремся на разбойников всего лишь вчетвером, остальные спасутся.
        - Помните сигналы?
        Со мной может что-то случится, тогда сигналить и принимать информацию придется им, оставшимся. Вышагивавшая со мной плечом к плечу Кристина бойко отрапортовала:
        - Один флаг - срочно уходите, два - идите к нам. Если кто-то движется в нашу сторону - согнутое деревце. Если лагерю угроза - костер.
        - Откуда взять флаг? - вопросила Антонина с детской прямотой.
        Единственная из нас в доспехах и шлеме, из-за своей крупности она выглядела самой взрослой. Внешность обманчива.
        Я прокашлялся, не зная, как приступить к объяснению. Разговаривая с Варварой, я имел в виду себя, теперь задумался о вариантах.
        - Мы решим этот вопрос, - успокоила меня Кристина, переглянувшись с Майей.
        Та едва сдерживала смех.
        Глава 2
        Многие племена индейцев Амазонки не приняли католичества по глупой причине: не могли верить людям, у которых для обозначения зеленого цвета существовало единственное слово. У самих жителей Амазонии - около трехсот. Сейчас все эти триста, а то и больше, оттенков зеленого составляли наш вожделенный горизонт, играя дополнительными тысячами нюансов.
        После основательной чистки шлем на Антонине сиял как самовар, и я забеспокоился, что блики привлекут чужое внимание. В кино спрятавшегося снайпера зачастую выдавало стекло на оптическом прицеле, а у нас тут целый купол на вершине самоходной башни.
        - Вас не учили маскировке?
        - Но это некрасиво, - скривилась единственная наша обладательница доспехов.
        - Тоня, сейчас главное - безопасность, - поддержали меня Майя и Кристина.
        Скрепя сердце, Антонина покрыла предмет спора горстью пыли. Остальной металл на ней был тусклым - к нашему счастью, для приведения себя в полный порядок у нее просто не хватило времени.
        К лесу мы вышли примерно за два с половиной часа. Усталость брала свое, у царевен подгибались ноги.
        - Сидите здесь, - приказал я, остановившись перед внушавшей благоговение зеленой стеной неизвестности. - Не вернусь через полчаса - бегите назад. Если волки - лезьте на дерево. Если враги - подавайте сигнал и спасайтесь.
        - Если обожжетесь - подуйте на пальчик, - продолжила мою тираду Кристина, поигрывая локоном. - Чапа, мы не маленькие.
        - Если бы.
        На вид - еще можно бы согласиться. Но только на вид. Чувственные симпатяшки с выпирающими свидетельствами взрослости, одна из которых даже обогнала меня ростом, имели полное право не называть себя маленькими. Далеко не дети. Но дело касалось выживания. При встрече с врагом соблазнительные выпуклости не помогут. Если только очаровать, чтобы противник потерял дар речи… но где взять такого врага-эстета, чтоб не мечом рубил или за волосы в плен волок, а издали женской красотой восторгался? Даже Варваре, которая в плане внешней женственности превосходила моих большую, тоненькую и плотную спутниц как плазменный экран ламповые кинескопы, не повезло использовать природные козыри на всю катушку. В общем, большой ты или маленький - решают поступки, а не слова. На сем остановимся.
        Деревья за спиной сомкнулись. Крадучись и прислушиваясь, я пробежался, где позволяла местность, и продрался, где не позволяла. Впереди, среди лиственного редколесья, действительно сияла оранжевыми точками апельсиновая роща. Не роща, а несколько деревьев, зато в самом соку. Я бросился назад.
        Вдруг - запах, чужой, неправильный, что-то напомнивший. Чувства взбурлили, ноги предательски задрожали, захотелось превратиться в невидимку, но меня как раз вынесло в просвет между стволами. Прямо передо мной в такой же оторопелости застыли два мужика, одетые в рубахи, юбки и стоптанные сапоги, в руках - короткие копья, выполнявшие роль посохов. Один чужак был неохватно-крупный, с наивно-добрым лицом несмышленого кутенка, которого невзначай испугали и обидели разом. Он одеревенел у огромного куста в позе вратаря, готового к пенальти. Второй - просто мускулистый, но намного более быстрый. Его копье взлетело в замахе:
        - Медленно полоши орушие на землю.
        Тон шамкающего голоса, выговаривавшего «ж» как «ш», сквозил неприятностями, расстояние до меня было вдвое меньше, чем от Гордеевских бойников в свое время до волчьей своры, которую такими же копьями вмиг превратили в энтомологическую экспозицию. В аналогичных, как у тех бойников, умениях «немца» (так я окрестил копьеугрожателя за схожий акцент) я почему-то не сомневался, поэтому безропотно сделал, как сказали: отстегнул ремень и скинул перевязь.
        - Давай сюда.
        Меч и нож нашли новых владельцев. Разглядывая невероятную рукоять ножа, Немец расплылся в улыбке, его открывшийся рот объяснил, откуда взялся акцент: внутри не хватало многих зубов.
        Несмотря на то, что здоровяк-напарник держал меня на прицеле, Немец - видимо, для усиления эффекта - поднес к моей шее лезвие моего же ножа:
        - Кто такие?
        Вон оно как, о нас знают, если вопрос прозвучал во множественном числе. Или меня берут на понт, не зная, кто я и сколько нас?
        С ножом у горла врать трудно. Но недоговаривать можно.
        - Мы сопровождаем в ближайшую башню нескольких царевен.
        - Кто «мы»? Сколько вас?
        - А вас?
        - Не дерзи. - Клинок вжался в шею, а на ногу мне наступил тяжелый сапог, видавший лучшие времена.
        На рыкцарей мужики не похожи. Скорее, на бежавших крепостных. Только от кого бежавших, если здесь, в этой части страны, царит безвластье?
        Немец забыл свой предыдущий вопрос, быстро перейдя к следующему:
        - Царевны, говоришь? Варфоломеины среди них есть?
        - А что?
        Между ушами ухало: «Варфоломеины»! Не один я надеюсь узнать судьбу Зарины и, если слухи, как это случается сплошь и рядом, неверны, отыскать ее следы?!
        - Ответ неправильный. - Острие процарапало кожу над кадыком, тычок носка сапога в голень усилил впечатление от недовольства собеседника. - О потерянных царевнах что-нибудь слышал?
        - Которые из школы? Их и сопровождаю.
        - Не о тех, - скривился Немец. - О приемных, бывших ангелах.
        Ни фига себе, оказывается, не о Зарине речь. Откуда такой интерес к нашим с Томой скромным персонам у каких-то крестьян?
        - Говорят, одну человолки съели.
        - То есть, - Немец прищурился, наклонив голову, - одна еще жива?
        Отвечать не пришлось, из леса к нам неслось пять больших волков - быстро, мощно, в полном молчании. Когда хотят прогнать - лают. Они нападали. И нападали на троих, что не стыковалось с засевшими в мозгу установками. Впрочем, звери - телепаты, они чуют состояние людей, по виду и, главное, по запаху определяя взаимоотношения. Мы для них были два против одного. Узнать ответ умозрительной загадки, не придут ли волки на помощь одному против двоих, не хотелось - а вдруг наоборот?
        В аховой для себя ситуации мои поимщики сделали правильный выбор. Немец протянул мне нож рукоятью вперед, а под ноги упала кинутая обратно перевязь с мечом:
        - Помогай. Отходим.
        Я схватил родное оружие, мы втроем отступили к кустам. За пышной растительностью обнаружился еще один человек - в такой же одежде, как и мои поимщики. Он с трудом сдерживался, чтобы не стонать. Середину тела покрывала сплошная бинтовка, сквозь нее проступала кровь.
        - Волки? - Догадался он по нашему поведению. - Дайте огужие.
        Этот не выговаривал «р». Прямо день логопеда какой-то.
        Волков мы встретили, выставив клинки по кругу и защищая спинами раненого. Резкая смена ситуации зверей смутила, раздались удивленные гавки, но набравшая скорость стая не смогла перестроиться. Сшибка произошла в молчании, которое быстро сменилось воем. Каждый из трех клинков достиг цели, а четвертый - в нетвердой руке лежачего - просто отогнал зверюгу, пытавшуюся прорваться понизу. Но пятый волк впился в бедро Немца, добивавшего свою жертву. Я, мечом пригвоздив своего волка к земле и так оставив, ножом прикончил того, что висел на Немце.
        - Шпашыбо, - с присвистом вышло из его разбитого рта.
        Оставшийся в живых волк сбежал. Немец опустил оружие, веселый взор уставился на меня:
        - Неплохо.
        - Шкуры. - Здоровяк с упоением глядел на убитых зверей. - Сразу четыре.
        Лоб Немца сошелся в задумчивости.
        - Только быстро, - разрешил он. - Поможешь?
        Последнее предназначалось мне. Почему нет, если мы теперь вроде как союзники?
        Освежевание в шесть рук прошло быстро. Мясо, для местных жителей ценности не представлявшее, было свалено муравьям в траву, три лучших шкуры отправились в котомку, которая распухла до размеров мешка, а одну шкуру, самую облезлую, Немец протянул мне. Лишний вес мне был не нужен, но я взял, чтобы не вызвать подозрений. Мех и кожа в стране башен… хотелось сказать «на вес золота», но золото здесь - просто мягкий металл, не больше.
        - Ладно, пацан, сделаем вид, что друг друга не видели. Так лучше для всех.
        Медлительный здоровяк поднял лежащего раненого, от обоих слегка повеяло чесноком и потом. Немец, прежде чем прихватить мешок со шкурами, вскинул на плечо еще один вытащенный из кустов мешок, в нем звякнуло, а тяжесть и остро торчащие углы не оставили сомнений: оружие. Или доспехи. Похоже, я встретился с местными мародерами, тоже, как человолки, собравшими жатву на поле боя и теперь с приключениями пытавшимися доставить ее до места назначения. И я узнал не дававший покоя запах - тот самый, из расщелины. Вот откуда мешок. И вот кого мы выгнали из леска своим туда вселением.
        Мародеры скрылись среди деревьев. Я бросил шкуру в кусты и заставил себя забыть про мясо. Царевны за одну мысль о нем на месте зарубят, но мысль - не муха, просто так не прогонишь. Тропа вела меня к горам, оставленная позади кучка калорийнейшей пищи быстро удалялась, душа разрывалась. Почему надо голодать, если можно не голодать?!
        Потому. Я потряс головой. Труднее всего победить в борьбе с собой. Потому что силы равны.
        Глава 3
        - Уважаемые дамы, подъем. Хочу угостить вас солнцем.
        Кристина, Антонина и Майя впервые увидели апельсины на ветвях, раньше - только на столе, в нарезке или в выжатом жидком виде. Место боя с волками мы обошли стороной, а последние сотни метров, когда яркие оранжевые точки уже просматривались, наша фуражная команда пролетела как на крыльях. Зубы вонзились в брызнувшие фрукты, располовиненные мечами.
        - Чапа, сегодня лучший день в моей жизни! - получленораздельно донеслось из чавкающего рта Майи.
        - И моей! - поддержала Кристина, засевшая между ветвей так, словно родилась и всю жизнь прожила обезьяной. Лицо и кудри блестели от липкого сока, а Кристина все не могла остановиться.
        - Обычный фрукт. - Антонина стойко держалась выбранного стиля общения, но, вопреки сказанному, уминала не меньше приятельниц. У нее текло по подбородку и капало на доспех и под него, впитываясь в рубаху.
        Впрочем, так было у всех. И никого не волновало.
        Царевны не обратили внимания, что понизу все сорвано, а я, с неприятным холодком на душе, заметил сразу. Здесь, мимо деревьев, проходило много людей, и они очень торопились, иначе, несомненно, потратили бы несколько лишних мгновений, чтобы добраться до лакомств, которые висели выше. Торопились - значит, ушли. Это хорошо. Возможно, незнакомцы убегали от царберов. Это еще лучше. Теперь нам можно если не вздохнуть свободно, то, хотя бы, бояться не так сильно.
        И, судя по количеству сорванного, здесь проходили явно не мои знакомцы-мародеры, троим столько за полжизни не съесть.
        Сжевав пару сладких шариков, я взялся наполнять мешки. Чувство долга заставило спутниц присоединиться. Их лица блестели пленкой застывшего счастья, глаза сияли. Оттого, наверное, каждая работала за двоих. Примерно через полчаса все четыре мешка были заполнены доверху.
        Еда для отряда добыта, вылазка удалась. Удовлетворенно выдохнув, я скомандовал:
        - Уходим!
        - А можно еще? - взмолилась Майя, уморительно вздернув носик и просительно сложив ладошки. - Ну, Чапочка, ну, миленький…
        Один в один - птенчик, требующий еды.
        - Ну, еще по три, и сразу уходим, - вынуждено разрешил я на правах родителя, который обязан заботиться о чадах.
        - Что она должна потереть? - обеспокоилась Антонина.
        Я закатил глаза. Не понимает человек ни юмора, ни нюансов великого и могучего. Такое только принять и простить. И постараться над большой и сильной царевной не подтрунивать, ибо чревато.
        Майя прыснула в ладонь и умчалась за новой порцией солнечной мякоти. Антонина обиженно двинулась к другому дереву. Какие же они еще девчонки. Шутки, мысли и желания не вышли за пределы ясельного возраста, а мнят себя воительницами и правительницами.
        Я отошел в сторону, оглядываясь и прислушиваясь. Вокруг было спокойно, но когда к купающимся мне, Томе и Юлиану неслышно подобрался враг, тоже было спокойно.
        - Чапа, держи!
        С дерева Кристина бросила мне, стоявшему на страже, несколько плодов.
        Мой кивок с благодарной улыбкой вызвал такую же ответную улыбку и новую бурную деятельность на высоте двух человеческих ростов.
        Окрестности вздрогнули от донесшегося с соседнего дерева ликующего вскрика:
        - Здесь озеро!
        Стоя меж двух крепких ветвей, Майя глядела куда-то в сторону, поднятая ладонь - козырьком, на лице - предвосхищение блаженства.
        Три девичьих взора ударили меня, как кнуты непутевого раба - типа, тут не думать, тут действовать надо! Пока еще вменяемый облик царевен (феи за секунду до превращения в фурий) мой привыкший к невербальному общению мозг перевел в конкретное «Не пустишь - забудь, что когда-то мы тебя слушались».
        - Время идет, нас ждут, - попробовал я образумить много дней немытые создания.
        Проще тигра уговорить стать вегетарианцем.
        - Если выйти на пять минут позже, все равно успеем к вечеру, а мы обещали вернуться до утра, - рассудительно сообщила Антонина. - Времени полно.
        Ее взгляд налился решимостью отстаивать высказанную позицию.
        Еще две пары глаз виновато поддержали.
        - Уже почти вечер, - попытался я возражать, внутренне понимая, что царевны победили.
        Запрещу - меня съедят. С потрохами. В самом деле, пять минут роли не играли, просто придется идти быстрее.
        - Бегом, - разрешил я. - Подходите осторожно и посмотрите, чтоб никого не было.
        - Спаси-и-ибо!!! - Майя почти свалилась с ветки, бросившись к спрятанной между деревьев луже, которая у местных называется озером.
        Не менее радостная Кристина послала мне пылкий воздушный поцелуй и тут же покрылась бурым румянцем, ярко проступившим под желто-оранжевым блеском. Затем, больше не глядя в мою сторону, она тоже скоренько сверзилась с дерева.
        - Дожили, - проворчала Антонина, спокойно спускаясь и направляясь к вожделенной воде, - у парня разрешения помыться просим.
        Майя вспомнила обо мне:
        - А ты? После нас?
        - Я о себе не забуду. Давайте быстрее.
        - Ой, - донеслось от пытавшейся встать на ноги Кристины. - Больно. Чапа, я кажется…
        У нее потекли слезы.
        Озеро отменялось. Я подбежал. Был бы врачом, может, что-то увидел бы, осмотрев грязную штанину и мокасину, но, увы, видел просто ногу - миниатюрную и вполне симпатичную, ту самую, что проваливалась в скальную трещину.
        - Очень больно?
        Последовал краткий кивок. Кристину корежило, но до воплей она не снизошла, прорывались только тихие стоны.
        Если ушиб, то пройдет. Как говорил разбойничий лекарь - простой зашиб и растягушка. Лечится временем. Будь я дома, приложил бы лед и прописал недвижимость. А если перелом? Ступня выглядела неестественно, Кристина не могла на нее встать.
        Вернулись Майя с Антониной, из-за крика Кристины так и не добравшиеся до воды.
        - Что случилось?
        - Нужно делать носилки, - сказал я.
        - Подвернула? - уточнила Антонина.
        - Или сломала, - сказал я. - Разбираешься?
        Антонина презрительно сморщилась:
        - Меланьиным не нужно разбираться во врачевании, у нас лучшие врачеватели и физики.
        - Могла бы чему-то научиться, если под боком хорошая практика, - буркнул я.
        Надменно фыркнув, царевна отвернулась. Ее и так напрягало, что приходится подчиняться парню.
        - Из чего делать? - поинтересовалась деятельная Майя насчет носилок. На лбу, протертом тыльной стороной ладони, остался грязный развод.
        Если не дам девчонкам помыться, ночью они меня придушат. А как теперь мыться? Не до того. Дилемма-с.
        - Апельсиновые деревья слишком корявые, - сообщила Антонина, не найдя в пределах видимости ни единой прямой ветви.
        - Плодовые деревья в любом случае рубить нельзя, - отрезал я. - Берите мешки, я возьму Кристину. Пронесу, сколько смогу.
        - Мешки? Каждая по два? - Антонина состроила недовольную гримасу. - Это невозможно.
        - Берите по одному.
        Перевесив гнук на плечо Кристины, я опустился на корточки:
        - Цепляйся.
        Тонкие руки обвили мою шею, основной вес распределился по спине.
        Вес - не то слово. Если нести далеко, то да, вес, вообще-то, немаленький, но… до чего же приятный. То, что раздавилось об лопатки, прежде не касалось меня с такой откровенностью. И что же, что через одежду? Дело не в одежде. Когда я носил Тому в стае, одежды не было, но отношение к ситуации было другое. Там командовал инстинкт выживания. Здесь он мирно подремывал, а бодрствовал, к сожалению, его вечный соперник.
        Я завел руки назад и, чтобы нести было удобнее, подхватил Кристину снизу под бедра. Пальцы чувствовали, как доверчиво расслабляются ее напряженные мышцы и как удерживающий сверху захват превращается в объятия. Хорошо, что смотреть нужно в другую сторону, прямого взгляда чернокудрой царевны мне сейчас не выдержать. Уши, думаю, уже горят.
        - Встаю, - предупредил я, перед тем как подняться на ноги.
        Кристина кивнула, что выглядело поглаживанием моего затылка щекой, и это вызвало в организме дополнительный жар. А его и так хватало.
        Антонина не преминула фыркнуть:
        - Эту двусмысленность обязательно нужно было озвучить?
        - Тонька, перестань, Чапа все делает правильно, - донесся звонкий голос Майи. - Он о нас заботится. А ты просто завидуешь. Если бы знала, что возьмут на ручки, то ведь непременно себе тоже что-нибудь сломала бы или подвернула, а?
        Антонина высокомерно отвернулась:
        - Не мерь других по себе.
        И это правильно, подумалось мне. Тащить крупную царевну на закорках вовсе не улыбалось, и дело не в габаритах, несравнимых с Кристиниными, и тем более не в доспехах, из нас четверых имевшихся только у Антонины. Доспехи можно снять, а габариты… Что ни говорили бы, а в них есть некая прелесть. Но одно дело соприкасаться с нежным фронтом Кристины, для которой любое общение со мной в радость, и другое - с вечно недовольной язвительной особой. «Мисс Негатив». С ней я и встал бы не так, и взялся не за то, и подумал не о том. В общем, пожелаем Антонине здоровья, а если не сбудется, то нести ее буду исключительно на носилках.
        «Или волочь», - с готовностью подсказал внутренний голос.
        «Фу, как не по-джентльменски», - ответил я ему.
        «Да, - согласился он, - царевна такого обращения не простит. Лучше сразу закопать».
        Пришлось встряхнуть головой, чтобы в нее не лезла всякая дурь.
        Сначала я не понял, чем в это время занималась Майя. Высыпав фрукты из четвертого мешка, она разрезала его, а концы привязала к горловинам двух мешков с апельсинами. Полученную перевязь царевна перекинула через плечи, как коромысло, и подняла получившуюся конструкцию, как тяжелоатлет поднимает штангу.
        - Куда ты столько, - возмутился я. - Оставь.
        - Девочки голодные, - отмахнулась Майя, игнорируя приказ.
        Точнее, пожелание, выглядевшее как приказ. Оно было воспринято именно как пожелание, и я вынужденно согласился. Так было лучше для всех. Иначе о репутации командира можно забыть.
        Майя пошла первой. Я нес Кристину, замыкала колонну Антонина с одним мешком.
        Там, где ровно, все было нормально, то есть терпимо. В буераках Кристина съезжала у меня по спине, заваливаясь в сторону, и мои ладони, сжимавшие ее ноги под коленями, не справлялись с нагрузкой.
        - Держись крепче! - говорил я, словно Кристина сама не понимала.
        Еще как понимала и, похожая на коалу в ветвях эвкалипта, цеплялась за меня не только руками, но и здоровой ногой. Горячее дыхание опаляло мне ухо. Свисавшие кудряшки щекотали лицо.
        - Если нести вдвоем, будет легче, но придется бросить еще один мешок, - констатировала Антонина, глядя на изменившиеся деревья вокруг.
        Она была права, из тянувшегося вверх молодняка можно сделать удобные носилки, но на изготовление уйдет время, а оно на исходе. Я не останавливался.
        В траве под ногами попадалось все больше камней. Кроны шумели. Наши носы сопели и раздувались, с каждой минутой шагать становилось тяжелее, длина шага уменьшалась, пот застилал глаза, капал со лба и щек, пропитывал одежду.
        Через какое-то время девочки сдулись, как забытые на много дней воздушные шарики. Ровно державшая спину Майя без сил опустилась на землю. Антонина свой мешок с апельсинами грохнула наземь так, словно там камни. Мешок обиженно чавкнул.
        - Оставляем поклажу, - распорядился я. - Позже вернемся сюда за едой и водой.
        - Если опять что-то не приключится, - не преминула вставить Антонина.
        Мы двинулись дальше. Царевны несли в руках по нескольку апельсинов - ни у кого рука не поднялась бросить все.
        Хватило нас еще на полчаса. Увидев, что мои ноги заплетаются, Майя с Антониной молча опустились на землю. Я осторожно расположил Кристину рядом.
        Неподалеку в лесу раздался хруст. Или показалось? В команде «Тихо!» я приложил палец к губам, взял поданный Кристиной гнук и, неслышно ступая, пошел по кругу среди ближайших деревьев. Потом я сделал большой круг. Девочки застыли испуганными мышками, обнажив и выставив перед собой мечи.
        Юлиан давно определил бы на запах, есть опасность или нет. Но Юлиана не было. Был мой нос. Мои глаза. Мои уши. Они все тщательно просканировали. Если хруст, как говорится, имел место, то, скорее всего, он был естественный.
        - Отбой тревоги, - сообщил я по возвращении.
        Но гнук пока остался под рукой - на всякий случай.
        Клинки вернулись в ножны, Кристина вновь принялась маяться с приподнятой и удерживаемой на весу ступней, Майя вытянула ноги и, прикрыв глаза, откинулась спиной на ствол дерева. Присевшая на бугорок Антонина задумчиво теребила рукоять меча.
        - Взявшего в руки запрещенное оружие ждет смерть, - с отсутствующим взором заявила она.
        Я объяснил:
        - Если применю, то исключительно против врагов.
        Рано обрадовался.
        - В любом случае произошло нарушение закона, - спокойно проговорила крупная царевна.
        Не желая встречаться взглядом, она сняла шлем и стала начищать узорчатый металл пучком сухой травы. Высвобожденные волосы красиво упали на защищенные бронзой плечи и заключили лицо в светлую рамку. Густые брови сурово сошлись на переносице. Вид хмурой царевны вызывал в памяти сцены из фильмов про женщин-рыцарей, между схватками коротавших время с недостойными их клинка рубаками-мужчинами, вечно непонимающими, с кем имеют дело.
        - Тоня, если на нас нападут, - сказала ей Кристина, - мы будем защищаться от врага его же оружием, иначе нас перестреляют.
        - Все равно это нарушение закона, а преступивший закон сознательно ставит себя вне общества - общество обязано ответить тем же.
        Кто бы мне сказал, что попадусь в свои же сети. Однажды я так погубил Гордея. Теперь по макушку наполненная самомнением зазнайка хочет угробить меня. И ведь угробит, сто процентов. Потому что закон, каким бы дурацким ни был, на ее стороне.
        Кристина занервничала:
        - Тоня, ты с ума сошла?! Чапа и его гнук - наш единственный шанс выжить!
        - Заповедь гласит: соблюдай закон, - стояла на своем Антонина. Ее натиравшая шлем рука словно сдирала кожу с вероятного противника. - В заповеди нет оговорок. Любая поправка - кощунство, надругательство над законом.
        - Самозащита не может быть преступлением! - не выдержала Кристина.
        Она даже забыла о боли в ноге.
        - Закон справедлив, когда он выполняется, - процитировала Антонина школьную молитву, - всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.
        Кристинин взгляд посерел и похоронил меня заживо. Майя хотела что-то сказать в попытке вразумить, но Антонина вдруг встала, надела шлем, что как бы добавило солидности тому, что происходило, и произнесла формулу, после которой ничто не может остаться прежним:
        - Говорю! Наш временный командир Чапа - преступник. Его назначила ангел Тома, которая позволила ему взять в руки запретное оружие и командовать царевнами, посему она тоже нарушительница закона. Каким-то обманным путем коварная Тома растопила сердце доблестной Варфоломеи и заставила цариссу удочерить ее. Затем произошли странные события. На школу совершено нападение, перед которым кого-то внутри школы о чем-то предупредили вывешенным флагом с треугольниками. Затем царисса Варфоломея с семьей погибает, а единственной наследницей остается новоявленная царевна Тома. Уже здесь стоило бы задуматься. Но никому нет дела, каждый за себя. А Тома, которая, насмехаясь над традициями, даже ходит в мужской одежде, продолжает хохотать нам в лицо!
        Антонина распалилась в пламенном негодовании. Щеки порозовели, маленькие глазки под густыми бровями прожигали насквозь. Откуда в этом чердаке под шлемом столько зависти и мстительности? Неужели царевна верит в то, что произносит?!
        Она верила. И пыталась уверить других.
        - Не достигнув необходимого возраста, - продолжила Антонина, - но зная при этом, что неправедные действия спишутся на ангельское происхождение и останутся без последствий, Тома обзавелась двумя невесторами неизвестной породы, из числа то ли чертей, то ли чужаков-людоедов. Одного она поставила нам командиром. Он с первой минуты плюет на закон, запрещающий брать в руки гнук, и даже бравирует своей преступной дерзостью. Это неслыханно. Я сообщу о нарушении закона немедленно, как только мы спасемся.
        Не «как только», а «если», подумалось мне. И учитывая происходящее…
        - Тоня, как ты можешь?! - Кристина вытянула больную ногу перед собой и оперлась сбоку на утонувшую в траве ладонь. - Еще издеваешься: «как только спасемся». Кто нас спасет? Сами? Ты даже еды сама добыть не можешь. Из пещеры от смерти и многого другого нас спасла Тома, а сейчас спасает ее друг Чапа. Сказано: не враждуй на сестру свою в сердце своем…
        - …И обличи ближнюю свою, и не понесешь греха, - с удовольствием закончила фразу Антонина. - Вот! Знание о преступлении и недонесение не менее преступны, чем само преступление.
        - Ближнюю свою! - уцепился я за соломинку. - Не ближнего. Я - мужчина.
        - Под ближней имеется в виду…
        - Говорю! - громко перебил я. - Обвиняю Антонину, как там тебя…
        - Меланьину, - напомнила Кристина позабытую мной фамилию.
        - …В корыстной трактовке и собственных толкованиях буквы закона!
        - Это неправда! - Антонина побелела.
        - В присутствии свидетелей Кристины Есениной и Майи…
        - Береславиной, - быстро подсказала курносая царевна.
        - Береславиной, - повторил я, - также обвиняю Антонину Меланьину в том, что зная о ношении мной гнука с целью самообороны и защиты жизней учениц школы, она не менее преступно покрывала с ее точки зрения возможное, как она его теперь называет, преступление в течение двух суток, пока считала эту самооборону защитой себе самой. Когда она поняла, что спаслась, решила обвинить других в том, что они делали не только возможное, но и невозможное для ее спасения, рискуя своими жизнями ради спасения ее жизни. Ответь, ты знала, что я спасал тебя из плена рыкцарей с помощью гнука?
        Антонина окаменела под моим взглядом.
        - Ну…
        - Да или нет?
        - Я не присматривалась…
        - Прошу свидетелей заметить, - ликующе заострил я внимание, - обвиняемая пытается солгать в свое оправдание. Гнук в моих руках не заметить было нельзя, с его помощью я освободил всех, он был на мне с первой минуты до нынешней. А как же заповедь седьмая - не произноси ложного свидетельства? Так видела ты гнук с момента освобождения, Антонина Меланьина, или нет? Как думаешь, что по этому поводу скажут еще двенадцать свидетельниц?
        - Видела, - вылепила Антонина мертвецки-бледными губами.
        Я смягчил тон:
        - Прошу отметить - обвиняемая призналась сама, без давления, при свидетелях. Довольно долго, в течение двух суток, совесть обвиняемой была спокойна. Некоего нарушения закона, если оно осуществлялось на благо самой обвиняемой, она не замечала. Значит, нарушения закона не было, иначе его заметили бы все. Но пятнадцать носительниц высоких фамилий, которых можно опросить в любую минуту, видели только самозащиту. Теперь обвиняемая пытается оклеветать присутствующего здесь спасителя и даже отсутствующую спасительницу, которая не имеет возможности сказать слово в свое оправдание. Но сказано: соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их - и не свергнет вас земля, которую вам дали жить. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!
        Хорошо же нам в школе вдолбили эти молитвы.
        - Алле хвала! - в два голоса поддержали меня Кристина и Майя.
        Антонина села на землю, ее остановившийся взгляд смотрел внутрь.
        - Ты отказываешься славить Аллу-всесвидетельницу, да простит Она нас и примет? - снова закипятился я.
        - Нет, что ты! Алле хвала! - раздался мгновенный выкрик.
        Я повернулся к Майе и Кристине:
        - Как думаете, рассказывать ли о нынешнем недоразумении, когда попадем к царберам?
        Первой обрела речь Майя.
        - Думаю, не надо.
        Кристина все еще не верила глазам. Глядя на живого меня, прыгнувшего за порог смерти и назло всем выпрыгнувшего обратно, она просто кивнула.
        - Вот и ладушки, - в тридцать два зуба улыбнулся я. - Забыли. Но если кто-то напомнит…
        - Никогда, - испуганно проговорила Антонина.
        Я облегченно выдохнул.
        Сверху сквозь кроны кое-где пробивалось темнеющее небо. До ночи не дойдем. Через час стемнеет окончательно, а нам полчаса-час только до сигнального места. Если бы мы шли пустыми…
        Пронзило спицей в задницу вплоть до мозга: что мы, вообще, делаем?! Зачем идти из места, где есть вода, еда и укрывающий лес и откуда враг уже ушел, на прежнее открытое место?
        Вот что значит быть командиром. Все надеются, что он самый умный, а он только думает, что самый умный. Жизнь все расставляет по местам.
        - Антонина, - позвал я.
        Она посмотрела на меня одновременно испуганно-покорно и уничижительно-надменно, как обнищавший герцог на нувориша. С тем же уровнем послушания и доверия.
        - Нет. - Я передумал. - Майя. Ты вроде бы лазишь хорошо. Надо вывесить сигнал, чтобы все шли к нам.
        - Две вещи, - не преминула напомнить пришедшая в себя Антонина.
        Едко так намекнула, что у Майи их всего две - рубашка и штаны.
        - Мы будем ждать здесь. - Я одновременно передал информацию и как бы сообщил, что, дескать, не парься, никто тебя не увидит. - Вывесить лучше на палках, как можно выше, над любым деревом, которое видно из леска на горе. Там следят. Подашь сигнал, и сразу возвращайся.
        Вставшая и замершая в таком положении Майя хлопнула ресницами:
        - А если на обратном пути заблужусь?
        - Тогда сначала выйди из леса и поднимайся в гору, пока не откроется вид сверху, затем разворачивайся и иди на оранжевое.
        Майя все же сомневалась.
        - Мне стоило бы, конечно, пойти самому, но… - Я показал на обездвиженную Кристину. Самостоятельно ей даже не привалиться к дереву, где недавно сидела Майя. - Если что-то произойдет…
        А произойти может что угодно, в чем все не раз убеждались.
        Несчастная Мисс Кудряшка не сводила с меня глаз. То ли тоже не хотела оставаться в лесу наедине со сварливой напарницей, то ли по другой причине - кто их, девчонок, знает? Всегда смотрят так, чтобы мы горы сворачивали и цветы дарили. Если б я что-то понимал в девичьих капризах - давно ходил бы в кино и на другие развлечения не с Томой, а в более интересной компании. А я ходил с Томой. В общем, это теперь, после всего, что случилось в последнее время, я, как надеюсь, стал таким умным (что, конечно же, совсем не факт, а желаемое, выдаваемое за действительное), потому что жизнь бурлит и каждый день дает новые знания. Но дает не по всем направлениям. Если в людях в целом разбираться стало проще, то девушки для меня по-прежнему оставались тайной за семью (или сколько их там) печатями. Мудрые люди говорили: «Всему свое время». Надеюсь, они говорили правду.
        Майя оценила ситуацию правильно.
        - Понимаю. - Ее курносое лицо, серьезное и собранное, дернулось в решительном кивке. - Сделаю. Можно взять апельсинов?
        - Сколько хочешь.
        Майя ушла. Оглядевшись, я взялся заготавливать лапник. Антонина состроила недовольную гримасу: мол, не барское дело… но подключилась. Пока мы в походе, она будет подчиняться, а затем мне лучше держаться от нее подальше.
        Лежанка получилась уютная. Приняв Кристину под плечи и колени, я осторожно перенес ее на лиственно-ветвяное ложе. Антонина, покосившись на соседку со странной завистью, бухнулась рядом.
        Темнело. Майи не было.
        - Все же заблудилась, - спокойно констатировала Антонина.
        Кристина испуганно моргнула:
        - Пойдешь искать?
        - Придется. Антонина, сможешь поднять Кристину на дерево, если появятся волки?
        - Легко.
        Не то, чтобы легко, но определенно сможет. Я кивнул.
        - Тогда спите, но по очереди. Найду Майю и вернусь.
        - Сам не заблудишься? - хмыкнула Антонина.
        - Если не вернусь, отъедайтесь апельсинами и ждите кого-нибудь.
        - Кого-нибудь? - в глазах у обеих мелькнул страх.
        - Варвара приведет остальных, но я уверен, что приду сюда первым.
        Тоже прихватив с собой апельсинов, я отправился в сторону гор. Совсем стемнело. Майя должна была где-то укрыться, нельзя в одиночку ходить по лесу ночью. Даже мне. Но мне нужно.
        Через некоторое время я сбавил ход и стал озираться. След потерялся. Майю что-то остановило или заставило уклониться. Или…
        Насчет последнего «или» думать не хотелось.
        Наконец, я вышел на опушку. Впереди вверх уходила гора, с которой мы спускались, в облачной дымке проступал лишь силуэт. Рассеянный лунный свет позволял видеть с трудом, только рядом и только контрастное. Я вышел на пригорок, как советовал Майе, и оглянулся. Раскинувшийся до горизонта лес чернел опасным морем, в котором водились хищники - разноразмерные акулы и прочие барракуды. Я же - обычный окунь. Куда лезу?
        Куда надо. Не будь на свете рыбешек вроде меня, акулы давно пожрали бы всех, а потом друг друга, выясняя, кто акулистее.
        Стоп, а это что? Я соорудил из двух кулаков подобие подзорной трубы, отсеяв ненужное и сосредоточившись на одной точке. Тряпка на дереве. Или две? Не видно. Зато видно где. Меня бросило вперед, к обнаруженной цели, к месту, где, возможно, что-то произошло и сейчас требовалась помощь. Например, если Майя упала с дерева и не может подняться…
        Камни, трава, кусты - все желало уколоть, подсечь, уронить, поймать глубокой ловушкой или сбить скользкой. Мне безумно везло. Или опыт сказывался, не зря же столько времени в стае своим считали. Почти не разбирая дороги, за пять минут я домчался до нужного дерева, но подходил к нему аккуратно, стараясь не напугать царевну, если она там.
        Ее не было. Я сделал несколько все увеличивавшихся кругов, каждому кусту выказывалось пристальное внимание, ветви раздвигались, заросли высокой травы прочесывались с тщательностью сыщика, который сдает экзамен на соответствие должности.
        Ничего. Точнее, никого. Чужого присутствия тоже не отметилось. Следы читались плохо, мешала тьма, но жизнь в человолках научила многому. Тело, вспомнившее звериное прошлое, опустилось на четвереньки и принялось вынюхивать и высматривать. Я отходил и вновь возвращался. Чувства подсказывали, что Майя не ушла далеко. То есть, что она вообще не ушла.
        Слух это подтвердил, тихое сопение донеслось из-под дерева неподалеку.
        - Майя! - шепотом позвал я.
        В ответ - тишина. Либо царевна крепко спит, либо… это не Майя.
        Сорвав со спины гнук, я направил оружие на кучу веток, где кто-то прятался. Шаг. Еще шаг. Совсем близко. Ступней я аккуратно разворошил верхний слой листьев.
        Все-таки Майя. Она беззаветно дрыхла - уставшая, намучившаяся, укрывшаяся лапником. Обе вещи честно вывешены на жерди над самым высоким деревом, а логово царевна соорудила себе чуть в стороне, чтобы убежать, если к сигнальным флагам придут чужие. Похоже, она так устала, что, едва коснувшись земли головой, как говорится, отрубилась, как приговоренный к смерти на плахе после финальной встречи с топором.
        Стараясь не шуметь, я стянул с себя кожано-ременной доспех, за ним последовала рубаха. Вернув защитную сбрую на голый торс, рубаху я положил около спящей царевны.
        - Майя!
        Вылетевший из листвы меч уткнулся острием мне в грудь.
        - Не подходи! - зашипела Майя. - Убью! Ой, это ты, Чапа? А мне подумалось…
        - Надень. - Я мотнул подбородком на придвинутую рубаху и отвернулся.
        Сзади зашуршало.
        - Почему не вернулась?
        - Рыкцари, трое, - Майя сбивчиво рассказывала, возясь в куче веток и пыхтя от усердия, - с запада, вдоль леса. Не скрываясь. С горы их тоже должны были видеть.
        В моей рубахе она выглядела сбежавшим из лечебницы психом. Рукава связать - и полная картина. Руки утонули внутри рубахи, не видно даже пальцев. Подол, который я дважды обрывал на перевязки, доходил царевне до середины бедер. Зато нос гордо вздернут, а глаза светились радостью: отныне не одна, и теперь ничего не страшно.
        - Дождалась, пока пройдут, - продолжила Майя, встав рядом со мной и сонно потягиваясь. - Потом разместила флаги, уже во тьме. Чтобы утром сразу увидели. И легла в стороне, на всякий случай.
        - Молодец.
        Возвращаться к Кристине и Антонине по темноте нет смысла, часа через три будет рассвет. Майя думала о том же.
        - Ложись. - Она показала на свою лежанку. - Как ты говорил: один индеец под одеялом замерзает, два индейца под одеялом не замерзают.
        Я становлюсь просто кладезем необычных слов для нового мира. Надо это дело прекращать, добром не кончится.
        - Опасно, - сказал я, пробежавшись взором по спальному месту царевны.
        Майя обиженно сжалась:
        - Но я же спала?
        - А если волки?
        Мне был продемонстрирован обнаженный меч.
        - Несерьезно, - возразил я, для примера сделав несколько практически бесшумных шагов вокруг. - Я подошел легко, другие тоже смогут.
        «Что же делать?» - читалось в блестящих глазах Майи.
        - Когда скажу - подашь ветки и листья с лежанки. - Под деревом с флагами я оттолкнулся ногами от земли, руками ухватился за широкую ветвь, подтянулся и влез наверх.
        Теперь надо вспомнить, с чего начинал Юлиан, когда плел гнездо. Дерево выглядело подходящим. Надломив толстые ветви, я стал переплетать их с мелкими, и, с мольбой, чтобы все получилось, через некоторое время осторожно опробовал дырчатое сооружение собой. Держит!
        Затем Майя передавала лиственные охапки, и совершенные мной несколько ходок вверх-вниз хоть и вымотали, но привели к желанному результату.
        - Хватит, - объявил я. - Лезь сюда.
        Все же, листвы оказалось недостаточно, остальное мы добавили, нарвав над собой. Гнездо вышло корявым, но жизнеспособным.
        - Теперь ложись, - пригласил я.
        Места для двоих хватило впритирочку. Мы обнялись, грея друг друга. По-другому никак. С удовольствием поворочавшись, Майя хихикнула:
        - Два индейца?
        Плотно сбитая, мелкая, она утонула в гнезде, опутанная мной как паутиной.
        - Дались тебе эти индейцы, - нахмурился я.
        Ночная напарница растеряла былой сон, теперь она не только не боялась, а получала удовольствие от раскачивания самодельного ложа во многих метрах над землей. Наивная маленькая дурочка. Я бы не доверял ни скрипучей небесной конструкции, ни странному соседу, который непонятно откуда взялся и с которым царевна оказалась в столь тесной компании. Но это я. Она была другой. Доверие к моей особе и всему, что я делал, почему-то зашкаливало.
        - Вы с Томой помолвлены? - донесся тихий вопрос из района моей подмышки.
        Рот уже открылся сказать «да», но мозги коротнуло.
        - Ты о церемонии? - осведомился я как можно спокойнее, словно зная, о чем говорю.
        Догадки уже появились. Невестор - жених. Варвара заявляла о моей нелегитимности в этом звании - значит, необходимо соблюсти некий ритуал. Осталось узнать какой и не выдать себя незнанием.
        - Ну да. - Майя завозилась в моих руках. - Ты официальный невестор или только объявленный?
        - Я… это…
        - Вы же познакомились только недавно, в горах?
        Выходит, большой церемонии с родственниками и свидетелями у нас с Томой быть не могло. Сейчас меня выведут на чистую воду. Я решился:
        - С какого момента человек становится официальным невестором?
        - С официальной помолвки, - пожала плечами Майя.
        Была не была.
        - Как она проходит?
        В моем любопытстве царевна не заметила ничего странного. Она хотела помочь, желание помощи вытеснило подозрительность. Да и как подозревать того, кто тебя постоянно спасает?
        - Церемония проходит в храме, после выяснения всех деталей, мотивов и родословных. В крайнем случае, в башне, но обязательно в присутствии сестриссы.
        - Скоро это произойдет, - как бы успокоил я, закрывая тему. - Выйдем к людям, встречусь с Томой и тогда…
        Майя резко повернулась ко мне:
        - Пока ты лишь объявленный невестор, никакие права на тебя не распространяются. Можешь меня поцеловать!
        Засиявшие глазки закрылись, губки выпятились.
        Мой палец нажал на них, возвращая в исходное положение.
        - Я поцелую только любимую.
        - Ты так любишь Тому?
        Кхм. Не стоило объяснять, что любимая и Тома - два разных человека.
        - Очень люблю, - кивнул я, - как сестру!
        Майя устремила в небо, бывшее где-то сверху, над темной кроной, затуманенный чувственный взор:
        - Как здорово. А нам говорят, что выбирать нужно умом.
        - Если выбирать, то да, умом. А сердце - оно не спрашивает.
        Глава 4
        Странно было обнаружить чужие волосы, щекочущие голую грудь, и сопящий вздернутый носик на своем плече. Я закрыл глаза, все вспомнил и вновь открыл, поскольку первое, что пришло в голову, когда очнулся: снова в стае. Не было драки с восхотевшим Томы вожаком, не было ухода, и Смотрик на всю жизнь остался Смотриком. Как не было и тонущего посреди Урала теплохода «Чапаев» с командой из пятнадцати штук царевен…
        Я еще раз моргнул и окончательно пришел в себя. Приснившееся отцепилось от реальности и исчезло, осталась суровая действительность.
        Рассвело, сигналы должны быть видны. Я осторожно высвободился из-под спящей напарницы. Ее мохнатые бровки мелко подрагивали, закрытые веки что-то кому-то передавали во сне азбукой Морзе, периодически резко сжимаясь. Мягкие губы Майи проплямкали что-то нечленораздельное, когда я сел вертикально, механически поправив на ней рубаху. Пусть досматривает сон, а я погляжу, как дела на горе. Идут ли. Или…
        Нет, даже не думать о других вариантах.
        Гор с нашего дерева не видно, мешали соседние. Пришлось слезть. Я вышел на опушку. Лучи утреннего подымавшегося солнца мощно высвечивали и подчеркивали каждую подробность местности на километры вперед. От непривычной яркости приходилось даже морщиться. Я вгляделся… и в следующий миг обнаружил себя несущимся к сигнальному дереву. Оно качнулось под моим взлетевшим по стволу телом, растревожив Майю.
        - Рыкцари?!
        - Хуже. - Пробравшись по ветвям кверху, я сорвал флаги и кинул позеленевшей от страха царевне. - Одевайся!
        Висячая конструкция трещала под ней, грозя развалиться. Майю трясло, ноги не попадали в штанины, а когда попали и царевна попыталась встать, чтоб натянуть дальше, то провалилась ступней в дыру между ветвями. Майя до крови закусила губу, в глазах стояли слезы.
        Жестко обхватив ее одной рукой - другая держалась за ствол - я приподнял царевну, позволив быстро закончить начатое. Как она ни торопилась, а надела только свои штаны, рубаха на ней осталась моя.
        - Не успеваем. Ложись. И ни звука!
        Я накрыл Майю своим телом и, как паук добычу, полностью оплел собой, стараясь занять как можно меньше места. Нас не должны увидеть, иначе - смерть. Страшная смерть.
        Вместе со мной Майя наблюдала сквозь щели гнезда, как в лес втягивалась стая человолков.
        - Тсс! - Я смял ладонью губы Майи, когда ее рот непроизвольно отворился, а расширившиеся от ужаса глаза хотели выплеснуться эмоцией. Мои локти и колени сжали напрягшееся тельце соседки почти до хруста. Майя этого даже не заметила.
        Голые четвероногие создания направлялись прямо к нам. Минуту назад с опушки я увидел их не меньше десятка, несшихся под уклон с добычей под животом. Они спускались из леска, где ночевали ученицы. То, что тащила с собой стая, мозг отказывался воспринимать и озвучивать даже в режиме «про себя».
        От нас с царевной пахло как от бомжей. Одним лишь потно-сальным амбре можно травить крыс, не говоря о других составляющих многодневного отсутствия воды. Если нас не увидят, то учуют. Нужно готовиться в обороне, которая, как известно, - отсроченная смерть. Но нападать самим - еще большее безумие. Кто-кто, а я знаю человолков в бою.
        Дешево не продадимся. И девчонку живой им не отдам. Она заслуживает легкой смерти. Человеческой.
        Мы с Майей посмотрели друг на друга. Ее била крупная дрожь. Я нащупал и вставил в ее ладонь рукоять меча:
        - Если меня…
        Она отрицательно затрясла головой. Не хотела умирать. Тем более, не хотела умирать так жутко.
        Страх и ужас. Последние чувства. Нехорошо. Пусть на том свете, если он есть, Майя вспомнит последний миг жизни не только как самый худший.
        - А знаешь… - Я впился жестким поцелуем в дрогнувшие и тут же расслабившиеся губы.
        Царевна все поняла и ответила. Поплыл окружающий мир, свернувшись в трубочку. С одной стороны трубочку подожгли, со второй намочили. Сквозь трубочку плюнули косточкой, попали в мозг. В ушах зазвенело. В страхе смерти и желании жизни закрылись глаза, щеки в ладонях превратились в жидкий огонь.
        Влажный сочный рот оказался безумно вкусным. И невероятно сладким.
        - Кажется, там кто-то есть, - раздалось внизу громко и отчетливо.
        - Где?
        - Вон, двое. Они целуются!
        - Кто?! - Я узнал голос Варвары. - Я видела рубашку и штаны, здесь должна быть только кто-то из девочек.
        - Но их двое!
        - Смотрите, там уголок гнука торчит!
        - А-ааа!!! - в тот же миг разнеслось по лесу.
        Подхватывая вещи, которые принесли с собой, раздетые ученицы прыснули во все стороны.
        Оторвавшись друг от друга, мы с Майей обалдело глядели, как внизу мелькали спины, ноги, пятки. На секунду установилась тишина.
        - Слезайте, голубки, - раздался чуть сбоку голос Варвары, с интересом разглядывавшей наше логово.
        - У вас есть голуби? - удивленно шепнул я случайной сообщнице.
        - Кто это?
        - Что-то из разряда нерезиновых индейцев. Забудь.
        Майя спустилась первой. Я подхватил забытую ею рубаху и, прыгая с ветки на ветку, тоже быстро соскочил вниз.
        Нас насмешливо оглядела ничего не стеснявшаяся Варвара, одевавшаяся прямо под деревом.
        - Хороши. Майя в Чапиной рубашке, и только юбка на Чапе, за которым так любопытно наблюдать, когда он слазит с высокого дерева. Вы почему в таком виде?
        Покрасневшая до кончиков волос Майя открыла рот, я перебил:
        - А вы почему в таком виде?
        Начальственный тон подействовал. Варвара вспомнила о временно установленной субординации.
        - Вечером с запада на восток прошло трое рыкцарей, - сообщила Варвара. - Утром они возвращались с востока по склону горы - той дорогой, которой вчера пришли мы. В то же время еще несколько разбойников показались на западе, тоже высоко, путь нам оставался только вниз. Мы увидели ваш сигнал. Я подумала: рыкцари ищут девочек, а человолков боятся. Почему не пустить пыль в глаза?
        - Умница! - воскликнул я.
        - Вообще-то, идея про стаю была моя, - раздалось сбоку.
        К нам потихоньку подтягивались ученицы, принявшие обычный цивилизованный вид. Некоторые смущенно опускали лица, другие, наоборот, глядели с вызовом.
        Царевна, чью мысль присвоила Варвара, смотрела укоризненно. Прямой взгляд был смел и говорил о решимости всегда стоять на страже справедливости. Не склонное к полноте тело прекрасно уживалось с пухлыми щечками, которые не ввалились даже в плену. Отчекрыженное ножом каре темных волос заканчивалось чуть ниже ушей. Молодец. Не все рискнули в плену драгоценными локонами, продолжая мучиться с ними.
        - Амалия, авторство не важно, - отмахнулась Варвара. - Мы сделали это!
        - Молодец, Амалия, - восстановил я справедливость. - Побольше бы таких идей. Может, придумаешь, как в полевых условиях вылечить перелом?
        - Какой перелом? - напряглась Варвара. - У кого?
        - Здесь апельсины! - донесся ликующий вопль.
        Кто-то нашел оставленное мной и недоеденное Майей.
        - Поделите на всех и ешьте, - крикнул я в ту сторону. Потом к Варваре: - Кристина то ли подвернула, то ли сломала ногу.
        Она обернулась к ученицам:
        - Готовы? Выдвигаемся!
        Кажется, у меня забирают лидерство. С одной стороны это хорошо, меньше ответственности мне, больше соответствия местным традициям. С другой - мой опыт выживания в полевой жизни на порядок превышал опыт царевен.
        - Издали мы выглядели настоящей стаей, - продолжила Варвара хвастаться подвигами. - Передвигались на четвереньках.
        Она продемонстрировала мне расцарапанные грязные ладони. То же самое сделали еще несколько учениц. Все были в восторге от удачно закончившегося приключения.
        - Одежду несли в свертках, прижимая одной рукой. Было сложно, - гордо продолжала Варвара. - Но мы справились. Увидев стаю на марше, рыкцари отступили.
        - С человолками никто не связывается, - подтвердил я.
        - На что мы и рассчитывали.
        Довольная Варвара бодро вышагивала рядом со мной, иногда подгоняя остальных начальственным криком. Некогда на ум пришло сравнение царевны Дарьиной с быстроходным фрегатом, равно готовым сразиться с вооруженным до зубов линкором и броситься от него наутек, но никогда не дать спуску ни одном суденышку, более мелкому, чем сама. Ничего не поменялось. Кроме взгляда. Покровительственно-колючий раньше, теперь у Варвары он стал вдумчиво-осторожным, примеривающимся, прощупывающим. Сейчас он был ироничным, в очередной раз упав на мою голую грудь. Губы ехидно растянулись:
        - Как же получилось, что Майя уснула без штанов, а проснулась в твоей рубахе?
        Майя шла сзади, но все слышала:
        - Мы думали, что настал последний миг жизни!
        - Извиняемся, что заметили вас слишком рано, - съязвила Варвара. - Нужно было дать еще часик.
        - Ты все понимаешь не так!
        - Какая разница, как я понимаю? Не оправдывайся.
        - Да, Майя, - серьезно поддержал я. - Никогда не оправдывайся. Не унижай себя. Пусть думают, что хотят. Мы-то с тобой знаем правду.
        Майя вздернула носик и величественно понесла его, глядя на подруг свысока, и теперь на нее смотрели уже не жалостливо, как на предмет придирок Варвары, а завистливо. Правильно говорят: счастье - внутри нас. Чтобы жить и радоваться, нужно всего две вещи: во-первых, жить, во-вторых, радоваться. Ферштейн?
        Меня догнала Амалия:
        - Когда мы сможем помыться?
        - Через час, - пообещал я.
        - Алле хвала!
        Новость разбежалась по ученицам, как жир по бульону. Скорость хода увеличилась, будто ежиков пнули, и вместо утомительно унылого переставления ножек они перешли на качение (или как правильно называется передвижение шариков по поверхности?). Вскоре я несся навстречу Антонине и приподнявшейся на локтях Кристине, выглядывавшей из листвяного убежища.
        - Как вы тут?
        - Без происшествий.
        Варвара и Амалия присели перед вытянутой ногой Кристины. Штанину подняли, насколько позволила ткань, ступню, лодыжку и голень тщательно осмотрели.
        Мокасина уже не налазила. Расширялся отек.
        - На перелом не похоже, - задумчиво произнесла Варвара.
        - Да, - сказала Амалия. Она взялась за больную ногу со стороны пятки и дернула ее каким-то особым образом.
        - А-а! - Сразу же после визга лицо Кристины просветлело: - Ой. Кажется, больше не больно.
        - Вывих, - диагностировала Амалия. Ее пухлые щечки зарумянились.
        - Уже можно ходить? - удивилась Кристина.
        - Не сразу. Полежи, отдохни, потом сильно не утруждай.
        Как все просто, когда знаешь, что делать. У меня гора свалилась с плеч… и еще с души целый хребет.
        Кристина ревниво отметила перемены в моем и Майином одеянии.
        Вынужденным привалом Майя как раз воспользовалась, чтобы переодеться в свое.
        - Спасибо, - вернула она мне рубаху и, уходя, подмигнула.
        Трудно быть единственным мужчиной в женском коллективе, где общение с мужским полом ограничено. Цепляются, даже если не нужен. Чтобы другим доказать, что не лыком шиты.
        Ближайшее толстое дерево скрыло от присутствующих мое быстрое переодевание.
        - До воды менее получаса, - объявил я, вернувшись.
        Подействовало не хуже дихлофоса на мелкую живность, у всех словно второе дыхание открылось. Я подставил спину Кристине:
        - Понесу, пока не зажило окончательно. Еще одной травмы твоя нога не выдержит.
        Гнев мгновенно сменился на милость, темноволосая царевна взгромоздилась на меня, обхватив шею руками, и я аккуратно шагнул вперед.
        Лесная почва теперь проминалась под двойным весом, свисавшие ветви мешали, но я не жаловался. Ноша была приятной. Обе ее штанины задрались выше колен, отчего ладони поддерживали Кристину прямо за прохладную кожу. Гладкие икры иногда поджимались, захватывая пальцы в жаркий плен подколенья, над ухом тогда проносился слабый вздох, а персиковая щечка терлась о мои выпиравшие шейные позвонки.
        Стыдливый шепот нарушил колдовство чувственного тет-а-тета:
        - Вы с Майей… ночевали вместе?
        Сквозь ткань мои предплечья и ребра ощущали тугие бедра, спина впитывала растекшийся мед живота и всего, что выше. Кристина явно тоже что-то чувствовала, и тоже что-то весьма неуместное, если ситуация вызвала к жизни такой вопрос.
        - Хочешь узнать, было ли у нас что-то? - Я помолчал, прежде чем закончить. - Не больше, чем с тобой.
        Поверила ли? Не знаю. Но успокоилась. Дыхание выровнялось. Черные закрученные змейки свесились с моего плеча, иногда щекоча шею. Мне волосы Кристины не мешали, она тоже не спешила их откидывать. Создалось ощущение, что она прятала лицо от окружающих.
        Я сказал, что не больше, чем с ней. Сказал с чистой совестью. То, что я чувствовал, носясь с мисс Кудряшкой, не шло ни в какое сравнение с единственным, хоть и зубодробительным, поцелуем с мисс Курносиком. Облегание меня Кристиной и касания наших рук с другими частями тел были намного более плотным поцелуем-единением, да еще растянутым во времени на сотни и тысячи неповторимых мгновений.
        Со временем пришла усталость, и поцелуй организмов через одежду из восторженно-любовного превратился в уныло-семейный. Насчет последнего - не мое утверждение, а к месту употребленный штамп, ведь почему-то считается, что брак, быт и время убивают страсть. О моих родителях, к примеру, ничего подобного не скажешь, поэтому перефразирую: наше соприкосновение с царевной из желанного постепенно стало невыносимым. Для меня. Ей там, сверху, почему-то так не думалось.
        - А-а-а! - раздалось впереди.
        Не испуганно. Радостно. И это о-о-очень мягко сказано. Шедшие впереди ученицы обнаружили оставленные нами три мешка апельсинов. Пришлось устроить привал, пока все не съели штук по пять. А потом еще по одному-два. Ну, и еще. В кого сколько влезло.
        - Стоп, - сказал я. - Мешки освободите и заберите с собой.
        - Осво… - Безразмерно округлившимися глазами Варвара напомнила мне Зарину. - Иными словами, выбросить? Апельсины?!
        - Впереди будет много, - объяснила за меня Антонина.
        Взгляд крупной ученицы во вновь заблестевшем шлеме изо всех сил старался не встречаться с моим.
        - Отсыпьте, чтобы можно было нести, - изменила мой приказ Варвара.
        Царевны послушались ее.
        Так и теряется авторитет.
        То, что было высыпано, подобрали и спрятали за пазуху остальные. Возможно, они правы. Вдруг нас ждет новое нападение и внезапное бегство, а еда - с собой. Не совсем еда, но чудесный заменитель на первое время. Еда-питье в одной обертке.
        А съесть что-то настоящее, пусть не мясо, но хотя бы кашу, хотелось очень. Только бы не осточертевшие фрукты-овощи-травки. Не при царевнах будь сказано, мой желудок любой флоре предпочел бы фауну, но об этом - молчок, жизнь дороже.
        Следующее «Аааа-а!» донеслось, когда растянувшийся караван достиг апельсиновой рощи. Не останавливаясь, я донес Кристину до ближайшего дерева.
        - Апельсинами сыта по горло. - Она отшатнулась от оказавшегося рядом кривого узкого ствола дерева. - Видеть не могу. Можно отнести меня к воде?
        Я помнил, в какой стороне обнаружили воду, и направил стопы туда.
        Лужа метров около восьми в диаметре. Они называют это озером. Я называю это недоразумением. Но в отсутствие настоящих озер любое недоозеро - море.
        - Ааа!!! Вода-а-ААА!!! - Гикающее стадо учениц промчалось к водной глади, теперь всем заметной в низинке.
        Я оглянулся на более спокойную Варвару. Начав ощущать себя командиром, она и вела себя соответственно.
        - Шуметь нельзя, - сказал я. - Мы с лесу, где за каждым кустом может быть…
        - Всем! - что есть мочи взвопила Варвара. - Соблюдать тишину-у-у!!!
        Когда ухо у меня вновь стало различать звуки, я добавил:
        - И дозорных надо выставить. Мало ли.
        - Александра, Амалия, Антонина, - проорала Варвара, - периметр!
        Кажется, она начала по алфавиту. До моей «ч» далеко. Интересно: тоже поставит в общем ряду или вспомнит, что командир, вообще-то, я?
        И еще любопытно. Алфавит. У меня не получилось узнать раньше, аналогичен ли он нашему. Упраздненных в двадцатом веке букв типа ятей царских времен здесь не заметно, но это ничего не значит (привет от Охлобыстинского ДМБшного суслика). И порядок букв может быть таким же бредом сумасшедшего, как наш, только другим. Бредом другого сумасшедшего. Или другой. Не удивлюсь, если изобретение грамоты здесь приписывают святым Кирилле и Мефодии.
        Я опустил тяжко вздохнувшую Кристину на бережок, на самую кромку травы, переходившую в мокрый песок. Царевны, достигшие воды раньше, глядели зверем.
        - Все, ухожу. Амалия, давай сменю на посту. - Я встал подальше, чтобы обозревать сторону леса и не видеть за спиной (но при крайней необходимости иметь в поле зрения) учениц, которые радостно полезли в низко расположенную воду. Достоинство местных озер, которые выглядывали из ям как из засады, становилось недостатком при внезапном нападении - бери голыми руками, как нашу человеко-человолчью троицу не так давно. Как вспомню, так вздрогну.
        Позади начался гвалт и полный разброд. Засучившие штанины ученицы, умывшись, увидели, что я далеко. Берег моментально усыпало рубахами, штанами и остатками не брошенных в пути доспехов. Плеск и гомон вновь наполнили лес. Самозваная командирша Варвара отмывалась вместе со всеми, призвать к порядку было некому.
        Плевать. Если кто-то идет по нашему следу, все равно найдет. Оставалось надеяться, что вслед за «стаей» преследователи в лес не сунутся. Конечно, если это именно преследователи. Может быть, с горы на глаза попались разрозненные группки разбойников, бродивших по местности после разгрома. Несомненно, разгрома: откуда еще взяться сразу такой прорве, да еще двигавшейся в направлении гор - последнего места в стране, где можно укрыться. Значит, остальная территория рыкцарями утрачена. Даже из любимых лесов выгнали. Вывод: в лесу нам проще напороться на спасителей-царберов, чем на разбойников.
        Что ж, пусть царевны шумят. Пусть радуются. Столько дней без мытья. К тому же, многоголосый гомон отпугнет волков и мелкие шайки вроде недавних мародеров.
        Решив, что двух дозорных вблизи озера достаточно, я двинулся по расширявшейся спирали посмотреть, что и как вокруг. Апельсиновые деревья быстро закончились, дальше простирался более высокий лиственный лес. Рощица с озером осталась далеко позади, в свое хромоногое подданство меня приняло царство бурелома и валежника. Было почти непроходимо. Кроме одного места. Ровно на север вела широкая просека - несомненно, искусственная, хоть она и заросла высокой травой. Кто-то прорубался здесь в незапамятные времена, а потом периодически пользовался.
        Я направился по просеке. Не зря. Спереди донесся резко не природный шум. Не близко, но. Меня как раз внесло на пригорок. Кто-то жутко ругался вдали. Несколько голосов. Мужских.
        Бежать, спасать царевен? От чего? Вдруг впереди как раз спасители?
        А если нет?
        Надо разведать. Но если там разбойники, у них может быть псина - и тогда уже никто никого не спасет, не предупредит.
        Испарина на лбу подтолкнула организм к действиям. Одежда мгновенно слетела с тела, набранная горстями земля покрыла лицо и плечи. Псины рвут людей, но боятся человолков. А я кто, пусть в недавнем прошлом? Пленка, отделяющая человека от зверя, тонка до прозрачности. У кого-то исчезает с совестью, у меня упала вместе с одеждой.
        Руки легко вспомнили, как ходить. Позвоночник принял удобное положение. Колени разъехались в непредставимой прежде растяжке. Шея выгнулась в обратную сторону, давая глазам возможность смотреть вперед. Поочередно переступая (и здесь правило трех опор!), я двинулся на голоса.
        - Говорил же, проверь!
        - Я проверял!
        Пятеро мужчин чинили отлетевшее колесо телеги. Лошадь прядала ушами, всхрапывала. Псины не было. Приблизившись насколько возможно, я детально рассмотрел всех. Четверо - крестьяне, однозначно. Пятый - в балахоне бойника с колпаком, скрывавшим лицо.
        Конец мучениям. Бойник - работник законных властей. Обрадовавшись, я приподнялся, забыв, в чьем образе нахожусь. Жизнь в стае приучила к естественности.
        Бойник поглядывал по сторонам, охраняя починщиков от неприятностей.
        - Стой! - крикнул он в мою сторону. - Назовись!
        Я привстал еще немного… и резко опустился: бойник схватил с телеги запрещенный властями гнук.
        Стрела сорвалась с тетивы. Плечо больно царапнуло - хотя я лежал, распластавшись по земле. Однако, стрелял умелец.
        - Грррр! - взревел я.
        - Человолк!
        Вторая стрела едва не пригвоздила меня к дереву, за которое удалось отскочить. Я помчался назад, виляя между естественными преградами. Еще одна стрела, уже на излете, почти достала, содрав кожу на ягодице. Куда мне тягаться в меткости с таким профессионалом, я со своим гнуком против него - как хулиган с рогаткой против снайпера с пристрелянной винтовкой.
        Подхватив сложенную одежду, я еще долго не останавливался, и лишь на подходе к лагерю тело, наконец, вернуло себе человеческий облик.
        Глава 5
        Ученицы блаженствовали. Омовение сменилось играми. Забравшись одна на другую, царевны пихались, пока все вражеские пары не опрокинутся и над водой не останутся победители. Локти сталкивались, фасады вминались, пальцы захватывали и дергали чужие всклокоченные волосы. Визг, плеск, брызги, хохот. Верхние изо всех сил старались удержать равновесие, нижние крепко держали их за бедра, но сами едва стояли на ногах. Толчок - и гогочущая конструкция летела вниз. Вздымалась пенная завеса, каскады ледяных брызг накрывали соседей, которые визжали и бросались мстить обидчицам.
        Знавший о море и теплых пляжах я не понимал местной любви подолгу булькаться в невыносимом холоде.
        Со стороны, откуда я подошел, на страже стояла Антонина, ее заметивший меня взор равнодушно сместился вбок, поза вовсе не изменилась: расположившись на небольшой возвышенности, царевна примяла бугорок могучим седалищем, одной рукой она опиралась на траву сзади, а в другой держала перекинутый поперек живота обнаженный клинок.
        - Где Варвара? - спросил я.
        Поправив под шлемом мокрые пряди, Антонина мотнула головой назад, на бурлившую весельем лужу.
        - Позови, - попросил я.
        - Я дозорная. Тебе надо, ты и зови. - Она высокомерно отвернулась.
        Вредина. Понимала же, почему обращаюсь. Пришлось высунуться в пределы видимости с озера.
        - Варвара!
        Среди девчонок случился маленький переполох, они посыпались в воду, которой было по пояс, оставляя снаружи одни головы. Одна пара просто развернулась ко мне. Верхняя в паре, Александра, чуть не до пояса закрытая длиннющими светлыми волосами, испуганно прикрылась еще и руками, ее ноги изо всех сил пинали в бока нижнюю. В нижней узналась ничуть не смутившаяся Варвара.
        - Что?
        Ей надоело терпеть пинки, она подняла за бедра и сбросила взвизгнувшую златовласку. Вопли и махание рук закончились большим бульком. Варвара бесцеремонно уставилась на меня, возвышаясь над пейзажем как продавец над арбузным полем, причем арбузы были сердитые и недовольные.
        - Маленькая срочная проблема. Надо поговорить.
        Отойдя, я через несколько шагов присел на землю спиной к возобновившемуся празднику жизни.
        - Что за проблема? - Варвара опустилась на траву рядом со мной. Мокрые плечи покрывала наспех накинутая рубаха, голые ноги царевна вытянула вперед, шевеля пальцами, почти синими от холода. Бедра и некогда гладкие икры топорщились гусиной кожей.
        - Не переохладитесь там, а то заболеете.
        - Об этом хотел поговорить так срочно? - Варвара резко поднялась, окатив морозным воздухом. - Не маленькие, сами разберемся.
        - С севера к апельсиновой роще ведет просека, по ней сюда двигаются пятеро на телеге. Четыре крестьянина и бойник. - Я потянул Варвару за промокший подол рубахи, усаживая обратно. - С гнуком.
        Повернувшееся ко мне лицо, белое от холода, стало серым:
        - Как это понимать?
        Я предположил:
        - Сейчас здесь царит безвластие. Рыкцари ушли, цариссы еще не воцарились. А урожай собирать надо. - Я указал вверх, на свисающие оранжевые солнышки.
        - Что будем делать?
        - Уходить.
        - Из этого рая?! После стольких дней мучений?!
        - Что предлагаешь?
        Варвара сузила глаза, превратив их в плюющиеся свинцом смертельные амбразуры:
        - Нападать. Их всего пятеро, нас шестнадцать, у тебя тоже есть гнук.
        - Я их стрелку не чета, не сможем даже подойти, половину он уложит еще по дороге.
        - Как же подошел ты? И откуда знаешь о его меткости?
        Наклонившись на один бок, я потер рукой сочившуюся кровью ягодицу:
        - Метров с девяноста. Мне такое не по зубам даже во сне. Еще в плечо примерно с сорока, причем он стрелял интуитивно, не видя меня, а только предполагая. И чуть не расщепил дерево, за которым я прятался.
        - Круть, - обмерла Варвара, отдавая врагу дань почтения. К пупырышкам холода прибавились пупырчики испуга.
        - Надо уходить. Распорядишься?
        - Нет. - Варвара поднялась и обернулась к озеру: - Девочки! Нужно повторить утренний подвиг.
        Наступила тишина - резко, как бывает в доме с включенным телевизором, когда вдруг исчезло электричество.
        - Собирайтесь, выдвинемся навстречу. Враг недалеко.
        - Почему надо как утром? - не выдержал кто-то.
        - Давайте сразимся! - донесся еще один возглас, наивный и звонкий.
        - Там пятеро, - громко сообщила Варвара. - Один с гнуком, настоящий мастер, остальные - крестьяне. Их жизни не стоят того, чтобы пострадала хоть одна наша.
        - Не лучше разойтись миром?
        - Нельзя обнаруживать себя, пока нас преследуют. Каждая царевна - ценная добыча. Стрелок - возможный рыкцарь, отставший от отряда или временно вернувшийся домой. Где один, там и многие.
        Она повернулась ко мне:
        - Они же не сунутся к человолкам, правда?
        - Правда, - признал я. - Пока не явится сила, которая способна нас выгнать, а их защитить, они сюда не придут.
        - Вперед! - скомандовала Варвара, подбирая свои штаны и впрыгивая в них.
        - А я? - Сидевшая на крутом бережке Кристина беспокойно крутила головой. Щеки пылали румянцем. Ее штанины были задраны до уровня шорт, пострадавшая нога с чувством морозилась на дне. Царевне пришлось опуститься прямо на влажную песчаную кромку, подоткнув под себя полы рубахи. Образовавшиеся грязные разводы не смущали; остальное, что выше и ниже, тоже не блистало красотой, выделяясь лишь степенью мокрости.
        - Идти сможешь? - поинтересовалась Варвара.
        - Сейчас попробую… - Кристина наступила несколько раз, затем радостно потопталась. - Еще ноет, но, кажется, могу.
        Я двинулся сквозь лес показывать дорогу. По мере одевания ученицы нагоняли меня, в просеку вошли уже полным отрядом. Перед пригорком, за которым начинался пологий спуск, я остановился.
        - Здесь.
        Все как-то сразу потупили лица.
        - Может, без Чапы справимся? - выразила общую мысль Антонина.
        Я сказал:
        - Сам бы с превеликим удовольствием устранился, но у человолков вожак всегда самец.
        - Одно слово - звери, - сквозь зубы выплюнула Антонина.
        - Если крестьяне сталкивались со стаей, они заметят несоответствие. - Меня чужие мнения не волновали, волновало наше будущее. - Главные бойцы стаи - самцы.
        Варвара перехватила слово:
        - На этот раз враг будет близко. Глядя в упор, он должен принять нас за стаю и испугаться, для чего должен поверить. Чапа, - ее лицо обратилось ко мне, - что сделать для правдоподобности?
        Царевны замерли, на мне сосредоточилось их пугающее внимание.
        - Кхм, - прокашлялся я. - Когда вы спускались с горы, издалека наблюдатель видел только отсутствие одежды и четвероногость, главные признаки человолков.
        - Что же нужно еще? - недовольно вбросила Антонина.
        - Чшш! - шикнули на нее.
        - Ну-ка, рыкните, - попросил я.
        Посыпалось:
        - Рряв!
        - Тяв!
        - Гав!
        - Ррр! - просто прорычала Амалия.
        - Вот. - Я указал на нее. - Лучше рычите без всяких гавков. Не ртом, а из глубины глотки, из самой груди, будто горло полощете. Ну-ка, все вместе!
        - РРРР!
        - Не фонтан, но сойдет. Рычать на противника - это первое. Второе: взгляд. Не опускать ни в коем случае. Кто отвел глаза, тот боится и заранее проиграл. Стая, которая боится, не противник. Третье.
        По спине - не снаружи, а изнутри, затрагивая внутренности - пронеслась ледяная волна. Какого лешего я сказал «фонтан», откуда это слово, вообще, вылетело?
        Кажется, напряжение ситуации заставило слушательниц пропустить непонятное слово мимо ушей, общий смысл фразы был всем понятен, опасного вопроса никто не задал. Я перевел дух. Девочки молчаливо ждали.
        - Третье: поза и походка. Любой отличит человека, который стал на четвереньки, от настоящего человолка.
        - Ну-ка, изобразили стаю, - включилась Варвара.
        Ученицы опустились на карачки. Представшее глазам резало без ножа. Я вежливо попросил:
        - Не возражаете, если поправлю?
        - Для того и собрались, - кивнула Варвара, тоже приняв положение низкого старта. - Давай, знаток. Что не так?
        - Все!
        В таких позах только поясницу тренировать или перед вельможами челом бить. Не бойцовая стойка, а поклон или упражнение «достаньте руками пол». Царевен словно бы на веревке развесили, только прищепок не хватало. Перегнутые спины грозили сломаться, волосы свалились, обнажив загривки и перемешавшись с травой, лица налились кровью и видели только муравьев между ладонями. Лишь некоторые додумались не гнуть спину. У этих смекалистых кверху торчали округлые задики, глаза исподлобья пытались увидеть хоть что-то выше моих ступней, а никак, потому что шея к такому не приспособлена.
        - Вам даже стоять неудобно, как же бегать или драться? Центр тяжести должен располагаться как можно ниже. Толкните друг друга.
        Полянка, запруженная согбенными до земли созданиями, колыхнулась. Кандидатки в человолки поочередно толкнулись, и каждая завалилась на бок. Потирая бока, все вновь встали на четыре точки, стараясь найти наилучшее положение. На их пыжившиеся усилия нельзя было смотреть без слез.
        - Что это? - Я подошел к Александре. Она сидела пятой точкой на сведенных пяточках, опираясь на разведенные носки ступней. Прямые руки внизу касались друг друга сдвинутыми ладошками. - Милое создание. Няшка, ми-ми-ми. Хочется погладить по головке и угостить вкусненьким. Человолки так не сидят!
        Александра испуганно пригнулась, как отруганная собака, но за что ругают, так и не поняла.
        Я встал у коряво изогнувшейся Клары:
        - А это что?
        Типичнейшая ошибка, и никаких выводов из моего предыдущего замечания не сделано. Клара покраснела.
        - Мне так удобно, - выдавилось сквозь надувшиеся губки. - По-другому не могу.
        Снова сведенные ступни и ладони. Еще и колени. Руки, опущенные прямо. И почти прямые ноги. А спина изображает трамплин, который заканчивается свесившейся головой. Удобно пукнуть в лицо врагу, но не драться.
        - Не пойдет, - просто сказал я, переходя к Майе.
        У этой было получше. Задние ноги чуть расставлены, а передние, увы, снова вместе. Снова трамплин, не позволявший поднять лицо. Я нажал Майе на поясницу, немного опуская, отчего спина выгнулась горбиком.
        - Так? - радостно спросила она.
        - Не так, но не настолько плохо, как было.
        У одной низенькой царевны, не помню имени, ладони и ступни упирались в землю строго друг за другом, по одним параллельным линиям. Как собирается ходить - боком, в манере краба?
        Варвара, замершая в позе для прыжка, нервно ожидала похвалы. Ее тело прижалось к земле, выпятив лопатки, ноги напружинились, лицо глядело вперед.
        - Для начала боя хорошо, а правильно двигаться не сможешь. Весь вес у тебя позади.
        - А так?
        Она переместила центр тяжести вперед и чуть не завалилась лицом в траву. Выправившись, Варвара стала похожа на детскую лошадку, но никак не на бойца.
        - Не пойдет, - подытожил я и обратился ко всем: - Встаньте и сделайте упражнение на растяжку. Кто умеет - сядьте на шпагат. Потренировались? Теперь расставьте ноги пошире.
        - Настолько?
        Девчачье воинство с усилием выпрямилось и выполнило указание. Чтобы не растянуть штаны и не порвать их при сильном сгибании ног, каждая ученица синхронно приподняла прихваченную над коленями ткань. Чисто мужской жест, в женском исполнении он напомнил придерживание пальчиками пышного кринолина.
        - Еще шире. Носки не в сторону, а вперед. Опускайтесь вперед расставленными на ширине плеч руками. При виде сверху должна получиться трапеция. Смотрите на меня.
        Я показал.
        - Так бы сразу, - облегченно выдохнула Амалия.
        Вот же он, способ научить и воспитать: «делай как я». А «делай, как я говорю» - свидетельство беспомощности или высокомерное издевательство.
        Дело сразу пошло.
        - Колени не вперед, а в стороны и только потом вперед! Спины параллельно земле! Антонина, тебе шлем и меч не мешают?
        - Пусть будут, - не отступилась та. - Придет время, сниму.
        Точно, она ведь дежурная. Командир должен помнить обо всем.
        - Ступни держать параллельно, не раздвигать уголком. Варвара, чтобы выпрямиться, нужно не носки свести, а пятки раздвинуть.
        - Тогда зад поднимается!
        - Так и должно быть.
        Одновременно еще несколько холмиков взметнулись ввысь.
        - Положение ступней закрепили? Теперь таз опускать до тех пор, пока спина не выправится по горизонту.
        - Но это слишком… откровенно, - застыдилась Клара, глядя перед собой на Варвару, успешно выполнившую упражнение.
        - Ты о чем думаешь?! - зашипела на нее Варвара. - О жизни своей никчемной думай!
        - Но я… - пунцовая даже на верхней стороне ладоней, Клара заткнулась.
        Она попыталась сделать как надо, но что-то внутри не давало. Что-то в характере, а не в теле.
        Остальные потихоньку справлялись. Еще не стая, но уже стадо, не толпа. Прогресс, однако, чтоб им счастья привалило размером с этот прогресс.
        - Колени не должны быть под локтями, - заметил я ошибку сразу у нескольких. - Выводите за локти, наружу.
        Клара чуть не плакала. Поняв, что дальнейшие замечания принимают опасно-интимный характер, Варвара обошла ее сзади.
        - Таз ниже, ноги в стороны… - Она взялась руками поправлять Клару.
        - Не могу! - взмолилась та.
        - Можешь, - не согласилась Варвара. - Представь, что я врачевательница, а ты на осмотре, и нужно показать все как можно подробнее.
        - Какой стыд, - пробормотала Клара.
        Но нужную позу приняла.
        Я встал перед ними:
        - Теперь все вместе идем вперед. Одновременный шаг руки и противоположной ноги. Раз!
        Кто-то завалился. Кто-то перепутал и шагнул иноходью.
        - Еще раз, - скомандовал я. - Отлично. Еще. Раз! Молодцы! Раз! Раз!
        Для большего не было времени.
        - Можно выдвигаться. - Отвернувшись, я взобрался на край пригорка. - Едут. У нас пара минут.
        Рядом с легким шелестом примялась трава под присоседившейся Варварой:
        - Ты должен показать пример.
        - Черт бы вас подрал, - бросил я, понимая, что она права.
        - Я бы не отказалась, - Варвара облизнулась.
        Это шуточки такие или гормоны бурлят? Скорее бы сдать беспокойное хозяйство в родительские руки.
        - Всем опустить головы и не смотреть вперед, - приказал я.
        Только что чувствовал себя пастухом перед стадом, теперь же превратился в зверушку на арене цирка, а четвероногие нелепости рядом со мной - в зрителей, причем придирчивых. Если б можно было, как в цирке, хоть на секунду свет выключить…
        Увы. В небе шкворчала ослепительная глазунья, чей знакомый желток доказывал, что мы на Земле, пусть и не в своем времени. В каком? Позже разберемся. Сейчас передо мной стояла другая задача: прилюдно раздеться. Для начала пришлось отползти с бугра: не светиться же перед противником. Это еще больше приблизило меня к заждавшемуся на четвереньках… стаду? Отряду? Может, все же, стае, как они наивно о себе воображали?
        Вдруг пробрало до печенок, едва взгляд обежал плотно заполненную площадку. Мне словно поклонялись. Ощущение, скажу, невероятное: полтора десятка царевен опустились на колени и покорно склонили головы. Только Варвара выделялась, с удобством возлежа в траве практически рядом: скрещенные ноги сзади, руки перед собой, в уголке губ дергалась покусываемая травинка. Пришлось состроить злобную гримасу, чтобы сосредоточенные на мне влажные серо-голубые колодцы хоть на время прихлопнулись крышками.
        Приступим. Откинутые портянки накрыли сапоги, следом отправилась рубаха, последней была стянута юбка.
        - Ваша очередь. - Я сел на пятки спиной к царевнам и стал ждать.
        Необходимо было слышать приближение противника, но звуки неслись только сзади: шорох, кряхтенье, легкое звяканье металла.
        - Можно, - раздалось через минуту.
        Всеми силами вжимаясь в землю, на меня глядели полтора десятка пародий на человолков. Видны только вздернутые лица, покатые спинки и венчавшие композицию раздвоенные холмики. Глаза - испуганно-детские, словно бы ожидавшие наказания за сотворенную шалость. Среди них были конфузливо прячущиеся, как у Клары и еще кое-кого, а так же дерзкие, как у Варвары, и несколько фальшиво равнодушных. Пришлось напомнить:
        - Что я говорил про взгляд?
        - Кристина, останешься с вещами и оружием, - внезапно приподняв голову, распорядилась Варвара.
        - Правильно, - согласился я. - Кстати, еще: всем, у кого стянуты или заплетены волосы, распустить их и растрепать. Человолки не расчесываются. Даже пятерней. Можете смазать глиной, или землей, или что там у вас под ногами. Чем страшнее, тем лучше.
        - Жалко, - жалобно прокуксилось сзади.
        - Если вернемся, отмоем.
        Варвара, державшаяся позади, но как можно ближе ко мне, уцепилась за слово:
        - «Если», поняли?
        Ну, всех подготовил, осталось заставить себя самого. Я еще раз оглянулся на свое воинство, решив сказать что-нибудь воодушевляющее, как всегда делают полководцы перед битвой:
        - Любое проблемное событие, будь то мелкие неприятности или неописуемое горе - измерение силы воли. Слабые ломаются, сильные закаляются. Будьте сильными! Побеждает не тот, кто сильнее, а кто идет до конца. Готовы?
        - Алле хвала!
        Как же режет слух местный боевой клич.
        - И не забывайте: спины параллельно земле! Ступни ровно, колени в стороны, центр тяжести как можно ниже. Выходим!
        - Я справа от Чапы, Антонина - слева! - понеслись команды Варвары, когда, совершив над собой насилие, я встал на четыре ноги, спина и плечи выпрямились, и тело с кошачьей грацией двинулось вперед.
        - Вот как надо ходить, видите? - обратила Варвара всеобщее внимание туда, куда я менее всего желал, отчего у меня все подобралось и съежилось.
        И ведь все понимает, мерзавка, но нарочно делает. Ох, отомщу однажды, и мстя моя, как говорится, будет ужасна. И повод, который прикроет будущий акт возмездия благородным мотивом, тоже будет непробиваемым. Уж я постараюсь.
        - Распределитесь по росту и комплекции! - продолжала распоряжаться царевна Дарьина. - Большие и высокие рядом с нами, мелкие во второй ряд. Создавайте видимость массовости! Нужно выглядеть грозно!
        Я распластался как можно ниже, пряча все лишнее в траве. Трава щекотала и кололась. Ничего, в человолках приходилось терпеть и не такое.
        Следующий пригорок - последний рубеж, дальше идти опасно, противник должен быть неподалеку. Миновав последние метры счастливой невидимости, я приподнял голову, и вдали сразу раздался вскрик:
        - Человолк!
