Сохранить .
Ольф. Книга вторая Петр Ингвин
        Ольф #2
        Окончание дилогии. Все тайны разгаданы, все интриги раскрыты, все сюжетные линии получат логическую развязку. И все же… (Обложка - Neangel специально для «Ольфа»)
        Петр Ингвин
        Ольф. Книга вторая
        «Григорий Федорович очень любил представлять себя кем-нибудь другим и очень переживал и мучился, когда ему говорили, кто он на самом деле.
        - Да быть такого не может, - не верил он. И вновь предавался своим мечтам». Геннадий Попов «Про Григория Федоровича»
        Эх, ты, едондер пуп! Лев Николаевич Толстой
        Часть пятая
        «Неужели не надоело?»
        Глава 1
        Челеста не задала ни единого вопроса. Она не видела, что случилось на стройке. Хватило того, что услышала.
        - Все, моя хорошая. - Я раскрыл руки, чтобы обнять. Это было нужно. Только это, слова сейчас не помогут.
        Она прижалась ко мне, как к матери… нет, как к отцу в поиске защиты и успокоения. Или как к старшему брату. О чем я, здесь другое: как к настоящему мужчине - всхлипывая, содрогаясь, вжимаясь так, будто хотела раствориться.
        - Больше я тебя не оставлю.
        Забыть. Забыться. Вон из этого города - на юг, к морю, под пальмы. Весь мир у ног, чего я зациклился на своих нерешенных проблемах?
        Что-то мешало. Что-то, что вздувало вены на висках. Стирало зубы в порошок. Лаврик говорил… говорил…
        Не хотелось об этом думать, но отрешиться и забыть невозможно. Он говорил, что были еще другие. И корабль получил новый приказ:
        - Назад, к стрельбищу.
        Я выскочил в уже знакомом месте и пронесся через проходные помещения, где лоб в лоб столкнулся с Русланом.
        - Ольф? - Его глаза вытаращились, ноги машинально сделали шаг назад.
        Но лишь на миг. С ним была девушка, это заставило Руслана прикрыть ее от меня - взвинченного и мечущего молнии.
        - Лаврик сказал, что участвовали все.
        - И не такое придумаешь, когда встретятся сфинктер с паяльником. - Рыжеволосик в меру разумения догадался о произошедшем. - Спроси у нее, у своей Челесты. Он был один.
        - Спрошу. Но ты гарантировал.
        - Русик, кто это? - В воздухе осязаемо искрило и дымило, и отгораживаемая от меня девушка не находила себе места. - Что происходит?
        - Маленькие рабочие проблемы. Помолчи.
        - Маленькие?! Не маленькие. Вижу, какие, и не буду молчать, когда вы на таких тонах…
        Руслан обернулся ко мне.
        - Это Света, - его плечи обреченно поникли, - моя жена.
        Она была светленькая, миленькая, фигуристая. Поразили глаза - небольшие, но бездонные, как Марианская впадина, без чудовищных усилий человеку на глубину не попасть. А глубина чувствовалась.
        Более детального внимания девушка не удостоилась, потому что мой взгляд буравил ее молодого мужа - второго возможного обидчика. Как минимум - не сдержавшего слова. В мужском мире слово как карточный долг - свято.
        - А это Ольф, - представили, наконец, и меня.
        - У вас что-то случилось? - Света глядела уже со страхом. - Что?
        - Это у меня случилось, - не дал мне ответить Руслан. - На вверенной мне территории обидели его девушку. Он считает, что виноват я.
        Света ойкнула:
        - А теперь он хочет в отместку отыграться на мне?
        - Откуда мне знать? - огрызнулся рыжий и устало опустил голову. - Может, и хочет, но…
        - Согласен, - вбросил я. Как кирпич в морду. Или шлагбаум на голову. - Встречаемся послезавтра в это же время. Будем стрелять.
        - Стреляться?! - Света безвольно поползла вниз по стене, Руслан едва успел ее подхватить.
        - По одной стреле. Выбор типа лука и дистанции за тобой. - Наверное, было что-то в моем взгляде, не допускавшее возражений, не знаю, мне себя со стороны не видно. - Победишь - значит, не виноват. Выиграю я - расплатишься женой. Мои условия.
        И я ушел. Руслан хотел броситься вдогонку, но пришлось заниматься женой. Правильный выбор. За это дам ему очко форы.
        Или не дам. Посмотрю на его поведение, на состояние Челесты и на свои чувства, которые будут к тому времени.
        Почему послезавтра? Пусть он помучается. А я успокоюсь. Или не успокоюсь. Срок в два дня либо остудит, либо приведет к мысли, что все делаю правильно. Потому - послезавтра.
        Челеста так и сидела в будуаре - с остановившимся взором, забившись в угол.
        Ей нужно отвлечься. И мне. Возможности для этого имелись фантастические - в прямом смысле. Я выбрал тему путешествия: мир с крыш небоскребов. Мы полетели.
        Сначала, понятное дело, Америка, главное логово этих чудищ имени одиннадцатого сентября. Один город за другим - необъятный многоликий Нью-Йорк, мрачный Чикаго, тревожный Детройт, одновременно задумчивый и веселый Лос-Анджелес… Некоторых названий мы просто не запомнили, а многих не знали. Города сливались, многоэтажные башни из стекла и бетона перемешивались в памяти. Разные, но чем-то похожие. Опасные и причудливые, страшные и изящные, грубые и утонченные, устремленные ввысь и приземлено опиравшиеся на широкие ноги…
        Калейдоскоп. Мы нигде не задерживались. Штаты сменились Канадой. Потом мы рванули в Чили и Бразилию. Перенеслись в Южную Африку. Сравнили с будто перенесшимися из будущего Эмиратами. Изумились скученной Японии. Порадовались правильностью Малайзии. Покачали головами над цветным Сеулом и серым приземленным Пхеньяном. Задохнулись смогом Шанхая и Гонконга. Остальной Китай я решил не затрагивать, иначе небоскребиться будем до скончания века. В плане новостроек оказалось, что Поднебесная, как называют свою страну китайцы, - нечто невероятное. Насколько я слышал, только в столице в год к местному метро добавляется минимум пять… не станций, а линий!
        Мы высаживались, смотрели, взлетали, вновь опускались и поднимались. Кривились, ужасались, удивлялись. Восторгались и печалились. Равнодушно окидывали взором или показывали друг другу что-то интересное. Но в оледеневшем сердце, как муха в янтаре, поселилась тоска. Жуткая, гложущая, невыносимая. Внутри все словно выгорело.
        Ни я, ни Челеста покоя не обретали.
        - Ла лоро тровавано Руслан, Шурик, Антон, Гарун, Тимур, Глеб, Гена, Лена, Алина, Лера, Таня… Си кьяма Гена, - шептала она, пока взгляд с окопавшейся внутри пустотой буровил окружающие красоты. - Гена э номэ феминиле, перо нон маскиле, ма тутти си кьямаванно кози. Пэнсаво ке люй э омосэссуале о маскетта э волево энтрарэ ин диместикецца кон Гено Лаурик комэ ун амика. Перо нон о пэнсато…*
        *(Там были Руслан, Шурик, Антон, Гарун, Тимур, Глеб, Гена, Лена, Алина, Лера, Таня… Его звали Гена. Гена имя женское, вовсе не мужское, а все называли его именно так. Я думала, что он гомосексуалист или девушка, которая выглядит мужчиной, и захотела иметь Гено (здесь вставлено мужское окончание «о» вместо женского «а») Лаврика в приятелях как подружку. Я даже не думала…)
        Однажды мне сказали тост на день рождения: «Здоровья тебе, удачи и денег. Остальное у тебя есть». Тогда я посмеялся: подкалывают, дескать, приколисты, издеваются. Дошло только теперь - не шутили. Во мне действительно было что-то, о чем не подозревал. Оно прорастало корнями в нервы и брало за горло. Такое уже бывало. В армии. Уходил наивным мальчиком - вернулся бывалым мужчиной. Сейчас появилось ощущение, что те времена вернулись.
        - Прости, Челеста, но меня всего колотит, выворачивает наизнанку. Не полетим мы больше никуда, ни в какие Европы или тропики. Надо заняться делом. Я хочу утрясти все, что возможно, если это возможно. Иначе меня разорвет.
        Девушка молча кивнула. Моя прелесть. Ничего не поняла - но все поняла. Только взор погрустнел еще больше.
        Я дернул рычаги, как давненько не дергал. Корабль пронесся по странам, затем по стране и по городу - едва не сшибая антенны. Когда повисли перед знакомым окном, я заглянул внутрь.
        Послание дошло до адресата. Первое, что предпринял господин Задольский - посадил в своей квартире охрану.
        Двое. Один курил на балконе. Совмещение его затылка с прикладом автомата произвело нужный мне результат. Веревка, кляп и скотч на рот завершили операцию.
        Второй охранник листал журнал в гостиной. Переведя корабль обратно к окну и затемнив изнутри (не нужно бедняжке видеть, как буду обстряпывать свои делишки), я уже опробованным способом выставил москитную сетку, и просунутой внутрь рукой соседняя фрамуга была открыта. С оружием перед собой я влез и, когда осторожно заглядывал в гостиную, чем-то скрипнул. Ну, не бабочка, чтоб порхать, что поделать.
        - Руки вверх! - Подрагивавшая в руках смерть уставилась на противника прежде, чем его пистолет был снят с предохранителя.
        Добрый молодец покорно дал себя скрутить. Правильно, как большинство людей его типа, он нанимался зарабатывать, а не умирать. Хорошо бы и дальше не напороться на исключение из этого правила.
        Сусанна была в туалете. Втащив с балкона второго охранника, я уложил его рядом с первым. Сусанна еще не вышла. Как помнилось, у себя дома, посещая это заведение, она не запиралась. Впрочем, сейчас меня никакой запор не остановит. От удара дверь чуть не выворотило вместе с косяком, с неописуемым грохотом она распахнулась - Сусанна как раз натягивала на бедра штаны спортивного костюма. Слово «спортивный» в данном случае ничего не значило, Сусанна использовала эту удобную одежду как домашнюю.
        - Ты?! Как ты вошел?
        - Дверь была открыта.
        И ведь не соврал, просто дверь имелась в виду другая. Посему я глядел открыто, с чувством несокрушимой собственной правоты. И абсолютной неправоты собеседницы.
        Сусанна побледнела. Кажется, поняла, что на этот раз без результата не уйду.
        - Сделай явку с повинной, - предложила она. - Тебе переквалифицируют статью на самооборону или убийство по неосторожности. Я подтвержу!
        - Да? - Улыбочка у меня, видимо, вышла еще та. - Похищенное тоже сама сдашь?
        Ее бросило в краску. Что ж, если краснеет, не все потеряно.
        Одновременно в прищуре Сусанны мелькнуло что-то непонятное:
        - Насколько помню, ты расспрашивал про секту эротоманок, которые поклоняются живому богу. На вечеринке ты не к той обратился. Я сумела узнать все. Тебе интересно?
        - Откуда узнала?
        - Нютку и разговорила. Это мужику про такое ни за какие деньги, а подруге, да за стаканчиком…
        - Воспользовалась, что ей плохо?
        - А кому сейчас хорошо? Так тебе интересно или нет?
        - Интересно, - пришлось мне признаться.
        - Тогда, может, разрешишь выйти?
        Я пропустил ее в спальню. Не на кухню - там ножи и прочие вилки. Не в гостиную - там пистолеты охраны и прихожая, откуда можно активировать сигнализацию или просто нажать тревожную кнопку.
        Сусанну все устроило. Она расположилась боком на постели и с вызовом уставилась на меня.
        Мой зад обрел пристанище напротив нее. Направленного автомата я не убирал. Сусанна презрительно скривилась по поводу оружия.
        - Как там сказало наше все? Что и в деревне скука та же, хандра ждала его на страже и бегала за ним она как тень иль верная жена. Ты в курсе, что скука бывает непереносимой? Деревенским дурочкам не хватало вялого внимания мужей, и они придумали развлечение. Предлог, понятно, был самым благовидным - о мире узнать или, к примеру, исторические байки послушать. Типа, лекции. На свежем воздухе.
        Сусанна с неким намеком умолкла.
        Не люблю недосказанностей. Иногда то, что подразумевается, оказывается неправильно понятым. Собственно, не иногда, а очень даже часто.
        - Ну и? - подтолкнул я к завершению.
        - Какие, к черту, лекции, они туда за другим ходят!
        - Конкретнее.
        - Ты тупой? За сексом!
        - Там же только женщины.
        - Да? Откуда же тогда у одного рогоносца, Филиппа, кажется, ребенок взялся?
        Я уже собирался объяснить, откуда, как Сусанна победоносно завершила:
        - А ведь он от природы бесплодный!
        - Но я там был и сам видел…
        Глаза Сусанны загорелись:
        - Серьезно? Везде успеваешь. Завидую. И что же видел?
        - Ну, танцуют, поют. Потом раздеваются. Купаются.
        - А дальше?
        - Никакого дальше.
        - Тогда ты что-то не то видел. Или не все. Анюта один раз тоже участвовала и такое рассказала…
        - Не тяни.
        - Что получу взамен?
        - Глаза без фингалов.
        - Кавалер ты просто божественный. Умеешь уговорить девушку. Короче, мужик к ним приходит какой-то нереальный. Они с него тащатся, как морда бомжа по асфальту.
        - И Анюта?!..
        - Говорит, как во сне все было, ничего не соображала. Что все делали, то и она.
        А у меня в голове сверлило: Филипп, Филипп… Что-то знакомое. Ёж бизонь-мачту об тыковку, это ж Филька!
        Тогда складывается как в легенде строителей Кхаджурахо: «Бог луны тайно полюбил земную женщину…» В глазах Челесты, к примеру, я должен выглядеть таким же лунным богом. Выходит, Альфалиэль тоже? Бог луны, а? Если могу даже я… И предания останутся точно такие…
        Для обладателя корабля это семечки, просто каждый владелец - временный вроде меня или постоянный - использует его по своему разумению. Я получил корабль уже как бесхозное имущество. Выходит, Альфалиэль - не преданье старины глубокой и не модная дурь новой секты, а тот парень с медальоном. Мой предшественник. Рассказчик занимательных историй и гроза женщин деревни Запрядье.
        И - как же больно… - беззаветно ожидаемый любовник Полины. Тот, кого она почитает за Бога.
        Кажется, я основательно отвлекся, и взгляд вновь сосредоточился на вдруг активизировавшейся Сусанне. Нет, она даже не вставала с кровати, просто стягивала с себя костюм. И не только костюм.
        Передо мной вырос курган материи, еще хранивших тепло носимых внутри богатств. Источаемая ими соблазнительность сгустила воздух. Что уж говорить о самих подробностях, полновесно открывшихся взору.
        - Ты же об этом думаешь? - бархатно и чуть ехидно проворковал понежневший голос. - Я знаю, мужчины любят глазами. А женщины, открою тебе тайну, любят когда их любят. И всегда - иногда специально, иногда не задумываясь и совершенно непроизвольно - идут навстречу.
        - Так уж и всегда, - буркнул я. - А то не знаю. Ты со мной только из-за доку…
        - Тупица, - перебила Сусанна. - Головой думай, если она еще думает. Согласна, ты не прынц на белой кляче, и еще недавно я считала, что только кляча. Ошиблась, признаю. Ты не скучный. К тому же… - В ее взгляде мелькнуло лукавство. - Принца можно ждать всю жизнь, а мужик нужен каждый день. А ты мне по-прежнему нравишься. Что я говорю, не по-прежнему - намного больше! А ты… ты хочешь меня?
        - Да! - внезапно для самого себя сознался я. - Хочу! Но хочу не как женщину…
        Глазищи Сусанны округлились.
        - Господи-боже…
        - Не столько как женщину, - поправился я, и голос наполнился суровостью, - сколько отомстить за все, что из-за тебя произошло со мной. Все нужное - в тумбочке, как обычно?
        И я отомстил. Грубо и жестко.
        А этой поганке стоеросовой, черт бы ее подрал, снова понравилось. Ну нет в мире справедливости.
        Глава 2
        Когда сердце унялось, и восстановилась возможность мыслить трезво, я вновь схватился за автомат. Сусанна рассмеялась:
        - Не отниму, не бойся. Сама его боюсь.
        И все же я заправлялся одной рукой, а вторая не выпускала оружия.
        - И нападать на тебя не собиралась, зря нервничал и обоим удовольствие портил, - расслабленно продолжала Сусанна. - Если с теми бугаями сладил, куда уж мне. Да, ошибалась. Может, ты и есть сказочный принц, в которого не верила? А? Ведь всегда так, счастье бродит где-то рядом, а мы его не замечаем…
        Меня передернуло.
        - И не мечтай.
        - Как ты сумел сбежать? - после некоторой паузы поинтересовалась раскованная подружка.
        Она развалилась в позе Данаи и не стеснялась даже того, что в соседней комнате лежат два охранника, которые по звукам, скорее всего, прекрасно понимают, что здесь происходит.
        - Смотрела кино про человека-паука? - вопросом на вопрос ответил я.
        - Ну?
        - И про паркур, надеюсь, слышала?
        - Ну?
        - Чего - ну? Дальше сама что-нибудь придумай.
        Сусанна в задумчивости поводила пальчиком по спелому бедру - гладкому, с малиновыми пятнами от моих рук.
        Словно очнувшись, я вновь хмуро собрал морщины на лбу - на время оставшиеся без контроля, они расплылись в сладком умиротворении.
        - Где документы, из-за которых твой папашка меня сожрать готов вместе со всем непереваренным?
        - Откуда я…
        - Не ври.
        На миг Сусанна напомнила пружину, на которую наехал танк. Ох, сейчас выстрелит…
        Но по минутному размышлению бывшая подружка выдохнула, глаза стали злыми:
        - Значит, если повторю, что в жизни их не видывала…
        - Хватит ломать комедию, они у тебя. Я знаю. Я пришел за ними и не уйду, пока не получу все в целости и сохранности.
        - Что ты сейчас хочешь от меня?
        - Я же сказал - документы. И все.
        Сусанна внутренне подобралась, и я тоже напрягся.
        За демонстрацией готовности к схватке ничего не последовало. Поразмыслив немного, девушка странно прикусила губу, прежде чем выдавить:
        - Ну да, я забрала их. Чтоб не достались этой вертихвостке.
        Я не понял.
        - Анжелке, - последовало пояснение. - Его последней пассии. Смазливая мордашка и мельничные жернова на месте задницы еще не повод претендовать на то, что обязано стать моим. Это мое наследство!
        - Вадика больше нет! - Я попытался вернуть подругу в реальность. - Его пассия не имеет никаких прав!
        - При чем здесь Вадик? Я говорю об отце.
        Теперь дошло. Я поскрипел зубами. Вот, угораздило влезть в террариум.
        - Где документы? - повторил жестко. - Они и так твои, конкурент в лице Вадика исчез, чему, вижу, ты только рада. Давай предъявим их полиции, что нашлись, мол. Как только с меня снимут ложное обвинение, ты получишь все обратно.
        Чувствовалось, что в мозгу Сусанны шла не привычная работа со скрипом и хиханьками, а бушевал аврал. Прошло около минуты, прежде чем она смиренно выдохнула:
        - Хорошо. Пошли.
        - Куда?
        - Увидишь.
        - Ага, а ты меня снова - в полицию?
        Она рассмеялась:
        - Какой злопамятный. Нет. Уже вижу, что от тебя так просто не отделаться. Ты же снова вернешься.
        - Вернусь. Куда пойдем? Учти, выходить через подъезд я не намерен. Как только консьерж меня увидит…
        - Не нужно выходить из дома. Поднимемся на другой этаж.
        Это устраивало, но прежде чем выйти из квартиры…
        - Даже не думай вызвать полицию или подмогу через каких-нибудь знакомых, или спрятаться у них, - еще раз предупредил я.
        - Конечно, нет, милый Олежичек. - Сусанна широко улыбнулась. - Как тебе такое в голову взбрело.
        А вот взбрело. «Милый Олежичек». Тьфу, пакость.
        Дав ей возможность не торопясь привести себя в порядок, я подошел к окну и «выбросил» в него автомат, затем подмигнул связанной охране и галантно распахнул перед дамой входную дверь.
        Мы вышли. Сусанна впереди, я немного сзади, придерживая за локоток, чтобы исключить возможные фортели. Бывшая подружка просто летела по ступенькам вверх. Ее тыл, похожий на запущенный метроном, выразительно и ядовито ухмылялся. Нестерпимо захотелось вновь унизить его, насадить, как бабочку, на иголку энтомолога. Показательно распнуть. Раздербанить на лоскуты. Размозжить в лепешку, точнее в две - большие, белые, сдобные…
        Я встряхнул головой. Не о том думаю.
        А вот не получается с Сусанной думать ни о чем и ни о ком другом. В ее присутствии вообще не получается думать. Что тому виной: возраст? одиночество? зашкаливающий тестостерон? Пора в аптеку за бромом бежать. Или к психиатру. Или перестать шарахаться в плане отношений и найти ту, с которой и беда не беда, и проблемы в радость…
        Эх, Полина…
        Эх, Челеста…
        Эх, все…
        Короче, эх, быстро переходящее в ох.
        Нужная квартира оказалась на этаж выше, прямо над Задольскими - дверь напоминала вход в секретный бункер, столько в ней оказалось брони и замков. Будто здесь от ядерного взрыва защищались. Странно только, что делали это в обычной, хоть и элитной, высотке, а не в ее подвале. Но если вспомнить, что сюда зачем-то приносили документы, за которыми охотятся по всему городу … Может, здесь что-то вроде банковской ячейки? Никому в голову не придет, что охраняемый сейф стоит в другой квартире. Ну, мне бы не пришло.
        Способ, которым Сусанна добилась, чтоб ее пропустили, укрепил меня в догадке про квартиру-сейф.
        Звонок, стук, два звонка, два стука. Затем цикл повторился. Проскрежетав замками, стальной монстр разинул зев.
        - Я от Наташи, - проговорила моя спутница в темноту.
        - Проходите.
        Открывший ушел, так и не показавшись. Сусанна юркнула следом. Держась настороже, я замыкал процессию. Дверь смачно лязгнула за нами, защелкнутая доводчиком и наглухо запертая автоматикой. И…
        Несчетное количество глаз обернулись на нас. Кто-то - хмуро и страдальчески, кто-то - с вызовом, как на опоздавших, которые лезут к своим местам при идущем спектакле. Кто-то проигнорировал. Видимо, мы не представили особого интереса, и для большинства мгновенно потеряли какое-либо значение.
        - Простите… - пробормотала Сусанна, что было для нее несвойственно.
        Симпатичным интерьером с обилием люстр, ковров и мягкой мебели квартира смахивала на номер дорогого отеля, но вовсе не обстановка бросилась в глаза. Мое ошалевшее внимание будто пригвоздили к центру большой комнаты. В полукольце мужчин и женщин на атласной кровати закатывала глаза нагая деваха с порочным взором. Причиной закатывания являлись производимые в корму удары бури, которую олицетворял крепкий мужик. В трех словах: здесь снималось кино. Которое не показывают по телевизору. По крайней мере, днем и бесплатно. Оператор придирчиво следил за картинкой в видоискателе, софиты высвечивали главное действо так, что зрение на некоторое время поплыло радужными кругами, когда я поглядел в сторону.
        - Стоп! Снято.
        Мы с Сусанной остановились позади всех. Занятые собственными заботами киношники о нас уже забыли. Мужчина, исполнивший арию перфоратора в равнодушной штольне, покинул забой, героиня сразу потянулась к одному из сидевших поблизости членов съемочной группы. Эти господа, по лицам видно, следили за перипетиями немудреного сюжета исключительно в силу производственной необходимости. Выхватив у кого-то сигарету, недавняя героиня с чувством затянулась.
        - Продолжим через пять минут, - распорядился человек на высоком стуле. Режиссер, если я что-то понимаю в кино.
        Искрой Божией, как и талантом, здесь не пахло, просто делались деньги. Нет - зарабатывались. Тяжелым, изматывающим трудом.
        - От Наташи, говорите?
        Выслушав поясняющий шепот мужичка, которой открыл дверь, начальствующий субъект втянул напоследок из сигаретного огрызка, уже не видного среди пальцев, и задумался. Наметанный взгляд профессионально раздел нас обоих - бесстрастно, без всякой примеси желания. Оценив фактуру, он то ли вопрошающе, то ли приглашающе указал в сторону кровати на подиуме.
        - Желаете прямо сейчас? Мужчинка, конечно, дохленький, но позарез нужны новые лица. А самочка в самый раз.
        Судя по пустоте, которая появилась в глазах режиссера, его отгородившийся от реальности мозг сейчас прикидывал, как лучше задействовать все выигрышные стороны новоприобретенной «самочки». Видимо, он неправильно понял цель визита. Я нервно покосился на Сусанну, но она предательски молчала и только делала мне мимические знаки, что все нормально.
        Что нормально? Когда перейдем к главному?
        Что ж, как говорится, если гора не идет к Магомету…
        - Меня интересуют документы.
        Я крепче сжал локоть шустрой подружки, которая теперь изо всех сил строила глазки режиссеру.
        - Паспорт и медицинская справка, - упало в ответ. - Если все с собой, приступайте прямо сейчас. Оплата понедельно.
        - Я о других документах.
        - Да? Мне показалось, вы хотите сняться. По прочим вопросам обращайтесь по номеру с этой визитки.
        Он полез в верхний карман сверкавшего отливами пиджака, где у киногероев и косивших под них пижонов обычно торчит уголок носового платка. У режиссера там ничего не торчало, но что-то легонько оттопыривалось. Как оказалось, на сердце он держал координаты для связи с нужными людьми.
        Сусанна с гневным видом выдралась из капкана пальцев.
        - Это я, я хочу сняться! - С пылающим лицом она шагнула вперед. - Ничего, если документы принесу вечером или завтра?
        Режиссер покачал головой:
        - Исключено.
        - Позвоните Наташе, - не унималась Сусанна, - она за меня поручится.
        Вот замысел и открылся. Меня снова кинули. Мадмуазель Задольская завела меня к людям, к которым ее однажды пригласили, но куда приходить, не случись форс-мажора, она даже не думала. Я попытался снова схватить ее. Не тут-то было. Сусанна прорвалась в центр притихшей и внимательно слушавшей команды.
        - Документы дома. Здесь, этажом ниже. Принести?
        - Молодой человек спрашивал что-то про другие документы. - Режиссер явно расценил мои слова как наезд.
        Сусанна вновь вылезла вперед:
        - Вы его не слушайте, он хочет мне помешать, потому и увязался. Придержите его, пожалуйста, а я мигом…
        Режиссер сделал останавливающий жест.
        - Исключено.
        - Правильно. - Я потянулся к Сусанне, мысленно проклиная себя за доверчивость. - Пойдем, дорогуша, слышала же, ты здесь не нужна.
        - Видите?! - Она умоляющие воззрилась на режиссера. - Помогите! Я не хочу идти с ним!
        Режиссер кивнул.
        - Ладно, пусть катится к чертям. - Холеный палец с перстнем-печаткой указал на дверь. - Проводите молодого человека, а с девушкой мы потолкуем.
        Гримаса, которую я соорудил на лице, сообщила Сусанне, что ее ждет в скором времени - как вне сего милого заведения через некоторое время, так и сразу же - внутри. Даже обидно, что не увижу. Честно говоря, я бы за такое заплатил.
        - Нет! - Сусанна сжала кулаки. - Там он придумает что-нибудь, и будет только хуже! Не только мне!
        Зря она это, которое в конце. До тех пор режиссер был на ее стороне.
        - В таком случае, идите-ка вы оба…
        - Пожалуйста! - Сусанна кинулась ему в ноги. - Не выпускайте его, он мне жизни не даст, со свету сживет! Убьет!
        - А если снимешься - не убьет?
        - Тогда убивать будет поздно.
        Калькулятор в уме режиссера громко защелкал.
        - Сделаем по-другому.
        По его сигналу взяли меня в кольцо.
        - Пусть остается, - разрешил я, трезво оценив ситуацию, и попытался протиснуться к двери. - Не больно-то надо. А я пошел. До свидания.
        Но несколько крепких рук уже вцепились, и через миг все конечности оказались связанными. Меня переместили на кухню, где складировали на табурет, как чужую посылку. С тем же пиететом.
        - Будешь вякать, добавим кляп.
        - Спасибо! - Довольная Сусанна бросилась к дверям. - А я за документами…
        Ее перехватили так же, как перед этим меня. Режиссер приказал команде доставить новую актрису на съемочную площадку и перекрыть пути к бегству.
        - Доверимся слову Наташи, до сих пор она не подводила. Все по местам!
        До Сусанны начало доходить.
        - Нет! - У нее даже голос сорвался.
        На крик никто не реагировал - здесь это, видимо, привычное дело. И шумоизоляция в студии на уровне. А если будут проблемы, в кармане режиссера ждет своего часа визитка с телефоном. Профессионалы.
        Одна бровь режиссера поползла вверх:
        - Нет? А мне казалось… То есть, вас выпустить? Обоих? Это можно устроить.
        Он знал, куда надавить.
        - Не надо.
        - Вот и ладненько.
        Сусанна прятала лицо от настраивавшейся на нее камеры и бормотала под нос про папу и связи, а я, спеленутый, как буйный грудничок, наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Взгляд бывшей подружки выказывал желание придушить меня прямо здесь и сейчас, и я с ехидной улыбочкой показал ей язык. А глазами - на главную сцену: давай, мол. Ко мне никаких претензий, сама напросилась.
        Сусанна болезненно уставилась на то, как экранному напарнику наводили лоск на орудие производства.
        - Может, для начала в массовке…
        Ее ресницы дважды хлопнули, взор неуверенно скакнул на режиссера. Тот едва удостоил ответом:
        - Не тебе решать. Сцена шестая! Приберите на постели! А новую актрису… как тебя?
        - Сусанна. Сусанна Задольская. Задольская, слышите?!
        - Отличное имечко для титров, прямо просится на обложку. Звучное и с намеком. Ее вместо Зины.
        Внимания на новенькую режиссер больше не обращал, зато обратили другие:
        - Чего стоишь? Раздевайся.
        Безысходно озиравшаяся Сусанна принялась разоблачаться. Два представителя околосъемочной братии оказывали необходимую помощь. Заволновалась гримерша, готовя реквизит к очередной схватке с действительностью. На дернувшейся от неожиданности голове Сусанны троица устроила живописный художественный беспорядок: дескать, прическа все равно растреплется, пусть уж сразу будет пригодна для кадра в нужном ракурсе.
        Поняв, что нелепыми поползновениями, колебавшимися от безоговорочного «не-ет!!!» до «ничего не поделать» лишь мешает слаженной работе профессионалов, Сусанна отдалась неизбежному. Чужие руки четко и быстро освободили ее от ненужного, затем принялись всеми способами бороться со следами врезавшихся в кожу веревочек.
        Странно, но в этой пропитанной нездоровым ажиотажем атмосфере Сусанна вдруг воспрянула духом. С осознанием, что отбрыкаться невозможно, ее ударило в другую крайность. Казалось, невообразимое происходящее, окутавшее новизной - всего лишь очередная серия в фильме ее жизни, где уже произошло много не менее небывалого… а произойдет, видимо, еще больше. «Если нельзя избежать - постарайтесь получить удовольствие» - говорят циники и американские полицейские. И Сусанна. Когда ее сочный корпус опустился на расстеленный шелк, к ней двинулся партнер по съемкам - брутальный мен с безучастным лицом. В конце трудового дня новая актриса его нисколько не волновала и на подвиги не вдохновляла. Зато Сусанна… Ее взгляд замер на середине партнера - чувственно, умиленно, по-настоящему любя, как женщины смотрят на маленьких детишек, прежде чем их приласкать. Режиссера ударило идеей, он махнул на облизнувшуюся предвкушением Сусанну, а затем гаркнул оператору, который не понял жеста:
        - Умер, что ли?! Давай! Крупный план!
        Съемочная площадка закопошилась - команда оказалась палкой, разворотившей муравейник. На миг всем стало не до меня. Я изогнулся червем, приподнялся с табурета и на связанных ногах проскакал к окну. А как открыть? Единственный инструмент - зубы. Вцепившись ими, я провернул ручку, потянул ее на себя и, когда тело переваливалось наружу, взмолился:
        - Откройся родной!
        Корабль висел в ожидании этажом ниже, невидимая крыша находилась как раз перед окном. Впустит ли хозяина через верх при свободном падении?
        Выбора не было. Как и времени на раздумья. Если все пройдет не по плану, главное - не расшибиться насмерть. Тогда есть шанс вернуть сначала корабль, затем здоровье. Если в обратном порядке, то дело может затянуться на годы.
        Все это промелькнуло в голове за секунду жуткой невесомости.
        Челеста вытаращила глаза - я грохнулся с потолка прямо на постель, едва не раздавив бедняжку.
        - Мио Дио… - Она стала развязывать ремни.
        Освобожденные руки схватились за Калаш.
        - Вай ди ла ди нуово? Фар ведерэ кванто стэлле чи соно ин чьело? Вадо кон тэ.*
        *(Ты снова туда? Показать им, где раки зимуют? Я иду с тобой)
        Настрой девушки порадовал. Явно хочет со мной.
        - Держи. - Я вручил ей карабин.
        Корабль поднялся и сел на крышу. Можно, конечно, войти через окно…
        Нельзя. Зачем светить нечеловеческие возможности, если можно этого не делать?
        С крыши мы вдвоем спустились на нужный этаж. Звонок, стук, два звонка, два стука и весь цикл еще раз. У меня память хорошая. Лязгнули отпираемые замки - медленно, один за другим. Я стоял сбоку, а перед дверным глазком улыбалась коварная итальяночка, чьи руки прятали за спиной карабин.
        - Вы от кого?
        - Она со мной.
        Уперев ствол в живот открывшему, я заставил его попятиться в помещение. Челеста прикрывала тыл.
        - Не двигаться!
        Ошарашенные взоры воззрились на меня, стараясь понять, не во сне ли все это. Но некоторые не поняли слов. Или не поверили.
        - Стоять, сказал!
        Легкое нажатие на спуск… Оглушительно грохнуло, с потолка посыпались осколки люстры и штукатурка. Зато присутствующие послушно замерли. Как статуи. В самых неестественных позах, теперь уж точно поверив в реальность происходящего.
        - Запись с камеры - мне, - приказал я.
        - Что будешь с ней делать? - полюбопытствовал режиссер.
        Вместо ответа я бросил начавшему исполнять команду оператору:
        - И весь архив. Вообще все, что наснимали сегодня и раньше.
        Студия мне откровенно не нравилась, и захотелось нанести максимальный урон.
        - Не надо, - осторожно вставил режиссер как бы с заботой обо мне. - Тебе не уйти с этим далеко, я уже нажал кнопку. Уходи по-хорошему, пока есть время.
        - Архив! - Ствол качнулся в сторону помощника режиссера.
        Мне с опаской указали на стальной бухгалтерский шкаф. Внутренний язычок замка разлетелся от одной пули. Рядом кто-то сел от неожиданности, многие терли заложившие уши. Мешать никто не осмелился.
        Прихватив коробку с дисками, я не тронул лежавших там денег, не грабитель же, в конце концов. Махом головы указал Челесте на дверь:
        - Отходим.
        Естественно, о лифте даже не думалось, мы понеслись по пролетам в направлении крыши. Погони не было, съемочная группа не хотела нарываться и надеялась на охрану. Охрана запаздывала - никто с их точки зрения за несколько секунд подъезд покинуть не сможет, а им еще вооружиться нужно и затем добежать или доехать - в зависимости от дислокации. Приятно, когда противник тебя недооценивает. Ввалившись в корабль, мы в изнеможении опустились на пол. Глаза Челесты, недавно серые и безжизненные, снова блестели, как раскуренные угольки. Вот и замечательно. Деятельность - лучшее лекарство от всего.
        - О прэзо ун бэлло спавэнто!*
        *(Ну и натерпелась я страху)
        Бэлло, говорит, значит, все хорошо. То есть прекрасно, если я что-то понимаю в итальянском.
        Глава 3
        Не терпелось рассказать Полине о том, что узнал и о чем догадался. Это перевернет ее жизнь. В смысле, что возвратит в правильное положение с головы на ноги. Только б еще дополнить сведения тем, что раскопает сослуживец. Альфалиэль - не бог, он мерзавец, который присвоил полномочия бога. Причем только права, без обязанностей.
        Утро вечера, говорят, мудренее. Вот и проверим.
        Корабль стоял в лесу.
        - Мэ льай фатта бэлла ма нон вольо риаприрэ уна феррита. Оньюно э фильо делле проприо ационэ.*
        *(Ты сыграл со мной скверную шутку, но не хочу бередить старую рану. Каждый сам кузнец своего счастья. Буквально: каждый сын своих дел)
        Мы уже приняли по очереди душ, смыли грязь последних часов. Ту, которую можно смыть. Остальное удалит только время. Когда Челеста, ожидая меня снаружи, мерила шагами полянку, то едва не вляпалась в оставленную каким-то животным лепешку.
        - Ке скифо!* - вырвалось у нее. Или что-то похожее.
        *(Вот, гадость)
        Скифы? Я усмехнулся. Одна из загадок - с нелюбовью к древней степной истории - разрешилась. Проблема снова в языковом барьере.
        Сейчас девушка привычно мазалась чем-то в туалете перед отходом ко сну, а я перебирал добытые диски. Техники, чтоб посмотреть, не было, но обложки говорили за себя. Челеста удостоила трофей лишь косого взгляда и потом долго морщила носик.
        Запись с Сусанной я положил отдельно. Хорошо, если не придется воспользоваться как компроматом, но учитывая ее несговорчивость и изобретательность…
        Мозги вдруг заклинило: на втором плане одной из обложек красовалась физиономия Игорехи. Вот так хокус-покус-перекокус. Он и здесь успевает?!
        Я включил все еще не отданный Анюте телефон и набрал товарища сержанта.
        - Не спишь?
        - Уже нет. Нужна помощь?
        - Ты обошел молчанием одну составную моей просьбы.
        Он помолчал.
        - О парне, которого похитили? - донеслось тихо.
        - Откуда его похитили и за что?
        - За дело. - Чувствовалось, что говорить ему не хочется.
        Зато обнаружился положительный момент: Игореха явно в курсе событий.
        - За что его убили?
        Тревожная пауза.
        - Что? Убили?
        Пришлось признаться:
        - Я видел труп.
        - У меня другая информация. Его поймали и потащили к твоей землянке. Когда поняли, что занято, отправились к дальней избе.
        - Куда? - не понял я.
        - Километрах в пяти, если по реке, стоит охотничья избушка.
        - Но я видел в воде труп.
        Игореха мрачно выдавил:
        - Значит, не довезли. По мне, так правильно. А что бы ты сделал с человеком, который спит с твоей невестой, обрюхатил молодую жену… и, возможно, не только ее? И перепортил еще добрую половину девчонок деревни.
        - Сильно. Все - один? Ты в это веришь? Может, кто-то оговорил беднягу, а вы…
        - Филипп с Антоном своими руками его с Настюхи сняли. А до того - утек, когда застукали сразу с несколькими нашими… и моей. Так что плакать не буду.
        - С твоей сестрой? - уточнил я, вспомнив дикую ссору с Полиной.
        - С моей несостоявшейся женой.
        - Полина - твоя бывшая невеста? - вырвалось у меня.
        Рот захлопнулся, прикусил язык, но поздно. Медленно растягивая слова, Игореха осведомился с подозрительностью, замешанной на отдающей стальным лязгом опасной жесткости:
        - Откуда ее знаешь?
        Вот же, прищемил больную мозоль или что там обычно прищемляется. Пришлось изворачиваться.
        - Заблудился как-то, наткнулся на парня с девушкой. Оказались Полина с Филиппом. Они помогли мне с ориентацией в пространстве.
        - Она - с Филькой? Где?!
        - На окраине деревни.
        Сослуживец растерянно выдал:
        - В лесу - вдвоем? Почему?!
        - Филипп сказал, что брат просил сопровождать девушку, - прекратил я бессмысленный ревнивый приступ. - Мне почему-то подумалось, что ее брат - это ты.
        - Антоха ее брат. С Филькой он не разлей вода.
        Помолчали.
        - Эккоми.*
        *(Вот и я)
        В рубке словно цветной фонарик включили. Это явил миру свет воскресший источник оптимизма - обаятельная Челеста. Она увидела, что разговариваю телефону, ладонь виновато накрыла рот, и легкая фигурка опустилась на другой край постели.
        Я продолжил:
        - Еще. У меня интересный диск в руках. Не подскажешь, как тебя в актеры занесло?
        Игореху взорвало:
        - Откуда?! Я весь тираж выкупил и уничтожил! Из-за этой пакости - друг подработать затащил - я невесту потерял! Где ты его достал?!
        - Успокойся, где взял, там уже нет. Это был последний. И его тоже больше нет.
        Уперев в коленку, я переломил диск.
        Взгляд машинально упал на следующий. Язвенный кысь, ни крота в твой колодец - снова знакомое лицо. Вот, значит, на кого ссылалась Сусанна. А я думал, что у нее знакомых Наташ как ворон на помойке.
        Сей выкидыш неуклюжего арт-хауза именовался «Студенки». Название - большими буквами на фоне разверзшейся… скажем, Наташи. Обрамленной… особо выдающимися частями представителей всей творческой группы. Глупо хихикающая мордочка Наташи являлась лишь малой частью композиции. Но не Наташа привлекала взор, не ее безумно выпяченная «композиция». В глаза бросалась вторая девушка с той же обложки. Она была мне не известна, но яркое запоминающееся лицо неуклонно возвращало к себе из прочих ландшафтов. Я никогда не видел эту девушку, мы никогда и нигде не пересекались, это точно, иначе я бы запомнил. Такие лица не забываются.
        Гладкая кожа. Изогнутые крылья бровей. Зовущие скулы. Предупреждающие о жесткой страстности чуть прикушенные губы. Она могла бы стать усладой глаз и тела какого-нибудь султана, ценящего гениальность женской красоты. Прямо в объектив камеры она мечтала о чем-то подобном - жаждала быть царицей любви и повелевать мужчинами, для чего и пользовалась дарованными природой возможностями.
        Гибкая спинка. Проворные руки. Жмущиеся друг к дружке вкусные полусферы. И лицо - совершенно не похожее на постные физиономии прочих героев, увлекательно старавшихся изобразить страсть. Или хоть что-то.
        Этот диск я переложил к компромату на Сусанну. Пусть полежит. Авось, не пригодится.
        Игореха осведомился:
        - Я слышал треск. Это он?
        - Да. Забудь. Пусть прошлое остается в прошлом.
        - Спасибо. - Сержант вдруг приуныл. - Я соврал. Не из-за фильма меня Полина бросила. Из-за паскудника, которым интересуешься. Участие в тех съемках… - Раздался звук, будто собеседник сплюнул. - Оно было поводом. Она… Они все в него влюбились. Как такое может быть?
        - В жизни все может быть, по себе знаю, - констатировал я, чтобы что-то ответить. - Знал парень ключ от женского сердца, слова умел подобрать, впечатление произвести. Ухаживать, наверное, не забывал. Любовь, ее же надо завоевывать, а потом защищать.
        - Все-таки его не убили, - протянул вдруг сослуживец задумчиво. - Антоха сказал, они раздели его - чтоб не удрал, чтоб помучился. Ну и просто поиздеваться. Простительно ведь, после всего, что тот натворил?
        - А одежду - в реку?
        - А его - в сторожку. Привязали, заперли, раз в несколько дней кормить ходят.
        - ХодЯТ?! То есть…
        - Говорят, что до сих пор. Спрашивали, не изъявлю ли желания наказать показательно или не проявлю ли какой фантазии насчет показать наказательно. Как-никак, я тоже сторона пострадавшая.
        - Километров в пяти, говоришь? По течению или…
        - Вверх.
        - Ясно. Ну, пока.
        Палец вдавил «Отбой» и не отрывался, пока телефон не выключился полностью. Я обернулся к Челесте.
        Она уже спала в своем углу. Правильно, спи, моя маленькая. Пусть тебе снится все самое прекрасное и приятное. Я охраню ажурные переплетения сна от вторжения прокисшей действительности. Любым путем спасу вытканный подсознаньем призрачный мир от угроз и несчастий. Во сне и наяву. Я - твой страж. Нет, твой рыцарь. До сих пор бездарный и неумелый, отныне я изменюсь. Ничто больше не потревожит твой сон. И твою жизнь. Я сказал.
        Лев Толстой заметил однажды, что большая часть мужчин требует от своих женщин достоинств, которых сами они не стоят. Может быть. Я не требую от тебя, милая и непонятная итальяночка, ничего сверх того, что ты даешь мне сама. А это столько… не передать словами. Мне стыдно за себя, не умеющего отблагодарить равноценно.
        Я откинулся и вытянулся на своей половине. Не спалось. Челеста лежала рядом, окутанная невидимыми миражами. Подрагивала во сне. Ее кожа волшебно мерцала и переливалась. По пульсирующей жилке на шее было видно, как бьется сердце - спокойно, дремотно, никуда больше не торопясь.
        Ночь. Будуар ака постель, то бишь кровать. В глазах - звезды. В теле - гармония. В мыслях - ясноокая жрица Альфалиэля, с которой светло. Рядом - та, без которой темно. Вот ведь, ежик мать его бегемотиков. Мне хотелось быть с обеими. Честно. Брысь дурные подозрения - не вместе. С каждой из них.
        С Полиной - как ни с кем и никогда. Она - Эверест, на который мне никогда не взобраться своим ходом.
        С Челестой… тоже. Она - мой перпетуум мобиле, шило, что не дает почивать на лаврах. Это мой ребенок, о котором нужно заботиться, и мать, переживающая за каждый шаг. Моя богиня и забавный ручной зверек. Принцесса и… просто друг. Друг, за которого в огонь и в воду.
        Веки начали закрываться. Злодей Морфей размыл сознание, как чернильную кляксу водой. Перед глазами вставали образы, один другого прелестней.
        Челеста.
        Полина.
        Сусанна.
        Тьфу, вспомнил на свою голову. Прочь, нечистая.
        Сон сняло, как платье куртизанки. Я перевернулся на другой бок. Вот, так-то лучше. Хррр…
        Снова разбудило чувство опасности.
        - Челеста?
        Я отшатнулся. Тонкие руки держали маникюрные ножнички, которые мы купили в Париже.
        - Ми скузи, Ольф. О волюто тальяре квесто капеллино…*
        *(Прости. Я хотела срезать этот волосок)
        Маленький пальчик указал на мое ухо.
        Волосок. Я иногда сам срезал. Если вспоминал.
        - Не надо. - Я ласково отвел руку с ножницами. - Сам. Потом. Спи.
        - Комэ воррэй сапере тутта ла верита ди тэ…* - прошептала девушка, отворачиваясь.
        (Как бы я хотела узнать всю правду о тебе…)
        Глава 4
        - Одджи э иль мио комплеанно. О венти анни.*
        *(Сегодня мой день рождения. Двадцать лет).
        Челеста смотрела в потолок и улыбалась.
        - И тебе доброго утра.
        Она резко поднялась, грациозно влилась в халат и встала передо мной, возбужденная до непереносимости.
        - Венти!*
        *(Двадцать)
        Последовал указующий удар в грудь и две вспышки растопыренными пятернями.
        - Смотреть на тебя? Глаза открыть? Закрыть? Два раза?
        - Одджи!*
        *(Сегодня)
        Неопределенным движением она показала на все, что находилось вокруг. И ни на что конкретно. Чего хочет?
        - Не понимаю.
        - Хеппи бездей ту ми…* - запела девушка.
        *(С днем рожденья меня)
        - Ту ми? - бессмысленно повторил я неправильное окончание песенки, которая давно стала международной.
        - Твенти!*
        *(Двадцать)
        - Двадцать? Сегодня? Значит, у тебя день рождения? Так чего же молчишь?!
        Я схватился за одежду.
        - С меня подарок!
        Подарок в исполнении владельца корабля мог быть единственным: доставить именинницу туда, куда сама она попасть не в состоянии - ни при каких условиях. Эх, будь у меня такая возможность во времена до Сусанны…
        Глупо сожалеть о невозможном. Так подростки смотрят на, с их точки зрения, древних старперов за рулем крутых тачек: «Ну почему они, а не я?! Мне нужнее!!!»
        Милостью небес или какими-то неизвестными мне самому заслугами я стал обладателями тачки, что в самых смелых снах не снилась таким завистникам. Возможно, в былые времена на таких же кораблях летали мои предшественники, которых позже назвали богами. У индусов, например, эти штуки назывались виманами. Обозначали они как царский чертог, так и колесницу, на которых путешествовали упоминавшиеся в Ведах арийские божества. В Махабхарате сказано, что вимана Майасуры имела двенадцать локтей в длину и метала пылающие снаряды. В Рамаяне внешний вид воздушной колесницы сравнивается с солнцем и облаком. В «Шакунтале» вимана пролетает сквозь тучи покрывается брызгами, а посадка настолько мягкая, что находившийся в ней даже не заметил, что уже приземлился. Вимана могла домчать владельца «до любой точки земли и неба». От прямых аналогий бросает в дрожь. Кстати виманы имели параллели и в греческой мифологии - колесница Гелиоса, например. У древних германцев была солнечная повозка. Список можно продолжать бесконечно. Значит, были времена, когда хозяева кораблей (или их временные владельцы) не скрывались? Если
учесть, что сейчас о них остались только легенды, то «выход из тени» ничем хорошим для них не кончился.
        Но меня больше волнуют собственные проблемы. Не дает покоя вопрос: что могло произойти с истинными хозяевами корабля, чтобы вот так бросить бесценный аппарат, да еще допустить попадание в чужие руки? Руки бывают разные, и что, если бы вместо моих попались недобросовестные или жестокие? Страшно подумать.
        Итак, корабль остался без присмотра - временно или постоянно, не в том суть. Почему соплеменники космического туриста или представители завода-изготовителя не прилетели и не исправили ситуацию, которая может привести к войне за мировое господство и даже к установлению Империи? Почему не забрали, не выкрали, не разбомбили, в конце концов, если почему-либо невозможно доставить чужеродный аппарат обратно в привычную для него среду обитания? Почему «защита от дурака» настолько примитивна, что передает управление любому, кто нацепит медальон? Неужели на той планете или в том времени, где и когда сделан корабль, все настолько честны и благородны? Вот бы туда попасть. Как сказал Петька Чапаеву в анекдоте, когда за карточным столом игроки объявили, что «джентльмены верят друг другу на слово»: «И тут мне карта ка-а-ак поперла!..»
        Нет, сказал я себе, когда первая эмоция схлынула, и работа мозга вернулась в привычное русло. Не стал бы я там жульничать. А впрочем…
        Никогда не говори «никогда» - так гласит народная мудрость. Пока не попробуешь - не узнаешь.
        Другое дело, что не все в жизни нужно пробовать. О вкусе дерьма достаточно услышать от других.
        От глобального мысли вернулись к локальному - к полету-подарку для Челесты. Куда же податься: юг, север, запад, восток? В голове все перемешалось и словно свалилось в глубокий колодец - ничего дельного не могло выбраться из глубин, отпихивая не менее достойные варианты чудес всего мира. Колодец… из глубин… Есть решение! Солнце-море-горы и прочие пляжи подождут, сегодня удивлю спутницу пещерами. А то, что сам этого хочу - просто совпадение, поскольку ныне все исключительно ради именинницы.
        У местных пещер - имею в виду все вместе взятые родные российские - есть неприятные особенности: одни опасны, поскольку не проверены, другие загажены, третьи под замком, а четвертые, которым заграничные конкуренты в подметки не годятся, не рекламируются и потому неизвестны. Знаменитая Кунгурская превращена в выхолощенный аттракцион, после того как внутренности электрифицировали, а стимулирующие азарт первопроходца грубые камни сменили железные тропинки с оградками. Когда первых туристов ползком вводили через дыру с факелами в руках - это было приключение. Теперь там железобетонный коридор с воротами. И везде - провода. Тьфу на них. Хочу жути и мрака, чтоб под ногами осыпалось и хлюпало, с потолка капало, и дух захватывало.
        Вспомнились посещенные в детстве пещеры на плато Лаго-Наки. Насколько помню, они закрыты на ключ, а ломать железные двери «для посмотреть» не хотелось.
        Поймал себя на мысли: у меня же бездонные возможности найти по-настоящему дикие пещеры в любой точке мира. Их тысячи, десятки тысяч, и все ждут, пока появится техника вроде моего корабля, чтоб к ним добраться. А я строю маршрут по известным точкам. Почему?
        Стыдно признаться. Боюсь. Теперь, когда весь мир у ног, лезть в неисследованную пещеру, где меня завалит на веки вечные? Увольте.
        И мы полетели в Австрию. Во-первых, разница во времени: там еще рано, и если заявится к нам кто-то посторонний, то не скоро. Во-вторых, какая-никакая, но гарантия спелеологов, что туристы в безопасности. В-третьих, не сезон. Лыжники и сноубордисты только что откатались, теперь съедутся в феврале, если погода не подкачает. Снежные мосты над трещинами в скалах очень тонкие.
        Пещеры Айсризенвельт на плато Тенненгебирге - там все, как я люблю: нет электрического освещения, туристы ходят с карбидными лампами. А сейчас нет и туристов.
        Корабль влетел прямо внутрь огромной каменной полости. Дальше мы поскакали на своих двоих. В смысле - полезли. Поползли. Где как.
        Челесту поразила система невероятных залов с переходами. Лед и камень. Дикость и мощь природы, перед которой человек кажется песчинкой. Девушка ничего подобного не видела и почти прыгала от счастья.
        Вот и отлично. Душевные раны лечатся не только временем, но и новыми впечатлениями. И неплохо лечатся, как вижу. А что, если открыть клинику: «Избавление от хандры и депрессии в течение суток, результат гарантирован!»
        Ну и глупости в голову лезут. Если что-то открывать, то масштабное, чтоб сразу всех вылечить. Одним махом. «По щучьему велению, по моему хотению, пусть отныне все будут счастливы!» С моими новыми возможностями - почему нет? Приходите, желающие…
        Только кто же даст мне общаться с хандрящими? Едва проявлюсь для мировых спецслужб - и поминай как звали.
        Простите меня, болеющие и умирающие, не в том мире вы заболели, не в то время. Впрочем, время не при чем. Всегда и всюду открытия, направленные на счастье людей, отбирались сильными во собственное благо и на нужды, необходимые для поддержания своей власти. Не хочу, чтобы возникшими у меня возможностями кто-то воспользовался для корыстных целей. Еще больше не хочу, чтобы корабль перешел в чужие руки, оставив меня в клетушке с решеткой или с ватными стенами. Или, что совсем для меня неприемлемо, с пулей во лбу.
        Я выбросил лишнее из головы (пока там не завелась та самая пуля) и начал объяснять:
        - Залы названы в честь героев скандинавской мифологии: зал Гимира, занавес Фригги, комната Одина…
        Мог бы говорить табуретке - эффект тот же.
        Зато себе эти занимательные факты напомнил. Не все из памяти выветрилось с получением пространственного всемогущества. О чем писал на работе, приглашая туда туристов, теперь открыло для меня свои двери. Причем - все.
        Увы, ненадолго. Когда стало совсем светло, гул приближавшегося вертолета заставил срочно убираться с закрытой, как думали господа из Зальцбурга, территории. Пусть продолжают так думать, мне так спокойнее.
        - Что еще хочешь посмотреть? - вопрошал я, крутя перед девушкой глобус. - Сибирь? Байкал? Чукотка? Алтай? Кавказ? Все что душа пожелает. Что хочешь? Вот ю вонт?
        *(Что ты хочешь?)
        - Ай вонт… - Челеста задумалась. - Вольо прэндэрэ ун кафэ. Кафэ ми пьяче мольто. Сэнца кафэ соно комэ ун паццо э о маль ди тэста.*
        *(Я хочу… Хочу выпить кофе. Я очень люблю кофе. Без кофе я просто безумная, и голова болит)
        Повторенное несколько раз слово полностью соответствовало нашему, даже ударение совпало. Скажем, русское «кофе», сохранившее мужской род от старого «кофий», больше похоже на итальянское, ведь, как я понял, итальянцы всегда выделяют второй слог от конца. Ну, за исключением знакомой мне «феличиты». Последнее легко объясняется поговоркой «в семье не без урода» - то есть, в моем случае, «в правиле не без исключения».
        Что ж, в кафе, так в кафе.
        - Легко!
        Весь шоколад для тебя, дорогая, как говорят совсем не о шоколаде. Хотя шоколадные изделия в это понятие тоже могут входить. Во времена моих дедушек формулы щедрости были более романтичными: Луну с неба, златые горы к ногам. Разница в том, что они ограничивались обещаниями, а молодежь нового века может исполнить угрозу дословно. А если взять некую конкретную личность, которой почему-то особенно повезло…
        Я щелкнул пальцами жестом фокусника.
        - Оп!
        Вертолет как-то сразу оказался внизу и исчез вместе со снежными вершинами.
        - Ун кафэ… - Девичьи глазки мечтательно закатились. - Ме ло манка.
        *(Кофе. Мне его очень не хватает)
        - Си-си, меломанка, скоро прибудем. И с музыкой кафе найдем, обещаю.
        Взлет не чувствовался, корабль избрал щадящий режим. Или не корабль, а я - с некоторых пор как бы решил быть благородным джентльменом.
        Из денег имелись только рубли в скудном количестве, оставшиеся со времен побега. Поэтому мы мчались назад в Россию. Для форсу, чтоб не ударить в грязь лицом и порадовать спутницу, я выбрал столицу - дорогую нашу Москву (ну очень дорогую). Предварительный демонстрационный облет впечатлил Челесту. Я сам удивился, как огромен и могуч город с высоты птичьего полета. Одно дело смотреть на здания снизу или с несусветной выси облетающего город лайнера, совсем другое - вот так, совершенно без цензуры, заглядывая в любой двор и любую форточку. Целый мир, который постепенно открою для себя. А может, и не только для себя.
        Корабль снизился до безопасного минимума.
        Меломанка, говорит? Кафе и музыка вместе - это караоке. Пока напарница переодевалась из камуфляжно-походного в выходное, я ориентировался по вывескам. Ночные заведения отпадали по причине времени дня, сейчас необходимо что-то круглосуточное. Есть! Близко не подлетишь из-за проводов и рекламы, пришлось изучить настенное расписание из бинокля. Открывшаяся дверь, из которой вышел мужчина, подтвердила, что кафе работает. Посетитель был одет прилично, не шатался. По большинству параметров местечко устроило.
        Я провел ревизию средств, лежавших в кармане со времен, когда пришлось податься в бега. Негусто. На один раз демократично покушать.
        Большего и не требовалось.
        Челеста появилась из туалета переодетой в платье из молний. Был выбран формат «мини»: от подмышек и до такого предела в верхней части бедер, который ничего не показывал, но казалось, что вот-вот покажет. Наверное, она удаляла молнии снизу, пока не пришлось одну вернуть на место, чтобы провокация не превратилась в пошлость.
        Довольная фигурка прокрутилась передо мной в требовании восхищения и поклонения, глазки лучились.
        - Экко бэль э фатто!*
        *(Вот и готово)
        Ах, паршивка. Больше подходило «шалунья», «прелестная озорница» или, в конце концов, «приятная особа, что знает себе цену». Однако, я предпочел именно то, что сказалось. Причина: помимо нервирующего размера платья - специально сотворенные в нескольких местах разрезы, которые подчеркивали отсутствие белья. На современный взгляд - ничего неприемлемого, самое нескромное прикрыто, но общий вид…
        - Нон ти пьяче?*
        *(Тебе не нравится?)
        Едва не ливануло. На лице собрались тучки, заморосило. Пришлось вымученно улыбнуться:
        - Сойдет.
        Если отрешиться от комплексов, без белья платье действительно сидит и смотрится лучше, а что для девушки может быть приятнее?
        До сих пор, если в моем обществе какая-нибудь особа вела себя вызывающе (имеется в виду одна совершенно конкретная любительница силикона), например, танцевала на барной стойке, пока лифчик изображал над головой лопасть пропеллера, я был спокоен - она сама отвечала за свои поступки. Мое дело - присутствовать в качестве мебели и развлекать, когда ее собственная фантазия иссякнет. Сейчас все по-другому, Челеста - гостья и подопечная. Если что-то случится, отвечать и действовать мне.
        С другой стороны, обладателю корабля бояться чего-то не пристало. Решим все. Я взял девушку за руку.
        - Пошли.
        Спускаться пришлось через крышу и чей-то подъезд, иначе никак. Фейс-контролем в данном заведении не пахло, внутри пустовато, из множества диванов со столиками заняты только два. Со сцены неслось:
        - …имирский централ, ветер северный…
        Сначала Челеста напряглась, шаг стал нетвердым, рука вцепилась в мою, как в последнее спасение. Впрочем, почему «как»?
        Мы заняли диванчик с другой стороны от компаний, по которым чувствовалось, что отдыхают чуть ли с прошлого вечера. Стеклянный столик был пуст - ни меню, ни даже рекламы. Официанта не видно, к стойке идти не хотелось, чтобы не бросать девушку. Она чувствовала себя не в своей тарелке - незнакомая обстановка, чужие люди, иной язык… Даже песни другие.
        - …но не очко обычно губит… - с надрывом уходил в хрип молодой человек моего возраста, уставившись со сцены в новую посетительницу.
