Сохранить .

        Тени бога Дмитрий Львович Казаков
        «…Вот и указатель, за которым надо съехать с трассы…
        Поворот, другой, под колесами оказался не асфальт, а грунт, и Семен понял, что заехал не туда. Матюкнулся негромко, выругал себя за то, что от воодушевления забыл о навигаторе и перепутал съезд.
        Такое с ним пару раз бывало, но всегда днем, и так далеко он не забирался.
        Дорога петляла по лесу, узкая, с лужами и мелкой порослью в колеях, говорившей, что тут ездят редко. Места для разворота пока не видел, а сдавать задом не хотел, так и катил вперед, сбросив скорость.
        Деревья разбежались в стороны, открылось поле, утыканное какими-то буграми. Свет фар упал на один из них, и Семен понял, что это старый, наполовину развалившийся дом с прогнившей крышей, через которую торчит печная труба.
        Похоже, та самая заброшенная деревня, о которой слышал от соседей по даче.
        - Вот это номер, - пробормотал Семен, останавливая машину…»
        Дмитрий Казаков
        Тени бога
        27.10
        - Правда ли, что на писательский Олимп можно попасть только через постель редактора?
        Перед ответом Семен выдержал паузу, скрасив ее понимающей улыбкой.
        В этот момент на него было нацелено с полдюжины телекамер, и это только те, которые видел он сам. И через стеклянные глаза смотрела без преувеличения вся страна, раскинувшаяся от Кенигсберга до Владивостока.
        - Для прекрасных дам, что лишены таланта и упорства, это единственный путь, - сказал он с тщательно отмеренной дозой иронии. - Но и для мужчин, учитывая особые вкусы некоторых редакторов и продюсеров, не все потеряно.
        Мелехов, ведущий вечернего шоу «Кричи громче», усмехнулся и поправил очки.
        - Напоминаю, что сегодня у нас в гостях! - затараторил он со скоростью пулемета. - Писатель! Семен Корнейчук! Лауреат международной литературной премии «Овация»! Шорт-листер конкурса «Евровидение»! Автор трех романов и сборника рассказов…
        Слушая перечисление собственных регалий, Семен продолжал улыбаться, хотя больше всего ему хотелось провалиться сквозь пол студии. Для профана все звучало громко, но на самом деле мало чего значило: «Овацию» давали всякому автору до тридцати лет, что хоть чего-то стоил, шорт-лист на «Евровидение» от России формировали методом научного тыка, прочие награды вообще не стоили упоминания.
        Три романа и сборник - да, это факт, но продавалось не так, как Семену хотелось и как тексты того заслуживали.
        Хотя если бы дело обстояло совсем плохо, его бы вряд ли позвали в «Кричи громче».
        Сегодня о писателе Корнейчуке узнают те, кто о нем ранее и не слышал…
        - Итак, - Мелехов вновь поправил очки. - И наш гость обязательно почитает нам. Насколько я понимаю, это новый текст, который не только не выходил на бумаге, но еще и не звучал?
        - Совершенно верно, - Семен ощутил, как вспотели ладони: как и всякий профессиональный автор, он читал свои произведения тысячи раз, но перед такой аудиторией - никогда. - Этот рассказ я считаю вершиной своего творчества… Он, ну… Называется «Тени бога».
        - Мы слушаем! Слушаем! - воскликнул ведущий, и зрители в студии разразились аплодисментами.
        Довольно жидкими, стоило признать.
        «Ничего, сейчас вы запрыгаете», - подумал Семен, вытаскивая из внутреннего кармана пачку аккуратно сложенных листков.
        Корнейчук не видел лиц зрителей в студии, да и не особенно хотел их видеть. В этот момент он презирал серую массу, тех простых обывателей, что лишь потребляют, а на творчество способны не более, чем крысы или саранча.
        Он писал «Тени бога», тратя не только силы, но и кровь собственного сердца.
        А они будут слушать с умным видом и решать, хорошо это или нет, достойно одобрения или хулы!
        - Огонь вспыхнул, чистый, яркий, живой, - его баритон, хорошо поставленный, сочный, поплыл по студии, - багровые, рыжие и золотые сполохи побежали в стороны.
        Семен читал, не жалея себя, напрягая голос, понимая, что от сегодняшнего выступления зависит не только то, каким тиражом выйдет его следующая книга, но и вообще будущее как писателя:
        - Вик увидел планету целиком, пустую, холодную, мертвый шар, линии континентов, серую морщинистую поверхность безжизненных океанов.
        Семен замечал, что Мелехов перестал иронически улыбаться, улавливал, какая тишина стоит в студии, понимал, что зрители сидят, точно окаменев, и что даже режиссер за пультом замер с удивлением на круглом, щекастом лице.
        С одной из трибун донеслось «Ого!».
        - «Ничего, скоро все изменится», - подумал он и взялся за работу, - завершая чтение, Семен сбавил голос до шепота, а замолкнув, склонил голову.
        - Браво! Браво! - воскликнул Мелехов, и прозвучало это настолько искренне, насколько вообще может быть искренним ведущий самого рейтингового вечернего шоу страны.
        Аплодисменты рухнули горячей, сотрясающей потолок лавиной.
        - Вернемся к нашей теме, - сказал Мелехов, когда по сигналу режиссера в студии наступила тишина. - Расскажите для начала, Семен, каков был ваш путь в литературу?
        - Ну, меня творец не одарил красотой, зато дал мне талант складывать слова в предложения, - Корнейчук улыбнулся, на этот раз совсем иначе, скромно и уверенно. - Первый рассказ я написал восемь лет назад, когда работал простым служащим банка…
        Его слушали, внимательно, уважительно, Мелехов понимающе кивал, поблескивали объективы камер.
        Все шло так, как Семену хотелось, но он сдерживал себя, осаживал поднимающееся в душе ликование - рано еще, радоваться будем потом, когда станет ясно, что последует за сегодняшним «Кричи громче».
        - Отлично, я вас понял, - сказал ведущий, задав еще пару вопросов, после чего повернулся туда, где рядком сидели другие гости. - Теперь послушаем наших экспертов…
        Семен вытер пот со лба и перевел дыхание.
        Но пауза оказалась короткой, пришлось вступить в пикировку с литературным критиком Секиркиным, что брызгал слюной и изрекал, как обычно, нечто бессмысленное, но экспрессивное.
        Потом эксперты переругались между собой, и шоу превратилось в обычный скандал. Мелехов умело раздул его, столь же ловко загасил и объявил, что сейчас свое мнение выскажет «судья темы».
        Так называли авторитетного спеца, что в «Останкино» не приезжал, а участвовал в передаче с помощью видеосвязи. Имя его до последнего момента держали в секрете, так что даже Семен не знал, кто будет судьей.
        Проекционный экран мигнул, и на нем появилось знакомое всей стране лицо.
        Брылястое, с высокомерными блеклыми глазами, седыми усиками и тонкими губами.
        - Добрый вечер, Игнат Арсеньевич, - сказал Мелехов, и в голосе его прозвучало уважение.
        Семен же едва не задохнулся от ненависти.
        Он продолжал улыбаться, но понимал, что на физиономии его отражается вовсе не радость. Очень кстати, что именно в этот момент у гостя в студии шансы попасть в кадр близки к нулю.
        Игнат Черниковский, отпрыск польского дворянского рода…
        Недавно справивший полувековой юбилей бабник - пять официальных жен, тьма-тьмущая любовниц и просто девчонок, с которыми он крутил шашни на неделю-другую, а то и на одну ночь.
        И он же - мэтр из мэтров, известнейший литератор, дважды номинант «Грэмми», чьи тексты постоянно на вершинах русскоязычных чартов, издаются на новых и новых языках, а гастроли в лучших, самых больших залах расписаны на год, а то и на два вперед.
        И ладно бы он был бездарностью, убогим самодовольным графоманом, что попал на вершину волей слепого случая!
        Это Семен еще стерпел бы…
        Но нет, Черниковский проявлял гениальность и как поэт, и как прозаик.
        Не слишком ли много для одного человека?
        Мелехов задавал вопросы, судья отвечал, небрежно и величественно, почти не задумываясь, и Семен, глядя на него, со злобой думал, что никогда не сможет держать себя вот так…
        И писать так, как Черниковский, тоже.
        Тот говорил, растягивая слова, по привычке вертел в руке висевший на шее талисман - круглую пластинку с изображенным на ней черно-белым символом Инь-Ян. Все знали, что это на самом деле флешка, где живой классик держит главные свои сокровища, - черновики, наброски, планы новых текстов.
        - Спасибо, Игнат Арсеньевич, - ведущий поправил очки, блеснул стеклами. - Возвращаемся в студию…
        Когда Семену вновь дали слово, он заставил себя говорить, сумел оживить занемевшие от ненависти язык и губы, смог даже пошутить, вызвав смешки в аудитории. Но настроение после появления на экране Черниковского оказалось безнадежно испорчено.
        К счастью, в эфире они оставались недолго.
        - Ну все, - сказал Мелехов после финальной отмашки режиссера. - Спасибо. Приходите к нам еще…
        Фразы его звучали с профессиональным безразличием, глаза смотрели равнодушно. Семен, кивая в ответ, прощаясь, с помощью ассистентки избавляясь от микрофона, думал, что больше его на «Кричи громче» не позовут никогда, что это было бессмысленно и бесполезно.
        К выходу из студии он шагал с опущенной головой.
        За дверью Корнейчука встретил маленький, лысенький пузан в алом пиджаке прямиком из девяностых. Захлопал в пухлые ладошки, запрыгал, играя ямочками на щеках и щуря острые глазенки.
        - О, братишка, ты был просто великолепен! - заявил он. - Поверь мне, сто баллов! Киснуть будешь потом, а сейчас радуйся, это говорю тебе я, твой продюсер!
