Сохранить .
Время одиночек Артем Каменистый
        Безымянная Империя #1 Великие сражения древности оставили от мира немногое. На руинах расцветает новая жизнь, а старая пытается приспособиться к изменениям. Или приспособить их для себя. Кто-то действительно достиг расцвета, а кто-то уже начинает увядать. Империя слишком стара - она уже начала загнивать. На ее похороны спешат слишком многие - надо успеть добраться до имперских богатств раньше конкурентов. Но не рановато ли зашевелились стервятники?
        Артем Каменистый
        Время одиночек
        Глава 1
        Карету противно затрясло - верная примета, что выбрались за первую стену: здесь на строительстве воровали гораздо наглее, чем под боком у императора, и на брусчатке приходилось экономить. Дознаватели, не сговариваясь, синхронно ухватились за поручни: на местных колдобинах и в нормальном экипаже можно зубы растерять, а уж в тяжелой полицейской развалюхе и вовсе для этого дела все удобства - рессоры здесь явно чугунные. За окном промелькнул нефтяной фонарь, в его голубоватом, мерзком свете Сеул разглядел обитателей межстенья: парочку каких-то крайне подозрительных личностей в длиннополых пальто. Интересные такие пальтишки - знающие люди много чего под них припрятать могут. Не зря в них щеголяет половина королевской управы и городских воров. Первые режут вторых, вторые режут первых, в темноте да неразберихе иной раз свой своего на клинок сажает.
        Младший дознаватель Риолин, по-мальчишески возбужденный от предвкушения знакомства с местом страшного преступления, нервно пробормотал:
        - Можно смело останавливаться и хватать эту парочку - явно ворье законченное. Даже кареты нашей не боятся. Обнаглела шваль местная!
        Нюхач Бигль, одной ногой уже пребывавший на пенсии, не разделял энтузиазма молодого сослуживца и благодушно протянул:
        - Риолин, ну что вы в самом деле! Если человек ночью шатается меж стен, это еще не повод для ареста. Да и много тут разного народу… всех не допросить. Сейчас доберемся до места, а уж оттуда плясать будем, как положено. Вы уж поверьте моему носу: суета - делу помеха. Пусть об этих стража заботится - это ее работа, а мы своей дорогой едем, по своему делу.
        Сеул покосился на Бигля с нескрываемым недоверием. Нюхача вытащили прямиком из-за праздничного стола - отмечалась помолвка дочери с писарем Гумби. Так и поволокли их обоих в карету - некого было искать в эту пору. Времени терять нельзя - Дербитто попусту шум не устроил бы, дело явно серьезное. Вином от парочки разило изрядно, а чахлый очкарик Гумби и вовсе сомлел: носом клюет. Если у кабака и впрямь дело непростое, то трудновато будет работать с такой командой. Ну какой толк от пьяного нюхача?
        А будь дело простым, Дербитто не стал бы трубить тревогу, тем более через синь. Не паникер Дербитто и не дурак - дурак бы здесь столько лет не продержался. Или ворье в канаву пустит, или отставка пинком под зад - трудновато служить на такой тонкой грани.
        Карета остановилась посреди моря света - не меньше сотни городских стражников оцепили трактир Пуго, и каждый при этом держал факел или трубку цветка Ноха.
        Сеул, выбравшись из кареты, направился прямиком к сточной канаве - там у парочки тел, накрытых мешковиной, на корточках сидел Дербитто. Про начальника стражи местные поговаривали, что у него на затылке третий глаз, а возможно, и четвертый, что походило на правду: не раз воровской люд норовил ему железо меж лопаток сунуть, но никому это пока что не удалось. Вот и сейчас толстячок оправдал репутацию - не обернувшись на подходящего дознавателя, четко и громко произнес:
        - Господин Сеул, осторожнее, пожалуйста. Перед этой бойней дождь хорошенько вычистил мостовую - старой грязи почти не осталось. Так что не затопчите следы. Хотя чего это я вас учу - сами получше моего знаете.
        - Ох и кровищи тут! - выдохнул за спиной младший дознаватель.
        - Риолин, просто пока постойте у кареты! - приказал Сеул. - Бигль, поработайте со следами, Гумби, записывай все и составляй карту места преступления. Начинай от двери трактира.
        - Я бы посоветовал начинать отсюда, - предложил Дербитто. - Чем ближе к трактиру, тем больше следов… и тем интереснее они. Там все началось, а здесь все закончилось. И писать вам, ребятки, долго придется… очень долго. На каждого холодного, что здесь по округе валяются, по четыре бумаги положено - у вас ее может не хватить.
        Сеул, встав у Дербитто за спиной, посмотрел, чем занимается глава стражи. Глава стражи занимался не очень эстетичным делом - внимательно разглядывал свежую коровью лепешку.
        Дознаватель покачал головой:
        - Ливень смел дневной мусор - что тут могла ночью делать корова?
        - А кто их знает… коров… видать, дела были у нее свои… коровьи. Нам до ее дел особого интереса нет, а вот то, что она здесь нагадила, - это уже дело наше. Отменная улика… Взгляните, господин старший дознаватель: в дерьмо это наступил кто-то. Хорошо наступил, четко отпечатался - сапог отменно большого размера. Таких лап здесь немного, что сужает круг тех, кто способен был сотворить с этой лепешкой подобное. Мои ребятки были на месте чуть ли не через минуту, и не дураками оказались: успели до башни добежать, синь вытащили - у нас на каждой восьмой башне один колпак из учеников всегда дежурит. Так что город мы сразу прикрыли жестко. И знаете что? На внешних воротах схватили Пуго - бежал наш плут-трактирщик из города на ночь глядя… потянуло его в сельскую местность. И думается мне, что сапоги у нашего Пуго будут в навозе и крови: лапа у него - что у медведя матерого.
        Сеул с подчеркнутым спокойствием поинтересовался:
        - Дербитто, мне кажется, что городскую управу ваши подняли по тревоге не для того, чтобы мы тут навозом любовались. Я вижу там пару тел, и кажется мне, что это не пьяные у канавы прилегли, а все гораздо хуже. Раз нас притащили сюда, значит, с тихими этими не все ладно. Я, конечно, понимаю, что умерли они не своей смертью, но ради пары тихих сюда бы все живое не согнали.
        - Тихих тут не пара… Вы, господин Сеул, еще в трактир не заходили. Но, в сущности, вы правы - я всю бучу поднял из-за этой парочки.
        - Что не так с ними? Уж не принцев ли крови здесь прирезали?
        - Хуже, господин Сеул, все намного хуже… Взгляните сами.
        Дербитто потянул за холст, продемонстрировал дознавателю голову покойника, вернул грубую ткань на место - нечего толпе на такое дело таращиться, пусть даже толпа эта состоит из одних лишь стражников.
        Сеулу резко поплохело, и поплохело сильно. Поджилки противно задрожали, а слюна во рту мгновенно стала какой-то кисловатой, с металлическим привкусом. И очень сильно захотелось в уборную. Еле слышно, почти беззвучно, шевельнул губами:
        - Зайцы…
        - Да, господин Сеул, они самые.
        - Откуда… почему… Да что здесь вообще произошло?!
        - Я бы и сам хотел это знать…
        - Дербитто, это ваш район. И это моя ночь - я сегодня главный дознаватель по городу. Думаю, ты понимаешь, что это значит.
        - Тут и дурак поймет - рассвет для нас может стать невеселым… И не только для нас… Оптом упакуют под холст всех, кто спрятаться не успел…
        - А эти… эти… уже знают?
        - Если и знают, то мне об этом неизвестно. Да и какая теперь разница?
        - И правда… никакой. Свидетели есть?
        - Нет, конечно, - все разбежались. И я их очень хорошо понимаю… сам поглядываю в сторону ворот…
        - Дербитто, нет для нас ворот… На дне моря достанут теперь, если что… Ну что же… Давай к управе - поговорим с этим Пуго… для начала. Если повезет, то на нем вопрос и закроем. Посмотрим на его сапоги…

* * *
        - Ты можешь молчать. Или можешь говорить - говорить взахлеб, вспоминая даже те свои паскудные прегрешения, о которых давно позабыл. Можешь звать на помощь. Можешь жаловаться. Можешь требовать, чтобы к тебе привели весь городской совет и всех шлюх, что отираются у второй стены, в придачу, - не вижу разницы между вашими толстяками и этими сифилитичными дамочками. Никто не придет, и никому не нужны твои жалкие жалобы. И сам ты никому не нужен. Все, что ты можешь теперь, - это выплевывать выбитые зубы и корчиться на полу, в луже крови, мочи и блевотины. Моча, блевотина и кровь будут твои собственные - никто здесь тебя этим дерьмом снабжать не станет. И никто - никто тебе не поможет. На тебя сейчас плевать всем - абсолютно всем. Плевать со всех восьмидесяти восьми башен первой стены. И со всех шпилей королевского замка - я и сам не помню, сколько их там, но достаточно много. Ты сидишь передо мною, потея от страха, но, по сути, тебя уже нет - ты никто, ты призрак, ты ошибка Судьбы, непонятно почему отравляющая воздух в этом подвале. Ты даже не умер - тебя попросту забыли еще до рождения твоего. Твое имя
выкинули из памяти. А кто не выкинул - тот никогда его не станет вспоминать. А если и вспомнит, то вслух не произнесет. А если найдется тупой кретин, рискнувший произнести его вслух, то сделает это посреди пустыни, закопавшись поглубже в песок и уткнувшись своей тупой мордой в огромную пуховую подушку. И сделает это тишайшим шепотом. И как только он это сделает, то немедленно обмочится. Обмочится так, что на этом месте в пустыне потом возникнет оазис. Уж больно страшно будет твое поганое имечко вслух произносить. И знаешь, к чему я все это тебе, неродившемуся тухлому трупу, говорю? А к тому, что ты, по-моему, так и не понял, во что вляпался. Ты думаешь, это что-то, во что угодила твоя нога у твоего вонючего кабака, - лепешка, оставленная тощей полудохлой коровой. Жиденькая, тоненькая такая лепешка - ведь корова загибалась от язвы, жрала мало, а навоз ее был кровавым. Так думаешь? Если ты думаешь именно так, то мне тебя жаль. Ведь скоро, очень скоро от тебя останется такая же лепешка. Нет, даже пожиже и потоньше. Чахлая лужица блевотины, крови, соплей и дерьма. Вонючая лужица. Такая вонючая, что даже
псы, отирающиеся у наружных ворот, будут от нее носы воротить.
        Риолин, опрометчиво решив, что потенциальный подозреваемый теперь подавлен полностью и сейчас распоется соловьем, сделал паузу, переводя дух: весь этот монолог он произнес на одном дыхании.
        Зря он это сделал - Пуго не из тех слабаков, кого можно запугать потоком пустых слов, причем слов дурацких, - он и сам умел делать это не хуже.
        - Господин МЛАДШИЙ дознаватель, если вы намерены начинать мне зубы пересчитывать, то приступайте. Порченых половина, давно пора о новых подумать, да денег синь много запросит, а я не настолько богат, чтобы платить по их живодерским расценкам. С другой стороны, все, что у вас против меня есть, - это мой сапог, запачканный в крови и навозе. Так по таким «уликам» можно смело полгорода посадить в подвал, а вашу управу - так вообще в полном составе. Коровы, знаете ли, имеют обыкновение гадить где приспичит. И почти все они больные, уж даже не знаю почему. Пока своей смертью не сдохла, их гонят в любое время к бойне, и наружная стража этому не мешает. За пару медяков наружная стража не то что больную корову ночью пропустит, а банду черных некров, со всеми их гробами в придачу и тухлыми подругами. А еще есть целая куча относительно уважаемых горожан, которые поклянутся на могиле Первого Императора, что всю эту заваруху я просидел за своей стойкой, не высовывая носа. Я, знаете ли, заварушек перевидал немало и давно уяснил, что нос свой в таких случаях следует беречь. Так что уже завтра меня из вашей
управы выпустят, и я прямиком пойду в городской совет. И рот там свой разину. И во рту моем внимательно пересчитают все отсутствующие зубы. Если и ошибутся при этом, то в большую сторону. И выставят вашей живодерне счет за каждый зуб. И счет будет такой, что на деньги эти я себе восемь полных челюстей поставлю с хорошими, крепкими зубами. И счет этот вы оплатите. Оплатите с радостью и с извинениями. И вы, господин МЛАДШИЙ дознаватель, извиняться будете в первых рядах. Извиняться искренне и с заискивающей улыбочкой. А те господа, что за нами через стену поглядывают, будут кивать при каждом вашем слове. А может, даже и в зад меня целовать при этом - все зависит от количества отсутствующих зубов.
        - Как он о нас узнал? - вскинулся Дербитто. - Он что, где-то искусства нахватался?
        Сеул, не отводя взгляда от допрашиваемого, тихо произнес:
        - Да какая тут магия… на синь он явно не тянет. Стены подвала из серого песчаника, а камень Серисетия черен как смоль. Выделяется это окно, а Пуго не из тех идиотов, что дальше своего носа не видят. Да и не первый раз его допрашивают - этот плут с богатой биографией.
        - Есть за что его прижать? И что значит «не первый раз»?
        - Спорно. Уж за убийцу мы его точно не выдадим. Зайцам он не нужен, и домыслы наши им не нужны. Зайцам нужен убийца. Всем нужен убийца… настоящий убийца. Нет, этого Пуго мы никак не приплетем к делу… Он чист…
        - По его роже этого не скажешь. Вид у нее такой, будто и она тоже ворованная. Тем более, говорите, привлекался.
        - По архиву, был под следствием во время мятежа Гиора.
        - Так там вроде пару зайцев тогда тоже прирезали - попали под горячую руку. Может, понравилось и решил продолжить?
        - Тридцать лет без малого прошло. Ты думаешь, зайцы всерьез поверят, что этот жирный кабатчик своими пухлыми ручонками пустил кровь всей их стае?
        - Я бы на их месте точно не поверил. Но убийцу-то надо выдавать. Рассвет уж скоро, а мы на месте топчемся. Может, того… при попытке к бегству его, а там бумагу состряпаем и сапоги его покажем. Сдается мне, кровь на них будет не только коровья.
        - Дербитто, зайцев такой ерундой точно не обманешь. Они если захотят, то и труп допросят. Хорошо допросят. Труп все расскажет, да еще и пару песен споет… и спляшет при этом.
        - Это если захотят допросить. Им же самим перед Лесом, думаю, теперь ответ держать. Может, сделают вид, что все хорошо, и примут нашего кабатчика как главную персону? На месте он был, в мятеже Гиора замарался, на улице крови и навоза нахватался, да и вообще морда у него воровская. Нас его труп устроит как ответ, может, и их тоже устроит?
        - Не устроит… Нам нужно закрыть дело, а им нужна правда. И неплохо бы эту правду нам сейчас узнать. Пойдем, Дербитто, поговорим с этим плутом. Похоже уже, что не его допрашивают, а он допрос ведет… Ох и кретин наш Риолин…
        - Молод он и глуп, улицы не видел - сразу видать паренька из чистой семейки. Он не пугает, а будто сказки читает сестрам на ночь. Куда ему с Пуго тягаться. Дело, конечно, не мое, но зря вы этого сопляка к Пуго послали.
        - Не зря, Дербитто, не зря… Клиент должен расслабиться… хорошо расслабиться. Как расслабится - так и хватай его за шкуру… за мягкую, расслабленную шкуру…
        Трактирщик, обернувшись на скрип отворяемой двери, осклабился:
        - Здравствуйте, господин Дербитто. Вот беда-то какая: и вам эти заячьи тушки поспать не дали спокойно?
        - И тебе привет… Пуго…
        - Что, господин главный стражник, тоже мне будете страшные байки про оазисы мочи в пустыне рассказывать или, может, как честные люди поговорим? Хотя какие, в тухлую печень, могут быть честные люди в этом подвале в такую пору?
        Стражник попробовал передвинуть табурет ближе к столу, но куда там - приколочено все к полу на совесть. Присел так, как смог, в отдалении, вздохнул:
        - Бывают здесь честные, бывают - всех по себе не равняй.
        - Если говорить по совести, то честнее меня человека между стенами нет - вы же знаете.
        - Пуго, давай без шуток. Не станем время терять - до рассвета недолго осталось. Как рассветет, мы должны будем привести… или принести зайцам убийцу. И признаюсь честно - пока что лучше тебя мы никого на эту роль не нашли. Сам понимаешь…
        - Да не дурак я, господин старший стражник, все понимаю. Но понимаю и то, что вам меня зайцам в любом виде не всучить. Не примут они такой гнилой товар. Вы гляньте на меня, внимательно гляньте - ну разве найдется в этом городе дуралей, что поверит, будто я, хорошо всем известный трактирщик Пуго, способен был из кучи зайцев нарезку сделать? Да такого дурака даже на смех поднимать не станут - ну что взять с убогого?
        - Да все я понимаю. Но пойми и ты - рассвет на носу, а предъявлять нам некого. Совсем некого. Кроме тебя, конечно. Трактир твой? Твой. Сапог твой? Твой. В мятеже Гиора морда твоя засветилась? Засветилась. И после всего этого пойман ты был моими стражниками у внешних ворот. Куда это ты на ночь глядя из города подался? Уж не от правосудия ли скрыться хотел?
        - Господин старший стражник, да вы бы на моем месте так же обхезались - и так же бежали за город, будто за вами дохлая теща некра с алебардой гонится. Тут и дурак поймет: надобно подальше быть от всего этого.
        Сеул и в беседу не вмешивался, и не присел - мерным шагом прохаживался по периметру подвальной комнаты, заложив руки за спину. Даже не косился в сторону стола, но не упускал ни единого слова. Уловив в голосе задержанного нервные нотки, понял - тот не дурак и все понимает прекрасно. И понимает, на какой невесомой волосинке сейчас висит его судьба. Пытается казаться невозмутимым, но куда там… Да и поступки его… вроде глупой попытки покинуть город… Нервные поступки… Необдуманные… Пора.
        Резко развернувшись к столу, Сеул четко, чеканя каждое слово, заявил:
        - Сапоги ваши. Следы ваши. Кабак ваш. Бежать за город пытались вы. Кроме того, в вашем кабаке, в верхних комнатах, нашли немало интересного. К примеру, арбалет. Интересный такой арбалет. Такие легко спрятать под длиннополой курткой, а уж под бандитское пальто и вовсе два можно повесить. А на арбалете том приметное клеймо и вензель хозяина. Хозяина этого оружия уж давно в паре провинций обыскались. Серьезно искали - вдумчиво и настойчиво. А он вот где оказался - в столице, в вашем заведении. И все говорит о том, что не случайно туда забрел, а жил там не один день. И заметьте - арбалет скрытого ношения, как и те, из которых зайцев перещелкали. В подвале вашем комнатку нашли. Интересная такая комнатка с замаскированной дверью. А в комнатке той одиннадцать тюков с шегским сукном. Таможенного клейма на тюках нет. Вообще никакого клейма нет - будто ничьи они. А ведь подобный немаркированный товар - это серьезное преступление против казны.
        Риолин, не выдержав перечисления всех гнусных тайн трактира Пуго, вскочил, чуть ли не умоляюще предложил:
        - А давайте я ему все же зубы выбью?
        - Сядьте, Риолин, - поморщился Сеул.
        Пуго, воспользовавшись паузой, поспешно затараторил:
        - Вообще-то заведение у меня давно уже не кабак, а трактир - уважаемый трактир. И раз стража на второй стене человека пропустила, значит, и мне не грех такого пускать. Комнаты мои наверху не грязные, клопов не держим. Шлюх тоже не пускаем - у меня приличное заведение. А в приличном заведении в вещах постояльца шариться не принято, так что найди вы там даже склад оружия для полного кавалерийского полка - это не ко мне претензия. А про сукно знать не знаю - я в подвал, кроме как вино проверять, не спускаюсь, не иначе как кто-то из слуг смошенничал, а может, и вовсе с давних времен лежит, еще до меня. До того как я трактир этот прикупил, там был знатный вертеп. И вообще, мы с вами люди не глупые, давайте уж напрямую - раз вы меня еще не придушили и не потащили к зайцам, значит, скорее всего, и не придушите. И сукно это вам вообще на хрен не надо, как и все остальное. Так чего вам от Пуго надобно?
        - Правда нам нужна, правда. Вся правда. Все, что ты видел и чего не мог видеть. Вспомни все, вспомни даже, сколько мотыльков ночных кружило у лампы над дверями в кабак. Вспоминай все, с самого начала вспоминай. И рассказывай. Все до последнего слова. Даже не думай что- либо утаить, я это почувствую. И тогда ты умрешь. И труп твой отнесут зайцам. А потом… потом, возможно, умрем мы… и не только мы… И все из-за того, что ты решил скрыть одно-единственное слово. Надеюсь, ты не совершишь такой глупости. А теперь начинай…
        - Господин, не знаю, как вас звать, с чего же тут начать…
        - С начала начинай. С самого начала.
        - Ну если с начала, то он мне сразу не понравился.

* * *
        Этот парень не понравился трактирщику сразу. Пуго не первый день провел меж стен и местную публику знал от и до. Нет, парень точно не местный. В принципе это не беда: межстенье - это такое место, где народ вечно мечется от стены к стене, разбавляя этой суетой степенное существование коренных обитателей столичного пограничья. В заведении Пуго всем рады, главное - плати и не бей посуду. А если бьешь чью-то морду, то делай это на улице, за углом. Если вообще прирезать кого решил, так еще дальше отползай - нечего нюхачей на почтенный трактир наводить. Если повадится стража тут чес устраивать - того и гляди, репутацию потеряешь. А не будет репутации - так жить придется на меди: больше торговля пивом не принесет. Серебро - это серебро, его носят люди серьезные, и для них нужно место тихое, с соответствующей репутацией. Вот, например, как трактирчик Пуго. Достойнейшее заведение, полы чистые, столы вытерты, пиво разносит пара смазливых девиц, причем не шлюх, а серьезных девок: за зад ущипнуть попробуешь - можешь и схлопотать, а уж о большем и не мечтай. А самое главное - есть второй этаж, а уж там все
вылизано до блеска, и платят не медью.
        Серьезные люди туда за серьезными делами приходят. В другом месте за стеной может нюхач сидеть с писарем наготове, а у Пуго не так: у Пуго стены - это стены. И его стены тайны держать умеют. И за это Пуго платят серебром - за порядок и надежность. Если ты снял комнату у Пуго, ты временно стал хозяином маленького замка. Стены здесь тараном не прошибить: ори не ори - не услышит никто. На окнах литые решетки и внутренние ставни. Попасть наверх можно лишь через общий зал, пройдя по лестнице у всех на виду. Чужаку это не светит: день и ночь парочка слуг наготове. По трактиру работают, само собой, но главная задача для этих мордоворотов - разборки с нехорошими посетителями: один постоянно в зале дежурит для оперативного реагирования. Дебоширов они заранее примечают, глаз наметанный - оба в страже поработать успели. Да и сам Пуго хоть и немолод, но силу не растерял - мало кто на ногах больше минуты против него устоит. Удар такой, что хоть дрова им коли - кулак будто гиря. Справляются с проблемами здесь легко.
        Днем, до закрытия ворот, в трактире случайного люда хватает. От ворот до ворот народ бегает, покуда светло, а жрать да пить надо - вот и забредают. Фазанов, фаршированных перепелиными языками, здесь не подадут, но зато навалят каши, жареных сосисок, жбан пива поставят - и все за пару медяков. А чего еще надо крестьянам да мелким торгашам?
        Вечером ворота закрываются - и все, случайным людям тут делать больше нечего. Наступает время для обитателей межстенья. Чужаков нет - все свои. Тихо становится, спокойно. Зал полупустой. Обитатели верхних комнат спускаются, рассаживаются у столов вдоль стен, поодаль друг от друга, и шепчутся кучками о своих важных делах. Пара завсегдатаев трется у стойки перед Пуго, да порхает со снедью и питьем оставшаяся до закрытия служанка.
        Обычный вечер.
        А этот тип - необычный. Чужой он. Хрупкий, невысокий, бледный, глаза чистые, наивно-доверчивые, но с затаенной лукавинкой. Ну будто девка переодетая. Одежда хорошая - такие тряпки богатые студенты таскают. И капюшон на голову накинут - так ученики любят бродить… или мелочовка, до сини не доросшая. Студент? Или, может, маг-недоучка? И чего это его занесло сюда в такую пору?
        Пуго подманил пальцем Суару. Служанка подскочила к стойке, выжидательно уставилась на хозяина.
        - Ты этого хмыря в плаще знаешь?
        - Нет, первый раз вообще вижу. Да и какой это хмырь - симпатичный мальчик.
        - У, лярва! Об одном только думаешь! Что-то я смотрю, он пьет медленно, кружку ты ему не обновляешь.
        - Так он вообще не пьет. Заказал, а не пьет. И не ест.
        - Послали боги посетителя - он что, собрался над этой кружкой всю ночь трястись?
        - Не знаю. Закрываемся же скоро. Спросить его, снимет ли он комнату?
        - Я тебе дам спросить! Бегом на кухню, копуша, - Борт со своими дружками уже поглядывает косо на тебя. Небось ждут горячего!
        Старуха Ниба стукнула о стойку кружкой:
        - Плесни мне еще, Пуго, и не ругай девочку - она хорошая.
        - А не много ли тебе будет?
        - Жалко, что ли?
        - Да чего мне пиво-то жалеть! И куда тебе только влазит, вся уже провоняла, да и опухла вон как - это у тебя почки уже от пива гниют.
        - Пиво дырочку найдет. И вообще мне замуж уже точно не выходить - хочу и распухаю. Наливай давай.
        Пуго, поднеся старухе новую кружку, тихо поинтересовался:
        - Ниба, а что за мальчишка там сидит, не знаешь?
        - Не, Пуго, первый раз его вижу. Вон на него Урций косится - может, знакомы?
        - Не смеши - Урций вечно косится на всех, у кого есть яйца, а уж от такого смазливого юнца этот боров и вовсе в восторге. Не нравится мне этот парнишка.
        - А мне нравится. Симпатичный он.
        - И ты туда же, лярва старая.
        - Сам ты лярва. А еще ты кастрат.
        - Я бы тебе доказал обратное, будь ты лет на сто помоложе.
        - Так я еще столько не прожила.
        - Да что ты говоришь! А с виду не скажешь…
        Ленивая перепалка привлекла внимание Гика. Жулик пододвинулся поближе, махнул кружкой:
        - Ты, Ниба, у нас самая красивая - не слушай ты этого трактирщика, он давно женщин на пивную бочку променял. С чего вам этот малец так интересен стал?
        - А ты его знаешь? - вопросом на вопрос ответил Пуго.
        - Не сказать чтобы очень… Видел я его утром на рынке, что у ворот, о чем-то он там с Шугером трепался. И Шугер при этом выглядел очень заинтересованным - похоже, продавал этому юнцу что-то.
        - Интересно - что?
        - Шугер все, что хочешь, тебе продаст. Это же Шугер.
        - Не мели ерунду. Шугер если продает, то не репу. Шугер оружием промышляет. Что хочешь тебе достанет - хоть армейское, хоть штучное.
        - Так и я о том же: не о репе они трепались. Шугеру репа ни к чему. А парнишка на студентика похож. И по прикиду видно, что родители у него жирные. Но не столичные. Будь столичными - так не бродил бы между стенами, поближе к центру шатался. О чем такому неженке можно было с Шугером говорить? Ножичек, может, купить решил для неверной невесты… Небось и кошелек у него не пустой - к Шугеру с пустым подходить опасно. И вообще на девку похож: худосочный слишком. Пуго, если ты его на ночь выпрешь из кабака, ребятки на улице точно в темноте его за шалаву примут и за угол заволокут. Вот смеху-то будет, когда штаны стащат. Слушай, Пуго, а что за тело там, у лестницы, сидит. Вид у него - будто у гробовых дел мастера. Уж не некр ли он?
        Пуго ответил не сразу - Гик, конечно, свой в доску, но язык при нем распускать не стоит. Да и было бы из-за чего - да, постоялец мрачноватый, но человек проверенный, и пакостей от него пока не было. Частенько здесь останавливается, да и друзья его тоже нередко заглядывают. И сам он, и друзья его - все люди благородные, платят исправно, серебром платят и сверху не забывают добавить, отблагодарить. Мрачноватые, конечно, люди и немногословные - даже имен своих никогда не называли. Ну так молчание - это не грех. И на одно лицо все - видать, это семейное дело, не иначе как братья. А уж гробовщики они или некры - это их дело, Пуго в дела постояльцев носа не совал. Нос беречь надо.
        - А если и некр, тебе-то какое дело?
        - Мне? Мне - совсем никакого.
        - Вот и помалкивай. Постоялец этот - человек тихий, но что-то мне говорит, что разозлиться может вмиг. А это нехорошо будет.
        - Да уж, бугай знатный. Я его, кстати, вчера видал за заставой. Он чего-то топал к мельнице, вниз.
        - Раз топал, значит, надо ему было - ты что-то много болтаешь сегодня.
        - Так день хороший - погодка загляденье, душа прямо поет.
        - Угу. Полдня дождь шпарил, только сейчас утих. Шутник ты у нас.
        Дверь трактира распахнулась резко - будто ногой открыли. Заплясали огоньки светильников, ноздри защекотала влага свежего уличного воздуха.
        - Это что за свинья там копытом двери распахивать повадилась? - угрожающе поинтересовался Пуго.

«Свиней» оказалось две. Точнее, двое. Да и не свиней вовсе. Глянув на вошедших посетителей, Пуго прикусил язык. Эх, сразу видно почтеннейшую публику. Ну а что до дверей - так хоть головой рогатой их открывай, им хуже не станет. Двери в кабаке хорошие, крепкие. Вот кто его за язык тянул? Сколько лет прожил, а не научился за словами своими присматривать.
        Изучив парочку повнимательнее, Пуго и вовсе насторожился. Одного странного посетителя он еще стерпит, но трое - уж явно перебор: что-то тут сегодня не так. Нет, эти на смазливых юнцов не походили - высоченные, стоят ровно, будто бревна. Не атлеты - хрупковаты, но хрупкость обманчива, будто тонкое тело диких котов. И морды такие же вытянутые и бледные, будто у того парнишки. Да и не морды, а лица. Причем лица ухоженные и также прикрытые капюшонами, надвинутыми на лоб пониже. Одень в платье - и за баб сойдут. Получатся высоченные, плечистые бабы с узкими задницами. Откуда они все тут ночью появились?
        Сняв с гвоздика полотенце, Пуго принялся вытирать руки, демонстрируя посетителям готовность к обслуживанию. Посетители на него даже не покосились - так и стояли, внимательно изучая зал. Глянув туда же, Пуго увидел, как черный постоялец еле заметно кивнул. Ах вот оно что - дела у него с этой парочкой. Ну раз дела, то, значит, все нормально и зашли они не случайно. А что до вида их странноватого - так это не его, трактирщика, дело. Дела постояльцев - это свято: пусть хоть с демонами якшаются, лишь бы серебро платили.
        Рано Пуго расслабился: загадочный парень не зря его настораживал.

«Студент» встал.
        Нет, не встал - будто пружина распрямилась или на тугом луке лопнула тетива. Красиво встал - будто танцор или опытный фехтовальщик. Скользнул вбок из-за стола, единым движением распахивая плащ. Голосом чистым и мелодичным звонко произнес:
        - Сидите на месте - и никто больше не пострадает.
        Пуго внезапно понял: сиди не сиди - сейчас репутация его трактира пострадает серьезно.
        Пуго не ошибся.
        Из-под плаща парнишка выхватил два арбалета. Не армейские двужильные монстры, какими кирасу навылет прошибают, а так себе - арбалетишки. Такие таскают хлыщи из управы да ворье понаглее. Если взвести на совесть, то плечи чуть ли не до ложа складываются, и при желании такую дуру даже в рукав можно запихать. Стреляет недалеко, да и попасть трудновато, но шагов за десять - двадцать достать можно.
        Так вот что этот четырежды проклятый юнец у Шугера покупал…
        Рассказывать в подвале управы приходилось медленно, вспоминая все подробности, а на деле происходило все быстро - невероятно быстро. Сердце не успело четыре раза стукнуть с того момента, как парнишка выскочил из-за стола, а пальцы уже утопили скобы - «студентик» выстрелил с двух рук.
        Парочка новых посетителей на месте тоже не стояла - ребятки явно битые жизнью, отпрыгнули от дверей, будто блудливые коты, застигнутые в чулане за пожиранием сметаны. Но куда ты спрячешься от арбалета, если до стрелка неполный десяток шагов?
        Арбалеты стукнули одновременно, подпрыгнули в руках от отдачи. Короткие, толстые болты с чавканьем ударили в живую плоть - оба упали синхронно, один тонко, по-женски, вскрикнул. Убили или нет - неясно, но уж не задели точно: всем телом бедолаги приняли сталь, оба не смогли от ударов на ногах устоять.
        К пареньку от лестницы ринулся Хоги. Вовремя ринулся: арбалеты разряжены, перезаряжать их очень долго теперь, а в рукопашной у этого стрелка шансов нет - Хоги что кабан-переросток, тупо в доски втопчет полдюжины таких молокососов и не заметит.
        Не втоптал.
        Парень откинул разряженное оружие, полуобернулся на месте, взмахом руки встретил надвигающийся живой таран, даже не ударил - а так, прикоснулся к лицу. И случилось чудо: ноги громилы оторвались от пола, Хоги пролетел через стол, впечатался головой в стойку, на этом его полет прекратился. И вообще - на сегодня рабочий день Хоги закончился.
        Пуго остановил свою руку, тянущуюся за дубинкой. Нет, не стоит этого делать. Палка, залитая свинцом, - аргумент в спорных вопросах неплохой, но не в этот раз. С этим пареньком лучше не связываться - забьет эту палку тебе в такое место, что доктор неделю искать будет.
        Вот каналья, а казался таким милым!
        - Вам же сказано - сидите на месте, и все будет хорошо, - нервно произнес парень. - Сейчас я выйду - и можете звать стражу.
        Через весь зал пролетел стол, сбив по пути пару светильников. Добротный стол из двупальцевых досок - за таким сразу десяток пировать может. Такой от пола оторвать и втроем нелегко, а уж заставить летать и вовсе не получится.
        Но у этого постояльца получилось.
        Паренек, ловко увернувшись от пролетевшего предмета мебели, посмотрел в сторону
«гробовщика» чуток озадаченно, нервно выкрикнул:
        - Стой! Я не хочу тебя убивать! Мне нужны были только они - я сейчас уйду!
        С таким же успехом мог и со стеной поговорить: черный громила не ответил, молча попер вперед. Не торопясь пошел - не так, как кретин Хоги. Уверенно пошел - отшвыривая с пути перевернутые табуреты и перешагивая через лужи горящего масла, что пролилось из светильников. Дойдет и убьет. Голыми руками убьет.
        Три трупа за вечер - репутации трактира хана.
        Дальше Пуго на некоторое время отключился. А как не отключишься, если в твоем заведении вдруг ударил гром. Настоящий гром - будто молния над ухом сверкнула. Вроде бы перед этим громом парнишка как-то хитро крутанулся и вроде бы махнул рукой как-то нехорошо. А может, и не было этого. Трудно вспоминать - уж больно сильно громыхнуло. И отбросило Пуго назад, на спину, а там он уже не мог ничего видеть - стойка мешала.
        Грохнуло второй раз, яркая вспышка ударила по глазам, заставила зажмуриться. Из пивной бочки вырвало кран, холодная струя ударила прямо в лицо. Как раз кстати - сделав хороший глоток, Пуго рискнул приподняться.
        В зале было темновато: все светильники поразбивало. У стены и по центру разгоралось разлитое масло, в его пламени Пуго разглядел тело черного постояльца. Пуго сразу понял - он мертв. Ну не может человек дымиться, будто сырое полено в очаге, и быть при этом живым. Да и запашок очень нехороший - будто цыпленка в огне спалили.
        В дверях толкались разбегающиеся посетители и постояльцы. На такой фейерверк стража быстро пожалует, а со стражей народ местный общаться не любил. А Пуго куда деваться? Не бежать же - заведение-то его… так что не было печали…
        Выбравшись из-за стойки, Пуго сорвал с ближайшего окна занавеску, подержал ее под струей хлещущего пива, кинулся забивать пламя, пока пожар тут не уничтожил то, что пощадил проклятый мальчишка. Огонь уже успел разгореться и ушел неохотно, заставив Пуго от души надышаться едким дымом.
        Убедившись, что языков пламени больше нет, Пуго отбросил занавеску, кашляя и умываясь слезами, вырвался на улицу. Согнулся на крыльце чуть ли не вдвое, закашлялся еще сильнее, пытаясь прочистить легкие. Желудок тут же скрутило судорогой. Инстинктивно, стараясь не наблевать у дверей своего заведения, Пуго просеменил вперед, склонился над сточной канавой - и только тут разрешил утробе очиститься.
        Отплевываясь, распрямился, покосился влево. Ну что за день - угораздило его именно сюда блевать приползти! Репутации трактира и так хана пришла, лужа блевотины у дверей дела бы уже не ухудшила.
        Оба посетителя, заработавшие стрелы в первые мгновения заварухи, лежали у канавы. Один был мертв - не может человек остаться живым, если ему пробило голову. Второй, очевидно, сумел дотащить его сюда, несмотря на свою рану. Но здесь его силы иссякли - уложив голову убитого себе на колени, мужчина плакал. Плакал страшно - с хрипом, с кровавой пеной. Так плачут перед уходом - умирая.
        Страшный плач.
        По мостовой зацокали подкованные сапоги - к умирающему и мертвому подошел убийца. Остановившись возле канавы, в шаге от своих жертв, парень бледно улыбнулся и нежным, тихим голосом спросил:
        - Элмарен, ты узнаешь меня?
        Умирающий с трудом приподнял голову, глянул слепо, непонимающе.
        - Вижу, что не узнал. Посмотри внимательнее.
        Убийца наклонился, отбросил капюшон, рассыпав по плечам водопад длинных светлых волос.
        - Посмотри. Хорошо посмотри. Ты умираешь, но там, куда ты попадешь, ты должен помнить о том, кто тебя туда отправил. И ты будешь знать, что это только начало.
        Элмарен дернулся, упал на бок, захрипел, с неописуемым ужасом глядя на убийцу, с натугой простонал:
        - Хэ… Хе… Хэеллен… отродье… ты-ы-ы…
        Стон перешел в бульканье, изо рта хлынула кровь, началась агония.
        Убийца, вернув капюшон на голову, будто в воздухе растворился. Исчез во тьме. Дело это нехитрое - ведь фонарь над входом тоже разбило, а из-за туч ни звезды, ни луна, ни Шрам не достанут.
        Пуго и сам не понял, что его дернуло шагнуть лишних два шага и склониться над телами. Наверное, интуиция. Не так выглядели эти парни, не так. Не бывало здесь таких никогда. Не то с ними что-то… совсем не то…
        Потянувшись к умирающему, медленно поднял капюшон. Не веря своим глазам, крепко зажмурился, взглянул еще раз. Убедившись, что зрение не обманывает, нервно икнул, на грани слышимости потрясенно прошептал:
        - Зайцы… мать их… Зайцы… Хана мне теперь…
        Встав, Пуго, шатаясь, потопал в сторону ворот. Он, конечно, не надеялся, что сможет уйти из города. Не уйти ему - его же первого искать теперь начнут. Трактир, будь он неладен… Но и оставаться здесь он тоже не мог.
        Надо делать хоть что-то. Нельзя стоять на месте. Нельзя. Плохое это место.

* * *
        Тихо журчит вода под старой мельницей. Рабочие сняли с колеса лопасти, а новых не поставили. Незачем ставить - река здесь обмелела, ушла в новое русло. Там теперь строят другую мельницу, получше старой. А сюда никто и не заглядывает, тем более ночью, в предрассветный час, когда вся нечисть озверело ищет добычу, спеша насытиться перед дневной спячкой. А ведь в омутах под мельницами много чего нехорошего прятаться может.
        Плохое место. Если бы кто-то в эту пору проходил мимо, то сам убедился бы в этом. Из окон и щелей струится мерзкий синий свет, внутри что-то потрескивает, и кто-то бубнит на неизвестном языке.
        Не иначе некры какую-то гнусность творят.
        - Целое стало меньше.
        - Мы ощутили потерю.
        - Наша часть и так мала, а теперь стала еще меньше. Нам больно.
        - Твоя боль - боль части и целого. Мне больно вместе с тобой.
        - Целое, впусти часть со мной, дай мне прикоснуться. Издалека прикоснуться. Почувствовать.
        - Тебе не дадут это осуществить. Ты потеряешь себя в целом. Твоя миссия как части еще не окончилась. Крепись и приблизь миг единения.
        - Мне трудно. Но я сделаю все, чтобы объединить часть с целым.
        - Найди того, кто сделал целое меньше. И прекрати его существование.
        - Мы прервем его существование. Никто не должен делать целое меньше, даже если это часть.
        - Целое имеет еще одно дело. Целое посмотрело все, что видело наше новое око. Целое нашло странное.
        - Если часть должна знать, что это, то часть готова слушать про странное.
        - Око сделало съемку Южного материка.
        - Око делало то, что должно было делать. Мы должны сделать материк своим сейчас. И частью целого потом.
        - Да, часть, око делало то, что должно было делать. И око нашло радиосигналы в дециметровом диапазоне. Источник сигнала был на Южном материке.
        - Око нашло странное.
        - Око нашло странное. Око сделало снимки места, откуда излучался сигнал. Око нашло там много странного. Такого странного мы еще не видели. Почувствуй то, что видело целое. Издалека почувствуй. Не приближайся.
        - Целое, я хочу стать ближе.
        - Терпи. Миг единения еще не настал. Смотри все.
        - Я вижу. И мне хорошо. Я чувствую восторг. Я почти прикоснулся к целому.
        - Целое ослабляет контакт. Целое недовольно. Часть не должна так сильно хотеть раствориться в целом. Это может мешать нашему делу.
        - Целое, это не помешает нашему делу. Часть будет стараться приблизить миг единения.
        - Целое верит. Целое показало части все странное, что видело око на Южном материке.
        - Часть видит странное.
        - Часть должна прийти на это место. Часть должна изучить это странное. И часть должна прекратить существование странного, если оно мешает нашему делу. Если странное не станет понятным - тоже прекратить. Непонятное опасно.
        - Да, целое, часть готова.
        - Прерываю контакт.
        Синее мерцание померкло, рассыпалось жалкими искрами, потухшими почти сразу. Черный человек вышел из здания мельницы. Посмотрел наверх, в сторону городской стены. Скоро рассвет, ворота откроют, и он пройдет в город, растворившись в толпе крестьян и торговцев. И найдет там того, кто сделал целое меньше.
        И прервет его существование.
        Глава 2
        Этот самец был хитер. Очень хитер. Но Тим тоже не дурак - нет в степи такой антилопы, что сможет его перехитрить. Да и не настолько хитер вожак этой маленькой стайки, раз приперся под самое становище, - похитрее козлы бывают. Грех упускать такой момент - и такие рога.
        Рога отменные. Причем оба. У антилоп вечная проблема с ними - как брачный период, так ломают их друг о дружку. Тупые создания: лупят по крепким лбам. Часами стучат, покуда у кого-то из противников не помутится в глазах или рог наконец не сломается. Хотя в этом свой резон - в таком бою антилопы не убивают друг друга, не ослабляют популяцию. Но и сломанный рог не отрастает. А если сломал оба, то все - уже не самец. Таких выгоняют из стада, и долго подобные одиночки потом не живут. И верно - нечего плохими генами засорять популяцию. Стаду нужны самцы с крепкими рогами, чтобы любому хищнику можно было бока пропороть.
        Раз этот самец дожил до таких лет и сохранил оба, значит, они у него крепкие. А учитывая их длину, ох и замечательный лук выйдет. Нет, этот лук, конечно, тоже неплох. Но он старый - дедовский, не свой. Настоящий мужчина должен принести мастеру все свое, добытое своими руками. И Тим это сделает.
        Шарка мысли о генетике и регулировании развития популяции копытных не волновали. Что с него взять - обычный степной мальчишка. Горящими глазами косясь в сторону стайки, он выдохнул:
        - Тим! Рога! Хорошие рога!
        - Хорошие рога, - согласился Тим. - Давай догоняй. Я сниму его на скаку.
        Жизнь на равнинах, среди кочевников, научила местное зверье опасаться человека. Даже самая глупая тварь знала, на что способен лук в руках этих голокожих обезьян. Антилопы держались подальше от мест, где охотник может подкрасться на расстояние выстрела. Хотя если не торопиться, то можно змеей проползти по траве и, вскочив, подбить зверя чуть ли не в упор.
        Но сегодня Тим не хитрил - не тот случай. Эти рога он возьмет в честном поединке, дав добыче шанс на спасение. Шанс, честно говоря, слабый, но все же шанс.
        Кунар пошел галопом чуть ли не с места - умному коню хватило легкого понукания. Хороший у Тима конь, а ведь как смеялись над мальчишкой, умолявшим не резать неказистого жеребенка. И ведь отбил его, не дал тронуть. И что? Выросло из корявого создания чудо степное - длинноногое, гибкое, глазастое, проворное словно ветер. Догнать Кунара лишь стрела может, да и то не всякая. Старики плевались, шептали о демонах, выкормивших скакуна кровью матери. Мужчины помоложе относились к Кунару более прагматично, таская к нему лучших кобыл, чтобы поднять новую породу. А уж молочной соской выкармливал Тим осиротевшего еще до рождения жеребенка или кровью кобылы-матери - их волновало мало.
        Вожак антилопьей семейки рванул с места, будто заяц. Хорошо пошел - такого попробуй догони. Будь у Тима простой конь - не догнал бы, конечно, но ведь несет его Кунар, а от Кунара не уйти. Ближе, ближе, еще ближе… Беременная самка отстала, испуганно шарахнулась в сторону. Беги, дура, - не нужна ты Тиму. Да и позорно такую добычу брать - разве что от голода умирая. Но голодом и не пахнет - уж мяса накхам всегда хватало.
        Тим сжал ноги, давлением колена заставляя Кунара пойти правее. Умный конь отреагировал мгновенно, пошел куда попросили, подставляя дичь под выстрел. Подцепить кольцом тугую жильную тетиву, отвести назад, под самое ухо, развести пальцы… Широкий охотничий срез ударил вожака антилопьей семейки прямо под затылок. Замечательный выстрел - после такого не надо гоняться за подранком.
        Козел перекатился через голову, забил копытами, захрипел. Подскакав к нему, Тим осадил коня, потянулся за мечом, но отдернул руку - добивать добычу уже не надо.
        Шарк даже на такой короткой дистанции ухитрился отстать прилично, но зрение у степняков орлиное - ни одной подробности охоты не упустил:
        - Тим! Хороший выстрел! Ты ему чуть голову не отрезал стрелой! Можно я наберу крови?
        - Можно, - разрешил Тим.
        - Я рога тогда сам сниму. И печень вырежу, можно?
        - Сколько тебе говорить, чтобы не жрал сырую печень. Сожрут тебя черви потом.
        - А твой отец говорил, что у антилоп печень не червивая. Он говорил, что у медведей много глистов и у свиней.
        - Не мог мой отец сказать такое.
        - Я все не помню. Да и что это за черви, которых не видно? Если я не вижу в печени глистов, значит, их там нет.
        - Так же говорил твой брат. А потом его утробу уксусом со жженой кровохлебкой заливали. И выманивали червя молоком и медом. Червь так и не вылез - и убил твоего брата.
        - Неправда! Вылез! Начал вылезать! У Кумби не хватило терпения, и он закрыл рот. Откусил от червя голову и кусок тела длиной в две руки. А остальное извивалось от боли внутри брата, пока Кумби не умер.
        - Вот и тебя ждет такое.
        Шарк, подставляя ладони под рану, начал хлебать кровь. Все, что проливалось мимо, шло в плоскую кожаную чашу. Наполнив ее до краев, мальчишка протянул сосуд Тиму. Тот спешить не стал - достал крошечную коробочку, заполненную солью и степным перцем, приправил напиток, начал пить не торопясь, не покидая седла, держа чашу в левой руке.
        Шарк, занявшись разделкой туши, не унимался:
        - Как такой большой червяк мог вырасти из маленького кусочка печени?
        - Это не из печени, это твой брат руки перед едой от навоза не отмыл. И подцепил глиста от коровы или лошади.
        - Тим, ты сильный воин, но говоришь, как твой странный отец. Вроде бы слова понятны все, но что говоришь - не понять. Как может от навоза в животе завестись червяк длиной в десять рук?
        Тим вздохнул: любознательный мальчишка никак не успокаивался. Вот попробуй полудикому одиннадцатилетнему накху объяснить особенности жизненного цикла кишечных паразитов. Это же степняки - большинство не знает, что из одинокого семечка вырастает дерево. А те, кто знают, знают только потому, что не кочуют, а живут в становище. В становище все не так, как в кочевьях, - в становище есть огороды и даже поля со злаками. Конечно, земледелие на примитивном уровне и все равно закупать почти все зерно приходится на побережье, но все же объяснить пацану из становища, что из невидимого зернышка вырастает страшный червь, было бы попроще.
        Кунар первый почуял приближение всадников, повернул голову в сторону кургана. Тим, доверяя чутью коня, обернулся туда же, руку автоматически послал поближе к колчану. Если что - бросит чашу и успеет выпустить стрелу за три удара сердца.
        Из-за старого кургана показалась четверка всадников. Еще не видя лиц, Тим понял - это родственные накхи. С виду все кочевники одинаковы, но это для дураков с побережья. На деле между ними великое множество различий. У каждого рода своя система бляшек на конской сбруе, разная высота закатанных полей у шапочек и шлемов; гириты под уздечку вешают связки крысиных хвостов, оламеки туда же цепляют скальпы врагов, и так далее. Опытному взгляду достаточно мгновения, чтобы определить, кто ты такой.
        Разглядев лица, Тим узнал лишь одного: молодой мужчина - из того кочевья, что пришло к становищу вчера, остальные - дети не старше Шарка. Кочевье невеликое - и полусотни народа не наберется взрослого. Пощипали их где-то на востоке оламекские волки-воины, теперь, говорят, сливаться они думают с кем-нибудь, покуда род опять не окрепнет.
        Странно, что уже взрослый воин с детворой якшается, - не по возрасту ему наставником мелочи быть, да еще и трех сразу. Ну да в чужом роду, может, и порядки свои.
        Четверка осадила коней перед Тимом, закружила вокруг хороводом. Мальчишки презрительно цокали и сплевывали под копыта коня, мужчина гонял коня молча, бросая на Тима злобные взгляды. Тот и ухом не повел на угрожающую пляску степняков - продолжал осушать чашу, флегматично поглядывая в сторону кургана.
        Покружив с минуту, мужчина решил, что ритуал демонстрации собственной крутости можно считать законченным. Не настолько велика добыча, чтобы, привлекая к себе удачу парочки ребят, кружить вокруг них четверть часа. Такая антилопа - добыча хорошая, но не знатная, хватит и минуты ритуальной карусели, если ты, конечно, не излишне суеверен.
        Осадив коня, мужчина произнес:
        - Я - Норг из рода Шулаков, сын Инина из рода Шулаков, что погиб от собак-оламеков, и мать моя Гнира из рода Ликадов, здравствует и поныне, выносив четырнадцать детей и вырастив четверых. Это мои младшие кунаки: Бирго, Анахем и Пивисар.
        Тим, допив кровь, взмахнул чашей, стряхивая последние капли, спрятал в седельную сумку, сложил руки на луке седла, степенно представился:
        - Я - Тимур из рода Ликадов, сын Сергея, что небесный безродный, здравствует и поныне; мать моя Энеяна из рода Ликадов, выносила шесть детей, вырастила одного, умерла при родах. Это мой младший кунак Шарк.
        Норг осклабился:
        - Я слышал о тебе, Тимур. Это правда, что твой отец пришел с неба, а твой конь может обогнать стрелу?
        - Да. Отец мой явился с неба. Кунар - мой конь, он быстр, и стрелу, думаю, может, и обгонит. Не хочется мне этого проверять - ведь может и не обогнать.
        Степняки дружно заржали - столь простые шутки им нравились.
        - А правду говорят, что вы пришли, чтобы слиться с родом Ликадов?
        - Да, Тимур, правда. Нас мало, наши мужчины изранены, мы не можем кочевать сами. Нас так мало, что даже мне приходится делить степь с тремя младшими кунаками сразу. Говорят, твой конь - нерожденный? Это тоже правда?
        - Правда, - кивнул Тим.
        - Как это может быть?! - с суеверным опасением поинтересовался Норг.
        - Мать Кунара погибла: в нее попала стрела при набеге оламеков. Я увидел, что ее брюхо шевелится, и разрезал его, вытащил жеребенка. Потом сам его выкармливал несколько дней, пока он не окреп и не стал бегать за кобылой-кормилицей.
        - Ты очень хитрый, раз в неродившемся жеребенке разглядел такого коня. Ты покажешь нам место, где твой отец сошел с небес?
        - Мне надо закончить с этой антилопой. Я взял ее из-за рогов, но бросать мясо не стоит тоже.
        - Конечно, - кивнул Норг. - Мои кунаки помогут разделать тушу, и потом мы можем посмотреть на то место.
        - Хорошо, - согласился Тим. - Но поспешите: нам до того места добираться придется час. У вас лошади уставшие.
        Мальчишки, спешившись, повытаскивали ножи, принялись помогать Шарку. Глядя, как они жадно жрут печень, Тим поморщился, но ничего не сказал.
        На вторую лекцию о паразитах его не хватило.

* * *
        Анахем, склонившись, изучил следы, удивленно заявил:
        - Это человек! Тут пешком прошел человек!
        - Тебя не спрашивают, кто прошел, все и сами видят, - одернул мальца Норг.
        Тим, покосившись на воина, заметил в его глазах неуверенность. И в самом деле трудно поверить, что кто-то по степи своими ногами может передвигаться. Если ребенок здесь пошел - это еще не радость, радость - когда начинает в седле держаться. Все - этот младенец уже настоящий ребенок, его вырастили. Теперь несколько лет - и в кунаки пойдет.
        Страшное наказание - это когда тебя отвозят в сухую степь и бросают там одного, без коня. Тот, у кого нет коня, уже не степняк. Он - вне закона. Не доберется до него стрела кочевника, так хищники догонят. Конь и человек в степи - это две половинки единого целого, разделять их нельзя.
        Норг обернулся:
        - Тимур, мне жаль такое спрашивать, но не изгоняли ли у вас из рода кого-нибудь недавно?
        - Нет, Норг, не было такого. И я не слышал, чтобы это было у соседей.
        - Они могли молчать о таком позоре.
        - Могли.
        - Тимур, трава еще шевелится, он ходил здесь недавно, мы его быстро догоним и принесем в становище его голову.
        - Я не вижу у тебя знаков посвящения. Ты - не воин. И я не воин. А это - всего лишь младшие кунаки.
        - Если ты не воин, то почему у тебя есть меч?
        - Я снял этот меч с врага. Убил врага сам. Меч врага - мой меч: мое право.
        Норг презрительно сплюнул:
        - Тимур, и ты, такой грозный убийца, испугался пешего? Не бойся - твой быстрый конь, если сильно постарается, унесет тебя от него. Ведь этот изгой - пеший.
        Кунаки Норга обидно заржали. Но Тимура этим не пронять:
        - Норг, твои слова меня не заставят делать глупое дело. Если у этого человека есть лук, он может ранить или убить младших кунаков. Подумай о таком позоре.
        - Я подумал. Наш род теперь слаб. Если принесем голову этого изгоя, покажем, что мы - не грязь под копытами оламеков. Это согреет сердца сородичей. Старики скажут, что род не угас. Он расцветает вместе с нашим взрослением. А ты можешь идти за нами. Посмотришь издалека.
        - Это твой выбор, Норг. Но все же побереги кунаков.
        - Я так и сделаю. Они пойдут за мной - я первым встречу этого изгоя.
        Четверка накхов-шулаков рванула по следу. Шарк, посмотрев им вслед, жалобно прогудел:
        - Теперь они убьют изгоя сами - и станут говорить всем, что мы испугались.
        - Шулак - люди глупые и завистливые. Какие бы подвиги мы ни совершили, всегда найдутся злые языки, которые будут говорить плохое. Так что не обращай внимания на молву.
        - Все равно мне обидно будет.
        - Норгу голова изгоя нужнее. Он из Шулаков, а у тех принято на уздечку подвязывать узелок из волос убитого врага. У Норга нет ни одного такого узелка, а он уже созрел для воинства. Его это тяготит. А мне этого не нужно.
        - Тебе хорошо говорить - ты убил зимой двух оламеков и привел их коней. А я когда смогу убить своего первого врага?
        - Рано тебе еще.
        - Ты всегда так говоришь. Тим, мы останемся или пойдем следом?
        - Мы пойдем за ними. Нам все равно туда идти.
        - Зачем?
        - Шарк, не будь глупцом. Мы обещали им показать место, где мой отец сошел с неба. След ведет как раз туда.

* * *
        К Мокрому урочищу Тим и Шарк добрались через час. Ровная, как лепешка, степь здесь изменяла себе: сваливалась вниз, в плоскую долину. На дне ее сочился крошечный ручеек, не пересыхавший даже летом; правда, местами он исчезал полностью, прячась под землю. Далеко внизу вдоль русла протянулась серия крошечных озер - туда пастухи любили гонять стада на водопой, там же частенько останавливались проходящие кочевья накхов.
        А сюда люди забредали нечасто - среди кустарников и деревьев трудно пасти скот, да и дикие собаки со всеми удобствами воруют здесь молодняк. Почва каменистая, трава скудная - нечего тут делать степнякам.
        Тим подъехал к хвосту установки, остановился в десятке шагов. Ему нравилось смотреть на эту гору исковерканного металла - несмотря на сильные повреждения, часть металлической птицы выглядела будто кусок тела настоящей, живой птицы. Только птицы огромной. Страшно представить, какая сила поднимала все это сооружение в небо, и ту кузню, где выковали такую огромную штуку.
        Шарк, очевидно, мыслил схожим образом.
        - Тим, а скажи правду - твоего отца и всех ваших сородичей великаны сбросили с небес?
        - Почему ты такое подумал?
        - Ну сам посмотри - это какой горн должен быть, чтобы такие куски металла вместил. И какая наковальня. И молот. Человек такое не выкует. Только великан.
        - Это не выковывали. Этот вообще не железо.
        - Я знаю. Волшебный металл. Красивый, но плохой. Не годится ни на оружие, ни на доспехи.
        - Хватит язык чесать, едем дальше.
        Тим направился вниз. Путь его пролегал параллельно той тропе, которую, умирая, проделала рукотворная птица. Мокедо рассказывал, что они долго кружили над степью в поисках удобного места для посадки. Мокедо не хотел сажать сюда машину, но командир экипажа решил иначе. Рассказывая об этом, Мокедо всегда сожалел, что не смог его отговорить - может быть, таинственный командир установки выжил бы.
        Командир погиб сразу, когда машина, ударившись о землю, лишилась хвоста и керамического щита. Установка, скользя вниз по склону, снесла несколько деревьев, ствол одного из них пробил днище под кабиной и угодил прямиком в живот командиру. Все это происходило так быстро, что тело разорвало простой древесиной - Тиму всегда было непросто представлять этот момент. Броня, защищавшая экипаж от холода космоса и огня возмущенной атмосферы, легко сдалась перед степным деревцем.
        Шарк, дурачась, попробовал направить лошадь на оторвавшееся крыло, но животное фыркнуло и заупрямилось - не желало наступать на сомнительную поверхность.
        - Не надо туда коня заводить, - предостерег Тим. - Крыло пустое внутри, металл тонкий и изодранный от удара, может не выдержать. Если копыто провалится, твоя лошадь сломает ногу.
        Кунак шарахнулся назад: если он лишится лошади, Тим поступит с ним сурово. Запросто может пешком погнать до становища, да еще и палкой при этом подгонять. Такой позор смыть будет непросто.
        Фюзеляж, лишившись крыльев, скользил еще долго, остановившись лишь на дне долины. Внизу он к тому же перевернулся и последние метры прошел боком, нагребая перед собой содранный дерн и кустарник. Ручей по весне и после ливней разливался хорошо и за эти годы нагреб на останки орбитального челнока немало своего мусора. Фюзеляж превратился в основу настоящей дамбы, запрудив русло. За ним теперь синело маленькое озеро.
        На его берегу Тим разглядел первое тело.
        Приподнялся в стременах, напряженно всмотрелся, углядел синюю кунаковскую шапочку, прошипел Шарку:
        - Поворачивай назад и жди меня наверху. Похоже, Норг потерял одного кунака, я не должен потерять тебя.
        Шарк послушно развернулся, уже на ходу уточнил:
        - Может, мне скакать в становище? Позвать мужчин Ликадов и Шулаков?
        - Не надо. Неизвестно, что тут случилось, может быть, над нами эти шакалы просто шутят, и мы опозоримся. Но если меня не будет долго, тогда скачи очень быстро и зови помощь.
        Проводив удаляющегося Шарка взглядом, Тим двинулся дальше. На ходу достал лук, подумав, извлек из колчана пару срезов - один зажал в зубах, второй наложил на тетиву. Вряд ли человек, передвигающийся по степи на своих ногах, будет облачен в серьезные доспехи, которые пробивают боевыми трехгранниками. А раз так, то лучше бить срезами: тут уже все равно куда попадешь - кровь рекой хлестать начнет, жертва быстро лишится сил даже от раны в ноге или руке.
        Добравшись до берега, Тим с высоты седла осмотрел тело. Это был Анахем, но узнать его можно было лишь по ромбической вышивке на боках шерстяной безрукавки. Лица у Анахема не осталось - вместо него бугрилась жуткая личина, собранная из отслоившихся кусков багрового пропеченного мяса и лоскутьев свернувшейся обгорелой кожи. Мальчишку будто в костер прогоревший лицом окунули и подержали в углях, пока брыкаться не перестал. Вот только не видно поблизости костров. Да и будь дело так, спалило бы и шапочку, и плечи, и грудь. А ведь ничего не тронуло - лишь лицо сожгло.
        Кунар всхрапнул, показывая хозяину, что соседство с мертвым телом ему не нравится. Инстинкт коня подсказывал, что от таких мест надо держаться подальше: где-то рядом крутится тот, кто убил, да и падальщики на это дело быстро сбегаются. А падальщики здесь такие бывают, что хищники перед ними поклоны гнут.
        У противоположного берега в воде плавало тело еще одного мальчишки, а дальше, возле кустов, лежала туша коня. Остервенело квакали лягушки, подсказывая, что возле озера опасности нет. Но это не слишком успокаивало - страшный убийца где-то рядом. Как он может жечь юрких степняков? Нет такого оружия. Или это боевой маг из далеких северных земель? Но разве не почуяли бы его шаманы накхов? Должны были почуять.
        Где искать этого странного изгоя, убившего как минимум двоих кунаков глупца Норга? И как его победить?
        Внутри фюзеляжа громыхнули металлом.
        Соскользнув со спины коня в траву, Тим присел, шлепнул Кунара по голени.
        Кунар - не простой конь, он конь нерожденный. Умен не по-лошадиному, понимает хозяина с полунамека. С места рванул будто в погоню, проржал злобно, как бы вызывая невидимого врага на бой.
        И враг показался - выскочил из дыры в фюзеляже. Высоченный черный человек. Черное пальто - такие иногда носят люди на побережье, - черные брюки, черная шляпа. Как он не засох от жары в таком наряде посреди сухой степи?!
        Черный человек поднял руку. В руке было зажато что-то непонятное, но явно плохое. Может быть, то, чем он сжег лицо Анахема. Некогда разглядывать - не стоит испытывать скорость его магии, можно потерять Кунара.
        Срез ударил черного человека в бок, повыше поясницы. Будь это пальто простым - разрезал бы ткань и мясо, сокрушил ребра, распорол легкое. Упал бы убийца, булькая кровавыми пузырями и выплеснув реку крови. Однако пальто оказалось хитрым: стрела застряла в ткани, не пробила. Но удар вышел хорошим - не удержавшись на ногах, противник завалился в воду. Отлеживаться не стал, тут же вскочил, поднимая руку, повернулся в сторону Тима.
        Второй срез ударил черного человека в лицо. Ты изуродовал Анахема, а теперь Тим изуродует тебя. Широкий наконечник вспорол щеку от уголка рта чуть ли не до уха, с треском сокрушил зубы и кость, застрял в черепе. Страшная рана - от такого шока даже степной бык свалится, но этот великан не упал, лишь пошатнулся. Из руки вырвался ослепительный белый шар, со свистом ушел вверх.
        Больше стрел не было, прятаться тоже некуда, и сбежать не получится - шар летает не медленнее стрелы.
        Тим бросил лук, пригнулся, выхватил из-за голенища узкий нож, обманно рванул влево, но тут же поменял курс, прыгнув вправо. Левее сверкнуло, новый шар, ударив в землю, рассыпался мириадами искр, взметнулся густым дымом от влажной осоки.
        Еще один прыжок, уже вперед - и новая вспышка, теперь за спиной: быстр черный человек, очень быстр, но Тим быстрее.
        Тим вскинул руку, угрожающе замахиваясь ножом. Черный человек невольно дернулся, готовясь увернуться от клинка. Но юный накх не дурак, чтобы надеяться разрешить бой таким сложным способом: если этот великан сумел со стрелой в лице воевать, то ножом его и подавно не остановишь.
        Тим левой рукой потянул за петлю кистеня, рванул вперед, прыгнул, распластавшись в прыжке параллельно земле, взмахнул оружием. Черный человек уже выцеливал юркого противника, но выстрелить не успел - гирька угодила точно по запястью, выбив блестящую штуку, зажатую в ладони.
        Оружие, из которого черный человек метал сжигающие шары, отлетело в озеро. Не успело оно еще коснуться воды, как Тим, вскочив с земли, в длинном выпаде попытался вонзить нож в глаз черного человека.
        Зря он это сделал. Очень зря. Убийца пресек атаку, ухватившись за запястье, потянул противника к себе. Тим вскрикнул от боли - суставы затрещали, вот-вот лопнут кости. Да что это за демон, которого не берут стрелы! Он, похоже, из железа сделан - сопротивляться невозможно, сила дикая.
        Но Тим сопротивлялся. Ухитрился перехватить в зажатой руке нож, сунуть лезвие под обшлаг рукава пальто, от души там полоснул. Сталь острая - хоть брейся, кровь хлынула рекой, но эта ходячая гора даже внимания не обратила на такую неприятность. Ухватил Тима второй рукой за плечо, рванул вверх, подняв, будто мешок с соломой, швырнул о землю.
        Спасибо Мокедо - если бы не его уроки, выбило бы из Тима дух после такого удара. Не выбило - извернувшись в воздухе, он встретил землю упреждающим ударом рук, пустил тело вбок, перекатился, встал. Горели отбитые предплечья и ушибленное плечо, но это ведь мелочи - на уроках Мокедо иной раз не понять было, осталось ли в теле Тима хоть что-то, что еще не болит.
        Черный человек деловито шагнул вперед, протянул руки, собираясь вновь ухватить прыткого парня. Теперь, наверное, кидаться им не станет, а попросту придушит или даже раздавит.
        Тим побежал. Побежал быстро, надеясь, что противник не скоро достанет свое оружие из озера. Но черный человек не стал задерживаться - рванул следом, рванул быстро, невероятно быстро. Да как подобная живая гора может бегать со скоростью лани?
        Тим понял - ему не уйти. Через тысячу или миллион шагов черный человек его обязательно догонит. Этот демон, похоже, готов гнать добычу до самого побережья, а вот Тиму столько не продержаться.
        Тим свистнул. Свистнул призывно. Умный Кунар появился чуть ли не мгновенно, вынесся из кустов, чуть повернул, помчался параллельно хозяину, идя на сближение. Прыжок - и все, Тим в седле. Спасен. Не догнать теперь Тима черному человеку.
        Будь на месте Тима кто-нибудь другой, то так бы и мчался до самого становища, но Тим не такой. Тим помнит, что где-то здесь еще остались Норг и его третий кунак. Не исключено, что они еще живы, - не стоит оставлять соплеменников в этом урочище. Против черного человека у них нет ни одного шанса. Да и нельзя давать врагу передышки - вернется, найдет в озере свое оружие и встретит воинов-накхов огнем.
        Между тем черный человек не останавливался, так и бежал - видимо, силой его одарили в ущерб разуму: ну разве может пеший в здравом уме гнаться за конным?
        Обернувшись, Тим увидел, что на бегу убийца деловито тянется за пазуху, что-то там нашаривает. Это Тиму не понравилось - а вдруг у него там припрятаны запасные блестящие штуковины для сжигания людей? Рука ухватилась за бухточку свернутого аркана, сдернула с деревянного крепежа, пальцы вслепую прошлись между веревками, встряхнули, отпустили узелок.
        Тим осадил коня, раскрутил аркан над головой, ловко метнул навстречу врагу. Черный человек вскинул руки, пытаясь ухватить веревку, но не сумел - так и угодил в петлю, затянувшуюся под мышками. Кунар, получив пинок в бока, обиженно проржал, ринулся вперед. Тим успел перехватить конец аркана через переднюю луку, потянуть на себя, помогая коню сбить добычу с ног. И им это удалось.
        Черный человек рухнул поверженным колоссом, а это - все, конец. Кто упал, тому встать уже всадник не даст - враг понесся по степи волочащейся тушей. Все колючки, все ветки, все бугорки у нор грызунов, все камни - все теперь его. Достаточно несколько минут потаскать воина по буеракам, чтобы превратить его в комок стонущего мяса. И непробиваемая одежда здесь не поможет - голову она не защитит.
        Тим садистски выбирал самые непростые пути - чтобы камней было побольше и ухабы были покруче. Черный человек поначалу дергался. Пытался выбраться из петли, но быстро оставил это дело, затих. Тут только нож может спасти, но если у него и есть засапожник, то теперь до него не дотянуться.
        Кунар вырвался наверх, вдалеке Тим увидел Шарка, но ехать к нему не стал - помчался вдоль урочища, к ближайшему кургану. Он не знал, чья это могила, вроде бы очень старая, до накхов еще оставлена. Да какая разница чья - главное, что там, на вершине, стоит грубый каменный идол. Здоровенный идол - такого и десять мужчин не поднимут.
        Как раз то, что сейчас надо.
        Конь взлетел на вершину кургана, послушно обогнул идола, затем резко рванул на прежний курс. Кунару хорошо - как хочет, так и скачет. А вот черному человеку такие маневры недоступны - влетел головой в камень. Хорошо влетел - с треском. Остановленный рывком аркана конь взвился было на дыбы, но удержался, рванул дальше - крепкая веревка из конского волоса не выдержала, лопнула.
        Тим, еще не веря в гибель черного демона, выхватил меч, развернул коня, помчался к идолу, отводя оружие для косого удара. Не понадобился удар - не может человек выжить, если ему голову о камень разнесет. Ну может, и не разнесло, но чудом не потерявшаяся шляпа теперь почти до плеч доставала - голову сплющило чуть ли не вдвое.
        Остановившись над поверженным противником, Тим спрятал меч в ножны, сплюнул трупу на спину, развернул коня, направился вниз.
        Шарк, не утерпев, подскакал поближе, заорал:
        - Тим, что мне делать?
        - Езжай за мной. Я убил этого изгоя. Но он убил двух кунаков Норга. Третьего кунака и самого Норга надо найти - может, они раненые где-то внизу валяются. Когда найдем, вернемся в становище.
        - А может, сперва обыщем этого дохлого изгоя - вдруг у него есть золото?
        - Зачем? Мы с тобой не воины, старшие отберут у нас все ценное, что найдут. Вот пусть сами и обыскивают.
        - Тим, ты правильно тогда сделал, что не стал ехать вместе с ними. Они притянули бы к нам свою неудачу, и мы бы могли умереть.
        - Шарк, я всегда все делаю правильно. Тебе бы пора уже это запомнить.

* * *
        - Целое стало меньше.
        - Мы ощутили потерю.
        - Это вторая часть за один день. Это большая потеря для нашей части.
        - Мне тоже больно. Но это не должно мешать нашему делу.
        - Не должно. Но что теперь нам можно сделать - ведь часть не вернуть?
        - Часть не вернуть. Но надо закончить дело, начатое частью. Район, где нашли странное, должен стать нашим быстро.
        - Это противоречит нашим планам.
        - Мы изменим планы. Странное важнее. И потеря части важнее.
        - Да. Важнее. Мы изменим планы.
        - Теперь нам надо прервать существование тех, кто сделал нас меньше на две части.
        - Мы прекратим их существование.
        Глава 3
        Сеул не спал уже две ночи. Первую ночь он развлекался с женщиной. Женщина пользовалась благоприятным моментом - муж ее по делам покинул город на день, и она требовала от любовника всего того, чего ждала от него целый месяц. Вторую ночь ему пришлось дежурить в управе, и дежурство выдалось таким, что не подремать. Другой бы на его месте уже свалился от усталости, но Сеул - не слабак. Да и как тут свалишься, если нет уверенности в том, что поспать следующей ночью удастся, да и вообще доживешь ли до нее…
        Королевский префект Юронус этой ночью поспал хорошо. И прошлую ночь тоже спал. Но вид у него был не менее усталый, чем у Сеула: он также был не уверен, что доживет до следующей ночи. А если и доживет, то могут не дожить многие из его подчиненных - ценных подчиненных. И так в наше время толковых работников не сыщешь, а уж терять их таким глупым образом любому начальнику обидно.
        С другой стороны, Юронусу надо во что бы то ни стало сохранить свою шкуру и шкуры тех протеже, которых терять нельзя. К примеру, Риолина. Парень, конечно, кретин полнейший. Но вот родители его очень огорчатся. А если вспомнить, кто его родители, и особенно кто родной брат его отца… Нет, нельзя Юронусу этого кретина отдавать зайцам. Лучше уж Сеула отдать. И Дербитто. Оба, конечно, исключительно ценные работники, и заменить их будет трудно - подсунут на их места стандартных сынков-кретинов по протекции. Ну а Дербитто и Сеул поднялись из низов не потому, что они чьи-то дети, а потому что в голове у них не пустота, да и ленью оба не отягощены. Но раз за ними нет никого, облеченного властью, то ничего не поделать - они лучшие разменные фигуры в этой игре.
        Сеул это понимал. И Юронус это понимал. И оба понимали, что все это понимают. Так что весь этот утренний разговор был не более чем ритуальным фарсом.
        - Господин Юронус, за одну ночь физически невозможно окончить розыск. Район сложный, а наши возможности невелики.
        «В Столице меж стен вообще беременного дракона можно спрятать - и месяц искать. Да и людей у нас мало, потому что вся управа дружно не вышла на работу - кто-то вдруг заболел, кто-то вообще пропал. Никто в здравом уме не желает замарываться этим делом».
        - Сеул, я прекрасно это понимаю, я не требую, чтобы вы сейчас убийцу из шляпы вытащили. Но раз уж на ваше дежурство выпало это прискорбное преступление, то во дворец Леса придется идти вам и там докладывать нашим… нашим союзникам обо всех обстоятельствах этого неприятного дела. Вас там уже с нетерпением ждут.
        «Не повезло тебе, старина Сеул, - зря ты в эту ночь дежурить вышел. Теперь тащи свою задницу в зайчатник, и там с ней будут делать плохое, так как тебя выбрали крайним».
        - Господин Юронус, а не проще ли повременить с этим до вечера? Кто знает, может, убийца отыщется… время-то еще есть - по Договору мы должны выдать виновников до заката.
        «Блин! Да у нас последний шанс остался выкрутиться - найти убийцу до темноты. Если нам повезет, все проблемы решатся сами собой. Не лишай нас этого шанса!»
        - Сеул, мы не можем терять время. Во дворце Леса ждут вашего доклада… очень ждут, так же, как ждали в Неринге. Не стоит испытывать терпение наших… союзников.
        «Хрен тебе без соли, а не вечер. Пару лет назад в Неринге городской префект также затянул время до вечера, надеясь найди тех идиотов, что прирезали зайца. Найти их ему не удалось. Зайцы тогда обиделись и прикончили половину управы с префектом во главе, да и стражу не пожалели. И по букве Договора они были в своем праве. Так что вали-ка ты бегом к ним - может, отделаемся малой кровью».
        - Ну что же… господин Юронус. Надеюсь, мне удастся утихомирить гнев… наших союзников… Хотя думаю, вряд ли… Слишком он велик, чтобы хватило одного лишь меня… Дербитто не в счет…
        «Старый хрыч, если ты думаешь, что зайцам хватит пары шкур, то ошибаешься. Обдерут всех, оптом обдерут, и, скорее всего, тебя тоже».
        - А вы постарайтесь. Надеюсь на вашу дипломатичность и жду вас с нетерпением - надо будет решать, что теперь делать дальше. Идите же.
        «Сеул, хоть слона через ухо роди, но избавь нас от этой проблемы. Я мечтаю, что ты вернешься живым: если уж тебя пощадят, то, значит, остальным тем более ничто не грозит. Так что вали поживее».
        В коридоре, уже перед выходом, Сеул чуть не столкнулся с Пулио. Младший дознаватель, несмотря на утренний час, благоухал, как винная бочка, и держался на ногах неуверенно. С такими родителями можно не то что пьяным на службу являться, а еще и баб в допросную таскать, и музыкантов с дрессированными медведями, и вообще гадить под дверями кабинетов. И везучий же оболтус - не в его ночь выпала эта неприятность.
        Толстяк, завидев Сеула, радостно осклабился:
        - Ба! Сеул! Рад видеть! А то мне тут уже наплели, что твою шкуру зайцы на воротах сушат!
        - Нет, Пулио, она пока при мне… дали поносить немного…
        - Не понял?
        - И не поймешь…

* * *
        Сеул в зайчатнике никогда не бывал. Неудивительно - ему там делать точно нечего. В гости туда не приглашают, и вообще это одно из немногих мест в городе, от которого надо держаться подальше всем поголовно. Это территория зайцев, а законы зайцев - это не законы людей, в них разве разберешься. Если тебя прирежет заяц, то ничего ему за это не будет - в своих законах и договорах с Империей они всегда найдут пункт, доказывающий, что именно так и должно было быть.
        Заяц всегда прав.
        Если ты думаешь, что заяц неправ, значит, неправ ты.
        Если ты захочешь с зайцем поспорить на эту тему, тебя прирежут за оскорбление Леса.
        Если ты, не желая быть прирезанным, попытаешься убежать, тебя найдут и убьют. И еще парочку прирежут - кого-нибудь, кто рядом пробегать будет.
        А если ты вдруг прирежешь зайца, то тебя не просто прирежут - тебя ждет мучительная и страшная смертью. И это же проделают еще с кучей народу: кто видел, как убивали зайца, кто по утрам продает тебе свежий хлеб или кто вообще случайно проходил мимо.
        Заяц всегда прав…
        Карета остановилась возле ворот. Дербитто спокойно произнес:
        - Господин Сеул, приехали.
        - Дербитто, неужели тебе не страшно? Я поражен твоим спокойствием.
        - Господин Сеул, у меня есть верные люди. И они легко выведут нас из города. В провинции друзей тоже хватает - за годы ТАКОЙ работы, сами понимаете, невольно обрастаешь самыми разными связями. Думаю, у вас все аналогично. При желании мы с вами уже через пару недель максимум сможем вообще покинуть Империю.
        - Ты всерьез мне предлагаешь бежать?
        - Нет, господин Сеул, я просто показываю вам, что, имей я такое желание, спас бы свою шкуру без труда. Ну или точнее, у меня неплохие шансы ее спасти. Но я этого не делаю. И вы этого не сделаете. Мы с вами, разумеется, оба циники и напрочь лишены идеализма. Но оба понимаем, что наше бегство такой шлейф проблем поднимет и стольких прикончит… не нужна ни мне, ни вам такая цена. Так что зачем бояться того, на что идешь сознательно? Мы делаем это осмысленно, взвесив все. И вы, и я всерьез рассчитываем покинуть этот дворец своими ногами, и оба готовы приложить все силы для этого. И страху в наших расчетах не место - он лишь помеха.
        - Ладно, Дербитто… что ты ни говори, а мне слегка страшновато…
        - Ну и мне… немного… Человеческие слабости…
        - Если мы выберемся оттуда, я хочу с тобой кое о чем поговорить. Мне кажется, ты подходящий человек для нас.
        - Для кого?
        - Надеюсь, ты об этом узнаешь. И примкнешь к нам. Но что бы там, во дворце, ни произошло, мне будет приятно, что я попал туда вместе с тобой. Ты - надежный спутник.
        - То же самое я говорю и о вас. В такой компании и зайцы не страшны.
        - Тогда пошли… пообщаемся с… союзниками…

* * *
        - Стоять! Тебе сказано - стоять! Ах ты, урод! Чего таращишься? Ну-ка шляпу снимай - что у тебя там под ней?! Лысина?! Ах ты, урод! Господин сержант, у этого канальи под шляпой лысый зад, да и толстый он, как боров! Ладно, проходи давай, считай, что сегодня тебе повезло.
        Другим повезло меньше - в клети привратной башни томилось уже десятка два задержанных. Армейскую стражу сегодня потеснили городские служаки, никого не пропуская без придирчивого «осмотра личности». В воротах из-за этого образовалась двусторонняя пробка, народ роптал, но ускорить процесс не получалось.
        Стража свирепствовала как никогда. Стражники ощупывали толстяков, проверяя, нет ли у них накладного брюха или боков. Придирчиво осматривали длинноволосых крестьянок, проверяя, своя ли у них грудь или накладная. Дергали стариков за бороды - вдруг приклеенные. Без всяких досмотров кидали в клетку худощавых юношей, не считаясь с длиной их волос. Иной раз кидали и не слишком худощавых, если те рисковали подойти к воротам в одежде с капюшоном.
        Каждый час подъезжала грузовая карета, отвозя задержанных в управу. Там собрали несколько свидетелей из посетителей трактира и его обслуги. Не всех - всех пока не удалось найти. Но и этих вполне хватало для процедуры опознания. Пока что никого, похожего на подозреваемого, найти не удалось, и стража не снижала градуса рвения. Сегодня все городское жулье обрыдается - служаки закона сегодня на закон плюют. Хватают всех подряд, врываются в любой дом, и жаловаться некому - при поиске убийцы зайцев все меры оправданны. Под шумок уже устроили капитальный шмон в уголках, куда прежде никак пролезть не могли. Уже был неслабый улов - горы контрабандных товаров, куча оружия, мастерская фальшивомонетчиков, подпольный бордель с детьми, целый склад акцизных печатей и клейменых подточенных гирь. А уж преступников переловили столько, сколько за месяц не ловят.
        Но все не то - убийцы не было. Ускользал он от лап закона. Но бесконечно прятаться не сможет - из города всего несколько выходов, и все перекрыты надежно. Он заперт стенами. Если потребуется, Столицу перетрясут сто раз, не пропустив ни одной мышиной норы, но его найдут.
        Вопрос времени.
        Служака, облапив очередную крестьянку, ухмыльнулся:
        - Ишь ты, какие буфера отрастила! Слышь, красавица, а может, ты из тех уродов-мужиков, что с выменем бывают? На ярмарке я такого однажды видел. Дай-ка я тебе под подол гляну, что там… Нет… ты точно не уродец с ярмарки… Ладно, проходи уже… Эх… сегодня служба как-то особенно приятна!
        Перед капралом замерла тоненькая девушка, с затаенной иронией вежливо поинтересовалась:
        - Вы и мое… гм… «вымя» подвергнете осмотру? Или сразу решите, что я уродец из ярмарочного балагана?
        Капрал, взглянув на девушку, поперхнулся, тонким, не своим голосом, прокричал:
        - Господин сержант! Тут синь из города идет! Девка!
        - Синь?!
        - Да, господин сержант, синь! Не парень, а явная девка! Парня так не замаскировать! Но волосы у нее светлые! Осматривать?!
        - Дурень, неужто у тебя хватит смелости и тупости осмотреть синь?! Я потрясен!
        - Эй… ты… девка… Если ты синь, покажи чего-нибудь такое… чтобы ясно было, что ты не переоделась в синь.
        - Вообще-то я за подобное беру плату, но для вас - пожалуйста.
        Голуби, оккупировавшие окрестности ворот, как по команде взлетели, закружили над головой стражника. Капрал витиевато выругался, когда на него начали сыпаться белесые кляксы, замахал руками:
        - Эй! Уйми их! Уйми!!!
        - Разве вам больше не надо демонстрировать мои умения? - невинно поинтересовалась девушка. - Я ведь только начала. Простите, что мало: я скромная ученица сельской магии, и познания мои так же скромны, как и я.
        - Нет!!! Все!!! Вали отсюда в свою деревню грядки унавоживать или сразу в царство демонов и голубей этих с собой прихвати!!! Чтобы вас громом всех в зад поразило, всю вашу синеву, а тебя - целых три раза!!!
        - Ну тогда пока - приятно было с вами пообщаться, но дела зовут.
        Обгаженный сержант напоследок выругался магичке в спину, сплюнул. Ну что за день! Одна надежда - именно через его ворота пойдет убийца, и уж он, старый служака, его не упустит.
        Ох и наградят же его за это!