        Обе компании - одна смешанная, вторая чисто мужская - тоже не спускали с нас взглядов, и кроме любопытства в них проглядывало нечто большее. Я их понимал. Обычно декольте находится сверху, а откровенный разрез итальяночки почти полностью открывал вздернутую грудку снизу. Садясь, Челеста для удобства дополнительно вжикнула в районе копчика, отчего со стороны казалось, что платье развалилось на куски. Щелочки на талии, которые обнажали правду об оставленных дома трусиках, заставляли смотреть туда, где это демонстрировалось еще лучше. Черт, обе компашки сидят напротив, а у Челесты ножки худые…
        Наконец, появился официант, над нами нависла сонная физиономия:
        - Сейчас только по остаткам или сэндвичи.
        - Че ун ристрэтто?* - перебила Челеста.
        *(У вас есть кофе «ристретто»? (самый крепкий из существующих кофе))
        Официант долго смотрел на нее… точнее, в нее, ибо поднять взор до лица был не в состоянии, затем обратился ко мне:
        - Итальянка, что ли? Из кофе есть черный, три в одном, зерновой, со сливками…
        На стол легло меню. Названия блюд дублировались по-английски, Челеста впилась в них глазами, быстро пролистываемые страницы погнали ветер. Хмурый официант продолжил:
        - Из имеющегося могу предложить…
        Девичья рука отбросила меню.
        - Ун эспрессо, пер фаворе. Нон. - Рука резко поднялась, большой и указательный пальцы изобразили направленный в потолок пистолетик. - Прего ми порте дуэ.*
        *(Эспрессо, пожалуйста. Нет. Принесите для меня два, пожалуйста)
        Жест вогнал меня в ступор, но официант, как ни удивительно, все понял.
        - Два черных кофе. А что поесть?
        - Ням-ням? - перевел я на международный, как его понимал, одновременно похлебав у рта воображаемой ложкой.
        Челеста замотала головой. Отлично, хочет просто попить кофе. Говорю же, чудо, а не спутница. С моими финансами - то, что надо. Ведь при моих возможностях другая бы…
        - Пока ничего, - сказал я. - Если что, позже.
        Через несколько минут официант принес заказ, я сразу расплатился. Неприятности начались, как только поднос коснулся стола. Девичий носик затрепетал, лоб сошелся в задумчивости. Челеста сделала глоток…
        И поперхнулась.
        - Нон э ун кафэ. - Она жутко сморщилась, словно кофе разбавили уксусом. Напиток был брезгливо отодвинут подальше. - Квелло е аква спорка.
        *(Это не кофе, это грязная вода)
        - Не нравится? - Я отпил из своей чашки. - Вроде нормально. Если хочешь получше, нужно идти в дорогой ресторан или в специализированную кофейню.
        Рядом на миг замешкался парень, только что отходивший ко стойке.
        - Коза че?*
        *(Что это?)
        Челеста опустила взгляд в район своего живота, точнее, на растянутый бедрами низ платья, где в середине тугого гамака перекатывалась записка.
        Я быстро нашел взглядом парня. Поняв, что раскрыт, тот виновато развел руками; последующие жесты рассказали, как моя девушка подавала ему знаки глазами, затем его правая ладонь прижалась к сердцу, и завершилась пантомима извиняющимся наклоном головы.
        - Ольф, си пуо проварэ ун альтро посто?
        *(Можно сходить в какое-нибудь другое место?)
        - Не понимаю, но если хочешь остаться, то без меня. Предпочитаю найти место покультурнее. - Я поднялся и протянул руку даме. - Предлагаю пойти в хорошее кафе с живой музыкой, меломанка.
        Нас проводили удрученные мужские и довольные женские взгляды.
        Пробираясь через подъезд на крышу, Челеста затараторила:
        - Нон ми пьяче квелло ристорантэ. Анке ла музика э мольто страна.*
        *(Мне не понравился тот ресторан. И музыка осень странная)
        - Именно - ресторан. Сейчас поищем.
        С живой музыкой вышел, как говорится, натуральнейший облом, в такое время даже без музыки работало лишь каждое десятое заведение. Когда оба уже устали всматриваться в здания и вывески, я остановил корабль вблизи первого же просто ресторана, который устроил демонстрируемой роскошью. Как понимаю, это один из лучших, куда во внеурочное время можно прийти без приглашения. И пусть обед здесь мне не по карману (если не брать чужого, а я после случая с парижским политиком воздерживался), но имею же право угостить чашечкой горячего напитка симпатичную спутницу? На пару чашек должно хватить, а кутить не собираюсь.
        Мы снова переоделись. В самое лучшее, что было. Пусть штопанное, зато чистое и не мятое. Пусть не по сезону, а наплевать. Не замерзнем, если прошмыгнем опрометью, и если красная вторая кожа девушки не выкинет от напряжения новый фортель. Мои кроссовки не слишком гармонировали с вечерним нарядом спутницы, но рубашка над джинсами хоть как-то это компенсировала. Переживем. Мы переглянулись со сдерживаемым смехом, я предложил даме ручку, ее с элегантным поклоном приняли.
        Интерьер ошеломил. Для меня это как в сказку попасть, а Челеста, глянув в меню, сразу ткнула в напитки:
        - Ун каппуччо, пер фаворэ.
        *(Капуччино, пожалуйста)
        - Правильно говорить - капуччино, - поправил я итальянку, затем обернулся к курсировавшему поблизости приносителю счастья: - И мне.
        Официант смерил нас взглядом, и буквально через час требуемое оказалось на нашем столе.
        История повторилась: ожидание блаженства, глоток, выпученные глаза, отставленная нетронутая чашка.
        - Не любишь кофе? Так бы сразу и сказала, чего выпендриваться. Учту на будущее. - Я бросил официанту: - Чай синьорине.
        Ее кофе я выпил вслед за своим. Сделал это, надо заметить, с большим удовольствием.
        Лощеный хлыщ в белой сорочке принес чай. Нос Челесты с предвкушением двинулся к чашке… и замер на полпути. Уголки рта опустились, взор потускнел, как лампочка на двести двадцать вольт в американском приборе.
        - Ун тэ?
        *(Чай?)
        - Ти, - подтвердил я.
        *(Чай)
        Чего ей еще надо? Горячего шоколада в постель? Не понимаю. Не любишь кофе - не заказывай. В следующий раз пресеку, если решит повторить номер. Еще и от чая мордочку воротит.
        Кстати, за последнее время я обнаружил еще несколько особенностей, для моей напарницы вполне естественных. Для меня - не очень.
        После того, как накормили, она не привыкла говорить «Спасибо». Зато чихание встречает возгласом «Феличита!» Любопытно, кому «счастье» - отчихавшемуся или тому, кто смог не заразиться вылетевшими микробами?
        Или вот другая особенность, тоже отнесенная мной к разряду национальных: девушка совсем не удивлялась откровенному разглядыванию с ног до головы, считала чем-то нормальным. Меня это бесило. Все же, с ней нахожусь я, и любому разглядывальщику, если не извинится, по установившейся традиции обязан навалять по физиономии…
        Еще - она улыбалась всем посторонним, с кем встретилась глазами. Дикое и опасное качество. У нас это называется заигрыванием и в неправильной компании может привести к печальным последствиям. В караоке чуть не привело. Окажись там люди другого сорта…
        Вместо носового платка Челеста использовала специальные бумажные салфетки. У нас такое тоже развито. Где-то. К примеру, здесь, в столице. Возможно. Поскольку сам не видел. Но не в моем родном захолустье, где до другого ближайшего города как отсюда до Финляндии.
        Желая изобразить, что ей все равно, Челеста два-три раза проводила тыльной стороной ладони от шеи к подбородку. Комментариев не будет, у нас тоже непонятных жестов с избытком.
        Она зачем-то удваивала «да» и «нет»: си-си, но-но. Так и хочется добавить: правда-правда. Не из одного ли источника все эти пока-пока и чмоки-чмоки?
        Чай остывал, мы сидели молча. Переборов злые чары какого-то несбывшегося желания, Челеста воздела глаза к небу, рука взялась за чашку. Нет, желания не закончились, чашка осталась нетронутой.
        - Си пуо ми ординаре ун бикьерэ ди вино?
        *(Возможно заказать мне стаканчик вина?)
        Ударение не наше, но, кажется, просит вина. Увы, деньжат кот наплакал, хотя очень старался. Только на кофе, не больше.
        Вот же блин точка ком. У напарницы день рождения, а я? И это после всего, что по моей вине свалилось на бедняжку.
        - Прости, обязательно закажем, только не в этом заведении. После. Не здесь. Но хиа.*
        *(Нет здесь)
        Поняв, что ничего другого не предвидится, Челеста вздохнула, красивые губки принялись хлебать чай.
        «Обед» завершился скомкано. Я расплатился, отдав официанту почти все кровные.
        Погода баловала, на улице стояло бабье лето. Мы без проблем вернулись на корабль и полетели в заМКАДье. Глаза выискивали речку, где можно набрать камней. Камни являлись последним звеном в цепочке размышлений на тему «как добыть денег, не воруя». Честно заработать - не вариант, хотя хитрые извилины вываливали некоторые специфические либо экзотические идейки. В основном, корабль фигурировал в них в качестве транспортного средства. Скажем, взять в аэропорту опоздавшего пассажира и подкинуть до улетевшего самолета, разве люди не заплатят за такой аттракцион? Проблемка в том, как войти в салон летящего лайнера, не вызывая паники и подозрений.
        Еще можно, обнаружив сверху пожар или наводнение, за плату спасти особо ценное имущество. Если владелец чересчур богатый, предварительно можно самому же поджечь или затопить. Нет, не мое. Хочу честных денег. За спасение получают зарплату спасатели, пожарники и врачи, а если у кого-то появилась возможность сотворить добро, нужно делать это бесплатно. Оттого я не верю в экстрасенсов.
        Но делать добро тоже не стремлюсь. Начни я спасать каждого, кто по собственной дурости свалится с горы или в ледоход оторвется и уплывет в открытое море на льдине - останется ли время на что-то еще? Говорят, люди приходят к благотворительности с возрастом. Значит, я еще не повзрослел.
        Мысль работала дальше.
        - Понимаешь, Челеста, - по пути рассуждал я, - можно взяться перевозить посылки с континента на континент, но кто мне их доверит без выяснения, каким средством транспорта воспользуюсь? И к вопросу о документах: кто поверит такому на слово?
        Из-за последнего пункта все легальные виды заработка отпадали. Оттого снова укололо: эксплуатируй эксплуататоров, то есть, грабь награбленное, как уже мы делали в Париже.
        Где найти воров, которых не посадили? Казалось бы, проще простого - залететь в любой поселок с тройной охраной, честный человек тратить столько на свою безопасность просто не сможет. Нет, совесть не давала покоя. Даже если телевизор раструбил, что кто-то - последняя сволочь, как узнать, что материал не проплачен с какой-либо целью? Не хочу ошибиться, хочу знать наверняка. И грабеж, который выглядит как грабеж - фу, что за манеры, поручик?
        Еще можно полетать над злачными местами, отследить перемещения наркоманов и подловить наркодилеров. На это нужно время. Оттого беспроигрышным вариантом показались гаишники. Если никто не видит, большинство из них ныне с удовольствием отправляет штраф мимо кассы. Условие «никто не видит» в моем случае легко обращалось к собственной пользе: достаточно найти прятавшийся в кустах экипаж, дождаться «случайного» попадания денег в машину - и можно действовать. Глас с неба подкрепят падающие камни. Можно уронить один, размером выше клиренса, перед машиной, а второй сзади, чтоб утихомирить особо прытких. Можно на ногу, если попадется нервный. Главное, не попасть в поле зрения камер наблюдения, иначе в мире такой шухер начнется…
        Внизу выплыла во всей серой красе стройка с горой нужных мне валунов и булыжников. Возьму отсюда, авось от нескольких камней не обеднеют. Затем поиграю с первым попавшимся нечистым на руку экипажем, прикажу оставить левую выручку под одним из свалившихся с неба «метеоритов»…
        Рекламная растяжка поменяла планы. «Срочная доставка по городу»! А что, если…
        Как у меня часто бывает, мышцы опередили мысли, и повинующийся рычагам корабль уже мчался вдоль улиц в поисках чего-то подходящего.
        Я прирулил к пиццерии, где на вывеске красовался довольный армянин, который для простаков изображал итальянца, и присутствовало слово «доставка». Кавказцы обычно терпимее к проблемам с документами, у самих такое более чем часто бывает. Выйти пришлось за находившийся рядом цветочный киоск, над которым завис корабль - это было единственным местом на улице, чтоб припарковаться. Жутко пахло аммиаком, стенку киоска подпирали штабеля пустых ящиков. Они и помогли остаться незамеченным. Челеста осталась ждать.
        Сразу от двери шагнув к стойке, я спросил стоявшего за кассой парня:
        - Хозяин здесь?
        За его спиной появилось еще двое, позади за столиками напрягся народ. Появление неизвестного с требованием начальства встревожило, а взгляды добило то, что держали мои руки. Весь план насмарку, мне совершенно не хотелось привлекать внимания. Теперь придется играть в открытую.
        - За хозяина - я, - сказал один из тех, что появился за кассой. - Чего надо?
        Чувствовалось, как сзади поднялись из-за столиков отнюдь не доброжелательные фигуры. Некоторые начали меня обступать.
        - Вам нужны быстрые курьеры, - заторопился я. - Есть предложение. У меня сейчас нет документов, они на оформлении, также нет залога, кроме, вот, охотничьего карабина. - На стол грохнулась завернутая в куртку Сайга. - Зато есть изумительная возможность быстро перемещаться по городу. Готов выполнить несколько заказов.
        - Не интересует.
        - А вы подумайте. Возьмусь развезти в три раза больше, и если хоть одну не успею, то денег не надо, а залог останется вам.
        Я рассчитывал именно на корысть. Не сработало. Тот, что «за хозяина», повторил:
        - Не интересует. Забери это со стола.
        Меня стали выжимать на улицу. Кажется, здесь решили, что хочу подбросить криминальный ствол.
        Сам виноват, мог предусмотреть.
        - Ухожу, но вы прогадали. Жаль, что у меня другого залога нет. Без залога же не доверите? Что ж, пойду к конкурентам.
        На улице один из подталкивавших остановился рядом.
        - Если есть ствол, зачем крохоборничаешь? Не стыдно?
        Он вытащил сигарету, открытая пачка была протянута мне. Я помотал головой, пачка исчезла, чиркнула зажигалка.
        Рядом торопились по своим делам люди, на нас никто не обращал внимания. Однако, человек с оружием, пусть оно завернуто в тряпку, рано или поздно бросится в глаза.
        - Следую заповедям «не убий» и «не укради». - Я собрался уйти.
        Чернявый парень кивнул:
        - Тоже верно. А что, правда сможешь быстро оказаться на другом конце города и вернуться? Как насчет слетать за час до Теплого стана и обратно?
        - Сорок минут.
        Ответ произвел впечатление.
        - Давай так, - сказал парень. - Вот адрес в том районе, недалеко от метро. Отвези девушке цветок. Если через сорок минут будешь здесь, дам сотню зеленью. Залог оставлять не надо, но если через час тебя не будет, буду считать, что залог мой, и придется тебя найти, чтоб забрать. Хорошие условия?
        Я без колебаний пожал протянутую руку. Хмыкнувший парень зашел в киоск, через минуту в моих руках оказались роза и адрес.
        - Я Арсен. Тебя как звать?
        - Правду не скажу, врать не хочу. Кстати, встречное предложение: если управлюсь за полчаса, сумма удваивается.
        Темные глаза Арсена глянули на меня как на кретина, но с уважением.
        - В три. - Спокойно объявил он, перебивая ставку. Уголки губ смеялись. Взгляд не сползал с карабина, а в голове, наверное, крутилось, как меня потом отыскать.
        - И бутылка хорошего вина, - добавил я.
        - Заметано. Ну, Курьер, время пошло.
        Его взгляд опустился к наручным часам, я воспользовался отвлечением внимания.
        - Эй, Курьер, там нет прохода! - донеслось вслед, когда я исчезал за киоском.
        Глава 5
        Все прошло отлично - кроме последнего этапа. Времени все заняло минут двадцать, основное ушло на поиск по адресу и беготню по этажам. Роза была передана из рук в руки открывшей дверь симпатичной девушке, через минуту вернувшийся корабль завис около пиццерии… и не смог найти места для посадки. Перед заведением толпились все ранее находившиеся внутри посетители с черным цветом волос. За киоском наблюдали, за прочими окрестностями тоже. Оставлять свою прелесть с итальянкой где-то далеко - страшновато.
        Мы снова зависли над киоском. Челеста получила в руки Калашникова.
        - Все возможно. - Я указал на ожидавший народ в количестве около десятка. - Если что, не стесняйся, защищай меня как последнюю надежду, что в твоем случае совсем не гипербола. Только не насмерть, а то кораблик не вылечит.
        На этот раз я выпрыгнул на другую сторону цветочного павильона - прямо на асфальт перед собравшимися.
        От меня шарахнулись, кто-то посмотрел на верхние этажи припиравшей заведение пятиэтажки, кто-то - просто вверх. Те, кто не суеверный, молча взяли меня в кольцо. Вперед вышел Арсен.
        - Как?! - Чувствовалось, что за ответ он сейчас отдаст все. - Гаянэ прислала фото, ты был там пять минут назад.
        - Условия выполнены, жду оплату. Желательно в рублях.
        - Без проблем. Мужик сказал - мужик сделал.
        Под присмотром множества глаз в мои руки перекочевали перевязанная банковской резинкой пачка и темная бутыль без этикетки.
        - Что за вино? - Не люблю сюрпризы.
        Артур расплылся в улыбке:
        - Не вино, а сказка! Лучшее из домашнего, родители прислали, сами делают. Попробуешь, потом еще придешь.
        Заговорил который «за хозяина»:
        - Беру на работу. На особых условиях. И тут еще люди хотели потолковать кое о чем…
        - Простите. - Я прижал занятые добычей руки к груди. - Со всей душой, но у девушки день рождения, срочно нужно поздравить. В следующий раз - непременно. Можно мне с собой еще одну пиццу и бутылочку лимонада? Сколько с меня?
        - Э-э, забудь. От заведения.
        Заказанное мне вынесли в пакете, туда же я опустил деньги и вино.
        - Приходи, поработаем. - «За хозяина» протянул визитку. - Если что, звони. По любому поводу. Короче, не теряйся.
        - Договорились.
        Человек, до этого отслеживавший пространство сзади киоска, сейчас стоял рядом. Отлично, а то мне казалось, что ждать придется.
        Когда я рванул за цветочный павильон, сзади громыхнул топот бросившихся вдогонку - не потому, что хотели задержать, а просто не понимали, что творю. И не поймут. Когда три человека остановились, глупо озираясь на пустом провонявшем пятачке, я уже командовал «Взлет!»
        Куда теперь? Все просто. Если были на Эйфелевой башне - как не посетить Останкинскую?
        Челеста разглядывала квадратную коробочку.
        - Пицца?!
        - Си, Челеста, как же ты проницательна. Вот на коробке по-итальянски написано.
        Открытая крышка вызвала недоуменный взгляд:
        - Аллора соно папа. Квестэ пицца американа. Ма пицца американа э комэ ба-ла-лай-ка итальяна.
        *(Тогда я Папа Римский. Это пицца по-американски. Но американская пицца это как итальянкая балалайка)
        Судя по услышанному, такой пиццей ее папа в Америке угощал. Правда, при чем тут балалайка, я так и не понял. А-а, балалайка итальяна - гитара! Шутит, видимо. Пицца под гитару… Романтичненько. Но сейчас я устрою такую романтику, которая ни американским пиццам, ни итальянским балалайкам даже не снилась.
        С вином, лимонадом и пиццей мы высадились на верхотуре, где просто появиться страшно. Эйфелева башня, говорите? Вы не стояли на решетчатой площадке для ремонтников, куда выход только с лестницы через лифт для обслуживающего персонала. Почему-то в корабле на большей высоте страшно не было, а здесь…
        Челеста схватилась за меня, начисто забыв про пиццу. Каблуки соскальзывали в дыры между арматуринами, куда легко могла провалиться вся нога. Дунуло так, что девушке пришлось подхватить низ красного платья, оно не просто грозило задраться, а его рвало изнутри восходящим потоком. Резкий порыв унес пиццу в красивый полет вверх - словно птицу. Там птица-коробка расправила крылья, нагадила четырьмя сортами сыра и отправилась следом. Обойдемся. Я открыл бутылки.
        - С днем рождения!
        - Чин-чин!
        Бутылки звякнули боками, мы приложились к горлышкам. Моя была с лимонадом, ибо я за рулем - в самом невероятном смысле этого выражения. За таким рулем, что ой-ой. Нельзя терять бдительности.
        Внизу расстилалась Москва.
        - Дарю! - Царским жестом я обвел просторы. - Можешь любоваться, только руками не трогай.
        Девушка, насколько показала жизнь, придерживается того же правила в отношении меня и себя.
        Домашнее вино оказалось крепким, Челесту пробрало. Продышавшись, она объявила новый тост:
        - Верра иль ностро джьорно! (Наше время придет. То есть: будет и на нашей улице праздник)
        Звон бутылок - и мы снова отпили. В стальной конструкции ревел ураган, сдувая нас к чертям собачьим. С такой силищей проходилось не просто мириться, а подстраиваться, иначе действительно сдует. Без корабля я пока летать не умею.
        Вокруг выло и стонало, мы поочередно отхлебывали, ладонь обнимала талию прижавшейся девушки… Феличита.
        Челесту пробило на разговоры:
        - Нон вольо риторнарэ а каза, вольо прэндэрэ иль воло кон тэ. Сэ бизоньа партирэ рер пьянэта альтра - прэго.*
        *(Не хочу возвращаться, хочу улететь с тобой. Если понадобится лететь на другую планету - я готова)
        Приходилось кричать друг другу в ухо. Нет, все же здесь совсем не романтическое место. Если подспудная мыслишка о поцелуе имелась, то сгинула от простого соображения, что если вдруг повторю подвиг коробки с пиццей-птицей, то облегчусь отнюдь не сыром и тестом.
        - Хватайся за меня! - сообщил я прижавшемуся к губам маленькому ушку.
        Возвращение вышло подобно Парижскому: Челеста висела у меня на спине, руки обнимали сзади за шею (в одной заодно удерживалось вино), ее тыл так же сверкал, показывая прошлому все, что о нем думает (злой ветер все же задрал платье), а я с ней и своей бутылкой в одно невероятное движение влетел в теплый уют корабля.
        Вот теперь, после прыжка в жуть, можно было поцеловаться.
        Напарница руководствовалась другими соображениями. Она уселась на полу, привалилась к будуару и вытянула вперед прямые ноги. Покачивая ступнями и постоянно прихлебывая, девушка продолжила непонятную тираду «за жизнь».
        - Ми авэванно пер нулла..*
        *(Меня ни во что не ставили.)
        Тоскливый взгляд переползал с меня на бутылку и обратно. Неприятное сравнение.
        - Адессо ми анно пер морто. А ке скопо ди риторно?*
        *(Сейчас меня считают мертвой. Зачем возвращаться?)
        Кажется, что-то про Одессу говорит. Хочет в Одессу? Нет, милая, не сейчас. Для столицы юмора сейчас нет ни денег, ни настроения.
        - Давай погуляем, - сказал я.
        Поступившее от меня предложение приняли беспрекословно. Еще бы, если ни бельмеса не понимаешь.
        Парк Горького отпугнул количеством народа, и я уже почти выбрал дебри Измайловского, над которым как раз оказались, но тоже передумал. У человека день рождения, нужно дарить впечатления. К тому же платье, которое ей так нравится - его нужно кому-то показывать, иначе - в чем смысл?
        Пойти в клуб? А если что-то произойдет, и потребуются документы? В музей? Не тот настрой. И у подружки что-то слишком ноги подкашиваются. Не крепковато для нее винцо? Хотя, чтоб свалить итальянца, это надо постараться, у них вино входит в каждый обед и ужин неотъемлемой частью - как у нас «третье», то есть чай или компот. Потому даже машину водить разрешено с достаточным количеством промилле.
        Мы вышли на набережной. Лучше просто пройтись по центру столицы, чем специально что-то придумывать. По пути само придумается. Мы шли в обнимку, напарница что-то лепетала, иногда прикладывалась к бутылке. Я наслаждался жизнью. Солнце, родина, опять же ладонь на чудесной талии… Красивая подружка и свобода, помноженная на всемогущество - что еще нужно мужчине?
        Главная мужская радость - дарить радость женщине. И я дарил. И ее принимали. Тоненькая смугляночка светилась счастьем, мне на плечо то и дело клонилась ее головка, лепет становился все тише. Наконец, мы пошли в тишине. Хотя, какая, к черту, тишина в центре Москвы?
        Челеста вдруг встрепенулась:
        - Ольф, о урдженца ди фарло…*
        *(Мне срочно нужно сделать это…)
        Ее бросило к бетонному парапету, она перегнулась…
        Прохожие недовольно качали головами либо делали вид, что не видят. Я уныло стоял рядом. Челесту рвало.
        Поднесенная к носу бутыль, которую подружка в одиночку уговорила почти на две трети, все расставила по местам. «Лучшее из домашнего», «Не вино, а сказка». Это оказался коньяк. Хороший домашний коньяк. «Попробуешь, потом еще придешь…»
        Не приду. Даже в желании удружить предупреждать надо, иначе вот такое случиться может. И на работу туда больше не приду, иначе живым уже не выйду. Пусть те люди, что хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия.
        Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.
        Что-то Челеста долго телится.
        - У тебя все в порядке?
        У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались. Она спала.
        - Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пойдем!
        Слова были бесполезны. Подействовали только пара хлестких пощечин, и то не до конца. Поднятый организм отказывался держаться вертикально, нужно было поддерживать, а иногда подхватывать полностью. Неподалеку сверкала рекламой международная сеть бесплатных туалетов, прикрывавшаяся продажей гамбургеров. Втолкнуть подружку в дверь с женским значком я не рискнул: вдруг заснет или, того хуже, начнет буянить?
        Пришлось вторгнуться в отделение для мужчин.
        - Простите…
        Затолкав кучерявую головку под кран умывальника, я включил ледяную воду. Мужики, которые в это время использовали расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: дескать, молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.
        - Нон токками! Змэттила!*
        *(Не трогай меня! Прекрати!)
        Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.
        - Теперь твое дело дойти. Мы умотали далеко, до корабля несколько километров. Главное, продержись!
        Не продержалась. Последние метры я нес девушку, затем пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие в пределах видимости, кто мог бы обратить внимание на наглый переход встречной парочки в другое измерение (или как бы они там это назвали) и поднять ненужный шум.
        Наверное, корабль смог бы привести Челесту в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать и задумчиво потеребил медальон. Потеребил-потеребил, да оттеребил в сторону, от греха подальше. Не тот случай.
        - Но… Перке…* - пробормотала Челеста. - Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….
        *(Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы….)
        Теперь она ворочалась, будто ее кололи со всех сторон. Платье, которым так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… А с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что в определенных условиях все окажется на виду. И если затем сама допускает эти условия…
        Даже пот прошиб от сделанного вывода. Если догадка верна, то случившееся - прямой намек?
        Стоп, и полный задний ход. Нужно ли искать скрытый смысл там, где все объясняется простой глупостью? Непредусмотрительность - синоним юности. Сам таким был.
        Кхм, а ведь и остаюсь таким. Еще бы, такое творю, что ни в сказке сказать, ни…
        Это даже не глупость, это мальчишеская борзота по отношению к мирозданию. А с другой стороны - чего оно, мироздание, от меня хочет? Чтобы покорно отдал корабль тем, кто распорядится им с большей отдачей для человечества? А где гарантии, что произойдет именно так, а не иначе, и что какой-нибудь слабодушный винтик системы не решит, что лично ему эта штука нужнее? И кто сказал, что хозяевам летающей тарелки захочется расхлебывать кашу, которая заварится, когда к делу подключатся силы на уровне государств? Может, эти истинные хозяева терпят меня, как я терпел бы не сильно доставучее насекомое - прихлопнуть можно всегда, просто лень. Ведь не жужжит над ухом и в суп не лезет…
        То есть, когда начну делать что-то не то, меня прихлопнут. У этого вызывающего дрожь вывода есть приятное следствие: выходит, что сейчас я делаю все как надо.
        Но другой вывод - что я насекомое, которое временно терпят - нисколько не радовал.
        Ох, чего только в голову не лезет, когда ты не один, но одинок.
        Стало больно смотреть на смятую красную тряпочку. За разглядывание не побьют, а за милую сердцу вещь - легко. Если не в прямом смысле, то в переносном - обидевшись насмерть. Да и вид у платья после того, как владелица пообнималась с парапетом, прямо скажем, - не блеск.
        - Прости, Челеста, надо.
        Поддетое снизу пальцами платье короткими рывками поползло вверх. Приходилось переваливать девушку с боку на бок, иногда приподнимать. Она не просыпалась. Глаза уже видели напарницу обнаженной, но руки трогали впервые. Пульс взбесился. Еще не хватало потерять голову. Я сделал несколько вдохов-выдохов, переждал сердечную канонаду и продолжил дело. Платье снималось поэтапно и очень аккуратно - с такой осторожностью из бомбы запал вынимают. Бомб оказалось несколько, и через энный промежуток времени все оказались снаружи. Последними выскользнули плети рук, и красное счастье отправилось на полку. Неведомым способом там его вычистят и отутюжат, завтра будет не узнать.
        С ощущением, будто в одиночку вагон разгрузил, я без сил рухнул около соседки. Естественно, лег лицом к ней - ну нельзя не смотреть, когда такая красота рядом. Мало того, сложно не прикоснуться.
        Я осторожно погладил пальцами бок Челесты. Только что спавшая, она вдруг дернулась, глаза остались закрытыми, но гневно выплеснулось в тишину:
        - Пер ки ми ай?! Че сотто квалькоза. Ке фай кви?..*
        *(За кого ты меня принимаешь? Здесь что-то нечисто. Что ты делаешь здесь?)
        Кажется, ей что-то снится. А если снюсь я, то явно где-то в другом месте и не в нынешнем антураже.
        Спящее чудо резко отвернулось, облив мне взор жидким азотом тыла. Меня пробрало до печенок, инстинкт всерьез вознамерился подраться с разумом. Разве можно заснуть в таких условиях?
        Нужно. Будем считать овец, или кого там считают для засыпания. Раз, два, три… елочка гори. И вообще, гори все синим пламенем. Пламя, огонь, свет… Освещение, что ли, приглушить?
        Раньше итальяночка не могла нормально спать без установления кромешной тьмы, а сейчас при свете дрыхла так, что разбудит только взрыв прямым попадаем осколка. И то не факт.
        Я поднялся и снова сел за рычаги. В открывшейся панораме утонула и исчезла позади Москва, внизу проносились леса, поля, дороги. Города. И довольно часто. Куда, собственно лечу? Так ведь домой. Для этого не нужно рулить, точка приземления за городом известна, можно включить автопилот.
        Освободившееся сознание всколыхнулось: если завтра Челеста проснется в таком виде… что подумает? Я бы на ее месте решил, что кое-кто воспользовался ситуацией. А если вспомнить, что сначала к ситуации привели мои же действия…
        Из того, что имелось в наличии, французский комплект вполне подходил - у верхней части была застежка, не придется вязать непонятные узлы. Начать, естественно, надо с главного. Я взялся за девичьи щиколотки, и каждая ступня с моей помощью поочередно вделась в тряпичную восьмерочку. Душевных сил на это ушло столько, будто я тигров сквозь огонь проталкивал. Спина покрылась липким потом. Грубые желания не давали работать, поскольку я сам закрывал себе возможность, которая подсознанию казалась логичной и в каком-то смысле приемлемой. Ведь девушка в таком состоянии, что, возможно, даже не проснется, а я…
        А я сволочь. Однозначно, если такие мысли допускаю.
        Я потянул на себя ее лодыжки, отчего Челеста вытянулась в струну. Из этого положения ее, для удобства, пришлось опрокинуть на спину. Отлично. Процесс одевания бесчувственного тела продолжился ускоренным темпом. Когда жаркий подвальчик скрылся под кружевами, я бурно выдохнул, и последним усилием главный предмет одежды был натянут почти на талию. С верхней частью все прошло гораздо быстрее. Пришлось, конечно, повалять с боку на бок… назовем это издержками производства. Челеста все равно не проснулась.
        Раз, два, три, четы-ы-ыре… Нет, даже в таком виде соседка искушает беспомощной доступностью, а гормоны на гармони выводят гармонии. Счет не поможет. Вызванный глобус получил пальцем в бок, и корабль взмыл за облака.
        В той точке мира, куда мы прибыли, только светало. Глазам открылся невероятный комплекс ущелий, скал, пещер, каменных башен, водопадов, ложбин, где по дну огромного плато петляла река Колорадо. В течение дня горы здесь меняют цвета с розовых на серо-синие и далее до пурпурно-коричневых. Иногда становятся даже черными, когда солнце пробивается сквозь облака. Сейчас они были светло-розовыми. Передо мной расстилался непредставимый Гранд каньон. Всего несколько цифр, чтоб оценить масштаб: длина - почти полтысячи километров, глубина - до двух, ширина в районе дна - около километра. Извилины, петли, крюки и даже круги только прибавляли мне решимости совершить задуманное.
        - Ну, кораблик, полетаем? Ниже. Еще ниже. Старт!
        На ручном управлении я послал транспортное средство вперед со скоростью пули. Компьютерные игры, говорите, стрелялки, бродилки, леталки? Ну-ну. Куда им до такого. Лететь по дну каньона на скорости, от которой захватывает дух, и понимать, что одно неверное движение - и от корабля не останется воспоминания… Зато как нервы успокаивает! Точнее, рвет их, вяжет узлами и как на струнах играет мазурку. Я чувствовал себя гонщиком из космической кино-саги. Проносившиеся горы сливались в месиво, на которое не успевал упасть взгляд. Это нереально. Лететь т а к - это больше, чем ощущения. Это за их пределом.
        - Ольф, довэ чи тровьямо?* - раздалось из будуара.
        *(Где мы?)
        - Очнулась? Здесь и мертвый очнется. Это Аризона, Большой каньон. Я хочу пролететь через него от начала до кон…
        - Ольф!!! Прэнди а синистра!!!*
        *(Сверни налево)
        Маленький вертолетик медленно снижался, а корабль несся в него со скоростью пущенной вслед ракете противоракеты.
        - Черт подери!..
        - Маннаджя ла мизэрия!* - раздалось одновременно.
        *(Черт подери!)
        Секундой раньше можно было взять левее, но теперь поздно. Вверх мы тоже не успевали, а если рискнуть, то ускорение с многократной перегрузкой размажет нас по стенкам. Меня, надеюсь, корабль потом как-то соберет обратно во что-то жизнеспособное, а насчет Челесты - не уверен. Впрочем, на раздумья времени не было, все за и против мозг просчитал автоматически и выдал результат, которому повиновались пальцы на рукоятях. За долю секунды до столкновения корабль успел снизить траекторию до уровня воды. Это не решило проблемы. Мы неслись прямо на урчавшее чудище, и вариантов, чтоб избежать столкновения, не осталось. Все, что я мог сделать, а Челеста бездумно повторить - совершенно по-детски пригнуть головы. Как в машине, когда в лобовое стекло летит ветка, что просто свисает с дерева.
        Это был тот момент, когда перед глазами мчится жизнь. Мчится, мчится… Время перестает существовать, вспоминается все хорошее и плохое, прощаются обиды…
        То, что делилось долю секунды, тянулось вечность, но забылось мгновенно, едва верх корабля соприкоснулся с низом вертолета. Насквозь через невидимый салон корабля пронеслась стальная лыжа… и мы были уже в километрах далее. Никто не только не пострадал, но даже ничего не заметил. Корабль сам принял решение о наиболее безопасном выходе из ситуации. Или это подсознательно сделал я?
        - Ольф, о пауро.*
        *(Мне страшно)
        Челеста попыталась выбраться из будуара. Не получилось - от инерции диких виражей ее бросило обратно и вновь растянуло по кровати. Тихо донеслось:
        - О маль ди тэста.*
        *(Мне плохо, болит голова)
        Корабль, наконец, вынесло на безбрежный простор. Большой каньон пройден.
        У меня тряслись руки, они никак не могли отлипнуть от рукояток. Корабль получил приказ сесть в пустыне и закрыть панораму.
        - Давай спать. - Несколько шагов в темноте привели меня к напарнице по приключениям. - На сегодня впечатлений хватит.
        Я прилег рядом с Челестой. Она доверчиво прислонилась ко мне - как собачка, у которой был трудный день по охране хозяйских владений. Еще бы лизнула для полного соответствия…
        Вот тебе и день рождения. Будет что вспомнить, если сможет вспомнить.
        А теперь - спать. Корабль, если слышишь и если можешь - помоги. Иначе я за себя не ручаюсь.
        - Ке сучессо иери ла сэра?*
        *(Что произошло вчера вечером?)
        Оп. Сколько прошло времени? Открывшиеся глаза ничего не увидели, мысленный приказ открыть панораму вверг в шок: мы в пустыне, да еще в какой - хоть сейчас снимай вестерн про индейцев.
        Вспомнился весь вчерашний день. У Челесты, как видно, наоборот. Она с удивлением оглядывала себя, оказавшуюся совсем не в том, в чем должна была оказаться, затем ничего не понимающий взор переводился на меня и на окружившие пески. В понятную картинку увиденное не складывалось.
        А у меня ощущение - будто глаза только что закрылись. А солнце уже в зените. Любопытно, я сам отключился, или корабль помог?
        - Нон джа диментико ньентэ.*
        *(Ничего не помню)
        Челеста сосредоточенно хмурилась - кажется, пытается восстановить в памяти вчерашнее. Счастье, что между нами языковой барьер, иначе оба чувствовали бы себя неловко. А так - только она. Спросить не может, и о многом ей остается только догадываться.
        Мне вчера открылись три новых истины. Главная: честный заработок для владельца корабля - табу. Сплошные нервы и пшик эффекта. Либо нужно открыться миру и поступить на службу легально, либо добывать деньги по праву сильного - как все нормальные бизнесмены и политики (военные включены в эти категории). Как ни весело было бы устроить идеальное нераскрываемое преступление, а грабеж и воровство противоречили совести. Пока. Но исключение уже было, и за будущее не поручусь. А первое вообще бред писцовый: кто в здравом уме отдаст полученную в личное пользование вершину инопланетной мысли на службу какой-либо организации?! Пусть даже своей собственной стране. Я, конечно, патриот, но риск, что медальон хоть на миг попадет не в те руки чрезвычайно велик - и что делать миру, у которого объявится новый хозяин? Я думаю так: начнись война - вмешаюсь, а так - не-е, ребята. Да, эгоист. Зато у меня есть корабль. А у структур, по всему миру выясняющих, чья структура структуристей, нет. Пусть так и остается. Уверен, что достаточно кому-то узнать о моих возможностях, сразу начнется охота с применением всех сил вплоть
до ядерного оружия. Увольте от таких развлечений с неизвестной концовкой. Вру, финал известен - как для меня, которого рано или поздно поймают, так и, чуть позже, для всего мира.
        Второе, что я вынес из вчерашнего, - спутница непривычна к крепкому алкоголю, он ее вырубает. Если хочу себя уважать, этим знанием никогда не воспользуюсь. А со спиртным завязываем, отныне на борту сухой закон.
        И третье. Корабль намного умнее, чем можно представить. Хозяина в обиду не даст.
        Поправка: не только хозяина, а любого, кто по случаю его замещает. Например, меня. Эта мысль грела как ничто другое.
        - Раз уж оказались на этом континенте, покажу кое-что. В смысле, что сам мечтал увидеть, вот и посмотрим.
        Из облаков корабль упал вниз в районе Больших озер. Недолгий поиск вручную, и мы на месте.
        - Челеста, гляди.
        Она уронила челюсть. Что и говорить, вид фантастический. Я подвел корабль в самой воде, ближе к месту падения. Влажный туман и брызги переливались мириадами радуг.
        Ниагара. Это объединенное название трех расположенных рядом водопадов, каждый - высотой в несколько десятков метров. Или глубиной, не знаю, как правильно измерять эти чудеса природы. Поочередно мы осмотрели Американский водопад, Подкову и Бридал-Вейл. Настолько близко, как хотелось, подлететь не удалось - чужой наметанный взгляд мог увидеть корабль в водной взвеси.
        Это легко исправимо. Не мытьем, так катаньем, говорит народная мудрость. Если нельзя изменить корабль или убрать с осмотровых площадок толпы людей, то изменить место - прощу простого. Я бросил корабль в Южную Америку. Водопадов в мире - как звезд на небе, и я летел к самому масштабному в этой части света. Бразилия. Игуасу. Площадь - больше двух километров, состоит из двухсот семидесяти пяти отдельных водопадов, и вместе они создают настолько фантастическую картину… В той мощи водных потоков, падавших со всех сторон, корабль затерялся, как песчинка в ботинке отдыхающего. Мы летали сквозь пенные струи, Челеста охала, но я не разрешал воде проникать внутрь. Как-нибудь в другой раз. Под другое настроение, потому что последствия могут быть скользкими во всех смыслах.
        Восторги постепенно улеглись, и я уже не раз тревожно кидал взгляд на часы. Хронометру плевать на часовые пояса, подходило время рандеву с рыжим Русланом. Может, не идти, простить? Челеста уже успокоилась. Я вроде тоже.
        Пойду. Зло, как бы ни выглядело, не должно остаться безнаказанным. Наверное, рыжий прав, и Лаврик наврал. Выяснять у девушки я не собирался. С нее хватит.
        Главное: Руслан давал слово, он гарантировал безопасность. Поручился. Головой. И слово не сдержал. За это и поплатится. Или будет прощен. Бог рассудит.
        Мы полетели.
        - Прости, - сказал я девушке виновато, - не могу иначе. Мне нужно завершить это дело. Не для кого-то и даже не ради кого-то, не будем показывать пальцем. Просто для себя.
        Челеста уныло улыбнулась. Все поняла. Чего не поняла - почувствовала. Сокровище, а не женщина.
        Межконтинентальный прыжок прошел привычно незаметно. О том, что однажды в пути «бензин кончится», мне даже не думалось: корабль у меня умный и во многом самостоятельный. Если что-то не так, думаю, он даст знать или сам примет меры. Скорее всего, уже принимает, а владельцу о таких мелочах знать не надобно.
        Оставив девушку поскучать некоторое время, за две минуты до нужного времени я уже стучался на стрельбище. Дверь, обычно открытая, оказалась заперта. Я внимательно поглядывал по сторонам: если Руслан устроит мне засаду с приятелями…
        Нет, с луком он слово сдержал. Другой бы удавился, но не отдал. Хотя… Лук и жена - вещи несопоставимые.
        Скрипнул замок, из двери высунулась огненная шевелюра:
        - Ты? Надо подождать. Или придется отложить. Начальство прибыло. Теперь пока не натешится…
        - Сколько это удовольствие обычно продолжается?
        Руслан пожал плечами:
        - От часа до четырех. Я обязан присутствовать, мне за это зарплату платят. Давай, вечером. В девять.
        - Будет темно.
        - И что?
        - Просто напомнил. Хочешь стрелять в темноте - пожалуйста.
        - Мишень подсветим фонариком.
        - Нет проблем. Где?
        - У меня машина, все равно.
        - За городом.
        - Хорошо.
        - Поворот на деревню Запрядье. - Другой местности я не знал настолько досконально, чтобы давать ориентиры. - Дальше будет развилка, поедешь влево. Там встретимся.
        - Куда выводит дорога?
        - К реке.
        - Договорились.
        - Оружие, как понимаю - блочный лук с прицелом? Твое любимое?
        - Блочник, - подтвердил Руслан. - На девяносто метров.
        - Ско-олько?
        - Ты сказал, класс оружия и дистанцию устанавливаю я.
        - Хорошо.
        На девяносто, по-моему, даже мишень не разглядишь.
        Кивнув друг другу, мы расстались до вечера.
        Челеста смотрела на меня с обидой. Естественно. Сначала вверг в кошмар, затем обещал помощь, а вместо помощи скачу, как горный козел по равнине, со своими безумными тараканами в голове. Да еще воюю с ними - плечом к плечу.
        - Все. - Я взялся за рукояти. - Больше никаких дел. Только ты, я и весь мир. Теперь можно и…
        Взмыв в воздух, корабль пронесся над центром города. Вот внизу промелькнула громада крытого рынка…
        Ударило, как лбом о стеклянную дверь в бутике: Нина! «Познакомлю с Красавиной, это секретарша Задольского. В пятницу к шести тебе нужно быть у центрального рынка, я встречу…» Время - тютелька в тютельку.
        После случившегося - захочет ли? Да и нужно ли теперь? Я покосился на Челесту. Может, плюнуть на все, пусть идет, как идет. Идет, в общем, неплохо. И если кто забьет меня ногами за такое сравнение, будет прав, потому что все просто офигительно.
        А хочется, чтоб было еще лучше. Без решения проблемы моей невиновности покоя не обрести. Покой души - главная составляющая счастья. Остальные составляющие без нее не работают, сколько б их не имелось под рукой.
        Вот же, черт, сколько их ни имеется, все - под рукой. Все! Кроме одной. И оттого я несчастен. Тоска…
        Внезапное снижение вызвало у итальяночки удивленное беспокойство. Я опять виновато развел руками. Опечалившаяся очаровашка полезла в будуар и отвернулась. Перед этим я успел заметить, как губы с обидой выставились, точно их прищепкой сжали.
        - Это ненадолго!
        Успокоить не получилось. Ну ладно. Потом развеселю как-нибудь. Придумаю как. Когда вернусь.
        Нина стояла в оговоренном месте и уже нервно поглядывала на часы.
        - Опоздал? - с тревогой спросил я.
        - Нет. Думала, не придешь.
        - А я думал, что Владлен стрелял в тебя. Шел сюда и не верил, что увижу живой и невредимой. Счастлив, что все обошлось. - Я не смог не задать главного вопроса. - Что Владлен Олегович узнал по поводу документов?
        - Не знаю. Не рассказал. - Нина оглядела меня. - Нужно переодеться. В этом нельзя.
        - Несолидно?
        - Невозможно.
        Я закусил губу.
        - Ничего другого у меня нет.
        - Нужно тебя приодеть. Может, возьмем такси и подберем что-то из костюмов Владлена?
        - А время на это есть?
        - Немного.
        - Тогда успею. Подожди.
        Я бросился к припаркованному во дворах невидимому кораблю. Интересно, что она подумала: к кому-то в гости, или просто крыша поехала?
        - Вот и я! Соскучилась?
        Кажется, да. Итальянка сияла, как надраенный медный таз прабабушки.
        - Я же говорил, что ненадолго, - с твердой верой в свои слова соврал я, усаживаясь за ручное управление.
        Недавнюю угрюмость Челесты как рукой сняло. Она выскочила из будуара и встала рядом со мной справа, чуть за спиной, - как попугай пирата. Думаю, что была бы возможность, с удовольствием забралась бы и на плечо.
        Наверное, когда ухожу, не стоит закрывать ей внешний обзор. Пусть хотя бы улицей любуется, а то с катушек слетит, в четырех-то стенах. Точнее, в одной, которая перетекает в другие.
        Мы взлетели и вскоре зависли у моего дома.
        - Ю*. Костюм, черный. Блэк. Взять. Тэйк.
        *(Ты. Черный. Взять)
        Челеста пыталась вникнуть в задачу.
        - Коза дэво прендере?*
        *(Что должна взять?)
        - Костюм для торжественных случаев. Пиджак, брюки, туфли, рубашку, галстук…
        Карие глазки удрученно моргнули.
        Не понимает. Переводить сказанное на язык жестов - сумасшествие и медленное самоубийство. Самому идти нельзя. Плавали, знаем.
        Возвращаемся к плану «А».
        - Зайди внутрь и снова открой окно. - Я достал ключ от квартиры. - Виндоу оупен. Си?*
        *(Окно открыть. Да?)
        - Комэ вольта скорса? Ва бе.*
        *(Как в прошлый раз? Хорошо)
        - Отлично.
        Челеста двинулась по знакомому адресу, почти пританцовывая и не забывая поглядывать по сторонам - вдруг снова чужие традиции мордобоя в ответ на уважение?
        Я направил корабль к окну. Интересно, кто запер окна. Кому-то же это понадобилось. Но тогда…
        Додумать не успел - на звук вставляемого Челестой ключа из мертвой зоны обзора проявилась пара фигур. Судя по позам, неизвестные были вооружены и готовы это оружие применить. Они замерли в темноте по обе стороны двери.
        Снова тело соображало быстрее застопорившегося сознания. В моих руках сам собой появился лук. Выстрел…
        Пробитое двойное остекление со звоном осыпалось. Стрела, пролетела комнату и прихожую и лязгнула о сталь входной двери. Хорошо, что в свое время я поменял прежнюю деревянную на эту защитную конструкцию, иначе моей смуглянке досталось бы.
        Затаившиеся вздрогнули, срикошетившая стрела на излете ударила левого из них, донесся непечатный вскрик. Второй показал ему кулак. Все стихло.
        Челеста - умница. Судя по тому, что дверь не открылась, она правильно среагировала на шум.
        Две фигуры выждали несколько мгновений и начали действовать. Левый незнакомец показал что-то на пальцах и скрылся с прямой видимости, его тень скользнула к разбитому окну, через миг край лица осторожно выглянул в мою сторону из-за боковины. Второй отпирал дверь с явным намерением преследовать пришедшего. То есть - Челесту.
        Только б успела. Я подогнал корабль к подъезду насколько возможно. Внутрь вошла какая-то парочка. Сейчас же появилась моя засланка и, вращая ошалелыми глазами, кинулась туда, где высаживалась. Сзади нее уже вновь отворялась подъездная дверь…
        Девушка взвизгнула, когда высунувшиеся из ниоткуда руки на ходу подхватили под мышки. Последнее, что я видел перед взлетом - недоуменно крутившего головой преследователя и… безумный взгляд бабы Нюси, которая видела в с е со своего вечного наблюдательного пункта. Интересно, станет ли рассказывать. Все-таки у нее репутация сплетницы вменяемой, в своем уме и здравом рассудке.
        Челеста вцепилась в меня, как обезьянка в пальму на самой кроне. Наверное, это были объятия, но мне казалось, что могучий спрут решил пообедать моей персоной, а для начала выжать сок.
        - Все хорошо, милая. - Высвободив хотя бы руки, я принялся успокаивать девушку. - Ты поступила верно. Абсолютно верно.
        Ладони гладили ее спину и вспотевший затылок. Вздрагивавшую макушку. Трепетно жавшуюся ко мне поясницу. Хотелось и ниже, очень хотелось. А почему нет? С нежностью и благоговением пятерня огладила упругий барабанчик. Затем второй. Затем снова первый - по-прежнему медленно и заботливо, словно это нормально и по-другому просто не бывает.
        Наверное, девушка так и поняла. Или, вся на нервах, просто не заметила. Что делать, если заметит, я не знал. И не хотел знать, чтоб не рушить отношения, что пока устраивали обоих.
        Пока? Хм. Что скажет по этому поводу дедушка Фрейд?
        Ладонь вновь переехала на спину и затылок.
        Наконец Челеста отлипла.
        - О мольто пауро.*
        *(Я очень испугалась)
        Корабль уже висел над центральным рынком.
        Глава 6
        Нина мучительно всматривалась вдаль. Я подошел с другой стороны.
        - Не получилось, - грустно выдохнул ей прямо в ухо.
        Она отшатнулась.
        - Ты меня напугал. Ладно, ничего не поделаешь. Пойдем. Запомни: я тебя представлю, дальше - твои проблемы.
        - Естественно.
        Мы двинулись через дорогу к ресторану, чьи двери призывно освещались разноцветными прожекторами. Как только поравнялись со входом, рядом взвизгнули шины, и почти у наших ног затормозила низкая спортивная машина. Как такая вообще ездит по нашим ухабам? Не понимаю любителей занижать свои тарантасы, даже «лежачий полицейский» становится непроходимым препятствием, а весенняя ямка в асфальте - могилой. У ткнувшегося в наши колени образца все эти подростковые понты присутствовали в заводском исполнении. Было жаль помещенную во враждебную среду заморскую стальную птицу. Хотелось выпустить ее на волю.
        В глухой броне тонировки разверзлась щель и быстро увеличилась до размеров всего окна.
        - Нина!
        Голос принадлежал роскошно упакованной длинноволосой дамочке в опушенной мехом кожаной куртке и темных очках.
        - Привет! - откликнулась моя спутница.
        Дверца машины отворилась, водительница томно выставила левую ножку, отчего полоса не по сезону короткой юбки уехала вверх, и на мгновенье в глубине открылся затянутый в черное треугольник. Затем молодая женщина подняла и перенесла через порог правую - столь же медленно и красиво, а при вставании отметилась новой нарочитой демонстрацией безукоризненных конечностей, тонкой талии и витринной груди. Одежда, стать и самомнение соответствовали стоимости машины. К лицу поднялась холеная ручка, пальцы с длинными красными ногтями сняли очки…
        Я помотал головой. Дежа-вю какое-то. Нет, не показалось, я действительно ее знаю или где-то видел. Но откуда и где?
        Знакомый разлет бровей. Зовущие скулы. Сексуальные губы бантиком. Ниже - выдавливающие друг дружку молочные пакеты, в которые при наполнении забыли закрыть кран. Выше - лицо. Яркое, запоминающееся. До дрожи знакомое. Где же мы пересекались?
        - Это Олег, - указала в мою сторону Нина.
        Красавина - так назвала она ту, с которой собралась свести. Абсолютно незнакомая фамилия. Откуда же…
        Красотка не удостоила меня вниманием.
        - Ты же помнишь, - наставительно проговорила ей Нина. - Мы договорились. Я знакомлю тебя с Василием Платоновичем, ты помогаешь Олегу.
        - Да помню, помню, - отмахнулась та и высокомерно кивнула в мою сторону.
        С Василием Платоновичем? Я едва не поперхнулся. Снова мой виртуальный спаситель. Не мешало бы уже знать, что он за фрукт, и с чем его едят.
        - Это Анжела.
        Озарение прилетело как строительная конструкция в темечко: это же та, с диска «Студенки»! На обложке - глупо хихикающая Наташа и вот это привораживающее лицо, неуклонно возвращающее к себе из глубин соблазна. Небывало гибкая спина. Много успевающие руки. Акробатические ноги. Секретарша Задольского? Кажется, Задольский - специалист в интрижках не только финансовых и политических. Что должна уметь секретарша, чтобы ездить на спортивной машине, о которой большинство спортсменов мечтать не могут? Н-да…
        Пока все это крутилось в голове, я потерянно смотрел по сторонам. И зря. Слева от входа в ресторан двое полицейских заталкивали в воронок дебошира. Один из стражей порядка пересекся со мной взглядом. Я отвернулся, но тут же скосил глаза обратно.
        Сержант не оставил пикировку взглядов без внимания. Закончив с хулиганом, он сверился с ориентировкой, кивнул второму, и оба вразвалочку двинулись в нашу сторону.
        - Предъявите документы.
        Я посерел. Корабль! Ой, дуррра-а-ак… Ну какого черта…
        О чем думаю, какой корабль, ведь в нем - Челеста! Без меня корабль ни выпустит ее, ни накормит…
        В ситуацию вмешалась Нина:
        - Мы к Василию Платоновичу. Торопимся. Вон он сидит.
        Уже зажавшие меня в клещи сержант с напарником вдруг отпрянули. Из-за стеклянной витрины ресторана нам махал рукой седовласый мужчина в темно-сером костюме при галстуке.
        Полицейские судорожно отдали честь и дематериализовались.
        Дверь перед нами отворилась мгновенно и с неким пиететом, швейцар увидел, к кому идем, брезгливо покривил рот на мои джинсы и свитер, но смолчал.
        Седовласый встал при нашем приближении. У Анжелы словно маятник Фуко в попе включили. Теперь она не шла - несла себя, как на блюде. Около столика была принята добивающая отрепетированная поза, которая откровенно выпячивала все, что выпячивается, и оттопыривала все, что, соответственно, оттопыривается и волнует обремененное стандартными наклонностями мужское население планеты. Поскольку седовласый относился к упомянутой форме существования, все, что предназначалось его вниманию, мимо этого внимания не прошло. Седой ежик прически почтительно склонился, однако взгляд не опустился.
        Нина приветствовала его как старого друга. Не равного, а старшего друга. Должно быть, сей убеленный мудростью и значительностью джентльмен - прямой начальник Владлена.
        - Как самочувствие? - обволок ее густой бас начальника.
        - Лучше. - Женщина протянула руку в сторону пришедшей с ней девушки. - Знакомьтесь. Это Анжела, секретарь-референт Задольского.
        Анжела выразительно изогнулась осиной талией и рельефно обтянутыми подробностями выше и ниже.
        - Очень приятно. - Мужчина галантно поцеловал протянутую ручку, выражение на лице подтвердило, что сказанное - не только слова. - А молодого человека представлять не надо, его досье сейчас на моем рабочем столе лежит.
        Снова у меня все упало. Чуть сам не упал. Вот же влип. Как муха в… мед.
        Я сжал губы, кулаки сжались сами.
        - Позвольте узнать, какую организацию представляете?
        Василий Платонович ответил расплывчато:
        - Заветные три буквы.
        - Федеральную…
        Мужчина поморщился, словно прокисшего вина хлебнул, причем натощак:
        - Не надо о работе. Владлен рекомендовал вас как честного человека, так и буду относиться. Пока не убедите в обратном. Присаживайтесь.
        Еще раз удостоверившись, что имевшиеся достоинства замечены и оценены, Анжела воссела на предложенный стул почти как на трон, но не как королева, а как фаворитка короля, ибо король - рядом, и все говорило, что она ни на миг этого не забывает.
        Василий Платонович подвинул стул и своей знакомой, затем повернулся ко мне, севшему, естественно, самостоятельно, но чувствующему себя в чужой тарелке с никогда не пробованным содержимым.
        - Не беспокойся. В моем присутствии тебе ничто не угрожает. Особенно здесь. - Его руки обвели пространство, включившее в себя, по меньшей мере, весь город.
        Рядом, как проем моего корабля при команде «выпусти», из ниоткуда на мгновение образовался официант, быстро запотевшие бокалы наполнились холодным вином.
        - За прекрасных дам и отважных рыцарей! - провозгласил Василий Платонович немного странный тост. Потому что ежеминутно косил на меня. Когда не разглядывал Анжелу. И в отношении нас обоих постоянно с лукавством щурился.
        Все отпили понемножку. Я автоматически потянул в рот шашлык, по которому соскучился. Дамы не спешили приступить к трапезе, хотя их глаза разбежались - стол был накрыт с размахом.
        - Василий Платонович, - Анжела вся извертелась, стараясь податься в самом выгодном ракурсе. - Нина говорила о моей проблеме?
        Мужчина задумчиво склонил голову и долго рассматривал девицу, словно на предмет немедленного употребления. Ну, именно такое у него было выражение. Предмет разглядывания не возражал, а, наоборот, всячески способствовал. Нина вздохнула. Я поморщился.
        Наконец, степенно раздалось:
        - О новой работе?
        - Да, - закивала Анжела. - Мне предложили… Но от Задольского просто так не уйдешь. - Она понизила голос, и то, что прозвучало следом, приобрело оттенок таинственности, за которой кроется нечто значительное, но чего при посторонних не расскажешь. - Слишком много знаю.
        - И слишком много умеешь. - Василий Платонович еще раз раздел ее взглядом.
        Получилось у него это скорее профессионально, чем с намеком. Вот бы так научиться.
        Анжела все же восприняла его разглядывание как намек.
        - Пожалуйста, поговорите с ним, вы для него - величина. А я умею быть благодарной.
        Мы с Ниной переглянулись. Став вдруг совершенно лишними здесь, мы слышали для чужих ушей не предназначенное. У Анжелы совершенно не было такта. А у нас выбора. Пришлось отвести глаза и сделать вид, что нас здесь нет. И не было.
        Впрочем, выбор имелся. Я уже понял, что моими делами секретарша Задольского сегодня заниматься не собирается, и решил подняться для прощания…
        Василий Платонович сделал останавливающее движение.
        - Сударыня, не будьте столь прямолинейны, - процедил он негромко. - Это унижает вас, а ваших собеседников ставит в неловкое положение.
        Анжела испуганно затараторила:
        - Простите, наверное, вы не так поняли…
        - Не так? - Василий Платонович с мальчишеским плутовством приподнял одну бровь. - Жаль. А я уже размечтался.
        Бросив бессмысленно вращавшую глазами девицу на произвол судьбы, он подмигнул Нине, что, мол, удачно пошутил, и его фронт полностью повернулся ко мне:
        - Ну ты наворотил, Олежа. Убийство…
        - В рамках самообороны.
        - Знаю. Все знаю, больше чем кто-либо. Тем не менее. Угрозы следователю и другим уважаемым людям. Это к самообороне не пришьешь.
        - Это восстановление справедливости.
        - Справедливость в законе не прописана. Мы живем по закону, а не по справедливости. - Собеседник на миг умолк, в уголках глаз собрались хитрые морщинки. - Кстати. Допрашивали мы некоего Игоря Тютина из деревни Запрядье… Ты лагерем за городом интересовался, и вскоре упомянутое заведение на воздух взлетело. Твоих рук?
        Надо же, и это тоже знают. Знаменитые три буквы не зря едят свой хлеб. Лагерь со всеми палатками, землянками, техникой, складами вмещал десятки человек, его уничтожение - не единичное убийство, а массовая резня, если называть вещи своими именами. К самообороне никаким боком не пришьешь.