        Кольку Шустрякова по прозвищу Шустрик в столичной литературной тусовке знали все, он сам знал всех и имел доступ в любые двери, даже в те, которых вроде бы не существовало.
        Именно он четыре года назад разглядел в Семене «потенциал», как он выразился, и начал с ним работать.
        - Сто баллов, завтра же поеду в издательство, - продолжил Шустрик, не давая собеседнику вставить и слова. - Протолкнем тему с переизданиями всего и вся… Но… Понимаешь, что для этого нужно?
        Семен кивнул.
        - Новый текст, - продюсер многозначительно погрозил пальцем. - Братишка! Сколько можно с этими «Тенями бога» возиться? Пора радовать публику новинками! Поверь мне, твоему продюсеру!
        - Но я хочу, чтобы рассказ… - начал Семен.
        - А на гастроли хочешь поехать? - перебил его Шустрик. - В настоящий тур! Большой, по-взрослому! Чтобы на разогреве у тебя молодые литераторы, как ты когда-то. Не забыл?
        Да, Корнейчук хорошо помнил, как в начале карьеры работал на выступлениях у знаменитых литераторов: читал свое, доводил зал до нужной кондиции, чтобы мэтры брали аудиторию тепленькой.
        Несколько раз делал это и «под» Черниковского.
        - По Сибири прокатимся, Белоруссия, Украина, а там и заграница, чем черт не шутит? - продолжал вещать Шустрик, и Семен понемногу оттаивал, приходил в себя.
        Появление Черниковского на шоу - это ерунда, дань прошлому, ведь всем ясно, что время автора «Чапаева и вакуума» и «Жизни инсектов» прошло, что ему пора отступить в сторону, дать дорогу молодым!
        Семен заулыбался, расправил плечи - сегодня он, как ни крути, звезда!
        В кармане Шустрика заиграл мобильный, и продюсер остановил замаскированный под беседу монолог.
        - Ого! - воскликнул он, вытащив трубку. - Сам Алков! Это к чему? Слушаю!
        Михаил Алков возглавлял Союз русскоязычных писателей, к которому принадлежали и Корнейчук, и его продюсер, и многие сотни писателей разного пошиба, от мало кому ведомых ремесленников-текстовиков, что ездили с выступлениями по районным центрам, до звезд мирового масштаба.
        Сам он происходил из литературной семьи, пробовал писать, но таланта не проявил и быстренько переквалифицировался в администраторы.
        И уж на этом поприще добился несомненных успехов.
        - Да… да… да… - говорил Шустрик, и с каждым слогом голос его звучал все более мрачно.
        Затем трубка оказалась убрана от уха, и продюсер сказал задумчиво:
        - Требует приехать. Прямо сейчас. Тебе и мне.
        И Семен, только что радостный, почти готовый взлететь, весь заледенел.
        Неужели Алков смотрел только что закончившуюся передачу и ему что-то не понравилось?
        Такая возможность есть, поскольку тему они обсуждали скользкую…
        «Можно ли попасть в литературу через постель редактора?» - звучит громко, привлекает внимание, притягивает народ к экранам и тем самым повышает рейтинги, но откровенно попахивает.
        И если глава союза решил, что Семен брякнул не то, нанес ущерб имиджу организации или высокого искусства вообще, то последствия для перспективного автора Корнейчука могут образоваться крайне печальные.
        Никаких тебе не то что вечерних, даже дневных шоу на ТВ…
        Негласный запрет на его тексты в редакциях журналов и радиостанций…
        И в Российском обществе авторов, что под руководством того же Алкова торгует электронными копиями, отношение может стать совсем иным, не как к солидному партнеру, а как к обычному графоману, что готов отдать права бесплатно, лишь бы добраться до читателя…
        - Ну, раз вызвал, то надо ехать, - сказал Семен, хмурясь. - Пошли?
        Над Москвой царил глухой осенний вечер, моросило, и автомобили на парковке «Останкино» мокро поблескивали во мраке.
        Шустрик, машины не имевший, проворно забрался на пассажирское сиденье, мотор глухо рыкнул, и Семен принялся крутить руль своего темно-синего «Форда». Вывернул со стоянки и вскоре они мчались по Троицкому шоссе в густом, словно каша, потоке.
        До четвертого ноября, Дня Освобождения, оставалось всего ничего, и столица была готова к празднику - на столбах пылали гирлянды, трепетали на ветру яркие баннеры, смотрели с рекламных стендов суровые физиономии ополченцев, четыреста лет назад изгнавших поляков.
        Но Семен ничего этого не замечал.
        Он лишь мрачно вздыхал, обдумывая разговор с Алковым, да вел машину.
        Штаб-квартира располагалась в Конюшенном переулке, во дворах чуть в стороне от Пречистенки, в красивом старинном особняке, отреставрированном два года назад. Сколько денег на это ушло, жутко было представить, но вот уж добывать финансы глава союза умел как никто.
        Недоброжелатели за глаза называли его «алчным торгашом от искусства».
        Семен проехал едва не весь переулок, прежде чем нашел свободное место у тротуара. До входа добрались бегом под дождем, вжав головы в плечи и подняв воротники.
        - Добрый вечер, - сказал знакомый охранник из своей будки. - Видел вас в тиви. Отлично вы смотрелись.
        - Спасибо, - отозвался Семен и даже выдавил улыбку.
        Шустрик же усмехнулся так гордо, словно похвалили его самого.
        Кабинет Алкова располагался на втором этаже, прямо напротив главной лестницы. В обильно украшенной цветами в горшках приемной днем обитала секретарша Леночка, но сейчас ее не было, свет не горел, только из-под двери, за которой укрывался глава союза, пробивалась узкая полоска.
        - Поверь мне, твоему продюсеру, - горячим шепотом сказал Шустрик, ухватив Семена за локоть. - Ты не спорь, не возражай, молчи… Повинную голову меч не сечет. Пускай выговорится, а потом я слово возьму.
        Дождавшись от собеседника кивка, он протянул руку и постучал.
        - Войдите, - глуховатый голос Алкова наводил на мысли о товарище Сталине и подвалах Лубянки.
        Семен переступил порог, сердце его трепетало, как овечий хвост.
        Глава союза сидел за огромным письменным столом под старину, рядом со вполне современным ноутбуком горела антикварная лампа зеленого стекла, лежали аккуратные папочки с документами, желтые блики ползали по округлому боку толстой золотой ручки.
        - А, явились, - сказал Алков безо всякого выражения. - Ну, садитесь.
        Он откинулся в кресле и сложил ладони перед грудью.
        Семен опустился на стул, едва не опрокинув его, вцепился в сиденье с боков, чувствуя, какие холодные у него пальцы и какое шаткое у него положение, того гляди свалишься…
        Шустрик дышал быстро и прерывисто, моргал и ежился.
        - Смотрел я сегодняшнего Мелехова, - сообщил Алков. - Очень познавательно.
        Семен облизал пересохшие губы, продюсер вздрогнул.
        Взгляд у главы союза был ледяной, пронизывающий, от него хотелось укрыться, и желательно за бронированной дверью.
        - Не обратил бы на передачу внимания, только… - тут Алков сделал паузу. - Сколько лет вы у нас числитесь, Корнейчук?
        Мелькнула паническая мысль: «Неужели совсем вышибут?».
        - Шесть, - ответил Семен, с трудом ворочая языком.
        - Всего-то? - Алков чуть наклонил голову. - Четыре книги, если не ошибаюсь? Семнадцать текстов?
        - Да-а… - это прозвучало как стон умирающего.
        - Удивительно, - на лице главы союза появилась слабая улыбка. - Поздравляю. Такого быстрого прогресса я еще не видел. Правление нашей организации решило… рекомендовать вас как исполнителя на новогодний концерт «Текст года» вКремле.
        В первый момент Семен решил, что ослышался или что-то не разобрал, голову затопила гулкая, звенящая пустота, как после доброго удара по физиономии, он покачнулся и еще крепче вцепился в стул.
        Только услышав сдавленный всхлип Шустрика, понял, что это ему не снится, что это правда.
        - Э… это большая честь, - проговорил Семен дрожащим голосом. - С… спасибо.
        - И большая ответственность, - Алков наклонил голову снова, но теперь вперед. - Мы, творцы, заместители Всевышнего, - тут он перекрестился, - на этой грешной земле, и мы должны помнить, что любое наше слово имеет куда больший вес, чем целая речь простого смертного.
        Это был упрек по поводу сегодняшнего «Кричи громче», но упрек очень мягкий.
        - Да, я понимаю… - пролепетал Семен. - Благодарю от всего сердца… я… очень… Постараюсь оправдать доверие!
        - Теперь насчет того, что вы будете исполнять на концерте, - сказал Алков. - Сомнений нет, это должны быть «Тени бога». Сегодняшний отрывок меня удивил… Вернее, поразил он правление нашей организации…
        Глава союза вполне мог сказать «СРП - это я», и не погрешить против истины.
        Правление существовало лишь для галочки, решения же принимал один человек.
        - Да, конечно, - Семен истово закивал.
        - Так что готовьте свой текст, репетируйте, - взгляд Алкова немного смягчился. - Мы же со своей стороны произведем действия организационного характера. Удачи.
        Поднявшись, он протянул через стол ладонь: неслыханная честь для члена союза, вовсе не мэтра и не звезды.
        Семен пожал ее и зашагал к двери, путаясь в собственных ногах.
        Лишь оказавшись на лестнице, сообразил, что вспотел, да так, что горячие капли падают с бровей.
        - Братишка, поздравляю! - Шустрик подскочил, обнял подопечного. - Сто баллов! Теперь уж мы развернемся! В издательство я завтра не поеду, выждем, когда станет известно, как высоко ты взлетел! Теперь мы будем ставить условия! Хе-хе, круто!