        Ну и зрение, до нас оттуда - метров двести. Лошадь мелко трусила, таща пустую телегу по не езженой с прошлого года просеке. Все пассажиры телеги соскочили, хватаясь за оружие - дубины и вилы. Бойник прикинул расстояние, посомневался, стрелу в нашу сторону направил, но не выстрелил. Хочет, чтобы наверняка.
        Я поднялся на всю высоту четырех конечностей.
        - Грррррр! - раскатисто выдало горло подзабытый звук.
        Справа ко мне прижалось крепкое холодное плечо Варвары, слева, немного отстраненно, высунулась Антонина. Самые рослые наши девочки. За ними появлялись и появлялись остальные. Сзади напирали еще, приподнимаясь всем телом на руках и ногах, высовывая вверх любопытные головы.
        - Грр! - снова вступил я.
        - РРРРРРР! - накрыло лес подхватившим многоголосым рыком.
        Настал решающий момент.
        - Он привел стаю!
        - Отходим!
        - Сысой, Рюма, лошадь спасайте! Уводите, прикроем!
        Крестьяне засуетились, начали быстро вызволять лошадь из упряжи.
        - Не отобьемся!
        - Самыка, они, кажись, не голодные.
        Все пятеро одновременно оглянулись на нас.
        А вот вам баклажан в салат из помидоров. Я пошел вперед - медленно, крадущимися стелющимися шагами. Немигающий волчий взор обещал кусать, кромсать, рвать и грызть до последнего издыхания. Варвара двинулась рядом, выверяя каждое движение, следя за коленями и спиной. Чуть задержавшись, слева бочковато вывалилась на открытую местность Антонина.
        Суета около телеги превратилась в панику:
        - Бросайте все, бежим!
        - А лошадь?
        - Сама вернется.
        - А если ее съедят?
        - Пусть лучше ее!
        Опережая Антонину, слева выскочила Майя. Курносый нос недовольно вздернулся: почему не преследуем? Казалось, что еще секунда, и Майя залает и бросится в нападение, даже если никто не поддержит.
        Я продолжал идти медленно, лишь немного ускоряясь, и только увидев, что противник скрывается в лесу, осторожно перешел на бег.
        Ученицы в меру умения бежали за мной. Со стороны смотрелось грозно: лавина звероподобных существ скатывалась с пологого холма. Лошадь ржала, запутавшись в постромках. Достигнув телеги, я остановился. Подоспевшая Варвара выпутала дергавшуюся лошадь, и освобожденная животина с громким топотом умчалась обратно по просеке.
        - Гррр! - напомнил я о себе, если кто-то в лесу по какой-то причине вздумает остановиться.
        - Победа? - прошептала сиявшая Майя.
        Еще бы, такое приключение. Кому расскажешь… нет, лучше не рассказывать.
        - Пока еще нет, - возразил я, взглядом избегая отвлекающего района подмышек четвероногих соратниц, где навязчиво белело, выступало, свисало, раскачивалось или заострялось. - Но почти. Забирайте все съедобное, вещи оставьте. Если кто-то вернется к телеге, он должен остаться уверенным, что из рощи приходила настоящая стая.
        - Здесь котел! - Антонина выглядывала с другого конца телеги, чтобы не показаться мне на глаза.
        - Нет.
        Она указала на мешочек, в котором, как оказалось, находилась какая-то крупа, взятая крестьянами в дорогу, скорее всего, для приготовления обедов-ужинов на время работ:
        - А в чем будем варить это?
        Крупа?! Ура! На душе посветлело.
        - В шлемах.
        - Как в шлемах? - На меня воззрилась не только Антонина. - В них подкладка и отверстия!
        - Подкладка съемная, а отверстия не везде, две трети объема остаются глухими, что нам прекрасно подходит. Берите крупу и отправляйтесь обратно к озеру, там переодевайтесь и ждите. Варвара, Майя и… Ярослава?
        Стоявшая рядом красивая крепкая блондинка кивнула, что да, я не ошибся, Ярослава. Она быстро освоилась со звериной ролью, отлично бегала на четвереньках и не стеснялась меня. То, что требуется.
        - Вы трое со мной. Проверим, реально ли от нас сбежали. Амалия, остаешься за старшую. Если из лесу за нами погонятся, беритесь за оружие.
        - Здесь еще соль! - донеслось от телеги.
        - Берите обязательно. - Кадык у меня дернулся в непроизвольном глотке.
        Я понесся по просеке галопом. Тыбдын, тыбдын, тыбдын. Прыжок, приземление на руки, перебирание, мощный толчок ногами. Тыбдын, тыбдын, - три ученицы за мной, остальные - с радостью в обратную сторону.
        Царевны не успевали, я набрал слишком большую скорость, но таков был расчет. Если что - они меня прикроют, а в самое пекло, извините, я полезу один. Моей целью был следующий пригорок, с которого можно увидеть, что же там дальше, до его верхушки - метров пятьсот. Для меня, долгое время передвигавшегося подобным образом, передвижение галопом - пустяки, для учениц - невыполнимая задача. Едва научившись ходить смешно перебирая руками и ногами, то и дело забывая о ровной спине и вскидывая попы, они были в шоке от моих прыжков.
        С возвышенности удалось заметить, как, не снижая скорости, вдали исчезают крестьяне и балахонистый защитник. Все отлично. Я спокойно потрусил обратно, махнув царевнам, чтоб не старались и ждали там, куда дошли. Точнее, доковыляли.
        - Сбежали? - спросила Варвара, единственная не опустив голову до земли, когда я приблизился.
        - Только пятки сверкают.
        Прикольный у нас получался военный совет: трое на одного, лицом к лицу, и все на четвереньках. На вид сверху - птичий след.
        - Значит, можно больше не притворяться! - восторженно воскликнула Майя.
        Восторг мгновенно сменился задумчивостью.
        - Ну… - Я замялся, представив, как мы идем назад во весь рост, такие разные. - В принципе…
        Царевны, до сих пор державшиеся в мою сторону только лицом, с сомнением переглянулись. Варвара начала подниматься.
        Я резко встал, прикрывшись ладонями:
        - Иду впереди и не оборачиваюсь, вы за мной. Иногда поглядывайте назад. Если что…
        - Знаем, - перебила Варвара, - не маленькие.
        Как же она права. Удаляясь, я буркнул под нос, выравнивая дыхание и выгоняя из памяти ненужное:
        - В том-то и дело.
        Часть вторая. Все на одного
        Глава 1
        - Наш четвероногий защитник! - выкрикнул кто-то, решив поюморить. - Гроза крепостных! Да здравствует человолк Чапа - лучший командир среди человолков, и лучший человолк среди командиров!
        Остальные вроде бы сохраняли серьезность:
        - Хвала командиру! Алле хвала за такого командира!
        Возвращение вышло триумфальным. Косясь и посмеиваясь, одевшиеся ученицы воздавали нам, вернувшимся последними, хвалу, а затем, как сговорившись, скопом бросились на меня. Конечно, сговорились. Как я ни отбивался, но оказался схваченным, пятнадцать всегда поборют одного. Меня принялись качать, подкидывая в воздух, мои три соратницы тоже подключились. Особенно усердствовала Варвара.
        - Ра-аз… два-а… три-и… - скандировал забавлявшийся хор.
        Я подлетал и падал в подставленное море рук.
        - Четы-ыре… пя-ать… ше-эсть…
        Меня переворачивали в воздухе, подкидывая то так, то эдак.
        - Се…
        Кто-то не удержал, кольцо рук прорвалось. Хорошо, что обошлось сотрясением земли, а не мозга.
        - Аааа-а!!! - Проказницы разбежались в разные стороны, едва я начал подниматься.
        Варвара, Майя и Ярослава улепетывали вместе со всеми. Где-то за деревьями подружки отдали им одежду. А моя стопка по-прежнему лежала у пригорка.
        Сквозь деревья за мной наблюдали десятки шаловливых глаз. Одеваться пришлось на виду, повернувшись спиной. Жизнь в стае приучила не обращать внимания на подобные мелочи, это ведь мелочи, если у них нет последствий. А какие последствия у веселого подглядывания? Царевны хоть и вышли из детского возраста, но в стадию унылой взрослости не вошли, ребячливость и желание пошалить проглядывали в каждом поступке. Представляю, что творили бы в прежней школе мои одноклассницы, если бы тоже учились одни, без мальчиков, вплоть до одиннадцатого класса. Затем - в институте без парней. Интуиция и полученное за последнее время знание людей подсказывали, что игривым любопытством, как у местных, дело бы не ограничилось, ведь «жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы».
        Ну, любят у нас выдергивать из контекста. И не только у нас, это общемировое заболевание - перевирать масштабное чужое, чтобы подкрепить авторитетным мнением корыстное и куцее свое. А что было у Николая Островского изначально? «Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое». Окончание фразы в цитировании, как правило, убирают, оно не вписывается в новые реалии. Зато активно следуют продолжению: «И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее». Обидно, что призыв к достойной жизни подняли на стяг сиюминутных удовольствий. Впрочем, нечего на зеркало пенять…
        Облачившись в замызганные юбку и рубаху, я вдел ноги в сапоги и опоясался портупеей с оружием.
        - Не обижаешься? - Пряча улыбку, ко мне подошла Варвара. - Девочки это от радости, от всего сердца.
        Позади нее сбилось в кучку виновато переглядывавшееся стадце.
        - Понятно, от радости, - ворчливо ответил я. - Не для забавы же, в самом деле.
        Вернувшись в рощу у озера, первым делом все бросились к апельсинам. Руки рвали, выжимая в подставленные рты, зубы выгрызали мякоть из разодранных половинок, звуки стояли, словно стая волков лакомится человечинкой. Но до чего ж завидно и аппетитно. Разум все еще обиженно бухтел, а организм не удержался. Сладковатая кислота брызнула в нёбо, обтекла язык, разлилась по пищеводу и подбородку. Остановиться удалось, только откинув третью корку. Тогда я встал посреди полянки, упер руки в бока и выдал во всеуслышание:
        - Нужны дрова. Кто не принесет - всыплю по мягкому месту похлеще ваших четверодителей. Ну, чего стоим?!
        Прозвучало совсем не шутливо - я еще не отошел от проделки со мной.
        - Не имеешь права! - заявила в ответ Антонина.
        - Мы в походе, правила здесь устанавливаю я. Объявляю, что теперь у нас есть телесные наказания.
        Не позволю больше над собой насмехаться.
        Варвара подхватила Антонину и увела с глаз долой. Ученицы занялись сбором дров для костра, я подготавливал место для него - отковыривал в земле и тащил на удобную полянку камни для установки «котлов», то есть оставшихся у нас четырех шлемов.
        - Не отдам, - внезапно встала в позу Антонина, когда Варвара по моему приказу попыталась изъять ее любимый девайс. - Он закоптится, а подшлемник испортится.
        - Нет проблем. - Я равнодушно пожал плечами и продолжил раскладывать хворост. - Апельсинов много, с голода не помрешь.
        - Не поняла.
        Я пояснил свою незатейливую мысль:
        - Кашу будем есть без тебя.
        - Шлемов нет у многих, они свои выбросили! - возмутилась Антонина. - Они тоже не должны есть!
        - Бросить шлемы был приказ - для тех, у кого не осталось сил двигаться в них. Если ты свой шлем сохранила, это тебе в плюс. Ты сильная и ответственная. Это здорово. А твой шлем теперь нужен для общего дела.
        Под множеством обращенных на нее взоров Антонина смирилась. Гордо задрав нос, она кинула мне шлем, словно пожаловала милостыню нищеброду.
        Воду поставили на принесенные камни. Собранная сухая трава вспыхнула от искры кремня, занялись веточки, постепенно разгорались более солидные дрова, за неимением топоров нарубленные мечами. Я сидел на корточках, вороша поленья. Ко мне подсела Варвара:
        - Нужно посмотреть твою рану.
        - Ты уже посмотрела, когда восхищалась моей звериной походкой.
        - Тогда я рану только заметила. Нужно посмотреть внимательно, вдруг что-то серьезное?
        - На серьезном я бы не сидел.
        - А если загноится? Необходимо прижечь или присыпать травами.
        - Разбираешься в травах?
        - Я разбираюсь в людях, и у меня есть человек, который разбирается во врачевании.
        Мимо как раз проходила Амалия.
        - Посмотри, пожалуйста, - попросил я Амалию, приподняв юбку на одной ягодице. - Это не серьезно?
        Она бросила мимолетный взгляд.
        - Заживет.
        - Спасибо.
        Когда я обернулся, Варвара стояла уже в трех метрах от меня, обращаясь ко всем:
        - Пока закипает, предлагаю сыграть в игру, она из толпы делает команду.
        Тимбилдинг - под таким названием я знал подобные игры. Девочки заинтересовались.
        - Становимся вокруг костра в два круга, один внутри другого, - распорядилась Варвара. - Поровну, восемь и восемь. Один круг лицом к другому, попарно, как бы лучиками солнца.
        Началось броуновское движение внутри одной отдельно взятой полянки. Меня Варвара поместила во внешний круг, сама встала рядом справа.
        - Расположились? Теперь киваем той, которая оказалась напротив вас в другом круге. Один кивок означает согласие на рукопожатие, то есть если обе кивнули по одному разу - насколько возможно дружески пожмите друг другу руки.
        - С нами Чапа, - вмешалась оказавшаяся во внутреннем круге Амалия, на лбу которой, как и у всех, горел вопрос: что же будет дальше? - А ты говоришь только в женском роде.
        - Прости, Чапа, привычка, - отмахнулась Варвара и невозмутимо продолжила. - Итак, один кивок - пожатие руки. Два кивка - обнимание за плечи, можно с чуть отстраненным легким прижатием. И, наконец, три - тесные объятия, можно с дружескими поцелуями, если человек попался хороший. Когда количество кивков у встретившейся пары разное, считается меньший результат. Все понятно?
        - Значит, если хочешь обняться, а тебе жмут руку… - протянул кто-то сзади.
        - Жмешь в ответ и не рыпаешься, - отрезала Варвара. - Правило должно соблюдаться четко, закон всегда на стороне более скромного в запросах. Итак, киваем.
        Во внутреннем круге передо мной стояла Кристина. Она так быстро откивала три раза, что мне пришлось сделать так же.
        - Теперь выполняем то, что накивали, - объявила ведущая.
        Мы с Кристиной шагнули друг к другу, обнялись и вместе со всеми расцепились, сделав по шагу назад. Порозовевшая Кристина благодарно улыбнулась.
        - Не болит? - я указал взглядом на ногу.
        - Теперь - совсем не болит, - лукаво сощурилась она, будто между нами завелась очередная тайна.
        Варвара огласила:
        - Внешний круг - переход на одного человека влево, внутренний остается на месте, и повторяем предыдущее упражнение!
        Передо мной оказалась Майя. Она расплылась в такой непосредственной детской радости, что кивнуть меньше трех раз казалось кощунством. Мы тоже тесно обнялись, как старые друзья и соратники.
        Игра мне понравилась.
        По мере продвижения я оглядывался краем глаза на остальных, и так же делали все ученицы. До рукопожатия никто не снизошел, все обнимались: либо за плечи, либо по-настоящему.
        - Переход!
        Вот и Клара. Стеснительная, вечно краснеющая. Я упростил ей выбор: кивнул три раза и замер. Ее ресницы испуганно хлопнули, и она ответила мне тем же. Мои руки раскрылись. Клара робко подняла свои. По шагу навстречу, конфузливое соприкосновение - и мы неожиданно жарко обнялись, прижавшись щеками. Кларе пришлось встать на цыпочки. Ее щека была сухой и раскаленной, как песок на пляже.
        - Видишь, я не кусаюсь, - шепнул я в близкое ушко, решив то ли подбодрить, то ли успокоить, то ли пошутить.
        - Не факт. - Кларино лицо осталось серьезным. - Это слова, а словам верить нельзя.
        - Правильно, - согласился я и легонько цапнул зубами за мочку.
        Опешившая царевна отпрянула.
        - Переход!
        Секунда - и передо мной новое лицо. Ученица по имени Феофания испуганно взморгнула, губки приоткрылись. Чуточку низенькая, плотно сбитая, она лучилась жизнелюбием и бездонным доверием к миру. Близко посаженные глаза на широком лице создавали иллюзию полноты, которая сразу терялась при опускании взгляда ниже: коренастое тельце и желало бы растолстеть, да кто ж ему даст. Голод и нагрузки уничтожили былые запасы. Осталась только отрыгнутая обстоятельствами жизнерадостность.
        Феофания нервно откинула лезущую в глаза темную прядь. Никогда не сталкивавшаяся со мной столь близко, царевна не знала, что делать. Кажется, она меня боялась. С дружелюбной улыбкой я медленно двинул головой вниз, потом еще… и еще. Не меняя ни выражения лица, ни застывшего в ступоре взгляда, ни даже положения раздвинутых бубликом малиновых губок, Феофания почти бездумно поддержала мой выбор. Затем - шаг вперед, словно на эшафот. Руки и тела переплелись на несколько горячих мгновений. Слишком горячих. С той же силой, что страшилась, теперь царевна вознеслась над собственным страхом. Отрываться не хотелось ни ей, ни мне. Но пришлось.
        - Переход!
        Александра. Ее роскошные золотые водопады заставили сердце сжаться в память о Зарине. Царевна уловила что-то в моем взгляде - некое страдание, спрятанную боль. Сделав три быстрых кивка, она, не дожидаясь ответа, сочувственно прильнула. Я прижал к себе чудесную светлую головку. Сердце дрогнуло. Отступая, пришлось отвернуться из страха увидеть не то лицо, что стояло перед глазами.
        Следующий шаг в сторону привел меня к Любаве - еще одной серой мышке нашего отряда. Вместе с Феофанией они могли бы составить пару близнецов. С одинаково круглыми лицами, одной надежно-крепкой приземистой формации, компанейские неконфликтные хохотушки легко различались с первого взгляда: Феофанию природа одарила пышными темными волосами, ниспадавшими до ключицы, Любаву - не менее пышной и яркой белизной, подстриженной точно так же. Обе периодически закидывали непослушные локоны за любопытно торчавшие уши.
        Любаву раздирали противоречивые эмоции, она глядела на меня с ужасом, тело одновременно отстранялось и тянулось вперед. Я вспомнил: в мою бытность ангелом она вместе с Кларой расспрашивала меня о мальчиках потустороннего мира. Сейчас перед ней стоял живой мальчик мира реального. Обеспокоенный Любавин взор пробежался по сторонам. Там царило нараставшее братание, два раза уже никто не кивал.
        Пришлось помочь с непростым решением. Не бойся, я не злой серый волк, кушающий хорошеньких девочек, сказало мое трижды качнувшееся лицо. Любава помедлила, вдруг засияла и поддержала предложенное решение. Плотненькое тельце привстало на носочки, и царевна поцеловала меня в губы.
        Я не ждал такого и как-то машинально отстранился. Любава сжалась, будто ее ударили, на лице вновь отразился ужас, а глаза заволокло сыростью, что грозила прорваться бездонным океаном.
        Детский сад и сбоку бантик, ну что ты будешь делать. Взяв лицо окаменевшей царевны в ладони, я сам поцеловал ее - по-братски, успокаивающе, но… ведь в губы. В ответившие губы.
        - Браво! - воскликнула все отмечавшая Варвара. - Переход!
        Мы с Любавой смущенно распались двумя магнитами, у одного из которых вдруг сменился полюс, и покосились на окружающих. Оказывается, замечание Варвары касалось не только нас. Вот, вроде бы, у каждой ученицы свои понятия, свое мировоззрение, свое отношение к конкретным окружающим, которое понятно и незыблемо… Но нет. Глядя на ликующее переплетение тел рядом, стало стыдно кивать два раза и совсем невозможно один - даже если пересиливаешь себя для этого. А наблюдая за искренне обнимающимися и даже целующимися, хотелось попасть на их место. Это же так просто - всего-то кивнуть на один раз больше.
        В чистом воздухе кружила мошкара, но не досаждала. Под ногами шуршала трава. Стрекотали кузнечики. Но вряд ли кто-то видел сейчас окружающий пейзаж или слышал какие-то природные проявления. Все чувства сосредоточились на главном.
        Меня пробрало до печенок: передо мной стояла Антонина - недавно надменная, озлобленная проигрышем в диспуте с возможным смертельным исходом, но прощенная и вновь принятая в команду. Вечно пикировавшаяся со мной по поводу и без. Сейчас ее глаза говорили: забудем былое. Сосредоточенно глядевшее лицо деловито кивнуло - троекратно.
        Ладно, забудем. Я ответил тем же и раскрыл руки для объятия.
        Из Варвары интриганка - не хуже, чем из ее родительницы. Человек всегда остается человеком, общественным животным, что бы о себе ни воображал. И поступает он соответственно - думая, что сам принял решение. Ага, щщщаз. Варвара лихо поставила всех в ситуацию, отступать из которой выглядело неприличным. Наоборот, приличным и естественным стало не отступать. Я понимал это где-то внутри. Глубоко внутри. А снаружи следовал за фонтанирующим ручьем действия.
        Антонина, крупная, одного со мной роста, сграбастала меня целиком, вжав в доспехи. Ее губы нашли мои и по-хозяйски впитали. Прилетел и окучил их нахальный язычок. Я не успел даже удивиться.
        - Следующая! - выпалила Варвара, следовавшая за мной по пятам.
        Она выпросталась из рук Любавы и шагнула к ошалелой, бурно дышавшей Антонине.
        На меня глядела только что выпавшая из чужих товарищеских объятий Амалия. Ее щеки вспыхнули румянцем: все же не подружку получила в напарницы по игре, а парня. И командира в одном лице. Но какая разница, это же игра, всего-навсего игра. Царевне хотелось огня, фейерверка, забыться и улететь… но природные скромность и кротость просто перли из каждой щели… ну, так говорится. Амалия была девушка милая, простая и серьезная. Каре темных волос пошло волнами: три безоговорочных кивка. Напряжение вспыхнуло и заискрило. Нас толкнуло друг к другу, как автомобили в краш-тесте: притиснуло, раздавило, расплющило. Передо мной возникло ищущее зовущее лицо. Глубокие глаза, затянутые поволокой, закрылись. Я впечатался в подставленные губы.
        А ведь минуту назад ни она, ни я представить не могли, что наши тела захотят стать одним, а мысли и рты на миг станут общими. Параллельные прямые не пересекаются - учат нас в школе. Ерунда, еще как пересекаются. Только их слишком уж много.
        - По одному, по два кивка сейчас было? - донесся из другого мира голос Варвары.
        - Было по два! - откуда-то ответили ей.
        - Продолжаем! Переход!
        Амалию унесло вихрем ускорившихся событий. Снова Кристина. После семи раундов с другими поединщиками сердца бились бурно и в унисон. Оба взбудораженные, до предела взвинченные, мы сразу шагнули друг к другу. Губы встретились. Меня расплескало по горизонту чувств.
        Спереди по ходу движения Ярослава дружески тискалась с Майей. Сзади Амалия восполняла с Варварой время и ощущения, недодобранные со мной. Все четыре косились на меня и унесшуюся в межзвездные дали Кристину.
        - Следующая!
        Майя вспорхнула на меня радостным воробушком. Из внешнего круга донесся гул недовольства. Ярослава по-братски крепко прижимала к себе Феофанию, но лица обеих обратились назад, на меня. Выпрыгивавшее сердечко Кристины колотило довольную чем-то, хитро скалившуюся Варвару.
        На этот раз Майя не обошлась без поцелуя. Мы оба помнили утро и внезапный порыв, совершенный в ожидании страшной развязки. Казавшийся нам последним, как достопамятная самая вкусная земляничка Хрисанфии, тот поцелуй был другим. Он стоил смерти.
        Этот стоил жизни.
        - Переход!
        Снова Клара. Бегающие глазки. Вздымающаяся грудка. Пятнисто-пунцовые щеки. Сбитое нервное дыхание. В голове явно зреет непростое решение. Низенькая царевна делает над собой усилие и взлетает на цыпочках. Распростершиеся руки обвивают мою шею, рот находит рот и залепляет его, как скотч трещину на штанах.
        Сбоку нашу слившуюся пару жгут неестественно зеленые лазеры Ярославы, стоящей во внешнем круге слева от меня. Белые, почти платиновые волосы недовольно змеятся, готовясь то ли к броску и укусу, то ли к удушению. В любом случае ничего хорошего не сулят. Собственные ощущения сейчас царевну не занимают.
        - Так нечестно! - слышится от нее громко и обиженно.
        Варваре не нужно объяснять, что именно, и, словно она давно готовилась, сразу разнесся ее довольный голос:
        - Это командная игра, правила существуют лишь для начала, дальнейшее строим сами, как пожелаем. Главное - вместе!
        Ярослава и едва не опередившая ее Феофания мигом повисли на мне с одной стороны, Варвара с Кристиной - с другой. Подключились остальные. Куча-мала росла в геометрической прогрессии. Круги разрушились, все обнимались со всеми, поперек и всмятку, большинство атаковали меня.
        - И я! И я хочу! - доносилось от тех, кто оказался сзади или вне.
        Варвара с трудом высвободилась из вопящего месива, выползя чуть ли не под ногами. Пожевывая тростинку, она со стороны с улыбкой наблюдала за устроенным безобразием.
        От меня не отстали, пока не обнял и не чмокнул в губы каждую.
        - Кипит, - со вздохом констатировала Варвара.
        Глава 2
        Вода во всех шлемах не просто кипела, а выкипала. Утихомирившиеся ученицы все вместе посмотрели на меня - видимо, готовить в школе не учат, царевен всю жизнь кормил кто-то другой.
        - Антонина, неси крупу.
        - Почему я?
        - Ты самая сильная. Клара, наберешь в горсть и будешь сыпать, пока не остановлю.
        - А с этим что делать?
        Феофания захватила из леска вид гороха, который я принес царевнам перед уходом.
        - Молодец! - похвалил я. - Бросай в отдельный шлем, сегодня у нас будет первое и второе. Теперь делаем себе ложки: находим подходящую ветку, отрубаем, очищаем и выстругиваем углубление.
        Ближайшие минуты все были заняты. Майя от усердия высунула язык, Клара и Кристина, наоборот, сжали зубы до побеления щек. Феофания прикусила нижнюю губу. А ненапрягшихся скул не было вообще - царевны старались изо всех сил, и лицевые мышцы, похоже, как-то помогали в работе.
        Я иногда помешивал веточкой варево, не зная, сколько его надо варить. Ничего, горячее сырым не бывает, после «пытки апельсинами» съедим все.
        Вскоре около костра собрались все ученицы, запах привел. Перенесенные из огня шлемы прочно сели в заранее подготовленные углубления.
        - Прошу к столу! Объявляю обе… - я посмотрел на почти горизонтально пробивавшиеся с запада лучи и поправился, - ужин открытым. На первое - гороховый суп. Прошу черпать осторожно. Горячо.
        - Не маленькие, - вновь отделалась привычной фразой Варвара, отпихивая меня плечом.
        К шлему потянулись сразу полтора десятка ложек.
        После супа приступили к каше. Ели все одновременно, никому не мешая, прилюдно чавкая и цокая от удовольствия.
        - Вечером устроим большую стирку, - шепнула мне Варвара, с трудом оторвавшаяся от еды.
        После многодневного плена рубахи и штаны царевен превратились в грязные рваные ошметки, ночевки в пещере и в лесу лоска не добавили. Моя трофейная одежда, снятая с убитого рыкцаря, пахла тоже отнюдь не Хьюго Боссом или каким другим Пако Раббаном. Проблема, однако. Только как бы ее решить так… поаккуратнее? Чтобы радикально, и при том без обиженных и виноватых. Попозже, решил я, придумаю деликатный способ. Сейчас существовали проблемы более злободневные: безопасность, пища, скорейшее достижение отрядом освобожденных территорий. Поэтому я возразил:
        - Завтра все равно идти через грязь и снова потеть. Потерпите до возвращения к своим.
        Варвара презрительно сморщилась:
        - Сразу видно - мужчина.
        - Одежда до утра не высохнет.
        - Не твои проблемы.
        - Как раз мои!
        Варвара вновь поглядела на меня, как владелец бронированного Роллс-Ройса на рискнувшего остановить гаишника:
        - Девочки больше не могут ходить в грязном. Сегодня - стирка.
        Она отклонилась от меня, снова зачерпывая корявым подобием ложки и отправляя еду в рот - как бы известила, что тема закрыта и обсуждению не подлежит.
        В недавнем желании остаться с Томой в горах и дать бой рыкцарям Варвара проявила удивительную смесь трусости с отвагой, она предпочла возможную опасность страшащей неизвестности. Неизвестность выиграла у опасности, тогда амбициозная девица загнала претензии на значимость подальше и с удовольствием отказалась от лидерства. Но всегда держалась рядом, чтобы подхватить, когда взваливший на себя ответственность надломится. Иногда сама провоцировала. Толчок мог быть исподтишка или внаглую, как у Аглаи во время игры в «желайки». Виртуально получив по зубам, Варвара чаще всего откатывалась на исходные позиции, помахивала хвостиком и вновь подлизывалась. Сложный человек. Впрочем, где я видел простых? Надо уживаться и делать общее дело с теми, кто есть. А если они все с прибабахом, то кто сказал, что я сам без него?
        Когда последняя ложка доскребла остатки, я объявил:
        - Нужно создать подразделения. Трудно уследить за всеми.
        - А ты не следи, - буркнула Антонина.
        - Почему? Мне нравится, когда он за мной следит, - ровным голосом сообщила Ярослава.
        Я по-командирски строго глянул на нее: не до шуточек в таких вопросах.
        Ярослава спокойно выдержала взгляд и подмигнула.
        Ну, Варвара, устроила бедлам. Тимбилдинг делает из толпы команду, Варвара сумела превратить команду в толпу. Тогда вопрос: не такого ли результата она добивалась?
        Хороший вопрос. Обсужу его как-нибудь наедине с собой.
        - Как будем делиться? - вернула нас на землю Амалия.
        - На пятерки.
        - То есть, как в сестричестве! - воскликнула Кристина.
        - В первой, - не дал я себя отвлечь, - будут Варвара, Кристина, Антонина, Ярослава и Клара. Руководит пятеркой Варвара. Когда она выполняет роль старшей всего отряда, ее замещает Кристина. Все ясно? Во второй: Майя, Александра, Любава, Феофания и… - Я указал пальцем, послав извиняющийся умоляющий взгляд.
        - Ефросинья, - обидчиво назвалась худенькая царевна.
        А чего обижаться-то? Когда народу много, запоминаешь чем-то выдающихся и тех, с кем делал что-то совместное. С этой царевной меня ничего не связывало. Держалась она обособленно, а то, что периодически посматривала на меня заинтересованно, так ведь остальные глядели так же - вроде голодного путешественника, который обнаружил неизвестный фрукт и придирчиво оценивает его на предмет съедобности. Даже суматоха всеобщего братания во время тимбилдинга не дала мне зацепки, чтобы выделить Ефросинью хоть как-то. Она была со мной во внешнем круге и не пересекалась до самого конца, когда на мне висла и лезла с поцелуями настырная обезличенная толпа.
        - И Ефросинья, - завершил я формирование пятерки. - Старшая - Майя.
        Вскинув ставший руководительским носик, Майя осветилась улыбкой. Взгляд Ефросиньи сообщил мнение, что подружка заработала командирство через постель - так я понял выразительную смесь презрения и зависти. Любопытно, а бывает такое - заработать «через постель» - в мире матриархата? Или оно здесь тоже наоборот?
        - Во главе третьей пятерки - Амалия. - Оставшихся девочек звали Софья, Ираида, Анна и Марьяна. Я все еще путал, кто есть кто, и решил не позориться. - Пока мы в лесу, командование остается у меня, потом поведет Варвара. Также она командует в мое отсутствие.
        - Это понятно, - кивнула Варвара. - Интересно, почему делимся именно сейчас.
        - Появилась необходимость, - объяснил я. - Все получат задания. Слушаем внимательно, чтобы не говорили, что не слышали. Первая и вторая пятерки заготавливают еще дров, третья готовит ночлег, но сначала все выделяют по человеку на посты для охраны периметра. Дальше сами внутри разберетесь, кому сколько дежурить и когда сменяться.
        - Согласна, без охраны оставаться нельзя, - сказала Варвара.
        - Еще, - перебил я. - Нужно подготовиться к мгновенному отходу. Мешки наполнить и снабдить постромками, чтобы носить за плечами.
        Царевны хлопнули ресницами, попереглядывались, и кто-то озвучил общий вопрос:
        - Из чего их делать?
        Стянув портупею, я оставил только пояс с мечом - все равно идем туда, где рыкцарские прибамбасы вызовут подозрение.
        - Вот. Может, кто-то еще пожертвует кожаные перевязи. Если не хватит, раскулачим.
        Последнее слово Варваре понравилось. Кажется, она вложила в него свой смысл.
        - А зачем столько дров?
        - Не только дрова несите, еще нужны шесты, лучше с развилками, и тридцать две легких крепких палки длиной примерно от земли по пояс.
        - Зачем? - спросили меня откуда-то сбоку.
        - Будем драться на палках? - предположила Майя, озорно изобразив фехтование.
        Пришлось нахмуриться:
        - Приказы не обсуждают, а выполняют.
        - Мы не обсуждаем, просто интересуемся. Особенно насчет последнего.
        Заинтригованные ученицы не расходились, боясь пропустить объяснение, в результате дело встало.
        - У озера много тянущегося вверх молодняка, обрубите ветви, зачистите стволы от коры и заусениц. Выполнять!
        Без толку.
        - Какой конец заострять?
        - А какой я приказал?
        Пронесся взволнованный гул, и, наконец, кто-то выпихнул:
        - Пока никакой.
        - Потому что не надо заострять! - повысил я голос.
        Командирский взор хоть и сверкал праведным гневом, но воздействие оказал близкое к нулю. Сгрудившиеся царевны прятались одна за другую и не расходились.
        - Под хват зачищать? - от имени всех осведомилась Варвара.
        - С толстого конца, - со вздохом понизил я тон.
        - Из молодняка, где ты показал, будут слишком легкие. Лучше дойти до опушки…
        - Я же четко сказал: нужны именно легкие!
        - Зачем?
        - Научу быстро ходить.
        - Как?!
        - Кверху каком, - рявкнул я. - В свое время узнаете.
        Мысль о палках не давала покоя с тех пор, как я увидел рыкцарей, быстро шедших по горам с короткими копьями в каждой руке.
        - Выполнять, я сказал!
        - А длинные для чего?
        Я закатил глаза. Как же тяжело с женщинами.
        - Для большой стирки, - пришлось объяснить, пока не достали окончательно.
        Словно солнце вышло прямо под ветвями. Пятнадцать лиц превратились в сияющие светильники. Пятнадцать ртов одновременно улыбнулись. Волшебное слово произнесено!
        Приятно приносить людям радость.
        Ученицы бросились выполнять приказ и приближать минуту счастья. Только Амалия, глава пятерки, которая была ответственной за размещение, осторожно выступила из мечущейся оравы:
        - Где лучше расположить лежак?
        Я решил проверить:
        - Как сама считаешь?
        Амалия огляделась и решительно заявила:
        - Здесь, вблизи костра, чтобы тепло доходило.
        - Правильно. Только не перестарайтесь, не подпалите.
        В голове возник голос Варвары: «Не маленькие!»
        Амалия лишь улыбнулась. На губах всплыл вкус ее губ. Безумие какое-то. Что за день.
        Мимо пронеслась с охапкой валежника златовласая Александра. У меня вспотели ладони, фантомно ощутив ее крепкое тело в руках. Захотелось вновь обнять, прижать, погладить по волосам…
        Не по этим. По утраченным. Которые так и не погладил.
        Глава 3
        Доставучие ученые заявили: за моногамию у человека отвечает гормон окситацин. Примите, распишитесь. Никаких отсылок к совести и верности. И к желанию посвятить жизнь любимому - единственному и несравненному. И к «отдать все за желание быть с ним и только с ним». Причем «все» - именно все, до последнего.
        Вздоха.
        Что же теперь, верить не голосу разума, а науке? А как же тогда Отелло, Ромео с Джульеттой… да мало ли примеров в истории и литературе? Химия, понимаешь. Гормон, говорят. И ничего не поделать - наука, блин ее за ногу. Но почему-то хочется наплевать на такую науку, разорвать в клочья и еще попрыгать сверху. Присутствие гормона, оказывается, определяет, будет верен тебе человек или не будет. А Божья искра и почитание заповедей - коту под одно место?
        Не хочу верить науке. Хочу верить себе и своим чувствам. К тому же, наука очень часто (хочется сказать: слишком часто) меняет свои взгляды и утверждает обратное… снова заставляя себе верить. Ведь - наука! Но согласно научной же статистике ее непогрешимое святейшество наука ошибается гораздо чаще, чем редко подводящая меня интуиция.
        Ощущения говорили: ты влип, приятель. Никакой окситацин ни при чем. Я любил Зарину. Сердце не верило в ее гибель. Здесь, окруженный сонмом красотулечек, за знакомство с которыми когда-то без раздумий отдал бы левую руку, я тосковал. По несбывшемуся.
        Пока мысли гуляли, руки заканчивали сооружать сушилку: длинные жерди были зачищены от мелких веток, составлялись треноги, по ним прокидывались поперечины.
        Царевны выставили часовых. Игра в камень-нож-лопух в каждой пятерке определила очередность охраны. Все невыставленные в дозор ринулись к озеру стираться.
        - Воды наберите во все шлемы, пока она достаточно чистая! - крикнул я вдогонку.
        - Куда ставить? - донеслось через несколько мгновений.
        - Главное - не на проходе. В углубления, чтобы не опрокинуть. - Краем глаза я глянул на озеро: зайдя в воду, ученицы постягивали штаны и приступили к стирке. Свисавшие до середины бедер рубашки поплыли полами по воде, доходившей до пояса.
        Про меня все забыли. Правильно. Зачем командир, когда все хорошо? Я подошел к дежурившей на отшибе уныло глядевшей во тьму Антонине.
        - Иди со всеми, я здесь вместо тебя посмотрю.
        - С чего это? - ощетинилась она.
        - Не хочу мешать общему делу.
        Объяснение, что дело не в ней лично, успокоило придирчивую дозорную, последовал благодарный кивок, и Антонина растворилась в ночи.
        Светло было только у костра. Туда периодически подбегали царевны, лица суетливо крутились в поисках меня, вздернутые руки быстро накидывали постиранную вещь на обращенные к костру жерди, и босые ноги вновь уносили владелиц во тьму.
        Шлеп, шлеп, - едва слышно. В мою сторону. Взнузданный мозг взревел сигнальной сиреной, пальцы схватились за гнук…
        Отбой. Звук пришел со спины, от озера. Из темноты проявилась Варвара, в одной рубашке, постиранные штаны держа в руках.
        - Так и подумала, что ты здесь.
        - Поздравляю, гигант мысли.
        Антонина - в ее пятерке, обязана была доложить, когда тоже пришла стираться. Интересно, чего Варвара приперлась, и чем мне это грозит. Не девка, а загляденье: высокая, крутобедрая, всюду налита тугой плотью. Под четкими крыльями бровей сверкали умом и чувствами чуть утопленные глаза - как помнится, серо-голубые, а сейчас, во тьме, просто глубокие и блестящие. Крупноватый нос не привлекал к себе взгляд благодаря перетягивавшим внимание ямочкам на щеках и большому рту. За многообещающими губами вспыхивали бликами оттертые мелом зубы. Варвара отлично знала о своей привлекательности, но не знала, что не все клюют на холодную классическую красоту. Кроме ума и страстности, в глазах хотелось видеть еще кое-что. Душу. Конкретнее: красивую душу. Красоту души. Иными словами, красота должна быть в основном внутри, а не снаружи. Но каждый судит обо всех по себе, оттого все проблемы в мире.
        - Я не принесла дров.
        Варвара повесила штаны на сук и замерла перед моим лицом, скрестив руки.
        - Ну, не принесла, и что? Ах, да… - Я даже сам забыл о стимуле, озвученном, чтобы подвигнуть девчушек-веселушек на общественно-полезные работы. Зря Варваре вспомнилось. - Сама напросилась. Вставай к дереву.
        Она еще не поняла, что злить меня опасно. Перед сидевшим мной ее длинные ноги, красиво прошагали в указанное место, руки уперлись в ствол, а позвоночник изящно прогнулся. Спинка наклонилась, глаза томно прикрылись. Варвара опустила голову и замерла, выпукло выгнувшись в мою сторону, на лице расцвела предвкушающая улыбка.
        - Накажи меня, воин, - проворковал манящий голос, обволакивающий, как паутина. - Докажи, что ты истинный командир.
        Как фекалиями с чужого балкона. Уводит у подруги невестора? В любом случае, думает, что все парни одним миром мазаны. Фигушки.
        Я отломил длинную тонкую ветвь. Хруст встревожил Варвару:
        - Ты чего удумал?
        - Буду наказывать. Как обещал.
        - С ума сошел?! - Варвара отпрянула и попыталась сбежать.
        - Стоять!
        Я перехватил отбивавшуюся сильную руку, которой все же далеко по силе до моей мужской.
        - Отстань, дурак! - Варвара дергалась, извивалась змеей, но это не помогало. - Я не то имела в виду! Совсем крышей поехал?
        - Обещал всыпать - всыплю, - объявил я, заламывая сопротивлявшуюся конечность назад.
        Чуть не плачущий противник был повержен на колени.
        Бессознательно я привел Варвару в одну из поз, у человолков выражавших покорность. В стае любая особь в таком случае признала бы себя неправой и отправилась по своим делам. Но здесь не стая, здесь нужно победить не только физически.
        - Совсем ни ума, ни фантазии?! - почти рыдала скрючившаяся Варвара, силой уткнутая лицом в землю.
        - Зато с совестью нормально, - парировал я, прижимая сверху коленом.
        Готовый сорваться с ее языка новый довод там и остался, тактика резко сменилась.
        - Чапа, прости, - взмолилась Варвара. - Черт попутал.
        Всегда у них так: то черт, то кто-то другой такой же виноват. Только не сами. Ангелы во плоти.
        - Решай, - объявил я. - Одна плеть сейчас или пять потом, при народе, если сбежишь.
        - Ты серьезно?!
        По лицу она видела, что да. Ее мышцы медленно расслабились, и смирившаяся красотка сдутым мешком осела на землю. Даже жалко такую прелесть розгами… А что делать, инициатор не я. Прежде чем что-то делать, требуется думать, просчитывать варианты. Просчитывать, а не просчитываться.
        - Вставай как сказал. - Прут в моих руках со свистом рассек воздух.
        Казалось, даже окружающий сумрак беспокойно завибрировал. Гладенькие бедра обратились в мрамор, тревога струилась из каждой клеточки каждой безупречно поданной взору подробности, чувственной и соблазнительной, хоть сейчас готовой лечь прекрасными обводами на холст мастера, если таковой найдется.
        Шмыгая носом, отпущенная мной Варвара поднялась и вновь приняла указанную позу у дерева - покорно и по-настоящему испуганно.
        - Чапа, прости, я хотела как лучше, мне в голову не могло прийти, что кому-то не понравится.
        Кому-то. Ну-ну.
        - Другим нравилось? - Для удобства я встал сбоку.
        - Ты же мужчина, должен понять, - плаксиво юлила Варвара. - Я же не только для себя…
        - Ударю один раз, но сильно, чтобы запомнилось.
        - Уже запомнилось!
        Варвара окончательно поняла, что экзекуции не избежать. Взор померк.
        - Пожалуйста, - просящие интонации в голосе из истерических превратились в деловые, - сделай так, чтобы рана не сильно выделялась, а то перед девочками стыдно будет.
        Ага, а меня ей не стыдно.
        Но что-то в душе надломилось. Не такой я зверь, как хочу казаться. В последний момент отбросив прут, открытая пятерня влепила с размаху, вызвав звон в ушах и вязкие волны.
        - Свободна. - Я отвернулся, опускаясь на землю.
        Варвара удивленно оглянулась и, потирая отбитое место, вдруг примостилась рядом.
        - Почему ты такой злой?
        - Ты знала, что в конце игры оба круга сольются в общую кучу?
        - В конце всегда все виснут на всех, мама рассказывала.
        - Чтобы не было сбоев, такой команде желательно быть полностью однополой, - предположил я, - или равномерно двуполой. Со мной, как единственным парнем среди множества девушек, ты просчиталась.
        - Поставленного результата я добилась. Поставленного, а не заявленного. Скажешь, тебе не понравилось?
        Я не просто покраснел. Побагровел.
        - Как бы сказать…
        Варвара тихо усмехнулась:
        - Скажи как есть.
        - Ну… некоторый момент удовольствия во всем этом действе имелся.
        Варвара ехидно хихикнула:
        - Ладно, назовем это некоторым моментом. Главное, что имелся.
        Какое-то время я слушал тишину. Вряд ли рыкцари нападут на нас в условиях, когда из-под любого куста может выскочить отряд царберов, но охрана должна быть просто потому, что должна быть. Иначе хаос. А я, не стоит забывать, сейчас часовой.
        От Варвары искрило невысказанными мыслями, которые она не осмеливалась озвучить. Меня это устраивало. Не туда мыслит, куда надо, ой, не туда.
        - Почему ты встала рядом со мной, а не во внутренний круг? - спросил я притихшую собеседницу, почему-то не спешившую возвращаться к остальным.
        - Знала, что можешь отчебучить что-то роняющее мой авторитет.
        Ишь ты. Я бы так и сделал. Предусмотрительная.
        - Можно вопрос? - полюбопытствовал я.
        - Нескромный?
        - Очень.
        Глаза Варвары странно загорелись:
        - С радостью.
        - Чего ты в меня вцепилась?
        - Это и есть вопрос? Неужели непонятно?
        - Прикинь, нет.
        Варвара выдавила, словно выплюнула:
        - Нравишься.
        - Всем остальным - тоже?
        - Конечно.
        - Всем сразу - один я, вот такой невероятный и замечательный? Вздор. Вам все равно кто. Под руку попался я. Вцепились, как…
        Я прикусил язык на не успевшем вылететь слове «крабы». Мозг в авральном режиме проштудировал информацию обо всем, что может вцепиться в здешнем мире. Итог многообразьем не порадовал.
        - …волки.
        - Это не так. - Варвара, осторожно коснулась меня плечом. - В школе были прекрасные молодые войники, но им далеко до тебя.
        Вспомнились Савва и Елистрат, к которым мы с Варварой и Аглаей ходили в мою бытность царевной Василисой. Тогда Варваре нравился Савва. Или он нравился потому, что Елистрат был занят Аглаей?
        - Понимаю, почему могу понравиться Кристине или, скажем, Майе, - сказал я, не убирая плеча, о которое, как бы извиняясь, терлась навязавшаяся соседка. - Но ты старше. Для тебя я малолетка.
        - В мужья берут с любой разницей, - покосилась на меня Варвара.
        Отметив, что плечо я не убрал, она придвинулась всем боком.
        - Это что, предложение? - удивился я.
        - Некоторый момент предложения в этом действе имелся, - с плутовским прищуром процитировала Варвара недавнего меня.
        - Ничего, что я невестор Томы?
        Глаза Варвары сказали: «Какие мелочи».
        - Неофициальный, - вслух уточнила она, - просто объявленный, то есть еще все возможно. Даже невозможное. Помнишь, на горе читали возвышенку: я не прошу, я действую. Трудно - да, долго - может быть, но не невозможно.
        - Такую энергию бы да на благое дело… - Я поморщился. - А ты пропустила строчку: слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость.
        - Пропустила. Потому что несла другую мысль.
        - А я эту. Верю только верным. Человек, который отбивает невестора у другого, доверия не заслуживает.
        Тело Варвары заметно напряглось.
        - Это как бы отказ?
        Не привыкла к отказам.
        - Это как бы намек, что все остается, как есть.
        У костра появились первые полностью постиравшиеся ученицы. Слепо озираясь в темноту, они опасливо семенили к сушилке, выжатые перекручиванием рубахи служили прикрытием. У жердей босые ножки задумчиво останавливались, топтались, настороженные лица вновь оглядывались во все стороны… Решившись, девчонки поднимались на цыпочки, быстро накидывали имущество на высокие поперечины и опрометью уносились во тьму.
        Варвара отследила мой косившийся взгляд.
        - Они стесняются. Нужно что-то придумать.
        - Посидишь, пока Антонина не вернется? - предложил я. - Отойду подальше, чтоб не смущать.
        К моему удивлению, Варвара отрицательно качнула головой.
        - Стеснение убивает игра, нужно… - Ее взор упал на мою грязную рубаху. - А почему ты тоже не стираешься? Ты же командир. Нам будет стыдно идти рядом с таким вонючкой.
        - Сами вы вонючки, - обозлился я. - Понюхали бы себя, когда из плена вышли.
        Варвара вспыхнула пороховым складом, в котором закурили:
        - Обстоятельства непреодолимой силы не считаются!
        - Но весьма ощущаются.
        - Нужно понимать, что плен - не наша прихоть.
        - Мозг понимает. Носу не объяснишь.
        - Ладно, допустим. - Варвара взяла себя в руки. - Теперь ситуация изменилась. Есть возможность помыться и постираться. Нехорошо отлынивать.
        - Как ты это себе представляешь? - с нажимом вопросил я.
        На озере не стихал веселый гомон. Варвара тоже прислушалась. Ее пальцы, обнимавшие ноги, машинально забарабанили по гладким коленным чашечкам.
        - Не вижу препятствий, - спокойно заявила она.
        - Не заметила хоть краешком помутившегося сознания, что я отличаюсь от остальных?
        - Хвостиком спереди? Эка невидаль. Мы уже бились плечом к плечу без одежды. В походе все равны.
        - Я равнее. Я ваш командир.
        - Только на время похода, и то случайно.
        - Но командир?
        - Тем более. Командир обязан показывать пример. Вот и показывай.
        - Что показывать?! - вспылил я.
        - Все. Ходить с нами немытым мы не позволим.
        - Не говори за всех. Может, кроме тебя никто…
        - Девочки!!! - завопила Варвара как оглашенная. - Командир стесняется! Нужно помочь ему помыться и постираться!
        - Какого чер…
        Варвара накинулась на меня, не дав закончить.
        - Я его держу-у-у!!!
        Она вцепилась изо всех сил, обхватив руками и ногами.
        Первой к нам добралась Антонина в нательном доспехе, удачно скрывавшем отсутствие одежды под ним.
        - Я на месте, пост приняла!
        Подлетела Ярослава, совершенно не смущавшаяся своего вида. Конечно, ночь, темнота, но не до такой же степени. Ярослава подключилась к борьбе между мной и Варварой, где начал вырисовываться гендерно логичный победитель.
        - За ноги держи! - крикнула ей Варвара, которую я почти отодрал от себя. - Уйдет!
        - Держу! - выдохнула Ярослава, оплетая телом голени.
        Увидев, что тьма скрывает, а действие нарастает, появились еще девочки, множество рук подняло меня, и только тогда капкан Варвары и Ярославы распался.
        - Вперед! - повела Варвара безумную процессию за собой.
        Поддерживаемый на весу, я поплыл над землей в сторону озера.
        - За мной! - распоряжалась Варвара. - Сюда! Давайте поближе. Перехватывайте за руки и за ноги. Раз…
        Меня раскачали из стороны в сторону.
        - Два… три!
        Ночной мир дважды перевернулся в глазах. Вода с грохотом распахнулась, нежданно твердая и морозная, верх и низ на секунду исчезли.
        Вынырнув, я вновь ощутил себя в плену. Царевны срывали с меня одежду. Воды было по пояс, меня это устраивало, но вода оказалась ледяной просто до ужаса.
        Некоторым образом это тоже устраивало.
        Меня вновь опрокинуло чем-то навалившимся сзади. Когда я с трудом встал, обнаружил себя оседланным крепкими ногами Варвары.
        - Кто на нас?! - завопила она, с трудом удерживая равновесие. - Готовы сразиться?
        Ярослава полезла на хрупкие плечики Александры.
        - Готовы!
        Ненавижу насилие, пусть оно даже приводит к чему-то приятному. Цель не оправдывает средства.
        - Вот и сражайтесь. - Резким движением я поднял крепкий живой хомут вверх, и шея едва не свернулась, сбрасывая ношу. Недавняя захватчица отправилась в недолгий полет.
        Через миг взметнувшая стены брызг Варвара вынырнула с криком:
        - Кто еще хочет полетать?!
        Она схватила мои ладони в свои, чтобы получилось подобие качелей.
        - Я! - тут же, само собой, вызвалась Ярослава, заместительница Варвары по части красоты, соблазна и наглости.
        Ее цепкие пальцы вонзились нам в плечи, ступня встала на площадку из рук, вес перетек на эту ногу, вытащив тело из воды, а затем вознеся его над нашими головами.
        - Раз, два, три-и! - скомандовала Варвара.
        - А-а-а! - восторженный вопль распугал леших на километр вокруг.
        Быдымс! - прорвалась рябая гладь под обрушившейся массой.
        - Теперь я! - помогая себе руками, сквозь толщу воды к нам пробиралась Феофания.
        - Потом я! - крикнула с берега Майя, только что вернувшаяся от сушилки.
        Брызжущие плюхи высоко задираемыми ногами заставили многих взвизгнуть.
        - И я хочу! - с обидой оглянулась на нее Александра, встряхнув длиннющими волосами.
        Просто не успела сказать раньше.
        На бережок из озера вылезла Кристина, последней достиравшая рубашку, и умчалась вывешивать. Только пятки сверкали. Так говорится. Потому что сверкало другое.
        - Раз, два, три-и! - отправили мы в небеса отчаянно взвизгнувшую Феофанию.
        - Игра убивает стеснение, - услышал я в ухе задорный шепот Варвары.
        - Они же постирались, - так же ответил я. - Мне достаточно было прийти позже, когда никого…
        - Одежде нужно сохнуть. Долго сохнуть.
        - Я переждал бы где-нибудь.
        На плечо оперлась ладонь Майи. Мы подняли ее, присевшую на корточки и опалившую мне лицо коснувшейся мякотью. Одновременно с толчком Майя распрямила ноги и раскинула руки. Ангел. Через миг - падший ангел. Взорвавшаяся могучими брызгами вода поглотила летящее существо.
        - Теперь Клара! - распорядилась Варвара, приостановив Александру, за которой выстраивалась очередь. - Клара, иди сюда.
        - Я не хочу, - испуганно подалась назад наша самая мелкая царевна.
        Она пряталась за чужими спинами, оттуда наблюдая за случившимся весельем.
        - Надо! - объявила Варвара.
        - Она же не хочет, - укорил я водяную командиршу.
        - Клара - слабое звено, которое потянет за собой остальных, - шепнула Варвара. - Она самая стеснительная. Если решится Клара, все проблемы позади.
        - Говорю же, могу пересидеть где-нибудь…
        - Ночь на дворе. Долгая декабрьская ночь.
        Милая, рассказал бы я тебе, что такое долгая декабрьская ночь.
        - Завтра тебе командовать, вести нас. Нам нужен здоровый командир. - Подумав, Варвара добавила: - И защитник.
        - Клара, давай, - подбадривали девочку подружки, выталкивая вперед. - Не бойся.
        - Я не боюсь.
        - А ощущение складывается, что боишься.
        Той ничего не оставалось, как подойти. Взять «на слабо» - один из самых действенных способов воздействия на неокрепшие мозги.
        - Живее, не задерживай, - провожали ее нетерпеливые русалки, жаждавшие новых впечатлений.
        Впечатлений хватало. Особенно будоражило, что все это - только начало. Начало ночи, которую придется провести в ожидании, пока высушится одежда.
        Клара прикрывала ладонями верх как все ученицы. Плечи сгорбились, опущенное лицо спряталось, что превратило их обладательницу в скрутившегося в комок ежа. Обрезанные по плечи мокрые волосы прилипли к щекам. Низенькая царевна делала шаг за шагом, страшась неотвратимости момента, когда придется развести руки, когда пальцы возьмутся за мое и Варварино плечо, и придется лезть на наши ладони, выходя из спасительной водной толщи полностью.
        Отфыркиваясь, с другой стороны приблизилась матово светившаяся Ярослава. Эта ничего не стеснялась, еще и нагло колыхнула темными носиками, почти черными в ночи.
        - Непередаваемо! - поделилась озерная нимфа, с которой текло, как с чучела в ливень, но столь чудесно струясь, искрясь и переливаясь, что я невольно повернул к ней голову.
        Мое отвлечение было использовано, Клара вскочила на подставленные ладони, оттолкнулась и бросилась вниз. Думала, что вниз. Наши руки отправили ее в небо. Сказочная птица воспарила, инстинктивно раскинув руки, и оглушительно приводнилась.
        - Теперь я! - бросилась к нам Александра.
        - Теперь все. - Варвара подмигнула мне, как соучастнику.
        Глава 4
        Действительно, потом были все. Одна за другой. Мелькали разноразмерные ступни и ладони, колени и локти, спины и животы. Восторженные вопли сменяли смех, визг, фырканье и обрывавшиеся на середине захлебывавшиеся звуки. Летели брызги, на берег обрушивались волны. Вернулась и слетала в заоблачные ощущения завизжавшая от неслыханных эмоций Кристина. Отметилась второй раз Ярослава, прыгнув спиной назад и ликующе взбурлив воду фигурой в форме звезды. Феофания сделала в воздухе сальто. Майя животом легла на подставленные руки и потребовала запустить ее «стрелкой», что оказалось знакомым мне «ласточкой». Клара смогла получить от повторного прыжка удовольствие. Попривыкнув, она больше не робела, полускрытая ночною тьмой. Ножки спокойно встали на наших скрещенных ладонях, и царевна прыгнула одновременно с толчком, а вынырнув - сияла.
        На посту сменили Амалию и Любаву, еще не постиравшихся, но застывших столбами и забывших, что пришли стираться. Завороженные видом летающих подруг, они конфузливо скинули грязное и пристроились в очередь.
        - Устала, - объявила, наконец, Варвара. - Больше не занимать!
        Отправив в полет последнюю очередницу, она обернулась ко мне:
        - Не откажешь? - Ее холодная ступня поднялась на уровень моего живота.
        Я машинально подставил ладони и присел, погрузившись по шею - для разгона-распрямления.
        - Раз, два, три! - отсчитала Варвара.
        Напружинив мышцы, при моем вставании она выметнулась из воды с одновременным изгибом назад. Красиво, хвост ей в перья. Водяная стена взбрызнула выше голов.
        Ученицы отправились греться, а я в компании Амалии и Любавы взялся за приведение одежды в божеский вид. И удивился, заметив Варвару - она не ушла вместе со всеми.
        - Ты чего?
        Она показала свою рубашку. Точно, за разговорами и играми забыли.
        Быстро сполоснув свое, Варвара предложила:
        - Давай, помогу.
        - Спасибо, обойдусь.
        - Нет, помогу, - почти насильно она отобрала у меня рубаху, оставив мне разбираться с юбкой.
        Амалия с Любавой с любопытством поглядывали на меня и Варвару. Ни слова не вылетело из наших уст. Я мял, тер, полоскал, отжимал, снова мочил и оттирал илом. То же самое делала Варвара в полуметре от меня. Что ей движет? Ищет примирения? Вымаливает прощение? Зачем? Кто я ей? Особенно после отказа в замысловатом предложении себя как возможной спутницы жизни - согласной, невзирая на мое озвученное всем невесторство, которое она в грош не ставила, взять в качестве одного из будущих мужей. Это, наверное, должно внушать благоговение и радовать до истерики. Увы, не оправдал. Другие приоритеты.
        Амалия и Любава потихоньку испарились, стараясь не мешать нашему напряженному молчанию.
        Я вскоре закончил стирку. Не специалист и не волшебник, без моющих средств большего не смогу. Варвара тоже выпрямилась.
        - Пойдем? - Я подал руку.
        - Куда?
        Варвара крепко схватила мою ладонь, вопреки менталитету не отказавшись от помощи… или просто от руки? Потемневшие зрачки магнитами потянули к себе.
        - К костру, - пояснил я, могуче преодолевая засасывающее водно-грязевое препятствие.
        Раздался тяжелый выдох, Варвара вылезла вслед за мной, подтаскиваемая на буксире, и потянулась рукой к моим постирушкам:
        - Давай.
        - Почему?
        - У тебя рук не хватит.
        - А у тебя?
        Меня смерил насмешливо-усталый взгляд:
        - А я не против, чтобы ты любовался. Именно ты. - И она крутанулась на месте, продемонстрировав чем.
        - Я как бы тоже не против, - потупив взор, честно признался я, - но это неправильно.
        - Чужая душа - потемки.
        - Потемки - плохо, - сообщил я, насильно переставляя ноги в сторону костра, подальше от новых кошмарно-приятных провокаций. - В душе должен быть свет.
        - Нас много, а ты у нас один. - Прекратив дискуссию, Варвара отобрала мою одежду. - Не делай проблемы из ерунды.
        - Спасибо.
        Ученицы грелись, неутомимо подбрасывая дрова. Пламя полыхало до небес. Заметив мой обрисовавшийся силуэт, все прикрылись. Я указал свободной рукой на дрова:
        - Хватит.
        Нахохлившимися воробушками царевны расположились вокруг костра, поочередно поворачиваясь то лицом, то спиной. Жар шел отменный. Кто-то сидел на корточках, выставляя к огню ладони, кто-то расположился прямо на земле. Некоторые уже завалились в огромный ветвяной лежак чуть поодаль. Туда тепло доходило, но не настолько мощное. Во всяком случае, кожу, наверняка, не опаляло. Варвара, которая по дороге прихватила оставленные на дереве штаны, деловито тянулась к жердям, развешивая свое и мое. Застопорившийся на ней взгляд выжег напалмом раскаленную впадинку. А не спороли ли вы чушь-с, господин-с поручик-с? Никаких обязательств вам не предлагали… хотя не знаю, что предложили бы потом, поставив перед фактом. Гаденький голосочек пищал одно, голос разума твердил другое. Спор прикрыло сердце, выставив перед глазами печальное лицо Зарины.
        Костер потрескивал. Все взоры вольно или невольно сходились на нем.
        - Чапа, - обратилась ко мне Майя, руками окольцевав прижатые к груди колени и устроив сверху подбородок. - Ты жил у человолков. Они вправду людоеды?
        - Да.
        - И ты ел с ними…
        - Если бы я ел с ними, я остался бы с ними. Был бы одним из них.
        - Что же ты ел?
        - Все, что нахожу для вас сейчас.
        - Апельсины?
        - Они в горах не растут.
        Встряла Феофания:
        - Получается, что одни корешки?
        - Все виды плодов, травы, корни, кору, червей, насекомых…
        - Фу! - Она сморщилась и нервно сглотнула. - Как можно?!
        - Можно, если нужно. Кстати, вкусно.
        - Фу! - повторило большинство.
        - А я бы попробовала, - послышалось от меньшинства.
        - Если останется желание, завтра предложу, - пообещал я.
        Меньшинство мгновенно уменьшилось до микрошинства в лице Ярославы. Закрадывалась мысль, что эта девица непременно хочет попробовать все, что предлагает жизнь, чтобы потом, если остаток здоровья позволит, отделить зерна от плевел и читать внукам мораль со знанием дела. Есть такие особы. Не мой тип, хотя, как правило, симпатичный внешне и при верном подходе доступный внутренне. Потому и не мой.
        Рядом со мной расположилась закончившая с развешиванием Варвара. Она присела по-турецки на траву, сложив руки перед собой. Стеснения - ни в одном глазу.
        - Одного не пойму, - разнесся над поляной ее задумчивый голос. - Про их передвижение.
        - Нам же все показали, - удивилась Ярослава. - Или хочешь еще раз посмотреть? Скажу сразу: я поддерживаю!
        Она сидела на пятках, сведя колени, и растопыренной пятерней пыталась расчесать волосы изумительной белизны. Для идеальности им не хватало только объема. Самой же Ярославе хватало всего: и красоты, и самомнения, и нахальства. Пронзительные неестественно зеленые глаза впитывали жизнь как пустыня внезапный дождик. Не будь Варвары, Ярослава наверняка взялась бы верховодить. Конечно, если б Антонина согласилась.
        Варвара, на чье лидерство среди царевен никто пока не покушался, объяснила:
        - Поза, в которую мы становились, чтобы бегать… низко, стелясь по земле… Не понимаю. Как у них получается ничего не задевать, ничем не цепляться?
        Я развел руками:
        - Опыт - великое дело.
        Ладони пришлось срочно вернуть на место: любопытству царевен предела не оказалось.
        - Как они пьют? А живут все вместе? Как у нас или парами? Или вообще всвалку? - посыпалось отовсюду.
        - Живут парами.
        - Животные!
        - Пары складываются не сразу, зато на всю жизнь, - продолжил я.
        - Пьют из ладоней? - поинтересовалась Амалия.
        - Лакают.
        - Зверье! - снова не утерпел кто-то.
        - А как по нужде ходят? - не стерпела Майя, тут же спрятав глаза за ладошкой.
        Сначала я не понял, затем улыбнулся.
        - На четвереньках или на корточках. Самцы во весь рост никогда не встают.
        - А как любят друг друга? - Темный завиток в Кристининых руках начал жить собственной жизнью.
        Я прокашлялся. Ну и вопросики.
        - В основном по-звериному. Самец…
        Кристина стала краснее огня:
        - Я имела в виду, уединяются или…
        - Или.
        - И все у тебя на глазах?! - Взбудораженный взгляд Майи, в котором словно бы рванул заправленный бензовоз, прожег меня насквозь. Майя даже привстала от переизбытка эмоций, вытянула шею и всплеснула руками, колыхнув тугими дыньками.
        Ойкнув, она резко присела и вновь прикрылась.
        - В пещере есть ответвления и перепады. - Я мужественно глядел в другую сторону. Ну и цирк устроила Варвара. Здесь, в отличие от моего прежнего мира, нравы немного другие, к природе более близкие, но когда ты один в присутствии пятнадцати… ощущения, скажем прямо, зубодробительные. - В основном было только слышно.
        - В основном? - осторожно повторила за мной Александра. Ее мокрые пряди свисали волнистой бахромой, синхронно раскачивались и липли к коже в самых странных местах, рисуя фантастические узоры. Чуть склоненное набок лицо улыбалось то ли мечтательно, то ли иронически. Александра переглянулась с насмешливо фыркнувшей Ярославой.
        - Девочек слишком волнуют вопросы пола, - задумчиво проговорила Варвара. - Нужно провести занятие на эту тему. Пока не поздно. Школу когда еще отстроят.
        Да, пока не поздно, сразу же внутренне согласился я. А то такого наворотят…
        - Правильно. Как старшая, подумай, как это сделать, и проведи, - распорядился я.
        - А что тут думать? - хмыкнула Варвара. - Мама водила меня на такие занятия в прошлый поток. Кое-что помню.
        - И по вопросам пола?
        - По ним в первую очередь. - Улыбка у Варвары вышла сардонической. - Я такая же была, - взмахом подбородка она указала на самых младших, при этом самых любопытных и неуемных.
        Неслышно выплыла из окружающего небытия Антонина - нереальная, словно тень отца Гамлета. Ладони прикрывали самое необходимое, которого при ее богатырском сложении имелось немало. Напористый взор быстро нашел меня:
        - Я оставила доспехи следующим дозорным, пусть пользуются, пока их одежда сушится.
        - Правильно, - одобрил я.
        Глаза Антонины сузились, немаленькое тело выпрямилось.
        «И все?» - как бы сказала она.
        - Ты молодец, - прибавил я. - Нашла лучшее решение. Так держать.
        Тяжело быть командиром. Нужно думать даже о подобной ерунде.
        Антонина чуть расслабилась, но не присела к костру со всеми. Донесся ее суровый голос, как бы обвинявший собравшихся во всех грехах:
        - Говорят, я многое пропустила.
        - Не многое, но кое-что, - признала Варвара.
        - Не верю, - без обиняков заявила Антонина. - Клара сказала, что я полжизни потеряла. Полжизни для меня не кое-что, а намного больше.
        Я понял, что пока вопрос не закроется, покоя не будет.
        - Что предлагаешь?
        - Тоже хочу полетать, - сказала Антонина с видом оскорбленной справедливости и добавила в свое оправдание: - Как все.
        Заметив мой настрой решить проблему, Варвара начала подниматься. Я остановил ее нажимом на плечо:
        - Не надо, отдыхай. Справлюсь. - И повернулся к Антонине: - Пошли.
        Я шагнул первым, чтобы не видеть провожавших глаз, и при вставании инстинктивно прикрыл ладонями лишнее. Не совсем, конечно же, лишнее, но в нынешнем окружении. Недавняя дозорная с удовольствием отправилась следом - наверстывать упущенную половину жизни, а по возможности, в чем я нисколько не сомневался, урвать что-то и для второй половины. А то и для третьей. Для женской логики такое тоже считается нормальным - половин у женщин может быть столько, сколько необходимо.
        Вода в озере выглядела жидким льдом.
        - Брр. - Снова лезть в холод не хотелось.
        Надо. Ежась, я ступил в обдавшую обмораживающим пламенем жижу. Антонина стойко двигалась следом. Мы зашли на самую глубину, по пояс. Глубже здесь не бывает, если самому не выкопать.
        Окрестные деревья чернели и бросали на берег страшные тени. Ночь обнимала, как скволыга свой сейф со сбережениями, захапущими лапами стремясь ухватить также все остальное, до чего сможет дотянуться, но мы с царевной ей не давались - вода блестела, и мы немного видели друг друга. Рост спутницы равнялся моему. В плечах и бицепсах мы тоже были одинаковы. Разница в том, что в местах, где у меня бугрилось, у Антонины пышно округлялось. А чем ниже, тем больше я проигрывал в мягкости и выигрывал в стройности. Ниже талии разница получалась разительной.
        Антонина приблизилась и застыла гипсовой статуей, не в силах вымолвить ни слова, ни полслова. Ее взгляд не знал, куда деваться, руки не знали, что делать. Она вроде бы собиралась их отдернуть, набравшись смелости, но снова вцеплялась в смятую плоть. Сквозь пальцы подымавшимся тестом выпирала белая магма. Кусочки темных окружностей подглядывали из сведенных судорогой ладоней. Напряжение от нашей разнополости росло, как чужие дети.
        Я собрался принять ногу царевны для прыжка, но она оказалась не готова. Или не поняла, почему мои кисти скрестились и выдвинулись вперед. Разъедаемая нерешительностью, Антонина опускала лицо все ниже.
        - Хочешь, покатаю по воде? - предложил я.
        - Как на катере? - Ее ресницы удивленно вскинулись.
        - Лучше. Ложись.
        На уровне разбежавшихся волн я выставил перед собой руки кверху ладонями.
        - Сюда? - насторожилась Антонина.
        Из-под густых бровей сквозило напряжением. На плечах подрагивали - от озноба? - ярко-желтые волосы, в темноте казавшиеся рассыпавшимся промокшим сеном.
        - Животом, - подсказал я.
        Антонина бегло оглянулась, но нас здесь никто не увидит. Наоборот, увидим мы, если на высокий берег выйдет кто-то подсвеченный далеким костром. А у нас для них будет темно.
        Я принял на руки чуть развернувшееся, осторожно опустившееся создание, которое недоумевало, с какого дуба рухнуло, согласившись на авантюру. Мои ладони и запястья просели под навалившейся, жарко обтекшей густотой. Я и сам не понимал, как предложил такое. И кому! Из пятнадцати возможных, как в стрелковом тире, выбил самое едкое, язвительное, неприятное и морально скользкое. Словно жизнь медом казалась, и захотелось проблем. А может… хотелось, но не проблем? Поздно думать.
        Нет, думать никогда не поздно. Если вдуматься по-настоящему, то кажущееся провокацией происходящее - это вовсе не идиотский поступок, который нашептали гормоны. У меня появился шанс превратить тайного противника в возможного соратника. Ради такой цели можно постараться.
        - Приподними лицо. Расправь руки в стороны, ноги вытяни назад и представь, что летишь. - Я начал медленно кружиться вокруг оси.
        Привычно ожидавшие от окружающих некой пакости, окаменевшие мышцы в моих руках постепенно размягчались, застывший свинец плавился, растекался, становясь ватным, и превращался в пух - невесомый, обманчивый, заманчивый.
        Впервые такое чудо происходило со мной. Впервые мои руки в невыносимо интимной обстановке держали нагое тело другого человека, не испытывая к нему чувств родства или дружбы. Впервые доверчиво выставленная роскошь не убегала от взгляда, а терзала его невообразимой ранее близостью. В стае и с Томой я чувствовал себя по-другому: легко, раскованно, беззаботно. Здесь не было и быть не могло того отбрасывающего рамки приличий упоения свободой. Какие приличия в звериной стае?
        Не было и недавнего будоражащего веселья прыжковой неразберихи, поразившей скоротечной открытостью и бесшабашной смелостью случившегося во тьме озера. Было другое. То, чего еще не было.
        Чтобы не закружилась голова, я стал ходить вдоль озера. Тело горело. Мороз не обжигал, а нежно ласкался. Оставленные без крови мозги готовились треснуть выкипевшим котлом.
        Антонина млела. Набегавшая волна взметала ее чувства. Глаза открылись во всю ширь, забыв об ироничности и вечной ехидности. Антонина слилась с миром. Мир принял ее. Мир оказался прекрасен.
        - Хорошо? - спросил я.
        - Не то слово!
        - Перевернись.
        Волна неловкости сотрясла… и отступила, растворившись в раздирающих на части новых чувствах. Антонина перевернулась на спину. Дернувшиеся прикрыться руки медленно расправились, вновь превратившись в крылья. Глаза медленно закрылись - царевна полностью доверилась мне. Иными словами, разрешила делать все, что посчитаю нужным.
        Ландшафт безмятежно распростертого тела бил по глазам сильнее, чем молот по наковальне, выковывая что-то опасное. Мысли проникали сквозь кожу сотнями игл. Они плавили не справлявшийся с ситуацией мозг, вонзались тысячами кинжалов. Я баюкал разнежившуюся Антонину, кружа то в одну, то в другую сторону. Она почти научилась лежать на воде, будучи не в состоянии предположить, что такое возможно. То есть, что вода может быть другом. И вот - произошло.
        - Чапа, ты волшебник! - счастливо вышептала она в ночь.
        Я остановился, и локти с напряжением согнулись, вынимая и приподнимая царевну над успокоившейся гладью.
        - Ой! - вылетело у нее, когда мир качнулся, и в нем остались лишь две надежные опоры - мои руки. Открывшиеся глаза мелко моргнули, тело, вспомнившее о наготе, согнулось пополам, вздымая колени к груди, но моя хватка не ослабла, даже сделалась крепче.
        Антонина оказалась у меня на руках, прижатая к груди.
        Она пугливо замерла на полувздохе… и медленно выдохнула. От былого сарказма не осталось следа. Язвительности и ехидству не нашлось места в чем-то новом, что возникло между нами. Царевна прислонилась ко мне всей ледяной поверхностью, обдавая знойно-морозной, до мурашек по коже, обволакивающей волной возбуждения. Анаконды рук оплели шею. Губы нашли свою цель, языки встретились и заплясали в шаманском танце. Неведомые образы плясали вокруг внутреннего костра. Били бубны. Летели искры. Дым ощущений застил глаза.
        Это было безумно. Бездумно. Бездонно. Я дрожал. Антонина чувствовала мою дрожь и наслаждалась этой дрожью, которую вызвала сама. Колдовство момента породило ощущение чуда: простого, но небывалого. Абсолютная нереальность. Другой мир. Параллельная Вселенная. Непонятная, но прекрасная сказка.
        Словно спрут поймал добычу. Уже не я держал Антонину, а она висела на мне, оплетя холодными влажными щупальцами, и мучимый впечатлениями фитилек неудержимо превращался в факел.
        «Что ты делаешь?» - вопросил меня мозг.
        «Я? Я это… Так, ничего», - замялся застигнутый врасплох организм.
        «Если это называется ничего, то я - спинной!» - обиделся и презрительно отвернулся мозг.
        - А теперь - обещанный полет! - объявил я и со всей силы кинул Антонину через себя.
        Взгляд проводил переместившееся в жидкую среду твердо-мягкое тело. Громкий шлепок, океан брызг - и ошалелое, но безмерно довольное лицо с круглыми, как у тюленя, глазами вынырнуло из пучин.
        - Чапа, я летала! Нет, я летаю! - Ликующая царевна вновь бросилась ко мне.
        Требовательные губы опять нашли губы, сверкнув электрическим разрядом соприкосновения.
        - Все, - проговорил я, отрывая от себя приятную на ощупь особу. - Надо идти.
        - Неправда. - Она встала столбом. - Не надо.
        - Пора, - переиначил я.
        Лицо Антонины спряталось за гривой мокрых волос.
        - Если с Томой не сложится, - прошептала она, делая шаг к сближению, - станешь моим невестором?
        О, как. Ну и денек.
        - Первым мужем? - буркнул я, машинально отступая.
        Очарование момента схлынуло опорожненным бачком в унитаз.
        - Потом и мужем, - невинно согласилась Антонина.
        Пышный силуэт вырисовывал передо мной емкие заманчивые перспективы. Флюидами влечения можно было наполнить еще одно озеро, а разыгравшаяся фантазия накрыла берег туманом-дурманом.
        - Прости. - Я взял Антонину за руку и повел к берегу. - На этот случай у меня очередь. Просили не занимать.
        Вот так. Не получается у меня смешивать нужное с желанным, в самый неподходящий момент просыпается совесть и портит обе возможности. И что обидно - именно она потом оказывается права, неоднократно обруганная и посланная в дальний пеший поход.
        На подходе к костру, где сразу прекратились разговоры, я привычно прикрылся ладонью. Антонина, которую я так и вел за руку, даже не подумала о чем-то подобном. Опаляя окружающих аурой морозной влаги, она присела, молча втиснувшись в промежуток между Любавой и Александрой. Ученицы подвинулись и, поджав губки, отвернулись.
        - Не пора ли спать? - объявил я.
        Кто хотел спать, уже легли, остались неисправимые романтики, которые не желали тратить бесподобную ночь у костра на обычный сон.
        - Как хотите, - сказал я, укладываясь с краю огромного лиственно-ветвяного лежака.
        Благодаря его размерам сегодня не будет тесно. И холодно не будет, спасибо костру.
        Замечательно. Я закрыл глаза.
        «Или не замечательно?» - попытался оспорить вредный организм, но я задушил глупые поползновения на корню.
        Разбудили безумные ощущения. Царила ночь. Все уже спали. Почти все. Лежавшая ко мне спиной Варвара притерлась округлой мягкостью. Физиологический ответ ей передавался отлично, но, так и не ощутив радостного психологического, некого встречного движения, душевно-чувственного порыва, она грустно отодвинулась. Донесся вздох.
        - Причина во мне? - донесся едва слышный шепот. - Ты именно меня не хочешь?
        - Хочу, - убито сообщил я. - Но люблю другую.
        - Разве это мешает?
        - Категорически. Отвергает саму мысль.
        - А Антонина? Вы разве не…
        - Не.
        - Но вас так долго не было.
        - Мы - не, - жестко повторил я. - По той же причине. Любить можно разными местами. Я предпочитаю сердце.
        Варвара ничего не сказала.
        - Обижаешься? - Я с дружеским сочувствием пожал ее плечо. - Не надо. Ты же ни при чем.
        Варвара резко повернулась:
        - Вот это и обидно.
        Помолчав, она глухо прибавила:
        - Прости, я не обижаюсь.
        И, еще тише, практически неслышно:
        - Завидую.
        Она закрыла глаза. И я закрыл. Надолго ли?
        Глава 5
        Тягучее давление внизу живота выпихнуло из убежища в ночь. Уже из охватившего мрака я заметил, как вслед за мной поднялся еще кто-то. Понятно, та же ерундистика, по-научному - физиология. Долго в холодной воде сидели. Теперь набегаемся.
        Чтобы не смущать «коллегу», пришлось отойти подальше. Я тщательно полил деревце. Первый же шаг обратно столкнул меня с подкараулившей ученицей.
        Глаза-бусинки как у мышки. Жгучий взгляд. За впалыми щеками прячутся две нити мелких зубчиков, похожих на клыки неутоленной молодой вампирши. Крупный лоб выставлен чуть вперед, напоминая обиженного теленка, только хилого и тощенького.
        - Ефросинья? - узнал я. - Ты за мной следила?
        - Хочу поговорить.
        Прикрывавшаяся, несмотря на тьму, руками, она нервно ждала ответа, словно от него зависела жизнь.
        Я присел на корточки, сложив руки пониже живота, и кивком указал на место рядом. Опершись о землю, худенькая царевна опустилась на крепко сведенные колени, ее ступни поочередно вытянулись пальчиками назад, и весь вес переместился на выставившиеся кверху пятки. Даже проминаться было нечему. Тем не менее, тщедушное тельце гордо выпрямилось. Свободно ниспадающие каштановые с рыжиной локоны, во тьме просто черные, занавесили грудку.
        - В нашей семье есть тайна.
        Интригующее начало.
        - Если тайна, то, может, не надо?
        Ефросинья помотала головой. Завеса волос колыхнулась, но взгляд цепко держался меня:
        - Ты же из-за горы?
        - Ну…
        - Мой дед тоже оттуда.
        Холодная капля пробежала по позвоночнику.
        - Он жив? - с мерзейшей надеждой на нехорошее поинтересовался я.
        - Конечно.
        Душевный озноб усилился.
        - И что у вас в семье говорят о долине и ее людях?
        Ефросинья скривила губки.
        - Ничего. Никогда ничего не рассказывали, даже требовали молчать о самом факте. А дед такой красивый. Самый сильный. Таких мужчин я больше не видела.
        Мечтательный вздох унесся в небо.
        - Расскажи, как вы там жили, - попросила Ефросинья.
        - Ну… жили. Рыбу ели.
        - Это что?
        - Еда. Вкусная. Из большой воды добывается.
        - Ух ты! А свадьба во сколько зим?
        Я опустил голову.
        - Очень рано.
        - Я уже могла бы?
        Сколько ей - лет пятнадцать-шестнадцать или так выглядит из-за худобы? Маленького роста, не по годам серьезная. Белокожее тело недоразвито до стороннего осознания владелицы как объекта искушения, но худые бедра и узкий таз - не повод для хозяйки не воспринимать себя как равную взрослым особь. Перед глазами пролетели Люся, Миледа, Верана, Тирана…
        - Думаю, да. Как раз в твоем возрасте делается выбор.
        - Что за выбор? - насторожилась ночная собеседница.
        - Уходить ли во взрослую жизнь.
        - Решают сами?! Круто! А мальчики?
        - Тоже. Решают для себя, что уже взрослые, что готовы осуществлять права и нести обязанности. Они проходят определенное испытание, и - вперед.
        - У девочек тоже испытание?
        Я замешкался. Не рассказывать же о праве первой ночи у старого хрыча. С трудом, но придумалось, как не соврать ни в одном слове:
        - Им нужно определенное время отслужить во дворце.
        - Где?
        - В башне, - поправился я с учетом местных реалий. - В самой главной.
        - В крепости?
        - Точно, в крепости, но крепость в горах построена иначе, она расположена внутри одной из гор. Как только придут новенькие желающие повзрослеть - можно выбирать мужей.
        - Сколько мужей у вас разрешено?
        Наверное, не стоит сообщать всю правду.
        - Здешняя система мне нравится чуть больше.
        - А в невестории вас учат?
        - Нет. Все своим умом. На своих ошибках.
        - Как думаешь… - Ефросинья замялась, - мы с тобой не родственники?
        Не проясняет ли эта плюгавая пигалица насчет невесторства? А если взять и набиться в родню, сказав, что да, возможно? Помогу ли своей легенде?
        Глупость. Выдам и себя, и нормально прожившего жизнь деда, сбежавшего из каменного века.
        - Вряд ли, - уверенно заявил я. - Из моей родни никто к вам раньше не попадал.
        - Отлично, - царевна воодушевилась. - Сейчас ты командир, а я подчиненная…
        Многозначительное заявление, подумал я.
        - …но так будет не всегда. Потом ты станешь обычным войником и, в конце, возможно, принцем Тамариным. Или не станешь. А я, - вскинулась гордая головка, - в любом случае буду цариссой. Я единственная дочь.
        - Угу, - внес я свою лепту в беседу.
        И поглядел по сторонам. Не люблю разговоров один на один. Если его затеяли - значит, чего-то хотят. Если затеял не я - значит, чего-то нужного не мне.
        Хрупкая царевна встряхнула головкой:
        - Да что же такое. У меня ощущение, что я тебя сто лет знаю.
        Я вздрогнул. Но ниточку не потянули дальше, вернувшись в главное русло:
        - Моя мама, царисса Анисья, очень красивая. Я вырасту, буду такой же. Не смотри, что сейчас я мелкая, хиленькая и вроде незначительная. Ты крутишься с Варварой и похожими на нее, но кроме них есть другие.
        Я понял, куда клонят.
        - Ты, например.
        - Да, - кивнула Ефросинья. - Хочешь меня поцеловать?
        Ее ладони опустились рядом с собой на землю, лицо подалось вперед.
        - Прости, но это невозможно.
        - Почему невозможно?! Во время игры ты целовался со всеми!
        - Игры! - выделил я.
        - Представь, что сейчас тоже игра.
        - Но ведь не игра?
        - Всё в жизни игра.
        Не ожидалось такого от малявки.
        - Не всё.