        Другое дело, что доказать мою причастность невозможно. Нет таких средств и возможностей, чтобы проследить и…
        Или есть?! Кто знает, чем располагают три всем известных буквы. Вдруг мой корабль угнан из неких секретных мастерских? Так сказать, образец того, что не для всех. А кому надо, тот в курсе, что есть такая техника, и что она умеет.
        Я промолчал, чувствуя, как извилины покрываются инеем.
        Продолжение приняло неожиданный оборот.
        - А мы все не знали, что делать, как подступиться. Ну, за такое многое можно простить. Скажем, все остальные подвиги.
        Мой взгляд обрел осмысленность, кровь вновь потекла по жилам.
        - То есть…
        - Гуляй. С нашей стороны к тебе претензий нет.
        Мир заиграл красками. Что ни говори, а Василий Платонович - мой талисман.
        Талисман пресек мою радость:
        - Правда, со временем возникнут вопросы, на которые тебе придется дать ответы, но это не горит. Когда понадобишься, мы тебя найдем.
        Найдете? Флаг вам в руки.
        Итак, о корабле они ничего не знают, иначе не отпускали бы. Это лучшая новость за сегодня.
        - И насчет документов, которые на меня повесили… - поспешил я уточнить, чтобы закрыть вопрос.
        Василий Платонович улыбнулся:
        - Насчет них тем более. Говорил же - я в курсе всего. Дело следователей искать улики, добывать доказательства. Моя работа - знать.
        Я почувствовал, что расползаюсь по стулу с чувством севшего телефона, который вновь подключили к источнику энергии. Спина откинулась, глаза наконец смогли смотреть по сторонам и что-то видеть. Машинально появившаяся улыбка раздвинула щеки до ушей… и застыла.
        За дальним столиком ресторана сидел Герман Кузьмич Филозов, заместитель начальника охраны Задольского - тот, кого я нагло и неумело шантажировал, и который по роду прямой деятельности обязан был добыть меня хоть со спутника Юпитера.
        Все, приехали. На выходе повяжут.
        Первая мысль снова была о Челесте. И вторая, и третья, и все следующие, вплоть до последней. Я-то как-нибудь выкарабкаюсь… рано или поздно. Лет эдак через…
        Поплохело так, что в глазах разлилась муть. Я с надеждой взглянул на Василия Платоновича.
        Тот внимательно отслеживал происходившие со мной перемены. Когда причина выявилась, он кивнул Филозову, как старому знакомому. Тот ответил более активно, даже подобострастно, а через минуту расплатился и вышел.
        - Уважаемый друг, - развел руками мой талисман, - я гарантировал вам неприкосновенность только от своей организации. Другие проблемы вам нужно решить самостоятельно.
        Я начал догадываться, что отныне найти меня проблемы не составит. Ввиду полной неподвижности где-то пониже уровня земли. Или переселения в помещение с весьма ограниченным передвижением.
        Анжела несколько раз переводила взгляд с меня на седовласого и остановила, наконец, на мне. Вычурные тонкие брови взлетели:
        - Так это ты! Кажется, я знаю, чем тебе помочь. Вот визитка с моим телефоном, обязательно позвони.
        - Позвоню, - пришлось согласиться мне, принимая блестючий кусочек пластика, который чем-то напоминал владелицу.
        Нет такого слова - блестючий? Теперь будет, выглядели он и она именно так. Убирая визитку, я бросил взгляд на часы.
        - Торопитесь? - поинтересовался все замечавший Василий Платонович.
        - Немного.
        - И мне пора, - предупредив мое движение, одновременно поднялась Нина.
        - Проводи молодого человека, - кивнул ей мой талисман, оказывая последнюю услугу.
        Остается надеяться, что «последняя» не в плохом смысле. Последняя от него на сегодня, так будет точнее.
        Нина понятливо опустила ресницы.
        - Пойдем. - Ее рука взяла меня под локоть.
        Снаружи засады не оказалось. Я тревожно оглядывался, готовый сорваться с места. Зря. Опять сработал авторитет Василия Платоновича?
        - Может, зайдешь? - печально вымолвила Нина, когда около нас остановилось такси.
        Она видела, что садиться в машину я не собираюсь.
        - Нет. К тому же - Владлен. Вдруг…
        - Больше никаких «вдруг». - Нина опустила голову. Затем вновь воспрянула: - Может, требуется помощь? Или деньги? В твоем положении…
        - Спасибо, мне ничего…
        Я прервался, в мозгу билась мысль. Нина ждала. Через мгновение я продолжил задумчиво:
        - Если только…
        - Только? - подтолкнула она меня повтором.
        - Можете приютить девушку-иностранку на пару дней? - После нервов последних событий мне хотелось быть уверенным, что Челеста в надежных руках. Только так мои собственные руки могут быть развязаны. - У себя, у друзей, у родственников… лишь бы с гарантированной личной безопасностью.
        Владлен, конечно, это проблема, но ему не обязательно знать, чья нерусскоговорящая протеже немного погостит у него. Могу хоть сейчас накидать сотню версий, откуда возьмется такая гостья, чтоб меня никаким боком не касалось.
        - Пожалуйста, пусть приходит, - откликнулась Нина почти с радостью. - Что у нее случилось?
        - Те же проблемы, что у меня, - уклончиво объяснил я. - Плюс немножко не в своем уме. Нет-нет, тихая, адекватная, но периодически кого-то из окружающих пришельцами из других миров считает. Но ничего более. Ручаюсь, что как человек она вам понравится - как на первый взгляд, так и в конце на последний.
        Только что забеспокоившаяся Нина оттаяла, губы тронуло улыбкой.
        - Когда ты ее приведешь?
        - Скоро. Могу сейчас же. Но как к этому отнесется Владлен? После всего… Я его боюсь. С его стороны не будет чего-то этакого? Кстати, можно как-нибудь выяснить у него насчет документов, из-за которых случилась вся заварушка? Это очень важно.
        Нина опустила взор.
        - Приходите, - сказала она тихо, садясь в такси. - Об остальном дома поговорим. О Владлене не беспокойся.
        - То есть, мне прийти вместе с ней? Не могу не переспросить: ты уверена? Может, просто не говорить, что Челеста - моя подруга?
        - Челеста? - Нина горько улыбнулась. - Красивое имя. Приходите.
        Такси отъехало.
        Глава 7
        Ехать Нине долго, это время стоило употребить с пользой. Вернувшись к Челесте, я ответил на вспыхнувшую радость воздушным поцелуем. Девушка до ужаса напоминала собачку, что завидела хозяина, только хвоста нет. В остальном - один в один. Глазищи ждущие, довольные, поза предвкушающая, в душе восторг. Смотрит преданно, почти все понимает, только сказать не может. Лишь иногда - тяв-тяв-тяв по-своему. И чтоб иногда за ушком или пузико почесали. Ну, идеальная псина… прошу прощения, женщина.
        Что-то часто в последнее время мне эта мысль в голову приходит. К чему бы это?
        Корабль направлялся к Запрядью. Не в деревню. Я нашел поляну с кострищами, отсчитал примерно пять километров вверх по течению и принялся исследовать побережье вдоль реки. Челеста стояла рядом и тоже смотрела во все глаза. Чувствовала, что что-то ищу. Не знала, что. Именно поэтому заметила первой.
        - Ольф! Э уна казетта нель боско!*
        *(Домик в лесу!)
        Я оглянулся. Смотрел вперед, а лесную сторожку можно было разглядеть под двумя огромными раскидистыми соснами только с одной стороны. Спасибо панораме и девушке.
        Корабль сделал круг и снизился.
        Она самая. Там, где сказали. Похожа на мою землянку, но выше и крепче. Следов обитания не заметно.
        Снова Челесте достался карабин. Я заранее снял его с предохранителя и жестами приказал быть осторожнее. Сам с Калашом от партизанов (пусть земля им будет пеплом, или что желают подобным уродам?) аккуратно двинулся вперед.
        В бревенчатой стенке зияла узкая бойница, сделанная по принципу окна в деревенской бане: свет дает, выбраться не дает.
        Я решился:
        - Есть кто?
        Тишина.
        Еще два шага - и мощный толчок ноги распахнул дверь. В нос ударило вонью. Я непроизвольно отпрянул, но, набрав воздуха, заставил себя впрыгнуть внутрь.
        Игорь не соврал. Здесь держали человека. Совсем недавно. Теперь на загаженном полу валялся лишь перетертый конец каната.
        Что ж, Альфалиэль, выходит, ты жив. Этого факта пока достаточно. Да и с ним непонятно, что делать. Альфалиэль без корабля - не Альфалиэль. Если захочу, Альфалиэлем буду я.
        На всякий случай - чем черт не шутит - я покружил по окрестностям. Безрезультатно. Парень сгинул. И ладно, без него спокойнее. Доберется домой невредимым - я рад за него. А не доберется… Судьба.
        Лес снова мелькнул под кораблем, теперь по прямой. Около знакомой поляны мы вышли. Я разделся и, оставшись в одних трусах, шагнул к воде. Не хочется, конечно, но есть такое слово - надо. Собственно, только оно отличает человека от животного. Или этим доводом родители прикрывают свое педагогическое фиаско, поскольку именно от них «надо» приходит в жизнь и становится (или не становится) частью характера. И еще от властей. Возможно, по той же причине. Но как ни играй словами, а без «надо» ни одно большое дело с места не сдвинется. А если сдвинется, то либо сразу встанет, либо покатится, и многих задавит.
        До чего только не додумаюсь, чтобы в холод не лезть. Все же инстинкт склонен больше к «а ну их всех», чем к похожему на пинок неудобному «надо». Первое приятнее на первом этапе, но финал у второго не просто лучше, а несравним. Поэтому…
        - Вольо баньярти?! Фа фреддо!* - испуганно донеслось вдогонку.
        *(Хочешь купаться? Холодно!)
        Челеста бросилась за мной.
        - Не надо! Холодно! - Я жестко выставил перед ней открытые ладони.
        Ноги по-настоящему обожгло, когда они погрузились в ледяную стихию. Я заставил себя нырнуть.
        Набросанные несколько месяцев назад булыжники и валуны уже заилились. Даже вывороченные, они поддавались с трудом. Я разгребал завал, ныряя раз за разом и доставая камни по одному. После шестого погружения мне, превращавшемуся в (пока еще) живую сосульку, пришлось ускакать в корабль, где сделать температуру теплее. Потом горячее. Наконец, вообще как в парилке, чтоб жаром кости пробрало.
        Минут через десять оттаявшее тело созрело для второго захода.
        Выйдя, я опупел на месте, если есть такое слово: по моему примеру раздевшаяся до нижнего белья Челеста продолжала начатую мной работу. Синяя до фиолетовости, она дрожала, зуб на зуб не попадал, кожа - сплошные пупырышки. Синий кактус. Итальяночка мужественно тягала подводные камни и, как я до нее, растаскивала в стороны от выбранного места. Заметив меня, она улыбнулась.
        - Кози?*
        *(Так?)
        - А ну, дуй отогреваться!
        Я почти силком выдернул из воды съежившуюся синюю птичку и задал направление смачным «лещом». Она не спорила.
        Помощь оказалась результативной, в грязи я нащупал материал куртки. Еще несколько камней - и зацепленный элемент одежды вылез из ила.
        Просто куртка. Та самая. Без никого. Я облегченно выдохнул и с добычей бегом вернулся в пышущую жаром рубку. Сжавшаяся в комочек Челеста сидела на горячем полу, ее спина подпирала кровать, коленки и локти торчали как картофель-фри из пакетика. В глазах застыло недоумение. Немое.
        - Правильно не спрашиваешь. - Я осмотрел куртку. В карманах пусто, нет ни надписей, ничего, что могло навести на мысли о владельце. Одно точно - наша это вещь, земная, никаким боком не инопланетная и, судя по ярлыку на подкладке, не из будущего. - Сам не знаю зачем. На всякий случай. Авось. Понимаешь?
        Не понимала.
        - Учи это слово, без него в России никак. Авось, повтори. А - вось.
        Челеста поняла, чего от нее хотят.
        - А-вос.
        - Как-как? Ага, тенденция ясна. Теперь скажи-ка: аминь. - Я сложил ладони как в молитве.
        - Амен.
        - Тогда пусть остается овёс.
        Куртку я поместил в кладовку к остальным вещам, взамен достал помощнице платье и туфли.
        - Одевайся.
        Халаты я убрал.
        Карие глазищи просияли:
        - Довэ андьямо?*
        *(Куда пойдем?)
        Кости ломило от мороза, голову - от духоты, и это, видимо, сказалось на поступке Челесты - мой приказ она поняла правильно и исполнила прямо на месте.
        Все же: как она прелестна и непосредственна. И по-детски наивна. И красива…
        Тактично отвернувшись, я разогнал невыносимую жару и натянул привычный комплект джинсы-рубашка-свитер-боты, с которым расставался только на ночь.
        Перелет прошел практически незамеченным, корабль вскоре завис над многоэтажкой Владлена и Нины.
        - Гоу,* - сказал я.
        *(Пошли)
        Крыша к моему удовольствию нынче оказалась необитаемой, и хорошо, а то надоело гонять молодежь.
        Челеста счастливо выпорхнула. Когда обернулась, улыбка погасла - я нес с собой автомат.
        - Иди первой.
        Она уныло влезла через люк на вертикальную железную лестницу, и было не по себе от безжизненно-тоскливого взгляда, замершего среди державшихся за поручни кулачков. Внизу девушка осмотрелась, приглашающий взмах подсказал, что никого нет. Что ж, хотя бы здесь, но засада снята. Живем.
        Я спустился на площадку. Несколько этажей мы шли почти пять минут - шаг за шагом, осторожно и неслышно, со всеми предосторожностями. Так спецназ штурмует убежище террористов.
        Вот и дверь Нины. И, кроме того, Владлена Олеговича. Второе внушало опасения. Если бы я заметил кого-то в недвусмысленной позе с моей девушкой, а потом этот кто-то придет с просьбой, мой ответ ему не понравится.
        Я отчаянно выдохнул и вдавил кнопку звонка.
        Дверь распахнулась почти мгновенно.
        - Олег? - Нина перевела взгляд на стоявшую рядом Челесту и придирчиво, но благосклонно осмотрела ее. - Напомни, как зовут гостью?
        - Челеста.
        Девушка чинно склонила голову. Умница.
        - А ты чего… - При виде автомата глаза Нины расширились.
        - Для безопасности. Владлен дома?
        Нина отвела взгляд.
        - Уже нет.
        - Ушел? А давно был? Про документы спрашивала?
        - Владик ушел… совсем, - сквозь боль вымолвила Нина.
        Она отвернулась. Кажется, чтобы спрятать слезы.
        - Вы поругались? - Я стиснул зубы. - Из-за меня? Но он так любит тебя… Вернется, обязательно вернется!
        - Олег, он не вернется. Оттуда не возвращаются.
        Вспомнился выстрел и последующий крик. Все встало на места. Ноги у меня задрожали и едва не подкосились. Теперь я знал, в кого стрелял Владлен. И почему.
        - Почему не сказала?
        - Зачем? - Нина протерла глаза тыльной стороной ладони. - Вас это не касается. Проходите.
        Не сказал бы, что не касается. Меня - очень даже касается. Я тот самый козел из поговорки про чужой огород. Но если Нина не хочет об этом говорить - не буду. Мне, собственно, и сказать нечего, а пустые соболезнования сейчас ни к чему. Все, что требуется, я самому себе скажу. И это важнее.
        Челеста с интересом вошла. Я остался снаружи.
        - Чао. Скоро вернусь. Оставайся с Ниной. Здесь тебе ничего не угрожает.
        Нина с удивлением отследила вереницу чувств, что проскользнули по лицу девушки - от обиды до кроткой печали и окончательного смирения с обстоятельствами.
        - Ама ль амико туо кон вицио суо,* - вздохнула Челеста и отвернулась.
        *(Принимай друга таким, какой он есть)
        Часть шестая
        «По-своему верят в тебя, а разве это что-то меняет?»
        Глава 1
        Тишину порвало, сквозь листву ослепил свет приближающихся фар. Судя по времени, это Руслан. Я вышел из-за деревьев - с пустыми руками и в наброшенной камуфляжной куртке.
        Корабль остался в лесу, за изгибом дороги. Место надежное, и найти легко, когда буду возвращаться. О времени возвращения приходилось только догадываться.
        Около меня остановилась видавшая виды Лада, клубы поднятой пыли обогнали ее, застилая обзор. Когда прояснилось, я увидел, что за рулем действительно тот, кого ждал. В сопровождении благоверной. Зачем?
        Я пожал плечами и бухнулся на заднее сиденье.
        Ни слова не говоря, двинулись дальше. Руслан был в клеенчатой ветровке поверх свитера, его жена в теплой кофте-накидке на водолазку и демократичных джинсах. Оба глядели вперед и молчали. Чтобы молчание не было столь вызывающим, парень включил радио.
        Как и они, я чувствовал себя не в своей тарелке (в своей тарелке, которая летает, чувствовал себя предельно хорошо). Музыка бумкала, тумкала и тыщ-тыщ-тышкала, корявый речитатив решал за людей их проблемы, попутно устраивая судьбы мира. А досада на кажущуюся несправедливость жизни давила и скребла где-то в черепе. Мы, все трое, заставляли себя смириться с неизбежностью того, что должно случиться.
        Не получалось. Водитель не выдержал, его кулак врезал по выключателю аудиосистемы.
        - Не хотел ее брать, - Руслан мотнул головой в сторону супруги, - но разве переубедишь…
        Главная заноза дня ехала с застывшим лицом статуи - смотрела прямо перед собой, не моргала и не шевелилась. Автопечка гнала уютное тепло в ноги и голову. Овеваемая знойным ветерком кожа млела, мысли и рисуемые подсознанием предвосхищаемые образы переплетались и сливались в нечто невообразимое.
        Боже, во что я ввязался? Что хочу доказать? Кому доказать, и кому это надо?!
        Мне надо. Челесте. Самому Руслану - чтобы не забывал, что за слова отвечать надо. Итого - это нужно мировому порядку, чтобы не погрязнуть в хаосе.
        Это я хорошо придумал. И лучше на этом остановиться, чтобы эгоистичные нотки не посмеялись над столь крутым определением.
        Прямо перед глазами изящная ручка машинально откинула золотые водопады на подголовник. Света, необъявленная путеводная звезда событий, вновь застыла, как бы испугавшись содеянного. У меня из живота в мозг поднялась волна, дыхание вдруг стало шумным. Я передернул плечами и вновь сосредоточился на дороге.
        Ага, сосредоточился. То, что взор серьезен и направлен вперед, ничего не значило, потому что внутри все бушевало. Затеянное вспыхивало картинками самых непредставимых последствий, под сердцем жгло. Представляю, что творится на душе у спутников. Точнее, не представляю. А еще точнее - не хочу представлять.
        Трассирующее мелькание кустов и деревьев еще больше сгущало атмосферу. Тишина стала невыносимой. Руслан сдался первым.
        - Вчера щелкал каналами и нарвался на старый фильм, «Обыкновенное чудо», - выдал он поперек бурливших в каждом чувств и соответствующего им тягостного направления мыслей. - В который раз пересмотрел с начала до конца.
        - Сказка как она есть, - сказал я. - О том, как, совершая ошибку за ошибкой, прийти к счастью с помощью своевременно случившегося чуда.
        Конечно, я зло утрировал. Не об этом фильм. А до прекрасного фильма была прекрасная пьеса. Совсем не об этом. Но для затравки разговора…
        - Тебе не нравится? - прогнозируемо вскинулся Руслан.
        - Очень нравится, - огорчил я его согласием и отсутствием повода для спора именно в этой виртуально недоказуемой категории. - Тоже всегда пересматриваю.
        Меня трясло на заднем сиденье, Света синхронно покачивалась на переднем пассажирском, на ухабах ее плеча периодически касался руливший муж. Ох, не завидую я им в ситуации, в которую попали с моей помощью. Все бы отдал, чтоб не влипнуть в такое самому.
        А не влипнуть очень легко - всего лишь надо отвечать за слова и поступки. Что здесь сложного?
        - Жаль только, - с едкостью сощурился Руслан, - что в таком хорошем фильме нет однозначно положительного женского образа. Такого, чтобы плюнуть на все и мечтать исключительно о нем. Как в детстве мечтают о принцах и принцессах. А потом - о моделях и олигархах.
        Он, видимо, пытался пошутить, но мне этот ход мысли не нравился.
        - Не обобщай, - попросил я, - у каждого свои мечты.
        Света едва прислушивалась к дискуссии. Вроде бы думала о своем, но, оказывается, не пропустила ни слова.
        - Чем не устраивает принцесса? - обиделась она за героиню фильма.
        Отлично. Разговор завязан, эмоциональный лед затрещал и потек. Когда люди не разговаривают, они воюют. Остается надеяться, что хорошее начало приведет к взаимоприемлемому компромиссу и некоему консенсусу, ибо, раз уж в ход пошли выражения из теленовостей (так и хочется заткнуть себе рот: «Не выражайся!»), взаимные санкции контрпродуктивны.
        - Принцесса не устраивает своим будущим, - ответил Руслан. - Вернее, скорым превращением в копию папеньки-короля. Как главный герой должен после свадьбы…
        - После поцелуя, - поправила жена.
        - В жизни - после свадьбы, - настоял на своем Руслан, - должен был превратиться в зверя, так и она в ближайшем времени определенно стала бы великой стервой и самодуршей. Самодурищей. Которой папанька, возможно, в подметки бы не годился. Первые признаки уже прорезались и выпирали, как спица из мешка.
        - Хм, - глубокомысленно вставил я.
        У принцессы, действительно, вырывалось… иногда. Этакое. Что-то. Что заставляло задуматься. Того, кто умел думать наперед.
        Увы, большинство людей сильны задним умом. В том числе и я - как бы ни пыжился, доказывая обратное.
        - А мужчины как на подбор, - гнул Руслан свою линию, - что ни персонаж, то олицетворение одного из типажей, что просто обязаны нравиться женщинам. Волшебник - созидатель, Медведь - романтик, Трактирщик - поеденный молью и побитый жизнью мудрец.
        Да, небитых мудрецов не бывает. Но это так, к слову, снова захотелось показаться умнее, чем есть. Поэтому я промолчал.
        - А принц-администратор? - настояла Света.
        Видимо, думала подловить разговорившегося муженька. Олицетворенный Андреем Мироновым циничный красавец-мужчина (усталый от забот о себе, любимом) просто не мог остаться в стороне от обсуждения.
        - Прагматик! - горячо воскликнул Руслан. - Герой нашего подлого времени.
        - А Король? - словесно ущипнула жена.
        - Скажи честно, - понизил тон Руслан. - Разве тебе не импонирует его задорное шальное головотяпство?
        - Ну… - Света замялась.
        - Об этом и говорю. Даже палач, который пишет стихи… Тоже, кстати, подмечено очень жизненно, сильно. В общем, все главные мужчины в фильме - полноценный набор мужских качеств, собирательный образ всего необходимого любимым половинкам.
        - Почему нельзя было собрать их все в одном человеке? - полюбопытствовала Света тоже с практической точки зрения, сугубо женской.
        Руслан как-то сумел развести руками, не отрывая их от руля.
        - Эти качества несовместимы в одной личности, если она не страдает шизофренией. Потому - радуйтесь приятному разнообразию, - подвел он для жены итог своих размышлений, - вон сколько всего - для женщин…
        - А жена волшебника? - вопреки сказанному ввернула Света, - положительный образ?
        Она совершенно забыла о недавней зажатости. Вот что разговор животворящий делает. Эх, если бы все люди, прежде чем сделать гадость соседу, сначала поговорили по душам…
        - Естественно. - Руслан ненадолго умолк. - Собственно… Жена волшебника, принцесса, Эмилия, бывшая женой коменданта, прочие - тоже собирательный образ всех любимых мужчинами женских качеств.
        - Женщину, религию, дорогу - каждый выбирает по себе, - тихо процитировала Света Левитанского.
        В машине вновь установилась нервная, гудящая о грунтовку тишина.
        Каждый старательно избегал темы, что будоражила воображение всех. Никто не хотел в качестве ледокола-первопроходца бодаться с потрескивающим от напряжения айсбергом, чтобы проверить на прочность. Никто не хотел делать первый шаг. Куда? Никто пока не знал и потому не хотел испытывать судьбу.
        Руслан начал заученно-четко декламировать:
        - Ты живи себе гуляючи за работницей женой,
        По базарам разъезжаючи, веселися, песни пой,
        А вернешься с торгу пьяненький - накормлю и уложу,
        «Спи, пригожий, спи, румяненький!» - больше слова не скажу.
        Поставив интонационную точку, он многозначительно понизил тон:
        - Идеальная спутница жизни, правда? Собирательный образ лучшей женщины всех времен и народов с точки зрения обывателя. Все такую хотят, все о ней мечтают.
        - Хотеть и мечтать не вредно, - возразила Света, - но вообще-то идеальной женщине нужен идеальный спутник.
        - В жизни чаще все совсем по-другому, - вздохнул я.
        - В жизни всегда все не так, как хотелось бы, - мгновенно отреагировал Руслан.
        Я прибавил, раз уж началось словоблудие:
        - Жизнь - не пряник, скорее - кнут. Если вспомнить твоего поэта, «надрывается сердце от муки, плохо верится в силу добра, внемля в мире царящие звуки барабанов, цепей, топора».
        Парочка удивленно переглянулась, нараставшая наэлектризованность временно заземлилась.
        - В другом месте Некрасов сформулировал девиз такой жизни более органично, - сказала Света. - «Люби, покуда любится; терпи, покуда терпится; прощай, пока прощается; и - Бог тебе судья!»
        Впереди уходила в чащу оставленная лесовозами заброшенная просека. Лес здесь давно не возили, но дорожка была накатана - рыбаками, охотниками или подобными нам случайными посетителями.
        - Сюда?
        В ответ я в очередной раз пожал плечами.
        На бездорожье водитель вряд ли следил в зеркало за задним пассажиром, пришлось продублировать голосом:
        - Все равно.
        Руслан свернул на еще более раскисшую грунтовку, теперь машина продиралась сквозь нависшие ветви. Вскоре ухабистая тропинка раздвоилась. Руслан выбрал более наезженную. Колея привела к берегу речки. Там мы благополучно завязли.
        Чтобы что-то увидеть, пришлось выключить фары, но и после этого глаза еще долго привыкали к лесной темноте.
        - Рули, я подтолкну, - предложил я, когда все вышли посмотреть на случившееся.
        Света тоже вызвалась участвовать. Мы с ней встали сзади по бокам и уперлись ладонями в железо. Руслан нажал на газ, двигатель взревел, колеса провернулись…
        - Ой!!!
        Вскрик заставил обернуться: отскочившая Света размазывала на себе налипшие комья и кляксы.
        - Еще раз! Враскачку! - скомандовал я
        Руслан умело раскачал машину, но из плотоядно чавкающей глины она так и не выбралась.
        - Еще разок?
        - Давай, - со вздохом согласился рыжий водитель.
        Мы оба уже понимали, что надо откапываться, а затем набросать чего-то под месившее грязь колесо, но по чисто мужской привычке попробовали еще раз. Единственное, чего достигли - как и Свету, меня с ног до головы окатило грязью.
        Руслан все еще надеялся: то трогался осторожно, со второй передачи, то давил газ в пол. Я еще раз глянул на несущиеся снизу комки и брызги. Потом по сторонам.
        - А здесь совсем неплохо.
        Руслан отвлекся от затянутых в топь колес.
        - Верно, - хмуро согласился он, - просто чудесно. Уголок - мечта туриста. Если не считать этой мутной лужи в центре величественной природной композиции.
        - И меня в крапинку, - с обидой, что никто не замечал ее страданий, объявила Света.
        Вновь поразили бездонные глаза. В таких не просто тонешь, в них, наперекор воле, хочется тонуть, заранее зная, что не выплыть. Понимаю выбор Руслана. Не понимаю, почему он сейчас здесь. За слова надо отвечать, это не обсуждается, но жена - дело святое. За такое можно и в морду. Скажем по-другому: за такое нужно в морду.
        Может быть, он боится? После того, что случилось с Лавриком, я бы тоже боялся.
        И снова на меня вскинулись и тут же убежали в сторону девичьи глаза - небольшие, но красивые, без дна и края. Вот кто боится. Она боится за него, чтобы не повторил судьбу Лаврика. Поэтому они здесь - вдвоем. Какой же нечеловеческой сволочью я выгляжу в их глазах. Если через секунду в спину воткнется нож - пойму и прощу.
        Не воткнется. Лаврик был еще тем крепышом, и где он теперь? Даже если бы Руслан задумал нечто подобное, Света не позволит. Наверняка, предупредила, чтобы не пытался, он нужен ей живым и здоровым.
        Вот так мужики перестают быть мужиками. Я бы бил обидчика невзирая на. Впрочем, есть объяснение: мое сердце свободно, потому и. Будь у меня любимая жена, все могло быть по-другому. Как? Не знаю. У меня нет жены.
        Может, именно потому и нет?
        Скрежетнула дверца, ботинки водителя один за другим хлюпнули в жижу - Руслан направился к ближайшей разлапистой сосне. Его рука потянулась назад к поясу, словно в желании почесать поясницу или размять постреливающий радикулит, и после невнятного движения фокусника обрела полуметровый тесак. Выудила его из ниоткуда, будто сотворив из воздуха, ведь у парня, кроме легкой курточки по талию ничего не было. Понятно, не считая обуви, джинсов и того, что под курткой.
        Кривой тесак прекрасно заменил топор. Срубленные хвойные лапы легли под резину и днище, и невероятный «ножичек» отправился обратно за спину под куртку. Руслан прыгнул за руль.
        Мотор взрыкнул, несколько движений враскачку, и с нежелающим отпускать причмокиванием мать сыра-земля позволила стальной карете выползти на пригорок. На этой площадке, видимо, останавливались охотники, уж больно местечко пригожее и обихоженное.
        Руслан указал на пологое место на бережке.
        - Стрелять можно здесь.
        Свету как током ударило. Занятая пострадавшей внешностью, она настолько отрешилась, что даже забыла о цели приезда. Руслан тоже потускнел, будто пейзаж поздней осенью.
        - Нож у тебя - самое то для леса, - сказал я, посмотрев ему за спину.
        Скользкий момент был оттянут еще на какое-то время.
        Инструмент мне серьезно очень нравился. Хотя эффектная сценка с его доставанием напоминала фильм про Данди-Крокодила: презрительная усмешка героя неудавшемуся грабителю: «Разве это нож? Вот нож!» - и так же, как только что Руслан, сзади, из-за пояса… Но. У австралийца тесак был за ремнем на заднице и по сравнению с Руслановым сильно проигрывал в длине. За пояс, если ты не иллюзионист, такое не спрячешь. И за руль, если у тебя такая штука под штаниной на заднице, не сядешь. Это же нечто среднее между саблей и топором.
        Удовольствие парня было больше, чем у Данди в момент его высшего расположения духа. Руслан потянулся за предметом разговора - ну как лишний раз не продемонстрировать собственную мальчишескую крутость.
        - Айо гуркхали!!! - разнеслось по лесу во всю мочь, распугивая дичь и возможных браконьеров.
        Повторно материализованный клинок завертелся по окружностям, спиралям и непонятным образом вокруг всего корпуса - не хуже нунчак в руках профессионала. Вращая, делая внезапные выпады и удары по воздуху, который представлял воображаемого противника, Руслан одновременно делал пояснительные ремарки.
        - Это кукри, ближайший родственник кхухилона, очень похожего, но не столь символически-фаллического. Этот овеянный легендами нож одновременно боевой, хозяйственный и ритуальный. До сих пор состоит на вооружении непальских гуркхов, которые служат в войсках Британской короны. По привычке, видимо, служат.
        Сделав последний необъяснимый финт, нож замер у него в руке, как бы готовый к удару. В карате подобные показательные выступления называются ката, в отношении холодного оружия специальный термин мне не попадался. Наверное, у каждой школы он свой. Комплекс, последовательность, серия… Выглядит ужасно зрелищно. Зрелищно - и ужасно. Я внутренне поаплодировал удачному выступлению, а вслух предположил в продолжение темы гуркхов:
        - Наверное, им забыли сообщить, что империя распалась.
        - Возможно, - с невеселым смешком согласился Руслан. - Когда гуркхи на Мальвинах с кукрями наголо шли на аргентинский гарнизон, те сдались без единого выстрела. От одного фантастического вида нападающих, орущих этот боевой клич: «Айо гуркхали!» Вообще-то в оригинальном произношении нож называется кхукри.
        - Одно слово, гуркхи. Так это все же боевой нож? - Я начал вспоминать уголовный кодекс в отношении холодного оружия: что можно, а чего категорически нельзя носить и применять на территории нашей родины.
        Вновь исчезнувший за спиной, но незримо присутствовавший перед глазами, Русланов кукри оставался главной и, после уже забытого разговора про кино,
        единственной темой обсуждения. Наверное потому, что самой волнующей из тем касаться пока не хотелось. Никому. Мысли - были. У всех. Желание поднимать их - нет.
        - Будешь смеяться, - совершенно серьезно произнес Руслан, - но эта убийственная дура весом под килограмм у нас в стране холодным оружием не считается. Чем-то в формулировку не укладывается, оттого - чистый хозбыт. Какое-нибудь жалкое пятнадцатисантиметровое стальное перышко с упором - является, а настоящий боевой меч, ради прикола наименованный ножиком - нет.
        - Почему? - подала голос Света.
        Она сошла к реке и теперь смывала с себя глину. С лицом все получалось замечательно, с одеждой - не очень. Присев к самой воде, Света ожесточенно размазывала по ткани грязь. Понимала, что лучше дождаться, пока высохнет и само отвалится, но она - женщина, ей хотелось быть красивой в любой ситуации.
        Несколько шагов, и я, пристроившись рядом, тоже принялся зачерпывать и оттираться. Правда, мыл только лицо, шею и руки.
        Руслан напрягся. Только что был далеко - и вот уже около нас.
        «Нас». Плохо сказалось. Ему, видимо, сказалось так же, оттого и напрягло.
        - То ли из-за отсутствия гарды, то ли еще почему, но кукри - не оружие, - сделал он вид, что пришел исключительно, чтобы завершить рассказ.
        Я сделал вид, что так и понял. Большего не требовалось - каждый и так знал правду, как знал и то, что ее не стоит вытаскивать на свет. Иначе…
        Даже думать не хочется, что будет в случае «иначе». Тонкая нить, на которой держалась ситуация, оборвется, и последствия могут быть катастрофические.
        Прозрачный воздух овевал и переполнял легкие кислородом. Внешне все прекрасно, но тяжесть, что висела над полянкой, можно грузить экскаватором. И я вновь увел разговор от волнующего.
        - Почему ему не требуется гарда? - Киношное «рубилово» на мечах, ножах и саблях доказывало, что без защиты кисти придется туговато. - Если нож боевой, то встречный клинок противника легко повредит руку.
        - Гарда - это упор, чтоб не соскользнуть на лезвие, когда втыкаешь оружие в цель. Еще она нужна для фехтования. Другими словами, требуется только для колюще-режущих инструментов. Кукри - другой, им не фехтуют и не колют.
        Света подняла глаза на напустившего туману мужа.
        - Что же им делают? Это ведь нож? Или не нож?
        Похоже, Руслан не посвящал ее в подробности своих увлечений.
        - Нож, - признал он. - Но скорее - меч. Топор же никто не назовет ножом, хотя им тоже - теоретически! - можно и резать, и даже бриться. В общем, кукри больше топор, нежели нож. Светланка, например, с удовольствием рубила им мясо.
        Почти насквозь мокрая от усердия, Света вскинула голову:
        - Точно, кости берет на ура.
        Ее взгляд пересекся с моим и отпрыгнул, как ошпаренный.
        - До сих пор состоит на вооружении непальских полицейских, - дополнил Руслан о любимом предмете.
        Чтобы не смущать соседку, я отвернулся от нее:
        - Не пойму, как его носят. - Трудно представить современного «джедая» с таким невыключающимся световым мечом на портупее. - В смысле - где. Как саблю, сбоку на поясе?
        - На поясе, но не сбоку, а вот здесь. - Изобразив свисающий хвост, ладонь Руслана провела сзади ровно посередине.
        - Ага, тылы прикрывают.
        Зачерпнутой горстью жидкого холода я омыл шею, рукавом промакнул лицо. Вдруг припомнилось:
        - В одной серийной антиутопии Мила Йовович лихо орудовала парочкой таких же.
        - Было дело, - с видом всесведущего знатока признал Руслан. - В третьей серии. Причем так мощно управлялась, что по всем законам должна была терять при каждом взмахе. Даже теннисная ракетка, бывает, вылетает в момент удара, что тогда говорить о куске стали, который сила инерции постоянно выдирает из ладони. Против этого придумано расширение на конце рукояти, вот оно, а у экранной героини такого не было. В общем, как всегда, сплошная показуха.
        Злая красота ножа привлекала взгляд не меньше, чем красивая женщина. Женщина по соседству имелась, в другое время - когда не забрызганная и мокрая, как курица - очень даже красивая. Красивая, но - чужая. Я не Лаврик.
        А Света, пока я любовался оружием, не находила себе места. Герой дня - она, а не какая-то железка! Как можно думать о чем-то другом?!
        - Что же ты хотел, - не смогла она не вставить, - кино есть кино, артист обязан делать зрелищно, а не правильно.
        - Не обязательно, - хмуро не согласился муж.
        Я с любопытством воззрился на него, поскольку тоже придерживался мнения, что кино - это кино, а жизнь - где-то в сторонке, сама по себе:
        - Знаешь исключения?
        - Брюс Ли, - кратко отчеканил тот.
        Знаю такого, видел в старом фильме и читал биографию. Нетривиальная личность. Когда-то его пример вдохновил меня записаться на секцию восточных единоборств. Жаль, что долго туда ходить не получилось. И не потому, что было некогда - хотя именно это слово служило оправданием. «Некогда» создавалось мной искусственно. Вернуть бы те годы теперь, когда известно, что, зачем и почем в этой жизни…
        Я вздохнул:
        - Он тоже работал на камеру. Его особые умения зрителю ничего не давали. Когда он бил по-настоящему, противник мешком оседал рядом со стоящим и как бы ничего не предпринимавшим Брюсом - камера тех лет фиксировала только смазанное движение воздуха.
        Сзади донесся дробный стук - у Светы застучали зубы. Перестаралась с приведением себя в порядок.
        Сравнив невесомую ветровку Руслана со своей теплой и длинной курткой охотника, я снял ее и без разговоров накинул на плечи продрогшей спутницы.
        - Спасибо, - тихо поблагодарила она.
        Над нами мерцали звезды. Под нами поскрипывали, вминаясь, полегшие травы, ветки и опавшие листья. Я поднялся от воды к Руслану. Света сразу повернулась спиной, чтобы отмыть то, что в моем присутствии тереть не решалась.
        Любопытно, какие мысли подтачивали сейчас подсознание присутствовавшей парочки по поводу, который старательно отгонялся отвлекающей темой - она потому и не сходила на нет, что выполняла нужную роль замещения. Все равно когда-то придется заговорить о том, что откладывали, от чего уклонялись, но забыть о чем не могли.
        Почему не сейчас? Я махнул рукой вдоль излучины реки:
        - Больше ста метров пустоты. Устроит?
        Стало слышно, как шумят кроны. Наконец, тишину прорвало:
        - Вполне.
        Руслан убито поплелся к машине.
        Багажник с противным скрежетом исторг из себя пенополистирольный щит.
        - Держи. - Вручив мне щит, Руслан широкими шагами принялся отмерять метраж. - Пойдем, - нервно кинул он, вышагивая и вслух считая: - Три, четыре, пять…
        Точно отмерить не получилось, мешали ухабы, обходы, топи. Прямого пути не было.
        - Ставь здесь, - сказал он, досчитав до ста.
        Перед щитом мы оставили включенный фонарик. Тревожно рыскнув взглядом и убедившись, что Света далеко и не слышит, Руслан прошептал:
        - Может, решим вопрос по-другому?
        Глава 2
        Я надеялся, что прозвучит такое предложение. Но так же знал, что прощать нельзя - привычка к безнаказанности появляется в первого же раза. Ответ был заготовлен заранее.
        - Нет.
        Руслан зашагал обратно. Он мне определенно нравился. Нет так нет. Мужик сказал - мужик сделал. Если б все были такими…
        Света так и сидела на корточках у воды, словно страшилась подняться к машине. К нам. Ко мне. Или ей, мокрой, просто было холодно.
        Какая многозначительная фраза для нашей ситуации. Бывает ли холодно душе? Ответ скрючился передо мной. Меня тоже подмораживало. Но я мужик, а слово не воробей, надо соответствовать.
        Из оставленного открытым багажника появились навороченный лук и две стрелы. Руслан покосился на меня:
        - Так понимаю, стрелять будем из моего?
        - Давай уже.
        Я вырвал из его рук оружие. Стрела легла на полочку. Лицо обратилось к далекой мишени.
        Я вспоминал рыдающую Челесту и пытался вызвать в себе гнев. Настропалял себя на не выполнившего обязательства «работодателя», думая о том, что прояви он свое обычное благоразумие своевременно, не пришлось бы затевать эту кутерьму. В последний момент стало жалко рыжего чертяку. Настоящий мужик. Повеситься хочет, а слово держит.
        Наведя отверстие пип-сайта на нижнюю полоску прицела, я специально взял выше, и стрела ушла в неизвестность.
        Три пары ушей напряженно вслушивались. Ничего. Тишь да гладь кругом. И нервы.
        Руслан принял лук, алюминиевая стрела заняла место на загнутых направляющих. «Вжшшш!» - сказала она, улетая. И ничего не прибавила - ни через секунду, ни через две, ни после.
        Яркое пятно щита сверкало вдалеке, для мелких предметов вроде стрелы оно было неразличимо. И ориентирование на звук ничего не дало - отсюда попадания не слышно.
        - Пойдем смотреть? - голос Руслана вдруг осип.
        Вскочившая супруга проследила за выстрелами, затем вновь приняла позу зародыша. Руки закрыли лицо, она погрузилась в себя.
        Я двинул в ночь первым. Руслан скорбной тенью следовал сзади. Видно, как мучительно доставался ему каждый шаг. Преодолев пару десятков беспощадных метров к чудовищной неизвестности, он остановился:
        - Стой.
        - Что?
        На мне напряжение тоже сказывалось. Пульс стал звонким и пронзительным, дыхание - дерганым. Дрожь переросла в адреналиновую эйфорию, готовую разорвать грудь.
        - Как мужик мужика. Пойми. - Руслан оглянулся на оставшуюся вне слышимости супругу. - Если ты попал…
        - То ты попал, - отчеканил я без жалости. Но прибавил: - А если нет?
        - Ненавижу сослагательное наклонение. Просто выслушай.
        Я сложил руки на груди.
        - Предлагаю деньги, - донеслось подавленно, нетвердо, угрюмо, отчаянно. - Сумму назови сам.
        - У тебя столько нет.
        - Будь реалистом. Сколько ты хочешь?
        - Я так понимаю, мы выясняем, сколько стоит твоя жена?
        Руслан вспыхнул, как модный бутик от коктейля Молотова:
        - Возьми машину.
        - А квартиру?
        - Квартира не моя, - едва слышно выдавил он. - Но если нужно столько…
        - Если отдашь все, Света не простит.
        - Иначе я себя сам не прощу.
        - Понимаю. Но ты давал слово.
        Руслан с болью вскинул лицо вверх, к равнодушным звездам. Затем тихо раздалось, будто в разговоре с самим собой:
        - Если бы я не чувствовал ответственности за случившееся с твоей девушкой, никогда не согласился бы на это безумие.
        - Если бы ты не чувствовал ответственности, - мрачно проговорил я, - мы стреляли бы на моих условиях. С трех шагов. Друг в друга.
        - Вы что это тут? - Девичий голос приближался.
        - Ты? Чего пришла? - буркнул Руслан. - Вдруг мы по нужде остановились?
        - Но ведь не по нужде.
        Света подошла к нам. Ее лицо пылало, взгляд вел перекрестный обстрел.
        - Ей не по себе сидеть одной и ждать результата, - вслух высказал я Руслану то, что тот сам прекрасно понимал. - Пойдемте смотреть результаты.
        Мы двинулись в темноте, ориентируясь на огонек фонарика.
        - Ну чтоб тебя по-всякому!..….. - Руслан вдруг выдал длиннющую фразу, из которой дальше цензурным было только «евойный-дрын-через-семь-гробов-господа-бога-душу-мать».
        Поскользнувшийся парень съезжал по листве прямо в топкий овраг. Зато оттуда вылез вполне адекватным ситуации - обтекающий грязью, плюющийся и бесконечно злой. На себя, на почву, на природу, на меня, на всех. Включая супругу, которая не согласилась сидеть дома и теперь обламывала возможность договориться и смущала взгляд. Пояснение: смущала мой взгляд. Не будь ее здесь, думал он, меня проще было бы убедить.
        - Ничего. - Замыкавшая шествие Света смогла выдавить улыбку. - Теперь поймешь, каково было нам с Ольфом.
        Руслана передернуло. «Нам с Ольфом». Он едва выдержал это безобидное с виду сочетание слов.
        Так втроем - грязный и обтекающий, мокрая, но чистая, и грязный, но сухой - мы дошли до щита. И обомлели. С разной степенью шока.
        Обыкновенное чудо. Не зря вспоминался фильм с этим названием.
        Обе стрелы нашли цель. Потушив фонарь, Руслан покосился на меня, потом на жену:
        - Что будем делать? Победителя нет.
        - Неправильно, - поправил я. - Проигравшего нет. Условия были следующими. Если попадаешь ты - значит, не виноват. Если попадаю я…
        Света стояла ни жива, ни мертва.
        Вдали прыгнул свет фар. Он направлялся к месту нашей стоянки. Поравнявшись с брошенной Ладой, фары остановились на время, затем развернулись и понеслись в обратную сторону.
        - Когда уходила, ты машину закрыла? - вспомнил Руслан.
        Света беспомощно хлопнула глазками.
        - Почему же ушла?! - Он бросился назад.
        Я сорвался за ним. Не по берегу, а напролом сквозь кустарник, так должно получиться быстрее.
        Света последовала вдогонку - сквозь ветви и сучья, не обращая внимания ни на грязь, ни на торчащие корни, ни на колючки. Спортсменка, наверное. Или с перепугу. Она неслась за мной, не разбирая дороги, не отставая ни на шаг. Словно кабан гнался. Часто дыша и фыркая. И вдруг перестал гнаться. Донесся крик - истошный, громкий, от боли. Света упала, как подрубленная.
        Я остановился. Вперед бежать поздно, чужая машина уже уехала.
        Света каталась по скользкой липнущей грязи, руки прижимали ногу почти к груди. Моя куртка, совсем перепачканная, валялась сзади, кофта перестала выглядеть кофтой, остальному тоже досталось.
        - Подвернула?
        Мог не спрашивать. Вывих там, ушиб или, что еще хуже, перелом… посмотрим. На свету. На Свету - на свету. Тьфу, даже в такой ситуации словами играю. Совсем человеком быть перестаю.
        - Потерпи. - Я бережно принял ее под талию и колени.
        Бездонные глаза мелко моргнули. Грудь пугливо замерла на полувздохе. Мою шею оплели холодные грязные щупальца, и уже не я держал, а на мне полулежала-полувисела чужая молодая супруга. Медленно выпустив воздух, Света прислонилась всей оставшейся поверхностью так, что пульс превратился в морзянку радиста тонущей подлодки.
        Может, не стоило этого делать? Позвать мужа, дождаться…
        А она бы валялась и корчилась?
        И все же…
        Усилием воли поток сознания заткнулся, я аккуратно понес бедняжку к машине.
        Руслан бегал вокруг, выискивая что-то фонариком. Резко перенаправленный луч высветил, что мы приближаемся живые и почти невредимые - Света держала меня за шею, вздрагивая от болтанки поврежденной ноги, а то, что щеки у обоих красные, и сердца колотятся, темнота успешно скрывала.
        - Нога? - Руслан сразу установил причину крика. - Сейчас подойду. Борсетку сперли. На деньги плевать, но - документы! И мой лук. И ключи от машины - чтоб мы не догнали. Сволочи. Теперь до утра ничего не сделать.
        Слова словами, а к нам он подошел уже с аптечкой в руках. Пока супруг занимался супругой, я сходил за курткой и щитом, куртку постелил рядом со Светой:
        - Сдвинься сюда, так теплее. Ну что?
        Последнее предназначалось Руслану.
        - Вправил. Немного посидит и встанет. Пока займемся злободневным: добудем тепло и свет. - Он пошел в сторону леса.
        Света осталась сидеть на моей куртке, которую вывернула кверху чистой изнанкой, и в меру возможности куталась в нее. Я стал расчищать площадку для костра от упавших веток и нанесенного мусора.
        Напряжение вновь повисло пьяным электриком на столбе. Я не знал, куда девать взгляд. Света не знала, что делать с руками. Нервно ломившийся сквозь ближайшие кусты Руслан спешно искал новую тему для разговора, который отвлек бы от невыносимой неловкости.
        - Смотрите, какая прелесть, - заставил он обернуться к себе, стоящему у сломанного деревца толщиной в руку.
        «Прелесть» относилось не к дереву, а к заносимому над ним предмету. Все ясно, за неимением новой темы реанимирована хорошо сработавшая прежняя.
        - Вот для чего он нужен. - Руслан с удовольствием завладел вниманием. - Бить нужно под определенным углом, с оттяжечкой, будто шашкой, саблей или катаной - тогда топорообразный инструмент продемонстрирует таки-и-ие эффектность и эффективность…
        Диагональный удар с проворотом корпуса снес деревце напрочь. Как соломинку.
        - Красиво, - искренне согласился я, любуясь не столько ножом и его возможностями, сколько выверенными движениями самого бойца, в данном случае - непальского самурая.
        Себя на его месте я просто не представлял. Нарушил слово, подставил жену, лишился денег и документов…
        Отдушиной было хобби, о котором он теперь увлеченно распространялся.
        - Среди настоящих кукри не найдется двух одинаковых, - вещал Руслан. - Даже в одной серии одной и той же модели.
        - Почему? - спросил я, поскольку полагалось спросить.
        - Ручная работа. Товар штучный, конвейеризации не поддавшийся и штамповкой не вытесненный. Каждый нож хоть завитком рисунка, но уникален. Таковы традиции изготовления. Они не менялись веками. В Непальском Национальном музее лежит самый древний образец этого ножа, которому шесть веков - от нынешних он ничем не отличается!
        Мы со Светой… нет, лучше так: я и Света беззлобно-сообщнически переглянулись. Детская увлеченность ее мужа затянувшейся игрой в солдатики - на новом уровне - забавляла. Но кто из нас не играет во что-нибудь? Даже тот, кто с пеной у рта утверждает обратное, на самом деле просто чересчур заигрался во взрослого.
        Руслан, этот немалых роста и ума вечный мальчишка, к сожалению, как раз в этот момент оглянулся… и смолк, оборвав себя на полуслове.
        Увидев, что супруг с обидой прикусил губу, Света собралась что-то сказать, но я первым успел возобновить зрительское любопытство к неотразимому инструменту:
        - Наверное, этой штукой удобно работать как мачете?
        Я предположил это, глядя, как сказочно искусный лесоруб-садовник управляется, прорубая одним взмахом целую просеку.
        Руслан скривился:
        - Кукри не мачете. Это топор. Нож. Меч. Все в одном. Расскажу один факт. Некая южноафриканская фирма взялась изготовлять и продавать мачете с профилем кукри, получилась жалкая и непонятно для чего сделанная пародия. Кто хоть раз в жизни держал в руке выкованный руками мастера настоящий кукри, просто не может не почувствовать вложенных в него жизни и души. Этот нож - живой. Поверь, не шучу.
        Сейчас Руслан вполне напоминал самурая, рассуждающего о своей катане, которая связана с владельцем симбиозом плоти, крови, души и стали. Я и Света снова переглянулись, но уже старательно конспирируясь. Руслан не заметил.
        - Знаешь, как отличить штамповку от ручной работы кузнеца? - продолжил он.
        Естественно, я не знал. Просветился.
        - Берешь нож или меч, подвешиваешь на веревке - все, прибор готов, осталось стукнуть чем-то железным. Если раздастся мелодичный протяжный звон, смесь хрустального и колокольного - у тебя ковка, то есть нечто живое и настоящее. Истинное. А звяканье, как молотком по гвоздю, означает мертвую штамповку.
        Света проинформировала:
        - Так же отличают хрусталь от стекла.
        - Интересно, как древние кузнецы додумались до такой формы? - подлил я водицы на мельницу разговора, показав на поднятый кукри, что выгибался стремительным силуэтом крыла сокола.
        На вопрос о несуразной, но - любому видно - предельно эротичной внешности орудия, Руслан обошел столь провокационное обстоятельство стороной.
        - Точнее было бы сказать, откуда эту форму взяли, - прокомментировал он, уводя мысли в трезвую серьезность. - Существуют две версии. Считается, что оружие с таким изгибом пришло в Гималаи с Македонским - как тщательно отредактированный греческий копис. Или из Африки, будучи вариантом кхопеша - египетского меча, похожего на ятаган, эдакой смеси кукри и сабли.
        Чувствовалось, что о любом оружии Руслан знает если не все, то почти все.
        Света… вдруг покраснела. До кончиков ушей. Ох, не зря ее супруг столько времени махал перед нашими лицами клинком, который до ужаса напоминал…
        Она так стремительно отвернулась в сторону, что муж с беспокойством оглянулся в поисках причины.
        Я со своей стороны рассказчика не напрягал, впереди паровоза не бежал - хватало радующей перспективами роли прицепного вагончика, который при определенном стечении обстоятельств окажется спальным. Еще не решил, при каких. И… было еще кое-что, о чем «паровозу», понятно, я старался не заикаться. Поэтому происходящее бодрило и нервировало. Особенно присутствовавшую среди нас молодую женщину. Я то и дело ловил обращаемые к мужу вопрошающие молнии: «Как себя вести? Что делать? Чего не делать? Наконец, что и когда случится - если случится?..»
        У него не было ответа. Отправляясь на «дуэль», мы не оговаривали деталей. Посчитали, что все произойдет (или не произойдет) само собой. Сообразно с ситуацией и настроем. И желанием. Моим «законным» (согласно уговору) желанием и настроем Руслана, который не сдержал мужского слова и безропотно нес этот крест. Свету в расчет не брали. Это ее злило и жутко будоражило, гипнотизировало безысходной неодолимостью того, что будет. Кажется, ей впервые не хотелось жалеть, что этот мир - мужской.
        Это обстоятельство бесило Руслана.
        - Рисунок в виде напоминающего кровосток орнамента, - лился его голос - старательно сдерживаемый, чтоб не сорваться на эмоции, - на самом деле повышает амортизирующие свойства, увеличивает жесткость и, как считается, придает ножу силу бога Шивы. В кукри вообще нет ничего ненужного или неважного, как может показаться человеку несведущему.
        - Вроде меня, - вбросил я.
        Руслан только пожал плечами.
        - А та небольшая выемка на лезвии, рядом с рукоятью?..
        - Снимает напряжение в металле. - Руслан понял, о чем спрашиваю, даже не дослушав, и при этом любовно потрогал упомянутую щербинку в стальной челюсти злобного могучего аллигатора.
        «Снимает напряжение». Я заметил, как Светины пальцы фантомно сжались. Мозг затрещал по швам, точно сшитый из лоскутов кожаный мяч, который накачивают без остановки. Словно непроизвольный шутник сдуру пощекотал Атланта, не понимая, какие силы вызывает к жизни непродуманным действием. Впрочем, почему непродуманным? Если со стороны кажется, что мужчина не думает, что делает, скорее всего он делает то, что думает.
        Света потихоньку сходила с ума. Ее трепет, ее блеск в глазах… Не каждому удавалось увидеть такое не в кино, а у женщины, которая рядом. Явно, перед внутренним взором у нее раскосым железным знаменем реял скользкий изгиб. Чувственной мощью он проходил по сознанию, будто ластик по наброску. Света заметила, что стиснувшиеся пальцы побелели от напряжения, и поспешно ослабила хватку - отпуская ожившие призраки на свободу вместе с терзавшим глаза фантомом. Но пальцы продолжали ныть и жить собственной жизнью, неимоверные усилия не спасали, они шли прахом, едва взгляд падал на беспардонно выставленный знакомо-изогнутый кукри. А взгляд падал и падал. Даже уведенный в сторону. Даже старательно застопоренный там.
        Руслан продолжил рубку уже молча. Наколов поленец, он настрогал лучины нехитрым способом, намного более простым, чем если бы это пришлось делать топором: не придерживая одной рукой деревяшку и опасно ударяя по ней, а взявшись с разных концов за нож двумя руками. Надавливая, он аккуратно и быстро сделал травмоопасную в других случаях работу.
        Хороший нож. Согласен. Хоть мы не в Непале, гражданином которого, согласно древнему анекдоту, может стать любой человек, зачатый не па… тьфу, непальцем и непалкой. Ну и анекдотики вспоминаются. Только бы вслух не рассказать.
        Глядя, как я выкладываю кострище, Света воскликнула:
        - А спички? Ольф, у тебя есть? Мы оба некурящие.
        - Я тоже не курю, - сообщил я и достал зажигалку.
        Привет от Артема. Хоть он и бандит, если назвать вещи своими именами, причем бандит из тех неидейных, которые за лишний рублик удавятся, - но в некотором роде еще человек. Возможно, что ошибаюсь, и на первом месте тоже стояли деньги. Платили бы ему не только за вождение, и лежать мне связанным в багажнике того джипа. Явная недоработка Кирилла Кирилловича. Ну, удачи им в таких недоработках. И подобного же успеха в подборе персонала. Иначе меня бы тут не стояло.
        Любопытно, как спутники связали мое утверждение с наличием зажигалки. Уточнять я не стал.
        Хвороста и дров уже хватало, но неугомонному ножепоклоннику хотелось покрасоваться. Или еще отвлечься. Поработав еще пару минут, парень, наконец, подтянулся к разгоревшемуся костерку - так и не выпустив из рук любимую железку. Поглаживая зеркальное кривое отражение на клинке, он явно хотел рассказать что-то еще о нем, любимом.
        Вот и прекрасно, пусть рассказывает. Значит, дольше не будут высказаны вслух напрягавшие всех вопросы о способе ночевки. Значит, дольше не нужно будет отвечать на них.
        Лишь бы железяка не прилетела мне по шее.
        А прилетит - пойму. Но, думаю, не прилетит. Хотя…
        Отметив, что интерес еще не погас, Руслан произнес:
        - Погляди, у него зонная закалка: обух закален мягче кромки лезвия, поэтому кукри и режет, и рубит. Заточка у него с переменным углом, это тоже следствие проб и находок многих поколений. И еще, насчет преемственности… К настоящим кукри при продаже прилагается уйма полезной всячины, которая не очень понятна нормальному человеку: здесь и карандаш, и пинцет, и шило, и некая лопаточка, и какая-то кожаная вещица - с ней я, честно говоря, так и не разобрался, зачем она. Но две вещицы в ножнах содержатся в обязательном порядке - это карда и чакмак.
        - Ну конечно, куда же без них… - попытался я пошутить.
        - А что это? - перевела Света мое неуместное ерничанье на нормальный язык.
        Руслан с удовольствием показал бы всем и чакмак, и карду, и вообще… но ему пришлось признаться:
        - С собой не ношу. Ножны, где все это содержится, остались дома, а здесь у меня самодельные.
        - Покажешь? - попросил я.
        Потому что «как же у него там все крепится?» не давало покоя. Как не давало покоя многое другое, от чего как раз и хотелось увести мысли в сторону.
        Не я один мечтал об этом. Руслан водрузил клинок на приспособленное для него место и приспустил куртку.
        - Видишь? - Он повернулся спиной.
        Кукри в пластиковых ножнах размещался вдоль позвоночника острием под воротник. Осанку, как я понимал, требовалось держать предельно правильно, чуть сгорбишься - получишь на загривке привлекающий внимание холмик.
        Для лучшего обзора Руслан приподнял куртку и снизу: для удобного выхвата правой рукой нож заканчивался в районе пояса хорошо зафиксированной рукояткой. Надавив пальцем на защелку, рыжий ножеман изъял клинок из ножен.
        - Понятно? - Прокрученная в руках холодная сталь вновь вернулась под занавес куртки
        - Угу.
        По-мальчишески захотелось заиметь такой же, с такими же волшебными замаскированными ножнами, чтоб вот так же вынякивать его из шидрюких одежд на восхищенную потребу глазливо-выпученному зашебуршившемуся люду…
        Видимо, мыслительный поток не удержался в узде приличий.
        - Не обижайся, - сказал Руслан, - но сколько ношу это чудо с собой - не могу нарадоваться на реакцию окружающих. Стоит достать ненароком, и сразу уважительные взоры мужчин - да, мол, вот это вещь…
        Он покосился на меня: правильно ли пойму?
        Я развил идею в оставшуюся за бортом вторую сторону:
        - А подвыпившие дамочки, наверное, уже при одном виде клинка начинают повизгивать и возбужденно приподнимать бровки: «Какой красавец! У тебя такой же?..»
        Руслан поперхнулся, взор прыгнул на супругу. Та с деланным равнодушием отвернулась. От него.
        Кажется, я заработал в ее глазах дополнительное очко в свою пользу.