        Вышли на улицу, но дождь показался не таким уж холодным, и осенняя ночь - не особенно мрачной.
        - Куда едешь? - спросил продюсер, занимая пассажирское сиденье. - Подкинешь?
        - За город. Без проблем, - ответил Семен, доставая ключи.
        Жил Шустрик на Петроградском шоссе, рядом с метро «Войковская», а сам Корнейчук большую часть года проводил на даче, что располагалась чуть дальше Зеленограда, поэтому ему было по дороге.
        Продюсер всю дорогу болтал, и, высадив его, Семен вздохнул с облегчением.
        Хотелось пережить радость одному, спокойно, без криков и фанфар.
        Семен включил радио, и двинулся по УКВ-диапазону: по «Азия-Минус» крутили Мураками в новом переводе, «На восьми холмах» передавала классическую, еще советских времен, запись «Бури» Шекспира, на частоте «Блатоты» сменяли друг друга низкопробные детективные рассказы, нафаршированные драками, стрельбой и тюремной романтикой.
        - А теперь настало время нашего еженедельного хит-парада! - ворвался в салон веселый голос ведущего «Радиоогород». - Полусотня самых актуальных текстов недели!
        А вот это можно и послушать, оценить тренд - кто идет вверх, а кто падает.
        И где-то в четвертом или пятом десятке должен быть последний роман Корнейчука, вышедший весной, удачный, злободневный, но как он сейчас видел, не без недостатков.
        На выезде из Москвы Семен попал в небольшую пробку, но вопреки обыкновению, раздражения не почувствовал.
        В этот момент он не разозлился бы, даже если бы его «догнал» какой-нибудь лох. Туманившая сознание радость погасила бы гнев, злость и оставила бы лишь готовность простить ближнего своего.
        Вот и указатель, за которым надо съехать с трассы…
        Поворот, другой, под колесами оказался не асфальт, а грунт, и Семен понял, что заехал не туда. Матюкнулся негромко, выругал себя за то, что от воодушевления забыл о навигаторе и перепутал съезд.
        Такое с ним пару раз бывало, но всегда днем, и так далеко он не забирался.
        Дорога петляла по лесу, узкая, с лужами и мелкой порослью в колеях, говорившей, что тут ездят редко. Места для разворота пока не видел, а сдавать задом не хотел, так и катил вперед, сбросив скорость.
        Деревья разбежались в стороны, открылось поле, утыканное какими-то буграми. Свет фар упал на один из них, и Семен понял, что это старый, наполовину развалившийся дом с прогнившей крышей, через которую торчит печная труба.
        Похоже, та самая заброшенная деревня, о которой слышал от соседей по даче.
        - Вот это номер, - пробормотал Семен, останавливая машину.
        За домом виднелся покосившийся забор, заросли черной, увядшей крапивы. Посреди того, что некогда исполняло роль центральной улицы, торчал сруб настоящего деревенского колодца.
        Ехать дальше смысла не было, вылезать из машины, в грязь и под дождь стал бы только идиот.
        Но Семен ощутил укол любопытства и сунулся в бардачок за фонариком.
        Слякоть под ногами оказалась не такой глубокой, хотя ботинки промочил сразу. Добравшись до колодца, посветил вниз и обнаружил, что там, на глубине метров в пять, плещется вода.
        Интересно, кто заглядывал сюда до Семена и когда?
        Год, два назад? Больше?
        Развернувшись, он зашагал туда, где сквозь дождь светили фары автомобиля: хватит на сегодня приключений, самое время доехать до дома, туда, где тепло и сухо и в баре стоит французский коньяк.
        Как раз под сегодняшние приятные новости.
        3 - 4.11
        - Но ведь есть люди, что пишут, но читать свои тексты не могут? Из-за робости… голос плохой если или немые вообще. Как быть с ними? Писатели они или нет?
        Задававшая вопрос девушка была очень красива, и Семен невольно залюбовался.
        - Ну да, такие люди есть, - сказал он после небольшой паузы. - Хотя их немного. Вы лучше меня знаете, какой жесткий отсев в тех же школах художественного слова, ну и здесь тоже…
        Большой зал с сиденьями амфитеатром и старинной кафедрой из мореного дуба принадлежал литуниверситету, и выступать здесь перед студентами приглашали только признанных мастеров.
        Когда Семену три дня назад позвонили и предложили встречу с первокурсниками, он немедленно согласился.
        - Если автор не в состоянии читать, то его может спасти лишь исключительный талант, - продолжил Корнейчук. - И… профессионалы иного рода, живые магнитофоны.
        Тут он подпустил в голос немного презрения.
        В литературном мире к чтецам, что выступали с чужими текстами, относились пренебрежительно - писателями, настоящими творцами их назвать нельзя, но и обойтись без них порой нельзя. Коллег же, лишенных возможности озвучивать свое, жалели, относились как к инвалидам.
        - Напомню вам, например, о великом немом, Михаиле Геллере, - сказал Семен. - Все же читали его произведения? И все слышали - но в чужом исполнении.
        С короткой лекцией на тему «Литература в современном мире» он покончил минут пятнадцать назад и принялся отвечать на вопросы, которых у молодых и пылких, как всегда, много.
        - Но как так повелось, с чего, что автор должен читать сам? Ведь его дело - писать! - требовательно поинтересовался лохматый мальчишка с верхнего ряда.
        Семен не без сожаления отвел взгляд от лица девушки, что разрумянилась и стала еще красивее.
        - Началось это с самых первых наших коллег, с рапсодов Древней Греции, сказителей Междуречья, Китая и Индии, что выступали перед сильными мира сего, читая эпические поэмы… Если помните, то «Законы Хаммурапи» смертную казнь обещают тому, кто присвоит чужое слово, а во времена египетских Птолемеев…
        Слова лились легко, Семен ощущал направленные на него взгляды, одобряющие и восхищенные, чувствовал контакт с аудиторией и понимал, что выступление удается, а это значит, что его наверняка позовут еще.
        Может быть через год, в канун очередного Дня Освобождения, или уже весной.
        - …отсюда мы видим, как… - он споткнулся, обнаружив, что в задних рядах меж юных лиц маячит одно совсем немолодое.
        И хорошо знакомое.
        Игнат Черниковский сидел небрежно, развалившись и склонив голову набок.
        «Что он тут делает? - подумал Семен, ощущая, что на него словно вылили ведро холодной воды. - Хотя да, он же у них внештатный профессор или что-то в этом роде…»
        Мысль, которую начал развивать, скомкал и довел до конца с трудом.
        И тут вмешался вполне себе штатный профессор литуниверситета, отвечавший за проведение встречи.
        - Так, вопросов на сегодня достаточно, - сказал он противным дискантом. - Попросим теперь нашего гостя выступить перед нами. Ведь попросим, так?
        Несколько студентов захлопали, лохматый юноша воскликнул «Конечно!», а зарумянившаяся девушка заулыбалась.
        - Конечно, я почитаю вам - Семен вскинул подбородок и с вызовом глянул в сторону Черниковского: посмотришь, старый хрен, на что я способен, и может быть, сам тогда в отставку уйдешь. - Ту вещь, что звучала на телевидении, но другой отрывок… «Тени бога»!
        Последнюю неделю он истово правил текст и помнил его наизусть.
        Вот только какое место выбрать?
        - Пожалуй, вот это… - Семен понимал, что его выбор определен ненавистью к Чениковскому, к высокомерному мэтру, наслаждающемуся собственной славой, но признаться себе в этом не боялся. - Тени вставали там, где, как он верил, тьма побеждена, не те тени, что царили тут ранее, а иные, живые, подвижные, уродливые…
        Корнейчук читал, глядя вверх, в потолок аудитории, и сначала фразы выходили тяжело, их приходилось чуть ли не выталкивать, но потом забыл о Черниковском, о том, что выступает в том числе и персонально для него, и текст полился легко и свободно.
        - Вик не мог понять, почему его инструменты, такие надежные и верные, не служат ему как ранее и отчего мутится кристально чистый до сего момента рассудок.
        В этот момент Семен на самом деле ощущал себя творцом, создающим реальность с помощью слов, древним скальдом или ирландским бардом, что верит в силу озвученных заклинаний.
        - «Но я же не оставил вам места? Откуда вы взялись?» - подумал он в отчаянии.
        Семен замолчал и склонил голову, вовсе не в знак благодарности аудитории, а лишь потому, что исчерпал себя до дна, вместил в этот краткий отрывок чуть ли не всю энергию текста размером в два авторских листа!
        - Браво! - крикнул кто-то из студентов, и его тут же поддержали однокашники.
        - Так, огромное спасибо нашему гостю, - сказал профессор, когда овация стихла. - Надеемся увидеть вас еще не раз.
        - И вам спасибо, - отозвался Семен, вымученно улыбаясь.
        За дверями аудитории прогремел звонок, студенты начали подниматься, заспешили к выходу. Профессор оказался рядом с кафедрой, принялся жать Корнейчуку руку и многословно благодарить.
        Но тот смотрел в ту сторону, где вальяжно спускался по ступеням Черниковский.
        Остановился рядом с той красивой студенткой, что задала вопрос, сказал ей что-то. Девушка кивнула, вновь порозовела, и глаза ее, большие и синие, просияли искренней радостью.
        Сердце Семена будто обожгло - и тут Игнат первый!
        Во всем он хорош, разве что машину не водит, и то лишь потому, что дальтоник, и гордится своим дальтонизмом…
        Но затем Черниковский неожиданно развернулся и зашагал прямиком в сторону кафедры.
        - Благодарю, коллега, - сказал он, протягивая изящную ладонь с длинными пальцами. - Это великолепный, взрослый, умно выстроенный текст, отличная манера исполнения… поздравляю.
        Левой рукой он тискал висевшую на шее флешку в черно-белом округлом корпусе.