        Она согласилась:
        - Не всё. Но это - игра. Моя игра, понимаешь?
        - Прекрасно понимаю.
        - Подыграешь?
        - Нет.
        - Что я могу сделать, чтобы ты включился в мою игру?
        - Подрасти и поумнеть.
        Существует ли на свете человек, который согласится, что завтра станет умнее сегодняшнего? А послезавтра - умнее, чем завтра, то есть будущего «вчера»? Логический вывод из получившейся последовательности: именно сейчас ты полный нуль и ничтожество. Кто такое примет?
        - Тебя смущает, что внешне я маленькая? - Ефросинья закономерно услышала только первую часть фразы. - Я видела, ты уединялся с Варварой, потом с Антониной. Противный. Но я могу все, что могут они.
        - Прекрати. Сейчас до такого договоришься…
        - Не смотри, что во мне меньше женственного по сравнению с ними. С годами Варвара начнет обвисать, а я буду все сочнее и краше. Тонька уже пухнет как прокисшая каша, поэтому про нее я даже не говорю.
        - За одни такие слова не стану играть с тобой ни за какие коврижки.
        От избытка эмоций изумленные глазки хлопнули, словно в ладоши:
        - Разве я не правду сказала?
        Говорил же, поумней, потом подкатывай.
        - «Не враждуй на сестру свою в сердце своем, и не понесешь греха», - продекламировал я.
        Цитата не подействовала.
        - Я не враждую, как же ты не понимаешь!
        Ага, я не понимаю. Именно я. Кто же еще? Больше же никого нет, ау, есть кто?
        - Я через годы буду как мама, - пылко продолжила Ефросинья, - а она у меня сейчас такая, как, к примеру, любимая тобой Варька. А Варька станет как царисса Дарья - тяжелая, нелепая и неповоротливая.
        Это Дарья-то неповоротливая? Вспомнилось, как она отмахалась мечом от двух десятков вертких и мнящих себя умелыми учениц.
        - Есть одна вещь, которая закрывает глаза на любые недостатки, - подсказал я.
        Поерзав, Ефросинья хмыкнула:
        - Любовь, что ли?
        - Не веришь в любовь?
        Подбородок нахалки высокомерно взвился:
        - Кто же в нее верит?
        Сделав едва заметный выпад ко мне, она сразу откинулась назад и красиво отбросила с лица как бы случайно упавшие волосы. Лицо запрокинулось, ладони уперлись в траву далеко позади пяток, на которых сидела Ефросинья. Выпятились в невероятном самомнении припухлости, вообразившие себя объектом желания. Ну да, эта царевна мыслит другими масштабами, категориями будущего. А там, в далеком будущем, возможно, все так и есть, как она нафантазировала.
        Я знал, что женщины предпочитают казаться соблазнительными и красивыми, а не умными, потому что средний мужчина лучше видит, чем соображает, но думалось, что для этого им необходимо быть умными. Оказалось - вздор.
        - Любовь - это игра, - очень серьезно произнесла Ефросинья где-то слышанное, - в ней один блефует, чтобы выиграть, другой - чтобы не проиграть.
        Умница. Понадобилась умность - нате вам на тарелочке. Осталось только подачу доработать, чтобы выглядело натурально, а не так, как выглядело.
        - Так что любовь - тоже игра.
        Я покачал головой:
        - Если б любовь была игрой, меня буксиром бы не оттащили от Варвары, Ярославы, Антонины и прочих. И от тебя в том числе.
        Радость осветила узкое лицо собеседницы:
        - Значит, я тебе тоже нравлюсь?
        - Правильное слово - тоже, - буркнул я. - Мне все нравятся. Возраст такой.
        - Тогда не все потеряно. Ладно, не хочешь целовать, не надо. На правах женщины я сама тебя поцелую, а ты вчувствуйся и подумай потом, стоят ли такого Варьки и Тоньки.
        Колени Ефросиньи переползли вплотную ко мне. Я отстранил их обладательницу:
        - Нет значит нет. Точка.
        - Права мама, когда говорит, что любовь - торжество воображения над разумом и надежды над здравым смыслом.
        - Мамы всегда правы, но мы поздно это понимаем.
        Ефросинья задумалась.
        - Короче, будешь моим невестором?
        - Нет.
        - Почему?
        - По кочану.
        Показная грубость не смутила царевну.
        - Из-за Томы? Неужели не понимаешь, что ее пора забыть.
        Словно оглоблей с размаху.
        - Почему?
        - Она в плену.
        - Не обязательно. Наверняка, разбойники решили, что она из другого отряда, и приняли в свои ряды.
        - Головой подумай. У тебя не получилось, когда в пещеру лез, а у нее получится? Хорошо если останется жива. Рыкцари возвращают людей за выкуп двумя способами: живыми и невредимыми или просто живыми. Охота тебе будет выходить за пользованный быдлом мешок мяса, зараженный всеми существующими болезнями?
        Ефросинья рядом - маленькая, хлипкая, пальцами переломлю. А все туда же.
        - Не доводи до греха, - взмолился я. - Уйди.
        - Опять на правду обижаешься?
        Я ушел сам. Богатый нынче денек на устройство личной жизни. Стоило назваться выдуманным невестором, как сразу три особы, сплошь царевны, предложили стать реальным. Если так пойдет дальше…
        На душе потеплело: начинаю пользоваться успехом у женщин. Или… закон толпы: никто не взял, то и мне не нужно? Только наоборот.
        Лагерь спал как убитый. Приятно смотреть на сонные лица, раскинутые руки, разметавшиеся тела. Вновь ярко ощутилось, что жизнь прекрасна. Наверное, так чувствуют себя женщины в мужском коллективе: всеобщее восхищение, местами ревность, периодические подкаты… Но когда знаешь, что одной левой можешь завалить самую буйную подкатчицу, ситуация нравится еще больше.
        Я реанимировал затухавший костер и подготовил шлемы и крупу для сытного завтрака. Из окружающей тьмы материализовалась и обиженно заняла свое место намеренно не глядевшая на меня, но и не стеснявшаяся Ефросинья. Ой-ой, умру от стыда.
        - Ааа! - раздалось вдали.
        Как по тревоге, ученицы отработанно подхватились с мест с оружием в руках - школьная выучка, отлично выдрессированы, как раз на такие случаи.
        Сначала в моих руках сам собой оказался гнук, но - куда он в ночи под сенью деревьев? Стрелять на слух, как недавний бойник-рыкцарь, я не умею, поэтому ринулся на звук с обнаженным мечом. Голос девичий, скорее всего - дозорная.
        За мной пристроилось несколько вооруженных учениц. Я остановил их отведенной назад раскрытой ладонью. Врагов не видно и не слышно. Дозорной нет. А примерно в десятке метров впереди слышны возня и стон. Не от боли, скорее - от возмущения.
        - Марьяна? - позвала в темноту Амалия.
        Марьяна - царевна из ее пятерки: русая, среднего роста и среднего же сложения, скромная и тихая, ничем не примечательная, потому постоянно путаемая мной с другими такими же.
        - Я тут! - раздалось приглушенно. - Идите осторожно.
        - Где «тут»?
        Амалия поспешила к подчиненной, отчего мне пришлось перехватить ее на ходу обеими руками, отбросив ставший ненужным меч. Жестко схватив за талию, я дернул ее на себя, и едва удержавшаяся на краю царевна остолбенела - в последний момент тоже увидела то, что секунду назад открылось мне. Она испуганно вжалась в меня спиной и попятилась от опасного места.
        В земле зияла дыра с рваными краями.
        - Отошла по-маленькому… - пожаловалась дозорная из глубины. - Наступила на хворост. А он ка-а-ак провалится!
        Амалия, а затем все остальные, облегченно выдохнули: опасность идентифицирована, признана несущественной. Обычное происшествие, даже без особых последствий: упавшая в яму дозорная цела и невредима.
        Все будто разом от яблочка с Древа Познания откусили. Я отпрянул от судорожно напрягшейся Амалии, она от меня, остальные быстро спрятались в спасительный мрак, поскольку руки у каждой занимало оружие. Осталась Варвара, как старшая и ответственная за всех, несмотря на мое командирство. Еще - любопытная Майя.
        - Чапа, дай руку. - Варвара сжала мою ладонь и, балансируя на краю провала, попыталась заглянуть вниз.
        Я оттянул ее на себя и изменил хват, теперь моя кисть крепко обвила ей запястье:
        - Так крепче.
        Варвара кивнула и так же сцепилась со мной.
        - Держите его за вторую руку! - крикнула она Амалии с Майей.
        Втроем мы подстраховали склонившуюся над черной бездной Варвару.
        - Не видно, - огорчилась она, когда вернулась в исходное положение. - Марьяна, обрисуй, что там.
        - Сразу бы так, - пробурчала под нос Амалия, недовольная виляньем Варвары передо мной. Хоть и ночь вокруг, но света луны хватало, чтобы видеть все ныне не скрытое оставленной на сушилке одеждой.
        - Яма, - донеслось снизу. - Земляная. В форме капли. Глубина - метра три, не меньше. Сама выбраться не смогу.
        - Зачем здесь яма? - задумчиво проговорила Амалия. - Фрукты хранить?
        - Ее против таких, как мы, сделали, - объяснил я. - От залетных. Крестьяне рассчитывают на этот урожай.
        - Если необходимо, недостающее им возместят.
        - Когда власть укрепится. А сейчас каждый за себя. Кстати, ямы могут быть еще.
        Теперь никто в одиночку во тьму не отойдет. Беда. Вспомнилось, как в моей прежней школе девчонки предпочитали ходить в туалет группками. Хотя бы парами, лишь бы в компании. Тоже ям боялись?
        - Шест не опустишь, - начал я размышлять о вызволении пленницы.
        - Легко, - не согласилась Варвара.
        - Стоять придется на краю, не вытянем, земля под нашим весом обрушится. Нужно вытягивать на веревке.
        - Веревки нет.
        - Есть одежда, - напомнил я. - Можно связать в длинный канат.
        - Примерно полтора метра вниз, чтобы Марьяна ухватилась за край, и еще минимум три, чтобы нам здесь было, за что взяться. Понадобится не меньше десяти рубах и штанов, - подсчитала Варвара. - Тянуть придется через грязный край, а мы только что постирались!
        - Предлагаешь оставить Марьяну внизу?
        - Нет. Я сейчас думаю, существует ли другой способ, кроме как пачкать стираное.
        - Я не против еще раз постираться, если надо, - Майя сделала шаг вперед, после чего вновь спряталась за Варвару.
        - Слышишь, что народ говорит? - улыбнулся я.
        - А вдруг чьи-то штаны порвутся? Как дальше идти?
        У меня голова болела не об этом. Голова, она, вообще-то, не только, чтобы есть или болеть, и в ней, мудрой и продуманной, созрела гениальная мысль: если обрушить одну сторону ямы и сделать вниз покатый уклон…
        Я подошел к краю:
        - Марьяна, как далеко отстоят стенки от краа-а-а…
        - А-а!!! - одновременно завизжала Марьяна.
        Я пролетел и всем телом шмякнулся на сверзившуюся одновременно со мной землю, которая смягчила удар. Марьяну накрыло тоже. Первым выбравшись из-под сошедшей лавины, я судорожно глотнул воздуха.
        - Марьяна?
        - Ммм…
        Копать пришлось на звук. Валы рыхлой земли разлетались под моими ладонями, работавшими, как крот под электрошокером.
        - Вы как там?
        - Еще не знаю, - ответил я Варваре.
        Освобожденная дозорная долго не могла отдышаться.
        - Думала - все, - причитала она. - Когда небо упало и оказалось таким тяжелым…
        Дыра сверху превратилась в огромную полынью. Все, что могло рухнуть, рухнуло.
        - Твои молитвы услышаны, - крикнул я Варваре. - Повторно стираться не придется. Тащите шест.
        Сверху раздались указания, унеслись громко топающие шаги. Пока я откапывал Марьяну полностью и мы отряхивались, к нам спустился зачищенный ствол молодого деревца.
        - Удержите? - засомневался я.
        - Постараемся!
        - Тогда подождите. Сройте у себя угол, будет проще.
        В проеме возникли несколько голов:
        - Чем срыть? Лопат нет.
        - Мечами!
        В лицо прилетели первые комья. Мы с Марьяной развернулись кверху спинами и укрыли руками головы.
        Через десять минут сверху сообщили:
        - Готово!
        - Теперь сделаем уклон у себя. Марьяна, помогай.
        В четыре руки мы накидали пологую насыпь, по которой уже не так страшно ползти по шесту.
        - Давай. - Я подсадил бедовую стражницу, одетую в передававшиеся друг другу доспехи.
        Она вырвалась:
        - Ты первый!
        - Лезь, говорю, а я помогу.
        Царевна насупилась:
        - Я стесняюсь.
        - Ты?! - вскипел я. - Стесняешься?! На мне ничего, а на тебе доспехи!
        - А под ними ничего.
        Дурдом.
        - Как знаешь, - отрезал я, ловко взбираясь по шесту.
        Опыт, однако.
        Мой меч уже подобрала Варвара, поэтому я сразу двинулся к воде. Снова мерзнуть. Чертова нескончаемая ночь под знаком воды.
        Пока я отмывался, к озеру прибыло сконфуженное олицетворение невезения. Без доспехов. Видимо, отобрала временная сменщица.
        - Меня отправили мыться, - робко сообщила Марьяна и застыла на берегу.
        - Мойся. - Я равнодушно пожал плечами.
        Марьяна не двинулась с места. Вот же, глин борелый на сёрной чковородке. Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать, время плакать и время смеяться. Та же ерунда со стыдом.
        - Марьяна, - громко позвал я.
        - Что? - Она отпрянула на шаг.
        - Подойди.
        - Зачем?!
        - Какой у тебя приказ?
        - Мыться.
        - Почему не выполняешь?
        - Но… ведь это…
        - Я командир?
        - Да.
        - Приказываю подойти.
        Ослушаться она не осмелилась. Раздались шлепки, плавно перешедшие в плеск, и передо мной вырисовалось прикрывавшееся руками мягко-хрупкое создание, чумазое, как свинка в луже. Оно застыло в метре от меня.
        На полголовы ниже. Вдвое тоньше. Вдесятеро симпатичнее. Лицо пряталось за челкой, свидетельства нашей разности - под ладонями. По плечам клубком спящих змей разметались перепачканные землей волосы. Марьяна даже в плену не решилась их подрезать, как, например, Амалия. Но когда волосы будут отмыты и уложены, думаю, моральное удовлетворение стократно перекроет трудозатраты и былые муки.
        - Как стоишь перед командиром?! - рявкнул я.
        Руки царевны дернулись от испуга и, если так можно сказать, уронились по швам. Плечи расправились. Но лицо так и не поднялось.
        - Ты же невестор… - только и выговорила она.
        За такие слова я готов был расцеловать, но вместо этого отбрил доводами тех, кто женихался ко мне ранее:
        - Неофициальный. Можешь расслабиться.
        Она не расслабилась. Только мелкая рябь пошла по водной поверхности от дрожи Марьяны.
        - Вольно, говорю.
        Ее плечи чуть сдвинулись вниз. Тонкие нервные пальцы попали в плен хрустяще-ломающих ладоней. Беспокойная пауза затянулась.
        - Марьяна…
        - Вообще-то я Марианна, - проговорила царевна, не поднимая глаз. - Просто все привыкли.
        - Марианна, - с чувством поправился я, - в жизни бывают моменты, когда нужно выкинуть из головы лишнее.
        - Понимаю. Как при изображении стаи: ты не стеснялся нас, мы не стеснялись тебя. Так было надо.
        - Почему же стеснялась в яме, когда вылезали?
        - Мы там были одни.
        - Как же одни, - воскликнул я. - Сверху на нас глядели десятки глаз!
        - Они ничего не видели.
        - Какая разница! У нас была задача - выбраться. Невзирая на.
        - Взирая.
        - Это ты взирала, как я лез. Я не взирал!
        - Но ты хотел. Нарочно вел к этому. И сейчас ищешь повода поглазеть на меня. А я не могу отказать, потому что ты командир.
        - Это не…
        А ведь это так, перебил усмехнувшийся мозг, царевна права. Ты прячешься под завесой слов, подменяя смыслы. Ты хочешь смотреть. Тебе нравится смотреть. Ты наслаждаешься свалившейся властью, как сделал бы любой на твоем месте. Но разве ты - любой?!
        - Прости, Марианна. - Мой голос снизился до неуклюжего повинного рокота. - Спасибо, что сказала мне это. Что осмелилась. Давно кто-то должен был сказать. Поставить на место. Спасибо за урок. Иди, ты свободна. И если я вдруг снова… ты не робей, говори, ладно?
        На меня впервые вскинулись блеснувшие в ночи глазки:
        - Ты… не шутишь?
        - Увы.
        - Такому командиру я согласна подчиняться. Приказывай.
        - Что? - обалдел я от неожиданного поворота.
        - Что хочешь.
        - Кру-угом! - скомандовал я.
        Она развернулась. Грязные лопатки торчали печальными крылышками. Я зачерпнул воды и принялся бережно отмывать их.
        Марианна вздрогнула, но не отстранилась.
        - Если, конечно, не возражаешь, - поспешно выпалил я.
        - А тебе действительно нравится на меня смотреть?
        - Очень.
        - И это никак не повлияет на твои отношения с Томой?
        - Совершенно.
        - Даешь слово?
        - Даю.
        Еще бы не дать, если сказана чистая правда. На мои отношения с Томой происходящее здесь ну никак не повлияет.
        - Почему-то я тебе верю. - Марианна снова повернулась ко мне.
        Глаза вниз. Челка - на глаза, чтобы намертво, чтобы ни одного шанса. Отгораживаясь, прячась, убегая в себя.
        - Знаешь, на самом деле невестором меня объявили для спасения жизни, - с какой-то стати рассказал я.
        Противно получилось. Словно женатый кобель втирает лакомой фифочке, что никогда не планировавшийся развод состоится со дня на день. Но громом небесным раздалось:
        - Это меняет дело.
        Долго опущенное лицо поднялось, на меня глядели два пронзительных глаза, режущих душу не хуже скальпеля хирурга. Глядели в неясном ожидании.
        Я положил руки на воду вверх ладонями. Если катал Антонину, то Марианна достойна того же как никто.
        - Ложись.
        - Зачем?
        - Увидишь.
        Сказанного оказалось достаточно. Марианна доверчиво опустилась животом на мои запястья.
        - Руки вперед. Или в стороны, как удобней. Полетели!
        Это действительно был полет. Марианна парила, взбивая в пену встречную воду, взлетала над создаваемыми ею же волнами и ненадолго погружалась в них. Я катал ее большими кругами, пока она сама не сказала:
        - Ты, наверное, закружился.
        Мы остановились, но она не вставала.
        - Хочешь, перевернусь? - обожгло разум.
        Я потупился:
        - Если хочешь.
        - Только если ты хочешь.
        Ну что ты будешь с ней делать. Из горла сипло выдавилось:
        - Хочу.
        Царевна прокрутилась у меня в руках. Глубокие глаза помутнели, заволоклись мечтательной пеленой… и конвульсивно захлопнулись. Марианну снова пронзил стыд. Но теперь она не желала идти у него на поводу. Стала его хозяйкой.
        Вроде все, как с Антониной, но какая разница! Там мы использовали друг друга, тайком ловя запретные удовольствия. Словно воровали что-то. Вместе, но каждый для себя. Здесь хотелось дарить. Придерживая Марианну под поясницу, я высвободил одну руку, пальцы осторожно провели по животу, кусавшемуся пупырышками. Царевна вздрогнула, но не открыла глаз. Я понял это как желание продолжения, и моя ладонь принялась нежно смывать оставшуюся грязь. Рука двигалась, как движется африканский охотник - припадая, прислушиваясь, замирая и делая новый легкий, почти не касающийся поверхности шаг… а то вдруг неслась наадреналиненым лыжником по трассе слалома, обходя запретные флажки.
        Раскинув руки, устремив взор зажмуренных глаз внутрь себя, поддерживаемая мной Марианна лежала на воде, одновременно стыдясь и желая. Доверяя и боясь. Сомневаясь… но разрешая. И я с нескрываемым наслаждением гладил ее, в уме съедая очередную самую последнюю земляничку. Пальцы мелькали быстро, ласково, невесомо - впитывая ощущения, вызывая ответную дрожь, удаляя последние песчинки, причем находя их в самых неожиданных местах. Или не находя, если быть до конца честным. Быть нечестным с Марианной не хотелось.
        - Тебе нравится? - одновременно спросили мы друг друга.
        Тела дернулись от синхронно задавленного смешка. По воде пошла рябь, волной обожгло пару сантиметров кожи на пояснице - ниже все давно привыкло и не замечало холода.
        - Я все-таки первая спросила! - настояла царевна, отворив тяжелые веки.
        Взгляды встретились. Я смотрел на Марианну так, как ни на кого в жизни. Просто не было таких моментов. И таких глаз. И ответа не требовалось. Мое лицо рассказало все. Больше, чем хотелось.
        - Да, тебе нравится. Вижу. - Ее лицо заострилось. Темные глаза не мигали. Зрачки стали больше небосвода и глубже Вселенной. - И чувствую.
        - А тебе? - глупо выхрипела моя гортань практически без участия мозга.
        - И мне нравится, - с гипнотизирующей серьезностью констатировала Марианна. - Что теперь с этим делать?
        Вопрос, к которому я оказался не готов. Вместо ответа руки напряглись в попытке прижать к себе сообщницу по сумасшествию, как недавно Антонину.
        Марианна не позволила. Соскользнув, она встала ногами на дно.
        - Теперь я тебя, - объявила царевна.
        Что меня? Погладит? Покатает? Потрогает? Выгнанное с места жительства здравомыслие отказывалось подниматься в мозг.
        - Помою.
        - Кхм, - кашлянул я. - Уверена?
        - А ты?
        Я отчаянно выдохнул:
        - Давай рискнем.
        - Ты замерз. Отойди к берегу, где мелко.
        У меня даже мысли не возникло возражать. Я выполнил указание с покорностью, с какой Марианна подчинялась мне.
        Пронесся перед глазами весь фильм моей жизни. До сих пор зов плоти звучал в нем фоном, как музыка за кадром, пока герои мутузят друг дружку. Беспокоящий, но второстепенный фактор, придаток… нет, скорее слабенький конкурент сознания, он знал свое место. Вдруг все изменилось. Животный зов вырвался из-под присмотра и загрохотал, раскалывая царь-колокол разума. В ушах звенело так, что барабанные перепонки отказывались выполнять прямые обязанности, лишь барабаня и истошно перепоня. Иногда в мозг залетали смыслы слов, которые, оказывается, произносил рот - в ответ на другие слова, трехмерные, кривлявшиеся, разбегавшиеся при сосредоточении на них.
        - …Можно?.. - спрашивало меня бездонное мироздание напряженным грудным голосом.
        Звуки бессмысленно витали, порхали, колыхались и переплетались, на глазах перерождаясь из левого в зимнее и из вертикального в фиолетовое. Поверженное подсознание отвечало безо всякого моего участия:
        - …Да…
        - …Не больно?.. - продолжало оно через много веков-мгновений, оставшихся в памяти короткими вспышками длиною в жизнь: чарующими, ослепительными, выкручивающими. Острее иглы. Жарче пламени. Волшебнее чуда.
        - …Приятно…
        Что со мной делали, как, зачем - не знаю. Если это - помыть, то я на небесах. А я на небесах.
        - …А так?.. - звучало настолько ласково, заботливо и пушисто, словно котик, мурлыча, терся о ногу.
        - …Тоже…
        Касания были более чем касаниями. Ночь - более чем ночью. Чужие пальцы - вообще всем, что было, есть и будет.
        Не сразу пришло понимание, что все кончилось, и мы с минуту стоим друг напротив друга в полной тишине и растерянности.
        - Спасибо, - слетело с уст Марианны.
        Мне?! Я словно очнулся:
        - Мне-то за что? Тебе спасибо.
        - Скоро вы там наспасибкаетесь? - Над берегом появился силуэт Варвары.
        Марианну как подменили, она съежилась, напряглась, но пронзительный взгляд не оторвался от моего лица. Заподозрилось, что на языке у нее вертится что-то насчет возможного невесторства…
        Она промолчала.
        - Иди первым. - Замерзшая царевна прикрылась руками. - Я стесняюсь.
        Глава 6
        Заснуть получилось не сразу. Бурлящий организм взбрыкивал, отказываясь принимать реальность. А я, сволочь такая, еще Тому гонял. Сам-то чем лучше? Вот тебе и окситацин.
        Варвара, ревниво проследившая, чтобы Марианна снова отправилась в дозор, а я в койку, что-то обсуждала с несколькими проснувшимися ученицами. Ну и славненько, без опасного соседства дышится легче. Глаза закрылись и уставились на внутренний экран. Там прокручивался последний ролик, поставленный на бесконечное повторение. Чудесный ролик. Волшебный ролик. Прямо-таки колдовской…
        Интуиция больно пнула меня, вытаскивая из сна. Что это?! Пронзило ужасом, как всегда при встрече с непонятным. Открывшиеся глаза узрели собравшихся вокруг меня учениц. Они толпились в два-три ряда, заглядывая первому ряду через головы. Первые сидели на корточках, за ними на коленях другие, чуть привстав, чтоб лучше видеть. Им на плечи опирались те, кто не поместился ближе.
        Костер догорал. Светало. На какое время я отключался - на час? Два?
        Я лежал на спине. Расставив ноги, Родосским колоссом надо мной возвышалась Варвара. Орлица над добычей. Лицо оглядывало поверженный трофей, щиколотки прижимались с боков к моим голеням.
        Перед остальными царевнами Варвара Дарьина имела небольшое преимущество по возрасту и немалое по опыту определенного вида. С детства она при матери-смотрительницы школы вращалась в компании старших девочек, а когда подросла и сама стала ученицей, сошлась с тогдашней «ночной хозяйкой школы» Аглаей, на чьи похождения даже стража закрывала глаза. Теперь Варвара сама стала главной. Увидев, что я проснулся, она спокойно опустилась прохладным седалищем на мои коленные чашечки, ее бедра окружили и сжали мои, ровный голос поинтересовался как бы в пустоту:
        - Все знают, откуда берутся дети?
        - Могу показать, - мурлыкнула Ярослава из второго ряда, навалившегося на спины первых.
        Первые сгрудились вокруг моей середины так, что меж голов едва проступал рваный кусочек неба. Находившимся сзади пришлось расталкивать их, влезая лицами и давя на спины. Естественно, объект изучения под таким вниманием обрел признаки жизни.
        - Ух ты! - пронесся изумленный гул.
        Варвара с довольным высокомерием оглядела собравшихся. Высокая, отлично сложенная, с тонкой талией, расходящейся в крепкие плечи вверху и в широкие бедра внизу, она была красива, знала о своей красоте и пользовалась ею. Ямочки на щеках, большие глаза, чувственные губы - все играло на публику, на подчинение либо соблазнение. Царевну Дарьину портил только покровительственно-колючий взгляд, что становился другим лишь изредка - под действием страха, гнева или любопытства. Прячась за павлиньим хвостом женственности, распустившейся не по возрасту (впрочем, в отношении царевны школы и Грибных рощ иногда достаточно просто слова «распустившейся»), Варвара не давала понять, какая она на самом деле. То, какой казалась и какой быть старалась, мне не нравилось. Меня и не спрашивали. Плохо, что обращались со мной как с игрушкой, желая то сломать и поглядеть как устроен, то выкинуть, то навсегда отобрать у законного владельца. Пока не раскушу и не найду ключика, жить рядом с таким опасным существом придется с оглядкой.
        - Это, - длинный Варварин пальчик прикоснулся к причине восторженного недоумения, - приносит нам боль, болезни, детей и удовольствие.
        - Боль, болезни, детей и удовольствие, - запоминая, хором повторили несколько учениц.
        - Болезни? - ужаснулась Любава, и правая ладошка в испуге прикрыла рот вместе с чутким носиком.
        Округло-крепенькая и при этом приземистая царевна терялась среди сгрудившихся - в самом диком смысле этого слова - высоких и плотных соседок. В рассветных сумерках стало видно, что ее кожу до самого низу покрывали мелкие родинки, о чем ни за что не догадаешься ночью. Руки ежеминутно вскидывались, отправляя за уши непослушную прядь, так как глаза желали не просто смотреть, а видеть, и видеть все.
        А не сплю ли я?! Может, вчера слишком много впечатлений в мозг привалило, если невообразимая чушь снится?
        - Вспомни темный дом, - бросил кто-то Любаве в ответ.
        - Кошмар, - покачала она головой.
        Еще темный дом какой-то. Бред. Галлюцинация. Сонный морок. Сгиньте!
        - Помните великую цариссу Ариадну, которая пятикратно не сдавала вотчины на забаве? - продолжила Варвара, вольготно чувствуя себя на моих ногах. - До сих пор в темном доме. Если еще жива.
        - И свихнувшаяся царица тоже.
        - Говорят, там долго не живут.
        Я метался в бреду полусознания, когда вроде бы слышишь, что говорится, даже как бы понимаешь сказанное, но мысли находятся в другом месте. Ощущения словно бы расстреливаются из пушки, способной пробить лобовую броню танка. Чувства исполняют барабанную дробь в кабине разума, смертельно пикирующего и не имеющего сил выйти из штопора.
        - Можно посмотреть ближе? - обратилась низенькая лучисто-жизнерадостная Феофания, затемненная копия Любавы.
        Варвара бесцеремонно кивнула:
        - Конечно.
        - Нет! - возмутился я.
        Попытку вырваться пресекли, бесконечное количество рук и несколько коленей вжали меня в лиственный ворох.
        - Молчи, сейчас ты инвентарь, - прошипела Варвара. - Не мешай просвещению молодежи.
        Я обратился в песочный замок, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения. Единственным бараном в стаде овец я весь день тихо радовался нежданно свалившейся ситуации. Сейчас стало не до смеха.
        - Какой инвентарь?! - Я принялся извиваться. - Думай, что говоришь!
        Меня удержали. Крепкие Ярослава и Антонина оседлали мои ноги за спиной сдвинувшейся вперед Варвары. Александра, Феофания, Ефросинья и даже растерянно моргнувшая Кристина, которая, извиняясь, развела руками, навалились гурьбой, их колени восстановили мою неподвижность.
        Перед лицом возникли большие глаза Клары.
        - Не надо, - попросила она. - Не шевелись.
        - Клара! - взмолился я. - Но ты-то…
        Пока другие, спеленав ногами и сжав пальцами, держали мои вырывавшиеся руки, она успокаивающе гладила меня по голове. Самая скромная. Самая застенчивая. Как же?!
        - Это урок, - объяснила она. - Согласись, лучше изучать предмет на достойном материале, чем абы как, с кем и где.
        Вот так. Меня превратили в учебное пособие.
        Варварины глаза странно сощурились, чуточку надменно и проказливо:
        - Прошу заметить, я выполняю приказ - приказ провести урок. Приказ отдан в присутствии готовых подтвердить свидетелей, апелляция невозможна.
        - Я отменяю приказ!
        - Я слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость! - напомнила Варвара недавно цитированное, неслабо подковырнув меня. - Верность слову - превыше всего. Береги честь и репутацию, потом они сберегут тебя.
        Она улыбнулась настолько самодовольно, словно утопила противника в общественном сортире. Она кивнула Кларе:
        - Продолжи молитву.
        - Я забочусь о своем здоровье, ведь потом оно позаботится обо мне, - смущенно улыбаясь, продекламировала самая мелкая ученица потока.
        - Именно. - Варвара многозначительно подняла указательный палец, склоняясь надо мной. - Здоровье! Плюешь на репутацию - подумай о здоровье. Своем и чужом. Ты же командир как-никак. Пока еще командир. Кристина, дальше.
        - Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне, - четко выдала пунцовая Кристина, прикрывая лицо кучеряшками.
        Наверное, потому, что сидела у меня на запястье. Моя рука чувствовала, как все спрятанное счастливо открывается навстречу, расцветая и превращаясь из сплюснутой спящей красавицы в танцующую принцессу. Я пытался усилием воли прекратить мятеж не желавшего подчиняться организма. Безрезультатно.
        - Помогай, и помогут! - укоризненно втолковывала мне Варвара и победно завершила: - Я так живу и примером учу детей. Алле хвала!
        - Алле хвала! - хором поддержали ученицы.
        Вспомнилась восточная поговорка: для побежденных спасение одно - не мечтать о спасении. А американцев, например, с детства учат: если на вас напали, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие.
        - Делайте, что хотите, - в сердцах выдал я.
        Спасение - не мечтать о спасении.
        Царевны заметили перемену. Удовлетворенно поерзав, они утихомирились и заняли виртуальные места в партере и на балконах согласно купленным билетам, то есть как получилось. Повеяло видимостью покоя.
        Нервозность не исчезла, ее просто прикрыли ширмочкой-времянкой, чтобы зрелище не заслоняла. Варвара начала учительствовать:
        - Все знают: женщина - алмаз, который при правильной огранке превращается в прекрасный бриллиант.
        Два пальчика подцепили краешек кожицы, словно нашкодившего пацаненка за ухо, и потянули вверх.
        - Гранят вот этим, - показала Варвара.
        Все посмотрели. Вскинутый «клюв пеликана» имел кожистый зоб, привлекший внимание «преподавательницы». Впрочем, можно без кавычек - сейчас Варвара ею являлась.
        - Здесь производится семя.
        Собранная горсткой ладонь коснулась предмета исследования. Кошелечек с драгоценностями съежился, внутренности слились воедино и испуганно спрятались.
        - Ждем, - объявила Варвара.
        Мир замер в ожидании чуда. От остатков костра тянуло дымком. Листья и трава подо мной смялись в тонюсенький коврик, придавленный распластанным телом и еще многими, прижимавшими сверху. В мягкой земле подо мной постепенно появлялась удобная выемка.
        Через некоторое время обидевшееся на незваное вторжение пособие опасливо расслабилось.
        - Похоже на мячик, сшитый из двух кусков, - рассказала Варвара тем, кто не мог разглядеть подробностей.
        За это время успокоенное пособие приняло предложенную дружбу. Распустившись весенней почкой, под восторженные возгласы оно доверчиво опустилось в принявшую руку.
        - Самое нежное место. И самое болевое. Удар по нему… - Варвара задумчиво замерла и поправилась, - по ним, причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя. Важный факт необходимо запомнить. Повторите.
        - Самое нежное место… - начала Кристина и поперхнулась, получив локтем в бок.
        - Удар по ним причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя, - отрапортовали ученицы, повторив то, что от них требовалось.
        Преподавательский перст прогулялся по рубцу шва:
        - Видите, словно грубыми стежками сверху вниз зашивали.
        - У Чапы было ранение? - Ладошка Майи с сочувствием погладила мою грудь.
        Ярослава прыснула, зажимая рот. Нос Ефросиньи презрительно сморщился, поджатые губки словно плюнули:
        - У нас разрез, у них на этом месте шов.
        Купол голов заволновался, свисавшие локоны всех цветов и размеров колыхнулись, будто я отдыхал под кроной плакучей ивы и попал под порыв ветра. Только ива оказалась странная: плодоносила кокосами, вывернутыми наизнанку.
        Собственно, в здешнем мире все наизнанку.
        - Сросшийся шов напоминает о первом человеке, ибо, как известно, сначала была женщина, - провела Варвара ликбез для непосвященных. - С тех пор любой родившийся мужчиной изначально задумывается как женщина, и лишь во время вынашивания Алла-непознаваемая, да простит Она нас и примет, определяет ему незавидную судьбу самца. Доказательства у нас перед глазами. Шов и… кто назовет второе?
        Пока большинство недоуменно хлопало глазами, из второго ряда высказалась Амалия:
        - Грудь.
        - Правильно, соски на груди. Для чего они мужчине?
        - Мужские соски могут пригодиться женщине, - нежданно выдала Ярослава. Интрига удалась. Тишина позволила слушать полет облаков. - Их можно покусывать в момент …
        - Мужчину можно много куда покусывать, - перебила Варвара.
        - Согласна, не довод, - не стала спорить ухмылявшаяся блондинка. - Но и не повод не покусывать.
        - Вернемся к уроку. Все посмотрели природные доказательства женского первородства?
        - Нет!!!
        Дюжина любопытных мордашек ринулась изучать самое для меня дорогое. Множество опирающихся ладошек наползали одна на другую, занимая все доступное пространство на бедрах, животе и грудной клетке. Маленькие, большие, прямые, вздернутые и приплюснутые носы внюхивались в терпкий мужской аромат, лица отшатывались в изумлении и вновь приближались: на антресолях памяти новый запах не находил соответствующей полочки. Невероятный и мощный, он вновь и вновь манил царевен, как электросварка ребенка.
        - Не пойму. - Майя в задумчивости потерла курносый прибор, только что дважды побывавший на другой планете: проведенный опыт дал больше вопросов, чем ответов. - Как охарактеризовать то, что одновременно отталкивает и притягивает?
        - Иначе говоря, пахнет сразу хорошо и плохо, - перевела Антонина, благодаря расположению и могучему торсу совершившая несколько весьма долгих «поклонений» наворочанному клубку странностей. Остальные теснили и отталкивали друг друга, но не ее: кому охота бороться с горой, готовой уронить или подмять, а потом с помощью извращенной логики сделать виноватой тебя же?
        - То, что одновременно благоухает и наоборот, называется «благовоние», - не замедлила подколоть Ярослава.
        Ее прямой носик только раз ткнулся в доселе неведомое. Зелень сошедшихся глаз проявила недолгий интерес, ноздри вздулись. Не найдя для себя ничего нового, белокурая царевна не стала мешать суетившимся неофиткам.
        - Привыкнете - понравится, - философски завершила Варвара парфюмную дискуссию.
        - А если не понравится? - донеслось из-за моей головы.
        Клара. Оказывается, в мельтешении носов в районе былой недоступности эта царевна участия не принимала. Немудрено не заметить, когда вокруг такое.
        Кларе ответила Ярослава, поскольку преподавательница занялась наведением порядка в очереди, грозившей дойти до драки.
        - Разве может не понравиться?
        - Может, - категорическим тоном объявила Ефросинья. - Но это не важно.
        - А если все-таки? По-моему, это все-таки важно.
        Кларин носик лишь немного высовывался, участвуя в общем оживлении на правах бедного родственника - она просто стеснялась вылезти на первый план. Если стеснялась меня, то поступала глупо: и без ее невеликих радостей взору хватало объектов приложения. Возглавляла фестиваль плоти, устроенный для одного отдельно взятого пособия, возвышавшаяся над чувственным морем преподавательница.
        - Если не понравится, придется заставлять мужей мыться по десять раз на дню и использовать травяные кремы, - объяснила Кларе Варвара. - Но если мужья будут любимыми, то тебе понравится обязательно, запах любимого человека не может не нравиться.
        - Даже если он совсем неприятный? - ядовито сощурилась Ефросинья.
        Вопрос заинтересовал еще нескольких учениц, головы замерли в разных странных положениях, символизирующих весь спектр эмоций от испуга до плотоядной жажды каннибала, склонившегося «для пожрать».
        - Если полюбите, то либо запах мужчины не такой уж неприятный, либо вы достойны мужчины именно с таким запахом, - ответила Варвара.
        - Либо у него есть другие достоинства, на фоне которых запах просто-напросто потеряется, - вбросила Ефросинья.
        - Какие?! - произошло непроизвольное открытие сразу нескольких ртов.
        - Позже узнаете, - в стиле «пути Господни неисповедимы» закрыла тему преподавательница. Ее направленные на меня глаза хитро поблескивали, словно весь бедлам устроен исключительно ради одной цели: опробовать мою скромную персону на прочность.
        Когда покрытые пупырышками бархатные морщинки были исследованы вдоль и поперек, а выступающий шов опробован на ощупь нескончаемой очередью пальцев, взгляд Варвары поднялся к уставившейся в небо второй части пособия.
        - Еще до ложных пророков существовал дикий обычай. Вот это, - ее пальчики вновь приподняли сморщенный краешек, потянувшийся вверх будто жвачка, - в детстве отрезали, чтобы у мальчиков не скапливалась под ней выделявшаяся природная смазка.
        - Что за смазка? - недоверчиво взметнулась левая бровь Антонины. - Как у нас? Что в ней плохого?
        - В самой смазке - ничего, но когда она долго скапливается, начинается раздражение, затем воспаление. Кончается все очень плохо как для самого обладателя заразы, так и для его жены.
        - Кошмар, - ужаснулась Майя. - А как с этим злом борются сейчас?
        - Моют.
        Царевны не знали, плакать или смеяться. Варвара весело продолжила:
        - Да, все так просто.
        - А они, значит, не догадывались? - привычно съехидничала Антонина. - Непроходимо тупые были? Или мы теперь настолько поумнели?
        - Обеззараживанием методом отрезания занимались до того, как наши предки нашли и вывели наружу ключи и обустроили озерную сеть. Нет воды - не помоешься. Проблему решали радикально.
        - Жуткие были времена. - Кристина передернула плечами.
        Видимо, живое воображение не отпускало.
        - Бывали времена и хуже. В некоторых племенах женщинам удаляли лампаду счастья над райской дверцей. Иногда вырезали дверные створочки и даже внешние ворота.
        - Кто вырезал?!
        - Мужчины.
        Взгляды недобро-задумчиво сошлись на мне. Ненадолго. Любопытство пересилило. Очень вовремя последовало продолжение:
        - Напоминаю четыре составляющие ловиласки: боль, болезни, дети, удовольствие.
        - Слышали уже! - недовольно выпрямилась статная Ярослава.
        - Мало слышать, нужно, чтобы на носу зарубилось. Чтобы ночью разбудили - и без запинки! Усекли? Продолжаю. Так вот, четыре составляющих могут приходить в любом сочетании.
        Ученицы вытаращили глаза:
        - Как это?!
        - Бывают поодиночке, попарно, втроем или все вместе.
        - Объясни, - потребовала Антонина.
        - Разберем по очереди, - сказала Варвара, поерзывая на моих коленях. - Первое. Боль.
        - Это когда в первый раз, - выдала умненькая Клара, обведя всех торжествующим взором: типа, вот что я знаю!
        - И когда не хочешь, - скривила губы Ярослава.
        Множество лиц создало сквозняк, разом хлопнув ресницами:
        - Так бывает?!
        До Клары даже не дошло:
        - Не хочешь боли? Кто же ее хочет?
        - Когда не хочешь вот этого, - Варвара потрясла плененным пособием, - а надо.
        - Зачем же, если не хочешь? - не успокаивалась Клара.
        Удивленная застенчивая улыбка блуждала по наивно-благостному личику совершеннейшего ребенка, который случайно оказался в теле повзрослевшей девушки.
        - Мама говорит: поживи с мое одновременно с тремя любимыми мужчинами, узнаешь, - вставила мудрая Амалия.
        - Еще - когда тебя не спрашивают, - дополнила ответ Ефросинья, чьи худоба и впалые щеки могли быть как результатом плена, так и особенностью сложения конкретного организма. - Например, разбойники. Убирая в формуле «живой и невредимой» вторую часть.
        Она с намеком покосилась на меня. К моему ужасу, так сделали еще несколько человек. Повод задуматься.
        Варвара быстро продолжила:
        - Или когда слишком много и долго.
        - Или когда слишком мало и коротко, - цинично хохотнула Ярослава.
        - И от удовольствия, - закончила перечень самопровозглашенная преподавательница.
        Повисла недоуменная тишина.
        - К сказанному еще вернемся, - успокоила Варвара. - Теперь второе. Болезни.
        Из-за ее спины выглядывала вечно хмурая Антонина. Рослая, широкая в груди и плечах, она казалась еще выше из-за пышности форм и величины выросших, как на дрожжах, выпуклостей. Рядом сидела на корточках плотненькая Майя, крепко сжимая ноги и выдерживая вес прятавшейся позади нее Любавы. Заигрывала с моей рукой Кристина, обнимая собой и мечтательно наматывая на палец черный локон. Мелкая Клара стыдливо прикрывалась руками за моей головой - тихая и маленькая, словно куколка, но с совсем не кукольными формами. Точнее, формочками. Предсказывать - неблагодарное дело, но что-то мне говорит, что в ближайшую пару лет она составит конкуренцию нынешним звездам царственного пантеона - сочно-выпуклой Варваре и отточенно-изящной Ярославе. Рядом с Кларой расположилась Феофания - невысокая темненькая хохотушка, овалом лица, сложением и интересом к жизни дублировавшая светло-русую Любаву. Плотные плечи Феофании притерлись к хлипким локтям чуть более высокой, вечно настороженной Ефросиньи, оседлавшей мою вторую руку. Жидкие волосы Ефросиньи отдавали рыжиной, но в сумраке этот момент терялся, оставляя их просто
темными. Зато рядом, коленями к моим ребрам, восседала обладательница самых длинных и самых красивых волос в собравшейся компании, стройная и строгая Александра. Тонкие плечи переходили в узкую грудную клетку, обрисованную мелко, но невероятно грациозно. Блестящая завеса светлого «водопада» укрывала ее от чужих взоров не хуже отсутствовавшей одежды. Почему-то это волновало. Будучи выше соседствовавшей Ефросиньи, ростом Александра все же не дотягивала до завершавшей первый круг Ярославы, которая придерживала своим весом мою ногу с другой стороны от Варвары. Между их голов в разных местах периодически появлялись и вновь исчезали лица Амалии и еще одной ученицы, все время путаю ее имя.
        Крепко обхватив мои бедра своими, Варвара вещала:
        - Основная часть болезней передается внесением внутрь - вот этим органом после связи с зараженной соперницей, - она снова потрясла пособием, как первоклашка звоночком первого сентября.
        - Голову рубить за такое! - всколыхнуло Антонину.
        - Сжигать! На кусочки резать! Кожу содрать и к волкам выпустить! - эмоционально внесли рацпредложения прочие царевны.
        - Так и поступают, но лучше предупредить проблему, чем потом с блеском ее полурешить. Инфекция-то будет занесена. Главное - знать партнера и доверять ему. Если где-то вдруг краснеет, чешется, гноится, нарывает, выделяется что-то лишнее или вырастают неправильные родинки - зря доверяли.
        Любава с ужасом уставилась на свои родинки. Ярослава ласково погладила ее, успокаивая.
        - О болезни сразу узнаешь по внешнему виду, - с видом много повидавшего человека зеленоглазая красотка кивнула на стойкий предмет споров.
        Руки Клары обескуражено всплеснулись.
        - Для этого в них нужно разбираться! - Вместе со всеми ее взор конфузливо скакнул на зону возбужденного внимания. - Как я отличу больное от здорового?!
        - Поверь, это произойдет быстро, - приятельски толкнула ее плечом Ярослава, снова оказавшись в центре событий.
        Взгляд, даже не желая, сразу выцеплял красавицу из общей массы. Привлекали чеканность черт лица, выразительность зеленых глаз и - как нечто отдельное, не от мира сего - раздвинутый в циничной ухмылочке, чувственный, многообещающий рот. За всем этим, впрочем, прятались присущие любому представителю молодежи колючесть и неустроенность. Красота без поклонения меркнет, а кроме меня в пределах досягаемости из кавалеров только бандиты, от которых царевны сбежали. Но как ни хотелось Ярославе хотя бы моего внимания, поперек Варвары она не лезла, понимая, что выйдет себе дороже. Редкое сочетание: красавица, да еще умница.
        - Больного можно узнать по виду, - признала Варвара, - а переносчика - нет.
        Ученицы мрачно примолкли. Трескуче прошумели кроны от внезапного порыва ветра. На мою щеку спланировал сухой лист, заботливая рука Клары убрала его.
        - Третье, - объявила Варвара.
        - Дети! - радостно вспомнила Феофания.
        Пока одна преподавательская рука придерживала верхнюю часть пособия, вторая опустилась к волновавшейся бархатной пупырчатости.
        - Здесь ежедневно всходят ростками маленьких жизней десятки миллионов семян.
        - Сколько?!
        - Вы не ослышались.
        - Ежедневно?!
        - По необходимости - несколько раз в день. Нет, скажем так: если получится. От семидесяти миллионов жизней за один раз. Цели достигает только одна - самая быстрая, самая умная, самая сильная. Тогда получаемся мы, выигравшие свою первую битву со столькими конкурентами.
        Майя задорно переглянулась с другими царевнами:
        - А мы крутые!
        Затем ее взор перетек на меня… и на целую секунду загрустил.
        Нас связывал поцелуй. Даже так: Поцелуй, с большой буквы. Чувственный, страстный, незабываемый. В тот момент каждый из нас думал, что через минуту будет растерзан и съеден заживо. Я хотел спасти царевну от страшной смерти, заколов мечом, а вместо этого - поцеловал. И поцелуй длиной в жизнь вывел нас в новую жизнь. А сейчас я стал общим достоянием, и в новой реальности поцелуй перестал котироваться, он обесценился до нуля, съеденный инфляцией впечатлений.
        Чуть выдвинувшаяся вперед Александра склонила золотой занавес сначала по одну, затем по другую сторону моей середины. Наконец, меня окружило полностью, как абажуром лампочку, две голени сочли мои ребра удачной подставкой, а ладони уперлись в живот. Показалось, что не будь вокруг столько народу, удивленно-умилявшаяся царевна наверняка приласкала бы и погладила. Как котенка. Хотя, откуда здесь котята? Вот и находят себе игрушки.
        «Спички детям не игрушка!» - хотелось крикнуть.
        «Ты уверен?» - категорически не соглашалось со мной присутствующее на полянке электоральное большинство с перевесом в тысячу двести процентов. Один в поле не воин - вполне демократический принцип, и будь я искренним демократом, лежал бы и не дергался, если голосованием постановили. В моей ситуации просто до зарезу хотелось быть отъявленным демократом. Однако, я противник любых правил, по которым меня заставляют играть другие. Демократия - тоже свод правил, с его помощью не хуже чем в самой жесткой монархии одни правят другими, обманывают третьих и грабят всех. Как говорил Черчилль, демократия - плохая форма правления, но ничего лучше еще не придумали. Все авторитарные правители восхищаются демократией. И все эффективные демократические лидеры на каком-то этапе ведут себя как диктаторы. Здесь не о чем спорить, достаточно вспомнить историю любой страны, которая хотя бы однажды чего-то добивалась или, наоборот, что-то теряла. Подчинение меньшинства большинству - чушь и блажь, в которую хочется верить слабым.
        И все же в моей ситуации просто до зарезу хотелось быть демократом.
        Варвара отстранила златовласую выскочку, вновь обеспечивая обзор всем ученицам. Мои ребра и живот вздохнули с облегчением… и небольшой грустью. Все-таки Александра это… Александра. Стройная чувственная златовласка. Наполовину Зарина, но не сидевшая в душе столь глубоко и потому тревожившая лишь тем, что привлекало совсем не душу.
        А информационный ликбез продолжался.
        - Семена выходят с салютом, он доставляет мужчине удовольствие. Можно сказать, единственное удовольствие. Других они не знают или не признают. Тем же путем из их организмов выводится лишняя жидкость.
        - Фу! - дернулись и отпрянули некоторые ученицы.
        Клара удивленно оглянулась:
        - Почему «фу»? Они в нас пописают и там завяжутся деточки…
        Царевны заржали лошадьми, укушенными мухами це-це. Не знаю, что за «це-це» такое, я бы ржал от одного названия.
        Клара обиделась:
        - Что не так?
        Вечно испытывавшая неловкость, теперь она совсем смутилась.
        - Ты смешала в одну кучу разные процессы, - выговорила Варвара, вытирая слезы. - Продолжим. Чтобы одно не испортило другое, в преддверии салюта выделяется особая очищающая капля. В ней тоже несколько тысяч жизней.
        Ярослава вздрогнула:
        - Разве?
        Варвара подтвердила факт снисходительным кивком и продолжила тему:
        - Живчики живут внутри нас трое суток, самые упорные - до недели. В противоположность красным дням, белые - дни ребенка.
        - Их можно как-то узнать? - поинтересовалась Амалия. - Ну, почувствовать?
        Сдержанность и нежелание выпячиваться проявлялись в ней во всем: в кротких чертах лицах, в невыразительной, скромно выпуклой фигурке, в коротко обрезанных волосах и, особенно, в глубоком взгляде, отстраненном и одновременно въедливом. Но если ее что-то интересовало, она шла до конца.
        - Можно. Внимательно наблюдая за собой. У кого-то бывает легкая боль внизу живота, набухает грудь, иногда побаливает. В худших случаях - тошнота и выделения.
        Ярослава лукаво осведомилась:
        - А если меня интересуют не дни ребенка, а, как бы мягче выразиться, наоборот?
        - В красно-белом цикле есть зеленые дни, примерно по пять до и после красных - то, о чем ты говоришь.
        - Тогда третьей составляющей не будет?
        - Вероятность минимальна по сравнению с другими днями.
        - Как превратить ее в ноль? - вклинилась Антонина, распихав соседок могучими плечами.
        - Ноля не бывает, - вздохнула Варвара, - поскольку у организмов нередко случаются нарушения жестких красно-белых циклов. Их нельзя предугадать.
        - Нарушение цикла вообще-то имеет имя, - улыбнулась в ладонь Ярослава.
        Преподавательница чуть шевельнула бровью в ее сторону:
        - Я говорю не о беременности, а именно о нарушении, о сдвигах, часто нам самим незаметных. Они бывают от переполнявшего восторга или, наоборот, от хандры. Чаще именно у молодых, вроде нас.
        - И ничего не поделать?! - ужаснулась Кристина.
        - Есть способы. Сейчас рассмотрим.
        Но рассматривать Варвара стала что-то не то, при этом голос ее, который жил собственной жизнью, выдавал как бы заученные слова, далекие от напряженно-жадного взгляда:
        - Некоторые используют вкладки, пропитанные кислой средой. Такой способ абсолютно ненадежен и к тому же небезопасен. Точнее, опасен, и еще как.
        - А с мужчиной в этой сфере можно что-то сделать? - проворчала Антонина.
        Вопрос заинтриговал всех. Первое же слово вызвало ликование:
        - Можно. Вот эта часть… - преподавательская ладонь поиграла с нижним пособием, словно с плюшевым хомячком: побаюкала, пощекотала, потрясла легонько и лишь потом нехотя отпустила на волю, - обычно или тугая, как мячик, или висит, как мешочек. Нужно нагреть ее в воде, чтобы висела как можно ниже. Живчики не погибают, но замедляются, появляется некоторый нужный эффект. Главное, при нагревании не сварить вкрутую.
        Боже, что за садистские советы. В моем мире до подобной жести только дикие племена додумались…
        А кто сказал, что страна башен - не дикое племя, если взглянуть со стороны? Не знаю всех определений дикости с точки зрения науки, но здесь они явно присутствуют. Вера в Великую Мать под именем Аллы, отсутствие прогресса и торговли, ликвидация неугодных и убийство почти всех чужих…
        Губки Майи удрученно выпятились:
        - Это все?
        Покатые плечи в сочетании с плотным тельцем, широкой, почти незаметной талией и белой кожей при темных волосах вверху и внизу придавали ей вид оказавшегося в новом месте любознательного пингвина, который отправился за приключениями. Пингвин переступал лапками, иногда толкал соседей, но в целом был весьма усидчив и мил, он не допускал лишнего и периодически сдерживал чересчур разошедшихся соседок. А разойтись в ситуации абсолютной свободы хотелось многим, даже тем, кто раньше о себе такого подумать не мог.
        - Говорят, существуют особые травяные пилюли, - поделилась Кристина где-то подслушанным.
        - За ними нужно обращаться к врачевательницам, и далеко не к каждой. - В плане знаний Варвара чувствовала себя на коне среди пеших. - Составление подобных снадобий требует особого мастерства. Для профанов лучшее средство - мужская накидка из кишок или, иногда, из мягкой кожи. Товар штучный, редкий, но безумно полезный. Ценное качество - заодно защищает от большинства болезней.
        - А если не доводить до салюта? - выдался у Амалии случай козырнуть информированностью.
        - Тоже приемлемое средство, - признала Варвара, - если помнить про вторую составляющую и особую подготавливающую каплю с жизнями.
        - Как распознать ее приближение? - взбудоражились девочки.
        В ответ - пожатие плеч:
        - Никак.
        - А он, - сразу с десяток пальцев уперлись в мою грудь, - не подскажет?
        - Он сам будет в шоке. Она неконтролируема.
        Лица погрустнели, донеслись скрежет мыслей и хруст надежд. Варвара всколыхнула унылое болото заявлением:
        - Как я говорила, все составляющие ловиласки приходят в разных сочетаниях. Наша задача - выбрать нужные и отсечь лишние.
        - Болезни выкидываем в любом случае, - сообразила Любава.
        - И боль, - вырвалось у Кристины.
        - Насчет боли… - Варвара чуть повела бровью. - Не все так однозначно.
        - Да, ты обещала дополнить тему боли, - вспомнили царевны.
        - Есть еще два пункта, - признала Варвара. - Боль от удовольствия и удовольствие от боли.
        Рты разинулись, девичьи лица вытянулись, словно у изображения на экране формат сменился с широкого на узкий.
        Варвара быстро продолжила:
        - Это просто для информации, чтобы знать, что в нашей многогранной жизни бывает и такое. Итак. - Она подвела итог. - Помним о болезнях и боли и думаем о детях и удовольствии. Вопросы есть?
        - Когда доберемся до четвертой составляющей?
        - Как раз подошли, - успокоила Варвара собравшихся.
        Когда возбужденный гул утих, она спросила:
        - Что нужно для удовольствия?
        - Муж, - предположила Клара.
        - Любой симпатичный мужчина, - процедила Антонина.
        - Любой мужчина, - со смехом выдала Ефросинья.
        - Не весь, - последовало ироничное уточнение Ярославы.
        - Взаимная симпатия, - внесла свое видение Амалия.
        - Отсутствие посторонних, - уведомила Александра.
        - Ну, я бы поспорила, - не согласилась Ярослава. - Иногда…
        - Темнота, - перебила Майя.
        - Свет, - не сдавалась Ярослава.
        - Постель, - снова рискнула вставить Клара.
        - Вот уж без чего можно обойтись, - фыркнула со своей стороны Ефросинья.
        - Нежность, - мечтательно поделилась Любава.
        - Жесткость, - отпарировала Ярослава.
        - Романтика, - опасливо косясь на Ярославу, проговорила Феофания.
        Белокурая красотка красноречиво хмыкнула, но смолчала.
        - Искренность, - оживилась Кристина.
        - Ощущение тайны, - осмелела Майя.
        - Раскрепощенность, - выпалила Александра.
        - Свободное время, - сыронизировала Антонина, сразу показав мимикой, что так не думает, а только шутит. Но как бы просит не забывать, что в каждой шутке есть только доля шутки.
        - Чапа, а ты что молчишь? - внезапно вспомнила обо мне преподавательница. - Выскажи мужское мнение. Интересно послушать соратника и противника в одном лице.
        - Желание, - проворчал я.
        Переглянувшись, ученицы кивнули.
        - Все сказанное может быть правдой, - согласилась Варвара. - Но. Удовольствие от ловиласки невозможно без доверия между партнерами.
        - Правильно! - колыхнулись ученицы в едином порыве. - Это главное!
        - Чапа, - пришпорила Варвара мои бедра своими, - сколько партнерш отведали твоей ловиласки?
        - Что за допрос?!
        - Отвечай, это необходимая часть урока, без которой нельзя идти дальше.
        - Не я учусь, а вы!
        - Мы учимся на тебе. Перечисляй. Тома - раз. Или кто-то был до нее? Постой, почему так скривился по поводу Томы? У вас не было?!..
        Я молчал, прикусив язык и мечтая, чтобы дурной сон поскорее кончился. Лица вокруг изумлялись, недоверчиво хмурились, любопытно высовывались. Ниже хоровода лиц выпячивалась невероятная гирлянда из молочно-белых шаров и шариков. Варвара ликующе наседала:
        - Не было?! Если не было даже с Томой… - Она обвела всех торжествующим взором. - Девочки! У нас идеальный объект!
        - Алле хвала! - оглушили восторженные крики с разных сторон.
        Если нас ищут, сейчас врагу стоило просто прислушаться, и - приходи, бери голыми руками. Успокаивало одно: ночь. Здесь ночью не воюют. И не без причин.
        Варвара торжественно проговорила:
        - Муха Еленин прозвищем Чапа, готов ли ты в присутствии полутора десятков благородных свидетелей объявить о своей чистоте, зная, чем грозит ложь?
        Я вновь попытался вырваться. Все равно, что тле спастись из лап и жвал орды муравьев. Там, где меня прижимали весом, теперь еще схватили руками, даже на грудь оперлись и облокотились для пущей надежности.
        - Мы ждем ответа. Честного, искреннего, безусловного.
        - Чего вы хотите?!
        - Просто ответь. Ты возвращался в лоно любви?
        - В каком смысле «возвращался»?
        Варвара с укором покачала головой:
        - Ты же как-то родился? Или ты черт, возникший на причале?
        - Я родился! - Несмотря на общий жар, лоб покрылся испариной. - Моя мама - Елена!
        - Вот, - довольно кивнула Варвара, приняв мою панику за намерение сотрудничать. - Возвращался ли ты еще в какое-нибудь женское лоно?
        Я стал красным на фоне насевших на меня бледных созданий, которые вцепились, как вампиры в жертву.
        - Нет, - выдавило горло.
        - Все слышали? - громко воскликнула Варвара. - Он сказал «нет»!
        - Алле хвала!
        Меня сломали. Отжали, перемололи, развеяли по ветру. После выдачи секрета столь интимного, со мной можно было делать все.
        - Что еще от меня хотите? - устало бросил я.
        - Еще одного ответа, столь же честного и однозначного. Дарил ли ты ловиласку способами, состоящими или включающими комбинации лишь из трех составляющих?
        Слишком заумно. Голова не работала, но край сознания понял и выдохнул за меня:
        - Тоже.
        - Тоже - что? - Царевнам требовалась конкретика.
        - Нет.
        - Нет! - во всеуслышание повторила Варвара, вертя головой. - Нет!!
        - Алле хвала! - откликнулся радостный хор.
        - Все? - спросил я. - Довольны? Ты сказала, это был последний вопрос.
        - Вопрос - да.
        - Что же еще?!
        - Обычно урок завершается демонстрацией способов ловиласки по всем видам, как включающим, так и исключающим третью составляющую.
        - Демон… - я поперхнулся, - …страцией?!
        - Затем - практические занятия.
        - Практи… кхм. - Уши слышали, мозг не верил. - Общие, что ли?!
        - Какие могут быть еще? Желающие практикуются, нежелающие совершенствуют наглядную теорию. Предмет обязаны освоить все. Можно не владеть копьем, но нельзя прожить без основополагающего - без умения дарить и принимать жизнь.
        - У него тысячи жизней на пособии, - напомнила Амалия.
        - Помню. - Варвара привстала на коленях. По шатру голов поползли беременные звездами трещины. Небо заглянуло в душу. Там оказалось так же пусто. - Поэтому начнем с…
        Лежащий крестом, я нес свой крест, презирая себя, как последнего человека на свете. Увы, мне было хорошо. От этого было плохо. Так плохо, что еще больше хотелось быстрее насладиться хорошим - пока не от меня зависит дальнейшее, пока ситуация сделала меня вещью, а я не смог… или не нашел сил возразить.
        Не нашел сил - глупое оправдание. Детское. В переводе на взрослый - не захотел. Почему не захотел? Потому что - природа. Человек - животное. Как человолк. Отличается тонкой, легко рвущейся пленкой разума. У меня, видимо, порвалась. Я плыл по течению. Мной управляли. Меня использовали. А чтобы не возмущался, использовали весьма приятно для меня самого. Все эти приемы я читал на сайтах в разделе «искусство управлять». Заставлять других делать то, что нужно тебе, но чтоб они сами хотели.
        Хотел ли я? Глупый вопрос. Еще как. Борясь, сомневаясь и проигрывая по всем фронтам. Гомо сапиенс? Как бы не так. Человек разумный - недостижимая блажь. Существует только человек управляемый. К вашим услугам. Впрочем, вы сами такие. Мной распорядилась бойкая девица, с подачи мамы хорошо попрактиковавшаяся в менеджменте, или как он тут называется. Вами тоже кто-то вертит как хочет. И это не плохо, хотя и не хорошо, это - данность. Так идет испокон веков. Большинством управляет меньшинство, меньшинством - жажда. Власти, денег, ощущений. Так и живем, притворяясь, что решения принимаем исключительно сами. Ведь так легко говорить «да», если тебе от этого хорошо. И так сложно сказать в такой ситуации «нет».
        Правда?
        Глава 7
        - Тревога! - завопила вдали Марианна. - Рыкцари!
        Ученицы посыпались с объекта изучения, как яблоки с сотрясенной яблони, и помчались к оружию и одежде. В долю секунды я оказался освобожден. Подбежавшая Марианна ошалело глянула на распластанного меня, но доложила, как положено, по всей форме:
        - Трое. На миг вышли со стороны озера. Уже светло, я разглядела. Они сразу спрятались.
        Сев и подняв колени к груди, я тоже спрятался от ее напряженно-вдумчивых глаз, где-то внутри разразившихся бранной отповедью при одновременном оправдании меня, как игрушки неподконтрольных мне высших сил. Типа, что с него возьмешь? Одно слово - мужчина.
        Именно. Хорошая логика, разрешаю продолжать в том же духе.
        - Ушли? - спросил я, не решаясь поднять лица.
        - Не знаю. Увидели меня и скрылись.
        - Нападем? - Распалившаяся Антонина кровожадно выкатила глаза, прыгая на одной ноге, чтобы попасть во вторую штанину.
        - Догоним? - поддержала Ярослава.
        Эта уже опоясывалась мечом.
        - Хватаем, что можем, и уносим ноги, - объявил я, придя, наконец, в себя и из пособия вновь превращаясь в командира. - Нас обнаружили и чего-то ждут, значит скоро к противнику подойдет подкрепление.
        Амалия, еще в одной рубахе, но с перевязью меча через плечо, смущенно протянула мне мои вещи.
        - Спасибо. - Я принялся быстро одеваться.
        Марианна тактично отвернулась.
        - Если убить передовой дозор…
        - Основной отряд знает, куда ушли разведчики. - Я покачал головой. - Уходим! Мешки за плечи, в руки по паре палок, которые вчера заготовили. Не забудьте часовых с других сторон!
        Вес бросились в сторону просеки, доодеваясь на ходу.
        - Зачем нести палки? - проворчала Варвара. - Лишний груз.
        Я оглянулся. Ученицы двигались неровной колонной по две.
        - Смотрите. - Взяв палки на уровне пояса, я стал отталкиваться при каждом шаге, руки при этом совершали движения как при обычном махе без палок. - Повторяйте за мной.
        - Те рыкцари шли так же, - удивленно сощурилась Амалия, - которые догоняли по горе. Только у них были короткие копья.
        - Одно отталкивание на один шаг. В противофазе. Левая нога и одновременно правая палка, правая нога и левая палка. Раз, два, раз, два.
        - Не лучше ли как посохом, на каждые два-три шага… - начала Антонина.
        - Не лучше. У всех получается? - Обойдя колонну, я поправил иноходь Александры, одновременно переставлявшей одноименные палку и ногу, уменьшил чрезмерный замах Ярославы, понизил хват Клары, для которой палки оказались высоковаты, и заставил Варвару вернуть часть нагрузки ногам. Постепенно общая скорость хода увеличилась. Собственно, смысл палок был именно в этом: идти намного быстрее и не уставать.
        - Любава, у тебя в руках не трость и не костыль, не опирайся, а отталкивайся. Майя, расслабь кулаки. Сделай так: подними все пальцы, кроме больших и указательных, получившимся кольцом придерживай едва-едва, пусть палки болтаются, подтаскивай их за собой. Руками двигай, будто они пустые, как при обычной ходьбе. Палки вперед ног не ставь.
        Мы миновали брошенную телегу, на которую делали налет в образе человолков, она никого не интересовала, все внимание отдавалось новому способу передвижения. Мне это понравилось.
        - Хват на уровне пояса! - еще раз показал я всем, как надо. - Если возьметесь по-другому - быстро устанете. Опирайтесь частью веса, примерно от четверти до трети.
        Папа называл такие палки трекинговыми - вроде лыжных, только для лета. Я ходил с ними дважды и, как всегда, теорию сдал, практику запорол. Теперь выбора не было, пришлось вспоминать и осваивать вместе со всеми.
        - Ну как? - поинтересовался я, когда колонна обрела уверенную ровную скорость.
        - Непривычно, - призналась Варвара. - Снова что-то новенькое. Как при ходьбе на четвереньках, приходится орудовать руками во взаимодействии с ногами.
        - Да, это сложно, - попытался я пошутить.
        От ответного взгляда пришлось сбежать.
        Понадобилось минут десять шарахания взад-вперед по колонне, пока ошибок почти не стало.
        - Первый этап освоили, - объявил я, - теперь второй. К единым действиям ног и рук подключаем дыхание. Вдыхаем на два счета, выдыхаем на три. Вдох: раз, два. Выдох: раз, два, три.
        Царевны шумно задышали. Главное - слаженно, чего я и добивался.
        - Все вместе: раз, два, раз, два, три. Вдох, два, вы-дох три.
        - Разговаривать при ходьбе нельзя? - не выдержала Варвара.
        - Можно. Если дыхание не сбивать.
        - Рыкцари идут с такой же скоростью?
        - Да. Если они к такому передвижению привычны, то могут и быстрее, но у них, помнится, рюкзаки были большие.
        - Кто?
        - Заплечные мешки. Восстанови дыхание. Раз, два. Раз, два, три.
        - У нас есть шанс уйти?
        - Шанс есть всегда.
        - А сейчас? - настаивала она.
        - Больше, чем когда-либо.
        Сказанное воодушевило всех. Долгое время молчали. Если кто-то забывал о дыхании, я поправлял. Вскоре мы вышли к полям, просека превратилась в наезженную тропу, лес остался позади. Цивилизация.
        - Идем дальше? - Варвара указала на север.
        - Пока да. Чем ближе к деревням, тем меньше возможность, что встретим разбойников, им там появляться опасно.
        - А нам?
        - Вот и узнаем.
        Вдали замаячила деревенька, а на тропе появился перекресток. Точно такие же колеи уходили влево и вправо.
        - За мной! - Я свернул налево.
        Возможные неприятности лучше обойти. Наверняка, крестьяне-телеговладельцы и меткий стрелок - жители находившегося перед нами поселка.
        - Почему влево? - полюбопытствовала Варвара.
        - Мы в землях западной границы, и я иду в сторону, где должна находиться башня.
        - Правильно, - поддержали ученицы, - надо идти в башню, там еда и кров. И спасение. Никакие разбойники не страшны.
        - Дыхание! - напомнил я.
        Марш-бросок продолжался. Иногда в строю возникали разговорчики, но вскоре они смолкли, все устали. Двигаться вперед заставлял только страх погони. Шли мы часа три - для царевен это был подвиг. Я боялся, что на привале, опустившись на землю, они больше не встанут.
        - Видите лесок посреди поля? - обратился я к поникшему воинству.
        Лесок имел форму четкого прямоугольника, деревья - как на подбор, низенькие, с переплетением тонких корявых ветвей и широкой кроной, одинаковой высоты и толщины ствола. Само такое не вырастет, значит перед нами не лесок, а сад.
        - Фруктовый сад, - подтвердила мою мысль приглядевшаяся Амалия. - Похоже на вишневый. Но сейчас не сезон.
        - Оттуда хороший обзор во все стороны. Будет привал.
        Мои слова дали царевнам сил дойти до сада.
        - Старшим групп выставить часовых, остальным - быстрый перекус апельсинами и отбой.
        Нужно восстанавливать силы. И неплохо бы поспать после безумной ночи. Выпотрошенный до полупрозрачности организм советовал просто упасть, где стоял, и не мучиться. Но - нельзя, ведь даже девчонки держатся: крепятся, пыхтят, стараются. На меня лишний раз они старались не глядеть, все в себе, внутри. Про «урок» мгновенно забыли, словно не было. Табу. Что ж, это лучшее, что они могли для меня сделать.
        Я тоже старался забыть. Хоть на миг. Наивный.
        - Тут родник! - донесся возглас Майи. Она успела добежать до другого конца сада.
        - Привал у родника!
        - Запястья ноют.
        - С непривычки.
        - Хорошо, что не сезон, - задумчиво произнесла Александра, располагаясь под вишней. - Никто не придет.
        - Придут, - огорчил я. - Здесь родник. Придут к воде.
        Едва голова коснулась земли, сознание выключилось.
        Что-то снилось. Какая-то муть. Чушь и бред. Почти как реальность, если вспомнить последние события, только сон.
        Открыв глаза, я обнаружил солнце подвинувшимся часа на два. Неплохо же мне вздремнулось.
        Царевны спали вповалку, кого где сморило - и вдоль, и поперек, и вкривь, и вкось. Словно поле боя, только из тел не торчат стрелы. Испугавшись, я быстро проверил: дышат.
        Рядом со мной, как и следовало ожидать, спала Варвара: рот открыт, веки трепетали, дыхание иногда сбивалось, отчего вздымавшаяся грудь нервно вздрагивала. Тоже снился экшн. С другой стороны от меня, метрах примерно в двух, посапывала Кристина, разметав темные кудри. Память напомнила мне о недавнем, противная фантазия тут же дорисовывала ныне скрытое. Я живо поднялся, пока организм не откликнулся, и, перешагивая через спящих, пробрался к роднику.
        Ледяная вода взбодрила, и я обошел клевавших носом часовых.
        - Все в порядке, - отрапортовали они, сами недавно разбуженные предыдущей сменой. - Никого.
        Вернувшись к центру, я встал посреди сонного царства:
        - Разве по домам никто не хочет?
        Царевны сонно заворочались. Варвара подняла голову, огляделась мутным взором.
        - Уже утро?
        - Кому как.
        Она вспомнила все.
        - Погони нет?
        - Обошлось. Быстро перекусываем и в путь.
        - Ноги не идут! - посыпалось со всех сторон. - Руки болят! Поясницу ломит! Все болит!
        - А продолжение урока будет? - вклинилось ехидное от Ярославы. Зеленый омут распахнул берега, тугие сопки со значением пошевелились.
        Пришлось нахмуриться:
        - Желающие могут дожидаться рыкцарей, остальным две минуты на умывание и две на перекус.
        - Опять апельсины?
        - Есть выбор, - сообщил я.
        - Не хочу есть выбор.
        - А какой выбор?
        - Апельсины или ничего, - объявил я разбухтевшимся ученицам.
        - Обожаю апельсины! - заявила Ярослава, томно потягиваясь. - Апельсины лучше, чем выбор. Кто не согласен?
        Началось всеобщее брожение. Я поторапливал. Впрочем, царевны сами все понимали. Усевшись на траву, отряд взялся за надоевшие всем фрукты.
        - Никогда бы не подумала, - донесся задумчивый голос Ярославы, по-турецки скрестившей ноги и мечтательно замершей с поднятым перед глазами ярким шариком в руках, словно она - Творец, только что сотворивший мир и глядевший, что подправить. После придирчивого осмотра взломанная планета отправилась в рот, пальцы потянулись за следующей. - Оказывается, ходить голой - это такое удовольствие… Ночью я была счастлива.
        - Фу! - Клара скорчила рожицу. - Не голой, а обнаженной.
        - Или хотя бы нагой, - прибавила Антонина. - Царевны голыми не бывают.
        Ее руки и рот работали как конвейер. Производительность поражала.
        - Да, это неприлично, - с серьезнейшей миной поддакнула Майя, но в глазах скакали рыжие клоуны. - Вот обнаженными - совсем другое дело.
        Клара, избегавшая моего взгляда, что говорило о невозможности для царевны забыть ночные приключения, потянула мысль дальше, не размениваясь на шуточки:
        - Одежда спасает от холода и защищает кожу. И, главное, одежда делает человека человеком. Ты же не зверь!
        - А иногда хочется, - очень серьезно вздохнула Ярослава. - Кожа отдыхает, мышцы радуются. Теперь я понимаю малышей, когда они отказываются одеваться.
        - Можешь ходить так и дальше, - пожала плечами Варвара. - Никто не запрещает.
        - Как это никто?! Я запрещаю! - категорически объявил я.
        Не хватало повторения игр в тимбилдинг или ночного беспредела: одна решит, что ей так удобнее, вторая сдуру поддержит, другим станет стыдно, что они не столь раскрепощенные, как первые, и понеслось…
        Варвара разочарованно развела руками: мол, командир, хоть и временный, сказал, надо исполнять. Или сделать вид, что исполняешь. Ярослава с показной обидой отвернулась, как бы возмущенная вмешательством в личную жизнь.
        Очень хотелось скомандовать подъем. Я дал еще полминуты - кто знает, когда выдастся поесть в следующий раз.
        Добрые дела наказуемы. Девчонки употребили время для новой оральной пакости.
        - Варвара, ты все прекрасно объяснила о ненужных мужчине сосках, а что насчет волос внизу? - Антонина с выражением полного меня игнорирования похлопала себя ниже пупка. - Зачем они?
        Жевание прекратилось, каждая попыталась самостоятельно ответить на вопрос, но лишь Варвара встретила его во всеоружии:
        - Волосы защищают от трения одежды.
        - А у первых людей, когда одежду еще не придумали? - не сдалась провокаторша, уминая очередную оранжевую кляксу.
        - Они сохраняли запах для представителей другого пола. Через запахи сообщались послания, которые ныне передаются одеждой.
        - А возбуждение и желание? - не выдержала Ярослава, - тоже одеждой? Хотя… если я вот так приталю и расстегну рубашку…
        Мне пришлось отвернуться.
        - Именно, - улыбнулась Варвара. - Теперь не нужно кланяться в пах партнеру, чтоб узнать о его желаниях, они видны издалека.
        Пока из одних пальцев Ефросиньи выгрызалась завернутая в кожуру мякоть, другие пошарили в глубине штанов.
        - А если не натирает, - вскинулась ее голова, - то можно сбрить?
        - Как вам нравится. Ныне это вопрос не здоровья и продолжения рода, а исключительно эстетики. Можете убирать полностью, можете делать прически, рисовать фигуры и узоры.
        - Узоры?! - Ладошка Любавы привычно прикрыла рот.
        Клара тоже забыла как жевать:
        - Какие?!
        Варвара пожала плечами, явно собираясь привычно сравнодушничать: «любые» или «какие вам нравятся»…
        Нет, ее плутовской взор уперся в меня:
        - Чапа, тебе какие нравятся?
        У нее подбритая с боков полосочка, услужливо подбросил перегревшийся ночью мозг. Но я не повелся.
        - Какие бывают?
        - Ах да, ты же никого, кроме нас, не видел…
        «Кроме нас». Будто этого мало.
        - И кроме человолчиц, - не преминула напомнить Антонина. - Их он видел вообще всех, которые существуют.
        В тоне сквозила обида, будто быть второй после животных ей оскорбительно. Глаза горели желанием хоть в чем-то переплюнуть зверей.
        - У них просто непроходимые джунгли, - нехотя сообщил я. - Кто видел одну, видел каждую.
        Антонина надулась:
        - Хочешь сказать, что мы тоже все на одно лицо, если не брились?
        Лицо? Ну-ну.
        - У вас у всех очень разные и симпатичные… лица.
        Антонина заметила заминку и посчитала ее ухмылкой, но возмутиться не успела - вскинутая рука Варвары воззвала к спокойствию.
        - Знай, Чапа: бывают сердечки, треугольники, стрелки, солнышки, звезды, буквы… - посыпалось глумливое будоражащее перечисление.
        Моя фантазия взбурлила. Кажется, я собирался о чем-то распорядиться. О чем?
        - Может, лучше вообще все сбрить начисто? - осведомилась Ефросинья, недовольная своей скудной растительностью.
        Память, уймись. Я встряхнул головой.
        Варвара переформулировала и с удовольствием перенаправила:
        - С твоей мужской точки зрения, Чапа, что лучше: брить или не брить?
        Снова общее внимание сосредоточилось на мне.
        - Брить или не брить, вот в чем вопрос, - театрально проговорил я трагическим голосом. - Ну и вопросы у вас, девочки.
        - Мы тебе не девочки. - Варвара внезапно окрысилась. - Мы царевны, проявившие к затесавшемуся в наши ряды представителю другого пола вполне конкретный интерес и ждущие его удовлетворения. Твое дело - отвечать.
        - Иначе - что? - сдерзил я.
        Не в то время и не в том мире.
        - Вали его! - взвопила Варвара, накидываясь первой.
        Все еще мощно декольтированная Ярослава словно ждала чего-то похожего. Антонина, ее вечная оппонентка, в данном случае поддержала без раздумий. Ефросинья тоже проявила усердие, остальные больше суетились, чем что-то предпринимали.
        Меня вновь пытались уложить и обездвижить. На руках висли чьи-то тела, ноги обертывались мягкими капканами, не успевавшими схлопнуться настолько сильно, чтобы не быть сброшенными. На освобожденную конечность мгновенно вешались новые претендентки на звание лучших оков. Юбка невыносимо задралась. Чьи-то пальцы шуровали с завязками, чтобы снять ее вовсе.
        - Нож! - крикнула Варвара тем, кто сзади.
        Зачем?!
        - Какой? - высунулось из хаоса покрасневшее лицо Софьи.
        - Острый! Для бритья!
        Ах, паршивки…
        - Да держите же его! - взгромоздившись мне на живот, старалась успокоить мои извивания бывшая преподавательница, снова чувствуя себя на коне. - Крепче! Сейчас мы его побреем и кое-что доделаем из начатого. Помимо прочего у нас есть тройка дозорных, которые охраняли нас во время урока и остались совершенно несведущими даже в базовых знаниях.
        Не будет вам урока номер два. Другой урок будет. Рука дотянулась до рукояти торчащего меча Варвары и потянула. Через миг клинок со свистом рассек воздух.
        И все кончилось.
        - Ты нам угрожаешь? - моргнула отшатнувшаяся Варвара.
        Остальных смахнуло с меня, как крошки со стола.
        - Защищаюсь. И попробуйте сказать, что это не так.
        От злости меня просто трясло, меч подрагивал в руке, от моего взгляда шарахались.
        - Ладно, забудем, - смилостивилась Варвара.
        Напряжение растаяло. Царевны вновь расселись, потирая ушибленное и нехорошо косясь. Не все. Амалия и Клара, не участвовавшие в потасовке, меня морально поддерживали - издали. Марианна просто сияла, хоть и полезла зачем-то в случившуюся кучу-малу, где сразу огребла. Оставшиеся две дозорные, тоже пропустившие урок, молча переглядывались.
        Девичьи руки снова потянулись к апельсинам.
        Чертовы мажорки, когда же сдам вас в надежные руки.
        Я поднял и протянул гнук Варваре так, что практически вставил в ладонь:
        - Подержи, пожалуйста.
        - А ты куда?
        - Никуда. Давай обратно.
        - Не темни. Что это значит?
        - Теперь ты тоже держала в руках запретное оружие. Есть свидетели.
        - Ах, ты… - Гнев у Варвары резко перетек в улыбку: - Поняла, перестраховываешься. Что сделать, чтобы в будущем не было проблемы?
        - Расскажи царевнам притчу.
        - Какую?
        Я прошептал Варваре на ухо примерный сценарий. Она хмыкнула:
        - Почему сам не расскажешь?
        - От вроде бы злостного нарушителя закона такое будет выглядеть как попытка оправдаться, а рассказанное от имени царевны только выиграет и приобретет нужный вес. Кстати, время давно истекло. Подъем!
        Вставание далось тяжело. После невероятного перехода действительно болело все.
        - Насчет дыхания все помнят? Вперед!
        Отряд выдвинулся из временного лагеря. На меня смотрели волком, как на главное препятствие к счастью. Счастье представлялось валяньем на перине, чревоугодием и категорическим ничегонеделанием. Инстинкт самосохранения, в прагматичности и важности уступавший лишь безрассудству инстинкта продолжения рода, ежесекундно напоминал царевнам, что подобное счастье не стоит жизни. Второй упомянутый инстинкт в данный момент дрых, как суслик, поэтому меня слушались. Антонина даже пожаловалась, что ползем сонными мухами, а могли бы лететь. С разных сторон ее тут же отправили (хорошо, что пока словесно) в полет одну и надолго. Ефросинья прибавила: «К чертям!» Ярослава вздохнула, что к чертям она и сама бы сходила на досуге и почему-то с ухмылкой глянула на меня. Напрягло, что последовали такие же взоры смутившейся Клары, плутовски сощурившейся Любавы и не сдержавшей смешка Феофании. Я погрозил пальцем. Понимаю, что причисляют исключительно благодаря полу, шутливо, но на душе все равно было неспокойно.
        Солнце палило, заставляя потеть и глубже распахивать ворот. Сады кончились, потянулись нескончаемые поля. Найти бы лошадей…
        Ага, и пару «Калашниковых» с полными магазинами. Или самим превратиться в лошадей - вмиг бы домчались. Ну и ерунда же лезет в голову.
        Хорошо, что мы не лошади: пыль утрамбованной грунтовки от множества усталых девичьих ножек поднималась невысоко, идти не мешала. Мозг помнил, что бывает после пронесшихся всадников.