        Света. Страстная. Красивая. Чужая. Такая далекая, но такая вынужденно близкая. Совершенно мне ненужная, но упорно соблазняемая. Чудовищная жертва обстоятельств, чудесная награда победителю.
        Озноб в мыслях. Туман в глазах. Дрожь в коленях. Затягивающая трясина олицетворенной чувственности…
        …И неумолчные колокола в голове, в которой почему-то стерильно, как в операционной, и только скальпель по темечку: вжик-вжик, вжик-вжик - рассекая картину мира на кусочки, что складываются по-новому в немыслимую мозаику. И волнительный трепет. И нерастраченный жар в груди, который поднимает, как пушинку, и носит по воздуху, бьет корпусом об обступающие облака, ударяет о крепкие тела туч, словно отданный в распоряжение вихрям аэростат с чудесной внутренней горелкой…
        Глава 3
        Жизнь не всегда прекрасна, тем и интересна. Огонь давно полыхал, но подбирающийся пробирающий холод крепчал, намекая, что на этом не остановится. То есть, ночь обещала стать не по календарю морозной. Свете, закутанной ниже пояса в мою куртку, Руслан накинул на плечи ветровку, а сам вновь пошел биться с деревьями. Я носил готовые дрова к костру. Вымазанные как черти, мы косились друг друга, но никто ничего не говорил. Наверное, правильно.
        - Хорошо бы горячего чаю перед сном… - в конце концов, риторически вырвалось у ежившейся девушки.
        Перед сном…
        Ночь властвовала над миром. Мы были частью этого мира - темного, дикого, по ночному промозглого. Что ночь придется провести здесь, ни у кого сомнений не вызывало. Сомнения возникали в отношении «как». Это «как» было мучительно разнопланово. Один из смыслов - где.
        Пляжные варианты не пройдут, погодка подкачала. Лучшим способом ночевки в полевых условиях была палатка, но ее не было. Костерчик потрескивал, жара едва хватало, чтобы греть лицо и выставленные ладони, но никак не тела в промокших вещах. Шевелившиеся великанские тени навевали жуть. Рядом, зовя в неведомое, лунной дорожкой блестела речка. Хотелось сбросить одежду, искупаться и, пока одежда высыхает, долго отогреваться у огня, который распалить до небес, чтоб прожаривал до печенок.
        Хорошая мысль. Для другой компании в другое время.
        Как оказалось, на данную тему думал не только я.
        - Нужно смыть грязь, обработать раны. - Света поднялась и повернулась ко мне. Бездонные глазищи, черные во тьме, забыли, как мигать. Мои, кажется, тоже. Судорожно сглотнув, она строго продолжила. - Ты несся через такой бурелом. Раны, ссадины? Покажи, я разбираюсь.
        - Все нормально, - успокоил я.
        - Стесняешься? - предположила она.
        Руслан фыркнул.
        - А у тебя? - Она повернулась к мужу.
        - Тем более.
        Оставшийся без ветровки, он зябко повел плечами. Не поднимаемая вслух проблема ночевки в тепле заботила всех.
        - Я сделаю нодью, - объявил Руслан.
        Будто это кому-то что-то сказало. А он, стервец, увидев недоумение слушателей, объяснять не стал, только хитро усмехнулся, кинув заинтриговавшее «увидите».
        Вскоре «меч» застучал, выполняя привычную работу - именно ту, для которой создан. Срубленный ствол сухостоя был разделан на два отдельных бревна метра по два, в прорезанном вдоль одного желобе равномерно расположились вынутые из костра угольки. Когда они разгорелись, прямо на них сверху было водружено второе бревно.
        Парня чуть не придавило поехавшим вбок стволом, я вовремя подставил руки и больше не убирал. Руслан поблагодарил взглядом, но весь его вид говорил, что это лишь случайность, и что легко справился бы сам. Укрепляя бревна распорками, чтобы не разъехались, он ахнул:
        - Ты чего творишь?!
        Как на такое реагировать?
        Хорошо, что не успел никак - сказанное относилось не ко мне. Я обернулся, и глаза застряли на Свете, про которую мы на время забыли. Луноликая, беловолосая, переливавшаяся игрой отблесков света, она стала похожа на подсвечиваемую прожекторами статую богини в музее. Потому что весь кошмар, имевшийся на ее теле, то есть все грязное, мокрое, текущее, измочаленное… отсутствовало. Напрочь. Разувшаяся и уже стянувшая с себя испоганенные кофту, водолазку и джинсы, теперь она расстегивала отяжелевший от впитанной влаги лифчик.
        - Хочу постираться. И вам советую.
        Света отбросила противно чвакнувшую о землю деталь туалета и взялась за последнюю. Тугие мячики, подкрепленные авансом загадочного взора, заколыхались, будто просясь пошалить. Руслан взбеленился:
        - С ума сошла?! Оденься!
        Назло мужу она грациозно вышла из спущенных трусиков и встала перед нами во мраке - нереальная, как тень отца Гамлета, и прекрасная, будто вышедшая из леса дриада, фея или другое какое мифическое создание. Руслан окаменел, как жена Лота, которая в свое время тоже нарушила обещание. Только горящие адским пламенем глаза… только рвущиеся мышцы… только скрюченные побелевшие пальцы…
        Он явно не собирался терпеть сдавивший плечи позор.
        - Я что сказал?!
        Судя по состоянию и выражению лица, вдруг оживший парень намеревался действовать. Как? Опять же, судя по состоянию и выражению лица…
        Мне бы под горячую руку не попасть.
        - А что? - ответно взвилась девушка. - Принимай, чего хотел.
        - Я не хотел! Ты не можешь - вот так…
        - Он имеет право смотреть.
        Я удостоился демонстративно откровенного заинтересованного взгляда.
        - Я… запрещаю! - Руслан чуть не плакал.
        Он не мог ударить женщину. Она это знала, потому и поступала так. У мужей, которые бьют, жены ведут себя по-другому. Или отсутствуют.
        - А кто играл на меня?! Сама, что ли, себя проиграла? Проиграл - заткнись. Думаешь, приятно быть вещью, которую ставят на кон, Островский ничему не научил?
        - Я не думал… Прости, вообще не понимаю, как это случилось, - пытался оправдаться Руслан.
        - Как же, не понимаешь. Ты согласился на меня в качестве ставки, чего же хочешь еще?!
        - Я не соглашался!
        - Он не соглашался, - подтвердил я. - Это я согласился. Он предложил.
        Это было жестоко, но я говорил правду. Было именно так. Нюансы крылись в интонации, но фактом всю жизнь считаются именно слова.
        Руслан затих. Нагнувшись, Света собрала вещи в охапку и двинулась к речке, обжигая огнедышащим видом подпрыгивавших чудес.
        Не глядя на Руслана, я сделал то же, что и она - принялся снимать и собирать в кучу грязное. Покрытое глиной из-под колес, а потом еще раз запачканное, намоченное и размазанное прижавшейся после падения Светой, оно могло быть просто подсушено и почищено… но не хотелось портить девушке триумф.
        Руслан шумно выдохнул… и присоединился - руки начали освобождать корпус от стягивавшей сбруи спинных ножен. Потом он безмолвно разделся - тоже полностью - и хмуро зашагал с вещами к жене.
        Я отправился вслед за ним. События, устроенные с моей помощью, стали развиваться по собственному сценарию. Оттого любопытному до рези в яичках. Почему-то вспомнились слова Льва Толстого: «И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое как на испытание».
        Глава 4
        Трудно, очень трудно принять (не понять, а именно принять), что наш покой, наш рай - внутри нас. Намного лучше у нас получается ад, в этом мы все специалисты. Смирившийся кроткий Руслан шлепал по мелководью к супруге, логикой признавая ее правоту, но не соглашаясь с ней.
        Три белых тела в ночи бултыхались по колено в ледяной воде, спины сгибались, замерзавшие руки усердно двигались. Одна за другой очищенные вещи отправлялись на прибрежные ветви, которые назначили вешалками.
        Света вдруг выпрямилась.
        - Почему человек никогда не успокаивается на достигнутом? - проговорила она, глядя куда-то вдаль. - Пока наша семейная улитка ползла себе потихоньку на вершину Фудзиямы, мир скакал в сторонке, как разогнавшийся заяц, а в душе боролись и продолжают бороться два ожидания, противоположных и абсолютно взаимонеприемлемых: спокойной радости до скончания века и пожара, в котором хотелось бы сгореть без остатка, отдав всю себя за мгновение и вознесшись на недосягаемые непредставимые небеса. Это нормально?
        Кажется, вопрос обращен ко мне - об этом свидетельствовал оборот тела, чего я нисколько не желал, чтобы не нарваться на лишние неприятности. И вопрос оказался с подвохом. На непростой вопрос требовался ответ, который являл бы вершину простоты, иначе мы до такого договоримся…
        - Более чем, - кратко ответил я.
        Роман промолчал.
        - Кстати, почему наша «гора» у японцев - «яма»? А наоборот? - попробовал я свести отдающий знобящим эхом спич в сторону непритязательного юмора.
        Не получилось. Никто не прореагировал.
        У меня работы было меньше всех. Оттерев куртку и брюки, я вернулся к костру, развесил вещи сушиться на окрестных кустах и быстро понял, что это неэффективно. Одежду нужно держать ближе к огню, чтобы высушилась, а огонь - дальше от кустов, чтобы ничего не загорелось.
        Вынутым из валявшихся ножен кукри я нарубил длинных жердей-рогатин, воткнул их вокруг длинной нодьи и укрепил поперечинами. Рядом с моими перевешиваемыми вещами одежду развесил и подошедший Руслан. Затем я присел по-турецки прямо на холодный песок, а он расположился напротив, с другой стороны огня. Парень обреченно глядел вместе со мной (я - с удовольствием), как появившаяся из тьмы девушка порхает вокруг, занавешивая своим гардеробом последние пробелы деревянного стоунхенджа. Потом он раздвинул ноги, освобождая место - Света впрыгнула в уютную лагуну, ее спина оперлась на мужа, а руки окольцевали прижатые к груди гладкие колени. Сверху пристроился подбородок. Руслан обнял, и она превратилась в куколку волшебной бабочки, от шеи вниз спеленутой в кокон четырех ног и четырех рук.
        В тело постепенно возвращалась жизнь. Тепло поплыло по венам, огонь потрескивал, и все взоры волей-неволей сошлись на нем. Конструкция из лежавших друг на друге бревен с пламенем между ними удивляла гениальной простотой, меня переполняло недоумение: почему так не делается повсеместно?!
        - Как долго такое сооружение гореть будет? - спросил я, чтобы что-нибудь спросить.
        - Всю ночь. Для того и старался.
        Сидеть на земле было холодно. Я подсунул под себя ступню. Эта нога, на которой расположился всей тяжестью, быстро затекла и замерзла. Поворочавшись, пришлось сменить позу, пересев на корточки, причинные места при этом свесились, грустно уткнувшись в песок.
        - Ольф, не простудись, - донесся заботливый голос Светы.
        Руслан нервно высвободился, им будто выстрелило вверх. Глаза под рыжей челкой, что во тьме стала черной, выглядели не менее черными.
        - Поможешь? - Тьма взгляда коснулась моего лица. Если это приглашение, то весьма требовательное.
        Оставленная Света переместилась к огню еще ближе и обиженно нахохлилась.
        - Что надо делать?
        - Помогать, - грубо рыкнул Руслан.
        Я понимал, что эта грубость направлена не на меня. Вообще-то, и не на жену. Виноват был он сам, потому и злился.
        Он взял любимый нож. Я двинулся за ним к ближним кустам. Работа закипела. Да, без одежды. Да, в напряжении, готовом испепелить при любом неправильном слове или поступке. Тем не менее, мы продолжали делать дело, делая вид, что ничего не происходит. Вот такие «делатели».
        Насупившийся Руслан погрузился в собственные мысли, а во мне ныло прежнее сомнение. Нужно ли мне это - получить краткое удовольствие и врага на всю жизнь вместо хорошего друга? Мы достигли точки бифуркации. То, что произойдет дальше, изменит наши жизни. Обратной дороги не будет.
        Руслан привлек мое внимание кратким нарочитым кашлем.
        - Как мужчина я не могу не сдержать слова. Но - опять же как мужчина - не могу отдать свою женщину. Проблема.
        Я кивнул:
        - Знаю вполне мужской поступок, что дает право не исполнять слова. И никто не осудит. Кроме суда.
        - Я тоже думаю о нем. - Взгляд Руслана стал невыносимо тяжелым, мои плечи под ним чуть не сгорбились. - Мы уже перешли все границы, но я все еще хочу сделать шаг назад. И очень не хочу, чтобы у меня не осталось выбора. Слово, которое по поговорке не воробей, уже вылетело, не поймаешь; остается ликвидировать одного из двух причастных - того, кто дал, или кому дали. Мне ближе второе.
        Я обернулся к нему лицом:
        - Недавно я нарушил одну из заповедей. Насчет жены ближнего. Бог страшно наказал меня - покарав не того.
        - Это ты к чему?
        Парень напрягся, взгляд ожесточился. Я сделал шаг в его сторону:
        - Эти грабли больше не по мне, человек такое не вынесет.
        - Если хочет остаться человеком, - правильно уточнил Руслан.
        Он умолк, обратившись во внимание - мои слова зародили надежду.
        - Ты был согласен расстаться с машиной?
        - Почему - был?
        - И с квартирой?
        - «И»? Лучше вернемся к варианту с мужским поступком.
        - Есть другой вариант.
        Последовавшая пауза подействовала на Руслана, как мельтешащая тряпка на быка.
        - Что бы это ни было - от суммы в рассрочку до преступления - я согласен.
        Вот это человечище.
        - Зря. Вдруг я предложу человека убить?
        Прямой взгляд прожег меня насквозь, словно в собеседнике рванула цистерна с бензином:
        - Убью.
        Меня пробрало льдистым ознобом.
        - Значит так, - принялся я раскручивать мысль, пока ночной разговор не завел нас в непоправимый тупик, - начнем с того, что твоя жена мне не нужна.
        - Хорошее начало. Прямо-таки живительное.
        - Но оставить твое бездействие безнаказанным тоже не могу.
        - Понимаю. Тоже бы не оставил.
        - Зато мне нужна одна девушка, к которой сложно подступиться. Рядом с ней постоянно минимум два телохранителя. Когда остаемся наедине, она врет напропалую и ускользает.
        - Что ты хочешь, чтобы я с ней сделал? - жутко осведомился Руслан.
        Голос дышал энтузиазмом трупа. Мне снова стало не по себе. Нельзя доводить человека до края. Он может туда прыгнуть.
        - Ничего. Лишь организовать условия, при которых я могу поговорить с ней без помех.
        - Просто поговорить?
        - Просто поговорить.
        - Без свидетелей?
        - Хоть с табуном свидетелей. Но без проблем.
        - В закрытом помещении, с оставшейся вне стен охраной?
        - Именно.
        Руслан сосредоточился:
        - Адрес. Или телефон. Имя. Где работает или учится. Привычки. Увлечения.
        - Сусанна Задольская. - Я продиктовал адрес. - Учится в универе. Без комплексов. Обожает мужчин и приключения. Под словом «приключения» имеется в виду все нескучное, от извращений до подпольного концерта никому не известной звезды, лишь бы об этой звезде говорили.
        Руслан поморщился и одновременно задумался.
        - В универе? Светка там почти всех знает. Это все?
        - Почти. Наша договоренность вступит в силу с одним условием.
        Русланов позвоночник напрягся так, что, казалось, вот-вот переломится.
        - Каким?
        - Мне нужно поговорить с ней уже завтра.
        - Сделаю, - отрезал Руслан.
        - Время и место?
        - Запоминай мой номер. Позвони во второй половине дня.
        Теперь он продиктовал набор довольно простых цифр. Я повторил и кивнул.
        - Супруге о договоренности пока не говори, - неожиданно вбросил он.
        - Насколько «пока»?
        - До утра.
        - Хочешь получить удовольствие от ее нервов?
        - Хочу узнать, как она ко всему этому относится. И как себя поведет. Теперь, когда камень с души свалился, я смогу смотреть на вещи трезво. И сделать выводы.
        - Вот этого не стоит, - предостерег я. - Ты сам загнал ее в угол. Она логично считает виновным тебя. Соответственно, мелко мстит в меру возможности.
        - Мелко? - Руслан усмехнулся. - Кстати, для кучи. Фраза «Твоя жена мне не нужна», высказанная в глаза мужу, который выбрал ее как лучшую на свете, звучит довольно обидно, не находишь?
        - Хочешь, чтоб я извинился и поменял решение?
        - Уже не получится, или один из нас отсюда не уйдет.
        - Не мучай ее, - попросил я.
        - Постараюсь. - Руслан еще больше понизил голос. - Значит, договорились?
        Последовавшее рукопожатие перевело нас из разряда врагов в сообщников-заговорщиков.
        Рядом с костром мы соорудили из выструганных слег и веток нечто вроде длинных хоккейных ворот. Порывшись в багажнике Лады, Руслан бросил на землю два мягких цилиндра, похожих на скатанные в рулон одеяла.
        - Брал с собой на всякий случай, - пояснил он зачем-то, кивнув на спальные мешки. - Но только два.
        Багажник обогатил нас также огромным, хотя и довольно пожеванным куском полиэтилена. Наверное, ушлый ножеман еще и рафтингом увлекается - пленка по размерам идеальна, чтобы в лодке от дождя укрываться. Других предназначений не знаю. Точнее, знаю, но в его возрасте быть огородником - извращение.
        Натянутая на «ворота» вместо сетки, пленка создала великолепный тепловой экран - такой прекрасно защищает от наружного холода, а внутри возвращает тепло костра путешественникам, которые расположатся между огнем и экраном. В Руслане обнаружился не только фанатик оружия, но и бывалый любитель приключений на лоне природы.
        От возложенных одно на другое бревен, горевших лишь в месте соприкосновения, шла волна густого горячего воздуха - она расслабляла, успокаивала, усыпляла… Света наблюдала за нами, переводя взор с одного на другого. Мы изо всех сил старались не отвлекаться. Наконец, Руслан воткнул в землю нож, что означало окончание работ, и присел к жене. Теперь уже она накопленным теплом согревала его.
        - Света, не хотела бы узнать, как наш спутник относится к библейским заповедям?
        - Мне кажется, ты имеешь в виду одну конкретную, - без улыбки констатировала она.
        Словно сапогом в лицо. Понятно, что говорят о «Не возжелай жены ближнего своего». А и правильно, по делу. В таких случаях только так и надо.
        Света вдруг продолжила:
        - У меня по ней имеются некоторые личные соображения, но с удовольствием послушаю Ольфа.
        На меня уставились четыре глаза.
        Атмосфера настраивала на откровенность. Оранжевые языки прощупывали темноту, белым огнем вспухали угольки, в которые по кусочкам превращалось горящее дерево. Сверху пялились звезды, делая вид, что мы им не интересны. Возможно, со звезд так же пялился кто-то еще.
        - Когда-то считал, что заповеди - это некий моральный намордник, - сообщил я в пространство, - дескать, за нас давно решили, что есть хорошо, а что плохо, разжевали, как для деток малых. Короче, никакой самостоятельности, никакой свободы воли.
        - А теперь? - осторожно втиснула Света.
        Как лицо заинтересованное, она изо всех сил старалась вникнуть в мою позицию по неудобному вопросу, поднятому мужем. Руслан молчал, он наблюдал за реакциями супруги.
        - Не намордник - точно, - сказал я. - Скорее, ошейник - без поводка, но который своим наличием позволяет не спутать домашнего пса и дикого. Наверное, я повзрослел, и желание возможного старшего товарища защитить меня от неприятностей не воспринимаю больше как угрозу собственной самостоятельности. Это я о себе. А некоторым, согласен, не помешает не только намордник, но и поводок.
        - То есть, заповеди в твоем понимании, - понятливо рассудила Света, - не намордник, не клетка и даже не ограда зверинца, а флажки, которые предвидящий предстоящие беды профессионал расставил вдоль опасных дорог. Так?
        - В точку. Дальше вступают в действие законотворчество государств и совесть их жителей.
        Руслан не согласился с такой трактовкой:
        - По-моему, заповедей человеку достаточно для правильной жизни. Хочу сказать, что все законы, придуманные и принятые людьми для самих себя…
        - Скорее, кем-то - для подчиненных, - внес я поправку.
        - Пусть так. Все эти законы - вторичны. Они придуманы для упорядочения броуновского движения людской массы, которая перестала слушаться голоса совести. Они - протезы совести.
        Света полуобернулась к нему:
        - Правильно. Нормальному человеку не нужны законы, призванные угрожать карой в нашем человеческом мире за то, за что в последующей должен бы карать Господь.
        - Лишние законы мешают, - продолжил Руслан свою мысль. - У каждого - свой путь, этот путь он выбирает сам. Сам решается, сам идет, сам приходит. Или не приходит. Потому что, бывает, кто-то сходит с установленной самому себе дистанции. По разным поводам. Одни не смогли, не выдержали, не рассчитали. Другие ошиблись дорогой. Третьи устали и завязли в паутине равнодушия. Четвертые вообще не понимали, куда и зачем идут. Пятые не понимали, для чего идти куда-то, когда и здесь, в родном свинарнике, хорошо, и кормят к тому же. Хочу сказать, что ничего не предопределено. Свобода воли есть, но есть и пути, которые мы избираем в соответствии с желанием и совестью. Если путь верен, если цель достойна, а ограждающие флажки не сбиты - придешь к Богу. Если же нет… - Он вздохнул. - То не придешь. Но даже несмотря на сделанный выбор каждый вправе как сомневаться, так и отступать от выбранного пути. Кто не сомневается в себе, тот не достоин Бога, поскольку слепо верит в свои силы и грешит гордыней.
        Надо же, подумалось мне с удивлением, а он еще и философ. Плюс меченосец, плюс любитель поэзии… Короче - полный самурай.
        Самурай нежно зарылся носом в душистые волосы жены.
        Странная, очень эротичная, невероятная ситуация, в которой оказались мы втроем, ошеломляла беспардонностью происходящего. Несообразность распаляла и утихомиривала.
        Руслан словно очнулся:
        - А о каких соображениях ты говорила в начале? Что-то по поводу конкретной заповеди.
        - Уже не помню, - отмахнулась Света, а губки недовольно скривились. - Я слушала тебя. С одним соглашусь полностью: лишние законы мешают.
        - Только с одним?
        - Соглашаться с двумя без чрезвычайных обстоятельств супруге свадебная клятва мешает, не находишь?
        Вот это отбрила. Я не сдержал улыбку.
        Руслан высвободился.
        - Поздно уже. И холодно. - Он пощупал одежду, местами еще влажную. - Нормально.
        С его подачи все поднялись и принялись натягивать одежду на подмерзавшие тела. Куртки мы пока оставили - пусть еще повисят у костра. Света удивленно следовала тренду, в глазах сквозили растерянность и даже некоторое разочарование. С другой стороны, рядом лежали спальные мешки, значит, вектор событий менялся с вертикального на горизонтальный, это еще больше завораживало. В происходящее она предпочла не вмешиваться, главное оставив мужчинам.
        Но вмешаться пришлось.
        - Почему таким образом? - Ее изящный пальчик указал на раскатываемый мужем спальник.
        Сначала Руслан насытился тревогой жены, что прикрывала предвкушение возможного приключения как дырявая накидка в дождь. Столь же явно и тщетно. Потом раздался ответ:
        - А как еще?
        Света с удивлением посмотрела на мужа, взгляд прыгнул на меня и вернулся на мужа.
        - А как же Ольф?
        - Что - Ольф? - ядовито вымолвил Руслан.
        - Мешков - два.
        - Можно неплохо устроиться в машине.
        Настал момент истины.
        - Мне тоже идти в машину? - Она просверлила мужа взглядом.
        Я отвернулся. Пусть сами разбираются.
        - Мы с тобой расположимся здесь, а Ольф будет спать в машине, - жестко проинформировал Руслан.
        Свету это не устроило:
        - С ключами можно было бы включить печку. Но ключей нет.
        Я пожалел спорщиков:
        - Не страшно. Если замерзну, погреюсь у костра.
        Света меня даже не дослушала. Под удивленным взглядом мужа она бросила мне второй спальник, а расстеленный по земле первый вновь оказался в ее руках:
        - Раскрывай.
        В ожидании, чем все закончится, Руслан сложил руки на груди.
        По примеру девушки я расстегнул молнию спальника до конца, и они превратились в подобия обычных одеял. Мы состыковывали застежки мягких квадратов между собой по трем сторонам. Через минуту на траве располагалась наилучшим образом устроенную постель - большой спальный мешок-конверт. Размерами он вполне подходил для троих. К раздеванию погода не располагала, и Света первой юркнула в уютное ложе. Снаружи остались полусапожки, а мою куртку, свернув в несколько раз, девушка положила общей подушкой под головы.
        Разложенный между нодьей и экраном, спальник стал ковчегом Ноя посреди потопа. Руслан тоже разулся. Я замешкался, переступая с ноги на ногу: как теперь быть - после установленной договоренности? Между тем парень забрался к жене под крылышко.
        - Ольф, говоришь? - фыркнул он. - Ну, раз Ольф, то Ольф.
        Бесцеремонно сдвинув супругу в угол, он приподнял полог спальника со своей стороны:
        - Прошу. Только, чур, не приставать, я не такой.
        - Дурак! - внезапно взъярилась на него Света. - Набитый и самонадеянный. Кому нужно твое ревнивое позерство после его выигрыша? Теперь не ты здесь распоряжаешься, игрок хренов. Дораспоряжался.
        Мощно толкнув уронившего челюсть мужа тазом, она оттеснила его в самый край и указала мне на освободившееся место рядом с собой:
        - Ну?
        Мои глаза искали ответа у рыжего сообщника, но он вдруг пожал плечами и самоустранился. Заиграется товарищ, ох, заиграется.
        - Давай же! - убило мои сомнения подгоняющим тоном.
        И я «дал».
        Глава 5
        В мгновение ока я оказался внутри, отчего Света еще сильнее притиснулась к мужу.
        Казалось, что время остановилось. Может, правда, остановилось, не проверял. Лес вокруг отвердел до полной непроницаемости, сплошная стена нависла и отрезала от мира запертых на поляне случайных попутчиков. Мне было неловко до чертиков, конечности боялись пошевелиться. Руки вытянулись по швам, как у школьника на линейке, плечо, локоть и бедро уперлись в соседку. Даже Руслан ощущал мое неудобство через мягкого посредника.
        Сказал - неудобство? Чушь собачья, я не был обижен судьбой. Близость одеревеневшей Светы не просто опаляла, а хирургическим ножом резала кожу на полоски и словно сигаретой прижигала каждый взвинченный нерв, что высунулся наружу и вопил «ну вот же я!» Я радовался повороту приключения и в то же время старался не забыть, чем закончилась похожая ситуация для Владлена. Руслан переживал. Света отсутствовала в этом мире - сейчас она напоминала технику, поставленную в режим ожидания. Никто не двигался. Три тела лежали на спинах, параллельными лазерами полосуя звездное небо. В стиснутую Свету упиралось все, что могло упираться, остальное просто прижималось. Ее практически выдавливало, как крем из тюбика. С этим препятствием Руслан справился без слов. Он развернулся к жене боком и чуть закинул ногу поверх, а его разрешающий жест побудил меня последовать примеру. И всем было понятно, что сделано это не от щедрот душевных, а исключительно для общего удобства. Поерзывая, я замкнул магический круг причащения к безумию. Оказавшаяся сверху рука не знала, куда податься. Везде либо нельзя, либо неудобно. После
шумного выдоха, что свидетельствовал о некой борьбе, Руслан помог ей опуститься на живот жены.
        - Да, - сказал он. - Можно.
        «Что - да? Что - можно?!» - вспыхнуло в отворившихся прожекторах Светы. Они пронзили небо и, в конце концов, сошлись на муже: было непонятно, к кому относилось «Можно». Свету закоротило. Можно - что? Как?
        «Я должна что-то сделать?!»
        С переходом в горизонталь запас истерической смелости у нее закончился вместе с силами, тело обмякло, умудрившись при этом остаться остекленевше-каменным. Это воодушевило супруга.
        - Успокойся, - тихо проговорил он в ее невидимое мне ушко. - Все хорошо.
        Лежа впритирку, стиснутые обстоятельствами, но разъединенные многослойной защитой одежды, мы занимали весь объем спального мешка. Странно, а снаружи он казался безразмерным. Я понимал, что быть вот так вместе, ощущая чужое присутствие каждым вздохом, каждым движением - это максимум из того, что царица-ночь разрешит сегодня мне и бурлящим мыслям соседей. Надеюсь, понимал и Руслан, хотя в его глазах вновь появилась тревога. Не понимала только средняя часть трио, переполняясь ставшим до ужаса исполнимым желанием, воплощать в жизнь которое уже как бы и не стоило - ведь внутри ее разума наверняка все уже произошло. Даже если было неудобно, она за все деньги мира не пошевелилась бы, не двинулась бы с места, тем более - не повернулась бы боком. Куда?! Лицом ко мне? Что подумает муж? Лицом к нему? Сама? Вообще позор! Остановить сорвавшийся камнепад невозможно, а он сорвался и катится - по мыслям, по желаниям, по чувствам. Все вновь затихли. Теперь с нами говорило небо. Говорило молча, грозное и непреклонное. Заглядывая в лица вселенской пустотой, оно, непобедимое, необъяснимое и не вмещаемое разумом,
выискивало в них ответы: как невозможное стало возможным?
        Нужно что-то сказать, пока мозги не взорвались. Или пока кто-то не подумал что-то о другом, чего тот совершенно не думал. А если думал, то тем более.
        - Пластиковые ножны как у тебя под курткой, - обратился я к Руслану, - где такие можно приобрести?
        Спросил, как говорится, на черный день, который приходит в последнее время с регулярностью пригородной электрички. Заодно отвлекающая тема приглашала забыть об обстоятельствах, которые ее окружали. Взгляд парня поблагодарил, а голос довольно сообщил:
        - Сам сделал.
        Гм, память напомнила, что ножны выглядели категорически настоящими, ничем и нигде не выдающими самоделку. Пластик, металл, крепления, ремни - все выполнено на профессиональном уровне.
        Сомнения отразились на лице. Руслан грустно вымолвил:
        - Многие не верят, а все предельно просто. Купил лист кайдекса…
        - Чего? - переспросил я. И тут же добавил: - Где?
        - Материал специальный, в сети заказал. Ножны бывают разные, кому что нравится. Традиционные делаются из кожи и дерева. Еще хороши из кордуры…
        Около моего лица блестели два бездонных озера лунного света. Такой же свет падал сверху - голубоватый, расплывчатый, нереальный. А внизу живот сочетался таинством с широким бедром, обернутым теплой упаковкой джинсов. Нога на ноге касалась ноги спутника… нет, соучастника - потому что в ответ его нога отступила, оставив мне больше волшебной территории, на которой я мог расположить уставшие после долгого марша войска. Это жгло не по-детски. От наслоения впечатлений перехватывало горло. В глазах упрямо высвечивалось заставкой перед невероятным кино: «А вдруг?!»
        - Из кайдекса сначала делали только кобуры для пистолетов…
        Я внимательно вслушивался. Света умирала от разности потенциалов воспринимаемого ухом и ощущаемого телом, но тоже слушала. Возможно, даже слышала, хотя не понимаю, зачем ей эта информация. Зажатая в тиски Света растекалась в истоме под навалившейся тяжестью. Две большие ноги покрывали ее бедра. Две нескромно расположенные (но предельно тактично ведущие себя) разные руки иногда сталкивались на ритуальной площади живота под башнями величественного собора. Из одурманивающей пелены действительности доносился голос - ровный, отстраненный, вещающий о чем-то ненужном и непонятном.
        - Не так давно кайдекс появился в свободном доступе, я решил попробовать силы. Одного листа хватило с запасом.
        Руслан тщательно и серьезно выговаривал далекие от насущных мыслей слова, а ладонь как бы невзначай пожимала концентраты выдающихся особенностей, обнимая их по окружности, словно лапа дракона подаренных девственниц. Или будто собираясь переставить на другое место в невиданной партии, совершить рокировку, приблизив не менее одеревеневшие коронованные фигурки к единой королеве обеих заигравшихся армий. Тьфу, о чем это я. Подлое подсознание, обожавшее каверзы, нафаршировало запретными образами крутившийся перед глазами фильм. Я постарался сосредоточиться.
        - Взял лист, разметил под раскрой, разделил на половинки и разогрел в духовке до размягчения…
        Я старался вслушиваться, но глаза видели, как шевелятся реснички на соседних веках от моего дыхания. Склоненный лоб почти смыкался со струящимся золотом ореола, который, сияя подобно нимбу, обрамлял лицо, застывшее во внимании - как к доносившемуся снаружи, так и к происходяившему внутри. Света не подгоняла обстоятельства и не сопротивлялась им. Все, что могло произойти, она уже беспрекословно приняла, доверив мужу далее самому выбирать, чему быть, когда быть и быть ли. Внезапно одно слово поразило ее до глубины души. Она непроизвольно дернулась:
        - В духовке?!
        Маленькое движение - и мое лицо утонуло в золотых джунглях. Щеки соприкоснулись, почувствовали друг друга и нерассуждающе притянулись, будто магнитом.
        Хлобысь! - волна по нервам.
        Щелк! - рубильник ума.
        Вжик! - стальная клетка инстинктов нараспашку.
        Сознание: «Стоп!!!»
        - Да, в духовке, и там все в порядке, не беспокойся. Размягченные половинки я соединил на обернутом скотчем ноже, чтобы случайно не повредить…
        Размягченные половинки? Брысь, глупые мысли. Человек дело говорит. Кажется.
        - Потом - под пресс, до застывания. Готово. Осталась мелочь - сделать красиво.
        - Вот об этой мелочи и речь, - пробормотал я.
        - Это совсем просто. Сначала под заклепки надо просверлить и развальцевать отверстия, затем по контуру выпиливаются ножны - вот и вся недолга…
        Руслан показал себя многосторонней личностью. Истинным самураем. И швец тебе, и жнец, и на дуде игрец, как говаривали в старинные времена. Он говорил, а живущая собственной жизнью ладонь машинально терзала роскошь, устремленную душой и плотью в бесконечное небо. Злая на него до чертиков, Света все равно была с ним душой и телом, каждой каплей тающего в прострации разума.
        - Для крепления под ремни и шнуры я отфрезеровал продольные пазы и на всякий случай сделал отверстие для стока воды - мало ли в каких условиях и каком положении придется оказаться.
        Рукотворные обстоятельства слепили нас в единую фигурку, будто вышедшую из рук ребенка с не по годам развитым воображением. Мы все делали вид, что происходящее - всего лишь пряный фон ведущегося разговора. Руслан приглушенно рассказывал:
        - Ошкурил… придумал, как разместить… и вот - результат на лицо.
        - Точнее - на спине, - поправил я.
        Выталкиваемый нашими губами воздух волновал Свету больше, нежели периодически ускользающий смысл разносимого над тремя головами. Несмотря на пласты обернутой материи, на слои подобранной по вкусу, моде и не угаданной погоде одежды (которую Света надевала дома уже зная, куда едут, с кем и помня о недоговоренном зачем), она ощущала все, что открыто и скрыто. Скорее всего, даже больше - домысливая нюансы и вчувствываясь в сдерживаемые недодвижения. Полное ужаса и сладкой муки событие, которого она ждала как исполнения приговора, наступило. Пусть совсем не так, как рисовало воображение. Теперь Света наслаждалась ярким мигом предвкушения, он был водораздельной линией между несовместимыми стихиями - «до» и «о-о!», той быстро улетучивающейся минутой исчезновения реальности, когда знаешь, что сейчас мир обрушится, звезды упадут, магнитные полюса поменяются местами… верх окажется низом, черное - белым, мягкое - жестким, горькое - сладким, неправдоподобное - очевидным…
        Разговор сам собой затих. Слова стали неважны, неуместны и неинтересны. Только далекий шепот леса, обсуждающий новых постояльцев, да жужжание редких неугомонных насекомых. И три безумных синхронных дыхания. Мы просто лежали. Грели друг друга. Переполнялись избыточным эмоциональным давлением, словно раскаленные котлы в пароходе, что заставляют вертеться огромные колеса, которые толкают его вперед.
        Куда же еще.
        На взгляд снаружи, думаю, зрелище тоже было из ряда вон. Когда вместе спят родители с ребенком, это более чем нормально, но здесь из-под одного одеяла торчали три совсем не детские головы, и трое некоторой частью совсем не родственников тешили себя россказнями на отвлеченные темы, хотя лица и позы кричали прямым текстом: «То, что здесь происходит - ненормально!» Что усмотрели бы мы в направленных на нас глазах, окажись здесь случайные прохожие, что бы услышали? О, я уверен, что услышали бы мы многое. Абсолютное равнодушие: «Ну и что? А при чем здесь я?» Восторженное «Ух, глянь, чего делают!» Брезгливое «М-да, глянь, чего делают…» Хвастливое «А вот у меня было…» Желание отойти в сторонку под сень спасительного «ничего не видел, ничего не знаю», чтобы не видеть всего этого безобразия. Едкую зависть: «Ну почему не я?..» Отчетливое презрение не знающего сомнений в своей правильности. Ханжеское «Упаси Боже! Ужас! Кошмар!» с пугливым убеганием в сторону, пока о чем-нибудь не спросили или, не дай Бог, не попросили. Отстраненное «Пусть себе балуются - лишь бы мне не мешали…» Умудренное «Перебесятся -
успокоятся» Старушеское «Ну разве ж так можно?! Куды тока обчественность смотрит?» Заинтересованное «А как они там?..» Осмотрительное «А что я тут делаю?» Или - с дубиной в руке - «А ну, пошли отсюда, извращенцы поганые!» Или - «Ничего страшного, даже любопытно, но от детей, конечно, чтоб держались подальше». Или - у кого-то - наглую жажду присоединиться. Или Пиррову победу толерантности, которая разрешает каждому все, что захочется, и плавно превращается в безразличие ко всему, кроме себя любимого. Или…
        Вариантов много. Потому что людей много. У кого-то в мозгах поныне продолжалось мрачное средневековье, где-то играло всеми красками радуги (прекрасное ли?) далеко. Кто-то по-прежнему обретался в далеком мезозое и дрался с драконами. Кто-то нигде не обретался, а просто плыл по течению. Идеал - золотая середина, но когда все собираются посередине, пол проваливается. Хорошо, что мы разные. Плохо, когда это доставляет боль близким. В том числе близким физически, как в моем случае.
        Света вжалась в меня всеми доступными местами. А недоступными… явно соединилась мысленно. Теплая рука опустилась на еще влажные на поясе брюки. Кажется, еще миг - и пузырь восприятия лопнет, словно киндер-сюрприз под берцем срочника. Вселенная исчезнет. Законы природы вновь закроются, чтобы обрести новую жизнь лишь когда вновь взойдет солнце…
        Я понимал, насколько сильно распалила меня нежданная соседка. И она понимала. Перебиравшие пальчики сообщали мне о бушевавшем в ней Тихом океане желаний, и безбрежные дали грозили штормами. Как и настоящий Тихий, Светин океан только назывался тихим.
        «Ты же хочешь… ты же выиграл… тогда - почему не сейчас?» - спрашивали очумевшие глаза, полосуя щеку мягкой одурью ресниц.
        И каждый имевшийся волосок вдруг встал дыбом.
        «Да?» - приподнявшиеся над ухом радары глазниц вонзались в душу и одурманивали черным магнитом зрачков.
        Почему Руслан не прекратит безобразия? Ждет, что нарушу слово, и у него появится шанс не выполнять свое, выбирает момент покульминатистей? Или хочет иметь моральное право совершить тот логичный мужской поступок, о котором говорили? Или просто не может остановиться, слетев с катушек?
        Какая разница. И я тоже едва не забываю все. Все данные слова. Все договоренности. Все человеческие правила и законы. Как тогда, ночью, с сонно подставившейся Ниной…
        Как в спальне с пригласившей наказать Сусанной…
        Как с ней же, провокационно заставившей отомстить…
        Какое же я все-таки животное…
        «Не возжелай жены ближнего». Снова на те же грабли?! А ведь Руслан не зря затронул ту тему…
        Я резко отстранился от Светы, и вышло это несколько грубо. «Не возжелай». «Не укради». «Не убий». Часто первое в этой цепочке через второе равно третьему, как в истории Владлена. Желание приводит к действиям, которые приводят к последствиям.
        Света съежилась, будто водой из ведра окатили.
        - Какие же вы, мужики, сволочи… - наконец с еще более сгустившей атмосферу мукой в голосе прошептала она и безвольно откинулась на спину.
        Прошла минута. Наверное, нужно что-то сказать. По понятным причинам спать никто не сможет, даже если б собрался.
        Руслан опять первым взломал ее, эту натужно-установившуюся тишину. Продекламировал:
        - Живя согласно с строгою моралью
        Я никому не сделал в жизни зла.
        Жена моя, закрыв лицо вуалью,
        Под вечерок к любовнику пошла:
        Я в дом нему с полицией прокрался
        И уличил… Он вызвал - я не дрался!
        Она слегла в постель и умерла,
        Истерзана позором и печалью.
        Живя согласно с строгою моралью
        Я никому не сделал в жизни зла…*
        * (Н.А.Некрасов)
        Никто ничего не сказал. Вновь повисла не задающая вопросов на полученные ответы текучая неопределенность.
        И тут, как по закону жанра, в немую сцену вмешалась судьба со своими нежданчиками. Лязг и урчание движка резанули вернувшиеся в действительность уши. Полянку накрыло сиянием отнюдь не ангельского происхождения.
        Мы страшно щурились от света фар, выражения лиц говорили незваным гостям все, что здесь о них думают, и мысль у каждого была единственная - чтоб дребезжавший старичок-УАЗик провалился в тартарары, то есть, увидев занятую ночлежку, просто развернулся и убрался восвояси.
        А вот хрен нам вместо шоколадки. На давно освоенное место прибыли охотники. Излюбленную полянку, где расположились залетные туристы, на что-то менять они не собирались. Возможно, ждали еще кого-то. Машина с издыхающе-булькающим рыком заглохла. Вместе с фарами, как показалось, выключились и звезды. Проскрежетали дверцы, из них вывалились двое мужчин. Все в охотничье-рыбацком камуфляже. Чуточку навеселе. В нашу сторону полетели недобрые взгляды. Недовольно переговариваясь, новички стали обживать оставшееся незанятым пространство. С нами им приходилось мириться - мы прибыли первыми. Иначе, как негромко дали понять, нас бы весьма агрессивно попросили отсюда.
        Новые соседи распаковали палатку и взялись за ее установку с привычной помощью такой-то матери и, иногда, молотка. Не слишком приглядываясь к окружающему, они до сих пор видели на переднем плане только машину, а сзади - костер и спящих. В какой-то момент один с удивленно-веселым возгласом пересчитал торчащие из-под одеяла головы…
        Чего только не узнали мы о себе за время, что попутная компания располагалась на ночлег, бормоча в нашу сторону отдельные слова и чрезвычайно длинные предложения - почти весь перечень, что приходил мне в голову чуть раньше, но снабженный изысканными комментариями в жанре непереводимого (в том числе по цензурным соображениям) народного творчества.
        Нодья, призванная жарко просуществовать до самого утра, горела и грела, незваные соседи успокаивались неподалеку, то и дело кидая в нашу сторону заинтересованно-осуждающие взгляды.
        Мы их не звали. Лес большой. Если им приспичило остановиться именно здесь, пусть терпят наше общество до утра. Мы же их как-то терпим.
        - Спокойной ночи? - тихо вымолвила Света, отвернувшись к мужу, и равнодушно-презрительно ткнув меня тугим задом.
        - Спокойной, - объемным эхом отозвались мы с Русланом.
        Глава 6
        Потянулись минуты и часы. Едва забрезжил рассвет, я выбрался из спальника.
        Ночью наша троица несколько раз переворачивалась. Спящая (ли?) Света беззастенчиво закидывала на меня ногу, а рукой совершенно бессовестно обнимала, списывая бесцеремонность на сон. Иногда меня трогала нежная ладошка - то колючую щеку, то дергавшуюся от судорожного сглатывания шею, то грудь или мгновенно напрягавшийся живот. Возможно, она и вправду спала. Руслан то обнимал ее, то был ответно обнимаем. В последнем случае меня терзали ноющие боли внизу и чудовищные мысли вверху. Когда произошел очередной такой переворот, я выполз из мучительного капкана на свежий воздух. Со стороны Руслана донесся вздох облегчения.
        Не одному мне не спится. Другое дело, что на его месте я бы тоже не спал. Владлен Олегович в свое время заснул, и…
        Хватит об этом. Хотя бы в эту минуту.
        Наших гостей уже след простыл. Палатка стояла, а сами охотники отправились по своим охотничьим делам.
        У воды я умылся, напился, размялся, сделал пробежку, а возвращаясь к костру, обомлел - теперь, при свете, их было видно замечательно. Если бы ночью Руслан проявил чуть больше усердия…
        Ключи от машины. С брелком. Воры их просто отбросили, чтобы выиграть время в случае погони - поиски в темноте заняли бы уйму времени. Они и заняли.
        Я выудил ключи из неглубокой ямки.
        - Сюрприз! - Связка звякнула над сопящими головами.
        Первой очнулась Света. Лезший в рот край спальника отлетел в сторону, лицо ошалело осмотрелось. Рядом заворочался Руслан, делая вид, что всю ночь безмятежно дрых:
        - Что там?
        Увидев, он издал радостный клич и вскочил.
        Вот и конец приключениям. Пять минут на сборы, машина мурлыкнула от поворота ключа, разобранная сушилка помогла буксующим колесам, и, загасив угли, мы погрузились в салон. При свете (да, с маленькой буквы, хотя с большой тоже) все делалось споро, быстро, и получалось удачно.
        Обратный путь вновь проходил в молчании. На деревьях зябко ежились вороны, нас провожали их недовольные взгляды попрошаек. Руслан рулил. Света погрузилась в прострацию, не понимая, что происходит, куда едем и почему. Главное - зачем. От этого она нервничала, но ничего не спрашивала. О нашей договоренности Руслан так ей и не поведал.
        Впереди возник нужный мне поворот.
        - Все помнишь? - спросил я Руслана.
        - А ты?
        - Отлично. Созвонимся. Останови.
        Я взялся за ручку дверцы, меня проводил недоуменный взгляд Светы. Ничего, муж потом объяснит.
        Когда выходил, спереди раздалось урчание встречного стального мастодонта, листву пробил мощный свет. Интуиция бросила меня под защиту деревьев.
        - Быстро уезжай, - крикнул я Руслану. - Если что, вы меня не знаете!
        Скрыться не получилось. Лесная тропа превратилась в перегороженный внедорожником тупик, синхронно открылись боковые дверцы, лакированные туфли плеснули грязью по обе стороны.
        - Стоять!
        Щелкнули передернутые затворы пистолетов. Два амбала с фигурами одно - и двустворчатого шкафов взяли нас на прицел: одностворчатый - меня, двустворчатый - лобовое стекло Лады. За рулем джипа остался сидеть водитель, я даже узнал его - в моем кармане лежала его зажигалка. Легок на помине. Говорят, долго жить будет. Сейчас я пожелал бы ему чего-нибудь другого.
        - Выйти из машины!
        Руслан и Света подчинились. Двустворчатый обежал их взглядом: ни в подмышках, ни на поясах кобура не бугрится, а нападение с голыми руками невозможно из-за точно выдержанной дистанции. Громила успокоился.
        - Документы, - потребовал он у Руслана.
        - Уши лапы и хвост мои документы. Предъявите свои.
        - Не дерзи. Он тебе кто? - Мах антресолей указал в мою сторону.
        - Прохожий. А это моя девушка. Отдыхали на речке. Теперь могу проехать?
        - Открой багажник.
        - Тебе надо, ты и открывай.
        - У девушки права есть?
        - Она не водит.
        - А как с простреленной ногой ее в город повезешь?
        Света ткнула Руслана в бок:
        - Не нарывайся. Открой.
        Лук, мишень и спальные мешки интереса не вызвали.
        - Друг или родственник? - Квадрат могучего подбородка перенес внимание на меня.
        - Прохожий.
        - Вы с каждым прохожим в обнимочку спите? - Двустворчатый с удовольствием оглядел Свету.
        Ее бросило в краску. Руслан окатил презрением фигуру, закрывавшую половину пути к свободе.
        - Только избранных.
        Вот откуда про меня узнали: охотники отзвонились. То ли по ориентировке узнали, то ли обо всех посторонних докладывать велено.
        От одностворчатого в траву передо мной прилетели наручники.
        - Надевай, и без фокусов.
        Выбора не было. Когда меня вели мимо Лады, первый шкаф уже прятал ствол под мышку, второй тоже оставил Руслана без внимания…
        Двойной удар обухом тяжеленного кукри слился в одно смазанное движение. Оружие, о котором никто не догадывался, отправило обоих громил в нокаут - первый даже не понял, что произошло, второй обернулся, но не успел выстрелить. Через долю секунды подхваченные пистолеты уже смотрели на водителя внедорожника. Тот медленно поднял руки:
        - Тихо, ребята, я только вожу. Привет, Олег.
        - Здорово, Артем. Больше не застреваешь?
        - Нет, прошел специальные курсы на полигоне. Теперь если где застряну, трактор на помощь уже не придет - просто в такую топь не проедет.
        - Спасибо за огонек, очень выручил. - Зажигалка через поляну полетела к хозяину. - Подвинь машину, Артем, ребята ко мне вообще никаким боком, и им ехать надо. Через полчасика подъезжай, заберешь своих.
        - Они не мои.
        - Тебе виднее. Значит, заберешь не своих.
        Под прицелом двух стволов внедорожник медленно упятился в сторону Запрядья.
        Найденный в кармане одностворчатого ключ отпер наручники, они переехали на запястья владельца. Так же мы поступили с приходившим в себя двустворчатым. Руслан со вздохом протер пистолет от отпечатков - детское желание получить и не отдавать новую игрушку боролось со здравым смыслом, первое явно побеждало, но только до момента, когда на его терзания обратила внимание жена.
        - Куда его? - спросил он, наконец, про чужое оружие.
        - Оставь здесь, - решил я. - Разберу и в реку брошу от греха подальше. Или можно в полицию отослать, только сначала вернуть на рукояти пальчики владельцев, может, чем-нибудь поможем правосудию.
        На прощание Руслан еще раз вырубил громил, чтоб не мешали, и погрузился со Светой в машину.
        - Спасибо, - искренне сказал я. - Ты мог не вмешиваться, но вмешался.
        - Всего лишь ответил тем же. Ты мог вмешаться, но не вмешался. Тоже спасибо, - прилетело в ответ.
        Света долго моргала, пока, наконец, не сообразила, что муж имеет в виду вовсе не бурное утро. От нее будто холодом повеяло. Глаза сузились, голос обрел странные интонации:
        - Есть такой «Закон неотвратимости возмездия» за авторством Гольдфарба: «Если в походе ничего не произошло - ждите отдаленных последствий».
        - Это ты к чему? - напрягся Руслан.
        - Так, вспомнилось.
        Она отвернулась.
        Глава 7
        Сейчас, без Челесты, без других отвлекающих факторов, я был готов к разговору с Полиной. К решающему разговору. К встрече, что должна перевернуть ее жизнь и, как втайне надеялся, мою.
        Жить по заповедям было, возможно, не столь интригующе, как вообще без законов, но приятно. Я поздравил себя с победой над одной отдельно взятой обезьяной в себе. Удовольствие от переборотого соблазна оказалось не меньше, чем от его удовлетворения. Теперь мне предстояло сразиться за другую заповедь - «Не сотвори себе кумира».
        По случаю выходного девушка должна быть дома. Так я надеялся. И не зря.
        Деревня Запрядье еще только просыпалась, когда корабль, успевший сделать скоростной бросок на юг и обратно, завис над пятистенком Полины. Занавески на рыболовной леске закрывали только нижнюю половину окошек, никому в голову не приходило, что кто-то сможет заглянуть сверху.
        Третье окошко показало комнатушку Полины, точнее - закуток за кухонькой. Его отгораживала фанерная стена. Старый шкаф, стол, кровать с железными спинками, а на подушке нежилась головка той, за которой пришел. Полюбовавшись некоторое время, я легонечко постучал.
        Хрупкий сон девушки как рукой сняло. Она вскочила, руки оправили ночнушку, лицо приникло к окну.
        Снаружи шел дождь из роз. Я охапками бросал наземь сорванные в нескольких тысячах километров цветы. Из невидимого корабля они вылетали, будто ниоткуда. Чудо наяву.
        Взор Полины остановился. Веки ожили и моргнули, только когда все закончилось.
        - Альфалиэль… - неслышно прошептали губы.
        Она машинально перебирала босыми ногами, которые забыли про холод. Длинная ночнушка скрывала формы, но я смотрел только на сиявшее лицо. На горящие глаза. В них было столько надежды и счастья…
        - Нет, - произнес я в ответ негромко. - Странник.
        Не знаю, услышала ли. Она скрылась внутри, вскоре донесся скрип ведущей в огород задней двери.
        Корабль перенесся на ту сторону дома. В огромных мужских сапогах на босу ногу и накинутой на ночнушку фуфайке на пороге озиралась Полина. Глаза уже не сияли, просто горели нетерпением встречи с новым.
        - Ты чего? - послышалось сзади из вновь отворившейся двери.
        - Спи, мама, я воздухом подышать.
        - Не застудись.
        - Не маленькая.
        Дверь скрипнула еще раз. Затем еще.
        - Полина? - раздался уже мужской голос. - Ты куда?
        - Никуда! Тут я!
        - Надолго?
        - Как надышусь.
        Новый скрип. Долгожданная тишина. Больше никто не тревожил, и девушка
        сделала несколько десятков шагов вперед, чтобы скрыться из виду за развесистой яблоней. Там ее взор поднялся к небесам:
        - Привет, Странник. Ты здесь?
        - Хорошо тебя опекают.
        - Не то слово.
        - Почему?
        Полина улыбнулась:
        - Вчера не уследили.
        Меня ревниво ужалило в самую душу.
        - Теперь глаз не спускают. - Девушка весело хихикнула. - Розы утром увидят, вообще с ума сойдут. Пусть! Ничего в жизни не понимают, а судят.
        - А ты твердо уверена, что только ты понимаешь все… и понимаешь правильно?
        - Еще не все, но у меня есть Альфалиэль. С его помощью…
        С непередаваемым блаженством она закатила глаза.
        Я поинтересовался:
        - Почему говоришь просто «Альфалиэль» и избегаяешь слова «бог»? Как понимаю, с твоей точки зрения это синонимы. Или видишь разницу? Из прошлого объяснения я такой разницы не вывел. Космос с большой буквы - понятно, но это тоже своего рода синоним Бога - для непробиваемой части ученых. Начало и конец. Абсолют.
        Полина сделала несколько шагов в сторону, за покосившуюся баньку, присела на дрова, ноги в поисках тепла крепко сжались и принялись тереться друг о друга, руки обхватили плечи.
        - Альфалиэль не бог. Он безграничен, но не инертен, в отличие от Абсолюта ученых, и не напоминает сующего всюду свой седой нос мстительного дедушку с облака, которого рисуют нам церковники. Альфалиэль - это все вместе и все по отдельности.
        - Тогда такой вопрос. Что такое третий путь, о котором ты упоминала?
        Полина набрала воздуха:
        - Третий путь - когда возвышенная одухотворенность и телесная любовь, олицетворения восходящего и нисходящего путей, сходятся в одном действии. Часть становится целым, целое снисходит до частности. Великий Космос по имени Альфалиэль приходит в мир и получает нашу самоотверженную любовь, а сам отдается взамен. Единение с абсолютом. С Альфаэлем. Термин не важен. С Космосом, со Вселенной, да пусть даже с богом - в лице Альфалиэля. Вот третий путь.
        - Единение? В смысле - половой акт?
        Девушку передернуло от отвращения:
        - Ни в коем случае! У Альфаэля нет пола. Это… любовь! Великая, бесконечная, неизмеримая. Духовная и телесная одновременно. Отдавать себя Альфаэлю - совсем не то, чтоб… прости за сравнение, перепихнуться с соседом для взаимного удовольствия. Это несопоставимые вещи! Как океан и капля. То и другое - вода, но какая разница, верно?
        - Верно, - признал я, выслушав столь эмоциональную отповедь.
        «Но неверно», - сказало что-то внутри меня.
        Неверно в главном. Как же это сформулировать?
        - Уверена ли, что Альфалиэль - это именно то, что ты о нем думаешь? Что он вечен и всемогущ, как Бог…
        - Без всяких «как»! - нервно отреагировала девушка.
        - Можешь обосновать?
        - Легко. Доказательства, что вечный и всемогущий Альфалиэль существует - Большой Взрыв и эволюция.
        Нехило, подумалось мне. Но промолчал. Потому что она продолжала:
        - Согласись, Большой Взрыв сводит с ума каждого, кто начинает о нем думать. Не было ничего, вдруг - бац! - появилось все. Ниоткуда. Как по чьему-то велению, вопреки всем законам физики и природы. Весь материализм летит к чертям, церковь потирает руки и готовится стричь барыши. Задумавшийся о Начале ученый однозначно скатывается к признанию существования Бога. Но сначала это лишь оболочка, которую каждый наполняет в меру разумения. Следующий шаг - уход в традиционные религии, создание собственной или попадание в психбольницу.
        - А эволюция при чем?
        - Она действует по закону естественного отбора, но происходит с теми, кто появился в результате никем не понимаемого процесса. Никем не объясненного. Ну, кроме теологов, которые с удовольствием объясняют: «И сказал Господь: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных. И стало так». Все. Просто и ясно. И никто из ученых не зрит в корень…
        Девичье лицо вдруг задралось кверху:
        - Если ты реален… Может быть, станешь видимым?
        Я чуть не подавился следующим вопросом, так что тот мгновенно вылетел из головы.
        - Видимым? Зачем?
        - Хочу знать, с кем разговариваю. Как с Альфалиэлем. Если у тебя тоже много образов, выбери на свое усмотрение. Уверяю, не испугаешь.
        И она стала ждать - с застывшей улыбочкой и до предела серьезными глазами.
        Мысли заметались. Выйти? Но кого она увидит под именем таинственного Странника? Долговязого длинноволосика, плохо выбритого, в жутком камуфляже и стоптанных ботах - с которым шаталась по лесу вместе с Филькой. Впечатления не произведу.
        А если скрываться - произведу? Разве моя цель - скрываться?
        Плевать на сомнения. Заплетающиеся ноги едва шевелились, но я заставил себя выйти и присел рядом.
        Она повернула голову. Так и есть, во взоре мелькнуло разочарование.
        - Ты… человек.
        - А кого ты думала увидеть? - не смог удержаться я.
        - Не знаю.
        Помолчали.
        - Так и думала, что это был ты, - прервала Полина томительную паузу. - Появился в нужную минуту, затем исчез. В тот день никакого сборища у джиперов не было, я узнавала. И голос…
        Она вдруг прыснула, прикрыв ладонью рот. Веселые глаза взглянули победно:
        - Думал, обманешь?
        - Не собирался. - Что-то переклинило во мне, и из горла решительно вылетело: - Ты знаешь, что у Фильки ребенок не свой, а от Альфалиэля?
        Полина помрачнела:
        - Не факт.
        - Он же не может иметь детей? Или может?
        - Не может. Вся деревня знает.
        - Почему же тогда?..
        - Он не может. Но Настена-то может. А она не безгрешна.
        Логично. Я прикусил губу.
        Но какая-то зудящая струна оказалась задета - девушка напряглась:
        - Зачем ты спросил?
        - Мне интересно все, что с тобой связано.
        Сказал - как в пропасть прыгнул.
        Она даже не заметила моего волнения.
        - Думаешь, любая из нас не мечтает о Его ребенке? Настена забеременела вроде бы правильно… Но одновременно путалась с моим братцем. Попробуй, докажи теперь что-нибудь. Потомок Альфалиэля проявит себя намного позже, когда сотворит нечто чудесное.
        - Или не проявит никак, - внес я свою лепту.
        - Тоже возможно, - со вздохом согласилась Полина. - Если бы ты знал, как я хочу ребенка от Него. Но желаю быть твердо уверенной, что это Его сын. Не как у других, которые одновременно спали с мужьями и даже с любовниками. Я блюла себя для Альфалиэля, подарила ему девственность и не знала других мужчин. Я - только Его жена и невеста.
        - При этом готова была отдать ему невинную Катеньку?
        Серые глаза облили меня жидким азотом:
        - Почему нет? Я воспользуюсь любой возможностью вновь привлечь внимание Альфалиэля к нашей коммуне.
        Говорит о коммуне, но имеет ввиду конкретную себя. Коммуна - это так, для кучи, повод потешить собственный эгоизм, явив как бы бескорыстное благородство. Я понял именно так и, думаю, понял правильно.
        - У него таких коммун, Полин и Катенек по миру может быть…
        - Кто вправе судить всесильного и непостижимого?
        - Так уж и непостижимого, - печально усмехнулся я.
        Полина вскипела:
        - Что ты можешь знать о Нем?!
        - Уж знаю. Пойдем.
        Я перехватил ее руку и потянул на себя, одновременно прозвучал приказ - вслух:
        - Откройся.
        В прозрачном воздухе возник проем.
        Ожидаемого впечатления на Полину это не произвело.
        - Входи.
        Девушка послушно вошла вслед за мной. Она огляделась с равнодушием, рука вырвалась из моих пальцев. Прикушенные губки скривились.
        - Хотел удивить? Я уже была вне жизни и пространства.