        - Э… спасибо, - отозвался Семен, ощущая, что рукопожатие у Черниковского, как всегда, сильное, уверенное и что рядом с ним он сам выглядит не особенно видно, хотя моложе на двадцать лет.
        - Кстати, - продолжил мэтр. - Был бы рад поработать в соавторстве. Позвоните. Встретимся, обсудим перспективы. Каково увидеть две наши фамилии рядом на афише? Или обложке?
        И, кивнув, он зашагал прочь.
        А Семен ощутил, что краска прилила к его щекам, а уши прямо заполыхали факелами: адски приятно, когда тебя хвалит кто-то настолько хорошо понимающий твое ремесло, а с другой стороны, дьявольски неловко вспоминать, что именно ты только что думал об этом человеке, какие чувства испытывал.
        - Так, это вышло бы замечательно! - Глаза профессора литуниверситета были круглыми, как у совы. - Два таких мастера в одной упряжке! Так, будем ожидать шедевра!
        - Ну… хм, да… - промямлил Семен. - Простите, а такси мне вызвали?
        Сегодня третье ноября, канун праздника, и намечен банкет в СРП, где обязательно надо появиться, и он, судя по часам, никак не успевает вовремя, даже если пробок не будет…
        Профессор засуетился, и через пару минут они тяжело рысили по коридору.
        Машина ждала, но ждал, как быстро выяснилось, и затор около метро «Киевская».
        Простояли там недолго, но к ресторану «Тираж», принадлежащему СРП и расположенному в самом центре, Семен прибыл с опозданием почти на двадцать минут. Осторожно заглянув в зал, обнаружил, что банкет стартовал и что Алков произносит тост.
        Корнейчук дождался его окончания, а затем попытался проскользнуть в зал незаметно, но поймал не совсем довольный взгляд главы союза и покаянно склонил голову.
        Плюхнулся на свободное место и сделал вид, что сидит здесь давно и даже успел захмелеть.
        - О, Сема! Выпьем! - сказал располагавшийся по соседству пожилой, седой литератор со смуглым лицом.
        - Конечно, - не стал спорить Семен.
        Соседом его оказался Андрей Иванович, титан и зубр еще советского писательского цеха, уже много лет ничего не писавший, но катавшийся как сыр в масле благодаря нескольким удачно пристроенным текстам: его романы стояли в школьной программе и переиздавались каждый год приличными тиражами.
        Хотя банкет шел максимум полчаса, Андрей Иванович был «на бровях», то есть в обычном своем состоянии.
        - Давай, Сема, - сказал он, налив водки в два фужера. - За нас, за созидателей!
        Они чокнулись, Семен выпил и принялся торопливо закусывать.
        Он знал, что Андрей Иванович по доброте душевной скоро предложит выпить еще, потом еще и еще, и официальные тосты никуда не денутся, и если не есть, то вскоре окажешься то ли физиономией в тарелке, то ли вовсе под столом, то ли еще где похуже… случалось в прошлом всякое.
        - Вот, помню, было дело, когда мои тексты на виниле выходили, - болтал тем временем сосед, вспоминая старые добрые времена, - народ в очереди часами стоял. Представляешь такое, Сема? А все почему, ха-ха… Смотри, видишь ты эти морды?
        На последней фразе он понизил голос и повел рукой, указывая на соседей.
        - Э… да, - сказал Семен, напрягаясь.
        Еще не хватало, чтобы Андрей Иванович, как с ним порой бывало, принялся бредить вслух.
        - Один наркотой балуется, другой плагиатом, главный вообще только о бабле и думает, я вот пью, а меж тем пишут, избранными себя считают, творцами и все такое… - тут он хохотнул. - А самое смешное, что они правы… все мы… ну, что-то вроде машин по порождению текстов, а тексты правят миром, определяют его форму… Представляешь? Давай выпьем!
        Но тут со своего места поднялся Алков, и разговоры мигом стихли, даже Андрей Иванович замолчал.
        - Коллеги, - произнес Алков внушительно и поднял бокал. - Поздравим коллег. Напомню, что двое из них попали в список кандидатов на участие в новогоднем концерте «Текст года» вКремлевском концертном зале…
        «Двое? - подумал Семен. - А кто второй?»
        Услышав свою фамилию, он встал и поклонился, заметил несколько завистливых взглядов, но не обратил на них внимания.
        - И еще - Игнат Черниковский! - объявил Алков, и внутри у Корнейчука словно разверзлась ледяная бездна.
        Как же так, ведь потомок польских дворян состоит в СРП только для галочки, никогда не появляется на собраниях и прочих мероприятиях и даже членские взносы наверняка не платит?
        Но оргкомитет концерта выберет только одного, ведь литературных союзов несколько, и каждый должен быть представлен, да еще нужно дать время иностранным гостям, а «Текст года» не резиновый…
        Неужели все пропало?
        Рядом бормотал Андрей Иванович, то ли рассказывал бородатые анекдоты, то ли предлагал выпить, соседи по столу смеялись и жрали в три горла, не забывая наполнять рюмки и фужеры.
        Но Семен ничего не видел и не слышал.
        Он вспоминал, как Черниковский сегодня предлагал соавторство…
        И ведь уже знал, подлец, что они прямые конкуренты за место на сцене!
        - Братишка, сто баллов, печальный момент, - прозвучал над ухом знакомый голос, и рядом объявился Шустрик с рюмкой коньяка в ладони. - Но ничего, мы еще не сдаемся! Поверь мне, твоему продюсеру!
        - Как так вышло? - спросил Семен требовательно.
        - Высокая политика, - Шустрик возвел глаза к потолку. - Его свои не заявили. Которые из Союза писателей новой России! Воткнули юное дарование с блатом, ха-ха! Сто баллов! А он тут же к Алкову, и предложил от нашего имени выступать, ну и тот… Поверь мне, твоему продюсеру.
        - Вот и я говорю, Мишка только о бабле и думает, - встрял Андрей Иванович. - Выпьем, Колян?
        - Может быть, с ним поговорить, с Алковым? - Семен вопросительно глянул на Шустрика.
        - Смысла нет вообще, - тот пожал плечами внутри красного пиджака. - Сто баллов. Решено все, бумаги в Росконцерт уйдут через пару недель, ну а там выберут… Но мы будем бороться, я связи в министерстве культуры подключу. Не падай духом, братишка.
        - А Черниковский мне соавторство предлагал, - проговорил Семен уныло.
        Он чувствовал горькую, разъедающую душу обиду ребенка, которого обманул взрослый: ты ему верил, считал хорошим, а он взял и поступил как самый обычный подлый врун.
        - О, за это надо выпить, - предложил Андрей Иванович, и Семен не стал отказываться.
        Потом он «треснул» еще и еще, пока вокруг все не закачалось и не затуманилось.
        Семен рвался поговорить с Алковым, но Шустрик его удержал, громогласно бахвалился, что он пишет лучше всякого Черниковского, что еще неизвестно, кто будет выступать на «Тексте года»…
        Затем последовал провал, и он обнаружил себя на кровати в собственной квартире.
        Голова трещала, в брюхе словно работала наполненная ядовитыми угловатыми предметами стиральная машина. Все плыло перед глазами, и старые обои, оставшиеся с тех времен, когда были живы родители, и белая занавеска, колыхавшаяся по соседству с открытой форточкой.
        Судя по свету за окном, утро наступило давно, а значит…
        - О… - сказал Семен, пытаясь вспомнить, как он сюда попал и чем кончился банкет.
        Услышав негромкий храп, подумал сначала, что звук ему мерещится, но когда потряс головой, тот не исчез. Приложив некоторые усилия, Корнейчук сумел приподнять голову и через открытую дверь спальни увидел, что на диване в гостиной кто-то лежит.
        Храпевший человек повернулся, стало видно смуглое лицо, седые волосы.
        Понятно, Андрей Иванович помог молодому коллеге добраться до дома, благо сам жил неподалеку, а потом то ли силы у него кончились, то ли он просто решил, что поспать можно и тут.
        Семен кое-как сумел встать, отчего его едва не стошнило, виски запульсировали от боли.
        - Оооо… - протянул он.
        В аптечке должен быть «Алка-зельцер», надо лишь добраться до ванной комнаты.
        Проходя мимо Андрея Ивановича, Семен едва не упал, а выключатель в прихожей нащупал со второй попытки. Глянул на себя в зеркало и поморщился, накатила волна тошноты, так что стоявший рядом унитаз оказался кстати.
        Открыв дверцу аптечки, обнаружил внутри лишь пачку презервативов, активированный уголь и еще несколько бутылочек прозрачной жидкости с рукописными этикетками.
        Взял одну в руку, попытался прочесть, что там написано…
        Ага, точно, снотворное жены, что она начала пить незадолго до развода… Сильнодействующая дрянь, хлебнув которой слишком много, можно запросто отправиться к праотцам.
        Вспомнив о бывшей супруге, Семен, как обычно, поморщился.
        Поженились они по любви и жили вроде бы хорошо, но ровно до того момента, как он ушел из банка и отдался литературе целиком. С этого времени началась какая-то ерунда, постоянные упреки с ее стороны, косые взгляды и непонятные жалобы.
        Эх, хотя чего сейчас об этом думать!
        Семен поставил бутылочку обратно и захлопнул дверцу.
        Так, в холодильнике есть водка, целая бутылка осталась со дня рождения племянника, который отмечали в начале сентября; ив серванте наверняка стоит что-то из того, что дарили друзья.
        Тут он не ошибся, и вскоре горлышко бутылки залязгало о край стакана.
        - Уф… - сказал Семен, опрокидывая посудину.
        Возникло ощущение, что сейчас его опять стошнит, но потом стало легко-легко.
        Чего же он вчера так напился?
        Ах да, точно… узнал, что Черниковский тоже кандидат на «Текст года», причем от СРП!