        На ходу Варвара обратилась к спутницам:
        - Расскажу историю. Одну царевну захватили в плен. Она сбежала, за ней началась погоня. Царевна взмолилась: «Алла-всеблагая и всемилостивейшая, спаси и помилуй! Сохрани жизнь мою Тебе посвященную, или прости и прими! Жила я праведно, поступала по закону, грешных мыслей не имела. Сжалься над дочерью Своей, я ведь еще так мало прожила!» Впереди оказалась яма, а в ней лежал гнук со стрелами. Три рыкцаря бежали за царевной с мечами. Видит, царевна, что не убежать. Легла она в яму и продолжила молиться.
        - И что? - встряла заинтригованная Майя.
        Варвара пожала плечами:
        - Зарубили.
        - Насмерть?!
        - Предложи вариант зарубить по-другому.
        - К чему эта история? - подозрительно покосилась Антонина.
        - Пока только половина истории. Рассказываю дальше. Попала царевна на небо, встретила ее святая и милосердная Алла-благодетельница, да простит Она нас и примет, и говорит Ей царевна: «Неужели я неправильно жила?» «Ты жила правильно, - ответила Алла-спасительница, да простит Она нас и примет. - И Я послала тебе спасение. Но в своих гордыне и спеси ты не разглядела помощи и отказалась помогать себе. А Я благотворю лишь тому, кто действует, ибо сказано в данном Мною законе: не проси, а действуй!».
        - Ясно, - кивнула Ярослава, дослушав до конца. - История о законе, который для людей, а не о людях, которые для закона.
        - Отлично сказано, - похвалила Варвара.
        Разнесся крик Клары, шедшей в хвосте колонны:
        - Погоня!
        - Впереди деревня, - разглядела шедшая впереди Александра.
        - Бегом! - распорядился я. - Не разговаривать, беречь дыхание! Бежать, что есть мочи! Палки бросьте, теперь они только мешают. В деревне представьтесь и просите защиты!
        - А ты? - Варвара начала отставать вместе со мной.
        - Пойду последним, буду прикрывать. Веди отряд за собой.
        - Вперед, девочки! - Варвара помчалась первой.
        Погоня не приближалась, замеченные нами силуэты отстали. Они не перешли на бег. Может быть, не погоня? Тогда что и кто?
        Я отстал еще больше, юркнул в посевы и притаился. Стрела подрагивала на взведенной тетиве.
        - А-а! А-а! - раздалось далеко со стороны противника.
        Странная погоня. Орут. Сквозь посевы я осторожно двинулся навстречу неприятелю. Здесь меня не заметят, и, если врагов мало, есть шанс спастись. А если много…
        - Ча-апа-а! - намного четче расслышался знакомый до боли голос.
        - Тома-а-а! - меня вихрем вынесло на тропу.
        Тома. Юлиан. Дядя Люсик. Они со всех ног бросились навстречу.
        - Ча-апа! - голос с другой стороны.
        Я обернулся. Валькирия: русые волосы развеваются, рука с поднятым мечом «грозит надменному соседу», ноги мельтешат с непередаваемой скоростью мультяшных персонажей. Оказывается, Марианна, заметив мое исчезновение, пошла за мной и теперь бежала следом, не понимая, почему я мчусь на врага в одиночку. Она спешила на подмогу.
        - Все хорошо! - Я помахал рукой назад. - Свои!
        Через несколько минут мы повисли в объятиях: я, Тома, Юлиан, папринций.
        - Как?! - воскликнул я.
        - Потом. - Тома указала на приближавшуюся царевну. - Для них у нас будет другая версия, настоящую расскажу наедине.
        Подошедшая Марианна просто кивнула старым знакомым, приветствуя. Тома на правах соученицы обнялась с ней, остальные обошлись ответными кивками. Бежать не хотелось. И не моглось. Догонять учениц мы отправились обычной походкой.
        Одежда на моих друзьях походила, скорее, на крестьянскую, нежели на рыкцарскую. Видимо, предусмотрели заранее, чтобы не попасть под копья царских войск. Из оружия - только мечи и ножи на поясах.
        - Выбрось гнук, - потребовала Тома. - Теперь от него только проблемы.
        - Уверена?
        Рука не поднималась. Вдруг что? А я словно голый без дальнобоя. Но дядя Люсик подтвердил:
        - Больше не понадобится.
        Скрепя сердце, я переломил оружие о колено, после чего сломал и выбросил стрелы.
        - Как вам удалось столько пройти? - не верила Тома.
        - Вы шли за нами? - насторожилась Марианна.
        - По следам.
        - Еще утром мы видели рыкцарей у озера, - сообщила царевна. - Они вам не встретились?
        - Если от озера смотреть на горы - справа или слева?
        - Справа.
        - Мы шли слева. Ни с кем не пересеклись. Видели вашу стоянку с сушилкой, как определил ее дядя Люсик, и еще дымившийся костер. А вы как сквозь землю провалились.
        Перед деревней дорогу нам перегородили местные жители с дрекольем в руках, готовые защищаться и защищать. Человек тридцать с вилами, дубинами, топорами, ножами. Они приняли царевен, теперь встали у нас на пути:
        - Кто такие? Назовитесь!
        Из-за хибар выглядывали спрятавшиеся вооруженные ученицы. Варвара ойкнула, узнав тех, с кем я прибыл.
        - Ангел Тома с невесторами и папринций Аграфенин, - представил дядя Люсик компанию по всем местным правилам.
        Деревенские переглянулись:
        - Тома? Которую везла Варфоломея, но не довезла из-за отступников? Приемная дочь?
        - Да, я царевна Тамара Варфоломеина, - призналась Тома.
        - Это она, - подтвердила Марианна.
        - Она самая, - послышалось сзади от вышедших к нам учениц во главе с Варварой.
        Оружие опустилось. Крестьяне сделали уважительный полуприсед:
        - Приветствуем, цариссита.
        Часть третья. Цариссита
        Глава 1
        Больше не командир. Ура! Или увы. Смотря как посмотреть. Тома стала звездой дня. За ней следовали толпой даже в туалет, на нее сыпались вопросы, ее сопровождали взглядами. Обо мне забыли. Счастье. И чуть-чуть обиды. Коротка слава людская, был всем, стал никем. До сих пор меня обхаживали как единственного мужчину, еще - из практических соображений, думая, что Тома не вернется. Допустим, на тот момент имелись причины. С триумфальным возвращением Томы все изменилось. Марианна со вздохом повернулась ко мне спиной и больше ни разу не встретилась взглядом. Антонина фыркнула и тоже не глядела в мою сторону. Кристина старательно изображала равнодушие, делая вид, что меня не существует. Майя иногда поглядывала, но расстроенное личико сообщало, что бывший командир - теперь просто бесплатное приложение к царевне-спасительнице. Ничего личного. Амалия глаз не прятала, но в них было пусто и сыро. Даже навязчивая Ярослава оставила в покое. Последний факт почему-то возмутил меня больше всего. Поматросила и бросила?! Как после этого женщинам верить?
        И Варвара не проявляла никакого внимания, сосредоточившись на новой героине сезона. Вспомнилась вся цепочка: сначала Аглая, потом старшина рыкцарей, затем я. Пришла очередь Томы. Варвара - вечная вторая, ей нужно быть рядом с главным действующим лицом. История говорит, что именно такие вторые становятся властелинами империй, принесенных им на блюдечке сломавшими себе хребет первыми.
        Деревенские жители разобрали нас по домам на отдых и откормку. Большинство учениц - по семьям, а Томе и подсуетившейся Варваре, напросившейся напарницей к непререкаемой ныне начальнице, староста предоставила свою хату в полное распоряжение - сама с семьей ушла к соседям. Меня, Юлиана и дядю Люсика определили в сарай, на сеновал. Зато - тоже одни.
        Не терпелось услышать новости. Быстро накидав в желудок сделанных от души угощений, отряд и новоприбывшие высыпали в центр деревни, на небольшую площадь. У местных сразу нашлись дела неподалеку, десятки глаз и ушей нацелились в нашу сторону - впервые в жизни к ним такой цирк приехал. Как не посмотреть?
        Для нас развели уютный костерок. Держа в руках утащенные со стола надкусанные фрукты, народ рассаживался на траву вокруг. Тишину нарушало хрумканье, чавканье и деревенские работы на заднем плане. Крестьяне тоже старались не шуметь, любопытство разъедало округу, как соль свежую рану.
        Присев рядом с Томой, Варвара огласила снедавшую всех жажду:
        - Рассказывай!
        Меня, Юлиана и папринция задвинули во второй ряд - герои второго плана. Блистающая в ореоле обожания Тома набрала воздух:
        - Встретившийся нам отряд рыкцарей задержался с нами на некоторое время, они не хотели разбиваться на группы и не пошли за вами в погоню, пока нас не допросили. Мы с Юлианом назвались Кудеяровскими, дядя Люсик - нашим пленником. Мы тянули время, сколько могли.
        - И вам поверили? - с сомнением проговорила Антонина.
        - Мы уже знали, что говорить, помог прежний опыт. Нам поверили и приняли в долю на младших правах. Дядю Люсика особенно не обижали, только заставляли поторапливаться. Отряд двинулся за вами, но где-то мы разминулись. Видимо, вы полезли наверх.
        - Полезли, - оглянувшись на меня, кивнула Варвара, - и путь камнями завалили.
        - Отряд рыкцарей ушел низом. До вечера ни вас, ни ваших следов не обнаружили, поэтому переночевали на опушке, а утром снова двинулись вперед. И получилось так, что мы очень сильно вас обогнали. Командир понял, что настолько далеко вам не уйти. Он предположил, что вы продолжаете идти вдоль гор где-то выше или могли решить, что под укрытием деревьев передвигаться безопасней, и отправились к башне Варфоломеи через лес. Рыкцари рассредоточились мелкими группами, часть из них широкой полосой пошла назад и вверх, остальные перекрыли путь к башне. Все они никого не встретили. Когда тройка, которая ушла вдоль гор далеко назад, развернулась и двинулась к необследованному леску на горе, основной отряд уже подходил с другой стороны. Планы сбила появившаяся оттуда стая человолков, пришлось переждать. К вечеру мы вошли в тот лесок, повсюду были ваши следы. Не найдя ни костей, ни кровавых потеков, командир понял, как вы нас провели и куда ушли. К тому времени стемнело, рыкцари устроили ночевку в лесу, чтобы отправиться в погоню утром. Среди разбойников начались споры. Многие сомневались, стоит ли уходить с гор,
и не понимали, зачем, вообще, нужна погоня, если головы снимут. В конце концов, решили, что утром надо провести совет по поводу, что делать дальше. Мне доверяли настолько, что в числе прочих назначили часовым. Среди ночи в дозоре я дождалась, когда все уснут, разбудила Юлиана, он вывел папринция. В дороге Юлиан сумел спрятать нас от тех, кто ринулся вдогонку. Таких упертых оказалось мало, нас не нашли.
        - Значит… - появилась мысль у Амалии, - рыкцари у озера искали уже не нас, поэтому их было так мало?
        Тома пожала плечами:
        - Большинство из них не хотели продолжать погоню. Ведь почему разбойники массово уходили в горы? Их выбили и вытеснили отовсюду. Верховная царица перекрыла все пути, скоро мы наткнемся на ее войска. Вглубь страны рыкцари возвращаться не отважились. Теперь можно не волноваться, что сюда кто-то придет.
        Известие вызвало гул радости и облегчения.
        - В чьих руках башни Варфоломеи и Евпраксии? - подал я голос.
        - Да, в чьих? - вопросительно воззрилась Варвара на нового командира, словно я всего лишь озвучил ее мысль.
        - Обе отбиты царберами. При осаде были взяты под контроль все известные подземные ходы, но остались неизвестные, через них осажденные прорвались к горам. Поэтому рыкцарей было так много.
        - Почему к горам? Там они в ловушке.
        - Больше им некуда идти, в лесу их ждут царберы.
        - А Деметрия, она сбежала или захвачена?
        - В той группе, где мы находились, о Деметрии не говорили. Спрашивать показалось опасным, мы предпочли молчать.
        - Правильно, - согласилась Варвара.
        Наступивший вечер, тепло от живого огня и полные желудки нагоняли сон.
        - А у вас, как вижу, все нормально? - Тома, наконец, перевела разговор с себя на нас.
        - Все живы, здоровы.
        - Как Чапа справился?
        Краска, в которую меня бросило, была размером с океан. Но:
        - Идеально! Чудесно! - раздалось со всех сторон. - Как настоящий командир - несмотря на то, что парень. Без него мы бы не выжили, честно. Несколько раз жизни висели на волоске.
        Царевны хвалили меня на все лады. Мое лицо развезло улыбкой, как кофе сливками. Прищуренные Томины глазки хитро искрили.
        - Он мне жизнь спас. - Старательно глядя только на Тому, Кристина погладила себя по выздоровевшей ноге.
        - Он всем спас, - обобщила Амалия, тоже не поворачиваясь ко мне.
        Умница. Не стоит сейчас вдаваться в детали.
        - Чапа хорошо себя вел? - сработала у Томы женская интуиция.
        Странное переглядывание девочек прервала Варвара.
        - Я должна сознаться… - Она повинно склонила лицо, скрывшись за светлой завесой. - Прости, я взяла на себя смелость спать с ним на привалах.
        Веки у Томы захлопали, как крылья у мухи, замершей в воздухе в режиме вертолета.
        - Э-э… в каком смысле?
        Невестор, однако. Наши родственные отношения чужих не касались, а покушение на честь новоявленной царисситы на тормозах спускать нельзя.
        - Я всегда занимала место между ним и девочками. Специально. Чтобы там была именно я, никто другой.
        Повисла пауза, похожая на забытый пакет с продуктами: внутри что-то портилось, подванивало, пучилось напряжением и капало наружу нехорошими мыслями.
        - Из-за холодных ночей? - предложила Тома оптимальный выход.
        Варвара не приняла подарка, она отрицательно мотнула головой:
        - Я старшая, на мне ответственность за всех. Было страшно за девочек. Чапа ведь не официальный невестор, а только объявленный.
        Тома занервничала. Дядя Люсик незаметно приложил палец к губам, выражение лица говорило: «А я предупреждал!»
        - Мало ли, - виновато продолжила Варвара, - что могло взбрести ему в голову… или не ему. Девочек тоже не надо сбрасывать со счетов, их много, у каждой свои представления о жизни. Я взяла на себя ответственность и сделала все, чтобы не допустить опасного развития событий. И не допустила. Можешь быть спокойна, ничего не случилось, Чапа верен только тебе.
        Что тут скажешь - мамина дочка. Не касайся разговор меня, я бы стоя аплодировал умению выворачивать ситуации себе на пользу. Хорошая смена растет у цариссы Дарьи.
        Тома громко выдохнула, показывая всем, как рада слышать такие слова, а лукавые морщинки вновь собрались у глаз. Мимическое послание предназначалось мне: намекала, плутовка, что я как бы упустил невероятную возможность. А хоть бы и так. У меня, в отличие от некоторых, не чешется в одном месте.
        Вру. Чешется. Чтоб в моем возрасте да не чесалось - только у больных телом или головой. И, конечно, у врунов. Не входящие в эти категории живут по совести, у кого сколько наберется. Мне моя подсказывала, что я, по возможности, все делаю правильно - хотя бы в отношении того, что зависело от меня. А это немало. Потому чужие подначки разбивались о мое внутреннее спокойствие, как лампочки об стенку. По количеству впечатлений мне одного «урока» хватит на многие-многие ночи вперед. И на сны. Не знаю, как теперь спать буду. И буду ли.
        - Не хочу навязывать собственное мнение, но поскольку ты ангел и многого не знаешь…
        Новые слова Варвары вызвали у Томы панику:
        - Чего еще не знаю?
        - Невесторам царевны не полагается выглядеть голодранцами. Чапу и Юлиана надо хотя бы подстричь.
        - Не возражаю. Что для этого нужно?
        - Ножницы. Эй, цариссите необходимы ножницы и стригун!
        В рядах крестьян на заднем плане произошло движение. Умчался куда-то мальчишка, через пару минут прибыл заросший курчавыми волосами космато-бородатый мужик размером со слона, держа в гигантских лапищах массивные бронзовые ножницы ручной ковки. Глядя на него, вспоминалась шутка о прыщавом косметологе. Меня с Юлианом вывели на видное место и усадили на корточки. Гулко топая, стригун обошел нас кругом, примерился, и ножницы сомкнулись на моей голове.
        - А-а! - вскрикнул я. - Полегче!
        - А чего я? Я ничего. Ножницы такие.
        Пока мои свалявшиеся патлы опадали осенними листьями, Тома расспрашивала царевен:
        - Просветите ангела: что значит «цариссита»?
        Само собой, первой и громко перебивая остальных откликнулась Варвара:
        - Единственная наследница после внезапной смерти цариссы, с возложением всех обязанностей владелицы башни.
        Тома недоуменно проморгалась:
        - Получается, что я…
        - Будто бы не предполагала, три раза ха. - Антонина с презрением отвернулась.
        - Ты цариссита Западной границы, - подтвердили сразу несколько царевен. - Владелица земель, где мы находимся.
        Обалделый вид Томы свидетельствовал, что до нее только сейчас дошло - и сам факт, и все, что тянулось за ним паровозиком.
        - С этой мыслью надо переспать, - объявила она, поднимаясь.
        Тома оглянулась на меня и Юлиана, но Варвара уже приняла ее под руку:
        - Пойдем. Ты теперь важная персона, тебе нужно отдыхать по-царски. Завтра начнешь гонять холопов в хвост и в гриву, а сейчас поспи, обдумай, что теперь делать, как делать и с кем…
        Вслед за ними разбрелись остальные, остались только Клара и Любава, решившие дождаться нашего с Юлианом преображения. Клара что-то задорно шептала на ушко подружке, та зажигательно хохотала. Меня подмывало обернуться, но стригун не давал.
        - Еще чуть-чуть, - продолжая рвать по нескольким волоскам при каждом щелчке ножниц, говорил он каждый раз, когда я не выдерживал и дергался.
        Время шло, а он стриг. Может, его «еще чуть-чуть» относилось к оставшимся невыдернутыми волосам?
        В сторонке вновь нарисовалась Ефросинья, она жестами привлекла мое внимание, узкое личико делало непонятные знаки. После возвращения Томы ничего хорошего мне ее общество не обещало, и я отрицательно покачал головой. Движение стоило мне дополнительных волос, но оно того стоило - неприятная царевна надулась, ее глаза сверкнули, и худенький силуэт исчез из поля зрения.
        Почти тотчас на ее месте проявилась крупная фигура Антонины. Выйдя по надобности, царевна Меланьина застопорилась, глядя в мою сторону, долго о чем-то размышляла и все-таки ушла, так и не проронив ни слова. Я с облегчением выдохнул.
        Когда со мной закончили, папринций придирчиво оглядел работу деревенского умельца.
        - Ну как? - боязливо осведомился я.
        Клара с Любавой заржали, как дикие кони. Дядя Люсик шикнул на них.
        - Ну… - протянул он задумчиво, - если б так постригли меня, я послал бы мастера в такое место, где человеку и меньшей комплекции трудно разместиться. Впрочем, нужно ли пениться и делать себе беременную голову по поводу того, что завтра снова станет как прежде? В любом случае, сейчас лучше, чем было.
        Что-то ворча под нос, стригун взялся за Юлиана.
        - Чапа, ты вылитая «груша» из школы, которую долго били. Солома во все стороны…
        Девчонки еще некоторое время подкалывали, но я не обращал внимания. Юлиан стоически выдержал испытание, представ нашим глазам в новом образе. Над ним почему-то не смеялись. Вместо длинной гривы голову парня покрывал невысокий ежик - такой же я чувствовал ладонью у себя. Представление окончилось, стригун ушел, испарились и смешливые зрительницы. Наша мужская троица отправилась в свой сарай. Скрип двери сигнализировал отбой, оружие и сапоги полетели в сторону, колючее сено приняло нас, повалившихся сбитыми усталостью кеглями.
        Когда с одной стороны грохотнул мощный всхрап, с другой донесся заговорщицкий шепот:
        - Какая чудесная ночь. - Папринций оглянулся через меня на отключившегося Юлиана. - Так и хочется полюбоваться звездами.
        - Обожаю звезды.
        Мы осторожно выскользнули наружу.
        Деревенька постепенно засыпала. Кое-где в домах еще мерцали огни то ли свечей, то ли печей, на которых готовили. Узкие окна одно за другим красились тьмой, звуки утихали. Мы отошли подальше от жилья и присели прямо на землю.
        - Что из рассказанного Томой - правда?
        - Все, что касается передвижений. Не сказала она главного: отряд рыкцарей, который искал вас, был отрядом Малика.
        Я вскочил:
        - Что же вы сразу?..
        Крепкая рука возвратила меня вниз.
        - Они спасались от преследования войсками царицы. Отряд уходил в горы, зная, что в пещерах, где засели остальные, их рано или поздно прихлопнут, как мух. Спастись можно только в горах. Кто-кто, а Малик это знал. Издали они увидели, что впереди еще кто-то уходит - не знали кто, пока не наткнулись на нас с Томой. Она рассказала Малику о наших приключениях. Я познакомился с другом сына, вместе мы отправились на ваши поиски, но вы запутали следы и выиграли время. Вскоре трое разведчиков обнаружили вас, но спугнули, вы вновь успели уйти. Потом другая тройка увидела дым от костра. К сожалению, время было упущено. Мы сошлись на том, что отряду нужно срочно уходить, а нам троим - Томе, Юлиану и мне - найти тебя, выручить Шурика и потом соединиться с остальными. Тома с Юлианом и я пошли к вам под видом убежавших, чтобы не пугать учениц новыми связями с рыкцарями. Удивительно долго не могли вас догнать. Это ты додумался до помогающих палок?
        - Папа занимался скандинавской ходьбой. Как считаете, Малик поведет отряд в долину за горой?
        - У них была идея прорваться по отрогу к Большой воде и пересечь на плотах, но даже если получится, если они справятся с царберами и пограничной стражей, то - что там, за рекой? Война с новым противником, причем неизвестным. Кроме долины сейчас спрятаться негде. Тома показала место перехода и предупредила о трудностях - не каждый, в конце концов, рожден альпинистом. Рыкцари поворчали, конечно же, но жизнь дороже. Как мы поняли, в долине все еще каменный век.
        - Да, из оружия только топоры и луки с каменными наконечниками, но управляются ими туземцы очень лихо. Тома рассказала о тамошних нравах?
        - Ей даже не сразу поверили. - Дядя Люсик поскреб горло под отросшей бородой. - Сложившаяся система там всех устраивает или существует некая оппозиция?
        - В прежние времена были возражатели, даже среди хранителей. Всех вывели под корень. Остались соглашатели. Но эти соглашатели считают свой строй идеальным.
        - А где не так? Мусульманские женщины счастливы от того, что закрываются от чужих взглядов, а европейские - что открываются. Кому-то достаточно одного супруга, другие хотят трех-четырех. Северные корейцы бедны, но горды, южные - горды, что не бедны. Каждому свое.
        Хотелось ввернуть про почитательниц Аллы и про то, как с упомянутым «каждому свое» категорически не вяжется их переиначенный принцип «каждой свое», вычеркивающий половину человечества из числа людей. Но об этом можно разглагольствовать бесконечно долго, сейчас есть дела поважнее. Я сменил тему.
        - Вы сказали - отряд Малика.
        - Он командир, - подтвердил папринций.
        - Где же Кудеяр Лесной? Убит?
        - Скорее всего. Малик давно отложился от Кудеяра. Тот завидовал быстро выросшему авторитету Малика, постоянно возникали трения. Когда Кудеяр, чтобы не воевать с Верховной царицей, двинулся в центр страны и принялся привычно грабить, многие поддержали Малика и ушли с ним. Так появился отряд Малика Носатого. Обидно, что наш друг поверил россказням отступников о будущем равенстве и свободе выбора. Он поверил, что вместе они смогут смести чудовищное нагромождение чуши, и пошел на соединение с осажденной Деметрией.
        - Он попал под ее влияние?!
        Малик - под влияние женщины, которая не видит в мужчине человека?!
        - Нет. - Дядя Люсик вздохнул. - Под чары собственных надежд на то, что все здесь изменит.
        - Не верю, что он подчинился Деметрии.
        - Не подчинился. Он шел в качестве временного союзника.
        - Значит, слухи, что их отряд разбили…
        - Не их. Далеко на севере уничтожили Кудеяра и оставшихся с ним разбойников.
        Сидеть на земле мне давно проблемы не составляло, а дядя Люсик кряхтел, ворочался, постоянно менял подогнутую под себя ногу на другую. К сожалению, ничего более удобного поблизости не нашлось. С одной стороны настороженно прислушивалась к посторонним звукам засыпавшая деревня, идти внутрь которой не было никакого желания, с другой утопала во тьме плотная стена леса. Ни пенька, ни бревна, ни коряги.
        - В отряде Малика были две псины, - вспомнил я. - Почему их не послали за нами? Я бы узнал и не убегал.
        - Псин мы не застали, они погибли гораздо раньше, при атаке царберов на башню.
        Я вздохнул.
        Странная штука психология. Сколько людей убито при штурме с обеих сторон - это меня не интересовало и не волновало, жалко было именно собачек.
        - Почему Малик под каким-нибудь предлогом не пошел с вами? Вместе у всех нас больше шансов…
        - Даже когда улетим домой, - не дослушал папринций, - наш друг хочет, чтобы здесь все изменилось. Нужно оставить условия для нового мятежа, хотя бы сплоченный и обученный отряд, вокруг которого потом соберется армия. А у членов отряда должны появиться правильные понятия о будущей жизни.
        - Выходит, Малик ударился в политику. Такие удары часто бьют рикошетом.
        Слух уловил лишние звуки, глаза быстро нашли источник: стараясь не попадаться на глаза папринцию, от сеновала, куда, видимо, уже заглядывали, в нашу сторону целенаправленно двигались две давешние подружки, до упора остававшиеся в компании стригущихся меня и Юлиана. По предмету «скрытность» Кларе и Любаве можно было смело влепить двойку.
        - Пойди, поговори. - Дядя Люсик тактично отвернулся.
        Я вышел навстречу. Царевны замерли, как прогулявшие сессию студенты перед деканом, лица упорно смотрели вниз, одновременно умудряясь переглядываться. Клара плечом пихнула Любаву в локоть, локоть мощно ответил ей взаимностью по ребрам.
        Первой набралась смелости более мелкая Клара.
        - Чапа, мы тут посовещались…
        Любава выдохнула, заполняя возникшую паузу:
        - Ты устраиваешь нас обеих.
        Напряжение сменилось неловкостью. Обе продолжали смотреть в землю. Далеко на заднем плане к сараю со спящим Юлианом сквозь ночь осторожно кралась Варвара. Клара и Любава ее не видели - во-первых, стояли спинами, во вторых, набирались храбрости для следующих фраз, что требовало полной отрешенности от всего сущего.
        В последний момент заметив нас и с изумлением узнав моих собеседниц, Варвара, увидела, что обнаружена мной, после чего презрительно выпрямилась и гордо скрылась за домиками.
        По лицам подружек стало понятно, что они скорее расплачутся, чем вменяемо выдавят из себя что-то дельное в ближайшие полчаса.
        - Если вы о возможном невесторстве, - решил я помочь царевнам, похожим на выброшенных на берег рыбок, - то оно невозможно. Тома вернулась, и все варианты больше не варианты.
        - Не все, - выдавила Клара.
        В темноте обозначился легкоузнаваемый крупногабаритный силуэт: Антонина пряталась среди деревьев, считая, что ее не видят. И ее не видели. Никто. Кроме меня. Слух, зрение и обоняние с некоторых пор работали с повышенным коэффициентом полезного действия, словно возмещая нечто другое, безвозвратно утерянное. Цивилизованность, что ли? Или счастливое детство?
        И вообще: чего царевнам не спится? Устали как собаки, а ходят в ночи пачками, словно им тут медом мазано. Не такая уж я важная персона, чтобы за меня копья ломать и на рожон лезть. Никогда я ничем не выделялся и (что обидно, но понятно) никем. Что же заставило женский пол переменить мнение? Что во мне изменилось, кроме ставшей чуть более мужественной внешности? Если бы внешность была главной приманкой, то очередь стояла бы к сараю с Юлианом.
        - С Томой может что-нибудь приключиться, - вытолкнула Любава.
        - В жизни все бывает, - философски поддакнула мелкая Клара.
        Вот они о чем. О грустном.
        Деревня, казалось, полностью вымерла, так тихо было вокруг. Зияли чернотой проемов ряды похожих друг на друга домиков, печально шуршала трава, сзади возился с затекавшими ногами дядя Люсик. Сверху укоризненно взирало небо и нехорошо косились мрачные облака. За деревьями чего-то ждала Антонина. Ну и ночка. Впрочем, если сравнивать с предыдущей…
        - Не подумай ничего плохого, - виновато втиснула Любава, - мы желаем вам с Томой всего наилучшего, но если вдруг…
        - Да, когда-нибудь… - закивала Клара.
        - И поскольку мы обе выбрали тебя, а уступать никто не хочет… - Любава сердито глянула на подружку.
        - То выбор будет за тобой, - завершила Клара.
        Обе облегченно выпрямились - главное сказано.
        И что теперь с этим делать?
        - Спасибо, буду иметь в виду. - Я демонстративно-намекающе шагнул назад - верительные грамоты послов приняты, аудиенция окончена, счастливо оставаться. - Красивых снов, девочки. Поздно уже.
        - Не забудь!
        - Ага, такое забудешь.
        Подружки радостно упорхнули, а я обернулся к богатырше нашего отряда.
        Не терявшая времени, Антонина уже стояла рядом.
        - Ты, - от ее глухого голоса повеяло чем-то недобрым, - мужчина, к тому же низкородный, прилюдно унизил меня, царевну, в присутствии других царевен.
        Каким образом?! Где?! На уроке?!
        Нет, она явно не про урок.
        - Если ты о споре в лесу, то вопрос закрыт. - Мышцы у меня непроизвольно напряглись, глаза следили за ладонями ночной собеседницы, сложенными на рукояти висевшего на поясе меча.
        Антонина согласилась:
        - В философствовании ты силен. Претензий по поводу гнука я выдвигать не собираюсь, как мы и договорились в обмен на встречную услугу, но унижение от мужчины женщине нужно смыть кровью.
        Ее меч вылетел из ножен. Вылетел вперед-вверх - другой траектории вынимания висящего на поясе длинного предмета современная физика не допускает, поэтому я метнулся в ноги царевны. Повалившись, мы покатились по траве, ломая кусты и мутузя друг друга в ожесточенном клинче. Упавший меч остался где-то в стороне, что несказанно радовало.
        Как ни странно, борьба велась на равных - Антонина выигрывала за счет веса, как сумоист вольника в партере. Я брал изворотливостью и силой, меня брали массой.
        В какой-то миг глаза противницы выкатились, словно вареные яйца: над нами суровой Немезидой возвышался папринций.
        - Не возжелай мужа и дома ближней своей, и другого имущества, - строго объявил дядя Люсик. Он как-то подслушал наш казавшийся очень тихим разговор. Или просто знание жизни у него было лучше, чем у меня.
        - Он не муж! Даже не полноценный невестор!
        - А как насчет окончания заповеди? - Впервые в глазах дяди Люсика блеснула злость. Впрочем, ее разбавлял привычный веселый прищур - ситуация больше не грозила необратимостью.
        Меня обозвали имуществом. Что-то внутри воспротивилось, но противницу определение устроило. Хватка ослабла, мне разрешили встать.
        В ответ я любезно протянул руку, помогая подняться даме. Это оценили - как-то по-своему, но все же. Атмосфера разрядилась, как старый аккумулятор за зиму.
        - Помиритесь.
        - Прости меня, - первым сказал я, чтобы не начинать нового круга противостояния, - прости за все, если что-то вдруг осталось недопонятым или понятым неправильно. Хочу, чтобы мы остались друзьями.
        Антонина помедлила.
        - Принимаю. - Ее руки нехотя распахнулись.
        Оглянувшись на посмеивавшегося дядю Люсика, я увидел его подталкивающий взгляд.
        Мы с царевной Меланьиной обнялись. Сначала - напряженно, с искрами и разрядами, затем спокойнее. Закончился поединок настоящим братанием - Антонина прижала меня к себе как родного, позабыв, что только что собиралась стереть с лица земли. Затем большая поникшая фигура поплелась к своему домику, а мы с папринцием вновь присели под дерево. Отдышавшись, я вернулся к злободневному:
        - Какие у нас ближайшие планы? Вы с Томой их обсуждали?
        - При Юлиане старались лишнего не говорить. Хоть и свой, но прост как валенок, ляпнет где-нибудь что-нибудь. Тома с ним долго билась, объясняя, что можно говорить и делать, а что нельзя. Он теленок здоровый, почти как бык, но по развитию - дитя. Учеба вышла долгой и трудной. Поражаюсь Томиному терпению.
        - Она в него влюблена? - прямо спросил я.
        - Увы.
        - Увы да или увы нет?
        - Еще как. - Дядя Люсик опустил взгляд.
        - Я имею в виду другое. У них это серьезно?
        - В вашем возрасте всегда все очень серьезно.
        Я не выдержал:
        - Ответьте же на вопрос. Мне интересно именно ваше мнение - человека, который пожил.
        - Мое мнение никакой роли не играет, лучше оставить его при себе. Не хочу, чтобы потом говорили: вот, запрещал, или - вот, одобрял, а они…
        - Больно же вас жизнь побила.
        - Всяко бывало. Но не надо заниматься хохмологией.
        - Чем?
        - Строить догадки.
        - При чем здесь хохма? - не понял я.
        - До того, как стать шуткой, слово хохма долгое время означало мудрость, как, собственно, и переводится с древнего языка.
        - Тогда, как человек мудрый, скажите свое мнение, как считаете лично для себя: Тома и Юлиан - пара?
        - Ты удивишься, но для выживания вида природа заложила в нас любопытную особенность, которая никак не связана с моралью: парой могут стать два абсолютно любых разнополых индивидуума. Ни ум, ни возраст, ни внешность роли не играют. Только способность к воспроизведению. С этой точки зрения Тома с Юлианом вполне нормальная пара. Я не слишком тебя огорчил?
        Мои брови сначала взлетели, затем сдвинулись в еще большем недоумении:
        - Вы думаете, я… ревную?!
        - С моей точки зрения пожившего человека ты будущим запросам Томы соответствуешь больше, но ее нынешние запросы, к сожалению, сошлись на Юлиане. Новое всегда привлекает больше, чем привычное, оно кажется лучше, не являясь им в действительности. Осознание приходит лишь с возрастом.
        - Понятно, сейчас вы меня успокаиваете. А если я скажу, что Тома - моя близкая родственница и никак не может быть объектом грез?
        Удивил так удивил.
        - Сестра?
        - Двоюродная. Но теперь как родная.
        - То-то я думаю, вы какая-то странная пара.
        - В том и дело, что мы не пара.
        Казалось, у дяди Люсика горб с души свалился - спина выпрямилась, лицо помолодело, скорбный взгляд обрел толику оптимизма:
        - Тогда все отлично. Если история с вашим невесторством затянется, вы сможете вместе решать любые вопросы и не подеретесь. У нас появился реальный шанс однажды выбраться из этой катавасии.
        - А вы не верили?
        - Как не вполне заслуженно считая себя умным - не очень. Если план сложен настолько, что не просматривается в деталях, его победное окончание возможно только в голове голливудского сценариста.
        - А мы победим! Нас много, у нас общая цель. Возможности найдутся. - Тут я вспомнил и задал давно мучивший вопрос: - А что с воздушным шаром?
        - Остался в тайнике под сгоревшей школой. Теперь на долгое время вне досягаемости.
        - Я все думал: что было движущей силой до появления газовых горелок? Как поднять в воздух такую махину?
        - Братья Монгольфье и их последователи жгли мокрую солому и шерсть.
        - Почему мокрую?! - изумился я.
        - Они предполагали, что вода, когда превращается в пар, вместе с теплом толкает шар вверх.
        - Действительно толкает?
        - Не знаю. Я рассчитывал на сжигание раздобытого по случаю запаса нефти. - Дядя Люсик совсем по-детски развел руками. - Я не физик, нужны эксперименты. Может быть, оболочка получится настолько тяжелой, что не оторвется от земли. О грузе я даже не говорю. Для экспериментов нужны помощники.
        - Теперь они есть.
        - Теперь. А в то время я делал, что мог, не зная, пригодится ли. И неизвестно, уцелел ли шар после пожара. Знаю только, что подземный ход к тайнику не тронут - когда нас уводили, я обратил внимание.
        - Нужно туда попасть.
        - Сначала - в сестырь, - отсек папринций.
        Правильно, без Шурика остальное теряло смысл.
        - А как нам попасть в сестырь?
        - Нам никак, а тебе, как невестору, легко. Нужно благословение сестричества, и доставят за казенный счет. Определимся с очередностью действий. Первое - это помолвка. Ничего, что с сестрой? Не боишься?
        - Чего? - хмыкнул я. - Божьего гнева? Повторения ветхозаветной истории наоборот? Мне на местные правила плевать, у меня своя вера, свои принципы. Алла-лжесвидетельница, не приму ее и не прощу, не станет мне указывать, что делать и чего бояться.
        - Похвально. Но если придется целоваться?
        - Сделаем, комар носа не подточит. Главное - результат. Чтобы выжить мы через столькое прошли… Для возвращения домой потерпим еще немного.
        Дядя Люсик тактично не стал выяснять, что в моем понимании означает слово «столькое».
        Мы помолчали немного, глядя на звездное небо, вдруг ярко прочерченное метеором.
        - Успел загадать? - Папринций проводил взглядом павшую звезду.
        - У меня давно загадано. А в приметы я не верю.
        - Так держать.
        Небо вернуло мысли к главной теме - возвращения.
        - Тома рассказала о возможном портале в долине?
        - И о письменах, в которых может найтись что-то важное. И о пещере, которая ведет неизвестно куда. Это будут запасные варианты на случай неудачи с главным - воспользоваться порталом, которым мы прибыли.
        - А про фазы луны Тома рассказала?
        - Будем исходить именно из догадки, что после полнолуния причал работает в обратную сторону. Возможно, нам даже шар не понадобится, никому же не приходило в голову экспериментировать, гуляя по причалу в разные дни лунного месяца. Вряд ли вообще кто-то гулял. А если гулял… не отправился ли уже назад? Потому и слухов не осталось.
        - Причал и кладбище расположены рядом. О любом, кто вернулся домой, здесь сказали бы, что его съели волки. - Подумав, я добавил: - Но в нашем мире, насколько знаю, никто не объявлялся. Шумиха на телевидении или хотя бы в сети поднялась бы немалая.
        - Вернувшийся, наверняка, скрыл этот неудобный факт. Кому охота считаться умалишенным?
        - Или его оприходовали спецслужбы.
        Перед моим носом отрицательно покачался костлявый палец дяди Люсика:
        - Тогда вы не летали бы на дельтапланах в районе пересечения миров, все было бы под контролем, а сюда снаряжались экспедиции. И неизвестно, что здесь творилось бы сейчас, знай по ту сторону о портале.
        Настроение провалилось в серную ванну, если брать запаховый аспект.
        - Обратного пути нет?
        Папринций не был столь категоричен.
        - Если ты попадешь домой, будешь ли болтать, где был?
        - Я похож на кретина?
        - Другие подумают так же, - устало хмыкнул дядя Люсик. - Получается, что шанс у нас есть. Тихо.
        Мы затаились: из деревни кто-то шел в лес. Этот едва различимый кто-то постоянно оглядывался, словно делал что-то противозаконное, тем и привлек внимание. Он шел не по нужде - для того во дворах сколочены уборные. И не с осторожностью постороннего, наподобие того, как ходили во тьме царевны - шаря ступнями по поверхностям незнакомой местности, пугаясь собственной тени. Неясный силуэт двигался быстро и спокойно, он чувствовал себя хозяином положения. Выводы для нас напрашивались неприятные.
        Застыв сродни соседним деревьям, мы с дядей Люсиком проводили неизвестного одними глазами.
        - Прослежу, - шепнул я. - Если скоро не вернусь, поднимайте всех.
        - Ты оружие не взял, - напомнил папринций.
        Хлопнув себя по отсутствовавшему поясу, я с досадой поморщился. Ничего, в стае как-то выжил без меча и ножа.
        - Обойдусь.
        Двигавшаяся во тьме размытая фигура хорошо знала дорогу, даже головой не крутила, что облегчало мне преследование. Чтобы незнакомец еще и не услышал, я перешел на четвереньки, передвижение по-человолчьи намного убыстрило зигзагообразное перемещение. Когда человек неожиданно обернулся, четвероногость спасла - из моей позиции распластаться в ночной траве оказалось проще, чем из положения стоя.
        Я не понял, что произошло. Наверное, прыгнули сверху. Рот зажала чужая ладонь, завязалась краткая борьба не в мою пользу. Через минуту запястья и лодыжки стягивала веревка, во рту торчал кляп. Голову закрывал небольшой мешок, позволявший дышать, но не видеть.
        - Что теперь? - прошептал чей-то недовольный голос. - На себе, что ли, тащить? Почему не прибить?
        - Чтобы тревогу подняли? Нет трупа - нет проблемы. Может, ушел куда-то. Искать будут его, а не нас. Прибить можно в другом месте.
        - Давай, хотя бы ноги освободим.
        - Ладно, пусть сам топает. Только следи, чтобы следов и, тем более, меток не оставлял.
        Голоса были мужские. Правильно, женщины со мной так просто не справились бы. Впрочем, если вспомнить выучку местных царисс, которую демонстрировала Дарья…
        Лучше бы я своевременно вспомнил, что по ночам здесь не ходят менее, чем по трое. И не по ночам, вообще-то, тоже.
        Меня толкнули в спину и далее постоянно направляли, куда идти. Поход сквозь ночь оказался долгим и не совсем приятным. Через много-много часов (по ощущениям, в реальности могли пройти минуты) спереди донеслось объясняющим тоном:
        - За мной увязался, вовремя заметили.
        Голос мог принадлежать как мужчине, так и женщине. Человеку что-то ответили, настолько тихо, что я не расслышал. Некоторое время про меня словно забыли. Нет, не забыли - пинок в зад опять заставил двигаться. Лоб взорвался ударом о дерево, вокруг зашлись в гоготе несколько мужских голосов. Сменив направление, меня снова куда-то повели. Звуки шагов из ватно-шелестящих стали гулкими, в нос ударило промозглой затхлостью, и меня приняло в себя некое подземелье. Очередной толчок бросил в угол на каменный пол. Ноги мне снова связали, чтоб вообще не двигался. Хорошо, хоть кляп вынули, предупредив, чтобы не вякал. Если не боятся возможного крика о помощи - поблизости только враги.
        Не самый лучший вывод.
        Другого нет.
        Глава 2
        Богословы говорят, что трудности - это не наказание за прошлое, а испытание ради будущего. Хочется верить, ведь исходя из количества выпавших на мою долю испытаний будущее у меня - о-го-го.
        По прошествии примерно от получаса до суток (время в мешке весьма расплывчато) подземелье оглушило гулом топота. Началась возня, принеслись краткая брань и чье-то монотонное бурчание на заднем плане. Все это приблизилось почти вплотную, рядом звучно шмякнуло, потом топтавшиеся шаги удалились, а к плечу что-то прислонилось.
        - Чапа, ты здесь? Я чувствую твой запах, - послышался знакомый голос.
        - Юлиан?!
        По нашим телам со свистом врезал длинный хлыст.
        - Молчать!
        Нас охраняли. Что ж, помолчим. Юлиан расположился бок о бок со мной - в такой ситуации чувствовать плечо товарища просто необходимо. Потянулись часы ожидания. Иногда удавалось подремать, в остальное время мучили мысли. То мечталось о Зарине, то оптом слались проклятия на свои глупость, невнимательность и нерасторопность, то грезилось, как я разобрался бы с напавшими, будь у меня оружие и поднимись вовремя мое лицо вверх. Иногда я ставил себя на место Томы: что она сделает, когда обнаружится наше отсутствие? Отправит погоню? Куда? Если б знала куда, давно была бы здесь. И еще: куда делся дядя Люсик, и откуда взялся Юлиан?
        Сверху, над потолком нашего подземелья, что-то происходило. Что там делали, о чем говорили - неизвестно, до нас долетал только гул от шагов. Пару раз покормили какой-то бурдой, для чего сняли мешки, но завязали глаза. Еще выводили на природу в кустики. Время шло, ничего не происходило. Попытки заговорить пресекались ударами хлыста.
        В какой-то момент я проснулся от странного звука - слышались шаги человека, который не хотел, чтобы его обнаружили. Шаги приблизились вплотную, некто застыл у самых ног. Спасение?
        Нет. Путы никто не резал, мешки остались на головах.
        - Кто здесь? - тихо спросил я. - Что вам надо?
        Ответа не было. Неизвестный оставался на месте и стоял так несколько долгих минут, иногда безмолвно переступая с ноги на ногу. Потом шаги удалились. Кто это был, чего хотел, зачем смотрел? Еще одна загадка плюсом к все возраставшему вороху прочих.
        Ощущения подсказывали, что, кажется, наступило утро. Или еще одно утро. Я потерялся во времени. Связанное тело ломило. Новые шаги сопровождались дискуссией, которая очень взволновала, поскольку непосредственно касалась нас. Людей в подземелье собралось достаточно много, не меньше десятка, об их количестве можно было судить по шагам и дыханию. Большинство молчало, разговаривали двое мужчин.
        - Что с ними делать? Прибить, чтобы не выдали?
        - Нет.
        - Здесь держать нельзя, помещение скоро понадобится.
        - Возьмите слово, что не расскажут, и отпустите.
        - Ты им поверишь?!
        - Вот этому поверю. - Последовал указующий пинок в мое бедро. - Он мне жизнь спас.
        Кому это я жизнь спас? Вы не обознались? Голос абсолютно незнакомый. Еще можно допустить, что кто-то из недавних мародеров объявился, с которыми мы от волков защищались, но не слышно ни басовитой гулкости здоровяка, ни шепелявости Немца, ни картавости раненого.
        - Эй, как там тебя, - новый толчок ноги показал, что обращаются ко мне, - долг платежом красен. Я спасу твою жизнь в обмен на обещание не говорить, где ты был.
        - И моего товарища, - втиснул я.
        - Само собой, нам меньше неприятностей, но он тоже даст слово, а ты поручишься за него головой.
        - Ручаюсь. Тем более, что мы действительно не знаем, где находимся.
        В голове прокручивались разные варианты в отношении говорившего. Почему я не помню голоса, если человек утверждает, что он мой должник? Или мы не разговаривали? Или меня все же спутали с кем-то? Если последнее, то весьма удачно спутали, почаще бы так.
        - Когда спросят, скажете, что в лесу вас ограбили и связали рыкцари.
        - Даю слово.
        - Хорошо. Теперь несколько вопросов. Как тебя зовут?
        Он этого не знает… или желает удостовериться? Вранье в нашем положении ни к чему хорошему не приведет.
        - Чапа.
        - Твоего приятеля?
        - Юлиан.
        - Кто вы?
        - Невесторы царисситы Томы Варфоломеиной.
        Невдалеке кто-то ахнул, второй голос произнес: «Я же говорил». Титул «цариссита» еще некоторое время погулял на заднем плане, за спиной того, кто со мной разговаривал.
        Допрос продолжался:
        - Зачем следил за нами?
        - Отвечал за безопасность отряда, среагировал на возможную опасность. Я не знал, куда и за кем иду, просто увидел движение в ночи. Вы бы тоже так сделали.
        Ответа не последовало. Шаги удалились. Сказанное посчитали достаточным.
        Время снова потянулось как сыр на горячей пицце. Кто они, похитители? Зачем деревенский житель бежал к ним ночью? Если нес информацию, то живы ли теперь гости деревни - царевны, Тома и папринций?
        Бок ощутил касание чужого сапога.
        - Вставайте.
        С мешком на голове меня подняли из подземелья и повели куда-то, направляя то руками, то острым оружием. Ног вокруг двигалось много. Ступни ощущали то траву, то камень, то крепкие корни деревьев. Направление постоянно менялось. Время тянулось невыносимо, силы кончались. Наконец, процессия остановилась. Позвоночник от толчка в грудь ударился об оказавшееся сзади дерево, тело ощутило, как его оплетает шершавый удав веревки, который стягивался и с каждым новым оборотом все больше врезался в плоть.
        Вскоре шум утих. Некоторое время ничего не происходило. Ни слова, ни вздоха, ни шороха.
        - Ау, есть кто живой?
        - Я есть, - донеслось из-за спины.
        - Юлиан, - я толкнул плечом товарища, привязанного к дереву с обратной стороны, - чуешь еще кого-нибудь?
        Трудно принюхиваться с мешком на голове. Юлиан долго старался, совмещал нюх со слухом, умножал на интуицию. Наконец, прозвучало:
        - Нет. Похоже, все ушли.
        Я принялся перетирать веревку на руках о ствол дерева.
        - Как ты оказался в плену?
        - Папринций разбудил, - сказал Юлиан, - послал проследить. Я увидел, что ты попался, и пошел следом, но у них разведка хорошо поставлена - спеленали, как и тебя.
        - Заметил, в какую сторону шли?
        - Как и сейчас - постоянно кружили. Что будем делать?
        - Мы не знаем, что докладывал деревенский лазутчик людям, которые нас похитили, и кто они, и что случилось в деревне в наше отсутствие. Нужно найти эту деревню. Если не получится, пойдем в башню Западной границы.
        - Если не найдем нужную деревню - как найти нужную башню?
        - В любой деревне подскажут. И любая дорога в этой части страны ведет к башне или из нее.
        - А если мы случайно уйдем в «или»?
        - Сориентируемся по сторонам света.
        - Как это?
        - По солнцу, - объяснил я.
        Волокна местной веревки оказались намного крепче долинных. Когда мышцы дергались от боли и ныли от изнеможения, мозг заставлял радоваться, что здесь не знают синтетики. Через полчаса руки освободились, движениями враскачку я ослабил и размотал витки веревки, сбросил с себя мешок и помог освободиться соседу.
        Вокруг был залитый солнечными лучами лиственный лес - перемежаемый низким кустарником, довольно редкий и легко проходимый. Мы с Юлианом щурились, глядя друг на друга, и улыбались.
        Я посмотрел на небо.
        - Башня находится на западе, значит она…
        Определиться по солнцу легко, если знать время суток. Подземелье и мешки отсекли эту возможность. Что сейчас - утро, день или вечер? И, кстати, сколько нас продержали? День? Два? Три?
        - Если подождать и проследить за солнцем…
        Почему я не учился ориентированию на местности? Помню, что мох растет только с одной стороны дерева и что муравейники строятся с учетом сторон света… но как именно?!
        Ноздри Юлиана затрепетали. Внюхиваясь, он медленно втянул в себя воздух, прислушался…
        - Кто-то приближается. - Он собрался бежать. - Много людей. Кони.
        - Кони? У разбойников нет коней. Это спасители. Только, пожалуйста, поменьше открывай рот.
        - Стоять! - Несколько конных войников неслись к нам, направив копья.
        Как оказалось, неподалеку проходила дорога, мы не видели ее из-за кустов, зато с дороги увидели нас. Отнюдь не царберы. Мне еще ни разу не попадалось на глаза такое скопление царисс и их свит из войников и войниц. Все в боевом порядке, готовые как к отражению атаки, так и к нападению. Окончание немалого отряда скрывалось в поднятой пыли где-то вдали. Многие скакали прямо по полям - бережное отношение к материальным ценностям в условиях войны не работало.
        Целое войско. Возглавляла сборное воинство царисса Дарья. Она глянула придирчиво и чуть высокомерно, когда шипастые войничьи копья заставили нас с Юлианом опуститься на колени.
        - Кто такие?
        - Муха Еленин прозвищем Чапа и Юлиан, - отрапортовал я, стараясь не смотреть в лицо хорошо знакомой цариссы. И сразу добавил, пока не заткнули рот: - Невесторы царисситы Томы Варфоломеиной.
        - Ого! - вырвалось у цариссы Дарьи.
        Пока ее конь подходил к нам вплотную, она просканировала взглядом мои рост, прическу, форму лица, сложение - ныне все было иным, нежели у женственно-хилой Василисы Варфоломеиной, моего прежнего вынужденного «я».
        - Чапа? - Некое подозрение мелькнуло, но там внутри и осталось. - Откуда такое прозвище?
        - Не знаю. - Я опустил глаза еще ниже. - Царевна прозвала. Говорит, я на кого-то похож.
        Дарьин взгляд долго жег меня на предмет вранья. Не зря я упомянул сначала прозвище по фамилии. Получилось более правдоподобно.
        - Откуда знаешь, что Тома - цариссита?
        - Так сказали в деревне, куда мы вышли с царевнами.
        - С какими царевнами?! - взволновались все.
        Десятки всадниц и всадников окружили нас, выстроившись среди деревьев почти впритирку и заполонив все просматриваемое пространство. Наверное, сверху они напоминали железную стружку, хаотично притянувшуюся к магниту, или стадо мучимых жаждой зверей, собравшихся вокруг маленькой лужи на водопой.
        Похоже, новость об освобождении царевен еще не вышла за пределы деревни, где их приняли и разместили. Я подыскивал нужные слова и определения, чтобы приступить к непростому рассказу, но Дарья не дала мне начать, она грозно осведомилась поперек общего интереса:
        - Почему второй молчит?
        - У него с головой плохо. Ударили сильно. Даже не все слова помнит. Память только-только возвращаться стала.
        - Рассказывай о царевнах, - потребовала Дарья.
        Конь всхрапнул и злобно покосился на меня. Лицо всадницы тоже не предвещало хорошего, уколовшие копья - тем более.
        - Тома, Юлиан и я сбежали из стаи человолков, где мы все познакомились, - начал я нашу долгую эпопею.
        - Где-где познакомились? - донеслось сзади.
        Дарья поморщилась:
        - Детали потом. Ближе к делу.
        - Это произошло несколько дней назад. Мы увидели пятнадцать царевен и папринция, которых вели в горы.
        - Пятнадцать! - выдохнули сзади, - все!
        - Тома узнала их и приняла решение отбить у разбойников.
        Повернув голову боком, царисса Дарья покосилась на меня так же, как только что ее конь:
        - Сколько было рыкцарей?
        - Девятнадцать. Они довели пленников до пещеры, где их ждали еще несколько человек, потом часть отряда ушла. Мы освободили царевен…
        - Втроем?
        - Тома придумала как, мы сделали. Освободили и увели в деревню, но там ночью кто-то ходил, мы с Юлианом вышли разузнать и напоролись на рыкцарей, которые шли в горы. Нас связали. Сейчас мы только что освободились, вон, посмотрите, - я кивнул назад.
        Один из войников спешился, поднял с земли и показал всем перетертые веревки.
        - Если хоть в одном слове соврал… - Сжатая в кулак рука цариссы поднялась, показывая, что меня ждет в таком случае. - Говори, где та деревня!
        - Не знаю. Где-то неподалеку.
        - Поблизости только две, - подсказали сзади.
        - Разделяемся! - объявила Дарья. - Этих - со мной.
        Меня перебросили перед ней через коня, на спину легла тяжелая рука с мечом, вторая дернула поводья. Юлиана тоже пристроили куда-то. Кони помчались, отчего я всю дорогу подлетал и падал, подлетал и падал. Не самое приятное путешествие. Главное - не отбить что-нибудь важное.
        Вокруг мелькали деревья, но когда голова свешена вниз, не до природных красот. Вообще не до пейзажа.
        Над ухом требовательно раздалось:
        - Та деревня?
        Вывернувшись, я постарался представить, как бы отсюда смотрелось то, что раньше виделось изнутри.
        - Похоже.
        Отряд помчался к деревянным домикам с мечами наголо. Переполошили всех. Выскочившие деревенские хлопали глазами и клялись, что ни в чем не замешаны и совершенно ни в чем не виноваты.
        - Где царевны?
        - Позавчера ночью кто-то ходил рядом… - Староста заметил нас с Юлианом. - Эти двое отправились в погоню и исчезли. Царевны тоже вышли, но никого не нашли. Вчера утром они прочесали окрестности и отправились в башню.
        - В башню эта дорога? - указала Дарья куда-то в сторону.
        - Она.
        - Вперед!
        Снова пришлось ощутить прелести синусоидального полета, в каждой нижней точке ударявшего меня о коня, седло и Дарьины стальные бедра, в высшей - снова о Дарью, но только о крепкие руки.
        - Флаг на башне! - донесся голос передового войника. - Цариссита дома.
        Дома. Они дошли.
        Далее началось столпотворение. По мере приближения отряда из башни высыпали царевны и помчались навстречу с радостными воплями. Флаги рассказали девочкам, кто едет. Из ликующего разноголосья выскакивало иногда что-то отчетливое:
        - Мама!
        - Я тут!
        - Бегу!
        - Варвара!
        Дарья одной из первых доскакала до бежавшей навстречу дочери. Спрыгнув в одно движение, царисса ненароком лягнула меня коленом.
        - Доченька!
        - Мама!
        В момент объятия счастливые глаза Варвары заметили висевшего кулем меня:
        - Чапа?! Едва узнала. Откуда? И что у тебя с головой?
        Точно, большинство царевен еще не видело меня стриженым.
        - Ты его знаешь? - Дарья обернулась. - И того тоже?
        - Юлиан. Мы думали, их убили.
        Варвара с любопытством осматривала наши ершистые затылки. Если даже она едва узнала, можно не сомневаться, что у Дарьи мысли не возникнет обо мне как о девочке, с которой она в свое время пару раз разговаривала.
        - Чапа! Юлиан! - Поперек всеобщего счастья, расталкивая и не выбирая дороги, к нам со слезами на глазах мчалась Тома.
        Глава 3
        На земляном этаже башни не поместилось бы столько коней, и большую часть, видимо, увели наружу, либо придется верить во власть над пятым измерением. Фантастика, конечно, но у хороших хозяев такое случается.
        Тома уже приняла хозяйство и теперь довольно сносно распоряжалась, прикрикивала, сновала туда-сюда. Быстро же освоилась.
        Деревенские плотники укрепляли разбитые при штурме ворота. Решетку за воротами, вывороченную с корнем, приводили в божеский вид сразу два кузнеца с несколькими подмастерьями. Бегали слуги, некоторые - в одежде бело-сине-красных цветов Варфоломеи, для меня очень символичных. Именно такая трехцветная очередность соблюдалась не всегда, но, думаю, Тома наведет порядок, даже если до сих пор смысл имел только набор цветов, а не то, как они расположены. Если с причала появится еще кто-то, по флагу он поймет, куда идти за помощью. А помощь будет, голову даю на отсечение. В прямом смысле. Если найдутся «черти» - милости просим. Спрячем, обучим, пристроим, создадим нужную легенду. Раз уж обрели какую-то власть, используем ее во благо. Я так думаю. Надеюсь, Тома поддержит. А не поддержит… сам справлюсь.
        Царевен разместили в комнатах, где после ухода разбойников не осталось ничего целого. Слуги срочно восстанавливали мебель. Везде что-то строгали, пилили, колотили, тащили, устанавливали. Вряд ли все это прежние слуги. Настоящих слуг перебили при взятии башни, если верить рассказам. Сейчас здесь либо крестьяне, прибывшие на помощь, либо те самые слуги Варфоломеи, у которых надо поинтересоваться, почему их не тронули рыкцари.
        - Ужин! - прогремело по коридорам и вылетело за пределы башни, где тоже располагались еще не размещенные или вышедшие на прогулку гости.
        К такому ажиотажу здесь оказались не готовы, подобного нашествия, естественно, не ожидали, поэтому столы - как сохранившиеся в башне, так и свежесколоченные - накрыли во дворе, составив в ряд на травяной площадке. Гости рассаживались сами - то ли соблюдая некую иерархию, то ли из дружеско-соседских соображений. Томино место оказалось во главе стола, рядом с ней по обе стороны посадили нас с Юлианом, далее расселись царственные мамаши с дочками в только им известном порядке.
        Указав на метавшихся в мыле слуг, я шепнул Томе:
        - Спроси про Зарину.
        - Уже.
        Тома опустила лицо.
        Не хотелось верить. Сердце рвалось в безумной надежде все изменить, не допустить, начать сначала. Упавший голос Томы прилетел, как гантелей по хрусталю:
        - Погибла.
        - А почему не тронули их? - злобно махнул я на сновавшую вокруг челядь.
        - Слуг заранее вывели через подземный ход, потом прятали в деревне под видом крестьян.
        - Почему Зарина и остальные тоже не сбежали?!
        - Тише. - Тома покачала головой: на нас начали коситься. - Со слугами она не пошла, пожелала защищать башню. У слуг статус мастеровых и, у некоторых, даже крепостных, они не могут давать советы хозяевам, но уверяют, что прояви Зарина малейшее желание, ее спрятали бы и спасли. Ее очень любили.
        Наверное, я тоже остался бы защищать башню в случае нападения. Я понимал Зарину как мужчина, но она женщина, война - не ее дело.
        Какая теперь разница.
        - Как в башне может существовать подземный ход, о котором никто не знает?
        Тома удивленно моргнула. Нечасто я признаюсь в незнании чего-то.
        - Каждая царисса, получив башню, копала свой ход, о котором не знали другие. Если находила чужой ход, она исследовала его и делала из него замаскированный отвод. Пространство вокруг башен изрыто заваленными и провалившимися ходами. И осталось невероятное количество ненайденных.
        - Внизу башни места немного, повернуться негде, и перекопать весь пол - дело нескольких часов. Не понимаю, как можно не найти подземный ход на таком маленьком пятачке.
        - У башен есть подземелья, а уже из них можно копать куда угодно: вбок или вниз. Такие ходы не найдешь, если хорошо спрятаны. Можешь найти десять, а в нужный момент осажденные уйдут одиннадцатым.
        - Иногда не уходят, - проскрипел я зубами.
        - Это другое.
        Никакого распорядителя за столом не было, каждый накладывал себе сам или просил слуг, когда те оказывались рядом.
        В свое время башенные повара изгалялись, как могли, варя кашу из топора. Рыкцари уходили из башни, потому что не было еды. Сейчас стол ломился от яств. Любопытно.
        Одновременно с приемом пищи за столом велись разговоры. Сначала все говорили со всеми, мамаши расспрашивали дочек, те с восторгом повествовали о приключениях. Из общего гула постепенно выделился рассказ Варвары. Остальные постепенно утихали, переключившись на нее и периодически вплетая краткие дополнения.
        - Скажу одно, - говорила Варвара. - Не окажись в нужном месте в нужное время Томы и ее невесторов, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Нас было пятнадцать обученных драться царевен и папринций, и мы ничего не могли сделать. Тома, Чапа и Юлиан выступили против врага втроем, при этом, как и мы, не имея никакого оружия кроме веры. Они смогли то, что мы даже представить боялись. По-моему, они совершили подвиг.
        - Подвиг! Да! Правильно! Тома молодец! Хвала цариссите Тамаре! - шумом и выкриками поддержали царевны.
        - Я ничего не сделала бы одна, - стушевалась Тома. - Благодарите Чапу и Юлиана.
        - Не прибедняйся, ты жертвовала собой, когда задержала рыкцарей и увела в другую сторону, - наперебой кричали царевны, - это тоже подвиг!
        - Юлиан был ранен, - развела руками Тома.
        - Ты не бросила его, это еще один подвиг! Ты защитила и спасла всех!
        Только голос Варвары выбился из общего хора:
        - Не забывайте про Чапу. Именно он вывел нас из плена живыми и невредимыми и спас от засад, погонь, холода и голода.
        Стало слышно, как сразу несколько дочек рассказывают насторожившимся мамам «историю» нашего с Томой знакомства.
        - Долина? - недоуменно переглядывались те. - За горой?
        - Да! Там живут такие же люди, Чапа и Юлиан оттуда!
        - И много там людей? - упало как бы невзначай, но все разом умолкли.
        - Одна деревня, - сообщил я почти правду, - но большая. Несколько поколений назад люди, которые вышли из этих земель, оказались там случайно, а обратно пробраться не смогли.
        Цариссы забеспокоились:
        - Где находится проход?
        - Нужно перелезть через гору! - с удовольствием просветили девочки.
        Дарья повернулась ко мне:
        - Покажешь, где именно?
        Нетрудно. Я мотнул головой на горную гряду, закрывавшую половину горизонта:
        - Нужно подняться, найти проходимое место и перелезть. Другое дело, что за всю известную историю многих поколений выбраться обратно удалось только нам двоим, и то - чудом. Повторить не решусь.
        - А если потребуется? - Глаза Дарьи сузились так же, как семейные трусы усилиями модельеров однажды превратились в стринги.
        - Будет приказ - сделаем, - буднично сообщил я, ковыряя ложкой в каком-то мелко нарезанном салате.
        Царисс моя готовность успокоила. Неприятно узнать, что у тебя под боком живет кто-то, о ком ты ни сном, ни духом, пусть даже он такой же, как ты.
        Варвара громко обратилась к маме и другим:
        - Еще несколько слов о долине. У меня есть соображение. Что если никакого другого мира нет, а ангелы и черти - из долинных соседей?
        Мне срочно потребовался валидол - или что там принимают сердечники в экстренных случаях. Один шаг от высказанной мысли к следующей - и я снова черт, которого нужно немедленно уконтрапупить любым доступным способом.
        Свое мнение царисса Дарья выразила кратко:
        - Чушь.
        - Но…
        - Поверь, дочка, я знаю, что говорю. Тебе известно не все.
        Варвару не переубедили, но, недовольно сгорбившись, она умолкла и, как все окружающие, погрузилась в еду-питье.
        Меня же последние слова Дарьи повергли в новый шок. Что они знают еще?! Ясно одно: Дарья общалась с ангелами. И тесно общалась, вплоть до нарушения закона про «не слушать ангелов». Вопрос: куда те ангелы делись потом?
        Под столом Тома пихнула меня коленом, чтобы не сидел с физиономией ребенка, который увидел злобного клоуна.
        Когда ужин закончился, гостей начали разводить по комнатам. Кого-то приглашали переночевать в полуразрушенном поселке перед башней. Почти все присутствующие обоих полов - бывалые воины, они привыкли к походной жизни, поэтому возражений не было ни от ушедших из башни, ни от оставшихся, которых поместили по нескольку семей вместе. В башне остались, разумеется, цариссы с дочками, ушли мужья и войники. Такого наплыва башня не предусматривала. Цариссы сами сговаривались, кому с кем идти. Для хозяйки оставили ее комнату. Тома хотела предложить занять ее с кем-то еще, дядя Люсик одернул:
        - Нельзя. Ты владелица вотчины, соответствуй.
        Сам он собрался отправиться к войникам.
        - Как посоветуете разместиться нам троим? - спросила его Тома, указывая на меня и Юлиана. - Слуги уже спрашивали.
        Мы стояли у дверей новой Томиной опочивальни, перешедшей в наследство от Варфоломеи.
        - У тебя теперь целый штат, у всех есть глаза и уши. Всегда держись однажды выбранной версии.
        - Значит, - Тома потупила глаза, - вместе?
        Плечи дяди Люсика виновато приподнялись.
        - Честно говоря, я не знаю, как ночуют с невесторами, это компетенция сестричества, - признался он. - В школе прецедентов не было. Карине воспретили и дали обязательную отсрочку, другие были малы и женихались позже, по окончании учебы.
        - Что посоветуете?
        - В одной комнате, но категорически без баловства. Желательно в разных постелях.
        Тома покраснела.
        - Чапа - он мой…
        - Знаю, - оборвал дядя Люсик. - Лишнего не говори даже во сне. Представь, что в каждую стенку встроены микрофоны.
        - Надеюсь, не камеры? - хмыкнул я.
        - Лучше перестраховаться. - Кивнув нам на прощание, дядя Люсик развернулся и двинулся вниз по лестнице на ночевку в поселок.
        - Подождите! - Тома догнала папринция. - Цариссы завтра уедут?
        - Здесь им делать нечего. Насколько я слышал, часть войников отправится добивать отступников, а цариссы с царевнами и малыми свитами разъедутся по домам. Они собрались вместе именно для освобождения дочек или чтобы отомстить за них.
        - А вы? Тоже уедете?
        - Собственно, мне теперь ехать некуда.
        - Оставайтесь!
        Дядя Люсик хитро улыбнулся:
        - Это я как бы напросился?
        - Нет! Теперь мы должны быть вместе. - Тома почему-то распалилась, щеки покраснели. - Нам нужно обсудить план спасения Шу… Щербака. Как вернуть его… в вотчину.
        - Тогда с удовольствием воспользуюсь предложением глубокоуважаемой царисситы погостить некоторое время. Красивых снов, ребята.
        Стоило понуро склоненной седеющей голове скрыться внизу, как подбежал слуга, едва ли не самый старший по должности, как я понял из разговора. Опять по поводу комнаты: кроватей не хватало. Слуга извинялся, что плотники едва успевают сколотить для гостей хотя бы по одной лежанке на семью, и у хозяйки кровать тоже пока всего одна. Вывалив информацию, слуга ждал возможных уточнений и распоряжений по размещению самой царисситы.
        - Напомни имя, - попросила его Тома.
        - Добрик, хозяйка.
        Для должности старшего слуги парень казался слишком молодым, но он был расторопен и всегда оказывался там, где был нужен. Чудесное качество для обслуживающего персонала. Интересно, таким умениям тоже учат в каком-нибудь местном слугатории?
        - Добрик, мои невесторы будут спать со мной.
        - Сейчас постелю.
        - Но не в одной кровати, - с едва заметным вздохом прибавила Тома.
        - Я так и собирался сделать, - не моргнув глазом соврал Добрик. - Но как я только что сказал, кровать сейчас всего одна…
        Юлиан взял Тому за руку.
        - Мне не надо…
        Незаметно для окружающих я врезал ему ребром ладони промеж лопаток:
        - Как Тома скажет, так и будет. Помолчи.
        - Не беспокойтесь, что-нибудь придумаем, - пообещал Добрик, мгновенно исчезнув.
        - Я же могу на полу, - шепотом объяснился Юлиан.
        - Мы тоже, но я тебе говорила…
        К нам опять со всех ног мчался Добрик, за прошедшие несколько мгновений он успел что-то выяснить.
        - Будут! После омовения принесут, сейчас только начали - еще две простые, для невесторов. Располагайтесь, воду уже греют.
        Едва он закрыл за собой дверь, Тома завопила от счастья, с разгону прыгая на единственную мебель комнаты, высившуюся в пустоте помещения одиноким островом или, скорее, долгожданным оазисом в пустыне.
        - Кровать! Настоящая! Моя!
        В свое время в башне Дарьи мы видели такую же, только не попадавшую в передряги. Чудовищное сооружение размером примерно три на три метра (у меня дома комната была меньше) стояло по центру противоположной от входа стены. Подпиравшая стену спинка, высокая и когда-то мягкая, расползлась безобразными шрамами от ударов мечей. Чего на мебели-то злость вымещать?! Уроды.
        Вторая спинка, ближняя к двери, сохранила бронзовые кружева, пусть и изрядно погнутые. Сквозь них тот, кто лежит в кровати, будучи защищен от метательного оружия, видел любое открытие двери. Сейчас мы с Юлианом, забытые снаружи, видели от дверей раскинувшуюся звездой Тому, блаженно закатившую глаза.
        - Вот оно, счастье! - сообщила она грудным голосом с каким-то невероятным обволакивающим тембром.
        - Слыхал? - Я толкнул локтем Юлиана. - Именно это, а совсем не то, что ты думал.
        - Ничего я не думал, - буркнул он. - Сами думайте. Меня все устраивает.
        В комнату откуда-то натаскали домашних цветов, из множества кадок торчали разномастные кусты, пальмы и прочие зеленые веники. Стульев, чтобы положить одежду, пока не было, но верилось, что их отсутствие - дело наживное. Я направился к видавшей виды, но безукоризненно отглаженной занавеске, за которой, скорее всего, располагался гардероб. Я оказался прав, на открывшихся глазам полочках лежали халаты, тапочки, полотенца. Наверное, после погрома их собирали для новой хозяйки по всей башне и за ее пределами.
        Свет падал через окошко-бойницу, в которую можно было выглядывать. Снаружи стояли гвалт и стук, одновременно с разоренной и разгромленной башней отстраивался поселок. Наша комната находилась почти на самом верху, вид наружу открывался изумительный. Видно далеко и много. Сюда бы «позорную трубу» Фриста…
        Как ножом полоснуло: надпись «БЕГИ» на той трубе. Некто попал в передрягу и в какой-то момент понял, что живым не уйдет. Он пытался предупредить других. А я, читатель послания, не сообразил, что к чему. Пойди события хоть чуточку иначе, и отправились бы мы все «домой» через сжигание.
        Я прошел еще несколько шагов. Уборная с дыркой в полу привычно размещалась за второй занавеской. Войдя внутрь, я пожурчал в спрятанный внизу тазик с небывалым наслаждением. Великая вещь - юбка, с некоторых пор понимаю шотландцев. Никаких заморочек. Однажды все ускоряющийся ритм жизни может привести к ее повсеместному применению и у нас на Земле. Не везде, но хотя бы в теплых странах. Впрочем, там и сейчас не особо спешат.
        - Стоять! - Вскочившая Тома оттолкнула едва ступившего за ширмочку Юлиана. - Моя очередь. Давно хочу.
        Ошарашенный парень отпрянул, глупо моргая перед закрывшейся занавеской.
        Что ж, пусть привыкает, что мы не в стае, где в отношении естественных отправлений понятие очереди выглядело смешно.
        - Что-нибудь похожее помнишь? - Я обвел взглядом мрачную комнату башни.
        Юлиан помотал головой:
        - В таких не бывал.
        - Где же ты бывал, если не в деревне и не в башне? - Я повысил голос. - Тома, как ты думаешь, здесь другие виды жилья встречаются?
        - Мы видели дома на деревьях, видели подземелья срытых крепостей… - донеслось из-за полотнища. - Где-то люди могут жить в землянках или в домах на сваях, мало ли.
        Она вышла, поправляя одежду, а заждавшийся Юлиан поспешно юркнул за ширму.
        Одновременно дверь завибрировала мелким стуком.
        - Да, - царственно произнесла Тома.
        Как же быстро она превращается из девчонки-сорвиголовы в царственную особу. Не перестаралась бы.
        - Купание цариссите и ее невесторам!
        Несколько слуг разного пола и возраста внесли и поставили у входа исходящие паром ведра, ковшик, огромный таз, кусочек самоварного мыла, костяной гребень и два глиняных горшочка: один с резким запахом степи и второй с заставившей отшатнуться жидкостью, невыносимый аромат которой свалил бы человека с нетренированным обонянием.
        - Это что? - Я ткнул пальцем во второй горшок. - Жидкое мыло? Почему такая кислятина? Оно же давно испортилось!
        Ресницы слуг захлопали, как крылья взлетевшей стайки воробьев:
        - Это яблочный кислень с солью.
        Принюхавшись, Тома шепнула мне:
        - Уксус.
        - Да, уксус, так говорила одна из царисс.
        - Кто?! - резко выдохнула Тома.
        - Кто?! - отстал я всего на долю секунды.
        Слуги испуганно скучковались, как в лесу при нападении волков:
        - За столом кто-то. Их много было. С дочками. Но слово именно это, хоть режьте. Жизнью клянусь, пусть свидетельствует за меня Алла-всевидящая, да простит меня и примет!
        Кто-то из царисс знает и употребляет еще одно непривычное для здешних мест слово, и это хорошо. Это невыразимо здорово, поскольку дает надежду. Может быть, Тома - не единственный ангел, достигший звания владелицы башни? И если его, второго ангела, найти, сколько вопросов сразу обретет ответы.
        Но сейчас концов не найти, это плохо.
        Тома вернулась к прежней теме:
        - А соль в нем зачем?
        - Как же без соли? Специальная смесь для ваших волос. Меру кисленя на тридцать три и три меры воды и горсточка соли.
        - Для волос?! - Тома в ужасе коснулась головы, давно не мытой в нормальных условиях.
        С некоторых пор у нас нормой стали грязевые полоскания с промыванием проточной водой и расчесыванием пятерней.
        - Это нужно, чтобы серую живность вывести, которая заводится, если долго ночевать без постели, - объяснили слуги. - Голова же, наверное, зудит?
        Покосившись на меня, Тома тихо пробормотала:
        - Бывает.
        - Не стесняйся, у меня тоже зудит, - признался я.
        - А разве не должна? - донеслось из-за ширмочки изумление Юлиана.
        Тома решилась.
        - Объясняйте, что и как.
        Говорить взялась женщина в летах, или, как здесь говорят, в зимах:
        - Кислень убивает паразитов и смягчает крепление их яиц к волосам, потом их проще вычесать.
        Тома передернула плечами. Я не выдержал:
        - Что и как делать?
        Женщина бросила на меня взор исподлобья, продолжая говорить именно Томе:
        - Полотенце смочить в растворе и протирать им волосы, чтобы по возможности меньше страдала кожа головы. Потом нужно надеть другое полотенце как косынку и держать так некоторое время.
        - Некоторое - это сколько? - уточнила Тома, толкнув меня локтем, чтобы не встревал поперек всемогущей царисситы и не показывал слугам свою невоспитанность.
        - Примерно полчаса-час, затем вычесать над тазом, чтобы не разлетелось. И несколько раз промыть голову, пока кислый запах не исчезнет. Здесь, - рука вытянувшейся по струнке женщины указала на приятно пахнувший горшочек, - отвар полыни. Нанести и подержать некоторое время.
        - Полчаса-час? - снова уточнила Тома.
        Женщина кивнула:
        - И обязательно промыть водой. Через несколько дней повторить.
        - Еще и повторить?! - Тома скривилась. - Может, подольше подержать в первый раз?
        Испуг в глазах прислуги снова озвучила женщина:
        - Волосы от кисленя сохнут, становятся ломкими, секутся концы. Нельзя чтобы много. И кожу поберегите, не лейте на голову, а смачивайте ее полотенцем.
        - Понятно.
        - А мне говорили, - припомнил я детские походы с папой и выживальщиками, - что вшей хорошо удаляют клюквенный сок и мыло с добавлением березового дегтя.
        - Дегтярное мыло помогает, но не полностью. - Оказывается, здесь знали и такой метод. - А клюква… Про нее мы не знали. Как ее применяют?
        - Две горсти ягод, выдавить сок, смешать с ложкой меда и втирать в волосы.
        - Сейчас сделаем. - Один слуга выметнулся из комнаты.
        - Отвар полыни тоже хорош, - настаивала женщина. - Может быть, сначала сделаете клюквенным соком, а второй раз - отваром? Заодно отмоется липкость после первого раза.
        - Так и сделаем, - кивнула Тома.
        В дверь влетел запыхавшийся слуга, болтая в горшочке ложкой:
        - Клюквенный сок с медом! - Заменив горшки, он забрал тот, что убивал запахом.
        - Спасибо.
        Поклонившись в ответ на благодарность своей хозяйки, слуги замерли в ожидании дальнейших указаний.
        - Чего они хотят? - прошептала мне Тома. - «Спасибо» я сказала. Что должна сказать еще? Второй раз поблагодарить? Не чаевых же они ждут.
        Мне вспомнилась башня Дарьи и тамошние порядки.
        - Мойщики не нужны, - выдал я фразу, которая в свое время разрешила такую же ситуацию.
        Тома сначала кивнула, но стоило веренице слуг удалиться, как накинулась на меня:
        - Почему не нужны? Может, я хотела, чтобы меня мыли?
        - Я помою, - с неким возбужденным заискиванием заверил вышедший к нам Юлиан.
        - Вот, а ты боялась, - с ехидной улыбкой сказал я. - Мечты сбываются.
        - А чего они такой толпой приходили? - Тома махнула головой на закрытую дверь.
        - Не знали, кого предпочтешь. Видимо, одни берут мальчиков, другие девочек, третьи просто хотят помыться.
        - Дурак, - вновь пихнула меня Тома.
        - Кого бы выбрала ты? - не отстал я.
        - Тетеньку в возрасте. Она женщина и должна обладать огромным опытом мытья женщин.
        - Не соглашусь. Если предыдущая хозяйка, Варфоломея, все время оставляла мальчиков, то наибольший опыт мытья был бы у них.
        - А Милослава, Лисавета, Карина, Зарина? - зловредно хмыкнула Тома. - Они тоже - мальчиков?
        В моих глазах взорвался фугас, и на мгновенье все заволокло кровавым туманом.
        - Прости. - Тома легонько прижалась ко мне.
        - Ты мыться-то будешь? - Я отстранился.
        - А ты?
        - Обязательно. Юлиан намекнул, что он хороший мойщик.
        И чтобы никто потом не придумал отговорок, что, дескать, устал или что спасение утопающих - дело рук самих утопающих, я нагло сбросил одежду прямо посреди комнаты и уселся в таз.
        - Юлиан, что ты там обещал? Заодно халат и полотенце захвати.
        - Иди, я принесу, - перехватила его Тома.
        - Намокну, - пробубнил Юлиан, теребя рубаху и юбку.
        Ему хотелось мыть вовсе не меня.
        - Тоже мне, проблема. Будто мы друг друга в натуральном виде не видели.
        Я обернулся посмотреть, на что Тома намекает. Опасения оправдались: в тот момент ее одежда приземлилась поверх моей.
        Юлиан проявил себя с гораздо лучшей стороны:
        - Ты же говорила, что теперь ни в коем случае…
        - Молодец, запомнил. Говорила. Это правило. А сейчас - исключение из правил.
        Следующие двадцать минут, пока разоблачившийся парень трудился над моей головой и спиной, я вел давно назревший разговор.
        - У меня спрашивали имя, и я назвался Мухой, как было раньше. Совсем раньше.
        Царственно глядя в окно на притихший поселок, Тома пробовала разные позы, меняла жесты, оттачивала взгляд - все же цариссита теперь, а не какая-то задрипанная царевна, каких по двенадцать на дюжину. Тома пыталась соответствовать - так, как это сама понимала. Подтекст сказанного мной, видимо, остался непонятым, Тома подошла и опустилась на корточки поближе к моему лицу - сработало предупреждение дяди Люсика насчет ушей в стенах.
        - Ты же Чапа?
        - Чапа - прозвище. Дескать, похож на погибшую царевну. - Наш разговор мог слышать только Юлиан, настолько в свое время мы развили способность понимать друг друга по губам. Шепот перекрывала даже вода, стекавшая по мне в таз. - Когда я напоролся на Дарью, думал, что мне каюк. Голос и телосложение изменились, но лицо и манеры остались прежними. Назовись я просто Чапой, логическая цепочка уже обвилась бы у меня вокруг шеи.
        Юлиан продолжал поливать и драить. Мне это не мешало мыслить, даже как-то помогало. Мешало близкое соседство Томы - времена стаи остались в прошлом, появилась привычка видеть ее одетой.
        - Как будем выкручиваться? - Тома задумчиво куснула свой ноготь.
        - Моя мама - Елена, и официальным лицам всегда буду представляться как Муха Еленин, а потом добавлять: прозванный тобой Чапой. Если же снова заведут разговор насчет того, что делается в «нашей» долине, да еще с пристрастием… Об истинных нравах за кордоном сообщать нельзя. Надо придерживаться версии, что там все как здесь. Кто-то из местных когда-то переселился, так возникло отрезанное от остального мира поселение.
        - А если проверят?
        - Как? Они даже о существовании долины не знали. Правда, есть человек, который оттуда сбежал…
        В таких случаях принято радостно протянуть: «Сюрпри-и-из!» Сюрприз действительно получился. Тома нервно пихнула меня коленом в бок:
        - Не тяни! Кто? Когда? Почему?
        - Дед Ефросиньи. О прошлом он говорить не желает и вообще скрывает, что не местный.
        - Наверное, тоже приняли за черта и хотели убить?
        - Возможно.
        В голове крутилось что-то еще. Я сосредоточился и потянул сопротивлявшуюся мысль за хвостик. Хвостик оказался хоботом, а мыслишка, соответственно, размером со слона
        - Или он в самом деле черт, - продолжил я. - То есть, скрытый землянин, как я или дядя Люсик. Приход из-за гор - легенда, вот он ничего и не рассказывает, потому что сам не знает. Подводим итог: происходящее за горами здесь неизвестно. Исходим из этого. Какую фамилию дадим Юлиану, когда спросят?
        - Чтобы не путаться, пусть тоже будет Еленин.
        Меня передернуло:
        - Брат, что ли?
        - Не хочешь?
        - Твою маму зовут Валерия, пусть он будет Валерьин. Такое не забудешь.
        Тома кивнула.
        - Готово, - провозгласил Юлиан, поднимаясь у меня за спиной.
        - Спасибо. - Я вновь перешел на шепот. - Итоговая версия: за горой - долина, внешнее описание дадим настоящее…
        - Юлиан, слушай, всех касается, - перебила Тома, вновь усадив его рядом с собой.
        Я продолжил в два подставленных уха:
        - Количественно - одна большая деревня, живут не в домах и башнях, а в горе, а остальное вроде бы все как здесь: по три мужа, верят в Аллу. Но в долине нет ничего полезного - ни металлов, ни коней, ни даже волков, потому там испытывают недостаток во всем, все силы уходят на выживание. Перебираться через гору настолько опасно, что обратно мы не пойдем ни за какие коврижки, только под страхом смертной казни. За общим столом я говорил, что только мы с Юлианом каким-то чудом выжили после перехода. Можно уточнить, что большой отряд преследовал кравших продукты человолков и отважился на такую авантюру ради выживания племени, а на эту сторону живыми перебрались лишь двое, из них один головой повредился. Такая статистика удержит от глупых экспериментов. Запомнил, Юлиан, что говорить, если спросят?