* * *
        Сеул был коренным горожанином. В городе родился, вырос, учился, работает, женится, заведет детей и умрет. И если умрет достойно, возможно, в городе его и похоронят. В сельской местности он если и бывал, то короткими набегами за преступниками, укрывающимися на овощных фермах, облепивших Столицу плотным кольцом. В этих перенаселенных местах дикого зверья практически не уцелело. Кролика увидеть или фазана - радость великая, а о большем и не мечтай. Змею повстречать тоже трудно, так что узнать на практике, что означает фраза «змеиный взгляд», Сеулу не приходилось.
        Но сегодня пришлось.
        Взгляд у Эльалиена был змеиным. Натуральная змеюка. Женского пола гадюка. Женщин-зайцев в Столице никто никогда не видел, так что, может, не врут злые языки, рассказывая о том, что вдали от дома зайцы крутят любовь без женщин, обходясь друг другом. А если и врут, то все равно в Эльалиене женского не меньше, чем мужского: длинные светлые волосы, тонкие черты лица, чистейшая кожа, аккуратная прическа «волос к волосу», пальцы рук длинные, с ухоженными отполированными ногтями. Одежда тоже непростая - на легкий халат похожа. Такую женщина носить не побрезгует, а вот мужчина не всякий согласится напялить.
        Доклад Сеула Эльалиен выслушал молча. Он вообще ни одного звука не произнес с тех пор, как Сеула и Дербитто такие же молчаливые зайцы привели в этот зал. Тогда он произнес всего три слова:
        - Я - Эльалиен. Говорите.
        Сеул говорил долго. Не упустив ни одной детали. Голые факты - никаких домыслов и предположений. Дербитто, поначалу с любопытством осматривавший зал, под конец доклада чуть ли не дремал. Неудивительно - нечего здесь разглядывать. Зал такой, что десяток кабинетов префекта поместятся, и, по сути, кроме самого зала, тут смотреть не на что. Стены, пол и потолок из отполированного дерева, широченные окна с зеленоватыми стеклами - и, собственно, все. Ни мебели, ни ковров, ни гобеленов, ни светильников - ничего. Правда, сам Эльалиен мог легко сойти за предмет мебели: за весь доклад ни разу не шевельнулся - так и стоял истуканом.
        - И последнее. Господин Эльалиен, я перечислил вам все, что нам удалось узнать в ходе расследования. Конечно, это не столь много, но поймите нас правильно - за такое короткое время больше разузнать не получилось. Но в одном я практически полностью уверен: убийца ждал именно ваших… товарищей. Он знал, что они появятся в этом трактире, и караулил именно их. Даже если трактирщик соврал о последних словах умирающего, показаний других свидетелей достаточно, чтобы не сомневаться в моем выводе. И в связи с этим у меня к вам вопрос: нет ли у вас информации, которая могла бы помочь нам в поимке преступника? У убийцы был мотив, и нам крайне полезно будет о нем узнать. На этом, господин Эльалиен, мой доклад окончен.
        Последние слова Сеул произнес с плохо скрываемой неохотой. Еще бы - пока он говорит, их с Дербитто вряд ли станут резать. Зайцы в любом случае выслушают свою жертву. Эх… жить-то охота - хоть вечно тут стой и, растягивая каждое слово, рассказывай обо всех следственных мероприятиях.
        Эльалиен молчал. Молчал долго - минут пять, наверное. Хотя наверняка меньше - в такой ситуации каждое мгновение кажется вечностью. Сейчас в голове зайца зреет приговор парочке людишек.
        Заговорил он внезапно, резко, заставив Сеула и Дербитто вздрогнуть:
        - Значит, вы не приведете убийцу до заката?
        Дербитто, покосившись на Сеула, рискнул ответить:
        - Господин Эльалиен, мы приложим все силы, чтобы поймать этого мерзавца. Но обещать вам, что притащим его до заката, мы не можем. Город огромен, перетрясти его за один день невозможно. Но мы подняли всех и камня на камне не оставим от Столицы, а его разыщем.
        - Не утруждайтесь - убийцы в городе уже нет.
        - Что?!
        Заяц, не обращая на Дербитто внимания, обернулся к Сеулу:
        - Повторите мне еще раз последние слова Элмарена.
        Дознаватель ответил без запинки:
        - «Хэеллен, отродье, ты». Трактирщик за каждую букву не ручается - умирающий говорил невнятно, он потерял много крови, да и яд от стрел действовал вовсю. И кроме трактирщика, этого никто не слышал - он единственный свидетель этих слов. И вообще, возможно, врет - мы не можем быть уверены в нем полностью.
        - Скажите мне, Сеул, - дальнейшими поисками убийцы руководить будете тоже вы?
        - Если ничего не изменится, то я.
        «Если удастся живым выползти из вашего гнойного зайчатника, то я».
        - Мы будем этим довольны - нас устроит ваша кандидатура. Найдите убийцу.
        - Приложу все силы! Господин Эльалиен, вы уверены, что убийца уже покинул Столицу? Если да, то, может, у вас есть еще какая-либо информация, которая поможет нам задержать его?
        - Если я сказал, что его в городе нет, значит, его в городе нет, - резко, почти брезгливо заявил заяц.
        - Хорошо. Мы немедленно начнем поиски за городом. Мы поднимем все силы гражданских властей, армию и привлечем си… извините - магов.
        - Уймитесь: убийца всего лишь один, и не надо против него собирать целую армию. И магов не надо. Езжайте домой, оба, и соберитесь для дороги. И соберите еще кого-нибудь покрепче из вашей управы. Потом отправляйтесь к восточным воротам. Там вас будет ждать наш друг Иллиций. Он поведет вас за город по следу убийцы. Догоните убийцу и приведите его ко мне. Или принесите его тело. Все, я больше вас не держу. Идите.
        Сеул переглянулся с Дербитто - оба благоразумно промолчали. Хотелось бы, конечно, задать зайцу парочку вопросов, ну да ладно, не стоит наглеть: живыми выпустили - уже неплохо. В зал вошла та же парочка, что провожала их от входа, недвусмысленно приглашая убираться.
        Уже в спину донеслись последние слова Эльалиена:
        - И передайте вашему префекту, что дом Леса не забудет оскорбления, нанесенного Лесу в его городе, и если его не смоет кровь убийцы, то придется найти для этого другую кровь.
        Все же заяц - мерзкий зверь.
        Глава 4
        Накхи жили в степи испокон веков. Разумеется, они в этом краю были не первыми - до них здесь обитали другие народы. Но не осталось от тех народов ничего, кроме курганов и черепков на месте стоянок. Племенная память пронесла сквозь века рассказы о походе в эти края и войнах с хозяевами этих земель. И, по рассказам, хозяева эти ничем не отличались от накхов - такие же кочевники.
        Жизнь кочевника проста: вся его жизнь - движение. Не может кочевье оставаться на одном месте слишком долго - скотина быстро выбьет всю траву в округе, и придется перегонять стада дальше, на новые пастбища. Степь велика, но хороших пастбищ не так уж и много. Животным нужна вода, нужна сочная, высокая трава, и местность нужна поровнее, без крутых оврагов или каменных россыпей.
        Перегоны между пастбищами ведут по кратчайшему пути, если он, разумеется, удобен, - своеобразные степные дороги. На таких дорогах кочевья не задерживаются - нельзя здесь долго стоять, иначе не останется травы для тех, кто может пройти этим же путем завтра. Дефицит пастбищ и этика переходов между ними поневоле обособляет одно племя от другого - все кочевники постоянно находятся в состоянии войны со своими соседями. Иначе нельзя: пустишь чужака на свои угодья - тот выбьет траву на перегоне или займет пастбище вне оговоренной очереди, и те, кто туда заявятся, не найдут корма для стада.
        В районах, где плотность удобных пастбищ максимальна, на пересечении перегонов между ними неизбежно возникали постоянные становища. Это еще не города - это нечто среднее между кочевьем и стационарным поселением. Часть народа живет здесь постоянно, но большая часть так и кочует, наведываясь сюда время от времени. Здесь обязательно есть хоть маленькая, но крепость - защищать перекресток. Здесь оседают самые искусные мастера: кузнецу для работы нужна нормальная кузница, а не войлочная юрта, которую туда-сюда таскают. Здесь есть земледелие. Здесь есть зачаток рынка - проходящие кочевья выторговывают изделия ремесленников, овощи и зерно. Отсюда нити торговли протягиваются и к побережью, к товарам, недоступным в степи: соли, копченой и сушеной морской рыбе, красному вину, тканям, лекарствам, украшениям и многому другому.
        Если в кочевьях нетерпимо относятся к чужакам, то в становищах зачастую все иначе - с чужаками привыкли торговать, так почему бы не позволить и жить таким рядом, если это полезно накхам? Вот и оседали в становище странные люди: авантюристы всех мастей, беглецы, что-то натворившие на побережье, или просто безобидные искатели нового, явившиеся непонятно откуда.
        Пусть ты даже с неба упал - если ты полезен накхам, ты сможешь жить с ними в становище.
        Отец Тима упал с неба, и всю свою жизнь Тим провел здесь, в становище. Ну если совсем быть честным, то не всю - все же с дедом пришлось покочевать немало. С ним Тим много где побывал, во многих передрягах. Дед суров и опытен - и внука таким же хотел сделать. Первого сумчатого медведя Тим убил в двенадцать лет. Сам убил, без посторонней помощи - палкой с петлей и коротким копьем. Первого человека Тим убил в пятнадцать. Правда, убил не сам, но его стрелу дед торжествующе вырезал из пробитого сердца конокрада. Хотя стрел таких в трупе было несколько, но все же стрела Тима угодила удачнее всех других.
        Сегодня дед Тима Ришак вел суд. Суд над черным человеком. И то, что черный человек был уже мертв, от судебного разбирательства его не освобождало - порядок есть порядок. Жив ты или мертв - за деяния свои ответить обязан. Убийство «не воинов» - тяжкий грех, а то, что молодежь сама нашла себе приключения, никого не волновало - черный человек пришел без приглашения на землю накхов и убил детей, не будучи врагом накхов. Дети были на своей земле, а значит, сделав его дичью, были в своем праве - ведь пришелец не гость. Если дичь стала охотником - дичь виновна. Будь он простым оламекским головорезом - обошлись бы без суда: с оламеками война, судить оламека - это все равно что судить дикую собаку за скушанного зайчонка.
        Собралось все становище - народ принес войлочные коврики, расселся на них полукольцом, как бы окружая дом Сергея-безродного. На высоком пороге дома, на стопке ковриков, сидел Ришак. Для этого случая дед оделся в лучшую одежду, из заморских тканей, лишь кожаной шапочке накхов не изменил. Голос его сегодня звучал еще важнее, чем одежда:
        - Я - Ришак из рода Ликадов, сын Ароша, что из рода Ликадов, умершего от людей с побережья соленого озера, жена моя Ниарра, ее я украл из рода оламеков, выносила тринадцать детей, вырастила пятерых, умерла она сама, прямо на перегоне, на спине своего коня. Дочь моя Энеяна, жена Сергея-безродного, умерла, рожая шестого ребенка. Муж ее теперь стал Ликадом, и он сын мне приемный. А сын его - Тимур, который убил черного человека. Я старше Тимура. Я старше Сергея-безродного. Мой род взял жизнь черного человека. Но черный человек взял жизни Шулаков. Но Шулаки сказали, что вручают слово свое мне. Значит, и судить черного человека буду я. Кто-то хочет сказать что-нибудь против меня?
        Накхи промолчали.
        - Значит, быть по-моему. Тимур, скажи мне, как все было?
        - Я взял кунака Шарка на охоту. Я убил антилопу и встретил Норга из рода Шулаков, с ним было три его кунака. Норг просил показать урочище с железной птицей, и мы поехали туда. По пути нашли след черного человека. Норг захотел взять его жизнь, Норгу это было очень нужно. Мне это не нужно было, и я не захотел брать жизнь. Черный человек убил Норга и его кунаков. Он сжег их своей магией. Он страшный колдун, он и меня хотел сжечь. Но я сумел его победить, разбил его голову об идола на древнем кургане. Каменные идолы неподвластны магии, и колдун защититься от него не смог. Вот так все было.
        Ришак кивнул, показывая, что принял слова внука, важно произнес:
        - Кто-то хочет что-то сказать против Тимура или узнать у него то, о чем он промолчал?
        В первом ряду поднялся шаман Тейко. Это был главный и, по сути, единственный шаман становища - остальная мелочовка не в счет. Данный факт приятно грел душу старика - важно сознавать свою незаменимость. Тим, еще до того как Тейко раскрыл рот, уже знал, что он скажет.
        - Ришак! Тимур твой соврал! Никто, в ком есть хоть кроха магии, не смог бы пройти рядом со становищем и остаться незамеченным! Я бы на месте Шулаков хорошо подумал, прежде чем верить явной лжи!
        Ришак и ухом не повел:
        - Сядь на свое место. Может, в молодости ты и был шаманом, а сейчас ты просто никчемный старик. Сейчас я докажу это Шулакам. Гонир, встань и ответь мне, что ты видел.
        Седой воин поднялся не спеша, медленно, цедя каждое слово, заговорил:
        - Тимур, сын Сергея-безродного, вернулся в становище и рассказал, что черный человек убил Шулаков. Я взял пятерых Ликадов и двоих Шулаков и отправился к урочищу. И там, в урочище, вокруг железной птицы Тимур показал нам тела всех убитых Шулаков. Тела были обожжены, будто раскаленным углем. А наверху он показал нам черного человека. Человек был странный - таких мы еще не видели. Я бывал на побережье и даже там таких не помню. Странный он: странная одежда, странные вещи и странное тело. Мы прошли по следам колдуна, чтобы узнать, откуда он появился в нашей земле. И мы нашли это место - следы его начинались посреди степи. Он не порожден степью - первые его следы смяли нашу траву. Значит, он упал с неба или был рожден воздухом. Он - сгусток злой магии. Он чужой колдун.
        Народ загудел, переваривая страшную информацию. Ришак, не давая Тейко шанса реабилитироваться, вытащил блестящую угловатую загогулину:
        - Вот смертельный жезл черного человека! Источник его магии! И ты, Тейко-никчемный, не заметил ни этого жезла, ни чужой магии! Даже когда убивали Шулаков, ты этого не видел! Ты плохой шаман! Горе Ликадам: мы остались без хорошего шамана! Придется растить новых или кланяться другим родам!
        Тейко завыл, припал к земле, задергался в конвульсиях. На его потуги никто не обратил внимания - все взирали на Ришака. Тот решил заканчивать суд:
        - Черный человек - злой колдун. Черный человек убил Шулаков. А Шулаки - это накхи. Накхи - один народ, и суд у нас один. Мы отрежем черному человеку голову, и голову получат Шулаки. Они будут возить ее на шесте, пока на ней не сгниет мясо, а потом оставят ее возле Грохочущих Скал. А тело его мы разрубим на много кусков, и пусть все сожрут собаки Ликадов и Шулаков. Вещи черного человека заберет Сергей-безродный, отец Тимура, потому что Тимур - победитель черного человека. Есть кто-нибудь, кто против этого?
        Возражений не было.

* * *
        Тим уже второй раз рассказывал отцу обо всем, что сегодня произошло. Правда, первый раз он говорил лишь ему, а теперь пришлось повторять всем. Под словом
«все» подразумевались все, кто остался в становище из тех, кто упал с неба вместе с отцом. Свой мелкий род они называли «экипаж установки», и после ухода Мокедо их осталось совсем немного. Сам Сергей-безродный, или «старший техник», Лемешко Егор - «бортмеханик», Джон Хиггинс - «оператор» и искалеченный Поль Бомон - сразу и «физик», и «координатор». Во всем, что не касалось имен, Тим не был уверен полностью - при нем о своих старых небесных делах экипаж установки говорил на английском языке. Отец его этому языку тоже учил, но, подслушивая разговоры старших, понимаешь далеко не все - уж больно непонятны эти разговоры. Нет, Тим в небесных науках разбирался не столь уж плохо, но вот овладеть профессиональным сленгом ученых и астронавтов, да еще и понимать их скороговорку… нет, не дано это ему.
        Мужчины выслушали Тима молча, без эмоций, лишь Поль вскинулся, когда слушал описание начала боя с черным человеком. Но промолчал.
        Едва Тим закончил рассказывать, как они нашли место, где черный человек явился в степь, отец вытащил из-за спины плоский оранжевый цилиндр, положил перед собой:
        - Вот, господа, полюбуйтесь.
        Хиггинс поправил на носу свои чиненые-перечиненые очки, поинтересовался:
        - Что это?
        Егор, склонившись над цилиндром, грустно улыбнулся:
        - Это аварийный контейнер. Мы его сбросили перед посадкой. В нем комплект всех бортовых записей, в том числе и о ходе эксперимента. Это вроде дубля «черного ящика». Мы были не уверены, что «черный ящик» уцелеет, - ведь рвануть могло очень сильно.
        - Выглядит этот контейнер как новенький, - заметил Поль.
        - Он и есть новенький, - сказал отец.
        Что-то надавил, за что-то потянул, снял крышку цилиндра. Тим завороженно уставился в нутро оранжевой коробки - там сверкали зеленые и красные огоньки, на плоском стеклышке мелькали цифры и буквы.
        Егор присвистнул:
        - Процессор работает! Как это может быть? Да за эти годы батарея должна разрядиться раз пятьсот! Ее хватает на несколько дней, не больше!
        - Тим говорит, что под контейнером трава была побита и подсохла. Как будто он придавил ее дня три назад. И вон, в углу, парашют посмотрите - чистенький совсем. Белоснежный. Нет, ребята, этот контейнер упал на днях - он не лежал все эти годы.
        - Все может быть, - кивнул Поль. - Мы отключили установку еще до начала схода с орбиты, но полной остановки контура не добились, нас тогда кидало здорово, и импульсы продолжались до самой посадки. Возможно, этот контейнер вынырнул просто позже нас.
        - Это не самое главное, - продолжил отец. - Раз процессор работает, значит, наверняка работают и остальные функции, в том числе и радиомаяк. Егор, так?
        - Да, Сергей, радиомаяк посылает сигнал на аварийной частоте, по нему и должны отыскать контейнер.
        - Вот и дождались мы - отыскали.
        - Что ты хочешь этим сказать? - не понял Хиггинс.
        - А ты не понял? Этот тип, что мальчишек сегодня сжег, приперся сюда на сигнал маяка. Его следы вели от аварийного контейнера - именно там его высадили. А может, и не высадили, не знаю. Но появился он именно там. Потоптался вокруг контейнера, затем пошел к установке - и там наткнулся на мальчишек. Он планомерно изучал следы посадки и обломки челнока.
        Егор покачал головой:
        - Не очень-то он похож на спасательную команду.
        Отец положил на крышку цилиндра угловатую штуковину:
        - Что это, по-вашему?
        - На пистолет похоже, - ответил Хиггинс.
        - Верно. Только стреляет не пулями, а огнем. Из этой штуки он и убивал.
        - Бред какой-то… дай-ка сюда, - попросил Егор. - Да не бойся, я жать не буду ни на что.
        - А это бесполезно - глянь там, на спусковом крючке. Похоже на дактилоскопический идентификатор. Тебе просто не удастся выстрелить.
        - Отрежем трупу палец и выстрелим, если надо будет. Черт! Смотри, тут серийный номер, арабскими цифрами. И буквы латинские. Это наше изделие!
        - Вот видишь, а ты говоришь, что это не спасательная команда.
        На несколько минут мужчины склонились над жезлом черного человека и обменивались уж вовсе не понятными фразами. Тимура все эти люди обучали с детства разным премудростям, что необходимо было знать на небе, и он прекрасно ориентировался во многих отраслях науки. Но этот поток хаотичных фраз был для него чем-то вроде шаманских заклинаний:
        - Хиггинс! Ты что за бред несешь - у тебя же три диплома! Это ведь просто концентратор, а сама камера на сходе лучей!..
        - Ребята, разве реально боевой плазмомет такого размера сделать? Даже в теории проблемно…
        - Это не ствол двойной, это катушка двойная, ствола, по сути, нет. Непонятно, как витки от перегрева не горят…
        - Хиггинс, ты идиот, что ли? Свинец бы экранировал, если свинца повесить на реактор пару тонн! Это тебе не книжки Азимова с ядерным реактором в свинцовых бусах - это реально действующее оружие! Да, плотность высокая, но свинцом здесь и не пахнет…
        - Стоп! Смотрите, это же обойма! А в ней патроны! И обойма НЕПОЛНАЯ! Каждый патрон - это одноразовый источник энергии! Знать бы, что там внутри…
        - Если работает плазма, то катушки просто для разгона. Интересно, с какой скоростью выходил заряд?..
        Отец, оторвавшись от жезла, спросил:
        - Тим, когда этот убийца пускал огонь, как быстро этот огонь летел?
        - Быстрее стрелы, отец.
        - Ну ни фига себе! - охнул Егор. - Сергей, да твой сын просто головорез, раз сумел выжить и прикончить этого «спасателя».
        - Так! Тихо все! - Отец поднял руку. - Давайте подытожим! Итак, девятнадцать лет назад наш корабль в ходе опытов с экспериментальной энергетической установкой потерпел аварию. Мы вынуждены были покинуть орбиту и сесть где-то на севере Австралии. При этом установка продолжала работать в нештатном режиме, и посадку мы осуществляли при постоянных электромагнитных импульсах от нее. Импульсы повредили аппаратуру и предположительно вызвали незапланированный эффект - скорее всего, нас перенесло во времени. Тихо! Не спорить! Рабочая гипотеза у нас
«перенос во времени», и о теории сейчас не будем: уже почти двадцать лет спорим! Предположительно мы в далеком будущем - даже фауна серьезно изменилась, хотя все равно преобладают сумчатые. Человечество деградировало до уровня раннего Средневековья. Генотип человечества или микроорганизмов также изменился - наши дети от браков с местными женщинами нежизнеспособны, если и рождались, то быстро умирали от болезней, за единственным исключением… Это мой сын. Мы были уверены, что потеряны навсегда. Своеобразные робинзоны космического века. А сегодня… сегодня мы узнали, что не одни здесь. Не знаю, кто был этот человек, но у него высокотехнологичное оружие с нашей символикой - у местных нет арабских цифр и латинских букв. И этот человек интересовался обломками нашего челнока. Думаю, никто не будет спорить: он пришел сюда, привлеченный сигналами аварийного радиомаяка.
        - С этим спорить, конечно, не будем, - буркнул Егор. - А вот насчет
«единственного исключения» - Тимур на тебя не сильно-то и похож, а вот на меня - очень даже.
        - Не смешно. Ты как был клоуном, так и остался.
        - Уж и пошутить нельзя.
        - Не до шуток сейчас. Этот пришелец со своим огнеметом хладнокровно сжег четверых мальчишек. Не думаю, что он здесь один, и не думаю, что остальные от него отличаются. Если на становище нападет группа таких ребят, здесь не выживет никто.
        Хиггинс нервно икнул, поспешно произнес:
        - Эти мальчишки сами хотели его убить - он просто защищался. Не будем паниковать раньше времени: мы на его месте поступили бы так же.
        - Может, и так, - согласился Поль. - Скажи, Сергей, еще что-нибудь интересное при нем нашли?
        - Тим сказал, что при нем было много странных вещей, но все их заграбастал Ришак… мать его… Этот старик, пока все не пересмотрит, даже мне не покажет. Сам не понимаю, почему он отдал этот… плазмомет. С точки зрения степняка, самая ценная вещица - оружие все же.
        - Он магии боится, - хмыкнул Егор.
        - А ты ее не боишься?
        - Да все ее боятся. Я, честно говоря, до сих пор не в себе от этих шаманских штучек. Знаешь ли, трудновато принимать эту иррациональщину человеку, четырнадцать раз побывавшему в космосе.
        - Не говори ерунды. Всему есть рациональное объяснение.
        - Вот-вот! Но у нас пока что объяснения нет.
        - Чем вас не устраивают объяснения Тейко? - усмехнулся Поль.
        - Хорошие объяснения, - буркнул отец. - Духи, демоны, силы земли и воды, элементали высшие и низшие, души проклятых и невидимый свет высших миров. Как-то это все не совсем научно.
        - Сергей, если бы ты попробовал объяснить Тейко принципы, на которых проектировалась энергетическая установка в нашем разбившемся челноке, он, думаю, сказал бы тоже что-то в твоем духе.
        - Или бы просто послал подальше, - улыбнулся Егор. - Попробуй-ка объяснить ему, что такое СВЧ-излучение.
        Отец нахмурился, поднял руки:
        - Тихо все! Мы отклонились от темы! Итак, что мы…
        Договорить он не успел. На улице обиженно взвизгнула собака, явно получившая неслабого пинка, занавеска распахнулась, впустив в домик Ришака. Старик, злобно осмотрев присутствующих, констатировал:
        - Опять вы чешете языки подобно старым бабам! И ты, сын мой, первый это делаешь! Ты за жизнь свою лишь одну радость мне доставил - Тимура. Тимур - продолжатель нашего рода. Ты говорил, что это имя великого небесного завоевателя? Так вот, небо захватил он, а землю завоюет мой внук. И прекратите мне его портить своими разговорами - Тимур должен вырасти воином, а не стать подобным вам. Завтра с рассветом юноши отгоняют лошадей на верхние пастбища. Если повезет, там же возьмут пару диких быков - достойная забава для молодых. Тимур пойдет с ними, я окажу честь тебе, Сергей-безродный, поставлю его главным в этом кочевье. Через неделю придут купцы с побережья, и тогда Тимур пригонит лошадей назад. На травах верхнего пастбища у них залоснятся округлевшие бока, и заблестят глаза, и нрав игривым станет. Мы хорошо продадим лошадей. И это будет заслуга Тимура. А ты, Сергей-безродный, за эти дни вволю начешешь свой язык и не будешь забивать уши моего внука бабской болтовней.
        Старик упруго, будто молодой, развернулся на одной ноге, выскользнул из дома, через плечо добавил:
        - Тимур, иди спать, тебе вставать придется раньше, чем обычно.
        - Да, дед Ришак, я пойду спать.
        Егор тихо буркнул вслед:
        - Страшный старикан. Из него бы неплохой местный Чингисхан получился.
        - Нет… Чингисхана он из моего сына мечтает сделать, - вздохнул Сергей.
        - А что? Тим твой - чертенок еще тот. Голую бабу разве что издалека видал, но зато успел на тот свет отправить нескольких человек. Звереныш…
        - Егор, будь все иначе, он бы не выжил сегодня. Признай честно: от всей той белиберды, которой мы его пичкали все эти годы, толку здесь меньше, чем от умения стрельбы из лука.
        - Ну не всегда… Знаешь ли, все зависит от ситуации. В некоторых ситуациях знания все же поважнее. Тим владеет языком кочевников, но и выучил несколько языков, на которых общаются здешние люди с побережья. Такой полиглот нигде не пропадет: не сможет саблей на жизнь заработать - станет переводчиком.
        - Ты еще скажи, что ему квантовая физика пригодится здесь.
        - Почему бы и нет? Парень не по годам смышлен - кто знает, что даст смешение в его голове наших знаний и местной обстановки. Он на удивление здоров, как бык здоров, любознателен, умен, с отменной реакцией и себе на уме. Посмотри на этого дикаренка: он не упускает ни единого нашего слова.
        Сергей, встрепенувшись, сурово произнес:
        - Тим, иди спать. Ты слышал, что дед Ришак сказал.
        - Да, отец, все, я ухожу спать.
        Выйдя из дома, Тим, не скрывая шагов, пошел к юрте, где ночевали такие же, как он, юноши, еще не посвященные в воины. Но, отойдя недалеко, тихо вернулся, прислушался к разговору взрослых. Успел вовремя - Егор как раз говорил о нем:
        - Сергей, думаю, ты понимаешь, почему Ришак отправил Тима на пастбище?
        - Конечно, понимаю… Ришак боится за него. Боится, что сюда нагрянут те, кто прислал этого амбала с плазмометом, и отомстят мальчишке за своего. Степная логика. И в чем-то я его понимаю: Тиму повезло родиться с иммунитетом матери - он единственный из наших детей, кто сумел справиться с местными микробами. Тим - везунчик… Но вот от плазмы у него иммунитета точно нет…
        Глава 5
        Сеул не сомневался, что с Иллицием не все так просто обстоит. Не верилось, что эта тварь Эльалиен отпустит свою законную добычу просто так, не учинив напоследок какой-нибудь омерзительнейшей пакости. Но Сеул до последнего не верил, что пакость окажется настолько пакостной.
        Иллиций оказался зайцем.
        Зайцем стопроцентным.
        Настолько стопроцентным, что можно капюшон не опускать - это все равно что пытаться обезьяну за человека выдать, маскируя ее красный зад бархатными штанами.
        Представился заяц коротко:
        - Я - Иллиций и пойду с вами.
        Сеул переглянулся с Дербитто - возразить не посмели. Да и толку от возражений…
        Едва отряд отъехал от ворот, Дербитто поравнялся с Сеулом и уточнил:
        - Я правильно понял: этот… гм… уважаемый господин собрался с нами разделить все тяготы погони?
        - Боюсь, что да.
        - Интересно… Господин Сеул, у меня девять стражников, у вас лоботряс Пулио, нюхач Бигль и писарь Гумби. Не хочу говорить плохого о ваших людях, но из них лишь Пулио способен в драке испортить чью-то морду, а не свои штаны. Итого нас двенадцать боеспособных мужчин. Отряд неплохой, но почему мы не взяли всех? Я же приготовил тридцать своих лучших людей.
        - Иллиций сказал, что нам надо держаться как можно незаметнее, и такой толпой это не выйдет.
        - Так что получается - этот Иллиций здесь теперь главный?
        - В некотором роде да… Дербитто, ты сам должен сознавать…
        - Господин Сеул, я прекрасно все осознаю, но поймите меня правильно: мы не сможем такими силами обеспечить безопасность этому короткоухому зайцу. Если его прирежут, боюсь, нам тогда уже точно не отделаться от крупных неприятностей. В трактире Пуго этот парнишка прихлопнул пару его сородичей, сжег того громилу и вырубил вышибалу - и при этом даже не чихнул. Кто знает, на что он еще способен? Мы еще недалеко отъехали, может, удастся уговорить его усилить отряд?
        - Попробую. Сомневаюсь, но все равно попробую.
        Сеул пришпорил лошадь, поравнявшись с Иллицием, осадил, вежливо поинтересовался:
        - Извините за беспокойство, но откуда вам известно, что убийца покинул город?
        Заяц и ухом не повел - так и сидел в седле истуканом, неподвижно уставившись куда-то вдаль. На губах полуулыбка, глаза чуть прищурены, встречный ветерок колышет золотистые пряди длинных волос. На вид парню лет восемнадцать, хотя с этими тварями разве можно быть в чем-то уверенными…
        Сеул уже было решил, что его игнорируют, но тут Иллиций соизволил ответить. Цедя слова сквозь зубы, будто с собакой общается, произнес:
        - Сейчас вы сами все увидите.
        Заяц развернул лошадь, направил ее к проему в живой изгороди, тянувшейся по левой стороне дороги. Подковы перестали цокать по брусчатке - копыта зашлепали по все еще мокрой земле. Преодолев заросли, Сеул увидел тела.
        Три трупа лежали на краю кукурузного поля, четвертый скорчился за придорожной изгородью. Наметанным глазом Сеул с ходу определил, что этот, по-видимому, погиб первым. Остальные, похоже, побежали подальше от дороги, но уйти не смогли.
        Иллиций, указав на трупы, с легкой насмешкой произнес:
        - Они сделали здесь засаду на убийцу. Удобное место, чтобы подсматривать за дорогой. Они увидели убийцу - и умерли сами.
        С трудом проталкивая слова и обливаясь холодным потом, Сеул уточнил:
        - Эти… эти убитые… Они - ваши?
        - Нет. Это просто люди.
        Дербитто не удержался от облегченного вздоха. Еще бы - для полного счастья им не хватает сейчас еще четверки заячьих тушек.
        Сеул попытался выдоить из Иллиция побольше информации:
        - Это вы поставили этих людей следить за дорогой?
        - Нет, не мы. Нам пора продолжать путь.
        - Не так быстро - мы тут должны все осмотреть.
        - Здесь нечего смотреть, - чуть поднял голос заяц. - Вы все осмотрели уже. Убийца пошел дальше. Он идет пешком, если поспешим - должны его догнать до переправы.
        - Господин Иллиций, этот убийца разделался здесь с четверкой мужчин. Я вижу у одного арбалет, у того вон кинжал - они вооружены. Наш отряд и так хорошо заметен, так почему бы его не усилить?
        - Эльалиен сказал, чтобы нас было не больше полутора десятков. Он лучше нас знает, что делать, - как он сказал, так и поступим.
        Спорить с зайцем Сеул не осмелился.
        Уже на дороге с ним поравнялся Дербитто и тихо произнес:
        - Я мельком осмотрел тела.
        - И что?
        - Одного узнал - темная личность, подозреваю его в убийствах под заказ.
        - А остальные?
        - Этих не припомню, да и трудно узнать - лица будто запеченная свинина. А этого узнал, потому что его не запекло. Он лежал у изгороди, и ветки все его тело оплели… и сквозь тело проросли…
        - Твою мать! Это точно маг!
        - Вам виднее, господин Сеул, но мне о такой магии слышать не доводилось.
        Пулио, подслушав разговор старших, небрежно продемонстрировал свои познания в магии:
        - Да это любой деревенский знахарь умеет. Я сам видал: старик одним взглядом заставил вырасти из земли куст шиповника. Хороший куст вышел - почти по грудь мне. А сам старик был полудохлым - смерть о нем позабыла, и он весь ссохся от старости. И вонял так, что на него даже мухи брезговали садиться. Но куст вырастил. А ведь этот сморчок помоложе - наверное, и дерево сможет.
        - И что, этот куст вырос с такой скоростью, что мог бы пробить тело? - уточнил дознаватель.
        - Нет, Сеул, не так быстро. Но старость - это старость. Вот сам подумай: кто быстрее штаны при виде девки спустит - вонючий дед или молодой парень? Так и с кустом этим может быть.
        - Пулио, я тебя сегодня не узнаю - ты сама мудрость.
        Икнув, лоботряс польщено ухмыльнулся:
        - Ты это моему отцу расскажи - рад будет.
        - Не уверен, что смогу твоего отца увидеть… сам понимать должен… И чего тебя с нами понесло? Сидел бы в управе… нет же, вылез… добровольно…
        - Эх, Сеул, Сеул… Я, может, с виду и не мудрец, но кое в чем уверен точно - уверен, что с тобой скучно не будет. А скука - это то, что мне нравится еще меньше, чем похмелье.
        - Молите богов, чтобы скучать пришлось подольше, - не оборачиваясь, буркнул Дербитто, поворачивая коня за зайцем.

* * *
        Восточный тракт не изобиловал деревнями. Эту дорогу провели еще при первой династии, и по легенде тогдашний сбрендивший император обожал виды с придорожными виселицами, причем виселицы должны были быть непременно на фоне цветущих садов и полей, и, само собой разумеется, виселицам при этом полагалось быть непременно занятыми. Чтобы ничто не мешало ему наслаждаться этими дивными видами, он повелел не строить возле дороги ничего - минимум за две тысячи шагов от обочины, а нарушителей этого закона знакомили с петлей, что позволяло виселицам не пустовать. Вешали за любой признак строения: за шалаш в стогу на покосе, за дерновый навес над сушилками, могли повесить даже за плащ, развешанный на кустах для того, чтобы укрыться от дождя. Со временем, разумеется, указ канул в небытие, но инерцию истории преодолеть непросто - виселицы сгинули бесследно, но до сих пор на десятки миль пути можно было не встретить ни единой деревушки.
        Дорога, выползая из восточных ворот Столицы, без единого поворота шла будто под линеечку строго на восток, чтобы через двенадцать имперских миль уткнуться в берег Чессы. Даже гении инженерии за эти века не сумели перекинуть через реку мост. В принципе задача не столь уж и сложна, но вот провести мост так, чтобы он не мешал судоходству и при этом простоял века… Нет, нелегко это. Проекты моста разрабатывали не раз, но до реализации их дело так и не дошло.
        Хотя частично здесь некие зачатки моста были. От берегов отходили столь длинные причалы, что таких бы еще штук пять - и река будет перекрыта. К ним приставали три самоходных парома, курсирующих между берегами день и ночь. Команды дюжих мужиков легко переправляли людей и грузы, стада коров и овец, военные отряды. Не столь удобно, как по мосту, но достаточно быстро.
        Сеул издалека почуял неладное - уж больно тихо. Обычно у переправы народ толкается, собираясь в кучу: поодиночке тут никого не возят - разве что ты важная персона или заплатишь серебром. А тут никого - лишь пара телег без хозяев. Лошади запряжены, монотонно жуют овес из торб, рядом с повозками какие-то узлы и баулы, в стороне тлеют остатки трех домов, в которых размещаются стража и команды паромов, там же валяется обугленный труп.
        Как-то это все подозрительно.
        Дербитто, вытащив из сумки арбалет, точь-в-точь похожий на оружие убийцы, флегматично заявил:
        - Господин Сеул, вы бы послали Гумби и Бигля назад - пусть подождут, пока мы тут закончим. Сдается мне, сейчас работа будет не для нюхача с писарем.
        Сеул спешился, вытащил шпагу, неспешно пошел к причалу. Уже на ходу громко произнес:
        - Все за мной! Оружие держать наготове - возможно, он где-то здесь!
        Возле причала дознаватель заметил два тела - такая же пропеченная свинина. Доспехов стражи на них не видать - уже неплохо. В воде, у берега, плавало еще одно - тоже не стражник. Можно даже у зайца не спрашивать - и так понятно, что очередные его «знакомые».
        Под ногами застучали доски причала, позади шагал весь отряд - никто не остался на лошади. Да и верно: кавалеристов среди присутствующих, скорее всего, нет. Стража немолодая, но по возрасту если и служила, то в пехоте. Из конного полка так быстро не уйдешь: конница - это конница, служба долгая, оттуда седыми возвращаются.
        Сеул любил театр и хорошо в нем разбирался. Но сегодня впервые почувствовал себя актером. Ну непохоже на правду то, что сейчас происходит. Трупы - да, трупы настоящие, а вот все остальное… Ну фальшь же сплошная - за такую постановку актеров закидывают гнилыми овощами. Хотя виноваты-то не актеры - виноват тот, кто написал пьесу и кто бездарно ее поставил.
        Вот такая бездарщина сейчас творится. Да будь автор пьесы поумнее, тогда бы давно уже конная лавина летела по тракту, хватая и правых, и виноватых. И ни один маг бы ее не остановил. Да и как остановишь, если среди кавалеристов сидеть будет сини полсотни, все при защитных амулетах, держатся настороже: птицу в небе - и ту не упустят. А вперед бы сигнал пустили, через ту же синь, и засады бы караулили беглеца на каждой тропе.
        Час - больше бы убийца за городом не продержался. Если очень повезет, то час.
        А на деле? Бригада бездарных комедиантов тракт топчет. Непонятно кого и непонятно зачем послали. Если заяц не соврал и убийца пеший, то и вовсе стыд. А если догонят, что с ним делать, - вдруг он и вправду сильный маг? Ну у Сеула, допустим, амулет хороший. Вроде бы должен почти от всего защищать. Покуда не разрядится, будет держать кокон защитный вокруг владельца. Только вот ведь загвоздка - нет в отряде своего мага. Некому будет поддерживать силу амулетов, и разрядятся они быстро, а может, и очень быстро. И вся радость Сеула будет в том, что его запекут последним.
        Для чего, спрашивается, все это делается?
        Убийца ждал погони, стоя на краю причала. Вдалеке за ним виднелся противоположный берег, возле него замерли все три парома. Очевидно, команды не зря держались подальше - видели, чем дело пахнет. Неизвестно, что вытворял здесь маг-убийца, но, наверное, выглядело это достаточно впечатляюще, раз подойти боялись.
        Плохо дело: паромщика можно напугать лишь угрозой зашить рот на праздник первого вина.
        Убийца частично соответствовал описаниям свидетелей. Невысокий, тонкотелый, очень длинные золотистые волосы, огромные ярко-зеленые глаза. В остальном все было не так.
        Убийца не был мужчиной.
        Сеул не удивился, когда понял, что это действительно девушка, а не переодевшийся парень. Чтобы так замаскироваться, надо быть гением перевоплощения - вряд ли преступник настолько одарен. Да и мужское чутье хорошего сыщика не обмануть - девка это. Симпатичная девка. Опасная девка.
        Очень опасная.
        Тоненькая фигурка, закутанная в синюю тунику имперского мага, предостерегающе подняла резной посох:
        - Ни шагу больше, или этот причал очень сильно пострадает. И, кстати, привет, Ил.
        - Забудь мое имя! Отродье! - вскипел заяц.
        Дербитто не забыл о своих обязанностях:
        - Барышня, опустите, пожалуйста, свою палку! Мы вам не шпана с обочины тракта, мы люди служивые, и амулетов на нас много. За моей спиной девять арбалетчиков, да и я сам стреляю неплохо. Давайте не будем увеличивать список ваших прегрешений попыткой нападения на городскую стражу.
        - Список этот велик, одним прегрешением больше или меньше - разницы нет, - логично констатировала девушка. - Мне не нужны ни стража, ни ваши амулеты, ни этот тупоголовый идиот Ил. Сейчас подойдет паром - и я уйду. И не надо меня преследовать: я могу сильно обидеться. Я сказала: ни шагу вперед!
        Дербитто, по миллиметру пытавшийся сократить дистанцию, замер. Сеул, оценив ситуацию, признал, что она патовая: с такого расстояния даже дружный залп стражников может пройти впустую. Прицелиться эта бестия точно не даст. С другой стороны, на такой дистанции даже недорогой амулет успеет сработать на магические действия. Выстрелят арбалеты - перезарядить их уже не успеть. Магичка тупо высосет заряд из амулетов ударами по площади - и сожжет всех вместе с причалом. С третьей же стороны, начни она первой - в паузе между ударами можно успеть подскочить поближе, пока еще есть заряд, и тогда ей от стрел не отвертеться. В принципе если ребята у Дербитто отчаянные, то, если кинуть их дружно, шанс есть… хороший шанс… Хотя бред это: хорошей защиты у простых стражников быть не может, а без нее приближаться - самоубийство.
        Девушка была неглупа, все понимала и сама:
        - У вас нет мага, а я, как вы уже поняли, кое-что умею. Пять ударов сердца - больше вам не прожить. Хотя, если у кого-то есть хороший амулет, протянет долго. Только амулет должен быть не из дешевых. На такой в Столице можно было бы городской квартал купить. Есть среди вас такие богачи?
        Сеул, почти не размыкая губ, прошептал в спину Дербитто:
        - Она тянет время. Дома на берегу уже сгорели, она уже давно могла уйти или уплыть. Пусть не на пароме, но вон лодок хватает. Сама не уходит - ждет чего-то…
        - Скорее, кого-то, - буркнул Дербитто. - Господин Сеул, не дергайтесь, эта девица тянет не время… она тянет…
        - Что тянет? - не понял дознаватель.
        Язык не понимал, а глаза уже догадывались - покосились вбок. Вода у причала бурлила, на поверхность выносились пожухлые водоросли, белели брюхом барахтающиеся рыбины. Сеул не был знатоком магии, но и полным профаном его не назвать: сталкиваться приходилось - или слышать от тех, кто сталкивался. Только вот видеть подобное пришлось впервые. Да и не слыхал о таком никогда: виданое ли дело, чтобы маг тащил заряд из воды? А если и тащит, то сколько это продлится? Дома… дома уже догорели… Сколько может гореть такой дом?
        Дербитто еле слышно озвучил самые мрачные предположения дознавателя:
        - Господин Сеул, если эта бестия все время тащила себе силы из Чессы, то не видать нам заслуженной пенсии…
        Что было дальше, Сеул помнил смутно и обрывочно. Вроде бы его что-то стукнуло в самом начале, и стукнуло хорошо - так, что сознание помутилось. И вроде бы стукнуло по голове. А может, просто амулет не сразу сработал и голова познакомилась с магией. Нет, так и не понял он, с чего все началось.
        Вот фигурка в синем платье встрепенулась, вытянулась в струну, вокруг нее закрутилась дымная спираль. Потом вроде бы дрогнул причал. А может, оно до этого было? Нет… не вспомнить. В воду с криком упал стражник, в груди его красовалась длинная тонкая стрела с ядовито-зеленым древком и белоснежным оперением. Затем в нос ударило горелым мясом. Потом опять провал в памяти. Потом, оглядываясь, видел, что на причале стоять остались только двое: магичка и Пулио. Вокруг обормота горело все. Даже сам воздух горел, но пробить защитный кокон магическое пламя не могло. Двойное чудо - чудо, что папаша расщедрился для сынка на дорогой амулет, и вдвойне удивительно, что этот разгильдяй его до сих пор не пропил.
        И вроде бы видел, как Иллиций падает в реку. А может, это Пулио был? Поди пойми в огненном мареве…
        Потом вроде бы Сеул куда-то брел в дыму, воя от боли в груди и сухим языком пытаясь облизать трескающиеся губы. Ругаясь, он рвал на шее цепочку раскалившегося докрасна амулета, сверзился вниз, по мелководью добрался до лодочной пристани, копошась в грязи, пытался выбраться на берег. Вроде бы ему в этом помог Дербитто.
        Далее - полная амнезия.
        Полностью в себя Сеул пришел благодаря тому же Дербитто. Главный стражник вылил дознавателю в лицо порцию речной воды из своей шляпы и участливо поинтересовался:
        - Еще?
        - Достаточно, - прохрипел Сеул.
        Обернувшись в сторону реки, он чуть не выругался: добрая половина причала густо дымила, местами пробивался огонь, а оконечность причала и вовсе в костер превратилась, пылала полностью. Точнее, пылало то, что от этой оконечности осталось.
        - Дербитто… что это было? Кто в нас начал стрелять?
        Стражник, сплюнув черным, указал вдаль, на реку. Там, ниже пожара, ходили все три парома в окружении армады лодок - народ осматривал обломки, относимые течением от причала. На зрение Сеул не жаловался, и некоторые фигурки ему не понравились. Слова Дербитто подтвердили его предположение:
        - Зайцы. Полный паром зайцев. Эльалиен со всей своей шайкой из Дома Леса. И с ними куча городских уродов, тоже при луках. Пока мы общались с этой барышней, они подошли ближе - и залп дали. И стрелы, и магия. У Иллиция был… Я думал, вранье про такие амулеты - ан нет, не вранье. Ни одна стрела не пробила защиту его амулета. Говорят, такой амулет может спасать хозяина всего несколько мгновений, но этого хватило: ведь залп-то был один. Мы стояли рядом, и нас тоже не нашпиговало стрелами. Да и от магии убереглись. А вот ребята… Ребята хорошие были… Похоже, никто не уцелел. Ненавижу магов…
        Сеул невесело усмехнулся:
        - Вот оно что… Мы, получается, просто приманка… отвлечь ее должны были. Она не выжила?
        Дербитто, покосившись на пылающий причал, пожал плечами:
        - Мертвой я ее не видел. Не до нее мне было: едва шкуру свою унес. Иллиций там, наверное, до конца стоял - думаю, амулетов на нем не меньше пуда было. У него бы спросить… да разве ответит… - Чуть помедлив, Дербитто почти с нескрываемой ненавистью добавил: - Зайцы… Девять ребят… и каких ребят…
        - Ты им спасибо скажи.
        - За что?!
        - Если бы не приказ Эльалиена, ты бы взял не девять человек, а гораздо больше.
        - Если бы они сразу сказали, для чего мы нужны, я бы вообще никого не брал - и пересидели бы удар, прижавшись к Иллицию.
        - А Пулио где? Выжил?
        - А что этому шалопаю сделается? Там, у лошадей он, Гумби ему стрелу из плеча вырезает.
        - Все же шкуру ему попортили.
        - И не только шкуру: волосы чуть ли не до корней выгорели.
        - Ничего, папаша ему парик выделит. Ладно, Дербитто, давай-ка отсюда ноги уносить, пока Эльалиен про нас не вспомнил. Не хочу я с ним лишний раз сталкиваться.
        - Зайцы… - понимающе кивнул стражник.
        Глава 6
        Хиггинс когда-то на этом самом месте устроил Тиму маленькую лекцию по тектонике, объясняя причину появления верхних пастбищ. Надо сказать, учитель из Хиггинса был плохой, и информацию полукровке он давал, не заботясь о ее полезности, а также не проверял, усвоил ли ее ученик. Все учили Тима, и он вел себя как все, не проявляя при этом энтузиазма. Но тем не менее Тим урок усвоил. Он запомнил, что в этом месте степь расколола исполинская трещина, уходящая на немыслимые глубины. При этом местность к западу от разлома приподнялась - вот и остался в рельефе такой уступ.
        Возможно, Хиггинс и заблуждался. Возможно, и нет. Да и пользы в его словах не было. Какая разница, почему хорошие пастбища подняло в такую высь? Подняло - и все тут.
        Сидя на склоне, Тим смотрел на восток, вниз. Еще не стемнело, и огней далекого становища не разглядеть, но зато сверху хорошо видно, как на ночевку слетаются стайки перепелок, а к ручейку, тянущемуся вдоль гривки, подкрадывается стадо антилоп. Зрение у Тима было орлиное - хорошо видел, что рогов приличных в этой группе не наблюдается. Да и не нужны ему рога - он уже взял. И перепелки даром ему не нужны. Уставившись в русло ручейка, Тим пытался представить себе ту мощь, которая способна была разорвать земную твердь, будто тонкую лепешку. Разорвать землю, глину под ней, камни, скалу. Разорвать до самой бездны, где гранит кипит, словно вода.
        Представлять, как это было и как выглядело, было жутковато. И еще хотелось с кем-то поделиться своими мыслями. Но с кем? Спутники Тима даже не поймут, о чем он говорит. Даже кунак его, привыкший к чудачествам старшего, - и тот не поймет. К такому знанию надо идти шаг за шагом, идти долго.
        Тим шел долго. Но шаги его были прерывисты, а путь не прям. Многое от него ускользало. Нет, не понять ему этой силы. Пока не понять. Надо думать. Осмысливать. Долго думать.
        Когда-нибудь он поймет. Получит знание. А знание - это великая сила. Не зря дед Ришак пригрел в становище экипаж космической птицы. Ришак хотел получить все их знания. Пусть не все, но хоть что-то. Ришак хитрый. И внук его хитрый. Если Тим поймет силу, ломающую степь, Тим сделает еще один шаг вперед - попробует заставить эту силу ему подчиниться.
        Ну… может, и не выйдет. Но попробовать все равно стоит. Так что надо понять. Надо. И пусть экипаж космической птицы считает своего воспитанника суеверным дикарем, в которого без толку напихали кучу бесполезной информации, - Тим не в обиде на них. Может, у них, на небесах, это и верно, но здесь - земля, а на земле законы другие. То, что наверху - суеверие, здесь имеет право на жизнь. Да и сама жизнь зачастую невозможна, если пренебрегать «суевериями».
        Один-единственный шаман оламеков прошлой весной сжег крепость в становище этелей. А все потому, что местные шаманы дали себя подстрелить, будто перепелок, оставив свой род без защиты.
        Хотя вечный скептик Егор уверял, что там поработала не магия, а зажигательные стрелы.
        Все возможно.
        Как бы Тим ни был погружен в мир своих мыслей, бдительности он не терял. Неладное заметил сразу: тусклая искорка двигалась в небесах прямиком к стоянке мальчишек. На фоне потемневшего восточного неба видно ее было замечательно - будто светлячок приближается. Но не бывает светлячков на такой высоте.
        Затем до ушей добрался и звук - будто жук жужжит. Басовито, на одной ноте, с каким-то присвистом.
        Еще три удара сердца - и ЭТО пронеслось чуть ли не над головой Тима: что-то темное, смутный овал, будто черепаха чудовищная. Жужжание перешло в противный визг, вспыхнуло пламя, по ушам ударили трескучие, резкие хлопки, будто деревья сухие о колено великан ломает, испуганно заржали лошади.
        Тим, очнувшись, не задумываясь рванул вниз. Вперед, быстрее, бегом - лишь бы ноги в потемках не переломать. Склон вырос за его спиной, надежно закрывая от огней лагеря и грохочущей «черепахи». Позади опять загрохотало, еще сильнее, в небо взметнулось пламя, предсмертно заорали люди и лошади.
        Тим ухитрился добежать до подножия склона, ни разу не упав, влетел в ручей, плюхнулся под левый подмытый берег, суетливо заворочался, вдавливая тело под свисающие пласты дерна. Укрытие так себе, конечно, но найти его здесь с воздуха будет нелегко. Если на накхов напал боевой дракон, посланный сюда зачем-то северянами, то в воде он не страшен. А если это не дракон… если это одна из небесных машин, о которых Тиму рассказывали люди из экипажа… Тоже неплохо - приборам трудно будет обнаружить цель.
        Лишь лицо Тима, облепленное грязью и тиной, выдавалось из воды под дерном - не заметить, а все остальное и вовсе надежно укрыто от ночного зрения драконов и инфракрасных небесных приборов холодной водой. Тим не шевелился. Даже дышал через раз. Он был настолько неподвижен, что на лоб его забралась осмелевшая лягушка.
        Вода в этом ручье была родниковая - холодная, будто из таявшего снега. Через несколько минут неподвижного пребывания в своем укрытии Тим понял: если его не прибьет враг, то прикончит холод. К сожалению, отсюда было не разглядеть, что творится в окрестностях. Слух тоже мало помогал - лягушачий хор и журчание воды не позволяли расслышать, что происходит наверху. Но вроде бы больше не грохотало.
        Решившись, Тим осторожно высунул голову из-под берега. Не обнаружив ничего подозрительного, выкарабкался, встал, не рискуя покидать спасительное русло, осмотрелся по сторонам. Тишина и спокойствие, лишь наверху, там, где была стоянка кочевников, дрожали отблески пламени.
        Но Тим смотрел не туда - все внимание на восток. И не ошибся - там, вдали, засверкали искры, падая с небес на землю. Не просто на землю - на становище накхов.
        Скорее всего, здесь уже все спокойно, но Тим не любил уповать на авось - путь наверх занял у него немало времени. Крадучись от куста к кусту и не забывая оглядываться за спину, он забрался на гривку в тот момент, когда из-за горизонта выполз серп нарождающейся Меры. Красный диск тусклой Уиры к тому времени давно висел над головой, и света большой и малой лун с добавкой расплывчатого сияния Шрама Тиму вполне хватало, чтобы видеть немногим хуже, чем днем.
        На месте стоянки дымили обгоревшие кусты и груда рухляди, оставшаяся на месте шатра. Ноздри щекотала вонь горелого мяса и шерсти, уши различали вдали хрип умирающей лошади. Увидев вдалеке шатающуюся человеческую фигурку, Тим коротко свистнул. Человек вздрогнул, неуклюже, припадая на левую ногу, попытался побежать в сторону далеких кустов.
        Уже не прячась, Тим заорал:
        - Да стой ты! Это я!
        - Тимур, ты? - Голос был хриплый, неузнаваемый.
        - Да. Это я. А ты кто? Я не вижу твоего лица и не узнаю голоса.
        - Это не Тим!!! - пискляво проорали из кустов. - Тим бы тебя узнал! Это злой дух говорит его голосом! Не называй ему свое имя, а то он завладеет твоим телом! Цинн, стреляй в него! Стреляй!
        - Шарк, ты так и состаришься глупцом: ты сам назвал его имя. Да и твое я, как видишь, знаю. Если я действительно нежить, то сейчас легко полакомлюсь твоей печенью - надеюсь, глистов в ней немного.
        Из кустов испуганно охнули, а затем, ломая ветки, выскочила стремительная тень, ринулась к Тиму. Миг - и он уже обнимал Кунара. Конь был не на шутку перепуган, но все же не бросил стоянку после разгрома, дождался хозяина. Нет, не хозяина - друга. Не может у такого коня быть хозяина.

«Обитатели кустарников», очевидно, поняли, что волшебный конь не стал бы ластиться к нечисти, и повылезали из своих укрытий. Кроме Шарка и Цинна осталось всего двое - Наин и Кобо. Цинн - старший, один из лучших стрелков становища, Наин и Кобо - зелень, чуть побольше Шарка. Но все равно рад Тим был лишь Шарку. И не потому, что за смерть кунака с него бы спросили, а потому что привык он к нему. Почти друг он ему. Почти как Кунар.
        Не оглядываясь на выживших, Тим принялся осматривать коня - вдруг его подранило и надо быстро остановить кровь. Через плечо почти равнодушно уточнил:
        - А где Генр, Тарро и Колт?
        Шарк ответил скороговоркой, опередив старших:
        - Колт там, в кустах, умер он уже, от Тарро мы лишь голову нашли, а от Генра не нашли ничего. И лошадей нет, они…
        Договорить мальчик не успел - едва не рухнул от затрещины Цинна:
        - Не раскрывай рот, младший кунак, - здесь говорят старшие.
        Шарк пристыженно умолк, а Цинн степенно закончил его мысль:
        - Лошади разбежались. Лишь Кунар не ушел - тебя ждал.
        Тим, ощущая на себе взгляды выжившей четверки, молча отошел от Кунара, присел на краю неглубокой воронки, вдохнул струящийся из нее дымок. В носу противно защипало, во рту стало кисло. Вырвав из земли клок опаленной травы, он стал переминать его меж пальцев. Нет, Тиму не нужна была ни трава, ни воронка - Тиму нужно было время. Время на принятие решения. Он - старший, он не должен вносить в сердца своих людей разлада своей суетой. Пусть думают, что их вождь занят сейчас чем-то настолько важным, что они даже не могут представить чем.
        Непоседливый Шарк, не выдержав пытки тишиной, просипел:
        - Тим, это был дракон?
        В тишине отчетливо хлопнула затрещина, но, даже не глядя на своих людей, Тим понимал - все ждут ответа. Или не ответа. Хоть какой-то определенности ждут. Они - мальчишки, они не воины. Им трудно.
        Решившись, Тим, не оборачиваясь, спокойно поинтересовался:
        - Цинн, что с твоей ногой?
        - Тимур, я упал, когда здесь все вспыхнуло. И на ногу наступила лошадь.
        - Кости сломаны?
        - Нет. Но быстро ходить мне тяжело.
        - Еще раненые есть?
        - Нет. Колт был ранен, у него разорвало живот и сожгло лицо. Мы не смогли ему помочь, и он умер. Но это хорошо - без глаз ему бы трудно было жить.
        - Цинн, с Наином и Кобо осмотрите все вокруг. Соберите все вещи. И найдите Генра. А я возьму Шарка и найду с ним лошадей для вас. Потом мы поедем к становищу.
        Чуть помедлив, Тим, добавил:
        - Там, наверное, придется драться.
        - С кем? - охнул Шарк.
        Цинн от удивления позабыл отвесить ему затрещину, и Тим, не дожидаясь новых вопросов, уже со спины Кунара бросил:
        - Люди черного человека пришли в нашу степь. И они напали на становище. Ищите хорошо - нам потребуется все оружие.

* * *
        Накхи потеряли свое становище.
        Нет, поставить новые шатры - дело недолгое: уж войлока у степняков хватало. Но из войлока не сделать крепости.
        Крепость в становище, разумеется, можно было назвать крепостью лишь с натяжкой. Даже вонючие города людей с побережья были укреплены несравнимо лучше. Но им проще - на побережье раньше хватало хороших лесов, да и сейчас еще не все вырубили. В степи все не так: деревьев мало, а подходящих для строительства еще меньше. Бревна в свое время таскали по много дней, доставляя к становищу. Хорошего камня в округе тоже не было. Лишь с глиной накхам повезло. Поэтому основным материалом для стройки был сырой кирпич.
        Стены вышли невысокие: при большом желании можно снизу аркан накинуть на зазевавшегося защитника, но зато толщины они были неимоверной - местами до десяти полноценных мужских шагов. Ришак, перебрав кумыса, иной раз гарцевал по ним на коне, будто по мощеной дороге, - лишь угловые башенки мешали ему совершать полный круг.
        Тараном такие стены не скоро прошибешь.
        Подкопать такие непросто, да и под оскудевшей почвой притаился камень - хода в нем не проделать и стены не подрыть.
        Хорошая крепость.
        Была…
        Все четыре башенки превратились в груды мусора. Стены уцелели только фрагментами, между их остатками будто громадный великан выгрыз исполинской пастью кирпичную кладку. Обнажившиеся бревенчатые клети обуглились, но не загорелись - слишком долго древесина морилась в заточении глины. Однако дымили щедро - густым вонючим дымом.
        Возле остатков крепостных ворот стоял геликоптер.
        Возможно, машина называлась иначе, но Тим, знакомый с подобной техникой лишь по рисункам своих небесных учителей, решил, что это именно она. Пузатое тело, длинная балка хвоста, широченный винт наверху. Смущали лишь птичьи крылья - куцые, двойные. Не помнил Тим такого на рисунках. От нижней пары этих крыльев топорщились разнокалиберные трубы - Тим не сомневался, что это оружие. Но как-то неестественно это вооружение выглядело - грубовато, что ли… Диссонировало с общей стремительностью небесной машины. Будто в уже готовую, гармоничную конструкцию кто-то не имеющий отношения к ее созданию внес новые смертоносные элементы.
        Хотя откуда Тиму знать - он в небесных машинах понимает мало. Да и какая ему разница - ему не изучать геликоптер надо, а уничтожить.
        Тим притаился на краю овечьего загона. Из одежды на нем была лишь кожаная безрукавка и штаны. Перед тем как пробраться в становище, он щедро извозился в навозе, не забыв про лицо и волосы. Если у нападающих есть собаки, то почуять врага им будет нелегко. А зрение дозорных ночью несовершенно - лазутчика может выдать лишь светлый овал лица на фоне земли. Но он у Тима теперь далеко не светлый.
        До рассвета еще часа три. Спешить не стоит. Тим лежал здесь долго, стараясь не пропустить ничего.
        Захватчики чувствовали себя в становище полноценными хозяевами и вели себя на диво беспечно. Хотя, будь у Тима боевой вертолет, он бы, возможно, вел себя так же.
        Первое, что выяснил Тим: на становище напали не черные люди. Нет, черные тут были - он заметил двоих, когда они прошли от севшего геликоптера в один из уцелевших шатров. Где есть двое, возможно, есть и еще, но вряд ли их слишком много. Основная масса напавших - обычные люди. Тим не раз видал купеческие караваны, да и на побережье ему доводилось бывать - эту публику он знал. Наемники горожан, охранники купеческих караванов - вороватые бродяги, откровенные бандиты без роду и племени, смесь отбросов и полуотбросов. Тим знал, что, имея серебро, можно нанять этих людей и они будут тебе служить. Как служить - это, конечно, другой вопрос: верности за деньги не купить. У этих людей был один хозяин - драгоценный металл. Кто предложит его больше - того они и будут слушать.
        Кто-то предложил много серебра, и целая сотня этих жалких рабов металла пришла в становище накхов.
        С каждой минутой, проведенной за изучением действий врагов, Тим все более жалел, что у него нет пары десятков настоящих воинов-накхов. Этого бы вполне хватило. Конечно, недооценивать противника опасно, но тут Тим, скорее всего, их переоценивал.
        Жалкие шакалы. Глупые падальщики. Они даже караулов не поставили. Безголовый сброд. Нет, какое-то подобие командования у них было, и на глазах Тима один из таких вождей попытался поставить часовых по периметру становища. Тщетно - едва он отходил, как поставленный дозорный тут же срывался с места, спеша продолжить грабеж и насилие. Чуть ли не ежеминутно вспыхивали перебранки на почве раздела добычи. Парочка мордоворотов решила спор оружием: один упал, собирая кишки в рассеченное брюхо, второму повезло больше - сабля умирающего снесла ему несколько пальцев. Судя по крикам, еще одного убитого нашли за шатром - кто-то ловко перехватил ему горло. Наемники сперва было решили, что это кто-то из уцелевших мужчин занимается диверсионной деятельностью, и даже порывались прочесать окрестности. Но затем вспомнили, что убитому достался ценный трофей - серебряная уздечка. Тут же все решили, что за нее его и прирезали. К великому удивлению Тима, никто даже и не подумал искать убийцу.
        Все это наводило его на логичную мысль: весь этот сброд собран буквально перед нападением. Им не дали времени притереться друг к другу, стать хоть каким-то подобием войска. И это было хорошо - путь все они сильные и хорошо вооруженные мужчины, но, по сути, это стадо драчливых баранов. Одиночки, которые больше всего боятся за свою никем не прикрытую спину.
        Сейчас Тим им устроит сюрприз.
        Не успел - под голову скользнула чужая ладонь, крепко зажала рот, в ухо угрожающе прошипели. Но прошипели как-то знакомо.
        Тим, понятливо кивнув, обернулся, уставился на ловкача, ухитрившегося подкрасться незамеченным. Тот был измазан навозом до неузнаваемости, но не узнать его было невозможно:
        - Дед Ришак, я рад, что ты жив.
        - Тихо, Тимур! Я еще не оглох. А вот ты оглох, раз подпустил меня!
        - Виноват. Меня вечером оглушил грохот, когда они напали на наш лагерь, до сих пор в ушах гудит.
        - Ты один выжил?
        - Нет. Со мной Шарк, Цинн, Наин и Кобо. У Цинна и Кобо - луки, они спрятались за загоном и будут стрелять, когда подниму шум.
        - Тимур, ты глупец, раз решил напасть на этих шакалов с четырьмя мальчишками.
        - Дед Ришак, я просто хочу уничтожить их геликоптер. Вон ту железную машину.
        - Ах ты, небесное отродье, ты разве знаешь, как убить этого железного дракона?
        - Да, дед Ришак, я знаю. Меня научили люди с небес.
        - Это хорошо. Я всегда знал, что не зря они пичкают тебя своей болтовней. Пригодилось. Давай убивай дракона. Когда убьешь, мы перережем этих шакалов.
        - Мы?
        - Да. Со мной несколько наших воинов. Мы давно уже крутимся вокруг. Не будь дракона - уже бы сушили их скальпы. Торопись, Тимур. Или тебе нужна помощь?
        - Нет. Я сам.
        - Иди, Тимур. А я пойду к мальчишкам, приставлю их к своим воинам. Нам потребуется каждый лук.
        Тим не стал спрашивать, каким образом Ришак уцелел при разгроме становища, да еще и отряд воинов сохранил. Ришак - это Ришак, лучший воин накхов. Да, он уже не молод, но горе тому, кто сочтет его слабым стариком. Старость его - будто хромота степного льва, до последнего притворяющегося искалеченным, пока глупая антилопа не подпустит его на дистанцию прыжка.
        Прячась от глаз врагов за разоренными шатрами и лошадиными трупами, Тим добрался до старой кузницы Мокедо. После его ухода глинобитный сарайчик пришел в полное запустение. Для обитателей становища Мокедо был своего рода легендой, и все, что его касалось, было неприкосновенным. Если бы Тим не следил за строением, то крыша уже давно провалилась от неухоженности.
        Несмотря на все предосторожности, дверь открылась с изрядным шумом. Оставалось надеяться, что в общем гуле разоряемого становища это прошло незаметно.
        Надежды Тима не оправдались - он едва успел укрыться за наковальней, как на пороге выросла внушительная фигура. Выставив факел перед собой, наемник пьяно хохотнул и предложил:
        - Эй, красотка, вылезай. Я видел, как ты сюда прошмыгнула. Умница - догадалась спрятаться. Я тебя никому не отдам - не бойся. Ну-ка где ты тут…
        Несмотря на выпитое спиртное и общее жизненное разгильдяйство, этот наемник об осторожности не забыл и помимо факела держал короткий меч. Но оружие ему не помогло - стоило ему заглянуть за наковальню, как его жизнь закончилась. Сомнительно, что он успел осознать свою ошибку - перепутал тонкотелого Тима с девчонкой.
        Мах рукой, приглушенный треск лопнувшего черепа, вялый шум упавшего тела. Степняки для забавы кистенями зайцев на скаку берут, а уж проломить голову неповоротливому бродяге с побережья - и вовсе пустяк.
        Факел отправился под труп. Тим с минуту выжидал, давая глазам привыкнуть к темноте и готовясь встречать новых охотников за «девчонкой». Вроде бы все тихо. Ну что же, пора приниматься за дело.
        Присев в дальнем углу, Тим пощупал земляной пол, поморщился: будто камень. Используя трофейный короткий меч в качестве мотыги, добрался до тайника Мокедо. Расчистил доски, откинул крышку. Внутри было сухо и чисто - все как тогда, когда он помогал прятать. Но даже если бы сюда проникла вода - ничего, спрятанному предмету она не навредит.
        Ухватившись за литую ручку, Тим достал оранжевый контейнер аварийного комплекта. С натугой провернул ступоры, раскрыл. Жизнь в небесах непростая, и, бывает, небесные птицы падают. Упасть они могут в неблагоприятное место. И экипажу придется защищать свои жизни до прихода спасателей. Вот как здесь пришлось. Защищая себя, экипаж потратил свои боеприпасы. Счастье, что накхи все же решили вопрос миром, иначе бы Тим не появился на свет. И вдвойне удачно, что потратили они не все.
        Покрутив в руках увесистый пистолет с толстыми стволами, Тим положил его назад без сожаления - патронов к нему больше нет, и осталась только одна сигнальная ракета. Не нужно ему здесь никому сигналить. А вот два ребристых цилиндра - то, что надо. В деле Тим их не видел, но Мокедо говорил, что это гранаты серьезные. Настолько серьезные, что их давно уже не включают в стандартные аварийные комплекты. Не нужно больше такое оружие космонавтам. Не хватало еще, чтобы на орбите рвануло. Раньше, когда в небесах шла большая война, этими гранатами полагалось уничтожать тайные агрегаты небесных птиц, чтобы врагу в руки не попали. К счастью, психика у командира установки была несколько параноидальная, и каким-то образом он для своего экипажа старые аварийные комплекты добывал, несмотря на мирное время. Как будто знал, что потом, уже после гибели командира и его установки, степной паренек из затерянного во времени и пространстве мира достанет их из пластмассовых гнезд и понесет к непонятно откуда взявшейся небесной машине. И взорвет ее.
        Стоп. Рано размечтался - еще ничего не взорвано.
        Хотя нет - на улице взорвался хор негодующих воплей. Наемники опять что-то не поделили. Ну да пусть делят - лишь бы в сторону геликоптера не посматривали. Интересно, хватит ли двух гранат, чтобы уничтожить машину? Как-то мало верится, что два маленьких цилиндрика сокрушат такого колосса. В детстве он однажды видел, как Егор взорвал глиняный горшок, набитый самодельным порохом. Взрыв Тима не впечатлил. Гораздо сильнее впечатлило тогда то, что взрослый мужчина, да еще и упавший с небес, упорно нянчится с навозом - ради какого-то белого порошка. И было бы ради чего: забава дымная, не более.
        Тим намеревался прокрасться к машине вдоль крепостной стены. Там, в кирпичных развалах, грабить было нечего, и шансы нарваться на врага невелики. Но, подкравшись к руинам укреплений, разглядел, как кто-то воровато прошмыгнул в пролом стены. Учитывая разгильдяйство нападающих, неудивительно, что немало жителей уцелело и бродят вокруг в ожидании шанса реванша: накхи - не трусы, и даже железный дракон не заставит их мчаться в степь до горизонта, бросив становище. Тим не стал рисковать, приближаясь к ним: нервы у народа напряжены, в темноте видно плохо - прирежут, не спрашивая имени.
        Перед линией стены тянулась полоса заграждений из заостренных кольев, ям и кирпичных конусов. Тим решил двигаться прямо по ней - и не пожалел. Даже в предательском свете полосы небесного Шрама здесь нелегко разглядеть лазутчика, главное - не делать резких движений. А Тим не делал - Тим умел охотиться и, бывало, фазана брал руками. Это несложно - глупая птица видит все прекрасно, но пугает ее лишь движение, причем движение резкое. Если все делать плавно, то позволит ухватить себя за хвост.
        Вжимаясь в землю, добрался до машины, скользнул в тень хвоста, пробрался под днище, замер.
        Что дальше? Днище ровное, гранату на нем не закрепить. Под колесо ее сунуть? А смысл? Если даже колесо вовсе оторвет, рана будет не смертельной. Хотя кто его знает… может, сила гранат настолько велика, что хватит на весь геликоптер.
        Покосившись в сторону ругающейся толпы врагов, Тим решил рискнуть.
        Из рассказов экипажа он имел приличное представление о небесном вооружении и понадеялся, что рассказы не врали. Пришлось покинуть безопасную тьму под днищем машины, перебраться под подвеску. Тут уже остается уповать на везение - тени здесь маловато, того и гляди заметят, как ни прячься. Эх, понять бы еще, что это за трубы, и их начинку… Может, это просто приборы какие-то. Откуда Тиму знать? Дали бы враги время - он бы, разумеется, разобрался, но времени не было.
        По вытоптанной земле застучали четкие, тяжелые шаги. Кто-то приближался к геликоптеру с другой стороны.
        Решившись, Тим потянул бородавку замедлителя к корпусу до упора, выставив максимальное время. С натугой вытянул чеку, медленно отпустил кнопку стопора. Корпус гранаты мелко завибрировал. Теперь не отступить - взрыва не остановишь.
        Тим выполз из-под подвески, приподнялся перед пузатым барабаном, собранным из толстенных труб, сунул руку в центральную трубу. Костяшки пальцев нащупали холодный конус, дальше хода не было. Запихав под него гранату, Тим юркнул под днище.
        Вовремя - с другой стороны лязгнул металл, затем хлопнула железная дверь, кто-то влез в геликоптер.
        Скользнул под хвост, дальше вскочил - кинулся к стене зайцем, уже не скрываясь. Лишь на бегу вспомнил про вторую гранату. Эх… как же он про нее позабыл… Ну да ничего, это же просто страховка - по идее, и одной должно хватить.
        Или не хватит?
        За спиной кто-то азартно заорал - беглеца заметили. Тут же ослепительная вспышка прогнала ночь, Тима что-то толкнуло с такой силой, что он не удержался на ногах, рухнул среди кольев заградительной полосы. Если бы не успел выставить руки, то вспахал бы носом каменистую землю.
        Стряхивая грязь с ободранных предплечий, обернулся, довольно осклабился - одной гранаты хватило.
        Туша геликоптера завалилась набок, смяв лопасти несущего винта. От крыла с оружием и следа не осталось - на его месте в корпусе зияла рваная дыра, оттуда вырывались клубы дыма и огня. Очевидно, он не ошибся - в барабане действительно были ракеты, они-то и сдетонировали. Из разбитой кабины выбралась пылающая фигура, сделала пару неуверенных шагов, рухнула, хрипло взвыв напоследок.
        Красота.
        Толпы врагов прекратили перебранку и грабежи тоже прекратили. Все как один потрясенно уставились на останки боевой машины. Похоже, им не верилось, что железный дракон погиб так бесславно - даже не в бою.
        Красиво стоят - почти окружив огромный костер. Топливо горит ярко - хорошо всех освещает. А вот разглядеть что-нибудь за пределами освещенного круга теперь невозможно.
        Из темноты прилетели первые стрелы. Тим их не увидел - услышал. Звук, с которым наконечник пробивает доспех и кости, завязая в плоти, очень специфичен: если раз услышал - не забудешь.
        Тиму слышать его доводилось не один раз.
        Какими бы сбродом ни были напавшие, но полными ротозеями их не назвать - созерцание гибели дракона прекратили, бросились врассыпную. Тщетно: накхи и по бегущим не мазали. Первые же два-три залпа ополовинили толпу. Убитых было мало - большинство лучников метили по ногам, причем били срезами. Доспехов тут нет, а от такой раны если не умрешь на месте, то точно не убежишь.
        Избиение младенцев. Тим презрительно сплюнул - эти уроды даже не сделали попытки объединиться, выставив стену щитов. Так и бежали поодиночке, будто шакалы недружные. Те, кто поумнее, рванули к Тиму, надеясь укрыться в развалинах крепости. Наивные - из всех проломов защелкали луки, из тьмы степной вынеслось три всадника, на мечах заиграли отблески огня.
        Все - бой можно считать законченным. Прорваться к лошадям врагу точно не дадут, а накх на коне не напрягаясь зарубит десяток таких «вояк».
        Э, нет - еще не закончен бой. Из юрты, где крутились черные люди, выскочили сразу двое. Вскинули руки. Синхронно сверкнули вспышки, понеслись сгустки пламени. Один заряд ушел в степь, второй врезался в поясницу всадника, перечеркнув человека напополам. Коню тоже досталось - бедное животное с жалобным ржанием перекатилось через голову, сломав себе шею и придавив наездника.
        Тим затруднялся сказать, каким богам обязан своему везению, так что мысленно поблагодарил всех сразу - за то, что не позволили пустить на дракона обе гранаты. Уже почти привычно изготовил цилиндр к подрыву, отпустил кнопку, послал к юрте. К тому времени по черным людям уже полетели первые стрелы, но толку мало - срезы бессильно били по их непробиваемой длиннополой одежде. В ответ летели огненные шары, судя по крикам боли и ужаса, с большим успехом.
        От гранаты одежда не спасла - оба рухнули будто подкошенные. Накхи, уже ничего не опасаясь, с ревом выносились на освещенное место, началась рубка.
        Тим лезть в эту свалку не стал. Доспехов у него никаких нет, а из оружия - лишь нож и кистень. Кроме того, лишь сейчас понял, что ранен: по спине струилась кровь. Очевидно, все же зацепило осколком.
        Обойдутся и без него - на сегодня свою норму подвигов Тим выполнил. Поднявшись, он шагнул в сторону овечьего загона - там его ждал Кунар. Увы, тут же понял - на спине у него далеко не царапина. Лопатка будто вспыхнула, клинок боли пронзил позвоночник, перед глазами все поплыло, колени подогнулись.
        Присев, Тим, невзирая на боль, начал стягивать безрукавку на груди. Натягиваясь, она плотно прилегала к спине, и он надеялся, что эта нехитрая мера уменьшит кровотечение. Теперь надо подождать завершения резни - без посторонней помощи рану на спине не заштопать.