        - Черт, - проговорил Семен, ощущая желание немедленно повторить.
        Но нет, надо сначала умыться и поесть чего-нибудь, а потом и разбудить Андрея Ивановича, сказать спасибо, расспросить, что произошло вчера после того, как он отключился…
        Ну и пить вдвоем куда веселее.
        Вскоре на плите заскворчала яичница, зашумел чайник, и Семен включил телевизор. Тот оказался настроен на канал «Дискавери», где шла передача о затерянном в джунглях Амазонки племени.
        - …у наших хозяев есть необычное развлечение, - рассказывал ведущий, облаченный в пробковый шлем, - с помощью палок и полых стволов деревьев они производят шум и им наслаждаются!
        На экране возник тощий индеец в набедренной повязке, что отчаянно лупил двумя гладкими, блестящими дубинками по здоровенному пню, вызывая из его недр гулкие раскатистые звуки.
        Дюжина женщин и мужчин, одетых точно так же, сидели полукругом и слушали.
        - Дикари, - пробормотал Семен и отправился будить Андрея Ивановича.
        Старый писатель открыл глаза сразу, и взгляд у него оказался ясным, вполне осмысленным.
        - А, ожил, Сема? - спросил Андрей Иванович с ехидной улыбкой. - Молоток! Вчера ты дал жару! Но бывает, дело молодое…
        - Давайте продолжим? - Семен ухмыльнулся - сегодня они поменялись ролями. - Сегодня праздник, в конце концов.
        Предложение было принято немедленно, и вскоре они сидели за столом на кухне.
        - За что пьем? - спросил Андрей Иванович, уверенно, без дрожи в руке, беря рюмку.
        - За День Освобождения, - предложил Семен мрачно. - От тех, кто нам мешает.
        Эх, если бы Черниковский исчез, сгинул бесследно, просто умер!
        Вкуса водки после таких мыслей вообще не ощутил, выпил словно воду.
        - Чего это такое? - спросил Андрей Иванович, указав на телевизор, с экрана которого продолжали рассказывать про дикарей. - Голозадые любители разных звуков? Переключи на что повеселее!
        Семен взялся за пульт и выбрал «Лит-ТВ».
        И тут же, словно по заказу, начался клип на один из старых рассказов Черниковского, но клип новый, снятый под его собственный голос в модной, недавно появившейся стилистике…
        - Эх, Сема, люблю я этот текст! - воскликнул Андрей Иванович. - Игнат крут! Соглашайся ты на соавторство, такая школа для тебя будет!
        Корнейчук мрачно кивнул.
        Ждать, пока Черниковский умрет сам, можно лет тридцать, здоров как бык в свои полвека, еще и по девочкам бегает как молодой, и с писательством завязывать не собирается…
        Но ведь смерть не обязательно должна быть естественной?
        Ведь он, Семен, полчаса назад держал в руках бесцветный и безвкусный яд - подмешай такой в вино или чай, жертва выпьет его, не задумавшись, уснет и больше не проснется никогда.
        Ну да, это можно устроить… но куда девать тело?
        - Представь, Сема, - у Андрея Ивановича после рюмки, легшей на вчерашнее, развязался язык, - что все мы, вся наша цивилизация любила бы всякий шум, ведь имелись у кое-кого из наших предков такие привычки… и клипы бы снимали под звяканье, гудение, удары и прочую фигню, от которой уши болят.
        - Ну уж нет, спасибо. - Семен усмехнулся. - Это только для дикарей годится.
        Мысли неслись бешеным потоком, но в недрах этого потока потихоньку формировалось твердое ядро - от Черниковского надо избавиться, иначе будешь все время в его тени, будешь вторым, а это все равно что сотым, никакой разницы.
        Если отпрыск польских дворян умрет или исчезнет, автор Корнейчук точно попадет на «Текст года»…
        Остается лишь сделать так, чтобы его не заподозрили и не поймали.
        Но ведь Семен, если верить уверениям рецензентов, «лучший мастер сюжета в России». Разве не сумеет он выдумать еще один сюжет, на этот раз для того, чтобы воплотить его в жизнь, предусмотреть детали, сделать так, чтобы и комар носа не подточил?
        Это вызов, да еще какой!
        И цена успеха - колоссальная, такая, ради которой стоит рискнуть…
        - Выпьем? - предложил Андрей Иванович, заметивший наконец, что собеседник его не слушает.
        И Семен не стал отказываться.
        Сейчас можно и выпить, думать он начнет завтра.
        12.11
        - Игнат Арсеньевич, помните, вы говорили, что не прочь поработать со мной в соавторстве?
        Задав этот вопрос, Семен затаил дыхание - если то предложение было лишь издевкой со стороны мэтра или дежурной фразой, произнесенной из вежливости, то план его пойдет прахом.
        Но Черниковский ответил:
        - Да, конечно, а как же.
        - Я г-готов, - пролепетал Семен. - Есть интересные задумки, хотелось бы обсудить… Если вам удобно, то заезжайте ко мне, часа в четыре, скажем… Что? Нет-нет. Я в городе.
        На дачу, если дело выгорит, он уедет вечером.
        Как раз успеет до снегопада, что очень кстати накроет столицу и окрестности сегодня ночью.
        - Я не знаю, какие-то дела у меня были, - протянул Черняковский, и сердце Семена затрепетало: он все продумал, все приготовил, собрался с духом и даже погоду подгадал. - Честно говоря…
        - Пожалуйста, очень вас прошу, - Корнейчук добавил в голос льстивых интонаций. - Это для меня невероятно важно! Всего полчаса, ваше мнение, и я буду работать дальше!
        - Ну хорошо, - согласился Черниковский. - В четыре. Диктуйте адрес.
        Еще очень кстати, что высокомерный потомок дворянского рода считает, что писатель должен быть близок к народу, и поэтому обычно пользуется не такси, а метро и прочими автобусами.
        Когда Семен убрал мобильный от уха, то обнаружил, что руки у него холодные, словно продержал их час в морозилке, да и еще и трясутся так, что телефон едва не выскальзывает из пальцев.
        Ну ничего, еще один звонок…
        Шустрик взял трубку лишь после седьмого гудка, но услышав его голос, Семен успокоился.
        - Привет, - сказал он, думая, что уж своего продюсера знает как облупленного. - Сегодня в пять часов ко мне приедет Черниковский, будем обсуждать работу в соавторстве.
        - Сто баллов! - воскликнул Шустрик. - Давай я подъеду, помогу советом!
        Он, как и любой не самый удачливый автор, считал себя в писательстве большим докой.
        - Нет, не надо. Не стоит его пугать раньше времени. Сам знаешь, какой он. Подъезжай лучше в «Тираж», я туда после встречи заскочу, расскажу, как все прошло…
        В ресторане СРП у Шустрика, как и у многих других дельцов от литературы, было нечто вроде офиса: под водочку и коньячок заключались договора, пропихивались нужные люди и масштабные проекты, создавались и рушились карьеры, загорались и гасли звезды.
        И «выйти в «Тираж» вовсе не значило «провести время без пользы»…
        - Ладно, договорились, - буркнул Шустрик. - Только будь с ним осторожен, ясно? Плагиата не чураются даже великие, поверь мне, твоему продюсеру.
        На этом разговор и закончился.
        Семен поглядел на часы, что показывали без пяти двенадцать, и подумал, что минут через шестьдесят о том, что Черниковский и Корнейчук готовятся работать в соавторстве, будет знать вся литературная Москва.
        Шустрик растреплет всем и каждому, расскажет все, даже время встречи озвучит.
        Теперь главное, чтобы гость пришел, и вовремя…
        Но до его появления надо сделать еще кое-что.
        Семен прошагал в прихожую и выглянул в глазок - лестничная площадка пуста и тиха, как всегда в это время суток, поскольку взрослые на работе, а дети в школе.
        Он обулся, подтащил к двери стул, после чего отпер замок.
        Освещавшая площадку лампочка находится внутри проволочного кожуха, но дотянуться до нее можно - вытащить не получится, а вот слегка выкрутить из патрона, чтобы перестала светить, легче легкого.
        Семен три дня назад, глубокой ночью проверил это, слегка обжег пальцы, но узнал, что хотел.
        - Ну что, за дело, - пробормотал он, ставя стул под лампочкой.
        И в этот момент услышал, как залязгало и загудело в лифтовой шахте.
        Едва успел затолкать стул в прихожую, как двери лифта открылись, и на площадку вывалилась бабка в цветастом платке и старом пальто, с двумя тяжелыми даже на вид сумками.
        - Милок, это какой этаж? - спросила она, завертев головой.
        - Шестой, - буркнул Семен, делая вид, что изучает петли входной двери.
        Сердце в груди бухало так, что удары, казалось, отдавались от стен и гулко разносились по подъезду: еще не хватало, чтобы его засекли за манипуляциями с лампочкой!
        - Ох, опять не ту кнопку нажала, - заворчала бабка и полезла обратно в лифт.
        Семен выждал, пока двумя этажами выше закрылась дверь, и снова взялся за стул. Забираясь на него, едва не упал, но в остальном все прошло удачно - выкрутил лампочку ровно настолько, чтобы не дать ей загореться, когда включат свет.
        Поспешно отступил в квартиру и захлопнул дверь.
        Да, в кои-то веки пожалеешь, что не пишешь детективы или хотя бы боевики - автору какой-нибудь «Смерти в закрытой комнате» или «Немого против Отмороженного» куда легче продумать и осуществить устранение конкурента.
        Накинув куртку, Семен отправился на улицу.
        Выбросил пакет с мусором в один из баков около соседнего дома - внутри осколки бутылочек из-под снотворного, забытого бывшей женой у него в квартире.
        А потом вернулся домой и принялся ждать Черниковского.