        Его стриженная голова согласно мотнулась вниз.
        - А если пошлют разведку? - задумчиво прошептала Тома.
        - Что-то мне подсказывает, что после прихода туда Малика с рыкцарями от прежней жизни в долине камня на камне не останется.
        - Я больше не нужен? - Юлиан отошел, показывая, что дальнейшие наши секреты его не касаются, а если касаются, то, понятное дело, мы его позовем или потом все расскажем. В смысле, Тома расскажет. И покажет.
        Его взгляд устремился в окно, куда недавно глядела Тома - видимо, выискивал, куда именно она так внимательно смотрела.
        Тома взяла ковшик и, пока я домывался, зачерпывала из ведра и поливала меня, считая, что помогает. Иногда это вправду помогало, но иногда вгоняло в краску. Я отобрал у нее ковш.
        - Ты мне полотенце и халат обещала.
        - Ой, прости.
        Коленки, почти касавшиеся моей левой щеки, распрямились, многоступенчатая ракета тела вознеслась в невероятную высь и умчалась, как на реактивной тяге. Осталось только посмеяться сравнению, ища сопло или представляя варианты толкающей силы. Ох, трудно жить с богатым воображением, особенно, когда оно не совсем подвластно уму. А оно, если честно, никогда не подвластно.
        Едва я начал тереть то, что не решался перед посторонними, сверху вновь нависла тоненькая фигурка, и надо мной взвилось распахнутое светлое полотнище. Словно выполнившая задание многоразовая ракета вернулась к месту старта на раскрывшемся парашюте. Ладно, устроим запуск дубль два.
        - А халат?
        - Зачем? Ты будешь меня смущать.
        Ау, логика! Значит, в халате смущаю, а без…
        Набросив полотенце мне на плечи, Тома насильно выпроводила меня из таза.
        - Хватит, а то всю воду переведешь.
        Я оглянулся на массу полных ведер:
        - Не вижу проблемы. К тому же, ты теперь бугор на ровном месте, всегда можешь попросить еще.
        - Не попросить, а потребовать, - с удовольствием поправила Тома.
        - Вспомни, чему учила Дарья, - сказал я, вытираясь. - Если требование облечь в форму просьбы, ее выполнят с охотой, а тебя полюбят.
        - Меня и так любят. Юлиан! - позвала Тома, с брызгами плюхнувшись в оставшуюся в тазе водичку.
        Ждать не пришлось, Юлиан прилетел как на крыльях, принимая на себя приятные обязанности.
        Они плескались, по очереди натирали и обливали друг друга, а я по их недавнему примеру стоял у окна. Снаружи, за крепкой стеной, обозримый мир накрыла тьма, там не было ничего, кроме нескольких огоньков в уснувшем поселке. Не имеющее ни конца ни края огромное небо, которого никогда в жизни не видят жители большого города, заволокли тучи. Сквозь мутную пелену не пробивались ни звезды, ни луна. Я просто глядел вдаль, голова пропитывалась втертой клюквой, мед втекал в мысли, затем сменился виртуальным уксусом: кто же меня похищал? Что за странности творятся на бывшей земле Варфоломеи - пограничной вотчины страны башен? Кому же я однажды спас жизнь, если действительно спас? И главное: чего ждать в будущем, если учесть вышесказанное?
        За спиной Тому в тазу сменил Юлиан, а к плеску и возне прибавилось чувственное хихиканье. Вскоре смешки прекратились.
        Вот только серьезности мне тут не хватало. Я обернулся. Сидя на корточках позади Юлиана и обняв его всем, чем получилось, Тома тщательно втирала сладкую мазь в подставленную голову. Длинные пальцы орудовали нежно, почти любовно. Обладатель стриженой головы блаженствовал, пластины груди мощно вздымались, на приоткрытых губах виднелись следы клюквы с медом. Кажется, я что-то пропустил.
        Когда помывка по первому кругу закончилась, три подготовленных мной халата дожидались на кровати.
        Я опустил голову над освободившимся тазом:
        - Кто-нибудь, полейте, пожалуйста, сначала водой, а потом той травяной штукой, назовем ее бальзамом.
        - Лечебным бальзамом, - добавила Тома.
        - Целебным, - поправил я, - здесь так говорят.
        - Я ангел, мне все можно.
        Мы с Юлианом переглянулись и, не сговариваясь, одновременно вздохнули.
        После споласкивания началось вычесывание, оказавшееся самым томительным и трудозатратным. Впрочем, не мне судить - с моим ежиком Тома справилась за несколько минут, на ершистый снежный пушок Юлиана ушло не больше, а вот с длинными волосами Томы Юлиан помучился - отмывал и расчесывал, расчесывал и отмывал, и снова расчесывал, и снова отмывал… Тома тихо ругалась под нос на затянувшуюся процедуру, все это время она держала голову над тазом, а добровольный помощник крутился над нею, стараясь изо всех сил. Его босые ступни мелко переступали, следуя за движениями рук, звучно чвакали, отлипая от мокрого пола, и постепенно нарисовали вокруг Томы мокрую подкову.
        Надев халат, я долго стоял у оконца, потом ходил кругами в ожидании финала действия, которое казалось бесконечным. Наконец, Тома поднялась, и я облегченно протянул им два выбранных по размеру халата.
        - Не будь занудой, - скривилась Тома, и с такой же ненавистью поглядел на одежду разделявший ее устремления синеокий Аполлон. - В своей-то комнате мы, наверное, можем…
        Стук в дверь переполошил голубков. Их руки вделись в халаты быстрее звука, широкие полы запахнулись, а пояски стянулись, вернув унесшуюся в мечты парочку обратно в реальность.
        - Войдите, - гневно глядя на меня, разрешила Тома.
        Вот-вот. Как всегда, именно я оказался виноват в том, что она не права. И вправду - кто же еще, в самом деле?
        В дверях появилась состоявшая из слуг процессия. Ведра-тазики-горшки унесли, пол быстро протерли тряпкой. Несколько человек, кряхтя от натуги, втащили собранную чуть ли не из цельных бревен кровать нормальных размеров. То есть, на одного. Ношу с грохотом опустили у левой стены.
        - Еще одна будет через два часа, - сообщил возникший из ниоткуда Добрик, которого только что не было. - Дождетесь или не будить?
        Вот умник, как же правильно ставит вопросы. В какой школе менеджмента обучался? Не из чертей ли? Может, взять за жабры, да всю правду…
        Боже, что со мной, куда качусь?
        - Принесете завтра, - разрешила Тома, удаляя слуг небрежным взмахом руки.
        Словно всю жизнь тренировалась ради этого момента. Звездный час пробил.
        Когда деревянная дверь, скрепленная бронзовыми полосами, со скрипом затворилась, Тома повторила понравившийся жест.
        - У меня получается? - Она оглянулась в мою сторону.
        - Только не переусердствуй, эксплуататорша. Помнишь, в Дарьиной школе ты возмущалась местными порядками?
        - Молодая была, глупая. - Тома сделала вид, что пошутила. - Так вот, мы не договорили насчет халатов…
        Ее снова тянуло в будоражащее пограничье.
        - Только один вопрос, - перебил я. - Как слуги узнали, что все мы уже помылись?
        Шесть наших глаз одновременно пробежались по стенам. Ушей мы не увидели, что совершенно не значило, что их там нет. А возможно, и не только ушей.
        Взяв ответственность выбора на себя, я взобрался на кровать-односпалку, а обрадовавшейся Томе объявил строгим тоном, с вкраплениями назидательной угрозы:
        - Только, как говорил дядя Люсик, без баловства. В стае от вашего поведения зависело только твое благополучие…
        - Как ты его понимал.
        - Пусть так. - Не хотелось спорить, тем более, что вон оно как вышло. Я закончил мысль: - Здесь от него зависят наши жизни.
        Хорошо сказал. Мощно и проникновенно. Соседняя кровать, отличавшаяся не меньшим скрипом, чем моя, за всю ночь не дала ни единого повода для беспокойства. Вот что значит правильно мотивировать.
        Глава 4
        Утро прошло в сборах. На первом этаже башни царила толкотня, как на рынке в выходной. Царисса Дарья, которой подводили коня, с удивлением посмотрела на дядю Люсика:
        - Папринций, ты разве не собираешься?
        Его пальцы привычно почесали седую бороду.
        - Школы нет, царисса. Пока не отстроят, я там не нужен. Пожалуй, воспользуюсь приглашением молодой царисситы погостить здесь некоторое время. Давно не был на природе. Погуляю, отдохну душой. Подсоблю, чем могу, юной хозяйке.
        - Как знаешь. Когда школу отстроят, тебя известят.
        Стали прощаться. Царевны по одной подходили к Томе, обнимали, говорили нужные правильные слова. На меня, стоявшего за ее спиной, падал краткий взгляд, и царевны уходили.
        Тяжело смотреть, как исчезали за воротами люди, с которыми я столько пережил. Клара, Амалия, Майя, Александра… Сердце сжималось, словно я терял близких родственников. Странная все-таки штука жизнь. Даже с Варварой и Антониной я прощался, как с родными. Что было, то было, быльем поросло, теперь мы выходили в новую жизнь, где каждый сам по себе.
        С укором глянула на меня Марианна. Кто тянул за язык сказать, что невесторство с Томой - вынужденная мера, вызванная обстоятельствами? Теперь она смотрела на меня, как на предателя. Или как на запутавшегося человека, которому нужно помочь… но нечем. Поскольку сам вернулся к той, от которой открещивался.
        Ефросинья попрощалась холодно, словно не простила Томе ее возращения в живом и нетронутом виде. Кристина вздохнула с жалостью и неистребимой надеждой. Ярослава подмигнула. Феофания покраснела. Любава стушевалась. Другие тоже жались и конфузливо прятали глаза.
        Наконец, починенные створки ворот сдвинулись, решетка за ними со скрежетом вонзилась в выемки в каменном полу. Нас окружили давно забытые тишина и пустота.
        - Какие будут указания? - вырос из-под земли вездесущий Добрик.
        Юбка наглажена, рубаха - с вышивкой, вихры старательно уложены набок. На ногах - красивые кожаные мокасины, словно только что сшитые. Глаза одновременно подобострастны и отстранены. Идеальный слуга. Ненавижу таких. Идеала не существует, иначе не к чему стремиться. Если кто-то старается казаться лучше, чем есть на самом деле - значит, в деле замешана корысть. В чем корысть слуги? Жалованья-то нет, денег еще не придумали. Только в хорошем отношении, переходящем от цариссы к цариссе? В правильной рекомендации?
        Гм. А еще у Томы вакансия третьего мужа не занята.
        - Давно хочу спросить, - выдвинулся я вперед, - откуда дровишки… тьфу, продукты и прочее - все, что так своевременно оказалось в башне к приезду царисситы?
        Удостоверившись, что стоявшая вместе с нами посреди внутренней лестницы хозяйка не возражает против ответа невестору, который без разрешения заговорил в ее присутствии, Добрик проинформировал:
        - Как только из башни выбили рыкцарей, из крепости пришел караван с продуктами и некоторыми вещами. Верховная царица знает, в чем нуждается ее народ, и заботится о нас.
        О, как. Разбойничьи отряды еще убегали из башен, а караваны уже шли. Предусмотрительная здесь властительница.
        - Третью кровать принесли? - осведомилась Тома.
        - Готова и уже в башне. Мы ждали вашего указания. Сейчас занесут.
        Молодец, все подготовил и даже учел вариант, что после ночи от третьей кровати могут отказаться.
        Дядя Люсик понял, что он здесь пока не нужен, и отправился в отведенную ему комнату. Несколько здоровых мужиков под руководством Добрика потащили наверх сколоченную за ночь мебель, а мы не успели даже решить, чем заняться в появившееся, как думали, свободное время.
        - Гонец объединенного войска! - разнесся выкрик часового.
        - Опять какие-то новости, - вздохнула Тома. - В нашем положении любые новости всегда ведут к проблемам, которые затем нужно решать.
        - Высокое положение - не только права, но и обязанности, - напомнил я очевидное, но так часто забываемое. - О-о-очень большие обязанности. Ноблесс оближ, как говорят фра…
        - Вот и оближ свой облез, зануда. Открыть ворота! - зло зыркнув на меня, скомандовала Тома.
        Гонец - молодой мужчина в цветах неизвестной цариссы, в доспехах войника и в сопровождении двух бойников - спрыгнул со взмыленного коня прямо перед поднятой решеткой.
        - Цариссита Тамара Варфоломеина? - удостоверился он на всякий случай, увидев перед собой шестнадцатилетнюю шмокодявку.
        Томе пришлось задрать голову к нависшему над ней лицу гонца.
        - Что имеете сообщить?
        Она была в доспехах, тщательно подобранных по размеру и внешнему виду и за ночь переделанных для нее поселковыми кузнецами. Провожала царисс с дочками уже не девочка, а полноценная хозяйка вотчины. Мы с Юлианом тоже обзавелись комплектом доспехов и оружия, но внутри башни своевольничали, не надевая шлемы и не таская понапрасну мешавшиеся тяжелые мечи. Мне хватало Гордеевского ножа размером с кинжал, Юлиан обходился природным оружием - натренированным телом. К подросткам старшие претензий не предъявляли. Возможно, неполная амуниция не являлась нарушением этикета, иначе папринций заметил бы и поправил.
        - Объединенное войско царисс уничтожило неподалеку спустившуюся с вершины стаю человолков.
        - С вершины, вы уверены? - переспросила Тома. - Что делать стае на голой скале?
        Она быстро оглянулась на меня.
        - Сообщаю лишь факты. - Гонец уважительно вытянулся по струнке и вроде как щелкнул кожаными каблуками, если бы они щелкали. - Пока царберы осаждали две пещеры, где укрылись рыкцари, мы прочесывали склоны. Сверху на нас напали человолки.
        - А не возникло ощущение, что стая не нападала, а просто-напросто прорывалась вниз, к лесу? - подал я голос от начала лестницы, где обретался с напарником-невестором.
        Гонец продолжал тупо смотреть на Тому. Она сообразила, что без весомого женского слова не обойтись.
        - Что на это скажете?
        - Ну…
        - Вы превосходили их количеством? - перебил я новым вопросом.
        Пусть мое вмешательство нарушало субординацию, но мы с Томой оба как бы не местные, в мелочах с нас пока взятки гладки. Гонец - невелика птица, а ответ кое-что прояснит.
        Тома поняла и кивнула гонцу: можно отвечать.
        - Почти втрое.
        - Они напали из засады?
        - Нет, прямо с ходу.
        - Отдохнувшие и неуловимо-быстрые? Побили многих?
        - Уставшие они были, лапы едва передвигали. Спотыкались. Некоторые хромали, многие были в крови. У нас только раненые, обошлось без жертв.
        - Стая шла вместе с маленькими и грудными детьми, или были только взрослые и боеспособные?
        - Об этом и хочу сказать. - Гонец воодушевился, так как разговор вернулся к цели его визита. - Войско уходит дальше. Просим срочно выделить людей и повозки, трупы нужно доставить на кладбище, а оставшихся малышей развезти по ближним деревням. Еще требуется отправить посыльного по дальним поселениям вотчины, а также к соседям Западного леса и Конных пастбищ, чтобы те, у кого стая похитила детей, забрали своих.
        - А не своих? - поинтересовалась Тома.
        - Тоже возьмут. Человолчьими детенышами дети становятся только в разумном возрасте, таких мы в живых не оставили.
        Тома обратилась к Добрику, будто по волшебству возникшему рядом, как только он потребовался:
        - У нас есть люди и транспорт для такого дела?
        - Найдем.
        Внимание Томы вернулось к гонцу:
        - Передайте, что все будет. Куда ехать?
        - Сначала держать курс на ближнюю вершину, от подножия - влево по колее.
        Откланявшись, гонец и его сопровождающие умчались обратно.
        - Стаю изрядно потрепали на той стороне горы, - шепнул я Томе на ухо. - Даже догадываюсь кто.
        - Значит, переход был успешен.
        Только что исчезнувший Добрик вновь материализовался:
        - Выезжать можно через десять минут. Кто возглавит?
        - Сама поеду, - объявила Тома. - Хочу познакомиться с людьми и землей, которую обрела.
        Добрик присел в уважительном полупоклоне, потом опять словно бы растворился в воздухе, как умеют только вышколенные слуги. Мы с Юлианом бросились наверх за шлемами и оружием. Навстречу вышел опоясывавшийся оружием папринций. Он взял даже щит, что на него не похоже.
        - Прокачусь с вами. Давно не путешествовал по своей воле.
        Пока я хватал необходимое, напяливал и бежал вниз, дошла очевидная мысль: вот почему местные всегда ходят готовыми ко всему. Потому что готовым ко всему надо быть всегда, чего проще-то.
        Сопровождать царисситу выехало пять конных бойников, а возницам нескольких телег составили компанию еще пятеро пеших колпаконосцев. Оружие - копья, дубины, топоры. Только Тома, я, Юлиан и папринций блестели надраенными латами, на боку позвякивали мечи, а круглые щиты защищали спины. При выезде из ворот дежурный вручил Юлиану копье с флагом Западной границы. До личного знамени юная хозяйка еще не доросла, но, думаю, местные швеи уже перешивают на бело-голубых полотнищах красную «в» в не менее достойную «т». Томе осталось только короноваться. Что для этого нужно, мы пока не знали и не интересовались, не до того. Первая спокойная минутка выдалась, когда караван миновал отстроившийся после разгрома поселок вокруг башни. Вслед некоторое время с радостными криками бежала мастеровая мелюзга, затем главная дорога свернула на северо-восток, мы съехали с нее и двинулись к горам.
        Как-то сразу оказавшись рядом с дядей Люсиком, я оглянулся по сторонам. Лишних ушей не заметно. Впереди Тома, делая строгое лицо, что-то внушала Юлиану, позади дремотно раскачивался оторванный от работ в поле крестьянин-возница. В его телеге посапывал во сне крупнотелый бойник. Конные бойники окружали колонну со всех сторон, приглядывая за окрестностями.
        Я тихо заговорил с папринцием о том, что его волновало больше всего на свете:
        - Скажите, разве правильно идти на поводу обстоятельств? Мы теряем драгоценное время. Не лучше ли бросить все, ринуться в сестырь и попытаться как-то изъять оттуда Шурика?
        Было видно, что аналогичная мысль не выходит из головы не только у меня.
        - Не представляешь, насколько сильно я хочу того же. - Тщательно сдерживаемая боль вырвалась. Заросшее бородой сухое лицо превратилось в посмертную маску. - Xудшee - вpaг плoxoгo. Наскоком делу не поможешь, сестырь - неприступная крепость. Не только не освободим, но сами поляжем.
        - Простите… - я немного помялся, - но Шурику не грозит… сестрация?
        - Грозит, - просто кивнул дядя Люсик. - Тома рассказала, что Шурика забрали в сестричество за чрезмерное влечение к женщинам. Здесь такое поведение недопустимо. Считается болезнью. Лечится сестрацией.
        - Сестрация… - мой голос снова заглох, выправившись только после прокашливания, - это кастрация?
        - Да, превращение полноценного мужчины в евнуха.
        - А вы не думаете… - слова едва подбирались, стараясь ранить как можно меньше, - что за прошедшее время… это же целых полгода…
        - Нет. Сестрация - долгая эпопея. Сначала послушник является недосестрой, привыкая к новым порядкам и доказывая, что достоин положения равной сестры, и только после этого… А если он не приспособится, отношение как к больному сменится на отношение как к преступнику, тогда - позорная болезненная смерть.
        Дядя Люсик помолчал. Я не рискнул лезть с догадками и предложениями. Попозже. Пусть человек выговорится.
        - Шурик выдержит, я уверен. - Глаза дяди Люсика налились внутренним светом. - Он сильный. И мудрый. Шутить любит, это его и подставило. - После маленькой паузы последовало продолжение: - По окончании стадии недосеста начинается самое сложное: испытание искушением. Мужчину, который достиг очередной ступени сестричества, зовут искусестом. После успешного испытания - сестрация. На все уходит год-два, иногда больше, но никак не меньше года. Примеров на моей памяти, к сожалению или к счастью, не было, только разговоры, только чужие истории, но они всегда повторялись почти в точности. Не вижу смысла сомневаться. Хотя и сомневаюсь.
        - Значит, время еще есть?
        - Надеюсь.
        Закрыв тему хоть на каком-то позитиве, я перешел к тому, что волновало меня.
        - Что ждет меня и Тому, если не успеем спасти Шурика и сбежать раньше визита в крепость? Или если нас разлучат? Или просто у нас всех ничего не получится?
        Вот тебе и позитив. Ненадолго же хватило.
        Дядя Люсик пожал плечами:
        - Вас ждет жизнь, просто другая, непохожая на прежнюю. А тебя лично - вечный страх быть пойманным и казненным.
        - А Тому?
        - Если проявит себя, ее куда-нибудь пристроят, к какому-нибудь нужному для общества делу. Здесь не разбрасываются возможностями. При этом не дают обществу развиваться. Их идеал - равновесие, то есть чтобы все оставалось как раньше. Любой шаг вне установленных правил - смерть. Ты уже знаешь.
        Знаю. Не забыть. Ничто так не заставляет резко взрослеть, как чужая смерть у тебя на глазах. Особенно, когда по твоей вине.
        К нам как бы случайно приблизился один из конных бойников. Он внимательно вглядывался в окружавшие дебри, но мне показалось, что ему хочется послушать. Папринцию, видимо, показалось так же, поскольку некоторое время мы с ним ехали молча. Я оглянулся на растянувшийся караван, бросил взор вокруг, на проплывавшую мимо природу. Дядя Люсик глядел в себя. Судя по выражению глаз, он видел больше меня. Глубже и дальше.
        - Худшая ошибка, - вдруг сказал он, - которую можешь совершить в жизни - все время бояться совершить ошибку.
        - К чему вы? - оторопел я.
        - Для общего развития.
        Мы снова умолкли. Скрип телег, лошадиный топот, стук оружия и перезвон доспехов создавали достаточный звуковой фон, но я все же дождался, пока бойник отъедет, и только тогда тихо проговорил:
        - Как вы считаете, где мы: в прошлом, в будущем или просто в ином мире?
        Дядя Люсик по обыкновению почесал обросший седыми волосами подбородок, прежде чем вымолвить:
        - Нас перенесло не только в параллельную или продольную реальность…
        - Как-как? - изумился я, подгоняя коня впритирку.
        - Продольно - это во времени.
        - Мы можем как-то узнать: куда именно, в какое время?
        Поскольку ответная пауза затянулась, я уточнил:
        - Хотя бы: в прошлое или в будущее. Но чтобы точно.
        - Узнать будет легко, - выдал, наконец, дядя Люсик, привыкший отвечать не только за слова, но и за все их возможные смыслы, отчего время на обдумывание ответа частенько затягивалось. - Туда-обратно можно ходить только параллельно. Если же мы в продольном перемещении, обратного выхода нет, изменяемое прошлое делает будущее другим. Даже если мы вернемся, то - куда? Не к себе, однозначно.
        Я тоже думал об этом. Веселенькая перспектива - вернуться не в свое истинное время, а в кем-то измененное в прошлом. Не мы одни стараемся попасть домой. Кто-то, наверняка, уже пробовал, и если он достиг успеха, то наш дурацкий мир с вонючими авто и лагающими компами - чей-то очередной черновик, который переделается во что-то новое при очередном перемещении.
        - Время - не единственная система координат, - продолжил размышлять дядя Люсик. - Могу с уверенностью заявить, что нас сдвинуло и в пространстве, мы находимся южнее точки перехода на нашей Земле. Положение солнца и звезд говорят за себя.
        Мне они ничего не говорили.
        - Оттого здесь теплее, - закончил мысль дядя Люсик.
        - Если мы на юге, то почему здесь живут светлокожие люди… да что там кожа, они говорят по-русски! Как вы объясните? Выходит, академик Фоменко прав, что весь мир когда-то был русским?
        Дядя Люсик улыбнулся:
        - Ты заметил, сколько современных для нас с тобой слов используют аборигены?
        - Перекур, например. Или гроб, я сам слышал. Даже деньги.
        - Откуда они пришли? С ангелами. Почему не предположить, что некогда вся здешняя местность была заселена пришельцами из нашего мира?
        - Недавно, что ли? - не поверил я. - Ведь новые слова…
        - Нет, давно, в незапамятные времена. А новые слова приносили новые люди.
        С такой раскладкой можно и согласиться.
        - А прежние жители? Их - под нож, меч или газ, как германцы славян «дранг нах остен», или одеялами с оспой, как индейцев более продвинутые цивилизаторы?
        Дядя Люсик покачал головой:
        - Не думаю, что раньше здесь кто-то жил.
        - А срытые крепости? А то, что они перековеркано называют акопалипс?
        - Ты знаешь местную историю?
        - Местную - в двух словах. Более развернуто рассказали за горой. В главном у всех совпадает.
        - Так и должно быть.
        - Что же вас натолкнуло на мысль, что все здесь - пришельцы?
        - Мне так думается.
        Ответ неверен. Въедливому типу вроде меня требуются факты и доказательства.
        - Думается или вы уверены? И если уверены, то почему?
        Папринций вздохнул, узловатые пальцы потерли щеку.
        - У меня были разные варианты, много. Будущее после катастрофы, будущее после людей, прошлое с людьми, прошлое задолго до людей, иная реальность, вымышленная реальность, которая существует лишь в твоем или моем мозгу, а также реальные мы в другом месте или скопированные мы в другом месте, когда реальные живут себе спокойно дома…
        - Не живут. Вашего трупа не нашли. Вы здесь - это реальный вы, в своем настоящем теле.
        - Хорошо бы, но как проверить? Возможно, мы все погибли там, на нашей земле, а здесь - нечто вроде того света для вылетевших душ?
        Такое мне в голову не приходило.
        - Отложим разговор до попытки переместиться или до новых фактов, - предложил дядя Люсик.
        - С одним уточнением. Не до попытки, а до перемещения. Кто не верит в свое дело, у того не получается. Я верю, что у нас все выйдет как надо. А вы?
        Папринций грустно улыбнулся, как мудрый и всезнающий Спаситель с иконы, и пришпорил коня.
        Глава 5
        Проезжая тропа закончилась вместе с лесом, дальше кони двинулись по камням предгорий, а телегам позади нас пришлось помогать вручную, чтобы не опрокинулись. Резкий уклон со стороны горы совмещался с неровностями вдоль и поперек. Глазам открылась цель путешествия: примерно в километре к востоку среди нагроможденья скал и каменных торосов нас ожидало с полдюжины войников в цветах разных вотчин, из которых знакомой была только зелено-оранжевая гамма Дарьи. Приближаясь, я старался прятаться за спинами Томы, Юлиана и обогнавшего меня папринция: Дарьин войник оказался старым знакомым, это был Никандр, неудавшийся невестор Карины, пусть земля ей будет пухом (любопытно, можно ли так говорить, зная о местном способе погребения?). На меня Никандр обратил внимания не больше, чем на хвост лошади, которая тянула телегу. Вместе со всеми он глядел на царственно восседавшую на коне Тому, окруженную челядью, как экипаж танка броней. Первым заговорил неизвестный войник, оставленный за командира, ткань под его доспехами была желтой и красной.
        - Пантелеймон Есенин, - представился он. - Судя по флагу и сопровождению, мы имеем честь видеть саму царисситу?
        Войники вежливо поклонились, не поднимая вертикально, как положено при встрече-приветствии, и не опуская к земле направленных куда-то в камни копий. В сосредоточенно бегающих глазах читалось напряжение. Это подсказало мне, что бойня, разбросавшая ошметки стаи по окрестностям, еще не закончилась.
        - Приветствую доблестных воинов, - с царским апломбом громко проговорила Тома. - Стаю уничтожили здесь?
        Могла бы не спрашивать: на камнях виднелись останки наших с Томой и Юлианом бывших «соплеменников». Некоторые тела даже узнавались.
        Пантелеймон опустил лицо.
        - Просим прощения, цариссита, мы, когда отправляли гонца, знали не все. Там, - его рука в тяжелом наруче ткнула в углубление в скалах, похожее на маленькую пещеру, - засел один человолк.
        - Живой?! - Тома отшатнулась.
        Прошлое не желало нас отпускать.
        Неловкость и страх сквозили в старательно состроенной героической гримасе Пантелеймона: за неправильную информацию отвечать приходилось лично ему, как командиру.
        - Запутался в наброшенной сети, но живым не дается. Мы с ночи окружили, хотели забить, но решили дождаться решения хозяйки земли. Вдруг посмотреть возжелаете? Чудо-то невиданное, только из сказаний да из древних песен про них известно, а живьем почти никто, кроме деревенских бедолаг из предгорий, не видал. Я взял на себя смелость приказать соорудить вот это.
        Все посмотрели, куда он показывает. Несколько крестьян тащили из леса наспех сколоченную клетку - словно паланкин, с ручками для ношения. Не получив приказа, они не отважились ставить ее на первую из подъехавших телег, и клетка опустилась на землю рядом, а крестьяне не слишком синхронно совершили полуприсед почтения владелице вотчины.
        - Откуда крепостные? - осведомилась Тома.
        - Помогали нам, принесли сети и забрали малышей. - Ответив цариссите, Пантелеймон обратился к крестьянам: - Спасибо, люди добрые, помощь больше не требуется.
        Крепостные продолжали стоять. Тома сообразила, что теперь она здесь главная.
        - Из какой деревни?
        - С Портянки мы. Недалеко отсюда. Все время по прямой.
        - Детей всех приютили?
        - Не бросать же.
        Встрял второй крестьянин:
        - Мы ж знаем, чьи. Донеслась уже весть о беде лесянковских, ихние это детки.
        - Не все, - проявила Тома знание проблемы.
        - Да, хозяйка, не все, - согласились крестьяне. - Если кровные родичи не объявятся, оставшиеся будут нам как свои.
        Тома непроизвольно сглотнула и опустила лицо.
        - Если что-то понадобится - приходите в башню, - донесся ее срывающийся голос, - просите, все дам. А детям сама что-нибудь пришлю, как вернусь.
        - Алле хвала! - откликнулись крестьяне. - Если можем еще чем…
        - Идите, - отпустила Тома. - Возьмите все телеги, кроме одной, и отвезите детей в эту… как вы сказали?
        - В Лесянку.
        - Да. - Перед глазами всплыли запертые в ночи хибары, носившиеся между ними волки и кровожадная стая, выволакивавшая детей с превращенными в мясо взрослыми.
        - В Лесянку тоже надо что-нибудь послать, - шепнул я Томе.
        Она промолчала. Я сдвинул коня вперед и заглянул ей в лицо.
        У нее по щекам текли слезы.
        Папринций тактично оттянул меня назад. Юлиан спокойно наблюдал, как прибывшие с нами бойники собирали трупы и их разрозненные части, сваливая в большую кучу.
        - А раненые? - всполошилась совладавшая с чувствами Тома. - Может быть, кому-то нужен врач…чеватель?
        Пантелеймон помотал головой:
        - Сильно раненых нет, все ходячие, они ушли с войском добивать отступников в последней берлоге. Трупы только человолчьи. Может, не стоит тащить на кладбище?
        Тома быстро оглянулась на меня, потом на папринция. Мы пожали плечами: выкручивайся сама.
        - Предлагаете оставить их здесь? - Она обвела рукой кроваво-мясное поле боя.
        - Какая разница, где волков кормить? - высказал свое мнение Пантелеймон.
        - Тогда, наверное, трупы лучше зарыть? - Тома на всякий случай обернулась к нам за поддержкой.
        Я промолчал, не имея мыслей, которые показались бы правильными для местного мира. Дядя Люсик отрицательно покачал открытой ладонью.
        - Волкам кушать надо, - предельно корректно сообщил Пантелеймон шестнадцатилетней властительнице.
        - Нужно ли подкармливать? - Тома все еще раздумывала. - Меньше плодиться будут.
        - Если волки не выполнят свою часть работы по сохранению равновесия, - тихо заметил папринций, - в народе начнутся болезни. А вотчина останется без собственных меха и кожи.
        Тома кивнула.
        - Оставляйте здесь.
        Бойники, уже начавшие стаскивать трупы к телеге, с удовольствием повиновались приказу.
        - А на телегу поставьте клетку, - прилетело дополнение.
        Остальные телеги разворачивались, наполняя воздух душераздирающим скрипом, крестьяне рассаживались на них, лошадки с удовольствием затрусили по склону вниз.
        Я спрыгнул с коня, передал поводья Юлиану и вместе с бойниками подошел к клетке. Попытка раскачать рукой жерди, из которых ее сделали, ничего не дала. На удивление крепко для столь топорной работы, выдержит даже крупного самца. Хорошо бы, в расщелине оказался не вожак или кто-то типа Жлоба.
        Тома обратилась к окружившим каменный провал войникам:
        - Сможете достать человолка?
        - Сделаем, цариссита.
        Несколько копий накрыли углубление наконечниками как ежом лунку, а одно копье, с крюком, похожее на пожарный багор, попыталось ухватить кончик сети.
        - Гррр! - злобно раздалось внутри.
        В груди что-то екнуло. Это же…
        - У-у, чертово отродье! - Войник, на которого бросился запутавшийся, загнанный в безысходность зверь, едва отскочил.
        - По морде его лупи! - подсказывали копейщики, тыкая остриями.
        - Гррр! - с яростью отбивалась от копий худенькая лапка.
        Она пыталась тянуть сеть на себя, но безуспешно.
        - Пиявка! - тоже узнала Тома. - Стойте!
        Войники изумленно замерли.
        - Ррр! - сказал я, протиснувшись среди них к каменной яме.
        - Ррр? - после легкого недоуменного молчания донеслось оттуда.
        - Рр! - успокоил я.
        Затем я повернулся к солдатам:
        - Свободны. Дальше мы сами.
        - Вы что, - чуть не онемели они, - разговаривали с… этим?
        - Это же почти домашний зверек, - объяснил я как мог. - Сладить можно с кем угодно, если подойти по-хорошему. Уберите оружие.
        - Оно людей ело!
        В разговор вступила Тома, смущенно покосившаяся на Юлиана:
        - Оно - юная заблудшая душа, которую судьба загнала в жуткие условия. Спасибо за все, воины, вы свободны. Можете догонять своих.
        - Алле хвала! - прощально грянуло над горами.
        Стукнули о землю вертикально поставленные копья, и чужие бойцы откланялись.
        - Что будем с ней делать? - прошептала Тома, косясь на застывших бойников и возницу.
        - Не знаю, - честно признался я.
        - Думаю, нужно освободить животное от сети и переместить в клетку, - громко уведомил папринций.
        - Это мы понимаем, - наклонилась к нему Тома. - А потом?
        - О том, что делать потом, стоило подумать прежде, чем отпускать солдат.
        - Рр! - жалобно хныкнула в камнях Пиявка.
        - Ты отпустил, ты и придумывай, - объявила мне Тома и развернула коня. - Помогите моему невестору извлечь животину и переместить в клетку!
        Бойники сделали шаг вперед.
        - Гррр! - испуганно-агрессивно донеслось из пещерки, и Пиявка забилась в самую даль.
        - Не подходите! - остановил я бойцов, которые и сами особым желанием не горели. - Откройте клетку и отойдите как можно дальше. Кто на конях, вообще скройтесь из виду.
        - Все назад! - ужала Тома мою речь до двух слов и первая показала пример.
        Никто, собственно, и не возражал.
        Правило Аль-Капоне гласит, что добрым словом и пистолетом можно добиться большего, чем просто добрым словом. Я же решил рискнуть.
        - Ррр! - позвал я, склонившись над выемкой:
        - Ррр! - с восторгом принеслось оттуда и вскоре ткнулось в меня, чуть не опрокинув.
        Оставшаяся без стаи Пиявка безудержно радовалась знакомому лицу. А может лично мне - я ведь весь из себя такой замечательный и неповторимый. Прямо нарасхват. Если, конечно, полтора десятка царевен не ошибаются. Теория больших чисел мне лукаво благоволила, а вот психология не стеснялась - нагло гоготала в лицо. Без конкуренции, дескать, и индюк павлин. Типа, не я хорош, а чужие представления обо мне. Жаль, нельзя услышать мнение родителей. Нормальные родители детей перед посторонними хвалят, а в глаза ругают, а если наоборот, то ребенок для них не личность, а игрушка, и нужен он лишь для воплощения собственных родительских мечт. Мне с моими папой и мамой повезло. Меня ругали. Обожаю своих родителей.
        Пока мысли в мозгу облизывали собственную исключительность, снаружи меня хотела лизнуть ошалелая человолчица. Розовый язык пытался достать из опутавшей сети. Тянулись обнять стянутые лапки. Жилистое тело извивалось, оправдывая имя (хотя, если вспомнить, Тома наградила им самочку за то, что морально присосалась, а вовсе не).
        Подхватив зверюгу под талией, чтобы не свалилась на застрявших в веревочной массе конечностях, я дотащил ее до телеги с клеткой, открытой настежь.
        - Рр! - указал я на телегу.
        Пиявка пугливо сгорбилась, попятилась, попыталась отпрыгнуть. Подобрав шмякнувшееся на землю и чуть не укатившееся под уклон съежившееся тело, я впихнул его в клетку головой вперед и в несколько приемов окончательно затолкал вместе с сетью. Замком служила клиновидная чурка-распорка. Прежде, чем запереть, я осторожно распутал сеть, и, с последним рывком, левой рукой выдернул сеть наружу, одновременно правой захлопывая створку и заклинивая конструкцию.
        - Ррр? - Пиявка удивленно склонила голову, стоя на четвереньках посреди тесного продуваемого сооружения. Свалявшиеся патлы лезли ей в глаза, в рот, растрепанно свисали и смесью блондина-ежа со спрутом торчали во все стороны. Некогда бывшие русыми, волосы потеряли не только цвет, но и форму, теперь они представляли собой некую невообразимую единую субстанцию.
        - Потерпи немного, скоро будем дома. - Взмахом руки я позвал всех обратно. - Там разберемся, что с тобой делать.
        Дома. Ха. Сколько раз мне еще предстоит менять наполнение этого термина?
        Сказал - термина? Как же я толерантно обозвал святое понятие.
        Глава 6
        На обратном пути, едва растянувшаяся колонна вошла в лес, не сгустились, а просто упали сумерки. Как занавес в театре. Ночь - не время для путешествий в местном мире, поэтому на первой же поляне был организован привал. Хор шумевших крон иногда открывал мутную, но довольно яркую луну. Бойники, глянув на небо, почему-то всполошились и принялись готовить лагерь чуть ли не бегом. Заполыхал костер, на нем забулькал котел, в котле вовсю варилось нечто бесподобно пахнущее счастьем. Желудки вспомнили, что с утра брошены на произвол судьбы. Цариссита не напомнила, подчиненные стойко терпели. Не намекать же начальству об очевидном. Оказывается, намекать надо. Точнее, надо говорить в лицо, без намеков: жрать людям нужно, хотя бы иногда.
        Поняв, что моя помощь не требуется, и все будет сделано само собой, я присел к костру. Рядом плюхнулась на траву Тома.
        - Здорово быть начальницей. - Ее взгляд пробежался по ведущимся вокруг работам, лицо наполнилось радостью, гордостью и самолюбованием. - Совсем недавно мне пришлось бы все делать самой.
        - Не зазнайся, - участливо предупредил я.
        - Думаешь, я уже заболела высокомерием? Впрочем, да, что-то есть. Считаешь, с этим надо бороться? А так приятно, когда все - только для тебя.
        Папринций в сторонке что-то внушал Юлиану, тот увлеченно слушал. Что ж, полезно. Дядя Люсик знает, что нужно сказать и чему научить. Пусть продолжает как можно больше и дольше.
        Мы с Томой остались одни у потрескивавшего огня.
        - Когда пошлешь бойников заколоть меня копьями? - сдвинув шлем на затылок, я вроде бы шутливо и по-родственному толкнул Тому локтем в бок.
        Она отшатнулась так, что бронза на доспехе исполнила арию строительной бытовки, на которую рухнул башенный кран:
        - Не говори так! Даже не думай!
        - А как думать? Все ведет к этому. Нам, чертям…
        - Даже в шутку не произноси слово «черт»!
        - Хорошо. Нам, мужчинам, которые прибыли вместе с женщинами, места в цепочке местных реалий нет. Лишнее звено. Не уничтожишь - получишь проблемы. Все логично.
        Тома не ответила. Теперь она смотрела в огонь и, надеюсь, что-то видела.
        Вокруг суетились бойники. К попарно выбранным по обе стороны костра деревьям сзади они прислонили по длинной жерди, получилось по два треугольника. Сверху каждую конструкцию соединили перекладинами. Стало похоже на стоявшие друг напротив друга, через очаг, футбольные ворота, только очень глубокие, вытянутые назад метра на три. Еще несколько жердей нижними концами уперли в землю в паре-тройке метров позади между двумя первыми, а верхние концы равномерно уложили на перекладину. Слои набросанного лапника завершили строительство. Получилось два огромных шалаша-навеса со скатом назад и открытых вперед, к костру. Для создания мягкой лежанки в них принесли хвою и листья.
        - Серьезно думаешь, что я меняюсь в худшую сторону? - медленно проговорила Тома.
        Разродилась, наконец. Я пожал плечами:
        - По-моему, такая судьба постигла всех ангелов. Они превратились в местных элоев и постепенно забыли прежние принципы. Зато я начинаю понимать, как тут все устроено. Кажется, у тебя есть все шансы закрепиться в статусе башневладелицы и стать цариссой. Ангелы, которые не примут мужененавистнических законов, просто не пройдут испытания и чего-то там еще.
        - Соответствия, - напомнила вновь погрузившаяся в раздумья Тома.
        - Во-во. В итоге: принимаешь местный женский гедонизм - поднимаешься по иерархической и карьерной лестнице. Не хочешь убивать «чертей» - пожалуй к ним в компанию, не порть местным удовольствия. Как-то так.
        - Никогда не соглашусь с убийством мужчин из нашего мира только потому, что они мужчины.
        - Никогда не говори никогда.
        - Но я не такая!
        - Все так говорят.
        Тому словно подбросило:
        - Если у меня есть шанс получить корону полноправной властительницы вотчины, знаешь, что я тогда сделаю?
        - Помилуй. Откуда?
        - Я постараюсь изменить все!
        - Не самая свежая мысль. Наверняка, кто-то уже пытался. Когда система отлажена, таких меняльщиков она бросает на дно или уничтожает. Изменения - враг стабильности. Местная стабильность всех устраивает.
        - Всех? Откуда же взялось безумное число отступников, которые пошли за Деметрией?
        - Вот система и перемолола их, собрав вместе для удобства.
        Тома бездумно вытащила из костра тлеющий прут и крутила его в руке, не замечая, что делает.
        - Если мечтаешь о переустройстве мира в качестве цариссы, - я вырвал у нее механически двигавшийся прут, едва не выколовший мне глаза, - для начала придется стать самой могущественной семьей.
        - Придется, - мрачно согласилась Тома.
        Вот как. План на ближайшее будущее. Надо кое о чем напомнить.
        - Варфоломея мечтала о том же. Итог тебе известен.
        - Значит, нужно стать не цариссой, а царицей, тогда полномочия позволят сделать то, что хочу. Как здесь сменяется власть? Выбирается? Захватывается? Мне известно только, что она не передается по наследству, хотя не понимаю, почему.
        - Аглая носила титул «назначенная возможная преемница».
        - Кто и как выбрал Аглаю, за какие заслуги?
        - Скорее, не за заслуги, а за выявленные умения и возможности. Аглая была интуитивным политиком и интриганкой.
        - А у меня получится?
        - Стать следующей царицей? - Я ободряюще приобнял Тому за плечи, доспех звякнул об доспех. - Если захотеть, получится все. Был бы смысл.
        Металлические пластины жалобно скрипнули, Тома прижалась ко мне сильнее, а склонившаяся голова стукнула по виску боковиной шлема:
        - Я могла бы подправить законы так, чтобы всем улучшить жизнь… и чтобы ее сохранить всем, кому получится.
        - Ты же знаешь, как ревностно здесь относятся к законам.
        - Чья власть, того и законы. Народ привыкнет ко всему. Как в царстве Вечного Фриста. К любой чуши.
        - И какую чушь ты хочешь нести местным жителям?
        - Снова шуточки? Я говорю серьезно.
        - Ладно, что бы ты сделала?
        - Для начала запретила бы…
        - А ты знаешь, что неправильные законы нужно исключать не только из свода законов, но и из памяти народа? Только через пару поколений соблюдение новой редакции станет «вековой» традицией, когда люди даже представить не смогут, что не так давно все было иначе.
        - Кто-то же должен начать.
        Не поспоришь. Но я предупредил.
        - Я оставила бы наказание смертью только за страшные преступления. - Взор Томы горел, щеки разрумянились. - Смерть - хороший стимул, но безвозвратный. Кто ошибся, тот уже не исправится.
        - Не исправится, - кивнул я. - Но будет примером другим, чтобы не ошибались.
        - Действительно так думаешь?
        - Нет. Просто подначиваю тебя, чтобы мысли были точнее. Давай, что там еще у тебя.
        - Отменю чередование вотчин, чтобы можно было строиться, расширяться, увеличивать население.
        Вообще-то, чередование - залог безопасности царицы. Но я смолчал. Тома продолжила перечисление:
        - Еще нужно ввести деньги, чтобы развивать экономику, торговлю и частную инициативу. Надо подтолкнуть предпринимательство - когда человек работает на себя, он горы сворачивает.
        Здесь я не преминул присовокупить:
        - Даже в ущерб своему здоровью.
        - Но ведь сворачивает?
        - Если все делать лишь для своей выгоды, кто будет стоить города, заводы, электростанции, толкать вперед науку, защищать страну?
        - Для того существуют налоги и таможенные пошлины, бюджет. Оттуда - на указанные тобой цели.
        - Когда дойдет до чеканки денег, назови их томиками. Нет, тамариками. А мелочь разрешаю назвать чапками. Сто чапок - один тамарик. Звучит?
        - Вечно все низведешь до шуточек. - Тома соорудила на лице обиду. - А я говорю серьезно.
        Она даже отодвинулась.
        - И я серьезно. Деньги будут бронзовые?
        - Других металлов здесь не знают.
        - Сестричеству известна сталь.
        - Это у тебя такой бзик - веришь в то, что показалось.
        Наш разговор прервали снятым с огня приготовленным ужином. Каждый доставал свою ложку. Нам - «начальникам» и новичкам в походном деле - принесли запасенные заранее. Котел был переставлен на землю, после чего бойники отошли во тьму, предоставив «благородным» есть первыми.
        После непродолжительного чавканья и постоянного дутья на ложки мы поднялись, а вокруг котла расположилась вторая смена. Ночное жилье тоже распределили по весу в обществе: папринция и нашу троицу определили в один шалаш, вторым довольствовалась прочие, которые, между прочим, все построили и организовали. Тому положение дел не смущало, она же цариссита, повелительница вотчины, голубая кровь. Дядя Люсик тоже воспринял как должное, уже привык. Почитание местных традиций было для него способом выживания. Юлиан просто полез на ложе, так как туда легла Тома. И только меня бесили порядки неравного мира, где один работает, а другой ест.
        Дядя Люсик заметил мое состояние.
        - Чапа, ложись, утро вечера мудренее.
        Он указал на обширное место между собой и Томой, с другой стороны которой блаженно растянулся Юлиан.
        Оттуда, из-под навеса, я наблюдал за укладывавшимися бойниками. Половина из них сразу улеглась спать, вторая встала на охрану.
        - Пия… гм, человолка покормите! - громко распорядилась Тома, махнув рукой на позабытую всеми клетку.
        Ну вот, а я даже не вспомнил. А только что в душе укорял Тому в равнодушии к ближним. В чужом глазу, как говорит библия…
        Один из бойников отправился выполнять приказ. Через минуту злобное рычание и площадная брань сообщили, что дело не клеится.
        - Хозяйка, что с чертовой зверюгой делать?
        Пиявка никого не подпускала, скалилась, огрызалась, кусалась, царапалась. Еду ей поочередно пытались дать несколько бойников. Одни отвлекали, кто-то пытался впихнуть в клетку свежевыструганную лохань с остывшей кашей. Они, чудики, туда и ложку положили. Надо спасать обе стороны.
        - Грр! - нахмурив брови, грозно сказал я.
        Пиявка застыла, глядя теперь только на меня. Бойники тоже замерли, вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией.
        - Дайте.
        Отобрав подобие миски, я удалил всех лишних из поля зрения и приблизился к клетке. Грубо вырезанная из палки занозистая ложка отправилась в кусты - не пригодится. Сидя на четвереньках, Пиявка глядела на меня настолько жалобно и тоскливо, что безучастным остаться не получилось.
        - Чтоб тебя, жри давай, - ласково сказал я, набрав горсть каши и протянув сквозь прутья. - Свалилась же на мою голову.
        Удивленная мордочка переместилась с каши опять на меня:
        - Рр?
        - Рр! - Я поднес кашу к своему рту. - Вот так, поняла?
        Втиснутая в клетку лохань не вызвала у Пиявки энтузиазма, а из рук она поела. Когда посудина опустела, Пиявка благодарно лизнула меня в ладонь.
        - И не думай, - напутственно попрощался я.
        Тома все это время с умилением следила за нашими взаимоотношениями.
        - Ни слова, - строго сказал я, когда вновь укладывался рядом.
        Теперь Тома следила за дымом от костра, хорошо видным в ночи. Сначала он поднимался вертикально, а на некоторой высоте резко менял направление на горизонтальное.
        - Не знаешь, почему это? - Тома с любопытством указала на природное явление.
        - Давление, - умно сказал я.
        - Что - давление?
        - Папа так говорил, - признал я, что дальше ничего не знаю - Вроде бы, дело идет к дождю.
        Стала понятна предыдущая суета с постройкой навеса. Обычно ночевали просто на земле.
        И в тот же миг ливануло. Могуче разгоревшийся костер шипел, злился, но не сдавался. Бойники в своем шалаше ежились, стоявшие в дозоре прижались к деревьям. К нам под навес вода летела в основном с открытой стороны, на ноги. Многослойный лапник крыши спасал от основной падавшей с неба массы, но не от всей.
        - Ррр! - жалобно донеслось из клетки.
        Опять забыли. Я бросился под дождь. Несколько бойников последовали моему примеру, надрубая и обламывая ветви и укрывая ими клетку.
        Вернувшись, я наткнулся на Томину улыбку:
        - Ты за ней так ухаживаешь, аж завидно.
        Типа, шутит. Ну-ну. На себя посмотри, зоофилка.
        - У тебя свой ухажер имеется, - не удержался я, чтоб не уколоть. - А вообще, зависть - плохое качество.
        Юлиан интуитивно понял, что один поступок стоит тысячи Томиных слов. Он развернулся на девяносто градусов и лег вдоль открытой части шалаша, куда долетали капли, а Тома, показав мне язык, переместилась вглубь на сухое место.
        Есть такая оптимистячья фраза, часто жалуемая взрослыми подросткам по поводу и без: «У вас все впереди». Да, у нас все было впереди. Что и тревожило.
        Глава 7
        Я мучился под навесом в мокрой одежде и искоса наблюдал за Пиявкой. Ко мне противно липла ткань, а человолчица спокойно обсыхала, не реагируя на иногда падавшие с импровизированного потолка новые капли.
        В недавних боях Пиявке ощутимо досталось. Левая нога слегка подволакивалась. Прыщавый лоб и щеки были в многочисленных ссадинах. На затылке вырван клок. Спина, грудь и живот вертикально исполосованы: видимо, довелось катиться по осыпавшимся камням. Хорошо, что она ничего себе не сломала. Кто ломал, тот долго не жил. После нашего с Томой и Юлианом ухода стая дважды покоряла казавшуюся неприступной гору: уходя на ту сторону и вскоре возвращаясь обратно, когда в страхе бежала от чего-то. Сюда стая бежала настолько спешно, что напоролось на войско, которое трудно не заметить, если не нестись со всех ног. Что же произошло в долине? Кто гнал оттуда человолков: разукрашенные дикари с каменными топорами или рыкцари из отряда Малика? Сумел ли Малик сломить сопротивление, свалить хранителей и захватить старые записи? Не прорвались ли туда рыкцари из других отрядов?
        Я многое отдал бы за информацию, что там сейчас происходит. Пиявку не спросишь. А жаль. Живой свидетель.
        Свидетель беззаботно дрых, вытянувшись вдоль клетки. Грязным ступням места не хватило, они торчали сквозь жерди. На них лилось, что самочке нисколько не мешало. Худая, как смерть, она мерно дышала, чувственно скалясь во сне. Ребра и тощие конечности выпирали острыми краями, превращая фигуру в рыбий скелет. Бедра были расцарапаны вдрызг, на обращенном ко мне левом - глубокий порез, локти и колени разбиты, а узкая грудная клетка вообще выглядела сплошным синяком, к счастью, уже спадающим.
        Пиявка дернулась во сне, будто ощутила взгляд. Затем, опрокинувшись на бок, она свернулась в клубочек, и раздался конвульсивный всхрап.
        Завидно, блин мне в тарелку. Где недавние естественность и практичность поступков? Нет, теперь я должен терпеть неудобства в угоду условностям, лежать в мокром, как описавшийся младенец в пеленках, потому что взрослые так решили. Тома права, не нужны лишние запреты там, где можно без них. Если мы почему-либо задержимся в этом мире, я создам движение «Назад к природе». Что-то мне говорит, что Тома поддержит. Только, боюсь, она та-а-ак поддержит… что вернувшись Домой (с большой буквы, чтобы не путать с местным «домой»), долго отвыкать будем.
        Она уже цариссита. Почти царисса. Я, если не спалюсь, однажды стану царевичем. Пусть фиктивным, но ведь никто не узнает. А вдвоем да при титулах мы с Томой - сила. Сами начнем законы устанавливать. Папринция подключим, он тоже не последний человек в местной пародии на земное средневековье. Надеюсь, он поддержит.
        Поглядев на корчившегося на земле худого и сутулого дядю Люсика, который даже во сне поправлял юбку, подумалось, что не поддержит. Старшее поколение консервативно. Такие ни за что не захотят ходить без одежды, потому что вместо того, чтоб спортом заниматься и себя в форме держать, они сидят сиднем и принимают всякие ограничивающие законы.
        Не лежалось мне мокрым, ну хоть тресни. Опять выскочив под дождь, я отрубил мечом пару ветвей-рогатин и на зачищенных от листьев раздваивавшихся сторонах разместил донельзя мокрую рубаху, вознеся ее повыше, под самый потолок навеса. Тепло от боровшегося с дождем огня, плевавшегося дымными искрами, теперь сушило не только покрывшуюся пупырышками кожу.
        Глядя на мои мучения, Юлиан отстегнул ремни и пластинчатые латы и стянул с себя рубаху:
        - Держи.
        Не дав мне возразить, он принялся надевать латы на мощный голый торс.
        - У меня не просто ухажер, - с гордостью заявила Тома из темной глубины. - У меня настоящий джентльмен!
        - Спасибо. - Ответную язвительную колкость я оставил при себе.
        В отличие от насквозь промокшей моей одежды, рубаха Юлиана была лишь чуть сырой от прилетавших снаружи капель, и она оказалась настолько широкой и длинной, что я безбоязненно смог снять и юбку. Юбка тоже заняла место на импровизированной сушилке.
        Теперь Тома решила проявить благородство:
        - Иди сюда, - указала она в самую глубь, себе за спину, сдвигаясь вплотную к улегшемуся Юлиану.
        Оставшийся у нас в ногах дядя Люсик поднял сонное лицо, посмотрел на наши странные пертурбации, и вновь заснул.
        Проверив рукой доступность оружия, я прижался к спине Томы, а она - к своему «джентльмену», успешно справившемуся с обязанностями кавалера и просто хорошего человека. Иногда сквозь толщу листьев и хвои просачивалась и падала на лицо холодная капелька. Шум дождя упорно вызывал не сон, а мысли. И не только у меня.
        - Деметрия недоумевала, откуда столько копейных следов у Кудеяровского отряда, - прошептала Тома, - и почему его не могли поймать даже отправленные на поиски царберы. Это все Малик. Он сделал дротики и научил с их помощью ходить намного быстрее и дальше, и с тех пор его отряд всегда оставлял противника с носом.
        - Меня другое интересует, - сказал я так же тихо, чтобы не слышали посторонние. - В свое время Деметрии доложили, что, судя по следам, у Кудеяра под сотню человек с посохами. Число посохов удвоилось, потому что за них приняли следы от дротиков, которые выполняли роль трекинговых палок, но как объяснить, почему профессиональные следопыты ошиблись с количеством людей?
        - Груз, - не оборачиваясь, ворчливо сообщила Тома. Ее рука легла Юлиану на грудь, а нога невозмутимо влезла поверх коленей. - Из-за груза у всех постоянно болели ноги, спины и поясницы. Малик дооборудовал заплечные мешки, получились конструкции с поясничным упором, а еще в них вшили специальные тросточки и снабдили дополнительными завязками и ремнями. Туристический рюкзак представляешь? Знаешь, сколько туда можно всего напихать и как далеко унести?
        - Можно было обойтись двумя словами: туристические рюкзаки.
        Мы снова лежали втроем как в былые времена, только теперь доселе неясный статус Юлиана определился. Я был невестором в качестве прикрытия, а Юлиан - настоящим. И все мы знали об этом. Юлиана положение вещей устраивало полностью. Тому… тоже. Ее упорство и проявляемое терпение побеждали мою братскую заботу (как я ее понимал) и квохчущее стремление во всем ограничивать и лезть в чужую жизнь (как она это понимала).
        А еще что-то говорило мне, что помолвкой дело не ограничится. Если мы здесь задержимся, то за грядущей помолвкой грянет свадьба. И что тогда? А потом? Думает ли Тома о будущем? Если да, то чем?
        Среди ночи раздались крики, шум. Меч будто сам прыгнул в руки, и меня вынесло на мокрую траву - дождь недавно закончился. Тома уже стояла с обнаженным клинком в руке, а бойники косились на бесштанного… прошу прощения, безъюбочного меня. Но рядом цариссита, вскочившая с того же места, а я - ее невестор. Если будущие сплетни ударят по репутации Томы, то вряд ли сильно. Возможно, даже принесут пользу - не нужно будет ничего доказывать, все примут наши сказки про совсем не братскую любовь за чистую монету, как в свое время про то, что я девочка и сущий ангел.
        Мы с Томой и папринцием, который только что выбрался из шалаша, переглянулись: Юлиана не было.
        - Там. - Один из бойников указал в темноту. - Оттуда кричали.
        Костер, победивший дождь, снова полыхал, он освещал все ближнее и мешал глядеть вдаль. Едва я ступил в темноту, оттуда показался Юлиан. Он вел человека.
        - Перехватил. - Юлиан втолкнул неизвестного в наш вооруженный круг.
        - Я по нужде! Решил отойти подальше, а он… - Колпак бойника валялся в грязи, под глазом мужика наливался фиолетом свежий фингал.
        Вот тебе и неизвестный. Свой, просто с непокрытой головой.
        - Он далеко отошел, - оправдывался Юлиан. - Я следил. Он постоянно оглядывался, не идет ли кто.
        Тома покачала головой:
        - Юлиан, ты немного переусердствовал… - Она поймала мой недовольный взгляд. В тот же миг тон сменился: - Но все делал правильно.
        Она вышла на центр и громко распорядилась:
        - От лагеря не отходить. Каждому следить за соседом. Отходить только с моего разрешения. За ушедшего без разрешения отвечает недоглядевший сосед.
        - Правильно, - кивнул я, опоясываясь снятой с рогатины юбкой и возвращая рубаху Юлиану. - Сурово, но справедливо.
        Дядя Люсик тоже одобрительно кивнул.
        Остаток ночи прошел без приключений. Утром мы перекусили, потом Пиявка с удовольствием поела из моих рук. На других она глядела волком, рычала.
        Собравшись, наш караван двинулся в сторону башни. Деревянные колеса жутко скрежетали, навевая мысль проявить фантазию и подарить новому миру несколько изобретений. Зеленый лес никак не вязался в уме со стоявшем на дворе декабрем. Любопытно, справляют ли здесь Новый год и как?
        - Дядя Люсик! - позвал я. - Вопрос.
        - На раз. То есть, легко. Я извиняюсь, но если вопрос сугубо частный, говори тише.
        Оглянувшись на весьма отставших бойников, я до минимума убавил громкость:
        - Вот эти ваши «Я дико извиняюсь», «На раз»… Почему вы местами просто сыплете одесскими прибаутками, а иногда - словно диктор с центрального телевидения?
        Даже забылось, что спросить хотелось о Новом годе.
        - Слушайте сюда, молодой человек. Начнем с того, что «я извиняюсь» и «я дико извиняюсь» - две большие разницы, а правильно изъясняться необходимо для выживания. Вы же понимаете, неприятности нам нужны как зайцу стоп-сигнал, иначе обрушится поток таких прелестей, по сравнению с которыми удар кувалдой по голове сойдет за божью благодать.
        На «вы» дядя Люсик переходил со мной в двух случаях: обращаясь официально, при свидетелях, и сворачивая на доверительно-игривый тон.
        - Поэтому употребляю точечно, - продолжил он, - как выпивку: в правильной компании, под прекрасное настроение.
        - Только под прекрасное? - едко уточнил я.
        - Чтобы да таки нет.
        - М-м? - Не нашлось слов. - Переведите.
        - В том смысле, что немножко не совсем. Еще могу сказануть что-то эдакое, когда меня выводят из себя или когда хочется пошутить.
        - И когда в волнении просто не замечаете.
        - Да? Это таки плохо.
        - Это таки хорошо. Моя первая догадка насчет вас появилась именно из-за неместных словечек.
        - А вторая?
        - Кто? А-а, про догадки. Чувство юмора в ситуациях не к месту. Здесь так не принято.
        - Любопытное наблюдение. - Дядя Люсик почесал окладистую бородку.
        Когда только умудряется ее подстригать. Чем?!
        - Вам бороду стригут или вы сами? - вылил я, пока не убежало, как обычно бывало.
        Вокруг расстилался лес. Частью редкий, частично непроходимый. Мы выбирали места посветлее, держась вдали от мрачных дремучих чащ.
        - Поверь, сынок, лучший стимул называется «припёрло», но, насколько помнится, у тебя имелся вопрос, и касался он явно не бороды и моих лингвистических особенностей.
        - Вопросов много. Первый был про Новый год. Его здесь отмечают?
        - Я думал, ты спросишь по-другому: когда здесь отмечают Новый год.
        - Когда же?!
        - Как ни странно, первого января.
        Я удивился:
        - Что же тут странного?
        - На Руси исстари отмечали первого сентября, по-византийски. Так считает наука. Латиняне встречали год первого марта. А теперь все празднуют первого января, что само по себе неверно, как ни посмотри.
        Взглянув на меня, дядя Люсик понял, что требуется пояснить.
        - Если мы ведем летоисчисление с Рождества Христова, как уверены все, то отмечать должны двадцать пятого декабря, а не через неделю или, в случае с Юлианским календарем, не за неделю.
        Логично. Я удивленно моргнул. Почему-то в мою голову столь простое заключение не приходило.
        - А взятое византийцами за начало года первое сентября, - продолжил Дядя Люсик, - это действительно день памяти Иисуса, только не Христа, а ветхозаветного Навина, в переводе с еврейского - Пророка-Спасителя. Память Иисуса Навина, который привел евреев в землю обетованную, празднуется именно первого сентября.
        - Разве не Моисей привел…
        - Молодой человек, не портьте о себе впечатление, читайте библию.
        - Я читал.
        - Как между слушать и слышать, глядеть и видеть, также есть разница между «читать» и читать. Слышал о Радзивилловской летописи?
        - Это про «откуда есть пошла земля русская»?
        - Ну, и это тоже. Не скажешь ли мне, почему между тысяча сто двадцать третьим и тысяча двести шестым годами хронист пользуется датировками от мартовского нового года? Когда и с какого перепугу Русь стала пользоваться католическим календарем? И почему наши месяцы в переводе - сентябрь-седьмой, октябрь-восьмой, ноябрь-девятый, декабрь-десятый - ведут начало с того же марта?
        А действительно, почему? Если взяли у греков веру и Новый год, то и месяцы вроде бы должны соответствовать…
        Лес заканчивался. Среди густо облепивших тропу деревьев проглядывало поле. Еще не близко, но все же. Бойники повеселели, кто-то даже попытался угостить сухарем Пиявку. Она жутко скалилась, рассевшись посередине клетки. Огрызалась. У бойников это вызывало смех. Пиявку болтало на каждой кочке, кидало на стенки, но привстать и держаться за прутья она не додумалась. Все верно, она не человек. Была бы человеком, не везли бы в клетке. Мы все сделали правильно. Это я так себя успокаиваю - чтобы совесть за былую соратницу не сильно мучила.
        - Опасность спра… Ах, чтоб тебя! - крайний бойник схватился за раненую руку.
        В нас летели стрелы. Я и Юлиан схватились за мечи, бойники своими телами прикрыли Тому. Растянувшаяся колонна сгруппировалась и быстро двинулась прочь с линии огня. Всадники бросили в густые заросли пару копий, но без толку - до противника было далеко. Летевшие оттуда стрелы тоже особого вреда не причинили, по той же причине. Если нас просто отогнать хотели, все логично… но мы и так почти прошли мимо. Тогда… покушение?! Странное какое-то покушение: куча неумех с оружием, которое, видимо, недавно взяли в руки. Ни меткости, ни знания о расстоянии…
        - Нас туда и ведут! - донесся голос папринция, который додумал мою мысль раньше меня. - Меняйте направление!
        Куда: вправо или влево? Однозначно не назад и не вперед. Назад телега не развернется, а обстрел ведется сзади слева.
        - Уходим вправо! - Тома дернула поводья, подгоняя коня.
        Мы с Юлианом помчались за ней, папринций замыкал. Конные бойники отгородили нас от стрелявших, пешие схватились за бока телеги, помогая ей повернуть в бездорожье.
        Я только свист и стук услышал: это Юлиан успел подставить щит под вылетевшую спереди стрелу. Стрела предназначалась Томе, летела она прямо в грудь. Реакция у Юлиана - изумительная. Хотелось сказать «звериная», но в такой ситуации обижать бывшего человолка не стоило даже про себя.
        - Назад! - крикнул я, сам направляя коня прямо на дебри, в которых прятался стрелок. - Охраняйте Тому! Не уходите от отряда!
        Перед непроходимой для всадника чащей я спрыгнул с седла и с бесшабашностью носорога вломился в стену из стволов и ветвей, ориентируясь на хруст веток под ногами убегавшего человека. Он один. Если дальше снова не засада.
        Разберемся.
        Уже видна спина. То ли рыкцарь, то ли крестьянин, судя по одежде. Или рыкцарь в личине крестьянина - учитывая точность выстрела. Или крестьянин, который давно польстился на криминальную романтику рыкцарства и пошел кривой дорожкой - совместил, так сказать, приятное с полезным. Гнук он давно отбросил и продирался сквозь заросли, помогая руками. Его легкие кожаные мокасины, ступившие на лежащий ствол, вдруг соскользнули, и человек упал. Я прыгнул. Пока меня мутузила одна чужая рука, удалось сделать залом второй, в которую я вцепился мертвой хваткой.
        - Кто послал?! - заорал я, проводя болевое удержание.
        Взрослое бородатое лицо подо мной скривилось от боли, но страха в глазах не было.
        - Я сделал это во имя царевны Зарины, - прохрипел стрелок. - Царисситой должна была стать она.
        - Зарина… жива? - Руки у меня сами собой ослабили захват.
        «Должна была стать» сказано в прошедшем времени, но так можно сказать и про живого человека, прошлое время относилось не к Зарине, а к указанному событию.
        - Меня послали другие люди, но верен я только ей.
        - Верен, значит…
        - Ничего не значит. Моя верность прекратится только с моей жизнью. Можешь забрать ее хоть сейчас.
        - Подожди. - В голове выл ветер, мозг ежился, кутаясь в одеяло привычности, и очень хотелось его скинуть, но я боялся погибнуть под сквозняком безумной надежды. Волосы покусителя, вздернутые мною вверх, открыли в нужном месте местную татуировку. - Крепостной Западной границы?
        - Уже мастеровой.
        - Как зовут?
        - Хочешь отыграться на родственниках?
        - Если бы хотел что-то узнать, с тобой разговаривал бы не я, а бойники в башне.
        - Благодарю за милосердие, но, думаю, это ненадолго. Благородные всегда начинают мягко.
        - Зарина не такая?
        - Царевна Зарина. После гибели цариссы Варфоломеи она - единственная законная наследница. Самозванке - смерть. У меня не получилось, получится у других. Смерть ради жизни, за лучшую жизнь!
        Вой ветра в черепной коробке нарастал, мешая думать. Мечта боролась с реалиями. Я рискнул.
        - Ответь честно всего на один вопрос, от него зависит очень много жизней. И судеб. Зарина жива?
        - Зарина погибла при штурме башне. - Язвительная усмешка перекосила рот пленника, глаза полыхнули злорадством.
        Смерти он не боялся. Фанатик.
        - Но ты жертвуешь жизнью, чтобы уничтожить, как считаешь, самозванку. - Что-то в голове начало проклевываться. - Стоп. Ты видел труп царевны Зарины?
        - Лично я? - Пленник выдернул из захвата руку и указал на себя. - Я? Нет. Я - не видел.
        В одно движение он вырвался и бросился наутек.
        - А знаешь кого-нибудь, кто видел? - крикнул я вслед, не делая ни шага, чтобы догнать.
        - Смерть самозванке! - донеслось от убегавшего.
        Он скрылся среди деревьев.
        - Чапа!
        С противоположной стороны ко мне сквозь чащу продирались наши: Тома, Юлиан и пешие бойники из кортежа. Я сидел на траве, схватившись за голову.
        - Что?! - Подбежав, Тома убрала мои руки от головы и внимательно оглядела. - Больно? Он сильно ударил? Где болит?
        В глазах защипало, и я уткнулся лицом в Томино плечо.
        - Здесь. - Моя ладонь легла на сердце.
        Глава 8
        На очередном привале бойники занимались своими делами, а мы четверо устроили совет. Даже пятеро, если считать внимательно прислушивавшуюся Пиявку, пытавшуюся высунуть меж двух прутьев любопытную мордочку. Кожа на ее щеках и висках натянулась, сделав физиономию уморительной, сузившиеся глазки перебегали с нас на пламя костра, облизывавшего котел с обедом, и снова на нас.
        Совет велся возле клетки, чтобы не мешать кашеварить. У костра нас спасали от голода, здесь мы должны были найти способ просто спастись. Папринций опустился на траву напротив меня, Тома с Юлианом расположились по бокам. Четыре головы склонились друг к другу.
        Выслушав рассказ о разговоре с убежавшим, Тома скривилась с укором:
        - Мог кинуть в него чем-то и остановить.
        - Стволом дерева?
        - Хотя бы мечом.
        - Молодой человек и так сделал больше, чем смог бы любой другой, - отметил дядя Люсик.
        Томе пришлось согласиться.
        Юлиан не вмешивался. Он принюхивался, уши чутко шевелились, рука держала щит наготове: вдруг снова? Со спины Тому защищала телега с клеткой, с трех других сторон - мы. Но Юлиан был начеку.
        - Что мы имеем? - сказал папринций. - Тома внезапно стала царисситой, из-за чего за ней теперь охотятся неизвестные. Кто?
        - Что-то мне подсказывает - те же самые, которые похищали меня, - предположил я.
        Собеседники уже знали историю наших с Юлианом приключений. Им, в отличие от царисс, мы рассказали во всех подробностях. Никаких дельных мыслей тогда, сразу по возвращении, не появилось.
        - Рассмотрим все варианты, - сказал дядя Люсик. - Первое, что приходит в голову - это были рыкцари. Иначе говоря, лесные бандиты.
        Он говорил бесцветно, плоско, совсем не похоже на недавнего себя, сыпавшего забавными перлами. Все слова правильные, а слушать их почти противно. Не цепляют крючками фантазию. Хоть сам таки переходи на особый манер разговаривать. Подосадовав в душе, вслух я буркнул:
        - Могли, но на них не похоже. При чем тут сегодняшний фанатик?
        - Ладно, оставим как возможность с малой долей вероятности. Далее. Крестьяне.
        - Татуировка! - радостно вспомнила Тома.
        - Эта версия ближе к правде, - кивнул дядя Люсик. - Некое сообщество, нацеленное на устранение владелицы вотчины, пожелало вернуть прежнее владычество… Но зачем? Произойдет очередной розыгрыш вотчин, и хозяйка вновь поменяется. Ничего не понимаю.
        - Он сказал, что не крестьянин, а мастеровой.
        - Сказать можно все, что угодно. К тому же мастеровой - тот же крепостной, только не сельским хозяйством занят, а производством.
        - Или искусством.
        Мне вспомнились картины в башне цариссы Дарьи. Чтобы достичь такого мастерства при нулевом уровне вокруг, нужно оказаться либо гением, либо… чертом!
        - Он не мог быть тоже землянином?
        - Каждый может быть чертом, - спокойно объявил дядя Люсик. - Нам ли с тобой не знать. Если твой стрелок тоже с нашей Земли, зачем же он вмешивается в местные дрязги, чего хочет достичь? Цель какой организации проводит в жизнь?
        Я погрустнел. Тома выдала очередное предположение:
        - Может, это происки царицы?
        - Нет. - Дядя Люсик категорически потряс головой. - Зачем все так усложнять, если ты сама обязана явиться к ней в скором времени?
        - А если дело именно во времени?
        - Например?
        - Не знаю. Но все же.
        - Ну, допустим. - Папринций поскрипел ногами, пересев поудобнее. - Тогда у нас не хватает нужной информации, и твоя версия тоже временно откладывается в сторону.
        - Цариссы, - вбросил я еще один вариант. - Что насчет них?
        - Слишком юная Зарина не смогла бы эффективно управлять вотчиной, - начал размышлять дядя Люсик, - но если ее удочерить…
        Чудесный мотив! Регент получит реальную власть, пока Зарина не выучится и не вырастет. Меня подбросило:
        - Выходит, Зарина жива?! Иначе интрига теряет смысл!
        - Удочерение могли обстряпать между смертями мамы и последней дочки. Или задним числом.
        Надежда взвилась крылатой птицей и, подстреленная влет, тут же рухнула.
        - Все же, в эту сторону стоит копнуть глубже, - подытожил дядя Люсик.
        - Как?
        - Добыть факты.
        Мы с Томой переглянулись. Сейчас никаких фактов нет, говорить пока не о чем.
        - Остановимся на версии с удочерением? - спросил я.
        Дядя Люсик мотнул седеющей шевелюрой:
        - Нет. Вот вам еще одно направление: воспитанницы школы. Вместе с цариссами они объединены идеей взаимопомощи. У вас не было стычек с ученицами по какому-нибудь поводу, пусть даже незначительному для вас?
        - Готово! - крикнули от костра в нашу сторону.
        Есть первыми слугам не дозволялось. Дать им такое право - навсегда потерять их уважение. Ради более интересного дела на послабление пошел бы я, но не Тома.
        - Стычек не было. - Тома поднялась. - Пойдемте.
        - Нужно поискать место, где нас с Юлианом держали, - сказал я вдогонку. - Оно где-то здесь, в твоих владениях.
        - В наших, - поправила Тома.
        - В твоих, - настоял я.
        Возражать второй раз Тома не стала, сразу сдалась на милость правдоруба, отчего-то гадко выглядевшего льстецом. Не бывать ей казацким гетманом, ведь Бог, как известно, троицу любит. И если местным богом считается женщина, то - какие вопросы к троемужеству? Все логично до чертиков, включая самих чертиков.
        Ели молча. Задумчивые взоры тонули в каше или что там было в котле, не чувствуя ни вкуса, ни удовольствия. Я перебирал в уме накиданные нами варианты. Мозги скрежетали громче жующих зубов, мысли периодически отлетали с обозначенного пути далеко в сторону. Насколько мне известно, именно так рождаются все гениальные идеи.
        Пшик эффекту. Фиговый из меня родитель.
        Зайдем с другой стороны. Одним из главарей неизвестного противника был некто обязанный мне жизнью. Кто? Может быть, Хлыст, убегавший с невестой и ставший соратником Малика? Он жив благодаря мне. Но. Хлыст мог бы назваться. Да и голос. Не то, чтобы я хорошо помню голос паренька, но тот, что звучал в подземелье, был значительно старше.
        Разделавшись с обедом, мы пустились в путь. Густой лес остался позади, наезженная колея вела вдоль поля, но обостренные чувства продолжали выискивать опасность. Юлиан прикрывал Тому слева, я справа. Учитывая, что мой бок остался неприкрытым, еще правее ехал папринций. Двое всадников выдвинулись вперед, остальные кружили, не оставляя возможному противнику ни шанса.
        Я шепнул дяде Люсику:
        - Давно хотелось спросить. Вы знали про Тайный круг воспитанниц?
        По морщинистому лицу расползлась хитрая улыбка:
        - Можно мне сначала узнать твое мнение?
        - Знали.
        - Еще и пестовали, как могли, - тихо посмеялся дядя Люсик. - Снабжали необходимым и предупреждали стражу, чтобы не слишком усердствовали, если не увидят прямой угрозы. Спаянные порукой цариссы - лучшее средство против отступников. Ты заметил, что в только что прошедшей гражданской войне…
        - Это была гражданская война?
        - Именно. Ни одна царисса не выступила против остальных.
        - Думаю, здесь больше заслуга их положения и недоступных остальным удобств, которые цариссы боялись потерять.
        - Само собой, но не только. Если какая-то идея овладевает человеком, ему становится плевать на удобства.
        Мне ли не знать - и просто как человеку, и как гражданину страны, в прошлом неплохо потанцевавшей на аналогичных граблях.
        Поля сменились уютными садами. Рядками торчали невысокие деревца, убегали вдаль разлапистые шеренги чего-то в будущем вкусного. Далеко впереди маячила громада башни, словно выраставшая из земли. Этакий гриб без шляпки. Кони без принуждения ускорили темп.
        - Как выбирается или назначается Верховная царица?
        Папринций испуганно огляделся и еще больше понизил голос:
        - Успокой меня. Скажи, что спрашиваешь из чистого любопытства.
        - Но я действительно…
        - Чапа, я тебя достаточно знаю. Такие вопросы сами не возникают. Тома уже цариссита, ей предстоит визит в крепость, там - испытание, о котором никто ничего не знает. Есть маленький, просто крошечный шанс, что она вернется настоящей цариссой и останется править. Получается, что вы планируете жизнь, исходя из предпосылки, что останетесь здесь? Или собираетесь повторить судьбу Деметрии: бунт и захват власти?
        - Ничего мы не планируем.
        - Твои глаза говорят обратное. До сих пор мне думалось, что мы заберем Шурика и вместе отправимся домой.
        - Так и будет!
        Голова дяди Люсика с сомнением качнулась:
        - Ладно. Для общего развития. Царицу…
        - Опасность слева!
        Бойники схватились за копья. Вскрик бокового дозорного переполошил растянувшуюся кавалькаду. Если первое нападение было лишь разминкой…
        Тому прикрыли, круговая оборона была занята в долю секунды. Всадники и пешие озирались, слыша странное движение, но не видя его. Наконечники копий метались, выбирая направление, копыта топчущихся коней поднимали пыль, мешавшую обзору.
        - Это волки!
        - Вон!
        - Только один!
        - По одному не нападают!
        - Глядите в оба! Сейчас начнется! Нас снова пытаются отвлечь!
        Я с тревогой крутил головой и удивлялся странному спокойствию Юлиана. Он угрозы не чуял. Среди общего бедлама он равнодушно замер рядом с озиравшейся в испуге Томой.
        - Ррр! - Среди копыт действительно мелькнул волк.
        Мохнатый ком пробился к центру каравана. Самоубийца, если действительно один. По одному волки не нападают, бойник прав. И вообще, волки не нападают на группы людей, тем более - на людей вооруженных. Происходило нечто непонятное. Как и все остальное со мной. Даже не удивительно. Просто странно. У всего имеется причина. Тогда: почему?
        А если волк - бешеный?! Я отпрянул всем корпусом, даже конь попятился вместе со мной. Тома с беспокойством выглядывала из-за спин бойников. Дядя Люсик непонимающе щурился, он тоже ничего не понимал.
        - Ррр! - заверещала Пиявка, привстав на корточки. Лапками она совсем по-человечьи схватилась за прутья, морда попыталась высунуться, но, естественно, не протиснулась, только щеки еще больше разодрались о жерди. Тогда Пиявка вгрызлась в дерево крепкими зубами, стараясь перекусить. Не получилось. Последовали удары лбом, локтем, коленом, плечом. Окажись у Пиявки в запасе хоть метр свободного пространства, она разнесла бы всю скрипучую конструкцию к едрене фене, не знаю кто это. Хорошо, что нет места для замаха или разбега.
        Или не хорошо. Какого лешего мы ее вообще с собой взяли? Отпустить бы, и дело с концом.
        Поняв безуспешность попыток, Пиявка горестно уселась у одного из вертикальных прутьев, призывно протянув наружу все четыре конечности.
        - Ррр! - жалобно раздалось из обнявшей жердь груди, выдавившейся наружу.
        Голливудский боевик какой-то. Классическая засада для освобождения захваченного заложника, в главной роли - звезда экрана заслуженная человолчица Пиявка. В эпизодах - волки. Брр, что только не лезет в голову, когда не понимаешь, что делать.
        Впрочем, любопытно, кто я в этом кино: герой белой или черной шляпы?
        Сразу трое всадников перерезали путь к клетке. Прыжок в ту сторону - мгновенная смерть. Копья смотрели прямо в морду упрямого создания, не собиравшегося пускаться наутек. Бойники могли метнуть копья, но приказа не было, а остаться в непонятной ситуации без оружия никто не хотел. Волк не сдавался, совершал финт за финтом, чтобы прорваться дальше, делал попытку за попыткой. И вдруг - бросился, но не к клетке, а на Тому. Никто ахнуть не успел. Волк взлетел к Томиной ноге, разинув пасть…
        Не волк. Волчонок. Не столь громадный, как взрослые особи, он ткнулся влажным носом в бедро. Хвост выделывал кренделя.
        - Убрать копья! - вскричал я. - Отставить тревогу! Тома, ну подтверди же!
        - Но… - Она оглянулась на невозмутимого Юлиана. Кажется, до нее дошло. - Отставить!
        - Не узнала? - насел я на нее. - Помнишь, когда две стаи…
        Уши бойников внимали каждому слову. Я поперхнулся - едва не ляпнул про совместное нападение на деревню.
        - Ты с ним играла. - Спасая меня, Юлиан указал на подросшего щенка подбородком. - Он вспомнил запах.
        - Почему один? - Тома задумчиво моргнула.
        - Как с Пиявкой, - объяснил Юлиан. - Его стаи больше нет, иначе ничто не заставило бы его бегать тут в одиночку.
        Бело-серое создание с черными вкраплениями с ликованием прыгало вокруг Томы. Издали на нас тоскливо глядела Пиявка - конечности свесились сквозь жерди, взор потух.
        Тома обратилась ко мне, как специалисту по выходу из непростых ситуаций:
        - Что будем делать?
        - Сейчас или вообще? - привычно пошутил я.
        Тома с укором отвернулась, но сейчас же умилилась:
        - Он такой лапочка. Иди сюда, радость моя!
        В одно движение щенок запрыгнул к ней на колени и лизнул подставленную ладонь. Затем, не удержавшись, грохнулся под копыта пугливо отпрянувших лошадей.
        - Милое создание. Мы берем его с собой!
        - Открываем зоопарк или учредим общество по защите животных?
        Тома смерила меня едким взглядом:
        - Что-то имеешь против собственного волка?
        - Теперь это не волк, это - псина.
        - Как волка не назови, он останется волком, - пробурчал кто-то из бойников.
        Тома резко обернулась. Все колпаки похожи, они глядели одинаковыми проемами глазниц, но мне показалось, что голос принадлежал тому, кого ночью поймал Юлиан. Позже задам ему пару вопросов. Неспроста он ходил в лес перед нападением. Неудачный уход привел к неудачной засаде. У Юлиана - чутье, и если он почувствовал что-то не то - значит, оно действительно не то. Узнаем, как только вернемся.
        - Найдется, из чего сделать ошейник? - громко спросила Тома, вроде бы ни к кому не обращаясь.
        Бойники засуетились.
        - Есть веревка.
        - Предлагаю вариант лучше. - Я пустил коня к клетке.
        Клин раскачивался с трудом и никак не поддавался. Бойники с опаской топтались на месте, удерживаемые только страхом за царисситу, за которую с них десять шкур снимут. На помощь пришел Юлиан, вдвоем мы справились с запором.
        - Ррр! - строго сказал я забеспокоившейся человолчице.
        Надежда перемежалась в ее глазах ужасом. Когда стенка стала приподниматься, Пиявка пыталась скользнуть в щель.
        - Грр! - одновременно рявкнули мы с Юлианом.