* * *
        - Целое стало меньше. Гораздо меньше.
        - Мы ощутили потерю.
        - У целого больше нет боевого вертолета.
        - Целое переделает второй свой вертолет, и он станет боевым.
        - Целому надо время для этого. Без боевого вертолета будет трудно наказать людей Южного материка.
        - Наказание придется отложить. И мы не будем больше там рисковать частями целого. Слишком много мы потеряли их. Мы наймем людей и пошлем их в степь.
        - Наемники нефункциональны. Они не справятся с задачей.
        - Мы знаем. Этот материал можно терять, не ощущая потери, - пускай умирают, для нас это не потеря, а врагов они ослабят.
        - Хорошее решение. Решение, которое сбережет части целого.
        - Наказаны те, кто сделали целое меньше на Севере?
        - Сложно. Непонятно. Если наказаны, то не мы наказывали. И нет уверенности в наказании.
        - Мы не понимаем.
        - Мало знаний. Там странное. Там была магия. Но такой магии не было никогда. Человек, носитель этой странной магии, сделал целое меньше. Неумышленное деяние. Он убивал временных союзников, но часть целого их защищала и была уничтожена.
        - Странная информация. Мы считали, что наши временные союзники в этом регионе неприкосновенны.
        - Носитель странной магии так не считала. И мы видим, что временные союзники про нее что-то знают. Но скрывают эту информацию. Там все странно.
        - Мы поняли. Изучи это странное. Странное надо понять. Если оно опасно, то должно быть уничтожено. Если невозможно понять - тоже уничтожить. Если оно уже уничтожено, то прекратить изучение - мы не можем распылять силы. Нас мало.
        Глава 7
        Шагать вперед Дербитто явно не хотел, и Сеула это не удивляло. В свое время, проходя малый путь тайного посвящения, он также с опаской относился к таким участкам. Глаза завязаны, от ушей в этом подземелье толку нет, все чувства уходят в ноги и в ладонь, которой касаешься стен. Если нога не встречает под собой опоры, это напрягает. Кто знает, что под подошвой ботинка - безобидная ямка глубиной с ладонь или бездонный каменный колодец? В подземельях Немервата пакостей хватало.
        Чуть присев на правой ноге, Дербитто носком левой нащупал ступеньку, шагнул вперед. Сеул, наблюдая за ним через одно из окошек в потолке галереи, одобрительно кивнул - служака до сих пор не унизился до «четверенек» и ни разу еще не использовал рук для опоры. А ведь большинство в конце пути шлепает на четырех. И это несмотря на то, что почти все знают - смертельных опасностей на этом пути нет.
        Хотя если вспомнить, то именно на этой лестнице свернул шею купец Гинцис. Сеула тогда подняли среди ночи, потребовав обставить смерть неудачника поестественнее. Пришлось через кожаную воронку заливать трупу перегнанное вино, затем тащить его через весь город к бухте и там бросить на берегу, прямо напротив заведения матушки Неи. Труднее всего было заставить себя наблевать с парапета - желудок был практически пуст. Поутру, уже в составе отряда следователей, Сеул осмотрел тело - и заодно по свету оглядел местность в поисках оставленных улик. Собою оставленных.
        Город потом неделю мусолил сенсацию: почтенный гильдиец, оказывается, по ночам бегал к девкам, что его и погубило. Замутило, вышел на воздух, свесился вниз, прочистил желудок, да и не удержался спьяну - сверзился. Высота невелика, но набережную уж лет сто не чинили, камни вывернуло волнами, на них и молодой без переломов не обойдется, а уж такому толстяку, как Гинцис, не выжить.
        У полиции версия была одна - несчастный случай. И даже придирчивые купеческие старосты с этой версией почему-то не спорили.
        На середине спуска из бокового окошка высунулась рука с факелом, махнула пламенем перед лицом стражника. Дербитто, почуяв жар, инстинктивно отшатнулся, но равновесия не потерял. Демонический хохот, перемежаемый воплями ужаса, усилился, но и это не поколебало решимости новичка. Сеул почему-то был уверен, что эти звуки его раздражают - не более. Взрослый ведь человек - такого ерундой не напугать. Очередной дешевый спектакль, второй за эти дни. Сеул полгода назад сам шел по этой галерее с повязкой на глазах, а потом несколько раз наблюдал за этим со стороны. Даже первый раз неинтересно было и не страшно. А сейчас - просто скука, лишь раздраженно думаешь: «Да когда же этот Дербитто освободится?!
        Дербитто добрался до дверей. Все - конец. Очередной кандидат в члены братства, нащупав доски, окованные железом, уверенно стукнул три раза. Хор демонов и их жертв утих, взамен по галерее гулко, не по-человечески, вопросили:
        - Ты в конце пути: хочешь всех благ мира - вернись назад. Хочешь пройти вперед - забудь себя.
        Дербитто отчетливо вздохнул и монотонно, будто заученный стих, пробубнил:
        - Я забыл себя. И найду себя, лишь сделав шаг вперед.
        Один из зрителей не выдержал, громко и весело прошептал:
        - Сейчас он еще дверь попросит побыстрее открыть. Вот умора будет - как с Ципусом.
        На весельчака шикнули, среди зрителей воцарилась тишина.
        Дербитто с честью выдержал все ритуальные вопросы, преодолел дверь, вытерпел окончание церемонии. Стоически, не проявил неудовольствия, даже когда ему резанули палец, и, приподняв нижний край маски, не поморщившись, отхлебнул из чаши кровавое пойло. Правда, если честно, крови там всего ничего - обычное красное вино. Но немало неофитов позорно блевали на этой части церемонии - именно из-за них из зала убрали ковры.
        Полтора десятка собравшихся почтили нового члена тайного братства, отхлебнув из той же чаши, после чего большинство покинуло помещение. Дербитто, поглядывая в спину уходящим, склонился к плечу Сеула, чуть слышно шепнул:
        - Господин старший дознаватель, я понимаю, что этого требует ритуал, но вот что меня убивает: неужто Дотий всерьез думает, что есть в Столице кретины, способные его не узнать, как бы он ни вырядился?
        Сеул не ответил на риторический вопрос. Дотий, макушкой едва достававший до грудины не самым высоким мужчинам, был в ширину заметно больше, чем в высоту. При этом задница была у него самой широкой частью фигуры. В придачу ноги у него изгибались, как у старого кавалериста - на манер бублика, да еще и носки завернуты внутрь. Передвигался он смешной прыгающей походкой, из-за чего получил у горожан ласковое прозвище Воробей. А еще он частенько гулко кашлял и почти непрерывно шмыгал носом, вбирая внутрь растекающиеся сопли. Будучи первым помощником городского главы, Дотий был известен всей Столице. Чтобы такого приметного горожанина спрятать, не маска нужна, а гроб.
        Очередной дешевый спектакль…
        Не считая Сеула и Дербитто, в зале осталось двое: Хранитель печати в своем красном островерхом балахоне (жаль, что на Дотия не такой надели, - отличная красная груша вышла бы) и безымянный брат. Впрочем, не такой уж и безымянный: очень высокий, в поистине микроскопической маске, даже не пытается скрыть своей принадлежности к высшим магам Империи - академический перстень выдает его с головой. К тому же шрам на щеке заставлял подозревать в этом брате главу боевой школы Азере. Для сини вывести рубец - сущий пустяк, но обладатель этой отметины не соизволил себя утрудить такой малостью.
        Хранитель, подойдя к стене, открыл маленькую дверь, замаскированную настолько хорошо, что Дербитто не удержался, одобрительно хмыкнул.
        - Проходите, вас ждут.
        Голос Хранителя из-под балахона звучал приглушенно, да и сам он всячески пытался его исказить, оберегая тайну своей личности. С точки зрения Сеула, выглядело это не слишком серьезно. Старый и верный второй советник Его Императорского Величества - личность сама по себе публичная, а учитывая неуемную страсть Карвинса к сомнительной коммерции, его знала вся Столица - от сливок общества до отребьев городского дна. Перевешав взяточников, занимавшихся своим ремеслом без системы и широких перспектив, Карвинс поставил на их посты новых взяточников - уже своих - и развернул этот бизнес во всю ширь. В течение каких-то пары лет он как-то незаметно приобрел-прикупил уж слишком много важнейших нитей управления центром Империи, а кое-какие тянулись и до окраин. Спесивые аристократы униженно кланялись ему деньгами и имениями, покупая себе достойные посты, изгои общества у него же откупались от тюрьмы или петли. И не столь важно, что монеты падали в руку полунищего писаря, - в конечном итоге попадали они в сундуки Карвинса.
        Но его бизнес не ограничивался лишь злоупотреблением служебным положением - Карвинс умел торговать не только печатями и подписями. Карвинс мог торговать всем. Если бы Карвинс родился в купеческой семье, то давно бы уже правил гильдией - он был способен продать что угодно и кому угодно. Даже если это в принципе невозможно. Даже если это противоречит здравому смыслу. Даже если это абсолютно абсурдно. Личности покупателей и продавцов его не волновали: Карвинс был готов без угрызений совести торговать хоть с демонами нижних миров или совратителями своих племянниц - лишь бы они были платежеспособны. Полчаса уговоров ему вполне хватит на подписание выгодного контракта по снабжению упырей чесноком, а слепому он втридорога впарит ящик подзорных труб. Даже на поставках поясов целомудрия в бордели Карвинс без труда сколотит состояние. Чем сложнее дело, тем больше шансов, что за него возьмется Карвинс. Ведь не денег ради - денег у него и без того более чем достаточно. Просто странное хобби аристократа.
        Неудивительно, что с таким хобби его отлично знали в полиции, - многие его дела прямо или косвенно входили в сферу ее компетенции. Кроме того, некоторые необычные особенности интимной жизни камергера также иногда интересовали стражей закона.
        Так что Сеула балахоном не обмануть.
        Интересно, а титул Хранителя печати Братства Света он тоже купил? Хотя нет, неинтересно - лучше такого не знать… иногда наивность - это благо.
        Дербитто тоже на маскарад не купился, прошептал в ухо дознавателя:
        - Этот ваш хранитель здорово смахивает на поганца-Карвинса - он проходил у нас по делу о детском борделе, но привлечь, разумеется, не удалось.
        Сеул был невысок, но, чтобы войти в потайную дверь, ему пришлось нагнуться. Азере и вовсе туго пришлось - как ни нагибался, а зацепился макушкой. Стук хороший вышел, но маг, к его чести, даже не пикнул.
        За дверью оказалась маленькая комната. Здесь ковры были - они не только пружинили под ногами, но и обтягивали стены и даже потолок. А еще здесь был стол - огромный стол, занимавший почти всю комнату. За столом сидел человек. Вот его Сеул не узнал, и даже более того - он не помнил, чтобы этот незнакомец бывал на собраниях братства. Хотя уверенным здесь быть нельзя - уж больно оригинальна у него маска. Точнее, не было у него маски: черный глухой шлем. Кастрюля с узкой щелью. Фигуру скрывал черный плащ. Даже оценить рост сидящего человека не так просто.
        Вот уж кто действительно озаботился маскировкой.
        - Присаживайтесь… братья.
        Проклятье - даже голоса не узнать. В этом глухом шлеме он искажается до неузнаваемости - будто в бочку говорят.
        Сеула незнакомец почему-то сильно заинтересовал. Даже кратковременный шок после встречи с Азере не шел ни в какое сравнение. Сеул почему-то был уверен, что главный боевой маг Империи по статусу не ниже, чем… А уж выше боевых магов в Империи - только…
        Пятерым за таким огромным столом слишком уж просторно - одних стульев десятка два, но Дербитто и Сеул инстинктивно присели рядом. Нетрудно догадаться, что оставили их не случайно, а из-за последних событий. Раз уж связаны вместе, то и сидеть вместе.
        Карвинс еще продолжал скрипеть стулом, а незнакомец, выдавая нетерпеливую натуру, сразу заговорил о деле:
        - Дербитто и Сеул, не обижайтесь, что раскрываю ваше инкогнито, но все собравшиеся и без того знают, кто вы, так что маленькое отступление от ритуалов братства здесь уместно. Не стану тянуть время и спрошу главное - вы хорошо запомнили женщину, убившую тех зайцев? Сможете ее опознать?
        - Я эту девку и с завязанными глазами опознаю, - иронично буркнул Дербитто.
        Сеул просто кивнул, без слов присоединяясь к словам стражника.
        Незнакомца же слова Дербитто обрадовали, но как-то не так:
        - Это как же без глаз? На ощупь или по запаху? - весело уточнил он.
        Дербитто ответить не успел - отозвался Азере, брезгливо-недовольно протянув:
        - Может быть, шутить будем в другом месте или хотя бы после разговора? Господа, кроме вас вроде бы выжило еще трое стражников и сотрудник управы?
        - Да, Пулио живой… если его можно причислить к сотрудникам, - подтвердил Сеул.
        - А что с ним не так? - уточнил Азере.
        - Вы знаете, кто его отец?
        - Если не ошибаюсь… Да, теперь я вас понял. Действительно, с таким отцом можно не слишком утруждать себя работой в управе.
        Карвинс хотел было что-то сказать, но незнакомец его перебил:
        - Эти ваши стражники и этот Пулио тоже сумеют опознать ее?
        Сеул пожал плечами:
        - Пулио стоял рядом с нами, а вот стражники выжившие подальше были.
        - Да, - кивнул Дербитто. - Эти стояли позади, поэтому и уцелели при первом залпе лучников. Правда, один серьезно ранен и не скоро сможет вернуться к работе. Да и остальных потрепало. Я бы на вашем месте не сильно надеялся, что они опознают ее тело.
        - Тело? - вскинулся незнакомец. - Кто говорил о теле? Вы нам нужны не для опознания тела - вы должны найти ее живой.
        Тут уж вскинулся Сеул:
        - Зайцы сказали, что она мертва. Они не имеют претензий к городу: убийца убит. Если бы они в этом сомневались…
        Незнакомец остановил дознавателя взмахом руки:
        - Зайцы? Зайцы сказали, что она мертва? А если бы они сказали, что у ослов растут рога, вы бы тоже в это поверили?
        - Но…
        - Никаких «но»! Да не признай они, что она не выжила в том бедламе, их бы на смех подняли. Все ушастые сползлись на это дело плюс толпа наемников. Они обложили эту девку со всех сторон, вели ее как пуделя на поводке. Довели до удобного места и… И что?! Признать перед всеми, что она ушла оттуда? И что отряд стражи лег под их стрелами попусту? Вот так взять и сказать: «Опростоволосились мы - прохлопали ее, ушами своими прохлопали»? Сеул, вы можете себе представить, чтоб зайцы признали перед всеми, что так блестяще обделались?
        - Не могу, - честно ответил дознаватель.
        - Верно! Не признают они этого никогда. Жива эта девка, жива. И зайцы ее продолжают искать, причем помощи у нас просить, конечно, не стали. А у нас-то здесь возможностей побольше будет, чем у зайцев… Мы должны найти ее первыми. Понимаете?
        Сеул покосился на Дербитто и покачал головой:
        - Не совсем. Зачем нам она? Это проблема зайцев - вот сами пусть и ищут. Или я чего-то не понимаю?
        Под шлемом послышался приглушенный смешок:
        - Вы - сотрудник столичной управы. Она в Столице совершила преступление первого списка. Мне кажется, что ваша прямая обязанность ловить преступников?
        - Это так, - кивнул Сеул. - Но подобные задания мне дают непосредственно в управе. Странно, что в этом случае все не так, как обычно. Я не ожидал, что меня здесь… в этих стенах… начнут обвинять в пренебрежении служебными обязанностями. Кстати, если говорить об обязанностях, я вообще-то обязан задержать всех присутствующих по обвинению в причастности к тайному обществу. Тайные общества, знаете ли, запрещены у нас, причем давненько. За это у нас вешают.
        Тут уж дружно хмыкнули все присутствующие.
        - Вешают вообще-то за шею, - не к месту уточнил Азере.
        Незнакомец хохотнул:
        - Браво! Вы сравняли счет! Сеул, вы стоите тех похвал, что вам расточают!
        - Спасибо, - скромно поблагодарил дознаватель.
        - Вы - тот, кто нам нужен. Большая удача, что именно вам довелось столкнуться с этой девкой. Карвинс, покажи им. Да не кривись ты - тебе, проходимцу, даже от слепоглухого кретина не замаскироваться. Даже тараканы в этой комнате знают, кто ты такой.
        Карвинс из-под своего необъятного одеяния извлек тощую кожаную папку, достал из нее лист плотной бумаги, протянул Сеулу:
        - Узнаете?
        Дознаватель рассматривал портрет не более двух секунд. Причем время это потратил вовсе не на узнавание, а на оценку качества работы. При беглом взгляде - дешевка, набросанная угольным карандашом уличным мазилой на скромном сероватом картоне. Но даже ничтожных познаний Сеула в живописи хватило, чтобы расстаться с заблуждениями первого взгляда - такая показная простота работы стоит немало. Великий мастер рисовал. Ни одного лишнего штриха - и все, что надо, на месте. Кажется, что вот-вот - и черно-белый рисунок заиграет цветами, девушка перестанет сдерживаться, лукавая хитринка, читающаяся в глазах, оживет, и губы наконец растянутся в улыбке, разрывая плен запечатленного мига.
        - Это она.
        - Вы уверены? - с легкой насмешкой уточнил незнакомец.
        Сеул при его словах почувствовал себя не слишком уверенно, но виду не показал:
        - Да. Портрет великолепен.
        - Как живая, - подтвердил Дербитто. - Хороший художник делал.
        - Вы правы… насчет художника. Рисунок был набросан за несколько минут. На коленке буквально. Но все, к чему прикасались руки Этчи, становилось шедевром.
        - Этчи? - удивился Сеул. - Он же давно умер.
        - Пятнадцать лет назад, - подтвердил незнакомец. - А портрет этот появился за пять лет до его смерти.
        - Это невозможно, - решительно заявил Сеул. - Я видел ее в нескольких шагах. Она юна. Не омоложена - а именно юна. Возраст можно обмануть, но юности не сохранить. Если вы говорите правду, то, выходит, эта девушка родилась уже после создания своего портрета. А это невозможно.
        Незнакомец указал на портрет:
        - Здесь изображена принцесса Вайира. Ее мать, вдовствующая герцогиня Шани, заказала Этчи свой портрет для пополнения галереи предков женской линии. Он работал в замке около двух недель. В один из тех дней он и набросал этот эскиз. Было это в начале весны… Взгляните - она само воплощение мига пробуждения природы. Воплощение пробуждения… Ее губы сжаты, но…
        - Но они как свежий бутон, уже готовый распуститься нежной улыбкой, - неожиданно для всех произнес Дербитто.
        Все дружно обернулись на стражника - никто не ожидал подобных слов от этого потрепанного жизнью реалиста.
        Незнакомец не обиделся на то, что его перебили:
        - Да, Дербитто, - вы видите то же, что и я. Она вот-вот улыбнется. Сверкающая женская чистота и свежесть пробуждающейся природы. Род Шани славен красотой своих женщин, а эта юная принцесса сумела затмить всех своих предшественниц. Это лучший портрет Вайиры. В миг, когда Этчи его набрасывал, его гениальность, наверное, достигла пика. Потом… в начале лета… Вы все, думаю, знаете, что случилось в начале лета. И уже потом, когда после этого прошли годы, герцогиня не могла смотреть на этот портрет… Наверное, и она это видела… Портрет попал в королевскую публичную галерею, и там его мог увидеть любой желающий. Знаете, я сам его снял сегодня со стены. Он висел скромным клочком бумаги, затерянным среди сотен великолепных ярких полотнищ. И я увидел, что пол под ним грязен. Очень грязен. Грязь приносят посетители галереи. И если посетители галереи толпятся под этим скромным листком… Этчи был гений - это не подлежит сомнению. Но в галерее десятки его работ, и лишь эта пользуется таким пристальным вниманием… Тут уже дело не только в гениальности - главную роль играет Вайира. И не надо думать о том, что народ
глазеет на нее из-за той давней истории. В галерее полным-полно портретов мятежников, узурпаторов, палачей, грабителей, насильников, всех этих злодеев и их жертв, и создавали их гении кисти. Под ними не натоптано… А здесь красота тела и души… и нераскрытая тайна… и Этчи… В трактире Пуго один из посетителей бывал в галерее и на допросе отметил, что убийца была похожа на последнюю принцессу Шани… Я думаю, что вы повстречали дочь Вайиры.
        - У принцессы не было детей, - мрачно произнес Дербитто.
        - Двадцать лет назад не было. Но сколько, по-вашему, лет было той девушке-убийце?
        - Около восемнадцати, - предположил Сеул.
        - Вот видите! Значит, она появилась уже позже того страшного для Шани лета и вполне успевала выносить дочь.
        - И? - уточнил Сеул.
        - Вы должны узнать правду. Всю правду о том лете. Я не скажу вам, зачем это нужно. Вам достаточно знать, что это очень важно. Очень.

* * *
        Едва за Карвинсом закрылась дверь, Монк с наслаждением стянул шлем:
        - Друг мой Азере, я сильно ошибся с выбором маски. Подобное железо уместно на поле боя, но вести в этой кастрюле беседу - увольте. Чтоб я еще хоть раз послушал Карвинса! Как по-твоему: эти служаки действительно не поняли, кто перед ними?
        Маг пожал плечами:
        - Какая, в сущности, разница? Они не настолько глупы и прекрасно понимают, что без участия высшей аристократии подобное братство не имеет смысла и перспектив. И, принц, если говорить прямо, здесь не братство, а так… кучка заговорщиков, плохо понимающих, к чему мы идем… Настоящее тайное общество - это те же некры. Их бесполезно давить: раздавишь одну лапу - вырастают две новые. А у нас… арестуй утром одного - и к вечеру у дознавателей будет полный список членов.
        - Друг мой Азере, мне не нравится слово «заговорщики». «Братья» звучит несравненно приятнее. Мой отец наплодил ораву дочерей - и все одинаково страшны душой, не говоря уже о наружности. Быть младшим ребенком в подобной семейке… Тебе это просто не понять… Нет уж - пусть наше общество будет слабым воплощением моей мечты о сильном и справедливом брате… Гнилых интриганов мне и без этого хватает.
        - Принц, здесь, в этих подземельях, интриг побольше, чем во всей столице. Иногда это мешает делу. Почему нельзя было четко и прямо рассказать этим служакам, что мы хотим найти?
        - Азере, у нас ничего нет. Только домыслы, основанные на малоправдоподобных слухах. Из этих домыслов мы возвели высоченную башню. А если все не так? Одно дуновение ветра - и башня зашатается, а то и рухнет. Поставь этих сыщиков продолжать стройку - они потянут ее еще выше. А ведь фундамент гнилой! Нет, пусть сами дойдут до всего. И узнают все наверняка. Знание, Азере, знание… В этой войне нам противостоит враг, о котором мы многого не знаем. Я не могу больше ждать. Если потребуется, я всю управу кину туда. Пусть вынюхивают все, все, что только возможно. Я хочу знать о них все.
        Потайная дверь растворилась без скрипа, на пороге замер Карвинс:
        - Ваше высочество, в Немервате больше не осталось посторонних. Дербитто и Сеул были последними.
        - Хорошо, пора и нам убираться. Кстати, Карвинс, ты узнал что-нибудь о человеке, которого убила та девка вместе с зайцами?
        - Ваше высочество, я прилагаю все усилия, но пока безрезультатно. Вообще мне кажется, что это был некр.
        - Не говори ерунды - при осмотре тела не было найдено тайных знаков их секты. Да и в вещах ничто на это не указывало.
        - Но он был во всем черном. И всегда так одевался. Так говорят очевидцы.
        - Карвинс! Некры - это некры. Будь они такими идиотами, как ты вообразил, их бы давно передушили. Некры в черное если и одеваются, то только в воспаленном мозгу обывателей и детских страшилках. Эти ребята маскироваться умеют отменно и выделяться из толпы не любят. Уж тебе ли, плуту, этого не знать! Не замечал за тобой такой тупости. Или свою игру ведешь? А?!
        - Что вы, ваше высочество! Я предан вам полностью и ничего не скрываю!
        - Ты предан лишь желтому металлу, да и светлым не брезгуешь. Даю тебе неделю: не выяснишь ничего - я точно заподозрю неладное. А если я тебя заподозрю, тебе это не понравится. Так что не вздумай больше меня сказками про некров кормить! Помни - ты у меня вот где!
        Принц вытянул руку перед собой и жестко, с хрустом, сжал кулак.
        - Ты знаешь, что с тобой будет, если посмеешь предать.

* * *
        Королевский префект Юронус выглядел сегодня странновато для своего чина. Так обычно выглядят карманники, пойманные за руку. У них появляется своеобразный взгляд. Вот такой, как сейчас у префекта.
        Человек явно не в своей тарелке…
        - Сеул, я понимаю, что вам трудно вот так, сразу, бросить все свои дела, но это придется сделать немедленно. Ваша кандидатура не будет заменена.
        - Господин префект, я должен закончить дело Гамизо лично, это ваш личный приказ, кроме того, дело селедочников на контроле бургомистра, а занимаюсь им тоже я. И…
        - Я сказал - никаких дел! Вы отстранены от всего! Забудьте про Гамизо и селедку! Вы получаете новое дело. Дело государственное. Вам придется отправиться на Север, скорее всего, надолго. Там уже несколько лет исчезают женщины. Бесследно исчезают. Очевидно, дело это приняло такие ужасные масштабы, что местная стража запросила помощи. А это говорит о многом. Дело это на контроле губернатора Севера и императорского совета. Так что гордитесь оказанной вам честью. Учтите: успех в подобных делах - залог головокружительной карьеры.

«Ну разумеется - или взлетишь высоко, или голова покатится. И то, и другое можно отнести к головокружению».
        - С вами отправятся Дербитто и Пулио. И берите нюхача. На ваш выбор. Писарь подготовит вам все бумаги. И не забудьте приказать Дербитто взять пару-тройку опытных стражников. Свои люди вам там не помешают. И старайтесь брать несемейных - неизвестно, сколько вам придется там пробыть. Почему вы так на меня смотрите?
        - Ничего. Не обращайте на меня внимания, - скрывая саркастическую усмешку, произнес Сеул.
        Не обращая, в свою очередь, более на префекта внимания, он развернулся, направился к двери. За спиной царила тишина - Юронус никак не отреагировал на демарш своего дознавателя. А если бы и отреагировал, то Сеул проигнорировал бы его реакцию. Сеул не сомневался, что с этого момента префект ничем ему не сможет навредить. Хоть он и королевский префект Столицы, но в этом деле - просто пешка. Ему отдали команду - он спустил ее Сеулу. Хотя, в сущности, он просто озвучил еще раз то, что было сказано в подземельях Немервата.
        За дверью Сеула караулил Пулио:
        - Ну как? Это правда, что тебя отправляют чуть ли не на край света и меня вместе с тобой?
        - Чистая правда, Пулио. И я рекомендую тебе воздействовать на отца, чтобы он отменил приказ о твоем назначении в мой отряд.
        - Ну нет! Меня тут пара мегер разорвать собирается - каждая из них уверена, что я сделал ей ребенка. А так как я один, то быть мне разорванным пополам. Ну и еще неприятности назревают… нет уж, я с тобой. Да и ты при мне целее будешь. И кстати, что мы там будем делать?
        - Искать лист в лесу.
        - Не понял?
        - Пулио, мы будем искать женщину. Искать ее мы будем там, где пропадает много женщин. Очень много. Лист в лесу…
        - Сеул, если их пропадает так много, почему искать должны только одну? Или я чего-то не понимаю?
        Сеул знал все грехи Пулио, но также был хорошо осведомлен, что предательства среди них нет. Да и там, где надо, этот шалопай умеет держать язык за зубами.
        - Пулио, где лучше всего прятать лист?
        - Среди деревьев.
        - Вот-вот. Так что поехали-ка поищем эту пропавшую женщину.
        - Ну поехали, почему бы и не поехать подальше от этих беременных мегер. Надеюсь, пропала красотка, а не завонявшая старушонка?
        - Красотка пропала… красотка…
        - Мог бы этого и не спрашивать - даже кретин не станет уродину воровать. А давно она пропала?
        - Давненько… двадцать лет назад…
        - Скорпиона мне в штаны! Сеул, похоже, тебя невзлюбило начальство!

* * *
        Сколько же она не спала? Три дня? Или четыре? И спала ли она вообще после той ночи в трактире? Кажется, спала, если можно назвать сном это наполненное кошмарами забытье. Убивать не так просто. Даже если убивать тех, кто обязан умереть. К этому надо привыкнуть. Она привыкнет. Или не выживет. Ведь ее в покое не оставят.
        Проклятый голос замолчал. Ехидно прошептал прямо в голове свои очередные неприятные слова и больше себя не выдает. Может, ей вообще это показалось? Или он ошибся? Это место выглядит спокойным и мирным. Скромные домишки вытянуты на четыре стороны от уютного деревенского храма. К далекой речке спускаются поля, на них суетятся фигурки жнецов. По дороге, уходящей в лес, движется парочка телег. В самой деревне людей не видно - лишь куры бегают. Печи, несмотря на сырую погоду, не топятся, лишь из трубы крошечного государственного кабака поднимаются клубы дыма.
        Почему голос предупреждал о смертельном дыме? Что он имел в виду? Думать надо быстро - она уже на улице, ее наверняка заметили. Если это убийцы, уйти просто так не позволят.
        А может, голос все же ошибся? Нет, об этом не стоит даже мечтать. Она осталась сиротой в тот единственный раз, когда не поверила голосу. Хотя все в мире имеет свой конец… когда-нибудь ошибется и он. И тогда наконец она хорошо отоспится…
        Значит, ей не придется поесть в этой деревне горячего хлеба с творогом. И не помыться ей в бревенчатой бане. И волосы свои она здесь не перекрасит. Вместо этого ей придется убивать. Или умереть.
        Лошади у кабака. Четыре лошади. От дверей метнулись две фигуры, растворились за углом. Так, началось. Ее обходят. Что у них было в руках? Вроде бы похоже на арбалеты. Это не страшно, арбалеты - это ерунда. Может быть, потом она возьмет себе один из них - маленькая отравленная стрелка может сэкономить немало сил. У тех, кто подстерегал ее вчера на лесной дороге, были луки. Луки - неприятная штука, гораздо хуже арбалетов. Из них слишком часто можно стрелять - очень трудно это выдержать, особенно если не спать несколько дней.
        Коренастый бородатый мужичок крался вдоль стены. Дверь скрипнула, из темноты избы высунулась старуха, подслеповато уставилась на стрелка, шмыгнула горбатым носом, безумно улыбнулась. Убийца погрозил ей кулаком - дверь тотчас захлопнулась. Выглянув из-за угла, он окинул взглядом улицу, нервно осклабился. Девушка медленно шла к кабаку, до нее отсюда было не более трех десятков шагов.
        Мужчина поднял свое оружие - железная трубка на массивном деревянном ложе с арбалетным прикладом. Навел ствол, большим пальцем повел спуск вперед. Тлеющий огонек на кончике фитиля коснулся жестяной полочки. Глаза зажмурились от пороховой вспышки, приклад толкнул в плечо, по ушам ударило отрывистым звуком выстрела. В спину магичке понеслись одиннадцать свинцовых шариков.
        Ее спасло чудо. Нет, не голос, а именно чудо. Она знала, что сейчас в нее полетят стрелы, но это не заставило ее начать действовать. Полетят - тогда и начнет. Как обычно. Она успеет. Но не в этот раз - в этот раз она почему-то начала действовать до выстрела. И едва не опоздала.
        Мир застыл. Время почти остановилось - струилось каплями там, где прежде ревела река. Одиннадцать металлических шариков несли свой приговор медленно, но неотвратимо. То, что она их видела, не означало, что ей удастся от них уклониться. В этом замедленном мире быстрым оставался лишь ее разум, а вот тело - нет, тело оставалось верным законам замедленной вселенной. Даже если каким-то чудом ей удастся уйти с пути смертоносных шариков, тело не выдержит такого страшного ускорения - внутренности оборвутся.
        Надо успеть.
        Воздух вокруг нее становится тягучим. Будто кисель, будто густая сметана. Мало. Не успевает: шарики уже близко. Ну же! Первые нити начинают свивать вокруг тела свой кокон, переплетаться друг с другом. Побольше, поплотнее - надо очень плотно. Шарики бьют в преграду, сминают ее легко, будто камень, выпущенный в подвешенную тряпку. Но кокон не так прост - нити упруги. Они не рвутся, не отступают - они просто растягиваются, пропуская шарики глубже. Эх, не успела! До тела уже считаные миллиметры. Все, шарики бьют в тело, продавливают кожу. Это смерть. Нет. Это конец их движения - упругая ткань кокона больше не растягивается. Шарики начинают двигаться, но уже назад. Она еще поживет. Но сколько же сил на это ушло… Долго она так не протянет.
        Надо убивать.
        Убийца не видел результатов стрельбы - отшатнувшись от облака порохового дыма, он скользнул обратно за угол. Опустил аркебузу[ Аркебуза - один из первоначальных видов ручного огнестрельного оружия.] прикладом к земле, потянулся к подсумку на поясе, нащупал в нем берестяной цилиндрик с зарядом. Перезарядить оружие стрелок не успел. Зря он так суетился - надо было по сторонам поглядывать, а не сужать мир до размеров дульного среза.
        В навозной куче шевельнулись вилы. Добротные вилы - стальные, вечные, не односезонная деревяшка. Странно, что такую достаточно ценную вещь оставили здесь без присмотра. Нравы, конечно, патриархальные, и воровать особо не воруют, но и в соблазн вводить народ обычно никто не желает.
        Разбрасывая комки навоза, вилы взмыли над кучей, крутанулись, завалились набок, молнией прыгнули к стрелку. Стальные зубья пронзили грудь и тонкие бревна избы, четырьмя окровавленными жалами показались из стены. Старуха, потрогав сталь, лизнула палец, беззубый рот раскрылся в безумной улыбке.
        Следующий заряд картечи девушка встретила уже во всеоружии - защиту не снимала. Сними она сейчас кокон - и сил на новый уже не останется. Нет уж, будет поддерживать этот.
        Стрелок ударил с табачного чердака. Тут же получил сдачи - будто невидимый великан ладонью шлепнул. Крупный мужчина, пробив скат крыши, воющим клубком вылетел на улицу, поднимая фонтаны брызг во встреченных лужах, покатился по земле. Путь его окончился у стены храма, прямиком под кучей бревен, сложенных жителями для сооружения пристройки. Толстые жерди, удерживающие штабель, с хрустом вывернулись из земли. Убийца заорал еще сильнее и орал до тех пор, пока здоровенный еловый ствол не смял ему череп.
        Третьего она успела остановить, уже не дав выстрелить. Это было нелегко - ей пришлось сделать то, что делать не нравилось. Грубовато, противно, и в ушах потом долго звенит. Хорошо, что дождь недавно прошел, иначе сил бы ушло еще больше. А их практически нет…
        Стрелок, высунувшись из-за ствола старой яблони, поднял аркебузу, но навести оружие не успел. Молния ударила ему в затылок, заряд прошел через все тело и левую ногу, стек в мокрую землю через дыру в прохудившемся сапоге. Гром сбил с дерева все плоды - яблоки застучали по земле и дымящемуся телу.
        Оставался последний. Он еще не знал, что остался один. Знал бы - драпал уже без оглядки. Оглушительный удар грома застал его врасплох - он инстинктивно ринулся в раскрытые ворота хлева. Что это было? У кого-то ствол разорвало, что ли? Ну и грохот!.. Уже внутри, увидев в стене крошечное окошко, радостно ухмыльнулся. Вот из него он и разрядит аркебузу.
        Не успел.
        С насеста спикировал здоровенный петух, метко клюнул в лоб, шпорами ударил в шею. Отшатнувшись, стрелок потерял равновесие, ноги разъехались на навозе; стараясь не упасть, он резко опустил оружие, воткнул ствол глубоко в зеленую жижу. С фитиля сорвался уголек, полетел вниз, задел струйку рассыпающегося с полки пороха. Сумрак хлева осветила вспышка, ствол аркебузы разорвало. Расходящаяся полоска горячего металла ударила убийцу в бровь, снесла мясо с кости, разворотила глазницу, содрала щеку.
        Все. Защиту можно снимать.
        Освобожденная сила умирающих нитей кокона ударила по деревне злобным порывом ветра. С головы девушки сорвало капюшон, спутанные волосы затрепетали перед лицом. Неспешно убрав их за спину, она взглянула вперед - на Север. Если хватит сил и враг не придумает способа ее убить, там, через несколько дней, она достигнет леса. Ей станет полегче - лес ее защитит. Она сможет выспаться. И добраться до границы. С перекрашенными волосами, или вовсе в мужчину переоденется. Она спрячется от погони. А потом ударит опять. Это ее жизнь.
        Лошади. Четыре лошади. Она не умеет ездить верхом, но все когда-нибудь приходится делать в первый раз. На лошади она сможет передвигаться быстрее. Маги земледельческой службы, правда, всегда странствуют на своих двоих. Встречные будут удивляться… Ничего, от чужого удивления не умирают. Решено: поедет верхом. Одна лошадь даже оседлана - вот ее она и возьмет. Седло, разумеется, мужское, но ей все равно - она в женском тоже никогда не сидела. Она и без седла готова скакать - лишь бы быстрее попасть на Север.

«Ты пойдешь на Запад».
        Ну вот. Как обычно. Составишь простой и красивый план - и тут же приходится от него отказываться. Ненавистный голос… ее проклятие… ее спасение… Что она забыла на Западе? Там горы. Горы - это ловушка. Ей и здесь, на равнине, нелегко приходится, а каково будет там? Что, если ее поймают среди скал? И не четыре стрелка, а четыре десятка? И у всех будет это странное дымящее оружие, выпускающее шарики? Нельзя ей туда идти.
        Глаза все еще смотрели на север, а разум уже знал, что двигаться придется на запад. Девушка переступила через тело стрелка, убитого молнией, - из его сапога все еще струился дым. Быстрее… Быстрее отсюда надо уходить. Пусть даже в ловушку. Голос знает, что надо делать, голос еще ни разу не обманывал.
        Глава 8
        После ухода Мокедо в становище оставалось лишь четверо небесных людей - Сергей-безродный, Лемешко Егор, Джон Хиггинс и Поль Бомон. После нападения на становище выжил лишь Егор. Спесивый сноб Хиггинс до последнего заряда отстреливался из оружия черного человека, примотав к спусковому крючку его отрезанный палец. Разъяренные враги изрубили его на куски. Калеке Бомону повезло больше - его нашли в хижине и проломили голову топором. Отца Тимура вообще не нашли. Ни живого, ни мертвого. Разобрав дымящиеся завалы, накхи так и не смогли опознать четырнадцать тел - огонь и оружие геликоптера поработали над ними особенно сильно. Можно было попробовать поискать у союзных родов шамана магии смерти, способного узнать их личности, но Ришак не стал отягощать себя дополнительной заботой - для всех погибших устроили общее огненное погребение. Дров в степи немного, все огонь не уничтожил, и останки без излишеств упокоились под скромным курганом.
        Со временем, может быть, накхи соберутся с силами и воздвигнут здесь настоящий курган, целый холм. Но сейчас на это попросту нет сил.
        Род Ликадов потерял свою силу. Треть жителей становища погибла, среди выживших было немало раненых.
        Не до курганов сейчас.
        Тимур осторожно, стараясь не напрягать спинную мускулатуру, присел на корточках перед Егором. Не удержался - поморщился. Как ни старайся, а любое движение причиняет боль. Старому шаману становища захватчики выжгли глаза, и теперь Тейко залечивал раны вслепую, пользуясь помощью неопытного ученика. Хотя, если вспомнить, он и зрячим не особо заботился о комфорте своих пациентов.
        Выжить Егор выжил, вот только жизнь ли это… Крепкий еще мужчина превратился непонятно во что. Старик с мертвыми глазами. Смотрит как в пустоту, а из расслабленно-приоткрытого рта сочится слюна. Тимур до последнего не верил, что этот жизнерадостный здоровяк превратился в бездушную куклу, но одного взгляда хватило, чтобы убедиться: очевидцы не врали.
        Оставалось проверить последнее.
        Тимур закатал рукав безумца, внимательно изучил синяк на сгибе локтя. Прошло уже несколько дней, но след от инъекции еще не исчез. Или Егор сопротивлялся до последнего, вырываясь из лап захватчиков, или шприц в него вонзила неопытная рука. Зная характер небесного человека, Тим не сомневался в первом варианте. Хотя, возможно, оба фактора поработали.
        Тейко сидел по другую сторону от Егора - прослушивал пульс на второй руке. Почуяв присутствие постороннего, шаман не стал поднимать голову - слепому это ни к чему.
        - Я ждал тебя, Тимур, - одновременно устало и зловеще произнес шаман.
        - И я пришел. Скажи мне, шаман, этот человек выздоровеет?
        - Нет, - безапелляционно произнес Тейко. - Душа его не покинула тела, но связь ее с телом потеряна безвозвратно.
        - Как это произошло?
        Шаман пожал плечами:
        - Его поволокли к черным людям. Большего я не знаю. Думаю, это магия черных людей, да и без опасного яда не обошлось. Он был чем-то отравлен. И я не знаю чем. Это чужая магия. И чужой яд. Они такие же чужие, как и твой отец, и все люди твоего отца. Накхи совершили глупость, позволив небесным людям жить в своем становище.
        Тимур и не подумал отступать:
        - Скажи мне, Тейко, есть ли хоть какая-то надежда на его излечение? Ты старый шаман, ты многое знаешь, не может быть, чтобы ты вообще отступился, не оставив ни капли надежды.
        Тейко хрипло хохотнул:
        - Словами ты меня не задобришь. Ты - отродье небесных людей, а все наши несчастья из-за них. Становище разрушено, мы потеряли многих воинов, я потерял глаза. Зачем мне желать этому человеку выздоровления?
        - По двум причинам: я могу сказать Ришаку, что ты отказался его лечить. Он не очень-то тебя уважает и решит, что шаман, отказывающийся лечить раненых, - обуза для становища. Вторая причина: нам нужно победить этого нового врага накхов. Думаю, мы убили не всех, и, возможно, к нам уже спешат новые драконы. Кто знает, может, Егор сможет нам принести пользу в этой новой войне. Ведь мы даже не знаем, с кем сражаемся. Ни один из черных людей не был взят в плен, а наемники не рассказали ничего важного. А его допрашивали, допрашивали серьезно: душу вырвали из тела. Может, во время допроса он узнал что-то полезное, слушая их вопросы? Ведь допрашивающий волей-неволей сообщает пленнику немало своими вопросами.
        Шаман выслушал Тимура внимательно и ответил не сразу, показывая, что говорит не сгоряча:
        - Ты такой же хитрый лис, как и твой отец. Тот в свое время сумел сохранить жизни своих людей. Может, и тебе удастся спасти этого небесного воина.
        - Как это можно сделать?
        - Не перебивай меня. Я сказал «может быть». И сказал я это, потому что не знаю способа вернуть ему разум. Увы, мои знания тут бессильны. Знания всех шаманов бессильны. В степи нет этого знания. Если бы было - я бы об этом знал. Тимур, эта земля мала, и она не наша. Мы здесь не по своей воле. Там, на большой земле, на благословенном Севере, есть большие знания. Если и есть в мире знание, способное его излечить, то оно там. Больше я тебе ничего не скажу.
        Тимур, услышав все, что должен был услышать, не стал задерживаться - так же осторожно встал, направился к юрте. Неплохо бы сменить на ране компресс, но помощник шамана занят, так что придется потерпеть до вечера - просить шамана о помощи не хотелось.
        Добраться до войлочной лежанки помешал Ришак. Дед вырос перед самым порогом, бросил на внука грозный взгляд и не слишком участливо поинтересовался:
        - Ты выздоровел?
        Тимур чуть не простонал, представив себя сейчас верхом. Вопрос «выздоровел?» для мужчин-накхов имел одно-единственное значение: «Способен ли ты держаться в седле?» Мелочи вроде незатянувшихся ран никого в таких случаях не волновали.
        - Да, я смогу удержаться на Кунаре. - Губы Тимура произнесли эти слова почти против воли.
        - Тогда готовься - в ночь мы уедем в степь.
        Спрашивается - зачем было говорить, что здоров? Дед просто так вопроса бы не задал.
        Бедная спина…

* * *
        Для ребятни в окрестной степи было два загадочно-притягательных места: первое - урочище Небесной Птицы; второе - Грохочущие Скалы.
        С первым все ясно - упала птица, потеряла крылья. Из нее выбрались небесные люди, устроили короткий бой с накхами, затем замирились, стали жить в становище. Ребятишки отламывали от птицы сувениры. Вот, собственно, и все - однажды увидев птицу, мальчишки больше к ней не стремились. А попасть к ней мог любой желающий без труда - хороший конь за час тебя доставит до урочища.
        Со вторым местом сложнее. Начать с того, что никто из мальчишек не знал, где оно, собственно, располагается. Взрослые на вопрос «где?» отвечали подзатыльником. Если спросить женщин, те и вовсе шипели, прижимая пальцы к губам. Эх, а как хотелось посмотреть!.. Ведь там столько всего должно быть интересного. Раз его так скрывают, там явно спрятано нечто большее, чем мертвая железная птица.
        До Грохочущих Скал оказалось гораздо дальше, чем до урочища Небесной Птицы. Спине это путешествие очень не понравилось, но ее никто не спрашивал. Ришак сказал: «Едем к Грохочущим Скалам», - значит, едем. Пара всадников покинула становище еще засветло. Дело подходило к полуночи, а они все еще не добрались. Тимур натер себе зад - стараясь уберечь спину от рывков и тряски, он изъерзался в седле. Тело теперь страдало от боли сразу в двух местах, а голову переполняли однообразно-волнительные мысли: Тим знал, что к Грохочущим Скалам допускаются лишь воины, прошедшие посвящение. То, что его везут туда, было беспрецедентным. Это все равно что выгнать Тейко с места шамана становища, а вместо него посадить семилетнего мальчугана.
        А может, его там будут посвящать в воины? Невесело - при посвящении требовалось показать все, на что ты способен, а Тим далеко не в лучшей форме.
        Из-за горизонта, царапая нимб Шрама, показался краешек серпа Меры - главной луны. Ришак остановил коня, не поворачиваясь, бросил:
        - Как твоя спина?
        - Болит, - честно признался Тим. - Но я могу продолжать путь - спине сейчас нужно движение. Боль я вытерплю.
        - А куда ты денешься, - прошипел дед. - Следуй точно за мной и не уклоняйся ни на шаг - тропа опасная.
        Степь в этом месте ровная - какие здесь тропы? Тим удивился, но виду не показал. Дед направился дальше… и исчез. Провалился сквозь землю. Сияние поднимающейся Меры сыграло со зрением Тима злую шутку - он не заметил, что дед остановился на краю огромного провала.
        Кунар не подвел - пошел следом без приказа. Как удачно, что конь у Тима такой умный и не по-лошадиному бесстрашный, иначе бы надолго замешкался.
        Провал оказался странным - чем ниже Тим спускался, тем меньше на небе становилось звезд. Будто гора над головой нависает, заслоняя небосвод. Тимур далеко не сразу понял, что это не провал, а вход в огромную пещеру. Тьма здесь царила полнейшая, лишь по эху, отражавшему от стен цоканье копыт, можно было догадаться о размерах подземелья.
        Ришак впереди что-то прошипел, блеснул голубой сполох, в руке деда начал разгораться факел.
        - Тимур, по сторонам не гляди - смотри вперед. Потолок тут местами низкий, если не пригнешься - головой о свод приложишься.
        Ну и как прикажете не смотреть по сторонам? Ведь интересно же.
        В свете дедовского факела Тим жадно разглядывал стены пещеры - на них не было свободного места, все исписано цветными рисунками и загадочными символами степных шаманов. Остановиться бы и, хорошенечко их осветив, рассмотреть.
        Ришак, как бы прочитав мысли внука, остановился, повел факелом влево, указал на целое батальное полотно: две конные лавины, ощетинившись пиками и мечами, мчались друг на дружку.
        - Смотри, Тимур. Вон у того всадника треугольное знамя - узнаешь его?
        - Да, дед Ришак, это знамя накхов. Но рядом я вижу знамена оламеков и куитов. Они и накхи в одном военном отряде. Они дружно сражаются против этого отряда - у него знамен вообще нет. Почему так нарисовано? Ведь куиты нам не союзники, а оламеки и вовсе враги.
        - Да, Тимур, это так. Все эти картины оставил народ, живший здесь до нашего прихода. Наши предки, потеряв свою землю, пришли на эту бедную землю и покорили ее. У нас тогда был враг - хозяин этой земли. Мы победили его все вместе и поделили его землю. Потом… потом нам не с кем стало воевать. А если не воевать, мы перестанем быть воинами. Мы выродимся. Мы не сможем тогда надеяться вернуть землю наших предков - для этого потребуются лучшие воины. И мы стали воевать друг с другом. В наших войнах не убивают женщин и детей, не разоряют попусту земли - воюют воины. Лишь сильнейший имеет право выжить и оставить после себя сыновей. А сыновья его должны превзойти отца. Так, из поколения в поколение, мы становимся сильнее, шаг за шагом приближаясь к возврату земель предков. Смотри, Тимур, это последние картины исчезнувшего народа. Этот народ был многочислен, сражался на земле, где знал каждую тропку, и сражался за свою землю и за право жить на ней. А нас было мало, мы были нищими и израненными, дух наш был сломлен. Мы проиграли - мы потеряли свою землю. Жалкая горстка беглецов, высадившаяся на утлых
кораблях. Но хозяева этой новой земли жили в мире. У них не было врагов. Они разучились воевать. И мы их победили. И здесь, в их главной святыне, потомки победителей рассматривают последние картины проигравших. И все мы: накхи, оламеки, куиты - все мы один народ. Мы не просто народ. Мы - народ, у которого есть цель, и вся наша жизнь - это движение к этой цели. Думай над этим, Тимур, и помни эту картину.
        Ришак опять двинулся вперед. Тим, обернувшись, не отрывал от батальной картины взгляда, пока она не растаяла во тьме. Из-за этого он едва не набил шишку на макушке - свод и вправду местами опускался опасно низко.
        Кунар вдруг оживился, коротко всхрапнул. Навстречу, из темноты, проржала лошадь. Еще несколько шагов - и впереди показалось сияние факелов. Пещера расширилась, у левой стены открылась основательная коновязь.
        Рассмотрев стоящих здесь лошадей, Тим инстинктивно ухватился за рукоять меча. Еще бы не ухватиться: не узнать оламекских лошадей было невозможно - сбрую с них никто не снял. Хотя зря заволновался: вон Ришак спокоен, как скала. Да и лошади тут не только оламекские - хватает и своих. А вон лошади куитов. И шегских парочка. И жеребец энконов. И… Да что тут вообще творится?!
        Ришак и не подумал комментировать эту странную коллекцию лошадей - молча спешился. Повел своего коня к коновязи. Тимуру не оставалось ничего другого - тоже оставил здесь Кунара.
        Дед поманил внука за собой, нырнул в едва заметную щель в стене, бросил через плечо:
        - Ничему не удивляйся и не хватайся за свой меч - нам здесь ничто не грозит. - Чуть помедлив, дед добавил: - Разве что булыжником со свода придавит. Не стой под сосульками. Когда я сяду, сядь по правую руку от меня.
        Тим не стал спрашивать, что означают последние слова деда. Наверняка и без лишних слов узнает.
        Так и оказалось. Под сосульками дед подразумевал сталактиты - в открывшемся за проходом зале их было полно. Будто клыки в несколько рядов нависали со свода, навстречу им с пола тянулись сталагмиты, местами дотягивались, свиваясь в столбы. Лишь середина круглой пещеры была свободна от этих каменных украшений.
        По центру пещеры горел большой костер. Вокруг него прямо на каменном полу расселись двенадцать воинов. Из накхов Тим увидел лишь Гонира. Старый воин мирно сидел меж двух оламеков, и вся тройка отрешенно разглядывала пламя. Расскажи кому про такую картину - не поверят.
        Ришак, не сбавляя шага, подошел к костру, уселся на свободное место. Тим спокойно присел справа от него. Хотя спокойствие далось ему нелегко.
        Дед протянул руки к огню, цокнул, прошипел, пламя взвилось под самый свод пещеры, жадно потянулось к узкому лазу, в который уходил дым. В лица дохнуло жаром, но никто не отшатнулся - степняки были неподвижны будто статуи.
        Ришак заговорил странным, одновременно устало-безразличным и хитрым голосом на одной ноте:
        - Огонь был здесь до нас. Огонь есть с нами. Огонь будет после нас. Но этот огонь не наш. Наш огонь - на Севере. Настало время вернуться к родному очагу.
        С минуту вокруг костра царило молчание. Затем один из куитов перекинул за спину выбившуюся на плечо косу, протянул руки. Вновь взвилось пламя:
        - Ришак, все мы уважаем твою хитрость. Но северяне стали сильнее. Все, что мы знаем: они лишь усилились. Напади мы на них сейчас - наш народ исчезнет. Нам не дадут больше прятаться, они придут и в эту степь. Они приведут своих магов и драконов. Нас не трогают лишь потому, что считают беспомощными и неопасными. Дай повод усомниться в этом - и нас не станет.
        Опять тишина. Но тишина напряженная. Тим мало что понимал в происходящем, но ясно было одно: эти люди умели понимать друг друга без длинных слов. Хватало намека, жеста, взгляда. А может, и без этого обходилось.
        Следующим заговорил седой оламек с синим от многочисленных татуировок лицом. Перед тем как он произнес свои слова, второй оламек, помоложе, отошел к зубьям сталагмитов, вернулся оттуда уже с охапкой дров, подбросил в костер. Вовремя - от пирокинетических надругательств тот уже рассыпался в груду углей.
        - Северяне живут за морем. У них есть флот. Нам будет нелегко высадиться на нашу родную землю. Но если нас отбросят назад, мы можем здесь продержаться долго и умереть достойно. Главное - сразу выжечь язвы городов на этом побережье. Тогда северянам негде будет высаживаться, и мы сможем атаковать их отряды на незащищенных берегах. Им придется нелегко. В крови захлебнутся. Мы долго продержимся, но все равно погибнем. Но погибнем как воины. Я так хочу. Жить изгоем - позор. Уж лучше так.
        Ришак не стал терзать костер, просто протянул к нему ладони:
        - Все вы знаете, что я хитер. Почему решили, что я хочу смерти нашему народу? Мы должны жить. И жить на нашей земле. У родного огня, а не возле этой жалкой его искры.
        Костер при последних словах Ришака затрещал, поднял сноп искр.
        - Да, северяне сильны как никогда. Сильнее уже быть невозможно. Жизнь - это движение. Раз их сила расти уже не может, она будет уменьшаться. Жизнь - это равновесие. Если кто-то набрал слишком много силы, соседи будут стремиться выравнять его с ними или вообще сделать беспомощным. У северян нет друзей - есть завистливые союзники, только и ждущие момента, чтобы ударить в спину. У северян нет врагов - есть покоренные народы, которые ждут удобного случая, чтобы восстать. У северян нет армии: их воины - это наемники и отряды из покоренных народов. Прославленные имперские солдаты - теперь простые рекруты из нищих крестьян, им не за что воевать: их лачуги захватчики будут грабить не сильнее, чем сборщики налогов. Их вожди - изнеженные аристократы, непохожие на мужчин, им неведомо чувство родины, самое ценное для них - это грязный зад друга и кувшин с крепким вином. Они продают своих жен и дочерей. Они ищут лишь удовольствия. Удовольствия они покупают. Сила развращает. Они прогнили. Ими правит даже не император, ими правит это. - Ришак взмахнул рукой, по камню зазвенели монеты, с презрением процедил: -
Вот их правитель. Вот тот, кто их победил. Так неужто мы слабее этих металлических бляшек? Северяне сильны лишь до тех пор, пока никто не сомневается в их силе. Дай повод усомниться - и это будет конец. Шакалы рвут старого льва, выказавшего свою слабость. Так порвут и северян. Надо только показать шакалам, что лев уже не тот, что раньше. Время для этого пришло - нам был дан знак.
        При этих словах все воины на миг встрепенулись, растеряв невозмутимость. Шег вообще вскочил, развернул к Ришаку лицо, изуродованное чудовищным шрамом. Исковерканные губы чуть ли не выплюнули:
        - Знак?! О чем ты?!
        Ришак не спешил с ответом. Нежась под нетерпеливо вопросительными взглядами собравшихся, он огладил клинышек бороденки, медленно протянул ладони к огню, степенно поинтересовался:
        - О чем говорит четырнадцатая строка Второй Книги Исхода?
        Ответил все тот же изуродованный шег:
        - «И ребенок испепелит дракона северян».
        - Вот! - Ришак назидательно воздел ладонь с вытянутым пальцем. - А что означает
«ребенок»? Ребенок - это юноша, не ставший еще воином. Вы думаете - зачем я привел сюда этого мальчика, не ставшего воином? Зачем посадил в наш круг по правую руку от себя? Вы знаете Ришака и знаете: Ришак уважает обычаи. И сейчас он от них не отступил. Тимур не посвящен в воины. И он не посвящен в наше братство. Он даже не знал о нем. Но Тимур убил дракона. Дракона северян. Он - тот ребенок, о котором сказано в четырнадцатой строке.
        - Дракон был какой-то не такой, - неуверенно отозвался Гонир. - Да и Тимур великоват для ребенка.
        - Дракон - это дракон, - безапелляционно заявил Ришак. - А раз Тимур не воин, то ребенок. Мальчик. Или кто-то думает, что это девочка?
        - Этот твой ребенок убил моего племянника, - мрачно заявил оламек. - Хотел бы я побольше таких детей нашему народу.
        - Да, Тимур - необычный мальчик, - согласился Ришак. - Он сын моей дочери и человека с неба. Он не прошел посвящения, но уже убивал воинов. И он убил дракона. Не просто убил - он его сжег. Какая разница, какой это был дракон? Это дракон с Севера - вся пакость приходит оттуда. Эти вонючие сыны мужеложцев погрязли в гнусности. Они даже наших драконов, наших старых понятных драконов смогли извратить. Драконы у них теперь разные. Есть ездовые, доставляющие солдат и магов. Есть разведчики, способные очень долго лететь над враждебной землей, высматривать все, и их глазами смотрит маг. Есть драконы, таскающие грузы. Есть драконы, бросающие на врага каменные ядра и зажигательные снаряды. Есть драконы в доспехах - они нападают на отряды врагов, дышат огнем. Есть драконы, размещающиеся на кораблях. Чего странного в том, что теперь есть драконы из железа?
        Возразить Ришаку никто не смог - слова его были убедительными.
        - Значит, одно из пророчеств уже исполнилось, - констатировал изуродованный шег.
        - Значит, пора, - кивнул оламек. - К стыду своему, я запамятовал строки в начале книги. Что там еще говорится? Может, еще что-то уже сбылось?
        - Не слышал я, чтобы сбылось, но пятнадцатую строку мы сделаем сбывшейся, - загадочно заявил Ришак.
        - Это как? - дружно произнесли сразу несколько воинов.
        Ришак обернулся к шегу:
        - Напомни всем, о чем в ней говорится.
        Тот степенно, без запинки произнес:
        - «И море расступится перед ним, и воссоединится он с другом своим, и даже солнце врагов не помешает этому».
        - И что, по-вашему, означают все эти слова?
        Шег пожал плечами:
        - Обе книги писали несколько человек. Писали их со слов пророков, уцелевших после потери Гнезда. Уцелело их немало, но почти все они были не в себе. Их трудно было понять. Еще труднее - записать их слова для потомков. Толкований много. Очень много. И все разные.
        Ришак опять воздел руку:
        - А что, если пятнадцатую строку оторвали от четырнадцатой ошибочно. Прочти их вместе.
        - «И ребенок испепелит дракона северян. И море расступится перед ним, и воссоединится он с другом своим, и даже солнце врагов не помешает этому».
        - Вот видите! Если читать все вместе, получается связно. Получается, что ребенок убивает дракона, а потом перед ним расступится море, и там, за морем, он воссоединится с другом своим. С драконом уже все ясно. Море - пошлем Тимура за море, пусть вернется на нашу землю. Это можно считать воссоединением с другом.
        - А при чем тут солнце? - не сдавался шег.
        - А какая разница? Мало ли что несли тогда пророки, а записывали за ними и вовсе неучи. Что может Тимуру помешать? Да ничего. Надо добраться до города на побережье, сесть на корабль, и скоро он будет на нашей родной земле. Так что никакое солнце и впрямь не помешает.
        - А зачем вообще ему куда-то ехать? - уточнил оламек. - Как мы скажем, так и будет. Скажем, что пророчество начало выполняться, - значит, начало.
        Ришак покачал головой:
        - Мы - кость этого народа. Все лучшие воины состоят в нашем братстве. Так было не всегда. Это началось тогда, когда первый изгой ступил на эту землю. Потеряв свою землю, мы знали - когда-нибудь мы вернемся. Братство наше создано было для возвращения. До него нашим народом правили жрецы. Мы потеряли Гнездо, и наши жрецы лишились своей силы. Они стали жалкими шаманами. Но память о старом живет. Они все еще мнят себя силой, на что-то годной. Они - не братья наши. Они будут шептать дурное. Но они не пойдут против Книг Исхода - книги эти написаны жрецами. Мы закроем их рты их же текстами. И им придется это сожрать.
        - Не проще ли их прирезать? - предложил оламек.
        - Нет. Нам они понадобятся, когда мы захватим Гнездо. Они хранят знания. И хранят силу. Если мы возьмем Гнездо - драконы перестанут быть для нас проблемой.
        - Нашей проблемой тогда станут шаманы, - мрачно заметил шег.
        - Значит, надо до того момента прижать их: оставим лишь выгодных нам, остальных прирежем. - Оламек был воплощением кровожадной прагматичности. - Сколько у нас осталось времени?
        - Два-три года, - подняв голос, заявил Ришак. - Дальше ждать опасно: можем упустить выгодное время. Нам надо ударить сейчас, на пике нашего могущества.
        Громкий голос деда отразился от стен пещеры, эхо, причудливо ломая слова, загремело меж каменных клыков - Тим понял теперь, почему это место так странно называется.
        - Хорошо, - согласился оламек. - Начнем?
        - Да, начнем. Прямо сейчас. Все войны прекращаем. Блокируем побережье - оставляем там лишь тех, кто нам сейчас будет выгоден. Остальных убиваем. И главное - очищаем там все от сброда. Все эти бандиты, наемники, сектанты и пираты, весь этот сброд просто рассадник имперских ушей и глаз. Глаза выколем, уши отрежем.
        Куит с нотками обиды произнес:
        - Если мы прекращаем войны, то мы не сможем отбить у оламеков свои восточные пастбища. Наш скот голодает. Где мы будем его кормить?
        Оламек ухмыльнулся, а Ришак решил проблему парой фраз:
        - Пару родов перекинешь к накхам, у нас найдется место. И прибирай ликадов и все их земли. Ликады сильно ослабели, им не везло: будете вместе с ними.
        Шег протянул руки к огню:
        - Братья, я думаю, с пастбищами мы как-нибудь разберемся. Это мелкие вопросы, но их будет очень много. Сейчас нам надо поспешить донести до братьев новости. Надо остановить войны как можно скорее. И заткнуть рты шаманам.
        - Своих мне останавливать не надо, - проскрежетал зубами Ришак. - У нас после нападения наемников с железным драконом о войнах позабыли. Но я тоже поспешу назад: надо побыстрее отправить Тимура за море.
        - Тебе помочь? - предложил оламек. - Если вы потеряли много воинов, я пришлю хороший отряд для сопровождения. Нам нельзя рисковать Тимуром: он должен попасть за море. Будет досадно, если он погибнет по дороге к побережью - это будет на руку шаманам.
        - Не погибнет, - уверенно заявил Ришак. - Мы потеряли одно становище, но для накхов это невеликая потеря. Воинов нам хватит. Прощаемся, братья: у нас теперь много дел, и делать их надо быстро.

* * *
        - Целое, мне неприятно сообщать эту информацию. Но это важно: мы узнали, что человек, убивший часть, не погиб от рук временных союзников. Мы были дезинформированы ими.
        - Это достоверно?
        - Мы получили информацию из двух источников: первый источник - шпион. Этот шпион ни разу еще нас не дезинформировал. Второй источник - член имперского тайного общества. Он работает на нас за деньги, ему очень хорошо заплатили. Я считаю, что эта информация имеет высокую степень достоверности. Это подтверждается анализом: наши временные союзники были заинтересованы в признании объекта уничтоженным.
        - Да, мнимая смерть им на руку. Но они продолжают искать убийцу?
        - Да, продолжают. Кроме того, его разыскивают сотрудники столичного сыска. Нам известно, что у них есть версия происхождения убийцы, и они ее собираются проверять.
        - Версия достоверна?
        - Нет. Но заслуживает внимания.
        - Целое поняло. Следите и за временными союзниками, и за сотрудниками столичного сыска. Если они что-то обнаружат, мы должны об этом оперативно узнать.
        - Часть будет стараться. Но нам не хватает ресурсов. Вы же знаете о наших проблемах.
        - Да. Известно. Все ресурсы продолжайте бросать на выполнение главной цели. Но резервы направляйте на слежку за ними.
        - Нас очень мало.
        - Привлекайте местные резервы. У вас есть деньги - за деньги покупайте их преданность.
        - Мы так и делаем. Но их непрофессионализм способен провалить простейший замысел.
        - Смиритесь с этим. Мы еще слишком слабы, и нам еще долго придется с этим мириться. Целое интересуется событиями на Южном материке. Части удалось покарать кочевников?
        - Не совсем. Нам приходится пользоваться местными ресурсами. Качественные показатели наемников неудовлетворительны. Мы не можем причинить кочевникам существенного ущерба. Убийцы не наказаны.
        - У целого есть новость, и эта новость странная.
        - Часть готова выслушать странную новость.
        - При нападении на стационарное поселение кочевников было допрошено несколько пленников. Один из них представлял наибольший интерес и был допрошен с максимальной тщательностью.
        - Часть это знает.
        - Мы узнали много странного. И анализ его показаний дал нам открытие. Нам известно, что у одного из членов экипажа корабля «ARKO-11» в этом мире появилось жизнеспособное потомство. Мужского пола. Предположительный возраст - девятнадцать стандартных лет.
        - Это странная новость.
        - Информацию необходимо проверить. В случае ее достоверности необходимо захватить потомство члена экипажа. Для этой цели нужно будет высвободить все ресурсы, кроме тех, что задействованы на главном направлении. И даже задействованные там снизить до минимально возможных. Для нас важно захватить этого человека. Нам необходимо его исследовать. Возможно, это позволит нам выполнить цель с минимальными затратами ресурсов и времени.
        - Часть будет стараться найти потомство.
        Глава 9
        Боевое седло отличается от пастушьего примерно так же, как меховая шапка от стального шлема. Передняя лука вытянута в жесткий овальный щиток, задняя тоже поднята: поведи спиной назад - и в поясницу упрется, но надави сильнее - поддастся, пружинисто отклонится. Удобно - помогает выдержать сильный лобовой удар по щиту или доспехам, но если удар окажется слишком уж сильным - не даст сломать хребет: позволит рухнуть наземь, а там уже как повезет. Под передней лукой в кожаном гнезде покоится лук. Тетива спущена, но натянуть ее можно в пару мгновений - не потребуется даже вытаскивать оружие. На задней луке щит - не привязан, так телепается. Ухватить его не потребуется много времени. По другую сторону, чуть наклонясь, раскачивается боевая пика - нечего седоку занимать ею руки.
        Седоку, если честно, и без того несладко - много чего воину кочевников приходится таскать. Сапоги до колен - плотная кожа с бронзовыми набойками. Сверху до тех же колен опускается черненая кольчуга, вся расшитая конскими хвостами. Не для красоты хвосты висят: против рубящего удара защита достойная - волос перешибить ненамного легче, чем металл, а весит он несравнимо меньше. Против пик и стрел, конечно, хорошо не защитит - для этого приходится носить латный нагрудник, а кто побогаче - тот и вовсе надевает укороченный панцирь. Шлем - низкий, с опускающимся забралом, или попроще - со стрелкой вдоль носа. Те же конские хвосты позади болтаются - нелегко накху голову с плеч снять. Короткий плащ тоже нелегкое дело: плотная светлая шерсть с войлочными полосками. Смешная защита, но поможет запутать вражеское оружие, да и стрелы неплохо вязнут, теряя силу. В бою всякое бывает - бывает, и сзади стреляют и бьют, а там ни нагрудника, ни высокой луки нет. Хотя, конечно, защита сомнительная.
        Колчан стрел, меч, короткая булава, кистень, нож - вот сколько железа приходится таскать воину. А если у воина спина все еще побаливает - совсем плохо. Особенно неприятно, что Тим даже не воин - не прошел посвящения. Немыслимое дело, чтобы такой «недовоин» ехал со всеми наравне в военной колонне. Да нет, даже не наравне - он ведет колону, едет впереди, рядом с Ришаком. С Ришаком понятно - никто в здравом уме не усомнится в его воинских достоинствах. А кто такой Тимур? Да никто.
        Но тем не менее ни один из сорока воинов и глазом не моргнул, когда этот мальчишка занял свое место во главе отряда накхов.
        Странные времена настали.
        А уж какими глазами провожали Тимура девчонки становища… Это те, кто до этого и внимания не обращал на угрюмого носатого паренька. Не видели в нем особых достоинств. А теперь вдруг разглядели.
        Ну хоть вообще теперь не уезжай.
        Кунар, поначалу возмущенный резким утяжелением хозяина, новым седлом и разлукой с приглянувшейся кобылой, проникся моментом и перестал выказывать недовольство - ехал ровно, сохраняя достоинство. Лишь косился иногда на Тимура, взглядом выдавая свои мерзкие замыслы мести. «Ладно-ладно, хозяин, припомню я тебе все: станешь шурпу варить - помочусь в котел».
        Час за часом проходил, а никто и не думал нападать на отряд накхов. Даже собак не видно диких, и не только собак - все живое пряталось при приближении воинов. Лишь суслики бесстрашно стояли на курганчиках своих нор, нагло посвистывая вслед кочевникам.
        Солнце, поднимаясь все выше, старалось запечь накхов прямо в доспехах. Вот тут Тимур стал понимать истинное предназначение светлого плаща - без него черненое железо раскалилось бы чуть ли не докрасна.
        После полудня устроили долгий привал - напоили лошадей у степной речушки, дали им попастись на лугу, сами повалялись в теньке под прибрежными деревцами, попили холодного чаю из тыквенных фляг, пожевали лепешек и сырой потной конины, заблаговременно положенной под седла.
        На отдыхе Тим заметил вдали, на одиноком кургане, фигурку всадника. Заметил не он один, но никто не выказал беспокойства. Пришлось и Тиму проглотить любопытство и делать вид, что все идет как надо. Хотя, если подумать… Раз никто не волнуется, значит, это свой. А раз он не приближается приветствовать воинов, значит, его место - там, вдали. Неужто отряд накхов не одинок и его охраняют дальние дозоры? Выходит, так.
        Эх, с дедом бы поговорить, да все не получается. Надо ловить удобный момент. Хотя поймай его: не факт, что дед будет отвечать, - дед у Тима страшный человек и рассказывает только то, что сам хочет рассказать. Любопытство внука ему безразлично, если не более. Внук сам должен до всего доходить, а не получать готовые ответы.
        К вечеру отряд добрался до маленького кочевья накхов. Здесь воинов ждали - без церемоний накормили горячей шурпой, разместили в юртах, отогнали лошадей на ночной выпас. Вооруженные мужчины становья усиленно караулили окрестности, дав путникам возможность хорошо отоспаться. И все это без суеты, рутинно, буднично - военная машина степняков работала без заминок. Тим, размышляя над тем, что видел и слышал в пещере и до нее, начал понимать, что весь степной народ - это, по сути, огромное войско. Даже женщинам и детям есть место - кормить мужчин, заботиться о скоте, лечить раненых. При вражеской атаке женщины и дети могли ответить из луков, так что уязвимых тылов у кочевников нет. Воинам оставалось лишь заниматься своим делом - перемалывать основные силы противника.
        Для Тима все это было естественно - другого он не видел. Но даже ему становилось понятно: вся эта военная машина работает на жалкую часть своей мощности. Собрался отряд воинов - поехал бить оламеков. Убили шесть оламеков, потеряли четверых. Угнали сорок лошадей и пятнадцать коров. Радости на месяц, а рассказов о своей доблести - на два. Через два месяца приходит отряд оламеков. Убивает трех воинов, охраняющих стадо. Теряет двух воинов от пастушка на хитром коне. Угоняет пятьдесят лошадей.
        И так веками. Вроде как бы война, но в то же время - смех. На праздниках Тиму доводилось видеть десятки тысяч воинов-накхов. Собери десятую долю этой силы и пройдись по кочевьям оламеков - не останется оламеков, если не успеют те такое же войско собрать. А ведь не успеют - не готовы они к такому массированному нападению. Это тебе не тридцать воинов явились двадцать коров украсть, это совсем другое.
        Если у накхов десятки тысяч таких хорошо вооруженных и обученных долгими тренировками и боевыми походами воинов, то сколько будет у всех вместе? Тим не знал, но предполагал, что гораздо больше. Южный материк немал, и степи его - одно хорошее пастбище.
        Жуткое по силе войско, запертое в ловушке жалкого Южного материка.

* * *
        По степи накхи двигались три дня, и каждый день был подобен первому. Духота доспехов, привалы у ручьев и речек, далекие дозоры в степи, ночевки в кочевьях накхов и шегов, причем последние приняли их так же, как и родные, - ни малейшей разницы. А ведь с шегами отношения у накхов были непростыми…
        Видимо, и впрямь в степи наступили новые времена.
        На четвертый день стало веселее.
        О намечающемся веселье накхов предупредил дозорный. Его заметили издали - он мчался к отряду, не жалея коня. Накануне по этой земле прошло большое кочевье, выбив траву. Дождя с тех пор не было, и за всадником тянулась пыльная полоса.
        Когда он приблизился, Тим не особо удивился, узнав в нем оламека: эти степные волки были признанными лазутчиками, способными эффективно действовать в одиночку. Видимо, решили помочь накхам, невзирая на слова Ришака.
        Оламек, растягивая татуированные губы в нервной ухмылке, поприветствовал отряд:
        - Накхи, я - Аэр из рода Эссов. Впереди, у брода, вас ждет большая засада.
        - Кто эти несчастные? - равнодушно уточнил Ришак.
        - Я не знаю их. Это люди с побережья. Их около сотни, я видел у них арбалеты и луки. И видел повозки и тела на мелководье. Они убили и ограбили купцов, возвращавшихся из Ултая. Должно быть, они совсем безумны, раз творят подобное, - после этого им грозит смерть даже в вонючих городах побережья. Купцы такого не прощают.
        - Мне плевать на купцов. - Ришак в подтверждение своих слов сплюнул тяжелым пыльным сгустком. - Бродов - два, но до второго двигаться сутки, и, думаю, там тоже ждет засада. Это те же шакалы ее приготовили, что на становище нападали. Загоним их в реку и убьем всех.
        Оламек кивнул и уточнил:
        - Нас четверо, остальные ждут дальше, у последнего ручья перед бродом. Нам можно будет сразиться в ваших рядах?
        - Помощи нам не надо, - степенно заявил Ришак, - но и отказывать достойным воинам в праве на битву я не стану.
        - Хорошо, - кивнул оламек. - Мы без брони, налегке, поможем луками. Я мчусь вперед, к своим людям.
        Тим, глядя в спину удаляющемуся оламеку, боролся с зудом в руках - очень хотелось натянуть лук и выпустить вослед тонкий срез. Рана выйдет знатная - кровью изойдет вмиг. Трудно привыкнуть к тому, что с враждой покончено.
        А если точнее - получается, и не было вражды.

* * *
        Несмотря на предупреждение, отряд накхов продолжал путь в том же темпе и тем же порядком. Как будто ничего не произошло. Даже луков никто не натягивал. Лишь соединившись с группой оламеков, Ришак скомандовал:
        - К бою! Пики оголить, луки натянуть! Но держаться по-походному, в строй не разворачиваться. Пусть эти шакалы до последнего будут думать, что застали нас врасплох.
        Склонившись к Тиму, дед уже тихо добавил:
        - Держись за мной, не теряй мою спину из виду. Голых и легких бей в живот и грудь, латных - по ногам. Если выйдет сшибка, просто держись прямо за мной, и пиками тебя не достанут. Не выдержишь ты пику - легок ты еще, не заматерел. Вышибут тебя, как соплю из носа, или крюком поймают и снимут.
        Тим прекрасно знал тактику боя степняков друг против друга, но что предпринимать против пехоты с побережья, представлял слабо. Без копья наемники и бандиты из города не выходили, и атаковать занятую ими позицию в лоб было страшновато. Потерь не избежать.
        Впереди показалась зеленая полоса - вдоль степной реки протянулись густые заросли деревьев и кустарников. Напротив брода ее неплохо проредили проезжающие - на топливо для костров, но все равно укрытий для пеших хватало.
        Ришак вел отряд дальше. Очевидно, он от оламеков узнал, что на опушке пойменного леска врагов нет. А может, у него глаза сквозь кусты видят. Или свои соображения на этот счет. Лично Тиму под каждой веткой мерещился взведенный арбалет.
        Проезжающие караваны и отряды оставили в зарослях широченный провал - сорок телег бок о бок ехать могут. В конце светлела река, за нею желтела полоска высокого противоположного берега. Если постараться, до воды уже можно добить из лука.
        И тут Ришак коротко взревел:
        - Аннокс!!!
        Спина деда исчезла - Ришак развернулся назад, перед Тимом осталась чистая степная дорога и густые заросли по левую ее сторону, под самым берегом.
        - Анннннокс!!! - выдохнул Тим, отпустив тетиву.
        Стрела ушла в заросли, но этого он уже не видел - спешил назад, за дедом.
        Колонна кочевников в один миг превратилась в сдвоенную карусель. Пришпорив коней, воины мчались друг за другом, приближаясь к броду, заворачивали вправо, разряжали луки, далее мчались назад, доставали новые стрелы, вновь неслись на врага - и опять назад, повторяя этот круг снова и снова.
        В зарослях заорали. В криках были страх, боль и ярость - в кочевников полетели стрелы и болты. Ришак, видимо, и впрямь умел насквозь видеть: враги вообще не добивали до накхов или добивали редкими болтами, но они не причиняли вреда на излете. А вот луки степняков доставали до них прекрасно. Да и попасть по мчащемуся всаднику не так просто. Кроме того, стрелкам пришлось показываться из укрытия, и уже вторую стрелу Тим выпустил прицельно, а не попросту в густую зелень.
        Крики «аннокс», хлопанье луков, короткие взвизги улетающих стрел, топот копыт, барабанные удары наконечников по доспехам, вопли раненых, нервное ржание коней - первая часть боя для Тима была набором звуков. Зрение нужно лишь в тот миг, когда перед тобой исчезает спина деда и надо выбирать - в кого выпустить стрелу? В рослого арбалетчика, который в кольчуге, с головой, перевязанной зеленым платком? Или в далекого худосочного лучника, который, разинув от усердия рот, чуть ли не переламывает свой лук, пытаясь добить до накхов. Кого приговорить к смерти или увечью? Тонкую граненую стрелку они даже не увидят - лишь свистнет рассекаемый воздух в прорезях наконечника, сталь сокрушит драные кольчуги и поддоспешники, порвет мясо, раздробит кости. Выбор сделан - арбалетчик опаснее. Тетива спущена. Все, теперь глаза отдыхают, Кунар сам, без понуканий, не теряет деда. Теперь на ощупь вытащить новую стрелу, наложить на тетиву. И слушать. Слушать бой. Нельзя прослушать приказ.
        Людей с побережья было почти в три раза больше. Но Тим не успел даже колчан ополовинить - враг сломался. Бросил позиции, рванул врассыпную, подальше от страшных луков степняков. Накхи приучали своих детей к луку с пятилетнего возраста - зря бродяги решили потягаться с такими воинами в стрельбе.
        - Руби шакалов!!! - заорал Ришак. - Хрррра-а!!!
        Клич подхватили десятки глоток. Тим, уставившись в спину деда, не глядя ухватился за пику, повел ладонь ниже, потянул кожаный узелок, вытащил оружие из седельного гнезда. Наклонил параллельно земле, развернул ладонь кверху, позволив древку лечь на предплечье. Теперь главное - деда не наколоть: все же зря он приказал мчаться точно за ним.
        Делать за дедом было нечего - тот поспевал с двух сторон, будто у него четыре руки. Ворвавшись в гущу разбегающихся врагов, Ришак парочке подрезал ноги под коленями, но третьего, оборачивающегося с арбалетом, пришлось бить в грудь. Наконечник увяз в нагруднике, пику дед бросил, выхватил длинный, чуть изогнутый меч, заработал им, будто косарь на жатве.
        Спаслись немногие - не более десятка нападавших сумели укрыться в густых зарослях терновника. Конному туда не сунуться, а пешему лезть опасно - строй в этих дебрях не удержать, лук там тоже не натянуть, да и не умели степняки драться пешими.
        Ришак развернул отряд назад. Накхи деловито добили раненых, собрали трофеи. В таком бою нелегко понять, кто кого убил, и дед постановил делить скудную добычу поровну, с тройной долей себе, а десятникам и вожаку оламеков - двойной.
        Оставив за собой восемьдесят пять тел, накхи переправились через реку, продолжили путь. Расправа с засадой задержала их на час - не более.
        Один из раненых разбойников резню пережил. Ему перевязали подсеченную ногу и повезли с собой. Степняки любопытны, и вечером пленника ждет серьезный разговор.