        Чем ближе время подходило к четырем, тем больше волновался Семен - сидеть и тем более лежать он не мог, метался по квартире из угла в угол, мелькали даже мысли, что, может быть, отказаться от замысла и вправду договориться о соавторстве?
        Но он вспоминал о «Кричи громче», о лекции в литуниверситете, о прочих унижениях, начавшихся с их первой встречи на гастролях Черниковского в Курске, и решимость возвращалась.
        Но в пятнадцать пятьдесят пять, когда раздался звонок домофона и Корнейчук услышал знакомый голос, он расслабился, нервозность ушла, ее место заняла холодная уверенность.
        - Добрый день, Игнат Арсеньевич, - сказал Семен, открывая гостю дверь. - Заходите.
        Ноябрьский день короток, и на лишенной окон лестничной площадке властвовала полутьма. Если кто из соседей находился дома в этот момент, даже смотрел в глазок, то определить, кто именно вышел из лифта, он был не в состоянии.
        - Добрый-добрый, - отозвался Черниковский вальяжно. - Ну и погодка сегодня?
        Он выглядел надменно, улыбался покровительственно, как всегда.
        - Прошу, заходите, - Семен суетился, изображая заискивающего хозяина. - Предлагаю выпить за долгое, успешное и плодотворное сотрудничество… Что будете?
        И он распахнул дверцу бара.
        К встрече Корнейчук приготовился, прочитал не одно интервью с Черниковским, узнал его предпочтения и не сомневался, что тот выберет коньяк. Но на всякий случай добавил снотворного и в водку, а на тот вариант, если гость откажется от алкоголя, заварил чаю с ядом.
        - Вот, семилетний вижу у вас, - сказал мэтр, небрежно усаживаясь в кресло.
        - Конечно, сейчас, - сказал Семен и вытащил из бара две бутылки коричневой жидкости. - Ну а я что попроще… Каждому, как говорится, по рангу… Лимон желаете?
        В дорогом армянском коньяке снотворное имелось, а вот в той жидкости, что изображала пятизвездочный из Дагестана - нет. Точно так же в баре стояли две бутылки из-под водки, и отравлена была одна, та, что и в самом деле содержала спирт.
        Если бы гость неожиданно захотел чаю, Семен сделал бы себе кофе.
        Принес лимон на блюдечке, коньяку наплескал щедро - по полстакана.
        - Ну, будем! - сказал Черниковский, понюхал коньяк и выпил его одним махом. - Уххх… теперь хотя бы согреюсь… Плесни-ка еще…
        Семен прикончил свою порцию легко и быстро, даже не поморщившись.
        Но он-то пил крепкий чай.
        - Ну что, дружище… - мэтр заморгал, принялся тереть глаза и вдруг широко зевнул. - Предлагайте… Что у вас… Какие идеи… - он зевнул снова, отхлебнул коньяка. - Будем…
        Он с видимым трудом поставил стакан на столик, откинулся в кресле.
        «Три-четыре минуты, и ты заснешь, - подумал Семен, глядя на гостя холодно и отстраненно, даже с некоторым любопытством. - А я уж сделаю так, что не проснешься».
        Про свойства того снотворного, каким пользовалась бывшая жена, он узнал в Интернете, причем заходил в Сеть не со своего компьютера, а с одной из машин в Ленинской библиотеке.
        - Идеи… хррр… - и Черниковский захрапел, уронив голову на подголовник.
        Семен взял стакан и аккуратно вылил все, что в нем оставалось, в приоткрытый рот гостя. Затем нацедил еще грамм сто и повторил процедуру, чтобы с гарантией превысить смертельную дозу.
        Пока гость просто спит, но видеть сны он будет недолго.
        Семен обыскал карманы Черниковского и вытащил на свет божий его мобильник. Нашел во «Входящих» вызовах свой номер и изобразил исходящий звонок самому себе и даже продержал соединение пару минут.
        Затем отключил звук и вибрацию на сотовом гостя, после чего убрал аппарат на место.
        - Что ты… - прохрипели над самым ухом, и холодные пальцы ухватили Семена за запястье.
        Корнейчук подпрыгнул, точно ужаленный.
        Черниковский корчился в кресле, пытаясь встать, тискал пальцами подлокотники. Лицо у него было страшное, багровое, на лбу набухли жилы, глаза вращались, изо рта текла слюна.
        Но почему яд не подействовал? Неужели у него вышел срок годности?
        - Что? - прохрипел Черниковский вновь, а потом схватился за грудь, скорчился и упал на пол.
        Семен облизал пересохшие губы, вытер со лба пот.
        Наклонился послушать дыхание гостя, но не уловил ничего, взял того за запястье, но пульса не нащупал.
        Похоже, что все, на полу квартиры лежит труп.
        Но это только половина дела! Надо еще избавиться от тела и сделать это чисто…
        Для начала он вылил отравленные жидкости в унитаз, а емкости из-под них тщательно вымыл. Опустошил также бутылки с подделками, и стекло сложил в непрозрачный мешок для мусора.
        Затем вытащил из шкафа в прихожей огромный, грязный кусок упаковочного полиэтилена.
        Отыскал его несколько дней назад на даче, да так и не смог вспомнить, откуда тот взялся. Но зато сообразил, что в эту штуку можно будет завернуть тело так, что скроются и голова и ноги.
        Прежде чем упаковывать труп, обрядил его в пальто, шапку и ботинки.
        Проблема возникла, когда из-за ворота Черниковского выпала флешка, та самая, в виде черно-белого диска Инь-Ян. Семен протянул руку убрать ее обратно, и неожиданно подумал - ведь неимоверно интересно заглянуть в черновики мэтра, почитать наброски, планы.
        Он сорвал кругляш с ремешка и сунул в нагрудный карман рубахи.
        Покончив с упаковкой, протер тряпкой все поверхности и предметы, до которых мог дотрагиваться гость.
        - Вот так куда лучше, - пробормотал Семен и отправился выносить мусор.
        На этот раз воспользовался мусорным баком у собственного дома, а заодно убедился, что лампочку под козырьком подъезда, вывернутую им сегодня в четыре ночи, не заменили.
        «Форд» переставил к дверям утром, в тот час, когда автомобилей меньше всего.
        Вернувшись в квартиру, взвалил завернутый в полиэтилен труп на плечо и вышел в прихожую…
        В этот момент Семен вновь начал волноваться.
        На площадке мрак, как в заднице у негра, лестницей, которой он потащит труп, никто не пользуется, а там до машины пять шагов, и на улице уже темно. Так что если кто из соседей в окно посмотрит, то увидит лишь, как мужик грузит в багажник ковер или нечто похожее. Но всегда есть шанс наткнуться на кого-нибудь излишне глазастого, на ту же пару сумасшедших бабушек с третьего этажа.
        И тогда вместо «Текста года» писателя Корнейчука ждут суд и срок…
        Но ничего, он справится.
        Семен в последний раз глубоко вздохнул и решительно открыл дверь квартиры. Быстрым рывком добрался до ведущего к лестнице грязного коридорчика, оставил тело на полу и только потом вернулся, чтобы запереть замок.
        Лестница в их доме была отделена от лифтовой шахты, люди тут появлялись редко, в основном жаждущие уединения юные парочки или алкоголики с пузырем дешевой водки…
        Ступая по использованным презервативам, хрустя пластиковыми стаканчиками, Семен добрался до первого этажа.
        - Давай-давай, - подбодрил он себя и осторожно выглянул из ведущей наружу двери.
        Выглянул и отступил, чувствуя, как сердце грохочет словно паровой молот.
        Со стороны первого подъезда шагали трое гогочущх тинейджеров в дурацких куртках с длинными рукавами и вязаных шапочках вроде тех, что носят негры в американских фильмах…
        Неужели они идут сюда?
        Семен ощутил, как по спине бегут струйки холодного пота, а мышцы ног сводит судорога.
        Голоса приблизились, он с трудом подавил желание броситься вверх по лестнице. Даже вцепился в перила, чтобы легче было стартовать, но гогот начал удаляться. Корнейчук выглянул еще раз, убедился, что рядом никого нет, и бросился вперед, точно ныряльщик в ледяную, непрозрачную воду.
        Пиликнула сигнализация автомобиля, открылся багажник, и он уронил в его чрево тяжелый холодный рулон. Подобрал свалившийся с ноги трупа ботинок, кинул сверху и торопливо захлопнул крышку.
        Теперь можно оглядеться, причем как можно небрежнее.
        Убедиться, что все в порядке, и перевести дух.
        Дверь подъезда открылась, вышла соседка с пятого этажа, симпатичная, но склочная особа.
        - Добрый вечер, - сказала она и как ни в чем не бывало пошла мимо.
        - Добрый, - отозвался Семен, радуясь, что она не видит его лица.
        Ничего, он уже спокоен как удав, можно садиться за руль и ехать в «Тираж»… даже нужно ехать.
        У ресторана он затормозил без пятнадцати пять и, заглушив мотор, включил свет в салоне. Из зеркала на него глянул некто растрепанный, с диким взглядом и непонятно откуда взявшимся мазком грязи на щеке.
        Самое время причесаться, утереться и выпить пару таблеток валерианки.
        Входя в «Тираж», Семен выглядел уже как обычно, ну или почти как обычно, по крайней мере гардеробщик, знавший всех завсегдатаев, кивнул приветливо и посмотрел без удивления.
        А стоило войти в зал, как наткнулся на Шустрика.
        - Ха! - воскликнул тот, всплеснув ручонками. - Ты что тут делаешь, сто баллов? Ты же с Черниковским встречаешься!
        - Он позвонил, все отменил, - Семен покачал головой, изображая разочарование. - Так что я поем тут с вами, и на дачу.
        - Ну ладно… - Шустрик нахмурился, но тут же вновь просиял обычной улыбкой. - Я в туалет, но сейчас вернусь, а ты садись вон туда, мы с парнями нормально отдыхаем. Поверь мне, твоему продюсеру.