        Пиявка отшатнулась, а позванный мной щенок с удовольствием прыгнул к ней в клетку.
        - Как назовешь? - спросил я Тому, не спускавшую с щенка сиявших глаз.
        - А как посоветуешь?
        - Твой щенок, ты и называй.
        - Твои советы иногда - иногда! - очень полезны. Поэтому интересуюсь.
        Я не понял, серьезно она говорит или язвит, и на всякий случай съехидничал:
        - Назови Юлианом-вторым.
        - Дурак. - Тома умиленно обернулась к пушистому созданию, которое выглядывало из-под опирающихся об пол конечностей Пиявки: - Будешь Шариком. Шарик!
        - Гав! - сказал ей Шарик, виляя хвостом от самой шеи.
        - Гав! - сказала Пиявка, влюбленно глядя на меня.
        - С Шариком за Шуриком и воздушным шариком, - вздохнул я, отъезжая.
        Глава 9
        - В башне гости, - объявил дежурный, отворяя ворота.
        До ранга цариссы, обладающей собственными войниками, Тома еще не доросла, поэтому дежурными были слуги. Некоторые из них одевались бойниками, чтобы не возникало проблем с высокопоставленными гостями. То есть, чтобы, если такие проблемы возникнут, их решал не обиженный чем-то гость, а своя хозяйка после трезвого и досконального разбирательства.
        Коней вышел принимать не скрывавший лица Добрик. Он без назначения как-то сам собой стал главным распорядителем, мажордомом или как это тут у них называется. Если во дворце человек на такой должности называется дворецким, то в башне он должен быть башенным? Ну-ну, а в доме - домовым. Хреновый из меня филолог.
        Сиявший приторно-сладкой физиономией Добрик был разодет в свежепоглаженное и расшитое. Видать, непростые гости пожаловали.
        - Кто? - Тома махнула головой вверх, легко соскакивая и передавая уздечку.
        - Ее преосвященство сестрисса храма Западной границы со спутником. И царисса Ася с дочерью. Их свиты я отправил на размещение в поселок, а высоким гостям осмелился предложить гостеприимство от вашего имени. Я правильно поступил? Если вы против…
        В глазах Добрика царили такие поклонение и восторг перед новой хозяйкой, что немедля хотелось дать ему орден за правильное понимание политики партии и дополнительную премию за интуитивно четкое исполнение, учитывающее все ее, той политики, колебания.
        - Все в порядке. - Тома устало поглядела в вышину, куда предстояло подниматься.
        Лифтов еще не придумали. Надо бы соорудить простейший подъемник с противовесом. Внутренний дворик не давал возможности въехать процессии целиком, он позволял лишь спешиться и отдать коней слугам. Если прибывало много народу, как сейчас, требовалось сразу следовать вверх по крутым ступеням, чтобы не затруднять спешивание очередным въезжающим. Задранному вверх взору открывалась только уходившая ввысь узкая лестница. Даже двоим воинам разойтись сложно, если один не соизволит уступить. Казавшаяся снаружи громадной, внутри башня была тесной. На виски давило мрачностью и резкими перепадами света и тьмы. Между помещениями с выходившими на лестницу дверями периодически виднелись разрывы, необходимые для охраны и освещения. Из узких бойниц бил яркий свет, из-за чего некоторые закутки оставались темными и не просматривались. Сейчас в таких местах спешно зажигали факелы.
        - У вас груз? - Впервые лицо Добрика выдало какие-то собственные, не наносные чувства. - Но ведь это…
        - Да, - с деланным равнодушием кивнула Тома, пряча глаза с пляшущими бесенятами, которые праздновали триумф. - Обычные волк и человолк.
        Обычные, ага. Да за т-а-к-у-ю хозяйку Добрик теперь готов не только в воду, но и в огонь, и медной трубой накрыться - все написалось на лице жирным шрифтом. О случившемся вся страна говорить будет! И ведь это только начало, Тома еще даже не царисса. Чего дальше-то ждать?..
        Четверо бойников доставили клетку на руках, так как телеге сейчас во дворике не развернуться. Внутри порыкивали, волнуясь, два взъерошенных существа.
        - Клетку несите в мою комнату, - распорядилась Тома.
        Меня немножко резануло «в мою». Не в «нашу». Быстро же Тома осваивается с новой ролью. Хотя… это действительно ее комната. Ее башня. Ее земля и слуги. Интересно, в ее понятии я - тоже ее?
        Брови Добрика вскинулись:
        - Только клетку? А их…
        - Само собой вместе с обитателями. Еще нужно сделать крепкий кожаный ошейник… два ошейника. Ему и ей. С длинными поводками. Застегиваться ошейники должны как на шее, так и на запястье ведущего, чтобы звери не вырвались.
        Клетка медленно проплыла вверх мимо нас. На удалявшихся Пиявку и щенка было жалко смотреть. Их будто на казнь уносили.
        - Кстати, - добавила Тома, пока по своему обыкновению Добрик не дематериализовался в рвении сделать все и сразу. - Подберите человолчице какую-нибудь одежду.
        - Полный комплект?
        - Комплект, а также всего другого разного и побольше. - Тома задумчиво пожевала нижнюю губу. - Многое из предложенного ей не понравится, если не все. Но хоть чем-то прикрыть надо. Теперь она в цивилизованном обществе.
        Я почему-то обернулся на равнодушно ожидавшего приказов Юлиана, изображавшего статую Давида.
        - Разрешите выполнять? - Дождавшись кивка, Добрик унесся вслед за клеткой.
        Мы неспешно двинулись вслед за ним. На четвертом ярусе отворились двери, и празднично разодетые слуги, почтительно приседая, отошли в стороны. Донеслись последние слова мгновенно угасшего разговора:
        - Вот поэтому…
        Все лица обернулись к нам. За длинным столом ужинали четыре человека. Двое от шеи до пят затянуты в красные плащи, капюшоны откинуты, нас внимательно рассматривали лица из-под кольчужных шапочек. Одно лицо строгое, женское, второе - более молодое, мужское, отличавшееся пухлостью и гладкостью щек. Под плащами угадывалось оружие. Сразу вспомнилось какое. Захотелось как-то напроситься, посмотреть, потрогать. Высокотехнологичная для бронзового века катана - как Су-35 среди «Фокке-Вульфов» нацистского люфтваффе. То, что здорово среди равного, в другом случае выглядит стационарным телефоном среди смартфонов.
        Вторые два лица были знакомы - Марианна и ее мама. Марианна смотрела отстраненно, словно случайно здесь оказалась. Ее мама - красивая смуглая женщина восточной наружности, из особенностей внешности передавшая дочери только разлет бровей и проникновенный взгляд. Царисса Льна и Тканей. Насколько я был наслышан, это наша нынешняя соседка с севера, чьи территории с запада так же опоясывает Большая вода, а на востоке они граничат с Грибными рощами и сожженной школой Дарьи. Кто у нее на севере - пока неизвестно, так далеко мой интерес еще не распространялся.
        Дядя Люсик, знавший протокол лучше меня и Томы, поклонился:
        - Приветствуем ваше преосвященство на землях юной царисситы Тамары Варфоломеиной.
        Мы с Томой почтительно склонились. То же сделал следивший за нами Юлиан.
        - Также рады видеть доблестную цариссу Асю и очаровательную царевну Марьяну, - последовал новый поклон папринция, а за ним и всеобщий наш.
        - Доброго здравия и многих вам зим, цариссита, папринций и молодые люди. - Сестрисса приподнялась, и с нею все гости.
        Папринций указал Томе на место во главе стола, потом усадил нас и разместился последним. Как по волшебству на столе возникли подносимые угощенья.
        Сестрисса - почти пожилая, но по-военному крепкая подтянутая женщина. Выше среднего роста, белолицая и широкоскулая, с развернутыми плечами гусара, она в некотором роде была антиподом цариссы Аси - низкой, плотной, с узким лицом и иссиня-черными волосами, которые выбивались из-под извечного в здешних местах шлема. У цариссы глаза смеялись, у сестриссы - сверлили. Царисса явно хотела нам как-то помочь, сестрисса желала помочь всем, пусть даже за счет сжигания кого-то на костре. От рассматриваемых вариантов этого «кого-то» по спине пробежали мурашки.
        Сестрисса не замедлила представить спутника:
        - Сестрат Панкратий. Выдающийся человек. Можно сказать, моя правая рука.
        Мы с сестратом взаимно раскланялись. Полноватое лицо с цепким взглядом просканировало поочередно Тому, меня и Юлиана на предмет фальшивости, внутренней гнильцы, недобросовестности и опасности. На папринции оно обломилось и вновь юркнуло в скорлупу закрытости и показной улыбчивости.
        Бронзовые ножи скребли по тарелкам, поскрипывала восстановленная мебель, благоухала аппетитными ароматами приносимая нескончаемая снедь. Когда в жевании возникла пауза, сестрисса обратилась к хозяйке:
        - Как вам здешние земля и люди? Уже осмотрелись на новом месте?
        - Нравится, - не стала скрывать Тома, искренне улыбаясь во все тридцать два натертых мелом зуба, ибо других способов чистки здесь не существовало.
        - Неплохо бы вам посетить храм.
        - Как только, так сразу, - мгновенно согласилась Тома. - В смысле, что при первой же возможности. Сейчас мне здесь еще разбираться и разбираться…
        - Понимаю, поэтому не тороплю. Алла-всемилостивейшая, да простит Она нас и примет, умеет ждать, ибо Ее есть наше будущее. Но сильно затягивать не стоит. Духовное выше материального.
        - Обещаю. - Тома кивнула.
        - А молодые люди имеют в своем сердце Аллу-всесвидетельницу и сокрушительницу, да простит Она нас и примет?
        Нас с Юлианом словно на шампуры насадили и поджаривали теперь на горящих углях двух священнических взглядов. Дядя Люсик побелел, прорисовав желваки под бородой, которую сбривать, видимо, больше не собирался. Тома застыла.
        - Я отдаю жизнь и мысли Алле-возвысительнице, да простит Она нас и примет, - во всеуслышание продекламировал я вдолбленную в Дарьиной школе молитву возвышения. - Воздаю выше необходимого Алле-всесвидетельнице, творительнице миров и воительнице умов, и наступит время, когда воздастся мне. Как Она создала наш мир, так и я во славу Ей создаю себя. Алле хвала!
        Нога под столом достала Юлиана. Он понял и поддержал:
        - Алле хвала!
        - Чудесно. - Потеряв к нам интерес, сестрисса пододвинула к себе еще одну тарелку с дизайнерским салатом от поваров башни.
        Заговорила царисса Ася:
        - Уезжая, мы все время думали, чем можем помочь. Переночевав в храме вашей вотчины, мы переговорили с ее преосвященством и решили вернуться, поскольку сестрисса Устинья предложила придать твоему положению, Тома, больше определенности, ибо до встречи с Верховной царицей, когда все решится окончательно, еще далеко.
        - Можешь сейчас пройти со мной? - осведомилась у Томы сестрисса Устинья.
        Она поднялась первой. Вон оно как, даже в присутствии хозяйки башни распространители «опиума для народа» могут позволить себе действовать по собственному разумению. По всем известным мне канонам подняться из-за стола можно только с разрешения хозяев или после них. Выходит, сестрисса по положению выше цариссы? Учтем.
        Пожелав всем красивых снов, Марианна с мамой отправились в свою комнату этажом ниже, Тома пошла еще ниже вместе с красными плащами. Дядя Люсик, облегченно вздохнув, помахал нам рукой и скрылся в своих близлежащих хоромах. Юлиан направил стопы по лестнице вверх.
        - Добрик, на пару слов! - окликнул я взмыленного слугу, мчавшегося мимо нас по своим делам.
        Отныне все дела в вотчине в некотором роде и мои.
        - Слушаю, - замер передо мной тщательно выглаженный, уложенный, нарядный столбик.
        Как только умудряется при таком темпе еще о внешнем виде заботиться. Хотя… Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей, сказало однажды наше все. То ли я не дорос, то ли я по жизни лентяй и неряха, но у меня как-то не получается. Делаю первое за счет второго. Неудивительно, что люди, которые умели сочетать, вызывали отторжение. Между тем, встречают по одежке и провожают тоже по ней, чем бы ни крыли сей факт озлобленные на мир непонятые гении-одиночки. Мораль проста: если умный, подумай, существуют ли любители общения с вонючками и замухрышками. Ответ покажет дорогу в завтра.
        Ответив для себя, я сделал неприятные выводы, потому немного стушевался. Но голос выправился, и приказ высшего существа низшему (иерархию никто не отменял, хозяина-размазню слуги не уважают) прозвучал внушительно:
        - Приведи бойника из сопровождавшей нас команды - того, которого Юлиан перехватил ночью.
        Лицо Дибрика посмурнело.
        - Тит сбежал. Ушел к семье в поселок и не вернулся.
        - Семья? - ухватился я.
        - Жена и еще один муж. Все исчезли, дом пуст.
        - Почему не доложили сразу?
        - Ищем своими силами. Я хотел доложить о результате.
        - В следующий раз…
        - Понятно. Сначала говорить, потом делать.
        - Сначала спрашивать, что делать, - веско поправил я.
        - Все понял. Прежняя хозяйка, царисса Варфоломея, давала больше свободы действий, потому я… Но теперь все ясно. Будет сделано.
        Уже сравнивают. Что обидно - не в мою пользу.
        - Свобода действий не отменяет отчетности перед вышестоящими, - правильно по смыслу, но совершенно жутко по форме сморозил я, сам не понимая, откуда взяв.
        Становимся нацией юристов. Телевизор, кино, интернет - все учат точно формулировать мысли вместо того, чтобы сказать от души. Еще немного, и сухая законность отправит в нокаут божественную справедливость.
        Я отпустил Добрика и поднялся в нашу комнату. Трехзвездочная берлога под самым потолком башни ныне напоминала зоопарк. Миски с разной едой стояли сразу за дверью: отдать зверям в собственные лапы слуги не решились. И вкусов не знали, потому принесли еду нескольких видов. Нескольких, кроме необходимого мясного, которое здесь не готовят.
        Рядом с мисками лежала горка одежды, ременные ошейники с кольцами для поводка и сами поводки с регулируемой петлей на конце. То, что надо. Затворив дверь, мы с Юлианом побросали шлемы и лишнее оружие на односпальные кровати по бокам от основной - теперь у каждого из нас появилась собственная. Я открыл клетку:
        - Гуляйте.
        Обе зверюги бросились к еде. Пока опущенные морды лакали и чавкали, я застегнул на Пиявке ошейник с поводком. Ощутив неудобство, она покрутила головой, но отвлекаться не стала.
        Юлиан то же проделал с Шариком.
        Насытившись, животины обернулись к нам, глядя почти влюбленно.
        - Сидеть! - рявкнул я.
        Щенок взвизгнул и отпрянул, а Пиявка непонимающе склонила голову набок: мол, чего ругаешься, начальник?
        Я резко надавил ногой на копчик самочки. От неожиданности она просела до пола, приняв нужную позу. Напрягись ее мышцы хоть вполсилы, результата бы не было. Нужно обдумать этот момент.
        Перед глазами маячил удивленно-обиженный взгляд и сроду не мытая копна волос - свалявшихся, слипшихся, внутри которых шевелилась серая живность. Я сделал в уме пометочку: проблема, исправить.
        Пиявка задрала чего-то ждущее счастливое лицо и глядела на меня как на бога.
        - Рядом! - Взявшись за поводок у самого ошейника, я дернул его, приказывая двигаться одновременно со мной по правому боку.
        Конечности бедового существа послушно переставлялись, иногда Пиявка сопротивлялась, но недолго. Едва сообразив, что требуется, она выполняла, и дальше дело шло семимильными шагами.
        Юлиан наблюдал за моими потугами с нескрываемым интересом, а уловив что-то, начинал проделывать то же самое с Шариком.
        - Рядом! - Он тащил щенка, словно трактор-тягач заглохшую легковушку.
        Легковушка упиралась, будто ее оставили одновременно на ручнике и передаче.
        Моей подопечной что-то объяснить было проще.
        - Ррр! - говорил я, когда не хватало слов или нервов.
        Мы подошли к кровати. Пиявка подобралась, готовясь запрыгнуть. Худое тело припало к полу, лопатки вылезли крылышками ощипанной курицы, еще секунда и…
        - Нельзя! - Я больно одернул ошейник.
        Указав на все три кровати, я грозно повторил:
        - Сюда - нельзя!
        «Не очень-то и хотелось», - скривилась мордочка самки.
        Обведя вокруг кроватей, я подвел подопытную к занавеске, за которой скрывалось отхожее место.
        - Уборная, - громко объяснил я. - Это для…
        Теперь надо как-то объяснить зверям, что в туалет нужно ходить именно сюда, а то от клетки несет, как из общественного сортира.
        Пока я соображал, Юлиан спокойно поднял пластинчатую юбку и показал, для чего дырка в полу.
        - Спасибо, - натужно проговорил я, старательно подбирая слова. - В любом другом случае это было бы неприемлемо, но сейчас…
        - Именно поэтому.
        Краткость - сестра таланта. Отлично. И вообще - все просто замечательно.
        Пример всегда доходчивее слов. Обнюхав дыру, Пиявка довольно разместилась сверху. Я быстро отпустил поводок на всю длину и выскользнул за занавеску.
        Стук в дверь отвлек от дальнейших планов приучению зверья к человеческим условиям. Меня и Юлиана вызвали в комнату сестриссы.
        Глава 10
        Держатель занавеси уборной заодно выполнил роль крепления обоих поводков - чтобы, когда понадобится, им ходить было недалеко. Я сообщил посыльному, отворив дверь настежь:
        - Утром нужно принести горячей воды для помывки, хлыст, что-нибудь для бритья и горшочки от головных паразитов. Те, что нам приносили.
        Очумелый взор слуги застыл на нечеловеческих обитателях комнаты. Расположившись на каменном полу, обе зверюги чувствовали себя вполне комфортно. Поели, попили, погуляли, теперь улеглись и вылизывались.
        - А клетку унесите, - прибавил я, сам обходя ее стороной из-за едкого запаха.
        - Прямо с утра, как встанете?
        - Клетку - сейчас же, а остальное… - Я задумался на секунду, тупо глядя в ждущее лицо слуги. Никто не знает, что произойдет даже через минуту, и как же планировать в таких условиях? - Остальное - утром, после завтрака, если не будет других распоряжений.
        Около выделенной сестриссе комнаты мы перевели дух, затем я решительно распахнул дверь. Тома все еще была там - стояла на коленях перед ее преосвященством. Та величественно восседала на грубой скамье - другой мебели, кроме спешно сколоченной кровати в углу, пока не было.
        Кроме нас в комнате присутствовал сестрат Панкратий. Стоявший за правым плечом Устиньи, молчаливый, пухлощекий, он изображал мягкую мебель, так как на твердую не тянул физиологически, и вызывал у меня одновременно жалость, брезгливость и тревогу. Первые два чувства - из-за неполноценности бывшего мужика, о чем я не мог забыть ни на миг, последнее - от не поддающегося анализу проникающего прямо в мозг взгляда.
        Поднявшаяся рука сестриссы указала на пространство за Томой:
        - Располагайтесь.
        Юлиан повторял все за мной, действуя с задержкой.
        - Представьтесь.
        Словно на суде, как показывали по телевизору. Или это суд и есть?
        - Муха. С недавних пор - Чапа.
        - Юлиан.
        - Чапу из неблагозвучного Мухи переименовала я, - вставила Тома, не поднимая глаз от пола. - Чапа - Еленин, а Юлиан - Валерьин.
        - То есть, Чапа отныне - имя?
        - Да, ваше преосвященство.
        - Да будет так.
        Гора с плеч. В ответ на наметившееся воодушевление, сестрисса в ту же секунду растоптала его, интуитивно подняв другой неудобный вопрос:
        - Сколько зим тебе, цариссита?
        - Семнадцать, - не моргнув глазом, выдала Тома.
        Закаленная жизнью на природе, она выглядела достаточно взрослой, чтобы не прибавлять привычное «почти». Даже поскромничала, могла бы загнуть намного больше.
        - А невесторам?
        - Юлиану восемнадцать, Чапе - шестнадцать, - снова решила за нас Тома.
        Выпотрошив всю троицу стальным взглядом из-под капюшона, сестрисса кивнула.
        - Ладно. Вы уже спали вместе?
        - Да, ваше преосвященство. - Томина голова опустилась.
        Взгляд из-под капюшона заволокла ночь.
        Меня пробрало не хуже. Не уследил?! Когда? У Малика, пока сладкая парочка вместе с его отрядом гонялась за мной и царевнами? Но с ними был папринций. И Малик, что тоже немаловажно.
        - Не подумайте ничего плохого, - простодушно продолжила Тома. - Просто в одной кровати.
        Отлегло. У сестриссы тоже.
        - Что послужило мотивом?
        - Холод и отсутствие других кроватей.
        Сестрисса Устинья медленно кивнула:
        - Принимается. В твоем поступке нет греха.
        Сама постановка вопроса свидетельствовала, что неосведомленный в таких тонкостях дядя Люсик дал неправильный совет насчет последней ночевки.
        - Простите, мне известны еще не все обычаи. - Тома бездумно теребила пальцы. - Как нам располагаться на ночь, чтобы все было по правилам?
        - Не дать греховным мыслям перевесить благие.
        - То есть, блюсти себя до свадьбы, правильно?
        - В школе уже проходили ловиласку без третьей составляющей?
        - Н…не помню такого.
        А у меня полыхнули щеки и уши.
        - Жди церемонии, - жестко продолжила сестрисса. - Твои невесторы отучатся и в положенное время покажут тебе небо в алмазах. Пока они учатся, можешь явиться в храм, если возникнет желание. Всегда приму с радостью, наставлю на путь истинный во имя Аллы-утешительницы, да простит Она нас и примет.
        - Спасибо.
        - Не за что. - Устинья перевела дух. - Что можешь сказать по поводу своих избранников?
        - В каком смысле? - Лицо Томы вновь напряглось, щеки ввалились, скулы четко обрисовались на загорелом лице.
        - Чем руководствовалась при выборе, каким желанием?
        Ох, съязвил бы я на эту тему.
        - Желанием… создать семью. Чтобы вместе было хорошо, а по раздельности - плохо. Чтобы за другого жизнь отдать и почитать это счастьем.
        - Одобряю. Теперь один из главных вопросов, от которого зависит ваше счастье: можете доказать отсутствие родственных связей хотя бы до четвертого колена?
        - Легко. - Тома даже улыбнулась. - Любые связи невозможны, ведь я прибыла из другого мира.
        Действительно, о чем еще говорить?
        - Принимается. А невесторы между собой? Закон крови строг, ибо сказано: не бери мужа вместе с братом его.
        С разрешающего жеста Томы ответил я, давно готовый к такому повороту:
        - Мы настолько далеки в родстве, что не знаем ни единого человека, кто имел бы родственников в семье другого.
        Хорошо, что я не пошел у Томы на поводу и не сделал Юлиана Елениным-вторым. Сейчас бы напоролись.
        - Не знаете или не имеете? - хитро прищурилась сестрисса.
        - Не имеем, - вдруг твердо выдал Юлиан.
        Васильковые глаза осветились искренностью. Губы вновь сжались, и говорящая статуя вернулась в состояние камня. Умница. Если все кончится хорошо, дам орден. Или не орден. Или не дам.
        - Принимается. А как давно вы прибыли на нашу сторону гор?
        Я открыл рот, но прозвучало останавливающее:
        - Пусть говорит Юлиан.
        - Давно, - честно объявил он.
        И снова - тот же до самозабвения преданный взгляд, которому гордость не позволит сказать неправду. Любопытно, а сможет он соврать с тем же выражением лица?
        - Как давно?
        - Не знаю.
        - Месяц? Год? Десять?
        - Много-много дней. Не счесть.
        Сестрисса задумалась. Через миг Юлиана озадачил следующий вопрос:
        - Двадцать отнять пять, это сколько?
        - Много, - искренне сообщил парень.
        Широко распахнутые глаза смотрели почтительно, с благоговением и без внутреннего ощущения вины - как у нашего щенка, когда еще ничего не натворил, а только собирается.
        - Посчитай вслух, начиная с одного.
        - Один, два… - Юлиан поглядел на свои пальцы. Дойдя до десяти, он остановился, и на экзаменаторшу поднялся умоляющий взор: - Потом, кажется, одиннадцать?
        Ответы Устинью удовлетворили.
        - Что насчет сроков скажешь ты, отрок, именованный Чапа?
        - Не меньше нескольких месяцев. Мы попали в стаю, жили в ней, а когда встретили Тому, взяли под свою опеку. Затем мы сбежали.
        - Вы ели плоть и кровь человеческую?
        Я ответил быстро и категорично:
        - Нет.
        Юлиан понял, что нужно молчать. Ложь во спасение иногда предпочтительней убийственной правды. Еще бы научить его отличать, когда первое стоит второго. А как, если сам понимаешь только в последнюю секунду?
        - Ходили на четырех конечностях?
        - Пришлось.
        - Без одежды?
        Со вздохом наши три головы синхронно склонились еще ниже:
        - Иначе нас бы съели.
        - Простите, но ваше заявление звучит неправдоподобно. За всю историю мира никто не возвращался живым от человолков. - Сестрисса переглянулась с сестратом, после чего мягко поинтересовалась: - Живя в стае, вы не стеснялись друг друга?
        - Стеснялись. Но немного по-другому, не так, как стесняются в обычной жизни. Мы устанавливали себе границы возможного по ситуации. Главным было выжить и при этом остаться человеком.
        - Хорошее дополнение, хочется верить, что так и было. Не сочтите за праздное любопытство, вы же понимаете, что мой приезд не случайная прихоть, что причины серьезны.
        - Слушаем. - Мы насторожились.
        - Здесь нет лишних глаз, свидетели нужны только на церемониях. Сейчас решается соответствие вас будущей церемонии. Продемонстрируйте, что вы действительно удачно притворялись человолками.
        - Что именно предлагаете сделать? - Я покосился на сестриссу, а Тома - на как бы равнодушно присутствовавшего в помещении сестрата Панкратия, который теперь делал вид, что разглядывает трещинки в стене.
        - Будет достаточно, если пройдете по комнате на четвереньках. Как в стае, не стесняясь друг друга.
        - Но здесь мы люди среди людей. Там было по-другому.
        - Притворитесь еще раз. Снова для спасения жизни. Достаточный мотив?
        Вполне.
        - Пусть он закроет глаза. - Тома указала на спутника сестриссы.
        Или тоже разденется, чуть не прибавил я. Это равносильно. Как стало понятно, с некоторых пор Тому смущают только одетые люди. Хотя, если одежду снимет сестрат… Кто знает, какова будет реакция на увиденное.
        - Сестрат - не мужчина. - Брови сестриссы удивленно взвились. - Это сестра в мужском обличье.
        - Он не женщина.
        - Твои невесторы тоже не женщины.
        - Мне действительно неудобно перед посторонним. С Чапой и Юлианом мы вместе пережили такое, что вам и не снилось. Простите, если прозвучало резко, но мы трое как одно целое. Выживая, мы научились не обращать внимания на мелочи.
        - Значит, ты не должна смущаться и священнослужителя. Впрочем, учитывая твой возраст… Закрой, - командно упало в сторону сестры мужского пола.
        Вот и ладушки. А мы с Юликом присутствие старушки как-нибудь переживем. Одежда нашей троицы одновременно отправилась на пол, ладони превратились в ступни, широко расставленные ноги согнулись в коленях, распластывая тела вдоль земли. Лица с чужими дикими взорами поднялись на испуганно отшатнувшуюся сестриссу.
        - Рр! - скомандовал я следовать за собой, первым уносясь по кругу за спину сидящей.
        Походка - мягкая, спина гибка и строго горизонтальна. Шаги бесшумны. Мышцы перекатываются внезапно всплывшей звериной грацией. Ягодицы вздернуты и открыты двигавшейся за мной Томе. Так же и стелившаяся над полом Тома спокойна по отношению к замыкавшему колонну Юлиану. Тот вообще чувствовал себя, словно рыба в воде. Точнее, как волк в лесу - сейчас будучи волком больше, нежели человеком. Грубым ладоням был нипочем тесаный камень пола, тренированным упругим мускулам - наши с Томой потуги выглядеть равными и двигаться столь же стремительно.
        Три тела совершили мгновенное перемещение за спину Устиньи, а там я вдруг повернул вбок, прыгнув между сестриссой и сестратом к месту старта.
        - Гррр! - рявкнул я рядом с их отпрянувшими головами.
        Едва руки почувствовали пол, ноги опустились по бокам от ладоней, и сразу последовало отталкивание всеми конечностями - и последняя галопирующая дуга доставила меня к брошенной одежде. Разворот вышел чуть ли не с заносом, ногти скребли по камню, словно когти.
        - Грряв! - поддержала Тома, в таком же великолепном скачке вылетая из-за дернувшегося плеча в красном халате.
        - Ргав! - выдал на прощание Юлиан, завершая наш проход прыжком не между двумя фигурами, а над головой сестриссы.
        Если бы не качнувшийся капюшон и вязанная из стальной проволоки шапочка, воздушным потоком ей растрепало бы прическу.
        - Достаточно? - спросил я, поднимаясь на задние ноги и подавая руку Томе.
        Юлиан затормозил в красивом полицейском развороте, только без машины. Распрямляясь отпущенной пружиной, он вскочил, заняв вертикальное положение даже быстрее Томы, и замер в позе Аполлона - как мы говорим, когда кто-то нагой и красивый выглядит естественно-гармонично. Сестрат мужественно держал глаза закрытыми, поэтому Тома его не стеснялась. Нас с Юлианом тем более. Меня ничуть не беспокоила сестрисса, которая глядела одновременно внимательно и отстраненно. Хоть никакой святости в ее священничестве я не усматривал, но воспринимал буднично, как врача. Надо, значит, надо.
        Устинья облегченно выдохнула:
        - Принято. - На этом слове Панкратий разжал веки и, прошептав не то молитву, не то проклятие, быстро вернул их в прежнее положение. - Обманы в нашей жизни случались. Можно отрепетировать все, кроме одной подробности: у вас повел за собой самец. Этого придумать нельзя, менталитет заставил бы женщину встать во главе. Сомнения сняты, ваши слова подтверждены проведенным опытом. Осталось последнее препятствие перед возможностью помолвки. Вы догадываетесь, юная цариссита.
        На Тому стало жалко смотреть. Она кисло выдавила:
        - Если думаете о возрасте…
        Сестрисса кивнула:
        - Именно. Но возраст - препятствие преодолимое, причем двумя путями.
        - Если что-то зависит от нас, то мы…
        - Что могли, вы уже сделали. - Поднятой ладонью Устинья остановила встрепенувшуюся Тому. - Ваши заслуги известны, они уже превращаются в легенды, обрастая сказочной небывальщиной. Потому первый путь - время - мы будем иметь в виду, но постараемся что-то сделать и по второму. Я лично постараюсь. Подойдите, дети мои, склоните головы.
        Быстро одевшись, мы рухнули перед ней на колени: Тома в центре, я с Юлианом по бокам и чуточку позади, на всякий случай.
        Что за второй путь? Я не понимал.
        Сестрисса заговорила:
        - Чиста ли ваша совесть? Сокрытое есть грех. Грех есть осознанное нарушение закона. Нарушение закона есть противопоставление себя обществу, принявшему вас в свои ряды. Отбросьте сомнения. Скажите открыто. Сейчас. Поведайте, очистите сердце.
        - На нас нет греха, ваше преосвященство, - раздалось на три голоса.
        Третий - с запозданием в долю секунды. Молодец, Юлиан, освоился.
        - О грехе лжесвидетельства напоминать не буду, вы сами знаете. Что ж, соблюдайте все законы вам данные, исполняйте их - и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить. - Сестрисса Устинья поманила рукой спутника. - Сестрат Панкратий, у тебя имеется, что добавить к нашей беседе?
        Панкратий приблизился вплотную, голова почтительно склонилась, оттуда словно вытек, струясь, вкрадчивый тихий голос:
        - Невестор Юлиан знает больше, чем говорит, но признает моральное старшинство невестора Чапы, что служит оправданием его желанию быть вторым, несмотря на силу и возраст. В отношении имени Чапы: данное царисситой ему нравится больше, чем собственное. Либо он сильно влюблен, либо соврал насчет истинного прозвища, либо его очень дразнили дома. Возраст. У кого-то или у всех вместе он завышен, но самую малость, иначе каждый не был бы столь безмятежен и уверен в себе. О ночевках в одной постели: холод и неизбежность присутствовали, что не отменяет греховных помыслов, тоже имевших место. Предлагаю проверку.
        - В каком смысле? - Щеки у Томы пошли пятнами.
        Сестрисса взмахнула широким рукавом в сторону двери:
        - Чапа и Юлиан, свободны. Тома, подойди.
        Поднявшись со скамьи и указывая на нее, сестрисса отошла в сторону.
        На лестнице мы с Юлианом переглянулись.
        - Вы там это, - насуплено сказал я, - не того?
        Как ни странно, он понял.
        - Нет.
        Из меня словно вертел вытащили.
        - Пойдем.
        В комнате мы улеглись по углам на своих постелях. Шарик с Пиявкой дружно посапывали и подвывали во сне, привалившись друг к дружке. Появившийся на полу ковер воспринимался ими как перина.
        Через некоторое время во тьме вернулась Тома. Она молча заняла пустую огромную кровать, практически потерявшись в ней. Даже «красивых снов» не сказала.
        Я тоже промолчал, сделав вид, что сплю.
        Глава 11
        За завтраком у всех был невыспавшийся вид. Сестрисса с сестратом ели, не снимая капюшонов, царисса с царевной вяло ковыряли ложками в неком фруктово-овощном рагу. Наша троица еще терла глаза, приглашенная к общему завтраку прямо из постелей. Папринций пытался завести ни к чему не обязывающий разговор:
        - Погода изумительная. От вчерашнего ливня следа не осталось. Зато пыль прибило, и листва всеми красками играет…
        - Хорошая погода для прогулки, - согласилась царисса Ася. Ее острый взгляд остановился на Томе: - Составите компанию?
        - Конечно.
        Сестрисса Устинья подняла сосредоточенное лицо:
        - Вы просто погулять или куда-то?
        - Просто. Подышать воздухом, порадоваться солнышку. - Царисса вопросительно посмотрела на дочку, та кивнула. - Посмотреть окрестности.
        - Посмотреть или присмотреться? - вскинул задумчивый взор дядя Люсик. - Вы еще не владели Западной границей?
        - Не довелось, - спокойно ответила царисса Ася.
        Марианна молча жевала, не поднимая глаз от тарелки. Интересно, а где Асины мужья? Во время столпотворения-встречи в башне едва поместились мамы с новообретенными чадами, мужей отправляли в поселок. А теперь? Места полно. Варфоломея, как я припомнил, ночевала с мужьями, определив дочку и приемышей в другую комнату.
        - Ну, подышите, посмотрите, порадуйтесь, - все же одобрила сестрисса с неким внутренним скрипом. Ее мысли витали где-то далеко. Совсем не там, где мои. - Мы пока подготовимся.
        - К чему? - вдруг вскинулась Марианна.
        - К церемонии.
        Дядя Люсик как бы случайно сообщил:
        - На юную царисситу вчера покушались.
        Лица присутствующих посерьезнели.
        - Именно на нее? - уточнила Ася, почему-то переглянувшись с дочерью.
        - С одним из нападавших удалось перекинуться несколькими словами, - сказал я, не спуская с нее взгляда.
        - Его не задержали?
        - Не получилось. - Теперь говорила Тома. - Несколько человек устроили засаду. Словно знали, когда и куда поедем.
        - Наверняка знали, - сказал дядя Люсик. - У вас, случайно, нет соображений, кто это мог быть?
        Сестрисса Устинья промолчала, ответила Ася:
        - Чтобы узнать кто, нужно понять зачем.
        - Это мы и пытаемся выяснить, - согласился папринций.
        - Что сказал покушавшийся?
        - Полную чушь. Что Тома - самозванка, а настоящая цариссита - Зарина Варфоломеина.
        - Разве Зарина жива? Я слышала… - Ася удивленно умолкла.
        - Все слышали, - подтвердил дядя Люсик. - Но никто не видел.
        - Не могла ли она?..
        - Нет, - покосившись на меня, твердо заявила Тома. - Ее именем кто-то прикрывается. Зачем-то.
        - Из семьи Варфоломеи остался в живых хоть кто-то?
        - Никто, иначе выжившие давно предъявили бы права на вотчину или пришли на службу к другим цариссам.
        В голове поплыли имена и лица: царевны Лисавета и Милослава. Царевичи Алексий, Феофан, Ерофей. Войница Агриппина. Войники Ефрем и Бакула. Сама Варфоломея и ее сын Митрофан. Еще сколько-то неизвестных войников и войниц - семья Варфоломеи была самой могучей в регионе. Еще: принцы Порфирий и Дорофей Милославины и три принца Лисаветины. Считалось, как я слышал, что большинство полегло во внутрисемейной разборке. Со счетов с полной уверенностью скидываю только Карину: стрелу в глазнице, труп на телеге и боль на лице матери я видел собственными глазами. Также и Митрофан, он остался лежать на поле боя с рыкцарями, мертвее не бывает.
        Слишком много осталось неизвестных. Уравнение с одними иксами, для смеху дополнительно разбавленное игреками. У каждого мог быть свой мотив скрываться, а из-за этого - мстить приемной дочке Варфоломеи.
        - Вам нужно усилить охрану, - произнесла царисса Ася. - Если хотите, могу оставить на какое-то время нескольких…
        - Спасибо, сами справимся, - перебила Тома. Она не доверяла теперь никому. Особенно тем, кто непонятно почему вдруг предлагает помощь.
        Тома с Асей некоторое время поиграли в напряженно-искрящие гляделки, после чего их взоры одновременно разошлись в стороны, Томин - с куражом мальчишки, впервые поборовшего взрослого, Асин - отстраненно, как бы говоря: не хотите - не надо, повторно предлагать не стану.
        Сестрисса Устинья выставила вверх указательный палец - призывала прислушаться:
        - Лай в башне… это то, что я думаю? Волк и человолк?
        - Нам сказали, что вы привезли с собой живых зверей, - прибавила царисса Ася.
        Тома едва задавила довольную улыбку:
        - Вам сказали правду.
        - Поймали в ловушку или взяли ранеными? - Пока сестрисса проявляла вроде бы отвлеченное любопытство, сестрат жег нас взглядом.
        Ничего третьего им даже в голову не приходит. Ну так получи же фашист гранату.
        - Вовсе нет. - Получив жест разрешения говорить, я как можно равнодушнее пожал плечами. - Встретили старых знакомых по приключениям в горах. Бедные животинки остались без стай. Пришлось подобрать.
        Весело было наблюдать за реакциями. Марианна поглядела на маму с гордостью, та поочередно обводила взором нас троих - с неприкрытым удивлением и толикой зависти. Устинья приняла ответ как нормальный, ничем не примечательный. Панкратий запечатлел в памяти лица всех и спрятался в капюшон, как черепаха в панцирь.
        Вскоре Устинья со спутником откланялись. Тома тоже поднялась. Сразу встали со своих мест и царисса с царевной.
        - Как будете готовы, скажите, - попросила царисса Ася.
        - А можно посмотреть на зверей? - хлопнула ресницами Марианна.
        Я поглядел на Тому: можно?
        - Вообще-то Шарика неплохо бы выгулять, - задумчиво протянула она.
        - Человолчицу тоже, - сухо прибавил я.
        Тома застыла в ступоре, не зная, как вывернуться. Подсказала царисса:
        - Звери на привязи?
        - Да.
        - Буйные?
        - Ни капельки.
        - Берите с собой на прогулку. Всем будет полезно и интересно.
        Царисса с дочкой удалились. Дядя Люсик, убедившись, что нам ничего от него не понадобится, остался в башне.
        Обслуга снова бегала в мыле, как в день встречи дочек с матерями. Добрик напоминал метеор: не успеешь сформулировать желание, а он уже пронесся. Я разузнал у него: привезя сестриссу со спутником, Ася приехала с дочкой и не слишком многочисленной, но достаточной свитой. Свиту, включая полный комплект мужей, отправили в поселок. Царисса ночевала с царевной в одной комнате. Ночью не выходили, ни с кем подозрительным не разговаривали.
        - А сестрисса? - заодно поинтересовался я.
        Добрик объяснил:
        - У священников тоже комната на двоих.
        - Но в ней, наверное, только одна кровать?
        - Конечно. - Он почти обиделся предположению, что их может быть больше.
        Вспомнилась аналогия: в некоторых странах спальня без ванны спальней не считается. Здесь, видимо, кровать и есть спальня.
        - А это нормально с точки зрения гостеприимства? - подкинул я логическую свинью. - Не обидятся, не проклянут? Все же разнополые… внешне.
        - Сами попросили.
        Любопытненько.
        - А ночью… никуда не выходили?
        - Нет, не выходили. - Добрик склонился поближе, понизив голос до веселого шепота: - И весьма усердно.
        Я едва сдержал смех. Тома хмуро свела брови, но не выдержала и тоже улыбнулась.
        - Но он же… - мои ладони обрисовали пухлую физиономию Панкратия, - сестрат?
        - Еще какой.
        - Разве сестраты…
        - Еще как, - так же задорно сообщил Добрик.
        - Кажется, я не все знаю о сестратах.
        - А что ты знаешь? - вклинилась Тома.
        - До сих пор не знал ничего. - Я задумчиво почесал затылок. - Теперь есть кое-какие соображения. Ладно, пошли приводить наш зоопарк в божеский вид.
        Мы с Юлианом двинулись к выходу, а Тома стала диктовать, что послать в Лесянку и ту первую деревню, где приютили детей. Кое в чем она советовалась, на чем-то настаивала. Видимо, половину ночи обдумывала. Это хорошо. Мне казалось, ее беспокоили другие мысли. Как же приятно ошибиться.
        Выходя, я поманил пальцем вчерашнего слугу:
        - Помнишь все, о чем просили?
        - Давно готово. Нести?
        - Именно.
        Заждавшиеся звери встретили нас с восторгом. Сначала мы с Юлианом и подошедшей Томой их накормили, а когда на пороге комнаты возникло все необходимое, я отвязал поводок Пиявки от держателя.
        - Рядом!
        Сыто рыгнув, самочка послушно посеменила со мной к только что внесенному тазу. Гибкое тело струилось по-над полом к окаменевшему у дверей слуге, который не знал, как испариться с пути чудища-людоеда, кошмара детства. Приблизившаяся Пиявка с расстояния в полметра обнюхала постороннего человека на предмет угрозы. Не нашла. Облизав губы, она довольно рыкнула. Мел на фоне лица парнишки показался бы желтым.
        - Подожди, - остановил я слугу, явно намылившегося сбежать, причем быстро, и позвал обратно в комнату. - Иди сюда.
        - Это же человолк!
        - Это пойманный и привязанный человолк.
        - Но человолк.
        - Он не укусит. Точнее, она.
        - Ага, - кивнул слуга, - сразу съест.
        Ноги его не слушались. Слова вылетали без привязки к мыслительному процессу.
        Дошло: он думает, что зовут в мойщики.
        - Не прошу участвовать, просто подскажи. Не знаю, как подступиться. Для борьбы со вшами нужно обязательно убивать их всякими растворами, или достаточно обрить волосы?
        - Вы о серых паразитах?
        - О каких же еще? Вообще, просвети, кто и что это, и с чем их… нет, только кто и что.
        Пиявка сидела на пятках, мордочка - набок, одно выставленное ухо с интересом внимало. Волосяная гидра на голове ветвисто топырилась, гадюки спутанных прядей лежали на плечах, опутывали спину и свисали до диафрагмы.
        - Серые водятся только на голове, - осторожно начал парнишка. - Когда напьются крови, краснеют. Живут примерно месяц и каждые сутки откладывают по пять яиц, которые приклеиваются к волосам.
        - Каждая особь? Ого.
        - Можно убить растворами или отварами, но только взрослых. Молодняк вылупится в течение недели, тогда делают повторное омовение, а вычесыванием кончают с ними совсем.
        - А что насчет бритья вместо вычесывания?
        - Да. Достаточно обрить наголо.
        - Все волосы?
        - Если завелись только серые, которые на голове, то ниже брить не нужно. Верхние и нижние паразиты, - на миг обретя волю, глаза слуги опустились на сеновал под животом Пиявки, и взгляд снова упорхнул, - это разные виды, на других волосах не живут.
        - Спасибо, - облегченно выдохнул я. - Свободен.
        Еще не смолкло последнее слово, как дверь за слугой захлопнулась. Шум по лестнице удалился вниз со скоростью, словно там не побежали, а скатились по ступеням.
        Тома, в это время игравшая с Шариком, обернулась:
        - В средневековой Европе вши назывались божьими жемчужинами, а не мыться всю жизнь считалось признаком особой святости.
        - И они называют нас варварами?
        - Кто? - не понял Юлиан.
        Он занимал в пространстве промежуточное место между мной с Пиявкой и Томой с Шариком. Не мог определиться, кому раньше понадобится помощь. Все говорило, что мне, но Тома - девушка, вдруг какой каприз?
        - Кто вас обзывает? - напряг мускулы Юлиан.
        Хоть сейчас готов ринуться в драку, защищать нашу честь. Таким он мне нравился.
        - Есть там одни, - хмыкнул я, усаживая Пиявку в таз. Пришлось запихивать силой. - У нас на востоке была баня, у северян - сауна, у южан - хамам. И только эти цивилизаторы специальные духи изобретали, чтобы запах перебивать.
        - У вас с ними война? - понял мой собеседник по интонации.
        - У нас с ними мир. Но такой мир, что хлеще иной войны.
        - Это как?
        - Когда тебе несут мир, а ты не хочешь. А они несут. Несут и несут, несут и несут…
        - Почему не хочешь?
        - Потому что несут не наш, а их мир!
        - И что? Это же мир.
        - Но у меня свой, и я в нем счастлив.
        - Живи в своем. - Юлиан искренне не понимал.
        - А мне не дают жить в своем, навязывают чужой.
        - Уйди от них.
        - Куда?! Не я к ним пришел, а они ко мне.
        - Прогони их.
        - Тогда скажут, что войну начал я.
        - Значит, выбор - их мир или война? Тогда пусть будет их мир. Все же мир.
        - Тома, что скажешь в ответ нашему гуманасту?
        Тома, до сих пор мило улыбавшаяся, посерьезнела:
        - Думаю, что если выбирать между худым миром и хорошей войной…
        Я перебил:
        - Юлиан, выбери быстро: мир без Томы или война за нее?
        - Это нечестно.
        - Вот и я говорю: нечестно. И все знают, что нечестно и что нельзя выиграть по чужим правилом того, кто правила придумывает, да еще по ходу игры меняет в свою пользу. Но все равно спорят, как ты минуту назад, пока их лично не коснется. Не понимают: коснется - поздно будет.
        Пиявка начала вырываться.
        - Помогай, - позвал я Юлиана.
        Навалившись вдвоем, мы едва сладили с отбивавшейся самочкой. Она оказалась вовсе не такой слабосильной, как казалось, и теперь жалобно скулила, зажатая между моих коленей и придерживаемая мертвым хватом Юлиана. Собрав в кулак хвост грязных волос, я поднял вторую руку с зажатым ножом.
        - Со стороны выглядит как обезглавливание, - хохотнула Тома. - Или снятие скальпа.
        - Посвящаю эту жертву миру без войны. - Клинок в моей руке коснулся волос Пиявки.
        Глава 12
        Отчекрыжив длинное, я перешел к удалению оставшегося короткого, иными словами - к бритью. Слипшаяся шевелюра (от вполне подходящего к случаю слова «шевелится») соскабливалась вместе с корнями. Пиявка рвалась и плакала. Вой стоял на всю башню, если не на весь поселок. Не знаю, что о происходящем думали окружающие и какие сцены представляли. Не до того. Юлиан держал, обхватив вокруг корпуса, я скоблил. Постепенно вырисовывалась маленькая кругленькая головка, нежная и беззащитная, как у ребенка. Белая кожа черепа резко контрастировала с загаром на остальных частях. Бунт и скулеж мы подавляли сжатием и пинками.
        - Готово, - наконец, сообщил я.
        Пиявка рванулась, но зря. Бритье было только началом. Теперь и Тома подключилась, зачерпывая воду и поднося ковшики. Началось великое омовение - возможно, первое настоящее мытье в жизни молодой человолчицы. Татуировки на ее загривке не обнаружилось, значит она коренной житель пещеры. Не деревенская. Хотя… У Юлиана тоже нет татуировки. Но он не волк.
        Огорошило: может, она из долины? Не липовая, как я, а настоящая? Кто знает, где стая ходила и что делала лет пятнадцать-двадцать назад.
        - Гррр! - злобно рыкнул я на вырывавшуюся Пиявку.
        Она затихла. Я осторожно привстал, колени разжались, но левая рука всей пятерней легла на голенькую макушку, сдавив до боли, чтобы Пиявка не забывалась.
        Кажется, она смирилась.
        - Вставай. - Я взял ее сзади под мышки и поставил на задние конечности.
        Пиявка изо всех сил хотела опуститься обратно. Ей было тяжко. Ноги тряслись. Она вся тряслась. Пришлось держать на весу, почти прижав спиной к груди.
        Тома покосилась на отброшенный подальше бритвенный нож. Ее взор задумчиво опустился на оставшиеся густые заросли. Не знаю, как насчет мелких паразитов, но думаю, в таком лесу могли жить и мыши.
        - Разве не собираешься… - начала Тома.
        - Тебе же сказали: верхние и нижние - разные виды, на других волосах не живут.
        Поочередно покривив рот в разные стороны, Тома брезгливо выдавила:
        - Все равно - негигиенично.
        - Тогда делай сама.
        Тома не стала спорить. Вздохнув так, чтоб я понял всю глубину самопожертвования, которое Тома взваливает на свои хрупкие плечи, она взялась за нож.
        Юлиану вновь пришлось ловить и сдерживать конечности Пиявки, внезапно оказавшейся осьминогом: Тома тоже перехватывала и стискивала, но наших шести рук для одной человолчицы не хватило. Я подался назад и, сжимая в руках человолчицу, медленно завалился на спину, ногами поймав и прижав к полу нижние лапки упавшего на меня тела. Юлиан помог с удержанием. Пиявка, наконец, оказалась полностью обездвиженной.
        - У-уу! - взвыла она.
        - Прошу, - сквозь тяжелое дыхание прохрипел я Томе. - Холст готов принять кисть художника.
        - Благодарю, господа. - Тома кокетливо присела в мини-реверансе, подогнув ножку. - Обещаю шедевр, каких нет, не было и не будет.
        - Не будет? Звучит нелогично, но красиво, - заметил я. - Кстати, если мою работу ты обозвала сниманием скальпа, то твоя больше напоминает кастрацию.
        - Чего? - переспросил Юлиан.
        - Операцию аппендицита, - подхватил я, отвлекая память напарника другими мудреными словами, чтобы не зацикливался на ненужном. - Тохикардию с перемежающейся экстрасистолой.
        - Это что?
        - Заклятья, за которые Вечный Фрист полжизни бы отдал, - усмехнулась «художница» с ножом в руке.
        - Старик поссорился с хранителями, потом к нему в гости направился Малик. Думаю, сейчас у него вряд ли осталась хоть одна половина того, о чем ты упомянула.
        - А о чем я упомянула?
        - Уже не помнишь?
        - Нет.
        - Тогда мой ответ - сорок два.
        - Почему?
        - А какая разница, если ты не помнишь вопрос?
        - Разве был вопрос?
        - О том и говорю.
        - Ну и ладно.
        Тома творила недолго. В финале она сделала шаг назад, последовал краткий взгляд на выполненную работу и, сразу же, указание на медный таз:
        - Опускайте.
        Юлиан помог мне подняться, затем мы стояли по бокам вертикально поставленной Пиявки, удерживая на весу, а Тома трудилась над последним штрихом великого творения. Когда вымытая и насухо вытертая самочка вновь свободно встала на четвереньки, от нее пахло чистотой и свежестью. Блестящий аналог коленки на месте гривы отражал свет из окна. Оказавшиеся огромными голубые глаза - на просветлевшем лице вдруг проявился их ярко-небесный, а вовсе не серый цвет - глядели внутрь себя, стараясь понять произошедшие изменения.
        - Готово, - удовлетворенно выдала Тома.
        - Не совсем. - Я указал глазами на стопку одежды.
        В дверь постучали.
        - Царевна Марианна Асина к цариссите Тамаре!
        - Можно? - Звонкий голос Марианны почти перекрыл доклад слуги. - Так хочется увидеть человолка…
        Мы быстро огляделись: бедлам и разгром. Я потянул Пиявку за ошейник, отводя от тазика и окружавших луж.
        Тома закатила глаза, но выдохнула:
        - Заходи.
        Вместе с восторженно вглядывавшейся царевной в дверь ввалилось человек пять слуг.
        - Убрать? - Они указали на поле битвы добра с привычкой.
        Я кивнул, поскольку стоял лицом к ним. Тома, обернувшись, подтвердила.
        - Она не кусается? - Марианна обошла слуг, начавших уборку, и сделала опасливый шаг ко мне и Пиявке, которая мгновенно напряглась и приготовилась к прыжку.
        - Грр!
        - Не подходи ближе! - вскричала Тома.
        - Ррр! - одновременно одернул я четвероногую защитницу.
        Нет так нет. Человолчица улеглась у моих ступней, у нее появились новые занятия - ожесточенно чесать бритое и обнюхивать мытое.
        - Прости. - Я покраснел. - Мы только что…
        - Вижу. - Тоже вспыхнув, отвела взор Марианна. - А это - волк?
        Шарик вовсю радовался обращенному на него вниманию и новому лицу. Даже дал себя погладить, чем привел Марианну в нечеловеческий восторг. Щенок был очарователен. Шерстка пушиста, пузико нежно, глазки излучали неохватную любовь к ближнему и дальнему. Даже странно, что его предки - волкодавы. Возникла дикая мысль: вдруг он только притворяется милым?
        Слуги быстро вернули помещению первозданный уют и незаметно скрылись. Юлиан поднял предназначенную для Пиявки одежду.
        - Поможешь? - Тома указала гостье на вещи и тревожно озиравшуюся Пиявку, которая что-то заподозрила.
        - С удовольствием.
        При этом царевна смотрела на меня. Вспомнились наши чудачества в ночи на озере, установившееся доверие, быстро возникшая чувственная, почти родственная связь. Если бы в душе не царила Зарина…
        А пронзительные глаза Марианны вопили: «Все было серьезно! И ты говорил…»
        Говорил. Причем, говорил правду.
        Заметив нечто промелькнувшее между нами, Тома с пошлым намеком подмигнула мне из-за спины царевны.
        Отведя взгляд, я придержал Пиявку, которую взялись облачать девочки. Мои руки выполняли роль тисков, Юлиановы - дополнительных удерживающих приспособлений, постоянно менявших место. Тома с Марианной впихивали конечности сопротивлявшейся человолчицы в рукава и штанины, не слишком, впрочем, преуспевая.
        - Как создаются семьи, которые владеют башнями? - вдруг огорошила помощницу Тома.
        Лоб Марианны собрался складками:
        - Наследованием и замужествами. Почему ты спрашиваешь?
        Пиявка, возрастом и опытом превосходившая каждого из нас по отдельности, взвизгивала, поскуливала, пыталась жалобно рыкнуть. Однако, силы были неравны.
        - У меня нет войников, - кратно обрисовала проблему Тома. - Что сделать, чтобы были?
        - Взять на службу, - ответила Марианна.
        - Откуда?
        - Из других семей.
        - Разве их вот так просто отдадут? - От усердия Тома по-детски надувала щеки, пытаясь надеть на Пиявку штаны.
        - Нет, конечно.
        - Как становятся войниками?
        Я бы тоже спросил, если бы не боязнь, что по своей легенде знать это обязан.
        - Войники - мужья войниц. - Помогая Томе, Марианна тоже пыхтела от натуги, лоб покрылся испариной. - Свадьба с войницей приводит к появлению новых войников. Как из крепостных, так и из принцев. Из любого чина.
        - Не может быть, чтобы не было другого способа.
        - Есть, - кивнула Марианна на Томино замечание, - но очень редкий. За особые заслуги перед короной Верховная царица может посвятить в войники. Это происходит в крепости после прохождения соответствия.
        - Соответствие - это…
        - Своего рода испытание. Серия испытаний. - Марианна помолчала и добавила, отвечая на невысказанный вопрос: - Не все проходят.
        Тома почему-то не отважилась полюбопытствовать, что происходит с непрошедшими.
        Пиявка упорно отказывалась вливаться в лоно цивилизации, от надеваемого защищалась, надетое рвала и грызла. Я все чаще поглядывал на принесенную по моей просьбе плетку. Но рука не поднималась. Девчонки уже изнемогли, а дело застопорилось на цифре два: пока впихивали во второе, человолчица избавлялась от первого, проявляя чудеса изворотливости, какие не снились гимнастам китайского цирка.
        - А как становятся войницами? - продолжила Тома незаконченную тему.
        - Войницы - сестры и дочери царисс, которые взяли в мужья чужих войников и по договору переехали в новую семью.
        Вариант Карины и Никандра.
        - Тогда меняется фамильное имя, даже если ранее уже менялось, - прибавила Марианна.
        - А если сестры и дочери остались с цариссой…
        - Так и живут царевнами всю жизнь. Мужья - принцы, не войники.
        - Как пригласить войницу на службу?
        - Не знаю. Надо спросить у мамы.
        «Надо ли?» - переглянулись мы с Томой.
        - Она может знать? - на всякий случай вбросила Тома.
        - Она их приглашала.
        Нас как ошпарило. У Томы вырвалось совсем по-ребячески:
        - Честно?!
        - Это было давно, еще до моего рождения.
        Все вместе мы навалились на брыкавшуюся четырехногую проблему, но все, чего добились - крепко затянули набедренную повязку из остатков штанины. Пиявка взрыкивала и скулила, я тряс ошейник, требуя послушания. На условиях временного перемирия разошлись. Взмокшая от усердия Марианна отступила на шаг и вновь посмотрела на меня странным взглядом. Вползла ядовитая мысль: а не могла ли она с мамой затеять что-то, что, в конце концов, вылилось в мое похищение и покушение на Тому?
        Глупости. Похитили меня раньше. Подпольную сеть с осведомителями создали тоже задолго до Томиного царисситства. Почему же в воздухе витает некая недоговоренность? Что скрывает вернувшаяся «помочь» парочка? Ведь что-то есть, интуиция не может настолько сильно ошибаться.
        Я указал на дверь:
        - Рискнем?
        - Выходим! - Тома напялила шлем и прихватила щит.
        Шарик довольно прошествовал с ней на лестницу. Марианна побежала звать маму на прогулку. Юлиан вместе с оружием предусмотрительно прихватил и вторую порванную штанину. На всякий случай. Молодец, думает на шаг вперед. Редкое качество.
        Вот если бы на два шага…
        Это уже из области фантастики, такие люди встречаются только в кино и в книгах. Или ездят за тонированными бронестеклами, не попадаясь нам на глаза. Ну, еще вот я есть, самый умный и предусмотрительный. Только почему-то не всегда упомянутыми качествами пользуюсь.
        Выходя последним, я тащил упиравшуюся Пиявку.
        - Рядом! - рявкнул я ей в ухо с неудовольствием.
        Она вдруг грохнулась в позу покорности, лапки задрались.
        - Фу! Нельзя! - Я потянулся ладонью к принесенному по моей просьбе «средству воспитания» - к плетке, состоявшей из рукояти и через кольцо соединенной с полуметром сплетенных кожаных шнурков. В моем мире такая плетка, помнится, называлась нагайкой. Хорошо, что свинчатку в разлохмаченный конец не вплели, как я однажды видел по телевизору.
        Плетка со свистом рассекла воздух и громко щелкнула по каменному полу. Со стороны, наверное, смотрелось страшно. Именно о таком впечатлении на подопечную мне думалось, когда я представлял возможный отказ подчиниться и свои действия в ответ. Пиявка старше меня, закаленней, выносливей, сноровистей. Мало ли. Любой командир знает: отдавая приказ, нужно быть уверенным, что его выполнят, в противном случае перестаешь быть реальным начальником. Номинальный командир - не командир, поэтому я сунул плетку зверюге под нос, погрозил с самой жуткой гримасой, какую смог состряпать, и еще раз звучно стеганул по полу. Пиявка прониклась, лапки быстро затрусили в мрачное чрево башни, похожее на глотку. Пиявка хотела жалобно оглянуться на ведущих вниз ступеньках, но я повелительно пнул сзади. Ее коленки взлетели выше лопаток как нормальному человеку и во сне не приснится. Забавно переставляя конечности, пахнущее свежестью существо отправилось осваивать новый мир.
        Глава 13
        Отворявшиеся ворота ударили по глазам-ушам светом и грохотом. Тома с Шариком, Юлиан и царисса с царевной уже ждали на нижнем этаже. В поселок умчался гонец - за свитой цариссы. Видимо, негоже гулять в малом количестве, это как-то не по-царисски. Коней высокие гости не брали, снизошли до мелких возможностей нашего зверинца, еще не подготовленного к бегу на привязи. Пиявка сразу отклонилась от прямого курса, вынюхивая что-то сбоку. Шарик с лаем требовал отпустить его ей в помощь.
        - Куда ведет эта дверь под лестницей? - спросил я, определив направление подопечной. Поводок в руке беспрерывно тянул куда-то - Пиявка упорно тащила меня вбок, во тьму, где виднелась закрытая дверь, а из-за нее доносились голоса. Один, более грубый, что-то втолковывал на повышенных тонах, второй оправдывался и возражал.
        - Дверь? В подземелье, - наконец, сориентировалась Тома.
        Пиявка поскребла крепкую, сколоченную из досок, дверь, из-за которой вкусно пахло. Запахи объяснили, что за дверью находился склад продовольствия, наполненный недавним царским конвоем. Но голоса мне не понравились. Тем более, что я узнал второго из разговаривших, который защищался.
        - Не буду, - говорил Добрик. - Вы должны прийти и поговорить.
        Я толкнул дверь. Затем налег плечом. Безрезультатно. Изнутри заперлись на засов или, как минимум, на крепкую щеколду.
        - Юлиан!
        Он уже брал разбег. Я ударил ногой одновременно с его телом. Запор треснул, брызнули щепки. Внизу, внутри подземелья, метнулась во тьму высокая фигура, вторая застыла на месте.
        - Кто это?! - заорал я, слетая по крутой лестнице.
        Добрик отпрыгнул. Не от меня, тоже злого, а от лысой оскалившейся морды, с грозным рыком подбиравшейся к нему снизу.
        - Чужой, - прошептал он через силу, когда я замахнулся плетью. - Через подземный ход. Там.
        В заставленном ящиками и бочками помещении было темно, свет давал только хиленький факел в руках Добрика. Я помчался вперед. Доспехи позвякивали и тянули к земле, меч путался в ногах, но сбавлять скорость нельзя, враг уйдет. Пиявка тоже ощутила азарт погони. Юлиан не отставал. Позади за нами неслись царисса с царевной и пара бойников, которых выделили в сопровождение на прогулку, а Тома с еще двумя-тремя бойниками осталась разбираться с Добриком.
        Только топот убегавшего позволял ориентироваться. Он знал дорогу, а мы бежали за ним, на звук, через разворошенный проем в стене попав в тоннель подземного хода. Узкий каменный коридор мешал развернуться плечам. Потолок постепенно снизился, заставив нагнуться. По пути я определил на ощупь, что ход с арочным потолком сделан капитально, из крупных камней. Он вилял вправо-влево и немного вверх-вниз. Встречались ответвления - целая система подземного «метро» под поселком, о чем мы даже не подозревали. Ноги ударились о сваленные в кучу огромные булыжники, затем еще дважды спотыкались о камни очередного разобранного лаза, уходящего вбок от главного направления. Чтобы обезопаситься на будущее, придется разобраться со всей системой, выискивая новые отростки, либо засыпать ходы к чертовой матери - целиком. Заложить камнем и посадить слухача с рупором около уха - слушать, не долбят ли изнутри. Хотя…
        Каждый год хозяева башен меняются. Лучше пройти всеми ходами, составить схему, отметить выходы…
        Не видал я у царисс ящиков или сундуков с такими картами. А должны быть именно ящики или сундуки. Здесь пишут на коже, других носителей информации пока нет. Башен много, ходов в них еще больше, и деревянные или металлические коробки с ворохом постоянно подправляемых пергаментов нужно возить с собой, сведения в них содержались сугубо конфиденциальная. Значит, у царисс все в голове. Вот это головы. А я в школе несколько параграфов выучить не мог.
        Вывод: подземелье нужно держать под наблюдением, ходы изучить, точки выхода наружу по возможности запомнить. Внутренние стенки простучать в поисках других спрятанных проходов. Как-то так.
        Отбитые ноги болели, глаза ничего не видели, ориентирование происходило ушами. Пиявка мощно тащила вперед. Мне было трудно. Убегавшему - тем более. А человолчица просто летела, четвереньки и ориентирование по запаху - ее стихия. Протиснувшись в очередную дыру, мы оказались в затхлом сыром тоннеле. Склизкий земляной пол. Трухлявые бревенчатые стены и своды. Здесь дерево сменило камень. Такими темпами дойдем до простой норы, прорытой в почве. А если сообщники удиравшего обрушат на нас земляной свод…
        Может такое быть? Еще как.
        Потолок снизился настолько, что пришлось тоже перейти на четвереньки.
        Впереди блеснул свет, лаз резко уходил вверх. Я на секунду зажмурился, зато потом хорошо разглядел грязные голые ноги, юбку и мощное сложение убегавшего. Оружия не видно. На воина не похож. Человек полез вверх, в приоткрытый люк. Комья осыпавшейся земли не остановили вырывавшуюся вперед Пиявку. Медлить нельзя. Я отпустил поводок. Прыжок, задние лапы - вокруг тела, передние - в захват головы, резкое скручивание…
        Хруст. Обмякшее тело медленно просело под спрыгнувшей с него Пиявкой.
        - Ррр! - кивая довольной мордашкой на поверженного, оскалилась она в жуткой улыбке.
        Я подобной радости не разделял. Труп не допросишь.
        Мимо нас пронесся Юлиан и выскочил на свет.
        - Никого, - крикнул он оттуда.
        Пиявка собиралась отобедать добытым мясом и только ждала разрешения.
        - Рр? - Ее лысая голова вопросительно склонилась набок.
        Передние лапы уже вцепились в нежное филе под задравшейся юбкой. Ни разу в прошлой жизни ей не приходилось пробовать самое вкусненькое. Впервые добычу делить надо всего на несколько едоков. Глаза Пиявки переполняло простое животное счастье.
        Не стоит провоцировать. Я закрепил на запястье поднятый поводок, и немало труда потребовалось, чтобы утянуть недоумевавшую добытчицу от жертвы.
        - Юлиан, вытаскивай его наружу.
        Сзади к нам пробрались возбужденная царисса Ася и зашедшаяся в кашле Марианна. Выбравшись, все огляделись. Под землей мы прошли под поселком и оказались в начале садов. Лаз прикрывался откинутым деревянным щитом, на который сверху набрасывали до полуметра земли, сравнивая уровень с окружающим и покрывая аккуратно снятым дерном.
        - Марианна, проверь татуировку, - распорядилась царисса и обернулась к выбравшимся из-под земли бойникам: - Здесь его ждали, еще можно настигнуть. За мной!
        Царевна глянула на загривок трупа:
        - Ваш, местный.
        Позади из лаза донесся шум: к нам выбиралась Тома с сопровождающими.
        Со вздохом покосившись на меня, Марианна умчалась вслед за матерью: колени чуть согнуты, обнаженный клинок в руке… настоящий боец, только вряд ли сумеет показать доблесть, противник уже далеко. Причем, как мне кажется, не в садах, а в более близком отсюда поселке, там затеряться намного проще. Я бы сделал так. Поэтому мы с Юлианом остались дожидаться появления Томы.
        - Он что-то сказал? - Ее высунувшаяся из земли голова по-хозяйски оглядела округу, после чего взор сосредоточился на нас.
        - Не успел. - Я указал на причину - разочарованно скребущую обритый череп Пиявку. - А Добрик?
        - Клянется, что не знает, кто это. Что застали врасплох. Что хотел звать на помощь. Я посадила его под арест. Где гостьи?
        Не успел я обернуться к садам, как Марианна и Ася появились сами. Они шли медленно, мечи - в ножнах. Бойники замыкали процессию. Результат погони читался на лицах.
        - Гав! - сказал Шарик, ластясь к обиженной Пиявке, которую оставили без мяса.
        Вновь собравшаяся компания отряхнулась и привела себя в подобие порядка.
        - Неплохая прогулка, - весело произнесла царисса.
        Темные, почти черные глаза искрили задором, коренастое тело не чувствовало веса доспехов и навешанного оружия. Происходящее она воспринимала как приключение. Марианна просто старалась отдышаться от долгого безрезультативного бега. Бойники занялись трупом - обшарили, осмотрели и, с разрешения Томы, уволокли в поселок на опознание. Еще трое, прибывшие вслед за нами по подземному ходу, закрыли лаз и закидали его землей.
        - Что сказал дворецкий? - поинтересовалась Ася, когда мы двинулись в обход поселка в сторону башни.
        - Дворецкий? - Тома чуть не споткнулась.
        Шарик, одернутый за поводок, удивленно оглянулся на нее. Я ловил каждое слово, мечтая вмешаться и закидать вопросами. Но - нельзя, ибо я долинник, а не черт, а потому знать местную специфику как бы обязан.
        Вот черт, а ведь получается, что я - черт! Пусть никто не знает, но я-то знаю. Любопытное ощущение - чувствовать себя чертом. Приятно познакомиться, я - черт. Недавно. Раньше был человеком, но здесь определили в черти, теперь притворяюсь человеком, чтобы никто не узнал, что на самом деле я черт.
        Черт-те что.
        - У вас говорят «дворецкий»? - на правах ангела-незнайки переспросила Тома. - От слова «дворец»?
        - У нас по-всякому говорят. Раньше дворецких называли «башенники», но слово напоминало «мошенники», а это, - звонкий смех Аси разнесся по округе, - именно они и есть, если смотреть в суть. В общем, однажды башенников переименовали в дворецких.
        - Я правильно понимаю, - уточнила Тома, - что дворецкий - это вроде распорядителя в башне?
        - Главный слуга, - согласилась Ася. - Мастеровой, обучается с детства. Тебе повезло, что не достались неумеха-подмастерье или выжившая из ума старуха. Или, что еще хуже, старый хрыч.
        Царисса переглянулась с вымученно улыбнувшейся в ответ дочерью. Ясно, последнее - их ситуация, от которой обе не в восторге.
        - Но дворецкий - от слова «дворец»! - не унималась Тома, широко шагая и постепенно распаляясь.
        - Не обращай внимания на слова, - отмахнулась коронованная собеседница. - Не ломай мозг, береги нервы.
        - Дворец - слово из другого мира. Здесь нет дворцов в понятии именно дворца!
        - И что? Здесь много чего нет. Научись радоваться тому, что есть, иначе не получишь от жизни удовольствия. Так что же сообщил дворецкий?
        - Он отрицает свою причастность.
        - Когда вернемся, позволь мне с ним поговорить.
        Из задорных глаз цариссы на долю секунды выглянул и подмигнул ад - именно такой, как в старых сказаниях про настоящих, а не назначенных, чертей, которые жарят нераскаявшихся грешников в пекле преисподней. Я находился сбоку, взгляд предназначался не мне, но плечи машинально передернулись. Сколько же всего помещается в человеке.
        - Бойники уже допрашивают, - уведомила Тома.
        Царисса Ася перестала улыбаться:
        - Местные, башенные? Плохо. Нужны люди со стороны.
        Две высокие особы двигались впереди, мы с Юлианом позади своей вельможной «собственницы», Марианна - за мамой. Иными словами, бок о бок со мной. Я прислушивался к разговору цариссы с царисситой, придерживая семенившую Пиявку возле бедра, как собаку на выгуле. Юлиан, поглядывая по окрестностям, бесшумно и почти бесплотно скользил по другую сторону от моей подопечной. Бойники разделились, распределив секторы охраны.
        - Кому я мешаю? - вдруг громко спросила Тома. - Чем?
        - Думаешь, заняла чье-то место? - усмехнулась царисса Ася. - Вздор. Если у Верховной в отношении тебя не заведется других мыслей, из крепости вернешься полноценной цариссой. Только не завали испытание.
        - Какое? - взволновалась Тома. - Вы что-то знаете? Расскажите, пожалуйста!
        - Не все рассказывай, что знаешь, - многозначительно уронила царисса. - Закон выживания.
        - Даже не намекнете?
        - Будь собой, и все получится.
        - Физическая форма, в которой я сейчас - достаточна?
        В черных глазах Аси будто бы костер ногой пнули: взвились хитрые искры, дым лукавого веселья заволок взор:
        - Не мытьем, так катаньем? Молодец, не сдаешься. Форму поддерживай, тренируйся больше. Но форма - не главное. Ум, характер, сила воли, память, смекалка - для испытания понадобится все.
        Ого. Пусть не конкретно, но хоть что-то. Значит, дуболомные варианты вроде спарринга не на жизнь, а на смерть, дальнего марш-броска, голодовки или сиденья в яме с водой отменяются. Может, будет что-то типа молчунизма и доказательств взросления в обители Вечного Фриста? Нет, тоже не то. Скорее всего, будет серия испытаний - как в спецназе на право ношения крапового берета.
        Тома тоже задумалась. Ася легко вышагивала рядом и улыбалась солнцу. Вот так нужно жить: беззаботно, с удовольствием, решая проблемы по мере их поступления. Почему у нас так не получается?
        - Рукопашный бой пригодится? - Тома сделал еще одну попытку выведать хоть самую малость конкретики. В кои-то веки напоролись на человека что-то знающего.
        - Рукопашка - муть. - Казалось, восточноликая царисса забавляется ситуацией. - Нужна голова, под которой мускулы, а не наоборот. Где тебе пригодится умение отмахаться руками и ногами? В бою? А что нужно, чтобы в реальном бою начать биться врукопашную? Первое: потерять копье. Второе: потерять меч. Третье: потерять щит. Четвертое: потерять нож. И последнее: встретить вторую такую же бездарь со стороны противника. Обычно бывает иначе: многочисленный враг вооружен, а ты застигнута врасплох. Вот к этому и готовься.
        Тома взмолилась:
        - Ну хоть какой-то более практичный совет!
        Царисса Ася напустила на лицо такой серьезности, что стало непонятно, снизошла она, наконец, до просьб Томы, или вновь веселится:
        - Тренируйся не пробивать стены, а находить двери.
        Марианна шла рядом со мной, почти плечом к плечу. Иногда плечи случайно соприкасались, в старательно отводимых глазах царевны вспыхивал то ли испуг, то ли радость. Испуганная радость. Ноги Марианны уловили мой ритм и шагали в такт. Потом они сбились - случайно или нарочно - и сменили фазу на противоположную. Теперь при моем левом шаге соседка ступала правой, и наши плечи стукались друг о друга при каждом движении. При сильном ударе Марианна смущенно отодвигалась, но разделявшее нас расстояние недолго оставалось незаполненным. Казалось, магниты притягивались, и все начиналось сначала.
        - Все же, если я кому-то мешаю… - Тома вернулась к животрепещущей теме, - и если замешаны слуги… Не могут ли они меня отравить?
        Правильный вопрос. Об этом я тоже думал, но так и не решил, как бороться.
        Царисса Ася спокойно заявила:
        - Не отравят. Круговая ответственность. За поставщиков отвечает приемщик, за него - повар, за него - слуги, которые накрывают на стол. У них практикуется перекрестная проба блюд. Пойти на преступление с неизвестным исходом способен только самоубийца, а здесь таковых не замечено.
        Здесь?!
        - Здесь? - одновременно со мной вскинулась Тома. - А где замечено?
        - Забудь. Не важно.
        - Важно!
        Царисса вздохнула:
        - Скажем, за многие километры отсюда. И не только за километры.
        - Может, еще за века?
        Томино предположение снова развеселило цариссу:
        - А если бы и так. Главное, что здесь таких нет, поэтому ни отравить, ни сжечь тебя не смогут, спи спокойно.
        - Не смогут сжечь? - Тома быстро обернулась на меня. - Почему?
        Мне тоже припомнилось, как Деметрия в свое время отказала башням в возможности выкуривания тех, кто засел внутри.
        - Выверенная система вентиляции, - ответила Ася.
        Гм. А «вентиляция» - нормальное слово для бронзового века?
        Тому интересовало иное:
        - Почему здесь действует метрическая система?
        - А почему нет? - хмыкнула царисса. - Ничего удобнее не придумано.
        - Вас не удивляет само сочетание «метрическая система»? Вы понимаете, о чем я говорю?
        - Тома, ангел мой, перестань думать, что здесь все тупы, как мечи после битвы. Никогда не недооценивай того, с кем разговариваешь или, не приведи Алла, да простит Она нас и примет, враждуешь. Если будешь жить правильно, проживешь долго и счастливо. Ты ведь хочешь жить долго и счастливо?
        Тома встрепенулась:
        - Что для этого нужно?
        - Изучай закон и соблюдай его, вот и все правила.
        - У меня есть шанс остаться владелицей вотчины после встречи с Верховной царицей?
        - Немалый.
        - Чтобы жить долго и счастливо, нужна большая семья в обширном местном понимании. Как набрать войниц?
        - Оставь этот вопрос Верховной.
        - Но у вас, как я слышала…
        - Не смотри на других, судьба каждого индивидуальна.
        Из поселка в нашу сторону выдвинулась немалая кавалькада под черно-зеленым флагом Аси. Во главе ехали три мужа, затем несколько войниц и войников. С собой они вели запасных коней - для нас, на всякий случай.
        - Пойдемте, нужно привести в порядок себя и одежду. - Ася сменила направление на свою приближавшуюся команду.
        После подземного хода мы выглядели не ахти: грязные, пыльные, извозюканные непонятно в чем. У меня саднило руки после бега на четвереньках, на голенях красовались раны, которые стоило бы обработать. У Марианны со шлема до сих пор сыпалась земля, словно она бодалась с кротами на их территории. Остальные выглядели не лучше. Проще всех было Пиявке: где-то она уже облизалась, где-то само отвалилось.
        Когда шум копыт, скрип кож и грохот приближавшегося металла резко вырос, Марианна склонилась ко мне:
        - Ты говорил, что невесторство с Томой - вынужденная мера. Это так?
        - Ну… - Боже, как объяснить весь спутавшийся клубок в двух словах? За какую ниточку потянуть?
        - Да или нет? - глянули на меня серьезные темные глазки.
        - Да, - признал я, - но…
        Царевна тихо и твердо перебила:
        - Можно прямо сейчас прыгнуть на коней и умчаться к нам. С мамой я поговорила, она дает тебе приют и защиту до разбирательства. Помолвка еще не состоялась - значит, ты в своем праве.
        - Но…
        - Подожди, еще не все. Любая угроза тебе станет угрозой приютившей семье. Мы пойдем на этот риск. Но это не значит, что тебя к чему-то подталкивают или принуждают, ничего подобного. Ты будешь волен выбирать сердцем. Кого захочешь сам.
        Умолкнув, Марианна резко отстранилась. Белые сделали ход в новой партии, слово за черными.
        Глава 14
        В это время царисса разъясняла Томе что-то связанное с крепостью и Верховной царицей. К нам пробивалось:
        - … так соблюдается равновесие.
        - А я смогу стать Верховной царицей? Когда-нибудь?
        Ася смерила Тому с ног до головы придирчиво-плутовским прищуром:
        - Почему нет? Верховная царица не имеет права отдать трон своим детям. Не может также приемной дочери - удочеренная сразу потеряет права на трон. Трон можно передать только так называемой назначенной возможной преемнице - после серьезного испытания и последующего соответствия. Если снизошел идеально подходящий ангел нужного возраста, то, теоретически, может и ангелу, при прохождении всего вышесказанного. За соблюдением правил наследования следит сестричество, и если что-то пойдет неправильно, оно отлучит царицу за нарушение заповеди. Войска не станут ей подчиняться.
        О, как. Надоело Томе быть дворянкой столбовою, хочет стать владычицей морскою. В смысле, что уже в царицы метит. А вот гвоздь ей в лоб, чтобы раскатанной губой прикрылась. Забыла, что ли, ради чего мы здесь, что нам предстоит и куда мы стремимся?
        Но все это - мимо сознания, поскольку меня словно из морозилки вытащили. Заледеневший ум хрустел, плавился, обтекая краями, и пытался разобраться. Вот, оказывается, для чего вернулись мама с дочкой. Вовсе не для помощи юной цариссите. Все стало на свои места, все связалось: и странные переглядывания цариссы с царевной, и задаваемые вопросы, и ответы на них. Вначале, видимо, мне устроили смотрины, после которых царисса изволила одобрить выбор дочери. При всем том - ни слова о новом невесторстве, только помощь попавшему в беду запутавшемуся человеку. Мне. Ну, дела. И ведь от всего сердца делают, собой рискуют. Ради меня, паршивца. Что ответить столь неосторожно обнадеженной царевне?
        - Марианна, мне очень жаль, но я не могу воспользоваться вашей с мамой жертвой.
        - Это не жертва!
        - Понимаю, что от души. - Я поймал ее сжавшийся кулачок и дружески пожал. И пусть со стороны на меня кидают косые взоры, если кто-то заметит. Как недоневестор, который чего-то там не прошел по местным меркам, я еще в своем праве. - Очень хотелось бы объясниться, рассказать все… Но главное скажу сейчас: я не могу убежать, меня слишком многое здесь удерживает. Ключевое слово - здесь. Именно здесь. - Махом руки я указал на мрачного великана башни.
        - Знаю, ты человек слова. И долга. Поэтому человолчицу можешь взять с собой. - Кулачок Марианны разжался, горячие пальцы перехватили мою ладонь.
        - Человолчицу? - Я моргнул. - При чем здесь она?
        - Не она? Что же тогда? Или кто?
        Теперь мы шли как школяры на первый звонок: держась за ручку, нога в ногу, четко выдерживая расстояние до впереди идущих. Лицом друг к другу. Ни дать, ни взять - влюбленная парочка, если со стороны. Тили-тили-тесто. Только взгляды выдавали истину - печально-отрешенные, замороженные, капавшие страданием. Не взгляды, а прощальная песня летящего к солнцу Икара.
        Кстати, загадка: почему все помнят глупого Икара, а не Дедала, который изобрел те самые крылья? Все просто. У Икара - чувства, эмоции, энергетика. Ему сопереживаешь. Ведь убьется, несносный мальчишка, нарушивший все, что можно и нельзя… А Дедалу не сопереживаешь, не отождествляешь себя с ним. Никто не хочет придумывать крылья и, тем более, делать их. А летать хотят все.
        Через руки в нас текло электричество, полюса менялись по сто раз в секунду: плюс на минус, минус на плюс. Никогда я не понимал природу переменного тока - до этой секунды. В точке соединения раскалилось до тысяч градусов вовсе не дружеское противоположнополое рукопожатие. Теперь оно было злым, бешеным, тщательно сдерживающимся. Чувственным и равнодушным одновременно. Притягивающе-отталкивающим. Я не знал, как разорвать его… и не хотел. Но без этого никак - каждая секунда промедления пичкала прекрасную царевну несбыточными надеждами. От них рождались сумасбродные идеи. Идеи требовали воплощения. Готовность на внезапный поступок захлестывала организм, наполняла нервозностью, ожесточала взор. В бурлящую кровь впрыскивался яд обманутых ожиданий, но понимание свершившегося не вело к его принятию. Мечты не сдавались. Пальцы хрустели. Реальность плакала.
        - Если выберется минутка поговорить с глазу на глаз, я все объясню, - прошептал я. - Понимаешь, дело не в Томе. И не в тебе. Дело во мне.
        О царевну словно молния сломалась. Именно сломалась: долбанувшись и отскочив треснувшими кусочками. Рука Марианны судорожно вырвалась из моей, взгляд убежал в сторону. Кажется, в глазах заблестело.
        На нас обратил внимание Юлиан. Его брови удивленно взлетели, он быстро отвернулся.
        Впереди Тома с цариссой Асей продолжали беседу, не отвлекаясь на окружавшее. Только тема сменилась.
        - Черт? Остался жив?! - Царисса, кажется, испугалась. - Где он сейчас?
        - Сбежал к рыкцарям. - Тома сделала паузу. Она вовсю осваивала искусство интриги, готовя себя к возможному высокому будущему. Если отправка домой задержится, полученное умение ей пригодится. - Сейчас он, наверняка, убит. Хороший был человек.
        - Черти должны уничтожаться сразу!
        Вот еще один повод держаться подальше от всех и поближе к своим.
        - Как его звали?
        - Я не интересовалась, - беззаботно отмахнулась умничка Тома.
        - Ты помнишь закон? - Ася жестко процитировала: - Да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется, всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.
        - Мы учили.
        - Мало учить, нужно нести великие слова в своем сердце. Закон не допускает толкований. Не зря вбивают с детства: «Ангелы милосердны. Они всегда пытаются спасти Падших. Нельзя проявить слабость. Слабый человек - мертвый человек. Слабое общество - мертвое общество. Быть слабым - предательство. Побороть искушение. Отказать ангелам ради них же. Исполнить Закон».