        - Вот как это называется? Альфалиэль приводил? Тебя одну или?..
        - Какая разница? Только у тебя слишком мрачно. Эта смесь зелено-коричневого и бурого… брр.
        - А у него?
        Я застыл в состоянии, в народе прозванном «как громом пораженный». Неужели существуют другие корабли?! Где ошибка в моих умопостроениях? Неужели все не так, как думаю?!
        - У Него все блестело, струилось и сверкало малиновым.
        «Кораблик, дорогой, сделай так, как она представляет!» - взмолился я.
        Он сделал. Вокруг вспыхнуло, выпрямилось, заблистало, переливаясь бриллиантовыми сполохами. Малиново-розовые стены, пол и потолок создавали ощущение, что мы в чьем-то чреве, откуда должны появиться на свет.
        - Так?
        Полина промолчала. Но была удивлена. Начало положено.
        Я достал из кладовки яркую куртку:
        - Узнаешь?
        - Что это?
        Опять. Неужели ошибаюсь? Ведь это куртка моего предшественника. Он - Альфалиэль. Или?..
        - Подожди, - Полина задумалась. - Настена рассказывала, что к ней Он приходил в чем-то подобном, когда снизошел до образа человека.
        Кажется, я чего-то недопонимал.
        - А обычно? Какой у него облик?
        - Божественный. Ангельский. Неземной.
        - С крыльями и бесплотный?
        - Бесплотный не даст такого наслаждения. А крылья Ему не нужны, Он же всемогущ.
        Ничего не понимаю. Я опустился на постель. Он надевал какие-то маски? Где же они?
        Ничего, обстановку на малиново-красочную сменить сумел - и маски найду. Все, что мог Альфалиэль, могу и я.
        Могу. Теоретически. А вот практически…
        Так, наверное, начинающий юзер глядит на хакера. Теоретически возможно все - и ясновидение, и телепатия, и левитация… Кто-то где-то умеет что-то кажущееся невозможным, но большинству особые умения недоступны. Можно научиться бить противника со скоростью Брюса Ли - чтоб удар видели только при покадровом воспроизведении. Но сколько лет уйдет на овладение навыком? И не факт, что все получится. Тренировались миллионы, а Брюс Ли такой один. Неужели я так и останусь юзером-лузером, даже с учетом, что «компьютер» мне достался именно от хакера - чудесный аппарат, каких больше ни у кого нет?
        Полина осталась стоять. Руки скрещены на груди. Это защитная поза, вспомнилось из психологии. Еще бы, когда находишься вдвоем с неизвестным вне времени и пространства. Так она думает.
        И с тем, что она думает, мне предстоит бороться, бороться и еще раз бороться.
        - Альфалиэль не всемогущий, - твердо произнес я.
        Полина презрительно фыркнула и отвернулась.
        - Всемогущего не поймали бы. - По моему требованию корабль перенесся к лесной сторожке.
        Изнутри дохнуло смрадом. Полина отшатнулась, а выходить вовсе не пожелала, только брезгливо покосилась:
        - Что это?
        - Здесь его держали Филька с Антоном.
        До нее не сразу дошло, кого я имел ввиду. А когда дошло…
        - Филька с Антоном - Альфалиэля?! Не смеши.
        - Пойми, это обычный человек, который дорвался до сверхвозможностей - зарвавшийся, чересчур возомнивший о себе и поверивший в собственную неуязвимость. Такой же человек, как ты или я.
        - Ты уже не такой. Но по сравнению с Ним ты клоп перед слоном.
        - Тогда почему он больше не появлялся? - ударил я последним козырем.
        Увы, его покрыли. Полина сощурилась, в уголках глаз заиграло лукавство:
        - Кто тебе сказал эту глупость? Ты не прав. Альфалиэль вернулся.
        Упс. Конструкция моих умозаключений окончательно рухнула. Разум выкинул белый флаг.
        - Когда?!
        - Вчера. Тоже в образе простого человека. Но я Его узнала. Как тебя - по голосу.
        Вчера? Перед глазами всплыл перетертый канат в сторожке.
        - Нагой, худой, расцарапанный?
        - Я умыла, одела и накормила.
        - А потом? - ревниво вырвалось у меня.
        Полина довольно вскинула подбородок:
        - Он переночевал и ушел. Но обещал вернуться.
        В ее глазах был триумф. Какой, я понял из окончания мысли:
        - Теперь у меня есть шанс.
        Дошло.
        - Сын Альфалиэля?
        - Почему нет? А не в этот раз, так в другой. Главное - Он вернулся. Ко мне! Жаль, что забыла спросить Его про тебя, было не до того. Истории говорят о падшем ангеле, вечном искусителе. Это о тебе?
        Я чуть не поперхнулся.
        - Искуситель - я?! Спасибо за комплимент. Увы, далековато мне до библейского персонажа, если судить по результату.
        - Возможно, ты говоришь правду. Возможно, лжешь. Неважно. В следующий раз узнаю точно. Все, Странник, вези меня домой, вдруг Он придет?
        - Всемогущий найдет тебя в любом месте, - горько хмыкнул я.
        - Мне не хотелось бы предстать перед Ним в компании мужчины.
        Надежды рухнули, мечты накрылись тем местом, на которое стал похож корабль изнутри. Для полноты картины оставалось только щель люка открыть. Что показывала бы шкала настроения, если бы подобный измерительный прибор существовал, не хотелось даже представлять.
        Домой так домой. В молчании пересев в рубку, я взялся за рычаги. Полина, наоборот, скинула широченные кирзачи, плюхнулась на постель и с блаженством растянулась.
        Не в первый раз, больно стукнуло по мозгам. Далеко не в первый.
        - «Обычный человек», скажешь тоже, - подложив локоть под ухо, девушка глядела на меня из будуара, где я с таким воодушевлением представлял ее вместе с собой. - Многие сотни лет назад Он учил людей жить.
        - Сотни?! - Я не удержался и громко фыркнул.
        - Тысячи. - Полина с обидой покачала головой. - С его слов писалась каждая из Святых книг. Но люди всегда, всегда, всегда все перевирали. Иногда без умысла, чаще наоборот.
        - Например?
        Чем мой предшественник так запудрил ей голову? Почему его слова ставятся выше академических знаний, даже выше здравого смысла?
        - Сколько угодно, - с удовольствием откликнулась Полина.
        К этому времени корабль завис у яблони на ее дворе. Девушка с некоторой неохотой слезла с постели и стала надевать сапоги.
        - Первые священные тексты, которые передавали слова Альфалиэля, записывались на древнеарамейском. Переводить требовалось все слова, включая имена.
        - Хочешь сказать, изначально они были чем-то другим?
        - Были даны как обычные существительные. - Сказанное подкрепил энергичный кивок. - Праотец трех главных вер - Авраам, но «Авраам» и переводится как «праотец». «Моисей» означает «избавитель». «Иисус» - «спаситель». Эти слова - точные термины, они обозначали миссию, но никак не личность конкретного человека. Не Моисей спас избранных от рабства в Египте и повел… повторю, повел, а не привел в землю обетованную, это сделал тот, кого резонно назвали избавителем. Собственно, это была обычная поучительная притча, но когда герои древних наставлений обрели имена, они зажили собственной жизнью и вошли в Историю.
        - То есть, не Авраам родил Якова…
        - Конечно. Мужики не рожают.
        Не в бровь, а в глаз.
        Полина продолжила откровения:
        - Давай с самого начала. Убираем имена и пишем их перевод с маленькой буквы. Получится: человек (Адам) познал жизнь (Еву), появились труд (Каин) и отдых (Авель). Убил Каин Авеля.
        Сказать, что я изумился - ничего не сказать.
        - Труд убил отдых? Так вот о чем говорится в Ветхом Завете…
        - И ушел в раскаяние (Нод), познал жену свою и родила она милосердие (Еноха). А от него произошло ремесло (Ламех), дочерьми которого были одежда (Ада) и кровля (Цилла).
        Наверное, Альфалиэль был филолог или историк. В любом случае, гуманитарий. Гениальный гуманитарий. Даже меня пришибло жуткое восхищение. С такими фактами не то что секту, новую религию можно создать. Или подмять уже имеющиеся.
        Гм. Альфалиэль на свободе. Может, еще подомнет?
        Без корабля? Вряд ли.
        А если нам с ним скооперироваться?..
        Дикую мысль прервало продолжение Полины:
        - Далее от одной жены родились достаток (Иавал) и праздник (Иувал), а от второй - красота (Ноема). Иными словами, если древний текст переводить не выборочно, он содержит простую мораль: хочешь превратить жизнь в красивый праздник - изволь потрудиться. Об этом была история. Ну, прощай.
        - До свидания.
        - Нет, Странник, прощай. Не приходи больше.
        - Почему?
        - Ты меня отвлекаешь.
        - От чего?! Вдруг Альфалиэль больше не явится?
        - От ожидания.
        Все было сказано.
        Я вышел проводить. Она не обернулась. Вычеркнула из жизни. То же самое теперь нужно сделать мне. Смогу?
        А то, понимаешь, размечтался. На тебе в лобешник, чтоб губу не раскатывал. Чужой каравай, итить его бабушку. «Не возжелай»!
        «Как Содом и Гоморра и окрестные города поставлены в пример, подвергшись каре огня вечного, так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти…»
        Глава 8
        На улице был не май месяц, совсем даже наоборот. Ветерок, который в другое время нес бы прохладу, обжег лицо льдом встреченной стены и протек за шиворот. Меня он заставил напрячь мышцы и бегом вернуться на борт.
        Вопреки всему я почему-то не чувствовал себя разбитым и уничтоженным. Хотя именно это произошло. Мы поговорили. Мое «Не сотвори себе кумира» выглядело бисером перед прекрасной самодовольной свинкой. Альфалиэль, даже лишившись корабля, обскакал меня на полкорпуса.
        Зелен виноград. Ну и что? Ощущение было, как в новелле из фильма «Париж, я люблю тебя», что происходит в подземке. Иностранец, которого путеводитель настойчиво убеждал не смотреть людям в глаза, не послушал совета и за одну минуту получил впечатлений больше, чем мог бы за недели хождений по достопримечательностям наверху. Неважно, каких именно впечатлений. Главное - незабываемых, которые навсегда останутся с ним.
        Так и я. Будто целая жизнь пролетела.
        Хватит. Отбросить и забыть.
        Почему-то вспомнилась Алиса - моя прежняя любовь, с которой встречался до Сусанны. Как же я по ней сох тогда! И как был счастлив. И как это было недавно…
        Воспоминания заставили изменить маршрут. Я прирулил к дому Алисы. К знакомым окнам, откуда столько раз смотрел наружу. На которых рисовал сердечко и писал разные нежности, а Алиса через некоторое время обнаруживала их своим дыханием…
        А если войти через окно: «Пойдем со мной, я подарю тебе мир!»
        Перед глазами пронеслись варианты, как она отреагирует. Большинство были не в мою пользу. И даже те, которые в мою, в перспективе ничем хорошим не заканчивались.
        Зачем я сюда прилетел? На что-то надеялся? Новой «тачкой» похвастаться решил?
        Если Алисы нет, можно снова написать что-то пальцем, но уже снаружи. Просто напомню о себе. Причем, круто напомню. Пусть задумается, кого потеряла.
        Наивно и глупо.
        А разве бывает по-другому, когда мы с людьми, которые нам нравятся или нравились? Только если очень-очень давно нравились, тогда, думаю, вместо глупости мозги переключаются на вызванную сожалением язвительность. Или на радость встречи, что рождена склерозом, помноженным на маразм.
        Какая чушь лезет в голову, когда встречаешься с прошлым, которого жаль.
        Я осторожно заглянул внутрь. Появился страх, что за прошедшее время Алиса подурнела, располнела или как-то еще изменилась не в лучшую сторону. С женщинами, которых долго не видим, такое часто случается. Как же не хотелось разочароваться…
        Алисы не было.
        Вспомнилось, куда и к кому она теперь ходит. В душу будто стадо летающих коров облегчилось. Говорят, что коровы не летают, но ощущения говорили об обратном. Я тоже летать не должен, а в чужое окно сейчас заглядываю. Снаружи, между прочим. Вопреки всем законам физики.
        Нет, прошлое нужно оставлять в прошлом. Сто раз прав кто-то древний, в очередной раз попрыгавший на этих граблях: дважды в одну реку не входят.
        Настала пора урегулировать вопрос с документами. Решительно и бесповоротно. И окончательно - что бы ни произошло.
        Это зависело от Руслана. Я включил телефон Анюты и набрал его номер.
        - Слушаю.
        - Это Ольф.
        - Здравствуйте, Степан Адальбертович. Да, я сделал, как вы просили. Сейчас скину цифры.
        Ту-ту-ту.
        Конспиратор моржовый. Я остался ждать у включенной трубки. Корабль в это время выделывал над городом невообразимые зигзаги - это был мой подарочек возможным пеленгаторам. Пусть побегают, зарплату надо отрабатывать. И еще бег, говорят, для здоровья полезен. Надеюсь, когда-нибудь оценят мою заботу.
        Через минуту пришло сообщение, после которого телефон вновь отправился на покой: «Мы уже здесь. Сауна напротив места, где с тобой познакомились, снята на два часа. Охранники осмотрели и вышли. Через полчаса открою запасной выход».
        Не парень - золото. Все успел, ничего не забыл. Место, где познакомились - это стрельбище, а полчаса - это, наверное, чтобы дать мне время добраться. И куда теперь их девать?
        К поиску приключений душа не лежала, поэтому я прибыл заблаговременно и осмотрелся.
        Представляю, сколько пошлых мыслей проносится в голове обыкновенного или, как говорят за океаном (и, как же без этого, теперь многие и у нас), ванильного мещанина, при упоминании сауны. Обычная финская баня с сухим паром в результате многолетних усилий криминалитета и журналистов стала синонимом разврата. А вообще-то в баню ходят мыться. Кто-то - попить кваса, пивка или чего покрепче, сыграть в бильярд, если он там имеется, потрепаться за жизнь - в общем, хорошо провести время в тепле и теплой компании. Интересно, на какой из мотивов клюнула Сусанна.
        Нужная мне сауна находилась на втором этаже любопытного заведения. Явно не только банные услуги здесь оказывали. Впрочем, какое мне сейчас дело. К дверце запасного выхода вела металлическая лестница. Я прирулил прямо ко второму ярусу и стал ждать.
        Один охранник дремал у парадного входа в машине, второй, видимо, сидел у самых дверей в сауну. Запертый изнутри аварийный выход их не интересовал.
        Внутри скрипнуло. Прихватив камеру, я перемахнул ржавые перила и вошел.
        Пар. Духота. Отперший мне Руслан ждал в проходе, тело опоясывало длинное махровое полотенце
        - Нас трое, Сусанна и мы со Светой. Если что, не удивляйся, паримся по-европейски.
        - Без мыла? - рискнул предположить я. - Или без водки?
        - Без купальников.
        И пока мои брови поднимались, он прибавил:
        - Но в простынях. Так что губу не раскатывай.
        - Можно подумать, увижу нечто новое, - некрасиво осадил я его.
        Думал о Сусанне, а надо было думать головой. Руслан насупился, сжавшиеся губы грубо выпихнули:
        - Я свое дело сделал. Договор выполнен. Дальше - твои заботы.
        Несколько шагов мы прошли в молчании. В конце коридора спутник поинтересовался:
        - Нам уйти?
        - Не надо. При посторонних даже лучше.
        - Как скажешь. Тем более, Светка от любопытства сгорает - на что ты ее променял.
        - Только Света?
        Руслан усмехнулся:
        - Пошли. Уверен, такого сюрприза наша приятельница не ожидает.
        Мы оказались в комнате с дощатым столом, диваном, посудной тумбочкой и кушеткой. Половину помещения занимал отделанный мозаичной плиткой бассейн, сбоку виднелись дверцы парилки и санузла.
        Чтобы не пачкать там, где ходят босиком, я разулся, но прочая одежда осталась готова к неожиданностям. Вдруг снова придется уходить через окна?
        Я указал на дверь парилки:
        - Дамы там?
        Руслан кивнул.
        - Ольф, подожди. - Он перехватил меня, с ходу направившегося выяснять отношения. - Пусть сами выйдут. Мы пока чаю нальем.
        Только удостоверившись, что на рожон я не полезу, он принялся хозяйничать за столом.
        - По-европейски, значит, паритесь? - ехидно осведомился я.
        - По очереди.
        Он развел руками: понимаешь, дескать.
        Я думал, что понял, но первая мысль - что и вправду просто по очереди - была сомнительна. Если заходить в парилку по половому признаку, чтобы париться там «по-европейски», предупреждать на входе не надо. И Сусанну на мероприятие, у которого нет изюминки, не затащить. Выходит, что до моего прибытия они парились втроем. И то, что меня не пускают внутрь, не правило их сегодняшнего междусобойчика, а инициатива Руслана - исключительно по отношению ко мне.
        Все просто и понятно: он ревновал. Я так же бесился, когда думал о Полине и обманщике Альфалиэле. Но я ничего сделать не мог, у Руслана же возможности были. Например, не дать мне вновь увидеть его супругу в костюме Евы.
        Дверь отворилась. На ходу заворачиваясь в простыни, из парной вышли Сусанна со Светой - раскрасневшиеся и блестящие. Увидев меня, Сусанна повела себя абсолютно непредсказуемо.
        - Мой герой вернулся! - воскликнула она, и руки приветственно раскинулись. - Ты моя зайка! Нет, волк в овечьей шкуре. Нет - дракон, которого заколдовали в детстве, и потому вынужденный влачить жалкое существование в образе некультяпистого растяпы. А на самом деле…
        Руслан и Света изумленно хлопали глазами. Сусанна заливалась канарейкой:
        - Один против всех… С оружием в руках спас бедную девушку от позора… Хотя, не один. Кто была та симпатичная мулаточка? Не подумай, я не ревную. У всех есть маленькие слабости. У некоторых даже большие. Но любопытно. Она совсем на меня не похожа. Специально так выбирал?
        - Как догадалась?
        Танк «Сусанна» для сарказма непробиваем, он создан для атаки.
        - А как она в постели? - прилетело вопросом на вопрос.
        - Волшебно. Феерично. Бездонно. Ни брюссельским мальчиком описать, ни к стенке и отрубиться.
        Сусанна подозрительно сощурилась:
        - Ты что… с ней… не? Угадала?!
        Она радостно захлопала в ладоши. Вот же паскуда интуитивная, просекла. Словно на лбу прочитала.
        - Как поняла? - Мои брови подрались за место на переносице.
        Неужели я настолько прост и предсказуем?
        - Ты же слон в посудных и прочих лавках. Если не крушишь очередной магазинчик, а восхищаешься, значит, еще не входил.
        Присутствовавшая парочка подавилась смешком.
        - Мой герой, ты правильно поступил. Зачем тебе кто-то, когда есть вот такая я? - Раскрытыми пятернями Сусанна провела по своим формам и сделала это так, будто сняла остатки приличий. Влажная простыня лишь подчеркнула ее старания. И не просто подчеркнула, здесь подойдет другое сравнение: выделила ярким цветом, как цитату в тексте, чтобы главные подробности не прошли мимо глаз.
        И ведь не прошли. Боковым зрением я заметил, как Света, отследившая мое бездумное разглядывание, отвернулась. Они с Русланом заняли диван, кавалер налил что-то даме, от нас на миг отвлеклись. Сусанна эротично склонилась ко мне.
        - Я так соскучилась… А ты? - потек в уши обволакивающий обездвиживающий шепот. - Ты отдашь мне запись? В обмен сможешь делать со мной…
        Как же у нее все плоско и однотипно. Да, я мужчина, да, одинокий, да, кое-чем озабоченный ввиду первых двух обстоятельств. Но это не повод…
        Или повод? Для людей вроде Сусанны - без сомнений. А для таких как я?
        - Бартер такого рода меня не устраивает, - выдавил я противоположное тому, что требовал организм.
        - Какой же устроит?
        Девичий голос ворковал и пузырился нежностью, он сводил живот и заставлял его плакать. Каждая клеточка тела помнила фантазию и умения бывшей подружки. Причем «каждая» - не преувеличение.
        - Ты знаешь, какой. И на что. - Я взял себя в руки. Ну, попытался взять. Надеюсь, что получилось, хотя бы для постороннего взгляда.
        - А на это? Подумай.
        - Дешевками не интересуюсь.
        - Фи, как грубо. - Сусанна отстранилась. Точнее, сделала вид, поскольку этого требовала ситуация. Но ненадолго, ведь на нас косились, а показаться проигравшей, смешной или отвергнутой для Сусанны равнялось самоубийству. - И ты еще не все знаешь.
        - Знаю достаточно.
        - Противный. Так вот. - Словно забыв про меня, она повернулась к Свете, и речь, которую, видимо, прервало мое появление, продолжилась. - Если вижу во взгляде неприкрытое вожделение - как такой может быть интересен? С ним просто, пресно и скучно. Он не даст ничего нового. Во всяком случае, такого нового, о чем мечтаю я.
        В этот момент она почему-то вновь посмотрела на меня.
        Света подхватила:
        - А мне нужна загадка. Игра. Соблазнительные танцы ума на краю сознания. Искрометные эскапады, неожиданные и опасные. Полеты над пропастью. С непременной возможностью упасть. Сомнения, ожидание, радость… чувственный флирт, что не переходит границ дозволенного приятного … - Ее ноги, закинутые на колени мужа, забавно шевелили пальчиками, одна рука витала в воздухе и замысловатыми движениями как бы помогала рождаться мысли. - Ведь для чего нужен флирт? Почему он появился? Явно не от желания позлить мужчин, которым всегда подавай горяченькое и как можно быстрее.
        Она ласково погладила рыжие вихры мужа. Тот сомлел. Внешне. Из-под расслабившихся век полыхнуло таким напряжением, что сомневаться не приходилось - Руслан готов к неожиданностям, которые чаще всего равны неприятностям. К любым, с любой стороны. В том числе с моей.
        Давать повод не хотелось, мы же только-только наладили взаимодействие. Я с показным равнодушием отвел взгляд от парочки и вернул - куда еще девать в замкнутом пространстве? - на бывшую. Сусанна это поняла как маленькую победу и воспрянула духом. Мышцы и мякоть под тканью простыни ожили, будто второе дыхание обрели. Очень правильное сравнение, ведь они именно задышали, начали жить собственной жизнью, но, обретя волю, остались командными игроками, вместе с хозяйкой забивая голы в нужные ворота.
        - Флирт возник потому, что стал необходим, - продолжила Света. - Чтобы женщина успела разобраться в себе.
        Она снова погладила Руслана, чтобы особо не прислушивался, а просто получал удовольствие.
        - И в своих мыслях, - добавила Сусанна.
        - И в их мотивах.
        - И во избежание ситуаций со стандартными ловушками.
        Света справлялась и без посторонней помощи.
        - И чтобы самой расставить капканы и понять, наконец, хочется чего-то большего или не хочется. - Она прильнула к голому торсу мужа, взор прыгал с Сусанны на меня и обратно, словно решая какую-то головоломку. - Если женщина поймет, что ей не хочется большего, нужна ситуация, из которой можно красиво вывернуться, получив выматывающе-бурное эмоциональное удовольствие от прелюдии, большей частью словесной и славной поступками, которые не переходят в события. И чтобы не наобещать с три короба чего-то ненужного и категорически невыполнимого.
        Покосившись на нахмурившегося мужа, она закончила:
        - Поэтому я выбрала моего Русика.
        Концовка парня удовлетворила, он расцвел. Сусанна хмыкнула:
        - Мне тоже сначала показалось, что Руслан именно такой. Повелась. Понадеялась, что если пригласили третьей, будет что-то интересненькое. Выходит - подстава?
        Ну, началось. Где Сусанна, там бардак. Одно без другого практически не бывает.
        Света покраснела. Ее ладная фигура проигрывала моей бывшей в пышности на местах, но брала свое обаянием. Сейчас Руслан механически отстранился от такого чуда - пришел черед ставить точки над «и» и другими буквами.
        Я решил хоть как-то спасти положение. Самым простым способом. Наездом на возмутителя спокойствия:
        - Не все скоту масленица.
        Одновременно заговорила Света - в мою сторону, будто оправдывалась:
        - Я согласилась только потому, что Русик попал в передрягу, и это, как он сказал, единственный выход. Иначе еж ему в задницу, а не чужие прелести!
        Ну вот, ее нервирует, что муж пялится на другую девицу, а мужа - что то же самое делаю я. В итоге на нервах все.
        Светин взгляд старался не встречаться с моим. Он плавно перетек на визуальную конкурентку - на обеих влажные простыни работали одеждой с таким же успехом, как двухлетний ребенок - декоратором элитных квартир. Обе красотки доставляли мужскому взору удовольствие, и обе из кожи лезли, чтобы доставить его по максимуму.
        - Позволь напомнить, - сказанное, видимо, сильно задело Руслана, - ты раздевалась перед Ольфом. - Долго сдерживаемая злость на то, что недавно произошло, наконец, выплеснулась наружу. - Ты провела с ним ночь!
        - Провела ночь? - презрительно повторила Света. Лицо ожесточилось, бездонные глаза сумели стать маленькими, их заволокло гневом. - Пояснить, что люди вкладывают в это понятие?
        - Напомнить, как должна вести себя жена в присутствии других мужчин?
        - А тебе напомнить, что ты меня проиграл?
        - Неправда! Но если хочешь оперировать этим термином, то, наоборот, встретив тебя, я выиграл, выиграл по жизни. Во всех смыслах.
        Кульбит словесного эквилибриста удался - скулы жены расслабились, губы тронула тень улыбки:
        - Я тоже.
        - Я люблю тебя.
        - Я тоже. - Света совсем сдалась. Точнее, так показалось, поскольку последовало продолжение: - Но это не значит, что ты можешь играть моими чувствами. Заметь, я уже дважды спасаю тебя, бросаюсь на амбразуру собственным телом, а кто, позвольте спросить, виноват? С кого все началось?
        Сусанна следила за перепалкой голубков с нескрываемым удовольствием. Мне же было не до чужих разборок, назревали свои. Я поднял камеру:
        - Сусанна, сейчас запишем видеообращение к твоему папаше, а также для органов следствия. Скажешь все как было. Прошу внимания, сейчас вылетит птичка, следите, чтобы не нагадила.
        - Запишу, конечно, все, как ты скажешь, слово в слово. - Сусанна плюхнулась на кушетку и закинула ногу на ногу. - Но я не брала.
        И ведь как похоже на правду. Артистка, мать ее в Ницце. А вдруг не врет?
        - Где же они тогда? Вариантов три. Если не у меня и не у тебя, значит…
        - У папы.
        - Наконец-то. Если снова не лапша на ровном месте. Но, возможно, истина где-то рядом, продолжай.
        Света поцеловала мужа и отлучилась в сторону прихожей, Руслан с любопытством прислушивался, Сусанна продолжала:
        - Он сказал, что нужно сделать ответственным тебя, чтобы обезопасить свой дом.
        - И они лежат на месте в целости и сохранности, пока конкуренты землю роют, пытаясь отыскать меня?
        Как же все просто. Не разухабистую дочку следовало брать за задницу, а главу паршивого семейства. Даже из смерти сына выгоду извлек, гад.
        Но что-то я упустил. Что? Какой-то момент остался за кадром.
        - Хватит, я замерзла. Давайте сыграем в угадайку! - Сусанна вскочила, схватила со стола полотенце и накрывая им лицо. - Я первая вожу. Кто не спрятался, я не виновата. Убегайте! Кого отгадаю на ощупь, тот, прежде чем водить, влезет на стул и выпьет рюмку с локтя. А если не угадаю, то, соответственно, я. Поехали!
        - Приехали, прошу освободить вагоны. - Я сорвал с ее глаз накидку. - Мы не для этого…
        - Я - для этого. - Она отпрянула. - Меня пригласили развлекаться, и я хочу развлекаться. Не хочешь - твои проблемы, а другим не мешай. Вы как?
        Света как раз вернулась, и две головы отрицательно мотнулись.
        - Как знаете. Тогда я купаться.
        Сусанна пошлепала по холодной половой плитке к бассейну.
        Не первый день зная атомную баловницу, я видел ее мысли как на ладони. Настал звездный час задуманного спектакля, его кульминация. Еще только шагая, она представляла, как сбросит льняное покрывало, и Руслан уронит челюсть, Света завистливо поведет плечиком и мстительно попытается каким-нибудь образом перетянуть мужское внимание на себя. И я среагирую, бросив на нее необходимый взгляд. Потом просто не смогу отвести. А потом…
        - Ну и флаг тебе в руки, - сообщил я вслед и бессердечнейшим образом отвернулся.
        Руслан взялся нарезать бутерброды. Сусанна не смогла вынести невнимания.
        - Флаг-то он, конечно, флаг, - задето пробормотала она на полпути к бассейну. - Я люблю, когда флагов много. Чем больше знамен - тем крепче армия. Когда древки стоят, а полотнища трепещут…
        - В любой войне можно не только победить, но и проиграть, дорогуша. - Я подмигнул следившей за пикировкой Свете и удостоился ответного подмигивания.
        Сусанна заявила:
        - Согласна. Поэтому иногда необходимо отступить, чтобы перегруппироваться и сконсолидироваться перед новым наступлением. - Она вернулась за стол. - На чем мы остановились?
        - На твоем папаше, который распорядился моей свободой ради барышей.
        - Это временно. Потом он все уладил бы, а тебе возместил.
        Я с сомнением покачал головой. Чтобы Задольский кому-то что-то возместил?!
        Что же не давало мне покоя в новой версии вечной фантазерки? Вроде все логично.
        Стоп. Мои брови с подозрением взлетели:
        - Тогда что же ты искала в комнате Вадима, если не документы?
        Вот он, мешающий фрагмент, что не дает сложиться мозаике.
        - Расписку. - Сусанна достала сумочку, ухоженные пальчики покопались в ней, и мне в лицо прилетела вынутая бумажка. - Вот эту.
        Я развернул сложенный вчетверо листок.
        «Я, Сусанна Задольская, в трезвом уме и здравом прочем, в день рождения моего брата Вадима обязуюсь уговорить трех своих подруг станцевать ему стриптиз, если завалю сессию».
        - Так он меня воспитывал. Отцу некогда, попросил Вадика заняться моими проблемами с учебой. Тот занялся.
        - Насколько помню, позапрошлую сессию ты все же завалила.
        Сусанна ухмыльнулась, что-то припомнив:
        - Инна с Наташкой расплачивались. Те, которых ты у Райки видел.
        - Даже боюсь спросить, как.
        - А ты не бойся. Рассказать?
        Заодно Сусанна метнула взгляд на Руслана, стушевавшегося под одновременным взором супруги. Нож в его руке нервно застучал по колбаске. Как по упущенным возможностям.
        - Привет им передавай, - сказал я. - Надеюсь, у них все хорошо?
        Пусть со скрипом, но Рая все же помогла мне.
        Сусанна ухмыльнулась:
        - Разбили машину, когда возвращались с вечеринки, где ты навел шороху. Непонятно, как живы остались. Машина - вдребезги, восстановлению не подлежит. Говорят, кто-то под колеса бросился, едва не наехали, Инка вырулила в столб. Помнишь, в каком состоянии они были? Анюта с Натахой вырубились еще по дороге, очнулись, только когда «скорая» приехала.
        Света передернула плечами:
        - Водительница пьяная, что ли, за руль села?
        - Вусмерть.
        Света презрительно отвернулась. На лице написалось: «Скажи, кто твои друзья, и я скажу кто ты».
        Руслан все это время с удовольствием разглядывал мою бывшую подружку и, судя по масляной поволоке, даже строил какие-то планы. Теперь он встрепенулся и немедленно отчитал жену:
        - Если судить людей по окружению, идеалом признали бы Иуду.
        Я внутренне поаплодировал. Прелесть, а не формулировка. Такое жонглирование словами даже убийство превратит в акт благотворительности. Где находится институт, в котором такому учат? Хочу.
        Сусанна никак не отреагировала, ее мысли витали в другой области, сугубо материальной:
        - Все же обидно, ведь машина новехонькая была, Инке ее только что подарили. Папа говорил, Кузьмич специальную версию заказывал, ради дочки ничего не жалеет. Хотя сам…
        - Кузьмич? - В моей голове что-то включилось. Нет, не может быть. Таких совпадений не бывает. А с другой стороны - много ли у нас в городе Кузьмичей? - Случайно, не Герман Кузьмич?
        Тут меня пришибло окончательно:
        - А машина - белый Мурано?!
        - Уже хвасталась? - Сусанна с презрением сощурилась, но длинные ресницы снова взлетели, одновременно изумленно и гневно: - Ты что же, успел и с Инкой?.. Да-а, времени зря не теряешь. Еще очко твоей нескучности. Не поверите, кажется, я влюбилась.
        - Не поверим. Фамилия Инны - Филозова?
        - Нет.
        Как же так? Только что все сошлось…
        Ну и отлично, что не сошлось. Иначе картина получилась бы страшноватенькая.
        - Это фамилия ее отца, - завершила Сусанна.
        Я вздрогнул. «Кто-то под колеса бросался, едва не наехали». Что будет, когда эти два плюс два сложит Анюта?
        Свете надоело следить за нашими вышедшими на новый виток перипетиями. И за мужем, который не сводил глаз с раскинувшегося перед ним урожая тыкв для Хэлоуина. В его бок прилетел ее локоток:
        - Пойдем, попаримся.
        Оба скрылись в напоминающей ад каморке, пышущей невидимым огнем даже сюда.
        Едва остались наедине, Сусанна приникла ко мне:
        - Молодец, что вернулся за дисками. Ты фактически разгромил студию. Поделом. Как я тебе на экране?
        - Не смотрел.
        Сусанна ехидно хмыкнула. Не поверила. Но спорить не стала.
        - Что сделать, - зашептала она мне в ухо, - чтобы ты расстался с глупой записью? Тебе от нее никакого прока. В качестве ответного жеста могу… - Шальные плутовские глаза загорелись. - Спорим, у тебя такого еще не было? Приглашу еще Наташу, и мы… Мало? Тогда еще…
        - Ты знаешь, что Наташа успела ударно поработать в той студии? - перебил я.
        - Нашел ее записи?! - Сусанна радостно встрепенулась. - Дашь посмотреть?
        - После тех экзерсисов думаешь навязать ее мне? Я брезгливый.
        - У кого нет ошибок молодости? Анжелка, наша сокурсница, там вместе с Натахой отметилась, но мой папаня ею не гнушается, в высший свет выводит.
        - В прошлый раз ты так убедительно врала про эту отцовскую пассию…
        - Загнал в угол, пришлось. Теперь-то понимаешь почему? Так на каком варианте мы остановимся?
        Простыня распахнулась, жаркое тело приникло ко мне, намекая на продолжение.
        Я сделал плечом движение, словно мне неприятно, и хочу, чтобы она отлипла.
        - Обмен будет только на полное снятие с меня всей напраслины.
        - Только? Пожалеешь. Но будет поздно. Пойду, все же, искупнусь.
        Жестом фокусника, который снимает покров с черного ящика, Сусанна скинула простыню, обернулась и, убедившись, что старания не пропадают даром, бросилась ласточкой в водную гладь.
        Раздался дикий захлебывающийся визг. Вынырнувшее вспупыренное тело, продолжая орать, полезло наружу.
        - Греться!!! Вода хуже, чем на полюсе!
        Я с улыбкой смотрел, как, вскидывая ягодицы, она несется через зал и рвет на себя пыхнувшую влажным туманом дверь. Ворвавшись в парилку, Сусанна устроила там тарарам. То ли с разгону бухнулась на кого, окатив холодом, то ли еще как проявила фантазию, но шум внутри не стих и через минуту. Наоборот. Когда дальнейшее нарастание визга и хохота достигло апогея, из парилки вывалились дымившиеся паром Руслан со Светой, которая висела на его спине. Ни о каких простынях речи уже не шло. Сзади их с энтузиазмом пинала Сусанна. До красноты распаренная Света лягала мужа, взнуздывая, как лошадь. Промчавшись мимо, оба плюхнулись в бассейн - без размышлений, с головой, с воплями и брызгами.
        Сусанна соблазнительно потянулась, ее подобравшиеся красоты изготовились к бою и начали оборачиваться ко мне.
        Дальнейшего я не видел, ноги уже несли к выходу. Все, что мог, узнал, теперь нужно обдумать и составить план. Сусанна пока свободна.
        Вставленная в кроссовок левая ступня ощутила некоторое неудобство, но времени терять не хотелось. Уже в корабле я достал оттуда смятый листочек бумаги:
        «Олег, нужно встретиться, касается тебя, важно до чертиков, дело жизни и смерти. Завтра в десять вечера у трех поросят. Русику ничего не говори».
        Глава 9
        Воля, воля… Мало того, что пенис поднимается, он делает это по собственной воле, изрек Святой Августин. И вообще, говорят «не хватило воли», «проявил волю», и как бы подразумевается, что она одна. А если их несколько и все разные? У меня сейчас такое двойственное… а то и тройственное состояние одновременного желания разного. И воля имеется - ко всему. К бою и покою. К тихому счастью и невыносимым приключениям. К борьбе за свободу и свободу от борьбы. Что делать?
        Мудро вечера утренее. Ляг, поспи, как говорится, и все прояснится. Или пройдет. Мимо. Короче, сон всему голова.
        Я отогнал корабль подальше за город, где и переночевал. Помогло. С утра пораньше уже знал, чего и куда хочу в первую очередь. Мы в ответе за тех, кого приручили. И после мытья-бритья…
        Дилинь! Подождал немного. Еще раз: дилинь-дилинь!
        Отворившая Нина всплеснула руками:
        - Наконец-то! Бедная девочка извелась, только про тебя и спрашивает.
        - Вы ее понимаете?!
        Усмешка раздвинула грустные губы:
        - Женщина женщину сердцем понимает. - Одетая в домашний халат и тапочки, Нина пропустила меня внутрь. - Тебя по-итальянски называет, Ольфом. «Где Ольф? Когда придет?» Может не слово в слово, но на лице именно это написано. Ты парень, конечно, хоть куда, и все равно не понимаю, как можно влюбить в себя иностраночку, не зная на ее языке ни слова?
        - Почему же, знаю. Феличита. И не влюбил, просто помогаю.
        - Ну да, рассказывай. Женское сердце не обманешь. Впрочем, я ее понимаю, в тебя легко влюбиться.
        Я вошел, краснея от дифирамбов и бестолково пряча автомат под полой куртки. Челеста ждала меня - тихая, безропотная. Глядела счастливо. Я вернулся - этого было достаточно. Как же с ней спокойно и хорошо.
        - Привет, - донеслось с ее стороны.
        Меня словно гвоздем к стенке прибили. Невероятно, но это сказала она!
        - Как дьела? - добил второй гвоздь.
        - Ты говоришь по-нашему?!
        - Учится. - Глаза Нины смеялись. - Пока умеет только спрашивать. Если пойдет такими темпами, скоро сможет ответить. Или хотя бы понять, что ответили на ее вопрос.
        - Чао Ольф, иль мио амико грандэ э террибиле.*
        *(Привет, мой друг, великий и ужасный)
        Я тоже не ударил в грязь лицом, несколько часто используемых слов сомнений не вызывали.
        - Чао Челеста. Вабэ?*
        *(Привет. Все хорошо?)
        - Си-си.
        Нина улыбалась, глядя на нас.
        Этот день я решил посвятить Челесте. И не только этот. А когда покончу со всеми заморочками окончательно… Впрочем, всерьез я так далеко не заглядывал, хотя отставка Полиной многое прояснила в мозгах.
        - Наши продукты для нее - темный лес, - суетилась Нина, размещая меня на кухне и наливая чай. - Экзотика. От сметаны девочка с ума сходит. Сначала не понимала что это, потом обозвала кремом и съела все, сколько было. И сгущенка ей очень понравилась - она ее сладким кремом назвала. А вот сливочное масло на дух не переносит.
        - Сладким кремом? - переспросил я. - Тоже без перевода?
        - Многие слова стали общепонятными, как окей или хэллоу. Сейчас, наверное, любой поймет, что означает «крема дольче».
        - Си, дольче, - подала голос счастливая Челеста, ютясь рядом на сиденье кухонного уголка. - Ва бэ.*
        *(Сладко. Хорошо)
        Тоже в махровом халате. Волосы, согласно международному женскому заговору, повязаны полотенцем - знак, что недавно мыла голову. Босая. Снизу меня касалось тонкое бедро, сверху очень хотела дотронуться рука, и только присутствие посторонней мешало. Челеста явно соскучилась.
        - И еще, - продолжила Нина делиться новостями. - Она так просила кофе…
        - Она ненавидит кофе, - сообщил я.
        Нина вздохнула:
        - Теперь тоже так думаю. Но девочка так умоляла, почти требовала… словно жить без него не может. Думаю, сделаю гостье приятно, взяла Владикову большую кружку, положила две ложки лучшего растворимого, придвинула сахар…
        Нетрудно догадаться, что произошло дальше.
        - Челеста не стала пить?
        - Понюхала и с отвращением вылила в унитаз. Ничего не понимаю.
        - Это у нее один из бзиков, - успокоил я. - Вера в инопланетян и странная тяга-ненависть к кофе. Зато на людей не бросается, как другие, которые вроде бы нормальные. Больше никаких эксцессов?
        - Что ты, какие эксцессы? Такая замечательная скромная девочка… Только спать ложилась странно, не понимала, зачем нужен пододеяльник. Взяла она, значит, вторую простыню, сдвинула ее и подоткнула в ногах под матрас. Я ей не мешала, пусть, лишь бы уснула. А спит она прекрасно.
        Я поднялся.
        - Спасибо, Нина, огромное. Невероятно выручила. Сейчас нам надо идти… - Я запнулся, не зная, как напроситься на продолжение сотрудничества. - Не покажется наглостью, если Челеста вернется и проведет здесь еще ночь?
        Где одна, там и другая. Нина хорошая женщина, и, несмотря на все случившееся, у нее девушка будет в безопасности.
        - Мне только в радость, пусть остается, сколько надо. Да и ты, если хочешь, места доста… - Она запнулась, плечи поникли. - Места достаточно.
        - Прости, сейчас мы пойдем, а вечером Челеста снова придет. Или завтра, если вдруг что-то задержит. Жизнь слишком ускорилась, иногда события опережают желания и плюют на возможности.
        - Буду ждать.
        Поняв, что уходим, и что уходим вместе, моя смуглянка пулей умчалась в ванную, развевавшийся халат пыхнул воздушной волной, за дверцей зажужжал фен.
        Нина с грустной улыбкой сложила руки перед собой, меня огорошил странный вопрос:
        - Как ты пользуешься полотенцами после душа?
        - Как все.
        - Основное - для всего, и маленькое - для ног? - Дождавшись кивка, женщина продолжила: - Челеста сначала совсем не признавала банное полотенце, искала какое-то акапатойо. Как мне теперь представляется, это обычный махровый халат. Затем она вроде бы приняла наши нормы, но с особенностью: одним полотенцем вытирает все, от лица до ног, и отдельным… назовем это особыми местами. Она удивительная девочка. Странная, но хорошая. Кажется, ей несладко пришлось в жизни.
        Лишившаяся головной части ракета «Челеста» пронеслась из ванной в спальню, где лежали вещи. Кудряшки живописно торчали, напоминая одуванчик, если его скрестить с черной розой. Когда языковой барьер каким-то чудом падет, нужно будет объяснить, что пышность ей не идет.
        Впрочем, это на мой провинциальный вкус. Возможно, где-нибудь в Милане считают по-другому. Вот пусть и ходят так в своих Миланах, а нам сделайте красиво по-нашему. Не уверен в соответствии этого вывода всем законам политкорректности, но это мое мнение, и кто сумеет разубедить, может сразу идти в советники президента. С такими-то талантами.
        - До свидания, - окончательно распрощался я с Ниной. - Мы не исчезаем насовсем.
        - Надеюсь.
        Корабль ждал на крыше. А впереди ждал весь мир.
        Челеста глядела не меня, как птенец на родителя.
        - Бывала когда-нибудь на юге? Зюйд?*
        *(Юг)
        - Ио? - Ее ладошка легла на середину груди. - Вольо. Ла фа кальдо.*
        *(Я? Хочу. Там тепло)
        - Вижу, что возражения отсутствуют. Значит, летим на юг. На самый. Я тоже еще не был.
        - Партьямо а суд? - обрадовалась девушка. - Э бениссимо! Марэ э соле…*
        *(Летим на юг? Прекрасно! Море и солнце…)
        - В Антарктику! - торжественно закончил я.
        Режущие глаз тона обстановки сменились привычными зелеными, после алого безобразия они казались приятными и почти родными. Наверное, корабль среагировал на подспудное желание - больше никаких напоминаний о Полине. Или после определенного времени он вернулся к базовым настройкам. Не знаю. Полжизни отдал бы за пользовательскую инструкцию.
        В дороге мы успели перекусить, получилось с удовольствием совместить сытность корабельного пайка с вкусностями заботливой Нины. Попутно играли в города. Всего за минуту я сумел разъяснить правила.
        - Рим. Эм. Москва. А. Ашхабад. Дэ. Ферштейн андестенд?*
        *(Понимаешь?)
        Итальяночка на миг вскинула бровь и кивнула. Наверное, я предложил некое международное развлечение. Нечего делать бывает во всех странах.
        - Рим.
        - Монца.
        - Армавир.
        - Рома.
        - Анадырь.
        - Равенна.
        Дальше пошла война на истощение: Алма-Ата - Аоста. Атланта - Анкона. Анкара - Альбенга … Увидев заминку, Челеста в насмешку протараторила без моего участия:
        - Альгентара, Алтамура, Андриа, Априлиа, Алессандриа, Альбиниа… Баста?
        - У вас все города на «а»? - нервно осведомился я.
        Не люблю проигрывать по пустякам. По крупному тоже, но там не поспоришь. А здесь…
        - Андрия, Априлья, Александрия, Альбиния оканчивается на «я». Поэтому говорю - Якутск.
        - Катанья.
        - Опять «я»? Я… Ямал.
        Нехорошо врать, а что делать. Проигрывать не хотелось.
        Снизившись в опасную зону, где могли пролетать самолеты, мы глянули под белое пушистое море… а там расстилалось такое же.
        Льды. Торосы. Айсберги, Вайсберги, Айзенберги… и прочая ильфопетровщина, непонятно как вбитая в подмороженные зрелищем мозги. Задуваемый метелью Южный Полюс оказался более нелюдимым по сравнению с собратом. Только одна научная экспедиция копошилась, спешно закрываясь от налетевшей бури.
        Практически ничего не видать. Полугодовая ночь еще не накрыла тьмой, но очень старалась, еще месяц, и без внешнего освещения здесь даже днем не появишься.
        Ладно, отметились. Я снова взялся за рычаги.
        - Нон си вэдэ ньентэ. - Челеста пристально вглядывалась в пургу. - О капито! Иль суд, иль поло аустрале?*
        *(Ничего не видно. Я поняла! Юг, южный полюс?)
        - Хочешь в Австралию? Легко. Но сначала…
        Появилась идейка. Девушкам нравятся умилительные создания, они всегда в восторге от котиков и попугайчиков. Вот и продемонстрирую местных котико-попугайчиковых аналогов. Корабль сорвался с места, тоже радуясь возвращению из… как назвать место, откуда вывалиться можно только в космос?
        - Прикинь, Челеста, в какую сторону ни лети - везде север!
        Пока она прикидывала или прикидывалась, что прикидывала, мы прибыли к побережью.
        - Гварда Ольф! Прэнди а дэстра!*
        *(Смотри! Возьми правее!)
        Множество пятнышек, на которые указывал восторженный пальчик, походили на рассыпанные по муке семена мака. Или, скорее, на муравьев, потому что многие двигались. Особенно те, что находились на кромке льда и воды. Мы спланировали, чтобы рассмотреть ближе. Рот Челесты растянулся, грозя порваться, глаза утонули в безоблачном счастье.
        - Нон вольо звельярми.*
        *(Не хочу просыпаться)
        Она оказалась без ума от пингвинов.
        А меня занимал философский вопрос: ну не понимаю, как пара пингвинов добралась до Иерусалима, или где там Ной строил ковчег из кедров. Переплыть океан, пересечь тропические дебри и пустыни… нет, без божественного вмешательства не обошлось. Видать, Он тоже очень любит пингвинов.
        Челеста настолько воодушевилась, что захотела выйти к ним, покормить…
        Я не разрешил. Не потому, что злюка и нелюдь, а с точки зрения безопасности. Стадо баранов при желании затопчет любого льва, а откуда мне знать, чего ожидать от неисчислимых птичек, которые лишь притворяются милыми и неповоротливыми?
        На глобусе мой палец ткнул в другой южный материк. Корабль пошел на автопилоте, мы продолжили словесную чехарду.
        - Ликата, - продолжила итальянка прямо с прерванного. Ну и память.
        - Астрахань.
        - Новара.
        Ее взгляд упал вниз, на проносившиеся пейзажи… и завис, как компьютер, если ему одновременно задать несовместимые команды.
        Австралийская пустыня Пиннаклз. Когда-то я писал про нее статью. И почему мне не заказывали про что-то отечественное?! Так хотелось показать итальяночке Родину во всей красе, но когда припирало, вспоминались именно заморские виды и интересности. Конечно, можно поискать родные достопримечательности на местности, летая сверху, но сколько на это уйдет времени и сил? В другой раз - обязательно, я даже посвящу этому специальные квесты - «Посмотрим на то, о чем многие слышали, но мало кто видел», «Откроем миру спрятанную красоту» и «Станем первопроходцами и первооткрывателями - найдем то, о чем другие не подозревают». Страна необъятна, и даже инопланетное (или иновременное?) НЛО с невероятными возможностями не позволит в течение человеческой жизни выявить и половины чудес, которые в ней находятся. Именно только выявить, потому что на «осмотреть и насладиться» потребуется еще с десяток жизней.
        Чтобы поразить воображение, корабль завис в определенном месте, ради которого знающие люди преодолевают тысячи километров. Мы, собственно, тоже. В этих видах можно снимать фантастический фильм без компьютерной графики - внизу расстилался натуральный марсианский пейзаж. Чудовищные каменные столбы торчали из зыбучих песков - как острые, так и оплывшие, будто пережившие ядерный взрыв. Одни похожи на гигантские клыки и зазубренные наконечники пик, другие - на купола и надгробия. Некоторые напоминали минареты, если не брать более фаллические сравнения. А вокруг все неимоверно желтое. Так не бывает, глаза отказывались верить. Разрушение дюн пожарами и выдувание песка создало эти тысячи каменных зубов, многие из которых по высоте сравнялись бы с большими деревьями, если б здесь что-то росло.
        - Иль туа пьянэта?* - Девичьи ладошки изобразили шар, затем указали в небо.
        *(Твоя планета?)
        Судя по жестам и знакомым сочетаниям в ее чириканье, Челеста решила, что перенеслась на другую планету. Об этом сказали глаза-тарелки и шмякнувшееся о край постели безвольное седалище - ноги забыли, как стоять. А легкие - как дышать. А сердце…
        Сердце ее явно остановилось на минуту… и вновь забилось - радостно, весело: между инопланетных скал прыгал вполне земной кенгуру. Вдали появилась еще парочка.
        - Аустралиа?*
        *(Австралия?)
        Осталось непонятным, довольна она или огорчена, что мы все еще на Земле. Кажется, то и другое. Или еще не до конца осознала.
        - Нонэ альтра пьянэта. Стьямо а Аустралиа. Эзатто.*
        *(Это не другая планета. Мы в Австралии. Точно)
        Кажется, теперь окончательно разобралась, что к чему, и благодарит за исполненное желание.
        - И за то, и за это - не надо.
        - Ма вольо ведере туа пьянэта. - Она чуть помолчала. - Финке че фьято че сперанца.*
        *(Но хочу увидеть твою планету. Пока живу - надеюсь)
        Когда мы приблизились, чтобы рассмотреть попрыгунчиков как в зоопарке, из тени камня выглянул и медленно покрутил кожистой головой недовольный варан. Неподалеку по ядовитой желтизне почвы проползла змея.
        Корабль сел, я достал лук и пару стрел.
        - Ай инициато спарарэ алла лучертола? - Челеста показала в сторону, где находились змея и варан. - Пэр манджярэ?*
        *(Собираешься застрелить ящерицу? Чтобы съесть?)
        - Ноу.
        Не знаю, что она спрашивала, но смотрела не туда, а потому - ноу.
        Ее руки останавливающе взлетели:
        - Соламентэ нон уно кангуро!*
        *(Только не в кенгуру)
        В ответ я мотнул головой в другую сторону.
        - Ки э?!*
        *(Кто это?)
        В сотне метров от нас выискивал что-то среди песка и камней огромный эму. При вскинутой голове - вылитый бронтозавр, если ему отрезать ножки. Зато на двух тонких и длинных своих. Если силуэт плывущего лебедя раскрасить серым, поставить на ноги цапли и во много раз увеличить - вот вам и эму.
        Стрела легла на полочку лука. Пальцы взялись за тетиву. Нога шагнула вперед, к выходу - пусть австралийский страус видит противника, пусть принимает меры. У животного ноги, у человека лук - все, как в пещерные времена.
        Зачем-то я оглянулся… и оружие опустилось. Умоляющий взгляд девушки говорил сам за себя.
        - Ладно-ладно. Спасем природу. Хотя жареное мясо уже снится.
        Лук отправился на место.
        - Скузи. Ла мадре пьетоза фа иль фильол тиньозо.*
        *(Прости. У жалостливой матери порченные дети)
        И мы просто вышли.
        Но сначала возникла заминка с одеждой. В такое пекло - в чем? Челеста вспомнила про созданный в первый день комплект из камуфляжа. Ее грудку и талию опоясали тонкие полоски, где у второй имелась еще нижняя перпендикулярная часть. Чуточку фривольно, конечно, но получилось вполне приемлемое бикини хэнд-мейд. Мне понравилось. А с одеждой для себя - проблема. Что у меня самое легкое? Семейники. Непредвзятый взгляд, возможно, примет их за шорты… В общем, выйти только в них я не решился. Влезать в сделанные из моих брюк девичьи шорты тоже не хотелось, вдруг порву? Она так старалась, когда ушивала. В общем, обошелся майкой, джинсами и Калашниковым за спиной. Как уже не раз говорил, не люблю неожиданностей, оттого и.
        Естественно, наше появление всех распугало.
        Жар пронизывал до костей. Иссушающий, изничтожающий. Или так повезло с погодой, а в другое время намного лучше?
        Рука в руке. Счастливые лица. Пусть жара, но до чего же здорово!
        Раскаленная пустыня заставляла держаться тени известняковых зубов. В песке попадались острые камушки. Челесте было все равно. Счастливя фигурка носилась по земному Марсу, чувствуя себя пришелицей из другого мира. Да и являясь. Прошло не менее часа, пока пропитанные потом и впечатлениями мы вернулись на корабль.
        - Хватит ада. - Я взялся за рычаги управления. - Летим в рай.
        Челеста, конечно, не поняла. Выразительная пантомима, полная милых ужимок, изобразила душ.
        - Потом.
        Девушке пришлось смириться. Надеюсь, она не пожалеет, потерпев с купанием. Потому что…
        Внизу раскинулись горы и долы соседней Новой Зеландии. Корабль взял курс на полуостров Коромандель - не путать с Коромандельским побережьем Индии, хотя название местные увели как раз оттуда.
        Глаза разбегались: под нами - горный хребет, вулканы, девственные леса, одиночные скалы, расположенные в самых причудливых местах… Песчаные и каменные побережья… Чтобы дать общее понятие: если Камчатку уменьшить в сто раз и перенести в южные моря - вот оно самое и получится. Десять городов разбросаны по былой вотчине золотодобытчиков, здесь же находятся коммуны хиппи и «экологов», которые сбежали от цивилизации. Все это перемежается фермами, отелями и деревнями местных жителей. Через залив на горизонте виднелся крупнейший Новозеландский город Окленд. Набычившийся вулканчик, которого как бы поставили в угол за плохое поведение (отодвинули в воду и оставили в одиночестве) дымился белым паром, со стороны прикинувшись, что запутался в облаке. Так подростки курят тайком, стараясь, чтоб взрослые не заметили.
        Я медленно водил рукоятками. Под нами проносились двухтысячелетние деревья каори, напомнившие дом синекожего народа нави из довольно известного фильма, знойные пляжи, влажные леса с доисторическими папоротниками, горячие озера, уединенные бухты, невероятные утесы, не описываемые словами, ибо такое только видеть надо… Прибрежные ландшафты рвали глаза и сердца. Коралловые рифы, удивительные известняковые скалы - с одной стороны полуострова голые, а с другой окруженные невиданными деревьями, которые росли прямо из моря… Фактически, это те самые летающие скалы из кинофантастики, только не летают.
        Восточное изломанное побережье - четыреста километров белых песчаных пляжей со всей шкалой волнения от штиля до подобия цунами. Челеста снова забыла как дышать. Отлично, собственно, этого я и добивался. Она прижалась ко мне плечом:
        - Сэ нон э джюсто э бен пенсато.*
        *(Если это и неправда, то хорошо придумано)
        Я долго высматривал нужный мне конкретный пляж - горячий, с геотермальными водами. Говоря по-человечески, под ним течет река кипятка. Людей, которые знали о нем и специально приехали, собралось немало. Основная масса уже отселфилась, сейчас микроавтобусы развозили их по прочим достопримечательностям. Остались упорные, места теперь хватало всем.
        - Ке э белло посто! Ольф ти амо!*
        *(Какое замечательное местечко! Ольф, я люблю тебя!)
        Она видела только море и волны. Все правильно, туристы, строившие на берегу песочные замки, иссушенному телу только мешают, и девушка не понимала, почему я не останавливаюсь там, где вообще никого, то есть, в любой точке побережья кроме этой.
        Челеста с неудовольствием оглядела на себе влажное от пота самодельное бикини, но решила не переодеваться. Она права, французское белье здесь неуместно. А я, дуб неотесанный, нормальными плавками так и не обзавелся. Ничего, народ здесь толерантный, потерпит. Или посчитает за последний писк моды.
        Девушка с таким восторгом смотрела наружу, что чуть не подпрыгивала, каждая набегавшая волна казалась дверью в новую жизнь.
        Избавившись от штанов и майки, я подтянул сатиновые семейники, быстро поправил расстегнувшуюся пуговичку.
        - Престо Ольф. Андьямо!*
        *(Быстрее, Ольф, выходим)
        Скорее всего, мне сказали «Просто пойдем». Итальянское «андьямо», судя по повторению в определенные моменты, это аналог английского «гоу». Учтем. Взаимопроникновение языков пошло ударными темпами. Еще немного, и…
        Не будем торопить события.
        Мы выпрыгнули на пригорке, скрытые нависающим лесом. Меня тащили за руку и подгоняли, я несся к пенистой кромке, ежесекундно спотыкаясь и боясь грохнуться. В голове - только ветер и солнце. Наверное, это и есть счастье. Не знаю. Раньше я такого не испытывал.
        Недоуменно взирая на копошившихся в песочке взрослых людей, Челеста сразу бросилась в море.
        Я остановился. Пусть малышня тешится в свое удовольствие, а человеку солидному и мудрому нужно делать то, зачем летели в такую даль. Ладони сложились горстями и превратились в экскаваторы, песок разлетался, словно через минуту начнется обстрел, и нужно успеть закопаться как можно глубже. Затем окопчик расширился, обрел размеры приличной ванной и его, будто древнюю крепость, окружил вал.
        Этим же занимались все, кто присутствовал на пляже. Кроме тех, кто уже выкопал. Ямка у ног быстро заполнялась водой.
        Челеста вернулась уставшая, довольная, обтекавшая океанской прохладой. Мокрые кудри смешно торчали, руки балансировали, будто крылышки курицы, которая пытается взлететь - девушка шла по прямой линии, ступая как по натянутой нитке. Придуманная забава отнимала все внимание, и только приблизившись, Челеста очумело замерла, челюсть отвалилась: посреди пляжа я нежился в самодельном бассейне с горячей водой. С приливом он исчезнет, завтра другие люди выкопают себе новые бассейны. Но сегодня было сегодня. Сверкнули локти и голени, Челеста с разбега плюхнулась ко мне.
        - Колорозаментэ! Э меравильозо! Сэй дженио!*
        *(Как горячо! Чудесно! Ты гений!)
        Она хотела погрузиться валетиком, но овальность дна сыграла злую шутку. Ноги проскользнули под моими, низ ее тела толкнул под водой мой низ и остановил движение, только когда крепко уперся. Прибитая «течением» девушка испуганно и несколько взбудораженно замерла, по лицу разлился стыд… вперемешку с восторгом произошедшего ужаса. Казалось, сейчас ее разорвет от того, что творится внутри. Всяких-разных чувств там, внутри нее, явно был избыток, но каких? Когда же я начну понимать ее эмоции?!
        А ведь давно пора. Если хочу быть рядом. А я хочу. Мало того, я уже рядом, ближе не бывает. И что мне делать, когда она смотрит т а к? И делать ли что-то?
        Лучше придерживаться последнего варианта, не ошибается тот, кто ничего не делает. Будь на месте Челесты Алиса, моя прежняя любовь, я не рискнул бы пошевелиться, а она опрометью выскочила бы и потом долго отчитывала, что не предупредил о такой возможности и, главное, довел до нее. А если бы это оказалась Сусанна, меня побили бы, посмей я не проявить инициативу. Но итальянка не Сусанна, далеко не Сусанна, и хорошо, что не Сусанна. Но и не Алиса. Она - Челеста, со всеми вытекающими. У них в Италии положено со всеми целоваться, а бесцеремонное разглядывание принимать за комплимент. Вдруг и насчет щекотливых моментов что неписанное прописано? Обидно сесть в лужу… хотя и так сижу в луже, в самом прямом из смыслов. Причем, сидим оба.