        Среди «парней» был неизбежный Андрей Иванович, сильно пьяный, но еще бодрый, Сашка Иванов, автор культовых текстов «Золото восстания» и «Астроном пропил телескоп», а также патлатый самоуверенный тип, которого Семен почти не знал.
        Звали его Олег, и писал он всякую муть про собак и космос.
        - Привет, Сема, - сказал Андрей Иванович. - Как, с Игнатом пообщались?
        - Да никак, - отозвался Корнейчук, усаживаясь. - Пока отложили встречу.
        В привычной обстановке «Тиража» среди знакомых людей он почувствовал себя спокойно, уверенно, и даже перестали тревожить мысли о том, что в багажнике его машины лежит труп.
        - Деяния божественные творятся руками людскими, особенно дланями тех, кто над грешной землей благодаря таланту поднялся, - неожиданно проговорил Иванов. - Грешника же земля носит до поры до времени, как бы высоко он ни забрался…
        Последние несколько лет он не писал, и по слухам, ударился то ли в старообрядчество, то ли во что похуже.
        - Тени… тени… тени вокруг, - Иванов отхлебнул водки прямо из графинчика и замолк, глядя в пространство.
        Но тут вернулся Шустрик, и посиделки двинулись по наезженной колее.
        Патлатый каждым жестом и словом изображал, насколько он крут, велик и талантлив, Андрей Иванович методично напивался и время от времени изъявлял желание прилечь мордой на стол, автор «Золота восстания» изрекал то ли цитаты из Библии, то ли собственные путаные мысли.
        Продюсер болтал за пятерых, а Семен был за слушателя и за едока заодно.
        Голод на него напал просто зверский.
        В семь, когда ресторан начал заполняться, Корнейчук решил, что хватит.
        - Ладно, поеду я, - сказал он, подзывая официанта. - Увидимся, созвонимся.
        Когда вышел на улицу, снег еще не шел, но запах метели уже висел в воздухе.
        Первые снежинки упали, едва Семен миновал Речной вокзал, а еще через десять минут его остановили - стоявший у обочины постовой махнул светящимся жезлом, так что пришлось сбросить скорость.
        - Добрый вечер, лейтенант Палиенко, - представился гибэдэдэшник, мордастый и щетинистый. - Ваши документы, будьте добры… Права, страховку не забудьте, прочее…
        Во рту у Семена пересохло, внутри стало холодно-холодно.
        Неужели он где-то прокололся, его заметили и позвонили в полицию?
        - А в чем дело, лейтенант? - спросил Корнейчук, протягивая через опущенное стекло документы.
        С ними у него всегда был порядок.
        - Обычная проверка, - гибэдэдэшник махнул рукой. - Багажник откройте, пожалуйста.
        Семен ощутил, что холодеет уже весь, от кончиков пальцев ног до макушки.
        Если поднять крышку, то под ней обнаружится кое-что, способное вызвать интерес у постового… Но как отказаться, не вызвав подозрений, что вообще делать, может быть, газануть с места, попытаться скрыться, бросить авто, а потом заявить, что его машину угнали и за рулем сидел не он?
        Помертвел настолько, что даже вроде бы дышать перестал.
        - Да, сейчас, - сказал Семен и потянулся к открывающей багажник рукоятке.
        Мысли неслись точно стадо испуганных лошадей, и меж них не было ни одной толковой. И поднимал голову в душе страх, тот, что превращает мышцы в кисель и вызывает оцепенение.
        - О, да я вас знаю! - неожиданно воскликнул лейтенант. - Семен Корнейчук? Представьте, моя жена вас читает. Вот ведь Юлька не поверит, что я вас встретил… Ха!
        Щетинистая физиономия его осветилась улыбкой.
        - И в телевизоре мы вас видели, в «Кричи громче», - сообщил гибэдэдэшник. - Забирайте документы, езжайте, чего уж там.
        - И багажник открывать не надо? - спросил Семен и тут же одернул себя.
        Идиот! Не стоило напоминать!
        - Да зачем? Чего вас проверять? Удачного вечера, - и, козырнув, лейтенант азартно замахал жезлом, принялся выуживать из потока очередную «рыбку», вполне возможно, что и золотую.
        Семен мягко тронулся с места, перешел на вторую, на третью передачу, и только тут его отпустило. Зубы залязгали, по мускулам плеч и рук прошла такая судорога, что едва не выпустил руль.
        Дорогу, ведущую к заброшенной деревне, он отыскал не сразу.
        Сначала укатил в глухой тупик посреди леса, где смог развернуться с большим трудом. И только вернувшись к трассе, сообразил, где ошибся и где именно побывал в конце октября.
        В деревне все обстояло так же, как и две недели назад - пожухлая крапива, остовы домов, покосившиеся заборы.
        - Вылезай, пора отправляться в последний путь, - сказал Семен, открыв багажник.
        К этому моменту он успокоился совершенно, внутри понемногу нарастало ликование. Самое опасное позади, осталось скинуть тело в воду, утяжелив его чем-нибудь, и все, план, начавший зреть в День Освобождения, будет исполнен без сучка без задоринки.
        Черниковский показался куда тяжелее, чем раньше, а может быть, Корнейчук просто устал. В развалинах ближайшего дома отыскал несколько кирпичей, запихал их внутрь рулона так, чтобы не выпали.
        Тело перевалилось через ограду колодца, раздалось громкое «Плюх!».
        «Весной заеду сюда, разрушу сруб до основания и дыру засыплю, - решил Семен. - А то припрется еще какой идиот, заглянет внутрь, а труп, гляди того, всплывет».
        Сел в машину и развернулся, и в этот момент началась настоящая метель. Повалили крупные хлопья, похожие даже не на перья, а на обрывки марли, закружились туманными столбами.
        Очень вовремя.
        Выбраться из леса он успеет, а затем на дорогу ляжет чистый, нетронутый снег - лучшее доказательство того, что заброшенную деревню никто в последнее время не посещал.
        24.11
        - Гражданин Корнейчук, не так ли?
        Услышав вопрос, Семен нервно закрутил головой.
        Они с Шустриком только что вышли из офисного комплекса на Кировоградской, где располагалось издательство «Бета-букс». Подписали договора на переиздание всех до единого текстов, причем на таких условиях, о каких любой автор может только мечтать.
        Поэтому Семен пребывал в радужном настроении.
        И тут вопрос, заданный невысоким крепышом с непримечательной физиономией!
        - Да, это я, - сказал Семен. - А вы… кто?
        - Капитан Самарцев, - крепыш развернул красную книжечку удостоверения, но тут же спрятал ее во внутренний карман кожаной куртки. - Отдел по расследованию убийств. Хотелось бы с вами побеседовать.
        - Но я думал… меня вызовут, к вам… повесткой… - забормотал Семен. - Как это… Это же насчет Черниковского, да?
        Нет, он понимал, что органы, занимающиеся исчезновением знаменитого писателя, рано или поздно захотят с ним пообщаться, и внутренне готовился, но все равно растерялся и даже испугался.
        - Я предпочитаю беседовать в неформальной обстановке, - сказал Самарцев. - Понадобится - вызовем. Но пока этого не нужно.
        Вид у него был простоватый, но серые глаза смотрели цепко, внимательно.
        - Ну хорошо… Куда? Там можно, - и Семен махнул в сторону расположенной в здании того же офисного центра сетевой кофейни.
        - Годится, - Самарцев посмотрел на Шустрика. - А этот гражданин?
        - Это мой продюсер! - выпалил Корнейчук. - У меня от него секретов нет!
        Одному разговаривать с ментом страшно, а тут хоть какая-то поддержка.
        - И у меня, между прочим, есть юридическое образование и лицензия адвоката, - заявил Шустрик, в момент появления капитана лишившийся дара речи. - Сто баллов! Могу предъявить. Поверьте мне…
        - Нет надобности. - Самарцев пожал плечами. - Хотите присутствовать? Пожалуйста.
        Свободные места в кофейне, как обычно, были, и они уселись в углу.
        - Ну что, теперь поговорим, - сказал капитан, когда им принесли по чашке латтэ.
        Истерика по поводу исчезновения Черниковского стартовала пятнадцатого ноября. Шум подняла его сестра, не сумевшая дозвониться до брата и обнаружившая, что дома его тоже нет.
        Семен, честно говоря, ждал, что к нему придут уже неделю назад.
        Но почему-то органы его не побеспокоили, и он даже начал думать, что раз нет тела, то нет и дела, что все может сойти на тормозах, что никто и не вспомнит об их встрече…
        Но нет, вспомнили.
        - Итак, вы, гражданин Корнейчук, последним видели Игната Черниковского, - сказал Самарцев.
        - Нет, я его не видел, - Семен вполне убедительно покачал головой и даже глаз не отвел: уж этого вопроса он точно ждал.
        - Но ведь вы собирались с ним встречаться? Двенадцатого ноября?
        - Да, но он позвонил и отменил встречу. Можно же проверить, что был звонок. Поэтому я и не остался дома, а поехал сначала в ресторан, а потом и на дачу, и все… - рассказывая заученную версию событий, Семен понемногу успокаивался, и мент казался ему все менее и менее опасным.
        Куда сотруднику уголовки, обычному человеку, распутать головоломку, сплетенную настоящим творцом?
        - Все проверим, всех опросим, - капитан делал пометки в крохотном блокноте. - Кто может подтвердить, что вы появлялись в ресторане? Кроме вашего продюсера. - Вскинувшийся было Шустрик осел на стуле и недовольно засопел. - Что уехали на дачу?
        Семен потер висок, изображая задумчивость.
        - Да в ресторане много кто меня видел, десяток фамилий я вам назову, а насчет деревни… А, меня же ГИБДД останавливала, постовой у выезда с Петроградки! Лейтенант… нет, фамилию запамятовал.