        - Алле хвала! - автоматически отозвалась Тома.
        Прямо сердце радуется. Тома мимикрирует идеально. Но если начнется «болезнь крота», когда встроившийся в чужую систему человек начинает чувствовать себя ее частью и разделять идеалы уже не только на словах…
        Бежать. Домой. Как можно быстрее.
        Встречный отряд обтек нас, рассредоточиваясь вокруг и позади. Войники привычно создали круговую оборону - на всякий случай, как и положено. Асины мужья молча пристроились в хвост, спешившись и ведя на поводу своих и приведенных нам коней. Пиявка недовольно косилась на них, но молчала. Шарик не молчал. Один из мужей принялся корчить ему забавные рожи. Щенок с удовольствием принял игру и гавкал теперь только на него - с восторгом и безмерным воодушевлением. Интуиция подсказала, что игрун - отец Марианны. Царевна - просто ксерокопия с него, уменьшенная, омоложенная и постройневшая. Те же широко расставленные глаза, гордый нос, острый подбородок. Тот же каскад русых волос, та же светлая, почти белая кожа, в отличие от мрака воронова крыла над смуглоликостью мамаши. И тот же готовый жить и умирать непреклонный взгляд.
        - Ты хорошая. Очень хорошая… - прошептал я, утешая и вроде бы разряжая обстановку, но, как оказалось, еще больше запутывая. - Просто мы с тобой…
        - Не подходим друг другу?
        - Нет! То есть да!.. Еще как!.. Фу, подходим, конечно.
        Меня затрясло. Потерявшее краски лицо Марианны опустилось:
        - Значит, фу?
        - Я не то хотел сказать. Просто мы встретились слишком…
        - Поздно, - выстрелило из только что крепко сжатых губ. Рука Марианны стыдливо дернулась тыльной стороной к носу, к появившимся в уголках глаз прозрачным капелькам, но сила воли вернула ее обратно. Царевны не плачут.
        - Или рано, - со вздохом поправил я.
        - Даже так?
        - Я мог бы все объяснить, но не на ходу. Невозможно в таких условиях. Слова впопыхах, это… не будет правильно. Точнее, правильно, но… неправильно. Потому что… как бы это сказать… ну, понимаешь… вот именно поэтому. Потому что - никак.
        Я совсем запутался. В ответ упало:
        - Хорошо.
        Краткий укол глазами - красными и текущими - и больше Марианна ни разу ко мне не повернулась.
        Сказала: хорошо. Что хорошо? Кому хорошо? Всем плохо. Ей плохо, потому что не понимает, что происходит. Мне плохо - из-за живущей в сердце Зарины, которую не забыть, и Томы, которую не бросить.
        - Мы стараемся… - неслась спереди отменная жизнерадостность цариссы Аси.
        - Кто «мы»? - напряглась Тома.
        - Забудь. Не важно.
        Снова тайны. У всех тайны. Тайна на тайне и тайной погоняет. Ничего не меняется, все по-прежнему: количество тайн внутри тайн растет и растет, как снежный ком.
        Впереди желтел свежеспиленными срезами отстроившийся после погрома поселок. Домики - крепкие, надежные, не сразу войдешь, и от волков защита. Каждый домик с узкими окнами-бойницами окружал симпатичный заборчик, а крыши были хлипкими: сказывался теплый климат, защищать особо не от чего. Во двориках сохло натянутое на веревках белье, бегали голопузые пострелята, с приближением высоких господ сразу попрятавшиеся по домам. Выучка, однако. Кроме малышни, без толку гулявших здесь не было, все работали - кто в мастерских, кто по домам. Отовсюду неслись шум и запахи: кож, опилок, еды. На окраине, как и полагалось по технике безопасности, обитали кузнецы. Обычно в деревнях кузнец бывает один, а в поселке при башне их было несколько, и все были заняты, о чем сообщали нескончаемый стук, перезвон и валивший из кузниц дым.
        - Скажите мне как ангелу-недоучке, почему запрещен гнук? - Тома затронула тему, давно мной проталкиваемую во все стороны, и нигде ничего вразумительного в ответ не получившую.
        Посмотрим, как вывернется из очевидно глупого положения царисса Ася. Ведь глупость же полнейшая: намеренно оставаться с плохим оружием против хорошего.
        Ася думала недолго.
        - В старину владение оружием никак не контролировалось. Погибло много людей. Очень много. Дальнобойное оружие особенно отличилось. Известно, что однажды пытались запретить вообще любое оружие. Не получилось. Добрые люди, которые соблюдали закон, остались беззащитными перед недобрыми.
        - Вы рассказываете про времена апо… акопалипса?
        - Именно. Теперь гнук запрещен как оружие исчадий другого мира. Прибывавшие к нам черти пытались сделать его в первую очередь. Дошло до гнуков из металла, как ручных, так и огромных, их перевозили лошадьми. Никто не чувствовал себя в безопасности ни в поле, ни в башне. Для охраны земель требовались немалые армии. За армиями приходилось следить, чтобы повиновались только хозяйке, чтобы не разбегались и не переходили на сторону противника. Люди боялись работать в поле, все прятались за каменными стенами. Жизнь превратилась в страх и остановилась.
        Теперь у меня в голове нарисовалась другая картина, совсем не та, что прежде.
        - Каждый был против каждого. В любой момент ожидали удара в спину. - Новые мазки ложились на холст, делая картину ярче и четче. - Воевали на расстоянии, массово убивая и раня друг друга не видя врага в лицо. Позиционные войны на истощение в конце концов истощили всех. Теперь за гнук карают смертью. Изготовление - смерть, переноска - смерть, стрельба - ужасная смерть. Количество любителей пострелять уверенно стремится к нулю - по теории больших чисел, в масштабе всей страны. Наши латы спасают нам жизненно важные органы от стрел, выпущенных издалека, а царберам в их доспехах гнук практически не страшен.
        - А сестрам? - спросила Тома.
        Как бальзам на душу. Я напряг уши.
        - У них свои хитрости, - изящно обошла Ася выставленный капкан.
        Думаю, поднимать вопрос самозащиты с помощью гнука при этой цариссе не имеет смысла. Гордей уже пытался оправдать трактовку закона ситуативно, и тот опыт у меня перед глазами.
        Мы двигались по поселку, когда навстречу выехало еще несколько всадников и сразу направилось к нам. Воинство Аси насторожилось, но по знаку цариссы немного расслабилось. Ярко-красные плащи не оставляли сомнений: сестрисса соизволила составить нам компанию. Рядом с ней уверенно скакал сестрат Панкратий, и, чуть позади, еще несколько сестер.
        - Слышала обо всем. И видела тело. - Немного не доезжая нас, сестрисса Устинья сбавила ход, чтобы не утопить нас в пыли. - Дворецкий пытается о чем-то умолчать, сейчас с ним разговаривают. Чужой в башне - это серьезно.
        - По-вашему мнению, дворецкий виновен? - спросила Ася.
        Почему-то все поглядели на сестрата. Даже Устинья. Тот задумчиво вымолвил:
        - Думаю, у него были греховные замыслы, но он раскаялся ранее, чем был пойман.
        Услышанное в подземелье заставляло меня думать так же. Похоже, сестрат Панкратий работает кем-то вроде детектора лжи. Местный психолог. Надо бы выяснить: такой «детектор» - приложение к каждому храму или удачное приобретение лично Устиньи? Нам бы такого завести.
        Угу, нам. Кем я себя вообразил? И разве я собрался здесь годы проводить? Не-е, ну его к известной бабушке, не к добру помянутой.
        Домой. Как только. Безо всяких.
        - Архисестриссе и Верховной царице я уже послала весточки с намерениями, - сообщила Устинья, как только поравнялась с нами, - а в отношении церемонии осталось сделать немного. Нужно решить последний вопрос: кто поведет молодую?
        Тома вспыхнула:
        - В чем проблема?
        - Если церемония проводится в обычным порядке, вести должна мать, - объяснила сестрисса. - С ангелами дело обстоит проще, любая царисса может взять эту обязанность на себя. Вопрос: кто именно?
        - А вы видите поблизости другую цариссу? - вздернулась черная бровь Аси.
        Тома благодарно кивнула ей.
        - Тогда не хватает только цариссы-свидетеля, - сообщил сестрат.
        - Можем прогуляться к соседям и пригласить, - мгновенно предложила Ася.
        - Это займет несколько дней.
        - Вы куда-то торопитесь?
        Сестрисса поморщилась:
        - Мы - нет. Хорошо, будем ждать вас в храме. Когда поедете?
        - Не слишком стесним, если останемся у вас еще на ночь? - обратилась царисса Ася к Томе. - Если выехать на рассвете, в один переход достигнем любой из границ.
        - Пожалуйста. - Тома гостеприимно раскрыла руки, словно собралась обнять. - Оставайтесь сколько нужно.
        Бледная Марианна смотрела на мать. Та глянула на дочь и все поняла.
        - Кого из соседок предпочтешь в свидетельницы, Тома? - продолжила царисса тем же ровным голосом, словно и не было никаких планов, а участие в судьбе царисситы - исключительно из дружеского расположения.
        - А кто есть?
        - На север от вас - моя вотчина, далее на северо-востоке - Дарья, на востоке - земли Западного леса с причалом, они сейчас бесхозные. На юге за горами - долина, о которой мы недавно узнали, это теперь тоже соседи, с которыми однажды придется считаться. Второй полукруг соседей, начиная с Большой воды к горам на востоке: Рудничные шахты Береславы, Алая роща Натальи, Пятнадцать холмов Татианы и Конные пастбища Евстигнеи. Тех, кто живет через две вотчины от Западной границы, думаю, перечислять пока не нужно?
        - Не нужно, я за ту, к кому добраться быстрее всего.
        Устинья вынесла вердикт:
        - Значит, Дарья. Ехать недалеко, и отвлечем ненадолго.
        - Ваше преосвященство, вы, случайно, не слышали, - пешая царисса сумела глянуть на восседавшую в седле священнослужительницу как на равную, - что там насчет Западного леса? Новый год скоро, у людей вопросы.
        Красный капюшон мотнулся из стороны в сторону:
        - Пока пустует, но Верховная царица этим занимается. А насчет новогодней забавы…
        - Что?! - Ася даже наклонилась вперед.
        - Ее отменят. Говорю пока неофициально, но со дня на день гонцы доставят письменные уведомления.
        - И как же теперь?
        - Жить по-прежнему и ждать распоряжений из крепости. Для нас ничего не меняется. Земля остается землей, люди - людьми. - Сестрисса повернулась к Томе. - А ты, юная цариссита… Послушай притчу. Зависнув над пропастью, один сомневавшийся человек взмолился: «Алла-всесвидетельница, спаси! Я стану примерным, не буду грешить!» Всевидящая Алла, да простит Она нас и примет, ответила ему: «Ты не сдержишь слова, поскольку не веришь до конца». «Сдержу!» - упорствовал зависший между жизнью и смертью человек. «Нет. Не ты первый, не ты последний обращаешься для спасения не души, а только жизни». Но человек умолял: «Даю слово!» «Хорошо, - сказала Милосердная. - Прыгай». «Но я же разобьюсь!» - вскричал человек.
        Устинья умолкла. Не дождавшись продолжения, Тома поняла подоплеку и опустила глаза:
        - Я постараюсь никогда не сомневаться.
        - Выкинь из лексикона слово «постараюсь»! - Из-под красного капюшона повеяло холодом. - Ты заранее разрешаешь себе отступление. Только вперед.
        - Буду только вперед! Алле хвала!
        Сестрисса смилостивилась, ее острое лицо, обращенное к остальным, смягчилось:
        - Всех вам благ и внимания Аллы-дарительницы, да простит Она нас и примет. Ждем вскорости у себя.
        - До встречи в храме, ваше преосвященство! - отозвалась Ася вслед разворачивавшим коней священникам.
        Красные плащи свернули к северо-западу, унося под покровами так и не раскрытые мной оружейные загадки, а мы направились по поселку к темной свече башни. Из-за заборов нас провожали десятки глаз. К новой хозяйке здесь еще не привыкли. Мало того, что она молода до неприличия, так еще с выпендрежем: зверинец вот завела. И какой. Ни у кого такого нет, не было и, скорее всего, никогда не будет. И невесторы - откуда? В ее-то годы. И из каких таких неведомых краев? Все не как у людей.
        Зато не как у всех. Одни качали головами, другие кивали, но все сходились в одном: такой хозяйки у башни еще не было.
        Часть четвертая. Пожиратели
        Глава 1
        Мы не успели пройти и половины поселка. Нарастающий шум настиг нас где-то между гончарными мастерскими и домами шорников, где изготовляли упряжь, сбрую и седла, полуфабрикаты которых виднелись через заборы.
        - Сигнальный дым! - донеслось передаваемое по команде с вершины башни. - Пожиратели перешли границу!
        Тома остолбенела:
        - Что делать?
        Маленький караван встал как вкопанный, взгляды метались: куда бежать, какой будет приказ? Вернуться в башню и основательно готовиться к походу или - с корабля на бал, сразу в бой, вперед и с песней?
        На правах старшей по званию царисса Ася объявила:
        - Едем. Все, кто есть. Сейчас же.
        - Вы с нами? А…
        - Помолвка - дело десятое. Ты - цариссита Западной границы. Только границы и ничего более. Границу нарушили. Твои действия?
        - Защищать! - Тома обернулась к нам с Юлианом: - По коням!
        - А как же… - я указал на недоуменно вертевшую головой Пиявку.
        - С собой. Нет времени заезжать в башню, каждая минута может стать решающей. Коней хватит?
        - На всех и рассчитывали. Для комфортного возвращения в башню. - Ася, к которой обратились, поражала спокойствием и невозмутимостью. Словно у нее каждый день такое. По десять раз. - Только припасов для дальней дороги недостаточно, нужно распорядиться, чтобы подвезли.
        Кони вздрогнули под запрыгнувшими телами. Высвободив поводки на всю длину, четырехногую фауну мы с Томой отправили своим ходом. Ася послала гонца в башню. Тома вдруг опомнилась:
        - Но теперь некому защищать башню!
        - Думай только о том, чтобы на границе не случилось страшного. - Ася скакала с ней бок о бок, признавая равной, что очень тешило Томина самолюбие. - Остальное решаемо.
        - А если башню захватят неизвестные - те, которые покушались?
        - Пусть. Их время прошло, везде царские войска. Если кто-то захватит башню, то ненадолго.
        - И папринций Люсик там остался.
        - Вот и присмотрит.
        В разговор высоких особ никто не вмешивался, ни царевна, ехавшая след в след за мамой, ни пристроившиеся за Томой мы с Юлианом, оказавшиеся с Марианной в одном ряду, ни царевичи, которые замыкали вновь образованный караван. Остальные занимались безопасностью цариссы и царисситы.
        Мы впервые ехали на запад. Дорога (в нашем понимании) здесь отсутствовала, царское шоссе закончилось у башенных ворот. По взгорьям и низменностям петляла натоптанная тропа, но ее, в принципе, хватало, вокруг не было непреодолимых для конницы препятствий, и тропа лишь указывала направление. Мы торопились. Гонка к разговорам не располагала. На всякий случай я внимательно прислушивался, боясь пропустить нечто важное. Юлиан, чтобы не мешать, немного отстал.
        Марианна вновь оказалась рядом со мной. По другую сторону неслась оживившаяся Пиявка - надолго ее, конечно, не хватит, но пока пусть побегает. Шарика впереди тоже ни в чем не ограничивали, кроме направления.
        - Тревога не могла быть ложной? - громко спросила Тома. - В свое время Деметрия таким способом отвлекла часть войск от защиты башен.
        - Ложной? Почему нет? - последовал суровый ответ. - Вот и разберемся. Инна!
        По зову цариссы к ней приблизилась войница на красивом гнедом жеребце. Женщина выглядела воинственно: давно сломанный нос - чуть набок, через щеку и глаз проходил красный шрам. Лихая воительница, с богатым прошлым. Или настоящим.
        - Возьми троих, разведай, что там впереди, подготовь место для привала.
        Инна умчалась. От сердца у меня отлегло - в глупую засаду не попадем. Только в тщательно подготовленную.
        Отряд двигался быстро и сосредоточенно. Разговаривать позволяли себе лишь хозяйки, но вскоре и они умолкли. Шарик постепенно выдыхался, морда с высунутым языком уже не светилась радостью. Пиявка шла хорошей рысью, иногда срываясь на галоп. Набедренная повязка на ней пока держалась, что радовало, учитывая, какие взгляды падали отовсюду на человолчицу. А взгляды были одинаковые как от участников колонны, никогда не видавших такого чуда, так и от жителей окрестных деревень, через парочку которых мы промчались насквозь в первые же часы. На полях возились крестьяне, они, оглянувшись на кавалькаду, от изумления роняли инструмент. Дети сходили с ума от восторга. Вслед летело нестройное, но громкое «Алле хвала!» и «Многие зимы цариссите Томе!».
        Ася хмуро поглядела на солнце:
        - Нужно торопиться.
        Деревни, окруженные полями с торчащими посреди них одиночными деревьями, попадались все реже, их количество плавно стремилось к нулю.
        - Деревья - от волков? - Тома оглядывала принадлежавшие ей просторы, о которых теперь надо знать все.
        - Врасплох застигнуть могут где угодно, - подтвердила Ася.
        После полей потянулись сады. Потом снова поля. В одном месте тропа вывела прямо к предгорью, в уши проник знакомый постоянный шум. Не сразу дошло: текла вода! После местных лужиц, незаслуженно носивших гордое имя озер, увидеть настоящую горную речку было счастьем. Она пробивала себе путь через гребни скал, падала и разбивалась небольшими пенными водопадами. Сойдя на равнину, течение разделилось на рукава, они распались на более мелкие ручейки, опоясывая зеленеющие поля. Когда мы скакали мимо, там квакали лягушки. Душа сжалась: такое напоминание о доме! Впервые.
        Раньше я всех доставал своей любознательностью, а на долю Томы выпадала роль слушателя. Ситуация изменилась. Информационный голод жег Тому изнутри.
        - Сестрисса говорила про отмененную забаву, как это связано с Новым годом? До него, судя по луне, осталась пара недель?
        Оказывается, теперь Тома считает дни и месяцы. Неплохо. Настоящая цариссита растет. Я в свою очередь высчитал, что полнолуние должно прийтись примерно на тридцатое декабря. Все сошлось.
        - Ежегодная забава - розыгрыш вотчин, он проводится в новогоднюю неделю. После войны с отступниками все нервничали: как теперь ехать на забаву, если в большинстве семей есть раненые и даже павшие? Теперь понятно, что ехать не нужно. До особого распоряжения.
        Около одного из ручьев нас ожидал войник, которого оставила умчавшаяся вперед Инна. Потрескивал костер, на нем что-то жарилось на палочках.
        - Перекур!
        Спрыгнув с коней, многие сразу бросились к воде - умываться и пить. Туда же я загнал наших зверюг. Пока мы с Юлианом привязывали поводки к кусту, Пиявка уже мчалась из воды обратно.
        - Рр! - Мне в ногу ткнулась ее блестящая черепушка.
        - Чего?
        - Рр! - Уголки глаз, пораженные людской непонятливостью, страдальчески опустились, а из-под повязки закапало.
        - Фу! Нельзя! Вот же, наказание мое… - Я поволок чудо гороховое подальше с глаз людских. - Рядом! Сюда, вот так, сидеть!
        Вот же ж, чем приходится заниматься. Отвернувшись, я поймал множество прямых, непрямых и быстро отведенных взоров. Тома только хихикала - у ее Шарика таких проблем не было. Остальная команда тоже смешливо косилась. Или не смешливо. Кто-то откровенно завидовал моей власти над ужасным созданием, страх перед которым закладывался еще через детские сказки. Кто-то опасливо сторонился. Только Марианна посмотрела с состраданием. И… с некоторой долей ревности.
        Царисса Ася перехватила ее взгляд и быстро нашла дочке какое-то полезное занятие.
        Юлиан подоспел с запасной тряпкой и помог мне водворить в лоно цивилизации оправившуюся и радостно помахивавшую тощим тылом целоволчицу - ей очень нравились наши приключения. Прежнюю тряпку Юлиан унес и прополаскал. Я поблагодарил кивком, небывало искренним. Не знаю, что бы я делал без Юлиана. Вернее, знаю, поэтому так ценна его помощь. И, кажется, я начинаю понимать, что в нем нашла Тома.
        Перекусив печеными овощами, отряд вновь стал грузиться.
        - Дальше войники и бойники пойдут пешком, мы забираем всех лошадей, - объявила царисса. - Без запасных до ночи нам не успеть.
        Гонка продолжилась. В небе народился молодой месяц. Лягушачье кваканье в ушах сменилось хрипом и топотом коней. Вплоть до сгущения темноты мы мчались строго на запад. Деревень больше не было, только камни, леса, болота. Иногда мы меняли коней. Если вдоль всей Большой воды так же безлюдно, то ясно, почему в местном представлении пожиратели путешествуют в корытах и почему никто не пытается воспроизвести те корыта. Своего рода «железный занавес», пограничье, специально созданная необитаемая полоса. А если границы устанавливают - значит, это кому-то нужно.
        В какой-то момент стало понятно, что Пиявка больше не выдержит бега. С помощью Юлиана я взгромоздил ее перед собой на коня и обхватил руками, чтобы не свалилась. Тома так же поступила с Шариком. Кони возмущались, но их не спрашивали. Марианна предложила посильную помощь. Я поблагодарил, но, боюсь, она не справится, животные у нас с характером, да и помощь иногда требуется столь деликатная, что лучше мы как-нибудь сами. Марианна ехала рядом, иногда смущенно косясь на меня, обнимавшего ошалелое создание. Создание в ужасе вертело головой, стремилось съежиться и спрятаться в меня, а иногда пыталось вырваться, тут же получая пинка под зад или тумака куда придется. Марианна удрученно качала головой, но молчала. Ее мама вообще не обращала на нас внимания, ее лицо глядело вперед, и ничто другое цариссу не интересовало в принципе.
        Ночь нахлобучилась на растянувшуюся колонну, как опрокинутый дуршлаг, и дырки-звезды в нем очень интересовались идиотами, путешествующими во тьме в мире, где ночные путешествия противопоказаны. И словно накликали. Раздался тонкий свист, кони шарахнулись в стороны, едва не сбросив седоков, все схватились за оружие.
        - Без паники, - тихо скомандовала Ася. - Свои.
        Из темноты выплыли фигуры - Инна и войник.
        - Где Архип? - Взгляд Аси скользнул в поисках еще одного.
        - Следит за противниками. С ним разведчик погранцарберов, который подал сигнал о пожирателях. Погранцы извещены, но им добираться сюда намного дольше. Обещали, что к утру первые четыре десятка прибудут.
        - Значит, наша задача - продержаться до утра. Сколько сил у неприятеля?
        - Немного. Можете сами посмотреть.
        Последовала команда спешиться.
        Вымотанная за день Пиявка бессовестно дрыхла: спина уперлась мне в грудь, голова свалилась на плечо, лапки безвольно болтались. Осторожно опустив ее вперед, лицом в гриву коня, я привязал поводок к седлу.
        Шарик у Томы тоже почти не подавал признаков жизни. Животные в течение марш-броска умаялись, а наши проблемы их не касались. Тома поступила с Шариком так же, как я с Пиявкой.
        Всех коней принял войник. Знаками распорядившись о соблюдении тишины, Инна повела нас сквозь невысокие заросли. Ася и ее мужья выдвинулись вперед первым эшелоном, меня и прочую молодежь задвинули во второй. Юлиан крутил головой, крылья носа у него бурно вздымались - что-то учуял. Марианна схватила меня за руку. Ее ладонь дрожала - царевна впервые оказалась в такой ситуации и до смерти боялась. Аккуратно ступая, я повел ее вперед, не отпуская от себя. Вот тебе и воительница, вот вам и матриархат. В миг опасности женщина хватается за мужчину. Природу не обманешь.
        Вскоре все почуяли запах, давным-давно уловленный Юлианом. Далеко впереди вспыхнули оранжевые отсветы, открылся небывалый вид: блестела вдали широченная ночная река, а на покрытом песком берегу с десяток человек, одетых и вооруженных примерно как мы, жарили мясо на костре.
        Наполнившая рот слюна не успевала сглатываться. На Юлиана я боялся посмотреть и даже думать не хотел, какой вой поднимется, если проснутся Пиявка с Шариком. Хорошо, что их оставили вдалеке.
        За много месяцев я впервые увидел реку - настоящую, судоходную. Для не умеющих плавать местных жителей она была естественной неприступной границей, а для меня - возможностью.
        Место Инна выбрала идеальное - подветренное, темное. От костра иногда долетали обрывки слов. И снова - по-русски. В какой мир нас занесло, куда девались прочие языки?!
        В траве перед нами лежали двое наблюдателей - доспехах войника и царбера. Ася расположилась рядом, мы замерли позади. Донесся шепот:
        - Архип, докладывай.
        - Всего двадцать семь человек, что-то выгружают с большого корыта. Возят на меньшем корыте, складывают прямо у кромки воды. Те, кто не занят в работах, готовят еду или охраняют остальных. Скоро сядут есть. Можно напасть.
        - Не лучше ли дождаться, когда уснут? - спросил второй наблюдатель.
        Это был разведчик погранцарберов. Его доспехи, в отличие от доспехов всех виденных мной до сих пор царберов, не блестели зеркальным глянцем, а были матовыми. Вполне логично для пограничника. Руки и ноги - в бахроме бронзовых пластин. Налобник, нащечники, затылочная бармица - все идеально против любого местного оружия. На шлеме притаился завалившийся назад султан из коричневого конского волоса - в пику позолоченному у обычных царберов. Плащ тоже отличался в сторону практичности, он был двусторонним. Парадной желтизной сейчас сияли внутренности, наружный слой маскировал владельца цветом грязной зелени в коричневых разводах. Нечто среднее между хаки и военным камуфляжем.
        - Пока мы добежим… - резонно засомневалась Инна.
        Да, охрана приличная, умелая, незамеченными нам не добраться.
        - Ночевать они могут уйти на большое корыто, - выдала свои соображения царисса Ася. - И они могли прибыть к нам уже выспавшимися. И в любой момент им может подойти подкрепление. Мы и с этими-то не факт что справимся, а их подмога пройдет сквозь нас, как конь через поле.
        Только теперь прорисовался вдали контур на воде. Корабль. Парусник. Будь ночь более лунной, я рассмотрел бы и детали, пока же ясно одно, передо мной - нечто вроде знаменитого драккара древних викингов. Или подобие славянской ладьи, что, собственно, почти одно и то же: довольно большой однопарусный корабль с веслами. Нос и корма загибались вверх. На мачте развевался флаг. Во тьме видно только полотнище флага, но не рисунок на нем. А жаль.
        - Некоторых можно выманить сюда, во тьму, - предложил разведчик.
        - Как? - Ася разглядывала чужих суетившихся солдат: при мечах и топорах, в аналогичных нашим островерхих шлемах. Сапоги, наручи, поножи - ничего нового. Выделяло пришельцев то, что в команде были только мужчины: крепкие, здоровые, средних лет. Не чета многим из нашего отряда. В бою стенка на стенку наши шансы будут призрачными или резко отрицательными.
        - Можно девичьим голосом попросить помощи, - выдал разведчик. - Мы так уже делали, хорошо срабатывает. Но тогда вооружатся все, и остальных уже не возьмешь, в засаде падут только несколько первых.
        - По нужде отходят? - хищно прищурилась Ася.
        Ответил Архип:
        - Только к воде.
        - Там песок, а кусты с листьями только здесь. Кто-то же должен прийти сюда. - Ася оглянулась на нас и что-то прокрутила в голове. - Если взять такого в заложники… Заставить позвать остальных…
        - Не дадутся. - Разведчик покачал головой. - Мы как-то пробовали. Стоят насмерть, знают, что потом их все равно убьют - либо мы, когда победим, либо свои, если они отобьются.
        Ася подумала с минуту и поинтересовалась:
        - Давно тут пограничишь?
        - Вторую зиму.
        - Сколько раз пожиратели пересекали Большую воду?
        - Я участвовал в пяти сражениях, каждый раз противника уничтожали полностью или сбрасывали в воду, оставшихся уносило на север.
        - Знаю, я как раз держу кусочек северо-запада. Второй попытки высадиться они не делают. Вглубь территории обычно далеко заходят?
        - Мы не даем пройти до деревень, всегда все кончается на берегу. Иногда у предгорий. Они посылают разведчиков на высоты, чтобы осмотреться на местности, мы их обезвреживаем.
        - С реки на скалу никак не взобраться? Обойти не смогут?
        - Совершенно непроходимо, отвесные скалы. Только с берега.
        Ася задумалась. Мы прятались за ее спиной в кустах, стараясь даже не дышать. Шепот до противника не донесется, а случайный резкий звук вполне мог бы.
        - Каждый раз они приходят малыми силами, - резюмировала царисса, - значит, это не война, а очередной набег. Подмога если придет, то такая же небольшая.
        - А если перед нами разведчики или передовой отряд? Их могли послать на зачистку берега перед прибытием основных сил.
        - Тогда нас объявят героями. - Ася вновь сосредоточилась на суете вокруг костра. - Посмертно.
        Поздний ужин пришельцев окутывал нас манящими ароматами, и говоря «нас», я, конечно, в первую очередь имею в виду себя. Я смотрел на обтекавшее жиром шипящее мясо, как на материальное олицетворение счастья. Счастье - есть, и более конкретно: счастье - есть мясо!
        Несколько человек обеспечивали неприступность тех, кто сидел у костра. Двое караулили весельную лодку. Все настороже, нападать на них сейчас - безрассудство. Но ждать утра, когда прибудет наше подкрепление - значит, предоставить противнику необходимое время на что-то непонятное. Не зря же они столь усердно работают в ночи и отвлекаются только на прием пищи.
        Я, наконец, отпустил руку Марианны и потянул Тому за плечо.
        - Что? - недовольно обернулась она.
        - Отойдем.
        - Прямо сейчас? Не видишь, что ли, решается наша судьба…
        Я тихонько пнул ее ногой:
        - Вот именно.
        Заигралась во владычицу морскую, пора вернуть с небес на землю.
        Томе не хотелось расставаться с ролью властительницы, но пришлось. Иначе вставал выбор: потерять репутацию, если я буду настаивать и это заметят, или примерно наказать меня за непочтительность, после чего о хороших… о любых отношениях со мной можно забыть.
        - Ну чего тебе? - змеей прошипела она, углубившись в кусты на несколько шагов.
        - Есть план.
        Я зашептал ей на ухо.
        - С ума спрыгнул? Это безумие!
        - А как же. Именно поэтому.
        Смущало Тому только то, что если предлагаю - значит, все продумал.
        - Это форменное самоубийство!
        - Не большее, чем сдерживать их нынешними силами. В прямом бою поляжем без толку.
        - А если царисса не согласится?
        Я ввернул коронную заготовку:
        - При чем здесь царисса Ася? Хозяйка Западной границы - ты.
        Сработало. Пробравшись обратно на передовую линию, Тома сообщила цариссе:
        - Чапа пойдет и поговорит с ними.
        - Поговорит?! - Ася уже открыла рот для запрета глупейшего действия… и вспомнила, что она здесь - гостья. Помощница. Старший товарищ. Но не хозяйка, как ни прискорбно. - Он без всякой пользы выдаст наше присутствие.
        - Чапа найдет правильные слова. Он умеет запутывать.
        - Тоже мне, адвокат. - Ася смерила меня колючим взглядом. - Что даст разговор?
        «Адвокат»?!
        - Информацию. - Тома оглядела весь наш отряд. - Что мы знаем о пожирателях сейчас? В смысле - вообще. Я, например, кроме обобщенного названия «пожиратели» о них ничего не знаю, а мне надо, положение обязывает знать.
        - Умеют перемещаться по воде, - первым высказался погранцарбер.
        - В черновой бой посылают только мужчин, - приобщила войница Инна. - Видимо, женщины только отдают приказы.
        - Имеют схожий с нами уровень технологий, - дополнила Ася, снова удивив лексиконом.
        Раз все говорят, то и мне можно. Я спросил:
        - Пленных допрашивали?
        Все повернулись к погранцарберу.
        - Обычно на месте кладем всех подчистую, чтобы кровожадная зараза на нашу землю не проникла.
        - Вы сказали - обычно? - уцепился я.
        - Приказ - живых не брать. Но недавно был случай, децибал приказал отвести одного в крепость - Верховная царица изволила любопытствовать.
        - Это все, что вы знаете о соседях? - изумилась Тома, высказав и мое мнение.
        - Разве не достаточно? - удивился погранцарбер. - Врага не нужно знать, его нужно бить.
        - Чтобы бить, нужно знать, для того и пойду. - По «разрешающей» отмашке своей повелительницы-царисситы я, не скрываясь, пошел вперед.
        Ася недоверчиво шепнула Томе:
        - Про долину - одни разговоры, а пожиратели - зло известное. Ты уверена, что он не из них?
        - На все сто.
        В ответ на Томины слова Ася кивнула, остальные вскинули недоуменные лица, но расшифровки не последовало.
        Намеренно громко топая, чтобы привлечь внимание, но не показаться крадущимся, я издалека обратился к ближайшему часовому:
        - Прекрасная погода, не правда ли?
        Голос и шум заметили у костра. Чужаки схватились за оружие и закрылись большими щитами в форме вытянутого вниз сердечка. Повисло молчание, о которое, наверное, можно было бы прикуривать.
        - Кому как. - Тщательно вглядываясь в темноту, часовой сделал несколько шагов навстречу. Я медленно проявился из темноты. Воин убедился, что я один, и оглядел с ног до головы. - Каким ветром к нашему огоньку?
        - Работа такая. - Мой меч оставался в ножнах, весь вид выражал доброжелательность.
        - Один?
        - Здесь - да. Можно пройти?
        От костра кивнули. Часовой посторонился:
        - Попробуй.
        Я медленно прошагал по прибрежному песку к огню, чтобы все присутствующие удовлетворили любопытство насчет моей скромной персоны.
        - Приятного аппетита добрым людям.
        - Спасибо. Какими судьбами?
        - Можно? - напросился я, кивая на место у костра.
        Сидевшие подвинулись.
        - В твоем возрасте мы еще под стол пешком ходили. Не рановато железяку на пояс нацепил?
        Это произнес человек, которого я определил как главного: могучий, широкоплечий, весело ухмылявшийся в немаленькую бороду, где можно спрятать резервный полк. Похож на былинного богатыря. Говорил он обидно по смыслу, но в такой добродушной манере, что я улыбнулся в ответ:
        - Завидую, у вас было счастливое детство. А мне скидку на возраст не дают, и орудовать этой штукой, - я похлопал меч по рукояти, - приходится частенько. Каждому свое. Кстати, меня зовут Чапа.
        Я умолк в выжидании.
        - Селиверст, - весомо представился главный.
        Он совсем по-нашему, по-земному, протянул мне здоровенную мозолистую ладонь. Я с удовольствием пожал.
        - Не боишься ночами по чужим кострам ходить, Чапа?
        - Это вы должны бояться, не я на чужой территории.
        Лица мужиков напряглись, а руки дернулись к мечам.
        - Только не говори, что в кустах сидит несметное войско, - натянуто рассмеялся Селиверст.
        - Не скажу, - успокоил я. - Вполне сметное. Достаточное. Просто захотелось поговорить, пока мясорубка не началась.
        - Чего ж послали такого мальца? - раздался неуютный для меня смех.
        - Если б меня послали, я пошел бы по другому адресу. Кстати, вас тоже кто-то послал, иначе не сидели бы тут и не разговаривали с мальцом, который тоже может послать далеко и витиевато.
        - А если без выпендрежу?
        - Кто-то лучше других копье кидает, кто-то стрелы пускает. К вам вышел тот, кто лучше разговаривает.
        - Кого не жалко, что ль? - Селиверст загоготал, хотя глаза оставались серьезными.
        - Если моя кандидатура не устраивает, прошу разрешения откланяться. Переговоры будем считать оконченными.
        - Остынь, малец. - Огромные ручищи сразу с двух сторон усадили меня, попытавшегося встать, на место.
        - Чапа, - напомнил я.
        - Пойми, Чапа, мы не хотим неприятностей. Еще немного, и мы сами уйдем.
        - Для чего же приходили?
        Селиверст переглянулся с командой.
        - Чапа, дайте нам два часа. Мы уйдем, и все останутся живы - и наши, и ваши. Ты же для этого пришел?
        Теперь в молчании ждали ответа от меня.
        - Не в моей власти. Предложение, конечно, передам. Но если не знать, на что вы употребите это время, командование вам однозначно откажет.
        Воинство за костром переглянулось. Селиверст указал на мясо, которого упорно и безуспешно избегал мой взор:
        - Отужинаешь с нами?
        - Мы плоть не едим, - вздохнул я, давясь полным ртом слюны. - Вас из-за мяса прозвали пожирателями?
        - Кем?!
        Тишину разорвал общий хохот. Селиверст припомнил:
        - Наши рассказывали, как давным-давно, когда мы с вами еще разговаривали как сейчас с тобой, однажды пригласили ваших отведать мяска. А ваши схватились за мечи. Ну, сошлись. Покрошили наши ваших. Не бери близко к сердцу, хорошие были бойцы, но мало их было, а наших тоже полегло немало. Пока ели, ваших еще набежало, много. С тех пор из наших на этой стороне никто не останавливается.
        - А что на той стороне? Кто живет?
        - Нормальные ребята. Мы с ними торгуем. Вас боятся как зачумленных.
        - Живут в деревянных домах?
        Вопрос был неспроста. Собеседник понял, что начинается выведывание информации. Знания - сила. А еще знания - товар. Тогда за него надо платить.
        - Не приглядывался. А вы?
        - По-всякому.
        Мы поняли друг друга.
        - Почему вы всех убиваете? - прорвало одного бойца, вместо меча вооруженного огромным топором.
        - Мы?! - Я хлопнул ресницами. - А нам говорят, что это вы - убийцы и поджигатели войны.
        - Да мы бы сто лет вас не видели, Каиново племя!
        - Как-как? - насторожился я. - Каиново? Это ругательство или нас так снаружи называют?
        - А как еще вас называть? Родных братьев под нож пустите, и ради чего? Ни ума, ни понятия. Земли столько пропадает - ни себе, ни людям.
        Вспомнилась библия: «Адам познал Еву, жену свою, и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа. И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец»… Потом хлебороб Каин убил брата-животновода. Есть версия, что овцы урожай потоптали, причем неоднократно. Оттого, мол, и не сдержался труженик поля, врезал хреновому пастуху для вразумления. Тот, чисто случайно - головой о камень… В общем, через века рассказали так, как рассказали. Потом Каин ушел в другую землю, нашел там себе жену… (Не из этой ли неясности пошла версия о происхождении человека от обезьяны?)
        А если библию перевести заново и с языка библейского оригинала переводить не только основной текст, а вообще все, не делая исключения для имен, получится еще интереснее: Человек познал Жизнь (Адам - Еву), появились Труд и Отдых (Каин и Авель). Труд убил Отдых и ушел в Раскаяние, где родилось Милосердие, а от него произошло Ремесло, дочерьми которого стали Одежда и Кровля. От первой жены родились Достаток и Праздник (опять же, если переводить имена), а от второй - Красота. Выходит, Ветхий Завет содержит простую мысль: будет на Земле труд и ремесло - будут и одежда, и кров, и достаток. С достатком придет праздник. В этом, дескать, и есть красота жизни.
        И вот: Каиново племя. Сугубые вегетарианцы, не приемлющие поедания плоти и убивающие братьев. Я попал в библейские времена?!
        Кстати: «И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, дающий семя: вам сие будет в пищу». То есть, пока известную парочку из Эдема с треском не выгнали, о мясе даже речи не шло. Ведь отчего-то желудочно-кишечный тракт у нас как у травоядных, а не плотоядных. Это что же получается, страна башен - потерянный рай? Или та самая Нод, земля раскаявшихся? Позвольте полюбопытствовать - в чем?
        А если продолжить лингвистический экскурс, то Моисей означает Избавитель, Иисус - Спаситель… Это прямые переводы, поскольку каждое легендарное имя, как правило, оказывается обычным словом. Праотец всех вер - Авраам, в переводе - Праотец. Похоже, в те времена вполне обходились звучными партийными псевдонимами, не злоупотребляя именами собственными. Омар Хайям в прямом переводе с того же древнееврейского - «насмехающийся над жизнью», что замечательно характеризует его вирши. Хотя на малой родине спорного поэта «хайям» означало всего лишь «палаточник». Впрочем, какая разница? Чем больше правд, тем лучше для будущей истины. Будущие историки с удовольствием объяснят нам, кто есть кто и как все было на самом деле - в строгом соответствии с генеральной линией победившей партии победившей страны.
        Пока все это лезло пеной из закипевшего мозга, у Селиверста брови совершили побег на лоб, борода встопорщилась, руки растерянно растопырились:
        - Откуда?! - Его сарделькообразный палец указал на Гордеевский нож, ярким пятном выделявшийся у меня на поясе. - Наша работа. Моего народа. Возможно, мой предок делал. Отец, дед или прадед. Можно взглянуть?
        Подумав, я протянул собеседнику нож ручкой вперед. Мысли схлестнулись и так остались - в клубке догадок и непоняток. Как?!
        - Если разобрать рукоятку, найдешь имя мастера, если Афонины - это мои родичи.
        Его пальцы легко справились с рукоятью. На внутренней стороне костяной вставки явственно проступило: «Терентьев Ириней».
        - С Терентьевки, от соседей. - Селиверст поднял глаза: - Как эта вещь оказалась у тебя?
        - Человек отправился на тот свет. Я забрал.
        - Какой человек? - напряглись все.
        - Наш. Высокопоставленный. Откуда у него - не знаю.
        - Не ты ли помог ему… переехать?
        - К моему сожалению, да.
        Боль была искренней. Это почувствовали.
        - Чапа, ты же хороший человек. - Селиверст склонился ко мне ближе, голос понизился: - Нас далеко слышно?
        - Прилично.
        Мне самому было интересно: долетает ли до наших весь разговор или только отдельные слова.
        - Вас мало, это понятно, - шептал Селиверст, - иначе давно бы напали. Вы ждете подкрепление, тянете время. Пытаетесь выведать секреты. Все понимаю. Но и ты пойми и попробуй объяснить своим. Мы собирались всю ночь работать, а теперь еще и поторопимся. Дайте нам немножко времени!
        - На что?
        - А ты не видишь?
        Я видел посреди реки большой деревянный корабль, с которого на лодке перевозили на берег всевозможный упакованный груз. Что я должен был увидеть сверх того?
        Селиверст пояснил:
        - Понизим вес, сойдем с мели, загрузим все обратно и двинем дальше. Нас предупреждали, что нужно держаться другого берега, но так вышло. Мы не думали, что после гор настолько сильное течение, что снесет в вашу сторону. Раньше ходили левее.
        Вон оно что. Всего-то. А мы: пожиратели напали! Паникеры. Идут себе люди мимо, а здесь их сразу на копья. Нехорошо.
        - Торгуете? - Я махнул головой на мешки и ящики.
        - Каждый зарабатывает как умеет.
        - За поворотом реки тоже говорят по-русски?
        - Как? А-а, на общем языке? Здесь везде на нем говорят, а ближайшие немцы далеко, мы к ним не ходим. Опасно.
        - А здесь не опасно?
        - Еще как. Но жить-то надо.
        - До больших городов далеко?
        Селиверст внимательно посмотрел на меня:
        - Прости, Чапа, не отвечу. Сам понимаешь, почему.
        - Ничего. Достаточно того, что вы не удивились - значит, знаете, что такое большие города.
        Мы помолчали, думая каждый о своем.
        - Когда обратно? - поинтересовался я.
        - Как получится.
        Не хочет говорить. Я бы тоже не стал, при такой репутации народа, к которому меня причисляли. Каиново племя. Надо же.
        - Если когда-то… случайно… попадете в наши края, и что-то случится, типа такой ситуации, - махнул я в сторону сидевшего на мели судна, - говорите, что вы друзья Тамары и Чапы. Возможно, это спасет вам жизнь.
        - Кто такая Тамара?
        - Временная хозяйка этих земель. - Я сделал пальцем большой круг над землей.
        - Лучше сразу назовем тебя.
        - Не со всеми пройдет. Здесь матриархат.
        - Чего?
        - Бабы рулят.
        - То есть, вы - под ними? - Он громко заржал, запрокинув голову. - Ну, дела! Чего на свете не бывает.
        Любопытные бородатые рожи чуть приблизились и тоже заулыбались. Настроение у пришельцев поднималось. Появилось нечто вроде доверия, если такое слово подходит к случаю, когда доверять друг другу смерти подобно.
        - Горы долго обходили?
        - А у вас большой гарнизон?
        - Вопрос снят, - хмыкнул я и указал пальцем на мясо: - Что за зверь?
        - Не зверь, обычная козлятина. Хочешь?
        - Не принято у нас, - вздохнул я, в очередной раз давясь слюной. Черт бы подрал хорошую видимость. - Ладно, прощай, Селиверст Афонин. Может, еще свидимся. Пойду объяснять матерям-командирам диспозицию. Думаю, поймут, дадут вам время уплыть.
        - Прощай Чапа… как тебя?
        - Мухин. Э-э… Еленин. Но если спрашивать, думаю, лучше говорить Тамарин.
        - Столько всего и сразу? Хе.
        - Не сразу. Но одно из них должно сработать.
        - Ну, бывай, Чапа Мухин-Еленин-Тамарин. Прости, если что не так.
        - Ушкурники! - завопил часовой из лодки.
        Глава 2
        Люди от костра бросились врассыпную. Селиверст поволок меня с собой.
        - Что происходит?
        - Речные грабители, люди-волки!
        Ага, по-нашему - пираты.
        К засевшему на мели судну подходила парочка меньших по размеру кораблей, их наполняли вооруженные люди. Речные грабители тоже пришли слева, из-за гор, по течению, теперь активно тормозили веслами. Потом весла синхронно взметнулись вверх. С двух сторон на оставшуюся посередине ладью полетели крюки на веревках, пираты притянули канатами борта и вмиг захватили оставленное командой судно.
        Ушкурники, значит? На Руси их звали ушкуйниками, по типу кораблей - скоростных ушкуев с низкими бортами. Ушкуйники неоднократно разграбляли столицы Булгарии и Золотой Орды, брали штурмом бывшие столицы Швеции и Финляндии, Сигтуну и Або, которые после тех походов как-то сразу перестали быть столицами. Для себя ушкуйники тоже основали столицу, отечественную Тортугу - город Хлынов, целую пиратскую страну, где они жили, отдыхали, готовились к набегам, чинили корабли, свозили туда награбленное. Благодаря Голливуду героев разбойного промысла Карибского моря знает каждый, а о своих работниках меча и весла ни фильма не снято, ни книги не написано. Как говорится, абыдна, да-а. В конце концов, сделали бы как американцы: мало реальных фактов - остальное можно придумать. Голова на что? Ау, сценаристы! Такие типажи, такая фактура пропадает! Тема - конь не валялся! Любой автоматически станет первооткрывателем!
        Поплутав в дебрях бессознательного, мысли вернулись в настоящее. Команда Селиверста рассыпалась во тьме по берегу, подальше от костра. С одной стороны - пираты, с другой - недружелюбное местное население. И укрыться негде. Ловушка.
        Крики разочарования прилетели с реки: захваченное судно оказалось почти пустым.
        - Говорит Урван Безухий! - донеслось с одного из кораблей. - Во имя нашего покровителя Великого волка и Священного леса изобилия, где однажды мы все встретимся, сейчас мы пристанем к берегу, заберем товар и никого не тронем. Выбора у вас нет, иначе сожжем все, и останетесь в Каиновых землях вкушать прелести людского братства.
        - Все равно сожгут, - шепнул Селиверсту любитель топора, - иначе мы их догоним, они же будут груженые, а мы пустые.
        - Что делать? - спросил рядом еще кто-то.
        - Пока ничего. Ждать. И что мы можем? Их больше, и они - волки.
        В мозгу засело: волки. Люди-волки. Опять. Сколько можно?! Только от одних сбежали. Хороши приключения: от человолков к волколюдям. Надоело.
        - Люди-волки - это по повадкам? - не совсем к месту осведомился я. - Потому что рыщут и нападают?
        - Они поклоняются волку. Племя волка. Павших Великий волк забирает в Священный лес, потому они не боятся смерти. Ничего не боятся. Наедятся каких-то грибов перед атакой - и хоть режь их.
        Как берсерки в Скандинавии. Ничто не ново под луною. Да и под солнцем тоже.
        Меня будто подбросило, и в ночь унеслось:
        - Слышь, ты, Урван пока еще только безухий. Все ли ты знаешь о Каиновом племени?
        - Это кто там тявкает? - правильно среагировал пиратский капитан на подростковый голос.
        - Тявкает? Грррррррррау!!!
        Я постарался от души. Так рявкнул, с таким зловещим предостерегающим горловым, если не сказать грудным, рыком, что пираты надолго затихли. Собственно, вокруг стихло все - только вдали вдруг проснулись и подняли обиженный гавк рвущиеся с поводков Пиявка с Шариком. Шарахнулись и заржали испуганные кони. Новые звуки берега испугали пиратов - они готовились привычно общаться с парой десятков воинов-купцов, где ни о волках, ни о конях речи не было.
        - Я тоже волк. - Теперь меня слушали уважительно. И, цитируя классиков, Остапа понесло. - Но я пришел из Священного леса изобилия, чтобы никогда туда не вернуться. Там хорошо, но вам туда не попасть. Великому волку нужны соратники, а не прихлебатели. Какое геройство в том, чтобы забрать у слабых? Попробуйте забрать у сильных. Каиново племя вызывает вас на бой, чтоб показать, в кого превращаются волки, которые столкнулись с настоящим противником.
        Я нес полную ахинею. Я уже знал: главное - говорить искренне. Верить в себя. Не видеть преград. Смысл сказанного дойдет (или не дойдет, если его не было) потом, когда дело будет сделано. Осталась малость: сделать упомянутое дело, о котором я пока ни сном, ни духом. Еще раз припомним великого Бонапарта: ввязаться войну - уже половина успеха, а там посмотрим.
        Лай вдали смолк: наше зверье приструнили или забрали с собой на передовую. Пираты тоже молчали. Не дожидаясь, пока Урван найдет брешь в моей речи и, как говорится, разведет по понятиям, я громко продолжил:
        - Дети Великого волка не уходят с этой земли в Священный лес, они застревают в пути. Уже не люди, но и не волки. Точнее, полулюди-полуволки. Выглядят очень жалко. Что обидно - это навсегда.
        - Ерунда! - донеслось с реки.
        - Детские враки!
        - У малыша верхние полки поплыли от страха!
        Дождавшись, когда ушкурники пошумят и немного успокоятся, я хитро улыбнулся:
        - Доказать?
        - Языком чесать все горазды. Предъявить нужно что-то весомее слов. - Урван чувствовал себя на коне.
        Как успешный разбойник, он не верил в чудеса. Скорее всего, не очень верил и в тотемные сказки про загробную жизнь в неком лесу. Или верил, сейчас это без разницы.
        - И если кроме слов у болтливого мальчика с богатым воображением ничего за душой не имеется, то мы поможем его душе освободиться от глупого тела. Когда ты просил у своего высшего заступника всего и сразу, вряд ли имел в виду неприятности, верно, малец?
        Ушкурники повеселели. Первый шок прошел. Они были сильны, перед ними - мальчишка. Фантазер. Только очень уж наглый. До дрожи в коленках.
        - Что ты делаешь? - толкнул меня в бок чугунный локоть Селиверста. - Если просто тянешь время до подхода главных сил, то, уверяю тебя, ты выбрал не тот путь. Разозлишь - ушкурники высадятся и живьем зажарят. Урван уже воспринял тебя как личного обидчика. Извинись. Может, пронесет.
        - Пусть лучше его пронесет. - Я повысил голос, чтобы слышали все: - Хотите увидеть, как выглядит волк-недоделок, перехваченный нами по дороге в Священный лес?
        Воцарившаяся тишина напомнила, что молчание - знак согласия. Я метнулся назад, в темноту.
        - Тома! - шепнул в кусты. - Где Пиявка?
        - Вот!
        Сначала на меня бросилась костлявая молочно-белая тушка и обслюнявила, где только можно, потом в руке почувствовался переданный мне ремешок.
        - Рядом! - скомандовал я, одергивая поводок.
        - Если нужны еще волки, зови! - донесся шепот Томы.
        Ага, Юлиан снова готов вернуться в прошлое. Это хорошо. Полностью перевоплощенный человолк, который понимает команды и выполняет то, что может понадобиться, произведет большее впечатление. Но начнем с малого.
        - Хотите быть вот такими? - вопросил я в сторону реки.
        Наши две фигуры вплыли в освещенный круг костра. Давно почуявшая мясо Пиявка, увидев его перед собой, не выдержала. Меня потащило, как я ни упирался. Четырехногое создание пробуксировало меня к мясу, раздалось утробное чавканье. Используя передние конечности лишь в качестве направляющих, человолчица рвала мясо клыками, прижимая локтем или коленом к земле. Она скулила от жара, но не могла остановиться. Вроде бы не голодала, но вегетарианская диета ее доконала. Пиявка, что называется, дорвалась. Со стороны это смотрелось страшнее пиршества гиен.
        Собственно, что мне и требовалось.
        - Вот ваше будущее, любуйтесь, - бросил я во тьму.
        Стоя у огня, я не видел ничего, кроме жрущей самки, которая от души наслаждалась процессом.
        Река молчала. Поводок с неодолимой силой поволок меня к воде, по пути Пиявка довольно рыгнула, ее морда опустилась между локтей, и шумное лакание, наверняка, слышали даже на корабле.
        - Что нам какая-то тварь больная, - принеслось с реки. - Юродивые и у нас бывают.
        - Прямо вот такие? - Я специально пнул Пиявку, чтобы больше двигалась. Шоу должно продолжаться.
        Только в движении человолк внушает ужас, когда видна разница между ним и нами.
        Пиявка обидчиво обернулась, но не рискнула грыкнуть и оскалиться на нового вожака.
        - Ррр? - мурлыкнула она удивленно.
        «Чего изволите, господин? Не понимаю».
        - Ррр! - потянул я ее поводком вверх, на задние лапы.
        Ошейник срезал дыхание, впиваясь в шею и задирая кожу под самые скулы. Хрип-кашель взорвал ночь, но стоять на ногах Пиявка отказывалась. Она извивалась ужом, складывалась и завязывалась в узел червем, прыгала кузнечиком. Даже огрызалась. Пожалев, я опустил ее.
        И какую же свинью подложило мне помилованное существо? Оно упало в позу покорности задом кверху, распластавшись по земле передом. Хорошо, что самочка была тощая, как швабра, и в набедренной повязке. С реки не видно, он это или она.
        - Не верите, что когда-то это недоразумение было воином? - Мощный пинок каблуком в ляжку оказался болезненным и разрушительным для совсем не боевой стойки человолчицы. Пиявку перекувырнуло и заставило вновь стать чем-то страшным. - Проверьте. Идите сюда, люди-волки. Попробуйте сладить с этим волкочеловеком. Узнаете, был он в прошлой жизни больным или бойцом. Только теперь это наш боец. Навсегда. Хотите присоединиться?
        - Вижу обман! Великий волк не опозорит воина столь непотребным видом. Путь в Священный лес открыт настоящим бойцам, не боящимся ни смерти, ни…
        Голос осекся. У меня тоже дыхание перехватило.
        Ну, артисты. Массовики-затейники. В световой круг, создаваемый костром, медленно вышел Юлиан. Походка у него… Ну, истинный, если не сказать аутентичный (прошу прощения за иноземную пакость) человолк. Четыре ноги, невероятная растяжка, спина параллельна земле, широко расставленные колени - возле плеч и чуть выше играющих мышцами лопаток. Ноги при этом опираются на всю ступню. Так прогнуться и шествовать нормальный человек не может. Но на Юлиане болталась перевязь с мечом, волочившаяся за ним бесполезным трупиком. На затылок съехал шлем-шишак, непонятно как державшийся. Из одежды - одна мокрая штанина, которая до того, как понадобилось заменить, была набедренной повязкой Пиявки, и больше ничего. Тупой взор. Вздувавшиеся ноздри, ведущие к мясу. Мясо! Взгляд Юлиана осмыслился, освирепел и кинул все тело галопом к божественному яству. С другой стороны, завидев конкурента, к нему помчалась Пиявка. Едва не подрались.
        Река звенела тишиной. Урвавший кусочек непозволительного счастья Юлиан задрал морду - сейчас ее нельзя было назвать лицом - и жутко взревел. Пиявка поддержала. Откуда-то сзади донеслось еще - это вступила Тома, вспомнив былые навыки.
        Река не выдержала:
        - Они притворяются!
        - Все вранье!
        - Так не притворишься!
        - Ты видел?! Нет, ты видишь?!
        - Даже если они притворяются… А вдруг - нет?
        - Говорю же, так не притворишься!
        Грозный голос Урвана попытался пресечь внезапную панику:
        - Не верьте, братья! Думайте головой. Если бы здесь могли превращать - не предупреждали бы. Это обман!
        Логично, черт его дери. Но:
        - А если нет?
        - Желаешь проверить? Я - нет!
        Как всегда бывает среди равных, на кораблях разгорелась словесная баталия. Издержки демократии и плюрализма. У разбойников так частенько бывает. Нет в мире больших демократов, чем разбойники.
        Юлиан оглянулся на меня: что делать?
        - Нужна драка, - шепнул я.
        - С Пиявкой?!
        - Лишь бы быстрее!
        Сначала Юлиан галопом промчался к воде и облаял голосившую темноту. Было ощущение, что имейся у него шанс допрыгнуть до спорщиков - прыгнул бы, не раздумывая. Пиявка присоединилась: какое-никакое, а развлечение. Юлиан сделал вид, что ему это не понравилось. Его мускулистое тело взлетело в прыжке и обрушилось на человолчицу. Меч жалобно звякнул о крупный песок. Шлем свалился. Два тела сцепились и покатились по песку. Визг. Хрип. Хруст песка и суставов. Рык. Скулеж. Стук болтавшегося меча о бедро.
        - Фу! - Я дернул за утаскивавший меня поводок. - Нельзя! Брек!
        Противники распались. Пиявка недоуменно покрутила головой и завалилась на спину, вздернув конечности: лежачих не бьют! И, дескать, вообще: за что?!
        - Во имя Священного леса, пусть никогда со мной такого не случится!
        - Не подходите к этому берегу! Уходим! Ну их!
        Один из кораблей хлюпнул веслами.
        - Стойте! - заорал я. - Не надо! Вернитесь! Нам нужны еще слуги!
        Юлиан так странно поглядел назад, что и я обернулся.
        На грани видимости появилась Тома - тоже в образе недовоплощенного волка: один сапог, разные детали лат, ошметки амуниции. Она держалась в полутьме, что еще более ужасало: не видно, что она девушка, зато линии двигавшегося со звериной грацией тонкого тела действительно казались усредненными между человеком и волком. Не спутаешь. Не притворишься. Для этого нужно пожить в шкуре зверя.
        За ней показалась еще одна фигура, более тоненькая.
        Марианна. Вспомнив мои уроки и недавние приключения, приглядевшись к повадкам Пиявки, царевна тоже присоединилась, но держалась совсем с краю светового круга.
        По бокам от нее совсем размытыми силуэтами звякнули металлом латы очетвероножившихся цариссы, трех ее мужей, войницы, войника и погранцарбера. Пока я развлекал ушкурников, они там тоже времени не теряли. Прошедшие инструктаж нововолки выступили из тьмы, поводя задранными носами.
        - Вернитесь, - повторил я, вновь обращаясь к реке. - Урван, ну останови же их! Это несерьезно, я так не играю. Мы ждали вас, надеялись. Нельзя же теперь вот так все бросить и…
        По воцарившейся тишине поняв, что все глаза устремлены на нас, а мозги в кратком нокдауне, я повалился вперед. Ничком. В последний момент вперед выставились растопыренные ладони, на которые грохнулось спружинившее тело. Расставленные ноги медленно перетекли с носка на всю ступню. Тело горизонтально приподнялось. Шея изогнулась назад, открывая злобную морду. На ушкурников глядел еще один волк:
        - Грррррррау!
        - Ррряв! - поддакнули мне с разных сторон. - Гррав! Гавк! Ррррр!
        Плеснула вода вокруг опустившихся весел - второй корабль тоже отчалил от судна Селиверста, в один миг растворяясь во тьме.
        Победа. Я радостно оглянулся на купцов Селиверста.
        Выставив вперед мечи, дюжие ребята уползали задом, пятясь как раки. Глаза - как у улиток: выпучились, выкатились, разве что на стебельках не болтаются.
        - Селиверст! - Я вскочил на ноги. - Не принимайте это всерьез!
        - Сгинь, нечистая!
        - Селиверст!
        Купцы побежали вдоль берега - куда угодно, лишь бы подальше от нас.
        - Молодец. - Царисса Ася отряхнула руки. - Не думала, что у нас получится.
        - Надо догнать. - Я оглянулся на сверкающие пятки «пожирателей».
        - Там скала, они никуда не денутся, им придется вернуться.
        - Если не решат пересекать Большую воду вплавь.
        - Это невозможно.
        - Для испуганного человека нет невозможного.
        - Догнать? - предложил Юлиан.
        Тома перехватила его за руку:
        - Пусть они сначала успокоятся.
        Она помогла Юлиану облачиться по всей форме, стыдясь косившихся на него взоров, которых тот просто не замечал.
        - Все равно. - Я передал Юлиану поводок Пиявки, всполошившейся от чехарды событий. - Нельзя так. Догоню, переговорю.
        - Только не доконай совсем. - Ася ухмыльнулась. - У ребят и без твоих догонялок волосы теперь седые и шевелятся. А ты куда?
        Последнее предназначалось бросившейся мне вслед царевне.
        - Тоже хочу поучаствовать!
        Чуть сбавив ход, я подождал, пока Марианна поравняется со мной, и мы побежали рядом. Под ногами одновременно похрустывало влажным песком, правые руки взлетали и опадали в такт шагам, левые придерживали ножны с мечами. Вокруг висела ночь - снова тихая, спокойная, пахнувшая травой.
        - Здорово получилось! - выдохнула царевна. - Как ты это придумал?
        - Никак. Нужно было выкручиваться, само получилось.
        Никогда не пойму женщин: моя скромность возымела противоположный эффект. Шумно дыша от бега, Марианна восхитилась:
        - Ты смелый.
        - Если бы. Так поджилки тряслись, до сих пор отдача мучает.
        - Смелость - это и есть то самое, когда только сам знаешь, что тебе страшно.
        - Ты тоже смелая.
        - А это уж точно сказки.
        - Нет, и еще как. И то, что выступила в виде человолка раньше других, и, вспомни, когда с девчонками убегали от псевдо-рыкцарей, а ты одна вернулась меня защищать. И что сейчас ты здесь, со мной - это как?
        - Это не смелость. Это… другое.
        - Тогда это больше, чем смелость. Стоп.
        Остановив царевну рукой, я замер. Глаза уже привыкли к темноте, и любое движение я бы заметил, но нигде никто не двигался. А люди Селиверста были где-то здесь.
        - Селиверст, - позвал я. - Прости за маленький спектакль. Вам ничего не угрожает.
        Кочка слева от ноги взметнулась, оказавшись крепким мужиком, и к моей шее прижался клинок:
        - Ты кто? Зверь или человек?
        - А!
        Вскрик принадлежал царевне, ее тоже схватили и обезоружили.
        - Я человек. Селиверст, все шло просто изумительно для нас и для тебя, а сейчас вы все портите. Марианна - царевна. Я парламентер. Ну, переговорщик. Если тронете нас, совсем мертвыми станете не скоро.
        - Не верю. У нас есть глаза, мы все видели.
        - Что видели? Представление для тупых суеверных ублюдков?
        - Ты не человек. Так не притворишься. Ты оборотень.
        - Бог мой, за что мне это. Полжизни доказываю, что я человек. Как доказать вам?
        Хриплый голос слева предложил:
        - Дождемся утра. Если солнце вас не развеет…
        - Где вы набрались такого идиотизма?! - Я закатил глаза. - Утром здесь будет целая армия! Предлагаю сделку: отпускайте царевну, я останусь заложником. Загружайтесь и уплывайте. Никто вас не тронет.
        - Разве ты главный, чтобы принимать решения?
        - А разве нет? - послышалось мнение кого-то из команды, которая потихоньку собралась вокруг нас. - Видали, как он распоряжался?
        - Я поручусь, что сказанное Чапой будет выполнено в точности, - отчеканила Марианна.
        Для человека, к шее которого приставлен нож, а к груди - несколько мечей, она держалась достойно.
        - В конце концов, - не выдержал я, - если мы оборотни и хотели бы с вами что-то сделать, давно бы сделали. Теперь попробуйте, поспорьте.
        Селиверст и его команда переглянулись.
        Глава 3
        По прошествии пары часов, за которые люди Селиверста успели снять ладью с мели и загрузить обратно, мы почти подружились. Меня даже оставляли одного с грузом, пока всем составом выгребали огромными веслами с мелководья. В несколько рейсов лодки загрузка судна завершилась. Отпущенная Марианна отвела всех наших как можно дальше, чтобы не маячили на виду и не внушали плохих мыслей. Трудно верить человеку, чьи друзья следят за тобой с оружием в руках.
        И вот все закончилось.
        - Благодарим за спасение. - Селиверст поклонился от имени всей команды. - Прими от нас подарок.
        - Не надо…
        - Надо. От всей души.
        Мне в руки лег огромный круглый сверток - плоский и тяжелый. Словно поднос в дерюжку завернули, по весу - вместе с тарелками.
        - Спасибо.
        - Тебе спасибо. Когда прогнал ушкурников, мог все забрать. Включая жизни.
        Точно, мог, но даже в голову не пришло. Интересно, не получу ли за это взбучку от цариссы.
        - Мы живы лишь потому, что встретили тебя. - Поднятая рука Селиверста вновь пресекла мои возражения. - Именно тебя. Любой другой не стал бы связываться. Тем более, не стал бы рисковать ради чужих. Мы единодушно решили сделать тебе подарок. Если вскрыть пластинку под держаком, увидишь имя Афониных. Вдруг судьба закинет в наши края - покажешь, расскажешь о нашей встрече, примут как родного.
        Он говорил столь прочувственно, что меня чуть на слезу не прошибло, и я решил отплатить тем же:
        - И вы тоже если когда-то еще…
        - Никогда! - Ладони Селиверста выставились вперед, словно, стоя на путях, он останавливал надвигавшийся поезд. И с тем же выражением лица. - Поверь, если раньше некоторые истории про Каиново племя считались сказками, то теперь, извини, мы будем обходить вас за тридевять земель. И другим расскажем.
        Что ж, стратегически страна башен от такого поворота ощутимо выиграла. Но тактически, если брать конкретного меня…
        - Мало ли, - возразил я. - Вдруг каким-то ветром обратно занесет?
        - Никакого ветра. Вверх по течению втянем по левому берегу, так все делают, потому что отсюда в них копья летят. И камни. И даже огонь.
        - Не со зла. Каждый защищается как может. - Я помялся. - Все-таки, далеко ли до больших городов?
        Селиверст поскрежетал пятерней в затылке под съехавшим на лоб шлемом:
        - Много дней. Большего не скажу, извини.
        - И на этом спасибо.
        - Если обниму, в волка не превратишься?
        - Да говорил же…
        - Ладно-ладно.
        Мы обнялись, как старые приятели. Отплывая на лодке, Селиверст махал мне рукой. Наконец, все они перебрались на борт ладьи, подняли парус, пустая лодка хвостиком завиляла сзади на привязи.
        - Ушли? - Из тьмы прорисовалась царисса Ася.
        - Да. Надо дать отбой погранцарберам.
        - Разведчика я уже отослала. Что это? - Ее рука потянулась к свертку.
        Я раскрыл его сам. Внутри грубой ветоши блестел новизной талантливо сделанный щит с крестом посередине. Равносторонний крест цвел расходящимися лучами и плетением по краям - такими крестами в России (и не только) украшены многие старинные церкви. Вместо минимализма католического символа скорби этот звал к свету и счастью. Глаз радовался. Душа корыстно прослезилась от овладения столь изумительной вещью - немало труда и времени вложено гениальным мастером в это чудо.
        - Заслужил, - кратко резюмировала царисса, едва глянув и мгновенно потеряв интерес.
        В нескольких сотнях метров в стороне от нас, на окруженной кустами поляне полыхал костер. Вокруг него уже спали, подстелив ветви и положив оружие под руку. Войница и войник дежурили по разные стороны огня. Один из Асиных мужей тоже не спал.
        - Поешь. - Царисса указала мне на почти остывший котел рядом с кострищем.
        Она легла, бодрствовавший муж обнял ее, прикрыв собой от покушений и прочего колорита местной жизни. Молодежь расположилась чуть дальше от них: Марианна, Тома, Юлиан. Умученная впечатлениями Пиявка дрыхла без задних ног, прижимая к груди Шарика.
        Поужавтракав - как еще назвать запоздавший с вечера предрассветный прием пищи? - я начал искать себе место и понял, что кто-то решил за меня. Если отбросить варианты с заготовкой лиственной прослойки для нового лежака, то лечь мне можно было лишь между отвернувшимися в стороны Томой и Марианной. Что я и сделал, растянувшись с невероятным удовольствием. Ну и денек. Всем денькам денек.
        Зато сколько познавательного. Пожиратели оказались не людоедами. У них не матриархат. Они строят корабли. Торгуют… Значит, в ходу деньги? Какие? Не догадался спросить.
        Еще: вокруг страны башен кипит такая же бронзововековая жизнь. С городами, племенами, тотемами, войнами… с разбоем… с немцами…
        Какое-то шевеление рядом отвлекло, мысли с трудом вернулись в утрачиваемое русло. О чем я? О немцах. Достаточно глянуть на любую франко-, итало- и так далее язычную карту мира, от старинной до еще пахнущей типографской краской, чтобы возник вопрос: почему большинство исторических соседей немцев-германцев-дойчей называет их Аллеманами - людьми Аллы?
        В ухо втек мягкий шепот:
        - Хочешь искупаться?
        - Сейчас?!
        Отпрянувшее побледневшее лицо заставило меня резко передумать.
        - Конечно! - Я приподнялся на локтях. - В реке?
        - Да, в Большой воде. Если отпрашиваться, мама никогда не разрешит. Дома ни о чем подобном даже заикнуться нельзя, хотя мы тоже граничим.
        - А ты умеешь плавать?
        - Это как?
        - Держаться на воде. Двигаться по поверхности. Пересекать водоемы…
        Перечислять можно бесконечно - для царевны это было из разряда невероятного. Она поднялась первой и протянула мне руку:
        - Пойдем.
        Часовые, люди цариссы Аси, упорно глядели вдаль, только вдаль и никуда кроме дали. Хорошо быть дочкой цариссы.
        Придерживая оружие - без него теперь никуда - мы побрели через кустарник к реке. Руки, соединенные при вставании, так и не расцепились.
        - Марианна, я хотел сказать…
        - Подожди. - Горячая ладошка накрыла мои губы. - Позже. Красивые звезды, правда?
        Тонкое печальное лицо задралось кверху. Блестящие глазки унеслись в шестое измерение - одновременно в бесконечность мира и в себя. Чудесно отразившись от потолка небес, они глядели на меня оттуда мириадом сверкающих точек, словно невообразимый, вполовину мироздания, фасеточный глаз - собирая воедино и лепя мой образ из реальности, грез и чувств. Вздернутое лицо продолжало лететь к звездам, а круглая нежная щечка застыла передо мной в немом ожидании. Мои губы потянулись туда - сами, вопреки воле. Не могли не потянуться. Меня качнуло вперед…
        Нет. Нельзя. Это неправильно.
        Диким усилием я заставил тело качнуться обратно.
        - Это Большая Медведица. - Вместо поцелуя мое напряженное лицо указало в нужную сторону неба, а затем повернулось: - А это Малая.
        - Не знала, что сачок и ковшик зовут какими-то медведицами.
        - Э-э… так Тома говорила. - Я закусил губу.
        Если мои выкрутасы с новыми словами дойдут до цариссы Аси, которая с фанатизмом ратует за расправу над прибывающими в мир особями мужского пола…
        Напоминание о Томе или мое неумение врать похоронили хорошее настроение. До воды мы шли молча. Лагерь остался далеко позади, трава сменилась песком, его шуршание под ногами иногда перебивалось накатом небольшой ребристой волны.
        - Страшно. - Марианна поежилась. - Она течет. Такая непредставимо огромная масса. Из ниоткуда в никуда. Как наша жизнь.
        Оглянувшись по сторонам (нигде, до самых пределов видимости, никого не было) царевна встала ко мне боком и принялась разоблачаться. Ничего не говоря. Не глядя на меня. Стесняясь, но преодолевая.
        Я повторял ее подвиг на расстоянии вытянутой вбок руки. Перед глазами плескалась речная ширь, усыпанная отражением звезд. Бриллиантовые россыпи мерцали, волнуясь и подмигивая. Когда на прибрежный песок легло все, что было на нас надето, Марианна дотронулась до воды ногой и отпрянула:
        - Ой!
        Я тоже попробовал. Тоже ой. Прежние озера вспомнились добрым словом. Войти плавно здесь не получится, нет у нормального человека таких сил.
        Я знал, как надо. Грудь вздулась набранным воздухом, шлепки шагов разнеслись по округе, разгон, толчок… бултых!
        - У-ух! - Я вынырнул в нескольких метрах, где дна уже не ощущалось. Мощное течение подхватило меня, пришлось выбиваться из сил, чтобы остаться на месте.
        Глаза-блюдца Марианны собрались треснуть, превращаясь в тазики:
        - Ты… как это?
        Потирая ступней подъем второй ноги, она зябко ежилась, а ее обхватившие тело руки напоминали о смирительных рубашках.
        - Давай! - Я поплыл навстречу. - Смелее!
        Смешно зажмурившись, Марианна присела и мощно оттолкнулась ногами. Меня окатило взвившейся волной, а брызгами накрыло даже берег.
        - Аа-а! - тоненько взвыло выметнувшееся из пены тельце.
        Умница. Громко орать нельзя, переполошим всю округу. Поднявшись на ноги - воды оказалось по грудь - Марианна принялась растираться как чесоточный в момент приступа.
        - А я х-хотела, чтоб-б-бы ты с-снова меня п-покатал п-по вод-д-д-де…
        Зуб на зуб не попадал, ее кожа вмиг посинела, вспухли тысячи колючих мурашек. Покачав головой, я подключился к растиранию царевны. Здоровье важнее экивоков. Только по-Задорновски тупые американцы могут себе позволить интересоваться «ю окей?» склоняясь над умирающим. Сначала спасать надо, а спрашивать потом, или хотя бы одновременно.
        Четыре руки сталкивались и перепутывались. После очередного клинча Марианна обернулась и стала ответно растирать меня.
        Этим делу не поможешь. Подхватив стучавшую зубами царевну под колени и спину, я понес ее из воды.
        Небо впереди пробило розово-лиловым. Водная гладь окрасилась веселым разноцветьем, словно ее полили одновременно из всех флаконов цветного принтера. В глазах рябило от отражавшихся лучиков первозданного света. Девичьи руки обнимали меня за шею. Подмороженное тельце прижалось как к радиатору. Реснички схлопнулись, а губки осторожно шепнули:
        - Ты хотел что-то объяснить, когда мы будем одни. Мы одни.
        Подогнув ноги, я вместе с ношей опустился на песок, продолжая греть и согреваться.
        - Одно условие. - Реснички вновь вспорхнули, в меня вонзился гордый требовательный взгляд. - Не ври.
        - Никогда. - Подумав, я уточнил: - Тебе - никогда. Ложь слишком дорого обходится. Как и недопонимание.
        - И тем не менее, ты врал. Ты говорил, что Тома - вынужденный временный вариант. Но остался с ней.
        - Не с ней. Я остался в башне Варфоломеи. И еще останусь, сколько смогу.
        - Не понимаю.
        - Есть один человек, с которым я познакомился раньше, будучи… не тем, кто я сейчас. Если б мы с тобой узнали друг друга раньше, все могло быть по-другому. Но получилось то, что получилось. Мое сердце занято.
        - Надеюсь, это… не Пиявка?
        Ну и мысли.
        - Далась тебе эта Пиявка. Она просто зверь, которого жалко. Одинокий неприкаянный зверь. А… мой человек сражался в башне при нападении отступников.
        С губ чуть не сорвалось имя. Марианна легко свяжет факты. Зарина Варфоломеина жила в комнате с девочкой Чапой, на которую как две капли похож внезапно выплывший из небытия мальчик Чапа, почему-то влюбленный в ту самую Зарину. Где они могли пересечься? Чуть-чуть фантазии - и я на костре.
        Марианна осторожно вымолвила:
        - Говорят, там всех убили, когда рыкцари, как у них водится, не сдержали обещания.
        - Говорят, но никто не видел тела. Именно ее тела. Может быть, она ранена или потеряла память. Или, например, лежит в коме, не осознавая происходящего. Или вывезена за тридевять земель в тридесятое царство. Или взята в плен. Или сбежала с отступающим гарнизоном и по одной из тысяч причин не может вернуться обратно. - Я накидывал самые простые варианты, не упоминая безумно-диких, которые тоже сотнями выдавал распаленный мозг. - Или, возможно, она потеряла руку или ногу и боится показаться на глаза. Может быть, у нее что-то с лицом, ведь для девушек это самое важное, как они, дуры, думают. Или ее черти забрали. Или ангелы. Или вообще ребята из соседней галактики, что могут оказаться под маской соседа или хорошего знакомого.
        - Или она полюбила другого.
        Я поморщился.
        - И не одного, - добила царевна.
        Мой выдох оказался похож на драконий, бушевавший внутри огонь вырвался внутренним несогласием со словами, которые я произносил:
        - Или так. Все равно не успокоюсь, пока ее не найду. Или не уверюсь в обратном.
        Лицо Марианны разгладилось:
        - То есть, человека, который занял твое сердце, может не быть в живых?
        - Не верю, - твердо заявил я. - Она жива. Она должна быть жива. Иначе… Иначе это неправильно.
        - Из того, что ты рассказал, я понимаю, что ты очень-очень любил ее.
        - Не любил. - Я набрал полную грудь: - Люблю.
        Наступило долгое молчание.
        Розово-лиловое в небесах перетекало в нежное сиреневое, подкрашенное радостно-оранжевым. Тьму смыло в прошлое, словно мы на берегу Леты. От наступившего рассвета Марианне сделалось неуютно, но она упорно не разжимала рук. А я не торопил, понимал ее чувства… и проклинал взволновавшиеся свои. Нельзя затягивать. Положение становилось опасным.
        - Помнишь, с чего началась наша… дружба? - шепнул я в ушко, торчавшее из мокрых прядей.
        Царевна подавилась смешком, не поднимая уткнувшегося мне в плечо носа:
        - С ямы, куда я провалилась?
        - С ямы началось знакомство, а дружба, как мне кажется - с разговора у озера. С твоего выговора мне - прямого и откровенного выговора, который все расставил по местам.
        - Прости, я была слишком резкой. - Холодное тельце еще крепче вжалось в меня, видимо, считая это неплохим приложением к извинению. - Из-за страха, который я не могла перебороть.
        - И не думай извиняться, ты была сто раз права. Назвав вещи своими именами, ты сделала для меня больше, чем другие могли бы тысячей намеков. Ты заставила меня вспомнить, что я - мужчина, то есть человек, который обязан отвечать за свои поступки и не позволять инстинктам брать верх над рассудком.
        Русая головка, с которой обильно капало, в том числе на меня, настороженно приподнялась:
        - Почему ты вспомнил тот разговор сейчас?
        - Я… - Правильных слов не находилось, все были гадкие и кривые. - Я… слабый.
        - Ты?! Кто бы говорил!
        Марианна встрепенулась, но ее организм вспомнил, в каком виде находится, и вновь укрылся в ногорукий кокон.
        Свет внес в разговор корректировку - отчетливую и неприятную. Пусть у нас были ситуации интимнее, но сейчас мы впервые не витали в ночных грезах, где все можно списать на случайность и спрятаться за отговорку, что ничего не видно. Яркость идущего в атаку утра убивала чувственную половинчатость. Манившая недоговоренностями размытость обрела голос. Реальные обнаженные люди разного пола держали друг друга в объятьях, глаза это видели, кожа чувствовала, организмы сигнализировали. Марианна упорно продолжала:
        - Ты самый сильный из всех, кого я знала. Ты же говоришь про силу духа?
        - Угу. И я слаб. - Расслабив поддерживающие ладони, я чуточку отстранился и сразу как-то отдалился. - Не надо испытывать меня на прочность.
        - Прости.
        Выскользнув из моих объятий, Марианна присела рядом и обхватила руками колени.
        - Пойдем обратно? - Я качнул головой в сторону лагеря.
        - Не хочется. Давай еще раз окунемся. Только сначала соберемся с силами.
        Моему организму не мешало бы погрузиться в ледяную воду. Выходит, не только моему?
        От таких мыслей хотелось провалиться сквозь землю. Или сигануть в воду с места без разбега. Я сел боком, тоже обхватив согнутые ноги.
        - А с Томой ты… - Марианна умолкла на полуфразе.
        Понять было несложно. Объяснить вроде бы тоже, если не касаться подробностей и нюансов.
        - Я с ней… Точнее, я просто нахожусь при ней. Нахожусь рядом, чтобы оставаться в башне Западной границы, пока не узнаю всей правды.
        - Но когда худшее… прости, если худшее подтвердится, ты уже будешь невестором. Официальным.
        - Мне все равно.
        - Думаешь только о себе?
        - Если понадобится, Тома отпустит меня в любой момент. Нас ничего не будет связывать, кроме дружеской взаимопомощи.
        - Дружеской взаимопомощи? - задумчиво повторила Марианна.
        Она развернулась ко мне всем фронтом, ее лицо оказалось прямо перед моим. Взгляд поймал взгляд в капкан и больше не выпустил. Теребя пальцы и чувствуя, что решимость тает, как накопления в кризис, царевна выдавила:
        - А как насчет дружеской взаимопомощи… со мной? Такая ситуация, как сейчас, - Марианна нервно покрутила головой, не отрывая взгляда от моих глаз, после чего ей пришлось отбросить упавшую на глаза мокрую челку, - не повторится. Ты будешь чужим невестором. Я буду далеко. Сейчас или никогда.
        - Прости, я вынужден сказать «никогда». Хотя очень не хочу. Точнее, очень хочу. До рези в животе. Но… нет. Может быть это будет не «никогда», а «потом». Не хочу обнадеживать, ведь я мечтаю как раз об обратном.
        Вспыхнув, наши взгляды перегорели и расцепились уныло и мертво. Царевна снова села на песок:
        - Ты так сильно любишь?
        - Нельзя любить несильно. Можно любить или не любить.
        Задумчивая ночная напарница царственно поднялась во весь рост:
        - Еще раз окунемся и пойдем назад.
        Она спокойно двинулась к воде. Слишком спокойно. Вызывающе спокойно. Не обращая внимания на холод, Марианна прошлепала по резко поднимавшемуся уровню, погружаясь все больше. С абсолютным равнодушием она вошла еще глубже, борясь с течением, и приподняла ноги, оторвав их от дна.
        Глава 4
        Течение подхватило ее. Испуганное лицо мелькнуло, прежде чем исчезнуть:
        - Чапа!
        Я с места прыгнул в реку. Всплеск. Пламя режущего озноба. Безумие и бездумье. Руки мощно загребали, ноги, словно в отместку, колотили жалящую холодом пенившуюся воду. Барахтавшаяся Марианна не умела держаться на воде - выныривала, пыталась вдохнуть, но воздух попадал внутрь пополам с водой. Еще один захлебывавшийся вопль прорвался наружу:
        - Чапфрлрл!..
        - Я рядом!
        Ухватив под грудь, я потащил барахтавшееся тело из глубины на поверхность. Нас несло, берег удалялся.
        - Лежи, не дергайся! Задери лицо вверх, чтобы дышать!
        - Ча… - Марианна снова ушла под воду.
        Активно работая ногами, я снова вытащил ее и перевернул на спину:
        - Раскинь руки, дыши. Греби ногами.
        - Как?
        - Болтай вверх-вниз, отталкивайся. Держись сверху. Помогай руками. Вот так.
        Надо плыть к берегу, только… к какому теперь? Наш уже далеко. Бороться с таким мощным течением бессмысленно, и вместо противодействия я стал помогать ему относить нас к стремительному центру реки. Уйдем с него позже. Где-то же оно уходит в сторону?
        - С ума сошел?! - достойно оценила мой план взбеленившаяся царевна, придерживаемая мной под шею.
        - Ты первая начала.
        Грести стало легче. Марианна приняла все как есть и делала единственное, что могла - старалась не захлебнуться. Из воды торчало жалкое лицо, хватавшее ртом воздух, будто пойманная рыба, иногда открывались залитые водой припухшие глаза и тут же в ужасе закрывались.