        На мне самом касание сказалось как свидание синтетических носков с утюгом. Я застыл, как и напарница, подчиняясь накатившему сумасшествию. Слова появились и вылетели почти без участия мозга:
        - Последним было Астрахань-Новара. Я говорю - Архангельск.
        Я не шевелился. Не шевелилась и девушка.
        - Кортона.
        - Альметьевск.
        - Казенца.
        - Ангарск.
        - Казерта.
        - Алапаевск.
        - Кальтанисетта.
        - Апатиты.
        - Квале леттера че?*
        *(Какая буква?)
        - Ы.
        - Комэ?* И? У?
        *(Как?)
        - Ы.
        Девичьи плечи виновато приподнялись:
        - Нон со ла читта ди квеста леттера.*
        *(Не знаю города на такую букву).
        - Уррра! - Руки вскинулись в победном жесте. - Я победил!
        Произведенное движением колыхание прибило нас друг к другу еще сильнее. Хотя, куда уж больше. Челеста побитым щенком глянула на меня исподлобья:
        - Дэво… Пер реголи делла джокка…*
        *(Я должна… По правилам игры…)
        Чего она так огорчилась? Проиграла? Бывает. Могуч и велик наш ыкающий. Впрочем, все тюркские тоже, без «ы» там никуда. Ясен пень, поскреби русского - найдешь татарина, как сказано главным по литературе. Чирикающая европейка даже выговорить не может.
        Она смотрела на меня, в глубине глаз полыхали вина и смущение. Пальчики перекрещенных рук девушки взялись за верхнюю часть камуфляжного бикини, конструкция медленно потянулась ими вниз.
        - Ты чего? Не надо!
        - Ио джа пердо.*
        *(Я же проиграла)
        - Верни на место! Вот так. И не вздумай больше. Люди вокруг.
        Я нервно огляделся и вдруг понял, что зря волнуюсь, до нас никому не было дела.
        Повисла тишина, похожая на боксерскую грушу перед ударом тяжеловеса. Спереди накатывали волны, справа за заливом проглядывал поселок, сзади нависали дебри.
        - Пойдем. - Я резко поднялся, разбив нашу жадно-жуткую сцепку вагончиков. - Поищем место более уединенное. Неуютно мне в толпе, понимаешь? Даже в толерантной.
        - Ди нуово суль пью бэлло. Комэ вольо сапэрэ коз ай ин тэста.*
        *(Снова в самый интересный момент. Как же хочется узнать, что у тебя на уме)
        Челеста двинулась за мной.
        Снимание вещи произошло из-за проигрыша, выходит, итальянская молодежь ничем не отличается от нашей и развлекается по правилам, похожим на те, что и у нас кое-где порой…
        Может, зря я остановил?
        - Э-э… - Открытый рот быстро захлопнулся, название города не успело вылететь. А если продуюсь? Худшее, что можно вообразить - голый я при одетой спутнице. Потому - не дождетесь, игнорировать природу и без того становится все труднее.
        В песке за нами плавно возникали параллельные цепочки следов. Мы брели по уходящему в никуда пустынному пляжу в другую сторону от «хот вотер бич», как следовало из указателя.
        Впереди показались бегуны - группа спортсменов использовала прибрежную зону для занятий. Одновременно сбоку из-за деревьев на тянувшуюся вдоль берега полосу песка выскочило несколько человек в кимоно - белые куртки при черных штанах. Сэмпаев-европейцев гнал престарелый сенсей-японец.
        - Ни! Сан! Си! Го! - гремели краткие выкрики, словно он голосом рубил воспитанников в капусту. - Хать! Ку! Дзю!*
        *(Два, три, четыре, пять… восемь, девять, десять)
        Задыхавшаяся колонна остановилась.
        - Хаджиме!*
        *(Начали)
        Группа любителей японской борьбы приступила к тренировке на пленэре. Встречные бегуны остановились далеко впереди, где позволяла территория, разбились на пары и тоже занялись физическим самосовершенствованием в плане мордобоя - это тоже оказалась группа бойцов, только другого направления. Минуту назад пустынный, теперь берег превратился в спортивный зал, если не сказать в стадион.
        И здесь не найти покоя. Мы развернулись.
        - Найдем местечко получше. - Я потянул девушку за собой. - Видела, какие пляжи пролетали? Все твои.
        Мы полетели вдоль изломанных берегов. Сверху виды казались один другого краше. Или просто повезло с погодой. Часто принимаешь что-то за постоянное - и жестоко ошибаешься. Город Солнечногорск, где проходила моя служба, назвали так по единственному в году оправдывавшему название дню, и таких историй - тысячи.
        Челеста присела на кровать.
        - Бере кон льи окки.*
        *(Пить глазами, не наглядеться)
        Кажется, ей нравились эти места. Я сотворил царский жест:
        - Выбирай, где хочется остановиться.
        Пляжи манили все. Наверное, поэтому девушка не торопилась. Или просто не поняла.
        В одном месте благодаря отливу мы пролетели под гигантской естественной аркой в белой скале, она соединяла два пляжа как проходной дворик. Получилось почти впритирочку. Рядом среди воды торчала скала на ножке высотой с семиэтажку, на вершине росли деревья. Избушка на курьих ножках, только скала.
        - Спустимся на вершину?
        Приглядевшись, я сам же отмел предложение: остро и опасно, нет смысла.
        Донесся тихий голосок:
        - Вуой ти фаччо ун массаджо?*
        (Хочешь, сделаю тебе массаж?)
        - Месседж?* В каком смысле? Ноу месседж. Покажи руками, я пойму.
        *(Послание? Нет послание)
        Девушка с досадой стукнула себя по бедру. Еще бы. Грустно, когда тебя не понимают. И обидно. Прямо зло берет. Как и меня иногда. То есть, всегда.
        - Коза поссо фарэ пер тэ?* - сделала она еще попытку: показала сначала на себя, потом на меня.
        *(Что могу сделать для тебя?)
        - Не понимаю.
        - Квандо иль туо комплеанно? Бёздей!*
        *(Когда твой день рождения? День рождения!)
        - Бёздей? Прости поросенка. - Я склонил повинную голову. - Не дал тебе отметить по-человечески. Надеюсь, сегодняшний день хоть немного искупит мое свинство.
        Я вырулил к понравившемуся мне пляжу - весьма отдаленному, где число человеко-голов оказалось минимальным, и количество их с приближением вечера быстро сокращалось. Одного от другого отделяли сотни метров. А место - изумительное. Корабль замер на лесистом холмике, откуда до воды простиралась гладь чудесного песка.
        - Пошли, поплаваем и позагораем без причуд.
        Я уже вышел, когда заметил, что Челеста не двигается с места.
        - Вуой… Комэ квелли уомини… *
        *(Хочешь… как эти люди…)
        Странно, устала что-ли? Почему купаться расхотела?
        - Ва бэ. - После заминки вдруг последовал решительный кивок. - Ио ти ло фаччо. Венго тра дуэ минутэ.*
        *(Хорошо. Я сделаю это для тебя. Выйду через пару минут)
        - Ты идешь?
        - Ми аспетти.*
        *(Жди меня)
        Мах руки указал наружу, кажется, она попросила подождать ее там.
        Ну, пусть сама потом ждет на берегу, а мой организм требовал погружения в соленую жидкость, желательно до полного растворения - как возвращения к истокам. Хотелось сказать «в лоно природы», но первому существительному воспротивились мысли, выбитые напарницей из колеи. Как говаривал герой старого фильма: «Она любит выпить. Этим нужно воспользоваться». Оказывается, в плане проигрыша Челеста - человек слова, и если в следующий раз играть в корабле, да еще немного смухлевать, как тогда с Ямалом, моей волей наделенным статусом города… Приятности в путешествиях может резко прибавиться.
        Оставляемый корабль получил приказ закрыться, как только девушка выйдет, и заросли выпустили меня на открытое пространство. Ни на кого не глядя (ближайшие соседи расположились в немалом отдалении), с шумом и брызгами я бухнулся в желанную прохладу.
        Вода приняла как родного. Чудесные ощущения. Волн почти нет, склонявшееся солнце еще яркое, вода изумительная. Сказка.
        Одно неудобство: длинные трусы тянули вниз и при каждом движении сваливались - резинка намокла и не держала. Словом, не плавки. В очередной раз пожалел, что не обзавелся настоящими плавками. Нужно это дело поправить. На будущее. Иначе… Либо купаться больше не полезу, либо окончательно потеряю свой фиговый листок при очередном заплыве. Нехорошо в компании прекрасной девушки. Собственно, в любой компании нехорошо, но в такой еще и обидно.
        Я перевернулся на спину и плыл некоторое время, глядя вверх, а когда обернулся - остолбенел. Слепой придуро-о-ок. Вот почему Челеста замялась на выходе. Это был пляж, где отдыхала одна из коммун местных хиппарей, и видимые вдалеке компании, парочки и одиночки одежды не признавали. Только я один…
        Именно, что один. Челеста, осторожно ступавшая по песку навстречу, выполнила мое желание остановиться именно на этом пляже. Она конфузливо горбилась, стремясь спрятать вызывающе открытую грудь - маленькую, ладненькую, беззащитную. Но главным было не это. Впервые в жизни она вышла на люди открытая вся. По движениям чувствовалось, как ее организм мечтал исчезнуть, расплыться, стереться, стать невидимым… но заставлял себя двигаться дальше - с нервно закушенной губой, то и дело желая прикрыться, но пересиливая себя.
        Ощущение - как во сне, когда вдруг обнаруживаешь себя без штанов на улице и ничего не можешь поделать. Только это не сон. Ох, дурак…
        Лишь в воде девушка облегченно выдохнула. Быстрые гребки направили намокшую головку ко мне.
        Так-с. Мои полосатики по-прежнему сползали, это вносило неудобство и гасило скорость. Но. То, что мешало, могло перестать мешать. Раз так вышло… Черт с ними. Буду как все.
        Набрякшая тряпочка была стянута окончательно, весело раскрученную над головой я запустил ее на песок. Свобода! Да будет так.
        «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой. Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном…»
        О чем это я? Неважно. Это не о словах, это о настроении. А настроение, надо сказать…
        А не надо ничего говорить.
        Глава 10
        Люди, которые сходятся по воле случая и обретают друг к другу некие чувства, оказываются внизу двухступенчатой лестницы. Первая ступенька: «Я люблю тебя так, что мне ничего не нужно от тебя». Вторая: «Я ведь люблю тебя - значит, ты обязан…» - далее прилагается список. Мне очень не хотелось оказаться очередным лестничным бегуном, и я гнал мысли, способные увлечь в эту лавину.
        Но. Вновь стукнуло, причем больно: мы в ответе за тех, кого приручили. Глаза остановились на той, о ком думал, хотя очень старался не думать. А как не думать, когда - вот.
        Челеста играла с водой, взбивала вокруг себя бурунчики. Прыгала. Падала плашмя. Тонула. Выныривала. Брызгалась. Колотила по воде ладонями. Кружилась. Плескалась. Хохотала. Радовалась жизни.
        Девчонка.
        И совсем-совсем не девчонка.
        Мы сплавали с ней вдоль берега. Кроме активного времяпровождения, выражаясь словами умных дядь из телевизора, имело место пассивное, а именно - зрелищное. Дополнительным развлечением стало дивиться на окружающих.
        Одна дамочка чем-то расстроилась, и кавалер, успокаивая, принялся ее прилюдно ласкать. Не стесняясь посторонних взглядов, ладони гладили по волосам, по тонкой шейке и далее по всему меню без исключений. Я и Челеста переглянулись - задорно и шаловливо. Как ни странно, мы не были смущены, наоборот, по-иному уже стало неправильно. А то, что действующие лица маленького спектакля голые… прошу прощения, обнаженные… то есть - нагие… Гм. Когда вокруг голые все, это совершенно не напрягает.
        Вру. Спутница все же напрягала.
        Моя девчонка. Которая вовсе не девчонка. И не моя. Но…
        Хватит об этом.
        Вообще, здесь не было голых, здесь были с удовольствием отдыхающие. С этим смирился я, этого больше не боялась и, кажется, даже немного радовалась ситуации моя золотая рыбка. Челеста вилась около меня, как дельфин вокруг прогулочного катера, загоняла на глубину, где заставляла нырять, догонять и отбиваться, и все время требовала плавать наперегонки. Теперь у меня ничего не сползало, я легко выигрывал, это ее злило.
        - Анкора уна вольта!*
        *(Еще раз!)
        В конце концов, выдохлись оба. Две мокрые головы рядышком поплыли к месту посадки, руки иногда сталкивались, Челеста мечтательно улыбалась. Я отфыркивался. Никогда не думал, что в двадцать семь лет можно чувствовать себя старцем. Юность побеждала по всем фронтам - от жажды жизни до выносливости.
        - Ти пьяче?*
        *(Тебе нравится?)
        - Да, можно сказать, что я пьян от ощущений. И немного устал. - Совершенно обессиленный я направился к берегу. - Сейчас еще одно место и домой. Хоум!
        - Си, джа дормо ин пьеди.*
        *(Да, а то уже валюсь с ног, сплю на ходу)
        Еще одно странное наблюдение: уменьшение одежды на людях повышает уровень их коммуникабельности не хуже алкоголя. Иностранные слова становятся понятными на интуитивном уровне, еще до того, как произнесены.
        Или это происходит не со всеми? Любопытный вопрос. Ответ очень помог бы человечеству не глядеть на непонятного и потому кажущегося опасным соседа с недоверием.
        Представляю, как кто-то побежал выбивать грант на эксперименты. Когда такой будет получать Нобелевку, приду за процентами. И спрошу, что больше ему понравилось - результат или сам процесс.
        Корабль давно воспринимался домом, да собственно и был им для обоих. Челеста влетела первой, и бросившаяся в глаза выемка будуара выполнила роль виртуального шлагбаума. Одно дело - вода, веселье и все вокруг такие же, и совсем другое - два обнаженных организма в замкнутом помещении, где главный предмет обстановки - постель. Девушка замерла. Но вот лицо налилось решимостью, и переставляемые колени втянули тело на кровать.
        Я запоздал, поскольку искал в песке оставленное сатиновое недоразумение, и сейчас задумчиво перебирал его пальцами, не зная, как приступить к делу. Одеться первым в такой подвисшей ситуации почему-то было неловко. Не одеться - тем более. Момент оказался чрезвычайно скользким. Пойти за халатами? А если не пойти?
        На меня глядели два столь же серьезных глаза.
        - Ки сиа бэнэ нон си муова.*
        *(От добра добра не ищут)
        Поза девушки выглядела, будто она ждет приказа. Я бочком опустился на кресло пилота и свесил кисти между колен.
        - Хочешь остаться так?
        - Коза? Нон каписко.*
        *(Что? Не понимаю)
        Нет, господа, не видать вам Нобелевки, а мне - процентов. Не от количества одежды зависит понимание. И не от алкоголя - от него вообще ничего не зависит, это мы зависим от него, когда с ним связываемся. Главное - то, что в душах. А оно тоже от многого зависит.
        Челеста смотрела на меня со вдумчивым удивлением, в жгучих глазах плескалось смущение, смешанное со странным сожалением, в котором в свою очередь проблескивало возбужденное напряжение. В общем, взгляд был неописуемым, его наполнение ежесекундно менялось.
        - Токкарэ иль террено ке скотта…*
        *(Затронут весьма щекотливый вопрос)
        Океанская вода обсыхала, коже становилось неприятно - сухо и солено. Вот же временный выход!
        - Ванну! - приказал я.
        Челесту провалило в образовавшуюся выемку. Хлынувшая вода заглушила вопль, который быстро перешел в бульканье, через миг над бортиком появилась счастливая голова:
        - Квэста э бэлла! Грациэ, Ольф.*
        *(Вот это да! Здорово! Спасибо)
        Перевода не требовалось.
        Проблема временно решилась. Именно, что временно. Но как же не хотелось ее решать… В таком новом виде она мне проблемой не казалась.
        Пока рядом бурлило и мурлыкало, я протиснул корабль к одному из неописуемых каури - дереву размером с одноподъездную двенадцатиэтажку. Сверху мешала раскидистая листва, и корабль просочился между соседних деревьев под крону. По форме каури напоминало иву: пышный зонтик сверху, а держится этот растрепанный кверху веник ветвей на голом стволе с наплывами.
        - Челеста, глянь.
        Над бортиком «ванны» появилась среагировавшая на голос голова. Сначала глаза испуганно уставились на меня, но вид за окном быстро перетянул внимание на себя.
        - Э инкредибиле!*
        *(Невероятно!)
        Ее рот открылся вместе с душой. Вот это удивление. Вот это радость. Вот это…
        Как же приятно приносить людям счастье. Особенно когда оно ничего не стоит. Впрочем… если ничего не стоит, то как бы и не ценится. Обеими сторонами. В моем случае все не так. Вру про бесплатность. То же время я мог потратить на себя - например, как это делал псевдобожок Альфалиэль. Или даже похлеще. Мало ли, куда фантазия с подспудными желаниями заведут, если вспомнить про всемогущество, помноженное на безнаказанность.
        А я приносил пусть маленькую, но все же радость конкретному близкому человечку. «Возлюби ближнего своего». Вот, это оно самое. Причем вовсе не в новом гадском смысле, на который пошляки переведут даже самое святое.
        Челеста так глядела на дерево, что не было сомнений - она до поросячьего визга мечтала туда залезть. Повисеть на ветке. Попрыгать. Дотянуться до невозможного.
        Ну, девчонка, как есть девчонка.
        Честно говоря, если бы здесь не было Челесты, то на этих ветвях сейчас с удовольствием прыгал бы я.
        Мальчишество? Да. А почему нет? И если мое мальчишество имеет право на существование, то почему не потешить чужое девчачество (или как оно у них называется)? В конце концов, корпорация по сбыче мечт у меня или крен корабельный?
        - Сможешь залезть? - Я изобразил что-то похожее на танец морячка с движениями, когда тот взбирается по канату.
        Мокрый лобик Челесты сморщился, пока сознание улавливало связь между последовательным указанием на нее и на дерево. Слишком прямая связь, чтобы оказаться правдой. Я тоже обычно разделял желаемое и реально осуществимое, и всегда в пользу второго, чем закрывал первому саму возможность стать реальностью.
        - Сальго су?*
        *(Мне залезть туда наверх?)
        Она повторила мое движение руками, завершив его нежным обручем обнимания - вроде того, как коалы сидят на своих эвкалиптах, только сейчас без эвкалипта.
        - Давай! - Я отворил проем перед ближайшей ветвью.
        - Ми баньо. - Челеста потерла ладонями высунутые из воды плечи, объясняя, что, дескать, занята.
        *(Я принимаю ванну, купаюсь)
        То ли стесняется вылезти, то ли домыться хочет. У девчонок всегда так - пока не превращусь, мол, в идеальную красавицу, на люди не покажусь. А ничего, что я перед ней в не менее неидеальном виде сижу, если не сказать больше?
        - Потом еще раз помоешься, и торопить не буду. А на таком дереве больше никогда в жизни не побываешь. Давай!
        Произнеся какой-то аналог нашего «была не была», девушка прямо из ванны сиганула на ветвь. Глаза вспучились, руки обвили «веточку» размером с хороший столб. Дерево не шелохнулось. Аккуратно карабкаясь, гладкокожая обезьянка полезла ввысь.
        Обезьяна во мне принялась колотить кулаками в грудину, горло клокотало под едва удерживаемым зовом самца. Требовалось срочно что-то предпринять. В моих руках появилась камера, видоискатель поймал дерево, объектив сосредоточился на том, что двигалось по ветвям.
        Ценность кадра - не в красоте, как думает большинство. К публикуемым мной статьям требовали выбирать иллюстрации, которые цепляли бы читателя - яркостью, узнаваемостью, интересным ракурсом или необычным оформлением, но главным оставалась привязка к описываемым месту и событиям. А по-моему, иллюстрация должна не показывать, а рассказывать, иметь подтекст, сообщать о предыстории или намекать на следствие. Самый шик - в ненавязчивости, когда зритель через пару логических ступенек сам доходит до нужной тебе мысли. Было обидно, когда долго подбираемый снимок или коллаж, над которым я корпел полночи, редактор забраковывал и заменял на свой - невзрачный и абсолютно пустой эмоционально. Изображение без внутреннего света - набор пикселей. Как человек без души. Говорю все это, чтобы показать - то, что запечатлевалось камерой сейчас, началось, чтоб занять руки, но выросло в нечто большее и поглотило целиком. Если вернуться к началу мысли, то ценность кадра - не в красоте, а в присутствующей в нем жизни. И в неповторимости. То, что показывал видоискатель, удовлетворяло душевный запрос на сто процентов.
Челеста в ветвях каури была гармонична и пленительна, ярка и загадочна. Не вынужденный объект съемки, что необходим по сюжету, а Божья искра вне всех сюжетов. Волшебный ключик в мир грез. Она дышала каждой клеточкой, восхищала каждым движением, интриговала каждой остановкой перед новым движением. Она была одурманивающе божественна, а дразнящая фантастическая нагота лишь подчеркивала естественность красоты. Глаза, как известно, - зеркало души, но в отношении моей модели душа глядела на зрителя другими местами. Но ведь глядела, и еще как! Это было непостижимо. Какое счастье, что я вовремя схватился за камеру!..
        Челеста вдруг обернулась.
        - Ке фай?! Змэттила!*
        *(Что ты делаешь?! Перестань!)
        Она скукожилась, изо всех сил стараясь прикрыться… а как тогда держаться?
        Не надо было оставлять ей возможности смотреть назад. Всего лишь одна вовремя данная команда на невидимость - и не было бы проблемы. Но с другой стороны: что сделает девушка, оставленная в таком виде на дереве на другом конце мира, когда корабль вместе со мной исчезнет? Что подумает обо мне?
        Я попросил:
        - Челеста, сделай красиво, как ты умеешь. Ну? Как фотомодель.
        Что радовало - спутница стеснялась камеры, но не меня. Можно ли считать это шагом к чему-то, или снова заморочки чужестраного менталитета?
        - Ком э уна фотомоделла?*
        *(Как фотомодель?)
        Надо же, уловила.
        - Си, синьорина, именно как фотомоделла.
        Мой итальянский становился все лучше и лучше.
        Смуглая фигурка шмыгнула по ветви назад, поднырнула под свисавшей другой, на миг растянулась между двумя следующими…
        - Нон вольо!*
        *(Не хочу)
        Подтянувшись-съехав-перекатившись, Челеста достигла крайней ко мне ветви, оттуда ею будто выстрелило, и через миг под вопль священного ужаса ее ступни приземлились внутри корабля, а руки метнулись к камере:
        - Дамми! Анньенти!*
        *(Отдай! Уничтожь!)
        - Нет! - Я отстаивал право на память о таком событии. - И не надейся!
        Два тела схлестнулись, завязалась борьба. Естественно, я сильнее, однако Челеста не сдавалась. Ну, и я чуточку поддавался. К тому же, не рассчитал, что к приложению помноженной на ускорение не слишком большой массы, которое легко предугадывалось и столь же легко нейтрализовалось, добавятся кошачье царапанье и жуткий визг. Челеста опрокинула меня и, тяжело дыша, принялась валять по полу, а руки упрямо тянулись к гаджету, отставленному мной далеко за голову. Мне приходилось отбиваться единственной свободной рукой. Когда обхваченная вокруг спины тигрица сумела продраться еще несколько сантиметров, пальцы-когти вцепились в запястье державшей камеру кисти. Я вывернулся, и предмет спора полетел в отворившуюся мысленным приказом кладовку, причем оттуда вывалилась сумка, в которой некогда на корабль попали застежки-молнии.
        Челеста отвлеклась, провожая камеру взглядом, моя вторая рука тоже освободилась, и уже двумя руками я напялил сумку на уши прекрасному агрессору. Следующим мощным броском отбрыкивавшееся создание отправилось обратно в набранную ванну.
        Я сел за рукояти управления.
        Сдернутая с ушей сумка ударилась мне в спину, сама Челеста осталась за безопасным барьером. Не отвлекаясь на нее, я аккуратно выводил корабль из-под ветвей. Все это время он не принимал мер по усмирению: угрозы мне или ему в произошедшем не усматривалось. За спину тоже можно быть спокойным, напасть не позволят. А поворачиваться к спутнице я сейчас никак не хотел. После такой встряски организм бурлил, требовались действия. Что ж, их есть у меня.
        Какой-то фермер приготовил к предпродажной сортировке гору фруктов, я направил корабль туда. Надеюсь, хозяева не обидятся за несколько штучек?
        На эту мысль навела валявшаяся в ногах сумка. Я потянулся за ней, открыл выход наружу и спрыгнул ближе к забору, откуда меня ни с одной стороны не увидеть.
        - Нон ай диментикато нэссуно?*
        *(Никого не забыл?)
        Я задрал голову в парившую в воздухе «подпространственную» щель. Вылезшая из воды Челеста стояла прямо надо мной, ручьи стекали по телу и растворялись в теле корабля. Вокруг сияла лазурь небес, вдали ангельскими крылышками порхали облака. Не вид, а сказка. И почему я не взял с собой камеру?
        - Оккьо!* - Челеста оттолкнулась, колени поднялись к груди, разнесся визг… и рядом смачно чвакнуло.
        *(Осторожно!)
        Из цветной массы появилась обиженная физиономия:
        - О диментиканца ун импердонале. Ма комэ?*
        *(Непростительная забывчивость. Как же так?)
        С ума сойти. Она обиделась, что не взял в новое приключение. И форма одежды в виде ее отсутствия уже не играла роли. С каждой минутой я все больше и больше обожал напарницу. Да, она делает то, что мне очень нравится, но почему она это делает? Потому что это нравится ей! Идеальная ситуация.
        Вдвоем работа пошла веселей. Полная сумка отправилась на корабль первой, затем я броском с упором под ягодицы закинул туда итальянку и, наконец, взобрался сам. Последним - чтоб не позориться. Все же сказалось, что я не железный. В корабле я показал на сумку:
        - Это презент Нине. За беспокойство и вообще.
        Обращался к никому, то есть в спину: Челеста с разбега сиганула в ванну, весь корабль изнутри окатило брызгами, в том числе волной накрыло и меня. Видимо, в виде маленькой мести за что-то. Мужчина же всегда виноват. В чем? Сам должен догадаться. Это веками установленное межполовое правило коммуникации.
        - Ольф, фарэ ля дочча, пэр фаворэ.*
        *(Сделай душ, пожалуйста)
        Знакомое выражение. На Челесту тут же полилось сверху.
        Мне тоже следовало помыться, но лезть в ванну, чтобы принять ее вместе с итальянкой, было бы верхом наглости. Все идет чудесно, и не нужно пинать птицу удачи, она может полететь не в ту сторону.
        Представляю, сколько благих начинаний и успешных дел не свершились из-за этой формулировки.
        И все же. Окажись в одном помещении со мной в таком же виде какая-нибудь знакомая вроде Раи или даже незнакомка, скажем, из ночного клуба, ноги сами закинули бы меня в ней за бортик. Да, теоретически в таком случае возможен отказ. Ну… тогда помылся бы спокойно. Тоже дело. Вот и получается, что будь на месте Челесты любая другая, события пошли бы другим, строго определенным природой путем. Но в ванной, радуясь жизни, плескалась и старательно терла приподнятую ножку именно Челеста.
        Я не делаю первого шага, потому что боюсь ее потерять. Но если я не сделаю - кто сделает? Эмансипация эмансипацией, но ждать инициативы от той, которая считает меня чуть ли не богом…
        - Грациэ, Ольф. Баста.*
        *(Спасибо. Хватит)
        Итальянское «баста» давно стало русским (не думаю, что наоборот, хотя есть люди, которые в два счета докажут это, например, выведя из древних корней или прозвища музыканта), я легко понял просьбу и отключил душ.
        Отмывшаяся Челеста некоторое время раздумывала, как поступить. Она перегнулась через бортик, подцепленные пальцами валявшиеся части купальника были собраны… и уныло повисли в ее руках. У нее та же забота: что делать и делать ли. Каким-то шестым чувством понимая, что в данном вопросе я сейчас не советчик, Челеста несколько раз бросала длинные лоскуты обратно на пол, затем поднимала и, решив повязать, глядела на меня… и вновь останавливалась - ведь я же не одевался. А уже пора бы. С каждой секундой нагота давила все сильнее, уже не просто отвлекала, а напрягала и, главное, требовала действий.
        Как только оденусь, чудесное приключение закроет дверцу в настоящее. Оно станет прошлым - приятным, зубодробительным, роскошным прошлым. Но мечталось о будущем. Для этого нужны другие действия. Теоретически можно допустить, что именно их от меня ждут. Но.
        «Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить».
        Да, все так. Я не хочу, чтобы меня считали ходоком, который бросается на все, что плохо лежит. Или сидит. Или, как в нашем случае, помылось и с наслаждением обсыхает. Спутницу никем подобным не считаю, и хочется, чтобы такого же мнения придерживались обо мне. Даже если это не совсем так. Впрочем, уже не так. Раньше - возможно, но времена изменились. Изменился я. Отныне гонки на короткие дистанции - не мой спорт. И репутация, то есть мнение обо мне других людей и мое собственное, теперь важнее числа побед и маленьких удовольствий.
        Но сказано: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим». Вот. Даже апостол Павел в курсе проблемы. Правда, он тут же добавляет: «Это сказано мною как позволение, а не как повеление». К тому же, дополню, сказано для супругов, и озабоченных особей, вроде меня, не касается.
        Челеста нервно заговорила.
        - Вуой ведерми звеста комэ адэссо, - она встала во весь невеликий рост, обвела влажную фигуру ладошками, затем показала на халаты, - о дэво мэттэрэ ла весталья пер эзэмпьо? Фаччо комэ дичи.*
        *(Хочешь видеть меня как сейчас, или мне надо одеться? В халат, например. Сделаю, как скажешь)
        Ну вот, жалуется, что тяну с одеванием, и просит халат. Проблема решилась. Сама.
        Я сходил за халатом. Как же не хотелось передавать его по назначению - божественно выглядевшей прелестнице. Олицетворению искушения. Моей Венере, вышедшей из пены. Челеста выглядела… нет слов для описания, как она выглядела. Кожа пахнула свежестью. В глазах, омраченных тенью некой тревоги, бурлила радость жизни. Хотелось смотреть, смотреть, смотреть, наслаждаться каждым изгибом… и верить в чудо.
        Надеюсь, это не тестостерон во мне говорит, а настоящие чувства. Вот же задачка: как отличить? И заметно ли различие со стороны?
        Челеста перешагнула бортик. Ванна за ее спиной стала вновь превращаться в кровать - мне сейчас не до ванн.
        - Э ту?* - Тревоги в карих глазах прибавилось.
        *(А ты?)
        - Да, эту. Точнее, этот. Второй я надену потом, сейчас у меня другие планы.
        Надеть халат она не спешила - чувствовала, как мне нравится на нее смотреть. Неужели я прав, и у итальянцев бессовестное разглядывание - аналог комплимента, на который объект восхищения должен напрашиваться при первой возможности? Или это послабление ради конкретного меня? Хочется верить во второе, но опыт подсказывает, что у первого тоже немалые шансы.
        - Соло ио? Сэ вуой, соно анкора комэ тэ, вольо фарэ тутто инсьемэ… * - Челеста одевалась медленно, будто собиралась передумать.
        *(Только я? Если хочешь, я тоже буду как ты, хочу все делать вместе)
        Мы летели над побережьем Новой Зеландии. За окном люди еще купались, здесь купальный сезон только наступил. А у нас…
        А у нас в квартире газ.
        Фантастический закат раскрасил небо в смесь лилового со всем остальным. Резко темнело, словно небу врезали в глаз. Даже с разницей часовых поясов стоило поторопиться - дома меня ждали дела. Прощай южное лето, возвращаемся в осень.
        Межконтинентальный скачок вышел обыденным, человек мгновенно ко всему привыкает. Вскоре мы подруливали к многоэтажке с единой балконной решеткой.
        Весь в сочной грязи фруктов и соли Тихого океана, я напялил на голое тело джинсы со свитером - помоюсь, когда останусь один, а одежду выстирает корабль.
        Я старался не слишком вникать в то, что произошло. Еще слишком рвется пульс и кипит кровь. Сколько раз убеждался: выходит всегда не так, как представлял. Только время все расставит по местам. Надеюсь, что в мою пользу. Пусть даже не в ту, на которую надеюсь.
        - Ди нуово андьямо да Нина?*
        *(Мы снова идем к Нине?)
        «Андьямо», «Нина», ничего сложного.
        - Разве есть варианты?
        Я поднял сумку. Челеста со вздохом облачилась в молниевое платье - самое многоцелевое, из него можно сделать как вечернее, так и топик с мини-юбкой. Мои вид и настроение ее не радовали.
        Дилинь-дилинь.
        Тусклый взгляд карих глаз. Радостный Нинин. Прощальный мой.
        Все как обычно. Мужчины занимаются работой и войной, женщины ждут.
        Глава 11
        Перечитанное еще раз послание ничего нового мозгам не сообщило. Света узнала о моих делах что-то новое? От Сусанны или еще откуда? Когда? Нужно вспомнить, в какой момент она отлучалась, чтобы подкинуть записку. До этого мы говорили о документах, еще раньше - о записях съемок с участием моей бывшей…
        Может, Сусанна сообщила что-то до моего прихода? Или могла обмолвиться чем-то, что обрело смысл после выяснения отношений. А может быть, вопрос совсем в другом, и проблема будет обсуждаться не моя, а какая-нибудь личная Светина, с которой она не может обратиться к мужу. В таком случае почему не помочь, я же теперь заместитель всемогущего по части возмездия. «Нужно встретиться, касается тебя, важно до чертиков, дело жизни и смерти». Все же упомянуто, что касается меня. Каким же боком?
        Идти не хотелось и одновременно хотелось до вышеупомянутых чертиков. Все решила формулировка «дело жизни и смерти». Как назвать мужчину, который откажет женщине в подобной просьбе? И еще одно подталкивало к встрече: ощущение, что обидел девушку. Договор за ее спиной с последующей игрой на грани (если не сказать - за гранью) выглядел подло. Если не оправдаться, то хотя бы глаза в глаза признать ошибку и склонить повинну головушку.
        По назначенному месту встречи у меня, как у местного жителя, вопросов не возникло. Тремя поросятами горожане называли три отдельно стоявшие шестнадцатиэтажки в строившемся районе. Барражирование вдоль прилегающей улочки закончилось строго в оговоренное время, но Света появилась не одна, ее сопровождал Руслан. Она постоянно с беспокойством оглядывалась, это нервировало парня, он крепко взял ее под руку и вел почти насильно. Света, в конце концов, смирилась. Через пару кварталов они прибыли к подъезду старой пятиэтажки. Я снизился до предела, чтоб долетали голоса.
        - Спасибо, Русик, иди. Можно было не провожать.
        - Ничего, мне не сложно. - Рыжий чертяка будто чувствовал что-то, интуиция заставляла его поступать наперекор женским прихотям. - Может, с тобой остаться, а то что мне дома одному делать?
        - Здесь и спальное место единственное, и ночь будет бессонная, а тебе с утра на работу.
        - Хотя бы на минутку зайду, здоровьем поинтересуюсь.
        - Ты о чем, какое здоровье?! Не береди душу, ему и так плохо.
        Руслан втолкал Свету в подъезд, зашел следом, и дверь за ними захлопнулась. Правильно, если повод не найден, а душа не на месте, нужно поступать по велению сердца.
        Корабль некоторое время кружил около окон. Люди за стеклами жили обычной жизнью: ужинали, смотрели телевизор, ругались, мирились. Многие уже спали. Ни в одном новом окне по этой стороне свет не зажегся, а там, где не зашторено, парочка не объявилась. Я перенесся на другую сторону дома.
        Повезло под конец первого пролета вдоль дома: Руслан со Светой обнаружились в квартире на пятом этаже крайнего подъезда. На кровати лежал больной, парочка перекинулась с ним несколькими словами. Пока Света переодевалась в домашний халат, Руслана пробежался взглядом по пустым помещениям и только тогда успокоился. Света занялась лекарствами на прикроватной тумбочке, и он отбыл, пожелав на прощание что-то приятное.
        Теперь Света засуетилась. Ее вынесло в прихожую, сорванный с вешалки плащ был накинут прямо на халат, потом она бросилась что-то сказать оставляемому в одиночестве больному. Я перевел корабль через крышу дома на другую сторону. Оказалось, что не зря. Отсюда было видно, как отошедший на достаточное расстояние Руслан снизил скорость, огляделся и уселся на ближайшую пустую лавочку лицом к подъезду.
        Ох, Света, и не хочется в таких делах помогать, а не помочь тоже будет не по-человечески. Она уже влезла в туфли, ручка двери на лестничную площадку уже проворачивалась…
        Тук-тук. Можно даже сказать - дзинь-дзинь, поскольку под костяшками пальцев было стекло, а стучать пришлось громко.
        - Света! - Я помахал рукой с узенького захламленного балкона.
        В первый миг ее лицо прекрасно заменило бы «Крик» Эдварда Мунка на какой-нибудь выставке. Узнавание произошло где-то на второй минуте.
        - Ты?!
        Туфли и плащ полетели обратно, она бросилась отворять балкон. Стеклянная дверца выводила в единственную комнату, где находился больной.
        - Входи. Ты это… Как?!
        Мой палец показал на крышу:
        - Оттуда. Проследил и спрыгнул. Хорошо, что успел. - Света состояла из одних вопросов, и я нанес упреждающий удар. - Всего рассказать не могу, но с некоторых пор я немножко иллюзионист. Такие фокусы с элементами каскадерства нужно отрабатывать многократно, вот и тренируюсь при первой возможности.
        Врать, конечно, нехорошо, но правда приведет к сомнению во вменяемости. Либо потребует подтверждений. То и другое не есть хорошо в моей ситуации.
        Сказанное устроило Свету, она посторонилась. Тесная комната поражала убогостью, обстановка осталась еще с советских времен: кровать со стальными спинками и продавленной металлической сеткой, на стене ковер с оленями. Еще - кресло-кровать в углу, заваленный древним барахлом одежный шкаф и старенький телевизор. На полу протертый до серого основания ковролин.
        - Все деньги уходят на лекарства. - Перехватив мой взгляд, Света опустила глаза.
        Укутанный одеялами больной спал. На вид - парень моего возраста, светлый, чем-то похож на Свету.
        - Брат, - подтвердила девушка мою догадку. - Я дала снотворное. У него полиартрит, суставы почти не двигаются и страшно болят. В свое время неправильно диагностировали болезнь и долго лечили не от того, а теперь уже поздно. До конца жизни будет на гормонах и обезболивающих. Двигаться он может с трудом и только на костылях, в основном лежит. На днях боли просто нестерпимые были, он не вытерпел, наглотался таблеток, еле откачали. Теперь дежурим по очереди - большей частью мама, иногда тетя, а сегодня я.
        С окружающим разобрались, перейдем к цели визита.
        - Зачем вызывала? - спросил я. - Узнала что-то важное?
        Света хмуро кивнула:
        - Да. Что вы с Русиком меня развели и оставили в полных дурах.
        Я медленно выдохнул: ничего нового, продолжаем расхлебывать старую кашу. Устроенная Русланом проверка едва не стоила ему семейного счастья, теперь еще и мне надо оправдываться.
        - Мы с ним закрыли вопрос, тебе не стоит ни о чем беспокоиться.
        - Ненавижу быть обязанной. - На меня вскинулся предельно откровенный взор.
        - Ты никому ничего… - начал я.
        - Плевать на ваши договоренности с высокой колокольни, - перебили меня с непередаваемой горечью. - Это решили вы. За моей спиной.
        Так и было. Я виновато разглядывал носки своей обуви.
        - По-моему, - затянутые тьмой бездонные колодцы грозно сверкнули, - вы оба поступили по-свински. Думая только о себе, вы ни на миг не представили, как в этой ситуации буду чувствовать себя я. А я тоже человек, как ни странно. Руслан мне заплатит за эти игры по-своему. С тебя другой спрос. Меня муж предложил в качестве платы или возмещения ущерба, не знаю, как вы это формулировали, Ты согласился. И победил. Теперь я чувствую себя подвешенной над пропастью с дерьмом, ниточка тоненькая, и пахнет все отвратительно. Чтобы снять меня оттуда, ты должен исполнить свою часть договора, и мы в расчете. Поэтому я тебя позвала.
        То ли у женщин стыдливость по-другому работает, то ли это особенность вполне конкретной Светы, но вывалила она все, не опуская взгляда, так что стушеваться пришлось мне. Проблема, с которой она пришла, вроде должна была меня порадовать, но перед глазами возникло лицо Руслана.
        Света ждала, стоя напротив, глаза продолжали глядеть в упор.
        - Ты же не хочешь…
        Она перебила:
        - Хочу, чтобы ты совершил поступок, достойный мужчины - мужчины, который держит слово, а не меняет его по десять раз на дню. Для меня это важно.
        Спрятанное за вырезом халата нервно вздымалось под действием мыслей. Представляю, какие там мысли.
        - Дело жизни и смерти? - с легким сарказмом процитировал я.
        - Разве нет?
        Как же хотелось ляпнуть противоположное. Последние приключения с Челестой выбили из колеи, организм требовал компенсации. Странный выверт судьбы предлагал мне отличный вариант возмещения, причем одновременно списывались некие убытки противной стороны. Одной гранатой всех зайцев, разве не мечта охотника? Симпатичной лампе срочно требуется джинн, лампа едва потертая, б\у, но в идеальном состоянии. Скрытых неисправностей не выявлено, пробег минимальный, владелец один.
        Проблема в последнем определении. Блаженны неведающие, но не хотелось видеть в этой роли честного Руслана. Я справился со своим вторым обезьяньим «я».
        - Нет.
        Ответ Свету не удовлетворил. Ей еще было, что сказать.
        - То есть, со всей уверенностью утверждаешь, что не хочешь получить выигрыш в полной мере, а не так, как вышло по переговорам со стороной, которая не заинтересована в твоем успехе?
        Рядом во сне посапывал парень, и было некомфортно вести подобный разговор в чужом присутствии, пусть даже нас не слышат. Свету это не волновало.
        - Я привыкла отдавать долги, и пока это не произойдет, мне не по себе.
        Пронзительность с бездонностью жгли и топили одновременно. Выплывать становилось все труднее. Пришлось ткнуть в неприятное.
        - И ты, позабыв о муже, хочешь, чтобы я…
        Напоминание озлило, Света перебила:
        - Не хочу ничего невозможного: просто чтобы ты признал себя виноватым и возместил моральный ущерб. Давай по пунктам. Признаешь, что поступил как последняя сволочь?
        - Не соглашусь с прозвучавшим определением, но доля правды…
        - Короче, виноват?
        - Да.
        Света повеселела.
        - Какой вид возмещения можешь предложить?
        Взгляд буровил меня, сходясь где-то внутри черепа, где возникал маленький ядерный взрыв.
        В горле у меня запершило, я прочистил его кашлем и стал осторожно формулировать ответ:
        - Тот, который предполагался выигрышем, отменяется однозначно.
        - Почему?
        Прямой вопрос требовал ответа столь же прямого и, по возможности, неотразимого. В душе с переменным успехом шла борьба морали с практическим расчетом, и пока бубнящее «А действительно, почему?» сознание отвлеклось на подсчет результатов, из губ вылетело:
        - «Не возжелай жены ближнего своего». Как и «не убий», «не укради»… Выше этого не должно быть ничего.
        - Удивлю, но проблемы нет. - Как бы приглашая к долгому разговору, Света жестом предложила сесть в кресло. - Я специально нашла библию, чтоб из подлинника узнать, на что все так упорно ссылаются. - Когда я опустился, она бесцеремонно примостилась рядом на подлокотник. - Итак, Второзаконие, пять-двадцать один. Если знаешь, процитируй злополучную заповедь целиком и дословно.
        Злополучную? Возможно. Что-то в организме тоже так считает, и я постарался:
        - Не возжелай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего.
        Перед глазами гладко блестели коленки, полы раздваивающегося халатика теперь не скрывали их. Собственно, разъехавшееся ниже пояса махровое одеяние теперь мало что скрывало. Сидя полубоком, собеседница еще больше развернулась - всем фронтом, почти лицом ко мне.
        - Трудно увидеть новое в том, что давно знакомо и навязло на зубах. Никто и не видит. А все до ужаса просто. Отбрось привычные шоры, читай не то, как понимаешь, а то, что написано. Ну?! Ни слова, ни буквы здесь не содержится о ближней твоей, ограничения касаются исключительно мужчин!
        Вот это да. И все же что-то здесь не то. Так не бывает! Не может быть, чтобы сотни, а то и тысячи лет люди (миллионы людей!) не видели столь простого факта.
        - Как же, - поспорил я, - кроме жены и рабы все остальное двуполо. Да и это в наши толерантные времена…
        - Книга Левит, двадцать-тринадцать: «Если кто ляжет с мужчиною как с женщиною, то оба они сделали мерзость». И все, больше на эту тему нигде ничего. Заметь, там нет ни слова про женщин, которые ложатся с женщиной. То есть, опять половина Земли выведена за скобки. Так и в упомянутой заповеди. Жена, вол, осел, раб, рабыня присутствуют, а мужа нет. Вывод: не нужно замужним женщинам блюсти эту заповедь, она прописана исключително для сильного пола. Может, потому он и сильный, что даже заповедей ему больше полагается. Так и идет испокон веков: мужчины сильны, а женщины женственны. Женственны - значит сексуальны. Это факт, данный нам со времен творения. У иудеев, к примеру, сексуальность - не грех. Иудейка даже развод может получить, если муж не устраивает ее как мужчина. Вернемся к библии, которую ты так любишь цитировать. С помощью первоисточника мы только что доказали, что согласно тексту Писания женские желания священны, и то, что веками считалось для женщин запретным - будучи примерной супругой продолжать желать - на самом деле разрешено! Иными словами, как давно известно и тоже не подвергается
сомнению, чего хочет женщина - того хочет Бог.
        Лицо у Светы пошло пятнами, голос задрожал. Ведомый гравитацией халатик на плече сполз чуточку вниз и, кажется, собрался ползти дальше. Я перехватил его и запахнул разошедшиеся половинки, наглухо спрятав другие половинки. Как бы они не манили взор, у них уже был хозяин.
        Видимо, Света не так представляла финал богословской дискуссии. Она сжалась в комочек.
        - Что же молчишь? - раздалось тихо и до мурашек серьезно. - Нечего сказать?
        - Скажу, что все это неважно.
        - Для кого как!
        Я чуть поморщился - не то имел в виду.
        - Неважно для тебя и для меня не потому, что как бы неважно… - я едва не запутался в словах - мысль, которую хотелось высказать, оказалась слишком расплывчатой, - на самом деле это более чем важно… Хочу сказать, что неважно с точки зрения духа Писания. Там имелось в виду другое.
        - Библия - закон божий, а дух и буква любого закона, как хорошо известно, часто расходятся. Если буква не соответствует духу - можно попенять автору, но нельзя нарушать закон в том виде, в котором его нам дали. Или нужно требовать поправок. Знаешь, как мала на ощупь брошюрочка американской конституции, и сколько измеряемых центнерами томов поправок, принятых за какие-то двести лет, к ней прилагается?
        Трудно спорить с человеком, у которого душа и все прочее нараспашку, причем то и другое усиленно рвется наружу. Особенно, с таким горячим и симпатичным человеком. Но надо, иначе трудно считать человеком себя. К тому же, последний довод вывел нас из теологии на минное поле политики.
        - Мы разве в Америке? Почему в новостях, в быту, в деньгах, все меряется Америкой? Почему все примеры - про Америку? Америка то, Америка се… Ты там была?
        Света моргнула.
        - При чем тут…
        Действительно ни при чем. Но пока соображаю, как заделать брешь в логике по поводу главной беды, можно высказать то, что наболело. Так все поступают, от бабушек у подъезда до высших политиков.
        - Просто надоело. Ты там не была, а я был. Живут такие же люди, так же хотят счастья в виде денег и секса, и чтоб за это ничего не было. Если не получается самостоятельно, то за счет ближнего. Или дальнего. Все как везде, только история у них маленькая, те упомянутые тобой двести лет, потому и арийские замашки - еще нет опыта, что за это бывает. Но мы здесь, а не там, поэтому не надо мне тут ля-ля про забугорье.
        Сбить Свету с мысли не удалось.
        - Библия тоже не у нас писалась, про нее тоже не хочешь слышать, раз мы не Иерусалиме?
        Браво, убила. И кто сказал, что у женщин плохо с логикой? Жаль, что я не Альфалиэль, сейчас расчихвостил бы хорошо подобранными фактами и версиями. Я тоже знаю немало, но не умею так состыковать, чтобы жуть брала. А иначе и затевать не стоит.
        И все же: как объяснить расхождение духа и буквы в самом важном законе, выше которого не существует даже для абсолютно неверующих - в заповедях? Не убий, не укради, не лжесвидетельствуй. Если начать сомневаться в этом…
        А не надо сомневаться! Там, в заповедях, все верно!
        - Даже если ты, как наивно полагаешь, вывела себя из-под удара, то сказано: «Не возжелай жены ближнего своего». - Я улыбнулся. С души будто камень свалился, причем на ногу того, кто думал, что поставил подножку. Женская логика изощренна и коварна, но мужская - прямолинейнее. И честнее. Потому победа будет за нами. - Еще раз: не возжелай жены! - Видя перед собой непонимающий взгляд, я выделил главное: - Жены! Да, это не касается тебя, но это касается меня. Умываю руки.
        Света хмыкнула.
        - Ближнего своего, - лукаво и как-то очень довольно повторила она. - Когда это Руслан, которого практически не знаешь, стал тебе ближним?
        Резонно, черт побери.
        - Может, когда отдал приведенную тобой девчонку всем желающим? - упорно продолжила Света давить в больное место.
        - Ты что-то знаешь? - Меня всколыхнуло, в сердце снова закопошились ежи. - Кто еще?
        - Успокойся, это я фигурально. Лаврик мне тоже не нравился, все время приставал, хотя знал, что с ним Русланчик сделает, если что. А сделал ты. Кстати, спасибо. Поделом ему.
        - Живой хоть? - запоздало осведомился я.
        Судьба мерзавца меня не трогала, он получил, что заслужил, но не хотелось быть виновным еще в одной смерти.
        - Боишься нарушить слишком много заповедей? Успокойся, жив, паскуда. В полицию он не обращался, понимает, что при разбирательстве светит себе любимому, но на глаза ему лучше не попадайся. Кстати, о заповедях. Вернемся к разговору. Относишь ли ты Руслана к ближним?
        Вопрос был основополагающим - ответ предопределял развитие событий.
        - Да, - выдохнул я, хотя что-то внутри могуче сопротивлялось. Зато как стало легко, когда слово вылетело! Под новое настроение я быстро сменил тему. - Когда вы остались в сауне, Сусанна больше ничего не сказала такого, что может мне помочь? Случайная обмолвка или незаконченная оборванная мысль… странный поворот разговора… Женщины - существа любопытные, и мне почему-то кажется, что ты не могла не поинтересоваться…
        Света вздохнула.
        - Ты прав, есть кое-что. - Она поднялась, халат недовольно запахнулся, лицо уставилось в уличную темень - прямо сквозь невидимый корабль. - Я насела на Сусанну с расспросами, отчего это у вас искры сыплются при общении. И все узнала.
        - Да ну?
        И хотелось надеяться, но интуиция посмеялась в лицо и показала язык. Так не бывает. Хотя в жизни бывает все. Но так не бывает.
        - Она, ты не поверишь, обижена на тебя. По-настоящему.
        - Она?!
        Нет слов. Интуиция снова язвительно хихикнула и дала пинка.
        - Ты ей не поверил в главном, оттуда все и пошло, - довела Света мысль до конца.
        Мозги проштудировали взаимоотношения и диалоги, главного не нашлось. Точнее, главное - обвинение в том, чего не было. Как поверить, что это неправда? Ведь свидетель произошедшего - только она, других нет. Пропажа документов дарит убийству мотив и не дает настаивать на самообороне, но кража озвучена именно этими губами уточкой, так, оказывается, обиженных на меня, что, дескать, в чем-то не доверяю. Вот ведь я сволочь какая, оказывается.
        - Она говорила тебе правду, ты не поверил. Тогда ей пришлось врать.
        - Не только тогда, - сообщил я. - И в том, что рассказываешь сейчас, тоже. Потому что ее правда могла бы спасти меня, а она наоборот.
        - Сусанна говорит, что каждая вскрытая ложь вызывала следующую, а если бы ты поверил с самого начала…
        - Ясно. Давай оставим эту тему.
        - Я хотела помочь. Просто Сусанна очень просила донести до тебя эту мысль, если мы с тобой вдруг встретимся: что у тебя был ответ на все, но ты его откинул и начал позорные драчки с выяснением отношений.
        - Достаточно про нее. Как дела у Руслана?
        Света опустила взгляд. Кажется, она действительно хотела помочь, и моя реакция разочаровала.
        - У него все нормально. Любит свое оружие и иногда меня.
        Напоминание про оружие растревожило душевную занозу: второй день меня не оставляла мысль, что номер машины и запоминающаяся внешность Руслана могут сыграть злую шутку. Как бы его тоже не втянули в игры с пропавшими документами.
        - Из-за той передряги, когда меня подвозили, у вас не было проблем?
        - С Русиком говорили какие-то типы с похоронными лицами, но все обошлось расспросами и требованием позвонить им, как только он вновь увидит тебя. Визитка лежит дома. Указан некий Кирилл Кириллович. Знаешь такого?
        Прихожая огласилась звонком. Свету подбросило:
        - Поздно, никто не должен прийти. Странно. Сейчас посмотрю.
        - Это наверняка Руслан. Переживает за тебя. Знаешь, иди домой, я посмотрю за братом. Не бойся, опыт сиделки у меня имеется.
        - Ты - сиделкой?! Хотя… А что скажу Русику?
        - Что снотворного дала, что брату лучше, что с минуты на минуту тебя подменят. Иди.
        - Если Русик тебя здесь увидит…
        - Балконную дверь за мной не запирай, только прикрой. Я сейчас вылезу на крышу, затем вернусь.
        - Хоть какой-то от тебя толк. Брать здесь нечего, но если с Митей что-то случится…
        - Если случится, то только хорошее, уверяю.
        Я впрыгнул в припаркованный к балкону корабль, Света в этот момент открывала.
        - Хорошо, что вернулся. - Она опять засуетилась, переодеваясь из халата в уличное. - Пойдем домой, до утра я свободна.
        Света утащила ошалевшего Руслана, в захлопнувшейся двери провернулся замок.
        Я вернулся к кровати. Для созревшего плана с прикроватной тумбочки были позаимствованы ампула димедрола и одноразовый шприц.
        - Митя, значит? Ну, Митя, тебя ждут невероятные приключения.
        Под одеялом спящий парень оказался одет в длинную ночную рубаху на манер женских. Подхваченное на руки тело оказалось невероятно легким, словно кости у него, как у птиц, внутри пустые. Балконную дверь я притворил, чтоб казалась закрытой, свет везде выключил.
        - Ничего не гарантирую, но все в жизни бывает. Кораблик, помоги!
        Нужное место на глобусе было известно мне весьма приблизительно, но точность не требовалась. Я ткнул пальцем в точку, куда лететь, лег рядом со спящим больным и протянул нить медальона под двумя шеями.
        Через некоторое время во тьме под нами распростерлись снега. Это район Оймякона, полюс холода. Сейчас до температурных рекордов далеко, но под минус пятьдесят должно быть. Корабль по моей просьбе стал полностью невидимым, но проницаемым для света, звука, запаха… и только не для мороза. Пока.
        Кажется, я немного вздремнул. Недолго, если судить, что ночь еще продолжалась. То главное, на что надеялся, если и могло свершиться, то уже свершилось, иначе корабль, оберегая от опасности незаконченности, не разрешил бы мне проснуться. Он такой, уже знаю.
        Медальон занял законное место, я поднялся. Несколько ударов по щекам привели парня в чувство.
        Оказавшись подвешенным над землей вместе с незнакомцем, он удивился несильно. Тусклый взгляд обвел мрачные снега внизу и не менее угнетающую тьму вокруг.
        - Встань! - объявил мой торжественный голос.
        Парень встал.
        Я почувствовал себя Иисусом, воскресившим Лазаря. Спасибо, кораблик, я верил, что тебе это по силам.
        Мы стояли рядом как на облаке, только без облака. Митя в белой хламиде-ночнушке, я в джинсах и рубашке - нормальный такой сюр для мозгов, выплывавших из бессознательного.
        - Что это? - Голос парня был спокоен и отстранен. - Где я?
        - В аду.
        Интонацию я подобрал соответствующую. Постарался от души. Одновременно корабль получил приказ запустить внутрь мороз.
        Тела словно окунулись в ледяную прорубь, стало ломить и выкручивать конечности, а уши будто кусачками прищемили. Потекли слезы, но они сразу примерзали к щекам и переносице, их вымораживало.
        - Разве ад такой? - Митю происходящее не трогало, хотя он болезненно сжался. - Здесь хорошо, можно быстро замерзнуть и не мучиться.
        - Откуда тебе знать, каков ад? Он у каждого свой. Но если нужны сера и огонь, нет проблем.
        Я ликвидировал холод, и два висевших в воздухе человека бесшумно понеслись в ночь. У спутника ни волосок не дрогнул, хотя вокруг все летело до смазывания в не успевавших реагировать глазах. Митя совершенно не волновался. Кажется, он еще не решил, как относиться к происходящему.
        Корабль остановился над камчатскими вулканами.
        - Хочешь туда?
        Внизу клубилось нечто страшное, огненно-вонючее, отвратное.
        - Не хочу. Я сплю?
        - Да. Но все, что ты видишь, реально. Если ты поранишься, рана возникнет на теле в кровати. Если замерзнешь, задохнешься или обгоришь насмерть - никогда не проснешься.
        - Хороший вариант. После такого не захочу просыпаться.
        Пришлось мысленно выругать себя, и дальше я подбирал слова осторожнее:
        - Ты слишком много на себя брал, решая за силы, о которых не имеешь понятия.
        - Плевать мне на эти силы. Что я такого натворил в детстве, чем заслужил жизнь бревна? Или расплачиваюсь за чужие грехи? За что меня приговорили к аду наяву?
        Наболевшие вопросы сыпались один за другим, пришлось дать выговориться. И начать с согласия со сказанным.
        - Да, твоя жизнь была адом, но ты ничего не понял. Испытания даются, чтоб научить на будущее, а не наказать. Как себя чувствуешь сейчас?
        - Как обычно во сне. Все чудесно, ничего не болит, ноги ходят. Если во сне я догадываюсь, что сплю, то проверяю догадку. Я летаю. И это лучшие моменты жизни - до момента, когда реальность мстит за прорыв в невозможное и выдергивает обратно. - Его руки широко раскинулись, парень несколько мгновений прислушивался к внутренним ощущениям. - Нет, сейчас не так. Не взлетается. - Взгляд, впервые проявивший интерес, переместился на меня. - Кто ты?
        - Твой ангел хранитель. Ты не очень хорошо обошелся со мной, когда решил самостоятельно вершить свою судьбу, а она в будущем могла принести людям немало хорошего. Вынужден поставить тебя перед выбором: делать окружающих счастливыми или думать только о себе.
        - Я даже ходить не могу, как делать что-то для других?
        - Просто. Начни с тех, кто тебя любит. Они могли бы стать счастливыми сами и осчастливить кого-то еще, а тратят жизнь на ухаживание за тобой.
        Теперь мне требовалось солнце. Здесь темно, значит, светло, к примеру, в Америке - не стране, а в исконном смысле этого слова - в части света, то есть на обоих ее материках. Не вызывая глобуса, я отправил корабль в знакомое место, где были с Челестой. Следующая приказ потребовал сделать нас невидимыми снаружи, но внутри чтобы все осталось как есть - два человека, летящие сквозь пространство, при невидимой обстановке.
        Корабль завис над пирамидой Солнца в Теотиуакане. Сзади подпирала гора, по бокам высились пирамида Луны и Цитадель.
        - Это Дорога Мертвых. - Я указал вниз на окруженный пирамидками и храмами древний проспект, по которому сейчас топали сотни туристов. - Не смущает сочетание слов?
        - Если живые иногда не могут ходить, почему у мертвых не может быть наоборот?
        Я внутренне чертыхнулся. Сложно понять другого, в чьей шкуре никогда не был. А надо.
        - Сейчас у тебя имеются ноги и выбор: дорога смерти или дорога жизни. Одно приведет в мороз или серу, другое через долгую жизнь к Солнцу. Понимаю, сейчас ты обижен на жизнь, но и она обижена на тебя за нытье и даже полное отрицание. Поэтому выбор сделаешь завтра, когда проснешься. А сейчас мы полетим к морю. Не за чем-то, а просто. Был когда-нибудь на море?
        - В далеком детстве.
        - Плавать умеешь?
        - Не знаю. Раньше умел.
        Корабль уже несся к ближайшим курортам Мексиканского побережья, и вскоре внизу появились отели и огромная лазурная лагуна. Невидимые окружающим, мы парили над их головами, выбирая место, где никто не помешает. Для Мити даже скромный пляжик оказался раем - после демонстрации ада, как я его хотел показать для устрашения, и ада его собственной жизни.