* * *
        Крик оборвался, пленник захрипел - Гонир перехватил ему горло кривым ножом. Ришак, отвернувшись от умирающего, коротко бросил:
        - Гонир, оставь нас.
        Воин послушно растворился в ночи, Ришак и Тимур остались в одиночестве. Тим тоже отвернулся от агонизирующего тела - его мутило. Впервые довелось видеть пытки, и это зрелище не понравилось. Пленник и без истязаний рассказал все, что ему было известно, - он наивно пытался сохранить себе жизнь. Но недоверчивый дед проверил его слова с помощью огня и железа.
        Умирающий наконец затих, и только теперь Ришак заговорил:
        - Тимур, ты слышал его слова. Им нужен ты.
        - Да, я понял.
        - Их наняли черные люди. Черные люди хотят схватить убийцу своего дракона.
        - Откуда они могли узнать, что меня надо искать на пути к побережью?
        - Ты глуп. После встречи у Грохочущих Скал мы несколько дней провели в становище, ждали, когда твоя спина позволит выдержать долгий путь. Слова, сказанные в пещере, не стали тайной - их знают многие. Кто-то предал. Или кого-то схватили, и он под пытками рассказал все. Это плохо. Я хотел въехать в вонючий город как князь накхов и лично посадить тебя на корабль. Теперь это опасно. Город - это крысоловка: наш отряд слишком слаб, чтобы проложить тебе безопасный путь.
        - Мы вернемся назад и соберем большое войско?
        - Глупец! Перед большим войском ворота не откроют. Нам не доверяют. И правильно делают…
        Тимур, обидевшись на неоднократные упреки в глупости, все равно не сдавался:
        - Дед Ришак, я не понимаю, зачем мне вообще ехать за море? Это пророчество… Вы же сами в него не верите. Я же видел.
        - Да, Тимур, мы в него не верим. Как можно верить в бред помешанных? Слова пророчества глупы, их можно читать по-разному, и что угодно можно выдать за пророчество. Тимур, мы не верим в него, потому что умны: будь мы глупцами - мы бы не смогли управлять народом. Ты думаешь, легко владеть степью, сохраняя единство? От западного до восточного берега этой земли надо скакать два месяца. Между северным и южным - не меньше. Кроме того, путь преграждают горы, и перебираться за них нелегко. За горами - другая степь, но там тоже наш народ. У него мало мест для пастбищ, и многие вынуждены были осесть. Мы здесь воюем конными, а у них конных мало, у них пешие ратники, и еще они делают боевые машины. Строят башни - и разрушают эти башни друг у друга. Они учатся брать города. Их сила в этом. Мы часто посылаем за море смешанные отряды - нас нанимают местные правители. Мы - ценные воины, и нам много платят за их войны. Мы получаем деньги и получаем опытных воинов, знакомых с их способами войны. Наши воины приходят назад спустя годы, приходят другими, приходят с новыми обычаями и привычками. Мы все - разные… Ты
представляешь, как трудно всем нам, таким разным, быть единым войском? Если не представляешь, ты этого плевка не стоишь.
        Дед сплюнул в вытоптанную траву.
        - Если бы пророчества не было, его надо было придумать. В него верит народ, и веру эту вдолбили им жрецы-шаманы - вот что главное. Этот железный дракон вовремя прилетел - не появись он сейчас, пришлось бы его придумать тоже. Наш народ - это взведенный лук. Сейчас он натянут полностью, стрела на тетиве. Но долго держать натянутый лук невозможно - руки начнут ходить ходуном. Надо или стрелять, или отпустишь тетиву поневоле. Нам нужна эта война, или через несколько лет мы начнем пожирать сами себя. Двадцать шесть лет природа благоволит народу - травы много, скот плодится и жиреет. Но через два-три года в эти земли придет засуха. В этом мы почти не сомневаемся: слишком многое об этом говорит. Да и не может благоденствие длиться вечно. И тогда - конец: начнется не ритуальная война, начнется война за скот, за пастбища, за водопои. Братство будет бессильно - нельзя сохранить единство на земле, которая может прокормить сотню, но при этом живет на ней две сотни. Будет резня. И многим придется изменить свою жизнь. Придется пахать землю, ловить рыбу… Мы потеряем себя как организованную силу. Нет, Тимур,
сейчас - или никогда. Зачем было взводить лук, если не собираешься стрелять?
        Дед помолчал, задумчиво поворошил прутиком угли догорающего костра.
        - Тимур, ты силен. И ты умен. Я верю, что из тебя получится вождь нашего народа. Но у тебя нет мудрости. Ты не видел ничего, кроме степи, становища, кочевий… Лошади и коровы… Я видел мир, я знаю, что это такое. Мне будет горько, если я тебя потеряю, но я готов рисковать. Да и степь для моего внука теперь опасна. Тебя выдали шаманы - я уверен. Им не нужно воплощение пророчества от братства - им нужно свое воплощение, ручное. Ты для них досадная помеха - чем дальше ты от них сейчас будешь держаться, тем лучше. Так что используй свой шанс взглянуть за горизонт. Познай мир за пределами степи - и ты его покоришь. Я верю в тебя - остается тебе поверить в себя. Сейчас мы заночевали в степи. Здесь, у побережья, нет хороших пастбищ и нет нашего народа. Здесь никого нет. Никто нас здесь не выдаст врагам. Завтра мы будем у стен Тувиса. Ты пойдешь в город один, на плохой лошаденке, как обычный бродяга. Никто не должен знать, что ты внук Ришака. Ты должен будешь найти корабль, который отвезет тебя на Север. У Тувиса большой порт, и кораблей там хватает - ты быстро найдешь нужный. Когда окажешься на нашей
земле, не спеши возвращаться. Узнай для себя все. И еще - если ты что-нибудь узнаешь про Мокедо, найди его и уговори вернуться. Он нужен нам. Из всех небесных людей он - единственный, кто чего-то стоит. И стоит он многого.

* * *
        Ришак провел Тима почти до ворот. Лишь увидев стены Тувиса, дед остановил коня:
        - Все, Тимур, дальше ты пойдешь один. Прощайся с Кунаром.
        Легко сказать: «Прощайся». Кунар - часть Тимура: не легче, чем с рукой проститься. И все это под колючим взглядом деда. Нельзя даже чувств своих показать - за слабость сочтет. Эх, ну почему люди придумали такие сложности? Почему нельзя путешествовать по миру вместе с Кунаром?
        Дед, будто читая мысли внука, заговорил отрывисто, чеканя слова:
        - С конем трудно попасть на корабль. И украсть его в городе могут легко. Или болезней нахватается от местной грязи. Да и Кунар слишком хороший конь - алчность будет возбуждать. Не надо тебе привлекать внимание вороватых бродяг: для них подобный конь - огромное богатство. Кунар - не кошка, нельзя тебе с ним странствовать.
        - Дед Ришак, я это понимаю. Прошу тебя, позаботься о Кунаре хорошо. Когда я вернусь, я хочу, чтобы он меня встретил готовым к битвам.
        - Тимур, никто не оседлает твоего коня, я сам буду изредка его выезжать, чтобы не отвыкал от седла. Лучшая трава и овес будут его кормом. Лучшие кобылы будут продолжать его породу. Не беспокойся о нем.
        - Спасибо, дед Ришак.
        Тим на миг прижался к голове Кунара, отвернулся, влез на коренастую лошаденку, грубо пришпорил, направил к городским стенам.
        Кунар, провожая друга недоуменным взглядом, жалобно проржал, но Тим не обернулся - лишь чуть ссутулился. Ришак, одобрительно кивнув, взял лошадь внука за уздечку:
        - Пойдем, Кунар, Тимура ты если и увидишь, то не скоро.
        Глава 10
        Тимур большую часть жизни провел в становище. Там помимо накхов хватало пришлых людей - с побережья, из заморских земель, даже с неба несколько упало. Отец с детства заставлял его изучать языки народов, живущих за степью, и Тим в этом немало преуспел. Так что он не дичился чужаков, в отличие от большинства представителей его народа. Но все равно на первый контакт с обитателями Тувиса шел волнуясь.
        Путь к городским воротам пролегал вдоль глинобитной стены. Оценивая ее высоту и качество, Тим пришел к выводу, что войска кочевников она не остановит. Стрелы легко выкосят защитников, а наверх нетрудно вскарабкаться по лестницам или даже накинув петли арканов на узковатые зубцы. Вонючий ров с нечистотами, пожалуй, более серьезное препятствие, чем сама стена, - не хотелось бы лезть в эту мерзость. Город серьезно не защищен - люди здесь прекрасно понимали, что от степи их не спасут никакие стены. Пока они нужны кочевникам, их не тронут, так что не стоит тратить силы на почти бесполезные укрепления. А кочевникам города нужны - через них степь имеет товары, которые невозможно получать в степи. Без городов даже соль стала бы проблемой.
        Кроме того, обитатели побережья были в некотором роде «идеологическими братьями» степняков. Как и предки Тимура, они вынуждены были покинуть свою родину. Кто-то просто жаждал смены мест, кого-то выгнала беспросветная нищета, многие покидали свою страну из-за религиозных конфликтов, войн, непосильных налогов. Всего на побережье было около двух десятков анклавов пришельцев с Севера и Запада. Все они являлись колониями морских государств цивилизованного мира, но в отличие от метрополий порядки здесь были не настолько «цивилизованными» - сказывались обстановка и оторванность от развитых стран. Да и население неоднородное - пестрый коктейль и дикое смешение языков. Время от времени за колонии вспыхивали конфликты, и некоторые территории переходили из рук в руки десятки раз. Естественно, в таком случае нравы и языки перемешиваются весьма причудливо.
        С первыми горожанами Тимур столкнулся в воротах. Трое стражников подпирали спинами раскрытые створки, лениво ощупывая взглядом степняка. Грубые кожанки, шлемы из той же кожи, длинные пики и топоры на поясах. Судя по никчемной амуниции и состоянию оружия, вояки несерьезные.
        - Надолго в город? - брезгливо выкрикнул издалека один из стражников.
        Тим, не отвечая, подъехал вплотную, конская голова чуть ли не в морду грязному стражу уперлась. Хмуро взглянул сверху вниз, в бегающие глазки, равнодушно произнес:
        - Пока не надоест.
        - Ну тогда медяк, - поспешно выдохнул стражник.
        Тимур развернул коня в ворота, бросил монету через плечо. Люди с побережья любят суетиться не по делу и теряются, если ты ведешь себя иначе. Насколько Тим знал, за вход в город конного положено платить два медяка - выходит, он сейчас сэкономил, не ударив для этого пальцем о палец. Мелочь, а приятно. Дед, конечно, снабдил внука хорошей суммой, но разве в медяке тут дело?
        Вонь в городе оказалась ничуть не меньшей, чем за воротами. Тувис не знал канализации - нечистоты свободно текли в сторону рва в открытых канавках. В одном месте канавку запрудил завал из мусора и дохлой собаки - в этом месте жижа растеклась по мостовой, и хорошо, что Тим верхом едет, иначе бы пришлось по этой гадости шлепать.
        По пути к порту Тим встретил немало людей, причем никого верхом - все передвигались по улицам на своих ногах. Пару раз даже видел, что люди вручную толкают немалые тележки с грузами. Те, кто одет победнее, при виде степняка опускали лицо, бросая на всадника воровато-испуганные взгляды. Одетые побогаче глаза не прятали - смотрели с надменной брезгливостью, некоторые даже плевали вслед. Тим знал, что его народ здесь недолюбливают, но испытать это на своей шкуре было неприятно.
        Поражала скученность: местами на улочках двум всадникам не разминуться толком. Глинобитные дома тянулись аж на два этажа, а местами и выше - людям не хватало места на земле, и они искали его на небесах. Странные… вон за стенами полно свободной земли - живи где угодно. Любишь, чтобы тебя забор окружал, - расширь стены. Чего приятного жить в этой вонючей тесноте?
        На спуске к гавани за Тимом увязался попрошайка. Высоченный, болезненно худой, с явными следами алкоголизма на потрепанном жизнью лице. Он долго преследовал всадника, моля выделить ему хотя бы медяк на прокорм своих голодных детей. Тим предложил ему пойти поработать - и взамен узнал много новых слов: такому его в становище не учили. Нищий пропойца долго ругался вослед, а когда степняк отъехал подальше, даже осмелился кинуть подсохшее конское яблоко - с огромным недолетом. Очень хотелось натянуть тетиву и избавить город от паразита, но это противоречило странным законам цивилизованного мира, и пришлось сдержаться.
        Гавань Тувиса оказалась велика. Для Тимура велика, конечно, - это была первая гавань в его жизни. Даже море он до этого видел лишь однажды, и то издалека. Колонию на этом месте основали вездесущие элляне около двухсот лет назад. Они же и посадили виноградные лозы на ближайших холмах. С тех пор город неоднократно менял хозяев, а виноградники то расширяли, то вырубали. В данный момент колония находилась под имперским протекторатом, хотя, по слухам, имперцы вроде бы должны были вернуть ее Эллии по какому-то хитрому договору. Ришак в этом сильно сомневался - он справедливо считал, что если Империя что-то проглотила, то выплевывать уже не станет. Но элляне, очевидно, считали по-другому - иначе бы не муссировали этот слух.
        Честно говоря, Тиму было совершенно безразлично, кто командует городом - имперский губернатор или рогатое создание из глубин ада. Тиму главное - побыстрее и без проблем добраться отсюда до имперских берегов. А для этого необходим корабль - кони степняков хороши, но по морю на них передвигаться затруднительно.
        Корабли в гавани Тувиса были. Целых два. В кораблях Тим не разбирался; все, что ему было известно про них, - корабли могут плавать по морю. Внимательный взгляд на суда новых знаний не принес: по три мачты на каждом, у одного выше нос, у другого, наоборот, корма, и что самое примечательное - ни на одном не написано, что в плавание приглашаются пассажиры.
        У ближайшего корабля царило оживление: по трапам с причала закатывали бочки, на палубе их с помощью лебедок грузили в трюм. Здоровенный деревянный портовый кран при этом стоял без дела. Может, поломался? Да хоть и вовсе сгори - какая Тиму разница?
        Подъехав поближе, Тим окликнул одного из загорелых до черноты грузчиков-эллян, возвращавшихся на причал:
        - Скажи, пожалуйста, куда направляется этот корабль?
        - Ишь какой вежливый степняк, - устало хохотнул тот. - Куда, по-твоему, может идти корабль, груженный тувисским красным?! Только в Империю!
        - Спасибо за ответ, - поблагодарил Тим. - Мне бы хотелось отправиться на этом корабле - как я могу это сделать?
        - Поговори с капитаном или его помощниками. Кто-нибудь из них в «Трех якорях» всегда сидит.
        Тим, благодарно кивнув, кинул грузчику медную монетку. Тот, довольно присвистнув, поймал ее на лету, сунул куда-то под завязку штанов.
        - Благодарю тебя, степняк. Я выпью за твое здоровье в тех же «Трех якорях».
        - А где эти «якоря» располагаются?
        - Да вон, поднимись за портовую контору - там увидишь.
        Над таверной вместо вывески и впрямь висели три ржавых якоря, причем один свисал настолько низко, что даже невысокий Тим на всякий случай пригнулся, шагая к двери. На пороге замешкался - в помещении было сумрачно, и глаза не сразу привыкли к скудному освещению.
        В этот ранний час зал пустовал, лишь в дальнем углу за одним столом сидело четверо мрачного вида мужчин. Загорелые до черноты, в кожаных безрукавках, холщовых штанах. У всех короткие толстые косички стоймя, будто их клеем пропитали. Непохожи они на капитанов кораблей. Разглядев за стойкой дородного мужика, протиравшего полотенцем массивные кружки, направился к нему:
        - Здравствуйте. Мне сказали, что в вашем заведении я могу поговорить с капитаном корабля, который идет в Империю. Не могли бы вы мне подсказать, кто из этих уважаемых посетителей капитан или его помощник?
        - Капитан, говоришь? - насмешливо хмыкнул толстяк. - Ты ищешь капитана
«Антросы»? Спасибо, повеселил с утра. Эй! - крикнул он в сторону посетителей. - Гордитесь, жироловы, - этот степнячок принял вас за капитанов «Антросы»!
        Четверо моряков засмеялись дружно - в унисон. Один из них, почти старик, с узкой, битой проседью бородой и головой, обмотанной красным платком, взмахнул в сторону Тима кружкой:
        - От лица всех китобоев «Клио» пью за твое здоровье, степняк! Надеюсь, твои слова окажутся пророческими, и все мы когда-нибудь переберемся в капитанские каюты!
        - Вот видишь - это просто китобои. Почти не люди. Если тебе нужен капитан
«Антросы», иди вон туда. В ту дверь. Только не беспокой его по пустякам.
        Тим благодарно кивнул, направился в указанную сторону. Оставлять монету не стал - обиделся на то, что его выставили дураком. Ну откуда ему знать, как выглядят капитаны? Да и не обидится хозяин таверны - наверняка его обязанность провожать к капитану посетителей.
        Приоткрыв дверь, Тим понял, что капитана с матросом знающий человек не перепутает. Капитан «Антросы» в одиночестве сидел за столом в маленькой комнатке. Он не ел и не пил - стол был завален бумагами, одну из них он как раз разглядывал, делая при этом пометки свинцовым карандашом на другом листке. Белая шелковая рубашка, поверх нее строгая бархатная безрукавка, на краю стола лежит длиннополая шляпа с щегольским цветным пером, за спиной, на стене, висит короткая шпага в ножнах.
        - Здравствуйте. Мне нужно с вами поговорить.
        Капитан, на миг подняв глаза, вернулся к бумаге, сдержанно буркнул:
        - Матросов не берем - команда полная.
        - Мне нужно попасть на берег Империи. Я заплачу за это.
        Капитан устало потянулся, откинулся на спинку стула, уставился на Тима уже вполне заинтересованно:
        - Сколько вас?
        - Я один. Если не считать лошади.
        - Лошадь не возьму - трюм забит хлопком и вином, мне там эта тварь не нужна.
        - Лошадь и мне не нужна.
        - Отсюда мы идем к Гауде, от нее к Ирии, от нее уже по Чессе до Яноса - выше не поднимемся: «Антроса» - морское судно. Это все города Империи - в каком тебя высаживать?
        Вопрос застал Тима врасплох - он растерялся, понятия не имея, что выбрать. Почувствовав затруднение юноши, капитан добавил:
        - Если тебе без разницы, то выбирай Ирию - там самые хорошие портовые чиновники. Тебе для въезда и поездок по стране потребуется бумага, за нее придется платить. В Гауде за нее семь шкур снимут - там порядка никогда не будет, а Янос - это внутренний город, там пограничного контроля нет, и никто не будет знать, что с тобой делать. В принципе ты можешь в любом месте сойти на берег Чессы, это твое дело, но если потом попадешься страже, могут намять бока и отнять деньги. Они, конечно, могут это проделать и при наличии бумаги, но с бумагой все же ведут себя не так нагло.
        - Хорошо, капитан, я воспользуюсь вашим советом и сойду на берег в Ирии.
        При последних словах Тима капитан удивленно повел бровью:
        - По одежде ты степняк, лицом ты на эллянина похож, да и черноволос, как они, а говоришь при этом - будто прослушал курс словесности в университете.
        - Я действительно, как вы говорите, степняк. И у меня другое образование, но тоже достойное, - сдержанно пояснил Тим.
        - Хорошо. Я возил людей твоего народа - все они были хорошими пассажирами. В последний раз, когда ехало сразу пятеро, они очень помогли при нападении пирата. Никаких чувств, кроме уважения, к вам я с тех пор не питаю. И, помня об этом, возьму самую скромную плату - семь серебряных китонов. Можно заплатить и эллянскими деньгами или любыми другими - лишь бы серебро. За эти деньги ты получишь свой гамак и будешь питаться из общего котла. Работать тебе не придется - только если попадем в бурю, могут поставить на помпы, но это вопрос выживаемости корабля, а значит, и всех нас. Если тебе нужны условия получше, то на «Антросе» ты их не получишь - у нас простое торговое судно, отдельных кают и повара для офицеров нет.
        - Меня все устраивает, - кивнул Тимур.
        - Мы выходим послезавтра на рассвете, с отливом.
        Тимур, нахмурившись, уточнил:
        - Мне идти на корабль?
        - Нет, корабль сейчас на погрузке, вся команда сошла на берег. Тебе придется ждать до завтрашнего вечера - лишь тогда подходи. Тебе есть где остановиться в городе? Вижу, что нет… Не советую тебе останавливаться в «Трех якорях». Завтра на рассвете отходит «Клио», и вечером тут будет полный зал китобоев. Перед плаванием капитан им подбросит медяков, и они будут спешно пропивать их все. Последний раз, когда здесь веселились китобои с «Грача», тут перебили об головы половину кружек. Вас, степняков, здесь не очень-то любят - советую остановиться подальше от порта.
        - Спасибо, я воспользуюсь вашим советом.
        Тим, выйдя из таверны, остановился под чахлым деревом, под которым оставил лошадь. Лошадь… С лошадью надо что-то решать. Бросить ее просто в порту не позволяла хозяйственная душа степняка. Кто же в здравом уме станет бросать животное? Где же ее здесь можно продать? Вернуться назад и спросить у толстяка за стойкой? Да ну его - может, опять насмехаться станет. Да и обманет еще… обидевшись на то, что монету не получил.
        Отвязав лошадь, Тим вновь развернулся к кораблю - уж там-то есть источник информации.

«Знакомый» грузчик увидел его издалека:
        - О! Степняк! Да ты никак «Три якоря» найти не сумел, раз назад пришел?!
        - Да нет, нашел - спасибо за совет. Мне нужно продать эту лошадь - ее не берут на корабль. Ты случайно не знаешь, где это можно сделать?
        - Топай вон по той улице, что от мола начинается. Иди вверх, покуда не увидишь длинную коновязь. Там, в трактире, хозяин обычно за стойкой - он лошадь точно купит. У него на заднем дворе коптильня - для моряков конину солит-коптит. Ты уж прости, но лошадь твоя ни на что другое не годна. Не породистый скакун явно.
        Тим не стал спорить - бросив грузчику еще одну медную монету, отправился по указанному адресу.
        У трактирщика оказались самые бегающие и жуликоватые глаза в мире: поймай такого накхи - повесили бы без судебного фарса. Сразу ясно: честность здесь не ночевала. Лошадь он осмотрел с таким брезгливым видом, будто это не кобыла-трехлетка, а старый гнилой труп. Да, дед выделил Тиму не лучшее животное, но и брезговать здесь нечем - она вполне здорова и годится не только на колбасу.
        - Десять медяков, - неуверенно, явно стесняясь столь смехотворной цифры, тихо предложил трактирщик.
        - Сколько?!!! - не поверил Тим. - Да у нее навоз дороже стоит!
        Увидев, что степняк готовится влезть в седло, трактирщик поспешно добавил:
        - Ну извини, ошибся! Сто десять медью! Эй! Ты куда?! Да стой ты! Слушай, ну давай триста медью - и по рукам?
        - Восемь серебряных китонов. ВОСЕМЬ! Можно и другими деньгами - лишь бы серебро. За эти деньги ты в придачу получишь седло и уздечку. Все. Торга больше не будет. Это и так более чем щедрое предложение с моей стороны.
        Трактирщик сплюнул, с досадой хлопнул в ладоши:
        - Ладно. Будь по-твоему. Не будь так нужно - в жизни бы не купил за такие деньги подобную клячу!
        Уже расплачиваясь, поинтересовался:
        - Степняк, ты что же, пешком в степь пойдешь теперь?
        - Нет. Я не вернусь. Я ухожу на «Антросе».
        - И какая же чума тебя понесла в такую даль?
        - Мне кажется, это не ваше дело.
        - И то верно. Эй, степняк, а ночевать ты где будешь? В «Трех якорях», что ли?
        - Не думаю. Я еще не определился с местом.
        - Так это… Я тебя сейчас определю! Недорого! Честно, недорого! И это… ты парень молодой, тебе там в самый раз будет. Там же не просто ночлег - там девочки! Лучшие девочки побережья! Тут рядом. Пойдешь? Да не смотри на меня косо! Я оттуда свою долю имею, вот и предлагаю! Только ты учти - за ночлег платить отдельно, за еду тоже отдельно, ну и за девочек, само собой, отдельно. И лучше не играй там ни с кем и ни во что - жуликов полно.
        Тим заколебался. С одной стороны, трактирщик был ему несимпатичен, но с другой… Девочки… Это было ему очень интересно. В конце концов, Тим сейчас сам себе хозяин, почему бы и нет? Несколько потраченных монет его не разорят.
        Заметив в глазах Тима признаки приближающегося согласия, трактирщик призывно махнул рукой:
        - Ну пошли! Пошли за мной!

* * *
        Болело все. От кончиков ногтей на мизинцах ног до макушки. Волосы, похоже, тоже пропитаны болью. Перед глазами дергается тьма, на периферии области зрения медленно проплывают размытые световые пятна. Нет, это не кошмарный сон - во сне не ощущаешь боли. Это явь. Но очень хочется, чтобы она оказалась сном. Что же с ним случилось? И почему раз за разом боль бьет в затылок, растекаясь из него по всему телу? И в эти моменты световые пятна заметно дергаются.
        Что с ним произошло? Вроде бы он неплохо устроился. Он хорошо помнил, как просил у толстухи к себе черненькую девочку, и чтобы не толстую. И черненькую он помнил. Достаточно симпатичную черненькую - лишь косметики чересчур уж много и нос грубоватый. Вроде бы он с ней пил вино и ел жареное мясо, политое лимонным соком. Потом вроде бы ему уже не казалось, что ее нос грубоват, а косметика тяжеловесна. Потом… потом ничего не помнит.
        Особенно сильный приступ боли вырвал из груди хриплый стон. Движение световых пятен прекратилось, над Тимом склонились две мерзкие рожи. Одна знакома - проклятый трактирщик, вторую Тим не помнил, да и не хотел вспоминать.
        - Да он еще живой!
        - Степные собаки живучие. Ничего, в канаве дойдет.
        - Может, глотку для надежности перехватить?
        - Не надо. Все же степняк. Одно дело, если он в дерьме захлебнется спьяну, и совсем другое - если его найдут с перерезанным горлом. Городу со степью ссориться нельзя, так что стража все перероет. Оно нам надо?
        - И то верно. Все равно подохнет - мы в него канапсы залили сейчас на десятерых. Его, наверное, даже черви жрать не смогут.
        - Давай за руки его, а я - за ноги.
        Только тут Тим понял, что все это время его волокли по улице за ноги. Брусчатку устилал унавоженный мусор, но все равно затылку частенько доставалось. Вот и выяснился источник вспышек боли. Со световыми пятнами тоже ясно - это отблески редких фонарей и освещенных окон.
        А куда же его волокут? О нет…
        Мучители, раскачав тело Тима, хладнокровно сбросили его в сточную канаву.
        Неплохо он сходил по девочкам.

* * *
        Тим не помнил, как выбрался на мостовую. И, наверное, это к счастью: воспоминания о том, как ты барахтался в вонючей жиже, - не самое лучшее, что стоило бы сохранять. Судя по судорогам в животе, желудок у него вывернуло еще внизу. Логично - хлебнув жижи из канавы, любой блевать начнет. Но слова про залитую «канапсу» запали в душу - склонившись, Тим захрипел, выдавливая из желудка последние крохи.
        Знакомая здесь вонь… необычная… До того вонючая, что перебивает смрад сточной канавы. Вспомнил - днем мимо этого места проходил с проклятым трактирщиком. Тот на вопрос об источнике зловония пояснил, что это благоухает жировой склад. Одним из источников дохода города был китобойный промысел - приходилось мириться и с отрицательными сторонами этого прибыльного ремесла.
        К лошадиной поилке Тим сумел дойти на двух ногах, хотя и шатало его по пути как лист на ветру. Воды в деревянном желобе оказалось много. Хоть в этом ему сегодня повезло - не придется хлебать осевшую грязь со дна. Выпив не меньше пары литров, вновь прочистил желудок, затем повторил это еще раз. Все, дальше чистить бесполезно - чистую воду исторгает.
        Об отваре канапсы Тим знал многое. Яд это надежный, но, чтобы убить человека, его требуется очень много - около стакана. Незаметно этой гадостью не напоить, так что в основном его применяли самоубийцы. Смерть от канапсы легкая - человек просто засыпает и уже не просыпается. Судя по всему, ему подмешали немного этой дряни в вино, а когда он отключился, залили уже полноценную дозу. Оставалось надеяться, что от большей части яда он избавился, - желудок был набит жареным мясом и быстро впитать отраву не мог. Теперь главное - не поддаваться сну: человеку, отравленному канапсой, надо двигаться как можно больше, как бы тяжело это ни было, и пить тоже побольше.
        Вспомнив последний совет, Тим еще раз наполнил свой желудок водой. Все, теперь пить он сможет не скоро, можно позаботиться и о теле. Зачерпнув жменю воды, попробовал смыть с груди зловонную грязь. Результат оказался неудовлетворительным - пришлось лезть в поилку. Зачерпывая со дна песчаный осадок, тер им кожу до боли. Помимо чистоты водная процедура помогала бороться со сном - из поилки Тим выбрался взбодрившимся, его даже шатать перестало. Закрепляя терапевтический эффект водных процедур, он пробрался к колодцу, вытянул из него ведро уже ледяной воды - это взбодрило его по-настоящему.
        Что дальше? Тим был в чужом городе, среди чужих людей. У него не было ничего из вещей - злодеи оставили его совершенного голым. Капитан «Антросы» вряд ли возьмет его теперь на борт. Выбраться за город и пробираться к своим? Ну нет, лучше уж было в нечистотах захлебнуться, чем такой позор.
        Впрочем, о различных вариантах развития ситуации Тим думал лишь абстрактно - надо было чем-то занимать мозг, чтобы не поддаваться сонливости. На самом деле вариант у него был лишь один.
        Впервые в жизни Тим хотел убивать.

* * *
        Вывеска, подсвечиваемая тусклым красным фонарем, была весьма пространной:
«Заведение Шиты. Уютный ночлег, вкусный ужин, отличное вино, игра в тракс и другие развлечения для мужчин». Для тех, кто не умел читать, ниже в той же последовательности шли стилизованные изображения предлагаемых услуг: кровать с непомерно толстой периной, дымящаяся миска на фоне кувшина, парочка козлобородых игроков, склонившихся над столиком с фигурками для игры в тракс, и пухлая голая женщина, манящая к себе.
        Тимур, выбравшись из тупика жировых складов, стоял на мостовой перед этим вертепом, пытаясь вспомнить, что там внутри. Вспоминалось плохо. Вроде бы там, сидя в кресле за столиком, его встречала толстуха-хозяйка, и при ней крутился какой-то коренастый урод с вороватыми глазками. Скорее всего, он с трактирщиком и скидывал Тима в канаву - лица мерзавца Тим в темноте толком не разглядел. Если там сейчас эта баба плюс оба ублюдка, Тиму придется нелегко. Мало того что чувствует он себя не слишком хорошо, так еще и безоружен. Не совсем, правда, безоружен - возле склада он нашел кость, сломал ее, немного подточил на крупном булыжнике мостовой. Кроме того, украл от колодца веревку, отрезал от нее приличный кусок, привязал к нему угловатый камень. Остаток веревки обкрутил вместо пояса, за нее и засунул кость. Подобным «стилетом» и «кистенем» особо не повоюешь, но все же лучше, чем с пустыми руками. Да и Тим - не рохля городская, а накх: накх и голым воевать может. А эта никчемная вороватая грязь способна лишь отравленного в дерьме топить.
        Выскользнув из темноты, Тим подбежал к вывеске, подпрыгнул, сдернул фонарь. Снял с него фигурную коробку с красными стеклами, оставил лишь керамический цилиндр. Присмотрелся к пламени, понюхал. Плохо - все тот же китовый жир. Текучая нефть была бы предпочтительнее - она загорается вроде бы получше. Ну да ладно - что есть, то есть.
        На миг замер перед дверью, сделал глубокий вдох, с шумом выдохнул воздух, ворвался внутрь.
        В вертепе Тима явно не ждали - давешние уродец и толстуха расселись в низких креслицах по разные стороны круглого столика и азартно стучали фигурками для тракса.
        - Добрый вечер этому дому, - зловеще произнес Тим и швырнул фонарь в мужчину.
        Тот только начинал отвешивать челюсть от изумления - и среагировать не успел:
«снаряд» угодил ему прямиком в лоб. К радости Тима, жир не подвел - урод вспыхнул, как свеча, и, не пикнув, завалился вместе с креслом. Очевидно, приложило его хорошо.
        Толстуха завизжала, попыталась вскочить, но из низкого кресла это сделать не так просто. В три прыжка преодолев холл, Тим коротко ударил ее в висок кулаком. Женщина замолкла, повалилась набок.
        Две трети дела сделано. Где же трактирщик?
        Легок на помине - дверь во внутренние помещения раскрылась. Толстяк оказался не один - с ним приперся соучастник. К сожалению, не толстый - худой тип, и худоба не болезненная - сплошные жилы и походка кота. И что вдвойне неприятно - в руке у него был меч. Меч Тима. Но держал он его неуверенно - явно больше к ножу привык или топору.
        Отступив на шаг, Тим сорвал со стола плотную скатерть, набросил ее край на горящее тело. Трактирщик, перепуганно таращась на свою жертву, отступил за спину соучастника - на рожон не полез. Тот, в отличие от толстяка, страха не проявил - решительно двинулся на Тима, занося над головой меч.
        Край ткани вспыхнул, Тим взмахнул скатертью, целя в лицо противнику. Тот отшатнулся от огня, защищая лицо, опустил меч. Этого Тим и добивался - тут же освободил тлеющую ткань, накинул край на голову врага.
        Тот еще мог спастись - скатерть невелика, сбросить ее можно в пару секунд. Надо просто отскочить назад, за трактирщика, - и через пару мгновений избавишься от тряпки. Головореза подвели нервы, или просто вообразил, что сейчас загорится. Как бы то ни было, он, позабыв о жертве, принялся лихорадочно стягивать с себя скатерть.
        Тим, высвободив петлю из-за своего импровизированного пояса, взмахнул рукой. Камень, разогнавшись по дуге, клюнул противника куда-то в область уха. Плотная скатерть не слишком смягчила удар - звук вышел отрывистый, хрустящий. По навощенным доскам пола зазвенел выпавший меч, следом рухнуло тело в саване из тлеющей ткани.
        Не сводя глаз с опешившего трактирщика, Тим присел, еще раз приложил упавшего в область головы, поднял свой меч, поднимаясь, небрежно крутанул его вокруг кисти и иронично произнес:
        - Даже не знаю, что тебе отрубить для начала. Пожалуй, начну с рук - слишком уж они у тебя жадные.
        Тим шагнул вперед, мимоходом ткнул мечом в грудь упавшему злодею, повернул лезвие в ране. Из-под клинка, марая скатерть, брызнул кровавый фонтанчик.
        Трактирщик, пустив из штанины бурный ручей, попятился назад:
        - Нннннне надо!
        Тим, молниеносным движением приставив к его горлу меч, злобно поинтересовался:
        - Где мои вещи?!
        - Я… я… я покажу! Тут! Все тут!
        Трактирщик осторожно повернулся, шагнул в сумрак узкого коридора. Тим, двигаясь за ним, беспощадно подталкивал толстяка мечом в спину - рубашка покрылась расползающимися кровавыми пятнами. Вор при каждом уколе взвизгивал - скорее от страха, чем от боли: эти царапины ранами называть стыдно.
        Одна из дверей открылась, оттуда высунулась полуодетая женщина, заспанно уставилась на Тима. Тот погрозил ей мечом - дверь мгновенно захлопнулась.
        Трактирщик подошел к следующей двери - указал на нее.
        - Там! Все там!
        Тим вновь уколол его в спину:
        - Открывай, слизняк! Если там кто-то есть, ты умрешь первым, а он - следующим!
        Толстяк поспешно распахнул дверь, шагнул внутрь:
        - Вот! Все на месте! И никого тут нет!
        Тим мельком оглядел маленькую комнатку: пара полок у дальней стены, узкий топчан, стол, пара табуретов. Окна нет, спрятаться здесь тоже некуда. Углядев на столе свой лук и одежду, едва не заулыбался от радости.
        - Я показал. Мне можно идти? - не оборачиваясь, заискивающе уточнил трактирщик.
        Тим не стал отвечать - молча, почти без замаха, рубанул под шею, оттянул меч к себе, расширяя рану. Трактирщик завизжал, зажав рану левой рукой, в панике кинулся к стене, слепо зашарил по ней в поиске несуществующего окна. Тим, шагнув за ним, ударил еще раз - гораздо сильнее. Визг сменился хрипом, толстяк обмяк на колени, кровавя стену рукой, завалился набок, засучил ногами.
        Тима опять замутило; стараясь не наблевать на умирающего, он отскочил, согнулся. Измученный желудок содрогнулся с режущей болью - вырвало почти чистой водой.
        В коридоре завизжала женщина, следом послышалась разноголосица мужских и женских голосов. Сколько в этом заведении шлюх, Тим не знал. Естественно, не мог и знать, сколько в этот поздний час клиентов. На всякий случай надо ожидать худшего.
        Поспешно одеваясь, он внимательно прислушивался к происходящему в коридоре. Там, судя по воплям «военного совета», собирались сделать на него засаду. В хоре голосов выделялся силой чуть хрипловатый женский. Тим вспомнил, что он принадлежит той самой толстухе, что встречает клиентов у входа. Сильна корова, раз так быстро после удара поднялась.
        - Света сюда! Больше света! Светильники сюда! - орала толстуха. - Да не орите вы, это не пожар - огонь я уже потушила! Парий, ты где там пропал?!
        - Уже тут! Я вилы принес!
        Тим повесил на плечо мешок со своими скромными пожитками. Отметил, что и без того невеликая поклажа заметно полегчала - очевидно, не все вещи были здесь. Ну да ладно - главное, одет, обут и при луке. Проверив, удобно ли замер колчан за спиной, натянул лук, вытащил стрелу, наложил на тетиву. Он не боялся, что его караулят под дверью: «защитники борделя» своими криками любезно информировали его обо всех своих шагах, в том числе и о том, что рубеж битвы со степняком наметили на выходе из коридора в холл.
        Из комнаты Тим вышел подчеркнуто спокойным шагом. Его появление встретили хором испуганных и яростных голосов. Повернувшись к противнику, Тим зловеще оскалил зубы; уже натягивая лук, оценил его силы. Четверо мужчин, за их спинами маячит голосистая толстуха. У одного вилы, двое с ножками от стола, последний - с коротким ножом. Женщина, судя по всему, тоже собиралась драться: в правой руке она держала увесистый табурет, в левой - большой фонарь под стеклом. Вот в него-то Тим и выстрелил.
        Стекло жалобно зазвенело, брызнуло горящим жиром или маслом, женщина, размахивая обожженной рукой, завизжала так, что Тим даже на таком расстоянии едва не оглох, а четверка мужчин испуганно попятилась.
        Вторую стрелу Тим вбил в плечо мужчины с вилами - выбрал самого опасного. Тот бросил свое оружие, ругаясь и вскрикивая, рванул к двери. Оставшиеся, увидев, что Тим вновь тянется к колчану, решили, видимо, что стыдно умирать за какой-то бордель, и припустили следом.
        Толстуха, оказавшись в одиночестве, развернулась в сторону разбегающегося
«гарнизона» и разразилась чудовищно непристойными ругательствами. Тим, не сумев сдержаться, пустил стрелу в ее широченную задницу. Женщина, по-лошадиному всхрапнув, резво помчалась за убегающими «защитниками».
        Тим, выходя из коридора, разбил по пути еще два светильника, причем один шмякнул о стену. Судя по всему, в здании больше никого не осталось, и пожар неизбежен.
        На улицу Тим высунулся с опаской - а вдруг здесь его ждут? Лук повесил за спину, в руке сжимал меч. Зря волновался - никто здесь больше и не помышлял о боевых действиях. На мостовой жались друг к дружке с десяток весьма легко одетых молодых женщин, среди них Тим узнал и давешнюю «черненькую». Мужчин не было, даже толстухи уже было не видать - успела скрыться. Ни сил, ни желания мстить этим ведьмам у него уже не было. Достав лук, он, не заряжая его, сделал вид, что целится в них. У страха глаза велики, а ночью еще больше, - шлюх как ветром сдуло. Больше всего Тима поразило, что драпают они без малейшего писка. Видимо, подобные переделки в их ремесле - дело привычное: обычные девки бежали бы - от их визга закладывало бы уши.

* * *
        В порту на Тима вновь накатил приступ дурноты, да и голова начала кружиться. Проклятая канапса… С тревогой отметил, что на востоке небо начинает светлеть. Надо успеть. Лишь бы не свалиться. Нельзя ему сейчас падать - попадет в лапы страже. Для них он - чужак, страшный и презираемый степняк. Одиночка. Кто ему поверит? А вот разбойникам из борделя поверят охотно - они же свои. За спиной Тима остался горящий бордель и несколько трупов. Страже это очень не понравится…
        Оставаться в городе нельзя: здесь не спрятаться, и до отхода «Антросы» ему не дотянуть. Выходов два: или уйти в степь, или уйти в море. Уйти в степь - позор: даже если он найдет лошадь и доберется до накхов не презираемым пешеходом, как он взглянет в глаза деду? Нет, он не может его подвести. Тим уйдет морем. Тим помнил, что на рассвете должен уходить китобойный корабль. Надо попасть на него. Китобои вряд ли направляются к имперским берегам, но ему теперь выбирать не приходится - уж куда-нибудь он с ними попадет, а уже оттуда продолжит свой путь.
        Главное сейчас - убраться из Тувиса.
        Проходя мимо замершей у причала громадины «Антросы», Тим горестно вздохнул. Будь прокляты все бордели мира - никогда ногой больше туда не ступит. Чудом живой остался, на волосок был от позорной смерти - захлебнулся бы нечистотами, и это бы доложили деду. Вот смеху бы в степи было: «Помните Тимура, который дракона убил железного? Вы не представляете, что с ним случилось! Этот герой напился в борделе и утонул в городском дерьме!» Из-за собственной глупости он едва не подвел свой народ - он же прекрасно знает, насколько важна его миссия. И так дурацки поступить…
        Дойдя до китобойного судна, Тимур увидел, что здесь не спят. У единственного узкого трапа стоял матрос с большим фонарем, при виде Тима он посветил ему в лицо, хрипло выкрикнул:
        - Куда прешь, бродяга?! Иди своей дорогой!
        - Мне нужно увидеть капитана или его помощника. У меня важное дело.
        - Я - боцман, выкладывай, что у тебя там. Капитану сейчас не до степных бродяг.
        - Мне надо покинуть Тувис на вашем корабле. Высадите меня потом в первом же порту - я вас не обременю и смогу оплатить проезд.
        Тим вдруг похолодел и, не обращая внимания на боцмана, принялся лихорадочно копаться в мешке. Проклятье - так и есть! Пояс с зашитыми серебряными монетами исчез. Остался лишь кошелек с медью, а это ничтожная сумма. Трижды проклятый бордель!
        - Ты что там, казну императора потерял? - злорадно поинтересовался боцман.
        Ответить Тим не успел - за спиной послышался восторженно-пьяный голос:
        - А вот и мы! Заждались? О! И наш друг из степей тоже здесь!
        Обернувшись, Тим увидел парочку вдребезги пьяных матросов. На ногах они держались лишь потому, что еще не определились, в какую сторону падать. Один из них знаком - тот самый седобородый китобой, встреченный в «Трех якорях».
        Боцман при виде пьяной парочки в невероятно грубой форме высказал предположение, что оба матроса всю ночь гнусно удовлетворяли похоть вонючего осьминога, а также друг друга, всю городскую стражу, три якоря на вывеске трактира и сам трактир. Высказав эту смелую догадку, он деловито поинтересовался:
        - А где Нурио? Он же уходил с вами! В какой заднице вы, плевки морские, его забыли?
        Матросы недоуменно переглянулись. Тот, что был помоложе, резко нагнулся, будто ожидая, что найдет пропавшего Нурио у своих ног. Зря - нельзя так шутить с равновесием. Не удержавшись, упал на бок, поджал под себя ноги, мгновенно захрапел.
        - Три якоря ему в задницу! - возмутился боцман. - Токс, быстро тащи эту падаль в кубрик! И, Токс, ты что, знаком с этим молокососом?
        - Да мы с этим достойным юношей чуть ли не братья! - с надрывом признался седобородый, подмигнув Тиму.
        Далее он попытался поднять товарища, но не удержался, свалился сам, начал тащить тело ползком. Боцман, осыпая его изощренными ругательствами, выкроил для Тима пару мгновений:
        - Парень, мне показалось, ты богатством уступаешь императору?
        - Вы правы, денег у меня немного, - признал Тим.
        - Вот что я тебе скажу. «Клио» отходит сию минуту - иначе прозеваем отлив. А Нурио между тем нет. Нас и так немного, и выходить с некомплектом не хотелось бы. Хочешь идти с нами - пойдешь младшим матросом, на половинной доле. Капитан будет не против. Беру я тебя только потому, что тебя знает Токс. Да и степняки привычные к качке: что на лошади качаться, что на палубе - разница невелика. Пойдешь?
        - Я согласен, но мне надо будет сойти в первом же удобном порту. Я вообще-то направляюсь в Империю.
        - Про порты ничего не знаю, мы - не торгаши, мы китобои. Где будем завтра, даже капитан вряд ли скажет. Давай помоги Токсу затащить на палубу этот мешок с собачьим дерьмом. Пора убирать трап - «Клио» отчаливает. А это еще что за представление?! В городе пожар! Что-то горит, и горит хорошо. Непохоже, что это
«Три якоря»… Но запросто может быть, что это наши дерьмохлебы перед плаванием на всю катушку оттянулись - горит где-то в районе трактира или борделя Шиты… Давай шевелись, надо убираться отсюда, покуда стража не нагрянула.
        Тиму ход мыслей боцмана понравился.
        Глава 11
        Проснувшись, Тим не сразу вспомнил, где он и как сюда попал. В голове какой-то злой кузнец с парой молотобойцев работали на совесть, не покладая рук, - это было очень больно. В теле ломила каждая косточка, а во рту стоял вкус протухших помоев. В детстве Тиму доводилось серьезно болеть, но даже тогда он чувствовал себя на порядок лучше.
        Продрав глаза, он увидел над головой деревянный потолок - струганые доски, плотно пригнанные друг к дружке. Потолок качался. Зажмурив глаза, Тим вновь посмотрел вверх, с тревогой убедился, что не ошибся, - потолок и впрямь ходуном ходит. Решившись, приподнялся, огляделся - и тут же вспомнил все.
        Странные движения потолка объяснились просто: Тим лежал в подвесной койке и раскачивался в такт с кораблем. Таких же коек в матросском кубрике было примерно три десятка, но только около половины занято. С соседней поднялся седобородый Токс, нагнулся к Тиму:
        - Очнулся? Ну ты и стонал, парень, я уж думал - помираешь! Это что же надо было жрать такое противное, чтобы так потом мучиться? Да еще и за свои деньги небось погулял! Тебя как звать-то?
        - Тимур.
        - Ну а меня - Токс! Тимур, а ты случайно не помнишь, куда Нурио пропал?
        - Нет, я не могу этого знать - я даже не был с ним знаком.
        - Плохо… Мне кажется, он остался валяться у стены «Трех якорей». Я держал его за плечо, не давал упасть. Потом мне захотелось отлить, и я отлил на эту стену. А потом не помню, чтобы он шел с нами. Думаю, я, развязывая штаны, его отпустил, и он там остался валяться. Ну да ладно - зато тебя взяли на его место, ты теперь его койку занимаешь. Хотя с местом я загнул - Нурио был правым передним на веслах второго вельбота, а ты, думаю, вряд ли вообще в лодку садился… учить тебя еще придется. Так ведь?
        - Да, - признался Тим. - Я море до вчерашнего дня только издалека видел. И всего лишь один раз.
        - Ничего, насмотришься еще, - утешил его Токс. - Сейчас тебе выпить пару глотков не помешало бы… да и мне… Да разве тут кто нальет… Пошли-ка наверх, на ветерке просвежимся. Нам скоро на вахту с тобой - нас в ночь поставили, парой.
        - Токс, должен тебе признаться, я понятия не имею, что нужно делать на этой твоей вахте. Я же не моряк.
        - Не забивай себе голову - все мы такими были… Научишься. Я как раз за тобой приглядывать должен - боцман велел. Поначалу трудновато будет с непривычки, но потом привыкнешь - все привыкают.
        Тим, стараясь не пошатываться, пошел за матросом. На палубу поднялись по узкой лесенке, открывшейся за дверью кубрика. Жмурясь от яркого солнечного света, Тим наконец-то хорошенько рассмотрел корабль.

«Клио» размерами впечатлял: в ширину не меньше пятнадцати шагов, в длину, наверное, под сотню. Возможно, это и не самый большой корабль в мире, но все равно впечатляет. Тем более если не видел другого: на «Антросу» ведь так и не удалось попасть.
        Оглядев мешанину канатов, парусов и мачт, кучу лебедок, люков, таинственное кирпичное сооружение, выдающееся из палубы по центру судна, Тим понял: ему в этом всем и за год разобраться не удастся.
        Токс, пропав куда-то на пару минут, вернулся, потряхивая медной фляжкой:
        - На вот, хлебни. Это холодная вода с вином - язык разлепит. Вина, честно сказать, здесь сущие крохи, ну да лучше, чем вовсе ничего. Спасибо капитану - позволил стюарду наливать это пойло всем, кто вчера перебрал. А кто вчера не перебрал? Да нет таких. Кто знает, сколько нам по морю теперь мотаться без заходов в порты, - вот и спешили напоследок залить свои цистерны впрок.
        - Без заходов в порты? - насторожился Тим. - Мы можем долго не заходить в порт теперь?
        - Да, Тимур, все может быть. Нам ведь заходить незачем. Мы не добыли ни единой бочки жира, китового уса в трюме тоже нет, амброй у нас тоже не пахнет. Зато у нас полным-полно сухарей и солонины, много муки и крупы, хватает и тонких эллянских макарон - их так удобно готовить в море. Есть пиво и немного тувисского красного - не сорт «империал», но матросам ведь не до изысков: было бы чем смочить горло. Для особых случаев имеется имперский бренди. Есть сушеные фрукты, изюм и лимоны - хорошее средство против цинги. Мы, Тимур, можем ходить по морю год, а то и больше. Загляни в наши трюмы - они заполнены пустыми бочками. Как наполним их, так и пойдем к первому же порту.
        Тим с тоской оглядел горизонт - везде море, лишь за кормой, на востоке, желтеет полоска суши.
        Проследив за его взглядом, Токс указал рукой на далекий берег:
        - Это желтеют скалы вокруг Тувиса: негостеприимно это побережье - элляне выбрали там единственное место, подходящее под порт. От него надо убраться подальше в море - если сменится ветер, нас может прижать к этим камням, и капитан не медлит. Возможно, мы теперь несколько месяцев не увидим другой земли - так что, парень, смотри-смотри. Может, про запас и насмотришься.
        Перед Тимом вдруг материализовался боцман, ворчливо проинформировал:
        - Твой меч и лук забрал капитан - в плавании матросам оружие не положено, а то мало ли… Получишь перед сходом на берег. Да не косись на меня, как мадам на нищего клиента, - на «Клио» не воруют, получишь назад все в целости. И вообще - вы, оба! Взяли швабры - и бегом в клопиную нору. Как раз управитесь до ужина - а там и вахта ваша подоспеет.

* * *
        Клопиной норой называлось маленькое корабельное помещение между носом судна и странной кирпичной постройкой, что выдавалась из палубы. Тим, спускаясь туда за Токсом, хотел было спросить о причинах, заставивших так странно назвать это сумрачное место. Но не стал - сделав вдох, сам понял причину. Здесь воняло. Сладковатый запах тронутой тленом плоти - и еще что-то непонятное, липкое, не менее неприятное. При свете фонаря разглядел пол - доски сплошь покрыты темными разводами и изуродованы ударами острейшего топорика.
        - Токс, ну и воняет же тут. Откуда эта вонь?
        - Да вонь въелась в эти стены - от нее можно избавиться лишь вместе с этими досками. В эту нору стаскивается жировая лента при разделке кита. Здесь она не залеживается: ее рубят и тащат в топку - это здоровенная печь, что перед люком. Вон смотри - там видишь второй люк? Вот его открывают при разделке, и оттуда как раз сюда и падает сырой жир.
        - Не думал я, что работа у вас такая грязная. Мне доводилось разделывать лошадей, и коров, и диких быков - такой вони не было.
        - Да и у нас не воняет - не бойся. Просто в прошлом рейсе нам не особо везло. Но уже под конец подранили хорошего кашалота. Этот поганец смог уйти, да не очень далеко - все же ему крепко досталось. Мы наткнулись на его тушу спустя несколько дней. В этом теплом море несколько дней - для туши слишком много… Ну не бросать же его было? Вот и пустили на разделку. Давай начинай и тряпку не выкручивай - просто надо пропитать пол и стены водой. Они должны всегда быть сырыми. Сырое дерево разбухает, закрываются все щели. Если этого не будет, то при разделке отсюда натечет слизи и крови в трюм, а нам этого не нужно. Кто знает, может, уже завтра нам попадется кит - нора должна быть готова к приемке его жира.
        - Я в Тувисе видел склад китового жира. Воняло там здорово.
        - В Тувис никто отличный жир продавать не будет. Если и продадут, то пару бочек - больше им и не надо. Мы там перегрузили свои бочки на торговый корабль, взяли взамен пустые, запаслись провизией и вновь вышли в море. Склад этот вонючий для местных рыбаков: они забивают в море дельфинов, обдирают их и сырую ворвань везут на берег - их баркасы не приспособлены для вытопки. Вот и представь, что будет с ворванью, если ее несколько дней везти по жаре в закупоренной бочке.
        - Спасибо, Токс.
        - За что?! - удивился моряк.
        - Ты в двух словах рассказал мне много нового. Я ведь здесь новичок, для меня тут все непонятно. А теперь я как минимум понимаю смысл нашей работы.
        Польщенный моряк довольно хохотнул:
        - Ну так тебе, Тимур, со мной очень повезло. Я поболтать люблю - и вдвойне люблю, если при этом есть благодарные уши. Всю свою жизнь я убиваю китов и знаю теперь про них, наверное, почти все. Как и про наш промысел. Вот ты послушай…

* * *
        Про китобойный промысел Токс знал все. До знакомства с этим матросом Тим знал о китах лишь то, что они живут в море, имеют исполинские размеры, вроде бы питаются какими-то микроскопическими раками. Охотятся на этих животных, расстреливая из палубного стреломета с помощью стальных гарпунов, оснащенных зарядами взрывчатки. По крайней мере, что-то такое ему в свое время рассказывал кто-то из небесных людей. И еще в детстве отец как-то раз пересказывал ему небесную книжку, в которой описывалась охота искалеченного капитана на исполинского кита-убийцу. За давностью лет из всего сюжета Тим четко помнил лишь то, что главный герой книги выжил, спасшись с помощью гроба, а одержимый жаждой мести капитан был утащен китом в морскую пучину. Вроде бы вместе с его кораблем.
        Увы, даже эти скудные познания оказались недостоверными: Токс многое из них опроверг. Он умолкал лишь за миской с едой и во сне, все остальное время загружая Тима узкоспециализированной информацией. Он начал говорить в «клопиной норе». Продолжил после ужина, уже на вахте. Пытался продолжить и в кубрике, но отдыхавшие там матросы настойчиво посоветовали ему заткнуться, и Токс послушно захрапел.
        Тим узнал, что мелкими организмами питаются усатые киты, являющиеся не самой завидной добычей. Промысловики ценили их более крупных собратьев - зубатых китов-кашалотов, дававших больше высококачественного жира. Эти исполины не унижались поеданием планктона - они, ныряя на огромные глубины, охотились там на спрутов: клювы и щупальца этих монстров китобои часто находили в желудках своей добычи. Видовое разнообразие китов и кашалотов было велико, и разные виды обладали разными повадками и разной ценностью. Прибыльность добычи китового жира объяснялась высокими ценами на качественное сырье и трудностями его добычи - немногие смогли ее наладить достаточно эффективно. По словам Токса, в мире было лишь две компании, сумевшие организовать это дело наилучшим образом. В отсутствие конкуренции они могли не волноваться о перспективах падения цен.
        Наверняка в этом мире есть многие тысячи водных гигантов. И охотятся за ними всего полтора десятка деревянных скорлупок - они обеспечивают большую часть добычи китового жира, уса, кости и амбры. Остальное добывается главным образом из выброшенных на сушу погибших животных, да и еще иногда убивают китов, неосмотрительно подошедших к берегу: их туши оттаскивают на разделку на берег. Слушая Токса, Тим начал понимать причину такой странности - промышленная добыча китов требовала немалого опыта и организации. Даже находясь на китобойном судне и видя своими глазами все оборудование «Клио» и инструменты матросов, Тим плохо понимал, как именно происходит весь процесс, - это надо было хотя бы раз пронаблюдать. Вот и получилось, что настоящая охота пока что оставалась уделом немногих.
        Пополняя голову Тима теоретическими познаниями, Токс не забывал и о практике. На вахтах он обучил юношу держать корабль на курсе, работать с компасом и находить на небе созвездие Дельфина. В перерывах между вахтами учил Тима правильно сидеть на длинной шлюпке-вельботе, ворочать веслом, укладывать в бочонки длиннющие гарпунные лини. Тим поднимал лебедкой вспомогательные малые паруса, закреплял концы хитроумными морскими узлами, ликвидируя устроенные Токсом засоры, молниеносно разбирал и собирал трюмные помпы, часами стоял на реях, привыкая к особенно жестокой на этой высоте качке.
        Боцман, наблюдая за обучением «новобранца», для порядку поругивался в духе
«Сколько топор ни учи - не поплывет», но на деле Токса и Тима поощрял, меньше других нагружал корабельной работой. Правда, без дела в процессе обучения они не сидели - Токс вообще физически не умел сидеть сложа руки. Если он объяснял Тиму устройство вельбота, то при этом вместе со своим новым степным приятелем натирал днище лодки жиром. Учил ставить заплатку на трюмную течь - параллельно конопатили рассохшуюся бочку.
        Боцман, по сути, был единственным человеком из руководства корабля, кто действительно управлял матросами напрямую. Капитана Тим мог за целый день вблизи не увидеть - разве что этот розовощекий здоровяк вздумает определять высоту солнца на его вахте, закрепив квадрант перед носом рулевых. То же самое можно было сказать и про первого помощника капитана. Представитель китобойной компании вообще в жизнь команды не лез, и корабль его тоже не интересовал. Этот близорукий клерк днями носа не высовывал из своей каюты. Насколько Тим начал понимать, на корабле этот явно сухопутный человек выполняет функцию контролера - следит, чтобы китобои не продали добычу в чужом порту, утаив выручку от хозяев.
        День за днем Тим постигал морскую науку, но при этом ни на миг не забывал о своей миссии - рвался на берег. Увы, все бочки «Клио» оставались сухими. Китобои не добыли ни одного кита - киты попросту не попадались на их пути. Судно ушло далеко к югу, стало заметно холоднее. По словам Токса, они уже вышли к отличным пастбищам китообразных, но - увы…
        Отчаянный крик «Киты!!!» застал Тима за обедом. Побросав ложки на столе, матросы без заминок и комментариев кинулись наверх. Выскочив на палубу, Тим отшатнулся - капитан уже стоял здесь и орал почти в ухо:
        - Поднять грот! Курс строго на юг! Приготовить вельботы!
        Тим кинулся к третьему вельботу - здесь его место на охоте. Ухватил конец троса, подкинул его матросу, уже вскарабкавшемуся вверх. Тот, перекинув его через блок, спустил вниз. Тим крутанул петлю, накинул на крюк, уже приготовленный другим гребцом. Удачно - опередил народ на второй шлюпбалке на пару секунд.
        - Молодец, новенький, не копаешься! - похвалил его подошедший гарпунер Уинли. - Вон они, красавцы!
        Взглянув за рукой гарпунера, Тим увидел первых китов. Сперва он различил светлые фонтаны, испускаемые гигантами, лишь затем заметил мелькнувшую среди волн темную полосу китовой спины. Издалека трудно оценивать размеры, и Тима кит не впечатлил.
        Гарпунер, наблюдая за китами, вдруг выругался, махнул рукой, пошел назад. Матросы разочарованно загалдели, Тим лишь выделил общее у всех слов: «Топляки!»
        - Отбой! - с ноткой разочарования прокричал капитан и направился к своей каюте.
        Тим, освободив вельбот от тросов, догнал Токса, уже топавшего доедать похлебку:
        - Что произошло? Почему мы не стали охотится на этих китов?
        - Это топляки, Тимур. Помнишь, я рассказывал тебе про китов, которые тонут? Вот это они и есть. Бесполезные твари. Жира, говорят, у них хватает, вот только нам его не взять. Убитый топляк быстро тонет; даже если успеть добуксировать его к кораблю, толку не будет: туша порвет цепи - они не удержат ее на борту. А если не порвет, то опрокинет корабль набок. Таких китов можно добывать лишь на мелководье. К гарпунному линю привязывают буек и ждут, когда туша поднимется от газов. Но под нами огромная глубина - ни один лот до дна не достанет. Нет, Тимур, охотиться на топляков здесь никак нельзя.
        Тимур, скрывая разочарование, поплелся вниз за Токсом.
        Бочки «Клио» и сегодня остались сухими.

* * *
        Сегодня она наконец поспала. Короткого забытья, разумеется, не хватило для полноценного отдыха, но теперь хотя бы можно быть уверенной, что сегодня не потеряешь рассудок от изнеможения. Но даже эти жалкие часы сна, вырванные у ночи, ей пришлось делить с кошмарами.
        Сегодня ей снился холод. Огромное море, скованное толстым льдом. Серебристые скалы того же льда будто клыками смотрят в небеса. Море подо льдом живет своей жизнью - словно дышит, отчего в ледяном поле открываются одни трещины и закрываются другие. В море есть жизнь: огромные создания снуют подо льдом, они убивают и умирают. Странная, но все же жизнь. А наверху жизни нет - лишь снег и лед и колючий ветер. Ветер несет снежинки, и те бьют по коже, как раскаленные гвозди. Бесконечное одиночество и безмолвие. Полная тишина - даже крик ее безмолвен. Ей не дают здесь кричать полноценно…
        С этим криком и пришло пробуждение.
        Сегодня она ночевала между корнями старого дерева, расстелив плащ на мягком мху. Лесной великан защищал ее сон, но от холода защитить не сумел - вот и подкрались кошмары. А может, и не кошмары - может, это голос пытается ей что-то показать. Так уже бывало.
        Солнце уже поднялось, и она была здесь не одна. Но это ее не пугало - она не чувствовала опасности от того, кто стоял рядом. Он безобиден. А если не так, она легко с ним справится. Она уже привыкла убивать и делала это все лучше и лучше. Чтобы проследить ее путь из столичного трактира, не нужно быть следопытом - достаточно просто идти от трупа к трупу.
        Пожилой, низенький крестьянин снял шапку, низко поклонился, уважительно произнес:
        - Я - Итари, староста деревни Табарки. Прости, уважаемая, не знаю, как тебя называть.
        Как ее сегодня зовут? Как? А не все ли равно? Ее сегодняшнее имя - пустой звук: завтра ее здесь уже не будет, и этого имени тоже не будет.
        - Зовите меня Реда.
        - Многих лет вам жизни в здравии, Реда. Дети пошли за ягодами, увидели вас - и сразу принесли мне весть, что в лесу магичка. Как жаль, что темнота застала вас в этой чаще, - вы совсем немного не дошли до нашей деревни. Лес этот дремуч, не стоило вам спрямлять путь - по дороге, может, и длиннее, зато гораздо удобнее.
        Встав, девушка подняла плащ, отряхнула. Итари, разглядев прислоненное к дереву седло, удивленно выдохнул:
        - Вы еще и седло с собой носите? Зачем?!
        - Седло носит конь - я на нем сижу.
        - Вы странствуете на коне? Первый раз вижу магичку с конем!
        - Я… я не так давно повредила ногу, мне трудно даются долгие пешие прогулки.
        - Простите, уважаемая Реда, мое неуемное любопытство. В нашу глухомань очень редко забредают такие, как вы. Я так счастлив, что просто растерялся. Вы позволите нам проявить гостеприимство?
        - Да, позволю. Возьмите это седло и ведите меня в деревню.
        Итари послушно ухватил седло, засеменил впереди:
        - Уважаемая Реда, сейчас первым делом обед. Вкуснее сметаны, чем в Табарке, вы больше нигде не попробуете. Да и остальное у нас просто объедение! Вы, как я смотрю, гражданский маг?
        - Разумеется. Или вам доводилось видеть странствующих боевых?
        - Честно говоря, я и гражданских-то уже не видел четыре года. Совсем вы наши края позабросили. Мы, конечно, и без ваших много чего умеем, да вот только с семенной рожью совсем туго стало. Ну и с ячменем. Спасибо, что пшеницу на наших землях растить бессмысленно, пшеница - та вообще без магической обработки хорошего урожая не даст никогда. Мы, уважаемая, деревня маленькая, но найдем чем заплатить за вашу доброту. Очень надеюсь, что вы потратите время и поколдуете там по-своему над нашими мешками. Второй год мы уже семенное зерно в Стрычах закупаем. Там за него мало того что дерут втридорога, так еще и обмануть всегда норовят. На вид-то не понять, работали над ним маги или нет. Ведь это служба губернатора - уж они-то должны быть воплощением честности! Так нет же - последние жилы надрываем, сеем то, что купим, а в итоге на один мешок зерна получаем два мешка урожая! Вот никому в наше время верить нельзя! Черви навозные, а не люди, - последнее норовят бесплатно выгрызть! Ой, простите, уважаемая, за грубость. Случайно вырвалось!
        - Постой.
        - Что случилось, уважаемая Реда?
        - Я умоюсь в этом ручье.
        - Да зачем! Сейчас придем - я велю баньку пожарче истопить! Дочки мои вас веничками попарят с сенной трухой! У меня и березовые, и дубовые, и можжевеловые веники! Если какая хворь в вашей ноге и укрывается еще, так вмиг выйдет!
        - Ручей отдельно - баня отдельно. День только начинается - думаю, успеем все.
        С ногами у нее все в порядке, а вот выше… Вот уж не думала она, что передвижение на лошади будет таким болезненным. Вчера под вечер не выдержала - шла пешком.
        - Эй, уважаемая Реда, а про коня-то позабыли! Где вы его оставили?
        Стряхивая воду с ладоней, девушка пошла от ручья, на ходу безмятежно сообщила:
        - Конь сам придет за мной в деревню, не беспокойтесь о нем. Пойдемте посмотрим на ваше зерно, баню и обед.

* * *
        Руокс был десятником городской стражи Тувиса. Должность незначительная лишь на первый взгляд, но если приглядеться… Город имел тесные торговые связи с соседями и степью, а учитывая наличие порта… В базарный день население Тувиса удваивалось - и все это за счет рынка. Средоточие денег и товаров привлекало не только честных купцов и покупателей - вороватое отребье тоже хотело долю от этого великолепия. Это не входило в планы честных негоциантов: делиться с ворами им не хотелось. А куда деваться? Собственная охрана - дело спорное, надежных людей не сыскать, так что сплошь и рядом купцов обворовывают свои же наемники. Мелким торговцам даже такая сомнительная защита не по карману - не те у них обороты. Рыночная стража, по идее, должна держать все в железном кулаке, но скажите по совести - что могут сделать семеро стражников, включая Руокса? Нелегко охранять такую ораву. И вдвойне трудно, если ты усердный труженик, а ведь трудолюбивый народ в стражу не шел.
        Вот и вышло как-то само собой, что стражникам приплачивали торговцы. Не заплатишь - пеняй на себя. Стража палец о палец не ударит, чтобы защитить твое имущество. Даже более того: шепнет кому надо, что телега твоя - практически бесхозное имущество. А потом - ори не ори, никто не поможет: стража как бы не заметит неладного, а соседние торговцы просто отвернутся. Связываться с ворьем себе дороже.
        Поэтому должность у Руокса считается высокой. С ним даже сотник и префект на
«вы» общаются. Оно и неудивительно - ведь часть денег с торгашей идет и в их карманы. Чтобы держать руку на пульсе рынка, Руоксу приходится спать с открытым глазом и настороженным ухом. У него везде свои соглядатаи. Он знает все новости еще до того, как они случились. И еще он давно нашел для себя новый способ приработка - торговать своими знаниями. Исключительно прибыльный оказался бизнес. Вот скажите, можно ли, допустим, продать один и тот же бочонок сразу двум покупателям? Это невозможно. А вот информацию - запросто: бывало, одно и то же продаешь двоим, а то и троим. И цена от этого не падает.
        Сегодня у Руокса был удачный день. Он продал информацию трижды. Портовый бродяга, мечтая обобрать подвыпивших матросов, проследил за ними до корабля и подслушал слова боцмана. Увидел, что на «Клио» взяли нового матроса, и неплохо его разглядел при свете фонаря. Когда люди Руокса начали «спрашивать», он расстался с этой информацией за пару медяков.
        Сперва Руокс продал ее людям Желтого Шинги. Разбойник, прячась в своей норе, занимался не только банальными грабежами - у него еще были более-менее честные виды деятельности. Как негоцианта, его до глубины души оскорбил разгром ценного имущества - борделя, и за информацию о том, куда испарился виновник, он заплатил щедро, а еще пообещал заплатить столько же, если Руокс узнает что-нибудь новенькое. Вторым покупателем был степняк с колючим взглядом. Он частенько продавал на рынке отличных лошадей и, не жадничая, скупал у Руокса информацию по самым разным вопросам и наперед заказывал вынюхивать то, что его в данный момент интересовало, даже предоплату давал на это. Ему Руокс даже постоянную скидку назначил, как ценному оптовику. Третьим клиентом был мрачный человек по имени Марук, имевший странную привычку даже в жаркий день одеваться во все черное. Человек этот появлялся в Тувисе нечасто, но если уж появлялся, то у Руокса сразу прибавлялось денег.
        Только что Руокс продал информацию в четвертый раз. Это было восхитительно - воистину портовый бродяга нашел золотую жилу, инкрустированную бриллиантами! На этот раз ее купил полунищий писарь из портовой канцелярии. Интересно, откуда у этого неудачника есть деньги и зачем он их тратит таким странным способом? Зачем этой чернильной крысе нужно вынюхивать все о Маруке? Хотя, если подумать, зачем Руоксу знать лишнее? Лишнее знание хуже лишней чаши вина - от вина лишь сомлеешь, а от знания можно стать короче на голову.
        Честно говоря, писарь и сам не знал, зачем заплатил Руоксу. Писарю просто нужны деньги - на жалованье семью не прокормить. Вечером он зайдет в трактир «Три якоря», выпьет за стойкой кружку пива, шепнет трактирщику несколько слов. Тот не станет дожидаться попутного судна - у него приказ: любую информацию о черном человеке Маруке передавать немедленно. Трактирщик утром пошлет голубя с запиской. Птица прилетит в укромную бухточку, где разгружаются маломерные суда контрабандистов. Одна из этих быстроходных скорлупок отвезет донесение на Север - и вскоре информация дойдет до паука, держащего лапу на многих паутинках, в том числе и на этой.
        Свои глаза у Карвинса были по всему миру, и денег на их содержание он не жалел: Карвинс был достаточно богат для этого.
        Пятый раз Руокс продать этот товар не смог. Потенциальные покупатели подстерегли его по пути домой, когда он, приятно разомлев от пива, шел из «Трех якорей». Вот только платить они вообще не собирались - у них даже в мыслях подобного не было. Десятнику грубо надели на голову вонючий мешок с какой-то гадостью, отчего у него после первого же вдоха ноги подкосились и язык отнялся. Новые «покупатели» деловито заволокли тело стража в какой-то мрачный подвал - и первым делом крепко прибили его гвоздями к стене. Потом ему срезали с груди несколько полосок кожи, полили раны уксусом и прижгли раскаленным прутом. Затем под ноги поставили жаровню с тлеющими углями, и по подвалу пошел дымок от сгорающей плоти. После этого Руоксу дали понюхать какого-то порошка, отчего он обрел дар речи.
        Обретя дар речи, он первым делом заорал. Заорал на одной ноте - оглушительно, безнадежно. Он уже почти ничего не соображал от боли, но понимал одно: отсюда ему не выйти. Люди, которые так сурово начинают разговор, собеседников, как правило, стараются не отпускать. Орал он до тех пор, пока перед ним не появился высокий худой человек с колючими глазами. Под его взглядом Руокс вдруг почувствовал, что боль ушла. Более того, ему стало так хорошо, как никогда в жизни. Он блаженствовал. Улыбаясь, взахлеб рассказывал незнакомцу все, что знал, вспоминая даже то, о чем давно позабыл. Ему было неимоверно приятно выполнять все пожелания этого нового чудесного друга, он старался изо всех сил сделать ему приятное. Заметив, как тот морщится от дыма, тянущегося от горящих ступней, долго извинялся за свои проклятые ноги, изволившие тлеть с такой мерзкой вонью.
        Выпотрошив мозг Руокса досуха, человек исчез. Молчаливые подручные сняли со стены тело, уткнули десятника лицом в жаровню. Это очередное неудобство не вывело стражника из равновесия - он продолжал счастливо улыбаться даже тогда, когда от жара лопнули его глаза. Тело уложили на глиняный пол, расчленили широким топором, в двух мешках вынесли наверх и под покровом тьмы раскидали по сточной канаве.
        Принц Монк тоже был богат, но, если была возможность не платить, он этой возможности старался не упускать.
        Глава 12
        Губернский префект Эддихот был похож на префекта Столицы Юронуса примерно так же, как матерый волкодав на комнатную болонку. Телом будто медведь на задних лапах, руки мозолистые, с узловатыми суставами, кожа на лице обветрена, под левым глазом плохо залеченный шрам. Кабинет скромных размеров, без малейших излишеств: простейшая мебель из толстых досок, узкая щель окна, одинокий светильник сбоку от маленькой карты провинции. Единственным украшением помещения можно было признать щит, висящий на стене за спиной префекта. Но щит, честно говоря, украшением не выглядел - голая функциональность. Предмет воина без парадных излишеств.
        Эддихот внимательно изучил бумагу, полученную от Сеула. Более чем внимательно. И занимался этим подозрительно долго. Там и читать-то, по сути, нечего. Всего три фразы: «Податель сего - старший дознаватель Сеул Расквис из столичной управы. Оказать ему и его людям полное содействие в расследовании его дела. На период расследования приказы господина Сеула обязательны для исполнения сотрудниками губернских префектур, сам же он подотчетен лишь королевскому наместнику». И две подписи с расшифровкой: «Граф Тори Экский, первый председатель королевского совета»; «Его высочество принц Монк, второй наследник престола Империи и главнокомандующий войсками Империи».
        Наконец, когда Сеул уже было собирался задремать - благо низкое кресло к этому располагало, - префект заговорил:
        - Первая подпись заставляет сожалеть о затраченных на нее дорогих чернилах. Скажите мне, господин Сеул, жив ли император? Здравствует?
        - Вы и без меня прекрасно понимаете, что с ним все в порядке. Будь это не так, в стране сразу объявили бы траур.
        - Да, согласен. Но я одного не пойму - если он действительно правит страной, то где же он прячется? Я понимаю, что лично к нам он вряд ли когда-нибудь пожалует, но почему его не встретишь даже на бумаге? Весь королевский совет - это ничто, сборище неудачников, если по чести. Титулованные писари, возомнившие себя богами, получив всего лишь крошечную, почти игрушечную власть. Тупорылые мыши, возомнившие, что раз они никогда не видели кота, то этот мир принадлежит им. Но даже у мыши хватило бы мозгов правильно подписаться в подобной писульке. Она подписалась бы так: «Я, паршивая мышь, которую нагуляла мать моя мышь от отца моего мыши в каком-то грязном хлеву на куче навоза. Так уж вышло, что мышь, рожденная в этом хлеву, по давней традиции получает титул графа, значит, я - мышь-граф. И, поедая крошки со стола императора, своей рукой доношу до вас его волю - внемлите воле императора». Понимаете, господин Сеул? А здесь что?! Здесь ни слова про императора! Этот индюк, прижитый папашей в кладовке от кухарки, приказывает мне от своего имени! Так получается?! Прав у него на это поменьше, чем у меня на
корону Империи. Так что я сразу прямо говорю: «Пошел он вон!» Не знаю… будь император жив и здоров, вряд ли он бы допустил подобные «подписи» - в былые времена за такое спускали в подвалы Немервата, а назад поднимали уже по частям. Не хочу впадать в крамолу, но даже из нашей дыры уже заметно, что у вас там, в Столице, не все в порядке. Так что я первую подпись попросту вычеркиваю - будем считать ее пустячным недоразумением. Да не хмурьтесь вы, господин Сеул, ведь вторая подпись - это совсем другое дело. Принц Монк - это принц Монк. Странно, конечно, видеть на такой писульке его подпись по соседству с росчерком этой жирной пиявки, но, по чести говоря, если кто и способен править Империей, то это он. И как мне кажется, он уже начинает это делать. И делает, надо честно признать, весьма эффектно - даже приставка «второй наследник» ему, очевидно, не сильно мешает. Интересно, он спит когда-нибудь? Скорее всего, нет, иначе как бы он поспевал за всем сразу смотреть?
        Сеул протянул руку:
        - Господин Эддихот, позвольте мне забрать эту бумагу. Если вам, разумеется, она больше не нужна.
        - Разумеется. Забирайте. И заодно уж просветите меня, неразумного, зачем вы сюда приперлись? Иначе мне будет трудно оказывать вам содействие. Или дело настолько тайное, что даже мне, префекту провинции, знать ничего не положено?
        - Что вы! От вас - никаких тайн! Совет озабочен многочисленными жалобами на массовые исчезновения женщин в ваших краях. По просьбе пострадавших семей это дело взял под свой контроль королевский наместник и лично обратился к совету за помощью.
        Эддихот понимающе ухмыльнулся:
        - Понятно. Значит, мне знать не положено.
        - Вы мне не верите? - уточнил Сеул.
        - А вы бы поверили? Взгляните в окно - что вы видите? Вы видите не окно, а узкую амбразуру в толстой стене. Здание префектуры - это укрепленный замок, способный выдержать серьезную атаку. Скажите, у вас там, в Столице, здание управы может выдержать осаду?
        - Сомневаюсь, - честно признал Сеул.
        - А вот у нас, в Тионе, может. Взгляните вон туда, в угол. Там, в шкафу, хранится полный кавалерийский доспех. Он вычищен и смазан, всегда готов к бою. Во втором шкафу - два меча, кавалерийский арбалет, топор и булава. Щит мой висит на стене - вы можете его увидеть за моей спиной. В любой момент я могу облачиться для драки и спуститься вниз - в конюшне стоят наготове боевые кони. Скажите, ваш уважаемый префект так же, как и мы, всегда готов к бою?
        Вспомнив амебообразного толстяка Юронуса, Сеул не сдержал саркастической усмешки. Поняв его без слов, Эддихот констатировал:
        - Вот видите, господин Сеул, а мы готовы. Мы здесь давно уже выплясываем на раскаленной сковороде - ноги привыкли к жару.
        - Неужели все настолько плохо?
        - Нет, плохо было вчера, сегодня у меня уже нет приличных слов, чтобы описать, насколько все… гм… нехорошо. Взгляните на карту. Провинция Тарибель - крайний север Империи, она треугольным клыком вдается в Северную Нурию. Под имперский протекторат Тарибель попала двести лет назад, после Шериханского договора. По договору хабрийцы оставили захваченную ими северную часть Нурии, но мы, непонятно почему, не отошли из освобожденной части страны, а остались и дали этой области свой протекторат. Все наши беды с того времени и пошли… И даже то, что сорок лет назад Тарибель потеряла статус протектората, став полноценной провинцией, ничего уже не изменило. Нам надо было тогда, еще двести лет назад, оставить Нурию нурийцам и наглухо запечатать границу с ними. Пусть бы и дальше были заслоном между нами и Хабрией, варясь в собственном соку. Скажите мне, господин Сеул, что вам известно про нурийцев?
        - Воры, - честно признал Сеул. - В Столице их хватает, и я еще ни разу не слышал, чтобы нуриец занимался честными делами. Существенное число убийств из-за них - у них дурная привычка самую пустячную проблему решать с помощью ножа или удавки. Их немного у нас, но держатся они друг за друга крепко - очень дружный народ. Если нурийца арестовать, надо быстро и под хорошей охраной доставить его в надежную камеру, иначе по дороге запросто отобьют: нурийцы - единственные из бандитов, у кого хватит наглости напасть на отряд стражи… Ну и потом уже, когда их человек надежно заперт в подвале управы, бесцеремонно стараются его выкупить. Должен признать, у них это нередко получается…
        - Вот! Вы все сами понимаете! А представьте, Сеул, если нурийцев у вас там вдруг станет в сто раз больше. Каково это будет?
        - Неприятно…
        - Вот-вот! А мы так и живем.
        - То есть даже здесь, на родной земле, нурийцы чураются честной жизни? Я, признаться, почему-то считал, что преступные наклонности присущи лишь беженцам, оторванным от родной земли после войны.
        - И да, и нет. Нурийцы очень неоднородны - честных трудяг среди них достаточно. Они хорошие пастухи и садоводы. Бандитизм присущ тем кланам, что издавна занимаются скотоводством, - земледельцы более спокойны. Пока в жизнь Нурии никто не вмешивался, между ними царило какое-то равновесие. Но потом… Когда Хабрия захватила Нурию, здесь около двух лет резня шла. Хабрийцы умеют навязывать свои варварские убеждения даже тем, кто категорически не желает их разделять. В первую очередь страдали земледельцы - землю в кармане не унесешь. Пастухам полегче было - в леса и горы прятались. Оттуда, сбившись в шайки, наведывались в долины, вырезая зазевавшихся хабрийцев. Вам знакома фраза «нурийский гость»?
        - Да, так называют погибших при пожаре, кого огонь на совесть изуродовал.
        - Вот! Это с тех времен пошло! Если нурийская шайка ловила хабрийского жреца, она делала из него «нурийского гостя». Вы не подумайте, что они негостеприимны - это вовсе не так, но жрецов они, сами понимаете, не сказать чтобы сильно любили.
        - Понимаю.
        - Что-то я в дебри ушел… Короче говоря, бандитов здесь очень много. Граница… на карту гляньте - она у нас очень длинная. Проходит в основном по лесам и горам. Ни войск, ни стражи на ее даже частичное закрытие не хватает - патрулями мы только видимость порядка там создаем. Нурийцы свободно бегают через нее туда-сюда. Контрабанда. Хабрийские некроманты. Нелегальные плантации итиса в горах. Банды численностью до сотни и более нурийцев, вооружены они подчас получше стражи, а уж выучка… Первая игрушка мальчика-нурийца - кинжал. Острейший кинжал. Если порежется и начинает бояться стали, его оскопляют - и продают хабрийцам. Вот и подумайте, что за дети вырастают у этого разбойничьего народа… Чтобы взять банду из десятка нурийцев, надо посылать полсотни стражников. У меня под началом около пятисот человек, если всех боеспособных соберу. Два корпуса пограничной стражи - это две тысячи, на них я тоже могу рассчитывать. Еще здесь стоит Ликский легион - войско мирного времени, не более трех тысяч солдат, причем приказывать им я не могу, лишь просить имею право или через наместника действовать. Итого, если
собрать все живое, у нас не наберется и шести тысяч боеспособных, притом все они раскиданы по провинции, и собрать их быстро не выйдет. А у нурийцев три десятка крупных банд численностью более ста головорезов в каждой. Банд численностью в полсотни - не менее пятидесяти. А если взять еще и всю мелочь, то наберется не менее семи тысяч вооруженных и обученных бандитов. И это лишь по минимальным подсчетам. Но и это еще не все! Хабрия точит ножи на Нурию. Фока считает, что Империя грубо нарушила условия Шериханского договора, и говорит это публично. По сути, он прав - после заключения мира Хабрия свою армию вывела, а вот Империя нет. В итоге южная часть Нурии - теперь имперская провинция, а северная часть - свободное государство. Он считает, что это дело надо уравновесить самым простейшим способом. Я видел его… давно… Если он что-то говорит, то не ради пустых слов. Будет война - хабрийцы полезут на Нурию. Оттуда, как и двести лет назад, в Империю хлынут беженцы. Это будет похоже на нападение Северной Нурии на Тарибель. Нам и сейчас несладко, а что уж тогда начнется, и подумать страшно. За последние четыре
года я больше сотни докладных написал куда только можно. Я всем орал, что мы на грани пляшем и недалек тот час, когда сверзимся. В ответ - тишина, никого и ничего. Или нет? Или я ошибаюсь? Все же кого-то прислали проверить мои слова! Кого? Команду опытных сотрудников столичной управы! Они сейчас, наверное, вмиг оценят обстановку с преступностью и наконец донесут до императора и его совета истину! Что?! Нет?!! Они пришли не за этим?!! А зачем же?!! Это что, скажите мне, может быть важнее?!
        Не может быть - они приперлись узнать, куда у нас тут бабы пропадают!!! Сеул, вы спросили, верю ли я вам? Вам, надеюсь, понятен мой ответ?
        - Я вас понял, - холодно ответил Сеул. - Извините, что разочаровал вас, но мы прибыли именно за этим. Приказ я получил на самом высоком уровне.
        - Понимаю. И желаю вам больших успехов в вашем «нелегком» расследовании.
        Сеул, желая закончить тягостный разговор на продуктивной ноте, попытался перевести его в другое русло:
        - Здесь действительно пропадает много женщин или это преувеличение?
        - Действительно, - кивнул префект. - А еще здесь пропадают мужчины. Тоже часто. Вот у меня на днях пропало сразу четверо стражников. Патруль, объезжавший приграничную дорогу. Может быть, вы и их заодно уж поищете?
        - Если мне что-нибудь удастся о них узнать, я немедленно дам вам знать, - уклончиво ответил Сеул.
        - Ну тогда не смею вас больше задерживать - еще раз желаю вам удачи в вашем нелегком деле. Найдите этих женщин - это спасет нашу несчастную провинцию от всех ее бед.
        Из кабинета префекта Сеул вышел будто оплеванный. Даже подавил невольное желание утереться. Ненавидел он подобные моменты. Да, у префекта масса проблем, но Сеул тут при чем? Он не виноват в том, что его прислали сюда не для помощи префекту. Да и кто знает, во что выльется это расследование, - почему-то Сеул был уверен, что это дело станет самым ярким событием в его жизни. Он не знал, почему так решил, но сомнений в этом не испытывал.
        Честно пересказав Дербитто весь разговор с префектом, Сеул закончил уже по-деловому:
        - Давай зароемся в архив - надо вникнуть в обстановку для начала. Заодно там же соберем все дела о пропавших женщинах, чтобы местные были уверены, что мы заняты именно ими.
        - А что мы будем искать в архиве?
        - Не знаю, Дербитто. Как минимум просто войдем в курс дела - поймем, что творится в провинции. Слова префекта - это хорошо, но вот полистать текущие бумаги за несколько лет - это совсем другое.
        - Тарибель - немаленькая провинция, бумаг в префектуре должно накапливаться прилично. Надеюсь, мы не за двести лет будем все смотреть? Это ж нереально много.
        - Если потребуется, будем смотреть за двести лет - нам все равно надо дождаться Бигля и Пулио.