        Мой план провалился. Течение не унялось, оно сбивало нас в сторону все дальше, теперь к противоположной стороне.
        - Осторожно! - взвопил девичий голос. - Что это?!
        Я резко оглянулся. Бревно. Прямо на нас.
        - Это удача!
        С моей помощью царевна причалила к дрейфующему притопленному бревну. Двоих не выдержит, но одну…
        - Залазь! - Я помог ей руками, вталкивая передней частью.
        - А ты?
        - Рядом.
        Мы поплыли. Я иногда направлял бревно в нужную сторону. Не нам нужную, а для выживания. Долго в таком холоде не продержаться. В голове всплыл где-то услышанный факт: при температуре воды в десять градусов смерть наступает через час, что в свое время блестяще доказали пассажиры одного айсберголюбивого парохода. Если вода холоднее, счет пойдет уже на минуты.
        - Куда?! - хрипло заорал я, вновь заталкивая соскользнувшую царевну на бревно.
        - В воде теплее.
        - Так кажется, но это смертельная неправда.
        Я работал всеми конечностями, еще и подталкивал бревно с царевной. Она в меру возможностей помогала, училась на ходу, но деревенеющие пальцы не гнулись и отказывались слушаться.
        - Пальцы рук-ног болят?
        - Да.
        Синевшее на глазах тельце зябко подрагивало. Целиком. От еще не потерявшего воли к жизни затылка до пытавшихся двигаться пяток.
        - Плохо. Началось переохлаждение. Гребем быстрее.
        - Ой! - Марианну выгнуло дугой, а ее руки, отпустив бревно, схватились за вытянувшуюся в струну икру. - Больно!
        Еще не хватало на мою голову. Точнее, на ее ногу. Но все равно - на мою голову.
        Вновь пришлось вылавливать царевну под водой и втаскивать на спасительный подарок небес.
        - Свело? Тяни носок на себя. Теперь отпусти и снова тяни, сколько сможешь. Это называется судорога.
        Я взялся массировать. Иногда захлебывался во взбиваемой собственными действиями пене. На контрольный щипок царевна даже не отреагировала. Тогда мои ногти вонзились с яростью, словно желали выдрать клок мяса. Одновременно Марианна вытянула носок. Ее лицо просветлело.
        - Отп-пустило.
        Теперь ее бил озноб.
        Еще несколько минут битвы за жизнь, и, почти выбившиеся из сил, мы подгребли к инобережному мелководью на широкой излучине. Ступня нащупала дно.
        - Бросай! - Я попробовал выпихнуть бревно из-под вцепившейся царевны. - Вставай, говорю. Ногами!
        Пришлось отдирать девичьи руки от выполнившего свою роль предмета. Потом мы долго плелись по илистому дну, который то проваливался невидимыми ямами, то резко поднимался. Ноги Марианны почти не двигались самостоятельно, только на буксире. Когда наша задубевшая парочка в изнеможении вывалилась на каменистый берег, поросший лесом до самой воды, я не выдержал:
        - Зачем ты это сделала?!
        Синяя спутница выжала из себя, как прачка из перекрученной тряпки:
        - Не знаю. - Она упала на подогнувшихся ногах прямо на камни. - Мне хотелось… Мне ничего не хотелось. И я решила…
        А мне хотелось ругнуться, обозвать дурой и от всей души влепить пощечину. Последнее не мешало бы, чтобы Марианна быстрее пришла в себя, но… еще чего. Царевна в первую очередь она, я - он, а он никогда не ударит ее. Аксиома.
        Постскриптум: из любого правила существуют исключения. Исключение из приведенного правила - если она смертельный враг или битье необходимо для выживания. К примеру, если на кону жизнь, то в любом случае идет война - с врагом, с собой или с обстоятельствами, а на войне все средства хороши. Я могу ошибаться, но выжившие подтвердят, а мертвые не опровергнут.
        Я потянул за руку похожее на куль тело:
        - Пойдем.
        - Куда? - У Марианны не было сил даже поднять лицо.
        - Спасаться.
        - Нам надо на д-д-другую сторону реки.
        - Сейчас нам надо: «а» - не заболеть, «б» - не попасть к врагам, «в» - выжить, чтобы вернуться. Сейчас нам на тот берег не перебраться, если не произойдет чуда. А чудес не бывает.
        - Разве? К-как же чудесное появление б-бревна?
        - Оно могло нас убить. - Рукой я даже показал как. - Бревно - не чудо, а обстоятельство, которым мы удачно воспользовались.
        Царевна выдавила:
        - Объяснение чуда как об-бстоятельства, которым кто-то удачно воспользовался, вполне подойдет к любому ч-чуду.
        Надо же, соображает, хотя уже ничего не соображает.
        Ее босые ножки попробовали топать за мной, но подкосились. Успев подхватить, я взвалил живой мешок на спину и потащил от тянущихся с воды щупалец холода. И как можно дальше и быстрее с открытой местности - с некоторых пор мне перестали нравиться сюрпризы.
        Сырой булыжник сменился сухим лесистым пригорком. Под первыми же спасительными ветвями я опустил царевну спиной на траву. Ее сил едва хватило прикрыться, одна негнущаяся рука скользнула вниз, вторая упала поперек синюшной груди с морозно-торчавшими темными пулями.
        Без разговоров разметав руки Марианны, я бесцеремонно водрузился поверх сдвинутых бедер:
        - Теперь терпи.
        Я стал тереть с таким усердием, что мог добыть огонь.
        Кстати, огонь нам нужен. От слова очень. Праща, с которой я почти сроднился, вечной повязкой облегала щиколотку. Не так давно под ней путешествовал со мной малюсенький кремень. Ну и дурень же я был, когда на привале отдал его Варваре и не забрал. Сейчас тот камешек мог спасти нам здоровье, если не больше.
        Как еще обогреться в диких условиях? Идти в леса, искать людей, просить огня? Неизвестно, какие здесь люди. Вдруг, как и на другом берегу, мужчин - под нож? Или: девушек - в постель, и всех - в рабство. Или (не хотелось даже думать об этом) - вариации сказанного. Или вообще: всех в котел, невзирая на личности, а токмо на упитанность. Пожиратели, как-никак. Слова Селиверста о тех, кто здесь живет, расплывчаты, он тут бывал только проездом. Нет, люди сейчас страшнее переохлаждения. Будем думать дальше.
        Говорят, хорошо бы растереться спиртом, да еще принять внутрь. Насчет первого не возражаю, второе спорно, поскольку научно не доказано, а выдвинуто пьющими учеными. Способ, возможно, хорош, но обстоятельства выступали против: до ближайшего круглосуточного магазина - как плевком до Юпитера. Оставался единственный путь, самый древний. Мне требовались: сухая дощечка, круглая палка, крепкая на изгиб ветка и веревка. Веревка есть - моя праща. Если выдержит. Можно, конечно, крутить палкой о дощечку ладонями, но ладони сгорят раньше. Лучше бы натянуть веревку на ветку, соорудив подобие лука, в середине тетивы провернуть палку и двигать как пилой или будто играя на скрипке. В привычном мне климате результат в виде дымка появлялся, как мне говорили, часа через два.
        Два часа. Невозможно долго, даже с учетом скидки на местную теплынь. Это заставило руки двигаться энергичнее. Я тер то тело, то руки, то чуть ли не покрытые инеем щеки царевны. Она напоминала курочку из холодильника, с такими же пупырышками… нет, в данном случае - пупырами. И по количеству пупыров на квадратный сантиметр дала бы фору любой курице.
        Первый результат моей работы проявился в том, что отсутствующий взгляд периодически отворявшихся глаз прояснился:
        - Я в раю?
        - А как же. Видишь: все голые и помогают друг другу.
        Бедра под моим седалищем, с боков сжатые еще и коленями, взаимно согревались, а сзади ноги оставались ледяными. Я совсем не по-джентльменски развернулся к лицу царевны задом, усевшись на ее живот, и теперь массировал бедра, голени, икры, ступни. Старания не пропадали даром: кожа под ладонями постепенно теряла сине-белую мертвенность. Дрожь во всем теле сменялась усталой сонливостью.
        - А знаешь, - удивленно сообщила Марианна, - мне совсем не стыдно. Ну… чуть-чуть.
        - Подожди, пока на смену холоду не придет жар, тогда рискни снова сказать то же самое. - Я в тот миг растирал самую широкую часть ее бедер, вплоть до. Мои руки уже были горячими. И чего ей не молчится?
        - Помнишь, как мы мыли друг друга? - вновь донеслось сзади.
        - У меня память как у компьютера. Все помню. Главное - правильно изложить запрос.
        Поняв, что сморозил, я до крови закусил губу, но, кажется, пронесло.
        - У нас тоже есть слуга с абсолютной памятью. Фролом зовут.
        Непонятное слово Марианна поняла как имя или должность. Пока я старательно занимался ее ногами, она дотянулась оттаявшими руками до моих спины и поясницы.
        - Я ему часто завидовала, - последовало продолжение, в то время как руки Марианны работали над моей шкурой - ледяные по ледяному, - а теперь понимаю: он - несчастный человек. Помнить все - больно.
        Она помолчала. Но недолго.
        - Когда вспоминаю ту ночь на озере… Это самое яркое впечатление моей жизни.
        - Не зацикливайся. Будут еще.
        - Будут? - проснулась в царевне надежда.
        - Когда-нибудь. С кем-то. Жизнь только начинается.
        - Неправда. Будущего нет, как нет и прошлого. Есть только настоящее.
        Тоже мне, философ, звезда соцсетевых статусов. Умно говорить и попугай может.
        - Если бы в прошлом мы не заботились о будущем, приличного настоящего не было бы, - отбрил я.
        Царевна задумалась.
        - Ну-ка. - Привстав, я перевернул ее лицом в землю.
        Возражений не последовало, даже когда пришлось придавить своим весом, расположившись на пояснице лицом к ногам. Мои замерзшие ступни спрятались в чуть потеплевших девичьих подмышках, голени прижали бока.
        Возникла мысль о еще одном деликатном способе сугрева. Сомнения схлестнулись с желанием помочь. Победил здравый смысл. На кону жизнь, сейчас не до учтивости и прочих куртуазных экивоков.
        - Давай сюда клешни, пока не отвалились. - Я вывернул руки Марианны назад, словно хотел связать за спиной, а мой приподнявшийся пах накрыл и прижал сложенные ладошки.
        Самое теплое место, как известно. Именно там профессионалы советуют отогревать подмороженные кисти. Возможно, мой поступок не был эталоном правил приличия, зато он работал, что намного важнее.
        Я снова взялся за бледневшие перед глазами ноги царевны, тихо вздохнувшей у меня в тылу:
        - Мама говорит, что качество нашей жизни определяется качеством мыслей, а выражение мыслей - через поступки. У тебя все поступки высокого качества.
        Если прозвучал комплимент, то надо ответить такой же ложью. А если констатация факта…
        Гм. Тогда нужно как-то оправдаться.
        - Просто меня бесит, когда кто-то считает, что я чего-то не могу.
        - Отменный стимул. - Голос сзади потеплел, как и ладошки у меня в самом причинном месте, которые блаженствовали, но, к счастью, не шалили.
        Добрый доктор Айболит. Сам себе удивляюсь. Такое творю, что даже подумать страшно. А что делать? Делай что должен, и будь что будет, тем и живу.
        Голосок за спиной погрустнел:
        - Как думаешь, нас уже ищут?
        - Если да, то это плохо. Наши вещи на берегу Большой воды приведут к единственному умозаключению.
        - Что мы утонули?
        - А ты как посчитала бы?
        Долго скромничая, я, наконец, решился. Разгоряченные пятерни взялись растирать самое нежное и мягкое. Пришлось жестко мять и почти рвать ледяные выпуклости, пока кровь внутри них не вспомнила, как циркулировать.
        Некоторое время у меня за спиной раздавалось только шумное сиплое дыхание. Нежданно вывалилось:
        - Может… это и хорошо, что так посчитают?
        Я не удержался. Звонкий шлепок всполошил лес.
        - Не смей даже думать! - присовокупил я грозно и горько. - Представь, каково сейчас твоей маме.
        Теперь в моих действиях появилась злость. Пальцы агрессивно хватали, терли и будто бы пытались выдернуть, как налетевший орел добычу. Царевна терпеливо кряхтела, охала и даже, кажется, всхлипывала.
        - Но ведь от судьбы не уйдешь, - просипела она, выравнивая дыхание. - Ты об этом не думал? Если что-то суждено…
        Мое раздражение вылилось в звучный шлепок по другой стороне. Я вспыльчиво процитировал героя своего детства майора Звягина:
        - Судьба - характер и обстоятельства. Характер можно изменить, обстоятельства - создать. Все в наших руках.
        Я думал, этим сказано все, и дискутировать не о чем, тема закрыта. Ошибался, однако. Против женской логики не попрешь. Легкий ветерок принес на пороге слышимости:
        - Вот именно.
        Это она о характере или обстоятельствах? О том, что мне нужно как-то измениться или всего лишь подправить обстоятельства? В какую сторону?
        Или…
        Якорь мне в глотку до самых пяток, я же сказал: «Все в наших руках». Мои руки остановились прямо в полудвижении, держа невыносимое то, о чем мечтал совсем в другом исполнении.
        С одной стороны, я сам себе завидовал. Сколько грезил, чтобы спасать прекрасную царевну, уносить от опасности на руках, заслужить ее любовь и сказочный невероятный поцелуй. А с другой стороны…
        Вновь сбой программы. Недостаточная по фактам, а потому неверная формулировка желаний привела к некорректному запросу. Вселенная как поняла, так и выполнила. Наверное, теперь она ждала благодарности - скажем, земного поклона, свечки в церкви, жертвенного козленка-барашка или что она там еще принимает в качестве бартера за осуществление фантазий? Увы. Ситуация, конечно, была та. Персона не та.
        Один хороший человек как-то сказал: «Мужчина бесится только в двух случаях: когда с ним не та, и когда та не с ним». Видимо, он знал, что говорил.
        Нежные ладошки напомнили, что не все в моих руках.
        Батя матери медведя мишка косолапый, я же сказал «в наших»…
        - Тебе не стыдно?
        - Нет, - выдохнула Марианна. - А тебе?
        У меня только набрался воздух для гневной отповеди, как царевна внесла поправку:
        - Сейчас нет. Потом обязательно будет. Но это потом. Я никогда не смогу сказать того, что говорю сейчас. Иногда такие моменты стоят всей предыдущей жизни.
        - Иногда мы совершаем то, о чем потом жалеем всю жизнь. Давай, не будем, а?
        Я поменял ступни местами, развернувшимся корпусом оседлав бедра лежавшей на животе царевны, которая царевной сейчас вовсе не выглядела. Она была похожа на мокрую ворону. Откинув ее руки, длинными движениями я принялся растирать открывшийся фронт работ - от четко очерченных ягодиц через тонкую талию к чуть ли не до разрыва натянувшим кожу лопаткам. Жалобно выпяченные ребра и позвонки сдвигались и почти хрустели под впивавшимися пальцами. От моих усилий тело царевны елозило грудью по траве, не смея ни возражать, ни сопротивляться.
        - Не больно? - участливо снизошел я.
        - Наоборот, возвращаюсь к жизни. - Вывернув голову, Марианна попробовала приподнять лицо. - Знаешь, не сдерживай себя.
        Такая муть ударила по мозгам… Хорошо, что я не успел ничего сказать. Последовало продолжение, сменившее мои эмоции на равные, но другие:
        - Отшлепай меня как следует.
        - Чего?! В детстве мало… или много пороли?
        - Не пороли. Но, говорят, это согревает.
        А ведь и правда.
        - Ну, если для пользы дела…
        Как говорится, если женщина просит… Я вложил в остаточный «массаж» всю душу, все мысли и чувства по поводу забросившей нас сюда ситуации. Вид одного только замаха мог испугать насмерть. Ладони поочередно вздыбили мякоть, вызвав ответный эмоциональный «О-ох!». Полюбовавшись пошедшими волнами, я ехидно осведомился:
        - Нормально?
        - Как сказать…
        - Тогда молчи. Сама напросилась.
        Словно выбивая пыль и, заодно, все глупые мысли, я взбил вибрирующие выпуклости, как подушку. Естественно, в самый неподходящий миг восхитительной экзекуции царевнин язык ожил:
        - Ты знаешь, что согреться можно ловилаской?
        - А ты знаешь, что я могу бросить тебя и уйти один?
        Да, я читал, что возбужденный человек забывает о холоде, мысли перенастраиваются на нечто более нужное для выживания человека как вида. Кстати, похожим образом, но только для выживания конкретного человека, работает отвлекающая шоковая терапия: например, можно без повода ударить замерзающего, и пусть он накручивает себя, злится и - греется.
        Последнее, к сожалению, не пройдет, я и так отхаживаю бедную девушку что есть мочи, забыв о неравенстве сил. Застыдившись содеянного, я остановился, замахнувшаяся рука медленно опустилась.
        - Бросить человека? Не сможешь!
        - Хочешь проверить? - самым серьезным тоном спросил я.
        - Ты не такой.
        - И ты не такая, поэтому выбрось из головы все, что потом может встать между нами.
        Марианна помолчала.
        - Ты не сердишься? - раздалось примирительно.
        - Сержусь. Зато согрелся.
        Даже вдвойне сержусь, ведь я только сейчас понял, что со своей стороны царевна применила ко мне ту самую шоковую терапию.
        После секундной паузы тихо донеслось:
        - Как ты стал таким? Ну… вот таким. Настоящим.
        - Приведу сказанные мне однажды слова моего папы: «Стараюсь жить так, чтобы, когда ты задумаешься о чести и справедливости, ты вспоминал обо мне». Я решил, что мои будущие дети должны хранить хорошую традицию.
        Глава 5
        - Нас сильно снесло. - Я разглядывал далекую противоположную сторону реки: пологий берег, кустарник, вдали - темная полоса леса. Ни огонька, ни строения, ни человека. До гор, недалеко от которых остался лагерь, топать и топать.
        Умиравшие от усталости организмы требовали двух вещей: есть и спать, немедленно и одновременно. Марианна старалась идти пусть на шажочек, но сзади. Это она так стеснялась. Шла, шмыгая носом, и постоянно утирала его - красный и распухший. Только б не заболела. Даже так скажу: не заболела бы сильно. О себе я не думал, было некогда. По пути собирая хворост, мы двигались вдоль реки вверх по течению и старательно отводили глаза друг от друга - яркий свет и усталость сломали чувственную интимность, как любой отец подаренную сыну сложнотехническую игрушку. Я вздохнул: у меня в свое время это был радиоуправляемый вертолет.
        Дым романтики развеялся вместе с ночью. Грязные ступни то скользили, то чавкали, минуя очередной овраг, завал или трясину, ссутулившиеся плечи вместе с остальными частями организмов мечтали о пристанище для ночлега. Одежду нам пока заменял прижимаемый спереди хворост для будущего костра. Огонь нам жизненно необходим, и при первой возможности я его добуду - как только мы отойдем подальше и найдем место побезопаснее.
        Вдоль реки по округлым булыгам вела отличная нахоженная тропа, но мы двигались не по ней, а выше, прячась в тени деревьев. Мы прятались и от вероятного противника, что, возможно, присматривал за пограничьем, и от самих себя.
        Перебираясь через очередную колдобину, царевна не выдержала:
        - Есть хочется,
        - Ешь листья. - Я указал на окружающие деревья. - Другой еды пока не вижу.
        Сорвав несколько штук и пожевав, царевна их с горечью выплюнула.
        - Фу!
        - Бери самые молодые.
        На некоторое время вопрос решился. Я тоже пробавлялся листочками, почками и молодыми побегами. Заметив, что Марианна входит во вкус, предупредил:
        - Не переусердствуй.
        - Чем больше съем, тем быстрее наемся, разве не понятно? Лошадь видел какая здоровая, а почему?
        - Ну, если ты - лошадь…
        - Разве нет? - Спутница потрясла набранной охапкой дров. - Кто еще будет тащить, что прикажут, идти, куда скажут, и при этом питаться одним сеном?
        На секунду забыв об усталости, она юной кобылкой перескочила здоровенный овражек. Вдруг оказавшись впереди меня, форсировавшего преграду по старинке, по дну, Марианна резко засмущалась и пошла бочком, как лошадка на выездке. Я отвел глаза в другую сторону. Пусть играет в свои детские игры сколько влезет, мое дело - выживание.
        - Если съесть много листьев, будут мучить диарея и обезвоживание, - сухо объяснил я.
        - Что?
        - Обезв…
        - Нет, первое.
        - Это… ну… - Я вновь выругал себя последними словами. - Есть другое слово - понос.
        Чуть не подавившаяся Марианна посинела, закашлялась, и находившаяся в стадии пережевывания зелень полетела на землю.
        - Предупреждать надо.
        - Предупреждаю.
        - Спасибо.
        - Не за что.
        - Вот именно, что не за что.
        - Но ведь вовремя. Тебя же еще не?
        - Пока не сказал, не тянуло.
        Некоторое время мы шли тихо, прислушиваясь к себе. Вскоре царевна полюбопытствовала:
        - У нас есть план?
        О, как. У нас. Не забыла моей угрозы бросить или просто привыкла всегда быть с кем-то?
        Что ж, у нас план есть.
        - Нужно пройти вверх течения до гор, где на противоположной стороне остался лагерь, и еще столько же.
        - Зачем еще?!
        - Селиверст говорил, что течение прибило их к нужной нам стороне. Воспользуемся. Сделаем плот, это такие связанные бревна. Еще нужны будут весла, ими гребут и направляют - как на том кор… корыте, которое застряло у берега и вызвало все неприятности. В идеале желателен парус, но это я уже размечтался.
        - Чем стволы перешибать будешь?
        Интересно, царевна спросила на полном серьезе или, зная некий фольклор, замысловато издевается? Я обернулся, готовый вспылить, и наткнулся на погасший взор понуро опущенного лица. Не язвит. Даже не думает, ей не до того.
        Я бодро отрапортовал:
        - Кажущиеся нерешаемыми проблемы будем решать по мере возникновения.
        - А если они по-настоящему нерешаемые?
        - Забыла молитву возвышения?
        - Молитвы поднимают дух. Они помогают решать проблемы, но сами их не решают.
        - Неправда. - Я покачал головой. - «Возвышенку» я могу укоротить до единственного на все случаи жизни правила трех «эн»: Нет Ничего Невозможного.
        Пауза. Вздох. Голос-стон, больше похожий на скулеж:
        - Если живешь с этим в душе, то да. А если не получается?
        - Для того, чтобы получалось, надо делать. Другого пути нет. Кстати, сказанное применимо абсолютно ко всему.
        Охапка сухого хвороста в моих руках вдвое превышала царевнину. Заметив отставание, спутница стала хватать не совсем то, что нужно.
        - Брось. - Я указал глазами на поднятую ей крючковатую коряжку. - Хотя…
        - Я тоже подумала, что похоже на дубинку. Даже на топор.
        На Руси такое оружие называлось клевцом. Палка заканчивалась острым зубом вбок. Чуть поточить его о камни, подержать на костре…
        - О, кострище!
        Мой вскрик вышел тихим, но сил нам обоим он прибавил не хуже калорийного питания или хорошего пинка. Впереди берег оказался продавлен следами причаливавших лодок, здесь их вытаскивали на берег. Вокруг - дремучие заросли. На защищенной от ветров полянке с кострищем высилась поленница… нет, не знаю, как назвать напиленные пеньками складированные бревна. Поленница - она из нарубленных дров, поленьев. Непорубленные круглые куски бревен называются чурками. Чуркница?
        Место выглядело безопасным. Пока. А если появятся нежданные гости - куда деваться? Видно же, что сюда часто пристают суда. Кто-то был совсем недавно - запах еще витал в воздухе. Быстро переворошенная зола похоронила мечты об угольке, придется все же добывать огонь трением, что долго и муторно. Стоит ли заниматься этим здесь?
        - Держи. - Я перегрузил свои запасы хвороста растопырившей руки Марианне, ставшей похожей на противотанкового ежа на ножках. Хворост был объемным, но не тяжелым. - Сможешь идти?
        В ответ - кряхтение и ощупывание почвы приподнятой ступней.
        - Хотя бы видишь, куда идешь?
        - Буду двигаться на ослепительное солнце твоего тыла. Прекрасный ориентир.
        - «Давай я понесу багаж, а ты понесешь меня», сказал Чебурашка.
        - Что?
        - Ностальгия.
        Взвалив на плечо приемлемый по весу надтреснутый пенек, я зашагал дальше. Минут через десять пригодная для прохода просека свернула вглубь леса и пошла вдоль ручья, периодически терявшегося в траве. Я постоянно притормаживал, прислушивался, приглядывался. Наконец, местечко было выбрано: журчащий ручей образовывал запруду размером с заречное «озеро», завеса раскидистых крон прикрывала низинку с трех сторон, а с четвертой будущий лес еще только пробивался сквозь недавнее пожарище. Остовы деревьев торчали зубами дракона, знакомого с кариесом, вдали виднелся поросший травой холм. До него было далеко, места здесь безлюдные, есть шанс обойтись без ненужных приключений.
        - Перекур. Сваливай.
        До сих пор Марианна перемещалась в пространстве исключительно на чувстве долга. Вместе с хворостом она свалилась сама - навзничь, как неживая. И не забыла прикрыться. Странное создание. Шарахает ее из крайности в крайность.
        - Нужны веревочки, - подала она голос.
        - Длинные?
        - Вот такие.
        Узкая ладонь обрисовала два пояска на теле - на талии и поверх груди. Непревзойденный выверт логики: детально показать человеку, что и как собираются от него скрыть. Умора. А еще - изощренное издевательство. Царевнины заскоки мне совершенно не нравились, я все же привык, что парни добиваются девушек, а не наоборот.
        Кстати, а откуда взялась привычка?
        Фильмы. Литература. Окружение.
        Сформированное предками мировоззрение заставляло думать, что иначе не бывает. А если где-то бывает, то это неправильно.
        Марианна считала так же (то есть, что иначе, чем она привыкла, не бывает) и делала, как считала нужным - как делали ее мать, ее бабушка и прочие до неизвестно какого колена, когда что-то сломалось в общественном устройстве. Говорят, что допотопные времена (в прямом смысле, до потопа, или, еще версия, до ледника) на всей Земле говорили на одном языке. После страшной катастрофы остатки людей рассеялись, кто-то выжил в пещерах, кто-то - на вершинах гор. Культура была утеряна, большинство слов забылось за ненадобностью. Где выжили только дети, они придумали свои варианты общения, выродившиеся в новые языки. На произношении сказывались болезни и отсутствие витаминов. В местах, где свирепствовала цинга, появились картавость и шипение. Где глава племени был груб и агрессивен, там возникла каркающая интонация, а где спокоен - господствовала мягкость, в принципе не допускающая агрессии. В местностях, где любили петь, слова научились менять смысл со сменой высоты звука. На изменение речи влияло много причин. Когда вода, огонь или ледник ушли, люди вновь встретились и удивились своей непохожести. Но отныне
каждый считал, что истинные законы, язык и бог именно у него.
        Можно ли упрекать спутницу в ее поползновениях, если другой жизни она не представляет?
        А вообще… пусть лучше женщина говорит фиг знает что, чем думает фиг знает о чем. Говорит - нужны веревки? Я указал на пращу, намотанную вокруг щиколотки:
        - Если разделить пополам, то, наверное, хватит.
        И мы останемся без единственного оружия. Интересно, царевна это понимает?
        - Не надо делить. Давай.
        - Сначала я разведу огонь.
        - Без ничего? Как?!
        - С помощью правила трех эн. Если у тебя еще остались силы, поищи сухие соломинки, пылинки, былинки и прочее, что вспыхнет от искры.
        - А то, что уже горит, не подойдет? - Марианна потерла пятерней отшлепанное место.
        Шутит - значит, она в порядке. Худшее, что могло случиться - апатия, когда переохлаждение побеждает. Тогда поможет только врачебная либо похоронная команда.
        Найдя все необходимое для старого аборигеновского способа добывания огня трением, я взялся за разматывание пращи. И…
        Видимо, у меня вылетел некий нечленораздельный звук, потому что Марианна, ползавшая в траве во исполнение задания, в страхе оглянулась:
        - Что случилось?!
        - Чудо из тех, которых, как я считал, не бывает. Аллилуйя!
        - Неправильно. - Заметив, что мой ликующий взгляд некстати скользнул по ней, Марианна быстро развернулась боком. - Нужно говорить: Алле луйя!
        - Хорошо, но главное - чудо произошло!
        За третьим витком обнаружился почти не прощупываемый кремень - Варвара в свое время запихнула обратно, пока я спал. Крепко же я спал. Может, проспал еще чего?
        Настроение взлетело, как северокорейская ракета на Америку. События ускорились.
        Мха здесь не было, специального трута тем более. Пришлось помучиться, собирая сухие тростинки-пылинки, но терпенье и труд перетрут даже трут. Не так быстро, как хотелось, но вызванный искрой огонь задымился, выглянул удивленным глазком и, наконец, полыхнул в полную силу.
        Я удовлетворенно плюхнулся на траву.
        - Ты просила веревку…
        Царевна насторожилась: что-то в моем голосе ей не понравилось. Некая сомневающаяся интонация. Да, а что делать. Забрать слово, которое я дал, совесть не позволяла, но возникло непредвиденное обстоятельство.
        - Могу обойтись. - Марианна мгновенно разрешила мне пойти на попятный. - Если тебе нужнее…
        - Не в том дело. Дело вот в этом. - Двумя пальцами я поднял похожий на крупную песчинку кремень. - Если ты придумаешь, как его не потерять…
        - Понесу во рту за щекой.
        - А-а… разговаривать как?
        - Это не проблема.
        Жаль. Молчащая спутница меня устраивала больше.
        - Держи. - Со вздохом я отдал пращу и кремень.
        Затем мне понадобилось пять попыток, чтобы кидаемая о ствол дерева принесенная чурка развалилась вдоль трещины. Меньшую половинку я водрузил на разгоравшийся хворост, вторую временно отставил в сторону.
        Любопытное здесь сочетание растительности: частью она знакомая и родная, вроде дубов, сосен и прочего, частью известна из телевизора, из передач про дальние страны, и много вообще неизвестного. Среди темных стволов разной степени высоты и пушистости взгляд наткнулся на до боли знакомый светлый ствол с темными проплешинами. Береза. То, что надо.
        Срезанный кусок бересты я загнул углами внутрь, чтобы превратить в подобие квадратной тарелки. Для закрепления формы подошли чуть расщепленные веточки, они выполнили роль прищепок. Зачерпнув воды, я поставил самодельную миску на сооруженный из толстых ветвей таганок. Береста не загорится, пока в ней есть вода. Заваркой стали несколько листьев с разных кустов и деревьев. Хуже не будет, а насколько лучше - зависит от везения. Из прежних знаний на эту тему помнилось только, что дубовые листья - хорошее противоглистное. Дубы поблизости не росли, но какие-то положительные свойства имеются у каждого растения. В любом случае, горячий травяной чай полезнее холодного незаваренного.
        Сзади пришлепали легкие шажки. Сомнений в том, кто идет, не было, и обернулся я только в последний момент.
        - Как тебе? - Марианна прокрутилась вокруг оси, как балерина.
        Подвязанная вокруг талии бывшая праща после узелка уходила вверх, совершая второй оборот над грудью. По всей длине веревку по-дикарски обвешивали ряды коротких лиственных веточек, чья бахрома гораздо лучше скрывала тело, чем ниточки служанок Вечного Фриста.
        Молодая дикарка глядела на меня гордо и восторженно:
        - Нравится?
        А кремень она под язык, что ли, засунула? Или проглотила? Конечно, со временем он снова к нам вернется, и новый способ переноски намного надежнее рта, но смущающий этап между переноской и добычей огня…
        Не о том думаю. После глупых мыслей про кремень накрыло осознание, что теперь моя нагота вызывающа. Руки дернулись в стремлении прикрыться.
        - Твой вид, конечно, жутко неприличен, - лукаво констатировала Марианна, похожая на елку из банных веников, - но я не буду возражать, если до первой возможности ты походишь так.
        - Нет уж, я сторонник равноправия.
        - Это как? - удивилась спутница новому слову.
        - Ну…
        Как объяснить идею равноправия царевне из царства матриархата, где мужчина приравнен к имуществу?
        Совсем бдительность потерял. Царевна мне друг - пока, но у нее, к сожалению, есть язык, а у любого языка есть особенность: иногда он развязывается, как шнурок, и человек падает… то есть выдает что-то не к месту. Если выдаст обо мне в неправильной компании, то мой язык может оказаться у меня в… в общем, как говорили у меня во дворе, надо следить за базаром.
        - Равноправие - это когда члены одной команды не имеют преимуществ друг перед другом, - соорудил я максимально нейтральное определение. - Мы же команда?
        Лицо Марианны расцвело, глазки раскрылись бутонами в праздничном букете, мысли заблагоухали:
        - Команда!
        - У нас все поровну. Значит?
        Царевна вытянулась во фрунт: ноги вместе, руки по швам. Два веера ресниц понимающе просигналили, сжавшись-разжавшись:
        - Все должно быть одинаково, никто не должен чувствовать себя в обиде!
        - Превосходно. Вывод?
        - Э-э… снять! - Изящные пальчики взялись за свои юбкообразные конструкции.
        - Стоп машина! Не вздумай! Правильный ответ - обеспечить тем же самым всю команду.
        Мой вариант Марианне понравился, одновременно восхитив ее и опечалив.
        - Будет сделано!
        - Но веревку пополам не рвать, она еще пригодится. Нужно придумать что-то еще.
        - Я знаю, что делать! Я тут видела…
        Она опрометью бросилась к ближайшим деревьям. А я - к ручью.
        Кстати, слово «машина», не удержавшееся за зубами, царевну не задело. Знает или пропустила мимо ушей? Выяснять, тем самым привлекая внимание, не хотелось.
        Прекрасная дикарка вернулась нескоро. К тому времени у меня был накрыт стол: чай, едва не опрокинувшийся, когда я снимал его с полыхающего огня, разложенные на листьях горсточки непонятных для постороннего комочков и много всяких штучек на «шпажках» - зачищенных тонких веточках.
        Глаза царевны выставили масштаб полтора к одному:
        - Это… откуда?!
        - Дары природы. Угощайся.
        По-царски щедрый приглашающий жест удался на славу.
        - Сначала - вот, примерь. - Марианна нетерпеливо протягивала мне веревочку, унизанную ветками - еще одну туземную юбку, такую же, как у нее самой. - Подними же зад, лентяй!
        Она с удовольствием опоясала меня, скрепив конструкцию узелком.
        - Теперь ты тоже похож на человека.
        Я вручил ей берестяную миску.
        - Пей чай, пока горячий. И рассказывай, откуда веревка. Самодельная, вижу, но из чего?!
        - Кусачую траву знаешь?
        - Крапиву?
        - Так тоже называют. Я надергала ниточек с центральной хворостины, перекрутила, и получился тросик. Из кусачки столько всего можно сделать! Даже ткань можно, а потом - полноценную одежду.
        - Надеюсь, не придется. - Только тут я заметил, что Марианна безостановочно чешет пальцы. - У тебя же, наверное, руки…
        - Ага. - Царевна выставила вперед открытые ладошки. - Горят. Как щеки, когда ходила без одежды, и как попа до сих пор, после твоих спасательных работ.
        Я помахал перед ее носом указательным пальцем:
        - Сама просила!
        - А ты рад стараться.
        Не пойму: она возмущена или довольна?
        - Но ведь сама просила, - укоризненно и уже не столь решительно напомнил я еще раз. - Хочешь сказать, что опять, как на озере: разрешила делать то, что хотелось мне?
        - Не представляешь, как хочется ответить «да», - засмеялась Марианна. - Но я действительно согрелась. Даже чересчур.
        Еще раз отхлебнув из берестянки, она блаженно закатила глаза, после чего резко придвинулась, а голос снизился до шепота:
        - Ответь только на один вопрос. Тебе понравилось?
        - Провокаторша. - Я легонько отпихнул ее, так, чтоб не упала и не расплескала чай. Но чтоб все поняла.
        - Ты не ответил.
        - Садись, ешь. Остывает.
        - И все же. - Она плюхнулась на траву рядом с разложенными яствами. - Ой!
        Юбка из веток оказалась со своими особенностями, и некоторые из особенностей отменно кололись.
        В битве духовного, телесного и желудочного запросов пока выигрывал духовный. Есть хотелось неимоверно, но царевна, несмотря ни на что, терпеливо ждала ответа. Пришлось признаться.
        - Я был зол на тебя. На то, что ты натворила. И что мы едва не погибли из-за твоей выходки. В общем…
        - Тебе понравилось. - Марианна удовлетворенно кивнула и принялась за еду. - Что это?
        Вынутые из золы крепкие комочки выглядели странно.
        - Улитки.
        - Те самые, которые висят на траве? - Вслед за мной Марианна осторожно попробовала новую еду.
        - Печеные улитки. Запекаются как… - чуть не сказал «картошка», но привычного корнеплода в стране башен я не видал, - как обычные овощи в углях, минуты три.
        - А это? - Марианна всыпала в задранный кверху рот горстку чего-то подгорелого. На зубах захрустело.
        Я отвернулся.
        - Тоже улитки. Гм, чищенные.
        Ненавижу врать, но признаться, что царевна жует жареных червей, значило надолго испортить ей аппетит. А мне не привыкать, и живыми ел.
        - Чудесно. А это? - Марианна потянулась к «шпажкам».
        - Держи за палочку и жарь на огне секунд десять.
        Марианна сделала, как сказали, и через некоторое время с чувством облизнулась:
        - Восхитительно! Внешне немного напоминает кузнечиков. Что это?
        - А надо раскрывать секреты шеф-повара?
        - Я тоже хочу научиться готовить! Вдруг пригодится?
        Убедительный довод. Я рассказал:
        - Ты угадала, это кузнечики, уже с оторванными головами и, для безопасности, выдавленными внутренностями. А вот, попробуй…
        Подняв палочку с умопомрачительно пахнувшим лакомством, намного превышавшим размеры кузнечика, я замер, не зная, как продолжить.
        - У нас в долине… - Снова придется обманывать, Ох, доиграюсь. - Это считается большим кузнечиком. Тоже прыгает, тоже зеленая. Думаю, и у вас их едят?
        - Подожди. - Веки Марианны замелькали со скоростью ног удирающей кошки. - Это… квака?
        - Ну… видимо, да. Сейчас она без кожи и внутренностей, жареная. Держи. - Я протянул палочку с нанизанным мясом лягушки.
        К счастью, у Марианны не нашлось предубеждений против «большого кузнечика». Пожевав, она поерзала, словно это было у нее как-то взаимосвязано, и расплылась в довольстве:
        - Волшебно.
        Вскоре все было съедено и выпито. Мы попытались отвалиться на траву… и не смогли.
        - Чертовы ветки! - Марианна в ярости вскочила, хватаясь за уколотые попу и спину.
        - Не ругайся.
        - Прости. Я была так рада, что придумала одежду… - Она вновь залезла рукой под ветки и дико там все расчесала. Жесткие, остро обломанные концы, которыми «веники» держались на веревках, впивались в тело. Изгибаясь, чтобы избавиться от одного укола, царевна получала сразу несколько в других местах. - Придумала, но не продумала. Что будем делать?
        - Сейчас нам надо отмыться и, насколько хватит сил, двигаться дальше.
        Во время обеда я довел найденную дубинку до нужной кондиции и теперь не расставался с ней. Обезьяна с палкой - уже не обезьяна. На душе потеплело: в руках появилось какое-никакое, а оружие. Я почувствовал себя мужчиной.
        Мы двинулись к запруде. Вода расступилась, оказавшись довольно теплой. Всего-то по колено, потому и прогрелась. Деревянное оружие я воткнул в ил поблизости, чтоб оказалось под рукой, если что.
        - На время мытья и купания этикет отменяется, - объявил я, скидывая «юбку».
        Царевна, временами обладавшая немалым здравомыслием, не стала возражать и тоже оставила лишнее на берегу.
        Она пристроилась рядом. Движения, горячий чай, уютное сидение у полыхавшего костра - и о недавней борьбе с холодом даже не вспоминалось. Сейчас главными заботами стали усталость и наш внешний вид чумазиков, вывалянных в грязи и золе.
        Долго косившаяся на мои активные действия Марианна улучила момент:
        - Можно, я?
        Меня как током шарахнуло.
        - Нет!
        Я резко отвернулся.
        - Но ведь я уже… мыла.
        Еще долго мне будут аукаться щекотливые приключения на апельсиновом озере.
        - Тогда все было по-другому.
        - Разве? - Марианна разницы не видела.
        Не видела ли? Не важно. Я теперь видел.
        - Кардинально по-другому.
        - Чем же?
        - Ты была мне никем.
        Царевна замерла:
        - А сейчас?
        Кто за язык тянул. Я сделал неопределенное движение плечами.
        - Сама видишь, мы стали больше, чем друзья. Не хочу, чтобы желания подсознания вмешались в желания сознания и сломали установленные самому себе принципы.
        - Как у тебя все сложно. - Поморщившись, Марианна выпрямилась и произнесла, опустив руки по швам, как тогда, на озере: - А вот если ты помоешь меня, я буду благодарна. Сил не осталось, мышцы как каменные, а ноги почти не держат.
        Уйдя в глухую защиту от одного удара, я позорно пропустил второй. Не успевший перестроиться мозг не нашел ни единого веского довода отказать соратнице в помощи.
        Глава 6
        Если докопаться до сути, то все религии (все!) появились как средство для выживания человека в природе. Священные тексты - это инструкция для жизни вне Эдема. Пример: Ветхий Завет, Левит 19,18: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего своего как самого себя». Те же слова есть в других святых книгах - дословно или применительно для всех, а не только для «сынов народа твоего». Иначе в людских джунглях не выжить.
        Еще. Про уже упоминавшееся «траву и всякое дерево: вам сие будет в пищу». Получается, что изначально человек задумывался как вегетарианец. Но из рая прогнали, подножной пищи стало не хватать, люди попробовали поджаренного в пожарищах мяса… и понеслось.
        Приспособились. Понравилось. Но. Организм-то спроектирован под другое. Потому, когда стали есть мясо, потребовался периодический отдых от тяжелой пищи. (Кстати, в жару есть особенно и не хочется, тело само как бы просит пощады). И появился пост. В древности постились именно летом. Со временем приняли новый календарь, даты поползли и ныне находятся там, где находятся. Но заставили поститься - кто? Святые книги. В нужное для выживания время.
        Только всей человеческой дури не учли те, кто составлял изначальные Святые писания. Реформаторы никогда мелочевкой не занимались, радея о главном - о спасении душ. Их можно понять. Душой. Но не телом. Потому самый большой беспорядок на свете остается после тех, кто хотел привести его, свет, в порядок. Но я не об этом. В общем, «еще… мясо было в их зубах, еще не были съедены птицы, как возгорелся на них гнев Громовержца и поразил великим мором»… У людей не было опыта употребления мясной пищи, вот и скушали, наверное, что-то несвежее. Непрожареное. Больное или павшее. Бывает. С голодухи да с незнания-то. Понятно ведь, что ничегошеньки древние люди в микробах и прочих инфузориях-туфельках не понимали. Руки перед едой с мылом не мыли, зубы не чистили, гигиену с гиеной путали, потому и получили в Святом Писании: «И если что-нибудь от трупа их упадет на какое либо семя, то оно чисто. Если же тогда, когда вода налита на семя, упадет что-нибудь от трупа их, то оно нечисто для вас», «все на что упадет что-нибудь от трупа их, нечисто будет: печь и очаг должно разломать, они нечисты». И далее в том же духе.
Как иначе, кроме как запретами свыше, объяснить несведущему в вирусологии человеку способ спасения жизни и здоровья? В общем, не от нечего делать писались Писания. Святые книги - путеводитель по выживанию. Конечно, настолько, насколько люди смогли понять, насколько сохранили, пронеся сквозь века (почему-то сразу игра в испорченный телефон вспоминается). Потому, наверное, проклята или, как минимум, ненавидима в большинстве Откровений профессия ростовщика, по-нынешнему - банкира. А кто может устроить конец света и похе… прошу прощения, похоронить цветущую цивилизацию, вновь опустив человечество на пещерный уровень? Только тот, у кого власть. А у кого власть? У того, кому должны. Испокон веков известно: за посул списать должок люди идут на любые преступления. В то же время, с обратной стороны в стену стучат и проламывают ее распухшими лбами дивизии дрожащих Раскольниковых, присвоивших себе право…
        Не так ли, кстати, погибла прежняя, допотопная цивилизация? У одних было все, у других постепенно не осталось ничего, кроме долгов.
        В результате не осталось ничего. И никого. Потоп, говорят. А может - новый виток отягощенного сребролюбием человеческого самомнения, считающего, что уж теперь-то идет в правильном направлении, не обращая внимания на явные следы кем-то заасфальтированной дорожки к обрыву? Не за то ли Высшие силы покарали всех скопом, что люди забыли о главном? Не на том ли пороге стоим сейчас, когда чтятся не заповеди, а биржевые сводки? Банкир - вместо святого отца, прибыль - вместо любви. Когда-то сумели же извести язычество, как кровожадное, с человеческими жертвами, так и не очень, - не запретом, а постепенным замещением, вытеснением, воспитанием. Что мешает продолжать в том же духе? Настоящий правитель не отдаст приказ, который его подчиненные исполнить не могут. Солнце взойдет лишь по указке того короля, который заранее осведомился о времени восхода.
        Согласно циничному правилу, известному всем политикам, если безобразие нельзя запретить, его надо возглавить. И если возглавить правильно, реформировать действенно и запрещать постепенно, только те пункты, которые на определенном этапе действительно запретить можно - тогда можно справиться с любой бедой, с любой болезнью, которая поражает теряющее способность к защите общество. В который раз восхищаюсь девизами мира, где довелось очутиться: «Слабое общество - мертвое общество». «Удар в ответ на удар - беспросветная глупость. Зашита и оборона - отсроченная смерть». «Победа - сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки. Недобор в любой из составляющих - смерть». И главный: «Я беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества - общество обязано ответить тем же». Не потому ли Каиново племя выжило?
        Гм, Авель? Да, Авель. Учитывая перевод имен из текста первоисточника - басня «Стрекоза и муравей». Повод для размышлений.
        Голова разрывалась. Одна часть категорически не принимала происходящего в новом мире, вторая голосовала за него обеими руками.
        В любом случае, я благодарен миру, в который меня занесло - здесь я встретил Зарину. В отличие от покинутой Земли здесь постоянно что-то происходит. Жизнь кипит. Что показательно - не чья-то там, а конкретная моя. И пусть не все складывается удачно, не все приключения приятны, но некоторые…
        Марианна ворочалась на моем плече. Мы лежали в гнезде, построенном мной на одном из огромных развесистых деревьев. Ее голова покоилась у меня на ключице, неведомым образом воспринимая ее как удобную подушку. Лицо уткнулось посапывающим носом в мою диафрагму, клякса волос расползлась от щек до живота, местами щекоча до невыносимости. Руки царевны обнимали мой торс, закинутая ножка прекрасно чувствовала себя поверх моего бедра. Сонная, теплая, сейчас дремотно-мягкая соседка ничуть не напоминала то деревянное создание, которое я волоком втащил сюда, на высоту.
        Вчера мы не смогли идти долго. После еды, бессонной ночи и всяческих треволнений неудержимо клонило в сон. Марианна на ходу клевала носом. Когда мы нашли еще одну вероятную стоянку судов с кострищем, я выбрал дерево неподалеку, чтобы видеть тропу и каменистый причал плоскодонок. Вдруг повезет встретить возвращающегося Селиверста? Думаю, он не откажет в просьбе доставить нас на другой берег.
        Судя по всему, собако-волки здесь не водились. Лая не слышно даже вдали, никто нас не беспокоил… некоторое время. Хотя, не факт, что мы видели все, так как отключились сразу, едва тела вытянулись горизонтально. Но к утру я проснулся от шума: вдоль реки вверх по течению невидимые мне люди тянули на канатах торговое судно. Они иногда переговаривались, хотя членораздельных слов не долетело. Голова у меня была невыносимо тяжелая, изможденные мышцы просто не дали бы спуститься без увечий, и я снова заснул. Через пару часов, на рассвете, так же на канатах проволокли еще одну торговую ладью, очень похожую на Селиверстову. Эти тоже не остановились. Сильно высовываться я не рискнул, лишь залез повыше и привстал на ветках. Знакомых фигур не видно. Да и ладья оказалась другая, просто похожая. Видимые члены команды неплохо и привычно вооружены, лица у всех мрачные, скучные: то ли подневольные, то ли плохо наторговавшие. Не хотелось даже попадаться им на глаза.
        Солнце показывало часов примерно десять, когда царевна зашевелилась, ее глаза открылись, в них взорвался салют:
        - Ой, не сон!
        - Привет, - сказал я. - Как спалось?
        - Как никогда!
        - Готова к новому переходу?
        - Уже? А можно еще полежать?
        - Ну, полежи, только совсем немного.
        Марианна лизнула меня в плечо и расхохоталась:
        - Полизала!
        Сущий ребенок. Она снова уткнулась мне в грудь - довольная, упругая, бессмысленно улыбавшаяся.
        - Шалунья. - Я легонько пихнул ее бедром.
        - Если не я, то кто?
        - Надеюсь, ты о шалости в смысле юмора, а не в смысле… шалости?
        - Я - как ты. Как скажешь. - Сильный выдох сбил мне с живота налипшие листики.
        Казалось, первое, что сделает царевна, когда проснется - замкнется в кокон и заявит, что стесняется. Поскольку - свет. И я. И вообще.
        Не тут-то было. Открыв глаза в моих объятьях, она чувствовала себя рыбой в воде, зайцем в поле, мокрицей под плинтусом… не знаю, кем еще. Короче, сейчас, при ярком свете дня, она ничуть не комплексовала. И это меня напрягало. Ведь праща с вечера опять заняла место на моей щиколотке. Изобретенное Марианной облаченье не выдержало испытания жизнью, а на изготовление какого-нибудь другого не было ни сил, ни времени. В гнездо мы свалились в одежде первых библейских персонажей.
        - Ты тоже знаешь своего истинного папу? - Любопытство пересилило баловство. Или первый эмоциональный всплеск иссяк. Теперь царевне хотелось поговорить. - Ты обычно так тепло о нем отзываешься. Именно о нем, не упоминая других четверодителей.
        - Тоже? То есть ты понимаешь, что отец у тебя только один?
        - Разве ты не видел отца Изяслава? Он - вылитая я. Нет, правильнее сказать, я - вылитый он, только в штанах. - Она машинально почесала оттопыренную ягодицу.
        - В штанах? - чисто рефлекторно пошутил я.
        Чуточку сконфузившись, Марианна быстро возвратила руку на место, то есть на мою грудь:
        - Если не брать наш исключительный случай, то да, в штанах.
        - Тогда я согласен, он - это ты в юбке.
        Жалко, некому оценить шутку юмора.
        Марианна кивнула:
        - Именно. Внешность - его, точь-в-точь. А характер - отца Остапа. А мозги - отца Гавриила. Мама так говорит.
        - А напористость и упрямство - однозначно мамины.
        - Тоже заметил?
        Моя напарница повозилась, устраиваясь. Шуршащие листья подкладки разворошились, смялись, частично просыпались вниз. Вокруг моих поясницы и живота сошлись и захлопнулись ласковые челюсти капкана из рук и ног. Ветвяной каркас опасно зашатался.
        Тесное присутствие обжигало. Нога поверх моих коленей казалась невесомой. Даже немного желанной. Даже не немного. Приятная тяжесть волновала и успокаивала одновременно. Левый бок сладко ныл под облипшей плотью. Нижние ребра нежились в упругом плену и были не прочь втиснуться еще сильнее. К сожалению и восторгу, облегающие тиски их в этом поддерживали. Ощущения кожи передавались внутрь: острые, знойно вязкие, непередаваемые, грозно зовущие. Кровь заявила о суверенитете от разума, и пришлось ограничить ее бесконтрольное распространение плотным накрытием рук. Пора вставать.
        Не хотелось.
        Надо.
        Еще чуть-чуть и встаем.
        И еще немножко.
        Капельку.
        Неуместно вспомнилось вчерашнее мытье царевны. Еще секунда, и либо я не выдержу и что-то натворю, либо судьба подкинет очередную гадость. Я ее знаю. Судьбу. «Если ты обманул меня - позор тебе. Если ты обманул меня дважды - позор мне». Судьба обманывала и наказывала меня намного чаще.
        Но ведь… и одаривала. Как быть с выводами из этого урока диалектики?
        Тихо раздалось - прямо в грудь, отчего услышали не уши, а, казалось, все тело разом:
        - Расскажи, как зовут твоих отцов.
        Гм. С возвращеньицем в безумное настоящее, господин Василий.
        - Давай, назову только… истинного папу, ага? Иван.
        - Редкое имя.
        Солнце, минуту назад нестерпимо яркое, решило поиграть с кем-то в прятки, его заволокло рвано-ватными подушками облаков. Что-то упало мне на лицо. И царевне. И еще. Еще. Еще-ще-ще-ще-щещщщщ…
        - Ой!
        - Дождь. Просто дождь. Переживем. - Каким-то бездумным, чисто машинальным жестом я прижал к себе соседку. Ничего личного. Обычный дружеский знак внимания. Спутник беспокоится о спутнице и заботится о ней.
        Марианна поняла правильно.
        - Переживем, - повторила она и с удовольствием затихла.
        Дождь?! Ливень! Шикарный водопадоподобный ливень, про какие говорят, что льет как из ведра. Ливень внезапный, недолгий, всеочищающе-свирепый. А по количеству и мощи хлынувшей воды - не из ведра, а из многих пожарных брандспойтов.
        Вот бы так всю гадость и мерзость мира, как и низость людскую - потоком воды, чтобы стало чисто и хорошо…
        Остатки солнца исчезли даже по краям мироздания. Небесные воды захватили мир, дырявя его пулеметными очередями и накрывая ковровыми бомбардировками. Вспенившаяся серость окуталась миллиардами маленьких взрывчиков. Шелестяще-ударный шум затекал в уши, бил и стекал вниз по работавшим водопроводами волосам. Волосы набрякли, стали тяжелыми и непослушными. Вода поглотила реальность, вывернув наизнанку, словно вернув назад, в околоплодное пространство, из которого планете - и нам, как ее неотрывной части - только предстояло родиться. И выйти новыми и очищенными. Правда, очень и очень мокрыми. Ну, хоть где-то отсутствие одежды помогло. Иначе…
        Вспомнились мои мучения под дождем в лесу, когда поймали Пиявку. Тогда я ей завидовал. Дозавидовался. Впрочем…
        Молчу, больше не буду искушать судьбу. У нее странное чувство юмора.
        - Если понадобится - все переживем, - еще раз вымолвила царевна с неистребимой искоркой во взгляде.
        - Если, то да, - глядя на заштрихованные дождем силуэты дрожащих ветвистых великанов, согласился я. - Но лучше не надо.
        - Боишься трудностей? - уколола царевна словом и грудью.
        - Просто не люблю их.
        Я чуточку отстранился.
        Ветвяной навес потяжелел от хлещущих потоков, но стоически укрывал нас, низкий и гибкий, как накидная крыша кабриолета. Домик стал совсем уютным.
        У нас появилась легальная возможность понежиться в ветвях еще немного. Не месить же грязь под низвергавшейся мокрой лавиной. Чем не оправдание?
        - Да-а, разверзлись хляби небесные.
        Я поразился:
        - И здесь разверзлись?
        - Разве нет?
        - Еще как разверзлись, - спешно согласился я.
        Все же, надо почитать местные книги, если они есть. Откуда-то вылезают же хляби и акопалипсы? Не все на ангелов сваливать.
        Мысль про ангелов, видимо, оказалась слишком громкой.
        - Наверное, верхним ангелам пришло предписание замочить кого-то из здесь присутствующих, - хитро предположила Марианна, с радостью укрывая меня единственным, чем могла. Собой.
        «Замочить», тут же отметил мозг. В каком смысле? В стране башен и криминальный сленг известен?
        Вряд ли. Наверное, я стал слишком мнителен.
        - Просто сливают неликвиды, - внес я другой вариант, тоже логичный.
        - Одно другому не мешает.
        Марианна вдруг посерьезнела. Опять чего-то надумала.
        - Помнишь ночь нашего знакомства?
        Вопрос риторический. Еще бы не помнить. Я молчал, и Марианна продолжила:
        - Говорю об ее окончании. Варвара провела занятие с твоим участием.
        - Ага. Проснулся спеленутый, руками-ногами не пошевелить, мне заявляют: «Молчи и не двигайся, ты - учебное пособие».
        От раздавшегося вздоха качнулось убежище:
        - А я охраняла вас и пропустила урок.
        Так-так. Что это было: констатация факта, давление на жалость для сочувствия, или хитромудрая напарница куда-то клонит?
        При следующих словах по мозгам с грохотом ударило: «А ведь клонит!»
        - Скажи, ты сможешь повторить урок для меня?
        - Не в том дело, смогу ли. - Я угрюмо умолк. Не стоило говорить об уроке. Стадо мурашек-мутантов проснулось и разбежалось по коже, в нервы впились жвала воспоминаний. Организм вспух от смеси позора и удовольствия. - Мне… стыдно.
        Я не врал. Царевна поняла. Но увидела только одну сторону медали.
        - Глупости. Это же просто урок. Перед врачевателем тебе стыдно?
        - Не сравнивай.
        - А вот буду. Врачеватель помогает телу, учитель - голове. Он учит жизни. Что может быть важнее?
        - Но я не учитель. - Зубы заскрипели, прежде, чем выдавить следующее: - Я - пособие.
        - Совершенно не важно в каком качестве, но ты присутствовал на уроке от начала до конца.
        - Урок был прерван.
        - Тоже не важно. Урок был. Его провела Варвара, а она тоже не учитель. Всех устроило. Главное же - результат?
        - То есть, цель оправдывает средства? - Нетушки, эти грабли не по нашим лбам. - Не оправдывает.
        - Вот именно. - Ну и логика у царевны. - Поэтому я хочу, чтобы урок для меня провел именно ты.
        Я хмыкнул, припомнив:
        - Почти слово в слово. Они говорили точно так же.
        - Кто? - Ноздри спутницы раздулись, как у взнузданной кобылицы, глаза ушли в монголоидность. - Ярослава? Антонина? Сама Варька? Или… Кристина?
        Ясно, мне только что предоставили таблицу ревности в убывающем порядке. Но это был еще не весь список.
        - Майя, значит. Нет? Тогда - Амалия?
        Я молчал.
        - Александра? Тоже нет? Ну, ты интриган. Соврал, что ли? Не могут же это быть мелкие Фроська, Фанька, Софийка или Любава. Про Клару вообще не говорю.
        - А зря. Клара сформулировала так: «Лучше изучать предмет на достойном материале, чем абы как, с кем и где».
        Лицо Марианны спряталось в меня еще глубже, и оттуда тихо раздалось:
        - Клара, значит. Понятно. Ты ей нравишься, знаешь?
        - На без… - Тьфу, как выкрутиться, не продолжая непонятной местным поговорки «На безрыбье и рак - рыба»? - На безлюдье и палец - мужик.
        Казалось, у меня кожа побурела от того, что брякнулось, но Марианна высказанную «народную мудрость» восприняла нормально:
        - Не скромничай. Заслужить внимания хоть какой-то царевны не просто сложно, а почти невыполнимо. У тебя получилось. Именно у тебя. Причем, даже не у одной царевны, что равносильно подвигу. Значит, в тебе есть нужные для выживания качества. Именно они ценятся в мужчине, какими бы одеждами и словами не прикрывали главного. Я тоже хочу изучать предмет на достойном материале, чем абы как, с кем и где, и я готова. Говори.
        Я опешил:
        - Что говорить?
        - Ну, показывай. Что делала и говорила Варвара, то и повтори. Неужели сложно?
        - Не поверишь насколько.
        - Ты сильный. - Нежная ладонь обернулась вокруг моего бицепса и с восхищением пожала. До бодибилдеров мне, конечно, как табуретке до самолетного трапа, но после жизни со зверями выгляжу достойно. Лесть оказалась своевременной, я растаял, а Марианна, воспользовавшись моментом, добила: - Неужели я не заслужила того, что было сказано и показано даже более мелким?
        Голосок жалобный, тельце скукоженное, напряженное… ну что с ней поделаешь. К тому же, некоторые знания могут пригодиться… при неблагоприятном развитии событий.
        Не о «коварном и вероломном» себе говорю. Хотя, кто знает, до чего может довести парня путешествующая с ним девушка. Я имел в виду намного худшее - внешние обстоятельства, с которыми царевна может столкнуться вместо быстрого возвращения домой в моей чудесной компании.
        - Ладно, - выдавил я.
        Марианна засияла лицом и настроением. Она не поняла мотивов моего решения, что, конечно же, хорошо. Пусть остается в блаженном неведении.
        - Сначала строчка из молитвы, которой Варвара предварила урок, - сурово остановил я детские восторги и прилагавшиеся к ним телячьи нежности. - «Береги честь и репутацию, потом они сберегут тебя». Не забывай!
        - А ты: «Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне».
        Обменявшись мнениями и взглядами, мы поняли друг друга.
        - Заранее прошу прощения за свой организм, - вынужденно прибавил я. - Не воспринимай как личное.
        - Обещаю! - налилась она краской и надеждой.
        Впервые я ощутил себя в роли репетитора. И какого.
        На полноценное занятие ученица пусть не рассчитывает. Если один из нас не выдержит, то второй тоже. А оно мне надо, если я собираюсь вернуться?
        А если бы не собирался? А если завтра нас поймают и четвертуют как вражеских лазутчиков? А если сегодня? А если…
        Марианна испугалась моего лица:
        - Чапа, что с тобой?
        - Прости. О чем я?
        - Еще ни о чем.
        - Ага. - Я с треском выпинал из головы соглашательские мысли.
        Достаточно последовать им хоть раз, и пути вперед не будет, только назад и вниз. У «йес-менов» дорога одна - под уклон. Чтобы взобраться на гору, нужны усилия, поэтому большинство всегда внизу, а на вершине - единицы. Закон пирамиды. Перевернутых пирамид не бывает, что там ни обещали бы продавцы дешевого счастья.
        Словно снежок, которым надо залимонить в хихикавшую одноклассницу, я собрал пятерней свое драгоценное имущество - будто торговец персик предлагал, только почему-то из-под полы, пряча с прямой видимости.
        - Здесь производится семя. Постоянно. Десятками миллионов. Доля процента из этих миллионов умудряется выбраться наружу раньше сигнала.
        - Доля… процента? - Царевна наморщила лоб. - Это сколько?
        - От миллионов - тысячи.
        - Ого.
        - Инстинкт толкает мужчину передавать семя женщине, а ее - принимать. - Я глубже спрятал предмет дискуссии. - Во время передачи возникают четыре составляющих: боль, болезни, дети, удовольствие.
        - Боль, болезни, дети, удовольствие…Перечень - в порядке частоты встречаемости? Нет, боль только в первый раз…
        - Не забывай про насилие. Если бы не оно, я тут перед тобой не распинался бы.
        Марианна пропустила показную грубость мимо ушей.
        - Про боль я слышала краем уха, так что это не из личного опыта.
        - Что прикажешь делать с этой информацией?
        - Учесть, что я не притворяюсь, и урок мне действительно нужен. Что нужно знать о болезнях?
        - Они передаются тем же путем, что и удовольствие. Могут и без него. Все четыре составляющих ловиласки бывают как поодиночке, так и все вместе, и вообще в любых сочетаниях.
        - Варвара должна была рассказать о способах получать каждую из составляющих и о способах их избегать.
        Четыре составляющих на два вида способов, да еще с вариациями… Похоже, царевна приготовилась к долгому повествованию. Пришлось разочаровать:
        - На самом деле нужно только одно.
        - Желание?
        Я помотал головой. Царевна зарделась:
        - Любовь?
        Снова не угадала.
        - Доверие, - сказал я.
        Раздумье длилось лишь мгновение. Марианна выдохнула с жуткой серьезностью, доведенной до степени обреченности:
        - Я тебе доверяю.
        - А я нет. - В ответ на наступивший в глазах напарницы конец света последовало разъяснение: - В отличие от тебя, я себе не доверяю.
        - Ты непробиваемый как… как крепостная стена!
        - На любую стену найдется свой таран с резьбой, поэтому я всегда начеку. Поступай так же, если не любишь неприятности.
        - А если я не возражаю против того, что ты считаешь неприятностями?
        - Как думаешь, это дерево крепкое?
        Марианна с удивлением оглядела наше висевшее в ветвях убежище.
        - Естественно, если такое держит.
        - Ты видела его корни? Вдруг они гнилые? Ты простукивала ствол? Вдруг он пустой? Это я к тому, что каждая палка о двух концах. Хорошее легко может оказаться плохим и наоборот. Допустим, у тебя есть о чем-то представление, ты делаешь выводы на его основе, а у того, что ты представляешь, на самом деле есть другая, вторая сторона. А то и третья. Вот твои знания. - Я изобразил двумя пальцами кружок. - Внутри. А вокруг - то, о чем ты знаешь, что ничего этого пока не знаешь, потому что знания заканчиваются вот здесь, на конкретной границе. А знания знающего человека - вот они. - Правой рукой я сотворил огромную дугу, как часть некоей гигантской окружности. - Представь размер незнания человека ученого. Его окружность незнания рядом с твоей - как волк и блоха, которая живет где-то в его шерсти. Так что, когда считаешь себя в чем-то правой, подумай, как на твое мнение взглянет мудрец со своей колокольни.
        Марианна помолчала с минуту.
        - Это меня так заумно обозвали невеждой? Обидно… но соглашусь. Я четко и многогранно вижу только собственные желания, а теперь, после твоих слов, вынуждена согласиться, что эти четкость и многогранность существуют только в моей голове. В любом случае, все остальное мне видится как отражение в зеркале: плоско, зыбко и односторонне.
        - Если бы я не боялся возможной реакции…
        - Молчу и не шевелюсь! Ну-ну?
        - Я сказал бы, что обожаю тебя за такие слова.
        Вскинувшийся на меня взгляд вспыхнул удовольствием:
        - А ты не бойся, скажи!
        Бедром я ощущал встречные трепет и влажное тепло. Глубокий вдох разогнал лишние мысли. Ненадолго. Потому что…
        Потому что.
        Не дождавшись ответа, царевна завозилась, как в норке, и окутала собой мой оплавленный ощущениями бок еще плотнее.
        - Можно нескромный вопрос?
        Куда уж нескромнее в нашей ситуации.
        - Ну?
        - Не подумай ничего такого, я строго по теме. Почему одно мужское ядрышко ниже другого? Я видела. И знаю, что так у всех.
        Возможно, наука предложит свой вариант, а я выдал самый логичный:
        - Чтобы не раздавить их друг о друга, когда ноги сдвигаешь.
        - А поближе посмотреть можно?
        Далось им это «посмотреть». Как дети малые. Но у детей интерес пассивный, а у этих, повзрослевших, - активный. Самое обидное, что интерес-то - взаимный, но игры в доктора в моем возрасте опасны.
        - Ты уже смотрела. На озере. Во всех деталях.
        - Удивлю, но не смотрела. Ты был грязный, я помыла, и все. Там было темно и жутко холодно, что-то рассмотреть даже при большом желании не получилось бы.
        И ведь стеснения - ни в одном глазу.
        Я уперся:
        - Еще ты видела на ходу, на привалах и у воды. У меня, в отличие от некоторых, все на виду.
        - Послушай, давай говорить начистоту. - Марианна вытащила из-под меня руку и несколько раз пожамкала затекшими пальцами. - Во-первых, ты тоже смотрел. Косился, не отрицай.
        Я не отрицал. Я вообще молчал.
        - Во-вторых, смотреть и видеть - вещи разные. Ты на меня смотрел часто, но разве видел? Не отворачивайся, от увода взгляда я никуда не денусь со своими вопросами. И не только с вопросами. И не отодвигайся, когда с тобой разговаривают. И по твоей ладони, как ни старайся, вижу, что интерес у нас взаимный. Давай откинем эмоции и порассуждаем логически. У одной стороны есть неудовлетворенное любопытство, и у второй стороны есть такой же запрос. Что говорит опыт человеческого общежития? Он говорит, что сторонам нужно найти взаимное решение проблемы. Давай так: ты обеспечиваешь доскональным знанием предмета меня, а я отвечаю тем же. Идет?
        Почему нет?
        Но вслух я сказал совершенно другое:
        - Спрошу главное. Зачем?
        Подействовало. Мы оба понимали, чем грозило «продолжение банкета». В шикарной речи, вываленной на меня в ораторском кураже, Марианна изящно замылила этот момент.
        И тут на меня свалился нежданчик:
        - А девочки смотрели.
        Я машинально брякнул:
        - Они не спра…
        Ох, зря. Фраза еще не закончилась, а ладное тельце соседки уже взвилось, собираясь взгромоздиться сверху.
        - …шивали.
        Гнездо затрещало и качнулось. Мы оба на миг застыли. Завязалась осторожная борьба. Марианна старалась взобраться на меня, а я, возмущаясь подлостью собственного подсознания, пытался этого не допустить. Бороться было весело и страшно: ветвяная конструкция не прощала раскачиваний и резких движений.
        Наконец, я поймал руки противницы, скрутил и водворил на место вместе с хозяйкой. Царевна брыкалась и лягалась. Яростно защищаясь, она царапалась, как дикая кошка, один раз даже укусила, но, получив ответ той же монетой, сделала соответствующие выводы. Зубы больше не использовались, но коленки пинали, а локти били куда придется. Все это - с минимальной амплитудой, чтобы не потревожить наш воздушный замок. Дерево недовольно ворчало. Дождь не прекращался, хотя и несколько ослаб. Я нагло пользовался преимуществом в физической силе и, нефатально помяв, сумел прижать царевну к боку и обездвижить. Она извивалась, пыхтела, но не сдавалась. Корявыми рывками ее конечности отвоевывали сантиметры свободы, чтобы снова броситься в атаку. Ноги оплели меня как змеи и держались не хуже абордажных крючьев.
        Жаркая возня давно вышла за рамки первоначального замысла. Теперь мы просто боролись, позабыв о причине - тискали друг дружку, отстаивая право на собственное мнение, по ходу действия забыв, на какое.
        Оглушительный треск заставил опомниться.
        - Ой! - Марианна прижалась ко мне, хватаясь как за соломинку, в глазах - ужас. - Падаем?!
        - Пока только в моральном плане.
        - Хам.
        Гнездо удержалось, обломилась только одна из нескольких поддерживающих ветвей. Дерево вынесло последнее предупреждение, и мы вняли. Царевна расслабилась, восстанавливая дыхание, ее отлипшая от меня грудь совершила мощный и протяжный вдох-выдох. Сердца колотились, что стало особенно заметно, когда их разъединили. Я вернул соседку к нашим проблемам:
        - Не пойму, чего ты хочешь: чтобы я продолжил урок или чтобы обиделся?
        - Мужчины не должны обижаться.
        - Мне можно, я еще подросток.
        - Если ты не мужчина, это исключительно твои проблемы. - Тонкие пальчики задумчиво побарабанили по моей груди - Впрочем, мои тоже. Забираю свои слова обратно. Продолжай, слушаю.
        Я указал в прикрытое ладонью междуножье:
        - Запоминай: удачный удар в эту область мгновенно лишает мужчину возможности сопротивляться.
        - В качестве примера болевой точки для рукопашной - понятно. А возможность иметь детей после удара сохранится?
        Никогда я не задумывался о таком способе контрацепции. Хорошо, что на уроке никто не удосужился спросить Варвару, ей хватило бы мозгов устроить эксперимент.
        - Думаю, если ударить о-очень сильно… Нет, давай сменим тему, для мужчин она слишком больная. Во всех смыслах.
        - Хорошо, - мгновенно согласилась примерная ученица.
        Теперь она внимательно слушала. Щека и ухо лежали на моей груди, губы при выдохе нервировали сосок. Разметавшиеся волосы старались попасть в нос, отчего приходилось по нескольку раз в минуту выпрастывать правую руку, чтобы почесаться. Моя левая рука продолжала охватывать слушательницу во избежание новых нежданчиков. Ну, и просто охватывала, без причин. Как утверждал Карнеги, у каждого поступка есть два мотива: благородный и настоящий. Мой настоящий мотив царевне, думаю, был понятен. Она не возражала. Что еще надо? Моя рука лежала на ее талии, ее руки - на моем животе и снизу вдоль тела. Обоих все устраивало. Пока.
        Я продолжил дикторским голосом:
        - У женщин бывают красные дни, а бывают и белые. Это дни ребенка.
        - А остальные? - Русая головка царевны чуть приподнялась, макушкой задев мой подбородок. - Они как-нибудь называются?
        Не хотелось упоминать, но теперь мне уже не выкрутиться. Пусть уж, для общего развития.
        - Зеленые. Примерно по пять до и после красных.
        - Это когда опасный способ становится безопасным?
        Она любопытствует, намекает или издевается? Даже думать не хочу.
        - В известных пределах. Для большей безопасности нужны специальные пилюли или мужские накидки. Это такие посредники между мужчиной и женщиной в момент… единения.
        - Хорошо сказал: «единение». «Любовь» - слишком выхолощено, да и просто мерзко, когда относится к движениям одного человека внутри другого. «Ловиласка» напоминает целое предложение, требующее искать и не сдаваться. А если я уже нашла и сдаюсь? - Марианна замялась. - Прости. Не будем о грустном. Можно еще вопрос?
        - Если строго по теме.
        - А прерванная ловиласка? М-мм… единение?
        - Самый небезопасный из способов, которые считаются безопасными. Вспомни хотя бы начало моей лекции про тысячи из миллионов.
        - Понятно. Слушаю дальше.
        Я куснул зубами губу, но умных мыслей это не прибавило.
        - Собственно, все, - признался я.
        - Не может быть. Обычно урок кончается демонстрацией способов… единения по всем видам.
        - А ты откуда знаешь?
        Ушки царевны запылали.
        - Слышала.
        - Другие ученицы делились кое-какими впечатлениями?
        - Кое-какими. Именно. - На меня воззрилось заострившееся лицо - резкое и чуточку злое.
        - По отношению к тебе, как ни старайся, виноватым себя не почувствую. - Я спокойно выдержал взгляд, постепенно потерявший жесткость и перенаправившийся внутрь. - Если тебе необходима практика, дождись такого же урока в школе, здесь я тебе не помощник. Здесь я - защитник. Из четырех составляющих ловиласки я посчитал нужным проинформировать о первых трех. Все, что я сказал, может пригодиться.
        - Интересно, как мне здесь пригодится информация о зеленых днях?
        Напомнить ей, что тему поднял не я? Не буду, пока не потянулись смежные и еще более изощренные вопросы и предложения.
        - Мы на чужой территории, - сказал я строго. - Кругом враги. С красивой девушкой может случиться многое.
        - За красивую спасибо, но комплиментом не отделаешься. Хочу знать все про фрицев, про поверхностные и погружные, про вкусный, тесный и опасный, и откуда берется удовольствие. Варвара мне рассказывала. Могу даже цитировать. «Удовольствие, как элемент счастливого образа жизни, появляется только при движении, это верно как в общем, так и в частном. Кто не двигается, не работает над собой, не пересиливает себя, тот никогда не обретет счастья»…
        Долго же она пытала Варвару. Или Варвара ни одну из дозорных не оставила без напутствия на входе во взрослую жизнь.
        Марианна тряхнула головой, послав вокруг себя веера веселых брызг. Вокруг - да, но и на нас обрушились россыпи распавшихся на алмазные капельки сверкнувших бриллиантов.
        - Прости, не подумала! - Она стала быстро смахивать с меня воду ладошкой там, где облила.
        Не подумала? Ну-ну. Я тоже как-нибудь не подумаю, но сделаю это гораздо умнее.
        Стараясь, дрянная девчонка делала только хуже. Ее шкодливая ладонь как бы получила законное право на прежде незаконные действия и забиралась туда, куда в другое время не разрешили бы, а тело царевны, приподнявшись, выставило мне чуть ли не в глаза темные ореолы в коронах чувственных пупырышек.
        - Хватит. - Дернувшись, я грубо вернул Марианну на место. - Не пойми неправильно… я боюсь. Могу не сдержаться и…
        - И?..
        - И поцеловать.
        - Это не проблема.
        - А в мыслях я готов даже на большее. На много большее!
        Вот и сказал. Зачем? Надеялся, что царевна поймет то, что творилось у меня внутри?
        Она поняла. По-своему. Теперь, казалось, от меня ждут не слов, а действий. Через невыносимую вечность принеслось:
        - А если готов не только ты и не только в мыслях? Ты думал об этом? Хоть раз? Или кроме себя…
        Снова та же песня. Я перебил:
        - Устал спорить. И с тобой, и с организмом. Хорошо. Раз вы оба так настаиваете…
        Марианна боялась шелохнуться. Ее брови, казалось, получили команду «Подъем!», они потащили за собой распахнутые веки, отчего глаза превратились в нечто невозможное, бездонное, вмещающее в себя все. А щеки окаменели и помертвели.
        Я тускло продолжал:
        - Не могу больше бороться, искать доводы, где-то находить их и притягивать за уши, только чтобы не делать того, что считаю неправильным. Но вы меня переубедили - ты и мой организм. Отпускаю. Делайте что хотите.
        Осанка Марианны выпрямлялась на глазах. Потрясенное лицо не верило, мозги искали подвох.
        - Чапа, ты… серьезно?
        - Ты меня достаточно изучила. Я хотя бы раз нарушал слово?
        - Никогда, это меня и беспокоит. Ты сейчас какой-то не такой. Не в себе. У тебя все в порядке?
        - Нет. Я - слабый мужчина, который не нашел сил сказать «нет». Я готов получить удовольствие и, потом, наказание за него - от того себя, которым уже не стать. И от жизни, когда она презрительно хмыкнет и столкнет обратно в толпу таких же. И от своего будущего, о котором мечтал и которое теперь кардинально изменится. И от вертикали принципов, которая рассыплется и сменится горизонталью инстинктов.
        - Ты говоришь страшные вещи. Выкинь из головы. Жизнь невозможна с такой ношей. Глупое желание быть правильным тебя погубит. Стань неправильным.
        - То есть, стать как все?
        - Ну… - К такому повороту Марианна оказалась не готова.
        - Хорошо, спрошу по-другому: ты - неправильная?
        - Конечно. Разве не заметно?
        - Жаль. Странно видеть радость от неправильности, которой больны все. У тебя видна даже какая-то гордость за нее. Но если неправильны все - значит…
        Неоконченная фраза повисла в воздухе. Мою мысль царевне нужно додумать самостоятельно, иначе эффекта не будет.
        К сожалению, к тому времени мозг работал только у меня, собеседница застряла на «делайте что хотите», упершись в услышанное разрешение, как в стену. Со страхом, отвагой и сомнением ее реснички хлопали, мысли метались, запертые в этом треугольнике. Выходов из любой закрытой плоской конструкции существует, как минимум, два: вниз и вверх, но треугольник надежды вращался в голове, совершал невозможные сальто, не давая сосредоточиться. Стандарт задан обществом, извольте следовать, а не думать.
        Я последовал.
        - Иди сюда. - Я театрально растопырил руки.
        - Нет, я сама! Иначе тебя казнят. А если начну я, то на меня, если что, всего лишь наложат епитимью.
        С жаром и недоверчивостью приподнявшись, Марианна перекинула через меня ногу и заняла сданную мной без боя позицию, ранее столь жестко отвоеванную.
        Я шумно сглотнул.
        Воссев на моем животе, Марианна выпрямилась.
        - Врата райского сада, - заговорила она невероятно серьезным голосом, глядя куда-то вдаль, поверх меня, - отворяются древом познания. Женщина сочетается с мужчиной, но сначала они должны как можно лучше узнать друг друга. Узнать во всех смыслах. Узнать и принять такими, какие они есть. Ты готов узнать и принять?
        - Я уже ответил «да» на все будущие вопросы, не тяни время.
        А Марианне теперь вовсе не хотелось торопиться. Она церемониально продекламировала:
        - Поселила Алла-предусмотрительница, да простит Она нас и примет, созданного Собой человека в саду райском и заповедала: от всякого дерева можешь есть, а от древа познания добра и зла не ешь. Но не потому, что умрет тогда человек, а в день, в который вкусит запретного, откроются глаза его, и будет знающим добро и зло. Кончится детство, отпустит его родительница из домашнего уюта райского добывать хлеб свой насущный и за поступки свои отвечать. И заповедует: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте.
        Наклонившись вперед, Марианна взяла мои щеки в ладони, и ее губы нежно и как-то особенно страстно приникли к моим губам. Наступил тихий, плотный, длительный поцелуй. Как удар тока, растянутый на века.
        И я не отказался. В голове, как в разбитом аквариуме, расплескались мысли, причем не те, которые живут там обычно, пассажиры мозга, а погоняемые плетью слуги инстинкта. Жалкие, жадные, жирные, жуткие. Заискивающе грубые. Агрессивные. Которые мечутся от «чего изволите?» до «пошел вон!», а также жаждут всего и сразу, и чтобы ничего за это не было. Языки встречались, игрались, переплетались. Чужой язык, как нападающий на футбольном поле, пытался обойти моего защитника и забить мяч в ворота. Я перехватывал, не пуская дальше центра поля. Выпихивал его. Заталкивал обратно и забивал сам. Моего форварда пасли и окучивали, ставили подножки и самым наглым образом заваливали. Я не сдавался и вторгался снова и снова. По центру и по флангам. Красиво обводил или брал напором. И…
        Го-о-о-ол! Чужие ворота обняли меня, сжав со всех сторон, словно сломавшись. Возникло ощущение, что сейчас придет в гости собственное сердце и спросит: «Ничего, что я без стука?» Меня всосало внутрь, а действо все продолжалось - то ли поцелуй, то ли обед друг другом. С чавканьем и рыканьем. До окончательного безвольного воя.
        Взвыл, видимо, я.
        Марианна отпрянула. Ее ищущая ладошка, что осторожно потянулась к запретному, вдруг отдернулась.
        - Ты… уверен? Не сделаешь потом меня виноватой?
        Ути, кто это у нас такое спрашивает?
        - А ты?
        - Я - уверена. Давно.
        - А насчет виноватых?
        - Дурачок. - Глаза царевны затуманились. - Ты же знаешь, как я тебя…
        Она замялась. Очень вовремя. Потому что - не надо.
        - И я тебя, - воспользовался я паузой, пока с губ Марианны не слетело нечто непоправимое, все меняющее и абсолютно сейчас не нужное. - Я тоже очень-очень…
        Секунда тянулась за секундой. Одна. Две. Три. Четыре… Взгляд Марианны резал на кусочки.
        - … очень тебя хочу, - закончил я, наконец, и резко привлек к себе царевну с такой силой, что у нее косточки захрустели. Когда ее ушко оказалось в пределах досягаемости, я зашептал: - Только помни одно. Сейчас я как бы с тобой… но представляю другую.
        Еще секунду по инерции Марианна счастливо улыбалась.
        И вдруг все кончилось.
        Оцепенение.
        Шок осознания.
        Царевна вырвалась и застыла, окаменев и глядя в сторону, и только бурно вздымавшаяся грудь сообщала, что сердце не остановилось.
        Некоторое время мы молчали. Нервы успокаивались. Наверное. Не знаю. Мысли, если это мысли, витали в другой вселенной.
        - Спасибо за честность. - Голос Марианны звучал глухо и безжизненно. - Представляю, как тебе было тяжело.
        Было?! Я ничего не говорил не потому, что нечего сказать, а потому что руки еще ощущали потерянное, а недоумевающий организм продолжал жить надеждой. Каждая клеточка вопила от отчаянья, объясняя мне, какой я кусок идиота. Мол, не мог смолчать?! Не мог сказать потом?!
        Дождь давно закончился, причем так же внезапно, как начался, а мы, занятые собой, даже не заметили. Ветер быстро унес тяжелые тучи. Посветлело. В том числе в головах. В моей голове уже начала складываться примирительная речь, когда Марианна вдруг погладила пальцами мою грудь. Мягко и деликатно. Потом она резко отвернулась и зарыдала. Она старалась сдерживаться, отчего вместо плача из груди вырывался клекот - захлебывающийся, срывающийся, жутковатый.
        Для мужчины есть единственный способ победить в споре женщину: заплакать первым. Но тогда он не мужчина. К тому же, мне не хотелось победить, мне просто хотелось оставаться мужчиной, невзирая на обстоятельства. Продышавшись, я успокоился сам и начал приводить в чувство напарницу.
        - Прости, - сказал я, ответив легким встречным поглаживанием.
        - И ты прости. Я стараюсь делать все, как надо… но надо ли?
        - Только так и надо.
        - Человек, который забрал твое сердце, скорее всего мертв. Ты любишь не человека, а свою память о нем. Посмотри вокруг. Может, увидишь что-то или кого-то еще?
        Дай человеку рыбу - он будет сыт один день. По мне, так лучше дать хорошего леща, чтобы не просил, а сам занялся своими проблемами. То, о чем говорит Марианна, не мои проблемы, верно?
        Или теперь мои тоже?
        - Пора, - сказал я, поднимаясь.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к