        Мы приземлились у морской кромки, я махнул рукой на набегавшую пенившуюся массу - ее мощь и жуткая красота просто поражали.
        - Иди. Рубаху сними, намочишь.
        Парень послушался, горячий песок промялся под убыстрявшимися шагами, в воду с брызгами ухнуло бледное тонкое тело. Хорошо, что у него мысли далеко, а то спросил бы, почему во сне одежду мочить нежелательно.
        Несколько минут Митя плескался в накатывавших волнах.
        - Не верится, что это сон. - Он огляделся. - Так не бывает. Все слишком реально.
        - Так в каждом сне, а утром, когда глаза откроются, все забывается. Если все реально, как объяснишь, что мы летали по воздуху? И то, что нас никто не видел?
        - Никак. Но меня это удивляет, а во сне люди не умеют удивляться. Не стыкуется.
        - Неважно, веришь ты или нет. Мое дело показать, что в жизни возможно все, а хозяин жизни - ты сам. И если ты сделаешь что-то для других, другим захочется больше делать для тебя.
        Митя кивнул:
        - «Поступай с другими так, как хотел бы, чтоб поступали с тобой» - так, словно сговорились, утверждают все святые книги и философы древности. Наверное, они правы.
        - Без «наверное».
        С непривычки он быстро устал и когда рухнул ничком на песок, я воткнул в забывшую солнце ягодицу шприц со снотворным. На меня вскинулось недовольное лицо:
        - И во сне, что ли?!
        - Сон часто пересекается с явью.
        Я бы с удовольствием еще покатал Митю по миру, у меня было, что ему показать, чтобы пробрало до печенок. И в чем поучаствовать. Вот бы так всех больных и увечных - рррраз, и прощайте, горести! Если появилась невероятная возможность - почему нет? Я мог бы помочь сотням… тысячам! Мог бы…
        Вопрос в другом. Ну, помогу. Никто не знает, что произойдет после. В глубине черепа, как червячок в райском яблочке, завелась гнусненькая мыслишка: как отреагирует поставивший на себе крест человек на вдруг свалившееся незаслуженное счастье? Как распорядится полученным здоровьем? Хочется верить, что, едва встанет, он возьмется за учебники, освоит какую-нибудь профессию или с головой погрузится в прежнее дело, если оно было, и поможет человечеству совершить рывок, который без его ума и умений никогда бы не произошел. В любом случае - потратит новую жизнь на благо людей, то есть на то, ради чего я должен ему помочь. Но где гарантии? Долго-долго лежал человек, проклинал судьбу, завидовал окружающим, и вдруг все двери открылись, делай, что хочешь. Почему бы такому не ринуться возмещать потерянное в плане денег и удовольствий? Не подайся сто лет назад некий австрийский художник в политику, мир только выиграл бы, и таких примеров масса. Не факт что озлобленный на судьбу субъект не станет изощренным грабителем или маньяком - времени на построение планов у него было много. И если у человека не получится
жить лучше, чем другие, он может посвятить остаток дней «наведению справедливости», как ее понимает: делать так, чтобы другим теперь жилось хуже, чем многие годы ему.
        Вот такие мысли, за которые самому стыдно - ведь они оправдывают ничегонеделание. Душой я всеми конечностями за счастье для всех, а разум сопротивляется.
        Похожая ситуация с бездомными собаками: кто их кормит, тот, не понимая своей жестокости, умножает количество бродячих собак. А возьмите их домой, там и кормите, и бездомных станет меньше. Слабо?
        В общем, это спорный вопрос, насчет вылечивания всех. И все равно не получится главное в этом замысле, то есть «всех». Как определить, кому нужнее? Как кого-то не обидеть? И вдруг выбранный окажется очередным Шикльгрубером, а истинно достойные окажутся за бортом?
        Нет ответа. И не надо. Мне бы с Митей разобраться.
        Время играло против нас. Не представляю, как объяснять Свете, если она вернется раньше обещанного, отсутствие брата и его последующее возвращение через балкон в состоянии трупа. Я бы в похожем случае решил, что брата выкинули в окно, а теперь собираются положить на место, чтоб никто ничего не заметил.
        - Не забудешь, где был, и о чем разговаривали?
        Митя впервые улыбнулся:
        - Такое забудешь.
        - Тогда прощай. Я покидаю тебя, дальше строй свою жизнь сам. Если я еще явлюсь, то исключительно, чтобы утащить во тьму. Не доводи до этого, хорошо?
        - Голова кружится. Что говоришь? Подожди, сейчас встану…
        Встать не получилось. Сонный яд разлился по венам, и Митю выключило. Пришлось потрудиться, чтобы втащить его в корабль, отмыть от соли и песка и одеть. Вроде ничего не произошло, но он больше не казался невесомым.
        Мы успели до возвращения Светы. Сонное тело, которому больше не понадобятся костыли, продолжило похрапывать в собственной постели, а я поднял корабль на крышу, где в рассветном зареве и сам вырубился от усталости. Здесь день начинался, а мой еще только заканчивался. Панорама заботливо затянулась внутренней тьмой, и до самого обеда я спал сном праведника. На душе пели райские птицы.
        «Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.
        Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон».
        Часть седьмая
        Обезьянка очень старается
        Глава 1
        - Привет. Как дьела? Сколько врэма? Кагда вирношса?
        - Чао, напарница. Какие еще слова выучила?
        Челестиной улыбке не было предела.
        - Хорошо?
        - Хорошо!
        Мы оба не сдержались, руки раскинулись, и тела радостно встретились. Губы, что сначала помчались навстречу, в последний момент разминулись, и мы прижались щеками. Нина умиленно покачала головой.
        - Голубки. Может, сегодня здесь переночуете? Могу постелить себе на кухне.
        - Спасибо, Нина, как-нибудь в другой раз. Нам пора. Челеста, одевайся, уходим.
        Перевода не требовалось, все сказали глаза и жесты.
        - Хорошо.
        Кудрявая пуля умчалась собираться.
        - А я очень много узнала об итальянской культуре изнутри, - сообщила Нина. Ее голос старался звенеть, как в былые времена, но грусть в глазах выдавала истинное настроение. - Ты знаешь, что утка-то, оказывается, говорит «ква-ква», а лягушка «кра-кра»? Челеста мне открыла глаза на многое, что прочно вошло в быт и в принципе не представлялось другим. Макароны, например, она считает первым блюдом. Воду для чая не кипятит, а подогревает в микроволновке. Без микроволновки она вообще жизни не представляет. Маниакально выключает свет по всей квартире. Салат ест после основного блюда. Пирожное чаем не запивает, принимает поочередно: съела - запила. В ванной ей очень не хватает окна. Разувается только когда скажут, а ей самой при входе в квартиру в голову не придет. При знакомстве бросается целоваться. Когда разговаривает - мощно размахивает руками, а уж когда нервничает - прощайте, люстры. Еще она не понимает, зачем на шинах многих машин рисуют яркие ряды точек. Я так и не смогла объяснить, что такое шипы, хотя очень старалась.
        Когда обсуждаемая персона вышла полностью укомплектованной для дальних путешествий, и мы встали в дверях, плечи хозяйки опустились.
        - Олег, - протянула она с внезапной хрипотцой. - Не забывай. Заходи.
        - Не обещаю, - честно признался я. - Но не забуду - это точно.
        Взятая под руку подружка сделала первый шаг к двери, тут Нина ударила себя по лбу и опять унеслась на кухню. Что-то зашуршало-загремело, и она вернулась с пакетом продуктов - разных фруктов, сгущенки…
        - Возьмите. - Тяжелый сверток был насильно вручен в мои руки, возражения не принимались. - Девочке в подарок.
        Мы отбыли.
        - Челеста, - сказал я, когда оба сели на обычные места: капитан в капитанское кресло, а юнга на краешек кровати. Корабль взмывал ввысь. - Прости меня, дурака. Я долго тебя мучил. И сам мучился. Мне хорошо с тобой…
        - Хорошо?
        Меня пронзил жалобный взгляд. Понимающий ли? Вряд ли.
        - Хорошо. А без тебя плохо. Я думаю о тебе. Я скучаю по тебе, когда тебя нет рядом. Как думаешь, что это значит?
        Челеста очень старалась понять, просто до слез.
        - Сэй буоно, Ольф. Пьено ди бонита. Ле буони ациони нон ванни май пердуто. Сперо ке нон иницио ди мандарми а каза?*
        *(Ты очень хороший, Ольф. Полон доброты. Добрые дела никогда не пропадут. Надеюсь, ты не собираешься отослать меня домой?)
        - Теперь все будет по-другому. Я хочу по-настоящему дарить радость, не кусочками, где шаг вперед и два назад. Я оставляю прошлое в прошлом.
        - Перке сэй танто сэрио, ке сучессо?*
        *(Почему ты такой серьезный, что случилось?)
        - Больше никаких дел и опасных отлучек. Мир подарил мне золото, а я цепляюсь за медяк. Ну не придурок ли? Гори все синим пламенем. Отныне есть только мы и мир. Хорошо?
        - Хорошо! Ке пеккато ке нон каписко ньентэ.*
        *(Как жаль, что я ничего не понимаю)
        Вот и поговорили.
        - Гляди. Что-нибудь узнаешь? Для тебя это место должно быть символичным.
        Внизу проявилась цель путешествия. С высоты она напоминала серого краба в желтых песках. Еще минута, и корабль поплыл над старой частью очень старого города. Пусть старого не в реальности, но в мифах. Каждый верит, во что хочет. У Челесты на груди крестик, она должна верить.
        - Комэ си кьяма ла читта? Зэ нейм ту зе сити.*
        *(Как называется этот город? Имя города)
        - Мастер называл его Ершалаим. Город мира. Собственно слово Иерусалим так и переводится. На иврите - Йерушала. Он же Шалем, Иевус, Сион, Ир Давид, Элия Капиталина… А если брать чистые факты, то просто арабская деревенька Эль Кудс, где даже Наполеон в Египетском походе не разглядел былой мировой столицы. Такое решение приняли много позже по политическим соображениям, а городом мира до назначения на эту должность Эль Кудса являлся Константинополь, он же Стамбул, по-турецки - Истамбул. Кстати, название с турецкого не переводится, знакомый по турбизнесу турок рассказывал, что это старинное слово, а его значение утеряно. Ну, утеряно так утеряно, ничего не попишешь. Зато Истанполис легко переводится с греческого - просто Новгород. Запутанная история, не находишь?
        Все это Свете вывалить бы, когда она Иерусалим вспоминала. Но там мне русским же языком тоже таких версий и эмоций в ответ набросают, что потом век не отмоешься. А здесь - красота: слушает умница, кивает, даже, кажется, что-то понимать начинает.
        - Джерусалеммэ?!
        Следующие пару часов я носился за Челестой как угорелый. Для меня это был просто старинный город, переполненный мифами, как Москва машинами пятничным вечером. Девушка видела иное. Здесь все дышало историей, святостью и духовностью. Центр трех мировых религий. Кажется, я угадал с выбором города.
        Глядя, как напарница мечется в своем молниевом платьице по пыльным камням, я пытался построить дальнейший день. Не давало покоя вчерашнее с ней сумасбродство. Сможем ли сегодня тоже почувствовать себя на одной волне?
        Храмовая гора оказалась вовсе не горой, как, впрочем, и Голгофа. Зато вход в ад понравился - под боком, чтоб далеко не ходить. В общем, не испытывая никакого пиетета, я больше кривился, чем восхищался, и чтобы не огорчать спутницу критическим настроем, сосредоточился на безопасности путешествия.
        Мои усилия не пропали даром, с нами ничего не случилось. По дороге обратно к замаскированной стоянке Челеста вся искрутилась, словно подхватила чесотку, руки лезли за спину через верх и низ, тело вертелось.
        - Довэ андьямо адессо?*
        *(Куда теперь?)
        Обернувшись к ней, я обомлел: решив сделать мне приятно или себе прохладно, каждую молнию платья спутница оставила наполовину открытой, отчего платье превратилось в нечто ажурное и эфемерное. Множество разрезов жгли взгляд. Челеста довольно улыбалась.
        - Быстрее домой, пока никто не увидел!
        Наши руки сцепились, мы побежали. Корабль принял нас в объятия - прокопченных и пропесоченных, вымотанных до нитки. Так казалось. Но я знал средство от усталости, называется оно - море. И не надо лететь в далекие дали, до Мертвого моря всего тридцать пять километров, даже автопилот не понадобится - за минуту доберемся в ручном режиме.
        - Переодевайся. - Я указал на кладовку, затем на изумительную синюю гладь под нами.
        - Андьямо а уна пьяджа?*
        *(Пойдем на пляж?)
        Судя по всему, Челеста поняла все правильно, она переоблачилась в самодельное бикини, а мои сатиновые семейники в полосочку вдруг вызвали отторжение.
        - Но. - Челеста отрицательно трясла головой. - Прендерло!*
        *(Нет. Возьми это)
        Ого. У Нины она времени зря не теряла - мне были торжественно вручены плавки ручной работы.
        - Хорошо?
        - Хорошо, Челеста. Спасибо.
        Девичьей улыбкой можно было освещать улицы.
        Нас вынесло на прибрежные валуны. Да, увы, не песочек. И не из-за того, что мы искали место понезаметнее, вход в воду здесь везде только по покрытым солью огромным камням. Если таковой вход вообще имеется.
        - Ну?!
        Бултых! Два тела погрузились в невероятно соленую воду.
        Мои новые плавки не намного превосходили замещенный элемент одежды, Челеста перестаралась с размером. Если хотела польстить - спасибо, но вода наполняла конструкцию, и та стремительно сползала с поясницы на бедра. Когда греб, это мешало, Челеста постоянно обгоняла. Ну, пусть хоть ребенок порадуется. Может, для того и подарила.
        Морем Мертвое море можно назвать условно, оно маленькое, зато настолько соленое, что на воде не надо держаться, она держит сама.
        - А теперь… - Я зачерпнул у берега ил. - Делай так!
        Глаза Челесты выпучились, но быстро пришло понимание. Девушка стала превращаться в такого же черного чертика.
        - Это целебная грязь из Иордана, она… ах ты, негодница!
        Устав мазаться сама, озорница перенесла активные действия на меня. Я ответил тем же. Со стороны это напоминало борьбу, в которой если что побеждает, то только веселье. Отныне никто не докажет мне, что соль и грязь - это не здорово.
        Когда мы дрались за камеру под деревом каури, настрой был другой. Тогда у борьбы была цель. Сейчас совместное елозенье в грязи доставляло несравненное удовольствие, его не хотелось прекращать. И мы не прекращали. Часть нашей возни могла сойти за обнимашки, внешне по-детски невинные, если бы мы не были взрослыми. Меня положение вещей устраивало просто невероятно. Челеста тоже пока не возмущалась. Точнее, ее возмущало, что я физически сильнее, и она компенсировала это ловкостью и пронырливостью. Мне удавалось отбиться лишь от половины атак, а о том, чтобы перейти в наступление, даже думать не стоило: руки противника мелькали со страшной быстротой, им помогали ноги, и перехватив одну, две или даже три конечности одновременно, я все равно оказывался в проигрыше. Грязь была уже везде, даже на лицо попало, хотя оба старались границу шеи не переходить. Облепленные илистой шрапнелью плавки немало заполучили внутрь и позорно свалились. Я попытался отвернуться.
        - Но! Нон вольтарти! Квесто фанго е джа куративо! Бизоньа фарэ и фанги салюбрэ комплеттаментэ!* - Горсти жижи обрушились на доселе чистый промежуток со всеми его подробностями.
        *(Нет! Не отворачивайся! Это же целебная грязь! Лечебные грязевые ванны необходимо принимать полностью!)
        Я нервно огляделся по сторонам. Для местных сейчас прохладно, и побережье пустовало. К тому же мы выбрали не самые посещаемое местечко. До ближайших энтузиастов с километр с хвостиком, ничьей нравственно не повредим.
        - Ну тогда держись!
        Моими усилиями тряпочки Челесты постигла та же судьба. Рестлинг в грязи перетек в партер, мы валялись и корчились, разносились несусветные смех и визг. Взаимное обмазывание иногда вызывало приступы возбуждения, которые сразу подавлялись новыми раскатами смеха. Должно быть, мы поставили на уши все побережье. Когда каждый участок кожи оказался вымазан минимум трижды, мы разлепили клубочек конечностей.
        И налетел сидевший в засаде стыд. Почему-то в качестве жертвы он выбрал меня одного, Челеста же отползла на чистые камни, ее раскинувшееся тело подставилось солнцу, глаза закрылись. Смущаться и, если пожелаю, разглядывать, она оставила мне. Истинная итальянка. К тому же, мерзкий слой с комьями делал похожими на живых мертвецов и не слишком способствовал упомянутому разглядыванию.
        Ладно, поддержим полезное для здоровья начинание. Я прилег неподалеку, так, чтоб через прикрытые ресницы видеть ближайшие подходы и, по возможности, блаженствовавшую компаньонку.
        Для меня лежать под солнцем, ощущая, как поверх кожи стягивается хитиновый панцирь, еще то удовольствие. Стиснутый трескающийся организм не выдержал, и вскоре море приняло меня обратно - отмываться.
        Раньше не понимал удовольствия ходить голым. А это удовольствие. Впрочем, станет ли оно приятным, зависит от компании. Мне с компанией повезло. Теперь я мечтал, чтоб это счастье длилось как можно дольше.
        Челеста все еще сушилась, из черной она плавно превращалась в серую. На камнях будто статую положили. Заснула, что ли, или настолько сильно о чем-то задумалась? Скорее, как все дамочки, просто получает наслаждение от жизни - всей кожей без остатка. Когда еще такое повторится?
        Хорошо, что я мылся в одиночку, иначе возникло бы напряжение. Когда тело стало чистым, а окружавшая вода грязной, я отошел, где попрозрачнее, и поплавал немного.
        В воду вошла Челеста.
        - Тебе помочь? - пошутил я, обходя по кругу. Приходилось идти чуть ли не боком, инстинкты снова брали свое.
        Челеста не поняла. И хорошо. Моя красавица совершала такие движения, что окажись на месте ее пальцев мои, помощь вышла бы весьма специфичной.
        Когда под моими пятками уже поскрипывали прибрежные сухие камни, вслед принеслось:
        - Вуой аютарми?
        *(Не хочешь мне помочь?)
        Я обернулся. Соблазнительная фигурка призывно махала, затем тело и руки Челесты изобразили плавание.
        Поплавать вместе? Хорошее дело.
        Нет, нельзя. Доиграюсь. И устал до чертиков. В чем я и признался:
        - Устал. И к солнцу в таких количествах не привык, могу сгореть. - Я помахал в ответ и двинулся к кораблю. Действительно устал так, что любая черепаха сейчас показалась бы скоростной яхтой. - Отдохну в тени.
        В корабле я просто свалился на пол ничком, голова повернулась набок, чтоб осталось, чем дышать. Взгляд через невидимые стенки еще некоторое время наблюдал, как неутомимая шалунья резвится в яркой сини и белой пене.
        Должно быть, я задремал, потому что ни с того, ни с сего обдало морозно-жгущим водяным холодом - вернулась моя попрыгунья. Назло всему мои глаза остались закрытыми. Все на ее усмотрение, захочет - приляжет, нет - найдет другое занятие.
        Она нашла. Ледяные бедра обняли мои ягодицы, а из дышащей влажной прохладой промежности скатились, бомбардируя сознание, несколько хрустальных капель воды. Челеста замерла надо мной в ковбойской позе.
        - Ти вольо бене Ольф.*
        *(Хочу, чтобы тебе было хорошо)
        Вкрадчивый шепот был горяч и нежен. Я не шевелился. Мы были такими разными. Север и юг. Европа и Азия. «Волна и камень, лед и пламень…» Девушка поерзала на мне, чтобы расположиться удобнее, затем осторожно склонилась вперед. Моих лопаток коснулись упругие валики.
        У меня словно крылья появились. Стало хорошо и приятно, зной пробирал, но не обжигал, плоть млела. Мгновенно высыхавший пол принимал на себя дождик покатившихся отовсюду капелек естественной росы.
        Счастье - когда не надо врать, что тебе хорошо. Мне было хорошо, я расплылся в скользящих объятиях морской звездочки, опутанный трепетными лучами.
        Челеста легонько повела корпусом и сделала это очень мягко. Доверительно. Словно спрашивая: продолжать? Тебе нравится? Мне нравилось. Мне стало спокойно и бездумно, и захотелось забыться, поддавшись незатейливым эмоциям умиротворения и неги. Редкие наружные звуки слышались из далекого далека, из-за горизонта сознания, из необъятной выси плывущих кусочков облаков.
        - Кози?* - несся тихий шепот.
        *(Так?)
        Я не отвечал. Не знаю, что она говорила, и не хочу знать. Слова были лишними. Чувствительные виноградинки выписывали чудеса на коже спины, поясницы и ниже. Вспомнилось: жизнь - странствие, а не дом. В ней не живут, а путешествуют. Мое путешествие мне нравилось. Мы раскачивались, будто лодка на волнах. Девушка плыла по мне - ниспадая и возносясь, как и подобает паруснику, который бороздит поверхность пока тихого океана. Ее ладони упирались мне в локти, вращавшийся животик стелился по ягодицам, исходящим звездным небом мурашек. Моя спина исполосовывалась двумя параллельными линиями, Челеста проводила эти линии то слева, то справа, то увлекала их в пробивавшиеся волосками закрома. Воздух растаял и улетучился. Мир испарился. Я услышал чувственный шепот:
        - Иль мио мостро белло э брутто. Туа принчипесса вуоле гвардаре иль туо аспетто аутентико. Нон о паура. Ма… ум по.*
        *(Мое прекрасное и ужасное чудовище. Твоя принцесса так хочет увидеть твой подлинный облик. Я не боюсь. Ну… чуть-чуть)
        Словно распятая, Челеста продолжала дарить жалящее наслаждение, от которого я плавился, как пластмассовый солдатик на огне. Девичье тело целиком легло на мою спину, руки обняли плечи. Со стороны - будто самолет сел на палубу авианосца. Налетавшийся. Уставший. Явившийся для отдыха и дозаправки. Я хотел смотреть повернутой вбок головой и одновременно хотел чувствовать, и одно забило другое. Вытянутая назад рука судорожно пожимала тонкую голень - как спасательный круг. Наша кожа одновременно впитывала энергию взбаламутившихся поверхностей, сознание захлестнуло и понесло по течению, где сверху - яркое солнце, что будто кетчупом поливало меня, как подаваемое на стол блюдо, а снизу - облизывающаяся бездна, которая не меньше манит предвкушением невозможного. Как сказал Плавт, неожиданное случается в жизни чаще, чем ожидаемое. Веки полуприкрылись, и я целиком ушел в ощущения, с необъяснимо-упорным сопротивлением погружаясь в их вкус, цвет и аромат - как тонущий миноносец, сраженный вражеской торпедой. Я лежал, растекаясь в водоворотах нирваны и потрескивая искрами загоревшегося в ногах костра. Я стал
добычей русалки с раздвоенным рыбьим хвостом, которым она взмахивала в порывах буйства и водила немыслимые хороводы. Или же русалки древнерусских былин, загадочной полуженщины-полуптицы, распушившей хвостовое оперение. Прекрасная музыка звучала в ушах и укутывала покрывалом истомы. Златокудрый Аполлон на далеком Олимпе перебирал струны лиры, высекая в сердце чарующую мелодию, а мне оставалось лишь покорно лежать и наслаждаться, отдав себя на волю стихии.
        Челеста счастливо улыбалась, ее глаза тоже периодически прикрывались, волосы щекотали. Мне нравилось быть с ней. Нравилось чувствовать ее, нисколько не похожую на ту, что некстати забралась в мысли - не такую строгую и неприступную. Не такую (по ядрено-лесным воспоминаниям) пленительную, как далекая жрица Альфалиэля.
        Не такую. Но… нравилось. Вот она, пещерная сущность инстинктов. Оттого, что это была не Полина, мне было плохо. Но одновременно мне было хорошо. Чисто физиологически - не могло быть не хорошо. Хорошо - но плохо. Плохо - но хорошо. И от творившегося с растравленными мозгами и плененным телом я пропадал на дне коктейля из мучений и удовольствия.
        Что-то заставило меня повернуться. Что-то, что бывает между мужчиной и женщиной. И чему наука еще не нашла объяснения. Два взора распахнулись навстречу друг другу, взгляд поймал взгляд, мысль встретила ответную мысль-близнеца. Дыхание затаилось.
        Тревожный грохот-топот апокалиптических всадников застучал в висках. Резко отжавшись от пола, я снял с себя ласковую захватчицу.
        - Перке? Нон ти пьяче?*
        *(Почему? Тебе не нравится?)
        Мы не пара. Мое сердце разбито другой. А счастье как сердце - бьется, и я не хочу, чтобы…
        Но разве себя обманешь. Сердце, на которое ссылался, влекло меня не в далекие леса, а сюда, к моей несуразной пигалице. К юнге, напарнице, боевой подруге. К моему единственному оставшемуся другу, с которым столько пережили.
        Ее глаза кричали о том же.
        Секунда заминки решила все. Влажные припухлости ткнулись в мои закрытые губы. Сказал - закрытые? Как бы не так. Рот открылся, точно в крике, но вместо слов выплеснул чувства, которых совершенно в себе не ожидал. И - облек, впился, втянул, высосал, вонзился…
        Скакнувший навстречу язычок подружился с моим. Сжавшиеся щеки и небо потянули в себя. Организм не выдержал. Краткий взгляд по сторонам - в пределах видимости никого. Развернувшись, я сгреб Челесту в охапку и кинул, ниспроверг, обрушил на пол. Нервы искрили, как электрод сварщика под напряжением. Сознание пошло трещинами и осыпалось ненужной трухой. Мотнувшись из стороны в сторону, мои бедра раскинули девичьи ноги, будто створки окна. Колени бессовестно задрались. Вскрик. Хлесткий удар превратил тело в желе. Челесту затрясло. Цунами прокатилось по беспомощно дернувшемуся телу, ураганы, вихри и торнадо свивали в клубки, вырывали с корнем и разносили в клочья внутренние органы. Все ее естество до неконтролируемой желанной боли душило меня в объятиях и истекало слезами счастья и любви, а я колотил, бил, рвал, уничтожал, рождал заново… и возносился…
        Глава 2
        Челеста сонно посапывала у меня на плече. Трепетные очи вскинулись на меня, вернувшегося в себя. Вымученно-сладко, со спокойной радостью за нас обоих девушка улыбнулась мне и, сотворив легкий воздушный поцелуй, прикрыла сами собой опускавшиеся веки. Шепот повеял негой, как ветерок:
        - Грациэ.*
        *(Спасибо)
        Ее коленка на моем бедре. Рука на груди. Обвившие шею волосы. Блаженство.
        - Ль эрба вольо нон крэшэ нэппурэ нель джардино дель рэ, ма ми соно джа стуффато ди аспеттаре иль джорно ди Сан Май. Сто мольто бэнэ. Соно феличе, Ольф.*
        *(На всякое хотение бывает терпение, но мне надоело ждать, когда рак на горе свистнет. Буквально: ждать дня Святого Никогда. Мне очень хорошо. Я счастлива, Ольф)
        Я приказал кораблю стать полностью прозрачным, взгляд улетел в далекие небеса. Мертвое море. Иордан. Святая земля. Из этих мест люди тысячелетиями взывали к Богу, и иногда, говорят, Он отвечал. Они просили - и Он, хорошенько подумав, иногда давал, что просят. А я - разве я просил? Разве жил правильно? Разве достоин того, что получил?
        Не просил, но получил. Хотел одно, а получил то, о чем мечтало сердце, а не мозг. Наверное, это самое правильное, что могло случиться. Никогда я не был настолько счастлив. Никогда не было так здорово просто лежать… нет, к черту. Как можно просто лежать в таких условиях? Я резко перевернулся:
        - Повторим?
        - Анкора уна вольта? Кон валентьери!*
        *(Еще раз? С удовольствием!)
        Этот день казался бесконечным. Мы больше не одевались. Какой смысл? К единению душ прибавилось единение тел. Незнание языков нисколько не мешало.
        Теперь мы ставили на уши весь мир.
        - Как насчет Эйфелевой башни? - Мои ладони изобразили направленный ввысь острый угол, а губы - поцелуй.
        - Торрэ дЭйфель? - Узнавание вышло мгновенным. - Си-си, черто!
        *(Эйфелева башня? Да-да, конечно!)
        Париж? Да рукой подать. Пара минут, и мы на месте. Ночь? Прекрасно, что ночь. Держась за руки, мы выскочили, как были, на верхнюю смотровую площадку. Сначала - поза героев «Титаника», которую очень любит Челеста: она замерла на краю, руки раскинуты, и тело словно летит над городом…
        Я - чуть позади. Внизу - ненужный мне мир. Вокруг - ночь. Рядом - та, без которой все остальное теряет смысл. Она смотрит вперед, а я смотрю на нее. В какой-то момент просто смотреть становится невозможным.
        - Челеста?..
        - Ольф?..
        - Челеста!
        - Ольф!!!
        Третье посещение Парижа и его главной достопримечательности. Первое навеяло тоску. Второе пробило на романтику. Третье сорвало с катушек. Откуда только силы брались?! Лампочки ночной иллюминации окрашивали тела в разные цвета, но видел это только я. Держась за стальные поручни, Челеста ревела белугой, и вопли, больше похожие на то, что здесь кого-то режут, неслись с высоты на ночной город. Да, теперь я прочувствовал его окончательно. Париж, ты прекрасен!
        С детским смехом мы едва успели запрыгнуть в корабль, когда на площадку взбежали проверяющие с фонариками.
        Мы смотрели друг на друга, в глазах бушевали бесшабашный праздник плоти и неистовая радость жизни.
        - Нон сапрэй рендерти ль идеа ди кванто эра бэлло тутто чо. Ти амо Ольф. Тутто бэнэ ма че ун сэ…*
        *(Даже примерно не смогу тебе сказать, как это было прекрасно. Я люблю тебя. Все хорошо, но есть одно но…)
        Заканчивали прерванное мы уже на Рейхстаге, прямо на покатой прозрачной крыше купола между несущих поперечин из стали.
        - Довэ чи тровьямо?* - Руки распятой девушки расправились, указывая сразу во все стороны. Внутри под стеклом крутым изгибом заворачивалась невероятная дизайнерская воронка над залом заседаний Бундестага. Да, Рейхстаг перестал быть музеем и напоминанием, под этой крышей вновь строят какие-то планы.
        *(Где мы?)
        Меня сейчас интересовало только то, что здесь и сейчас, но вопрос был понятен.
        - Весьма символичное место. Гены, наверное, сюда притянули. Здесь мои предки вот так же поступили с любителями делить людей на правильных и неправильных. Летим вон туда!
        Мы перенеслись на Бранденбургские ворота, которые немцы построили по образцу Пропилей Афинского Акрополя. Я вскочил на колесницу к богине победы Виктории, поданная рука помогла взобраться Челесте. Управляемая бронзовой богиней шестиметровая квадрига была направлена на восток. Зрелище с высоты богов заставляло чувствовать себя богами. Но. Один взгляд друг на друга - и мы вновь продолжили, теперь с видом на ночной Берлин. Четверка коней то обретала всадников, то превращалась в пятерку. Надеюсь, наши экзерсисы не задели ничьих чувств… впрочем, плевать, нечего колесницу богини победы на мою Родину направлять. Разверните, и я извинюсь.
        Затем мы пробежались по ночному Лондону. Здесь было хмуро и промозгло, я натянул джинсы, Челеста накинула мою рубашку. Не удалось не рассмеяться: в длинной хламиде, которая полностью скрывала руки вместе с кистями и ноги почти по колено, она выглядела сбежавшим из психбольницы привидением.
        - Ла туа камича ми ста ун по. Ма ми пьяче.* - Она улыбнулась, наши ладони сцепились, и мы с визгом и хохотом промчались перед опешившими прохожими.
        *(Твоя рубашка мне немного велика, но мне нравится)
        Здесь давно стемнело, но я знал, где светло.
        - Вперед, навстречу новому дню! Сейчас мы окажемся в завтра!
        Миг тихого счастья, и объятия нам открыла Океания - сотни южных островов, разбросанных по тысячам километров океана, который по непонятной причине назвали Тихим. Тихие места пришлось искать. На выбранных островах мы купались, бесились, дурачились. Ныряли с корабля в океан (по очереди, иначе кто поможет второму подняться?). Плавали с китами. Тоже по очереди, в то время как сменщик на всякий случай барражировал в пределах досягаемости.
        Это было счастье. К одному из безлюдных атоллов где-то в районе Туамоту, где кроме песка только кусты да кокосовые пальмы, прибило бесхозный надувной матрас. Кто-то потерял или ветром с балкона унесло, но у нас появилась дополнительная игрушка. Прежде всего мы проверили ее на прочность. Она оказалась на уровне. По окончании раунда я повернул лицо к напарнице по счастью:
        - Тебе хорошо?
        - Си-си, хорошо. Э мельо квель ке Дио манда ке квель ке льуомо команда.*
        *(Поговорка: Что получилось случайно, лучше того, на что рассчитывал)
        - Хорошо - это хорошо. Остальное пока непонятно, но по глазам вижу - тоже неплохо.
        На островке не было питьевой воды, зато отсутствовали туристы и местные жители. Здесь можно задержаться на некоторое время, а водой и пищей вдоволь обеспечит корабль. Свой остров. Что может быть лучше?
        Челеста занялась чем-то странным: платье из молний располосовывалось на длинные ленты, которые девушка затем связывала за концы в одну длинную веревку.
        - Ольф, андьямо! - Она потащила меня в корабль, там мне был торжественно вручен один конец ленты. - Ло тьени!*
        *(Пойдем! Держи!)
        Я понял. Корабль на некоторое время превратился в буксировочный катер, за которым на надувном матрасе с гиканьем и воплями носилась Челеста. Одна ее рука судорожно цеплялась за страховочный тросик, вторая обнимала подпрыгивающий на волнах транспорт, глаза жмурились от брызг, изо рта несся восторженный визг. Я глядел-глядел на взлетающие над водой ноги и их безупречное продолжение, да и прирулил снова к берегу.
        - Хорошо?
        С намекающей хитрецой в глазах я кивнул на прибрежный песок. Сначала Челеста не поняла, но почти сразу по содержанию плутовства и озорства во взгляде легко заткнула меня за пояс. Лукавые глазки заискрили, бровки сделали шаловливое движение:
        - Хорошо!
        Сверху поливал свет нового дня, в который мы прилетели из вчерашнего, снизу шуршал и расстреливал ощущениями кристально-белый песок, и мы выпадали из времени, уносясь в прошлое, пронизывая будущее, растворяясь в настоящем. И далекое созвездие сознания, ныне именуемое бывшим, покатилось кубарем под горку, где в основании - пыль времен и дым чувственных пожарищ, где невесомость и нирвана, где растворение в размытой действительности, тысячекратное умирание и новое воскресение. Полет-падение в волшебное никуда продолжался долго. Я снова лежал, теперь на спине, подо мной равномерно скрипело в такт бесконечному счастью. Откуда только силы брались? Будто подпитка идет какая-то сторонняя и явно нечеловеческая. Так и столько, как было у нас - это из области фантастики. Челеста пока не возмущается, но во взоре уже проглядывает недоумение. Она очень старается, тоже хочет, чтобы наше «хорошо» не кончалось. Но у любых возможностей есть пределы. Представляю, если меня начнут сторониться из-за навязчивости и физиологической неуемности. Если раньше, до встречи с чудесной итальяночкой, как у любого нормального
мужчины в расцвете лет, у меня извилины работали в основном в одну неудовлетворенную сторону, и каждую встречную особу приемлемой внешности мозги рассматривали как гипотетическую возможность, то сейчас… Не понимаю. Даже с Сусанной, когда я в полном смысле слова «дорвался», желания поесть и поспать все же периодически перебивали другое желание. А с Челестой я как с цепи сорвался.
        Стоп, кажется, понятно, откуда у этой мысли - «откуда у меня столько сил» - ноги растут. С тех пор, как у меня появился корабль (или я у него?) мой организм не знал проблем, о болезнях забылось, и в целом я стал крепче, мускулистее, сильнее, выносливее. Вот-вот, сильнее и выносливее. Во всем. То есть, когда улучшает прочие жизненные функции, корабль в том числе усиливает потенцию? Поэтому тестостерон из ушей прет. Отсюда и невероятная неугомонность.
        Тогда получается, что у Челесты все то же самое! Я передавал ей медальон, мы оба живем внутри. «Это» действует на обоих? И ведь как действует…
        Кажется, теперь я понимаю Альфалиэля.
        Впрочем, все зависит от самого человека. Захоти я сейчас не с девушкой миловаться, а тысячи условных Мить вылечивать или с террористами воевать - уверен, что сил тоже хватит на многое. Выходит, все дело - в направлении наших желаний, то есть главное - внутри нас?
        А как же. Всегда так было, просто думать об этом грустно. Потому что выводы не очень приятные.
        Потом обязательно разберусь во всем этом досконально. Когда с тобой такое обворожительное создание, мысли о прочем как-то затушевываются и расплываются.
        Очнуться после счастливого забытья оказалось не меньшим счастьем, чем отправиться в него. Мы одни. Шум моря. Теплый песок. Куда теперь торопиться, зачем? Все, что мне нужно, у меня уже есть.
        - Привет, Ольф. Хорошо?
        - Хорошо. Даже не представляешь как.
        - Дорми бене. Сьямо инсьеме.*
        *(Спи спокойно. Мы вместе)
        Нежность голоса обволакивала и гипнотизировала. Челеста - это все, что мне нужно. Почему я понял это только сейчас?
        - Тутто э бэнэ ке финишэ бэнэ. Дорми комэ ун джюсто. Феличе ноттэ. Ведро сэ э поссибиле фарло… Аллора сапро дэль туо аспетто веро.*
        *(Все хорошо, что хорошо кончается. Ты спишь сном праведника. Счастливой ночи. Посмотрю, возможно ли это сделать… И может быть смогу увидеть твой истинный облик)
        Мокрые черные змейки поиграли с медальоном и вновь побежали с груди через живот. Я закатил глаза.
        Жизнь без любви есть ад, и люди мучаются в нем в поисках смысла жизни, счастья или лучших вариантов, а надо искать - любовь.
        Я нашел. Там, где не думал. И, счастливый, уснул в беззаботном упоении. «А жизни суть, она проста: его уста, ее уста…»
        Глава 3
        Ласковые объятия. Желанные руки придерживают мою голову. Губы касаются сонных губ. Мягкий торопливый топот.
        Не знаю как, но я почувствовал неладное. Вскочил, беспомощно озираясь. Рядом никого. Раньше, реагируя на угрозу, меня будил корабль, но пляж в зону его ответственности не входил.
        Челеста, сжимая в руках добычу, неслась к кораблю. Мой лоб покрылся ледяной испариной, ладонь машинально обшарила осиротевшую грудь.
        Медальон. Она украла его. И уже не догнать. Через пару секунд я останусь один на необитаемом острове без воды и пищи…
        Взгляд упал на тяжелую сырую корягу, вынесенную каким-то штормом. Рука сама, без участия мозга, поднимает ее… раскручивает, как молот… и отпускает. Фухх, фухх, фухх… Коряга летит, вращаясь. Как бумеранг. Только такое не возвращается. Оно ставит точку.
        Глаза широко раскрываются: что я наделал?!
        Когда кидаешь не задумываясь, не рукой, не глазомером, а желанием изнутри, организм помогает. Попадание пришлось прямо в затылок. Девушка рухнула, как подкошенная.
        В несколько прыжков, побив все мировые рекорды, я оказался рядом.
        - Почему, Челеста? - Слезы наворачивались на глаза. - Зачем?
        Пальцы бессознательно нацепили возвращенный медальон, подсунутые руки подняли сломанное тельце, и корабль словно прыгнул навстречу.
        Девушка не шевелилась. С затылка из волос текла алая жижа. Струйки собирались в ручейки, заливали руки, живот, ноги.
        Я несся сломя голову. Проем едва не взорвался от вопля-приказа, кровать подставилась под безвольную ношу. Я упал рядом, повязывая медальон на две шеи.
        - Вылечи! Вылечи ее, пожалуйста!
        Челеста лежала рядом - неподвижная, бесчувственная, почти мертвая. Почти. Но дело шло на поправку. Грудь равномерно вздымалась.
        Успел. Не думаю, что корабль мог оживлять. Хотя, чем черт не шутит. Проверять не собираюсь. То есть, не стану доводить до такой проверки.
        Поддавшись позыву, я нежно коснулся девушки, осторожно погладил по слипшимся окровавленным волосам. Пальцы коснулись щек - мягких, ребяческих, своевольных. Что ей не понравилось, почему в такой волшебный момент она обернула сказку кошмаром?
        Если подумать… Корабль уже несколько раз защищал меня от подобного. Она давно замыслила украсть ключ к кораблю. Неужели весь сегодняшний день - часть плана?!
        Сердце отказывалось верить. Но логика твердила обратное.
        - Почему, Челеста?
        Она не отвечала. Не слышала. Не могла слышать. Кажется, она просто спала. Уже - спала.
        Корабль делал все возможное. Под полупрозрачными веками началась напряженная жизнь. Девушка словно читала во сне.
        Она что-то шептала, но я не вслушивался. Пусть говорит, если это ей нужно. Все, что требуется, я почувствую.
        Я продолжал едва ощутимо касаться ее. Чтобы не потревожить, не сбить дыхания. Ладонь с безумной тоской провела по груди, по животу, по безвольно раскинутым бедрам. Едва обретенный и сразу потерянный рай. Я низвергнут. За то, что жил не по правилам. Запоздавшая небесная кара ударила точно.
        Когда Челеста очнется - в этом я уже не сомневался - что будет? Как выйти из тупика ее поступка? Доверия больше нет. Без доверия нет счастья. Без счастья нет жизни.
        От внутренней боли пальцы сжались, стиснув колено девушки. Я замер.
        Ничего не произошло. Ее тело не двинулось, не пошевелилось. Зато ожила рука, она приподнялась и ответно дотронулась до плеча. Затем проползла по шее и принялась изучать меня дальше - жесткую вечернюю щетину на щеках, вспученную мурашками кожу. Осторожно, нежно, опасливо. Словно знакомясь. Вспоминая. Радостно. Желанно. Светясь от счастья узнавания. Господи, почему же?! Зачем ей понадобился корабль?
        Кровь уже не шла. Через несколько минут исчезла и та, которой сочилась рана. Теперь подсыхающие бурые потеки остались только на волосах, а сама рана быстро затягивалась.
        Я ждал. Полное исцеление вот-вот завершится. Мы прижимались головами, но теперь я весь придвинулся ближе, обнял за талию и потянул к себе.
        Челеста неожиданно вывернулась, глаза открылись. Мои пальцы спешно перевязали медальон обратно на одного хозяина.
        - Как ты?
        Сосредоточившийся на мне взгляд пыхнул испугом. Девушка отшатнулась:
        - Ки сэй?*
        *(Кто ты)
        - Челеста?
        - Челеста? Ки э Челеста? Довэ соно?*
        *(Кто такая Челеста? Где я?)
        - Я Ольф. Ты Челеста. Мы на корабле. Вспомнила?
        Нет. Она села на постели, долго озиралась, остановила взор на мне:
        - Сэй нудо.*
        *(Ты голый)
        Опустив глаза, девушка обнаружила, что у нее тоже отсутствует одежда.
        - Перке сьямо звестити?*
        *(Почему мы раздеты?)
        Я непонимающе развел руками.
        - Комэ ми кьямо?* - тыча себя в острую грудку, поинтересовалась она.
        *(Как меня зовут?)
        Ощущение, что забыла собственное имя.
        - Челеста, - в очередной раз грустно повторил я.
        Она сидела прямая, как Вандомская колонна, и ничего не узнавала.
        - Душ, - сказал я, привычно изобразив падение струй. - Шшшшш. Надо смыть кровь и песок.
        Не поняла. Забыла.
        - Сейчас пойдет водичка, - сообщил я, показывая.
        Водичка пошла. Челеста сначала шарахнулась к стенке, потом с удовольствием подставилась под прохладный поток.
        Раньше мы мылись по очереди. Теперь девушка не знала, что делать и зачем делать. Она просто наслаждалась - как впервые попавший на море ребенок.
        О том, чтобы выйти, не шло речи. Мне самому пришлось мыть ее - прополоскать волосы, очистить кожу. Не сопротивляясь, она поворачивалась, как требовалось, странно улыбалась и явно не понимала происходящего. Иногда хихикала.
        Красный, как рак на тарелке, я выпроводил ее в рубку и повторил процедуру с собой. Челеста с удивлением наблюдала, специально заглядывая, если было не видно. Как ребенок. Да. Маленький ребенок.
        Что же она наделала. Что я наделал. Что делать теперь со всем этим?
        Она вдруг нервно оглянулась и неуютно поерзала.
        - Вольо…*
        *(Я хочу…)
        Не поняв, но догадавшись, я едва успел приказать люку открыться.
        Челеста пулей выскочила на песок и, не прячась, присела на корточки. Про имевшийся на борту туалет она не вспомнила. Непосредственная до безумия, непорочная, как Ева в Эдеме, совершенно не воспринимающая меня как мужчину, девушка просто радовалась жизни и всему, что жизнь предоставляла. Просто вкусно жила. Так дети в садике - мальчики и девочки - сидят рядом на горшках, нисколько, как говорится, не парясь, что они существа разного пола, и разом получают удовольствие и от игр, и от компании, и от процесса.
        Мои нервы не выдержали. Никогда не думал, что снова понадобится, поэтому приказ ушел мысленный - не хотелось поганить жилище неприятным именем.
        Из кровати вырос коленопреклоненный монстр «Сусанна». Согласно желанию, на меня смотрела вовсе не голова. От пола, где стояли мои ступни, до обширной цели было в самый раз, и я отвел душу - влепил со всей дури, сколько нашлось сил. И еще раз. И еще-еще-еще. И долго не останавливался - исколотил зеленую мякоть вдрызг, пока мышцы не взвопили, а содранные кулаки не закровоточили и не онемели. В некоторых офисах ставят специальные груши для отвода эмоций, и «Сусанна» в роли мальчика для битья позволила мне не сорваться на заколдованной в ребенка спутнице.
        Челеста услышала шум набегающих волн. Обернулась к ним. Восторг не передать словами.
        - Андьямо аль марэ!*
        *(Пошли в море!)
        Она помчалась к могучему океану, не глядя, следую ли я за ней. Пришлось последовать. Как за несмышленышем, который в любой миг может наделать опасных глупостей.
        Когда догнал, девушка уже плескалась, руки и ноги поднимали фонтаны брызг. Я пристроился рядом. В глубину проказницу не тянуло, плавать не желала, или забыла, что умеет. Она играла с водой очень долго, потом побегала вдоль прибоя и, наконец, остановилась.
        - Все? - с надеждой спросил я.
        Не все. Плюхнувшись в песок, Челеста стала играть с ним - каталась и вопила с неописуемым воодушевлением, кидалась и обсыпалась, пробовала закопаться. Звала меня помочь - я отказался. В конце концов, она бухнулась на попу, по-детски раскинув ноги перед собой, и принялась лепить песочные куличики.
        Я ждал, окатываемый волнами в прибрежной полосе, пока ребячливо веселящейся озорнице надоест это занятие. И дождался. Что-то надумав, девушка вскочила и понеслась на меня. Налетевшим весом меня опрокинуло в воду. Я не сопротивлялся. Челестна победно заулюлюкала и помчалась по песку обратно к месту стоянки.
        - Уф, - только и вымолвил я, отфыркиваясь от соленых брызг.
        Когда вернулись в корабль, Челеста бухнулась на постель и принялась что-то напевать. Видимо, сочиняла на ходу, потому что злилась отсутствию рифмы, ритма и мелодии. Песок с нее сыпался пригоршнями, поскрипывал под спиной и ягодицами, но ей было все равно. Впрочем, иногда она морщилась и бездумно почесывалась.
        - Душ, - раздался мой приказ в никуда, и «нигде» мгновенно исполнило его. - Теплый и мощный.
        На этот раз я в мытье не участвовал, при сильном напоре основное само смылось. Челеста с чувством визжала, уворачиваясь от бьющих с неожиданных сторон игривых струй, происходящее ей нравилось.
        Закончив экзекуционную аква-аэробику, я произнес:
        - Есть хочешь?
        - Ке дичи?*
        *(Что говоришь?)
        - Смотри сюда. Вот это хочешь?
        Остатки Нининых подарков пришлись ко двору. Челеста захлопала в ладоши и стала уплетать за обе щеки, оставалось только с болью наблюдать. Самому кусок в горло не лез. После фруктов я достал банку сгущенки. Девушка вскинулась недоуменно:
        - Коза э?*
        *(Что это?)
        Тоже не помнит. Я проделал ножом две дырки в крышке и передал банку:
        - Пей.
        В ответ - удивленное непонимание.
        - Вот так надо. - Я показал.
        Она попробовала: губы, как до того мои, приложились к краю и осторожно втянули капельку неизвестности.
        Так люди подсаживаются на наркотики, достаточно один раз попробовать. Глазищи обратились в очищенные крутые яйца, голова запрокинулась под поднятой в позе горниста банкой, горло задергалось в безотрывном глотании. Вязкая струйка текла по подбородку, затем эстафету приняла пульсирующая шейка. Глотание не прекращалось. Сердце кровью обливалось, когда белые капли начали бомбардировать область чужого сердца. То, что в женщине должно восхищать и манить, сейчас нервировало, поскольку принадлежало не совсем женщине. Даже совсем не женщине. Женщины так себя не ведут.
        Банку удалось отобрать, только когда в ней осталось не больше половины. Бабушка с дедушкой, не ограничивавшие меня в сладостях, уверяли, что не слипнется. Сейчас я не был уверен. Такое количество сахара до добра не доведет, но как это объяснить бестолковому созданию?
        - Осторожней надо быть, - укорил я, глядя, как смуглые пальчики с ликованием размазывают густую жидкость по груди и животу, где на ходу придумывалась новая игра: то ли дороги прокладываются по виртуальной карте через поля и горы, то ли картина рисуется в соответствующем умственному возрасту стиле. То ли обладательнице испачканной кожи просто нравятся ощущения. Крестик тоже использовался в качестве игрушки, им водили как карандашом.
        Совсем недавно первой мыслью было бы слизать, организм посчитал бы такое за высшее счастье. Сладкое на сладком…
        Все изменилось. Передо мной сидел большой ребенок, и все, что пришло в голову при взгляде на липкие потеки - что забот прибавилось, придется снова мыть. И «придется мыть» в отношении красивой половозрелой особы впервые не несло положительного оттенка.
        Отныне сгущенка и все подобное - табу.
        Нож и банка отправились в кладовку, которую я на всякий случай сразу запер. На вещи Челеста успела бросить посерьезневший и вроде бы понимающий взгляд. Наверное, она хочет одеться. Одна ее рука даже поднялась и потянулась, но по дороге передумала. Мысленной командой я вновь вызвал душ, не желавшую мыться особу пришлось ловить, а затем удерживать.
        Челеста, Челеста. И раньше была почти ребенок, но теперь… Пальцы с ностальгией терли нежную кожу, что так недавно любила меня каждой клеточкой. Тугие наплывы мякоти вновь поднимали бурю эмоций, уютные закутки напоминали о спрятанных внутри кладах. Вместо помощи, раз уж с самостоятельностью проблемы, Челеста изо всех сил мешала омовению, происходящее было принято за игру. И игра ей нравилась. Раздавались смешки, девушка пихалась, вырвавшееся тельце вновь и вновь уносилось с ликующим визгом, чтоб в очередной раз быть водворенным под равнодушные струи. За один из побегов последовало наказание: пока одна моя рука перехватила хохочущую плутовку поперек тела, вторая жестко приложилась по ягодице. Шлепок вверг в шок.
        - Сэй каттиво рагаццо.* - Округлившиеся глазки глянули на меня с обидой, губки задрожали… зато беготня временно прекратилась.
        *(Ты плохой мальчик)
        Приведя разыгравшуюся барышню в приличное состояние, я обтер ее своим халатом и протянул второй:
        - Оденься.
        На лице - недоумение. Пришлось вдеть руки во влажный халат и показать требуемый от нее результат на себе.
        - Вот так. - Я запахнулся и завязал узел пояса. - Теперь ты. Вставляй сюда.
        Раскрытый, словно хочет поймать шалунью, халат манил отверстиями рукавов. Челеста отшатнулась, отчего спина врезалась в мягко принявшую стенку.
        - Одевай. - Я сделал шаг вперед.
        - Нон токками! Кози ми пьяче!*
        *(Не трогай меня! Мне нравится так!)
        Она сумела проскользнуть снизу и выскочила у меня за спиной. Я обернулся. Девушка с восторженными воплями снова увернулась и привычно удирала, сверкая пятками и не пятками.
        Опять двадцать пять. Как с непослушным ребенком, вновь пришлось применять силу. Ложный выпад, совершенный корпусом, обманул озорницу, она стала со смехом вырываться - больше веселясь, чем возмущаясь. А мне было не до смеха. От слова совсем. Если так пойдет дальше…
        Захотелось еще раз всыпать для воспитания, раз уж этот метод действует. И не просто захотелось, а почти воплотилось - упершаяся в «кресло пилота» нога уже приняла на себя тяжесть прижатого животика… а перегнутое через колено тельце посчитало происходящее новой игрой: ладони начали переступать по полу, корпус раскачивался - кажется, Челеста изображала лошадку. Сущий сорванец-малолетка со всеми полагающимися прибабахами. Битье - явно не решение проблемы.
        - Оденешься? - Я вернул несостоявшуюся жертву в вертикальное положение.
        Указание на халат вызвало отрицательную реакцию, вновь завязалась борьба, но едва я допустил промашку, девушка меня укусила.
        - Черт с тобой, ходи как хочешь. Если думаешь, что чем-то мне досадишь, то глубоко ошибаешься.
        И все же… В новом состоянии девушка стала полностью похожа на ребенка. Уединение с девушкой, особенно с нагой и прекрасной, обычно приятно до колик в животе, но с непредсказуемым малолетним шалопаем, у которого лишь баловство на уме…
        Увы, баловство было не то, которое хотелось.
        За панорамным окном стеной упала южная ночь. Чужие созвездия ярко блистали.
        - Если не оденешься, будешь спать на полу.
        Мой палец ткнул вниз под будуар, затем обе ладони соединились и сложились под щекой, а голова склонилась набок. Кажется, объяснение удалось. Девушка догадливо повторила жест:
        - Дормирэ?*
        *(Спать?)
        - Спать. Спокойной ночи. Гуд найт.
        - Буона ноттэ.
        Несколько попыток прорваться на кровать были пресечены жестко и последовательно. В ответ на недоумение я вновь указал вниз, на мягкий теплый пол. Поняв, что на постель ее не пустят, Челеста разочарованно покрутилась, устраиваясь, подстелила халат и, наконец, успокоилась.
        А ведь подстелила зачем-то. Бессознательно, но сделала что-то из прежней жизни, ведь корабль окружал комфортом, в котором не требовалось белье. Это хорошо, что она что-то помнит. Впрочем, она разговаривает, значит, повреждена только часть памяти.
        Обидно, но это именно та часть, что связана со мной. И с нами. Точнее, с «нами» - теперь в кавычках. Мертвое море, Эйфелева башня, Бранденбургские ворота, все прочее - теперь это существует лишь для меня. И то в прошлом. А события, которые помнит только один, ничем не отличаются от фантазий.
        Я скинул халат и растянулся под зеленым потолком будуара. Ну, денек.
        Завтра проснусь, и никто не докажет, что эти приключения были в реальности. Приснилось. А взоруг вся моя жизнь мне приснилась? Открою глаза в своей квартире, и выяснится, что корабль и Челеста - игры больного ума, предутренний кошмар. «Сон разума рождает чудовищ».
        Красиво сказано, но неправильно. Челеста не чудовище, если забыть про характер. Таких чудовищ еще поискать. Нисколько не возражаю, чтобы постановка «Красавец и чудовище» продолжалась как можно дольше. Только пусть чудовище вспомнит меня и все, что между нами было.
        Снизу головкой страуса вытянулась тонкая рука с согнутой буквой Г кистью.
        - И финестри. Кьюди.*
        *(Окна. Закрой)
        Вытянутый пальчик указывал на ночной ландшафт.
        - Убрать или поменять? - осведомился я.
        Над уровнем кровати взвилась растрепанная головка.
        - Кьюди!* - Бровки сошлись на сморщившейся девичьей переносице, а вспыхнувшие недовольством коричневые прожекторы - на недалекой моей.
        *(Закрой)
        Поднятые ладошки схлопнулись ребрами, как закрывающиеся двери метро.
        - Клоуз?* - догадался я.
        *(Закрыть)
        Курчавый кустик с укором склонился набок, выражая в отношении меня столь сильное удивление, словно я малолетний недотепа, взявшийся за дела, в которых ничего не смыслю.
        Вздохнув, я затемнил помещение до полной кромешности.
        Все повторялось. Вначале ей свет тоже мешал, пока…
        А действительно, пока - что?
        Пока Челеста не обрела во мне друга. Возможно, кого-то больше, чем друга. Тогда она приняла мои правила, и ее привычки отошли на второй план.
        Блаженные времена кончились, мы снова были слагаемыми, но не суммой. Вместо x+y=z вернулась ненаучная конструкция x+y=x+y. Вот такая странная, но вполне жизненная математика, где конечная z в уравнении появляется, только если оба неизвестных идут навстречу друг другу.
        Глава 4
        Проснулся от счастливой неги. Тело пело и плясало. В сочном потягивании я раскинул руки… и они что-то задели. Окнам полетел нервный приказ открыться, и тут вспомнилось все. И увиделось, если так можно сказать.
        Приткнувшись ко мне спиной, Челеста умиротворенно посапывала. Когда только перебраться успела. Корабль меня не будил - угрозы не было.
        А тело мое, напомню, не только пело, но и плясало. Потворствовать инстинктам я не собирался, потому дотянулся до халата и прикрыл девушку. Пусть спит. Сон - лучшее лекарство. Надеюсь, с ней все в порядке, и она снова девушка, а не капризный малыш. Когда это подтвердится, мы вместе порадуемся. И - вновь здравствуй, мир, прощай, угрюмое трезвомыслие! Раскрасим унылость во все цвета радуги, пусть, даже если не хочет, выглядит радостно! А там и до глубинных перемен недалеко, главное - начать. В общем, всем счастья и чашечку кофе, а желающим - шампанского! Аминь! Аллилуйя! А также полундра, отдать швартовы и свистать всех наверх!
        Челеста сонно скинула халат:
        - Нон вольо!*
        *(Не хочу!)
        Вторая и третья попытки прошли с тем же успехом. Попутно меня обозвали кем-то. И… не узнали.
        Надежды рухнули. Я вылез из будуара.
        Челеста выползла из постели только к завтраку, когда я уже громко чавкал, нарочно стремясь разбудить. Изумленно уставившись на пищевые щупальца, она долго играла с ними, прежде чем съесть. Халат, шорты, юбка и платье вновь были с негодованием отвергнуты. Она даже белья надеть на себя не позволила.
        Корабль хорошо лечил тело, но не голову. То ли не умел, то ли не хотел. У меня с медициной пути вообще параллельные, каждый шел своей дорогой, а пересекался лишь в неотложных случаях. Как лечить Челесту, я не знал.
        Может, она все вспомнит, если попадет в места, где случалось хорошее?
        Мы полетели к пингвинам. Мимо проносились облака, это вызывало у спутницы не просто детский, а какой-то животный восторг. Я, наблюдавший с капитанского места, казался ей грозным посторонним дядей вроде тех, кем мамаши пугают отпрысков: «Будет плохо себя вести - отдам этому дяде!»
        Антарктика встретила суровостью и мраком. Плотной стеной валил снег, завывала вьюга, в отношении которой моя подопечная проявила искреннее любопытство.
        - Коза?*
        *(Что это там?)
        Со словом «коза» обычно связан вопрос, скорее всего, меня спрашивают про снег. Если девушка забыла столько всего, то про снег подавно.
        - Кусачие белые мухи, - объяснил я с грустью.
        Как грудничку на руках у матери. Ее бы на ручки, да сисю в рот. Количество оставшихся включенными извилин показывало, что моя юнга (в отношении девушки, думаю, в этом роде говорить позволительно) недалеко ушла от указанного состояния, но находившееся передо мной недоразумение обладало собственными сисями. Это рвало мозг. На расстоянии протянутой руки - живая женщина в самом соку, а толку?!
        Челеста прыгала от одной части панорамы к другой, пытаясь заглянуть за край. Ликованию и вопросам не было конца.
        Пингвинов пришлось искать. До побережья, где они обитали, бушевавшая неподалеку вьюга не дошла. Сквозь мутную пелену светило солнце, это радовало, иначе как объяснить большой глупышке, что на электросварку смотреть нельзя? А ярко-яростное ядерное солнце на искряшем снегу будет хлеще сварки, поскольку сразу везде. Возможно, корабль вылечит слепоту, но лучше не доводить.
        - Делициа дель анима миа! - Челеста увидела неповоротливых (на суше) птиц почти перед носом, поскольку я подвел корабль впритык. Пингвины на невидимого соседа внимания не обращали, а если видели, то хорошо скрывали. - Андьямо?*
        *(Какая прелесть! Пойдем?)
        Она собралась тут же выскочить к ним голышом.