* * *
        Карвинса взяли прямо во дворце.
        Еще минуту назад он подвел баланс, позволил себе расслабиться, удовлетворенно улыбнулся. Его оптимистичные расчеты более чем подтвердились - прибыль превысила максимально ожидаемую на целых четыре процента. Пустяк? Но в империи Карвинса один процент за такой период - это уже состояние: вполне достаточно для средней руки графа. Четыре процента - это уже граф, потихонечку мечтающий о герцогском титуле… На эти деньги можно, пожалуй, снарядить новенький китобойный корабль - уж больно прибыльным оказался этот рискованный вид бизнеса. Для кого и рискованный, но не для Карвинса: тот лично озаботился тем, чтобы его китобои взяли на вооружение самые передовые технологии. Не пожалел денег и на работников: основа его команд - это профессионалы. То, что для нищих промысловиков подвиг, для этих морских волков - рутина. Карвинс никогда не видел ни своих кораблей, ни этих людей; жир китовый наблюдал лишь в свечах и светильниках, амбру - в душистых притираниях, а китовый ус - в корсетах тупоголовых придворных дам. Ему не надо было этого видеть - пусть за всем следят глаза его людей. Умение найти для человека
место, максимально раскрывающее его возможности, вознесло Карвинса на вершину его могущества. Его люди не просто работники: они - его руки и глаза, а уж эти органы у него с детства умеют находить выгоду там, где никто ее даже не заметит. Не будь этого, так и пребывал бы на задворках имперской жизни, пытаясь выдоить жалкие медяки из почти разоренных поместий предков.
        По такому поводу не грех выпить коньячку. Хороший южный коньяк с приморских виноградников эллян. Имперский бренди в сравнении с этим нектаром - просто протухшая моча вонючих клопов: пить ее можно лишь из соображений патриотизма, но никак не ради удовольствия. Карвинс не стал звать слугу - лично наполнил пузатый низкий бокал, поднес к носу, с наслаждением оценил аромат.
        В этот момент его и взяли.
        Дверь с грохотом распахнулась, в кабинет ворвалось четверо дворцовых стражников. Все в боевом облачении, забрала опущены, доспехи затянуты, за спинами четверку страхует боевой маг в форменном фиолетовом плаще.
        Плохо дело.
        Миг - и Карвинса грубо уткнули лицом в стол. В нос ударил густой аромат пролитого коньяка (девять серебряных китонов за бутылку по оптовым ценам), жалобно зазвенела упавшая статуэтка работы Нуэмо, изображающая обнаженного мальчика, бросающего дротик (меньше тысячи китонов не стоит даже собачье дерьмо, если к нему прикасались руки Нуэмо). Карвинс вскрикнул от боли в заломленных руках, в воротник впилась грубая лапа, потянула за собой с такой силой, что затрещала ткань (за камзол уплачено портному шестьдесят пять китонов, на ткань ушло примерно двадцать семь с половиной, драгоценный бисер на рукавах и груди - еще семьдесят четыре китона).
        Очень плохо дело.
        Личная стража Карвинса стояла на входе. Отборные головорезы выглядели неважно - глаза почти закрыты, челюсти отвисли, из уголков ртов стекают струйки слюны. Рядом с ними невозмутимо замерли еще два мага, полностью контролируя его солдат.
        Совсем плохо дело.
        Карвинса проволокли по коридору, втащили в потайную дверь. Об ее существовании он даже не догадывался, что неудивительно: в этом замшелом дворце их, наверное, больше, чем обычных. По спиральной лестнице его доставили в мрачное подземелье, освещаемое скудным светом цветков Ноха в стенах. Карвинса подняли на миниатюрный эшафот, надели на шею пеньковую петлю, свисавшую с массивной балки потолочного перекрытия. Грубые лапы с треском стянули до колен его штаны (в сумме сто двадцать восемь китонов). Почувствовав, как холодный металл коснулся кожи, Карвинс душераздирающе заорал - стальные клещи, готовясь сомкнуться, зловеще обхватили его гениталии (практически бесценная вещь).
        Это уже не плохо дело - это полная задница!!!
        Принц Монк, появившись на пороге застенка, с деланым радушием поприветствовал бедолагу:
        - Карвинс! Как приятно, что ты решил нас сегодня посетить!
        Если бы коты умели разговаривать, именно таким голосом они обращались бы к пойманным мышкам.
        Несмотря на колоссальные неудобства своего положения, Карвинс сумел ответить достойно - голос его почти не дрожал, лишь зубы предательски лязгали:
        - И я очень рад встрече с вами, ваше высочество. Хотя, должен признаться, я надеялся на более теплый прием.
        - Ах, друг мой Карвинс, простите меня великодушно - позабыл я предупредить палача, чтобы клещи накалил хорошенечко. Судя по чечетке, выбиваемой вашими зубами, прикосновения холодного металла к вашим чреслам явно ведут дело к простуде.
        Меньше всего Карвинса сейчас волновала перспектива простудиться. Испуганно косясь на палача (как бы у этого мерзавца лапы на ручках клещей не дрогнули), он проблеял:
        - Ваше высочество, может быть, побеседуем в менее напряженной обстановке? Ни к чему нам все это - если между нами возникло какое-то недопонимание, то случилось это вовсе не по моему злому умыслу. Уверен - мы легко разрешим любые затруднения. Мы же с вами неглупые люди, между нами бывало всякое - право, не стоит так волноваться из-за какого-то пустяка или вовсе навета вражеского.
        - Пустяк?! Навет?! - взорвался принц. - А скажи-ка мне, друг мой Карвинс, ты выяснил, о чем я просил? Узнал что-нибудь о том человеке, убитом в трактире?
        - Разумеется, принц! Я ведь лично вашему секретарю передавал записку с информацией по этому человеку. Там, кстати, интересные зацепки были…
        - Зацепки?! Ты называешь это зацепками?! Целая шайка, неизвестно откуда взявшись, не жалея сил и денег, сует свой нос в самые заповедные уголки Империи, и не только Империи - на них можно наткнуться по всему миру! И как я понимаю, этот детина был как раз одним из них. И еще у меня есть крепкое подозрение, что это все идет от зайцев. Кстати, убитый с парочкой ушастых как раз в трактире и должен был встречаться, судя по всему. Так что под моими подозрениями есть основания. Что-то они гадкое творят, вот только еще не знаю что… И еще я подозреваю, что ты в этой гадости замаран по самые уши, и под этим нехорошим подозрением у меня тоже есть веское основание!
        - Ваше высочество! Ну что вы! Я всецело предан вам телом и душой! Вы же знаете! Ни разу еще я и шагу лишнего не сделал без вашего соизволения! Это все наветы врагов!
        - Наветы? - сбавив тон, зловеще уточнил принц. - Скажи-ка мне, Карвинс, ты на землях Эгоны ничего интересного в последнее время не замечал?
        - Ваше высочество, ничего достойного, требующего лично вашего внимания, там не замечал. Клянусь! Я слежу за Эгоной, вы же знаете, какая змея там притаилась, - за кочевниками нужен глаз да глаз, силища у них такая, что без присмотра никак нельзя их оставлять. Если вам интересно знать, то я прибрал к рукам сеть из агентов Имперской Тайной Канцелярии и своих несколько там приобрел, причем они не на побережье, а в глубине материка, в сердце степи. Не переживайте - кочевники и шагу не смогут сделать без нашего ведома.
        - Да ты что! Я разве спрашивал тебя о кочевниках? Известно ли тебе, что у убитого в трактире были братья-близнецы? Причем одеваются они так же, как и покойный их братец?
        - Ну… доподлинно неизвестно, но я знаю, что в этой тайной организации все одеваются в черное, и также отмечено немало близнецов или похожих членов…
        - Карвинс, вместо головы у тебя член! О боги! За что мне приходится иметь дело с подобным мусором человеческим! Ты способен думать о чем-нибудь, кроме денег и мальчишеских задниц?! Не делай вид, что ты дурак! Ты умен, Карвинс, и все понимаешь. И прекрасно понимаешь, что я тебя за яйца сейчас держу вот этими самыми щипцами. Что меня удерживает от приказа их тебе отхватить? Да ничего, если не считать такой малости, как желание услышать от тебя правду без лишней крови. Правду мне хочется услышать!
        - Но, ваше высочество, я - сама искренность! Да скажите же, в чем меня заподозрили! Ума не приложу - ведь я был с вами всегда абсолютно честен!
        Принц, внезапно успокоившись, шагнул к стене, присел в высокое деревянное кресло, добродушно заметил:
        - Извини, Карвинс, кресло здесь одно, и сесть тебе не предлагаю.
        Палач, стоявший все это время не шелохнувшись, с завистью покосился в сторону Монка, но при этом щипцы на гениталиях Карвинса даже не дрогнули.
        - Значит, ты хочешь узнать, в чем же тебя подозревают. Ну что же, друг мой Карвинс, я тебе это поведаю. У тебя два прегрешения - целых два. Начну с первого - граф Боккорский обвиняет тебя в совращении своего среднего сына.
        - Боги! - взвыл Карвинс. - И из-за этого захудалого графишки я стою тут с петлей на шее и клещами на яйцах?! Ваше высочество, все задницы рода Боккоров не стоят и одного моего яйца!
        - Может быть, и так, - согласился Монк. - Но род Боккоров настолько древний, что их герб впору мхом обклеивать. Сын его, опять же, в пажах здесь отирается. А пажи - это инкубатор офицеров с блестящей карьерой. А тут такой конфуз…
        - Да эти пажи попросту живой вертеп! Никого я не совращал! Они там и без меня совращенные все! Знали бы вы, насколько гнусна их церемония посвящения в пажи! Я говорю не об официальном посвящении, а о том, что там потом происходит под покровом ночи! Гнусность происходящего…
        - Карвинс! Заткнись!
        - Уже заткнулся, ваше высочество!
        - Мне, честно говоря, плевать на этого пажа и его задницу. Но вот второе твое прегрешение… Карвинс, известно ли тебе, что эта самая тайная организация, работающая, как мы понимаем, на зайцев, поставила на уши всю Эгону из-за какого-то степняка? Известно ли тебе, что каждый бродяга Эгоны сейчас роет землю носом в его поисках? Не просто так роет - им обещано неслыханное вознаграждение! Ну?
        - Да, ваше высочество. Эти новости привез один из моих кораблей. Более того, я узнал, что этот юноша - внук того самого Ришака Тчи из Ликадов, одного из вождей степняков. Он правит войском накхов, а накхи - это одно из крупнейших объединений кочевых родов. Сожалею, но мы не знаем, зачем им понадобился этот молодой человек, однако заверяю вас - мы приложим все силы, чтобы это узнать, и постараемся найти его первыми. И, кроме того, я ничего не скрывал: все это вы и без меня знаете - доклады к вам шли по мере поступления сведений.
        Монк презрительно хохотнул, выказывая свое отношение к словам Карвинса. Тот, замолчав, недоуменно уставился на принца:
        - Но, ваше высочество! Я говорю чистую правду! Сведения получены от надежных людей!
        - Карвинс, эти сведения уже изрядно заплесневели от давности срока. Да и не в этом дело. Вот ты говоришь, что я все узнавал от тебя первым. Если так, то скажи мне: как могло получиться, что разыскиваемый зайцами юноша покинул Эгону на твоем корабле, а я об этом узнал самым последним? Причем не от тебя узнал.
        Обескураженный Карвинс захлопал глазами, недоуменно произнес:
        - Ваше высочество, я не знаю, как это могло получиться. Я впервые слышу об этом. Может, это всего лишь досадное недоразумение - ошибка?
        - Не ошибка, Карвинс, не ошибка. Искомый молодой человек покинул порт Тувиса на твоем китобое «Клио». И я почему-то узнаю об этом не от тебя. Это похоже на предательство, и…
        В дверях показался маг, замер на пороге, выжидающе уставился на Монка. Тот вопросительно поднял брови. Маг молча проскользнул к принцу, протянул ему распечатанный желтый пакетик голубиной почты.
        Принц, мельком изучив бумагу из пакета, повернулся к палачу, воздел указательный палец к потолку, кивнул. Палач тут же отложил клещи на железный столик, сноровисто снял с шеи жертвы петлю, вслед за магом исчез за дверью.
        Карвинс, чувствуя ни с чем не сравнимое облегчение, осторожно пригнулся, подтянул штаны, настороженно-вопросительно уставился на принца.
        - Садитесь, друг мой, - щедро произнес владыка.
        Кресло в застенке было одно, но любое слово принца - это приказ: Карвинс уселся прямо на эшафот.
        - Карвинс, скажите мне, каким образом вам доставляют донесения из Эгоны?
        - Ваше высочество, обычно их привозят мои корабли. В первом же порту, где есть мои конторы, их отправляют далее ко мне голубиной почтой. Дело в том, что голубям не под силу пересекать проливы, вот и приходится прибегать к такому неудобному способу.
        - Да уж, Карвинс… старомоден ты. Вот у меня все иначе: маги работают над донесениями. Новости из Эгоны я могу получить за несколько минут, а тебе на это потребуются дни или недели.
        - Ваше высочество, я уважаю вашу тесную дружбу с магами, но сам так и не привык им безраздельно доверять. Вы уж извините - мне спокойнее по старинке.
        - Карвинс, твои методы работы меня умиляют! Странно даже, что ты до сих пор еще жив. Твоя голова побывала в петле лишь потому, что донесение об этом юноше добиралось слишком долго. Я узнал об этом сразу и несколько дней ждал, когда же ты соизволишь мне об этом доложить. Твое молчание укрепило самые нехорошие мои подозрения.
        - Ваше высочество! Я всецело вам предан! Не сомневайтесь во мне! Прошу вас - в следующий раз не спешите с подобными выводами!
        - Пустое, Карвинс. - Принц небрежно отмахнулся. - Смешно вышло - будет тебе теперь что вспомнить. Да и заодно тебе напомнили, кто есть кто и чья рука держит тебя за нежные места. Ладно, давай теперь о деле. Когда мы сможем пообщаться с этим степным пареньком? Мне очень интересно знать, чем же он так ценен для зайцев, раз из-за него поднялся такой переполох.
        - Ваше высочество, я весь в неведении. Нельзя ли мне ознакомиться с донесением? Иначе мне будет трудно ответить на ваши вопросы.
        - Конечно, мой друг! Возьмите - это ведь ваша бумага, заберите ее себе.
        Карвинс, ознакомившись с содержанием донесения, нервно поежился. Принц, заметив это, насторожился:
        - Что-то не так?
        - Да, ваше высочество. У нас возникло досадное затруднение - я понятия не имею, когда мы сможем доставить вам этого юношу. Капитан «Клио» взял его как матроса и никакого приказа доставить его в Империю, конечно, не получал. То, что он попал на мой корабль, простое совпадение.
        - Вот как? Ну да это не смертельно. Предупредите свои конторы, чтобы караулили
«Клио» во всех портах. Как только судно появится - парень будет наш.
        - Боюсь вас разочаровывать, но ждать, возможно, придется очень долго. Китобойное судно может уйти на год и более. Запасов они берут много, и, пока не заполнят трюм добычей, в порт им возвращаться не резон.
        - Проклятье! Я так понимаю, связаться с капитаном в плавании невозможно?
        - Да, ваше высочество, магов китобои не используют.
        - Маршрут судна известен?
        - Маршрута, как такового, у них нет - они просто выходят в районы, богатые китами, и бороздят их во всех направлениях в поиске добычи. Если я не ошибаюсь,
«Клио» должен уйти южнее Эгоны, может, даже спустится до самых льдов. Эта область богата китами, и оттуда удобно уходить назад - там есть отличное течение, идущее строго на север. На нем они любят охотиться - и на нем же возвращаются к имперским берегам.
        - Год мы ждать не можем. У меня плохие предчувствия… Нам этот парень нужен сейчас - раз он так ценен чем-то для зайцев, то как минимум нельзя допустить, чтобы он попал в их лапы.
        - Ваше высочество, я немедленно распоряжусь, чтобы «Клио» караулили во всех портах. И каждое мое судно при встрече с «Клио» передаст капитану приказ возвращаться в имперский порт.
        - Хорошо, Карвинс, так и сделай. Я тоже приму свои меры - пошлю туда «Эристар».
        - Новый дракононосец?! Тот самый?! Новейшей конструкции?!
        - А что, разве есть какой-нибудь другой «Эристар»?
        - Ну… вроде был.
        - Это был тезка - нынешнего назвали в его честь. Учите историю, Карвинс: старый
«Эристар» не был дракононосцем - это был двухпалубный бомбардирский корабль, если не ошибаюсь, восемь бортовых баллист. Сгорел в Стокском сражении после атаки брандерами[ Брандер - судно, нагруженное горючими веществами, использующееся для поджога вражеских кораблей.] . Прославился тем, что, уже объятый пламенем, протаранил флагман адажей. Вот только мало кто знает, что подвига, как такового, не было - команда покинула «Эристар» сразу после столкновения с первым брандером, и судно шло, никем не управляемое. Ветер тогда сыграл с адажами злую шутку. Но так как ветер признавать героем никто не станет, награда досталась капитану «Эристара». Этот трусоватый маркиз сумел тогда выбраться живым, а вот его команде повезло меньше - тех, кому не хватило места в шлюпках, сожрали акулы. Их в проливе полно, а от запаха крови эти твари свирепеют. Вот так и родилась легенда о героическом огненном таране. Понял, Карвинс?
        - Да, ваше высочество, спасибо за экскурс в историю. Надеюсь, новый «Эристар» не повторит печальной судьбы старого.
        - Драконы могут далеко уходить от корабля - с их помощью можно прочесывать огромные площади. Будем надеяться, что «Эристар» найдет «Клио». А если «Клио» зайдет в порт раньше, то не дай тебе боги прохлопать внука Ришака - на этот случай клещи будут уже раскаленными!
        Глава 13
        После завтрака боцман загнал Тима дежурить на грот-мачту. В последние дни он соизволил по достоинству оценить орлиное зрение степняка и намертво закрепил за ним самую высокую наблюдательную точку «Клио». Надо сказать, Тим этой работе был не рад - она лишь на первый взгляд кажется легкой. Несколько часов приходится стоять ногами на верхней рее, держась за фалы, по которым поднимают сигнальные флаги. Качка, едва ощущающаяся на палубе, здесь свирепствует вовсю - окончание мачты гуляет от правого борта к левому, в конце траектории под ногами уже при среднем волнении виднеется море. Даже ко всему привычный желудок кочевника иной раз начинал возмущаться.
        При слабом волнении подкрадывается другое неудобство - наваливается дремота. Неудивительно - будто в колыбели покачивает. Если при этом работать - сонливость не одолеет, а вот если не шевелясь стоять, как на этом посту… Три дня назад с мачты сверзился матрос - банально задремал, и руки разжали фал. Спасло то, что в полете рухнул на раздутый парус, - это снизило скорость. Отделался поломанной рукой. Повезло - обычно после такого приключения матроса зашивают в подвесную койку и, привязав для тяжести булыжник из корабельного балласта, без долгих церемоний хоронят за бортом.
        Сегодня хоть погода не капризничает - море спокойное, чуть ли не штиль. Паруса обмякли, лениво колышутся, ловя слабый ветерок. В чистейшей воде видно, как параллельно кильватерной струе за «Клио» скользят серые силуэты акул. С высоты также отлично видно, как за наживкой на крючках удочек кидаются вытянутые рыбешки, - три-четыре матроса днями сидели на корме, пополняя рацион команды свежими дарами моря.
        Солнце на совесть нагрело спину Тима - под парусиновой курткой заметно активизировались проклятые вши. Устав с ними бороться, разделся до пояса, отогнув шест флагштока, закрепил одежду за ним, чтобы не сдуло. Да когда же уже можно будет нормально помыться и постираться? Токс уверял, что, как только добудут первого кита, топлива на корабле станет достаточно для бани или для стирки в печи, где вытапливается жир из ворвани. Топить тогда будут огарками китовой плоти, остающимися после вытопки. А до этой поры уголь и дрова идут лишь для камбуза - купаться можно только забортной водой, а она далеко не горячая. Матросы выстаивают ее в бочках на палубе, но там она нагревается недостаточно для полноценной стирки или бани.
        Отвлекшись на одежду, Тим некоторое время не следил за горизонтом, а когда поднял глаза, увидел китов. Не доверяя зрению - солнечные блики на воде могли сыграть с ним плохую шутку, - зажмурился, взглянул еще раз. Ошибки нет - это они.
        - Киты! Впереди по левому борту киты!
        Снизу боцман без малейших ругательств - что очень удивительно - уточнил:
        - Сколько их?
        - Я вижу двух! Нет, вон третий всплыл, фонтан пускает!
        - Гарпун ему в задницу! Эй, дамочки мои, все по местам! Нокси, цепляй давай лебедку! Да шевелись ты, не копошись, как горбун беременный, а то так и останутся наши бочки сухими! Где Шикар, почему линевка закрыта?! Где он?! Понос?
        В голове у него понос! Неужто он решил, что если дно отвалилось, то можно вообще жить в гальюне?![ Гальюн - туалет на корабле.] Я ему чоп в пробоину забью на будущее! Тимур, а ты что там висишь - гвоздями за яйца приколочен?! Почему еще не спустился?!
        - Я слежу за китами!
        - Ну надо же! Он следит за китами! Извините меня, ваше королевское величество, что отвлекаю вас от вашего архиважного занятия, но не могли бы вы соизволить сменить на время род своих занятий?! Якорь тебе в задницу - бегом вниз!!! Твое место на весле! Китов уже даже слепой с палубы разглядит, нам такой дурак, как ты, на мачте больше не нужен!
        Не став добираться к вантам, Тим слетел вниз прямиком по фалу. Только на палубе вспомнил, что одежда осталась наверху. Лезть за ней не стал - это вызовет у боцмана очередной поток обидного красноречия. Скатился в кубрик, схватил там задубелую от грязи рубаху - ее он использовал лишь на самые грязные работы. Сойдет и такая.
        Наверху подбежал к люку линевки - палубной кладовке, в которой хранили бочонки с уложенными особым образом гарпунными линями. Помог загрузить пару бочонков на корму вельбота, занял место на своей банке - за вторым веслом по правому борту. Токс забрался последним, уложил на дно свой личный трокель - специфический инструмент китобоя. Больше всего трокель похож на копье, у которого вместо обычного наконечника странная стамеска шириной в две ладони, отточенная до бритвенной остроты. Незаменимая вещь как при охоте на кита, так и при разделке его туши.
        Токс с кормы протянул к носу конец линя, провел его изгибы меж гребцов, уложил на подставки оба своих гарпуна, уселся на крошечную банку гарпунера, зычно отрапортовал:
        - Вельбот готов!
        Заскрипели лебедки, натянулись тросы на блоках - вельбот завис над водой, пошел вниз. По днищу прогудела волна, лодка закачалась, гребцы поспешно освободили обвисшие концы. Тим уперся веслом в борт корабля, моряки дружно оттолкнулись, сели на банки.
        - Ну начали! - скомандовал Токс. - Эх, ребята, с погодкой нам сегодня повезло, теперь бы повезло еще с добычей! Тимур, телом больше работай, падай на спину, как я показывал!
        Тим до этого дня тренировался с веслом лишь на палубе, гребя им по воздуху, и не сразу приноровился к непривычному сопротивлению водной толщи. Но, приловчившись, пошел наравне со всеми, работая четко и в унисон с остальными гребцами. Токс, поглядывая то на китов, то назад, поймав взгляд Тима, одобрительно подмигнул. Тим улыбнулся - ему была важна эта сдержанная похвала товарища. Токс был одним из лучших матросов команды, и получить от него признание даже крошечных заслуг весьма приятно.

«Клио» быстро остался далеко за кормой - при почти полном безветрии ему за охотниками не угнаться. Но вельбот Тима не остался в одиночестве - слева и справа от него шли еще три. Весла соседних лодок едва не касались друг друга, дружные выдохи двадцати четырех гребцов разбавлялись азартными выкриками четверки гарпунеров. Не упуская ни одного их слова, Тим узнал, что в стае четыре кита-кашалота - один огромный самец, две самки и совсем юный китенок. Подобная стайка вызвала у гарпунеров удивление - столь старые самцы ходят или в одиночестве, или в сопровождении гарема из десятка самок, а то и более. Две - явно маловато. Обсуждение малочисленности стаи имело практическое значение - можно было ожидать, что неподалеку находятся еще несколько самок или даже огромная стая, от которой откалываются подобные группки, чтобы покормиться чуть в стороне. Если это так, то китобои будут обеспечены добычей.
        В очередной раз заваливаясь с веслом на спину, Тим услышал впереди странный, фыркающий сочный звук - будто в ямку, заполненную водой, кол вбили. Выпрямляясь, взглянул вперед и чуть не сбился с ритма - он увидел кашалотов так близко, что сердце дрогнуло. Только сейчас начал понимать, насколько же они огромны: издалека это разглядеть было трудновато. Вельботы, подойдя к стае, начали расходиться веером, каждый за своей целью. Лишь лодки Токса и Ларита пошли к старому самцу вместе. Это самая ценная добыча - за такой горой жира идут самые опытные гарпунеры, а у двух вельботов шансов ровно в два раза больше, чем у одного.
        Изгиб линя возле Тима чуть дернулся - Токс прицепил конец к гарпуну. Гребцы, и без того боявшиеся нос почесать лишний раз, превратились в механические статуи - ни одного лишнего движения. В тесноте вельбота и при весьма причудливой укладке линя любой шаг в сторону может грозить отправкой за борт или на дно морское. Немало гребцов, запутавшись в пеньковых петлях, уходили в пучину за своей загарпуненной добычей.
        - Готовьтесь, ребята, - нервно прохрипел Токс.
        В этот же момент перед вельботом взметнулся исполинский черный хвост и, подняв тучу брызг, скрылся под водой. На лодку обрушился целый водопад - Тим в один миг вымок чуть ли не до нитки. Токс выругался и прокомментировал случившееся:
        - Нырнул, гад! Сбавьте ход - кто знает, где он покажется теперь!
        Гребцы замерли, сжимая весла наготове. Пользуясь благоприятным моментом, Тим осторожно огляделся. Два вельбота, отправившиеся за самками, все еще не подошли к своей добыче на расстояние броска гарпуна. Киты не проявляли беспокойства - продолжали двигаться с той же скоростью и в том же направлении. Время от времени они ныряли, но, видимо, неглубоко - быстро появлялись на поверхности. Однако даже такое мирное поведение гигантов заставляло китобоев попотеть на веслах, да и выныривали кашалоты в непредсказуемых местах, заставляя вельботы ломать курс.
        Вельбот Ларита замер в сорока шагах левее, именно за ним из пучины вынырнул самец. Из воды вынеслась голова животного, в воздух с тем же фыркающим звуком ушел фонтан пара и брызг. Ларит, поднявшись на носу вельбота, гибко развернулся в пояснице, занес гарпун над головой, упруго выпрямляясь, метнул свое орудие. Многоопытный Токс отдал команду еще до того, как сталь коснулась кожи кашалота:
        - Налегли, ребятки! Ходу вперед!
        Тим услышал, как где-то по левому борту возмущенно зашумела вода - будто пятьсот прачек одновременно начали полоскать белье под водопадом. Миг - и вельбот Ларита оказался вдруг впереди: узкая шлюпка не шла, а летела по морю, смешно подскакивая на волнах. Перед нею, увлекая ее за собой на струне натянутого линя, поднимая исполинской головой пенные буруны, несся загарпуненный кашалот.
        - Трави линь! - заорал Токс, сложив ладони рупором.
        Но даже неопытный Тим уже понял, что случилось: гарпунный линь за что-то зацепился или, может, узлом выскочил из укладки бочонка, заклинившись под выпускной скобой. Между вельботом и китом сейчас около тридцати метров линя, хотя должно быть не меньше сотни. Лишь при такой протяженности линь способен, амортизируя, гасить рывки раненого животного. Тридцать метров - слишком мало: гигант может сорваться в любую секунду, не дав себя измотать. А если надумает нырнуть - придется сразу резать линь, иначе утащит в пучину.
        Как бы подслушав мысли Тима, кит вдруг рванул вправо, наперерез вельботу Токса. Гарпунер, довольно ухнув, привстал, потянулся к своему орудию. В следующий момент произошло слишком много событий, причем почти одновременно: испуганный кит - чересчур быстрое существо, чтобы растягивать подобные сцены.
        Короткая пуповина, связывающая лодку Ларита с китом, натянулась до отказа, дернула нос вельбота вправо. Слишком быстро, чтобы успеть повернуть, - шлюпка опрокинулась на борт, матросы посыпались в воду, дуга выпускной скобы отлетела с отрывистым хлопком, выпустив в сторону второго вельбота настоящий снаряд - пеньковый шар спутанного линя, обвивший полуторапальцевый прут скобы. Этот
«снаряд», будто мечтая выполнить любимую угрозу боцмана, ударил согнувшегося Токса прямиком под копчик. Изрыгнув неприличное слово, Токс, так и не успев взяться за гарпун, пулей улетел за борт. Миг - и его отплевывающаяся голова показалась меж волн, по ушам гребцов ударил истошный крик:
        - Тимур! Вали его!
        Да, Тим не был опытным моряком. Но что касается оружия, то тут в команде «Клио» равных ему было, мягко говоря, немного. Токс, разминаясь с гарпуном на мишени, не раз давал своему молодому товарищу проверить себя на этом орудии и всегда оставался в восторге от меткости степняка и силы его броска. То, что он вспомнил об этом в такой критический момент, лишний раз доказывало профессионализм старого гарпунщика.
        Тим не потратил ни мгновения зря. Вставая, потянул весло за собой, вытащил его вместе с уключиной, отбросил за борт - лишившись гребца, оно может стать помехой в самом начале, подцепив петлю линя. Ловко переступив через банки передней пары гребцов, встал на место Токса, подхватил уже готовый гарпун, выпрямился.
        Кашалот был уже перед вельботом так близко, что Тим мог разглядеть каждую складочку на его морщинистой коже. Непроизвольно выбрав точку, где сбегались эти складочки, чуть выше и левее грудного плавника, Тим со всей силы запустил туда гарпун. Составная острога, оснащенная лезвиями такой остроты, что ими можно было бриться, ушла в тушу гиганта до самого древка. В следующий миг вельбот взбесился.
        Тим плюхнулся на банку переднего гребца, чудом не повторив полета Токса. По уху хлестнуло сухой пенькой - линь с визгом уходил под скобу. Тим, пытаясь замедлить его убегание, неосторожно навалился голыми руками. Шершавая пенька огнем прошлась по ладоням, начисто снесла кожу. Проклятье - перчатки улетели вместе с Токсом! Увидев, что от доски под скобой уже потянулся дымок, стягивая рубаху, требовательно заорал:
        - Смачивайте линь!
        Хлопнул одеждой по волне, быстро скрутил в жгут, перехватил через линь, навалился к правому борту, всем телом увлекая снасть за собой, перегибая ее за дугу выпускной скобы. Сила трения - великая вещь: вельбот резко клюнул носом, быстро пошел вперед, линь замедлил свое убегание. Теперь кит сам тащил за собой своих убийц.
        Гребцы побросали весла, ухватились за борта - вельбот летел по морю, будто камень из пращи, раскачиваясь при этом немилосердно. Того и гляди, опрокинется. Тим, на глаз оценив расстояние до кашалота как приличное, на всякий случай уточнил:
        - Сколько линя еще в бочонке?
        Гребец на корме осторожно развернулся, заглянул в правый бочонок:
        - Больше половины ушло - дно уже проглядывает.
        - Хорошо. Держитесь, ребята. За Токса не переживайте - его поднимет вельбот Ларита. Они рядом с ним. И их вельбот цел, только скобу оторвало.
        - Да за Токса чего волноваться - его проспиртованное мясо ни одна акула жрать не станет, - с потугой на юмор крикнули от кормы.
        Гребцы нервно хохотнули, демонстрируя проявлением юмора равнодушие к опасности.
        В этот момент кит нырнул. Тим, завидев его вздымающийся хвост, сразу начал размышлять над мучительной дилеммой - что же теперь делать? Линя осталось немного, если кашалот вытравит его весь, то вариантов два: или рубить, чтобы лодку не утянуло в бездну, или успеть срастить первый линь с линем во втором бочонке. В последнем случае у вельбота Тима больше не останется козыря в виде второго гарпуна - без линя гарпун бесполезен. Охоту придется прекращать.
        Спиной Тим ощущал взгляды пятерых гребцов. Он был самым молодым, но закон вельбота прост - кто бросает гарпун, тот и командует. «Стратегические решения» моряки оставляли за Тимом.
        Решено.
        - Арикс, хватай второй конец. Сращивай. Когда останутся последние витки, я вытолкну линь из скобы, а то узлом может зацепиться.
        Матрос, молниеносно выполнив свою задачу, тут же крикнул:
        - Тимур! Пора!
        Тим рукояткой второго гарпуна отжал ускользающий линь от носа, выведя его за скобу. Вовремя - по дереву хлестко ударил узел. Шестерка китобоев, затаив дыхание, молча наблюдала за тем, как, шелестя, уходит в бездну тонкий пеньковый трос.
        Арикс, заглянув в бочонок, нервно доложил:
        - Половина уже ушла.
        Проклятье - кашалот ушел под воду, утянув за собой уже около трехсот метров линя. Интересно, на какую глубину они могут нырять? Если утащит остаток из второго бочонка, придется рубить… или на своей шкуре рискуешь узнать ответ на вопрос о пределе их погружения.
        Линь внезапно замер, расслабленно провис. Матросы без команды принялись быстро тащить его в лодку, кто-то хрипло, с нервной радостью в голосе выдохнул:
        - Сдуваться кит начинает - сейчас возьмем!
        Кашалот показался из воды перед носом вельбота. Похоже, все эти три сотни метров своего пути он наращивал скорость, помогая океану себя выталкивать. Вылетел он как пробка из бутылки с игристым вином. Огромная туша на миг заслонила солнце, у Тима сердце провалилось в пятки - он не представлял, как они сумеют справиться с этой живой горой. Гарпун казался жалкой иголкой, а линь - паутинкой.
        Расступающееся море откинуло вельбот назад. Тим всем телом навалился на линь, воображая, что заставит кита подчиниться своей воле, как арканом заставляют признать силу человека степных лошадей. Хотя умом прекрасно понимал абсурдность своих усилий. Ему вспомнились рассказы отца про поезд - огромную стальную машину, мчащуюся по железным рельсам. Поезда Тим, разумеется, никогда не видел, но полное впечатление, что он только что его загарпунил.
        Туша кита обрушилась в воду на правый бок - широченный хвост выгнулся возле борта лодки. Опытные китобои не растерялись: подхватив трокели, начали бить плоскими остриями в основание хвоста, подрезая кашалоту жилы. Особенно ловко взялся за дело все тот же Арикс - в бешено прыгающем вельботе он стоял будто на городской площади. Равновесие у этого крепыша было идеальным - не зря он любил развлекать команду, расхаживая по палубе «Клио» на длинных ходулях.
        Вода окрасилась кровью, исполин вновь рванул прочь, потянув за собой вельбот с мучителями. Мокрый трос, запутавшись в лодке, заклинился узлом в скобе - вельбот несло в десятке метров от засевшего гарпуна. Момент очень ответственный - кит уже измотан, но все еще способен порвать линь или опять уйти в глубину. Да и вельбот может затянуть под свою тушу при резком повороте.
        Тим намертво вцепился в борта, не в состоянии ничего поделать: к такому он не был готов. Вельбот залило водой, она чуть ли не у бортов уже плескалась: качало его жутко. Спасибо остальным матросам: для них этот экстрим был рутиной - они, оглашая воздух азартными криками и ужасными ругательствами, выполняли свою кровавую работу. Двое отталкивались веслами от кита, не давая ему затянуть вельбот под себя, остальные рубили хвост гиганта - если хорошенечко повредить это орудие, кашалот больше не сможет развивать высокую скорость. Хвост - это его единственный инструмент для движения вперед: боковые плавники служат лишь для разворотов.
        Увидев, как силами товарищей основание китового хвоста справа превратилось в сплошную рану, Тим устыдился своей бездеятельности, ухватил под банками инструмент гарпунщика для убийства морских гигантов - китобойную пику. В принципе она практически ничем не отличалась от обычной, кавалерийской - привычное орудие. Обхватив древко, Тим вбил лезвие в бок кашалота, надавил всем телом. Тщетно: ему удалось вонзить орудие лишь на длину лезвия, но дальше оно не пошло - явно уперлось во что-то очень твердое. Жалкий укол булавкой для этого монстра.
        Увидев его затруднение, Арикс заорал:
        - Чуть ближе к голове двинь ему! На той же высоте!
        С натугой вытащив засевшую пику, Тим послушался совета товарища - ударил на полметра ближе к голове, навалился. На этот раз гораздо удачнее - пика сперва пошла неохотно, будто слой смолы пронзить пытаешься, но затем как-то сразу вдруг провалилась до середины древка - Тим от неожиданности едва за борт не свалился.
        Кашалот рванулся, выгнулся дугой, выпустил розовый фонтан, дрожа всей исполинской тушей, попытался развернуться, забарахтался, взбивая кровавую пену. Разгоряченные китобои, оставив хвост жертвы в покое, обрушили трокели на бок кита. Вбивая свои жуткие орудия в живую плоть, они всем телом давили на рукоятки, стараясь углублять раны. Тим, не сумев извлечь глубоко засевшую пику, вытащил вторую, нервно откинул в море чехол с лезвия, вонзил ее рядом с первой, на этот раз еще глубже. По рывку туши понял - попал удачно. Сердце это или что-то другое, но очень уязвимое. Тим подсекал саму жизнь кита. Тим спешил. Он понимал, что гигант сейчас испытывает сильные страдания, и хотел побыстрее прервать его мучения. Накхам часто приходится убивать животных, они привыкли делать это без жестокости - быстро. Тим не виноват, что кит такой огромный и быстро умертвить его невозможно.
        Вбив в кита третью, последнюю пику, Тим понял - гигант умер. Громадная туша все еще подрагивала, что-то в ней еще не смирилось с гибелью, создавало иллюзию жизни. Но это были последние жалкие судороги.
        Арикс, вытащив из тела кита свой трокель, вытер со лба пот и воду, устало констатировал:
        - Все. Тимур, ты убил своего первого кита. Ты сегодня герой «Клио». Ну как, понравилось прыгать в вельботе за кашалотом? Или вам, степнякам, скачка на бешеном жеребце поинтереснее будет?
        Тим присел на мокрую банку - его начало колотить. Колоссальное нервное напряжение разряжалось. Чувствуя, что надо сказать матросам что-то подходящее, он, неожиданно для самого себя, выдал жуткую пошлость:
        - Скачка - ерунда. Кит - тоже ерунда. Вот ты попробуй дикую кобылу поиметь, бегая за ней на своих ходулях.
        - Ну тебе, коноводу степному, это виднее!
        Матросы дружно захохотали. Тим заметил, что, несмотря на внешнюю браваду, их колотило не меньше. Да… стресс еще тот… А уж адреналина тут даже не полные штаны - полный вельбот.
        Переведя дух, приподнялся, огляделся. Проклятье! Чистое море - нет ни «Клио», ни остальных вельботов. Очевидно, битва с китом лишь казалась скоротечной и оттащить их он сумел далеко.
        Многоопытный Арикс, заметив затруднение на лице Тима, также огляделся и констатировал:
        - Ох и далеко нас эта гора жира затащила! Ветер совсем стих, «Клио» сюда и до темноты не доберется - придется тащить.
        Из шести весел на вельботе после охоты уцелело лишь четыре. Запасных не было - и так все место под банками занято трокелями и пиками. Сменяясь поочередно, китобои потащили свою добычу в северном направлении - где-то там остались корабль и остальные вельботы. Выглядело это так, будто жалкая кучка муравьев пытается тащить бревно.
        Тим, оглядываясь на добычу, поймал себя на мысли, что уже сам не верит, что он один из тех, кто сумел это сделать. Никто в степи не поймет его рассказа - у него не хватит красноречия описать всю сложность охоты и ее опасности. Но сам он этого никогда не забудет.
        Сегодня он сразил второго дракона в своей жизни.

* * *
        Когда впереди показался вельбот Ларита, Тим уже был готов рыдать от боли - грести, держась за весло ободранными ладонями, было крайне неприятно. Матросы издалека приветствовали удачливых охотников восторженными криками, продолжая при этом устало двигать веслами, - все это время они следовали за вельботом Тима. Только вот кит им двигаться не помогал - сами сюда добирались.
        Тушу потащили уже двумя лодками. Правда, если честно, Тим не заметил прибавки в скорости. Токс, перебравшись в свой вельбот, с одного взгляда понял проблемы Тима, отправил его на нос, сам сел на гребную банку. Узнав от остальных подробности охоты, для порядка выругал Тима за неосторожность - нечего за линь голой рукой хвататься - и, похвалив за то, что тот не терялся в трудные моменты, уверенно заявил:
        - Несколько дней теперь работать не будешь. Заслужил. Пусть новая кожа нарастет. Кок тебе мазью помажет, как до «Клио» доберемся, а потом, когда жир первый появится, им будешь смазывать. Только мазать надо свежим, и лучше чтобы из головы был. Очень полезное дело - и кожа у тебя вырастет толстая, как у этого кита. О! Вон мачты поднимаются - «Клио» показался. Ох и далеко до него еще! Где же бездельники с остальными вельботами?
        Увы, вельботов видно не было. Очевидно, преследуя своих китов, они удалились слишком далеко от корабля, и на их помощь рассчитывать не приходится. А может, тоже тащат тушу добытого кита. Вельботов на «Клио» больше нет, да и ветер не желает усиливаться, так что грести еще и грести.
        Лишь под вечер на помощь подошел третий вельбот. Они-то и рассказали, что четвертый не придет - загарпуненная самка задела его хвостом. Для лодки это закончилось плохо - выбитые банки проломили борта. С большим трудом поврежденный вельбот дошел до «Клио», и без хорошего ремонта его в море не выпустят.
        Получается, единственная добыча сегодняшней охоты - старый самец. Самка унесла гарпун, но для нее это не рана - искать ее в океане бессмысленно. Впрочем, китобоям и этого гиганта хватит, чтобы озадачить всю команду надолго. Добыча солидная - размером сравнима с «Клио». Тим даже не представлял, как же они теперь разделают такую громадину.
        На «Клио» их уже ждали. Корабль развернули параллельно туше, вельбот Ларита потянул кита вдоль корабля, остальные лодки перехватывали бросаемые с борта цепи, заводя их под гиганта. Четыре крепкие цепи обхватили кашалота снизу, палубные лебедки натянули их, однако не сильно - позволяя добыче свободно покачиваться на волнах, но не давая ей удалиться от борта.
        Работа по закреплению туши продолжалась до полной темноты - под конец фонарями подсвечивали сверху. Лишь закрепив добычу, команды вельботов поднялись на борт. Здесь их ждала теплая встреча - стюард, держа в руке черпак, стоял возле открытого бочонка с дешевым имперским бренди. Рядом, на пустой бочке для жира, выстроились двадцать семь кружек. Тиму посудины не досталось, но он, не привыкший употреблять алкоголя, этому не опечалился. Побыстрее бы закончилась церемония - хотелось снять холодную мокрую одежду и зарыться под шерстяное одеяло. И - спать, спать, спать…
        Не тут-то было.
        Члены команды, не принимавшие участия в охоте, подошли к бочонку со своими кружками, наполнили их без помощи стюарда, смешались с китобоями из вельботов. Никто не пил. Стюард, наполнив две простые глиняные кружки, протянул их капитану и представителю компании. Затем, зачерпнув полный ковш, вручил его Тиму.
        Капитан, подняв над головой свою кружку, выкрикнул:
        - За Тимура! За Тимура - убийцу кита! Пусть кит этот будет у него первым среди многих и самым тощим из тех, которых он еще убьет для «Клио»!
        - За Тимура! - взревел боцман. - Что стоишь, бестолочь степная?! Пей до дна!!!
        - До дна!!! До дна!!! - дружно заревела команда.
        Ну вот как тут не выпить? Пришлось.
        Окончания этого вечера Тимур не запомнил. И как попал в свою койку, не запомнил тоже. Единственное, что запомнил очень хорошо, - бренди пить противно, но согревает он здорово, а закусывать его вкуснее всего жарким из китового языка.

* * *
        Она отказалась от деревенского пива. И от браги. Она никогда не пила алкоголя и не собиралась начинать это сейчас - ей нельзя затуманивать сознание. Но от чая отказываться не стала. Выпить пару кружек травяного чая после бани - что может быть лучше.
        За столом, кроме Итари, никого не было. Ее это не удивило - мало ли какие в этом краю обычаи, может быть, сидеть один на один со старостой деревни - это высший почет для гостя. Сейчас она выпьет чаю, выспится и завтра утром продолжит путь. С семенным зерном крестьянам она уже помогла, ее проводят как дорогую гостью и, возможно, не станут сразу всей округе рассказывать, кто у них побывал. Похоже, преследователи не ждали от нее столь странного изменения маршрута и на время потеряли беглянку. Хотелось бы, чтобы они ее потеряли надолго… Завтра будет гроза - очень сильная гроза. К тому времени ей надо подняться в горы, выше слоя туч. Если погоня отстанет, гроза поможет ей спрятать свои следы. Ее не найдут ни собаки, ни маги.
        И она уже без помех пойдет по своему пути. Пути, указанному голосом.
        Слова Итари в очередной раз доказали ей - в людях она не разбирается совершенно. Ей не понять, что у них на уме. И ей не укрыть от них себя.
        - Уважаемая Реда, вы ведь не магичка Ордена Зеленых Сил Природы? Мне кажется, вы даже дня не провели в их академии.
        Врать она не стала. Смысл? Она разоблачена, да и врать не умеет. Не стал бы этот крестьянин говорить подобное в лицо магичке, не будучи уверенным в своих словах.
        - Да, Итари. Я никогда не видела академии Ордена Зеленых Сил Природы.
        Крестьянин понятливо кивнул, отхлебнул из деревянной кружки, загадочно произнес:
        - А я видел академию. Но хотел бы, чтобы этого не было.
        Отпив из своей кружки, она решила, что этот человек достоин предупреждения:
        - Итари, два дня назад я убила четверых. А за день до этого - шестерых. Я многих убила. На своем пути я сею лишь смерть - ваша деревня одна из немногих, где я этого не сделала. Поступила наоборот. Если за стенами твоего дома меня ожидают вооруженные люди, они умрут. Если это те, кто меня преследует, то это их выбор - они знают, за чем идут и за что умирают. Но если это будут твои крестьяне, то они умрут глупо. Им не следует вставать на моем пути - я им не враг и не добыча.
        Староста неспешно долил в свою кружку, спокойно ответил:
        - Уважаемая Реда, вам не стоит беспокоиться - за стенами этого дома вас никто не караулит. Пока вы у меня, вы - моя гостья, мой дом для вас - крепость, а я - ваш защитник. Извините за то, что защитник стар, а стены дома слишком тонки, но это единственное неудобство, которое я вам создаю.
        - Странно… меня везде встречает одно и то же - слишком тонкие стены. Ваши дома построены не из деревьев, а из жалких жердей. Их вилами проткнуть можно. Лишь храмы и некоторые старые дома можно увидеть возведенными из бревен… настоящих бревен.
        - Ничего здесь удивительного нет, госпожа Реда. Уже давно леса принадлежат аристократии и церкви. Там охотятся дворяне, у их управителей нам приходится закупать древесину. Они нам говорят, что из-за Договора с зайцами леса надо беречь… Не верится что-то… Церковная десятина, герцогский налог, оброк графу. Дорожный налог и налог на землю. Налог на бездетность или малую семью, подати на содержание полевой стражи. Все это нам приходится выплачивать… Крестьяне не настолько богаты, чтобы покупать хороший лес. Но если и купишь… Печной налог считается просто - дом, в котором есть очаг или печь, должен платить в казну провинции столько медяков, сколько пальцев можно поместить на срезе самого толстого бревна сруба. А пальцы у сборщиков налогов очень тонкие… Понимаете теперь, почему мы строим все из тонкомера?
        - Понимаю, - кивнула девушка, протягивая старосте опустевшую кружку. - Неприятные последствия мирного договора с зайцами… Лес превыше всего, и бесхозных деревьев теперь не бывает. А вы совсем не похожи на крестьянина. Крестьяне так не говорят. И еще - крестьяне прячут глаза. Вы не прячете.
        Итари, наполнив ее кружку чаем, неохотно пояснил:
        - Тем не менее я простой крестьянин. Просто несколько лет жил в Столице. Обучался в академии Ордена Зеленых Сил Природы.
        - Вот как? И при этом вам потребовалась я для обработки семенного зерна?
        - Уважаемая Реда, ваши слова лишний раз выдают вашу неопытность в вопросах имперского магического обучения. У меня… был брат. Мы родились с ним вместе. Близнецы. У крестьян много детей умирает во младенчестве, но нам повезло - мы выжили. Брат много болел - его это едва не доконало. А потом его боднул в спину бык. Едва выходили после этого. Не везло брату… Спина так и не оправилась от раны - начал расти горб. Можно было это исправить, если отвезти в большой город, где есть маги-лекари. Но откуда у простой крестьянской семьи такие деньги? Брат так и рос горбатым. Но это его не тяготило - он рос веселым и добрым. Он был затейником и заводилой игр для всей ребятни. У него был красивый голос. Если бы он вырос, его бы полюбили наши девушки. Но когда ему исполнилось десять лет, за ним стали замечать странное. Брат мог одним прикосновением руки помочь корове разродиться от неудачной беременности. На нашем поле и огороде всегда был лучший урожай, потому что землю обрабатывали руки брата. В лесу он знал, где растет каждый гриб и каждая ягода. Если пропадала коза, он находил ее в любом овраге. Среди животных
и растений для него не было тайного. Госпожа Реда, возможно, вы и не знаете, но ребенка, у которого проявляются странные способности, в Империи не спрятать. О нем рано или поздно узнают. И если он из простой крестьянской семьи, его заберут. Заберут в академию - Империи нужны маги.
        - Насколько я понимаю, это большая честь.
        - О да, уважаемая Реда! Огромная честь! Они приехали вечером - четверо стражников и маг в грязном плаще. С ними был еще и сборщик податей. Пока они вытаскивали с сеновала спрятавшегося от страха брата, отец пытался спорить со сборщиком и получил от стражника древком алебарды по спине. А увидев меня, маг сказал, что я близнец ребенка-мага, и приказал забрать нас обоих. Зачастую если у одного близнеца есть дар, то его можно разбудить и во втором. Нашу семью сборщик освободил от государственных налогов - по закону их не взимают с семьи, в которой родился маг. Но одновременно он решил выбить все старые долги, чтобы лишний раз к нам не ездить. Помимо государственных налогов приходится платить церкви и провинции, и платить немало. Отец получил за просрочку десять плетей, стражники, разыскивая деньги, перебили в доме всю посуду и забрали все, что им приглянулось. Нас повезли в город со связанными ногами, будто пойманных оленят, а по дороге эти двуногие твари пожирали наш хлеб, запивая нашим пивом.
        - И вас с братом направили в академию Ордена Зеленых Сил Природы?
        - Уважаемая Реда, да кто сейчас пошлет туда настоящего мага с проявленными способностями? Ведь из этой академии выходят лишь помощники крестьян. Зеленые маги и магички странствуют по Империи, их призвание - повышать всхожесть семян, увеличивать урожаи хлеба и надои молока. Прикосновение их рук лечит домашний скот, и не болеет он потом годами. Полудохлый цыпленок, познавший силу мага, вырастает с гуся размером, а лошадь готова днями таскать самый тяжелый плуг. Речка, из которой маг попьет воды, на следующий год выйдет из берегов от расплодившейся рыбы, а на лесной тропинке, на которой остались следы мага, густо вырастут грибы и крупная земляника. И человеку маг поможет: роженица благополучно разродится, младенец излечится от фурункулов, лесоруб, ударив себя случайно топором, сохранит ногу. Трех-четырех таких магов на целую провинцию хватит - край будет процветать. Реда, я не знаю, почему так случилось и как мы к этому пришли, но таких магов больше нет. Империи они стали не нужны. Империи нужны солдаты и боевые маги. Мой брат не попал к зеленым: его отправили в академию огневиков. Это моего брата,
который настолько не любил огонь, что все предпочитал есть сырым! Ему нравилось питаться фруктами и ягодами. И парным молоком. Он даже картошку мог слопать сырой. Ему это было по душе. А там… там им надо жрать мясо. Много мяса. Это у них такая вот пища в академии. А вот я,
«недомаг», попал как раз к зеленым - огневикам такие бесталанные, как я, неинтересны. И провел там целых три года. Когда они убедились, что магических сил во мне не пробудить, то отправили назад. Вот потому я и отличаюсь от обычных крестьян: три года жизни в подобном месте - это немало. Вижу в ваших глазах невысказанный вопрос о судьбе моего брата. Отвечу - он погиб. Нет, ничего героического - вовсе не в бою с врагами Империи. Он даже не стал полноценным магом. Его дар ломали, перекраивая под нужды Империи, но у них не получалось. Они почему-то решили, что в этом виновато его уродство, и избавили его от горба. Но неудачно - слишком опасно это делать в таком позднем возрасте. Это надо было делать раньше. Он не выдержал.
        Итари отхлебнул из уже пустой кружки, но даже не заметил этого.
        - Они думают, что Империя сильна боевыми магами, легионами своих солдат и драконами. Смешные они. Боевые маги - это дети, забираемые из народа. Многие гибнут при обучении, другие - на войне, третьи… Их ноша очень тяжела, разум не выдерживает, и тело тоже. Мало кто из магов обзаводится настоящей семьей… если успевает обзавестись. Кровь, способная рождать магов, вот уже много поколений вычерпывается из народа. Там, где это стоило делать ложкой, они работают ведром. А ведь колодец небездонен. Всё - боевые маги в Империи вымирают, даже такую бездарность, как я, пытались притянуть к этому занятию. Легионы? Наша армия крестьянская - солдат набирают из таких вот деревень. Двадцать лет службы, затем тебе дадут ничтожную сумму денег или жалкий надел в позабытой богами земле. Лучшие годы жизни прошли, ты искалечен и болен. Ты забыл, что значит крестьянский труд, для тебя земля стала чужой. Или пропей деньги и умри в нищете, или горбаться на этом жалком наделе, моля богов, чтобы землю эту не подарили императорским указом какому-нибудь барону. И плевать ему будет на твои права легионера. Те, кто поздоровее,
даже не марают рук об эту подачку - сразу нанимаются в стражу, дослуживать до нищей пенсии. Молодые парни прокалывают себе ухо гвоздем. Рубят пальцы. Подрезают жилы. Есть подпольные доктора, занимающиеся только тем, что калечат рекрутов. Калека не подлежит призыву. Те семьи, у которых есть несколько лишних монет, могут откупиться - вместо своего сына пошлют сына соседа. Соседу не жалко: сынок у него кретин и до восемнадцати лет так и не научился в уборную ходить. Или сплавляют туда вора, да и те не всегда соглашаются - между тюрьмой и легионом выбирают тюрьму. Вот такая теперь у нас армия…
        Драконы? Драконовы горы с их гнездами Империя отняла у девяти народов. Чтобы закрепить завоеванное, эти народы вырезали чуть ли не под корень - просто не успели довести начатое до конца. Выжившие сумели сбежать на земли Эгоны, стали там кочевниками. Народ изгоев… Драконовы горы - это язва войны Древних, мы не знаем их тайн, нам там не место. Драконов оттуда забрали, их выкармливают, будто скот, в хлевах на равнине Тессы. Но над этими магическими ящерами тяготеет проклятие выжженных земель. Из поколения в поколение драконы мельчают, теряют свою врожденную магию, превращаются в ленивых крылатых ящериц. И мы ничего не можем с этим поделать. Скоро они станут размером с воробья и такими же глупыми, как эти птицы. Нет, Реда, Империя была сильна своим старым укладом. Тогда девять магов из десяти были зелеными. Почти каждый крестьянский двор снаряжал легионера - урожая хватало, чтобы обеспечивать огромную армию. Служба была честью - брали самых достойных. Тех, кто проявлял себя с лучшей стороны, после двенадцатилетнего срока ждала почетная пенсия, а иногда даже дворянское звание. А уж о земельном наделе в
родном краю можно было и не напоминать - дадут столько, сколько сумеешь обработать. Если стране грозила опасность, этих солдат призывали в ветеранские легионы. Это сейчас ветеранский легион - это каторга, где в муках доживают свое армейские калеки и сифилитики - раньше это была страшная сила. Аристократы тогда были ближе к народу и еще не настолько нагло-жадными. Я даже не понимаю, как это могло получиться… Ох, простите, Реда, я забыл наполнить вашу кружку!
        - Итари, я больше не буду пить чай. И я хочу знать - зачем вы все это мне рассказываете?
        - Простите, я вас утомил своей болтливостью.
        - Нет. Наоборот. Вы интересно рассказываете. Я давно так ни с кем не разговаривала. Это приятно.
        - Спасибо на добром слове. Да, я рассказываю вам это не просто так, а с умыслом. Мы знали про вас еще до вашего прихода в деревню. Вчера приезжал стражник, пил тут у меня пиво и рассказывал про вас. Описал внешность и велел, если вы появитесь, тотчас послать гонца.
        - Я так понимаю, гонца вы не послали…
        - Не послал. И не пошлю. Вся деревня знает, что вас ищут, но никто не выдаст.
        - Я не спрашиваю, почему вы так добры ко мне, думаю, что сами это расскажете. Но разве вас не пугает возможное наказание?
        - А чего нам бояться? Намного хуже, чем уже есть, не станет. Хуже уже почти некуда. Тут часто появляются маги. У них одежда мага, у них бумаги мага, они говорят как маги. Они говорят, что помогут нам поднять урожай, вылечат скот и заставят кур нести по три яйца в день. Это мошенники. Они покупают себе право мошенничать у продажных чиновников - ведь все чиновники продажны. Даже чиновники орденов магов. Вы - первая настоящая… Вы не просили платы за свою работу. Вы ничего не обещали. Вы просто пришли к нам и сделали то, чего давно никто не делал. Вы не подумайте, что нас можно обмануть фокусами. Я, может, и не маг, но три года в академии провел не зря. Я видел то, что вы делали. Я знаю, что это зерно взойдет теперь небывалым урожаем. Знаю, что скот наш теперь долго не будет доставлять особых хлопот. Вы даже не забыли про луг, по которому шли к деревне. Каждый ваш шаг - это пробуждение новых сил природы. И все это - на благо деревни. Мы все тут, по сути, родственники. И все вам одинаково благодарны. Никто не узнает от нас, что вы здесь провели день и ночь, и не узнают, куда вы пошли дальше. Мы
небогаты, но найдем деньги вас отблагодарить. И самое главное - если судьба вновь заставит вас посетить эти края, помните, что в Табарке у вас есть друзья. И они готовы вам помочь всем, что в их силах.
        Закончил Итари весьма прагматично:
        - Тем более что через два-три года нам опять понадобится такой маг, как вы. Я вообще-то потому вам так длинно и путано рассказывал все, чтобы вы не подумали дурного и поняли все сами.
        Она не сдержалась, чуть заметно улыбнулась:
        - Спасибо, Итари. Я все поняла. Я не забуду вашу деревню. Завтра утром я должна идти дальше, в горы. И я решила, что лошадь мне там не понадобится: я намучилась с нею в лесу - в горах мне будет еще труднее. Эту лошадь оставьте себе - она вам пригодится. Денег мне не надо. Приготовьте только немного еды, чтобы я могла ее унести, - этого будет достаточно. В горах я ее не смогу купить. Только, пожалуйста, мяса не надо - я его не ем.
        - Хорошо, мы сделаем, как вы сказали. А лошадь заколем. Простите, но мне кажется, что вы ее приобрели не вполне законно. Если вдруг ее увидит тот, кому видеть подобного не следует, нам будет трудно доказать, что вы не посещали наших краев.
        - Лошадь ваша - делайте с ней что хотите… - Ей стоило труда сдержать гримасу сожаления по обреченному животному. - И скажите мне: в горах кто-нибудь живет?
        - Нет, честным людям там делать нечего. Приписные холопы туда бегут часто, живут годами в лишениях, потом не выдерживают, спускаются назад. А больше там никого нет. По этим горам идет граница Атайского Рога - самой большой язвы Древних из тех, что на юге. Дело, конечно, ваше, но зря вы туда направляетесь. Это один из самых жутких ожогов той войны. Лет пятьдесят назад туда экспедиция ушла - солдаты, маги, ученые. Никто не вернулся. Туда даже охотники за артефактами и кладами не любят лазить - себе дороже. Вроде бы со стороны моря там почище, хотя тоже не подарок, но если вы в ту сторону… ох, и далеко туда… и страшно… Вы, может, и сильны в магии, но вы не представляете, какие твари могут обитать на этих проклятых землях.
        - Ничего, Итари, они меня не страшат. Самый опасный монстр - это человек, остальных я как-нибудь переживу.
        Глава 14
        Тим проснулся, почувствовав, что рядом гуляет смерть. За бортом корабля кто-то умирал. Умирал не от старости - это было убийство. Бодрствуя, Тим бы этого не ощутил, но во сне его сознание раскрывалось, начинали проявляться его странные способности. Дед Ришак, еще в детстве заметив за внуком эти странности, долго изучал дар мальчика. Даже какого-то шамана из далекого стойбища приволок - для консультации. Тщетно - этой тайны не постиг и шаман. Прагматичный Ришак после этого свернул свои исследования. Он и без того понимал, что от брака небесного человека и дочери степи если что-то и родится, то непростое. Когда не можешь заставить этот дар служить себе, то не стоит терять времени - жизнь и без того коротка. Подумаешь, магия! Накхов этим не удивить - если копнуть, то чуть ли не у каждого будет искра таланта. Не зря кочевники веками разбавляли по всем родам ценные гены носителей магического дара.
        С тех пор Тим знал, что у него есть небольшие магические способности. Знал и то, что дар его крайне необычен - даже шаманы о подобном никогда не слышали. Но управлять им он не умел. Не знал и его границ. Да и вообще сталкивался с ним лишь в стрессовые моменты или в первые мгновения после пробуждения - это заставляло его подозревать, что дар раскрывается полноценно лишь во сне.
        Вот и сейчас, еще не открыв глаз, ощутил весь окружающий мир во всем его объеме. Тим будто превратился в зрачок, способный видеть одновременно во все стороны, причем видеть как явное, так и скрытое. Он осознал, что лежит в угловатом переплетении серых мертвых плоскостей конструкции «Клио». Увидел искрящие малиновыми огоньками нити напряженной оснастки судна, яркие снующие светлячки - это горела жизненная сила членов команды. За правым бортом колыхалось бурое марево мертвой плоти кашалота - из нее струились миазмы угасающей жизни. Но смерть гиганта настигла давно - эти жалкие струйки не могли потревожить Тима.
        Настоящая смерть устроила жатву под тушей убитого кита. В мелькание остроносых серых теней она влетала росчерком сияющей стали, пресекая нити чьей-то жизни. Вязкое марево сизых струй и сгустков колыхалось вдоль правого борта. Какие-то мерзкие, бесплотные сущности, пикируя на изломанных крыльях, отхватывали куски от этого туманного «пирога». Тим понял, что видит духов. А может, демонов. Но уж точно не ангелов - ангелов с пастью крокодила не бывает. Да и не будет ангел питаться миазмами умирающих живых существ.
        Одна из крылатых тварей просочилась сквозь борт, заметалась по кубрику, на лету она лапами пыталась запихнуть поглубже в пасть ухваченный кусок туманной субстанции. Матрос, лежащий на соседней койке с компрессом на лбу, застонал, когда эта бестия задела ему грудь кончиком крыла. Тим, чувствуя, что странное создание может быть опасно, уставился на него очень нехорошо. Тварь, будто почувствовав взгляд, прытко ушла в небо, беспрепятственно пройдя сквозь настил палубы.
        Стараясь не потерять связи с этим миром иллюзий, Тим осторожно встал, поднялся на палубу. Зрение его здесь начало как бы раздваиваться - сквозь призрачные декорации постепенно проступал реальный мир. Это плохо: еще немного - и он перестанет видеть скрытое. Обогнув матросов, занятых на разделке, Тим пробрался на нос «Клио» и уже здесь, подойдя к борту, взглянул вниз. И увидел источник смерти.
        Акулы, привлеченные кровью, собрались, наверное, со всего моря. Сколько их было, не понять - может, десятки, а может, и тысячи. Они буквально кишели вокруг кашалота, набрасываясь на его тушу снизу и с боков. Это, естественно, не нравилось матросам, и время от времени они устраивали хищным рыбам экзекуцию - трокелями и пиками начинали убивать тварей. Это привносило в стан акул еще большее оживление - непострадавшие рыбины налетали на своих раненых и убитых сородичей, разрывая их в клочья. Вода была пропитана смертью.
        Выставив над морем свои пострадавшие ладони, Тим зажмурился, напрягся, превратил себя в притягательный магнит для струек тумана, покидающего тела убитых рыбин. Те дружно дрогнули, потянулись к человеку, белесыми червями накинулись на его ладони, втягиваясь через них в тело.
        Тим смог выдерживать это недолго - каких-то несколько жалких мгновений. Сила, напитывающая его тело, первым делом начисто выветрила из головы сонливость и симптомы похмелья. Взбодрила так, будто ведро степного чая выпил с добавкой змеиной крови и яда, прогнала боль из ладоней и ломоту из измученных греблей суставов. Увы, все это привело к неизбежному финалу - Тим больше не смог удерживать свой разум на хрупкой грани между сном и явью. Это все равно что попытаться спать под ледяным водопадом. Если кому непонятно - подобное занятие очень сильно бодрит.
        Призрачный мир исчез в одно мгновение. Тим, резко окунувшись в реалии материального бытия, ухватился за планшир[ Планшир - деревянные или металлические перила, устанавливаемые поверх фальшборта или судового леерного ограждения.] . Его шатало, но не от слабости - от избытка сил. Он себя чувствовал не просто хорошо - он горы готов был свернуть. А еще он заметил, что ладони не болят вообще - даже схватившись за дерево планшира, он не растревожил ссадин.
        Ладони были аккуратно перемотаны тонким льняным бинтом, причем Тимур вообще не помнил, чтобы ему их кто-то перевязывал. Да уж… попил бренди… Осторожно оттянул ткань, довольно осклабился. Под бинтами розовела кожа младенца - нежная, без малейшей царапины. Жаль, что дед Ришак этого не видит, - внук впервые смог применить свой странный дар для своей пользы. Невелико достижение залечить ссадины от шершавого линя, но это лишь на первый взгляд. Кожи счесало немало - Тим практически без рук остался на неделю, а то и более. Да и с этой новой кожей ему придется обращаться аккуратно - слишком она нежная, ненадежная. Того и гляди на ней кровавые мозоли натрет от простейшей работы.
        Поправляя бинт - не стоит удивлять команду дивной скоростью излечения, - Тим опять уставился за борт: для него, впервые наблюдающего разделку кита, все было интересно.
        К этому моменту матросы прекратили истребление акул - на некоторое время рыбы заняты пожиранием пострадавших сородичей и от жесткой шкуры кита отстанут. На туше кашалота стоял Арикс. Логично - кого, как не его, посылать на такой пост. Нелегко человеку удержаться на скользкой коже, если при этом ее колышет волнами и крутит лебедками, - вот пусть этот акробат и проявляет свои таланты.
        Коротким острейшим трокелем Арикс вырезал в теле гиганта две параллельные полосы. По ним лебедкой, зацепленной за кожу двойным крюком, шла разделка туши. Под скрип блоков и тряску судна от туши отделялась лента жировой ткани с приставшими розовыми кусками мяса, толщиной она была с половину руки взрослого мужчины. Плоским червем эта полоса сырца уходила на палубу, исчезая в недрах
«клопиной норы». С тела кашалота будто спиралью стружку снимали - обезглавленная туша вращалась в плену цепей веретеном, заставляя Арикса попотеть над проблемой удержания равновесия.
        Лента внезапно оборвалась, и Ариксу пришлось заново цеплять крючья. Тим ему не завидовал: матрос суетился внизу в одной набедренной повязке и страховочном поясе, мокрый до самой макушки и посиневший от холода. Ноги его при колебаниях туши погружались в воду по колено, и в считаных сантиметрах от голых лодыжек мелькали носы акул. Если упадешь и товарищи не успеют вытащить за веревку на поясе, то или затянет в ловушку между тушей и бортом, или акулы порвут. Хотя, может, и не порвут - Токс уверял, что они неохотно трогают человека и, если еды хватает, вообще людоедством не занимаются. Но Тиму, будь он на месте Арикса, проверять на себе слова старого матроса не захотелось бы.
        У кормы, где висела отделенная голова кита, шла своя работа - из огромного жирового мешка на его темени откачивали самый ценный жир. Там не нужно было возиться с выдиранием сырца - матрос, стоя на срезе шеи, принимал ведро, опускаемое на шесте, и без затей вычерпывал студенистую массу из биологического резервуара. На палубе содержимое ведра выливали в приготовленные бочки - даже отсюда было видно, что парочка этих пузатых емкостей уже заполнена.
        Заглядевшись на слаженную работу команды, Тим прошляпил приближение боцмана. Тот насмешливо рявкнул прямо в ухо:
        - Ну что, степняк, это тебе не козу обдирать? А? Интересно? Топай давай к капитану - он тебя вызывает. Бегом топай, якорь тебе в задницу! Или с одного раза не понимаешь?! Капитан ждать не любит!
        Тим не стал задерживаться - боцман не тот человек, с которым можно, задержавшись, поболтать о пустяках. Если боцман сказал идти, то долго уговаривать не будет.
        И зачем Тим понадобился капитану? До этого Тим даже в каюту его никогда не заглядывал - сейчас впервые ее увидит. Вроде бы ни в чем не провинился… Может, хвалить за тот бросок гарпуна будет? Так вчера нахваливал - сколько уже можно…
        Постучав в дверь, Тим осторожно ее приоткрыл, заглянул. Каюта капитана оказалась на удивление мала и скудно обставлена. Подвесная койка - такая же, как и у обычных матросов, круглый столик и три простых деревянных стула явно работы корабельного плотника, шкафчик в углу и несколько полок с книгами и рулонами карт. На дальней стене - маленькая карта, очевидно изображающая этот мир. Взглянув на нее, Тим разинул рот: подобное изображение он видел впервые. Ну если не считать той яркой карты, которую ему показывал отец. Но она мало походила на эту как оформлением, так и наполнением.
        Капитан, сидя за столиком, ручкой с металлическим пером вел записи в какой-то пухлой книге - очевидно, заполнял судовой журнал. Повернувшись к двери, коротко сказал:
        - Зайди, Тимур.
        Тим, послушавшись, прикрыл за собой дверь, встал у порога. Капитан, укрепив ручку в деревянном письменном приборе, повернулся к матросу, поинтересовался:
        - Это правда, что ты хочешь сойти на берег в первом же порту?
        - Да, капитан, это так. Мне надо попасть в Империю.
        - Понимаю. Возможно, это тебе и вправду очень надо. Вы, степняки, воинственны - постоянно плывете к нам, нанимаетесь на службу в нерегулярные части. И ты туда же… Тебя взяли на половинную долю, но я аннулировал старую запись - теперь ты на полной доле. Вчера заслужил. У нас хорошая команда, но хотелось бы сделать ее еще лучше. Вчера Уинли не попал в своего кита, Ларит запутал линь, а Токс даже не бросал - улетел в море. Ты один отличился. Ты, наверное, уже понял - ремесло гарпунера требует от него многого. Ошибка гарпунера - это команда судна, оставшаяся без добычи, и убыток компании. Слабый гарпунер вообще не добросит своего орудия или вонзит его недостаточно глубоко - гарпун штука тяжелая и неудобная. Тимур, ты - прирожденный гарпунер. У тебя длинные руки, крепкие мускулы, точный бросок. Я видел, как метко и глубоко ты вбил в этого кита гарпун - пробил и жир, и мясо. Это отличный бросок, достойный самого опытного гарпунера, а уж для первого раза - вообще немыслимо. Посмотри на меня - я начинал простым матросом. Сидел, как и ты, на весле, держал трокель. И кто я теперь - я капитан «Клио». Я добыл
уже больше сотни китов, у меня отличный дом на берегу, хорошая семья, обеспеченная старость. Хватит детям подняться на ноги и пристроиться к выгодному делу. А что ждет тебя? Поскитаешься бесправным наемником, и если не погибнешь в какой-нибудь бессмысленной стычке, то вернешься в Эгону старым и больным, с ноющими старыми ранами. Так и умрешь в степи, в своей продуваемой ветром юрте. Я поставлю тебя гарпунером на второй вельбот вместо Уинли. Уинли - это недоразумение, ему там не место. Он отлично тянет линь и мастерски работает трокелем по хвосту, но гарпунера из него не получилось. Если не оплошаешь, то после плавания я замолвлю за тебя словечко и тебя внесут в постоянный список - хорошими гарпунерами не разбрасываются. А это уже полуторная, а то и двойная доля будет. И это лишь начало. Посмотри на меня - я помогаю тебе сделать первый шаг на пути в такую же каюту. Помни о доме в цветущем порту, о лишениях солдата, о юрте на ветру. Подумай над моими словами - время у тебя на это есть: в порт мы зайдем еще не скоро.
        Тим, чуть наклонив голову, спокойно ответил:
        - Спасибо, господин капитан. Я подумаю над вашими словами.
        - Вот и хорошо. Можешь идти. И позови ко мне боцмана.
        Выбравшись на палубу, Тим столкнулся с необычно мрачным Токсом. Матрос расстилал у борта подвесную койку.
        Зная, что это обозначает, Тим коротко поинтересовался:
        - Кто?
        - Шинк, - так же коротко ответил товарищ, скупо добавив: - Хорошо умер - во сне.
        Тим, развернувшись, направился на нос, к боцману. Шинка он знал хорошо - их койки были по соседству. У бедняги и до этого с грудью бывали проблемы, а тут он в придачу ухитрился сильно простудиться, подремав на вахте в холодном медном котле салотопки. Тело его после этого два дня пылало жаром - матросы обкладывали его компрессами.
        Не помогло…
        А еще Тим вспомнил, как грудь Шинка задела краем крыла одна из призрачных тварей. И после этого он умер…
        В такие совпадения Тим не верил. Значит, ему все это не померещилось. Да и розовые ладони доказывают то же самое.
        Интересно, а что, если бы эта тварь призрачная задела Тима? Или Шинк и без того был обречен?
        Вопросов много, ответов - нет… Ничего, когда-нибудь все тайны открываются. Особенно перед теми, кто так же любознателен, как Тим.