        На самом деле фамилию он мог назвать, но решил этого не делать.
        Может показаться подозрительным, что он так хорошо помнит события того дня.
        - Найдем, - Самарцев кивнул. - Мы бы хотели обыскать вашу квартиру.
        - Да нет проблем, - Семен смог улыбнуться: ктакому повороту событий он тоже был готов. - А вы что, считаете, что я причастен к исчезновению Игната Арсеньевича?
        - Ищи, кому выгодно, - отозвался капитан кротко. - И вы тут первый в списке. Попали в «Текст года», и это не хухры-мухры. А не пропади Черниковский, могли и не…
        Корнейчук продолжал улыбаться, но в сердце будто вонзилась игла, а в животе напряглось - нет, этот тип, хоть и выглядит простачком, умен, и недооценивать его не стоит.
        - Сегодня вечером я отбываю на гастроли, - сказал он. - И буду в Москве наездами. Но вот Николай, мой продюсер, я могу оставить ему ключи, а доверенность на любые действия от моего имени у него и так имеется.
        Про гастроли Семен не придумывал - с конца ноября для каждого литератора начинается жаркая пора, предновогодний чес, корпоративы, что хорошо оплачиваются и не требуют особых затрат труда.
        Прочитал со сцены рассказ или два, а получил как за полноценный концерт.
        - Я вас понял, - Самарцев сделал еще одну пометку в блокноте. - Вопросов нет. Давайте я запишу ваши координаты, Николай…
        - …Васильевич Шустряков, - недовольно пробормотал продюсер и выдал капитану визитку.
        - На этом я вас покину, - сотрудник отдела по расследованию убийств поднялся. - Если нужно, то мы вас найдем, гражданин Корнейчук. Так что езжайте на свои гастроли.
        Семен глядел Самарцеву вслед и чувствовал себя очень, очень неуютно.
        29.12
        - Семен Михайлович, вы готовы? До вашего выхода десять минут.
        Помощник режиссера, возникший в дверях гримерки, выглядел встревоженным.
        - Конечно, - ответил Корнейчук, гадая, какого же все-таки пола это существо.
        Представилось оно как «Алекс», а одевалось и красилось так, что могло оказаться как девушкой, немножко угловатой и мужиковатой, так и молодым человеком, женовидным и с тонким голосом.
        - Хорошо, через пять минут у правого выхода, - сказал помреж и исчез.
        А Семен еще раз глянул на себя в зеркало над гримерным столом и тяжело вздохнул.
        Последний месяц он работал чуть ли не круглосуточно - выступал каждый день, а то и по два раза, перепрыгивал из самолета в поезд, ночевал по гостиницам, да еще и находил время писать.
        «Тени бога» вычитаны и скоро выйдут, начаты три новых текста, снимается клип по первому роману…
        Но несмотря на усталость, чувствовал Семен себя великолепно.
        Милиция во главе с доблестным капитаном Самарцевым обыскала квартиру, практически облизала стены, пол и, если верить рассказу Шустрика, даже потолок. Результаты, судя по тому, что «гражданина Корнейчука» никуда не вызвали, оказались нулевыми.
        Труп Черниковского находится в колодце посреди заброшенной деревни, путь в которую засыпан снегом.
        А дела у Семена меж тем идут в гору, продажи отличные, сверстан график больших гастролей по Сибири и Дальнему Востоку на весну, и вот сейчас, через десять минут он выйдет на сцену «Текста года».
        Не первым и не последним, конечно, но всему свое время.
        Поправил галстук, стряхнул с плеча непонятно откуда взявшуюся пылинку, что казалась едва не пятном на безупречно отглаженном костюме, улыбнулся для пробы и остался доволен - писатель Корнейчук выглядит отлично, на весь миллион долларов, как и положено литератору с вершины Олимпа.
        И в самом деле пора идти, чтобы Алекс сильно не переживал… или не переживала.
        Семен поднялся, и в этот момент зазвонил лежащий на столе телефон, на экране появилась надпись «Шустрик».
        - Извини, сто баллов, но некогда мне с тобой разговаривать, - буркнул Семен.
        Продюсер уже звонил, часа два назад, и тогда ответить тоже не получилось, а затем Корнейчук отвлекся… Ну ничего, после выступления или лучше всего после концерта время появится, и тогда он наберет Шустрика, и они решат все вопросы.
        Охранявший гримерку бодигард проводил Семена равнодушным взглядом.
        - Быстрее! Быстрее! - нервно прошептало Алекс, едва он оказался за кулисами. - Сейчас конферанс, а потом вы…
        Громыхнул последний раскат мощного голоса Юрьева, знаменитейшего поэта, и сам стихоплет промчался мимо, растрепанный, багровый, потный, ничего не замечая вокруг и дико вращая глазами.
        Конферансье пошутил, объявил номер, и Семен вступил на сцену.
        Мягко и сладостно ухнуло сердце, на мгновение перехватило дыхание - вот он, Большой Кремлевский зал, где мечтает выступить каждый литератор, не лишенный амбиций…
        В первом ряду сплошь знаменитости, и строго в центре - сам президент!
        Опозориться нельзя!
        Семен встал к микрофону, выдержал небольшую паузу, давая залу утихнуть, и начал читать.
        - Битва бушевала всюду, и в его голове, и по всему миру, утесы сходились с морем, лед с пламенем, пустыня с лесом, и боль пульсировала в жилах планеты…
        За последний месяц он столько раз переписал «Тени бога», столько раз его исполнил, что помнил текст до запятой, слова жгли ему мозг, лились на язык словно расплавленный металл, просились наружу.
        - Лежа на земле, истекая кровью, Вик обнаружил, что видит все совсем иначе. Всюду, где сила сталкивалась с силой, из ударов и терзаний возникали крошечные искорки, живые огоньки, так похожие на тот, что он зажег сам в первый день…
        Собственный голос он почти не слышал, так мощно билась в ушах кровь, но видел, что слушатели сидят как завороженные, и лишь поблескивают в полумраке сотни глаз. Созданный рассказом мир оживал под сводами концертного зала, плыли в воздухе лица, пейзажи, вставали батальные сцены из огня и крови.
        - «Все же это мое творение, - подумал он, слушая, как все медленнее бьется сердце. - И оно может жить без меня, само может создавать новое… и это… прекрасно».
        Семен замолчал, тяжело дыша, улыбаясь, понимая, что выглядит сейчас не лучше, чем Юрьев.
        Первые аплодисменты прозвучали несмело, но затем грянул настоящий шквал, и президент начал отбивать ладоши, одобрительно кивая, а барышни в облегающих платьях понесли к сцене цветы, огромные, сладко пахнущие букеты, тяжелые, словно рулоны обоев…
        Словно тело Черниковского.
        Семен взял два или три в охапку и зашагал за кулисы, предоставив работникам сцены собирать остальные.
        - Браво, великолепно-великолепно, - прошептало встретившее его Алекс, утирая со щеки слезу.
        Корнейчук благосклонно кивнул.
        Еще час, общий выход по завершении концерта, и можно будет поехать домой, отоспаться. Завтра же утром самолет унесет его в далекую тропическую страну, где белый песок под пальмами, где ничего не надо будет делать, только отдыхать.
        Бодигард у гримерки выглядел не таким безучастным, как ранее.
        И зайдя внутрь, Семен понял, что тому причиной.
        В углу, точно наказанный школьник, стоял Шустрик, а в гримерном кресле расположился капитан Самарцев.
        - Гражданин Корнейчук? - сказал он, улыбаясь. - Очень рад вас видеть.
        - Добрый вечер, - отозвался Семен, ощущая, как улетучивается хорошее настроение. - Но позвольте узнать… как вы сюда?.. Что вы здесь делаете? Концерт…
        - У меня всего один вопрос, - капитан полез рукой в карман неизменной кожаной куртки. - Скажите, гражданин Корнейчук, откуда у вас эта вещь?
        Из его кулака свисал обрывок кожаного шнурка, и на том болтался черно-белый диск в виде китайского символа Инь-Ян, та флешка, которую всегда носил на шее Черниковский.
        Семен ее тогда снял с шеи трупа и зачем-то сунул в карман рубахи.
        А потом эту рубаху на даче снял и больше не надевал, а про флешку забыл.
        - А у вас? - спросил он тупо, ощущая, как начинают дрожать руки.
        Выбросить бы эти воняющие букеты…
        - Данный предмет был обнаружен сегодня во время следственных мероприятий, - Самарцев говорил медленно, смакуя каждое слово. - В присутствии двух свидетелей. Одним из них был стоящий вот тут Николай Васильевич.
        - Я тебе звонил, - буркнул Шустрик мрачно, и Семен вспомнил пропущенные вызовы.
        Эх, если бы он взял трубку!
        Хотя что бы тогда изменилось?
        - Следственные мероприятия проводились на даче, принадлежащей вам, гражданин Корнейчук, - продолжал бубнить капитан. - Данный предмет был найден в личных вещах. На нем обнаружены отпечатки пальцев гражданина Черниковского Игната Арсеньевича. Ваши тоже. Мы собираемся пригласить эксперта-литературоведа, чтобы он определил, кому принадлежат содержащиеся на данном устройстве памяти тексты…
        Замелькали мысли насчет того, что можно отмазаться, что еще ничего не доказано и опытный адвокат сумеет разбить в пух и прах обвинение, построенное на одной-единственной флешке.
        Семен ухмыльнулся, развел руками, зашуршали упавшие на пол букеты.
        - Похоже, я буду первым участником «Текста года», что после концерта отправится в тюрьму? - спросил он и протянул вперед сложенные вместе ладони - так, чтобы на запястьях легко застегнулись наручники.
        - И я даже знаю, как нам на этом заработать… - глаза Шустрика алчно вспыхнули. - Ведь ты сможешь писать в камере?

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к