        Мой запрещающий взмах замер по дороге. Может, шок от холода вправит мозги? Если простудится, корабль вылечит. Рискнуть?
        Хуже не будет, а шансами разбрасываться нельзя.
        - Давай, раз уж приспичило.
        На всякий случай корабль сдвинулся от засеянного черным белого поля - метров на сто от крайнего живого столбика. Это возмутило девушку, она вырвалась в открывшийся проем наверстывать…
        Словно кулак в нос прилетел. Ее ноги по колено провалились в хрустнувший наст, тельце скорчилось, глаза превратились в нечто не от мира сего. Рот открылся, оттуда вылетело облачко, кожа пошла пупырышками и обрела паровую ауру. Будто душа улетала в рай.
        Первыми словами были:
        - Ке белецца!*
        *(Какая красота)
        Интонация сразу сменилась. Вытягиваемые из белой массы ноги по инерции сделали пару шагов вперед, выполняя начальное желание хозяйки. Каждый шаг давался с трудом, ступню пришлось задирать выше пояса, и только безмерное любопытство не дало сдаться сразу же.
        Злой мороз добил рецепторы, власть в недоумевающе замершем организме перехватил инстинкт самосохранения.
        - Фа фреддо!* - завопила Челеста, начисто забыв о пингвинах.
        *(Холодно!)
        Очнулась? Если нет, то можно подсобить и усугубить. Я тоже выскочил в чем был, и вместо объятий помощи, в которых бедолага мечтала оказаться, для усиления эффекта она получила снежком в лоб. Челеста скуксилась, собираясь реветь, но слезы выморозились, это ужаснуло еще больше. Тянувшиеся ко мне руки опустились. Взгляд заставил бы любого взрослого застрелиться на месте. К счастью, у меня имелся мотив жить дальше. Сквозь сыпучую колючесть я пробурился как можно ближе, повалил девушку и принялся натирать ледяным крошевом - до воплей, до стонов и хриплого кашля от заполонившего легкие мороза. Объект испытаний брыкался, осваиваемые мной места извивались, а зубы старались укусить - но не могли сделать это одновременно с криками.
        Один из ударов коленом достиг цели. Под животом у меня будто что-то взорвалось, я скрючился. Девушка бросилась бежать. Ну, как бежать. Насколько позволял снежный покров.
        - Аютами!*
        *(Помогите)
        Видимо, зовет на помощь. Кого, пингвинов? Они наблюдали с некоторой долей интереса, но только крайние. События, что разворачивались в такой дали от любимых себя, основную массу не волновали. В общем, все как у людей. Мельтешащее вертикальными фигурками поле полностью игнорировало нас.
        Очухавшись, я впрыгнул в корабль, тот догнал несчастную. Пойманную под мышки, ее выдернуло из сияющего плена. Посиневшие ноги взбивали воздух, пока не уперлись в закрывшийся люк.
        - Мольто фреддо,* - донеслась очередная жалоба на жизнь. Сказано было театрально в никуда, не столько мне, сколько любому, кто откликнется и поможет. Так ведь больше нет никого, уважаемая барышня. Снова она поступает как ребенок, который хочет пожаловаться маме на маму, чтоб она помогла, но при этом чтоб знала, что на нее обижены.
        *(Очень холодно)
        Я метнул корабль в сторону экватора, на первые же теплые острова. По дороге хотелось согреть окоченевшую девчонку растиранием, но она вновь принялась отбиваться, руки-ноги молотили как мельница в ураган. Мне снова едва не досталось. Тогда корабль обездвижил угрозу хозяину. Дальше я обращался с обезволенным глупым созданием как с куклой, переворачивая, как заблагорассудится, и делая, что требуется.
        Кровообращение восстановилось еще до того, как под нами скрипнул раздавленный раскаленный песок.
        Необитаемый атолл состоял из единственной песчаной отмели. Большего не требовалось. Вне корабля Челеста пришла в себя, я опрокинул ее на рассыпчатую сковороду и стал валять по песку, перекатывая с боку на бок. Теперь она не сопротивлялась. Происходящее воспринялось веселой игрой. Лицо расцвело, как герань на теплом подоконнике, руки вытянулись над головой, помогая моим усилиям. Ей стало хорошо. Недавнее стерлось из памяти, мы снова дружили.
        - Перо нон ми фай иль соллетико! Аббастанца!*
        *(Ну не щекоти меня! Хватит!)
        Я остановился. Челеста приняла протянутую руку. Бурно дыша, мы поднялись и стали отряхиваться от песка, который куда только не влез. Мои глаза косились: ну как?! Что-то изменилось?
        Девичьи пальцы беспардонно шуровали там, куда в чужом присутствии не лазят. В смешном приседе Челеста сгибалась в три погибели, в растянутой коже старательно выискивались колючие точечки. Периодически девушка выпрямлялась и заглядывала на себя через плечо. Устав трудиться самостоятельно, она опустилась на четвереньки.
        - Ми пули ди саббья.*
        *(Почисть меня от песка)
        Просит помощи? Я осторожно погладил ее растрепанную шевелюру:
        - Челеста, я…
        - Нон! - Взбрыкнувшие плечи переместили ладонь на лопатки. - Ла тэста э мольто спорка, э допо. Пулирми ла скьена э иль седэрэ.*
        *(Нет. Голова очень грязная, это потом. Почисть мне спинку и сзади)
        - Может, лучше помыться?
        Челеста вдруг вскочила на ноги - в неуемной черепушке бродила новая мысль. Девичьи губы растянулись в беспокойной улыбке, она присела…
        Я успел отвернуть лицо в сторону. Когда обернулся, напарница, как заправская собачка, закапывала ножкой мокрую выемку. Ноль смущения. Зато удовольствия полные штаны, которых нет.
        Пингвины и мороз не сработали, злые чары не рассеялись и продолжали рвать душу.
        А что, если попробовать вариант «Спящая красавица»?
        Я приблизился. На внезапный поцелуй Челеста отреагировала по-детски: хихикнула и отмахнулась.
        Тоже не то. Или я не так подступился? Чтобы разбудить, нужно постараться, а губы, едва ткнувшись, сразу разбежались в стороны. Разве ж это поцелуй, от которого приходят в чувство?!
        Сформулирую точнее: нужен поцелуй, от которого не просто приходят в чувство, а приходят чувства. И я подошел к делу со всей основательностью. Совесть понимала, что поставлено на карту, и со вздохом прикрыла глаза.
        Челеста убегала от меня, считая это игрой. Песок взметался из-под ступней, которые задирались высоко и озорно - добыче хотелось, чтобы песчаная стена помешала охотнику. Не тут-то было. Руки сграбастали улепетывавшую дичь, горизонт опрокинулся, борьба перешла в партер. Девушка не понимала, чего я хочу, но отбивалась серьезно. Ей не нравился мой настрой, он выглядел совсем не дурашливым, как у нее, и не заботливо-умилительным, каким должен быть у опекающего родителя. На коже скрипел песок, мягкое давилось, острое впивалось. Наконец, распятое тело замерло подо мной, мышцы тут же сдались и расслабились, а изучающий взгляд залез в подкорку: дескать, если это игра, то плохая игра, не нравится.
        Теперь, когда препятствия в лице раскинуто-прижатых рук и ног устранены, мой рот впился в оказавшийся под ним. От вдавившего сверху усилия девичий затылок сделал вмятину в песке, лицо попыталось вывернуться. Я не дал.
        Едва ворочавшаяся голова закопалась по уши, взгляд стал испуганным.
        - Коза фай?!* - вырвалось в виде мычания, которое сразу подавил мой язык.
        *(Что ты делаешь?)
        У нее во рту было полно песка. Смешанный со слюной, он хрустел на моих зубах, втягивался губами. Я продолжал целовать. Грудная клетка расплющила бедняжку, даже мягкое сделав острым.
        - Баста!*
        *(Хватит!)
        Это не было кокетством, в голосе слышалось неподдельное отчаянье. Все всколыхнувшееся во мне тотчас возвратилось в норму. Подо мной не женщина, не девушка, которая нравится. Спящая красавица осталась в своем сне.
        Что же попробовать еще? Что проймет, как вернуть взрослость во взрослое тело?
        Купание с отмыванием заняли некоторое время, и корабль полетел в Кхаджурахо.
        Трущобы, где гонялись за маленьким воришкой, остались неузнанными. Тогда я сделал главное, ради чего прибыли: высадился с девушкой прямо у нескромных скульптур.
        Сначала Челеста не поняла, зачем мы оказались на древних камнях.
        - Смотри! - приказал я, тыча пальцем в то, что недавно постеснялся бы иметь в поле зрения в присутствии особы, которая нравится. После связавших нас событий это из провокационно-подзуживающего и просто любопытного перешло в разряд отвратительного. Из небытия выплыло необходимое английское слово: - Лук!*
        *(Смотри)
        Челеста присмотрелась к изображениям… и ничего не поняла. Разглядывая, она просто веселилась.
        - Гварда, че ун азино! - Ее лицо обратилось в другую сторону. - Э ун элефантэ пикколо!*
        *(Смотри, ослик! И маленький слоник!)
        И это не сработало. Только вогнало в краску.
        Попытки продолжились. Я вновь поднимал Челесту на Эйфелеву башню, заглядывал в бассейн к французскому политику и давил неисчислимостью пирамид. Высаживал на небоскребы. Спускал в пещеры Айсризенвельт на плато Тенненгебирге. Показал с минимальной высоты злополучное стрельбище в моем городе. Может, случившееся плохое что-то всколыхнет?
        Ничего.
        Еще попытка:
        - Смотри!
        Я вынул из кладовки предмет, за которым она так гонялась.
        - А что сейчас покажу! Помнишь?
        Перед глазами-угольками вспыхнул экран видеокамеры.
        Ничего не загорелось. Угли потухли. Только смешок раздался при взгляде, как по огромному каури пробирается гладкокожая фигурка.
        - Челеста э ун шиммиа!*
        *(Челеста обезьянка)
        Я отчаялся. Девушка на все взирала безучастно и отстраненно, видела как в первый раз. Если восторгалась, то как малое дитя. В перелетах сидела или лежала рядом, прижимаясь, не смущаясь меня, не стыдясь за себя. От бесстыдной детскости было не по себе. От исчезнувшей взрослости стало невмоготу. Однажды ночью я решился на крайнюю меру. Челеста лежала рядом на животе - безмятежная, полностью довольная жизнью. Она глядела десятый, если не сотый, сон, а ко мне никак не мог прийти первый. Нежная щечка расплющилась о тыльную сторону ладони, кудряшки разметались, вдоль кровати струилась до боли знакомая каждой выпуклостью ладная фигурка. О том, что было между нами, девушка не помнит, как обо всем, что связано со взрослой жизнью. Вдруг инстинкты сработают, и сонные желания тела пробудят уснувший разум?
        Я приподнялся.
        - Челеста, ты спишь?
        Мертвым сном. Ни отклика, ни вздоха. Губки неслышно шептали что-то, словно разговаривая с собой, под закрытыми веками разворачивалась какая-то своя, неизвестная мне жизнь. И внутренний полководец взметнул флагом: «Вперед!» Передвижные башни окружили объект готовящегося прорыва, десятка чутких разведчиков исследовала входы-выходы в бастионах противника. Нападения никто не ждал. Таран примерился к удару в ворота.
        Челеста! Милая, родная, любимая. Ну пожалуйста, ведь мужчины не плачут, даже если со стороны это не так, проснись, Челеста, что тебе стоит?!
        Она дремотно повозилась подо мной, не понимая происходящего.
        - Ке ту фай?*
        *(Что ты делаешь?)
        Девушка недовольно взбрыкнула.
        Я попытался продолжать наступление, но руки уже не справлялись с очнувшимся противником. Свернутое набок личико окрысилось:
        - Ста, э змэттила, рагаццо каттиво!*
        *(Перестань, прекрати же, скверный мальчишка!)
        Меня едва не снесло мощным вывертом тела… которое вдруг ослабло и безвольно грохнулось обратно. Корабль среагировал на угрозу.
        - Бэ, коза че?*
        *(Ой, что это?)
        Я как можно резче отвернулся.
        Полное фиаско. А на следующий день - новая напасть:
        - Челеста муорэ!*
        *(Челеста умирает!)
        - Что случилось? Кровь? Э-э… как бы объяснить. Это нормально для девочек твоего возраста.
        Боже, что за наказание. Или это именно наказание?
        Я ухаживал за девушкой еще несколько суток. Показывал новые места. Вновь и вновь возил по старым.
        Прогресс отсутствовал. Стало окончательно ясно - необходимо профессиональное вмешательство.
        Город Рим не произвел на коренную обитательницу никакого впечатления. Равнодушный взгляд скользнул по громадам Колизея, Ватикана и древней круглой штуки рядом с Ватиканом, не знаю названия того замка. Гигантский кальмар вокзала, Испанская лестница и знаменитый фонтан не пробудили ни грана узнавания. Вместо этого ее глаза скосились на более интересное, пальцы с интересом занялись завитками внизу живота.
        На этот раз я был непреклонен - скрутил, впихнул в нижнее белье, затем столь же насильно одел брыкавшееся создание в заштопанное красное платье и туфли. От получившегося наивного образа гламурные фотографы сошли бы с ума. Небесное создание, девушка с глазами ребенка. Мечта обложек.
        Мечта останется мечтой. Чмокнув на прощание, от чего она недовольно увернулась, я высадил Челесту на закрытой территории больницы с красным крестом и надписью «Оспедале».
        В голове стоял туман. И в глазах.
        Глава 5
        Нет такого понятия, как «неплохой человек». Ни рыба, ни мясо - это соя или другой заменитель, нечто похожее на настоящее, но не настоящее. Неплохой - ни плохой, ни хороший. Никакой. Не способный ни на плохие поступки, ни - к сожалению - на хорошие. Вообще неспособный на поступки. Я прекрасно знал это и еще помнил, что лучше сделать и каяться, чем не сделать и каяться, и относить данное правило исключительно к вещам, за которые не стыдно. Потому я, наверное, хороший человек. В принципе, конечно.
        Но хорошему человеку требовались условия для проявления своих качеств. Документы, например, заглянув в которые не отправят в кутузку. Еще - чувство собственного достоинства, подкрепленное незапятнанной репутацией. За это требовалось побороться.
        Оставался последний бой. С Задольским. За правду.
        За правду, за справедливость, за мир во всем мире - это лучшая война на свете, поскольку оправдывает любую подлость. Как сказал один мальчик, мир - это когда все хорошие поубивают всех плохих.
        Я за мир. Но не таким способом. «Не убий». «Не лги». «Не возжелай». Попробую воевать по этим правилам. Я вытащил переданную в ресторане визитку, включенный телефон начал грузиться, сонно помигивали сменявшиеся картинки экрана. Корабль плавно курсировал над троллейбусными проводами центрального проспекта.
        - Алло.
        - Кто это? - ответил женский голос.
        - Оль… Олег. Через Нину. Ты просила позвонить, говорила, что в курсе проблемы и знаешь решение.
        Мне показалось, что Анжела уронила трубку. Поочередно донеслись грохот, чертыхание, возня. После небольшой паузы - восклицание:
        - Я же просила позвонить сразу! Ладно, что-нибудь придумаем. Ты где сейчас?
        - А ты?
        - В машине. Скажи куда, я подъеду.
        - Скажи, где ты, я подойду.
        Собеседница на пару секунд умолкла. Видимо, оглядывалась.
        - Еду в сторону центра. Давай встретимся на остановке напротив почтамта и поедем…
        - Никуда не поедем. Поговорим в машине.
        - Тогда сзади строящейся элитной высотки. Знаешь? Между ней и той, которая уже построена.
        - Ты там? - Я направил корабль в нужную точку.
        - Почти.
        - По какой улице едешь?
        - По Ленина.
        Я чуточку свернул и увидел в потоке знакомый приземистый автомобиль. Уже недалеко.
        Опередив плюющееся бензиновыми парами недоразумение, которое некоторые считают за высшее достижение человеческого разума, корабль сделал круг над местом встречи.
        Поле грядущей битвы за светлое будущее (мое) ничем не обеспокоило. Подозрительных машин не маячит, редкие прохожие пробегают быстро. Камеры наблюдения имеются, но далеко, одна на перекрестке и три на огороженной территории недавно сданной элитки, которую потихоньку начали обживать жильцы. Сектор действия камер перекрывал только подъездные пути. Если не лезть, куда не надо, то меня все устраивает.
        Корабль завис у столба между двумя деревьями, где появление из ниоткуда совершенно не заметно. Я спрыгнул на землю и затаился в тени.
        Машина Анжелы остановилась между заборами стройки и готовой многоэтажки. Дверца приоткрылась, девушка красиво вышла, словно все еще работала на камеру. Сегодня на ней между туфлями-лодочками и шедевром парикмахерского искусства имелись короткая юбка, подчеркивавшая идеальный низ, и нечто вроде майки с накинутым на плечи пиджачком, который не дотягивал до талии. Вместе они преображали и вычурно подавали зубодробительный верх.
        Я не торопился. Думал, чем могу заинтересовать, чтобы добиться сотрудничества или хотя бы информации, которой, как хвалилась, она владеет. Просьбу Нины Анжела в грош не ставила, значит, нужно найти точку соприкосновения, что была бы выгодна обоим. О «пропавших» документах она знает, тогда вопрос: что теперь сделает? Сдаст меня Задольскому? А смысл? Чтобы купить свободу, о которой говорила с Василием Платоновичем? (Кстати, неплохо бы узнать, о чем договорилась. И в какой сфере усердно заработанную свободу она потом употребит).
        Задольскому известно, что документов у меня нет. А Анжеле - известно?
        Еще вопрос: права ли Сусанна насчет особых отношений босса с неусидчивой на одном месте секретаршей? Имеется в виду не помощь в снятии гормонального напряжения и, конечно, не любовь - какая любовь у таких людей? Некая ментальная связь, секретные деловые узы, которые связывают людей, которые вместе занимаются чем-то втайне - ставит ли Анжела такой нематериальный актив выше возможных дивидендов, если их пообещают другие?
        Я покрутил ситуацию с разных сторон. Все же, сдаст она меня надоевшему шефу-любовнику или не сдаст?
        Если знает, что я не при чем - зачем меня ловить? Объявившись, могу лишь навредить показаниями. А если тоже думает, что документы взял я… Вот мой козырь. Пообещать поделиться возможностью давления на босса с помощью будто бы имеющихся у меня…
        Стоп. «Не лги». Или, для любителей витиеватых формулировок, «не лжесвидетельствуй». По мне, так это однофигственно, любой, кто открыл рот, и оттуда что-то вылетело, уже свидетель с приставкой «лже».
        Вернемся к нашим овцам. Допустим, я добьюсь помощи этим способом. Выбью признание в оговоре, восстановлю доброе имя. А Анжела? Я же изначально подставлю ее, как Задольский меня.
        Ничего не придумывалось. Только мозги себе сломал.
        Девушка нервно прогуливалась взад-вперед, смотрела на часы, хмурилась. Я вышел из-за деревьев.
        - Привет.
        - Олег?
        - Пройдем в машину или поговорим здесь?
        - В машине неудобно. К тому же, так промозгло… - Анжела поежилась.
        А нечего в короткой юбке по улицам шастать, особенно, когда под ней всего-то… а то и вовсе ничего. Если бы наблюдал выход из машины с земли, сказал бы точнее. В любом случае «понты дороже денег» - не мой принцип.
        - Давай зайдем ко мне. Я живу здесь.
        Холеная рука указала чуть назад, на шикарный комплекс, что одиноко нависал над городом, пока строится брат-близнец. Со временем здесь от автомобилей прохода не будет. Территория только осваивается, кроме зачатков детской площадки и нескольких деревьев ничего нет. Если придется бежать, буду прекрасной мишенью.
        - Предпочитаю в машине, - сообщил я.
        - Нужно показать тебе кое-что. Одну запись. Это поможет. Пойдем.
        Она потянула меня за рукав.
        Запись? Я недооценил девицу. Она тоже подготовилась к разговору. Возможно, мне не придется уговаривать помогать, она сама предложит вариант на бартер.
        А если все же ловушка? Маловероятно, но жизнь богата на сюрпризы. Особенно моя. Сыр достается второй мышке, а смелой первой даже памятника не ставят. Имя Василия Платоновича, нашего общего знакомого, не поможет, как и он сам, если нарвусь здесь на что-то непредвиденное. И корабль далеко, в случае опасности не впрыгнешь. Стоит ли рисковать при таком раскладе?
        Если у Анжелы есть что-то, что мне поможет, то однозначно да. Однако, риск должен быть оправданным, а любая импровизация - подготовленной.
        - Номер квартиры, - потребовал я.
        Излом красивых бровей превратился в дугу:
        - Это имеет какое-то значение?
        Спасибо за подсказку, лучше выглядеть понятным женщине недоумком, чем психом.
        - Я суеверный.
        - Тогда тебе не повезло. - Уголки красивых губ разъехались в виновато-веселой улыбке.
        Меня так просто не возьмешь.
        - Шестьсот шестьдесят шестая?
        Анжела опешила:
        - Ты что?! Тринадцатая.
        - Тогда не страшно. Номер подъезда и этажа? Окна куда выходят?
        Получив ответы, я попросил пару минут подождать меня здесь. Пусть думает, что хочет, к примеру, что организм вообразил себя воздушным шаром, а тот внезапно потребовал сброса балласта. Или не внезапно, а по графику, бывают же у кого-то такие графики. Или я перенервничал от свидания с несусветной красавицей. Короче, мало ли. Каждый имеет право на прибабах, у нас свобода, что значит не лезть другому в душу, даже если он ненормальный. Усилим: не даже, а особенно если он ненормальный.
        Удивленный взгляд проводил меня в тень деревьев, где ни чьи-либо глаза, ни камеры наблюдения уже не видели, как человек исчез и появился вновь уже на верхушке здания, где провел полную рекогносцировку местности.
        Какая-либо опасность отсутствовала. Местные пацаны пользовались крышей для покурить-покуролесить. Сейчас несколько подростков обильно дымили, собравшись в кружочек, но это происходило у входа в соседний подъезд. Мне нужен был тот, где свободно. Все же не получилось пройти мимо - совесть не позволила. Взрослею, наверное, хочется других повоспитывать. Корабль донес меня до голов куривших, посреди воздуха для них соткалась рожа тролля, и укоризненно покачался палец. Мальчишки бросились врассыпную.
        Нужная железная дверь с крыши внутрь дома тоже оказалась незапертой, видимо, столь же часто используется молодежью, либо обслуживание антенн происходит не так редко, как кому-то хотелось бы. Пути отхода понятны, перейдем к осмотру главного места событий. Сначала я на миг заглянул в подъезд - посмотреть количество дверей на площадке и высчитать расположение того, что нужно, затем вернулся в корабль, и тот подлетел к окнам этой квартиры. Взгляд не отметил ничего необычного: окна с двойным стеклопакетом, решетки и прочие роль-ставни отсутствуют, что нормально на такой высоте. Шторы открыты, внутри царит бардак, который особо одаренные натуры (в простонародье - лентяи) именуют творческим беспорядком. Одно ясно: засады нет. Квартира поставлена на сигнализацию, в каждом помещении висят датчики движения, которые в данный момент никак и ни на что не реагировали. Можно возвращаться к хозяйке апартаментов и заходить сюда, ничего не боясь.
        Окна Анжелиной квартиры выходили на другую сторону от места, где она ожидала меня. Это навело на мысль, как лучше припарковаться на время, в которое будем вершить наши делишки. Когда пришлось спасаться бегством из киностудии, корабль принял меня через верх. Значит, если что-то пойдет не по-моему, всегда можно сказать «Адью» и повторить подвиг. Или, чтобы не шокировать, сделать это ночью с крыши, тогда вообще вопросов не возникнет.
        Что ж, я готов. Корабль остался в воздухе в метре от квартиры этажом ниже, где юноша и девушка старшего школьного возраста осваивали искусство поцелуя. Они сидели рядышком на диване, девица зажмуривала глаза и выпячивала губки, парень неловко тыкался в них своими. Больше в квартире никого не видно, а учитывая, что рука парня полезла под девичью блузку, то никого и нет, иначе дверь в коридор ребята додумались бы закрыть. И это как минимум.
        Я спрыгнул на их балкон. Парочка слишком увлеклась друг другом и не сразу среагировала на топот - понятно же, что на пустом балконе возникнуть из воздуха никто не может. Оказалось, может.
        - Гм. - Я постучал в стеклопакет. - Простите, что отвлекаю…
        Раздался визг, девчонка прижала руки к груди, а парня бросило к двери. Стало ясно, кто в квартире хозяин, а кто гость. Уже в дверях до парнишки дошло, что родители девушки на огромной высоте через балкон в дом заходить не будут. Вывод он сделал правильный: если это не родители, значит, случилось что-то, от чего бежать не следует. Наоборот, как мужчина он должен взять себя в руки и проявить необходимые качества, которые выставили бы перед пассией в еще более выгодном свете.
        Несколько шагов, и он оказался у окна.
        - Вам кого?
        - Простите, лез на спор с балкона на балкон и сорвался. Можно пройти через вашу квартиру?
        Парень оглянулся на девушку. Она уже пришла в себя и сидела на краешке дивана ровненько, сложив ладошки на коленках.
        - Да, - разрешила она важным кивком. - Пусть идет.
        Повернутая ручка балконной двери открыла мне путь к новой жизни.
        - Спасибо. Если что, не забудьте о резиновых изделиях, чувствую, у вас к этому идет.
        Девушка покраснела:
        - Даже не думаем!
        - Не забудем, - одновременно уверил парнишка.
        - А я в ваши годы книжки читал, - вздохнул я, когда дверь из квартиры на площадку за мной захлопывалась.
        Взбежав на последний этаж, я через крышу попал в соседний подъезд. Все спокойно, можно выходить. Поразило, что внутри подъездов странно чисто. Необычно чисто. Непонятно чисто. Даже не верилось, что где-то существуют такие общие подъезды. Говорят, что многоквартирные дома стали безобразными после революции - бывшие крестьяне потеряли собственность, за которой нужно ухаживать, и вселились в господские апартаменты; здесь у них ничего своего не было, новое жилье они своим не считали, поскольку все стало государственное, а новые поколения брали пример с имевшихся образцов. Интересно, что надо сделать, чтобы везде стало, как в доме Анжелы?
        Я на скорости вылетел из подъезда, по пути кивнув удивленному консьержу. Короткими перебежками под сенью деревьев и припаркованных на травке автомобилей удалось сделать круг и вновь явиться на глаза заждавшейся сообщнице. Думаю, теперь можно так называть. Вместе будем дружить против Задольского.
        Красивые ноги Анжелы вышагивали взад-вперед, будто она на подиуме.
        - Ну что, готов?
        - Всегда готов! - Я врезал рукой по лбу в древнем пионерском приветствии.
        Мы пошли в дом. Этот подъездный зев тоже отворился без привычного зубовного скрежета. Из проема пахнуло не обыденным въевшимся сигаретно-туалетным дурманом, а вполне таким свеженьким запахом современной строительной индустрии. Открылась дверца шикарного (по отделке, но не по размеру) лифта с зеркалом в половину стены. На зеркале тоже ни пятнышка. Мы вошли в схлопнувшееся за нами пространство кокона, мгновенно сблизившего до несуразности. Если честно, до нестерпимой жути сблизившего, отчего ухоженная прическа девушки лизнула мои щеки. Знойно просматриваемые сверху глобусы уткнулись в грудь.
        Поймав вперившийся в декольте (куда еще девать в такой ситуации) взгляд, Анжела заговорщицки подмигнула, а в момент остановки лифта специально боднула выступаювшим бампером в забывшую как дышать диафрагму:
        - Ну, давай же.
        Конечно, этот толчок был приглашением к выходу из лифта. Ничто другое. Но показалось…
        Я проводил глазами завидные футбольные мячи, устроив ноющему животу зубную боль.
        Все было замечательно. Чересчур. И это настораживало. У меня никогда не было столь ошеломительной красавицы даже в качестве приятельницы по разговорам. Такие жили в параллельном мире щедрых папиков, красивых мачо, разгульных мажоров и наглых ловеласов. Со мной они не пересекались. Мало того - не имели желания пересекаться, не то, что добиваться. Сусанна - исключение, она просто скучала в своем кругу и нашла подходящую игрушку. Впрочем, внешностью Сусанне до Анжелы как первому спутнику Земли до моего корабля, хотя то и другое - явления космического масштаба.
        В общем, поведение Анжелы напрягло. Снова показалось, что она хочет помочь не мне, а себе. Только - каким образом? Не люблю загадок, даже если они разгадываются в мою пользу.
        - Входи. - Отпертая дверь распахнулась, девушка посторонилась.
        - Что ты хотела показать?
        Я остался на месте. На лестничной площадке. Пока не убедит, что это безопасно и необходимо - не войду.
        Убираемые в сумочку ключи не попали в разверстую прорезь и грохнулись наземь. Звяк! От соударения связка распалась, освободившиеся от оков ключики весело запрыгали по бетону.
        Я не пошевелился. Еще шандарахнет по башке, пока учтивость проявляю. Согласен, трудно в таких обстоятельствах стоять столбом, делая вид, что ничего не происходит, но я держался.
        - Однажды джентльмен остановился в деревне на ночлег, - со вздохом заговорила Анжела, опускаясь на пол. - Перед сном одинокая хозяйка предупредила, что двери в доме не запираются.
        Она тянулась за разлетевшимися ключами, вертя круглым тылом, разводя плечи, эротично прогибаясь и кокетливо поигрывая серьезными налитыми тяжестями.
        - Он был джентльмен. Чтобы не испугать хозяйку, всю ночь не вставал даже в туалет.
        Девушка окончательно встала на четвереньки. Следуя за перебирающими ладонями, выпяченные бедра раскачивались вправо-влево-вверх-вниз, снова и снова, все соблазнительней и выпуклее. Прогиб поясницы увеличивался и в какой-то момент стал просто невозможным. С каждым перекатывающимся движением нижний край юбки задирался все выше…
        Выше…
        Выше…
        Развороченная кратером луна глянула на меня из-под покрова материального мира - яркая, белая, без намека на скрывающие облака. Она пульсировала одновременно враждебно и призывно.
        Дыхание перехватило. В организме проснулись от зимней спячки голодные зверушки. Пришибленный, я стоял, остатками воли строя стену между собой и реальностью…
        Стена отказываясь возводиться и рушилась. Душа натянула защитное одеяло по самые глаза, прячась от происходящего… но подглядывала, желая узнать продолжение.
        Не носившая белья, а колготкам предпочитавшая чулки, безупречная красавица спокойно говорила, подобрав последний ключ и отправив его к собратьям:
        - Утром хмурая хозяйка отправилась кормить птиц - одну курицу и десяток петухов. Позвольте поинтересоваться, спросил джентльмен, почему у вас столько петухов?
        Громадный удав смотрел на кролика из проема двери, подрагивая раздвоенным язычком, и нетерпеливо покачивался из стороны в сторону. Я громко сглотнул. «Безрассудство - единственная логика женщин», сказал Мопассан. Он прав. Только почему умолчал про мужчин?
        Мне уже приходила мысль про влияние корабля на либидо. Он делает так, что у владельца все работает идеально - настолько идеально, что некоторые из органов создают проблемы. С некоторых пор мощное влечение забивало остальные мысли и желания. Почему я не могу устоять против смазливой мордашки или того, что предлагается лицезреть вместо нее, почему готов рисковать всем ради короткого удовольствия, которого может и не быть, если завлекающая игра окажется ловушкой? Ведь все понимаю, только не душой, а рассудком. Выходит, желания завязаны на возможности, и с момента, как я стал обладателем корабля, вместе с неудовлетворенными возможностями росла и жажда эти возможности реализовать? Не зря же с некоторых пор кидаюсь на все условно согласное, как собака на чужака. Раньше было не так. Не совсем так. Во всяком случае, до трагического комизма не доходило.
        Не хочу, чтобы мной командовали инстинкты. Но хочу Анжелу, прямо здесь и сейчас. Точнее, хочет что-то во мне. Оно тоже я, сколько бы ни пытался это отрицать. Неужели физическое действительно первично, а духовное вторично? Полина рассказывала о теории, которую дал Альфалиэль, прежний хозяин корабля. Теперь я догадывался, что подтолкнуло его сформулировать такое. «Люди видят два пути, которыми можно следовать - восходящий и нисходящий, другими словами - духовный и телесный. Первый, как бы красиво ни выглядел, тоже ведет в никуда, он в упор не видит желаний плоти, отмахивается от чувств, как от мух. Поиск истины и счастья в ином мире, восхождение к небесному через отказ от земного, вечная война со всем, что противоречит этим воззрениям. Но разве это жизнь - в сплошных отречениях и ограничениях? Второй путь - мирской, земной, чувственный, живой. Почитает множественное, а не единое, отождествляет дух с чувственным миром. Но теперь есть третий путь - это Альфалиэль. Не восходящий и не нисходящий. Прямой. Горизонтальный. Он не выдергивает за шкирку из родной земли, как в баснях про Мюнхгаузена. И в
шелухе убедительных слов не сливает под благовидным предлогом в навоз…» Вывод из сказанного очевиден: если не соединить восходящий и нисходящий пути, выбор одного из них всегда приведет к трагедии. Для себя или окружающих. Вспомним блаженного князя Мышкина. Противную сторону даже вспоминать не хочется, этого добра везде навалом.
        Но как же хорошо подано. Вытягивание себя из грязи приравнено к валянию в грязи. А что делать, если организму, чтобы отлично функционировать, нужно залезь в грязь?
        Так ведь организму. Не всему мне.
        А разве душа не испачкается?
        Организм - тоже я. Да, вместе с тонусом повысились сексуальные возможности и желания их удовлетворить. Зато никакие вирусы не берут, на все болезни могу плевать с высокой колокольни. Эти факты, если честно, навевают жуть, потому что в глубинах сознания зреет щекотливая мысль с последствиями вселенского масштаба: если остаться в корабле надолго - будет ли у меня вечная жизнь?
        Веселенький вопросик, не правда ли? Немало шансов, что ответ положительный. Любое недомогание сразу лечится, поломка - восстанавливается…
        Вечная жизнь. Обалдеть. Тогда, может быть, Альфалиэль - не мой современник-филолог или историк, как думалось до сих пор, а настоящий древний божок? Если догадка о корабле верна, то парень, потерявший медальон, может обгонять меня в возрасте не просто в разы, а на неопределенное количество нулей в числе лет. За столько времени можно совершить многое.
        И на что он употребил вечность? Говорил, что все Святые книги в свое время диктовал людям лично, но за тысячи лет не придумал ничего грандиознее, чем деревенским девкам мозги пудрить, чтоб сподручнее было подолы задирать. Если он - бог, то я… тоже бог. У меня тоже потребности выросли, и когда жизнь подкидывает смачный кусочек вроде Анжелы…
        Зевс, если вспомнить греческие мифы, тоже на все шевелящееся кидался. Даже на то, что к человеческому роду не относилось. Иногда и сам другую форму принимал и представлялся выбранной жертве то быком, то еще кем-нибудь экзотичным. Скандинавские мифы говорят о том же. И прочие. И не только мифы. Любая информация, которая прошла через века, - она о таких созданиях разной степени важности (от лешего до бога) с похожими замашками. К примеру, Кощей Бессмертный (бессмертный! Ни на что не намекает?) в свободное время (которого у него, согласно прозвищу, пруд пруди) чем занимался? Похищал и тащил к себе юных дев.
        Страшно стало от нового поворота мысли: Зевс и многие другие, о ком сохранились сведения - бывшие владельцы корабля? А корабль, значит, умеет намного больше - к примеру, изменять внешность владельца в нужную сторону или даже придавать ему форму другого существа? Тогда инопланетяне существуют - кто-то таким же образом сейчас забавляется с «контактерами», совмещая выросшие желания и возможности. Когда вернусь, первое, что надо сделать - опробовать изменение формы. Только не забыть подоплеку сказки про людоеда, который превращался в мышь.
        Буду выбирать вид побольше и как можно грознее. Потребую сделать меня драконом! Давненько люди не видели драконов.
        Нет, прошлых обычными копьями и мечами перебили рыцари, а ведь устрашавшими мир чудищами могли быть мечтавшие о вечной жизни владельцы кораблей. Сейчас времена для драконов еще хуже, собьют ракетой и препарируют, чтобы изучать в институтах. Нужно выбрать что-то более безопасное. Например, побуду некоторое время дельфином. Землю и воздух я посмотрел, а под водой еще не путешествовал. Интересно, а как у дельфинов с «этим»? Помнится, Зевс и до рыб снисходил…
        Брр, ну и мысли. А почему? Потому что не все желания исполняются? Почему тогда желания мне подсказывает организм, если он, как мне хочется верить, не я?
        Что же получается? Проходили целые эпохи, а ничего не менялось - даже обретая фантастические возможности, люди продолжали выбирать второй путь, и только владельцы корабля периодически менялись. Или кораблей, потому что если их много, то хозяева не заинтересованы в известности. Зевс вот наследил, и до сих пор слухи ходят. Так же могли наследить или быть неправильно поняты другие исторические личности, которых по причине нечеловеческих возможностей считаем мифологическими или относим к сфере богословия и стараемся не вмешиваться.
        Все по-прежнему. И я как все. И, как предшественники, тоже иду на поводу у инстинкта. Чтобы думать о высоком, нужно, чтобы низкое не высовывалось, иначе мысли получаются совсем не о том. «Лучший способ победить искушение - поддаться ему». Какая моральная сволочь это сформулировала?!
        И что делать, если без этого - никак?
        Как совместить пути? Если шагать одновременно в разные стороны - порвешься. Другое дело, что вверх нужно прыгать - с огромным трудом и с неопределенным результатом, ведь чтобы допрыгнуть хоть куда-то, нужно долго и упорно заниматься собой, учиться прыгать правильно, совершенствовать теорию и практику. А вниз можно катиться. Причем, лежа.
        Ключи были собраны, и, предварительно грациозно прогнувшись, Анжела поднялась. Шажок через порог, и она замерла внутри. Пальцы пробежали по кнопкам настенного блока сигнализации, набранным кодом отключая электронного стража.
        Голос тихо вещал:
        - Хозяйка с обидой отмахнулась: «Столько петухов? Помилуйте, петух только один, остальные - джентльмены».
        Я безвольно шагнул следом.
        Дверь захлопнулась без всякого моего участия.
        Глава 6
        Всего лишь сквозняк. Холодный пот на лбу и позвоночнике появился и столь же мгновенно высох. Зато мозги прочистились. Не туда смотрю, не о том думаю. Разве за этим я сюда пришел?
        Шел не за этим, а дальше хотелка запинала думалку. Сейчас во мне выясняли отношения две сущности, которыми живет человек: инстинкт размножения и инстинкт самосохранения. Прочее по сравнению с этими монстрами - мелочь пузатую, на которую даже внимания обращать не стоит.
        Нет ничего хуже, когда размножение, которое у людей этим благопристойным определением прикрывает кое-что другое, берет верх над самосохранением. Беспардонно отстранив хозяйку квартиры, я прошел внутрь и заглянул в каждое из жилых и нежилых помещений.
        Засады не было.
        - Ты хотела что-то показать. - Я рухнул в кресло. - Надеюсь, не только то, что показала?
        - Идиот. Я к тебе всей душой…
        - Так вот где находится душа. Спасибо, что просветила.
        - Учти, дважды не предлагаю.
        Анжела нервно прошла мимо меня в сторону кухни. Веселенькая у нее юбка. Задранный верх, словно приклеенный, так и остался взметенным к поясу. Она не заметила, а я промолчал. Отчего не получить хотя бы такого удовольствия, если не пошел на поводу у встревожившего большего?
        - Кофе, чай, душ или какие другие пожелания? - не оборачиваясь, поинтересовалась хозяйка.
        Интересно, когда же дойдет до дела, ради которого встретились? Начинаю понимать Задольского, не часто встретишь нимфоманку с такой внешностью. Да и вообще, если честно, нечасто.
        - «Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?» - процитировал я.
        - Что это?
        - Библия.
        - А знаешь, что если ударили по щеке, надо подставить другую… и в этот момент врезать промеж ног? Ты же читал библию.
        - Как вижу, не всю, если там еще и такое. Но мы снова отвлеклись. Показывай.
        - Я хотела сначала… Ну ладно, как скажешь.
        Анжела перестала возиться с чашками. Стройные ноги начинались у нее не от ушей, а откуда положено, и это четко отслеживалось благодаря залипшей юбке. Так вот, эти идеально правильные ноги прошествовали обратно в комнату, наманикюренные пальцы рук набрали комбинацию на встроенном в стену сейфе…
        Массивная дверца открылась, и нехорошее предчувствие вновь обморозило мозги. Если Анжела достанет оружие, все кончится плохо для не предусмотревшего такой поворот меня. Я приготовился к прыжку. Только куда? Если она не профессионал, что с такими фифочками бывает редко, то лучше прыгать на нее и выбивать пистолет из рук. В противном случае меня на некоторое время укроет спинка кресла, но ненадолго и только если повезет.
        А вообще, от того, кто умеет обращаться оружием, ничего не спасет. В армии я всякого навидался, оттого громилы Задольского и Кирилла Кирилловича особого уважения не вызывали. Все познается в сравнении. Тот, кто оставляет противнику шанс выжить и контратаковать, не может называть себя специалистом в своем деле.
        Возможно исключение. А если шанс выжить и контратаковать - это часть продуманного плана? Тогда снимаю шляпу. К счастью, людей, которые думают на много шагов вперед, на пути обычного человека почти не встречается. Буду надеяться, что теория больших чисел и сейчас не подведет. Я же, если откинуть амбиции, самый обычный человек, просто по случаю прибарахлился инопланетной тарелочкой.
        Напрягался я зря, все шло нормально. Долгие поиски в сейфе привели к извлечению на свет миниатюрной карты памяти. Когда тревога по поводу пистолета улеглась, я успокоился и просто любовался естественными красотами, открытыми всем ветрам. Насчет всех, конечно, перебор, но что было, то было. Хоть Задольский и мерзавец, но человек со вкусом, его прокачанной дочурке секретарша сто очков вперед даст. Как я их сравнивал, со спутником Земли и кораблем? Скорее, если продолжить тему космоса, это две черных дыры, которые тянут гравитацией все, до чего могут дотянуться. Только одна дыра уже в свободном полете, а вторая, еще растущая, пока под крылом еще одной дырищи. Впрочем, и первая там же, как бы ни мечтала вырваться.
        Я усмехнулся пришедшей мысли: вот и нашлась точка соприкосновения для поиска будущего компромисса с господином чиновником. Если нет (что более вероятно), найденную точку все равно хотелось углубить и расширить. Анжела, как понимаю, нисколько не возражает против кое-чего и даже подталкивает, а что скажет по данному поводу господин Задольский - будет ли иметь значение к тому времени? События летят слишком быстро, чтобы что-то планировать. Выиграть у гроссмейстера можно только ломая правила, а если выигрыш не светит, то хотя бы залепить ему горстью фигурок в физиономию.
        Сын, дочка, начальник охраны, теперь - секретарша. Количество битых фигурок росло.
        А что бы я сделал в ответ, окажись на месте противника?
        Гм. Может, больше не надо нарываться?
        - Я слышала, что ты случайно прихватил некие документы, из-за которых теперь скрываешься.
        - Ну?
        С одним вопросом ясно: правды не знает. Похоже, хочет поторговаться насчет совместно попользоваться.
        Анжела вставила карточку в планшет, пальцы принялись бегать по экрану, глаза - по сторонам. Словно чего-то ждала. Она, конечно, не в курсе моих чудо-возможностей, но тянуть в самом деле не стоит. Я поднялся и заглянул через плечо.
        - Что там?
        - Садись. - Чувственная рука толкнула меня обратно в кресло. - Сейчас на телевизор выведу.
        Еще несколько движений, щелчок пультом…
        Мой взор опять променял сочность цветов настенной панели на другую сочность, ладную и нескромную. А может быть, корабль ни при чем, и женщины правы, что все мужики одинаковы. Кто не одинаков, на мужика обычно мало похож. За всех говорить не буду, но исключения из правила редки, как янтарь в Кузбасском шлаке.
        Анжела чуть попятилась от телевизора, и мне в лицо почти уперлось то, куда я смотрел.
        - Поправь, - не оборачивая головы, сказала она и томно замерла.
        Паршивка. Все знала. Играла, как кот с придушенной мышью.
        - Сама поправь, - отрезал я. - Отойди, не загораживай.
        Вместо того, чтобы поправить и отойти… или не поправить и отойти… или поправить и не отойти, в общем, Анжела сделала еще шаг назад. Открытое всем ветрам плюхнулось мне на колени, и мягкий жар обтек бедра. Мои руки машинально подхватили незваную ношу за талию. Ее руки обвились вокруг меня. А на экране…
        «Студенки». Название - большими буквами. Глупо хихикающая мордочка Наташи и…
        Изогнутые крылья бровей. Зовущие скулы. Губы бантиком. Ведь вот оно - здесь, в реале, ближе некуда.
        И на экране. Гибкая спинка. Проворные руки. Вкусные полусферы. Приглашающий распутный взгляд - прямо в объектив камеры.
        - У меня есть диск с этой записью, - сообщил я.
        - Как здорово. - Анжела прильнула ко мне всем телом, ягодицы подвигались на моих коленях, «помогая» сосредоточиться.
        В подсознание вполз не высказанный подтекст: «Значит, ты видел меня? Ту, которая там? И как тебе? И я, и то, что делаю. И как делаю. Ты же не мог смотреть как на мебель, ничего не чувствуя, не помышляя, не испытывая. Не обращаясь в мыслях и желаниях к происходящему на экране. Разве тебе не хотелось - ко мне? Разве не хотелось - меня?» А вслух принеслось:
        - Ты его часто смотришь?
        Колыхнул безупречный верх. Поелозил страстный низ. Максимально приблизились губы, похожие на открывшуюся щель в пространстве, примерно как в моем корабле, когда он впускает гостя - сам невидимый, но предельно гостеприимный.
        - Я сказал, что у меня есть диск, а не что смотрел его.
        - Не смотрел?! Тогда у тебя все впереди.
        - Как эта запись связана с…
        Влажный бантик залепил мне рот. В коридоре послышался скрип отворяемой двери. Топот.
        Искушающая кошечка на мне обратилась в тигрицу, вцепившись всем, чем могла.
        - Я держу его! - ударил по ушам безумный ор. - Быстрее!
        Не везет мне на женщин. Всегда им чего-то надо. Сначала кажется, что нужен я, а оказывается…
        Даже крамольная мысль закрадывается: может, это не с ними, а со мной что-то не так?
        Едва хватило сил содрать с себя цеплявшуюся пакость, а меня уже хватал гамадрил в костюме цвета траура по интеллекту.
        Я с трудом вывернулся и скользнул к выходу, поскольку несколько вбежавших взяли под охрану окна. Явно наслышаны о моих вывертах и приняли меры. Молодцы.
        На пути оставался только один боец. Я сцепился с ним, мы опрокинулись и вместе выкатились на лестничную площадку. Стало понятно, почему первые, перекрывшие окна, не обращали внимания на мой прорыв - в подъезде народу тоже хватало. Сразу по нескольку человек грохотали ботами сверху и снизу. Бежать некуда.
        И в этот момент передо мной открылся лифт. Отбившись ногами от повисшего на них центнера, я ринулся прямо на выходившего из лифта мужчину.
        Невысокий. Плотный. Знакомый. Умелым движением мужчина свалил меня и выкрутил ногу в болевом заломе, я сопротивлялся, завязалась борьба с применением самых нерыцарских приемов, вплоть до укусов. Когда меня дернули за шиворот, нить медальона порвалась. Он покатился по полу, покрутился на месте и медленно завалился в щель, где и исчез в лифтной шахте. Только ниточка на прощание махнула хвостиком.
        Вид исчезновения медальона добил. Слишком много всего. Я перестал сопротивляться.
        - Почему так долго?! - вопила Анжела, плюясь и оттирая платком целовавший меня рот. - Я чуть не отдалась этому ничтожеству, пока вас ждала!
        - С тебя бы не убыло, - гнусаво усмехнулся скрутивший меня мужик.
        Все стало ясно. Анжела отзвонилась им между моим звонком и встречей. Прыткая особа. Только почему Кириллу Кирилловичу, а не Задольскому? При чем здесь конкуренты?
        Когда меня связали по рукам и ногам, Кирилл Кириллович отпустил лишних бойцов.
        - Значит, все же у Владлена ошивался? Так и думал.
        Он присел напротив. Я молчал.
        Собеседник не настаивал на ответе, вместо этого осклабился:
        - Хороша Нинка, а? Роскошная баба, знаем-с. Однажды Владлен пригласил меня в качестве чувственного подарочка. Я губу раскатал, как пес на собачьей свадьбе. Пришел с цветами, песнь Соломона по бумажке цитировал, гуашью перепачкался, как дитя какашками. А он, мерзавец, в стратегически важный момент подменил, как каскадер на площадке, и за меня сам лучшую сцену отработал. А Нинке об этом не сказал. - Кирилл Кириллович сухо улыбнулся. - Это была ошибка. Последовали вино-конфетки, цветочки-пестики, всякие шуры-муры с бубенцами, и у нас с ней все без мужа сладилось. Она-то думала, что у нас уже было, причем, с разрешения благоверного.
        Знакомая история. Да, Владлен ошибся. Очень ошибся.
        - Ты слышал, что он застрелился? - продолжил Кирилл Кириллович. - Или это ты его?..
        - Я.
        - Да ну?!
        - И ты. Вместе.
        - Вот ты о чем. Нет, меня не приплетай, она сама виновата. Народ мудер… мудр… н-да, в общем, он сформулировал: сучка не захочет, кобель не вскочет. Лучше давай о деле. Где документы?
        Оставленный лежать бревном на неудобном диване, я ехидно бросил:
        - Посмотри, наверное, в каком-то кармане завалялись.
        - Не язви. Говори, где они. Пока - по-хорошему.
        - Связанным - это по-хорошему? Нет бы как сия гостеприимная хозяйка предложить кофе, чай, душ… и, как она выразилась, другие пожелания.
        - Анжелка, драть твои ноги, иди сюда, баловница.
        Разъяренная девица приблизилась. Ее ладони инстинктивно оправили юбку, задик послушно выпятился, а глаза продолжали сверкать бешенством. Казалось, коснись меня испепеляющий взор - и делать сорок уколов от столбняка.
        Она остановилась рядом с нами, лицом к моему противнику, ко мне - демонстративно боком, но с таким видом, будто задом. Как к пустому месту.
        - Что он сказал о документах?
        Анжела обидчиво закусила губу:
        - Ничего не сказал. Я не давала говорить, иначе он понял бы, что дело нечисто. С самого начала догадывался. Сколько можно было тянуть?
        Кирилл Кириллович кивнул ей добродушно:
        - Молодец, старалась. Постарайся еще для общего блага. - Он повернулся ко мне: - Скажи, где искать, и она твоя.
        Его пятерня развернула красотку ко мне и шлепнула по отменному филе.
        - Что?! - взбеленилась Анжела. - Чтобы я - с этим быдлом?!..
        Кириллу Кирилловичу потребовался всего один взгляд, и она утихомирилась.
        - Мне обещали, что на новом месте все будет по-другому! - В глазах Анжелы застыли слезы. Настоящие. Впервые с момента, когда я впервые увидел ее выходившей из спортивной машины перед рестораном, она не играла какую-то роль.
        На собеседника это не произвело впечатления.
        - Видимо, ты неправильно поняла. Работа у нас та же, но платить действительно будем больше. Уже платим. Так что, дорогуша, фонтан прикрути и делай, что говорят. Еще раз вой услышу - скатертью дорога, желающих достаточно.
        Ласковая доброта в речи Кирилла Кирилловича вмиг сменялась звоном железа, при этом тон был и оставался деловым.
        - Это очень по-хорошему. - Он вновь обращался ко мне. - Лучше некуда. Либо план «Б»: выдирать ногти, жечь кожу, сверлом расширять задний проход, пассатижами доставать глаза. Твой ответ?
        - Да. Скажу, где документы.
        Кирилл Кириллович довольно расцвел.
        - А если соврет?! - вскинулась Анжела. - Что тогда?
        Кирилл Кириллович весело пожал плечами:
        - Тогда ему кранты.
        - Но я… А мне…
        - А тебе пока нет.
        Перебежчица от плохого к худшему поперхнулась и предпочла заткнуться.
        - Иди, готовься оказывать всяческое содействие имплементации фантазий великодушного молодого человека. Клиент всегда прав, слыхала такое правило, товарищ будущий менеджер по персоналу нашей чудесной конторы? - Кирилл Кириллович обернулся и потер руки. - Ну, Олег Станиславович, слушаю внимательно.
        - Скажу, а вы обманете?
        - Слово чести.
        Передо мной взвилась раскрытая ладонь.
        - Ну раз так… - Мне ясно представлялось, сколько стоит слово человека, который о чести знает только из словаря Даля. - Ладно. Документы находятся…
        - Где? Не тяни хвоста за кот.
        - …у Задольского.
        Немая сцена. Истерический смех Анжелы. Сдерживаемые ухмылочки «быков».
        Я выдал версию, которую упорно продвигала Сусанна, и в которую мне никогда не верилось. Ничего другого не оставалось. Как бы мне сейчас плохо ни сделали, другого не услышат - документов у меня нет, я их не прятал, и даже если меня будут пытать, к сказанному ничего не добавлю. Правда, могу направить к людям, которые в курсе происходящего - к Василию Платоновичу, если рискнут обратиться, или к Владлену Олеговичу на тот свет. Желательно к последнему и сию же минуту.
        - Анжела, отбой. - Кирилл Кириллович медленно поднялся. - Олег Станиславович у нас шутник. Тогда и мы пошутим.
        - Но я говорю правду!
        - Я тоже.
        Глава 7
        Входная дверь с грохотом вылетела, даже свалила одного охранника. Комната наполнилась вооруженным до зубов гвардейским спецназом.
        - Всем стоять! Не двигаться! Бросить оружие!
        Опешившие громилы медленно положили пистолеты наземь. Одетые в форму бравые ребята принялись вязать всех без исключения.
        - Причина задержания? - осведомился Кирилл Кириллович, подставляя руки под наручники.
        - Похищение человека и незаконное ношение оружия. Для начала.
        - А вы знаете, кто мы? Кто я?
        - Разберемся. Пошел.
        В этот момент в квартиру вошел Задольский в сопровождении нескольких «людей в черном», очень похожих на тех, которых выводили. Взгляд из-под очков просканировал сначала меня, затем охнувшую и сползшую по стеночке секретаршу.
        Вслед за ним - еще одно знакомое лицо. Герман Кузьмич. Тот самый, которого я заставил оформить явку с повинной. Он приблизился ко мне.
        Я зажмурился. Мужчина навис… и поступил совершенно нелогично - стал развязывать. За это время в квартире не осталось никого из пришлых, оставили только меня и Анжелу в компании, как я уже понял по результатам быстротечного рейда, заказчика акции - Задольского. Но и Задольский не задержался. Его ребята взяли под ручки Анжелу, бессвязно и нескончаемо причитавшую, что все совсем не так, как кажется. Ее увели.
        Задольский глянул на меня как на таракана и вышел вслед за своими бойцами.
        Я судорожно сглотнул:
        - Не понял. А я?
        Герман Кузьмич, который задержался, чтобы вызволить меня из пут, сообщил:
        - Ты ему не нужен.
        - Но он мне нужен! Я хочу спросить про документы, за которые сначала чуть не убили, весь город на уши поставили, всех собак спустили… Они у него или нет? Я хочу знать. Сусанна сказала… Или все же это Сусанна взяла их?! Документы-то нашлись? Или даже не исчезали? И что мне делать дальше - опять бегать от всех, обвиненному во всех грехах?
        - Можешь возвращаться к нормальной жизни. Все оправдательные бумаги завтра будут в суде.
        - Не понял. - Я изумленно смолк.
        Филозов прокомментировал:
        - Среди ближних лиц Задольского кто-то сливал информацию противнику. Задольский решил вычислить крысу. За Анжелой следили так же, как за прочими. В комнате жучки. Когда появился ты, картина прояснилась. А когда нарисовался Кирилл Кириллович, все стало на места. Крыса ликвидирована, операция закончена.
        - А документы? Они у Задольского?
        То, из-за чего столько страдал, не давало покоя.
        Филозов поморщился:
        - Нет никаких документов.
        - Ладно, теперь нет. А у кого были?
        - И не было. Пойми, эти документы - блеф.
        До меня дошло.
        - Я - просто повод?!
        Герман Кузьмич кивнул:
        - Задольский не станет держать дома доказательств, которые могут его скомпрометировать. Партия удалась.
        Руки обрели свободу. Я потер затекшие запястья. Филозов продолжил, развязывая мне ноги:
        - Журналисты пустили слух про их существование. Ты оказался кстати. Вадик погиб по собственной глупости, это всем ясно. Он давно от рук отбился, еще и в папины дела совался так, что мама не горюй. Чувствовал себя безнаказанным и творил бог весть что. Однажды папаня сам его чуть не прибил. В том, что ты защищался, сомнений нет, и Задольский мстить не будет. Но на глаза ему больше не попадайся. И про дочку его забудь. Это не он приказал сказать, это я прошу. Но выбор за тобой, и тогда уж не обессудь.
        - Зачем разгромили мою квартиру?
        - Мы? Голову включи. Мы знали, что документов у тебя нет.
        - Зачем тогда вы гонялись за мной, как гаишник за подношением?
        - Снова подумай. Зачем нам гоняться? Когда находили - следили, чтобы прикрыть. И прикрывали, как помнишь. Нельзя было дать применить к тебе особые методы дознания, тогда вся операция коту под хобот. Нам мы нужен был живой и на свободе.
        Вот такие пироги. Я умолк, оглушенный развязкой.
        Герман Кузьмич окончательно вызволил меня. Мой взгляд не смел подняться, опустившись ниже плинтуса. Под стать настроению.
        - Я хотел извиниться… - Слова приходилось выталкивать, как бегемота из лужи. Никогда не чувствовал себя столь глупо и виновато. - За то, что выглядело угрозой. Это не было угрозой. Я никогда бы не смог…
        - Я знаю. Забудем.
        - Спасибо. И еще. Я был дважды неправ. Ведь это не вы сидели за рулем. Соответственно, не вы сбили женщину.
        Герман Кузьмич обжег меня взглядом:
        - Я.
        - За рулем была ваша дочка Инна, - уперто заявил я.
        - Инна? - Мужчина сел рядом со мной на диван и долго думал, прежде чем продолжить. - И что?
        - Как - что? Вы не виноваты!
        - Она моя дочь. Я люблю ее.
        - Но она не поймет. Будет считать, что зло может остаться безнаказанным. Это неправильно.
        - Но я - отец. И я люблю ее. Это - правильно. И все, что делаю ради нее, тоже правильно. И ты тоже - поступай так, как велит сердце. Это будет правильно. Счастливо оставаться, шантажист.
        Он ушел.
        Я остался. Один. В чужой квартире. С полной головой разных мыслей.
        Завтра я буду окончательно свободен. Смогу ходить по городу, не бояться полиции. Смогу пользоваться благами цивилизации - телефоном, компьютером. Смогу навести дома порядок и ночевать по-человечески. Носить не только осточертевший камуфляж и джинсы.
        Перед глазами встала Челеста. Не давало покоя - почему она решилась на непоправимый шаг?
        Было невыносимо больно с ней расставаться. Хотя она пыталась уничтожить мое счастье с попытке украсть корабль… Но сердцу не прикажешь. Поступай, как велит сердце, сказал на прощание Филозов.
        Когда она обернулась, убегая, было в ее взгляде что-то… Преступники так не смотрят. Словно не хотела забрать корабль, не ждала долгое время подходящего момента, не делала одну попытку за другой. Не соблазнила, чтобы обокрасть…
        Или я все понял неправильно, и…
        И она поняла все неправильно? Вообще все. Просто хотела увидеть меня - как бы инопланетянина - в истинном виде? Хотела правды, не зная, что правда и ложь в моем случае поменялись местами. И если это так…
        Решено. Устрою свои дела. Восстановлю доброе имя. Получу загранпаспорт. Выучу итальянский. Найду Челесту. Буду за ней ухаживать. И однажды она вспомнит. Узнает. И тогда…
        Но сначала разыщу медальон.
        Ага. Главное - корабль. Весь мир у ног. Разыщу медальон… тогда посмотрим насчет остального.
        Возможно, сделаю, как решил. Наверное.
        Или не сделаю. Какая разница. Главное - медальон.
        Сердце - заткнись!
        Эпилог
        - Как твоя новая обезьянка?
        - Старается. Иногда кажется, что начинает делать что-то разумно.
        - Будешь уверять, что уж эта-то превратится во что-то по-настоящему мыслящее?
        - Мама, а вдруг? Некоторые были очень близки.
        - Сколько игрушек и домиков они переломали за это время?
        - Они же не специально.
        - Лучше дай игрушку муравьям, те сразу потащат в муравейник, на общее благо, а твои обезьянки…
        - Они хорошие! Только сами себя не понимают.
        - Неужели не надоело? Вспомни: достаточно хорошенько намочить шарик или кинуться в него другим, и игра начнется заново.
        - Мне нравятся именно обезьянки. С ними интереснее. Ящерки были такие унылые…
        - Но и с обезьянками играешь не в первый раз.
        - Я верю в них.
        - Все еще веришь? Ну-ну. Многие из них по-своему верят в тебя, а разве это что-то меняет?
        - И все же я надеюсь.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к