* * *
        Дербитто откровенно скучал. Скучал давно и демонстративно. И Сеул его понимал - стражник по складу характера и роду деятельности был органически не приспособлен к бумажной работе. Всю городскую бюрократию он считал одной из лавочек для пристраивания непутевых отпрысков знатных родителей на места, где работать не требуется (в этом он отчасти был прав). Дербитто работал на улице, среди переулков межстенья, в темных подворотнях, в задних комнатках подозрительных трактиров. Он работал с людьми, но не с бумажками. Бумаги, которые он обязан был заполнять лично, его бесили - они отвлекали стражника от настоящей работы. Даже подписывать пачки отчетов для него было мукой. И ему не нравилось то, что он делал сейчас.
        Он закопался в бумаги.
        Полностью.
        По самую макушку.
        Причем это было именно так - стол, за которым сейчас сидел Дербитто, был заставлен бумажными бастионами. Сотни казенных папок из серого картона скрывали стражника полностью. Из-за этого монумента бюрократии доносились унылое шуршание и горестные вздохи.
        За столом Сеула дела обстояли получше. Нет, бумаг здесь было не меньше, даже больше, но дела он раскладывал в каком-то странном, одному ему понятном порядке. Низенькие стопочки соседствовали с высоченными бюрократическими монументами, далее перемежались с башнями среднего размера - и опять пики или провалы. Дознаватель сидел не за стеной, а за какой-то бумажной вязью вроде иероглифов давно забытой письменности Древних.
        И он не скучал. Более того - он был настолько увлечен своим занятием, что, если бы не Дербитто, забывал бы про обед. Да и про сон - одну ночь он так и провел в архиве. Для этого ему пришлось посылать Дербитто в лавку за свечами - архивариус наотрез отказался выделить столичным «гостям» свой единственный светильник, ссылаясь на то, что архив снабжается крайне скудно. Сеул не сомневался, что бородатый скупердяй попросту подворовывает казенное имущество, но был настолько увлечен своим делом, что выводить его на чистую воду не стал, и, что самое досадное, Дербитто тоже этого делать не позволил - так бы стражник хоть немного развлекся.
        К счастью, бумаг смотритель архива не воровал - в этом нет смысла. Да и украсть дело из архива префектуры не так просто, как кажется. Муж, зарезав гулящую жену, даже не представляет, какой бумажный водопад вызывает его в высшей степени справедливое деяние. Первым делом подшивается протокол осмотра места преступления и записка от стражника, обнаружившего тело или получившего донос. Далее - протоколы допросов свидетелей и подозреваемого. Справки из ратуши об имущественном и сословном положении уже обвиняемого. Приказ о взятии под стражу. И если не упоминать всего остального моря бумаг, финальный аккорд - копия приговора.
        Каждое дело пронумеровано и отмечено двумя датами - когда заведено и когда закрыто. Если не закрыто, но попало в архив, дата идет одна: вместо второй - жирный прочерк. Фиксируются номера и даты сразу в трех ежегодных журналах, там же коротко, в одну строку, указывается суть дела. Пример: «Кража кассы в лавке у купца Тотто Нелгиса его приказчиком Шиумой Воссом». Один журнал хранится в архиве префектуры, второй - в личном архиве префекта, третий - в архиве наблюдательного совета при наместнике провинции. Если вдруг у архивариуса по журналу запросят дело, а он его не найдет, ему не поздоровится. Скрыть пропажу дела затруднительно - для этого придется получить доступ к журналам префекта и совета.
        Каждые десять лет в архиве проводят чистку. Уничтожают дела начиная от третьей категории и ниже - при условии, что они раскрыты. После уничтожения фиксируют это в отдельных трех журналах, рассылаемых туда же, где хранятся первичные. Их сверяют с основными журналами и ставят там красными чернилами отметки об уничтожении архивных дел.
        Так что Сеул не боялся, что нужные ему дела пропадают или уничтожаются, - они были мало того что нераскрытыми, но еще и подпадали под первую категорию («пропажа без вести лица дворянского сословия») или под вторую («пропажа без вести мещанина третьего сословия»). К сожалению, пропажа крестьянок или представительниц беднейших слоев городских обитателей хоть и считалась по закону преступлением третьей категории, но по факту стража крайне не любила марать бумагу по таким пустякам, и дело если и заводилось, то только в случае раскрытия сразу, по горячим следам. Ну или если на этом сильно настаивал аристократ, лишившийся приписной крестьянки (что бывало нечасто). Стража любила демонстрировать высокие проценты раскрываемости и, естественно, не любила фиксировать откровенно безнадежные преступления - никто не станет совершать серьезных движений ради какой-то пропавшей простолюдинки.
        Сеулу придется довольствоваться дворянками и мещанками. Но в масштабах провинции это немало - бумажной пылью придется хорошенько надышаться.
        Дербитто, устав скучать в тишине за бумажной баррикадой, решил развлечь дознавателя цитатами из безграмотных протоколов:
        - Вот послушайте, какие перлы от стражи тут попадаются: «На мой вопрос: «Не ты ли зарезал Иону, после чего в ночи с криками гонялся за его женой, после чего изнасиловал ее за конюшней?» - встреченный мною у колодца подозреваемый ответил уклончиво, заявив, что он не мог кричать, так как от рождения нем и глух, и не мог надругаться над женой Ионы, так как является скопцом, тоже от рождения. Осмотр тела подозреваемого не подтвердил его показаний, кроме того, для немого он был подозрительно красноречив, за что был взят под стражу и сдан в караульную башню при западных воротах». Или вот еще слушайте: «Я прицелился подозрительному убегающему в ноги, хотел осуществить выстрел, но неожиданно вспомнил, что сдал служебный арбалет по описи на проверку управскими ревизорами, ввиду чего произвести выстрел счел совершенно невозможным, отчего задержание было сорвано ввиду этой непредвиденной помехи». «Высланный вслед пропавшему первому патрулю усиленный боевой патруль устроил в заведении тщательный обыск, в ходе которого в сарае на заднем дворе было обнаружено крупное количество емкостей с незаконно выгнанным
бренди, а также сильно пьяных тел сотрудников первого патруля».
«Зловеще захохотав, шевалье Лиронин сказал, что сейчас укусит себя за левый глаз. Этим и объясняется досадный перелом его челюсти, а вовсе не рукоприкладством старшего стражника Цуцана». «Пойманный с поличным на чердаке, подозреваемый отрицал свою причастность к краже, а незаконное проникновение в дом объяснял прелюбодейской связью с супругой хозяина. Когда ему было сообщено, что хозяин супруги не имеет, тот неожиданно сменил показания, заявив, что связь имеет непосредственно с хозяином, после чего, доказывая свои слова, пытался слюняво облобызать зад домовладельца, при этом укусив его за левый кальсон». А вот вообще шедевр из героических будней местной стражи: «Подозреваемый в изнасиловании был нами схвачен непосредственно на пострадавшей, после изъятия орудия преступления был взят под стражу и сдан в караульную башню номер два». Мне его даже немного жалко…
        - Я, когда помоложе был, тоже такие перлы коллекционировал. Кстати, помнится, даже от вас парочку находил.
        - Не стану отрицать. Иной раз в суматохе такое напишешь, что сам потом удивляешься… А уж про стражников можно и не говорить. Как сейчас помню: «В ходе допроса подозреваемый Тикис вел себя вызывающе, а именно: нагадил на стол и в грубой форме предложил младшему стражнику Урицию вступить с ним в противоестественную связь непосредственно на этом же столе». И это мой первый десятник тогда настрочил - моя правая рука. Даже старшие писать не все умеют, а кто умеет, тот такие перлы выдает… Попробуй грамотного к нам затащить - грамотный лучше уж на бумагах где-нибудь сидеть будет. Там, где можно взятки в тепле и спокойствии брать. Скажите, Сеул, а правду говорят, что вы из мещан вышли, а дворянство вам за заслуги пожаловали?
        - Правда, Дербитто, я этого не скрываю.
        - Это редкость в наше время… даже не знаю, что вам для этого пришлось совершить.
        - Да ничего… так же сидел, зарывшись в бумаги. Зря вы от бумаг нос воротите: при нашей бюрократии каждый архив - это золотая жила. Главное - к ней подступиться правильно и грамотно разработать… Тогда… Все тайны Империи зафиксированы и раскрыты в бумагах наших архивов: в них есть все, главное - найти.
        - По мне, я уж лучше в горах золотую жилу поищу. Может, шансов там и поменьше будет, но зато не придется неделями этой пылью дышать.
        - Гм… И как же вы, шатаясь по горам в поиске золотых жил, раскроете тайну исчезновения женщин провинции Тарибель?
        - Да никак. По очень простой причине - нет этой тайны. Вы и без меня прекрасно знаете, что дело это высосано из пальца Карвинсом и его компанией. Это надуманный предлог, чтобы мы поработали здесь над исчезновением одной-единственной девушки. Ни вы, ни я не сомневаемся, что если ее не убили сразу после похищения, то вывезли из Империи: долго такую заметную пташку не удержать - кто-то проболтается. А кратчайший путь к стране, которая никогда не выдаст нам преступников, пролегает через Тарибель. Вот и сидим мы здесь… Только не понимаю: зачем было так серьезно в архив зарываться? Я думал, мы для виду посидим тут немного, а вы явно лишку позволили - слишком уж увлеклись.
        Сеул, встав, уставился через завалы дел в глаза Дербитто и с ноткой торжественности заявил:
        - Да, я действительно увлекся. Увлекся, потому что нашел нечто интересное.
        - Что же? Уникальное дело о краже телеги списанных солдатских подштанников?
        - Не ехидничайте, Дербитто. Все гораздо смешнее - в этой провинции действительно пропадают женщины. Так что Карвинс, придумав нам повод устроить тут официальное расследование, оказался прав.
        - Ну вы прямо удивили! Господин Сеул, женщины - это такие создания, что имеют свойство исчезать. Можно за этим так далеко не ехать - они и в Столице неплохо исчезают. При желании вы в своем управском архиве могли кучу подходящих дел найти.
        - Вы, конечно, правы, но одновременно и неправы. Позвольте я вам поясню: вы - неглупый человек и, если отбросите брезгливое отношение к этим бумагам, сразу поймете то, что понял я.
        Сеул, обойдя стол, указал на разложенные кучками папки:
        - Посмотрите, Дербитто: на этом столе сложены все исчезновения женщин за прошлый год. На вот этих стульях - убийства, тоже женщин. Вон на том столе - пропавшие мужчины, а на подоконнике и тумбе - убитые мужчины. Естественно, я брал только дворянское сословие и третье. Женщин из семей жрецов не учитывал - там, как обычно, проблема с учетом, так что второго сословия здесь нет. Брал я только нераскрытые дела. Вы ничего странного не замечаете?
        - Признаться честно - нет.
        - Хорошо. Вот посмотрите - сравните количество дел по исчезнувшим мужчинам и по убитым. В каком, по-вашему, они соотношении?
        - Если глаза меня не сильно обманывают, то на восемь или десять трупов вроде бы приходится один пропавший.
        - Не обманывают - по моим подсчетам, на девятнадцать убитых приходится двое пропавших без вести. А теперь посмотрите на дела по женщинам. Каково здесь соотношение?
        - Да вроде поровну.
        - Тоже верно - на двадцать три убитых женщины приходится двадцать пропавших без вести. Вам разве не кажется это странным? Ведь один к десяти и один к одному - это существенная разница.
        - Ну… с одной стороны, странно, но с другой… Женщин воруют для борделей, или, может, нурийцы их в свои горы и леса увозят, для сожительства. А мужчин кто воровать будет? Для сожительства - это вряд ли, здесь вам не Столица с ее постыдными нравами, для борделей… гм… для борделей обычно воруют мальчиков. Да и не сильно этот промысел распространен. Кроме того, рядом Хабрия, а там некров не гнобят - им там почет и уважение. Может, девушек им продают.
        - Вы сами-то в это верите? Нурийцы, кстати, может, и разбойная нация, но у них нерушимые семейные ценности. У нурийца одна жена, и он ей верен до гроба. Изменит - свои же проклянут. Воровать девушек ему смысла нет - нурийца обычно женят еще в детском возрасте, заранее. Специально укрепляют выгодные семье кровные узы. Брать невесту со стороны они не будут, а наложницы им не нужны. Некры, конечно, вполне способны обеспечивать себя живым товаром и при желании могут здесь наладить свой промысел. Вот только я с их повадками знаком - им все равно, кого брать. Пол не имеет значения. Их организация не может создать такую диспропорцию. Насчет борделей… Смотрите, там на подоконнике дальнем - дела по пропавшим детям. И там все поровну - отношение убитых девочек к пропавшим равняется такому же по мальчикам. Ну мальчиков вообще-то чуток больше пропадает. Но это как раз понятно - мальчиков, как вы заметили, любят воровать в подпольные бордели. Кроме того, Хабрия рядом, там с радостью купят оскопленного ребенка. Ну так как?
        - Должен признать, что-то в ваших рассуждениях есть… Но, может, такое соотношение не только здесь? Не мешало бы проверить.
        - Дербитто, все давно проверено. Вот видите мой блокнот? Я, когда было свободное время, частенько так же зарывался в наш архив. Вот количество дел по годам - там все совсем не так. Нет, по детям соотношение практически один в один, а вот по юношам и девушкам - разница колоссальная. А вот здесь, на этой странице, выкладки моего коллеги, который тоже увлекается анализом. Он работает в префектуре Ногии, мы с ним обменивались своими данными. Ногия от Столицы не близко, но тем не менее тамошние показатели весьма близки к нашим. И одинаково далеки от местных.
        - Господин Сеул, снимаю шляпу. Сдаюсь - вы и впрямь что-то нарыли. И не лень же вам было время на эти пыльные бумаги убивать.
        - Дербитто, помнишь дело портовых чеканщиков?
        - Мне ли его не помнить. Кажется, вы там особо отличились.
        - Да. Три года мы рыли носом землю, пытаясь найти их мастерскую, - без толку. Первые зацепки тогда получил как раз я, просто анализируя архивные документы за эти годы.
        - Странно… Я-то думал, что шайку сдал Косой Роник, когда его калеными клещами за яйца взяли в вашем подвале.
        - Да, его показания привели к аресту верхушки, но ведь для начала надо было задержать того же Роника, и задержать с вескими уликами. Вот его брал как раз я, и я знал, чем его прижать потом на допросе. Вот такие бумаги как раз и помогли.
        - Еще раз снимаю шляпу - я горд работой с таким дознавателем, как вы. И бесконечно горд, что вы мне так доверяете. До вас меня уже намеками приглашали в Братство, но согласился я лишь после вашего предложения. Уж это вам должно о многом говорить. Но тем не менее от этой макулатуры и впредь буду стараться держаться подальше - не мое это. Да и, по чести говоря, все дела раскрываются в итоге одинаково - если не взяли с поличным, то кто-то потом неминуемо выдаст. Другого я еще не видел.
        - Ладно, Дербитто, давайте забудем о теории. Перейдем к практике - что будем делать? Вариантов я вижу два: первый - поднять дела еще за один год и сравнить статистику.
        - О нет!
        - Вот-вот. Кроме того, я там уж немного покопался - цифры вырисовываются аналогичные. Второй вариант - займемся делом, а не копанием в бумагах.
        - Я - за второй вариант.
        - И?..
        - Господин Сеул, вы вроде бы в нашем деле не новичок. Не знаю, но я бы на вашем месте выбрал несколько дел из последних - и копнул их посерьезнее. Местные дознаватели, разумеется, люди исключительно положительные, но, с другой стороны, при тех неблаговидных делах, что творятся в Тарибели, им точно дела нет до пропавших девиц.
        - А как быть с главным нашим делом? Из-за которого мы сюда попали.
        - Так ведь зацепок все равно пока никаких нет. А тут явная аналогия прослеживается - принцесса пропала там, где пропадают многие. Раскроем это дело - может, и до нее доберемся.
        - Сожалею, Дербитто, но это единственная пропавшая принцесса.
        - Да оно и понятно - не так уж их много, чтобы пропадали часто. Ну так что: выбираете дело подходящее или дальше пылью дышим?
        - Дело.
        Глава 15

«Клио» вновь потянулся влево, норовя подставить ветру борт. Тим даже с закрытыми глазами мог заметить маневр судна - дым от салотопки тут же накрывал рулевого. В таком смраде не подремлешь: будто скотомогильник перед носом сжигают. Крутанув рулевое колесо, вернул корабль на курс, жадно вдохнул глоток свежего морского воздуха.
        Ох и вонючее же ремесло у китобоев.
        Одно приятно: после перетопки ворвани котлы топили уже на нужды команды. Тим выпарил и простирал всю свою одежду, жестоко убив мириады вшей, и каждый день купался в горячей воде со щелоком. Насекомые достали его настолько, что он попросил Токса обрить себя налысо, что товарищ и сделал. Огарков после вытопки ворвани на «Клио» осталось достаточно, чтобы поддерживать огонь в салотопке неделями - сколько ни перетапливай это сырье, горючего жира в отходах остается все равно прилично. Одно неудобно: приходится мириться с жутко вонючим дымом и отложениями сажи. Даже паруса судна почернели.

«Клио» вновь рванулся влево, но Тим на корню пресек его самовольство. Правда, на этот раз руль пришлось крутануть подальше. Еще немного - и придется убрать часть парусов, иначе судно попросту не удержится на курсе, перестав слушаться руля.
        Токс стоял рядом с юным товарищем, будто нахохлившийся грач - руки в бездонных карманах плаща, голова, скрытая под навощенным капюшоном, втянута в плечи. Вперед, будто клюв, выступает массивная трубка, ноздри Тима временами щекочет душистый аромат явно не табака - Токс любил иногда покурить всякую подозрительную гадость, причем не всегда безобидную.
        Парус оттянуло ветром, на Тима тут же обрушился дождь. Поспешно надвинув капюшон на голову, он, для затравки разговора, прокомментировал погоду:
        - Дождь.
        - Я заметил, - лениво отозвался Токс. - Возьми еще на румб вправо. Как столкнет оттуда - значит, самое время паруса сворачивать. Да тут они и не нужны особо…
        - Это как? - удивился Тим.
        - Да так - тут нас течение само на юг несет, и несет очень быстро. Главное - при волнении держать нос к волне: море все равно корабль будет нести.
        - И далеко это течение идет?
        - Да к ледяной земле, и далее даже идет, подо льдом. Потом, уткнувшись в берег, дает начало большому южному водовороту. Из него, уже от северного отрога замерзшего материка, к экватору идет новое течение - очень холодное. Говорят, что его не водоворот пускает, а исполинская река, что идет от тающего льда, но я в это не верю. Да, южная земля тает уже около двух тысяч лет - после того как Древние здесь устроили кавардак, но все равно льда там осталось еще слишком много, и там очень холодно - не могут реки течь в такую стужу. Еще до «Клио» я однажды видел берег - там только лед, с редкими промоинами. И везде льдины и айсберги. Жуткое место - мало кто его может увидеть. К нему не подойти из-за ледовых полей - сам не понимаю, почему нам тогда повезло так.
        - Если там настолько жутко, зачем мы туда идем?
        - За китами, Тимур, китов там море. Здесь нам почему-то не везет: один кашалот слишком жалкая добыча. Капитан решил, что киты перебрались по другую сторону от течения - уже в холодную струю. Это бывает. Перейти эту морскую реку трудно - все равно снесет вниз, что ни делай. А если затянет на центр, и вовсе опасно - там несколько паршивых островков с рифами. Говорят, на них знатные лежбища тюленей, но проверять это не хочется - спокойной погоды в этих местах не дождаться, а если поцеловаться с рифом, никто уже не спасет.
        - Токс, извини, но я не понимаю все равно: почему для того, чтобы перейти на другую сторону морской реки, нужно спускаться до самых льдов?
        - Капитан между льдами и рифами выбрал льды. Выйдем на центр у их кромки и пойдем вдоль. Если не приближаться вплотную, опасности для «Клио» нет. Главное - не налететь на крупный обломок, а мелочь нам не страшна. У всех китобоев на этот случай по носу отличная дубовая броня. Бывает, из этих вод выходишь, а под бушпритом будто топорами все изрублено. И ничего, идем дальше - смотреть страшно, но не мешает. Кроме того, на границе ледовых полей постоянно киты крутятся. Кашалотов мало, а вот усатых просто тьма. Нравится им там почему-то. Бывает, по три-четыре штуки за день удается загарпунить, так что лишних оставляют на флаге или буксируют вельботами к кромке льдов.
        - Не знаю… я бы на месте капитана покрутился в районе, где убили первого кита. Думаю, нашли бы стаю еще или тех самок.
        - Вот потому ты и не капитан. Ему виднее.
        - А сам как считаешь - правильно идем?
        Токс, задумавшись, хорошенечко затянулся, кашлянул, выдохнул облако дыма:
        - Не знаю, Тимур, я тоже не капитан. Вообще-то не лежит у меня душа идти на юг. Там не место для людей. Может, через тысячу лет, когда ледники окончательно растают, там станет хорошо. А пока там только смерть: туман, льдины, айсберги, непредсказуемые течения и шквалы. Будь моя воля - я бы не пошел, но меня ведь не спрашивают, как и тебя.
        - Капитан мне показался вполне разумным человеком. Странно, что он решил идти в такие опасные воды.
        - Капитан, может, и не полез бы на рожон, но вот компания… Этот толстяк ему каждый день уши сверлит - многие слышали. Все ему мало выручки - пеняет, что мы корабельные запасы впустую проедаем. Как будто от сухарей и солонины они разорятся. Я много ходил на китобоях, я знаю, каково это: можно три месяца барабанить в пустые бочки, а можно за пару недель взять десяток матерых кашалотов - только успевай обдирать. Суетиться в нашем деле не стоит - не доводит суета до добра… Да разве объяснишь это прислуге Карвинса… Ох, и погодка, будь она неладна! Надеюсь, капитан хотя бы знает, где мы сейчас, - в такую темень неприятность увидишь, лишь напоровшись на нее носом.
        - Ты же говорил, что опасные острова и скалы - по центру течения, гораздо западнее нашего курса. Или льдин боишься?
        - Льдин я не боюсь - их тут не встретишь: течение же идет от экватора. Это там, в холодной струе, их полно будет. Там целые ледяные горы попадаются - они часто откалываются от замерзшего материка. Я вообще к тому говорил, что, если долготу капитан чуток неправильно определил, мы можем быть на сотню миль к востоку, а это уже опасные воды.
        - Капитан вроде бы грамотный. Постоянно за звездами и солнцем следит. И в каюте над картами работает.
        - Может, и так, но все бывает. Мимо Тувиса он на десять миль промахнулся, вдоль берега потом пришлось добирать, когда по ориентирам определились. Это немного, конечно, но и до Тувиса всего ничего шли, при хорошей погоде.
        - Токс, а чего ты говоришь все время, что южная земля тает? И про битвы Древних, что произошли две тысячи лет назад?
        - А вы там, в степи своей, разве про Древних не знаете?
        - Знаем. И про войну знаем - про нее все знают. По нашему исчислению, примерно две тысячи шестьсот лет назад в результате этой войны изменился угол наклона планеты и ее орбита, а также погиб третий спутник. Это вызвало страшную катастрофу и резкие изменения климата. До войн год разделялся на четыре периода с очень холодными снежными зимами и жарким летом. Теперь все не так, почти ровно - у нас в степи зимой разве что иней можно увидеть, снег - редкость. А старые цивилизации тогда погибли, и Древних больше нет.
        - Ничего себе ты загнул… Как там ты сказал: «Угол наклона планеты…» Надо это запомнить - в порту буду перед бабами большим умником прикидываться. Вот смотрю я на тебя, Тимур, - вроде отличный парень, без червоточин, и друг как друг. И понятен ты мне, и приятен. Но иной раз как выдашь что-нибудь - аж оторопь берет. Это кто же тебя, в степи, таким умным вещам учил? Я до тебя думал, что у вас там лепешки из навоза пекут, коз дерут с малолетства и воруют у горожан все, что те гвоздями не успеют приколотить. А ты вот сомнения в этом сильные вызываешь: и умен, и труда не чураешься, удачлив, честен, схватываешь все на лету: учить тебя - одно удовольствие. Удачно вышло, что ты к нам попал, таких, как ты, побольше бы. Но как бы умен ты ни был - все знать невозможно. Остались Древние, остались…
        - Ты о чем? Их нет давно - все древние империи рухнули после этой катастрофы. Они вроде бы располагались за экватором, на севере, а там погибло все.
        - Да, вроде так и было. Но зайцы-то были и при Древних? И пережили все, хотя и несладко им пришлось. Ничего у них с той поры не изменилось, кроме места жительства. Перебрались они к экваториальным лесам - и как жили, так и живут. Вроде бы до войны туда их жить не тянуло - леса там и тогда росли, но сырые больно, и жарко было как в бане. А как все отгремело, потихоньку изменился лес у экватора - там теперь не жарко, а холоднее даже, чем в тропиках. Совсем тогда мир переменился.
        - Верно, Токс. Это из-за Шрама, той полосы, что в небе ночами светится. Это вокруг планеты кольцо идет - из пыли, оставшейся от погибшей луны, оно мешает солнцу нагревать экваториальную зону. Вот и получается, что на полюсах холодно, как и раньше, от полюсов до тропиков становится жарче, тоже как и раньше, а вот к экватору опять температура падает.
        - Ну ты и горазд умные словечки рожать! Так оно и есть, насчет жары и холода. А раньше не так все было, до Древних с их войной. Весь мир они искалечили, все по-другому стало. Вон в Эгоне вашей - степь сплошная, а говорят, там зайцы как раз и обитали до всей этой неприятности. А как все с ног на голову кувыркнулось, так и засох их лес. Вот и пришлось им перебираться.
        - Я понял, о чем ты. Токс, у зайцев никогда не было государственности. Они не люди - и живут не так, как мы. У них вроде бы сотни родов, не вмешивающихся в жизнь друг друга. И землю они не делят: лес - общий для зайцев, ходи где хочешь и делай что хочешь. У них нет армии, нет городов и крепостей, нет дорог, нет единых правителей, нет денег, есть только какие-то законы, которые они исполняют. И эти законы одинаковы для всех. У них нет ни бедняков, ни богачей - ни один заяц не должен испытывать нужду. А у Древних были такие же страны, как сейчас южнее экватора: города, столицы, дороги, короли, чиновники, аристократия, жрецы и маги, наемные армии, монеты, нищета низов и роскошь верхушки.
        - Ох ты и хорошо загнул! Я даже захотел стать зайцем. Тимур, да про Древних никто толком уже и не помнит. Что там и как было. После войны было несколько темных веков, когда забыто было почти все. Затем вылез первый император и создал Империю. Так как никаких Империй тогда не было, сплошная дикость, она осталась единственной империей без названия. Первая. Во как это было.
        - Да нет, Токс, просто этот первый император был полностью сумасшедшим человеком. Он запретил давать название первому объединению южных земель, и когда строил столицу Империи, тоже запретил ей давать название: ее так до сих пор и называют - Столица. Говорят, он даже пытался Чессу заставить всех называть Река, но это ему не удалось.
        - Да, есть такое. Я слышал, что даже наследника он назвал Сын.
        - Я о том же - он был сумасшедшим.
        - Это ты по злобе на него напраслину возводишь, - хохотнул Токс. - Вы, степняки, его не любите сильно, ведь это он вас в Эгону выгнал. Да и чего это мы ему кости перемывать стали? Вроде же о Древних говорили. А! Так вот - никто уже толком и не знает, как Древние жили и что там у них было. А зайцы помнят. И у зайцев все осталось так, как и было тогда. И воевать они тогда, наверное, воевали - думаю, тогда все воевали, раз до такого довоевались. И сила древняя у них осталась - они единственные, об кого Империя зубы обломала. Говоришь, армии нету у них и крепостей нету, а тем не менее имперцы с ними такой мирный договор заключили, что… Не знаю даже, как сказать… Получилось, будто зайцы с Империей как с портовой шлюхой обошлись, да еще и заставили шлюху им заплатить за доставленное удовольствие.
        - Вижу я, зайцев вы не любите, - в свою очередь позлорадствовал Тим.
        - Кто? Я? Да клал я им на головы с грот-мачты. Зайцы в море не ходят, в портах я их тоже не встречал - мне они вообще жить не мешают. Они сдвинуты на своих деревьях - лазят там, где лес растет, и не дают его переводить. За это могут и прибить. Но пока досок на корабли хватает, китобои будут делать свою работу, и зайцы нам не указ. Лес в море не растет.
        - Токс, а материк, тот, что на юге? Он что, так и тает до сих пор? Неужто там столько льда?
        - Ага. Так и тает. И море вокруг него ледяное. Я думаю, он еще долго таять будет - льда там горы. Тимур, с тобой приятно болтать - как-то по-интересному выходит. А то с другими ребятами тут стоишь - так или о бабах, или о том, что, когда, с кем и сколько выпил. Или о китах. Темы хорошие, но поднадоели еще лет десять назад. И ты вот что - хватит старые дела вспоминать, иди на парусную, команду поднимай. Пора убирать лишние, иначе сейчас не удержим к волне.

* * *
        Принц, выслушав доклад Азере, долго молчал, задумчиво перебирая на столе зловещие инструменты палаческого ремесла. Маг привык к странным вкусам Монка и давно уже не удивлялся, когда тот частенько вместо кабинета устраивал встречи в застенках. Не беспокоился он и о том, что палачи услышат лишнее: он знал, что все эти костоломы немы и глухи. Один даже был слеп, но это не мешало ему выполнять свою неблаговидную работу с блеском - он был непревзойденным мастером по снятию кожи (с живого человека).
        Сегодня в подвале помимо принца и палачей присутствовала очередная жертва. Азере также не волновался, что этот истязуемый обогатит свою память государственными секретами: раз при нем делают подобные доклады, значит, бедолага отсюда точно никогда не выберется, а если даже и выберется, то по частям.
        - Так, значит, надежд на ее обнаружение мало? - Слова принца прозвучали неожиданно: уж слишком долго он хранил молчание.
        - Да, - кивнул Азере. - Она очень странная. И абсолютно непредсказуемая. Мы так и не поняли, с чем столкнулись. Едва мы постигали ее путь и ставили на нем достойный заслон, как она вдруг резко меняла направление. Пока мы перебросили в эту провинцию на драконах магов и хороших бойцов, она ускользнула к горам и там ухитрилась полностью обрубить след. Мы не рисковали выходить на нее мелкими группами: она бы просто перебила всю группу. Слишком сильна. У меня там сейчас триста человек, они бродят расходящимися кругами - пытаемся обнаружить хоть что-то. Не могла же она там раствориться?
        - Но, как я понимаю, ты считаешь, что надежды на это немного?
        - Если откровенно, то надежды вовсе нет. Мне вообще кажется, что она с нами играла, будто кошка с мышкой. И до сих пор не понимаю, как она выбралась из того капкана на Чессе. Она просто исчезла, чтобы появиться очень далеко от той паромной переправы. И никто не видел ее - никто. И это в самой густонаселенной части Империи. Причем сделала она это чуть ли не мгновенно - будто дракон ее подвез. Не будь этого - мы бы ее обложили, не ушла бы. Хотя кто ее знает… я вообще не понимаю, кто это или что это… Иногда мне даже кажется, что я не хочу этого знать - слишком уж мне не по себе от нее.
        Принц кивнул палачу, тот начал греметь железом, затягивая вокруг лодыжек жертвы какие-то неприятного вида кольца, явно подготавливая того к очередной пытке. Тощий старик, прикованный к стене, замычал через кляп, умоляюще потянулся взглядом к Монку. Тот, не обращая на него внимания, задумчиво произнес:
        - Она мне нужна. Очень нужна. Я должен знать, что это было. Скольких, ты говоришь, она убила?
        - По моим данным, она трижды попадала в засады, устроенные наемниками. Эти ребята шли убивать. Брать живьем ее им не приказывали, так что они сильно не церемонились - действовали нагло. Их потери в первый раз мы точно оценить не можем, но свидетель уверял, что двоих точно убила. Вторую и третью засаду она перебила полностью, и мы там успели все осмотреть до появления заячьей прислуги. В одной она положила шестерых, в другой - четверых. Причем в последней ее пытались прикончить огнестрельным оружием.
        - Смешно - мага убивать пороховыми трубами! Да и маловато они на нее народу направили…
        - Брали качеством. Дом Леса обратился к нам с просьбой о содействии - и пришлось выделить ушастым транспортных драконов. Четверка сделала рейс к Северной Нурии - там взяли каких-то головорезов. Видимо, лучшие из лучших - вот их она и положила там. Не всех, разумеется, только пару групп. Но впечатляет.
        - Мне не нравится, что наши драконы летают в Нурию, да еще и по приказанию зайцев.
        - Я тоже от этого не в восторге, но как им откажешь?
        - Пока никак, - с ноткой бешенства согласился Монк. - Что там с командой Сеула? Может, они там еще что-нибудь про нее нароют?
        - Мне в это слабо верится, - честно признался Азере. - По пути они разделились - двое отправилось к замку герцогини Шани, двое - в Южную Нурию. Это все, что нам пока известно: по вашему личному указанию мы не вмешиваемся в ход их расследования, и я не могу знать, чем они вообще там занимаются.
        - Плохо, Азере… плохо. Я не могу выразить это словами, но почему-то уверен - эта девушка что-то значит. Многое значит.
        - Согласен. Да и зайцы согласны - за простой убийцей они подобную охоту не устроили бы. Я впервые увидел, чтобы они унизились до просьб.
        - Ты о драконах? Это не просьба - по Договору мы обязаны оказывать максимальное содействие в перемещении их представителей по землям Империи.
        - Мы не обязаны посылать драконов в Северную Нурию - это даже не наш протекторат. Да и не припомню я, чтобы они вообще хоть о чем-то соизволили попросить когда-нибудь. Эта девушка им как кость в горле, раз до такого унижения дошли.
        - Приятно, что мои смутные предположения облекаются плотью любопытных фактов. Кроме того, я заметил странную вещь - за последнее время они уже дважды вели охоту на человека.
        - Вы имеете в виду внука Ришака? Но там заячий след не явный.
        - И что? Зайцы в Эгону не полезут ни за что - для них это проклятая земля. Там умер их Лес - это место теперь запретно. Вот и работают чужими руками.
        - Возможно. Хотя не могу исключать наличия другой силы. Допросы людей, работающих, по вашему мнению, на зайцев, этого не подтвердили.
        - Допросы ничего не подтвердили - парочка, схваченная в Эгоне, ничего не сообщила. Вообще ничего. И пытки не помогли. Кто еще, как не зайцы, могут столь настойчиво искать человека и защищать своих слуг от допросов? По примеру с этой девушкой все понятно. Ладно, это все потом. Давай о насущном - ты подготовил своих людей?
        - Мы всегда готовы.
        - Нет, ты не понял - мне потребуются все боевые маги. Причем в любой момент. Фока готов действовать, но почему-то так и мнется у границы. Как только он ударит, вы сразу потребуетесь мне, причем все.
        - Принц, собрать всех боевых магов Империи… гм… Я даже не спрашиваю, зачем это. Хабрия этого не заслуживает - это все равно что против муравейника пустить отряд инженеров с катапультами.
        - Я прекрасно понимаю. Азере, нам нужна победа.
        - Для победы там вполне хватит армейских частей. Хабрийцы слабы, их огнестрельное оружие будет смешно выглядеть в бою с нами. Пара десятков магов нанесет им огромные потери еще до начала боя: порох - это очень неприятное вещество. Вы понимаете, о чем я.
        - Азере, мне нужна не просто победа. Мне нужно их стереть в порошок. Показательно уничтожить. Об этом должен узнать весь мир - это подарит нам несколько лет передышки. Все это шакальё после такой демонстрации хорошенько подумает, прежде чем испытывать судьбу. Понимаешь? Маги мне нужны не как военная сила, а как сила, которая отлично приукрасит победу. То, что остается на поле боя после вас, внушает лишь ужас и нежелание видеть это еще раз. Я хочу, чтобы ты сам повел свое воинство. Ваш совет и Корпус Беспощадных. Лучшие маги Империи. Покончив с ними, мы выиграем время для решения внутренних проблем. Мы очистим страну от плесени и гнили. Мы прижмем союзников по Альянсу - хватит им выезжать на нашей шее и ждать, когда мы ослабеем. Устраним свернувшуюся змею, притаившуюся в Эгоне. Нам будет чем заняться - Империя разлагается, соседи наглеют. Мы наведем порядок - или тут все рухнет… Так ты сможешь собрать всех?!
        - Если вы говорите лишь о совете и корпусе, то это вопрос двух-трех дней. Я соберу их по первому вашему слову.
        - Вот и хорошо.
        В дверь пыточной постучали - на пороге вырос маг из охраны принца, застыл в напряженном ожидании.
        - Что случилось? - с ноткой раздражения поинтересовался Монк.
        - Ваше высочество, его высочество первый наследник престола принц Олдозиз просит вас посетить его в серебряной беседке, что возле озера Лилий в закрытой части сада. Меня попросили передать, что лучше вам поспешить - принц Олдозиз сегодня особенно оригинален.
        - Моему дегенеративному братцу опять стало скучно, - зловеще прошипел Монк, яростно уставившись на истязуемого старика.
        Судя по выражению лица, он отчаянно пытался представить на его месте своего брата. Азере его прекрасно понимал. И маг на входе тоже. Даже палач, похоже, был в курсе мыслей своего хозяина - не жалея кожи жертвы, слишком туго затянул вокруг голени очередное кольцо.
        Старик отчаянно замычал, принц встрепенулся:
        - Хорошо, передай гонцу, что я сейчас навещу принца.

* * *
        Эта часть сада была закрыта не из соображений безопасности. В принципе закрыта она лишь на словах - любой посетитель дворца мог зайти сюда беспрепятственно. Но мало кто к этому стремился. Был у этого чудесного уголка один существенный недостаток, проявившийся из-за недальновидности строителей дворца.
        Первый Император строил свой дворец в большой спешке. Ну правда, что за император без дворца? Если император спешил, то медлить не позволял ни себе, ни другим. Так что строители тоже спешили. В итоге в рекордные сроки был возведен самый величественный дворец в мире - своей величественностью он не уступал даже руинам Древних. Император, наверное, недолго раздумывал, как назвать это монументальное сооружение, и, как легко догадаться, назвал его просто - Дворец.
        Со временем начали вылезать многие недостатки, связанные с огрехами строителей. Причем некоторые исправить было проблематично - они легко переживали ремонты и реконструкции, продолжая портить жизнь обитателям Дворца. В частности, большое неудобство доставляла система канализации. Во Дворце, считая персонал, охрану, придворных, гостей со свитами и посетителей, ежедневно пребывало не менее восьмисот человек. Все эти люди время от времени испытывали естественные потребности. Проблема заключалась в том, что передовая для своего времени система дворцовой канализации более-менее могла обеспечить вывод отходов жизнедеятельности двухсот человек, но никак не восьмисот.
        Все попытки реконструировать канализацию к успеху не привели - инженеры не смогли победить ошибку первоначального замысла старинных зодчих. Нет, с проблемой смыва содержимого туалетов они все же справились - добавили воды в сливную систему. Но - увы: такого увеличения стоков уже не выдерживал замковый коллектор. Узкая труба, протянутая за первую стену, не справлялась. Коллектор переполнялся, и зловонная жижа растекалась по одному из живописнейших уголков сада. Попытки прокладки новых труб успех приносили только временный. Над трубами будто проклятие тяготело - забивались мгновенно, и вновь вонь растекалась по саду.
        В конце концов инженеры, устав биться с трубами, провели глубокую канаву. После одного из ливней стены канавы вдруг поплыли, дно почему-то резко просело, в образовавшуюся зловонную воронку рухнула часть фасада на углу замка.
        Проектировщика утопили в содержимом воронки.
        После этого злополучную канаву засыпали и запретили любые раскопки вокруг дворцового коллектора. Для вывоза его содержимого организовали специальную службу императорских ассенизаторов - их бочки на колесах днями стояли у выводных галерей коллектора, где их заполняли вручную, с помощью ведер. Чтобы не смущать утонченных взоров обитателей дворца такой приземленной картиной, место неблаговидного действия прикрыли стеной из розового кирпича. Стена не позволяла видеть ассенизационных повозок и вечно пьяных золотарей с грязными ведрами, но вот миграции запахов ничуть не мешала - благоухало в округе вовсе не фиалками. Кроме того, при ливнях коллектор иногда начинал бунтовать, вновь заливая округу, потому здесь хорошо росли кусты и деревья, но то, что для растений - благо, для людей - мерзость.
        То, что брат любил в саду именно этот загаженный уголок, Монку очень не нравилось. Братский долг, как и долг второго наследника, требовал не отказывать Олдозизу в просьбе посещений. Но Монк ненавидел в такие моменты и брата, и дерьмо в коллекторе, причем дерьмо ненавидел даже поменьше, чем брата. Подобные вызовы неизбежно отражались на его настроении отрицательно - вот и сейчас он шел к беседке, чуть ли не шипя от сдерживаемого недовольства.
        Подходя к озеру, Монк натолкнулся на двух личных охранников Олдозиза. Два мальчика-пажа поклонились издалека, растягивая накрашенные губы в томных улыбках. Один из них при этом не смог удержать наманикюренными пальцами своей тонкой, практически игрушечной алебарды - та со звоном прокатилась по булыжникам мощеной садовой тропинки. Проходя мимо него, принц едва сдержал нестерпимое желание плюнуть ему на голову. Нельзя: все пажи - это отпрыски людей, которых нельзя обижать даже подобными мелочами. Не стоит наживать себе лишних врагов - их и без того более чем достаточно.
        Олдозиз возлежал в тени беседки на низкой кушетке. Подперев рукой голову, он любовался озером, не забывая при этом что-то пожирать из вазы, установленной на крошечном столике. Разглядев брата, Монк едва не издал страдальческий стон. Ну нет, только не это…
        Олдозиз на младшего брата не походил вообще - ни внешне, ни характером. Возможно, не зря про мать их поговаривали всякое: не может от одного отца получиться два таких разных отпрыска. Монк высок, крепок, поджар - будто волкодав. Глаза черные, волосы еще черней, ладони широкие, крестьянские, с грубыми пальцами. Олдозиз на него был похож лишь ростом - так же высок. В остальном ничего общего - рыхлый толстяк, страдающий одышкой, белокур, в отличие от куцей прически Монка вечно ходит с неухоженной шевелюрой, вьющейся почти до пояса, ладони тонкие, с длинными «музыкальными» пальцами и перламутровыми отшлифованными ногтями. Глаза водянистые, мутноватые, вечно смотрят в никуда.
        Если сравнивать характеры… Лучше не сравнивать…
        Олдозиз встретил брата, одетый в воздушное женское платье с открытыми плечами; радостно улыбаясь, он протянул руку для поцелуя. И без того испорченное настроение Монка при виде этого зрелища отнюдь не улучшилось - с удовольствием плюнув на ладонь чокнутого первого наследника, он прошипел:
        - Олди, что ты себе позволяешь?! Весь дворец, наверное, уже судачит! Как ты мог показаться на людях в этих бабских тряпках?!
        Олдозиз, нисколько не обидевшись на грубую выходку брата, не переставая улыбаться, вытер плевок кружевным платком, томно вздохнул, лениво выдал:
        - Сегодня я не Олди, сегодня я буду Зизи.
        - Ты, наверное, сильно удивишься, но я это уже заметил! - рявкнул Монк. - Бегом к себе - и закройся, чтобы тебя не видели!
        - Ты - плохой! - наигранно всплакнул брат. - Зизи скучно. Зизи пришла на озеро покормить золотистых рыбок хлебными крошками.
        - Рыбок?! Братец, да ты окончательно спятил! В этом озере вместо воды плещется дерьмо из нашего проклятого коллектора! Рыбок оно захотело… Сходил бы лучше утопился, раз уж пришел.
        - Злой. Плохой. И еще ты ужасно противный. Давай поиграем в желания, ведь мне скучно.
        - С задницей своей поиграй!
        - Фи! С ней неинтересно - у нас с ней желания одинаковые. Ну давай, ну загадывай!
        - У меня, Олди, далеко не одно желание - я хочу, чтобы ты немедленно убрался из этого вонючего сада к себе, переоделся там в одежду, подобающую принцу, и больше себе такого не позволял. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы все эти женоподобные пажи утопились в этом самом коллекторе. Далее неплохо было бы кастрировать всех твоих слуг, друзей и телохранителей, после чего пусть Карвинс продаст их в бордель, а вырученные деньги передаст в казну: эта шайка мужеложцев изрядно ее потрепала - вот пусть и компенсирует.
        - Так нечестно! Ты плохой! Ты много уже заказал, а я еще ничего! Хочу желание!
        - Чего тебе еще желать? Уж не задницу ли Карвинса хочешь осчастливить?
        - Нет! Он противный, и злой, и грубый! Зизи хочет покататься на кораблике с дракончиками! На «Эристаре»! С друзьями хочу кататься!
        - О боги, матросы будут счастливы! Давай я лучше подарю тебе лодку.
        - А лодка красивенькая? - лукаво улыбнулся Олдозиз.
        - Самая красивая в Империи, - поклялся Монк. - Из цельного ореха, покрыта узорами, вся в позолоте и самоцветах, с серебряными веслами и бриллиантовой дыркой в днище.
        - А дырка зачем? - недоуменно нахмурился наследник.
        - Дырка затем, чтобы все эти ходячие задницы, которых ты называешь друзьями, утонули в первом же плавании по этому чудесному вонючему озеру. Да и вообще - этим дырявым типчикам на другом плавать и не положено.
        - Ты - злой! Хочу «Эристар»! Не пойду к себе и не стану переодеваться. Так и буду сидеть, пока не замерзну от ночного холода! И ты умрешь потом от жалости и угрызений совести!
        - Я?! От жалости?! От угрызений чего?! Братец, да ты бредишь! Сиди тут хоть неделю - «Эристара» тебе не видать. Этот новейший дракононосец Империи создан не для прогулок - катать на нем напомаженные задницы я не намерен! Да не ной ты, нюня, «Эристар» ушел в боевой поход, когда вернется - неизвестно.
        - А когда вернется, мне можно будет покататься на нем с друзьями?
        - Тебе - возможно, друзьям - нет.
        - Зизи будет плакать! Зизины глазки изойдут слезами.
        - Да хоть улейся слезами - ноги их на «Эристаре» не будет. Из пяти твоих друзей семеро - шпионы, мне вражеские глаза там не нужны. Я не настолько щедр, чтобы раздавать государственные секреты, да еще и через заднее место.
        - А можно, мы покатаемся на другом кораблике?
        - Лодка. Озеро. Топиться.
        - Зизи завтра пойдет в этом платье на прием послов.
        - Не пойдет - я тебя раньше придушу!
        - Если у Зизи будет прогулка на корабле, Зизи не пойдет на прием - вместо нее пойдет Олди.
        - О боги!!! Ну за что мне это наказание?!!! Получишь ты свой корабль, но прогулка будет до устья Тессы - не дальше.
        - Как ты мил и добр! И друзей можно?
        - Бери их всех, и загружайтесь на «Илвин», когда завершится его ремонт.
        - А «Илвин» - большой корабль?
        - Дурак! Откуда на Тессе под Столицей большие корабли?! Река, знаешь ли, со времен Первого Императора полноводнее не стала. Вам этого брига вполне достаточно будет - все отлично поместитесь. И каюта там для тебя подходящая есть.
        - Монки, ты - чудо! Заботишься обо мне, будто я твой младший брат, а не старший. Прости, если я тебя расстроил этим глупеньким нарядом, - очень хотелось пошутить. Ты же ни на минуточку не поверил, что я буду принимать послов в таком платье? Нет? И верно - это платье мне совсем не идет, мне идет розовое. А музыкантов можно взять?
        - Бери - я сегодня сама щедрость.
        - Чудно! Только вот у меня на них денег нет. Честно говоря, я даже не знаю, что там делать буду без денег. Это же так скучно. А Тори не дает, он говорит, что ты что-то там отрезал, и теперь совет не имеет доступа к казне. И еще говорит, что все равно денег в ней нет.
        Монк, закатывая глаза, прошипел:
        - Тори я когда-нибудь отрежу не доступ, а нечто поинтереснее… Милый братец, я распоряжусь загрузить «Илвин» припасами для всей вашей чудесной компании. Ты ни в чем не будешь нуждаться.
        - Ну хоть немножечко денег дашь? Я кое-что хочу себе купить.
        - Дам, - окончательно сдался Монк.
        - Ты - чудо! А капитану скажешь, чтобы он приказывал матросикам танцевать?
        - Прикажу. И кингстоны[ Кингстон - клапан на подводной части обшивки судна. В данном диалоге фраза «открыть кингстоны» обозначает «затопить судно».] тоже прикажу ему открыть на самой глубокой точке фарватера.
        - Кинг… Что?
        - Это такая штучка для развлечения твоих друзей. Дико интересная.
        - Братик, дай я тебя поцелую - ты сегодня непревзойденно хороший!
        Монк, отшатываясь от надвигающегося толстяка, замахал руками:
        - Олди! Я думаю, обойдемся и без этого. И давай так - бегом к себе, и чтобы я тебя в этом платье больше не видел! И вообще в платье! Ты не шут, ты - наследник престола! И так тебя уже чуть ли не в открытую называют наследницей! Боги, как ты терпишь всю эту вонь!
        - А у меня есть надушенный платочек.
        Монк, не в силах больше задерживаться в этой клоаке, резко зашагал назад. Проходя мимо пажей, не удержался - раскинув руки, выбил у них игрушечные алебарды, но эта выходка не принесла ему облегчения. Почти всегда в последнее время общение со старшим братом ничего, кроме испорченного настроения, не приносило.
        И ведь странно… Монк убил немало людей, причем некоторых своими руками. Закаляя волю, он целыми днями сидит в пыточных застенках - приучил себя равнодушно относиться к человеческим страданиям. Плевать, что его считают садистом, - душевное равновесие прежде всего. Есть грязь, которую можно смыть лишь кровью, - надо заранее быть к этому готовым.
        Почему он до сих пор не решился на это? Почему этот извращенный избалованный дегенерат еще жив? Почему Монк - до сих пор всего лишь второй наследник? И это при всем своем пренебрежении к пролитию крови: ведром больше, ведром меньше - какая разница… Для Империи будет огромным благом тот миг, когда перестанет биться сердце этого дурака. Почему он позволяет ему жить? Сколько можно терпеть балаган?
        Столько, сколько решит судьба, - убить Олдозиза Монк не мог.
        Что-то ему не позволяло…
        Глава 16
        Боцман, заглянув в кубрик, рявкнул негромко, но Тим подскочил как ужаленный:
        - Тимур, одеться - и бегом наверх!
        На свете матросы никогда не экономили: кубрик освещали целых три светильника. Неудивительно - ни на одном китобойном судне никому и в голову не придет экономить жир. По совместительству светильники одновременно являлись и единственными нагревателями в помещении - печки здесь не было. Жаль: наверху от мороза замерзает вода - здесь до этого еще не дошло, но пар изо рта уже третий день валит.
        Выбравшись из-под куцего ватного одеяльца, Тим с наслаждением вытянулся, разминая суставы. Спать приходилось в позе эмбриона - уже все кости от этого ноют. Можно, конечно, брать одеяла у тех, кто на вахте, и укрываться двумя, во весь рост. Но Тим боролся с искушением - он не прекращал военной кампании против вшей, и заносить на свою койку чужих насекомых не хотелось.
        Надел штаны, сразу сунул ноги в войлочные ботинки с подошвой из китовой шкуры: на носки времени не тратил - он так и спал в шерстяных, грея ноги. Рабочая рубаха, на нее - собачья безрукавка мехом внутрь и уже потом - старенькая стеганая куртка, доставшаяся по наследству от умершего Шинка. Шапки у Тима нет - накинул навощенный парусиновый капюшон с острым верхом, прихватил его за тесемки к петлям на воротнике.
        Выбравшись на палубу, поежился: за ночь похолодало еще сильнее. Палубу присыпало легким налетом тончайших снежинок, у слабо коптящей салотопки виднелись белесые пятна ледяных кристаллов, оставшиеся на месте крошечных лужиц. Но самое интересное было за бортом. Хотя, если точнее, это было везде.
        Туман. Густой, как молоко. «Клио» будто в облако попал. Стоя у грот-мачты, с трудом различаешь нос и корму. Мертвая тишина - даже паруса не хлопают. А нечему хлопать - убраны паруса. Раз они убраны - дело плохо: капитан чего-то опасается. Неужели берег близко? Или льды? Теплая вода северного течения, наталкиваясь на ледовую преграду, как раз и любит вызывать подобный туманище.
        Разглядев боцмана у кормы по левому борту, Тим быстро пошел к нему. По пути прихватил из ниши в салотопке высохшие рабочие рукавицы, свернул их в рулончик, сунул за пояс - нагретая ткань приятно приласкала теплом поясницу.
        Боцман, вглядываясь за борт, не оборачиваясь к подошедшему Тиму, странным тоном приказал:
        - Лезь на мачту. У тебя глаза хорошие - может, что-то и разглядишь.
        - Да что я там разгляжу, - буркнул Тим. - Будто в молоко попали.
        - Но-но! Ты еще тут поспорь, якорь в зад! Бегом давай! Мало ли что - может, ветер сейчас дернет, сдует эту пакость - и хоть поймем, куда нас занесло.
        - Я долго там не просижу: отморожу все, что только можно, - гнул свое Тим. - У меня даже шапки нет.
        - Без шапки ничего, кроме ушей, не отморозишь. А уши тебе ни к чему - ты ими все равно от мух не отмахиваешься.
        Тим, понимая, что спорить бесполезно, покорно полез наверх. Боцман, задрав голову, милостиво крикнул вслед:
        - Час или два постой, потом, даже если туман не разойдется, сменю.
        Ну и на том спасибо. А то с боцмана станется - заставил бы до обеда на грот-мачте раскачиваться. Ох и намерзнется же сейчас Тим! Ничего - пару часов как-нибудь потерпит, а потом у салотопки отогреется. А лучше прямо в ней - под вторым котлом огонь не поддерживают, но тепло до него все равно достает. Обычно этого как раз достаточно, чтобы нагреть тело, но не обжигать кожу. Залезть в него, посидеть часик, пропарить каждую косточку… ох и блаженство.
        Заняв свой пост, Тим первым делом убедился, что сверху видимость ничуть не лучше, чем с палубы. Даже, кажется, похуже. Если туман еще чуть-чуть сгустится, то корабля вообще не будет видно. Жутковато станет - болтаешься на верхушке мачты, торчащей из туманного киселя.
        - Боцман! Отсюда видно еще меньше, чем снизу!
        - А ты не спи там - старайся! Смотри давай!
        Тим, вновь отметив странные нотки в голосе морского волка, вдруг понял, что этот моряк боится. Увидев, как боцман поспешил к каюте капитана, сам забеспокоился. Вспомнились слова Токса про огрехи навигации. Заблудились? Возможно: в тумане сейчас не определиться, да и последние дня три это не удавалось из-за низкой облачности. Могло их отнести к скалам? Да кто его знает… в навигации Тим не силен… Скал Тим не увидит - это плохо. Но вот услышать их можно - звук волн, разбивающихся о камни, он в этой тишине услышит издалека. Стоп - в какой тишине? Почему так тихо? Волнения нет - вообще нет. Ладно уж нет ветра, но чтобы полностью затихли волны… Так не бывало еще ни разу за все время плавания. Даже в мертвый штиль океан не бывает абсолютно спокоен - здесь, на вершине грот-мачты, всегда хоть немножко раскачивало, а от самой слабой качки поскрипывали корпус и оснастка.
        А это еще что такое?
        На темной глади моря, проступающей сквозь туман, сгущалось что-то явно инородное. Вытянутое, белесое, будто сгусток пены. Сперва Тиму показалось, что рядом с «Клио» проплывает туша ободранного кита. Может, даже того, которого они добыли. Токс говорил, что ее может носить месяцами, пока не утонет.
        Но первая мысль умерла, едва родившись, - Тим понял, что он видит.
        - Боцман! Эй! Внизу! Вижу что-то по левому борту! Похоже на лед!
        Крик Тима взбудоражил всю команду - народ вылез отовсюду, столпился у борта, вглядываясь в туманную мглу.
        - Тимур! А тебе не померещилось? - уточнил снизу боцман.
        - Нет! Там точно лед! Крупная льдина, наверное!
        Тим, стараясь получше разглядеть льдину, свесился со своего места, удерживаясь за фал. Зря он это сделал - надо было по сторонам не забывать поглядывать. Хотя гляди не гляди… Ничего бы это уже не изменило…
        За спиной раздался отрывистый треск, будто лопнуло стекло. Очень большое стекло. Рею выбило из-под ног, Тим, радуясь, что так и не надел грубых, мешающих перчаток, крепко ухватился за фал обеими руками, повис. Он не понимал, что происходит, действовал инстинктивно.
        Вновь затрещало, тем же стеклянным треском, но тут же в эту какофонию вплелся гром ломаемого дерева. Мачта затряслась, Тим задергался на фале, как марионетка. В какой-то момент он вдруг увидел близко под собой присыпанную снегом поверхность, не раздумывая, разжал пальцы. Пролетев пару метров, пружинно приземлился, причем на мягкое - будто на перину. Только тут понял, что оказался вовсе не на палубе - это давний, плотный снег, устилающий лед или скалу.
        Сбоку трещало уже непрерывно - смыкающиеся льды крушили судно. Оттуда внезапно донесся дружный крик отчаяния: обернувшись, Тим успел увидеть, как погиб его корабль.
        Над уже осевшим под натиском смыкавшихся льдов «Клио» вознеслась синевато-серая масса - как будто из тумана крадется ладонь великана. На миг зависнув, эта громадина обрушилась на корабль. Крепкое судно вдавило под воду, как соринку, разом оборвав крики команды. В следующий миг два ледовых поля окончательно сомкнулись, оставив над кораблем памятник в виде перекошенной верхушки грот-мачты.
        Лед под Тимом задрожал, вздыбился - он, не вставая, на четвереньках рванул прочь от зарождающегося тороса. Лишь почувствовав, что сильные сотрясения уже прекратились, Тим поднялся, взглянул назад. Погода, как бы издеваясь, выпустила ветерок - тот резво накинулся на туман, разгоняя его прямо на глазах.
        Тим, еще не веря в случившееся, медленно огляделся по сторонам, посмотрел за спину. Так и есть. Он стоял посреди ледяной равнины. Лед, снег, склонившийся кусок мачты, человек… Больше здесь ничего не было! Мысли его вдруг стали очень четкими - он в один миг понял, что случилось. И чего так опасался боцман.
        Штиль вовсе не означал, что «Клио» стоит на месте, - его так и продолжало тащить на юг проклятое течение. Капитан не мог провести навигационных измерений, но подозревал, что их уже принесло к границе ледового поля. Если бы они просто уткнулись в лед - не смертельно, но им не повезло: корабль попал в исполинский разлом. И окончательно не повезло, когда эта трещина сомкнулась.
        Четыре десятка моряков погибли в один миг. Тим лишился друга и товарищей. Да и сам скоро умрет: смерть лишь посмеялась над ним, дав недолгую отсрочку. У него есть одежда, не слишком теплая для такой местности, но некоторое время протянуть позволит, и есть верхушка мачты. Это все. Выжить здесь он не сможет - замерзнет через несколько часов. Может, не растягивать мучений? У него есть нож - обрежет кусок каната, повесится на мачте. Может, через сотню лет сюда попадет очередной несчастный - и волосы зашевелятся на его голове при виде страшного памятника, оставленного Тимом.
        Брр… Нет уж, убивать себя он не будет. И оплакивать себя тоже не станет. Он будет оплакивать погибших товарищей и своего друга Токса. И ждать конца - ничего другого не остается.
        Достав из-за пояса рукавицы, надел, пошел к могиле китобоев. Говорят, что смерть от холода легка… Что ж, он скоро это узнает. Жаль, что здесь недостаточно холодно: умирать Тиму придется долго. Скорее всего, придется ждать до ночи. Вот ночью придет настоящая стужа, а с нею и смерть.
        Лед задрожал, Тим непроизвольно присел. Опять? Да сколько же можно ломаться этому проклятому льду! Или он решил вновь разойтись, чтобы утащить под воду последнюю жертву?.. Что это?!
        Смерть в очередной раз решила пошутить над юным кочевником. Тонкий лед на противоположном краю разлома не выдержал напряжения, вновь начал крошиться, рассыпаться на мелкие обломки. «Клио», оказывается, и не думал уходить на дно. Неудивительно: весь трюм корабля был забит пустыми бочками, да и уйти в пучину моря судну спокойно не дали - под воду оно отправилось принудительно, задавленное льдами, наверняка не весь воздух успело выпустить.
        Массивная льдина, вздымаясь, погруженным концом выдавливала корабль на поверхность. «Клио» вышел из пучины носом вперед, замедлился, замер - движение льда вновь прекратилось. Корма осталась под новорожденным торосом, но все остальное вылезло сушиться на мороз. Тим впервые увидел днище и киль «Клио». И, несмотря на дикость ситуации, банально удивился: почему-то он считал, что вода скрывала гораздо меньше. Поразительно, как велика была осадка корабля.
        Бедствие оставило от корабля лишь тень былого «Клио». Мачты оторвало, в пробоинах по бортам виднелись лопнувшие шпангоуты и сплошное ледяное крошево, заполнившее трюм. Казалось, что судно пробыло подо льдами годы, а не несколько минут.
        Тим, осмотрев корабль издали, сразу понял две важные вещи: вряд ли там кто-то смог уцелеть - даже если не попал под удары льдин, нескольких минут без воздуха в ледяной воде не пережить; и второе - у него самого появился шанс протянуть подольше. Насколько подольше - неизвестно, но он постарается.

«Клио» перестал быть кораблем: теперь это просто груда мусора, но в этом мусоре была масса жемчужных зерен, способных продлить жизнь Тиму. Надо только не медлить - мало ли что затевает опять этот лед. То заберет, то отдаст… Может опять забрать в любой момент.
        Оскальзываясь на свеженьких, темных ледяных глыбах, выдавленных из моря, Тим бросился к кораблю. Если сейчас по этой трещине вновь начнется движение, он погибнет.
        Это его уже ничуть не пугало: гораздо страшнее медленно умирать от холода, кутаясь в драную куртку. Лучше уж так - сразу.
        Возле борта на крупной ровной льдине лежал вельбот. Почти целый - лишь корму размозжило и пару банок там же вышибло. Раскидав руками ледянее крошево, Тим добрался до уложенных на днище трокелей, вытащил один. Длинноват - ему таким работать будет очень неудобно. Просунул его в трещину льдины, поднажал, рванул. Дерево треснуло, у лезвия остался полутораметровый кусок.
        То, что надо.
        Подскочил к обширной пробоине, цепляясь за обломанные доски, забрался в дыру. Опираясь ногами на завалы изо льда и древесных обломков, добрался до палубы, кинулся к салотопке. Тим наивно надеялся, что там могли сохраниться тлеющие угли. А почему бы и нет? Он точно помнил, что задвижка на дымовом отверстии была опущена. Прилегала она очень плотно, значит, в топке мог остаться воздушный карман.
        Салотопка уцелела - стояла как новенькая. Но, открыв железную дверцу, Тим чуть не взвыл - ему под ноги хлынул поток грязной воды, обдав штаны сажистыми брызгами. Ох и дурак же он! Какие угли здесь могли остаться?! Топили же не углем, а отходами вытопки - эта вонючая гадость тлеть часами не будет.
        Значит, с костром придется повременить - эту проблему Тим решит позже. Огонь придется добывать - иначе ночью он не выживет.
        На салотопке в железных гнездах крепились инструменты для команды топильщиков - широкие топоры для рубки негабаритных кусков китовой плоти, здоровенные двузубые вилки на деревянных ручках для перемешивания содержимого котлов, широкие ухватистые лопатки для очистки котлов от огарков, плоские жестяные совки для извлечения золы из топки, стальная кочерга.
        Последнюю Тим ухватил с собой - ее можно использовать вместо лома, если трокелю не поддастся крупный обломок. Также прихватил лопатку.
        Палубный настил над камбузом снесло, сам камбуз засыпало льдом. Работая кочергой и трокелем, Тим остервенело докапывался до своей цели - в шкафчике возле печей кок хранил огниво и жир для растопки. Пока что ледяной мусор поддавался инструменту легко - почти везде хватало трокеля, а то и лопатки. Но это будет продолжаться не вечно - холод в конце концов сцементирует эту массу в крепкий монолит, и вот тогда Тиму придется несладко. Если он до этого момента доживет.
        Хотя если откровенно, то и сейчас особой сладости в его положении не было.
        К шкафчику Тим добрался часа за два, порвав левую рукавицу и натерев мозоль на все еще нежной коже ладони. В интенсивной работе был свой плюс: от холода он не страдал - даже куртку тянуло расстегнуть.
        Шкафчик особо не пострадал, только опрокинулся. Открыв дверцу, Тим горестно вздохнул: ему опять не повезло. Внутренности шкафчика оказались залиты жиром - бутыль разбилась. Увидев среди обломков маленький кувшинчик, достал, вытащил деревянную пробку. Есть! Кувшинчик почти до самого верха забит кусочками трута. Причем они абсолютно сухие - вода сюда не забралась!
        Закрыв кувшинчик, Тим вылез на палубу, положил драгоценную находку в котел салотопки. Туда же отправилось огниво, найденное в том же шкафчике. Более безопасного места он придумать не сумел.
        Вернувшись в руины камбуза, продолжил раскопки. На этот раз его целью были печи. У кока их было две - на большой он готовил горячие блюда на всю команду. На малой - подогревал остывшую еду, делал обеды для офицеров, кипятил чай. Вот к малой Тим сейчас и пробивался.
        Работа заняла у него еще часа два или три и вымотала Тима основательно. Но своего он добился. Осмотрев раскопанную печку, остался доволен: то, что надо. Железный ящик длиной около метра, а шириной и высотой вполовину меньше. Даже труба уцелела: составная, выходит на угол камбуза - и дальше за борт.
        Трубу Тим отделил от печки, разобрал, вынес к салотопке. Затем с помощью топора и кочерги расправился со скобами, удерживающими ножки печки. Взвалив железный ящик на спину, вытащил его на палубу. Несмотря на небольшие размеры, тащить оказалось тяжело - габариты мешали, да и вес немалый.
        Прикинув высоту салотопки, Тим понял: печку ему на нее не затащить. Можно попробовать, но рискованно - слишком здесь скользко, опасно: если упадет, травм не избежать. В его положении любая серьезная травма - это смертный приговор.
        На палубе и вокруг корабля валялось множество исковерканных досок, бывших ранее частями обшивки борта и палубного настила. Тим из них наскоро соорудил горку маленького пандуса и уже по нему затащил на салотопку печку.
        Переведя дух, оценил размеры дверцы печки и размеры выходного отверстия салотопки. Вроде бы печка его будет перекрывать. Все, что Тиму надо, - провести здесь одну или две ночи: дальше он соорудит себе более серьезное жилище. Но эти ночи надо провести без приключений и пожара.
        Дело в том, что у салотопки был один конструкционный недостаток, затруднявший замысел Тима. По сути, это была самая обычная печка с парочкой вмурованных котлов и огромной топкой под ними. Но не было у нее одного из главных атрибутов стандартной печи - дымохода. При работе салотопки дым выходил из квадратного отверстия за вторым котлом. Вместе с дымом, разумеется, вылетали искры, а бывало, и языки пламени. Тим намеревался устроить себе шатер прямиком на печке - протопить салотопку и провести ночь в тепле. Естественно, при этом он не хотел, чтобы его шатер подвергался риску пожара, вот и импровизировал на ходу.
        Сняв с печки дверцу, завалил печку на попа, развернул дырой от дымохода к носу судна, аккуратно надвинул на квадратное отверстие салотопки. Тим надеялся, что это не слишком ухудшит тягу, и при этом искры будут гаснуть в чреве железного ящика. Даже если какая и вылетит, то не на его шатер - в противоположную сторону.
        Кстати о шатре: самое время им заняться.
        Грот-мачта, оторванная в самом начале кораблекрушения, так и торчала наклонившейся верхушкой из ледяного месива. Спустившись, Тим направился к ней. Нет, вовсе не вешаться - о старых мыслях он давно уже позабыл. На рее виднелся аккуратно свернутый грот-бом-брамсель - верхний парус. В воду он не попал - парусина осталась сухой, лишь слегка припорошена нежным снежком. Вот его-то Тим и наметил на роль своего шатра.
        Где ножом, а где и топором отделил парус, перехватил обрубком каната, подтащил к борту. Карабкаться наверх с подобной ношей было слишком опасно - Тим пошел налегке, таща за собой лишь конец каната.
        Забравшись на палубу, втащил за собой парус, расстелил его перед салотопкой. Прикинув габариты, понял - парус немного великоват для его цели. Ну да это не беда - подвернет лишнее. Было бы гораздо хуже, если бы он оказался мал.
        Затягивание паруса наверх было лишь разминкой - теперь Тиму придется повторить эту операцию несколько раз, но уже с другими грузами. Из трюма раздавленного корабля по округе разлетелась часть содержимого - пустых бочек. Вот ими Тим и занялся.
        Подкатывая деревянные емкости к борту, Тим обвязывал их пеньковым канатом, затаскивал наверх, поднимал на салотопку и ставил на попа по периметру этой огромной кирпичной печи. Счастье, что салотопка благодаря излому палубного настила стоит сейчас почти горизонтально, несмотря на резкий крен корпуса судна на корму, иначе бы с нее бочки попадали. Для своих целей он выбирал самые маленькие бочки, так называемые «полуторки». Почему их так называли, он не знал - знал только, что этими малогабаритками забивали пространство над нижним ярусом трюма, сплошь заставленного огромными неподъемными «пятерками».
        Вскоре по периметру салотопки поднялась оригинальная стена - из бочонков. Сбоку оставался узкий проход, и у задней части бочки шли не совсем по периметру, а подальше, не приближаясь к дымовому отверстию, перекрытому железной печкой. Кроме того, в ходе сбора бочек он нашел одну не пустую - заполнена первоклассным жиром из головы кашалота. Это резко повышало его шансы на выживание в ближайшей перспективе. Можно теперь не горевать по разбитой бутыли кока. Китовый жир - это освещение, это отличное средство для растопки, это смазка открытых участков кожи, препятствующая обморожению, и, помимо всего прочего, это высококалорийная пища. Гурманы, разумеется, Тима не поймут, но попади гурман в подобную передрягу - жадно чавкая, жрал бы этот жир большой ложкой прямо из бочки, неразогретым.
        Небо сплошь затянуло низкой облачностью - Тиму было трудно определять время. Но наверняка уже прилично - становилось заметно темнее. И холоднее…
        Надо поспешить.
        С парусом пришлось повозиться - парусина постоянно за что-то цеплялась, сопротивляясь усилиям Тима. Пришлось ее свернуть в рулон, затащить наверх, закинуть на доски, кое-как уложенные поверх стен из бочек, и разворачивать парус уже оттуда, а потом еще повозиться со скручиванием излишков.
        Накрыв парусиной свое сооружение, Тим канатами обвязал снизу края паруса, притягивая плотную материю к салотопке. Со стороны дымового отверстия - просто подвернул ее под бочки. На случай ветра накидал сверху толстых досок. Все - укрытие готово.
        Теперь самое время развести огонь.
        Накидав в топку обломков досок, Тим ножом нарезал горку стружки и щепок, зажег огнивом трут. Его опасения, что железная печка на дымовом отверстии ухудшит тягу, не подтвердились. Поначалу топка и вправду затянулась дымом, но, когда схватились доски, его вмиг унесло.
        Захлопнув дверцу, Тим оставил открытым круглое поддувало, посидел минутку. Не сдержал измученной улыбки, когда расслышал ровный гул разгорающегося пламени.
        Ночь он проведет в тепле.
        Побродив по разгромленной палубе, натаскал к салотопке кучу топлива. Сильно усердствовать не стоит - на раскаленной печи он спать не сможет, но и экономия тут вредна: кирпичная громадина может не прогреться. Найдя деревянное ведро, еще раз сходил вниз, наполнил его загустевшим китовым жиром из найденной до этого бочки, занес в свое «жилище».
        Пользуясь последними минутами угасающего дня, покопался в камбузе. Запасы еды хранились в трюмной кладовой, но и здесь кое-что обязательно должно быть. Уже в потемках вырыл парусиновый мешок с сухарями. Жаль, что не солонина, ну да тоже ничего - Тим знал, как сдобрить этот невзрачный матросский хлеб. Вторым трофеем был переносной фонарь, ничуть не пострадавший: стекло целое, полностью заправлен жиром. Отлично - значит, Тим будет со светом. Также прихватил найденную посуду - медную сковородку и две глиняные кружки.
        Заглянув в шатер, потрогал доски, уложенные внутри одна к одной. В тепле, поднимающемся от печи, они быстро сохли, но все еще были сыроваты. Ничего, Тим подождет.
        Подкинул в салотопку новую порцию дров. На этот раз уже не досок - здоровенный обломок шпангоута и кусок тимберса, удерживавшего раньше палубный настил. Если прикрыть поддувало, эти бревна должны тлеть долго. Хорошо бы еще пару таких же кусков закинуть - с гарантией будут тлеть до утра. Увы, легкие топоры, предназначенные для разделки ворвани, не слишком годились для рубки прочной древесины, а другого инструмента у Тима не было.
        Ничего, если выживет - инструмент раздобудет: каморка плотника располагается на носу, и с виду там серьезных разрушений нет.
        Подкинув сверху еще несколько досок, Тим наконец забрался в укрытие. Повесил фонарь на доску «потолка», осмотрелся. Салотопка еще не прогрелась, но здесь уже явно было гораздо теплее, чем на улице. Перевернул одну из досок, убедился, что нижняя ее часть, касавшаяся кирпичей, уже высохла. Перевернув все доски, самые широкие уложил одна к другой у стены - на них он уляжется спать. В спешке сделать из этих обломков ровный «пол» не было возможности, вот и приходилось сейчас бороться с недоделками.
        Расположившись над вторым котлом (здесь тянуло теплом посильнее), развязал мешок, вытащил десяток сухарей, разложил их по горячим медным стенкам котла. На дно поставил обе глиняные кружки: одна заполнена жиром, другая - колотым льдом.
        Скорость прогрева печи и температура в котле Тиму не понравились - он явно слишком осторожничает. Чтобы эту громадину раскалить, надо бешено топить пару часов, а затем поддерживать жар.
        Пришлось выбираться наружу, подсвечивая фонарем, закидывать в топку целую кучу обломков досок. Завтра он доберется до пилы, наделает из шпангоутов и тимберсов огромных обрезков, подходящих для этой ненасытной прорвы.
        Опять забравшись внутрь, Тим понял, что, пока его не было, тут существенно потеплело. Надо пореже выбираться - при этом весь теплый воздух выходит наружу.
        Заправив парусину на входе под пеньковый канат, Тим опять повесил фонарь, заглянул в котел. Потрогал сухари, перевернул их на другую сторону - еще пара минут, и будут сухие и горяченькие. Лед в кружке все еще не растаял, а вот жир уже был горячим. Может, плеснуть чуть-чуть в первую кружку? Тогда лед сразу растворится - иначе будет оплывать медленно, пока не наберется жидкость, резко ускоряющая таяние. Да все равно растает - зачем Тиму торопиться?
        Кружку с растопленным жиром поставил перед собой, между досками. На досках разложил сухари; взяв первый, приступил к трапезе. Окунул его в кружку, откусил размягчившийся, пропитанный жиром край. Тим никогда не страдал от отсутствия аппетита - вот и сейчас один за другим уплел все десять здоровых сухарей с кружкой жира. После такой пищи страшно захотелось пить, но проклятый лед все еще не растаял.
        Дожидаться воды в праздности Тим не стал - занялся просушкой остальных сухарей, разложив их по стенкам котла. К меди прикасаться было уже больно - пламя в топке ревело. Да и жарковато становилось.
        Тим опять вылез наружу, прикрыл выпуклое отверстие поддувала железным колпаком. В нем были пробиты десятки отверстий - через них в топку все равно будет поступать воздух, просто уже в мизерных дозах. Но этого хватит, чтобы огонь не погас: будет потихоньку теплиться до утра. Если бы салотопка была в помещении, Тим рисковал отравиться угарным газом, но в его положении риска угореть не было.
        Вернувшись, запечатал за собой выход окончательно - все, до утра он отсюда не выберется. В первый котел поставил высокую сковороду, заполненную льдом, - будет ему вода на утро. Из второго вытащил кружку - лед здесь уже растаял. Выпил чуть тепловатую воду, отдающую морем, - все, трапеза закончена.
        Сняв куртку, расстелил на доски у стены, улегся сверху. С погодой повезло: ветра нет, а без него даже в сильный мороз здесь будет тепло. Тиму доводилось прошлой зимой гонять скот на южное побережье, через горы. Тогда они на перевале попали в снежный буран и провели две ночи, укрываясь от холода в двух войлочных юртах. И ничего - никто даже не простудился. И это при том, что юрты стояли на промороженной земле, а здесь под Тимом - горячая салотопка.
        А теперь надо поспать. Усмирить нервы, успокоиться, уснуть. Завтра у него нелегкий день - работы предстоит очень много. Надо отдохнуть.
        В шести сотнях имперских миль к северу от места крушения «Клио» океан бороздил огромный дракононосец, сопровождаемый тремя кораблями поддержки. В темноте на его взлетной палубе наконец стало тихо и спокойно - драконам тоже нужно отдыхать. Утром их опять покормят, погонят по наклонному коридору, ведущему от кормы к стойлам, уже на палубе наденут полетную сбрую. И продолжат поиски.
        Примерно на таком же расстоянии от Тима в безвоздушном пространстве в нескончаемом падении двигалось Око. Матовый конус, распустившись лепестками солнечных батарей и панелями отражателей, пуская синеватые отблески от линз оптики, в различных диапазонах наблюдал за океаном. Он тоже искал. Два пиратских корабля, болтавшиеся у южного побережья Эгоны, терпеливо ждали приказа. Но черные пассажиры, столь щедро оплачивавшие услуги морских разбойников, команды не давали - они тоже ждали. Ждали информации. Пока что Око ничего не нашло - на следующем витке оно продолжит сканирование водной глади и будет это повторять снова и снова.
        Все они искали одно: «Клио». А если точнее - Тима.
        Тим понятия не имел, что его персона стала вдруг настолько интересной, что ради ее поисков предпринимаются такие колоссальные усилия. Да если бы и знал, что бы это изменило? Здесь его не найти - сюда не сунется имперский флот, и спутник тоже не станет шарить по льду своими объективами. Холодный Южный материк и окружающие его паковые льды никому не интересны. Никто в здравом уме к ним не приближается, а кто приближается, тот рискует остаться их пленником.
        Засыпая, Тим устало улыбался. Все же он настоящий сын степи - даже в этом ледяном аду смог поставить себе юрту.
        Глава 17
        - Я думаю, ее украл Тиги, - приблизительно в пятидесятый раз заявила женщина и в сотый раз добавила: - Тиги с нее вечно глаз не сводил. И смотрел нехорошо. Он негодяй - это всем известно. Почему стража до сих пор его не посадила в свой подвал?
        Сеул, уже поднимаясь, вежливо кивнул:
        - Мы обязательно это проверим. Займемся этим завтра же.
        - А почему сейчас нельзя этого сделать? - возмущенно вскинулась женщина.
        - Потому что сперва мы должны оформить бумаги у префекта. Мы все должны делать по закону, иначе нас посадят в подвал вместо Тиги, а он, если он виновен, так и будет бегать при этом на свободе и радоваться жизни. Вы же, надеюсь, не хотите этого?
        - Нет, конечно! Простите, что я так настойчива. Я просто хочу вернуть свою дочь - я верю, что она жива. Наверняка этот негодяй просто ее где-то спрятал.
        С трудом вырвавшись от взволнованной матери очередной жертвы, Сеул уже на улице устало констатировал:
        - Это уже сорок четвертая. До пятидесятой я еще как-нибудь, надеюсь, выдержу, но сотня таких посещений - и свихнусь окончательно.
        - Аналогично, - поддержал Дербитто. - Будем проверять этого Тиги?
        - Ты веришь в то, что она про него наговорила?
        - Господин Сеул, из сорока четырех проверенных нами дел в тридцати семи родственники жертв давали нам имена подозреваемых. Мы проверили около трех десятков - и ничего не смогли подтвердить. Оговор это все: по сути, бедняги хватаются за соломинку - видят черное там, где его нет.
        - Двоих подозреваемых мы пока что не нашли.
        - Один - плотогон, ушел в горы к лесорубам, вернется наверняка через пару недель, второй - гужевой ямщик. Про него вообще неизвестно, когда назад заявится. По-моему, у них вполне веские причины отсутствовать, и ничего подозрительного я в этом не вижу.
        - Дербитто, я думаю так же. И мне это начинает надоедать… Сорок четыре дела - суть у всех одна, но при этом мы не нашли в них ничего общего. Эти девицы живут, радуются жизни, потом в один чудесный день попросту исчезают. Бесследно. Я не сомневаюсь, что все они как-то связаны между собой… Это действуют одни люди - и действуют профессионально, не оставляя улик. Схватить профессионала в этом деле можно, лишь используя метод больших чисел. Профессионал тоже ошибается - редко, но ошибается. Кроме того, против него может сыграть случай. Я думаю, если мы тщательно изучим все дела за пару лет, то обязательно найдем какие-нибудь следы. Но я не представляю, как мы это сделаем: это огромная работа. Но другого пути пока не вижу - только давить количеством. Но свихнемся же…
        - Верно: я уже в этих сорока четырех делах начал путать детали. Но кое в чем вы неправы.
        - В чем же?
        - В том, что между пропавшими девицами не было ничего общего. Все они, по отзывам родственников, были красивы. Да это и можно понять, прочитав описания внешности в делах: родственник может преувеличить, а вот бумага этого не сделает. Среди них ни одной хромоножки, заики, толстухи или болезненно худой. У всех отменное здоровье. Никто из них не был замужем, ни у одной не имелось детей.
        - Да, ты прав, кое-что, конечно, у них есть общее. Но, к сожалению, это нам не поможет обнаружить преступников.
        - Да нам и не надо ловить - мы за другим посланы. Пропавшая принцесса как раз из таких была. Ни мужа, ни любовника, ни детей, отличное здоровье и хорошая наследственность. Род Шани дарил миру полководцев, поэтов, архитекторов, но не было при этом дураков, предателей, уродов физических или моральных.
        - Ну последними нас успешно снабжает старая имперская аристократия, а Шани все же хабрийцы, должны чем-то отличаться, так почему бы не в лучшую сторону?
        - К нынешним хабрийцам Шани не имеют ни малейшего отношения: они - один из последних родов старой аристократии. Всех остальных, кто не успел унести ноги, современные хабрийцы как раз в свое время и вырезали. Шани успели… частично. При этом уцелели немногие, и большую часть богатств род тоже потерял, не говоря уж о родовых замках.
        - Дербитто, давайте без экскурсов в историю. Вечер на носу - я предлагаю позавтракать.
        - Отличное предложение: как раз ко времени. Но давайте сперва заглянем в гостиницу - я бы хотел распорядиться о ванне на ночь. Да и поесть можно там же, в зале на первом этаже.
        - Нет уж, там хорошо пить пиво, но еда просто отвратительная. Местная телячья отбивная у меня комом в желудке стояла целый день. Так что лучше по пути заскочим в трактир и закажем на вечер жаркое по-нурийски, со специями и овощами - бесподобная вещь.
        - Согласен.
        - Тогда поспешим к трактиру: жаркое это готовится долго - надо заказать пораньше.
        У гостиницы их ждал сюрприз: на улице, подпирая стену, стоял Бигль. Пожилой нюхач выглядел как-то обеспокоенно, если не сказать больше, и при виде Сеула с Дербитто от радости чуть не подпрыгнул на месте, поспешил к ним.
        - Господин Сеул! Там, в вашей комнате! Там человек! Там Пулио пытает человека. Надо поспешить! Я просто не знал, что делать!
        - Да что тут делать - Пулио с пытками обычно и сам неплохо справляется. - Голос Сеула был абсолютно спокоен.
        - Вы не понимаете!
        - Бигль, успокойтесь. Вы давно прибыли?
        - Час назад.
        - А где мои стражники? - поинтересовался Дербитто.
        - Да здесь они, внизу, я им снял комнату общую, на первом этаже. Пока их там устраивал, Пулио пошел наверх, к вам, и…
        - Бигль, - перебил нюхача Сеул, - как прошла ваша поездка в замок Шани? Вы поговорили со вдовствующей герцогиней, матерью принцессы Вайиры?
        - Да, господин Сеул, поговорили. Но ничего хорошего сообщить не могу - она ничего нового не добавила к той давней истории. Но мы не сдавались и провели там несколько дней, расспрашивая старую прислугу, работавшую в те времена.
        - И?..
        - Ничего интересного при этом не выяснили. Но! Но кое-что от прислуги все же узнали, причем не от старой, а от нынешней, новой. Нечто загадочное и непонятное. Проговорился садовник - его поймал Пулио, найдя в теплице грядку с итисом. Пулио его выпотрошил досуха, узнав даже то, что этот мошенник сам давно уж позабыл. Вы просили узнать, не было ли чего в замке непонятного накануне годовщины рождения Первого Императора? Так вот от него мы узнали: было. В одну из ночей через дворцовую стену перелез некто неизвестный. Собаки почему-то его не учуяли, но его заметил дворцовый повар, который в этот поздний час находился в саду с молоденькой горничной. Он сразу поднял тревогу, охрана увидела, как худощавый человек, одетый во все черное, проник через дверь для слуг в замок. Они там все оцепили, обыскали все закоулки - никого не нашли. Командир стражи был вынужден побеспокоить герцогиню - ее покои оставались единственным местом, куда они не заглянули. Он опасался, что к ней проник злоумышленник или вор. Герцогиня сама открыла дверь на стук и, ничуть не огорчившись доставленным беспокойством, заверила, что
никто к ней не проникал, а стражу поблагодарила за бдительность. Вот такие были дела. А еще садовник сказал, что герцогиня явно что-то скрывала, так как с тех пор она переменилась - стала часто выходить в сад, устраивать прогулки по окрестностям, несколько раз приглашала бродячий театр, начала прихорашиваться и даже улыбаться. До этого она могла годами не выходить из своих покоев, а уж улыбающейся ее никто не видел с того самого дня, как пропала принцесса Вайира. Я подумал тут и решил, что к ней, наверное, повадился бегать молоденький любовник - его-то и заметили тогда. Герцогиня, конечно, далеко не молода, но, видимо, огонь в душе еще не угас. И еще я решил, что…
        Сеул, понимающе переглянувшись с Дербитто, перебил Бигля:
        - Твое дело - нюхать, думать будем мы. Или предпочитаешь поменяться?
        - Нет, господин Сеул! Извините, что влез не в свое дело!
        - Так что ты там говорил про Пулио? Кого он там пытает?
        - Вот! Вспомнили! Пулио, поднявшись наверх, обнаружил, что дверь в вашу комнату не заперта, и там поймал какого-то очень подозрительного человека, нагло рывшегося в ваших вещах. Я предположил, что это местный вор. В ответ Пулио сказал, что это надо уточнить, и привязал его к стулу. Потом он разжег в комнате камин и начал греть в огне кочергу, а мне приказал, чтобы я попросил у хозяина на время коловорот для высверливания затычек из пивных бочек. При этом он сообщил мне, что этой железной штукой очень удобно проделывать дырки в коленках. Это меня крайне расстроило - вы же знаете, как я ненавижу подобное! А уж как расстроился вор - словами не передать! Я опрометью скатился вниз и стоял здесь, не зная, что мне предпринять. Как удачно, что вы подоспели! Пойдемте же наверх, страшно даже подумать, что мог сделать за это время с вором этот кровожадный головорез Пулио!
        - Так ты говоришь, вы около часа назад приехали? Ну тогда самое время посетить Пулио - с раскаленной кочергой часа на разговор ему обычно хватало.
        - Господин Сеул, у вас жутковатые шутки!
        Сеул первым вошел в роскошные апартаменты, где размещался вместе с Дербитто. В прихожей было пусто, зато в гостиной обнаружилось сразу двое гостей. Один, чернявый крепыш, раздетый до носков, со связанными за спиной руками, отчаянно извивался, балансируя на спинке дубового стула. Равновесие ему помогала удержать короткая веревка, надетая петлей на шею, второй ее конец был закреплен на крюке для потолочного светильника. Рот забит кляпом, глаза пылали ужасом на грани безумия, вокруг стула по полированному дощатому полу растекалась широченная лужа.
        Этого типа Сеул не знал.
        Зато второго гостя видел далеко не впервые - Пулио, развалившись в кресле, ногой покачивал стул, чем создавал второму гостю определенные неудобства. Повернув голову на звук открывающихся дверей, здоровяк лениво поприветствовал входящих:
        - Вечер добрый.
        - И тебе того же, - кивнул Сеул и, поморщившись, поинтересовался: - А нельзя было обойтись без мочи на полу?
        - Да кто же знал, что он такой невоспитанный, - оправдался Пулио.
        - Да что ты вообще с ним делаешь! - чуть не визжа, вскрикнул Бигль.
        - Я? Ничего. Встретив его здесь, я просто подумал, что ему надо непременно дождаться Сеула и Дербитто. В начале нашего знакомства он вел себя слишком скромно - стеснялся разговаривать. Я потому и решил его немного развеселить, чтобы к приходу уважаемого старшего дознавателя и главы стражников межстенья он стал красноречивее. Может, поразвлечь его еще минут пять? У меня как раз угли в камине поспели.
        - Вытащи кляп, - распорядился Сеул. - Бигль, сходите вниз, попросите хозяина прислать работницу - пусть вытрет эту лужу: не переношу вони.
        - Господин Сеул, если работница увидит, что здесь истязают голого мужчину, у нас могут быть неприятности с местной стражей, и репутация тоже может серьезно пострадать.
        - Иди давай - в этой гостинице и не такое видали, а местная стража в наши дела вмешиваться не станет.
        - Боги! Я уже почти на пенсии - за что мне все это! - донеслось уже из прихожей.
        Сеул, присев на подоконник, кивнул Пулио:
        - Ну что, не пора ли нам узнать, насколько наш гость красноречив?
        - Проверим, - согласился Пулио. - Кстати, вон на столе его вещи лежат. Я думаю, вам будет любопытно на них посмотреть.
        Встав, Пулио ухватил «гостя» за шею, другой рукой вытащил кляп. Мужчина немедленно заорал. Сперва сиреной, на одной ноте. Потом сорвался на относительно связную речь:
        - Убивают!!! Некры человека убивают!!! Кто-нибудь, помогите!!! Честного купца режут!!!
        Сеул, дождавшись, когда задержанный начнет переводить дух, спокойно приказал:
        - Дербитто, выйдите, пожалуйста, в коридор и успокойте постояльцев.
        - И коловорот пусть хозяин принесет, напомните, - буркнул Пулио.
        Мужчина вновь заорал, но уже как-то без энтузиазма, будто трудовую повинность отрабатывал. Очевидно, понимал, что никто не поможет. Это укрепило Сеула в подозрении, что незнакомец не просто вор, а нечто более интересное - он явно знает, кто они, вот и не рвет глотку впустую. Был бы простым вором - не полез бы к ним: они лишь друг перед другом выхваляются, как ловко стражам карманы чистят, а на деле десятой дорогой такие дела обходят.
        Осмотр вещей также принес немало интересного. Одежда простая, но добротная - такую не брезгуют носить небедные купцы, в кошельке не только медь - серебро присутствует, две связки отмычек, причем, как понял Сеул, первая для гостиничных дверей, вторая - для отпирания сундучков и шкатулок. Нож раскладной, с коротким лезвием. Такой вполне может держать в кармане добропорядочный горожанин, вот только точить его до бритвенной остроты при этом не станет, а этот наточил. Отдельно лежала бронзовая бляха «содействующего». Вот же шельмец - подобный знак давали надежным, законопослушным лицам. Обычно вручали проявившим себя с лучшей стороны частным стражникам, младшим армейским офицерам в отставке, отслужившим солдатам элитных легионов, пенсионерам городской стражи. С таким знаком ты имеешь право задержать преступника или преследовать его по городу с оружием в руках. Кроме того, тебя освобождают от нескольких мелких городских налогов, но при этом в своей округе ты обязан содействовать порядку. Разведут у тебя под носом непотребство - сразу сообщи, иначе значка лишишься. В принципе ни льгот, ни почестей знак
не давал, но народ почему-то очень стремился его заполучить, из-за чего на ниве раздач частенько процветало взяточничество.
        Пойманный вор не походил на бывшего служивого - хлипковат, и кость хрупкая. Будто мальчик-переросток, выросший на сиротском пайке. Если знак не купил, то, может, украл. Или подделал. Хотя последние варианты вряд ли - за подобное наказывали очень жестоко и смысла рисковать из-за почти бесполезного куска бронзы не было.
        Взглянув на тыльную сторону значка, Сеул прочитал информацию о владельце, повернулся к вору:
        - Так-так: Локо Ариокис, мещанин, охранник приюта «Семь дев»? Интересно, что такому уважаемому мещанину понадобилось в нашей комнате?
        - Я попросту ошибся - дверь у вас была открыта, вот и зашел, - нервно забормотал задержанный. - А этот ваш костолом не стал ничего слушать. Мы, между прочим, в Империи, здесь пытать честного горожанина нельзя - мы же не дикари какие-нибудь. Закон для всех одинаков!
        - Сколько пафоса. Вас еще даже не пытали, а вы уже жалуетесь. Кстати, для сведения - законы Империи строги, но в нашем случае они вам не помогут.
        - Как интересно, - с порога заявил вернувшийся Дербитто и кивнул на столик с вещами. - А отмычки, стало быть, вы совершенно случайно вместе со штанами купили на базаре? И не заметили при этом такого дополнительного приобретения?
        - Я их ношу, потому что в приюте от многих дверей потеряны ключи, вот и пользуюсь ими. Сами видите - я ничего у вас не украл.
        Сеул было раскрыл рот, намереваясь выбить почву из-под оправданий задержанного, но осекся. Смутное беспокойство, охватившее его при словах «приют «Семь дев», вдруг реализовалось яркой вспышкой прозрения.
        - Приют, говоришь? Дербитто, помните дело пропавшей Ригидис Чаны?
        - Смутно.
        - А я вот не забыл - пропавшая была воспитанницей этого самого приюта.
        Говоря это, Сеул краем глаза внимательно следил за задержанным. Тот, как ни старался не подать виду, все равно выдал себя невольным напряжением лицевых мышц и сжатием кулаков. В этот миг дознаватель ощутил то, из-за чего любил свою работу: триумф ищейки, взявшей след. Он понял: самое странное в его жизни дело, что называется, «пошло». Они наконец выбрались из глухого тупика на правильную дорогу. Неизвестно еще, куда дорога эта заведет, но вот топтаться на месте в ближайшее время им не придется.
        Дербитто, очевидно, тоже не упустил из виду реакцию задержанного и неожиданно для Сеула выдал:
        - А ведь я начинаю вспоминать… Приют «Семь дев» во многих делах мелькал… Странно, что мы до этого не обратили на него внимания… Давно надо было устроить облаву на это подозрительное заведение!
        Сеул готов был поставить телегу с золотом против ложки навоза на то, что Дербитто самым наглым образом врет и ничего подобного в делах не находил (да он и не искал, если откровенно). Но, судя по бурной реакции Ариокиса, попал он в точку.
        - Так, Пулио, сними его со стула - в углу пусть пока посидит. Дербитто, спуститесь к своим стражникам, прикажите им готовиться. Сейчас наведаемся в этот приют.
        - А этого с кем оставим? - буркнул Пулио.
        - Бигль за ним присмотрит.
        - Бигль?! - Скептицизм Пулио был безграничен.
        - Да, Бигль! Уж со связанным он как-нибудь должен управиться! И вообще, беги давай к площади: там в чайной вечно околачивается уличный надзиратель Рикси - скажи ему, чтобы срочно шел сюда, поговорить надо. Этот служака знает всех и вся - наверняка и про приют что-нибудь поведает.

* * *
        Уже в сумерках шестерка столичных «гостей» выдвинулась из гостиницы в направлении рыночной площади - Сеул, Дербитто, Пулио и тройка опытных стражников, прихваченных из столицы. Все мужчины надели широкополые плащи. Вовсе не из-за погоды - под ними удобно прятать оружие. Не хотелось пугать прохожих: те ведь могут и городскую стражу позвать. Не стоит тратить время на разбирательства.
        На ходу Сеул коротко поведал спутникам выжимки из своего разговора с уличным надзирателем Рикси:
        - Приют этот стоит здесь еще с тех времен, когда Южная Нурия была освобождена от хабрийцев войсками Империи. Очень старое и достойное заведение. И весьма оригинальное - приютом сложно назвать, больше на школу похоже. В него принимают лишь девочек, причем простолюдинок берут редко и неохотно. В основном там сироты из обедневших мелких дворян и зажиточного мещанства. Репутация у заведения очень хорошая, и отбоя от сироток нет. Хотя, думаю, дело здесь вовсе не в репутации - родственники детей просто удачно пристраивают туда своих подопечных.
        - Почему вы говорите «удачно»? - уточнил Дербитто.
        - Я сейчас поясню. В приюте девочкам дают неплохое образование: учат вести хозяйство, музицировать, танцевать, соблюдать правила этикета, вести себя воспитанно, даже вроде бы вбивают в голову, как быть мужу хорошей женой. В общем, делают из них завидных барышень. В итоге их выдают замуж, и родственникам не надо уже заботиться об их судьбе.
        - Да кому нужны эти бесприданницы? - удивился Дербитто.
        - Я тоже этому удивился. Но, оказывается, берут с удовольствием. У некоторых кое-какое приданое от родителей осталось, другим немного выделяют от пожертвований, получаемых приютом. А многих разбирают вообще без приданого - Рикси говорил, что страшненьких в приюте не держат, плюс отличное воспитание. Немало мужчин с удовольствием берут в жены таких красавиц и без приданого - у воспитанниц приюта хорошая репутация. В общем, я так понял, этот приют «Семь дев» сумел создать себе хорошее имя. Его воспитанницы - будто товар, причем товар не широкодоступный: прежде чем выдать воспитанницу замуж, хозяева приюта придирчиво изучают женихов. Многим отказывают без объяснения причин. Получить оттуда невесту - определенная честь, так что немало мужчин на это клюет.
        - Ясно. Что нас там может ожидать?
        - Приют охраняется собственной стражей. Но, судя по тому сморчку, которого задержал Пулио, ничего серьезного эта стража не представляет. Их там максимум человек пять - думаю, справимся без труда. Никаких криминальных деяний за приютом пока что не числилось - очевидно, хорошо скрывались. Время от времени туда пытаются проникнуть молодые люди в поисках романтических приключений - вот на этот случай там и держат свою стражу.
        - Не так уж хорошо они скрывали свои дела, раз в префектуре узнали о пропаже воспитанницы. Это с их стороны большая ошибка.
        - Пропала не воспитанница. Точнее, пропала бывшая воспитанница. Ее уже отправили к семье жениха, на свадьбу. Но до места она не добралась: пропала по дороге, когда возничий поил лошадь. Отошла в лесок и не вернулась. В приюте решили, что она просто сбежала, не желая идти замуж. Но жених считал иначе - он имел со своей будущей женой длинный разговор в приюте, в ходе которого между ними возникла обоюдная симпатия. Так что бежать, по его словам, ей не было никакого резона. Как раз он и поднял бучу, заставив завести дело, если бы не он, даже пальцем бы никто не пошевелил. Дело это, кстати, при мне опять забрали к дознавателям - этот огорченный жених до сих пор не угомонился, чего-то пытается добиться.
        Шестерка мужчин добралась до перекрестка, здесь из-за угла к ним шагнул рослый городской стражник в кожаной кирасе и плоском шлеме. Пристукнув по мостовой рукоятью алебарды, он уточнил:
        - Я - десятник Викис. Кто из вас господин Сеул?
        - Я.
        - Надзиратель Рикси пришел к нам в башню и сказал, что вам нужна помощь. Нам приказано оказывать вам содействие, но, к сожалению, никого, кроме меня, он там не застал. Мои ребята на улице, я просто не успел бы никого собрать - вот и пришлось самому идти.
        - Все нормально - хватит. С вами нас точно не примут за бандитов.
        - Хорошо. Какие приказы?
        - Вы знаете, где находится приют «Семь дев»?
        - Разумеется. Он сразу за южными воротами. Там, кстати, в караулке дежурят ребята из стражи префекта, можно и от них парочку захватить, ну или хотя бы одного. Правда, толку от них маловато - пост легкий, для формальности стоят. Туда самых никчемных стражей посылают.
        - Такие нам не нужны - обойдемся. Ведите нас к приюту, Викис.
        - А что там делать будем?
        - Ворвемся внутрь и всех там задержим. А после обыск устроим.
        - Это дело! - обрадовался стражник. - Если что, давайте я буду врываться внутрь через окно спальни для старших воспитанниц.
        - Остынь, - лениво отшил Пулио конкурента. - Это окно - мое.
        Стражник насмешливо хмыкнул, перешагнул через широченную выбоину в мостовой, указал вперед алебардой:
        - Вон, уже стена виднеется. Вот за ней как раз и приют. Сейчас только небольшой крюк к воротам сделаем - и будем там.
        За необъятной спиной здоровяка-стражника Сеул почувствовал себя увереннее. Викис шагал размашисто, выбирая наилучший путь: он четко знал, куда ведет столичных сыщиков, и не интересовался, зачем им понадобился этот приют. Образец идеального служаки. Интересно, а почему Сеул волнуется? Вроде бы причин для беспокойства нет… Но все же какой-то червячок душу точит… Может, он что-то упустил из виду? Или интуиция пытается что-то нашептать?
        Через ворота прошли беспрепятственно - никто не выглянул из караульной будки, чему после рассказа Викиса не удивились.
        За стеной начинались кварталы загородных домов горожан с хорошим достатком. Район приличный - никаких развалюх здесь не встретишь. Дома высокие, вздымаются над каменными стенами, окружающими хозяйственные постройки и дворики.
        Викис, указав на самый большой дом в округе, пояснил:
        - Вот и приют.
        - Ничего себе стена, - охнул Сеул. - Не меньше чем городская!
        - Так, значит, есть что за ней прятать, - ухмыльнулся Викис. - Ворота у них вроде бы одни, и там, в будке, дежурит сторож. Вон, куда я показываю.
        Сеул не ждал от охраны приюта подвоха, но забывать об осторожности тоже не стоит. Да и психологически подавлять преступников при задержании гораздо легче вооруженным, чем с пустыми руками. Вытащив из ножен короткую шпагу, он приказал:
        - Оружие к бою! Начинаем со сторожки.
        Мужчины полезли под плащи, Викис достал из гнезда в доспехе палочку цветка Ноха, закрепил в проволочное кольцо под лезвием алебарды, смочил водой из кожаной фляжки. Глядя, как медленно разгорается мертвенно-бледное сияние, пояснил:
        - С этой штукой, если перед носом алебардой махнешь, самые буйные дебоширы тише воды становятся. Свету от нее, конечно, маловато, но нервишки она очень хорошо щекочет.
        - У меня один стражник так делал, - буркнул Дербитто. - Кончилось тем, что нечаянно фонарь задел уличный, и огонь на цветок попал. Тот мало того что в клочья разлетелся, так брызнул на лицо и руку. Рука ладно - шрамами отделался, а вот глаз сожженный - дело серьезное.
        - Я не такой ротозей, - уверенно заявил Викис. - Ох вы и вооружились: как будто сотню нурийских бандитов брать собрались!
        - Вперед, - приказал Сеул.
        Семеро мужчин быстро рванули к будке. Первым, гремя подкованными каблуками по брусчатке, к сторожке подскочил Викис - за этим атлетом никто не мог угнаться. Заглянув в будку, он коротко отрапортовал:
        - Здесь пусто!
        Схватив висящий перед входом фонарь, поспешил к воротам. В приказах он уже не нуждался - и так понятно, что делать.
        Сеул еще не успел подумать, что предпринять, если ворота окажутся закрытыми изнутри на засов - через стену перелезть попросту нереально, - как Викис со скрипом потянул створку на себя.
        - Открыто, - констатировал Дербитто и добавил: - Ребятки, поаккуратнее - похоже, пташек вспугнули. Но не факт, что они все успели упорхнуть.
        Викис не стал распахивать ворота настежь - оттянул створку ровно на столько, чтобы пролезть. Резво ринулся внутрь, за ним в нетерпении приплясывали все остальные.
        Сделав первый шаг на территорию приюта, жизнерадостный десятник погиб.
        Сеул двигался сразу за ним - и одновременно со сдвоенным грохотом и яркой вспышкой увидел, как от головы Викиса отлетают кровавые ошметки. Десятника отбросило назад, он рухнул под ноги дознавателю, показав свое разбитое лицо и истерзанную на груди кирасу. Жалобно зазвенела по брусчатке алебарда, по ушам вновь ударил грохот - на этот раз вспышка мелькнула где-то сверху, на гребне стены. За спиной кто-то коротко вскрикнул, крик перешел в стон.
        Очнувшись, Сеул заорал так, что едва не порвал голосовые связки:
        - Под стену все! Бегом! Они сверху бьют!
        Сам дознаватель прятаться не спешил. У ворот, конечно, этим гадам трудно будет накрыть стражников сверху, но вот через проем, оставленный Викисом, они легко перебьют всех. Им повезло, что десятник принял заряды на себя, но скоро преступники перезарядят оружие, а больше прикрывать ворота нечем и некем - великаном был лишь бедняга Викис.
        Упершись в створку, Сеул надавил, потянул ее на место, закрывая ворота. Сверху выстрелили еще два раза, при последней вспышке по плечу дознавателя ударило что-то обжигающее, злое. Не спасла даже кольчуга - рубашка начала намокать, приставая к коже.
        Все - успел. Ворота закрыты.
        Сжимая бесполезную шпагу, прижался спиной к створке, хрипло уточнил:
        - Дербитто, ты жив?
        - Пока что да, но это ненадолго.
        - Не давайте им открыть ворота.
        Сверху вновь грохнуло, по брусчатке будто молотком ударили, что-то с противным визгом пронеслось над ухом Сеула, ударило в оковку ворот, отлетело во тьму. Нападающие поспешили: им надо было дать всем войти во внутренний двор - и там без помех перебили бы гостей одним залпом. Теперь сложнее. Да, стена тут, конечно, знатная, но вот крепостная она лишь по высоте, а не по функциональности. Никто не подготавливал приют к осаде, и строители допустили оплошность - в нише ворот получилась мертвая зона: если кто в ней укрылся, то сверху ничем не достать. Очевидно, это поняли и преступники - обстрел прекратился.
        Дербитто, как бы прочитав мысли дознавателя, с тревогой заявил:
        - Сверху им нас не достать, но если откроют ворота или обойдут - нам плохо придется.
        - Держите арбалеты наготове. У этих тварей пороховые трубки, они далеко не бьют. - Если начнут обходить, не давайте им подойти на выстрел: вблизи эта гадость пострашнее арбалета работает.
        - Викису шлем пробило на лбу - вон, посмотрите. Я таких трубок не видывал еще, - испуганно пробормотал один из стражников.
        Створка ворот шевельнулась, потянула Сеула, давя на спину.
        - Держите ворота! Помогайте! Они давят изнутри! Не давайте открыть!
        Шестеро мужчин попытались не дать открыть ворота, но изнутри явно давили сильнее. Услышав там лязг железа по камню, Сеул понял, что нападающие работают ломом или другим инструментом, используя его в качестве рычага. Надо и им что-нибудь такое же придумать…
        Пулио, оставив ворота в покое, присел, поднял алебарду Викиса. Он что, думает ее как рычаг использовать? Идея неплохая. А фонарь он зачем схватил? Нет, у Пулио на уме было что-то другое. Первый бездельник управы на глазах изумленного Сеула снял с фонаря стекло, сунул в него потрескивающую палочку цветка Ноха, опять надел стеклянный колпак на фонарь.
        Дербитто выругался, отшатнулся, ожидая жуткого грохота в сопровождении кипящей кислоты: цветок при контакте с огнем взрывается через несколько секунд. Но Пулио ждать этого не собирался - ловко задвинул фонарь в щель приоткрывшихся ворот и честно предупредил нападающих:
        - Сейчас вы сдохнете!
        За воротами резко треснуло - будто крупная ветка переломилась. Зазвенело стекло, отчаянно заорало сразу несколько человек - даже мелкая капля кислоты Ноха, попав на кожу, вызывает ужасную боль. Давление на створку прекратилось, но Сеул понимал, что это временно - вряд ли там кто-то серьезно пострадал, и в себя они придут быстро. Надо не дать им на это времени.
        - Вперед! Все внутрь! Валите их!
        Ухватившись за край ворот, Сеул потянул их на себя. Главное - навязать бандитам ближний бой: сообщники со стены тогда побоятся палить, да и в ближнем бою против опытных стражников у этой уличной грязи шансов нет. Ворваться первым ему не дали - туда сразу же проскочил Пулио, на ходу занося алебарду для колющего удара. Звякнула сталь, кто-то взвыл, захрипел, вновь грохнуло, рядом с Сеулом на мостовую с силой шмякнулся человек, прилетевший сверху, предсмертно засучил ногами, сжимая ладонями засевшую в груди оперенную стрелу.
        Сеул этому даже не удивился - некогда. Вместе со стражниками ворвавшись внутрь, на миг он ослеп от близкой вспышки выстрела. Рядом кто-то охнул, осел наземь, дознаватель, рванув прямиком на вспышку, ворвался в заросли высоченных душистых цветов. Перед ним испуганно отшатнулся плюгавый стрелок, судорожно дергая шомполом в стволе пороховой трубы, попятился назад. Сеул безо всяких фехтовальных изысков ударил шпагой, будто ножом, - снизу вверх под грудину, а потом еще раз, и еще в уже оседающее воющее тело.
        Рядом, ломая цветы, со стены рухнул очередной труп - оперенная стрела пробила голову. Сеул не стал его разглядывать, выскочил из зарослей, кинулся было к воротам, потом в сторону дома. Главное - не стоять на месте: нечего нападающим облегчать прицеливание. Врагов видно не было - лишь парочка тел на дорожке между клумбами, рядом с ними на колени присели Дербитто и пара стражников: навели арбалеты в три стороны. Пулио бегал чуть дальше среди высоких цветов, временами скрываясь в них с головой - лишь лезвие алебарды виднелось.
        - Дербитто, похоже, никого больше нет!
        - Да, не видно их. Но кто-то расстрелял из лука тех субчиков, которые на стене сидели. Я не пойму, откуда он бил, и вообще - кто это такой. Вдруг и за нас сейчас примется.
        - А почему с тобой только двое? Где третий?
        - В Зириса попали - сразу насмерть. Вон он у ворот лежит, в тени.
        - Проклятье! Давайте к дому, только осторожнее. По окнам цельтесь, если там вдруг что-то шевельнется - сразу бейте.
        Как назло, из-за тучи показался яркий полумесяц Меры, да и Шрам сегодня света давал прилично - из дома прекрасно могли видеть приближающийся отряд. Но ничего не происходило: обитатели приюта не выдавали себя ни шумом, ни движением. Сеулу это очень не нравилось. Вполне может быть, что все злоумышленники уже уничтожены, но ведь здесь и помимо них народу хватало. Неужели после всего этого грохота и криков никто не высунет нос посмотреть, что тут происходит?
        Так не бывает.
        Пулио, влетев на высокое крыльцо, пнул валяющееся там тело. Раненый застонал, сделал попытку отползти к двери, но сил не хватило.
        - Не ушел, сволочь, - обрадовался Дербитто. - Это я его подстрелил. Да только подумал, что лишь поцарапал: слишком уж он тогда шустро к дому кинулся. Видно, в горячке не почувствовал - и лишь тут свалился. Странно, что он вообще смог двигаться - вон, ему болт, похоже, хребет перебил.
        Сеул потянул на себя дверь. Открыто. Заходить страшновато - вдруг там ждут стрелки со своими вонючими трубами? Положение спас Пулио:
        - Держитесь за мной, я под плащ панцирь надел - его не пробьет.
        - Шлем Викису пробило, - буркнул Дербитто.
        - У него не шлем, а жестянка, а у меня дорогой панцирь - папаша выделил, не пожалел для сынка. Бок задело, но не пробило вроде бы.
        Пулио, прикрывая голову лезвием алебарды, шагнул внутрь, тут же доложил:
        - Никого.
        Через миг весь отряд был в просторном холле. Красивая мебель, красочные обои на стенах, в углах мягко сияют ночные светильники. Диссонируя с уютной обстановкой, у стены высится неряшливая груда хвороста и тонко наколотых дров. Похоже, кто-то готовил поджог.
        Хорошо бы отсюда рассыпаться по всему зданию, но Сеул опасался распылять свои небольшие силы и указал вправо:
        - Идем в этот коридор. И проверяем по пути все двери.
        За первой дверью оказалась спальня воспитанниц - длинная комната с двумя рядами узких кроватей. На каждой безмятежно спит девушка. Сеул не верил своим глазам - не может быть, что никто не проснулся после всего этого невероятного шума. Подошел к первой, проверил пульс.
        - Живая. Да что с ними такое?
        Пулио, подойдя к Сеулу, также склонился над девушкой, поднял ей веко:
        - Кто-нибудь, свет поднесите, я ничего не вижу!
        Один из стражников снял со стены ночник, поднес к кровати. Пулио, осмотрев глаза воспитанницы, уверенно заявил:
        - Итис. Им сейчас хоть над ухом в барабан бей - не проснутся. Похоже, отваром напоили - говорят, от него сон мертвый.
        - Интересный приют, - констатировал Дербитто. - Стреляют по гостям из пороховых трубок и поят воспитанниц наркотической отравой.
        Сеул указал на очередную вязанку хвороста в углу:
        - Похоже, приют собирались сжечь вместе с девочками. Видимо, специально их опоили, чтобы ни одна не спаслась.
        - А может, тут регулярно это проделывают, - предположил Пулио. - За ужином усыпляют красоток и всю ночь потом с ними веселятся. Никакого отказа при таких делах не будет.
        - И пожар устраивают тоже каждую ночь? - скептически уточнил Сеул. - Идем дальше.
        За второй дверью обнаружили еще одну спальню со спящими воспитанницами, а вот за следующей находка была поинтереснее. Здесь было что-то вроде уютной гостиной с кучей кожаных кресел и диванов, роскошным ковром на полу и великолепными витражами на окнах. Среди всей этой красоты валялись четыре трупа - три женщины среднего возраста и одна старуха. Здесь с ядом не мудрили: женщины были банально зарезаны. Судя по всему, их завели сюда, усадили на диваны, потом убили. Следов сопротивления видно не было - вся мебель на местах стоит, ни одного стула не опрокинуто, нигде ковер не задрался. Очевидно, убитые не ожидали такого конца.
        Дербитто, подтверждая выводы Сеула, прокомментировал:
        - Их завели сюда, усадили на низкий диван, чтобы вскакивать труднее было, и резко перекололи, как свиней. Они явно знали своих убийц - дали себя врасплох застать. Даже если их толпа убивала, не так-то просто сразу с четверкой женщин управиться, если те наготове.
        С улицы послышался мучительный крик, следом кто-то неразборчиво грубо заговорил.
        Все рванули назад, к выходу - уже на бегу Сеул понял, что шум идет от крыльца.
        Так и оказалось - над раненым бандитом склонился худощавый темноволосый мужчина, одетый во все черное. За спиной у него болтался колчан со стрелами, в левой руке зажат большой лук. В правой он держал стрелу - воткнув ее наконечник в глаз раненого, он жестоко вращал его в глазнице и раз за разом повторял:
        - Говори! Говори! Говори!
        - Стоять! - заорал Дербитто, беря незнакомца на прицел.
        Сеул, подскочив поближе, приставил к шее лучника острие шпаги:
        - Оставьте раненого в покое и бросайте оружие!
        - А не оставлю! - яростно прошипел незнакомец. - Можете резать меня! Давайте - режьте! Только это будет огромной подлостью - зарезать того, кто вам помогал!
        - Так это ты перестрелял тех типчиков на стене? - вскинулся Сеул.
        - Нет, не я! Они сами прибежали ко мне, одолжили несколько стрел, утыкали себя ими и головами вниз попрыгали со стены! Красиво они поступили - да?! Говори! Говори! Говори, внук шакала и сын жабы! Не мешайте мне! Он все равно сдохнет или калекой останется, а мы умеем развязывать языки. Я должен узнать от него правду - он один тут живой остался.
        Дербитто, разглядев лицо раненого, вдруг вскрикнул:
        - Да это что такое?! Это же Локо Ариокис! Мы же его оставили в гостинице, под охраной Бигля! Как он здесь оказался?!
        - Говори! Говори! Ты заговоришь - мы умеем даже из камня слова правды получать!
        - Ба, да это нуриец, - растерянно произнес Сеул.
        Он действительно растерялся - незнакомец, кто бы он ни был, неплохо помог им в схватке. Раненый, скорее всего, действительно протянет недолго - умрет, не рассказав ничего. Так что допрос в принципе на руку Сеулу. Вот только методы допроса… Впрочем, в Столице, бывало, не лучше дела творились: в управе еще сдерживались, опасаясь жалоб, а вот в дворцовых застенках или в камерах Имперской Тайной Канцелярии не стеснялись никого и ничего. Вряд ли здесь будут серьезные проблемы из-за этого - учитывая статус сыщиков и потерю двух стражников. Святое дело выпотрошить задержанного как физически, так и морально, и никто им ничего за это не сделает: обстоятельства позволяют все.
        Стрела вонзилась раненому в ноздрю, нуриец, жестоко круша хрящи наконечником, шипел, будто разъяренный кот:
        - Говори! Говори!
        Раненый застонал, прохрипел, булькая кровью:
        - Ее, как и всех, увезли к границе по Чагдальской тропе. Там, у перевала, за постом пограничной стражи есть огромная пещера, возле которой в старой хибаре живет старик. Вот с ним и говори - через него там все делается, он все должен знать.
        - Ригидис увезли в эту пещеру? - с надрывом уточнил нуриец.
        - Да! Оттуда уже идет перевозка в Хабрию! В пещере их держат до отправки…
        - Врешь, собака!
        - Я умираю - мне незачем врать. Дай мне спокойно умереть. Я сказал тебе даже больше, чем знал. Я случайно подслушал разговор старшего, когда он давал приказы ребятам, увозившим девок. Не думаю, что он тогда врал.
        Раненый захрипел, страшно забулькал - кровь из развороченной носоглотки заливала его горло.
        - Кому вы доставляли похищенных девушек? - включился в допрос Сеул.
        - Я никому не доставлял никого. Везли другие. Мы лишь в приюте их готовили к дороге. Итисом поили, и их потом увозили.
        - Сколько это продолжалось? Двадцать лет назад вы тоже этим занимались?
        - Я не знаю, я столько здесь не работал. Я тут четыре года, и все это время мы вывозили девушек. Приютских, и не только приютских. Я вам все сказал, оставьте меня в покое.
        - Нет! Говори давай! Откуда вы узнали про нас? Кто из префектуры рассказал вам, что мы ищем пропавших женщин и скоро найдем ваш след?
        Раненый молчал, только шумно дышал и судорожно вздрагивал. Сеул хлопнул нурийца по плечу. Тот, подняв голову, без слов понял мысли дознавателя и отрицательно покачал головой:
        - Нет. Даже если я его разрежу на куски, он будет молчать. Он уже перешел грань, которая отделяет мир живых от мира мертвых. Он уже говорит с мертвыми - мы его не услышим. Теперь мне надо искать старика, которого он выдал.
        - Понятно… Не тебе искать - нам. С тобой мы еще разберемся. Пулио, беги к башне. Поднимай на уши всю охрану, если она сама на выстрелы не бежит еще. Дербитто, надо начинать тщательный досмотр приюта. А ты, стрелок, посидишь пока в чулане, под присмотром. Нам, похоже, надо будет с тобой о многом поговорить. И не дергайся ты - мы тебя не обидим, ты действительно нас выручил. Для твоего же блага - если ты поспешишь к той пещере, наломаешь дров и все испортишь. Тут спешка не нужна. Так что отдохни пока… Если ты тот, о ком я подумал, то вместе туда поедем.
        Глава 18
        Подрубив трокелем очередной слой смерзшихся кусков льда и разного хлама, Тим увидел угол высокого ящика. Присел, топором очистил находку, вытащил на палубу. Сегодня он с утра раскапывал камбуз - ему нужна была еда. Конечно, выгоднее было бы раскопать кладовую, но, увы, она располагалась в кормовой части трюма и сейчас находилась подо льдом, да еще и водой залита. Можно, конечно, постепенно счищая монолитный лед, ее промораживать все глубже и глубже - и в итоге добраться до цели. Вот только времени на это уйдет столько, что Тим уничтожит скромные запасы камбуза гораздо раньше. А голодать здесь нельзя: силы на холоде потеряешь вмиг.
        В ящике оказались ржаные сухари. Вымокли, конечно, и заледенели, ну да ничего, Тим их высушит в салотопке.
        Сегодня, не считая этих сухарей, он уже нашел мешок с сухофруктами, немного солонины на дне бочонка, огромную керамическую солонку, почти полную. Все, с ящиком сухарей и китовым жиром он гарантированно продержится недели две, а то и больше. Кроме того, трофеями Тима стало немало посуды. Обеспечив себя едой, надо позаботиться о хорошем жилище. И надо бы добраться до каюты капитана - и то, и другое нужно делать срочно. Ну почему Тимур не может раздваиваться!
        Колебался он недолго: начнет с жилища. Нынешний ночлег на салотопке ему в общем-то понравился - он замерз лишь под утро, да и то не сильно. Если подкидывать дрова потолще, огонь будет тлеть дольше, и даже утром ему будет комфортно. Вот только не доверял он больше этому месту. Тим был не силен в гляциологии[ Гляциология - наука о всех формах льда на земной поверхности (ледники, снежный покров, ледяной покров водоемов и др.) и подземных льдах; синоним общего ледоведения.] , но справедливо предполагал, что если лед здесь разошелся один раз, то может повторить это опять - место, скорее всего, тут слабое. Новообразованные торосы, подавляя своей высотой и основательностью, доверия не прибавили: при гибели «Клио» он видел такие же, явно старые, засыпанные снегом. И тем не менее по ним опять прошла та злополучная трещина, ставшая ловушкой для корабля. Если это повторится ночью, Тим погибнет.
        Приблизительно в двухстах шагах от «Клио» он уже присмотрел ровненькое место, не обремененное шрамами былых катаклизмов. Вот там он и расположится. Вряд ли он сегодня успеет возвести жилище, но хотя бы начнет. Если повезет, это будет его последняя ночевка на салотопке.
        Первым делом Тим опустил на лед вторую печку из камбуза - главную. Это был серьезный груз - ему пришлось стравливать ее через подвешенный за установленный брус блок, с помощью лебедки для спуска шлюпок. Спустившись, он пришел к выводу, что тащить здоровенный железный ящик - задача нелегкая: будет цепляться за все неровности и нагребать перед собой снег.
        Выход нашел быстро - снял с разбитого вельбота парусиновый тент, на него завалил печку, потащил ее за собой, будто в мешке. Снег при этом она не нагребала, да и не цеплялась.
        Вернувшись к кораблю, вновь занялся раскопками. На этот раз работы было немного - он расчистил двери в каморку плотника и в кладовку, где хранились запасные паруса. Вода сюда тоже добралась и беспорядка наделать успела, но стены здесь не разгромило, так что лед не набился. С парусами все равно пришлось повозиться, обстучать массивной киянкой, найденной среди груды хлама в плотницкой. Лишь кое-как очистив материю от намерзшей воды, повытаскивал все рулоны на палубу.
        С парусами ему пришлось попотеть - с ними на подъеме и спуске работало несколько моряков, а он был один. Зато вниз можно было без затей доставлять - просто скидывал с палубы. Перетащив все к месту, вернулся в плотницкую, тщательно обыскал, собрал все инструменты и мало-мальски полезные вещи.
        Времени до вечера еще хватало, и Тим вновь принялся за работу. На этот раз он занялся разборкой палубы над кубриком. Ему нужна была одежда, да и еды у матросов хранилось немало. В своих сундучках они частенько держали подслащенные медовые сухари, сухофрукты и изюм, чеснок, черствые лепешки, вяленую рыбу. Многие любили пожевать немного на ночной вахте, вот и прихватывали с камбуза съестное.
        Сорвав несколько досок, Тим заглянул в дыру и не сдержал горестного вздоха. Нет, тел товарищей здесь не было - очевидно, после тревоги, поднятой при появлении льдов, все успели выскочить на палубу. Но сам кубрик теперь выглядел мертвецом. Будто подвал, заваленный хламом: подвесные койки, сундучки, обломки досок, одежда, мешки с вещами - все это, перемешавшись со льдом, огромной унылой кучей слежалось у задней стенки. Не верилось, что Тим здесь столько ночей провел, да и днями отсыпался частенько после ночных вахт. Раньше здесь было тепло и уютно. Сейчас…
        Кубрик умер - Тим смотрел на его труп.
        С трудом подавляя в себе горестные мысли, спустился в пролом, начал собирать все, что попадалось под руку. Чувствовал он себя при этом очень дискомфортно. Хотелось принести фонарь или соорудить из кружек несколько светильников, расставить их повсюду. Нет, света Тиму хватало, но темнота в углах немного нервировала - он бы не удивился, если оттуда начали выходить призраки. Странно - весь корабль, по сути, мертвец и могила, но остро это он почувствовал лишь здесь.
        Не выдержав нервного напряжения, бросил работу, не расчистив и половины хлама. Потом закончит - не хватало ему еще свихнуться для полного счастья.
        На палубе наваждение Тима оставило: светило cолнце, ветер трепал трос на его лебедке - тишина и спокойствие. Наскоро рассортировав предметы из кубрика, Тим перетащил всю найденную одежду к месту стройки. Конечно, вся она заледенела и надеть такое сейчас невозможно, но потом, соорудив жилище, он высушит все у печи и выберет себе самое лучшее. Кроме того, можно попробовать выморозить вшей - возможно, эти твари не переживут подобной экзекуции. А если и переживут, то он прокипятит все тряпки в котле салотопки: разводить паразитов в теплой одежде Тим очень не хотел. В ней же даже не почесаться толком, если хорошо закутаешься. Нет уж, насекомых он оставит на корабле.
        Солнце уже склонилось к горизонту, но время до темноты еще было. Тим использовал его с толком. Для начала затопил салотопку, отличным плотницким топором и пилой разделал тимберс, поддерживавший ранее палубный настил, на несколько кусков. Вот теперь у него есть дрова, которые будут гореть до утра.
        Затем Тим до темноты бродил вокруг корабля, собирая доски и бочки. Все найденное он оттаскивал к месту будущей стройки - бочки пойдут на стены, доски на полы, что останется - на дрова.
        Уже в потемках посидел у раскрытой топки - при свете пламени и фонаря обшаривал матросские сундуки и ящики. Все ценное отбирал в одну кучу - завтра утром перетащит к своему надежному месту. И начнет строительство. Или нет, подождет со строительством - через все эти непроходимые завалы на корме ему надо еще добраться до каюты капитана. Работы там предстоит немало. Но это та работа, без которой все его усилия абсолютно напрасны - получится лишь продление агонии. Ведь даже если он сумеет соорудить из обломков «Клио» парусную лодку, это бессмысленно - мало того что ее надо доставить до воды (а она отсюда далековато), так ведь все равно течение не позволит ему отойти от этих льдов.
        Нет, надо добраться до капитанской каюты. Собрать карты и инструменты. И компас от рулевого колеса прихватить.
        Тиму надо придумать способ отсюда выбраться.

* * *
        Эддихот сегодня выглядел еще более недовольным, чем при первой встрече. Выслушав почти полный доклад Сеула (чего последний имел полное право не делать - он был подотчетен лишь наместнику провинции), префект недовольно заявил:
        - Я подозревал, что от вас ничего, кроме неприятностей, не дождаться, но даже в этом вы проявили уникальную оригинальность. Такого даже я не ожидал. Чуть ли не сотня малолетних девиц теперь на мне повисла. Все они сироты, родственникам до них особого дела нет, приют «Семь дев» полностью разорен вашим нашествием, охрана перебита, воспитательницы зарезаны, хозяйка исчезла бесследно.
        - И не она одна, - продолжил Сеул. - Главной попечительницы мы тоже не нашли - ее городской дом пуст и хранит следы поспешного отъезда.
        - Что?! Вы осмелились вломиться в дом баронессы Тшейн?!
        - Увы, действительно осмелился. Там, кстати, даже слуг не осталось и двери нараспашку. Если вам так дорог этот дом - поставьте охрану, а то ведь ваши честные горожане все разворуют.
        - Господин Сеул, не указывайте мне, что я должен делать! И так вы уже натворили дел! Из-за ваших художеств у меня погиб один из лучших десятников! Я уж промолчу про трупы в приюте!
        - В моей группе тоже есть потери. Погиб один из наших стражников и старый нюхач, хватает и ран, к счастью легких.
        - Ваш нюхач, кстати, был зарезан в гостинице, в ваших апартаментах. И мне уже доложили массу интересного об обстоятельствах случившегося там. Вы там, оказывается, устроили настоящий балаган с пытками! Может, в Столице у вас и принято пытать народ где попало, но у нас все не так - хозяин гостиницы весьма уважаемый горожанин, а сын его давно уже служит в налоговой управе и там на хорошем счету. Не стоило вам подобное непотребство устраивать - это бросает тень на заведение!
        - Уважаемый господин префект, - устало произнес Сеул, - я не спал всю ночь, меня пытались убить, я очень устал, и у меня болезненная рана в левом плече. Я не хочу с вами спорить. И не хочу выслушивать от вас грубости. Вы явно дезинформированы: советую вам запомнить тех, кто докладывал о наших неблаговидных делах, - это пригодится при расследовании дела под прямым контролем наместника.
        - Вы собрались ему жаловаться?! - оскорбленно вскинулся префект.
        - Что вы, конечно же нет. Но если мы с вами столкнулись лбами, рассудить нас должен он - я ведь подчиняюсь только наместнику. А рассудить нас надо будет: у вас кто-то сообщил преступникам информацию о нашем расследовании. Может быть, он и не один был - в префектуре у преступников явно свои глаза и уши.
        - На что вы намекаете?
        - Я? Я ни на что не намекаю - я вам прямо говорю. Преступники знали, что в провинцию прибыла группа из Столицы для расследования пропаж женщин. Откуда они могли это узнать? А? Ведь об этом знали только вы. Кому вы еще рассказали? Или вы всерьез верите, что им эти сведения из Столицы сообщили?
        Эддихот опешил - заметно растерялся:
        - Вы меня подозреваете? Знал тот же наместник, знал писарь, который сидел при нашей беседе. Знали старшие стражники, начиная от десятника. Конечно, знали они лишь в общих чертах, но знали же - им ведь приказали оказывать вам содействие и сообщать о новых похищениях. Это не так уж мало людей - круг посвященных весьма широк!
        - Я вас не обвиняю. Но не сомневаюсь - утечка идет из префектуры. Мы наткнулись на след этой шайки, когда поймали их человека - он в гостинице рылся в моих бумагах. Очевидно, им было интересно, что нам известно о них. И также очевидно, что первичный допрос этого задержанного вызвал слухи о пыточном застенке, устроенном нами в гостинице. Заверяю вас - ничего подобного не было. С этого негодяя и волос не упал - так, припугнули немного. А затем оставили его под охраной нюхача. Этот мерзавец как-то провел старину Бигля и перерезал ему горло, а потом еще и ухитрился нас обогнать на пути к приюту, предупредил сообщников. Моя ошибка - не надо было оставлять его под таким ненадежным присмотром. А теперь, господин Эддихот, давайте вместе спустимся вниз, и вы из первых уст выслушаете информацию, которая не может вас не заинтересовать.
        Сеул, не ожидая реакции префекта, встал, направился к двери. Он знал, что Эддихот сейчас спорить не будет - своим выпадом в отношении его ведомства он выбил его из колеи, а подобные солдафоны не сразу от такого оправляются. Им проще секирой на поле боя махать, чем подавлять противника в словесном поединке: пойдет как миленький, причем молча.
        Дербитто, Пулио и таинственный нуриец дожидались дознавателя в скромной комнатке с единственным узким окном. Вроде бы здесь размещался секретарь архива, но куда его сплавили, Сеул даже не спрашивал. Его спутники даром времени не теряли: Дербитто занимался изучением оружия, собранного у убитых преступников, а Пулио играл с нурийцем в кости.
        Сеул, согнав со стула Пулио, присел перед нурийцем, вежливо уточнил:
        - Ты повторишь сейчас то, что рассказывал нам? Чтобы это слышал префект?
        Нуриец, нехорошо покосившись на Эддихота, кивнул:
        - Да. Мне нечего скрывать.
        - Вот и хорошо. Как тебя зовут?
        - Я уже говорил тебе это - неужели ты забыл?
        - Пусть это узнает и господин префект, - терпеливо пояснил Сеул.
        - Да. Пусть знает. Я - Одон, мое второе имя Ткра, а родовое Ртчи. Наш род - один из родов, держащих воду. Я тебе ответил.
        - Хорошо, Одон. Расскажи мне еще раз: как у тебя украли невесту?
        - У меня ее не крали! - вскинулся нуриец. - Ригидис не доехала до моего дома - там я бы ее никому не позволил забрать! Мне говорят, что она сбежала сама, что она не хотела ко мне ехать. Те, кто это говорил, лживые свиньи с гнилыми языками! Там, возле приюта, перед его воротами, - там дом моего друга Ховата. Я был у друга и увидел ее через стену, в саду. Я заговорил с ней, и она мне ответила. Так бывает между мужчиной и женщиной - один взгляд или одно слово связывает их крепче толстой веревки. Я - нуриец, а она не наша. Но держащие воду далеки от гор - наш закон позволяет мне брать жену не из наших. Я свободен - я вдовец. Меня женили еще ребенком, но моя жена умерла, так и не попав в мой дом. Обычай требует держать траур четыре года. Это хорошо - эти годы сделали меня взрослым, и судьба на исходе четвертого года подарила мне встречу с Ригидис. Отец выслушал меня и потом сказал «да». И никто не сказал «нет». Мы пошли в приют, но жалкие твари у входа нас даже не захотели туда пускать - мы ведь нурийцы. Я попросил Ховата. И Ховат помог. А еще мы заплатили деньги баронессе, живущей в городе. Мы не
нищие - мы заплатили много. Эти деньги платят те, кто ищет себе жену. Без денег это трудно, а нурийцу невозможно. Нам дали встречу в беседке, в саду приюта. Там я прикоснулся к руке Ригидис. Там она и сказала
«да». Была назначена свадьба. Я послал своих друзей и братьев за невестой, как это принято у нас: ее как бы должны были украсть. Это как игра - кражи на самом деле нет, ведь невеста и ее родня согласны. Так принято даже у речных родов. Но так не принято у вас - Ригидис им не отдали. Моим друзьям в приюте сказали, что они сами привезут Ригидис прямо на свадьбу. Про нас, нурийцев, говорят много плохого, но чужие обычаи мы уважаем. Я ждал ее, но никто ее не привез. Я послал брата узнать, когда же они приедут, но брат вернулся с вестью, что она пропала. Вот так все было.
        - Одон, расскажи, что было дальше: префекту очень интересно.
        - Ему интересно?! Я много раз все рассказывал здесь, в этом каменном доме. Здесь мои слова записывали в бумаги, только если перед этим я давал деньги! Без этого ничего не писали! И зачем я им платил?! Слова, записанные в ваши бумаги, не возвращали мне Ригидис. Я был как безумный. Я днями и ночами сидел на балконе в доме моего друга Ховата. Я смотрел на сад, где впервые увидел Ригидис, и я вспоминал шелк ее руки. Я - мужчина, но я плакал, и я не стыдился своих слез. Но как бы плохо мне ни было, мои глаза при этом не затуманивались. И я стал видеть вещи, которых не должен был видеть в таком месте. Я видел, что в приюте происходят очень странные вещи. Туда заходили плохие люди, грязь города, и их там принимали как дорогих гостей. Я видел, как оттуда увозили ночью какие-то грузы. У охраны видел арбалеты и пороховые трубки - это запрещенное оружие, его могут иметь лишь солдаты и стражники. Я стал думать, что эти люди как-то причастны к исчезновению моей любимой. И я стал сидеть на балконе с луком, одевшись в темное. Я ждал сам не знаю чего. Сегодня ночью я опять увидел странные вещи. Сперва из города
прибежал какой-то бродяга и что-то сказал сторожу. Сторож забежал в дом, и там стало очень оживленно. Люди что-то выносили из дома и взамен заносили дрова и хворост. А еще двое с пороховыми трубками забрались на стену, притаившись над воротами. Потом стало сильно темно, и я мало что видел. Но все же увидел, что из города очень поспешно явился какой-то человек, и после этого у ворот было много движения. А затем к фонарю пришли шестеро мужчин и стражник, и эти отродья болотных жаб начали в них стрелять. Мне трудно было решить, что делать, но я решил - я взялся за лук. Я не делал ничего плохого - я стрелял в людей, которые убили стражника, - это ведь не нарушение закона, это защита города. Лук - не запрещенное оружие, я не нарушил закона. Остальное вы все и без меня знаете.
        - Спасибо, Одон, - кивнул Сеул. - Видите, господин префект? Мы нашли кое-кого из преступников - у вас под вывеской приюта «Семь дев» шайка воровала женщин. Причем это длилось годами.
        Эддихот сокрушенно покачал головой:
        - Куда катится этот мир? Нуриец женится на имперской сироте и при этом водит тесную дружбу с Ховатом. Внуком того самого Ховата, которого нурийцы от злости прозвали Огненноруким. Уж очень он любил сжигать их селения. Надо сказать, его способы наведения порядка принесли тогда положительный результат - в горах на западе он всех к ногтю прижал, до сих пор нам там полегче. Но скажите мне, если, конечно, сможете: на кой им женщины? К чему такие сложности с приютом? Я за пару десятков китонов без помех договорюсь с подходящей мамашей, и та мне отдаст свою дочку. Безо всяких драм с пороховой стрельбой и похищениями. Что за ерунда? И вы уверяете, что это к тому же было массовым явлением? Полная бессмыслица!
        - Я подозреваю, что через Тарибель ежегодно проходят сотни, а может, и тысячи девушек, похищаемых этой шайкой. На это указывает анализ ваших архивов - уверен, что и у соседей будет схожая картина.
        - Вы совсем спятили! Тысячи женщин?! Здесь, в городе, население чуть больше тридцати тысяч человек. С пригородами - до пятидесяти. По столичным меркам - деревня. Вы думаете, здесь бы не заметили, что через приют перетаскивают такую толпу девиц?!
        - А я разве упоминал приют? Я сказал «шайка». Приют - лишь одно из ее владений, думаю, подобных мест у них множество. За эти годы они волей-неволей много раз должны были засветиться, так что достаточно покопаться в архивах и потрясти доносчиков - обязательно что-нибудь выплывет. Кроме того, они обзавелись своими людьми среди ваших подчиненных - это, разумеется, ваше дело, но я бы подобное непотребство вычистил в первую очередь. Сейчас, когда их впервые ухватили за нежные места, они начнут суетиться и делать ошибки. Самое время их начинать брать, пока следы не замели.
        Дербитто, тактично кашлянув, не отрываясь от изучения трофеев, заговорил:
        - Извините, что вмешиваюсь, но, думаю, господин префект до сих пор не понял, с чем он здесь имеет дело. Да и вам, Сеул, интересно будет некоторые вещи узнать.
        - Вы о чем? - не понял Эддихот.
        - Да я о том, что у вас наверняка есть масса проблем поважнее нашей. Все же дела у вас в Тарибели плохие сейчас. И думаю, вам не до каких-то там женщин - пусть они даже сотнями пропадают. Женщины - это женщины, их удел - терпеть. Но вот на этом столе, передо мной, лежат кое-какие вещи, способные вас очень серьезно озадачить. Меня они уже озадачили.
        - Кинжалы, арбалеты и пороховые трубки? Вы думаете, я такого добра никогда не видел? Ошибаетесь. Уж чего-чего, а оружия за свою жизнь я насмотрелся.
        - Я не это имел в виду. Пожалуйста, дайте мне пояснить - иначе не поймете, о чем я вообще. Пороховое оружие в Империи не в чести - сами понимаете почему. Да и за пределами Империи его встретить нелегко: в изготовлении трудно, ненадежно, порох хороший достать сложно. При стрельбе грохочет противно, а бывает, взрывается прямо в руках, калеча и убивая хозяина. Мне не раз доводилось отбирать подобные штучки у столичного отребья. Я от природы любознательный и всегда с интересом осматриваю вооружение преступников. Это полезно - всегда надо знать, что грозит твоей спине в темном переулке, да и зацепки иногда дает лишние. Мне за все время встречались две конструкции стволов для пороховых труб. Первая такая: медный лист закручивается вокруг хорошо обструганной палки или стального прута, затем запаивается. Вторая чуть сложнее - полосу меди или бронзы обкручивают вокруг палки или, скорее всего, стального прута, виток к витку, также запаивают или заваривают. Полученные стволы имеют длину в две ладони, редко - чуть побольше. Для выстрела заряд поджигают тлеющей лучиной или бечевкой, погружая их в отверстие в
верхней части начала ствола. Мало кто из преступников пользуется подобными штуками - плохо переносят сырость, надо всегда держать под рукой источник огня, грохот такой, что слышно за несколько кварталов. Единственное ценное качество - относительная дешевизна изготовления в сочетании с компактностью. Арбалет скрытого ношения стоит больших денег, а эту игрушку способен соорудить даже туповатый кузнечный подмастерье - всего-то и надо немного меди. С порохом, правда, посложнее, но тоже невелика проблема: сера и селитра продаются у аптекарей. А теперь взгляните сюда.
        Дербитто поднял одну из пороховых труб:
        - Первое, на что обратите внимание, - ствол. Ничего не замечаете?
        - Он длинный, - нехотя буркнул Одон, - в нем не две ладони, а больше. Наверное, все четыре выйдет.
        Префект злобно рявкнул:
        - Тебя вообще не спрашивают!
        - Не ругайте нурийца, - попросил Дербитто. - Он верно заметил - ствол длинный. И при этом он сделан из отличной стали - царапается с трудом. Я осмотрел его хорошо - швов сварочных вообще не видно. И непонятно, как выковали это расширение на конце - будто дудка вышла. При всем этом ствол поражает основательностью и тщательностью изготовления - ни изгибов, ни вмятин, ни каверн. Причем у всех этих штук стволы одинаковые, будто их под единый шаблон сделали - от диаметра до длины все сходится. Но это еще не все. Обратите внимание на хитроумное ложе: будто приклад тяжелого армейского арбалета. Из такой конструкции весьма удобно стрелять. Я подобного еще не встречал - упорный приклад у пороховой трубки впервые вижу. Там или куцая рукоять обычно, или деревянный держатель, зажимаемый под мышкой. Далее обратите внимание на механизм для произведения выстрела: у этой трубы перед прикладом удобный железный крючок, соединенный с механизмом, в котором зажата тлеющая бечева. Достаточно потянуть крючок на себя - и все, произойдет выстрел. Бечева зажигает порох, помещенный вот сюда, - огонь подносить не требуется.
Причем пока не потянуть крючок - порох на затравке будет прикрыт жестяным колпачком: это уберегает заряд от сырости. Но и это еще не все! Оцените!
        Дербитто взял вторую трубку, потянул за крючок - в основании ствола резко щелкнуло, брызнули искры.
        - Самое остроумное, что только можно вообразить! Соединение пороховой трубки с огнивом! Здесь вообще огонь не требуется ни в каком виде - порох сам воспламеняется искрой, высекаемой вот об этот стальной конус. Ну как вам?
        - Весьма познавательно: я тоже люблю следить за тем, чем вооружаются наши преступники, - почти благосклонно ответил Эддихот. - Но я не понимаю, что вы пытаетесь до меня донести этими пространными описаниями.
        - Мне сложно это выразить словами… Но вот, рассмотрев эти трубки, вы разве ничего не заметили угрожающе-странного? Это ведь уже не кустарные поделки вороватых ремесленников. Это армейское вооружение - размер у деталей одинаков, конструкции идентичны, порох отменного качества, пулями служат свинцовые шарики одинакового размера. Две трубы с огневыми механизмами, две с искровыми - это все их различия. И, осмотрев трубы с огнивами, можно заметить следы переделки - раньше они также были оснащены устройством воспламенения с тлеющей бечевой. Выходит, появилось новое усовершенствованное оружие, старого больше не выпускают, а то, что уже есть, переделывают на новый лад. Это как на флоте у нас сейчас постепенно меняют у бомбардных баллист костяные и деревянные детали на стальные. Вы можете представить себе у простых бандитов, изготавливающих кустарное оружие, подобную модернизацию? Вы взгляните сюда - в ложе каждой трубы уложен стальной прут для чистки и заряжания ствола. Так вот - даже прутья эти одинаковы, будто близнецы. И при всей сложности и совершенстве этих труб ни на одной нет ни малейшего
украшения. Так не бывает: преступники обожают это дело. Они разрисовывают свои тела цветными татуировками, свои ножи гравируют, деревянные детали их арбалетов сплошь покрыты художественной резьбой. А тут ничего - такое ощущение, что эти трубы сделаны в тех же мастерских, где по одному шаблону мастерят двужильные армейские арбалеты. Один в один выходит все.
        - Вы, Дербитто, тоже бредить начали - в нашей армии нет пороховых труб, Империя подобное оружие не выпускает.
        - Верно. Империя - нет. А кто же тогда?
        Префект долго не раздумывал:
        - Хабрийцы… чтоб их… Я слышал, что в армии Фоки пороховых трубок хватает. Не удивлен, что они попали сюда, - этот шельмец, будь его воля, все наше отребье вооружил бы до зубов. Чем нам хуже, тем ему веселее.
        - Обратите внимание - это оружие способно пробивать даже стальные пластины доспеха. Вашему десятнику заряд пробил шлем - все девять свинцовых шариков прошили сталь и лоб несчастного. Господину Сеулу задело плечо - тикийская кольчуга лопнула там, будто бумажная. Моему погибшему стражнику ударило в грудь, а он носил под плащом армейскую кирасу. Второму два шарика ударили по наплечнику. Один тоже пробил сталь, второй не пробил, но лишь потому, что угодил вскользь - просто смял сталь и отскочил в сторону. Длина стволов позволяет вести прицельную стрельбу на расстояние в десятки шагов. Я, будучи в приюте, выстрелил из заряженной трубы в кирпичную стену с расстояния в пятьдесят шагов - шарики оставили огромные выбоины в кирпичах. И это жуткое оружие находится в руках шайки похитителей. Раз оно было у этих мерзавцев, наверняка есть и у остальных преступников. Сколько их, мы не знаем, но, учитывая масштабы их деятельности, наверняка немало. Представьте теперь, что в вашей провинции действует банда из сотни головорезов с подобными штуками, - каково вам будет?
        - Ерунда, - отмахнулся префект. - Империя не зря не имеет дела с подобным оружием - достаточно одного паршивого мага, чтобы разгромить целую армию вооруженных дураков с этими дымными хлопушками.
        Сеул решил вмешаться, осторожно уточнил:
        - Скажите, Эддихот, а что, у вас в Тарибели много боевых магов? Пусть даже и паршивых?
        Префект устало буркнул:
        - Мало. Я бы сказал, что очень мало. Вряд ли даже один наберется. У нас нет легионов военного времени, а магами лишь эти легионы усиливают.
        - И вас все еще не пугают шайки похитителей с такими вот жуткими трубами?
        - Меня уже давно ничто не пугает. Сдохнуть хочется… А вы чего от меня хотите? Чего добиваетесь этим разговором? Если хотите напугать - зря, не выйдет. Если хотите показать, насколько худо дело, так я и без вас это понял, лишь краем глаза глянув на эти трубы, - я в оружии разбираюсь не хуже господина Дербитто. Озадачить вы меня озадачили… Хотя я и не верю, что это Хабрия ворует людей: не нужны хабрийцам такие сложности, у них и без наших красоток баб хватает. Скорее всего, эта шайка завязана не только на похищениях, а на чем-то повыгоднее, и где-то у них есть путь для получения таких вот проклятых труб. Раз эти получили и не побоялись их пустить против стражи, то жди плохих новостей - загремят такие хлопушки повсюду.
        - Нам нужна помощь, - честно признался Сеул.
        - Не удивлен.
        - Вы не поняли. У нас есть зацепка: умирающий преступник рассказал нам, где можно найти их сообщников. Все в этой комнате слышали его слова, кроме вас. Если я сейчас сообщу это вам и вы, как обычно, начнете отдавать приказы… Это надо удержать в секрете.
        - Попробуем не посвящать в это дело лишних. Только самых надежных людей, и только если без этого будет не обойтись.
        - Хорошо. Умирающий бандит, убивший Бигля, сообщил, что девушек отвозят в большую пещеру. Пещера эта находится за постом пограничной стражи, что на Чагдальской тропе, у перевала. Там рядом еще живет в хибаре одинокий старик, вроде бы он там всем распоряжается. Больше допрашиваемый ничего интересного не рассказал и уже не расскажет.
        - Понятно. Кстати, этот нуриец при первой же возможности от вас сбежит. Я так понимаю, он тоже знает про эту пещеру? Вы ведь сказали «все в этой комнате».
        - Да, он тоже слышал слова преступника.
        - Плохо. При первой возможности он от вас удерет. Стыдно признать, но удержать нурийца под замком даже в префектуре нелегко. Я удивлен, что он до сих пор не сумел улизнуть.
        - Я не убегу, - мрачно пообещал Одон. - Мне незачем бежать.
        - Ври дальше, - недоверчиво ухмыльнулся префект. - Ты ведь готов горы грызть, чтобы найти эту свою Ригидис. И в то же время, зная расположение пещеры, сидишь тут? И не думаешь, как бы половчее удрать? Я не настолько глуп, чтобы в такое поверить.
        - Да, я слышал про пещеру. Мы - люди долины, но мы также держащие воду, срывающуюся с гор. Мы хорошо знаем горы. Я знаю Чагдальскую тропу. Я знаю перевал. И я знаю, что нет там пещер. И быть не может. Ни больших, ни малых. Там гранитные горы, в них никогда не бывает пещер. Этот шакал, подыхая, что-то перепутал. Я не смогу сам найти это место. Но я слышал, как вы разговариваете: вы, люди из Столицы, хитры. Вы найдете это место - я уверен. Вам будет трудно делать это в горах, и моя помощь будет полезной. Сейчас не старые времена - держащих воду люди гор никогда не тронут. Я и другие люди Ртчи защитим вас от стрел горцев. Так что мы должны отправиться в горы вместе.
        - Никто еще никуда не отправляется, - нахмурился Эддихот.
        - Отправитесь - я знаю. И мы будем там с вами. Это полезно и вам, и мне. Я, может быть, найду свою Ригидис. Или хотя бы отомщу за нее. Вы схватите своих бандитов или убьете их. Всем будет хорошо. И я буду драться за вас. Я так сказал. Слово нурийца крепче камня.
        Префект кивнул:
        - Если нуриец дал слово, это достаточно серьезно. У этих головорезов много недостатков, но бабским отношением к своему слову они не отягощены. Да и Ртчи обитатели равнины, а главные бандиты - это горные кланы. Я бы на вашем месте от помощи не отказывался - учтите, у меня сейчас каждый человек на счету, людей ни на что не хватает.
        Сеул не колебался:
        - Хорошо, Одон, мы не откажемся от вашей помощи. Но и ты веди себя поосторожнее - ни одно слово, сказанное в этой комнате, не должно дойти до ушей похитителей.
        - От меня не дойдет - среди Ртчи нет их людей. Я возьму лишь близких родственников и друзей: кроме них, никто ничего не будет знать. Мы выступим по первому вашему слову.
        Префект, задумчиво постукивая пальцами по столу, неохотно добавил:
        - А я дам вам Тиамата - он лучший полусотник егерей пограничной стражи. Они подчиняются мне не напрямую, но это я как-нибудь решу. Также он возьмет отряд своих людей - они в тех местах каждый кустик знают. В префектуре вряд ли что-нибудь пронюхают: пограничники - это наше ведомство, но у них все отдельно. Так что, надеюсь, раньше времени птичек ваших они не спугнут. Обыщите этот перевал и его окрестности - возможно, нуриец все же заблуждается. Да и с Тиаматом поговорите - может, он знает про пещеру. И ради всего святого, не оставьте в этих проклятых горах моих людей, у меня и без того их не хватает!
        Глава 19
        Чтобы добраться до каюты капитана, Тиму пришлось перелопатить гору смерзшихся обломков и прорубиться через настоящую ледяную плиту толщиной более метра. Он уже было решил, что придется работать неделю, но тут наконец ему улыбнулась удача. Каюту капитана не раздавило - помещение осталось целым. Прорубив стену, Тим спустился вниз, подсвечивая себе фонарем, осмотрелся, устало улыбнулся.
        Удача.
        Вода, залив корабль, ворвалась и сюда. Она подняла к потолку рулоны с картами и все остальные бумаги капитана, затем, когда покинула каюту, оставила все это поверх слоя хлама и кусков льда.
        Тим, разогревая в огне светильника кусок медного прута, осторожно отделил ото льда замерзшие бумаги, сложил их все в пустой бочонок, унес с корабля к месту строительства. Затем, уже не осторожничая, разгреб оставшиеся завалы в каюте. Он искал свое оружие и нашел: лук и меч в целости и сохранности. Лук, правда, нуждается в сушке. Также Тим забрал отсюда капитанскую саблю и кинжал, квадрант, бутылку бренди, одежду и одеяло, деревянную линейку и свинцовый карандаш.
        Закончив с капитанской каютой, Тим не стал заниматься строительством. Все равно до вечера жилье не успеет сделать, так что придется ему еще одну ночь коротать на салотопке. Завтра с этим делом управится - если поработать на совесть, до темноты должен успеть. А сегодня надо еще натаскать от корабля побольше полезного добра. Кто знает, может, «Клио» в любую минуту опять затрет льдинами, и тогда у Тима не останется даже достаточного запаса дров.
        До темноты он таскал от корабля доски и обломки брусьев, пустые бочки и бочки с жиром, канаты, китобойные орудия. Даже разбитый вельбот ухитрился оттащить подальше от «Клио». Вырубив в днище судна дыру, добрался до балласта, натаскал оттуда кучу камней - ими он собирался обложить печку.
        Спать завалился уже в глубокой темноте, когда выдохся до дрожи в усталых коленках. Благо сегодня погода позволяла работать даже ночью - ни малейшей тучки, косой росчерк Шрама и налитый серп Меры устроили отличную иллюминацию, к тому же им помогала красная горошина Уиры. Говорят, до войн Древних в небе было три луны - интересно, сколько было света, когда они все выстраивались на небосклоне? Наверное, много… Хотя отец говорил, что экваториальное кольцо планеты возникло как раз из обломков третьего спутника. Если это так, то Шрам, наверное, дает света столько же, сколько давала погибшая луна. Или, может, чуть меньше или больше. Так что света не стало ни больше ни меньше. По крайней мере, ночного света - дневной-то уж благодаря Шраму точно уменьшился, и не только на экваторе.
        Тим заранее настраивал свое мышление на астрономические темы. Во-первых, отвлекает от тягостных дум (о чем бы он сейчас ни думал, неизбежно приходил к мысли о том, что гораздо проще повеситься, чем выкарабкаться отсюда); во-вторых, с завтрашнего дня он займется астрономическими наблюдениями - надо вспоминать теорию. Тима никто не учил пользоваться квадрантом, но он не сомневался, что справится: видел, как это делал капитан, и понимал принципы определения широты.
        Утром Тиму пришлось несладко: ночью сильно похолодало, и в шатре на салотопке стало настолько холодно, что даже вши от испуга позабыли про завтрак. Кутаясь в высушенные одеяла, Тим накидал в топку досок. Чуток отогрелся, перекусил пропитанными жиром сухарями и солониной, попил горячего компота из сухофруктов.
        Все, с салотопкой надо прощаться. Следующую ночь Тим должен провести в комфорте.
        Место, выбранное им под жилище, обладало одной особенностью: здесь из-за причуд ледового рельефа сформировался толстый снежный покров. Этот фактор Тиму был на руку. Расчищать снег он не стал - пусть останется зазор между полом жилища и льдом, так, наверное, будет теплее.
        Прямо в снег Тим уложил дюжину бочонков в три ряда, поверх них положил брусья одинаковой длины, а уже после брусьев настелил пол. Досок у него было полно - он просто наложил их в три ряда, не прибивая, лишь подравнивая пилой. Гвозди у него были, но не слишком много - он предпочел их экономить. Получив надежный трехслойный настил, Тим сверху уложил сложенный вдвое парус, а затем добавил еще один слой досок.
        Все, основание жилища готово.
        Теперь предстоял этап посложнее - нужно установить опоры. Для этого Тим распилил несколько кусков самых тонких тимберсов и из них поставил прямоугольник каркаса. Вот тут и помог снег - опоры Тим попросту втыкал в него, задавливая до самого льда. Конечно, держались они ненадежно, несмотря на высокую плотность слежавшегося снега. Но Тиму главное, чтобы не попадали при сборке, а при ней большой нагрузки не будет. Здесь он тоже обошелся без гвоздей - скрепил брусья жилами расплетенного троса.
        Время уже перевалило за полдень, и погода начала портиться - поднимался ветер. Природа будто подгоняла Тима. Несмотря на его опасения, жестоких морозов он здесь до сих пор не видел. Ужасов вроде застывших на лету плевков здесь даже ночью не бывало - все же он не настолько далеко забрался на юг. В принципе днем можно было особо не утепляться - он так и бегал в тонкой ватной куртке. Но вот ветер… Ветер даже при слабом морозе мигом выдувает тепло…
        Надо поторопиться - если и ночью ветер не уймется, ночевать в хлипком шатре на салотопке будет жуткой пыткой.
        Перекинув трос через балку, уложенную на каркасе, Тим затащил наверх печку. Установив ее, сразу обил пол вокруг досками, установленными стоймя, - на это гвоздей не пожалел. Затем, разбив молотком несколько камней из балласта, засыпал все пространство внутри этого четырехугольника битым щебнем. Теперь даже если из печки выпадет уголек, то попадет на камни и бед не наделает. Только пожара Тиму сейчас не хватает для полного счастья. Оставшиеся булыжники тоже пошли в дело - ими он обложил печку снизу и с боков. Железо тепло держит недолго, кирпичной обкладки, как в салотопке, здесь нет, так что приходится пользоваться подручными материалами. В плотницкой Тим нашел мешок извести: с нею вроде бы можно сделать связующий раствор и, используя камни, обложить печку нормально. Но он не умел этого делать и боялся, что даром потратит драгоценное время на бесполезный труд. Ему некогда экспериментировать.
        Каркас готов. Печь установлена. Пришла пора браться за крышу и стены.
        Вот тут Тиму пришлось проклинать ветер: тяжелые паруса ворочать и без того нелегко, а когда парусину рвет из рук - легче не становится. Пришлось усиливать каркас досками поверху, затаскивать туда паруса свернутыми, залезать следом и расстилать их уже оттуда.
        Первые слои парусины Тим безжалостно прихватывал к брусьям каркаса обрезками пеньковых жил, для чего протыкал ткань ножом. Далее он уже не портил парусину - лишь края прихватывал досками, закапывая этот груз в снег. Жаль, что он так и не нашел в плотницкой смолы: с нею бы было проще. Но Тим нашел ей заменитель - все дырки, швы и сомнительные участки залеплял комками густого жира. Конечно, если здесь станет жарковато, то все это добро мгновенно растает, но Тиму не верилось, что его жилье станет подобным бане.
        Напоследок Тим уложил поверх своей хижины крест-накрест два больших паруса, углы их приколотил к большим бочкам с жиром, сами бочки оттянул подальше, закрепил в снегу. Таким образом, от каждой стены протянулось что-то вроде косого тента - это хоть немного должно защитить от ураганных ветров. Одно дело, если вьюга ударит по прямо стоящей стене, и другое - если прошелестит по наклонной поверхности: парусина будет мягко парировать удары воздушной стихии.
        Затем Тим долго работал лопатой, засыпая стены снегом. Из рассказов Егора он помнил парадоксальное свойство этого материала - он был неплохим утеплителем, его охотно использовали на родине Егора для утепления палаток и охотничьих легких домов. Вот пусть и здесь послужит тому же. Сил полностью закопать свое жилище у Тима не хватило - иначе до темноты не управиться. Но ветер сам поработает на благо пленника льдов - сам наметет потом. Надо лишь дать ему зацепки - вот и черпала лопата блоки ноздреватого, слежавшегося снега, разбрасывая по парусине комками.
        Вырезав в парусине проход, Тим завесил его с двух сторон одеялами, утепляя самую уютную лазейку от стужи. Затем долго возился с дымоходом. Пришлось вырезать в парусине на потолке отверстие, затем надевать на трубу кусок жести, прихватывать его к парусине медной проволокой. Конечно, как ни старайся, потери тепла в этом месте будут значительными. Но ничего не поделаешь - огнеупорного утеплителя у Тима нет. В камбузе дымоходы выходили через обложенные кирпичом оконца, но здесь подобного не сделать. Ну, может, и можно было как-то сделать, но Тим не знал как.
        Уже начинало смеркаться, а он все еще не обжился. Да и намерзся до синевы на холодном ветру - все, надо заканчивать это дело. С мелкими недоделками он без проблем покончит завтра.
        Натаскал в хижину дров, занес одежду и бочку с бумагами, подвесную койку, продукты, посуду, бочонок жира. Все, надо закрываться: чем меньше бегаешь туда-сюда, тем меньше тепла выпустишь из жилища.
        На потолочные брусья подвесил пару светильников - жир ему можно не экономить, уж этого добра на «Клио» у него много. Зажег печку, набросал в нее мелко наколотых досок - пусть сразу даст жару. Присев перед ней, подкидывал дровишки по мере выгорания. Вскоре кристаллики льда на парусине потускнели, по доскам застучали первые робкие капли. Вскоре они переросли в дождь - как ни вытрушивал Тим из парусов замерзшую воду, все равно осталось много.
        Капель полностью прекратилась лишь часа через два, да и то стены понизу все еще были мокрыми, а сверху сыроваты. Тим подвесил возле печки койку, а на протянутых под потолком канатах расположились одежда и одеяла - пускай сушатся. Часть он, правда, уже подсушивал в котлах салотопки, но все равно влаги сегодня набрались, да и поверху тряпье теплее будет.
        Даже сейчас, в еще не просушенной хижине, было настолько тепло, что можно не сидеть в куртке. Печка вела себя хорошо - не дымила, не пускала искр из поддувала, жесть, предохраняющая парусину от контакта с дымоходом, нагревалась, но не опасно. Тим был доволен: это тебе не ночлег над салотопкой в жалкой палатке, где даже выпрямиться в полный рост невозможно. Все же удачно, что в такую переделку он попал на китобойном судне: отправляясь в долгое автономное плавание, они запасались всем необходимым на целый год, в том числе и комплектами запасных парусов.
        Ночевал с комфортом - уже не на досках, а в подвесной койке, под тремя одеялами. Если бы не вши, вообще благодать была бы. Эти кровососы, видно, тоже по теплу скучали - накинулись на Тима, будто никогда в жизни не ужинали.
        Ночью он просыпался трижды. Один раз - чтобы подбросить дров, два других раза - не по своей воле. Ветер, очевидно, вызвал подвижку ледового поля, и где-то неподалеку трещало так, что и мертвый бы встал. Второй раз проснулся из-за громового треска прямо в хижине. Сперва, спросонья, перепугался, вообразив, что трещина начала возникать прямо под полом жилища. Но потом быстро успокоился - это всего лишь лопнул от жара раскаленной печи перемороженный булыжник.

* * *
        Ветер не утих и на следующий день. Не сказать, чтобы он задувал слишком уж сильно, но находиться при этом снаружи было очень некомфортно. Но Тиму деваться-то некуда - он до темноты перетаскивал к своей хижине все, что только мог перетащить. Треск льда, услышанный ночью, его сильно обеспокоил. Того и гляди еще раз треснет, и попрощается Тим с «Клио» окончательно. И заодно с запасами дров и жира. Транспортные операции он чередовал с работой по утеплению хижины - продолжал засыпать стены снегом.
        Перед полуднем достал квадрант, провел измерения. Сравнил со вчерашними значениями - расхождений не было ни малейших. Значит, он работает с инструментом правильно, и, кроме того, лед, на котором он находится, стоит на месте: если и есть подвижки, то незначительные, ниже чувствительности измерений. Правда, оставалось маловероятное предположение, что льды эти движутся строго по одной широте, меняется лишь долгота, которую Тиму определить затруднительно. Но он в подобное не верил.
        Вечером, проверив бумаги капитана, развешанные под потолком, убедился, что они окончательно высохли. Пришло время подумать о будущем серьезно.
        Изучив последние записи в вахтенном журнале, Тим обнаружил, что в последние три дня перед крушением капитан действительно не мог определить координат корабля. Солнца и звезд не было - он лишь предполагал, что «Клио» движется с той же скоростью и в том же направлении. В принципе, изучая карту капитана с отмеченным на ней курсом, Тим убедился, что если бы судно действительно продолжало идти все эти дни строго на юг, то до паковых льдов добраться бы не успело - на это ушло бы не меньше недели. Вряд ли течение вдруг усилилось настолько, что скорость выросла более чем в два раза. Тем не менее корабль все же затерло льдами, значит, он как-то ухитрился до них добраться.
        Как?
        Ответ на карте был. Единственный способ добраться до льдов за столь короткое время - уклониться от курса к западу. Очевидно, «Клио» затянуло в струю, которая доставила его к узкому полуострову замерзшего материка. Будто клюв, он выдавался далеко на север, стрелочки, обозначающие направление течения у берегов, сильно противоречили друг другу или вовсе отсутствовали. Очевидно, теплое течение, умирая у берегов этой холодной земли, выписывало такие причудливые пируэты, что картографы оказались бессильны. Тим сомневался, что здесь проводились слишком уж дотошные географические изыскания, но и полной лапидарностью карта не страдала. Может, границы паковых льдов здесь и обозначены приблизительно, но вот участки, где исследовательские корабли достигали берегов, закартированы достаточно прилично, местами даже с указанием береговых ориентиров и промерами глубин. Кое-где были нанесены даже объекты в глубине материка - явно срисованные с источников Древних, а Древним можно доверять побольше, чем нынешним исследователям.
        Тим, взяв деревянную линейку, установил ее на широте, вычисленной по вчерашним и сегодняшним наблюдениям за солнцем. Улыбнулся - так и есть, линейка пересекала полуостров. Ясно, что он на восточном его побережье: на западное «Клио» бы никак не попасть - там другое течение, холодное, несется прямиком на север, в противовес той морской реке, что занесла сюда Тима.
        Итак, он теперь знает, куда его прибило. Отлично, теперь остается сущая безделица - надо найти отсюда дорогу.
        Проанализировав все, что мог выжать из карты, Тим пришел к выводу, что полуострова рядом с ним вообще может не существовать. Возможно, это просто сходит в море огромный ледник или стоят на мелководье многолетние льды. Тим сегодня не поленился забраться на один из пологих торосов и осмотрелся, используя подзорную трубу капитана: никаких признаков земли не заметил. Кругом - льды, лишь километрах в трех на севере виднеется вода. Если и есть суша, то где-то на юге, возможно в сотне километров, а то и более.
        Итак, будем считать, что он почти на кончике ледяного мыса.
        Что это дает? Это дает шанс на спасение. Все, чего Тиму надо, - это добраться до западного края этого ледяного мыса. Там - власть мощного стремительного течения, увлекающего айсберги и льдины до самого экватора. Хорошо бы Тиму попасть на такой айсберг или льдину. А еще лучше - мчаться по этой холодной струе на парусной лодке. Если у него будет свое средство передвижения, ему не придется ждать встречи с кораблями: он сам доберется до берега. Все просто: в своем истоке южное течение, отходя от ледяного мыса, обрушивается на ближайший выступ побережья имперского материка - Атайский Рог. Вдоль этого полуострова оно далее следует до мыса Отчаяния и там уже начинает заворачивать к востоку. Достаточно держать лодку в западных струях течения - и тебя неизбежно вынесет к суше.
        Разумеется, Атайский Рог - не слишком привлекательное место для высадки. Но Тиму сейчас это было безразлично - лишь бы оказался под ногами нормальный берег: хуже льда ничего быть не может. Он согласен даже на сущий ад, но на твердой почве.
        Если верить масштабу карты, то до западного берега ледяного мыса примерно сто пятьдесят километров. Возможно, немного меньше или больше. С таким же успехом расстояние может быть и миллион километров - Тим и ста километров не пройдет по этому замороженному аду. В принципе передвигаться он может без проблем - пока двигаешься, не замерзнешь, но как ему восстанавливать силы ночью? Спать в этом холоде не получится - он не настолько закален, чтобы проводить ночь в сугробе. За день при всем желании по этим торосам больше тридцати километров не прошагаешь. Если предположить, что он сумеет как-то продержаться три дня без сна, то как раз и выходит около ста. Четыре дня точно не продержится… Но если даже представить, что он все же доберется до моря, - что толку? Без еды, без топлива, без жилища, без лодки…
        Смерть…
        Ладно, разложим проблему на составляющие. Главная задача - добраться до моря на западе и далее до ближайшего нормального берега. Второстепенные задачи, которые необходимо выполнить для достижения главной: он должен как-то отдыхать ночами на этом пути; он должен донести продукты; он должен на чем-то доплыть до Атайского Рога.
        Как отдыхать? В идеале - надо тащить за собой свое жилище. Это несколько проблематично… Стоп - а если сделать жилище миниатюрное, только для похода? Маленькую юрту или палатку. Нет, бред - без печки он в такой не согреется… Даже если взять самую маленькую печь с собой, все равно тяжесть выйдет огромная, и, кроме того, дров придется брать очень много. Тим - не слон, Тим - человек, много он не утащит. А если поставить палатку на сани? Хорошенько утеплить ее одеялами и ватными куртками, сшить себе большой спальный мешок. На ночь залезать в него, плотно прикрывать вход - и греться теплом своего тела. Возможно, это будет не слишком комфортно, но Тим неприхотлив, в юрте на морозе ночевать уже приходилось - знает, что выдержит.
        Как нести продукты? Элементарно - на тех же санях.
        Как добраться до Атайского Рога? На санях не получится - надо перебраться через море. Даже в идеале это не меньше четырехсот километров водного пути. Течение, конечно, будет помогать, только что толку от течения: на санях никак не поплыть… Сидеть на краю паковых льдов и ждать, пока льдина с тобой отколется и поплывет на север? Плохой вариант - можно не дождаться. А если и дождешься - льдиной управлять он не сможет, придется надеяться на встречу с кораблем. А если учесть, что при виде льдин и айсбергов все уважающие себя мореходы спешат убраться от них как можно дальше…
        Нет, на льдине плыть нежелательно.
        А что, если изначально сани сделать плавающими? Поставить лодку на полозья. У него есть разбитый вельбот - достаточно лишь его починить. Сумеет Тим его починить? Нет, не сумеет - Тим не плотник. В принципе, в конце концов, может, и сделает - Тим не глуп, и руки у него не кривые, но вот только времени у него на это уйдет гора. И что дальше? Вельбот достаточно тяжелая лодка, семерых китобоев возит с инструментами промысла, тащить ее за собой трудно будет. В итоге, потеряв кучу времени, он обзаведется вещью, которую не сможет тащить. И вообще не факт, что сумеет выполнить эту сложную работу. У него ведь даже смолы нет, чтобы законопатить щели между досками.
        Может, попытаться соорудить что-то вроде плотика с полозьями? Тяжелый плотик потребуется - уж точно не меньше вельбота выйдет по весу. А если бочки применить? Четыре-пять пустых бочек выдержат и Тима, и его поклажу, а весят они при этом относительно немного. Можно даже мачту маленькую поставить и при попутном ветре идти под парусом. Парус… Вот! Отец рассказывал про парусники для суши. Буер на полозьях сможет двигаться по льду - этот колючий ветер вмиг домчит его до западного края льдов. Э, нет - это он уже сильно размечтался. Был бы лед ровным - может, так и было бы, но здесь торос на торосе, под парусом не погоняешь.
        Ладно, забудем про парус или оставим его для моря. Итак, плот из бочек на полозьях. Что Тиму для этого надо? Бочки - бочек полно, главное - выбрать из них самые качественные. Полозья… Планшир на носу уцелел, там отличные изогнутые брусья из крепкого дерева, вот их он и возьмет. Сбить полозья досками, сверху установить бочки, на них уже поставить дощатую платформу с палаткой. Вроде бы работа несложная - здесь не нужно быть умелым плотником, как в варианте с вельботом.
        Сколько у Тима времени? Еды мало - если расходовать ее в таком же темпе, то максимум через десять дней у него останется лишь китовый жир и вытопленные куски подкожной китовой плоти. Можно ли жить, питаясь подобными продуктами? Этого Тим не знает… Ограничить себя в еде он тоже не мог: при физической работе на холоде требуется много энергии, он не должен ослабеть. На «Клио» полная кладовая припасов - попробовать добраться до них? Она в кормовой части судна, подо льдом, неизвестно, сумеет ли он вообще туда пробиться, да и займет это очень много времени. Стоит ли идти на риск, не имея уверенности в результате? Не стоит. Значит, исходить надо из того, что в его распоряжении имеется полноценного питания на десять дней.
        Два дня уйдет на изготовление саней - быстрее с ними не управиться никак. Затем он пойдет на запад. Интересно, с какой скоростью он сумеет двигаться? Наверное, километров по двадцать в день делать сможет. За семь-восемь дней должен добраться до моря и спустить свой плот на воду. К этому моменту у него останется лишь китовый жир. Волей-неволей ему придется узнать на себе ответ на вопрос - сможет ли человек продержаться на этом продукте несколько дней. В любом случае в этот период он не будет изнурять себя физической работой - просто придется ждать, когда вода донесет его до суши. Максимум - будет помогать течению парусом. Затем он высадится на берегу Атайского Рога. Там ему придется обеспечить себя едой, но это уже будут другие проблемы, не связанные с нынешними, и думать о них он будет там, на месте.
        Итак, решено - с утра он вновь примется за работу. Все силы направит на изготовление саней-плотика-палатки. У него сейчас есть теплый кров - отвлекаться ни на что не надо. Если все будет хорошо, через два дня он отправится в путь.

* * *
        К исходу второго дня Тим устал проклинать вырастившую его степь. Ему следовало бы родиться в лесу, среди деревьев, в краю, где с детства учат обращению с топором и рубанком. В степи даже дрова нормальные - редкость: топят хворостом и сушеным навозом. С плотницким делом у накхов полный швах - хижины в становище делали из жердей и тонких прутьев, обмазывая их глиной.
        В общем, Тим работать с древесиной вообще не умел. Если при постройке хижины особой точности не требовалось, то в санях все должно быть идеально. Если напортачишь, то рассыплется конструкция посреди пути или вовсе не сможешь тащить получившуюся неуклюжую громадину. Приходилось трястись над каждой дощечкой, пытаясь уменьшить вес конструкции без потери качества.
        В самом начале работы Тим убил полдня на изготовление двух одинаковых полозьев - задумка с планширом оказалась удачной, вот только добиться полной идентичности двух обрезков было нелегко. Результатом он оказался не слишком доволен: изгибы в передней части полозьев вышли незначительные, причем у одного несколько круче, чем у второго. Если на пути встретится рыхлый снег, тащить будет нелегко. Вывод - участков со свежими снежными наносами придется избегать.
        Дальше дело пошло попроще: используя для монтажа выемки в полозьях, оставшиеся от креплений, Тим нарастил их поставленными набок толстенными досками, взятыми из палубного настила под салотопкой. Поверх набил тонких брусьев, скрепив наконец полозья между собой, уложил попарно восемь бочонков, выбрав самые качественные. Смолы у него не было - все щели в бочках изнутри и снаружи густо промазал китовым жиром.
        Крепким гарпунным линем намертво обвязал бочонки, прихватив их к брусьям: гвозди здесь использовать, естественно, нельзя. Поверху соорудил настил, используя для этого самые тонкие доски, выдрав их из обшивки стенки между плотницкой и парусной кладовкой. Настил тщательно выровнял, по бокам прибил бортики из широких досок - хоть небольшая защита от волн будет и заодно основание стенок палатки.
        Впереди, не жалея проволоки и гарпунного линя, привязал кусок трубы от малой печки - в него он вставит мачту. Рядом с мачтовым гнездом прибил к помосту большой бочонок - в него он сложит часть груза, а на крышку прикрепит компас. Мачту изготовил из ровного куска планширного бруса.
        Палатку Тим изготавливал в комфорте, сидя в теплой хижине. Печка здесь топилась круглосуточно, парусина высохла, и даже сильный ветер не выдувал из жилища тепло. Среди вещей матросов он нашел нитки и иголки, кроме того, в парусной кладовке был ящичек с огромными иглами и дратвой для штопки парусов. Сделав для начала палатку из парусины, Тим просто обшил ее одеялами изнутри и снаружи. Из лучших одеял он соорудил просторный спальный мешок.
        Готовую палатку установил в санях уже под вечер второго дня. Натянул ее на подготовленный каркас из тонких реек, привязал оставленные пеньковые шнуры к бортикам и настилу. До темноты успел загрузить сани полезными вещами: продуктами, запасной одеждой, уложил свое оружие и саблю капитана, инструменты, весло от вельбота и лучший трокель. Все, что не помещалось в бочонок, он закреплял на подставках по бокам саней и позади. В итоге конструкция приняла какой-то гротескно-громоздкий вид - неряшливая палатка на высоченной груде бочек и досок с торчащими во все стороны мачтами-веслами-трокелями.
        Ничего, Тим за красотой не гнался: главное - надежность.
        Сегодня Тим в последний раз ночует в своей теплой хижине. Стоило ли на ее строительство убивать столько сил и времени? Ради каких-то жалких трех ночей? Стоило: нормальный отдых перед долгим и трудным путешествием - это не роскошь, необходимость. Да и тонкие работы по изготовлению саней он делал здесь, внутри, в тепле и при хорошем освещении. Над салотопкой так не поработаешь.

* * *
        Утром Тим в последний раз позавтракал горячей пищей - похлебкой с ветчиной и кусочками сухарей, заправленной вездесущим китовым жиром и огарками подкожной плоти кашалота. Вкусовые качества, может, и не очень, но если слопать, пока горячая, то очень даже ничего. Все - дальше придется питаться всухомятку. Огниво и труты Тим взял, но вот дров у него нет: тащить их с собой он не мог - и без того сани очень тяжелые.
        Оделся Тим сегодня капитально. Ватные штаны, почти непотертая лисья безрукавка, шерстяная кофта, стеганая куртка. На голове шерстяная шапка, и, кроме того, можно напяливать самодельный капюшон из парусины, обшитой обрывком одеяла. На ногах обмотки из того же одеяла и просторные войлочные ботинки, к которым Тим привязал самодельные снегоступы из китовой кожи. Из той же кожи и обрезка троса соорудил очень широкий пояс. Выглядит он теперь таким же неуклюжим, как и его сани: наверное, смешной со стороны.
        Вот только смеяться над ним здесь некому…
        Подойдя к саням, ухватил крюк, привязанный к постромкам из гарпунного линя, прицепил его сзади за пояс. Присел, ухватился за вздернутые концы полозьев, с силой их пошатал, освобождая из снежного плена. Шагнул вперед, наклонился, выпрямляя колени, стронул сани с места, сделал первый шаг на запад.
        Все, теперь главное - не останавливаться. Труднее всего заставлять сани трогаться с места - дальше легче. Полозья, щедро смазанные китовым жиром, легко скользят по плотному снегу, не зарываясь. Замерзшая конструкция поскрипывает деревом на неровностях, идет немного тяжеловато, но послушно. Он ожидал худшего. Впрочем, еще не вечер - поначалу, может, и легко будет, но вот что дальше…
        Через полчаса, добравшись до далекого тороса, выбранного ориентиром, Тим остановился, вернулся к саням, взглянул на компас. Выбрав на западе новый ориентир, обернулся, бросил последний взгляд на уже присыпанный снегом искалеченный корпус «Клио» и серый бугор оставленной хижины.
        Все. Прощай, корабль: Тим попал на твой борт неудачником и уходит, наверное, тоже неудачником - неизвестно, можно ли считать везением то, что он еще жив, а товарищи ушли из этого мира без долгих мучений. Прощай, парусиновая хижина, засыпанная снегом: ты подарила три ночи, проведенные почти в комфорте, позволила набраться сил перед дальним и трудным походом. Прощайте, Токс и все остальные товарищи-китобои, оставшиеся подо льдом. Сюда Тим уже никогда не вернется. Он или умрет на пути к морю, или умрет в море, или доберется до Атайского Рога.
        Разогнув колени, Тим вновь стронул сани с места и сделал очередной шаг на запад.

* * *
        Она плохо знала географию. Особенно географию этих мест. Современных сведений нет вообще - есть лишь старые карты времен Древних. Эти карты она видела. Насколько им можно доверять? Там, где на картах Древних была полноводная река, сейчас можно найти засушливую пустыню. И наоборот - на месте пустыни можно обнаружить озеро, окруженное зеленым лесом. Где был цветущий остров - теперь плещется глубокое море. Да что говорить о каких-то жалких островках и речках - даже небеса Древние ухитрились искалечить. Погибшая луна раскололась на мириады частей, со временем они вытянулись вокруг планеты плоским кольцом пыли и мелких обломков, после чего на некогда жарком и влажном экваторе поднялись светлые широколиственные леса.
        Измененные ландшафты и планетарное кольцо - не единственное, что оставили после себя Древние. Самым неприятным последствием их великой войны были опустошенные территории. В разных местах их называли по-разному: язвы, черные пустоши, проклятые земли, пепелища Древних.
        Ей больше всего нравилось название «язвы».
        Северное полушарие, в древние времена заселенное плотнее всего, превратилось в сплошную язву. Похоже, там вообще не осталось нормальной земли. Экваториальной области и южному полушарию повезло гораздо больше - там уцелели половина большого материка и маленькая Эгона. Кроме того, осталось немало пригодных для жизни островов. Хорошей земли, правда, хватило лишь для одной серьезной империи, но не так это и плохо, если сравнивать с мертвыми северными краями.
        Она привыкла учиться. На сон ей обычно хватало трех-четырех часов. Несколько дней, проведенных в замке Шани, она вообще почти не спала - жадно пополняла свои знания содержимым герцогской библиотеки. А еще она умела слушать. Многие этого не понимают, но достаточно показать, что тебе интересны слова собеседника, - и он может рассказать тебе многое из того, что вообще рассказывать не собирался. Показывать заинтересованность она умела.
        До получения новых знаний все, что она знала о язвах, - это то, что на карте отца они обозначены бесформенными пятнами серого цвета и ярко-красными названиями. А теперь, ступив на земли Атайского Рога, она представляла, с чем ей придется столкнуться. И не боялась. Здесь нет прямоходящих двуногих существ, отягощенных разумом, - это главное.
        То, что она переступила границу смертоносных земель, стало понятно сразу. Перед этим несколько дней ей пришлось идти по горам. Здесь почти не было крутых скал или обрывов - по сути, просто огромные холмы, кое-где покрытые каменными осыпями, так что двигаться можно было почти прямо - туда, куда указывал голос. Скудная растительность была здесь повсюду: жалкие искривленные деревца, колючие кусты, пожухлая трава, мох и лишайники на камнях. Из ягод она находила лишь ежевику и невкусный шиповник, воды, правда, хватало - вокруг было множество ручьев и родников. Но в воде не видно рыбы, животных тоже нет, если не считать одинокого кролика и промелькнувшего вдалеке горного барана. Птиц - и тех почти не видно.
        Но все же это была нормальная земля - просто скудная.
        Увидев язву, она поняла, что сейчас попадет в другой мир.
        Это произошло около полудня. День был пасмурный, то и дело начинал моросить мелкий дождь. Она не воспользовалась капюшоном - вряд ли эта водяная пыль даже волосы намочит. А жаль: этому краю не помешал бы сейчас хороший ливень. Поднявшись на очередной перевал, она увидела, что начинаются земли язвы.
        Сразу за седловиной, в самом начале спуска, резко пропадает трава, да и другой растительности не видно. Дальше тянется серая земля с черными проплешинами, отсвечивающими чем-то жирным. В малейшей ямке или ложбинке колышутся сгустки тумана - странно, что их не прогоняет горный ветерок.
        Мертвый край, уничтоженный тотальной войной древних магов.
        Нет, не совсем мертвый. Что-то там есть… И это что-то - необычно. Неудивительно: на пепелищах нормальной жизни не осталось, сплошь какие-то гротескные создания, причем зачастую небезобидные. Вспомнить хотя бы имперских драконов - летучие ящеры с перьями, мехом и чешуей, да к тому же наделенные способностью к огненной магии и телепатии. Но люди хотя бы научились использовать их для своих целей. С остальными обитателями проклятых земель подобное не удалось - люди, пытавшиеся их изучить, обычно заканчивали свой путь в пищеварительной системе монстров.
        Странно, что за каких-то две с половиной тысячи лет здесь развились такие удивительные обитатели. Хотя было мнение, что это попросту далекие потомки существ, выведенных искусственно, специально для войны. Может, и так. Да какая ей разница, откуда эти твари появились? Ей надо пройти через их земли, и она это сделает. Монстрами ее не запугать - она сама своего рода монстр…
        Смертоносный монстр в привлекательной оболочке…
        Несмотря на уверенность в своих силах, первые шаги по израненной земле она делала очень осторожно. Присев возле черной проплешины, осмотрела странную поверхность, покрытую темно-фиолетовым мхом. Это вообще-то был не мох - просто похоже на него, если не приглядываться. Вместо множества стебельков - те же мириады тончайших, жирно поблескивающих пластинок. Все они были ориентированы в одном направлении и наклонены под одним углом, нацелившись на просвечивающее сквозь тучи солнце.
        Ничего общего с растениями обычного мира она в этом «мхе» не обнаружила. Он был полностью чужим. Она его не понимала. Одно ясно: он, как и обычный мох, нуждается в энергии солнца. Это уже первый шаг к пониманию - теперь надо сделать следующий, главное - проследить, куда уходит энергия. Это для нее пустяк, хотя, если откровенно, хотелось бы исследовать какой-нибудь вид флоры и посущественней. Но что есть, то есть.
        Через несколько минут она знала про это растение все. Даже разочаровалась - настолько все это оказалось банальным. «Мох» этот по образу жизни ничем не отличался от своего зеленого аналога. Он с водой вытягивал из почвы неживую материю, от солнца брал энергию. На этом и рос. Странным его делал лишь состав - он почти целиком состоял из тех же веществ, что и обычный кремень. В одном из древних фолиантов, где были собраны рисунки и тексты из книг Древних, она сталкивалась с описанием технического устройства, в котором тонкие черные пластины улавливали свет солнца, переводя его в энергию, питающую молнии. Возможно, это был некорректный пересказ принципов жизни вот этого самого «мха».
        Ладно, со «мхом» она кое-как разобралась. Странно, конечно, но познаваемо. Значит, и с остальным разберется. Опасность страшна, когда ты ее не понимаешь, если же знаешь, с чем имеешь дело, ты уже вооружена. Где-то здесь бесследно исчезла целая имперская экспедиция. Бедняги: привыкли брать все голой силой, а сила тем и неудобна, что применять ее надо, если хорошо понимаешь, с чем имеешь дело. Если опасность непонятна - сила вряд ли поможет. В ясный солнечный день вооруженный солдат, закованный в доспехи, ступив на такую мшистую полянку, рискует умереть от удара молнии - весь этот черный ковер превратится в смертельную ловушку.
        Но не для нее: она делает шаг, лишь будучи уверенной, что следом удастся сделать второй.
        Можно идти дальше, главное - не наступать на «мох», это небезопасно. И не дремать на ходу - рано или поздно ей придется столкнуться с более серьезными обитателями язвы.

* * *
        Далеко-далеко от побережья Эгоны в маленьком становище оламеков в скромной юрте сидел Ришак. Дед Тима обычно не увлекался излишествами, вот и сейчас сидел на потертом войлочном коврике, сжимая в руках простую глиняную чашу с чаем. Юрта была не его, но в данный момент он имел статус полного хозяина жилища, так что гость его получил самое лучшее - расселся на расшитом коврике, пил холодный кумыс из низкой серебряной чаши, горстями закусывал изюмом и кусками сушеных дынь.
        Купец, не забывая есть и пить, успевал при этом, не сбиваясь, выкладывать информацию и спрашивать совета. Купец попал в затруднительное положение - раньше он работал на Имперскую Тайную Канцелярию, а теперь, продолжая получать от нее деньги, стал подрабатывать и на паука Карвинса, разумеется, с полного одобрения Ришака. Теперь этот первый имперский скупердяй, думая, что ценный агент полностью в его лапах, решил урезать купцу выплаты, мотивируя это тем, что он получает за одну и ту же работу деньги одновременно от двух хозяев. С одной стороны, казна Империи платила не столь уж много, чтобы из-за этого огорчаться, с другой…
        Дай Карвинсу укусить себя за мизинец - он проглотит тебя вместе с ботинками, да еще и в землю под ними вгрызется.
        Ришак решал недолго:
        - Когда вернешься на побережье, расскажи человеку этого обнаглевшего клопа, что ты втерся в доверие к сотнику Иерею из рода Габутай. Скажи, что помог ему выкупить сына из плена, и за это он при людях объявил тебя вечным другом рода. Чтобы эта шелудивая собака поверила, на обратном пути погонишь на побережье табун отличных скакунов - всем там растрезвонь, что это сам Иерей доверил тебе продавать его стадо.
        - Я скажу это на конной ярмарке, если к ней успеем. Если там сказать такое, то через час об этом будет знать вся Эгона.
        - Хорошо, пусть будет так. Когда человек Карвинса будет тебя об этом спрашивать, ты скажи ему, что не хочешь больше разговаривать с гнусными обманщиками, - пусть ищут себе другие глаза и уши в степи. Заодно дай понять, что если проблему с оплатой решат, то ты, может, и передумаешь.
        - Эти шакалы будут мне угрожать, - нахмурился купец.
        - Будут, - согласился Ришак. - Но ничего они тебе не сделают - ты им очень нужен. Когда они приползут к тебе, обещая, что все будет по-старому, ты сразу не соглашайся - говори, что, как друг сотника Иерея, теперь стал гораздо ценнее. В доказательство намекни им, что знаешь подробности о затеваемом оламеками большом походе на накхов.
        - Оламеки пойдут на накхов?!
        - А тебе какая разница? Пойдут они или не пойдут - главное, чтобы имперцы думали, что это так.
        - Я понял. А если они узнают, что это был обман?
        - Может, и узнают. Но почти все их люди будут говорить то же самое, что и ты. Тех из них, кто еще не говорит моими словами, мы все равно рано или поздно найдем. Они умрут или подчинятся нам, как подчинился ты.
        - Меня не заставляли - я сам решил, что с вами мне будет лучше, чем с имперцами.
        - Ты сам себя заставил подчиниться - разницы нет. Когда вы хором будете говорить про битву оламеков с накхами, а несколько шелудивых собак будут говорить другое, то поверят вам. Потому что все побережье будет знать, что большие отряды оламеков перемещаются к землям накхов. Это будет подтверждением вашим словам, а у других шпионов этого не будет.
        - Мудро… Тогда беспокоиться не о чем. Кстати, Ришак, ты помнишь Руокса из Тувиса? Десятника рыночной стражи?
        - Эту жадную крысу забыть нелегко.
        - Он пропал. Стражники весь город перерыли - не нашли.
        - Никуда он не пропадал. Зря рыли: надо им было поплавать вместо этого.
        - Руокс утонул?! Так этот кабан вроде купаться в море не любил. Он, по-моему, даже не мылся никогда.
        - Я разве говорил про море?! В канаве он, по которой ваше вонючее дерьмо в ров стекает. Лежит на дне в двух мешках.
        - Его что, убили?
        - Ты, похоже, кумыса сильно много выпил - как может человек, лежащий на дне сточной канавы в двух мешках, умереть своей смертью? Ты в такое веришь сам?
        - Прости, Ришак, - наверное, и впрямь кумыс в голову ударил. Трудно, конечно, такую тушу носить целиком, вот и располовинили по мешкам. Кто это его так? Бандиты постарались?
        - Кто еще может на побережье такие грязные шутки проделывать, как не люди принца? Бандитам до них далеко.
        - Да… плохие новости. Они с каждым днем все наглее и наглее становятся. И это при том, что Тувис - не имперская земля, просто протекторат, причем спорный.
        - Какая им разница? Дай им возможность - они бы и нас с тобой в четыре мешка определили.
        - Ришак, ты меня сильно обеспокоил. Кто знает, что на уме у этих имперских мясников, а ведь мне сейчас возвращаться в Тувис придется.
        - Не поддавайся страху - в городе не ходи без охраны, да и мои люди за этими шакалами присматривают. А ты присматривай за пауком Карвинсом и людьми из Имперской Канцелярии. Что-то эти упыри зашевелились в последнее время - надо за ними смотреть неотрывно. И не забывай про моего внука - любые надежные новости или самые пустые слухи о его судьбе я должен узнавать первым.
        Чуть помедлив, Ришак простимулировал агента самым надежным способом:
        - Скакуны, которых якобы тебе даст на продажу сотник Иерей, твои. Продай их, а деньги оставь себе. Все они лучших кровей, как и положено лошадям сотника, - уйдут за кучу серебра.
        Купец, пряча довольную улыбку, прикрыл лицо чашей, сделал крупный глоток. С каждым днем все ширится ручей серебра - ни степняки, ни имперцы не скупятся. Это уже не ручей - это настоящая речка, по которой он несется в золотой лодке.
        Главное, чтобы не свалиться с этой лодки в сточную канаву… в двух мешках…
        Глава 20
        Полусотник Тиамат Сеулу поначалу не понравился. Ему показалось, что Эддихот вздумал надуть столичных сыщиков, подсунув им самого завалящего егеря. Егеря - это те же стражники, но работающие за городской территорией, в основном в лесах и горах. Это жилистые, загорелые до черноты люди с обветренными лицами и щелочками настороженных глаз. В городе им неуютно.
        Тиамат был дороден телом - ни мышц, ни жил, а вот брюшко в наличии имелось. Лицо одутловатое, глаза маленькие, словно украдены у поросенка, кожа белая, как сметана.
        И это лучший полусотник егерей пограничной стражи?!
        Тиамат внимательно, без комментариев, выслушал Сеула. Потом так же внимательно отнесся к рассказу нурийца Одона и пояснениям Дербитто о вооружении, которым обладают разыскиваемые преступники. Убедившись, что больше ему ничего рассказывать не будут, Тиамат заговорил сам. И уже через несколько минут Сеул убедился, что первое его впечатление об этом человеке оказалось в корне ошибочным.
        - У меня нет с собой карты, так что показать вам Чагдальскую тропу я не смогу. Но поверьте на словах - она очень длинная. Это и не тропа вовсе - все, что расположено между двумя северными отрогами главного хребта, что тянутся к плоскогорью Тю-Шитц, у нас почему-то принято называть Чагдальской тропой. Раненый, очевидно, умышленно или несознательно не уточнил, где именно следует искать эту пещеру.
        - Да ты врешь! - возмутился Одон. - Я знаю Чагдальскую тропу - она ведет к перевалу, за которым Северная Нурия. Там стоит ваш пост! Про этот пост и говорил тот пес!
        - Остынь, нуриец, ты у нас не горец и зря решил, что знаешь про хребет все. По тому отрогу, что севернее, проходит граница. Там два хороших перевала, на каждом стоит наш укрепленный пост - вот один из них ты знаешь и поэтому решил, что теперь в горах тебе известна каждая мышиная нора. Кроме того, есть еще четыре летних перевала - холодной зимой по ним проходить трудновато. На одном из них также есть наш постоянный пост, но он ниже перевала, под снег не попадает, два других охраняются конными патрулями, последний - пешими. Таким образом, мы имеем три перевала с нашими постами и еще три без укрепленных постов. Но даже на них есть бревенчатые хижины, в которых отдыхает пограничная стража. Также там можно укрыться, если нападет крупная банда: вокруг хижин ставят частоколы. При небольшой натяжке такое укрепление можно назвать постом. Как я понимаю, допросить бандита больше не получится, значит, надо смириться с мыслью, что нужная вам пещера может быть где угодно - имеется целых шесть перевалов, подходящих под его описание.
        - Он еще говорил про хижину отшельника, - напомнил Сеул.
        - Это нам не поможет. Религия нурийцев своеобразна - отшельничество в ней поощряется. Одиноких стариков в горах из-за этого хватает. Я у каждого из этих перевалов могу показать по несколько хижин, где они доживают свой век. И сразу вам скажу - допрашивать этих седых истуканов бесполезно. У них что-то вроде обета сохранять молчание - ни слова не дождетесь, хоть на фарш его изруби. Отличить ложного старца от настоящего невозможно.
        Сеул не сдавался:
        - Эддихот рекомендовал вас как лучшего егеря пограничной стражи. Мы полагаемся на ваш опыт - скажите, сколько потребуется времени, чтобы обыскать окрестности этих шести перевалов в поисках нужной нам пещеры?
        - Префект - достойный человек, но и ему свойственно заблуждаться. Да, я хорош, но и без меня хороших егерей хватает. И все мы одинаково плохи - все мы лишь гости на этой чужой земле. Горцы - вот кто там действительно знает каждую мышиную норку. Да и начни мы там все тщательно обыскивать, спугнем бандитов - они сразу же бросят свое логово, и останетесь вы ни с чем. Ваш вопрос о пещере… По сути, придется обыскать чуть ли не половину Чагдальской тропы - надеюсь, умерший бандит имел в виду именно ее, а не землю по другую сторону отрога. Но если он не ошибался насчет пещеры… Ближние перевалы тогда можно смело отбрасывать. Они, конечно, гораздо удобнее в плане скрытного достижения Северной Нурии, что разыскиваемым преступникам на руку - иметь там логово весьма удобно. Но с другой стороны, там не может быть пещер. Скалы там неподходящие - сплошной гранит и застывшие лавы. Там разве что трещину можно найти - пещер точно не бывает.
        - Я же говорил! - радостно вскинулся Одон.
        - Хотя там и полно укромных уголков, куда стража нос не сует никогда, но пещеры там не найти. У двух дальних перевалов с этим попроще - там пещеры точно есть, хотя о больших я не слышал. Впрочем, на самом дальнем - Сигонском - есть каменоломни, где добывали раньше известняк. Если считать их пещерами, то да, там подземелье знатное. Но это уже под самой границей, по другую сторону отрога - это не Чагдальская тропа.
        - Может, раненый ошибался? Может, он каменоломни и имел в виду? Он ведь в горах ориентировался не лучше Одона - мог, наверное, считать тропой и землю за отрогом.
        - Лет пять назад мы в эти каменоломни загнали караван контрабандистов с грузом сырого итиса. Еле выкурили оттуда потом. Не припомню, чтобы там кто-то тогда обитал, а ведь мы все осмотрели очень хорошо.
        - Пять лет, говоришь? Умерший говорил, что в этой банде состоял четыре года. Так что могли обосноваться уже после того случая с контрабандистами.
        - Неудобное там место, - поморщился Тиамат. - Слишком уж многолюдно: хватает пограничной стражи, парочка селений горцев рядом, контрабандисты толпами шастают туда-сюда. А ведь этим ребяткам надо прятать свою деятельность ото всех: если пойдет слух, что в подземельях обосновалась банда, промышляющая похищениями людей, туда быстро стража наведается. Держать такое в тайне несколько лет непросто… Будь я на их месте - в каменоломни бы не сунулся.
        Дверь распахнулась без стука, на пороге возник запыхавшийся крепыш в запыленном синем камзоле служаки канцелярии наместника.
        - Простите за беспокойство, но кто из вас господин Сеул из столичной управы?
        - Я.
        - Вот - вам послание от королевского наместника.
        Сеул, приняв серый конверт, разорвал, прочитал короткое послание, помедлил, повернулся к Тиамату, с сожалением произнес:
        - Меня и Дербитто вызывает к себе наместник. Закончим этот разговор, когда вернемся. Но вы пока что подумайте, какие силы нам потребуются для проверки каменоломен и подходящих перевалов и как это можно сделать поудобнее.

* * *
        В отличие от унылого укрепленного здания префектуры резиденция королевского наместника провинции Тарибель была беззаботно уютной: высокий красивый дом весело посматривал на разбитый вокруг сад вовсе не узкими амбразурами, а широкими застекленными окнами. Правда, сам сад был обнесен квадратом надежной стены, но даже Сеулу, неискушенному в вопросах фортификации, было очевидно - обороняться здесь трудновато. Слишком длинная стена - потребуется очень много защитников. Башен нет, зубцов тоже - потери от стрелков будут ужасными. А стоит нападающим прорваться внутрь - проникнут в дом без особых помех, под прикрытием зарослей ухоженных кустов и деревьев.
        Если и был в мире кабинет, менее всего непохожий на кабинет Эддихота, то это был кабинет королевского наместника Тарибели. Про амбразуры можно и не заикаться: окна здесь были чуть ли не во всю стену, оружия и доспехов также не наблюдалось - ни одного даже самого завалящего декоративного щита на стене. Единственная относительно военная вещь - королевский стяг, украшенный вычурным гербом Тарибели. Малиново-голубая шелковая ткань, растянутая среди резных позолоченных панелей и ярких гобеленов с фривольными изображениями, казалась не боевым знаменем, а забытым здесь в спешке дамским бельем. Даже воздух в кабинете благоухал ароматами духов и благовоний.
        Наместник не уступал в роскоши своему кабинету. Если продать его одежду и украшения, выйдет, наверное, месячный бюджет префектуры Тарибели, а если еще добавить и обстановку кабинета, то на полугодовой потянет. Столько безвкусной роскоши, сосредоточенной в одной комнате и на одном человеке, даже при дворе императора непросто встретить.
        Наместник встретил их несколько странно - отослал секретаря, принял сам. Дверь за ними тоже прикрыл сам, и лишь потом объяснилось его необычное поведение.
        Подняв левую руку, этот щеголь прижал кончик большого пальца к основанию мизинца, вопросительно уставился на вошедших. Сеулу и Дербитто ничего не оставалось, как повторить его тайный жест.
        Наместник, лучезарно улыбаясь, проникновенно произнес:
        - Приветствую вас, братья!
        - Приветствуем тебя, брат, - механически ответили дознаватель и стражник.
        - Присаживайтесь же, вот, вам понравится - мягкие стулья, новейшее изобретение столичных краснодеревщиков, лично заказывал у лучшего мастера. В сиденьях стальные пружины - мягкость исключительная. Ну как вам?
        - Отлично, - вежливо произнес Дербитто.
        - Как замечательно, что мы наконец с вами увиделись. Я понимаю, что вы были сильно заняты. Но все же жаль, что не заглянули ко мне сразу по приезде. Вы многое упустили - я тут неделю назад давал закрытый бал, только для своих… ну вы понимаете. Из кавалеров были только наши братья - без чинов и сословных различий. Получилось все весьма прелестно. Вот только здесь дам оказалось больше, чем кавалеров, - вы, братья, пришлись бы нам тогда весьма кстати.
        Дербитто удивленно переглянулся с Сеулом. Видимо заметив этот красноречивый взгляд, наместник резко перешел к сути:
        - Да что вы прямо будто на допросе - так строго держитесь, сразу о деле норовите разговор повести. К чему такая спешка? Вам уже торопиться некуда.
        - Наоборот, - возразил Сеул. - Мы наконец-то вышли на след похитителей и начинаем готовить облаву на них в горах. И придется с этим поспешить - после разгрома их гнезда в приюте они неизбежно насторожились и неизвестно что могут теперь выкинуть. Мы близки к выполнению нашей миссии, думаем, что эта шайка действует уже много лет. Они предпочитают похищать вовсе не простолюдинок - очевидно, что и принцесса Вайира была их жертвой. Все, что нам надо, - это схватить несколько главарей, а не мелких сошек, и мы узнаем ответы.
        Наместник, загадочно улыбаясь, покачал головой:
        - Не хочу вас расхолаживать, но, увы, ваша миссия все же закончена.
        - Как?! - в один голос выдохнули Сеул и Дербитто.
        - А так. Сожалею, но когда вам поручили это расследование, то немножечко слукавили. Безусловно, вопрос, как пропала принцесса Вайира, до сих пор весьма интересен - очень интересен. Но это был лишь повод. И до вашей работы уже давно было понятно, что это лишь одно из многих исчезновений, просто ему повезло стать самым громким. Годами Империя теряет своих гражданок, причем гражданок непростых - не чернолицых простолюдинок, а красавиц-дворянок, лучших из зажиточных мещанок, дочерей жрецов. Неужто вы наивно решили, что были первыми, кто это заметил?
        - Признаться, я считал, что в Тарибели на фоне всего, что здесь творится, на это просто не обращали внимания, - ответил Сеул.
        - Если бы только в Тарибели… Весь Север Империи давно уже страдает от этой напасти. Некоторые шайки изловили, жестоко выпытывали при этом у похитителей все, что они знают. Но сообщники быстро обрубали все следы. Слишком они хитры и слишком сильны. Это самая ужасная шайка в Империи - счастье, что они занимаются лишь похищениями женщин. Страшно представить, что было бы, если б всю свою силу они пустили на более опасный промысел.
        - И для чего им нужны женщины? - спросил Дербитто.
        Наместник, замешкавшись, приглушил голос. Осторожно предупредил:
        - Братья, все, что вы сейчас услышите, не должно покинуть стен этого кабинета. Женщин исчезает очень много, и нигде никогда они больше не появляются. Грешить на сектантов трудно - некроманты следов обычно оставляют много и долго такое дело в секрете не удержали бы. На кого тогда еще грешить? Кто в этом мире способен организовать похищения тысяч женщин, причем так, что их потом никогда не находят? Лишь редкие счастливицы смогли сбежать от похитителей по дороге. Нам известно лишь два таких случая - одна выбралась из подвала в Хабрии, другая в грозу смогла сбежать в горах Северной Нурии. Эти женщины чудом не попали к хабрийцам и нурийцам и смогли рассказать о том, что с ними произошло. Первый случай - семнадцать лет назад, второй - восемь. Думаю, беглянок было больше, но остальным не повезло - девушке, оказавшейся на чужой земле, приходится нелегко. Северная Нурия - нецивилизованная страна, а про Хабрию даже и говорить не хочется: судьба подобных беглянок там незавидна. А если учесть, что у похитителей свои люди везде, где только можно, то куда ни пойдешь, все равно в итоге попадешь в лапы шайке. В
обоих случаях все совпадало. Похитили дворянок из обедневших родов, незамужних и порядочных. Похитители обращались с ними достаточно вежливо, не причиняя никакого вреда, лишь при перевозке опаивали отваром итиса. Везли их куда-то на Север, и при этом им ничего не говорили об их будущей судьбе. Если предположить, что так же поступали и с остальными… Что вы сами думаете по этому поводу?
        - Тут и думать нечего, - ответил Сеул. - Красивые молодые девушки, воспитанные, из порядочных семей. Их не бьют и не насилуют - обращаются достойно, если не считать самого факта похищения. Вывод очевиден: девушки предназначены солидным заказчикам, которые не заплатят за попорченный товар.
        - Верно. И кто заказчик?
        - Ну… если везут на Север… Хабрийцы?
        - Сеул, вы же неглупый человек: допустим, богатые хабрийцы зачем-то скупают наложниц, похищаемых в Империи, как будто им своих мало. Долго ли это дело можно сохранять в секрете? Хабрия, конечно, варварская страна, но ее посещают многие купцы, и послы часто ездят. Да и хабрийские купцы торгуют по всему свету. А сами хабрийцы - первые болтуны в мире. Слухи бы сразу пошли: ведь счет идет на многие тысячи. Я вам даже более того скажу - у хабрийцев то же самое происходит. У них тоже пропадают девушки. Вот только там на это внимания не обращают - что взять с варваров. И что вы на это скажете?
        - Раз не хабрийцы, то кто тогда? Кроме них и зайцев, на Севере больше никого нет.
        - Вот! Вы наконец-то ответили на мой вопрос! Раз там лишь хабрийцы и зайцы, и при этом хабрийцы похищениями не занимаются, то кто остается?
        - Бред какой-то… Зачем зайцам понадобились наши женщины?
        - Не знаю. И никто доподлинно не знает - лишь предположения. Мы вообще о зайцах мало что знаем. И есть одна непонятность в их жизни, которая в связи со всеми этими делами сильно смущает. - Наместник понизил голос до шепота: - Никто и никогда не видел у зайцев женщин.
        - Они живут в экваториальных лесах и людей, пытающихся добраться до их селений, убивают. Вот потому и не встречали их женщин - мы видим лишь воинов или послов, очевидно.
        - Сеул, послы зайцев в Столице живут годами. Все они далеко не дети, и, очевидно, семейные. Ни разу ни один из них не привозил с собой жену. Бывало, привозили детей, но только мальчиков. Внимательное наблюдение за ними установило, что зайцы удовлетворяют свои потребности друг с другом, без женщин.
        - Так это не новость. Из-за них по Империи и пошла мода на «настоящую дружбу» - источник этой заразы как раз в лесах экватора. В Братстве ходят разговоры, что они специально насаждают среди нас это непотребство - хотят ослабить еще больше через падение морали.
        - Вот! Но тем не менее вопрос с женщинами остается открытым. Зайцы, конечно, живут подольше нас, но ведь все равно им как-то надо размножаться? Да и дети у них, которых они привозят иногда, произошли явно не от грязных отношений. Кстати, бывали случаи, что зайцы, скрывая свои личности, посещали бордели. Но при этом ни один из них никогда не брал женщин - только мальчиков.
        - Вы намекаете, что у них нет своих женщин? И для размножения они используют наших?
        - Да. Это единственное объяснение. Потому и неизвестна конечная участь похищенных - если женщина попала в экваториальные леса, то назад дороги не будет. Очевидно, от сожительства с нашими женщинами у них рождаются лишь мальчики. И, подчеркивая свою исключительность и отличие от нас, они считают людьми лишь мужчин, а женщины для них просто устройства для размножения, потому они и не испытывают к ним влечения.
        - Я шокирован, - покачал Дербитто головой. - И все это время они ухитряются держать такое в секрете?
        - Нет, кое-чего они и не пытаются скрыть. На островах архипелага зайцы активно покупают невольниц, причем интересуются лишь самыми лучшими. Местные уже знают, что им надо, и во время своих войн сразу отбирают для зайцев самый качественный товар. Зайцы говорят, что берут их в качестве прислуги, но это явный обман. Их послы спокойно обходятся без женской прислуги, да и без мужской тоже. Зайцы пережили войны Древних, пережили гибель своих лесов, пережили великое переселение, пережили войны с людьми. Но что-то в них при этом изменилось… Ни в одном из древних источников мы не нашли указаний на проблемы с женщинами. Очевидно, раньше у них с этим все было нормально, и лишь после того, как мир покатился кувырком, они стали другими… как и все, что после этого уцелело…
        - Я не думаю, что ваше объяснение единственно верное, - упрямо заявил Сеул.
        - А куда, по-вашему, они девают женщин? За заячьими лесами начинаются выжженные земли северной язвы. За экватором нет никого - там попросту не выжить. Вы всерьез считаете, что ушастые годами скупают и похищают лучших девушек, чтобы скармливать их монстрам проклятых земель?!
        - Нет, я так не считаю. Но и ваши объяснения… Мы ведь видим лишь часть картины, наверняка многое упустили.
        - Да, очевидно, многое осталось для нас тайным. Но главную суть мы уже знаем. Зайцам нужны наши женщины, и они не останавливаются ни перед чем, чтобы их заполучить. Они нарушают наши законы. Как вы думаете, если весь мир узнает про их мерзкие делишки, что будет?
        - Что будет? Ну… думаю, мир будет недоволен.
        - Вот! Появится общая объединяющая идея, взывающая к заячьей резне! Именно то, чего нам сейчас не хватает! Это будет не имперская идея - это будет идея, касающаяся всех!
        - Да зайцев и без всяких идей не очень-то любят. Причем не только в Империи.
        - Их не любят за уши и за истерики в вопросах вырубок лесов. С ушами можно смириться, насчет леса можно договориться или поумерить аппетиты лесорубов и пахарей. А вот насчет женщин… Как бы ты ни не уважал себя, но тронуть свою женщину никому не позволишь. Приятно будет узнать, что твою дочь в любой момент могут утащить в лес к ушастым тварям, которые будут использовать ее лишь для размножения? Этого им никто не простит. Вспомните позорный Шериханский договор. Он был трехсторонний: Хабрия, Империя и Лес. Мы до сих пор пожинаем плоды этого несправедливого мира. А ведь все было бы иначе, не вмешайся тогда в войну зайцы. Да, мы, конечно, кое в чем ущемили тогда их интересы, но с их стороны было подло вмешаться в момент, когда мы по уши увязли в той тяжелой войне. Итоги вам известны… Счастье, что еще легко отделались, - сильная Хабрия, видимо, зайцам так же невыгодна, как и сильная Империя. Чем хуже нам, тем лучше им… Братья, если против зайцев ополчится весь мир, это будет победа. Да, их много, и они сильны. Но им с одной Империей даже на пару с Хабрией трудно было воевать, а уж если на них все начнут
кинжалы точить… Думаю, вы меня понимаете…
        - Да, - согласился Сеул. - Про Шериханский договор можно будет забыть. По всему миру поднимется такая буря, что зайцы, не успевшие добежать до своего леса, будут попросту разорваны.
        - Верно! Так что готовьтесь к переменам.
        - Простите, а что делать с той шайкой, которую мы выслеживали?
        - Пожалуй, закончите это дело. Только выждите неделю или две - по ним тогда начнут бить сразу во многих местах. С шумом будут бить - чтобы все узнали.
        - Мы можем и не успеть. Нам известно, что у них логово где-то на границе, оттуда они переправляют девушек в Северную Нурию. Но у нас возникли затруднения - точное местонахождение логова неизвестно, надо искать. Причем делать это надо аккуратно и скрытно, потому что людей для массовой облавы нет.
        - Люди будут, - пообещал наместник. - Причем людей будет очень много. Все, готовьтесь - в Тарибели теперь изменится многое. К великой радости префекта - ох он и достал меня уже своим нытьем!
        - Стражникам подойдет подмога?
        - Хуже. Война на носу. Хабрия вот-вот нападет на Северную Нурию. Нам, разумеется, придется вмешаться - Договор обязывает, да и ни к чему нам с Хабрией иметь общую границу.
        - Дела… - протянул Сеул. - Что-то я не вижу военных приготовлений - тут сонное царство.
        - Верно. Но не верьте своим глазам. Вы думаете, зря все эти годы панические послания нашего уважаемого префекта оставались без ответа? Думаете, Империи трудно было ввести сюда парочку закаленных легионов и вычистить эти горы вдоль и поперек, после чего распахать и засеять ромашками? Нет, нетрудно. Тогда почему мы позволили довести провинцию до столь плачевного состояния, что даже за городскими стенами не чувствуем себя в безопасности, превращая дома в крепости? Мы этим дали Фоке понять, что слабы и неспособны контролировать даже Тарибель, не говоря уже про Северную Нурию. То есть он теперь уверен, что может ее смело забирать себе - нам она, выходит, не нужна, нам и с Южной хлопот хватает. Будьте уверены - его агентов здесь достаточно и в обстановке он ориентируется не хуже префекта. Со дня на день хабрийцы обрушатся на Северную Нурию. Армия там смешная - ее задавят и не заметят. Пока хабрийцы будут жевать свою добычу, мы подтянем сюда войска. Фока обнаглел настолько, что вооружает свою армию пороховыми трубами, да еще и бандитам нашим их подкидывает. За это он жестоко поплатится - наш удар будет
подобным удару молота по куску стекла. В бой выйдет Корпус Беспощадных - это личный приказ принца Монка. Вы понимаете, что это значит для армии, напичканной порохом по самую макушку?
        - Понимаю, - кивнул Сеул.
        - А теперь представьте последствия внутри Империи. Принц Монк поведет армию в бой, разгромит хабрийцев. Попутно очистит Тарибель от бандитской грязи и разоблачит зайцев как похитителей наших женщин. Этими деяниями он разорвет в клочья Шериханский мирный договор, после этого наблюдатели зайцев будут болтаться на столбах, как украшения наших городов. Уже готовится указ о преследованиях мужеложцев как носителей заячьих обычаев - под это дело можно будет сгноить массу обнаглевших аристократов, а их земли отдать тем, кто этого не забудет и кто будет сражаться за принца. Кто сейчас принц Монк? Второй наследник при умирающем императоре, дегенеративном первом наследнике и совете, состоящем из вороватых мужеложцев. Кем станет он после таких деяний? Я думаю, никто и не пикнет, когда Империя сама упадет в его руки. Хабрия сокрушена, зайцы носа не высовывают из своего темного леса, Столица вычищена от скверны. Самое время начинать все менять - то, до чего мы сейчас дожили, не должно повториться. Империи нужны другие законы - и другие люди. В том числе и вы. Причем нужны срочно. Готовьтесь, братья, к
головокружительной карьере.
        В дверь осторожно постучали, на пороге появился секретарь. Склонив голову, украшенную тщательно завитым париком, он сообщил:
        - Господин наместник, вы отправляетесь в ратушу или перенести эту поездку на завтра?
        - Нет, не переноси. Скажи, что сейчас выйду.
        Повернувшись к Сеулу, наместник вздохнул:
        - Времени на все не хватает, разрываюсь. Давайте, пожалуй, договорим вечером или уже завтра. Или в другой раз.
        - А сейчас нам что делать?
        - Отдыхайте. Когда подойдут серьезные войска, тогда и оцепите нужные вам горы и вытрясете из них похитителей.
        - Их могут нурийцы спугнуть. Тут один рвет и мечет - у него невесту похитили.
        - Ну спугнут так спугнут. Нам достаточно и шайки, накрытой в приюте. Хоть все убиты, но там много чего интересного узнали - лишний штришок в картину заячьих злодеяний. Главное - с умом все осветить. И вообще я не пойму - с чего это им у нурийцев женщин воровать? Вы видели их женщин? Конюхи при виде этих дам овес прятать начинают. Так что не зря нурийцев упрекают в связях с козами - у бедняг просто безвыходное положение. Не думаю, что это наши похитители в его случае постарались - они ведь берут лучших из лучших, настоящих красавиц, а не кривоногих обезьян.
        - Да нет, эта девушка наша была, из приюта.
        - Нуриец в жены приютскую брал? Оригинально… Хотя если вспомнить лошадиный облик их женщин, я его прекрасно понимаю.
        Уже подходя к дверям, Дербитто задумчиво произнес:
        - Господа, я одного не понимаю. Если принцесса Вайира была похищена этой шайкой и увезена к зайцам, то откуда спустя столько лет в Империи вдруг появилась ее дочь? Как она оттуда вырвалась? Почему убила тех зайцев - они ведь явно ее знали. Тот, последний, умерший от отравленной раны, похоже, назвал ее по имени. Откуда у нее такие странные способности? И как она вообще появилась на свет, если вы предполагаете, что у зайцев рождаются лишь мальчики?
        Наместник остановился, задумчиво уставился вдаль, еле слышно произнес:
        - Это вопрос из вопросов… И нам очень хочется узнать на него ответ. Втайне я надеялся, что вам это удастся. Не удалось… Да кто же она такая, эта девочка, и что с ней не так?!
        Глава 21
        Дождь лил уже третий день. Встретив ее еще на нормальной земле водяной пылью, он на землях язвы сменился нудным, монотонным обложным дождиком. Под таким можно смело бегать с час, а то и более - особо не вымокнешь. Но вот шагать под ним три дня… Даже навощенный плащ давно уже не спасал - одежду хоть отжимай. Язва, наверное, останется в ее памяти как самое сырое место в мире.
        Опираясь на свой резной посох, она медленно поднималась в гору. Там, на пологой вершине, виднелись какие-то развалины, - похоже, раньше это была наблюдательная башня. Возможно, ей удастся там укрыться от дождя. Да и зеленые кусты вокруг камней внушают оптимизм, - очевидно, это очередной пятачок жизни, уцелевший посреди язвы. Древний яд не вечен, постепенно слабеет - через десятки веков здесь будут нормальные трава и деревья. И животные с птицами вернутся. Надо лишь подождать - природа умеет лечить раны земли, дай только время.
        Нога в очередной раз соскользнула по напитанной водой глине - если бы не посох, пришлось бы катиться вниз по крутому склону. Дерна здесь нет, и на таких участках подниматься очень непросто.
        Ей вдруг вспомнилась Нурия, зимний перевал, занесенный мокрым снегом. Война Древних не до конца уничтожила смену времен года - зима просто стала короче и теплее. То снегопад, то оттепель, то растает, то замерзнет. Ей не повезло - перебираться через горы пришлось в самое холодное время, по замерзшему льду, прихватившему слякоть последней оттепели. Подниматься вверх тогда было невесело: синяков она понабивала немало - посох на твердом льду не очень-то помогает.
        Сейчас ей полегче - хоть не падает. Да и поклажа плечо не обременяет - мешок с вещами и остатками еды тащит Суслик. Суслик - это вовсе не видовое название того существа, которое столь любезно служит ей сейчас в качестве носильщика. Если и было в мире что-то менее всего похожее на настоящего пушистого и милого суслика, то это создание как раз и топало сейчас за ней, сжимая полуметровыми клыками лямку ее мешка. Надо же как-то называть свое животное? Почему бы не Сусликом? Свистит он, по крайней мере, ничуть не хуже настоящего суслика - пожалуй, даже лучше. Ну если не учитывать того факта, что свист его не очень-то расслышишь человеческим ухом, да к тому же он этим звуком способен лошадей издалека убивать, а может, и драконов. Будь тогда, в трактире, с нею Суслик - ушастые твари умерли бы сами, без ее вмешательства, от одного взгляда на зубы Суслика и его сверкающий красный глаз с узкой щелью зрачка. А потом он бы пробил своим свистом крепостную стену, и они бы промчались через всю Империю - никто бы их не остановил. Промчались? А, ну да - если Суслику сделать седло на шее, там можно будет
разместиться наезднику. Без седла это проблематично: вместо шерсти Суслик покрыт острейшими роговыми шипами длиной в ладонь, а то и более. Она, конечно, привыкла к трудностям, но не настолько же.
        С Сусликом ей крупно повезло. Огромная смертоносная тварь, по-своему даже разумная, но при этом предельно глупая. В голове у нее твердо прописан лишь один способ действий на все случаи жизни: «ВСЕ, ЧТО ВСТРЕЧЕНО, ДОЛЖНО БЫТЬ СЪЕДЕНО. ЕСЛИ СОЖРАТЬ ВСТРЕЧЕННОЕ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ, НАДО ПРИЛОЖИТЬ ВСЕ СИЛЫ, ЧТОБЫ НЕ ДАТЬ СОЖРАТЬ СЕБЯ ВСТРЕЧЕННОМУ». Доказать Суслику, что первый пункт программы в ее случае невыполним, было несложно. Со вторым тоже проблем не возникло - ради того, чтобы не быть съеденным странной двуногой букашкой, он готов был тащить ее мешок до самого моря. Ей двойная выгода - не обременяет плечо и местные мелкие твари заранее спешат убраться с ее пути. Мелкие - не значит, что неопасные: на землях язвы даже создание габаритами с мышь могло угрожать жизни или здоровью. Находить общий язык с каждой не хватит жизни - проще сразу обзавестись суровым попутчиком вроде Суслика и без проблем двигаться дальше, не отвлекаясь на местную фауну.
        Уже у вершины горы Суслик ее внезапно обогнал - для парочки бронированных семипалых когтистых лап мокрая глина не помеха. Странное поведение монстра ее не насторожило - он постоянно так себя вел вблизи относительно не пострадавших островков. Очевидно, участки, не затронутые язвой, смущали его тонкую и ранимую душу или попросту плохо действовали на систему его многочисленных органов чувств, а может, и вовсе ему там везло на «пожрать». Вот он и рвался вперед, чтобы сунуть свой жадный глаз во все щели.
        Поднявшись наверх, она остановилась, облегченно вздохнула. Ей вновь повезло - эту ночь она проведет почти в комфорте.
        Здесь действительно когда-то была башня. Огромная башня, сложенная из неподъемных гранитных блоков. Война, бушевавшая тысячи лет назад, обошлась с сооружением нехорошо - оплавила, будто свечку. Верхние этажи потекли потоками лавы, нижние рассыпались, но укрытие все же сохранилось - один из огромных плоских блоков, некогда бывший частью стены, перекосился набок, уткнулся в груду оплавленных обломков, да так и замер, теперь уже навечно. Древние на размерах никогда не экономили - под этим камнем могли с комфортом разместиться десять таких девушек, как она. Сухая глина, посыпанная щебнем и шлаком, да мелкие соринки и сухие листья, занесенные ветром. Камни она уберет метелкой из сухих веток, соорудит костер, расстелет рядом плащ, выспится.
        Суслик, поняв ее без слов, раздвоенным языком сшиб с клыка ремень мешка и, обойдя башню с другой стороны, чем-то там аппетитно захрустел. Заинтересовавшись, пошла за ним. Так и есть - вечно голодное создание жевало выбеленный человеческий скелет. Пойманный на горячем, Суслик виновато свистнул:
        - ТУТ ЕЩЕ МНОГО КОСТЕЙ. ХВАТИТ НАМ ОБОИМ. НЕ ТРОГАЙ МОИ КОСТИ, БЕРИ СЕБЕ ДРУГИЕ.
        - Не нужны мне эти кости - жри сам.
        - Я ДОВОЛЕН, ЧТО ТЫ НЕ ЖАДНАЯ. ПРАВИЛЬНО - НЕ ЕШЬ ИХ. В НИХ ВООБЩЕ НЕТ МЯСА. МЯСО Я СЪЕЛ ТУТ ДАВНО, КОГДА БЫЛ ЕЩЕ МАЛЕНЬКИМ.
        - Так это ты убил этих людей?
        - ДА. ОНИ ПРИШЛИ КОПАТЬ ЗДЕСЬ СЕБЕ НОРЫ. ЭТО МОЙ ХОЛМ. КТО ПРИХОДИТ НА МОЙ ХОЛМ, ТОТ ОТДАЕТ МНЕ СВОЕ МЯСО. МЯСА БОЛЬШЕ НЕТ - СЪЕМ КОСТИ.
        Осмотревшись, она заметила в траве еще несколько скелетов. Ребра сломаны, черепа раздавлены. Очевидно, Суслик в те годы действительно был маленьким и сожрать этих несчастных прямо с костями не смог. Сейчас бы проглотил не подавившись - вон как скелетом хрустит.
        На некоторых видны остатки кожаной и шерстяной одежды, у одного - обрывки кольчуги, а вон погнутый панцирь валяется. Под ногами рассыпалось древко трухлявого копья. Кто это был? Солдаты? Может, это люди из той экспедиции, о которой рассказывал Итари? Да какая ей разница - мало ли костей, оставленных авантюристами, хранит эта отравленная Древними земля.
        Заглянув в оплывшую яму, оставшуюся на месте раскопок, она не заметила там ничего интересного - лишь ржавая кирка с трухлявой рукоятью. Что они здесь искали? Сокровища? Древние артефакты? Древние книги? Глупо - не стоило из-за этого отдавать свои жизни Суслику.
        Прошла чуть дальше, посмотрела вниз, на другую сторону горы. Ничего интересного - через сотню шагов опять начинается голая земля, усеянная проплешинами с черным мхом. Далеко внизу виднелось что-то вроде фигурного фонтана, только заполнен он не водой, а раскаленным докрасна шлаком. Это чем же туда угодило в войну, что до сих пор это место не желает остывать? Вокруг «фонтана» виднелось подозрительное движение - десятки сетчатых шаров, сверкая желтыми всполохами, подпрыгивая и хаотически дергаясь из стороны в сторону, описывали широкие круги, причем все они огибали «фонтан» в одном направлении. Размеры шаров были неодинаковы - меленькие, будто апельсины, крупные - с солидную бочку. Ей почему-то не понравилось это странное зрелище, и она решила, что, когда продолжит путь, обойдет это место стороной. Вообще в этих местах лучше особо не любопытствовать и к подозрительным вещам не приближаться. Зря она поначалу, заинтересовавшись
«черным мхом», подошла слишком близко к полянке - подобная любознательность здесь может печально закончиться.
        Налетевший порыв ветра не сумел растрепать ее мокрых волос и, видимо, от досады на несколько мгновений прогнал туманную завесу. Далеко впереди, за цепями холмов, она разглядела идеально ровную иссиня-черную поверхность. Улыбнулась - она первый раз в жизни увидела море.
        И еще она почувствовала, что берег практически чист - древней отравы там немного. Это хорошо - ей, очевидно, придется прожить некоторое время возле моря. На это намекал голос. Жить, разумеется, гораздо приятнее среди зеленой травы и кустарников, а не возле полян, затянутых «черным мхом» и кишащих необычными обитателями вроде Суслика и этих странных шаров.
        Суслику, наверное, там не понравится. Ничего, перетерпит - нечего было гнаться за ней по горам с целью гастрономического знакомства. Да и ей там будет несладко - ветерок оттуда задувает очень прохладный. Холодное море? Почему бы и нет - может, это течение здесь проходит от ледяного материка на юге. Да уж… неуютно ей там придется на таком ветру, да еще и под дождем. Одна надежда на Древних - может, оставили ей там что-нибудь вроде этого укрытия.
        Возвращаясь к руинам башни, она нагнулась, ухватилась за древко копья, попробовала поднять, но трухлявая древесина переломилась. Она оказалась настолько ветхой, что даже треска не было. Плохо. Но ничего, в мешке у нее есть маленький топорик: спасибо Итари, он снабдил ее многими полезными здесь вещами. Им она сейчас нарубит сухих веток, а может, и свалит вон то умершее деревце. Костер выйдет отличный. Посидит, отогреется, подождет, когда на расстеленном плаще соберется дождевая вода. Выльет ее в маленький медный котелок, поставит на огонь. Когда закипит - заварит травяной чай со щепоткой перца и кусочками сушеных грибов, перекусит зачерствевшими лепешками с сыром, запивая их обжигающим напитком. Потом высушит одежду возле огня, расстелет плащ на сухой почве, ляжет, выспится.
        А утром пойдет дальше, к берегу холодного моря - так приказал голос.

* * *
        Сегодня лед решил над Тимом поиздеваться.
        Нет, ему и до этого приходилось несладко, но не настолько же!
        Поначалу двигаться было тяжеловато - курс по компасу выдерживать получалось не всегда. Торосы, сливаясь в сплошные ледяные хребты, преграждали ему путь, вынуждая искать объезд - с санями он через них не переберется. Наверное, в первый день прошел не более десяти километров в западном направлении. Неудивительно - петлять пришлось, будто степному зайцу.
        Ночью, завернув вход в палатку и свернувшись калачом в холодном спальном мешке, он, согреваясь своим же дыханием, с горечью думал, что все его расчеты оказались неверными. С такой скоростью ему понадобится не меньше двух недель, чтобы добраться до западного края льдов. Выдержит он столько? Сомнительно… Ему казалось, что и одну ночь пережить будет трудновато.
        Зря волновался - все оказалось не так уж и плохо. Да, поначалу в спальнике было очень холодно. Настолько холодно, что он даже стал думать над тем, как бы обогреться с помощью жирового светильника. Смешно - сгорел бы вместе со спальником и палаткой. Или задохнулся бы - пламя быстро пожирает воздух, а палатка закупорена чуть ли не герметично.
        Через какое-то время мысль о светильнике он отбросил - в спальнике стало потеплее. Затем немного нагрелся воздух в палатке, стало гораздо веселее. Тим, набив брюхо холодной солониной с сухарями и китовыми огарками, зажевал на десерт сухофрукты, а вместо чая перед сном пришлось покушать снега. Это он не продумал: в следующие ночи, перед тем как забраться в палатку, он натапливал воды на пламени светильника. До кипячения не доводил, но это все же лучше, чем снег жевать.
        На второй день идти стало гораздо легче. И это вовсе не из-за того, что он привык к тяжести саней. Просто местность стала меняться - торосы сгладились, стали встречаться пореже, а непреодолимые ледяные гряды и вовсе исчезли. Снег, прибитый ветром, был здесь плотным, с толстым слежавшимся настом, полозья, смазанные китовым жиром, шли по нему как по маслу. Теперь он двигался почти без помех и действительно мог преодолевать не менее двадцати километров в день. Ноги, конечно, ночью гудят от боли в суставах - к такой нагрузке он не привык. Ничего, перетерпят, Тим выдержит.
        Несколько дней он двигался по почти идеально ровной снежной равнине. Лишь изредка ее гладь нарушали скромные торосы, да на юге у самого горизонта что-то непонятное серело. Возможно, ледник или даже далекий берег замерзшего материка.
        Сегодня все изменилось в худшую сторону - все стало даже хуже, чем было в первый день.
        Торосы теперь не просто преграждали путь - ему с трудом приходилось выискивать проходы между ледяными скалами. Добавилась новая напасть - глубокие трещины. Присыпанные снегом, они коварно поджидали неосторожную жертву. Попав в такую ловушку первый раз, он, повиснув на постромках головой вниз, с трудом выкарабкался обратно. Дальше шел уже с трокелем в руках, прощупывая дорогу. Откуда здесь такие трещины? Это же не ледник, о которых любил рассказывать заядлый альпинист Егор.
        Как он там, кстати? Так и лежит бездушной куклой с застывшим мертвым взглядом? Может, в глубине души ждет, когда же вернется Тим. И не просто вернется - найдет способ вернуть душу в тело. А Тим вот задерживается… Тима угораздило заглянуть в тувисский бордель, и теперь вот он из-за этого попал в такое место, что не хватает приличных слов, чтобы дать ему подходящее название…
        Ледяной ад…
        Как же хочется пить. Жажда Тима убивала - он был близок к тому, чтобы начать пить свою мочу. Вокруг море воды, а толку? Снегом он почему-то утолить ее никак не мог, попытки обсасывать осколки льда тоже к успеху не приводили. Лишь растапливая снег в кружке, он кое-как напивался. Но дело это было долгим и непроизводительным - чтобы натопить литр влаги, пришлось бы потратить не меньше часа, а скорее всего, больше. Тим не мог себе позволить убивать столько времени - приходилось терпеть. Диета его, включающая солонину, сухари и вытопленную китовую плоть, еще больше усугубляла ситуацию.
        Завтра он точно начнет пить мочу. Послезавтра будет грызть лед, еще через день свихнется и спалит свои сани, а на этом пламени натопит МНОГО ВОДЫ.
        Помимо всего прочего, лед сегодня вел себя скверно - то и дело начинал трещать. Временами трещал очень даже угрожающе и, казалось, подрагивал под ногами. Несколько раз вдали слышался и вовсе громоподобный треск - с таким звуком был затерт «Клио». Откуда здесь такая активность? Может, здесь подо льдом уже бушует новорожденное течение? Хорошо это или плохо? А кто его знает… Хотелось бы думать, что активность ледяного поля объясняется близостью открытой воды.
        Быстрей бы уж… Спальник отсырел, палатка тоже. Залезать вечером в это заиндевелое царство было мукой. У него уже возникали мысли разломать бортики саней и на маленьком костре подсушиться. Останавливали от этого лишь остатки здравых мыслей: вряд ли слабого костерка хватит, чтобы высушить эти объемные тряпки, да и бортик может еще пригодиться - хоть какая-то защита от волн.
        Сколько он еще продержится? Он идет по ледяной равнине уже десятый день, а ведь, по его расчетам, должно было хватить недели. Нет, силы у него еще есть. Пока что есть. Но еще пара ночевок в этой сырости… Странно, что он до сих пор не заболел, - все же со здоровьем ему повезло.
        Проклятая карта точно соврала - давно уже должен был выйти к открытой воде.
        Сквозь скрип полозьев он различил новый звук. Замер, не поверив своим ушам, сорвал капюшон и шапку, прислушался. Все еще не веря, отцепил крюк от пояса, неуклюже перебирая снегоступами, поспешил к ложбинке меж торосов, поднялся на пологий пригорок, застыл.
        Он дошел!
        Свинцово-темная поверхность простиралась до горизонта. Тут и там ее однородный фон нарушался пятнами льдин и айсбергов - течение тащило обломки замерзшего материка к экватору. У кромки льда пенились волны, но дальше было нормальное океанское волнение, без пенных барашков на гребнях: будто пологие пригорки перекатываются. Там даже плотику Тима ничто не грозит, главное - не делать резких движений при подъеме на волну, иначе можно перевернуться.
        Вернувшись к саням, Тим, с трудом перетащив их за торос, присел отдохнуть. Достав из бочонка пару сухарей и последний кусок солонины, начал жевать, параллельно размышляя над возникшей проблемой. Как ему теперь спустить свои вездеходные сани на воду? Плохо, что он раньше об этом не подумал…
        Вот оно, море - рукой потрогать можно брызги от волн, а толку-то? Если он начнет толкать сани в воду, они неизбежно клюнут носом, зароются в воду и, скорее всего, опрокинутся.
        Это Тима не устраивало.
        Так ничего и не придумав, он вновь впрягся в сани, потащился на север, вдоль кромки припая[ Припай - разновидность неподвижного льда в морях, океанах и их заливах вдоль берегов.] . На ходу он жадно всматривался вперед. Не может быть, что везде все одинаково и не найдется удобного местечка для спуска на воду. Судьба не имеет права так нехорошо с ним пошутить - он и без того настрадался за десятерых, все, хватит! Он не желает подыхать в ледяном аду, рассматривая при этом море - недоступную лазейку для спасения. Если не сумеет найти безопасный спуск, рискнет санями. Потеряет их - не беда: прыгнет в море и, пока хватит сил, будет грести руками, чтобы подохнуть в океане, а не в плену этих проклятых льдов.
        Наверное, судьба услышала его безмолвные мольбы и отчаянные угрозы суицида. Впереди затрещало, на глазах Тима от кромки припая отделило солидную льдину, но набежавшая волна, толкнув, приподняла ее, потащила назад. Льдина, попятившись, высоко задрала зад, со скрежетом пытаясь влезть повыше, замерла, опустив часть, обращенную к морю, под воду.
        Не веря удаче, Тим рванулся вперед, чуть не порвав постромки. Быстрее! В любой момент льдину может оторвать окончательно, унести течением, или ее притопленный край поднимется. Сани затащить не получается - мешает ледяной уступ, возникший по трещине. Уступ на глазах изменяется - льдину перекашивает все больше и больше, вот-вот она сорвется в море.
        Лихорадочно работая трокелем, как лопатой, Тим быстро нашвырял снега, ухватился за постромки руками, с криком затащил сани на льдину. Теперь быстрее: если он не успеет спустить сани - поплывет по течению на оторвавшейся льдине, а в его планы это не входило.
        Развернув сани передом к морю, Тим подтолкнул их сзади, почувствовав, что они сами заскользили с горки вздыбившейся льдины, встал на концы полозьев, не создавая лишней тряски, перелез через задний бортик. Вовремя - сани с плеском зарылись в воду, продолжая скользить по накрытому морем льду, поехали дальше, приподнялись на волне, мягко закачались. Все. Тим лезвием трокеля уперся в льдину, оттолкнулся, потом еще раз…
        Вовремя - льдина наконец-то ринулась в море. Вздыбленный льдом водяной вал отшвырнул суденышко Тима, будто щепку, опасно перекосил, пенящийся гребень волны злобно прошелестел по парусине, обдав свернутую палатку и рулон паруса.
        Фигу вам - не достанете!
        Ветер юго-восточный. Холодный - с материка задувает. То, что ему надо: как раз на Атайский Рог понесет. Попутный ветер - это большая удача, надо не медлить, а то упустишь. Хотя и показано на карте, что преобладающие ветра в эту пору года южные и юго-восточные, но карта может и обмануть, да и «преобладающие» - вовсе не означает «ежедневные».
        Брусок мачты ушел в гнездо, стукнулся крестовиной ограничителя. Теперь принайтовить его к вырезанным в бортиках отверстиям на корме, натянуть растяжки потуже, чтобы не болталась. Готово. Рукавицы мешают - сняв, Тим бережно свернул их, запихал за пояс, взялся за парус. Здесь все готово заранее - зацепить петлю за верх мачты, а края верхнего бруса, служащего верхней реей, оттянет к себе, заведет за растяжки. Потом останется прихватить нижнюю рею - и все, готово. Простенькая конструкция, но сложнее ему противопоказано - на этой скорлупке лишние телодвижения нежелательны.
        Опустив нижнюю рею, Тим с трудом ее удержал: ветер пытался вырвать брус из рук. Подожди, ветер, не торопись, успеешь еще с парусом наиграться, не веди себя, будто нетерпеливый щенок при виде сладкой косточки. Петли линя протянул через дырки в боковых бортиках, натягивая, прицепил их за края досок. Размеры у него были выставлены заранее - слабины можно не бояться.
        Все, парус установлен. Жалкий клочок парусины, квадрат которой Тим может обхватить, раскинув руки. Был бы жив боцман - обозвал бы это сооружение «носовым платком для неженки Тимура»… если не хуже. Но этот «платок» работал - плотик ощутимо клевал носом, норовя зарыться в воду. Эх, надо было все же сделать мачтовое гнездо посредине - тогда бы не было этого перекоса. Спешка до добра не доводит - ошибся Тим.
        Пришлось перебираться на корму, своим телом выпрямляя плотик. Усевшись, Тим достал из-под бортика кусок парусины, завернулся в него, защищаясь от холодного ветра. Обернулся, взглянул вниз, заулыбался - позади плотика бурлила кильватерная струя, будто за настоящим кораблем.
        Работает парус, работает!
        Подняв голову, улыбнулся еще шире. За кормой плотика удалялись ненавистные льды. Замерзший край торосов, ледяных пустошей и снежных наметов остался в прошлом. Неизвестно, что будет дальше, выживет ли Тим, или его погубит океан, но назад он больше не вернется. Кому как, но Тиму сама мысль умереть во льдах внушала чудовищное отвращение. Так и останешься там замерзшей статуей, и даже стервятники тебя не сожрут - их там нет. То ли дело море - здесь все честно. Море - это живая стихия, а не мертвая безликая сила, способная тебя убить, не шевельнув при этом пальцем.
        Не удержавшись, Тим вскинул согнутую руку в неприличном жесте: всё, льды, прощайте, больше мы не с вами не увидимся. Ледяной ад скоро растает за кормой.
        Порыв ветра, поторапливая неуклюжий плотик, хлопнул парусом: вперед, к Атайскому Рогу!
        notes
        Примечания

1
        Аркебуза - один из первоначальных видов ручного огнестрельного оружия.

2
        Брандер - судно, нагруженное горючими веществами, использующееся для поджога вражеских кораблей.

3
        Гальюн - туалет на корабле.

4
        Планшир - деревянные или металлические перила, устанавливаемые поверх фальшборта или судового леерного ограждения.

5
        Кингстон - клапан на подводной части обшивки судна. В данном диалоге фраза
«открыть кингстоны» обозначает «затопить судно».

6
        Гляциология - наука о всех формах льда на земной поверхности (ледники, снежный покров, ледяной покров водоемов и др.) и подземных льдах; синоним общего ледоведения.

7
        Припай - разновидность неподвижного льда в морях, океанах и их заливах вдоль берегов.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к